Арфа королей Джульет Марильер
Фэнтези: открытие
Юная Ливаун прекрасно поет и играет на свирели, а Брокк, ее брат, может растопить своим пением даже самое жестокое сердце. Они мечтают попасть в отряд, где обучают лучших воинов. Уникальное сочетание талантов Ливаун и Брокка помогает им в этом. Воинам-бардам поручают важное задание - найти украденную Арфу королей, древний символ королевской власти.
Им предстоит встретить заговорщиков и наследников королевских семей, друидов и знахарей, мудрецов и бродячих музыкантов, узнать, что волшебный народ не прочь вмешаться в дела людей, и принять решение, от которого может зависеть их жизнь и счастье.
Джульетта Марильер
Арфа Королей
Посвящается моему внуку Тайко
Действующие лица
Включая некоторых персонажей, которые в повествовании не присутствуют, но упоминаются другими.
Лебяжий остров
КИНЕЛА:старейшина острова
АРКУ:главный инструктор по навыкам боя. Имя в ходе выполнения миссии: Дядюшка Арт.
БРИДА:главный инструктор по тайным миссиям
ХАКИ:бывший берсерк, инструктор по ведению боя на борту корабля
ЭВА:наставница по взлому замков и маскировке
ИЛЛАН:воин острова, опытный кузнец. Имя в ходе выполнения миссии: Огн.
ИМЕР: выполняет на острове вспомогательные функции; играет на свирели
Новобранцы
ЛИВАУН:певунья и мастерица игры на свирели. Имя в ходе выполнения миссии: Кира.
БРОКК:брат Ливаун; песенник и арфист. Имя в ходе выполнения миссии: Донал.
ДАУ:третий, младший сын вождя клана. Имя в ходе выполнения миссии: Нессан.
ХРОТГАР:викинг
ЧИАНАН
ЙЕНН:армориканец
В пути
ДЖУНИПЕР:рассказчица и знахарка
ШТОРМ:ее пес
ОЧУ И МАЭН: муж и жена на «конспиративном» хуторе
Двор королевства Брефны
РОДАН: сын последнего короля Аэнгуса
КОРА:регент
БРОНДУС: главный советник
БРЕСС:второй советник
НИАЛ:страж закона
ГОРВ: личный страж Родана
БУАХ: личный страж Родана
КРИН: друг Родана
КОЛЛ: друг Родана
МААРЕ: няня
АШЛЛИН:шестилетняя девочка
МУХТА: придворный кузнец
ЛОМАН: конюх
ФИНН: конюх
ОСГАР: воин, муж Банвы
ДАНА: прачка/швея
МЕВ: прачка/швея
БРИН: пес, охраняющий конюшню
Обитатели неметонов
МОРКАН:Верховный Друид
ФАРАННАН: Верховный Бард
ОЛАНН: друид
ОГР: ученый муж
ФЕЛАН: друид-ученик
РОСС: друид-ученик
ШИДА: друид-ученик
ФЛЭНН: друид-ученик
Глендарраг
ТОССАК:вождь клана, родственник последнего короля Аэнгуса
ЭНЬЯ:его жена
БРИОН: их старший сын десяти лет
ТАДГ: их младший сын восьми лет
ПЭДРЕЙГ: советник Тоссака
Колдовское царство Брефны
ЭРНЬЯ: королева колдовского царства Брефны
РЯБИННИК: ее страж
НОЧНАЯ ТЕНЬ: ее мудрец
ПРАВДИВКА
ТРАВКА-МОТЫЛЕК
ШАПОЧКА-КРОХОТКА
ШУБКА-ЧЕРТОПОЛОХ
Другие упомянутые по именам персонажи
ГЭЛЕН: старший брат Ливаун и Брокка, личный страж и друг Айлу
АЙЛУ: наследный принц Далриады
ХОЗЯЮШКА БЛЭКТОРН: мать Гэлена, Ливаун и Брокка; знахарка и колдунья
ГОСПОДИН ГРИМ: отец Гэлена, Брокка и Ливаун; соломенных дел мастер
ШИНАН: старший брат Дау
РУАРК: средний брат Дау
СНЕЖОК: собака Дау в детстве
ГЭРАЛЬТ: наставник Дау
АЭНГУС (ПОКОЙНЫЙ): бывший король Брефны
ДЕЙРА (ПОКОЙНАЯ):его жена
БЕВИН: королева Маленького народца в легенде об Арфе Королей
ИИВАР:вымышленный отец Киры
КЛИЭНА: игрушка Ашллин, названная по имени королевы Туата Де Даннан
1.Ливаун
Чертов Арку! Ну почему мы должны сражаться под этим ужасным дождем! Я подставляю Брокку подножку, завожу свою левую ногу за его правую, заваливаю назад всем весом, швыряю на землю и падаю вместе с ним. Мы катаемся в грязи. Твою мать! Кому захочется заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Я, наверное, сошла с ума.
С северного моря налетает ветер и разгоняет тучи. Брокк изрыгает проклятия. У него сбито дыхание. Еще чуть-чуть, и я его сделаю.
- Врежь ему по яйцам! - кричит кто-то.
- Хватай ее за волосы! - вопит другой.
Кажется, это Дау. Ему нравится, когда я проигрываю.
Смотреть на Арку, будь у меня даже возможность повернуть голову, нет нужды. Я и так знаю, о чем он думает: «Это тебе не драка на задах бражного зала, я готовлю вас к настоящим сражениям. И если у тебя есть преимущества - используй их».
«Превосходство в весе, - напоминаю я себе, пока Брокк с трудом поднимается на одно колено и на мгновение ослабляет захват моей правой руки. - Сильнее воля к победе. И явное отсутствие желания уступать». Я хватаю горсть грязи и бросаю ему в лицо. Он ругается, выпускает меня и трет глаза. Не вставая с колен, разворачиваюсь и наношу точно рассчитанный удар в челюсть. Брокк проиграл.
- Отбой! - поднимает руку Арку. - В схватке победила Ливаун.
Наконец-то, хвала богам ветра и погоды. Слышатся жидкие аплодисменты наших товарищей, вынужденных наблюдать за всеми без исключения схватками, вне зависимости от погоды. Арку считает, что всегда можно чему-то научиться, наблюдая за ошибками других. Я протягиваю Брокку руку и помогаю подняться.
- Мне надо было предвидеть этот твой ход, - бормочет он, вытирая лицо грязным рукавом.
Что можно ответить? Спарринги мы с ним устраиваем с детства, и он знает, что я не гнушаюсь грязными приемами, если это требуется для победы. В схватках с Брокком я чаще выигрываю, потому что он слишком благороден - себе во вред.
- Грязный бой, - говорит Арку. - В какой-то момент, Брокк, у тебя было преимущество, но ты им не воспользовался. Не позволяй мыслям рассеиваться, особенно в таких случаях. Оттачивай зрение, оттачивай слух, прислушивайся ко всему, что происходит в каждой частице твоего тела. Отражая один ее удар, ты должен предвосхищать следующий. Если она застанет тебя врасплох, тебе конец. А если ошибешься в реальном бою, можешь погибнуть, что отнюдь не порадует тех, кто платит за твои услуги, кем бы они ни были. На, держи.
Он вынимает из потайного кармана своей необъятной меховой накидки - она почти легенда - сомнительного вида тряпицу и протягивает ее Брокку.
- Вытри лицо.
Поворачивается ко мне:
- Ливаун, на этот раз ты действовала быстро. Надеюсь, ты не причинила брату вреда. Но закончить этот бой можно было и честнее. Расскажи мне, что для этого можно было сделать.
Я еще раз прокручиваю в голове схватку.
- Будь я быстрее, на него можно было бы навалиться всем телом, когда мы упали. А чуть раньше, выполняя захват с броском, можно было расставить ноги шире и, тем самым, не позволить ему вскочить на ноги.
- У него это хорошо получилось, - Арку переводит суровый взгляд на Брокка и коротко кивает в знак одобрения, - ты двигаешься очень быстро и легко, на сей счет можешь не сомневаться.
- Он рожден быть бродячим музыкантом, - презрительно бросает негодяй Дау, - и обладает множеством талантов: поет, играет на арфе, показывает акробатические трюки.
Я стискиваю зубы и глотаю убийственный ответ, которого заслуживает этот комментарий. Сдержанность на Лебяжьем острове входит в кодекс поведения, к тому же рядом Арку - тот самый Арку, которому со временем предстоит решить, кто из новобранцев станет постоянным членом отряда, а кто отправится домой, полный сожалений. Что до Брокка, то он молчит.
- Вы удивитесь, - замечает Арку, - сколько талантов боец с Лебяжьего острова может задействовать для обеспечения стратегического преимущества. Некоторые из них вовсе не относятся к боевым навыкам. Если кому-то из вас посчастливится успешно окончить этот курс и остаться на острове, вы увидите, что предлагаемые нами услуги разнообразны. Выступить, как на параде, с начищенным до блеска оружием в руках, чтобы убить противника, пока он не прикончил тебя, - это далеко не все. Хотя этому вам тоже предстоит учиться. Кто-нибудь хочет высказаться?
Да, конечно. Наш отряд провел на острове, постоянно тренируясь, два лунных цикла. Мы работаем целыми днями, а часто и по ночам, потому что должны уметь драться в любых условиях. Арку на Лебяжьем острове - главный инструктор, но нас учат и другие. Здесь есть настоящие мастера владения мечом и луком, эксперты по поединкам на шестах и голыми руками, что вполне ожидаемо для школы боевого мастерства. Нас обучают взбираться на крутые склоны гор, рассказывают, как отразить атаку врага, нападающего, когда ты, на полпути к вершине, цепляешься за столь дорогую твоему сердцу жизнь. Нам прививают навыки ухода за снаряжением, начиная с оружия и кончая обувью, устраивают внезапные проверки и если обнаруживают чьи-то грязные ботинки или плохо начищенный нож, расплачиваться приходится всем. Под руководством похожей на мышь женщины по имени Эва мы учимся открывать запертые двери и прятаться прямо под носом у других. Высокому, крепко сбитому человеку это не так просто, в чем у меня есть возможность убедиться. И цвет моих волос - ярко-рыжий - тоже этому не помогает.
К числу навыков, которые мы не сможем приобрести на острове, относится верховой бой. Держать лошадей здесь не получается - равнинных земель мало, а те, что есть, заняты тренировочными площадками и жилыми строениями. Остальная часть острова - крутые холмы, коварные лощины и отвесные скалы - отдана во власть овец, тюленей и буревестников. На Лебяжьем острове есть флот небольших суденышек. На одних ловят рыбу, другие перевозят с острова на материк и обратно людей и грузы, а третьи, как мы недавно узнали, предназначены для тренировок - на них нас учат драться на качающейся палубе, не падая за борт. Наш наставник в этом - викинг Хаки, настоящий великан.
Мы ни на секунду не забываем, что нас взяли сюда с испытательным сроком. Тест на прочность нам могут устроить в любое время дня и ночи. К тому же, инструкторы буквально не сводят с нас глаз. Кто лучше и сильнее, кто самый многообещающий. Спрашивать, кому этого больше всего хочется, нет никакого смысла. К этому стремятся все, иначе мы не стали бы через все это проходить. Мы с Брокком тренировались несколько месяцев, чтобы попасть на подготовительный курс, из двадцати членов которого в отряд Лебяжьего острова войдут лишь двое-трое. Возвращаться домой никому не хочется.
Будь выбор за мной, я бы остановила его на Дау. Да, из всех новобранцев он, пожалуй, самый несимпатичный, но при этом превосходит остальных и в любых физических упражнениях, и в решении головоломок и разработке стратегий. Брокк в нашей команде не самый сильный, однако у него есть другие способности, которые Лебяжий остров может посчитать достоинствами. Думаю, наши наставники признают его таланты, хотя и не говорят об этом. У моего брата есть замечательное качество - он помогает другим сохранять спокойствие в суровых условиях наших испытаний. К тому же, своими чувствами, выходящими далеко за рамки обычных, он может делиться не только когда исполняет музыку, но постоянно. Что до меня, то я зарекомендовала себя довольно хорошо. Хотя на острове живет и работает немало женщин, в том числе и наставниц, в элитном отряде их только двое. Двое, и это при том, что в отряде более пятидесяти человек. А в нашей команде новобранцев я - единственная девушка. Так что шансы не в мою пользу. Но я докажу свою состоятельность. Я приехала сюда не за тем, чтобы потерпеть поражение.
- Думаю, - говорит Дау, - Брокк сражается с Ливаун не в полную силу, потому что она женщина. Он вряд ли ущипнет ее за грудь или врежет ей между ног. И не станет сидеть, сложа руки, если кто-то пристанет к его сестре. Именно об этом говорит сейчас выражение его лица.
Я усилием воли заставляю себя не смотреть на Брокка, потому что и так знаю, что он сейчас чувствует. Гнусный Дау! Среди его талантов - способность безошибочно определять слабые стороны людей и их использовать. Знаю, это действительно может оказаться полезным, но я предпочла бы, чтобы к нам он подобные навыки не применял.
Арку молча ждет, давая нам полную волю порасшибать лбы.
- Дау, хватит пороть чушь.
Это говорит скандинавский новобранец, высокий и крепкий бородач Хротгар. Мы с ним хорошо поладили. Он рассказал мне, как обстоят дела в его родных краях, как женщины там могут при необходимости выступать в роли лидеров, воинов и заправлять всем в доме, и как их уважают, чем бы они ни занимались. Вместе с ним на Лебяжий остров хотела поехать и его сестра, но ей всего тринадцать - на пять лет меньше, чем мне.
- Брокк - отличный воин, - продолжает Хротгар, - почему, по-твоему, Ливаун достигла таких успехов? Потому что годами с ним тренировалась, вот почему. А у него свой собственный стиль, только и всего. И раз уж мы заговорили о том, чтобы сидеть, сложа руки, когда набрасываются на твоего товарища, будь то мужчина или женщина, то как бы ты сам поступил в такой ситуации?
- Наверное, когда-нибудь мне действительно придется это решать… - отвечает Дау. - А что если нас отправят с тайной миссией, а я выступлю в защиту товарища, то всех нас тем самым раскрою? Разве нам не говорили, что задание всегда должно быть превыше всего?
Он смотрит на Арку, но если наставник что-то ему и отвечает, его слова тонут в шуме дождя, неожиданно хлынувшего с новой силой. Ливень с ревом обрушивается на остров, затмевая собой все, что только доступно взгляду, и в одночасье ставит точку на любых разговорах. Арку машет рукой на ближайший дом, и мы бежим в укрытие.
Через несколько часов, после ужина, мы сидим в общем зале, а на улице по-прежнему льет, как из ведра. В этот час вся община собирается вместе, чтобы вдоволь поесть, попить и насладиться приятным дружеским общением. У горящего очага рассказывают разные истории, по кругу передают кувшины с медовухой и элем, а те, кто может петь или на чем-то играть, развлекают остальных. Мы с Брокком любим музыку. Дома нас то и дело приглашали на деревенские праздники и свадьбы. Мы даже играли на торжественных собраниях у наследного принца Далриады, что недалеко от нашего родового гнезда. О том, что мы музыканты, сообщество Лебяжьего острова узнало сразу - приехав с притороченной к спине арфой, Брокк заявил об этом весьма недвусмысленно.
Арку тоже музыкант. Его руки - сплошные мышцы, и с кельтским бубном он обращается так же, как с мечом, словно считая продолжением своего тела. В его игре слышится и топот ног воинов на марше, и биение сердец, и звуки мира островной природы: хлопанье могучих крыльев альбатроса, плеск выгнувшегося, уходящего под воду тюленя, шелест ветра среди соломенных крыш. Бубном он владеет так же мастерски, как и навыками практически любого боя. Ни о жизни до острова, ни о том, где и как он всему научился, Арку не говорит ни слова. А мы не спрашиваем. Но мне хочется когда-нибудь услышать его историю.
Вечером, после той схватки в грязи, Хаки рассказывает нам о временах, когда он был ulfhednar, то есть берсерком или Воином в волчьей шкуре. Роль этих бесподобных воителей сводилась к тому, чтобы спрыгивать с носа ладьи, когда она подходила к берегу, и сеять ужас в сердцах врагов. Они дают богам клятву и, судя по всему, полубезумны. Нынешний рассказ касается топора, который долгое время приносил удачу своему владельцу. Но когда оказался в чужих руках, все изменилось. Эта история захватила нас всех, а мой брат, судя по чрезвычайно сосредоточенному выражению лица, уже сочиняет на ее основе балладу.
- И в ночь, когда Бриньолф испустил дух, - Хаки понижает голос едва ли не до шепота, - те, кто сидел у его ложа, клялись, что хотя топор лежал рядом с ним на носилках, в воздухе звучал его голос, исполнявший песнь острого клинка: «Домой, мой преданный хозяин, пойдем домой в обитель богов! Тому же, кто меня у тебя украл, я говорю: проклинаю тебя за предательство друга! Пусть меч твой затупится, а рука ослабеет, пусть враг смеется тебе в лицо до самой твоей смерти!»
Замечательная история. И какое кому дело, правда это или ложь? Теперь наша очередь всех развлекать. Мы на скорую руку составили квартет: я, Брокк, Арку и Имер - девушка, хорошо играющая на свирели. Я тоже умею на ней играть. Когда играешь вместе с другими, чем больше инструментов освоишь, тем лучше. Мы с Имер закручиваем вихрь, словно играя в вопросы и ответы, отсчитывая по очереди восемь тактов и постепенно наращивая темп. Ближе к концу те, кто считает себя танцорами, валятся с ног и хохочут до упаду. Странно, но это кажется правильным. В бою воины Лебяжьего острова - лучшие из лучших, об их подвигах слагают легенды и приглушенными голосами рассказывают у костров по всему Эрину. Но в такие минуты они превращаются в одну большую, сердечную семью.
На нас сыплются просьбы исполнить разные песни. К счастью, мы знаем почти все из них. Вечернее представление, как правило, начинается с баллад, причем баллад великих, повествующих об великих походах, об истреблении чудовищ, об освобождении пленников. Затем мы переходим на более скромный репертуар, повествующий о том, как злополучный третий сын удостоился руки принцессы, впоследствии доставившей ему гораздо больше неприятностей, чем он ожидал. Далее следуют похабные песенки, вполне уместные в бражном зале, трагические баллады о загубленной любви, и марши, которым подпевают старики, независимо от того, помнят они их слова или уже нет. Мы с Брокком любим сочинять и мелодию, и слова. Наши голоса прекрасно гармонируют друг с другом: мой - сильный и глубокий, его - воздушный и чистый, проникающий прямо в душу. Дома нас то и дело просили петь любовные песни, которые годятся для помолвок.
В случае с Лебяжьим островом они представляются не столь очевидным вариантом, но сегодня, видя, что сзади сидит Дау, зевая и даже не пытаясь скрыть скуку, я, вместо того, чтобы выбрать что-нибудь ему по душе, - хотя поди узнай, что ему нравится, а что нет, - решаю подарить ему самую милую и романтичную песнь из нашего репертуара и шепчу своим друзьям-музыкантам: «Прощание». Брокк слегка приподнимает бровь, но ни он, ни Арку не возражают.
«Прощание» - баллада, от которой плачут все - и женщины, и мужчины. Наша аранжировка начинается с арфы соло. Из ее струн Брокк извлекает мелодию, которая начинается с низких нот, а затем устремляется вверх, заканчиваясь не на последней, но на шестой с конца, рождая ощущение неоконченного путешествия или вопроса, который так и остался без ответа.
Ты пойдешь со мной, куда пойду я?
Ты будешь рядом и в радости, и в горе?
Когда солнце согревает холмы,
И когда штормом волнуется море,
Ты будешь со мной - на свету и в тени?
Ах, я пойду за тобой, куда пойдешь ты,
Я буду рядом и в радости, и в горе,
И в грозу и в затишье,
Я охраню тебя силой моих рук.
С этой песней влюбленные вместе идут по жизни. Наступает радостный день их свадьбы, момент, когда муж впервые берет на руки новорожденного сына, время, когда он строит дом с окнами на море. Они идут рука об руку, как и обещали. Но вот приходит час, когда мужа ранят, рана воспаляется и влечет за собой смертельную болезнь. В итоге он ступает на путь, по которому она не может пойти вместе с ним, по крайней мере, пока. Ей надо вырастить ребенка, надо жить дальше, чтобы воспитать их сына сильным, храбрым и мудрым. И муж говорит:
Я не могу пойти за тобой, куда пойдешь ты,
Я не могу быть рядом в радости и в горе,
Но буду поблизости, пусть и невидимый тебе,
И буду любить тебя и охранять,
Пока мы не свидимся в божественном свете.
Последний куплет Брокк поет один, и его голос звучит все тише. А на последних нотах переходит на проникновенный шепот, и присутствующие долго молчат - никто из них даже не в состоянии пошевелиться. Потом бражный зал наполняется громом аплодисментов, я вижу, как многие вытирают глаза, одни украдкой, другие открыто, и если смысл хорошей песни не в том, чтобы всколыхнуть чувства, то в чем тогда?
По столам грохочут кулаки.
- Еще! - скандирует публика.
Однако Брокк выдохся, я давно научилась видеть его насквозь - минувший день подверг суровому испытанию и его тело, и дух.
- Еще одну и все, - кричу я, перекрывая гомон, - и чтобы никакой тоски.
- «Скачущего Артагана» давай! - восклицает кто-то.
- Ну что же, давайте посмотрим, на что вы способны в танце!
Мы с Имер подносим к губам свирели и затеваем джигу, ритм которой нам отбивает Арку. Четыре такта спустя в мелодию начинает вплетать свою магию арфа Брокка, но время уже позднее, поэтому многие довольствуются тем, что топают ногами, стучат кулаками по столам или хлопают в ладоши. Мы постепенно подходим к победному концу. Я желаю всем доброй ночи, улыбаюсь и слегка кланяюсь, недвусмысленно давая понять, что вечерний концерт окончен. Собравшиеся разбирают накидки и шарфы, висящие у огня, и выходят из зала. Судя по всему, дождь утих, а то и вовсе перестал. Если повезет, я смогу добраться до женской казармы, не вымокнув.
А вот и Дау - прислонился к дверному косяку и, по сути, перегородил мне дорогу.
- Хорошее сегодня вышло представление.
- Спасибо, - говорю я, захваченная врасплох, - не думала, что ты питаешь хоть какой-то интерес к музыке.
Мимо нас проходят другие, желая воспользоваться преимуществом в виде короткого перерыва в ненастье.
- Мне приходилось слушать многих бардов, от замечательных до никудышных.
Тон Дау максимально нейтрален, ведь он всегда старается говорить дружелюбно.
- Ты хорошо поешь. Не понимаю, зачем тебе зарабатывать на жизнь схватками, в то время как ты могла бы заниматься чем-то более…
Он не договаривает фразы, и она тает в воздухе.
Задолго до того, как мы с братом приехали на Лебяжий остров, я стала работать над своим характером, зная, что если здесь что-то и может доставить мне неприятности, так это моя склонность бездумно говорить, особенно в минуты гнева. Поэтому я молча считаю до пяти и только потом поднимаю брови и говорю:
- Чем-то более подходящим для женщины? Более подобающим?
- «Подобающее», Ливаун, не то слово, которое я стал бы использовать по отношению к тебе. Даже если ты в таком наряде.
Он кивает головой на мой концертный костюм: вместо обычных штанов и туники у меня под накидкой платье из грубой домотканой шерсти и светло-желтая холщовая пелерина. На ногах - мягкие туфельки вместо ботинок, а волосы, для сражений убранные в высоко заколотую косу, я распустила.
- Я, правда, не понимаю, зачем женщине проводить свои дни, обучаясь эффективным способам убивать, - говорит Дау, - а по вечерам петь любовные баллады. Неужели она не может отдать себя без остатка либо тому, либо другому?
В зале за моей спиной убирают со столов, подбрасывают в костер дров, желают друг другу спокойной ночи. Я смотрю мимо Дау в темноту, озаряемую несколькими факелами, которые освещают дорожку, ведущую от зала к казармам. Этот его странный вопрос нельзя оставлять без ответа. Но уже поздно, в любой момент может снова хлынуть дождь, а развлекать толпу - работа не из легких. И изнуряет почти так же, как день, проведенный в сражениях на тренировочной площадке.
- Ты хочешь сказать, что человек, обладающий двумя талантами, не может успешно реализовать оба? - спрашиваю я.
- Если они равны, то было бы разумнее сосредоточить усилия либо на одном, либо на другом.
Прислонившись к косяку, Дау расслабляется и, похоже, никуда не торопится.
- Допустим, ты ведешь за собой других, в роли короля или вождя клана, но при этом у тебя хорошо получается…
- Успокаивать капризных детей? - перебиваю его я, а когда он бросает на меня сердитый взгляд, добавляю: - Красиво вышивать? Резать по дереву?
- Я привел тебе серьезный аргумент.
- Я тоже.
- Чушь собачья, Ливаун. Королю не надо орудовать иглой или присматривать за детьми.
Я улыбаюсь, не в состоянии ничего с собой поделать.
- Но он ведь может и захотеть, - отвечаю я, - и при этом поведет себя ничуть не эксцентричнее, чем женщина, решившая стать хорошим бойцом. При этом навыки, приобретенные в ходе таких занятий - ухода за детьми, вышивания и им подобных, - могут оказаться очень даже полезными в разговорах с обожающими спорить советчиками, позволяя делать по одному маленькому шажочку за раз. Они, к примеру, развивают терпение. И точность.
- Покажи мне короля, умеющего красиво вышивать, и я признаю, что твой аргумент действительно справедлив.
- Сомневаюсь, что у меня когда-нибудь будет такая возможность, в здешних краях их что-то маловато.
Я не стану делиться с ним сведениями о том, что мы с братом в хороших отношениях с наследным принцем Далриады или что наши родители - близкие друзья его отца.
- А у тебя, Дау, есть другие таланты? У такого способного парня, как ты?
- Не твое дело.
Выражение его лица мгновенно меняется, наводя на мысль о звере, который рычит, видя перед собой острие пики. Как я умудрилась его спровоцировать?
- Разве не ты завел этот разговор? - говорю я, стараясь вложить в голос побольше беспечности.
- Как оказалось, бесполезный. Спокойной ночи.
- Не напрягайся, не стоит.
Я запахиваю накидку и ухожу.
- Эй, Ливаун! - долетает до меня его голос.
- Что?
Я даже не оборачиваюсь.
- Одолей меня в бою без оружия, в двух схватках из трех, и я признаю правоту твоего аргумента.
- Я уже забыла, о чем мы говорили, - лгу я.
- Боишься драться со мной?
- Ничуть, и ты это прекрасно знаешь. Но очень осторожно отношусь ко всяким пари, особенно если при этом можно нарушить установленные на острове правила.
- А мы все сделаем официально. Получим у Арку разрешение.
Я, конечно, соглашусь. Никогда не могла устоять перед вызовом. Дау, должно быть, это знает, он у нас наблюдательный.
- И что конкретно ты собираешься этим доказать?
Помимо своей воли я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.
Дау застывает в нерешительности. Факел над дверным проемом превращает черты его лица в мерцающую маску с залегшими под глазами тенями. За сообразительностью и насмешливыми манерами, как мне кажется, скрывается что-то еще. Он что-то мастерски прячет.
- Что если хочешь быть лучшим, надо уметь отдавать все свое тело, разум и душу! - говорит он. - Отдавать избранному делу всего себя. Это предполагает только одно призвание; иесли ты лучший, то отдавать тебе больше нечего.
Несколько мгновений я стою и молча смотрю на него, а когда вновь начинается дождь, моросящий и тихий, наконец, говорю:
- Я принимаю твой вызов. Не с тем, чтобы оспорить эту теорию, а только потому, что знаю - мне по плечу тебя одолеть. Но только если нас благословит Арку, и ты не приготовил мне какой-нибудь ловушки.
Он кривит рот.
- Никаких ловушек. Если не считать ей меня самого. Вот теперь спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - бормочу я и бегу к женской казарме.
Что его мучает? Он сын вождя клана со всеми вытекающими преимуществами. И при этом еще весьма представительный образчик мужской половины рода человеческого - высокий, мускулистый, с золотисто-пшеничными волосами. Он многим мог бы показаться красивым, если бы не выражение лица, которое он намеренно демонстрирует окружающим. Если бы мне захотелось затащить кого-то из новобранцев в постель, что совсем не мой случай, потому что за это меня вмиг отослали бы с острова, то Дау оказался бы не среди первых. Хороший характер для меня важнее красоты. Хотя должна признать, что если у человека есть и то, и другое, это лучше всего.
Когда я снимаю промокшую накидку и ищу ночную рубашку, то понимаю, что в ходе этого странного разговора неоднократно упоминался мой брат. И если Дау считает, что я не могу добиться успеха на воинском поприще, одновременно занимаясь музыкой, то это в равной степени относится и к Брокку. К нему даже больше, ведь если кто и вкладывает в музыку все сердце и душу, то это он. Мне нравится петь и играть, я всегда стараюсь делать это хорошо. Однако Брокк погружается в музыку с головой и ему требуется время, чтобы вернуться обратно. Именно поэтому я разговариваю в перерывах между балладами, песнями и хороводами. У меня есть подозрение, что истинная причина предложенного Дау пари не имеет к музыке никакого отношения. Я побеждала его в бою с шестами и несколько раз показывала лучшие результаты в стрельбе из лука. Для него попросту неприемлема мысль, что женщина может превзойти его в столь многих состязаниях. Поэтому если он выиграет, бросив мне вызов, это принесет ему особенное удовлетворение.
2.Дау
Шестьдесят третий день на Лебяжьем острове. Я добавляю к своим итогам результаты вчерашних боев. Записать их нельзя, потому что в наших общих казармах нет письменных принадлежностей. К счастью, у меня отличная память. Благодаря нынешней сумме баллов, я по-прежнему возглавляю список лучших, хотя четверо других дышат мне в спину, внося дискомфорт. В том числе Ливаун. Я думал, что после многообещающего старта, который является результатом ее энергии и безграничной веры в себя, она долго не продержится. Но теперь вынужден признать, что для женщины она сильна и хорошо подготовлена, но явно не профессионалами. То же самое и ее брат - его я тоже отнес бы к числу избранных, хотя, по сравнению с ней, у него меньше шансов занять место в отряде. Разница между ними поразительна. Ливаун высокая и атлетически сложенная, хотя бесспорно обладает женственными формами. Брокк не так высок и крепок, как сестра, но в его глазах видна сила, неизменно приковывающая взгляд, особенно когда он поет. Если бы бой можно было выиграть с помощью музыки, то это как раз его случай. Волосы Ливаун огненно-рыжие, а Брокка - темные.
Глаза у нее зеленые, а у него карие. Может быть, каждый из них похож на одного из родителей. Может статься, ни он, ни она не закончат курса. По вполне понятным причинам старейшины острова должны дважды подумать, прежде чем зачислять на службу брата с сестрой. В ходе миссии инстинкт защищать родную кровь наверняка помешает трезвости суждений. А если каждый раз думать о том, чтобы не посылать их вместе на ту или иную операцию, разве это не помешает ее успешному выполнению?
Кого из нашего отряда я бы выбрал на месте Арку? Конечно себя. И всерьез рассмотрел бы кандидатуру Хротгара. Крепок, разносторонне одарен, прекрасно владеет собой. Викинг никогда не прибегнет к грязным приемам, которыми пользуется Ливаун. Из всех новобранцев я предпочел бы именно с ним встать плечом к плечу в бою.
В моем нынешнем списке Ливаун идет второй, третьим, с небольшим отрывом, Хротгар, четвертым, как ни странно, Брокк, а пятое место делят Чианан и армориканец Йенн. Навыки ведения боя, естественно, являются лишь одним из мерил наших достоинств. Кто знает, какими соображениями будут руководствоваться наши наставники, отбирая тех немногих, кого им захочется оставить? Я наблюдал за штатными воинами их отряда из числа тех, которые на данный момент не выполняли очередную миссию, а оставались на острове. И обратил внимание на общие для всех физические черты, манеры, повседневные привычки. По сравнению с другими новобранцами это может стать для меня преимуществом. Как я могу не выйти победителем в схватке, выявляющей лучшего из троих? До сего дня инструкторы не устраивали нам схваток без оружия, хотя каждый из нас уже сходился на поле боя с большинством других. Ливаун выиграла пятнадцать боев и проиграла два. Бойцы, которых ей удалось одолеть, в первую очередь видят в ней женщину и только потом воина, делают скидки, идут на уступки, а она извлекает из этого все мыслимые преимущества. Я не могу ее за это
критиковать и на ее месте делал бы то же самое. Да, бросить в лицо грязь - действительно коварный прием. Но воспользоваться моментом, когда противник утратил бдительность и выбит из равновесия, значит проявить стратегическое мышление. Ни один такой момент не ускользает от внимания наших наставников.
Мне жаль, что я повел себя так неосторожно, когда говорил с ней. Чтобы стать лучшим, надо уметь отдавать все свое тело, разум и душу. Что на меня нашло, почему я сказал это именно ей? Мне хотелось выбить ее из колеи и проверить ее волю к победе. Но разговор ушел в сторону, и слова бесконтрольно вырвались изо рта. И это проявление слабости, чего я себе позволить не могу. Мне нужна победа любой ценой. Я должен остаться на острове. Так или иначе. Если меня отправят домой, для меня все будет кончено.
3.Брокк
Этот остров так же далек от дома, как какая-нибудь земля древних сказаний, хотя в милях расстояние между ними и невелико. Ему присуще одно качество, не дающее мне покоя, некая странность, которую не описать словами. Как-то раз я забрел в пещеру на его западной оконечности, обитель великого покоя с подземным озерцом, отражавшим свет, лившийся из провала высоко вверху. Я заглянул в воду и увидел отражение, которое не было мной.
Ливаун, по крайней мере, использует все возможности, которые ей предоставляет Лебяжий остров. Это оправдывает мое решение отправиться сюда вместе с ней. Никто не знает, как дорого оно мне обошлось, и я сделаю все, чтобы никто и не узнал. Родители дали мне лучшую во всем Эрине любящую семью и дом, о котором можно только мечтать. И когда я этот дом покинул, в сердце поселилась тоска, а душу сжали ледяные пальцы страха. Сражаться я не боюсь. Я страшусь неизвестности и возможности получить ответы на вопросы, которые не хочется задавать.
Несмотря ни на что, я делаю все возможное, чтобы остаться на острове. Занятия и тренировки идут на пользу и Ливаун, и мне. Мы сражаемся на равных с сыновьями вождей кланов, специально обученными отцами, мастерски владеющими всеми видами оружия. У Ливаун больше способностей к этому, и воля к победе у нее тверже. Она рвется вперед с почти пугающим напором. Глядя, как за ней наблюдают другие, я думаю, что каждый из них разрывается между завистью и негодованием от того, что женщина может так хорошо драться. То, что она добивается своего столь целеустремленно, смущает их. Некоторые пытаются донимать ее насмешками, считая, что она согревает постель мужчины - не одного, так другого. С такими она не церемонится.
Хвала богам, покровителям музыки. Арфа для меня дорожная карта и магнит, утешение и бальзам на душу. Она, как ничто другое, успокаивает кружащие в голове мысли. Каждый вечер я играю и пою. Даже в бою мозг переполняют мелодии и слова баллад. Я рад, что здесь есть возможность радовать музыкой сердца других. Сначала я боялся, что из-за страстного стремления доказать свою состоятельность в бою Ливаун поставит крест на других увлечениях, посчитав их напрасной тратой времени и сил. Но нет, она все так же поет, а окружающие в такие минуты умолкают, чтобы ее послушать.
Хотел бы я написать родителям. Рассказать им о нашей жизни на острове. Передать привет Гэлену и наилучшие пожелания принцу Айлу. Сказать, что хотя я по ним очень скучаю, остров предоставляет столь огромные возможности, что у меня и в мыслях нет отсюда уезжать. Кто не хочет отличиться? Кому не хочется влиять на ход сражений и умы сильных мира сего?
Но я не стану лгать. Даже в мыслях.
4.Ливаун
- Что? - переспрашиваю я, вижу выражение лица Арку и выдыхаю. - Прошу прощения, не могли бы вы повторить?
- Вас отобрали для выполнения задания. Обоих.
Это говорит Кинела, старейшина острова, седобородый ветеран. Когда посыльный привел нас с Брокком в малый зал совещаний, и мы увидели, что нас ждут Кинела с Арку, я почти не сомневалась, что нас вот-вот отправят домой. Это невероятно!
- Времени на подготовку у вас немного, - продолжает Кинела, - пара дней, не больше. Ехать туда долго, а когда доберетесь до места, мешкать будет нельзя. Поскольку ваша подготовка еще не закончена, я даю вам шанс отказаться, и наказания в этом случае вам не грозят. Вы наверняка знаете, что отправлять новобранцев с миссией до того, как их зачислят в наши ряды, довольно необычно. Это не очередное упражнение в рамках учебного курса. Задание не только реальное, но и опасное. А ваша подготовка еще очень далека от совершенства. Но вы нам нужны.
Это правда, клянусь штанами Морриган[1 - Морриган (ирл. Mor-rioghain, «Великая Госпожа Воронов», «Великая королева») - богиня войны в ирландской мифологии.]! Это происходит со мной на самом деле. Ушам не верю. Новобранцев не отправляют на задания. Это наверняка означает, что мы проявили себя хорошо. На редкость хорошо. Я открываю рот, чтобы сказать: «Да! Да!»
- При всем нашем уважении, мастер Кинела, - слегка дрожащим голосом говорит Брокк, - было бы неосмотрительно принимать решение, когда мы ничего не знаем об этой миссии. Что вы можете нам о ней рассказать?
- Присаживайтесь, - говорит Кинела.
Мы садимся, и он разворачивает на столе пергамент. Это карта с отмеченным красными чернилами маршрутом, который проходит мимо черных линий и условных обозначений - побережья, лесов, рек, поселков, дорог и проселков. Кинела обводит пальцем участок карты.
- Это Лебяжий остров. Наша группа верхом отправится вот сюда, в пункт назначения на юге. В пути придется провести несколько дней.
Это королевство Брефна, он хоть и закрывает его название пальцем, но я знаю, что это оно.
- Для прикрытия группа получит легенду. Остальные подробности я сообщу, если вы дадите согласие на участие в миссии. В любом случае, мы раскрываем информацию только в рамках строгой необходимости, не более. Даже здесь, где все люди проверены и заслуживают доверия.
За исключением новобранцев. Этих слов он не произносит, однако в них есть смысл. Большинство из нас, в конечном итоге, покинут остров и разъедутся по домам. А когда тех, кто потерпел неудачу, отошлют, никто не сможет дать гарантий, что они сдержат обещание, которое каждый из нас давал, когда его зачисляли на курс - не рассказывать ни о чем, что мы здесь видели и слышали, чем бы это ни было.
- На многие вопросы вы, конечно, пока ответить не можете, - говорю я, - но не могли бы вы сказать, чем нам предстоит заниматься? В общих чертах. И сколько человек будет в группе?
Мне удается говорить спокойно, что настоящее чудо, если учесть, как гулко бьется сердце.
- Трое, - отвечает Кинела.
- Кто будет третьим? - спрашивает Брокк.
- Я, - не без некоторого веселья в голосе отвечает Арку. - Будет еще группа поддержки на случай непредвиденных проблем. Они будут самостоятельно следить за ситуацией, но главная их задача - помочь нам, если на нас свалятся неприятности. Они поедут отдельно от нас, и контакты с ними мы сведем к минимуму. Что же касается характера задания, то… пропала одна вещь, которую нечем заменить, и некоей влиятельной персоне важно отыскать и вернуть ее до Дня летнего солнцестояния. Сделать это надо так, чтобы о пропаже никто не узнал. Это будет нелегко. Легенды будем придерживаться, пока не выполним задание и не вернемся домой целыми и невредимыми. Напрямую расспрашивать о пропаже не получится, это может вызвать подозрения. Здесь потребуются осмотрительность, проницательность и наблюдательность. Равно как и умение играть отведенную вам роль.
- Нам не известно, кто за этим стоит, - говорит Кинела, - но, раскрыв себя, вы не только провалите миссию, но и навлечете на свои головы опасность. Маскировка, к которой вы прибегнете, не позволит открыто носить оружие. За исключением, пожалуй, небольшого ножа на поясе. И только. Если согласны, Арку объяснит вам правила применения силы.
- То есть, нам предстоит не столько драться, сколько шпионить.
- Верно. Ну, что скажете?
Я смотрю на Брокка. Он смотрит на меня.
- Согласны! - хором отвечаем мы.
Я стараюсь сдержать широкую улыбку. И даже представить не могу, почему они выбрали нас, а не закаленных воинов. Лучше не спрашивать - Кинела может подумать, что я сомневаюсь в его решении.
- Замечательно, - говорит он, - для меня ваше согласие - большое облегчение, потому что других музыкантов вашего уровня у нас сейчас нет, а на время выполнения миссии вы именно ими и станете: бродячими артистами, развлекающими публику. Нам нужно, чтобы вы явились ко двору Брефны, не вызвав подозрений.
Меня словно бьют под дых. Бродячие музыканты. Значит, нас выбрали не благодаря боевым навыкам, не за храбрость или находчивость, а только потому, что мы умеем петь и играть. У меня нет слов.
- Что нам предстоит искать? - спрашивает Брокк, судя по голосу, немало смущенный.
- Арфу. Но арфу совершенно особенную. Древнюю и единственную в своем роде, на которой играют исключительно во время церемонии коронации короля Брефны. Ее называют Арфой Королей. В глазах народа Брефны она обладает сакральным смыслом. Если обряд коронации не сопровождается игрой на ней, подданные не примут того, кто восходит на трон. Даже если у него, как в нашем случае, на это есть все права.
Несмотря на охватившее меня разочарование, я заинтригована.
- А кто хранит ее в перерывах между этими редкими торжествами?
- Местные друиды. Прячут ее. Но она исчезла. Ее украли или перепрятали. Поэтому в рамках задания нам нужно выяснить, кому и с какой целью понадобилось нарушить обычай.
- Но на любой арфе надо играть, - говорит Брокк, - и не раз в несколько лет по особым случаям, а каждый день. А если арфа старая, ей требуется хороший уход, но, в любом случае, она не вечна. Насколько он древний, этот инструмент?
- Этого я сказать не могу, - говорит Кинела, - и при дворе Брефны вам нельзя будет спрашивать об этом. По крайней мере, напрямую. Но если об Арфе Королей заговорит кто-то другой, что в преддверии грядущего торжества вполне возможно, то ты, как арфист, вполне можешь об этом поболтать.
- Что вы можете сообщить нам о человеке, который в День летнего солнцестояния намеревается стать королем? - спрашиваю я.
- Старый король Аэнгус скончался несколько лет назад. Этот молодой человек его сын. В Брефне королем может стать только достигший восемнадцатилетия и всегда в День летнего солнцестояния. Нынешний наследник, Родан, уже готов.
- А кто правит после смерти последнего короля?
- Его родственник, регент Кора. Именно лорд Кора обратился к нам за помощью. К несчастью, его послание задержалось в пути, поэтому на успешную реализацию миссии времени у нас мало. Именно с ним, по прибытии на место, вы будете общаться, хотя эта роль, главным образом, отводится Арку. Тех, кто знает о пропаже арфы, можно пересчитать по пальцам одной руки. Верховный Друид и его самый доверенный собрат. Главный советник Коры. Наследнику Родану ничего не сказали. Кора опасается, что если правда об арфе выплывет наружу, право Родана на престол кто-то может попытаться оспорить, даже если вы вовремя ее найдете. Претендента должны одобрить все, иначе проблем не миновать. Нам предстоит вернуть арфу друидам, сохранив все в тайне.
Чувство, что у меня сосет под ложечкой, улеглось. Какими бы необстрелянными мы ни были, они оказывают нам невероятное доверие. Если мы справимся, наши шансы остаться на Лебяжьем острове возрастут, даже если никому из нас не придется драться.
- Когда отправитесь на задание, любые намеки на то, кто вы такие на самом деле, останутся здесь, - предупреждает Кинела, - каждый из вас получит новое имя, новую семью и легенду. Этими деталями займется Брида. Она по таким вещам главный инструктор и все подготовит. Учиться придется быстро. Самое трудное, особенно когда это для вас внове, держать рот на замке, когда на тебя давят. Не признаваться, откуда и зачем ты явился; не выдавать товарищей. Такой навык не развить никакой тренировкой.
Он что, намекает, что если нас раскроют, то могут пытать? Я помню слова Дау после той схватки в грязи - он сказал, что не станет вмешиваться, когда на его товарища нападут, если у него не будет другого способа не сорвать миссию.
Арку пристально смотрит на меня, словно знает, о чем я думаю.
- Мы не стали бы отправлять вас на это задание, если бы боялись, что вы не справитесь, - говорит он, - миссия самая что ни на есть настоящая и важная, поэтому мы не стали бы рисковать, не будь она вам по плечу. Этим утром вы, как обычно, отправитесь тренироваться вместе со всеми. А днем мы перевезем вас на материк и поселим в лагере, где вам предстоит пройти специальную подготовку, в том числе - запомнить свои легенды. Само собой разумеется, что товарищам ничего говорить нельзя. Ведите себя так, будто для вас это самый обычный день. После обеда я за вами зайду.
- Понятно, - говорю я.
Интересно, а что после нашего исчезновения скажут остальные? Какую легенду подсунут им, чтобы оправдать наше отсутствие?
- Спасибо за предоставленную возможность, мы сделаем все от нас зависящее, - заверяю я.
- Благодарить будете, когда все закончится, - отвечает Кинела.
Когда нам велят собрать только самое необходимое, я не удивляюсь. Мы уйдем быстро и незаметно, пока остальные новобранцы на другом конце острова будут совершенствовать умение лазать по канату. Я беру небольшой мешочек и складываю в него все, что нам разрешили взять с собой. Единственное оружие для меня теперь нож в ножнах, снаряжение, защищающее человека в бою, придется оставить здесь, ведь мне предстоит выступать в роли музыкантши, а не воина. Упаковываю три своих свирели. Кладу пару штанов, которые мне разрешили надевать под платье, чтобы скакать верхом. Добавляю несколько личных вещей, запасную рубашку и носки, хорошее платье и накидку, которую обычно надеваю, когда играю и пою на публике. Это немного.
Брат ждет меня у казармы. Его мешок уже упакован, а арфа в защитном кожаном чехле приторочена к спине. Вокруг никого.
- Давай спустимся к пристани, - предлагаю я, - странно, что мы ни с кем не попрощались, но, наверное, мы скоро вернемся.
Брокк криво улыбается.
- Но будет вдвойне странно возвратиться после того, как им скажут, что нас отправили домой. Для нашего внезапного исчезновения это самое правдоподобное объяснение. Дау будет счастлив, ведь ты для него - главный соперник. Поэтому когда мы вернемся, он будет в ярости.
- Войдет в число избранных и останется на острове.
Здешние правители решат, что поскольку Дау сын вождя клана, в него заложен потенциал будущего лидера. Шансы в его пользу.
- Хотя мне и досадно это признавать, - добавляю я, - он хорош буквально во всем.
- Да, согласен, его боевые навыки действительно изумительны. Но умение хорошо сражаться - еще не все. Ты же видишь, как обитатели острова ведут себя друг с другом. И знаешь правила поведения, которым каждый из них следует. Дау надо учиться терпимости, чувству локтя, объективности и… словом, ты понимаешь, что я имею в виду. Для некоторых освоить эту науку гораздо труднее, чем поражать цель в девяти случаях из десяти или побеждать противника с помощью палицы.
- Х-м…
Мы подходим к пристани, на которой ждет больше народу, чем можно было ожидать. Я щурюсь от солнечного света, пытаясь всех разглядеть.
- Арку, - услужливо подсказывает Брокк, наделенный на редкость острым зрением, когда мы спускаемся вниз по обрыву, - Брида, двое паромщиков. Еще Иллан - ты его знаешь, это тот высокий, костлявый парень, который часто работает на материке, и… слушай, тебе это не понравится.
Последнего я вижу сама. На Лебяжьем острове больше ни у кого нет таких русых волос и такого вида безразличного превосходства, заметного даже на расстоянии по тому, как он стоит.
- Клянусь штанами Морриган! Что он здесь делает?
У него такой же мешок, как у нас. На плечо наброшена накидка. Нет, он не может ехать с нами. Или, все-таки может?
- Разве Арку не говорил нам о вспомогательной группе? - напоминает Брокк.
- Но почему выбрали именно Дау?
Все это немного странно. Обсуждая перспективы парня, мы словно вызвали его дух, а вместе с ним и его самого.
- Ни музыкантом, ни закаленным воином его назвать нельзя.
- Может быть, - отвечает брат, - то, что нам сказали, не совсем правда. Это может оказаться не столько миссией, сколько проверкой.
- На что?
- На то, чему каждый из нас должен в первую очередь научиться.
По пути на материк мы узнаем, что во вспомогательную группу выбрали Иллана и Дау. Им тоже подобрали роли, подходящие для королевского двора накануне большого праздника. Иллан до приезда на Лебяжий остров работал кузнецом, а в королевских конюшнях Брефны наверняка потребуется не одна пара дополнительных рабочих рук. Дау будет изображать его помощника. Для человека его происхождения масштаб не ахти. Охота, в том числе и соколиная, - неотъемлемая часть жизни благородного вельможи. Он должен уметь обращаться с лошадьми, но при этом у него может войти в привычку по возвращении с охоты доверять своего скакуна конюху. Дау силен, и в физическом плане обладает многими талантами. Под присмотром Иллана этого может оказаться достаточно.
Нам известно, что в лагере на материке есть конюшни и площадка для обучения навыкам верхового боя. Известно и то, что местные жители оказывают сообществу Лебяжьего острова различные услуги. Об Амбаре мы раньше ничего не знали. Раньше в этом строении наверняка держали скот, хранили сено и сельскохозяйственные орудия. Сейчас Амбар превратился в хорошо охраняемый лабиринт комнат и мастерских, в которых вдали от посторонних глаз приобретаются и оттачиваются специальные навыки. На одном его конце расположились казармы - мужская и женская, разделенные тонкой перегородкой.
- Много отдыхать вам не придется, - говорит Брида, показывая нам на жесткие и узкие соломенные лежанки, - надо многому научиться, а времени мало. Так что складывайте снаряжение и приходите ко мне вон в ту длинную комнату.
Она сразу заставляет нас пользоваться только вымышленными именами. Брокка теперь зовут Доналом, меня Кирой. Арку отныне Арт, к тому же мой дядюшка. Мы с ним достаточно похожи - высокие, широкоплечие и светлокожие, - чтобы в это можно было поверить. Дядюшка Арт холост и обращается со мной, как с дочерью. Для выполнения задания Брида решила не делать Донала с Кирой братом и сестрой, в отличие от нас с Брокком в реальной жизни, потому что внешне между нами нет ничего общего. По легенде, Донал присоединился к нам с дядюшкой Артом в надежде посмотреть мир. Наша родная деревня расположена у черта на куличках на северо-востоке - достаточно далеко для того, чтобы при дворе Брефны оттуда никого не оказалось. На всякий случай Брида заставляет нас выучить все о тех краях. Название деревни выдумано, расположена она в глуши, я по легенде путешествую с дядюшкой после смерти родителей, которые умерли от чумы, когда мне было четырнадцать.
- Итак, Кира, - говорит мне в первое утро Брида, когда мы еще раз проходимся по моей истории, - предположим, после вечернего представления какой-нибудь парень отводит тебя в сторонку и кладет руку на грудь или лапает сзади. Как ты отреагируешь?
Я знаю, какой была бы моя реакция в реальной жизни - быстрой, решительной и болезненной для нахала. Но Кире не полагается быть сильной и стремительной, как Ливаун. Как и кровожадной.
- Дам ему пощечину, - говорю я, - а потом закричу и позову на помощь дядюшку Арта.
- А если дядюшка Арт будет далеко и не сможет тебя услышать?
- Ударю коленом в пах, достаточно сильно, чтобы сделать больно, но при этом не причинить вреда. И скажу: «Погоди, вот узнает об этом дядюшка Арт, он тебе задаст».
Я на мгновение задумываюсь и добавляю:
- Но лучше этого вообще не допускать. Не стоит уединяться с незнакомцами в темных углах.
- Твоя реакция на грубое обращение со стороны мужчины может наступить еще до того, как ты вспомнишь о своей роли, - говорит Брида, - ты можешь ответить с быстротой молнии и изувечить парня, тем самым продемонстрировав свои пугающие боевые качества, чего нам очень не хотелось бы. Одно дело сказать мне, что ты сделаешь, и совсем другое сделать это на практике. С другой стороны, все увидят, что ты девушка крупная и сильная и, если повезет, будут вести себя осторожно.
Она переводит взгляд на Брокка. Брида - женщина лет сорока, худощавая и мускулистая. Когда она смотрит на кого-то, создается впечатление, что ее взгляд пронзает того насквозь. Я понятия не имею, как ей это удается. Если мне посчастливится войти в число избранных и остаться на Лебяжьем острове, она, надеюсь, научит меня этому.
- Ну, Донал, - решительно говорит Брида, - если какой-то незнакомец станет приставать к девушке, с которой ты играешь дуэтом, как ты поступишь?
- Дам Кире шанс справиться с ним самостоятельно. Но при этом буду следить за происходящим, и если приставала посмотрит в мою сторону, дам ему понять, что меня это злит. А на помощь приду, только когда меня об этом попросит Кира. Если, конечно, попросит. В схватку вступать не стану. Сурово его отчитаю. Как вариант, пригрожу рассказать обо всем дядюшке Арту.
- Как, неужели ты не возьмешь дело в свои руки?
Брокк отвечает Бриде холодным, спокойным, хмурым взглядом, в точности таким, как у нее.
- Только если пойму, что Кире действительно угрожает опасность. Я знаю, что она вполне может защитить себя сама. И если это выставит меня в глазах обидчика трусом, так тому и быть. В идеале ни она, ни я не должны доводить ситуацию до стычки. Дядюшки Арта это тоже касается. Не дело, когда днем человек кого-нибудь дубасит, а вечером теми же руками играет на музыкальном инструменте. Хотя с момента нашего появления на острове мы с Ливаун только этим и занимаемся.
Наступившая тишина красноречивее любых слов.
- Я, конечно же, хотел сказать с Кирой, - поправляется Брокк.
- Больше не допускай ошибок, Донал. Малейшая оплошность может навлечь на тебя крупные неприятности и сорвать миссию. Это крайне отрицательно отразится на Лебяжьем острове и его правителях. Мы идем на обдуманный риск, доверяя вам, неподготовленным и неопытным новобранцам.
Я вижу выражение лица Брокка - он явно недоволен собой - и считаю себя обязанной вступить в разговор:
- Да, в шпионстве мы действительно новички, но в музыке нам не занимать ни подготовленности, ни опыта. К тому же, и он, и я неплохие бойцы, это на тот случай, если на каком-то этапе выполнения задания вдруг понадобятся эти качества.
Мне досадно видеть, что моего брата осуждают за незначительную оплошность.
- А как насчет Дау? В тайных миссиях он подготовлен и опытен не больше нас. И при этом даже не музыкант.
Брида пристально смотрит на меня. Брокк опускает глаза на свои руки. Я понимаю, что оплошала гораздо сильнее брата, и бормочу:
- Простите, это было непозволительно.
- Зато, в своем роде, своевременно, - отвечает Брида, - подтверждение тому, как легко ты теряешь контроль над собой. Объясни мне, почему это было ошибкой.
- Мы на острове совсем недавно, мне очень повезло получить этот шанс.
Я прилагаю все силы, чтобы в голосе звучало раскаяние, хотя на самом деле больше злюсь. Нет, не на Бриду, с ее самообладанием все в порядке. Злюсь на себя, за то, что не умею держать рот на замке.
- И если кому-то и ставить под сомнение решения тех, кто старше и лучше меня, то уж точно не мне.
Брида хохочет, немало меня удивляя.
- Давай, Кира, ты же можешь лучше. Прошу тебя, не оскорбляй меня лживыми ответами.
- Первая часть, о том, что я новичок и высоко ценю предоставленную возможность, была правдой. Я понимаю, что для выполнения подобных миссий наши руководители и наставники, такие как вы, обладают опытом, позволяющим делать им верный выбор, решая, кого отправить и какие на кого возложить задачи. Мне не стоило ничего говорить о Дау и оспаривать планируемые детали выполнения задания.
- Так-то лучше. По крайней мере, ты взяла это себе за правило здесь, в тихом и безопасном Амбаре. Даже не думай заикаться о чем-то подобном после отъезда. То же самое, Донал, касается и тебя. К отбору мы подходим тщательно, взвешивая все риски и преимущества. У каждого из вас есть слабые места. Они есть даже у нас, даже у самых закаленных. Вы должны забыть, что вам, в конечном итоге, придется конкурировать с другими, чтобы занять место в нашей общине, и делать все для того, чтобы заслужить подобное доверие. Просто выполните это задание, проявляя благоразумие, умения и здравый смысл, которых мы ожидаем от всех без исключения. Я уже говорила вам о взаимодействии? Его тоже имейте в виду. Что же касается Дау - то есть Нессана, - то ему перед отъездом разрешат объяснить вам возложенную на него роль. Группа поддержки поедет в Брефну отдельно от вас; чтобы не привлекать внимания. Когда явитесь ко двору, вам придется друг друга максимально избегать. Дядюшке Арту время от времени нужно будет обмениваться информацией с Огном, который на время устроится работать кузнецом, к тому же, вспомогательная группа
будет готова подключиться, если он того потребует.
Она на несколько мгновений умолкает, словно размышляя о том, что сказать еще, и добавляет:
- Вижу, твои наставники не ошибались, и у тебя то, что на уме, то и на языке.
Так нечестно, совсем нечестно. А как же Дау? Если кто-то и прет всегда напролом, говоря то, что думает, так это он. Хотя я молчу, мои мысли, по всей видимости, отражаются на лице, потому что Брида добавляет:
- Твоя озабоченность, Кира, вполне обоснована. Ты, как известно, человек прямой. Как и Нессан. Но благодаря роли, возложенной на него для выполнения этого задания, ему будет легче соблюдать столь необходимую осторожность.
- Потому что он не будет вылезать с конюшни? - спрашивает Брокк.
- Нет, - отвечает Брида, - потому что на время выполнения миссии Нессан превратится в немого. И не произнесет ни единого слова.
5.Дау
День шестьдесят седьмой. Я на материке готовлюсь к выполнению задания. Шанс, о котором можно только мечтать, но почему мне отвели столь жалкую роль? Нет, я не жалуюсь. Каждое произнесенное нами слово, каждый наш ход зачтется нам в будущем и повысит шансы. К тому же, я понимаю стратегические преимущества немтыря. Если человек не говорит, значит ему не под силу передать другим услышанное. Более того, предполагается, что помощник кузнеца не умеет ни читать, ни писать. Поэтому окружающие при нем будут бездумно говорить что угодно, помимо прочего еще и считая тугодумом.
Трудно будет такое снести? С учетом последствий, которые все это может за собой повлечь, на деле мне придется терпеть все мыслимые унижения. Так и представляю, как ухмыляется Ливаун и как Брокк сочиняет о моем плачевном положении песнь. Думаю, они втихаря надо мной смеются. Но мне в голову тут же приходит мысль, что какие-то слова, которые я, по мнению сказавшего их, не в состоянии услышать и уж тем более передать, могут стать жизненно важным шагом к решению загадки, помогут нам найти и вернуть таинственную арфу, а потом возвратиться на Лебяжий остров, покрыв себя славой. Хотя по сути мы, скорее всего, вернемся без всякой помпы, как самые обычные ребята, проделавшие обычную для них работу. А пропажа и возвращение Арфы Королей станет легендой, известной одному лишь регенту да его ближайшим конфидентам. Ну и, естественно, нам пятерым, хотя мы сохраним все в тайне.
Я полон решимости не говорить ровным счетом ничего о несправедливом распределении ролей, в том числе и самому себе. Как и принимать в расчет тот факт, что Ливаун с братом давно стали опытными музыкантами и при дворе Брефны им придется делать только одно - оставаться собой, полностью обратившись в слух. Я не буду сравнивать это со своим собственным заданием: изображать из себя придурковатого мужлана. И не стану заострять внимание на неравенстве нашего положения, идеально играя свою роль. Если во всем этом есть какая-то подспудная справедливость, я буду вести себя так, что Арку наверняка впоследствии предоставит старейшинам острова обо мне положительный отчет. И подавлю в груди желание лицезреть, как Ливаун совершает ошибки. Это могло бы убавить шансов ей и повысить мне, но, в то же время, привести к провалу миссии, для которой нас нанял регент. Кроме того, я почти уверен, что мысли Ливаун движутся в том же направлении, что и мои. Мне уже доводилось наблюдать ее яростную волю всех превзойти. Почти равную моей, хотя и не до конца - она, в конце концов, женщина.
А Брокк? Брокк будет делать то, что делает всегда: петь, как ангел, касаться струн арфы и вызывать на глазах у публики слезы. И может случиться так, что ключи к разгадке тайны он отыщет быстрее меня или его сестры. В нем есть нечто привлекающее других. Из нас троих он единственный, кто способен разговорить кого угодно. Вполне возможно, что Брокк в ходе этой миссии отличится больше всех. Поэтому не принимать в расчет его точно не стоит.
Мы без конца повторяем свои легенды. Наставники пытаются застать нас врасплох, задавая вопросы за столом, когда мы ложимся спать или сосредотачиваемся на той или иной задаче. Я слышал, что и Ливаун, и Брокк допускали ошибки, откликаясь на свои настоящие имена. Благодаря вынужденной немоте мне легче, чем им - я могу повернуть голову или сделать какой-нибудь жест, когда кто-то произносит Дау, но это еще не значит, что в этом слове мне слышится мое имя. Разговаривать мне запретили на второй день по прибытии на материк, оговорив, что до нашего возвращения открывать рот можно только в самом крайнем случае. Однако добавили, что в последний вечер нашего пребывания здесь мне разрешат говорить за ужином. Следовательно, в пути мне придется направлять коня без помощи голоса. Тем лучше, ведь у меня есть кое-какой опыт верховой езды. А еще это означает, что до завершения миссии мне нельзя задавать Иллану-Огну вопросы об использовании инструментов и всего, что нам понадобится для совместной работы. Ну да ничего, справлюсь, обязан справиться. Буду жестикулировать, гримасничать, мычать, задействую все, что лучше
всего послужит заявленной цели. Эта маскировка задумана с одной-единственной целью - выставить меня дурачком.
Я просыпаюсь во мраке ночи и тут же понимаю - что-то не так, хотя в казарме слышится только мерное дыхание Брокка. Сажусь. Мгновение спустя кто-то запихивает мне в рот кляп и силой его там удерживает. Я задыхаюсь и давлюсь, пытаясь глотнуть воздуха. Вторая рука зарывается в мои волосы и толкает вперед. Я изворачиваюсь и брыкаюсь, что есть сил, но тут подоспевает второй, хватает меня за ноги и стаскивает с соломенной лежанки. В груди бешено барабанит сердце, на коже проступает холодный пот. Молча и быстро меня волокут к двери. Из моей груди вырывается даже не крик, а приглушенный стон. Шевелится во сне Брокк. Ливаун за перегородкой бормочет «Заткнись!» итут же опять засыпает.
Я уже почти на пороге. В голове яростно проносятся мысли. Что это? Нападение или проверка? Что мне делать - драться или пустить все на самотек? Меня тащат по темному коридору, вталкивают в комнату, я слышу лязг перекрывшего дверь железного засова и в неверном свете единственной свечи вижу двух человек в накидках с капюшонами. Черты их лиц скрыты повязками. Стало быть, всего их четверо. Надежды одолеть их всех нет никакой, даже если очень постараться. Да будут прокляты Ливаун и Брокк, а вместе с ними и этот нескончаемый день, утомивший их настолько, что они даже не смогли проснуться! Втроем у нас были бы все шансы справиться.
С моего рта убирают руку и вытаскивают кляп, теперь я могу дышать. А в следующий миг надевают что-то на голову, то ли куль, то ли мешок, чтобы нельзя было ничего увидеть. Меня отпускают, но не успеваю я ничего предпринять, как кто-то хватает меня за руки и связывает их за спиной. Понятно, это учебная проверка. Налет на Амбар не закончился бы в этой маленькой комнатенке и нападающие не позволили бы Брокку с Ливаун мирно спать в постелях, не причинив никакого вреда, да еще и в пределах слышимости. Не говоря уже об Арку и остальных.
- Говори! - рявкает чей-то голос. - Кто ты и что здесь делаешь?
Я стараюсь дышать ровнее, выпрямляю спину и под прикрытием мрака высоко держу голову.
- Ты что, не слышал, что я тебе сказал? Говори!
Мне отвешивают затрещину, довольно увесистую для того, чтобы даже через ткань обжечь щеку. Что-то слишком сурово, даже по меркам Лебяжьего острова. Я в ответ что-то мычу, как и положено Нессану. И что дальше? Чего они от меня добиваются? Чтобы я заплакал? Чтобы закричал, призывая Ливаун и Брокка на помощь? И если я громко, но нечленораздельно закричу, а они примчатся меня спасать, будет ли это означать, что я проверку прошел, а они нет?
В другую щеку влетает еще одна оплеуха, ничуть не хуже первой. У меня болят шея и запястья. Путы затянуты мучительно туго. И как я, интересно, буду заниматься кузнечным делом с ободранными руками? Я опять мычу, на этот раз громче. Со связанными запястьями у меня нет возможности объяснить жестами свою немоту. «Это все уловка, Дау, - убеждаю я себя. - Помнишь, как братья запирали тебя в старом сундуке? Как помогали тебе взобраться на верхушку огромного вяза, а потом бросали? Или как в тот раз завели тебя в болото, а сами ушли? Тогда тебя спасала сообразительность. Так почему не воспользоваться ею и сейчас?»
Но в этом уже нет необходимости - снаружи кто-то принимается барабанить в дверь и кричать:
- Что вы делаете?
Это Ливаун.
- Дядюшка Арт! Быстрее сюда! Донал! Донал! Где ты?
Марриганово проклятье! В ее словах слышится неподдельный ужас. Нет, это точно не игра. Хотя обязана таковой быть. Ведь она использует наши вымышленные имена. Я склоняю голову и без слов всхлипываю. Это как минимум отвлечет внимание и позволит Ливаун воплотить в жизнь свой план, что бы она ни задумала.
Кто-то отодвигает засов. Тот, кто бил меня, останавливается, по крайней мере на какое-то время. Я собираюсь с духом, готовлюсь ринуться вперед, хотя у меня связаны руки и все такое прочее. Если вскочить на ноги, можно ударить головой нападающему в лицо и сломать нос. Можно сделать подсечку, чтобы он упал. Можно, но не нужно. Опять доносится голос Ливаун - она, вероятно, стоит в двери - и я вспоминаю, что меня зовут Нессан, что меня страшно застращали, лишив всякой возможности вскочить на ноги и драться, даже ради оказавшейся в опасности женщины. Вместо этого я делаю то, что на моем месте в такой момент сделал бы перепуганный немой - пускаю по ногам струю мочи, которая тут же льется на пол.
- Что вы делаете? - восклицает Ливаун дрожащим, писклявым голосом, который едва можно узнать. - Зачем вы надели это ему на голову?
- Не твое дело, девчонка, - говорит один из тех, кто на меня напал, - иди ложись спать и забудь о том, что нас видела. Если, конечно же, знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.
- Никуда я не пойду, и вам меня не заставить!
Ее голос взвивается до предела, словно она напугана до умопомешательства.
- Почему этот человек связан? Почему вы вообще находитесь здесь глубокой ночью во тьме?
Она, должно быть, что-то задумала. Но, может и отступить, позволив им продолжать в том же духе, не исключено даже избить меня до состояния студня, а потом заявить, что это все такая игра. Хотя это будет глупо, если они хотят, чтобы через пару дней я отправился верхом в Брефну, а по прибытии туда устроил убедительное шоу.
Слышится резкое движение, затем раздается шлепок. Ливаун всхлипывает.
- Что вы делаете? - говорит она, теперь как обиженный ребенок. - Так нельзя! Не бейте меня! Я хочу видеть дядюшку Арта.
- Кира? Ты в порядке?
Даже с мешком на голове я вижу, что в комнате стало больше света. Это пришел Брокк, по всей видимости задержавшись в пути, чтобы захватить фонарь.
- Что здесь происходит? - спрашивает он.
- Прекратить!
Этот голос я знаю, он принадлежит Бриде. С моей головы снимают мешок, возвращая способность видеть. Ливаун стоит в дверном проеме, на ней ночная рубашка, на плечи наброшена шаль. На щеке, в том месте, где ее ударили, виднеется красная отметина. В ее руке нож, складки ткани не в состоянии его до конца скрыть - он предательски поблескивает в лучах света. Это означает, что она приготовилась к обоим сценариям - и к проверке, и к реальному нападению. Рядом с ней держит в руке фонарь Брокк. Он хоть и ведет себя спокойно, но лицо у него бледное, как полотно. Еще совсем недавно я задумывался, а не причастны ли они оба ко всей этой истории, но теперь совершенно ясно, что нам троим попросту устроили проверку.
Входят Арку и Иллан. Остальные, если не считать Бриды, обитатели Лебяжьего острова, без нашего ведома оказавшиеся на материке. Они садятся за стол. Я дрожу, по-видимому не в состоянии остановиться. Приказываю себе размереннее дышать. Выражение на лице Ливаун напоминает грозовой фронт, готовый вот-вот разразиться бурей. Когда она отступает на шаг назад, я вижу, что у нее морщится нос. Ну что же, справедливо, ведь от меня несет мочой. У меня есть много что сказать - и ей, а Арку, и Бриде, как и всем остальным, - но немой Нессан не произносит ни звука.
- Я не буду приносить извинений, - говорит Брида, по очереди глядя на каждого из нашей троицы; Ливаун и Брокк продолжают стоять, - вы быстро поняли, что это не налет, а проверка; именно этого мы от вас и ожидали, невзирая даже на вашу ограниченную подготовку. Кира, судя по виду, ты немного выбита из колеи. Хочешь что-то сказать?
Ливаун стискивает зубы, сжимает кулаки и качает головой.
- Тогда давайте послушаем ваши соображения насчет того, как вы сейчас себя повели, - говорит Арку, - что сделали правильно? Что могли сделать лучше?
Ливаун с шумом втягивает в себя воздух и медленно выдыхает.
- Я не видела, что случилось с Нессаном. И проснулась до конца, только когда его уже не было в казарме. Слышала какую-то шумную возню, которая подсказала мне, что это не тот случай, когда кто-то вышел в туалет или решил прогуляться, не в состоянии уснуть. На этом этапе я еще не понимала, проверка это или что-то еще. Судя по всему, Нессан оказался в беде, его, вероятно, били, поэтому я двинулась на звук шагов и пришла сюда. Перед тем как войти, подумала, что нам, должно быть, устроили экзамен, ведь кто станет поднимать такую шумиху прямо в Амбаре, когда рядом спят другие? Но когда открыла дверь, несколько растеряла уверенность. - Ее лицо опять приняло яростное выражение, хотя она старалась говорить спокойно. - Все выглядело на удивление реально и поэтому вызывало тревогу. Я отреагировала в духе Киры. Закричала и позвала на помощь. Называя других нужными именами.
- Но при этом?.. - безжалостно говорит Брида без малейших признаков симпатии.
- Вы хотели, чтобы я еще больше вела себя как девушка? - сталью на сталь отвечает Ливаун. - Можно было бы разбудить Донала, сказать ему, что я напугана, и не идти самой, а послать его. Можно было бы лечь обратно в постель и накрыться с головой одеялом. Но из того, что Кира девушка и занимается музыкой, еще не следует, что ей недостает присутствия духа. Я могла бы убедительнее играть свою роль, если бы мне не приходилось изображать из себя не женщину, а увядший цветок.
Я вполне мог бы на это ухмыльнуться - если бы не доставляли неудобств боль в запястьях и мокрые штаны.
- Донал, - говорит Арчу, - что она сделала неправильно?
Брокк прочищает горло. У него такой вид, будто ему страшно хочется оказаться где угодно, но только не здесь.
- Говори же, - настаивает Брида, - отложи личные переживания в сторону и оцени ее поведение, будто ты ей не брат, а наставник.
- Она пришла с оружием. Спрятала нож хуже, чем надо. И хотя из роли не вышла, все же показала, что потеряла самообладание.
- Кире разрешается носить этот нож, - резко бросает Ливаун, - и захватить его было вполне разумно. Она не воин, бредет посреди ночи по незнакомому дому и знает, что происходит нечто подозрительное. Поэтому прийти без оружия с ее стороны было бы глупостью. А насчет того, чтобы его хорошо спрятать, то ей об этом даже думать не полагается.
- Успокойся, - говорит Арку, - самообладание в нашем деле играет решающую роль. А теперь все взвесь и скажи нам, где Донал все сделал правильно, а где ошибся.
- И для него, и для меня было бы лучше проснуться быстрее - Нессана, надо полагать, силком вытащили из постели, причем без потасовки, насколько я понимаю, там не обошлось. Донал не вышел из роли, и когда я его позвала, пришел довольно быстро. - Ее лицо искажается гримасой. - При этом сохранил спокойствие. Одним словом, продемонстрировал себя лучше, чем я.
- А Нессан?
Ливаун какое-то время молчит и смотрит через всю комнату на меня. Я не понимаю, о чем она думает, но вот ее рука поднимается и касается красной отметины на лице.
- Я не видела всего, что с ним делали, но хочу сказать, что он безупречно сыграл отведенную ему роль перепуганного конюшенного служки.
Она умолкает и после короткой паузы добавляет:
- Ему больно. У него связаны запястья. И потом его лицо.
- Не твоя забота, - говорит Брида, - к тому же он травмирован не настолько, чтобы немного целебной мази не поправило ему здоровье перед походом. Что бы мы, Кира, ни делали, все тщательно рассчитывается. Все. Мы никогда не пользовались бы своей нынешней репутацией, если бы халатно относились к подобным проверкам.
Будь у меня возможность говорить, я сказал бы Ливаун, что не нуждаюсь в защитниках. И не хочу, чтобы она из-за меня злилась. С другой стороны, будь я Дау, а не слабаком Нессаном, то наверняка позвал бы их с братом на помощь, когда на меня набросились. И хорошо, что не позвал, в противном случае нас, вероятнее всего, отправили бы по домам.
- Кира?
Арку окидывает ее пристальным взглядом.
Она не опускает глаза.
- Ну хорошо, я действительно потеряла самообладание, тем самым продемонстрировав отсутствие должной дисциплины. Не стану утверждать, что эта проверка в моем представлении была разумной и справедливой, потому как это было бы неправдой. Вы запрещаете человеку говорить, потом вытаскиваете его ночью из постели, связываете и бьете? Какой в этом был прок? Нынешнее задание нам троим по плечу. Вы же, должно быть, верите нам, иначе бы выбрали других.
Брида машет одному из собравшихся мужчин.
- Будь добр, принеси нам немного медовухи.
Затем поворачивается к Ливаун.
- Сядь. И ты тоже, - добавляет она, обращаясь к Брокку.
А когда они повинуются, говорит:
- Утром, по зрелому размышлению, произошедшее в ваших глазах обретет больше смысла.
Потом смотрит мне прямо в глаза и говорит:
- Отличная работа. Тебе это далось нелегко. Но это только намек на то, через что тебе придется пройти, пока не наступит День летнего солнцестояния. Молчать придется долго. До настоящего времени ты прекрасно владел собой. Теперь ступай переоденься. И проследи за тем, чтобы к моменту отъезда твой нынешний наряд выстирали и высушили. Когда наденешь новое платье, приходи сюда, я позабочусь о твоих запястьях. Раны наверняка не такие серьезные, как думает Кира - было бы глупо причинять тебе серьезный вред непосредственно перед отправкой на задание. Тем не менее, немного мази тебе точно не повредит.
Я беру свечу и ухожу, радуясь возможности снять с себя грязную одежду. В казарме стаскиваю мокрые штаны, швыряю их в угол, а сам надеваю другие, не зная, злиться на Бриду с Арку за то, что они удумали бросить мне такой вызов, или же радоваться, что я, в конце концов, все сделал как надо. Лучше Ливаун. Может, я просто устал. Мы все этой ночью не выспались.
- Нессан?
Я чуть не рычу «Что?», но вижу выражение лица Ливаун и тут же проглатываю слова. Мне хочется только одного - натянуть на голову одеяло и до утра обо всем забыть. У меня болит шея и все остальное. Но она стоит возле перегородки с тряпкой и небольшим кувшином в руках. В свете свечи ее волосы приобретают цвет дубовых листьев в лучах осеннего солнца - золотисто-рыжий и светящийся.
- Целебная мазь, - говорит она, - повязка. Пока мы не вернулись, я тебе ее наложу.
Я качаю головой, опускаю на запястья рукава рубашки и, помимо своей воли, морщусь.
- Что для тебя лучше, - говорит Ливаун, - довериться мне или Бриде, которая наверняка превратит это в очередную проверку? Сядь. И не смотри на меня так. В доме, где я выросла, занимались врачеванием. Если хочешь, чтобы твои руки вернулись в рабочее состояние до нашего отъезда, то эта мазь - твоя главная надежда. Я именно поэтому захватила с собой некоторый ее запас, хотя нам разрешили взять только самый минимум.
А поскольку я по-прежнему не двигаюсь - главным образом от удивления, что Ливаун заикнулась мне о своем прошлом, - она повторяет:
- Прошу тебя, сядь. Я быстро.
Она не врет. Вполне очевидно, что раньше она делала это не одну сотню раз. Руки у нее сильные - это мне уже известно, - но, когда нужно, нежные. Я не могу спросить, что представляет собой используемое ею снадобье, зелено-коричневое на цвет и обладающее острым древесным запахом, а сама она меня просветить не предлагает. Намазав мои руки мазью, она зубами отрывает от тряпки полоски, перевязывает мне запястья и закрепляет повязку аккуратными, ровным узелками.
- Вот так. Теперь синяки на лице. Не переживай, твою красоту я не подпорчу - высохнув, мазь становится невидимой.
Не давая мне возможности сказать жестом «нет уж, спасибо», она легкими прикосновениями размазывает немного снадобья на моих щеках. А когда заканчивает, я показываю на ее собственное лицо. Отметина от пощечины ярким пятном выделяется на ее коже.
Ливаун пожимает плечами.
- Ты имеешь в виду это? Ерунда. На нее такую хорошую мазь даже тратить не стоит. Кто знает, когда у меня будет возможность пополнить ее запас? Большинство ее ингредиентов произрастают в лесной чаще, которой в здешних краях явно маловато. Ну, если ты теперь готов, нам лучше вернуться.
Она идет к выходу, я шагаю за ней, размышляя о том, как они с братом росли. Не знаю, кто из них старше, но догадываюсь, что, по-видимому, Брокк. Что совершенно не мешает мне полагать, что верховодила всем Ливаун, отдавая ему приказы и, будучи девушкой, принимая на себя роль лидера. Это опять же наводит меня на мысль об их родителях. То, что они невысокого звания, мне совершенно ясно. Один из них, скорее всего мать, занимается целительством. Но сюда, на остров, приехали брат с сестрой, одинаково хорошие и как музыканты, и как воины. Почему бы Ливаун было не заняться ремеслом матери, к которому у нее, по всей видимости, тоже талант? Вероятно, их отец служит стражником у какого-нибудь благородного рода, чем и объясняются их боевые навыки. Я смотрю на ее лицо и думаю: какой мужчина в здравом уме позволит дочери стать воином?
6.Брокк
Мне не нравится, когда сестре причиняют боль. Не нравится молча наблюдать и ни во что не вмешиваться только потому, что мне приказали играть роль человека, у которого нет сестры, а есть только девушка, с которой мы играем дуэтом. Я, по всей видимости, проявил себя совсем не плохо, хотя эта полуночная проверка сильно меня напрягла. Когда все закончилось, меня похвалили за сдержанность. Но правды ради, произошедшее меня взбудоражило. Я до утра не сомкнул глаз, без конца прокручивая в голове события и спрашивая себя, как бы все обернулось, будь это не спектакль, а настоящий налет? И если бы я понял это слишком поздно? Ливаун могли бы убить. Других тоже. А я бы безучастно наблюдал за этим кровавым побоищем.
Мы тренируем острую наблюдательность, проницательность и молчаливость. Учимся двигаться, как тени, и слушать, как дикие звери. Но наши инструкторы не забыли, что нам следует развивать и более привычные навыки. Каждый день нам отводится время для репетиций, чтобы мы добавляли в репертуар новые песни и танцы. Вечером, после ужина, наставники попросили нас дать концерт. Аудитория небольшая, но благодарная: двое членов вспомогательной группы, наши инструкторы и несколько ребят с Лебяжьего острова, которые, как мне кажется, готовятся здесь к выполнению другой миссии - кому, как не нам, знать, что расспрашивать о подобных вещах не положено. Плюс охрана; воинов с острова по очереди присылают сюда, чтобы обслуживать лагерь, чтобы все, кто здесь работает, чувствовали себя в безопасности. Хотелось бы знать, кто из них ударил Ливаун по лицу, и видит ли он, что у нее до сих пор не сошел синяк. Хотелось бы знать, понимает ли он, что после такой пощечины петь и играть на свирели неудобно, если вообще возможно. Я ничего не сказал. Ливаун, защитившая себя сама, посчитала, что оно того не стоило.
За ужином Дау разрешают присоединиться к разговору. На острове ему всегда было что сказать. У него по каждому поводу есть собственное мнение. Но сегодня, когда ему разрешили говорить, он едва открывает рот. Поел, посмотрел наше выступление, а на каждый заданный ему вопрос ответил парой слов. Раньше я считал, что из всех нас он возьмется за выполнение задания, всецело уверенный в себе, потому что его вера в собственные таланты казалась непоколебимой. Но выражение его лица красноречиво говорит, что у него внутри полыхает страх, так же, как и у меня.
Я скучаю по родителям. Скучаю по дому. Скучаю по свежему, чистому запаху маминой буфетной. Как же мне хотелось бы сейчас поговорить с отцом, прогуляться с ним по лесу, помочь выкопать колодец, сложить сухой кладкой стену или собрать разбежавшееся стадо. Хотелось бы отправиться в Уинтерфоллз и сыграть что-нибудь друзьям. У меня нет никакого желания петь свои баллады, явившись к далекому двору, битком набитому незнакомыми людьми. Я не хочу уезжать так далеко. Я скучаю по брату. Мне очень хотелось бы, чтобы он сейчас оказался рядом, сказал мне, что я дурак, и что, в конечном счете, мы все, в целости и сохранности, вернемся домой.
7.Ливаун
Чем быстрее мы доберемся до Брефны, тем больше у нас будет шансов вовремя отыскать арфу. Но если ехать слишком быстро, это может привлечь внимание. По вечерам, чаще всего, мы будем останавливаться на постоялых дворах и давать концерты в обмен на еду, кров и надежную конюшню для лошадей. Если кому-то из зрителей захочется дать нам немного мелочи, что же, тем лучше. В Брефне лорд Кора позаботится о том, чтобы нас наняли до того, как к королевскому двору явится множество гостей.
Проделать весь путь на одних и тех же лошадях невозможно. Когда я спрашиваю об этом Арку, он отвечает, что у нас в разных местах есть проверенные ребята, которые обеспечат нас свежими лошадьми, не задавая вопросов. Он не объясняет, кто эти люди, но я догадываюсь, что они так или иначе связаны с Лебяжьим островом. Это наводит меня на мысль о том, как далеко простирается влияние острова, и как ему удается хранить свои операции в тайне. С учетом того, что у нас будут лошади, когда мы доберемся до Брефны, выполнить задание нужно будет за один лунный цикл. Это немного.
Долгих проводов нам не устраивают. Брида дает нам с Брокком последние наставления, Арку проверяет наши сумки, мы седлаем коней и грузим пожитки. Пора отправляться в путь. Еще рано; Иллан с Дау уехали, когда едва забрезжил рассвет. Когда мы покидаем лагерь, поля окутывает холодный туман. Брокк угрюмо молчит. Арку настоял на том, чтобы арфу привязали к лошади, везущей пожитки, и брату это не нравится - инструмент для него словно ребенок, поэтому он хотел везти ее сам, за спиной. Но миссией руководит Арку, и его слово для нас закон.
- Опусти юбку, Кира, - ворчит Арку, когда мы ближе к полудню подъезжаем к поселку, - так ехать неприлично.
На мой взгляд, у меня вполне нормальный вид, несмотря на заткнутый за пояс подол, потому что под платьем у меня брюки. Но я все же опускаю его, насколько это позволяет езда верхом.
- Простите, дядюшка.
Я старательно изображаю раскаяние, и Брокк, который едет следом за мной, пренебрежительно фыркает.
- Не вижу ничего смешного, Донал!
- Я мог бы сочинить об этом песню, - отвечает тот. - О танцующей девушке. Которая, по настоянию публики, приподнимает юбку, демонстрирует сначала лодыжки, затем икры, а потом все выше и выше. Ее будут принимать на ура в бражных залах, вам не кажется?
После утренней скачки настроение у него явно улучшилось.
- Мужчинам такое точно понравится, - говорю я.
Представляю себе эту сцену во всех подробностях. Шумная публика будет побуждать меня иллюстрировать песнь соответствующими движениями.
- А почему девушка в твоей песне не переворачивает столы у всех на глазах? Может, у нее под юбкой спрятано смертельное оружие, которое она использует, чтобы отнимать у них последние деньги. Или, как вариант, когда она поднимает до определенного уровня юбку, выясняется, что она вовсе не женщина, а… что-то другое.
- Мужчина? - спрашивает Арку.
- Нет, лучше какая-нибудь сверхъестественная нелюдь. К примеру, со щупальцами, или мохнатыми ногами.
- Обольстительная девушка может замаскироваться под старую каргу, - что-то в голосе Брокка подсказывает мне, что он уже сочиняет стихи, - отвратительная внешность которой отбивает охоту еще раз взглянуть на ее ножки. Хотя бы на какое-то время.
- Мне больше нравятся щупальца, - говорю я, - а то старуха, притворившаяся девушкой, и так присутствует во многих сказках. Хотя решать, конечно, тебе. Ты споешь песню, а я подыграю тебе на свирели. Так никто не подумает, что я должна сопровождать слова действием.
Пока мы едем, Брокк целыми днями бормочет про себя стихи и мурлычет обрывки мелодий, сочиняя что-то новое. Он заканчивает песню о юбке и заставляет меня выучить мелодию и слова.
- Так, на всякий случай, - говорит он.
- На какой еще случай? Я уже говорила тебе, что не собираюсь ничего такого исполнять.
- А если у меня заболит горло? Тогда петь придется тебе.
- Тогда мы сыграем что-нибудь другое.
- Вот увидишь, эта песенка станет популярной, дай срок. Публика будет грохотать кулаками по столам. Слава побежит впереди нас, и к нам то и дело будут обращаться с просьбой ее исполнить.
- Это-то меня и беспокоит, - говорю я, - орава мужиков, которые ведут себя, как петухи в сарае.
Когда мы выступали перед публикой дома, никто не выкрикивал похотливых замечаний и не бросал на меня неприличных взглядов. А если кто такое и делал, то только чужой и, в любом случае, нечасто. Всем, кто меня знает, и лично, и по моей репутации, известно, что со мной лучше не связываться. Мало того, что я и сама вполне могу дать сдачи, так в реальной жизни у меня есть еще и собственный дядюшка Арт в образе отца: мастера Грима - настоящего колосса, сильного даже в том, что скрыто от глаз. Но здесь его нет. Его нет рядом, чтобы преподать урок каждому, кто оскорбит меня. Мы в пути, я выступаю в роли Киры, которая даже верхом ездит в платье и распускает по плечам волосы. И мне от этого неуютно.
- А обо мне вы забыли? - вмешивается Арку. - Я тоже могу петь. Что же до всяких задир, то мне в свое время приходилось таких усмирять. Главное здесь - не забыть сделать вдох перед тем, как переходить к действию. Если начнется потасовка, то в ее гуще лучше оказаться мне, а не вам.
Я уже собираюсь пообещать держаться подальше от неприятностей, но вовремя замолкаю. Обещания имеют обыкновение возвращаться к тебе и кусать.
8.Дау
Двенадцатый день пути от Лебяжьего острова ко двору Брефны. Мы с Илланом едем по извилистому проселку, день угасает, переходя в долгие летние сумерки. Лошади устали. В конце перехода нас ожидает дом друзей. Этих коней мы оставим у них, а они дадут нам свежих. Интересно, а как этим друзьям, до которых от Лебяжьего острова столько дней пути, доставляют сообщения? Наверное, в материковом лагере острова есть почтовые голуби. Но если так, то их надежно прячут.
Иллан пока не разрешил мне разговаривать. Я должен всю дорогу молчать, исключение составляют лишь перешептывания, когда мы одни. Я всеми силами стараюсь с этим мириться; дисциплина - неотъемлемая часть похода любого воина, и мне нужно демонстрировать способность строго ее придерживаться.
Мы подъезжаем, и к нам с лаем бросается крупная, темного окраса собака. Мы пытаемся обуздать перепуганных лошадей. Я молча спешиваюсь и кладу ладонь на шею коня, чтобы успокоить его. Собака останавливается на расстоянии прыжка от меня и по-прежнему заливается лаем. Она выглядит так, словно готова меня сожрать, но это всего лишь сторожевой пес, делающий то, что положено. Я не смотрю ему в глаза, отводя взгляд в сторону. И принимаю самую небрежную позу, на какую только способен.
Она - это грозное создание сука - тут же успокаивается. Кони перестают бить копытами, прясть ушами и закатывать глаза. Дальше ехать нельзя, потому что собака, немного отступив, стоит теперь посреди дороги, широко расставив все четыре лапы. А когда кто-то из нас пытается хоть немного пошевелиться, из ее пасти вырывается утробный рык.
- Ее лай должны были услышать, - шепчет Иллан, - а раз так, то вот-вот подойдут.
На дороге и в самом деле появляются двое мужчин, один постарше, другой помоложе, которые идут к нам от небольшого крестьянского хутора. Один из них свистит, собака, услышав команду, поворачивается и бежит к нему. Мы следуем за ними к дому.
Уставших лошадей уводят, а нам показывают спальни, где мы оставляем снаряжение. Потом мы идем в комнату попросторнее, где в очаге полыхает огонь. Лето уже началось, но ночами холодно. Я замечаю, что Иллан не доверяет хозяевам. Они кажутся странным семейством. Отец с сыном - высокие, худые и держатся настороженно. Судя по виду, в жилах их предков текла мавританская кровь. Женщина - веснушчатая и костлявая. Парень - ее сын, хотя внешне не имеет с ней ничего общего. Мне сразу вспоминаются Ливаун и Брокк - брат и сестра, совсем друг на друга не похожие. Почему у меня в голове постоянно крутятся мысли о них? У них свое задание, у меня свое. Нет, не буду о них думать.
Мужчину Иллан называет Очу, это имя означает шотландскую борзую. Он примерно того же возраста, что и воины Лебяжьего острова - те, кто постарше. Раньше, когда человека принимали в островную общину, он, как правило, брал имя какого-нибудь животного и нередко набивал на лицо татуировку с его изображением: собаки, ворона, тюленя. Эту историю Брида рассказывала нам на первом занятии. Почему таких имен нет у воинов помоложе, и почему лишь у немногих есть такие татуировки, она объяснять не стала. Если меня примут в общину, я спрошу об этом Арку. Но, думаю, что я догадался. Для воина такой рисунок является знаком принадлежности к группе. Клеймо чести, связь с братьями. Кто от такого откажется? Значит, вполне возможно, что раньше шпионов на острове не готовили.
- Можешь говорить, Нессан, здесь мы в безопасности.
Иллан сказал Очу и его семье наши вымышленные имена. Они уже знали, куда мы направляемся и что вернем им лошадей после Дня летнего солнцестояния. Но цель миссии остается в тайне. Так безопаснее для всех.
- Спасибо за гостеприимство, - бормочу я и опять умолкаю.
В том, что я говорю, есть что-то неправильное. Я чувствую опасность, даже если этим людям можно доверять. Часть меня предпочла бы свернуться на полу у очага и вторить размеренному дыханию собаки, которая, как и положено домашнему животному, сейчас мирно дремлет. Мне хотелось бы прильнуть к ее теплому боку. Это та моя часть, что осталась ребенком.
- От вас совсем недалеко до двора королевства Брефны, - осторожно говорит Иллан, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно, - я слышал, что в День летнего солнцестояния там собираются короновать нового короля. Туда много народу едет? Или сейчас еще слишком рано?
- Некоторые проезжие действительно говорили, что направляются туда. Для кузнеца, подковывающего лошадей, там наверняка полно работы.
- А что насчет дороги? Как, по-вашему, нас ничто не может задержать?
- Это зависит от того, насколько вы торопитесь, - говорит Очу, - у меня для вас приготовлена пара крепких лошадей. Еще две, тоже наши, ждут вас на следующем привале. Мне не хочется, чтобы их загнали.
- Что бы вам ни предстояло, времени у вас мало, - вступает в разговор жена Очу, которую нам представили как Маэн.
Интересно, они тоже пользуются вымышленными именами, как мы?
- Ничего, успеем, - говорит Иллан с уверенностью, которой я не разделяю, - что же до лошадей, то ты, Очу, знаешь - я о них позабочусь.
- Дорога туда хорошая, - говорит сын. Это первые его слова, не считая вежливого приветствия. - Весь следующий день вы будете ехать по равнинным пастбищам. Там вас могут задержать погонщики скота. Ближе к Брефне местность становится холмистой, большая ее часть покрыта густыми лесами. Там вам придется соблюдать осторожность. Через лес добираться быстрее, но местами есть очень крутые спуски и подъемы. Многие предпочитают ехать в обход по долине, но там есть броды, которые нужно знать.
Он умолкает и бросает взгляд на отца.
- С лесной дорогой связана одна история, - говорит Очу, - старая легенда. Если торопитесь, я не отговариваю вас ехать по ней. Но будьте осторожны.
О чем это он? Нас там подстерегают никчемные бездельники, чтобы напасть и отнять то немногое, что представляет хоть какую-то ценность? Мы с Илланом вполне в состоянии с ними справиться. Или, может, мы должны не выходить из роли безобидных кузнецов, когда нам перережут глотки, чтобы потом закопать трупы где-нибудь в овраге?
Иллан хмыкает и кивает головой.
Он наверняка все понял лучше меня.
- Обратите внимание на трио бродячих музыкантов. Двое мужчин и женщина. Если они вдруг будут проезжать здесь, окажите им такую же помощь, которую так любезно оказали нам.
Очу широко улыбается. Интересно, они с Илланом давние друзья? Возможно, они много лет назад вместе тренировались на Лебяжьем острове. Но эту мысль я сразу отбрасываю. Зачем воину уезжать с острова и селиться в глуши? Разве каждому из них не лучше оставаться там, где можно проявлять боевые навыки? Даже в возрасте Очу мужчина вполне способен не сдавать позиций.
- Если они здесь появятся, мы, конечно, им поможем, - отвечает Очу. - Помнится, был один парень, лучше всех в Далриаде игравший на кельтском бубне, но потом посвятивший себя совсем другим занятиям. Хотел бы я знать, как у него дела.
- Я тоже, - улыбается Иллан.
Когда мы выезжаем на лесную дорогу, которая, по словам Иллана, меньше чем за сутки должна привести нас к пункту назначения, погода портится. Мало того, что по лесу ехать быстрее, так еще и деревья будут хоть немного защищать нас от дождя.
На последнем перегоне нас везут две кобылы, на которых мы и явимся ко двору Брефны. Иллана - рослая чалая, меня - выносливая серая. В последнюю ночь нам придется спать под открытым небом, если, конечно, не отыщется подходящего места для ночлега. У нас есть два мешка овса, который нам дали друзья в последнем доме, где мы останавливались, но надолго его лошадям не хватит. Приехать можно было бы до наступления темноты, но Иллан предпочитает утро. Считает, что в это время вокруг королевского дворца будет толпиться больше народу, и мы не привлечем к себе внимания.
- Ищи место, с которого открывается хороший обзор в западном направлении, - говорит он, когда мы едем по извилистой дороге вдоль холма, - за замком Коры есть еще один лесистый участок, и там довольно большой поселок. Через пару миль мы увидим его на горизонте. Королевский дворец расположен на возвышенности. Не совсем гора, но все же выделяется каменной крепостью, обнесенной укреплениями.
Я в ответ только мычу. Интересно, у меня получится смолчать, если в дороге на нас нападут злоумышленники. Очу не стал уточнять, что именно говорят об этом участке дороги. А если я замечу, что в Иллана кто-то целится из лука, собираясь выпустить стрелу? И как тогда мне его предупредить?
На деле, когда мы едем через лес, на нас не нападает пестрая воровская шайка, размахивающая дубинками и требующая отдать все, что у нас есть. Мы сталкиваемся кое с чем гораздо более странным.
Впереди едет Иллан. Его лошадь идет ровно, мой спутник отличный наездник. Дорога в этом месте узкая, с одной стороны ограничена крутым склоном, с другой - обрывом. Деревья внизу перекрывают обзор долины. По-прежнему идет дождь, но нас защищают нависающие над головой ветви. Вдруг моя лошадь начинает нервничать, это чувствуется по ее движениям. Чалая впереди замедляет шаг. Я прислушиваюсь, как меня и учили. Шелест дождя, стук копыт по земле, поскрипывание сбруи. Ветер в ветвях.
Вдруг что-то неожиданно перелетает через дорогу, меньше чем на расстоянии вытянутой руки от моего лица. Я вздрагиваю и вскидываю ладонь, чтобы прикрыть глаза. Кобыла шарахается, я падаю, тяжело ударяюсь оземь и откатываюсь к самому краю обрыва. Стоит запаниковавшей лошади один-единственный раз ударить меня копытом, и со мной будет покончено. А если и выживу, то получу такие увечья, что меня уже ничто не спасет. Я тянусь к болтающимся поводьям и чувствую, как спину простреливает боль. В какой-то момент хватаю поводья, но лошадь тут же вырывается. Морригановы штаны! А если она упадет?
- Нессан.
В голосе Иллана гораздо больше спокойствия, чем у меня.
- Не вставай, ты на самом краю. Двигаться можешь? Если да, просто кивни.
Я киваю. Такое чувство, словно в череп вонзили нож. Что это было? Гигантский ворон? Или вовсе не птица? И этот странный запах тухлой рыбы… он был на самом деле или мне почудилось?
- Медленно ползи ко мне на животе, - говорит Иллан, - встанешь, когда доберешься до дороги и окажешься в безопасности.
В лесу слышится крик, совсем не похожий на птичий. Я делаю как велено, ползу к безопасному месту и с трудом поднимаюсь на ноги. В голове пульсирует боль, спина горит, чувствую себя так, словно вот-вот потеряю сознание или меня вырвет. Стараюсь держаться прямо. Лошади нет, вероятно, убежала той же дорогой, которой мы сюда приехали. На языке вертится несколько отборных ругательств, но я молчу. Во время происшествия, глухой Нессан даже не застонал. Поэтому я хоть и потерял лошадь, а сам чуть было не погиб, у меня, можно сказать, все получилось хорошо.
- Ладно, - говорит Иллан, медленно и тихо, словно успокаивая ребенка, - я немного проеду вперед, посмотрю, не расширяется ли вон у тех скал дорога, а ты подождешь, пока я не вернусь обратно и не найду твою лошадь. Надеюсь, она ушла недалеко. Без моей помощи идти сможешь?
Проходит совсем немного времени, и вот я уже в полном одиночестве сижу на плоском камне и пью из бурдюка Иллана. Бросить кобылу, чтобы она сама отыскала дорогу домой, нельзя, ведь на ней не только мои пожитки, но и жизненно важные для нас инструменты. И если мы без них явимся ко двору в поисках работы, это может вызвать сомнения. Полагаю, нас примут, ведь регенту известно не только то, что на поиски арфы направляются две группы, но и под каким обличьем. Но мы не хотим, чтобы нам задавали неудобные вопросы. Если бы Нессану оставили дар речи, я не уверен, что смог бы убедительно сыграть роль мастерового. Мое произношение могло бы выдать происхождение? Я беру небольшой камешек и с силой швыряю его в кусты. Какое-то лесное создание испуганно чирикает. Теперь у меня еще и запястье болит.
Иллан все не возвращается - достаточно долго для того, чтобы я начал рисовать в воображении всевозможные бедствия. Как далеко он может отъехать в поисках пропавшей лошади, прежде чем сдаться? Что если она свалилась где-нибудь с откоса и сломала ногу, а он проехал мимо и ничего не заметил? Что если напавшая на меня тварь то же самое проделала и с Илланом? Я понятия не имею, кто это был. Но я видел ее глаза, крылья и странные когти. Ее мерзкий запах до сих пор витает в воздухе. А что если кроме нее есть и другие?
Бесконечно тянется день. По-прежнему идет дождь, мелкий, но постоянный. Я заставляю себя двигаться - если слишком долго сидеть в одной позе, боль усиливается. Стоять лучше, но так у меня скоро начинает кружиться голова. Черт бы все побрал! А если я не смогу ехать верхом? Если не смогу работать, когда мы окажемся при дворе?
А работать придется. Кровь из носа, а придется. Я не могу позволить себе стать слабым звеном. Воин должен учиться терпеть боль. И продолжать сражаться - неважно как.
Я тяжело опускаюсь обратно на камень, понимая, что если не сделаю этого, то упаду. Холодает. Надо немного походить и размяться, чтобы сохранить тепло. Но я устал, у меня все болит. Закрываю глаза, чтобы не видеть кружение деревьев, скал и неба, и мгновенно вновь превращаюсь в шестилетнего мальчика, которого братья ведут в лес. Они говорят, что в чаще, в какой-то норе оказался в ловушке щенок, а они оба слишком большие, чтобы забраться туда и его спасти. Когда мы приходим на место, я не слышу, чтобы щенок скулил; братья говорят, что он, должно быть, на грани смерти, и если я тотчас же не спущусь, то он умрет, и только я буду виноват, что не проявил достаточно храбрости.
Размеры норы как раз позволяют мне в нее пролезть. Шинан держит меня за лодыжки и опускает в узкое пространство головой вниз. Там царит мрак. Мне страшно. Ничего не видно. А что если там внизу вода, и я захлебнусь до того, как он вытащит меня обратно? «Дау, крикни, когда его схватишь!» - восклицает Шинан, но я его почти не слышу, сердце в груди колотится с такой силой, что в ушах гремит барабанная дробь. Я все жду, когда мои вытянутые руки наткнутся на теплую шерсть щенка, однако нора уходит все глубже, а я все еще ничего не чувствую. «Здесь никого нет!» - кричу я, но земля поглощает все звуки. И тогда брат меня отпускает.
- Плохи твои дела, - слышится рядом чей-то голос, я распахиваю глаза, вновь оказываюсь в Брефне. И я взрослый, хотя сердце колотится так же неистово, как в тот день, когда братья пытались меня убить.
На дороге стоит пожилая женщина, рядом с ней собака. На ней просторная шерстяная накидка с капюшоном, которую она тут же снимает, пока я смотрю на нее непонимающим взглядом, мысленно наполовину застряв в прошлом. Она подходит ближе и набрасывает ее мне на плечи. Серый лохматый пес, в котором проглядывает что-то волчье, спокойно стоит рядом, в его янтарных глазах плещется настороженность.
Я пытаюсь сбросить накидку, но женщина жестом останавливает меня. Одежда сродни теплому объятию. Я дрожу под ней всем телом. Сколько времени мне пришлось просидеть под дождем? И что случилось с Илланом?
- Не отталкивай меня, парень, - говорит она, - я не оставляю тех, кто попал в беду. Что с тобой случилось? Ты поранился? Заблудился?
Я жестами даю ей понять, что не могу говорить. Что у меня есть спутник, который куда-то уехал. Что он вскоре вернется и приведет лошадей. Не знаю, много ли она из этого понимает, но мои трясущиеся руки облегчают ей задачу.
- Моя лачуга отсюда недалеко, - говорит женщина, - я могу приютить тебя на ночь.
Я все так же, жестами, отказываюсь и объясняю, что подожду товарища. В противном случае Иллан вполне может проехать мимо ее дома и всю дорогу ко двору Брефны мне придется проделать пешком. С вмятиной в черепе и хромой ногой. Замечательный вклад в успех миссии.
- Ты собираешься сидеть здесь и ждать?
Она смотрит на дождь, припустивший гораздо сильнее, чем раньше. По дороге расплываются лужи. Она превратилась в грязное месиво и ехать по ней скоро станет опасно. Я думаю об Иллане, который сейчас возвращается обратно верхом на одной лошади, а вторую ведет за собой. Если у него осталась хоть крупица здравого смысла, он наверняка найдет на ночь убежище, а утром попытается меня отыскать.
- После случившегося ты стал плохо соображать, - говорит женщина, - твой товарищ найдет тебя у меня дома. В здешних краях кроме моей лачуги больше ничего нет, поэтому будет хорошо, если ты остановишься там. Даже если бы ты был совершенно здоровым и бодрым, есть тысяча причин не оставаться здесь. Идти сможешь? Обопрись о мое плечо.
Я подчиняюсь, потому что в ее словах есть смысл. Когда я прикасаюсь к ней, пес утробно рычит.
- Спокойно, Шторм. Сюда, молодой человек.
С этого момента все расплывается. Крутой подъем в гору, который я преодолеваю, стиснув зубы и не обращая внимания на боль. По одну сторону от меня идет женщина, по другую пес, похожий на волка. Без их помощи я бы не дошел. Дом стоит на вершине холма, рядом бежит ручеек, с двух сторон его обступают дубы. Место странное, угрюмое и темное. Вдоль фасада на веревках болтаются какие-то штуковины - я слишком устал, у меня слишком кружится голова, чтобы понять, что это такое. Перья? Кости? Мумии? На соломенной крыше примостилась стайка взъерошенных птичек.
Внутри никого не видно. Женщина разводит в небольшом очаге огонь, подвешивает на хитроумную железную треногу горшок и велит мне снять мокрую одежду. Она дает мне одеяло, а мои вещи набрасывает на домотканую веревку, натянутую над очагом. Я чувствую себя так, словно погружаюсь в странный сон. Возвращаются видения прошлого, среди которых нет ни одного радостного. А были ли в моей жизни счастливые дни? Смех, солнечный свет, доброта? Если и были, я их не помню. Только один раз, который, в конце концов, оказался самым мучительным.
Старуха щупает мои синяки, смотрит в глаза, хмурится и начинает готовить какое-то снадобье. Я стараюсь не кривиться. Что она задумала - вылечить меня или отравить? Спросить я не могу. И не буду. Она разогревает похлебку и дает мне. Руки не слушаются, ложка гремит о миску. Глаза сами собой закрываются.
Я просыпаюсь на рассвете. В щели между ставнями бьет яркий свет. Какое-то время не понимаю, где я. И едва помню, кто я такой. В голове теснится множество историй, похожих на обрывки снов. Я слышу, как кто-то царапает по крыше, и воображение тут же рисует стаю воронов, готовых напасть. Надо идти. Убираться отсюда подальше. Но шевелиться нет никакого желания. Постель теплая, мне уютно, причем даже как-то странно. Я осторожно шевелю рукой. Поворачиваю голову в одну сторону, потом в другую, ожидая приступ боли, настигшей меня после падения. Но ничего такого не чувствую. Пытаюсь повернуться на бок, опасаясь, что сейчас запротестует спина. Опять ничего. Что же это был за отвар, которым она меня напоила?
Я сажусь и смотрю в противоположный угол комнаты. На полу, у остывшего очага, спит на одеяле старуха. Рядом с ней лежит пес, но тут же поднимает голову и смотрит прямо на меня. Его мысль совершенно ясна: «Посмотришь на нее косо, незнакомец, и ты покойник».
Я решаю, что встать и сходить по нужде можно и позже. Ложусь, закрываю глаза, и в памяти тут же всплывают образы воронов. На этот раз они летают в темной чаще, где деревья растут теснее, а тропинки ведомы только диким зверям. Где звучит странная музыка - не те задорные песни и танцы, которыми Ливаун и прочие развлекают островной народ, а совсем другая, от которой у меня на голове встают дыбом волосы. Там кто-то идет, человек в серой накидке, несет что-то в охапке, но вот что у него в руках, я сказать не могу. Твари парят высоко в небе, перекликаясь друг с другом. Какая-то часть меня стоит и наблюдает за ними. Но другая идет по дороге, несет свою ношу, прислушивается к биению собственного сердца, слушает птиц и зов музыки…
- Тебя зовут Нессан?
Я распахиваю глаза. Теперь в хижине намного светлее, один ставень открыт, и комнату заливает солнечный свет. В очаге разгорается огонь. Пес следит за происходящим, сидя у запертой двери.
Я сажусь и протираю глаза. Как мне удалось опять провалиться в сон? Казалось, только чуть-чуть отдохну, а на самом деле проспал намного дольше. И сон стряхнуть трудно. Что же за зелье она мне дала? Может, рассказывала мне какие-то истории, пока я спал? Может, я во сне разговаривал? Даже самая суровая подготовка на Лебяжьем острове не в состоянии этого предотвратить.
Я вдруг понимаю, что, по всей видимости, означает ее вопрос. Я с трудом встаю с постели и согласно киваю. Иллан, должно быть, здесь. Моя одежда…
- Спокойно, парень. Не торопись, иначе опять свалишься с лошади от полного изнеможения, а меня, чтобы помочь, в следующий раз рядом не окажется. Товарищ тебя подождет. Не бесконечно, конечно, но достаточно долго.
Женщина протягивает мне рубашку, штаны, ботинки и накидку - все совершенно сухое.
Теперь я смутно слышу, как Иллан меня зовет: «Нессан»! Но не за дверью. Он, наверное, на дороге внизу. У меня нет возможности спросить, говорила ли она с ним, знает ли он, что я здесь, или нет. Выяснять это с помощью жестов было бы слишком долго. Я не могу позволить ему уехать без меня.
Пока она хлопочет у огня, я одеваюсь. Туалет может подождать. Я набрасываю накидку и направляюсь к двери. Пес поднимается и пристально смотрит на меня. Я смотрю на женщину. Присев на корточки у очага, она переводит взгляд на меня. Сказать, о чем она думает, невозможно. Наверное, человеку моего положения полагалось бы вознаградить ее за труды. К моему поясу по-прежнему приторочен мешочек с небольшим количеством мелочи - большую часть наших денег везет Иллан. Я вытаскиваю несколько монет и кладу на стол.
Женщина не двигается и не сводит с меня глаз. Мне кажется, что она меня осуждает. Может, считает плату недостаточной? Но в такой ветхой лачуге, расположенной у черта на куличках, должны радоваться даже мелкой монетке.
- Нессан! - снова зовет Иллан.
Теперь его голос отдалился еще больше. Мне нужно отсюда убираться, но путь преграждает пес.
«Мой товарищ уезжает, мне надо идти», - пытаюсь жестами объяснить я, но и женщина, и собака меня игнорируют. Она приносит закупоренный кувшин, что-то черпает из него ложкой, кладет в котелок, добавляет воды и подвешивает над огнем. Пес внимательно за ней наблюдает. В чем дело? Что я делаю не так?
Я в отчаянии переворачиваю мешочек с деньгами. Его содержимое, грохоча по столу, образует небольшую горку. Пес рычит, но женщина встает, подходит ко мне, выхватывает у меня пустой мешочек, ловко сгребает все монеты, и сует их обратно. Туго затягивает тесьму и возвращает его мне.
- Возьми свои деньги, молодой человек. Будь у меня возможность дать тебе в дорогу немного мудрости, я бы не преминула это сделать. Ты, может, и не говоришь, но слушать и видеть можешь. А заодно и понимать - если немного подумаешь, - улыбается она. - Иди уже, найди своего друга. Шторм! Ко мне.
Пес, в котором есть что-то волчье, медленно подходит и садится рядом с ней.
- Шторм проводит вас с другом до выхода из леса. Пока он будет рядом, Воронье вас не побеспокоит.
Когда я похожу к порогу, что-то подталкивает меня остановиться. Старуха вернула мне деньги, дала в помощь своего единственного спутника, чтобы он меня проводил, предоставила кров и, по всей видимости, вылечила. Часть моего существа переполняют подозрения - зачем ей все это? Зачем отказываться от платы, живя в такой нищете? Зачем отпускать со мной волка, если она сама так одинока и уязвима? Зачем лечить меня и давать поспать, если ей от меня ничего не надо? Но другая половина, которая высказывается не часто, допускает, что все намного проще. Поблагодарить ее вслух я не могу. Но поворачиваюсь, прикладываю к груди сжатую в кулак руку и кланяюсь.
Женщина опять улыбается. На этот раз я вижу, что глаза ее теплеют.
- Хорошо, - отвечает она, - учиться, стало быть, ты можешь, хотя и довольно медленно. Но это не так уж плохо. Шторм, проводишь его до опушки. Ступай, молодой человек. И не возражай, пусть пес идет с тобой. Шторм знает безопасную дорогу.
Совет, как оказывается впоследствии, вполне здравый. Внизу, на главном тракте, с двумя лошадьми ждет Иллан. При виде меня его обычно мрачное лицо озаряется улыбкой.
- Хвала богам, ты жив и здоров, - говорит он.
Подойдя ближе, я вижу, что он очень бледен, и замечаю ссадины, которых вчера не было.
- Собака… - добавляет Иллан. - Или, может, волк? Мы не можем взять его с собой.
Мимикой и жестами я пытаюсь объяснить, что это пес из расположенного неподалеку дома, что он проводит нас до опушки, а потом вернется. А когда у меня не получается, я беру палку и рисую ею на земле - на этот раз успешнее.
- Все, что позволит нам доехать быстрее, только на пользу, - говорит Иллан. - Верхом скакать сможешь? Упал ты знатно.
Я киваю, показываю на ссадины на его лице и поднимаю брови.
- Попал в неприятности. Мне не сразу удалось отыскать серую. Из-за некоторых предприимчивых местных жителей, решивших запереть ее у себя в сарае. И еще сколько-то времени потребовалось, чтобы вернуть лошадь и твои пожитки. А когда со всем этим разобрался, возвращаться было уже небезопасно, поэтому пришлось искать ночлег. Это и к лучшему, потому что можно было немного подкормить лошадей.
Он смотрит, как я глажу серую по бокам и ощупываю ее ноги.
- Она не пострадала. А теперь еще и хорошо отдохнула, так что ехать на ней, пожалуй, будет хорошо.
Я сажусь в седло, понимая, сколько боли мне это должно было бы принести. Благодарность, которую я испытываю к старухе, соседствует с мучительными опасениями, что мне когда-нибудь придется с ней расплатиться.
Шторм ждет, когда мы с Илланом сядем на лошадей, чтобы тронуться в обратный путь. Его глаза горят, он гордо держит голову и точно знает, куда идет.
9.Брокк
В детстве мама рассказывала нам истории о Морриган - вороне и женщине, богине и твари, - которая, низко кружа, внезапно налетает на поле кровавой битвы, чтобы собрать души павших. Истории о воронах мудрых и о воронах зловредных. И все они, так или иначе, были связаны со смертью. Но ни одна из этих сказочных птиц не была похожа на тех, которых мы увидели, подъезжая к Брефне. Когда до конца пути оставалось совсем немного, мы поехали по лесному тракту. Местные жители называют его Вороньей дорогой. Позже я спросил их о происхождении этого названия. «Предрассудки», - ответил один. «Она идет по лесу, и там живут самые разные птицы», - добавил другой. Но третий сказал: «На ней встречается нечто такое, от чего в жилах стынет кровь. Ты можешь подумать, что это птицы, пока не присмотришься. Но ни одному человеку в здравом уме этого не захочется».
Вполне возможно, что барда нельзя назвать человеком в здравом уме. Увидев этих созданий, я решил подъехать ближе и рассмотреть их. Да, это точно не вороны, хотя и похожи на них. Напоминают существ из мира, куда нет доступа ни мужчинам, ни женщинам, - слишком больших, слишком могущественных и слишком умных, чтобы принадлежать царству природы. Я сочиняю о них балладу, хотя, наверное, не стану петь ее здесь, при дворе. Как и предполагалось, лорд Кора нанял нас накануне Дня летнего солнцестояния, поэтому нам понадобится весь наш репертуар, чтобы публика не скучала, равно как и новые баллады. Мне нельзя настолько увлекаться сочинительством, чтобы забывать истинную цель нашего присутствия здесь. Однако я музыкант и буду им и впредь, причем не только по легенде, но и потому, что иначе не могу. Во мне рождаются мелодии, в голове обретают жизнь истории и рифмы. Остановить этого я не смогу, даже если очень захочу. Ливаун говорит, что я появился на свет с музыкой в душе, хотя у меня нет полной уверенности в том, что все так просто.
Когда мы ехали через лес, мне захотелось остановиться, сойти на землю, побродить под сенью деревьев и отыскать что-то, не поддающееся определению. Это казалось безумием, поэтому я не стал поддаваться порыву. А когда уехал оттуда, мне послышался зов собственной арфы, хотя она была надежно упакована в чехол и приторочена к седельной сумке. Другие, скорее всего, ничего не слышали, а я не стал им ничего говорить. Об этом тоже надо бы сочинить балладу. Нет, поймать дикого зверя еще не значит его приручить, но это наверняка поможет моему взбудораженному сердцу принять случившееся.
Итак, мы явились ко двору Брефны. Моя арфа перенесла поездку хорошо и после замены двух струн и настройки теперь звучит, как положено. Ливаун пребывает в прекрасном расположении духа и готова принять брошенный нам вызов. Если ее ничем не занимать, она без конца мается. Лебяжий остров с его плотным графиком оттачивания боевых приемов, лазания по канату, восхождения на горы и прочими физическими упражнениями подходит ей как нельзя кстати.
Не успели мы провести при дворе и полдня, как она на моих глазах уже то ходит на руках, то раскачивается на низко нависшей ветке дерева, без конца взмывая вверх. Арку я об этом не говорю, но ей напоминаю, что музыкантам не пристало ничем таким заниматься, и отпускаю шутку в том смысле, что это сродни штанам, которые она носит. Мне до сих пор помнится, какой она была в детстве. Она считала своим долгом повторять все, что делал отец. Взбиралась наверх по высоким лестницам, колола большим топором дрова, перегоняла злобного быка с поля на поле. В большинстве своем родители отказали бы маленькой девочке, да даже и дочери постарше, в попытках справиться с такими задачами, но наш отец научил ее делать все это, не подвергая себя риску. Если нас не зачислят в отряд Лебяжьего острова, она вполне может мастерски крыть соломенные крыши, как отец, хотя даже у нее не получится резать фигурки для конька, как это делает он. Иногда мне кажется, что в его руках заключена магия, хотя он, когда ему это говорят, лишь улыбается и пожимает плечами.
Причина столь ярого желания Ливаун поддерживать форму может сводиться к тому, что по возвращении на Лебяжий остров ей хочется одолеть в бою Дау. Ему, по всей видимости, нет нужды ходить на руках или раскачиваться на деревьях. Когда человек машет кузнечным молотом, это, надо полагать, самым замечательным образом придает ему сил. Когда вернемся, Арку стоит научить его играть на кельтском бубне.
Здесь я заставляю себя улыбнуться. Дау - музыкант? Ну уж нет, роль менестреля подходит ему ничуть не больше, чем мне роль сына вождя клана. Дау вернется, и его зачислят в отряд острова. А если нет, то возвратится во владения отца и продолжит там свою роскошную жизнь. Надеюсь, ему все же уготована судьба остаться на острове. В этом случае он, как человек, станет лучше.
В первый же вечер мы выступаем перед двором. Так как времени мало, Арку полагает, что нам лучше сразу заявить о себе, а раз так, то для нас это самая благоприятная возможность, разве нет? Собрались все, от принца Родана и регента до слуг, кучеров и стайки детей, за которыми практически вообще не присматривают. Мы выбираем надежные, проверенные номера, пользовавшиеся дома наибольшей популярностью. Во время концерта я стараюсь наблюдать, как нас и учили, но это дается с трудом - мысли растворяются в музыке. В какой-то момент из толпы доносится призыв к танцам, столы и стулья отодвигают к стенам, чтобы освободить место. Мы выдаем пару плясовых, а потом «Скачущего Артагана», позволяющего Ливаун продемонстрировать свой талант игры на свирели. Детям эта джига нравится, они пытаются хлопать ей в такт, хотя она все больше ускоряет ритм, и исполняют свою собственную версию танца под аккомпанемент нескончаемого хихиканья. За исключением одной-единственной девочки, которая сидит совершенно неподвижно в стороне от других и смотрит на нас настолько сосредоточенно, что это немного нервирует. Когда я ей
улыбаюсь, она отводит взгляд, будто ее застали за чем-то нехорошим.
Наше выступление публике нравится. Даже принц Родан подходит сказать пару слов, пока мы собираем инструменты. Рядом с ним здоровенный личный страж, почти такого же роста, как наш брат Гэлен, исполняющий похожие обязанности в свите принца Далриады.
- Благодарю за усердие, - с улыбкой говорит Родан, - я почти не разбираюсь в музыке, но все остались довольны. Надеюсь, мы вас еще услышим.
Арку объясняет, что нас наняли до Дня летнего солнцестояния, и что развлекать зрителей мы будем наравне с другими придворными музыкантами. Страж разговаривает с Ливаун. Что-то о танцах.
- Ах, у нас нет возможности танцевать, - говорит она, играя роль Киры, польщенной интересом к себе, но немного смущенной, - нас только трое, и мы, в той или иной степени, вынуждены играть и петь каждый номер.
- Может, когда будут выступать другие музыканты? - в голосе здоровяка явственно слышен энтузиазм.
- Было бы хорошо, - отвечает Ливаун и бросает на Арку быстрый взгляд, словно опасаясь упреков, - посмотрим.
- Горв!
Это приказ, принц уходит, и его стражу не остается ничего иного, кроме как последовать за ним, хотя при этом он все равно смотрит через плечо на мою сестру.
- Я думаю, ты понравилась Горву, - шепчу я, когда мы собираем вещи.
- Оставь свои мысли при себе.
Она тычет меня локтем в ребра, хотя и не очень сильно.
- Это может пригодиться, - говорит Арку вполголоса.
Поблизости все еще кое-кто болтается, и нас могут услышать.
- Пойду лучше поговорю с другими придворными музыкантами. Не хочу вторгаться на их территорию. Но в целом мы играли отлично. Дудочник, надеюсь, у них есть свой.
10.Ливаун
Арку напоминает мне, что не стоит привлекать к себе здесь, при дворе, ненужного внимания. Не лазать по деревьям. Не делать физических упражнений, когда кто-нибудь может меня увидеть. Не подтыкать подол юбки. И перед тем, как что-нибудь сказать, каждый раз непременно думать. Мое участие в этой миссии сводится к тому, чтобы заводить дружбу с женщинами при дворе и собирать любую полезную информацию. По вечерам все будут слушать, как я играю и пою, поэтому поднимать темы музыки, а может быть и арфы нужда отпадет, тем более, что все взбудоражены предстоящей церемонией коронации. Арку уже не в первый раз напоминает, что я здесь для того, чтобы слушать.
Пока он читает мне нотации, я сижу молча, а когда говорю «Да, дядюшка Арт», то ничуть не лукавлю, хотя примерно то же самое уже талдычил Брокк, и мне нет надобности выслушивать это еще раз. Брат чуть-чуть старше меня, по крайней мере, так утверждают родители, и поэтому, наверное, считает себя ответственным за меня. Я никогда, ни разу в жизни не считала себя чьей-то младшей сестрой. Даже сестрой Гэлена, который на целых два года старше нас и гораздо выше ростом.
Я стараюсь. Общаюсь со служанками, слушавшими в первый вечер мое выступление. Музыка их не интересует, если, конечно, не считать упоминания о том, как красив наш арфист, особенно когда в его взгляде появляется мечтательное выражение. Они спрашивают меня, какими травами я пользуюсь, чтобы сохранить шелковистость волос. Мы заводим разговор о прическах, которые больше всего мне идут, и девушки предлагают помочь заплести мне косы перед следующим выступлением. Я старательно улыбаюсь и слушаю, хотя это очень и очень трудно, но так ничего и не узнаю.
Тех же женщин я встречаю изо дня в день, позволяя им заплетать мои волосы в замысловатые косы, украшая их лентами и цветами. Надеюсь, что Горв, тот здоровенный личный страж, не подумает, что все это ради него. Я расспрашиваю служанок об обряде коронации, но их интерес к ней ограничивается лишь нарядами, которые они собираются надеть, да вопросом о том, устроят ли после торжества бал. Меня охватывает тревога. На следующий день, когда рядом никого нет, я, пользуясь случаем, залезаю на огромный дуб, который для этого присмотрела, но, добравшись до середины, к своему изумлению сталкиваюсь с девчушкой, сидящей на ветке. Я открываю рот, чтобы пораженно вскрикнуть, но она поспешно прикладывает палец к губам, призывая к молчанию. Мы, даже по моим стандартам, забрались довольно высоко, причем никого другого я поблизости не видела. Потому что, если бы видела, то мое поведение шло бы вразрез и с приказом Арку, и с братским советом Брокка.
Какое-то время мы просто сидим на ветке и молча смотрим друг на дружку. Я почти ничего не знаю о детях. На вид девочке лет шесть-семь, помню, она сидела в главном зале, когда мы играли, чуть в стороне от остальной ребятни. Интересно, если она просто слезет, и я притворюсь, что не видела ее, ей будет грозить опасность? Я ожидала увидеть здесь только птиц, ну, может, еще пару белок. Но не эту маленькую, строгую барышню.
Я внимательно к ней присматриваюсь и пытаюсь мыслить как шпионка. К каким здесь можно прийти выводам? Девочка явно нарушает правила, как и я сама, иначе не стала бы призывать меня к молчанию. Может, она решила поиграть в прятки? Но я не слышу, чтобы ее звали другие дети. Признаков заботливой мамы или няни тоже не наблюдается. В чертах детского лица проглядывает намек на беспокойство. Она могла забраться сюда, потому что испугалась. Спряталась, не желая, чтобы ее нашли. Одежда на ней прекрасного качества - голубая пелеринка с искусной вышивкой шерстяными нитками на воротнике и подоле, а под ней тонкая льняная туника. Ботиночки, если они у нее есть, остались у подножия дерева. Носочки в дырках. Каштановые волосы, карие глаза. Вздернутый носик, ямочка на подбородке, и лицо, которое вполне можно было бы назвать красивым, если бы не его печальное выражение. Судя по всему, она недавно плакала. Я хочу спросить, все ли у нее в порядке, но она сама велела мне молчать. Может статься, что мы просидим так бок о бок все утро и не перебросимся даже парой фраз.
Когда же моя маленькая соседка начинает говорить, ее голос звучит так тихо, что я едва его слышу.
- Я тебя знаю, - шепчет она, - ты играешь на свирели. И поешь баллады.
- Да, это…
Я замолкаю на полуслове - она опять подносит к губам палец, на этот раз еще настойчивее.
- Говори шепотом, а то разбудишь Мааре.
Я смотрю по сторонам, будто Мааре, кем бы она ни была, тоже может сидеть на дубовой ветке.
- А кто такая Мааре? - шепотом спрашиваю я.
- Ей положено за мной присматривать, но она уснула. Ты разрешишь мне поиграть на твоей дудочке?
- Но ведь это точно ее разбудит, разве нет? Да у меня ее и нет сейчас.
- Жаль…
За тоской в этом слове скрывается нечто большее, чем банальное огорчение от такой мелочи. В этот момент я замечаю на ветке за ее спиной холщовый мешочек. Из него торчит маленькая головка с парой глазок, вышитых темно-коричневой ниткой. По виду игрушка старая, грубая ткань истрепалась и покрылась пятнами. По форме ушей я понимаю, что по замыслу создателя это собака или кошка.
- Давай в следующий раз, - говорю я, - если Мааре не будет против. А ты умеешь играть?
- Ты можешь меня научить.
Нет, в Брефну я приехала совсем не для этого. Что можно узнать у маленького ребенка? Но няня, старшая сестра или кем бы там ни оказалась эта Мааре, так любящая поспать, может оказаться куда более ценным источником информации.
У девочки умоляющий взгляд, как у сломанной, брошенной куклы.
- Я научу тебя играть пару нот. Чтобы выводить мелодии, надо долго учиться.
Она берет мешочек с игрушкой, вешает себе на грудь и очень серьезно смотрит на меня. Кожа на ее руках и лице очень светлая, под ногтями чисто. Несмотря на то что она лазает по деревьям, ее длинные волосы аккуратно заплетены, хотя кое-где все же выбиваются прядки. Это точно не ребенок прислуги.
- Но на этом дереве никакой музыки, - говорю ей я, - свирель может упасть вниз, а прыгает она довольно скверно.
- Хорошо, я поняла. Мне нравится та быстрая мелодия, по-настоящему быстрая, там еще много нот.
- Под которую все пускаются в пляс?
Девочка кивает, все с тем же строгим выражением лица.
- Она называется «Скачущий Артаган», играть ее очень нелегко. На первых порах мы могли бы начать с чего-нибудь попроще.
- А сейчас нам нельзя сходить за твоей дудочкой?
- Нет, ведь нам понадобится какое-нибудь тихое место, да и тебе сначала надо узнать, не возражает ли Мааре, а то у тебя будут неприятности. К тому же, если я собираюсь разрешить тебе играть на одной из моих свирелей, то сначала должна узнать твое имя. Меня зовут Кира.
Девочка шепотом отвечает на мой вопрос в тот самый момент, когда снизу ее зовет женский голос:
- Ашллин? Где ты?
- Это Мааре, - все так же тихо говорит Ашллин, - она не знает об этом дереве.
Теперь в ее голосе слышится страх.
- Тогда ты слезай первая, а я подожду, пока вы не уйдете.
Она резво соскальзывает с ветки, и сердце в моей груди сжимается от страха. Но девочка проворна как белка. Я с восторгом смотрю, как она быстро спускается вниз, завидуя, что мне самой не удалось бы проделать это так тихо и ловко. По пути она замирает, поворачивается и одними губами шепчет:
- Не забудь.
Я киваю, и в следующий миг ее уже нет. Я даже не знаю, чей она ребенок и доведется ли мне еще когда-нибудь с ней встретиться.
Дождавшись, когда Ашллин, как мне кажется, скрылась из виду, я спускаюсь вниз, расправляю юбку и иду на женскую половину. Во владениях лорда Коры снуют туда-сюда посетители, и в общих спальнях яблоку негде упасть. Знатных гостей - вождей кланов, богатых землевладельцев, советников и высокопоставленных стражей порядка - селят в отдельных апартаментах в главном здании, некоторых с семьями. Мы, музыканты, никуда не вписываемся. Да, благодаря талантам, нам удалось заслужить уважение, но мы не входим в круг высокородной знати, включающий в себя лорда Кору с женой и наследника трона Родана. С нами обращаются вежливо, мы обеспечены всем необходимым - горячей водой для мытья, удобными постелями и отличной едой. Но рядом с нами спят и сидят за столом не господа, а слуги. Если Арку считал, что нам будет легко подобраться к принцу, его кругу или соперникам, претендующим на трон, то это было ошибкой. С аристократией мы общаемся, только когда развлекаем их в парадном зале поместья Коры. Если это вообще можно назвать общением. Они сидят и слушают - хотя некоторые из них, не обученные хорошим манерам, продолжают
болтать и смеяться, напрочь игнорируя наше пение и игру, - а мы усердно работаем на сцене до того момента, пока не приходит время идти спать. Будь такая возможность, было бы совсем неплохо потанцевать.
- Кира! А я тебя искал.
Я спускаюсь вовремя, потому что в этот момент по покатому травянистому склону, отделяющему рощу, где растет дуб Ашллин, от входа в большой укрепленный каменный замок, сюда идут Арку и брат. В этом замке, напоминающем башню, находятся королевские апартаменты, парадный зал и комнаты советников. Его окружает множество глинобитных домов, не очень просторных, но прочных. В них устроили спальни, общую купальню и гигантскую кухню.
Еще дальше - амбар, конюшни с пастбищем, кузница, скотобойня, дубильня и другие хозяйственные постройки.
По периметру поместья проходит насыпной вал с высокой стеной вбитых в землю острых деревянных кольев. У ворот постоянно несут службу, самое меньшее, четверо стражей, еще несколько стоят в карауле вдоль стены. Ночью дорожки освещают факелы. На западном краю поместья высятся главные ворота, через которые можно выехать на тракт, по обе стороны которого разбросаны жилища. На западе, где растет дуб Ашллин, деревья с внешней стороны так и льнут к крепостной стене. Будь это укрепление ниже, его можно было бы назвать брешью в обороне, однако в таком виде проникнуть этим путем в замок могут только куницы да белки.
- С нами желает говорить лорд Кора, - говорит Арку.
«Самое время», - думаю я, но молчу. Если бы арфу надо было отыскать срочно, регенту, на мой взгляд, стоило бы пригласить нас в день приезда.
- Он хочет видеть нас всех?
- Да, Кора велел прийти всем троим.
Арку озирается и, хотя рядом никого нет, переходит чуть ли не на шепот.
- Говорить будете, только если обратятся непосредственно к вам. А так помалкивайте и наблюдайте.
- Обратятся? - переспрашивает Брокк, когда Арку ведет нас к замку. - Значит, лорд Кора будет не один?
- Мне не сказали, - отвечает Арку, - лишь сообщили, что все присутствующие там осведомлены о цели нашего визита. Но все равно надо подождать, пока это не выяснится наверняка.
Мы подходим к большим воротам королевской резиденции; снаружи стоит стража.
- Прежде чем что-то сказать, думайте, - шепчет Арку, глядя на меня.
- Хорошо, дядюшка Арт.
В зале советников, спрятанном в глубине лабиринта коридоров, который раскинулся внутри замка, нас встречают трое. У двери встает крепко сбитый страж. Я бросаю на него взгляд и думаю о том, сколько времени мне понадобится, чтобы сбить его с ног и выхватить копье. Мне очень не хватает учебных боев.
- Вот и вы.
Один из троицы встает, двое других остаются сидеть. Лорда Кору - стройного мужчину среднего роста с коротко стриженными седыми волосами и суровым взглядом - мне как-то показали в обеденном зале. Сейчас он выглядит устало, под глазами залегли круги. Тот, что встал, - Брондус, главный советник регента, повыше и помоложе. У него внешность человека, который терпеть не может дураков и никогда не тратит времени попусту. Третьего я раньше не видела, но он похож на друида: кремовая мантия с наброшенной поверх нее серой накидкой, на шее на веревочке висит небольшой кожаный мешочек, длинные седые волосы заплетены в косы. Может, Верховный Друид?
- Дверь заперта, у нее выставлена охрана, - говорит Брондус, - и так будет до окончания нашей встречи. В этих четырех стенах мы можем говорить свободно. Милорд, мне позволено продолжать?
Кора машет рукой, выражая согласие.
- Меня зовут Брондус, я советник лорда Коры. Нам оказал честь своим присутствием брат Моркан, глава здешнего сообщества друидов.
- О нас вам уже сообщили, - говорит Арку, и его голос в этой высокопоставленной компании звучит совершенно непринужденно, - меня зовут Арт, со мной племянница и наш друг, музыкант Донал. Лорд Кора, мы благодарим вас за оказанное гостеприимство. Нам с лихвой предоставили все необходимое.
- Понятно, понятно, - нетерпеливо говорит регент, - когда вы справитесь с заданием, вам, разумеется, заплатят. Время поджимает. У нас его совсем мало, а у вас наверняка есть вопросы.
Этот человек натянут как струна.
- С вашего позволения, милорд, я в нескольких словах расскажу, что нам уже известно, и тогда мастер Арт сможет задать вопросы.
Кора кивает, и Брондус продолжает:
- По всей видимости, со всеми вами мы сегодня встречаемся в первый и последний раз; следующий раз мог бы привлечь ненужное внимание. В то же время, нам придется и дальше делиться полученными сведениями. Заниматься этим лучше всего мне и вам, мастер Арт. После этого я буду информировать лорда Кору, а мастер Арт - Киру и Донала, если в этом возникнет необходимость. Полагаю, вы понимаете, что сохранение тайны в этом деле - предмет первостепенной важности.
Он смотрит на меня с таким видом, словно из всех троих я единственная могу выболтать наши секреты. Я не позволяю сорваться с губ словам, которые приходят в голову первыми, и просто киваю.
- Сведения, которыми мы располагаем, основываются на сообщении, которое прислал лорд Кора, - говорит Арку, - можно мы сядем?
- Окажите любезность.
Все садятся - мы по одну сторону стола, они - по другую. Если учесть, что именно на нас они возлагают надежды в решении этой действительно серьезной проблемы, атмосферу вряд ли можно назвать дружелюбной.
Друид Моркан до сих пор не проронил ни слова. Если они действительно поручают нам найти эту бесценную арфу, то демонстрируют это весьма странным образом.
Брондус пересказывает нам то, что мы и так отчасти знаем, хотя и сообщает при этом некоторые подробности. Арфа хранится - точнее хранилась - в неметонах[2 - В мифологии ирландских кельтов священные рощи, где кельтские жрецы-друиды поклонялись духам леса.], святилищах друидов, расположенных к западу от королевской резиденции. Инструмент представляют публике только по случаю коронации нового короля. Традиция требует, чтобы игрой на нем сопровождалась каждая такая церемония.
- Могу я задать вопрос?
Все трое смотрят на Брокка. Наступает тишина.
- Вы арфист, не так ли? - наконец, подает голос брат Моркан.
Тон его вежлив.
- Верно. А еще я пою, сочиняю музыку и стихи. Мне хотелось бы узнать, как часто на арфе играют в неметонах и кому поручено за ней ухаживать - следить за деревянными деталями, менять струны и прочее. Насколько я понимаю, инструмент по-настоящему древний, поэтому нам будет полезно знать, кто имеет к нему доступ и как часто этим доступом пользуется.
Хороший вопрос, хотя, может, и несколько преждевременный.
- Арфа хранится в пещере, - говорит Моркан, - большинство друидов, по традиции, живут в лесу и наш орден тоже придерживается такой практики, ничем не отличаясь от других. Свои жилища мы строим из ветвей, мха и травы. В лесу есть лабиринт пещер, некоторые из них довольно крупные. Они хорошо защищены от избытка влаги, холода и тепла. Там и хранится Арфа Королей.
- В пещере? Это значит, что туда при желании может зайти кто угодно? И не только зайти, но и выйти? Инструмент охраняют?
Арку бросает быстрый взгляд на Брокка, вероятно забывшего приказ молчать до тех пор, пока его самого не спросят.
Моркан криво улыбается и становится от этого не таким неприступным.
- Нам никогда и в голову не приходило принимать подобные меры предосторожности. В этом хранилище арфа содержалась в целости и сохранности с незапамятных времен. И предположить, что кому-то захочется ее украсть, было… немыслимо. Это стало бы величайшим оскорблением богов и мы теряемся в догадках, совершенно не понимая, как ее можно было незаметно вынести. Соседнее помещение занимают три наших самых одаренных молодых друида и как минимум один из них, как правило, проводит там целый день. При обращении с Арфой Королей следуют строгим правилам. Упомянутыми вами практическими вопросами занимается наш Верховный Бард Фараннан. Ему единственному позволено играть на инструменте, который извлекают из хранилища только в его присутствии.
Брокк открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут же бросает на Арку взгляд и замолкает.
- Дверь запирается? Или, может, помещение как-нибудь отгорожено? - спрашивает Арку.
- Ни железной решетки, ни дубовой двери там нет. Пещера и ее содержимое защищено искусным заклятием.
У меня на языке вертится грубое ругательство, но я умудряюсь его проглотить. Считаю до пяти, никто не говорит ни слова. Даже самой проверенной и закаленной команде Лебяжьего острова не хватит способностей справиться с такой проблемой. Или все же хватит? Я прилагаю все усилия, чтобы мое лицо выглядело бесстрастным, что в данных обстоятельствах сродни подвигу.
- Искусным заклятием, - отзывается эхом Арку, - то есть друидической магией, к которой прибегли в самом сердце святилища. И несмотря на это…
Опять воцаряется тишина.
- И, несмотря на это, дело обстоит именно так - Арфа Королей исчезла, - угрюмо говорит Моркан, - исчезла без следа после того, как мы столько лет ее надежно хранили. По идее, это невозможно.
У меня есть множество вопросов. Если здесь замешана магия, то зачем просить решить проблему команду Лебяжьего острова? Может, арфа вовсе не исчезла, а ее просто перепрятали в политических целях - дискредитировать одного претендента на трон в пользу другого? Такую возможность мы обсуждали перед тем, как покинуть Амбар. Как преграда в виде искусного заклятия могла оказаться достаточно мощной, чтобы продержаться сотни лет после смерти того, кто ее создал? И если эта преграда была невидимой, то могли ли друиды в соседней пещере заметить, что арфы больше нет? Мне казалось, что о ее исчезновении знают совсем немногие.
- Я должен задать вопрос, брат Моркан, - говорит Арку, - вы полностью доверяете каждому члену вашей общины, включая и недавно набранных друидов-учеников? Как вы понимаете, я говорю не о заклятии, а лишь о доступе к Арфе Королей, о том, не мог ли кто-нибудь незаметно вынести инструмент из неметонов. Думаю нам, в первую очередь, следует рассмотреть именно эту возможность как самую простую. Если один друид может прибегнуть к магии, чтобы сохранить какую-то вещь в целости и сохранности, то другой, вполне естественно, тоже может прибегнуть к магии, чтобы разрушить заклятие и вынести предмет из хранилища. Причем не забывайте, что мы практически ничего не знаем о тонкостях этого заклинания. Но раз уж мы приехали сюда решить вашу проблему, нам понадобится вся информация, которую вы можете нам предоставить.
Он говорит спокойно, в своей привычной манере.
Интересно… Может заниматься сверхъестественными явлениями, в конечном счете, - неотъемлемая часть нашей работы? Нас никогда ни к чему такому не готовили. Возможно, этой науке учат только после зачисления в элитный отряд Лебяжьего острова.
- Задай вы мне этот вопрос до исчезновения арфы, я бы точно сказал, что конечно доверяю, - говорит Моркан, - даже те ученики, которых мы взяли совсем недавно, понимают сакральное значение Арфы Королей. И, честно говоря, я не верю, что ответственность за ее исчезновение несет кто-то из нашего братства. С другой стороны, постороннему туда не войти.
Брокк откашливается и смотрит на Арку.
- Чтобы провести полное расследование, - говорит тот, - по меньшей мере, одному из нас придется отправиться в неметоны…
А когда верховный друид собирается его перебить, добавляет:
- Нет-нет, уверяю вас, не в качестве представителя закона, который всюду суется с неудобными вопросами. Нам совершенно ясно, что это дело должно храниться в тайне. Насколько я понимаю, даже от принца Родана.
Трое сидящих перед нами людей вдруг одновременно чувствуют неловкость. Отвечает Брондус.
- Да, лорд Кора подумал, что принца лучше не ставить в известность. Чем меньше народу будет об этом знать, тем спокойнее. Я понятия не имею, как кто-то из вас может отправиться в неметоны, не вызывая подозрений. Возможно, это нам объяснит брат Моркан.
- Наш орден придерживается строгих традиций, - говорит друид, - гостей мы почти не принимаем, а неметоны братья покидают только при определенных условиях. К примеру, их покидают наши целители, когда в этом возникает настоятельная необходимость. У нас есть двое братьев в миру, снабжающих нас всем необходимым. К тому же, существуют ритуалы - в общине мы практикуем обряды помолвок, погребения и благословения.
- Добавьте сюда коронацию, - говорит Арку.
- Давайте ближе к делу, - наконец, вступает в разговор лорд Кора.
Голос его спокоен, но костяшки пальцев, сцепленных на столе, побелели.
- Брат Моркан выступает в роли моего советника по многим вопросам, поэтому бывать здесь для него обычное дело. Но я у него не бываю. Неметоны хоть и недалеко отсюда, но существуют обособленно.
- Коронация, - повторяет Арку, - Верховный Бард, музыка, арфа. В братстве должны быть и другие арфисты, в том числе, надо полагать, и молодые. Я сам не собираюсь внедряться в сообщество друидов, потому что буду выделяться среди них как лохматая дворняга на фоне ухоженных котов. О Кире, конечно же, тоже речи быть не может. Я так понимаю, что в вашем ордене строгих правил женщинам не место.
- Совершенно верно.
Моркана подобная мысль явно поразила, хотя мне приходилось слышать об общинах друидов, принимающих в свои ряды и мужчин, и женщин, - их члены могут вступать в брак и рожать детей, что совершенно не мешает им вести жизнь, посвященную благим делам и молитвам. Но не мне просвещать Верховного Друида Брефны.
- А к тем немногим гостям, которых вы все же принимаете, относятся странствующие ученые мужи? - самым почтительным тоном спрашивает Брокк.
- Относятся, молодой человек… запамятовал, как вас зовут.
- Донал, брат Моркан. Мне всегда интересно обсуждать с коллегами, другими музыкантами, старинные песни, легенды и их значение, равно как и играть вместе, разучивая что-нибудь новое. Мне известно, что друиды-ученики остаются таковыми долгие годы, усваивая традиционное знание, становясь кладезями мудрости в толковании старинных сказаний. Но я ведь тоже могу внести свой вклад, потому что много путешествовал, общаясь в своих странствиях со многими музыкантами и сказителями. Надеюсь, вам не покажется слишком самонадеянным мое предположение, что если мне позволят провести в общине какое-то время, я не только смогу научиться чему-то у ваших братьев, но и, в свою очередь, принесу им определенную пользу. Вероятно, мне можно было бы позволить обменяться мыслями с вашими молодыми друидами, особенно проявляющими интерес к традиционному знанию и музыке.
И тут происходит чудо: друид улыбается.
- Мы все проявляем к ним интерес, Донал.
- Донал искусный музыкант, - спокойно замечает Арку.
- Милорд, - говорит Моркан, обращаясь к регенту, - Верховный Бард, полагаю, благосклонно воспримет предложение Донала, ведь о брате Фараннане, как об ученом муже, многие тоже высокого мнения. Да, я понимаю, время не ждет. Если вы не возражаете, я сегодня же поговорю с ним, и если получу его согласие, мы пришлем гонца, который завтра же приведет Донала к нам. Только не забудьте захватить арфу, молодой человек.
Решение принято.
- Захвачу. Благодарю вас, брат Моркан. Благодарю вас, милорд.
Энтузиазм Брокка выглядит совершенно естественным и неподдельным. Надеюсь, музыка и традиционное знание не поглотят его до такой степени, чтобы забыть, что в неметоны он отправляется в роли соглядатая. Вытащить человека бывает столь же трудно, как и внедрить.
Мне нужно поговорить с Брокком и Арку с глазу на глаз - только мы втроем за запертой дверью. Перед отъездом Брокка в неметоны я должна выяснить несколько моментов. Насчет той непонятной информации о заклятии и пещере без дверей. И что еще более важно, хотя и не так срочно, стоит обсудить вопрос о принце Родане. Насколько нам известно, его в тайну не посвятили. Но чем больше я об этом думаю, тем более странным мне это кажется. Либо регент со своими советниками всецело доверяют нам и не видят необходимости расстраивать наследника престола, либо у них есть другие причины не делиться с ним столь важными сведениями. К этому, возможно, причастны и его личные стражи. Горв с напарником, которые повсюду следуют за принцем. Кора, похоже, всерьез озабочен личной безопасностью Родана. Из чего вполне можно сделать вывод, что если арфу похитил другой претендент на трон, то у него есть запасной план на тот случай, если инструмент вовремя отыщут и вернут. Например, убийство, замаскированное под несчастный случай. Вот Кора и попросил принца никогда не расставаться с личной стражей. Нам надо выяснить, кто еще
претендует на трон, находятся ли они здесь, при дворе, а если нет, то не ожидается ли вскоре их прибытие. Во время инструктажа прозвучало имя Тоссака. Должны быть и другие, ведь на престол может взойти любой родственник последнего короля, хотя шансов у любого из них гораздо меньше, чем у его собственного сына.
- Идем репетировать, - шепчет Арку, когда мы выходим из замка, - без промедлений. В нашем обычном месте.
Репетиции - отличный предлог для разговора без свидетелей, при том, однако, условии, что мы, навострив уши, внимательно следим за тем, не явился ли непрошеный гость, которому якобы захотелось послушать музыку. «Обычное место» - это сарай для хранения инструментов. Перед нашим приездом там все убрали, поставили несколько скамеек и привели в порядок дверь, которая теперь закрывается и запирается на замок. К этой постройке примыкает конюшенный двор, что очень удобно, если Арку нужно передать что-нибудь вспомогательной группе; как правило, нас там никто не беспокоит. Эти меры я объясняю тем, что регент знает об истинной цели нашего приезда - вряд ли так станут устраивать любых заезжих музыкантов.
- Претендент на трон, по всей вероятности, Тоссак, - шепчет Арку, когда мы устраиваем не столько репетицию, сколько тайное совещание.
Слушая, Брокк наигрывает тихую мелодию, для него не составляет труда делать одновременно и то, и другое. Если кто-то решит подслушать, переливы арфы заглушат слова.
- Он вождь клана Глендаррага и владеет обширными землями к западу отсюда. Эмблема его рода - дракон. Тоссак - ближайший родственник покойного короля и пользуется уважением. Он говорит, что конюхам нравится ухаживать за его лошадьми - самыми замечательными и всегда пребывающими в отличной форме. О притязаниях Тоссака на трон Брефны публично никто не говорит, да я и сам так не думаю, хотя решись он и предприми попытку, ему наверняка окажут серьезную поддержку. Если он намерен бросить Родану вызов, то действовать должен быстро. С другой стороны, если арфу не найти вовремя, то такой вызов можно бросить и в день коронации. До этого, надеюсь, не дойдет. Без этой арфы никто не сможет стать королем. Ты хочешь что-то сказать, Кира?
Я думаю о недавно закончившейся встрече, на которой я практически превратилась в невидимку.
- Прошу прощения, совсем немногое. Дядюшка Арт, у меня есть вопрос. О наследнике трона. Существует ли причина, побуждающая Кору и его советников не доверять ему столь важную информацию? Вскоре он станет королем, получит власть отдавать им приказы и…
Я нерешительно умолкаю, понимая, что у меня нет реальных аргументов в поддержку этих опасений.
- И?.. - тихим эхом отзывается Арку.
- Личные стражи Родана держатся начеку, даже когда он в своих покоях в окружении приближенных. Куда бы принц ни пошел, за ним тенью следует один из них - выглядит, по крайней мере, все именно так. Интересно бы узнать, ожидают ли они какой-нибудь подлости. Например, соперника, имеющего какой-то тайный план.
- Может быть, - отвечает Арку. - Того, кто знает об арфе и ответственен за ее исчезновение?
- Такому человеку без контакта в неметонах не обойтись, - говорит Брокк, одновременно наигрывая тихую, затейливую мелодию, - простому смертному туда не войти и не вынести арфу из защищенной заклятием пещеры. Брат Моркан либо лжет, либо напрасно доверяет братьям.
- Вот это тебе, Донал, как раз и придется выяснить, - говорит Арку, - предельно аккуратно и тонко. Допустив ошибку, можно нанести страшное оскорбление. Нельзя допустить, чтобы тебе перекрыли доступ в неметоны. Ты станешь там нашими глазами и ушами. Пообщайся с друидами помоложе, которые провели там уже много времени и, вероятно, скучают по дому. С тобой они могут говорить откровеннее. А я наведу справки о Тоссаке. Сейчас его при дворе нет, но он, как ожидается, приедет вместе с семьей незадолго до церемонии. Потом я потихоньку разузнаю о других кандидатах. Но поскольку до Дня летнего солнцестояния рукой подать, а никто из них так и не заявил о своих намерениях, эта линия расследования вряд ли принесет существенные плоды. А вот насчет безопасности принца ты права. Мы должны внимательно следить за малейшими намеками на трения в королевстве. За распрями между вождями кланов. За спорами из-за территорий. И вообще, если что-нибудь заметите, сразу сообщайте мне, даже если вам это покажется просто сплетней.
Мне в голову приходит одна мысль.
- Донал, тебе надо расспросить друидов о том, как выглядит Арфа Королей. Этот вопрос ты должен задать одним из первых. Ведь сейчас мы не узнали бы ее, окажись она у нас даже под самым носом.
- На вид она должна быть старой, - с улыбкой говорит Брокк, - очень старой.
- В рассказе Моркана не было ровным счетом ничего, что дополнило бы наши о ней сведения, - говорю я, - кто бы ни взял эту арфу, он обязан был обладать способностью расколдовать охранявшее ее заклятие или заклинание. Это значит, что вор не кто иной, как друид. Но зачем друидам нарушать их же собственный ритуал?
Брокк проводит пальцами по струнам арфы.
- Ответ может отыскаться в каком-нибудь древнем сказании, - отвечает он, - у друидов их бездонный колодец, и я надеюсь, что они поделятся ими со скромным менестрелем.
- Когда будешь там, не играй наших застольных песен, если не хочешь, чтобы тебя вышвырнули оттуда за развращение учеников.
- Все будет хорошо, - говорит брат и с отсутствующим видом исполняет несколько тактов песенки, слова которой вогнали бы любого друида в краску стыда, - обещаю.
11.Брокк
Утром меня сопровождает в неметоны друид средних лет. Мантия на нем не кремовая, как у Моркана, а зеленая, и косички не снежно-белые, а цвета воронова крыла. Зовут его брат Оланн. Он встречает меня у главных ворот королевской резиденции, мы вместе выходим из крепости и идем по дороге. За нами на почтительном расстоянии следует один из королевских стражей, но когда мы доходим до развилки, одна из дорог которой уходит в лес друидов, он останавливается.
- Дальше мы без него, - объясняет Оланн, - через Врата Дану может пройти только тот, кого мы сами пригласили.
Мы идем дальше и вскоре среди лесной чащи видим арку, искусно сплетенную из ивовых лоз. Врата выглядят открытыми, словно в них может войти кто угодно. Никакой охраны поблизости не видно. Во мне рождается начало баллады. Но не каждый пройдет в эти врата, а лишь тот, кто знает заветное слово.
Если оно и существует, это слово, или что-то другое, способное расколдовать чары, наложенные на Врата Дану, чтобы в них не прошел чужой, вслух его мой спутник не произносит. Но когда мы проходим под аркой, арфа за моей спиной издает тихий звук.
- О, - шепчет Оланн, - а тебе здесь, похоже, рады.
- Если так, то для меня это честь.
Обстановка торжественная и серьезная. Надо будет воспользоваться советом сестры и не исполнять здесь фривольных песенок. Хотя даже друидам время от времени наверняка стоит повеселиться.
Оланн ведет меня по широкой дорожке. Лес, с холма королевского замка кажущийся небольшим, на деле намного больше. Здесь тянут к небу темные руки исполинские, могучие дубы, а остролисты зловещими стражами охраняют неведомые человеку тайны. Есть и тисы, их величественные стволы в утреннем свете кажутся розовыми, а ветви тянутся к нам, словно приглашая обняться. Не страшись, странник, задержаться в этой древней беседке. Эта поляна не раз давала приют одинокой душе в годину мрака и сомнений… Хотя, конечно, эти деревья могут приютить и в мирные, радостные времена. Впрочем, другой бард мог бы сочинить песнь и получше. Такой путник, конечно, остановился бы, отдохнул под тисами и, вероятно, задумался бы о смерти, ведь это дерево часто связывают с переходом из одного мира в другой.
Мы углубляемся в лес, и я начинаю замечать признаки человеческого жилья, хотя это и не дома в том смысле, какой в это понятие вкладывает большинство людей. Эти обиталища то с невероятным мастерством выстроены прямо среди деревьев, то лепятся чуть выше, к каменистым выступам, и всегда выглядят естественным элементом пейзажа, хотя при более внимательном рассмотрении я все же узнаю человеческую руку - мостики через ручьи из неструганых досок; полянку, где среди некошеной травы красуются аккуратные грядки. За насекомыми летают крохотные птички. Молодой друид в голубой мантии разбрасывает вилами солому на грядках с овощами. Когда мы проходим мимо, он выпрямляется, подносит к глазам руку и смотрит в нашу сторону. Он мне кого-то напоминает, но размышлять о том, кого именно, мне недосуг. Парень в голубой мантии улыбается, кивает нам и возвращается к работе.
- Многое из еды мы выращиваем сами, - говорит Оланн, - наши адепты разбираются в смене времен года и понимают, что нужно брать у природы и что отдавать ей взамен, чтобы выжить в физическом мире. Это лежит в самой основе наших ритуалов. Но на свете нет ничего лучше, чем испачкать руки и преподать урок. Я всегда так говорю, хотя не все соглашаются.
На моем лице, вероятно, отражается удивление, потому что он улыбается и добавляет:
- Друиды, Донал, обожают спорить, и если ты проведешь у нас какое-то время, то очень быстро в этом убедишься. Даже самые старшие из нас участвуют в яростных дебатах.
- Можно спросить?
Он приподнимает бровь и отвечает:
- Конечно.
- Мне не сказали, сколько я должен пробыть здесь - целый день, несколько часов, или несколько дней. Нет-нет, брат Оллан, я далек от высокомерия - мне оказали честь, пригласив сюда, и я, в любом случае, буду рад, что бы вы мне ни предложили.
- Но при этом…
Его лицо расплывается в ухмылке. Вполне возможно, он видит меня насквозь, и его взгляд проникает в самую глубину моей души, где в эту минуту рождается желание явиться сюда не для того, чтобы шпионить. Как бы я хотел расслабиться и наслаждаться жизнью, ведь это лучшее, что случилось со мной за долгое, долгое время.
- Думаю, здесь можно многому научиться. Я не сомневаюсь, что ваши музыканты будут заняты - им надо заниматься… или пачкать руки как-то иначе. Но надеюсь, что у них найдется время и для меня. И что я смогу поделиться с ними всем, что знаю.
- Да?
Интересно, а друиды всегда отвечают вопросом на вопрос? Но тогда я еще ни о чем не спрашивал. И даже не считал нужным.
- Не думаю, что для этого хватит нескольких часов или даже целого дня, - говорю я и мысленно пинаю себя за невоспитанность, - прости, брат Оланн. Я знаю, как редко вы приглашаете сюда гостей, и не мне судить, сколько здесь оставаться. Просто этот лес словно околдовал меня. Он меня зовет.
- Может статься, Донал, что мы сделаем из тебя друида. - Он тепло мне улыбается, даже не думая насмехаться. - Брат Фараннан, наш Верховный Бард, осведомлен о твоем визите. С ним ты увидишься вряд ли, однако он велел нам проявить рассудительность. Я знаю, что ты и твои друзья-музыканты, как правило, забавляете по вечерам публику при дворе, поэтому тебе наверняка захочется до ужина вернуться обратно. Сегодня ты присоединишься к нашей полуденной трапезе и проведешь время с кем-то из наших музыкантов. Я, увы, к ним не отношусь; мои знания касаются огорода, курятника и горшков для готовки. Но я, по крайней мере, могу пообещать тебе достойный обед. Если все будет хорошо, приглашение продлят, и ты сможешь навещать нас когда угодно.
Теперь и я улыбаюсь.
- Спасибо. Еще раз извини, что я заговорил, когда еще не настал мой черед.
- Я уверен, что ты не хотел ничего дурного. Здесь тебе следует проявлять рассудительность и здравый смысл, следуя при этом двум правилам. Друиды-ученики покажут тебе расположение нашего поселения и объяснят, куда можно ходить, а куда нет. Это касается как жилищ, так и территории под сенью деревьев за их пределами. Если гость нарушит эти границы, его, скорее всего, больше никогда сюда не пустят.
Я киваю. От того, как резко изменился его тон, внутри все холодеет.
- Я понял, брат Оланн. А второе правило?
- Не забывай, что ученики должны следовать правилам, нарушение которых ведет к изгнанию из нашей общины. Ты наверняка можешь представить, что это может значить для человека, для которого срок ученичества подходит к концу.
Знает ли он, что меня привела сюда Арфа Королей? На совещании с лордом Корой его имя не упоминалось, значит, надо полагать, что нет.
- Обещаю тебе ничего такого не допустить, брат Оланн. Ученики, надеюсь, предупредят меня, если я нечаянно слишком близко подойду к запретной территории, будь это тропинка, проторенная человеческими ногами или даже лишь мыслями. Я говорю это потому, что совсем не знаю ваших правил. Разве что, как ты сам сказал, буду стараться проявлять рассудительность и здравый смысл.
Проклятье Морриган! Теперь я говорю как Дау, преисполненный осознания собственной значимости.
- Обещаю сделать все возможное, - добавляю я.
Вскоре я оказываюсь в компании троих учеников примерно моего возраста в голубых мантиях, каждый из которых талантливый исполнитель и арфист. Пока мы обмениваемся нашими любимыми сказаниями и песнями, время летит незаметно. Мы по-дружески спорим о лучших способах находить необычные рифмы, о том, как сделать более затейливым ритм и более выразительной мелодию. Сравнивать инструменты, обсуждать лучшие струны, говорить о том, где их взять, и чем отличаются разные арфы, очень увлекательно. Некоторым, надо полагать, наш разговор может показаться скучным. Моих товарищей, новобранцев с Лебяжьего острова, он бы быстро утомил. Легко можно представить, как Дау зевнул бы во весь рот, прикрыв его рукой. Но я счастлив, чувствую себя в безопасности и всем доволен.
Тем не менее, меня ждет работа. Если бы не Арфа Королей, меня бы сюда не пустили. Из этих учеников никто ни разу не упомянул ни о ней, ни о ритуале в День летнего солнцестояния, а сам я никак не могу придумать способ об этом спросить. Мы расположились в каменной палате, но мне непонятно, как близко отсюда пещера, где обычно хранится священный инструмент. Для музыки место подходящее. Каменные стены отражают и очищают звуки, которые снаружи терялись бы среди деревьев. К тому же, опять идет мелкий дождь - когда к нам входит еще один человек, у него в руках распростертая над головой шерстяная накидка, на которой в свете ламп серебрятся капельки влаги.
- Сырой сегодня выдался день, - замечает он.
Это тот самый друид, который работал в огороде. У меня опять возникает чувство, что я видел его раньше, хотя даже предположить не могу, где именно. У него светло-каштановые волосы, но не заплетенные в косички, а распущенные по плечам. Черты лица приятные, но не сказать, что запоминающиеся. Мне нравится его улыбка.
- Заходи, брат Фелан, - говорит ему брат Росс.
При этом все трое встают, словно брат Фелан среди них старший, хотя, на мой взгляд, лет ему ненамного больше, чем им. Я тоже поднимаюсь на ноги, ведь гость должен быть вежливым.
- Сегодня мы тебя не ждали.
- Я ненадолго, - певучим голосом отвечает Фелан, - узнал, что к нам пришел бард, и решил его поприветствовать. Донал, так? Интересная у тебя арфа… старая, но видно, что ее любят… да и играешь ты на ней немало.
- Мне ее подарил наставник.
Лгать этому человеку неловко.
- Мы вместе прошли немало миль. Верный товарищ. Мой второй голос. А ты, брат Фелан, тоже арфист?
- Да, немного играю.
Выражение на лицах остальных говорит о том, что он явно скромничает.
- Жаль, что не могу к вам присоединиться, меня ждет брат Фараннан. Ты надолго в неметоны?
- Если мне разрешат, буду приходить сюда каждый день.
- Я очень люблю легенды, - говорит брат Фелан, - я много работаю с братом Огром, это наш ученый муж. Когда не обучаю здесь моих товарищей, других учеников. Я был бы рад с тобой пообщаться, когда будет можно. Может, мы даже смогли бы с тобой вместе поиграть.
- Почту за честь, - говорю я.
Судя по тому, как жадно остальные ученики впитывают каждое его слово, этот скромный человек, надо полагать, в своем деле великолепен. Он что же, учит других, хотя сам еще ученик? Но пока еще не время задавать вопросы, потому что Фелан явно торопится. Вот он уже идет к выходу из пещеры и склоняется в легком поклоне, словно извиняясь.
- Тогда до скорой встречи, друг. И добро пожаловать к нам.
Брат Росс упрощает мне задачу. Когда Фелан уходит, он говорит:
- Удивительно искусный арфист. Всегда намного всех нас опережает. Брат Фараннан большую часть времени доверяет ему учить нас. Так что он, конечно же, проводит здесь много времени.
Я не понимаю, кого он имеет в виду, Фелана или Верховного Барда, но другой ученик, Шида, поясняет.
- К Лугнасаду[3 - Лугнасад - кельтское название августа и одноименный праздник начала осени. - Прим. пер.] для него начнется второй этап обучения.
Жаль, что мои познания о друидах столь ограничены. Я знаю, что они многое держат в секрете, и не хочу оскорблять их неудобными вопросами.
- А это очень долго? Имеется в виду учиться?
Лучше уж показаться наивным и глупым, чем ляпнуть что-нибудь лишнее.
- Трижды по три, - говорит еще один ученик, Флэнн, - то есть долгие годы. Три стадии обучения. К концу первой ты знаешь множество разных легенд. И баллад, если подаешь хоть какие-то надежды как бард. Когда Фелан поднимется выше, мы нечасто будем его видеть.
- Наверное, - говорит Росс, пытаясь извлечь аккорд из арфы, только что перенастроенной им на новый лад с полутонами в самых неожиданных местах.
Результат выбивает меня из колеи. Я понимаю, как на этом построить мелодию, но совсем не уверен, что этого хочу. Меня вдруг осеняет, что некоторые мелодии и ритмы уже несут в себе что-то вроде магии и если их сыграть, то явятся странные духи или непостижимым образом изменится природа вещей. Может, ручей потечет вспять. Или зимой зацветет дерево. Или человек воспылает ненавистью к лучшему другу.
- Этот строй… ты хочешь использовать его, чтобы сочинить песнь или балладу? - спрашиваю я.
Мой вопрос явно застигает Росса врасплох, и я пугаюсь, что нарушил правила. Но потом вспоминаю рассказ о брате Фелане и его успехах во время обучения.
- Меня потрясло, что брат Фелан оказался достаточно сведущим, чтобы учить других, - говорю я, мысленно возвращаясь к тому разговору, - помнится, вы говорили, что будете нечасто с ним видеться, когда первые три года его обучения подойдут к концу. Но почему? Хотя нет, простите, видимо я задаю слишком много вопросов.
- Мы предлагаем тебе обмен, - с ухмылкой говорит Флэнн, - ты учишь нас своей самой зажигательной джиге, а мы за это отвечаем на пять твоих вопросов.
Остальные осуждающе смотрят на него, но молчат.
- Десять, - отвечаю я.
- Десять за джигу и песнь. Песнь из тех, которые ты играешь, чтобы поднять публике настроение. И я имею в виду не друидов.
- Идет, - говорю я, - при условии, что сюда не ворвутся брат Фараннан или брат Моркан и не вышвырнут меня за то, что я вкладываю в ваши головы нехорошие мысли.
Все трое хохочут.
- Тсс, - цыкает Шида, прикладывая к губам палец, - не будем выдавать эту страшную тайну.
- Какую из них? - спрашивает Флэнн.
- Что пара-тройка таких нехороших мыслей в наших головах уже есть. Не у брата Фелана, конечно же, его мысли самые что ни на есть возвышенные, все до одной. Но вот что касается нас троих…
- Ты слишком много болтаешь, Шида, - говорит Росс, хотя и улыбается, как и остальные, - что же касается твоего вопроса об этих трех годах, Донал, то на первом этапе обучение в основном состоит в том, чтобы играть и петь, изучать легенды, подбирать рифмы, зубрить традиционное друидическое искусство. На втором этапе мы, в частности, учимся лечить, в том числе травами. В то же время, мы, как барды, будем и дальше заниматься музыкой, потому что каждый из нас надеется, что его, в конечном итоге, изберут играть во время ритуалов. По окончании этих трех лет Фелан будет проводить с нами меньше времени. Вероятно, перестанет нас учить, и ответственность за это возьмет на себя кто-нибудь из друидов постарше.
- Постарше, однако не такой одаренный, - шепчет Шида, - но уж как есть. Фелан говорит, что мы делаем успехи, все больше помогая друг другу. Это утешает.
Не успеваю я ухватиться за благоприятную возможность, которую предоставляет ремарка о ритуалах, как Росс говорит:
- Ты спросил об использовании мной строя с пониженной секундой. У христианских монахов для него есть собственное название, но мы, друиды, называем его «тисовым». Я как раз сочиняю на его основе балладу - скорее в виде решения сложной задачи, а не в надежде, что братья станут ее петь, потому что это довольно трудно. Куда легче «дубовый» строй или что-нибудь немного печальное, например ива. Если ты останешься здесь на некоторое время, то тоже можешь попробовать. Сочинить плясовую в «тисовом» строе. Сейчас, насколько я понимаю, это было бы непросто.
На самом деле - нет. У меня получился бы странный, меланхоличный танец, немного неловкий, но тем и очаровательный. Я представляю невысокую фигурку, которая танцует в полном одиночестве на поляне, окруженной со всех сторон темными деревьями, под взглядами сотканных из теней силуэтов. Эта танцовщица - не человек, а порождение иного мира с неестественно большими глазами на угрюмом личике с длинным носом. Стоит ей сделать неверный шаг, как на нее тут же набросятся тени. Эту мелодию я назвал бы «Попрыгунья с совиными глазами»…
- Донал?
- Прости… что ты сказал?
Надо сосредоточиться. Кто-нибудь из них может подсказать ключ к разгадке, а я, погрузившись в мир грез, даже его не услышу.
Росс в недоумении смотрит на меня.
- Я спросил, можешь ли ты сочинить танец в «тисовом» строе. Но тут же подумал, что ты уже этим занялся, потому что видел похожий взгляд на лице Фелана, когда его одолевали муки творчества. В такие моменты он становится глух и ничего не слышит, кроме своего внутреннего голоса.
- Может быть, - с улыбкой соглашаюсь я и пожимаю плечами, - примите мои извинения. Что же касается мелодии, то не могу сказать, станут под нее танцевать или нет.
- Вот когда сочинишь ее, сыграй нам, и мы тебе это скажем, - говорит Флэнн.
- Разве друиды танцуют?
- Подожди немного, и сам узнаешь. А теперь, может, научишь нас какой-нибудь джиге?
12.Дау
После того как мы явились ко двору, я не поднимаю головы и делаю любую работу, которую мне поручает Иллан. Как только все поняли, что немой еще не означает ни на что не годный, на меня посыпались и другие задания. У Мухты, придворного кузнеца, подковывающего лошадей, гораздо больше работы, чем мы можем на себя взять, поэтому Иллан то и дело работает в кузнице. Я чаще ухаживаю на конюшне за лошадьми, потому что главный конюх очень быстро заметил, что в этом деле у меня есть сноровка. Здесь есть старый пастуший пес Брин, который, когда не занят своим делом, болтается рядом и просто наблюдает за тем, чем я занимаюсь. Против такой компании я не возражаю.
Спят конюхи не в конюшне, а моются у колонки во дворе. Мы с Илланом заняли свободное стойло, сложили там пожитки, положили сена и расстелили на нем свои походные постели. Здесь тише, кроме того, когда вокруг, кроме лошадей, никого нет, у нас есть возможность разговаривать. Иллан несколько раз говорил с Арку и рассказал, что со мной случилось по дороге. Арку сообщил нам подробности встречи с регентом и его советниками.
Нам приходится соблюдать установленные для этой миссии правила. А это значит, что две наши группы могут общаться исключительно в случае необходимости и то только Арку и Иллан. Помещение, в котором репетируют наши музыканты, недалеко от конюшен - время от времени я слышу, как они играют и поют. Но близко не подхожу. Надо придерживаться легенды, в соответствии с которой я немой. Парень, который никому не расскажет, что слышал. Это наводит меня на мысль о том, почему Арку с Кинелой поручили мне эту роль - уж не потому ли, что я, на их взгляд, слишком тороплюсь высказывать свое мнение? Еще один повод сыграть ее безупречно.
Склоняясь над копытом, чтобы вытащить застрявший камешек, привязывая коня, чтобы покормить, поправляя в мастерской пряжку, я не пропускаю ни единого звука. Вслушиваюсь в обрывки сплетен, которые могут вывести нас на след пропавшей арфы. Конюхи и конюшенные служки слышат многое. Те, кто считает себя высшей кастой, - вожди кланов, регенты, принцы, - их, в той или иной степени, не замечают. Конюх - это всего лишь пара рук, которая держит твоего коня, когда ты на него садишься. А служка и того меньше. Его стараниями твоя лошадь ночует в сухом стойле, выстеленном свежей соломой. Его стараниями у твоей лошади всегда есть хорошая еда и чистая вода. Он чистит ее, когда ты загоняешь ее на охоте. Ласково с ней разговаривает и гладит. Но ты об этом практически не думаешь. И даже когда он стоит прямо перед носом, едва его видишь. Мои братья тоже такие: настолько уверены в своем месте в этом мире, что не обращают ни малейшего внимания на тех, кто оказался ниже в порядке мироздания. Я научился копировать эту их манеру. Это помогает держать окружающих на расстоянии.
Я знаю, что такое долго быть невидимкой. Потому что был ребенком, который прятал свои синяки от посторонних глаз и глотал душившие его рыдания, чтобы их не услышали другие. Я научился молчать и замирать. Научился без стона сносить удары. Понял, что хорошее никогда не длится долго. В тринадцать лет, когда мне нанесли самый жестокий удар, после которого я попытался покончить с собой, я обрел друга. Попытался его оттолкнуть, но он не ушел. А навыками ведения боя, которым он меня научил, воспользовался на Лебяжьем острове. И теперь, в королевских конюшнях Брефны, извлекаю пользу из суровых уроков детства.
Ближе к вечеру я возвращаюсь из кузницы, куда ходил помочь Иллану. Сижу в нашем стойле на постели и отдыхаю перед тем, как взяться за новую работу - надо наполнить водой лохани. Рядом спокойно лежит Брин. Какие-то ребята черпают из колодца воду ведрами, со двора конюшни доносится бряцанье железа. Но до моего слуха доносится и кое-что еще: голоса, переговаривающиеся между собой где-то неподалеку. Заметить меня их владельцы не могут - меня скрывает перегородка между стойлами, - разве что кому-то из них придет в голову мысль пройти мимо.
- Знаешь, некоторые говорят, что они вообще не из нашего мира… Из Колдовского, как в старых легендах…
- Не птицы, говоришь? Но тогда кто? Чудовища? Демоны?
Ни слуги, ни мастеровые так не говорят.
В голосах слышатся нотки высокородных господ.
- Чушь.
Этот голос я знаю, он принадлежит принцу Родану, претенденту на престол. Мне приходилось его слышать в зале за ужином.
- Крин, ты не хуже меня знаешь, что ничего подобного не существует. А разговоры о таких вещах надо пресекать до того, как о них начнет судачить народ. Все это бред, служащий единственно разжиганию бунта.
- Однако друиды говорят иначе, - вступает в разговор кто-то третий, - один из них при мне как-то рассказал историю о существах, - продолжает он, - перемещающихся через портал в другой мир, населенный созданиями, каждое из которых представляет собой наполовину человека, а наполовину волка, кошку или орла. Такими же могут оказаться и эти вороны. Поговаривают, что они слишком большие для обычных птиц. Может ведьмы, может демоны. Просто спроси крестьян, у которых по весне пропадали ягнята. Или ту женщину, у которой прямо из колыбели чуть не украли ребенка.
- Чепуха, Колл! Орлы каждую весну таскают ягнят. Что же до ребенка в колыбели, то это просто сказки старых вдовушек. Та женщина увидела тень, испугалась и поскольку в народе ходят всякие суеверные небылицы, пришла к определенным выводам. А потом состряпала из этой истории блюдо и преподнесла его в виде развлечения половине деревни.
Принц все больше повышает голос и сердится.
- Чем быстрее все это закончится, тем лучше. Друиды должны нести свою долю ответственности за все эти глупые сказки о магии. Что же до вас двоих, то вы взрослые люди. Поверить не могу, что мои друзья могут принимать всерьез подобную дурь, пусть даже на миг. Получеловек-полуволк? Детские сказки, вот что это такое.
На какое-то время воцаряется тишина. Интересно, а что сказал бы я, если бы принимал участие в их разговоре? Тварь, напавшая на меня по пути сюда, без сомнений, не была обычной вороной. Может, существом из другого мира? В этом отношении я согласен с принцем Роданом, даже если его манеры неприятно напоминают моего брата Шинана.
Слово опять берет Крин.
- Но дело не только в ягнятах. Как, например, быть с дорогой и птицами, которые пикируют вниз, когда этого меньше всего ждут? Вряд ли тебе захочется охотиться в том уголке леса, разве что ты обожаешь, когда тебе ломают конечности и пробивают голову. Ходят слухи, что вот-вот кого-нибудь убьют, что это лишь вопрос времени. Вороны так не набрасываются. Молодые, которые вывалились из гнезда, еще куда ни шло, но сейчас для этого уже слишком поздно. Словом, разговоров много ходит. Многие хотят что-нибудь предпринять, и поскольку ты станешь королем…
Снова становится тихо. Это, должно быть, друзья Родана; не думаю, что кто-то другой осмелится разговаривать в столь небрежной манере с наследником трона, особенно когда тот выходит из себя. Я жду, что он вот-вот откусит Крину голову, но когда он говорит, его голос холоден и тих.
- Что-нибудь сделаем. Если в этом уголке леса действительно подстерегает опасность, вырубим деревья. Хорошая древесина всегда пригодится. По поводу дороги ты прав - она должна быть безопасной. Это для начала. А потом я ограничу влияние друидов, потому что они - источник этих устаревших суеверий. Им надо приказать не нести в народ подобную чушь.
- По-моему, наверху, в лесу, живет женщина, так?
Родан и на этот раз отвечает не сразу.
- Кажется да, - говорит, наконец, он, - тоже мастерица выдумывать сказки, от которых один лишь вред. Перед тем, как мы начнем рубить деревья, она, конечно, оттуда уедет. Здесь нужен решительный подход.
Когда никто из друзей ничего не отвечает, он продолжает:
- Ты, Колл, похоже, сомневаешься? Неужели не веришь мне? Если проредить ту лесную делянку, получатся отличные охотничьи угодья. Сейчас там сплошная чаща, опасная для лошадей. Люди меня за это поблагодарят.
- Милорд?
Этот голос принадлежит стражу по имени Горв. Его напарник Буах говорит с акцентом северянина, а этот, судя по всему, из местных.
- В чем дело?
В словах Родана чувствуется раздражение. Похоже, он ждал, что друзья встретят его идею с большим энтузиазмом.
- Нам пора, милорд. Мастер Брондус изъявил желание поговорить с вами с глазу на глаз.
- Черти бы его забрали, этого Брондуса, - бормочет наследник трона, но я слышу, что они покидают конюшню и уходят, оставляя мне тему для размышлений.
Та женщина и ее странная лачуга. Ее пес. Ее доброта. Мои подозрения в том, что пока я спал, она рассказывала мне легенды. Будущий король, который не верит друидам в краю, где те связаны с самой сутью предметов и явлений. Магия или предрассудки? Заклятия или надувательство? Распутать такое мне не под силу. Я расскажу обо всем Иллану, а он передаст Арку. А пока они будут размышлять, мне остается только одно - слушать, слушать и слушать.
13.Ливаун
Я ловлю себя на мысли, что скучаю по Лебяжьему острову, где никто не тратит время на всякие глупости. Продолжаю предпринимать попытки сблизиться со служанками. В течение какого-то времени, пока для них внове мои длинные рыжие волосы и волнующая (в их представлении) бродячая жизнь, мне кажется, что я постепенно продвигаюсь вперед. Но их болтовня банальна и утомительна, а мне никак не удается направить разговор в нужное русло. Если раньше я не находила себе места, то теперь чувствую, что вот-вот взорвусь. Брокк каждый день ходит в неметоны и усиленно постигает тайны друидов. Дау кое-что выяснил о принце и его планах на будущее. Я же не сделала ровным счетом ничего. Почти ничего. Я дважды танцевала с Горвом по вечерам, когда играли не только мы, но и другая труппа музыкантов, однако толпа кружащих, скачущих танцоров - не самая лучшая среда для выуживания полезных сведений, а поболтать с ним днем у меня возможности пока не было. Родану это не понравилось бы. Он, похоже, не одобряет, что Горв тратит время на танцы, хотя рядом с ним постоянно торчит другой страж. Оба раза он до самого конца танца не
сводил с нас хмурого взгляда. Как по мне, лучше бы думал о чем-нибудь другом, раз ему вскоре предстоит стать королем.
Какое-то время спустя мне представляется новая возможность. У меня с собой два платья, повседневное, в котором я ехала верхом в Брефну, с длинной юбкой, скрывающей штаны, и из домотканой шерсти с вышитой пелеринкой, которое я надеваю для выступлений. Оба нужно как-то почистить - либо аккуратно выстирать, либо пройтись губкой и щеткой, чтобы оттереть самую заметную грязь. В общих спальнях сделать это как следует нет возможности, поэтому однажды утром я иду в каменную пристройку, где прачки с утра до вечера стирают, полощут и отжимают белье.
На задах флигеля, на опорах из лещины, натянуты веревки, в погожий день украшенные гирляндами, на которых чего только нет - от постельного белья до тонких батистовых сорочек. В ненастье, которое даже летом случается довольно часто, одежда сушится внутри, у очага. Воду таскают ведрами из колодца в углу двора.
Глядя, как эти женщины, подоткнув юбки, поднимают по два полных ведра воды и носят во флигель, я понимаю, что это неплохая замена учебным боям.
- Доброе утро, - говорю я, входя в дверь с наброшенным на руку платьем из домотканой шерсти и сжимая в руке одежду поменьше, - я могу здесь выстирать свои вещи? Взамен могу принести воды или помочь вам отжимать белье - я девушка сильная. А если кто-нибудь знает, как постирать эту вышитую пелеринку, чтобы не поблекли цвета, буду благодарна за хороший совет.
Одна из прачек выпрямляется, внимательно оглядывает меня с головы до ног и, вижу, приходит к выводу, что сила во мне и правда есть. Я выше и шире в плечах даже самой крупной из них, а мои волосы по моде Лебяжьего острова уложены на затылке в узел тугих косичек.
- Отказаться от такого предложения было бы глупо, - говорит женщина, - хотя я и не уверена, что ты станешь долго таскать ведра. Это дело трудное, и нужно время, чтобы привыкнуть.
- Буду рада попытаться. Меня, кстати, зовут Кира. Вы, наверное, видели, как я играла и пела вместе с другими музыкантами.
Мы знакомимся. Ту, что заговорила первой, зовут Дана. Остальные - Мев, Банва, Гренна и еще несколько. Дана велит Мев сесть и отдохнуть, а я беру ее ведра и вместе с Гренной иду за водой. Остальные, тем временем, помешивают белье в огромном чане, трут одежду на стиральных досках и поддерживают огонь в очаге.
Я усердно работаю, но не для того, чтобы снискать расположение, а с целью проверить свое тело и убедиться, что оно по-прежнему сильно. К тому же, если есть работа, то почему бы ее не сделать? После изрядного количества ведер я некоторое время помешиваю белье - занятие жаркое, прямо у огня, да и пар бьет в лицо - а потом Дана отправляет меня немного посидеть на улице. Она выходит и садится рядом со мной. Прохладный воздух поистине волшебен, я глубоко дышу. Одна из прачек приносит мне чашку воды.
- Банва взялась стирать твое платье и вышитую пелеринку, - говорит Дана, - не смотри на меня так, твоя одежка в надежных руках. Изящными вещами у нас занимается именно она, у нее есть собственное специальное мыло и небольшая щеточка, которую ей сделал брат. Потом она аккуратно развешивает выстиранные вещи, и они быстро сохнут.
- Спасибо. Выходное платье у меня только одно и к вечеру оно, наверное, не высохнет.
- Не высохнет, если ты, конечно, не решишь его погладить, тем самым испортив, - вставляет слово Банва, появляясь в дверном проеме, - может, тебе на этот вечер попросить платье у кого-нибудь?
- Только если есть платье моего размера. Более подходящее, чем то, что на мне сейчас. Оно не только слишком простое, но и испачкано сильнее парадного.
Теперь в них пробудился интерес. Похоже, я заслужила их расположение, трудясь не менее упорно, чем они, хотя у меня и нет никакого желания заниматься этим целыми днями. Дана велит остальным сесть, чтобы немного отдохнуть, и посылает двух девушек помоложе принести с кухни еды.
- Таких высоких девушек, как ты, Кира, здесь нет, - говорит Гренна, - и такой красивой пелерины, как у тебя, тоже. Она восхитительна.
- А как насчет Мааре? - спрашивает Банва. - Няни, ты должна ее знать. У нее есть две сорочки, отделанные лентами, которые, думаю, тебе подойдут. Мы могли бы ее попросить. А если все же будет немного не впору, сверху можно накинуть шаль.
- Ты сказала, мы могли бы ее попросить, - недоуменно смотрит на нее Дана, - кого именно ты имеешь в виду под этим мы?
Она поворачивается ко мне.
- Мааре сейчас не в лучшем настроении. И если не спит, то наверняка отхватит тебе голову.
- Я сама у нее попрошу. Так будет честно, ведь сорочка нужна мне.
Это не та ли Мааре, маленькая подопечная которой в тот день убежала и забралась на дерево? Малышку Ашллин я видела пару раз за ужином, но больше нигде с ней не пересекалась. А сама пообещала дать ей урок игры на свирели.
- Думаю, у меня есть возможность не просить ее об услуге, а предложить сделку. Но мне, кроме сорочки, понадобится и юбка, а Мааре, наверное, ниже меня.
- Да уж, ее юбки будут тебе до колен, - говорит Гренна, - у тебя рослые родители, да?
- Мой отец настоящий великан.
- У меня есть идея, - говорит Банва, - если у кого-нибудь из нас найдется юбка на твою талию, я смогу пришить к подолу оборку, чтобы она доходила тебе до лодыжек. У нас в сундуке есть целый мешок обрывков, лоскутов и даже одежды, которую кто-то выкинул или отдал нам чинить, а потом забыл. Ты удивишься, увидев, что люди выбрасывают. Большинство вещей в отличном состоянии, так что я могу состряпать тебе, Кира, что-нибудь миленькое.
- А к вечеру успеешь?
Шить, по всей видимости, придется много. По сути, это примерно то же, что сделать из свиного уха шелковый кошелек. Я пытаюсь представить себе эту одежку, но не могу.
- Банва делает немало тонкой работы для дам, - говорит Дана, и кривит рот в гримасе, - поэтому то, что ее заставляют таскать ведра и выжимать рубашки, - преступление. Но уж как есть. Она пару раз сболтнула лишнего и получила за это сполна.
- Тсс! - цыкают на нее остальные, Дана замолкает, но выражение ее лица в этот момент надо видеть.
Полагать, что прачка непременно должна быть пугливой и подобострастной, с моей стороны явно было ошибкой.
Я собираюсь выжать побольше подробностей, но в этот момент возвращаются девушки с подносом хлеба с бараниной и кувшином эля, и все разговоры смолкают. Еду делят поровну. Я пытаюсь отказаться от своей доли, но мне тут же становится ясно, что правильнее с удовольствием поесть.
- Спасибо, - говорю я, когда с едой покончено, - мне пора, надо повидать Маару и выяснить насчет сорочки. Где мне ее найти?
- В это время она должна быть в огороде. Знаешь высокий дуб? Так это от него по другую сторону лужайки. Вокруг огорода идет невысокая стена, там еще растет несколько яблонь.
- Думаю, я знаю, где это.
Я специально отвечаю неуверенно. И, конечно же, ни за что не признаюсь, что взбиралась на дуб, с которого отлично видно тот огород.
- Спасибо вам. Попозже я еще зайду проверить, как сохнет мое платье. Банва, у тебя точно есть время перешить юбку?
- Найду. Мне помогут. А ты, перед тем как уходить, лучше примерь одну из наших, а то я напрасно потрачу несколько часов, а она тебе, в конечном итоге, не подойдет. Дана, ты у нас самая высокая, дай ей свою, пусть примерит.
Перед тем как отправиться к Мааре, я достаю свирель и засовываю ее за пояс. Надеюсь, она из тех, с кем у меня получится общаться без труда, как с Даной и ее товарками, но при этом опасаюсь обнаружить в ней тупоголовую служанку. По воле случая, первой меня встречает Ашллин. Она опять одна - сидит на корточках у невысокой огородной стены и высматривает что-то в высокой траве. Ее мягкая игрушка сидит, привалившись спиной к стене, с горсткой лепестков на коленях.
- Доброе утро, Ашллин.
Она подпрыгивает на месте, как затигнутый врасплох кролик, и поворачивается ко мне.
- Я принесла свирель, - говорю я мягко. - Все в порядке?
Ашллин наклоняется, хватает игрушку, рассыпая лепестки, и прижимает ее к груди, не сводя глаз со свирели, которую я достаю из-за пояса.
- Если хочешь, я могу прямо сейчас показать, как на ней играть. Но сначала мне надо поговорить с Мааре.
- Нет!
Девочка говорит тихо, но с жаром.
- Мааре мне не позволит! И она все равно спит. Может, заберемся на большое дерево?
Выпрямившись во весь рост, нависаю над ней, но так общаться неудобно, и я приседаю на корточки.
- У твоей маленькой подружки сегодня праздничный обед? - спрашиваю я. - Она выглядит довольной.
Ашллин кивает - серьезно и официально.
- Она ела суп из лепестков, - отвечает она, - не проси ни о чем Мааре. Пожалуйста. Она все равно откажет. А если ты ее разбудишь, будет злиться.
- Ашллин, ты знаешь, что такое пари?
Она качает головой.
Я пытаюсь найти простые, понятные слова.
- Смотри, ты, например, говоришь, что Мааре будет злиться, а я думаю, что нет. Ты считаешь, она ответит отказом, а я утверждаю, что согласится. Пари означает, что если я окажусь права, то ты для меня что-нибудь сделаешь, а если окажешься права ты, то что-нибудь для тебя сделаю я.
Она снова кивает, и ее глаза становятся круглыми, как у совы.
- Если хочешь, давай. Но она все равно откажет и разозлится, а я не люблю, когда она злится.
Будем надеяться, я не просчиталась.
- А где Мааре? Вон там?
Я показываю на огород по ту сторону стены.
- Угу. Спит.
- Ладно, тогда поступим так. Мы сейчас туда прокрадемся, тихо, как мышки, чтобы она ничего не заметила. Сядем, где она тебе велела сидеть, и я незаметно ее разбужу, чтобы она подумала, что проснулась сама. А так как ты будешь там, где тебе было велено, сердиться она не станет.
Ашллин обдумывает мои слова.
- Как насчет пари?
- Если я выиграю, тебе придется разучить на свирели четыре ноты. Этого достаточно, чтобы сыграть мелодию.
- А если выиграю я? - шепотом спрашивает она.
- Тогда придумай для меня какое-нибудь задание, и я его выполню. Только, если Мааре рассердится, у нас не получится ни сыграть на свирели, ни забраться на дерево. Придется ждать другого раза. Я все равно покажу тебе, как играть на свирели, без всяких пари. Так что можешь загадать мне что-нибудь другое. Например, я могу научить тебя ходить на руках.
- Ладно, - отвечает она и машет рукой вдоль стены. - Калитка вон там.
- Идем тихо, как мышки, запомнила?
Она крадется на цыпочках, я за ней - как огромная, чудовищная мышь.
Мааре лежит на одеяле в траве в тени яблони. Она и в самом деле крепко спит, рядом стоит корзинка с рукоделием. Перед тем как заговорить, я не торопясь пересекаю огород, сажусь на скамью и слежу за тем, чтобы Ашллин с игрушкой уселись на уголке одеяла. Критически осматриваю нянину одежду: простая серая юбка, кофта под цвет, а под ней тонкая батистовая сорочка, края которой отделаны красно-синей лентой. Я вдруг понимаю, что куда проще было бы позаимствовать рубашку у Брокка, а все недостатки прикрыть аккуратно повязанной шалью. При этом вполне можно будет надеть предложенную мне юбку, так что Банва не обидится.
Пока я пытаюсь сообразить, как аккуратнее разбудить Мааре, Ашллин, у которой зачесался нос, не удержавшись, громко чихает и выдергивает няню из сна. Мааре садится, приглаживает волосы, поправляет одежду и в этот момент видит меня.
- Что ты здесь делаешь? - спрашивает она.
- Вас ищу, - отвечаю я, размышляя о том, что ее тон может напугать ребенка и постарше ее питомицы, - но вы отдыхали и я, ожидая, когда вы проснетесь, немного поговорила с Ашллин.
- Ашллин? - в ее голосе слышится угроза. - Ты что, ушла с огорода?
- Она была здесь со мной, - быстро говорю я. - Разрешите представиться. Меня зовут Кира, я музыкантша. Надеюсь, вы найдете время со мной поговорить.
- О чем? - хмурится Мааре.
Я рассказываю про сорочку.
- Думаю, Дана и остальные прачки были правы, ваши мне действительно подойдут. К тому же, они говорили, что вот таких, отделанных лентами, у вас две.
- А с какой стати я должна дарить отличную одежду какой-то… бродячей музыкантше?
Я делаю несколько размеренных вдохов.
- Не дарить, а всего лишь одолжить.
- Ага, а ты потом вернешь мне ее провонявшую потом. Или даже разодранную по швам.
Она окидывает меня взглядом.
- Такая-то дылда, как ты.
- Я подумала, что могу вам кое-что предложить.
- То есть, ты собираешься мне заплатить?
С каждой фразой она нравится мне все меньше и меньше.
- Нет, скорее предлагаю заключить сделку. Если вы одолжите мне сорочку, пока не высохнет мое выходное платье, я сегодня после обеда часок-другой присмотрю за Ашллин. Я обещала научить ее играть на свирели.
Выражение лица Мааре говорит о том, что эта идея кажется ей смешной.
- На свирели?
- Да, я играю довольно хорошо. Вы могли слышать меня по вечерам. У вас будет немного свободного времени. А я позабочусь, чтобы сорочка вернулась к вам чистой, в целости и сохранности.
Вижу, что ей хочется согласиться. К чести ее будь сказано, она на пару мгновений замирает в нерешительности. Соглашаясь, она нарушает собственные правила.
- Только не попадайтесь никому на глаза, - говорит она, - иначе у меня будут неприятности.
- Мы спрячемся, правда, Ашллин?
Девочка кивает, и ее щечки делаются пунцовыми. Рука, сжимающая игрушку, немного расслабляется.
- И не фамильярничай с девочкой, - говорит мне Мааре, теперь сама строгость, - она из королевской семьи, хотя увидеть это порой бывает очень и очень трудно… А ты…
- Бродячая музыкантша.
В голове теснятся мысли. Из королевской семьи? Какой именно?
- Так что отнесись к ней с уважением! Ясно?
- Что? Ах да, да… - соглашаюсь я.
Бедная Ашллин. Сомневаюсь, что приставленные к ней надзиратели понимают, что означает слово «уважение».
- Ладно. Сорочку я принесу тебе после обеда, тогда же сможешь забрать и ребенка. Ты, Ашллин, не обмолвишься об этом ни словом. Ни единой живой душе.
Девочка кивает.
- Скажи вслух! - рявкает на нее нянька.
Мне хочется ее ударить.
- Я никому не скажу, - шепчет Ашллин, - обещаю.
В конюшне Арку разговаривает с Илланом, вернее - с кузнецом Огном. Дау тоже здесь - возится за верстаком. Иллан кивает мне. Что до Дау, то он меня игнорирует. Рядом снуют люди, занятые своими делами. Для тайного обмена информацией явно не место и не время.
- Ах, - с напускным удивлением говорю я, - вот вы где, дядюшка Арт. Я хотела с вами поговорить, но, вижу, вы заняты. Поговорим позже.
Я поворачиваюсь и ухожу, стараясь выглядеть естественно.
Вскоре он присоединяется ко мне в комнате для репетиций.
- Простите, - говорю я полушепотом, хотя Арку закрыл за собой дверь, - вы замечали рядом с домом или в саду маленькую девочку? Примерно вот такого роста с волнистыми каштановыми волосами? У нее еще всегда с собой игрушка, зверушка какая-то.
- Не помню, - отвечает Арку, - хотя детей здесь совсем немного. А почему ты спрашиваешь? Она что, пропала?
Я как можно короче рассказываю ему об Ашллин, о предстоящем уроке игры на свирели и о сорочке.
- Мааре сказала, что она из королевской семьи. Поэтому перед тем, как мы встретимся, мне не мешало бы узнать, кто ее родители.
- Вот оно что… - слегка хмурится Арку. - Могу рискнуть и высказать предположение, хотя мне говорили, что девочку прячут от посторонних глаз, да и имени ее я не знаю. Возможно, Ашллин - сестра Родана. У них большая разница в возрасте. Из-за осложнений при родах ее мать тяжело заболела и умерла. Впрочем, я слышал и другую версию, согласно которой неспособность королевы произвести на свет еще одного наследника совершенно ее подкосила. Ты потрясена, Кира? Неужели это так невероятно?
- Это потому что… потому что ее нянька - настоящий тиран, да к тому же еще и лентяйка, а Ашллин запугана и постоянно чего-то боится. Хотя глубоко внутри ее души все еще сохранилась крохотная искорка мужества. И по отношению к ней совсем неплохо было бы проявить немного доброты.
- Будем надеяться, кто-то действительно проявит, - говорит Арку и бросает на меня взгляд, которого я совершенно не понимаю, - но тебе этого лучше не делать. Ты не можешь позволить себе вмешиваться.
- Но я пообещала побыть с ней немного после обеда и не могу нарушить слово, данное ребенку.
- Ты снова меня удивляешь. Ну ладно, обещала - выполняй. Но будь осторожна. Чем меньше людей увидит тебя вместе с этой девочкой, тем будет лучше.
- Но звуки свирели все равно будут слышны.
- Действительно. Но никто не должен знать, кого именно ты учишь играть, поэтому приведешь ее сюда и закроешь дверь. Если что, моя старая свирель лежит вот на этой полке, и ты можешь взять ее. С двумя инструментами одного и того же тона учиться гораздо легче.
- Благодарю вас, дядюшка Арт. Простите, что мне до сих пор не удалось выяснить ничего полезного, но я продолжаю прилагать все усилия.
- Честно говоря, - отвечает Арку, - отсутствие прогресса меня действительно беспокоит. Донал словно стоит на пороге какого-то открытия, но сделать его ему никак не удается. Возможных претендентов на престол всего четверо, при этом троих можно отмести как бесперспективных или никуда не годных. Тоссак на сегодняшний день тоже ничего не предпринял. Мастер Брондус полагает, что на столь позднем этапе он уже не станет этого делать. Но советники регента все равно не находят себе места. Я вот думаю, не зреет ли какой-нибудь заговор.
- Если мы не вернем арфу, - говорю я, - народ может отвергнуть любого претендента, какие бы надежды он ни подавал. И что тогда будет?
- Думаю, Кора будет оставаться регентом до тех пор, пока они что-нибудь не придумают. Но ты права: вотсутствие арфы сделать выбор будет практически невозможно. Брефна погрузится в затяжную эпоху бунтов и мятежей. А бунты и мятежи, как известно, ведут к слабости, которая, в свою очередь, служит для соседей этаким приглашением к вторжению, захвату территорий, кражам скота, а может, и к войне. Ты, наверное, уже слышала о нашествии ворон. Точнее, неких существ, которые могут действительно оказаться воронами, но могут быть и кем-то другим. Точно такая же тварь напала на нашего Нессана на лесной дороге и чуть было не сбросила их вместе с лошадью в пропасть. Не стану рисковать и выказывать предположения о том, что они представляют собой вообще и в здешних краях в частности, но ничуть не сомневаюсь, что приближенные Коры этой проблемой обеспокоены, и для этого у них есть все основания. Подобные вещи могут привести к серьезным проблемам. Если твари вырвутся за пределы королевства, и Кору обвинят в том, что он не удержал их в узде, может вспыхнуть крупный конфликт. Арфа, конечно, может иметь к этому
отношение, но может и не иметь. В то же время, присутствие этих непонятных созданий, как удалось подслушать нашему другу на конюшне, может погубить давние доверительные отношения между друидами и светской властью. Коре захочется организовать коронацию нового короля, как водится, в присутствии друидов, а арфа, если на ней сыграют, станет сигналом одобрения нового правителя народом Брефны. Для всех это станет признаком того, что все будет хорошо, даже при наличии трудностей, которые предстоит преодолеть.
Я вдруг чувствую симпатию к лорду Коре. Что если раньше он был счастлив приглядывать за собственными владениями и жить в своем доме в окружении близких? Что если ему было тяжело отказаться от той старой жизни после смерти последнего короля?
- Кора давно стал регентом? - спрашиваю я.
- Лет шесть, может чуть больше, может чуть меньше.
- Выходит, отец Ашллин умер, когда она была еще младенцем?
- Пожалуй, да.
Это в некоторой степени объясняет поведение Ашллин. Ребенок рос сиротой, и я не вижу никаких признаков того, что о нем кто-то особо беспокоился. Что совершенно не помешало ей стать доброй девчушкой. И умной.
- Кира, тебе лучше держаться подальше от Ашллин и ее няни. Девочка вряд ли располагает полезной для нас информацией, а воспитательнице может показаться странным, что ты проявляешь к ее питомице чрезмерный интерес.
- Хорошо, дядюшка Арт. Но сегодняшний урок игры на свирели не в счет. Вы сами согласились.
- Только не говори мне, что под такой грозной внешностью скрывается мягкое сердце, - говорит он, вроде шутя, но все же не до конца.
- Ничего подобного, - отвечаю я, - это просто обостренное чувство справедливости.
Шпион должен мастерски выведывать секреты и не обращать на себя внимания. В первом пока я не преуспела, но вот во втором потихоньку совершенствуюсь.
После обеда Мааре ждет меня в огороде. У нее в руках сложенная сорочка. Рядом молча стоит Ашллин, прижимая к себе игрушку, под левым глазом у нее свежий синяк.
- Что случилось? - не подумав, спрашиваю я.
- Она споткнулась и упала, - отвечает Мааре, - следи за ней в оба. Она всегда найдет предлог убежать и навлечь на свою голову неприятности.
Ашллин смотрит на меня строгими глазами; за этим ее взглядом проглядывает печальная история, о которой я пока знаю немного, но хочу выяснить все. И пропади Арку пропадом вместе с его приказами!
- Я так благодарна вам за сорочку. Обещаю обращаться с ней бережно.
- С огорода ни ногой. Если пойдет дождь, можете спрятаться вон там.
Мааре показывает на небольшой сарайчик, по всей видимости, для хранения инвентаря.
- Ближе к вечеру я за ней приду.
Когда она уходит, я приседаю на корточки и шепчу Ашллин на ухо:
- Играть на свирели нам здесь нельзя. Надо найти местечко поукромнее.
- Большое дерево! - тут же загораются ее печальные глаза.
Я качаю головой.
- Нет. Чтобы играть на свирели, нужны две руки, а я не хочу, чтобы кто-то из нас упал. Да и потом, нас могут услышать и попытаться выяснить, кто же это играет.
- Но тогда где?
- У меня есть специальное место, где можно играть сколько душе угодно. Но по пути туда мы снова должны вести себя тихо, как мышки. Ну, или как лесные куницы - проворные и бесшумные, способные передвигаться по лесу, не привлекая внимания сов, волков и других хищников.
Ашллин кивает. Мне нравится, как оживает ее личико, когда она забывает о страхе.
- Ну что ж, тогда вперед. Это недалеко от конюшен. Если кого-то увидим, нам придется спрятаться.
Я прикладываю палец к губам - тихо, как мышки, - то же самое делает и она.
Мне не приходилось общаться с маленькими детьми, так что я не знала, как подготовиться к ее приходу. Я просто положила на скамью, постелив лоскут мягкой ткани, две свирели - свою и дядюшки Арта. И не забыла захватить самую маленькую дудочку с высоким звуком, которую иногда использую, играя джигу. А с кухни - там работает пара ребят, обожающих слушать мое пение - принесла несколько медовиков и немного сыра. Кувшин воды и чашки в комнате для репетиций у нас всегда есть, ведь от игры, и уж тем более от пения, так хочется пить. Что же до того, чтобы научить Ашллин ходить на руках, то с этим придется подождать до другого раза, когда у нас будет больше места.
Ашллин хорошо бегает и еще лучше прячется. Вероятно, ей часто приходится этим заниматься, чтобы вырваться из тюрьмы Мааре. Мы быстро добираемся до места. На противоположном конце конюшенного двора стоят несколько человек - насколько я понимаю, это путники, передающие конюшенным служкам своих лошадей. Внутри, за запертой дверью, Ашллин постепенно расслабляется, хотя и вздрагивает от любого громкого звука снаружи - когда кто-то кого-то зовет или ржет лошадь.
Ее пальчики едва достают до последнего отверстия на свирели Арку, но зато она проявляет больше старания, чем я ожидала. Быстро понимает, что если дунуть слишком сильно, звук получается невыносимо резким, а если слишком слабо, то выходит вялым, если, конечно, выходит вообще. Для начала мы разучиваем четыре ноты и учимся правильно пользоваться языком. Я показываю, Ашллин меня копирует. Она быстро схватывает все на слух и прекрасно умеет сосредотачиваться. Пока мы играем, ее игрушка сидит рядом с ней на скамье, прислонившись спиной к стене, взгляд ее шерстяных глаз устремлен ввысь. Выражение мордочки у зверушки несчастное - зеркальное отражение того, каким нередко бывает лицо ее хозяйки. Может быть, она выглядит такой печальной, потому что старенькая и потрепанная, да и набивка сейчас уже не та, что была раньше.
Время от времени я прошу Ашллин встать и немного походить - это помогает сосредоточиться. То же самое делаю и я. Мы учимся отбивать ритм, сначала ладонями, потом ногами. Через некоторое время она учится правильно ставить пальцы для пятой ноты, что позволит ей играть больше мелодий, я объявляю перерыв и приношу еду и питье.
- После занятий музыкой мне всегда хочется есть, - говорю я.
И это сущая правда.
Свой медовик Ашллин делит на несколько аккуратных частей. Пару кладет на скамью перед своей зверушкой, остальное съедает маленькими кусочками.
- У твоей подружки есть имя? - спрашиваю я.
- Это секрет, - шепчет она.
- О, прости.
- Тебе я сказать могу. Ее зовут Клиэна. В честь богини из легенды.
- Очень благородное имя.
Интересно, у кого нашлось время рассказывать этому одинокому ребенку легенды? Возможно, друзья у нее все-таки есть.
- Она меня охраняет. Ночью, когда я сплю. И днем, когда… В общем, следит, чтобы со мной все было хорошо. Старается.
«Хотя у нее не всегда получается, - думаю я. - Подбрось-ка, Ливаун, пару вопросов».
- Ашллин, а Клиэна у тебя давно?
- С детства. Это подарок Волфи.
- А кто такая Волфи?
Воображение рисует бывшую няню, добрую и умеющую утешить, знающую множество легенд и песен. Может статься, что именно она привила Ашллин любовь к музыке.
Но девочка не отвечает, а когда я смотрю на нее, опять съеживается, забыв о еде, и ее глаза темнеют.
- Это тоже секрет?
После долгого молчания она тяжело вздыхает и шепчет:
- Волфи больше нет.
Она берет игрушку и прижимает к груди, обнимая, словно горячо любимого ребенка. И что же случилось с Волфи? Изгнание? Смерть? Старую няню заменили молодой воспитательницей, гораздо более жестокой? Лорд Кора не производит впечатления несправедливого человека - лишь взвалившего на плечи непосильную ношу. Но если так, то регент, по всей видимости, не перетруждает себя мыслями о благополучии отпрыска королевской крови. Шестилетней девочки.
Пытаться сейчас что-то выведать - неправильно. Но я должна задать один вопрос.
- Ашллин?
- А?
- У тебя на лице синяк. Тебя кто-то ударил?
Она качает головой, не поднимая глаз, и искра восторга, которую я перед этим видела в ее взгляде, исчезает.
- Я умею хранить тайны, - продолжаю я, не в состоянии молчать, - обещаю никому не говорить, что твою игрушку зовут Клиэна. Поэтому если хочешь рассказать мне об этом синяке или о чем-то еще, пожалуйста, расскажи.
Я мысленно извиняюсь перед Арку. И злюсь на себя - разве выполнение миссии не превыше всего? А потом вскакиваю и начинаю мыть деревянные тарелки и чашки, хотя сейчас в этом нет никакой необходимости.
Я слышу едва слышный всхлип. Поворачиваюсь и вижу, что Ашллин плачет. Не роняет кроткие слезинки, а плачет по-настоящему, вздрагивая плечами и зарывшись лицом в потрепанное тельце Клиэны, чтобы заглушить рыдания. Я присаживаюсь перед ней на корточки, но не смею прикоснуться.
- Мне очень грустно видеть, что ты так печалишься, - как можно ласковее говорю я, - прости, что расстроила тебя. Возьмешь мой платок?
Я достаю его из сумки и протягиваю ей.
- Он чистый.
- Я хочу к Волфи. - Слова едва слышны из-за всхлипов. - Но его больше нет.
Значит, не няня. Может, слуга, который был добр к ней? Или другой ребенок, который здесь когда-то жил? Спросить, умер ли Волфи, я не смею. Вместо этого сажусь рядом с ней на пол и даю выплакаться, сожалея, что больше ничем не могу ей помочь. Вскоре ее слезы высыхают, и она сморкается.
- Может, заберемся на большое дерево? - робко спрашивает Ашллин. - Нет, не поиграть на свирели, а просто посмотреть…
Слова едва слышны.
- Я не хочу сердить Мааре, Ашллин. Сегодня нам лучше не забираться на дерево.
Тишина. И шепот:
- Я могу тебе кое-что показать?
- Конечно, можешь. Это здесь?
Она качает головой.
- Нет, на дереве.
- Но я же сказала, что…
- Нет, не на самом верху. Совсем не высоко, в дупле. Мы заберемся туда тихо, как мышки.
Я не могу заставить себя ей отказать.
- Ну, хорошо. Но только недолго. А потом мы пойдем в огород и дождемся Мааре. Там я научу тебя одной песне.
Лицо девочки озаряется слабой улыбкой.
- Какой песне?
- Как насчет колыбельной, которую ты будешь петь на ночь Клиэне?
- Было бы здорово.
- Возьми ее, - я протягиваю ей маленькую свирель, - не насовсем, но попользоваться. В ближайшие пару дней она мне не понадобится. Потренируешься играть то, чему научилась.
На миг ее глаза загораются. Но в следующее мгновение от света не остается и следа.
- Я не могу, - говорит она, - если я буду шуметь, Мааре рассердится.
Я не говорю того, что на самом деле по этому поводу думаю.
- Все равно возьми; засунь за пояс. Я хорошенько попрошу Мааре разрешить тебе немного попрактиковаться, может, в том же огороде.
Понятия не имею, что смогу на этот раз предложить Мааре взамен.
Выйдя, мы видим, что народу вокруг прибавилось - только что прибыл новый отряд, и конюхи ведут в стойла лошадей.
- Бежать не будем, - шепчу я, - просто идем, быстро, но спокойно, высоко подняв головы, словно имеем полное право здесь находиться.
- Как принцессы.
- Как воительницы.
- Как принцессы-воительницы.
- Совершенно верно. Идем.
Дупло на дубе расположено достаточно высоко, хотя и ниже, чем мы забирались в прошлый раз. Внимательно глядя сверху, я могу заглянуть по ту сторону стены и увидеть неметоны, а далеко на западе - зеленые холмы, по склонам которых мы ехали сюда. Меня вдруг одолевает ностальгия по дому - не по Лебяжьему острову, а по настоящему дому и по семье, всегда готовой утешить. Но я решительно прогоняю это чувство.
- Сядь вон на ту ветку, - говорит Ашллин, взяв на себя командование.
Она передает мне игрушку, встает, искусно балансирует, тянется к дуплу рукой и вытаскивает завернутый в тряпицу сверток, осыпая землю дождем из листьев, веточек и перьев.
- Это моя сокровищница. Никто не знает о ней.
- Я никому не скажу, ни единой живой душе. Обещаю.
- Прошлой весной здесь поселилась семья белок, и мне пришлось обходить дупло стороной, пока бельчата не подросли. Теперь они отсюда ушли. Здесь я храню свои реликвии.
Она разворачивает ткань, под которой обнаруживается крохотная дубовая шкатулочка, открывает крышку и одно за другим демонстрирует мне свои сокровища - перья восьми-девяти разных птиц, каждую из которых она может назвать, и несколько камешков интересных форм или расцветок.
- А еще вот это.
Ашллин протягивает мне что-то непонятное. То ли веточки, то ли какая-то щетина.
- Что это?
Она опять становится грустной.
- Это осталось от моей ежихи. Ее звали Светоглазка.
- Как ты сказала? От твоей ежихи? Ты приручила ежиху?
- Я нашла ее в саду. Она повредила лапку. Волфи показал мне, как наносить мазь, и перевязал ее. Ей стало лучше. Но потом она умерла.
- Не знала, прости. Ты похоронила Светоглазку в саду?
Ашллин качает головой.
- Нет, Волфи похоронил ее в лесу. Сказал, что ей там больше понравится. Когда она болела, у нее выпало несколько иголок.
Девочка аккуратно кладет их обратно в шкатулку.
- А это что?
Я замечаю там кое-что еще - тускло поблескивающее, витой формы.
- Дракон. Как в легенде.
Поясная пряжка. Нуждается в хорошей чистке, но после беглого осмотра я убеждаюсь, что она серебряная и, вероятно, довольно ценная. В виде свернувшегося дракона. Разве это не эмблема Тоссака?
- А где ты ее взяла, Ашллин? Она у тебя давно?
Время от времени Тоссак является ко двору и наверняка привозит с собой вассалов. Так что дело здесь наверняка самое простое - пряжку кто-то потерял, а Ашллин наткнулась на нее где-нибудь в доме или в саду. Скорее всего, она понятия не имеет о ее ценности. Что ни говори, а найти серебряного дракона волнующе, особенно если твоя жизнь соткана из печали и одиночества.
- Мне ее подарил один мальчик, - отвечает она, закрывает шкатулочку и заворачивает ее в тряпицу, - тайком. Я положила ее в корзинку к Светоглазке. Думала, что в ней магия. Но Светоглазка все равно умерла.
От неожиданно подступивших слез у меня щиплет в глазах. Я решительно приказываю себе не давать им воли. Да кто я, в конце концов, такая - воительница с Лебяжьего острова или сентиментальная дура?
- Так значит, это случилось, когда Волфи был еще здесь?
- Я была маленькой, - без тени волнения говорит Ашллин, - и верила в магию.
Эти слова - самое печальное, что мне приходилось слышать в жизни. Пока она осторожно кладет шкатулку обратно в дупло, я силюсь подобрать нужные слова.
- Ашллин?
- А?
- Она существует. Магия действительно существует. Хотя, может, и не проявляет себя именно так, как и когда тебе хотелось бы, потому всегда непредсказуема и мудрена. Иметь с ней дело… тяжело. И порой очень трудно поверить, что такое вообще возможно. Но как тогда быть со старинными легендами и сказаниями? С балладами, которые мы исполняем каждый вечер? В них же полно магии.
- Мааре называет все это выдумками.
Да пропади она пропадом, эта Мааре вместе с теми, кто доверил заботу об этом ребенке такой непроходимой тупице.
- Некоторые из них действительно придуманы. Мой… мой друг, который играет на арфе, постоянно сочиняет стихи. Но в них обязательно есть зерно истины, и порой в роли этого зерна выступает как раз магия.
Она смотрит на меня задумчивым взглядом, в ее глазах плещутся сомнения.
- Музыка - это магия. Как и легенды. И еще…
Я не могу сказать ей, что странные, необъяснимые явления сыграли существенную роль в жизни моих родителей, не говоря уже о некоторых близких друзьях нашей семьи. Без вмешательства сил Колдовского мира у меня сейчас было бы не два брата, а только один. Но Кира этой историей ни с кем поделиться не может.
- К тебе, Ашллин, она тоже найдет путь. Возможно, когда ты станешь намного старше, но обязательно найдет. Ты только жди и будь к этому готова.
Я говорю это и ненавижу себя за то, что пытаюсь представить все, как нечто простое и неизбежное. За то, что надежда, которую я ей сейчас даю, может никогда не оправдаться. Ей же сейчас нужна настоящая помощь, причем незамедлительно, а я не в состоянии ничего сделать. Не могу даже надолго предложить ей своей дружбы - потому что после Дня летнего солнцестояния от меня здесь останутся одни воспоминания. А она останется во власти людей, которым, похоже, нет никакого дела до того, в чем она нуждается.
14.Брокк
Рано завтракать и отправляться в неметоны для меня стало привычкой. Дворцовая стража меня уже не окликает, лишь желает доброго утра и выпускает. Я огибаю стену и иду туда, где ветвистая тропа углубляется в пеструю тень лесной чащи. Что бы (или кто бы) ни охраняло Врата Дану, меня оно знает. Я, с одной стороны, удивился, с другой - почел за честь, что за какие-то восемь-девять дней смог до такой степени завоевать доверие друидов. Не до конца, конечно же - этого вряд ли стоит ожидать. Утром я провожу время с учениками, играю, пою, обмениваюсь с ними легендами и сказаниями, помогаю в саду или в огороде. В обед, на который, как правило, подают овощи с этого самого огорода, у меня есть возможность понаблюдать за общиной друидов практически в полном составе. Некоторые из них держатся обособленно, проводя время в уединении, созерцании и молитвах, пока не произойдет какое-нибудь важное событие: переход на следующую стадию обучения или ритуал, требующий участия адепта. За столом я насчитал двадцать девять человек, хотя мне говорили, что всего их, включая учеников, тридцать девять. Брат Моркан, завидев
меня, приветствует степенным кивком. Ему, конечно, известна цель моего присутствия здесь, но предложить мне помощь открыто он не может - если я стану проводить время со старейшим из братьев, остальным это наверняка покажется странным.
Брат Фараннан, Верховный Бард, настроен ко мне не очень дружелюбно, хотя Фелан меня ему представил. В Фараннане есть что-то от ястреба - он насторожен и свиреп, хотя ведет себя с тем же строгим спокойствием, что и остальные. Я чувствую, что он питает к Верховному Друиду враждебность, хотя тщательно ее скрывает и никаких перепалок с ним не устраивает. Это заметно по его глазам, по позе, по манере молчать. Фараннан явно знает об арфе и Моркан, вероятно, объяснил ему, зачем я здесь. Я бы хотел побеседовать с Верховным Бардом с глазу на глаз. Осмотреть пещеру, в которой хранилась арфа. Однако Фараннан не предпринимает никаких попыток помочь. А случая обратиться к нему с вопросом, чтобы не слышали другие, мне никак не представляется.
Я прекрасно понимаю, как неумолимо бежит время. Но при этом люблю проводить в этой тихой, спокойной обители дни напролет, люблю музыку и общество добрых товарищей. Мне не составляет труда представлять себя одним из братьев. В этой жизни, наполненной ритуалами, созерцанием, а порой и ожесточенными спорами, я бы обрел цель и чувствовал бы себя в безопасности. Меня поражает, какого накала могут достигать дискуссии по поводу какой-нибудь туманной философской теории или толкования очередного древнего сказания. Ученый муж Огр - маленький, сухой, глубокий старик с проницательным умом и цепким взглядом. Узы теплой привязанности между ним и Феланом совершенно очевидны. Я вижу, что этот скромный садовник и арфист здесь в фаворе.
Дома близких друзей у меня нет. В Фелане я вижу человека, с которым мы могли бы подружиться, сложись обстоятельства иначе. Другие мне тоже нравятся: рыжеволосый Росс, высокий Шида и Флэнн, у которого всегда наготове шутка. Я учу их играть джиги и другие танцы, мы обмениваемся мелодиями собственного сочинения, а иногда и сами пускаемся в пляс, всегда тщательно выбирая для этого время.
После обеда Росс, Шида и Флэнн отправляются на урок друидического искусства. Я, как человек посторонний, присутствовать на нем не могу. Когда Фелан занят, я не сижу сложа руки - стираю одежду, мою посуду, подметаю полы, готовлю пергамент, чернила и перья для письма. Кормлю кур, уток и гусей. Помогаю строить глинобитную стену. И радуюсь, что меня всему этому научил отец. В кладовую и кухню не прошусь, хотя и мог бы. Но если продемонстрировать все, чему меня научила мама, могут возникнуть подозрения, что я не тот, за кого себя выдаю.
Все то и дело говорят о предстоящей церемонии, но те, кто постарше, в подробности в моем присутствии не вдаются, а ученики и сами многого не знают об обряде коронации. Я узнал, что его проведут в День летнего солнцестояния вскоре после рассвета на поляне между крепостной стеной и нашим лесом. За несколько дней до церемонии ученикам разрешат покинуть неметоны, чтобы они помогли все подготовить. В результате каждый из них волнуется, и меня это печалит. Выдержать, когда так ограничивают твою свободу, должно быть, трудно. Им запрещено говорить о своей жизни до того, как они ступили на этот путь - о семье, доме, друзьях, о любых узах, помогающих человеку быть тем, кто он есть. Вступая в братство, друид ни о чем таком больше не упоминает. Правила гласят, что с этого момента он совершенно новый человек, ступивший на новый путь. Те, кто когда-то знал и любил его во внешнем мире, о нем тоже больше не говорят. Он словно уходит навсегда. Это кажется мне ужасным. Я подозреваю, что в кругу семьи, между собой, близкие все равно вспоминают того, кого потеряли. Шепотом называют его по имени, вместе гордятся им,
вместе печалятся и спрашивают себя, вспоминает ли он их с такой же любовью, которую они все так же чувствуют к нему.
Наступает день, когда у Фелана появляется свободное время - мастер Огр устал и, вместо запланированной ими дискуссии, ему надо немного поспать. Мы с Феланом играем на арфах. И он, и я одарены больше других учеников, а поскольку их рядом нет, потому что они на занятиях, мы с удовольствием устраиваем состязания в технике исполнения и идеях. Я уже собираюсь предложить сыграть еще одну вещь, но Фелан отодвигает арфу, встает и потягивается.
- День сегодня погожий, - говорит он, - можно пойти прогуляться. Я отведу тебя в дальний конец леса, оттуда открывается замечательный вид.
Я тоже отставляю арфу и вслед за ним выхожу из пещеры. День действительно теплый, солнце, пробиваясь сквозь лесную сень, заливает светом тропинку перед нами. Дорогу, по которой ведет меня товарищ, мне называли в числе запретных, но я об этом не заикаюсь. Просто иду бок о бок с Феланом, слушаю пение птиц и чувствую, что мне представилась какая-то возможность, хотя какая именно - понять пока не могу.
Идти довольно далеко. Из леса мы выходим на вершину холма, с которого действительно открывается вид на вереницу пастбищ, перемежающихся каменистыми выступами, а ниже, под нашими ногами, лежит озеро - настолько круглое, что его можно принять за зеркало. В нем отражаются синева летнего неба и барашки облаков. По краям полей, у глинобитных стен, растут дикие цветы. Прячась от солнца в тени деревьев, пасутся овцы и козы. То тут, то там виднеются крестьянские дома.
Здесь есть деревянная скамья. Мы с Феланом садимся и несколько минут молча любуемся пейзажем.
- Ты привел меня сюда, хотя мне здесь быть совсем не положено, - наконец говорю я, очень сомневаясь, что он намерен навлечь на меня неприятности или что он привел меня сюда по ошибке. Ведь Фелан - человек с одной стороны великодушный, с другой - умный.
- Угу. А я сейчас задам тебе вопрос, задавать который мне не положено.
Меня охватывает тревога. Неужели мой новый друг догадался, что я здесь с тайной миссией?
- Ну что же, спрашивай, - говорю я.
- Ты что-нибудь слышал о женщине, знахарке и сказительнице, которая живет на холме к востоку от замка? Ее дом стоит в лесу, но недалеко от дороги. Зная, как тебе нравятся легенды и песни, я подумал, что ты можешь о ней что-то знать или, возможно, даже сам пытался ее найти.
Такого вопроса я не ожидал. Я уже собираюсь ответить, но в этот момент в голове всплывает рассказ Арку о Дау.
- Я слышал, что на той самой дороге на человека налетела гигантская ворона, которая сбросила его с лошади. Он расшибся, и ему помогла какая-то женщина из местных. Насколько я понимаю, народу там живет немного, так что эта женщина вполне может быть твоей сказительницей. Но полной уверенности у меня нет. Мы по дороге сюда ее не встречали.
- Но она по-прежнему живет в том лесу? Жива и здорова?
- Если это та самая женщина, то, думаю, да.
А что это Фелан ею интересуется? Она что, его родственница? Мать? Бабушка?
- Но о ней упоминали только мимоходом. Если хочешь, я могу узнать подробнее.
Фелан улыбается, но за его улыбкой проглядывает беспокойство.
- Лучше не надо. Мы с ней дружили, пока я не вступил в орден. И мне жилось бы спокойнее, зная, что с ней… зная, что с ней все в порядке. А вот гигантская ворона… Это уже совсем странно.
- А ты сам таких тварей не встречал? В окрестностях о них ходят слухи, они дают крестьянам повод для тревог.
- Здесь мы в безопасности, - отвечает Фелан.
«От гигантских ворон возможно, - думаю я, - но не от тех, кто украл прямо у вас из-под носа бесценный инструмент».
- У меня тоже есть к тебе вопрос, - говорю я, - вероятно из тех, которые я не должен задавать, и не связанный с воронами. Если тебе нельзя на него отвечать, так и скажи.
- Звучит таинственно.
С дубов слетают маленькие птички и скачут у ног Фелана в погоне за насекомыми. Одна запрыгивает к нему на ботинок, и он улыбается.
- Меня интересует обряд коронации. Я знаю, что, как постороннему, мне, по всей вероятности, не разрешат присутствовать на церемонии и слушать, как Верховный Бард играет на арфе. Но мне хотелось бы услышать древнюю легенду, которая лежит в основе этого ритуала, и понять, почему он до сих пор так важен. Но я знаю, что значительная часть друидической традиции хранится в тайне.
- Вот оно что. Эту легенду, друг мой, я услышал от той самой сказительницы задолго до того, как вступил в орден, и буду счастлив рассказать тебе все, что знаю. Она является частью истории Брефны, причем частью важной, хотя простой народ, как мне кажется, о ней практически забыл. Коронации случаются нечасто.
Взгляд Фелана блуждает по безмятежному пейзажу, лежащему перед нами. У его ног продолжают хлопотать птички. Фелан сидит настолько неподвижно, что они его совершенно не боятся.
- Давным-давно, в незапамятные времена, еще до того, как первое человеческое племя ступило на благословенные берега Эрина, - начинает он, переходя на певучий тон заправского сказителя, - эти края населяли Туата Де Даннан, то есть народ богини Дану. Этот народ, порой называемый Справедливым, был благородной расой, владеющей магией. Они жили в мире с деревьями, ручьями и всеми тварями живыми: теми, что парили в воздухе, теми, что бегали, прыгали или ползали по земле; теми, что плавали и ныряли в воде; теми, что прятались глубоко под землей. В те древние времена в лесах, пещерах и на озерных островах обитали и другие племена, наделенные магией. Все жили в гармонии и мире.
Много лет, столько, что даже невозможно сосчитать, на этой земле царили безмятежность и покой. И так продолжалось бы еще долго, если бы не милезианцы, которые, когда их изгнали из старых домов, отправились на своих кораблях на поиски новой обители и по воле случая высадились на западном побережье Эрина. Милезианцы были обычными людьми, быстро впадали в ярость и ссорились даже между собой, всегда желая получить больше, чем у них было. Справедливый народ отступил, укрылся в тайных жилищах и больше не мог свободно ходить по своей земле. Они смотрели, как люди стали селиться по всему Эрину, строить жилища, возводить стены, за которыми держали животных, чтобы съесть их, когда те нагуляют жир. Люди перекрывали плотинами ручьи для своих собственных нужд и рубили деревья, ничуть не заботясь ни о мелкой живности, живущей в лесах, ни о мудрости, накопленной дубом или ясенем за долгие годы жизни. Бездумное племя, век которого очень короток!
Необычная легенда, интересная и впечатляющая. Предназначенная, как я сразу подумал, больше для друидов, чем для простых смертных, которым, вероятно, было бы неприятно слышать ее из уст того, кто рассказывает ее так, словно и сам принадлежит к Справедливому народу.
- Через несколько сотен лет после того, как милезианцы впервые высадились на Эрине, когда короли людей установили на здешних берегах свои границы, и человеческие поселения появились буквально повсюду, Справедливым народом правила королева по имени Бевин, что означает Белая Дама. К тому времени некоторые ее подданные, в ярости от пагубных поступков милезианцев, хотели развязать войну, используя все имевшиеся в их распоряжении магические средства - а таковых имелось предостаточно. Но в отличие от других королев, ее предшественниц, Бевин выступила против такого решения. Она предвидела, что вскоре в царстве людей на престол взойдет новый король, и ей казалось, что пришло время подписать мудрое мирное соглашение. Больше всего она хотела избежать ужасов войны, которая, в конечном счете, ничего не решала. Бевин обратилась за советом к мудрецам, и те согласились ради заключения длительного мира с милезианцами попросить будущего короля встретиться с ними, чтобы они могли вручить людям значимый символ доверия. Но что могло стать таким символом? Что обладало достаточным могуществом, мудростью, истиной и
красотой, чтобы поддерживать гармонию между двумя столь разными народами не какую-то там сотню лет, а значительно дольше?
Я почувствовал трепет - прикосновение чего-то более древнего, чем само время.
- Народ Бевин хранил арфу, отличавшуюся поистине замечательными достоинствами, - продолжает Фелан, - эта арфа принадлежала Эрье, королеве Туата Де, одной из трех сестер, живших в древние времена. Эта благословенная земля была названа так в ее честь. Она получила арфу в дар от одного великого барда как раз за право воспользоваться с этой целью ее именем. По сути, изготовили ее милезианцы, но у Эрьи она приобрела силу, выходящую далеко за рамки всего, чего может достигнуть даже самый умелый виртуоз из числа людей. В нужный момент в руках нужного музыканта ее голос звучал с таким невиданным очарованием и так проникновенно, что даже самые недоверчивые слушатели понимали - ее струны изрекают истину. Эта арфа и стала тем самым символом мира, в котором нуждалась Бевин.
Был созван совет. В этих местах располагались, да и располагаются поныне, порталы между царством Справедливого народа и королевствами людей. Воспользовавшись магическими вратами, Бевин пришла на встречу с королем людей, состоявшуюся на травянистой поляне между его жилищем и этим лесом. Новый король хотя и был молод, но говорил мудро и внимательно выслушал все, что пришла сказать ему Бевин. Затем королева Справедливого народа преподнесла королю Брефны этот изумительный дар: арфу, принадлежавшую одновременно и ее, и его предкам - ведь если Эрья была праматерью Бевин, то инструмент изготовил Амерджин, бард из числа людей. Властители двух народов договорились, что арфа будет храниться вдали от посторонних глаз, но каждый раз, когда на престол будет восходить новый король, на ней будут играть во время обряда коронации, неизменно проводимой в День летнего солнцестояния. С тех пор инструмент стали называть Арфой Королей. Дар был вручен, чтобы торжественно скрепить соглашение, в соответствии с которым Справедливый народ и люди обещали не вступать друг с другом в конфликты на срок пятьдесят раз по
пятьдесят лет. И если когда-нибудь вспыхнет конфликт, разрешать его будет совет, а не военные действия. На ту первую встречу короля и королевы был приглашен Верховный Бард друидов, который сыграл на Арфе Королей для собравшихся представителей обоих народов, и музыка, которую он исполнил, благоговейно и почтительно звучала еще долго после того, как смолкла последняя нота. После этого друиды забрали арфу к себе в лес, чтобы хранить в целости и сохранности с помощью колдовских чар.
Как тебе уже известно, Арфа Королей и поныне сопровождает ритуал каждой коронации в надежде на то, что ее чудесная музыка воскресит в памяти соглашение между Справедливым народом и людьми, что все вспомнят, как важно поддерживать это доверие. И любой король Брефны считает это, или, по крайней мере, должен считать, одной из главных своих задач.
Фелан умолкает, история подошла к концу.
- Красивая легенда… и рассказана замечательно, - говорю я.
- Напоминание о прежних временах, когда все было по справедливости, - отвечает он, но на его лице больше нет былого безмятежного выражения, - и обещание продолжения мирных времен.
- Но при этом?.. - отваживаюсь спросить я.
Фелан вздыхает.
- Мир меняется. И в повседневной жизни многие больше не придерживаются древних традиций, как раньше - теряют уважение к миру природы, не понимают, сколь важна история. Поэтому я и вступил в орден, Донал. Как друид я вполне могу укрепить веру народа, а через музыку и сказания помочь людям вновь постичь мудрость и понять, насколько она важна для самого нашего существования.
Его глаза блестят. Он столь же изумительный сказитель, сколь и музыкант. Передо мной человек, способный оказать огромное влияние, будь у него такая возможность.
- Но как ты можешь этого добиться, если правила ордена отгораживают вас от внешнего мира?
Не успевают эти слова слететь с моих губ, как я тут же жалею, что сказал их.
- Прости. Не мне оспаривать решения ордена. Я благодарен, что меня на эти несколько дней допустили в вашу общину. И критиковать никого не собираюсь.
А вот это уже ложь. Да, правилам действительно отводится определенное место, чтобы поддерживать в общине порядок, обеспечивая безопасность и защиту ее членов, однако порядки в неметонах кажутся мне слишком уж драконовскими, а порой и жестокими.
- Мне надо набраться терпения. Возможности у меня появятся по окончании обучения, если я, конечно, его успешно пройду. Как знать, может, я потом вообще отсюда уйду и стану бродячим друидом - наполовину отшельником, наполовину менестрелем. Чтобы вести жизнь, совсем не похожую на твою, друг мой.
Улыбка Фелана теплеет. Солнце придает его каштановым волосам золотистый блеск и оживляет простые черты лица.
- Да, без терпения здесь действительно не обойтись, - отвечаю я, - сколько тебе будет лет по окончании обучения?
- К тому времени я стану седобородым стариком двадцати семи лет. Не пойми меня превратно, Донал. Мне нравится жить в неметонах. Здесь царит покой. Здесь человек может открыть разум для голосов богов. Рай, в котором ученый муж может заниматься своими исследованиями, а музыкант петь и играть по велению души. Считаю ли я правила строгими? Да, признаю, они такие и есть. Считаю ли их чрезмерно суровыми? Иногда. Я вижу в глазах юных учеников тоску по дому и сочувствую им. Взялся ли бы я что-то менять, будь у меня такая возможность? Разрешил бы время от времени навещать их здесь и отпускать в гости к близким? Возможно. Но орден в Брефне существует в течение многих поколений, а я здесь еще не пробыл и трех лет, необходимых для завершения первой стадии обучения. Помимо других качеств мы развиваем в себе и смирение.
Он поднимается на ноги, птички взлетают и садятся на ветви дуба.
- Теперь нам лучше вернуться.
Когда до поселения друидов остается всего ничего, я спрашиваю:
- Фелан, а ты сам когда-нибудь слышал ее? Арфу Королей?
- Одну-две ноты и то лишь изредка, когда бывал в пещере, соседней с той, где о ней печется Фараннан. Ее звучание… не такое, как говорится в легенде. Думаю, что истинную магию арфа творит только по случаю коронации. Я слышал, это нечто бесподобное.
- Надо полагать, в День летнего солнцестояния вас выпустят из неметонов. Имеется в виду учеников.
- Послушать тебя, Донал, так мы какое-то стадо диких зверей! Да, нам действительно предоставят возможность присутствовать на коронации и послушать арфу во всем ее великолепии. Тебе тоже стоит туда пойти - увидеть и услышать нечто такое, о чем в один прекрасный день ты сможешь рассказать своим детям. И сочинить песнь.
«Но у тебя, - думаю я, - никогда не будет детей».
Думать об этом грустно, ведь если кто-то и может стать хорошим отцом, то это Фелан.
15.Ливаун
Арку велел мне сторониться Ашллин. Один обещанный урок игры на свирели, и все. После него мне следует держаться от нее подальше - вот что он сказал. Но одним-единственным уроком я обойтись не могу. Чтобы посидеть немного с Ашллин, сыграть пару нот, отбить несколько ритмов, поиграть с ее любимой Клиэной и увидеть, как детское личико озаряется улыбкой, времени нужно совсем немного. О миссии я не забываю, зная, что время летит быстро. Я вполне могу делать одновременно две вещи - поднимать Ашллин настроение и выяснять, почему ее няня такая раздражительная и странная. Без причины так себя не ведут. Мне положено выуживать любые сведения, так или иначе связанные с арфой, а Мааре, если ей поручили приглядывать за сестрой наследника трона, близка к королевской семье.
После того, как я с благодарностью вернула ей сорочку, прошло какое-то время. Добиваться ее расположения мне больше не нужно, но я все равно отправляюсь на поиски и нахожу ее в саду вместе с Ашллин. Девочка подбегает и обнимает меня в знак приветствия. Мааре выглядит даже хуже, чем раньше - бледная как полотно, с черными кругами под глазами. И все так же потирает руки, будто это повторяющееся движение может ее успокоить. Мне не нравится, как она на меня смотрит, и не нравится, как говорит. Ее жестокость по отношению к Ашллин вызывает отвращение. Но мне не терпится узнать ее историю.
- Могу я погулять с Ашллин? - спрашиваю я самым вежливым тоном, на какой только способна. - Мы недалеко, только до конюшен и обратно. Может, ненадолго забежим в комнату для репетиций и сыграем по паре нот. А вы, тем временем, сможете отдохнуть или заняться чем-нибудь другим.
Она сомневается, отчаянно нуждаясь в свободном времени, но при этом зная, что это против правил.
- Мааре, ну пожалуйста…
По голосу Ашллин можно безошибочно определить, что ничего кроме отказа она не ждет.
- Не ной! - рявкает няня. - Я делаю все, что могу!
Ашллин прячет лицо в моей юбке. Я с большим трудом сдерживаюсь и жду, старательно придавая лицу спокойное выражение.
- Ну, хорошо, - ворчит няня с таким видом, будто это не я ей, а она делает мне одолжение, - к обеду приведешь ее обратно. А ты, Ашллин, не вляпайся в неприятности. По деревьям не лазить. И не прятаться там, где тебя нельзя найти. Понятно?
- Угу, - едва слышно шепчет девочка.
В этот момент Мааре внезапно прижимает ладонь ко рту, вскакивает и бежит, спотыкаясь, за угол, скрываясь за кустом черной смородины. Судя по всему, ее тошнит.
- Подожди меня здесь, - говорю я Ашллин, убираю с лица женщины волосы и поддерживаю ее, пока она кашляет и ловит ртом воздух.
Ее тошнит до тех пор, пока в желудке не остается ничего, кроме желчи. Я вынимаю из кармана платок и протягиваю ей. Едва придя в себя, она тут же кричит:
- Я в порядке! В порядке, слышишь! Иди уже!
- Что-то непохоже, чтобы вы были в порядке. Может, что-нибудь съели, и у вас случилось расстройство желудка? Голова болит? Во всем теле непривычный жар?
Я перебираю варианты, думая о том, насколько хорошо снабжается буфетная.
- Нет, правда, со мной все хорошо, - говорит она уже не таким злым голосом, - просто надо немного полежать. Это пройдет. Всегда проходит.
В голову приходит еще один вопрос, но я его так и не задаю.
- Обязательно отдохните, - говорю я ей тоном дочери целительницы, коей, собственно, и являюсь, - и выпейте воды. Вы уверены, что помощь не нужна? Сможете самостоятельно вернуться в дом?
Она кивает, не глядя мне в глаза. Я беру Ашллин и увожу с собой. Мы направляемся прямо к дереву - когда подходим к нему, Мааре уже скрывается в доме - и забираемся на высокую ветку, служащую нам насестом.
- Бедная Мааре, - говорю я, размышляя верна ли моя догадка, - ей часто бывает плохо?
- Каждый день, - говорит Ашллин, - чаще всего по утрам.
- К тому же, она быстро устает, так?
- Гм… Когда ее ко мне приставили, с ней все было в порядке. В те времена она часто со мной играла.
- А при дворе она давно?
- Давно.
Это может что-то значить, но может - и нет. На мой взгляд, Ашллин еще слишком маленькая, чтобы вычислить срок в днях, неделях или привязать его к смене времен года.
- А муж у Мааре есть? - спрашиваю я. - Дети?
Ашллин смотрит на меня с таким видом, будто я задала ей нелепый вопрос.
- Какая ты глупая! Нет, конечно!
Немного полазив по дереву, мы идем к конюшням, где Ашллин показывает мне свою милую маленькую серую лошадку. Дау, молчаливый и покорный, извлекает откуда-то морковку, чтобы принцесса Брефны могла ее угостить. Девочка благодарит его, а когда он не отвечает, поворачивается ко мне и спрашивает:
- А почему он все время молчит?
- Его зовут Нессан, он не умеет говорить. Но если бы умел, обязательно сказал бы тебе что-нибудь хорошее.
Ашллин решает проявить твердость.
- Кира учит меня играть на свирели, - говорит она Дау, - и теперь я могу сыграть мелодию. Хочешь послушать?
Я могу сказать наверняка, что он скорее бы улизнул, но поскольку рядом крутится пара других конюшенных служек, сделать это не так просто. Дау с важным видом кивает. Мы с Ашллин идем в комнату для репетиций за свирелью. Я надеюсь, что к нашему возвращению Дау уже не будет, но он все еще стоит и ждет у стойла той самой лошадки. Теперь в компании со старым псом, постоянно болтающимся на конюшне. Его довольно дружелюбно окликает другой конюх:
- Заделался почитателем, Нессан?
Я с трудом удерживаюсь от грубого жеста - рядом со мной ребенок. Дау не обращает на это замечание никакого внимания.
Ашллин играет. Неправильно ставит пальцы и на половине сдается с таким видом, словно вот-вот расплачется.
Я приседаю рядом с ней на корточки и спрашиваю:
- Помнишь, как мы с тобой учили? Дыши размеренно и глубоко. Расправь плечи. Думай о мелодии, она должна быть у тебя в голове. Твои пальчики сами знают, что делать. А теперь попробуй еще раз.
На этот раз она играет идеально. А когда заканчивает, склоняется в легком поклоне, и я хлопаю в ладоши. Конюхи, собравшиеся по ту сторону загона, тоже аплодируют. Лучшая награда для Ашллин - улыбка на лице Дау. Она хоть и длится краткий миг, но в ней нет ни капли притворства. При виде ее Ашллин тоже широко улыбается. Дау еще раз склоняет голову и возвращается к работе. За ним тенью следует собака.
Когда мы возвращаемся в комнату для репетиций, девочка говорит:
- Ему, должно быть, грустно.
- Ты имеешь в виду Нессана? Почему тебе так кажется?
- Я тоже грустила бы, если бы не умела говорить. Тогда мне было бы трудно заводить друзей.
- Наверное, трудно. Но я думаю, что в работе он хорош, поэтому другие конюхи его не обижают.
- Тебе надо научить его играть на свирели, - говорит Ашллин, - даже не умея говорить, он все равно может сыграть мелодию и порадоваться.
Я не знаю плакать или смеяться.
- Не думаю, что дядюшка Арт мне позволит. Хотя предложение хорошее. У тебя доброе сердце, Ашллин. А теперь давай разучим еще одну мелодию.
Брокк возвращается домой немного раньше, и перед ужином мы, как обычно, собираемся в комнате для репетиций. Он рассказывает нам с Арку, как провел день в неметонах. Сегодня ему удалось услышать древнюю легенду об Арфе Королей. Я не знала, что этот ритуал до такой степени основан на узах между людьми и Колдовским миром. И ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил о Справедливом народе, о королевах давно забытых времен или о могуществе магии. Даже когда упоминали ритуал в День летнего солнцестояния. Самое большее, о чем судачили, так это о том, что арфу выносят, на ней играет Верховный Бард, после чего все шумно одобряют нового короля. Так что этот друг Брокка из друидов вполне может оказаться прав. Народ, вероятно, действительно позабыл, как все это начиналось. А может просто больше не верит в существование Справедливого народа. Кроме друидов, конечно же. Их братство наверняка и помнит, и верит.
Мы заперли дверь и негромко играем, чтобы заглушить голоса. Арку заводит со мной и Брокком разговор о Тоссаке, но в этот момент снаружи, из-за забранных ставнями окон, доносятся крики. Слов я разобрать не могу, но человек явно в ярости. Это как-то связано с его лошадью? С подковой? Я встаю и подхожу к двери. Арку протягивает руку, чтобы остановить меня, и качает головой. Теперь уже орут, изрыгая ругательства, несколько человек. Арку приоткрывает ставни. Теперь слышно лучше, хотя я ничего не вижу. Уперев руки в бока, ко мне спиной стоит человек, именно он кричит громче всех. Рядом с ним двое других, тоже сыплют проклятиями, но, в то же время, и смеются. Предмет их насмешек нам не виден и не слышен.
- Мне ни в жизнь не надо было доверять это такому придурку, как ты! Теперь мой конь будет хромать! Слышишь, ты, идиот с протухшими мозгами! Скажи мне во имя богов - что такой болван, как ты, может вообще делать на королевской конюшне? Кто тебя взял? Кто тебя сюда пустил?
Молчание. Я смотрю на Брокка, он смотрит на меня. Мне страсть как хочется открыть дверь, выйти и сказать пару ласковых, а потом хорошенько примериться и съездить по роже. Но ни один из нас не двигается с места. Скорее всего, там Дау. Однако Арку не торопится к нему на помощь, как и мы.
- Да говори же, придурок! Почему ты не отвечаешь?
Опять тишина, которая на этот раз длится уже не так долго.
- Что ты здесь в молчанку играешь? Ты не кузнец, а лишь его жалкое подобие, понял! Я велел тебе подковать коня, разве это не твоя работа? И как ты посмел ослушаться моего приказа? А теперь найди мне кого-нибудь, кто приладил бы эти подковы, да поживее! У меня нет времени валять дурака. Эта кобыла поистине бесценна, и если ты причинил ей серьезный вред, то дорого за это заплатишь! Тебе известно, кто я?
- Милорд, - обладатель этого голоса даже не пытается скрыть радость, - парень не говорит и именно это пытается вам показать. Он немой.
- Подонок! Скотина!
Слышится звук удара, потом еще одного и новая волна ругательств.
Арку кладет ладонь на дверной засов, прикладывает к губам палец, веля нам молчать, и жестом дает понять, чтобы мы оставались на месте. О-хо-хо, как же мне хочется выйти и положить всему этому конец! Но Кире так поступать нельзя, и мне приходится себя сдерживать.
Арку открывает дверь, выходит во двор и дружеским тоном спрашивает, не может ли чем-то помочь. Теперь я все вижу, глядя мимо него в приоткрытую створку.
Дау прижали к стене рядом с воротами конюшни. Их трое, один по-прежнему сыплет проклятиями, двое других стоят рядом и хохочут. Пока Арку неторопливо шагает через двор, самый рассерженный из троицы бьет Дау в челюсть, и тот пошатывается. Судя по лицу парня, этот удар не первый. Я вполголоса ругаюсь, Брокк за моей спиной шепчет:
- Тсс!
- Проблемы? - спокойно спрашивает Арку.
Тот, что наседает на Дау, на этот раз слышит дядюшку Арта, молниеносно поворачивается и заносит кулак, чтобы ударить опять, примериваясь с такой яростью, что у меня нет ни малейших сомнений - присутствие Арку он заметил только сейчас. Сердце в груди падает, Брокк с шумом втягивает воздух. Злой - не кто иной, как Родан, наследник трона Брефны.
На наших глазах Арку поднимает ручищу, хватает принца за запястье и держит.
Брокк шепотом ругается. У меня перехватывает дух. Дау выпрямляется и смотрит через двор прямо на нас. Избитым и с таким бледным лицом я видела его и раньше, но то, что произошло сегодня, намного превосходит ту ночь в Амбаре. Я уверена, что он меня видит, и в знак уважения киваю. На его месте я бы сейчас уже точно ввязалась в драку. Не смогла бы сдержаться. Что же до его молчания, то я вдвойне рада, что эта непростая роль досталась не мне. Пока Родан смотрит на Арку, Дау поднимает сжатую в кулак руку и на миг прижимает к груди. Таким жестом воин признает в другом товарища.
- Эй, приятель, что ты делаешь? А ну отпусти! Разве ты не знаешь, что…
- Прошу прощения, милорд, - говорит Арку, не выпуская запястья принца, - я услышал крики. Подумал, что у вас неприятности, но теперь вижу - вам ничего не грозит. С моей стороны это была ошибка.
Он смотрит на Дау и добавляет:
- Ты ранен, молодой человек?
Дау, ссутулившись, не отрывает глаз от земли.
- У этого малого не все в порядке с головой, - говорит один из двух других, в которых я узнаю друзей Родана - Крина и Колла, - ты ничего от него не добьешься.
- Немедленно отпусти меня или я тебя поколочу!
Родан напрочь позабыл о Дау и весь свой гнев перенес на Арку.
- Ты что, дебил, не знаешь, что принца Брефны нельзя касаться! И какое тебе вообще до этого дело? Ты ведь бродячий музыкант, так? Как ты вообще здесь оказался?
Арку его отпускает.
- Мы репетируем перед вечерним представлением, милорд. Стараемся отыскать удобное местечко подальше от дома, чтобы не донимать никого шумом. Поэтому я, сам того не желая, услышал ссору. Ага, а вот и ваш страж.
Это не Горв, а второй, Буах. Он стрелой мчится сюда. За его спиной размашисто шагает мастер Брондус. Родан дышит тяжело, будто только что поучаствовал в схватке по всем правилам, а не продемонстрировал в одностороннем порядке свое умение запугивать. Буах берет принца под руку. Такую хватку мне доводилось видеть и прежде. На вид вроде дружеская, но вырваться нельзя. Страж что-то шепчет принцу на ухо. Брондус бросает на Арку вопросительный взгляд.
- Раз так, милорд, то позвольте откланяться. Уверяю, что не хотел причинить вам никакого вреда.
Арку подобострастно кланяется и размеренным шагом возвращается к нам. Остановить его никто не пытается. Как только он входит в комнату для репетиций и запирает за собой дверь, голосов мы больше не слышим. Хотя сквозь щелочку в ставнях я вижу, как Брондус кладет на плечо Родану ладонь. Буах выпускает руку принца. Крин с Коллом быстро уходят с конюшенного двора. Брондус что-то говорит Дау и тот ковыляет обратно на конюшню. Я понимаю, что стражи не только охраняют принца, чтобы ему никто не причинил вреда, но и держат в узде его самого, когда он выходит из себя.
- Играем дальше, - шепчет Арку, отходя от окна, - останемся здесь, пока все не разойдутся.
Брокк садится и начинает играть вступление к «Скачущему Артагану», хотя мы знаем его так давно, что можем не репетировать. Вступает со своим кельтским бубном Арку, стараясь играть не очень громко. Но я стою в нерешительности, подглядывая в щелку между ставнями. Стою достаточно долго, чтобы увидеть, как Иллан, вероятно работавший на конюшне, проходит по двору и что-то говорит, сопровождая слова энергичными жестами. Брондус слушает, а Родану, судя по виду, становится все неуютнее. Буах по-прежнему здесь, но теперь держится начеку. Дау больше не появляется.
- Кира, - говорит Арку, не прекращая играть, - без партии свирели нам не обойтись.
А когда я вступаю, тихо говорит под прикрытием пронзительного звука дудочки:
- Я выясню, что именно там произошло, и дам вам знать. Нам стало известно кое-что, и радости от этого мало. Вам двоим свое мнение лучше держать при себе. Вы знаете, где мы находимся. И знаете, для чего нас наняли. Сосредоточьтесь на этом. А заодно и на музыке.
Он ускоряет ритм, заставляя меня трудиться в поте лица. Потому что знает - как бы быстро он ни играл, мне в любом случае нельзя от него отставать. Брокку тоже, но он может сыграть что угодно. Если бы я так не любила брата, то наверняка бы ему завидовала.
Что же касается Дау, то ему я точно завидую, хотя и рада, что мне не пришлось оказаться на его месте. Вспоминая, как он, бледный, стоял у стены под градом ударов, я подозреваю, что гордый сын вождя клана в этой ситуации проявил себя блестящим шпионом. А вот в отношении морковки, маленькой лошадки и мига его доброты, даже не знаю, что и думать.
16.Дау
Будущий король Брефны наносит мне кулаками некоторые повреждения. Стоять неподвижно и позволять ему себя молотить - хотя справиться с ним можно в два счета, потому что он не боец, а всего лишь петух - испытание не из легких. До сегодняшнего дня мне казалось, что я навсегда запер под замком то свое воспоминание. Но когда Родан начинает на меня орать и обрушивает град ударов, время обращается вспять, и я опять вижу, как братья тащат меня в погреб, швыряя друг другу, как куклу, до тех пор, пока я не утрачиваю контроль над кишечником. А потом бросают, я лежу в дерьме, сгораю от стыда, плачу и дрожу. Они позаботились о том, чтобы оставленные ими синяки были скрыты одеждой. Но это неважно. Им прекрасно известно, что я ничего не скажу. Гарантией этому служат их угрозы. Позже отец лупит меня за то, что я испачкал одежду. И теперь, когда Родан сыплет ругательствами и колотит меня, а его дружки стоят рядом и ухмыляются, тот далекий день медленно выползает из своего потайного закутка.
Будто я подрезал копыто так, что лошадь может захромать. Будто подковал ее, хотя все говорило, что ей надо походить неподкованной, пока не заживет передняя правая нога. Будто не дождался Иллана, чтобы посоветоваться с ним, полагая, что не справлюсь надлежащим образом с этой работой. Я вот-вот закричу. Закричу или заплачу. Затем открывается дверь и выходит Арку, за его спиной я вижу Ливаун. Она кивает мне головой, будто говоря: «Отличная работа». Что бы я о ней ни думал, ее одобрения вполне достаточно, чтобы меня подбодрить.
Как только Брондус берет ситуацию в свои руки, я ухожу в конюшню и рядом со стойлом кобылы нахожу место, откуда могу все видеть и слышать, оставаясь незамеченным. Иллан говорит и с Брондусом, и с принцем. Брондус, судя по виду, серьезен и полон решимости, Родан больше похож на обиженного, надутого ребенка. За ним безмолвной тенью следует страж. Где он был, когда его подопечный на меня набросился?
- Мастер Огн, - говорит Брондус, - соблаговолите объяснить, в каком состоянии находится кобыла, и назовите точную причину отказа вашего помощника ее подковать.
А когда принц пытается вставить слово, все так же вежливо добавляет:
- Милорд, с вашего позволения, сначала мне нужно выслушать объяснения мастера Огна. А потом уже вы скажете мне, что вызвало ваше недовольство.
- В свое время, мастер Брондус, эту кобылу неправильно подковали, - отвечает Иллан, тоже самым почтительным тоном, - взгляните сюда, на ее переднюю правую ногу.
Он подходит ближе и поднимает ногу животного, чтобы Брондус все увидел. То ли в меру своего замечательного нрава, то ли благодаря умению Иллана обращаться с лошадьми, но она позволяет ему это сделать, даже не пытаясь лягнуть.
- Когда принц Родан нынче утром ее привел, я объяснил, что из-за плохих подков копыто стерлось неравномерно, добавив, что мы их снимем и обрежем копыта, но подковывать сегодня не станем - это рискованно, потому что она навсегда может остаться хромой. Принц Родан этому не обрадовался. Мне известно, что завтра он собрался на ней куда-то ехать, хотя сам я этого бы делать не стал. Он ушел, а я отправился на кузницу выковать пару подков для другой лошади, перед этим велев Нессану снять старые подковы и обрезать копыта. Что он и сделал с немалой сноровкой. Теперь лошади надо походить неподкованной, пока копыта не выправятся сами по себе. Со временем ее можно будет выгнать на пастбище и дать побегать, но только самую малость. Хорошая девочка.
Он гладит кобылу по шее и выходит из стойла. Брондус смотрит на Родана, давая ему возможность доказать свою правоту. Принц не сводит с него злобного взгляда. Я представляю его королем и радуюсь, что живу не в Брефне.
- Эта моя кобыла, - отвечает он, и я слышу, что он старается говорить спокойно, хотя дышит при этом тяжело, - я принц Брефны. А он кузнец, причем даже не из наших. Ему платят за работу, которую он должен делать. И если я приказываю ему подковать лошадь, то пусть подкует ее. Причем сам. Я не хочу, чтобы какой-то придурок прикасался к моим бесценным животным…
- Как я уже говорил, милорд, - спокойно отвечает Иллан, - мой помощник все сделал правильно. Своим людям вы наверняка доверяете. Может, позовете кого-нибудь из придворных кузнецов, чтобы осмотреть ногу лошади? Я буду счастлив услышать их мнение о работе моего парня. Так уж получилось, что утром, после вашего ухода, я посоветовался с Мухтой, чтобы развеять последние сомнения насчет того, стоит подковывать лошадь или нет. И он со мной согласился.
Выхода у Родана нет. Он еще немного злится, но умолкает. Они приходят к согласию, не приглашая ни Мухту, ни другого придворного кузнеца. Лошадь будет отдыхать до тех пор, пока Огн не придет к выводу, что ее можно подковать. Хороших лошадей на конюшне лорда Коры хватает, и принцу достаточно лишь сказать слово конюшему, о чем ему и напоминает Брондус. Я поражаюсь, ведь Родан и сам должен об этом знать, потому что ему восемнадцать лет и он, насколько мне известно, прожил здесь всю жизнь. По всей видимости, выходя из себя, он становится глух к голосу рассудка.
Когда они уходят, Иллан поручает мне выгнать кобылу на выпас. Животное недвусмысленно дает понять, что среди других лошадей на пастбище у нее есть друзья и подруги, а когда я ее отпускаю, уходит, ни разу не оглянувшись, наверняка чувствуя облегчение, что ее не стали подковывать. Я какое-то время стою и глубоко дышу. Небо приобрело грязно-серый оттенок, по направлению к лесу друидов летит несколько птиц. Надеюсь, не ворон. По крайней мере, не тех тварей, которые напугали мою лошадь и чуть не сбросили меня в пропасть, где я нашел бы верную смерть. Гнусное местечко! Быстрее бы миновали оставшиеся дни, и наша миссия подошла бы к концу. Иллан сказал, что Брокк целыми днями торчит у друидов. Возможно, ему удастся отыскать там ответ. Здесь, в тиши, рядом с безмятежными лошадьми, с поющими высоко над головой птицами и приятным, прохладным воздухом, мне хочется поменяться с ним местами - стать бардом, а ему оставить стезю воина. Но ему, конечно же, надо быть и тем, и другим. В голову приходит безумная мысль - мелькает видение того, как я играю и пою вместе с другими музыкантами. Я его гоню. Они достигли в
музыке такого совершенства, потому что занимаются ею с детства. А я сегодня уже стал придурком, и накануне, да и раньше тоже. Играть свою роль мне совсем не нравится и погружаться еще глубже в эту глупость желания нет. Но все равно, если бы во мне, ко всеобщему изумлению, обнаружился талант к музыке, он вполне мог бы мне пригодиться.
Под конец дня мы, все, кто работает на конюшне - конюхи, кузнецы и конюшенные служки, - покрыты потом и копотью. Чтобы помыться, нам приносят несколько ведер горячей воды и оставляют их вместе с мелкими тазами в конце ряда стойл. Весьма значительный прогресс по сравнению с традиционным обливанием холодной водой у колонки. Нам с Илланом тоже достается на двоих ведро и таз.
Первым моется Иллан. Потом вытирается, а я, тем временем, оттираю грязь с кожи. Никогда не думал, что буду так радоваться небольшому куску дрянного мыла. Когда жесткая щетка касается ссадин, я морщусь. Это не только сегодняшние синяки. Левая нога болит в том месте, где на нее наступил раздражительный жеребец, на руках ожоги от работы в кузнице, хотя сегодня я занимался только холодной ковкой. Неумелое обращение с инструментами, необходимыми для занятий этим ремеслом, тоже оставило следы. Хорошо, пожалуй, только одно - с этими ранами я убедительнее выгляжу в роли помощника кузнеца. Тут же вспоминаются слова Бриды: «Не стой так прямо, Нессан. Сутулься. И не смотри мне в глаза. Теперь ты не господин, а слуга».
- Штаны Морриган! - тихо замечает Иллан. - А тебе здорово досталось, да? Смажь раны подходящим снадобьем. У нас полно мазей для лечения лошадей. Если возьмешь немного, избежишь осложнений, а то некоторые из твоих ссадин выглядят паршиво.
Говорить я не могу, ведь недалеко от нас моются другие конюхи и конюшенные служки. Я вытираюсь и одеваюсь. Надеваю запасную рубашку, сегодняшнюю грязную стираю в воде, оставшейся после мытья, и вешаю сушиться. Потом мы направляемся в нашу импровизированную спальню. Пока я втираю конскую мазь, мы тихонько перешептываемся.
- После случившегося тебе лучше не высовываться, - говорит Иллан, - если что, его бесценную кобылу я подкую сам. Не хочу давать этому человеку лишний повод для жалоб, обоснованных или нет. Сегодня вечером за ужином ему тебя лучше не видеть. Еду я тебе сюда принесу.
Слушать и вникать, оказывается, трудно. По правде говоря, мой мозг по-прежнему каким-то тревожным образом смешивает прошлое и настоящее, а мазь практически не утоляет ни мучений, ни боли. Почему я такой слабак? Почему не могу забыть об избитом ребенке и стать воином, кем мне и положено быть? Меня посещает непрошеное видение: ятихо лежу здесь на соломе, Иллан с остальными ушли ужинать в главный зал, и вот из мрака выплывают какие-то тени, чтобы связать меня, унести и сделать со мной то, что в голове не укладывается. Кто они, я не знаю, может Родан с дружками, может мои братья, да мне это и без разницы.
- Нессан, - теперь шепот Иллана звучит громче, - возьми.
Он накидывает мне на плечи одеяло.
- Сядь. Не спеши. Я хочу знать, что он тебе сказал. Все, что сможешь вспомнить.
А когда я ничего не отвечаю, потому что не могу, по крайней мере, пока, добавляет:
- Тебе станет легче.
Я качаю головой. Нет, не станет. Легче мне будет только в одном случае - если я разотру эти воспоминания в порошок и запру в темном углу.
Иллан садится рядом. Остальные, по большей части, уже ушли, но пара конюхов обходит стойла, желая еще раз проверить, все ли в порядке с лошадьми. Во дворе лает собака. Интересно, а чем сейчас занимается другая наша группа? Их, похоже, ждет еще одно выступление. Я слышал, как они репетировали. Родан осыпал меня мерзкими оскорблениями. А его дружки хохотали и насмехались. Но сквозь все это пробивались мелодичный голос арфы и ритмичное биение сердца бубна. На несколько мгновений к ним присоединилась и свирель. Но я не слышал, чтобы Ливаун пела.
- Нессан?
Я облизываю губы. Я еще не утратил дар речи? Или, может, вернусь теперь на Лебяжий остров немым и ни на что не годным?
- Ни разу не видел, чтобы он был один, - даже для этого хриплого шепота требуются усилия, - всегда с личной стражей, когда с одним, когда с двумя. И часто еще с друзьями. Но когда он решил затеять со мной ссору, от охраны наверняка ускользнул. И напился. Я почувствовал запах.
Сюда кто-то идет - я слышу тихий звук шагов по глинобитному полу и умолкаю. Мы не двигаемся с места и продолжаем сидеть бок о бок на лежанке, как и до этого.
Это Ломан, конюх. Он останавливается в конце ряда стойл и говорит:
- Слышал, парня немного побили… Он в норме?
- Ничего, оклемается. Спасибо, что спросил.
В таких вещах Иллан мастак - умудряется говорить дружелюбно, но мысли и эмоции, по возможности, держит при себе.
- Это хорошо, - отвечает Ломан, но не уходит.
Краем глаза я вижу, что он рассматривает меня.
Да, вид у меня, наверное, жалкий. О боги, как же мне это все ненавистно!
- Думаю, тебе не захочется кое-кого постоянно злить, - говорит Ломан, - если хочешь совет, держись от него подальше.
Он оглядывается через плечо, будто с опозданием вспомнив, что если его кто-то услышит, у него наверняка будут неприятности.
- М-м… - мычу я.
Иллан встает, словно собираясь куда-то идти.
- А с этой кобылой ты поступил правильно, - продолжает Ломан, - не люблю, когда скверно обращаются с хорошей лошадью.
История, похоже, получила распространение. Но он заходит слишком далеко. Конюх не станет критиковать своего принца. Особенно в присутствии практически незнакомых ему людей.
- Он в последнее время стал раздражителен, - говорит Ломан, понижая голос, - по слухам, боится того, что его ждет. Никогда к этому не стремился. Поэтому на всех кидается. И плохи дела тех, кто попадается ему под руку.
О Морриган, спаси нас! Неужели это правда? Неужели Родан и в самом деле боится стать королем? Я гляжу в пол, чтобы не поднимать глаз на Ломана. Парню явно стоит попридержать язык. Иллан прохаживается по стойлу. Тишина становится тягостной. Я встаю, пошатываюсь, кашляю и падаю обратно на соломенную лежанку. Уловка срабатывает, но не совсем так, как мне бы хотелось. Ломан уходит за снадобьем, обещая, что оно утолит боль. Иллан его отпускает.
- Я передумал, - шепчет Иллан, - ужинать пойдешь со мной. А завтра будем вместе работать в кузнице.
Я опять поднимаюсь на ноги, расправляю плечи, давлю в себе муки и боль. Кружится голова - да, мое падение хоть и было притворным, но все же не совсем. Я смотрю Иллану в глаза и в знак согласия киваю. Теперь буду мужчиной. Воином с Лебяжьего острова. А не жертвой какого-то высокородного идиота.
Ломан приносит снадобье с острым травяным запахом. НЕ знаю, что это за растение. Это могла бы сказать Ливаун. Я не без содрогания его выпиваю. Мы идем ужинать. За столом я без конца зеваю - к этому времени мне еще больше хочется спать. А как только мы возвращаемся в конюшню, ложусь на солому и накрываюсь одеялом. Иллан не ложится - стоит за верстаком и в свете фонаря точит нож для обрезки копыт. Держится начеку. Я думаю о Лебяжьем острове и об узах между боевыми товарищами. А когда засыпаю, перед глазами проплывает образ Ливаун. Она стоит в дверном проеме и смотрит, как меня бьет Родан.
17.Брокк
После того как Фелан поведал мне легенду об Арфе Королей, я ни о чем другом практически больше не думаю, воспринимая ее чем-то вроде состоящего из множества фрагментов пазла. Пазла, который вполне могу собрать, если сложу все эти фрагменты в правильном порядке в одно целое. Эта лесная знахарка, та самая рассказчица, что помогла Дау и дружила с Феланом, когда он был юнцом. Еще в сказании говорилось о порталах, позволяющих проникать в Колдовской мир. И если королева фей Бевин для встречи с королем фей явилась к нему ко двору, не значит ли это, что такие врата есть где-то совсем рядом? Настолько, что до них можно дойти пешком? Самым вероятным для этого местом представляется лес на холме, прибежище этих вороноподобных тварей. Там же живет и сказительница.
Мне достанет мужества отправиться на их поиски? Гулко бьющееся в груди сердце подсказывает, что нет. Но пойти я хочу. Чувствую, что найду ответы, хотя, может статься, совсем не те, что нужны Арку. Может, Справедливый народ забрал обратно свою же арфу, посчитав, что люди запамятовали истинную цель ритуала? Но если да, то зачем? Может ли это означать конец старого соглашения между царством людей и Колдовским миром? И какими тогда будут последствия для Брефны? Вороноподобные твари - не порождения мира природы, а злобные существа, созданные магией. Означает ли их появление наступление века, когда сверхъестественные силы вступят в конфликт с человечеством? Может случиться так, что этот процесс уже нельзя обратить вспять. Если не отыскать арфу. Мне надо подняться на холм. Я должен пойти в тот лес и выяснить, что известно той рассказчице.
Возможность для этого есть. Арку уехал потолковать с каким-то знакомым, который живет рядом с владениями Тоссака и может предоставить собранные на месте сведения. Уехал вчера перед ужином и вернется, скорее всего, только завтра, поэтому играть нынешним вечером будем не мы, а другая труппа. Фелану я сказал, что завтра в неметоны не пойду. Но Ливаун в свой план не посвятил. Не могу. Она наверняка скажет дождаться Арку и добиться его одобрения. Или же настоит на том, чтобы пойти со мной. Но ничего такого не будет. Я пойду один. И к ужину вернусь. Ливаун подумает, что я по обыкновению отправился в неметоны. Еще успею исповедаться, когда в целости и сохранности вернусь домой. А может и промолчу, если не узнаю ничего путного. План хороший, но мне не хотелось бы из-за него так волноваться.
Рано, почти никто еще не встал. Я беру небольшой, приготовленный заранее мешочек с припасами и шагаю к воротам. Утомленные ночные стражи желают мне доброго утра и выпускают. Ливаун пусть спит дальше. А Иллану с Дау и вовсе не положено об этом ничего знать.
Пройтись пешком просто замечательно. Как и Ливаун, мне тоже не хватает ежедневных тренировок на Лебяжьем острове и я рад немного поддать шагу. У меня будет время вернуться к ночи, но только если выдерживать заданный ритм и ни на что не отвлекаться. Я точно не знаю, где живет та женщина, но судя по тому, что нам рассказали о нападении, задержавшем Иллана и Дау, эта тропинка ведет к ее хибаре. Вполне возможно, где-то будет неприметный указатель, на который мы не обратили внимания, когда ехали сюда. Не слова, высеченные на дереве или камне, но символы, чтобы это место мог найти только тот, кто знает, что ищет. Перья, например. Пучки травы. Сложенные в кучку белые камешки.
Когда я иду, у меня есть привычка петь известные мне песни или на ходу придумывать новые. Если дорога ровная, если шагать по ней нетрудно и у меня в запасе куча времени, пою вслух. Если же крутая, если карабкаться по ней ой как непросто, если я тороплюсь, то пою только в уме. Сейчас, добравшись до места, когда тропа уходит в гору, я обнаруживаю, что не могу даже промурлыкать пару тактов. Сердце в груди рвется в галоп. Немного подташнивает. И дурачок же ты, Брокк. Думаешь, стоит тебе сделать один неверный шаг, как тут же явится призрак представителя Маленького народца и утащит тебя в Колдовской мир? Думаешь, родители, бросившие тебя ребенком, проявят сейчас хоть какой-то интерес к тому, каким ты стал мужчиной?
Дыши, Брокк, дыши. Представь, что бок о бок с тобой идет Ливаун, воительница и душой, и телом. Вообрази, что по другую сторону шагает Гэлен. Когда он рядом, ты точно знаешь, что тебе ничто не грозит. Ты воитель с Лебяжьего острова. Ты выполняешь здесь задание. И пусть ничто не отвлекает тебя от поставленной цели. Дорога вновь становится ровной. Я останавливаюсь сделать вдох и оглядываю окрестности. Вдали на пологом холме расположился двор Коры с башней и крепостной стеной. Рядом простирается лес, приютивший неметоны. Отсюда он кажется маленьким. Взгляду открывается мозаика огороженных полей, пасущиеся коровы и овцы, островки леса. Вдоль дороги впереди высятся деревья и мне приходится нырять из солнца в тень, а из тени выныривать обратно на солнце. Теперь пейзаж видится лишь обрывками; крутой спуск к долине приютил заросли можжевельника и терновника, кое-где виднеются деревья повыше, а холм наверху порос густым лесом, там рвутся ввысь ясени и дубы, под ними спутался клубком подлесок и нигде не видать ни намека на тропинку. Барсук, лиса или еж наверняка смогли бы здесь пройти. Я ищу указатели.
Где-то рядом слышится скорбное уханье. Странно, совы в это время дня обычно спят. Я смотрю по сторонам в надежде увидеть перед собой птицу. А когда поворачиваю голову обратно, вижу на тропе перед собой собаку - здоровенную лохматую псину с янтарными глазами. В его жилах, вероятно, течет и волчья кровь. Он в упор смотрит на меня, словно пытаясь что-то сообщить. Я почти даже жду, что пес вот-вот заговорит человеческим голосом. Но он не издает ни звука, просто поворачивается и трусит передо мной. Затем обращает назад взгляд, посмотреть иду я за ним или нет. Посыл предельно ясен. Следуй за мной.
Преодолев довольно значительное расстояние, собака сходит с дороги и направляется к крутому склону, где виднеется едва заметная тропа. Я мог бы отыскать ее сам, но мне это, похоже, никто не доверил. Пес здесь только потому, что кто-то прознал о моем появлении. От этого по всему телу ползут мурашки. Не могу наверняка сказать от чего - от возбуждения или страха.
На самом верху тропинки стоит дом. Принадлежит, несомненно, рассказчице, потому что украшен странными предметами и притягивает меня как изнывающего от жажды чистая вода. С соломенной крыши на меня взирают крохотные птички, что-то чирикая друг другу и обмениваясь замечаниями. Пес подходит к двери, сует в щель нос и открывает ее. В дверном проеме появляется женщина. Длинные, совершенно белые волосы и лицо, самым замечательным образом лишенное морщин. От нее веет покоем, что приносит мне успокоение. На удивление открытый взгляд.
- Спасибо, Шторм, - тихо говорит она и машет собаке пройти в дом.
Затем обращается ко мне и добавляет:
- Заходи.
- Здравствуйте, - говорю я почему-то дрожащим голосом. - Меня зовут Б… Донал. - Врать ей кажется неправильным. - Я ищу одну рассказчицу. Мне сказали, она живет в здешних краях. Это, случайно, не вы, хозяюшка?
- Я может, и правда расскажу тебе какую-нибудь историю, - с какой-то странной улыбкой говорит она, - по крайней мере предложу тебе глоток воды и что-нибудь поесть. Ты пришел из замка? Далековато.
- Спасибо, что прислали на помощь собаку. Она привела меня на верный путь.
- Ну что же ты стоишь, заходи. Садись, дай отдых ногам. Что же касается Шторма, то это его работа: выбирать верную дорогу и следить, чтобы никто не заблудился в пути.
- Но когда мы ехали сюда другой дорогой, я не видел ни Шторма, ни тропинки к этому дому.
- Я выяснила, что озарения снисходят, когда приходит время, - говорит женщина.
Я не понимаю до конца, что именно она имеет в виду; мы входим в сферу, выходящую за рамки обычного, и мне лучше держаться начеку. Она суетится над каким-то незамысловатым блюдом, а когда оно готово, садится за стол напротив меня. Шторм делает вид, что спит, но один его глаз закрыт не до конца - он поглядывает на меня.
- Ешь, - говорит женщина, - ты устал, а путь тебе еще предстоит неблизкий.
Что она такое говорит? Когда я выслушаю ее историю, мне останется лишь вернуться обратно в замок. Впрочем, идти туда действительно далеко, а вернуться надо гарантированно до наступления сумерек. Я согласно киваю и принимаюсь за еду, простую, полезную, сытную и сдобренную травами. Она напоминает мне о доме. Я думаю об отце, копающемся на огороде, и о маме, крошащей петрушку или чабрец с точностью знахарки и с каким-то особенным, присущим только ей одной напором. Думаю о некоторых других сторонах мамы, которая может не только сложить сломанные кости, приготовить целебное зелье и принять роды, но и дать хороший совет, зачастую основанный на предвидениях и предсказаниях. Фелан назвал эту женщину одновременно целительницей и рассказчицей. И в том, что она знала о моем визите, нет, пожалуй, ничего удивительного.
- Могу я узнать ваше имя? - спрашиваю я.
- А как зовут тебя?
Я сам загнал себя в ловушку.
- Давайте обойдемся именем, которое я вам назвал. Донал.
- Вот оно как. Ну что ж, тогда я обойдусь именем, которым ты назвал меня. Хозяюшка. Мы с тобой осторожничаем, будто разговариваем с обитателями Колдовского мира, подлинные имена которых содержат в себе огромное могущество.
Я улыбаюсь, несмотря на смущение, и вспоминаю несколько легенд, в которых человек может найти выход из трудного положения, если угадает, как на самом деле зовут фею.
- Я совсем не хочу выказать по отношению к вам неуважение. Просто меня связывает обещание.
- Понятно. Тогда давай перейдем к следующему вопросу. Кто тебе обо мне рассказал? Кто прислал сюда?
Это мне, похоже, ничем не грозит. Фелан не просил хранить в тайне его дружбу с этой рассказчицей.
- Один друид. Я бродячий музыкант: играю на арфе, пою и сочиняю песни. Явился ко двору регента. Бываю в неметонах, где мы с братьями обмениваемся сказаниями и мелодиями. О вас упомянул ученик по имени Фелан. Он рассказал мне легенду об обряде коронации короля Брефны, для которого используется ритуальная арфа. Легенду о его корнях. Сказал, что впервые услышал ее от вас.
Она ждет, ее взгляд сосредоточен, но спокоен.
- Я знал, что вы живете где-то наверху. Чувствовал, что к вашему дому, так или иначе, должна быть тропа. Но Шторм стал для меня полной неожиданностью.
Теперь она отводит глаза. В выражении ее лица появляется что-то новое.
- С Феланом все хорошо? - спрашивает женщина. - Он доволен своим выбором?
Тон, которым она произносит эти слова, предполагает, что их связывала крепкая дружба, что она думает и скучает по нему.
- Присоединиться к ордену? Да, думаю, доволен. Я знаю его недавно, но полагаю, что жить жизнью ученого мужа, молиться и соблюдать ритуалы ему в самый раз. Его, по-видимому, высоко ценят как другие ученики, которым он помогает заниматься, так и старейшины.
Лицо женщины озаряется теплой улыбкой.
- Даже не сомневаюсь, что он не упустил шанса с тобой поработать, - говорит она, - Фелан любит музыку. Когда-то он часто у меня бывал, приносил свою арфу, а потом играл на ней для меня и пел. Даже мальчиком демонстрировал редкий талант. Да и жизнь понимал гораздо лучше юноши его возраста.
Я киваю и вдруг понимаю, что она живет в полном одиночестве, пусть даже и по собственному выбору. История со Штормом наводит меня на мысль, что чужаки могут увидеть ее дом, только если рассказчица сама захочет, чтобы к ней явились с визитом. Она, наверное, тоскует, что к ней больше не приходит Фелан.
- Арфу я не взял, - говорю я, - но несколько песен все же знаю и, если хотите, могу вам спеть.
Она широко улыбается.
- Разве я, молодой человек, могу отказаться от подобного предложения? Ты, может, и не Фелан, но так же добр, как и он. Давай доедай, а потом меня немного повесели.
Покончив с едой, я спрашиваю:
- Какие именно песни вы предпочитаете? Те, что я сочиняю сам, в последнее время получаются с грустинкой, но я знаю и веселые, и смешные, все, что заблагорассудится.
- Тогда давай песню о путнике в лесу.
По моему телу опять пробегает трепет волнения.
- У меня такая действительно есть, хотя я ее еще не закончил. Поскольку придумать ей счастливый конец мне не удалось, исполнять ее в парадном зале лорда Коры нельзя.
- Буду рада ее послушать. А тебе должно быть стыдно за то, что ты не взял арфу.
Когда я пою, в моей голове звучит голос сестры и отбиваемый бубном Арку ритм - тихий, но грозный. При этом меня охватывает идиотское ощущение, что за открытыми ставнями уже темнеет, хотя я понимаю, что для этого еще слишком рано.
Рассказчица слушает, сосредоточенно и неподвижно. Шторм лежит на полу и все так же поглядывает на меня одним глазом, время от времени помахивая хвостом.
Человек забрался в глубь лесной чащи
Ранним-ранним утром,
когда все еще было погружено в сон,
Птицы застыли, звери отдыхали
И лишь на вершине дуба ухала сова.
Он почувствовал, что на него
снизошло спокойствие.
А вместе с ним в голове всплыло
воспоминание о далеком доме,
Надежном месте, сотканном из покоя,
любви и света,
О доме, куда ему не было возврата,
как бы он ни стремился.
Наконец, он вышел на скрытую
от посторонних глаз поляну,
Пестреющую тенями от сочившегося
сквозь листву света.
Прилег на ней немного отдохнуть
И попытался изгнать из груди тоску.
Может, уснул, может, увидел сон наяву,
Лес и все живое в нем превратилось
в нечто большее, чем казалось.
Все ожило магией, листья
превратились в драгоценные камни,
А в лесных озерах теперь
купались странные, крылатые существа.
Вот крикнула сова и он понял ее крик:
«Приветствую тебя! Не проходи мимо!
Что ты ищешь, сын мой? Землю Огня?
Землю Надежды? Землю Сердечной Страсти?»
Я умолкаю.
- У меня было окончание к этому стихотворению, - говорю я, - путник понимал, что куда бы он ни отправился, его дом всегда будет с ним в виде воспоминаний обо всем, что он когда-то любил. Поэтому в дальнейшее путешествие он отправится с новой надеждой на будущее. Но каждый раз, когда я пытался придумать продолжение, оно выходило безысходным и мрачным. Хотя мотив, как на меня, неплох.
- Этим стихам требуется время, - говорит женщина, - отложи их пока, потом еще успеешь к ним вернуться. Идей тебе, думаю, не занимать. Да и голос у тебя, Донал, замечательный. Жаль, что мне не удалось послушать твою игру.
- Задержись я в этих краях подольше, обязательно захватил бы арфу и вам бы сыграл. Но сразу после Дня летнего солнцестояния мы уедем. Нас пригласили развлекать придворных гостей.
- Нас? - спрашивает она.
- Меня и еще двух музыкантов. Мы путешествуем по свету, предлагая свои услуги везде, где они востребованы.
- Угу.
Почему у меня такое чувство, будто она видит меня насквозь? Даже в янтарных глазах пса, и то светится понимание. Может, я, помимо своей воли, где-то проболтался? Или она, подобно моей маме, тоже пользуется инстинктами знахарки, чтобы оценить человека и проникнуть в его намерения? Я бы хотел сказать ей правду. Ей, чувствую, можно доверять. Но я здесь с миссией, у которой есть свои правила.
- В легенде, которую рассказал мне Фелан, - продолжаю я, - королева Маленького народца, чтобы провести переговоры с королем Брефны, проходит через портал между Колдовским миром и миром людей.
Рассказчица ничего не говорит и лишь ждет, что я скажу дальше.
- Я подумал, что этот лес представляет собой именно то место, где могут существовать подобные порталы. Особенно если учесть, что до королевского двора отсюда рукой подать.
Я не могу сказать ей, что в лесу неподалеку от моего дома в Далриаде тоже существуют порталы, через которые, как мне известно, проходили люди, возвращаясь потом совсем в другое место. Меня самого, чтобы отдать воспитавшим меня родителям, в мир людей вероятно, тоже переместили через такие врата. Но тот ребенок был Брокк, а не арфист Донал, и о своем происхождении я не могу говорить, даже когда не прикидываюсь кем-то другим.
- Как вы думаете?
- На мой взгляд, очень даже возможно, - говорит рассказчица, - ты собирался отыскать такой портал? Опасное дело, даже если знаешь туда дорогу.
- Как бард я знаю много старых баллад и историй. Поэтому понимаю, что должен соблюдать осторожность. Но…
- Но тебе будет легче, если кто-то даст подсказку? Думаешь, мне должно быть известно подобное место?
- Если бы я хотел отыскать портал, то наверняка спросил бы у колдуньи.
Они широко улыбается и спрашивает:
- А не у друида, Донал?
- Друиды задают слишком много вопросов, - отвечаю я, улыбаясь ей в ответ, - но отвечать на них, как мне удалось выяснить, любят не очень. Поэтому я подумал, что поискать ответы будет лучше самому.
Рассказчица окидывает меня внимательным взглядом.
- Этот выбор, молодой человек, сделала не я, а ты. Я могу подсказать тебе, как туда пройти. Шторм выведет тебя на нужную дорогу, хотя до конца пройти по ней с тобой не сможет.
По моей коже ползут мурашки.
- На какую еще дорогу?
Я уже собираюсь сказать, что к наступлению темноты должен вернуться в замок, но так ничего и не говорю.
- На дорогу, где тебе придется соблюдать предельную осторожность, если ты собираешься вернуться обратно в здравом рассудке. Пойдем, я тебе покажу.
Мы выходим из дома и направляемся в лес. Рядом с ней идет Шторм, непоколебимый и спокойный. Это вносит в мою душу успокоение. Женщина дружит с Феланом, а ему я доверяю. Чутье подсказывает, что она не намерена причинять мне вред. С какой стати ей заманивать меня в ловушку? «Смелее, Брокк, - говорю я себе, - ты же воитель с Лебяжьего острова».
Не успеваем мы отойти достаточно далеко, как женщина останавливается. Пес замирает в ожидании команды.
- Дальше я не пойду, - говорит она, - мне нужно собирать травы, готовить еду, ухаживать за огородом.
Дорожка впереди едва различима; сбиться с пути здесь проще простого.
- Теперь решай: хочешь - возвращайся со мной, а нет - иди дальше.
Я не понимаю. И не знаю, куда должен идти. Деревья здесь растут густо и дорожка просматривается едва-едва.
- Ах, искусный ты мой менестрель, разве путь может быть ясно обозначен?
Я думаю о Фелане, о его простодушном взгляде, об уравновешенных манерах, о непоколебимом спокойствии и доброте. Думаю о сестре, всецело сосредоточенной на поставленной цели стать воительницей Лебяжьего острова. Думаю о Дау, который в стоическом молчании сносит на конюшенном дворе унижения.
- Для некоторых, думаю, может.
- Но для других жизнь полна вопросов. Решишь повернуть обратно - поворачивай. Или иди дальше и тогда, возможно, ты найдешь ответы на свои вопросы.
Я вглядываюсь вперед, в прогалины между деревьями, стараясь убедить себя, что там действительно есть путь.
- Я не могу бродить в таком месте слепцом. Меня ждут при дворе. Сколько продлится это путешествие?
- Все зависит от путника, - отвечает рассказчица, - что же до предмета твоих поисков, то каждый, кто забредает в эти леса, будь то мужчина или женщина, тоже ищет что-то свое. Обещать могу только одно - за сегодняшний день родится новая, прекрасная песнь.
Она не спрашивает еще раз, пойду я или нет. Мы оба знаем, что герой в трудной ситуации не отступает.
- Пойду дальше, - говорю я, надеясь, что какое-то время меня еще будет сопровождать пес.
Однако рассказчица тихо подзывает собаку к себе, называя по имени, и не успеваю я пару раз вдохнуть, как они, мягко ступая, уходят и направляются обратно к дому. Я остаюсь в лесу один, дорожка впереди утопает в тени.
Иду, как мне кажется, долго. На этом участке леса полно высоких дубов, мешающих оценить положение солнца, но я полагаю, что время обедать уже прошло. Выхожу на небольшую поляну с круглым озерцом, образованным одним из бегущих в зарослях ручейков, которая залита солнечным светом, пробивающимся сквозь листву лесных великанов. Сажусь немного отдохнуть и подкрепиться захваченными припасами. А потом размышляю о том, что это на меня нашло сюда притащиться. Поговорить с рассказчицей - это одно, но отправиться в лес, не имея четкого представления, что ты ищешь… Так не поступают не то что воины с Лебяжьего острова, но даже новоиспеченные шпионы. По крайней мере в здравом уме. И если я кого-то здесь и повстречаю, то наверняка не представителя Маленького народца с Арфой Королей в руках, а какого-нибудь малого, выгнавшего на выпас стадо свиней. Это ошибка, причем ошибка серьезная, и теперь у меня в обрез времени вернуться до наступления темноты. Как только поем, тут же поверну обратно. Путь сюда я помечал пучками травы и другими подобными знаками, поэтому найти его, думаю, смогу.
Я заставляю себя перекусить, хотя и не чувствую особого аппетита. Мысли заняты словами, которые пожилая женщина сказала в конце. «Иди дальше и тогда, возможно, ты найдешь ответы на свои вопросы». Не зная, что я ищу арфу, она наверняка имела в виду ответы на совсем другие вопросы - сродни тем, что не давали мне покоя с тех самых пор как я повзрослел достаточно, чтобы осознать, что очень отличаюсь от Ливаун и Гэлена. Что я им хоть и брат, но, в то же время, и не брат. Неужели она, всего лишь посмотрев на меня и послушав мое пение, поняла, что я хоть и человек, но все же не до конца. Обычные люди принимают меня за своего. Но колдунья вполне могла заметить разницу.
Иду дальше. А чтобы держать в узде страх, принимаюсь петь веселую песнь о зверушках. Откуда-то сверху отпускают комментарии птицы, в их криках слышится насмешка. «Это все, на что ты способен, незнакомец? Если собираешься идти дальше, тебе придется развлечь нас получше!» И будто в доказательство своих слов выводят мелодичные трели. Какое-то время иду молча. Они правы: их песнь действительно удивительнее всего, что я могу им предложить. День близится к вечеру. Я напрасно теряю здесь время и подвергаю риску нашу миссию.
Выйдя на другую поляну, я вижу на ней небольшую кучку аккуратно сложенных белых камешков. Кто-то решил сыграть со мной шутку. Или же указать путь. Но проку с этой подсказки мало, потому что камешки лежат прямо под ногами в том месте, где дорожка, если ее, конечно, можно так назвать, раздваивается. Каждое ответвление проходит по поляне и углубляется в лес. Одно, насколько я могу судить, тянется в северо-восточном направлении, другое прямо на восток. Мало того, что они более или менее похожи, так еще и камни не позволяют отдать предпочтение тому или иному из них. Этот посыл можно истолковать и так: «Откажись от своих бесплодных поисков и возвращайся домой».
Неподалеку течет ручеек, и я направляюсь к нему наполнить водой бурдюк перед тем, как отправляться в обратный путь. Птиц здесь не слышно. Они, вероятно, устали насмехаться над моей несостоятельностью. Я злюсь: злюсь на то, что меня осуждают, злюсь, что не смог найти то, что искал, злюсь на собственные сбивчивые мысли, мешающие просто идти и наслаждаться красотой леса, косыми лучами света, звенящей зеленью окутанных мхом стволов деревьев, изяществом крохотных завитков папоротника и сладостными в своей неожиданности цветами в тени. В какой-то момент меня охватывает такая ярость, что я могу что-нибудь разбить. Или сломаться сам. Я падаю у ручья на колени и обхватываю руками голову. Что происходит? Что со мной?
Где-то рядом слышится голос - кто-то поет. На этот раз не птица, а женщина. Не насыщенный тембром голос Ливаун, а выше, мягче и нежнее. Поет тот же самый глупый напев, который только что исполнял я, в котором все лесные зверушки - белка, куница, лиса, барсук и прочие - собираются вместе, чтобы сплясать в День летнего солнцестояния. Мыслить такое просто невообразимо - случись подобное на самом деле, все наверняка закончилось бы кровавым побоищем. Но в балладе или сказке нет ничего невозможного.
Женщина - кем бы она ни была - поет первый куплет, затем припев и первую строчку следующего. Затем умолкает, будто не помня, что идет дальше. Где она, я сказать не могу. На лужайке нигде никого не видно, хотя голос звучит чисто. Голос красивый, который хочется слушать еще и еще.
Она повторяет свою строку, будто благодаря этому может вспомнить продолжение куплета:
«Спустилась вниз белочка со своим изумительным хвостиком…»
Но опять смолкает, поэтому следующую строку пою я, стараясь звучать в унисон с ней:
«В шапочке из лепестков роз».
И слышу раскат радостного хохота, после чего она, не пропуская ни такта, вступает с припевом «Фа дидл да». Я вскакиваю на ноги, смотрю по сторонам, но все равно не могу сказать, откуда доносится звук.
«Затем явилась лягушка в своей зеленой блузке», - поет невидимая женщина и опять смолкает.
«Самая очаровательная принцесса, каких только можно увидеть».
Она хочет петь дуэтом. Хорошо, это даст мне время обнаружить ее до того, как закончится песнь. Куда же мне пойти: сюда, меж падубов с лоснящимися листьями? Или, может, туда, где лежит громадный поваленный дуб, мило оплетенный папоротником и вьюнком? «Фа дидл да, дидл да-ха-ха!» - вместе поем мы.
Тишина. Неужели она уже ушла? Или это настал мой черед начать следующий куплет?
Я выбираю дорожку, помеченную поваленным дубом, и, не переставая петь, тихонько трогаюсь в путь.
«Сова обрядилась в белое платьице…»
«Сотканное из паутины и бледного лунного света», - отвечает она и мне кажется, что теперь ее голос звучит ближе. «Фа дидл да, дидл да-ха-ха!» На миг становится тихо, затем она поет: «На барсуке была черная шубка». В той версии, которую знаю я, такой строки нет.
«Шитая жемчугом на спине», - импровизирую я, очарованный этой игрой на смекалку. «Фа дидл да, дидл да-ха-ха!» В перерыве между куплетами я представляю тихий бой барабана и почти даже слышу, как он доносится из укромного местечка в кустах. Теперь поваленное дерево остается позади и я иду на этот прекрасный голос по вьющейся среди деревьев тропинке. Ага! Идея.
«Серебристой лентой сверкнула змейка», - пою я.
Ответ приходит быстро, голос звонок, в нем явственно чувствуется сдавленный смех.
«Она танцевала и пела со змеиной грацией», - почти тут же следует реакция женщины.
Я думал, что не мешкаю в этой игре, напоминающей ту, в которую мы играли с Ливаун, когда готовились к выступлениям, но эта женщина отзывается с быстротой молнии. «Фа дидл да, дидл да-ха-ха!»
На миг в моей голове воцаряется пустота, я не могу придумать новый куплет. В наступившую тишину вкрадывается негромкий перестук тамбуринов, за которым угадывается более медленный и глубокий барабанный бой, дающий мне время поразмышлять. У меня возникает странное чувство, что нельзя терять ни минуты, словно ответ ждет меня прямо здесь, в этом лесу. И если мы не продержимся, пока не перечислим всех животных или окончательно не выдохнемся, песня может подойти к концу. Тем временем, я дохожу до конца тропинки. Впереди, преграждая дальнейший путь, высится скальный выступ. Его поверхность растрескалась и стерлась, он дал приют множеству растений, в его трещины пустили корни небольшие, но стойкие деревья; камень облепили вьющиеся побеги и мох. Когда я до него дойду, наверняка придется возвращаться назад. Но этот голос! Как тут уйдешь?
«Соображай быстрее, Брокк». Лес ждет. Моего ответа ждет женщина. Откуда-то сверху по-прежнему доносится перестук тамбуринов. Меня призывает к себе барабанный бой.
«Последней из всех пришла королева фей», - пою я, надеюсь, что это не против правил, в чем бы они ни заключались. В старой версии песенки танцуют одни лишь зверушки.
«В наряде из лесной зелени, - следует ответ, - Фа дидл да, дидл да-ха-ха!»
Я иду дальше вперед, а когда воцаряется тишина, предлагаю новую строку и пою:
«Волосы у нее были цвета пшеницы на солнце».
Без ответа. Я уже у каменной стены. Приложив к ней ладонь, чувствую барабанный бой, словно доносящийся изнутри - гулко бьющееся сердце какого-то исполинского, каменного существа. Почему женщина больше не поет? Я что, ее потерял? Значит закончить куплет мне надо самому.
«Она бегала по лужайке обутыми в золото ножками».
Когда я пою с Ливаун, наши голоса прекрасно дополняют друг друга. Мы всю свою жизнь учились взаимопониманию, которое теперь позволяет нам играть вместе без единой помарки. Но петь с этой незнакомой женщиной - нечто совершенно другое. У меня такое ощущение, что два наши голоса принадлежат одному и тому же человеку.
«Вернись, - прошу ее я, - не оставляй меня». Затем на миг закрываю глаза, потрясенный накалом собственных чувств - мне кажется, что меня занесло в самую гущу сказки о любви и утратах. Потом открываю их вновь и моргаю, не в состоянии им поверить. Насчет каменной стены я ошибся. Она не тянется нерушимой глыбой куда простирается взгляд. В ней есть едва заметный проход, который можно увидеть, только если подойти совсем близко - расселина в скале, достаточно широкая, чтобы по ней мог пройти человек. И из этой расселины вновь доносится голос, тихий и нежный. «Фа дидл да, дидл да-ха-ха!»
На меня накатывает волна облегчения. Я иду вперед и хоть меня и нельзя назвать человеком крепкого телосложения, едва могу протиснуться сквозь узкий проход, и то только если снять со спины мешок и прижать его к груди. Теперь тамбурин с барабаном звучат одновременно: первый трепещет, второй гулко ухает. Может, она ждет, чтобы я опять спел? Если промолчу, может случиться так, что, дойдя до конца, я окажусь в этом лесу совершенно один.
«Танцуйте, маленькие мои, - воскликнула фея, - завтра День летнего солнцестояния!»
Проход извивается то в одну, то в другую сторону и выпрямляется. Впереди виднеется открытое пространство с распустившимися цветами и утопающей в солнечных лучах травой.
«Фа дидл да, дидл да-ха-ха!» - доносится чье-то пение, когда я ступаю на поляну.
Это и правда заросшая травой прогалина, изобилующая цветами, которые поднимают свои головки, словно считая меня редким явлением, на которое обязательно нужно с удивлением взглянуть. На меня взирает множество глаз. Принадлежащих существам более чем странным. Существам мифическим, как в древних сказках - некоторые из них напоминают маленьких мужчин и женщин, другие больше похожи на зверей, третьи представляют нечто среднее между первыми и вторыми. Полагать, что вместе со мной поет прекрасная женщина, было ошибкой; никого такого нигде не видно, только эти непонятные создания. Я изрыгаю в душе проклятие и поворачиваюсь бежать, пока еще есть возможность. Пусть этот неудачный эпизод моей жизни останется в прошлом. Если все время бежать, я еще успею вернуться в замок до наступления темноты.
Но прохода меж камней больше нет. Вместо него передо мной высится монолитная каменная стена, уходящая вправо и влево в лес, покуда хватает глаз. Слишком высокая, чтобы через нее перебраться, и чересчур крутая даже для горных козлов. Над ней каркающим наблюдателем кружит птица. Может, ворона, может что еще.
Я попался в самую старую во всей книге ловушку и купился на хитрость, о которой пел в сотне песен и рассказывал в сотне легенд - сам забрел в Колдовской мир, из которого для меня больше нет выхода.
18.Ливаун
Брокк задерживается - ему пора бы уже вернуться из неметонов. Мы втроем всегда собираемся в комнате для репетиций, чтобы разогреться какой-нибудь песней перед тем, как идти в парадный зал. Я думала, он придет, хотя сегодня мы не выступаем. Наверное, с головой ушел в какой-нибудь эзотерический спор со своим другом-друидом. Это меня отнюдь не удивило бы. Но мне хочется, чтобы он уже вернулся, особенно если учесть, что Арку тоже в отъезде.
Народ стекается в замок на ужин. Когда я вижу это, тревога в груди нарастает. Я иду к стражникам у главных ворот. В это время года вечером еще светло, и факелы еще не зажгли. Но Брокку сейчас точно уже полагалось бы быть здесь.
Не успев отойти далеко, я встречаю трех стражей, которые шутят и смеются после долгого дня, вероятно в предвкушении кувшина эля и щедрого угощения.
- Что-то не туда ты идешь, Кира, - весело говорит один из них.
Большинство простых ребят при дворе теперь знают меня по вечерним выступлениям.
- Я надеялся послушать твое пение.
- Мы тебя проводим, - вступает в разговор второй, - почетный личный караул.
- Благодарю вас, - я силюсь улыбнуться, - сегодня выступает другая труппа. А вы, случайно, не видели арфиста Донала? Он еще не вернулся из неметонов.
- Прости, но ничем не могу тебе помочь, - говорит первый, - сегодня я парня не видел.
- Зато я видел, - вставляет третий, - не сейчас, а рано утром, еще до того, как вы оба заступили на пост. Только шел он не в неметоны, а совсем в другую сторону - к холмам.
- Ах, благодарю вас, - я прикрываю смятение еще одной улыбкой и заставляю себя неспешно вернуться в сопровождении троицы стражей, хотя внутри настойчиво звенит сигнал тревоги.
Ну почему Брокк ушел один?
Когда мы подходим к замку, я прощаюсь со своими провожатыми и ухожу под предлогом, что перед ужином мне надо переодеться. Бегом возвращаюсь в комнату для репетиций посмотреть, не оставил ли Брокк какого-нибудь намека на то, куда отправился. Его арфа стоит в углу. Была ли она там раньше, я вспомнить не могу. Мог ли он вернуться, каким-то образом проскользнув мимо стражей? Вряд ли, ведь кто-то из них его наверняка бы заметил. Да и потом, Брокк, в любом случае, нашел бы меня, зная, что я буду беспокоиться из-за его опоздания. Но если арфа здесь, значит он собирался вернуться к наступлению сумерек, разве нет? Ведь он со своим инструментом практически неразлучен.
Но в первую очередь займемся самым важным. Мне надо присутствовать на ужине. Если нас троих, Арку, Брокка и меня, не будет, пусть даже в тот вечер, когда нам не надо выступать, на это обратят внимание и станут задавать вопросы. Да и потом, у меня, возможно, появится предлог поговорить с Илланом, хотя они с Дау не всегда ужинают в парадном зале.
Переодеваться нет нужды. На мне собственная сорочка и юбка, перешитая Банвой - притягивающий взгляды наряд темно-зеленого цвета с оборкой, состоящей из трех узких лент - темно-красной вверху, золотисто-желтой посередине и голубой внизу. Банва, наверное, трудилась не один час, потому что швы прошиты аккуратными стежками, а при более близком рассмотрении на кайме можно увидеть вереницу небольших узоров - арфу, свирель, бубен, танцующую фигурку. Когда я спросила прачек, они ответили, что каждая из них внесла свою лепту, а мое предложение заплатить им за работу, улыбаясь, отвергли.
- Нам приятно сделать это для тебя, Кира, - сказала Дана, - мы вознаграждены выражением твоего лица. Нам тоже хотелось бы жить той жизнью, которой живешь ты - волнующей, полной путешествий и прекрасной музыки. А так частичка каждой из нас всегда будет с тобой.
Я вспоминаю об этом, когда жду Брокка, хотя уже очень поздно. Надеюсь, что брат вот-вот появится, но его все нет и нет. В этот момент на улице что-то происходит - я слышу голоса, топот, хлопанье дверей. Что случилось?
Я выхожу из комнаты для репетиций, но тут же отступаю в дверной проем, чтобы меня не смял плотный поток мужчин, спешащих к конюшне. Кто-то несет фонари, рядом снуют собаки. Я вижу, как конюший отдает конюхам приказы, и среди тех, кто собрался во дворе, замечаю Дау - он выводит коня и держит его, пока какой-то человек садится в седло. Кора и принц в сопровождении Горва тоже здесь.
В мгновение ока отряд всадников готов к выступлению. Он состоит из воинов регента, каждый из которых вооружен до зубов. По моим подсчетам, их пятнадцать. Если они рискуют вывести ночью лошадей, для этого должна быть очень веская причина, в чем бы она ни заключалась. Судя по всему, к ним намерены присоединиться и некоторые из тех, кто работает на конюшне. И среди них… нет, не может быть. Не может, но так оно и есть. В их числе я вижу и Иллана - верхом на коне и готового выехать.
Кто-то требует тишины. Всадники поворачивают головы туда, где в свете факелов стоят Кора и принц. Я жду, что приказ отдаст регент, но вперед выступает Родан.
- Воины Брефны! - звенящим голосом выкрикивает он. - Храбрые воители! Этой ночью вы выступаете против неведомого врага. Гонец, принесший эти скверные новости, рисковал жизнью, чтобы их сообщить. Отплатите сполна, проявляя все мужество, на какое вы только способны. Мы найдем тех, кто совершил эти гнусные злодейства! Наша месть будет убийственной и молниеносной! Мы сметем эту нечисть с лица нашей славной земли. Действовать будем мгновенно и целеустремленно. И покажем врагу всю нашу ярость, которой он долгие годы боялся. Ведь стоит только начать, а там мы уж продолжим! Теперь езжайте, благословляю вас, и пусть бок о бок с вами скачут боги!
Пламенная речь. Если бы я не знала, как принц ведет себя в минуты гнева, то наверняка была бы впечатлена. Воины отвечают одобрительными возгласами. Кроме них народу собралось немало - семьи пришли поглазеть на отъезд отцов, братьев и мужей; слетелись, заинтересовавшись происходящим, слуги. После таких слов, призванных сплотить всех в одно целое, я думаю, что Родан выступит во главе отряда, но он, похоже, остается дома.
Отряд скачет к главным воротам. Нужно выяснить, что произошло. Кого же спросить? Толпа тает, одни идут в конюшню - на мгновение вновь мелькает белокурая голова Дау, - но большинство возвращается в замок с таким видом, словно случившееся не дало им спокойно поужинать. Я озираюсь и вижу Банву, которая стоит в стороне.
- Банва! - я выхожу и закрываю дверь. - Можно с тобой пройтись?
- Конечно можно.
Судя по голосу, она только что плакала.
- У тебя все в порядке?
- Да, все хорошо. - Она достает платок и сморкается. - Осгар, мой муж, уехал вместе с остальными. Я горжусь им, горжусь каждый раз, когда он подвергает себя опасности. Но храбриться с каждым разом становится все труднее. Особенно сейчас…
Ее рука опускается вниз в попытке прикрыть и защитить живот.
- Ты ждешь ребенка? Какая замечательная новость! Это твой первенец?
Она кивает.
- Я все думаю, а что если Осгар не вернется? Он храбр, он хороший боец, но… они даже не знают, кто за все это в ответе. И ровным счетом ничего не ведают о враге. Да и выступили ночью… Ладно, если кому-то и задавать вопросы, то точно не мне. Но я хочу, чтобы муж вернулся живым и невредимым. Не хочу, чтобы мой ребенок остался сиротой. Осгар будет замечательным отцом.
- Я была в комнате для репетиций и ничего не знала, пока на конюшенном дворе не собрался народ, и принц не произнес речь. Упомянул какого-то гонца, который с риском для жизни принес какие-то новости. Что это значит? Что происходит? Из-за чего весь этот переполох?
- Этот человек ввалился в зал совсем недавно, так что мы все его видели. Из числа воинов. Их вшестером послали во владения одного вождя клана, лежащие к северо-западу отсюда. Сопровождать стража закона. Что-то о краже скота, который переправили за границу, бросив некоторых животных подыхать в поле. Лорд Кора решил, что разобраться с этим будет лучше не здесь, а на месте. Осгар объяснил такой шаг тем, что все явятся ко двору на коронацию. Как бы то ни было, ждать дело, судя по всему, не могло. Мы думали, что к этому времени они уже вернутся, но возвратился только один. Раненый, на совершенно выбившейся из сил лошади. Весь в крови. И…
Банва останавливается. Мы на полпути к замку и остальные нас давно обогнали.
- И что?..
- Это было ужасно, - тихо говорит она, - мне удалось услышать не все, потому что он кашлял, хрипел, и я думала, что он упадет замертво прямо на месте, но ему нужно было сказать. Остальных убили. По его словам, разодрали на куски. Даже стража закона. Они уже возвращались домой через лес и вдруг на них внезапно напали. Убили ни за что. Воин сказал регенту, где это примерно случилось, и рухнул на пол. Его отнесли к лекарю лорда Коры. Потом наших людей собрали и приказали готовиться к немедленному выступлению, невзирая на ночной час. Похоже, дело плохо, Кира. Одни сегодня будут оплакивать близких, другие - бояться того, что может произойти.
- Мне жаль.
Знаю, говорить так сейчас неуместно. Она будет переживать за мужа ежеминутно, пока он не вернется домой живым и здоровым. Разорвали на куски. Звучит странно. Спор из-за угнанного и переправленного куда-то скота, если его не разрешить быстро и мудро, способен привести к вооруженному конфликту. Но, по словам Банвы, выходит, что вопрос был разрешен до того, как все случилось, ведь на людей регента напали, когда те уже возвращались домой. Зачем это было сделано, да еще с такой жестокостью?
Банва поднимает руку вытереть щеки. Нужно сменить тему. Пока мы не дошли до замка, мне стоит спросить ее и кое о чем другом.
- Банва? Я хочу задать тебе один нескромный вопрос.
- Да?
- Ты знаешь Мааре, ту женщину, у которой я одолжила сорочку? Знаешь, я подумала… раз ты поделилась со мной своей радостью… у этой Мааре здесь, при дворе, есть поклонник?
- Поклонник? - презрительно кривит губы Банва. - Скорее уж любовник, хотя я очень сомневаюсь, что здесь хоть как-то замешана любовь.
- Значит, она тоже может носить под сердцем ребенка? Просто я подумала - почему она так быстро устает и вечно не в духе? А недавно увидела, как ее тошнило в саду. Такое, похоже, случается с ней регулярно. Это, конечно, не мое дело, но мне ее жаль.
- Она сама себе вырыла яму, дурочка. - В резких словах Банвы слышится намек на симпатию. - Осмелюсь предположить, что как только все станет заметно, ее тут же отсюда отошлют. Некоему чрезвычайно высокородному господину - ты знаешь, о ком я говорю - очень не захочется, чтобы плоды его стараний стали предметом всеобщего обозрения. Тем более, в такое время, как сейчас. А когда ее выгонят, он найдет другую женщину, которая не только согреет его постель, но и станет грушей для битья, когда его одолеет гнев.
- Ты имеешь в виду принца Родана? - шепчу я.
Банва кивает, не смея произнести это имя вслух. Получить подтверждение, что Мааре беременна, совсем не удивительно. Меня поражает, что отец ребенка - Родан. Но чем больше я об этом думаю, тем легче мне вообразить, что принц Родан повинен не только в усталости и плохом настроении Мааре, но и в синяках Ашллин. Представляю, как все это может выглядеть - девочка приходит к Мааре, нарушает их уединение, Родан выходит из себя, как в тот день с Дау, и бьет маленькую сестру. Не удивительно, что Ашллин так запугана. Что, во имя богов, этому ребенку уготовила судьба?
- Я тебе ничего не говорила, - шепчет Банва, - но вскоре ему придется с этим что-то делать. А не ему, так регенту.
- Я никому не скажу ни слова.
Неправда. Мне придется передать эти сведения Арку, пусть даже они и не имеют отношения к арфе. Я думаю о воинах, встретивших одобрительными возгласами речь Родана, и об их готовности ринуться ради него навстречу опасности. Думаю об Ашллин с ее синяками под глазами и грустными разговорами. А потом вдруг вспоминаю, что Брокк куда-то подевался, что здесь нет ни Арку, ни Иллана. Если брат не вернется к утру, мне придется отправиться на его поиски.
Время ужина. Все говорят лишь об одном, атмосфера царит напряженная. Сегодня выступает другая труппа музыкантов. Я рассеянно отмечаю, что играют они совсем неплохо, особенно дудочник. Вижу среди конюхов Дау, который сидит этаким островком, состоящим из одного-единственного человека, мимо которого текут разговоры. И вспоминаю его слова о том, что мне следовало бы избрать стезю бродячего менестреля. Вполне возможно, что мне вот-вот предстоит доказать его правоту. Во-первых, я не внесла никакого вклада в поиски арфы, а во-вторых, если Брокк нарушил правила и ушел, никому ничего не сказав, то мы точно больше не действуем как одна команда. К этому моменту нам уже полагалось бы начать складывать фрагменты головоломки, глядя как они составляют общую картину. Надеюсь, что Арку вернется не с пустыми руками.
Я не могу проглотить больше ни кусочка, поэтому оставляю половину ужина на тарелке, прошу извинения и встаю. Мысли возвращаются к одному и тому же, я чувствую, что меня подташнивает от тревоги. На Брокка это не похоже. Уйти по велению сердца он мог, но надолго задерживаться, когда его ждут, не стал бы. И провала команды тоже не допустил бы. С ним что-то случилось.
Не думаю, что сегодня вечером будут танцы, но народ в холле, надо полагать, задержится - в трудные времена люди предпочитают держаться вместе. Да и потом, течет рекой бесплатный эль. Я заметила, что лакей, прислуживающий у стола знати, несколько раз подливал Родану. Принц без конца разглагольствует и с силой стучит по столу кулаком, так что с грохотом подпрыгивают кубки и блюда. Все больше о том, чтобы избавить Брефну от опасности, одобрить закон о соседних королевствах, не допустить, чтобы народом правили предрассудки, и о прочих подобных вещах. Говорит страстно и, судя по всему, все больше наливается злобой, хотя его аргументы никто даже не думает опровергать. Регент, советники и знатные гости сидят и помалкивают, спокойно слушая его пламенную речь.
Теперь я могу ускользнуть и заглянуть на мужскую половину. Там у меня будет возможность выяснить, взял ли Брокк с собой крепкие ботинки и плащ. Они с Арку заняли лежанки ближе к двери, чтобы можно было ложиться спать поздно вечером после выступлений, не беспокоя тех, кому надо рано вставать. Мужчины ночуют в одном из больших флигелей, вход в который расположен совсем близко к замку. Я сделаю все быстро и тихо, как нас учила на Лебяжьем острове Эва.
На улице еще не совсем стемнело, но над входом на мужскую половину уже горит факел. Моя юбка далеко не лучшая одежка для того, чтобы незаметно проскользнуть на фоне стены, сплетенной из лозы и обмазанной глиной. Но вокруг никого нет, во дворе не видно ни людей, ни животных. Единственное, мне надо действовать быстро и иметь в запасе предлог на тот случай, если меня кто-то увидит.
Крадусь вдоль стены и вхожу в открытую дверь. Внутри царит полумрак, единственным источником света служит одинокий фонарь на сундуке в дальнем конце длинной общей спальни. Я отхожу в сторону от дверного проема, чтобы убедиться, что все кровати пусты, что никто не сидит тихо где-нибудь в углу. Пока все идет хорошо. Я опускаюсь на корточки рядом с лежанкой Брокка - вторая от двери в правом ряду - и осматриваю низкую полочку под кроватью. Такая есть под каждой лежанкой. Одни бережно хранят там личные вещи, аккуратно сложенную одежду, завернутые в тряпицы мелочи. Другие беспорядочно запихивают туда всякий хлам. Плащ Брокка висит на стене; его он не взял. Но вот ботинок нигде не видно. Речь, стало быть, идет о продолжительной прогулке, скорее всего по неровной почве - похоже на поход в лес. Плащ ему понадобился бы после захода солнца. Значит, он и в самом деле собирался вернуться к ужину. Все личные вещи, кажется, на месте: легкие ботинки, праздничный костюм, который он надевает по вечерам, расческа, пара носовых платков. Под стопкой одежды лежит нож, такой же, как у меня, только немного побольше:
единственное оружие, которое ему разрешено носить. Меня пробирает дрожь. Если бы он отправился в неметоны, я бы еще поняла, почему не взял с собой оружия. Но если ушел выполнять какое-то задание, которое сам же себе и назначил, то…
- И какую же это шалость здесь затеяла наша девушка «достань воробушка»? - говорит кто-то за моей спиной, растягивая слова.
Я вскакиваю на ноги и поворачиваюсь. В дверном проеме стоит будущий король Брефны - с насмешливым выражением на лице, под стать голосу. В мерцающем свете факелов его тень ложится во всю длину спальни, превращая его из человека в чудовище.
- Я, конечно, могу догадаться, но ведь ты, радость моя, скажешь мне это сама, правда?
Сердце едва не выпрыгивает из груди. Как я могла не услышать, что он вошел? На языке вертится резкий ответ, но я, хоть и с трудом, сдерживаюсь. «Кира. Меня зовут Кира. А этот парень - наследник трона».
- Я ищу свирель, милорд.
Моя попытка оправдаться, сказанная смиренным тоном, Родана, похоже, не очень убеждает. Он подходит ближе. Я стою между лежанками Брокка и Арку. Чтобы уйти, не прикоснувшись к принцу, через одну из них теперь нужно либо перепрыгнуть, либо перелезть. Сомневаюсь, чтобы Кира могла сделать как одно, так и другое.
- Ее у меня одолжил Донал, а она нужна мне, чтобы порепетировать.
- Свирель, говоришь?
Родан стоит прямо передо мной, намного ближе, чем того требует элементарная вежливость.
- Как-то неубедительно. Хочешь, я сам скажу, чем ты здесь на самом деле занимаешься?
А где его личная стража? Свидетели сейчас не помешали бы. Играя роль Киры, я не отрываю взгляда от пола и молчу.
- Ты копалась в чужих вещах, выискивая что-нибудь ценное, чтобы незаметно сунуть в карман. Я прав? Да? Да?
Он прижимает меня к стене, поднимает руки и упирается ими в нее по обе стороны от моего лица.
- И что мне теперь, интересно, делать? - произносит он елейным, сладострастным шепотом, от которого меня просто тошнит, а по коже бегут мурашки.
Этот идиот, похоже, считает, что женщинам это нравится.
- Сказать лорду Коре, что ты воровка? Или, может, отвести тебя к стражу закона?
О боги, как же мне хочется съездить ему по роже.
- Это не воровство! - сдавленным голосом отвечаю я. - Отпустите, вы меня напугали! Я сказала вам правду!
- Как! Разве такая крупная девушка может бояться? Да быть того не может. Хотя на деле ты, возможно, нежнее, чем кажешься. Давай-ка поглядим…
Он сжимает мне грудь через ткань сорочки. Черт бы его побрал! И что мне теперь делать? Арку, конечно, не думает, что я позволю этому животному делать со мной что угодно, но как в этой ситуации не привлечь к себе ненужного внимания?
- Нет! - решительно заявляю я и бью Родана по руке. - Мои слова - правда, и я совсем не та, за кого вы меня принимаете.
Лицо Родана мрачнеет. Затем он с пугающей скоростью хватает меня за оба запястья и опять прижимает к стене.
- Тогда давай заключим с тобой небольшую сделку. Я никому не скажу о том, что видел, а ты будешь вести себя тихо, пока…
Он явно не подумал. Я жду, резко отворачиваю голову и сжимаю зубы. Лучше бы он не пытался протолкнуть мне в рот свой язык. Принц Брефны прижимается ко мне, тяжело дышит и двигает бедрами так, что не остается сомнений в его намерениях. А потом довольно быстро наступает момент, когда ему требуются руки, чтобы спустить штаны. Он выпускает мои запястья, я упираюсь ладонями ему в грудь и с силой толкаю.
Надеюсь, что падение на утрамбованный земляной пол вышибет из него дух и даст мне время убежать. Как бы не так. Когда он летит вниз, его голова стукается о деревянную раму лежанки Арку. Слышится глухой, тошнотворный звук. Наступающая вслед за ним гробовая тишина еще хуже. Родан лежит ничком на полу, совершенно неподвижный в мерцающем свете факелов. Я убила его. Убила будущего короля Брефны.
Первые несколько секунд я только и могу, что стоять и изумленно смотреть на него. Затем заявляет о себе подготовка. Я опускаюсь рядом с ним на колени и прикладываю к шее пальцы, пытаясь обнаружить признаки жизни. Никак не пойму, дышит он или нет. Но… все же дышит, я чувствую слабое биение пульса, а когда подношу к его рту ладонь, то… да, думаю, что ощущаю поток воздуха. На первый взгляд, нет ни кровотечения, ни открытых ран, хотя сказать точно мешает слишком слабый свет. Хвала богам! Принц, возможно, отделается лишь головной болью да уязвленным самолюбием.
Его вполне можно было бы бросить здесь и убежать. Но я дочь целительницы и знаю, что может случиться из-за удара по голове. Если не позвать на помощь, человек может умереть. Хороший он или нет - в расчет не идет, как и его статус наследного принца Брефны. Последствиями для моего собственного будущего тоже придется пренебречь, сколь бы серьезными они ни оказались. Я бегу к ближайшему караульному посту.
И как только бессвязно излагаю главные факты - что принц ранен и лежит без сознания на мужской половине, - все вокруг мгновенно приходит в движение. Двое стражей приносят носилки и перекладывают его на них. Является придворный лекарь и осматривает его так же, как перед этим я. Стражи уносят Родана в замок - он хоть и стонет, но постепенно приходит в себя. Собравшиеся во дворе сановники мрачно о чем-то перешептываются. Собирается толпа зевак, заметивших суету и вышедших из парадного зала, хотя смотреть сейчас уже не на что.
- Эй! Девушка! - окликает меня один из советников, но не Брондус, а другой, широкоплечий и чернобородый. - Это ты сообщила о нападении на принца Родана?
Меня окружают важного вида люди, словно полагая, что иначе я убегу.
- Совершенно верно, милорд. Когда это произошло, я была на мужской половине.
Зажигают еще несколько факелов. Я отчетливо вижу выражение лица советника, в котором для меня нет ничего хорошего.
- Он…
Советник поднимает руку, приказывая мне замолчать.
- Подожди. Ты была на мужской половине? Почему? Что ты там делала?
Его тон объявляет меня виновной еще до того, как я попытаюсь объяснить, что произошло.
Толпа умолкает, предвкушая хорошее развлечение. Я делаю глубокий вдох.
- Мне надо было там кое-что найти. Свирель.
Советник недоверчиво поднимает бровь и повторяет:
- Свирель…
- Я музыкантша, милорд. Мою свирель на время взял Донал, парень из нашей труппы, но она потребовалась мне. Я подумала, что…
- Хватит! Не думай, что тебе удастся тратить попусту мое время на такой бред, девушка. Разве ты не понимаешь, что принц Родан серьезно ранен?
Я чувствую, что толпа жадно замерла - она жаждет большего. Но у меня нет намерения утолять ее голод.
- Да, милорд, я знаю, что принц ударился головой. И как уже говорила, действительно была там, когда это случилось. Я готова все объяснить. И как раз это сейчас и пытаюсь сделать.
Я сжимаю кулаки, чтобы сдержаться и не съездить ему по физиономии.
- Ты ударила принца?
Слова советника звучат набатом какого-то чудовищного колокола.
- Нет, милорд. Я… Я его толкнула. Но только потому, что он сам на меня набросился…
- Пока хватит, - перебивает меня советник, - было бы в высшей степени несправедливо выслушать твою версию событий, пока принц не в состоянии изложить свою. Поэтому мы подождем. Нам, по-видимому, понадобится какое-то время, потому что принц далеко не в лучшем состоянии. Ты эту ночь проведешь в темнице. Ты призналась, что рану он получил не без твоего участия, и за это против тебя могут быть выдвинуты очень серьезные обвинения. Если принц поправится достаточно, чтобы давать показания, завтра утром ты предстанешь перед советом.
Проклятье! Сейчас нет ни Арку, ни Брокка, ни даже Иллана, и я понятия не имею, какой сделать следующий ход. Ко мне с двух сторон подходят стражи и берут меня за руки. При желании я вполне могла бы с ними разделаться, а заодно и с этим поганым советником. Но не с целой толпой любопытных зевак, среди которых немало стражей. Я пытаюсь представить, что в таких обстоятельствах посоветовал бы Арку. Главное сейчас - твердо придерживаться нашей легенды.
- Отведите ее в темницу, - командует советник стражам. - Пусть сходит по нужде и захватит пару одеял. Ступайте. Что касается остальных… - он обводит взглядом толпу разношерстных зевак. - Если вас заботит судьба принца, знайте, что о нем заботится лучший лекарь, а если вы будете стоять здесь и судачить, лучше ему не станет. Так что давайте, расходитесь, все до единого!
Я лежу без сна в темноте и не свожу глаз с крохотного зарешеченного окошка наверху. Темницы расположены не в самом замке, а в каменном флигеле к северу от него. Моя камера неплоха. В ней есть жесткая, привинченная к стене кровать и не совсем темно, потому что через маленькое окошко струится бледный лунный свет. Мне дали два одеяла и кувшин воды. Уснуть не получается, мысли в голове так и крутятся. Надо же было оказаться такой дурой, чтобы попасть в беду и сорвать миссию. Да при этом еще умудриться привлечь к себе гораздо больше внимания, чем под силу любому бродячему музыканту. А виноват во всем Брокк, исчезнувший неизвестно куда. Если бы не он, я не оказалась бы на мужской половине. Хотя, если честно, то винить, в первую очередь, надо Родана, считающего, что ему позволено брать все, что захочется. Как человек может произносить вдохновенную речь, а в следующее мгновение вести себя как полный урод?
Надо составить план. Делать все постепенно. Может, Арку успеет вернуться вовремя, чтобы присутствовать на суде или, по крайней мере, дать мне до его начала какой-нибудь совет. Может, к завтраку объявится Брокк и скажет, что забрел слишком далеко и был вынужден переночевать в стоге сена. Может, даже принесет с собой Арфу Королей и скажет: «Сюрприз!» А может у свиней вырастут крылья, и они полетят.
А что если Родан ночью умрет? Меня что, закуют в цепи и навсегда бросят в тюрьму? И если Родан действительно испустит дух, будет ли это означать конец нашей миссии? О боги, как же я устала!
В окошко под потолком кто-то стучит.
Я замираю. Звук повторяется.
- Кира!
Человек шепчет, но голос я узнаю. Дау.
Я осторожно встаю на лежанку, чтобы она не развалилась, и смотрю сквозь прутья решетки. Дау, должно быть, пришлось на что-то встать, потому что смотрит он прямо на меня.
- Ты что?! - шепчу я. - А если тебя кто-нибудь увидит? А если услышит?
- Исключено. Рядом никого. О боги, что случилось? Парень на конюшне сказал мне, что ты вместе с принцем была на мужской половине, а потом его кто-то вырубил.
Я чувствую, что мои щеки краснеют - не столько от смущения, сколько от ярости.
- И чего только не наговорят! - рычу я.
- Тсс, тише. Значит, это ложь?
- Нет, все верно. Я искала там какую-нибудь подсказку. Брокка весь день не было, к ужину он не вернулся, причем утром отправился не в неметоны. Стража видела, как он шел в лес. К ночи ему полагалось вернуться.
О боги, я едва сдерживаю слезы. Точно превращаюсь в Киру!
- Хотела посмотреть, нет ли в его вещах намека на то, куда он ушел.
- Ну и как, посмотрела?
- Нет, туда заявился Родан и обвинил меня в воровстве. А потом прижал меня к стене и пообещал никому ничего не говорить, при условии, что я дам ему все, что он пожелает.
На несколько мгновений становится тихо.
- И ты его хладнокровно вырубила, - говорит Дау.
- Я оттолкнула его, и он упал. Не рассчитала, в результате, падая, он ударился головой. - Я вся дрожу и ничего не могу с собой поделать. - На какой-то миг я подумала, что он умер. Но он остался жив, поэтому я побежала за помощью. Мне даже не дали ничего толком объяснить. Утром я буду вынуждена предстать перед советом.
Тишина.
- Если ты собираешься сказать, что я сорвала миссию, можешь не трудиться, я и так прекрасно это понимаю, без посторонней помощи.
- Значит, он ведет себя совсем не по-королевски, так? - замечает через какое-то время Дау.
- В речах неплох. Его слушают, ему аплодируют. Бывает так, что если король умеет всколыхнуть человеческие эмоции, до его мелких проказ в личной жизни никому нет дела.
- Я слышал, у него нет никакого желания быть королем. Что сама мысль об этом повергает его в ужас. Может, смелые речи помогают ему это скрыть?
Я достаточно воспитана и умна для того, чтобы спрашивать, кто сообщил ему эти пугающие сведения.
- Дау, а чем была вызвана вечерняя суета? Что за известие о нападении, что за поспешное выступление? И почему уехал Иллан?
- Тот парень, что выжил и обо всем рассказал, говорил о демонах в вороньем обличье, хотя, приехав сюда, совершенно выбился из сил, истекал кровью, и в речах его было не так много смысла. По его словам, это было что-то вроде той твари, которая налетела на меня, когда я ехал сюда. На них же жалуются и крестьяне, с той лишь разницей, что на этот раз они не ягнят утащили, а расправились с пятью людьми Коры. И ранили нескольких лошадей. Оставшийся в живых воин прискакал на своей, но остальные лошади пропали. Есть надежда, что их найдут. Иллана взяли с собой, потому что он умеет лечить коней. Вряд ли он мог отказаться.
- Но из речи Родана во дворе можно сделать вывод, что винить надо врага в человеческом облике, вероятно, какого-нибудь вождя клана, правящего той частью Брефны. О воронах он не сказал ни слова. Хотя и упомянул о предрассудках. Возможно, он не верит, что они существуют на самом деле.
- Но раны у того парня были самые что ни на есть настоящие. Я и сам с трудом верю в демонов. Должно быть какое-то другое объяснение.
Мы какое-то время молчим. Теперь, когда рядом Дау, я больше не чувствую себя такой несчастной. Но до меня в полной мере доходит тяжесть случившегося, да и потом, остается еще Брокк. Не думала, что мне придется говорить об этом с Дау. Он явно не из тех, с кем бы я стала откровенничать. Хотя сейчас я думаю о нем, как о друге.
- Ты рисковал, решив прийти сюда ко мне, - говорю я.
- А ты взялась за выполнение этой миссии, не подозревая, что придется рисковать?
- Я не шучу, Дау. Ты не можешь с уверенностью сказать, что ни одна живая душа не видела, как ты сюда шел. Я так и представляю, как кто-нибудь расскажет об этом на совете. А потом его слова перевернут с ног на голову и заявят, что стоит мне поманить пальчиком, и ко мне тут же бегут мужики, посчитав это признаком того, что я готова отдаться каждому, кто меня об этом попросит, каким бы уродом он ни был.
Пауза.
- Спасибо за доверие, - говорит он.
- Я совсем не это имела в виду. Но так оно и будет. Дау, что мне делать, если совет решит, что я пыталась его убить?
- В твоих рассуждениях, Ливаун, отсутствует логика. И Кора, и Брондус прекрасно знают, зачем ты здесь. И понимают, что собой представляет принц.
- Ну да. Но он принц. А скоро станет королем. Советник, тот, что не дал мне изложить мою версию, говорил со мной так, будто я хуже грязи под подошвами его ботинок. И все это с радостью одобряли. А народу там было немало. - Я вытираю глаза рукавом. - Не думаю, что это мое предназначение. Я люблю сражаться. Но здесь этого делать не могу. И за что ни возьмусь, от меня одни проблемы.
- Жаль, что тебя посадили под замок. Мы прямо сейчас могли бы сойтись в поединке без оружия. Ведь вызов, кто из нас троих лучший, давно брошен.
В его голосе слышится улыбка.
- Это верный способ для того, чтобы половина двора вломилась в дверь выяснить, что мы такое затеяли, и пришла к ложным выводам. Не говоря уже о том, что я не могу принять твоего предложения.
- Ну, как тебе, полегчало? - робко спрашивает Дау. - Если хочешь, я могу уйти.
- Можешь еще ненадолго остаться.
Мне действительно немного лучше. Пока я не вспоминаю о другой проблеме.
- Дау.
- Да?
- Я беспокоюсь за Брокка. Правда, беспокоюсь. И понятия не имею, куда он мог пойти, ничего мне не сказав.
- А друиды могут знать, куда он отправился?
- Могут. Но я у них спросить не могу.
- А уж я тем более. До возвращения Арку подождать нельзя? Или Иллана?
- Не знаю, может можно, может нельзя. Это совсем на него не похоже. Зачем ему надо было в лес?
- Может, он искал какие-нибудь подсказки? Отрабатывал версию? Или решил сделать что-то, заранее зная, что ты не одобришь?
Я зажмуриваю в темноте глаза и тут же жалею, что услышала эти слова. Как бы мне хотелось, чтобы они не звучали в унисон со страхом, от которого у меня все внутри сжимается.
- Возможно. Но уйти на всю ночь и никому ничего не сказать?
- Он не говорил ничего способного подсказать, что у него на уме? Брокк уже давно проводит много времени в неметонах. Ты можешь рассказать что-нибудь Арку? Не знаешь ничего такого, что могло бы заставить Брокка задуматься?
- Он всегда думает.
Я представляю, как брат сочиняет на ходу стихи, как настраивает арфу, склонив над струнами черноволосую голову, как стоит в поле и смотрит в даль.
- В его голове всегда полно историй. Даже в сражении в его мозгу сама собой складывается очередная великая баллада о мужестве.
На этот раз тишина длится дольше - пока ее не нарушаю я, спрашивая:
- Дау? Ты там не уснул?
- Поскольку я стою на шаткой горе старых ящиков, увенчанной перевернутым ведром, то могу с уверенностью сказать, что нет. Ливаун, недалеко от Вороньей дороги живет сказительница. Она помогла мне после того, как на пути сюда меня сбросили с лошади. Эта женщина была… странной. Очень странной. Словно знала все, хотя ей никто ничего не говорил. И раз она такая мастерица рассказывать истории, я подумал, что…
Мне становится плохо. Он, конечно же, прав. Вот к кому, скорее всего, ушел Брокк. В голове всплывает легенда об Арфе Королей, которую брату рассказал Фелан, а тот потом передал ее мне и Арку. В этом сказании упоминаются врата в Колдовской мир, расположенные, по всей видимости, где-то рядом. Если арфа хранилась под защитой друидической магии, то какой-нибудь друид вполне мог снять заклятие и унести ее, руководствуясь личными соображениями. Подобную возможность мы рассматривали и раньше, равно как и еще одну - что друид мог вынести инструмент в интересах третьего лица, преследовавшего политические мотивы. Но мы не подумали, что арфу мог прихватить обитатель Колдовского мира. Эти ребята настоящие мастера заклятий и чар. А одно из правил перехода в Колдовской мир гласит, что человеку нельзя брать туда ничего железного, потому что сверхъестественным созданиям это запрещено.
- Проклятье, - говорю я.
- Какое красноречие, - замечает Дау.
- Расскажи мне поподробнее, что с тобой там приключилось, а то Арку в детали вдаваться не стал.
- Большую часть подробностей я оставил при себе - они казались слишком странными, чтобы ими делиться. Рядом со мной, едва не задев, пролетела птица. Одна из тех гигантских ворон, о которых все говорят. Моя кобыла меня сбросила, я расшибся, потом она убежала, и Иллану пришлось ехать ее искать. Меня подобрала пожилая женщина. Дала какое-то зелье, чтобы я уснул. У нее была собака…
Его голос становится все тише и, наконец, смолкает.
- Ну что же ты, - шепчу я, - рассказывай, рассказывай. Ты, кажется, говорил, будто ей известно то, чего она знать не должна?
- Когда на следующее утро возвратился Иллан, я рассказал ему лишь то, что она напоила меня зельем и уложила на ночь в постель. Дело в том, что… это далеко не все. Там мне снились самые странные за всю жизнь сны. Да и само место было необычным. Повсюду висели кости и перья. И потом… у меня было чувство, что она меня знает. Знает обо мне все.
Он тяжело вздыхает.
- Когда я на следующее утро проснулся, боли как не бывало. Будто вообще не падал с лошади, и все тело не было в синяках. Я ничего не мог понять.
- Что ж ты не рассказал мне этого раньше? Пойти к ней - как раз в духе Брокка. Вопрос лишь в том, что он давно бы наверняка вернулся, если только…
Я не могу произнести эту фразу вслух. Если только не обнаружил портал в Колдовской мир.
Дау на это лишь рассмеялся бы презрительно.
- С дороги ее дом не видно, - говорит он, - так что Брокк вполне мог пройти мимо, его не заметив. Сам я не нашел бы ни лачугу, ни женщину, если бы за мной не пришел ее пес и не отвел туда. Примерно так…
Когда он говорит о собаке, его голос меняется. Что это, брешь в его броне?
- Что он собой представляет, этот ее пес?
- А это имеет значение?
- Возможно, особенно если я отправлюсь на поиски брата.
- Проклятье Морриган! Ты что, спятила, Ливаун?
- Тсс. Не ори.
- Он похож на волка. Большой, серый, лохматый. С янтарными глазами. Его зовут Шторм. Ливаун, тебе нельзя идти искать Брокка.
- Он мой брат, и я поступлю, как посчитаю нужным.
- Ты забыла один пустячок - что сидишь под замком, а завтра должна предстать перед советом. И выбора у тебя нет. Арку может возвратиться после того, как все закончится. Если повезет, то вернется и Брокк. Но даже если они оба задержатся, даже если совет окончится ничем, тебе все равно придется остаться здесь и продолжать играть свою роль. Или ты, может, забыла о нашей миссии?
Меня охватывает яростное желание его ударить. И вместе с ним - чувство, что я вот-вот опять расплачусь, и жгучий стыд. Говорить сейчас что-либо небезопасно, так что я прикусываю язык.
- Ты только представь, что подумает Арку, если вернется и узнает, что ни тебя, ни Брокка нет. И ко всему прочему, ты чуть не убила наследника трона. Хотя лично мне хотелось бы, чтобы это дело ты довела до конца.
- Не шути так! - в бешенстве шепчу я. - И о сказительнице мне рассказал не кто-нибудь, а ты. И что, по-твоему, я должна сейчас сделать? Сказать «Ой, спасибо, теперь все хорошо»? Во всем этом есть нечто гораздо большее, чем ты, Дау, думаешь. Какая-то угроза, выходящая далеко за рамки этого двора вместе с его королем.
- Что ты имеешь в виду?
Мне очень хочется рассказать ему, почему для меня так важно поскорее отыскать брата, рассказать ему нашу подлинную историю, объяснить, почему Брокк подвергнется страшной опасности, если отыщет портал. Но делать этого нельзя. Сегодня он друг - с одной стороны меня это удивляет, с другой я ему благодарна. Но он с готовностью посмеется над тем, что не вписывается в его представления о том, каков мир. Одна-единственная ночь, проведенная под крышей дома знахарки, не может изменить его сознания настолько, чтобы он признал реальность сверхъестественного.
- Не могу сказать. Но причины так говорить у меня есть. Причины, уходящие корнями в прошлое.
Дау долго не отвечает. Потом шепчет:
- Мне надо идти.
Но не двигается с места.
- Совет, надеюсь, окончится для тебя хорошо, - говорит он, - держи голову высоко поднятой, говори правду и не выказывай гнева.
- Представлю себя на месте стража закона… - говорю я. - Ладно, буду стараться, хотя у меня руки чешутся заехать кое-кому кулаком по роже.
- Надеюсь, что Арку вернется до начала совета. Если же нет, держись и не забывай, что ты Кира. Ни на миг. Ливаун…
- Перестань. Я не буду давать никаких обещаний насчет Брокка, да и вообще чего бы то ни было. Просто постарайся посмотреть на все шире. А теперь иди. И… спасибо тебе, Дау.
Он шепчет что-то неразборчивое и уходит.
Если ты музыкант, это может принести пользу. Почти все стражи меня хорошо знают. Большая часть пела с нами хором или танцевала под залихватские звуки «Скачущего Артагана», когда мы играли при дворе. Благодаря этим узам мне приносят на подносе к двери отличный завтрак, который я съедаю не в темнице, а в коридоре, болтая с дежурным караульным. От него я узнаю, что Родан благополучно пережил ночь, и рассмотрение дела начнется, как только все будет готово. Я объясняю, что поскольку спать мне пришлось в одежде, перед заседанием мне надо переодеться и умыться, но все мои вещи остались на женской половине. К тому же, мне надо по нужде. Мой страж опять нарушает правила. Не сомневаюсь, что меня велено держать под замком, но один из них ведет меня на женскую половину и ждет, пока я захожу внутрь и переодеваюсь. Надевая свежие штаны, повседневное платье и шаль, ловлю на себе странные взгляды других женщин. Одна-две из них шепчут мне «Доброе утро». Натягиваю носки и удобные туфли. Кто-то принес миску воды для умывания, в которой я споласкиваю руки и брызгаю на лицо. Причесываю и заплетаю волосы. Укладываю в
небольшой мешочек все, что может мне пригодиться, если представится шанс отправиться на поиски Брокка, и запихиваю его под лежанку. Мне хотелось бы оставить в комнате для репетиций записку для Арку, но если меня отправят обратно в темницу, он и сам об этом скоро узнает, если же нет, то о том, куда и зачем я ушла, ему расскажет Дау.
Погода просто идеальная - ясная, прохладная, с легким ветерком. На траве у входа на женскую половину выпала роса. Только бы не потратить этот замечательный день в темнице, куда меня бросили за то, в чем я совсем не виновата, в то время как Брокка все нет и с ним, скорее всего, случилась беда. Только бы Арку, вернувшись, не разочаровался во мне. Воин с Лебяжьего острова не имеет права сказать «Это не моя вина» или «Я ничего не мог поделать». Воин с Лебяжьего острова с самого начала все делает правильно.
Страж ведет меня обратно в темницу, ждет, пока я иду в расположенный рядом туалет, и открывает дверь камеры, пропуская меня внутрь.
- Когда наступит время, я за тобой приду, - говорит он, - извини, но такая уж у меня работа.
Я с ним совершенно согласна, но вслух ничего такого не говорю, а лишь киваю и упорно смотрю в пол.
- Я буду рядом. И дверь запирать не буду. Не могу себе представить, чтобы ты сбежала.
Над этим вполне можно было бы посмеяться. Он высокий и крепкий, но я одолела бы его без особых усилий. И мне этого действительно хотелось бы, хотя он добрый малый. Мне не терпится броситься к дубу, забраться на него и… И что дальше? Полететь птицей? Мое положение слишком запутано для такого выхода, даже если предположить, что мне доступна магия.
Мы ждем довольно долго, страж в коридоре, я на привинченной к стене кровати, стараясь не думать о том, чем мой брат может заниматься в лесу. Наконец, в темницу входит еще один страж и говорит:
- Прошу тебя пройти со мной. Тебя вызывают в совещательную палату лорда Коры.
Мы шагаем по лабиринту коридоров замка в тот самый зал, где после приезда нас с Брокком и Арку принимал лорд Кора. Сейчас регента там нет, как и мастера Брондуса. Вместо них за длинным столом, уперев руки в столешницу, стоит вчерашний чернобородый советник. С того момента, как я переступаю порог, он не сводит с меня глаз. В углу за конторкой сидит писец. Зал увешан гобеленами, в нем есть небольшой очаг, но огонь разводить не стали. На столе в замысловатых подсвечниках горят свечи.
Сделав свое дело и предоставив меня судьбе, что бы она ни уготовила мне в будущем, мой страж выходит из зала. Я стою и жду, выпрямив спину и расправив плечи.
Советник не двигается. В его взгляде нет и тени нерешительности.
Не выказывай гнева.
- Мне позволено говорить?
Он опять пристально смотрит на меня.
- Заседание совета, юная женщина, еще не открыто.
Глубокий вдох.
- Я лишь хотела спросить, как нынче утром себя чувствует принц Родан.
- Благодаря старанию королевского лекаря принц идет на поправку. Тебя это должно радовать. Кара за противоправное убийство поистине сурова.
Перед тем, как что-то сказать, я считаю до пяти.
- Да, именно на это я и надеялась. Так в чем меня, собственно, обвиняют? Вчера вечером мне не дали возможности что-либо объяснить.
Советник еще плотнее сжимает губы.
- Против тебя будет выдвинуто обвинение в нападении на особу королевской крови и причинении значительного вреда. А также в незаконном проникновении на чужую территорию с целью кражи.
- Но это ведь смешно! Я ничего подобного не делала!
Слова слетают с губ до того, как мне удается их остановить; Кира бы такого не сказала. Мой голос, обличительный и звонкий, летит по залу.
- Простите, - добавляю я уже тише и сама себя за это ненавижу.
- Страж закона лорда Коры не знает себе равных, - говорит советник. - Так что дело будет решено честно и справедливо. А когда совет начнет заседание, свой нрав тебе, девушка, лучше держать в узде. Такие вспышки лишь делают весомее аргументы в пользу того, что ты человек вспыльчивый, а потому способный на внезапные насильственные действия.
Я опускаю голову, старательно напуская на себя сокрушенный вид. Подумываю спросить, не намерены ли они подождать возвращения ко двору моего дяди, но отказываюсь от этой мысли.
- Вы позволите мне сесть? У меня сильно кружится голова.
Он машет рукой на скамью, его лицо выдает раздражение. Возможно, даже гнев, причем не только от того, что я, по его мнению, сделала, но и из-за принца, который впутался в нехорошую историю, когда до коронации остается всего ничего. Неосторожность, с которой Родан заявил на меня свои права, в купе со всплывшими недавно сведениями о положении Мааре, позволяют предположить, что это был не единственный эпизод в своем роде. Вполне возможно, что регенту и его советникам до смерти надоело за ним убирать. Но это еще не повод для того, чтобы меня пугать. Будь я действительно Кирой, у меня бы сейчас поджилки тряслись. Да я и сама от волнения обливаюсь потом, желая оказаться где-нибудь в другом месте. Я сажусь на скамью, ссутуливаюсь, не поднимаю от столешницы глаз и сочиняю мелодию, как, наверняка, сделал бы Брокк. Что-то такое, что Ашллин смогла бы сыграть несколькими нотами, которые мы с ней выучили. Вполне возможно, мотивчик, который мы могли бы исполнить вдвоем… О боги, почему бы им не поторопиться? Когда же это все закончится?
Наконец дверь отворяется, входит слуга, а за ним лорд Кора и мастер Брондус. Следом идет Родан, очень бледный и опирающийся на руку ведущего его Горва. Интересно, принц усвоил урок? Он признает правду? И достаточно ли сильно у него болит голова для того, чтобы на этот раз он вел себя спокойно? Он бросает на меня взгляд через зал, и я вижу ярость в его глазах. Горв помогает ему сесть в конце длинного стола, а сам встает у него за спиной.
Последними входят человек в длинной коричневой мантии, надо полагать законник, и страж, который закрывает дверь и встает у нее. Я опять встаю.
- Сиди, - говорит Брондус, но я жду, пока все они не сядут за стол, и только после этого следую их примеру, - все готово, милорд?
- Да, сделайте одолжение, начинайте.
У регента такой вид, словно он не спал всю ночь. Если во время нашей первой встречи в этом зале он показался мне утомленным и отягощенным грузом проблем, то теперь Кора выглядит еще хуже.
- Мастер Ниал, окажите любезность, изложите предмет слушаний.
Когда страж закона встает, я вдруг понимаю, что ко мне никто не обращается по имени. Чернобородый тоже не представился. Подозреваю, что это еще один прием, направленный на то, чтобы обвиняемый почувствовал свою никчемность. И могут ли Кора с Брондусом поверить, что я сознательно причинила наследнику трона вред, зная, какую цель я в действительности преследую при дворе?
- Вчера вечером принц получил серьезное ранение, - говорит мастер Ниал, - и поскольку ты, юная женщина, была единственной, кто при этом присутствовал, расследование следует провести с учетом всех обстоятельств, чтобы определить, следует ли выдвигать против тебя обвинения и если да, то какие именно.
Ага, значит, Чернобородый был неправ. Обвинения пока не выдвинуты.
- Понимаю, мастер Ниал. И я рада, что мне предоставится шанс изложить свою версию событий, потому что сделать мне этого никто не…
- Хватит! - рявкает Чернобородый. - Тебе никто не разрешал говорить.
Я стараюсь дышать ровно и приказываю сердцу сбавить темп. Сжимаю руки в кулаки, тут же их расслабляю и не прошу прощения.
- Сначала мы выслушаем показания принца, - спокойно говорит страж закона, - потому что из-за недомогания он, вероятно, пожелает покинуть нас как можно раньше. Не соблаговолите нам все рассказать, принц Родан? Не вставайте, можете сидеть.
Когда Родан говорит, мне очень хочется буравить его взглядом. Хочется показать, что я его не боюсь. Но Дау был прав; если я хочу, чтобы меня отпустили, то должна вести себя здесь как Кира, которая ни при каких обстоятельствах не бросила бы вызова этому ублюдку.
- Я вышел подышать свежим воздухом, - говорит Родан.
Его голос на удивление спокоен, кто-то явно дал ему хороший совет.
- Дверь на мужскую половину была открыта, и я увидел там девушку, которая копалась в чужих вещах. Я знал, кто она такая. Ее все знают. Она… привлекает внимание. При этом она не из числа придворных, не служит при дворе и поэтому ее присутствие там показалось мне еще более подозрительным. Я попросил ее объясниться. Но вместо ответа она набросилась на меня как фурия, стала плеваться и шипеть.
Лжец! Мразь! Подонок! Даже богов не боится! Бьюсь об заклад, что он всю ночь сочинял эту историю. И, возможно, не один. Я поднимаю глаза на Горва, но он стоит с каменным лицом, уставившись в противоположную стену. Последние следы сочувствия к Родану, которое я испытывала из-за его ушибленной головы, тут же исчезают. Чтобы сохранить спокойствие, я стискиваю зубы.
- Я попытался задержать эту девушку, но когда она на меня накинулась, потерял равновесие и упал. Что было потом, не помню, должно быть, ударился головой о деревянную раму лежанки и потерял сознание.
Становится тихо, он, возможно, смотрит на меня, но я на его взгляд не отвечаю.
- Я мог умереть, - добавляет Родан.
Мольба о сострадании. Он ничего от меня не добьется. Его история просто курам на смех. Но, подняв глаза на мастера Ниала, я вижу на его лице мрачное выражение. Под стать зловещему виду Чернобородого. Кора просто утомлен, что же до Брондуса, то он лишь слегка хмурится, что может не означать ровным счетом ничего.
- Теперь давай выслушаем твою версию событий, Кира.
Похоже на то, что в качестве главного советника мастер Брондус имеет право помогать стражу закона. Я ему за это благодарна, ведь именно Брондус, по всей видимости, серьезнее всех меня воспринимает. Да еще и знает, зачем я явилась ко двору.
- К сожалению, мы не можем отложить эти слушания до возвращения твоего дяди. Полагаю, он вернется сегодня, но немного позже.
Откуда ему об этом знать? Неужели Арку сказал ему, что отправился собирать сведения в окружении Тоссака?
- Думаю да, мастер Брондус. Я могу говорить?
- Да, начинай.
Понимая, что писец застыл с пером в руке, готовый запечатлеть на пергаменте каждое мое слово, я вспоминаю мужественное выражение лица Дау, когда его били на конюшенном дворе, и высоко поднимаю голову.
- Вчера вечером после ужина я отправилась на мужскую половину отыскать свирель, которую одолжила нашему арфисту Доналу. Нам надо разучить новую балладу его сочинения - мы хотим исполнить ее, когда будем в следующий раз выступать перед гостями лорда Коры. Когда вошел принц Родан, я искала инструмент на полке Донала.
Теперь предстоит самое трудное. Продолжая свой рассказ, я не могу смотреть ни на мастера Ниала, ни на Чернобородого. Поэтому я упорно смотрю на гобелен за спиной лорда Коры, на котором изображены вельможи верхом на лошадях с сидящими на их перчатках соколами и тремя белыми псами, несущимися рядом.
- Принц действительно обвинил меня в воровстве, это чистая правда. Я в ответ сказала ему точно то же, о чем только что сообщила вам, но он мне не поверил. А потом… потом он сказал, что не станет доносить на меня, если я дам ему все, что он пожелает. Судя по всему, принц Родан считает, что в подобных обстоятельствах ему позволительно брать силой женщину из простонародья.
- Она лжет! - орет Родан, да так громко, что все вздрагивают.
Он грозит мне кулаком. Его спокойствию явно пришел конец. Горв кладет принцу руку на плечо.
- Продолжай, Кира, - говорит Брондус, будто ничего не случилось.
- Я ответила ему отказом, но принца это не устроило. Он… Он прижал меня к стене и… попытался мной овладеть. Мне хотелось только одного - чтобы он прекратил. Поэтому когда я сумела освободить руки, изо всех сил его оттолкнула. Он упал навзничь и ударился головой. Я убедилась, что он дышит, и побежала за помощью. Это правда.
Все, дело сделано. Я втягиваю в себя воздух и медленно выдыхаю.
- Если честно, - говорит Чернобородый, - то свирель, как предлог, как-то слабовато. Свирель у бродячих музыкантов явно не одна. И почему тебе попросту было не попросить этого Донала ее тебе вернуть?
Это он правильно заметил.
- Мне была нужна особенная свирель, мастер… прошу прощения…
Я смотрю на мастера Брондуса и перевожу взгляд обратно на Чернобородого.
- Мне не сказали, как этого советника зовут.
«Ему моего имени, похоже, тоже не назвали», - думаю я, но вслух ничего не говорю. В этот момент до меня доходит, что мы с мамой похожи куда больше, чем мне казалось раньше.
- Его зовут мастер Бресс.
- Мне, мастер Бресс, понадобилась большая свирель, которая лучше подходит для новой баллады. Донал сочинил ее в слишком низкой для моего обычного инструмента тональности. Понимаете, когда Донал в этой песне играет на арфе, я пою, а в припевах играю на свирели. И если арфу можно подстроить под более низкую или высокую тональность, то со свирелью этого сделать нельзя. Что же касается Донала, то в зале я его не видела, а причинять кому-либо неудобства его поисками не хотела, потому что многие еще не закончили ужинать.
- Отправившись туда, где тебе совсем не положено быть, ты причинила куда больше неудобств.
- И очень об этом сожалею, мастер Бресс. В той же мере, в какой сожалею, что принц получил ранение. Но его версия произошедшего не соответствует действительности. Верна моя.
Не совсем так, но в контексте разбирательства все верно.
- Кира, у меня к тебе есть один вопрос, - говорит мастер Ниал, - как юная женщина, избравшая ремесло музыканта, может обладать силой, достаточной для того, чтобы отбиться от притязаний взрослого мужчины? Причем не только вырваться, но и толкнуть его так, чтобы он потерял сознание?
О боги.
- Мастер Ниал, как здесь уже говорил сам принц Родан, он потерял равновесие. И, к сожалению, падая, ударился головой. А силу… я унаследовала от отца. Он был очень высоким человеком, и крепким, как дуб.
Ладони становятся влажными. Я только в самый последний момент вспомнила, что отец Киры умер.
- Скажи-ка, - говорит мастер Бресс, и я понимаю, что если бы была действительно виновна, то под этим его взглядом совершенно бы сникла, - почему слова бродячей музыкантши, которая при дворе без году неделя, да к тому же еще юной женщины, должны перевесить версию наследного принца Брефны?
Не в состоянии ничего с собой поделать, я не оставляю его взгляда без ответа, но смотрю не как Кира, а как Ливаун, будущая воительница Лебяжьего острова и дочь родителей, учивших ее мужеству, честности и прямоте.
- Потому что мои слова - правда, а его - нет, - с высоко поднятой головой отвечаю я, - и точнее сформулировать ответ я уже не смогу.
На миг становится тихо, в комнате повисает какое-то странное напряжение, исходящее, как мне кажется, от регента, едва сказавшего пару слов.
- Как называется та баллада, которую ваш друг написал, чтобы развлекать гостей? - небрежным тоном спрашивает мастер Ниал.
А вопрос-то непрост.
- Воронья дорога.
Название ничем не хуже других.
- Напой-ка нам мелодию.
Я молча считаю до пяти.
- Баллада новая и слов я еще пока не выучила, но мотив там примерно такой.
К счастью, мне известно великое множество песен. Выуживаю одну из них из памяти - ту, которую мы здесь точно еще не исполняли, мурлычу куплет и припев, не забывая о низкой тональности.
- Мастер Ниал, - наконец, говорит Кора, - не следует таким образом проверять эту юную женщину.
О боги, теперь он смотрит прямо на меня и выглядит вконец измотанным, будто на него взвалили непосильный груз.
- Благодарю тебя, Кира, - продолжает он, - в отсутствие других свидетелей случившегося, мы должны принять решение, положив на одну чашу весов твои слова, а на другую версию принца Родана.
Он бросает взгляд на стража закона, и тот согласно кивает.
- Родан, с учетом полученной вами раны, мы не просим вас дожидаться нашего вердикта здесь. Вам лучше вернуться в ваши личные апартаменты и отдохнуть. А ты, Кира, подожди в холле.
- Надеюсь, под охраной, - рычит Родан, - не отпускайте эту ведьму, иначе нам всем будет грозить опасность.
На мгновение воцаряется тишина. Похоже, что никто не готов открыто возразить принцу, хотя, по-моему, его высказывание для официального разбирательства звучит не очень уместно.
Мастер Ниал встает.
- Милорд, мы позаботимся о том, чтобы вас проинформировали о результате, как только нами будет принято решение. Желаю вам хорошо отдохнуть.
Горв выводит Родана из зала. Когда за ними закрывается дверь, я чувствую, что расслабляюсь. Больше никогда в жизни не хочу его видеть. Мне хотелось бы рассказать этим могущественным вельможам о том, как он глумился и бил немого конюха. Рассказать, как от него забеременела няня, как он относится не только к ней, но и к собственной маленькой сестренке, совершенно не заботясь об их благополучии. Но не могу. Только не здесь, хотя, по всей вероятности, в любом другом месте тоже. В Брефну мы приехали совсем не для этого.
Я выхожу в холл и совершенно не удивляюсь, видя у двери еще одного стража. Сажусь и жду. Думаю о Брокке, задаваясь вопросом о том, не ушел ли он уже в недосягаемые для меня места. На глаза наворачиваются слезы, но я не плачу. Надо быть сильной. Что там говорил Дау во время нашего странного ночного разговора? «Держи голову высоко поднятой, говори правду и не выказывай гнева». Пока я все делала как надо. Сказала правду о том, что в данном случае имеет значение. Сумела не наорать на Родана. И заступилась за себя.
Ожидание кажется долгим. Интересно, Арку уже вернулся? Ему сказали, где я? Похоже, что нет, иначе он, разыскивая меня, пришел бы прямо сюда. Я опять думаю о Дау и о том, насколько мне помог разговор с ним, пусть даже сам он и не смог ничего сделать. Я пересматриваю свое мнение об этом человеке. В нем есть нечто гораздо большее, чем он готов показать другим.
Я уже начинаю думать, что эти властители судеб просовещаются за закрытыми дверями весь день, не дав мне времени сходить к сказительнице, но в этот момент дверь открывается, и выходит мастер Брондус. Я встаю, но он машет мне рукой, веля сидеть, затем приказывает стражу подождать за дверью. После чего опускается на скамью рядом со мной.
- Из-за тебя, Кира, мы оказались в неловком положении, - говорит он.
Я молчу. Теперь его манеры изменились, он говорит вполголоса и непринужденно, как с другом. Надеюсь, ему можно верить.
- То, что это произошло, когда до церемонии коронации остается совсем немного времени, достойно всяческих сожалений, - продолжает Брондус, - во дворце полно гостей. Конфликт с участием принца, за которым следует судебное разбирательство, каким бы ни оказался его результат, развяжет языки и, не исключено, положит начало… волнениям. Недоверию. Мы и без того уже столкнулись с существенным кризисом, который минувшим вечером, по всей видимости, прошел мимо тебя. В нескольких милях отсюда было совершено нападение, убиты несколько наших воинов. Нам пришлось в спешном порядке собрать отряд, который незамедлительно, той же ночью, выступил, чтобы дать отпор. Мы все еще ожидаем его возвращения. Тем временем, лорд Кора желает решить твой вопрос быстро и разумно. Мы не хотим, чтобы в народе поползли слухи о роковых знамениях.
Я киваю. В его словах содержится невысказанный посыл, касающийся не только Родана, но и пропавшей арфы. Если поведение принца вызовет даже малейшие подозрения, многие станут шептаться, что он не подходит на роль короля Брефны. Кора с его советниками этого не хотят, особенно если учесть, что арфа пропала, а День летнего солнцестояния все ближе и ближе.
- Я вполне могу представить себе, с какой целью ты отправилась на мужскую половину, как и, вероятно, регент. Но поделиться этими сведениями с мастером Ниалом или мастером Брессом мы не можем, потому что ни тот, ни другой не знают об истинной цели твоего пребывания здесь. Следовательно, в этой ситуации у нас есть выбор. Если мы тебя отпустим, и ты опять столкнешься с принцем Роданом, результаты могут оказаться плачевными. Для него. Уверен, ты это прекрасно понимаешь.
Мы ходим вокруг да около чистой правды без прикрас.
- Плачевными результаты могут оказаться и для меня, - говорю я.
- Лорд Кора всеми силами старается до Дня летнего солнцестояния оградить принца от любых неприятностей, - говорит Брондус, - и страстно желает, чтобы ваша… труппа… вовремя выполнила поставленную перед вами задачу. В моем понимании это потребует от тебя полной отдачи сил.
- Так оно и есть.
- Мастер Ниал готов объявить произошедшее несчастным случаем и сообщить, что никаких официальных обвинений ни против кого выдвигаться не будет. Лорд Кора настоял, чтобы ты прилюдно извинилась перед принцем. Для этого мы выберем надлежащие время и место. Кроме того, с этой минуты ты будешь находиться под постоянным присмотром дядюшки и пообещаешь больше не впутываться в подобные истории. Мастер Ниал составит полный протокол прений, который будет храниться запертым на ключ.
«Выдохни, - говорю я себе, не решаясь в это верить, - все кончено. Ты свободна».
- Прилюдно извиниться… - говорю я, представляя, как буду в присутствии Родана приносить извинения. - Думаете, принцу этого будет достаточно? Он злился. Злился так, что готов был ударить.
Брондус смотрит мне прямо в глаза.
- Кира, давай придерживаться фактов. Ударил не принц Родан, ударили его.
Я вдруг понимаю, что знаю достаточно - унижение и избиение Дау, беременность Мааре, их с Ашллин синяки, - чтобы бросить огромную тень сомнений на нрав будущего короля Брефны, если решу поделиться с гостями. Энергичные речи принца и его дружелюбные манеры на публике представляют лишь одну сторону его натуры. Да и потом, есть еще слова Дау о том, что Родан, вероятно, боится будущего. Но я не стану ничего никому рассказывать, какой бы заманчивой ни выглядела сейчас эта возможность. Потому что приехала сюда помочь принцу Родану взойти на трон.
- Дядюшка Арт не сможет присматривать за мной денно и нощно, - говорю я.
- Частности я предоставлю ему. И как только он вернется, сразу же с ним поговорю. А пока наш страж отведет тебя в комнату для репетиций, и я настоятельно рекомендую тебе не покидать ее до тех пор, пока к тебе не присоединится дядюшка. От принца держись подальше. Ты женщина умная и вполне способна все понять. Если что-то подобное повторится, у нас не будет другого выбора, кроме как посадить тебя под замок или отправить восвояси.
Я хочу сказать ему, до какой степени это несправедливо, но, думаю, что делать этого все же не стоит. Брондус ведь тоже умен. О том, чтобы добиться справедливости, речь в данном случае не идет, дело совсем в другом - воспрепятствовать изменчивому нраву принца отнять у него трон.
- Хорошо, мастер Брондус, - кротко говорю я, потому что сейчас важно лишь поскорее отсюда выбраться и отправиться на поиски Брокка, пока меня не остановил Арку.
- Спасибо тебе. Теперь я попрошу тебя пройти в совещательную палату и подписать документы.
Писец потрудился на славу. Когда я переступаю порог, он ставит перо в подставку, закрывает чернильницу и посыпает пергамент песком, чтобы он быстрее высох. Затем относит его и кладет на большой стол перед мастером Ниалом, который неторопливо его читает.
- Замечательно, - наконец, говорит он, - принесите перо и чернила.
Он ставит подпись, поворачивает пергамент, чтобы он оказался передо мной, касается пальцем и говорит:
- Подпиши здесь.
- Прежде чем подписывать, мне надо его прочесть, - спокойно отвечаю я, - одну секундочку.
И пробегаю глазами лист, в котором ситуация изложена в точности в том виде, в каком ее представил Брондус. Несчастный случай, никаких обвинений, никаких наказаний. Официальные извинения. Пункта о том, чтобы держаться от Родана подальше, нет. Я этого и не ожидала. Дочитав документ до конца, я беру перо и подписываю его, но не крестиком или отпечатком пальца, как наверняка ожидал страж закона, а росчерком своего имени. Меня так и подмывает подписаться «Ливаун из Уинтерфолла». Заявить в полный голос. Сказать правду и свершить истинное правосудие. Но вместо этого я расписываюсь как Кира, дочь Иивара - так Брида назвала моего вымышленного отца.
На пергаменте есть место для еще одной подписи, надо думать, Родана. Интересно, как они убедят его согласиться? Заявят, что он солгал, и им об этом известно? А может, принц примет на веру то, что ему не стоит привлекать к себе нежелательного внимания, когда до его коронации остается совсем немного времени?
- Вот и славно, - говорит мастер Ниал, - можешь идти. Насколько я понимаю, мастер Брондус установил для тебя некоторые правила. Мы отпускаем тебя при условии, что ты не будешь покидать стен замка и приближаться к принцу Родану. Он, разумеется, придет выслушать твои извинения, и будет присутствовать на ваших вечерних выступлениях в парадном зале, но поскольку за тобой в это время будет постоянно присматривать дядя, я не предвижу никаких трудностей. Ты даешь слово, что будешь соблюдать эти правила?
- И еще одно, - говорит Кора, смотрит прямо на меня, и я вижу в глазах этого человека такую тревогу, что тут же испытываю к нему что-то вроде симпатии, - распространяться на эту тему ты не будешь. Ни к чему давать повод для пересудов. Ни одного предосудительного слова. Вопрос решен, обвинения не выдвинуты, принц пошел на поправку, в деле можно ставить точку. Твоего дядю в известность мы, разумеется, поставим, но больше об этом не должен знать никто.
- Понимаю, милорд, я сделаю все как вы велите.
Мне не нравится ему лгать. Не давать повода для сплетен - согласна. Но не покидать стен замка? Этому не бывать.
19.Брокк
Я просыпаюсь поздно, когда солнце уже высоко. Где я? Что случилось? Поднимаю глаза и вижу над собой не балки крыши, а полог из зеленой листвы, простирающийся над гнутыми прутьями. Кровать, на которой я лежу, узкая. Покрывало, как по виду, так и на ощупь, соткано из лебяжьего пуха и длинных прядей шерсти.
- Пей, - говорит чуть ли не в ухо тоненький голосок, от которого я резко сажусь, - это не причинит тебе вреда, - добавляет небольшого росточка существо, сидящее рядом со мной на подушке с чашкой в руках, - это вода из ручья, можешь пить ее безбоязненно.
Я наверняка сплю. Существо чем-то напоминает ежа, но у него слишком большие глаза, а ручки почти человеческие, только очень маленькие. Я беру чашку, бормочу слова благодарности, и ко мне возвращаются воспоминания о вчерашнем дне. Нет, это не сон, это реальность, но очень странная.
После разговора со сказительницей я шел через лес. Пел, а вместе со мной пела и женщина, которой я не видел. А потом прошел сквозь стену, но, вопреки ожиданиям, столкнулся лицом к лицу не с прекрасной девушкой, а с пестрой толпой причудливых созданий. Одни из них напоминали лесных зверушек, другие людей, остальные представляли собой нечто среднее между первыми и вторыми. Всего их было, наверное, около тридцати, и как только я появился, они засыпали меня вопросами. Меня многие считают искусным певцом, но, столкнувшись с ними, я совершенно потерял голос.
- Приветствую тебя, Бард, - вышло вперед существо повыше, ростом с двенадцатилетнего мальчика, с ног до головы покрытое рыжеватым, шелковистым мехом, с пушистым хвостом и лицом одновременно молодого человека и невиданной зверушки, - замечательная баллада, правда?
Его слова встречает гикающий, лающий хор одобрительных возгласов.
- А ты быстро соображаешь, - продолжает Мальчик-Лис, - королеве это нравится.
Никакой королевы я нигде не видел, разве что в этой роли выступало вот это похожее на сову существо или вон то создание со сложенными крыльями, змеиными глазами и блестящими серебристыми волосами, спадающими на плечи. Хотя королевой могло оказаться и существо, обладавшее более человеческими чертами. Я не мог выдавить из себя ни единого слова. Почему Мальчик-Лис назвал меня Бардом? Только потому, что я пел по пути сюда, или они знали обо мне и раньше? Я прочистил горло, склонился в почтительном поклоне и сказал:
- Для меня большая честь познакомиться со всеми вами.
Эти слова вырвались из груди нервным хрипом. По толпе пополз шелест, перемежавшийся восклицаниями и повизгиваниями - где-то одобрительными, где-то изумленными.
- Я знаю, как редко вы допускаете в свои владения таких, как я.
- А каких это «таких»? - спросило одно из созданий.
- Тсс! - цыкнуло на него другое.
- Давайте подождем королеву, - предложил Мальчик-Лис, - пойдем, мы предлагаем тебе немного подкрепиться ягодным вином нашего собственного изготовления, лучшими сырами, пищей, достойной короля.
- Благодарю вас, но нет. У меня есть бурдюк, из него я и попью. А если проголодаюсь, то перекушу чем-нибудь из собственных припасов.
- Ух ты, - воскликнуло одно из существ, произнеся первое слово высоким тоном, а второе низким, словно веселясь.
- Я бард, и сказки научили меня осторожности.
- Стало быть, - вставляет слово создание с выпученными глазами, внешне похожее на змею, обвившую кольцами ствол дерева, - ты отказываешься есть нашу пищу и пить наше вино. Но при этом порог нашего дома ты переступил, не оглянувшись назад. И это, по-твоему, осторожность?
Замечание действительно справедливое.
- Я пришел сюда по собственной воле, это действительно так. И надеюсь таким же образом отсюда уйти. А вашу пищу мне лучше не есть, какой бы восхитительной на вкус она ни казалась. - Я замолчал, толком не понимая, много ли им можно сказать. - Ваша королева… она где-то здесь? Это она пела? Это ее голос я слышал?
- Ты задаешь слишком много вопросов, - ответил Мальчик-Лис.
- Я надеялся, королева удостоит меня аудиенции. Есть один вопрос, который мне хотелось бы с ней обсудить. Дело не терпит отлагательств.
- Это же надо, а! - насмешливо протянул кто-то. - Не терпит отлагательств!
Остальные, сбившиеся на поляне, тут же начали повизгивать, щебетать и перешептываться.
- Королева удостаивает аудиенции, когда сама пожелает. Так что тебе придется ее подождать.
Эти слова Мальчик-Лис произнес негромко, но столпившиеся вокруг создания все равно затихли. Я понял, что в этом королевстве он выполняет примерно ту же роль, что мастер Брондус - обеспечивает покой и поддерживает порядок. И вполне может оказаться правой рукой королевы.
В этот момент, без всяких фанфар и лишнего шума, среди нас появилась королева.
- Благодарю тебя, Рябинник, - сказала она, - а вы успокойтесь. Вместо того чтобы набрасываться на нашего гостя с вопросами, давайте встретим его радостными лицами и словами утешения.
Да, пела действительно она, ее голос можно было узнать безошибочно. Королева отнюдь не была величественной и внушительной, чего вполне можно было бы ожидать от властительницы Маленького народца. Она больше напоминала девушку, которую я мог бы повстречать дома на деревенском балу, мечтая в один прекрасный день на ней жениться. Сейчас, когда я лежу в этом странном пристанище, слушая пение птиц за его стенами, тот ее первоначальный образ по-прежнему живо предстает перед моим мысленным взглядом. Ростом она не доставала мне до плеча, была стройной, с изумительно сложенной фигуркой и кремово-розовой кожей, свежей, как лепестки цветов. Каштановые локоны аккуратно стянуты на затылке небесно-голубой лентой. Большие серые глаза смотрели открыто и ясно. Она улыбнулась мне, и я ни на секунду не усомнился в искренности ее радушия. Вместо королевской мантии на ней было скромное платье того же цвета, что и лента в волосах. Выглядела она примерно моей ровесницей. Королева Маленького народца отнюдь не выглядела сверхъестественным созданием, по крайней мере, не больше, чем я.
- Благодарю вас, миледи. Меня зовут… Меня зовут Брокк. Я музыкант.
- Мы знали это и раньше, еще до того, как услышали сегодня твой голос. Потому что следили за тобой в твоих странствиях. Не пугайся и не думай, что шпионить способны только люди.
Я лишился дара речи. Они следили за мной в моих странствиях? Но почему? Что она хочет этим сказать? Что ей известна истинная цель нашего приезда в Брефну? У меня не было ни малейших сомнений в том, что на Лебяжьем острове даже у королевы Маленького народца не может быть шпионов.
- Меня зовут Эрнья.
Голос ее изменился, теперь она говорила тоном повелительницы.
- Я правлю этой страной, простирающейся от гор на западе до леса на востоке, и от сверкающего, носящего мое имя озера до диких краев на юге. Мое царство лежит за пределами, за гранью, над миром людей или, если угодно, под ним. Однако существуют порталы, через которые порой проходит кто-нибудь такой, как ты. Иногда намеренно, иногда случайно, сразу и не поймешь. Может, со временем, ты мне об этом расскажешь.
- Со временем… да, но времени у меня немного. К ночи моя сестра ждет моего возвращения.
Мне надо было сказать «девушка, с которой мы вместе играем». Надо было назваться Доналом. Однако врать ей казалось неправильным. Я чувствовал, что, прибегнув ко лжи, потеряю шанс завоевать ее доверие.
К Ливаун королева, похоже, не проявила никакого интереса.
- Рябинник, ты предложил нашему гостю подкрепиться?
Рябинник был не кто иной, как Мальчик-Лис.
- Предлагал, но получил отказ. Наш гость слушал слишком много сказок.
- Сказок слишком много не бывает, - усмехнулась Эрнья. - Они напоминают медовые пряники. Достаточно попробовать один, как тебе тут же хочется еще, потом опять, и с каждым разом все больше. А стоит тебе самому рассказать сказку, как тут же возникает желание повторить собственную историю, но уже немного иначе. Превратить ее в стихотворение или написать песню. Ты согласен, Брокк?
- С точки зрения музыканта, вне всяких сомнений. Но вынужден вам сказать, что так думают далеко не все. Что же до того, чтобы поесть, то я лучше попью из своего бурдюка и подкреплюсь собственными припасами.
О том, что они практически подошли к концу, я ей не сказал.
- У меня нет возможности остаться здесь надолго.
Среди собравшихся вновь послышались перешептывания и щебет. Эрнья бросила на подданных взгляд и жестом приказала разойтись. Те рассыпались в разные стороны и исчезли кто в лесу, кто в расселинах камней. Рябинник остался, переводя взгляд с королевы на меня и обратно.
- Можешь идти, Рябинник, - ласково сказала Эрнья, - здесь я в полной безопасности. Если ты за меня беспокоишься, подожди под дубом, где мы обычно устраиваем советы. Оттуда тебе будет хорошо нас видно, и если менестрелю вдруг вздумается на меня наброситься, ты услышишь мои крики о помощи.
Рябинник отошел, хотя и неохотно. Исполняя при ней, как мне показалось, функции защитника, советника и стража, он вызывал у меня симпатию. Ведь кто я, по сути, такой? Разве не чужак, вторгшийся без приглашения?
Эрнья села на поросший мхом ствол поваленного дерева и похлопала по нему ладонью рядом с собой. Я сел, все такой же безмолвный. В голове роилась туча вопросов. Верить ей не составляло труда. Она казалась такой милой и естественной. В моем мире мне наверняка захотелось бы с ней дружить. Но этот мир принадлежал ей, и она хоть и выглядела как деревенская девушка, на самом деле была феей и королевой.
- Зачем ты пожаловал сюда, бард?
Мне очень хотелось сказать ей правду: что пропала Арфа Королей, и мне нужно выяснить, не причастна ли к ее исчезновению она или кто-то из ее подданных. Но это нарушило бы главное правило миссии.
- Я слышал легенду, ее мне рассказал один друид. Об Арфе Королей, на которой будут играть во время коронации нового короля Брефны в День летнего солнцестояния. В ней говорится о том, как арфа в незапамятные времена оказалась в руках людей залогом обета поддерживать мир между Маленьким народцем и людьми.
- Я знаю эту легенду, - сказала Эрнья, - этот дар обеспечивал моему народу право спокойно жить на этой замечательной земле. Арфа стала гарантией того, что люди не будут вмешиваться в наши дела, не станут рубить наши деревья, строить плотины, возводить без разрешения мосты и будут чтить наши границы. Ты, Брокк, я вижу, удивлен. Для этого людям достаточно лишь соблюдать соответствующие ритуалы и обращаться к нужным духам. Плюс к этому, разумеется, благоразумно растить урожай и скот, а когда кому-то из нас нужно прийти в их мир, проявлять определенную терпимость. К несчастью, это древнее соглашение, очевидно, стирается из памяти правителей Брефны, равно как и из сознания обычных людей. Когда в прежние времена играли на Арфе Королей, это было символом долговременного сотрудничества между двумя народами. Но я опасаюсь, что теперь значение этого ритуала понимают далеко не в полной мере.
- Но традиция, несмотря ни на что, не угасла. Я имею в виду ритуал, музыку. Некоторые понимают это до сих пор.
- Друиды.
Судя по голосу, Эрнья не была склонна доверять братству.
- Но их влияние слабеет.
- Другие понимают тоже.
Я не был уверен, что стоит упоминать сказительницу.
- Понимаю. Ты имеешь в виду Хозяюшку Джунипер.
Так звали целительниц, как мою маму: Хозяюшка Блэкторн, знахарка, травница, мастерица решать проблемы.
- Да, я пришел к ней. Подумал, что она может знать об упомянутых в легенде порталах. Мне показалось, что я могу… отыскать здесь ответы.
Мы немного посидели молча.
- Ответы, Брокк? Какие именно?
- Об Арфе Королей и о той музыке, которую на ней исполняют в День летнего солнцестояния, - сказал я, - а еще, пожалуй, на вопросы о самом себе.
Произнеся эти слова, я отрезал себе путь к отступлению.
- О, - ответила Эрнья, соображавшая очень и очень быстро, - тебе интересно, кто ты. Или, точнее, что.
Когда я ничего на это не ответил, она продолжила:
- Познакомившись ближе с моим народом, ты, вероятно, будешь готов задать эти вопросы, на которые так трудно и болезненно узнать ответы. У меня, Брокк, тоже есть вопросы. По той простой причине, что я такая же, как ты. Я тоже могу считать своей и расу людей, и Маленький народец.
Я потрясенно не сводил с нее глаз. Она что, хочет сказать, что в ее жилах течет смешанная кровь, что она наполовину человек, а наполовину фея? Но как такое создание могло стать королевой Колдовского мира?
- Тебя это удивляет? Возможно, в один прекрасный день я поделюсь с тобой своей историей, а ты поведаешь мне свою. Но сейчас нам стоит обсудить более насущные вопросы. Поговорить о том, что мы должны сделать. Это очень важно. Как для твоего, так и для моего мира.
- Нам… - эхом отозвался я. - То есть мне и вам? Но…
- Но ты не можешь здесь остаться? Даже если твое присутствие и та работа, которую я попрошу тебя выполнить, необходимы для выживания моего народа? Даже если все это со временем даст тебе те самые ответы, которые ты так хочешь получить?
- Я не знаю, что вы имеете в виду. И… если честно, то я собирался вернуться сегодня до наступления темноты. Надеялся, что…
Продолжать дальше у меня не получается. Думать, что я смогу прийти сюда, получить ответы об арфе, а потом отправиться в обратный путь, было с одной стороны глупо, с другой - эгоистично. В легендах обитатели Колдовского мира никогда ничего не отдают просто так. У каждого дара, включая и сведения, есть своя цена.
- О какой работе вы говорите? Почему она так важна?
Нужно, чтобы я оказал Маленькому народцу услугу? Да такое даже представить невозможно.
- Мне от тебя нужна песнь, - говорит Эрнья, - баллада, которую сами мы сочинить не можем, потому что среди нас больше нет барда. Песнь о мире. Песнь, способная пробудить душу народа, каким бы выродившимся он ни казался. Песнь, способная тронуть даже самые черствые сердца, превратившиеся в камень, и принести понимание даже в самые заскорузлые умы. Песнь, повествующая о красоте Брефны, как в твоем мире, так и в моем, об узах между землей и людьми. Думаю, тебе это под силу.
Чего-то подобного, вероятно, мне следовало ожидать, ведь музыка - лучший дар, какой я могу предложить. Но перед тем как ответить, я все равно колеблюсь.
- Для меня это большая честь, миледи.
- Мы здесь одни, Брокк. Прошу тебя, давай на «ты», зови меня Эрнья.
- Хорошо, Эрнья. Такую балладу в два счета не сочинить. Нельзя, да и не стоит. К тому же, у меня нет с собой арфы.
- У нас есть один старинный инструмент, который ты вполне можешь использовать. А насчет того, сколько это займет времени, то бард у нас ты, а не я. В эту балладу, Брокк, тебе надо вложить все свое умение. Чтобы увлечь дух моего народа, ты должен его узнать. Пожить с нами, поговорить, послушать наши сказания и легенды.
- Я… я все понимаю. Но повторяю, меня ждут при дворе. Сегодня до наступления темноты. И чем дольше я буду отсутствовать, тем больше будут беспокоиться за мою безопасность. Меня, возможно, начнут искать.
Я отлично понимаю, что Ливаун, узнав, что меня сегодня не было в неметонах, тут же отправится на поиски, не подумав о том, что по этому поводу скажет Арку. И если я соглашусь выполнить просьбу Эрньи, то тем самым поставлю крест не только на своем будущем на Лебяжьем острове, но и на будущем сестры.
- Через портал могут пройти только те, кого мы рады видеть, - говорит Эрнья, - нынешние времена таят в себе множество опасностей.
- Портал передо мной открыла музыка? Или твои подданные следили за мной с того самого момента… как я появился в Брефне?
Эрнья хоть и улыбнулась, но в ее глазах плескалась печаль.
- Да, музыка действительно открывает врата, но только если те, кто за ними живут, сами желают впустить гостя. Что касается слежки, то мои люди сообщили мне о барде с редким голосом и пальцами, проворно перебирающими струны арфы, о человеке, таланты которого предполагают, что в его жилах течет колдовская кровь, хотя он и живет не в нашем мире. Услышав твое пение за стеной, я сразу поняла - ты тот, кто нам нужен. Твоя песнь должна стать мостом между Маленьким народцем и людьми. Она должна говорить и с теми, и с другими. Напоминая, что в трудные времена мы сможем выжить, только питая друг к другу взаимное доверие и уважение.
Она положила ладонь на мою руку и взглянула на меня сияющими глазами. Мои щеки полыхнули жаром.
- Помоги нам, Брокк, - тихо попросила Эрнья, - прошу тебя, помоги.
- Если хочешь, я могу остаться здесь до завтра и послушать рассказы твоего народа. Но что касается баллады…
Я уже тогда слышал в голове ее мелодию. В моей крови размеренно и мощно стучал ритм. Мне хотелось, чтобы рядом оказалась Ливаун и помогла мне. Такая песня, героическая и зовущая, больше подошла бы ее голосу, чем моему.
- К завтрашнему дню я сделаю все, что смогу.
Эрнья вскочила и хлопнула в ладоши.
- Ох, огромное тебе спасибо! Давай я соберу свой народ.
Она откинула голову и издала высокий, пронзительный клич. От него у меня вдоль позвоночника прокатилась волна дрожи. В следующее мгновение нас окружили все те же существа, вероятно, с парой новеньких - я увидел некое подобие ястреба и создание с кожистыми крыльями, как у летучей мыши. Они устроились вокруг: кто разлегся на камнях, кто уселся в ветвях деревьев, кто угнездился в дуплах. На ветки над нашими головами слетела стайка крохотных птичек и выстроилась в ряд. Рябинник расположился поближе к Эрнье. Давай я соберу свой народ. Неужели эти тридцать с небольшим созданий представляют собой все, что осталось от Маленького народца, обитающего в этом лесу?
- Бард сочинит для нас песнь, - объявила Эрнья.
Эти слова встретил хор шепота, гиканья и визга. Пара небольших созданий от возбуждения запрыгали на месте.
- За это мы должны приготовить ему жилье и принести из мира людей еду и питье. Нельзя допустить, чтобы наш бард ослаб от голода. Рябинник, поручишь это малышам. Вели им соблюдать предельную осторожность.
- Слушаюсь, миледи.
- В своих стихах Брокк демонстрирует незаурядный ум, от него ничего не ускользает. Он пообещал побыть с вами, поговорить, послушать то, что вы ему расскажете. Но облечь каждое сказание в песнь ему не под силу. Только то, что важнее всего для нас, для нашего народа, нашего будущего.
Они принялись совещаться друг с другом, и поляну заполонил приглушенный щебет. В обсуждении не принимал участия один лишь Рябинник, державшийся начеку с торжественным выражением лица. Вскоре обсуждение закончилось, и вперед вышло существо, представлявшее собой наполовину женщину, наполовину сову.
- Я считаюсь придворным мудрецом, - произнесла она голосом, в котором слышалась собственная, запоминающаяся музыка, - меня зовут Ночная Тень. Для нас давно наступили печальные времена. Времена скверные. Времена горя и страха. Вам наверняка известно о тварях, которых некоторые называют Вороньим племенем.
- Да, я о них действительно знаю. Народ Брефны - я говорю о людях - их боится. Ходят слухи об украденных ягнятах, о зверски убитых животных. Равно как и о нападениях на мужчин и женщин. Существуют разные мнения о том, что представляет собой это Воронье племя и как с ним совладать.
- Опасность грозит всем, - мрачно изрекла Ночная Тень, - вам, вероятно, интересно, отчего народ Эрньи столь малочислен.
- Малочислен, малочислен, - отозвались мрачным эхом собравшиеся, - нас, бард, становится все меньше и меньше. И это происходит так быстро, что если мы в ближайшее время не отыщем ответов, то исчезнем все до последнего за одну человеческую жизнь. А без нас Брефна никогда уже не будет такой, как раньше. Мы хранители деревьев, ручьев, скал, холмов, пещер, высоких холмов и глубоких провалов. Без нас эта прекрасная земля утратит магию.
Она что, хочет сказать, что Воронье племя истребляет народ Эрньи, пытаясь его вытеснить? Мне вспомнилось то, что Дау рассказал Арку. Он подслушал слова Родана, который предложил вырубить этот лес, чтобы избавить Брефну от угрозы. Эта идея глубоко потрясла меня еще до того, как я узнал, что здесь действительно живет Маленький народец.
- Поэтому песнь, которую ты, бард, для нас сочинишь, - продолжила Ночная Тень, - станет самой важной из всех, что ты когда-либо сочинял. Мы будем петь ее, когда в лесу раздастся крик Вороньего племени. Мы будем петь ее, идя на бой, погибая от острых клювов и рвущих нас на части когтей. Будем петь ее детям, как мало бы их ни осталось, чтобы в их душах даже в эти бесконечно мрачные времена сохранялась надежда. Она станет нашим посланием людям, гласящим, что сильными мы можем стать только вместе.
Воцарилась полная тишина. За один день или ночь такого не сделать. Если я соглашусь, мне придется задержаться в Колдовском мире намного дольше. А что если я останусь здесь до самого Дня летнего солнцестояния?
Тишину нарушил шепот, народ Эрньи заволновался. Они боялись, что я откажусь, разрушив их надежды. Для чего, в их представлении, эта песня была нужна? Мне казалось, что она должна быть гораздо глубже, чем просто зажигательная песенка, призванная кого-то воодушевить.
- Это непросто, - спокойно сказала Эрнья. - Справишься?
- Да, справлюсь.
Разве я мог ответить иначе, когда все эти создания доверились мне? Я напишу песнь. Сделаю все, что смогу. Буду работать без сна, в надежде, что это отнимет не так много времени, как казалось вначале.
- Мы очень рады.
Эрнья положила руку мне на плечо. Все тело отозвалось на это прикосновение, и я не знал, магия ли это или нечто гораздо более простое.
- Проследи за приготовлениями, Рябинник. Я хочу, чтобы наш бард устроился со всеми возможными удобствами. Что до остальных, то я попрошу каждого по очереди с ним поговорить и рассказать свою историю. Ему вряд ли будет работаться лучше в осаде сонма посетителей. Ночная Тень, тебя я прошу принести Брокку нашу арфу. Чтобы закончить вовремя, мы должны начать тотчас же.
Теперь, при свете дня, я сижу на лежанке, стараясь не потревожить сидящее рядом колючее существо. Беру чашку, которую оно мне предлагает, и пью. Вчера мне принесли пищу, по их словам, из мира людей, и я поел, потому что не могу писать стихи на голодный желудок. Мне пришлось много часов сидеть в этой маленькой хижине и слушать рассказы подданных Эрньи - о красоте лесов, об опасности, которую таят в себе волки, орлы и вороны; окрасоте весенних первоцветов, о ярких крыльях бабочек; орождении младенцев, хотя такого, как мне сказали, не было уже давно. Они принесли мне перья, чернила и кору ивы, чтобы я мог на ней писать. Когда чернила заканчивались, похожее на белку существо приносило в половинке яичной скорлупы следующую порцию. Я слушал, запоминал и записывал до тех пор, пока открытые глаза не отказались что-либо различать, а строчки не спутались в клубок на лежавшей передо мной дощечке. Распрощавшись с последним посетителем, я прилег на лежанку, намереваясь пару часов поспать и встать отдохнувшим. Но коварное тело повело себя иначе, а подданные Эрньи меня не разбудили. Я не только проспал весь
остаток ночи, но и, по всей видимости, прихватил приличную часть утра. За окном ярко светит солнце, я потерял кучу бесценного времени.
- Вода для умывания у двери, - говорит еж, - еда на маленьком столике. Из твоего мира. Так что ешь и не бойся. Ее принесли Травка-Мотылек и Шапочка-Крохотка.
О боги, я чувствую себя так, будто вот-вот опять упаду и просплю до самого вечера. Но вместо этого потягиваюсь и с трудом поднимаюсь на ноги.
- Спасибо. Как тебя зовут?
- Шубка-Чертополох.
Когда я, спотыкаясь, бреду к столу, за которым работал вечером, существо добавляет:
- Сначала умойся, потом поешь. И только после этого займись музыкой.
- Но…
Что «но»? Шубка-Чертополох совершенно прав, я не смогу достойно справиться с работой, которая нужна Эрнье, если ослабею от голода. И если мне суждено пока оставаться в этом крохотном домике и спать в этой постели, то вряд ли есть смысл отказываться содержать себя в чистоте.
- Конечно. Спасибо тебе.
Вскоре я уже готов вновь приступить к работе. Хотя арфа, которую мне принесли, старая и незамысловатая, настройка у нее просто идеальная. Она легче моей, но хорошо мне подходит. К тому же, на ее звуки вокруг неизменно собираются слушатели. Едва я успеваю разогреться «Скачущим Артаганом», как в дверном проеме хижины уже теснится горстка небольших существ, а другие заглядывают в крохотные окошки. Под их неусыпным присмотром я пробую сыграть мелодию, над которой работал, - серьезную и торжественную, соответствующую моменту. Собравшиеся смотрят и слушают, словно зачарованные, словно в музыке сокрыта магия. Меня это печалит. Эрнья сказала, что барда среди них больше нет, но у нее самой восхитительный голос, кроме того, у них наверняка есть и другие исполнители. Надо найти время и забавы ради предложить им несколько песен, чтобы они мне подпели. Ничто так не ободряет сердца, как музыка.
В какой-то момент, когда я сижу и сражаюсь с рифмами, тишину сотрясает пронзительный крик. Звук внезапно обрывается, я роняю перо и тянусь к поясу за ножом, которого там нет. Оглядываюсь в поисках какого-нибудь оружия, но так ничего и не нахожу. Ничего страшного, я же воин с Лебяжьего острова. Небольшие создания, толпившиеся в дверном проеме и заглядывавшие в окна, исчезают. Я слышу, как они бросаются бежать. Где-то наверху шумно хлопают крылья.
Я осторожно выхожу за дверь. Пока никого не вижу. Я поднимаю палку, достаточно тяжелую, чтобы причинить вред, но достаточно легкую, чтобы ею можно было орудовать одной рукой, и направляюсь к тому месту, где обычно собирается Маленький народец. Там стоит Рябинник - тоже с увесистой палкой в руке и с ножом за поясом. Оружие видно достаточно хорошо, чтобы понять, что сделано оно из кости.
- Что случилось? - спрашиваю я, когда он машет мне, приглашая следовать за ним по узкой боковой тропинке меж зарослей ежевики. - Воронье племя напало?
- Они забрали Травку-Мотылька и Шапочку-Крохотку. Ты поможешь?
С этими словами он бросает взгляд на палку в моей руке.
- Если смогу. Сколько их?
- Неизвестно. Они боятся огня, но мы не можем развести его здесь, где так густо растут деревья. Нам придется дать им бой на открытом месте.
Нам. Он хочет сказать, что мы с ним вдвоем должны выступить против стаи злобных крылатых созданий?
- Но…
- Наша магия против них бессильна. Огонь. Мужество. И все, что ты, бард, только сможешь предложить. Вперед!
Плотный кустарник уступает место каменистой почве, кое-где поросшей травой. Перед нами простирается поляна, посреди которой лежит маленькая окровавленная фигурка. Лежит без движения. Я собираюсь броситься к ней, но Рябинник меня останавливает.
- Нет, - шепчет он, - это ловушка.
- Но она может быть еще жива.
Я сын знахарки и мог бы ее спасти.
Рябинник яростно машет рукой. Нет. Жди.
Я их вижу. Они уселись на дубе по ту сторону поляны. Четыре… нет, пять тварей с темными крыльями, чем-то похожих на ворон, хотя я никогда не видел у этих птиц таких странных глаз и столь уродливых когтей. Это не птицы, а существа, маскирующиеся под ворон, чтобы скрыть свою истинную природу. Одно из них расправляет крылья, устремляется через поляну и садится где-то над нашими головами. Может, они нас заметили?
- Огонь, - произносит одними губами Рябинник.
Я их вижу: цепочку маленьких созданий с факелами в руках, показавшихся из-за каменного выступа и уверенно идущих к поляне. Ведет их сама Эрнья - высоко подняв голову и крепко сжимая в руке факел. За ней шагает мудрая Ночная Тень, а следом - остальные, такие маленькие. О, всемогущие боги! Я не знаю, что это - акт высшего мужества или безрассудная жертва, знаю лишь, что должен им помочь. Рябинник, должно быть, задумал с моей помощью заманить Воронье племя на этот огонь. Неразумная стратегия. Выйдя из укрытия, мы не успеем сделать и десяти шагов, как нас убьют. И если в заложниках у врага кто-то из Маленького народца, то этот заложник тоже умрет. Я могу сражаться и погибнуть, как и подобает воину с Лебяжьего острова. Но я не только воин, но и бард. И самое главное мое оружие - это голос.
«Отойди!» - машу я Рябиннику. Выхожу из укрытия, делаю глубокий вдох и пою. В этой песне нет слов, одна лишь скорбь, наводящая ужас. Прежде я никогда не издавал таких звуков. Во мне пульсирует их мощь, от меня исходит их сила, присущий им ужас заполняет окружающее пространство, от них дрожат и трепещут листья. На солнце набегает туча, и над поляной проносится порыв ветра, ледяного, как сама смерть.
Эрнья с подданными замирают на месте, высоко подняв факелы и образовав огненный барьер. Воронье племя над моей головой ерзает на своем насесте и как-то странно каркает. Одна из тварей пикирует на меня. Мною словно овладевает безумие, я мужественно стою и не пригибаюсь, даже когда она подлетает ко мне настолько близко, что задевает крылом щеку. На миг мы встречаемся взглядами, и я вижу в ее глазах не бешенство, не вызов, а подлинный ужас. Рядом стоит Рябинник, полосуя костяным ножом. Настоящий воин! Тварь падает и бьется на земле. Рябинник добивает ее палкой. Метя прямо в него убийственным клювом, вперед бросается еще одна тварь. Он не успевает выхватить нож. Я наношу удар палкой, птица кричит, взмывает по кривой спирали ввысь, и вот ее уже не достать. Я слышу, как она падает в заросли ежевики на противоположном краю поляны.
Я по-прежнему пою. Пою как никогда прежде. Грозные звуки рвутся из самых глубин моего естества, из груди, из гортани - магией, которой я в себе даже не подозревал.
- Иди, - говорит Рябинник, - иди к огню и зови их за собой.
О, великие боги! Я делаю, как он велит, идя размеренным шагом, как во время ритуальной процессии. Песня превращается в зов.
- Давайте! За мной! К огню!
Рядом шагает Рябинник, держа наготове костяной нож, рискуя жизнью ради моей безопасности.
Твари действительно следуют за нами. Несмотря на то, что двое их собратьев мертвы или вот-вот испустят дух, невзирая на стену пламени впереди, они слетают с деревьев и парят над моей головой, покачивая крыльями, словно тоже участвуют в торжественной церемонии.
- За мной! К огню!
Я иду к Эрнье, к Ночной Тени, ко всем остальным, которые не сводят глаз с приближающихся тварей, твердо стоя на своей древней земле. Мне нельзя сомневаться. Я должен держаться. Шагаю до тех пор, пока от факелов нас с Рябинником не отделяет всего пара шагов. Слышу наверху хлопанье крыльев, чувствую дуновение поднятого ими ветра, но теперь Воронье племя молчит. Я пою, а они кружат в ожидании, перед лицом огня, внушающего им ужас. Торчат здесь вопреки своей воле, в противном случае давно улетели бы от этой угрозы как можно дальше. Сделать этого им не дает моя песнь. Время менять музыку.
У меня есть палка. А прямо передо мной из земли торчит камень. Я стучу по нему палкой, отбивая маршевый ритм. И пою новую балладу - о свободном полете, о том, как хорошо кружить в воздухе над лесом, как прекрасно парить над реками, озерами и бурными морями. Песнь свободы. Я приказываю им убираться. А пока пою, мой ритмичный стук подхватывают другие. Те, кто держит факелы, дружно хлопают в ладоши или грохочут по камням, остальные топают ногами. Все заканчивается очень быстро. Медленные движения крыльев, не позволявшие им улететь, стремительно набирают силу. Не успеваем мы пару раз глотнуть воздуха, как Воронье племя уносится прочь, огибая пламя, и взмывает ввысь над верхушками деревьев. Ритм затихает. Ночная Тень бежит вперед и склоняется над фигуркой, лежащей на поляне. Я тяжело опускаюсь на землю, понимая, что отныне ничто не будет прежним. В горле першит. О боги, неужели мне это действительно удалось?
По щекам Эрньи катятся слезы. Она отдает Рябиннику свой факел, встает рядом со мной на колени и обнимает за плечи.
- Мой бард, - говорит она, целуя меня в лоб, - спасибо! Благодарю тебя!
Не думаю, что смогу сейчас произнести хоть слово. Но надо, потому что Ночная Тень вместе с крепко сложенным созданием, напоминающим ожившую каменную глыбу, поднимают тело малышки и несут его к Эрнье.
- Прости, что слишком поздно пришел на помощь, - хриплю я, - а тот второй, которого они забрали, выжил?
Народ Эрньи гасит факелы.
- Травку-Мотылька мы попытаемся найти, - отвечает Ночная Тень, - но тебе, бард, следует вернуться. Ты измучен больше, чем тебе кажется. Ты выиграл ради нас великую битву.
- Не я. Мы. Все вместе.
Я гляжу на Рябинника, на Эрнью, на Ночную Тень, на ожившую глыбу, на бедную мертвую Шапочку-Крохотку и все их разношерстное племя.
- Вместе мы сила.
И хотя колени подгибаются, голова болит, а в душе царит сплошная неразбериха, я знаю, что это правда.
Я, пошатываясь, бреду обратно к месту для общих собраний. Волшебный народец окружает меня, и каждый горит желанием меня поддержать. И внутри у меня зреет уверенность, что теперь я смогу написать песнь, и написать хорошо. Я могу наделить ее могуществом. Могу вложить в нее истину. Могу вселить в нее мудрость. Чтобы она творила магию, в которой так нуждается народ Эрньи. Сегодня я помог прогнать их обидчиков, но Воронье племя вернется. В этом нет сомнений.
20.Дау
До Дня летнего солнцестояния осталось десять дней. В конюшне тихо. Выступивший вчера ночью в поход отряд пока не вернулся, и среди конюхов царит мрачное настроение. Каждый занимается своим делом и старается помалкивать. Я подметаю пол и оглядываюсь по сторонам, думая, чем бы себя еще занять. Ливаун скоро отправится на совет. Не стану отрицать, что я за нее переживаю. На одной чаше весов будет ее версия событий, на другой та, которую расскажет Родан. Он наследный принц. Она пришлый бродячий музыкант. На своем веку я повидал достаточно пристрастного правосудия и поэтому понимаю, насколько малы шансы на то, что будет вынесено справедливое решение. Ливаун надо показать этим советникам и законникам лицо обычной женщины в страшных для нее обстоятельствах. Она должна благоговейно трепетать, когда сановники станут задавать ей свои беспощадные вопросы. Ей следует выглядеть немного напуганной, но, вместе с тем, полной решимости сказать правду. Я очень сомневаюсь, что Ливаун вообще когда-нибудь хоть чего-то боялась. Но изобразить страх ей вполне под силу - той ночью в Амбаре она на несколько мгновений
убедила даже меня.
Надо пройтись. Как раз пришло время выгонять на пастбище двух лошадей, поэтому я машу главному конюху, давая понять, что выведу их из конюшни и позабочусь о них. Ненавижу бездельничать, поэтому берусь за любую работу, какая есть, хотя сначала, конечно, выполняю задания Иллана.
Сейчас это лишь предлог. Мне надо подумать, да так, чтобы никто не мешал. Брин, старый пес, уже на пастбище. Когда я отпускаю лошадей, он подбегает ко мне и замирает в ожидании у моих ног. Оказавшись на воле, кони бегут по полю, которое спускается от замка к крепостной стене. Там, над рощицей из деревьев поменьше, возвышается огромный дуб. По другую сторону стены тянется лес. Именно там те загадочные неметоны, в которых Брокк провел столько времени, но так, похоже, ничего и не узнал. Может, это сами друиды устроили заговор, о котором никто не сообщил регенту? Может, именно поэтому они утаивают столь важные сведения? Может этот мятеж, если таковой действительно существует, замышляется на самом высоком уровне? Например, Верховным Друидом. Или Верховным Бардом. То есть теми, кто по должности знает об исчезновении арфы. Сейчас играть в такие игры в высшей степени опасно, и поскольку мне о друидах почти ничего не известно, я понятия не имею, зачем им это могло бы понадобиться.
Я поднимаюсь на самый верх пастбища, где есть скамейка, на которой можно посидеть. Рядом устраивается Брин. Я выполняю упражнение, уже помогавшее мне в прошлом - выпрямляю спину, закрываю глаза и дышу особым образом, чтобы унять разгоряченные мысли и тело. Это один из бесчисленных трюков, которым меня обучил Гэральт, мой наставник, тот самый человек, что помог мне справиться с отчаянием. Я думаю о нем каждый раз, когда притворяюсь счастливым, уверенным в себе человеком, пусть даже на самом деле это далеко не так; каждый раз, когда проявляю решительность и стойкость. Его больше нет, но когда вокруг меня бродят тени, он вновь оказывается рядом.
Собака лежит у моих ног. Своим теплом, самим своим присутствием она вносит в душу покой. Я могу смотреть вперед ясным взором. Могу забыть принца и его вчерашний поступок, забыть, что Ливаун под покровом ночи глотала слезы. Могу на время перестать испытывать гнев, вызванный собственной беспомощностью.
Мне хочется выставить Родана жалким и ничтожным, в точности таким, каким я его считаю, будь он хоть сто раз наследным принцем. Хочется пойти на слушания, сказать правду и заступиться за товарища по оружию. Хочется перейти к действию и принести пользу. Причем под пользой я понимаю отнюдь не обрезку копыт, холодную ковку и уборку лошадиного навоза.
Брин шевелится, поднимает голову и смотрит на меня. Я протягиваю руку, ласково его глажу, он вздыхает и опять засыпает. Снова закрываю глаза, подставляя лицо солнцу. Я воин с Лебяжьего острова, а не тот ребенок, который боялся вздохнуть, опасаясь провалиться в ад. И беспомощным меня теперь не назовешь. Честно говоря, у меня нет возможности выступить против Родана, как ни тошно мне от его идиотского поведения и как ни оскорбительна его ложь. Но пользу я принести могу. И принесу. Неподалеку слышатся шаги. Это от замка по полю идет Ливаун. Стражей поблизости не видно. Она совершенно одна.
Брин вскакивает, настораживается и не сводит с нее глаз. Я жестом приказываю ему сидеть. Пес повинуется и ждет. На одном плече у Ливаун сумка, через другое перекинут плащ, на ногах походные ботинки. Волосы убраны так, словно она собирается сражаться. Куда она идет? Чем закончилось разбирательство?
Не могу поговорить с ней; поблизости никого нет, но вокруг слишком много укромных уголков, и нас могут подслушать, если кому-нибудь придет в голову там околачиваться. Ливаун оглядывается по сторонам и подходит ко мне.
- Это друг, Брин, - шепчу я, понимая, что она может использовать собаку как предлог, чтобы задержаться рядом со мной.
Это она и делает, снимая с плеча сумку.
- Что случилось? - шепчу я, не глядя на нее.
Ливаун приседает на корточки и гладит Брина. За поясом у нее нож.
- Произошедшее признали несчастным случаем. Меня обязали прилюдно извиниться перед Роданом. И приказали держаться от него подальше. Брондус поговорил со мной с глазу на глаз. Они не хотят, чтобы накануне Дня летнего солнцестояния поползли слухи.
- Извиниться, - я не поднимаю глаз и по-прежнему смотрю на пса, стараясь почти не шевелить губами, - забавно.
- Угу… Иллан еще не вернулся? А остальные?
- Как в воду канули.
- Дау, - шепчет она, - у меня все получится, но мне нужна помощь.
- Получится? Что именно?
- Незаметно отсюда выбраться. Мне нужно найти Брокка.
Проклятье Дагды! Она и в самом деле собралась его искать. И я здесь теперь единственный член нашей команды. У меня есть, что сказать, но ничего такого, что помогло бы ей. Я сосредотачиваюсь на главном.
- Как ты собираешься отсюда выбраться?
Она морщится.
- Сначала залезу на дерево, - она кивает головой в сторону исполинского дуба, - и перелезу через стену. Потом пойду по равнине, поднимусь на холм и дальше по лесной дороге, пока не отыщу дом той сказительницы. Меня никто не увидит. Я подумала, ты можешь помочь мне перебраться через стену.
- Ты с ума сошла, - шепчу я.
- Нет, просто беспокоюсь о брате. Дау, мне пора. Так ты мне поможешь?
План оставляет желать лучшего. Но она все равно попытается воплотить его, с моей помощью или нет. Ливаун так беспокоится за брата, что готова рискнуть чем угодно. Клянусь штанами Морриган! Будь у меня шанс избавиться от любого из моих братьев, я не преминул бы с радостью воспользоваться им. Надеюсь, что никогда больше их не увижу.
- И что, по-твоему, я должен сделать? - спрашиваю я.
- Я покажу, иди к большому дубу. Нам лучше разделиться.
Я жду, пока она, пройдя как ни в чем не бывало по пастбищу, не исчезает в тени деревьев. Интересно, почему я ей не отказал? Я иду следом, а за мной трусит Брин.
Дуб действительно огромен. Ливаун показывает на толстую ветку, тянущуюся к стене на высоте примерно шести футов над острыми кольями. Она проверяет, надежно ли закреплена на спине сумка, и лезет на дерево. За ней поднимаюсь и я, а в голове в полный голос заявляет о себе здравый смысл. Очень глупо. Нарушение всех правил. После трудного подъема мы оказываемся на месте.
- Я пройду по ветке насколько смогу, спрыгну и приземлюсь вон там на правую ногу, - говорит Ливаун, показывая на участок стены, где у одного из кольев сломан конец, - тут же оттолкнусь и запрыгну на высокий вяз на другой стороне.
Попытаться сделать это может только безумец - или, может, воин с Лебяжьего острова. Малейший просчет, и острые колья проткнут ей живот. Или она упадет между стеной и деревом. Высота там приличная. Но я молчу. Ливаун не дура и грамотно просчитала риск.
- Надеюсь, ты подумала о том, как вернуться. Проделать то же самое в обратном порядке не получится.
Здесь, наверху, я уже не шепчу, хотя говорить громко все же опасаюсь.
- Брокк может отвлечь стражу, и тогда я проскользну мимо. За ним должок.
- И чем же тебе помогу я?
- Я прыгну, а ты держи мои вещи, свяжи в узел и перебрось мне через стену. Кроме того, если что-то пойдет не так, ты сможешь позвать на помощь. А так как ты нем, объяснений от тебя никто требовать не станет, что очень удобно. Дау?
- Да?
- Если сейчас этого не сделаю, то с ума сойду.
Она одной рукой держится за небольшую боковую ветку, а другой отстегивает плащ.
- Брошу его на стену. Так меньше шансов пропороть ногу, если я промахнусь.
Ливаун передает мне сумку, расстегивает юбку и перешагивает через нее.
- Постарайся перебросить ее через стену, а то меня посадят в тюрьму за то, что я хожу голышом.
В ее голосе нет даже намека на дрожь. Эта женщина ничего не боится. Я по-прежнему считаю ее немного чокнутой, хотя и хотел бы быть таким же храбрым.
Вешаю сумку на плечо.
- Как насчет плаща?
- Если смогу, сниму его с той стороны. Если нет, то пусть здесь и висит. Может, до нашего возвращения его никто не заметит.
Она берет у меня плащ и осторожно ступает на ветку. Под ее весом та прогибается гораздо сильнее, чем предполагалось. Прыгнуть все еще можно, но все становится сложнее. И опаснее. Я вижу вяз, который она сделала своей целью - огромное старое дерево по ту сторону стены. Если точно прыгнуть, там есть отличное место, чтобы зацепиться. Ливаун бросает плащ, и тот падает ровно туда, куда она метила.
- Отлично, - шепчет она, - все в порядке, теперь вперед.
- Ливаун?
- Что?
Она стоит, приготовившись к прыжку - тело напряжено в ожидании и идеально сбалансировано. Голос тверд, как скала.
- Надеюсь, ты его найдешь, и вы вернетесь целыми и невредимыми. Сколько мне ждать, прежде чем бить тревогу?
- Чтобы добраться до дома сказительницы, мне понадобится время, причем пока никому и в голову не должно прийти меня разыскивать. Это важно, Дау. Когда вернутся Иллан с Арку, расскажешь им, куда и зачем я ушла. Они должны понять одно - что Брокк взял след.
- Я спрашиваю о другом.
Она поворачивает голову и смотрит на меня.
- Я не знаю, как далеко придется идти. Мне очень хочется сказать, что мы вернемся к ужину, потому что мне нужно принести извинения этому ничтожеству - принцу. Мы же не хотим, чтобы Кора решил, что я сбежала.
Ливаун так и не ответила на вопрос, но я не стал настаивать, все равно увильнет. К тому же, я вижу, что она готова к прыжку. Я задерживаю дыхание, она раскачивается на ветке, группируется и прыгает.
Она великолепна. Ее правая нога опускается точно там, где нужно, она тут же ею отталкивается, балансируя раскинутыми в стороны руками, и летит к древнему вязу. Когда я вижу ее, в голове проносятся мысли о мифических героях старинных сказаний, о героях баллад, которые они с Брокком поют. Она сама грация и мощь, сама целеустремленность и храбрость. Я вижу, как она хватается за ветки вяза, покачивается и выпрямляется. Несколько мгновений не двигается, просто стоит ко мне спиной. Затем осторожно переставляет ногу, чтобы сохранить равновесие, хватается одной рукой за другую ветку, поворачивает голову и смотрит на меня с широкой улыбкой на лице. Не в состоянии ничего с собой поделать, я улыбаюсь ей в ответ. Ливаун машет мне, напоминая о ее вещах. Я обвязываю сумку юбкой, примеряюсь и бросаю. Узелок слишком легкий, чтобы долететь до вяза, но стену он все же перелетает, скрываясь из вида. Надеюсь, он упал там, где она сможет его поднять.
Мне хочется крикнуть «Счастливого пути!» или «Надеюсь, ты его найдешь!». Но она уже слезла с дерева, и я ее больше не вижу. Мне пора возвращаться в конюшню. Будем надеяться, меня никто не видел. Я слезаю с дуба. У подножия меня ждет Брин.
- Хороший мальчик, - шепчу я, почесывая его за ухом, - но не води со мной дружбу, а то будешь грустить.
Я шагаю обратно по пастбищу, рядом бежит пес. Старательно притворяюсь, что выполняю приказ хозяина, а сам думаю совсем о другом: окажись я в подобной ситуации раньше, до нашего отъезда с Лебяжьего острова и даже некоторое время спустя, мне бы пришлось по душе, если бы эскапада Ливаун стоила ей места в отряде. Я бы даже немного подправил историю, чтобы переложить больше ответственности на нее и, соответственно, снять с себя. И, если честно, то наверняка с самого начала отказался бы ей помогать. Но теперь думаю только о том, какая она ловкая и бесстрашная. Не могу больше считать ее соперницей, человеком, которому не следует доверять, который недостоин занять место в отряде острова. Да, она действительно сумасшедшая, импульсивная и порой безрассудно храбрая, что есть, то есть. Но отныне я буду считать ее ровней, моим товарищем, моим другом.
21.Брокк
Ожившая глыба, которую зовут Правдивкой, приносит Шапочку-Крохотку с поляны к месту общих сходок, бережно прижимая к груди, и кладет на плоский камень. Крохотное тельце похоже на сломанную куклу. Травку-Мотылька, найденного в зарослях ежевики и едва живого, вверяют заботам существа, выступающего, судя по всему, в роли целителя, которое тут же принимается его выхаживать.
Эрнья смывает кровь с тельца Шапочки-Крохотки и заворачивает ее в шелковый саван - ослепительно зеленый, под цвет леса. У меня болит горло. Болит голова. Но когда малышка готова, когда самая страшная ее рана скрывается под саваном, я пою колыбельную, и никому нет дела до моего дрожащего и хриплого голоса. Пока я пою, подданные Эрньи по очереди выходят вперед и кладут на камень рядом с тельцем лепестки цветов, красивые камешки или перья. Потом мы просто молчим. Солнце подсказывает мне, что сейчас едва наступил полдень.
- Ты устал, Брокк, - говорит Эрнья, - ступай в свой домик и немного отдохни. Мы принесем тебе поесть и попить.
Мне нужно задать ей вопрос, но не здесь и не сейчас, когда подданные Эрньи плачут, обнимаются и тянут свои нежные пальчики, чтобы коснуться неподвижного, безжизненного тельца. Поэтому я киваю, отхожу и иду в свою хижину. На лежанку не ложусь. Не могу расслабиться. Я сражался, пел, спас одну жертву, помог защитить целый клан и многое узнал. Во мне скрывается могущество, о котором я даже не подозревал. Всю свою жизнь, по крайней мере, после того, как стало ясно, что я отличаюсь от брата и сестры, мне страстно хотелось, чтобы я не был полукровкой. Порой даже проклинал родителей, которые произвели меня на свет и бросили. Я жаждал быть таким же, как Гэлен и Ливаун - человеком и только человеком. Но сегодня узнал, насколько от них отличаюсь, и до какой степени эта разница способна изменить не только мою собственную жизнь, но и жизнь многих других. Если моя музыка в состоянии сдерживать даже злобное Воронье племя, значит, в моем распоряжении есть оружие одновременно могущественное и опасное. Когда я пел, в глазах этих странных тварей плескался ужас. Сам я тоже напуган.
- Брокк? Можно войти?
Мысли прерываются. В дверях стоит Эрнья, рядом с ней Шубка-Чертополох и еще какое-то небольшое создание - они вместе несут поднос. Я благодарю их, малыши уходят, но королева переступает порог и садится на краешек кровати. Я, может, и совершил нечто совершенно необыкновенное, но теперь, в ее присутствии, чувствую себя неловко. И тут же задаю вопрос, который не дает мне покоя:
- Эрнья, скажи, на Шапочку-Крохотку и Травку-Мотылька набросились, когда они несли мне еду?
Я показываю на хлеб, сыр, сухофрукты и чашку холодной воды на подносе. Рядом с блюдом лежит цветок, маленький, но прекрасный.
- Вороньему племени не нужен предлог для нападения, - говорит она, - не взваливай на свои плечи это бремя, Брокк. Ты мужественно сражался, как и Рябинник. Что же до баллады…
Она хмурит брови и отводит взгляд своих прекрасных глаз.
- Я ничего не знаю о твоих корнях. И не знаю, откуда у тебя этот дар. Но он поистине уникален. Я думала, ты нам поможешь, но даже не предполагала, что…
- Ночная Тень сказала, что Воронье племя, если его не остановить, может истребить весь твой народ за одну человеческую жизнь. В моем мире, как принято считать, эти твари появились недавно. Сейчас все спорят о том, что они собой представляют, и как их можно одолеть. Ты можешь рассказать мне о них что-нибудь еще? Откуда они? Они давно изводят твой народ?
- К рассказу Ночной Тени я могу добавить очень немногое. Воронье племя… они появились прошлой зимой. Быстро распространились по всей округе, мои разведчики в мире людей видели их во многих уголках Брефны. Эти твари неутомимы и постоянно перелетают с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Нападают всегда по-разному. В моем королевстве они постоянно болтаются на лесных окраинах - хоть и небольшим числом, но неизменно с дурными намерениями. За столь короткое время мы потеряли многих, Брокк. Многих. А нас и до этого было мало. Наша магия, похоже, над ними не властна. А жечь древние деревья, чтобы их прогнать, мы не станем.
- Раньше, до того, как увидеть их вблизи… я считал их злобными, опасными, жестокими тварями. Но то, что увидел в их глазах… Они казались… потерянными. Словно были в замешательстве. Может, они и сами пали жертвой какой-нибудь темной магии? Может, их кто-то проклял?
- Этого я тебе сказать не могу. У их разрушительных действий нет никакой видимой цели. Они убивают, и убивают жестоко. Но не для пропитания, потому что всегда бросают растерзанные тела жертв, которые потом находят другие. На одних путников набрасываются, других пропускают. Это не птицы из вашего мира, но и не порождения мира нашего. Они - нечто иное. И поэтому то, что ты сумел их отогнать, очень важно. Ты, мой бард, и в самом деле уникален. Хотелось бы только знать - в чем именно.
Я не отвечаю. Это почва зыбкая и опасная.
- Брокк, ответь мне на один вопрос.
- Какой?
- Кем были твои родители?
Я сглатываю застрявший в горле комок.
- Мои родители были добрыми и мудрыми людьми. Их я не обсуждаю. Ни с кем.
- Но сейчас, думается, у тебя просто нет другого выхода. Кто наделил тебя этим бесценным даром как не мать, произведшая тебя на свет? Или отец, чья кровь течет в твоих жилах? Либо она, либо он принадлежали к Маленькому народцу. У людей подобной магии попросту нет.
Я молчу.
- Разве они не хотели бы утешиться и узнать, что их ребенка воспитали в атмосфере добра, что он вырос и стал прекрасным юношей? Разве не хотели бы услышать твой несравненный голос и увидеть, как твои пальцы извлекают из струн арфы магию?
- Сомневаюсь.
Мой голос хрипит от осуждения, и я не могу ничего с этим поделать.
- Они бросили меня и отдали на воспитание другим. К тому же, я не знаю, кем они были. Или кто они есть, если еще не умерли.
Эрнья берет мою руку в ладони. Ее нежное прикосновение усмиряет бушующую в груди дикую ярость.
- Но послушай, милый, - говорит она, - ты же знаешь, что они собой представляли.
Я с несчастным видом киваю.
- Посчитав, что я вырос достаточно для того, чтобы понять, родители мне все объяснили. Мама, она знахарка, представила все так, чтобы колдовские корни стали для меня не проклятием, а благословением. Сказала, что они любят меня столь же нежно и горячо, как и моих брата и сестру, в жилах которых течет только человеческая кровь. Отец сказал, что я такой же его ребенок, как они. В том возрасте я принял все это безоговорочно. И всегда знал, что со мной связана какая-то тайна, хотя и не помнил, чтобы они о ней упоминали.
- Предание, - задумчиво говорит Эрнья, - о ребенке, которого морозной зимней ночью оставили на пороге чужого дома? Нашли в норе среди барсучат? Положили в плетеную корзину и пустили плыть по реке?
В ответ на ее слова я, помимо воли, улыбаюсь.
- Ни первое, ни второе, ни третье. Хотя о каждой из этих историй можно было бы сочинить замечательную балладу.
- Тогда что?
- Меня им принес… один знакомый. Из ваших.
Эрнья задумывается, так и не выпуская моей руки.
- Может, твой настоящий отец?
- Нет. Не из тех, кто мог бы им солгать. Старый, верный друг. Он оказал кому-то услугу - тому, кто сам воспитывать меня не мог. Возможно, я стал помехой, может, родился вне брака, да к тому же полукровкой. Он отдал меня тем, для кого я стал желанным ребенком, окруженным любовью. С того самого дня они и стали мне родителями. Несмотря на то, что у них был собственный сын, которому тогда не исполнилось и двух лет, а через три полнолуния в их семействе ожидалось пополнение. Они удивительные люди.
Не хочу ничего знать о моих настоящих родителях. Когда они от меня отказались, я оказался в лучшей семье, о какой только может мечтать ребенок. Но, поделившись своей историей, я чувствую себя лучше.
- Когда сомневаешься, - тихо говорит Эрнья, - думай о том, что ты сегодня сделал. Обычный человек ни за что бы не добился ничего подобного. Думай о балладе, которую ты для нас напишешь - о песне веры и надежды. Она может изменить будущее всей Брефны. Те, кто тебя, Брокк, произвел на свет, одарили тебя магией. А те, кто воспитал, привили мудрость и здравый смысл. И о тех, и о других, тебе следует думать с добротой в сердце.
22.Ливаун
Я перебираюсь через стену, беру вещи и отправляюсь в путь. Хвала богам за уроки Арку. Без них я, вероятно, не рассчитала бы прыжок и встретила мучительную смерть на кольях крепостной стены, либо рухнула бы вниз и осталась лежать бесформенной кучей переломанных костей. К счастью, Дау оказался готов мне помочь, и не только сегодня, но и прошлой ночью, чем дважды меня удивил.
Уроки Эвы тоже даром не прошли. Дорога не пуста, по ней едет небольшая повозка с какими-то мешками, пастух гонит отару овец, проходят путники. Это значит, что мне надо прятаться в кустах, красться за стеной, выложенной сухой кладкой, в надежде, что меня не учуют и не выдадут животные, или ждать в укрытии, пока на дороге никого не останется. Я опять надела юбку и повязала голову платком. Надеюсь, что в таком виде не буду слишком выделяться на фоне других. Но есть одна проблема. После того, как я взобралась на дуб, совершила героический прыжок и кое-как слезла с вяза, у меня болит правая лодыжка. Идти можно, но я понимаю, что ноге надо дать отдохнуть, а не изводить усилиями. В голове слышится мамин голос, предлагающий в следующий раз, когда я ввяжусь в очередную авантюру, прихватить ее чудодейственную мазь и запас прочных полосок льняной ткани. Сейчас об этом думать уже поздно. С этой проблемой разберусь после возвращения.
Взбираясь вверх по холму по направлению к лесу, я пару раз спотыкаюсь о камни и ругаюсь от боли. Думаю о Дау, которому все это время приходится молчать. Вспоминаю о Брокке, и тут же мрачнею. Те несколько раз, когда он рассказывал мне, как его отдали нашим родителям, кто его принес, и что это все может значить, можно пересчитать по пальцам одной руки. Причем один-два еще и останутся. Ему до всего этого нет никакого дела. Зачем? У него лучшие родители, о каких можно только мечтать. К тому же, ему ничего не стоит считать себя обычным человеком, который всего лишь наделен удивительным музыкальным талантом. Насколько я понимаю, колдовской крови в его жилах всего-то капля, самое большее - две. Но вот теперь он ушел повидать сказительницу и, скорее всего, отправился на поиски порталов в Колдовской мир. То есть нарывается на неприятности, даже если его догадка верна, и Арфа Королей действительно там. Что если он встретит там своих настоящих родителей, а те решат, что имеют право его у себя оставить? Что если Маленький народец втянет его в свои политические игры? Не думаю, что ради миссии, в чем бы она ни
заключалась, стоит так рисковать.
Я выхожу на ровную дорогу, лодыжка болит. День просто идеален для прогулок. Солнечно и не слишком жарко. Время от времени идет мелкий дождь. Над головой кружат стаи птиц, как в лесу, так и на открытой местности. Больше, чем я ожидала, да и выглядят странно. Большие. Темные. Надеюсь, это не Воронье племя, о котором ходит столько слухов.
Путь до дома сказительницы неблизкий, и я едва не пропускаю неприметную, ведущую к нему тропинку, которая уходит от дороги и поднимается на холм. Если бы мне ее не описал Дау, наверняка бы прошла мимо. Взобравшись на холм, я чувствую себя не как девушка-воительница, а как скрипучая старуха. Лодыжка яростно протестует, и мне становится ясно, что придется немного отдохнуть.
Никаких признаков Брокка в хижине не видно. У входной двери лежит пес, взмахивает хвостом и бьет им по земле, что кажется мне признаком его дурного настроения. Сказительницы тоже нигде нет. Я пытаюсь мысленно ее себе представить, но вместо нее вижу лишь свою маму. Ей бы понравился этот домик с магическими артефактами, подвешенными к крыше; сдеревом, которое распростерло над ним свои ветви, словно пытаясь защитить; сжурчащим неподалеку ручейком. Нога полыхает огнем, а я как зачарованная смотрю по сторонам и чувствую, что в душу закрадывается ностальгия по дому.
Медленно подхожу ближе и шепчу успокаивающие слова псу, который не сводит с меня глаз. Он опускает морду и кладет на передние лапы. Похоже, не видит во мне угрозы. Добравшись до лестницы, ведущей к входной двери, я сажусь на вторую ступеньку. И что теперь?
- Эге, - звучит чей-то голос, - у нас опять гости. Как там гласит поговорка? Стало накрапывать - ожидай ливня? Вы меня ищете?
Я пытаюсь встать, но боль в лодыжке волной прокатывается по всей ноге и мне приходится сесть.
- Ты, вижу, очень торопишься?
Это, конечно же, сказительница. Старше моей мамы, но почти те же манеры и тот же оценивающий взгляд. Она тихонько обошла хижину с другой стороны.
- Я прыгнула и неудачно приземлилась. А потом долго шла. Очень глупо.
Я говорю с ней с таким видом, будто знаю ее, демонстрируя не самые лучшие манеры. Хотя у меня такое чувство, что мы действительно знакомы.
- Меня зовут Кира. Я ищу… моего друга. Думаю, он приходил сюда в надежде встретиться с вами. Не исключено, что вчера. Вы его видели?
- Поешь. Попей. Я перевяжу твою лодыжку. Поговорим потом. В дом пройти сможешь? Давай я тебе помогу.
Опираясь на ее плечо, я встаю, преодолеваю оставшиеся ступеньки и прохожу в дом. Пес по ее приказу отходит в сторону. Как Дау говорил, его зовут? Тень?
Женщина внимательно осматривает мою лодыжку, наносит мазь и туго перевязывает полосками льняной ткани. Свое дело она знает: идти я смогу. Похоже, именно это мне и предстоит, потому что брата здесь нет. О долгом пути обратно ко двору даже думать не хочу. Пару раз пытаюсь расспросить ее о Брокке-Донале, но она цыкает на меня и велит подождать. И я жду, пока она приносит чашки, кипятит на огне воду и готовит какое-то зелье. А потом кладет в мою чашку щедрую ложку меда.
- Лаванда и ромашка, - говорит она, - и та, и другая повышают тонус. Мед придаст тебе сил и улучшит настроение. Говоришь, ты кого-то ищешь?
- Моего друга. Донала. Думаю, он приходил сюда, чтобы встретиться с вами. Если вы сказительница. Вчера к ужину он должен был вернуться.
- Вернуться? Но куда?
- Мы живем при дворе регента.
Она, судя по всему, ждет от меня объяснений.
- Нас наняли до Дня летнего солнцестояния - развлекать гостей музыкой.
- Вот оно что. А без этого члена вашей труппы, наделенного особым талантом, вы играть не можете?
- Можем, конечно, но намного хуже. Так Донал здесь был? Вы его видели?
- Это не тот ли высокий молодой человек с пшеничного цвета волосами, чем-то напоминающий принца из сказок о героях? Или, может, ты имеешь в виду другого? Поменьше ростом, белокожего, с темными локонами и беспокойством во взгляде? Парня, обладающего на удивление красивым голосом?
На глаза наворачиваются слезы.
- Да-да, именно его. У него возникло несколько вопросов об Арфе Королей.
Упоминать инструмент, как мне представляется, вполне безопасно, потому что Брокк наверняка спрашивал о нем. Что же до героического принца, то это, должно быть, Дау, которого женщина встретила после того, как он упал с лошади. О том, как она его описала, я ему говорить не буду.
- Мне нужно как можно быстрее его найти. Я очень за него беспокоюсь.
- Разве он не взрослый мужчина, да к тому же еще и воин? Разве ему не под силу прогуляться по лесу без опекуна, который торопится прийти ему на помощь? Приходивший ко мне менестрель вполне может противостоять ежам, совам и мышам, используя только лишь силу своего голоса.
Я чувствую, что во мне нарастает гнев, и всеми силами его сдерживаю.
- Для меня очень важно побыстрее его найти. Но совсем не потому, что я боюсь нападения армии ежей или других созданий, действительно способных причинить Доналу вред.
- Но тогда почему, Кира?
Теперь женщина говорит тихо, сидя за столом напротив меня и обхватив ладонями чашку. Руки у нее такие же, как у моей мамы - покрытые шрамами и утомленные долгими годами, ведь им пришлось срезать столько трав и сварить столько снадобий, то и дело обжигаясь. Перевязывая мою лодыжку, она касалась меня ласково и нежно.
- Ну что же ты, давай, мне можно сказать.
Смотреть ей в глаза у меня не получается.
- Потому что я боюсь, как бы он не забрел в место, из которого нет возврата.
Вот я и высказала свои опасения вслух. Пусть теперь делает с ними что хочет.
- И чем быстрее я отыщу точку перехода, тем выше шансы на то, что мне удастся его остановить.
- А если он уже ушел?
- Тогда я верну его обратно.
Я выпрямляюсь и заставляю себя на нее посмотреть. Собираюсь с мыслями и духом.
- Но для этого мне нужно знать, когда он сюда приходил, что говорил и какой дорогой мог пойти дальше.
А когда она ничего не отвечает и лишь смотрит на меня, добавляю:
- Прошу вас.
- Я не уверена, что ты сказала мне правду.
- Меня связывает обещание. И правды я вам рассказала ровно столько, сколько смогла. Вы мне поможете? Вы поможете нам?
- Ты, Кира, и правда, очень беспокоишься об этом молодом человеке, менестреле, с которым вы вместе играете. Он, часом, не твой возлюбленный?
- Нет. И поскольку в этом я вам не лгу, позвольте задать вам один вопрос. Вы говорили с ним об Арфе Королей?
- Да, говорили. Ему нужны были указания, и он их от меня получил. А потом ушел. В ту самую точку перехода, о которой ты говорила. Шторм его туда проводил.
Она кивает на пса, который лежит у очага и тихо похрапывает.
- Боюсь, что тебе, девушка, предстоит неблизкий путь.
Я встаю, пытаюсь шагнуть. С трудом надеваю ботинок.
- Мне надо идти. Спасибо за вашу доброту. Надеюсь, что когда-нибудь смогу вас отблагодарить. Если вы покажете мне дорогу…
- Тебя проводит Шторм.
Сказительница щелкает пальцами и через пару мгновений Шторм, полностью проснувшись, уже стоит у двери, готовый идти.
- Собака тебе сразу поверила. Так редко бывает. Ты же дочь целительницы, так? Или, может, внучка?
Помимо воли я улыбаюсь и отвечаю:
- Дочь. Она очень похожа на вас. Хотя и проявляет куда меньше терпения по отношению к назойливым посетителям.
- Когда встретишься с ней, скажи, что мне пришлась по душе храбрость ее дочери, равно как и огненные волосы. Пришлась по душе ее прямота и то, как она сдерживает свой нрав. И передай почтительный поклон от такой же знахарки, как она сама. Меня зовут Джунипер.
- Передам. Скорее всего, мы не скоро встретимся, но я не забуду.
- Вот и славно. У меня к тебе есть предложение - пусть твой нож останется у меня. Туда, куда ты отправишься, лучше идти без железа.
Клянусь штанами Морриган! Надеюсь, я не встречу по пути этих ворон! Снимаю с пояса нож в ножнах и кладу на стол.
- Заберу его на обратном пути, - говорю я, стараясь вложить в голос как можно больше уверенности, - и… если нас будут разыскивать, не говорите куда мы ушли. Это не так глупо, как может показаться на первый взгляд.
- Ну что же, Шторм, ступай. Доведи ее до границы.
Я выхожу в дверь и спускаюсь по ступеням. Она так и не ответила, расскажет кому-то о нас или нет. Лишь бы только место, куда я иду, не оказалось слишком далеко. Лишь бы только его не окружали какие-нибудь сверхъестественные стражи. Пока я углубляюсь вслед за Штормом в лес, в голове роятся старые сказки и баллады: огромные жуки в защитных панцирях; привидения с длинными мечами, выкованными из сверкающего колдовского металла; скелеты с костлявыми пальцами, способными пронзить человеку грудь и вырвать сердце. Боевые маги, которые сражаются, наполняя холодным ужасом души врагов. Не буду обо всем этом думать. Лучше запомню, что Джунипер посчитала меня храброй. Запомню, насколько могущественна песнь. Воскрешу в памяти момент, когда я перелетела через стену, после чего даже Дау, и тот улыбнулся. Я стану воительницей Лебяжьего острова, лучшей из лучших. Найду брата и верну его домой.
23.Дау
Вскоре после того, как я возвращаюсь на конюшню, возвращается и отряд, выступивший вчера ночью. Точнее то, что от него осталось. Потери велики. Иллан и остальные конюхи и слуги в порядке, но они привезли не только убитых во время первого нападения, но и двух своих товарищей. Чего бы ни добивался Родан, все пошло не по плану. У нас теперь много изможденных, раненых лошадей, о которых надо позаботиться. Я берусь за работу, слышу краем уха обрывки фраз, но их не достаточно для того, чтобы понять, что же произошло. На некоторых лошадях скакали члены первого отряда, которые почти все погибли. Отметины на их телах напоминают следы когтей, но выглядят гораздо хуже ран, которые способен нанести орел. Плоть в таких местах опухла, покраснела, и я думаю, что наши шансы исцелить эти язвы невелики. Я чищу вверенную моим заботам кобылу, даю ей воды и прикладываю примочки, которые раздал главный конюх. Утешить ее словами я не могу, но можно попытаться сделать это руками. Успокойся. Теперь ты в безопасности. Не волнуйся, подруга.
Я подхожу к другой лошади, потом к третьей и так далее. Мысли то и дело возвращаются к Ливаун. О чем она думала, когда решила вот так взять и уйти, когда события минувшей ночи по-прежнему опасны для нее? Почему не дождалась Арку? Что если она будет блуждать по лесу весь день, но так и не отыщет брата? И почему бы ей, во имя всех богов, было не объяснить в чем, собственно, дело? Подходит Иллан, постаревший и совершенно выбившийся из сил.
- Заканчивай свои дела и приходи в комнату для репетиций, - шепчет он, - проследи за тем, чтобы никто не видел, как ты будешь туда входить.
Вернулся Арку. Догадаться, зачем он нарушил правила миссии и позвал нас двоих к себе, совсем нетрудно. Первый вопрос, который он мне задает, напрашивается сам собой, поэтому я рассказываю ему все, что могу: для начала о домогательствах принца к Ливаун, затем вкратце об утреннем разбирательстве и, наконец, о том, что она отправилась на поиски Брокка. Умалчивая о том, как она прыгала через стену, и как я ей помогал. Говорю им, что Брокк пошел по следу, пытаясь найти Арфу Королей. Арку внимательно меня выслушивает, не забывая ритмично постукивать в свой кельтский бубен, чтобы заглушить наши голоса. А поскольку я говорю шепотом, пользуется не колотушкой, а кончиками пальцев.
- Об истории с принцем и Кирой мне уже рассказали, - говорит он, когда я умолкаю, - регент, похоже, не стал ее сурово наказывать, хотя прилюдные извинения станут для нее испытанием. Если она не вернется к ужину, получится нехорошо, ведь Кора желает, чтобы это произошло сегодня вечером. И если бы двор не потерял сразу несколько достойных людей, я бы сказал, что новая проблема, к счастью, отвлекла народ от наших собственных затруднений.
- Что же произошло? - бросаю я взгляд на Иллана.
- Это зависит от того, кого ты спросишь.
Он выглядит мрачнее тучи.
- Повреждения на телах лошадей оставлены не человеческим оружием. Это наверняка были твари, похожие на ворон. Поначалу мы отыскали раненых лошадей. Несколько наших остались с ними, другие поехали дальше. Я думаю, что командир отряда Коры получил приказ встретиться лицом к лицу с вождем местного клана и потребовать у него объяснений по поводу нападения. Об этом не принято много говорить, но всем известно, что принц Родан ни на йоту не верит в сверхъестественное и отвергает все предположения о существовании любых сил, кроме человеческих. Поэтому приказ он отдал, исходя из того, что ответственность за убийство наших людей несет вождь того самого клана. Он не изменил мнения, даже когда единственный выживший рассказал, что на них набросились птицы.
Я теряю дар речи. Колдовство. Вот на что намекала Ливаун. Даже не сомневаюсь - это как раз то, во что верит сказительница с ее намеками, предполагающими, что она знает о моем прошлом. Не удивлюсь, если Брокк, с его балладами и легендами о магии, с его близким общением с друидами, действовал, полагая, что арфу украли если и не кошмарные птицы, то, по крайней мере, эльфы или клуриконы[4 - Персонажи ирландского фольклора, обитатели винных и пивных погребов.]. Но может ли в это верить Иллан, один из самых прагматичных людей из всех, кого мне доводилось знать?
- И как вождь клана отреагировал на ночной визит и выдвинутые ему обвинения? - на удивление спокойно спрашивает Арку.
- Не обрадовался. Сам я при этом не присутствовал, потому что остался с лошадьми, но у ворот произошла стычка, в которой погибло еще несколько человек. Безрассудство и глупость. Это же надо - заявиться вооруженными до зубов ночью в чужой дом и выдвинуть какие-то безумные обвинения. Такое вряд ли укрепит узы сотрудничества. После нападения ворон надо было послать к этому парню гонца и обратиться за помощью. Но такой возможности у первого отряда не было: полдюжины погибло, а единственного выжившего вряд ли можно винить, что он решил вернуться домой.
- При этом Кора согласился послать туда второй отряд, - задумчиво говорит Арку, - меня это удивляет. У регента, может, сейчас и в самом деле есть проблемы, но он показался мне человеком рассудительным. Да и Брондус в этой ситуации наверняка посоветовал бы соблюдать осторожность.
Мы какое-то время молчим.
- Родан вскоре станет королем, - говорю я, - он выбирает быстрые, решительные действия. Он не боится прибегать к силе, о чем бы ни шла речь - о возмездии за нападение, которое он вершит до того, как ему в голову придет проверить факты, или о женщине, которой ему не терпится овладеть. Именно он произнес напутственную речь перед тем, как второй отряд выступил в поход. В ней было полно призывов к мести. Он знает, как взвинтить толпу.
Они оба внимательно смотрят на меня.
- Подозреваю, что будущий король слушает советников, только когда они с ним согласны, - добавляю я. - Кора останется регентом до Дня летнего солнцестояния, но мне кажется, что Родан уже сейчас считает себя повелителем. И если его действительно пугает ответственность, он, не исключено, именно так справляется со своим страхом.
Иллан молчит. Арку, все так же тихонько постукивая в бубен, кивает.
- Нам не стоит беспокоиться об этом, - говорит он, - времени у нас в обрез, поэтому мы должны сосредоточиться на решении собственных задач.
- Твоя поездка что-нибудь дала? - спрашивает Иллан.
- Тоссака можно вычеркивать. Он счастлив на своем клочке земли. У него есть обожаемая жена и двое юных сыновей. Он увлеченно и с успехом разводит лошадей, его очень любят вассалы. К тому же, он частным образом дал понять, что у него нет намерений оспаривать трон. Некоторые об этом сожалеют, потому что по сравнению с Роданом он более сильный претендент на престол, хотя прав на корону у него меньше. Но на него, вероятно, оказали давление, поэтому Тоссак не предпринимает никаких усилий.
Мы переглядываемся. Арку отбивает на бубне другой ритм. Возможно, что каждый из нас думает об одном и том же: если на трон взойдет человек с таким характером, как у Родана, Брефну ждут неспокойные времена.
- В годину волнений, - шепчет Арку, - может случиться что угодно. Но нас не должна заботить судьба Брефны. Наша миссия продлится лишь до Дня летнего солнцестояния и не дольше. Нас попросили выполнить конкретную задачу. Если не успеем вовремя, потом не надо будет ничего делать. Так или иначе, но после Дня летнего солнцестояния мы покинем двор. Будем надеяться, что за время отлучки Донал выяснит, где арфа. Хотя я считаю, что нам не следует ждать его возвращения, или возвращения Киры, чтобы это узнать. Хотелось бы, чтобы она сейчас была здесь и принесла принцу извинения. И у меня для тебя, Нессан, есть задание.
- Мне как раз, - говорит Иллан, - надо вернуть лошадь на крестьянское подворье неподалеку от того места, где дорога поднимается на холм и уходит в лес. Можешь отправиться туда верхом, я прослежу, чтобы дворцовая стража тебя выпустила. Коня ждут уже сегодня.
Он смотрит на Арку и добавляет:
- Это оправдает отлучку Нессана.
- Отлично, - отвечает Арку, - как только вернешь лошадь, отправляйся, не теряя времени, на поиски Донала и Киры. Если Донал попал в затруднительное положение, поможешь Кире вытащить его из беды. Если его и след простыл, бери Киру и как можно быстрее возвращайтесь сюда. Выезжай сейчас же. В дорогу возьми еду, воду и оружие.
Ну, что сказать? Он только что приказал мне сделать ровно то, что мне и самому хочется. Хотя Ливаун я не стану говорить о том, что мне приказали поехать за ней. А то она будет выглядеть как телушка, забредшая в болото.
На этот раз все идет по плану. Я с радостью еду на крестьянское подворье, без труда полагаясь на лошадь. Моя способность объясняться жестами и мычанием улучшается с каждым днем. Не успев подумать о том, что мне вновь придется навестить сказительницу, взбираюсь на холм и выезжаю на лесную дорогу. Если я найду Ливаун, мне придется с ней поговорить. От этой мысли я холодею до мозга костей.
Однако миссия превыше всего. А это часть нашей миссии, раз уж Арку с Илланом меня сюда послали. Так что о жутких птицах, странных снах и незнакомках, знающих больше, чем им положено, придется забыть. Я поднимусь наверх, постучу к этой женщине в дверь и попросту попрошу дать мне подсказку. Если повезет, старуха меня даже не вспомнит. В преклонном возрасте люди забывчивы.
Я иду очень быстро и вскоре уже приближаюсь по тропинке к хижине. А вот и пес Шторм, стоит на дороге и пристально смотрит на меня. Не рычит, не скалится, а лишь внимательно вглядывается, словно пытаясь понять мои намерения. Если бы я мог говорить, то точно назвал бы его хорошим мальчиком.
Дверь со скрипом отворяется. Я не поднимаю глаз, чувствуя присутствие сказительницы. Сегодня ей лучше не испытывать на мне никаких снадобий. Шторм лижет мне руку.
- Сначала поэт, потом воительница и вот теперь очаровательный принц, - весело говорит пожилая женщина, - мне в дверь постучалась сказка из добрых старых времен. И чем же я такое заслужила?
Если за время миссии я чему-то и научился, так это сносить насмешки. Хотелось бы мне обладать той же силой, что в детстве. Очаровательный принц? Ха!
Я почесываю Шторма за ухом и смотрю на пожилую женщину. Показываю ей три пальца - по одному для поэта, воительницы и принца. Убираю принца, остаются двое: Брокк и Ливаун. Я тычу ими в разных направлениях и вопросительно поднимаю бровь. Женщина смотрит на меня с интересом. Как бы мне хотелось, чтобы она прекратила эти игры. Неужели обязательно казаться таинственной, отгораживаясь жестами и фразами из древних сказаний? Мне, как и любому другому путнику, нужно просто показать дорогу, только и всего.
- Туда, куда ушли твои друзья, нельзя даже самому храброму принцу. Если он, конечно, хочет вернуться в здравом уме. Поворачивай обратно, Нессан. Тебе там не место.
Ах да, она же знает мое имя, хотя своего так и не назвала. Я кладу руку на сердце, пытаясь изобразить жестом «Пожалуйста!». Стараюсь показать, как беспокоюсь о друзьях. И что очень тороплюсь.
- Вздор, - говорит старуха, - поэт пошел туда по доброй воле. Женщина - воительница, с одной стороны сильная, с другой - мудрая. Ты же понятия ни о чем не имеешь, иначе не явился бы сюда с железным оружием.
Что она такое говорит? В этом нет никакого смысла. И что мне надо было сюда захватить, деревянную дубинку? Увесистую палку? К тому же, у Ливаун был нож. Не могу придумать, как объяснить это знаками.
- Твоя подруга посчитала благоразумным оставить свое оружие мне на хранение перед тем, как пойти дальше. То же самое можешь сделать и ты.
Откуда она знает мои мысли? Я этого терпеть не могу. К тому же, ее совет попросту глуп. А чего она хотела? Чтобы я отправился в лес спасать друзей голыми руками? Отрицательно трясу головой.
- Бедный ты мой.
Она смотрит на меня как няня на непослушного ребенка.
- Нессан, ты будешь выглядеть полным дураком, если отправишься в лес с ножом за поясом. А будешь упорствовать в этом и дальше, наверняка ее не найдешь. Ни ее, ни того, кто ушел первым.
Я больше не могу терять время. Надо торопиться. Брокк вышел вчера утром и мог уйти далеко. Мне надо смириться с тем, что она знает что-то очень важное для того, чтобы его отыскать, но пока я не отдам нож, она ничего не скажет. Это явственно читается в ее глазах.
- Один у меня уже есть, а теперь и твой будет лежать здесь в целости и сохранности, дожидаясь твоего возвращения.
Я снимаю ножны с пояса и кладу на ступеньку. Женщина по-прежнему не сводит с меня оценивающего взгляда. Я двигаюсь слишком быстро и гневно. Пора бы уже научиться сдерживаться. Отступаю, не в состоянии толком извиниться. Так нечестно. Брокк с Ливаун нарушили правила и создали всем кучу проблем. Я явился сюда, потому что Арку поручил мне их найти. Интересно, эта женщина их о чем-нибудь спрашивала, или просто улыбнулась и пропустила дальше? То, что Ливаун отдала свой нож, меня поразило. И что это вообще за запрет такой - не иметь при себе железа?
- Когда ты был маленьким, - спрашивает старуха, - тебе кто-нибудь рассказывал сказки?
А это еще при чем? Почему она спрашивает?
- Нет?
Ее голос смягчается. При желании она могла бы вытянуть из меня самые сокровенные тайны. Сказки? В нашем доме? Это вряд ли. Если сказки и были, то их рассказывали мне по ночам братья, заставляя мочиться в постель от страха. Я качаю головой.
- Жаль. Если бы их тебе рассказывали, ты бы сейчас больше понимал. А теперь ступай и отыщи друзей, если сможешь. Девушка ушла совсем недавно. Но тебе, молодой человек, надо будет проявить смекалку. Потому что найти их непросто. Твоим лучшим оружием станет терпение, и мне кажется, что как раз его тебе и не хватает.
Мне не хватает терпения? Это при том, что я стоял под градом ударов, даже пальцем не пошевельнув, чтобы ответить?
- Шторма я с тобой посылать не буду, хотя и думаю, что ты очень любишь собак.
Судя по голосу, она старается отнестись ко мне по-доброму. Ей ничего не известно. Ничего.
- Пойдешь наверх. Там через лес есть тропинка. Немного по ней пройдешь и увидишь следы Киры. На ней тяжелые ботинки и длинная юбка. К тому же, она хромает. На развилке повернешь направо. Пошире открой глаза и уши. И ум, Нессан! Не отвергай того, что на первый взгляд может показаться невозможным. Теперь иди. Ножи, и твой, и ее, будут у меня в целости и сохранности.
Я кланяюсь и жестом благодарю ее. По крайней мере, она сказала мне, куда идти. Но если бы сделала это с самого начала, то сохранила бы кучу времени - и мне, и себе.
Вскоре я уже шагаю по едва различимой лесной тропинке, задаваясь вопросом о том, что же мне, собственно, надо искать после развилки. Дом? Деревню? На дороге кое-где видны признаки того, что здесь прошла Ливаун, так что старуха, судя по всему, сказала правду - я в этом немного сомневался. Без оружия я чувствую себя беззащитным и совершенно не готовым отразить нападение. Глупо, потому что сражаться можно и голыми руками. На Лебяжьем острове я вышел победителем почти из всех схваток, сразив противников, не прибегая к коварным приемам. Но здесь и сейчас чувствую необъяснимую тревогу. Без конца высматриваю вороноподобных тварей и ничего не могу с собой поделать.
Какое необычное место. Мрачное и странное. Возможно, меня ждет ловушка. Дыши глубже, Дау. Сосредоточься на поставленной цели. И не думай о прошлом.
Выйдя к развилке, я, как и было велено, поворачиваю направо и иду дальше. Вокруг никаких признаков жизни, слышен только звук моих собственных шагов да шелест ветра в листве. Тропинка то змеится, то идет прямо, то поднимается вверх, то спускается вниз, а я все иду, выкладываясь по полной. Все еще злюсь, хотя теперь к раздражению добавилась еще и усталость. Следов Ливаун больше не видно, хотя земля кое-где примята - как будто кто-то прошелся по тропинке метлой, чтобы уничтожить ее следы. Чушь какая-то. Я все это напридумывал. Надо сделать привал и отдохнуть.
Я пью из бурдюка и через силу съедаю полоску вяленой баранины. Затем ненадолго усаживаюсь под деревом и заставляю себя несколько раз медленно вдохнуть. Тело напряжено, как струна - меня что-то держит мертвой хваткой, то ли злость, то ли неудовлетворенность, то ли недовольство собой. Я встаю, собираю вещи и снова выхожу на тропу. Точнее пытаюсь. Но ее больше нет. Как такое возможно? Она, конечно, была узкой, но просматривалась довольно четко, проходя между двух буков на восток. Я видел ее собственными глазами. Кто-то решил надо мной подшутить? Или, может, я схожу с ума? Сегодня никаких зелий у знахарки я не пил.
Ну и пусть, дорогу можно определить по солнцу и теням. Раз уж я шел на восток, буду придерживаться этого направления и дальше, в надежде, что тропа идет прямо.
Путь долог. Настолько, что я уже не уверен, что ничего не напутал. Возможно, я сбился с пути. Теперь мне вряд ли хватит времени вернуться ко двору до наступления темноты, даже если я совсем скоро найду Брокка с Ливаун. Даже при условии, что никто из них не ранен. Будь она проклята, эта сказительница. Сколько бы Ливаун ни говорила, что целительницы достойны уважения, эта старая карга, на мой взгляд, всего лишь назойливая злюка. К тому же, теперь у нее мой нож. Это бесит меня больше всего. Да как она смеет!
Я останавливаюсь на берегу ручья, который не смогу перейти, не замочив башмаков. Кажется, что местность впереди все время меняется. Сначала я вижу перед собой падубовую рощу или каменистый выступ, по виду напоминающий лягушку, но, подойдя ближе, вдруг оказываюсь в густом ивняке или шагаю по голой, без единой травинки, земле, а под ногами хрустит галька. Слышу ворон, их хриплое, насмешливое карканье. И опять повторяю себе, что я воин с Лебяжьего острова - сильный, храбрый и находчивый. Лучший из новобранцев, что мне уже приходилось не раз доказывать. Именно меня выбрали для выполнения этой миссии. Мне поверили. Я вполне могу с этим справиться. Но на мои мысли постоянно набегают тени, и воображение рисует Дау то пятилетним, то девятилетним, то - о, великие боги! - тринадцатилетним. Тогда мои братья, отказавшись от попыток сломить меня физически, разбили мне сердце. В тринадцать лет я узнал, что такое ненависть. И теперь ненавижу себя. Ненавижу тот мой провал. Ненавижу горечь. Ненавижу слабость. Ненавижу, что меня до сих пор можно задеть. Я же так упорно работал, желая стать сильным. Так упорно
работал, чтобы оказаться на Лебяжьем острове. Да, я могу одолеть Хротгара, Чианана и Йенна. Могу одолеть Брокка, хотя мне и не дано двигаться с такой плавной грацией, которая то и дело позволяет ему вырваться из захвата человека куда более сильного, чем он сам. Могу одолеть Ливаун. Иногда. Тогда что мне бояться этих ворон? Что бояться сказительницы, седой старухи? Я взрослый восемнадцатилетний мужчина и воин. Но почему тогда меня повергает в ужас мысль о возвращении домой? Нет, от первоначального плана пора отказаться. Я должен вернуться ко двору и рассказать Иллану и Арку о своей неудаче. Здесь можно бродить до наступления ночи, но так ничего и не найти.
Я застываю на месте. Стою на берегу и смотрю, как у моих ног течет чистая, прозрачная вода. Русло ручья - сплошные голыши самых разнообразных узоров, самых разнообразных оттенков серого и коричневого, черного и белого. Каждый из них отличается от другого. Человеку с богатым воображением может показаться, что эти узоры несут в себе некий смысл. Вода сделала камешки гладкими. Темными стрелами в покрытой рябью воде плавают крохотные рыбки. Когда я смотрю, как они носятся во все стороны, слышится совершенно неожиданный звук. Музыка. Кто-то играет на свирели. Я узнаю мелодию - джига в очень быстром темпе, которую Ливаун частенько исполняет под конец вечернего представления. Она разносится по лесу, пронзительная, нежная и искренняя. Так быстро ее может играть только Ливаун. Я ее нашел.
Тропинка мне больше не нужна, теперь можно идти на звуки музыки. Перехожу вброд ручей, набрав воды в ботинки, и иду туда, где лес становится все гуще. Продираюсь через подлесок, а когда он остается позади, оказываюсь у гигантского каменного выступа, который выглядит почти как стена. Куда ни глянь, скала кажется нерушимой. Без веревок на нее не взобраться. Я иду вдоль нее на звук, но свирель вдруг смолкает. Останавливаюсь. Может, Ливаун лишь взяла паузу, чтобы отдышаться? Только бы она оказалась здесь. Только бы я ее нашел. Наступает полная тишина, затихают даже птицы.
Но вот девушка начинает петь. Ее голос, глубокий и теплый в этом безмолвии, набирает силу. Она поет о влюбленных, которых разлучили время и судьба, хотя они когда-то поклялись никогда друг друга не покидать. Мне эта баллада всегда казалась сентиментальным бредом. Но сегодня от нее по коже ползут мурашки, и колотится сердце. Ориентируясь на звук, я иду вдоль стены и выхожу на небольшую поляну. Там, у ограды, на плоском камне, скрестив ноги, сидит Ливаун. Рядом лежат плащ, бурдюк и свирель, а еще сверток, вероятно с провизией. Она смотрит на меня распахнутыми от изумления глазами, но продолжает петь. Когда я начинаю говорить - здесь, где рядом, судя по всему, нет ни одной живой души, пользоваться голосом наверняка безопасно, - она прикладывает к губам палец, призывая меня к молчанию. Но сама даже не думает умолкать и продолжает выводить свою песнь. Я подхожу ближе, снимаю с плеча сумку и только теперь чувствую, что ботинки насквозь промокли, и в них хлюпает вода. Почему Ливаун поет? Может, этой музыкой она маскирует какой-то другой звук, не желая, чтобы его услышали? Так можно использовать шум
водопада, гогот гусей или ленивое блеяние овец.
Я прибегаю к жестам - Ты идешь со мной? Пора возвращаться обратно. Ливаун окидывает меня сердитым взглядом, что совершенно не мешает ей нежно выводить очередной куплет. Я пойду с тобой куда угодно. Если я думал, что она, увидев меня, обрадуется, то это было ошибкой. Вот тебе и прекрасный принц.
Допев до конца, она берет в руки свирель и тут же начинает играть следующую мелодию, на этот раз медленную. Выглядит изможденной. Бледное лицо и мрачное выражение лица говорят об одном - что бы она сейчас ни делала, это не веселая интерлюдия во время приятной прогулки погожим днем, но нечто сродни сражению. Или вызову, который ей пришлось принять. Но почему? Чего этим можно добиться? Все это настолько выходит за рамки моего понимания, что я даже не догадываюсь, чем можно помочь. Расстилаю плащ, сажусь на него и пью из своего бурдюка. Подумываю снять башмаки, но прихожу к выводу, что это небезопасно, по крайней мере, пока не станет ясно, что происходит. Сражаться с врагом или преодолеть весь обратный путь босиком у меня вряд ли получится.
Мы сидим долго. Очень долго. Ливаун то поет, то играет на свирели, то опять поет, то снова играет. Время от времени умолкает глотнуть воды. Я возвращаюсь к ручью и наполняю ее бурдюк, не забыв оставить свой у нее под рукой. Мне очень хочется, чтобы она сделала перерыв и объяснила мне, ради всех богов, что происходит. Она собирается продолжать в том же духе, пока не рухнет без сил от изнеможения? Ее голос, глубокий и мощный, поистине великолепен. Но теперь он ее подводит. Я слышу в шелковых нотах хрипотцу, у нее то и дело перехватывает дыхание. Когда она в очередной раз умолкает попить, я шепчу:
- Ливаун, хватит.
Я жду, что она ответит мне яростным жестом, тряхнет головой или ничего не ответит, но ее реакция меня удивляет. Она протягивает мне свирель, словно предлагая продолжить за нее. Хотя знает, что я не умею играть.
- Ты что, издеваешься?
Слова слетают с губ еще до того, как мне удается их сдержать. Ливаун показывает на каменную стену.
- Надо продолжать, - говорит она измученным хриплым голосом, - музыка - это ключ, только с ее помощью можно попасть внутрь.
Интересно, она может сейчас упасть в обморок? Судя по виду, да. Ливаун. Воительница. Бесстрашная.
- Как в сказке, Дау. Помоги. Пожалуйста.
Я начинаю петь. Мне достаточно часто приходилось слушать их песни, чтобы неплохо запомнить несколько. Всех слов я, правда, не помню, поэтому довольно часто пою просто «ла-ла-ла». Голос у меня отнюдь не музыкальный. Голосом человека, который обожает петь, занимаясь повседневными делами, его тоже не назовешь. Это, скорее, жалкое подобие, позабытое и заброшенное. Однако сейчас даже от него есть польза, поэтому я пою песню, которую слышал в исполнении Ливаун, - о корабле, плывущем по коварному океану, о его команде, встречающей на своем пути самых разных морских чудовищ и сталкивающейся с другими странными явлениями. Мои грубые интонации больше подходят для нее, чем, к примеру, для баллады об утратах и любви. Стараюсь не смотреть в глаза Ливаун. Представить выражение ее лица можно без труда - либо жалость, либо злость, причем, что из них хуже - сказать трудно. Краешком глаза я вижу, что она встает, потягивается, делает из бурдюка большой глоток, подходит к каменной стене и проводит по ней руками, словно пытаясь что-то найти. Закончив одну песню, я тут же запеваю другую - о женщине, задравшей юбку,
чтобы соблазнить мужчину, и о том, как тот был потрясен, увидев, что именно она представляет собой под одеждой. Эти слова вспомнить гораздо легче. Если не можешь говорить, то, сидя в зале, учишься пользоваться слухом. Именно музыка частенько не позволяла мне погрузиться в трясину мрачных мыслей.
Я поднимаю глаза. Ливаун смотрит на меня. На ее лице нет ни жалости, ни злости, одна лишь улыбка, вызванная, похоже, неподдельным весельем.
- У тебя получается петь, - шепчет она одними губами.
Я пожимаю плечами. Может быть. Немного. Хотя мой хриплый голос лишь напоминает мне, сколь прекрасны ее собственные трели. Ну и, разумеется, Брокка. Он поет как человек из другого мира.
Когда я заканчиваю петь очередной куплет, Ливаун прикладывает к губам палец. Тсс. И неподвижно замирает. Затем прочищает горло, делает вдох и вновь принимается петь. Ту же жалобную песнь о разлученных влюбленных. И хотя голос у нее почти совсем сел, доводит ее почти до конца. «Я не могу пойти за тобой, куда пойдешь ты, я не могу быть с тобой и в радости, и в горе», - поет она, умолкает и ждет.
В этот момент откуда-то - откуда именно я сказать не могу - доносится еще один голос, который и заканчивает куплет: «Но буду поблизости, пусть и невидимый тебе, и буду любить тебя и охранять, пока мы не свидимся в божественном свете». Брокк. Это его голос. Другого такого попросту нет. Но где он? Здесь лишь каменная стена, простирающийся во все стороны лес, а теперь и тишина.
- Где… - начинаю я, но Ливаун опять на меня цыкает.
- Погоди, - шепчет она.
В стене за ее спиной появляется трещина. Проклятье Дагды! Да эта махина сейчас рухнет и погребет нас под собой! Но нет. Ни рушащихся обломков, ни грохота крушения, вместо этого… нечто совершенно невозможное. Теперь в стене открывается аккуратная расщелина шириной, достаточной для того, чтобы через нее мог пройти человек с такой фигурой, как у Ливаун. Что она наверняка и собирается сделать. Глупость, риск и безумие, нарушение всех правил. Как в какой-нибудь балладе о великанах и чудовищах. В жизни такого быть не может. Это, должно быть, сон. Но нет, она здесь, прямо у меня перед глазами. Я стою, разинув от изумления рот. Ливаун берет свою сумку, бурдюк и идет к расщелине. Еще миг, и она исчезнет.
Я открываю рот, чтобы остановить ее, но тут же закрываю, так ничего и не сказав. Там Брокк, что бы это «там» ни означало. Мы его слышали. Она пришла сюда найти брата. А меня послали привести их обоих обратно. Я хватаю свои вещи и бросаюсь за ней.
Ливаун останавливается.
- Нет, Дау, - говорит она, не поворачиваясь, - я готова рискнуть своей жизнью, но не твоей. К тому же, кому-то придется отправиться в обратный путь и все объяснить, если… Ты не можешь подождать нас здесь? Чтобы вернуть Брокка ко двору, мне может понадобиться помощь. Если не хочешь, я пойму. Я сама ввязалась в это дело, мне же из него и выпутываться.
Не успеваю я проронить ни звука, как она исчезает в расщелине, которая через миг смыкается за ее спиной, образуя поверхность без единой трещинки. Музыки больше не слышно. Ни единой ноты.
24.Брокк
День выдался самый что ни на есть странный: печальный, пугающий, опасный и удивительный. Я чувствую себя старой тряпкой, которую долго терли о камни, полоскали в ручье, а потом выжали из нее жизнь - всю до последней капли. Но когда Эрнья уходит, я не уступаю порыву прилечь и дать волю мыслям. Песня, которая ей от меня нужна, сама себя не сочинит. Я дал обещание и должен его выполнить.
Сажусь за работу, перебираю струны старой арфы, наигрывая мелодии, пробую фразы, шепчу обрывки куплетов, все еще не способных меня до конца удовлетворить. Гостей приходит мало. После гибели малышки подданные Эрньи притихли. Не думаю, что кто-то из них придет сегодня рассказать мне свою историю. Над опушками и полянами, над прудом и ручьем воцаряется тишина. Когда я записываю на листе из ивовой коры большую часть куплета, тишину нарушают. На подоконник садится крохотная птичка, поворачивает головку и чирикает, словно задавая мне вопрос. Вскоре после этого я слышу, как кто-то начинает петь и играть на свирели. Бросаю перо и вскакиваю на ноги. Это Ливаун! Больше никто не может играть «Скачущего Артагана» втаком невероятном темпе. Она здесь! Она пришла и нашла меня! Я настолько погрузился в работу, меня настолько расстроили и потрясли сегодняшние события, что я совершенно забыл о том, что могло происходить при дворе.
Я выскакиваю в дверь и тут же сталкиваюсь с Эрньей, едва не сбивая ее с ног. Хватаю ее за руки, не давая упасть, и тут же отпускаю.
- Прости… мне жаль… это играет моя сестра! Она, должно быть, здесь, где-то рядом…
- Я слышу ее мелодию. Она еще и пела, там, по ту сторону стены. Твоя сестра - великолепный музыкант.
- Не пускай ее сюда! То есть… Эрнья… миледи… Ей не стоит переступать порог твоего королевства. Но мне надо ее увидеть. Поговорить, объяснить… У меня нет ни малейшего желания подвергать Ливаун опасности. Но я обязан объяснить ей, что происходит.
- Она пришла тебя у нас украсть. Забрать обратно еще до того, как ты сочинишь песнь. Иначе зачем ей было проделывать такой путь?
Свирель смолкает. Становится тихо, но через несколько мгновений я слышу, как поет другой человек, на этот раз мужчина. Голос явно не музыкальный. Поет песню, которую я написал. Кто же это?
- Ступай за мной, - говорит Эрнья.
Пока я шагаю с ней по тропинке к месту общих сходок, невидимый исполнитель, допев одну песню, заводит следующую, совершенно дурацкую - о монстре в платье. Неужели Дау? Когда он заканчивает, его сменяет Ливаун.
Мы с Эрньей выходим на поляну, где под деревьями по-прежнему толпятся ее подданные, а над стеной плывет печальная мелодия «Прощания». Я бросаю взгляд на королеву. До этого она говорила безжалостно и сурово. Но что бы теперь ни читалось на моем лице, его выражение ее явно тронуло - она поднимает руку и гладит меня по щеке, почти как возлюбленная.
- Погоди, - едва слышно просит она.
Ливаун - человек сильный, один из самых сильных из всех, кого я знаю. Но она устала, у нее все чаще перехватывает дыхание, а интонации совсем не те глубокие и яркие, которые так для нее характерны. Прекрасно понимая, что она делает, я хочу к ней присоединиться, чтобы ее сюда пропустили. И она, и я знаем сказки, в которых люди могут попасть в Колдовской мир с помощью магии музыки. В одной легенде даже говорится о той игре ритма, которую мы с Эрньей устроили, когда я сюда пришел. В другой крохотные создания, такие как Шапочка-Крохотка и Травка-Мотылек не могут вспомнить конец песни, и пастух, случайно их услышав, заканчивает куплет за них, получая за это удивительный дар - волшебную свирель.
Я знаю, что сейчас слышу. Это голос человека, который никогда в жизни не сдастся. Человека, который будет продолжать до тех пор, пока не рухнет в изнеможении. В ее голосе слышится непоколебимая воля воительницы с Лебяжьего острова. Ливаун явилась сюда по собственной воле, и что бы ни входило в ее планы, не мне отговаривать ее. Когда ей остается спеть всего несколько тактов, она останавливается перевести дух, и я подхватываю куплет, доводя его до конца: «Но буду поблизости, пусть и невидимый тебе, и буду любить тебя и охранять, пока мы не свидимся в божественном свете».
Над поляной плывет общий вздох собравшихся на поляне подданных Эрньи. Некоторые смахивают слезы. Ливаун даже не знает, насколько уместна эта песнь сегодня, когда они потеряли свою малышку.
- Брокк, как мне, по-твоему, следует поступить? - спрашивает Эрнья. - Ты пообещал остаться, пока не сочинишь песнь. За стену я тебя не пущу, потому что вижу по твоему лицу, что сестра обладает огромной властью над тобой. Если я позволю ей сюда войти, она поможет нам или станет помехой и воспрепятствует нашим планам? От этого зависит будущее Брефны. От тебя. От твоей баллады.
- Мне надо с ней поговорить. Но вы должны гарантировать ей возможность беспрепятственно отсюда уйти.
Я прекрасно понимаю, как звучат мои слова. Рябинник выглядит так, словно с величайшей радостью отпустил бы и меня.
- Простите, мне следовало сказать иначе… Я почтительно прошу вас разрешить ей покинуть пределы вашего королевства, как только мы с ней поговорим. И еще… когда моя сестра будет здесь, мне хотелось бы, чтобы вы самым подробным образом объяснили, чего хотите от этой песни. Рассказали, как она может изменить ход событий в Брефне. Это… может оказаться полезным. Как ей, так и мне.
- А она сможет сохранить все в тайне? Ведь это, Брокк, вопросы чрезвычайно секретные. Вопросы, в которые мы не посвящаем людей.
- Да, моя сестра действительно человек, и в ее жилах нет ни капли колдовской крови, - говорю я, - но она дочь знахарки, а наш отец человек в высшей степени великодушный. Они оба с уважением и пониманием относятся к вашему племени, насколько это вообще под силу человеку. Поэтому она, конечно же, сохранит все в тайне. Если хотите, чтобы она вам в этом поклялась, просите ее, не меня.
- Правдивка! - зовет Эрнья, и оживший камень выступает вперед, поскрипывая на ходу суставами. - Открой врата.
Через несколько мгновений портал открывается и сразу смыкается обратно, и вот Ливаун уже стоит среди Маленького народца с сумкой за спиной и плащом на руке. Держится прямо, хотя лицо смертельно побледнело от усталости, а коса расплелась и рассыпалась сотней непослушных прядей.
- Не самое лучшее исполнение, - с вымученной улыбкой говорит она.
Не подбегает меня обнять. Полностью превратившись в воительницу с Лебяжьего острова, она внимательно изучает каждую деталь, хотя, казалось бы, даже не поворачивает головы.
- Миледи, это моя сестра…
Я застываю в нерешительности, не зная, как ее представить.
- Меня зовут Ливаун.
Ее голос тверд. Потрясение от того, что она оказалась в волшебном мире, никоим образом не поколебало ее храбрости.
- Но в качестве бродячего музыканта здесь, в Брефне, выступаю под именем Кира.
- Тогда добро пожаловать в мое королевство, Кира.
Эрнья не достает Ливаун даже до плеча. Но ее манеры недвусмысленно говорят о том, кто здесь правит.
- Я Эрнья, королева Маленького народца в Брефне. Твой брат наделен редким музыкальным талантом. По моей просьбе он взялся выполнить одну задачу, важность и значимость которой поистине невозможно переоценить. Чтобы ее реализовать, Брокку на какое-то время придется остаться у нас.
Когда Ливаун собирается запротестовать, Эрнья поднимает руку, призывая ее к молчанию.
- Погоди. До Дня летнего солнцестояния остается несколько дней. Вполне достаточно, чтобы действовать взвешенно и мудро, чтобы каждый мог сыграть свою роль. Рябинник, давай проводим наших гостей в шатер, я хотела бы поговорить с ними наедине. Ночная Тень, ты к нам присоединишься?
Эрнья поворачивается к остальным и добавляет:
- Сегодня, мой горячо любимый народ, больше никаких песен. Но не падайте духом, славные мои. Завтра Брокк вам снова сыграет, споет и в наших сердцах опять поселится радость.
- Но… - начинает Ливаун и тут же умолкает.
Когда мы идем вслед за Эрньей по узкой тропке под ивами прочь от места общих сходок, сестра бросает на меня взгляд, полный ярости. Чтобы понять ее мысли, ей не обязательно говорить вслух. О боги, что ты делаешь? Ты хоть понимаешь, сколько создал проблем? Что теперь будет с нашей миссией? Я трус и поэтому отвожу взгляд.
Дальше тропинка змеится меж кустов, чем-то напоминающих падубы, с такими же острыми листьями, но покрытых небольшими ярко-голубыми цветами с пятью лепестками. С ветки на ветку прыгают крохотные птички. Может, зяблики? Нет, у этих перья сверкают как драгоценности.
Рябинник шагает бок о бок с королевой, мы с Ливаун идем за ними, замыкает шествие Ночная Тень. Каждый молчит, погрузившись в собственные мысли.
В конце тропы стоит хрупкий, сплетенный из ивовой лозы шалаш. По нему вьется плющ, листья которого образуют роскошный зеленый полог, стены покрывает мох. Внутри стоит похожий на пьедестал стол, а на нем широкая, полая чаша. Рядом - кувшин воды и свеча, которую кто-то уже успел зажечь.
Внутрь Эрнья не входит, лишь садится на ступеньки, ведущие в шалаш, и жестом предлагает нам с Ливаун присесть рядом. Ночная Тень стоит в стороне, Рябинник принимает позу стража.
- Сначала я хочу спросить тебя, Кира, что тебя сюда привело. Подумай, прежде чем ответить.
- Я пришла сюда, потому что беспокоилась за брата. Подумала, что сказительница, Хозяюшка Джунипер, может знать, куда он ушел.
По плющу, гоняясь за насекомыми, прыгают птички. Я вспоминаю, где видел их раньше. Они были в доме сказительницы. А еще… в неметонах. Одна из них села на ногу Фелану. Меня охватывает какое-то странное чувство.
- И что же, она в самом деле это знала? - спрашивает Эрнья.
- Да, они действительно виделись. Почти ничего мне не рассказав, она направила меня по верному пути.
- А ты при этом знала, как попасть в мое королевство. Это меня удивило, ведь вы с братом - не одно и то же.
- Но мы оба музыканты, - отвечает Ливаун и в ее голосе слышится сталь, - и оба выросли в доме знахарки. Оба знаем старые сказки.
- В том числе и легенду об Арфе Королей, так, Кира?
Ливаун напрягается.
- Да, мне действительно доводилось ее слышать.
Она смотрит на меня, вопросительно подняв бровь. Я лишен возможности сообщить ей, что ни словом не обмолвился Эрнье о пропаже арфы, или что королева, как мне кажется, и так все знает. А может даже приложила руку к краже инструмента из неметонов. Я незаметно качаю головой, надеясь, что она воспримет это как предупреждение.
- Я столкнулась с серьезными трудностями, - говорит Эрнья, - моих подданных осталось совсем немного, к тому же, у меня нет наследника. Думаю, что в случае моей смерти мой клан обречен на скорое вымирание. Сегодня мы потеряли нашу малышку, которая стала жертвой Вороньего племени, и если бы не замечательные таланты твоего брата, погибли бы и другие.
- Вороньего племени… - шепчет Ливаун. - Значит, они убивают даже здесь, в Колдовском мире?
- Ты с ними сталкивалась? - спрашивает Эрнья.
- Сама нет. Но прошлой ночью они напали на людей регента. Не в его замке, а к северу, довольно далеко от него. Судя по всему, винить надо именно этих тварей. Их очень боятся. Думаю, что враг, которого никто не может понять, сильнее повергает в ужас. Справиться с нашествием обычных ворон было бы куда проще. - Сестра нерешительно умолкает. - Многие отказываются признавать, что они могут оказаться существами из иного мира, что довольно странно, если учесть, что буквально у ворот резиденции короля Брефны обосновалась община друидов. Хотя с другой стороны, братья покидают неметоны редко, и обычные люди с ними почти не общаются.
- Твое племя больше не помнит старых добрых дней, - говорит Эрнья, - вы забыли, насколько важны сказки, забыли мудрость прошлого, забыли силы, исходящие от деревьев, камней и ручьев. Вы позабыли узы, соединяющие оба наших мира. Именно в такие периоды неверия и разлада восстают темные силы, наподобие этих, и затмевают собой мир.
- Говорить так обо всех людях несправедливо и жестоко, - отвечает Ливаун, - нас с Брокком, равно как и многих других, учили уважительно относиться ко всему, что вы упомянули. Дома нашу общину нередко посещают странствующие друиды, с которыми мы с удовольствием обмениваемся легендами. Знаю, в Брефне все обстоит иначе. С учетом этого довольно странно, что ритуал в День летнего солнцестояния до сих пор считается таким значимым. Я имею в виду обычай играть на арфе в знак одобрения нового короля.
Не очень тонко, но все равно умно. Она быстро перевела разговор в интересующее ее русло.
- Перед тем, как продолжить, - говорит Эрнья, и в ее голосе звучат какие-то новые нотки, - я должна объяснить, что мои решения и действия в этом отношении, как и в любых других, требующих контактов с миром людей, моих личных или моего народа, продиктованы древними законами. Поскольку вы музыканты и знаете легенду об Арфе Королей, вам не составит труда понять, что я имею в виду. Мне нельзя напрямую вмешиваться в человеческие дела, даже если они идут вразрез с интересами моего народа. Я не могу просто так прийти в ваш мир и направить события в то или иное русло. Живи я лет сто-двести назад, Брефной, вероятно, правил бы король или королева из числа людей, с которыми можно было бы говорить открыто. Я могла бы созвать совет наподобие того, какой в свое время устроила с человеческим правителем Бевин. Но когда люди Брефны, включая их предводителей, проявляют к нам неуважение, это невозможно. По правде говоря, сегодня под вопросом само наше существование. В былые времена друиды играли гораздо более важную роль. Когда они давали королю советы, он прислушивался к голосу их мудрости. Но это доверие очень
ослабло, и я боюсь, что для нас действительно начинается мрачная эпоха.
Ливаун сидит совершенно неподвижно, крепко сцепив руки на коленях. Меня переполняет ожидание, я едва могу дышать. Эрнья, похоже, вот-вот прольет свет на какую-то истину, может даже на ту, к которой я стремился, отправляясь сюда. Мне не терпится прямо спросить ее об Арфе Королей. Не удивительно, что я нарушил столько правил миссии. Но вопрос о том, не по этой ли причине похитили арфу, так и не задаю. Если Эрнья не может напрямую вмешиваться в дела людей, то ответственность за это наверняка лежит не на ней. Я прикусываю язык и жду.
- Поэтому, - продолжает королева, - я опасаюсь за будущее. Вариант решения у меня есть, но для его реализации требуется высокая степень доверия, которое мы с моим народом не можем оказать в одностороннем порядке. Тебя, Брокк, тебя, Кира, а возможно и тех, кто приехал в Брефну вместе с вами, я считаю посланцами добрых сил. Но принимать во всем этом участия я не могу, в моих силах лишь слегка разворошить этот клубок. Подтолкнуть развитие событий в нужном направлении. Вы же принадлежите миру людей и вполне можете действовать. Но для того, чтобы верно поставить цель и достичь ее, вам надо поверить в старых богов. И довериться мне.
- Откуда вы знаете, кто приехал с нами в Брефну? Почему решили, что нам можно верить, если почти совсем нас не знаете? - Ливаун яростным жестом отбрасывает волосы со лба. - И если вы стремитесь к сотрудничеству, то зачем было так долго держать меня по ту сторону стены?
- Всему свое время, - абсолютно спокойно отвечает Эрнья. - Цель вашего прибытия в Брефну выходит за рамки музыки, так? В тебе Кира, виден не только бард, но и нечто большее; вБрокке тоже присутствует боевой дух.
- Мы связаны обещанием. - Ливаун едва сдерживает гнев. - И не можем вам всего рассказать. Вы говорили о проведении советов для разрешения конфликтов, однако даже во время таких заседаний о многом умалчивается.
- Совершенно верно, - улыбается Эрнья. - Но я не требую от вас слепого доверия. Что же до сотрудничества, то Брокк уже согласился сделать то, что мне от него нужно. Песнь. Он сочинит ее и споет. Больше мне от него ничего не надо.
- Вечером я должна вернуться ко двору, - говорит Ливаун, - к ужину. Поверьте, для этого есть очень веские причины. Что же до Брокка, то вы предложили ему остаться еще на ночь, а то и дольше. Из-за этого у нас могут возникнуть проблемы. Очень серьезные.
Она смотрит на небо, пытаясь понять, насколько уже поздно, и спрашивает:
- Что, по-вашему, могу сделать для вас я?
- От тебя, Кира, мне не нужна песня. Мне нужен союзник при дворе Брефны. Человек храбрый и сообразительный. Человек, для которого будущее этой славной земли превыше всего. Человек, неизменно выбирающий для себя путь мудрости и справедливости. Ты была права, когда поставила под сомнение мой выбор. Обращаясь к тебе с такой просьбой, я оказываю огромное доверие той, кого знаю только со слов других.
- Других? Кого именно? - спрашивает Ливаун. Она совершенно не выглядит польщенной.
- У нас есть соглядатаи во многих местах. Создания небольшие, но умные. В основном умные. Некоторые из них порой решают взять все в свои руки. Но речь не о них.
- Мы явились ко двору с некоей миссией. И должны завершить ее ко Дню летнего солнцестояния. Что если это противоречит тем целям, которые преследуете вы? - спрашивает Ливаун.
- Тогда, полагаю, мы пойдем по пути справедливости и мудрости, - говорю я, немного стесняясь манер сестры, хотя ничего другого от нее ожидать не приходится.
- Мне этого мало, - отвечает Ливаун, - замалчивайте сведения сколько хотите, но я не могу быть бардом, не играя танцев и не исполняя песен. И если в моем распоряжении одна лишь… философия, то вашим союзником в борьбе у меня стать не получится. Мне, по меньшей мере, нужно знать о том, чего именно от меня хотят. Идея, которую можно применить на практике.
Эрнья поднимается на ноги, то же самое делаем и мы. Рябинник с Ночной Тенью не произнесли ни слова, но когда королева ведет нас в шатер, они следуют за нами. Ночная Тень жестом велит нам подойти к пьедесталу и встать рядом с Эрньей. Рябинник стоит в стороне, чтобы с одной стороны приглядывать за нами, с другой - за ведущей сюда дорожкой.
- Друзья, - говорит королева, - мы должны верить богам, не терять присутствия духа и, кроме того, действовать быстро. Мою задачу также следует выполнить до окончания Дня летнего солнцестояния. Что же касается противоречия между моей и вашей миссиями, то будем надеяться, что его можно разрешить. Для этого нужны мудрость и справедливость. А еще сила воли. Огромная сила.
Эрнья смотрит на меня сияющими глазами; от их взгляда меня пробирает дрожь. Это не страх, по крайней мере, не только страх. Это ощущение, что ставки в игре поистине колоссальны: жизни, королевства, грядущие поколения. Как я только мог вообразить Эрнью деревенской девушкой, с которой можно повстречаться на деревенском балу? Она поворачивается, смотрит на Ливаун, и та отвечает ей взглядом, полным решимости.
- Вы покажете нам? - спрашивает сестра.
Неглубокий сосуд на пьедестале - магическая чаша для гадания. Похожей пользуется и наша мама, только у нее она сделана из обычной глины, а эта вырезана из какого-то тонкого, блестящего материала, то ли из раковины, то ли из кости.
- Ради этого вам придется помолчать, - говорит Эрнья, - вопросы приберегите до того момента, когда все закончится. Хотя лучше будет вообще их не задавать. Вместо этого подумайте, не торопясь, об увиденном и самостоятельно найдите ответы. Запомните - говорить ничего нельзя, в противном случае я могу выйти из транса, и тогда образ для нас будет потерян.
Она берет кувшин, наливает воды и над чашей поднимается то ли дым, то ли туман, который рассеивается в тиши этого маленького убежища. Причем все это происходит не только в моем воображении.
Ливаун застыла в такой неподвижности, будто даже перестала дышать. У меня в груди гулко бьется сердце; яи сам толком не знаю, чего ожидать. Может, мы увидим образ арфы? Или подсказку о том, где она сейчас находится?
Эрнья закрывает глаза и дышит все медленнее. Она поднимает над чашей изящные руки и чертит в воздухе какие-то узоры. Проходит всего несколько мгновений, и вот на воде уже танцуют силуэты и тени, порожденные не мерцанием свечи или игрой солнечного света над деревьями, но вышедшие откуда-то из глубин. Какую же замечательную балладу можно об этом сочинить! Но я никогда ее не напишу. Это что-то очень глубокое, мистическое и наверняка тайное.
- А теперь смотрите, - шепчет Ночная Тень.
Я смотрю. И от того, что вижу, меня до мозга костей пробирает дрожь. Ливаун тихонько вскрикивает от потрясения и волнения, но тут же смолкает. Мы видим в воде разрушенную Брефну. Повсюду кровь, пожары и то, что когда-то выглядело прекрасным, безвозвратно уничтожено. За этой картиной наблюдает король. Родан. Хотя здесь он старше, седовлас, его лицо избороздили морщины, а тело загрубело от вседозволенности. Прекрасный лес, в котором мы сейчас стоим, превратился в пустырь. Не осталось ни одного высокого дерева. Склоны холма изуродованы оползнями, лесной дороги больше нет. Картина в воде все меняется и меняется, с каждым разом все глубже раня мое сердце. Вот кого-то бьют и выволакивают из собственных домов. Вот мужчин посылают воевать с соседним королевством, одни погибают на поле брани, другие ковыляют домой, израненные и отчаявшиеся, чтобы столкнуться с яростью короля, которому не хватило мужества встать с ними бок о бок в бою. Сожженные жилища. Голодный, забытый, брошенный скот. Запуганные, искалеченные, плачущие дети. А где же народ Эрньи? Изгнан со своей земли? Уничтожен? Или прячется, ожидая
окончания мрачных времен?
Вода еще раз покрывается рябью и успокаивается. Что Эрнья пытается нам сказать? Что если Родана коронуют, Брефну ждет катастрофа? Мы с Ливаун явились сюда отыскать арфу и вернуть ее, чтобы именно этот человек стал королем. Зачем нам показывать это предвестие бед, если мы бессильны их предотвратить?
Мы с сестрой обмениваемся взглядами. Она потрясена, лицо покрылось смертельной бледностью. Я, наверное, выгляжу не лучше. И как нам рассказать об этом Арку?
Вода опять идет рябью, Эрнья протяжно вздыхает. Ночная Тень подходит ближе, чтобы тоже увидеть отражение на поверхности. Приближается даже Рябинник.
Королева еще раз взмахивает над чашей руками, вода проясняется, будто от прикосновения полуденного солнца, хотя падающий на нас свет иначе как пестрым не назовешь. Такой же чередой образов, как до этого, нам опять является Брефна. Однако на этот раз все идет, как положено. Зеленеют поля, глинобитные стены в отличном состоянии, овцы и коровы ухожены, здоровы и довольны. Кто-то работает в поле, заботясь об урожае и стадах, кто-то едет по дорогам на телегах, останавливаясь поговорить с соседями. Вот нашим взглядам является несколько стариков, устроившихся на скамье в тени дуба, и опирающийся на посох друид в мантии, который с ними болтает. На холме горделиво возвышаются древние деревья того самого леса, где мы сейчас стоим, их окружает новая поросль - тянет ветви в летнем наряде всех оттенков зеленого. Поют птицы, жужжат насекомые, на берегах ручья квакают лягушки, в воде, настолько прозрачной и чистой, что в ней можно разглядеть узоры на голышах, устилающих его дно, плавают рыбки. Кому придет в голову сомневаться, что народ Эрньи в столь прекрасном месте живет и процветает?
На невысоком холме горделиво возвышается королевский замок, вассалы за его крепостными стенами занимаются привычной работой, обслуживая двор и резиденцию, во многом, как и сейчас. На посту у врат стоит стража. Конюх выводит на пастбище лошадей. Из кузницы доносятся ритмичные удары молота по наковальне. Женщины развешивают на кустах простыни сушиться. У главного входа в замок стоят три человека, судя по виду, ученые мужи, поглощенные дискуссией. Носится собака, а рядом с ней двое хохочущих детей. Ага! Вот, наконец, и король. Он стоит в высоком окне замка и оглядывает свои владения. Его лица нам не видно. Возможно, это Родан - король с ним примерно одного роста, хотя и немного стройнее. Те же каштановые волосы, что у принца, только длиннее. В их волнистых локонах нет даже намека на седину. Что показывают нам эти образы? Более ранний период? Или совершенно другого человека? Это кто, Родан, как и должно быть? Родан, каким он мог бы стать под чьим-то мудрым руководством?
В видении из-за облака выглядывает солнце, и на миг король превращается в темный силуэт в ореоле золотистого света. Но этот момент тут же проходит, он опять становится обычным человеком, с человеческими проблемами, которые ему приходится решать, и возложенной на него ответственностью. Он вздыхает, расправляет плечи, а затем, к моему удивлению, зовет кого-то по имени и машет рукой. Откуда-то снизу доносится детский голос. «Пап, посмотри! Кудряшка научилась ловить мяч!» Король широко улыбается. Образ исчезает. По мере того как он меркнет, слышится тихая музыка. Не из нашего леса. И не из крохотной хижины, где я оставил предоставленную в мое распоряжение арфу. Не исключено, что из радостного будущего, которое показала нам магическая чаша. Всего лишь фрагмент, обрывок мелодии, мимолетный аккорд. Но это самое прекрасное, что мне приходилось слышать.
Чтобы прийти в себя, Эрнье требуется время. Открыв глаза, она выглядит потрясенной. Никто из нас не издает ни звука. С табуретом в руках подходит Рябинник и помогает ей сесть. Ночная Тень приносит чашку воды и вкладывает королеве в ладони. Я смотрю на Ливаун. Она смотрит на меня. Спрашивать, что это все значит, мы не можем. Не можем спрашивать, какой из двух вариантов показал подлинное будущее, если оно, конечно, действительно предопределено. Не можем спросить о том, был ли это в обоих случаях Родан, или второй - другой претендент на трон, с которым нам еще предстоит познакомиться. Не можем расспросить об арфе. По крайней мере, подробно.
- Миледи, я могу задать вопрос? - спрашивает Ливаун, когда Эрнья делает глоток воды и теперь уже больше напоминает прежнюю себя.
- Или спрашивай обдуманно, или молчи, - предупреждает ее Ночная Тень.
- Если хочешь, говори, - слабым от изнеможения голосом отвечает Эрнья.
Я чувствую странный, нежный порыв. Как бы мне хотелось сейчас взять ее на руки, положить отдыхать, сесть у изголовья ее кровати и спеть колыбельную. Ну и дурак же ты, Брокк.
- Есть ли у нас возможность вовремя получить то, что гарантирует хорошее будущее? Если да, то не могли бы вы нам сказать, как этого достичь?
Ливаун выбирает слова с большой осторожностью. Никому в голову не может прийти, что дома она слывет человеком, склонным сначала говорить, и лишь потом думать.
- Надеюсь, что есть, - отвечает Эрнья, - и если говорить о том, что для этого надо сделать, то… да, я могу вам это сказать. Но потребуется заплатить цену, которая может показаться вам непомерно высокой.
- Мы пришли сюда с определенной целью, - отвечает Ливаун.
Я слышу сталь в ее голосе. Надо что-то сказать. Надо ей помочь. Но меня что-то удерживает.
- С целью благородной, способной послужить на благо обоих королевств Брефны - как людям, так и вашему, миледи, народу. Я могла бы сказать, что здесь не может быть непомерно высокой цены, но это было бы глупо. К тому же, мне думается, вы не назначите цену, которой нам не осилить, потому что наверняка знаете, что мы желаем вам только добра. Кому не захочется видеть в будущем Брефну славной и процветающей?
- Еще до того, как все это закончится, - говорит Эрнья, - ты и сама, возможно, отыщешь ответ на свой вопрос.
Она встает, выходит из шатра и поднимает глаза к небу над лесом.
- Время не ждет. Тебе предстоит неблизкий путь домой. Сейчас мы вернемся к месту общих сходок, и я расскажу, чего от вас хочу. Идите за мной.
25.Ливаун
Мы опять выходим на поляну, где нас ждет причудливая группка подданных Эрньи. Чего бы ни хотела от нас Эрнья, она собирается сказать об этом при свидетелях. Хотелось бы, чтобы она побыстрее перешла к делу. Время не стоит на месте, мне надо вернуть Брокка и принести эти дурацкие извинения. Надо будет попрактиковаться и придумать безукоризненные слова, чтобы не поддаться порыву, не обрушиться на принца с руганью и не съездить ему по физиономии.
День становится еще более странным. Как и Родан, королева сильна в зажигательных речах, но слаба в стратегии. Из-за образа мрачного будущего мне полагается волноваться и глубоко в душе я действительно тревожусь. Картина в магической чаше была действительно уродливой и страшной. Но не настоящей. Магия показывает не то, что будет, а лишь то, что может быть. Королевство Брефны должно обладать возможностью самостоятельно выпутаться из беды, не прибегая к помощи бродячих музыкантов, повсюду сующих свой нос. Мы явились сюда ради выполнения определенной миссии и не можем сделать ради Эрньи ничего, что этой миссии противоречит.
- Мой возлюбленный народ! - обращается королева к разношерстной толпе, которая тут же замолкает. Сегодня на весах - само будущее Брефны, как для людей, так и для Маленького народца. Здесь, на нашей земле, мы столкнулись с ужасом, который едва способны понять. В одиночку нам не выстоять против этой угрозы. Чтобы совладать с нею, требуется помощь людей.
«Скажи нам, где арфа!» - хочется крикнуть мне.
Такими темпами ко двору мне удастся вернуться только к восходу луны.
- Мы знаем, как нежно может петь Брокк, и уже видели, каким могущественным оружием может стать его несравненный голос. Я думаю, что наш бард может оказаться потомком самого Эмерджина. Брокк, ты обещал нам редкую по красоте песнь, и я знаю, что ты справишься. Ты, Кира, проявила завидную смелость, храбро дойдя в поисках брата до самых наших стен. Вас наш мир не пугает, что часто случается с людьми, забредшими сюда по воле случая. Я верю, что задачи, которые я перед вами поставлю, вы выполните с равной целеустремленностью.
Мне приходится предположить, что Эрнье известно местонахождение арфы, но сказать нам об этом она хочет только после того, как объявит о поручениях. Могла бы сказать мне это напрямик. Но ничего не отдавать просто так - вполне в духе Маленького народца. Поскольку до Дня летнего солнцестояния остается всего несколько дней, это может означать крах нашей миссии.
- Ночная Тень, - говорит Эрнья, - передай Ливаун ее инструкции.
Мудрая сова извлекает из складок своей необъятной мантии небольшой свиток и вручает мне. Разворачиваю его и читаю. Совсем не то, чего я ждала. Ровным счетом ничего героического. Выглядит бессмыслицей. Трижды станцевать с человеком, не любящим танцевать. Одолжить лоскуток, сшить куклу, и пусть ее глаза увидят будущее Брефны. Что это может значить? Шью я кое-как и никогда в этом деле сильна не была, но знаю достаточно, чтобы понимать, что за помощью обращаться нельзя. Досадно, ведь Банва могла бы сделать отличную куклу, а я, тем временем, выстирала бы за нее часть белья. Что она, эта королева, задумала, превращая меня в человека, которым я никогда не была и не собираюсь становиться? Помочь построить замок из глины и песка и посмотреть, как его смоет вода. Это и вовсе откровенная глупость.
Брокку тоже вручили свиток. Но ему на чтение понадобился лишь миг. Он стоит рядом со мной и не говорит ни слова.
- Эти задания выше моего понимания, - чтобы сдерживать себя и оставаться вежливой, мне приходится прилагать максимум усилий. - Однако если они действительно так важны, я сделаю все от меня зависящее ради их выполнения. Они… В общем, это не то, чего я ожидала.
- Когда все сделаешь, поймешь, к чему сводится их смысл, - отвечает Эрнья, - теперь тебе пора идти. Рябинник проследит за тем, чтобы ты прошла через стену. Может статься, что твой друг тебя не дождется. У него был очень подавленный вид.
Это, наконец, привлекает внимание Брокка. Я совершенно забыла о Дау. К этому времени он, вероятно, уже сдался и отправился домой. Здесь я не стану произносить его имени. Нечего впутывать его в эти дела, в чем бы они ни заключались.
- Благодарю вас, миледи, - говорю я, с большим трудом сдерживая гнев. - Что будет после того, как мы выполним эти задания?
- Тогда ты вернешься сюда за братом. В канун Дня летнего солнцестояния приходи опять к нашему порталу и пой. Тебя пропустят, предоставят средства достижения ваших целей и позволят вернуться обратно ко двору.
- Погодите-ка… как вы сказали? В канун Дня летнего солнцестояния? Но это же слишком поздно!
Вся эта затея сплошной обман, она не собирается отдавать арфу, ей хочется только одного - оставить у себя Брокка…
- Ливаун, - говорит мне брат, протягивая свой свиток.
В нем только два пункта.
Сочинить и спеть необходимую нам великую балладу.
Оставаться здесь и играть нам до кануна Дня летнего солнцестояния.
Я поднимаю взгляд и по глазам Брокка вижу, что ему в равной степени хочется как остаться, так и уйти. Его раздирают эти два желания, что совсем не удивительно, ведь это место и странный народ, который здесь живет, являются частью его наследия - Колдовской мир у него в крови. Я не хочу его здесь оставлять. Эрнья уже считает его своим, это видно по ее глазам. Если он останется с ней до кануна Дня летнего солнцестояния, то изменится. У него не будет другого выбора, кроме как пить их напитки и есть еду, в итоге они смогут воздействовать на него своей магией.
- Все в порядке, - говорит Брок.
Его голос и в самом деле дрожит или мне только кажется?
- Нет, правда, все в порядке, Ливаун. Я дал обещание и смогу сочинить эту песнь лучше всего, если мне здесь никто не будет мешать. Прошу тебя, иди, а я останусь. Здесь мне ничто не угрожает.
- Перед тем, как ты уйдешь, добавлю только одно, - говорит королева Маленького народца, - все, что происходит в этом царстве, хранится в тайне. Это защищает моих подданных. Люди сюда допускаются редко, но стоит кому-то проболтаться у чужой двери, как некоторым, появись у них такая возможность, тут же захочется к нам сунуться. Поэтому ты, Кира, не будешь ничего никому говорить. Чтобы объяснить ваше с Брокком отсутствие, придумай какую-нибудь легенду, не сомневаюсь, что это тебе по плечу. Всю правду нельзя говорить даже твоему верному другу по ту сторону стены. Ступай, объясни все словами, понятными обычному человеку - то есть не ребенку, не знахарке, не тому, кого учили петь, играть и писать стихи, не друиду, не мудрецу и не целителю. Возвращайся ко двору и выполни задания. А в канун Дня летнего солнцестояния возвращайся одна, готовая спеть. И помни - никому ни слова. Ведь самодисциплина является неотъемлемой частью кодекса воина, так?
Эрнья поворачивается к Рябиннику:
- Выведи Ливаун через портал.
Она берет Брокка под руку и приникает к нему. Я вижу, что щеки брата заливает румянец, и мне это не нравится. Мы его здесь потеряем.
- Пойдем, мой бард, - говорит королева, - прощайся с сестрой, я устала.
Но не успевает Брокк произнести хоть слово, как она его уводит.
Мы с Рябинником идем к узкому проходу в стене. Мне нужно спешить, пока он не закрылся, но я не решаюсь.
- Рябинник, мой брат будет здесь в безопасности? Хотя бы до Дня летнего солнцестояния?
- В безопасности? - эхом отзывается он. - Ни один из нас не может быть в безопасности, пока небо затмевает Воронье племя. Так что никаких обещаний я дать не могу. Но буду присматривать за ним, насколько это в моих силах.
- Тогда благодарю тебя - как воительница воина. И прощаюсь до кануна Дня летнего солнцестояния.
Да хранит нас Дагда, ждать осталось десять дней.
- Хорошо, тогда до кануна Дня летнего солнцестояния. Теперь иди.
Я прохожу через расщелину в скале, покидаю царство Эрньи и возвращаюсь в свой мир. И хотя сердце мое не разбито, это самый что ни на есть замечательный способ получить множество ссадин и царапин, и я чувствую себя как слива, упавшая с дерева на твердую землю.
Дау все еще ждет меня. До этого момента я даже не понимала, насколько мне это нужно. На меня накатывает волна эмоций: облегчение, изнеможение, печаль и пара капель чистой паники, что мне, о великие боги, теперь сказать Арку? Если бы здесь был мой старший брат Гэлен или отец, я бросилась бы им в объятия и разревелась. Либо изрыгнула бы пару ругательств, а может даже и то, и другое. Как бы то ни было, я все-таки плачу и не могу ничего с собой поделать. Будь оно все проклято!
- Спасибо, что подождал, - бурчу я, вытирая лицо рукавом.
О боги, как же я устала.
Дау сует мне в правую руку бурдюк, в левую - чистый носовой платок и молча ждет. Даже не спрашивает, где я была и удалось ли мне найти Брокка.
Я пью, вытираю нос, чувствую себя немного лучше, сажусь на камни и говорю:
- Спасибо.
Долго отдыхать нет возможности, надо возвращаться. Что же я так выбилась из сил? Возвращается и боль в лодыжке, о которой я там умудрилась забыть. День выдался очень, очень долгим. И, к тому же, он еще не закончился.
Дау нужно все как-то объяснить. Сколько правды я могу ему сказать, не нарушая данного Эрнье обещания? Первой с моих губ слетает фраза:
- Ты готов трижды со мной станцевать до Дня летнего солнцестояния?
Дау смотрит на меня как на безумную, что совсем не удивительно.
- А это не вызовет подозрений? Ведь певунье и конюху полагается вести себя так, словно они незнакомы.
- Просто ответь «да» или «нет». Три вечера, три танца, начиная с сегодняшнего дня и кончая кануном Дня летнего солнцестояния. Я придумаю, как отвести от нас подозрения.
Он долго молчит.
- Воин должен говорить прямо и решительно, - говорит он, - я говорю «да». Но предупреждаю, что могу наступить тебе на ногу. Танцы - не то, что я люблю больше всего.
А через миг он спрашивает:
- Ты можешь сказать мне, что происходит?
- Нам пора идти. Не хочу задерживаться в этом лесу даже на мгновение дольше, чем нужно.
Там, где позволяет тропинка, мы идем бок о бок. Я стараюсь не хромать и пытаюсь подобрать слова. Но все, что приходит на ум, кажется полным безумием.
В конце концов, разговор начинает сам Дау.
- Брата нашла? - спрашивает он.
- Да, нашла, он в полном порядке. Но вернуться не может, по крайней мере, пока. Дау, мы с Брокком поклялись никому не говорить о том, что там было. Ты сам видел… Ты не мог не заметить, что во всем этом есть кое-что необычное.
- Прождав там столько времени, я вообще уже было подумал, что мне все это приснилось, начиная с того момента, как ты попросила меня помочь тебе пройти сквозь стену. Да весь этот день, говоря твоими словами, был необычным.
Мне в голову приходит досадная мысль.
- Проклятье! - бормочу я.
- Что это ты там проклинаешь?
- Без Брокка я понятия не имею, как вернуться обратно. Стража привыкла пропускать его через ворота.
- Не страшно, - отвечает Дау, - я могу решить эту проблему. Тебе это не понравится, но должно сработать. К тому же, мой вариант тесно связан с танцами.
- Давай, выкладывай. Если надо будет говорить, это сделаю я.
- У меня была веская причина выйти за дворцовые ворота. Как мне было велено, я вернул лошадь на крестьянское подворье. А потом вполне мог выполнить и другое поручение Иллана. Никто не должен знать, что меня за вами послал Арку.
- И что дальше?
Я отвлеклась на тот факт, что теперь, на обратном пути, дорога просматривается куда лучше, будто кто-то сознательно не хотел, чтобы я добралась до царства Эрньи. А потом еще заставил меня несколько часов петь до хрипоты, перед тем как пропустить внутрь. Если добавить сюда задачи, на первый взгляд лишенные смысла, то в голову действительно приходит мысль, что Эрнья не отдаст нам арфу до кануна Дня летнего солнцестояния, если она, конечно, вообще у нее. Это даст нам время вернуть инструмент до проведения ритуала, правда, в самый последний момент. Как рассказать это Дау, ничего толком не объяснив? Он ведет себя просто восхитительно, не задавая сотен вопросов. На его месте я бы так себя не сдерживала, особенно после долгого ожидания в полном одиночестве.
- Дау?
- Да?
Он наклоняется, поднимает небольшую ветку, упавшую поперек дороги, и убирает с нашего пути.
- Миссия. Думаю, мы сможем возвратить арфу вовремя. Хотя, возможно, лишь в самый последний момент. Скорее всего, за день до ритуала. Но сначала мне надо будет кое-что сделать, и это «кое-что» может показаться очень-очень странным.
У меня такое чувство, что я иду вброд по болоту. По болоту, которое может взорваться, если не соблюдать осторожность.
- Странным? Как опасные прыжки и внезапные исчезновения? Как втягивание других в серьезные неприятности?
- Нет, здесь другое - мне придется заниматься непривычными делами. Например, строить песчаные замки. Танцевать, как я уже говорила. И шить.
- Значит, шить…
В безучастном тоне Дау сквозит недоверие.
- Как ты думаешь, кто чинил мою одежду по пути сюда? Уверяю тебя - Арку этого не делал.
- Нет, я все-таки сплю. Другого объяснения просто быть не может. Ливаун, Арку обязательно спросит меня о том, что произошло. Иллан тоже спросит. И что я им скажу?
- Если можно, давай с ними сначала поговорю я. Расскажу примерно то же, что сказала тебе - что Брокк пока не может вернуться, что он вышел на верный след, который, по всей видимости, приведет нас к тому, что мы здесь ищем. Что у нас есть надежда вовремя вернуть искомое. Но чтобы это произошло, чтобы мы выполнили нашу миссию, все должны поверить нам с Брокком. Никто другой этого сделать не может. Он там, куда допускаются очень немногие. Практически никто. Причем… в некоторые аспекты происходящего людям будет трудно поверить. Особенно тем, кто не воспитывался на древних сказаниях.
Мы идем дальше, и Дау какое-то время молчит. Вскоре мы снова выйдем на дорогу, там могут оказаться люди, и ему опять придется превратиться в немого Нессана. На задворках моего сознания маячат две картины, которые Эрнья показала нам в магической чаше для гадания. И я опасаюсь, что успешным выполнением нашей миссии мы можем обречь это королевство на безрадостное будущее. Если бы я только знала, что это значит. Если бы только знала, был ли король в безмятежном будущем Роданом, непостижимым образом преобразившимся, или кем-то еще. Именно это, в первую очередь, мне хотелось бы сказать остальным.
- Мне пришлось оставить нож у сказительницы, - говорю я, - надо к ней зайти.
- Мне тоже. А арфа… в том месте, о котором ты говорила? По ту сторону каменной стены?
- Не знаю. И это чистая правда. Когда меня об этом спросит Арку, я отвечу ему точно так же.
- Но там есть кто-нибудь, кто может сказать тебе, где она? А не тебе, так Брокку?
- В принципе да.
- Но перед тем как они на это пойдут, тебе нужно будет выполнить несколько странных заданий, вроде шитья.
Он говорит это с утвердительной интонацией, поэтому я не отвечаю.
- Ливаун, - останавливается Дау, - ты наверняка сама понимаешь, насколько безумно звучат твои слова. Арку никогда на это не согласится, как и Иллан. До Дня летнего солнцестояния остается всего несколько дней. А ведь от этого так много зависит. Твое будущее. Будущее Брокка. И мое. Ты просишь Арку отказаться от контроля над выполнением миссии. И при этом ждешь, что мы тебе доверимся, хотя сама даже не говоришь, ни где твой брат, ни чем он сейчас занимается.
Я прикусываю язык, чтобы удержаться от бесполезного комментария.
- Если народ Брефны отвергнет Родана во время ритуала, - продолжает Дау, втолковывая мне то, что я знаю и без него, - а именно это, как нам говорили, случится, если вовремя не вернуть арфу, королевство может погрузиться в хаос. Другого кандидата, с одной стороны желающего взойти на трон, с другой - имеющего на это право, по всей видимости, нет. А если бы даже и был, то без арфы его, скорее всего, тоже отвергли бы. Решись Кора остаться регентом еще на несколько лет, пока наследник трона немного не повзрослеет, об этом было бы объявлено давным-давно, а мы бы здесь попросту не оказались. Какими будут наши шансы на будущее на Лебяжьем острове, если мы примем твою безумную идею, а она ввергнет Брефну в эпоху нестабильности, а может даже и войны? На Лебяжьем острове нашу миссию станут называть самой катастрофической из всех.
Я молча считаю до пяти и спрашиваю:
- Ты закончил? Надо идти. Ненормальная я или нет, но пока еще могу разговаривать на ходу.
Если честно, моя лодыжка опять болит, но говорить об этом я ему не собираюсь.
Он не отвечает.
- Мне все это известно, Дау, - говорю я, - поэтому просто прошу мне поверить. И помочь мне убедить Арку, что с головой у меня все в порядке. Сегодня утром ты мне помог. Помог сделать то, что противоречит всем правилам, и ни на секунду не усомнился. Ладно, усомнился, но ненадолго. Что же теперь изменилось?
- Ничего. Просто ты меня удивила. Когда-то тебе удалось убедить меня, что добиться места в отряде Лебяжьего острова для тебя столь же важно, как и для меня. Но это, похоже, неправда. В конечном итоге, мое первое впечатление о тебе оказалось верным. Ты просто… развлекаешься. Если бы тебе действительно было не все равно, тебе бы и в голову не пришло подвергать миссию такому риску.
Теперь останавливаюсь я. Усталости как не бывало. Зато вспыхивает гнев.
- Развлекаюсь? Какой же ты сейчас несешь бред! Ты что, считаешь, что я сегодня весь день шлялась по лесу, чтобы просто приятно провести время? Сидела одна и пела несколько часов подряд потому, что мне больше нечего было делать? Мне что, надо было забыть об исчезнувшем брате и заняться своими делами? Ты бы так поступил, растворись твой собственный брат в воздухе?
Лицо Дау принимает какое-то странное выражение. Взгляд ожесточается, рот беспощадно сжимается. Зря я это сказала.
- Я именно так бы и сделал, - отвечает он, - да еще и усмехаясь.
О боги. Теперь я вижу, каким Дау может быть в бою не на жизнь, а на смерть, и это меня так пугает, что я перестаю злиться.
- Мы с Брокком очень близки, - говорю я, - он мне не только брат, но и товарищ по оружию, как и ты. Я пошла за ним, потому что так было правильно. Хотя у меня не было ни малейшего представления о том, куда и зачем он ушел. Я уже объясняла тебе, почему не могу рассказать подробнее, по крайней мере, до Дня летнего солнцестояния. Что же касается места в отряде Лебяжьего острова, то здесь ты на мой счет ошибаешься. Стать членом отряда я хотела с пяти лет, когда…
Нет, о том, что с Кинелой я встретилась еще в раннем детстве, я ему говорить не буду. Как и о том, что девчонкой хотела заплетать волосы в такие же, как у него, длинные косички и щеголять такой же затейливой татуировкой на лице, не говоря уже о большом, остром ноже с рукоятью из резной кости.
- …когда впервые услышала об этих воинах, - заканчиваю я. - С точки зрения миссии так будет правильно. Если ты поможешь, если поверишь мне, если поддержишь, когда я буду говорить с Арку, мы все сделаем в срок. Да, я могла бы рассказать все ясно и подробно, но не делаю этого, в том числе потому, - я понижаю голос до шепота, - что даже здесь нас могут подслушать.
- Лесной народ.
- Лесной народ, как в сказках. Идем, до дома Хозяюшки Джунипер уже недалеко. Если повезет, у нее можно будет подкрепиться. Я уже и не помню, когда в последний раз ела.
26.Дау
Мы опять в доме сказительницы. В прошлый раз я вел себя не лучшим образом, но как извиниться, я не знаю, поэтому остается тихо сидеть и слушать. Мы едим то, что она для нас приготовила, хотя и не знала, когда мы к ней зайдем и зайдем ли вообще. Ливаун явно ладит с этой женщиной лучше меня. Надеюсь, кто-то из них скажет хоть что-то, способное помочь мне понять, что, во имя богов, происходит.
Но они соблюдают осторожность. Ливаун говорит женщине - ее, кажется, зовут Джунипер, - что Брокк остался по ту сторону стены с народом, встретившимся на его пути, и, вероятно, занялся там музыкой. Может ли это означать, что Арфа Королей действительно у них? Спросить я не могу. У меня такое ощущение, что я попал в липкую паутину, где любой путь узок, коварен и непредсказуем. Можно задействовать все свои силы и разум, но из нее все равно не выбраться, нельзя даже двинуться - ни вперед, ни назад. Я не могу спрашивать, не могу говорить, не могу ничего понять… Мне хочется выругаться, заорать и кого-нибудь ударить. Хочется зевнуть, положить голову на стол и уснуть. Хочется натянуть на голову одеяло, свернуться калачиком и отогнать от себя все кошмары. Хочется… Что-то касается моей ноги, мягкое и теплое. Я опускаю глаза и вижу собаку, Шторма. Вытянув шею, он смотрит на меня спокойным взглядом, как часто делает Брин. Я глажу его по шелковистым ушам и медленно, размеренно дышу. Ужасный лес остался позади. Я нашел Ливаун. Теперь можно вернуться в замок. Мне даже не надо ничего объяснять Арку, лишь изложить
основные факты, потому что я сделал ровно то, что он мне велел. Пусть Ливаун сама пытается убедить его ничего не предпринимать до Дня летнего солнцестояния. Ведь именно к этому она и стремится. Почему я в ней усомнился? Почему назвал сумасшедшей? Что ни говори, а с головой у нее все в порядке. Если она сделала такой выбор, значит, у нее есть план. И каким бы странным он ни казался, есть все шансы на то, что он сработает. Она сильная женщина. И любит побеждать. Я зарываюсь пальцами в мягкий мех Шторма. Он дышит медленно и размеренно. Его глаза превращаются в узкие щелочки, словно он прямо вот так, сидя, уснул. Ах, как же мне от этого хорошо.
- Он тебе доверяет, - замечает Ливаун.
- С собаками в этом смысле всегда проще, - говорит пожилая женщина.
- Хотела бы и я не ошибиться, - к моему удивлению говорит Ливаун, - порой трудно сделать правильный выбор. Можно выбрать путь и пойти по нему в полной уверенности, что именно он-то тебе и нужен, но потом все вдруг переворачивается с ног на голову, и хотя ты не сомневался, что всегда сможешь отличить правду от лжи, тебя охватывает растерянность.
Сказительница долго смотрит на нее, не говоря ни слова. И говорит:
- Ты, Кира, всегда сможешь отличить правду от лжи. Я была бы в этом уверена, даже если бы не знала, что твоя мать знахарка. В деле, за которое ты, воительница, взялась, нет места сомнениям. Что же до тебя…
Она поворачивается, смотрит на меня, и я ловлю себя на мысли, что выпрямляюсь, хотя ладонь по-прежнему лежит на голове Шторма, словно он мой якорь.
- Верь ей. Вы должны доверять друг другу.
- Я правда ему доверяю.
Ливаун тоже смотрит на меня, и если в этот момент и лжет, то это получается у нее превосходно. Взгляд ее ясен, в голосе нет даже намека на дрожь.
- И то, что мы нередко раздражаем друг друга, ничего не меняет. А вот насколько он доверяет мне, покажет время.
Будь она проклята, эта немота! Ну как оставить такое без ответа? Я уже и так выходил с ней из себя, наговорил много такого, чем сейчас отнюдь не горжусь. Но это ведь был Дау, правда? Тот самый парень, который, когда его разорвали на куски, смог собрать себя обратно и превратиться в мужчину. Который не знает, как быть товарищем или другом, и умеет только одно - драться. Который даже не смог спасти свою собаку. Не сумел уберечь единственное существо, которое когда-либо любил. Я опускаю глаза на Шторма и молчу. Если мне удастся отвоевать место на Лебяжьем острове, то только потому, что я это заслужил. Потому что упорно ради этого трудился. Потому что работал над тем, чтобы из слабого мальчишки превратиться в мужчину. Проблема лишь в том, что этот мальчишка, на самом деле, никуда не делся.
Трапеза окончена; Ливаун, стараясь помочь, убирает со стола.
- Хозяюшка Джунипер? - спрашивает она. - У меня к вам есть одна необычная просьба.
- Разве мне может что-то показаться необычным, - отвечает пожилая женщина, - давай, проси.
- Можете одолжить мне какую-нибудь старую тряпицу? Когда мы вернемся ко двору, мне надо будет кое-что сделать.
Хозяюшка Джунипер окидывает ее оценивающим взглядом.
- Одолжить? - переспрашивает она. - Но если ты собираешься ее порезать, то я получу обратно не то, что давала тебе, а что-то другое.
Ливаун на миг задумывается, с отсутствующим видом споласкивая в тазу тарелки. Интересно, Хозяюшка Джунипер держит кур? Если да, то они ведут себя на удивление тихо.
- Если я возьму у вас старую, ненужную тряпицу, вырежу из нее несколько лоскутков, сделаю из них небольшую вещицу, а остальное верну вам, то как это будет считаться - вы мне ее подарили или одолжили? Я взяла у вас ее насовсем или только на время? Возвратить вам то, что у меня в итоге получится, я, вероятно, не смогу. Думаю, вещица достанется другому человеку. Тому, кто в ней больше нуждается.
Хозяюшка Джунипер взвешивает ее слова, будто в них сокрыт какой-то тайный смысл.
- На мой взгляд, здесь будет иметь место как одно, так и другое, - отвечает она, - погоди, я сейчас посмотрю, может, что и найду.
Вскоре мы собираем вещи и готовимся уйти. Я присаживаюсь на корточки попрощаться со Штормом. Совершенно не заботясь о том, видит ли кто-то, что я прислоняюсь щекой к его голове, на миг закрываю глаза.
- Значит, барда ты оставила там, - тихо говорит Джунипер.
- Пока, - отвечает Ливаун.
- А воительница отправилась дальше. Следуй намеченной цели, Кира. Перед тем, как все это закончится, тебе понадобятся все силы, а их у тебя немало.
В наступившей тишине есть что-то такое, что не дает мне поднять глаза. Я в последний раз глажу Шторма по голове и встаю.
- Теперь о тебе, - говорит Джунипер, подходит и кладет мне руки на плечи.
Я не хочу, чтобы она меня касалась. И не хочу, чтобы смотрела своим проницательным взглядом.
- Кто ты? - спрашивает сказительница. - Герой, бард, воин? Или что-то совершенно другое? Тебе еще предстоит найти ответы на эти вопросы, Нессан. И сложить головоломку, которую ты собой представляешь.
Даже если бы я мог говорить, то все равно не смог бы ей ничего на это ответить.
- Можешь ей доверять, - повторяет Джунипер, глядя на Ливаун, которая, отвернувшись, делает вид, что проверяет содержимое своей сумки, - она на верном пути, хотя порой и будет с него сбиваться. Она человек, как и ты. Теперь ступайте. Тебя, Кира, я буду ждать в канун Дня летнего солнцестояния с остатками моей тряпицы.
Ко двору мы возвращаемся уже ночью. Я объяснил Ливаун, что нужно сказать страже у ворот, и хоть это ей страшно не понравилось, отказываться она не стала, убедив охранников, что незадолго до этого выехала из замка на чьей-то телеге, у крестьянского подворья повстречала меня, и мы вместе гуляли, потеряв счет времени. Те от души расхохотались, предупредили, что мы опаздываем к ужину и, ухмыляясь, спросили, приятной ли была наша прогулка. Я даже в свете факелов увидел, как полыхнули щеки Ливаун. Но благодаря этому объяснению мы без проблем смогли войти. В ложь всегда намного легче поверить, чем в правду.
Только когда мы отправляемся на поиски Арку, я вспоминаю, что Ливаун должна принести извинения Родану, по всей вероятности, сегодня после ужина. И если пойдут слухи, что мы провели день вместе, хотя и мне, и ей полагалось работать, да еще и поздно вернулись, это не послужит улучшению мнения о нас.
Арку с Илланом на конюшне. Кроме них там никого нет, если не считать лошадей.
- Комната для репетиций, - говорит Арку, глядя на Ливаун, - сию же секунду.
Когда я делаю шаг, собираясь пойти с ними, он добавляет:
- А ты останься здесь.
Я смотрю им в спины. Если она связана обещанием, то сможет рассказать ему не больше, чем мне, и Арку вряд ли это примет. Мне хотелось бы присоединиться к ним, чтобы объяснить свою точку зрения. По крайней мере, я мог бы сказать Арку, что Ливаун руководствуется благими намерениями.
- Расскажи в двух словах, что произошло, - говорит Иллан, - потом поужинай и ложись спать. Ты едва держишься на ногах.
- От лачуги старухи я отправился по следам Ливаун в лес. А когда нашел ее, она сидела у каменной стены, играла на свирели и пела. Она выглядела измученной, потому что делать это ей пришлось не один час, в надежде, что к ней сможет прийти Донал. Некоторое время спустя мы услышали его голос. Он, казалось, находился по ту сторону стены, но мы не смогли найти в ней прохода. А потом…
Как мне продолжить рассказ, чтобы он казался правдоподобным, но при этом не прибегнуть ко лжи? Иллан искоса смотрит на меня. Мы стоим в полумраке у верстака, он делает вид, что разглядывает сбрую - на случай, если сюда кто-то неожиданно войдет.
- Что же было потом?
- В стене появилась расщелина. Кира велела мне подождать и прошла через нее. Когда она исчезла, проем, или что это было, за ней закрылся.
Иллан не смеется, не злится и не приказывает мне рассказать правду. Просто ждет.
Рассказываю ему обо всем остальном: как я ждал, как она вернулась, как мы пошли обратно. Ливаун сказала, что виделась с Брокком, и что мы сможем вернуть арфу, если сделаем, как она велит. Это означает ничего не предпринимать до самого последнего момента.
- Знаю, это звучит странно, - добавляю я, - и принять такое действительно трудно. Но я ей верю.
Неужели эти слова и в самом деле только что слетели с моих губ?
В ответ Иллан что-то ворчит. Человека с Лебяжьего острова трудно удивить, да и чувства он умеет скрывать просто замечательно.
- Быстренько умойся, иди в кухню и посмотри, не осталось ли для тебя чего-нибудь после ужина, - говорит он, - если ты сейчас покажешься на глаза, окружающие, скорее всего, будут меньше думать, что произошло нечто необычное.
Сегодняшний странный день заканчивается самым странным вечером из всех, что у нас здесь были. Чтобы пойти на ужин, наша четверка разделяется. Мы не настолько опоздали, чтобы на это обратили внимание. Что в высшей степени странно. На обратном пути мы с Ливаун шли медленно - ей не давала покоя больная лодыжка. Затем зашли к Хозяюшке Джунипер. По моим подсчетам, когда мы вернулись в замок, ужин должен был давно закончиться, а дворне полагалось лечь спать. Но нет, в парадном зале было полно народу, а еда все еще стояла на столах. Я сел на свое обычное место среди конюшенных служек и подметальщиков двора, Иллан - неподалеку от главного конюха. Ливаун собрала волосы в высокий узел, переоделась и теперь сидела в толпе женщин, по-видимому, ее знакомых. Арку традиционно расположился неподалеку от стола знати, откуда Коре и его советникам было видно весь зал. Здесь появились и новые лица, включая человека, которого кто-то назвал при мне лордом Тоссаком. Он моложав, от силы лет тридцати, широкоплеч, красив, с курчавой белокурой шевелюрой. Что же до Родана, то он не демонстрирует ни малейших признаков
отрезвления после случая с Ливаун и всего, что за ним последовало. Но при этом он постоянно на нее смотрит. Пялится с того самого момента, когда девушка только вошла, и не сводит глаз сейчас, когда она улыбается какой-то женщине и смеется в ответ на чью-то реплику. Выглядит как зверь, выслеживающий добычу и дожидающийся своего часа. Будь у меня возможность, я бы ее предупредил. Мерзавец. Как бы мне хотелось устроить ему трепку, которой он вполне заслуживает. Бьюсь об заклад, что об этом же думает и Ливаун.
Мы ужинаем. В зале царит мрачная, тревожная атмосфера. После того, как во время той злосчастной экспедиции прошлой ночью столь многие сложили головы, сейчас у каждого есть время остановиться и подумать. Как бы то ни было, все равно звучит музыка в исполнении труппы, которая играет в наше отсутствие. Хотя нет, не в «наше». Я вовсе не собираюсь становиться частью их команды. Мое вымученное пение у той стены действительно послужило поставленной цели, но Ливаун, назвав меня певцом, дала мне фору. Мелодии и слова я запоминаю отлично. Но одним этим не обойтись. Чтобы тебя слушала публика, нужен голос. Голос, трогающий души и сердца. Нужны руки, способные извлечь из инструмента музыку. Как у Брокка. И как у Ливаун, хотя с ней все иначе. Брокк своими песнями переносит вас в какое-то другое место и вынимает человека из его собственной шкуры. А когда поет Ливаун, я всегда знаю, что это именно она. И сам я здесь и сейчас наслаждаюсь теплом и силой ее голоса. Обожаю ее слушать.
Когда Кора собирается велеть ей принести извинения? Это будет трудно, даже если он дождется, чтобы часть гостей разошлась. Ливаун изумительно напускает на себя беспечность, но бьюсь об заклад, что внутри у нее все сжимается. За столом знати заметно странное напряжение между регентом и Тоссаком, которые сидят рядом друг с другом. Они едва перекинулись парой слов. Может из-за чего-то поссорились? Родан ни с кем не общается. За его креслом стоит на страже Буах, но Родан его игнорирует. Со стороны может показаться, что над принцем нависла его личная грозовая туча, от которой у него темнеют глаза, плотно сжимается рот, и сердито хмурятся брови. Тонким и проницательным этого человека не назовешь.
Интересно, какую роль будет играть Кора, когда Родан станет королем? Он может лишиться своего титула и статуса регента, но и дальше нести основное бремя ответственности. Кому-то ведь придется это делать, в то время как наследный принц не обладает необходимыми качествами. На месте Коры, Брондуса или другого облеченного властью сановника, я бы короновал этого болвана только номинально. А сам правил бы им как капризным ребенком.
Другие ребята с конюшни отпускают пару добродушных шуток по поводу того, сколько времени мне сегодня понадобилось, чтобы отвести на крестьянское подворье лошадь, но слух о том, что мы с Ливаун возвратились вместе, их ушей еще не достиг, поэтому мне в ответ достаточно лишь пожать плечами и улыбнуться. Труд конюхов и конюшенных служек нелегок. Остальные попросту считают, что я с радостью выполнил поручение и, не торопясь, вернулся домой. Завтра меня станут дразнить, намекая на спутника в женском обличье, и я рад, что мне не придется отвечать.
Теперь на Ливаун смотрит уже Тоссак. Она пьет эль, болтает с подругами и явно не замечает его пристального внимания. Интересно, ему рассказали о недавнем случае и о том, что она должна принести извинения? Стоящий за Тоссаком человек, судя по костюму, не столько личный страж, сколько советник, наклоняется и что-то ему говорит, и они смотрят на нее уже вместе. Мне это не нравится. Может, они заподозрили в ней нечто большее, чем может показаться на первый взгляд? Если мы согласимся с планом Ливаун, и нас не раскроют как шпионов, не случится ли потом так, что и Брокк, и правда об арфе навсегда останутся в том лесу? Это на случай, если то немногое, что она мне рассказала, не выдумка. Интересно, где сейчас Брокк? Чем он в эту минуту занимается? А Арку? Он не рассердился на Ливаун? Со своего места он уже ушел, и я его больше не вижу.
Блюда убирают и приносят новые кувшины с элем. В этот момент обычно начинаются танцы, но вместо этого лорд Кора поднимается на ноги, в то время как дворецкий знаком призывает всех к тишине. Регент приветствует Тоссака с семьей. Затем просто и торжественно говорит о гибели минувшей ночью нескольких воинов и желает полного выздоровления раненым. Отдает должное мужеству и верности своих ратников, выражает сочувствие их близким, но при этом не раскрывает никаких подробностей о том, что же на самом деле случилось. Его речь, может, и не столь громогласна и пламенна по сравнению с той, которую перед выступлением отряда произнес Родан, но впечатляет куда больше. Я надеялся, что Кора забыл, что Ливаун должна извиниться, но, как оказалось, ошибся. Он кивает Брондусу, садится, а тот встает и обращается к собравшимся.
- Некоторые из вас, вероятно, знают, что вчера вечером принц Родан во время злополучного инцидента получил легкое ранение. Сейчас он уже полностью поправился, чему вы, я уверен, рады так же, как и я.
Брондус слегка поворачивается, кивает и улыбается хмурому принцу.
- После расследования дела было принято решение, что произошел несчастный случай. В то же время, в этом досадном недоразумении косвенно виновна одна особа, наша гостья, ныне живущая при дворе, поэтому совет потребовал от нее публичных извинений. Я подчеркиваю, что ранение принц получил по чистой случайности, и как только ее извинения будут приняты, дело будет закрыто. Кира, изволь выйти вперед.
Ливаун делает, что ей велено. После того как мы уехали с Лебяжьего острова, я научился лучше ее понимать. Она устала, расстроилась из-за всего, что случилось в лесу, злится на несправедливость и унижение, но, в то же время, она здесь с миссией и никогда не провалит ее в угоду личной гордыне. Арку поднимается на ноги и встает рядом с ней перед столом знати, где гости освободили место, примерно в четырех шагах от принца и остальных. Выражение лица Родана иначе как свирепым не назовешь.
- Мне можно начинать, мастер Брондус? - высоко вскидывает голову Ливаун.
Она бледна как лунный свет, и на фоне белой кожи ее волосы выглядят непокорным огнем. Надеюсь, что толпу этот образ Киры в состоянии убедить. Я же вижу воительницу.
- Пожалуйста, Кира.
- Я хочу сказать, что очень сожалею о случившемся вчера вечером после ужина. Мне очень жаль, если мои действия, так или иначе, причинили вред принцу Родану. У меня совершенно не было намерений наносить ему ущерб.
Эту часть своей речи она адресует пустому месту между Корой и Брондусом. Все формулировки тщательно продуманы, принцу этого явно будет недостаточно. Проблема заключается в слове «если». Выражение лица Родана явственно говорит о том, что ему не терпится перепрыгнуть через стол и ударить ее. Хотя если бы он даже попытался, у него все равно ничего бы не вышло. При необходимости Ливаун умеет себя защитить. Тем более что сейчас рядом с ней стоит главный наставник Лебяжьего острова по боевым навыкам.
Принц открывает рот, однако Ливаун еще не закончила. Не давая ему ничего сказать, она быстро заканчивает:
- Принц, милорд, я, правда, искренне обо всем сожалею. Надеюсь, вы меня простите.
Ага, вот оно. Подлинное извинение, в котором нет ни слова правды. Но на этот раз она играет страх и колебания Киры, а в конце склоняется в поклоне, явно раскаиваясь. Великолепный спектакль!
Наступает тишина. Ливаун не отрывает глаз от пола. Я смотрю на принца и наблюдаю за высокородной знатью вокруг него. Мы все ждем, что он примет извинения - ему, конечно же, подсказали, что нужно сказать. Однако он слишком разъярен, чтобы произнести нужные слова. Таких, как он, мне приходилось видеть и прежде. Он наверняка сейчас думает о том, как все это несправедливо, что во всем виновата стоящая перед ним женщина, считает, что ее не следует безнаказанно отпускать, переживает, что человеку его статуса, почти что королю, отказано в правосудии, и так далее и тому подобное. Он не встает и лишь злобно буравит Ливаун взглядом, но она не смотрит ему в глаза.
Регент склоняется к принцу и шепчет что-то ему на ухо. Личный страж Буах подходит ближе и кладет Родану ладонь на плечо. Тот прочищает горло и произносит всего два слова. Его голос настолько искажен гневом, что они могут означать что угодно, хотя, скорее всего, он все же говорит, что извинения приняты.
- Благодарю вас, милорд, - тут же берет слово Брондус, - в таком случае, дело закрыто. Кира, мастер Арт, можете вернуться на свои места. Все кончено, никаких обсуждений данного вопроса больше не будет. По просьбе лорда Коры это касается всех, кто живет при дворе. Нельзя допустить, чтобы это стало предметом пересудов. Благодарю за внимание.
Не успевает советник договорить, как Родан вскакивает с места и шагает к двери, за ним по пятам следует страж. Сидящие за столом знати искусны в придворных манерах - ни один из них не поворачивает головы, чтобы посмотреть. Никто не понимает брови и не допускает кривых улыбок.
Ливаун возвращается к подругам. Арку растворяется в толпе. Я пью эль, в голове роятся мрачные мысли о будущем Брефны.
- Для многих из вас сегодняшний день был трудным, - говорит Брондус, - одним захочется уйти пораньше, другие изъявят желание посидеть немного дольше. Лорд Кора согласился устроить небольшой концерт для тех, кому захочется его послушать. Возможно, даже немного потанцевать. Наших славных воинов мы предадим земле завтра. Сегодня же давайте вспомним их жизнь - не слезами, но хвалой.
Танцы? Странно. Если я сложу голову в бою, мне вряд ли понравится, если на моей могиле, так сказать, будет скакать толпа. Но когда музыканты заводят бодрую мелодию, становится ясно, что многие из собравшихся хотят забыть о плохом и немного повеселиться. Я вспоминаю, что до Дня летнего солнцестояния должен трижды станцевать с Ливаун, то есть примерно раз в три дня. Я ни телом, ни душой не расположен пускаться в пляс, а у нее, к тому же, еще и перевязана лодыжка. Но воин с Лебяжьего острова должен быть готов ко всему. А мне и подавно надо быть готовым, ведь когда народ поднимается и выбирает партнерш, постепенно заполняя пустое пространство между столами, я вижу, что в дверь снова входит Родан и размашистым шагом направляется прямо к Ливаун. Что бы он ни задумал, этого нельзя допустить.
Мне удается оказаться на месте раньше него. Я неуклюже кланяюсь и протягиваю Ливаун руку. У меня нет возможности ее предупредить, но ее лицо недвусмысленно демонстрирует, что она прекрасно видит за моей спиной приближающегося принца. Девушка встает, берет меня за руку, и мы идем к кругу для танцев. Мы быстро присоединяемся к трем другим парам. Даже Родану не позволительно врезаться в танцующих и устроить сцену, правда?
Пока мы кружимся, меняем партнерш, кружимся опять и образуем ввосьмером очередную фигуру, я ищу глазами принца. Ага, вот он, совсем рядом, стоит в стороне и смотрит на нас. Буах тоже здесь, его наверняка проинструктировали беречь принца от неприятностей. Проклятье Дагды! Кто это: Родан, будущий король, или избалованный, капризный ребенок, который орет и бьется об пол, когда что-то идет не так, как ему хочется?
- Ты хотя бы сделай вид, что тебе нравится, - шепчет Ливаун, - тем более что для танцев у тебя в порядке обе лодыжки.
Я наклеиваю на лицо улыбку и кружу партнершу.
- Ты предупреждал, что можешь наступить мне на ногу, - напоминает она, - похоже, ты лгал.
Я нем и не могу произнести ни слова. Беру ее за руки, поднимаю их и образую арку, через которую, пара за парой, проходят другие танцоры. Наша арка - самая высокая во всем зале.
- Итак, - говорит Ливаун, - теперь я знаю, что тебя зовут Нессан. А я - Кира.
Поскольку совсем рядом с нами другие, ей приходится играть в эту игру.
- Мне говорили, ты великолепно управляешься с лошадьми.
Когда у меня освобождается рука, я жестом показываю ей, что не могу говорить. Но пытаюсь изобразить вопрос. Показываю на нее, затем на труппу и поднимаю брови. Опять вижу Арку - он сидит неподалеку от музыкантов.
- Сегодня вечером я не выступаю, - отвечает Ливаун, - наш арфист уехал на несколько дней. Мы объединимся с другой труппой и завтра, наверное, вместе порепетируем.
Я киваю, па танца усложняются, и я сосредотачиваю на них внимание, чтобы не сбиться. Но я все так же поглядываю на мерзавца Родана, который не сдвинулся с места, хотя теперь рядом с ним стоит не только его собственный личный страж, но и один из охранников Коры. Если принцу и растолковали, как нужно себя вести этой ночью, он к совету не прислушался.
Это заметил и Арку. Из-за характера танца мы застываем на месте, вынужденные составить одно целое с тремя другими парами. Чтобы вернуться обратно и вновь присоединиться к подругам, Ливаун придется пройти мимо принца. Я не хочу, чтобы рядом с ней оказался человек с таким выражением лица. Дело не в том, что она не может сбить его с ног, когда ей приходится держать одну руку за спиной, а в том, что Кира на это не способна.
Танец подходит к концу, наши четыре пары в последний раз по очереди образуют арку и проходят через нее. Я глазами показываю Ливаун куда идти, она в ответ едва заметно кивает, мы направляемся прямо к Арку, и она садится рядом с ним. Я исчезаю в толпе. Итак, один раз мы с ней станцевали. У меня даже получилось не наступить ей на ногу. Если бы мы старались не ради этого урода, мне бы, пожалуй, даже понравилось. Не предполагал, что когда-либо подумаю что-то подобное. После этого долгого, странного дня у меня, должно быть, протухли мозги.
То, что происходит потом, меня не на шутку удивляет. Я стараюсь держаться в тени, больше не желая ни с кем танцевать - зачем бы мне это? - но когда вновь звучит музыка, меня, хихикая, приглашает служанка. Ее наверняка подговорили подружки. Кому придет в голову танцевать с немым конюхом? Я качаю головой, напускаю на себя застенчивый вид и отступаю еще дальше. Девушка уходит. Но Ливаун продолжает танцевать, несмотря на больную лодыжку. К ней один за другим подходят партнеры, каждый из которых действует достаточно быстро, чтобы не подпустить к ней Родана. Первым с ней кружит советник Тоссака, тот самый, что за ужином стоял у него за спиной. Затем личный страж Горв, ныне свободный от исполнения своих обязанностей и танцевавший с Ливаун и раньше. Принцу явно не по душе все это наблюдать, особенно если учесть, что девушка выглядит счастливой от того, что партнер подходит ей по росту. Затем ее приглашает один из дворцовых стражей, а после него воин.
Это что - заговор? Послание принцу, выраженное не словами, а действиями? Намек на то, что все, кто знает Киру, верят ее слову против слова Родана, будь он сто раз будущим королем?
И зачем тогда Брондус запретил сплетничать? Ведь эту историю все равно разнесут, скорее всего, даже в нескольких вариантах. Слуги замка столь же невидимы, как стремянные и конюхи. У людей есть уши. Я лишь надеюсь, что те, кто сегодня оказался достаточно храбр, чтобы танцевать с Ливаун, не будут за это наказаны.
- А она красавица, эта девушка, - замечает один из моих товарищей-конюхов, глядя как Ливаун и ее ратник, с улыбкой держась за руки, кружат в танце.
Я согласно мычу, думая о том, как ей отсюда благополучно выбраться и вернуться на ночь на женскую половину. И как дожить до кануна Дня летнего солнцестояния. Ей нужен собственный личный страж.
Танец заканчивается. Партнер Ливаун ведет ее через весь зал на место, и она вновь садится рядом с Арку. Родовитые гости встают из-за стола знати, желают друг другу доброй ночи, берут у ждущих их слуг накидки и уходят. Родан остается - стоит посреди зала и, судя по всему, пререкается со своей охраной. К ним подходит лорд Кора, а за ним человек в коричневой мантии блюстителя закона. О чем они говорят, мне не слышно, да и приглядываться не могу, чтобы не привлечь к себе внимания. Однако принц сдается, позволяет вывести себя из зала и, надеюсь, удаляется в свои покои. Иллан слегка кивает мне головой, давая понять, что нам тоже пора спать. Полагаю, Арку благополучно проводит Ливаун до женской половины. Что касается завтрашнего и послезавтрашнего дня, равно как и остальных до кануна Дня летнего солнцестояния, то я сомневаюсь, что она сумеет не вляпаться в очередные неприятности. Сегодня она вела себя превосходно. Что же касается всех этих ребят, которые танцевали с ней, желая поддержать, то с их стороны это был очень красивый жест. Однако это может еще больше усугубить проблемы. Принц выходит из себя
даже из-за пустяка. И если ему покажется, что им пренебрегли, способен от злости сойти с ума. А что может быть хуже, чем видеть, что против тебя обратилась собственная челядь? При этом понять, что во всем этом виноват лишь он сам, ему попросту не дано.
Когда мы с Илланом возвращаемся на конюшню, я вспоминаю молодую, годовалую охотничью собаку, которую привел с собой гостивший у отца вождь клана. Она рычала и пускала слюни на каждого нашего пса, даже на моего Снежка, зверя самого что ни на есть кроткого и миролюбивого. Хозяин наказывал свою собаку - бил, резко дергал за поводок и немилосердно орал. Та боялась. Постоянно находилась в состоянии ужаса, не зная, что будет дальше, не понимая, за что ее мучают, даже не догадываясь, что она сделала плохого.
Принца Брефны, насколько мне известно, никто не бьет. Просто не смеют. Может, Родан просто от природы зол, глуп и груб? Интересно, а Ломан тогда на конюшне сказал правду? Ведь внезапные вспышки гнева принца, его неспособность прислушиваться к советам и безумные решения действительно могут иметь под собой одно и то же основание: страх перед выполнением стоящих перед ним задач, которые ему не под силу, о чем он прекрасно, в глубине души, знает. Родана пугает перспектива стать королем.
27.Ливаун
Как бы я ни устала, спится мне плохо. Брокк, королева Маленького народца, Колдовской мир, арфа - такое сразу не осмыслишь. А еще Родан и события минувшей ночи. Я взбудоражена и от этого нервничаю. Раньше мне казалось, что мы успешно выполним эту миссию. Я думала, что это у каждого из нас в крови, но теперь стала сомневаться, и вот это уже плохо.
Когда я после завтрака вижу, что ко мне идет Арку, у меня душа уходит в пятки. Он выглядит непривычно мрачным. Как только мы с Дау вернулись, я в самых общих чертах рассказала ему, что произошло в лесу. К этому моменту он наверняка уже сообщил регенту скверные новости. Он ждет, пока мои подруги не встанут из-за стола, и садится рядом.
- Лорд Кора и его советники назначили нам встречу. Когда у них все будет готово, нас позовут. Кроме них будут присутствовать брат Моркан и брат Фараннан, Верховный Бард.
- Нам? - эхом отзываюсь я ошеломленно. - Меня удивляет, что после вчерашнего вечера кто-то из них хочет видеть меня хоть на миг дольше необходимого.
- Разговаривая вчера вечером с регентом, я лишь вкратце объяснил ему, что произошло.
Он говорит совсем тихо - челядь все еще убирает со столов блюда и кубки.
- И если я попытаюсь повторить твою странную историю, то вполне могу ошибиться в деталях.
Зачем ему нести эту чушь! Он ведь наверняка ничего не переврал бы. Это в наказание мне за то, что без спросу ушла. Или, может, проверка.
- Помните последний совет, на котором мы с вами присутствовали? Когда они вели себя так, будто меня там вовсе не было?
- Ничего, - безрадостно улыбается он, - на этот раз тебя точно заметят. История странная и будет лучше, если они услышат ее из первых уст. Присутствие друидов может тебе помочь. Скорее они поверят твоему рассказу, чем Кора и его советники. Но при этом насядут, чтобы ты рассказала больше. Не вини их, ведь от этого так много зависит.
И что это значит? Что Арку тоже признает причастность к этим событиям сверхъестественных сил? Я ведь не говорила ему, что побывала в Колдовском мире. Не сказала ни о королеве Маленького народца, ни о сонме его причудливых представителей. Ни словом не обмолвилась о том, зачем они оставили у себя Брокка или почему мне за него страшно. Может, о чем-то проболтался Иллану Дау? Мне казалось, он сдержит обещание.
- Они все станут задавать мне вопросы, - говорю я, - больше чем вы. И на большинство из них я ответить не смогу. Не потому, что не знаю ответов, а потому что… поклялась кое о чем не говорить.
Когда с моих губ слетают эти слова, я вдруг понимаю, что это и есть тот самый канат эквилибриста, по которому может пройти опытный, уверенный в себе шпион. Интересно, а к этой постоянной, выжигающей все изнутри тревоге со временем можно привыкнуть?
- Говори правду - насколько это возможно, - втолковывает мне Арку, - если что-то надо утаить, оставляй при себе. Не давай друидам возможности выпытать у тебя сведения, которые должны остаться тайной. Не выходи из себя. Если увязнешь, отвечай в духе Киры - внезапно робей и теряй дар речи, подавленная присутствием такого количества могущественных вельмож.
Наверное, меня выдает выражение лица, потому что он на миг расплывается в улыбке.
- Теперь иди и на какое-то время займи себя чем-нибудь. Только не отходи далеко. Когда будет нужно, за тобой кого-нибудь пришлют.
До вчерашнего дня я могла тратить время, играя на свирели. Но поскольку сегодня мне надо уделить внимание моим дурацким заданиям, нельзя терять ни минуты. Тряпицу я одолжила, теперь надо разжиться ниткой с иголкой, к тому же, я понятия не имею, как выкроить отдельные детали и соединить их вместе. А понадобится ли моей кукле одежда? Если да, то мне нужен еще кусок ткани. На ум приходит зверушка, которую так любит Ашллин. Чтобы вышить черты лица, нужна пряжа.
Вокруг явно происходит что-то не то. Вчера слушания, сегодня совет - шпион не должен привлекать к себе внимание, а ведь именно это я сейчас и делаю. Мои шансы остаться на Лебяжьем острове тают. Что если я опять постучу в ворота Эрньи, а они не откроются? Или ее подданные впустят меня, а потом рассмеются в лицо? Арфа? Какая еще арфа?
Мне требуется толика здравого смысла, и я знаю, где ее взять - там же, где мне на деле помогут. Иду в прачечную, где Дана с Гренной отжимают белье, а две другие женщины сушат одежду, развешивая ее на кустах. Банва сидит за столом и орудует иголкой.
- Кира! Заходи! - тепло улыбается Дана. - Хочешь притащить пару ведер воды?
- Сейчас не могу, но буду рада помочь позже. Меня вот-вот должны позвать на… на одну встречу. На самом деле мне нужен совет. Насчет шитья.
Она кивает в сторону Банвы.
- Тогда ты знаешь, к кому обратиться. Решила в следующий раз сама сшить себе юбку?
- Нет, мне надо сделать куклу.
Они умолкают, но ненадолго.
- Я так понимаю, - говорит Гренна, - не для твоего собственного ребенка. Разве что роман между тобой и твоим прекрасным конюхом развивается быстрее, чем мог бы.
Я заливаюсь румянцем, щеки полыхают жаром.
- Это для подруги, - отвечаю я.
- Неси сюда свою тряпицу, - говорит Банва, - я помогу тебе ее раскроить.
Объяснять ей, что мне надо все сделать самой, неудобно, поэтому я говорю, что сама себе бросила вызов, желая сделать что-то такое, чего раньше даже не пыталась. Оказывается, что тряпица, которую мне дала Джунипер, не очень подходит. Банва говорит, что вышивать на ней будет слишком трудно, но ее можно пустить на наряд. Это значит, что моя куколка будет одета в блеклое серо-голубое платьице, хотя я не возражаю. На самом деле мне нужно только одно - голова с глазами, чтобы смотреть в будущее Брефны. Проклятье Морриган! Я понятия не имею, что это значит. Кукла, гадание на магической чаше… Я чувствую приступ ностальгии по дому и сама ему удивляюсь. Мама точно поняла бы, что за всем этим стоит. Она мастерица отгадывать загадки. И владеет магией домашнего очага. Интуиция подсказывает мне, что здесь есть и то, и другое.
Банва быстренько прогоняет меня по этапу первоначальной задумки - размеры, пропорции, нечесаная шерсть для набивки, простенький наряд, пряжа для вышивания, чтобы сделать волосы - и угольком рисует на куске березовой коры, какой формы должны быть отдельные детали. Головку с телом следует объединить. Ножки и ручки нужно сделать отдельно, а потом пришить, чтобы кукла могла принимать различные позы. Убедившись, что мне известны азы шитья, она вручает мне специальный нож, с помощью которого можно точно кроить материал, и палочку с нанесенными на нее делениями, чтобы все подогнать. А еще видавшую виды рабочую доску, чтобы не уродовать столешницу. Дело, оказывается, сложнее, чем я думала, и мне опять вспоминается Волфи - создатель любимой зверушки Ашллин.
Ткань, которую мне дает Банва, представляет собой лоскут кремового льна превосходного качества, оставшийся, по ее словам, от отреза, из которого она сшила тунику одной даме. Я, как и было велено, крою его очень аккуратно, потому что этой полоски материи едва хватит на средних размеров куклу. А когда впритык вырезаю последнюю деталь, приходит слуга с посланием от Арку, и я тут же направляюсь с ним в замок. Банва находит ведро, складывает в него мою работу и обещает сохранить ее до моего возвращения. С помощью других женщин она собирается найти пряжу для вышивки, из которой можно будет сделать волосы и черты лица, и тут же придумать одежду.
- Только ничего не крои и не шей, - предупреждаю ее я, - мне надо все сделать самой.
- А какого цвета у нее будут волосы? - с ухмылкой спрашивает Гренна. - Пшеничные, как у того немого? Рыжие, как у тебя? Или обычные - каштановые?
Я корчу ей рожицу, иду за гонцом и на ходу представляю себе встречу. Кора. Брондус. Противный, враждебно настроенный Бресс. И двое высокопоставленных друидов. Этот разговор может обернуться очень и очень плохо. Я вспоминаю слова Дау. Держи голову высоко поднятой, говори правду и не выказывай гнева. Хороший совет. Проблема лишь в том, что всю правду я сказать не могу, а тот ее набросок, который я намерена им предложить, вряд ли кого-то удовлетворит. Как минимум, мне надо будет не врать. Я расправляю плечи, вскидываю подбородок и делаю пару размеренных вдохов. Я воительница с Лебяжьего острова. Мне это по плечу.
Встреча начинается скверно. Я опаздываю, потому что по пути встречаю Ашллин - она сидит у огорода, прислонившись спиной к глинобитной стене, и обнимает Клиэну. Совершенно беспомощна и одинока. Судя по тому, как она сгорбилась, с ней явно что-то произошло. Заслышав шаги, она поднимает глаза, на ее лице застыла печаль.
- Стойте, - обращаюсь я к гонцу, - подождите, пожалуйста, я ненадолго.
Он пытается протестовать, но я уже иду к девочке, опускаюсь рядом с ней на корточки, и в следующее мгновение она бросается мне в объятия. Все ее тельце сотрясается от рыданий. Как мне теперь сказать ей, что я вернусь позже, и мы с ней вместе кое-чем займемся?
- Что случилось, Ашллин?
Она слишком расстроена, чтобы выдавить из себя хотя бы пару слов. Что-то о свирели, о том, что она хотела к кому-то пойти, но из-за Волфи этого сделать не может. Все это льется бессвязным потоком, и требовать от нее объяснений я сейчас не могу.
- Куда ты подевалась? - всхлипывает она. - Я тебя искала целый день, а тебя нигде не было!
Гонец хмурится. Мне пора.
- Порой у меня появляются дела, - говорю я Ашллин, - и остаться с тобой сейчас мне тоже нельзя. Но немного позже я вернусь и расскажу тебе о моем тайном плане.
Как я и ожидала, это срабатывает. Ашллин опять садится и трет щеки.
- О каком плане?
Я перехожу на шепот.
- Это будет наш с тобой секрет, Ашллин. Никому ни слова. Ты можешь мне это обещать?
Она торжественно кивает, ее щеки все еще мокры от слез.
- Мне надо идти, - говорю я, поглядывая на гонца, который вот-вот схватит меня в охапку и потащит в замок, - меня ждут. Но позже я тебя найду и все расскажу.
- Не уходи! Пожалуйста!
Судя по всему, она напугана. И как мне теперь уйти?
- Госпожа Кира, - говорит слуга, едва сдерживая гнев, - мы опоздаем.
- Где Мааре? - спрашиваю я девочку. - Кто за тобой присматривает?
- Никто. Мааре заболела. У нее огромный синяк и разбита губа. Она без конца плачет.
- Госпожа Кира!
- Слушай меня, - шепчу я, - после встречи я вернусь и найду тебя. Можешь подождать меня на нашем месте, на дереве.
Ашллин молча кивает.
- А пока будешь ждать, придумай, какого цвета волосы лучше всего подойдут кукле.
- Ладно.
Она встает и, не сказав ни слова, несется по поросшему травой склону к огромному дубу, все так же прижимая к груди игрушку. Я смущенно бормочу извинения, но слуга даже не думает их принимать и лишь размашисто шагает вперед с мрачным лицом. Справедливо, если учесть, что я навлекла неприятности не только на себя, но и на него.
Нас ждут в совещательной палате. Лорд Кора бесстрастен, мастер Брондус вежливо кивает в знак того, что меня узнал, мастер Бресс выглядит как всегда холодным, если не больше, брат Моркан даже не удостаивает меня взглядом. Верховный Бард его моложе, примерно того же возраста, что и Арку. Перед тем как увидеть зловещее выражение на его лице, я обращаю внимание на длинные руки. Мне бы хотелось немного успокоиться. Я устала, мне тревожно, в душе кипит гнев, и все это, конечно же, отражается на моем лице. Арку, единственный из всех, кто остался стоять, жестом просит меня подойти ближе. Я поворачиваюсь к лорду Коре и приседаю в реверансе.
- Прошу прощения за опоздание, милорд.
Мне нетрудно говорить голосом Киры, он выше моего собственного и куда более неуверенный.
- Ребенок попал в беду, и я задержалась ему помочь.
О том, что это за ребенок и в какую именно беду он попал, меня никто не спрашивает. Они все - важные вельможи и дети их не интересуют. Мне хотелось бы высказаться, пока есть возможность. Хотелось бы спросить регента, почему дочь последнего короля так одинока и несчастна, почему во всей Брефне не найдется пары добрых душ, чтобы хорошо о ней позаботиться. Но я пришла сюда совсем не для этого.
- Итак, юная женщина, - произносит мастер Бресс, - ты, похоже, опять оказалась в неприятном положении, причем всего через день после того, как в последний раз стояла здесь перед нами.
Он что, лезет из кожи вон, чтобы меня разозлить?
- Мастер Бресс, я не думаю, что этим утром оказалась в неприятном положении. Вчера я действительно на некоторое время отлучалась, что правда, то правда. Но это связано с…
Я бросаю на лорда Кору вопросительный взгляд.
- Можете не таиться, - вступает в разговор Брондус, - все присутствующие здесь знают, с какой именно целью вы явились ко двору.
Он кивает в сторону младшего друида.
- Сегодня к нам присоединился брат Фараннан. Полагаю, для нас начался этап, когда без его указаний нам уже не обойтись.
- Благодарю вас, мастер Брондус. Я понимаю, что должна объяснить, где была и что делала.
- Ваш дядя сказал, что вы даже ему не пожелали раскрыть подробностей, - говорит Бресс, - хочу напомнить, что здесь вы подчиняетесь лорду Коре. Времени до Дня летнего солнцестояния осталось очень мало, а ваша команда, по всей вероятности, так и не продвинулась в реализации возложенной на вас миссии, если не считать ряда версий, которые вам удалось исключить. При этом вы, похоже, потеряли одного из своих. Сказать, что регент вами недоволен, было бы недооценить важность происходящего. Мы в тревоге.
Он переводит взгляд с меня на Арку и обратно. Мне это не нравится. Если кто и допустил ошибку, то уж точно не руководитель нашей миссии.
- Мы не уверены, что вы понимаете подлинный драматизм ситуации. Лорду Коре нужна правда. Правда от начала и до конца.
Я хорошо знаю, что хотела бы сказать. Но делать этого нельзя. Если я хочу получить место в отряде Лебяжьего острова, если не хочу, чтобы кто-то помешал мне вернуть Брокка и отыскать эту дурацкую арфу, то мне надо идти вперед не в ботинках воительницы, а в изящных башмачках танцовщицы.
- Как вы, вероятно, помните, на рассмотрении дела вчера утром дядюшка отсутствовал, потому что ему пришлось отлучиться. И к моменту окончания совета он так и не вернулся. Я пошла в комнату для репетиций, расположенную, как известно, рядом с конюшней, ведь мастер Брондус решил, что там мне будет проще какое-то время не попадаться никому на глаза. Однако… Как выяснилось, наш арфист Донал накануне отправился не в неметоны, а совсем в другую сторону. Он как-то обмолвился, что вышел на след, связанный с древним сказанием и, возможно, содержащий кое-какие намеки. Я догадывалась, куда он мог пойти, и поэтому испугалась, как бы с ним чего не случилось.
- И куда же? - с быстротой молнии спрашивает Бресс.
У шпионов есть одно правило: если хочешь сказать ложь, максимально приблизь ее к правде. Так тебе скорее поверят.
- Вверх по дороге на холм, а дальше в лес.
Наступает молчание, в котором слышится множество невысказанных фраз.
- Но ведь там никто не живет.
Я смотрю на Арку. Если упомянуть Хозяюшку Джунипер, то не пошлет ли регент к ней свою вооруженную стражу, чтобы допросить? Или даже сжечь ее лачугу?
- Это не совсем так.
У брата Фараннана прекрасный, глубокий, грудной голос.
- Там стоит дом одной травницы. Целительницы. Брат Фелан не раз говорил, что до его вступления в наш орден она не раз рассказывала ему старинные легенды.
Лорд Кора с силой сжимает лежащие на столе кулаки. Смотрит на Фараннана и тут же отводит взгляд. Кажется, Верховный Бард каким-то образом переступил черту.
- Мне можно говорить, милорд? - спрашивает Арку.
- Если можете добавить что-нибудь полезное.
Кора и в самом деле раздосадован, его голос холоден, как лед.
- Пара других путников, кузнец и его помощник, рассказывали мне, что эта женщина им помогла, когда парня вышибли из седла неподалеку от ее дома. Она позаботилась о его ранах и приютила на ночь. Если Донал заинтересовался каким-то конкретным сказанием, то это как раз то место, с которого ему следовало начинать, ведь эта женщина, по-видимому, сказительница.
Брат Моркан улыбается, но вовсе не улыбкой счастливого человека. Я напоминаю себе, что исчезнувшую Арфу Королей хранили именно друиды, и его, как их главу, вероятно считают ответственным за ее исчезновение.
- Поскольку ваш арфист почти каждый день навещал неметоны, - говорит он, - ее дом в качестве отправной точки и в самом деле идеален. Что местной знахарке может быть известно такого, о чем не знает целая община просвещенных братьев?
У меня есть ответ на этот вопрос. Я еще раз прокручиваю его в голове, прежде чем сказать.
- Брат Моркан, о друидах мне известно очень мало. Я понимаю, что значительная часть изучаемого вами традиционного знания хранится в тайне. У местной знахарки, как вы ее назвали, иные источники. Сказания и легенды передаются от матери к дочери. Сказания из… весьма необычных мест. С годами они приобрели столько вариантов, что целительница может знать один из них, в то время как друид - совсем другой. А единственным, что их связывает, может быть…
- Арфа? - спрашивает Фараннан мягким, как летящее перышко, голосом.
«Арфа, - думаю я, - или обещание мира. А может и то, и другое. И бьюсь об заклад, что вы знаете обо всем этом гораздо больше, чем решитесь рассказать».
- Стало быть, - говорит мастер Бресс, - ты покинула замок и ушла в лес найти товарища, с которым играешь в одной труппе. Я не стану спрашивать, кто вывел тебя за ворота, с этим можно будет разобраться позже. Куда ты после этого пошла и чем там занималась?
Теперь предстоит самое трудное.
- Я миновала дом сказительницы и немного углубилась в лес. Подумала, что могу обнаружить Донала в компании каких-нибудь затворников, обладающих полезными для него сведениями. И через некоторое время действительно его нашла живым и невредимым.
- Погоди-ка, - говорит мастер Бресс, - ты сказала затворников? Каких еще затворников?
Я молча считаю до пяти.
- Перед тем, как продолжить, я должна сказать, что связана торжественным обещанием обходить молчанием некоторые моменты, хотя и вольна объяснить все до конца после Дня летнего солнцестояния. Могу сказать только одно - нас с Доналом заверили, что арфу можно найти и вернуть к сроку. Но только в самый последний момент. До кануна Дня летнего солнцестояния Донал ко двору не вернется.
Высокое собрание погружается в хаос. Я не кричу, не кричит и Арку. В отличие от всех остальных. Лорд Кора тычет пальцем в брата Моркана и вопит: «Я вижу, ты приложил к этому руку! Я с самого начала это знал!» Мастер Бресс бросает оскорбления в наш с Арку адрес - обвиняет его в том, что я молода и глупа, что на меня нельзя положиться. Да к тому же еще и женщина. Брат Фараннан вскакивает на ноги и направляется к двери.
- Милорды, братья, прошу вас, прекратите. Так нашу проблему не решить. Соблаговолите сесть. Милорд? Брат Фараннан? Благодарю вас. В том, что мы оказались в столь затруднительном положении, вины госпожи Киры нет. Могу я напомнить вам то, что она нам сказала? Она сказала, что все еще может закончиться благополучно. Это хорошая новость.
- Мне ясно только одно, - говорит регент, - я пригласил их команду быстро и без лишнего шума найти арфу. И что бы Кира нам сейчас ни сказала, именно она, а не мастер Арт, демонстрирует свидетельства прогресса на этом пути. Времени осталось совсем мало. Как мы можем заполучить арфу ко Дню летнего солнцестояния?
- Я не лгу, милорд.
В моем тоне звенит сталь, и я ничего не могу с этим поделать.
- Если бы я солгала в каком-то важном вопросе, вы были бы вправе во мне сомневаться. Я прибыла сюда в составе нашей команды и делаю свою работу. Поэтому если хотите вернуть арфу вовремя, вам придется мне поверить, разве что у вас в запасе есть кто-то еще, способный отыскать ее в последующие несколько дней. Прошу вас, поверьте - если я раскрою подробности, мы лишимся возможности вернуть инструмент вовремя.
Теперь уже Фараннан буравит меня тяжелым взглядом.
- Хотел бы я знать, - шипит он, - как те, у кого сейчас арфа, могут быть уверены, что ты не нарушишь обещания молчать?
- У них на этот счет нет никаких сомнений.
Он Верховный Бард друидов и должен иметь самое что ни на есть полное представление о том, кто именно мог вырвать у меня такое обещание. Я высоко вскидываю голову и смотрю ему прямо в глаза. Он, конечно же, может догадываться об истинном положении вещей, пусть и не до конца. И не может дальше на меня наседать, не рискуя арфой. Но… что если Фараннан и сам к этому причастен? Проклятье Дагды! Зачем Верховному Барду похищать арфу? Чтобы остановить Родана и не дать ему стать королем? Но никакая арфа не может гарантировать, что того или иного человека не изберут королем. И никакая ее пропажа, сама по себе, не может погрузить Брефну в пучину раздора. Самое большее, она означает, что Кора и далее будет оставаться регентом, против своей воли и без всякой радости, а Родан - беситься, не в состоянии спокойно дожидаться своего часа. Такое, возможно, и могли задумать и сделать друиды. Или подданные Эрньи. Она говорила, что не может непосредственно вмешиваться в жизнь людей, что ей дано лишь подталкивать развитие событий в нужном направлении. Не знаю, как ей удалось провернуть похищение арфы, не нарушив этого
правила. Но, по всей видимости, ее малыши и впрямь орудуют за пределами леса. Те самые шпионы, о которых она говорила. Не весь ее народ обитает в Колдовском мире. Им, вероятно, представилась возможность, которой они не преминули воспользоваться.
Теперь она соблюдает правила и использует людей, чтобы действовать во внешнем мире. Эти люди, в данном случае, - мы с Брокком. Властным вельможам она не доверяет - я вполне разделяю эту ее позицию, - при этом древний закон не позволяет ей явиться сюда и сказать им что и как, по ее мнению, должно измениться. Вот она и тянет с возвращением арфы до самого последнего момента, чтобы они не смогли помешать ей совершить задуманное в День летнего солнцестояния. Я совершенно не представляю, что может помешать надлежащим образом провести ритуал и не дать Родану стать королем. А если так, то мы успешно выполним возложенную на нас миссию. Только вот у нее, должно быть, на уме что-то совсем другое, в противном случае все это вообще лишено всякого смысла.
- Кира?
Я, похоже, пропустила вопрос мимо ушей. Ну и ладно. У меня тоже есть вопросы.
- Брат Фараннан, я кое-чего не понимаю. Мне известно, то Доналу даровали привилегию посещать неметоны и работать с некоторыми вашими молодыми музыкантами. Однако… если вы с братом Морканом знали об истинной цели его появления здесь, то почему не облегчили ему контакты с друидами постарше? Почему не помогли получить ответы на практические вопросы, касающиеся арфы? Мы ведь до сих пор не знаем, как именно ее похитили. Как Верховный Бард вы могли и сами показать Доналу, где она хранилась. Это, разумеется, вполне можно было сделать, не вызывая подозрений братьев.
Когда они все в изумлении смотрят на меня, на лицах каждого из них, в той или иной степени отражается ужас, поэтому я быстро продолжаю, пока мне не заткнули рот.
- Если все это настолько важно, то почему никто до сих пор не готов толком поговорить? Мой отказ сообщать вам некоторые подробности вы считаете оскорблением, хотя практически единодушно признаете, что вам самим это позволено.
Никто не говорит ни слова. В моей голове эхом звучат слова Дау. Держи голову высоко поднятой. Говори правду.
- Мое молчание способно вернуть арфу, - говорю я.
- И какой же в нем смысл, в этом твоем молчании?
Фараннан смотрит на меня долгим, пристальным взглядом. Я понятия не имею, о чем он сейчас думает. Атмосфера в зале напряженная, но никто по-прежнему ничего не говорит.
- Ты сказала, что пообещала обходить молчанием определенные темы, - произносит, наконец, Верховный Бард ровным голосом, заслуживающим всяческих похвал. - Такого же рода клятву, можно сказать, давал и я. Обеты, которые мы даем при поступлении в орден, включают множество ограничений. Что нам позволительно говорить, куда позволительно ходить, какими сведениями и с кем позволительно делиться. Для женщины ты довольно сообразительна, и я не сомневаюсь, что ты сможешь сложить фрагменты этой головоломки без моей помощи.
- Время, время! - ворчит лорд Кора. - У нас его совсем нет! Допустим, мы действительно не станем ничего предпринимать и ко Дню летнего солнцестояния так и останемся без арфы… Что тогда? Вы хотите, чтобы мы вместе с наследником трона вышли к огромной толпе и вежливо объяснили, что не можем провести ритуал?
Знатные вельможи переглядываются, словно пытаясь понять, кто из них предложит более серьезное решение.
- Нет, милорд, - говорит мастер Брондус, - но мы поступили бы мудро, если бы приготовились и к такой возможности, не теряя при этом надежды, что все будет так, как сказала Кира. Если мне не изменяет память, Арфа Королей не отличается изысканной формой. При всем моем уважении к присутствующим здесь братьям… Мы не могли бы подготовить другой, похожий на нее, инструмент? Последний раз ритуал проводился двадцать пять лет назад. Большинство из тех, кто будет присутствовать на церемонии, не видели прежде Арфы Королей, а кто все же видел, вряд ли хорошо ее запомнил.
Он бросает на меня взгляд.
- Арфа Донала звучит восхитительно, да и по размеру примерно подходит. Если друиды не захотят предоставить нам инструмент, можно будет воспользоваться ею.
- Этот сакральный ритуал не может основываться на лжи, - говорит брат Моркан безжизненным от недоверия голосом.
- Если нет, нам придется найти предлог, чтобы перенести коронацию на год, - настаивает Брондус, - мы все знаем, что некоторых это совсем не обрадует. А если арфа не отыщется, то к следующему Дню летнего солнцестояния мы столкнемся с той же самой проблемой.
Лорд Кора обхватывает голову руками. Друиды перешептываются между собой, что-то обсуждая. Арку смотрит на меня, подняв бровь. Я не говорю ни слова. И вернусь в Колдовской мир в канун Дня летнего солнцестояния, независимо от того, разрешат мне это или нет. Потому что должна вернуть брата. Они могут посадить меня под замок и выбросить ключ, но я все равно найду способ выполнить задуманное. И если меня не обманывает интуиция, мы принесем с собой Арфу Королей. Жаль, если я сболтнула лишнее, изложив свою точку зрения в несвойственной Кире манере. Но их надо было привести в чувство, время для этого как раз пришло.
- Милорд? - Брондус кладет регенту руку на плечо.
Доброжелательность этого жеста успокаивает.
Лорд Кора поднимает голову.
- Я не буду откладывать ритуал до следующего года, это будет воспринято как признак слабости. Что если Тоссак увидит в задержке приглашение претендовать на трон? Я дал королю Аэнгусу обет на его смертном одре и сдержу слово. Его сын взойдет на трон Брефны.
Это пламенное заявление собравшиеся встречают странным молчанием, за все время которого никто не смотрит друг другу в глаза. Все тактично умалчивают, насколько упомянутый сын не в состоянии совладать не только с королевством, но даже с собственным нравом. Но здесь есть и еще что-то. Чего же я не могу ухватить?
- Благородный порыв, милорд, - шепчет мастер Бресс, - хотя и не вполне соответствует своду законов и правил, по которому избирается король. Так или иначе, но Тоссак вполне мог в этом году заявить о своих претензиях на трон, хотя и предпочел этого не делать.
- Если бы он желал заполучить корону, - вставляет слово Брондус, - то перешел бы к активным действиям еще три года назад, когда принц Родан, в силу обстоятельств, стал последним наследником Аэнгуса. Вот тогда притязания Тоссака действительно были бы весьма сильны. Ни одна живая душа не станет отрицать его таланты предводителя. Его неизменная поддержка короля Аэнгуса; мудрое и благоразумное правление собственными владениями, то обстоятельство, что он мог бы взойти на трон незамедлительно, в то время как Родану тогда было всего пятнадцать лет. Но он недвусмысленно дал понять, что его все это не интересует и своей позиции до сих пор не изменил.
Я молчу, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания.
Рядом неподвижно замер Арку. Я знаю, он слушает с тем же напряженным вниманием, что и я. Неужели эти властные вельможи забыли о нашем присутствии?
- Тоссак никогда не желал короны, - замечает брат Моркан, - его игры рассчитаны на куда более длительную перспективу.
- Мне это известно, - отвечает лорд Кора, который вернул самообладание и теперь смотрит прямо на Верховного Друида, - он опять прилагает усилия к тому, чтобы удочерить девочку и забрать ее к себе. Няни, гувернеры, все, в чем она нуждается, включая приемную мать в лице леди Эньи, ну и, конечно же, двое его мальчишек примерно того же возраста - весьма кстати, - что и дочь Аэнгуса. Она будет под защитой Тоссака, ей будет с кем играть. Но сам он думает о будущей жене для старшего сына, а со временем и о выводке детишек, равно как и о новой династической линии, в которой будет присутствовать как его собственная кровь, так и кровь Аэнгуса. А что это, если не ослабление династической линии бывшего короля? Что это, если не нарушение торжественной клятвы короновать вместо последнего короля его сына, а со временем и его внуков? Мы не можем так поступить. Этого допустить нельзя. Родана надо короновать в нынешний День летнего солнцестояния. И никаких отсрочек я не потерплю.
Когда зал вновь наполняется голосами, я опять вспоминаю свой странный разговор с Ашллин. Удочерение - вот о чем она, должно быть, пыталась сказать сквозь рыдания. Ее речь была путаной, но я уверена, что девочка говорила что-то об отъезде, о дядюшке Тоссаке, о Волфи и о том, как ей не хочется никуда уезжать. Но разве она не была бы счастлива убраться отсюда, стать приемной дочерью дядюшки Тоссака, жить в его доме с нянями, гувернерами и другими детьми, ее ровесниками? Без Мааре. Без Родана. Мне кажется, столь счастливая перспектива ее бы только порадовала. Но регент, - тот самый регент, которому положено заменить и Родану, и ей отца, - похоже, не намерен жертвовать столь ценной фигурой в этой игре. Проклятье Морриган! Кем суждено стать этой девочке в королевской резиденции?
Пока они спорят и бурно обсуждают ситуацию, я пытаюсь отыскать смысл в словах Брондуса. О том, что у Тоссака была возможность заявить о претензиях на трон, но он решил этого не делать, в итоге Коре пришлось оставаться регентом до тех пор, пока Родану не исполнится восемнадцать лет. Но ведь старый король Аэнгус умер шесть лет назад, разве нет? Ашллин отца не знала. Королевский сан оспаривается в первый после смерти бывшего правителя День летнего солнцестояния. В соответствии с законом о королях, любой мужчина, достигший восемнадцатилетнего возраста, в чьих жилах течет королевская кровь, имеет право претендовать на трон. Выбор должно сделать собрание знатных вельмож Брефны, а скреплять его, насколько я понимаю, положено как раз в ходе ритуала в День летнего солнцестояния. После смерти Аэнгуса, по всей видимости, никто не выдвинул достаточно серьезных притязаний; возможно, просто не было кандидатов. И тогда Кора вступил в должность регента. Родану, единственному сыну последнего короля, тогда было двенадцать. Получается, что три года спустя кто-то попытался оспорить его регентство, и если не Тоссак,
то тогда кто? Об этом никто не сказал ни слова. Может, о тех событиях что-то знает Арку? Хотя сейчас это вряд ли имеет значение, ведь кроме Родана, желающих заполучить корону больше нет.
После долгих прений, во время которых я держу рот на замке, лорд Кора просит Мастера Арта отдать друидам арфу Донала, чтобы те спрятали ее в надежном месте и хранили до Дня летнего солнцестояния, а потом предъявили в том случае, если не получится вернуть в срок Арфу Королей. Друиды тщательно продумают все аспекты ритуала, в том числе музыку, равно как и все перемещения на месте проведения церемонии, поэтому иметь в запасе еще одну арфу представляется весьма уместным, хотя я, помимо воли, сомневаюсь, что у них не похитят и ее. Брат меня тогда ни за что не простит. Арку обещает передать инструмент брату Фараннану до его возвращения в неметоны, а Верховный Бард обязуется вернуть его после ритуала владельцу.
У меня такое чувство, что все это как-то не по-настоящему. Время не ждет, составляются какие-то планы, а я даже не могу вообразить этот ритуал. Но он с каждым днем приближается, до него осталось совсем немного, а мне еще нужно выполнить дурацкие задания Эрньи - чтобы не утратить контроль над ситуацией.
- Кира, - зовет меня мастер Брондус, и я вздрагиваю от звука его голоса, - мы не видим других вариантов, кроме как поверить тебе на слово и действовать в соответствии с твоим планом, ничего в нем не меняя. Сделай все возможное, чтобы до Дня летнего солнцестояния больше не впутываться в неприятности. Обратно в лес отправишься не одна, мы предоставим тебе сопровождающих. Как минимум двоих стражей. Нам надо убедиться, что ты вернешься ко двору целой и невредимой, причем вернешься быстро.
- Но… - пытаюсь протестовать я.
- Это не наш стиль работы, мастер Брондус, - Арку говорит как командир, не допуская никаких возражений, - я позабочусь и приму все необходимые меры для безопасности моей команды. Ну и, разумеется, придумаю надежный способ доставки арфы, если она будет у них. Все будет сделано тайно.
Судя по взглядам, которые бросают на меня Кора и его советники, они сомневаются в моей способности справиться с поставленной задачей, хотя спорить на эту тему никто из них так и не берется.
- О воротах я с мастером Брондусом поговорю позже, - продолжает Арку, - нужно будет договориться, чтобы Кира беспрепятственно могла выйти из замка, а потом их с Доналом пропустили обратно. Если у вас есть верный человек, которого в этот день можно поставить в караул у ворот, это будет нелишне.
Брондус согласно кивает.
- Само собой разумеется, - добавляет Арку, - что все услышанное и сказанное здесь останется строго между мной и Кирой. Благодарю вас за сотрудничество.
Сановники захвачены врасплох - Арку только что ясно дал им понять, что операцию контролируем мы, что так было с самого начала. Они к такому не привыкли. Когда мы уходим, я безотчетно радуюсь. Но под налетом облегчения нервы натягиваются как струна при мысли о том, сколь многое может пойти не так, о том, какая на моих плечах лежит ответственность.
- Дыши глубже, - шепчет Арку, когда мы выходим во двор. - Не торопись, всему свое время. Сосредоточься на миссии. И ради всех богов, если можешь сообщить мне что-то еще, в любое время, не стесняйся. Пойдем в комнату для репетиций. Мне нужно передать брату Фараннану арфу. Потом нам с тобой надо будет поговорить наедине.
Я жду в комнате для репетиций, разминая пальцы игрой на свирели. Угомонить разбушевавшиеся мысли удается, только когда возвращается Арку, отдав Верховному Барду арфу Брокка. Ашллин, надеюсь, уже не ждет меня на дубе - времени прошло немало.
- Вот что, - говорит Арку, присаживаясь на скамью и глядя на меня, - от Киры я такой речи не ожидал. Не думал, что она бросит вызов регенту, Верховному Друиду и Верховному Барду, вместе взятым. Как руководитель миссии прошу тебя аргументировать это решение, которое ты приняла, не посоветовавшись со мной.
- Им всем известно, что я никакая не Кира. Там не было ни стражей, ни кого-то еще, кто мог бы меня услышать.
- Так в эти игры не играют. Ты с начала и до конца не выходишь из своей роли, разве что по моему разрешению. В безопасном месте - например, на хуторе Очу и Маэн - мы можем дать себе передышку и ослабить бдительность. Но только с моего разрешения.
Как бы я ни уважала Арку, не могу заставить себя извиниться.
- Я не забыла правила, а всего лишь пошла на продуманный риск.
- А мне показалось, что твой рассудок попросту затмили чувства, - замечает Арку.
- Да, я действительно разозлилась. Расстроилась. Переживала за члена нашей команды. Думала, все ли с ним будет хорошо, удастся ли мне его вовремя вернуть, доверят ли нам арфу. Меня мучает вопрос, знают ли эти могущественные вельможи - регент, друиды и прочие - больше, чем готовы рассказать, и я ничего не могу с собой поделать. У меня такое сувство, что в этой головоломке не хватает какого-то фрагмента - не самой арфы, а чего-то еще.
Арку через силу улыбается, хотя выглядит теперь подавленным и утомленным. Меня это пугает. Во время совета он казался таким, как всегда на острове - сама бодрость, уверенность и умение владеть собой.
- Странно, что ты это говоришь, - шепчет он, - может, этот самый фрагмент как раз у тебя? Может, именно ты решила его никому не открывать?
- Нет, здесь другое. Я связана клятвой и если ее нарушить, наша миссия провалится, а Б… а Доналу будет грозить страшная опасность.
- И в чем эта опасность заключается?
- На этот вопрос я ответить не могу. Хотела бы, но не могу.
Меня подмывает сказать ему, какой одинокой и ненужной я себя чувствую. На какой-то момент мне хочется стать Кирой и броситься дядюшке Арту на грудь, чтобы он меня утешил.
- Ты не одинока, - говорит Арку, наверняка без труда читая мои мысли, - у тебя есть мы - я и двое наших друзей на конюшне. Я думаю, что ты, потанцевав с Нессаном и, к тому же, пустив слух, что вы вернулись вместе поздно вечером, повела дело так, чтобы именно его тебе дали в сопровождающие в канун Дня летнего солнцестояния. Вместе вы сумеете совладать практически с любой ситуацией. К тому же, у него есть возможность выводить лошадей, не привлекая к себе ненужного внимания. И вот это, как раз, было… самое интересное. Я имею в виду танец.
- Для меня это стало полной неожиданностью. Я не знала, что у меня при дворе столько друзей, и что они готовы так открыто за меня заступиться. Мне жаль, что все так получилось, не хочу нести ответственности, если у кого-то начнутся неприятности. С другой стороны, я ни о чем не жалею.
- Хм. Мне, наверное, лучше вообще ничего не говорить.
Он улыбается - лишь слабым намеком на улыбку.
- Дядюшка Арт?
- Да?
- Что они имели в виду, когда говорили, что Тоссак мог претендовать на трон три года назад, когда Родану еще не было восемнадцати? По моим подсчетам, это случилось через три года после смерти старого короля. На тот момент Кора наверняка не хотел отказываться от регентства. Он очень ясно дал понять, что пообещал королю Аэнгусу передать корону его ближайшему наследнику, в данном случае - сыну. Каждый раз, когда он касался этой темы, мне казалось, что в комнате становилось холоднее, будто все они вдруг становились врагами.
- В отлучке до меня дошли слухи, - отвечает Арку, - что у короля, кроме жены, якобы была еще и женщина на стороне. Что у них якобы родился ребенок. При этом подразумевалось, что претендентом на трон Брефны он считаться не может. Но почему - я не знаю.
- Может, потому что это девочка? Вы имеете в виду Ашллин?
- Ашллин - законнорожденное дитя Аэнгуса и королевы. Родная сестра Родана. Вот почему она, бедный ребенок, будет столь бесценна в будущем. Сама она королевой стать не может, но незаконнорожденный сын, в соответствии с законом, действительно имеет право претендовать на трон. Глубже я копать не стал. Полагаю, что этот сын моложе Родана, так что предъявить свои права на корону он сможет только по достижении восемнадцатилетнего возраста, когда его единокровный брат уже будет королем.
- Это, опять же, при условии, что мы вовремя вернем арфу.
- Да, только при этом условии, - отвечает Арку и смотрит мне прямо в глаза. - Что бы ни случилось, не забывай о миссии, ради которой нас наняли. Несмотря на грязные приемы, к которым ты время от времени прибегаешь на поле боя, тебе присуще обостренное чувство справедливости. Я это только приветствую. Однако Кора нанял нас для определенной работы, и мы ее выполним, даже если некоторые ее аспекты нам совсем не нравятся. К этому должен привыкнуть каждый из вас, если, конечно, хочет остаться в команде. Ты меня понимаешь?
- Понимаю. Хотя это и нелегко.
Мне было бы трудно, даже если бы я не видела тех образов в чаше для гаданий. Как же мне хочется ему о них рассказать.
Теперь Арку смотрит на свои руки, старательно избегая моего взгляда.
- Наша работа по самой своей природе трудна, - говорит он, - и это никогда не изменится. Напряженная, безжалостная, опасная и способная повергнуть человека в отчаяние. Но она же может возвысить тебя - когда все идет как надо, и тебе кажется, что команда работает как одно целое. Порой тебе приходится делать выбор, который ты бы никогда не сделала, будь ты обычным человеком, а не воительницей с Лебяжьего острова. Иногда приходится идти на риск, за который потом нам могут и не заплатить. Отправившись в лес и решив оставить там Донала, ты играла с огнем. От этого, Кира, у меня внутри все переворачивается. Что если мы его потеряем? Новобранца всего восемнадцати лет от роду, отправившегося на свое первое задание? Как я скажу об этом Кинеле? Как скажу вашим родителям? Как после этого смогу примириться с самим собой?
Мы сидим молча. За забранным ставнем окном проводят лошадей, кто-то гремит ведрами, день тянется своим чередом.
- К этому привыкаешь, - говорит Арку и выпрямляется, расправляя плечи. Теперь он уже больше похож на себя. - Хотя легче на самом деле не становится. Просто ты учишься жить с этим дальше. Научить этому мы не можем, хотя и стараемся постоянно заострять на этом внимание. Здесь требуется сила. И гибкость, как у искусно изготовленного инструмента, будь то арфа или клинок.
- А еще - стойкость, - добавляю я.
- И это тоже. Но надо учиться склоняться под ветром, порывы которого способны вырвать с корнем любое, даже самое могучее дерево.
- При таком дворе, как этот, ваше дерево, скорее всего, источат термиты или какая-нибудь болезнь, после чего оно и само рухнет. Либо его повалит соседнее.
Отлично - после моих слов он вновь улыбается.
- Если нас опять пригласят на совет, не делись своим наблюдением с вельможами. Все, мне пора, Кира. И прислушайся к совету мастера Брондуса. Приложи все усилия к тому, чтобы не обращать на себя внимания.
- Постараюсь. Но мне, как я уже говорила, надо выполнить кое-какие задания. Я приложу все усилия, чтобы вести себя тихо, как мышка.
- Понадобится помощь - обращайся. То же самое и в случае проблем.
- А если мне нельзя никого ни о чем просить? Если все надо сделать самой?
Он смотрит на меня с выражением, которым дядюшка Арт в подобных обстоятельствах одарил бы Киру. Я никогда не видела в его глазах такой нежности и, возможно, больше никогда не увижу. Это подарок. В этот момент он напоминает мне отца.
- Тогда мы оба пойдем на риск, - отвечает он.
28.Дау
В канун Дня летнего солнцестояния я буду сопровождать Киру в лес. Сам Арку мне об этом не сказал. Я узнаю все из вторых или третьих рук, и то если повезет. Поговорить с Ливаун нельзя, это слишком рискованно. Шансов на мимолетную встречу в глухом уголке сада или вечером в комнате для репетиций почти нет. Она либо чем-то занята, либо ее невозможно найти. Иллан сказал, что заседание совета было непростым. Не знаю, что именно там произошло, но даже он теперь очень нервничает, а раз так, то ничего хорошего. В редких случаях, когда мне все же удается увидеть Ливаун, в основном за завтраком, обедом или ужином и неизменно в компании других, она выглядит рассеянной, словно блуждает мыслями где-то далеко-далеко. Где именно, догадаться нетрудно. Публику по вечерам развлекает другая труппа. Второй танец мы с ней еще не танцевали.
Я стараюсь не считать дни. Стараюсь не считать часы между рассветом и закатом, между сумерками и утренней зарей. Стараюсь отгородиться от неумолимо приближающегося Дня летнего солнцестояния и грядущего ритуала. Стараюсь убедить себя, что Ливаун действительно права, и нам удастся вовремя вернуть арфу. Стараюсь не думать о том, что из-за всего этого я вполне могу потерять место на Лебяжьем острове. Меня поразило, что Арку согласился не только принять план Ливаун, но и помочь его реализации. В том числе - дать ей меня в сопровождающие и снабдить нас лошадьми, чтобы мы могли как можно быстрее съездить в лес и вернуться обратно.
В замке все лихорадочно готовятся к ритуалу. Я думал, что его проведут в неметонах, ведь Арфа Королей хранится - или, по крайней мере, должна храниться - именно там, а за церемониальную сторону торжества отвечают друиды. Но я ошибался. Иллан отправляет меня помочь таскать на площадку для проведения церемонии все необходимое, чтобы все было готово заранее. Как выясняется, коронация нового короля представляет собой один из тех редких случаев, когда дворцовые ворота целый день остаются незапертыми - в этом есть какое-то символическое значение. Торжество пройдет не в неметонах и не на территории замка, а на поляне между ними, что наверняка тоже символично. Под руководством главного дворецкого Коры наша небольшая армия слуг движется по дороге у подножия крепостной стены мимо развилки, от которой отходит дорога, ведущая через лес в неметоны. Чуть дальше мы выходим на круглую, частично расчищенную площадку в форме полой чаши, где огромная толпа зрителей сможет наблюдать, стоя или сидя на скамьях, за ходом ритуала на ее дне. Нам, слугам, велено выполоть сорняки, скосить траву, пройтись по ней граблями,
установить скамьи, развесить на деревьях гирлянды, соорудить посередине возвышение, и так далее, и тому подобное.
Организацию работы идеальной не назовешь. То, что с таким количеством прислуги можно было бы сделать за один день, скорее всего, растянется на два, а то и на три, если кому-нибудь в голову не придет проявить более грамотный подход. Меня так и подмывает взять бразды правления в свои руки. Я точно знаю, как надо расставить людей. Но не могу сделать ровным счетом ничего. Все так же молчу, сутулюсь и неспешно выполняю очередное поручение. О боги, как бы мне хотелось, чтобы День летнего солнцестояния уже был позади, чтобы мы теперь возвращались на Лебяжий остров. Как же я от всего этого устал. Устал быть слабым. Устал глотать слова. После этой миссии у меня останется масса ненавистных воспоминаний. Мне хочется разразиться бранью, дать сдачи и заорать с такой силой, чтобы зазвенело все вокруг. Лебяжий остров позволяет мне делать то, чего нельзя было в детстве. Но здесь я опять превращаюсь в того самого ребенка - беспомощного и молчаливого.
Упорно трудясь, я размышляю о Брокке там, за каменной стеной, откуда он не может сюда вернуться. Стараюсь не думать о таких словах, как Колдовской мир, сверхъестественные силы и магия. Все эти идеи просто смешны, и я не могу считать истиной мнение тех, кто по-прежнему в них верит. Я уважаю и Ливаун, и Брокка. Они оба храбры, сильны, весьма искусны и как воители, и как музыканты. Но это… выше моего понимания. Я не могу в это поверить, хотя никакого другого объяснения найти не могу, разве что у Лебяжьего острова есть конкурирующая организация: тайная база, спрятанная в лесу неподалеку от Вороньей дороги, где расположилась еще одна община, воплощающая собственные планы в отношении Арфы Королей. В это так же трудно поверить, как и в то, что инструмент украли феи или эльфы.
- Смотри, вон Верховный Друид, брат Моркан, - говорит один из моих товарищей, конюх по имени Финн.
И показывает мне на человека с длинными седыми волосами и в светлой мантии, полы которой внизу кое-где испачканы зеленой травой. По тому почтению, с которым все обращаются к брату Моркану, явственно видно, что он здесь - всеми уважаемый лидер.
- Я знаю одного из этих парней, - продолжает Финн, - вон того, рыжего. Он из моей родной деревни. Те, кто в голубых мантиях, ученики.
Рыжий друид поднимает глаза, перехватывает взгляд Финна и тут же отводит взгляд.
- Если хочешь, можешь пойти перемолвиться с ним словечком, - предлагает кто-то из слуг, - они, похоже, не очень любят о себе распространяться.
- Это противоречит правилам, - отвечает Финн, - им не положено общаться с обычными людьми. Давая клятву, они отбрасывают свою прошлую жизнь, будто ее у них никогда не было. Меня удивляет, что сюда привели учеников. Вероятно, по особым случаям требования смягчают.
Рыжий ученик больше не оглядывается на нас. Вместе с другими молодыми друидами он с помощью веточек и бечевки измеряет сооруженное нами возвышение. Один из них дожидается, когда из-за облака покажется солнце, внимательно изучает тени на досках и угольком наносит на них метки. Именно здесь, на этом возвышении, и будет стоять арфа, на которой кому-то из друидов придется сыграть в решающий момент. Нам объяснили это после того, как мы построили помост. Одобрять кандидатуру короля силой мелодии представляется мне примитивным и глупым. Разве определяющим фактором при выборе правителя должен быть не его потенциал, чтобы он мог править плодотворно и мудро? Лучше присмотреться к его личным качествам, чем полагаться на какую-то древнюю традицию. Неужели здесь никто не понимает, что времена меняются? Если этого не признать, то королем, в конечном итоге, наверняка станет Родан. Впрочем, они, возможно, только такого и заслуживают.
Теперь сюда подошло еще несколько других друидов, и нас просят освободить центр возвышения. Вот с их седовласым старейшиной вступает в разговор высокий ученик с каштановыми волосами до плеч. Они внимательно вглядываются в помост и присматриваются к теням. Затем юноша ставит в разные места табурет, и брат Моркан просит его на него садиться и изображать игру на арфе. От всего этого парню явно не по себе, но у него нет другого выхода, кроме как продолжать. Остальные ученики отошли назад и теперь каждый из них старательно делает вид, что чем-то занят. Странная картина. Может, что-то означает, но может и нет. В этом молодом человеке есть что-то такое, что по-настоящему притягивает взгляд.
- Нессан, - говорит Финн, - иди сюда.
Теперь нам велят приставлять к деревьям стремянки и развешивать гирлянды. Я даю понять, что не боюсь высоты, забираюсь на самую большую лестницу и вяжу узелки. Весьма полезно, ведь когда мне удается улучить момент и оглядеться, передо мной открывается прекрасный вид на всю ритуальную площадь. Стена хорошо просматривается до того самого места, где Ливаун совершила свой изумительный прыжок. А это что еще за рыжее пятно на одной из веток вверху?
- Эй, держи, - говорит мне Финн, передавая конец веревки; ему поручено носиться по стремянке вверх-вниз, обеспечивая меня всем необходимым, - как только завяжешь, мы перенесем лестницу дальше.
Проклятье. Я прищуриваюсь и украдкой бросаю взгляд на огромный дуб. Там что, кто-то есть? Еще один соглядатай, но не наш, а чей-то еще? Поскольку ко двору сейчас стекается столько гостей, парочка таких непременно найдется. Они даже могут знать и о нас, и о нашей миссии. Хотя если так, то действовать сейчас уже поздновато.
Вон! Опять! Опять виднеется что-то рыжее, мелькает чье-то лицо. Это не Ливаун - личико детское, причем тут же исчезает. Но рыжие волосы точно ее, а кому еще придет в голову забраться на дерево? Даже теперь, когда Арку одобрил ее план, она необдуманно рискует. А план глупее некуда. Хотя нет, разве она не говорила мне, что ей придется заниматься странными вещами, в том числе шить и танцевать со мной? Может, в их число входит и лазанье по деревьям?
Мы перетаскиваем стремянку на другое место, и я вновь на нее забираюсь. Другие слуги приносят еще один флаг, который мне надо повесить. На светлом фоне нарисовано дерево, окруженное друидическими символами, которых я не понимаю. Я перебрасываю через ветку конец веревки с грузилом, и надежно ее завязываю - нельзя допустить, чтобы во время ритуала флаг оторвался и упал на голову принцу Родану. Он тяжелый и тащить его наверх мне помогают четыре человека. Я подгоняю завязки, чтобы он висел ровно, чтобы не складывался и не крутился, даже если поднимется ветер. А когда завязываю последний узелок, снизу, с ритуальной площадки, до меня доносится разговор на повышенных тонах. Один из голосов принадлежит Родану.
- Почему он здесь? - спрашивает принц.
Не в состоянии позволить себе демонстрировать чрезмерную заинтересованность, я тихонько спускаюсь с лестницы. Если не считать Финна, который поддерживает ее, чтобы я не упал, все слуги глазеют на принца. Он стоит у входа на ритуальную площадку, уперев руки в бока, и не сводит глаз с друидов, по-прежнему сгрудившихся вокруг возвышения. За его спиной маячит Буах, рядом стоит кто-то из друзей, у которых такой вид, будто они намерены вот-вот броситься в драку. Бросить Верховному Друиду вызов он, конечно же, не может. Все, кто собрался на площадке, не сводят с него глаз. Личный страж склоняется к Родану, что-то ему говорит и кладет ему руку на плечо, словно заверяя, что все в полном порядке. Принц злобно ее стряхивает.
- Не трогай меня!
Принц выходит вперед. Ученики в голубых мантиях замирают - а вместе с ними и брат Моркан - и теперь похожи на живую картину. Все смотрят на Родана.
- Штаны Дагды! - едва слышно шепчет Финн. - Кое-кто явно рвется в драку.
И тут я замечаю нечто весьма любопытное. Когда принц подходит ближе, высокий ученик-друид с каштановой шевелюрой, тот самый, что изображал игру на арфе, поднимается на ноги. Он совершенно невозмутим, хотя теперь уже нет сомнений, что гнев принца направлен не на Верховного Друида, а на его молодого товарища. Родана, шагающего к нему с яростным выражением на лице, он встречает теплой улыбкой, склоняется перед ним в поклоне и выпрямляется. Слов я расслышать не могу, но, полагаю, что юный друид его вежливо приветствует.
У входа переполох, на площадке появляются лорд Кора с мастером Брондусом, шагая куда быстрее обычного. С ними еще один друид - темноволосый и в такой же кремовой мантии, как и Моркан. Увидев их, Родан застывает в нерешительности. Затем, не дожидаясь, вероятно, ничьих приказов, Брондус оказывается рядом с принцем и вежливо оттесняет его на ту сторону площадки, где стоим мы. Бросив за их спины взгляд, я вижу, что все ученики быстро покидают ритуальную площадку в сопровождении темноволосого друида. Перед тем как они исчезают из виду, темноволосый на миг оборачивается и бросает на Кору испепеляющий взгляд. После чего они уходят. Все это происходит с головокружительной быстротой. Мы все стоим, разинув рты, и смотрим. Мастер Брондус, принц с багровым лицом и его личный страж всего в паре шагов от нас. Сейчас, в отсутствие предмета его гнева, Родан больше не кричит, но ему все равно не хватает ума попридержать язык.
- Почему ему разрешили сюда явиться? Он не должен во всем этом участвовать!
- Милорд, - шепчет Брондус, - этот вопрос мы обсудим по возвращении в замок. Здесь слишком много лишних ушей.
С этими словами он бросает взгляд на нас.
Родан беснуется, выкрикивая что-то о заговорах, секретах, о том, что от него утаивают правду. Брондус с регентом призывают его к молчанию и стараются успокоить. Что касается нас, мелких сошек, то мы перетаскиваем лестницу, разворачиваем еще один флаг и старательно делаем вид, что мы ничего не слышали. Но в моей голове вихрем кружат мысли. Ведь в тот момент, когда Родан с высоким учеником встали друг напротив друга, когда один улыбнулся, а другой нахмурился, когда один вежливо поклонился, а второй вздернул подбородок и окатил его злобным взглядом, я увидел, как они похожи! И то, что один лучился покоем и светом, а второй полыхал яростью и гневом, здесь совершенно ни при чем. Как и то, что один был строен и, судя по виду, учен, а второй коренаст и мускулист. В тот момент я понял, что они вполне могут оказаться братьями.
29.Ливаун
Мы с Ашллин сидим на высоком дубе, а чуть дальше вдоль стены, на расчищенной площадке между замком и лесной опушкой, происходит нечто весьма интересное. Какие-то гирлянды, лестницы, веревки… Всем этим занято огромное количество слуг, в том числе и кое-кто со светлой соломенной шевелюрой - надеюсь, наш немой конюх не проявит там себя слишком знающим.
- Ну что, он готов или нет? - спрашивает Ашллин. - Я уже могу посмотреть?
Я смотрю на принесенный с собой мешочек. Кукла отнимает у меня куда больше времени, чем ожидалось, ведь у девочки очень строгие представления о том, как она должна выглядеть. Я так и не подчинилась приказу Арку держаться от нее подальше - малышке нужен друг. Кукла почти готова, я развязываю мешочек и достаю ее.
- Я почти закончила, остались только волосы. Ну, что скажешь?
Ашллин разрывается между желаниями. С одной стороны, совершенно очевидно, что она хочет взять в руки мое творение, довольно странное на вид, с другой - не желает выпускать из рук Клиэну.
- Я могу немного подержать Клиэну? Или ей это не понравится?
Девочка без слов отдает мне игрушку, а я вручаю ей куклу. Она настояла на том, чтобы это был мальчик, одетый в длинную мантию, и заставила меня сделать из плетеной веревочки поясок. Хотела даже мне в этом помочь, но мне пришлось ей отказать. Я вышила личико с карими глазами, как она и просила, и по ее подсказке сделала рот - слегка улыбающийся, но лишь самую малость. Если учесть серо-голубой наряд, кукла чем-то напоминает друида.
- Какой милый!
Ашллин внимательно разглядывает каждую часть моей работы. Я жду, что она вот-вот скажет что-то о моих неровных стежках, но они, похоже, в точности соответствуют ее стандартам.
- А волосы ты сегодня сделать сможешь?
- У меня и правда есть с собой немного коричневой пряжи. Но мне еще надо выяснить, как ее крепко пришить. Чтобы он не облысел, когда будет носиться с тобой и лазить по деревьям.
- А можешь показать эту пряжу?
Я достаю моток и протягиваю ей. Пока девочка примеряет ее к голове куклы, чтобы проверить, идеально ли она подходит, мое внимание вновь привлекает площадка, где вместе с другими работает Дау. Там что-то изменилось. С обычными ребятами смешались друиды. Разве это не против правил? Мне казалось, что покидать неметоны позволено только самым высокопоставленным братьям. Брокк говорил, что ученики носят голубые мантии. Там внизу, надо полагать, брат Моркан, его окружают несколько ребят в голубом и пара в зеленом. Это может означать только подготовку к ритуалу. И то, что они намерены провести его за стеной замка, весьма любопытно.
Ашллин тоже увидела, куда я смотрю, и теперь, напрягшись всем тельцем, не сводит глаз с силуэтов вдали.
- Полагаю, там собираются короновать твоего брата, - говорю я, - и теперь все для этого готовят. Гирлянды и все такое.
Возвышение, должно быть, предназначено для музыкантов-друидов и Арфы Королей. Мне вдруг становится плохо.
- Ашллин?
Она не отвечает - настолько внимательно рассматривает ритуальную площадку, что не слышит меня. Я жду, а когда она по-прежнему не двигается с места, начинаю волноваться.
- Как насчет еще одного урока игры на свирели? Сегодня, но немного позже?
Ну вот. Девочка опять помрачнела, ссутулилась и понурила голову. Она что-то шепчет, но слов я разобрать не могу.
- Что случилось?
- Мне больше не разрешают играть. Мааре сказала, что от этого один шум, а он добавил, что так не… него…
- Негоже?
- Он сказал, что даме негоже играть на свирели.
- А он это кто?
- Мой… мой брат.
Ее голос затихает, так, что его почти не слышно. Мне приходится следить за тем, чтобы сдерживать ярость, хотя именно это чувство полыхает в моей груди.
- Он сказал, что если еще раз услышит, как я играю, то сломает ее. Свирель.
- Ты имеешь в виду принца Родана?
Малышка молча кивает.
- Ашллин, твой брат плохо с тобой обращается? Злится на тебя?
Она молча спускается с дерева. То же самое делаю и я, но медленно, проклиная себя за то, что слишком сильно на нее надавила. Если бы она даже ответила утвердительно, что мне с этим было делать? Вся эта история превращается в катастрофу. До Дня летнего солнцестояния осталось всего ничего, и у меня такое чувство, словно мы застыли на краю пропасти.
Ашллин от меня не убегает. Она останавливается у дупла чуть ниже на дереве, а в тот момент, когда туда спускаюсь и я, уже укладывает обратно в тайник свою секретную шкатулку.
- Держи, - говорит она, протягивая мне пышный локон волнистых, каштановых волос.
Сначала я ничего не понимаю. Затем приглядываюсь к ней внимательнее и вижу неровные концы в том месте, где она только что отрезала прядь своих волос. Скрыть этого от Мааре не удастся. Неужели в шкатулочке Ашллин есть нож? Я все никак не могу найти слов, но в этот момент снизу доносится голос:
- Ашллин! Где ты?
Это не Мааре, звонкий голосок явно принадлежит ребенку.
- Брион! - восклицает Ашллин.
У нее загораются глаза, а на лице расцветает улыбка. Словно из мрачных туч выглянуло солнце.
- Мне надо идти!
Девочка сует куклу и локон мне в руки, хватает Клиэну и кубарем скатывается с дерева. Произошедшая в ней перемена меня поражает. Я понятия не имею, кто этот Брион, однако после его появления передо мной вновь предстала та самая счастливая, радостная Ашллин, которую я видела в тот день, когда мы вместе играли на свирели. Надо обязательно узнать.
Я кладу куклу в мешочек, сворачиваю прядь волос кольцом и связываю обрывком пряжи для вышивки. От всего этого у меня в груди возникает странное чувство, не имеющее ничего общего ни с логикой, ни со здравым смыслом. Я просто знаю, что должна воспользоваться для куклы волосами Ашллин, даже если это навлечет неприятности на нас обеих.
Когда спускаюсь вниз, они вместе с другом сидят рядышком на глинобитной стене, огораживающей поле для выгула лошадей. Судя по манере их разговора, они хорошо знают друг друга. Брион - мальчик на пару лет старше Ашллин, светловолосый и одетый как отпрыск благородного семейства. На поле они не одни. Чуть выше по склону пасутся три рослых, изумительной красоты коня. Неподалеку от них стоит лорд Тоссак, какая-то женщина, наверное, его жена, и советник Пэдрейг, тот самый, что танцевал со мной в тот вечер, когда мне пришлось принести извинения Родану. Бросив на Бриона еще один взгляд, я догадываюсь, что он, наверное, сын Тоссака. У подножия стены, скрестив ноги, сидит еще один мальчик, с которым мы раньше не встречались.
Теперь, когда меня увидели, я, проходя мимо, не могу не переброситься с ними парой фраз.
- Добрый день, госпожа Кира.
- Добрый день, мастер Пэдрейг. Я ненадолго составила Ашллин компанию.
Мастер Пэдрейг улыбается. Для советника он совсем еще молод, ему не больше двадцати пяти лет. Вежливые манеры, как и в тот вечер, когда мы танцевали.
- С вашего позволения, я представлю вас лорду Тоссаку и леди Энье.
Я не спрашиваю, зачем ему это понадобилось. Тоссак одаривает меня обезоруживающей улыбкой, леди Энья оглядывает с головы до ног.
Пэдрейг меня представляет, я приседаю в реверансе, но Тоссак просит обойтись без церемоний.
- Для меня это желанная возможность от всех ускользнуть, - говорит он, - здесь, в поле, я не вождь клана, а отец Бриона и Тадга. А еще фермер, обожающий лошадей, и друг Пэдрейга. Вы, госпожа Кира, очень удивитесь, узнав, до какой степени я это ценю.
Он совсем не лукавит; японяла бы это по его голосу, даже если бы не знала, что он домосед, не вынашивающий планов стать королем.
- Нет, не очень, лорд Тоссак. У вождя клана, надо полагать, есть не только привилегии, но и тяжкое бремя ответственности.
Он распахивает от удивления глаза.
- Совершенно верно. И что же, по-вашему, преобладает - первое или второе?
Этот вопрос меня так поражает, что я на миг забываю, кем мне полагается быть.
- Это что, проверка? - спрашиваю я.
- Зачем мне устраивать вам проверки? - спокойно отвечает Тоссак.
- Понятия не имею, милорд. Если же говорить по сути, то баланс привилегий и бремени ответственности в огромной степени зависит от характера и способностей конкретного вождя клана. Если он сможет их уравновесить и надлежащим образом к ним относиться, то сможет хорошо исполнять свои обязанности. То же самое, полагаю, в равной степени относится и к любому другому предводителю. К аббатисе. К Верховному Друиду. К епископу. К королю.
Я сжимаю кулаки и приказываю себе заткнуться. Кира от его первого вопроса залилась бы румянцем и обнаружила бы полное незнание предмета.
Тоссак переглядывается с женой. Может, подозревают, что я явилась ко двору с тайной целью? Интересно, им известно что-нибудь об арфе? Может то, что Тоссак не желает быть королем - ложь, и он планирует в самый последний момент предъявить свои права на трон?
Тоссак кивает Пэдрейгу, который отходит и садится рядом с детьми.
- Юная Ашллин очень хорошо отзывается о вас, - говорит вождь клана, - вы, похоже, стали ее подругой.
Вот она, та лазейка, которую я так ждала - возможность рассказать кому-нибудь о поведении Родана, о ситуации, в которой оказалась Мааре, о том, что до Ашллин никому нет дела, что с ней, возможно, жестоко обращаются. Но этих людей я не знаю. Не знаю, чего они хотят на самом деле. И я сама - лишь бродячая музыкантша.
- Я пробуду здесь совсем недолго, только до Дня летнего солнцестояния. Ашллин, похоже, очень одиноко. Мы немного занимались музыкой, несколько раз играли. Мне бы очень хотелось проводить с ней больше времени.
Об удочерении я не упоминаю, потому что слышала о нем от лорда Коры. Но могу вполне обойтись теми сведениями, которые сообщила мне Ашллин.
- Она что-то говорила о том, чтобы поехать жить к вам.
Тоссак с женой опять обмениваются взглядами.
- Да, такой план у нас действительно был, - говорит леди Энья, - удочерить ее, с учетом того, что Ашллин потеряла и отца, и мать. Взгляните, как просто и хорошо им втроем.
Теперь дети сидят в траве спинами к стене, рядом с ними Пэдрейг. Клиэна, устроившись между Ашллин и Брионом, рассматривает поле своими сверхъестественно живыми глазами из пряжи. По телу прокатывается волна дрожи.
- К несчастью, - продолжает Энья, - лорд Кора пока отказывается рассматривать это предложение. И, кроме того, есть еще и сама Ашллин. Мы собирались забрать ее к себе в Глендарраг, уверенные, что девочка была бы там счастлива, но стоит нам заикнуться, чтобы она переехала к нам, как она тут же заливается слезами. Но мы все равно не отказываемся от попыток.
- Может, с ней поговорить вам, Кира, - предлагает Тоссак, - мы наслышаны о том, как вы играете на свирели, как поете и как замечательно лазаете по деревьям. «Почти как я», - по-моему, в устах девочки это звучало так. Она вам доверяет.
- Будь у меня возможность, я бы обязательно вам помогла. Но мое положение… очень шаткое. Я оскорбила принца, об этом, в той или иной степени, знают очень многие. После этого мне велели держаться от всех подальше. В том числе и от Ашллин.
Тоссак молча смотрит на меня, подняв бровь.
- Я не знаю, почему она не хочет переезжать к вам, и спросить об этом напрямик я не могу. Но точно знаю, что Ашллин часто выглядит несчастной и даже напуганной. И одинокой. Думаю, что даже в благородном семействе ребенка, если это девочка, могут обходить вниманием. Чуть ли не забывать. И насколько я понимаю, такое дитя, беззащитное и напуганное, может стать жертвой тех, кому до нее нет никакого дела, равно как и тех, кто желает ей зла.
- Продолжайте, - тихо просит Тоссак.
- Ашллин старается оставаться храброй, но это у нее получается не всегда. Некоторые темы она обходит молчанием, потому что ей либо велели о них умалчивать, а может, даже пригрозили наказать, если она ослушается. Девочка… действительно назвала мне имя человека, обращавшегося с ней жестоко и… он же, вероятно, недостойно ведет себя по отношению к ее няне. Однако… назвав это имя вам, милорд, я навлеку на себя очень серьезные неприятности. К тому же, мне известно, что об этом Ашллин сообщила мне в доверительной беседе, надеясь, что я никому ничего не скажу. Я хочу ей помочь, но кроме своей дружбы больше ничего предложить не могу, хотя даже из-за нее у девочки возникли проблемы.
- Она как-то сыграла нам на свирели мелодию, - с улыбкой говорит Тоссак, - мои ребята спросили, не научите ли вы заодно и их, но Ашллин ответила, что это очень трудно, и что уроки вы даете только девочкам.
Я в ответ тоже улыбаюсь.
- После Дня летнего солнцестояния мы отправимся в путь, и у меня попросту не будет времени кого-либо учить. Но я рада, что это доставило Ашллин малую толику радости. Это всего лишь дает возможность увидеть в ней обычного человека, ребенка, который совсем скоро вырастет и заживет своей собственной жизнью, возможность убедиться, что она все-таки будет счастлива, что сможет учиться, что ей ничего не будет угрожать. Это не так уж трудно.
О боги, я опять забыла, что должна говорить как Кира.
- Отлично сказано, - говорит Тоссак, - жаль, что вы так скоро уедете. Малышке нужны покровители и друзья. Те, кто будет ее учить, и те, кто будет защищать.
Я желаю ей гораздо большего. Хочу, чтобы она могла жить собственной жизнью по своим собственным правилам. Была вольна выходить замуж или нет, как ей заблагорассудится. Скакать на коне, драться, ходить по морю на корабле и бросаться навстречу приключениям. Читать, писать, петь и бродить по лесу. Мечтать. Летать.
- Да, милорд, - говорю я, еще раз бросая взгляд на детей.
С помощью Ашллин Клиэна теперь отдает какие-то распоряжения, размахивая руками и кивая головкой. Брион, его младший брат и подозрительно серьезный Пэдрейг ей повинуются, добавляя по камешку к небольшому, немного шаткому сооружению. А когда оно разваливается и рушится, Клиэна в ужасе закрывает глаза тряпичными ручками. Мальчики хохочут. Ашллин нравится эта семья. Она им доверяет. Но почему она так упорно отказывается покидать двор, если Тоссак может предложить ей дом, воспитание, товарищей по детским играм и, в первую очередь, избавить от любых опасностей? Что ее может здесь держать?
- Надеюсь, вы сможете убедить регента изменить решение, - говорю я, - прошу прощения, но мне пора.
Я еще раз неловко приседаю в реверансе, машу Ашллин рукой и как можно быстрее ухожу. Меня охватывает какое-то странное чувство, которое мне совсем не нравится. Тоссак с Роданом, может, и родня, но этот человек совсем не такой, как принц - умен, тонок и наблюдателен. Стоит ему или его жене заподозрить, что я совсем не та, за кого себя выдаю, как надо мной, а заодно и над нашей миссией, нависнет серьезная угроза. Нет, надо лучше изображать невидимку. Пройдет всего пара дней, и я отправлюсь в путь, чтобы вернуть домой брата. Пара дней, и все будет позади.
30.Брокк
Я сочиняю, пою, играю и сплю. Ем и пью то, что приносят мне маленькие создания. Совершенно не слежу за временем. Дни сменяются ночами, я не знаю, сколько осталось до Дня летнего солнцестояния, чувствую лишь, что он все ближе и ближе.
Выполняю возложенные на меня задачи. Великая песнь, которую Эрнья требует для своего народа, почти готова. Я спел ей несколько фрагментов в уединении своего крохотного домика, и ей, похоже, очень понравилось. Нужно еще доработать партию арфы, проследить за тем, чтобы она идеально дополняла мелодию и слова. Здесь очень красиво. Царит мир и покой. Дни наполнены сиянием солнца и пением птиц, пестрым светом лесных полян и нежным шепотом ручьев. Ночью тихо, слышны лишь голоса сов и других ночных птиц, занятых своими делами. Но я всегда, не забывая ни на минуту, слышу хриплое карканье Вороньего племени и шорох их крыльев. Вижу в луже крови изувеченное крохотное тельце, большие руки Правдивки, баюкающего малышку, плач народа Эрньи, и себя самого, то ли поющего, то ли читающего речитативом или как это еще можно назвать, выпускающего на волю то, что скрывалось в глубинах моего естества с самого момента рождения. Как бы то ни было, меня это пугает. Не хочу больше ничего такого повторять. Но если Эрнья не ошибается, придется. Вполне возможно, что для меня это и означает быть воином.
Я часто думаю о Ливаун, моей преданной сестре. Что женщина в здравом уме, обычный человек, может требовать от брата, у которого внутри таится такая необузданная магия? Когда я столкнулся с Вороньим племенем, эта ипостась прорвалась наружу через человеческую оболочку, как пожар через поле с засохшей травой. Самой что ни на есть всепоглощающей силой. И как мне теперь жить в мире людей, если она в любой момент может опять хлынуть наружу? Да, колдовская кровь в моих жилах позволяет мне чуть лучше петь, чуть изящнее играть и чуть легче завладевать вниманием слушателей. В том мире я по-прежнему мог бы оставаться бардом. Но как мне жениться, как стать отцом, как взять на себя ответственность за семью? Как жить жизнью человека, если во мне сокрыто такое? Как вообще возвратиться домой?
Я ясно слышу в голове голос Ливаун. «Не забывай - мы не едем домой, а возвращаемся на Лебяжий остров».
Хорошо, что ее здесь нет. Ведь я действительно хочу домой. Хочу домой в Уинтерфоллз, к маме, к отцу и Гэлену, хочу вернуться в знакомые места, в Далриаду, король которой признает существование сверхъестественных сил и правит, опираясь на принципы справедливости и мудрости. Король, знающий, что такое милосердие. От страстного желания вернуться домой болит сердце. Но уехать я не могу. И не только из-за Ливаун, нашей миссии и Лебяжьего острова, но и потому, что во мне нуждается Эрнья. Нуждается ее народ. Если я правильно ее понял, от этой песни зависит их выживание.
Я работаю не только весь день, но и часть ночи. Когда встает солнце, ко мне прилетают крохотные птички, усаживаясь на подоконнике ровным рядком посмотреть и послушать. Умей я говорить на их щебечуще-чирикающем языке, обязательно задал бы вопрос. Были ли они в неметонах вместе с Феланом и ученым мужем братом Огром. Я видел их в лачуге Хозяюшки Джунипер. Теперь они здесь. Если бы они умели общаться с людьми или своими собратьями из числа подданных Эрньи, из таких маленьких, проворных созданий можно было бы воспитать великолепных гонцов.
У меня есть и еще один вопрос, предназначающийся уже Эрнье. Вопрос деликатный, касающийся слов, которые она сказала, когда сюда пришла Ливаун. Королева сказала, что время от времени ее вассалы берут дело в свои руки. Это может означать случаи, когда они напрямую вмешивались в ход событий в мире людей, несмотря на древний запрет. Если бы эти шпионы были вот такими крохотными, да к тому же еще и умели летать, то… Хотя это все домыслы. Как им поднять арфу, будь их даже целая сотня?
В мою дверь негромко стучат. За открытыми ставнями мелькает отблеск свечи.
- Брокк? Ты не спишь?
Это Эрнья. У меня нет времени вскакивать с постели, лихорадочно натягивать одежду и принимать светский облик, чтобы оказать королеве надлежащий прием.
- Дремлю, - отвечаю я, сажусь и натягиваю одеяло, чтобы прикрыть наготу, - и не совсем готов принимать гостей. Но если хочешь, заходи.
- Хочу, мой бард.
На ней ослепительно белый ночной халат, складки которого отражают лунный свет. Распущенные волосы, освободившись от ленты, темным водопадом спадают на плечи. По телу пробегает волна дрожи. Я не знаю, что является тому причиной - вожделение, плохое предчувствие или холод. Эта хижина совсем крохотная. Эрнья ставит свечу в подсвечник на столе, подходит к моей лежанке и садится на ее край. Совсем рядом со мной. Я смотрю ей в глаза и чувствую, как к лицу приливает кровь. За эти дни мы сблизились друг с другом. Привыкли друг друга касаться, вместе гулять, сидеть, взявшись за руки, вдвоем проводить время - я сочиняю песнь, она слушает. Пару раз робко поцеловались. Но это…
- Я пришла без предупреждения, - говорит она.
Эрнья переводит взгляд на одеяло, которое я неуклюже сжимаю, чтобы как можно тщательнее прикрыться, особенно в этот момент.
- Ты, должно быть, замерз, друг мой. Может, что-нибудь наденешь? Я могу отвернуться.
Судя по тону, она веселится. В уголке ее рта появляется озорная ямочка. Я пытаюсь сообразить, как согреться, ничего на себя не надевая. Но как ни стараюсь, ничего придумать не могу.
- Наверное, так было бы умнее, - отвечаю я, не двигаясь с места.
- Если нет, то я могу дать тебе вот это.
Эрнья снимает воздушную шаль, накинутую поверх халата. Ткань больше напоминает край мягкого облака, в свете свечи отливает жемчужным оттенком и даже мерцает, будто в ней прячутся звезды. Эрнья тянется ко мне и набрасывает ее мне на плечи. От того, что она так близко, от ее сладкого запаха, от тепла ее тела у меня захватывает дух. Хотя я сижу совершенно неподвижно, сердце в груди скачет, как самый проворный танцор. Самой подходящей мелодией для такого случая был бы «Скачущий Артаган».
- Спасибо, - шепчу я.
Шаль почти ничего не весит, но я всем телом чувствую ее тепло.
- С твоей стороны… наверное… не очень благоразумно приходить сюда ночью и оставаться наедине со мной.
Эрнья улыбается, берет мою руку и кладет себе на колени. О боги, как бы мне сейчас хотелось, чтобы мужчин лепили из какого-то другого теста. Мое мужское начало еще больше обращает на себя внимание - набросил я на себя одеяло или нет, королева наверняка видит мое состояние.
- Я всего лишь хотела пожелать тебе доброй ночи, - говорит она, - и не засижусь дольше, чем ты, бард, мне позволишь.
- Нет, я… дело не в том, что…
Эрнья подносит к губам мою руку.
- Мой дорогой Брокк. Я не буду принуждать тебя поступать против твоей воли. В конечном итоге это может закончиться плачевно, и мы будем чувствовать себя неловко. Но если ты хочешь… если готов… то тогда можно было бы…
Я отнимаю руку. Это простое действие дается мне с огромным трудом. Я вижу в ее глазах смятение, и в груди тут же вспыхивает ненависть к себе. Однако допустить этого не могу. Не могу сделать шаг, способный стать таким… безвозвратным.
- Миледи, - шепчу я, - если бы все сводилось только к моему желанию, я с восторгом сказал бы «да». Но поступить так не могу, ни сегодня, ни в следующие ночи. У нас чуть ли не завтра День летнего солнцестояния.
Эрнья молчит и смотрит в сторону, обхватив себя руками, словно мои слова ее ранили. Теперь передо мной уже не королева Маленького народца, а деревенская девушка, которую я рисовал в воображении, обиженная моим отказом. Не знаю, что ей сказать.
- Если бы я это сделал, если бы…
- Не молчи, продолжай.
Ее тон холоден, от игривого настроения, в котором она пришла, не осталось и следа.
- Другие мужчины, наверное, отличаются от меня, - говорю я, - мне претит банальная интрижка без сколь-нибудь значимого продолжения, сладкий миг, который длится какое-то время, быстро заканчивается, а потом легко забывается.
Эрнья встает, берет свечу и идет к двери. Затем оборачивается, смотрит мне в глаза, и хотя на ее лице застыло выражение задетой за живое девушки, за ним явственно проглядывает сила - теперь она одновременно и женщина, и королева.
- Ах, Брокк, - тихо произносит она, - мне ведь такое тоже не нужно.
Дверь открывается, тут же затворяется, и она уходит.
31.Дау
Один из стражей Родана, Горв, вдруг исчезает, ни с кем не попрощавшись и ничего не объяснив. На конюшне поговаривают, что он потерял место после того, как потанцевал с Ливаун в тот вечер, когда она принесла принцу извинения. Сегодня в главном зале рядом с Роданом Буах и какой-то новичок. Тоже верзила. Судя по виду - боец. При этом бдителен, как и положено личному стражу. Мы с Ливаун танцуем - второй раз из трех - и я вижу, как они с Роданом сначала смотрят на нас, а потом обмениваются парой фраз.
Танец медленный, его мелодия нежна и печальна. Ливаун положила мне на плечи руки, мои покоятся у нее на талии. Она заколола волосы по бокам, но сзади они свободно спадают ей на спину. Свет множества свечей смягчает их огненно-рыжий цвет до золотистого. Я понимаю, почему на нее засматриваются окружающие. Просто не хочу, чтобы в их число входил Родан. А как раз он и не сводит с нее глаз, поглаживая ладонью подбородок.
- Прекрати на него пялиться, - шипит Ливаун, - да еще так свирепо.
Ответить ей я не могу, хотя мне и надо с ней поговорить. У меня не было возможности рассказать о том, что я видел на площадке для проведения ритуала, и даже сейчас, хотя прошло немало времени, это, как мне представляется, может оказаться важным. Я отвожу взгляд от стола знати и вновь смотрю на партнершу. Музыка звучит то громче, то тише. Мы делаем круг, расходимся и сходимся вновь. А когда, взявшись за руки, кружимся, она улыбается мне мимолетной улыбкой. Ее взгляд теплеет. Я чувствую себя так, словно отпер запретную дверь.
- Что-то не так? - шепчет она.
Я качаю головой и стараюсь больше не смотреть ей в глаза. Миг безумия - вот что это было. Она моя соперница. Мой товарищ. При случае - напарник в рискованных вылазках. И ничего другого здесь быть не может. Это касается не только Ливаун, но и всех остальных. Я приучил себя шутить с такими вещами - зов плоти, развлечения мужчин и женщин, - чтобы казаться таким же мужчиной, как все. Но в моем будущем для этого попросту нет места. Запретная дверь должна и дальше оставаться закрытой. Запертой на замок до скончания времен. Этот урок я усвоил уже давно. Распахивать сердце означает впускать в него боль и терять себя. К тому же, на Лебяжьем острове в этом отношении весьма суровые правила.
Ливаун хмурится. Я придаю лицу бесстрастное выражение, мы исполняем дорожку замысловатых шагов, еще немного кружимся, затем музыка смолкает, она приседает в реверансе, и мне не остается ничего другого, кроме как поклониться ей, взять под руку и отвести на место поближе к труппе. И только убедившись, что она действительно села рядом с Арку, я ухожу. Пусть сколько угодно судачат, что этой бродячей певунье нравится немой конюх, или наоборот, но у меня больше нет желания давать Родану повод кого-то из нас донимать. Если бы Ливаун не сказала, что до Дня летнего солнцестояния должна со мной три раза станцевать, я бы и сейчас к ней не подошел. Не люблю танцы. И никогда не любил.
Из зала я выхожу рано, еще до окончания выступления труппы. И поскольку настроение у меня довольно мрачное, для компании я явно не подхожу. Недалеко от конюшни слышу шаги за спиной. Три человека. Не в ботинках, а в мягких туфлях. Если пытаются незаметно за мной следить, то это получается у них из рук вон плохо. Ребята с конюшни были бы в ботинках. К тому же, наверняка болтали бы и шутили, может даже окликнули бы меня и попросили их подождать.
Это может что-то значить. Может не значить ничего. И что мне делать? Повернуть обратно или идти дальше? Нессан пошел бы. Нессан не ожидал бы внезапного нападения и не был бы готов дать отпор. В отличие от меня.
Когда я подхожу к воротам конюшни, они говорят:
- Эй, лошадник, ты, надо полагать, отличный парень, а?
- Он не столько лошадник, сколько лошадиное дерьмо. Вообразившее, что у него есть шанс залезть певичке под юбку.
- Ей? Это вряд ли. Хотя я слышал, что она девка продажная и без колебаний готова предложить себя кому угодно.
- А что ты хотел, девка крупная, и одним ей не обойтись.
- Я так думаю, ты хотел сказать не одним, а двумя.
Хриплый смех. Они уже рядом. По-моему, шагах в трех. Кровь кипит. Я вне себя от гнева. Это же просто слегка перебравшие идиоты. Дружки Родана. Но не думаю, что он сам. Его голос перекрывал бы все остальные.
- Я бы и сам не прочь ее расшевелить, - говорит один из них, - уж для меня бы она потанцевала, уж поддала бы жару.
- А ты, придурок? Где ты ее поимел? В сарае? На навозной куче? Она оголила для тебя сиськи? Бьюсь об заклад, она громко верещала, когда ты лапал ее своими грязными…
Я в амбаре с братьями. Мне семь лет. Одному из них десять, другому двенадцать, и они нависают надо мной, как два монстра.
- Ах ты, свинячья помойка! Говноед! Червяк! Маленький говнюк! Ну что же ты, давай, дерись с нами! Посмотрим, какой из тебя мужчина, дерьма ты кусок!
Сначала слова, противные и обидные. Затем удары. Зная, что мне не победить, лучше бы вообще не драться. Но я все равно даю им сдачи - пинаюсь, царапаюсь и не сдаюсь до тех пор, пока боль не становится невыносимой. Тогда сворачиваюсь калачиком и плачу, подтверждая их правоту. В свои семь я действительно слаб, беспомощен и бесполезен. Наконец, меня милостиво оставляют наедине с моими слезами.
Я поворачиваюсь. Дышу. Возвращаюсь в сегодняшний день, в настоящее время. Освещая двор конюшни, неподалеку горит факел, окрашивающий лица преследователей в багровые тона. Дружки Родана. Крин и Колл. С ними еще верзила - новый личный страж принца. Я представляю, как они горят. Как вопят. Сам не только не кричу, но не произношу ни слова. Вместо слов говорят глаза.
- Ух ты! Осторожно! - в притворном ужасе восклицает один из них. - Наш конюх в гневе!
- Хочешь подраться? - бросает вызов другой. - Ну что же, давай, покажи нам, на что ты способен! Давай, врежь мне!
Как же легко я мог бы сбить их с ног - одного, второго, третьего, - а затем отряхнуться и уйти. Как легко мог бы их убить. Я хочу драться. Мне это нужно. Поднимаю кулаки, как наверняка сделал бы Нессан, и, готовясь вступить в бой, переношу вес тела с одной ноги на другую. Хватит притворяться. Хочу быть мужчиной.
На их тупых лицах отражается удивление. Они думали, что я убегу, поджав хвост. Вероятно, их план заключался в том, чтобы проследить за мной и избить, как поступили бы мои братья. В забияках и драчунах я, кстати, разбираюсь прекрасно. Интересно, это Родан поручил им, понимая, что накануне Дня летнего солнцестояния ему самому опасно впутываться в неприятности?
Они закатывают рукава и встают в стойки, готовые броситься втроем на одного. Самым опытным и сильным из них выглядит Крин. Верзила, вероятно, может нанести увесистый удар кулаком, но зато едва шевелит ногами. Колл меньше и легче. Он то и дело переводит взгляд с меня на товарищей и обратно, словно ждет указаний, а то и команды броситься вперед. Силач, Верзила и Малыш. У Верзилы припрятан нож, блеснувший в свете факела, горящего на противоположном конце двора. Может, им велели меня убить? У Силача на поясе кинжал в замысловато украшенных ножнах. Судя по виду, такой как он вполне может им воспользоваться. Я машу им рукой. Ну что же вы, давайте!
- Это еще что такое? - слышится голос Иллана.
Я окидываю взглядом двор и вижу его - вместе с другими конюхами и слугами он возвращается с ужина. Среди них и придворный кузнец Мухта. Противники опускают кулаки. В жизни не испытывал такого разочарования. Не хочу, чтобы меня спасали. Хочу драться и победить.
- А силы-то, похоже, не равны, - говорит Иллан.
Конюхи и слуги окружают нас, лишая возможности отступить.
- Трое против одного, да к тому же еще и немого.
- Чтобы драться, ему голос не нужен, - отпускает замечание кто-то из толпы.
Иллан стоит прямо, сложив руки на груди, и спокойно оценивает ситуацию. И чего он теперь от меня ждет? Что я, в его представлении, должен делать? За его спиной, в задних рядах, я вижу Арку и Ливаун, молча стоящих бок о бок. Передо мной расступаются, освобождая дорогу, Иллан словно приглашает меня продолжить. Я - Нессан. Я лишен дара речи. Если меня когда-то и учили драться, то только мальчишки где-нибудь за сараем. Никаких приемов, одна грубая сила плюс пара уловок. Ничего сложного. И не один против троих - Дау, конечно же, может это сделать и победить, но вот у Нессана точно будут проблемы. Я поднимаю вверх палец и тычу себя в грудь. Я. Потом поднимаю тот же палец на другой руке и показываю на Силача. Я против него. Затем теми же жестами вызываю на бой Верзилу. Потом против него. А затем и Малыша. Последним буду драться с ним.
- Ага, - говорит он, - по одному за раз. Так-то честнее. Ты уверен, парень?
Наверное, надо было изобразить ужас. Но в данный момент это выходит за рамки моих способностей к притворству. К тому же, я сам в это влез и теперь рад, что Иллан предоставил мне возможность выйти из этой ситуации, избежав униженного отступления, поэтому энергично киваю.
- А вы как думаете, ребята?
Иллан оглядывает круг конюхов, и в ответ ему раздается хор голосов: «Да!», «В бой!».
Странно. Иллан - воин с Лебяжьего острова, и ему полагается работать под прикрытием.
- Ставлю два медяка на то, что конюх одолеет всех троих! - выкрикивает Арку.
Поднимается страшный крик, многие ставят четыре, а то и пять медяков на то, что меня ждет поражение. Пока все спорят о правилах и делают ставки, я успокаиваю разум и готовлю тело к бою. Смотрю только на Силача, которому предстоит стать моим первым соперником. И когда шум стихает, когда Иллан, взявший на себя обязанности судьи, выкрикивает «Готовы? Вперед!», я действительно готов. Толпа решила отдать победу тому, кто первым уронит противника на землю и продержит, пока судья не досчитает до трех. О спрятанном оружии и о том, можно ли им пользоваться, не упоминается. Предполагается, что все будут драться честно.
Я позволяю Силачу первым нанести мне удар. Когда его кулак врезается мне в плечо, мычу и пошатываюсь. По толпе ползет шепот. Странно, большинство из них, похоже, хотят, чтобы я выиграл хотя бы одну из трех схваток, хотя ставки большинство делает на прямо противоположный исход событий. Я восстанавливаю равновесие и врезаюсь головой в противника, как разъяренный бык. Увернуться он не успевает, и мой удар вышибает из него дух. Я неуклюже поворачиваюсь на пятках. Силач все еще стоит, согнувшись пополам, и хватает ртом воздух. Я делаю подсечку и сбиваю его с ног, обставляя все так, чтобы это больше напоминало не мастерство, а глупую удачу. Он падает. Зрители хлопают в ладоши и радостно орут, даже те, кто поставил против меня. Иллан считает до трех и объявляет меня победителем первой схватки. Я протягиваю руку, чтобы помочь Силачу подняться на ноги, как полагается на Лебяжьем острове, но он злобно смотрит и ворчит:
- Держи свои грязные грабли при себе, лошадник.
Теперь очередь Верзилы. Перед тем как мы встаем друг напротив друга, кто-то протягивает мне бурдюк, и я из него пью - пару глотков, не больше. Ливаун и Арку о чем-то перешептываются, склонившись головами друг к другу. Наверное, обсуждают мою прискорбную топорность и решают, как меня дальше тренировать по возвращении на Лебяжий остров. Или же недоумевает, как это я, во имя богов, вместо того, чтобы залечь на дно на конюшне, дерусь в присутствии зрителей. Вряд ли можно было еще больше выставить себя на посмешище. Надеюсь, ни одна живая душа не сказала Ливаун, с чего все это началось.
Верзила меряет меня взглядом. Я того же роста, что и он, но намного стройнее и подвижнее. Он думает, что сможет схватить меня поперек и шмякнуть оземь, не исключено даже, что головой вниз, то есть провести прием, который можно применять только в реальном бою, потому что здесь весьма велики шансы сломать противнику шею. Этот здоровяк либо идиот, либо безрассуден, либо действует по приказу. О том, кто его отдал, догадаться нетрудно.
Мы с Верзилой кружим друг вокруг друга. Я тяжело дышу, чтобы он подумал, что первая схватка лишила меня сил. Он глухо ворчит, бросая в мой адрес те же идиотские насмешки, которыми они донимали меня до этого. Я наблюдаю и жду удобного момента.
Ага! Он приседает, чтобы схватить меня и поднять. Я запрыгиваю на него, как восторженный ребенок, обхватываю руками за шею, а ногами за грудь и вонзаю зубы в ухо. Верзила орет. Я сплевываю кровь. Он пошатывается, я его не отпускаю - неотвязное дитя, которое ему не дано с себя сбросить. Здоровяк падает, а вместе с ним и я, делая все для того, чтобы оказаться сверху. Мы катаемся и боремся, но на земле его вес превращается в помеху, он явно уступает мне в ловкости и проворстве. Я не забываю подчеркивать этот спектакль нечленораздельными звуками, которые немой может издавать в минуты физического напряжения - мычу, постанываю и все такое прочее. Глотнув воздуха, Верзила замысловато ругается. Парочку его проклятий надо будет захватить с собой на Лебяжий остров.
- Вперед, лошадник! - доносится чей-то крик. - Давай, парень!
Не один я пострадал от бездумных требований принца по поводу его лошадей, не одного меня били или оскорбляли его приятели. Надеюсь, что ребята с конюшни, поддерживающие меня сейчас, не навлекают на себя неприятностей. Но если я одолею всех троих - а теперь, крепко врезав локтем, положив Верзилу на лопатки и усевшись на него верхом, я уже преодолел этот путь на две трети, - эту историю наверняка замнут, чтобы не вгонять дружков Родана в краску смущения.
- Победителем второй схватки вновь стал Нессан, - говорит Иллан, когда Верзила, пыхтя и отдуваясь, встает и ковыляет, чтобы спрятаться во мраке в задних рядах толпы.
- Где у нас следующий?
Малыш осторожно выходит вперед и подносит кулаки к лицу. Я больше чем на голову выше него и шире в плечах. И хотя он совсем не похож на бойца, внешность может оказаться обманчивой. Интересно, а хорошего пинка и какого-нибудь коварного приемчика хватит, чтобы сбить его с ног? И если да, то не выдам ли я этим себя, ясно дав всем понять, что прекрасно знаю, что делаю?
- Готовы? Вперед!
Я бью кулаком, но он уворачивается, быстрый в движениях и далеко не так напуганный, как мог бы. Я слегка отступаю назад, думая о том, какие у него в запасе есть грязные уловки. Силач полностью восстановил дыхание, стоит теперь в первом ряду толпы и подбадривает друга криками:
- Давай, Колл! У тебя получится!
Мы кружим. Он бьет правой рукой, я в ответ тоже наношу удар кулаком, прицельно метя в болевую точку между плечом и шеей. Чтобы скрыть эту точность, отпрыгиваю назад, будто испугавшись, Колл, тем временем, пошатывается, но тут же выпрямляется. Он явно чего-то ждет, это видно по его лицу. Но чего именно? Я мог бы проделать с ним тот же трюк, что и с Силачом. Скорее всего, он тут же рухнул бы на землю. Немому конюху простительно иметь в арсенале всего пару-тройку приемов. Но я не нападаю. Это кажется неправильным. Вместо этого блокирую следующий удар, хватаю за правую руку, собираясь потянуть на себя, перед тем, как заехать кулаком и швырнуть на землю. Но когда смыкаю ладонь на запястье, он заводит левую руку назад, а когда та опять появляется в поле моего зрения, в ней зажат нож.
Ну и дурак же он, этот Колл. Я выбрасываю ногу в тяжелом ботинке, пинаю его по руке, и нож, вращаясь в воздухе, летит в сторону зрителей. Все дружно ахают. В задних рядах толпы кто-то вскидывает руку и, демонстрируя точность движений, ловит оружие на лету.
- Ого, - говорит Ливаун, - острый.
Ага, мало того, что острый, так еще и чуть было не воткнулся мне в шею, в сердце или куда-то еще. Колл хватается за поврежденное запястье другой рукой и ругается. Похоже, напрочь забыл, что ему положено драться. Меня так и подмывает сказать ему пару ласковых. Но вместо разговоров я пускаю в ход кулаки. Мощный апперкот в челюсть. Он падает. Может, ломает себе что-то, может нет. Я не знаю и знать не хочу. Все кончено. Теперь мне лучше уйти, пока не начали задавать неудобных вопросов. Надеюсь, я вел себя достаточно неловко для того, чтобы всех убедить. Даже представить не могу, чтобы Арку ожидал, что я позволю себя убить с единственной целью - не раскрыться. Нож, после восхитительного движения, которым его поймала Ливаун, все точно видели. Малышу придется дать кое-какие объяснения. Возможно, и ей тоже.
32.Ливаун
Проклятье Морриган! Я думала, что проблемы создаю только я и больше никто. Но что тогда делает Дау, когда ввязывается в драку сразу с тремя прихлебателями Родана? На эту сцену мы с Арку натыкаемся, когда идем в комнату для репетиций, где собирались поговорить. Дружки принца задирают Дау и вызывают на бой. Я думала, что Иллан, тоже шедший с ужина, быстро уведет своего немого помощника и не позволит причинить ему вреда. Думала, что Арку пройдет мимо, не обратив на происходящее внимания. Но вместо этого Иллан организовывает схватку, а Арку делает ставку. Все это настолько граничит с безумием, что все кажется нереальным. Я смотрю во все глаза, даже не сомневаясь, что эта ситуация с головой нас выдаст.
Однако Дау играет свою роль просто замечательно, быстро и мастерски побеждая каждого противника, да при этом еще умудряясь выглядеть неловким и неуклюжим. Третий решает смошенничать. Здоровяк передает ему оружие. Но Дау готов к подлости. После его удара нож, крутясь в воздухе, летит в нашу сторону. Лучше бы его не ловить, даже если в этом случае он может задеть какого-нибудь ни в чем не повинного зеваку. Но я не могу ничего с собой поделать, ловлю его и передаю Арку. Если кому-то захочется доложить об этом начальству, пусть докладывает. Сюрпризы, может, тоже любят троицу. Дау возвращается на конюшню в окружении новых почитателей - те, может, и потеряли деньги, поставив на других, но все равно не могут сдержать восторга, охватившего их после того, как один из них одержал победу над гнусными дружками принца. Но вот Иллан, вслед за Арку и мной, поворачивает в комнату для репетиций, а когда на нас никто не обращает внимания, проскальзывает внутрь. Что же до троицы прихлебателей принца, то они молниеносно исчезают, пока никто не обвинил их в нечестных приемах ведения боя.
- Не знаю, с чего это все началось, - приглушенным голосом говорит Арку, когда мы запираем дверь, закрываем ставни и, наконец, чувствуем себя в безопасности, - нам бы, конечно, надо воздерживаться от таких вещей, но я вынужден признать, что мне все очень понравилось. Да еще и позволило выиграть двадцать медяков.
- Парня обидели некоторые комментарии в адрес Киры, - отвечает Иллан, - ему бы, конечно, лучше пробраться в сарай или даже стерпеть побои, но он, клянусь всеми богами, повел себя очень даже ловко. И здорово всех повеселил.
- Что касается тебя, - Арку переключает внимание на меня, - то героический жест, которым ты поймала нож, вероятно, уберег меня от неприятной раны. С другой стороны, теперь могут пойти всякие разговоры. Помнится, тебе было велено держаться от всех подальше.
- Но ведь мы с вами вместе возвращались с ужина! Разве я виновата, что кто-то прямо посреди конюшенного двора устроил драку?
- Да не кричи ты так, - говорит Арку, - покажи руку.
- Пустяки, царапина. Я сама о ней позабочусь - на женской половине у меня есть целебная мазь, и найдется, чем перевязать.
- Сейчас хотя бы чем-нибудь ее обмотай. На вот, держи.
Он протягивает мне носовой платок.
- А что это за здоровяк сегодня охранял Родана? Я его раньше не видела.
- Ты не слышала, что Горва прогнали? Он больше не состоит на службе у принца.
- Не из-за меня ли?
- Боюсь, что как раз из-за тебя. Он безрассудно пригласил тебя на танец в тот вечер, когда ты извинилась перед принцем. А на следующее утро потерял место, собрал вещи и уехал.
- Бедняга…
Меня будто ударили кулаком в живот. У меня не было времени по-настоящему подружиться с Горвом, но он был добрым человеком, делавшим неблагодарную работу. Всегда улыбался и относился ко мне с уважением.
- Надеюсь, найдет себе работу где-нибудь.
- После того, как его вышвырнули из дворца, это будет трудновато.
Арку ничего не говорит, и чем дольше тянется его молчание, тем больше меня одолевает чувство вины.
- Мы передали ему сообщение, не напрямую, но косвенно. Дали понять, что если он ищет похожую работу, то может отправиться в некое заведение к северу отсюда и обратиться к человеку, которого мы ему назвали. Кто знает, может, ты с ним еще встретишься. Что-то еще можешь сообщить, Кира?
Я пересказываю свой разговор с Тоссаком и его семьей. И хотя мне этого совсем не хочется, все же признаюсь, что почти рассказала о том, что Родан угрожал Ашллин, а то и бил сестру.
- Называть его я не стала. Я помню, что вы об этом говорили. Но девочке грозит опасность, а здесь, похоже, никто не готов что-то с этим делать. Тоссак и его жена - хорошие люди.
- Это не наше дело. И такая задача перед нами не стоит. О чем я говорил тебе и раньше.
- Но ведь это… неправильно.
И противоречит принципам Лебяжьего острова, к ко- торым относится и справедливость.
- Ты не можешь принимать участие в каждой битве в мире, - тихо отвечает Иллан, - со временем этому учится каждый из нас. Хотя и с большим трудом.
- Не высовывайся, - говорит Арку, - пусть все эти люди сами решают свои проблемы. И не нарывайся на неприятности до кануна Дня летнего солнцестояния. Не забывай, что мы встали на избранный тобой путь. А в роли лидера ты каждую секунду должна помнить о миссии, иначе все пойдет прахом.
- Хорошо, дядюшка Арт, - сквозь стиснутые зубы отвечаю я.
Арку не сказал, что мне делать, если не я, а эти люди сами станут меня искать. Я и правда провожу время подальше от посторонних глаз, сначала помогая прачкам Даны, хотя лодыжка не позволяет мне долго таскать ведра, потом сижу взаперти в комнате для репетиций, в которой на том месте, где раньше стояла арфа Брокка, теперь пусто. Что будет, если нам так и не удастся заполучить Арфу Королей и Верховному Барду придется играть на нашем инструменте? Может и ничего. Может, никто и не заметит подмены. Хотя мне так не кажется. Как бы мне хотелось, чтобы Эрнья более прозрачно намекнула нам на свои намерения. Я думаю, что настоящую арфу надо будет передать Верховному Барду непосредственно в ночь перед ритуалом, который, по всей видимости, состоится утром. А раз так, то для этого мне надо будет явиться к порталу, забрать Брокка с арфой и заблаговременно вернуться ко двору. Да еще так, чтоб никто не понял, что мы задумали.
Я пришиваю кукле волосы Ашллин. Делать это в присутствии прачек Даны нельзя - не хочу, чтобы пошли разговоры о том, чьи это локоны, а ведь меня об этом обязательно спросят. Поэтому занимаюсь этим на следующее утро в саду, где достаточно света. Чтобы я еще хоть раз шила настоящими волосами… Они то и дело ускользают, и сделать все аккуратно нет никакой возможности. Наконец, я заканчиваю, хотя у малыша явно косят глаза. А когда закрепляю нитку, из-под дуба появляется Ашллин и несется вверх по холму. Ее догоняют Брион и его младший брат Тадг. От бега у нее раскраснелось лицо, на нем - широкая улыбка. Под мышкой у девочки Клиэна.
- Ну как? Он готов? Я могу его подержать?
Она отдает Клиэну Тадгу, а я передаю ей то, что у меня получилось. Ашллин - сама нежность. Она проводит пальчиком по волосам куклы, касается чуть улыбающегося рта, поправляет поясок из плетеной веревочки. Она сажает его себе на колени, лицом от себя, и поворачивает, чтобы мальчик смотрел на холм.
- Здесь тебе ничего не угрожает, - шепчет она, - ничего-ничего. Видишь вон тот огромный дуб? Мы можем в любой момент на него забраться, и я покажу тебе свои сокровища.
Брион и Тадг, должно быть, входят в число тех немногих, кто знает о ее драгоценной шкатулке, иначе она не сказала бы этого при них. Я вспоминаю о пряжке от ремня в виде дракона. Показав ее мне, она сказала: «Мне ее подарил один мальчик». Догадаться, кто это был, совсем не трудно. Хорошо, что Ашллин ладит с этими ребятами. Если Тоссак будет продолжать в том же духе, думая о будущем, то в один прекрасный день она выйдет за кого-то из них замуж - не за одного, так за другого.
- А где его меч? - спрашивает Тадг, присматриваясь к кукле.
- Он ему не нужен, - твердо заявляет Ашллин.
- Какие смешные у него волосы, - замечает Тадг, - а где ты… ого!
Он смотрит на Ашллин, у которой над правой бровью, там где срезана прядка, явственно видна царапина.
- Это первая в моей жизни кукла, - говорю я мальчишкам, - чтобы сделать ее, мне пришлось приложить все свое старание.
Брион хмуро смотрит на младшего брата.
- Никакой он не смешной, Тадг. Просто другой. Я имею в виду, с волосами и в такой одежке. Благодаря им, он - единственный в своем роде.
- Особенный, - соглашается Ашллин, улыбаясь Бриону.
- Особенный, - эхом отзывается Тадг, и в его взгляде появляется задумчивость, - как великий герой. Когда нас будет ждать очередное опасное приключение, возьмем его с собой.
- Отправимся на поиски приключений, - говорит Брион, - устроим ему испытание землей и огнем, ветром и водой.
Не знаю, кто рассказывает ребятам на ночь эти сказки, но сами по себе они, судя по всему, хорошие.
- Я пока не могу отдать его Ашллин, - вынуждена сказать я, - сначала мне надо его кое-кому показать.
При виде их удрученных лиц я тут же добавляю:
- Но вы можете с ним пока немного поиграть, а через пару дней я его навсегда отдам Ашллин. Вы можете отправиться на поиски приключений, не слишком его испачкав? Можете считать это самым трудным заданием, с которым вам предстоит справиться.
С этими словами я обращаюсь к Бриону - достаточно взрослому для того, чтобы расслышать в моих словах шутку.
- Ну конечно, - с широкой улыбкой отвечает он и берет бразды правления в свои руки, как и полагается будущему вождю клана.
- Все за мной! Вниз к утиному пруду, вот куда нам надо. Грязную работу сделает Клиэна, а он будет ей командовать.
Мне не остается ничего другого, кроме как пойти с ними - не только чтобы убедиться, что с ними все будет в порядке, но и забрать куклу, когда они наиграются. Ни их родителей, ни мастера Пэдрейга, ни какой-либо няни нигде не видно. Возможно, Бриона, которому сейчас лет десять, считают достаточно взрослым для того, чтобы нести ответственность за других. За полем для выгона лошадей, по ту сторону глинобитной стены, есть загон поменьше, по которому расхаживают куры и утки. На ночь их запирают в сарае на холме, а внизу притаился прудик, питаемый водой того же ручья, который наполняет колодцы замка. Края пруда, кое-где выложенные плоскими камешками, украшает бахрома тростника. Сегодня, когда на небе сияет солнце, над водой носятся стрекозы, а в высокой траве охотятся на насекомых крохотные птички, похожие на тех, которые были в доме Хозяюшки Джунипер. Те самые птички. Где их только нет.
Дети играют. Куклу усаживают на камень, прислонив спиной к опоре, чтобы она могла сидеть. Клиэна, не без помощи Ашллин и Тадга, смело отправляется на поиски приключений, все больше промокая и покрываясь грязью после преодоления очередного препятствия. Они так счастливы и поглощены игрой, что я даже не пытаюсь протестовать. Брион рассказывает какую-то историю, малыши брызгаются водой, рисуют на грязи узоры и бросают друг дружке Клиэну через заросли камышей. Я ловлю себя на странной мысли - в душе вспыхивает надежда, что за ними сейчас никто не придет и не только потому, что у меня из-за этого могут возникнуть проблемы. В эту минуту отпрыски благородных королевских кровей ведут себя в точности как мы с Брокком и Гэленом в детстве. Брокк обычно рассказывал какую-нибудь историю, а я и Гэлен рисковали переломать руки и ноги, либо удариться головой, забираясь на деревья, раскачиваясь на ветках или устраивая шуточные бои. Мне на глаза вдруг наворачиваются слезы, и я усиленно моргаю, чтобы их смахнуть, - не хочу, чтобы кто-то увидел, как я плачу.
Моя кукла с волнистыми волосами неподвижно сидит на камне и смотрит перед собой. О боги… Ведь своими вышитыми глазами она смотрит в будущее Брефны. Смотрит так, как может смотреть существо, сделанное из пряжи, веревочек и локонов, если бы в него вдохнули толику магии домашнего очага. Ведь эти дети вполне могут стать будущим Брефны, если, конечно, уже им не стали. Родан вполне может и не жениться. У него может не быть детей. Его правление может оказаться совсем не долгим. Он может умереть молодым. А после Родана будущее Брефны смогут определять Добрый король Брион и Мудрая королева Ашллин.
Выполнив для Эрньи одно задание, я предвижу и другое.
- Кто лучше всех построит домик из земли? - зову я. - Раз, два, три, вперед!
Бросив клич, я и сама должна принять участие в состязании. Каждый из нас бросается черпать из прудика грязь и строить на его краю домик. Вскоре чистой остается только моя кукла; юбки мы с Ашллин подоткнули, но наши руки почернели от грязи, толстый слой которой покрывает и обувь. На лице Тадга красуется широкая черная полоса. Клиэну тоже придется отмывать; она явно не предназначена для приключений на свежем воздухе, хотя я не сомневаюсь, что им с Ашллин пришлось многое пережить.
Я стараюсь в точности припомнить слова, в которые Эрнья облекла свое задание. Помочь построить замок из глины и песка, затем посмотреть, как его смоет вода. Правильно? Но раз так, то строить его надо в непосредственной близости от запруды, из которой вытекает ручеек и течет вниз по холму под дворцовой стеной по искусно выложенной камнями дренажной канавке, которую непременно следовало бы увидеть моему отцу, поскольку его всегда интересуют подобные вещи. Так что мне лучше сразу разрушить то, что я сделала, и начать сначала именно там. Однако…
Это место уже заняла Ашллин. Работает она споро, возводя не столько дом, сколько укрепленную территорию - нашла плоский участок берега прямо у запруды. Земля здесь достаточно влажная для того, чтобы лепить. Стена, огораживающая ее территорию сзади, каменная, три остальные надо делать из земли. Я подхожу, чтобы помочь ей. Оба мальчика с головой ушли в игру. Когда у нас готовы три стены, Ашллин откидывается назад, садится на пятки и одобрительно кивает. Она принимается собирать веточки с листиками и втыкает их в землю внутри стен. В этом я тоже ей помогаю. Когда ей нравится, как посажены деревца, она приносит куклу и сажает ее внутри. Ее почти не видно из-за листвы.
Брион и Тадг перестают строить свои домики и смотрят на стены, которые построила она.
- Ашллин, - напоминает Брион, - госпожа Кира говорила, что его нельзя пачкать.
- Все хорошо, - шепчу я, не желая мешать Ашллин заниматься своим делом, что бы она ни задумала.
Она приносит Клиэну и сажает ее под стеной, но не внутри, а снаружи. Она двигает головкой и ручками игрушки так же, как в тот день, когда на моих глазах с детьми играл мастер Пэдрейг, а потом говорит голосом Клиэны.
- Волфи! Волфи, где ты? - зовет Клиэна, поднимаясь на ноги.
- Тсс! - отвечает ей Ашллин, уже от себя, берет куклу и смотрит ей в глаза. - Ты же знаешь, что с Волфи нельзя говорить. Он ушел. И мы, Клиэна, больше не произносим его имени.
Клиэна закрывает глаза руками и позволяет себя посадить.
- Нет, он здесь, - горестно возражает она, - точно здесь, я это знаю. За этой самой стеной. Волфи!
- Тсс! - отвечает Ашллин, обнимает Клиэну, прижимает к груди и опускает голову. - Ты же знаешь, Волфи не может выйти. Ему запрещено. До конца жизни.
Я бросаю взгляд на игрушечную стену. Веточки и листики означают здесь маленький лес. Да благословенна будет Дану! Что же я так туго соображаю?
- Ашллин? - тихо говорю я, но она все равно вздрагивает и так быстро поворачивается ко мне, что едва не рушит постройку. - Я могу тебя кое о чем спросить?
Она кивает.
Надо действовать быстро, пока в наш разговор не вмешались мальчики.
- Ашллин, а Волфи - друид?
- Мне не разрешают о нем говорить.
- Хорошо, я не буду тебя больше о нем спрашивать. Но… эта кукла… это же друид, да? Ученик друида в голубой мантии?
- Ага.
- Мне нравится посаженный тобой лес. Он живет там, да? По ту сторону стены? Ему, наверное, там хорошо.
Брион встает, собираясь подойти ближе и посмотреть на постройку Ашллин. Я смотрю ему в глаза, медленно качаю головой, и он садится обратно.
- Ему очень одиноко. И он по ней скучает, - говорит Ашллин и поднимает вверх Клиэну.
- Это легко можно исправить, - говорю я, и ненавижу себя за эти лживые слова.
В реальном мире, где вместо игрушек действуют мужчины и женщины, проблемы решаются далеко не так быстро.
- Клиэна отправилась на поиски приключений. Она очень сильная, может сломать стену и освободить его.
- Но ей туда нельзя.
- Потому что она девочка?
- Она девочка. А ему нельзя выходить.
- Но почему, Ашллин? - осторожно пытаюсь продолжать я.
Ребята вполне могут рассказать об этом разговоре родителям или кому-то еще. Откуда им знать, что это может навлечь на наши с Ашллин головы неприятности?
- Таковы правила. Он не может вернуться.
- Вернуться? - шепчу я. - Куда?
- Домой, - говорит она и вытирает слезу, - вернуться домой. К Клиэне.
- Она его возлюбленная?
- Да нет, глупенькая! Его сестра!
Я теряю дар речи. С этого момента Ашллин наверняка отошла от своей собственной истории и все выдумала. Брат, ставший друидом? Может, она имеет в виду того незаконнорожденного сына, о котором говорил Арку? Разве он еще не слишком молод?
Ашллин плачет. О боги, как же я все это ненавижу. Ребенка, кем бы он ни был, нельзя обременять такой скорбью. И обрекать на будущее, уготованное ей в доме Родана, тоже нельзя.
- Я могу поговорить с Клиэной?
Она протягивает мне игрушку. Я сажаю ее себе на колено, смотрю в глаза:
- А теперь, Клиэна, послушай меня, - говорю я, теперь уже совершенно не заботясь о том, кто меня может услышать, потому что в моей душе кипит злость, причем такая, что я любому готова бросить вызов, будь то регент, Верховный Друид, Верховный Бард или сам гнусный Родан. - Да, я знаю, существуют правила. Но порой эти правила неверные, порой люди от них переживают, чувствуют себя несчастными и одинокими. И когда что-то подобное случается, эти правила надо всего лишь сломать. Тебе надо снести эту стену.
- А нам можно посмотреть?
Тадг теперь стоит рядом со мной, а Брион хоть и не сдвинулся с места, все равно не пропускает ни единой подробности.
- В самом деле? - говорю я голосом Клиэны. - Я могу его выпустить?
- Если он сам хочет оттуда выйти, то да. Разрушь стену. Пусть у него будет выбор.
Я отдаю Клиэну обратно Ашллин. Слышится свист, будто кто-то с шумом втягивает в себя воздух. Со стороны леса налетает порыв ветра и ерошит мои волосы. Слышится журчание воды меж камней; явижу прозрачные крылышки стрекоз, тронутые ослепительной красотой солнечного света. Игра приобретает древние, торжественные черты, а решение Клиэны, всего лишь мягкой игрушки, - жизненно важное значение. Мне сделать этот выбор не суждено, это может только Ашллин.
Она несколько мгновений сидит неподвижно, на ее щеках блестят слезы. Наконец она тянется вперед и толкает Клиэной земляную стену, которая обваливается и рушится. Волфи на свободе.
- Выходи, Волфи, - говорит девочка, - возвращайся домой.
Она выжидательно смотрит на меня.
- Я могу его взять?
Она кивает. Тадг сидит, скрестив ноги, поглощенный драмой. Я бросаю взгляд на Бриона и улыбаюсь, безмолвно благодаря его за то, что он, когда понадобилось, смог промолчать. Со временем из него вырастет замечательный молодой человек.
Я освобождаю Волфи из заточения. Он кланяется Клиэне и моим голосом говорит:
- Мое почтение.
Когда я старательно пытаюсь его изображать, вся троица детей хохочет.
- Ему бы надо ее обнять, - предлагает Брион.
Нашими с Ашллин стараниями игрушки действительно обнимаются.
- А она должна ему сказать «Добро пожаловать домой», - предлагает Тадг.
- Добро пожаловать домой, Волфи, - повторяет Ашллин, но мимолетной радости в ее голосе больше нет.
Девочке, может, нет еще и семи, но разницу между игрой и жизнью она уже знает.
Список. Задачи. Этого достаточно или мне следует еще раз во всем окончательно убедиться? Я все еще держу Волфи в руке.
- Покорнейше прошу тебя представить меня твоим друзьям, - говорит он моим голосом, обращаясь к Клиэне, - они такие славные молодые люди.
Ашллин торжественно представляет ребят - ее обучили некоторым придворным манерам.
- Это Брион, сын Тоссака. Отличный наездник и… когда-нибудь ему суждено стать вождем клана. Вождем клана Глендарраг. А это Тадг, тоже сын Тоссака. У него волнистые волосы, он обожает играть. Это, ребята, Волфи. Он…
Она умолкает и тянет руку к Волфи. Я не отпускаю его на миг дольше, чем надо, представляю, что его вышитые пряжей глаза действительно могут видеть, и внимательно слежу за тем, чтобы он, поворачивая голову, по очереди посмотрел на каждого из них.
Надо сделать кое-что еще. Я протягиваю Волфи Ашллин и говорю, стараясь вложить в голос побольше убедительности:
- Теперь, когда он свободен, эти стены должна смыть вода, чтобы его в них больше не заперли.
Ложь, ложь и еще раз ложь. Но я не знаю, как еще можно выполнить поручение Эрньи.
- Я сам все сделаю! - широко улыбается Тадг. - Можно?
И смотрит на меня.
- Спрашивай у Ашллин.
- Ага, - отвечает та, держа Волфи рядом с Клиэной и выглядя при этом очень торжественно.
Мальчишки заходят в пруд - они и без того насквозь промокли - и гонят руками волны. Вскоре земляное сооружение обваливается и рушится, крохотная рощица рассыпается в прах, а ее жалкие останки ручей под на- стоящей стеной уносит в сторону настоящего леса, в котором, за невидимым барьером, живут настоящие друиды и среди них - Волфи. Брат. Брат Ашллин. Брат Родана. Человек, способный стать королем.
33.Дау
Как выясняется, друид, так похожий на Родана, в самом деле, его брат, хотя и лишь единокровный. Поговорив с девочкой, младшей сестрой принца, Ливаун сложила все фрагменты головоломки. Незаконнорожденный сын последнего короля, старше Родана почти на три года. То, что он родился вне брака, не лишает его права на трон. Но его все равно исключили из числа претендентов, потому что незадолго до восемнадцатилетия он решил, что скорее станет друидом, чем королем Брефны. Мы с Илланом шепчемся об этом в конюшне, когда поблизости никого нет.
- А почему регент с самого начала не сказал Арку, что у покойного короля есть еще один наследник? - спрашиваю я.
- Арку знал, что у короля есть незаконнорожденный сын, который не предъявлял претензий на трон, но не знал почему, - отвечает Иллан, - и если честно, об этом ему сообщили собственные источники, а не Кора и его советники. Почему они о нем молчат? Потому что стоит человеку уйти в неметоны, как он тут же исчезает из обычной жизни. Для простых смертных он после этого никто, даже имени его не упоминают. Это примерно то же, что умереть. Если не хуже. Ведь умершего можно оплакивать, называть по имени, рассказывать истории из его жизни. Насколько я понимаю, этот друидический орден особенно строг. Они забрали парня, чтобы он стал таким же, как они. Но взойти на трон он уже не может. Даже если он идеально подходит на роль короля, это уже не имеет значения. Он сделал свой выбор, и обратного пути нет.
Иллан задумывается.
- Как странно… ритуал коронации, включая подготовку к нему, похоже, предоставляет друидам единственную возможность выходить из священного леса. Именно поэтому ты смог увидеть братьев вместе. Возможно, это была их первая встреча за несколько лет.
В дальнем конце конюшни слышится шум, и нам приходится замолчать. Мы расходимся в разные стороны. Иллана ждет работа в кузнице, я должен позаботиться о паре очень больных лошадей, раненных в ту самую ночь, когда Родан послал отряд с катастрофической миссией. Здесь есть ребята, разбирающиеся в лечении лошадей гораздо лучше меня. Однако главный конюх заметил, что в моем присутствии лошади ведут себя спокойнее, и попросил меня присмотреть за этими двумя под надзором Иллана. Глубокие раны от когтей тех тварей выглядят ужасно, из них сочится какая-то скверная жидкость. Я старательно промываю их и делаю припарки. Ласково поглаживаю, чтобы успокоить коней, и напеваю без слов, потому что не могу говорить с ними. Брин лежит на соломе, достаточно близко, чтобы видеть меня, но все же на безопасном расстоянии от лошадиных копыт. Одну из лошадей я уговариваю проглотить немного теплого отвара, но другая отказывается. Это тот случай, когда мне хочется, чтобы магия действительно существовала, чтобы можно было найти лекарство для этой лошади, которая может умереть только из-за того, что кто-то оказался достаточно
туп, чтобы послать ее вместе с всадником в поход, спланированный из рук вон плохо, основываясь не столько на фактах, сколько на предположениях. Неужели король Родан будет продолжать в том же духе до тех пор, пока не превратит всех соседей во врагов и не растеряет всех своих верных подданных? От этой мысли меня охватывает желание посадить на трон не Родана, а его брата-друида. Да, у этого ученика обаятельная улыбка, он произвел на меня впечатление человека спокойного и прекрасно владеющего собой, но больше я о нем ничего не знаю. За этим фасадом может скрываться кто угодно: тиран, заговорщик или такой же придурок, как Родан. Может случиться и так, что он, покинув неметоны, в тот же миг превратится в монстра. Мой брат Шинан отлично владел искусством натягивать на лицо улыбку всякий раз, когда объяснял нашим родителям, почему я в очередной раз влез в дерьмо. В детстве он умел очень убедительно притворяться и, надо полагать, до сего дня сохранил эту способность. Тем же приемчикам он научил и Руарка. Им двоим - а они были выше, сильнее и старше меня - всегда верили больше, чем мне. Они в любой момент
охотно могли объяснить, почему я опять весь в синяках и порезах, почему промокла моя одежда, почему я вернулся домой на несколько часов позже, чем полагалось, да при этом еще и окоченев. Перед тем как убить Снежка, медленно порезав его на куски, они заранее сочинили целую историю, чтобы свалить вину на меня. Якобы в припадке гнева я выхватил у Шинана нож, сам набросился на свою собаку и сотворил с ней весь этот ужас. Моя одежда была пропитана кровью. Кровью Снежка, которого я держал на руках до последнего его вздоха. Доказательство вины. Они всегда верили Шинану больше, чем мне.
- Нессан?
Я вздрагиваю всем телом. У входа в стойло стоит Ливаун и странно на меня смотрит. Я усилием воли возвращаюсь в сегодняшний день. Поверить не могу, что снова позволил себе вспомнить тот день. Давно пора похоронить все это.
- Тут никого нет! Я слышала, что ты выхаживаешь этих двух лошадей, - шепчет Ливаун, кивая на них головой, - и принесла тебе вот это.
Она держит в руках небольшой глиняный горшочек с необычным снадобьем, приготовленным по рецепту ее матери-знахарки.
- Это должно помочь.
Когда я беру горшочек, она подходит ближе, внимательно осматривает следы от когтей и шепчет:
- Проклятье Морриган! Жаль, что сюда нельзя позвать Хозяюшку Джунипер, чтобы она на это посмотрела. Ты пробовал добавлять в припарки норичник? Сейчас, может, уже поздно, но попытаться стоит.
- Как он выглядит? - шепчу я.
- Я тебе принесу.
- Разве тебе не велено прятаться ото всех?
- Я мигом. Он растет внизу, у утиного пруда.
Не успеваю я возразить, как она убегает. Оно и к лучшему, потому что в этот момент с конюшенного двора доносятся голоса. Один из них я точно знаю. Идут сюда. И что мне теперь делать? Припасть к земле и спрятаться в надежде, что Родан меня не заметит? Если он станет кричать, чтобы привлечь внимание, а потом узнает, что я все время был рядом, но его проигнорировал, дело может принять скверный оборот. Но если ему нужно подготовить коня для верховой прогулки, то я буду последним, кому он это поручит. Я быстро прикидываю в уме варианты и решаю остаться на месте у всех на виду. Ливаун, надеюсь, не вернется прямо сейчас с букетом норичника в руках.
Родана сопровождают двое дружков и новый личный страж. Они не зовут ни конюхов, ни стремянных. Вместо этого, седлая своих лошадей, ведут себя непривычно тихо. Колл сначала готовит коня Родану, потом себе. В мою сторону никто из них не смотрит. Я ухаживаю за ранеными лошадьми, стараясь, чтобы одна из них постоянно отделяла меня от принца и его прихлебателей. И при этом, пользуясь полученными на Лебяжьем острове навыками, наблюдаю за ними. Родан расхаживает взад-вперед, ему явно не терпится выехать побыстрее. Мне не очень хорошо слышно, но он говорит что-то о необходимости уехать, о каких-то решительных действиях, о том, чтобы обернуться как можно быстрее. На соломе у моих ног тихонько скулит Брин, и я приседаю, чтобы его успокоить. А когда встаю, личный страж смотрит прямо на меня, касается руки Родана и тычет пальцем в мою сторону.
И что теперь? На этот раз они собираются наброситься на меня вчетвером и избить? Канун Дня летнего солнцестояния все ближе и ближе. Я должен сохранить способность скакать верхом. Должен поддержать Ливаун во всех ее начинаниях, в чем бы они ни заключались. Поэтому никаких неприятностей позволить себе не могу. Я отвожу взгляд, беру из горшочка немного мази и аккуратно втираю ее в воспаленную рану. Прилагаю усилия, чтобы размеренно дышать. Но тело напрягается, готовое к действию.
- Ой-ой-ой. И кто это у нас здесь такой, а?
Родан нетерпеливо машет спутникам, веля оставаться на месте, и подходит один.
- Мы с тобой, недоумок, не закончили одно дело. Что ты там прячешься, иди сюда. Да пошевеливайся.
Я сутулюсь, потихоньку от него отодвигаясь, поднимаю горшочек с мазью и показываю на рану коня. Он открывает рот, чтобы еще раз приказать мне подойти, но вдруг замирает, не сводя глаз с бледной язвы на плече лошади и бесцветной, опухшей кожи, которая ее окружает. Принц тут же смертельно бледнеет и подносит к лицу руки ладонями вперед, словно пытаясь отгородиться от чего-то пугающего. Он изрыгает проклятие и пятится.
- Мы готовы! - кричит кто-то из его дружков.
То, что сделало Воронье племя, Родан явно видит впервые. Высылая второй отряд, он даже не подумал взглянуть на раненых животных. Может даже не потрудился посмотреть на тела людей, которых послал на смерть. И почему это меня совсем не удивляет?
Их четверка, вместе с лошадьми, стоит у открытой двери. Трое из них вооружены мечами и ножами, четвертый луком и колчаном со стрелами. Еще у них что-то вроде факелов. Здесь, при дворе, среди бела дня.
- Не дальше лачуги старухи, - говорит Родан, садясь в седло, - подлесок там густой, поэтому загорится быстро.
- А как насчет… - пытается протестовать Верзила, вероятно, не подумав.
- Тогда меняем план. Огонь выкурит их, где бы они ни прятались, и прогонит. А нам только того и надо.
Они вскакивают на коней и скачут в сторону ворот. Проклятье Дагды! И что теперь? Паниковать не стану, я ведь воин с Лебяжьего острова. Накрываю горшочек крышкой и отставляю. По очереди глажу животных, прося прощения за то, что оставляю их, не доведя дело до конца. Осматриваюсь, оглядывая конюшню; вокруг никого нет. Выхожу через заднюю дверь и иду к утиному пруду, прилагая все усилия, чтобы не бежать. Хозяюшка Джунипер. Пес Шторм. Брокк и все, что находится за той стеной. Арфа Королей. Из-за этого придурка Родана над всеми ними нависла угроза.
Ливаун, сняв обувь, бродит по щиколотку в воде, сжимая в руке пучок невзрачных цветов. Едва глянув на мое лицо, она тут же выскакивает на берег и спрашивает:
- Что случилось?
О Боги! Необходимость говорить шепотом и соблюдать осторожность, даже когда нельзя терять ни секунды, начинает сводить меня с ума. Скупясь на слова, я в самых общих чертах рассказываю, что произошло.
- Где Арку? - спрашивает Ливаун, бросая на землю траву и быстро надевая обувь.
- Не знаю. Иллан кует в кузнице подковы. Я не могу прибежать туда и попросить о помощи.
Ливаун тихо ругается.
- Я должна их остановить, - злобно шипит она, - им надо помешать.
И с видом мстительной фурии размашистым шагом направляется к конюшне.
- Ливаун, стой, подожди. Что ты задумала? Ворваться к Коре и схлестнуться с ним? После всего случившегося? Они ведь могут действовать с одобрения совета.
- Тогда я возьму лошадь, и сама за ними поскачу. Устроить там пожар? Ну, уж нет, этого не будет!
Ее взгляд меня пугает.
- Остановись. Всего на миг. Прошу тебя.
Мы уже у глинобитной стены, отделяющей нас от поля для выгула лошадей. Оба на виду у каждого, кому взбредет в голову бросить в нашу сторону взгляд.
- Тебе нельзя ехать, - говорю я, - у тебя будут неприятности, ты привлечешь внимание и раскроешь не только себя, но и, скорее всего, нас всех. В итоге поссоришься с Арку и не получишь места на Лебяжьем острове.
- Плевать!
Она натянута, как тетива лука, и уже не говорит, а рычит.
- Да послушай же ты! Если не можешь пойти ты, пойду я. По крайней мере, предупрежу Хозяюшку Джунипер. И по возможности их остановлю.
Мы идем дальше. Ливаун плотно сжимает губы, а вместе с ними и кулаки. У слез, навернувшихся ей на глаза, нет даже малейшего шанса покатиться по щекам. Подойдя к конюшне, мы останавливаемся у задней двери.
- Ты не сможешь добраться туда раньше них, - шепчет она, - это невозможно.
- А ты меня испытай.
В голове брезжит план, который вполне может сработать. Я хватаю с колышка шляпу, бесформенный фетровый колпак, который здесь оставил какой-то конюх, и натягиваю на уши. Как маскировка - не очень.
- А что делать мне?
- Найди Арку и тайно расскажи ему о случившемся. Надеюсь, у него в запасе есть план, и он сможет что-то предложить. Я понял только одно: Родана очень напугало Воронье племя или его потенциальные возможности. Если они, движимые боевым духом, поднимутся наверх, его страстного желания стать героем надолго не хватит.
- Тем не менее, он намеревается в одиночку избавиться от этих тварей, и если ты испортишь ему такое удовольствие, то займешь в его списке первое место.
- В каком еще списке?
- Тех, кого он ненавидит.
- Главное, что он уже первый в моем, - шепчу я, - мне пора, лучше не задерживаться.
Я возьму лошадь, на которой обычно ездит Иллан, она спокойна, привычна ко мне и хорошо прыгает.
Ливаун бормочет еще какое-то ругательство и добавляет:
- Береги себя.
Мне в ответ остается только поморщиться. О том, чтобы себя беречь, речи не идет. Я просто надеюсь, что справлюсь.
Ворота по-прежнему открыты, я невразумительно машу в сторону ближайшего крестьянского хутора, и стражей этот жест вполне удовлетворяет. Их тоже снедает беспокойство. От их внимания не ускользнуло оружие, которое захватил Родан с дружками, но он принц, и им пришлось его пропустить.
Я вижу, как они скачут по дороге впереди. Но сам по ней ехать не собираюсь, по крайней мере, сейчас, и, пока им не пришло в голову обернуться, сворачиваю на проселок. Пересекаю пару полей и каждый раз, когда гоню Блейза к очередной глинобитной стене, он ее легко перепрыгивает.
Мы огибаем несколько крестьянских подворий, и конь скачет по ручьям, разбрызгивая копытами воду. Я должен вырваться вперед, причем достаточно далеко, чтобы лучник не смог достать меня до того, как мне удастся осуществить задуманное. Проклятье Морриган! О чем он думает, этот Родан? Как ему удалось убедить остальных его поддержать?
Мы выезжаем к ручью, который течет между высоких берегов, с дощатым мостиком, слишком узким для лошади. Отступаем назад, галопом мчим вперед и одним прыжком преодолеваем преграду. Некрутой подъем, заросли кустарника. Я осаживаю Блейза, давая ему перевести дух. Здесь мы в какой-то степени скрыты от посторонних взглядов. Я опускаю глаза, смотрю на дорогу и… Ха! А ведь мы действительно вырвались вперед, хотя всадники скачут быстро. Надо проехать еще немного - тогда у меня, надеюсь, появится возможность развернуть свое секретное оружие.
Мы объезжаем с тыльной стороны амбар - крестьянское подворье, где я оставил коня в тот день, когда ушел за Ливаун в лес. Неподалеку вижу крестьян. Когда я проезжаю мимо, один из них выходит из сарая и неподвижно замирает, распахнув от изумления глаза. Пока он ни о чем меня не спросил, скачу дальше по узкой дорожке, тянущейся между ухоженных полей, где пасутся овцы и растут фруктовые деревья, с одной стороны давая животным тень, с другой скрывая нас с Блейзом, хотя бы немного. В этом месте главная дорога огибает холм, оказавшийся здесь так некстати, еще чуть-чуть, и мы скроемся из виду. Я безмолвно прошу прощения у крестьянина, открываю ворота и въезжаю на поле, сожалея, что со мной нет Брина - старый пес наверняка не смог бы за нами угнаться, но сейчас, когда мы с Блейзом пытаемся объехать большую отару овец, оказался бы кстати. Животных наше вторжение отнюдь не радует, и хотя Блейз и отменный конь, такую работу ему раньше делать не приходилось. Говорить я ничего не могу и поэтому полагаюсь лишь на невидимую связь с конем, на котором до сегодняшнего дня даже ни разу не ездил. Мы с большим трудом -
и, как мне кажется, слишком медленно - выгоняем овец на дорогу, на поле остается только одна мудрая овца, спокойно стоящая в тени деревьев. Я спешиваюсь, закрываю ворота и опять вскакиваю в седло. Не без труда мы пробиваем себе путь в отаре овец, которые беспокоятся все сильнее. А когда, наконец, отара остается позади, и мы выезжаем на открытое пространство, я бью коня каблуками по бокам и в тот момент, когда за нашей спиной раздаются крики, Блейз уже несется к лесу.
Ненавижу слишком гнать хорошую лошадь, но сейчас у меня нет выбора. Первый участок, по ровной земле, мы преодолеваем быстро и без труда. Но когда дорога уходит вверх, Блейзу становится труднее, хотя он сильный, послушный и понимает, что мне нужно. Надо бы остановиться и дать ему отдохнуть. Но я не могу. Я достаточно видел Родана в деле и поэтому знаю, что он будет гнать свою лошадь что есть мочи, надеясь, что другие от него не отстанут. Возможно, я не смогу предотвратить пожар. Но, по крайней мере, сумею вывезти пожилую женщину в безопасное место.
Я скачу, с такой силой стиснув зубы, что болит голова. Стук лошадиных копыт и мое затрудненное дыхание отдаются в голове барабанным боем. Блейз задыхается и хрипит. Я не могу ни на чем сосредоточиться, мысли разлетаются в разные стороны. Разве было оправданно броситься в бой, никого не спросив? Может, хватит уже проблем? А если и нет, то не значит ли это, что меня вышвырнут с Лебяжьего острова? Может, я только что сам отнял у себя будущее из-за какой-то старой карги, навешавшей костей у входа в свою лачугу? Кто-нибудь сможет отправить меня домой? Я скорее заживо сгорю, чем туда вернусь. Лучше перережу себе горло.
Там, где дорога становится круче и змеится по склону холма, я даю Блейзу короткую передышку. Мы приближаемся к тому месту, где на меня напало Воронье племя, сбросив с коня. До дома Хозяюшки Джунипер отсюда рукой подать. Когда я спешиваюсь и прислушиваюсь, до моего слуха доносится топот копыт. Пока мы держимся впереди отряда Родана. Мне очень хочется верить, что они одумаются и откажутся от своей безумной затеи. Мне по-прежнему надо предупредить Хозяюшку Джунипер, но Блейз совершенно выбился из сил. Иллану это не понравится.
Жду, пока конь не начинает дышать ровнее. Я ни к чему такому не готовился, по крайней мере, не так, как следовало. Ничего не продумал. Как вытащить отсюда старую знахарку, если они подожгут лес? Дорога, по которой я сюда приехал, станет непроходимой. А другой путь слишком долог: вокруг холма, все больше отдаляясь от дворца, потом на дорогу, которая тянется внизу, с ее ручьями и бродами. Если огонь разгуляется, то убьет нас еще до того, как мы ее достигнем.
Подъехав к дому Хозяюшки Джунипер, я понимаю, что совершил еще более серьезную ошибку. Все объяснить ей я смогу, только если заговорю. Ситуация слишком сложна для того, чтобы пытаться описать ее жестами.
Я поднимаю руку, чтобы постучать, и в этот момент чувствую запах дыма. Они на это все же пошли. Не здесь, где-то дальше, на лесной опушке. Ветер дует с юга, значит, огонь движется прямо на нас. Я моментально принимаю решение и кричу:
- Хозяюшка Джунипер? Вы здесь? Откройте дверь!
А когда мне никто не отвечает, добавляю:
- Хозяюшка Джунипер! Горим!
Она появляется из-за хижины, в руке у нее ведро, за ней по пятам идет пес. Смотрит на Блейза, которого я на длинном поводу привязал к крыльцу. Переводит взгляд на меня. Судя по виду, она не напугана и не удивлена.
- Ага, - произносит она, - стало быть, говорить ты умеешь. Да, я и сама чувствую запах дыма. Далеко отсюда горит?
Я вполголоса ей все объясняю, поглядывая на дорогу на тот случай, если они решат заявиться прямо сюда.
- Недалеко. И ветер гонит огонь сюда. Это не стихийное бедствие. Хозяюшка Джунипер, вам грозит опасность!
Почему она так спокойна? Может, не верит мне? Просто стоит и слушает, ровным счетом ничего не предпринимая.
- У меня есть возможность отвести вас в безопасное место. Но идти надо прямо сейчас.
Тихо. Я в самом деле слышу, как потрескивает огонь, или мне это только кажется?
- Но этого мало, так? - говорит знахарка. - Я имею в виду, вывести меня отсюда?
Конечно мало. Есть еще Брокк. Есть еще те, кто обитает за той стеной, что бы они собой ни представляли. Есть еще древний лес, давший приют птицам и другим зверушкам. Как я смогу смотреть в глаза Ливаун, если даже не попытаюсь остановить беду? О боги, о чем я только думал, когда по собственному почину бросился сюда, прихватив лишь старый мешок, чтобы сбивать огонь?
- Заходи, - говорит Хозяюшка Джунипер, ставит ведро и открывает дверь дома, - да поживее.
Переступив порог, я тут же понимаю, что в одном ошибался точно. Мне не придется делать все одному. Теперь она сама берет бразды правления в свои руки.
- Хватай вон тот кувшин, покрытый голубой глазурью, и ставь вниз. Хорошо. Теперь возьми щепотку вот этого порошка и положи на доску. Вот это покроши. Нож там. Кизил. Фенхель. Норичник. Плюс немного вот этого; когда будешь резать, не забудь затаить дыхание.
Она сошла с ума. Заставляет меня готовить какое-то снадобье в тот самый момент, когда к дому рвется огонь, и у нас едва есть время бежать, пока мы не сгорели заживо. Часть моего сознания обдумывает эту мысль, в то время как я режу, крошу и делаю то, что велено. Хозяюшка Джунипер настолько хладнокровна и собрана, что мне, волей-неволей, приходится поверить, что ей известен выход из этой ситуации. Пока я выполняю ее распоряжения, она, стоя у очага, кладет на небольшую жаровню несколько пылающих угольков, подкладывает веточки и раздувает, чтобы огонь не потух. Она подходит ко мне.
- Готово? Отлично. Делать все надо быстро. Огонь будем выжигать огнем. Попросим богов, чтобы они нас поняли, простили наши ошибки и помогли нам.
Она оглядывает мою работу, одобрительно кивает, подхватывает травяную смесь и бросает ее на жаровню. Запах забивает собой все на свете.
- Бери жаровню, Нессан, и неси на улицу. Поставишь у входной двери. Коня отведи и привяжи у северной стены дома. Рядом оставь ведро воды. Шторм! Ступай с ним.
- Но…
- И никаких вопросов. Как только отведешь его, возвращайся, мне нужна твоя помощь.
Я делаю как велено. Блейз напуган. Воздух пропитан дымом, и дышать становится все труднее. Мне хочется бежать. Хочется посадить Хозяюшку Джунипер на коня, сесть у нее за спиной и ринуться по дороге, пока еще можно. Только вот времени больше нет. Дым сгущается, и уже в шести-семи шагах ничего не видно. Дорога вот-вот станет смертельной ловушкой.
Хозяюшка Джунипер сидит у жаровни на земле, скрестив ноги, закрыв глаза и выпрямив спину. Что-то шепчет на неизвестном мне языке. Может, молится. Просит богов нас спасти. На крыше лачуги остается одна-единственная птичка. Когда я подхожу ближе, она расправляет крылья и летит в сторону леса.
У меня нет привычки придавать большое значение молитвам. Давным-давно были времена, когда я просил богов защитить меня от братьев, умолял их унести в безопасное место, давал самые исступленные обещания сделать что угодно, если они всего лишь заберут меня куда-нибудь. Но боги, если и существовали, то не слышали моего голоса. Может, считали меня слабаком. Может, учили справляться самостоятельно. Нет, я не буду мешать Хозяюшке Джунипер молиться. Но пока она взывает к богам, займусь лучше делом.
У нее есть три ведра, которые я наполняю из ручья у дома. Нахожу в сарае несколько мешков и приношу их. Бегу за метлой. Знахарка все сидит, но теперь не поет и не двигается. Над жаровней поднимается струйка дыма и смешивается с плотными клубами, которые сгущаются над нашими головами. Кричат птицы, предупреждая об опасности.
Я обхожу дом и выливаю на стены воду из ведер. Наполняю опять и опять выливаю, чтобы дерево пропиталось влагой, чтобы на пути у огня не оказалось ничего легковоспламеняющегося. Может, у меня есть время немного изменить русло ручья? Выкопать канаву и положить несколько камней, чтобы он протекал ближе к дому. С хрустом, напоминающим саму смерть, трещат и падают ветки. В лицо бьет порыв жаркого ветра, в удушливом воздухе носятся маленькие, яркие угольки. Надо больше воды. Наполняю ведра, бегу с ними к дому и выплескиваю их вокруг Хозяюшки Джунипер, но так, чтобы не залить жаровню. Она открывает глаза. Несколько мгновений ее взгляд рассеян и туманен, знахарка словно спит на ходу. Она бросает взгляд мимо меня на затянутый дымом лес и поднимается на ноги.
- Не давай ему погаснуть, Нессан, - говорит она и подхватывает какой-то мешок, - где горит сильнее всего?
С чудовищем мы сражаемся вместе, пожилая женщина и молодой человек. Я слышу, как тихо ржет от ужаса Блейз. Надеюсь, что он привязан крепко - стоит ему побежать, как у него не останется ни единого шанса. Я таскаю воду, лью ее на пути огня и бегу за ней опять. Джунипер хлопает по тлеющей земле мешком, твердо сжав губы, в ее глазах полыхает яростная решимость. Слышится рев - это голос голодного пламени. Опять трещат ветки, порыв ветра приносит волну жара. Теперь к нам присоединился и Шторм - храбро становится рядом с хозяйкой и громким лаем бросает вызов приближающейся опасности. Умей он говорить, наверняка крикнул бы: «Прочь! Не смей к ней прикасаться!»
На миг знахарка сдается. Я не слышу, что она говорит псу - огонь теперь ревет слишком громко, - но вижу, что кладет мешок на землю, встает на колени и целует Шторма в лоб. Поднимается и идет к дому, за которым привязан Блейз. Но Шторм за ней не идет. Хозяюшка Джунипер вновь хватает мешок и бьет им по уголькам. Пес носится рядом с ней и скулит.
Воды. Надо больше воды. У меня болят плечи, болит шея, руки не в состоянии поднять еще одно ведро. Но все равно поднимают - снова, и снова, и снова. Мешок Хозяюшки Джунипер объят огнем. Она швыряет его на землю, топает по нему ногой и хватает другой. Мочит его в моем ведре и шлепает по кромке огня, которая упорно ползет вперед. С деревьев над нашими головами что-то сыплется, мертвое, умирающее. У меня болят глаза, от дыма я почти ничего не вижу. Кожа натянулась и саднит. Мне страшно.
Опускается какая-то странная тьма. Хозяюшка Джунипер перестает сбивать огонь, роняет мешок и встает, широко разведя руки в стороны и закрыв глаза, будто готовясь умереть. Я продолжаю борьбу. «Прости, Ливаун, - думаю я, орудуя мешком, - но третьего танца не будет». Нам бы сейчас в помощь ее сильные руки, тогда мы бы наверняка справились. Однако я рад, что ее здесь нет.
Шторм что-то увидел в лесу. Что именно, я не вижу, но не успеваю его удержать, а он туда уже бежит - не подальше от огня, а прямо на него. Из груди рвется крик: «Нееееееет!», и я бросаюсь за ним, но не напрямик в полымя, а по тлеющей траве и веткам, через кусты, через стелющийся над землей дым, отчаянно стараясь не упустить из виду перепуганного пса. Он не может умереть, он не умрет, только не сегодня. Я его спасу. Я не подведу. Пусть погибну сам, но его вытащу. Я бегу, бегу, спотыкаюсь, падаю, встаю и опять бегу. «Шторм! Стой!» Скатываюсь вниз по склону, вижу меж деревьев огонь, вижу, как падает большая ветка, рассыпая вокруг мириады ярких искр. Повсюду обломки - топливо, которым кормится этот монстр. Чуть дальше к земле припал пес, может быть, он ранен. «Не кричи, Дау, а то он опять побежит». Заставляю себя перейти на медленный шаг и, поглядывая одним глазом на огонь, присаживаюсь рядом с ним на корточки. Хватаю его за ошейник, опять позволяю себе сделать вдох и ласково говорю: «Все в порядке, Шторм. Пойдем». Он обнюхивает что-то. Мертвую птицу? Нет, что-то другое. Может, детская игрушка? Кукла?
«Идем же, Шторм». Но сколько я ни тяну его за ошейник, он сопротивляется. Ни за что не желает отходить, и я протягиваю руку. Комок отодвигается и затихает. Это не игрушка. Я подсовываю под него ладонь и в замешательстве поднимаю. Хотя Шторма надо держать изо всех сил, я его едва не выпускаю, потому что комок на моей ладони - это… Я не знаю, что это такое. Живое, но не зверушка и не ребенок. Это…
Огонь наступает. Я бегу обратно к лачуге, левой рукой прижимая к себе живой комок, правой держа Шторма за ошейник. Сзади настигает волна жара, чудовище ревет. Почти совсем темно, дым превратил день в ночь. Комок в моей руке взвизгивает от ужаса, и я чувствую, как в рубашку вцепляются крохотные ручки. Я не раз думал о смерти. Думал о всевозможных путях, которыми она может ко мне прийти. Но такого даже в самых невероятных снах не мог себе представить. И если бы верил в молитву, то наверняка вознес бы ее сейчас богам. Мне остается лишь одно - надеяться, что оно не очень серьезно ранено. Я даже не могу просить их спасти Шторма. Все в точности как в тот раз. Я не могу его спасти. Мы все умрем.
Шатаясь, я выхожу из-под деревьев. На ногах тлеют ботинки. Хозяюшка Джунипер смотрит на небо, потемневшее так, словно наступила ночь. Я выпускаю ошейник Шторма, он бежит к хозяйке, как самый обыкновенный пес, прыгает, встает на задние лапы и лижет знахарке лицо. Все тело заполняет гулкое биение сердца. «Мне, хотя бы, удалось привести его домой», - думаю я. Крохотное существо у меня на руках льнет ко мне ближе и прячет на груди личико. Я чувствую, как оно дрожит, сильнее прижимаю его к себе и шепчу:
- Все хорошо, с тобой все будет в порядке.
Слышится новый звук - снова рев, но уже иной. Воздух из жаркого вдруг становится стылым. И слезы на моем лице смешиваются с первыми холодными каплями дождя.
34.Брокк
Недавно был пожар. Мы почувствовали запах дыма и увидели, как он взметнулся до небес немного южнее от нас. Над головами закружились птицы, пронзительными голосами предупреждая об опасности. Я увидел в лесу Эрнью, на ее плече сидела одна из тех самых крохотных птичек. У меня на глазах она пересадила ее на палец и что-то сказала, хотя слов мне расслышать не удалось. Я все больше убеждаюсь, что эти создания играют роль связных между мирами.
После пожара с неба полило - вместо ласкового, летнего дождя хлынул холодный, яростный, затяжной ливень, никак не желавший успокаиваться. Глядя на него, подданные Эрньи стали перешептываться, а когда он закончился, Ночная Тень сказала:
- А буря-то необычная. Странные настали времена.
Мы думаем, что пожар погас. Дыма больше нет. Но теперь будет наводнение. Надеюсь, это не помешает Ливаун за мной сюда приехать.
Я возвращаюсь в свой домик и работаю до тех пор, пока пальцы не отказываются перебирать струны арфы и сжимать перо. Проливной дождь уступил место непрекращающейся мороси. Я подхожу к двери, желая размять ноги и глотнуть свежего воздуха. Но открываю ее лишь самую малость и тут же замираю. Под деревьями стоит пара обитателей Колдовского мира, тех самых, что принесли мне сегодня утром еду. Интересно, как создания, едва доходящие мне до колен, умудряются принести из мира людей кувшин с питьем и поднос с провизией? Для столь крошечных существ такая ноша слишком тяжела и далеко ее не унесешь. Теперь мне все понятно. Один малыш держит миниатюрный кувшинчик, сосуд, в который войдет лишь глоток, от силы два, второй - поднос, не больше ладони моей руки, с миниатюрной буханкой хлеба, кусочком сыра не больше наперстка и яблоком размером с черничку. В нескольких шагах от моей двери они ставят кувшин с подносом на землю, один из них проводит над ними рукой, и не успеваю я даже глазом моргнуть, как кувшин и поднос становятся человеческих размеров.
Вполне возможно, что это заклинание хранится в тайне и не предназначено для моих глаз. Я ни о чем не спрашиваю, хотя малыши, кажется, видели, что я за ними наблюдал. Открываю дверь шире, киваю в знак благодарности и наклоняюсь забрать поднос с кувшином, стараясь ничего не расплескать. А когда возвращаюсь обратно, напряженно думаю. Заклинание, позволяющее уменьшать предметы, чтобы их можно было без труда перемещать. Обратное заклинание, позволяющее возвращать им обычные размеры. Заклинание, которое использует не друид, не знахарка-колдунья и не королева Маленького народца, но самое крохотное во всем царстве Эрньи создание, считающееся самым слабым из всех. Полагаю, теперь у меня есть ответ на вопрос, который не дает покоя сановникам Брефны, равно как и членам нашей команды. Кажется, я знаю, каким образом была похищена из неметонов Арфа Королей. Куда-то пропал Шубка-Чертополох. Рябинник зовет меня помочь его искать. Но ласковые лесные ручейки превратились в бурные потоки, а прудики вышли из берегов и разлились под деревьями. Следов малыша нигде нет. Никто не знает ни куда, ни зачем он пошел. О
Вороньем племени никто не говорит, признаков их присутствия мы тоже не видим, но я до сих пор помню Шапочку-Крохотку, умирающую в луже собственной крови, и темные силуэты, на ветвях над нашими головами. Раньше я думал немного поиграть, чтобы взбодрить народ Эрньи, но сегодня вечером у меня для этого явно не будет настроения.
Мои ботинки стоят у двери, мокрые насквозь. С накидки на колышке стекает вода. Мне принесли необычную, маленькую печку. Она стоит в углу, ее мерцание не столько обнадеживающее, сколько зловещее, однако хижину она все же каким-то образом обогревает. У меня нет желания разбираться, как это работает. По виду она похожа на какое-то странное существо - частью жаба, частью жук, с яростно горящими глазами и зияющей пастью - и совершенно не нуждается в том, чтобы ее топили. Я сажусь на лежанку, кутаюсь в одеяло и стараюсь не думать, как там Шубке-Чертополоху одному. Вместо этого думаю об Эрнье. Я напишу песню, которую она у меня просила, и обязательно ее спою. О том, где и когда это случится, она мне не сказала. А я ее спрашивать не могу. Теперь в наших отношениях воцарилась неловкость. Прошлой ночью я неверно истолковал ее намерения, и мои слова, надо полагать, ее обидели. Чего она от меня хочет? Что я могу ей предложить, если в канун Дня летнего солнцестояния мне предстоит покинуть ее мир?
Я, конечно, знаю. Она сама мне сказала. Но я подумал, что это всего лишь слова, страстная речь из числа тех, которые так любит Родан, изысканные выражения о мужестве и надежде - порой не имеющие под собой реальной основы. Она хочет, чтобы я ей помог. Хочет, чтобы я встал с ней бок о бок и вступил в бой ради безопасности ее народа. Хочет, чтобы я одолел Воронье племя, если не мечом, то музыкой. Чтобы я, Брокк, сын местной знахарки и соломенных дел мастера, превратился в легендарного героя. Замечательная получилась бы сказка. Она хочет, чтобы я остался.
35.Дау
Под проливным дождем я передаю Хозяюшке Джунипер свою странную ношу. Отвязываю Блейза и веду его под навес в сарае за лачугой. Вытираю досуха и проверяю, есть ли у него питье. А когда возвращаюсь в дом, пожилая женщина сидит у очага. Она завернула живой комок в старую одежду и держит на руках. Отдает мне распоряжения, которые я тут же выполняю, радуясь всему, что может успокоить бушующую в моей душе бурю - нежеланную и ненужную. Вытираю старым полотенцем собаку. После всех злоключений Шторм неплохо выглядит, хотя и поранил лапы. Хозяюшка Джунипер дает мне целебную мазь, и я, как велено, втираю ее в подушечки. Хвалю пса за храбрость и надеюсь, что он меня понимает.
Развожу огонь в очаге и ставлю греть воду. Прижимая к себе малыша, Хозяюшка Джунипер находит небольшую корзинку, выстилает кусочком овчины, кладет в нее комочек и ставит к огню, но не слишком близко. Я смотрю на нее, разрываясь между изумлением и недоверием. Мне словно снится какой-то странный сон. Но ожоги на руках, порванные ботинки, вездесущий запах дыма и барабанная дробь дождя по крыше напоминают, что все это явь, что все случилось на самом деле, и это создание, которого просто не может быть, сейчас в этой лачуге вместе с нами. Малыш немного похож на ежа, но ручки у него, как у самого обычного ребенка, а личико представляет собой непередаваемую смесь черт одного и другого. На его левом боку виднеются ожоги, и когда Хозяюшка Джунипер осторожно касается их, он хнычет.
Даже не знаю, какой задать вопрос. Наконец, выдавливаю из себя одну-единственную фразу:
- Я могу чем-то помочь?
- Целебная мазь, та же, что и для Шторма. Перевязка. Вода. После этого нам останется только надеяться.
Она показывает, я приношу все необходимое. Теперь малыш плачет от боли. Пока Хозяюшка Джунипер втирает мазь и перевязывает тельце, мне приходится его крепко держать. Оно такое маленькое и хрупкое, что я боюсь его повредить. Запеленав как следует этот живой комок, знахарка кладет его в корзинку и капает ему в рот из зеленой бутылочки три капли, чтобы он уснул. Я сижу на полу рядом с корзиной. Шторм подходит ближе, и я чувствую его тепло.
Хозяюшка Джунипер снимает с огня котелок и принимается готовить какой-то отвар.
- Ты сегодня сохранял хладнокровие, - говорит она, - и как человек, Нессан, ты оказался лучше, чем я думала. Гораздо лучше.
Всего лишь несколько простых слов. Только они, спящий пес рядом и тихое, размеренное дыхание малыша, которого мы спеленали. Из груди рвутся рыдания, заставляя согнуться пополам. Я закрываю лицо руками, зажмуриваю глаза, но это не мешает мне все видеть - каждый момент боли, каждую неудачу, каждый удар, каждый раз, когда они демонстрировали мне мою слабость и бесполезность, заявляя, что меня надо было удавить сразу после рождения. Не могу остановиться. Я оплакиваю Снежка, который щенком сворачивался калачиком у меня на руках, оплакиваю радость нашего первого дня, запавшую мне глубоко в сердце, оплакиваю память его последнего дня. Руки Руарка, их железная хватка, нож Шинана и крики, крики, крики Снежка. Я упираюсь лбом в колени, но все равно не могу заглушить этот кошмарный звук.
Шторм просыпается и поднимается. Я чувствую, как его шершавый язык слизывает слезы с моих щек.
- Поплачь, если хочешь, - говорит Хозяюшка Джунипер и ставит рядом со мной на каменную плиту под очагом чашку, - если сможешь, сделай пару глотков моего отвара, это успокоит сердце.
О боги, что она обо мне подумает? Все еще всхлипывая, я несколько раз судорожно вздыхаю и делаю, как велено. Из чего бы ни состояло ее зелье, мое иссушенное горло принимает его с благодарностью.
- Простите, - едва слышно шепчу я, - мне очень досадно, что так получилось. Надо идти, мне пора, этот пожар, эти люди…
Я вытираю лицо рукавом и пытаюсь встать.
- Посиди, Нессан, - ласково говорит старая целительница, - побудь еще у нашего очага. А когда будешь готов, расскажи нам свою историю.
Я знаю, чего она хочет, но не могу на это пойти.
- Не получится.
О боги, ну почему эти слезы никак не могут перестать?
- Здесь мне нельзя говорить, Хозяюшка Джунипер.
- Но ты же воспользовался голосом, чтобы предупредить нас о пожаре.
На это у меня нет ответа.
- И можешь снова сделать это, ведь мы все в тех же стенах, где кроме меня, Шторма и этого малыша, который еще какое-то время не проснется, тебя никто не услышит. Думаю, что тебе, Нессан, нужно поделиться своей историей. Сейчас для этого самое время. А когда расскажешь нам ее, я взамен расскажу тебе другую.
Я молчу. Она хочет, чтобы я поделился с ней своей историей, но откуда ей известно, что она у меня действительно есть, для меня загадка. Хозяюшка Джунипер, возможно, действительно читает мои мысли.
- Что-то подсказывает мне, что у тебя когда-то была собака. Которую ты любил так же горячо, как я этого моего спутника. Я вижу, насколько Шторм тебе доверяет. Ради его спасения ты рискнул жизнью. Так не поступают без причины. Расскажи мне о своей собаке. Это о ней ты плакал?
- Я никогда об этом не говорю. Ни с кем.
- Наверное, так и есть. Но тебе никто не мешает рассказать сказку. Сказку о мальчике и собаке. Если собака была славной, то почему бы о ней не рассказать? Она ведь этого заслуживает.
Я чувствую, что на глаза опять наворачиваются слезы, и тут же их гоню.
- Жил-был мальчик. Мальчик, которому вообще не стоило рождаться. Так говорили члены его семьи, так говорили его братья и отец. Его мать умерла при родах, когда произвела его на свет, и они ему этого так и не простили.
Вытаскивать из себя эти слова примерно то же самое, что сражаться с невидимым врагом, который может наброситься со всех сторон сразу. Но в моей голове до сих пор звучит голос Гэральта: «Шаг за шагом, Дау. Ты справишься».
- Он старался расти сильным и делал для этого все, что мог. Как сыну вождя клана ему не отказывали ни в уроках, ни в тренировках… Но его братья были старше, сильнее и лучше умели лгать. Он… дошел до того, что постоянно ждал подвоха. Его изводили, считали изгоем, делали мишенью подлых шуток и при этом говорили, что он этого заслуживает. Он понял, что в случае неприятностей вина за них всегда будет лежать на нем. Братья в своих жестоких играх проявляли чудеса изобретательности. Если у него появлялся друг, например, новый гувернер, которого приглашали учить мальчиков, то очень скоро мысли этого человека в отношении младшего ученика пропитывались ядом, или его увольняли и приказывали паковать вещи.
Я не помню, как его звали, но он был добр. Он понял, что я не был ни глуп, ни безумен, ни порочен, а всего лишь напуган. Похоже, он видел насквозь все грязные проделки Шинана и неизменное подчинение Руарка воле старшего брата. А потом он исчез.
Теперь самое трудное. Я не могу этого рассказать.
- Расскажи Шторму. Он умеет слушать.
- Когда мальчику исполнилось одиннадцать лет, он… У них на конюшне ощенилась собака, и один добрый друг подарил ему щенка, чтобы у него был собственный пес. Братья к тому времени уже стали молодыми людьми, старшему было шестнадцать, он учился быть вождем клана, среднему четырнадцать, и он старался во всем подражать брату. В итоге мальчику удавалось чаще оставаться одному, и это время, для него поистине бесценное, он проводил со своей собакой. Звали ее… ее звали Снежком. Совершенно белая, с голубыми глазами. Если бы ее не считали уродцем, она, благодаря хорошей охотничьей родословной, обрела бы дом где-то в другом месте, как ее однопометники. Держал он ее в сарае. Брать в дом не осмеливался, хотя другие псы разгуливали там совершенно свободно. Она была у него целых два года. Тот добрый друг, работавший на конюшне, помогал ему заботиться о Снежке и следил за тем, чтобы песику не было одиноко по ночам. Он же показал мальчику, как воспитывать собаку. Пес был красивым и умным. Именно благодаря Снежку мальчик понял, что он не придурок. Что его можно любить, и что он может отвечать любовью. А добрый друг
стал учить мальчика и другим премудростям. Как развивать тело, чтобы оно было сильным. Как использовать силу, чтобы себя защищать. И как сражаться.
Я опускаю глаза на Шторма, который опять положил голову мне на колени. Бросаю взгляд на корзину с ее необычным обитателем.
- Но потом что-то случилось, - говорит Хозяюшка Джунипер, - что-то такое, о чем тяжело говорить.
Я с трудом сглатываю застрявший в горле ком, расправляю плечи и приказываю невидимому врагу отступить.
- Они о Снежке, конечно же, знали, - выдавливаю я, - и ждали. Ждали целых два года, пока мальчик почти поверил, что ему больше ничего не грозит. Почти поверил, что и любимый Снежок, и его добрый друг, и все то новое, что ему удалось узнать, помогли ему стать достаточно сильным, и все ужасы позади. Ему лишь следовало держаться подальше от отца, не оставаться наедине с братьями и еще немного подрасти, чтобы стать мужчиной и хозяином своей судьбы. А потом… Потом наступил тот день. В тот день его друг был в отъезде. Мальчик пришел в сарай к Снежку и увидел там своих братьев, явившихся до него. В этот день он узнал, что даже самая искренняя в мире любовь совершенно бесполезна, если ты недостаточно силен.
Я несколько раз моргаю и стараюсь сдержать дрожь в голосе.
- Средний брат держал его. А старший убивал Снежка. Медленно. Ножом. Они заставили его смотреть. Собака скулила, умоляя ее спасти, и выла, взывая о помощи, он кусался, пинался и дрался, но пробиться к ней так и не смог. А когда все закончилось, и средний брат его отпустил, он взял Снежка на руки, сел на солому, кровь собаки пропитала его одежду, покрыла руки и смешалась со слезами. Отцу братья сказали, что он убил пса в припадке ярости из-за того, что тот не выполнил команды. Когда его били, мальчик не плакал. Он ведь предал того, кого любил. А за это подобного наказания было мало.
- Ох, Нессан… - говорит целительница.
Она встает и начинает молча собирать на стол. А через некоторое время добавляет:
- И все же его жизнь продолжалась, и он, несмотря ни на что, стал мужчиной. Как ему удалось?
- Его друга прогнали со двора. Мальчик сбежал. Друг, устроившись на новом месте, позвал его к себе, а семья не потрудилась его вернуть, хотя и прекрасно знала, где он. Мальчик стал сильным и поднаторел в искусстве владения оружием. Понял, что может стать воином. Научился… Еще он научился никому больше не отдавать своего сердца. Оно все равно было разбито. Кому такое может понадобиться?
Хозяюшка Джунипер поднимает руку и вытирает щеку. И не произносит ни слова до того самого момента, как подает на стол еду.
- Тебе надо поесть.
- Мне надо идти, - говорю я, поднимаясь на ноги.
Не думаю, что Родан с дружками сюда заявится. Дождь все еще идет, и они наверняка уже давно ускакали обратно в замок. Дорогу, надеюсь, не залило.
- И еще мне пришлось взять без спросу коня.
Я все же сажусь за стол, удивляясь, что могу после всего этого есть. Меня охватывает странное чувство. Никогда не думал, что смогу кому-то об этом рассказать. Тем более такому человеку, как Хозяюшка Джунипер.
- Нессан к этой истории не имеет отношения, - добавляю я, - Нессан вообще не говорит.
- Не переживай, твой рассказ со мной и останется. Тебе еще только предстоит узнать, что знахарки прекрасно умеют хранить секреты. Поешь, пожалуйста. Тебе еще вон сколько скакать, никто не знает, какие трудности ждут тебя по возвращении, поэтому надо обязательно подкрепиться.
Я слушаюсь. Ем приправленную травами кашу. Теплую, простую и питательную. Поев, я чувствую себя лучше, хотя меня одолевает усталость и саднит лицо. Она видит, как я его трогаю.
- Обгорело. Но ожоги не очень сильные. Надо смазать их, пока ты не ушел.
- Хозяюшка Джунипер?
- Что, Нессан?
Она приносит мазь, которой лечила странного малыша.
- Это… существо… - я смотрю в сторону корзины. - Что это? Что вы будете с ним делать?
- Буду ухаживать за ним, сколько понадобится. Пока не придут его собратья, чтобы забрать домой. Может скоро, может позже. Зависит от дождя. Дорога оттуда сюда может быть затоплена.
Не знаю, о чем можно спрашивать. Мне все еще трудно поверить в существование таких созданий, хотя я и видел одно из них собственными глазами. И не только видел, но и касался. Держал на руках и чувствовал, как оно за меня держалось, прильнув, как к спасителю. Хотя, на самом деле, малыша спас Шторм.
- Оттуда… Вы имеете в виду из-за стены? Куда ходила Ли… Кира?
- Откуда этот малыш.
- А как его собратья узнают, что он здесь?
- У нас свои способы обмениваться сообщениями. А теперь, Нессан, я доверюсь тебе так же, как ты доверился мне. Когда вернешься ко двору, не говори никому о том, что здесь произошло. Там не всех можно считать друзьями.
Это точно. Я не говорю ей, что пожар, едва ее не убивший, устроил лично будущий король Брефны, или, как минимум, отдал приказ. Молчу и о том, что в его планы не входило ее предупреждать. Хотя, возможно, сказать все же стоит.
- Тем, кто обитает за стеной, они тоже не друзья, - добавляет Хозяюшка Джунипер, - теперь у нас эра недоверия. И эта эра, Нессан, очень нуждается в переменах, иначе Брефна погрузится в хаос.
Мы ступили на опасную для меня территорию.
- Вы говорили, что взамен расскажете мне свою историю, - напоминаю я, меняя тему разговора.
- И обещание свое сдержу, хотя, думаю, не сейчас. Огонь потух. Дождь заканчивается. Ты прав - тебе пора возвращаться. Давай я полечу твои руки и лицо, а потом поезжай. И будь осторожен. Не хочу, чтобы ты попал в беду. Ты сегодня спас три жизни, не только Шторму и малышу, но и мне. Тот мальчик вырос и стал хорошим человеком. Сильным и добрым, как его наставник.
- Я же сказал, что…
- Да, ты сказал, что Нессан не имеет к этой истории никакого отношения, и я думаю, что так и есть. Но моего мнения о герое твоего рассказа это не изменит.
Пока она легкими движениями накладывает на мои лицо и руки мазь, советуя найти что-нибудь подобное при дворе и повторять эту процедуру дважды в день, я спокойно сижу. Потом она наполняет водой мой бурдюк и собирает мне в дорогу небольшой сверток с едой. Более того, даже находит где-то овса для Блейза. Сарай, где он стоял, - довольно просторное помещение, где раньше явно держали лошадей, - меня немало удивляет.
- Этот пожар… - бормочу я, на самом деле не желая этого говорить, но зная, что так надо, - устроил принц Брефны с друзьями. Они решили прогнать Воронье племя, толком ни о чем не подумав. И отправились в лес по собственному почину. Не думаю, что они посвятили кого-то в этот свой план, иначе их наверняка бы остановили. Мне показалось, я должен вам это сказать. Они знали, что вы здесь живете. И не могли не понимать, что подвергнут вас опасности. Только вот… принц страшно боится…
Я смотрю на малыша в корзине. Он тихонько посапывает во сне.
- …любых сверхъестественных явлений. И если поступил так один раз, то поступит еще. Здесь вы одиноки и уязвимы.
Она улыбается, но ничего не говорит, и я понимаю, что пропустил что-то настолько важное, что даже представить не могу, как не подумал об этом раньше. Жаровня, травы, безмолвная молитва. Ее необыкновенное спокойствие перед лицом близкой смерти. Внезапный мощный ливень в день, когда дождя никто не ждал. Поверить не могу, что все это она проделала с помощью магии. Поверить не могу, что она действительно говорила с богами, духами или иными сущностями, известными только знахаркам, и таким образом этого добилась.
- Мне кажется, что принц Родан не единственный, кто боится сверхъестественного, - замечает Хозяюшка Джунипер. - Но человек, Нессан, учится. Поверь мне, я не колдунья. Немного магии домашнего очага, только и всего. Сегодня нам повезло. Повезло с погодой. Повезло, что тебе хватило присутствия духа вовремя приехать и помочь. А еще повезло, что я выбрала именно эти травы и именно эти слова, и что Колдовской мир, по-видимому, отблагодарил нас за то, что мы вырвали одного из его обитателей из лап смерти. Теперь уже не узнаешь. Но я жива, ты тоже жив, а малыш поправится, и с ним все будет в порядке. Мой дом по-прежнему стоит, хотя дома других созданий наверху, сегодня, боюсь, рухнули. Что же до принца Родана… то когда мы встретимся в следующий раз, напомни мне рассказать тебе историю о двух братьях.
36.Ливаун
До кануна Дня летнего солнцестояния остается два дня и, наконец, опять становится солнечно. В лесу, должно быть, сыро. Чтобы добраться до портала Эрньи и вернуться обратно, теперь понадобится намного больше времени. Но ничего невозможного в этом по-прежнему нет. Иначе просто быть не может.
Нам с Дау велено не высовываться и держаться от кое-кого как можно дальше. У Дау теперь тоже проблемы. Я с ним не говорила, и поэтому не знаю подробностей, но все же знаю, что в тот день он вернулся домой с обожженными руками и лицом. Кроме того, мне известно, что Хозяюшка Джунипер и ее пес Шторм остались живы благодаря внезапно разразившейся буре. Об этом ливне шушукаются до сих пор, некоторые даже называют его «сверхъестественным». Дау вернулся не только обессилевшим и обожженным. В нем словно что-то изменилось. Он словно увидел нечто слишком ужасное, чтобы об этом можно было рассказать.
Иллан переживал за лошадь, хотя та просто выбилась из сил, а во всем остальном была в полном порядке. Арку расстроился, что с ним не посоветовались, причем в то время, когда нам полагалось сидеть тихо, следуя моему плану, и всячески избегать неприятностей до кануна Дня летнего солнцестояния. На обратном пути Дау повезло. К тому времени регент выслал на борьбу с пожаром многочисленный отряд, когда хлынул дождь, люди насквозь промокли и в смятении повернули обратно ко двору, а Дау попросту присоединился к ним и, никем не замеченный, въехал в ворота замка. Принц с дружками на тот момент уже вернулись. Нужно было позаботиться о лошадях, и немой Нессан вместе с другими конюхами взялся за дело, на том все и закончилось.
Принца, думаю, неприятности тоже не обошли стороной. Кору вся эта история отнюдь не привела в восторг. Родан с дружками сказали, что хотели прогнать Воронье племя. Примерно то же, что пытаться прибить муху боевым топором. Принцу удалось только одно - еще раз привлечь внимание к недостаткам своего характера, а когда до ритуала остается так мало времени, это очень плохо. После этого Родан затих. Ни речей для сплочения народа, ни пламенных обещаний избавиться от угрозы и размашистым шагом двинуться в светлое будущее. Поговаривают, что он вернулся, потрясенный тем, что произошло в лесу. Что же касается Коры, то он выглядит просто ужасно. Я ему сочувствую и на его месте после коронации Родана тут же отправилась бы домой. Но для таких, как регент, долг превыше всего. Поэтому он, по-видимому, останется и будет стараться и дальше делать свое дело. В чем я желаю ему удачи.
Два дня. Боль в лодыжке все не отпускает. Я по-прежнему провожу время с прачками, но таскать ведра больше не могу. Оттираю пятна, вешаю сушить одежду, подметаю полы. Ненавижу этот комок нервов внутри, который исчезнет только после Дня летнего солнцестояния. Если очень постараться, он немного расслабляется. Дана с подругами ко мне очень добры. Они слишком заняты, чтобы унывать, и постоянно подбадривают меня своими шутками. Муж Банвы из того ночного похода вернулся живым и невредимым. Лично мне было бы ненавистно служить ратником под началом Родана.
За день до кануна праздника летнего солнцестояния Арку собирает нас всех на совещание. Всех, в том числе Иллана и Дау. Правило, запрещающее нашим двум группам контактировать между собой, нарушалось столько раз, что, пожалуй, прекратило свое существование.
Арку барабанит пальцами, я время от времени мурлычу под нос мелодию. Пустой угол, в котором должна стоять арфа Брокка, напоминает мне, насколько опасна наша миссия, как много зависит от обряда, от того, сможем ли мы вовремя вернуться. Я до сих пор не знаю, когда и как поменяют две арфы. Мастер Фараннан хочет, чтобы Арфа Королей вернулась в пещеру завтра к вечеру, чтобы на следующий день, ранним утром, доставить ее на площадку для проведения ритуала. А арфу Брокка, надо полагать, они потом тихонько вернут нам днем.
Я не говорю Арку, до какой степени переживаю. Просто не могу. Не смея надеяться, все же надеюсь, что с Брокком все будет хорошо. Что Эрнья и ее народ его не изменили. Что он благополучно уйдет оттуда, поможет вернуть арфу в неметоны, а когда все закончится, возвратится с нами на Лебяжий остров и станет самим собой. Но я боюсь. Он слишком долго там живет.
- Даже без нашей миссии всем этим людям пришло время взбунтоваться, - говорит Арку, - регент на грани. Насколько я понимаю, сегодня утром он поссорился с братом Морканом по поводу той рискованной, идиотской затеи, из-за которой начался лесной пожар. Лорд Кора встал на сторону Родана, заявив, что поступок принца дал понять, что тот сделает что угодно, даже рискнет собственной жизнью, чтобы уберечь свой народ от зла. Брат Моркан выказал некоторые сомнения. Даже в кругу самых приближенных на сей счет есть разногласия. Но к нашей задаче это не имеет никакого отношения.
Он переходит на шепот и добавляет:
- Нессан, тебя могли видеть, либо когда ты выгонял на дорогу овец, либо позже, уже на холме. Не думаю, что тебя узнали, так что можешь радоваться. Я уже говорил тебе, что по этому поводу думаю, и не считаю нужным что-либо добавлять.
Интересно, кто рассказал Арку о ссоре? Возможности здесь весьма ограниченны - либо кто-то присутствовавший при разговоре регента с братом Морканом, либо человек, по своей должности имеющий возможность такой разговор подслушать. Я грешу на мастера Брондуса, но вопросов не задаю.
- Теперь что касается завтрашнего утра, - говорит Иллан, - уедете только после завтрака.
Я открываю рот и тут же его захлопываю.
- Это привлечет меньше внимания, чем отъезд на рассвете. У меня наготове три лошади. Если спросят, скажете, что Нессан по моему приказу едет отвести крестьянину коня, а ты, Кира, решила составить ему компанию, чтобы прогуляться. Наверх будете ехать не торопясь, чтобы никто не увидел, что вы гоните коней. Повтори, где находится пункт назначения и когда мы можем ждать вас обратно.
- В лесной чаще, на приличном расстоянии к северо-востоку от лачуги знахарки. В милях сказать не могу. Добираться туда… непросто. А после дождя и того хуже. Что же до нашего возвращения, то оно будет зависеть от очень многих факторов, нам неподвластных. Часть пути придется преодолеть пешком. Но арфу, надеюсь, мы сможем вернуть до наступления ночи, хотя бы для того, чтобы не ехать в темноте.
- Стражей у ворот отберут очень тщательно - и когда вы будете уезжать, и когда вернетесь, - говорит Арку, - по возвращении Нессан отведет лошадей на конюшню. Кира с Доналом доставят арфу прямо сюда, ко мне. Будем надеяться, что узнать инструмент не слишком легко, в противном случае у вас могут возникнуть неприятности.
- Не думаю, что его многие видели, - говорю я, - если, конечно, не считать друидов.
- Просто соблюдайте осторожность. Вам с Нессаном надо взять оружие. Только чтобы никто не видел.
Заводить разговор о железе и Колдовском мире сейчас не время. За моим ножом, как и в прошлый раз, сможет присмотреть Хозяюшка Джунипер. Жаль, что у меня нет времени с ней подробно поговорить. Насколько я понимаю, она, наверное, выступает в роли стража врат, или кого-то в этом роде, хоть и живет на некотором расстоянии от стены. Мне в ней видится человек, помогающий перемещаться между двумя мирами; помогающий решать, стоит ли пропускать того или иного человека через портал. Но, возможно, она делает намного больше. Хотелось бы знать, что там наверху случилось с Дау. Хотелось бы знать, почему на его лице появилось такое выражение. Он сидит рядом со мной и за все это время не говорит ни слова. Не думаю, что у меня есть право его об этом спрашивать, даже с глазу на глаз.
- Седельные сумки упакуете сегодня, - говорит Иллан, - и оставите здесь. Проследите за тем, чтобы взять все необходимое, и не забудьте захватить немного еды для Донала. Если путь туда, как вы говорите, неблизкий, то вам понадобятся не только припасы для себя, но и фураж для лошадей.
Он хмурит брови.
- Если там наводнение, оно может вас задержать. Возможно, надолго.
Иллан бросает взгляд на Арку.
- И ни в коем случае не подвергайте себя глупому риску, - говорит руководитель нашей миссии, - мы не хотим, чтобы вы или лошади сгинули в ночи с переломанными ногами или пробитыми головами, или увязли в болоте. Руководствуйтесь здравым смыслом. Если вашими стараниями арфа во время проведения ритуала будет здесь, считайте, что дело сделано.
- Хорошо, дядюшка Арт.
Почему я чувствую себя лгуньей? Эрнья сказала, что ей нужен человек, неизменно выбирающий путь справедливости и мудрости. Именно такой я всегда и хотела стать с того самого времени, как повзрослела достаточно, чтобы понимать, что это значит. Именно такой я и хочу быть. Однако если выполнить миссию, ради которой нас сюда позвал Кора, то это докажет, что я как раз совсем другая. Если Родан взойдет на трон, это не будет иметь ничего общего ни с мудростью, ни со справедливостью.
Но если поступить, как хочет Эрнья, то я подведу Арку. Я подведу всю нашу команду. Подведу Лебяжий остров.
37.Брокк
Я не могу оставить наши с Эрньей отношения в их нынешнем состоянии. Мне надо обязательно поговорить с ней откровенно, как, например, с моей сестрой. Но она не Ливаун, у нее есть это ее чудесное, загадочное «я», и каждый раз, когда мы с ней остаемся наедине, мне все труднее говорить связно. Вместо этого я краснею, заикаюсь и веду себя как четырнадцатилетний юнец, который не может набраться храбрости, чтобы пригласить красивую девушку на танец.
Великую песнь, о которой меня просила Эрнья, я закончил, хотя и не знаю, где и когда она будет исполняться. Может, она ждет, что я спою ее перед двором Брефны? Это было бы самым потрясающим номером труппы бродячих музыкантов, которая обычно предлагает слушателям совсем другое. Надо ее об этом спросить. Кроме того, я должен объяснить, почему так расстроил ее той ночью. Почему, как может показаться, ее отверг. Но даже не знаю, с чего начать.
Я собираюсь с мыслями и надеваю накидку, потому что сегодня прохладно. Она может сейчас искать у шатра ответы в своей чаше для гадания. Может гулять по лесу в компании крохотных птичек. Или держать совет с Ночной Тенью и Рябинником. Надеюсь, она окажется одна.
Не успеваю я коснуться двери, как в нее кто-то стучит, прося разрешения войти. А когда открываю, вижу Эрнью, словно пришедшую на зов моих мыслей.
- Можно?
Она улыбается радостной, широкой улыбкой и совсем не похожа на королеву. За ней в мой небольшой домик влетает порыв холодного ветра. Чтобы не замерзнуть, она накинула на голову капюшон.
- Завтра будет прекрасная погода, - говорит Эрнья и закрывает за собой дверь.
Я беру ее мокрую накидку и вешаю на колышек. Потом снимаю свою и вешаю рядом.
- Садись, пожалуйста. Рад, что ты пришла. Я…
Слова разбегаются. Предпринимаю вторую попытку.
- Время подшучивает надо мной. Когда канун Дня летнего солнцестояния? Завтра? Или через два дня?
- В этом царстве время идет не так, как в мире людей. Но ты прав, перед тем, как за тобой приедет сестра, ты проведешь под крышей этого дома еще одну ночь.
Я прочищаю горло и начинаю с начала.
- Похоже, той ночью я тебя обидел… оттолкнул. Прости, если причинил тебе боль.
Эрнья смотрит на свои руки, сплетенные на коленях. На ней очень простое платье, зеленое, как сосна зимой. За спиной - коса, перехваченная зеленой лентой. Перед ее приходом я лежал с открытыми глазами и тосковал по дому. Беспокоился за Ливаун. Скучал по семье, испытывал замешательство, чувствовал себя брошенным и забытым. Но стоило мне взглянуть на Эрнью, как сердце тут же начинает ныть от того, что совсем скоро нам с ней придется расстаться. И как быть с ее народом, с Рябинником, Ночной Тенью, Правдивкой и малышами? Как быть с Вороньим племенем? Как мне все это оставить? Есть и еще один вопрос, который я хочу задать, но, оказывается, не могу. Каким бы ни был ответ, он, по-моему, окажется роковым.
- Может, споешь мне, бард?
Голос Эрньи напоминает первый весенний цветок - такой же нежный и робкий.
- Если хочешь, конечно.
Эрнья встает.
- Рябинник говорил, что оставил где-то здесь медовуху. Где у тебя кубки? Ага, вот они.
Когда Эрнья проходит мимо маленькой печки, та действительно светится ярче или мне только кажется? Нераспечатанная бутыль медовухи стоит на моем рабочем столе, рядом с ней два кубка. Она наполняет их и протягивает один мне. Опускается на кровать и хлопает ладонью рядом с собой, приглашая сесть и меня.
- Ты дрожишь. Сядь поближе и расскажи, отчего твои глаза так печальны. Давай не будем стесняться и поговорим друг с другом откровенно. Я не играю с тобой, Брокк. И не принадлежу к числу королев из твоих древних сказаний, которые заманивают несчастных смертных своими чарами, а потом превращают в игрушки, чтобы изводить и дразнить. То, чего я хочу от тебя, гораздо проще.
Чем дольше мы сидим рядом, потягивая медовуху, тем больше успокаивается рассудок. Весь день у меня в голове кружили мысли, догоняя и пожирая друг друга, но теперь угомонились. Я чувствую себя чистой страницей, ожидающей, что на ней что-то напишут, и от этого на душе тревожно.
- Брокк?
Голос Эрньи - как мед, сдобренный пряностями. Она поднимает кубок левой рукой, а правую кладет мне на колено. Наверное, чтобы меня подбодрить. Но добивается совсем другого.
- Ты предложила не стесняться, но я, Эрнья, все равно смущен. То, чего ты от меня хочешь, не так просто. Ты королева, вынашивающая грандиозные планы изменить свой мир. И предлагаешь мне стать частью этого плана. Превратиться в героя. Отказаться от всего, что мне привычно и знакомо, от всего, что я люблю.
- Это, пожалуй, действительно не так просто. Но вот другая часть… - она нежно перебирает пальчиками, - …столь же естественна, как смена времен года. Меня, по крайней мере, уверяли, что это именно так.
- Эрнья…
От ее прикосновений мне трудно сосредоточиться. «Меня, по крайней мере, уверяли, что это именно так»? Что это значит? Может, она дает мне понять, что отношения между мужчиной и женщиной для нее тоже внове? Все свои познания об этом я черпал из сказаний и песен, из объяснений отца и брата Гэлена.
- Какую из известных мне легенд ни возьми, когда кто-то из моего племени связывает себя узами с такой, как ты, все неизменно заканчивается катастрофой.
Уже в следующее мгновение я понимаю, что в моих словах есть изъян.
- Мне напомнить тебе о твоих корнях? Думаю, не стоит. Но ты ничего не знаешь о моей истории. Она совсем короткая. Меня привели сюда, а вот времен, предшествующих моему появлению здесь, я почти не помню.
Я изумленно умолкаю. Она говорила мне, что мы с ней похожи, что она тоже полукровка, что в ее жилах тоже течет кровь двух рас. Я строил предположения, но до правды, оказывается, так и не добрался.
- Расскажи мне, пожалуйста, - говорю я, ставлю кубок и беру ее за руку.
- Как-то раз я тебя поддразнила, - отвечает она, - предположила, что тебя воспитали барсуки, затем положили в плетеную корзину из ивовых прутьев и пустили вниз по ручью. Меня растили люди. Растили как собственного ребенка. До пяти лет у меня были мать и отец, сестра и брат, собака, кошка и дом на лесной опушке. Я не знала, настоящий у меня отец или нет, но замечала, что со мной он ведет себя строже, чем со старшими детьми. Росла довольно счастливой, но неугомонной; всегда стремилась забрести в лес дальше, чем мне разрешали. Всегда хотела разговаривать с белками, кроликами и куницами. Дружила с птицами, хотела, чтобы они садились мне на плечи и руки и щебетом рассказывали мне истории. Когда я пела и разговаривала с ними, отец сердился. Самым страшным наказанием было оказаться запертой в доме с закрытыми ставнями. И еще, когда запрещали петь. Петь мне нравилось всегда. Когда сюда пришел ты, когда мы, куплет за куплетом, стали выводить ту песенку о животных, я испытала неописуемый восторг. У меня было такое чувство, словно я обрела недостающую частичку себя самой, мой второй голос.
- То же почувствовал и я.
- Когда мне исполнилось пять, из леса пришел человек, чтобы меня забрать. Совсем не такой, как отец, которого я знала, - высокий, бледный, худой, в просторной серой накидке, развевавшейся, как дым на ветру. Это был мой отец, настоящий отец из Колдовского мира, пришедший отвести меня домой. Отцу он заплатил золотом. Мне запомнились слова, который он ему сказал. «В этом мире она станет женой крестьянина, будет кормить кур и свиней и каждый год рожать по ребенку до тех пор, пока от этого не умрет. А в моем мире ей уготована роль королевы». Мать умоляла его на коленях и хватала за летящие полы накидки, но он вел себя так, будто ее и вовсе не было. Брат с сестрой, прижавшись друг к другу в углу и наблюдая за происходящим широко открытыми глазами, не говорили ни слова.
Так я оказалась в этом мире. Родной отец меня не воспитывал. Он бросил меня, я не знаю ни где он сейчас, ни жив ли вообще. Меня вырастили добрые обитатели этого царства, похожие на тех, которых ты здесь повстречал, создания разных размеров и форм. В возрасте пяти лет, лишенная всего, что мне было привычно и знакомо, я вдруг оказалась их королевой. Они, как могли, научили меня всему, что мне полагалось знать. Это хороший народ. Но они, Брокк, не такие, как я, и никогда такими не будут. Мне одиноко. Мое человеческое начало жаждет того… что можешь дать мне ты… если, конечно, захочешь. Я имею в виду не только плотские утехи, хотя, на мой взгляд, мы вместе могли бы с радостью их познать. Мне нужен товарищ, друг… мне нужен… я не могу подобрать точное слово.
- Ты его уже произнесла. Тебе нужна недостающая частичка твоего естества.
Мое сердце отбивает могучий ритм. Не военный марш, не паническое предупреждение и не отступление. Осознание. Музыка возвращения домой.
- Я очень хорошо тебя понимаю.
- Однако… Брокк… Я не хочу тебя принуждать. Не буду ни умолять, ни пользоваться чарами или заклинаниями, не стану угрожать, удерживать силой, прибегать к уловкам, что нередко позволяет себе Маленький народец для достижения поставленной цели. Как в великом деле сотрудничества и мира, так и не в столь значительной сфере наших собственных чувств ты и только ты должен сделать свой выбор. Если пожелаешь, то после Дня летнего солнцестояния можешь уехать из Брефны, и тогда мы с тобой больше никогда не увидимся.
Меня переполняют чувства. И желание - только их часть. Я собирался спросить ее о Дне летнего солнцестояния, об арфе, о том, как собрать все это в одно целое. Но теперь ни голова, ни сердце не готовы. Эрнья расскажет нам обо всем завтра, когда приедет Ливаун. Обещала рассказать.
- Нам надо подождать, - говорю я, поднося к губам ее руку.
От нее исходит аромат меда и роз. Мою щеку щекочет выбившийся локон ее волос. У меня перехватывает дыхание, но сейчас не время терять голову.
- Чтобы жить вместе… чтобы познать плотские утехи… Нам надо подождать, пока я не спою песнь твоего народа и не выполню поставленную задачу. Но ты только что попросила меня что-нибудь исполнить. Ты по-прежнему этого хочешь? Если да, что для тебя спеть?
- Колыбельную, - с улыбкой, обозначающей ее ямочки, отвечает Эрнья, - но колыбельную не для младенца, а для взрослой женщины.
Я выпускаю ее руку, встаю и устраиваюсь с арфой на колене на безопасном расстоянии от нее. Все так же улыбаясь, Эрнья ложится на кровать, кладет голову на подушку, будто чувствуя себя как дома, и смотрит на меня.
Колышутся листики ивы на теплом ветру,
искрится светом река,
Твои нежные пальцы сомкнулись
с моими во мраке ночи.
За нашим окном сложили
свои лепестки хрупкие цветы.
Ты - цветок гораздо слаще благоухающей алой розы.
- Как замечательно у тебя получается, - шепчет Эрнья, - продолжай, мой бард.
- Стихи довольно сентиментальные, - говорю я, уже задумываясь над тем, как сделать их лучше, хотя сейчас для этого и не время.
Замри в моих объятьях и ощути покой,
Отбрось тревоги и боль,
открой разум для мыслей о радости и мире,
Пусть звучит музыка, ласковая и чистая,
как песнь жаворонка или голубки,
Пусть наши взгляды радуют яркие образы,
поддерживая нас во тьме.
- Здесь должен быть еще один куплет, - говорит Эрнья, - в котором тот, кто поет колыбельную, и та, для кого она поется, должны лечь вместе и обняться, ведь хоть ветер в песне и теплый, в их маленьком домике все равно холодно. Но мы, похоже, этого не можем. Нам, как ты и предложил, надо набраться терпения. И знаешь, в предвкушении грядущих радостей есть своя особая прелесть.
Ее бледные щеки розовеют румянцем. В веселых глазах плещется свет. Как легко было бы сейчас отложить арфу, лечь вместе с ней на кровать - хотя для двоих она и узковата - и воплотить слова песни в жизнь. Но я ничего такого делать не стану. Эта песня не для сегодняшнего дня. Это - надежда на день завтрашний и все остальные «завтра», которые за ним последуют.
Сплетясь как дерево с лозой,
мы вновь и вновь касаемся друг друга,
Нашим телам этот язык знаком
как кроткий дождь,
Как легкий бриз, как распускающаяся листва,
как золотистый свет зари.
Мы любим, даем себе отдохнуть,
встаем и встречаем новое, яркое утро.
38.Дау
Канун Дня летнего солнцестояния. Время не такое раннее, как мне хотелось бы. Иллан выводит лошадей, Ливаун отошла в туалет. Мы с Арку сидим в комнате для репетиций.
- Кира нервничает, - шепчет Арку, - но, надеюсь, успокоится, как только вы выступите. Напомни ей пару раз за день поесть и попить, хорошо? А на обратном пути присмотри за ними обоими. Кто знает, в каком состоянии будет Донал? Ты должен быть самым хладнокровным. И не медли, если придется принимать жизненно важные решения. Одни лишь боги знают, почему я на это согласился!
- Сделаю все что смогу, - говорю я и выхожу из комнаты для репетиций, прекрасно осознавая возложенную им на меня ответственность и то, как она может повлиять на мое будущее.
Но о каких жизненно важных решениях он говорит? В отношении Арфы Королей? Я считаю себя умелым, храбрым, физически и умственно состоятельным, хорошо себя контролирующим. В основном. После того, как я провел некоторое время в компании Хозяюшки Джунипер, мне пришлось несколько пересмотреть это мнение. Но одно я знаю наверняка: чтобы дорасти до мужчины, которым я стал сейчас, мне пришлось упорно работать. Но это не значит, что я могу с этим справиться. О том, что лежит за той стеной в лесу, мне ничего не известно. Я ничего не знаю ни о музыке, ни о магии, ни о борьбе за власть, которую ведут друиды и короли. Я могу только одно - обеспечить безопасность товарищей. И надеяться, что втроем мы справимся.
Первый отрезок пути до дома Хозяюшки Джунипер мы преодолеваем быстрым шагом. У меня в поводу запасной конь, рядом скачет Ливаун. Говорить не могу - на дороге то и дело кто-то встречается. К тому же, ее сурово сжатые губы и полыхающие огнем глаза свидетельствуют, что она не расположена говорить.
Ближе к тропе, ведущей к дому сказительницы, мы проезжаем участки выжженной, почерневшей земли, усеянные поваленными деревьями. То здесь, то там виднеются обугленные останки лесных обитателей. Безрассудство Родана. Да будут благословенны боги за тот дождь, что спас дом Хозяюшки Джунипер и все, что простирается за ним.
На развилке проселка Ливаун спешивается. Я смотрю на нее, не понимая, дадим ли мы немного отдохнуть коням и себе, что было бы разумно, или просто оставим на хранение ножи.
- Слезай, - говорит она, - останешься с лошадьми и подождешь меня у Хозяюшки Джунипер. Оружие я оставлю здесь.
Этого, пожалуй, следовало ожидать, но меня ее слова все равно застают врасплох. Пока Ливаун ведет свою лошадь вверх по крутой тропе и привязывает ее на длинном поводу перед домом, я шагаю за ней с двумя другими. Ни Хозяюшки Джунипер, ни ее собаки нигде не видно. Свет внутри не горит, дым над дымоходом не вьется.
Молчать больше нет сил, хотя говорю я совсем тихо.
- Тебе надо сделать небольшой привал. Поесть и попить, дать отдохнуть лошадям. Потом поедешь дальше. Но не одна, а вместе со мной.
Она складывает на груди руки и сердито смотрит на меня, будто раздумывая, а не вырубить ли меня, чтобы не тратить времени на пустые споры.
- Во-первых, это небезопасно для лошадей, особенно если дорогу залило. Во-вторых, если они сейчас как следует отдохнут, то потом мы сможем вернуться быстрее. И в-третьих, что самое важное, я пообещала, что на этот раз приду одна. Без друга, ждущего у стены, который может попасться кому-то на глаза. В противном случае они попросту могут не отпустить Брокка.
Я едва сдерживаю проклятия.
- Хотя бы часть пути я должен пройти с тобой. Чем ближе окажутся лошади, тем лучше. Что если Брокк будет не в состоянии оттуда выйти? Ты что, собираешься тащить на себе не только арфу, но и его?
- Ты будешь мне помогать или нет? Ведь мы, насколько я понимаю, команда, так?
- Команда действует заодно. И ее члены прислушиваются друг к другу.
- Как раз ты-то меня и не слушаешь!
- А тебе наплевать на здравый смысл. Ливаун, тебе нельзя идти туда одной. К тому же, Хозяюшки Джунипер нет дома, лошади замерзнут, а вместе с ними и я. Меня послали помогать тебе, так воспользуйся мной, ради всех богов!
Она пристально смотрит на меня, и выражение ее лица меняется.
- Не могу. Она велела мне прийти одной. Я не могу рисковать, она может его не отпустить.
- Она?
- Я не могу об этом говорить. Стоит мне сболтнуть лишнее, как она тут же узнает. Мне пора, Дау. Ты не мог бы снять мою седельную сумку? У меня пальцы сводит.
О боги. С этой спокойной версией Ливаун еще труднее иметь дело, чем с яростной. Я отвязываю от седла сумку и протягиваю ей. О ее содержимом не спрашиваю. Наверняка все необходимое для выполнения миссии. Всей правды, по-видимому, мне никогда не узнать.
- Мне ненавистна мысль о том, что я не могу тебе помочь, - говорю я.
- Ты поможешь позже. Да и потом, если я буду знать, что ты меня ждешь, мне будет легче. Может, Хозяюшка Джунипер не заперла дверь. Тогда ты можешь развести огонь. Все, мне пора.
- Береги себя, - говорю я.
Справится ли она в одиночку? Еще совсем недавно она хромала из-за поврежденной лодыжки, к тому же, мы уже прилично проскакали. Но это Ливаун, и если кто-то и создан стать воином с Лебяжьего острова, то это она.
- И соблюдай осторожность.
- Ты тоже будь бдителен, - говорит она и уходит, - надеюсь, на этот раз мне не придется петь.
Когда она уже почти скрывается за деревьями, меня осеняет мысль. Окликать ее у меня нет никакого желания. Не хочу получить по шапке. Но если сейчас ничего не сказать, а потом окажется, что я был прав, она все равно меня убьет.
- Ливаун!
- Что? - не поворачиваясь, рычит она.
- Насколько я помню, ты говорила, что до Дня летнего солнцестояния нам надо станцевать три раза.
Повисает напряженная тишина, девушка замирает. Затем с чувством произносит «Черт» ивозвращается. Бросает на землю сумку и прямо на грязной тропе у лачуги с запертыми ставнями протягивает ко мне руки.
- Давай, и побыстрее.
Ненавижу танцевать. И ненавижу еще больше в отсутствие музыки, когда партнерша дрожит от напряжения, когда боишься исполнить танец недостаточно убедительно, полагая, что это повлечет за собой страшные последствия. Я беру Ливаун за руки.
- Что будем танцевать?
- Медленный. Ни на что другое я сейчас не способна. Раз, два, три, четыре… - шепчет она, задавая ритм.
Мы кружимся, сходимся и расходимся, отпускаем руки и водим друг друга по кругу.
- Вот так, - мурлычет она под нос обрывок какой-то мелодии, - то же самое еще раз. Правильно. Теперь поднимай руку и кружи меня. Хорошо. А теперь снова все с начала и до конца, просто на всякий случай.
На какой случай? На нас смотрят одни лишь лошади, и я сомневаюсь, что это для них что-то значит. Только вот… сейчас я действительно слышу музыку, но не пение Ливаун. Звуки доносятся из леса - высокая, нежная мелодия, исполняемая на инструменте, природу которого я не в состоянии определить. От этой мелодии мои ноги начинают двигаться чуть ли не сами по себе. И происходит нечто совершенно замечательное - я чувствую, что Ливаун расслабляется, из ее тела, словно тень после появления солнца, исчезает напряжение. Ей даже удается улыбнуться. Мы повторяем те же па еще раз, но теперь танцуем совершенно иначе. Она уверенно держит меня теплыми руками, наши тела движутся в такт. Когда она довольна, и я могу быть почти приятным.
Мы заканчиваем танцевать, я кланяюсь, она приседает в реверансе. Странная мелодия достигает высокой ноты, и медленно затихает.
- О боги, что это было? Или я не должен спрашивать?
Она по-прежнему стоит рядом. Волосы она тщательно уложила - как перед боем, - но мы долго скакали, и несколько прядок выбилось. Я поднимаю руку и убираю их с ее глаз. Меня пробирает дрожь. Надеюсь, Ливаун этого не почувствовала.
- Зов, - отвечает она.
Теперь ее глаза блестят и полны надежды. Она выглядит… непоколебимой.
- Они знают, что я здесь. Мне надо идти. Спасибо тебе, Дау… Думаю, ты только что спас нашу миссию.
Она берет мою ладонь, на миг подносит ее к своей щеке, хватает мешок и уходит. Я смотрю ей вслед до тех пор, пока она не исчезает из виду.
- Я многое повидала, и теперь меня мало чем можно удивить, - говорит кто-то у меня за спиной, и это точно не лошадь. Я поворачиваюсь и вижу Хозяюшку Джунипер, стоящую у входа в дом. Рядом с ней Шторм.
- Тебе лучше войти в дом, Нессан. Или, может, Дау? Сначала позаботься о лошадях, а потом я расскажу тебе обещанную историю.
Я удобно устраиваю лошадей в сарае, задаю им корма, наливаю воды, а на обратном пути прихватываю охапку дров для очага. Вытираю испачканные грязью во дворе ноги и переступаю порог. Складывая у очага поленья, заглядываю в корзинку. Там все так же лежит одеяльце, но под ним никого нет. Под столом что-то стремительно мелькает и тут же затихает. Поблескивая в свете очага, на меня смотрят бусинки глаз. У меня волосы встают дыбом.
- Его зовут Шубка-Чертополох, - спокойно говорит Хозяюшка Джунипер, словно сообщая о чем-то обычном, - с учетом всего, что с ним произошло, он неплохо идет на поправку. А как твои ожоги, Нессан?
Я показываю. Она, похоже, довольна, что я залечил их.
- Вот и славно. А теперь садись. Твою спутницу, может, и не заботят такие насущные вещи, как еда и питье, но у тебя довольно времени. До того, как ты ее снова увидишь, пройдет, думаю, несколько часов. Поэтому давай я тебя покормлю, а если очень захочешь мне помочь, найду тебе пару дел, чтобы ты чем-то занял себя до ее возвращения. Но пока сядь и дай отдых ногам. Сегодня ты меня удивил.
Она суетится вокруг очага, возится с травами и чашками. В доме пахнет мятой и чем-то более острым, но чем именно, я не знаю.
- Удивил? Но чем?
- Не ожидала увидеть тебя танцующим. Тебя и твою подругу.
- Думаю, это действительно может показаться странным.
Я доверяю ей, насколько вообще могу кому-то доверять. Доверяю, несмотря на то, что ей стало известно мое настоящее имя. Но о миссии все-таки говорить не могу. Как и о том, что рассказала мне Ливаун о мире за стеной. Хотя и рассказала совсем немного.
- Она причислила танец к заданиям, которые ей было велено выполнить перед тем, как снова отправляться в лес.
- Вот оно что. Задание. Тогда понятно.
Не знаю, что она имеет в виду. Но хорошо помню, как изменилась Ливаун, заслышав ту странную лесную музыку. Помню момент, когда я коснулся ее лица. Помню, как посмотрел ей в глаза. Хотя обо всем этом лучше забыть. Я глажу Шторма по голове и немигающим взглядом смотрю на огонь. В сторону маленького существа под столом стараюсь не смотреть, но чувствую, что оно не сводит с меня глаз.
- К завтрашнему ритуалу вам надо вернуться ко двору, - замечает Джунипер. - На трон взойдет новый король, и для Брефны начнется новая эра.
Рот, помимо воли, кривится в гримасе. После пожара она прекрасно знает, что я думаю о единственном претенденте на корону.
- Насколько я понимаю, вы с принцем примерно одного возраста, - говорит Джунипер, - расскажи мне, что ты о нем узнал, если не считать пожара.
- Я простой помощник кузнеца. А он сын короля.
- Он человек. И ты человек. Ответь честно. Я умею хранить секреты.
- Он совершенно не заботится о лошадях и унижает тех, кого считает ниже себя. Быстро впадает в гнев из-за пустяков. Действует бездумно, импульсивно. Умеет произносить пламенные речи. Способен увлечь за собой других. Но не всех. В сочетании с недостатком рассудительности это может представлять угрозу. Он уже многих подверг опасности.
- Продолжай.
- Судя по всему, он вряд ли подходит для уготованной ему роли. И, насколько я понимаю, не готов взять власть в свои руки. Мне кажется, наследного принца надо было лучше учить.
- Вот оно что. Но Родан никогда и не был самым умным из братьев. Без конца скакал верхом, охотился, развлекался, но так ни в чем и не преуспел. Учиться ему было трудно. Он не мог надолго сосредоточиться на чем-то одном. Писать ему было тяжело, интереса к сказаниям и легендам он не питал. В помощь королю в таких делах есть, конечно же, придворные: законники, советники, писцы и прочие. Но если не прислушиваться к их советам, проку от них никакого. Родану это понять оказалось труднее всего.
Я шумно вздыхаю.
- Откуда вы это знаете? Вы были его няней? Или, может, кем-то еще?
Хозяюшка Джунипер закидывает голову и раскатисто хохочет, удивляя и меня, и собаку.
- Я? Няней? - смеется она. - Это вряд ли. Я бы, Нессан, отпугнула от себя даже самого бесстрашного ребенка. У меня были друзья при дворе. Особенно один, который всегда был рад оттуда сбежать, чтобы послушать еще одну мою сказку. Тот, кому я передала немалую толику своей мудрости. Для него я делала все, что могла. Когда перед ним встал очень трудный выбор, ему понадобились все его силы.
- Хозяюшка Джунипер. Я слышал, что… Я знаю, что когда Брефне требуется новый правитель, претендовать на трон может любой молодой человек королевской крови, достигший восемнадцатилетнего возраста.
- Так оно и есть, Нессан.
- Ходит слух… я слышал, что у прежнего короля был еще один ребенок. Который почему-то лишился права претендовать на трон. Я знаю, что у Аэнгуса есть дочь. Однако вы сказали, что Родан был не самым умным из братьев. Можете рассказать мне об умном брате?
- Ну что же… - говорит Хозяюшка Джунипер и откидывается на спинку стула. - Пришло время рассказать мою историю. Нессан, ты не разольешь отвар по чашкам? Думаю, мне лучше называть тебя этим именем, а не тем, другим.
- То мое имя не для Брефны.
- Хм. Я это учту. Самую маленькую чашечку налей, пожалуйста, Шубке-Чертополоху, аккуратно перед ним поставь, дай ему немного хлеба и сыра. Наша еда ему не вредит, но переедать нельзя.
Я выполняю ее распоряжения, думая о том, не вонзит ли Шубка-Чертополох в мою руку свои зубки, пока я буду ставить перед ним чашку и блюдце. Но он не кусается. Чуть позже снизу доносится тихое чавканье, но я туда не смотрю.
- Спасибо, - говорит сказительница, - наполни, пожалуйста, мою чашку и угощайся сам. Теперь слушай. Жил-был король. Назовем его Аэнгусом. Человеком он был добрым, хотя и не великим, до мудрого и проницательного правителя ему было далеко, но времена были спокойные, и он совсем неплохо царствовал. Он женился на дочери принца Коннахта, и их счастье омрачало лишь одно: его жене Дейре не удавалось выносить ни одного ребенка. Со временем народ стал сомневаться, что королевская чета произведет на свет хотя бы одно здоровое дитя. Стали поговаривать, что их союз проклят - это был всего лишь слух, но его разнесли по всей округе. Если у короля не будет сыновей, то королевство перейдет к какому-нибудь более дальнему родственнику, и род Аэнгуса будет прерван. Так, по крайней мере, говорили.
После трех лет замужества королева Дейра, потеряв еще одного ребенка, который так и не смог родиться, настолько ослабела телом и духом, что на какое-то время сделалась затворницей и не желала видеть никого, кроме своего доктора и служанок. Доступа на ее половину лишился даже муж. Поэтому в том, что Аэнгус, тоже оплакивавший утрату - кто сказал, что мужчин не ранят такие потери? - обрел утешение в объятиях другой женщины, нет ничего удивительного. Она была юной леди высокого рода, сестрой одного из королевских советников, который приехал во дворец на лето. Их связь держалась в тайне. Некоторые потом поговаривали даже, что все было спланировано заранее, чтобы у короля родился наследник, которого ему не могла подарить жена. И действительно, так могло и быть.
Джунипер умолкает, чтобы сделать глоток отвара. Ее рассказ меня захватил, я чувствую, что стою на пороге чего-то очень важного.
- Так и случилось, молодая леди вернулась домой беременная ребенком короля. А когда благополучно разрешилась от бремени, родив мальчика, Аэнгус публично признал отцовство и щедро наградил ее семью. Когда мальчику исполнилось пять лет, его забрали в королевский замок, где он стал приемным сыном Аэнгуса и его королевы. И оставался там до тех пор, пока… ладно, об этом позже. К всеобщему удивлению, к тому времени Дейра произвела на свет собственное дитя: Родана, который был на три года моложе брата. Хотя внешне они были немного похожи, повзрослев, стали совершенно разными молодыми людьми - один вдумчивым, прилежным и добрым, другой… ты довольно точно обрисовал в общих чертах его характер. Для помощника кузнеца у тебя, Нессан, очень острый ум. Да и говоришь ты на удивление хорошо для парня, не получившего, надо полагать, надлежащего воспитания.
- Спасибо, - говорю я, не желая заглатывать наживку.
Джунипер широко улыбается и продолжает:
- Мальчики росли вместе, хотя и никогда не сближались - у них было мало общего. Когда одному из них исполнилось пятнадцать, а другому двенадцать, королева снова всех удивила, родив еще одного ребенка, хотя уже и была к тому времени в годах. Полагаю, что Аэнгус предпочел бы сына, но дочь тоже может принести пользу, потому что через ее брак можно породниться с кем-то еще. Король с советниками наверняка с самого рождения бедной девочки думали, за кого бы ее выдать замуж. После родов королева, к несчастью, очень ослабела и скончалась, не прошло и лунного месяца.
Аэнгус ненадолго пережил жену, заболев зимой лихорадкой, и Кора стал регентом. Несмотря на траур, будущее его народа озаряла надежда: впреемнике никто не сомневался. Старший сын вырос в превосходного, мудрого не по годам молодого человека, любимого и уважаемого всеми без исключения. Кроме того, благодаря своей любви к музыке и традициям, он установил тесные связи с сообществом друидов.
Одним словом, он был желанным претендентом на престол, на который мог предъявить свои права через три года после кончины Аэнгуса.
Хозяюшка Джунипер умолкает, ее взгляд гаснет.
- И как его звали, этого необыкновенного молодого человека? - спрашиваю я, хотя и так это знаю, потому что сам видел его в тот день, когда, стоя на лестнице, привязывал гирлянды.
- Фелан, - тихо отвечает она, - он был моим хорошим другом. Я по нему скучаю. Из него получился бы замечательный король, но он избрал иной путь.
- Отверг королевский сан, чтобы стать друидом?
Она бросает на меня быстрый, проницательный взгляд.
- Не каждый, Нессан, жаждет власти. Не каждый считает своим долгом следовать желаниям отца. Со временем Фелан может стать лидером иного рода.
- Верховным Друидом?
- В твоих словах слышится чуть ли не презрение. Такой человек может оказывать на общину огромное влияние. И обладать огромными возможностями делать добро. Мудрый король всегда прислушивается к Верховному Друиду. Я думаю, что Фелан в братстве может достичь больших высот, поговаривают, что они возлагают на него большие надежды. Но он не амбициозен и добивается всего только благодаря талантам, которыми его одарила природа.
- Мне кажется, что история не закончена, - говорю я, когда она умолкает. - Будет ли у этой занятной сказки о двух братьях счастливый конец?
- Конец у этой сказки может оказаться каким угодно. О том, что будет дальше, мне, возможно, расскажешь ты или твои друзья.
- Я, Хозяюшка Джунипер, не могу.
- Не можешь или не хочешь?
Я отвечаю не сразу. Друид не может стать королем. Это невозможно из-за правил, определяющих их затворническую жизнь. Даже если предположить, что Ливаун с Брокком уйдут оттуда с Арфой Королей, и мы вернем ее Верховному Барду, конец этой истории может быть только один - Родан станет королем Брефны. И успешное завершение миссии, на самом деле, окажется провалом.
- Не могу, - отвечаю я, - не потому что не доверяю вам, Хозяюшка Джунипер, а потому что действительно ничего не знаю.
39.Ливаун
К стене я подхожу в промокших ботинках, штаны до колен насквозь пропитаны влагой. На одном плече у меня болтается юбка, на другом сумка. Настроение далеко не лучшее. Добираться сюда мне пришлось намного дольше, чем хотелось, хотя я не останавливалась и даже не прикасалась к еде, которую Арку заставил меня взять с собой. Солнце уже перевалило зенит, в лодыжке пульсирует боль. Теперь, услужливо сориентировав меня музыкой, народ Эрньи молчит. Ладно, это в последний раз. Стена, я под ней и ни одной живой души в поле зрения, если не считать насекомых, которые так и норовят укусить. Похоже, надо петь.
Можно негромко, они и так знают, что я здесь. Конечно знают, иначе почему эта странная мелодия прекратилась сразу после того, как я увидела стену? Перед тем как начинать, надо попить. Пальцы сводит. Будь рядом Дау, я бы попросила его вынуть пробку из бурдюка. Попросила бы, ничуть не стыдясь своей просьбы. Но вместо этого неловко делаю это сама, проливая воду на блузку. Заставляю себя сделать глоток и пою. За такое пение никто бы не заплатил. Не подумал бы встретить мои усилия аплодисментами. Я пою слабым, печальным, дрожащим голосом. Совсем не как воительница с Лебяжьего острова. У меня ничего не получится. Кто пропустит через стену такое жалкое создание? С какой стати доверять Арфу Королей такой ничтожной личности?
Точно. Попробую лучше марш из тех, что так любят на Лебяжьем острове. Он меня хотя бы взбодрит.
К оружию! К оружию! Мы к бою готовы!
Воины Эрина, поднимите выше свой славный стяг!
С достоинством разите клинком,
И пусть вашим кличем будет только «Вперед!».
Вперед к победе! Победа или смерть!
Кому какое дело, что это может казаться глупым? Кому какое дело, насколько глупым может казаться пение, если от него зависит будущее брата? Я пою все куплеты и еще пару сочиняю на ходу, и после каждого повторяю припев «К оружию!». И пока пою, без конца марширую.
Когда мне случалось исполнять эту песню на Лебяжьем острове, уже на втором куплете ко мне присоединялись слушатели, дополняя свое участие громоподобным топаньем ног, а порой, - в зависимости от обстоятельств, и количества кубков с элем - грохотанием кулаков по столам. Однако подданным Эрньи этот марш, похоже, не так нравится, как моим товарищам. Голосов, кроме моего собственного, не слышно. Портал закрыт. И вообще ничего не происходит, если не считать солнца, которое за одну-единственную песню проделало весьма значительный путь. Глядя невидящим взглядом на тени от деревьев и думая о брате, я забываю о пении. Что если Эрнья и не собиралась выполнять данное слово? Что если она не намерена его отпускать?
Можно попробовать кое-что еще. На дно сумки я засунула куклу Волфи, в мантии друида и с волосами, свидетельствующими о том, что в его жилах течет королевская кровь. Надеюсь, мне позволят вернуть ее Ашллин. Кукла - самая интригующая часть всей этой головоломки.
- Я сделала все, о чем вы просили, - говорю я, не повышая голоса, и поднимаю Волфи повыше, - и выполнила все задания. А теперь прошу вас, пропустите меня через стену. Время уходит.
Время летит с невероятной скоростью. Может, кто-то недобро шутит надо мной? Ведь есть множество сказок, в которых люди, покинув Колдовской мир, обнаруживают, что за один день, который они там провели, у них дома прошла сотня лет.
- Нам надо вернуться ко двору.
Нет ответа. С каким бы удовольствием я швырнула в эту злополучную стену пару увесистых камней, вдобавок проорав весь имеющийся у меня запас ругательств. С каким бы удовольствием завизжала и бросилась рвать на себе волосы. Но впадать в ярость бесполезно. Вместо этого я жду, стараясь думать о Брокке. Представляю, как он сочинит песнь о пережитом. О женщине, которая будет стоять под стеной до тех пор, пока не превратится в ледяную глыбу, в камень или вообще непонятно во что. О том, как она будет оставаться такой годами, как отовсюду будут приходить странники, чтобы в изумлении поглазеть на это. Что же до брата, в жертву которому она себя принесла, то он навсегда останется в царстве фей и за пирами и танцами просто забудет, что у него когда-то была сестра.
Я жду, жду и снова жду. Время вернуться обратно, пока не стемнеет, у нас еще есть, при условии, что Эрнья не задержит нас надолго. Я притоптываю ногами и обнимаю себя за плечи, раздумывая, не поднять ли жуткий шум - в такой ситуации это, вероятно, могло бы помочь. Из-за мокрой одежды меня пробирает дрожь. Мне холодно, и все никак не дает покоя лодыжка. Значит, возвращаться будет не очень весело. Как бы мне хотелось, чтобы со мной пошел Дау. Но я не смогла этого позволить. Нельзя допустить ни единой оплошности. Или, может, я уже в чем-то ошиблась? Может, пропустила что-то еще? Почему же они не открывают портал?
- Проходи, - слышится чей-то голос.
На портал падает солнечный луч, высвечивая стоящий за ним силуэт в мантии. Существо машет мне рукой, приглашая войти. То самое создание, похожее на сову. Ночная Тень. Я запихиваю Волфи в сумку и молча возношу молитву, хотя и не знаю кому. Прохожу за поводырем через портал и оказываюсь в Колдовском мире.
Все как и в прошлый раз, только еще необычнее. Несмотря на солнечный день, на деревьях развешаны фонарики, и поляна залита причудливым светом. Ярко освещенные фигурки похожи на живых созданий, но ни одно из них ничем не напоминает обитателей моего мира. Повсюду порождения сверхъестественного. Ночная Тень подводит меня к трону из сплетенных ивовых прутьев, на котором сидит королева Эрнья. В складках ее мантии словно прячется лунный свет. Поверх нее - накидка нежного темно-голубого цвета. Уложенные в высокую прическу волосы украшены яркими лентами. Стало быть, это что-то вроде официального приема.
У ее ног с арфой на колене сидит мой брат - смотрит на меня и улыбается, но глаза печальны. Я хочу броситься к нему, обнять и как можно быстрее увести отсюда. Но приходится вести себя по правилам, установленным Эрньей. Я стою перед королевой в мокрых штанах, с прилипшими к лицу волосами и пытаюсь угадать, что она сейчас скажет.
- Добро пожаловать, воительница. Путешествие оказалось холодным и долгим. Ты выполнила мои задания?
- Да, миледи.
Чтобы демонстрировать уважение, мне приходится прилагать усилия. Я ужасно устала, у меня все болит, и нет никакого желания здесь находиться.
- Я помогла построить замок из глины и песка, а затем посмотрела, как его смыла вода. Сделала куклу из позаимствованных материалов, - я вытаскиваю из сумки Волфи и показываю ей, - и повела дело так, что она наблюдала будущее Брефны.
Я и правда надеюсь, что это и есть будущее Брефны. Но как долго подданным королевства придется ждать, и какой ущерб за это время успеет нанести Родан?
- И трижды станцевала с человеком, который ненавидит танцевать.
- Ты все сделала правильно, - говорит Эрнья, - как и наш бард. Совсем скоро вам надо будет отправиться обратно в ваш мир. Но сначала давайте немного послушаем музыку. Только не ту песнь, которую для нас сочинил Брокк, для нее еще не пришло время. Мой народ изъявил желание послушать ту, что он пел, когда впервые приблизился к нашим вратам. От нее лица моих подданных озарились улыбками. Ну что, бард, споешь нам?
Когда она смотрит на моего брата, выражение ее лица совершенно меняется. Теперь в ее взгляде появляется нежность, искренность и тепло, что совершенно не мешает ему оставаться царственным. Так какой же из этих двух ликов Эрньи настоящий?
Брокк всегда умел покорить публику с самого первого аккорда мелодии и этот раз исключением не становится. Мне еще никогда не доводилось слышать, чтобы он так прекрасно играл, извлекая ноты, каждая из которых настолько ясна и лаконична, что даже нетренированное ухо может осознать, насколько сложна мелодия. Но эту песнь он словно собрался петь вечно. У него усталый вид, а поход через залитый водой лес отнюдь не обещает быть легким. «Не теряй головы», - говорю я себе, разжимая кулаки. Нам надо идти. Надо возвращаться ко двору.
Ночная Тень бросает на меня взгляд, и я понимаю, что притопываю ногой, причем отнюдь не из-за музыки. О боги, этой песне нет конца. Мне безразлично, как чудесно она звучит, безразлично, что так манит голос брата, безразлично, что от нее в восторге Маленький народец, безразлично, что Эрнья, вероятно, попросила о ней взамен на обещание нас отпустить. Я просто хочу, чтобы все это быстрее закончилось.
- Прошу прощения, - шепчу я.
Оставаться на месте нет сил. Я волнуюсь за Брокка, хотя он играет и поет мастерски, с нежностью и душой. Волнуюсь из-за того, что может случиться, если нас кто-нибудь повстречает на обратном пути и станет задавать неудобные вопросы. А Эрнья даже еще не отдала нам арфу. Что если все это обман, и инструмента у нее нет?
Песнь, наконец, подходит к концу, и обитатели леса награждают Брокка бурными аплодисментами.
- Чудесно, мой бард, - говорит королева Колдовского мира, - а теперь танец. Пусть все это закончится на радостной ноте!
Я с огромным трудом сдерживаю ругательства. Сколько еще она будет нас здесь держать? Неужели планирует дождаться, когда сядет солнце, чтобы мы тащились в полутьме по заводям и болотам?
Брокк выглядит спокойным, чуть приподнимает арфу, удобнее пристраивая на колене, расслабляет плечи, искоса смотрит на меня и наяривает «Скачущего Артагана». У меня в сумке есть свирель. Я подумала, что она может пригодиться мне, как в прошлый раз. У меня нет особого желания играть для этой публики, однако звуки стремительной джиги звучат как никогда раньше, заполняя пространство под сенью старых деревьев блистательным торжеством звуков, на лице Брокка появляется выражение с одной стороны удивления, с другой озорства, в итоге я, помимо воли, достаю свирель и присоединяюсь к нему. Собравшиеся танцуют, скачут, а в паре случаев даже отправляются в полет. Королева сидит неподвижно, не сводя глаз со своего барда. Я плыву по волнам звучания арфы, звукам восхитительным и вибрирующим, наполненным весельем и восторгом, по этой музыке - вечной в своем восхвалении жизни. Мне кажется, что я играю хорошо, что это, несмотря ни на что, лучшее исполнение за всю мою жизнь. Но Брокк… Пока его пальцы порхают по струнам, я глубоко в душе понимаю, что непритязательный, старый инструмент, на котором он сейчас играет,
судя по всему, и есть Арфа Королей.
Джигу мы исполняем в привычной для нас манере, ускоряясь на каждом куплете. Кто-то из толпы отбивает ритм, но кто именно мне не видно. Танцующие от нас не отстают, кружат, прыгают и крутятся волчком. Заканчивая, мы с Брокком переглядываемся, чтобы как можно лучше сыграть финал. Раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три - стоп! Незримый барабанщик дисциплинированно замирает одновременно с нами. Я широко улыбаюсь брату, и он отвечает мне тем же. Позабыв на миг обо всем, кроме музыки, я чувствую, что очень довольна.
Эрнья встает и поднимает руку, желая утихомирить разошедшуюся толпу.
- А теперь давайте прощаться, - говорит она им, - наш бард и его сестра возвращаются в свой мир.
После этого нам опять приходится тратить время впустую, потому что подданные Эрньи - каждый по отдельности - выходят вперед и то кланяются Брокку, то целуют его в щеки, то берут за руку и писком, чириканьем, гиканьем или шепотом произносят слова прощания. Страж Рябинник склоняется перед ним в почтительном поклоне, Ночная Тень степенно жмет руку. Я прячу свирель, завязываю сумку и опять жду.
В конце концов, Эрнья взмахом руки велит своему народу разойтись. Через несколько мгновений место для общих сходок пустеет, остается только она с Рябинником да мы с Брокком. Даже Ночная Тень, и та ушла.
- Арфу, Брокк, положи в чехол, - говорит королева, - и относись к ней с уважением, ведь в ней живет груз многих лет и мудрость многих поколений.
Она поворачивается ко мне и спрашивает:
- Если бы выбор целиком зависел от тебя, что бы ты сделала с этим бесценным сокровищем? Говори искренне, от всего сердца.
Я вздрагиваю.
- Можете положиться на нас, миледи, мы примем решение на основе мудрости и справедливости.
Теперь мне известно, каким оно должно быть, это наше решение. Не уверена, что со мной согласится Брокк, что же касается Дау, то я уже вижу, как его воля будет противостоять моей.
- Своим выбором мы проявим уважение к прошлому и продемонстрируем веру в будущее.
Я не стану спрашивать ее, кто забрал арфу из неметонов. Достаточно того, что инструмент оказался здесь, и она доверила нам вернуть его в срок.
- Ты - дитя мудрых родителей. Меньшего я от тебя и не ожидала. Как я уже говорила, древние законы моего народа запрещают мне напрямую вмешиваться в дела людей. Но в случае необходимости я могу действовать через некоторых людей, женщин и мужчин - обладающих мудростью, мужеством и прозорливостью. На свете существует магия более высокого порядка; могущество, происходящее от самой земли, по которой мы ступаем, от океанов и лесов, от самых глубоких пещер, от небесных тропинок солнца и луны. Когда путь впереди кажется мрачным и трудным, когда ты не можешь найти своей дороги, обратись к этому могуществу и попроси повести тебя за собой, потому что в каждом из нас, даже в самом маленьком, есть искра этого великого огня. А теперь прощайте. Счастливого пути. Пройдет совсем немного времени, и мы с вами снова увидимся.
Я открываю рот, чтобы попрощаться, но в этот момент нас закручивает вихрь. Меня качает, но сохранить равновесие все же удается. Что за?.. Когда деревья и трава возвращают себе привычный вид, мы с Брокком уже одни. По ту сторону стены.
40.Дау
Я все жду и жду. День закончился, наступила ночь. Взошедшая луна начала свое путешествие по небу. А их все нет. Я боюсь, как бы не стряслось беды. Боюсь ужасного несчастного случая. Нападения. А что если Ливаун все еще стоит под той стеной и поет в полном одиночестве? Может, Брокк вообще никогда больше не сможет оттуда вернуться?
Хозяюшка Джунипер меня успокаивает, подливая в чашку своего отвара. Упрашивает меня перемолвиться парой фраз с Шубкой-Чертополохом, который говорит на нашем языке, только немного писклявым голоском. У меня такое чувство, что я схожу с ума. Хозяюшка Джунипер просит меня прилечь и отдохнуть, но мне это не под силу. Голова гудит от хаоса мыслей. Арфа. Миссия. Брокк. Ливаун. Надо было пойти с ней. Нельзя было отпускать ее одну. О чем я только думал? Шубка-Чертополох подходит ко мне и ласково похлопывает по ноге маленькими тонкими пальчиками. Шторм кладет голову мне на колени. Но я не могу успокоиться. Может, вернуться ко двору, разбудить Арку и сообщить ему скверные новости? Или отправиться в лес и попытаться отыскать ребят? Если кто-то из них там сейчас умирает в ожидании помощи, я никогда себе этого не прощу.
Наконец, снаружи до нашего слуха доносятся шаги. Брокк выглядит как сама смерть, да и Ливаун немногим лучше. Насколько я понимаю, мы все еще можем вернуться ко двору к рассвету, хотя и в самый последний момент. Арфа у них в каком-то заурядном чехле. Ливаун клянется, что она настоящая. У них все получилось. Миссия, которая так часто казалась мне гиблым делом, увенчалась успехом. Я едва могу в это поверить.
Хозяюшка Джунипер велит им сесть, кормит и поит. Она перевязывает лодыжку Ливаун, которая у нее явно болит. Брокк необычно спокоен. Я не досаждаю ему вопросами. Сейчас важно только одно - доставить арфу в срок.
Ливаун говорит что-то о том, который сейчас час, о том, как быстро прошел день и большая часть ночи, на что Брокк отвечает ей не менее странно в том духе, что все тщательно спланировано, и мы вернемся в точности когда надо. Все это бессмысленно, поэтому я выхожу, седлаю лошадей и подвожу их к двери в дом. Хозяюшка Джунипер возвращает наше оружие. Я ее благодарю, вспоминая, как она впервые оказала мне услугу, и как грубо я тогда себя вел. Она просидела со мной до глубокой ночи, чтобы составить компанию, и, вероятно, не дала мне совершить какой-нибудь идиотский поступок.
- Ты хороший человек, Нессан, - тихо говорит она, - ступай, счастливого пути. И присматривай за друзьями.
По настоянию Брокка арфу повезет он сам, привязав к спине. Ливаун предлагает отдать инструмент ей, но он противится, отвечая, что действует в соответствии с наставлениями: ему велено сделать по-своему и везти Арфу Королей самому. Я не спрашиваю, ни кто отдал им инструмент, ни как они его вывезли, ни откуда известно, что он настоящий. Не спрашиваю, почему они так задержались. Думаю, у нас еще есть время доставить арфу ко двору, но лишь в самый последний момент, поэтому ошибиться нельзя. Интересно, а Брокк не уснет прямо на лошади?
- Ливаун, - говорю я, когда мы выезжаем, - нам с тобой спать нельзя.
- Можем петь, - предлагает она, - например, какой-нибудь марш, только не для пешего, а для конного похода.
- Или рассказывать истории, - вступает в разговор Брокк, по меньшей мере, демонстрируя, что он слушает.
- Дау, - обращается ко мне Ливаун, - ты помнишь песню, которую пел у стены, когда я выдохлась и не могла продолжать? Давай исполним ее.
Она заводит песнь о рыбаке и женщине в тюленьем обличье. Несколько мгновений спустя ей начинает тихо подпевать Брокк. Скакать на коне в ночи само по себе трудно, не говоря уже о том, чтобы при этом еще и петь, но я делаю, что могу. Когда мы заканчиваем, Ливаун говорит:
- Неплохо. Может, еще одну?
Она смотрит на небо. Неужели уже светает?
- Нет, - говорю я, - давайте лучше расскажу вам историю, которую услышал от Хозяюшки Джунипер. Вам надо услышать ее до возвращения ко двору.
И я рассказываю им историю о короле, у которого было двое сыновей. О брате умном и брате недалеком. А когда называю имя Фелана, Брокк внезапно осаживает коня, заставляя сделать то же самое и нас с Ливаун.
- Фелан… - повторяет он. - Можно было догадаться! Между ними есть что-то общее. Фелан рожден стать друидом и не по годам мудр. Он человек спокойный и вдумчивый. И намного больше подходит для избранной им жизни.
- Но при этом мог бы стать гораздо лучшим королем, чем его брат, - вставляет слово Ливаун.
- Он сделал свой выбор, и выбор этот наверняка дался ему нелегко, - говорит Брокк.
- Ашллин на это намекала, - замечает Ливаун. - Ей запретили говорить об этом, но она выдала тайну, когда играла с сыновьями Тоссака. Я должна была раньше понять, что ее так огорчает. Девочка зовет его Волфи и до сих пор страшно по нему скучает. Здесь осторожно: дорога мало того, что неровная, так еще и залита водой.
- Брокк, - отваживаюсь спросить я, - а друиды могут отпустить Фелана, чтобы он стал королем? Он же провел в ордене всего несколько лет. Верховный Друид, должно быть, знает, насколько ужасен Родан. Могут они ради него отступить от правил?
- Вступая в орден, - говорит Брокк, - человек отказывается от прежней жизни. Так говорят в неметонах. Это примерно то же, что змея, сбрасывающая свою шкуру. Прошлого больше нет, и будто даже никогда не было. А их орден чрезвычайно строг. Сомневаюсь, что они вообще когда-либо думали о том, чтобы отступить от правил.
- Сурово, - отвечаю я, жалея, что чего-то такого нельзя сделать с моим собственным прошлым.
- А что если он потом возвысится до немалых высот, и ему придется покидать неметоны, чтобы советоваться со светскими правителями? - спрашивает Ливаун. - Некоторые могут помнить его по прошлой жизни. И как быть с его семьей? Как они должны вести себя при случайной встрече? Игнорировать друг друга?
- Полагаю, что к тому времени он станет настолько искушен в мудрости и традиции, что мастерски справится с любой ситуацией. И поведет себя вежливо, но беспристрастно.
Мы некоторое время едем молча. В какой-то момент нам приходится остановиться, чтобы дать отдых и себе, и лошадям. Если Брокк спешится, то сесть обратно в седло ему будет тяжело. Я бы хотел повезти арфу вместо него - на его лице явственно заметно напряжение, - но точно знаю, что он отвергнет предложение. А Ливаун? Сколько она уже не спала? Может, мне заставить их устроить привал? Но небо меняется, скоро начнет светать и нам надо ехать дальше.
- Ливаун, - зову я.
- Что?
- Ты и сама знаешь, о чем я тебя хочу спросить.
- Что я собираюсь делать, когда мы окажемся на месте, да? И, насколько я понимаю, не только каким путем доберемся до ритуальной площадки, но и как незаметно доставим арфу?
По ее голосу чувствуется, что она на грани, и ее железный самоконтроль вот-вот даст сбой. В том, как бежит время, действительно есть что-то странное, и этого вполне достаточно, чтобы выбить из колеи даже самого спокойного человека.
- Нам будет полезно знать твой план, если он существует, - говорю я, - по моим подсчетам, мы будем на месте незадолго до рассвета. Арку будет высматривать нас до самого последнего момента, заняв место в задних рядах толпы, чтобы, с одной стороны, увидеть нас, с другой, следить за ритуалом. Мы вряд ли проскользнем незамеченными с тремя лошадьми и арфой, не говоря уже о нашей одежке, совсем не подходящей для такого случая.
- К несчастью, мой план не включает ни горячую ванну перед прибытием, ни прическу, ни придворные наряды, - говорит Ливаун, раздраженно, - Арку поговорит со стражей. Или попросит об этом Брондуса. Я не планировала являться ко двору с большой помпой, поэтому последний отрезок пути мы пройдем пешком.
Я в сотый раз смотрю на небо. Луна явно движется быстрее обычного и не поверить в это очень трудно. Когда я поднимаю голову, слышится хлопанье крыльев, сопровождаемое мерзкой вонью. Ливаун кричит. Я пригибаюсь к шее лошади, а когда она в страхе шарахается в сторону, хватаюсь за ее гриву. На этот раз им меня не сшибить. Нас со всех сторон окружает Воронье племя - шесть, семь тварей, а то и больше кружат над нами и пикируют вниз, ощетинившись клювами и когтями. Ливаун старается дотянуться до ножа, одновременно с усилием сдерживая в узде коня. Брокк спешивается - идиот, что он делает? Его кобыла норовит вырвать из его рук поводья, а когда на нее бросается тварь, дергает головой то в одну, то в другую сторону. Я внушаю лошади не сбрасывать меня, чувствую, как страшно она напрягается, и выхватываю кинжал, который мне дал Иллан.
- Ливаун! - ору я. - Держись крепче! Нож у тебя есть?
Даже такое оружие лучше, чем никакого. Когда очередная тварь пролетает рядом с моим лицом, с моих губ срывается проклятие. Для столь крупных созданий они носятся со сверхъестественной скоростью. Что же это за злополучные создания, чтоб их поглотили все глубины ада!
- Надо сгрудиться теснее! - кричит Ливаун. - Береги арфу!
Для боя наших лошадей не тренировали. О боги, я бы ничего не пожалел ради дубинки или копья, чтобы иметь возможность разить на расстоянии. Мы с Ливаун обступаем с двух сторон Брокка и, как можем, размахиваем клинками, чтобы не подпускать их ближе. Он стоит рядом с кобылой - арфа в чехле по-прежнему приторочена к его спине - и даже не пытается дать отпор. Ливаун наносит точный удар, и одна из тварей с воплем падает на землю. К ней тут же устремляются другие. Понукаемый ею конь отпрыгивает в сторону, но все же не успевает, и на ее щеке появляется кровавая полоса.
- Проклятье! - кричит она. - Грязные твари, чтобы вы все сгорели в аду!
Я полосую кинжалом, клинок хорош, и на землю падает еще одна тварь.
- Брокк! - кричу я. - Прыгай в седло, хватай арфу и скачи! Мы тебя прикроем!
Перед следующим ударом лунный свет на миг выхватывает из мрака его лицо. Оно напоминает маску, странную и отстраненную. Он отпускает поводья, и лошадь тут же убегает. Две твари с воплем бросаются за ней.
- Что ты!..
Потрясенный протест Ливаун заглушает судорожный крик боли. Ей опять досталось, на этот раз в плечо. Из ее руки выскальзывает нож.
- Брокк! Хватай оружие! Помоги нам! Или хочешь, чтобы нас всех здесь перебили?
Я гоню коня вперед, рубя и разя кинжалом направо-налево. До цели рукой подать, мы вот-вот успешно выполним миссию. И будь я проклят, если позволю этим тварям нас остановить. Будь я проклят, если позволю им убить моих товарищей.
- Ливаун! Держи!
Я решаю рискнуть. У меня нет выбора. Я выпускаю из рук поводья, сжимаю коленями бока лошади, чтобы держать ее в узде, достаю мой небольшой нож и бросаю его девушке. Я знаю, что она, несмотря на раненое плечо, все равно его поймает, и не ошибаюсь. Вот в лунном свете блеснули зубы, вот она наматывает поводья на правое запястье, кривясь от боли, и взмахивает оружием. Очередная птица падает на землю. Еще одна ранена, но все еще пытается взлететь, трепыхаясь под ногами у лошади, и та шарахается от ужаса.
- Брокк! Помоги нам!
В свете луны, в неразберихе этого странного сражения он вдруг начинает петь. От его голоса меня пробирает дрожь. И хотя в его песне нет слов, она говорит о погибели и мраке, о неудачах и потерях, о печали и будущем, лишенном всякой надежды. Она сродни черному проклятию, от нее в моей памяти всплывают самые плохие воспоминания. Мелодия взвивается в ночной воздух. На глаза наворачиваются слезы. От такой песни может заплакать даже луна. Ливаун все еще сражается - рубит, колет и поворачивает коня, чтобы сойтись лицом к лицу с новым врагом. И именно она из нас троих ранена.
- Дау! - кричит она. - Быстрее!
Я моргаю и выхожу из ступора. Движения тварей замедлились, их, как и меня, охватило замешательство. Вокруг Брокка образовалось пустое пространство, словно никто не желает приближаться к нему, пока он поет эту жуткую песнь. Сколько этих гнусных созданий осталось? Я делаю судорожный вдох и издаю боевой клич, вызывая их на бой. Такой звук еще никогда не слетал с моих губ, в нем - копившаяся годами боль. Оружие наготове: пусть нападают.
Первую тварь, которая на меня набрасывается, я насаживаю на клинок. Второй отрубаю голову. С оставшейся быстро расправляется Ливаун. Вдруг наступает тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием, тоскливым ржанием лошадей да криком одинокой ночной птицы высоко над нашими головами. Все кончено. Но кончено не благодаря храбрости Ливаун или моей стойкости, а благодаря Брокку. Я не знаю, что он сделал, и знать не хочу. Но больше никогда не хотел бы слышать этой песни.
- Ливаун! Ты ранена. Дай посмотрю.
- Ерунда, всего лишь царапина. Не переживай, у нас нет времени.
- Если ты, не успев приехать, истечешь кровью, то время не будет иметь никакого значения. Давай, показывай.
У нее на плече зияет довольно глубокий порез. Обильно течет кровь, однако девушка, совершенно спокойно, особенно в сложившихся обстоятельствах, велит мне приложить кусок ткани и как можно туже перевязать рану. Занимаясь этим, я делаю вид, что мне все равно, что она женщина. И соблюдаю осторожность, касаясь ее руками. Когда повязка наложена - я рад, что она дочь целительницы и позаботилась захватить с собой все необходимое, - Ливаун говорит:
- Спасибо, отличная работа. Брокк, поскачешь вместе со мной. Едем дальше.
Ни слова о том, что только что сделал ее брат. Ни слова упрека насчет сбежавшей лошади. И никаких комментариев по поводу Вороньего племени.
- У тебя и на лице кровь, - говорю я.
В свете луны разглядеть трудно, но мне кажется, что она бледна. Брокку лучше ехать со мной. В этом больше смысла. Но я этого так и не говорю.
- Пусть себе течет.
Она вытирает рукавом лицо, превращая тонкую струйку в полосу.
- Надо ехать. Помоги Брокку, пожалуйста.
Когда она садится в седло, я подсаживаю Брокка, помогая ему взобраться на коня за ее спиной. Мне хочется сказать что-то еще, но не удается найти слова.
Что-нибудь о том, какая она храбрая и каким замечательным может быть лидером. Под ногами на земле что-то поблескивает.
- Твой нож, - говорю я, протягивая его ей.
- А ты возьми свой.
Она вытаскивает его из-за пояса и вкладывает мне в ладонь.
- Иногда из нас получается неплохая команда.
Я через силу улыбаюсь.
- А теперь давайте доведем дело до конца. Брокк, в пути поглядывай по сторонам, может, где увидишь свою лошадь.
Я не тешу себя надеждой, что ей удалось пережить нападение этих тварей. Хотя криков мы тоже не слышали. Может случиться, что она отправилась на родную конюшню. Если бы я верил в молитвы, то наверняка за это бы помолился. Ни одно живое существо не заслуживает такого конца.
- Отлично, - бодро говорит Ливаун, - поехали. И помните - мы обещали действовать в духе мудрости и справедливости. Перед тем, как оказаться на виду у постов стражи, сделаем небольшой привал.
Пока мы едем дальше, я думаю, что она имела в виду. Лично я не помню, чтобы давал обещания о мудрости или справедливости. Звучит все, конечно, замечательно, но какой в действительности нам надо сделать выбор? Мы должны успешно завершить миссию, ради которой нас сюда пригласили: вернуть ко времени проведения ритуала арфу и тем самым обеспечить коронацию не самого умного из двух братьев, чтобы он стал королем.
41.Ливаун
- Все, привал.
Я осаживаю коня. Солнце еще не взошло, но вот-вот начнет светать. Мы действительно вернулись в самый последний момент. Сердце бешено колотится, но голова ясная. Я знаю, что должна сделать.
- Дау, - говорю я, - мы не можем отдать им арфу. И не можем допустить, чтобы Родан стал королем. Бери лошадей и спокойно веди их в конюшню. Если встретишь Арку, скажешь, что мы не справились. Просто покачай головой - этого будет достаточно.
Пару секунд Дау просто смотрит на меня.
- Что ты задумала?
Он не злится. Все намного хуже. У него голос человека, которого предали. Лебяжий остров для него все, а мои слова означают, что все мы теряем шанс там остаться. Это разбивает мне сердце. Но я не могу делать что-то, понимая, что это неправильно. Эрнья говорила о магии более высокого уровня, и возможно, происходящее и есть проявление этой магии.
- Надеюсь, мы поступим мудро и справедливо. Мы оставим арфу под деревьями неподалеку от входа в неметоны. И пусть случится то, чему быть суждено.
Дау не двигается с места.
- И что я, по-твоему, должен сказать Арку? Ты хочешь, чтобы я солгал ему и сказал, что мы арфы не нашли, хотя мы привезли ее вовремя? После всего, через что тебе пришлось пройти, ты решила провалить миссию? У тебя кровоточат раны, ты совершенно выбилась из сил и, вполне возможно, даже не можешь толком соображать. Да при этом еще ждешь от меня помощи.
Я заставляю себя сосчитать до пяти. Небо светлеет. До моего слуха доносится голос фанфар.
- Отдав сейчас арфу, - говорю я, - мы поставим крест на будущем королевства. Если тебе так будет легче, я сама скажу Арку, а Брокк отнесет арфу. Ты же можешь остаться здесь с лошадьми, пока все не закончится. Не мешай нам, Дау, только и всего. Мне не хотелось бы с тобой драться.
Я кладу руку на рукоять ножа.
- Нам пора.
Брокк спешивается - из-за арфы весьма неуклюже. Никаких следов его лошади, живой или мертвой, мы на обратном пути так и не обнаружили.
- Времени у нас в обрез. Думаю, она так и хотела. И, похоже, специально спланировала, чтобы мы оказались здесь именно в этот момент. Ливаун, нам надо идти.
- Дау, - говорю я, - поверь мне, это только к лучшему. В душе ты и сам это знаешь.
У меня нет желания вступать с ним в бой, но если придется, я так и сделаю. Но потеряю время, которого у нас нет. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза и говорю:
- Ты хороший человек и поступишь как надо. А нашу схватку давай отложим на потом.
Дау ничего не говорит. Лишь спрыгивает с коня, с каменным лицом берет у Брокка поводья и ведет лошадей к замку. Ворота широко распахнуты. На стенах и у входа развеваются флаги. Народу вокруг меньше, чем я ожидала, а это значит, что ритуал вот-вот начнется. Мне вдруг становится холодно и страшно от принятого решения. Как я могла навязать Дау свой выбор? А что если все это в корне неправильно?
- Быстрее, - говорит Брокк, - будь осторожна, нас не должны увидеть с этой арфой.
Прячась за кустами и глинобитными стенами, мы крадемся под деревьями, перепрыгивая небольшие ручейки и выбирая дорогу так, чтобы не попадаться на глаза страже. Когда можем, переходим на бег. Добравшись до крепостной стены, пробираемся через подлесок к неметонам. Птичий щебет возвещает о наступлении рассвета.
Брокк отстает.
- Что происходит? - рявкаю я. - Быстрее!
Я поворачиваюсь и вижу, что он воюет с чехлом и пытается развязать завязки.
- Ее надо вытащить, - говорит он, - и держать наготове, чтобы в любой момент можно было сыграть, чтобы все ее услышали.
- Давай я.
Правая рука ноет, в плече и предплечье пульсирует боль. Я вытаскиваю нож, перерезаю завязки и снимаю с арфы чехол. Она такая же незамысловатая и видавшая виды, как и раньше. Но взяв инструмент в руки, я чувствую странную вибрацию, словно он беззвучно играет сам по себе. В нем сокрыта магия, и это меня пугает.
- На, возьми, - говорю я, отдавая арфу брату, - так, и где тут вход?
Но Брокк не идет к боковой дорожке, а направляется прямо на ритуальную площадку. По пути сюда мы составили план, договорившись оставить арфу у Врат Дану. Сидя на одной лошади, смогли обсудить все шепотом, в тайне от Дау.
- Брокк! Что ты делаешь? - я бегу, чтобы его догнать.
- Так будет лучше, - шепчет он, не сбавляя шага, - доверься мне.
Но, не дойдя до входа, пока нас никто не увидел, брат машет мне рукой, чтобы я дальше шла без него, а сам сходит с дороги и неподвижно замирает под высоким дубом с арфой в руках. И машет мне опять: «Иди! Иди!»
Спорить с ним невозможно - на ритуальной площадке царит тишина, в которой будут отчетливо слышны любые слова. Я шагаю как можно тише. Площадка для проведения обряда заполнена людьми. Кто-то поет. У входа застыл Арку - смотрит на меня вопросительно. Не такая уж я воительница, как считала раньше. Мне хочется плакать. Пожимаю плечами и развожу в стороны руки, изображая смущение. Арку - сплошное самообладание. В его лице на короткий миг что-то мелькает, затем он поворачивается и подает знак кому-то невидимому. Скорее всего, Брондусу. С нами разберутся позже.
Я встаю рядом с Арку и смотрю, как ритуал набирает обороты. Сердце колотится. В конце концов, все еще может закончиться хорошо.
Родан - законный сын короля Аэнгуса. Вполне возможно, что этому народу нет никакого дела до того, что из двух братьев он не самый умный, не самый добрый и, по всей вероятности, до ужаса напуганный перспективой ответственности, выходящей далеко за рамки его способности эту ответственность нести. Он сын короля, а раз так, то и сам может стать королем, - вот о чем, вероятно, все они думают. Они не видели предсказаний в магической чаше для гадания, которые показала нам Эрнья. И даже не догадываются, как все может обернуться.
Если ты высокая, в этом есть свои преимущества. Поверх голов собравшихся я вижу все, что происходит между нами и ритуальной площадкой. Там полукругом выстроились друиды, брат Фараннан поет. У него сильный, глубокий, звенящий голос. Язык мне незнаком.
Вперед выступает процессия. Первым в ней, с мрачным выражением лица, шагает Брондус. За ним, в тонкой, темно-красной мантии, регент. Замыкает шествие Родан. Принц выглядит ошеломленным, ему неудобно в этом шитом золотом одеянии. Возможно, он просто не привык так рано вставать. Никаких признаков триумфа он не демонстрирует - ни заученных улыбок, ни взглядов на друзей, которые должны сейчас стоять в толпе. Из-за истории о юности братьев, которую рассказала Дау Хозяюшка Джунипер, - я чуть ли не сочувствую Родану. Может, в основе его ужасного поведения, его жестокости и недостатка рассудительности лежит страх перед тем, что его ждет впереди?
Почетные гости стоят в первых рядах: приезжие знатные вельможи и вожди кланов, в том числе и Тоссак с леди Эньей и двумя сыновьями. Песнь Верховного Барда подходит к концу. Друиды хором исполняют ритуальное благословение. В нем говорится о новом дне: не только сегодняшнем, который сейчас как раз встречает солнце, но и о грядущем восходе для Брефны и ее народа после коронации нового короля. Мир этой земле. Мир этому народу. Мир всем обитателям королевства.
А когда Фараннан будет играть на арфе? Я напрягаюсь всем телом. Инструмент Брокка красуется у всех на виду на возвышении, рядом со стулом, на котором будет сидеть Верховный Бард. Пока, по крайней мере, еще никто не закричал: «Это не Арфа Королей!» или чего-то в этом роде. Я понятия не имею, чего ожидать. Брокк, возможно, решил сам сделать то, что собиралась сделать я - оставить арфу у неметонов и положиться на богов. Хотя нет, он сказал, что «Так будет лучше». А что, собственно, лучше?
Кто-то рядом со мной пытается протиснуться вперед. Я оттесняю его назад, но только пока не вижу, кто это. Дау мрачен. У него на голове рана под стать моей. Но на нас никто не смотрит. Лорд Кора, с братом Морканом по одну сторону и Верховным Бардом по другую, звенящим голосом произносит возвышенную церемониальную речь.
- Представляю вам Родана, сына Аэнгуса! В нынешний День летнего солнцестояния он претендует на трон Брефны!
Аплодисменты. Слышится пара восклицаний, но слов не разобрать.
- Принц Родан, - это уже говорит Верховный Друид, - ты поведешь это славное королевство к временам мира и процветания? Ты будешь править в духе твоих предков, как человек мудрый, храбрый и справедливый?
Я чувствую, как стоящий слева от меня Дау напрягается. Арку издает тихий, невнятный звук, скорее всего, просто вздох. Ни одна живая душа здесь не верит, что Родан на это способен, как бы всем этого ни хотелось. Разве только тот, кто никогда этого человека не встречал.
- Клянусь, - дрожащим голосом отвечает Родан.
Он нервничает, словно маленький мальчик, которого строгий наставник заставил отвечать урок.
- Ты обязуешься уважать традиции наших предков и твердо противостоять врагам?
- Обязуюсь.
Друиды вновь поют. Верховный Бард медленно подходит к возвышению и садится на стул. Друиды поют о красотах Брефны, о ее озерах, сияющих в лучах солнца, о лесистых холмах, о прекрасных полянах, о безмятежных пастбищах. О народе Эрньи - ни слова.
- Соблаговолите сыграть, мастер Фараннан, - произносит лорд Кора.
Фараннан поднимает арфу, пристраивает на колене и подтягивает ремень. Расправляет плечи, делает вдох и выдох. Закрывает глаза и пробегает пальцами по струнам.
Арфа молчит. Не издает ни звука, ни единой ноты. Фараннан открывает глаза, моргает и делает еще одну попытку. Бесполезно. Арфа онемела.
По толпе ползет шепот изумления. Я замираю на месте, едва в состоянии дышать. Я ожидала чего угодно, но такого даже представить не могла. Это же арфа Брокка, изумительный, но совершенно обычный инструмент, на котором он играл и в бражных залах, и в придорожных тавернах, и на деревенских праздниках. В этой арфе нет никакой магии. Но… Эрнья сказала, что «есть магия более высокого уровня».
Верховный Бард отнимает пальцы от струн арфы, поднимается и ставит ее на подставку. Толпа несколько мгновений молчит, но потом, не дав сказать ни слова ни ему, ни Коре, над ней взмывают крики:
- Он не может быть королем!
- Боги сказали свое слово!
И много чего гораздо хуже. Родан до крайности ошеломлен. Кора на глазах превращается в старика, его лицо бледнеет от потрясения. Фараннан смотрит на регента, словно говоря: «Я здесь ни при чем, это ваша проблема. Вам ее и решать».
А потом, потом… Внимательно наблюдая за разворачивающейся драмой, никто, вероятно, даже не заметил, как появился Брокк. Я его точно не видела. Но вот он, недалеко от меня, с Арфой Королей в руках. Садится на стул, который для него кто-то освободил, и начинает играть.
Звучит музыка, прекрасная и могущественная, как и тогда, когда он в лесу за стеной играл для народа Эрньи. Крики стихают. Люди поворачиваются. Брокк начинает петь, его голос набирает силу. Вожди кланов и знатные вельможи, друиды и особы королевских кровей, обычные люди вроде нас - все опять садятся и слушают. Лица озаряются благоговейным трепетом. Брокк очень искусный музыкант, а его голос просто чудо. Это знает каждый, кто хоть раз слышал его в парадном зале. Но сейчас этим голосом будто говорят боги. Если магия высшего порядка действительно существует, то это она и есть.
Он поет о древнем договоре между людьми и Маленьким народцем. О временах бурных и мирных, о том, как важно взаимопонимание. Из всех присутствующих, пожалуй, только я знаю, что балладу сочинил Брокк, хотя звучит она как нечто очень древнее. Брат берет публику в плен - может показаться, что слушатели едва осмеливаются дышать, боясь потревожить эту музыку. Но в какой-то момент все ахают, когда среди облаков появляется солнечный луч, озаряя одного-единственного человека. Не певца с арфой. И не Родана, принца Брефны. Он указывает на высокого друида в голубой мантии - молодого человека с волнистыми каштановыми волосами, как у Ашллин и Родана. На юношу, который замер, не сводя с Брокка спокойного взгляда.
Мелодия подходит к концу. Брокк отнимает пальцы от струн. Толпа в смятении волнуется. Арку едва слышно говорит:
- Кира…
И на мгновение касается ножа у себя на поясе.
Я подхожу к Брокку и встаю рядом; по другую сторону становится Арку. Теперь уже ничего не может случиться. Народ снова кричит, но на этот раз уже совсем другое:
- Вот настоящий король!
- Боги сделали свои выбор!
И прочее в том же духе. Но среди голосов раздаются и другие, не такие громкие. Они спрашивают, почему на Арфе Королей играет Брокк, и как можно было перепутать два инструмента. Так продолжается какое-то время, шум нарастает, но только пока не слышится голос Брондуса, призывающего к спокойствию:
- Тихо! Всем оставаться на местах! Подождем, что скажет лорд Кора!
Брат Моркан напряженным шепотом совещается о чем-то с регентом. Крики постепенно стихают, но в толпе набирает силу хор злобных голосов - еще чуть-чуть, и все может обернуться очень и очень скверно. Мы с Арку не сходим с места, защищая Брокка. И ловим на себе несколько подозрительных взглядов, ничуть этому не удивляясь.
- Милорды, миледи, почтенные братья, наши уважаемые гости! - хриплым от потрясения голосом говорит регент. - Прошу вас, сядьте и оставайтесь на своих местах, пока мы со всем этим не разберемся.
Он бросает взгляд в нашу сторону и добавляет:
- Мастер Донал! Соблаговолите передать арфу брату Фараннану.
Теперь все молчат и лишь жадно ловят каждый звук. Кора, пожалуй, поступил мудро, позволив всем остаться и отказавшись от решения вопросов вдали от посторонних глаз. Фелана все еще озаряет неземной свет - если я и сомневалась, кто это, то теперь сомнения исчезли, потому что Ашллин вырывается из рук того, кому поручено за ней присматривать, стрелой мчится к поляне и с криком «Волфи!» бросается к нему. Он подхватывает ее на руки, обнимает и прижимает к себе. Теперь свет осеняет уже их двоих.
Брокк направляется к регенту. Мы с Арку вряд ли можем последовать за ним, и нам остается только надеяться, что он способен привести убедительные аргументы в пользу того, что Арфа Королей должна была оказаться у него, и что именно ему на ней следовало играть. Об этом его и спрашивает мастер Фараннан ледяным тоном человека, которого захлестывает ярость.
- Это, должно быть, ошибка, мастер Фараннан. Мне очень жаль, что все так получилось, - лжет Брокк. - Я отнес свою арфу в неметоны, она очень похожа на эту. А те, кто готовил утром ритуальную площадку, взяли вместо нее мою. Надо полагать, случайно. Что же касается арфы, на которой мне только что пришлось играть, то я нашел ее в высокой траве рядом с Вратами Дану. И, не желая там оставлять, принес сюда, на церемонию. А потом… меня заставили на ней сыграть и спеть.
- Заставили… - холодно повторяет Фараннан.
Почему он так злится? Арфу вернули, она недвусмысленно выразила свое желание, а Брокк убедительно объяснил, почему возникла путаница, чтобы больше никто не узнал, что инструмента так долго не было. Я вижу выражение лица Фелана, вижу взгляды, которыми обмениваются Кора, Моркан и Фараннан, и начинаю кое-что понимать. Одному важно короновать сына короля Аэнгуса. Второй отпустит Фелана, пусть и неохотно, если это вообще возможно. А третий очень расстроится, и у него будет сердце обливаться кровью, если орден потеряет столь выдающегося ученика. Но все это не имеет значения, если Фелан не сможет покинуть братство.
- Боги могут говорить с помощью магических инструментов, мастер Фараннан, - замечает мастер Брондус, - кто усомнится в истинности того, чему мы только что стали свидетелями?
Облака плывут дальше, и странного света больше нет. Присев рядом с Ашллин, Фелан обнимает ее за плечи. Она что-то шепчет ему на ухо, он улыбается и кивает. А где Родан? Он на них не смотрит. Он ни на кого не смотрит. Лишь потрясенно стоит с бледным лицом, как человек, увидевший привидение. Его словно обуревает желание оказаться где угодно, только не здесь.
- А разве брат Фелан не сын покойного короля?
- Это сложный вопрос. Здесь надо принимать во внимание традиции, - отвечает Фараннан.
- А по-моему, все ясно! - выкрикивает какой-то смельчак. - Ведь этот друид - тот самый брат, который в прошлый раз не предъявил свои права на трон, так? И именно его хотят боги. Это же проще простого. Даже ребенок понял бы.
Ему хором вторят согласные. Фелан встает. Ашллин с силой вцепилась ему в руку. Кажется, она готова зубами и ногтями дать отпор любому, кто попробует опять его у нее отнять. Фелан бросает взгляд на Родана, но тот отказывается смотреть брату в глаза.
- Все не так просто, - говорит брат Моркан, - Фелан вскоре должен приступить ко второму этапу обучения. Эти три года он вместе с нами молился и учился. Вам известно, что каждый, кто вступает в наш орден, навсегда отказывается от прошлой жизни. Этот человек, может, и в самом деле королевских кровей, но быть королем ему не суждено.
- Фелан предназначен для духовной жизни, - говорит Верховный Бард, обводя собравшихся свирепым взглядом темных глаз, - в наших рядах он станет великим. У него более высокое предназначение.
- Ступайте, жители Брефны, - заключает лорд Кора, - расходитесь. Ритуал окончен, следующий состоится через год.
Мнением Фелана никто не интересуется, что поражает меня и кажется несправедливым. Не думаю, что сейчас он хочет стать королем сильнее, чем три года назад, но в сложившихся обстоятельствах ему можно было бы дать возможность высказаться. Такой же шанс можно было бы предоставить и Родану, хотя я надеюсь, что этого никто делать не будет. Собравшиеся переминаются с ноги на ногу и перешептываются. Никто не уходит. Никто не согласен, что все закончилось.
- Милорд, - примирительно говорит Брондус, - разве в традиции содержится категорический запрет друиду-ученику покидать орден и принимать на себя мирское звание, будь то пастух, кузнец или король? Может, в подобных исключительных обстоятельствах возможны оговорки?
- Конечно же нет… - взрывается Фараннан, но спокойный голос Фелана заставляет его замолчать.
- При всем уважении к вам, брат Фараннан, если подобные оговорки кому-то и известны, то только брату Огру, нашему ученому мужу. Поверьте, я не преследую цели стать королем Брефны. Мне нравится жизнь среди братьев и служение богам, которому я отдаюсь всем сердцем. Однако…
Фелан опускает глаза. Может, смотрит на Арфу Королей, которую Брокк, перед тем как отойти, положил в траву. А может на девочку, вцепившуюся в его руку будто в спасательный круг.
- Где брат Огр? - устало спрашивает Моркан.
По рядам братьев пробегает волнение, и вперед выходит невысокий, тщедушный человек в белой мантии. Он опирается на березовый посох и выглядит на сто лет. Но при этом радостно оглядывается и широко улыбается.
- Замечательно, - говорит он голосом, который переполняет добродушие, - невероятно! А как перепутали арфы, а! Но это все, надо полагать, только к лучшему. Если же говорить об обетах друидов и о том, можно ли их нарушать, то раздел традиции, посвященный ученикам, действительно очень туманен, а во многом и забыт. Человек может выйти из ордена, если у него в семье кто-то серьезно заболеет, если у него осталась сердечная привязанность - хотя при той жизни, которой мы живем, такое случается редко, - или если он столкнулся с кризисом веры. Уйти же потому, что боги избрали его на царство, случай, на мой взгляд, беспрецедентный, хотя никто не знает, какие необычайные события могли иметь место в прошлом.
- Значит, раздел туманен… - говорит Фараннан.
Он все еще злится, хотя и пытается это скрывать. Фелан, надо думать, самый выдающийся его ученик, может даже друг - молодой человек, которого он в один прекрасный день мечтает возвысить до звания Верховного Барда. Это при условии, что Моркан не мечтает сделать из него Верховного Друида. Сама мысль о том, что ни того, ни другого может и не произойти, является для каждого из них ударом, хотя я чувствую, что Моркан более склонен к компромиссу.
- И нам, конечно же, брат Огр, совсем не обязательно следовать его букве, так? - спрашивает Фараннан.
- Может, брат Огр расскажет нам подробности, - говорит Фелан и улыбается старику, - если я что-то и знаю о нем наверняка, так это то, что он прекрасно помнит любой раздел традиции, о котором его только можно спросить.
- Ну, хорошо, - соглашается ученый муж, - хорошо, я расскажу. Если брат желает покинуть орден, не проучившись три года, то действительно может совершить такой шаг, если причины, побуждающие его к этому, нельзя назвать легкомысленными. Его поблагодарят за служение и благожелательно распрощаются. По прошествии же этих трех лет, он, как предполагается, должен оставаться членом ордена всю свою жизнь. Человек, покидающий братство на таком позднем этапе, а такое действительно случается, бросает на себя тень. Фелан еще не провел с нами трех лет, хотя этот день уже не за горами.
Я слышу, как почтенный брат Фараннан шепотом изрыгает проклятия. Если не принимать его в расчет, толпа безмолвствует. Птицы на деревьях у нас над головами не прекращают петь. Все так же светит солнце. Я задерживаю дыхание, ожидая, что кто-то заговорит, и гадая, кто может взять на себя такую смелость.
- Брат, - говорит Родан, выходя вперед.
Он смотрит только на Фелана, не удостаивая взглядом ни регента, ни друидов.
- Этот день мог стать моим, но боги, по-видимому, решили иначе. Если ты согласишься принять корону, я откажусь от притязаний на трон прямо здесь и сейчас.
Не будь я и без того достаточно поражена, то удивилась бы, увидев, как он опускается на колено и склоняет голову. Впервые за все время Родан на моих глазах поступает как принц.
- Встань, брат, - потрясенно отвечает Фелан, - прошу тебя. И знай, что если это действительно случится, для тебя всегда найдется место рядом со мной.
Он протягивает руку и помогает Родану подняться. Несколько мгновений они смотрят друг другу в глаза, затем каждый из них отступает.
- Милорды! - продолжает Фелан. - Братья! Народ Брефны! Я не знаю, что сказать… Помните одно - если мне действительно придется стать королем, а такова, вероятно, воля богов, я буду всем сердцем служить вам, неизменно поступая в духе мудрости и справедливости.
Над толпой опять взлетают крики:
- Да здравствует настоящий король!
- Боги сделали свой выбор!
- Короновать его прямо сейчас!
И так далее, и тому подобное.
Если бы у меня за плечами было трехлетнее правление, а до следующего Дня летнего солнцестояния оставался целый год, то на месте Коры я бы точно знала, каким должен стать следующий шаг.
- Народ Брефны!
Регент, по-видимому, принял решение.
Если он сейчас ответит отказом, то на пороге неметонов, думаю, прольется кровь.
- Боги простят, если мы отложим ритуал примерно на час, - брат Огр, возможно, отыщет еще один туманный раздел, разрешающий это сделать.
Смеяться никто не смеет, хотя я вижу на лицах некоторых друидов ухмылки.
- Прошу вас вернуться в стены замка и немного отдохнуть. Там вам можно будет подкрепиться. Я должен посоветоваться со всеми заинтересованными сторонами. Если мы придем к соглашению, то вернемся сюда до того, как солнце достигнет зенита. Благодарю вас за терпение. Мы живем в поистине замечательные времена!
- Меня вызывают на срочную встречу с регентом, - говорит Арку, собрав всю нашу группу в комнате для репетиций, - первым делом мне зададут вопрос о том, имеет ли Фелан какое-либо отношение к исчезновению арфы и столь своевременному ее возвращению. И не было ли это заговором друидов. Изложите мне краткую версию событий.
- Арфу забрали ее истинные хранители, точнее, их потомки, - спокойно и уверенно отвечает Брокк, - и вернули после того, как показали нам два образа будущего - хороший и плохой. На наш взгляд, время возвращения арфы было рассчитано очень точно именно для того, чтобы обеспечить именно то развитие событий, которое мы наблюдали нынешним утром. Брат Фелан не имеет к этому ни малейшего отношения.
- Вам поставили предельно ясную задачу, - говорит Арку холодным, как зимний иней, голосом, - найти арфу и вернуть, чтобы ее можно было использовать во время ритуала.
- Мы так и сделали, - отвечаю я, - почти.
Неодобрение Арку похоже на увесистый удар кулаком в челюсть.
- Кира, ты ведь знаешь, что я имел в виду совсем не это.
- Не вините ее, - говорит Брокк, - это все сделал я и только я. Мне дали указания… те, кто живет по ту сторону стены. Написать песнь. Возвратить арфу. Подождать, пока боги не выразят ясно свою волю. Сыграть и спеть. Я не знал, каким будет конечный результат.
- А почему твоя арфа умолкла в руках Верховного Барда?
- Этого я объяснить не могу… скажу только одно - боги порой высказываются весьма необычным образом.
Арку глубоко вздыхает.
- А как быть с братом Феланом? Как мне убедить регента, что он не принимал в этом участия?
- Три года назад Фелан предпочел короне духовную стезю. И если сейчас станет королем, то только потому, что верит - он избран богами. Лорду Коре это прекрасно известно.
- У меня нет ни малейших сомнений, что Фелан не хотел, чтобы все так получилось, - говорю я, - но он будет хорошим королем. Королем, уважающим древний договор между людьми Брефны и… другим народом.
- А Верховный Друид? А Верховный Бард? Кто-то из них мог сыграть в этом какую-то роль?
- Я даже представить не могу, чтобы тот или другой желали ухода Фелана из ордена.
- Считая его одним из своих, они возлагают на него большие надежды, - добавляет Брокк, - это было ясно с моего первого визита к друидам. И поэтому они не обрадуются, если им придется его отпустить. Особенно брат Фараннан. Для их причастности к исчезновению арфы я не вижу ни одной причины.
- Но кто-то же похитил арфу из неметонов. - говорит Арку. - Кто? Меня об этом спросят.
- Ее взяли, чтобы сберечь в целости и сохранности до нужного момента, - говорит Брокк, - с помощью магии. Но магии не друидической. Подробностей лучше никому не знать. В этом принимали участие птицы.
- Дядюшка Арт, - я должна это сказать, - я не знала, что собирался делать Донал. Но я арфу возвращать не собиралась. Хотела оставить ее у входа в неметоны. Ради мудрости и справедливости. Я не хотела помогать Родану взойти на трон Брефны.
«И если это будет стоить мне места на Лебяжьем острове, так тому и быть», - думаю я, но вслух ничего не говорю.
Арку шепчет проклятие и поворачивается к Дау, который еще не проронил ни слова.
- Что-нибудь можешь добавить? Ты согласился с планом оставить арфу в лесу, и предоставить событиям идти своим чередом?
Дау отвечает после долгой, долгой паузы.
- Мы действовали как одна команда.
- Не думаю, что твой ответ меня удовлетворил. Я разберусь с вами всеми позже. А пока надо идти на совет. Хочу вас предупредить. Миссия не окончена до тех пор, пока мы без потерь не выберемся отсюда. Упорно придерживайтесь легенды. А теперь скажите мне, кто нанес эти раны.
Он переводит взгляд с Дау на меня.
- Рука человека не имеет к этому отношения, - отвечаю я.
- А что насчет лошади? - спрашивает Иллан. - Той, что вернулась на конюшню с дикими глазами и совершенно обессиленная? Оседланная и взнузданная, но без всадника.
- Она ранена? - хором спрашивают Дау и Брокк.
- С ней, хвала богам, все в порядке!
- В дороге на нас напали. В сложившихся обстоятельствах у Донала не было другого выхода кроме как отпустить свою кобылу. Мы столкнулись… с тварями из иного мира. Сражаться с ними было нелегко. Лорду Коре эти подробности сообщать не надо.
- Ага, - Иллан бросает взгляд на Арку, - лошадь поправится.
К счастью, уже завтра на этой конюшне мы работать не будем. Такие вещи вызывают недоверие.
- Простите, - говорит Брокк.
- Кира, Донал, вам надо поспать, - резко бросает Арку, - Огн принесет вам поесть и попить. Вам лучше на время затаиться. Постельные принадлежности здесь еще остались. Ступайте к колонке, помойтесь и быстро назад. Перед тем как лечь спать, промойте раны. Ты, Нессан, тоже можешь немного отдохнуть.
Лечь спать, рискуя пропустить коронацию Фелана? Он, должно быть, шутит. Но этого никто не говорит. Мы остаемся стоять, Арку отправляется на совет, Иллан идет за провизией.
- Решение они еще не приняли, - замечает Дау, когда за ними закрывается дверь, - обсуждение может затянуться, и День летнего солнцестояния останется позади. И что тогда? Родана после всего случившегося никто не примет. Поэтому, так или иначе, его можно вычеркивать. Меня это удивляет. Хотя по зрелому размышлению, наверное, нет.
- Родан боится сверхъестественного, - говорю я, - этот странный свет, голос арфы, а в довершение всего - его попытка справиться с Вороньим племенем… С одной стороны, он, наверное, расстроился, но с другой, испытал облегчение. Что касается друидов, то, запретив Фелану стать королем, они отринут волю богов. Не думаю, что они на это пойдут. К тому же, со временем им станет ясно, что если на трон взойдет такой человек, как Фелан, это пойдет им только на пользу. Он понимает путь друидов. И по достоинству ценит старину.
- Золотистый свет, голос арфы - это все сделал народ, обитающий за той стеной? - на удивление робко спрашивает Дау. - Это сделала та, о которой вы говорили?
Право ответить на этот вопрос я предоставляю Брокку.
- Сомневаюсь, - отвечает брат, - хотя и думаю, что ее подданные наблюдали за происходящим и будут наблюдать впредь, пока все это не закончится. В нужных руках и в нужное время Арфа Королей обладает собственным могуществом.
- Когда мы выберемся отсюда, то расскажем тебе больше, - говорю я, зевая, - как и другим. Но сейчас еще не время. Остается только надеяться, что мы рассказали им главное.
Иллан приносит еду, питье и еще одно одеяло. Мы умываемся у колонки - это бодрит, но все же недостаточно для того, чтобы я перестала зевать - и садимся перекусить. От Арку по-прежнему никаких известий. На дворе довольно тихо, даже сейчас. Ведь если они решат до полудня вернуться к ритуалу, мы услышим фанфары.
- Мне надо прилечь, - говорю я остальным, - не давайте мне уснуть - не хочу пропустить что-то важное.
Возбужденные голоса, одобрительные возгласы вдали, звуки праздника. Где я? Сколько я проспала?
- Ну, наконец-то! Проснулась, - сухо говорит кто-то.
Судорожно пытаясь прийти в себя - о боги, это же тот самый день, - я с удивлением понимаю, что удобная подушка под моей головой лежит у кого-то на коленях. Пытаюсь сесть, но тело протестует.
- Ничего себе!
Мысли путаются. Я, должно быть, проспала не один час.
- Почему вы меня не…
- Тише, тише, - советует подушка.
Голос принадлежит Дау. Проигнорировав его совет, я откатываюсь, поворачиваюсь и вижу Брокка, который завернулся в одеяло и лежит совершенно неподвижно. Дау сидит, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги.
- Почему ты меня не разбудил? Я долго спала?
- Не очень, - говорит Дау, расслабляя плечи, - сколько именно, сказать не могу. Я сам задремал и проснулся совсем недавно. Тебя решил не будить. Когда ты крепко спишь, то не так меня пугаешь.
- А ритуал? А коронация? Нам же надо…
Брокк поворачивается во сне.
- Тсс… - шипит на меня Дау. - Ему нужно поспать, даже если ты уже выспалась. Недавно сюда заглядывал Арку. Велел нам оставаться здесь. Как и планировалось, выступаем завтра, это главное. Он хочет, чтобы каждый из нас как можно лучше отдохнул. Можешь понимать это как угодно.
Проклятье Морриган! Судя по всему, коронацию Фелана я пропустила. И это после всего, через что мне пришлось пройти! Если мы здесь действительно застряли, то у меня не будет возможности попрощаться с Даной, ее подругами или сказать слова прощания Ашллин.
- Значит, все уже позади? - спрашиваю я.
По идее, надо радоваться победе. Миссия выполнена. Но я вообще не в состоянии испытывать сильных чувств.
- И Фелан теперь король…
- Думаю, уже да. Арку выглядел довольным. Это при том, что он нечасто выказывает эмоции.
- И все это время я спала на тебе?
- В основном, да.
- И ты сам, в итоге, так и не отдохнул.
- Мне было довольно удобно. Если проголодалась, здесь еще осталось, чем перекусить. Арку действительно требует, чтобы мы не мозолили никому глаза. Но сбегать по нужде разрешил. Чуть позже можешь сходить забрать с женской половины свои вещи.
- Угу.
Я подхожу к окну и смотрю в щель в ставнях. На конюшенном дворе горит небольшой костер. Вокруг него с кубками эля в руках собрались конюхи и слуги.
- Солнце уже зашло. Мы проспали весь день!
- Может быть. Тебе надо было многое наверстать. Как насчет того, чтобы немного поесть?
Мы беремся за еду, надо сказать, совсем неплохую. Поверить не могу, что я опять проголодалась, - ведь все это время только спала и больше ничего не делала, - но хорошо, что мы оставили порцию Брокку, потому что остальное жадно проглотили, поделив между собой.
- Дау?
- Да?
- Как ты думаешь, что нас ждет после всего случившегося? Нас оставят или прогонят?
- На Лебяжьем острове? Не знаю. Арфу мы вернули к сроку, а наша миссия в этом и заключалась. Я мог бы составить список положительных качеств, которые каждый из нас продемонстрировал.
- А я - составить другой, перечислив в нем, сколько раз мы нарушали правила, лгали, шли на неоправданный риск, подвергали друг друга опасности или говорили глупости.
- Если смотреть со стороны, - говорит Дау, - мы всего лишь новобранцы, выполняющие свою первую миссию. Мы игнорировали правила и делали работу по-своему. Результат получился не такой, как хотел регент, но большинство, думаю, согласится, что так будет лучше. Даже если нашу миссию сочтут успешной, Арку, я считаю, все равно велит нам паковать вещи и отправляться по домам. Может показаться, что мы действовали единой командой, хотя на деле это не так. Арку с Илланом ведь тоже часть этой команды, а мы даже не посвятили их в свой план.
- Значит, ты в самом деле думаешь, что нас отошлют домой?
У меня сводит живот. Он, конечно же, прав. Арку потому и дал нам проспать весь праздник, чтобы мы подумали, что натворили, и поняли, что достичь результата недостаточно, если сделать все не так, как надо. Когда нам казалось, что он разрешил мне следовать своему безумному плану, на самом деле, он дал мне веревку, достаточно длинную для того, чтобы повеситься самой и подвести всех остальных.
- Прости меня. Ведь это я чаще всего нарушала правила. И тебя втянула. И если нас отправят по домам, то это будет не столько твоя вина, сколько моя. О боги, никогда не думала, что скажу это.
- Я не вернусь домой, - говорит Дау, - скорее буду скитаться и просить милостыню.
Играть после ужина нас никто не просит. Арфа Брокка, как и остальные наши пожитки, упакована и готова отправиться в путь. Мне удается забрать с женской половины свои вещи, никого не встретив. Я грущу, что больше никогда не увижу Ашллин. На обратном пути кладу свой узелок у подножия дуба и, несмотря на больную лодыжку и раненую руку, забираюсь наверх к ее любимому месту. В шкатулку Волфи не поместится, и я пристраиваю его на ней сверху - в дупле, где до возвращения Ашллин он будет в безопасности. Она никогда не узнает, что вместе со мной ее игрушечный друид с прядью ее собственных волос совершил путешествие в Колдовской мир и вернулся обратно. Когда-нибудь я расскажу своей маме об этом примере магии домашнего очага.
42.Дау
Получив приказ до особого распоряжения твердо придерживаться легенды, мы двумя группами покидаем двор Брефны: сначала музыканты, а вскоре после них и кузнец с его помощником. Многие сегодня уезжают, и стражи едва удостаивают нас взглядом. Лорд Кора не прощается с нами и не благодарит, хотя Арку дал понять, что получил от него обещанную плату. Так что при нем теперь должно быть приличное количество серебра. На конюшне мы тоже не дождались благодарности. Главный конюх лишь едва заметно кивнул Иллану, а меня даже никто и не подумал поблагодарить, словно я там и вовсе никогда не работал. Ну и ладно. По правде говоря, я только рад оказаться подальше отсюда. Из всех обитателей королевской резиденции скучать по мне будет только один - конюшенный пес Брин. Вокруг полно людей, и слов прощания я ему сказать не могу, поэтому лишь присаживаюсь рядом на корточки и почесываю за ушами. Он лижет мне лицо. Я молча пытаюсь дать ему понять, что мне было приятно подружиться с ним. Пройдет совсем немного времени, и он меня забудет.
Объединиться две наши группы планируют позже, вероятно на хуторе Очу, где нам предстоит сменить лошадей. Оставшуюся часть пути наша пятерка проедет вместе. Думаю, Арку устроит нам допрос, как только мы все вместе остановимся на ночевку. В пути я пытаюсь оценить шансы каждого из нас троих.
При этом стараюсь смотреть глазами Арку, кладя на одну чашу весов то, что было сделано правильно, а на другую - наши ошибочные решения и упрямое нежелание принимать во внимание тот факт, что руководителем миссии является все-таки он. Заодно пытаюсь сопоставить триумфальное завершение нашей миссии со странным способом достижения этого результата. Думаю о возвращении домой и впадаю в тоску.
Иллан верхом на коне болтать не любит, и уж тем более, когда его спутник не в состоянии отвечать. Поэтому я остаюсь один на один со своими воспоминаниями и страхами. И понимаю, что очень хочу, чтобы мы все сейчас скакали вместе. Брокк перед отъездом был необычно молчалив - возможно, до сих пор не восстановил силы. Всю ночь он провел в тревоге. Я несколько раз просыпался и видел, как он стоял у окна, накинув на плечи одеяло, и невидящим взглядом смотрел в пустоту. Возможно, тоже пытался увидеть будущее, лишенное Лебяжьего острова. Хотя с такими талантами он всегда будет востребован как музыкант. А что насчет меня? Не исключено, что мне придется наняться конюхом. Где-нибудь далеко-далеко от дома.
Всю первую часть Вороньей дороги мы едем по лесу. Я ловлю себя на том, что постоянно поднимаю глаза, почти ожидая, что эти твари вот-вот спикируют вниз с деревьев и начнут рвать меня когтями. О боги! Как все-таки странно Брокк использовал голос в качестве оружия. И что скажет Арку, когда узнает всю эту историю от начала до конца? Мы ему расскажем? Брокк с Ливаун расскажут нам всем, что случилось с ними за той таинственной стеной? Проклятье Морриган! Если бы перед выездом с Лебяжьего острова кто-то сказал мне, что эта миссия будет связана со столь необычными событиями, я бы просто расхохотался. Потому что даже сейчас с трудом могу во все это поверить. И как Брокк с Ливаун с такой легкостью допускают существование сверхъестественного?
Доехав до боковой тропы, ведущей к дому Хозяюшки Джунипер, мы осаживаем лошадей. Впереди, на развилке дороги, стоят Арку, Брокк и Ливаун. Брокк спешился и отвязывает свою седельную сумку. Двое других по-прежнему сидят верхом на лошадях, перекрывая дорогу любому путнику, который решит здесь проехать. Все о чем-то спорят.
- Надо ехать дальше, - говорит Иллан.
Мы подъезжаем ближе и останавливаемся.
Брокк пререкается с Арку. Ливаун молчит, бледная, как полотно, судорожно сжав губы. И смотрит на брата с таким видом, словно не верит собственным ушам.
- Как это ты с нами не поедешь? Что ты хочешь этим сказать? - невозмутимый обычно Арку прилагает усилия, чтобы его голос звучал спокойно.
- Я обещал.
Брокк скатывает свои вещи в узелок и завязывает его. Арфа у него за спиной.
- Я не могу с вами ехать. Скачите. Забудьте обо мне.
- Дайте нам пару минут, - говорит Ливаун и спрыгивает так стремительно, что вновь рискует повредить лодыжку.
Она передает Арку поводья и подходит к Брокку. Мне кажется, что сестра сейчас даст брату пощечину и велит не глупить, но нет: она просто стоит и смотрит на него.
- О чем ты? - дрожащим голосом спрашивает она. - Что ты обещал? Задания мы выполнили и сделали все, о чем она просила! Она не может заставить тебя туда вернуться!
Я слышу, как упорно она старается сохранить самообладание. Слышу, как ей хочется закричать или дать волю слезам. Я и раньше считал ее сильной, но теперь чувствую эту силу в каждой частичке ее естества.
Брокк смотрит сестре прямо в глаза. От выражения его лица у меня захватывает дух.
- Это мой выбор, Ливаун. Она во мне нуждается. Во мне нуждается ее народ. Я обещал.
Он бросает взгляд на тропу, которая уходит наверх, к дому Хозяюшки Джунипер. Там кто-то есть. Но не знахарка и не ее собака. На дороге стоит женщина намного моложе, потрясающе красивая и скромно одетая. Стоит и ждет. За ее спиной другие фигурки, все в плащах с капюшонами. Выглядят удивительно и странно. Некоторые совсем маленькие, размером с ребенка, хотя и не дети. Маленький народец сродни Шубке-Чертополоху.
- Откажись выполнять это гнусное обещание, - говорит Ливаун, - поехали с нами, если не на Лебяжий остров, то домой, в Уинтерфоллз. Это не твой народ, Брокк. Ты один из нас.
- Может да, но может, и нет, - отвечает Брокк, кладет ей на плечи руки и целует в щеку.
Я вижу, что его лицо мокрое от слез.
- Так я смогу отыскать ответ на этот вопрос. Здесь меня ждет работа. Здесь путь, по которому мне надо пройти.
Ливаун поднимает глаза и смотрит на застывшую в ожидании толпу. Молодая женщина нежно ей улыбается и склоняет набок голову, давая понять, что узнала ее.
- Кто они такие? - сурово спрашивает Арку. - Пока ты еще подчиняешься мне, и я, в свою очередь, несу ответственность перед старейшинами Лебяжьего острова. С меня спросят за твое отсутствие. И ты мог бы оказать мне любезность, хоть как-то все это объяснив.
- Не могу, - говорит Брокк, - мне надо идти. Кира все знает. Простите, что я вас подвел.
Он смотрит на Арку, на меня и переводит взгляд на Иллана.
- Простите, что подвел вас всех. Я желаю вам в будущем всего самого лучшего. Но поехать с вами не могу. И тянуть дальше тоже.
Из груди Ливаун рвутся рыдания, и она подносит руку ко рту, чтобы их заглушить. Брокк обнимает ее и на миг прижимает к себе. А когда отступает на шаг назад, она спрашивает:
- Это надолго? Когда ты вернешься домой?
Он не отвечает, просто поворачивается и идет вверх по тропе.
- Брокк, - шепчет Ливаун, - не уходи.
Но он идет дальше, не обращая на нее внимания. Даже мне на глаза наворачиваются слезы.
Вскоре он подходит к тем, кто пришел его встретить. Они, все как один, поворачиваются, идут в лес и вскоре скрываются в тени деревьев. Ливаун закрывает лицо руками, стоит на дороге и не двигается. В этот момент мы слышим за спиной голоса путников - скорее всего, других гостей, тоже покинувших двор и отправившихся в долгий путь домой.
- Нессан, помоги ей сесть в седло, - говорит Арку, - теперь мы поедем вместе.
Я спешиваюсь и прошу моего коня подождать. А когда касаюсь плеча Ливаун, она вздрагивает, как перепуганное животное.
- Давай, - тихо говорю я, - надо ехать дальше. Я тебе помогу.
То, что она, садясь на лошадь, принимает мою помощь, без возражений берет поводья и следует за Арку, когда тот трогается с места, показывает, как она потрясена. Назад она не оглядывается. И больше не говорит ни слова. Арку пришпоривает коня, скромная хижина Хозяюшки Джунипер остается позади - интересно, где была она сама? - а за ней и лес с его гнусными вороноподобными тварями и другими, не менее необычными обитателями. Может, Брокк ушел туда, где живут создания, которых нельзя назвать ни зверушками, ни людьми, которые, подобно Шубке-Чертополоху, представляют собой смесь и того, и другого? Может, это сон - а о снах мне известно немало - и я вот-вот проснусь в комнате для репетиций, а у меня на коленях будет спать Ливаун. Может, проснусь, мне опять будет шесть лет и… Нет, по этому пути я больше не пойду. Время от времени я поглядываю на Ливаун, но она смотрит прямо перед собой. Слез больше нет. Лицо воительницы, словно высеченное из камня, - мрачное и упрямое. Я бы ничего не пожалел, чтобы увидеть ее улыбку. Или услышать ее резкий ответ, когда я ее раздражаю. А еще - чтобы она протянула руку и
позвала меня участвовать в каком-нибудь безумном приключении. Я обдумываю ответы на неизбежные вопросы Арку: Как бы ты оценил ее действия в ходе выполнения миссии? Что она сделала правильно? Где ошиблась? Что могла сделать лучше? Но он наверняка мыслит иначе, чем я. Если бы решение зависело от меня, я не отказал бы ей в месте на Лебяжьем острове.
43.Ливаун
Двигаться дальше есть лишь один способ - использовать на практике навыки воина. Я отгораживаюсь от всего, что только что произошло, и без разговоров еду вперед. Когда мы останавливаемся дать отдых лошадям, на вопросы отвечаю односложно - «да» или «нет». Делаю, что положено, вместе с другими ем и пью, стараясь быть готовой продолжать путь, когда приходит время.
Арку с Илланом ни словом не обмолвились о том, что случилось с Брокком. Они с Дау относятся ко мне с заботой и вниманием, словно опасаясь, что я или упаду в изнеможении, или брошу их и поскачу искать брата, как в прошлый раз. Мне приходится мысленно от них отгораживаться. Если начнут меня жалеть, я могу просто развалиться на куски. Этого нельзя допустить. Я сильная. И останусь такой, чего бы мне это ни стоило.
На ночь мы останавливаемся в придорожной гостинице. В обмен на кров и стол Арку предлагает музыку, не спрашивая меня, могу я выступать или нет, а просто ставя в известность о том, что мы будем играть.
- Если хочешь, можно ограничиться свирелью и кельтским бубном, - предлагает он.
«Если хочешь», а не «если считаешь, что пение слишком напомнит тебе об утрате» или «если думаешь, что можешь расплакаться». Хотя подразумевается именно это.
- Я смогу спеть пару песен, - говорю я, - на ваш выбор. Из тех, что лучше всего звучат без арфы.
Мы играем и поем. Я не лью слез и не запинаюсь на словах. Умудряюсь даже исполнить «Скачущего Артагана», хотя всю мелодию приходится играть самой. Никаких поблажек в темпе Арку не дает. Публика, похоже, веселится на славу. Утром едем дальше.
Следующий привал устраиваем на «явочном» хуторе - в доме Очу, Маэн и их сына. Арку предупреждает, что мы останемся здесь на две ночи. В первую, сразу после ужина, хозяева куда-то уезжают, а наша группа собирается у разожженного очага.
- Вот теперь я тебя выслушаю, - говорит Арку, - но сначала позволь сказать, - я признаю, что Брокка мы потеряли, и понимаю, как тебе, Ливаун, от этого тяжело. Но отвечать перед Кинелой придется мне, поэтому любые подробности, способные пролить свет на произошедшее, только приветствуются.
- Всего я не знаю. Некоторые моменты мог бы прояснить только Брокк. Но я расскажу все, что мне известно.
Мне это и самой нужно. Чтобы покончить с этим.
- Могу я сначала задать вопрос?
- Да.
- Почему вы так быстро смирились с его уходом? Почему не попытались его остановить? Не попытались поехать за ним, не стали ждать?
- А ты? - спрашивает Арку.
- Я знала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
- Я тоже. Я видел выражение его лица. И тех, кто его ждал. А когда ты отправилась возвращать его назад, я прекрасно понимал, куда он ушел.
Я, наверное, выгляжу потрясенной, потому что он добавляет:
- Не забывай, что Кинела знал твоих родителей еще до твоего рождения. И музыкальные способности стали только одним из факторов, когда мы подбирали команду для выполнения этой миссии.
- Вы хотите сказать, что уже тогда догадывались, что здесь могут быть замешаны сверхъестественные силы?
- Мы рассматривали такую возможность. И решили, что вы с братом, вероятно, сможете лучше справиться с этим, чем большинство остальных. Теперь рассказывай свою историю, Ливаун. Сначала мы послушаем тебя, потом Дау.
Дау, судя по виду, распирает от вопросов. Мне не хотелось, чтобы он знал, что наши родители - старые друзья Кинелы. Хотя сейчас это вряд ли имеет значение.
- Хорошо, тогда слушайте.
Я очень кратко пересказываю события. О том, как Брокк пошел по следу, на который его навела услышанная от друида история. Как я бросилась за ним, а Дау - за мной. Как я попала в Колдовской мир. О вороноподобных тварях, о королеве Маленького народца, о привязанности между ней и моим братом. О двух вариантах будущего. О полученных мной заданиях. Рассказывая о том, как Эрнья пообещала разрешить Брокку в канун Дня летнего солнцестояния вернуться со мной обратно, я едва не теряю контроль. Она сформулировала обещание очень осторожно, не сказав, что он вернется в наш мир навсегда.
- Не торопись, - говорит Арку.
Дау встает, наливает мне чашку медовухи и ставит рядом со мной на стол. Иногда он бывает очень внимательным.
Я рассказываю об Ашллин и кукле, о том, как она разыграла сцену с Волфи и его сестрой. Объясняю, что при таком способе изготовления игрушка стала могущественным артефактом магии домашнего очага.
- А танцы? - с ноткой подозрения в голосе спрашивает Дау.
- Нам нужно было стать единой командой, и танцы помогли нам стать ближе и больше доверять друг другу.
Мне кажется, эти три танца значат для нас гораздо больше, но говорить об этом не хочу.
Я рассказываю о своем возвращении в мир Эрньи, о том, как она поручила нам действовать в духе мудрости и справедливости.
Не забываю упомянуть намек королевы на то, что ее подданные порой могут брать ситуацию в свои руки, и делюсь своими соображениями об их причастности к похищению арфы. Хотя такие действия и нарушают правило, запрещающее Маленькому народцу непосредственно вмешиваться в человеческие дела, благодаря этому у королевы появилась возможность обеспечить Брефне лучшее будущее. Я рассказываю, как мы отправились в обратный путь, как на нас напало Воронье племя, и как пел Брокк. Я подхожу к моменту, когда мы незадолго до восхода солнца с арфой в руках спешились неподалеку от замка, и с какой сверхъестественной скоростью пролетели последние предрассветные часы.
- И тогда ты, в свою очередь, решила взять ситуацию в свои руки.
Арку говорит это совершенно ровным тоном.
Тут вмешивается Дау, но я поднимаю руку, чтобы его остановить.
- Подожди. Арку, после всего, что мне пришлось увидеть и услышать, я не могла просто отдать Арфу Королей, чтобы короновали Родана. К тому времени я уже знала о Фелане - и кто он такой, и что три года назад он предпочел короне путь друида. Так же, как и вы, я считала, что статус друида исключает его из списка претендентов на престол. И подумала, что оставив арфу у Врат Дану, мы предадим все воле богов. Решила, что Эрнья, призывая нас следовать пути мудрости и справедливости, имела в виду именно это. И понятия не имела, что собирался сделать Брокк.
- Рискованно, - говорит Иллан.
- Я подумала, что позволить Родану стать королем Брефны будет еще рискованнее.
- А теперь послушаем твой рассказ, - обращается Арку к Дау.
Тот излагает все в простых, понятных словах. Ему, по крайней мере, не приходится отчитываться о визитах в Колдовской мир. На роль немого не жалуется и строго придерживается фактов. Подробностей о том, как я выбралась из замка, когда отправилась на поиски Брокка, не приводит, ограничивается лишь фразой, что ему пришлось мне помочь. Свою роль в сражении с вороноподобными тварями умаляет. О том, как пел под стеной, чтобы дать мне передышку, тоже не говорит. Все это производит на меня немалое впечатление. Даже если мы все сделали неправильно, даже если нас отправят по домам, он все равно сможет жить с высоко поднятой головой. Недавние события изменили его в лучшую сторону. Эта странная история сняла с него налет презрения и безразличия.
- Скажи-ка, - говорит Арку, - какая блажь на тебя нашла, что ты бросил вызов сразу трем дружкам Родана, хотя до этого так долго и старательно играл свою роль? Если уж мы заговорили о риске, то это было очень рискованно.
- Они меня разозлили оскорблениями в адрес Ливаун. И окончательно достали.
Дау упирает локти в колени и сплетает пальцы. Он смотрит в пол и не видит, что Арку с Илланом широко улыбаются.
- У меня тоже есть вопрос, - говорю я, - почему вы оба в тот вечер так поступили? Каждый из вас отступил от роли, отведенной ему в рамках миссии. Хотя нельзя сказать, что этот спектакль мне не понравился. Кроме того момента, когда мне показалось, что коротышка собирается вонзить в Дау нож.
Арку с Илланом смеются. Дау от неожиданности выпрямляется.
- Если честно, я люблю хорошую драку, - говорит Арку, - тем более, что этим болванам давно надо было преподать урок. Другое дело, если бы среди них оказался Родан - тогда нам пришлось бы все это прекратить. А так все выглядело совершенно естественно.
- Это был лучший момент миссии, - добавляет Иллан, - ты, Дау, отличный боец, клянусь богами. Да и Ливаун среагировала с быстротой молнии. Хотя вообще-то я никому бы не советовал регулярно упражняться в ловле ножей на лету. Так ведь можно и пальцев лишиться.
Надеюсь, они перейдут к той части, которую не терпится услышать нам с Дау: оценят наше поведение и вынесут вердикт. Арку наверняка не станет томить нас до возвращения на Лебяжий остров и объявит о своем решении раньше. Или все же нет? Может, ему надо посоветоваться с другими наставниками? Или старейшинами. Если так, то ждать нам, возможно, придется очень долго.
- Уже поздно, - говорит он, встает и протягивает руки к огню, - мы все устали. Завтра отдыхаем. К нашему разговору вернемся вечером. А теперь всем доброй ночи.
Мы в ответ тоже бормочем пожелания спокойной ночи и идем спать - я на лежанке в углу кухни, мужчины в общей комнате в противоположной части дома. Интересно, сколько воинов с Лебяжьего острова останавливалось здесь, отправляясь выполнять различные миссии? Наши хозяева, верно, слышали великое множество историй, которыми ни с кем нельзя делиться. Я ложусь в постель, размышляя о том, каким долгим будет завтрашний день.
Если Арку не даст оценки нашим действиям до того, как продолжить путь, я взбешусь. Это настолько занимает меня, что я почти не думаю о Брокке. Но перед тем как на рассвете я все же засыпаю, в окно сочится слабый, ясный лунный свет, и мои мысли вновь возвращаются к брату. «Надеюсь, ты счастлив, - думаю я. - Надеюсь, ты сделал правильный выбор. Надеюсь, однажды мы с тобой еще споем».
Приходит новый день. Лодыжка уже не так болит. Раны, полученные в сражении с Вороньим племенем, не такие глубокие по сравнению с теми, что я видела у лошадей. Думаю, они затянутся. Маэн смазывает их и накладывает чистую повязку на рану на плече, стесняющую движения.
После завтрака я помогаю молодому хозяину дома копать дренажную канаву. Колю дрова. Стираю и отжимаю одежду, вешаю ее сушиться на солнце. Устраиваю себе долгую прогулку по полям. Захожу на конюшню. Там суетится пожилой, крепко сбитый человек. Мы болтаем о пустяках. Я не спрашиваю его, был ли он когда-нибудь воином с Лебяжьего острова, хотя у него на лице любопытная татуировка, напоминающая орла. Он желает мне счастливого пути, я благодарю его за то, что уделил нам время и хорошо позаботился о лошадях.
За обедом мы с Дау молчим. Арку предлагает нам отдохнуть. Мы бормочем что-то в ответ. После обеда я опять иду гулять, иду вдоль ручья без всякой цели, просто чтобы поменьше думать. Как нам и было велено, пределов хутора не покидаю - они недвусмысленно помечены известняковыми глыбами. Подоткнув юбку, пытаюсь немного походить на руках, чтобы убедиться, что еще не разучилась.
Я сажусь под красивой ивой на краю надела и смотрю на бегущий ручей, на водную рябь, водовороты и изредка неподвижную гладь. Мимо проплывают утки, в воздухе носятся насекомые, стремительно шныряют рыбки, опасаясь ныряющих птиц. Меня пробирает дрожь. Я думаю о Брокке за непреодолимой стеной, о том, ждет ли Эрнья, что он изо дня в день будет сражаться с теми тварями. То, что он тогда сделал, уму непостижимо. Понимает ли королева, чего ему это стоило? Понимает ли она, что человек не может снова и снова так расточать свои силы, иначе от него останется лишь тень? Любит ли она его настолько, чтобы уберечь от такого? Или будет защищать свой народ, во что бы то ни стало?
Рядом кто-то вежливо кашляет, и я вздрагиваю от неожиданности.
- Черт! Никогда так не подкрадывайся!
- Ты расслабилась. Не теряй бдительности.
- Ну, спасибо. Это как раз то, что мне хотелось слышать.
Молчание. Он отворачивается и бросает:
- Я тогда пойду.
- Дау! Останься, пожалуйста. Мне нужна компания.
Он подходит, садится рядом, выпрямляет спину и сгибает колени. Наверное, демонстрирует идеальную бдительность. Мы смотрим на воду в ручье. Над нами бегут облака. Мои мысли вновь возвращаются к Брокку, и в этот момент случившееся воспринимается ударом под дых. Брат ушел и не вернется. Он сделал свой выбор и распрощался со мной, с нашими родителями и Гэленом. Предпочел тот, другой мир, и я никогда больше не услышу его голоса.
- Поплачь, если хочешь, - тихо говорит Дау.
Я уже плачу. Слезы текут, и я не могу их сдержать. Я рыдаю как ребенок, вспоминая лучшие дни, когда мы с Брокком защищали друг друга, когда вместе пели, играли и сочиняли стихи, учились сражаться. Я закрываю лицо руками. Проклятье! Я что, правда, ребенок?
Когда худшее позади, Дау вкладывает мне в ладонь чистый носовой платок. Как это он умудряется постоянно носить их при себе? Я вытираю лицо. Не хочу, чтобы Дау что-то говорил. Ему не понять. Он ненавидит своих братьев.
- Тебе, наверное, сейчас тяжело, - говорит он, - я знаю, как вы были близки.
- Не хочу об этом говорить, - бормочу я.
Достаточно того, что мне придется сообщать семье.
- Пари? - спрашивает Дау, все так же глядя на воду.
- В смысле?
- Вечером Арку нам кое-что скажет, так? Скажет, останемся мы или нет. Давай поспорим, останемся мы оба, останется кто-то один или же и тебя, и меня отправят домой.
Резкая смена темы прекрасна, как холодная вода после тяжелого боя на палицах.
- У меня туго с деньгами, - отвечаю я.
- Ставка не важна. Один медячок? Я ставлю на то, что тебя он оставит, а меня прогонит.
Я в недоумении смотрю на него.
- С какой стати, во имя богов, тебе в голову пришла такая мысль?
- Ты рискуешь, проявляешь качества лидера и твердо стоишь на том, во что веришь. Да и храбрости тебе не занимать.
- Те же самые мои поступки можно назвать глупыми, идиотскими и тупыми. Честно говоря, такие они и есть. Может, разве что, не тупые.
- Даже если так, как ты думаешь, что он решит?
- Я думаю ровно наоборот. Ты останешься, а я поеду домой.
- Ты говоришь так, только чтобы мне стало лучше.
- Чушь, Дау. Если во мне и есть что-то хорошее, то это честность. Ты не выходил из своей роли даже в самых сложных ситуациях. Проявлял ум, здравый смысл и замечательные физические способности. А еще… а еще поверил нам с Брокком, хотя для тебя ситуация была непостижимой. Ты не мог знать, что мы… что благодаря воспитанию нам с Брокком было легче это понять. И в свою очередь, доказал, что тебе тоже можно верить.
На этот раз молчание длится долго.
- Спасибо, - говорит Дау, - как бы мне хотелось, чтобы оценку моих действий проводили не они, а ты.
- Но тогда я отослала бы саму себя домой, что даже для меня стало бы странным поступком.
Он улыбается и говорит:
- Тогда каждый из нас ставит по медяку - либо так, либо эдак.
- Договорились! Нам, пожалуй, пора назад.
Но сразу мы не возвращаемся. Еще немного сидим на берегу, прислонившись спинами к иве. Становится теплее, и в какой-то момент я задремываю. А когда просыпаюсь, мы встаем, идем обратно, и каждый из нас в компании другого чувствует себя уютно.
Арку прогоняет нас по набору стандартных вопросов, которые мы слышим от него после каждой схватки. Самый сложный из сегодняшних состоит в том, чтобы определить слабые места и ошибки противника. В сложившихся обстоятельствах это кажется неправильным. Но поскольку это упражнение входит в подготовку воина с Лебяжьего острова, я раскладываю все по полочкам.
- Дау далеко не сразу стал доверять другим. Тяготился отведенной ему ролью, и порой это было заметно.
- Что еще?
- Больше ничего. О том, что он делал правильно и хорошо, я вам уже говорила. По большей части он вел себя отлично.
- Значит, Дау проявил себя лучше тебя? Лучше твоего брата?
- Нет, просто иначе. Вам не стоит оценивать нас, сравнивая друг с другом. Каждому из нас была отведена определенная роль. И все мы были нужны для выполнения миссии.
- Ладно. Теперь, Дау, послушаем тебя. Что Ливаун сделала не так? О ее сильных сторонах ты на удивление хорошо отозвался.
- Она склонна говорить то, что думает, и из-за этого могут возникать проблемы. Любит риск. Иногда это слишком… рискованно. Некоторые даже могут посчитать это безрассудством. Если бы мне пришлось готовить Ливаун к следующему заданию, я попросил бы ее поработать над самоконтролем.
- Что в ходе нашей миссии принесло тебе наибольшее удовлетворение?
Этот неожиданный вопрос задает Иллан.
Дау перехватывает мой взгляд, и мы оба широко улыбаемся. Ни он, ни я не намерены упоминать о песнях и танцах под стеной.
- Если честно, - говорит он, - то за все время в Брефне я, по большому счету, ничего кроме удовлетворения и не испытывал. Обрадовался, когда Ливаун вытащила Брокка из того странного места. И когда арфа, наконец, оказалась в нужных руках, тоже.
- А ты, Ливаун?
- Мне понравилось работать в команде. У нас это стало лучше получаться. И благодаря этому мы многому научились. Однако… без Брокка мы уже не совсем команда. Простите. - Я откашливаюсь, стараясь придать голосу твердость. - Мне бы хотелось, чтобы он сейчас был здесь и отвечал за себя. Мне бы хотелось, чтобы все поняли, каким он был сильным. И каким сильным он остается. Мне бы хотелось перестать думать о том, что я сама виновата в том, что с ним случилось. Он знал, как я хотела, чтобы наша миссия увенчалась успехом.
Какое-то время все молчат, потом Арку спрашивает:
- А кто решил, что он там останется? Ты? Королева Маленького народца? Или сам Брокк? Он сам себе хозяин, Ливаун, и так было с самого начала.
Арку, конечно, прав. Может, со временем чувство вины притупится, и я смогу смириться со случившимся. Мне бы очень хотелось знать, надолго ли Брокк застрял в Колдовском мире. На лето? На год, на сто лет, навсегда? Я слышала слишком много сказок.
- Тебе наверняка захочется отправиться домой в Уинтерфоллз, - говорит Арку.
Душа уходит в пятки.
- Я имею в виду, чтобы самой рассказать близким о случившемся. Это нелегко. Мы кого-нибудь пошлем вместе с тобой.
Меня разрывают два желания - смеяться и плакать. В груди спутался тугой клубок самых разных чувств.
- Скажите нам, пожалуйста, - вмешивается Дау, чтобы положить конец этой пытке, - мы с Ливаун продолжим подготовку на Лебяжьем острове?
Арку с Илланом обмениваются долгими взглядами. Их лица суровы, как у судей, которые вот-вот вынесут приговор. Я до боли сжимаю кулаки. Посмотреть на Дау нет сил.
- Как считаешь, Иллан? - спрашивает Арку. - Оставим их?
- Думаю, можно.
О боги! Неужели они действительно ответили нам согласием?
- Я только одного не могу понять, - говорит Арку, на этот раз с улыбкой на лице, - как вы могли подумать, что после всего случившегося мы вам откажем. Закончив подготовительный курс без грубых ошибок, вы оба возглавите наш список. И поведение каждого из вас в ходе выполнения этой миссии лишь укрепило ваши шансы.
Я делаю то, что совсем недавно сочла бы немыслимым: вскакиваю, обнимаю Дау и прижимаюсь к нему, плача и смеясь одновременно. Он тоже обнимает меня, что еще более немыслимо. Вновь обретя возможность связно говорить, я выпускаю его из рук и поворачиваюсь к Арку. Судя по виду, он немало, но приятно, удивлен. Иллан наливает всем еще медовухи.
- Но… безрассудный риск… своеволие… неподчинение приказам… критика Верховного Друида в присутствии сановников…
- Игнорирование правил, - добавляет Дау, - привлечение к себе ненужного внимания, полная неспособность подслушать хоть что-нибудь полезное. И ряд других моментов, которые я не стану упоминать. Разве все это не перевешивает успех нашей миссии?
- Держите, - Иллан подает нам медовуху, - вы что, пытаетесь отговорить нас оставить вас на острове?
- Нет, конечно, - отвечаю я, все еще не в состоянии в это поверить. - Но… вы меня поразили. Разве воин с Лебяжьего острова не должен подчиняться приказам командиров и строго следовать плану миссии?
Арку прочищает горло и снова смотрит на Иллана. Они, не скрываясь, веселятся.
- Миссии, Ливаун, бывают разные. Нам нужна единая команда, это я могу вам точно сказать. Мы стремимся, чтобы наши люди полностью доверяли друг другу. Однако, Лебяжий остров ценит в каждом и его индивидуальные качества. Нам нужны ребята, способные быстро соображать и готовые по щелчку взять на себя роль лидеров, если того требует ситуация. Мы ценим догадливость и развитое воображение, любим, когда идут на риск, при том, однако, условии, что этот риск оправдан. Но оправдан ли он, вы не узнаете, пока на него не пойдете. Я бы сказал, что каждый из вас создан для этой работы, какими бы разными вы ни были. Просто будьте готовы по возвращении и дальше упорно готовиться. Да, вы прекрасно проявили себя в ходе выполнения миссии, но это не дает вам права расслабляться по ее завершении. К тому же, в вашем отряде есть и другие кандидаты, наступающие вам на пятки.
- Спасибо. Я… у меня просто слов нет.
- Должно быть, впервые за все время, - говорит Дау. - Я тоже вас благодарю.
И после паузы добавляет:
- Вы говорили, что Ливаун надо съездить домой и рассказать обо всем родителям. Вы разрешите мне ее сопровождать?
Арку долго и сурово смотрит на него. Другой на месте Дау смутился бы, но он твердо выдерживает взгляд. И с чего, черт возьми, он это предложил?
- Я подумаю, - отвечает Арку, - полагаю, что в этом случае в плане тренировок вы окажетесь в равных условиях. Посмотрим.
Я думаю о Брокке. Он должен был бы сейчас сидеть здесь, пить с нами медовуху, смеяться, а может, и петь. Слушать наши слова о том, как блестяще он сыграл свою роль. Если бы Брокк не отошел от первоначального плана, нас наверняка бы ждал провал. Он оказался самым храбрым из нас. Я думаю о том, как расскажу обо всем родителям, и насколько мне будет легче, если рядом будет друг.
- Я могу и сама съездить, - говорю я, - с какой стати кому-то еще пропускать столько тренировок?
- Чтобы ты точно вернулась, - отвечает Дау.
44.Брокк
Вот мы и на месте. Дома. У слова «дом» теперь иное значение. Можно спеть об этом балладу. Но не сейчас.
Не сегодня.
Народ Эрньи ликует. Ее подданные празднуют коронацию доброго короля, предвкушая лучшие времена - времена подлинного взаимопонимания. И радуются моему возвращению, ведь когда счастлива их королева, счастливы и они. И хотя Вороньего племени никто не упоминает, я знаю, что они видят во мне воина, который отведет нависшую над ними беду.
Им хочется музыки, танцев и веселья. Но Эрнья, видя, во что мне обошлось прощание, говорит им:
- Позже. Позже наш бард вам сыграет, и весь лес наполнится радостными звуками.
А пока я лежу в своем маленьком домике. За окнами поют птицы. Арфа стоит в углу, дожидаясь, когда мои пальцы коснутся ее струн. В руках Фараннана она не издала ни звука, и это оказалось непостижимой тайной. Это был день настоящих чудес.
Перед тем как выйти за дверь и окончательно вступить в новую жизнь, перед тем, как коснуться струн инструмента или запеть - будь то повеселить друзей или объявить войну врагам, - я должен примириться со всеми, кого оставил в прежней жизни. Увижу ли я их еще когда-нибудь? Вернусь ли однажды домой и не изменюсь ли настолько, что они не узнают меня?
- Мама… - шепчу я, - отец… Я люблю вас. Простите меня. Ты, Гэлен, присматривай за ними. И всегда будь рядом.
Это, пожалуй, молитва. Возможно, они каким-то необъяснимым образом услышат меня и поймут.
Есть еще Ливаун. Жаль, что у меня не было больше времени с ней попрощаться. Развеять ее страхи. Увидеть на ее лице улыбку. Сказать, что мне будет не хватать ее голоса, который всегда мог тронуть мне сердце и поднять настроение. Благодаря ее музыке я стал сильнее. Я стал сильнее благодаря ей.
Я хотел бы сказать ей еще многое, но для этого не хватило бы всей жизни.
Но я могу спеть. Без арфы. И не в полный голос, потому что слушатели мне не нужны. Я буду петь тихо, словно сестра сейчас рядом - настолько, что стоит лишь посмотреть, чтобы встретить ее прямой, искренний взгляд, стоит лишь протянуть руку, чтобы к ней прикоснуться. И если я закрою глаза, то, возможно, услышу ее голос, поющий вместе со мной:
Я не могу пойти за тобой, куда пойдешь ты,
Я не могу быть рядом в радости и в горе,
Но буду поблизости, пусть и невидимый тебе,
И буду любить тебя и охранять,
Пока мы не свидимся в божественном свете.
Благодарности
«Арфа Королей» не попала бы в руки читателей, если бы не бесценная поддержка и содействие очень многих людей. Прежде всего, я хочу поблагодарить моего агента Рассела Гэлена, чья непоколебимая вера в этот проект помогла мне пережить период сомнений. Спасибо Клэр Крейг и ее команде из издательства Pan Macmillan Australia, особенно моему редактору Брианне Танниклифф и литературному редактору Джулии Стайлз. Кроме того, выражаю самую горячую признательность команде из США: Энн Соуэрдз, Миранде Хилл и всем сотрудникам Penguin Random House за проделанную ими изумительную работу. Работать с вами было замечательно, и я искренне ценю вашу поддержку.
Великолепную обложку создала Мелани Делон, изобразив Ливаун в точности такой, какой я себе ее представляла.
А еще я хочу обратиться к моим верным читателям: спасибо, что так терпеливо ждали эту книгу и не слишком часто повторяли: «Ну же, скорее». Надеюсь, вам понравятся мои новые персонажи и их история.
Об авторе
ДЖУЛЬЕТТА МАРИЛЬЕРродилась и выросла в новозеландском Данидине - городе с глубокими шотландскими корнями. За свою жизнь сменила множество профессий, в том числе преподавала и исполняла музыку. Теперь Джульетта живет в историческом поместье в Перте на западе Австралии, и все свое время посвящает литературному труду. Она является членом друидического ордена ОБОД (Order of Bards, Ovates and Druids). В свободное время она присматривает за несколькими собаками, которых приютила у себя. Джульетта - автор цикла романов «Блэкторн и Грим», включая «Волчье логово» и «Башню шипов», а также серии о Семиводье. Ее произведения, написанные в жанре исторического фэнтези, широко публикуются по всему миру, получая множество наград.
notes
1
Морриган (ирл. Mor-rioghain, «Великая Госпожа Воронов», «Великая королева») - богиня войны в ирландской мифологии.
2
В мифологии ирландских кельтов священные рощи, где кельтские жрецы-друиды поклонялись духам леса.
3
Лугнасад - кельтское название августа и одноименный праздник начала осени. - Прим. пер.
4
Персонажи ирландского фольклора, обитатели винных и пивных погребов.
|
