Бог умер Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Рассказы Но профессор Грэхем продолжал пользоваться пером для прямых его целей: он написал книгу - "Рождение Бога". И странно, автора не заключили на Остров Третьего завета, как это сделали бы раньше, а книга к концу года шла сорок первым изданием.
Сигизмунд КРЖИЖАНОВСКИЙ
Рассказ "Бог умер" был включён автором в неопубликованный сборник "Сказки для вундеркиндов". {{было предсказано одним осмеянным философом}} - имеется в виду Ф. ицше (1844-1900).
Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Бог умер
I
Случилось то, что когда-то, чуть ли не в XIX столетии, {{было предсказано одним осмеянным философом}}: умер Бог .
В ангельских сонмах уже давно затлело и разгоралось предчувствие недоброго. И в сомкнутом круге серафимов давно шептали, роняя шептание в шелесты крыл, о неизбежном. Но никто не смел взглянуть, пустота зародилась и ширилась, черной ползучей каверной, там, где был Он, развернувший пространства, бросивший в бездны горсти звёзд и планет. Ничто холодило воскрылья, оперённые груди, ползало на беззвучно ступающих чёрных лапах по эллиптическим и круговидным орбитам миров, - но никто не смел взглянуть.
Был херувим, именем Азазиил.
- Хочу видеть, - промолвил он.
- Погибнешь, - зашептали вокруг.
- Как может погубить погибший? - отвечал Азазиил, и, распахнув крылья, глянул.
И раздался вопль Азазиилов: умер Бог! умер Бог!
Ангелы повернули лики к средине средин и узрели там зияющее чёрною ямою Ничто.
- Умер… Умер Ветхий Днями, - пронеслось от сонмов к сонмам, от звезды к звезде, из земель в земли. А херувим Азазиил развёрстыми зеницами вбирал даль: ничего не менялось. Бог умер - и ничего не менялось. Миги кружили вкруг мигов. Всё было, как было. Ни единый луч не дрогнул у звёзд.
Ни одна орбита не разорвала своего эллипса.
И слёзы задрожали в прекрасных очах Азазиила.
II
Томас Грэхем, шлёпая туфлями, подошёл к книжному шкафу. Потянув за его стеклянную дверцу, он ясно видел, как по скользкой поверхности дверцы поползло и скрылось хорошо знакомое старое бритое морщинистое лицо с чуть прищуренными глазами; за отползшим вбок отражением блестели цветными корешками - книги. Мистер Грэхем повёл глазами по переплётам и не нашёл.
Помнил ясно: зелёный, невысокий корешок, с золотой строкой, опрокинутой на свою начальную букву:?.
В рассеянности, потрогал пальцами шероховатые переплёты у двух-трёх книг: нужный корешок не зазеленел ниоткуда. Доктор Грэхем досадливо потёр ногтем большого пальца переносицу: где бы ему быть.
Доктор Грэхем, престарелый и заслуженный профессор Лондонской Высшей Школы по кафедре «Истории религиозных предрассудков», был большим чудаком и любил, особенно в минуты недоумения и досады, старинную вышедшую из людских обиходов фразеологию, поэтому-то он, проведя ещё раз пальцами по корешкам, пробурчал:
- «Бог знает», куда она девалась.
Но Бог не знал, куда девалась книга мистера Грэхема: даже этого. Он был мёртв.
III
Мистер Брудж, сидя перед фотометром в круглом малом павильоне Љ 3-а Гринвичской Обсерватории, спешил закончить скучное поверочное вычисление суммы звёздного света в созвездии Скорпиона. Подведя изумрудно-белую? к пересечению нитей внутри рефрактора, он левой рукой повернул закрепляющий винт, а правая быстро нажала стальную пуговку: и тотчас же зашуршал часовой механизм.
Вокруг было тихо. Мистер Брудж притиснулся глазом к окуляру. Щёлкнул зажим: в поле зрения зажглось электрическое пятнышко. Оставалось повернуть раз-другой микрометрический винт… - как вдруг произошло нечто странное: звезда?[Звезда? созвездия Скорпиона умерла (погасла) (лат.).] потухла. Лампочка горела, а звезда потухла.
Мистер Брудж не растерялся. «Часовой механизм», - подумал он: но вертикально натянутая стальная нить мерно вращала колёсико, с прежним ритмическим шуршанием. Не веря стеклу, Брудж откинулся на спинку кресла и простым глазом посмотрел в чёрный сегмент ночного неба, наклонившегося над круглым раздвижным сводом павильона. «? на месте,? на месте,? тоже,? - нет,» - сказал вслух Брудж, и голос его как-то странно и мёртво прозвучал в пустом павильоне. Придвинул лампочку; всмотрелся в звёздную карту: «?». Странно, - была и нет. Брудж, глянул на часы: отметил на полях карты - «anno 2204.11.11. 9№ 11» Scorpio?/†/ - obiit. Надвинул шляпу, потушил свет. Долго стоял в темноте, пробуя покончить с какой-то мыслью. Вышел, тихо прикрыв за собой дверь: ключ не сразу выдернулся из замка, так как руки мистера Эдуарда Бруджа чуть-чуть дрожали.
IV
Это произошло одновременно, миг в миг, с исчезновением звезды?.
Виктор Ренье, прославленный поэт, работал у зелёного колпачка лампы над поэмой -
«Тропинки и орбиты»: из-под пера выпрыгивали буквы. Рифмы звучали остро-созвонно. Мозг укачивало мерным ритмом. Черты длинного лица Ренье заострились и разожглись румянцем. Счастье поэтов - припадочно. Это и был - редкий, но сильный приступ счастья: и вдруг - что за чёрт? - мягкий толчок в мозг, - и всё исчезло, от вещи до вещи, будто свеянное в пустоту.
Правда, ничто не шевельнулось: всё было там, где было и так, как было. Но из всего
- пустота: будто кто-то, коротким рывком выдернул из букв звуки, из лучей свет, оставив у глаз одни мёртвые линейные обводы. Было всё, как и раньше, и ничего уже не было.
Поэт глянул на рукопись: буквы, из букв слова; из слов строки. Вот тут пропущено двоеточие: поправил. Но где же поэма? Огляделся вокруг: у локтя - раскрытые книги, рукописи, зелёная шляпка лампы; дальше - прямоугольники окон: всё - есть, где было, и вместе с тем: нет.
Ренье зажал ладонями виски. Под пальцами дёргался пульс. Закрыл глаза и понял: поэзии нет. И не будет. Никогда.
V
Если бы в феврале 2204 года газетам сообщили о смерти Бога, то, вероятно, ни одна из них, даже тридцатидвухстраничное «Центро-Слово», не отвела бы и двух строк петита этому происшествию.
Самое понятие «Бог» давно было отдумано, изжито и истреблено в мозгах.
Комиссия по ликвидации богопочитаний не функционировала уже около столетия за ненадобностью. Правда, историки писали о кровавых религиозных войнах середины XX и начала XXI столетия, но всё это давно отошло и утишилось, - и самая возможность существования и развития вер в богов была объявлена результатом действия болезнетворных токсинов, ослаблявших из века в век внутричерепную нервную ткань. Был открыт и уловлен стеклом микроскопа даже особый fideococcus - вредитель, паразитирующий на жировом веществе нейрона, деятельностью которого и можно было объяснить «болезнь веры», древнюю mania religiosa, разрушавшую правильное соотношение между мозгом и миром. Правда, мнение это оспаривалось Нейбургской школой нейропсихологии, - но массы приняли fideococcus'а.
Заболевавших верою в Бога (таких было всё меньше и меньше) тотчас же изолировали и лечили особыми фосфористыми инъекциями - непосредственно в мозг. Процент излечимых был доведён до 70-75, человеческий же остаток, сопротивлявшийся инъекционной игле, так называемых «безнадёжно надеющихся», селили на малом острове, прозванном - неизвестно кем и почему - «Островом Третьего Завета». Здесь, за сомкнувшейся высокой стеной для неизлечимо верующих, была построена даже «опытная церковь»: дело в том, что некоторые авторитеты, опираясь на древнее медицинское правило
«simila similibus curantur» [Подобное излечивается подобным (лат.).] , находили, что morbus religiosa [Болезнь веры (лат.).] имеет тенденцию в самых её тяжёлых и, казалось бы, неизлечимых формах, самоизживаться и что опытная церковь и лабораторное богослужение могут лишь ускорить естественное разрешение процесса в ничто.
Опытная церковь была просторной сводчатой комнатой, с верхним светом.
Она была оклеена серыми обоями с чередующимися вдоль длинных полос, чёткими изображениями: крест - полумесяц - лотос; крест - полумесяц - лотос. У центра комнаты - круглый камень. На камне - курильница. Всё.
В миг Азазиилова вопля, больные верой, расставленные шеренгами вокруг круглого камня, молились, под наблюдением врачей. Они стояли молча, даже губы их не шевелились. И только сизому ладанному дымку в кадильнице разрешено было двигаться: покружив серо-синими спиралями, дымок потянулся было прозрачной нитью вверх, точно пробуя доползти до неба, но, закачавшись, стал мутными налётами оседать вниз. И вдруг дальний-дальний еле внятный крик, оброненный небом, ударился о купол, скользнул вдоль стен и, точно разбившись о землю, смолк. Врачи не слышали крика: они лишь видели ужас, скомкавший лица и разорвавший шеренги внезапно сбившихся в кучу, стонущих и шепчущих больных. Затем всё вернулось in ante [К прежнему (лат.).
. Но изумлению врачей не суждено было закончиться сразу: в течение недели больные
- один за другим - выписывались, заявляя кратко: «Бог умер». Расспросы оставляли без ответа. Последним ушёл ветхий старец, бывший священником и как бы последним апостолом опытной церкви островка.
- Мы оба были стары, - сказал он, опуская голову, - но мог ли я думать, что
переживу его .
Остров Третьего Завета - опустел.
VI
Мистер Грэхем отыскал нужную книгу. Оставалось навестить цитату, проживающую, кажется, на странице 376. Улыбаясь, мистер Грэхем согнул палец и легонько постучал в переплёт: можно? (он любил иной раз пошутить с вдовствующими мыслями мертвецов). Из-за картонной двери не отвечали. Тогда он приоткрыл переплёт и - глазами на 376: это была та давно забытая строка старинного автора, начинавшаяся со слов «умер Бог». Внезапное волнение овладело мистером Грэхемом. Он захлопнул книгу, но эмоция не давала себя захлопнуть, ширясь с каждой секундой. Схваченный новым ощущением, мистер Грэхем с некоторым страхом вслушался в себя: казалось, острошрифтные буквы, впрыгнув ему в зрачки, роем злых ос ворошатся в нейронах. Пальцы к выключателю: лампы погасли. Грэхем сидел в темноте. В комнату уставились тысячью оконных провалов сорокаэтажные дома. Грэхем спрятал глаза под веки.
Но пляска бурь продолжалась: «Бог умер - умер Бог». Боясь шевельнуться, он судорожно сжал пальцы: ему казалось - стоит коснуться стены и рука продавится в пустоту. И вдруг мистер Грэхем заметил: губы его, шевельнувшись, выговорили: Господи!
В эту ночь первый чёрный луч из Ничто, сменившего Всё, прорвав крылатые круги, достиг земли.
И затем началось что-то странное. Краткое сообщение Бруджа об утерянной? Скорпиона не переступило круга специалистов. Но факты, опрокидывающие цифру и формулу, стали множиться, что ни день: звёзды, то и дело, не загорались в заранее исчисленные секунды у пересечения нитей меридионала.
Внезапно в созвездии Весов вспыхнул изумрудный пожар, осиявший отблесками полнеба. Звёзды сгорали и гибли одна за другой. Спешно измышлялись гипотезы для покрытия фактов. Древнее слово «чудо» затлело в толпах. Радио успокаивало, предсказывая близкий конец катаклизма. Электрические солнца, повисши на проводах от небоскрёба к небоскрёбу, заслоняли бело-жёлтыми лучами беззвёздящееся, пустеющее небо. Но понемногу и орбиты соседних планет стали разрываться и спутываться. Тщетно выпученные стекла телескопов обыскивали чёрную бездну, пробуя изловить хоть один звёздный блик. Вокруг земли зияла черным-чёрная тьма. Теперь нельзя было скрывать от масс: укрощённая числами, расчерченная линиями орбит бездна, расшвыряв звёзды, смыв орбиты, восстала, грозя смертью и земле. Люди прятались на холодеющей и одевшейся в вечные сумерки земле, за камни стен, под толщи потолков, ища глазами глаз, дыханием дыхания: но к двум всегда приходило и незваное третье: стоило отвести взгляд от взгляда - и тотчас, - у самых зрачков - слепые глазницы третьего; стоило оторвать губы от губ, - и тотчас - чёрным в алое - ледяной рот
третьего.
Сначала умерла поэзия. А после и поэт Ренье - омочив обыкновенное стальное перо в баночку с FSN, он проколол им кожу: этого было достаточно.
За ним и другие. Но профессор Грэхем продолжал пользоваться пером для прямых его целей: он написал книгу - «Рождение Бога». И странно, автора не заключили на Остров Третьего завета, как это сделали бы раньше, а книга к концу года шла сорок первым изданием. Впрочем, территории опустевшего островка и не хватило бы теперь для всех, захваченных эпидемией morbus religiosa. Островок точно раздвинул берега, расползся по всей земле, отдавая её царству безумия. Люди, запуганные катастрофами, затерянные среди пустот, прозиявших из душ и из пространств, трепещущим стадом сбились вокруг имени Бога: «это кара за века неверья» - гудело в массах. И указывая на разваливающийся вокруг умершего Бога мир, пророки у перекрестков кричали:
«Вот чудеса Господни!», «Покайтесь!», «Прославьте имя творца!». Под «имя» спешно подводились алтари. Над алтарями нависали своды. Храмы, один за другим, бросали в чёрное небо золото крестов и серебро лун.
Происходило то, чему и должно было произойти: был Бог - не было веры; умер Бог - родилась вера. Оттого и родилась, что умер. Природа не «боится пустоты» (старые схоласты путали), но пустота боится природы : молитвы, переполненные именами богов, если их бросить в ничто, несравнимо меньше нарушат его нереальность. Пока предмет предметствует, номинативное уступает место субстанциональному, имя его молчит: но стоит предмету уйти из бытия, как тотчас же появляется, обивая все
«пороги сознания», его вдова - имя: оно опечалено, в крепе, и просит о пособии и воспомоществованиях. Бога не было - оттого и сказали все, искренне веруя и благоговея: есть.
Реставрировался древний культ: он принимал старые католические формы.
Был избран первосвященник, именем Пий XVII. Несколько стёртых камней давно срытого Ватикана были перенесены с музейных постаментов снова на пеплы Рима: на них, обрастая мраморами, возникал Новый Ватикан.
Настал день освящения новой твердыни Бога. День ли: сумерки теперь не покидали землю; чёрное беззвёздное небо раззиялось вкруг планеты, всё ещё ведомой слабнущими и гаснущими лучами солнца по одинокой последней орбите мира. На холмах, вокруг нового храма, собрались мириады глаз, ждавших мига, когда престарелый первосвященник поднимет триперстие над толпами, отпуская и их в смерть.
Вот у мраморных ступенек закачалась старинная лектика; и старческое «in nomine Deo» [Во имя Господа.] пронеслось над толпами. Дрожащая рука, благословляя, протянулась к чёрному небу. На хоругвях веяли кресты. Тонкие ладанные дымки струились в небо: но небо было мертво. Тысячи и тысячи губ, повторяя «имя», брошенное им urbi et orbi [Граду и миру (лат.) - формула из традиционного благословения римского папы, означающая, что благословение распространяется на
«град» (Рим) и на весь мир.] , звали Бога, тысячи и тысячи глаз, поднявшись кверху вслед за триперстием и дымками кадилен, искали там за мёртвым и чёрным беззвездием Бога.
Тщетно: Он был мёртв.
1922
notes
Примечания
1
Звезда? созвездия Скорпиона умерла (погасла) (лат.).
2
Подобное излечивается подобным (лат.).
3
Болезнь веры (лат.).
4
К прежнему (лат.).
5
Во имя Господа.
6
Граду и миру (лат.) - формула из традиционного благословения римского папы, означающая, что благословение распространяется на «град» (Рим) и на весь мир.
|
