Люди по эту сторону Расселл Д. Джонс


        Всё было хорошо у людей по эту сторону Стены. Мудрые женщины следили за соблюдением законов, талантливые женщины занимались наукой, смелые женщины странствовали по свету  - и мужчины почти ни в чём им не уступали. Но привычная жизнь изменилась с появлением незваных гостей. Пришельцам помогали слуги-чудовища  - как таких прогнать? У людей, не умеющих воевать, была лишь уверенность в своей правоте… Они не знали, что на их стороне настоящая сила.

        Люди по эту сторону


        Расселл Д. Джонс


        Дизайнер обложки Сайрин


                

                

        Советами, консультациями и вычиткой помогали: Владимир «Роттен Кепкен» Серебровский, Надежда Нов, Марина «Марина Мартова» Фридман, Наталья Дронова, Ася Михеева, Марина Аницкая, zlatoglazka, Катерина Степанова, Анна «dance-in-round» Ломтева, grammar-kommie, Анастасия Шакирова, Александр хартофилакс, Полина Уткина, fire-in-silence, Константин Гущин, Александр mindfactor и Татьяна Вуйковская - бесконечное спасибо им всем!
        И спасибо Sairin за обложку и карту!


        Посвящается Айре Р. и другим мудрым, талантливым и смелым женщинам, которые изменили мою жизнь.



        Стена/время/имя

        Я всегда жила у Стены. И моя мама, и бабушка. И родители моих друзей. И ветхие старухи со стариками, которые ранним утром выползают на площадь делать тайчи… Кроме тех, кто к нам переехал. Но и там, в других местах, за горизонтом и дальше, знали: Стена была всегда. Читали про неё в книгах. Слышали от тех людей, которые бывали у нас. Странники, торговки, бродячие лекари и переписчицы  - даже если они просто проходили через нас, они заворачивали посмотреть на Стену и прикоснуться к ней.
        Стена была всегда, и все знают о ней.
        Самое главное: здесь жила бабка моей прабабки. Я сама видела  - на Стене, если идти от нашего дома, на уровне глаз. Бабка моей прабабки оставила там свою подпись. Её звали Алана Шаддат. Большие разлапистые буквы, словно следы. А над ними  - имя её матери. И значок «родила», похожий на бутон или сложенные ладони. Такой значок используют в хрониках, татуировках и подписях. Особенно на Стене.


        Каждый может написать на Стене своё имя, или другие слова, или что-нибудь нарисовать. Можно использовать краски, а можно  - цветную глину. Конечно, человеческая глина тоже годится. Детишки так балуются. Мы с друзьями покупаем краску в Сухих Ветряках и мастерим кисти из меха и палочек. И конечно, изучаем Стену, чтобы выбрать лучшее время.


        Раз в неделю или две по Стене проходят судороги, она делается горячей и сразу же резко холодеет, а ещё из неё начинает сочиться едкая дрянь. Но это не из-за нашей мазни, разумеется, хотя рисунки пропадают первыми. Ссохшаяся глина отваливается по кусочку, краска покрывается трещинами. Рисуй хоть по чистой поверхности  - рано или поздно, вибрация, перепады температуры и дожди разрушат всё.
        Но чистой Стена бывает недолго. Там всегда-то кто-то живёт  - лишайники, древесные грибы, жуки и улитки. На Стену падает солнце, и она нагревается, а всякая жизнь любит тепло. Если бы не чистки, уже через месяц Стену скрывала бы толстенная корка… Но Стена постоянно отряхивает свою шкуру  - как корова, которая избавляется от слепней. Наши рисунки исчезают вместе со всем, что налипло. И становятся видны знаки, оставленные нашими предками.
        В школе говорят, что это послания. Для нас. Из прошлого  - в будущее. Глупость, конечно. Разве важно, кто будет потом? Пишут для себя. И наперекор Стене. Если она не может залечить свою шкуру, то как будто побеждаешь её…


        Такую вечную подпись сделать непросто. Во-первых, ни краска, ни кисть тут не помогут. Нужен трафарет. И не простой  - металл для него находят редко. Приходится заказывать мастерам, которые живут у Мёртвых Ям. И ждать, когда они отыщут нужное.
        Но мало найти железку  - надо ещё вырезать её правильным образом. Значит, идти в кузню, а там дерут втридорога!


        Во-вторых, нужна формула. Составов, которые способны подъесть Стену, несколько видов  - зависит от доступности ингредиентов. В принципе, всё можно купить или обменять… Кроме самих формул. Потому что хранят их мудрицы из деревенского совета, и они никогда не расскажут, если у тебя нет детей. Должен быть хотя бы один. А лучше три. Родишь троих  - и нет проблем.


        Поэтому на Стене не было и не будет мужских имён. Только женщины, и то не всякие. И не формуле дело. Бездетным просто не добыть нужного и не подкараулить Стену, чтобы выбрать момент для прижига. А после третьего ребёнка времени хватит на всё! Никто не назначит тебя на общественные работы, не пошлёт с поручением к соседям, не поставит никого заменять. Даже на деликатесы или украшения не надо зарабатывать  - приходишь в торговый шатёр и выбираешь, что нравится, а деревня оплачивает.


        Но главное  - свобода. Кроме вечной подписи у бабки моей прабабки столько всего было! Она ходила искать край Стены  - исчезла на пять лет, её уж и не ждали. Видела Закатное море. Поднималась на Белую Гору, которая торчит на юго-западе и мигает по ночам. Она родила четверых, и трое были девочками. Всякий раз, когда я вижу женщину, у которой на шее три вертикальные полосы и один треугольник, я вспоминаю про Алану Шаддат.


        Однажды я тоже сделаю трафарет, вызнаю формулу, приготовлю губку и вязкую глину, и в одну из тёмных безлунных ночей прилеплю многослойную «подушку» к гладкой тёплой поверхности. Стена не сразу ощутит жжение. Когда она примется стряхивать глиняный ком, кислота уже навечно запечатлеет моё имя и имя моей мамы. А сверху я повторю «Алана Шаддат» и поставлю пять бутонов, чтобы никто не сомневался, кто из нас двоих жил раньше, а кого назвали в честь великой прапрапрабабушки.


        Я всегда жила у Стены. И Стена всегда будет здесь.


        Карта известной части мира.



        Принадлежности для письма

        После обеда должен был прийти старший сын Брунги, и управиться с ним следовало до сумерек… Ру предупреждала об этом трижды! Безрезультатно: Сальва кивала с понимающим видом, однако оставалась сидеть. Наливала себе ещё чаю. Аккуратно отрезала кусочек пирога, обсыпанного орешками. Сосредоточенно жевала, стараясь не потерять вставную челюсть. Проглотив, собирала крошки подушечкой пальца… И в очередной раз заводила свою любимую песню «зачем отпускать  - вдруг с ним что-нибудь случится?»


        Когда она сама была молодой, это звучало как «зачем идти всем  - я дома подожду».
        Никто и ни за что не мог выманить её за ограду! Про соседнюю деревню и речи не шло… Это стало темой шуток среди друзей-ровесников. Сальва смеялась громче всех. И продолжала домоседствовать.
        С годами поводов не выходить за ворота становилось всё больше. Помогать младшей сестре. Поддерживать престарелую маму. Дочери и племянницы подросли  - их тоже не бросишь. Когда кровельщик Шамф сломал обе ноги, кто-то должен был ухаживать за ним. А кто справится лучше? Только заботливая Сальва, уютная Сальва, домовитая Сальва, Сальва, которая печёт самые вкусные пироги и лучше любого знает, какие опасности поджидают в дороге!


        Всегда она была такой. И теперь, когда из того круга друзей не осталось никого, кроме них двоих, знакомые причитания совсем не раздражали старейшину Ру. Скорее, успокаивали. Она уже успела переговорить с будущим путешественником и убедиться, что он подготовлен и обо всём осведомлён. И мысленно отмечала пункт за пунктом. «Ничего не забыла? Ничего».
        Перечислив все болезни, от мозолей до простуды и от переломов до отравлений, всех ядовитых пауков, ос и ползучих гадов, все случаи нападения бешеных обезьян за последние триста лет наблюдений, покончив с погодными стихиями и ударами молний, Сальва начала повторяться и терять мысль. Даже самый свирепый ливень однажды утихает! А поскольку никто не возражал, не получалось и поспорить.


        - Пора мне, чего рассиживать,  - пробормотала она, надеясь на ответ, зацепку, повод задержаться.
        Старейшина доброжелательно улыбнулась. И Сальва поставила на поднос давно опустевшую чашку.
        - Не буду вам мешать!
        Ру не прекращала улыбаться. Молча.


        Посопев, Сальва осторожно встала с топчана, прошаркала до ступенек. Осторожно спустилась с веранды, крепко держась за перила, и направилась к своему дому.
        Шла Сальва не спеша, с достоинством, задрав маленький упрямый подбородок. Широкие поля шляпы бросали тень ей под ноги. На каждом шагу тихонько тренькали бусины ожерелий, браслеты и серьги. Им вторили стеклянные подвески на широком ярко-синем поясе.
        Идти было недалеко  - на другую сторону площади. Сальва аккуратно обходила подсыхающие лужицы. Перед подозрительными участками, где могла быть скользкая грязь, медлила, пробовала ногой. Мостки уже убрали  - сезон дождей близился к завершению, и солнечных деньков становилось всё больше. Но упасть можно и в такую погоду!


        После обеда на площади было малолюдно, и за Сальмой следили все, кто оказался поблизости  - школьницы, возвращающиеся из библиотеки, дорожный смотритель, зашедший за припасами, помощник поварихи с приятелями. Стоило попросить… «Но разве она признает, что уже не может сама?»
        Глядя на грузную фигуру подруги, Ру не в первый раз подумала, что Сальме давно уже пора ходить с тростью, а лучше дать ей помощника, чтоб поддерживал.
        Следующая мысль была ещё неприятнее: ведь они ровесницы! «Что же, я смотрюсь так же?» Но думать об этом вообще не хотелось!


        Вздохнув, старейшина доела кусок Сальвиного пирога  - как всегда, слишком вкусного, чтобы оставлять на потом. Смахнула крошки с лакированного подноса, на котором стоял опустевший чайник и чашки. Можно было позвонить в колокольчик, чтобы пришла внучка и забрала поднос, но зачем её беспокоить?
        «Спит или читает, ну и пусть»,  - решила старейшина.
        Достала из-под стола ларчик, предусмотрительно принесённый на веранду, поставила его на топчан, но крышку открывать не спешила.


        Такие ларцы  - резного чёрного дерева с инкрустациями из ярко-жёлтого янтаря и нежно-кремовой с прожилками кости  - делали у Закатного моря. Обычно их привозили странники. Редко когда продавали… Старейшина вспомнила, как заволновалась её мама, услышав цену.
        Лишь с возрастом Ру стало понятно, почему мама колебалась. Одно дело  - серёжки, шёлковый шарф или южное лакомство. Большие покупки следует оплачивать из своего кармана. И не важно, сколько у тебя детей.
        Но мама нашла решение.
        - Я для работы! Нам нужно!  - громко заявила она, поглядывая на других покупательниц, и без промедления отнесла сказочный ларчик своей тётке  - тогдашней старейшине.
        И не просто отнесла: втихаря переложила туда чернила, краски, тушь, татуировочные иглы, стилосы и перья. Все принадлежности для письма, которые раньше лежали в разных коробках, враз оказались вместе.


        Вечером тётка осмотрела приобретение, постучала ногтём по глянцевитому листу вагги, на котором торговка указала кредитные покупки, посопела  - но так ничего и не сказала. Да, дорого. Но глаз радуется. А главное, записи делают не для себя, а для всей деревни. Значит, этот как бы общественная трата.
        …Но пользовалась прекрасным ларчиком хитрая племянница: она служила писаркой, помогала с иглами, разводила тушь. Со временем стала татуировщицей, а потом и дочь свою научила. И вместе с навыками передала привычку любоваться инкрустациями и резьбой.


        Старейшина привычно погладила круглую пластинку на крышке. Зрение у неё было не такое как в молодости, но вблизи она по-прежнему различала каждую мелочь. В бугристом янтаре застыли крошечные пузырьки воздуха и комариные крылышки. И ни единой трещинки в дереве или скола на костяных пластинах!
        От золотистого круга расходился асимметричный орнамент из ромбов, переходящих в лепестки, а потом в капли, а потом опять в геометрически идеальные ромбы. Если пристально смотреть, можно заставить орнамент ожить…


        Она так увлеклась, перебирая воспоминания и яркие мелочи из ларчика, что не заметила его прихода. Старший сын Брунги стоял внизу у перил, переминаясь с ноги на ноги и не решаясь потревожить старейшину. «Хороший мальчик»,  - в который раз подумала она.
        - Добрый день, Емъек,  - поздоровалась она с неизменно приветливой улыбкой,  - давай, поднимайся.
        Выложив на поднос всё необходимое, старейшина закрыла крышку и убрала ларчик обратно под стол. Накрыла топчан тонким матерчатым полотенцем с вышитыми звёздочками.
        - Ложись на левый бок. Как позавчерашнее? Не кровило?
        - Нет, матушка,  - церемонно ответил он, выполняя её указание,  - вот здесь чесалось, но я терпел, не трогал,  - он указал на ключицу.
        На вспухшей шоколадной коже просматривались синие и красные знаки, полускрытые засохшей кровью.
        Старейшина аккуратно ощупала припухлость.
        - Температура не поднималась?
        - Нет.
        - А ты измерял?  - прищурившись, уточнила она.  - Или тебе так показалось?
        - Конечно, измерял!  - возмущённо воскликнул он, но справился с эмоциями и продолжил уже спокойнее.  - Каждые три часа, как вы велели. Как колокол пробьет, сразу термометр настраивал.
        - Я потом дам тебе порошка  - выпьешь перед ужином,  - старейшина надела очки, которые принадлежали той самой двоюродной тётке.  - Ну, приготовься. Так, где мы остановились?..
        Несколько минут она сверяла незаконченную татуировку с листом бумаги, куда заранее выписала все данные. Позже этот лист подошьют в хронику, к остальным паспортам. А копию, запечатленную на коже Емъека, будут переписывать старейшины в других деревнях.


        …Сказать начистоту, Ру была согласна с Сальвой. Не стоило отпускать парня! Но не из-за дорожных опасностей. Если жить не по уму, то и за порог идти не надо, чтобы голову сложить. А старший сын Брунги толков и рассудителен, многое умеет и легко учится. Все его хвалят  - и всем его будет недоставать.


        Люди  - главная ценность деревни, и первая задача старейшин  - заботиться об этой ценности. Минус руки, ноги и сердце  - всегда нехорошо. И пускай работников хватит на запланированное, включая погодные катаклизмы, неурожай и нашествие крыс. Пускай людей прибавилось! Ру не хотела никого отпускать.
        Но как Сильву не выгнать за околицу, так и Емъека не удержать внутри деревенской ограды. И ничто его не остановит: ни выплаты, установленные деревенским советом, ни боль от игл…
        Ру подтёрла выступившую кровь. Емъек дышал ровно. И молчал.


        Отметить нужно многое: родителей до третьего поколения и родичей до четвёртого колена, были ли у них болезни, которые передают детям или внукам, не было ли случаев бесплодности или неудачных родов.
        Мужчинам такие татуировки делают, когда они уходят, куда глаза глядят. Иначе хватило бы бумаги  - как у мужей по обмену, в чьих паспортах указывают, на сколько можно уйти и в какую сторону. А вот странники ни перед кем не отчитываются. Если же захотелось где-то пожить, оставайся хоть на месяц, хоть на год. А старейшины перепишут всё, что отмечено на коже. Если получится, для новых детей. Или просто  - для своих хроник, обновляя старые записи и заполняя лакуны.


        Пока Емъек терпел, мечтая, как дойдёт до Закатного моря, услышит песню белых китов и найдёт свой осколок солнца, пожилая татуировщица набивала знак за знаком и думала о той, кто прочтёт её работу.
        В деревню Ру приходили ради Стены, и здесь привыкли принимать гостей. А старейшина привыкла изучать чужой почерк  - и так знакомиться со своими коллегами. Далёкие земли становятся ближе, когда видишь метки тамошних мудриц… Татуировки на коже Емъека были как ответное послание. Ру улыбалась, представляя свою сестру где-то там, на другом краю света.
        «Посмотрит на мою руку и, может, спросит, как меня зовут, и какая я из себя. Я вот всегда интересуюсь».



        Разумная цена

        Я всё поняла, когда перестали брать нитки и жёлтый перец  - самый ходовой товар. Из мастерских ничего не заказывали  - и не предлагали закупить. Не толпились покупатели у шатра  - изредка собиралась жалкая кучка из тех, кому заняться нечем. Подходили поглазеть, с соседями потрепаться, покопаться в ящиках, чтобы под конец расщедриться на самую дешёвую мелочёвку… Но я всё поняла на нитках и перце.
        Нагнала я её в Солёных Колодцах.


        В центре площади, между обеденными столами и общественной душевой, стоял несобранный шатёр Зейзи  - красный с жёлтыми ромбами и знакомой прорехой на боковом полотнище. Прореха издевательски ухмылялась: за год она подросла, но, видимо, ещё не достигла размера, за который стыдно.
        Сзади притулилась пустая тележка. Рядом ослик пил из лохани. Я остановилась, отстегнула постромки, чтобы мой серый тоже смог напиться. И обогнула шатёр.


        Зейзи даже не начала укладываться.
        - Ты нарушила график,  - сказала я вместо приветствия.
        Покупателей не было  - тем лучше.
        - Добрый день, Махочка!  - как обычно, она выглядела невинно и свежо.
        - Ты нарушила график,  - повторила я, повысив голос.
        - У меня ослик захромал!  - сообщила она.
        «Знаю я твоего ослика,  - подумала я, закипая,  - здоров, как бык, и такой же умный. Ни одного смотрителя, небось, не пропустила от Туманных Вздыбей, если не раньше!»
        Но попрекать таким глупо. И я в третий раз заявила:
        - Ты нарушила график.
        Мы обе знали, что это значит. Хорошенькое личико Зейзи подурнело, когда она поняла, что спуску я ей не дам.
        - Будет тебе штраф,  - пробормотала она,  - не ори! Дрянь ты, Маха! Понятно, почему никто тебя не любит!
        «Зато тебя  - все!»  - но она не заслужила перебранки.


        - Отдашь штраф и встанешь после меня,  - продолжила я.
        И пока она не успела возразить, подсластила лекарство:
        - Если встанешь после, я не буду подавать жалобу. Всем буду говорить, что у тебя захромал ослик, и поэтому мы поменялись.
        - Полштрафа!  - Зейзи не могла упустить своего.
        Я пожала плечами, соглашаясь. Есть много способов продать побольше. Например, как бы между прочим рассказывать: «Бедная глупенькая Зейзи, она идёт за мной  - и у неё захромал ослик, наверное, под дождь неудачно попала, лишь бы товар не попортился!»


        Пока коллега собиралась  - не особо быстро, но и не настолько медленно, чтобы начать новую ссору,  - я достала карту с графиками, присела за крайний стол и стала править.
        Шла я чётко, а значит, Зейзи опаздывала больше, чем на двадцать дней. За такое полагался штраф и понижение в рейтинге, так что можно не мечтать о хорошем маршруте… Ну, следующий Сбор не скоро, и я бы не ставила на примерное поведение нашей любвеобильной девочки!
        Важно другое: в следующей деревне заждались. Лучше не злоупотреблять их терпением  - и прямо сейчас отправиться в путь. Пока солнце не печёт…


        Собрав бумаги, я скатала их в рулон, убрала в кожаный тубус и посмотрела на свою тележку. Ослики обнюхивались. Зейзи таскала ящики, бормоча проклятия в мой адрес.
        - Уже уезжаете?
        Спрашивала девчонка… нет, уже девушка. Совсем молоденькая, юница, но между бровями белела точка, подтверждая начало взрослости.
        - Уезжаю,  - ответила я, направляясь к шатру.
        - Вы же только приехали!  - не отставала она.
        - Только приехала  - только и уеду.
        - Хоть до вечера побудьте!
        - Там, где вечер, там и ночь, а за ночью утро,  - повторила я любимую присказку своей покойной наставницы.  - Здесь у меня никто ничего не купит…
        - Я куплю!  - внезапно заявила она.
        - Купить  - не накопить,  - вспомнила я другую присказку.
        Шатёр Зейзи уже опадал, лишённый опор. Я впрягла серого. Прилипчивая юница держалась рядом и заглядывала мне в лицо.
        - Чего ты купишь, чтоб я торчала здесь до завтра?  - не выдержала я.
        Юница не ответила.


        Спрятав тубус, я отвела тележку, чтобы дать Зейзи место развернуться. Она даже не попрощалась! Потащила ослика прочь по дороге  - назад. Что ж, мне в другую сторону.
        Я хотела прокричать ей что-нибудь вслед  - например, посоветовать, чтоб приберегла сэкономленные полштрафа до следующего случая,  - как вдруг знакомая тупая боль проснулась внизу живота.
        Было это так не вовремя и некстати, что я несколько минут простояла столбом, уговаривая себя, что «показалось» и «это что-то другое».


        Не показалось. Не другое. Первый кровяный день. Понятно, почему я так бесилась вчера, и с утра была на взводе…
        Тяжело вздохнув, я повела своего серого обратно на торговый пятачок. Разбирать шатёр глупо  - ради одного-то дня. Да и какой сегодня из меня работник! В первый день хорошо отдыхать где-нибудь между деревнями, на травке, в тени. Вот ведь не рассчитала  - о дорожном графике побеспокоилась, а про свой забыла!


        - Значит, остаётесь?
        Юница крутилась рядом. Чего ей надо?
        - До завтра, да,  - я распрягла ослика.
        Надо бы его куда пристроить, чтоб отдохнул в тени…
        - Я могу отвести к кухне,  - угадав мои мысли, юница махнула в сторону обеденных столов.  - У нас три осла, но на них сейчас по полям обед развозят. А вашего покормят и всё такое…
        Возражать не было сил.
        - Давай.
        Просияв, она выхватила у меня повод и повела серого  - как ни странно, он шёл резво, хотя чужим не особо доверял.
        А я занялась собой  - достала впитку и зашла в уборную у душа. Едва успела. Начала бы возиться с ослом  - запачкало бы трусы, а то бы и на юбку попало.
        «Скидку она заслужила,  - думала я, глядя в сторону кухни, откуда возвращалась юница.  - Что же ей надо? Складной ножик? Лупу?»


        Проще было бы отблагодарить помощницу бусиками или другой цацкой  - у меня был целый ящик такого добра, их часто приносят для обмена. А я не брезгую: у наставницы научилась. «Мелочь к мелочи, а итогом много»,  - любила повторять она.
        Но не в этом случае! Глаз у меня намётан, и здесь украшениями не обойдёшься. Тем более что юница явно была равнодушна к украшениям. У неё и одежда выглядела по-деловому… Но юниц в мастерские не пускают. Ещё я успела заметить ручки инструментов за поясом. Ссадины на голенях и царапины на предплечьях  - такие получают не в драках, а за работой. Можно было побиться об заклад, что она обожает читать…
        В общем, известная натура. Из тех, кому не просто угодить. И кто очень чётко представляет, чего хочет.


        Можно было опять пойти под навес, но я не хотела отходить от тележки, чтобы сразу выдать покупку нежданной помощнице. Но она остановилась у крайнего обеденного стола, поставила пузатую бутыль из выдолбленной тыквы и призывно махнула рукой. Пожав плечами, я подошла.
        - Учти: обратно к своим вещам я сейчас не пойду. Не буду по солнцепёку туда-сюда мотаться.
        - И не надо. Вот, угощайтесь,  - она разлила ярко-зелёную жидкость по стаканам из толстого стекла.  - Это наш…
        - Никниковый настой,  - закончила я.  - Бывала я у вас. Спасибо! Да, больше нигде такого не делают!
        - А когда были?
        Вот любопытная!
        - Пять лет назад,  - я допила терпкий напиток и протянула опустевший стакан.
        - Я вас не помню,  - пробормотала она, подливая.
        - Я тебя тоже,  - усмехнулась я.  - Не тяни  - говори, чего хочешь!


        Она нахмурилась, вздохнула, сжав узкие губы.
        - Пообещайте, что ответите на мой вопрос. Что расскажете, о чём я спрошу, и чтобы честно! Всё, что знаете!
        Голос у неё стал строгий, почти взрослый. А я впервые по-настоящему удивилась. Выходит, ей нужна не вещь, а информация.


        Что это могло быть? О чём она хотела узнать?
        О чём хотят узнать в её возрасте? Наверное, что-то про секс.
        Может, у неё был неудачный первый раз. Или наоборот, чересчур удачный. Может, ничего ещё не было, но она что-то такое непонятное видела, свою маму, например, и теперь ищет объяснений. А может, ей не нравятся мальчики, одни девочки, и она не знает, что будет дальше. Поэтому и обратилась ко мне  - у меня метка подходящая. А знакомым рассказать стесняется…


        - Обещаю,  - просто сказала я и сделала хороший глоток.
        - Хорошо,  - кивнула она,  - теперь моя часть сделки. Я пошлю брата к бабушке, и она не продаст этой свою пряжу,  - юница кивнула в ту сторону, куда укатили Зейзи.  - Бабуля уже два раза пропустила, когда скупали. С этой договорилась, что вечером к северным воротам подвезёт. Я упрошу, чтоб продала вам. Бабуле всё равно, кому. А мне…
        - Идёт,  - я встала,  - зови брата. Я сейчас…


        Хотя живот продолжал побаливать, я не поленилась сходить к тележке и кое-что захватить. Когда вернулась, юница уже инструктировала худого бритоголового мальчишку. На нём была только обтрёпанная юбчонка да скромный школьный нашейник из деревянных бусин. Но подвески там были знатные: «грамота», «арифметика» и даже «астрономия». Значит, лучший в своём круге…
        - …И передай, что я смешаю ей новую краску,  - застала я конец фразы.


        - Держи,  - я протянула посыльному длинный цилиндрик конфеты, завернутой в лист вагги,  - это тебе,  - отдала такую же юнице,  - а это мне,  - и присев, я начала разворачивать потемневший, но не утративший гибкости лист.
        Мальчишка поблагодарил и вмиг умчался, мелькая розовыми пятками. Угощение он прижимал к груди обеими руками.


        Юница свою конфету положила на стол.
        - Не любишь такое?  - спросила я, откусывая кусок медовой карамели с перемолотыми орехами и цукатами.  - Или бережёшь для удобного случая?
        Юница загадочно улыбнулась.
        - Как знаешь,  - я пожала плечами,  - но сделка что надо. В вашей деревне делают отличную шерстяную пряжу  - ради такого расскажу всё, что попросишь. Ничего не утаю.
        - Расскажите мне всё, что вы знаете о Стене,  - попросила она.
        И снова удивила! Я чуть не подавилась лакомством и спешно отхлебнула никники.
        Юница из деревни, которая к Стене ближе всех, просит пришлую торговку рассказать ей об этой самой Стене!


        - В хрониках собрано…
        - Да читала я всё!  - перебила она.  - Что вы сами видели? Не с чужих слов, а сами?
        - Всё, что я видела, уже описано,  - закончила я мысль,  - тысячу раз.
        - Не может быть, чтоб всё,  - она покрутила на столешнице конфету, стараясь не смотреть мне в глаза,  - должно быть что-то ещё.
        - Может, и есть,  - вздохнула я,  - но я ничего такого не видела. Ничего, что не видели другие. Если издалека, всё покрыто туманом. Ночью огоньки, разноцветные или красные. Вблизи  - стена как стена. Везде высоченная, везде с наклоном. Везде немного загибается. Вдоль не посмотреть, потому что деревья с кустами мешают. Дрожит иногда. Всё, как записано в хрониках! Бывает горячей, бывает холодной. Деревья не растут ближе пяти-шести шагов. Животные не подходят. Что ещё…
        - Сколько вам было, когда вы впервые её увидели?
        Я почесала затылок, припоминая.
        - Лет двадцать где-то. Я тогда ещё с наставницей ходила.
        - И как?
        - Да никак!  - рассмеялась я.  - Это тебе не на Белую Гору вознестись или Призрачную Луну увидеть! Интересно, но что такого? Стена. Подходишь, прикладываешь ладонь  - ну, как бы здороваешься  - и всё, идешь дальше, куда шла.
        Она приуныла. Видно было, что надеялась на что-то особенное.
        - А что тебе Зейзи рассказала?  - осторожно поинтересовалась я.  - Та, которая была до меня?
        - Ничего! Сказала, что ничего не знает. Потом сказала, что если я куплю у неё все иголки, то откроет страшную тайну. Понятно, что издевалась…
        - Это да…
        Иглы  - швейные, татуировочные и особенно медицинские  - были самым дорогим товаром.


        Я честно рассказала всё, что мне было известно. Да и как я могла знать больше юницы, с рождения живущей у Великой Стены? Тем более что она явно умела добывать информацию!
        Но она заплатила мне за ответ гораздо больше, чем он стоил. И поэтому я чувствовала знакомый зуд  - как всегда, когда сделка складывалась нечестно, с перекосом. С этим нужно было что-то делать, я себя знаю, иначе не будет мне ни покоя, ни удачи.


        - Меня Маха зовут,  - я протянула руку ладонью вниз.
        Она удивлённо посмотрела на меня  - взрослые, да ещё из бродячих семей, не часто предлагают дружбу школьницам.
        - Инкрис,  - она положила свою руку на мою, ладонью вверх  - как это делают при первом знакомстве,  - Инкрис Даат.
        Розовая кожа была покрыта чёрными шрамиками и следами от ожогов. Такие ладони бывают у взрослых, которые работают в мастерских. И у школьниц, которые знают химию лучше всех.


        - Может, от меня и будет толк,  - решилась я,  - уж слишком хорошая у вас деревне шерсть!.. Значит, так. Сама я не видела. Только слышала. От моей наставницы, лёгкой ей дороги. И она сама тоже… только слышала.
        - Что?  - жадно спросила Инкрис, наклонившись поближе.
        - Мне кажется, такое нельзя записывать,  - и я выразительно посмотрела на юницу.
        - Я не буду, обещаю,  - и она нетерпеливо прикусила губу, очевидно разрываясь между правилами хорошего тона и желанием меня поторопить.
        - Великую Стену нельзя обойти, нельзя найти её край, невозможно подкопаться под неё или перелезть  - это все знают,  - голос наставницы звучал в моих ушах, и я старалась повторять слово в слово.  - Чтобы попасть на другую сторону, нужно действовать иначе. Есть особый способ. О нём невозможно прочитать, но можно услышать вечером у костра, где собираются люди бродячего племени. И если ты услышала и запомнила, то должна будешь сама однажды рассказать кому-нибудь ещё… Были те, кому удавалось перебраться на ту сторону. Неявным способом они проделывали это, и не они находили этот способ, но он сам находил их. Далеко от Стены, в неожиданных и странных местах перед ними открывалась дорога, в которой они нуждались. И ещё кое-что…


        Я вспомнила обстоятельства, когда услышала эти слова. Тогда мне показалось, что наставница говорила не о Стене.
        Тогда мы хоронили людей из её родной деревни  - той самой, которую погребло под селевым потоком на юге Юольских гор. Месяц не могли раскопать… И каждый день рыли новую яму в местном Лесу Памяти. А потом, когда всё закончилось, наставница попрощалась со мной и осталась с мёртвыми  - следить за молодыми деревцами и вспоминать.
        Не о Стене была эта история! Но информация есть информация. Если Инкрис так важно знать всё, пусть знает и это.
        - Если ступить на эту дорогу и пройти её до конца, можно оказаться на другой стороне,  - продолжила я после долгой паузы,  - но обратно уже не вернуться.


        …Вечером я грузила в тележку тёплые, пахнущие лимонными корками мотки яркой шерстяной пряжи. И всё думала об Инкрис, которая собирала крупицы знания, как собирают пух с коз.
        Каждый день понемножку. Вычёсываешь, выбираешь мусор, моешь, подкрашиваешь, потом сушишь и прядёшь. Если окрашивать до прядения, краска крепится лучше. Но руки потом не отмыть. Краска сходит вместе с кожей.
        Получается, что пока ты превращаешь пух в пряжу, меняешься сама. Такая мелочь делает тебя другой  - что говорить о Стене!


        Чего это стоит: жить рядом с тем, что тебя притягивает, но остаётся недостижимым? Может быть, поэтому люди стараются не думать о том, что за Стеной,  - узнать не узнаешь, а покой потеряешь.
        А может, это и есть настоящая любовь: тянуться к тому, чем невозможно обладать. Как к линии горизонта, которая всегда впереди.



        Ноги и новости

        Лена проснулась очень рано, как и рассчитывала. За окнами, забранными густой сеткой, разливалась предрассветная мгла. Разбавляя тьму внутри, тлели уголья в очаге, да мигал огонёк масляной лампы.
        Она позавтракала холодной охотничьей кашей, предусмотрительно замоченной с вечера. Аккуратно собралась, стараясь не потревожить смотрителей, которые ночевали на станции. Тот, который помоложе, крепко спал, по-детски пуская слюнки. Второй в какой-то момент широко открыл глаза и вопросительно посмотрел на неё сквозь сумрак. Лена улыбнулась ему  - мол, всё хорошо,  - и смотритель повернулся на другой бок.


        Когда она вышла на дорогу, лучи восходящего солнца окрашивали небо в неуловимые оттенки оранжевого. В глубине леса раздавался клёкот, возня и первые неуверенные трели.
        Вспугнутые её появлением, серые мирикины спешно взобрались на деревья. Пробегая мимо того места, где они паслись, Лена догадалась, что задержало обезьян. На земле валялись разгрызенные улиточьи скорлупки…


        Вокруг расстилался призрачный мир  - грань между ночным и дневным бытием. Вот из норки на обочине вылетел первый чёрный шмель. Низко над травой спланировала рогатая сова, в когтях она несла последнюю на сегодня добычу. Где-то в чаще низко зарычал леопард  - ему ответил другой, октавой выше. Ради такого стоило подняться рано! Но цель у неё была другая. Подумав об этом, Лена перестала отвлекаться  - сосредоточилась на дороге впереди и на своём дыхании.
        Теперь всё зависело от неё. Её тело, её опыт, её решимость  - против времени и пространства. Именно так вестницы представляют Большой Маршрут. Для остальных это послание, которое хранится в белой торбе. Но что остальные могут понимать!..


        Каждая вестница читала о Большом Маршруте, но не каждой выпадало его пробежать. Потому что молодость и сила редко совпадают с надёжностью и спокойствием. Не часто удаётся заработать репутацию до того, как войдёшь в возраст. Если тебя выбрали для Большого Маршрута, это уже награда! В которой, впрочем, мало радости.
        Повод такой, что не поздравишь: нести новость о том, что в деревне Сто Водопадов родился мёртвый ребёнок.


        Несчастье не стало внезапным. Как удар молнии в грозу, оно было предсказано. И всё равно омрачило жизнь.
        Все восемь месяцев доктора и повитухи изучали симптомы и давали прогнозы. Чем ближе были роды, тем мрачнее оказывались их лица, когда они выходили от беременной. Она предпочла рискнуть. И конечно, она надеялась на лучший исход.
        Шансы сохранялись: болезнь проявилась лишь у её троюродной кузины. Никто не мог сказать наверняка, по какой из линий родства наследуется этот страшный дар…
        Её спасли. Но её отец был признан носителем дурной крови  - сомнений больше не было. Теперь были отмечены все его дети и прямые родственники. И пока старейшины составляли для медицинских хроник наследную правку, пожилые вестницы решали, кто её доставит.


        Готовясь к беременности и выбирая партнёра, женщина имеет право представлять все последствия. Информация  - первая привилегия. Для этого ведут хроники, ради этого расписывают паспорта и татуируют кожу.
        Каждое событие, доброе или печальное, фиксируется и передаётся. Но если хорошие вести распространяются постепенно, привычными способами, без спешки, сообщение о дурной крови должно лететь как можно быстрее. Год  - общепринятый срок, которого хватает, чтобы доставить наследную правку во все деревни мира.


        Конечно, самый скоростной способ  - дым днём и свет ночью. Но он годится для эпидемий, стихийных бедствий или иных простых новостей, для которых установлены специальные сигналы. А для наследной правки нужен длинный свиток, где перечислены все затронутые трагедией  - и живые, и уже умершие. И ещё оставляют пустое место, чтобы можно было дописать пропущенное.
        Пара строк может воздействовать на человека как удар в спину или как солнечный свет посреди сезона дождей. То, что Лена несла в этот раз, было неотвратимее заката. Но если женщины сохраняют право подвергнуть своё здоровье опасности, у мужчин выбора нет. Носители дурной крови получают одну паспортную метку  - и на всю жизнь.
        Поэтому, завидев белую торбу, многие перестают улыбаться…


        Но для Лены этот яд был безвреден. Она вообще не думала о выражении лиц других людей! Не важно, что у них на сердце  - свои обязанности по отношению к представительнице Почтовой Семьи они выполнят в любом случае.
        У неё были свои заботы. Лену отправили на юг, двух других выбранных вестниц  - на север и запад. У южного направления, наиболее населённого, особенно сложным считалась последняя, горная, треть. Готовиться к ней начинали загодя.
        Тактику для Большого Маршрута следовало выучить наизусть.


        Толстая книжка из сшитых листов в непромокаемом кожаном футляре была самым тяжёлым грузом, какой она несла. Лена читала тактику перед сном, изучая ближайшие прогоны. Все грядущие опасности, все самые актуальные дорожные изменения были бережно собраны, рассортированы и записаны теми, кто в силу возраста и здоровья уже не мог бегать.
        Приятная тяжесть тактики успокаивала всякий раз, когда она ощущала страх. Целый год в пути! И не на кого положиться… Если не считать сотен вестниц  - особенно тех, кто уже бежал Большой Маршрут. Их опыт был с ней. Все их хитрости и секреты.


        Например, как сэкономить время.
        Все знают, что расстояние между двумя деревнями поделено на отрезки, равные дню пешего хода. На месте ночёвок построены станции. Смотрители держат там необходимый запас всего, что нужно страннику. Можно починить обувь или тележку, подлечиться и купить еды.
        Вестницы там тоже отдыхают. И для них всё бесплатно. А главное, вестницы пробегают два таких отрезка за день.


        Но деревни не вырастают на одинаковом расстоянии друг от друга. Их основывают там, где удобно. Дорогу прокладывают с учётом местности. Расстояние между станциями не может быть больше одного дня пешего хода, а вот меньше  - другое дело. И если три коротких прогона идут подряд, их можно пробежать за день.
        Такой рывок называют «троицей». Случается, что новички «берут троицу», не заботясь об отдыхе и переоценив собственные силы. Их не наказывают, конечно. Люди не наказывают  - зачем? Вестницы работают на пределе человеческих возможностей и расплачиваются собственным здоровьем при самом расчётливом поведении. Ошибки, а тем более рекорды стоят ещё дороже.


        Тактика Большого Маршрута уделяла рывкам дюжину страниц. Сэкономленное время гарантировало соблюдение графика пробегов: при годовом марафоне без запаса не обойтись.
        Троица допускалась, если последующая ночёвка выпадала на деревню. Там вестницу ждал массаж и ванна с лечебными солями, там можно было проспать лишние пару часов  - и восстановиться


        На карте было не так много мест, подходящих для троицы. А ещё надо было совмещать график пробега с собственным календарём… Шесть дней лунного цикла сами по себе были рискованными. Для девушек, конечно.
        И при этом парней никогда не назначали на Большой Маршрут.


        Возможно, это была традиция. Или влияло что-то другое… Лена задумывалась об этом в юности, когда готовилась в вестницы. Потом стало всё равно. Парни были хороши на сверхкоротких дистанциях. Девушкам доверяли марафоны.
        Возможно, потому что девушки умеют следить за временем. Когда надо оббежать полмира, мало одних мускулов. Надо уметь считать и планировать. Надо уметь доверять своему телу. И признавать пределы своих сил. Многие отчёты о Большом Маршруте начинались с размышлений об этом…


        «Выигрывает тот, кто знает свои слабые места»,  - мысленно повторила Лена. И остановилась.
        Она только что пробежала мимо человека на обочине.


        Он сидел на траве, вытянув левую ногу и поджав правую. К его левой щиколотке полоской ткани была примотана короткая ветка  - самодельная шина. Изо всех сил он стискивал кривую палку. Рывок  - и вот он встал, неуверенно покачиваясь. Опёрся о трость. И тут она сломалась, и парень упал бы, если бы Лена не удержала его и не помогла снова сесть.


        - Что с ногой?  - спросила она.
        Они обменялись взглядами.
        Кожа парня была покрыта паспортными татуировками. Набитая сумка, плотная юбка-плед до колен и широкополая соломенная шляпа, ещё совсем новенькая, дополняли картину. Типичный странник в начале пути  - если бы не щиколотка.
        Лена выглядела не менее характерно: сандалии со шнуровкой до колена, жёлто-красная накидка, белая торба, яркая канареечная шапочка. Завидев такой наряд, думаешь: «Большие новости бегут».


        - Не знаю, растянул, наверное. А может, сломал,  - вздохнул он.
        Перевязался он умело. Вообще он не выглядел растерянным. Сумел допрыгать до леса и смастерить шину. Трость, правда, оказалась неудачная. Но лиха беда начало!


        Лена прикинула, какой сигнальник ближе  - который она пробежала или тот, что впереди. Но она была слишком увлечена разницей между женщинами и мужчинами, чтобы замечать такие мелочи!


        - Ты посиди здесь,  - сказала она парню,  - я пробегу дальше и зажгу сигнал. А потом вернусь. Станция-то рядом.
        Станцию она пробегала давно  - это Лена помнила точно. Значит, следующая близко. Смотритель придёт на дым и донесёт беднягу, а потом вызовет врача или носилки из Сухих Ветряков, к которым относился этот участок дороги.


        - Погоди!
        Парень придержал Лену за бахрому короткой юбки, и она удивлённо опустила взгляд. Он был смущён, но не тем, что помешал вестнице.
        - Не надо сигнала. Не зови никого. Я сам.
        Типичный мальчишка! «Сам». С вывихнутой, а то и переломанной лодыжкой!
        «Нет, мужчинам, пока они молоды, нельзя доверять ничего ответственного,  - сердито подумала Лена,  - когда они за себя не способны отвечать!»


        - Я не могу оставить тебя посреди дороги,  - терпеливо, как маленькому, объяснила она.  - Это ты понимаешь?
        Он кивнул. К счастью для себя.
        Невозможно объяснить взрослому человеку, почему нельзя бросать на дороге того, кто попал в беду. Это объясняют маленьким детям. Если для взрослого это не бесспорно… Ну, тогда его ожидает короткая и нескучная жизнь.


        - Я сбегаю и зажгу сигнал,  - повторила Лена,  - придёт смотритель и поможет тебе. Сам ты до станции не допрыгаешь, правильно?


        Он снова кивнул и стал ещё печальнее.
        Но продолжал цепляться за её юбку.
        - Мне нельзя на ту станцию,  - наконец, признался он.


        - Почему? Ты что-то натворил?
        Он вздохнул.
        - Нельзя. Оттуда меня заберут в Ветряки. А туда мне нельзя.
        Лена отцепила его пальцы.
        Он не сопротивлялся.


        - Потерпи, я быстро.
        - Пожалуйста,  - прошептал он.  - Ветряки рядом с нами. С этим,  - он показал на ногу,  - меня домой заберут. А я не хочу возвращаться, понимаешь? Какой тогда во всём смысл?


        Лена остановилась.
        - Ты из Солёных Колодцев?  - спросила она.
        - Оттуда. Емъек, сын Брунги Чобо,  - он ткнул в вытатуированное под левой ключицей, прямо над сердцем, имя своей матери.  - Меня в Ветряках не оставят, я их знаю, там полно родни из наших Колодцев. А если доберусь до сигнальника Болотных Светлячков, то попаду к ним. И подлечусь у них. Светлячки с нашими не ладят, и никто не побежит рассказывать про мою ногу… И я смогу потом идти дальше.


        Лена стояла, не шевелясь. И размышляла.
        Ей ничего не стоило вернуться на территорию Болотных Светлячков, зажечь сигнал, позвать на помощь. Но сможет ли она объяснить, почему пострадавший остался на территории соседней деревни?
        Смотрители не любят, когда мухлюют с сигнальниками. А уж когда это делает вестница! Да ещё с наследной правкой!


        Можно помочь Емъеку добраться до выгодного ему места. Но это значит, что ранний подъём был зря. Она потеряет день. Упустит троицу, а следующая приходится как раз на сложные дни! Конечно, можно скомпенсировать  - впереди год, она только-только начала Большой Маршрут… Но стоит ли  - ради незнакомого парня, которому просто не повезло?


        Тем более не бросать она его собирается! Просто сделает так, как выгодно ей. А для него это станет поражением после долгой и трудной подготовки. Всего лишь конец мечты.
        Лена хорошо представляла, сколько надо отработать, чтобы деревня тебя отпустила. Например, бегать вестницей пять лет без единого опоздания.


        Она ушла в лес  - и вернулась с длинным прямым посохом, на ходу счищая складным ножом кору и веточки.
        - Держи!
        - Спасибо…  - прошептал он.
        Поднялся. Опёрся о предложенное плечо.
        Ковыляли они со старушечьей скоростью. Емъек пыхтел, морщился, иногда ойкал. Но не замедлялся.


        Судя по татуировкам мастерства, он был моложе Лены, да и в странствия отправляются, как правило, в двадцать с довеском. Она в его годы как раз получила знак «вольной», и уже могла сама выбирать заказы. Но у вестниц и остальных людей всё по-разному, разумеется…
        «Мне ведь повезло,  - вдруг подумала Лена и поразилась этому нежданному открытию.  - Если ноги с изъяном, или слабые лёгкие, или сердце спотыкается, в Почтовую Семью не возьмут! Да просто не пробежишь быстрее всех!»
        А вот просто ходить по миру может каждая. Старейшины не назначают невыполнимых выплат. Отработаешь  - и свободна…


        До первого сигнальника Болотных Светлячков Емъек не проронил ни слова. Выдохнул «спасибо», когда Лена продолжила идти  - к следующему сигнальнику. Чтобы наверняка пришёл нужный смотритель. Да и куда теперь спешить, когда день потерян?


        - Спасибо!  - повторил он через некоторое время.
        - Пожалуйста,  - хмыкнула она.
        - Как тебя зовут?
        - Не важно.
        - Я у тебя в долгу.
        - Как хочешь.
        - Что я могу тебя сделать? Я умею вязать и ещё делаю бумагу. И шью красивые сумки, такие, через плечо… Ну, что ты хочешь?
        Вестница не смогла ответить.


        У неё давно было всё, в чём она нуждалась: любимый бег и дорога, а об остальном можно не беспокоиться. Она не стремилась выкупить свою свободу, потому что давно наслаждалась ею. Она была тем, кем всегда хотела быть. И её выбрали для Большого Маршрута  - высшее признание для вестницы!
        Как объяснить это парню, который еле вырвался из родного дома, который готов на всё, чтоб не вернуться туда  - и чтобы доказать, что он чего-то стоит?


        - Я буду в пути, по меньшей мере, ещё год,  - сказала Лена после долгой паузы, когда впереди впервые мелькнул вожделенный сигнальник.


        Полосатый столб, выкрашенный в красные, жёлтые и белые поперечные полосы, был всё ближе. Уже можно было разглядеть схрон для зажигательной смеси. Он располагался на возвышении, под крышкой  - ни дожди не страшны, ни пронырливые обезьяны.
        Ещё дюжину шагов  - и Емъек мог прочитать табличку на столбе: название территории «деревня Болотные Светлячки». Рядом с ним путевой указатель раскинул свои лапы: сколько до Великой Стены, до Горького моря и до реки Чинчак.
        Когда же дорога спрямилась окончательно, кусты перестали заслонять пространство вокруг столба. И показался смотритель, удивлённо взирающий на Лену с Емъеком. Широкоплечий мускулистый мужчина со связкой хвороста на плечах  - такой в два счёта донесёт до станции, а то и до самих Болотных Светлячков.


        - Сделай для меня бумагу получше,  - сказала вестница,  - размер как на учебник или вроде того.
        Смотритель сбросил вязанку и поспешил на помощь. Можно бы и остановиться, но Лена продолжала медленно идти.
        - Бумагу?  - обрадовано спросил Емъек, не сводя взгляда с путевого указателя.  - Будет самая лучшая! А где оставить? Для кого?
        - В Ста Водопадах. Для Лены из Почтовой Семьи. Они знают.



        Один плюс два будет много

        Мама всегда вздыхала, что мне не повезло. Потому что у меня нет подруг  - только друзья. Но с мужчинами невозможно дружить по-настоящему! Значит, друзей у меня нет вовсе… Это неправда, конечно. Но её не переубедить.


        Подруг у меня нет  - с этим не поспоришь. Наверное, потому что в нашей деревне все девушки либо сильно старше меня, либо младше. Но ровесницы тоже не гарантия! Вон Инкрис с Вайли названные сёстры, хотя Инкрис младше. А Вайли с Аланой одногодки, но вместе я их не видела.
        У всех всё по-разному. По-своему. У меня есть Холрен и Гийя. Есть и будут.


        Помню, мама говорила, что после совершеннолетия мы перестанем водиться. Ведь девочки обгоняют мальчиков, им становится скучно друг с другом, и с этого возраста они врозь. Ничего с этим не поделаешь  - такова жизнь.
        Ну да, я закровила, и мне вытатуировали на лбу белую точку, как всем взрослым женщинам. Я стала выше. Груди набухли, и начали расти волосы в паху.
        Но между нами тремя ничего не изменилось! Мы всё так же вместе мотались в Ветряки за краской для Стены, играли в «оторви хвост» и лазали за незрелыми хлебными орехами, чтоб жарить их сердцевину над костром, нанизав на прутики.
        Потом Холрен и Гийя меня догнали и перегнали, у них выросли новые волосы на теле, даже больше, чем у меня. Но мы продолжали дружить.


        А мама продолжала вздыхать, и тётки, и соседки, и родные Холрена и Гийи.
        Нормально, когда малышня носится вместе. Но потом девушки и парни расходятся в разные стороны. У них начинается своя жизнь. Разная жизнь.
        Женщины наследуют фамилии. Им завещают семейные дома. Даже если женщины не рожают, всё равно чаще остаются дома. Даже великая Алана Шаддат в итоге вернулась! А мужчины много странствуют, их могут отправить по обмену в другую деревню, да и сами они легко срываются с места.
        У всех взрослых так было, поэтому, когда видели нас, то закатывали глаза. И рассказывали истории из своего детства: типа, сначала были не разлей вода, а теперь…


        Нам пообещали, что всё изменится, когда мы начнём спать друг с другом. Что невозможно дружить с тем, с кем спишь, и вообще, это уже не дружба, а что-то другое.


        Согласна, другое. С первым парнем у меня было другое. И со вторым. И с третьим.
        Когда хочешь кого-то, и он не против, и потом вы встречаетесь, днём и ночью, возникают чувства. Точнее, то чувство, которое возникло вместе с желанием, крепнет. Хочется больше видеться, болтать, есть вместе. Говорить и слышать приятные слова. Делать друг другу подарки.
        Потом это утихает. Сначала у кого-то одного. Потом вы расстаётесь, и сама не понимаешь, почему тебя так тянуло к этому человеку.


        У Холрена было похожее. У него было много юниц! Несколько раз сразу две. Он говорил, что любил всех одинаково: сильно, но недолго.
        А у Гийи была всего одна, но всё лето, когда он на пасеке помогал. Он рассказывал, что не испытывал к этой девушке каких-то особых чувств. И она тоже. У них был просто секс. Много секса.
        У нас троих первый секс был с кем-то другим. Мы договорились, что сначала научимся всему, а потом попробуем друг с другом.
        Так мы всех обхитрили.


        Это мой старший брат нам посоветовал. Он вызнал у своих друзей, как бывает.
        Емъек водился с парнями много старше себя. Они рассказывали, что сексу учатся, как любому другому делу. Поэтому первые разы удовольствия меньше, а больше тренировки. Но главное, пока осваиваешься, всегда один учится, а другой учит, подсказывает, прощает ошибки. Это хорошо. Но ты уже никогда не будешь с этим человеком на равных. Между вами всегда будет то время, когда он был опытнее тебя.


        Парни выбирают на первые разы девушек, у которых что-то уже было. А если первый раз будет с таким же новичком, то вообще ничему не научишься. Какой тогда смысл? Учатся у тех, кто знает и умеет больше.
        Так оно и оказалось. Потом мы втроём благодарили Емъека за совет. Даже хотели что-нибудь ему подарить, но он отказался.


        Он всегда был для меня не просто братом, а как будто опекуном. Его воспитывала бабушка Тари  - не просто помогала маме, а вообще забрала к себе. И мы виделись не часто, лишь когда он приходил к нам в гости. Потом бабушка умерла, и у меня появился старший брат, неизменно серьёзный, молчаливый и немного пугающий. С ним одним у меня не получалось спорить…


        Когда он заявил, что хочет уйти из деревни, и ему назначили выплаты, мама всю ночь проплакала. И всхлипывала всякий раз, когда он уходил на заработки. А я страшно злилась и завидовала. Все шесть лет, пока он пахал, как проклятый. Я злилась, что он опять круче меня. И завидовала тому, что он знает, чего хочет, что ему надо.
        Я просто жила  - и росла вместе с Холреном и Гийей.


        Мы не всегда были вместе. Гийя исчезал на всё лето  - помогал тётке на пасеке. У Холрена бабка болела, он за ней ухаживал до самой её смерти. Иногда мы месяцами не видели друг друга. А потом встречались  - и как не было разлуки! Вместе гуляли, болтали до утра, играли и пели. И подшучивали над скучным Емъеком, который либо работал, либо спал.


        Только когда он стал приходить от старой Ру весь окровавленный, а его кожа постепенно покрывалась паспортными татуировками, я поняла  - по-настоящему поняла, головой  - что скоро он уйдёт совсем. А я останусь.
        И ничего не изменить. Мой старший братик, такой непохожий на меня, такой странный и такой привычный, уйдёт и может быть, никогда не вернётся! Может быть, пришлёт весточку или подарок. Или нет.
        А ещё, если какая-нибудь женщина родит от него ребёнка, мы получим письмо  - как проходила беременность и роды, как здоровье ребёнка. Сёстрам и братьям такое сообщают.


        Об этом рассказывали в школе. Но одно дело  - слышать на уроке, когда жарко и скучно, про наследные правки, дурную кровь и линии родства. И совсем другое  - видеть на коже свежие татуировки. И пустое место, оставленное специально в расчёте на тебя… Ведь если у меня родятся дети, то Емъеку должны будут набить новую метку!


        Я тогда поняла, что сделаю. Как докажу Емъеку, что я тоже что-то могу. А главное, как заставлю его помнить обо мне, о нас, обо всех Солёных Колодцах  - где бы он ни бродил!
        Всё просто: я буду рожать детей. Конечно, здоровых, красивых, классных. И посылать правки во все стороны света. Даже если Емъек сам не захочет, и его правая рука останется пустой, на левой будут появляться полосы и треугольники. Так что он не сможет не проведать свою трудолюбивую сеструню!


        Начав думать об этом, с каждым днём я убеждалась, как это правильно. И вообще выгодно со всех сторон. Мы с Емъеком оба крепкие. Он сумел выплатить долг деревне  - и теперь обойдёт весь мир. А я буду вынашивать и рожать детей. Тоже испытание не для каждой. Но я справлюсь!
        Может, кто-то и боится, не хочет рисковать и терпеть боль, но меня этим не напугаешь. И роды я видела, и беременным помогала, и с младенцами умею обращаться.


        Была у меня сумасшедшая мысль, что первый ребёнок не захочет, чтоб его мама завела кого-то ещё. Или второй. Всегда спрашивают. «Хочешь братика или сестричку?» И ещё объясняют, что многое изменится, что мама будет занята, и надо будет ей помогать… Конечно, был вариант, чтобы родить и отдать другой семье, но я не собиралась припахивать кого-то ещё! Сама справлюсь.
        Но как быть, если она или он не захочет? Я такого не встречала, но ведь может быть! Помню, как меня спрашивала мама, и я согласилась, и потом была очень рада Жуку. Но может получиться иначе…


        Зато о помощи можно не волноваться. Холрен и Гийя, услышав о моём плане, оба обрадовались. Опекуны из них хоть куда! Гийя лучше всех ладит с детьми, помогает учителям и весь прошлый год вёл природоведение у младшего круга. А Холрен так и вовсе знаток: ему было двенадцать, когда умер его опекун Дармин. И Холрен помогал маме с сестрой, даже приглашать никого не стали.
        Холрен и Гийя, Гийя и Холрен… Оставалась одна проблема, и с ней разобраться никак не получалось. От кого будет мой первый ребёнок?


        Они оба подходили. Оба не состояли со мной ни в близком, ни в дальнем родстве.
        Дед Гийи, кровельщик Шамф, пришёл аж с берегов Закатного моря, да так у нас и осел. Потом его дочь с детьми переехала к нему из Болотных Светлячков. Гийя тогда был совсем маленький.
        Мы с ним познакомились на новоселье. Никогда не забуду: хорошенький раскосый мальчик с огромной шапкой волос, которые мне так понравились, что я не удержалась  - и погладила. И захохотала, а он засмеялся в ответ.


        Холрен родился у нас, но многие его предки были с севера. Он и выглядит как северянин  - светло-кофейная кожа и зелёные глаза, ни у кого в округе таких нет.
        Зато у Гийи аккуратный маленький нос и волосы в такую мелкую кудряшку, что кажутся пеной.
        А у Холрена красивые руки и длинные пальцы, и он здорово поёт.
        А Гийю любят пчёлы и вообще звери и птицы, он кого хочешь приручит.
        А Холрен знает имена всех звёзд и всех созвездий.
        А Гийя… А Холрен…
        От них обоих получатся прекрасные дети. Конечно, я буду рожать от обоих. Но от кого первого?


        Решить надо самой, и решить поскорее  - Емъек уже идёт где-то один по дороге, всё дальше и дальше. И всё ближе тот момент, когда ему встретится женщина, которая захочет от него ребёнка. И было бы здорово, если бы на левой руке у него уже что-то было, полоса или треугольник. А может, и то, и другое. Как будто я иду рядом с ним, помогаю, поддерживаю… Он бы не чувствовал бы себя одиноким!


        А значит, надо решить. И не на кого переложить это решение!
        Даже не решить, а выбрать из двух парней, которые ближе друзей и дороже братьев. Это же не какой-нибудь муж по обмену, которого надо узнать за месяц! Я видела Холрена и Гийю в тысяче ситуаций, о половине которых не рассказывают маме. Я знаю все их стороны, и хорошие, и так себе. Они оба дороги мне, каждый по-своему. И этот выбор не поссорит нас, ведь я выберу их обоих опекунами, и они оба будут помогать мне и ребёнку… Мне и нашим детям.


        Но кто-то должен стать первым.
        Как им об этом сказать?



        Умение строить мосты

        Утром вестница с белой торбой покинула деревню  - а в обед Инкрис сказала, задумчиво ковыряясь в тарелке: «Сегодня начинаю». Вайли не стала уточнять, о чём речь. Инкрис приступала к башне, потому что единственное, что мешало ей начать раньше, больше не мешало.


        Вайли не могла не присоединиться. Поэтому ответила: «Я с тобой». Инкрис кивнула  - и быстро-быстро принялась закидывать в себя кусочки мяса вперемешку с кукурузными клёцками.
        И всё. Никаких «не надо», «это опасно» или «я сама».
        Зачем слова, если всё решено? Вайли не могла не передать названной сестре подслушанное у бабушки. Инкрис не могла не отреагировать, потому что наследная правка, доставленная в Солёные Колодцы, касалась и её лично. И Вайли не могла оставить Инкрис… Даже в таком деле. Особенно в таком деле!


        Работы предстояло много. Сначала  - собирать и возить.
        Что именно потребуется, сколько и где это достать  - Инкрис всё продумала с пугающей дотошностью. Она это умела: сначала планировала, считала, готовилась, а потом её было не остановить.
        В первый день Инкрис забрала кухонного ослика. Прежде чем Вайли открыла рот, терпеливо пояснила: «Сегодня дома отрабатывают. Сортиры чистят  - и обедают со всеми».
        Вайли постеснялась спрашивать, откуда Инкрис узнала о графике и чем собирается заплатить за использование скотинки. Для самой Вайли «что-то узнать» означало «спросить у бабушки». Или подслушать. Но не у всех же есть бабушки-старейшины!


        Ослика Инкрис запрягла в длинные дроги, которые стояли на торговом пятачке. На этих дрогах собирали излишки шерсти, их недавно опустошили, так что Вайли пришлось выгрузить лишь пару тюков и аккуратно положить их на лавку под навесом.


        С осликом и дрогами они отправились на южную окраину деревни  - к дальнему гостевому дому, который стоял после недавнего ремонта, сверкая свежей краской и белой крышей. В стороне Вайли увидела аккуратно сложенные связки длинных жердей-подвязников, из которых собирали строительные леса.
        - Это мне,  - кратко пояснила Инкрис.
        - Когда пойдёшь отрабатывать, я с тобой,  - торопливо заявила Вайли.  - Вместе же быстрее!
        Инкрис промолчала.


        Жерди они грузили вдвоём. Укладывали на дроги и закрепляли, чтоб не съехало.
        Инкрис продолжала мрачно молчать, и её лоб пересекала ужасная морщинка, прямо через белую точку совершеннолетия. Хотелось утешить её, подбодрить, но чем? На ум приходили вопросы один глупее другого: «Ты как? Всё в порядке?»
        Дуре понятно, что не в порядке!


        Когда они шли по южной дороге, вокруг разливался птичий гомон, неподалёку ссорились обезьяны, над травой жужжали большие чёрные шмели. Но казалось  - только скрипят колёса, да колотится сердце.
        Свернули налево. Тропа едва угадывалась, петляя меж толстых стволов, но Инкрис шагала уверенно  - похоже, была здесь не в первый раз.
        Остановились на полянке, свободной от кустов. В середине виднелся широкий пень, полускрытый ярко-лимонными грибными шляпками. Похоже, когда-то здесь рос красный дуб-абаши, раскидистый и неуживчивый. Даже после того, как его срубили, земле требовался долгий отдых, чтобы переварить листву.


        С одной стороны поляны поднимись джунгли, с другой высилась Стена, сплошь покрытая буро-зелёными и серыми бугристыми наростами.
        «Давно не чистилась»,  - подумала Вайли, оценив толщину напластований.
        Почуяв Стену, ослик недовольно заревел.
        - Да поняла я!  - прикрикнула на него Инкрис.  - Вон там будем выгружать,  - и указала Вайли на край полянки.


        К стволу дерева, у которого они сложили жерди, Инкрис привязала кусок плотной ткани с ровно выведенными буквами «Собственность Солёных Колодцев».
        «Всё предусмотрела»,  - подумала Вайли и вздохнула.


        На обратном пути Инкрис немного оттаяла  - и разъяснила свою идею.
        - Этим способом пользовались взрослые. Они шли по двое, брали с собой много припасов, инструмент  - много груза, короче. Поэтому у них было ограничение по высоте. У меня его не будет.
        - Я с тобой,  - негромко напомнила Вайли.
        Инкрис искоса глянула не неё и пробурчала:
        - Всё равно.


        На следующий день они грузили оставшиеся жерди. Потом набивали мешки кукурузным листом и вонючими волокнами никники. Ходили за верёвками и смолой в мастерскую при кузне. Отдирали доски от брошенного дома на западных выселках. Где-то сначала помогали в качестве оплаты, где-то приходили потом.
        На каждую операцию уходило по несколько дней, причём времени у них оставалось только после обеда. Из-за школы. То есть из-за Вайли. Раньше Инкрис, случалось, пропускала  - и всё равно оставалась в числе лучших. Вайли выбивалась из сил, чтобы не оказаться самой слабой по математике или черчению. Но теперь Инкрис не прогуливала  - Вайли подозревала, что из-за неё.


        Когда по периметру полянки выросли горы материалов, Инкрис принялась за башню.
        Чертёж у неё был давно готов. Увидев чёртёж, Вайли не удержалась и поцеловала названную сестру  - так здорово это выглядело! Как в архиве. Как у старших. Всерьёз.


        Сверяясь с чертежом, Инкрис собирала из жердей потоньше лёгкие секции. Сначала  - широченные и квадратные, потом  - меньше по площади, со скошенными углами. На вершине они должны были стать круглыми.
        С помощью системы противовесов, укреплённой на соседних деревьях и растущей башне, она ставила готовые секции одну над другой. И фиксировала их по двум осям, оставляя две другие почти незакреплёнными.
        Башня получалось до невозможности шаткой  - такой, какой и задумывалась. С каждым днём Инкрис приходилось действовать всё осторожнее, поднимаясь на вершину. Взрослый человек ни за что бы не удержался! Худенькой юнице было в разы легче.


        Вайли оставалась внизу. Она не была лучшей в искусстве лазанья по деревьям, да и формами пошла в пышную мать, а не в жилистую бабку. Внизу хватало работы: подносить, держать, убирать мусор. Смотреть, насколько ровно стоит конструкция, нет ли крена… И неотрывно следить за гибкой фигуркой, балансирующей на вершине растущей башни.
        Внизу они заготовили множество пухлых тюков для страховки. Помогли бы они, если бы Инкрис сорвалась? Или если бы башня рухнула раньше срока? Например, из-за ветра? Или если бы в химической реакции что-то пошло не так?..
        Размышлять обо всех «если» и «потом» было тошно. Лучше сосредоточиться на хорошем  - на том, что делало её счастливой. Она любовалась на ловкую Инкрис, которая то скользила вниз, то карабкалась наверх, вечером заклеивала её порезы и покрывала мазью синяки, а потом шла домой вместе с сестрой и тайком мечтала, чтобы это всё продолжалось вечно…


        Но кусачих мыслей набегало всё больше. Приближалось завершение строительства, и беспокойство Вайли усиливалось с каждым днём. А вдруг Инкрис вообще не позволит ей подняться и сама сделает главное? Поэтому она старалась держаться рядом. Провожала до дома. Иногда просыпалась ночью, борясь с желанием прокрасться на улицу и посмотреть в окно дома Инкрис  - проверить, спит ли та.
        Когда следишь за другим, легко не заметить внимание к себе. Для Вайли мир сузился до сестры и её башни… Поэтому увидев на полянке свою бабушку, она закрыла лица ладонями и по-детски пожелала, чтобы та исчезла.
        Разумеется, это не сработало.


        - Это ты всё построила?  - спросила у хмурой Инкрис старейшина Ру  - и задрала голову, разглядывая сооружение.
        Седая косица, небрежно заколотая деревянной палочкой, от такого жеста высвободилась, хлопнув бабку по спине.
        - Мы,  - уточнила Инкрис и достала из дупла припрятанные от обезьян рукавицы.
        Ру посмотрела на перепуганную внучку, наматывая косицу на палец.
        - Зачем?
        - Чтобы перебраться через Стену,  - Инкрис указала на передние опоры башни, к которым прилегали бачки с плотными крышками.  - Я залью сюда растворитель. Мы заберёмся наверх. Растворитель будет подтачивать дерево. Башня завалится в сторону Стены. И мы сможем перелезть. Я всё просчитала.


        А Вайли лихорадочно вспоминала, есть ли запрет на такой случай.
        В хрониках подобные ситуации обозначались как «опасно, потому что неизвестно». Но строгого правила не было: Стена относилась к «живым объектам», которые подразделялись на «полезные» и «непонятные». Вторые не рекомендовалось «беспокоить», и при этом их продолжали «изучать»…
        Когда они с Инкрис строили башню, об этом не говорили.
        Но ведь может быть какой-нибудь запрет, что нельзя перелезать через Великую Стену! Бабушка не только бабушка, а ещё и старейшина, и внучку свою не пожалеет!
        «Или пожалеет?»


        А Инкрис уже проводила экскурсию.
        Старейшине тоже понравился чертёж. Она поцокала языком: «До чего чисто!» Одобрила и страховочные тюки сена, и наведённый ещё с вечера порядок. Наверное, поэтому ничего не сказала насчёт матерчатого объявления «Собственность Солёных Колодцев». Такую собственность не стыдно иметь!


        - Ты точно решила?  - под конец спросила она у Инкрис.
        - Да.
        - Не боишься?
        - А чего мне теперь бояться?


        Старейшина нахмурилась, услышав этот странный  - но понятный для Вайли ответ.
        - Почему «теперь»?
        Вопрос был адресован им двоим.
        Вайли поникла.
        - Я всё знаю,  - призналась Инкрис, закручивая чертёж в тугую трубочку.  - Прибегала вестница с наследной правкой. У моей сестры по кровному отцу родился мёртвый ребёнок. Значит, у меня тоже будет…  - она вздохнула.
        - Глупости!  - строго сказала Ру.
        - И другие связи тоже есть!  - выпалила Инкрис.  - У дяди тоже было.
        Старейшина неодобрительно покачала головой.
        - Подслушивала, значит…
        - Я случайно услышала,  - прошептала Вайли.  - Я же не могла… Она мне как сестра…
        - Да, есть в вас что-то родственное,  - заметила Ру, не скрывая сарказма.  - Хорошо, про наследование вы знаете. А про время вам в школе рассказывали? У тебя впереди ещё много лет, прежде чем решишь родить. Если решишь. Ты не подумала, что за это время может многое произойти? Много разного? И хорошего тоже?


        Инкрис смотрела в сторону и не отвечала.
        - Она давно хотела,  - вступилась за сестру Вайли,  - просто теперь… Ну…
        - Всё с вами понятно,  - вздохнула Ру.  - И ты тоже полезешь? Тебе тоже туда надо?
        - Да!  - решительно ответила Вайли, так что Инкрис оглянулась на неё.  - Мы будем вместе. Я не брошу. И не струшу!
        Улыбнувшись, Инкрис направилась к оставшимся жердям: осталось три секции, и хлопот с ними предстояло изрядно.


        Глядя, как она складывает на земле бамбучины, а Вайли, следуя её указаниям, отматывает бечёвку, старейшина вспоминала себя в этом возрасте. На ум приходила древняя загадка: «У чего нет длины, но есть высота?»


        Она читала в хрониках о башне вроде этой  - где подрубали опоры, чтобы перевалить через Стену. Можно не сомневаться: Инкрис тоже находила эти истории. Она кое-что усовершенствовала. И с растворителем толково придумала.
        Строили всегда взрослые. Никто не погибал. Но и башня не была такой высокой. Её не могли сделать выше, потому что она должна была выдержать вес двух взрослых людей…


        - Мы сделаем так,  - сказала, наконец, Ру.
        Инкрис с Вайли своего занятия не прервали, но прислушались.
        - Ничего незаконного тут нет. Не сомневаюсь, что все эти материалы вы достали самым честным образом. И никаких запретов не нарушили. Имеете право. А я имею право прислать сюда дежурных, чтоб они всё разобрали. А могу и не присылать,  - поспешно добавила она,  - если вы возьмёте меня с собой.


        Вайли посмотрела на бабушку с открытым ртом.
        Инкрис усмехнулась, как будто ожидала такой просьбы.
        - Мне тоже интересно,  - продолжала Ру,  - и я тем более не боюсь. И дочь своей дочери бросить не могу. Она у меня единственная.
        - Хорошо,  - согласилась Инкрис,  - обещаю. Возьму вас с собой.
        - Вот и славно,  - кивнула старейшина.  - Вам помощь не нужна? Сами? Ну, тогда я пошла. Буду ждать.
        И она зашагала в сторону деревни  - с достоинством, короткими шажками и очень медленно.


        У Вайли мелькнула мысль, что можно обмануть старейшину, но она смолчала. Не стоит предлагать такое Инкрис, а то она обманет всех и вообще отправится одна!
        Всякий раз сталкиваясь со бабушкой, она пыталась угадать: «Сдаст? Разрушит? Передумает? Правда полезет с ними?!»
        Ру Онга была, как всегда, улыбчивой и спокойной.


        И вот наступил тот самый день.
        Накануне Инкрис переделала подъёмник: теперь он должен был поднимать не секции, а людей. Поплотнее закрыла крышки бачков, укреплённых на опорах башни, которые были ближе к Стене. Спрятала рукавицы в дупло. Кивнула Вайли:
        - Зови бабушку. Завтра.


        У Вайли сердце провалилось куда-то в живот. Она не пожалела и не испугалась. Просто привыкла к строительству как занятию, которое было ценным само по себе. Теперь же всё кончилось, и от этого стало немножко грустно. Но она ничего не сказала Инкрис.
        Да и нельзя же вечно строить эту дурацкую башню!


        С вечера она проверила снаряжение для предстоящего путешествия. Аптечка, вода, запас специй, фильтры для питьевой воды, кремень для огня, дымный порошок для трёх сигналов… Она подумала и сократила запас до одного.
        Вайли помнила, что Инкрис говорила про ошибку предыдущих стенопокорителей. Но нельзя же, чтобы совсем голой!
        Положив голову на подушку, она приготовилась к бессонным бдениям  - и вынырнула утром. Между занавесками ярко светило восходящее солнце. День был выходной, но Вайли вскочила: некогда валяться!


        Бегая за завтраком для себя и бабушки, ещё раз проверяя запасы, выбирая, во что нарядиться, а потом шагая от дома до заветной полянки, Вайли размышляла обо всём сразу: о том, что может ждать их за Стеной, что скажут в школе, когда они вернутся? А если не вернутся? А если не все?..
        Лишь поставив ногу в петлю подъёмника, она осознала, чего действительно боится: высоты. Стена  - ладно, неизвестно, что за ней. А вот высота начнётся прямо сейчас!
        - Ну!  - поторопила Инкрис.
        - Подожди!


        Вайли отдышалась. Поправила сумочки на поясе и фляги. Посмотрела на сестру. Та не взяла с собой ничего, кроме инструментов. Даже не приоделась: была в своей потрёпанной рабочей юбке с видавшим виды топом. Из украшений  - неизменный платок в волосах да многочисленные пластыри…
        - Давай-ка я первая!  - предложила Ру.
        Вайли тут же встрепенулась и вцепилась в ремень подъёмника:
        - Нет-нет, я сейчас… Давай!
        Она зажмурилась  - и наверху не сразу открыла глаза. Гудел ветер, шумела листва на верхушках деревьев, кричали встревоженные птицы. Пахло пылью и смоляным отваром, которым Инкрис укрепляла стыки досок. Башня покачивалась, словно огромные качели. И повсюду простиралось пронзительно синее бесконечное небо.


        - Вот сюда становись. Перелезай. Да ты что? Боишься?
        - Неа. Качается…  - Вайли неловко перевалилась на площадку, которая показалась ей совсем крошечной.
        Для одного человека мало  - как же здесь все трое поместятся?!
        Не вставая с колен, она переползла на указанное место и крепко вцепилась в край помоста. Башня стала раскачиваться ещё сильнее: поднималась бабушка.
        Вайли зажмурилась.


        - Как красиво!  - услышала она незнакомый молодой голос.  - Как же здорово!
        Это была старейшина. Она стояла в центре площадки, цепляясь пальцами босых ног за неровности досок. Башня раскачивалась ещё больше.
        Ветер развевал тощую косичку Ру и поигрывал бахромой юбки. А она обнимала небо!
        - Ты посмотри! Всё видно! Как на ладони! И наш дом! Вайли, деточка, глянь  - всё видно! И главную дорогу видать!


        - Готовы?  - нетерпеливо спросила Инкрис.
        Она привыкла к высоте и небу. Другое дело: Стена, и шапка плотного тумана, который цеплялся за её верхний край. Что там в тумане? Что он прячет?


        Ру ухватилась за торчащую жердину. Вайли медленно встала на ноги, готовая в любой момент вновь слиться с помостом. Инкрис аккуратно потянула за верёвку, привязанную к бачкам у опор. Пробки вылетели, химикаты смешались  - и началась реакция.
        - А вдруг мы в другую сторону упадём?  - прошептала Вайли.
        - Я же тебе тысячу раз объясняла!  - фыркнула Инкрис.  - Противовесы не позволят. Как только передние опоры начнут слабеть, вес перераспределится. И давление на слабые опоры усилится…


        Башня действительно начала ощутимо крениться в сторону Стены. Вайли зажмурилась, чтобы не видеть. Хватало того, что она слышала и чувствовала: треск ломающихся жердей, свист лопающихся верёвок и увеличивающийся наклон площадки.


        Замерев ненадолго, башня накренилась ещё больше  - и рухнула прямо на Стену. Площадка, сбитая из широких досок, прошла по касательной и окунулась в туман, окутывающий верхушку.
        Но перевалиться не получилось. Там не было границы  - лишь продолжение Стены. Натолкнувшись на преграду, площадка рассыпалась  - и люди, которые цеплялись за неё, заскользили вниз.


        Обдирая лишайники и наросты жучиных экскрементов, Инкрис, Ру и Вайли плюхнулись прямо на тюки со старой соломой и кукурузным листом.
        Падать было не особенно высоко. Им повезло, что обломки башни свалились в другой стороне. А может, это было не везение: Инкрис действительно была гением планирования.


        Так они и лежали, глядя в небо, пока оседала пыль, а окружающий лес возвращался к обычной жизни.
        Вспугнутые грохотом и треском, птицы подняли прежний мирный галдёж. Ругались неугомонные обезьяны. Перестукивались дятлы. Кто-то с треском продирался сквозь сухостой. И стрекотали кузнечики.


        - Не понимаю, почему ты так расстроилась из-за правки,  - задумчиво сказала Ру  - она лежала посередине.  - Одно дело, если бы ты была парнем. Для мужчин это критично. Подозрения достаточно. Да и что подозрения  - твоему отцу это не помешало… Тем более для женщины!  - она фыркнула.  - Мы собираем информацию. Доктора обязаны разъяснять и предупреждать. Но решаешь ты сама! Я видела тех, кому никак нельзя было  - и поди ж ты, всё получалось, и не один раз. А у твоей полусестры из Ста Водопадов с самого начала было плохо  - она и со стороны матери понабралась всякого… Никто не знает, как будет! Так чего ты?
        Инкрис закусила губу. Она смотрела на полуденного коршуна, который парил высоко-высоко, выслеживая добычу.


        - С чего ты решила, что твой долг  - рожать детей?  - допытывалась Ру.  - Ты же знаешь, что это не обязательно!
        - У каждого человека свой Долг,  - серьёзно сказала Инкрис.  - Сначала я получаю много всего разного. Обо мне заботятся, и учат, и всё дают. А потом я должна отдавать. Хотите сказать, что это не так?
        Старейшина скривилась.
        - Вот ты о чём… Всё так. Но почему ты решила, что долг  - это непременно дети? Разве всё, что мы делаем, это детей рожаем? Да, у каждого есть Долг. А ты знаешь, как он определяется? По тому, что тебе нравится делать. Человек должен учиться тому, что ему нравится. И делать это хорошо. Можно детей. Можно что-то другое. Вот ты, например, что любишь? Строить, правильно? Чертёж какой дивный изобразила, всё подсчитала, всё предусмотрела. Не многие способны на это! У нас я таких никого не знаю. Насчёт детей  - хоть та же Касси, едва брата проводила, так уже в тягости. А строить  - только ты. Ещё старый Шамф умел. Но его уже нет… Понимаешь, о чём я?
        Инкрис перевела взгляд с неба на старейшину.
        - Мне здесь не у кого учиться,  - объяснила она.  - Я прочла все книги. Что дальше?
        - Речная Борода,  - ответила Ру.
        Вайли недоуменно нахмурилась, а Инкрис просияла.
        - Это месяц пути,  - напомнила она, но мысли её были уже далеко.
        Она знала о деревне Речная Борода, потому что оттуда был единственный в Солёных Колодцах учебник по инженерному делу. А в Речной Бороде жили самые толковые строители.
        - Я с ней!  - заявила Вайли, почуяв неладное.
        - Ну, куда ж она без тебя!  - вздохнула Ру.
        Инкрис беспокоилась о своём.
        - Думаете, я расхочу потом?  - спросила она, не скрывая подозрений.  - Брошу? Забуду про Стену?!
        - Опять ты загадываешь! Откуда кто знает, чего ты захочешь потом? Выучись, сколько сможешь. А потом бросай  - не бросай…


        - Ты лучше вот о чём подумай. Я не сомневаюсь, тебя примут в их школу. А вот сестру твою  - как посмотреть. С математикой у неё неважно. Про химию и не говорю. Сколько раз я ей помогала с уроками! Проще самой всё сделать, чем объяснить! Да ты и сама знаешь. Может, ты и подтянешь её, чтоб она поступила. Но как она дальше будет? Как ты там будешь, Вайли? Пока она будет учиться, ты будешь мучиться. Я понимаю, когда ради дружбы лезешь на Стену. Один раз. А когда каждый день?
        Юницы молчали, и каждая думала о своём.
        - Я так скажу: ты поступай, а ты учись, как училась. Письма друг другу хоть каждый день пишите  - почта за мной, это я обеспечу. И у тебя будет повод вернуться,  - повернулась она к Инкрис.  - И тебе не придётся учить «эти дурацкие формулы»,  - передразнила она Вайли.


        - И вот ещё,  - кряхтя, Ру поднялась, огляделась кругом.  - Я должна описать этот случай для хроники. Ты мне поможешь с цифрами и прочим,  - строго посмотрела она на Инкрис,  - а вот рассказывать это вашим матерям или погодить  - давайте решим сейчас. Правил вы не нарушали. Всё честно. Я не обязана никого извещать. Особенно ваших матерей. Чтоб не расстраивались. И не ругали вас.
        Вайли шмыгнула носом. Её больше беспокоило, что мама скажет бабушке  - об исполнении опекунских обязанностей и всём таком.
        - Нет,  - подумав, отказалась Инкрис,  - я всё открою после того, как расскажу о Речной Бороде. Она и так реветь будет, что я уезжаю, так какая разница?
        - Тогда я тоже!  - поспешила согласиться Вайли.
        - Вот и славно,  - подытожила Ру,  - а теперь давайте всё здесь приберём. И на этот раз я вам помогу. Я же участвовала!



        Суп, суп и суп

        Сурри подмигнул новобранцам и спросил у поварихи, придирчиво осматривающей куриные тушки:
        - Тётушка Айгань, а вы сегодня какой суп готовите?
        - Куриный с чечевицей,  - ответила та и выдрала микроскопическую пушинку из жирной желтой попки.
        - О-о-о!  - Сурри театрально закатил глаза.  - А сколько супов вы умеете?
        Повариха приосанилась, не замечая, как за её спиной лукавый помощник корчит рожицы.


        Хоть какое-то развлечение для школьников! Их отстранили от занятий, назначили штраф и отправили на кухню. Двенадцать дней отработки. По два от каждого, кто участвовал в драке. Хватит и на бумагу, и на подарки выпускникам. Серьёзное наказание  - с учётом того, где его отбывать.


        На кухне много мелких дел, но оплачивают их скупо. Обычно поварихе помогали, не считая подмастерья Сурри, пара поденщиков. И получали они один день на двоих.
        Впрочем, ей было чем занять присланную ораву. Всегда есть особенно скучная работёнка типа лущения орехов. Можно перебирать дешёвый рис или прошлогоднюю фасоль. Чистить мелкую морковь и другие корешки. Молоть зёрна кофе в ручной мельнице. Скоблить старые чугунные поддоны, чёрные от пригоревшего жира. Всё, что откладывали на потом, поручили провинившимся. Пусть помучаются  - заслужили.


        Драка произошла на общем уроке, что было особенно стыдно. Вся школа видела.
        Учитель Тан рассказывал про наследование  - какие признаки передаются от родителей детям. Позже каждый круг школьников получит своё задание, кому-то сложное, кому-то попроще. А пока все внимали учителю. И ровно в тот момент, когда он приводил в пример кошку, которая может родить котят от двух котов, вредный Ялька выдал свою очередную гадость.
        «От двоих  - прям как Касси!»  - тихо сказал он и залыбился.


        Когда и Холрен, и Гийя начали закрашивать свои мужские метки, готовясь к отцовству, это привлекло внимание. Но к странностям неразлучной троицы во главе с Касси успели привыкнуть. И лишь сплетники из деревни Болотные Светлячки да местные задиры продолжали удивляться. Правда, тайком.
        Ялька оказался самым нетерпеливым.


        Его шутку слышали все. Включая Жука  - младшего сына Брунги. Он молча кинулся на обидчика. Сцепившись, мальчишки покатились по земле, сшибая тех, кто не успел отскочить.
        Жук был на год старше и на голову выше, но Яльку поддержали друзья. Правда, и Жук не остался в одиночестве. Вокруг кучи малы образовалось кольцо из недовольных и любопытных  - куда там до наследования!


        Трогать их было боязно, на крики они не реагировали. В конце концов, учитель Тан плеснул на них воды из кувшина. Тогда они прекратили.


        - Дразниться плохо,  - сказал он своим красивым звучным голосом,  - а хуже всего высмеивать близких. Когда про родных говорят обидное, ты не можешь не вступиться. Мать, бабушка, сестра, опекун  - каждый помогал тебе, когда ты был маленький. Поэтому так хочется защитить их или быть полезным,  - и он выразительно посмотрел на Жука, насупленного, с разбитым носом и глубокими царапинами на щеке и лбу.


        - Но это не значит, что надо махать кулаками. Тем более на уроке, когда мешаешь всем. Поэтому виноваты все, кто дрался. И все будут наказаны. А кто сказал дурное про Касси, пускай извинится. Перед ней. Хватило смелости на обидные слова, хватит и на извинение.
        Услышав это, Ялька зажмурился. В этот раз шутка совсем не удалась! От беременной Касси ни на шаг не отходили Гийя с Холреном  - они оба стали опекунами. Холрен ещё ничего. А вот Гийя… Он точно не простит!


        А учитель обращался уже ко всем:
        - Мы живём в одной деревне. Нам нельзя обижать друг друга, дразниться, ссориться, драться. Потому что те, кто живут рядом, первыми придут, если что случится. Стоит говорить дурное о том, кто всегда готов помочь тебе и твоей семье? Подумайте об этом.


        Наказанных было шестеро. Но на кухню явились семеро.
        Потому что одной из двух учениц, которые кинулись на выручку Жуку, была Инкрис. А там, где Инкрис, там и Вайли.
        Пока что.
        Старейшина Ру не затягивала обещанного: наняла вестницу и отправила в Речную Бороду с предложением принять на обучение талантливую юницу. В согласии не сомневалась, но вежливость никому ещё вредила. Так что у Инкрис с Вайли оставалось немногим больше месяца. А им бы и года не хватило!


        Чем ближе было расставание, тем больше сомневалась Инкрис.
        Взять Вайли с собой  - а смысл? Плохо у неё с цифрами, никто не спорит. Отказаться от Речной Бороды? Но старейшина Ру была права: каждый должен делать то, что нравится, и учиться этому, чтобы стать лучше.
        Но как уйти на несколько лет за тридевять земель  - и всё это время не видеться, не говорить, не слышать друг друга?! Они же всегда были вместе!
        Как бросить Вайли после того, как она не бросила Инкрис и была готова отправиться с ней за саму Стену?!


        - …Суп с курицей и фасолью,  - перечисляла Айгань, опуская разрубленные тушки в большой котёл с водой,  - суп с курицей и рисом, суп с курицей и кукурузой, суп с курицей и лапшой, суп с курицей, орешками и баклажанами, суп с курицей и жареным перцем, суп с курицей и птичьими яйцами, суп с курицей и пшеном, суп с курицей и грибами, суп с курицей и сельдереем, суп с курицей, миндалём и сыром, суп с курицей и бамией, суп с курицей и молодым бамбуком, суп с курицей и зелёным горошком…


        В Речной Бороде всё будет по-другому. Там холоднее, чем в Солёных Колодцах, там постоянно дуют ветра и повсюду вода. Это край рыбоводов и мельников, и там многому придётся учиться заново.


        Деревня расположена в дельте Большой Муэры. Дома стоят на сваях и на мостах, перекинутых над протоками. Центральная площадь так и вовсе на плавучей платформе!
        Найдя в хрониках всё, что было про Речную Бороду, Инкрис представляла, каково это  - ходить, сидеть, спать под звук мельничных колосьев и плеск рыбы в садках.


        Но кое-что в Речной Бороде будет как у них.
        Там тоже есть кухня. И каждый вечер взрослые будут возвращаться с работы, грязные, усталые, голодные. Они будут омываться  - со смехом и шутками, если молодые, а если в годах, то степенно, не торопясь. Приглаживая мокрые волосы, с полотенцами на шеях, они будут усаживаться за столы, защищённые крышами от солнца и дождя. А дежурные будут разносить подносы с полными тарелками и кричать: «Поберегись!»


        Палочками там едят даже суп  - как торговки и бродячие переписчики. Сначала вылавливают кусочки, а потом выпивают оставшийся бульон.
        «Надо будет попрактиковаться»,  - решила Инкрис. Понятно, что окружающие начнут потешаться, но то свои. А среди чужих лишний раз лучше не выделяться.


        - …Из свинины суп бывает трёх видов: из свежей, из копчёной и из солёной,  - продолжала перечислять повариха, снимая пенку с закипающего бульона широким половником на длинной ручке,  - но из свежей редко получается, только по праздникам. Варят суп из свинины и свеклы, суп из свинины и помидорок, суп из свинины и початков молодой кукурузы…


        Хлопотала Айгань у очага, который отделял внутреннее помещение кухни от улицы. Ялька со своими сторонниками сидел перед раздаточным окошком  - никуда не денешься!
        Их противники держались подальше. Жук скрёб большую сковороду. Оставалось ему немного  - сковорода уже сверкала на солнце. Инкрис с Вайли сортировали мелкие сморщенные зёрнышки фасоли: целые в один мешок, ломанные в другой, мусор в третий.


        Вторая юница, которая бросилась на выручку Жуку, закончила с ручной мельницей. «Иди с фасолью помоги!»  - велел Сурри, и она послушно направилась к мешкам.
        Проходя мимо сосредоточенного Жука, она задержалась и о чём-то тихо его спросила. Инкрис с Вайли прислушались, но ничего не разобрали  - мешал звук металлической щётки и голос поварихи, перечисляющий супы с копчёной свининой.


        Юницу звали Алана Шаддат. Поговаривали, что в неё при рождении вселился дух её дикой прабабки.
        Алана всегда держалась особняком, что в школе, что так. Даже ела в стороне ото всех…


        - А чего ты полезла?  - вместо приветствия спросила она у Инкрис и зачерпнула из мешка с неразобранной фасолью.
        - А ты чего?  - задиристо спросила Инкрис в ответ.
        Она стеснялась признаваться, что не Жука защищала, а просто реагировала на обидное про беременных.
        - Так мы водились с ним, ну, маленькими,  - Алана оглянулась через плечо на друга детства,  - когда мать была жива. Она с его мамой дружила.
        - Её змея укусила?  - вклинилась Вайли.  - Мне бабушка рассказывала, как искали твою маму.


        - Это когда учитель Тан руку потерял?  - нахмурилась Инкрис.
        История про то, как учитель Тан отрубил себе руку, чтобы остановить яд, восхищала уже второе поколение школьников. Был у этой истории и воспитательный эффект: укусить должны были девочку, которая пошла в лес в то время, когда змеи мигрируют, заполоняя собой всё вокруг. Странник Тан спас ребёнка, но если бы девочка слушала старших, ничего бы не случилось!


        - То было другое нашествие, предыдущее,  - пояснила Вайли, сдерживая улыбку.
        Хитрость сработала: разговор ушёл в безопасную сторону.
        - Нашествия змей случаются каждые шесть-семь лет,  - продолжала Вайли,  - но бывают и чаще. Такой год называют Змеиным. Его предвещает появление Призрачной Луны.
        - А ты много про это знаешь!  - хмыкнула Алана.
        - Я все хроники перечитала,  - призналась Вайли.  - Бабушка занималась книжным двором, а я ей помогала. И теперь часто там вместо неё!


        Повариха перешла к супам из мяса антилоп. Юницы поначалу послушали её, но им быстро надоело.


        - Говорят, что ты скоро уезжаешь,  - как бы между прочим сказала Алана.
        Вайли напряглась: разговоры об учёбе в Речной Бороде расстраивали Инкрис. Вдвоём они договорились не упоминать об этом.
        - Скоро,  - Инкрис вздохнула и стряхнула шелуху мимо мешка.
        - Здорово!  - Алана не скрывала зависти.  - Я бы хотела побывать на Большой Муэре. И подняться вверх, к истокам. Там находят драгоценные камни. И есть приток, в котором вода зелёная-зелёная…
        - Когда-нибудь побываешь,  - отозвалась Инкрис.


        Это прозвучало немного покровительственно, и она торопливо уточнила:
        - Ты же хочешь как твоя прапрабабушка? Странствовать?
        - Прапрапрабабушка,  - поправила Алана.  - Хочу. Очень.
        - Ты сможешь,  - уверенно заявила Вайли.  - Вон у Жука старший брат хотел. Столько работал, старался. Потом ещё и татуировки вытерпел!
        - Сможешь,  - вторила ей Инкрис, но совсем другим тоном.  - Это трудно, но можно. Долг выплатишь  - и всё. А вот когда так…


        Она не договорила. Привыкла, что всё понятно  - для неё и Вайли. Но Алана не догадалась, на что она намекает.
        - Когда как?  - спросила она.  - Когда не отпускают?
        - Когда невозможно!  - выпалила Инкрис  - и смущённо умолкла.
        - Инкрис хочет за Стену,  - пояснила Вайли.  - Посмотреть, что там, и вообще.
        - Ну ты даёшь!  - не удержалась Алана.
        В её голосе удивления было пополам с восхищением.


        Повариха рассказывала про супы из рыбы. Как в Речной Бороде. «А нам свежую рыбу привозят редко, больше сушёную». В другой раз Инкрис послушала бы, но сейчас не было настроения.


        - Глупо, да?  - горько усмехнулась она.
        - Нет,  - убеждённо сказала Алана.  - Я бы так не смогла! Я читала про странниц, про разные места, где они бывали, и поэтому тоже захотела. А вот так, чтобы знать, что никто не бывал, никогда-никогда, и всё равно хотеть…
        - А я прочитала и захотела,  - призналась Инкрис.  - У меня сестрёнка была, Тоя. Маленькая. Когда она заболела, то почти не вставала. Не могла. Лежала… И очень хотела увидеть Стену. Поэтому я ей читала  - всё, что могла найти. Вай мне помогала,  - она грустно улыбнулась подруге,  - книжки давала и всё такое. А потом… В общем, я сама потом захотела.


        Неразобранная фасоль почти закончилась  - осталось на самом дне мешка. Приходилось низко нагибаться, чтобы зачерпнуть новую порцию.
        К юницам незаметно подошёл Сурри. Хотел дать им новое задание, но услышал, о чём они разговаривают  - и так же тихо исчез.


        - Мне нигде не попадалось, что можно перебраться,  - призналась Алана.  - Пытались многие, по-разному, и подкопы делали, и мосты, и башни, у которых опоры подпиливали, и ходили далеко на юг и на север, чтоб дойти до края… Но никто не смог.
        - Или никто о них не знает,  - заметила Инкрис.
        - Как это?
        - Ну, они не вернулись  - те, кто перебрался. И поэтому о них не записано,  - пояснила она.  - Я как-то разговаривала с торговкой, которая через нас проезжала. Она ещё у бабули всю шерсть скупила. Эта торговка рассказала, что через Стену можно. Но не так, чтобы через неё. Другим способом. Есть такие проходы, которые начинаются далеко отсюда. Туда можно зайти  - и очутиться на той стороне. Но обратно уже не пустят. Но никто не знает, что это так работает. Наверное, для всех это как дыра или как дверь, куда заходят и откуда не возвращаются. Тебе ничего такого не попадалось?


        Алана нахмурилась, мысленно перебирая всё, что читала. Среди странных, страшных и непонятных чудес света не было никакого тайного моста. А вот дыра…
        - Что-то такое было. Немая Глотка или как-то так. Вход, который иногда открывается. И туда можно зайти. И некоторые люди заходят и выходят, так просто. А некоторые исчезают. Я точно не помню. Это огороженное место, его охраняют, чтоб никто не пропал.
        - Помнишь, где это?  - от возбуждения Инкрис рассыпала всю отобранную фасоль.  - В какой стороне?
        Алана отрицательно покрутила головой.
        - Мне не понравилось, и я не стала себе выписывать. Надо заново искать…
        - Ох,  - Инкрис закрыла лицо ладонями.
        Она лучше чем кто бы то ни было знала, сколько в Солёных Колодцах хранится книг.


        - Я тебе найду,  - Вайли погладила названную сестру по плечу,  - я всё перечитаю и найду. И напишу тебе.
        - А я помогу,  - сказала Алана.  - Может, заодно ещё что-то отыщется… такое. Надо же тебя отблагодарить за Жука!  - рассмеялась она, довольная, что нашла оправдание для помощи.
        Она стеснялась говорить напрямую: «Вы мне нравитесь  - можно с вами дружить?»



        То, что мигает по ночам

        Я как раз закончила главу и собиралась размяться и перекусить, когда оконная сетка приоткрылась  - и на подоконнике возникла пузатая керамическая бутылочка с высокой жёлтой пробкой. После чего сетка так же аккуратно встала на место.


        Не в первый раз. И я, конечно, могла распахнуть окно и зашвырнуть взятку в кусты. Теоретически  - могла. Практически это было выше моих сил, потому что в бутылочке содержался ликёр из, судя по цвету пробки, мёда и манго. Скорее, я убью того, кто попытается лишить меня такого…
        Кроме того, Фуфыр никогда не предлагал чего-то невозможного или неприятного. А у меня оставалось достаточно времени на выполнение заказа. Ещё успею.
        Положив закладку в оригинал, я убрала его на верхнюю полку вместе с недописанной копией и писчими принадлежностями. Туда же поставила бутылочку  - так, чтобы книги её закрывали. И вышла из дома.


        Фуфыр сидел на корточках возле ослиного сарая. Как обычно, в волосах у него застряли опилки, на щеке виднелась свежая ссадина. А юбка была до того прохудившаяся, что лучше б он её вовсе не носил!
        Рядом стояла незнакомая женщина, крепко сбитая, роста выше среднего. Судя по грубоватым сандалиям и длиной накидке, странница. По другим приметам  - торговка: на поясе у неё не было ни аптечки, ни дымной краски с кресалом. Лишь блокнот из листьев вагги да карандаш. Непривычно «пустая»  - как будто жила неподалёку, но сандалии намекали на долгую дорогу. Значит, из Торговой Семьи  - они хранят всё нужное на тележке.
        Женщина рассматривала двор и почему-то хмурилась.


        Увидев меня, Фуфыр вскочил на ноги и тотчас приступил к любезностям:
        - Доброе утро, Унаринь! Как ты хороша! Сияешь как солнышко! Это Маха из Торговой Семьи. Это наша Унаринь  - ученица мастера Юльбао и переписчица его книги,  - представил он нас.
        Мы обменялись сдержанными кивками.
        - Маха хотела осмотреть нашу достопримечательность,  - сообщил как бы между прочим Фуфыр.  - Ты же её проводишь?


        У меня едва не вырвалось: «А что, больше некому?»
        Ясно, что некому. Похоже, все заняты. А мне… мне не трудно, конечно. Иначе пришлось бы возвращать ликёр!
        - Сейчас накину что-нибудь,  - и я нырнула обратно в дом.


        С голыми сиськами пешкодралом долго не протянешь! Перевязав груди, я сложила в сумку оставшуюся с ужина снедь и наполнила фляжку водой. Подумав, надела сандалии  - идти было долго. Напоследок утянула с полки связку сушек с кунжутом  - перекусить на ходу.


        Когда я вышла, Фуфыр уже смылся. Правильно: дорожному смотрителю не следует надолго отлучаться от своего участка. Я показала Махе, в какую сторону идти, и разломила сушку.
        - Будешь?
        - Спасибо, не откажусь. А у меня вот, держи,  - и она протянула мне конфету из фиников и орешков.
        Всё-таки не совсем «пустая»!


        Мне ещё не приходилось сопровождать торговых: как правило, они останавливались в деревне и находили экскурсоводов там. Я в последние годы с соседями почти не общалась: передавала заказы на бумагу и остальное через смотрителей, чтобы не отвлекаться от главного. Торговая Семья так и вовсе была как из другого мира. А когда-то в юности я подумывала о том, чтоб завести свою тележку с осликом!


        Поначалу мы шагали по извилистой дороге и молчали, чтоб не подавиться. Покончив с едой, разговорились.
        - Сколько идти?  - уточнила Маха.
        - В одну сторону  - часа четыре быстрым шагом,  - ответила я.  - Вот как сейчас идём.
        Шагала моя спутница резво, чувствовалась привычка к ходьбе.
        - Вернёмся до ужина,  - добавила я.  - Ты где ночуешь?
        - На станции. У этого… Фуфыра.
        Её недовольство вернулось  - чувствовалось, что она хочет выругаться.
        - Ты не скажешь мне про него ничего нового,  - усмехнулась я.  - Раздолбай несуклёпистый, каких ещё поискать!
        - Ты его давно знаешь?
        - Достаточно, чтобы ничему не удивляться. Брат у него молодец, ликёр вкусный гонит и вообще. А Фуфыр  - это… это Фуфыр!


        Так и было: произошла очередная ожидаемая неприятность. И Фуфыр стоил всех тех эпитетов, которыми его наградила Маха.
        Всё из-за его ручного леопарда. Глупое животное удрало из загона и выскочило на дорогу  - прямо перед Махой и её осликом. Поиграть захотел, скотина страшная! Но Маха с осликом были не в курсе. Особенно ослик  - Маха-то успела заметить ошейник и догадалась, что леопард прирученный. А ослик рванул в сторону. Вместе с тележкой. Колесо зацепилось  - и ось полетела.


        Фуфыр появился следом, но было поздно. Леопард успокоился, позволил себя увести  - понял, наверное, что поступил нехорошо. Он-то был поумнее своего хозяина!
        Впрочем, Фуфыр хотя бы представлял, что такое поступать честно. Помог дотащить тележку до станции, и пока Маха разгружалась, сбегал до кузницы и вернулся с мастером. Работы выходило изрядно: вторая ось тоже треснула.
        Чтобы не торчать целый день на станции, Маха решила сходить, наконец, и посмотреть на знаменитую Белую Гору. В прошлые проезды ей было некогда, так хоть теперь…


        - Почему он не посадит его на цепь?  - спросила она, выговорившись и успокоившись.  - Где тонко  - там и рвётся, где болело  - там опять заболит!
        - Не знаю,  - вздохнула я,  - жалеет. Он его любит очень. Единственный друг как-никак. Фуфыр его подобрал, когда он был ещё котёнком  - крохой с ладонь! Выкормил, выходил. Теперь охотится с ним на обезьян. Косулятиной всех соседей угощает! Он даже рыбу умеет ловить! И никогда не убегает. Весной, Фуфыр рассказывал, песни поёт, но всё равно держится рядом с домом.
        - Разорительный дружок,  - заметила Маха.  - Кузнецу сколько отваливать!
        - Не ему одному,  - вздохнула я.  - Ты имеешь право на штраф.
        - Имею,  - согласилась она,  - и хотела поначалу. Но теперь не буду. Он нормально себя повёл, не заговнился. Да и на гору эту надо хотя бы раз взглянуть!


        Знакомый мотив! Я тоже когда-то «ради той самой горы» сюда свернула. Посмотреть, что там такое мигает по ночам. Ходила проведать родню, и на обратном пути не удержалась. А было начало сезона дождей. Первый ливень застал меня прямо у подножья. Правда, там хороший гостевой дом  - есть, где укрыться странникам.
        Но одному человеку было плевать на струи воды и раскаты грома. Наоборот: каждый удар небесного молота он приветствовал улыбкой, что-то подсчитывал, бегал под дождь и обратно, весь промок и при этом светился от счастья…
        Это был Юльбао, мастер молний.


        В молодости он исходил весь мир, а под старость осел у Белой Горы. Для него это была не «достопримечательность», не «чудо света», а самый высокий громоотвод. Идеальный громоотвод  - уж в этом он разбирался, потому что за жизнь построил их, наверное, тысячу.
        И ни один не был так хорош, как Белая Гора. Ради её секрета и ради молний он остался. А параллельно конструировал новые громоотводы и редактировал свою книгу.


        Когда через несколько лет я вернулась к Белой Горе, у него был сильнейший тремор  - наследство его лихорадок. Ну, а у меня был хороший почерк и быстрая рука. Так что сначала он взял меня как переписчицу.
        После сезона дождей, в который он провалялся с простудой, а я сама всё фиксировала и считала, назвал своей ученицей. Справедливо: в десятый раз переписав его «Искусство укрощения молний», я выучила всё, что знал он.


        Теперь мастер Юльбао стал совсем старенький. Деревня кормила его, а я продолжала мокнуть в сезон дождей и переписывать «Искусство», каждый раз улучшая и дополняя.
        И тайно корпела над своей книгой  - «Громовым Словарём», он был больше про климат, чем про инженерное дело, а главное, про приметы и предсказание погоды… Но об этом своём главном секрете я умолчала.


        - Хорошее дело,  - оценила Маха мой рассказ,  - денежное. Меня часто спрашивают про книги о молниях. Даже заказать пытаются! Я отказываюсь, потому что у нас договор с переписчиками. Но если ты обновляешь информацию, то это уже не копия. Я спрошу на следующем Сборе Семьи, можно ли.
        - А что, у вас так строго?  - удивилась я.


        «Кто бы мог подумать, что у бродячих такая политика!  - подумала я.  - С другой стороны, а как иначе? Либо договариваться, либо ссориться, что вообще не вариант».
        - За нарушение правил могут выгнать из семьи,  - объяснила Маха.  - Ну, как выгнать… Сначала штрафуют и дают маршрут похуже. Потом предлагают другое дело, чтоб без доверия. Потому что, если человек не может со своими разобраться, к чужим его отпускать  - дороже выйдет. Гнилое зернышко весь мешок погубит! Но до такого позора, чтоб выгнали из семьи, никто не дотягивает. Сами уходят.


        Торговый мир оказался сложным, почти на уровне моих молний.
        - А у вас договариваются только с переписчиками?
        - Как же!  - хмыкнула Маха.  - С вестницами, само собой. Они не берут посылки, мы не доставляем письма. Но с этим понятно  - с письмами нужна спешка, а с товаром лучше не торопиться. Хотя всё равно пытаются всунуть!
        - И что ты говоришь?
        - Объясняю, что не положено. Посылаю к старейшинам, чтоб они объяснили. Руководство в курсе, что можно, а что нет,  - приглядывают, особенно за молодыми, чтоб никто не нарушил.
        - А ещё кто?
        - Бродячие лекари и травники. У них лекарства. Нам можно разве что медицинские иглы и такие штуки для массажа, ну, ты представляешь. И книги про лечение тоже у них. Обычным переписчикам такие книги продавать нельзя, даже переписывать  - под запретом.
        Тут над деревьями показалась Белая Гора, и Махе стало не до семейных правил.


        Первый раз это всегда ошарашивает. Да и во второй! И даже в тысячный.
        Как ни привыкай, но от такой громадины захватывает дух, подгибаются коленки, и вся сжимаешься. Чувствуешь себя муравьём, которого в любой момент могут раздавить.


        С обычными горами иначе  - они поднимаются постепенно, подкрадываются, не заметишь, как ты уже высоко. А Белая внезапно огромная. Как ствол чудовищной пальмы или клык небесного зверя.
        Её не покорить, не приручить. Как будто она не из нашего мира.
        Всякий раз, когда я смотрю на неё, то думаю, что она реальнее всего, что её окружает. Что всё может исчезнуть  - но Белая Гора останется.


        Её ослепительная шкура похожа на покрытие Великой Стены, как его описывают. Умеет очищаться, подрагивая. Гладкая, непробиваемая, прохладная в самый жаркий полдень…
        - И как на неё взбираться?  - удивилась Маха.  - Я же читала, что некоторые побывали наверху. Как Алана Шаддат. Как она влезала?
        - Она и не влезала,  - улыбнулась я.  - Отдохнём с дороги?
        Маха не сразу меня услышала.


        В гостевом доме никого не было  - никто нас не отвлекал. Мы напились из ледяного родника, а потом подошли ближе.
        Шкура у Белой была всё такая же гладкая и чистая  - ни пятнышка, ни трещины. У основания она шероховатая, можно вскочить, но долго не удержишься. А выше уровня глаз постепенно становится гладкой.
        В глубине угадываются толстые жилы, удерживающие ствол. В сильный ветер Белая вибрирует  - в наших громоотводах такие жилы помогают укрепить центральную ось.


        Маха не торопила меня с расспросами, но внимательно следила за каждым моим движением.
        Я обошла Белую слева, встала на приступочек  - чисто выметенный, как и всё вокруг. Приложила обе ладони к прохладной пощипывающей поверхности.
        - Добрый день, это Унаринь, мастресс молний.
        Никто так и не объяснил, почему надо здороваться и представляться, но если говоришь с кем-то, лучше быть повежливее. Даже если тебе никогда не отвечают.
        - У меня ничего нового. Сижу дома, копирую «Искусство укрощения», составляю календарь примет. Ничего особенно… Могу пересказать историю про то, как шаровая молния полдня преследовала смотрителя. Но сама я не видела  - как обычно, записала с чужих слов.
        Белая Гора не реагировала.
        - Ну, как знаешь. Бывай!  - и я отошла.


        - А я что должна говорить?  - уточнила Маха.
        - Что хочешь. Но если она тебя и впустит, то ради твоих собственных историй. То, что ты видела сама, в чём участвовала, а не то, что слышала от других. Вот Алане Шаддат было, о чём рассказать!
        - Ну, я-то не она…  - пробормотала торговка.


        Она встала на то же место, где стояла я. Приложила ладони.
        - Э-э-э, добрый день! Я Маха из Торговой Семьи. Со мной много всякого понаслучалось, потому что дорога  - такое дело, что… Правда, ничего эдакого. Станции, смотрители, разные деревни, каждая на свой лад, но вообще-то одно и то же. Не знаю, что там интересного…
        Она помолчала.
        - Если бы меня кто просто спросил, я бы не знала, что рассказывать, а уж так… А, вот. Не скажу, что это что-то стоящее. Но я частенько вспоминаю об этом… Месяца два назад я была в одной деревне. Называется Солёные Колодцы  - она ближе всего к Великой Стене. И там я встретила юницу, которая очень хотела узнать, что там за Стеной. Очень упорная. И неглупая. Её не останавливало, что никто не смог! Было в ней такое…
        Маха покачала головой.
        - Раньше мне никогда не встречались люди с таким упорством. Что-то такое в ней было… Больше, чем просто желание или интерес. Что-то больше неё самой! Не удивлюсь, если у неё получится.


        Мне приходилось читать в разном изложении и слышать свидетелей того, как это выглядит. Но самой не везло. Поэтому, наблюдая, как в шкуре Белой Горы появляется отверстие размером с дверь, и Маху мягко засасывает внутрь, я одновременно запоминала детали и сравнивала происходящее с описаниями. На то, чтоб бояться, меня не хватило.
        Да и чего тут бояться? Все возвращались целыми и невредимыми  - и полными впечатлений.


        Отойдя к крытому столу, я достала из ларца песочные часы. Пока сыпался первый песок, извлекла толстую книгу наблюдений, чернильницу и перо.
        «Возможно, ради таких случаев и представляются,  - догадалась я, фиксируя сегодняшнее число, имя Махи и себя, свидетельницу,  - поэтому к Белой нельзя ходить без сопровождающего! Не из-за опасности. А чтоб было, кому записывать подробности и отмерять минуты. Чтоб был кто-то, кто умеет фиксировать, а не стоять столбом, разинув рот».


        Забирают, как правило, часа на два с половиной  - и в пятый раз перевернув прибор, я приготовилась. И торговку, разумеется, вернули: на стене опять возникло отверстие, и Белая аккуратно выплюнула потрясённую Маху.


        - Ну как?  - просила я, протягивая флягу: сильная жажда наблюдалась у большинства вознесённых.
        Маха напилась, вытерла губы тыльной стороной ладони.
        - Это что-то!  - выдохнула она.  - Такая высота  - выше птиц! И всё видно! Когда меня поднимали, я видела мир вокруг, и при этом знала, что я внутри!
        - Да, это здорово,  - спокойно согласилась я.
        - А сколько меня не было?
        - Чуть меньше трёх часов.
        - Так долго?! Всё так пролетело!
        «Фактическое время отсутствия отличается от впечатлений вознесённого  - для него проходит порядка пятнадцати-двадцати минут»,  - отмечали записи. Но Махе это было бы неинтересно!


        - А ты была?  - спросила она, доставая ещё конфеты.
        - Нет. Я вообще первый раз присутствую, когда кого-то забирают.
        Она посмотрела на меня с некоторым смущением.
        - Извини.
        - Ничего. Поздравляю! Значит, хорошая у тебя история.
        - Извини,  - повторила она.
        - Не за что извиняться,  - улыбнулась я.  - Я бы хотела побывать наверху в сезон дождей, когда туда молнии бьют. Но в сезон дождей она ни разу никого не впускала. А так… Ну, что я там не видела? Небо, просто небо.



        Чёрно-белое всё

        С: Давайте, что ли, сыграем, пока идём. А то что всё молча да молча, как сычи!
        В: А во что?
        С: В цвета.
        В: Бабушка говорила, что в эту игру всегда выигрывают те, кто старше. А среди нас ты старший!
        С: Бабушка тебе говорила да недоговорила. Старше  - значит, больше знает, больше видел. А вы обе книг прочитали больше меня в десять раз! Хорошо, давайте по командам. Ты будешь с Аланой, а я  - с Жуком. Он всё равно молчит!
        Ж: Я не молчу!
        А: Тогда мы называем цвет.
        С: Валяй.
        А: Чёрный.
        С: Чёрный перец.
        В: Ночное небо!
        С: Чёрное дерево.
        В: Уголь!
        Ж: Пантера!
        С: Надо говорить мех пантеры…
        А: Цвет кожи у людей с юго-запада!
        В: А он, правда, чёрный? Всё-таки кожа  - это коричневый…
        С: Есть же совсем тёмные! Я засчитываю. От меня… чёрная тушь.
        В: Я думала, ты будешь только кулинарное! Тогда…
        А: Икра. Я читала, что есть рыбы, у которых икра чёрного цвета. Их ловят в верховьях Фаюми.
        С: Я читал, что она вкусная! Перья ворона и всех чёрных птиц.
        А: Так нельзя!
        С: Можно. Вайли, подтверди!
        В: Да, можно.
        С: Иначе будем до вечера перечислять!
        А: Семена подсолнечника!
        С: Черноплодка!
        А: Чернослив!
        С: Сушёные грибы!
        В: Чёрная фасоль.
        С: Чёрные помидоры!
        А: Чёрные лилии и все чёрные цветы!
        Ж: Навозные жуки!
        С: Я тоже хотел, да тебя боялся обидеть.
        Ж: А что тут обидного?
        А: Нефть!
        Ж: Антрацит.
        С: Молодец!
        А: Вулканическое стекло!
        С: Графит!
        В: Патока!
        Ж: А краску нельзя?
        В: Нет.
        Ж: А вот я подумал: почему у нас не делают краску, и за ней надо идти в Ветряки?
        А: Потому что Ветряки ближе к Мёртвым Ямам, балда.
        Ж: Мне раньше Емъек приносил краску. А как он ушёл…
        С: Емъек  - мировой парень! Столько всего делал для кухни! Пахал за троих. Пока он с нами был, меня и не посылали  - он всё, что просили, передавал. Теперь самому надо тащиться…
        А: Сурри, не отлынивай!
        Ж: Чёрные волосы!
        С: Ага!
        А: Чёрные глаза!
        Ж: А так можно?
        В: У многих животных глаза чёрные!
        С: Ммм… Разрешаете подумать?
        А: Думай!
        В: Ты ещё знаешь?
        А: Угу.
        С: Как там Инкрис, кстати? Я слышал, она письмо вам прислала. У неё всё хорошо?
        В: Очень. Она популярна! Все хотят услышать про Стену. Она же столько знает! Каждый вечер что-нибудь рассказывает. И даже взрослые приходят послушать.
        С: А с учёбой у неё как?
        В: Это же Инкрис! Как у неё может быть с учёбой?
        А: Придумал?
        С: Сдаюсь! Жук, у тебя ничего нет? Тогда мы сдаёмся.
        А: Чёрные полоски у зебры.
        С: Как я мог забыть?!
        А: И ещё смола.
        С: С вами как с ровнями! Давай ещё.
        В: А можно я? Белый.
        А: Я его тоже хотела.
        Ж: Белые полоски у зебры!
        А: Яичная скорлупа.
        В: Вот правильно, так его!
        С: Бумага.
        А: Молоко!
        С: Белые цапли и все белые птицы.
        А: Белые кошки и все белые звери!
        С: Рис.
        В: Белая фасоль.
        Ж: А можно я! Можно, я! Взбитые белки с сахаром!
        С: Да, вкуснотища! Это называется крем-безе.
        А: Крем, значит, больше никакой нельзя? Тогда соль!
        С: Сахар!
        В: Мякоть кокоса!
        С: Редис и все белые корешки!
        В: Миндаль внутри и все орехи!
        С: Шампиньоны и все грибы!
        А: Белый мрамор!
        С: Сыр!
        А: Лунный камень!
        С: И сметана!
        В: Кость.
        А: Точно!
        С: Зубы!
        В: Белки глаз!
        С: Известь!
        В: Мел!
        А: Нельзя! Это же одно и то же!
        Ж: С чем?
        А: С известью!
        В: Правда?
        А: Мы же в одном круге учимся! Как можно этого не знать?!
        В: Извини…
        А: Одно делают из другого! Известь из мела!
        С: Серьёзно? Я уж и забыл…
        А: Тыквенные семечки!
        С: Ерга! Древесина ерги  - ну, из которой ложки вырезают.
        В: А все белые звери были?
        Ж: Ага… Ой, что я вспомнил…
        В: Тогда белое брюхо рыб.
        Ж: Белые киты из Закатного моря!
        С: Это тебе брат рассказывал?
        А: Сурри, а ты никогда не хотел странствовать, как Емъек?
        С: Быть потным, пыльным и шляться по чужим людям? Вот уж удовольствие! Не, мне и так нравится.
        В: Тебя тётушка Айгань не отпустит!
        С: Я сам себя не отпущу.
        А: Ты ему завидуешь! Что он странствует, видит мир, а ты на одном месте всю жизнь просидишь!
        С: Да чему тут завидовать? Повар, между прочим, самая важная профессия. Без всех можно обойтись! Даже без твоей бабушки, Вайли, хотя она и крутая. Без Емъека плохо, но справляемся. А вот без тётушки Айгань будет фигово.
        Ж: Почему это?
        С: Сам подумай. Кто всех кормит? Без всего можно потерпеть, а без еды не протянешь!
        В: Вот если бы каждый готовил для себя еду…
        А: Ну, ты сказанула!
        В: Погоди, мне так бабушка говорила. Что если бы каждый готовил для себя еду, то каждому пришлось бы тратить на это время.
        С: Это само собой…
        А: Не отлынивай!
        С: Сало!
        А: Снег!
        В: Я читала о снеге у твоей прапрабабушки. Вот же ей повезло!
        С: Белые розы и все белые цветы!
        В: Хлопок! У него такой белый пух…
        С: Я же сказал, что цветы  - всё.
        А: Это не цветы. Это пух, в котором зёрнышки. Потом из этого пуха делают ткань и бумагу.
        С: Ладно…
        Ж: Трупные личинки и все насекомые!
        А: Белая Гора!
        Ж: Облака!
        В: Э… Алана, у тебя нет?
        А: Больше нет.
        В: Тогда мы сдаёмся.
        С: Цветная капуста! И жемчуг!
        А: Я же помнила про жемчуг!
        С: Что, ещё разок?
        А, В и Ж (вместе): Да!!!
        Ж: А можно я? Можно я?
        С: Давай. Какой цвет ты хочешь?
        Ж: Я выбираю… Выбираю…



        Огонь или дым

        Похоже, началось ещё ночью, а то и вчера вечером. Потому что утром, куда ни глянь, всё было утыкано дымными ниточками. Погода стояла безветренная, и они не колыхались. Словно высаженные ростки на поле, робко тянулись вверх. И на одинаковой высоте растворялись в пропечённом воздухе.
        Синий и пурпурный дым. От каждого сигнального столба.
        «Внимание!  - вот что это значило.  - Всем внимание!»
        Ночью был огонь  - и три коротких подмига.


        - Гонец пробегал,  - сообщил смотритель, одной рукой подкладывая в уличную печку хворост, а другой придвигая котелок в центр плиты.  - Облава. Лишнего ловят… Кашу будешь? С мясом!
        - Буду,  - я потянулась, покрутила головой, подвигала плечами, разминая мышцы.  - А что там? Кто-то пропал?
        - Девятерых недосчитались. Три юницы, две охотницы постарше и пастухи. Может, загуляли где. А может…  - он не договорил и тяжело вздохнул.
        «Лишние»  - так называют отшельников, о которых никто не знает. И вообще людей, о которых никто не может ничего сказать. Ещё так могут назвать преступников, чьи имена известны. Но чаще  - именно незнакомцев, которые скрывают себя.


        У каждой деревни есть свои выселки, порой так далеко от дорог и полей, что не каждый слышал, что они существуют. И что кто-то живёт там, месяцами, а то и годами обходясь без человеческого общения.
        Выбравшие одиночество выбирают суровую жизнь, в которой надо всем себя обеспечивать. Иногда отшельники ведут активный обмен, поставляя то, что собирают или выращивают. Иногда к старости переселяются в деревню. Иногда старательно прячутся до самой смерти. Но общим остаётся одно: о них знают как минимум старейшины.


        Никому не известный чужак  - беда серьёзнее бешеного тигра. Словно вонь, за ним тянутся проступки и преступления. И он совершает новые, вновь и вновь. Неспособный осесть на одном месте, непригодный к честному странствию, Лишний удовлетворяет свои потребности воровством, грабежом и насилием. Такому человеку уже нечего терять…
        Его могут пожалеть, если он не нанёс непоправимого вреда. «Пожалеть»  - это значит позволить отработать и примириться со всеми, кого он обидел. Но если он снасильничал или совершил убийство, прощения ему не будет.


        Проблема состояла в том, что район облавы располагался прямо на Большом Маршруте.


        - Может, переждёшь?  - тихо спросил смотритель, проверяя крепление копья.
        Его голос как будто потеплел.
        - Он не выйдет на дорогу,  - отозвалась я, поправляя свою яркую шапочку.  - При облаве повсюду носятся гонцы с обновлениями. Дорогу будут прикрывать в первую очередь…


        Я не стала добавлять, что когда-то сама так носилась.
        Почтовая Семья обязана выделять вестниц и вестников на общественные мероприятия. Но отбирают только добровольцев. Дело это изматывающее и неприбыльное. И пугающее  - в тот раз были леопарды-людоеды, от когтей и клыков которых трое деревенских погибли, а пятеро были серьёзно ранены.
        Принято считать, что на дороге нечего бояться. Смотрители следят за прилегающей территорией, и в случае чего предупреждают… Но риск есть всегда. Каждому пришлось укрощать свой страх. И кое-кто вышел из Семьи. Потому что бывают моменты, когда сообщение важнее гонца, и если для тебя это невыносимо, на дороге тебе делать нечего.
        Впрочем, нам пришлось мотаться по задам, за спинами загонщиков, в безопасной зоне.


        - Я сообщил, что ты бежишь,  - сказал на прощанье смотритель.


        «Вестница»  - это прерывистый белый дым. Я часто его замечаю. А ночью это два долгих подмига, короткий и снова долгий. Но их я ни разу не видела.


        - Посты уже выставили,  - зачем-то добавил он.  - Всё равно подумай. В нашей деревне тебе будут рады.


        Будь у меня что-то другое, не наследная правка, вполне вероятно, меня бы просто не отпустили. Заставили бы отсидеться, пока всё не уляжется… Да и заставлять бы не пришлось  - мне самой не очень-то хотелось попасться Лишнему в лапы.


        Если в отшельники уходят и женщины тоже, Лишними бывают только мужчины. Говорят, такое бывает из-за тормоза  - если неправильно подобрали состав. Или такой организм, что он не принимает торможения так, как надо… Я никогда не интересовалась подробностями  - хватало понимания, что только физически сильный мужчина выдержит тяготы одинокой жизни.
        На картинках в книгах были косматые великаны с дубинами или камнями, совсем без одежды. Угрюмый взгляд исподлобья, оскаленный рот, отросшие ногти как когти  - полулюди-полузвери, опасные вдвойне, вот кем были Лишние!
        Случалось, мелкие пацаны задирали друг друга, обзываясь этим словом, но от парней постарше я такого не слышала. Потому что одно дело хвастаться друг перед другом, совершать глупости, подворовывать напоказ, драться, и совсем другое  - представить себя обозлённым на весь мир изгоем.


        Нас учили, что против Лишнего бесполезны слова. Надежда лишь на быстрые ноги. И если встретишь такого, то надо со всей мочи удирать и звать на помощь. Тогда есть шанс, что отстанет: они хоть и отчаянные, но не совсем безумцы. А бывает, что совсем  - такие кидаются на толпу и не испытывают страха. По-всякому бывает.
        Самое опасное  - засада.
        …Вспоминая инструктаж, я в который раз поёжилась. Ладно, у меня скорость, и я налегке. А как торговкам или переписчицам? Или одиноким странницам. Я читала историю из путешествий знаменитой Аланы Шаддат: как она несколько часов бежала, пока за ней гнался Лишний. Под конец она обессилела и упала, но к счастью, вблизи оказался смотритель.
        Тогда тоже устроили облаву.


        Деревня, куда я прибежала к вечеру, поразила тишиной и безлюдьем. Все, кто был слаб, сидели, запершись. Остальные ушли загонять и сторожить дорогу.
        В доме старейшины, куда меня пригласили, подали холодный ужин  - лепёшки с копчёным мясом, салат, бананы. Похоже, кухня отправилась вслед за большинством.
        Ела я в одиночку и ночевала тоже одна, в большой гостевой комнате. Утром молочно-седая старейшина молча вручила мне правку  - и я побежала дальше.


        Впереди клубился белый дым: весть о моём движении передавали по цепочке. Мол, ждите, скоро будет вестница.
        Постовые с сосредоточенными лицами приветственно кивали мне, когда я пробегала мимо. Моя белая торба лучше всяких слов объясняла, почему я не стала пережидать.


        А может, дело не в срочности? Если бы я нарушила график, облава на Лишнего стала бы весомым оправданием. Тоже всем понятным. Может быть, не следовало рисковать ради десятка дней  - случись что со мной, и опоздание наследной правки будет гораздо больше.
        Но я уже целиком была во власти Большого Маршрута.


        На станции, где я остановилась на обед, гонец из местных поделился последними новостями. Юниц нашли, пастухов  - тоже, но от охотниц не было вестей. Правда, они частенько пропадали.
        Область, где шла облава, рассекли на три части  - дорога, по которой я бежала, пересекала две из них. Если всё пройдёт, как запланировано, дня через три-четыре я покину опасную зону.
        Осталось продержаться.


        Я сильно уставала от нового режима. Обычно я отключаюсь от окружающего, смотрю под ноги, слежу за работой мышц и ритмом вдохов-выдохов  - и думаю о разном. Точнее, ни о чём не думаю, и время летит. Теперь же я вслушивалась и всматривалась, следила за каждым шорохом в придорожных кустах, поглядывала на дымки  - нет ли красного, который, как условились загонщики, значил «поймали».
        Или охрового  - «он близко».
        От подобных усилий слегка кружилась и побаливала голова, и часто сбивалось дыхание. К вечеру я была совсем выжата…


        Зато больше не приходилось ужинать в молчаливом одиночестве: на станции, где я остановилась, было полно народа, и к ночи я уже знала всю предысторию.
        Этот Лишний отличался, наперебой заявляли свидетели, и старейшины подтверждали. Никогда раньше такого не было!
        Обычно их обнаруживали просто. Либо крупная кража припасов с сопутствующими разрушениями  - когда голодный человек вламывается, ест без разбора и громит всё вокруг, одурев от обильной пищи. Либо дорожные смотрители замечают незнакомца, который прячется. Или детишки видят чужака там, где никого не должно быть. Случается, что пропадает женщина, которую ждут. Начинаются поиски. И находят тело…


        Вместо этого случилось необъяснимое: человек с красноватой кожей  - почти как с запада, но иначе  - пришёл к обеденным столам деревни Моховые Крыши. Как ни в чём не бывало, он взял себе тарелку, сел в стороне от всех. Одежда у него была вроде бы нормальная, но всё-таки странная. Странная причёска… А главное, у него совсем не было татуировок!


        Последнее обстоятельство беспокоило сильнее всего. Взрослый человек без татуировок  - такого просто не может быть! Это малые дети бегают голые. А мужчины годам к тридцати, даже если они не уходят из деревни, обзаводятся набором, подтверждающим, во-первых, совершеннолетие и окончание школы. Во-вторых, обязательно ставят метки родной деревни, освоенного ремесла, а если повезёт, то и детей. Были ещё знаки для каждой профессии, кто чего достиг. Победы в состязаниях. Побратимства. В конце концов, надо указать, кого ты предпочитаешь в постели, иначе как же жить!
        Но странный незнакомец был совсем пустой. Причём, судя по морщинам, было ему под сорок. Правда, зубы были совершенно белые и целые, но такое бывает. А вот чтоб к таким годам ни одного шрама или профессионального рубца…
        И ещё ни серёжки, ни колечка, ни браслета, ни самых завалящих бус.


        Вид этот был настолько чудной, что окружающие не сразу осознали, что они видят.
        В конце концов, самый смелый  - кузнец, сын старейшины  - подошёл познакомиться.


        Странности продолжились. Чужак не смог назвать имени своей матери!
        Он говорил с сильным акцентом, а родной деревней назвал далёкие Снежные Камни. И это объяснение могло бы удовлетворить  - северные горцы слыли чудаками, они часто становились героями сказочных историй…
        Но именно из Снежных Камней был кровный отец того кузнеца. И оттуда же прибыл его двоюродный брат, который уже несколько лет гостил в Моховых Крышах у родни, обучаясь кузнечному делу.


        Пара вопросов от северянина  - и ложь стала очевидной всем.
        Чужак тоже осознал, что прогорел, и поспешил выйти из-за стола. Его хотели загнать к деревенской ограде  - но он сумел скрыться. А рано утром, ещё ночью, дали сигнал к началу облавы.


        - …Как это вообще возможно, чтобы с пустой кожей?!  - не унимался медноволосый загонщик  - тот самый горец-северянин, расколовший Лишнего.
        - Может, он болел?  - предположил его рослый напарник, вытягиваясь на топчане у окна,  - какая-нибудь кожная болезнь, что татуировки нельзя делать.
        - Эя, ты о таком читала?  - и северянин склонился к третьей в их компании, ширококостной нахмуренной девушке, бритоголовой, с меткой ученицы лекаря.
        - То, что я люблю читать, не значит, что я прочла все книги в мире,  - усмехнулась она, выдавливая занозу из подушечки большого пальца ноги.  - В принципе, возможно. Болезнь или индивидуальная непереносимость. Но тогда ему бы просто намалевали краской основные знаки и дали бумагу, разъясняющую, почему так.
        - Всё равно не представляю, как с этим жить! Когда про тебя ничего не понятно!


        - Не о том вы говорите,  - вступил в разговор пожилой смотритель, который сидел у лампы и проверял на крепость ловчую сеть.  - Даже без татуировок  - трудно, но можно.
        - Так ведь ничего ж не ясно о человеке!  - напомнил взбудораженный северянин.
        - Что-то не ясно, а что-то и так понятно,  - неспешно возразил смотритель.  - Шила в мешке не утаишь. Все умения  - тут, всегда с тобой,  - и он показал свои морщинистые розовые ладони,  - ладно, нет знаков. По любой причине. Думаешь, если бы он пришёл к старейшинам и попросился в деревню, его бы не приняли с голой кожей? Если на нём нет долгов, приняли бы. Без вопросов. Покажи, на что ты способен. Покажи, какой ты по нраву. Поживи рядом, чтоб стало понятно, какой ты из себя. Даже самый последний неумёха  - лучше, когда он на своём месте… А вот что он ушёл, что спрятался, что мы его ловим теперь  - это-то и плохо. Значит, есть ему, что скрывать. Не может он с людьми. Не умеет.


        Все помолчали. Наверное, каждый пытался вообразить, что такого надо сделать, чтобы оказаться неспособным жить с людьми. Даже на выселках… Понятно, что. Был бы мальчишка, можно было подумать, что это какой-то пустяк. А когда взрослый  - ясно, что ничего хорошего.


        - Мы вам не мешаем?  - обернулся ко мне смотритель.  - Спать уже пора…
        - Нет, ничего,  - улыбнулась я из своего угла, поплотнее заворачиваясь в тонкое колючее одеяло.
        - А вам не страшно? Ну, бежать там?  - просила Эя.
        - Страшно. Но кто-то должен.


        На самом деле мне было страшно первый день, когда я только узнала о Лишнем и об облаве. С каждым дневным прогоном тревога утихала. Мне просто надоело беспокоиться, вздрагивать от каждого подозрительного шороха, трястись за свою шкуру.


        Если бы за Лишним числились подтверждённые злодеяния, я бы, кто знает, всё-таки решилась бы переждать. Но когда одни лишь фантазии, бояться не получалось. Деревенские могли навоображать себе невесть что. Мне же хватало реальных проблем: следить, куда ставлю ногу, чтоб не споткнуться, не порвать ремешок сандалии, издавать достаточно шума, чтобы не застать врасплох какого-нибудь зверя, не забывать пить…


        Когда я увидела на дороге перед собой одинокую мужскую фигуру, то как-то сразу поняла, кто это. Что это не смотритель, не загонщик, не странник. Но ничего не почувствовала.


        Приближался вечер, небо и лес устали, всё казалось приглушённым, выцветшим. Участок дороги в этом месте был прямым, так что у меня оставалось достаточно времени, чтобы рассмотреть Лишнего, пока я приближалась к нему.


        Он стоял на обочине, рядом с опорами широкого низенького моста, перекрывающего заросший камышом овражец. В любой момент был готов скрыться.
        Меня он видел отлично. И мы оба понимали, что ему не нужен свидетель. Цепь загонщиков осталась у меня за спиной  - значит, он просочился. Но для успешного побега ему требовалась ещё хотя бы пара часов.


        У него была моя жизнь, у меня  - его.


        Он и впрямь выглядел странно. И чем пристальней я всматривалась, тем больше несуразностей замечала. В итоге их стало так много, что казалось: он весь из них состоит.
        Та самая кожа без татуировок, поразившая молодого кузнеца. Она была кирпично-рыжего цвета  - очень необычно, мне ни разу не попадалось, я а перевидала людей со всех сторон света.
        Никаких украшений, ни печати на шнурке, ни самой простенькой серёжки  - ничего.
        Аккуратно остриженные волнистые волосы  - они были до того ровные, что казались ненастоящими. Мужчины любят сложные причёски, с косами, дредами и заколками, а это было вроде бы сложно, но скучно!
        Юбка была обычного вида, но носил он её слишком высоко. Как будто надел её впервые! Диковинные сандалии  - как на вестника, но шнуровка ниже, и с закрытыми носами.
        Во всей его позе была странность, словно он прилежно учился правильно стоять и двигаться, но всё равно получалось фальшиво.


        Только глаза у него были самые обыкновенные  - карие, усталые.
        Он наверняка понимал, что я могу подать сигнал, сообщить о нём. И он не знал, что делать.


        А я думала о том, что безумцу должно быть всё равно, что я вестница, что с наследной правкой, что меня ни в коем случае нельзя задерживать, тем более обижать. Возможно, он и не знал, что значит белый цвет моей торбы и жёлто-красная накидка.
        Но не походил он на безумца! При всех своих странностях, он казался неагрессивным человеком, который не желал ни с кем ссориться. И я была для него безоружным человеком, бегущим по своим делам.


        Пробегая мимо, я вежливо кивнула ему, и он кивнул в ответ.
        И потом  - всё то время, пока я, не оборачиваясь, бежала до станции  - я ждала камня в спину, копья или дротика. Хотя никакого оружия у него в руках точно не было!


        О том, кого я видела, я так никому и не рассказала.


        Вечером смотритель поздравил меня с благополучным продолжением Большого Маршрута.
        На следующее утро сообщили, что злополучные охотницы вернулись в добром здравии и с хорошей добычей.


        Ещё через три дня облава закончилась. Они так никого и не поймали, но вряд ли особо сожалели об этом. Жертв не было, ущерба тоже.
        Странный Лишний как будто испарился: никто его больше не видел.


        Теперь старейшины опишут его в хрониках. Со слов свидетелей расскажут о его чудном внешнем виде и необъяснимом поведении. Поделятся своими соображениями.


        Когда-нибудь напишу о нём и я. Но не скоро.



        Первое дело

        Отброшенная сетка от насекомых зацепилась одним краем за косяк дверного проёма. Это Нойань выскочила из докторского дома  - и повисла на шее старшей сестры.
        - Уррря!  - завопила она, как школьница из младшего круга, которая пришла первой на состязаниях.  - Да-да-да-дааа!
        Брунга ласково погладила её по спине и выразительно посмотрела на Емъека, ждавшего внизу у крыльца.


        Когда их взгляды встретились  - беременность Нойани была окончательно подтверждена, а значит, пора ему в дорогу,  - Емъек внезапно осознал, почему он согласился задержаться в Туманных Вздыбях. Не из-за вздыбей, конечно. Не из-за нового для себя способа вязания. Не из-за лодыжки, которая ещё побаливала после вывиха. И даже не из-за возможности зачать ребёнка с милой девушкой.
        Он просто хотел видеть её сестру Брунгу, которая была старше на пять лет, у которой уже было двое, и ей было достаточно. С Брунгой, которую звали как его мать, что сразу же определило их взаимоотношения и установило между ними непреодолимую преграду. Теперь же, два месяца спустя, Емъеку уже не казалось, что это важно.


        А может, напротив, важно  - ведь с Нойанью его ничто не отвлекало. С отношениями плохо то, что никогда не знаешь, что будет завтра. Не то, что с отцовством: сроки известны, правила понятны.


        - Пошли отмечаться,  - сказала старейшина, которая уже изучала знаки, нанесённые старой Ру.
        Татуировки ей понравились. И руку она узнала. «Эту мастерицу ни с кем не спутать,  - призналась она.  - Ей уже за восемьдесят, а ни одной ошибки!»


        Детские знаки на правом предплечье начинались со скромной отметки, которая выглядела как точка с крючком. Потом указывалось, доносила ли женщина ребёнка, как прошли роды, и как закончился первый год жизни нового человека  - тогда татуировка принимала окончательный вид.
        Это мог быть знак качества либо клеймо брака  - не на самом мужчине, но на том его свойстве, которое дано природой, и относится скорее к стихиям, чем к личным умениям. Тем не менее, это было значимо… лет до сорока.


        Старейшина хранила татуировочные иглы и тушь в мешочке, расшитом бисером и камешками. «Тоже красиво, но у нас лучше»,  - отметил Емъек, присев у стола и вытянув правую руку.


        Начинался новый этап его путешествия, и от этого было немного печально. Как будто он навсегда терял прежнего себя  - себя свободного. И одинокого.
        Обновления догоняют странника в дороге  - поэтому следующие два года он обязан извещать о своём маршруте. Это не сложно: просто оставить записку старейшинам, и они передадут с попутной вестницей. Просто как лишний груз в заплечной сумке.
        Конечно, этим правилом можно пренебречь, но незаконченная детская татуировка выглядит подозрительно. Мало того, что вряд ли какая женщина тебя выберет, так ещё и старейшины будут донимать вопросами  - такие у них обязанности.
        …Обо всём этом Емъек вволю наслушался от Ру, пока она покрывала его кожу аккуратными и не лишёнными изящества знаками. Теперь же работа, которая принадлежала ей одной, становилась совместным произведением.


        Получив татуировку, Емъек начал собираться. Проверил свою одежду и сумку, раздал одолженные вещи, убрался в гостевом доме, где жил вместе с Нойанью.
        Теперь она вернулась в материнский дом. И будет там долго: основные опекуны у неё из родственников, как зачастую и бывает с первым ребёнком. Емъек вспомнил, как в детстве часто путался, кого называть «мамой»  - Брунгу или её маму Тари  - свою бабушку.


        Последнюю ночь он провёл у ворот  - в доме смотрителя, где собиралась молодёжь. Не так давно он здесь «показывал себя» и «присматривался» к Нойань. И это после дня совместных прогулок по окрестностям! Экзаменовали его всерьёз, но сама Нойань была равнодушна к мнению окружающих.


        Всё стало ясно в тот момент, когда за ужином к Емъеку подсела Брунга и сказала: «Знаешь, а ты нравишься моей сестрёнке!» Он обернулся, следуя взглядом за её рукой, и увидел Нойань.
        Неделя взаимного узнавания была чистой формальностью. Но Емъек бы точно не рискнул нарушить правила, да и для Нойани этот ребёнок должен был стать первым. Поэтому они послушно презентовали себя друг другу, терпеливо дожидаясь ночи, когда их оставят наедине.


        …Теперь это прошлое. И оно постепенно отдалялось.
        Слушая голоса новых друзей, Емъек уже представлял себя на дороге. И одновременно думал, как вернётся сюда  - обязательно сделает круг, чтобы заглянуть в Туманные Вздыби года через три.
        Нойань будет в порядке, и малыш, и Емъеку поставят все положенные татуировки. А если и нет  - всё равно. Он обязательно привезёт подарки. И научит местных способу вязания откуда-нибудь с берегов Закатного моря.
        Они опять соберутся все вместе, и он расскажет о том, где бывал, что видел… «Это и есть странствие!»  - понял он и улыбнулся.
        Брунга, которая была со всеми, улыбнулась в ответ.


        Правильно. Сейчас он просто начинающий странник, мальчишка, который ничем себя не проявил и у которого всё впереди. А через несколько лет он вернётся по-настоящему повзрослевшим. И у него хватит решимости подойти к такой женщине…


        Утром он поднялся пораньше, перекусил на кухне вместе с поваром  - после работы у тётушки Айгань Емъек знал, во сколько разжигают печь… И наконец, вышел за ворота.


        Светлело, всё вокруг казалось призрачным, словно проявляющимся из ночной тьмы. Как будто с рассветом каждый лист и каждая птица воссоздавались заново.
        За дни, прожитые в деревне, он уже отвык от тишины и одиночества. Тем радостней ему становилось с каждым шагом. Он почти бежал.


        Емъек торопился ещё и потому, что впереди было событие, по приятности превосходящее месяц отцовства. Там была развилка  - и он ещё не решил, куда именно повернёт.
        Конечно, общее направление было определено ещё в детстве: запад, киты и янтарь. Но он не собирался двигаться туда напрямик! Впереди лежало Горькое море, и Емъек никак не мог выбрать  - обходить его по северному берегу или плыть на корабле. Оба варианта были равно притягательными.
        Северный маршрут был древним, описанным сотни раз, но ведь для этого он и отправился в путь  - чтобы увидеть всё собственными глазами. Если пересекать море, то можно пройти западным коридором, через Звёздные Окна. А можно подняться по Ымле и воспользоваться новым тоннелем, который начинался близ Солнечных Брызг и пронзал насквозь Юольские горы. В Солёных Колодцах не было ни одного рассказа об этой дороге, и побывать там первым  - удовольствие не меньше…


        На свете хватало чудес, на которые стоило посмотреть!
        Те же Вздыби, давшие название деревне.
        Издалека это просто широкая болотистая низина, прикрытая туманом, который никогда не рассеивался. Но если подойти ближе и спуститься туда, то окажется, что на дне низины теснятся то ли кочки, то ли бугорки. Вздыби. Они мягкие снаружи, скрыты толстой коркой из старых лишайников, переплетениями корешков и грибными наростами. Даже если с размаху приложиться, не больно  - Емъек лично проверил!


        В сезон там собирали ягоды. И ребятня играла в прятки, хотя им запрещали…
        Некоторые вздыби были как маленькие отвесные утёсики, другие  - как спины неведомых рыб. «Или плавники дельфинов»,  - сказал Емъек, когда увидел их в первый раз.
        Разной формы и высоты, стоящие впритык друг к другу или на отдалении, они были непонятного происхождения. Если долго пробивать корку, можно докопаться до чего-то твёрдого. Но на ощупь непонятно, что это. А огонь в тумане помогает мало.


        …И таких странностей  - чуть ли не у каждой деревни. Не у всех такие грандиозные как Белая Гора или, например, Великая Стена как в родных Солёных Колодцах. Но посмотреть стоит!


        Емъек прибавил шаг  - и вдруг услышал слева какие-то звуки. Шорох, и звон, и как будто кто-то говорит. Лес был тёмный, пугающий. Но нельзя же не проверить, что там! Вздохнув, Емъек свернул в придорожную траву и углубился в пролесок.
        На пути то и дело возникали кусты и молоденькие деревца  - только берегись! Емъек получил пару царапин и едва не споткнулся. Ещё несколько шагов вслепую  - и вот он приблизился к источнику подозрительного шума.
        Сначала он увидел человеческую фигуру. Со спины не узнал, кто это, но когда стоявший обернулся, Емъек облегчённо выдохнул. Это был молодой смотритель, младше его, совсем юноша. Емъек сталкивался с ним в деревне.
        - Ну, что мне делать-то, а?  - у смотрителя по щекам катились слёзы, он то и дело шмыгал носом и жалобно улыбался, сдерживая рыдания.  - Что делать?  - и он указал на причину своих затруднений.


        В силок  - поставленный, судя по размеру сетки и креплению, на мелкую обезьяну  - попалось что-то настолько странное, что Емъек какое-то время тупил, как над сложным вязанием.
        Это было похоже на приплюснутый с боков шар. С осиными крыльями, но их было больше, чем у осы. И двумя большими выпуклыми глазами, разнесёнными по противоположным сторонам туловища.
        В какой-то момент шар вывернулся сам из себя  - и стал напоминать птичий скелет. А потом снова обернулся шаром.
        В сумраке было не понять, какого он цвета. Иногда он позвенькивал. И вонял… Емъек долго перебирал в памяти известные запахи. Самым близким оказалась кислота, которую выделяла Стена, чтобы избавиться от затвердевших наростов.


        «Шар» запутался в сети, но сохранял подвижность  - пытался вырваться. Было боязно брать его в руки. Бросить  - неправильно. Тем более смотрителям: их обязанность  - следить за порядком у дороги. И отлавливать всё, что можно поймать и что может быть опасным. Или прогонять прочь. А тут как поступить?
        - Что же делать? Что же делать?  - повторял как заведённый бедный юноша.


        Наверное, впервые в жизни Емъек почувствовал себя по-настоящему взрослым. Он всегда был самым младшим в компании. А старшие говорили…
        Они часто говорили:
        - Если не знаешь, что делать, первым делом поссы,  - повторил Емъек.
        Он приподнял передний запaх своей юбки, вытащил член и начал поливать странный «шар» мочой.
        Запас был достаточный: за завтраком повар без устали подливал ему вкусного душистого чая  - хвастался перед знатоком!


        Вообще-то в Солёных Колодцах этой поговорке следовали иначе. Никто, разумеется, не мочился там, где возникла проблема! Шли к Стене  - было одно место. И пока поливали её, соревнуясь, кто выше, решение как-то само собой находилось.
        Емъек вспомнил, как это происходило, и захохотал.
        Смотритель тоже засмеялся  - и присоединился к орошению.
        Моча оказалась для шара смертельной: судорожно дёрнувшись, он перестал звенеть и шевелиться. Замер на земле, затих. И вскоре почернел и завонял чем-то горелым.
        - Я посторожу, а ты сгоняй, позови, кого надо,  - сказал Емъек.
        - Спасибо, брат!  - и смотритель исчез.


        Емъек смотрел на диковинную добычу и думал, что первый подарок для нового человека готов. Ведь это же так приятно, когда твоего отца описывают как, ну, не героя, но смелого и находчивого. Да и Брунга теперь узнает, какой он из себя!


        «Здорово получилось!»  - подумал Емъек, улыбаясь. Светлело, и теперь было видно, как сильно обуглился «шар». Определённо, сдох!
        И вдруг пугающая мысль стёрла улыбку Емъека.
        «А если родится девочка? Девочки так не умеют! Вдруг ей будет обидно?»



        Восемь чёрных поросят

        «Хоть на улицу не выходи»,  - подумала я, заметив поросёнка у нижней ступеньки крыльца.
        За последние дни эта мысль успела стать привычной. Что неимоверно раздражало: такое становится привычным!


        Поросёнок был знакомый  - его она разукрасила первым. Весь в распустившихся орхидеях, бутонах, листиках и завитушках. На чёрной поросячьей коже белые и красные татуировки смотрелись приятно, не поспоришь. И нанесены они были с бесспорным мастерством: хрюшка подросла, шкура растянулась, но узора это ничуть не испортило… И это бесило по-настоящему!


        «Попадётся под ноги  - пну»,  - решила я и начала спускаться.
        Но не зря свиней считают умными: когда я оказалась внизу, поросёнка и след простыл.


        Злости во мне было так много, что я постояла, держась за перила, пока голова не очистилась. Думать следовало о приятном. Например, что урожай богатый, что его успели убрать, что заготовленного хватит при самом неудачном раскладе, и ещё на торговлю останется.
        Перед сезоном дождей планируют на год вперёд. Ничего нельзя упустить, обо всём следует позаботиться! И надо же такому случиться, чтобы в самый разгар приготовлений явилась эта… эта…


        Даже мысленно у меня не получалось придумать достойного определения для новенькой. Просто «новенькой» называть её тоже не хотелось. Это прозвище для человека, который пришёл, чтобы остаться. Для того, кого приняли. А я не хотела принимать её и признавать.
        Впрочем, это моё личное мнение. Как старейшина, я сделала всё, что полагалось делать в подобных случаях: выслушала и распорядилась.


        Птеша из Высокого Брода была обычной  - так мне показалось вначале. Она хотела переселиться в Солёные Колодцы. Я не стала спрашивать, почему именно к нам. На таком вопросе человек всегда врёт. Захотела  - ну, так добро пожаловать.
        Детей у неё не было и быть не могло, сколько она ни пыталась. Потому и ушла из родной деревни  - не первый такой случай на моей памяти.
        Но никогда такого не было, чтобы женщина, которой врачи вынесли печальный приговор, лично разыскала всех несостоявшихся отцов и проследила  - а в половине случаев своей рукой поставила уточнение, что на них вины нет.
        Это всегда делают старейшины. Никому в голову не придёт вмешивать женщину: у неё и так хватает забот! А чтоб сама…


        На этом странности не кончились.
        Разобравшись с мужчинами, чудная Птеша занялась женщинами. Ну, и мужчинами заодно. Кто к доктору приходил, за тем и ухаживала. И доучилась до лекарки: экзамен сдала троим. Их я знала, как и их подписи.
        Казалось бы, выучилась  - лечи. Хочешь, странствуй, хочешь, осядь где, везде тебе будут рады. Так нет  - оставив врачевание, Птеша устроилась ученицей к татуировщику! Причём ученичество было формальностью  - она была одарённой самоучкой, с юности практиковалась, и всего за год заслужила сертификат на плечо.


        Слушая об этом, я даже губу прикусила, чтобы не спросить, чего не следует. Но не моя забота  - лезть к человеку с вопросами о его судьбе. Я  - старейшина, мои обязанности  - выяснить, каким делом хочет заниматься новоприбывшая, каким может, а каким не сможет никогда.
        - Я пока осмотрюсь,  - сказала Птеша,  - свинок своих повыращиваю.


        Половину тележки, в которой она везла своё барахло, занимали чёрные юркие поросята. «Зачем она их волокла в такую даль?»  - удивилась я тогда. Но смолчала. И отдала ей дом, который раньше принадлежал Тари, матери Брунги. Жить в нём никто не собирался, хотели определить его под гостевые, но всё сомневались, уж больно крепкая у него была пристройка под хлев. Гостям такое ни к чему  - в таком доме надо жить.
        И теперь в нём поселилась проклятая Птеша со своими поросятами.


        Когда я увидела первого, в цветочках, то ещё ничего не поняла. Не до того мне было  - как раз убирали с просушки фасоль и спешили управиться до того, как привезут тыквы.
        Уже на втором поросёнке всё стало ясно. Я застыла посреди улицы как громом поражённая. И так захотелось пойти к этой наглой Птеше и всё ей там разнести, что я чуть не заплакала от бессилия!


        Чёрная поросячья кожа была покрыта аббревиатурами, означавшими «Солёные Колодцы»  - именно такой знак накалывали всем, кто стал достаточно взрослый, чтоб в одиночку пойти к соседям. Я сама татуировала эту метку, наверное, сотню раз!
        Мало того, Птеша изобразила его разными способами, крупным шрифтом и самым малюсеньким, белой тушью, красной, жёлтой и синей. И даже дорогущей пурпурной.


        Стиснув кулаки, я двинулась дальше по улице.
        «Ты видела? И как тебе?»  - спрашивали меня в тот день и назавтра. И каждый раз я отделывалась скупым: «Хорошо».
        Никогда я не представляла, что доживу до такого! Со всем можно справиться: с болезнями, с полчищами змей, с бешеными обезьянами и с фантазиями Инкрис Даат. А такое как вынести?


        Одно хорошо: у меня накопилось столько дел, что мучиться было некогда. И лишь вечерами, лёжа в постели, я вспоминала об оскорблении и гадала, почти со страхом  - вот, до чего она меня довела!  - что же проклятая Птеша изобразит на следующем поросёнке?


        В третий раз она, определённо, хотела довести меня до сердечного приступа. Это опять была каллиграфия  - видимо, на тот случай, если я чего-то недопоняла. А стиль был единый  - «паутинка», как его называют в прописях. Самый сложный и самый красивый. И один цвет: красный. Чёрную гладкую шкурку поросёнка украшали цитаты из Утерянных Хроник.
        Переписыванием этих цитат занимаются все, кого обучают письму, и не важно, на бумаге предстоит работать или на коже. Школьники первого круга каждый год соревнуются, кто изобразит ровнее. Готова поспорить, что Птеша брала первые призы.
        Я сама брала. И выводила: «Эту правду не следует знать тем, кто обделён властью. Если узнают, беды не будет, но станет им печаль в сердце и слабость в делах. Потому что всякое знание имеет своё назначение. А если не к чему приложить, то к чему нести?»


        Я была до того подавлена, что перепоручила Брунге Чобо принимать странницу из Зелёных Парусов, которая вошла в тот день в западные ворота. Странница прибыла ради Стены, ну, а я была не в состоянии опрашивать посторонних.


        Дома приготовила себе успокаивающий отвар. Послушала Вайли  - они с Аланой взялись перечитать все-все хроники, искали что-то для Инкрис, а попутно собирали другие чудеса.
        От голоса внучки мне враз полегчало. Но лекарство я всё равно выпила. Впрок.
        Пригодилось.


        Конечно, четвёртый поросёнок не имел такого эффекта, как предыдущие. Похоже, я и впрямь начала привыкать… Но расстроилась. Тем более что четвёртого изловила и принесла мне сама Вайли. Конечно, она не знала, как я к этому отношусь, но всё равно было обидно.
        - Бабуля, смотри, какая красота! Здорово, правда?
        Поросёнок был покрыт бело-синим узором, имитирующим вязаную ткань. И оттого сам казался связанным.
        - Бабушка, а как она это делает? Им же больно!
        - Не так уж и больно,  - буркнула я.  - Поит чем-то… Не стоит потом есть такое мясо!
        - Какое мясо, ты что, как же можно? Такой хорошенький! Пусть поживёт!


        Поросята у бессовестной Птеши постоянно убегали, а детишки с удовольствием их ловили, играли с ними, подкармливали вкусненьким, даже мыли. И с этим тоже ничего нельзя было сделать!
        В свою очередь Птеша, чтобы отблагодарить добровольных помощников, следующего поросёнка украсила сложным лабиринтом. Вход между ушей, выход у хвостика  - попробуй, пройди! Сколько визгу было, когда они его в первый раз поймали и начали проходить!
        Этого, с лабиринтом, я как один раз увидела, так с тех пор он и пропадал в чьих-нибудь объятьях. А остальные шныряли по деревне. Как их собаки не растерзали! «И проклятую Птешу заодно!»  - прошептала я.
        Злость поутихла, но не прошла.


        Едва я собралась идти  - как вдруг они меня окружили. Вайли, Алана, с которой они стали подруги не разлей вода, и ещё младший сын Брунги. Окружили  - и молчат.
        - Бабушка, ты можешь вернуться в дом?  - спросила Вайли.
        Никогда у неё не было такого напряжённого голоса! Даже когда она со своей Инкрис строила башню, чтоб перебраться через Стену.
        Я могла заворчать, что у меня дела, вечером поговорим… Но повернулась и принялась осторожно подниматься, ступенька за ступенькой. Всё подождёт.


        В комнате я опустилась в кресло, где сидела, экзаменуя новоприбывших и разбирая дела своих. Подростки плюхнулись на пол  - в рядок, как суслики у норки. И далеко не сразу заговорили. И часто перебивали друг друга. Спотыкались, путались и стеснялись. Но им было, что сказать.
        Что-то непонятное было со странницей из далёких Зелёных Парусов. Не стоило мне доверять мнению Брунги!


        Началось всё с Аланы. Когда она узнала, откуда пришла гостья, то не утерпела. Её знаменитая прабабка-путешественница до Зелёных Парусов не добралась, потому что изучала южный берег Закатного моря, а эта деревня в северной стороне. И оттуда ещё никто не доходил до Солёных Колодцев. Пристать и расспросить  - практически, долг!
        Когда я пошутила об этом, Алана потупилась.
        Ей говорили в школе, что поступать так нехорошо, что в странники идут не только ради приключений, но и подальше от людей. Но Зелёные Паруса!..


        Странница от разговора не отказалась, тем более Алана объяснила причину своего любопытства. Однако выставила условие: она расскажет о Зелёных Парусах, но сначала спросит сама. Алана приготовилась к вопросам о Стене. И услышала: «А что там за Стеной?»
        - Как Инкрис!  - не выдержала Вайли.


        На случай с Инкрис было похоже ещё и тем, что странницу не удовлетворили дежурные объяснения, что «никто не знает и никогда не знал». Она упорно расспрашивала Алану, заходя то с одной темы, то с другой. А потом, как бы между прочим, поинтересовалась: «А кто-нибудь ещё хотел узнать об этом? Ты никого не знаешь, кто бы хотел?»


        Возможно, если бы они не задружились, Алана рассказала бы про Инкрис. Обменяла бы эту информацию на драгоценные для себя сведения о Зелёных Парусах. Да и что тут такого?
        Но «своих не выдают», как она заметила. И мы вчетвером покивали, согласные с этой аксиомой. Я бы тоже скрывала от посторонних правду о своих друзьях. Просто потому что своих не выдают.


        Странницу ответ разочаровал. Она заявила, что поскольку Алана не выполнила уговор, то о Зелёных Парусах ей, значит, не интересно. И выпроводила за порог юницу, ошалевшую от такого поворота.
        - Это же нечестно!  - продолжала кипятиться Алана.  - Откуда я могу знать, что за Стеной! Никто ж не знает!


        Такое очевидное мошенничество было большой ошибкой. Что бы ни было причиной, но всякому разумному человеку понятно, как опасно ссориться с подростками!
        Алана не стала спорить с обманувшей её гостьей.
        План был готов к вечеру.


        Уже с утра за странницей неотступно следили. Сначала Жук. Подменял его Яська. Потом младший брат Инкрис. Старые распри были забыты: наших обижают!
        Подключили и кухню. Сурри, правда, отказался портить еду: какой бы вредной ни была странница, но еда неприкосновенна. Зато он дал много разумных советов.


        Именно с подачи Сурри над вражиной подшутили в первый раз. За обедом, когда она со своей тарелкой отошла за крайний стол, один из мальчишек-дежурных подбежал, извинился и со словами: «У вас в Зелёных Парусах едят иначе!»  - заменил обычные палочки на очень маленькие, в два раза короче привычных.
        Странница мучилась, но ела короткими.


        За ужином ей протянули острейший красный перец: «У нас мало его кладут  - не то, что у вас в Зелёных Парусах!».
        Странница послушно покрошила перец в свою тарелку. Чего ей стоило доесть до конца, представить трудно. Но доела.


        А перед сном ей дали три подушки: «Извините, мы забыли, что у вас в Зелёных Парусах спят высоко!»
        Она положила их в изголовье.
        И так спала  - Вайли сама подглядывала.
        При том, что подушки были набиты сухой травой с добавлением волокна никники и должны были ужасно вонять!


        Подглядывание был за гранью  - и я не преминула об этом заявить. Шутки шутками, но любой человек достоин уважения, и законы гостеприимства надо соблюдать в любом случае!
        Все трое сделали виноватые моськи. Хорошо, хоть не стали оправдываться.


        Напоследок Вайли призналась:
        - Сурри считает, что врать о том, кто ты и откуда, могут дознаватели. Что эта женщина могла прийти к нам ради какого-нибудь преступления, чтобы расследовать, и поэтому врёт. Но одно дело  - врать, а другое  - во всём слушаться! И когда Жук и другие следили за ней, то она не ходила к Стене. Она ходила по деревне. Как будто искала кого-то.


        Я помолчала.
        Версия с дознавательством была бы верной, если бы было что расследовать. Но никаких споров у нас и против нас не начинали уже лет триста.
        Если что-то случилось на территории деревни, произошло это без моего ведома. И я бы могла помочь в расследовании  - дознаватель, если его наняли для внутренней проблемы, непременно заглянул бы ко мне или к другим старейшинам.
        Если тяжба против нас, то в Болотных Светлячках были бы рады  - они только и ждут, чтобы поквитаться за спорную землю. Мы когда-то выкупили у них участок, честно заплатили, а потом там нашли воду. В Светлячках решили, что это хитрость, но никто им не поверил… Случилось это задолго до моего рождения, но такие обиды не забываются.


        «Не о том я думаю! Зелёные Паруса  - вот в чём дело. Если надо притвориться странником, то разумнее своей родной деревней назвать известное место. И „путешествовать“ через сто раз описанное, чтобы никто не мог тебя подловить».
        Я уже догадывалась, кем надо быть, чтобы притвориться выходцем из далёкого далёка.


        - Сейчас, подождите.
        Я достала ларец для письменных принадлежностей, вытащила простую красную тушь и свежие листья вагги. Накарябала несколько записок.
        - Держите,  - я раздала записки ребятишкам, по две на нос.  - Ты иди на кухню. Ты к южному амбару. А ты, Жук, мчи на мельницу. Записки передайте бригадиркам. А сами потом ступайте к гостевому дому, где живёт эта странница. Да, туда-туда. Вы же всё равно туда заявитесь! Главное, внутрь не заходите, сердцем прошу!
        - А ты куда?  - растерянно спросила Вайли.
        - И я туда,  - улыбнулась я внучке.  - Пока я дойду, вы дважды обернётесь!


        Так оно и вышло. Работники с мельницы были уже на месте, когда я подходила, другие не сильно отстали.
        И поросята крутились тут же. Один в «Солёных Колодцах», другой в «перьях», очень забавный. А третий  - новый, я ещё такого не видела: в карте мира, с Закатным морем на попе и Стеной между ушек. Я пригляделась к нему, выискивая Зелёные Паруса. На задней левой ноге было что-то похожее.


        Медленно поднявшись по ступенькам, я подошла к двери. Обернулась, ища взглядом Вайли. Вместе с друзьями и поросятами она притаилась в кустах. Всё-таки хорошие у нас дети растут…


        На звон колокольчика к сетке подошла странница.
        - Позволите зайти?
        - Заходите.
        В комнате было чисто и пусто, как будто здесь никто не жил.
        Я опустилась на лавку. Странница встала у окна. Она не могла не заметить, что дом окружен. Тем лучше.


        Я видела её пару раз, издалека и мельком. И впервые рассмотрела вблизи. Обычное лицо, правильные черты. Нормальная одежда, потрёпанная, но целая и чистая.
        На этом обычности кончались.
        В самом деле, мне следовало самой её принять! Тогда бы я сразу поняла, что не так. Даже говорить бы не пришлось.
        Её татуировки были в порядке. Но их делала толпа разных мастериц. Ни одна не повторялась!


        У каждой татуировщицы свой стиль. У наставницы и ученицы он такой близкий, что не каждый отличит. Но всё равно они разнятся. А в деревне одна татуировщица, самое большее  - две. Больше просто не нужно…
        Можно переезжать к соседям. Сколько  - два раза, три? Пусть часто. Но метки достигнутого мастерства всегда ставит одна татуировщица, потому что не меняют учителя каждый год… Не сходится.
        То, что я видела, было не просто сочетанием нескольких стилей, как случается у странников. Сумасшедшая мешанина, при которой каждый знак был поставлен кем-то другим. Полное безумие!


        Такое же безумие, как взрослый мужчина совсем без татуировок, как было в Моховых Крышах  - как раз вчера я получила письмо с описанием облавы на «пустого» Лишнего.


        - Что вам нужно?  - спросила я.
        И особо не удивилась ответу  - я бы удивилась, если бы ответ был другим.
        Алана не поняла, о ком её расспрашивали, но мне всё стало ясно…
        - Я ищу Инкрис Даат,  - ответила фальшивая странница.  - Где она?
        Незнакомый говор, но разборчиво, без ошибок.
        - Её сейчас нет.


        «Итак, они знают её имя. Знают лицо  - Жук говорил: „ходила по деревне и высматривала“. Но всё остальное вне их власти. И они не особо умеют общаться с людьми… Даже с юницей не смогли договориться!»


        - Когда она будет?  - продолжала расспрашивать, точнее, допрашивать чужачка.
        - Зачем она вам?
        Вопрос на вопрос  - старая игра. Помогает сменить тему  - или выявить того, кто хочет её сменить.
        - Я хочу кое-что передать ей.
        Даже если честно, бесполезно. Честность либо во всём, с начала  - либо не считается.
        - Передайте мне,  - предложила я.
        - Только она может услышать то, что я ей скажу. Где она?
        «Вот ведь настырная!»
        - Её здесь нет.
        «Я тоже умею стоять на своём!»
        - Куда она ушла?
        - Далеко.
        - Она вернётся сюда?
        - Обязательно!
        - Когда Инкрис Даат вернётся?
        «Упорная. Упрямая. Или просто глупая?»
        - Через год,  - ответила я, выбрав реальный срок  - и при этом достаточно большой, чтобы подготовиться.
        «Понять бы ещё, к чему…»


        - Хорошо, я приду через год,  - и как ни в чём не бывало, фальшивая странница направилась к выходу.
        Я встала, но, конечно, не стала её задерживать. Вышла следом. Отрицательно покачала головой, давая знак работникам.
        «Пусть идёт».


        Подождав, пока чужачка скроется за поворотом  - двигалась она в сторону тех же западных ворот, которыми пришла к нам  - я неторопливо спустилась по ступенькам.
        Чувствовала я себя усталой. И совсем старой, что было непривычно и ненавистно.
        - Возвращайтесь к делам,  - велела я подошедшей бригадирке.  - Вы были нужны мне, чтобы показать, как нас много. Спасибо, что откликнулись.
        - Конечно, матушка, нам не трудно,  - отозвалась она, обеспокоенно глядя то на меня, то вслед чужачке.


        - А почему вы её не остановили?
        Я посмотрела на спросившую Алану. Она прижимала к груди поросёнка с картой. Не удивлюсь, если окажется, что Птеша выбрала такой узор ради неё!
        - Я не знаю, что с ней делать,  - просто призналась я.  - Издеваться, как вы, у меня не получится. А за ложь какое наказание? Она никому не навредила…
        «Пока»,  - мысленно закончила я.
        И пошла прочь.


        - Бабушка, ты домой?  - тихо спросила Вайли.
        Я не ответила.
        Шла я к дому старой Тари.
        Точнее, к дому Птеши.
        Надо привыкать.


        «Опять подниматься!»  - с раздражением думала я, чувствуя, как устали мои бедные натруженные суставы. Весь день прошёл в суете. И эти ступеньки!.. Слишком много ступенек для одного дня.
        Почему-то меня совсем не удивляло, что я иду сама, а не посылаю за ней.


        У дома бегал последний  - восьмой  - растатуированный поросёнок. На нём тоже была карта, на сей раз карта звёздного неба. Я не стала приглядываться. Я не сомневалась, что всё точно.
        - Приходи завтра утром,  - сказала я Птеше, сидящей на ступенях крыльца,  - мне надо письмо размножить. Заодно посмотрю, какой из тебя каллиграф. Может, с основ придётся начинать!



        Девушка, которая ловила Луну

        Обед ожидался не скоро, а в воздухе пахло укропом  - ни с чем не спутаешь! Инкрис уже знала, что это означает.
        - Я тебе займу место за столом,  - сказал, подбегая, радостный Ганн.
        Для местных это был праздник: раки.
        Инкрис кисло улыбнулась.
        - А хочешь, отдам тебе все свои клешни,  - великодушно предложил паренёк.  - Ты же всё равно не умеешь есть остальное!


        Инкрис, действительно, не умела. У неё только клешни получалось разгрызть.
        И не сказать, что белое раковое мясо ей не нравилось! Вкусно. Но стоило подумать о раках, как она тут же вспомнила, какими увидела их в первый раз. Кишащая зелёная масса тараканов-переростков, от которых воняло чем-то гнилостным, и этот противный треск, когда они перебирали лапками!.. Аппетит сразу пропал.
        - Правда, я не хочу,  - призналась она и погладила Ганна по плечу, пытаясь выразить свою признательность за щедрое предложение.  - Съешь мою порцию. Разрешаю,  - и побрела к мосту, ведущему к Западной пристани.
        Ганн несколько минут беспомощно смотрел ей вслед.


        С Инкрис было непросто. С одной стороны, она быстро усвоила все хитрости жизни в Речной Бороде. Научилась балансировать на платформах и мостиках, стоять на лодке и на плоту, грести и даже плавать. В школе с лёгкостью нагнала соседей по кругу и вошла в число первых учениц. Она знала тысячу интереснейших историй, новых песен, игр и загадок. Помогала, если попросить, и сама просила о помощи. Но вот еда!..
        В Речной Бороде ели преимущественно то, что жило в воде. Рыба в садках, рыба в прудах и рыба, пойманная ночными рыбаками в Большой Муэре, а также водяные змеи, речные свиньи, раки и ракушки. Рыбу жарили, варили, тушили, коптили, солили и вялили  - на любой вкус.
        Инкрис предпочитала не речных, а обычных, сухопутных свиней, курятину и невиданное в здешних краях мясо антилоп. А ещё фрукты и овощи, которых в Солёных Колодцах всегда было изобилье. В Речной Бороде они использовались в основном сушёные  - безвкусные ломтики, которыми не насытишься.


        Всё это неимоверно расстраивало и отвлекало от радостей учёбы. А теперь прибавилась ещё одна забота, пугающая своей непонятностью.
        Едва успели отпраздновать новый год и наступление сезона дождей, как срочная вестница доставила из Солёных Колодцев два письма, одно для Инкрис Даат, другое  - об Инкрис Даат. Оба от Ру Онги. С похожим содержанием.
        Странная женщина из непонятно какой деревни (а может, вообще не из деревни  - но как такое может быть?) искала Инкрис. Непонятно, зачем. Возможно, из-за её интереса к тому, что за Стеной. А может, и нет. Ничего не известно.


        Ознакомившись с посланием, старейшины Речной Бороды постановили: Инкрис вольна вернуться домой, но если решит остаться, то получит в Речной Бороде абсолютную защиту. А за чужаками, приближающимися к территории деревни, установили повышенный контроль.
        В школе учителя попросили приглядывать за Инкрис  - особенно вечерами, или если она выйдет за пределы жилых платформ.
        Ганн воспринял это поручение с двойственными чувствами: и жалел, и тайно радовался предлогу побыть рядом с юницей, которая нравилась ему с первого дня. И которая, кажется, начала отвечать взаимностью!


        …Но мост до западной пристани всегда был многолюдным, да и на причале полно портовых смотрителей. Не стоит надоедать лишний раз, а то разозлится! Тяжело вздохнув, Ганн поспешил на кухонную платформу, к своим любимым ракам.


        Инкрис не обижалась. И не злилась. Её настроение не сильно изменилось после письма из дома. Грустила она давно, и непривычная еда была ни при чём.
        Когда Ру предложила ей учиться в Речной Бороде, Инкрис заподозрила, что причина не в знаниях. Хитрая старуха хотела отослать опасную подружку единственной внучки  - или хотя бы отвлечь Инкрис от Стены.
        Самое обидное, что у Ру Онги получилось. Точнее, не у неё, а у вселенной, у бытия. Может, в этом и состоял замысел старейшины?


        Оказалось, на свете несметное число загадок не менее интересных, чем «что таится за Стеной»! Именно в Речной Бороде Инкрис столкнулась с вопросами, ответив на которые можно было не просто насытить своё любопытство, но по-настоящему изменить всё вокруг, для всех людей.


        Например, почему гниёт дерево, и как этого избежать?
        Всего триста лет назад это было великой тайной! А теперь в речное дно преспокойно забивали сваи, строились и жили без страха свалиться в воду. Достаточно ухаживать за колониями шмыси, а она, в свою очередь, позаботится о древесине. И сделает её крепче камня и при этом сохранит упругость.


        Или течение  - оно замедлялось в устье, но чем выше по Муэре, тем сильнее надо грести. Когда-то давным-давно плавали до Ста Водопадов, а потом вытаскивали лодки и тащили их по суше. Теперь же от водопадов осталось одно название, вместо непреодолимых порогов  - широкие каналы, а сила воды вращает колёса мельниц, раздувает меха, мелет и прядёт. И всё это благодаря людям, которые разгадали секрет воды.


        А над скольким ещё бьются! Как лучше выпаривать соль? Где искать металлы? Чем лечить болезни? Или что влияет на появление Призрачной Луны  - и почему, в свою очередь, она влияет на змей, рыбу и урожай?
        По сравнению с этим тайна Стены казалась бессмысленной. Так ли уж важно, что на той стороне, если на этой предстоит столько открытий!


        Инкрис не могла не размышлять об этом. Себе врать уже не получалось: она охладела к своему Главному Вопросу. Но что сказать Вайли? «Твоя бабушка была права  - мне это больше не интересно»? А что интересно? И что останется от Инкрис, если убрать из её уравнения Стену?..


        К причалу подходил большой корабль  - такие плавают по Горькому морю: широкий, мощный, с красными парусами, видными издалека, с вместительным трюмом.
        Сама того не желая, Инкрис отвлеклась от тяжких дум. Чтоб лучше видеть, подошла к ограждению пристани  - туда, где разрешалось стоять встречающим и любопытствующим. Другое дело  - грузовой сход с лебёдками, кранами и наклонными трапами, по которым катили бочки. Там толпились грузчики. И смотрители.


        Вода из Горького моря неприятна на вкус, а в некоторых местах вовсе ядовита. Никто там не живёт, нет ни рыб, ни птиц, ни водорослей, даже выносливая шмысь отмирает, поэтому по Горькому ходят особые корабли, с просмоленным днищем и защищёнными бортами. Инкрис пару раз прокатилась на таком  - и навсегда запомнила резкий дух, поднимающийся от воды, и пугающую тишину безжизненного моря.
        Впрочем, при всех недостатках, под парусом получалось быстрее и легче, чем по берегу. В те периоды, когда собирали урожай, корабли причаливали каждый день. В дождливый сезон, когда море штормило, приходили реже.


        Первыми на берег сошли, как водится, вестницы  - выстроились друг за другом и поспешили на центральную платформу, где распределяли почту.
        Глядя на них, Инкрис подумала о вестнице с наследной правкой, которая в прошлом году пробегала через Солёные Колодцы. Теперь Инкрис сама не понимала, почему тогда так расстроилась.
        Вестницы, приплывшие в Речную Бороду, немного отличались. У них были такие же жёлто-красные накидки и яркие канареечные шапочки, а вот торба у одной была ярко-синяя, что означает «срочная наёмная», а у двух других  - чёрные, то есть они были местные, служившие вестницами для родных деревень.


        Следующим на доски причала ступил торговец  - он вёл за собой ослика с завязанными глазами, в то время как его тележку сгружали с кормы корабля.
        «Совсем как у Махи»,  - улыбнулась Инкрис. Она часто вспоминала сделку с честной торговкой и её слова о том, что «обратно из-за Стены невозможно вернуться».
        Вначале казалось, что это про какой-то закон, как в инженерном деле, типа инструкции. Теперь же Инкрис слышала в этом «невозможно вернуться» напоминание о той, какой она была, и какой никогда уже не станет…


        Потом сошли пассажиры из местных  - одни из Речной Бороды, другие из деревень с той стороны моря.
        После чего на борт поднялись портовые смотрители. Сопровождали они старейшину, которая прижимала к груди толстую книжищу.
        Инкрис догадалась, что это значит: на корабле плыла странница или странник. Раньше никто бы не чинил никаких препятствий незнакомому человеку. Теперь же полагалось устроить строгий допрос и осмотр татуировок.


        Рассказы о чужаках были схожи в двух пунктах: чужаки не знали местных обычаев, путались в очевидном  - и у них всегда было что-то не так со знаками на коже.


        «Почему я?  - опять подумала Инкрис.  - Чем я им не угодила? Тем, что расспрашивала про Стену? Но не я же одна!»
        Великой Стеной интересовались многие  - об этом были записи с начала Ведения Хроник. Строили башни-мосты, пытались добраться до Края, как Алана Шаддат, рыли подкопы! Но никого из них не искали фальшивые путешественники с поддельными татуировками.


        Одна из сошедших с корабля пассажирок остановилась недалеко от Инкрис, чтобы поправить лямки своего рюкзака. Мешал ей обвязанный ремнями кожаный короб на двух больших колёсах  - явно тяжёлый, он норовил упасть и никак не желал стоять ровно.
        - Вам помочь? Давайте я покачу!
        - Вот спасибо!  - обрадовалась путешественница.  - А то я уже вконец измучилась!
        Освободив руки, она ловко расправила завернувшуюся лямку.


        На ней была длиннополая куртка, защищавшая от ветра и брызг воды, вместо юбки  - бриджи цвета хаки. Белая шляпа с широкими завернутыми полями прикрывала непокорные чёрные волосы в мелкую кудряшку.
        Из-под шляпы сверкали миндалевидные глаза  - отличительная черта приречных. А маленький носик подсказывал, что, как и у многих здесь, её отец пришёл с берегов Закатного моря.


        - А куда вам?
        - К школе  - надеюсь, знаешь, где это?
        Инкрис рассмеялась и покрепче ухватилась за гладкую рукоять короба.
        - Кажется, да.
        - У вас сегодня выходной? Ой, что это я  - самостоятельная работа?
        - Ну да, поставили… Потому что учительница Ниплис прихворнула.
        - Знаю. Я как раз к ней, проведать.


        Выглядела путешественница лет на тридцать пять. По тому, как она была экипирована, по уверенной походке и цепкому взгляду, изучающему всё вокруг, можно было с уверенностью сказать: это далеко не первая поездка в её жизни.
        Но она не была странницей. Инкрис уже видела такие татуировки, как у неё. И медальон с хрустальной звездой тоже был ей знаком.


        - А вы из Звёздных Окон?  - осмелела Инкрис.
        Подруга учительницы была совсем своя: можно поприставать.
        - А ты из Солёных Колодцев?  - подыграла незнакомка.
        Угадать было нетрудно: они обе несли метки своих деревень.


        По правилам вежливости после такого полагалось представиться.
        - Инкрис Даат.
        - Яринь из Звездочётных. А я слышала о тебе, Инкрис из Солёных Колодцев. Ниплис писала, что ты лучшая в своём круге.
        - По геометрии, черчению и сопромату,  - уточнила юница, жмурясь от смущения,  - остальное  - уже не первая… И ещё по географии.
        Помолчав, она добавила:
        - А по астрономии седьмая.
        - Это я знаю,  - улыбнулась звездочтица.  - Кто там первый по астрономии, мне можно не говорить… Хочешь стать строителем?
        - Ну да,  - кивнула Инкрис,  - у нас много чего нужно сделать. А своих мастеров нет. Значит, нанимать. Но надо ж знать, для чего и каких! Вот я и… Ну, чтоб у нас тоже…


        Она не договорила. Ей было приятно хвастаться перед учёной, что у неё тоже есть своё место в мире, профессия, будущее. Только ведь не она это придумала, а мудрая Ру!
        Не сказать, что Инкрис не хотела в инженерки  - хотела, мечтала, уже прикидывала, чем займётся в первую очередь… Но это была не вся она! Должно быть что-то ещё. Что-то одновременно недостижимое и притягательное. Теперь же, когда Стена больше не волновала, от сердца как будто кусок отгрызли.
        И ничто не радовало.


        Звездочтица Яринь, конечно, понятия не имела, что творилось в голове юницы. Но заметила, что та погрустнела. И захотела приободрить  - хотя бы в благодарность за помощь.
        - Я никому не рассказывала, даже из наших,  - осторожно начала она.  - Одна моя подруга знает, и ещё Ниплис немного. Но так хочется с кем-нибудь поделиться! Обещаешь, что никому не словечка?


        Если Яринь рассчитывала отвлечь Инкрис от печальных мыслей, у неё это определённо получилось!
        - Обещаю,  - сказала Инкрис, не до конца веря в реальность происходящего.
        Учёная! Из Звёздных Окон! С тайной!!
        - Хорошо,  - звездочтица глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду.  - В общем, кажется, я смогла предсказать появление Призрачной Луны.
        И тут же добавила извиняющимся тоном:
        - Но надо проверить. Если мои расчёты верны, будет открытие. Если нет  - значит, придётся искать дальше.


        Пускай Инкрис сосредоточилась на инженерном деле и была лишь седьмая по астрономии, ей не нужно было объяснять ни что такое Призрачная Луна, ни что даёт возможность предсказать её восход.
        Главная польза в таком предсказании, что Звездочётной Семье не придётся по три месяца в году каждую ночь, с раннего вечера до позднего утра, следить за обычной луной и ждать, не покажется ли на её фоне огромная тень неправильной формы  - Призрачная Луна.


        Видно её лишь четверть часа. Поэтому так важно не пропустить появление! От этого зависит весь следующий год и жизни всех людей.


        Призрачная Луна появляется раз в пять-шесть лет  - это знают и маленькие дети.
        За тысячу лет наблюдений два раза был промежуток в три года, двадцать семь раз  - в четыре, пятнадцать раз  - семь лет и единожды  - восемь.
        Она предвещает миграцию змей. И множество других событий, в зависимости от того, в какой день покажется. Может взойти под конец сезона дождей  - это самое раннее. Или промелькнёт позднее  - строго в пределах двух месяцев, но на всякий случай сторожить начинают заранее и потом ещё немного ждут.
        Караулят её каждый год: не умея предсказывать, нельзя рассчитывать на постоянство восходов Призрачной Луны. Для этого и была основана Семья Звездочётов: чтобы не пропустить.


        Чем раньше появится Призрачная Луна, тем больше будет насекомых-вредителей, выше вероятность мора домашних животных и птицы, а люди будут чаще страдать от необъяснимых болезней. Но при этом будет ловиться больше рыбы, возрастёт урожайность всех ореховых и сердцевинных пальм, и в целом будет лучше всходить всё посеянное.
        У каждого региона свой список плюсов и минусов, к которым следует готовиться. И о которых заблаговременно узнают благодаря звездочётам.


        Конечно, Звездочётная Семья занимается не только Призрачной Луной. Давно составлена точная карта неба, вычислено движение солнца и обычной луны. Звездочтицы предсказывают погоду, дают рекомендации, когда что сеять, а когда лучше убирать урожай. Прав у них даже больше, чем у вестниц! Но по сравнению с Почтовой Семьёй, их число невелико.


        Про это объясняют в школе, а подробности Инкрис услышала от Ганна: он бывал в знаменитых Звёздных Окнах  - в самой деревне и в обсерватории. Правда, торчал в основном на строительстве Угрёвого Канала, где работала инженеркой его сестра и куда он сам собирался, как закончит учёбу.
        Обсерватория размещалась рядом со Звёздными Окнами  - глубокими узкими шахтами, через которые «звёзды смотрят на подземный мир». Впрочем, шахты были не бездонными  - Ганн хвастался, что его сестра спускалась туда, пока он сторожил наверху.
        Но главной диковиной в тех краях была погода. Над Звёздными Окнами всегда было ясное небо. Ни дождинки! Поэтому от Имлы прорыли Угрёвый канал и планировали продолжить его дальше на север, до Сильзы. И поэтому с древних времён на этой территории обосновались звездочёты.


        И с первого дня основания обсерватории лучшие звездочтицы бились над секретом Призрачной Луны!
        - «Подобно самому времени, равно неотвратимая и неукротимая, она восходит на небосвод, и нет человека, который назвал бы её день и час, как невозможно назвать день и час своей смерти»,  - процитировала Яринь, когда Инкрис обмолвилась о том, что никто не мог разгадать тайну Призрачной.  - Потому-то я и держу свою гипотезу в тайне, пока не проверю. У нас столькие пытались разобраться, что теперь неприлично пробовать самой! Знаешь, даже поговорка есть. «Пора луну ловить»  - о тех, кто так стар, что уже не способен ни на что толковое!  - и она грустно рассмеялась.


        - А когда вы проверите эту гипотезу?  - жадно спросила Инкрис.
        Она уже влюбилась в звездочётицу и была готова катить её короб хоть на край земли. Они же были одной крови, одной страсти, одинаковой смелости  - браться за то, что безрезультатно проверяли уже тысячу лет!
        - За тем и иду,  - улыбнулась Яринь.  - По моим расчётам следующий восход будет после окончания календарного сезона дождей. Буду встречать вместе с подругой. Она мастресс молний, живёт у Белой Горы. Без её поддержки у меня бы ничего не вышло! Вот навещу Ниплис, в Сто Водопадов заскочу  - и к Белой Горе.


        - Но ведь Призрачная Луна уже была,  - Инкрис нахмурилась, подсчитывая.  - Будет три года, как она показывалась!
        - Да. Малый промежуток. А восходить она будет в первые пять дней после дождей.
        - А как же там у вас? Они не пропустят?
        - Что ты!  - усмехнулась Яринь.  - На следующий год после восхода следят. Думаю, когда научатся предсказывать  - будут следить ещё лет сто, не меньше… «Звёзды не терпят спешки».
        Помолчав, звездочтица пояснила:
        - В любом случае, мне лучше в этот момент быть с близким человеком… Вот видишь, как у взрослых всё сложно!  - вздохнув, добавила она.


        - Я понимаю, зачем так,  - сказала Инкрис,  - понимаю.
        Они уже подходили  - показались школьные флагштоки с сигнальными флажками.
        «Раков привезли»,  - прочитала Инкрис и ощутила что-то вроде высокомерной жалости к тем, кто жрёт сейчас своих противных раков и понятия не имеет, с кем она и что узнала!
        - А скажите… Я понимаю, что это всё сложно, но… Есть ли какое-то главное правило для открытий? Особенно таких, ну, очень сложных? Которые ещё никто не смог?


        - Правило…  - повторила Яринь, удивлённая вопросом.
        Она ожидала что-то дежурное, типа «Вам не было страшно?» или «А если вы никогда не сумеете предсказать?»
        - Наверное, есть. Что надо всё записывать. Нет ничего незначительного  - есть то, что сейчас не пригодится, но через год или три может оказаться решающим. Да, именно,  - приободрилась она,  - я записывала всё, собирала все факты  - особенно те, которые на первый взгляд выглядели лишними. Не только то, что происходило после появления Призрачной  - всё, что случается до восхода. И там тоже обнаружились закономерности… Ну, вот мы пришли.
        Она показала на дома учителей, выстроившиеся в ряд на широком Школьном мосту.


        - Спасибо, что помогла!
        - Вам спасибо!  - Инкрис чувствовала, как на глаза наворачиваются внезапные слёзы.
        Ей не хотелось расставаться с звездочтицей  - хотелось слушать её, слушать, слушать… Слушать ту, кто продолжает искать, невзирая на трудности! И не боится проиграть!
        - Я обязательно буду высматривать Призрачную Луну!  - пообещала юница.
        - Смотри  - не забудь! Сразу, как по календарю кончаются дожди,  - Яринь перехватила ручку короба и зашагала к дому Ниплис.


        Глядя ей вслед, Инкрис поняла три важные вещи.
        Первое: в увесистом коробе, который катила звездочтица, были, разумеется, её записи, который она вела, разгадывая тайну Призрачной Луны. Точнее, которыми она разгадала эту тайну! Может быть, не все записи, а только самые ценные. А может, это были книги по какой-то другой загадке мироздания. Но записи нужны всегда.
        Второе: сама того не осознавая, Инкрис неизменно выполняла правило о том, что надо записывать всё-всё, даже на первый взгляд лишнее. И тщательно проверять, нет ли чего в старых хрониках и чужих исследованиях. Она умеет это. И она любит это.


        А третье касалось Вайли, Аланы и Стены… Инкрис не успела додумать эту мысль, потому что столкнулась с встревоженным Ганном.
        - Ты здесь?!  - закричал он.  - Я тебя повсюду ищу! Где ты пропадала?!
        - Да?  - спросила Инкрис, спокойная и счастливая.
        - Пошли скорее! Пришёл корабль, и на нём два странника, с одним разобрались, а другой говорит, что знает тебя! Наверно, это тот самый чужак! Лишний!


        Инкрис не стала ничего говорить  - и поспешила вслед за пареньком. Как оказалось, обратно: на Западную пристань.
        И корабль был тот же, на котором приплыла Яринь.


        У перил ждали три старейшины.
        - Я тут,  - подбежав, сказала Инкрис.
        Старейшины выглядели сердитыми и не смотрели друг на друга, как будто только что поссорились.
        - Наконец-то,  - вздохнула самая молодая из них  - рослая дама лет пятидесяти.  - Нужно, чтобы ты кое-что подтвердила. Или опровергла… Что ты знаешь о молодом мужчине, который называет себя Емъек из Солёных Колодцев?


        Облегчение было до того сильным и внезапным, что Инкрис принялась хохотать и не сразу остановилась. А страху было! Лишний!
        - Много знаю,  - ответила она, ничуточки не смутившись.  - Емъек, старший сын Брунги, а младший у неё  - Жук. Ещё у него сестра Касси, она сейчас беременная. Он классно вяжет, ещё шьёт здоровские сумки, а ещё делает…
        - Довольно!  - прервала её самая пожилая старейшина.  - А я вам говорила, что метки у него в порядке, и это рука Ру из Солёных Колодцев. Её стиль ни с чем не перепутать!
        Старейшина дала знак портовым смотрителям, и вскоре на берег сошёл измученный Емъек, который ко всякому готовился, но никак не ожидал столь сурового допроса, и тем более необъяснимой реакции на упоминание Инкрис Даат!


        Инкрис повисла у него на шее, чем удивила ещё больше: уж кто-то, а она никогда не любила обнимашки!
        - Емъек, как я рада тебя видеть!
        Он тоже обнял её. И тогда Инкрис заметила заветную запятую на его правом предплечье.
        - Какой ты молодец! Поздравляю! А у Касси уже, наверное, вот такой живот. Пошли, сейчас обед, ты проголодался? У них там раков дают! Ты пробовал?


        Ганн следил за ними со смесью ревности и удовлетворения… Но всё-таки хорошо, что Инкрис снова развеселилась!


        - А я как письмо из дома получил, что тебя сюда отправили, решил заглянуть,  - растерянно проговорил Емъек,  - а тут они… Такое вокруг происходит  - ты слышала? Я сам такую странную штуку видел у Туманных Вздыбей  - хочешь, расскажу?
        - Очень хочу,  - ответила Инкрис, и в её голосе зазвучала прежняя уверенность с азартом,  - но попозже. Когда я смогу это записать.



        Мёд и палочки для еды

        Когда Чайку понесло, и она принялась излагать свою завиральщину о звёздном излучении, ауре металлов и прочих «невидимых, но ощутимых влияниях», я тихонько, задним ходом, покинула ряды слушателей и выскользнула в коридор.
        Если началась поэзия, выходит, по существу сказать нечего. Поэтому и доверили доклад Чайке: воду она лить умеет, ещё со школы… Но и заговаривается регулярно.


        «У них тоже ничего»,  - мысль оказалась вкусной, как медовый леденец, и было так приятно покатать её по нёбу! «Ничего, ни-че-го, ни-че-гошеньки!»  - тихонько мурлыкала я, подпевая доносящемуся из-за стены монотонному «ву-ву-ву».
        …Бывало, я напоминала ученикам, что «стыдно радоваться чужим неудачам, дело у нас общее, надо помогать коллегам»,  - но сейчас-то меня не видели!


        Не я одна умела вылавливать суть: следом вышла старейшина из Ста Водопадов. Её высокий лоб собрался в гармошку, седые брови грозно нависли над щёлочками глаз, а рот перекосило то ли от инсульта, то ли из-за чайковой болтовни.
        - Вы тоже нам сказки будете сказывать?!  - громким шёпотом спросила она, не скрывая раздражения.
        Моих приплясываний старейшина не заметила  - потому что я успела состроить скучную морду, как и полагается гранд-мастресс из Учёной Семьи.


        Руководство было в полном праве хмуриться  - второй месяц лучшие умы не могли выяснить назначения загадочных артефактов, свезённых из разных деревень в Высокий Брод. Новые образцы продолжали прибывать, а ответа по-прежнему нет как нет.
        Начали поговаривать, что эти «лучшие умы» не такие уж и лучшие, если не могут разобраться. «Зря едят мясо». «Бесполезные мямли». «Мошенники!»


        Обидно, но честно: те же старейшины быстренько среагировали, подпрягли вестниц и торговок  - и, несмотря на сезон дождей, разослали повсюду предупреждения. А в Речной Бороде опять какую-то хитрость придумали  - чтоб ловчее обмениваться обновлениями и ничего не упускать.
        После случая в Туманных Вздыбях все придорожные кусты опутали ловчими сетями и удвоили число смотрителей. И у сигнальных столбов теперь стоят баки с раствором кислоты.
        Даже отшельники со странниками вернулись в деревни! Кое-кто сделал это из страха столкнуться с «недомеченными», как у нас называли странных людей с неправильными татуировками. Но большинство посчитали, что так честнее: в спокойные времена все смиряются с чудаками и их привычками, а теперь  - общая тревога, поэтому стыдно оставаться в стороне.


        Поскольку в Высоком Броде всегда были лучшие лаборатории, сюда живо свезли тех, кто поумнее, выделили помещения, оборудование, средства  - только разберитесь. А в ответ  - мудрёный трёп и ноль вместо результата. Зато обед ещё никто не пропустил!


        - Это ниже по Муэре любят погутарить,  - шёпотом ответила я сердитой старейшине,  - у нас дело делают,  - и ушла к своим, чтоб больше ни на кого не нарваться.
        Недовольных хватало: команда сладкоголосой Чайки хотя бы отчитывается. А мы ничего не обещаем. Некогда болтать!


        Ещё в коридоре, подходя к нашей лаборатории, я услышала песню. Без слов, через «м-м-м», но мелодию трудно не узнать: «Как по речке по широкой плывёт длинный-длинный плот».
        Когда я зашла, Сомка сбился и умолк. Хигги с Юм-Юм продолжали тянуть, заканчивая куплет. И лишь допев, прекратили. Родные люди!
        «Ну, а что если бы я не одна зашла? Или кто посторонний нагрянул?»


        - У Чайки пусто,  - сообщила я, присаживаясь за свой стол.
        - Какая новость!  - фыркнула Хигги.
        Она полулежала в кресле, закинув свои умопомрачительные длинные ноги на тумбу, где хранились реактивы, и внимательно перечитывала толстую тетрадь со сводными записями химических экспериментов. В тетрадь каждый вечер вшивали листы со свежими таблицами. В последние дни Хигги с ней не расставалась.
        «Какая-то зацепка?»  - в который раз подумала я.


        Юм-Юм скорчилась у окна над линзой микроскопа. Пинцетом она поворачивала на стекле фрагмент «мячелёта». Со своего места я легко определила, какой. №4 —18  - плоская пластина с письменами.
        Закончив убираться на общем рабочем столе, Сомка подсел к Юм-Юм.


        - Мне не нравится, что они так легко разрушаются,  - заметила Хигги.  - Какие-то слишком хрупкие!
        - Не нравится, потому что считаешь их живыми, или потому что думаешь, что они искусственные?  - уточнила я.


        Спор о том, рукотворные артефакты или же это родственники Стены, Белой Горы и других живых объектов, стартовали ещё до того, как нам доставили первый оплавившийся мячелёт.
        «Если рукотворные, то кто их создал?»  - но этим вопросом надлежит заниматься в следующую очередь. Всё по порядку. Сначала  - определить назначение и свойства. Хотя бы.


        - А это без разницы,  - заявила коллега и бросила взгляд на учеников.
        Сомка и Юм-Юм навострили ушки.
        - И там, и там унифицированность и функциональность. Особенности прямо выводятся из предназначения. Тебе не нужно знать, что рыба живёт в воде, если известны физические характеристики сред. Ты можешь сделать правильный вывод, просто глядя на рыбу.


        - А где живёт эта рыба?  - и я кивнула в сторону второго мячелёта, который выдали нашей команде.
        Он располагался посреди лаборатории, на отдельном стенде, под стеклянным колпаком. В отличие от самого первого, его почти не трогали  - убедились, что он идентичен остальным, проверили, что точно сдох, и всё.


        - В воздухе, конечно. Лап нет, фрагменты крыльев,  - Хигги потянулась.  - Но не столь важно, где. Важно, зачем.
        - Зачем он живёт?
        - Зачем он умирает,  - поправила она.
        - Так быстро,  - дополнила я.
        - Скорее, быстро разлагается,  - переформулировала Хигги.  - Во всех экспериментах, без исключения, происходило очень быстрое разрушение структуры.


        - Они одноразовые, как палочки,  - пошутила я.
        Хигги посмотрела на меня ошарашено. Будто я разделась догола и начала отплясывать на столе.
        - Ну, палочки для еды,  - пояснила я,  - их же не хранят потом, как поедят ими. Сжигают… кажется…
        Не меняя выражения лица, коллега встала, сделала пару шагов в мою сторону…
        - Тасья Вламд, дай-ка я тебя приласкаю!
        И набросилась с поцелуями. Чуть на пол меня не свалила!


        Когда её отпустило, я позволила себе уточнить:
        - Что, забудем про ужин и сразу в постельку?
        Сомка прыснул.
        - А ты, я гляжу, так ничего не поняла,  - Хигги вернулась за своё место, но присела не на стул, а прямо на столешницу.  - Можешь созывать всех на доклад  - мы закончили.
        - Да объясни ты толком!  - не выдержала я,  - что закончили?
        - Ты же сама сказала  - они одноразовые,  - она помахала увесистой тетрадью.  - Разрушаются от всего  - от мочи, кипятка, даже от рассола! Что из этого получается, не понимаешь? Они не сами по себе. Не самостоятельные. Расходные особи! А где-то у них улей, матка, я не знаю, гнездо! И возвращаться им туда не обязательно.


        - Как семенам?  - робко предположил Совка.
        - Верно, молодец!  - повернулась к ученику Хигги.  - Но это не семена, не икра и не яйца. Скорее уж рабочие пчёлы.
        - Пчёлы собирают мёд,  - напомнила я,  - а они что?
        - Не только мёд,  - ухмыльнулась Хигги.  - Вспомни книжку про пчеловодство, которую нам прислали из Болотных Светлячков. Рабочие пчёлы рассказывают другим про то, что видели. И показывают другим пчёлам, где враги, а где еда. И это может быть значимее пыльцы с нектаром!


        - «Информация для выживания всего роя»,  - процитировала я, демонстрируя, что помню то исследование.  - А если они собирают информацию…
        Я осеклась  - и лицо у меня, наверное, было такое же, как у Хигги несколько минут назад.
        - Значит, они не связаны ни с чем здешним,  - закончила Хигги.  - Они здесь новенькие.
        - Как недомеченные,  - продолжила я,  - и они связаны друг с другом. Мячелёты и недомеченные заодно…
        - Потому что,  - подхватила коллега,  - потому что недомеченные эволюционируют. Сначала был пустой в Моховых Крышах. Потом поддельные тату в Солёных Колодцах и Дождевых Дырах…
        - И в Слепых Столбах,  - не выдержала молчаливая Юм-Юм.
        - Вот-вот,  - улыбнулась Хигги,  - смотри, как всё складно! Мячелёты собирают информацию, а недомеченные на основе этой информации меняют свой облик!


        - Мне кажется, это самая завиральная теория, которую мы с тобой родили,  - ласково улыбнулась я в ответ.  - Красивее разве что версия про нашествие из-за Стены!
        - А что тебе не нравится?  - Хигги оставалась серьёзной.
        - Начать с того, что собирание информации, конечно, многое объясняет, но как объяснить механизм этого собирания? Не привлекая Чайку в качестве эксперта по невидимой связи,  - ухмыльнулась я.  - Если они разрушаются, то каким образом передают улью свой мёд? И второе: у нас пока нет доказательств, что недомеченные связаны между собой. Слишком большой разброс появлений. И куда они деваются потом?
        - Тоже распадаются?  - предположил Сомка.  - Как старые грибы.


        Мы с Хигги сначала посмотрели друг другу в глаза, а потом синхронно перевели взгляды на ученика. Он смущённо покраснел.
        - А это идея,  - протянула я,  - между прочим, вполне себе рабочая…
        - Общее происхождение, общие задачи и общие принципы существования,  - подхватила Хигги, оценив перспективность версии.  - Мы ошибочно считаем недомеченных самодостаточными. Это не отдельные особи, а части целого организма.
        - А что ему надо?  - робко спросил Сомка.
        Похоже, парень испугался, представив размер этого организма!
        - Как и всем  - жить надо,  - отозвалась Хигги, зловеще усмехаясь.
        - Оно не должно быть злобное,  - успокоила я ученика.  - Либо слабее нас, либо настроено на сотрудничество.
        - А может, собирает информацию, чтобы напасть,  - не унималась коллега.


        Вечерело, и Сомка непроизвольно косился в сторону окна, за которым несла свои воды Большая Муэра. Любой плеск мог скрывать приближение огромного Нечта!


        - Всё равно у нас недостаточно данных, чтобы делать вывод обо всём явлении,  - суммировала я.  - Но версия со сбором информации, а главное, неустойчивость структуры мячелётов по причине их незначительности  - такая версия годится. Завтра с утра набросаем доклад и пройдёмся по всем пунктам. Если нигде не просядет, будем собирать народ. А теперь пошли жрать  - у меня уже кишки выворачивает!


        Открылась дверь, и в лабораторию заглянул дежурный.
        - Ещё одного привезли,  - сообщил он,  - ваша очередь забирать. Кто пойдёт?
        - А кто ещё?  - вздохнула я.  - Кто у нас начлаб? Кому опять без ужина?
        - Я тебе прихвачу чего-нибудь,  - успокоила Хигги,  - покормлю в постели,  - и она подмигнула зардевшемуся Сомке.


        Юм-Юм выразительно посмотрела на неё, не скрывая неодобрения. Ей не нравилось, что мы заигрываем с младшим учеником. Не настолько, чтоб ругаться, но за приличиями следила. Эти шебутные мастресс на всё способны!
        Когда Хигги ушла на ужин, Юм-Юм снова уткнулась в образец №4 —18  - гладкую металлическую пластинку, сплошь покрытую рядами чёрных вдавленных точек и линий.
        Такой я и оставила ученицу.


        Она всегда уходила последней. И любила работать по ночам, когда в лаборатории никого нет.
        Мы все считали, что на образце №4 —18 какие-то письмена, давно их скопировали и отдали переписчикам, пусть ищут похожее. Но Юм-Юм видела в этом что-то другое.
        И до сих пор никому пока не говорила, что именно.



        Журнал Странностей

        Попросили подождать опаздывающую, и удручённый вздох пронёсся над головами. Похоже, все, кто сидели на скамьях под тентом, хотели бы находиться где-нибудь ещё в этот ненастный день… Словно школьники, получившие нудное задание.
        Следующим порывом было такое же хоровое «ха-ха», на миг заглушившее шум дождя. Похоже на школу, но что тут обидного? Необъяснимые странности, происходившие в мире, уравнивали взрослых с детьми.


        Маха тоже не смогла сдержать улыбку, хотя ей бы следовала ворчать из-за потерянного времени. Но она уже зареклась жаловаться. Да и не одна она терпела.
        Появилось что-то новое, а значит, всё придётся обновлять. Тем более, что таких чрезвычайных обстоятельств ещё не было. На случай неурожая или эпидемии бешенства давно существовали инструкции. Теперь они появлялись и для фальшлюдов, как на юге называли поддельных странников.


        Впрочем, кое-что из новшеств можно было оставить насовсем.
        Больше всего Махе нравилось, что теперь не только в деревнях, но и на станциях есть свои стены объявлений. Смотрители вывесили старые учебные доски и мелом расписывали на них, как дела в округе. Ну, а рядом как-то само собой появились листки с заказами и предложениями.
        Раньше смотрители передавали-расспрашивали, кому что надо, но когда много свеженабранных, случается путаница. И обязанностей у них прибавилось… А с доской куда как проще и удобнее!


        Чего не скажешь о передаче сообщений  - впервые за последние пятьсот лет Торговая Семья обязалась доставлять общественные письма! Прошлый раз такое случилось, когда бушевал чёрный мор.
        Если раньше можно было уехать, как закончишь с покупателями, то теперь следовало завернуть к старейшинам. А велят, так и вовсе ждать до завтра, пока решат, что писать. И не важно, какой у тебя график, и чем ты рискуешь, застревая на одном месте.
        «Заодно молодые усвоят, какой смысл в запрете на письма,  - думала Маха, оглядывая соседей,  - а то начали забывать… Ну, чем громче зачем, тем больнее потому что».


        Под просторным тентом, установленным для защиты от дождя, сидели старейшины, бригадирки и учительницы с учителями, бродячий переписчик, местные вестницы, дорожные смотрители и пара старателей  - те, кто обладал властью, и те, у кого был доступ к информации.
        Все они были чрезвычайно занятыми людьми. Некоторые из них, наверное, вообще никогда не собирались под одной крышей! Они проживали свои жизни параллельно друг другу  - оставаясь друг другу своими. А после недавних событий в Слепых Столбах стали ещё сплочённее.


        Слепые Столбы, давшие название деревне, лесом поднимались посреди пустынного плато. Выцветшие от времени, высокие и гладкие, они выстраивались в сложный, геометрически правильный узор, ориентированный по сторонам света.
        Назначение столбов так до сих пор и не выяснили. Но они продолжали притягивать к себе учёных и паломников.
        Всякий раз проезжая через эту деревню, Маха находила время, чтобы походить между столбов, прозванных «слепыми» за их бесполезность. Почему-то это всегда успокаивало  - может, в этом и состоял их смысл?..


        Так или иначе, незнакомый человек среди столбов не удивлял.
        Одного такого путешественника проводили до деревни. Старейшина с ним поговорила, проверила татуировки  - и ничего не заподозрила, всё было правильно.
        Кроме прочего, у того мужчины был знак плотника  - такой ставят каждому, кто умеет обращаться с инструментами и обучен базовым операциям. Логично, что странника попросили подсобить при ремонте гостевого дома.
        Отказываться не принято, ведь деревня предоставляет пищу и кров, да и работа была несложная. Но почему-то согласился он не сразу, а когда взялся за молоток… По лицу мастера, который его позвал, всё стало понятно.
        Наученные чужим опытом, местные не мешали фальшлюду. За ним попытались следить, но безуспешно  - как и в предыдущих похожих случаях, он исчез. А Слепые Столбы попали в растущий список «деревень визита».


        …Наконец к тенту подбежала запыхавшаяся вестница с белой торбой.
        На скамье рядом с Махой оставалось свободное место, и торговка приглашающее махнула рукой «кузине». Опоздавшая благодарно улыбнулась, со вздохом присела. Запахло мокрой одеждой и свежей листвой.
        Удостоверившись, что можно начинать, гонец приступил к оповещению.


        - Каждый из вас слышал о необъяснимых событиях, которые происходили то здесь, то там,  - и он окинул взглядом задумчивых слушателей.  - Кто-то слышал, а кто-то участвовал. Некоторые видели странных людей с неправильными татуировками. Такой недавно появлялся здесь, в Слепых Столбах. У Моховых Крыш в прошлом году устроили облаву на мужчину без татуировок. Здесь на юге их зовут фальшлюдами, у нас на Муэре  - недомеченными, а на севере так и вовсе  - безродными!
        Под тентом прокатился нервный смех.


        - Несколько раз ловили странные летающие предметы, о которых не упомянуто даже в самых древних хрониках,  - продолжил гонец.  - В связи с этими событиями было принято много мер. Внесены дополнения в сигнальную систему дыма и огня,  - он кивнул смотрителям,  - Торговая Семья обязалась доставлять письма старейшин,  - гонец посмотрел в сторону Махи,  - есть и другие нововведения. Это ещё одно.


        Рядом с ним на столе громоздилась стопка толстых тетрадей, по размеру меньше тех, в которых вели хроники, но больше обычных книг.
        Гонец взял верхнюю тетрадь, пролистал так, чтобы видели собравшиеся  - оглавление было частично заполнено, и на некоторых страницах уже что-то записали.


        - Это,  - тут гонец добродушно усмехнулся,  - Журнал Странностей. Придумала его одна юница из Солёных Колодцев, идею одобрили деревни Большой Муэры  - и выделили на него средства. Работает он по принципу наследных правок,  - и гонец кивнул в сторону вестницы с белой торбой, сидевшей возле Махи,  - все события записаны по порядку, когда они происходили. Листы пустые, но числа на них проставлены. При необходимости будут вшиваться дополнительные страницы. Такой журнал будет у каждого, кто ходит между деревнями. И в каждой деревне тоже. И где бы ни появилась новость о недомеченных или о любом другом необъяснимом происшествии, такая новость будет записываться во все доступные журналы. Безусловно, основная тяжесть ляжет на плечи старейшин,  - и гонец почтительно поклонился тем, кто занял переднюю скамью,  - от Бродячих Семей требуется лишь подождать, пока личный журнал сверят с имеющимися и запишут в него недостающее.


        Гонец сделал паузу, и со своего места поднялась дородная старейшина с медно-рыжими волосами, уложенными в массивную причёску, от чего женщина казалась ещё выше.
        - Я поясню,  - кивнула она гонцу и повернулась к собранию.  - Новостей об этих самых странностях стало чересчур много. А происходят они во всех краях. Какую бы деревню ни выбрали для собирания таких новостей, всё равно кто-нибудь окажется слишком далеко. С журналами нам будет удобнее, потому что новости будут разлетаться быстрее и в разные стороны. И не нужно выделять людей на доставку сообщений. Думаю, и общественные письма скоро не понадобятся  - всё будет в таких журналах.


        - Именно так,  - подхватил гонец,  - а главное, мы сможем одновременно собирать все сведения и делиться ими со всеми. И чем больше соберём, тем быстрее разберёмся… Прошу каждого, кто относится к Бродячим Семьям, подойти за журналом. И обязательно прочитайте, что уже записано. Остальных прошу передать дальше об этом нововведении. Разъясните всё молодёжи. И обязательно попросите, чтобы рассказывали обо всём странном, что встретится. Любая мелочь, любая непонятная деталь  - всё может пригодиться!


        Маха подождала, пока своё заберут самые нетерпеливые, и подошла к гонцу. Помощник, который выдавал журналы, спросил её имя  - и записал его на обложке. А потом внёс данные в отдельную тетрадь.
        «Молодцы какие,  - думала Маха, спеша к обеденным столам и прижимая к груди свой журнал, чтобы его не замочил накрапывающий дождик,  - всё продумали!»


        И вдруг внезапная догадка заставила её остолбенеть  - и она застыла, не замечая падающей сверху воды.
        - С вами всё в порядке?  - заботливо спросили сзади.
        Это была та самая опоздавшая вестница  - со своим журналом и неизменной белой торбой.
        - Да… Сейчас…
        Маха поспешила под крышу.


        Села за стол, торопливо открыла журнал  - и на титульной странице, над полупустым оглавлением с датами, увидела полное название: «Журнал Странностей Инкрис Даат».
        - Я же её знаю!  - объяснила она заинтригованной вестнице, и перевела дух, чтобы унять волнение.  - Я знаю юницу, которая это придумала! Ту, из Солёных Колодцев! Когда я проезжала там в прошлом году, мы с ней познакомились, поговорили…  - и Маха вернулась к Журналу Странностей.


        Когда торговка в следующий раз подняла голову, то выглядела мрачно и как будто испуганно.
        Вестница уже сидела напротив и внимательно читала свой журнал. Он был открыт на событии в Моховых Крышах.
        - Лена из Почтовой Семьи,  - представилась она.
        Маха вздрогнула, пробудившись от своих мыслей.
        - Что?.. А… Маха из Торговой… Я была там и видела ту юницу,  - повторила она.
        - Я там тоже была,  - отозвалась Лена и похлопала по своей белой торбе, лежащей рядом.  - Первый этап Большого Маршрута. У меня юг, но сначала я завернула к Великой Стене… А что?


        - Что?..  - Маха всё никак не могла прийти в себя.  - Тут такое дело… Не знаю, с чего начать… Да и стоит ли! Может, ты мне посоветуешь?


        Лена смутилась. Она привыкла воспринимать себя как младшую, вчерашнюю ученицу, ещё не вошедшую в возраст. Ей ещё ни разу не приходилось давать кому-то совет!
        - Смотря в чём,  - попробовала она выкрутиться.  - Может, лучше обратиться к какой-нибудь старейшине?
        - Будут они меня слушать!  - отмахнулась Маха.  - Давай я лучше у тебя спрошу. Ты же вестница Большого Маршрута  - столько видела, столько слышала!.. Я же даже не знаю, есть ли во всём этом смысл! Смотри. В прошлом году я побывала у Белой Горы. Тебе не приходилось? Я не знала, в чём там секрет, пока сама не попробовала. Надо встать на специальном месте и рассказать, что с тобой приключилось, ну, интересного. И если Белой Горе понравится твоя история, она вознесёт тебя на свою вершину.
        - Ничего себе!  - вырвалось у Лены.
        - Да уж…  - вздохнула Маха.  - Такое иногда происходит. Примерно раз  - два раза в год, я потом уточняла. Меня ведь тоже вознесло!  - она покачала головой, вспоминая те события.
        Но они больше не выглядели чудесными  - не радовали, а напротив, пугали. И было непросто признаваться в том, что буквально вчера казалось незначительным.


        - Я рассказала Белой Горе про Инкрис Даат,  - и Маха посмотрела в глаза Лене,  - про то, что Инкрис Даат хочет перебраться через Стену  - ведь эта юница как раз об этом меня расспрашивала, вдруг я знаю что-то такое, что не записано в хрониках… И я поэтому её запомнила. Поэтому и рассказала. А через три с лишним месяца, после того, как я рассказала… Через три месяца в Солёные Колодцы пришла женщина с фальшивыми татуировками. И она искала Инкрис Даат. Вот, тут это описано,  - торговка раскрыла свой журнал на роковой дате,  - но Инкрис Даат уже жила в Речной Бороде, поэтому ничего не произошло… с ней. Вдруг это связано? Моя история Белой Горе  - и та женщина? Откуда эти фальшлюды могли узнать про Инкрис Даат, если не от меня?
        - Так расскажи старейшинам!  - воскликнула Лена.  - Пусть запишут!
        - Было бы что записывать,  - вздохнула Маха.  - Они меня на смех поднимут! Нам ведь объяснили: всё странное, особенное, необычное, то, чего не происходило раньше. А Белая Гора всегда была! Что в ней такого?


        На самом деле Махе не хотелось, чтоб в этом совпадении был какой-то смысл. Она уже даже немного жалела, что не сдержалась  - и теперь вестница знает о знакомстве с Инкрис Даат и событии у Белой Горы. А если записать это, да ещё размножить  - тогда многие решат, что это не просто совпадение. И это уже не будет просто совпадение.
        «Да оно и не было»,  - но эта мысль страшила настолько, что торговка старательно гнала её из головы.


        А Лена задумалась.
        Для неё истории с фальшлюдами выглядели немного иначе. Но для неё и мир выглядел иначе! До недавнего времени он состоял из прогонов, расчетов, расписания, ночёвок и качества дороги. Люди оставались на обочине…
        Теперь же вестница постоянно вспоминала того Лишнего из Моховых Крыш. Каким бы странным он ни был, он доверился ей  - и она доверилась ему. Они поняли друг друга без слов. И это сблизило их, сроднило. И теперь она точно не могла сказать, что «это её не касается», и тем более почувствовать себя посторонней всему тому, что происходило с остальным миром!


        - Ты должна пойти к старейшинам и настоять, чтобы твою историю записали,  - уверенно заявила Лена.
        Торговка Маха обратилась к ней за советом, потому что она  - вестница Большого Маршрута. Значит, можно говорить то, что кажется важным, и не сомневаться в своих словах!
        - А если они откажутся, потребовать то же самое в следующей деревне. Для этого эти журналы и придумали! Чтобы собрать все-все факты. Тогда будет легче увидеть всё целиком.
        Маха молчала.
        - Нельзя молчать о таком,  - не успокаивалась Лена.  - Конечно, Белая Гора была всегда, в ней нет ничего странного. Но странность в совпадении. Это как… да как моя правка! Это как что-то утаить от женщины, которая выбирает отца для ребёнка.


        Подумав ещё, она добавила:
        - Если ты не хочешь, чтобы записывали твоё имя, скажешь, что была там со знакомой…
        - Ну, уж нет!  - прервала её Маха, решившись.  - Здесь нельзя лгать. И вообще, я рассказала  - мне и отвечать.
        Она вздохнула, провела рукой по обложке  - там, куда помощник гонца добавил её имя. Теперь никак не получится остаться в стороне!


        А может, так правильнее, что она всё рассказала вестнице и позволила себя уговорить. На ум пришла поговорка покойной наставницы: «Секрет как раскалённый уголь  - чем крепче держишь, тем глубже ожог».


        - Я пойду с тобой,  - вдруг заявила Лена.  - У меня есть дополнение к истории про Моховые Крыши. Я видела того Лишнего  - фальшлюда без татуировок. Надо это обязательно отметить. Он мог мне навредить, но не стал. Мне кажется, он просто не мог этого сделать. Не мог причинять зло другому. Это важно! Их многие боятся и думают, что в них только зло… Но это не так.


        В этот момент из-за туч внезапно выглянуло солнце. Оно осветило мокрые дома, грязь, вымытую зелень и ломаную линию деревянных мостков, проложенных на улице. А потом снова спряталось.
        Пустяк, пусть и приятный в разгар сезона дождей. Но для Махи и Лены это было словно одобрение их решения. В самом деле, как ещё бороться с фальшивыми людьми, если не с помощью правды?



        1015 год В.Х., месяц май, 33-й день

        В ночь на 33-е мая 1015 года Ведения Хроник, после полуночи, в небе над Звёздными Окнами появились небесные объекты числом больше дюжины. По своему поведению и другим характеристикам эти объекты не относились ни к одному из известных небесных объектов.
        В течение трёх часов неидентифицированные небесные объекты двигались по небу группой, потом их стало больше, потом они разделились на четыре группы, разлетелись в четырёх направлениях, идентичных сторонам света, и пропали из вида.


        (Это самая ранняя из записанных странностей. Возможно, станут известны странности, случившиеся до неё. Поэтому эту запись не стоит считать отправной. Если станут известны предшествующие события, следует вшить страницы перед этой записью).


        Далее даётся подробное описание события.


        В ночь на 33-е мая над Звёздным Окнами небо было чистое. Мастер Цомбер и кандидатка Яринь из Звездочётной Семьи вели наблюдения за небом вместе с двумя учениками. Наблюдение началось вскоре после седьмого колокола. Звездочёты наблюдали за луной и ближайшим сектором звёздного неба.
        Спустя полчаса после того, как колокол пробил полночь, неподалёку от луны появилось несколько небесных объектов, похожих на звёзды. Никогда раньше никто не видел этих звёзд, поэтому звездочёты сосредоточили своё внимание на этом секторе неба.


        Постепенно небесных объектов, первоначально принятых за звёзды, становилось больше, из чего был сделан вывод: это не звёзды, а кометы или астероиды, поскольку эти объекты приближались, а значит, двигались в межзвёздном пространстве.
        Когда небесных объектов, похожих на кометы или астероиды, стало как минимум двенадцать (но не больше пятнадцати), они перестали увеличиваться и принялись кружить вокруг невидимой точки. Из чего был сделан следующий вывод: наблюдаемые небесные объекты  - это не кометы и не астероиды. По своим характеристикам они не были похожи ни на один из известных небесных объектов. В дальнейшем для удобства их было решено именовать «небесные объекты Цомбера» (НОЦ).


        Двигались НОЦ по типу стаи хищников, не меняя построения. Более крупные оставались в середине, более мелкие  - на периметре.
        У более крупных НОЦ было несколько огней, собранных вместе. Мелкие НОЦ отличались цветом  - были краснее.


        Через три часа (плюс-минус пятнадцать минут) НОЦ остановились. Их число выросло, но при этом сами они не увеличились в размерах.
        Далее НОЦ разделились на 4 равные группы и полетели в разные стороны света  - строго на юг, запад, север и восток.
        Группы НОЦ скрылись за линией горизонта и не появлялись ни этой ночью, ни в последующие ночи (считая до 20 мая 1016-го года; наблюдения было решено продолжать, и если НОЦ будут замечены снова, об этом будет сделана запись в Журнале Странствий со ссылкой на полях этой записи).


        У этого события нет аналогов в записях Звёздной Семьи. НОЦ не похожи ни на один из известных небесных объектов. Мастер Цомбер полгода безуспешно искал аналогии этому событию. На 20 мая 1016-го года он не нашёл объяснений этому событию.


        Записано со слов Яринь из Звездочётной Семьи 25 мая 1016-го года от Ведения Хроник в деревне Речная Борода.



        Вагга цветёт

        Алана знала, что её накажут. И у неё было достаточно времени, чтобы досконально продумать, в чём будет состоять это справедливое наказание, о котором их всех неоднократно предупреждали.
        Три с половиной дня под проливным дождём  - шагай себе и размышляй.


        Во-первых, её оштрафуют. Потому что она собирается нарушить закон. Обойдётся это в сто полных дней отработки  - как и любое другое намеренное нарушение закона без причинения вреда другому человеку. Как смотрителю оставить свой пост. Или как соврать торговке и получить что-то задаром.
        Сумма немаленькая! Понятно, что заплатит бабка  - она опекун. И понятно же, что эту сумму надо будет потом как-то заработать и отдать ей  - Алана привыкла, что её называют одержимой, но она ни за что бы не согласилась на «бессовестную».


        Во-вторых, её отстранят от уроков  - на месяц, это максимальный срок, как раз для таких случаев. И всякий раз, когда она будет появляться на улице, пока другие учатся, на неё будут глазеть. Отстранение  - это значит, что учителя не хотят тебя видеть. Вообще-то страшный позор. День  - уже неприятно, но месяц…
        А потом придётся нагонять  - самой. И ещё месяц сидеть отдельно от своего круга. Не нагонишь  - вернут в предыдущий, к малышне.


        В-третьих, Вайли однозначно запретят с ней дружить. Не факт, что это сделает старая Ру. А может, и сама Ру. Может, бабушка примется умирать всякий раз, когда внучка будет собираться на встречу с подругой. Алана видела, на что способны взрослые, чем Ру лучше? Или тупо запретит. Потому что повод соответствующий: пойти без спроса на Мёртвые Ямы, да ещё в сезон дождей. Такая подружка никому не нужна!
        Может быть, Вайли сама решит больше с ней не водиться. Одно дело, сумасбродная Инкрис и таинственная Стена, про которую ничего непонятно. Неизвестность пугает, но бросаться в тысячу раз изученные Мёртвые Ямы  - это не смелость, а дурость.


        А главное наказание придёт не от людей.
        С ранних лет все знали назубок: пойдёшь в Мёртвые Ямы  - тяжело заболеешь, у тебя вылезут волосы, кожа покроется язвами, всё внутри будет гнить, а потом ты умрёшь. А может, выживешь, но будешь мучиться всю оставшуюся жизнь.
        Юницам и юношам объясняли подробнее: бесплодие. Или дети будут рождаться хилые, с отклонениями. Мужчинам после такой болезни ставят предупреждающую татуировку. А женщины и так представляют, чего лишаются. Для Аланы это значило, что не будет ни странствий, ни подписи на Стене.


        Конечно, Мёртвые Ямы не такие уж опасные: большая часть территории  - это просто пустыри с мусором, а отравленные места специально огорожены…
        …Но в сезон дождей легко поскользнуться. В сезон дождей из-под земли на поверхность может вымыть то, чего не раньше было. Или перекрыть обвалом безопасный проход. В сезон дождей хуже слышно и хуже видно. Поэтому в сезон дождей никто не ходит в Мёртвые Ямы.


        «Подождём»,  - таков был вердикт Ру, когда она выслушала рассказ своего старшего сына.
        Странный объект опустился в Мёртвых Ямах и не взлетал три дня, пока за этим местом следили  - издалека, но зато посменно, без перерывов. Объект был в несколько раз крупнее мячелётов. И судя по грохоту и дыму, поднявшемуся над Ямами, он вряд ли улетит.


        Но проверить нельзя: сезон дождей. Кончится он не скоро: через два месяца, и вот тогда соберут экспедицию, и специалисты из окрестных деревень отправятся на поиски. Взрослые женщины и мужчины  - допустят только тех, кому сильно за тридцать. В идеале, сорок  - возраст, когда можно всё. Ещё можно и уже.
        Старшему сыну Ру было пятьдесят два, он работал мастером-химиком и жил на окраине Сухих Ветряков, поближе к Мёртвым Ямам.


        Алане в наступившем году исполнялось шестнадцать. Для неё собственное здоровье значило так много, что старейшина Ру ни на миг не засомневалась, приглашая подругу внучки. Пусть послушает старателей, ей же интересно! И она не совершит никакой глупости, потому что Алане есть, что терять…
        Ру ошибалась.


        Да, цена высока. Но для Аланы весь мир перевернулся, когда она увидела имя Инкрис в Журнале Странностей.
        Это было в тысячу раз круче, чем подпись на Великой Стене. Подпись держится веками, но кто её видит, кроме паломников да учёных? А Журнал Странностей разослали во все уголки мира. И даже когда истлеет бумага, на которой записано «Инкрис Даат», это имя будут повторять снова и снова.
        Как повторяют имя великой путешественницы Аланы Шаддат, оставившей после себе подробное описание дальних краёв. По этой книге учат географию. Поэтому его и помнят, а вовсе не из-за дурацкой подписи!


        Алана поняла, что поняла всё неправильно. Жизнь прошла зря!
        Она не просто так хотела быть странницей, как прапрапрабабушка. Она хотела стать такой же знаменитой, чтобы её имя было на слуху, чтоб о ней говорили, чтоб о ней помнили. И путешествие казалось подходящим способом… Но так было в прошлом, для первой Аланы Шаддат. А теперь другие времена.
        Теперь Инкрис, которая мечтала заглянуть за Стену,  - и могла до самой смерти просто мечтать и мучиться от неизвестности!  - в одночасье стала знаменитой на весь мир. Всего-то нужно было придумать журнал!
        Конечно, ей помог Емъек. Как писала Инкрис, Емъек делает бумагу для журналов, а заодно работает её защитником  - на случай, если безродные явятся в Речную Бороду.
        «И он сопровождал меня, когда я плавала в Высокий Брод, к учёным. Жалко, что вас там не было! У них такой книжный двор!»


        Прочитав письмо Инкрис, Алана увидела второй способ, и он выглядел надёжнее, чем привычный путь. Да, можно делать то, что и другие, стараться, и если повезёт, под конец узнать, что у тебя всё получилось. Но если правильно использовать обстоятельства, то не обязательно ждать результата так долго! Можно, как Инкрис, в четырнадцать лет вписать своё имя в историю!


        В общем, вопроса «идти или нет на Мёртвые Ямы» не возникло. Проблема заключалась в другом: «Как отпроситься, чтобы никто не догадался, и при этом никто не напросился за компанию?» Алана не собиралась тащить за собой Вайли или Жука!


        Задача казалось неразрешимой. Несколько дней Алана ломала голову, сочиняя оправдания, одно заковыристее другого.
        Кончилось всё тем, что однажды вечером бабуля рискнула спросить, всё ли у неё хорошо? А то ведь так и заболеть можно, вон какая грустная… Алана попыталась отговориться: мол, надо кое-куда сходить, есть одно дело, тебе это не интересно.
        На этих словах бабушка вся расцвела. Она подлетела к угрюмой внучке и заключила её в объятья, чего не делала уже лет пять.
        - Наконец-то!  - пропела она.  - Я-то в твои годы уже!.. Какая ты у меня взрослая! Как же я рада! Иди, куда хочешь, а я всем буду говорить, что отправила тебя в Светлячки.


        Далеко не сразу Алана догадалась о причине бабушкиной радости. И сначала засмущалась. Потом разозлилась: «Зачем мне такие глупости?!» Но сдержала порыв, промолчала  - и про себя порадовалась везению.
        Всё складывалось наилучшим образом: бабушка будет думать, что внучка встречается со своим первым парнем. Вайли и остальным скажут, что её отправили в Болотные Светлячки  - навестить дальнюю родственницу.
        А на самом деле Алана шла к Мёртвым Ямам. Вопреки всем запретам, предупреждениям и здравому смыслу. Потому что времена такие, что о правилах нужно забыть.


        Идти предстояло долго, да ещё под постоянным дождём.
        В сухой сезон можно было двинуться старательскими тропами, по гипотенузе. Из-за дождя оставался один вариант: по катету главной дороги на северо-запад, до Сухих Ветряков, а потом  - напрямик до Ям.


        Зато в сезон дождей было меньше шансов столкнуться с кем-нибудь знакомым!
        Больше всего Алана опасалась встречи со старшим сыном Ру. Он видел её, когда рассказывал о странном объекте. Ещё он водил их школьный круг на экскурсию: показать Мёртвые Ямы. А потом познакомил с тем, кто выжил после «лысой чумы», как называли болезнь старателей. Вид трясущегося бессильного человека, тощего как скелет, с язвами на потном лбу и потрескавшимися окровавленными губами подействовал лучше всех страшилок…


        Алане повезло: все три дня пути была только грязь, дождь, ярко-зелёная трава на обочинах, такая же ослепительно яркая листва и разноцветные лягушки.
        Шагая по широкому крепкому мостку, проложенному в центре главной дороги, Алана куталась в дождевик, надетый поверх тёплой вязаной кофты, и думала о разном. О наказаниях и последствиях. О старателях и том облысевшем бедняге. Об Инкрис, Вайли и Ру. О недомеченных-безродных. О мячелётах и том, на что может быть похожа та упавшая штука.


        Лишь подойдя к границе Мёртвых Ям, Алана позволила себе признаться, что страшило её сильнее всего. Она может ничего не найти. А когда вернётся, её обман вскроется. И как потом?..
        Это был худший вариант, маловероятный, но возможный. Лучший: она найдёт ту упавшую штуку или часть от неё  - и принесёт в Сухие Ветряки, и это позволит разгадать тайну безродных. Тоже шансов немного.
        Но выбора нет: если ничего не делать, то можно так и остаться никем, пока Инкрис соберёт себе всю славу!


        Запретная территория была огорожена высоким частоколом, а перед ним росла высокая трава, зеленеющая под дождём. Деревья давно вырубили, и полоса безопасности вокруг Мёртвых Ям напоминала о Стене. Как будто здесь её имитировали, отгоняя животных и удаляя кусты и молодые деревца, чтобы сохранить пустое пространство.
        В этом сходстве Алана почувствовала свою судьбу. Ничего не потеряно! Нарушить закон  - зайти в одиночку в Мёртвые Ямы, да ещё в разгар дождей!  - было как поставить свою подпись, обхитрив Стену.


        Алана смотрела на предупреждающие надписи, на растопыренную красную ладонь в жёлтом круге, что значило «стой, здесь опасно!»  - и представляла свою прапрапрабабку. Сколько раз знаменитая Алана Шаддат оказывалась в похожей ситуации? Когда все кричат «нельзя», «надо подождать» и «зачем риск», а ты делаешь то, чего боятся все остальные, и побеждаешь!
        «Вот так и делают историю»,  - подумала Алана.


        Тугая щеколда на тяжёлых воротах заставила призадуматься. Летом Алана не обратила на это внимания, потому что они были распахнуты.
        Ворота такие, что не откроются случайно  - и если будет открыто, то каждый поймёт: кто-то зашёл туда, куда нельзя.
        «Времени у меня мало»,  - поняла она. Но его и так было в обрез: следует до ночи вернуться в Сухие Ветряки. Знакомая старейшина, в доме которой остановилась Алана, не лезла с расспросами к подруге внучки Ру Онги. Но старейшина не станет молчать, если что-то будет не так!
        Значит  - зайти, найти и бегом назад.


        На Мёртвых Ямах Алана была трижды  - на школьных экскурсиях, сначала со своим кругом, потом со следующими. Не она одна интересовалась: Инкрис, например, тоже ходила, и не единожды.
        Разумеется, школьников не пускали вглубь: водили по периметру, по специально оборудованной крытой дороге. И даже летом здесь было трудно ориентироваться: верёвочные лесенки и галереи терялись на неестественно пёстром фоне.


        Мёртвые Ямы можно было назвать «Мёртвыми Холмами»: повсюду громоздились высоченные кучи из слежавшихся глыб, кусков и фрагментов непонятно чего. Какие-то кучи были разноцветные, как горы бусин, какие-то серо-синие, серые, беловато-жёлтые и иссиня-чёрные.
        Некоторые кучегоры, как их называл старатель, были настолько крепки, что на них можно было безбоязненно забираться (но он не показал, какие), некоторые осыпались даже от сильных порывов ветра (поэтому рядом с ними строили галереи с крышами и стенами  - и туда тем более не пускали никого из школьниц).
        Опытный старатель по одному запаху определяет, грозит обвал или всё спокойно. Но и опытные ошибаются.


        В сезон дождей сумрак скрадывал пространство, и все кучегоры казались серыми. А ведь именно серые, как вычитала Алана, наиболее надёжные.
        Но лучше не полагаться на зрение или обоняние  - Мёртвые Ямы воняли во сто крат сильнее, чем она помнила по экскурсиям. «Потому что дождь размывает»,  - вспомнила она. И покрепче ухватилась за верёвочные перила мостка, который вёл вглубь территории.
        На периметре, где их водили, перила были деревянные, полированные, удобные. И нигде не упоминалось, что дорожки внутри территории такие узкие и неровные!


        Маршрут, который смотрители запланировали для поиска странного объекта, был простым: «Налево, налево, мимо белого гребня, потом направо, вверх и вниз».
        Примерное направление, по которому никто не ходил, не проверял, насколько оно точное. Но опытный смотритель вряд ли ошибся, решила Алана, повторяя про себя описание: «Налево, налево, мимо белого гребня, потом направо, вверх и вниз».


        Первое «налево» получилось легко: мостки расходились под углом в шестьдесят градусов. На перекрёстке стоял указатель с объявлениями и предупреждающими записками, но все бумажки давно сорвал ветер, лишь кое-где остались жалкие клочки.


        Стоило Алане повернуть налево, как кончились перила. Между тем дорога, и без того узкая, ухудшилась: доски перекосило, вспучило, некоторые вообще сорвало с креплений. Поэтому Алана шла медленно, на каждом шаге пробуя, что дальше… «Так я до вечера не дойду!»  - решила она  - и прибавила шаг. И тут же едва не поскользнулась.


        К счастью, дождь ослаб, да и перила снова появились. Вместе с крышей. Правда, мостки всё равно были скользкие, набухшие.
        «Как они по ним только ходят!»  - раздражённо подумала Алана. И сообразила: «Не ходят же! В сезон дождей не ходят, а потом всё здесь ремонтируют».
        «Зато я хожу»,  - от этой мысли она ощутила прилив гордости пополам с облегчением. Там, где боятся ходить опытные взрослые, она прошла. И ни разу не упала!


        Вонючие кучегоры перестали нависать. Это были просто высокие мусорные кучи, там никто не жил, а сами они не могли напасть. И дождь был просто падающей с неба водой. Ничего не случится, если не сходить дороги!
        С таким настроением Алана повернула на следующем перекрёстке  - и уткнулась в груду серо-зелёных бугристых обломков, заваливших мостки. Судя по сорванным лианам, обвал произошёл недавно. И он был небольшой: приподнявшись на цыпочки, Алана увидела, что доски на той стороне целые, и даже крышу не особо перекосило.
        Перебираясь через завал, Алана старалась ничего не касаться руками, балансировала и тихонько ойкала. А спустившись, от переизбытка чувств погрозила кулаком тучам, затянувшим небо: «Что, взяли?!»


        Белый гребень был на месте, и к его боку крепилась длинная галерейка, которая обнимала кучегору, так что не различить, где расположен выход.
        Войдя в галерею, Алана увидела многочисленные дыры в стенах. В некоторых местах доски держались за счёт собственного веса, а под руками не было перил, чтобы ухватиться.
        И тогда она побежала, что было сил. Доски противно скрипели и трещали, некоторые ломались под её весом, и вся галерея ходила ходуном. Но если медлить, будет ещё хуже, и Алана не снижала скорости, благо дорога шла с наклоном. Или это галерею так перекосило?
        Подумать об этом юница не успела, потому что выскочила наружу и увидела прямо перед собой жерло своей первой Мёртвой Ямы. Словно горлышко огромного кувшина, чёрного, бездонного, но не пустого…


        Ещё шаг  - и Алана бы покатилась по откосу. Затормозить ей помогли лианы, плотной шкурой укрывавшие бок белой кучегоры. Она крепко вцепилась в них руками и ногами, и так держалась, приходя в себя.
        Часть галереи сорвало с креплений, поэтому она и наклонилась, а должна была подниматься вверх: дорога продолжалась над головой Аланы. Улыбнувшись, она бойко полезла вверх, как геккон по стене дома, и вот уже стояла на мокрых мостках.
        Ещё одна победа! «Как всё просто,  - подумала она, переводя дух,  - чего тут бояться?»


        Ужасно хотелось осмотреть Мёртвую Яму, но времени совсем не оставалось, и Алана поспешила дальше.
        «Налево, налево, мимо белого гребня, потом направо, вверх и вниз,  - повторила она,  - осталось направо, вверх и вниз. Всего ничего!»


        Дождь усилился, когда Алана достигла следующей развилки. И там было два направления «направо», не считая «вперёд» и «налево». Оба «направо» были с относительно крепкими дорожками. И не увидеть, какая ведёт вверх…
        Рискнув, она пошла по крайней правой. Но вскоре наткнулась на непреодолимый завал. Груда чернильно-чёрных камней с острыми краями была выше её роста  - ни посмотреть, что дальше, ни тем более перебраться.
        Пришлось вернуться к перекрёстку и пойти по второй правой дороге. Мостки здесь были склизкие, покрытые чем-то белым, вроде соплей, а перила как будто кто-то перегрыз, судя по разлохмаченным обрывкам верёвок. Зато дорога ощутимо поднималась наверх, что обнадёживало.


        Выше и выше, сквозь туман и дождь, за которым не разглядеть, какие вокруг кучегоры… Алана брела, с трудом поднимая уставшие ноги, и пыталась представить, на что похож этот «объект крупнее мячелёта».
        Мячелёт она видела на рисунке  - и он не походил ни на одно живое создание. Шар с сетчатыми крыльями, огромные тёмные глаза… Что может быть страннее?
        Она поднялась на вершину, и тут доски под её ногами обломились, и Алана заскользила вниз, по склону, обильно смоченному всё той же белой слизью.


        Уцепиться было не за что  - здесь тоже всё недавно осыпалось. Или лианы здесь просто не росли, из-за слизи или чего-то ещё.
        Влажные камни не позволяли затормозить, несмотря на все попытки, и наклон был слишком крутой. Алане удалось перевернуться на живот. Но как она ни барахталась, падение продолжалось.
        Боль от сорванного ногтя наставила Алану очнуться, и она, наконец, закричала. Со всех сил ударила окровавленными кулаками, стараясь хоть немного замедлить падение. Без толку  - и ещё больше рассадила кожу.


        Вот кончилась галечная насыпь, началась грязная, с потёками, чёрная стена Мёртвой Ямы. Вокруг смердело, как от старой уборной. А далеко внизу что-то пульсировало, вздыхало и ждало…
        Алана с жалостью подумала о бабушке  - и внезапно резкий рывок поднял её в воздух.


        Алана не могла разглядеть, кто её держит. Спаситель был за её спиной. Держал её за дождевик и кофту. Даже безрукавку зацепил!


        Она увидела под собой Мёртвую Яму, бездонную и страшную. Увидела галерею, резко обрывавшуюся на вершине. И другие галереи, покалеченные, перекрученные, бесполезные. Разноцветные кучегоры и бурые озёра между ними.


        Неведомый спаситель опустил её в ложбинке между двух серых холмов. Вокруг росли лианы  - место было на удивление уютное.


        Встав на ноги, Алана пошатнулась, но устояла. Отдышалась. Осмотрелась. И оглянулась на своего спасителя.
        Он опустился поодаль. И он не был похож на человека: выше самого рослого мужчины, восемь лап, сетчатые крылья, как у мячелётов, но много больше, округлая голова с одним огромным чёрным глазом.


        Вдруг он разделился на серебристую человекоподобную фигуру  - и скелет с крыльями, широким торсом и без головы.
        Скелет остался на месте, а человекообразная часть приблизилась. Двигалось это создание совсем по-человечески, а когда Алана пригляделась, то увидела сквозь поверхность чёрной полусферы чьё-то лицо.


        Два обычных глаза, нос, щёки и рот. Кожа странного цвета  - или это искажала затемнённая поверхность? Детали было трудно различить, но лицо определённо было без татуировок!
        «Безродный!»
        Женщина, которая пришла к ним в деревню якобы из Зелёных Парусов, тоже казалась странной, но это!..


        - Спасибо!  - выдохнула Алана, тревожно поглядывая на крылатый скелет, который переминался с ноги на ногу.
        - Опасно быть для тебя здесь,  - мертвенным монотонным голосом ответил человек.
        Алана подпрыгнула он неожиданности. «А та безродная говорила нормально!»  - вспомнила она.


        У человека за тёмным стеклом зашёвелился рот  - и вновь зазвучал неживой голос:
        - Не бойся. Со мной не будет вреда.
        - Да я поняла,  - улыбнулась Алана.
        Она перестала бояться. Тот, кто тебя спас, не может быть опасным  - и когда она это осознала, то осталось одно чувство: всепроникающее любопытство.


        Дождь утих, но по-прежнему было сумрачно.
        - Опасно быть для тебя здесь,  - повторил спаситель.
        - Почему?  - не поняла Алана.
        В ответ он произнёс что-то непонятное.
        - Если ты боишься, что я заболею, то это зря,  - Алана указала на ближайшую лиану с мелкими белыми цветочками.  - Видишь, вагга цветёт. Там, где цветёт вагга, там не опасно. Ничего плохого со мной не будет.


        Она вгляделась в тёмное стекло, пытаясь поймать взгляд безродного… Безродной! Это была женщина. Молодая женщина!
        Её спасла женщина.


        - Ты знаешь про ваггу?  - Алана сорвала верхнюю часть лианы, чтобы показать.  - Если поливать её водой с пеплом и жиром и обрезать верхние лепестки, то они начнут отрастать длинные-длинные, и на них можно писать. Или что-нибудь заворачивать.
        Иллюстрируя свои слова, она оторвала часть листа и протянула ваггу своей спасительнице.


        Неожиданно её правой руке стало тяжело и жарко. Перед глазами Аланы что-то вспыхнуло, жар превратился в непереносимую боль, и затопил её, словно кипящая вода.
        Падая, она ясно увидела руку, лежащую на земле. Ладонь и предплечье до локтя. Пальцы все в ссадинах, ногти обломаны, одного и вовсе нет. Предплечье как будто в рукаве, а рукав совсем как у Аланиного дождевика. И в пальцах зажат обрывок лианы.
        Земля вокруг была залита чем-то красным, даже на глянцевитых листьях и белых цветах вагги сверкали красные брызги… «Она же спасла меня!»  - удивилась Алана, и сознание ускользнуло от неё.


        Когда смотритель, совершающий обход вокруг Мёртвых Ям, заметил открытую щеколду на воротах и заглянул внутрь, он нашёл Алану.
        Она лежала навзничь прямо на мостках. Кожа её посерела, глаза были закрыты. Вместо правой руки у неё была культя, закрытая у локтя чем-то белым. Но грудь её еле заметно поднималась.



        Пуповины

        Шея зудела так, что орать хотелось. А следовало оставаться неслышными и невидимыми.
        В который раз за последние дни я подумала о высоких горловинах. Вот чего не хватало поддевкам, которые шли в комплекте с толстыми шерстяными свитерами. Надо бы запомнить, записать, самой пришить, в конце-то концов!
        А ведь опять замотаюсь и забуду. Слишком многое нуждалось в немедленной фиксации. Опять буду диктовать без передыха, а потом отрублюсь, а завтра снова наблюдать и терпеть колючую шерсть.


        Словно прочитав мои мысли, Тасья отложила подзорную трубу и почесала мне шею  - сзади, сразу под волосами.
        - Так лучше?  - шёпотом спросила она.
        - Спасибо! Теперь пониже,  - так же тихо попросила я, беря трубу.


        Я никогда не спрашивала, почему наедине со мной Тасья такая нежная и понимающая, но стоит показаться постороннему  - и она вновь становится толстокожей грубиянкой. Возможно, она сама не замечала этой перемены. Или просто стеснялась наших отношений: у нас была разница в возрасте и ещё больше несовпадений во внешности. Она иногда шутила, что такую красотку, как я, трудно завоевать и ещё сложнее удержать… Я не спорила и вообще ничего не говорила об этом. Не вижу смысла в словах, когда главное  - поступки.


        …Между тем внизу ничего не изменилось: недомеченные копошились на берегу коричневого озера. Дождь их не беспокоил, потому что все они были с головы до ступней в сплошной одежке из серебристо-матовой ткани и в щитках, закрывающих лицо.
        Но вряд ли это из-за дождя. Вероятнее всего, они предохранялись от вредного воздействия Мёртвых Ям. И пускай вокруг цвела вагга, сигнализируя о безопасности, защиты никогда не бывает слишком много. Только дураки не боятся Мертвых Ям.


        Вокруг недомеченных застыли крылолёты. Или шестилапики  - мы продолжали спорить насчёт названия. Зато с их функциями разобрались: носить людей по воздуху и охранять на земле.
        Процесс переноски мы сами видели, и неоднократно: шестилапый страж обхватывал человека сзади, как бы вбирал в себя и поднимался, а совершив посадку, отпускал. Что касается охраны, то стишком уж характерно они стояли: правильным кругом, один даже в воду зашёл, и на равном расстоянии друг от друга. И специфически шевелились, точнее, не шевелились напрасно.
        Выглядели они точно так же, как полчаса назад, когда я наблюдала, а Тасья отдыхала. На тех же местах. В тех же позах.


        - По-прежнему считаешь, что это дрессировка?  - спросила я шёпотом, изучая жуковидных стражей.
        Возможно, глаза у них были на всех сторонах тела, потому что они явно держали в поле зрения всё происходящее вокруг. Стоило кому-то из недомеченных приблизиться к периметру крылатой охраны, как ближайший страж распрямлялся и делал маленький шажок назад, готовясь расширить контролируемое пространство. Когда человек отходил, страж возвращался на прежнюю позицию и снова «засыпал».


        - Дрессировка бывает разной,  - отозвалась Тасья, но её голос был не такой уверенный, как вчера.  - Например, дрессировка пастушьих собак. Да ты и сама знаешь, ты же рассказывала про вашу деревню!
        - Невозможно выдрессировать так живое существо,  - улыбнулась я,  - да и не нужно! Овчарка не слуга, а друг. И у неё полно своих интересов. А эти… Они живые, но не любопытные. Они слушают и смотрят, но не больше, чем надо. Как будто у них нет ничего кроме поставленной задачи. Как будто они и есть эта задача!
        - Если это такие же живые объекты, как Стена и Белая Гора, но при этом новички, и без возможности обменяться информацией с теми, кто здесь давно…  - Тасья умолкла.


        Я не стала её понукать. Перспективы открывались любопытные.
        Мы уживались с Великой Стеной и её родственниками, но никогда не контактировали по-настоящему. Мы подлаживались под них  - это другое. Мы изучали их поведение и свойства, а потом решали, как можно их использовать. Или как их лучше обходить. Менялись сами или меняли мир  - например, прорыли каналы, чтобы корабли могли подняться по Большой Муэре выше Высокого Брода. Огромный объект, который перегораживал реку и образовывал тот самый высокий брод, уже сотни лет служил достопримечательностью.
        Мы менялись, а они оставались такими же, как и тысячу лет назад.


        Иногда они вовлекали нас в свою деятельность  - например, за хорошую историю Белая Гора могла вознести к себе на вершину. Но критерии качества такой истории оставались невыясненными.
        Чаще всего мы не могли выяснить предназначение этих объектов и находили им своё применение: например, Сухие Ветряки, о которых я читала. Там из-под земли постоянно дул сильный ветер  - и люди понастроили вокруг мельниц, чтобы ветер раздувал меха и управлял ткацкими станками.


        Но получается, что можно сотрудничать более гибко! И хотя характер взаимоотношений, установившихся между недомеченными и крылолётами, оставался не до конца понятен, вряд ли главенствуют неподвижные стражи. Они охраняют, возможно, принимают какие-то тактические решения, но власть остаётся у людей.


        - Я бы хотела такую одежку,  - вдруг прошептала Тасья и осторожно почесала себе с обратной стороны шеи.
        - Иди, попроси,  - пошутила я.
        - Не знаю, на что можно поменять,  - отозвалась она.


        Тоже проблема: что им надо от нас? И что им надо в Мёртвых Ямах?
        Особенно в Сизой Долине, как называлось это место на старательской карте. Раньше здесь находили горючие камни и стекло, которое при переплавке становилось синим. Трубки из него использовали в перегонных аппаратах  - у нас в лаборатории был такой. Но последний раз синее стекло находили лет двести назад. Сейчас это был просто пустырь, заросший ваггой и другими лианами,  - безопасное место стоянки для старательских экспедиций.
        В сезон дождей треть Сизой Долины скрывалась под огромной коричневой лужей, которая сохла по полгода. Что там можно искать?


        Недомеченных заметили семь дней назад  - смотритель, дежуривший у ворот, сообщил о стае странных птиц, не похожих на птиц. Старатели расставили посты. Долго караулить не пришлось: чужаков засекли уже вечером, когда они улетали.
        Возможно, они уже бывали здесь. И посещали другие Мёртвые Ямы, не только возле Высокого Брода.
        В любом случае, у нас не собирались ждать окончания сезона дождей. Добровольцев было много  - вызвались со всех лабораторий. Поначалу мы едва не подрались, потому что каждый считал себя достойнее остальных. Хотели тянуть жребий, но в итоге выбор старателей пал на нас с Тасьей.


        Мы обе имели достаточный опыт лазанья по кучегорам. Особенно Тасья  - она пять лет проработала старателем, пока писала об огне как химическом процессе. Моей практики не набралось бы и на год, зато я до двадцати пяти лет прожила в горной деревне, а потом ещё лазила по Юольским горам, изучая истоки Большой Муэры. А конкурентки с похожими навыками, к своему несчастью, как раз закровили.
        Всё это и повлияло на окончательное решение, а вовсе не успехи в изучении мячелётов и тем более не количество вышедших книг, как рассчитывали некоторые!


        Нас проинструктировали, облачили в толстые старательские свитера, кожаные штаны и дождевики, а к животам привязали страховочные тросы  - так удобнее карабкаться вверх, если снесёт обвалом. Тасья сразу пошутила про пуповины, и с тех пор их иначе и не называли.
        У неё был дар на прозвища!


        - Мы можем и не дождаться мячелётов,  - прошептала Тасья, и я вздрогнула.
        Я как раз думала о них. У нас по-прежнему не было однозначных доказательств, что мячелёты связаны с недомеченными. И те, и другие появились примерно в одно время. Что с равным успехом могло оказаться совпадением. И не стоит забывать, насколько хрупки летающие шары. Шестилапые стражи даже издалека выглядели мощными.
        В пользу их родства свидетельствовала схожесть крыльев  - гипотеза команды Берга, высказанная в первые дни наблюдений и подтвердившаяся после экспериментов. Берг в Мёртвые Ямы не рвался  - ему хватило наших описаний, потому что в своей лаборатории он занимался в основном крыльями. Оставалось прямое сравнение, но как захватить такого?


        - Вспомни нашу версию с ульем,  - продолжала, помолчав, Тасья,  - место, откуда они все вылетают. И куда возвращаются. Им не обязательно контактировать прямо здесь.
        - А если они передают информацию на расстоянии…  - я осеклась.
        Гипотеза Чайки о способе передавать информацию по воздуху находила всё больше сторонников. Сейчас Тасья оказалась в меньшинстве  - её застарелый скептицизм по отношению к однокашнице был похож скорее на вредную привычку, чем на осознанное несогласие.
        Если бы не Юм-Юм.


        Наша ученица, наша светлая голова и гордость перешла в лабораторию Чайки. «Не на совсем,  - пообещала она, прощаясь.  - Надо кое-что проверить. А потом я вернусь».
        Услышав такое, Тасья вмиг перестала замечать предательницу  - посмотрела сквозь неё и демонстративно занялась текущими делами. И с тех пор о Юм-Юм мы не вспоминали ни разу. Да и не видели  - по своему обыкновению, она все дни просиживала над микроскопом. Почему это нужно было делать под началом Чайки, она так и не объяснила.
        Но о Чайке и её «завиральщине», как выражалась Тасья, мы с Сомкой тоже старались не упоминать.


        К счастью, внизу началось что-то нетипичное, и моя оговорка была забыта.
        С дождливого неба опустился ещё один недомеченный. Ещё в воздухе он выпрыгнул из объятий своего стража. Вокруг новоприбывшего тут же собрались остальные люди. А шестилапый страж занял своё место в периметре безопасности  - остальная охрана потеснилась, чтобы соблюсти равные интервалы в цепи.


        Я торопливо сунула трубу Тасье.
        - Что там?  - пробормотала она  - и присвистнула, не сдержав возбуждения.  - Это ссора,  - начала она описание,  - настоящая ссора, как у нас после доклада… Новенький ниже ростом, он бьёт кулаками в грудь другому, высокому. Спорю, кричит что-то. А другой отклоняется, но терпит. Новенького оттаскивают, успокаивают… Родные люди, ну. Глянешь?
        - Как охрана?  - поинтересовалась я.  - Есть изменения?
        - Ничего. На своих и не смотрят. Ты права  - не дрессировка. У них как-то выключаются эмоции.
        - Или их не было изначально,  - предположила я,  - вспомни книгу Ларуши. Живые объекты не проявляют чувств, потому что не нуждаются в них. Голая рациональность… О, улетает!
        Мне не нужна была подзорная труба, чтобы заметить, как от Сизой Долины поднимается крылолёт с человеком.
        - Это тот же, который прилетел,  - пояснила Тасья,  - и шестилапик тот же, на котором он был…


        Вдруг наши «пуповины» дёрнуло три раза. Мы подождали  - опять три подряд. Хорошо, что не один раз  - «опасность».
        - Кажется, хватит на сегодня,  - сказала Тасья, убирая подзорную трубу в заплечную сумку.  - Пора по домам.
        Мы натянули кожаные перчатки, предохраняющие кисти и запястья, и начали медленно отползать назад, опираясь на носки тяжёлых башмаков. Когда наклон возрос, а сами мы скрылись за вершиной, позволили себе подняться.


        У подножья кучегоры ждал старатель. Он уже отвязал наши страховки от якоря  - и теперь закреплял концы на своём поясе.
        Дождь почти перестал, и наш проводник позволил себе откинуть капюшон. Капли стекали по голому бугристому черепу, который пересекали две красные полосы  - от затылка до самой переносицы. Из-за них мужчина казался хмурым.


        В первый день мы шутили о том, как будем выглядеть, когда облысеем. Ни я, ни Тасья ни разу не брили голову, и формы наших черепов оставались для нас загадкой… Но вряд ли что-то будет  - кучегора, с которой мы наблюдали, считалась безопасной. Разве что по дороге произойдёт какая-нибудь внезапность. В Мёртвых Ямах чего только не случается!


        - Всё хорошо?  - спросил старатель.
        - У нас?  - пошутила в ответ Тасья, сматывая свою пуповину, чтобы она не волочилась и не путалась в ногах.
        Он что-то пробормотал  - и махнул рукой, приглашая следовать за ним.


        Старатели не скрывали своего отношения к нашей слежке  - для них нарушение запрета на сезон дождей значило неминуемый риск. Возможно, поэтому они так основательно подготовились: обновили все галереи, подлатали и дополнительно укрепили мостки. И каждый день, пока мы валялись и глазели на недомеченных, проверяли дорогу  - я видела свежие доски, которых не было утром, заделанную крышу, новые перила.


        «Их тоже коснулось. А кого нет? Нам всем пришлось переучиваться  - чтобы жить в новом мире, где есть чужаки и остальное. Мы реагируем, а правила задают они. Как будто это мы здесь чужие».
        Мысль была до того смелой, что я не рискнула высказать её вслух. Особенно Тасье. Если кто и решится форсировать события, то это будет она. Даже ценой своей жизни! Особенно передо мной. Поэтому мне лучше молчать.


        Заговорил смотритель.
        - А хорошо вы тогда сказали: пуповины,  - признался он, не глядя ни на кого конкретно, но обращаясь к Тасье.  - Наверное, часто видели новорожденных! Я вот ни разу. Слышал, как они кричат. Ну, в школе что-то учили, но это когда было…
        Тасья не стала скрывать: объяснила ему, что и как. И по её словам было понятно, каково её настроение.
        - У моей дочери были неудачные роды,  - призналась она,  - дважды. Ребёнок родился, задушенный пуповиной. Это в первый раз. Во второй недоносила.
        Старатель в ужасе обернулся на неё. Тасья выглядела спокойной, чуть ли не расслабленной.


        Я никогда не спрашивала её о единственной дочери Птеше  - знала, что Тасья отдала девочку опекунье, как я отдала своих мальчишек. Я родила ради льгот, она  - чтобы порадовать бездетную сестру, обычное дело. Но выходит, трагедия дочери оказалась для Тасьи болезненной…


        - Вы нас простите,  - не выдержала я,  - когда весь день высматриваешь и запоминаешь, а потом весь вечер говоришь, крыша едет. Да и красоты ваши…  - я махнула рукой в сторону унылых серых кучегор, полускрытых дождевой завесой.
        - Пуповина спасает  - и она же может убить,  - продолжала Тасья тем же размеренным тоном.
        Похоже, она не слышала моего извинения.
        - Если что-то помогает выжить, это не значит, что оно не окажется смертельным. Даже так: чем больше тебя что-то защищает, чем оно необходимее, тем больше ты зависишь от этого и тем ты беззащитнее, если что-то пойдёт не так.
        Она резко остановилась  - прямо под льющим дождём. Я тоже притормозила. Старатель не успел среагировать, ушёл на несколько шагов вперёд и поэтому вернулся.


        - Мы должны объявить тревогу,  - заявила Тасья.  - Недомеченные опасны. Не сами по себе. Из-за жукокрылов,  - новое имя прозвучало впервые, но явно не в последний раз,  - жукокрылы не имеют чувств. Они не меняют свою схему поведения. Как Стена, как любой живой объект. Они повторяют свои действия и не учатся. А значит, они не позволят недомеченным научиться чему-то новому и измениться. Но недомеченные не могут не меняться, потому что они  - люди. И пока они не разберутся со своими стражниками, они опасны.
        Мысль была до того тяжёлой, что высказав её, Тасья выглядела как после бега  - на её лице высыпали капли пота, она задыхалась и стояла, сгорбившись, а вес осознания давил на её на плечи.


        - Да,  - кивнула я и улыбнулась.
        В который раз ход её рассуждений оказался параллелен моему. Поэтому я её и любила. Поэтому я любила её невысокий рост, толстые волосатые ноги и широкое лицо в оспинках  - внешние данные, из-за которых она так смешно переживала. И не могла понять, что для меня это и есть красота…


        Вдруг старатель прижал кулак к своему рту, призывая к молчанию. Прислушался, покрутил головой. Слева от галерейки доносился неясный шум, не похожий ни на голос дождя, ни на журчание воды, ни на обвал.
        - Постойте здесь,  - велел он, заглянул поочерёдно нам в глаза и повторил, выговаривая каждый звук.  - Здесь стойте.
        И привязал концы наших пуповин к столбу галереи. С таким же успехом он мог потянуть нас за собой!
        Едва он отошёл, как Тасья начала торопливо отвязываться. Я привязала её пуповину к своему поясу и передала хвост своей. Усмехнувшись друг другу, мы двинули за старателем, не сильно отставая, но и не приближаясь.


        Но дистанцию пришлось сократить, а потом и вовсе обойти нашего проводника, потому что старатель стоял, не шевелясь, и смотрел перед собой. Скоро и мы увидели, что его остановило.


        На краю Мёртвой Ямы был недомеченный  - в сплошной серебристой одёжке, с лицевым щитком… Нет, щиток отсутствовал. Можно было различить его лицо. Её. Это была молодая женщина с неестественно бледной кожей  - как у некоторых странников с юго-востока Юольских гор, но в несколько раз светлее. Без татуировок. И с удивительными золотыми волосами!


        Судя по её гримасе, она была очень рассержена: сдвинутые брови, морщинки на лбу, губы, сжатые в ниточку.
        Она была так занята, что не услышала нашего приближения. А занималась она тем, что сбрасывала в Мёртвую Яму обломки чего-то.
        Приглядевшись, я поняла: это страж. Был. А теперь он стал кучей больших суставчатых лап и других деталей. И крыльев.


        - Если мы притащим Бергу такое крыло, он умрёт от счастья,  - тихо сказала Тасья  - и сомнамбулой двинулась вперёд.
        Я пошла за ней, потому что мы были связаны пуповинами. Да и не могла же я её бросить!


        Чужачка как раз держала такое крыло и готовилась закинуть его в пасть Мёртвой Ямы. Увидев нас с Тасьей, она помедлила, а потом размахнулась…
        - Не надо его туда бросать!  - воскликнула Тасья и в умоляющем жесте сложила ладони на груди.
        - Почему?  - спросила чужачка.
        Точнее, сначала она произнесла какое-то непонятное слово, а потом из обруча, висевшего у неё на шее, донеслось безжизненное «почему».


        - Тебе без толку, а нам пригодится,  - без запинки объяснила Тасья, которую, как обычно в стрессовой ситуации, понесло.  - Махнёмся на интерес?
        Я торопливо пояснила, видя растущее недоумение недомеченной:
        - Нам нужна эта… эта вещь. Мы были бы благодарны, если бы ты согласилась обменять это на что-нибудь нужное тебе. Что тебе нужно?
        Недоумение никуда не делось  - но теперь она, похоже, решала, что же ей у нас попросить.


        Я оглянулась на старателя  - он никак не мог прийти в себя. Важно, что он не вмешивался. Он был главнее нас в том, что касалось Мёртвых Ям, но не в области недомеченных.


        - Я хочу научиться говорить вашим языком,  - раздалось из обруча на шее чужачки,  - жить у вас и научиться.
        Тасья отреагировала быстрее меня  - потому что не думала над тем, что отвечает:
        - Это можно устроить. Но надо бы дать что-нибудь ещё… Я хочу твою одежду.
        Мне стоило больших усилий, чтобы удержаться  - и не треснуть её по жопе!
        - Нормально,  - выдавил старатель.


        - Вы позволяете мне не здесь раздеться?  - уточнила недомеченная.
        - Само собой,  - хмыкнула Тасья,  - не голой же тебе идти!
        - Благодарю,  - недомеченная подошла к ней и вручила крыло.
        Оно было ростом с человека, но оказалось поразительно лёгким: женщина несла его в одной руке, да и Тасья держала без усилий.


        Вернувшись к груде деталей, недомеченная присела на корточки, напряглась  - и спихнула их в сторону Мёртвой Ямы. Детали медленно заскользили по мокрой серой гальке, ускорились  - и рухнули в чёрную бездну.
        - Я не смогу дальше разговаривать с вами и понимать,  - предупредила она, глядя в глаза Тасье,  - вы обещали, что научите меня своему языку.
        - Само собой,  - кивнула та.
        Тут я не выдержала:
        - Мы обещаем! Всему научим, жильё тебе организуем и остальное, что надо.
        - Я вам верю,  - сказал обруч.
        А потом недомеченная сняла его с шеи и отправила следом за стражем.


        Подумав, чужачка что-то сказала. И выжидающе посмотрела на нас.
        - Тасья,  - представилась Тасья, указав на себя, потом хлопнула меня по плечу,  - Хигги.
        - Патриция,  - наша подопечная прикоснулась к своей груди и добавила, улыбнувшись,  - Патси.



        Хреплуги жромные

        Небо наконец-то очистилось, и долгожданное солнце заиграло в волнах реки. Конечно, к вечеру опять соберутся тучи, но их хватит лишь до утра. Сезон дождей ощутимо подходил к концу  - каждый новый день был теплее и радостнее предыдущего.


        Емъек подставил лицо солнечным лучам и неосознанно улыбнулся. Хотя бы с погодой хорошо… А ещё с личными делами, но этим тем более нелепо гордиться!
        Иногда он даже стыдился того, как удачно устроился  - вокруг все переживают, а у него жизнь складывается сама собой. Прервал своё странствие, но осел в деревне, где всегда полно странников. Вдобавок охрана Инкрис включала в себя поездки вверх по Большой Муэре  - то в Сто Водопадов, а то и дальше, так что Емъек по-прежнему путешествовал. А в Речной Бороде нашёл подработку, завёл приятные и очень приятные знакомства.


        И заодно уточнил маршрут, которым интереснее всего добираться до Закатного моря.
        «Надо будет обязательно посмотреть на Звёздные Окна и строящийся канал,  - размышлял он, чувствуя, как весенний свет ласкает кожу,  - а на обратном пути пройти перевалами Юольских гор».
        Южное направление выглядело всё привлекательнее  - за последний десяток лет там понастроили удобных мостов, пробили тоннель и превратили перевал в рукотворное чудо света. Северный путь, при всей его проверенной безопасности, попросту устарел! И вообще: пора обновлять книжный двор.


        …Мечтать было до того сладко, что на некоторое время он позабыл о недомеченных и жукокрылых стражах, о бедной Алане, которая лишилась руки, и винящей себя Инкрис.
        Получив письма из дома, Инкрис весь вечер плакала, и с тех пор ходила с таким видом, как будто решала нерешаемую задачу по алгебре. Что ей написала Вайли, Емъек не знал.
        А ему передали весточку от Касси. Не было никаких тревожных предзнаменований, её срок подходил к концу, и скоро сестре рожать. Возможно, она уже родила.


        В Солёных Колодцах после несчастья с Аланой стало неспокойно. Гийя с Холреном затеяли строительство караульных башен  - с двух сторон деревни. И по очереди дежурили там вместе с другими парнями. Примеру последовали соседи.
        Жукокрылы не появлялись  - пока что. Возможно, они так никогда и не прилетят: в Речной Бороде подобные меры безопасности сочли чрезмерными. Но Емъек в который раз порадовался, что у Касси такие ответственные опекуны.


        Причём до Солёных Колодцев ещё не дошли сообщения о других Мёртвых Ямах: недомеченных видели везде. Но только в Высоком Броде и Звёздных Окнах рискнули отправить экспедиции, не дожидаясь окончания сезона дождей. Описания и рисунки, сделанные по рассказам наблюдателей, оказались очень схожи.
        Итак, чужаков оказалось больше, чем было принято считать. Вдобавок выяснилось, что они способны преодолевать огромные расстояния по воздуху. От этого мир съеживался, как лужица воды под солнцем. Странствие от Стены до Закатного моря уже не казалось чем-то выдающимся! Зато теперь оно стало содержательным.
        Раньше Емъек мерил путь пройденными перегонами, теперь же вспоминал о нём как о череде лиц. Ожерелье из встреч и событий  - вот оно, настоящее путешествие…


        Конечно, главное событие  - чужаки.
        По воде вести доходят быстрее, чем посуху, а Речная Борода располагалась на перекрёстке многих путей. Поэтому здесь Журнал Странностей обновлялся часто. Новости зачитывали каждый день  - для этого в порту установили трибуну, и старейшины присылали глашатая, а порой и сами приходили, чтобы отвечать на вопросы.
        Емъек ни разу не пропустил, благо оповещения происходили ближе к обеду, как раз между окончанием его подработки в бумажной мастерской и завершением уроков у Инкрис. Встречая подопечную, он пересказывал ей услышанное.


        Вот и теперь вместо приветствия она строго спросила:
        - Что там?
        Сзади верной тенью маячил Ганн. Емъек кивнул ему  - и тот важно кивнул в ответ.


        Поначалу паренёк отчётливо невзлюбил охранника. Емъек прекрасно понимал, почему. Он бы сам ревновал, если бы к его подружке принесло земляка, который начал всюду за ней таскаться! Поэтому приглашал Ганна, куда бы они ни собирались, обращался к нему за советами и не злился на его колкости.
        Вскоре их отношения наладились, благо цель была общая: защитить Инкрис.


        - Театр приплыл,  - сообщил вместо ответа Емъек.  - Пойдёте? По дороге расскажу.
        К счастью, Инкрис не пришлось уговаривать.


        - Пришло обновление из Высокого Брода,  - начал отчёт Емъек.  - Недомеченные улетели из Мёртвых Ям, из всех Мёртвых Ям, вместе с жукокрылами. Больше их нигде не видели.
        - А что передали из лабораторий?  - спросил Ганн.
        - По найденному крылу жукокрыла выяснили, что жукокрылы и мячелёты как бы в родстве…
        - Это я знаю!  - перебил паренёк.  - Про недомеченных ничего?
        - Нет,  - Емъек пожал плечами,  - руку или ногу от них не находили! А так предупреждают, что держаться надо подальше, в разговоры не вступать, предупредить дежурных и самому спрятаться.
        - Или что-нибудь им оторвать!  - прошипела Инкрис.


        Емъек тревожно переглянулся с Ганном: с того дня, как пришла весть об Алане, защита Инкрис подразумевала удержание юницу от опрометчивых действий.
        По отношению к своим тоже: например, она вознамерилась пойти в совет деревни и потребовать у старейшин усиления охраны, возведения караульных башен и заодно организацию охоты на чужаков. И немедленно! Пришлось настойчиво уговаривать её, чтоб не вмешивалась. В конце концов, им написала Ру Онга, и они скорее послушают мудрую старую женщину, чем взбешённую школьницу, пылающую местью!


        - А недомеченные с неправильными татуировками больше никуда не приходили?  - продолжал расспрашивать Ганн.
        - Как отрезало!  - отозвался Емъек.  - И мячелёты перестали попадаться.
        - Почему они просто не пришли, ну, в самом начале?  - Ганн вздохнул, поглядывая на задумавшуюся Инкрис.  - Рассказали бы о себе, мы бы им всё объяснили. Договорились бы о безопасности, что можно, что нельзя… И ничего бы не было! А теперь от них все будут убегать…


        Они уже подходили к театру, и Ганн прервал свои дежурные размышления о том, как было бы хорошо, если бы всё началось иначе.
        Всякий раз слушая, как он фантазирует, Емъек вспоминал свою подвернутую ногу. Как бы сложилась его жизнь, если бы не произошло этого несчастья? Ему бы не помогла вестница, для которой он теперь делал бумагу. Он бы не стал задерживаться в Туманных Вздыбях и не познакомился бы с Нойанью и Брунгой. Не помочился бы на мячелёт  - и вообще бы его не увидел! И не остался бы с Инкрис. Брёл бы сейчас до Закатного моря скучным северным путём  - и даже в театре бы не побывал!


        В отличие от него, Инкрис видела театральные представления  - успела до начала сезона дождей. Емъек прибыл в Речную Бороду уже после того, как над зрительным залом и сценой натянули крышу, а двери заперли. Освещать такое помещение получалось слишком затратно, поэтому на четыре месяца артисты уезжали отдыхать и готовить свежий репертуар.
        Его пришлось здорово обновить  - с такими-то переменами в мире!


        «Чужак у ворот»  - гласила афиша, укреплённая на фасаде театра.
        Натянутое на раме полотнище расшили бусинами, ракушками, цветными деревяшками. Мозаичная картина не боялась случайного дождя и брызг речной воды. А изображала она массивного лысого мужика совсем без татуировок, бледного, как будто вылепленного из теста. Он упёрся лбом в деревенские ворота, а над воротами торчали задорные рожицы детей и мордочки зверей и птиц. И даже солнце хохотало!
        Чтобы изобразить такое, требовалось много труда. Зато афиша получалась долговечная, и вода ей была не страшна. А театру предстояло путешествовать по всем рекам, впадающим в Горькое море…


        Сам театр располагался на отдельной платформе. Сзади помещался небольшой причал, выходящий на реку. В некоторых представлениях декорациями становилась Большая Муэра и небо над ней.
        Но Емъек о таком пока только слышал: о фонтанах, изображающих деревья, разноцветных фейерверках и водных танцах. Ради такого стоило задержаться в Речной Бороде!


        Перед театром располагались лавочки с едой на вынос и высокие столы, чтоб можно было перекусить стоя.
        Емъек проследил, чтобы Инкрис доела свой пирог с копчёностями и сладкую булочку. Он пока не особо представлял, что будет делать, если у привередливой юницы испортится аппетит. И всякий раз мысленно ликовал, когда она просила добавки.
        Если он и был в чём-то уверен, так это в необходимости скрывать от подопечной эту часть своей миссии. Емъек помнил себя подростком. Один намёк на опёку мог взбесить, а то и вовсе спровоцировать на какие-нибудь глупости.
        Обязанности опекуна он выполнял по просьбе старейшины Ру Онги. Если раньше хватало внимания учителей и семьи, которая приняла юницу в Речной Бороде, теперь Инкрис оказалась вовлечена в масштабные события. А при таком масштабе легко не заметить малое.


        «Юные легко забывают о себе, когда беспокоятся о других,  - писала Ру,  - но молодым телам питание и тепло необходимо не только для поддержания сил, но и для развития. Упущения растущего возраста потом не нагнать. Эта угроза значительнее, чем от безродных. Возможно, такая помощь покажется тебе обыденнее, чем ты себе представлял, но она важнее».
        Суть, и ничего лишнего: как тогда, когда она татуировала его тело, попутно делясь жизненными секретами. Вот обязанность, вот её значение, но ни слова о долге. Как она частенько говорила: «Ты сам разберёшься, что и кому должен».


        В театральной кассе билетёр записал их имена («Чтобы следить за наполняемостью зала»,  - шёпотом пояснил Ганн в ответ на удивлённый взгляд Емъека) и выдал по полоске вагги. «Если представление понравится, бросьте туда»,  - сказал он, указывая на большую корзину перед входом.
        Эту часть объяснять было не нужно: в Солёных Колодцах старейшины лично опрашивали за завтраком  - понравилось вчерашнее выступление, хочется ещё, или этих актёров больше не приглашать?
        Здесь тоже за развлечения платили из казны совета старейшин. В Речной Бороде всегда были люди, ждущие своего корабля, или груза, или компаньона. Плюс школа, которая была гораздо больше обычных школ: сразу двенадцать кругов! Плюс множество мастерских, что в самой деревне, что на берегах.
        В зрительном зале нашлось место для каждого.


        Представление ещё не началось, и в проходах между рядами скамей было толпливо. Проталкиваясь к партеру, который отводился школьникам, Емъек крутил головой, еле успевая здороваться с новыми знакомыми.
        Многие полушутя-полусерьёзно сочувствовали ему: вместо путешествий застрять на одном месте в качестве няньки! Он отвечал: «У вас жить, как плыть  - вечером не та вода, что утром, вот тебе и путешествие!»


        Солнце, пойманное хитрой системой зеркал, освещало все уголки зала  - помогало выбрать места. Но чем ближе было начало представления, тем сумрачнее становилось зрителям и тем больше лучей направляли в занавес.
        И вот весь свет собрался в одном месте  - в тот же миг навстречу солнцу просунулась вихрастая голова с красным клювом и закричала: «Кукареку!»
        Едва петушок начал свою песню, как занавес раздвинулся, на сцену выскочили остальные обитатели птичника и принялись склёвывать воображаемые зёрна. Они хлопали широкими рукавами, подпрыгивали и дрались.
        Петушку доставалось больше всего тумаков и меньше всего зёрен. Он сел в стороне и начал рыдать. И тут птичник сыпанул новую порцию корма  - и угодил прямо в петуха. Он остолбенел, выкатил глаза, а в следующий миг оказался в центре кучи малы…
        Емъек сам не заметил, как уже хохотал вместе со всеми. Инкрис тоже заливалась, и Ганн, и остальные люди в зале.


        Первая часть спектакля изображала утро в деревне и была рассчитана на несмолкаемый зрительский смех. Слов не было, лишь пантомима, уморительные костюмы, маски, куклы на палках и одна всамделишная пятнистая собака, толстая-претолстая, вся в складочку. Она сидела на ветке дерева и зевала.


        И вдруг откуда-то сверху закричали:
        - Идёт! Идёт! Перемеченный! Тьфу, недомеченный!
        Все потешно кинулись врассыпную.


        Тем временем часть сцены повернулась, так что ворота деревни стали боком к зрительскому залу, чтобы было видно происходящее по обе стороны. Слева к воротам начали подходить жители. Они явно побросали свои дела  - повар явился с половником и связкой грибов, кузнесса волочила молот, молодой опекун был весь увешан младенцами. Подковыляла старуха с густыми седыми бровями. Судя по привязанной на спине огромной книге с надписью «Хроники», старуха изображала старейшину. Она поднесла кулак ко рту: «Шшш!»  - и все притаились.
        А справа по дороге, которая начиналась где-то в глубине кулис, к деревне шагал бледный и одутловатый чужак. Недомеченного изображала огромная кукла. Емъек прикинул по рост  - внутри должен сидеть либо очень высокий актёр, либо один на плечах другого.


        Начавшийся диалог постоянно прерывался зрительским хохотом.
        - Ты кто?
        - Впустите  - стану гостем.
        - А из какой деревни?
        - Мокрые Ноздри.
        «Пойти ноздри подсушить» говорили о посещении уборной.
        - А что ты умеешь?
        - Вёсла прясть и ложки жечь.
        «Прядением вёсел» называли дефекацию, а «жжением ложек»  - мастурбацию. Юмор был неизменно ниже пояса  - и стены театра дрожали от хохота.


        В пьесе намекали на случай в Дождевых Дырах, где недомеченного вскрыл местный балагур. Когда странный гость продолжал отвечать на совсем уж нелепые, явно издевательские вопросы, окружающие забеспокоились  - и чужак поспешил исчезнуть…


        Половину шуток Емъек улавливал интуитивно  - всё-таки он ещё мало жил на реке. Но часть была понятна даже ему: когда чужака спросили: «А как у вас в Мокрых Ноздрях, хреплуги жромные ещё несутся, вадилы мрагные уже родятся?»  - Емъек безудержно захохотал, вспомнив детскую считалку с несуществующими животными, которых перечислял хвастливый охотник.


        К ним в Солёные Колодцы каждый год заворачивали кукольники с фокусниками, музыканты и сказители. Но истории у них бывали либо поучительные, для детишек, либо грустные, с печальным концом. Емъек не представлял, что в театре можно так веселиться!..


        Вдруг несколько человек вбежали в зал  - и актёры прервались на полуслове. Зрители обернулись.
        - Тревога!  - громко сказал билетёр.
        Его перебила женщина в нагруднике смотрителя из порта:
        - На лобной платформе жукокрыл!  - сообщила она.  - Дежурные  - по местам, остальные в укрытия!


        Емъек повернулся к Инкрис  - её не было. Он посмотрел на встревоженного Ганна, бросил взгляд в сторону бокового выхода  - и заметил Инкрис, выбегающую из театра.
        - В укрытие!  - грозно приказал он Ганну  - и кинулся следом за Инкрис.
        Направление Емъек примерно представлял: широкая платформа, которая в Речной Бороде служила центральной площадью.


        Но вначале надо было пробиться к выходу  - сквозь дежурных, которые не сразу вспомнили свои обязанности, растерянных гостей деревни и подростков, которые были бы не прочь посмотреть на того самого жукокрыла.
        Емъек успел увидеть, как Ганн, пометавшись, угодил в цепкие лапы воспитателя, который привёл на спектакль малышню  - и теперь умудрялся одновременно утешать плачущих, успокаивать возбуждённых и хватать геройствующих.


        Когда Емъек оказался на улице, Инкрис и след простыл. Хуже того, боковой выход располагался перед тупиком, и Емъек не сразу определил, в какой стороне лобная платформа.
        Улица стремительно пустела, как сцена в представлении. На едальных лавках изнутри опускали шторы, и обедающих уже не было  - вообще всех посторонних как ветром сдуло. Вокруг сновали только хмурые дежурные в красных налобных повязках и смотрители в синих нагрудниках из толстой крашеной кожи.


        Емъека узнали, пропустили  - и он помчался в сторону лобной платформы. Бежать было не долго, но на свайном мосту его остановил заслон. Перед баррикадой, сложенной наспех из скамеек и мешков с песком, притаились дежурные со смотрителями. Были с ними и добровольцы  - рыбаки и торговки.
        Пришлось остаться с ними  - когда Емъек попытался объяснить про Инкрис, его прервали суровым: «Нельзя!»


        По лобной платформе расхаживал жукокрыл.
        Пристани, которые окружали платформу, были пусты, повсюду валялись брошенные корзины, тюки, даже одежда. Емъек догадался, что случилось: застигнутые врасплох речные жители попрыгали в воду  - и так спаслись.


        В это время здесь было много людей. И здесь всегда играли или просто проходили дети  - из школы домой, к пристани, чтобы поглазеть на прибывающие корабли или в тот же театр. Один ребёнок не успел скрыться. Девочка лет десяти. Жукокрыл держал её в одной лапе, поперёк туловища, как тряпичную куклу  - Емъек опять вспомнил спектакль. Малышка была без сознания, её голова бессильно моталась из стороны в сторону, и короткие косички совсем расплелись.
        «Или она не в обмороке, а…» Предчувствие мысли о другой возможности заставило Емъека вскочить.
        Дежурные удержали его, заставили снова присесть. В их лицах Емъек увидел отражение собственного лица: скорбно сжатые губы, прищуренные глаза, грозные морщины, смявшие лоб.


        Не чужак  - враг.
        До этого момента Емъек лишь слышал и читал о чужаках  - мячелёт у Туманных Вздыбей не в счёт. Он сочувствовал, сопереживал, но не мог отделаться от ощущения, что это было давно, что его самого от недомеченных отделяют века. Как будто он читал истории из хроник или книжку с описаниями чьих-то странствий.
        Впервые он стал свидетелем. Ужасное происходило прямо сейчас. От этого всё вокруг стало кристально чистым и звонким. А изнутри прорывалось что-то, для чего у Емъека не было слов.
        Чувство было ему абсолютно незнакомым: страстное желание любой ценой прекратить происходящее. «Этого не должно быть. Это нужно остановить!»
        И тут он заметил Инкрис.


        Она притаилась на пристани, среди груды поваленных бочек. Близко к воде, так что у неё оставалась возможность сбежать. Но она явно не собиралась делать это. Наоборот  - от противоположного её останавливало разве что очевидное неравенство в силе.


        …Сначала у них было только несчастье с Аланой. Которую Емъек жалел всем сердцем, но не мог выкинуть из головы, что она нарушила запрет. Всё-таки дождливый сезон и Мёртвые Ямы  - чудо, что она осталась жива! Никаких недомеченных не нужно, чтобы там погибнуть!
        Теперь чужаки стали просто злом. Как нашествие змей, как эпидемия бешенства, как лесной пожар или сход сели в горах. А со злом невозможно договориться. Надо научиться тому, как его избегать, как от него защититься, как его извести, если это возможно. Но вот разговаривать с ним  - смысла в этом уже не было. «Самое главное говорят поступками»,  - повторяла старая Ру.
        Что ж, первые реплики звучали неразборчиво, но теперь наступила полная ясность.


        «Больше этого представления не будет»,  - подумал вдруг Емъек, и почему-то обрадовался.
        Пускай вложено много труда, пускай остались костюмы, куклы и декорации, даже афиша была создана с расчетом на долгие гастроли, но больше никто не сможет смеяться над чужаком. И никому не покажется, что караульные башни  - это чересчур!


        …А жукокрыл продолжал кричать что-то сухим металлическим голосом. Но речной ветер относил его слова. Наконец, чудовище повысило голос, и Емъек разглядел, кто кричит на самом деле.
        Там был человек в серебристой сплошной одежде. Такие же люди были на рисунках, созданных по рассказам наблюдателей в Мёртвых Ямах.
        Его лицо было закрыто тёмным щитком, но когда человек поднял щиток, то стал отличим от корпуса жукокрыла. Очень бледный, с кожей, словно рыбье брюхо, мужчина с неестественными ярко-жёлтыми волосами. Его не страшило, что жукокрыл схватил ребёнка  - судя по его словам, он сам отдал такой приказ.
        Он требовал, чтобы ему отдали Инкрис Даат, иначе он убьёт «детёныша».


        Теперь уже Емъек вместе с остальными дежурными удерживал молодую торговку, готовую кинуться на лобную платформу и… А что можно было сделать?
        Но не все заслоны оказались такими эффективными. Емъек заметил женщину в клетчатой учительской накидке с длинной бахромой. Учительница медленно подходила чужаку, выставив руки перед собой. Словно успокаивала испуганное животное… Но разве такого успокоишь!


        Ей под ноги ударил тонкий белый луч  - и пошёл дымок от дерева, которым была вымощена платформа. Женщина остановилась.
        Это была Ниплис, которая преподавала математические науки. Инкрис её обожала… И ожидаемо поднялась во весь рост.
        Прокричала что-то  - ветер отнёс её слова, но чужак услышал и обернулся. Поспешил к юнице. Походка у него была подпрыгивающая, хищная.
        На ходу он небрежно отшвырнул девочку  - Ниплис бросилась к ней, откуда-то вылезли другие люди, окружили малышку, бережно понесли прочь.


        А жукокрыл сцапал Инкрис, взлетел и вскоре стал точкой на небе.
        Емъек ещё долго смотрел ему вслед, не в силах поверить в произошедшее. Не в силах осознать, что он всё видел  - и ничего не смог сделать.



        Безумно просто

        Я боялась, что потеряю сознание. Или жукокрыл что-нибудь сделает со мной, что я усну, или как-то ещё… Потому что я должна была всё-всё видеть, а потом описать. Чтобы другие знали.


        Но сначала я была злая, такая злая, что готова была вцепиться в него! Из-за девочки. Но я боялась, что он её убьёт. Он так быстро ходил туда-сюда! А потом я увидела учительницу Ниплис, и уже не думала. Тело само встало.
        Он меня увидел и сграбастал. И тут же взлетел  - крылья моментально закрутились, да так быстро, что почти исчезли. Как у стрекозы!


        Держал он меня поперёк живота, как ягнёнка, поэтому я видела всё вверх тормашками. Было не больно, просто неприятно, потому что я чувствовала, какой он неживой, этот жукокрыл.
        А мужчину я толком и не видела. Он был так глубоко в жукокрыле, что я смогла разглядеть его только тогда, когда мы приземлились.
        И ещё от него пахло как-то странно, от жукокрыла. Как в стеклодувной или в кузне, но без запаха углей.


        Я не боюсь высоты, совсем. У меня даже голова не кружилась! Но он так быстро летел, что у меня заслезились глаза. И было очень холодно.
        Я успела только заметить, что мы летим на юг от Большой Муэры. Немного виднелось что-то чёрное и широкое, и я поняла, что это Горькое море. А потом стали приближаться горы, и я решила, что это Юольские горы. А потом мы опустились.


        Это было посреди леса. Было очень душно, повсюду были лужи. Жукокрыл бросил меня прямо в грязь, и я сразу вся измазалась, потому что упала и не сразу смогла перевернуться.
        Жукокрыл встал рядом со мной, и из него выпрыгнул жёлтоволосый мужчина. Тогда я смогла рассмотреть его лицо. Оно было бледное, как тесто, и какое-то всё измятое. Как будто у него внутри что-то болело, и он от этого морщился.


        Он что-то сказал, а от его шеи зазвучал неживой голос:
        - Сиди здесь. Не двигайся, убью.
        И отошёл, а жукокрыл остался рядом.


        Я начала крутить головой. Но только головой. Всем остальным я не шевелила, потому что жукокрыл мог повредить мне. Как повредил Алане.
        Но я должна была всё рассмотреть! Мы в школе как раз учились составлять наблюдения  - описывать всё, что видишь, и так, чтобы другие поняли. У меня получалось! Я подумала, что это хорошо, что нас уже научили этому, и теперь я знаю, что и как делать.


        Я увидела вокруг разноцветные коробки, синие, белые и серые, примерно такого размера, как у сундуков, в которых хранят одежду и крупу. Некоторые были без крышки. Внутри что-то лежало  - разные вещи, но непонятно, какие.
        Ещё я увидела матерчатый домик с натянутыми стенами. Оттуда вышел человек в серебристой одежде и без капюшона, с открытой головой. Это была женщина, кожа у неё была нормальная, а волосы коротко подстрижены, как у охотниц.
        Татуировок у неё не было, как и у желтоволосого. Там ни у кого я было татуировок. Как будто они родились в лесу, и их воспитывали обезьяны!


        Эта женщина бросилась к желтоволосому и начала кричать ему что-то на непонятном языке. А он спокойно ей отвечал. Потом засмеялся, но странно, как будто заплакал. И махнул рукой в мою сторону. Я услышала, как он произносит моё имя, но остальные слова не поняла.
        Женщина повернулась в мою сторону, постояла, глядя на меня, а потом подошла.


        Сначала она что-то сказала жукокрылу. Это был тон приказа, но жукокрыл продолжал стоять. Тогда она что-то прокричала в ту сторону, куда ушёл желтоволосый. Только тогда жукокрыл отошёл. Но он не ушёл совсем, я заметила.


        Когда женщина заговорила со мной, то это был наш язык! Только с непривычным акцентом. Я слышала в Речной Бороде много разных акцентов, но такого никогда не слышала. Он был какой-то другой, не могу объяснить.
        Женщина сказала:
        - Не бойся! Мы не будем делать тебе ничего плохого.
        И тогда я поняла, что она тоже безумная.


        Я вначале решила, что это только желтоволосый сошёл с ума: хотел убить ребёнка, похитил меня. Я думала, что другие недомеченные его накажут, свяжут и всё такое. Потому что как можно, чтобы безумные ходили свободно и делали, что захочется?
        Когда я увидела, что ему ничего не сделали, я удивилась. А потом уже совсем поняла. Меня похитили, обещают убить, а эта женщина обещает, что со мной не сделают ничего плохого. Она велит мне не бояться!


        Сначала я хотела сказать ей, что она говорит глупости! Что я должна бояться, и она должна бояться, если такое происходит! А потом поняла, что не надо ничего говорить. Безумным же не объяснишь, что они безумны! Я читала, что они не понимают. Потом, может быть, но вот так ничего не объяснить.
        Поэтому я промолчала.


        С той стороны, куда ушёл желтолицый, появились ещё люди в серебристой одежде и без капюшонов. Кожа у них была разная, и волосы. То есть там были люди с чёрной кожей, как у нас, и светлее, и совсем бледные, как тот желтоволосый. И волосы у них были разных цветов.
        Они подошли ближе, стали смотреть на меня и что-то говорить друг другу. Я услышала, как они произносят моё имя.
        Но я не удивлялась, что они его знают! К нам же приходила безродная с фальшивыми татуировками и искала меня. И если безродные знакомы, то и моё имя могут знать.


        Та первая женщина что-то сказала подошедшим  - таким же резким тоном, каким приказывала жукокрылу  - и они отошли. Но тоже не ушли совсем.


        Потом к нам приблизилось синеволосая женщина с ореховой кожей и передала первой женщине какую-то тёмно-серую пластинку.
        Первая что-то сделала, и на пластинке появилось моё лицо. Но не как в зеркале, а как будто нарисовано грифелем. И при этом с объёмом как бы вглубь. Волосы у меня теперь другие, а там, в пластине, я была заплетена, как меня дома мама заплетала.


        Женщина спросила:
        - Ты знаешь, почему твоё лицо и имя у…
        Последним она произнесла непонятное слово. И умолкла, будто бы задумалась.
        - Почему тебя запомнили… Почему тебя знают неживые люди… не люди, а…
        И опять замолчала.


        Я быстро поняла, о чём она. Тот случай с Белой Горой, когда она в обмен на историю обо мне вознесла Маху из Торговой Семьи. Я прочитала об этом в Журнале Странностей  - меня приглашали старейшины, чтобы я знала об этом. Видимо, недомеченные как-то узнали, что Белой Горе это оказалось интересно.
        Но я не стала объяснять, что в этом нет ничего удивительного. Белой Горе понравилась история про меня, потому они со Стеной сёстры, у них даже шкуры чистятся одинаково. Наверное, мне надо сходить туда  - вдруг меня тоже вознесут!
        Только зачем рассказывать про это недомеченным? Они меня похитили и угрожали. И они навредили Алане и той девочке, и напали на учительницу Ниплис. Они сумасшедшие.


        А та женщина с вопросами продолжала подбирать слова.
        - Ты знаешь, почему твоё имя и лицо интересует других, которые не люди? Которые как предметы, но живые?
        - Ничего я не знаю,  - сказала я и, не выдержав, посмотрела ей прямо в глаза.
        Вдруг бы она поняла, что происходит? Что всё неправильно?


        Но она отвернулась и что-то сказала синеволосой. Та подала ей толстую палочку. Женщина взяла меня за руку, поднесла палочку одним концом к коже на запястье, прислонила, и палочка меня ужалила! Я вскрикнула, даже хотела отдёрнуть руку, но стерпела. А женщина продолжала улыбаться. Подняла передо мной ту серую пластинку, где было моё лицо, и мне в глаза вспыхнуло чем-то ярким.


        - Сейчас я отпущу тебя,  - сказала женщина.  - Хочешь пойти в ближайшее место, где есть люди? Или хочешь вернуться туда, откуда тебя забрали?
        - Я хочу вернуться,  - ответила я, стараясь сдержаться и не показать, как я рада, что меня отпускают.
        - Не боишься, что будет высоко?
        - Нет.
        - Ты очень смелая!  - похвалила меня женщина и потянулась ко мне.


        Я отпрянула  - испугалась, что она опять будет меня жалить! Те другие недомеченные, которые смотрели на меня, а потом отошли, засмеялись. Как будто были в театре, а я на сцене, и это всё представление.


        Женщина встала и вернулась в тряпичный домик. Не успела я испугаться, что она передумает, как она снова вышла. В руках у неё были две шапки с лицевыми щитками. Такие были на рисунках, которые доставили из Высокого Брода и Звёздных Окон.
        - Надень,  - она протянула мне одну шапку,  - наверху холодно. Будет больно глазам.
        Я послушалась  - и даже смогла разобраться с застёжками.
        Вторую шапку женщина надела на себя.


        Потом к женщине подошёл жукокрыл  - не тот, что был с желтоволосым, другой, у него бока были белые. Женщина залезла в него и протянула мне руку. Я увидела что-то вроде ступенек  - и встала перед ней. И тут нас как будто что-то обхватило.
        Оказывается, у жукокрыла были ещё лапы, которыми он мог удерживать человека, которого нёс.


        Мы взлетели  - и теперь я смогла нормально рассмотреть мир сверху.
        Горы были точно Юольские, мы их давно проходили, ещё дома, и я помнила, как их показывали на уроках. Снова было видно Горькое море.
        Я примерно представила на карте то место, где мы были.


        Опустились мы на берегу Большой Муэры, напротив понтонного моста, недалеко от стеклодувных мастерских.
        Едва жукокрыл убрал лапы, я спрыгнула и отбежала. Сняла шапку со щитком и протянула женщине.
        - Прости, что случилось такое плохое,  - сказала она.  - У Кристиана погибла сестра. Он очень переживает. Ему плохо. Он не может понимать, что делает!


        Мне хотелось сказать ей, что она безумна, как и тот желтоволосый. Наверное, она его имела в виду, когда говорила о Кристиане. У него погибла сестра? Всё равно! Как можно не понимать, что ты делаешь? И вообще, нет никакой связи между смертью сестры или ещё кого  - и угрозами убить другого человека, особенно ребёнка. Это как будто оправдание, а убийство невозможно оправдать!
        Ещё я вспомнила, о чём говорил Ганн, когда в тот день мы шли к театру: что если бы недомеченные просто пришли, честно, открыто, им бы всё рассказали и всё объяснили. Раньше я тоже так думала. А теперь даже смотреть на них не хотелось!


        Я бы ей всё-всё объяснила, но после Ганна я подумала о Емъеке, и мне стало плевать на эту сумасшедшую. Я бросила на землю шапку и побежала обратно. Мне надо было поскорее успокоить Емъека  - он же переживает!
        Ещё я должна была отметить на карте, где они расположились, пока не забыла. И рассказать обо всём, что со мной случилось. О том, что все недомеченные  - сумасшедшие.


        Записано со слов Инкрис Даат 17-го руйда 1016 года от Ведения Хроник в деревне Речная Борода.



        Дерево/память/имя

        Пока Вайли дёргала траву и складывала её в мешок вместе с палой листвой, веточками и почерневшими скорлупками орехов, бабушка устанавливала поминальню  - старый металлический котелок с дырявым дном и высокими закопчёнными стенками. Следовало подпереть поминальню камешками, чтобы она не качалась, и Ру осторожно встала на колени, предварительно подстелив захваченный из дома тряпичный коврик.
        - Бабуля, давай я!  - вскинулась Вайли, однако Ру нахмурилась и покачала головой.
        Вздохнув, Вайли вернулась к уборке. Спорить было бессмысленно: бабуля точно знала, что сможет сама, а что уже нет. Впрочем, список «уже нет» понемногу, но расширялся.


        Старейшина сильно сдала за последнее время, особенно после истории с Аланой. И это было не столько физическая немощь, сколько груз раздумий.
        Все это видели, поэтому никто не удивился, когда Ру официально передала Птеше Вламд все обязанности, связанные с татуированием: от нанесения меток до проверки гостей деревни. Такое случалось редко  - чтоб татуировками занималась не старейшина, а приглашённая мастресс. Но Птеша своими способностями уже покорила Ру Онгу, чего говорить об остальных участницах совета!
        Вайли до сих пор не могла однозначно решить, хорошо это или плохо. Конечно, Птеша неимоверно крута, да и бабуле будет легче. Знаменитый сундучок для письменных принадлежностей остался при ней, и теперь Ру доставала его просто так, чтобы полюбоваться. И погрустить  - это Вайли тоже понимала.
        Однажды она не выдержала и извинилась перед бабушкой за свою каллиграфическую бездарность. Старейшина погладила юницу по пышным волосам, поцеловала в лоб и ничего не сказала.


        А первого даура, в настоящее начало весны и первый День Поминовения Усопших, опять взяла с собой только внучку.
        Раньше Вайли не задумывалась об этом, но в год своего шестнадцатилетия впервые забеспокоилась  - что же произошло между мамой и бабушкой, если они никогда не поминают вместе? Мама ходила позднее, вместе с подругами, а бабушка неизменно брала с собой Вайли. Ей трёх лет не было, и она ещё не выговаривала звук «р», когда впервые пришла в Лес Памяти.
        «Надо дождаться подходящей возможности  - и спросить»,  - решила она. Понять бы, какая возможность годится!


        Бабушка молчала, и Вайли не знала, с чего начать.
        Как и в предыдущие годы, она прибирала землю вокруг дерева  - на расстоянии в пять шагов, как наставляла Ру. Поначалу, вспоминала Вайли, они делали это вместе. Бабушка учила: «Убирай лист, убирай палочку, убирай скорлупу швумры, выдирай травку, а пёрышки не трогай. Они для леса».
        Разноцветными попугаичьими перьями было усыпано всё вокруг. Попугаи гнездились в Лесу Памяти, потому что здесь были орехи швумры. И лишь крепкие попугаичьи клювы могли разгрызть скорлупу.


        За лето серые плети оплетали едва ли не каждый ствол. Поднявшись к небу, швумра во все стороны раскидывала побеги, ловила листьями лучи солнца и цвела.
        Орехи созревали перед сезоном дождей, в самое сухостойное время. А серая лента отмирала, её срывало ветром или позже смывало. Орехи падали вниз. А чтобы прорасти, им нужно было закалиться. Но пожаров давно не было: огню просто не позволяли разойтись. Швумра осталась только в Лесах Памяти.


        «Может, заговорить о Емъеке?»  - размышляла Вайли, крутя в пальцах алое пёрышко с чёрно-белым кончиком.
        Год назад Емъека провожали именно в эти дни. Он помянул свою бабушку, которая была ему ближе мамы, и ушёл. Все думали, что он пропадёт надолго  - изредка им будут передавать письма с берегов далёкого Закатного моря. Может, он исчезнет навсегда… А он свернул в Речную Бороду, да ещё подрядился охранять Инкрис!
        Емъека, как это бывает с первыми детьми, воспитывала бабушка  - Вайли, напротив, была младшим ребёнком младшего ребёнка и росла в семейном доме вместе с кузенами. Но Ру часто приглашала её к себе, а лет в десять Вайли и вовсе к ней переехала.
        Вроде бы ничего особенного, но теперь Вайли начала видеть в этом какую-то тайну. Наверное, потому что вокруг стало много всего неразгаданного.


        Например, тайна вокруг Инкрис. К странному интересу безродных прибавилась история с Белой Горой. Почему-то она отреагировала именно на Инкрис. Или всё дело в Великой Стене? Но Гора не обязательно вознаграждала за рассказы о Стене, Вайли специально проверила  - даже парень, который построил башню, как у Инкрис (точнее, Инкрис построила башню, как у него), не вознёсся, а тут…


        Ещё можно заговорить об Алане, но этой темы Вайли избегала сама. С Аланой все было до того сложно и печально, что сердце холодело, стоило подумать о ней.
        Она перестала общаться со всеми подругами и друзьями  - запретила навещать её и не отвечала, когда Вайли с ней здоровалась.
        Сама ушла из школы и теперь занималась дома, хотя её приглашали, а учитель Тан лично наведывался к ней в гости, звал, уговаривал.
        Месяца не прошло с её вылазки в Мёртвые Ямы, как она начала искать, где можно подработать. Правше без правой руки непросто, но на здоровье она не жаловалась. Её взяла бабушка Инкрис  - качать педаль прядильного станка. Занятие несложное, но монотонное и требующее молодых суставов. Плата была скромной, если сравнить со штрафом в сто полных дней отработки, который Алана обещала выплатить. Хотя никто и не пытался поднять разговор о штрафе! Ру Онга, которая всё ещё возглавляла совет деревни, откровенно сказала Алане: «Ты уже выплатила все свои штрафы»,  - и взглядом указала на культю… Но это никак не повлияло на решимость юницы.


        И она больше не была Аланой. Она упросила Ру, чтобы та, описывая случившееся в Мёртвых Ямах, поставила другое имя. Без фамилии. Она отказалась и от фамилии Шаддат. Стала просто Ёрикой.
        Вайли узнала об этом на днях  - бабушка специально поделилась. Дескать, «как будешь писать Инкрис, сообщи». А как о таком сообщать?! Как будто мало потери руки, так ещё имени надо лишиться!


        - Ты не туда смотришь,  - сказала вдруг бабушка.  - Налево, вон тот эбеновый лавр, с обломанной веткой. Там она.
        Там было дерево мамы Аланы  - Ру по-своему истолковала блуждающий взгляд внучки.
        Вайли не стала спорить, напротив, решила воспользоваться случаем.


        - Интересно, она придёт?  - как бы в пространство спросила она, подразумевая Алану-Ёрику.
        - Может, и не придёт,  - отозвалась старейшина со вздохом.
        - Конечно, если у неё другое имя, если она не считает себя…
        - Я тебе не сказала тогда,  - перебила Ру.  - Имя, которое она теперь носит  - это её первое имя.
        Вайли не пришлось притворяться удивлённой!


        - Нехорошая это история,  - вздохнула Ру, поднимаясь с колен.
        Развернула коврик, чтобы хватило обеим, села поудобнее и немного помолчала, прежде чем вновь заговорить.
        Куски этой истории уже доходили до Вайли, подчас в искажённом виде. Полную версию она слышала впервые.
        - Ты, наверное, не помнишь её мать. Она не часто выходила. Лавия Шаддат с детства была слабой, и доктор не советовал ей браться за деторождение  - не её это было. Была бы моя воля, я бы вообще запретила таким, как Лавия, рожать и тем более воспитывать! Да кто ж меня послушает… Можно им. И Лавия очень хотела, так бывает. Два раза пыталась. На третий получилось. Беременность была трудная, и когда родилась девочка, никто не рассчитывал, что малышка проживёт дольше месяца…
        - Она болела?  - участливо поинтересовалась Вайли, которой порядком надоело выслушивать, каким крепеньким младенцем была она сама.
        - Не то чтобы болела… Плохо ела. Плакала круглые сутки. Почти не спала. За ней бабка ухаживала, молоко было у соседки, а Лавия как родила, так всё время лежала, кормить не могла  - её саму с ложечки кормили. Ты ещё не родилась, и я их навещала каждый день, заглядывала, вдруг что надо. И вот как-то прихожу, а Лавия не спит, смотрит на меня своими огромными глазами  - у неё только глаза на лице и остались… И говорит, что к ней приходила Алана Шаддат и обещала позаботиться о малышке. При условии, что девочку назовут в её честь. Я решила  - бредит, мало ли какой сон в больную голову вползёт… Но она с тех пор ни о чём другом не говорила. Каждому зашедшему! И как встала на ноги, так пришла ко мне и потребовала дописать в хрониках, что у девочки меняется имя.
        - Ведь помогло же!  - не удержалась Вайли.
        Ру пожала плечами и сказала назидательным тоном:
        - После того не значит, что вследствие того. В больной голове ум не заведётся! Мёртвые не приходят к живым. Они растворяются в земле и прорастают к небу деревьями. Остаются живые, всё делают живые.
        - Но помогло же…  - упрямо прошептала Вайли.
        - Потому что из Сухих Ветряков пришла кормилица с жирным молоком в грудях,  - вздохнув, начала перечислять Ру,  - потому что бабка умела выхаживать детей. Потому что пришёл доктор поопытнее и занимался только девочкой. Всё, чего Лавия добилась, это дурной славы и глупых басен, которые повторяют до сих пор.


        Такую тему не следовало поднимать, и Вайли задала вопрос, ответ на который давно знала:
        - А где дерево той первой Аланы Шаддат?
        - Ты у меня уже спрашивала,  - устало улыбнулась Ру.  - Не знаю. Никто сейчас не знает. Я не застала тех, кто её поминал. А поминают только тех, кого помнишь,  - и она повязала вокруг бурого ствола жёлто-сине-белую плетёную ленту, обозначая конец разговора.


        Затем старейшина положила в поминальню несколько орешков швумры, а сверху  - пучок чайных трав, засыпала сухими лепестками цветов и бумажными узорчатыми звёздочками, которые всегда вырезала для неё внучка. Чиркнула кремнем  - и над котелком поднялся дымок, а потом заплясали языки пламени.
        Вайли закрыла глаза и постаралась вспомнить дядю Дармина, второго сына Ру. К его дереву они приходили в первую очередь  - потому что оно было ближе.


        Дармин неудачно упал на строительстве дома и сильно поранил живот. Долго болел. Но воспоминания Вайли были связаны с тем, как он возвращался с охоты  - и обязательно что-нибудь приносил ей: то блестящего жука, то красивый камешек, то необычное перо. А она бросалась к книгам, чтоб идентифицировать находку. И никогда не ошибалась!
        Правда, лицо представить не получилось  - лишь большие растатуированные руки и кожаные ремешки с ножнами на икрах, голос и смех, и ещё аромат травяной отбивки, которой охотники мазались, чтобы замаскироваться.


        - Ну, прощай, Дармин,  - Ру помешала палочкой в поминальне, чтобы всё прогорело.  - Не скоро я с тобой листвой зашумлю.
        Вайли отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Конечно, фраза была ритуальная, бабушка всегда так говорила  - но ведь могла и иначе сказать!


        Два орешка бабушка оставила у ствола и присыпала землёй. Оставшиеся Вайли зарыла под соседними деревьями. Орехи накалились, и она держала их в тряпице. Но всё равно пальцам было горячо.
        - Теперь к Мдегу,  - Ру попыталась подняться, и Вайли ловко подхватила её, помогла встать, подала палку.
        К палке для ходьбы Ру ещё не привыкла  - и сердито пробормотала что-то. Но уже не спорила.


        К Мдегу, с которым Ру дружила много лет и который был отцом её старшего сына Услана, идти было далеко. Хватит, чтобы расспросить бабушку об их семейной тайне! Но не напрямик. Надо начать издалека.


        - Вот все говорят, что мёртвые ничего не могут,  - начала Вайли, стараясь идти как можно медленнее, чтобы не обгонять Ру,  - это правда. Когда человек умирает, его закапывают, сажают росток, потом мы приходим к дереву вспомнить о человеке  - и всё. Но могут же быть какие-то другие причины, о которых пока неизвестно! На свете столько всего необъяснимого, что пока изучают! Даже самые умные учёные не всё знают! Мир может быть совсем другой!
        Под конец она почти кричала и размахивала руками  - пожалуй, не лучшее поведение в Лесу Памяти. Ру ничего ей не сказала: дождалась, пока Вайли притихнет.


        Шёл первый Поминальный День, раннее утро, и пока что они были единственные  - большинство навещает покойных позднее и приходит ближе к вечеру. Ещё никто не убирался, и под ногами шуршала листва, уже просохшая после сезона дождей. Сквозь неё проглядывали травинки. Стволы пустовали в ожидании лент и бус. И только яркие попугаичьи пёрышки украшали землю.


        Дармин умер через шесть лет после Мдега, но закопали их далеко друг от друга. Лес Памяти обновлялся постепенно: совсем старые деревья шли под выкорчёвку, и освободившиеся места не простаивали без дела. Красный кленовник Дармина рос как раз на таком участке, а Мдега подхоронили с края.
        Его Вайли помнила совсем смутно: представляла лишь длинную жидкую бороду, белую, как хлопок. Маленькая Вайли никогда раньше не видела, чтоб у людей волосы росли на лице! И ей до того захотелось подержаться за бороду, что она не утерпела  - и попросила об этом. Старик благодушно разрешил… А через месяц умер. И стал первым, кого она начала навещать.


        - Я понимаю, о чём ты,  - наконец, сказала Ру, на каждом шагу опираясь на палку.  - Безродные. Жукокрылы. Мячелёты. О них нет ни слова в хрониках.
        - И первая запись в Журнале Инкрис,  - шёпотом добавила Вайли.  - Получается, они прилетели со звёзд…
        - Какая разница, откуда они прибыли,  - сурово перебила старейшина,  - со звёзд ли, из-за Стены, с другого края мира  - всё равно. Они теперь здесь. Откуда бы они ни были.
        - Но это же важно,  - неуверенно возразила юница,  - или нет? Они ведь опасные, да? И Холрен с Гийей правильно придумали с караульными башнями…
        - Холрен с Гийей  - молодые опекуны,  - усмехнулась Ру.  - Мужчины-опекуны всегда хотят сделать больше, чем могут. Хорошо, что они сейчас караулят  - хоть Касси от них отдохнёт!


        Ру сама нуждалась в отдыхе. Она остановилась, и Вайли тут же постелила коврик. Бабушка посмотрела на него угрюмо, но присела и оперлась спиной о чей-то ствол.
        - Если тебе тяжело об этом говорить, лучше не надо,  - смущённо пробормотала Вайли, присаживаясь рядом.
        - А думать не тяжело?  - пожаловалась Ру.  - Хочется уйти, зная, что всё у вас хорошо. А какое тут хорошо… Опасные, ты говоришь? Всё может стать опасным, если не уметь с этим обращаться. Ты мне лучше скажи: если странник придёт в деревню и солжёт о себе, что это значит?
        Вайли задумалась, чуя подвох.
        - Если он соврёт, значит, он сделал что-то плохое. В другой деревне или вообще. И не рассказывает об этом, потому что боится наказания.
        - Хорошо. А ещё?
        Юница нахмурилась.
        - Не знаю!  - сдалась она.
        - Значит, он считает себя умнее тех, к кому пришёл,  - назидательно объяснила старейшина,  - но правда о нём, рано или поздно, откроется. И что тогда станет с этим странником? Потом?
        - Никто не будет ему доверять,  - уверенно ответила Вайли.


        Ру опять помолчала, то ли подбирая слова, то ли просто отдыхая. Внучка не торопила её  - просто сидела рядом, слушая нестройный попугаичий хор и наслаждаясь весенним теплом, которое, не успеешь моргнуть, сменится густой летней жарой.


        - Они лгут, притворяются, выведывают,  - сказала старейшина,  - потому что хотят, чтоб у них было преимущество перед нами. В этом сила вранья. Но сила эта временная. За неё платят доверием. Теряют его  - навсегда. Даже если человек докажет, что ему можно доверять, это новое доверие никогда не будет таким, как изначальное. Поэтому говорить правду и поступать правильно выгодно, даже если прямо сейчас всё выглядит иначе… Я не знаю, откуда взялись безродные. Возможно, и не узнаю. Но я представляю, какие они. Они не понимают простых правил, на которых стоит мир. Этим правилам учат маленьких детей. А взрослых учить поздно.
        - Как Лишних?  - шёпотом спросила Вайли.
        Внезапно в лесу стало очень тихо, замолчали попугаи, улёгся весенний ветерок, и казалось, деревья прислушиваются к словам Ру.


        - Не может весь народ быть Лишним,  - ответила старейшина, нахмурив брови.  - Лишние потому там называются, что им нет места среди остальных людей. И потому что остальные люди не хотят принимать их. Вам в школе рассказывали, как с ними поступают? Если Лишний убил кого-то или изнасиловал, то после того, как его поймают, его поят лекарством, от которого он становится слабым. И ждут. Если безумие, которым им владело, проходит, то он осознаёт, что наделал. И начинает просить тех, кто его кормит. Когда он просит в третий раз, ему оставляют сильный яд со снотворным.
        Ру помолчала, подняла с земли жёлтое пёрышко, повертела в пальцах, отбросила. Пёрышко спланировала на землю у её ног.
        - А если безумие постоянное, за ним ухаживают, сколько надо. Бывает, что десятки лет,  - закончила она.
        - Они пока никого не убили,  - напомнила Вайли,  - только Алану, то есть Ёрику спасли…
        - Спасли её!  - фыркнула Ру.  - А потом отняли руку. Но я бы не стала полностью доверять её описанию. Что там было, как там было… Она уже врала. Могла соврать опять.


        Вайли промолчала. Она не могла даже мысленно назвать Алану-Ёрику «солгавшей» и «той, кому больше нельзя доверять». Страшно было применить известное правило к юнице, с которой она училась в одном круге и просиживала вечерами в книжном дворе. Получалось, что Алана-Ёрика тоже в чём-то Лишняя!


        - Самый последний Лишний, если он не совсем безумец, знает, как правильно,  - продолжила Ру, и её голос стал тише, словно она вела сама с собой привычный разговор.  - А если никто не знает? Или правила другие  - что можно лгать, что нельзя доверять, что не нужно придерживаться обязательств? Как объяснить человеку, который всю жизнь провёл с такой правдой, что можно иначе, что все здесь устроено иначе? Как вам ужиться с ними?..
        Её голос затих, и сама она поникла, как старое дерево, к которому уже давно никто не приходит.


        Тогда Вайли присела перед ней на корточки, взяла её маленькие морщинистые ладони в свои, теперь уже равные по размеру, и сказала проникновенно  - как в детстве, когда она пересказывала законы мироздания, вычитанные из книг:
        - Бабулечка! Ты же не можешь всё сама решить для всех! Так не бывает! Ты решишь свой кусочек. Кто-то решит свой. И так получится общее решение! Всегда же получалось!
        Ру улыбнулась ей  - и стала собой прежней, как будто не было трудных вопросов без ответа и вселенских загадок.
        - Вот поэтому я и хожу с тобой! С тобой интересно, не то что с мамой твоей! Она всё о кузне своей да о железках  - толком и не поговоришь. Ну, пошли, Мдег нас уже заждался.


        Сверху привычно орали попугаи  - они дрались за последние орехи и роняли вниз разноцветные пёрышки. Которые кружили в воздухе, как лепестки цветов, и разноцветной мозаикой покрывали землю между стволами деревьев в Лесу Памяти.
        Как в детстве, Вайли старалась не наступать на попугаичьи перья. Просто так. На всякий случай.



        Луна, которую ловила девушка

        Я проснулась с самым приятным чувством, какое может быть. Потому что накануне наелась и напилась вкусного, а потом как следует налюбилась. Но это не весь рецепт. Ещё я оказалась права  - после многолетних поисков и поражений.
        Ощущение собственной правоты превращало похмелье в просветление, как его описывают поклонники галлюциногенных лягушек. Говоря технически, я насытилась всеми своими «Я», и было до одури приятно перелистываться, всюду находя блаженство и удовлетворение. Каждый кусочек моего тела как будто парил над землёй. И откуда-то снизу, от паха, расплывалась сладкая усталость…


        Спящий рядом со мной мужчина всхрапнул и перевернулся на живот, опустив раскинутые руки. Атмосфера стала ещё совершеннее, хотя казалось, что это невозможно.
        Я была заранее ко всем добрая, поэтому мысленно постыдила себя за снобизм: «У тебя тоже из-под мышек несёт, но своё не воняет. Нормально, что он вспотел. Он ночью отлично потрудился!»


        Сквозь ресницы пробивался свет  - солнце уже давно встало. Я не собиралась дрыхнуть до вечера, поэтому открыла глаза.
        Вопреки ожиданиям, комната не кружилась. Не обманула Уна: от расхваленного ею ликёра меня и впрямь не тошнило. Голова не болела  - в ней была лишь приятная лёгкость.
        - Не спишь?  - услышала я заговорщицкий шёпот Уны.
        Мы спали вчетвером на толстом ватном одеяле, постелив его прямо на полу посреди большой комнаты. Парни с краёв, девушки посередине.
        - Нет, кажется,  - ответила и зевнула.
        - Отлично мы вчера отметили,  - Уна зевнула в ответ, расплылась в довольной улыбке и потянулась.  - Я же говорила: всё будет хорошо!


        Она сказала это в тот день, когда я приехала. Твердила это всякий раз, как мы устраивались на крыше её дома для наблюдения за небом. Повторяла, когда мы укладывались спать. Это были первые слова, которые я слышала, просыпаясь.
        И когда в ночь после пятого дня месяца даура угловатая тень Призрачной Луны заползла на лунный диск, Уна обняла меня и прошептала: «А ты сомневалась!»


        Призрачная Луна взошла. Всего через три года после своего появления. Так рано на дежурство отправляли новобранцев да проштрафившихся учеников. Дежурил ли мастер Цомбер? Я до последнего не призналась ему, чему были посвящены мои исследования, просто попросила следить «в первые дни даура». Доверял он мне  - или уже махнул рукой, записав в слабоумные?.. Теперь-то Звёздные Окна гудят, и те, кто проспал или переложил наблюдения на младших, с досады рвут волосы на голове.
        Призрачная Луна взошла. Потому что кислотность воды Горького моря достигла максимального уровня, потому что в Мёртвых Ямах появилась белая слизь  - лишайник Ларуши, и потому что у моей тётки в Дождевых Дырах был большой урожай тыкв.


        По большому счёту из-за тыкв я и молчала. Все знали, что Призрачная Луна предсказывает урожай  - но никак не наоборот! А мне, с моими предками-агрономами, тем более было неприлично говорить об этом. Засмеют!
        Теперь же им придётся выслушивать о крестьянских хрониках, которые наша семья вела более шестисот лет. Мой метод вырос на презренных грязных грядках. Как говорила бабушка: «Не обязательно смотреть в небо, чтобы стать умнее». Раньше я обижалась на эти слова, а теперь готовилась повторять их до конца жизни.


        Но я бы никогда не зашла так далеко, если бы не Унаринь! Моя почти тёзка и названная сестра, которую я знала почти двадцать лет. Старшая сестра, которая все эти годы подбадривала меня, вдохновляла и делилась идеями. Мы не видели друг друга  - но всегда были вместе. Спасибо привилегированному положению Звездочётной Семьи, иначе мы бы точно разорились на письмах! Поэтому я и поехала к ней. И вот, после долгих поисков и терпеливого просеивания записей об урожае и климате, мы вместе отмечали победу. Нашу победу.


        В который раз, подумав об этом, я испытала что-то вроде оргазма. Призрачная Луна взошла  - я была права!
        - Я была права,  - негромко повторила я.
        - Ты была права,  - вторила мне Уна,  - и теперь тебя сделают гранд-мастресс!
        - Не всё так быстро,  - усмехнулась я.  - Сначала мне позволят подать на степень. И всё равно будут ещё лет сто проверять, работает мой метод или случайно совпало.
        - «Случайно совпало»,  - передразнила Уна.  - Наслушалась завистливых кретинок  - и теперь повторяешь за ними?
        - Ты понимаешь, о чём я,  - отмахнулась я.  - Не удивлюсь, если ты станешь грандой раньше меня!
        Уна захихикала, лёжа на спине и болтая в воздухе ногами.


        Вдруг она замерла  - и её ноги на миг застыли перпендикулярно полу.
        - Так вот в чём дело!  - зашептала она с заговорщицким видом.  - Значит, считаемся? Кто больше, быстрее и чаще?
        - Я не считала,  - ответила я, улыбаясь,  - сбилась после пятого раза  - и бросила. Не до того было.
        - Я слышала,  - кивнула она, глядя в потолок.  - Но как ты могла заранее знать? Ты же видела его первый раз…
        - В третий,  - поправила я,  - и он помог мне докатить чемодан. Так что даже в четвёртый…
        - Ты познакомилась с ним, когда приехала  - получается, что в первый,  - отрезала она, перекатившись на живот,  - а я его знаю уже пять лет! И я бы ему не доверила, не знаю, воду носить. Кто бы мне сказал, что Фуфыр так хорош в постели!


        Мужчина рядом со мной еле заметно шевельнулся. Его дыхание сбилось. Не в первый раз.
        Не знаю, рассчитывала Уна, что он уже не спит, или же была уверена в противоположном. Или ей было всё равно  - она вела себя довольно бесцеремонно, во всяком случае, с молодым смотрителем. С его старшим братом была посдержаннее. Он нравился Уне, это было понятно. Она ему тоже. Так что к ночи у нас всё сложилось само собой.
        Мне-то открытый и простоватый младший брат сразу пришёлся по сердцу  - полная противоположность заносчивым парням из Звёздных Окон.


        - Дни Поминовения Усопших прошли,  - сказала я вдруг.
        - А какое сегодня? Седьмое?  - Уна приподнялась на локтях.  - Я не хожу пока. Не к кому! К мастеру Юльбао буду ходить. Если он всех нас не переживёт…
        - Да нет, это я так,  - попыталась объяснить я.  - И мы не ходим. В эти дни следим за Призрачной, днём отсыпаемся… Старики ходят, у кого зрение уже не то. Я вот подумала, что если мой метод подтвердится, у нас опять начнут ходить.
        - Когда твой метод подтвердится,  - поправила меня названная сестра.


        Из её голоса пропала всякая дурашливость:
        - Яра, они захотят сожрать тебя. Твой метод сделает бесполезной половину Звездочётной Семьи, если не две трети. Они будут спорить, и орать, и называть тебя интересными словами…
        - Думаешь, я этого не понимаю?  - я села, обхватив колени.  - Поэтому и говорю, что ты можешь опередить меня и стать гранд-мастресс. Допишешь «Громовый Словарь», потом соберёшь отзывы, исправишь, если будет что исправлять… Земледельцы любят предсказателей погоды! А я буду драться до самой смерти. И слушать про совпадения, и что мне повезло, и что я сбрендила. Все же знают, что никто не способен предсказать появление Призрачной Луны…


        Я умолкла, а Уна не стала спорить. Да и какой смысл  - приехав, я была готова к поражению, а с победой всё легче. Но учёные дрязги начнутся, когда я вернусь. А сейчас у меня каникулы  - отдых после долгого пути, передышка перед новыми сражениями.


        Было тихо, если не считать пения птиц в лесу, криков обезьян и шума ветра, колышущего ветви деревьев,  - смутно, смазано, вдали. Между нами и лесом были надёжные стены гостевого домика у Белой Горы.
        Мы устроились здесь, потому что в Дни Поминовения никто сюда не ходит  - паломники проводят это время в ближайшем Лесу Памяти. А нам хотелось уединения.
        «Уна была готова к любому раскладу,  - вдруг поняла я.  - Утешать или праздновать  - какая разница? Всё равно нужны парни, выпивка, вкусная еда…» Я хотела поблагодарить сестрёнку. Не успела.


        Раздалось громкое рычание; вскоре оно сменилось жалобным визгом, который оборвался на высокой ноте. Мы с Уной переглянулись и напряглись  - и в следующее мгновение через нас перемахнул старший брат. Он оседлал Фуфыра, не давая ему подняться, коленями стиснул ему локти, фиксируя руки, а ладонью заткнул рот.
        Другую ладонь он сжал в кулак и поднёс к своему рту. Неосознанно я кивнула. Уна молчала  - тоже успела успокоиться. Чуть позже перестал вырываться Фуфыр.
        Тогда Эйб  - я вспомнила имя старшего брата  - слез с него. Прихрамывая, подошёл к окну, держась так, чтоб его не засекли снаружи, осмотрелся  - и так же крадучись вернулся.
        - Жукокрылы с недомеченными. Я насчитал пятерых, но может быть больше,  - тихо сказал он и посмотрел в глаза Фуфыру.  - Твой Лео, судя по всему, мёртв.
        Фуфыр кивнул. Он больше не выглядел простоватым, и в первый раз стало заметно, что эти двое  - полнокровные братья.


        - Все вместе мы не сбежим,  - заключил Эйб после короткого размышления.  - План такой: один уходит, с шумом, отвлекая на себя, а трое прячутся на чердаке.
        Я открыла рот поинтересоваться: почему он распоряжается? «Самый умный, что ли?» Но разглядела у него на плечах и спине метки охотника. Разные. Вплоть до косички, что значило «руководил отрядом».
        Уна что-то такое упоминала про его отважную молодость. «Судя по количеству шрамов, молодость и впрямь была насыщенная!»


        - Я отвлеку,  - вызвался Фуфыр.
        - Хорошо,  - кивнул бывший охотник.
        Похоже, он на это и рассчитывал, и без паузы принялся инструктировать брата:
        - Иди к Ргове, потом  - куда она пошлёт. Сюда не возвращайся, понял? Ты  - смотритель, твоя смена начнётся сегодня в полдень. Попроси себе замену и оставайся с Рговой как следопыт. Ты лучше всех знаешь эти места.
        - Это да,  - Фуфыр усмехнулся как оскалился.
        - Обязательно сообщи, что со мной мастресс Унаринь и мастресс Яринь из Звездочётной Семьи,  - сказал Эйб вместо прощания.


        Фуфыр исчез за дверью, ведущей на хозяйственную половину дома. А нас ждал чердак.
        - Ты первая,  - Эйб кивнул Уне, и та метнулась к лестнице, которую я поначалу не заметила: её прикрывал широкий гобелен, изображающий Белую Гору на фоне синего неба с летящими розовыми цаплями.
        Уна не стала снимать гобелен, лишь откинула край. Я последовала за ней  - и приготовилась к пыльному замусоренному чердаку. Но там было чистенько, никаких завалов и бардака, как в доме самой Уны. На полу лежали свежие циновки, а у стен громоздились стопки матрасов с подушками.
        Длинное низкое окно-щель, выходящее прямо к Белой Горе, пряталось за натянутыми полосками тёмной ткани  - защита от обезьян и птиц. Но если лечь вплотную к окну, как это сделала Уна, то получалось увидеть всё, что снаружи.


        Но нам пока было не до наблюдений. Едва мы устроились  - я слева от Уны, Эйб справа  - как внизу с грохотом распахнулась входная дверь.
        Обычно дверной проём занавешивали сеткой от насекомых. Но мы с вечера закрыли дверь, чтобы нас не застали врасплох, да ещё заперлись на засов. Я точно помнила, как Уна подмигивала, задвигая его…
        Кто бы ни открыл дверь, он обладал достаточной силой, чтобы сорвать засов с одного рывка. «Жукокрыл»,  - подумала я и посмотрела на Уну. Уверена, она подумала о том же.
        Но в дом зашли люди  - судя по шагам, обычного веса. Голоса были молодые. Мужские и, кажется, один женский. Я не могла разобрать слова. Какое-то время напрягала слух, пока не догадалась: язык-то чужой! Не стоит и пытаться.


        Недомеченные ходили внизу, громко переговариваясь и смеясь. Там осталась наша одежда, валялась посуда после вчерашнего пиршества. Ничего особенного  - но я впервые ощутила незнакомую злость. Не на чужаков, которые бесцеремонно вторглись в дом. В первую очередь я злилась на нас самих. Так нельзя. Это было неправильно!
        Мы не должны прятаться на чердаке, словно крысы! Не должны трястись от страха перед какими-то жукокрылами! По какому праву чужаки ведут себя как хозяева?!


        Если бы недомеченные не ушли, наверное, я бы спустились к ним  - настолько я рассвирепела! Вместе с Уной  - она выглядела так, как я себя чувствовала. А может, была даже злее: гостевой дом у Белой Горы  - её территория, она здесь убирается вместе со смотрителями, водит странников на экскурсии, изучает молнии. Каково ей терпеть незваных гостей?


        Когда в доме вновь стало тихо, Уна заметно расслабилась, морщины на её лбу исчезли, и глаза больше не горели яростью. Эйб тоже стал спокойнее. Он понимал настроение своей подруги. Вообще, если кто и владел ситуацией, так это бывший охотник.
        Он мудро поступил, отправив Фуфыра подальше: потеряв своего прекрасного леопарда, младший брат разрывался от желания отомстить. Я его понимала, потому что успела познакомиться с Лео. Он был не агрессивный и не страшный, если, конечно, знать, что его не следует бояться…


        Теперь леопард лежал на краю площадки перед гостевым домом. Его яркая пятнистая шкура притягивала взгляд. Я не могла оторваться. Искала признаки жизни? Но он неподвижно лежал на боку, вывалив в пыль розовый язык. А над ним стоял огромный чёрный жукокрыл. «Точное название»,  - подумала я. И вдруг заметила недомеченного в сплошной серебристой одежке. Он сидел на корточках перед леопардом и совершал какие-то манипуляции. У чужака не было щитка, о котором писали наблюдатели из Мёртвых Ям, и я подивилась неестественно белой коже.


        - Трижды за прошлый год я уламывал деревенский совет,  - еле слышно сказал Эйб.  - Все его отработки уходили на штрафы. И у меня сколько занял… Знал я, что этим всё кончится, так или иначе.
        - Сколько их там?  - перебила Уна.
        - Четырнадцать,  - ответил Эйб и вздохнул,  - семь тех, семь этих.
        - Фуфыр, думаешь, цел?
        - Он уже у Рговы. Тут есть тропа напрямик.
        - Хорошо, если так,  - отозвалась Уна.
        - А кто это?  - не выдержала я.
        - Старшая охотница,  - принялась объяснять Уна  - и вдруг привстала.  - К-куда?! А ну положи, скотина!


        Последние слова предназначались бледному недомеченному с волосами кирпично-рыжего цвета. Из ящика крытого стола, установленного между гостевым домом и Белой Горой, чужак достал толстенную книгу и намеревался забрать её с собой!
        - Там наблюдений за тридцать лет!  - Уна явно намеревалась вскочить, спуститься и забрать сокровище у наглеца.  - Мы ещё последнее вознесение не переписывали!


        Другой недомеченный  - с обычной кожей и чёрными коротко стриженными волосами  - остановил рыжего вора, заставил положить книгу на стол и вручил стальную пластинку. Рыжеволосый принялся переворачивать страницы. На каждом развороте он поднимал пластинку, и оттуда как будто вырывался свет. А потом человек листал дальше.
        - Это женщина,  - вдруг прошептал Эйб.  - И та, и другая. Там, у стола.
        - Ну у тебя и зрение!  - выдохнула Уна.
        - Что они делают?  - невольно вырвалось у меня.  - Что это такое и зачем?


        Другие недомеченные ходили вокруг Белой Горы, закидывали головы, чтобы разглядеть её сужающуюся вершину, трогали её шкуру и пытались влезть на неё, но безуспешно. Жукокрылы сопровождали их  - у каждого серебристого чужака был свой страж.


        Стражи держались на расстоянии, не мешая, и казалось, что они сами по себе. Но они неотступно следовали за людьми. И в этом было что-то жуткое. Так ведут себя с маленькими детьми: ни на секунду не выпускают из поля зрения. Но чтобы с взрослыми? «От чего их охраняют? От кого? От нас?»
        А главное  - до каких границ действует эта опека? Что считается допустимым для этих наглых подопечных? Возможна ли ситуация, когда их попытаются удержать или когда защита перестанет действовать?


        Один чужак встал на том же приступочке, где совсем недавно стояла я, безуспешно рассказывая Белой Горе о своих исследованиях. Я, наверное, час говорила, даже язык устал. А Уна терпеливо ждала, подсказывая, что ещё может сработать.
        Ничего у меня не вышло  - Белую Гору не заинтересовал ни поход в Юольские горы, ни исследование берегов Горького моря, ни тем более Звёздные Окна.
        Зато Белой Горе понравился чужак в серебристом костюме  - а ведь он молчал! Она его втянула, как втягивают губами ягодки с ладони. Раз  - и человек пропал.


        Что тут началось! Я не успевала смотреть по сторонам.
        Страж, охранявший втянутого, попытался войти в Белую Гору следом за своим подопечным. Безрезультатно, его отбросило, и он упал, но быстро поднялся, попробовал снова  - и снова отлетел, как от удара.
        Недомеченные побросали всё, чем занимались, и начали суетливо бегать туда-сюда. Одни хотели подойти к Белой, другие их оттаскивали, что-то крича.
        При этом стражи аккуратно оттесняли людей подальше от Белой Горы. С нашего наблюдательного поста, это было особенно заметно. Их собирали в кучу  - совсем как овчарка пасёт разбредающееся бестолковое стадо!


        Когда недомеченные сгрудились на одном пятачке  - на равном расстоянии от Белой Горы и леса  - их окружили трое стражей. Четверо жукокрырых выстроились в ряд перед людьми  - и от стражей начали выходить пучки светло-оранжевого света. Свет ударялся о шкуру Белой Горы, и на этом месте всё чернело.
        Я не могла толком разглядеть, откуда выходят эти световые пучки  - из лап или из корпуса.
        - Кажется, это у них в груди,  - пробормотала Уна, с которой мы опять думали об одном и том же.
        По её щекам катились слёзы  - кто-то посмел уродовать прекрасную Белую Гору! В паре мест шкура уже висела лохмотьями, сквозь которые проглядывали толстые стальные жилы.
        «Что будет, если такая жила порвётся?!»  - с ужасом подумала я и стиснула плечо Уны, то ли удерживая её, то ли ища утешения.


        А потом на высоте примерно в три человеческих роста из шкуры Белой Горы выросли короткие тёмно-серые шипы. Из шипов вылетели пучки света, похожие на те, что были у стражей.
        Одновременно все жукокрылы застыли, как бы смялись внутрь, из них повалил дымок, и они повалились. Включая тех троих, которые охраняли недомеченных.
        - Белая, я тебя люблю!  - зашептала Уна дрожащим от радости голосом.  - Милая моя! Молодец!
        Я поняла, что сама смеюсь  - до того приятно было видеть поражение мерзких чудовищ!
        - Вот вам за Лео!  - пробормотал Эйб.
        Я мельком взглянула на него  - он улыбался, и щёки у него были мокрые. Как и у меня.


        Гибель охранников подействовала на недомеченных: одни застыли, другие упали, прикрывая голову руками и ожидая от Белой Горы пучков смертельного света.
        У всех них лицевые щитки уже были опущены  - я и не отследила, когда именно они это сделали. И теперь чужаки выглядели одинаково, как жукокрылы.
        Через некоторое время, успокоившись, один из недомеченных осторожно приблизился к мёртвому стражу, начал его осматривать. Наверное, искал оружие. Но остались только неподвижные лапки, торчащие из спёкшейся массы.


        Семь дохлых жуков валялись возле Белой Горы. И шесть растерянных чужаков в серебристых одежках явно не знали, что делать. А трое голых счастливых людей смотрели на это и уже не боялись.


        - Может, спустимся к ним?  - негромко предложила Уна.  - Познакомимся!
        - Они напуганы,  - серьёзно объяснил Эйб.  - Я бы не рекомендовал знакомиться с ними прямо сейчас.
        - Почему же?  - поинтересовалась я, заразившись задором сестрёнки.
        - Потому что они привыкли быть полностью защищёнными,  - отозвался охотник, став ещё серьёзнее.  - Они привыкли, что ничто не может представлять для них опасность. Когда рядом такие твари… А теперь они одни. Не думаю, что они знают, как себя вести. Они сами не знают, как поведут себя, если что-то пойдёт не так. Это делает их очень опасными. Пожалуйста, не надо.
        Похоже, он всерьёз опасался, что мы выйдем из дома. И возможно, Уна бы вышла. Ну, и я. Но после его разъяснения мне уже расхотелось  - да и Уна остыла.


        Недомеченные определённо не выглядели настроенными на знакомство: встали спина к спине, поставив одного, самого невысокого, в центре. Лиц за щитками было не разглядеть. Если бы это были обычные люди, я бы сказала, что это ребёнок, а так  - кто знает…
        Они были напуганы и ожидали нападения. Но никому они были не нужны! Белая Гора убрала свои шипы, едва лишь поверженные жукокрылы рухнули в пыль. Ручных леопардов в округе не осталось, а дикие благоразумно держались в стороне от человеческого жилья, да и трещоток смотрители понаставили  - звери не дураки.
        Но могли появиться странники  - Поминальные Дни-то прошли! Я не успела заволноваться, как вспомнила о Фуфыре. Одна из обязанностей смотрителей  - предупреждать об опасности на дороге. Так что никто не свернёт к Белой Горе.


        - Интересно, долго они так будут?  - Уна зевнула.  - Мне уже пить хочется! И обедать пора!
        - Ну, спустись,  - усмехнулся Эйб.
        - Жалко их, дуралеев,  - откликнулась Уна,  - услышат меня  - ещё обосрутся от страха! О, гляди-ка! Выплюнула! Рановато что-то!
        Белая Гора и впрямь выпустила проглоченного чужака. Возносила она его или он не заслужил такой награды  - а может, и впрямь обгадился, как пошутила Уна,  - но он вопил, не переставая. Оказавшись снаружи, он вначале упал ничком, потом поднялся на карачки, пополз прочь, наткнулся на дохлого жукокрыла, взвизгнул, метнулся в строну, заметил своих  - и бросился к ним. Они его окружили  - вроде как утешали и расспрашивали. Только тогда он умолк!


        Один из чужаков не обращал внимания на «спасшегося»  - смотрел в небо. В сторону юго-запада. Кого-то ждал?
        Не я одна обратила внимание на поведение недомеченного.
        - Наверное, помощь ждёт,  - предположила Уна.  - Сколько человек может поднять жукокрыл?
        - Вот и увидим,  - хмыкнул Эйб.


        Нам было не суждено получить ответ на вопрос Уны. К чужакам прилетела подмога  - но это были не жукокрылы. Потому что других жукокрылов у них не осталось? Или из-за поведения Белой Горы?
        Прибывшая синевато-пепельная палатка вместила всех семерых «пострадавших». Я не заметила у неё крыльев, и было непонятно, как она перемещается по воздуху.
        Палатка зависла над людьми, опустилась на землю, они торопливо залезли внутрь. А палатка так же вертикально поднялась вверх  - и улетела на юго-запад.


        Мы даже выжидать не стали.
        - Я первым,  - предупредил Эйб, вставая.
        Он вышел из дома, посмотрел по сторонам  - и, прихрамывая, направился к сигнальному столбу. Он всё так же щеголял голышом. Забыл об одежде?
        Сложил хворост, добавил краску для нужного дыма, запалил. Помахал нам. Для верности крикнул:
        - Всё спокойно! Спускайтесь!


        Я его слышала. Краем глаза следила за его перемещениями. Но всё моё внимание было устремлено туда же, куда и внимание Уны.
        Мы обе смотрели на пластину, которую рыжеволосая недомеченная оставила поверх открытой книги наблюдений.
        Чужачка забыла про эту вещь. Мы поначалу тоже.


        Уна простонала  - так стонут, изнемогая от невыносимого желания.
        Я застонала в ответ.
        А потом мы спустились.



        Последний шаг

        Всего год назад она могла думать только о тактике пробега, качестве дороги и расписании. А теперь Лена заканчивала Большой Маршрут, размышляя о вещах, никак не связанных с её профессией. Она сама удивлялась, вспоминая свои первые прогоны. Что её больше всего волновало  - как не сбиться с ритма, прийти вовремя, сэкономить дни? Какими же наивными выглядели эти заботы!
        В итоге никакие опасные явления современности типа фальшлюдов-недомеченных, мячелётов и жукообразных стражей не помешали ей уложиться в намеченные сроки. Однако произошло то, чего она совсем не ожидала  - и о чём не предупреждали в своих воспоминаниях опытные вестницы: эти «потенциальные препятствия» теперь занимали все её мысли.


        Лена была до того увлечена, что, забегая в распахнутые ворота Солнечных Брызг, не вспомнила, что первый раз посещает эту деревню. Делая последний шаг Большого Маршрута, она позабыла даже о наследной правке. В торбе вестницы лежал другой груз, в сто тысяч раз драгоценнее  - Журнал Странностей. Теперь она читала его вместо тактики. И думала лишь о нём.
        «Как же они удивятся, когда будут переписывать! А вдруг в Солнечных Брызгах будет что-то такое, что всё изменит? Настоящая самая первая запись. Или они смогли пообщаться с каким-нибудь фальшлюдом  - напрямик, без обмана, на равных условиях!»


        Несколько строк в Журнале Странностей принадлежали «Лене из Почтовой Семьи», и всякий раз, натыкаясь на свой рассказ о пустом Лишнем из Моховых Крыш, вестница невольно задирала подбородок.
        «Это будет повесомее, чем описание Большого Маршрута!» Впрочем, описание описанию рознь. В начале пути Лена воспринимала обязательный отчёт как формальность, теперь же дождаться не могла, когда всё завершится  - чтобы задокументировать своё путешествие. Ведь её Большой Маршрут, совпадающий с Пришествием Чужаков, никогда не затеряется среди остальных! Она даже название придумала: «Чужаки Большого Маршрута». Всяко интереснее, чем однообразные называния, состоящие из имён, дат и направлений.


        В Солнечные Брызги наследную правку уже доставили  - коллега, которую отправили на запад, сделала это ещё в прошлом году. Маршрут Лены заканчивался здесь, потому что от Брызг можно было сесть на лодку  - и спуститься до самого Горького моря, а оттуда рукой подать до Ста Водопадов. Так что вестница, выполнившая самую сложную  - южную  - треть задания, получала возможность отдохнуть.
        Но Большой Маршрут не считается пройдённым, пока не сделана отметка в приюте Почтовой Семьи. Такие посты открывали только на значимых транспортных узлах, где постоянно обменивались большим объёмом сообщений. Чтобы не взваливать всю работу на совет деревни, письмами заведовали опытные ветеранки-вестницы.


        В Солнечных Брызгах приют основали всего десять лет назад. А до того это была окраинная деревня, выросшая вокруг станции на одной стороне долгого и трудного пути через Юольские горы.
        Вестницы никогда раньше не выбирали это направление, чтоб перебраться через горы,  - особо не сэкономишь, зато риск огромен. И Торговая Семья берегла своих людей и свой товар, напрямую запрещая пользоваться здешними перевалами. Сколько ни расчищай дорогу и ни укрепляй галереи, невозможно достичь такого же уровня безопасности, как для дороги в обход.
        В Солнечных Брызгах и в деревне-сестре с обратной стороны горного хребта таким положением были недовольны. И всего за триста с лишним лет они пробили тоннель  - широкий, комфортный и защищённый от обвалов, схода лавин, весенних паводков, осенних ветров и летней жары.


        Протяжённость у тоннеля была стандартная: день пешего хода. Освещался он естественным светом, проникающим сквозь окна с зеркалами, и флуоресцирующими лишайниками, которые когда-то и дали название Солнечным Брызгам. В тоннеле были рекреации, где можно было попить, передохнуть, посетить уборную и даже выполнить лёгкий ремонт. В самом узком месте он был в два раза шире обычной дороги, а потолок был от трёхсот локтей и выше.
        С некоторых пор этот тоннель называли Чудом Света.


        Теперь по выкопанному каналу прямо от реки Ымлы к тоннелю доставляли грузы любой сложности, а за горами ждала река Фаюмь. Фактически, от Горького моря до Закатного действовала единая водная дорога с небольшим сухопутным участком.
        За время, прошедшее с открытия тоннеля, деревня заметно преобразилась. Гостевых домов построили так много, что получилась целая улица, и для постояльцев действовала отдельная кухня. Другую улицу, которой заведовали совместно с Торговой Семьёй, отвели под склады, лавки и мастерские. Появился прокат тёплой одежды для людей и животных. Круглосуточно работали перевозчики для тех, кто путешествует по воде, ремонтные мастерские и кузни. Открыли училище для горных смотрителей  - чтобы грамотно обслуживать тоннель и прилегающие участки дороги.
        За десять лет Солнечные Брызги вчетверо увеличили своё население, и оно продолжало расти. А деревни, стоящие на Фаюми, переставали быть «далёким-предалёким захолустьем».


        По пути в почтовый приют Лене встретились люди с самыми экзотичными акцентами, татуировками, разрезами глаз и цветами кожи и волос  - и в Речной Бороде редко увидишь такую пёстроту!
        На всех были штаны, на многих  - головные уборы: в горах свои правила. Лена не заметила осликов или мулов, зато хватало навьюченных лам, надменно взирающих на прохожих. Мохнатые быки волокли массивные возы, гружёные под завязку ящиками и бочками. А на одном возу громоздилась лодка с мачтой.
        Волей-неволей вестница отвлеклась от чужаков и связанных с ними загадок. На свете хватает новшеств, и далеко не все такие же пугающие!


        Пожилая хозяйка в высокой меховой шапке заметила её, когда она ещё бежала по улице, вышла навстречу, обняла, даже поцеловала. И повела к обеденным столам:
        - Голодная, небось? Покушай, отдохни, потом дела.
        - Мне нужно… Вот!  - Лена вытащила из торбы Журнал Странностей.  - Это старейшинам. Знаете, что это?
        На миг она испугалась, что сюда ещё никто не дошёл… Но ведь это уже не окраина, а ещё один центр мира!
        - А, это,  - хозяйка приюта равнодушно улыбнулась.  - К нам на днях вернулся мастер Ченьг, у него такой же свой  - он же часто в разъездах… Так что это не срочно. Подождёт. Иди лучше покушай. А потом ко мне.


        Сюрприза не вышло. Лена немного расстроилась… Но пообедав, воспрянула духом. Может, так лучше. Больше не нужно вовлекаться в чужие проблемы. Поучаствовала  - и хватит. Пускай фальшлюдами занимаются те, кто обязан заниматься общими проблемами, а у вестницы своё место.
        Хозяйка приюта уже проставила положенные отметки в своих хрониках  - Лене оставалось расписаться. В последнюю очередь она поменяла ставшую родной белую торбу на бирюзово-зелёную. Это значило: «открыта для заказов». Работы для неё не было, но заказчики могут встретиться где и когда угодно  - особенно в деревне типа Солнечных Брызг.


        Выполнив профессиональные формальности, Лена направилась к старейшине, заведовавшей татуировками. Вестнице полагалась заветная восьмиконечная звезда на правом плече  - знак успешно завершённого Большого Маршрута. И хотя утром она не вспоминала об этом, теперь Лена победно улыбалась, усаживаясь в кресло перед полненькой невысокой старейшиной.
        - Будет больно,  - предупредила та, очерчивая лучики звезды,  - но красиво,  - и подмигнула.  - Я хорошо сделаю, не переживай, у меня рука набита.


        Ей не было и пятидесяти. Всего несколько белых волосков в пышной причёске, блестящие задорные глаза, улыбка без единой щербинки.
        «Наверное, совсем недавно стала старейшиной,  - догадалась Лена,  - ещё стесняется…»
        Лена понимала, каково это. Ей самой придётся привыкать к статусу лучшей. Её будут приглашать в Совет Семьи  - и ценить её мнение. Юные вестницы и просто школьницы в деревнях, через которые она будет пробегать, станут как бы случайно проходить мимо, чтобы посмотреть на звезду. Когда-то она сама так хитрила, чтобы потом похвастаться подругам.


        Век вестниц короток. Лена сможет бегать, самое большее, ещё лет пять, а потом  - либо суставы, либо мышцы, либо спина выставят счёт за многодневные марафоны. Придётся искать профессию поспокойнее. Можно пойти в торговки, если здоровье позволит, или обучать молодых вестниц, или вести дела в приюте типа здешнего. А можно стать учительницей, если, конечно, сдашь экзамен.
        Но если у тебя звезда, ты уже имеешь право на пенсию. Можешь осесть в любой деревне, где понравится. Правда, Лена не слышала, чтобы кто-то просто жил и ничего не делал… Но всё равно было приятно размышлять о возможности такого беззаботного бытия!


        - Вы, наверное, разное видели…  - вдруг с запинкой проговорила старейшина, не переставая работать иглой и подтирать выступающую кровь.
        - И видела, и слышала,  - откликнулась Лена.  - Я пробегала через Моховые Крыши, когда там вели облаву на фальшлюда. И даже повстречала его!
        - Моховые Крыши, Моховые Крыши…  - старейшина нахмурила лоб, припоминая подробности облавы, описанной в Журнале Странностей как самая первая.  - Пустой? Это тот, который весь был с пустой кожей?  - она на мгновение помедлила перед очередным уколом.
        - Ага,  - вестница опять испытала гордость.
        - Даже представить такое не могу,  - честно призналась татуировщица.  - Правда, я вообще того… ну, из-за игл. Когда своих кормила, то уже прикидывала, где и что буду им наносить. Даже младенцев вижу в метках,  - и она осторожно засмеялась.
        Она явно хотела о чём-то рассказать. Передать заказ? Или сообщить что-то неприятное о здешних вестницах?


        Помолчав, молодая старейшина попробовала зайти с другой стороны:
        - Вы скоро уезжаете?
        - Скорее всего, сегодня,  - ответила Лена.  - А что, у вас письмо?
        - Не у меня…
        - Могу и подождать. Но вы уж мне объясните, в чём дело! Не люблю, когда скрытничают,  - призналась вестница.  - Мы же не чужаки!
        - И то верно,  - согласилась татуировщица,  - мы не они. У нас хотели, чтоб ваши же и предложили. Но это правильно, что они отказались. Наше дело  - нам и просить. А вы уж сами решите.
        После такого туманного вступления она наконец-то принялась рассказывать, что происходит в Солнечных Брызгах и почему Лене стоит задержаться.


        Главная обязанность деревни состояла в обеспечении безопасности при переходе через тоннель и, конечно, на подступах к нему. Если риск высок, то и семейные странники, и обычные бродяги выберут обход  - жизнь дороже приключений.
        Поэтому в Солнечных Брызгах двенадцать лет ждали, пока закончатся проверки и перепроверки. Только после многочисленных экспертиз и положительных заключений новый переход через горы появился в тактиках вестниц и в маршрутах торговок.
        А вот исчезнуть он мог намного проще и быстрее!


        Деревня из кожи вон лезла, чтобы никто не усомнился в качестве нового пути. Но, разумеется, они не могли предусмотреть ни чужаков, ни их жутких стражей.
        Незваные гости пожаловали после окончания сезона дождей. Один раз жукокрылов видели на противоположной стороне, трижды  - на этой. Они прилетали утром, высаживали фальшлюдов и занимали оборону. А вечером убирались.
        Поскольку никого туда не пускали, не было и столкновений  - похоже, чужаков интересовали только тоннельные сооружения. А что до местных жителей… Местные просили их уйти  - глотки надорвали, крича. Но разве незваные гости уважают мнение хозяев!


        Проблема была не столько в потерянных сутках, сколько в изменении статуса дороги. Она становилась потенциально заблокированной. И уже пошли разговоры, что лучше в обход, потому что там-то жукокрылов не бывает…


        - Сначала я голосовала «против»,  - призналась старейшина.
        Она уже закончила с татуировкой и теперь сидела напротив Лены за столиком, выточенным из массивного пня. Им принесли чай и сладости, но ни вестница, ни старейшина к ним не прикоснулись.
        - Мастер Ченьг ещё совсем молодой, я бы послушала его наставницу, но это была его идея. Он три дня уговаривал нас и всё разъяснял. И под конец все были согласны. Отгонять будут только жукокрылов, и только когда они будут одни, без людей. Вреда мы им не причиним  - попугаем, не больше. Им же кричали, чтоб ушли, что здесь им нельзя, они должны были понимать! А не хотят  - будут уже не слова. Это наш тоннель, наше будущее. Тут не переждёшь!


        От Лены требовалось немного: присутствовать («Издалека, а если что, то мы вас защитим!»), а потом привезти в Речную Бороду («Хотя бы туда, если вы не захотите подниматься по Большой Муэре») сообщение о том, что в Солнечных Брызгах попытались отогнать жукокрылов. И представить это сообщение на суд старейшин.
        Ей нужно было стать свидетельницей произошедшего, чем бы всё ни окончилось. А если операция пройдёт успешно, и жукокрылов получится напугать, то доставить подробное описание метода. Чтобы и другие, если захотят, смогли повторить.


        Понятно, почему хозяйка приюта смолчала об этом и почему просили именно Лену. Лена успешно окончила Большой Маршрут. Её выбрали год назад, что уже свидетельствовало о её достоинствах, теперь же она окончательно вошла в число лучших. При этом она не было прямо заинтересована в одобрении готовящейся операции, напротив  - Почтовая Семья выступала за максимальную безопасность и соблюдение регламентов.
        А в Солнечных Брызгах собирались нарушить запрет «не контактировать с чужаками, их охраной и другими их объектами». Последствия могли обрушиться на всех! Не зря многие старейшины голосовали «против». Вначале. Но вряд ли «слишком молодой мастер Ченьг» сказал им что-то, чего они не знали…


        - Я согласна,  - решилась Лена и подняла расписной фарфоровый чайничек.  - Вам налить? Я подожду, пока они снова прилетят. Если надо, то и месяц буду ждать. Это ваш тоннель  - вы его триста лет строили. И это наши дороги и наши письма. Кто они такие, чтобы нам мешать?  - и она выразительно посмотрела на старейшину.
        Женщина выглядела одновременно счастливой и задумчивой. Определённо, у неё остались сомнения. А вдруг жукокрылы начнут мстить  - никто же не знает, сколько их всего и на что они способны! Или в других деревнях поступок Солнечных Брызг расценят как преступление  - и деревню навсегда вычеркнут из всех списков? Не будет ни вестниц, ни торговок, ни странников… Но их и так не будет, если чужаки будут и дальше блокировать тоннель!


        Всё дело в выборе. Раньше Солнечные Брызги только читали о чужаках  - хватало деревень, которым посчастливилось избежать «визита». Лена бывала в таких везунчиках. Но были и такие, где пришлось защищаться. Снова и снова. Терпеть, осторожничать, сдерживаться… Но разве та, другая сторона ценит такое поведение? В самом деле, кто здесь чужак?!


        Было уже поздно отправляться в дорогу, и Лена переночевала в приюте. Хозяйка, услышав про её согласие, нахмурилась, но ничего не сказала. Жаль: Лена была готова защищать мастера Ченьга и его идею!
        Утром для неё была готова новая тёплая одежда и сапоги специально для высокогорных дорог. И трое сопровождающих. Что характерно, охотники, а не смотрители. Их тоже ждали у тоннеля, а заодно они решили присмотреть за попутчицей. Лена, хоть и привыкла путешествовать в одиночку, решила не спорить.


        Два дня пути охотники охраняли её. Точнее, развлекали байками, одна другой завиральнее. Лена подыгрывала им, изображая страх, удивление или смеясь, если этого требовал сюжет.
        Её новая татуировка была скрыта под бинтами и одеждой, от расспросов она аккуратно уклонялась, а охотники не были посвящены в тонкости её миссии. И явно решили между собой, что она просто молоденькая вестница, которая выполняет рядовой заказ. Поэтому хорохорились напропалую.
        Лена слушала, улыбаясь, и время от времени говорила: «Не хочу»,  - когда «случайно» оставалась наедине то с одним, то с другим охотником.


        Они были из разных мест: один, разукрашенный горец, пришёл с юга, другой  - типичный речной житель с тысячью косичек и кольцом в носу  - всю жизнь провёл на Ымле, а третий был родом аж из Слепых Столбов.
        Объединяло их то, что все они были лучниками. И, конечно, добровольцами: мастер Ченьг разослал письма, где указал все возможные риски. Но охотники не вестники, они не боятся опасности  - наоборот, падки на неё. Да и жукокрылы успели надоесть своей наглостью.
        От своих спутников Лена услышала о вторжении в Речную Бороду и похищении Инкрис Даат. В её Журнале Странностей такой истории ещё не было: последний месяц Лена занималась деревеньками у отрогов Юольских гор.
        Возможно, случались и другие инциденты, ещё ужаснее. Охотникам хватило нападения на детей и учительницу. И они наперебой восхищались отвагой Инкрис, которая сумела запомнить и место, чтоб показать на карте, и как все выглядели!


        …Когда они уже подходили к станции, за которой начинался тоннель, Лена забеспокоилась, вдруг всё уже произошло  - и она зря столько шагала? Жукокрылы уже прилетали  - и их… Или они…
        Но все вокруг выглядели спокойными и деловитыми. Как на ремонте канала  - невольно сравнила Лена, вспомнив похожее в Ста Водопадах. Рабочие укрепляли защитные валы плитами из сцементированной щебёнки. Неподалёку разгружали воз с маскировочными покрывалами. Дымила походная кухня. Где-то рядом раздавались ритмичные удары молотов и шипение мехов. И повсюду шныряли охотницы и охотники с большими луками на спинах.
        Похоже, предстоящая рисковая операция воспринималась жителями Солнечных Брызг как очередной этап строительства. В конце концов, они уже пробили дорогу сквозь горы! Нарушить всеобщий запрет, чтобы защитить драгоценный тоннель, было легче.


        Широко улыбаясь, к ней подошёл юноша в толстых тёплых шароварах, стёганой безрукавке и просторном свитере. Он не доставал до груди рослым охотникам и был болезненно худым  - обилие одежды не скрывало, а, напротив, подчёркивало это. Его большие детские глаза сияли, когда он протягивал руку:
        - Ченьг. Для всех нас большая честь, что вы согласились!
        Сложно было представить, что он сумел уговорить совет деревни, чтоб те одобрили его преступный план. И тем более было невероятно, что он этот план придумал!
        - Мне двадцать четыре,  - смущённо признался он, когда Лена, не удержавшись, сделала комплимент его моложавости.
        «На год меня младше, а уже мастер!»  - подивилась она.


        - Это моя семья,  - сказал он про тоннель, когда повторял ей то, что уже сообщала старейшина.
        Но его рассказ отличался.
        - Член семьи,  - не удержавшись, поправила Лена.
        - Не-ет, семья,  - и он коротко хохотнул высоким девичьим голоском.  - Мы  - это он, и он  - это мы. Если бы не он, нас бы не было. Если бы не мы, не было бы его.


        Когда он родился, тоннель был закончен. Ченьг пошёл в школу, когда тоннель вводили в эксплуатацию. Был принят наставницей, когда тоннель проверяли. Стал мастером, когда уже действовал приют Почтовой Семьи, а Солнечные Брызги из медвежьего угла превратилась в шумное и пёстрое место встреч и сделок.
        Если бы не чужаки, Ченьгу пришлось бы обслуживать это «Чудо Света»  - и никаких изобретений, прорывов, побед… Неудивительно, что он задумался об оружии против жукокрылов ещё до того, как они начали наведываться на перевал!


        - У нашего старого мастера была формула из деревни у Великой Стены  - не для дела, а так, похвастаться при случае,  - рассказывал Ченьг за обедом.
        Собеседнице он уделял гораздо больше внимания, чем содержимому своей тарелки.
        - Вы там были? Деревня Солёные Колодцы. Они научились синтезировать растворитель, чтобы оставлять на Великой Стене свою подпись. Любой металл берёт! Я мальцом мечтал, что дойду туда и что-нибудь напишу,  - и он опять тоненько рассмеялся.  - Потом вырос, поумнел, а в формулу поглядывал. Она не годится для камня  - слишком агрессивная. А состав сложный и дорогой. У нас-то любят новаторов, но не усложнителей! Так что я эту формулу немного упростил и разделил… Вы совсем меня не понимаете, да? Главное, смотрите, как всё будет. Я её ослабил  - дырку не прожжёт, но след останется. На память, ха-ха!


        До вечера было полно времени. Оставив Ченьга следить за тренировками лучников  - помогать им усваивать технику безопасности в обращении с непривычными наконечниками стрел  - Лена отправилась к тоннелю. Чужаки прилетали с утра, и опасаться было нечего. Тем более караульные вышки здесь тоже построили. В горном варианте: как гнёзда на склонах.


        Тоннель и вправду выглядел как Чудо Света  - ни малейшего преувеличения, хотя поначалу Лена скептически относилась к этому титулу. Считалось, что он годился для нерукотворных сооружений типа Великой Стены, Белой Горы или Звёздных Окон. Никто не называл так каналы или мосты, хотя они впечатляли… Но всё когда-нибудь случается в первый раз!
        У входа тоннель расширялся до огромной пещеры. Она была прекрасно освещена  - сверху проникал дневной свет, усиленный зеркалами, а снизу сверкали «солнечные брызги», упакованные в трубки из прозрачного стекла. Такими светильниками была украшена каждая постройка  - и даже бордюры дорог.
        Здесь нашлось место и для гостевых домов, и для просторных загонов, и для лавок с мастерскими. Сейчас они пустовали  - невесёлое зрелище. Одни витрины успели закрыть ставнями, другие были как распахнутые беззубые рты. Обезьяны и птицы растащили товар из брошенных корзин, и повсюду валялись скорлупки, огрызки и кучки помёта.


        «Это временно… А если постоянно?» Лена больше не сомневалась в своём решении. Чужакам надо давать отпор! С ними невозможно ужиться, потому что они непредсказуемы. И опасны. А последствия  - вот они. Даже если ничего не делать, всё равно беда. Вид обезлюдевшего тоннеля повлиял на неё сильнее любых доводов.
        «Здесь должна быть жизнь». Всё это место было создано для того, чтобы быть живым, деятельным, полным движения и смысла.
        Лена ещё в детстве насмотрелась на чудеса инженерной мысли, и её было непросто удивить. Она много лет прожила в Ста Водопадах, где однажды срыли всё, что мешало реке, прокопали каналы с шлюзами и разводным мостом  - тоже занятие не на десять лет и не на сто.
        Для тоннеля потребовалось ещё больше умственной работы. Гору насквозь прогрызли создания по размеру меньше шмыси. Но если шмысь укрепляет древесину, препятствуя её гниению в воде, здесь камень был переварен и превращён в песок. Когда Лена слыша об этом в школе, то не воспринимала всерьёз…


        - Впечатляет, правда?
        К вестнице подошёл Ченьг. Он немного прихрамывал, и одно плечо у него было выше другого  - на фоне мускулистых охотников мастер выглядел совсем замухрышкой. Но Лена уже не удивлялась, как это он смог убедить старейшин, а заодно собрать целую армию добровольцев. Он учился у тех, кто победил Юольские горы,  - что ему какие-то жукокрылы!
        - А знаете, почему здесь такой широкий и высокий вход? С нейтрализатором не рассчитали. Слабым оказался, ха-ха. И пока разводили новый, съело столько, что боялись  - вся гора рухнет! Песка навалило  - вывозили три дня.
        - И куда же его дели?
        - Никуда, ха-ха! Мы из него лепим кирпичи. Все Солнечные из него выстроены, а ещё канал и дорога… С нейтрализатором всегда так. Чтобы окислить всю среду одновременно, надо очень много раствора. В глубине проще, там аэробы, им достаточно кислород перекрыть.
        - Никогда не представляла, как это устроено!  - призналась Лена.  - Понятно, когда гниёт то, что было живым, но чтобы камень!..
        - Это не гниение,  - поправил её Ченьг.  - Внешне похоже. По этому же принципу формируются красноцветные глины… Хотите войти?
        - Нет,  - вздохнула Лена,  - лучше я приду сюда, когда всё будет хорошо, как прежде. А то как-то грустно. Давит… Пойдёмте лучше на лучников смотреть!


        Скучать пришлось всего четыре дня. А потом их с Ченьгом разбудил сигнальный колокол, и пришлось в спешке одеваться и бежать на наблюдательный пункт  - тщательно замаскированный, укреплённый и с путями отхода. Он был далеко от входа в тоннель, но в подзорную трубу всё отлично просматривалось.
        Жукокрылов прилетело трое. Они сгрузили серебристых фальшлюдов прямо перед входом, а когда те зашли внутрь, встали полукругом.
        Лена рассматривала их в подзорную трубу, вспоминая описания и рисунки в Журнале Странностей. В отличие от чужаков, которые отличались по росту и комплекции даже при закрытых лицевых щитках, жукокрылы были совершенно одинаковые. Наверное, поэтому их бока украшали разноцветные полосы. У прилетевших к тоннелю были синие, красно-белые и просто красные.


        - Синий, белый и красный,  - обозначил Зэн  - старший охотник, который наблюдал вместе с Леной и Ченьгом.
        Только у Зэна не было подзорной трубы.
        - Действуем, как договорились…
        - Давайте я с вами,  - тихо предложил Ченьг.
        Каждый раз, когда на тренировках обсуждали план, он просился участвовать вместе со всеми, и каждый раз ему с улыбкой отказывали. Он не спорил  - но продолжал просить.
        - Мастер, от тебя стишком много шума!  - объяснил Зэн, и в его голосе был явный сарказм.  - Я же не трогаю твои пробирки  - вот и ты не трогай… мои. Ты сам любишь говорить: когда всё сделано правильно, можно ничего больше не делать и радоваться. Сиди, смотри в свой микроскоп,  - охотник указал на подзорную трубу,  - и радуйся!


        Как выяснилось за прошедшие четыре дня, он был из Солнечных Брызг и знал Ченьга с детства. Лене нравилось, как охотник одёргивал других парней, когда они принимались подшучивать над хиленьким мастером. Зэн приводил красивые примеры, словно бы из книг. И понятно всё объяснял  - как правильно стоять, как натягивать тетиву при использовании полых наконечников, как делать поправку на ветер и так далее.
        Но у него была метка «предпочитаю только мужчин».
        К счастью, у Ченьга метка была не такой.


        Когда охотник вышел, мастер некоторое время обиженно сопел.
        - Ты их видишь?  - поинтересовался он и печально шмыгнул носом.
        Лена так и не поняла, всерьёз он переживает отказы  - или это такая привычная игра. Он стал мастером в двадцать два года  - кажется, первый, кому это удалось так рано. Через год его назначили мастером-техником тоннеля  - тоже не шутки, тем более что его предшественница была жива и деятельна. Сам Ченьг как будто до сих пор удивлялся, что его кто-то слушается…
        - Они уже на местах,  - отозвалась Лена, переводя взгляд с засады на засаду.
        Охотников было не различить, так старательно их замаскировали. Если бы вестница не выучила их местонахождение, то ни за что бы не заметила!


        - Они точно до нас не достанут?  - не в первый раз спросила Лена, когда ей надоело ждать.  - Писали же, что они стреляют обжигающими лучами. Непонятно, на какое расстояние. Могут и достать.
        - Зачем им сюда стрелять?  - фыркнул мастер.  - Мы не представляем угрозы. Они будут стрелять по тем, кто нападает. Вот у кого риск…


        Проверка завершилась, и в караульном гнезде на горе над тоннелем сверкнуло зеркальце  - первый сигнал к атаке. В следующий миг охотники первого отряда одновременно поднялись во весь рост. Они натянули луки и выстрелили в жукокрылов. Почти все стрелы попали в цель, и жидкий прозрачный реагент, безвредный, но с неприятным запахом, пролился из полых наконечников на корпуса металлических стражей. Обломки стрел разлетелись в разные стороны.
        Охотники тут же присели. Как было условлено, они немедленно отползли. Засады, где они прятались, больше не будут использоваться. Всё на тот случай, если стражи выстрелят в ответ.


        Но ничего не произошло. Жукокрылы даже не шелохнулись.
        Из тоннеля вышел один фальшлюд, за ним двое других. Они уже откинули лицевые щитки, но издалека лиц было не различить, лишь цвет кожи. Один был нормальным, двое других  - неестественно бледные.
        «Рыжекожего нет»,  - подумала Лена и почему-то обрадовалась. Она бы не хотела встретить своего знакомца из Моховых Крыш при таких обстоятельствах!


        Чужаки покрутили в руках обломанные стрелы, поднесли к лицу и тут же отдёрнули. Лена готова была спорить, что они смеются  - позы были характерные, и, кажется, ветер донёс эхо хохота. Наконец, фальшлюды бросили обломки стрел и вернулись в тоннель.


        После того, как чужаки ушли, а стражи не проявили никакой реакции, снова блеснуло зеркало.
        Поднялись охотники второго отряда  - и снова выстрелили. И не промахнулись  - тела стражей, уже облитые вонючей влагой, окропила другая жидкость: катализатор. Он был темнее, гуще и сам по себе тоже не представлял опасности.


        Не единожды Лена видела, на что способно соединение первого и второго вещества. Каждую тренировку начинали с наглядной демонстрации, чтобы охотники представляли, с чем им придётся иметь дело.
        На металле оставались тёмные язвы, камень плавило, а деревяшка таяла на глазах. Страшно представить, что могло стать с человеком, если бы на него капнуло таким! К счастью, чужаки оставались в тоннеле.


        - Вторые охотники отошли,  - сообщила Лена.
        Ченьг наблюдал за неподвижными жукокрылами.
        - Что-то есть?  - спросила вестница и сама посмотрела.


        Жукокрылы стояли, не шевелясь, их корпуса поблескивали на солнце, и казалось, ничего не происходило. И тут Лена заметила пятна, расползающиеся по броне. «Действует!  - улыбнулась она.  - А если они не поймут, что что-то не так? Они же не понимали, когда их просили улетать…»
        Вдруг она разглядела дымки. Они поднимались над жукокрылами  - из плеч, боков, груди, из того места, где у людей голова. Решила, что показалось, даже поморгала. Дымки никуда не исчезли, напротив, стали гуще.


        Теперь было очевидно, что стражей задело всерьёз. Пятна расползались всё больше. А сквозь пластины корпуса посверкивали искры.
        В этот момент из тоннеля вышли фальшлюды. Они были по-прежнему без лицевых щитков. Один из бледнокожих подошёл совсем близко к синему жукокрылу. И вдруг жукокрыл крутанулся на месте  - и из его плеч вырвались лучи белого света!


        Другой страж, красно-белый, упал навзничь, прямо на крылья, а третий начал крутиться на месте.
        Выстреливший жукокрыл взлетел на высоту человеческого росла. Теперь страж истекал чёрным дымом, который бил из всех отверстий и щелей. Повисев в воздухе, он начал медленно подниматься вертикально вверх. За ним тянулся тёмный шлейф, за которым было не различить, что происходит у выхода из тоннеля.
        Когда немного рассеялся дым, стало видно лежащего фальшлюда и расплывающуюся лужу чего-то темного.


        - Он его ранил?  - помертвевшим голосом спросил Ченьг.
        - Он разрезал его пополам,  - ответила Лена, поражаясь своему спокойствию.
        Ченьг всхлипнул, выронил подзорную трубу и присел на корточки. Лена продолжала стоять и смотреть. Она слышала, как он рыдает, судорожно захватывает воздух и сдавленно повторяет что-то… Наверное, надо было обнять его, успокоить, но она была занята происходящим у входа в тоннеля. Не могла оторваться.


        Взлетевший жукокрыл несколько раз ударился о склон горы  - и стремительно рухнул в заросли молодых сосенок. От того места повалил густой чёрный дым, но огня не было.
        Крутившийся «красный» страж дымил всё сильнее, а потом резко остановился. Дым валил с прежним напором, особенно из груди, но жукокрыл не подавал признаков жизни  - застыл, словно статуя. Как и красно-белый  - тот как свалился, так лежал, окостенев. Дыма из него почти не выходило, зато что-то вытекало  - из одних отверстий тёмное, из других  - белое и густое. Определённо, всё трое были повержены.
        Оставшиеся фальшлюды выглядывали из тоннеля, но не спешили выходить. К убитому они тоже не приближались  - видимо, он уже не нуждался в помощи.


        Лена ненадолго оторвалась от подзорной трубы и посмотрела на Ченьга. Он по-прежнему рыдал, теперь уже без слов. Как ребёнок, который признал случившееся и теперь горюет из-за невозможности повернуть время вспять.
        Вестница не решилась его тревожить  - и вернулась к наблюдению. Она промолчала, даже когда из-за горы вылетел бескрылый объект, похожий на перевёрнутую лодку, и опустился перед тоннелем. Оттуда вышли фальшлюды в серебристой одежке. С ними было что-то вроде носилок, но перемещались эти носилки самостоятельно. На них погрузили тело убитого и вернулись в лодку. Оставшиеся двое выбежали из тоннеля и тоже забрались в лодку. После чего она улетела.


        - Вы как?
        Лена обернулась и растерянно посмотрела на Зэна. Он выглядел мрачнее тучи.
        - Не знаю,  - вздохнула Лена.  - Тот человек… Он погиб…
        - Я виноват!  - громко перебил мастер.  - Это я всё придумал. Я его убил.
        - Тогда я тоже,  - грустно улыбнулся Зэн, который был во второй группе стрелков,  - и все, кто стрелял. И все, кто строил тут всё. И старейшины, которые дали добро. И давай ещё будем винить Почтовую Семью  - они хотели выбрать обход, получается, подтолкнули нас, правильно?
        Ченьг замотал головой:
        - Только я! Я его убил! Я тут за всё отвечаю!


        Охотник присел рядом с ним, обнял за плечи, прижал к себе.
        - Ты ошибся в формуле, это правда,  - горько усмехнулся он,  - потому что не знал, из чего они сделаны. Ты думал… Мы все думали, что они целиком из металла. Поэтому одобрили твой план. А кто убил того фальшлюда, мы все видели. Это жукокрыл. Жукокрыл сошёл с ума от боли и убил того, кого должен быть защищать. Так бывает. Плохо, спора нет, но можно и ножом своим до смерти порезаться. Виноват кузнец, что так хорошо наточил нож? Или виноват тот, кто взял остро наточенный нож, не умея с ним обращаться? Ещё я слышал о парне, который пытался приручить чёрную пуму. Рассказать?
        - Не надо,  - всхлипнул Ченьг.
        Он уже успокаивался.


        - Мастер, ты помог всем нам,  - сказал Зэн и поцеловал Ченьга в висок.  - Я сам побаивался этих жуков. Думал, что будет, если нападут? Как спасаться, если они прилетят к нам, как в Речную Бороду? Со скал сигать? В землю зарываться? А чтобы в ответку… Не потому, что старейшины что-то там решили и запретили. Плевал я на их запреты! Но что сделаешь против железа и этих лучей? Я читал, в них кидались камнями, но бесполезно же… А теперь пусть прилетают! И не надо ослаблять эти реагенты. Сделай их сильнее. Если на мой дом нападёт бешеная росомаха, я не буду её пугать. Я возьму самое острое копьё и самый длинный нож. Сделай эту штуку посильнее. Чтоб на всех хватило. Надоело читать про то, как мы прячемся и ничего не можем. Пускай лучше они прячутся!



        Прости и здравствуй

        Здравствуй, Ёрика!


        Меня зовут Патси. Мы с тобой не знакомы. Но ты меня видела, а я видела тебя. Мы даже немного поговорили. Но не успели познакомиться.


        Это произошло почти три месяца назад. Ты едва не упала в Мёртвую Яму, а я тебя вытащила. Потом ты хотела показать мне какую-то лиану, которая там росла. Мой защитник решил, что ты нападаешь, и выстрелил тебе в руку. Я остановила кровотечение и принесла тебя туда, где тебя быстро нашли.


        Я не знала, что ещё можно для тебя сделать. Я чувствовала вину, и ощущаю её до сих пор. Стреляла не я. И я не просила защитника стрелять  - он сам решил, что ты опасна для меня. Но я всё равно ответственна за то, что с тобой случилось. Прости меня!


        В тот же день я уничтожила своего защитника. Я сделала это, потому что хотела освободиться. Для моей семьи и друзей это выглядит так, как будто я погибла. Поэтому они меня не ищут.


        Теперь я живу с учёными, которых повстречала. В деревне Высокий Брод. Они помогают мне написать это письмо, потому что я пока не очень хорошо говорю на вашем языке. А пишу ещё хуже. На самом деле я говорю хуже, чем тут написано. Но я продолжаю учиться.


        Обо мне почти никто не знает. Это тайна. Так было решено, чтобы защитить людей, которые меня окружают. Если мои друзья узнают, что на самом деле я жива, то попытаются вернуть меня. И это навлечёт опасность на многих. Поэтому лишь несколько человек знают всю правду.


        Это письмо будет доставлено с предосторожностями. Я решила раскрыть тайну тебе. Мне это разрешили, потому что ты пострадала. Ты имеешь право знать, что произошло. Я очень прошу тебя, не показывай это письмо другим! Ради тех учёных, которые меня приняли.


        Дело в том, что те люди, с которыми я раньше была, следят за всеми вами. Они многого не понимают. Но они уже знают ваш язык. И они могут услышать, как обо мне говорят. Поэтому всем надо молчать.


        Когда я узнала, что ты жива, я была очень рада. Мне говорят, что я не должна извиняться за поступок моего защитника. На самом деле я виновата! Мой брат приказал защищать меня. Он очень заботился обо мне. Его забота была слишком сильной, но я терпела. Я думала, что в этом не будет вреда. А потом ты пострадала. Поэтому я прошу у тебя прощения.


        Я ответственна не только за то, что произошло с тобой в Мёртвых Ямах. Я виновата в том, что прилетала туда и в другие места. Раньше я совсем не думала о том, как моё появление отразиться на людях, которые здесь живут. Я не хотела понимать, что вы чувствуете. Я просто не видела в вас таких же людей! После несчастья с тобой я поняла, как была неправа.


        Я пыталась объяснить это своему брату и друзьям. Я хотела, чтоб они тоже поняли, что неправильно прилетать сюда, как будто здесь никого нет. Но они не стали меня слушать. Поэтому я уничтожила своего защитника и решила начать здесь новую жизнь. И попытаться исправить то, что произошло. Исправить то, что можно исправить.


        Я не знаю, как искупить вину перед тобой. У меня есть только знания. Я делюсь, всё объясняю, рассказываю. Учу ваш язык, чтобы объяснять понятнее. Больше у меня ничего нет. Поэтому я долго не решалась написать тебе. Сейчас всё изменилось.


        Я живу у учёных, мои обязанности  - разъяснять всё, что связано с недомеченными, как их тут называют. Но из-за того, что я плохо знаю язык и вообще плохо всё знаю, со мной постоянно кто-нибудь ходит. И отрывается от своей работы. Это неправильно. Мне нужен сопровождающий, который будет помогать мне подбирать слова. И всё-всё объяснять, все мелочи.


        Когда здесь решили найти мне такого сопровождающего, я подумала о своём долге перед тобой. Мне уже рассказали, что таких людей, как ты, не бросают. Что твоя деревня будет тебя кормить. Но я понимаю, как неприятно жить, ничего не делая. Как будто ты бесполезная. Я подумала, что тебя может заинтересовать работа, в которой надо всё объяснять. И где нужны только знания.


        Если у тебя есть что-то важное в твоей деревне. Или если ты не можешь кого-то оставить. Или если ты просто не захочешь на такую работу, то я пойму. Но если тебе это интересно, то я буду рада видеть тебя в Высоком Броде! Для тебя здесь есть место, и все будут рады тебе.


        Надеюсь, что всё будет хорошо.
        Патси из Учёной Семьи.



        Змеебоязнь

        Толстая длиннющая змеюка вытянулась поперёк дороги  - не обойти. Яркие полоски были хорошо видны в сгущающихся вечерних сумерках. Пёстрая лента словно предупреждала: «Опасно! Дальше хода нет!»
        Маха ловко взмахнула метлой  - и змея отлетела в придорожную траву. Даже не очнулась: так и валялась там диковинной гирляндой. Лишь бессильно качнулась острая чёрная голова с яркими жёлтыми пятнами.


        Они цепенели после захода солнца. Но если наступить на змею, её ответ будет быстрым и безжалостным. Поэтому торговка внимательно осматривала дорогу впереди себя и отбрасывала всё, что было длиннее пальца. Метла из чудь-травы отлично себя показала  - те, кто ещё шевелился, сами спешили отползти.
        Смотрители высаживали эту траву для отпугивания ядовитых гадов. Вплетали в изгороди, обвязывали вокруг указателей, мастерили из неё сандалии. Она росла на обочинах, вокруг станций и у сигнальников. Но в Змеиные Дни ничего не помогало наверняка. Поэтому всякий, кто ценил свою жизнь, солнечную часть суток пережидал в защищённом месте.


        Путешествовать можно было строго после заката и до рассвета. Это вполовину меньше дневного прогона, поэтому между станциями возводили временные помосты с заграждениями по бортам. Чтобы отвадить змей, постройки обмазывали ррардой, но отвар из неё быстро выдыхался, поэтому приходилось его постоянно обновлять.
        Для повозок он тоже годился  - каждый год в змеиный брачный сезон и в сезон, когда змеи откладывали яйца, Маха покрывала бурой маслянистой жидкостью дно повозки и колёса. Как правило, это помогало и днём… Но не в год после появления Призрачной Луны.


        Три Змеиных Дня приравнивали к ураганам, наводнениям и лесным пожарам. Только высокая деревенская изгородь давала полную гарантию. Оказаться в это время в дороге значило безрассудно рисковать.
        Ровно через месяц после появления Призрачной Луны змеи отправлялись в свой смертельный путь. Бывало, они не успевали спариться и оставить потомство, случалось и так, что к их паломничеству присоединялись крошечные новорожденные змейки. Всё зависело от Призрачной Повелительницы. «Как луна зовёт змею»,  - говорили о сильном влечении.
        Целеустремлённые и бесстрашные, они проползали огромные расстояния, оставляя за собой тела животных и птиц. Многие змеи тонули в реках и каналах. Крупные объекты они огибали, но прежде чем сделать это, пытались залезть наверх. У деревенских изгородей скапливались горы обессилевших и дохлых змей: друг друга они кусали тоже беспощадно.


        Никто так и не разгадал, что ими движет. За столетия наблюдений выяснили, что ползли они слева направо по огромному кругу, в центре которого было Горькое море. А через три дня так же внезапно возвращались к прежнему поведению.
        Смотрители потом прочёсывали леса, чтобы убрать трупы животных. Случалось, что и людей находили…
        Вестницы благоразумно отсиживались в эти дни, как и странники. Торговки  - тоже. Если они не отставали от расписания так, как Маха.
        Она легко могла оказаться в той же ситуации, что и Зейзи в прошлом году. Но теперь уже Зейзи нагонит её и потребует штраф, а то и вовсе предложит поменяться местами!


        Не рассчитала. Пара непредвиденных задержек вроде полетевшей оси и захворавшего ослика. Несколько неудачных сделок, когда выгода была перекрыта потерянными днями. Да ещё Журнал Странностей, который полагалось обновлять, пока торговка пребывала в деревне.
        Если бы её нагоняла не Зейзи, Маха махнула бы рукой на гордость и выплаты  - жизнь важнее. Но ведь Зейзи наверняка переждёт в безопасном месте, змей она боится панически, до визга и обморока.
        Значит, выгаданное время можно удвоить. И Маха решила рискнуть. В конце концов, можно было на ровном месте повстречать жукокрыла  - так чего бояться каких-то червяков?..


        Она ошиблась в главном: идти легко. Знай себе сбрасывай змей с дороги  - они всё равно бессильны ночью. Трудно было весь следующий день, вместо того, чтобы отсыпаться, слушать проползающую под тобой живую смерть. А потом отправляться в путь, когда голова гудит от страха и недосыпа. И соблюдать нужный темп, чтобы не задержаться в дороге и дойти прежде, чем взойдёт солнце.
        К счастью, хотя бы ослик выспался и шагал ровно. А впереди ждала станция, где должно было быть безопаснее, чем на помосте. Поэтому Маха мысленно подгоняла себя и внимательно смотрела вперёд, сжимая древко метлы. А чтобы не жалеть о своём не самом мудром решении, каждую змеюку, отправляемую на обочину, называла именем врагини: «А, Зейзи, вот ты где! Получай!»


        Негромкие детские всхлипы, доносящиеся из леса с правой стороны, поначалу показались продолжением её собственных мыслей. Словно бы змеи жаловались, когда их отбрасывали в траву. Но почему они плачут как дети? Должны же как Зейзи, по-женски!


        Маха остановилась. Ослик послушно встал за ней, мягко ткнувшись носом. Он был обученный: никогда не обгонял хозяйку!
        Рыдания не утихали. Определённо, это был ребёнок  - не обезьяна, не птица и не большая кошка. Как он оказался так далеко от деревни да ещё в Змеиные Дни?
        По-хорошему, времени не было даже на короткую остановку, но Маха выставила перед собой метлу и ринулась сквозь придорожные заросли. Впереди темнел лес, высокий и густой  - не лучшее место для ночных прогулок, а уж в змеиный сезон…


        На ней были кожаные чулки до середины бедра и плотный свитер с длинными рукавами  - только пальцы торчали. Жарко, зато безопасно. Но не под деревьями.
        Всякий раз, задевая ветку, она вздрагивала. Когда сверху сыпался сор и листья, готовилась отпрянуть. И каждая лиана как будто тянулась ней, чтобы укусить.
        Метла была бесполезна в зарослях подлеска, напротив, мешала, и Маха развернула её чудь-травой к себе. Древком было орудовать удобнее  - и оно позволяло сохранить дистанцию между собой и возможной змеёй.
        «Сто раз пронесёт, на сто первом не спасёт»,  - бормотала она любимую поговорку своей наставницы. Эти слова звучали всякий раз, когда приходилось делать нечто заведомо опасное. А чаще не делать. Наставница точно бы не полезла в ночной лес в Змеиные Дни!


        Рыдания не прекращались и становились всё громче. И вдруг они резко прервались  - похоже, плачущий услышал её приближение. «Решил, что я какой-нибудь зверь?»  - усмехнулась Маха.
        От страха её бил озноб, и она вся была мокрая от пота. Что там леопарды, злобные обезьяны или голодные медведи! Остался один хищник, и он неслышим и вездесущ. Если на дороге змеи могут оказаться только под ногами, то под деревьями опасность окружала со всех сторон. Даже ночью: сонная змея может запросто упасть на голову!


        Хотя ребёнок замолчал, Маха уже знала, куда идти. Что-то светлое виднелось прямо перед ней, и чем ближе она подходила, тем отчётливее была картина.
        На нижних ветвях огромного раскидистого красного дуба-абаши сидел, судя по размерам тела, подросток. Он был в сплошной серебристой одежде, покрывающей всё тело. Даже голова была закрыта, а лицо пряталось за полупрозрачным щитком.
        Маха уже знала, кто это. Чужак. «Они тоже боятся змей!»  - подумала она, и в этой мысли было что-то успокаивающее.


        Она подошла ближе. Осознанно действовал недомеченный или всё произошло случайно, но он выбрал самое лучшее место, чтобы спрятаться. Вокруг красного абаши не могут расти никакие другие деревья, и его не оплетают лианы. Змей на нём почти не бывает, а на толстых раскидистых ветвях можно спать, без риска свалиться на землю. Смотритель, на помосте которого Маха ночевала, советовал забираться именно на красный дуб.


        - Ты меня понимаешь?  - громко спросила Маха у притаившегося чужака.
        Как указывалось в Журнале Странностей, для общения недомеченные используют приспособления типа литых нашейных украшений. Но если это съемная штука, её может и не быть.
        - Да…
        Голос, который выходил из нашейного приспособления, описывался как «неживой». Что ж, чувств в нём Маха не услышала! А вот голосок чужака был хриплым и дрожащим.


        - Здесь опасно находиться,  - сказала Маха,  - тебе надо выйти на дорогу. Или ты должен быть здесь? Тебе велели находиться на одном месте?  - внезапно догадалась она.
        Это всё меняло, конечно. Возможно, недомеченного не нужно спасать! Его спасут свои  - у них жукокрылы, мячелёты и огненные лучи. А у Махи только ослик.
        «И чего ты полезла?  - раздосадовано подумала она.  - Надо было сразу поворачивать, как увидела серебро».


        - Моих маму и папу укусили змеи,  - помолчав, сказал чужак.  - Я увидел змею и побежал, потому что испугался. Я очень боюсь змей. А родители побежали за мной. Потом мама упала. А на папу сверху посыпались змеи. Я ещё больше испугался и побежал. А потом залез на дерево. И сижу весь день. Я связался с другими людьми. Я просил, чтоб меня спасли. А они говорят, что я должен выбраться туда, где нет деревьев. А я боюсь…
        Из-за лицевого щитка снова раздались рыдания. Сомнений больше не было  - это плакал подросток, юнец лет пятнадцати, не старше.


        - У меня нет времени, чтобы уговаривать тебя или ждать,  - просто сказала Маха,  - я должна до рассвета дойти до станции. Иначе я погибну. Сейчас я повернусь и вернусь на дорогу. И пойду вперёд. Иди со мной, если хочешь жить,  - после чего повернулась и поспешила в обратном направлении.
        «Главное, не заблудиться,  - напоминала она себе, заставляя сосредоточиться на важном,  - и не наступить на одну из этих сволочей. Так, здесь полно лиан  - обходи. А вот яма  - перепрыгни. Смотри, обломанные веточки  - это ты здесь шла».
        Лишь бы не думать об осиротевшем пацанёнке, которого она оставляла за спиной! Который проплакал весь день. Которого уже бросили свои…


        Когда Маха услышала за своей спиной топот и всхлипы, она невольно улыбнулась. Потому что была готова вернуться и хоть за ногу уволочь перепуганного парнишку.


        Он вышел на дорогу впереди неё. Маха уже тронулась с места, ведя в поводу ослика.
        - Я пойду быстро,  - сказала она, подходя к недомеченному,  - если устал, садись. Вот там есть место сбоку.
        Придержала ослика. Когда тележка качнулась, подождала, а потом поспешила вперёд. К счастью, паренёк молчал. Наверное, задремал от усталости и перенапряжения. Торговке тоже бы не мешало поспать, но она прибавила шаг. И без устали махала метлой, отшвыривая змей. Но уже не называла их «Зейзи»  - не до того было.


        «Они свалятся с неба, решат, что я его похитила,  - и не станут разбираться»,  - размышляла она. Воображение рисовало ей сцены одна кровавее другой. Страшные жукокрылы отрежут ей руки, как той бедной юнице из Солёных Колодцев. И никто её не спасёт…
        Хотелось посмотреть вверх, вдруг они уже рядом, но Маха знала, что стоит начать, и она уже не сможет остановиться. Смотреть надо перед собой, на дорогу, где могут быть уснувшие змеи. И думать надо о времени.
        «Вообще, не стоило брать этого бедолагу!  - жалеть было поздно, но почему-то приятно.  - Вот ведь идиоты, его покойные родители, что выперлись в лес в такой сезон! Присказка про это есть: „В Змеиный День по лесу гулять“. Так про полных дураков говорят. И ещё про самоубийц. Только самоубийцы сходят с дороги в Змеиные Дни!»


        Сама Маха никогда не понимала, что может заставить человека окончить свою жизнь. Наверное, нужно всё потерять. И не в смысле, что потерять весь товар, ослика и заодно вылететь из Торговой Семьи… Впрочем, последнее ближе: если бы Маха по какой-то причине была изгнана, ей пришлось бы несладко!..
        «Что за глупости!  - фыркнула она, когда её размышления зашли настолько далеко.  - Кто дотягивает до изгнания? Раньше уходят. Что тянуть  - прощай и в путь! Да и как можно незаметно для себя совершить что-нибудь себе же во вред? Типа, продать запрещённое, или передать письмо, или обмануть при сделке…»


        Показался первый «горячий палец»  - сигнальный столб из пятёрки самых ближних к станции  - и Маха воспрянула духом. Успела. Сил хватит, чтобы дойти без опозданий.
        На последнем «пальце» небо начало светлеть. Встреченные змеи, учуяв чудь-траву, шипели, уползая прочь. Но ещё не нападали. Да и мало их пока было.


        У станции её ждал смотритель.
        - У меня… это…  - она подвела его к тележке и метлой указала на спящего.
        Недомеченный юнец разлёгся поверх ящиков. Он откинул лицевой щиток, поэтому было отчётливо видно, насколько он нормальный. Кожа кофейного цвета, правильные толстые губы, немного вздёрнутый широкий нос, красиво очерченные скулы вразлёт. Вот только татуировок совсем не было, а в остальном  - обычнейший пятнадцатилетний паренёк.
        - Он сказал, что его родителей покусали,  - шёпотом объяснила Маха, пока смотритель брал юнца на руки.  - На дереве весь день просидел…


        Смотритель занёс спящего парнишку на станцию. Тем временем Маха подвела тележку поближе к станции, после чего распрягла ослика и устроила его наверху  - в комнате, которую временно превратили в загон. И вместе со смотрителем принялась спешно обмазывать тележку и стены станции свежеприготовленным отваром ррарды.
        Солнце уже встало, когда они закончили и заперлись внутри.


        Юнец ещё спал.
        Смотритель снял с погасшего очага тёплый горшок с кашей. Маха поставила на стол три тарелки.
        - Может, не трогать? Пусть отдохнёт!  - предложил смотритель.
        Он был немолод  - седые виски и редкая белая щетина на подбородке; как и многие люди его профессии, высок и мускулист. Татуировки подсказывали, что от него родилось две девочки и два мальчика. В прошлом он был строителем, а до того  - охотником.
        «Скольких он похоронил за то время, пока присматривал здесь за дорогой?»  - подумала вдруг Маха и подошла к недомеченному парнишке.


        Тронула за плечо.
        - Проснись! Тебе надо поесть!
        Юнец вздрогнул, вскочил… В момент пробуждения его глаза были совсем безумны. Когда он очнулся, то вспомнил события прошедших суток. И вспомнил главное, о чём невозможно забыть. Вновь заблестели слёзы.
        - Иди, умойся,  - Маха указала ему на умывальник в углу.
        - Да… А… Где у вас…  - он огляделся, держась за пах.
        - Там рядом дверь,  - подал голос смотритель.
        - Не бойся, змея не заползёт,  - улыбнулась Маха.


        Когда он подошёл к столу, умытый, посвежевший, но печальный, они уже доедали. Третью тарелку смотритель предусмотрительно прикрыл крышкой от котелка.
        - Спасибо,  - сказал юнец, присаживаясь и беря ложку,  - приятного аппетита… У вас не принято что-то ещё говорить?
        - Что?  - не поняла Маха и переглянулась со смотрителем.
        - Благодарить…  - чужак произнёс непонятное слово и нахмурился.  - Говорить спасибо…  - он снова сказал что-то непонятное.
        Слова, которые были понятны, выходили из нашейного обода. А сам юноша изъяснялся на своём языке. И похоже, в его языке было слово, которого не знал этот болтливый ободок.
        - …  - и опять непонятное слово!
        Юнец сидел, как громом поражённый, забыв про кашу.
        - Ты ешь, а то остынет,  - посоветовала Маха.


        Когда он покончил с ужином, смотритель достал карту, расстелил её на столе и отправился мыть посуду.
        - Ты можешь сообщить своим, что ты жив?  - спросила Маха.
        Чужак удивлённо уставился не неё.
        - Вы знаете, что у нас есть возможность связи?
        - Ты сам мне сказал,  - усмехнулась она.  - Можешь? У тебя кто-нибудь ещё есть? Опекун? Старшая сестра или брат?
        - У меня есть дядя,  - и юнец грустно шмыгнул носом.
        - Сообщи, что ты жив. Что ты поел. Что о тебе заботятся. И послезавтра выведут к реке. Вот здесь, переправа через Ымлу. Это река. Перед переправой расчищенное место. Леса там нет. Ты сказал, что тебя просили выйти туда, где нет деревьев? Вот там будет такое. И мы будем там к утру послезавтра. Две ночи ещё идти.
        - У вас хорошая карта…  - протянул юнец, водя пальцем по Ымле, которая была, словно ожерелье, унизана отметками паромных переправ, пристаней и мостов.


        Потом он заговорил на своём языке.
        Сначала повторял одно и то же непонятное слово. Ответа не было слышно  - видимо, звук подавался куда-то близко к ушам. В какой-то момент юнец радостно вскрикнул и принялся что-то быстро говорить, то смеясь от облегчения, то захлёбываясь слезами.
        Вдруг он прервался  - и снова зазвучали неживые слова из нашейника:
        - Меня спрашивают, можно ли нам пораньше выйти из леса? Если идти напрямик, то получится быстрее,  - и он показал на карте.
        Смотритель, который сидел у окна, забранного густой сеткой, и что-то подшивал, выразительно хмыкнул.
        - Нельзя,  - строго сказала Маха, удержавшись от улыбки,  - в Змеиные Дни нельзя ходить по лесу. Это опасно.
        Она чувствовала себя донельзя глупо, разъясняя столько очевидные для любого человека вещи… Но ведь они здесь чужаки  - откуда им знать?


        Наконец, юнец перестал говорить. Вздохнул. Отпил из кружки, которую поставил перед ним смотритель. Удивлённо посмотрел в кружку  - и опустошил её. Смотритель подошёл, подлил ещё чаю.
        - Я всё объяснил,  - сказал парнишка,  - как вы велели. Что со мной всё хорошо. И что вы обо мне заботитесь. И что вы хорошие. Они будут ждать меня у реки. Ой, я же не знаю, как вас зовут! Меня  - Асита Нтанда Анен.
        - Маха из Торговой Семьи.
        - Олер,  - представился смотритель, возвращаясь к шитью.
        - Мне очень приятно…  - пробормотал чужак, видимо, удивлённый такой лаконичностью.
        - Всё, айда спать,  - Маха встала из-за стола,  - завтра будет трудно. И не рассчитывай на ослика!


        Конечно, она скорее пугала, чем говорила всерьёз. Время от времени юнец присаживался на тележку. Но честно шагал большую часть пути.
        Вёл он себя до того естественно, что у Махи никак не получалось относиться к нему как к чужаку. Да, он многого не понимал. Если честно, он вообще ничего не понимал! При этом мыл руки после туалета. Благодарил за еду. Умел пользоваться ложкой. Боялся змей, как любой нормальный человек.


        Хотя Маха привыкла странствовать в одиночку, она была не против отвечать на его вопросы  - чтобы подбодрить его, отвлечь от грустных мыслей. В этом он тоже не отличался от любого другого обычного человека: страдал, потеряв родителей.
        Разговоры были разные. Как оказалось, у них было кое-что общее.


        - Как вы его зовёте?  - спрашивал Асита, на ходу гладя ослика.
        - Никак. Серый, милый, глупый, иди сюда,  - отвечала Маха.
        - У меня был маленький осёл в детстве,  - признавался он,  - игрушка. Мягкая. Простая. Он был хороший. Я его любил. Я звал его Эдди.


        Или:
        - Из чего сделана конфета, которую вы мне дали?
        - Мёд, орехи, сушеные фрукты и ягоды. Это охотничья конфета. Её можно жевать вместо обеда.
        - У нас тоже есть почти такие же! Тоже очень вкусные, я их обожаю. Можно дать мне ещё?


        И даже:
        - Вы очень красивая! У вас, наверное, есть мужчина.
        - У меня есть ослик и повозка  - зачем мне мужчина?  - хмыкала Маха.
        Разумеется, паренёк не умел читать татуировки, иначе бы никогда так не сказал.
        - Ну, для любви,  - Асита робко улыбался.  - У нас много красивых девушек, но вы красивее всех!..


        Не все темы были такими приятными. Рано или поздно нужно было сравнить кое-что другое  - и Маха не стала затягивать. Начала она издалека:
        - Ты сказал, что у тебя нет старших сестёр или братьев.
        - Нет. Я один.
        - Значит, ты должен сам решить.
        Продолжать было трудно. Со смотрителем на станции они обговорили этот щекотливый вопрос, но как преподнести такое пареньку?
        - Как у вас хоронят мёртвых?  - спросила она в лоб и внутренне сжалась, ожидая слёз.
        Но Асита сдержался, только вздохнул несколько раз.
        - Их сжигают  - и получается вот такой камешек,  - он показал руками.  - У нас мало места…
        - А у нас копают яму, укладывают туда тело, а сверху сажают дерево. И потом навещают в Поминальные Дни или когда хочется,  - Маха украдкой посмотрела на задумчивого юнца.  - Как бы тебе хотелось, чтоб похоронили твоих родителей?


        Асита долго думал. И пока выбирал, совсем не обращал внимания на змей, которых Маха отшвыривала с дороги. А бывало, отбегал за тележку, чтобы не видеть!
        - Я хочу, как у вас,  - решил он после долгих размышлений.
        - Хорошо,  - кивнула Маха, почему-то довольная таким выбором,  - я утром напишу смотрителю, у которого мы ночевали. Я уже сказала ему, в какой стороне могут быть тела. Он поищет, когда змеи успокоятся. И похоронит твоих родителей в ближайшем Лесу Памяти. Назови мне их имена, когда буду писать об этом. Я всё передам. Ты сможешь навестить их, когда захочешь. Их личные вещи тебе тоже потом передадут. Здесь все смотрители будут знать, где они растут  - обращайся к любому.
        - Спасибо…  - прошептал Асита, вытирая тыльной стороной ладони выступившие слёзы.


        К утру он опять задремал на тележке. Но в этот раз Маха его разбудила, чтоб он сам поднялся на помост. Там был установлен навес от солнца, общий для людей и животных. Места получалось совсем мало, но от временной постройки больше и не надо.
        Смотритель никак не отреагировал на недомеченного паренька. Выслушал про погибших родителей, кивнул и позвал к котелку. Ужин, точнее завтрак, он приготовил ещё ночью, как и ррарду. И пока Маха с Аситой стучали ложками, обмазывал тележку и даже по ногам ослика прошёлся.


        В этот день, как и в предыдущий, Маха крепко спала, не обращая внимания на змей. Устала, вымоталась, а может, просто надоело бояться. Асита дрых рядом. Он перестал опускать свой лицевой щиток, а под утро хотел снять капюшон, но Маха ему не разрешила: его одежка защищала всяко лучше свитера.
        Во сне он был похож на маленького мальчика, только лоб был нахмурен, как будто он решал какую-то сложную задачу. Проснувшись, он связался со своими  - сообщил, что всё хорошо. Но долгого разговора не получилось.


        «Что же у них стряслось, что они не смогли вытащить его из леса?»  - размышляла Маха, собираясь в дорогу и поглядывая на Аситу, который зевал, потягивался и всё никак не решался откинуть тонкое одеяло.
        «Младших  - первыми»,  - это правило было неоспоримым. Подростка, который оказался за оградой деревни в Змеиные Дни, спасали бы всем миром, невзирая на опасности! И уж тем более ему бы не давали инструкций типа «найди место, где нет деревьев».
        «Вот оно  - явное различие между нами»,  - поняла она. Но конечно, ничего не сказала сонному юнцу.


        Во вторую ночь пути Асита был молчаливее. Лишь спросил у Махи, есть ли у неё дети?
        Торговка хотела было оттянуть воротник свитера, чтобы он увидел её голую шею… Опять забыла, что он не умеет читать метки! Без татуировок получалась странная жизнь: надо спрашивать обо всём  - даже о том, о чём трудно отвечать.
        - Нет.
        - А братья или сёстры?  - не отставал юнец.
        Маха не стала уточнять, каких сестёр и братьев он имел в виду  - по крови или по родству? Но по крови она сама не знала точно  - другое дело, те, кто рос вместе с ней, с кем у неё были общие опекуны и один дом.
        - Сестра и два брата,  - ответила она, и он завистливо присвистнул.


        Река была уже близко, ветер доносил её особый прохладный запах, когда Асита вдруг кинулся ей на шею и крепко обнял. Маха остановилась, ослик привычно ткнулся ей в спину.
        - Я никогда вас не забуду,  - прошептал паренёк.
        Она уже привыкла слушать одновременно мертвенный голос и чувства в незнакомых словах.
        - Я тебя тоже,  - ответила Маха, гладя парнишку по плечу.  - Ну, двинули. Уже скоро.


        Его ждали  - недомеченные в серебристых костюмах и большой белый фургон без колёс.
        Едва завидев своих, Асита бросился к ним сквозь траву, забыв о змеях и своём страхе. Ему навстречу направился рослый недомеченный  - сначала шагом, но быстро перешёл на бег. Когда он откинул лицевой щиток, стало видно тёмную кожу и обычное лицо, только что без татуировок.


        «Дядя»,  - поняла Маха. Она осталась на дороге, чтобы сохранить расстояние между собой и чужаками. Не сразу осознала, что происходит… Лишь когда Асита обнял упавшего на колени дядю, поняла, что нигде не видит жукокрылов.
        Она ожидала их, представляла, как они будут выглядеть, даже перечитала описание из своего Журнала Странностей… Но стражей не было. Одни люди.


        Асита оторвался от дяди, обернулся, помахал ей и что-то прокричал. Дядя встал на ноги  - и внезапно низко поклонился Махе. Она кивнула в ответ, прижав ладонь к груди. И дождалась, пока паренька уведут в фургон. Стояла и смотрела ему вслед. Он то и дело оборачивался и махал ей, и она махала в ответ.
        Когда погрузились остальные недомеченные, фургон поднялся и полетел прочь. Двигался он по направлению к югу.


        «Вот и всё»,  - подумала Маха. Ей было немного грустно  - она уже успела привязаться к Асите. А теперь вряд ли увидит его снова.
        «Вернётся ли он сюда, чтобы навестить деревья своих родителей?» Маха решила, что, вероятнее всего, да. И будет не один.
        «Может, что-нибудь напишет мне». А вот это было совсем невероятно!


        Но намного сильнее её огорчала предстоящая задержка. Сначала рассказывать всё старейшинам, потом ждать, как напишут черновик, и ещё проверять, не напутали ли чего… Она так рисковала, чтобы оторваться от Зейзи, а теперь придётся опять терять время!



        Закон перекрёстка

        Возможно, где-то весть о случившемся у Солнечных Брызг была принята без радости, а то и вовсе со страхом  - чего теперь ждать от чужаков!.. Но не в Речной Бороде. Здесь про битву на южном перевале каждый день читали вслух в театре. Вместе с описанием событий у Белой Горы. И трудно было решить, чему аплодировали громче!


        Я тоже хлопал, мысленно прикидывая, в каких местах подредактировали обе истории. Из Белой Горы убрали леопарда и забытую чужаками вещь. Когда в порту зачитывали новость, это упоминалось, я своими ушами слышал. Потом пересказывал своим школьникам. И мы до вечера обсуждали каждую деталь  - поэтому я и запомнил. А на публичных чтениях удивился про себя, заметив пропуски.
        На следующий день после посещения театра я отправился в библиотеку: чтобы посмотреть, что записано в Журнале Странностей. А там очередь на полдня, ведь всего три копии лежат. Обещали сделать больше, но это когда ещё!
        Повезло  - один журнал как раз выдали моему знакомцу из Туманных Вздыбей. Как говорят в Бороде: «Закон перекрёстка: с кем-нибудь да повстречаешься». Парень за лекарствами приехал. Но сам-то он не торговец, поэтому заглянул проверить обновления. Узнал меня  - и разрешил полистать.


        Оказалось, что в Журнале эта информация тоже была не вся!
        Об убийстве леопарда рассказали со всеми подробностями. Понятно, почему промолчали об этом в театре: нет ничего приятного в том, чтобы слушать про гибель зверя, тем более ручного. Точно так же, как в истории про перевал говорили, что в чужака попал луч и потом человека забрали свои, но что с ним случилось  - пожалуйте в библиотеку!
        Это были разумные правки, объяснимые. А вот вещь, забытую недомеченными, не упоминали вовсе. Нигде.


        Прослышав об этом, Инкрис опять собралась в совет деревни: требовать справедливости. Её-то рассказ зафиксировали слово в слово, а здесь схитрили. Мол, она придумала Журнал Странностей, чтобы всё записывать, а какие-то старейшины смеют менять правила!
        Я её не удерживал. Пусть идёт  - ей там покажут, кто она, что может требовать и у кого. И она, конечно, никуда не пошла. Потому что даже Ганн не испугался её угроз, а я тем более.


        После того случая я окончательно понял: надо двигаться дальше.
        Защитника из меня не вышло  - я не учился на смотрителя или охотника, не умел стрелять из лука, да и зрение у меня не идеальное. А в Речной Бороде лучшая охрана. Здесь построили двенадцать караульных башен  - по всей территории! И уже сделали наконечники для стрел с кислотой из Солнечных Брызг. Вернее, из наших Солёных Колодцев, в Брызгах её приспособили для стрельбы.
        А я не могу защитить Инкрис  - ни от жукокрылов с их лучами, ни от её собственной опрометчивости. Пусть она хоть тысячу раз клянётся, что «больше такого не будет»! Случится что-нибудь эдакое, как в прошлый раз, и она опять помчится, сама не зная, куда и зачем.
        Как говаривала бабушка: «Помочь можно только тому, кто сам хочет, чтоб ему помогли». В Речной Бороде для Инкрис и остальных сделано всё возможное. А я засиделся.


        Вообще надо было уходить раньше. Как отдал вестнице Лене обещанную бумагу, так и отплывать. Глупо получалось: она закончила южную часть Большого Маршрута  - почти полмира! А я не продвинулся дальше Речной Бороды. Просто позор: так хотел странствовать, что готов был ползти с поломанной ногой. А теперь пустил корни…


        На прощанье я не вытерпел  - и сходил на возобновлённое представление. Правда, теперь оно называлось не «Чужак у ворот», а «Жук у ворот». Переписали его не особо: первая часть была как в первый раз  - утро в курятнике, смешное и без слов. Потом добавились новые куклы  - мучнистый Лишний приходил в компании с огромной чёрной марионеткой в виде вставшего на задние лапы жука.
        После беседы со старейшиной наступала очередь для новой пантомимы. В жука потешно стреляли из луков, он рассыпался на части, а недомеченный поднимался к потолку театра в белом мешке.


        Зря я боялся: над чужаками хотели смеяться. Я сам хохотал так, что потом лицо болело и живот. А на выходе, глядя на переделанную афишу, вспомнил погоню за Инкрис и своё отчаяние. Как недавно это было!
        Всего в прошлом году я первым обнаружил мячелёта и помочился на него, прикончив. А теперь мастер Ченьг придумал, как убить «непобедимых» жукокрылов.
        По-прежнему никто не знал, кто такие недомеченные и что им надо. Но с ними научились обращаться. И этого достаточно. Значит, трудные времена позади. Пора было возвращаться к прежней жизни. А мне  - возобновлять моё странствие…


        Разумеется, Инкрис решила, что я ухожу «из-за неё». Принялась извиняться, оправдываться и закончила обвинением меня, что я неправильно себя веду и не так реагирую.
        А вот Ганн понял.
        И моя хорошая знакомая тоже поняла. Я ей сразу сообщил, как принял решение. И она с улыбкой сказала: «Закон перекрёстка: с кем-то повстречаешься, с кем-нибудь простишься».
        В Речной Бороде к этому относятся проще, чем у нас. Не боятся расставаться, потому что верят в новую встречу.


        Инкрис и Ганн напросились проводить меня до корабля. С остальными я попрощался накануне, но эти двое первыми меня здесь поприветствовали, и теперь считали себя обязанными помахать вслед.
        Поэтому мне пришлось поработать напоследок защитником-опекуном  - прибыли два корабля разом, на пристани была тьма народу, и я привычно ухватил любопытных школьников за шкирки. И неугомонная Инкрис, и сдержанный Ганн одинаково обожали всё новое и необычное  - и могли легко попасть под ноги грузчикам, а то и вовсе свалиться в воду!


        Они уже раскрыли рты, чтобы объяснить мне, какие они не маленькие, как перед нами оказалась учительница Ниплис. И самостоятельные взрослые люди мгновенно завяли. Трудно доказывать свою крутизну перед той, кто регулярно проверяет твои ошибки!


        Сопровождала учительницу женщина красоты до того убийственной, что я едва не выпустил своих подопечных. Никогда раньше со мной не случалось такого, чтоб я заворожено пялился на человека. И татуировка «предпочитаю только женщин» не охладила  - спутница Ниплис была прекрасна сама по себе, на неё хотелось просто любоваться, ничего не ожидая в ответ.


        Казалось бы, ничего сверхъестественного  - я видел глаза покрасивее, и такую же изящную шею, и грудь побольше. Разве что густые волосы с медным отливом и длинные ноги, обтянутые травянистого цвета бриджами, оставались вне конкуренции.
        Но дело было не в отдельных чертах, а во всём её облике. В том, как она поворачивала голову, как смотрела, как улыбалась.
        Вдобавок ей было за сорок  - я заметил медальон гранд-мастресс, а его давали после двадцати лет научной работы. Я уже знал свою слабость к женщинам старше меня. И стоял, очарованный, забыв о Закатном море, китах, чужаках, жукокрылах и всех своих путешествиях…


        Медноволосая красавица откашлялась, и я опустил взгляд. В ушах стучало, и щекам было жарко. Я потерял счёт минутам… Тем временем Инкрис болтала с учительницей, не заметив моего оцепенения.
        - Кого-то встречаете?
        - Подруга должна приехать. Из Звёздных Окон.
        - Я её знаю!  - гордо заявила юница,  - её зовут Звездочтица Яринь! Она предсказала восход Призрачной Луны! И мне велела следить за небом, ещё раньше всех, когда никто не знал!
        - Верно,  - ласково улыбнулась Ниплис.  - Так ты видела Луну? Следила за небом?
        - Забыла,  - протянула Инкрис, утихая.  - Вы ей не говорите, что я не видела! А то я пообещала, что буду, но закрутилась…
        - Хочешь сама признаться? Правильно!  - похвалила учительница.  - Стыдно перекладывать на других собственную оплошность!
        Инкрис окончательно стушевалась. А я в который раз позавидовал Ниплис  - как же ловко она с ними обращалась!


        - А эта звездочтица зайдёт к нам в школу?  - влез Ганн.  - Рассказать о своём открытии? Я бы послушал!
        - Это идея!  - воскликнула спутница Ниплис, обернувшись к подруге.  - Надо её затащить. И я тоже хочу! Меня вы будете слушать?
        - Смотря про что,  - строго сказал паренёк.
        - Даже не знаю, будет ли это интересно…  - протянула гранд-мастресс.  - Мне и рассказать-то нечего! Я последние месяцы только и делала, что сидела в лаборатории. Изучала мячелёты да жукокрылов  - такая скукотища!
        У Ганна непроизвольно открылся рот  - ручаюсь, он бы всё отдал, чтобы одним глазком заглянуть в лаборатории Высокого Брода, куда свозили всё принадлежащее чужакам.
        - Тоже интересно!  - подала голос Инкрис.  - Приходите, так и быть!


        Ниплис нахмурилась на дерзость, но смолчала. Повернулась ко мне:
        - Уже собрался?  - она указала на мою набитую сумку.  - Что чувствуешь, отяжелел или подрастрясся?
        - Печали выкинул, а радостей везде много!  - откликнулся я.
        - Тогда удачной дороги и новых радостей!  - и кивнув присмиревшим школьникам, она направилась в сторону корабля с флагами Звёздных Окон.
        Медноволосая помедлила, окинула меня оценивающим взглядом, загадочно улыбнулась  - и последовала за Ниплис.


        А когда они скрылись, я сообразил, что так и не смог поговорить с учительницей. Долго собирался, ждал подходящего момента. Теперь уже поздно.
        В тот жуткий день, пока похищенная Инкрис ещё не вернулась, и я не знал, о чём думать и что делать, Ниплис меня не отпускала. Держала за руку и говорила. Не знаю, что бы со мной было, если бы не её голос!
        Она рассказывала мне о своей работе, о том, как больно расставаться с учениками и как тяжело переносить их неудачи. Я особенно запомнил, как она описывала заботу. У любой заботы есть свои пределы. «Мы отдаём им себя, но мы не можем прожить за них их жизни».


        «А что ощущала она, когда предложила себя вместо девочки-заложницы  - и тем самым подтолкнула Инкрис открыться жукокрылу?»  - в который раз подумал я.
        Но мы уже попрощались. Если что-то и будет, то в следующий раз. «Закон перекрёстка: с кем-то повстречаешься, с кем-нибудь простишься  - и снова возвратишься».


        - Пошли новости послушаем!  - Ганн потянул меня к трибуне, вокруг которой уже собирались прохожие, портовые смотрители и свободные грузчики.
        Мне самому было интересно, и я подошёл ближе, впрочем, не отпуская своих подопечных.


        Поступившее обновление, ещё не записанное в Журнале Странностей, озвучивала чтица из театра:
        - Третьего ивура текущего года, в двух днях пути от деревни Цветные Стёкла, на дороге направления «Стена  - Чинчак», Ланди из Торговой Семьи был остановлен тремя жукокрылами. С ними было трое недомеченных. Несмотря на требование пропустить его, недомеченные не позволили ему отъехать. Под угрозой смерти он был вынужден оставаться недвижим, пока они обыскивали его вещи и товар.
        В толпе слушателей послышались сдавленные ругательства. Чтица выждала паузу, пока люди не успокоятся, и продолжила:
        - Найдя Журнал Странностей, недомеченные проделали с ним некие манипуляции. Судя по описанию торговца, эти манипуляции подразумевали копирование содержимого Журнала. Закончив с копированием, недомеченные бросили Журнал поверх товара, погрузились в жукокрылов и улетели.


        - А в том Журнале были события от седьмого даура?
        Я сам удивился, услышав свой голос. Наглость несусветная  - прерывать чтицу! При том, что она меня знала. И почти со всеми здесь я был знаком. Тем хуже…
        - Кто спрашивает?  - прищурилась седенькая сморщенная старейшина, сидящая возле трибуны на принесённом кресле.  - Емъек, ты, что ли? Собрался, наконец, странничек? Небось, три дня якоря выгребал?
        По толпе прокатился добродушный смешок, да я и сам рассмеялся.
        - Да, матушка, это Емъек,  - ответил я, лихорадочно перебирая варианты ответа: хорошая шутка  - лучший подарок на прощанье.  - Три дня якоря выгребал, пять дней чешую из волос вычёсывал. Половину оставил  - на память!
        - Ну, мы-то тебя не скоро забудем,  - ласково усмехнулась старейшина, намекая на строгий допрос, которым меня встретили в Речной Бороде.  - Была в том Журнале Странностей история о Белой Горе, была.


        Что-то в её тоне подсказывало, что старейшина поняла смысл моего вопроса. Я же избавился от мучивших меня сомнений. Вот почему не стали записывать информацию о забытом чужаками предмете!
        Теперь недомеченные будут думать, что потеря произошла где-то ещё. Или ту вещь утащила, я не знаю, обезьяна, а может, птица! А на самом деле она лежит в лаборатории в Высоком Броде, и лучшие учёные изучают её устройство… Лучшие  - как та гранд-мастресс, от которой глаз не отвести.


        Обновлений больше не было, и Ганн потянул меня обратно, к кораблям, но я его придержал. Что-то происходило.
        К трибуне подошёл молодой нахмуренный мужчина  - у него была охотничья причёска с уложенными вокруг головы косами, как у северных горцев. Он протянул старейшине сложенный лист бумаги, она развернула, начала читать, хмурясь всё больше.
        Слушатели не спешили разойтись  - ждали реакции. Мудрая старуха могла и повременить с новостью, пока с ней не ознакомится остальной совет… К счастью, она протянула письмо чтице.
        - Огласи!
        Толпа затаила дыхание. Я заметил, что людей перед трибуной стало больше. И все молчали. Казалось, даже чайки кричат реже…


        - Срочное сообщение от совета деревни Снежные Камни совету деревни Речная Борода. Записано вечером седьмого ивура тысяча шестнадцатого года. Вчера, шестого числа текущего месяца, недалеко от нашей деревни, в районе живых объектов под названием Снежные Камни, произошло столкновение между Снежными Камнями и жукокрылами. Утром шестого ивура жукокрылы в количестве пяти штук летели по небу по направлению с юга на север. Их заметили из наблюдательных гнёзд. Когда жукокрылы пролетали над Снежными Камнями, камни быстро изменили свою форму: из плоских плит с ровными гранями они стали конусами. Это произошло со всеми семью Камнями. Из вершин конусов вырвались короткие лучи. Все пять жукокрылов взорвались и упали на землю. Поскольку был второй Змеиный День, смотрители не смогли сразу подойти к останкам, но заметили, что в каждом жукокрыле сидел человек  - недомеченный в серебристой одежде. Не ясно, погибли эти люди от выстрелов или от падения. После падения жукокрылов конусы вновь сложились. К полудню в небе над Снежными Камнями показалось ещё семь жукокрылов. Они летели с юга. Издалека они начали стрелять
огненными лучами по Снежным Камням. При попадании на поверхности Камней образовывались тёмные пятна. Сразу после начала выстрелов Камни вновь превратились в конусы и выстрелили по жукокрылам. Жукокрылы взорвались и упали. Позже ночью удалось выяснить, что люди сидели в трёх из поверженных семи жукокрылов. Они тоже погибли. Вечером, прямо перед наступлением сумерек, с юга прилетели ещё девять жукокрылов и три небольших объекта, каждый размером с морской корабль, но без мачты и парусов. Жукокрылы и корабли начали стрелять по Снежным Камням. Три Камня загорелись. Четыре оставшихся превратились в конусы. Одновременно с ними, недалеко от места расположения Снежных Камней, на той же плоской скале, выросло три раза по пять конусов. Они тоже начали стрелять лучами. Жукокрылы и корабли взорвались и упали. Корабли после падения загорелись и упали в ущелье. Люди были в двух жукокрылах. Был ли кто в кораблях, выяснить пока что не удалось. После их падения первые четыре конуса превратились обратно в плиты, но пятнадцать новых исчезли не все  - в каждом гнезде остались по два конуса. Ночью силами деревни некоторые
части упавших жукокрылов были перенесены в пещеру, которая используется для хозяйственных нужд. Все найденные недомеченные были унесены в Лес Памяти и похоронены. Их описания и личные вещи хранятся у старейшин…


        Чтица прервалась, взяла протянутую старейшиной бутыль с водой  - и долго не могла напиться. Её слушал уже, наверное, весь порт, и никто не проронил ни звука.
        Утолив жажду, чтица продолжила:
        - На следующий день жукокрылы в сопровождении воздушных кораблей прилетали четыре раза. Они появлялись с юга. Каждый раз их число возрастало. Они смогли уничтожить ещё шесть конусов. Но из скалы выросло ещё двенадцать конусов, выше и толще предыдущих. При двух последних атаках жукокрылы и корабли были уничтожены, когда они были ещё далеко. Поиск тел начнётся этим вечером и будет длиться до утра. Мы посылаем нашего самого быстрого бегуна в деревню Речная Борода и обращаемся ко всем деревням Большой Муэры и всего мира! Мы похороним погибших, это наш долг. Но останки жукокрылов и части других принадлежащих чужакам объектов будут отправлены в Речную Бороду, потому что у нас нет возможностей для их изучения. Передаём старейшинам Речной Бороды право самостоятельно решить, как эти останки будут распределяться и что с ними станет в дальнейшем. Мы же просим направить к нам представителей Учёной Семьи для поисков и классификации. Также приглашаем смотрителей, строителей и других рабочих помочь нам в сборе и доставке найденного до Чинчака. Потому что останков много, а наши ресурсы ограниченны. Надеемся
на ваше понимание и содействие, и заранее благодарим за помощь! Пусть всё будет хорошо. Старейшина совета деревни Снежные Камни Ханна Имур.


        - Ты поедешь туда?  - шёпотом спросила Инкрис и, встав на цыпочки, заглянула мне в лицо.  - Поедешь?
        - Вот ещё!  - так же шёпотом ответил я.  - Надоели уже эти жукокрылые…
        - Шестого, понимаете?!  - прервал нас Ганн.
        Он говорил громко, почти кричал, потому что вокруг поднялся гомон.
        - В ночь с шестого на седьмое Маха из Торговой Семьи нашла юнца из недомеченных! Вот почему его не спасли свои!
        Его голос потонул в общем шуме.


        Я начал выбираться, таща за собой школьников. Лишь отойдя на приличное расстояние, мы смогли спокойно поговорить.


        - Не поеду я туда,  - повторил я, поглядывая на корабль, чей флаг украшали звёзды в круглых «окнах».
        Мой корабль. Наверняка часть команды была в толпе слушателей, так что он отчалит не прямо сейчас. Но якоря уже выбирали. Пора было прощаться  - сколько можно тянуть!
        - Я понимаю,  - неожиданно сказала Инкрис, и её лоб пересекла морщинка,  - это правильно.
        Морщинка появлялась перед экзаменами. И ещё Инкрис была такой после похищения чужаками.


        - Шестого, шестого!..  - возбуждённо твердил Ганн.
        Я похлопал его по плечу, давая понять, что слышу. Вот и другая загадка решена. Узнав о спасении юного недомеченного, мы гадали, что могло случиться, что к нему не послали жукокрылов. «Почему они не прилетели, когда были по-настоящему нужны?»
        - Значит, мне совсем нет смысла оставаться,  - и я поправил сползающий ремень сумки.  - И стрелы с кислотой есть, и теперь это… Ну, бывайте!


        - Когда родит твоя Нойань из Туманных Вздыбей, я сразу сообщу,  - пообещала Инкрис.  - Лучшую вестницу найму. Сама заработаю и найму. Я тебе обязана. И с Касси буду связываться, чтобы знать, как там у неё.
        - Договорились,  - кивнул я, осматриваясь.
        Я знал, что не придётся искать долго. Так и есть  - недалеко от нас на пристани стояли Ниплис и медноволосая гранд-мастресс. Рядом с ними была молодая женщина с большой сумкой на колёсиках.
        Наши с учительницей взгляды пересеклись, я показал на школьников, и Ниплис кивнула.
        - Идите к ним,  - я заставил Инкрис повернуться в сторону учёных,  - идите, я сказал. Пока не подойдёте, я с места не сдвинусь.
        - Удачи!  - кисло улыбнулась она, хотела что-то добавить, но Ганн потянул её за собой.


        Я и не заметил, что они уже держались за руки. Интересно, кто первый начал?.. Да мне-то какая разница!
        «Всё хорошо,  - думал я, устраиваясь на выделенном месте в трюме корабля  - плыть нам предстояло долго, а наверх подниматься не разрешали.  - Мешать им теперь будет некому».
        В трюм спустились другие пассажиры. Они обсуждали сражение у Снежных Камней, и я притворился дремлющим, чтобы они не вовлекли меня в разговор. Что теперь будет… На что это повлияет… Что изменит… Да какое мне дело?!


        Я планировал пересечь Горькое море, подняться по Ымле, свернуть в Угревой канал и доплыть до Звёздных Окон. А потом сойти на землю, и до Солнечных Брызг идти пешком. Пройти знаменитым тоннелем, за Юольскими горами снова сесть на корабль и спуститься по Фаюми.
        Меня ждали белые киты в Закатном море. И не было ничего важнее.



        Буквожорка

        Когда Жук, хлопнув калиткой, подошёл поближе, Вайли не удивилась синяку на его скуле. Наоборот, странным было, что синяк один, и нет ни новых фингалов, ни свежих ссадин, ни царапин, коленки чистые, юбка не порвана… Жук частенько являлся в крайне неприглядном виде  - как и положено юнцу, который принял неравный бой. Один против троих, а то и пятерых, не считая Яльки.
        Но спросить, в чём дело, Вайли не успела. Спрашивал Жук, и его голос дрожал от ярости:
        - Это ты?! Это ты им рассказала?!


        Неправильно это было  - вот так кричать и обвинять. Стоило Вайли осознать происходящую неправильность, как она крепко сцепила челюсти, чтобы ничего случайно не сказать. И представила на своём месте стог сена  - пушистый, мягкий, непробиваемый стог. Не стала оправдываться или выяснять, кому она рассказала и что именно. Потому что стог не умеет говорить.
        - Как ты могла?! Я же тебя просил! Ты не должна была! Я сам!
        Но эти крики не оказывали никакого воздействия на стог. Ну, какое дело сушёной траве до каких-то там звуков?
        Мысль об этом едва не заставила её улыбнуться. Всё было так, как обещала Птеша: она больше не чувствовала обиды или гнева. Потому что стог не умеет чувствовать!


        Постепенно Жук остыл. Обвинения звучали реже, пока не прекратились вовсе. Он начал дышать ровнее. Огляделся по сторонам, но в книжном дворе больше никого не было  - ни поддержки, ни потенциального свидетеля. Тогда он просто постоял рядом, закусив губу. И, наконец, пробурчал еле слышно:
        - Прости…
        Вайли молчала.
        Вздохнув, юнец извинился громче:
        - Прости! Я не правильно… ну, это. Я не должен был орать… Ты, наверное, ничего не говорила. Это мать. Я её просил, но она… Ей надоело, конечно. И жалко, ну, меня. Это точно мать.
        Вайли пристально посмотрела на него.
        - Ты меня простишь?  - прошептал Жук, присаживаясь рядом с ней на корточки.  - Я больше не буду. Прости… Я не хотел тебя обидеть! Мир?
        Вздохнув, Вайли кивнула и встала с лавки.
        - Я за мазью. Посиди здесь.


        Когда она вернулась  - а идти было далеко, книжный двор располагался в стороне от улочки, где жили старейшины,  - Жук уже листал альбом с попугаями. Делал он это аккуратно, и руки у него были чистые, так что Вайли не стала придираться, что он взял книгу без спроса.
        - Садись сюда,  - скомандовала она.  - Вот так. И не шевелись. Ну, что там стряслось?  - спросила она, втирая мазь в синяк.
        - В общем, сегодня я с ними встречался,  - принялся рассказывать Жук, не выпуская альбома.  - Мы только начали. Ну, они начали. Ялька начал. И я ему… хотел. Не успел, потому что меня… И тут приходят Холрен с Гийей. И ещё Сурри. И всех их поразбросали,  - он рассмеялся, вспоминая.  - И потом сказали, что мы все правильно делаем, что больше не дерёмся на уроках. Что им, в смысле, Холрену, Гийе и Сурри, очень удобно, что мы дерёмся в такое время, после обеда. Касси с малышкой спит, и на кухне перерыв… И мы зря их не звали. Но теперь они будут приходить. И спросили, куда прийти в следующий раз…  - Жук принялся хохотать, вникнув в смысл шутки.
        Вайли покачала головой и закрыла баночку с мазью.
        - И куда  - они сказали? Ну, Ялька и кто там с ним был?
        - Да нет же! Они свалили! Не пискнули!.. А можно я возьму почитать? До послезавтра?  - и он прижал альбом к груди.  - Я осторожно! Ты же меня знаешь!
        - До послезавтра,  - разрешила она.  - Я на тебя оформлю, а ты верни правильно.


        Жук просиял и бросился к калитке. А в следующий миг резко затормозил и обернулся. Лицо у него было одновременно извиняющееся, грустное и задумчивое.
        - А от Аланы… то есть от Ёрики ничего? Ну, письмо или ещё что… Совсем-совсем ничего?
        - Она уехала,  - просто сказала Вайли.  - Не как Инкрис. Она больше не вернётся.
        Жук потряс головой, старательно отгоняя странную идею «совсем уехала и не вернётся». Даже Емъек обещал вернутся!
        - А куда она? Не знаешь?
        Он спрашивал много раз. Жук ещё не потерял надежду, что всё станет как прежде. Был уверен, что происходящее не всерьёз, понарошку, ничего не значит, скоро кончится  - и опять будут «правильные» времена.


        «Так вот почему он не меняет своё прозвище!  - вдруг поняла Вайли.  - Не из-за брата. Емъек назвал его когда-то „Жуком“, но дело в другом. Это имя  - связь с прошлым, с тем, какие мы были. Как в тот день, когда мы впятером шли по дороге в Сухие Ветряки и играли в цвета. Отказаться от „Жука“  - значит признать, что всё прошло».
        Вайли испугалась того, куда её могут завести подобные рассуждения. Аналогия напрашивалась сама собой  - ответ на вопрос, почему кое-кто сменила имя.


        - Я не знаю,  - солгала она,  - не знаю, где теперь Ёрика.
        Жук поверил. Возможно, он догадывался, что Вайли что-то известно. По правде говоря, он хотел, чтобы ей было известно всё! Поэтому не расспрашивал дальше. Иллюзия всеведения Вайли была намного приятнее, чем правда.
        Вайли была согласна: правда намного неприятнее иллюзий. На самом деле Вайли знала, что Ёрика отправилась в Высокий Брод. И будет присылать оттуда выплаты по штрафу, который сама себе назначила. И пока будут приходить выплаты, местонахождение Ёрики будет известно, и можно будет понять, что с ней всё хорошо. А потом её след окончательно затеряется, ведь она не собирается писать…


        Она уехала больше месяца назад, ничего никому не объясняя. Куда, рассказала бабушка. В Высоком Броде Ёрику ждала работа и новый опекун. Больше Ру ничего не смогла выяснить… И без того ей стало известно слишком много!
        Сообщив эти сведения внучке, старейшина нарушила строгий запрет на распространение информации. «Ты понимаешь, что меня исключат из совета деревни, если узнают?» И Вайли в который раз пообещала «никому и никогда не говорить об этом». Даже Жуку. Особенно Жуку.


        Бабушка часто говорила ей, что в тайнах нет ничего приятного. Что они разделяют людей и лежат тяжким грузом на сердце. Тайны неотделимы от власти, и потому всегда опасны… Теперь Вайли понимала смысл этого предупреждения.
        - Ну, до завтра. В школе увидимся!  - и Жук аккуратно прикрыл за собой калитку, другой рукой прижимая к груди альбом.


        Вайли вернулась на лавочку. До вечера надо было проверить ещё один стеллаж, чтобы запереть обработанную комнату книгохранилища. И приступить к следующей. Профилактическую защиту от буквожорки проводили ежегодно: окуривали помещения, раскладывали ароматические плитки и пролистывали каждую книгу. Разрушительный грибок легче уничтожить, если он не успел распространиться…
        Первый раз она занималась этим в одиночку. Бабушка не заходила. «Ты всё умеешь и разбираешься куда лучше меня»,  - слова, которые заставляли её улыбаться всякий раз, когда Вайли их вспоминала. Главный подарок на шестнадцатилетие  - признать её опыт в любимом деле!
        Но почему-то пропало всякое настроение возиться с книгами.


        - Тебе помочь?
        Вайли вздрогнула, подняла взгляд.
        - Здравствуйте, Птеша. Спасибо, но я сама. Это моя работа.
        - Если не успеешь, завтра придётся начинать сначала,  - мягко предупредила помощница старейшины.  - Давай лучше помогу. Потом придумаем, чем ты расплатишься!


        Вначале они листали молча. У Вайли не было желания болтать. Ей хотелось плакать, но при Птеше это было неудобно.
        - А что с тем юнцом?  - вдруг спросила помощница, осторожно перелистывая страницы пятисотлетней хроники.  - Я его который раз вижу с синяками! Жук его зовут?
        - Да, Жук,  - кивнула Вайли и тяжело вздохнула.  - Его Ялька… есть у нас такой, в школе. Противный. Ялька его дразнит. Типа «если ты жук, то где твои крылья?» и всё такое. Из-за этих жукокрылов. Это всё после уроков бывает. Ялька обзывается, Жук сначала терпит, потом лезет, а Яльку защищают. Ну, и… У него много друзей. А Жук один.
        - Гадство какое,  - фыркнула Птеша.  - Что можно сделать?
        - Уже ничего,  - Вайли выдавила улыбку.  - Ему уже помогли. Наверное, больше ничего не будет.
        Она отложила проверенную книгу, закрыла лицо руками и тихонько зарыдала.


        Помедлив, Птеша обняла её и прижала её голову к своей груди. Ничего не говорила  - ждала, когда Вайли выплачется. Ласково поглаживала по плечу и поглядывала на ворота. Когда же слёзы кончились, достала чистый платок и вручила юнице.
        - Спасибо,  - пробормотала Вайли, очищая нос и вытирая щёки,  - простите…
        - Ничего,  - и Птеша вновь раскрыла хронику.
        - Только вы, пожалуйста, никому ничего не говорите,  - шёпотом попросила Вайли и шмыгнула носом,  - особенно бабушке… старейшине Ру. И маме. Вообще никому.
        - Договорились,  - кивнула помощница.  - А хотя бы мне можешь рассказать, что стряслось?


        Вайли помолчала, собираясь с мыслями. Что можно рассказать взрослой? Даже такой взрослой, как Птеша… Объяснить, что бабушка ни в коем случае не должна узнать про слёзы? Потому что если узнает, то решит, что Вайли ещё маленькая, и больше ничем не будет с ней делиться. А у Вайли это теперь единственная радость…
        Мама и остальные тем более не должны ничего заподозрить! Для них Вайли  - помощница старейшины Ру. Птеша помогает с письмами и татуировками, а Вайли  - с хрониками. Все так и говорят: «Ты разбираешься, как будто тебе двадцать шесть, а не шестнадцать». А то ведь могут нанять кого-нибудь другого. А бабушку это расстроит.


        Можно признаться в своих страхах  - что Инкрис не вернётся, останется в своей Речной Бороде с этим Ганном! Она про него много пишет, и про свою жизнь, и про школьные проекты, и про поездки. Ей там нравится, несмотря на рыбную вонищу и отсутствие привычной еды. У неё там любимые учителя, и книжный двор там в десять раз больше, чем в Солёных Колодцах. После окончания школы она может жить в любой деревне  - инженеры везде нужны. Зачем ей маленькая деревня у самой Стены, вдали от всего интересного?


        Но была проблема важнее  - и сложнее. Вайли долго подбирала слова, потому что боялась задать этот вопрос самой себе:
        - Почему Ёрика уехала? Из-за меня? Из-за того, как я стала себя вести, из-за отношения к ней? Она думает, что я плохо о ней думаю?


        Птеша знала эту историю не хуже Вайли, а в чём-то лучше. Потому что записывала историю о том, что случилось Мёртвых Ямах в сезон дождей,  - сначала в хронику деревни, потом в Журнал Странностей. И вместе с мрачной Ру она была первой, кто услышал от Аланы пожелание сменить имя и отказаться от фамилии.
        - Ты тут ни при чём,  - сказала Птеша, быстро и при этом бережно переворачивая страницы проверяемой книги,  - ни при чём,  - эхом повторила она.  - Никто ни при чём. Она уехала не из-за вас. Она уехала, потому что изменилась. Она стала другой, и мир для неё стал другим. Она новый человек теперь.
        - Я понимаю,  - прошептала Вайли, хотя смысл этих слов был для неё трудноуловим.
        «Что значит „новый человек“? Та же Алана, лишившаяся руки. Та же самая Алана!»
        Птеша покачала головой:
        - Это невозможно понять. Той юницы, какую ты знала, больше нет. Даже если бы она осталась и потратила годы на то, чтобы объяснить вам всем, что произошло, вы бы продолжали искать в ней её прежнюю. Потому что вы сами не изменились. Для вас всё осталось таким, как было.
        - Значит, всё-таки из-за меня,  - упрямо пробормотала Вайли.
        Птеша прервалась и погладила её по пышным волосам.
        - Не из-за тебя. И не надейся!


        - Давай я тебе кое-что расскажу,  - помощница старейшины посмотрела на запад, оценила высоту солнца и придвинула к себе стопку оставшихся книг.  - Я сама была, как Ёрика. Тоже лишилась части себя. Ты знала?
        Вайли растерянно кивнула. Она слышала историю Птеши, но никогда не соотносила её с чем-нибудь ещё. А теперь сообразила, что могла обидеть взрослую, что-то не так сказать  - и от смущения спрятала лицо в ладонях.
        - Простите…
        - За что?  - удивилась Птеша.  - В этом нет ничего обидного. Ну, может, когда-то давно было… Знаешь, лет десять назад, я бы точно обиделась на предположение, что кто-то другой виноват, что я ушла! На самом деле никто не виноват.
        - Вы ушли, потому что не могли иметь детей?  - тихо спросила Вайли.
        - Так другие думают,  - отозвалась Птеша,  - до сих пор. Давай я с самого начала. Такое всегда начинается раньше, чем становится заметно, что что-то не так.


        - Моя кровная мать родила меня для своей старшей сестры. Обычное дело. И моя опекунша была очень заботливой. Для ребёнка она делала всё. У неё не было своей жизни, она не воспитывала других детей и жила одна. Вот только она не любила свою доченьку.
        - Как это?  - удивилась Вайли.
        - Не любила,  - и Птеша горько усмехнулась.  - Она любила своих будущих внучек. Она любила себя как лучшую мать. И свою идеальную семью. А настоящую дочь не любила… Я это потом поняла. Когда узнала, что она отправила письмо в деревню, где жила её двоюродная сестра. Она хотела, чтоб я взяла на воспитание ребёнка, раз не могу родить своего. Думаю, и сама бы взяла, но ей бы не позволили. Из-за возраста, а главное, из-за того, что она сделала со мной.
        Вайли осторожно погладила Птешу по плечу. Та печально улыбнулась юнице.


        - Когда я окрепла достаточно, чтобы ходить, то ушла к подруге. А потом вообще ушла из своей деревни. И несколько раз потом меняла место. Как будто продолжала убегать… Не бойся, больше не уйду! Мне хватит. Я теперь знаю, кто я и чего хочу. Но я слишком долго жила чужой жизнью. Я слишком долго не знала себя настоящую. И чтобы понять себя, чтобы выбраться из прошлого, мне надо было начать жить среди людей, которые меня не знают, которые не были знакомы со мной прежней. Тогда есть шанс измениться и стать собой. Для Ёрики очень важно начать новую жизнь среди тех, кто ничего о ней не знает. Она правильно сделала, что сменила имя. Я жалею, что не сменила своё  - многое стало бы проще! Главное, у неё новая жизнь, и всё вокруг стало другим, как и она сама.
        - Я понимаю,  - голос Вайли звучал иначе, чем в прошлый раз, когда она произносила эти слова.  - Она хочет, чтобы всё вокруг изменилось, потому что она сама стала другой. И она не может стать прежней. Поэтому и жизнь не должна оставаться прежней…  - юница вздохнула.  - Я всё равно хотела написать ей. Но теперь не буду. Не надо.


        - Бабушка тебе рассказала, куда она уехала?  - и Птеша проницательно прищурилась.  - Знаю, что есть запрет. Нас просили сохранить всё в тайне. Я оставила в хронике свободное место. Через год я впишу название этой деревни. Запрет-то всего на год!
        - Я не знала про год,  - призналась Вайли.
        - Никогда раньше я о таком не слышала,  - задумчиво проговорила Птеша.  - Секреты, запреты… Но раньше и такого не было, что теперь происходит. Безродные и жукокрылы… Про них же никто ничего не знает!
        - Вы думаете, что это из-за них?  - встрепенулась юница.  - Что Ёрика как-то связана с ними?
        - Она уже связана с ними,  - и Птеша выразительно посмотрела на Вайли.  - Жукокрыл выстрелил в неё, а безродная девушка залечила руку. Тот состав, которым была закрыта культя, не только кровь остановил, но и не дал начаться воспалению. И зажило всё быстрее, чем должно было. Наш доктор припрятал для себя кусочек, я видела,  - и она подмигнула юнице.  - Сокровище!
        Вайли прыснула  - и тут же стала серьёзной.


        - Можно я признаюсь? Но вы, пожалуйста, никому не говорите, что я знаю,  - она понизила голос.  - Я знаю про тот запрос, который пришёл. Про переселенцев. Сколько у нас гостевых домов, сколько расчищенных полей под паром, сколько мы можем принять. И про просьбу расширить резервы.
        - Я писала ответ,  - кивнула Птеша.  - Это тоже странно. Во все деревни такое направили.
        - Из Ста Водопадов,  - добавила Вайли.  - А почему оттуда?
        - Высокий Брод изучает,  - Птеша закрыла последнюю проверенную книгу,  - а в Речной Бороде придумали Журнал Странностей. Сто Водопадов  - третья крупнейшая деревня. Видимо, там будут распределять. Да и стоят они на Большой Муэре…
        - Что распределять?  - перебила Вайли.  - Откуда возьмутся переселенцы?
        Птеша пожала плечами:
        - Может, и не будет никаких переселенцев. В Ста Водопадах хотят знать возможности каждой деревни  - свободные руки, отложенные припасы, обработанные территории. Лучше всего резервы измеряются количеством людей, которых мы можем принять.
        - А зачем им это?  - не унималась Вайли.  - И почему они не сказали прямо, зачем им нужно? Зачем все эти секреты?


        Когда она задала этот вопрос бабушке, Ру посмотрела на неё своим характерным ты-сама-знаешь-ответ взглядом и процитировала отрывок из Утерянных Хроник: «Открыв тайну, ты не освободишься от неё, а лишь переложишь тот же вес на чужие плечи; но то, что ты сам способен вынести, другого может сломить».
        Вайли это не удовлетворило: понятно, что там какая-то важная тайна, понятно, что в Ста Водопадах не хотят посвящать в эту тайну других, потому что у дальних деревень свои заботы, но всё-таки  - что происходит?!


        - Я знаю, что нас не заставят принять переселенцев против нашей воли,  - поспешно добавила она.  - И ещё есть такое правило, про активный и пассивный резерв. Вы про это тоже отвечали?
        - Конечно! Ещё есть экстренный резерв,  - напомнила Птеша.  - Если где-то беда, мы не можем отказаться. Самое худшее, что мне приходит в голову, это деревни, в которых больше нельзя жить. Из-за чужаков. Поэтому хотят эвакуировать оттуда людей. И поэтому всех опрашивают  - чтобы переселенцы могли выбрать, где им жить. Ну, и резерв чтоб остался. На будущее… Не смотри ты на меня так!  - не выдержала она.  - Это в самом худшем случае. Может, ничего такого и не будет. И главное, нас не коснётся.
        - Откуда вы знаете?  - осторожно спросила Вайли.
        - Потому что переселять будут к нам. Значит, не нам уходить.
        - А если они специально, чтобы не было паники?


        Теперь Птеша выглядела так, что Вайли испугалась своих слов.
        - Не стоило говорить с тобой об этом,  - тихо проговорила помощница,  - вообще не нужно об этом говорить. Чужие тайны  - чужие заботы…
        - А я рада, что мне бабушка рассказала,  - прошептала Вайли.  - Я больше никому не скажу. Но лучше знать заранее.
        - Если бы мы что-то знали!  - Птеша встала, потянулась и подняла стопку книг.  - Пошли загружать, а то вечереет. Уже на ужин зовут.


        Вдалеке мерно бил колокол. Чувствовалась рука Сурри  - у него получался лучший ритм. И лучшее тушёное мясо с перцем и бататом.


        - А я сегодня представляла себя стогом,  - Вайли улыбнулась.  - И правда, работает!
        - Вот и хорошо! Значит, теперь сможешь представить себя рыбкой.
        - А что у рыбок?  - удивилась Вайли, поднимая свою стопку.
        - Они не умеют думать о будущем. И всегда улыбаются!



        (Не) явные различия

        У пристани, рядом с уборной, стояла доска объявлений, и, разумеется, Патси застряла возле неё. Внимательно осмотрела  - сначала поводила глазами в разные стороны, как привыкла, а потом уже принялась изучать по правилам: из центра, где размещали обращения старейшин, по правой спирали, к самому простому. Наконец, выбрала заявку покороче и, нахмурившись, попыталась прочесть.


        Её обучали уже четыре с лишним месяца. Говорила она вполне связно, ошибалась всё реже, а с подсказками Ёрики получалось так и вовсе хорошо. Другое дело  - грамота. С белокожей чужачкой надо было регулярно заниматься, сидеть рядом и следить за каждым прочитанным словом, каждой записанной буквой, поправлять снова и снова… Фактически, устроить школу для неё одной.
        Но нанимать учителя бюджет не позволял. Персональная советница оказалась удачным решением, благо Ёрика была в числе лучших своего круга  - и занималась с детишками помладше.


        Правда, обходилась она недёшево: платили ей по двойной ставке. Работа начиналось с пробуждения  - и завершалась отходом ко сну, с перерывом на консультации в лабораториях, когда чужачку опекали учёные. Но в этот промежуток советнице было не до отдыха: она просиживала на книжном дворе, перерывая горы книг в поисках очередного «простого» ответа. Итого ежесуточно выходил полный день. Как у докторов!
        Ёрика согласилась бы и на меньшее  - отработки из Высокого Брода принимались в Торговой Семье в соотношении один к полутора. Но и без этого штраф можно было выплатить всего за три месяца.


        «Это из-за секретности,  - решила для себя Ёрика,  - и потому что может быть опасно».
        Выходку брата Патси вспоминали как главный аргумент в споре о разумности чужаков. И хотя после восьмого ивура, когда завершилась битва у Снежных Камней, жукокрылы больше не появлялись, риск сохранялся. Поэтому, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Патси носила штаны и куртку с длинными рукавами и капюшоном. Её охраняли лучшие охотники с «кислотными» стрелами. А поскольку Ёрика постоянно находилась рядом, угроза распространялась и на неё.


        Была и другая версия столь высокой платы. Но размышления об этом неизменно заходили в тупик. Можно было пристать к Патси или ещё кому, вызнать, как оно получалось на самом деле. Но если окажется, что Ёрике переплачивают из-за её травмы и той вины, которую ощущала белокожая чужачка, разве это что-нибудь изменит? Сколько ни говори: «Я на тебя не в обиде, я сама навлекла на себя беду, нарушив запрет»,  - Патси не успокоится. Переплата нужна, прежде всего, ей самой. Как Ёрике был необходим штраф.
        «Ей так легче. А я… Я буду стараться, чтобы стоить такой ставки!»


        Вот и теперь она подошла к Патси и навострила уши. Поняв, на чём спотыкается ученица, поправила. В другом месте подсказала. Не засмеялась, услышав неправильное прочтение и терпеливо довела девушку до финала коротенькой и простенькой заявки.
        В любом случае, объявления лучше азбуки для первого круга! «Повар варит суп. Кузнесса куёт нож. Дети читают книгу. Старейшина пишет хронику» наскучили Ёрике ещё дома. Но Патси и в этих азбучных примерах находила, чему удивляться…


        - Хорошо, теперь с начала.
        - «Мияка из Чёрных Сосен приглашает работников на сбор кукурузы, который продлится весь йорл. Оплата отработкой, зерном или товаром»,  - медленно, запинаясь, но без ошибок прочла Патси  - и повернулась к наставнице.  - Расскажи мне про оплату. Пожалуйста.
        - Хорошо. Только на ходу,  - предупредила Ёрика.  - Сегодня главное  - экскурсия. Нам надо успеть прийти, всё осмотреть и вернуться. Ты же не хочешь ночевать на прииске?
        - Нет,  - рассмеялась чужачка.  - Нам туда?
        Следом за ними, на некотором расстоянии, следовали три охранника. Обычно хватало одного, но Патси ещё никогда не выбиралась так далеко от Высокого Брода!


        - «Отработка»  - это значит, что выдадут документ, в котором записано, сколько часов ты отработала,  - принялась объяснять Ёрика.
        В этой теме она разбиралась, что было донельзя приятно: учёба длилась всего ничего, а Патси успела назадавать тысячу вопросов. И Ёрика, считавшая себя начитанной и вообще опытной в житейских делах, несколько раз была вынуждена находить того, кто знает, опрашивать и возвращаться с подробным рассказом. Получать новые вопросы  - и опять извиняться за свою недостаточную информированность…
        - Вот я получаю такие отработки. Вчера отправила в свою деревню первую порцию. Мало, конечно, но туда всё равно вестницу посылали… Отработками можно повсюду расплачиваться. Старейшины собирают их и потом закупают то, что надо деревне. Уборка кукурузы  - это простое, ставка один к одному… И вот ещё. Такой документ дают наёмным рабочим из других деревень. А когда это твоя деревня, то старейшины записывают. А когда тебе что-то надо, приходишь и говоришь. И они дают, если есть на складе, или заказывают.


        - Зерном  - это давать кукурузу,  - предположила Патси.
        - Ну да.
        - А товаром?
        - Это значит, что можешь получить в оплату любую вещь, которая производится в деревне. Где это  - Чёрные Сосны? Там фляги хорошие делают и бочки тоже. Конечно, лучше заранее узнать цену. Можно заказ сделать, ну, какого цвета надо или размера, если это, например, одежда. Или если хочешь особенный узор.
        - Заплатит за одежду Мияка?
        - Нет!  - Ёрика едва не засмеялась.  - Там будет…  - она с трудом вспомнила слово,  - взаимозачёт, вот. Мияка большую часть зерна отдаст деревне. И старейшина, которая ведёт расчеты, запишет, сколько она сдала. И если расплатились товаром, тоже зафиксирует. Ну, и отработки она тоже выдаёт.
        - Вдруг она обманет?
        Ёрика чуть не споткнулась.
        - Кто? Кого?
        - Эта Мияка. Скажет про товар, а сама заберёт его к себе. Или старейшина запишет одно, а было другое. Возьмёт собой лишнее. Для себя.


        Ёрика задумалась. Не в первый раз она сталкивалась с похожими предположениями, дикими и непредставимыми. Гранд-мастресс Тасья предупреждала её  - что будут странные реакции на самые обыкновенные вещи. «Там, где жила Патси, всё по-другому».
        Каждый вечер нужно было вместе с ученицей сообщать о таких вопросах  - безумных с точки зрения любого нормального человека. Что тоже входило в обязанности «персональной советницы-наставницы».
        «Главное, ни в коем случае не смейся и не называй её сумасшедшей,  - просила учёная, оставшись наедине с Ёрикой.  - Слушай, запоминай, объясняй, как можешь, приводи примеры  - и будь серьёзна. Это всё серьёзно».


        Подходящее объяснение придумалось не сразу.
        - Лгать невыгодно,  - Ёрике понравилось, как это звучит, и она повторила,  - лгать невыгодно. Потому что враньё всегда раскрывается. И потом никто не сможет доверять совравшей. Даже если извиниться и всё исправить. Такого доверия, как раньше, уже не будет. И вообще это будет уже не доверие, а что-то другое. Хуже.


        Месяц назад от таких слов она бы села прямо в дорожную пыль и заплакала. Собственно, таким было путешествие Ёрики в Высокий Брод. Она бежала там, где получалось сократить путь, благо о хитростях вестниц читала лет с пяти. Когда же спешить было бессмысленно, шла не торопясь, вытирая мокрые щёки, а то и рыдая в голос  - и вспоминала свою прошлую жизнь. Прощалась с ней. С собой. С Аланой Шаддат.


        - Если обманет фермерша или кузнесса, то с ней никто не захочет иметь дело,  - продолжала Ёрика,  - и никто ничего не станет у неё покупать, и наниматься к ней не захочет. Как можно работать с той, кому нельзя доверять? А если старейшина, то ещё хуже. Её выгонят из совета деревни. И туда никогда не возьмут её детей и всех, кого она учила. Поэтому всё перепроверяют, чтоб не ошибиться… А чтобы соврать… Мальчишки врут,  - улыбнулась она, вспоминая подработки на кухне у тётушки Айгань.


        - Как узнают, что старейшина врёт?  - допытывалась Патси.  - Другие старейшины придут?
        - Если заподозрят свои, то придут,  - осторожно ответила Ёрика: тема опять вышла за границы знакомого.  - А если заподозрят в другой деревне, то назначат дознавание. Это когда выбирают человека, за которого могут поручиться не только деревенские, но из Семей тоже. И отправляют его выяснить… Я здесь плохо знаю. Если хочешь, могу расспросить. Завтра.
        - Хорошо,  - кивнула чужачка,  - я буду ждать. Мне интересно про дознавание.


        Некоторое время они шагали молча. Ёрика задумчиво смотрела перед собой. Патси, напротив, вертела головой. Для неё экскурсия началась, когда они сошли с лодки.


        По обе стороны дороги расстилались поля и луга, разделённые огороженными рощами. Знаки предупреждали, что в лес лучше не заходить. Впрочем, это было не просто: перед высоким частоколом росла чудь-трава вперемешку с колючим кустарником. В том месте, где лесная зона подходила к дороге, можно было различить запертые ворота, оплетённые лианами.
        Перед каждым полем высилась водонапорная бочка с колодцем и насосом, стояли сарайчики с инструментом и амбары. Но людей почти не было  - до начала уборки урожая оставалось больше месяца.


        Вокруг Высокого Брода лежали самые освоенные земли, и здесь давно не осталось ни одного необработанного участка. Леса высаживали и прореживали, когда приходил срок. Дикие животные были приучены к изгородям, дорогам и к присутствию людей. Охотников и пастухов называли общим словом «звероводы», а фермеры выполняли обязанности лесников.
        Если бы не соляной прииск, белокожая чужачка давно бы залезла в какое-нибудь поле. Насосы на ножном приводе и система полива, трещотки для отпугивания птиц и амбары с погрузочными окнами, доски расписаний  - её привлекало всё. Каждые сто шагов Ёрика подхватывала её под локоть и буквально тащила за собой.


        Время от времени на обочине по левую сторону дороги попадались замшелые каменные столбы. На каждом висела памятная табличка, на некоторых ещё сохранились обломки древних указателей. Всякий раз, минуя их, Патси замедлялась.
        Она уже не спрашивала, что это такое  - в свой первый день на новой работе Ёрика объяснила историю столбов, ведь они встречались и вблизи деревни. Белокожая чужачка страшно возбудилась, услышав о прошлом Высокого Брода и ближайших Мёртвых Ям. Тут же поспешила в лабораторию к гранд-мастресс Тасье.


        Ёрике стало боязно  - не сказала ли она чего-то лишнего? С другой стороны, ничего обидного или секретного в этой истории не было. Это изучают в школе: разлив Большой Муэры возле Высокого Брода, Отравленные Земли вокруг Мёртвых Ям и строительство первого канала. Первые сто лет от ведения хроник  - преданья старины глубокой! Ёрика была лучшей в своём круге по географии и второй, после Вайли Онги, по истории  - поэтому помнила со всеми подробностями, даже карту могла нарисовать.
        Теперь от прежней границы Отравленных Земель остались лишь древние каменные столбы, крошащиеся от ветра и дождей. Их не трогали в память о людях, которые отдали своё здоровье, чтобы изучить невидимые яды, которыми когда-то сочилась земля. А другие люди прорыли канал, чтобы отвести воды реки, и построили шлюзы.


        Уже много-много лет высокий брод  - это утёс. Когда-то он перегораживал Большою Муэру, и она разливалась каждый год, покрывая огромные территории, включая Мёртвые Ямы. Теперь утёс изучают учёные, а странники приходят поглазеть на него. С двух сторон его огибают скромные ручейки, в то время как река несёт свои воды по каналу.
        Заболоченное старое русло зарастает камышом, здесь гнездятся белые цапли и пасутся бегемоты. Жизнь постепенно возвращается на берега Большой Муэры, и Отравленные Земли съёживаются… «Старое доброе прошлое  - что в нём для Патси?»


        Она была старше, но Ёрика постоянно ощущала себя, как будто опекает кого-то маленького. Наверно, из-за постоянных вопросов  - Патси было интересно всё вокруг, любая мелочь была для неё непонятной, чудесной или пугающей. Она всё видела как в первый раз  - и не могла «просто подумать, вспомнить похожее и сравнить», как объяснял учитель Тан старшему кругу. Потому что Патси нечего было вспоминать!
        Вот и теперь молчание продлилось совсем недолго.


        - Ты рассказывала про татуировки,  - начала белокожая чужачка, то и дело оглядываясь на идущих сзади охранников,  - что татуировки делают по разным случаям. Что это знаки о человеке. Что человек может. Или любит…
        Похоже, после объявлений она начала читать людей  - подумав об этом, Ёрика прикрыла рот рукой, чтобы улыбнуться.
        - Я плохо помню,  - Патси вздохнула и тут же исправилась,  - запоминаю. Плохо запоминаю. Мужчина с луком имеет большие волосы под ртом… Забыла слово.
        - Борода,  - подсказала Ёрика.
        - Да, борода… И татуировка его такая, как он выбирает всех, и мужчин, и женщин. Правильно?
        - Ага,  - Ёрика стрельнула глазами в сторону статного охотника с огромным луком.
        Патси ещё больше нахмурилась.
        - Ты мне рассказывала, что мужчины берут лекарство… Принимают лекарство, чтобы у женщин не быть… не рождаться детей, правильно?
        - Это называется «затормаживаются»,  - напомнила Ёрика.  - Тормозные порошки. Я не особо разбираюсь, это же мужское…
        - Борода не должна расти!  - перебила Патси.  - Нет детей  - нет бороды!
        - Почему?  - Ёрика неосознанно оглянулась и на всякий случай помахала рукой охранникам, мол, всё хорошо.  - Борода растёт не у всех. Я помню, в школе рассказывали, что раньше таких мужчин, ну, чтобы с бородой, вообще не было. И «бородой» называли корни мангровых деревьев. Они видны, когда вода сходит… Поэтому и Речную Бороду так назвали. Потом у некоторых стариков начала расти щетина. А потом даже у парней начала! Не у всех, конечно, очень редко… Но это не болезнь, а как родинки. Просто бывает. И тормоза тут ни при чём!
        - Не понимаю…  - задумалась Патси.
        - Хочешь, я найду врача  - и он тебе объяснит?  - предложила Ёрика.  - Это всё мужские дела, поэтому я мало что знаю. Про это говорили, когда были уроки про беременность и всё такое по медицине. Парни пьют тормоза. И некоторые ещё пьют специальное лекарство, когда перестают. Ну, чтобы сделать ребёнка. Но как там всё проходит и с чем связано, я не знаю. Потому что когда парням в школе всё это рассказывали, нам подробно объясняли про месячные и овуляцию… Но это точно не связано с бородой,  - она рассмеялась.  - Бывают же метки, что только с мужчинами. Тогда не принимают тормоза, потому что совсем не могут любиться с женщинами. Но борода-то у них не растёт!
        - Вот как, понятно,  - кивнула чужачка, но её растерянный вид подсказывал, что ничего ей не понятно.
        - Так найти тебе врача? Чтоб всё рассказал?
        - Не надо,  - смутилась Патси,  - не срочный вопрос. Потом.


        - Мне надо будет ставить такой татуировку?  - подумав, спросила она.  - Про то, с кем я могу?
        В прошлый раз на этот вопрос отвечала мастресс медицины из Высокого Брода, и Ёрика постаралась в точности повторить слова учёной:
        - Их ставят не только для того, чтобы сообщить, каких людей выбираешь для любви. Такие татуировки свидетельствуют о готовности принимать ухаживания или отвергать их. А такая готовность… такая готовность…  - она сбилась.  - В общем, их можно вообще никогда не ставить.
        - Как у тебя?
        Ёрика не удержалась и прыснула. И тут же сделала серьёзное лицо.
        - Мне ещё шестнадцать,  - напомнила она, выразительно посмотрела на Патси и тут же осознала, что ученица не понимает, что тут смешного.  - Мне рано. Её начинают ставить лет с восемнадцати.
        - А пока если не поставят, значит нельзя…  - чужачка остановилась.
        - Всё можно,  - Ёрика в который раз взяла её под руку, чтоб заставить идти быстрее.  - Но пока у тебя нет такой метки, к тебе никто не подойдёт. Ну, из взрослых. Надо самой, и лучше с тем, у кого тоже нет метки. И не просто подходить, а договариваться. Можно попросить кого-нибудь, чтоб была посредницей.
        - Ты просила? Прости, я нельзя спрашивать о таком…  - Патси смутилась.
        - Нельзя,  - подтвердила Ёрика,  - но так и быть, скажу. Я просила. И мне предлагали. Ничего такого. Взрослым проще, конечно…


        Патси хотела что-то сказать, но густо покраснела и отвела взгляд, как делала раньше, когда разговор заходил о руке наставницы. Ёрика решила оставить эту тему. Белокожая чужачка воспринимала упоминание любви с непонятным смущением, а уж стоило затронуть увечье…
        Самой Ёрике было не до отношений. Она ещё осваивалась на новом месте, привыкала к обязанностям и предосторожностям новой работы, изучала новую речную еду. Да и к экзаменам надо готовиться  - она ведь так и не закончила школу! Вот потом, как выплатит штраф и разберётся со всеми делами, можно будет кого-нибудь найти.
        Высокий Брод  - очень людная деревня. И по воде путешествовать быстрее, чем посуху, поэтому соседи оказывались ближе. Выбор есть! В конце концов, в глухих Солёных Колодцах и однорукий учитель Тан никогда не жил один, и вокруг прихрамывающего Сурри вечно кто-нибудь увивался.


        - На прииске тоже нанимают работников?  - помолчав, спросила Патси.
        - Нет, там по-другому,  - тут же откликнулась Ёрика.
        Всё-таки не зря она готовилась к экскурсии и читала про прииск!
        - То есть когда добывают что-то ещё, то могут нанять. Но главное там  - соль. Соль нужна всем. Всегда. Старейшины подсчитывают, сколько кому нужно соли. И сколько дней отработки нужно, чтобы эту соль добыть. Конечно, с запасом, на случай непредвиденных расходов. И на прииск присылают людей из окрестных деревень. Там живёт постоянный мастер, а ещё есть кухня. Но даже повара туда присылают по очереди.
        - Кому потом принадлежит соль?  - не унималась Патси.
        - Деревне, кому же ещё! Её распределяют, кому надо. Но солью не торгуют. Это как земля или вода. Или туалеты,  - Ёрика улыбнулась, потому что неожиданно для себя повторила объяснение учителя Тана: так он рассказывал о разнице между товаром и ресурсом.  - Каждый может пользоваться, но и каждый должен помогать. Конечно, на соляной прииск ни тебя, ни меня не пошлют! Это работа для сильных. Но сколько-то полных дней в год надо отработать на деревню. У меня десять, ну, из-за этого,  - она показала на культю,  - и потому что мне шестнадцать. Можно просто отдать отработки. Я как штраф выплачу, сразу и отдам.


        - Как узнать, сколько моё?  - растерянно поинтересовалась Патси.
        - У тебя, наверное, пока ничего нет. Ты же ещё говоришь с ошибками!  - честно призналась Ёрика и тут же уточнила.  - Ошибок сейчас меньше, чем было! Когда научишься хорошо читать и писать, то сдашь экзамен, как после первого школьного круга. И ещё надо знать про свои обязанности и права. Это я тоже объясню. И немного по медицине знать, уметь считать и ещё про животных и насекомых. Ты справишься, ты уже много знаешь!
        - Экзамен,  - повторила чужачка с некоторым удовольствием.  - И потом назначат отработки?
        - Не знаю. Нам назначили после пятого круга. Но если ты уже как бы работаешь в лаборатории, и вообще взрослая, то могут и после первого,  - задумалась Ёрика.  - Смысл в том, что тебя обеспечивают всем необходимым. И взамен ты тоже должна что-то делать. Если берёшь, надо и отдавать. Нельзя только брать и брать. Только маленькие дети так могут. И ещё кто болеет.
        - Мне это нравится,  - призналась Патси.  - Я думала начало, что… В начале…


        Она осеклась. Прислушалась, и её лицо моментально стало строгим  - и по-настоящему взрослым. А потом она задрала голову. Ёрика оглянулась на охотников  - они тоже смотрели вверх. Посмотрела и она.
        По ярко-синему небу были рассыпаны чёрные точки. Каждую окружал светящийся ореол. Точки увеличились, у них появились яркие хвосты, они стали похожи на дротики. И они продолжали расти. Вдобавок они гудели и ревели  - всё громче и громче.
        - Надо спрятать,  - громко сказала Патси.  - Спрятаться. Крыша! Под землю! Быстрее! Укрытие. Место есть?


        К ним подбежал один из охранников  - тот самый молодой бородатый охотник с луком. Парень указал на хозяйственные постройки у поля, перед которым они остановились.
        - Если надо спрятаться, то там может быть погреб…
        - Быстрее!  - закричала Патси  - и бросилась к постройкам.
        Ёрика кинулась за ней, следом  - охрана. Мужчины перестроились: один вырвался вперёд, двое других держались по бокам.


        Поблизости не было никого из фермеров  - видимо, они приходили утром, потому что полив работал: то тут, то там над грядками поднимались фонтанчики воды. Ёрика успела заметить радугу, дрожащую над струйками… Происходящее напоминало сон: зелёная бахромчатая ботва, свежий запах земли, бульканье в бочке  - и рой огненно-чёрных рычащих созданий, падающих с неба.
        Один из охранников, широкоплечий и с густой сединой, открыл створки погреба. Желоб для урожая был убран, но лестница оставалась разложенной. Едва они спустились в прохладную тьму, пахнущую сухими травами и мышиным помётом, как створки захлопнулись. Осталась одна высокая щель, сквозь которую пробивался яркий свет.


        - Что там…  - начала было Ёрика, но прервалась.
        Патси обняла её за плечи и заставила сесть прямо на пол. В следующий миг ударило так, что от грохота заложило уши.
        Всё вокруг тряслось. По крышке погреба стучали комья земли, рядом что-то рушилось и ломалось с пронзительным треском. Каменные стены погреба дрожали, с них сыпалась пыль. Потом в щель створок брызнула вода… И новый удар, подальше.
        Вода по-прежнему сочилась, но её было немного.
        - Бочка упала,  - сказала Ёрика и вцепилась в Патси.


        Охранники сидели вокруг них, спинами внутрь. Готовились прикрыть, если погреб начнёт обваливаться… Но ничего больше не происходило. Лишь пару раз ударило вдали. И вода перестала капать.
        - Я видела,  - тихо призналась Патси,  - не здесь. Давно. Высоко в небе… На куски…
        - Взорвалось,  - догадалась Ёрика,  - был взрыв.
        - Да,  - кивнула Патси,  - взрыв высоко. Куски вниз. Очень опасно.
        - Я читала о таком,  - сказала Ёрика, и её голос зазвучал увереннее,  - называется «метеориты». Небесные камни. Со звёзд.
        - Не камни,  - помотала головой Патси,  - куски нашего. Наш корабль в небе.
        - Корабль, на котором вы прилетели?!  - Ёрика посмотрела на щель, сквозь которую всё так же пробивалось солнце.
        - У нас много кораблей,  - прошептала чужачка.


        Больше взрывов не было, но они ещё долго сидели в погребе, не решаясь вылезти.


        Ёрика думала о том, что Патси уже трижды спасла ей жизнь. Сначала в Мёртвых Ямах, теперь от метеоритов или, как она говорит, кусков корабля. А второй раз было письмо с предложением о работе.
        Ёрика получила его в первый Змеиный День. Все сидели за оградой и ждали спасительной ночи. А Ёрика думала о другом спасении. Она уже успела вырвать у бабушки правду о том, как именно умерла её мама  - почему вышла в лес, когда мигрировали змеи. Повторение этого поступка было не самой плохой перспективой, тем более других не оставалось. А жить в Солёных Колодцах Ёрика больше не могла. Но старейшина Ру принесла письмо, которое всё изменило. И Ёрика отправилась в дорогу сразу после Змеиных Дней!
        Патси об этом обстоятельстве не знала. Надо рассказать ей. Чтобы не винила себя. Чтобы не считала себя приносящей одни несчастья.


        Патси размышляла о последствиях. Что бывает, если взорвать корабль в верхних слоях атмосферы, она знала хорошо. Слишком хорошо: именно так погибли её родители, которые были в куполе, когда туда упал обломок климатической станции. Кристиан после этого стал безумно заботливым. И просто безумным.
        Теперь Патриция Доминика Янг с ужасом и жгучей виной представляла, сколько людей погибнет, сколько детей осиротеют, сколько родителей потеряют своих детей… Пускай сама Патси не виновата. Но она и до случая с Ёрикой знала о реакциях местных охранных систем. Все знали. И все делали вид, что ничего особенного в этом нет. Ничего такого, чтобы изменить своё поведение.
        «Они не обращали внимания на транспортники, но всегда реагировали на боты и технику,  - вспомнила она,  - предупреждали. Это было предупреждение. А мы не хотели этого признавать…»


        Бородатый охотник поглядывал на чужачку и думал, что никогда бы не подошёл к ней. Даже если бы у неё были все положенные татуировки. Даже если бы она говорила чисто, без акцента. Не из-за цвета кожи, волос, глаз  - наоборот, это привлекало. Но он бы никогда не понял, что у неё в голове. Что чувствует человек, родившийся на корабле в небе? Что значит жить среди мужчин вроде её брата, который может обидеть ребёнка или угрожать учительнице?
        Он был не против защищать её, это хорошая работа  - и сохранялся шанс столкнуться с жукокрылом. Он мечтал об этом каждое утро. Жалел, что не поехал в Солнечные Брызги, когда приглашали.
        А белокожая девушка… Пусть живёт! Правильно, что она бросила своих. Как можно жить рядом с чудовищами? Но она не перестала быть посторонней. Как и все они. И ничего хорошего от них никогда не будет  - теперь-то он был уверен в этом!



        Кит и осколки солнца

        Емъек часто рассказывал мне о китах, но я никогда не могла их представить. Он даже откопал на нашем книжном дворе тяжеленный старинный альбом с картинками и притащил мне. Рыбы, огромные, как холмы, с фонтанами воды на макушках и умными глазами… Я рассматривала иллюстрации, кивала, слушая его истории, но всё равно не верила в существование таких животных.
        А потом я сама стала китом, и сразу всё поняла.


        Я стала огромной, неповоротливой, ленивой. И полюбила плавать. Даже просто лежать в ванной. Мне её набирали каждый день.
        Как оказалось, это было самое лёгкое желание, которое загадывала беременная! Мама вспоминала, что когда она носила Брунгу, то постоянно хотела манго. Сезон ещё не наступил, и с прошлого года осталось несколько штук. Опекун обошёл ближайшие деревни, но и там сохранилось всего ничего  - хватило недели на три. А повар замучился готовить ей «что-то похожее» из сушёного манго, цветочной муки и орехов. Когда же, наконец, созрел новый урожай, мама уже родила  - и смотреть на эти манго не могла!
        А когда ждала меня, то могла есть только икру. Хорошо, что в Речной Бороде разводили много рыбы! И все восемь с половиной месяцев оттуда доставляли сушёную и копчёную икру и даже живых рыбин. Может быть, поэтому меня воротит даже от рыбного запаха!
        По сравнению с этим наполнить ванну  - проще простого: вот колодец, вот насос, вот раскалённые камни, чтоб вода не была ледяной.


        Я лежала, смотрела на своё пузо и думала о китах. И о Емъеке.
        Нам уже пришла весточка из его родных Солёных Колодцев, что его полукровная сестра благополучно разродилась. Здоровая сильная девочка  - хороший знак! Но я совсем не боялась за себя или за ребёнка. Я беспокоилась о другом.
        Точнее, я не беспокоилась, потому что это вредно. Я не испытывала страха или тревоги. О чём волноваться? Докторка, которая специализировалась на родах, обучала меня, регулярно осматривала и объясняла. С моими опекунами всё было в порядке, с моим здоровьем всё было в порядке, с моими близкими всё было в порядке!
        Но я не переставала думать одну и ту же мысль, снова и снова. Она не пугала меня, но постоянно была рядом, как тень.


        Всё происходило одновременно.
        Я проверяла по Журналу Странностей  - история с пустым Лишним в Моховых Крышах случилась в те дни, когда мы были с Емъеком. Потом он сам обнаружил первого мячелёта. И защищал в Речной Бороде юницу, которую похитил жукокрыл.
        Конечно, чужаки появились раньше: тридцать третьего мая прошлого года. В тот день мне исполнилось двадцать лет, и утром, лёжа в постели, я подумала, что теперь я уже взрослая и мне всё можно. А вечером я уже понимала, что хочу родить.
        Какое-то время я молчала об этом. А когда призналась, то ещё месяц ходила на занятия, где мне объясняли, что может быть и всё такое. Даже на родах пришлось присутствовать… Не с первого раза я выбрала, кто станет отцом. Но день был один и тот же  - когда я приняла решение и когда в Звёздных Окнах увидели корабли, летающие высоко в небе!
        А после того, как наш доктор сообщил мне, что всё получилось, стало много этих странных случаев. За безродными следили в Мёртвых Ямах. И ещё появились жукокрылы. Много всего.


        Всё связано. Пока я вынашивала ребёнка, мир вокруг вынашивал чужаков. Значит, и рожать мы будем одновременно.


        Никому я в этом не признавалась. Никто бы не понял! Разве что Емъек, но он был далеко  - шёл по берегу Ымлы в сторону Солнечных Брызг. Спешил к Закатному морю, о котором он мечтал с детства, и к китам… А я китом лежала в ванной и пыталась вообразить, какими будут роды у мира, если беременность  - это то, что происходило с чужаками?
        Я как-то попробовала рассказать про это Брунге, но она заявила, что безродные не имеют отношение к нашему миру. Они пришлые, посторонние, они извне, так чего голову ломать? Я чуть было не возразила, что ребёнок тоже приходит в мир, где его раньше не было! Догадалась промолчать. Возможно, никому и не нужно понимать. Это моё  - для меня и моего ребёнка. Наше.


        Мне было жалко чужаков.
        Плохо быть другим. Плохо, когда ты хочешь стать своим, найти своё место, а тебя нигде не принимают. Потому что ты не умеешь и не знаешь, как правильно. Потому что ты чужой, безродный, бездомный. Не странник, как Емъек, который везде найдёт своё и которого везде примут. А бродяга, который заблудился меж звёзд.
        Это же так тяжело  - быть межзвёздным бродягой, который сам не знает, куда и чего хочет, и которому некуда вернуться…


        Про жалость я тем более никому не признавалась! Все злились на чужаков, потому что они всем мешают, путают планы, из-за них приходится многое менять. Как с детьми.
        Я была в курсе, что моя жизнь изменится. Это ответственная работа  - воспитывать. Непростая, поэтому не каждая берётся за неё. Конечно, я не одна буду растить нового человека. Но всё равно я не смогу жить так, как раньше. По крайней мере, пока не научу  - его или её  - всему, что надо.


        Чужаки были как маленькие, ничего не понимающие детишки. И все те странные и страшные поступки, которые они совершали, были как толчки, которые будили меня посреди ночи. Или как тошнота по утрам. Или рвота в самый неожиданный момент.
        Всякий раз, сравнивая, я не могла удержаться от улыбки.
        Я была китом, а безродные чужаки были как ещё нерождённые младенцы.


        И когда с неба начали падать раскалённые камни, я подумала о янтаре. Емъек про него тоже рассказывал, но янтарь я видела и раньше. Его собирают на берегах Закатного моря и называют осколками солнца. Конечно, все знают, что янтарь  - это древняя смола. Но так красивее: представлять, как огромное раскалённое солнце опускается в холодную воду, шипит  - и от него отваливаются кусочки.
        А если не в море? Тогда это будут огненные осколки, которые с такой силой ударяются о землю, что вокруг всё гремит.


        Сидя в подвале возле семейного дома, я слушала грохот, представляла, как от солнца отламываются крошки, и улыбалась.
        - Тебе не страшно?  - обеспокоенно спросила Брунга, которая, едва прогремел сигнальный гонг, не оставляла меня ни на мгновенье.
        - Кажется, у меня воды отошли,  - ответила я, совершенно не удивляясь происходящему.


        Всё так, как я и рассчитывала. Мир рожает  - и я тоже должна. Мой срок подходил.
        Брунга заволновалась, все вокруг забегали, докторка, которая тоже была здесь, достала сумку с инструментами и лекарствами  - и принялась распоряжаться. Я выполняла её указания, слушая себя и слушая, что происходит вокруг.


        Давать жизнь больно и трудно  - понятно, почему так шумно и всё трясётся! Но это не навсегда. Этот день пройдёт. А потом начнётся что-то совершенно новое. Что-то очень хорошее.



        Выше линии горизонта

        Поначалу Инкрис ждала, что её будут отговаривать. Заботливо спрашивать, не страшно ли ей? Напоминать по сто раз на дню, что можно всё отменить  - отказаться прямо сейчас… Но никто ни разу не вспомнил, что ей в этом году исполнилось четырнадцать лет! Учёные уважали её решение. К её словам они относились всерьёз. Для них она была как взрослая, иначе не было бы никакого эксперимента.
        Когда она осознала это, то мысленно возликовала.


        - Скорее всего, ничего не произойдёт,  - напоследок предупредила её мастресс Унаринь.  - Возносит раз в год, бывает, что дважды. Но последний раз был в дауре…  - она хмыкнула, вспоминая, как Белая Гора проглотила чужака.  - Короче, с промежутком в три месяца она ещё ни разу не возносила. Но,  - она оглянулась на мастресс Яринь,  - последний раз, может, и не считается…
        - Не слушай её,  - перебила звездочтица,  - она тебе просто завидует. Её-то ни разу не взяли, хотя она вообще живёт здесь!


        Инкрис рассмеялась.
        О Белой Горе она знала давно  - не в последнюю очередь из-за Стены. Мечта рассмотреть всё сверху будоражила её с того момента, как она прочитала об этом объекте, самом высоком и при этом относительно доступном. Через пять страниц мечтать оказалось не о чём: бывало и такое. В 304-м году от Ведения Хроник на вершине оказался знаменитый исследователь Стены, написавший о ней первую книгу. Но он не смог ничего увидеть  - лишь пресловутый туман и разноцветные огоньки, едва различимые издали.
        Знала Инкрис, что не будет самой молодой из вознесённых  - в 788-м году от В. Х. Белая Гора приняла двенадцатилетнюю юницу.
        И уж тем более было известно, что ни разу ни с кем и никогда здесь не случалось ничего плохого! А упомянутый Унаринью чужак, судя по всему, распсиховался от неожиданности.
        Тысячу лет без перерыва Белая Гора демонстрировала честный обмен: выслушав интересную историю, позволяла подняться над линией горизонта и полюбоваться на мир.


        Но Инкрис не спешила вставать на приступочек.
        Она несколько раз перевела дух. Зачем-то отряхнула юбку. Посмотрела на светлую шкуру, и впрямь похожую на свежую кожу Стены, какой она бывает после чистки. Зато на Стене получалось оставить след на века, если применить правильную формулу. А вот раны от оружия жукокрылов полностью излечились  - и шрамов не различить!
        Инкрис хотела было оглянуться, чтобы сообщить о своём наблюдении, но вовремя остановилась. «Тоже мне открытие! Сюда же целую лабораторию направили после той стычки. Они уже во всём разобрались и всё описали».
        Кроме того, её немного знобило, и челюсть подрагивала, поэтому не стоило поворачиваться лицом к людям, которые присутствовали при эксперименте. Могут и передумать насчёт её взрослости… Ни за какие сокровища Инкрис не пошла бы на попятную!


        Идея «представиться» выглядела логичной, но неосуществимой. Всё же началось с Махи из Торговой Семьи, которая рассказала Белой Горе про Инкрис; следующий шаг  - прийти и познакомиться без всяких посредников. Но постоянно было не до того.
        Сначала Инкрис похитили. Потом все принялись бояться жукокрылов, строить караульные башни, усиливать охрану  - в общем, какие тут эксперименты! Потом Емъек уплыл.
        Потом ей назначили экзамены  - школьной программой она овладела, а по некоторым дисциплинам знала больше учителей. Сдала. Затем надо было выбирать наставницу, а выбрав, постараться, чтобы та согласилась взять ученицу. К счастью, всё получилось. И поскольку наставница отъехала на Угрёвый канал для консультации, образовалось несколько дней для вожделенной вылазки к Белой Горе.


        Главное, не пришлось никого уговаривать.
        Инкрис представляла, как одолжит лодку и под покровом ночи отправится вверх по Большой Муэре. Будет тайком, словно какой-нибудь Лишний, окольными тропами добираться до Белой Горы… Но вместо строжайших запретов или скучных предостережений услышала от учительницы Ниплис: «Вот и замечательно! Яринь будет рада».
        Только договорились и назначили день, как случился метеоритный дождь из осколков корабля недомеченных. И путешествие отложили  - занялись ремонтом и определением ущерба. Собственно, восстановительные работы ещё не закончились, и в Сто Водопадов одна за другой приходили печальные вести со всего мира. В порту даже вывесили карту с отметками, кто и как пострадал.
        После очередного скорбного письма и новой точки на карте, Инкрис испугалась, что поход к Белой Горе вообще отменят! К счастью, эксперимент был нужен не ей одной.


        Это был не первый случай, когда один живой объект оказался связан с другим. Например, орнамент внутри «звёздных окон» был идентичен узорам, которые покрывали слепые столбы. Огоньки, которые когда-то мелькали вблизи Болотных Светлячков, не отличались от огоньков на вершине Белой Горы и за Стеной. А утёс, перекрывающий русло Большой Муэры в районе Высокого Брода, во многом копировал Туманные Вздыби.
        Гипотезе об общности живых объектов было уже несколько веков. Вне зависимости от активности, все объекты обладали общими чертами. Тем более такие «сёстры» как Стена и Белая Гора! А благодаря способности стрелять обжигающими лучами и самоочищающейся шкуре, к семейству присоединились преображённые Снежные Камни. После боя с чужаками они не стали складываться  - и теперь выглядели словно детёныши Белой. Как метко пошутила гранд-мастресс Тасья Вламд: «Придётся переименовывать их в Снежные Рога!»


        Гранд-мастресс была временным опекуном Инкрис и руководителем проводимого эксперимента  - и её лаборатория считалась главной по чужакам. Вторым специалистом называли Хигги Ыйдарь, которая теперь работала в Снежных Камнях: помогала с поисками того, что осталось от жукокрылов и небесных кораблей.
        Тасья часто говорила об этом. Отъезд Хигги был идеальным решением: она как раз приплыла в Речную Бороду, когда туда доставили послание из Снежных Камней. Умчалась на север, оказалась первой из учёных и была назначена главой проекта. И будет сидеть там, пока всё не соберут и не опишут. То есть в лучшем случае полгода, а с учётом сезона дождей, то и на год может задержаться…


        Когда Тасья не жаловалась на отсутствие своей обожаемой коллеги, без которой «ничего не получается, и всё валится из рук», она спорила с Яринь  - о природе чужаков, о родстве жукокрылов с живыми объектами и о происхождении последних. С некоторых пор теория, что они были созданы предками людей, перестала выглядеть безумной.
        Силу обрела и та версия, что, напротив, люди были созданы предтечами живых объектов. А потом две цивилизации разделились. Чужаки  - это те люди, которые предпочли зависеть от техники по принципу симбиоза, как это бывает у цветов, которые опыляются определённым видом насекомых.


        Звездочтица Яринь, напротив, считала, что техника чужаков никак не связана с живыми объектами. Ведь один из них  - Призрачная Луна, чьё появление удалось предсказать только с учётом сельскохозяйственных записей и календаря природных явлений.
        Так что вся теория рассыпалась. Чужаки  - пришельцы, явившиеся из своего мира. И некоторая схожесть их кораблей с тем же утёсом Высокого Брода не более чем конвергенция: «Общие функции и среда существования дают одинаковое решение».


        - Но мы и чужаки похожи! Наша кровь одинакового цвета,  - возражал ученик Сомка, прибывший из Высокого Брода вместе с гранд-мастресс.
        - Аналогично,  - усмехалась Яринь,  - мы же все дышим кислородом!
        - Но внутри…
        Сомка запнулся. Тасья выразительно посмотрела на него.
        - Мы не знаем, что у них внутри,  - напомнила звездочтица,  - пока что. В Снежных Камнях находили сильно повреждённые и обгорелые останки. Когда у нас будет хотя бы один живой недомеченный, можно будет сравнивать.


        Споры начались ещё в Ста Водопадах, где собиралась их группа. Инкрис ловила каждое слово  - и пьянела от возможности просто слушать, просто быть рядом с самыми настоящими учёными. Она ещё больше полюбила Яринь, а за Тасьей так и вовсе ходила хвостиком.
        «Вот Ганн обзавидуется, когда я ему напишу!»  - думала она. С проводов Емъека прошёл месяц, но паренёк до сих пор вспоминал в каждом письме, будто это случилось вчера, встречу с «той самой» гранд-мастресс Хигги Ыйдарь. Учёная так и не выполнила своего обещания прийти в школу и рассказать о лаборатории в Высоком Броде, потому что спешно отправилась в Снежные Камни.
        Сообщение, прочитанное в порту, оказалось решающим. Из школы выпустили всех, кто был готов к практическим занятиям и самообразованию. И Ганн вернулся в Звёздные Окна на Угрёвый канал. Писал теперь каждый день…


        А Инкрис наконец-то смогла вплотную заняться Белой Горой. Но о готовящемся эксперименте беспокоиться было некогда! Тасья и Яринь без устали метали друг в друга аргументы. Функции и факторы, назначение, цели и способности  - стоило Инкрис полностью поверить в одну теорию, как звучала следующая, ещё убедительнее и безумнее.
        Когда они прибыли в назначенное место, Инкрис размышляла о чём угодно, кроме необходимого. Волнение нахлынуло на неё прямо у подножья Белой Горы. Все «вдруг», «а если» и «может» разом закружились в её голове, и стало трудно дышать  - от страха, неуверенности и любопытства. Но не скажешь же: «Дайте мне день, чтоб я могла хорошенько всё обдумать!»
        Инкрис вздохнула в последний раз  - и поднялась на площадку.


        - Добрый день,  - поздоровалась она, вспоминая все те описания, которыми зачитывалась в детстве,  - меня зовут Инкрис Даат, я из деревни Солёные Колодцы, но сейчас живу в Речной Бороде и буду дальше учиться либо там, либо в Ста Водопадах. Когда-то я очень хотела узнать, что за Великой Стеной. Но сейчас мне всё равно, что там. Сейчас мне важнее то, что здесь.
        На этих словах гранд-мастресс Тасья выразительно хмыкнула. Что ж, никто не ожидал такого поворота! Но это было честно. Инкрис не хотела врать, тем более врать Белой Горе.
        - Мне сейчас другое интересно,  - продолжала юница.  - Когда я вернусь к себе в Солёные Колодцы, хочу сделать так, чтобы у нас было много воды. Не так, как на Большой Муэре,  - она улыбнулась,  - но всё равно, чтоб стало больше, чем сейчас. Поэтому много читаю про водонакопители и ирригационные системы. Но пока не знаю, как быть. У нас же Стена совсем рядом! Будет непросто уместиться…


        Она замолчала. Потому что у неё спрашивали. Кто-то настойчиво задавал ей бессловесный вопрос. Это было как «ммм?» от друга, с которым делаешь общее дело. И достигнуто полное взаимопонимание…
        «Хочу,  - догадалась Инкрис,  - конечно, хочу! Я же затем сюда и пришла!»
        В поверхности Белой Горы образовалось отверстие размером с дверной проём. Вокруг Инкрис сомкнулись огромные невидимые пальцы  - и занесли её в ослепительно белое нутро.


        Она больше не боялась. Это приключение было во сто крат приятнее похищения! В грубых объятиях жукокрыла Инкрис ощущала себя слабой и уязвимой, и когда вспоминала это, то содрогалась от отвращения. И разумеется, чужак не спрашивал, чего она хочет.
        С Белой Горой всё проходило иначе. Здесь учитывали желания Инкрис, и втягивали её деликатно. Огромное и сильное существо могло с лёгкостью причинить ей вред  - и при этом оно заботилось о ней. Словно бы Белая Гора хотела продемонстрировать честность своих намерений.
        «Ну да, так и надо,  - подумала Инкрис, плавно поднимаясь вверх по матово-белой трубе,  - если хоть один человек испугается или будет взят против воли, разве потом кто-нибудь сюда подойдёт!»


        Поверхность трубы, которую описывали как «молочный воск», напоминала кубки из опалового стекла. Такие выдувают из слитков, найденных на северо-востоке. Но Инкрис чувствовала, что это живое стекло, твёрдое и при этом нежное. И постеснялась прикасаться.
        Когда подъём закончился, стены раздвинулись, и нежное сияние начало темнеть, одновременно становясь прозрачным. Проявляющаяся картина была до того захватывающей, что юница взвизгнула, не в силах сдержать восторга.


        Это была панорама  - вид с вершины Белой Горы. Но каким-то образом Инкрис наблюдала и небо над головой, и то, что под ногами. Высоты она не совершенно не боялась  - и с любопытством оглядела верхушки деревьев, виднеющуюся дорогу, крышу гостевого домика и крошечные фигурки людей, ожидающих её возвращения.
        Но самое интересно было вокруг. Инкрис без труда узнавала притоки Большой Муэры, каналы Высокого Брода и Ста Водопадов, мрачные Мертвые Ямы и соляной прииск с ярко-розовыми и бирюзовыми прудами. За последние месяцы она едва ли не наизусть выучила карту  - и теперь осознала то, о чём раньше читала: карты были начерчены при помощи Белой Горы. Это действительно так просто  - запомнить и потом зарисовать по памяти! Весь мир был как на ладони.
        Инкрис повернулась влево  - и в иссиня-чёрной громаде угадала Горькое море. Повернулась вправо  - и различила восточные отроги Юольских гор.


        Как бы она ни объясняла самой себе, что теперь её не интересует, что за Стеной, Инкрис всё равно посмотрела на восток. С вершины Белой Горы Стена была точь-в-точь как линия, прочерченная на карте  - слегка вогнутая, поразительно правильная и оттого заметно выделяющаяся.
        Любуясь её грандиозностью, её очевидной чуждостью и неестественной плавностью, Инкрис перестала стыдиться своего детского увлечения. Не было в этом ни глупого, ни смешного  - пытаться разгадать тайну Великой Стены. И не было слабости в том, чтобы сдаться перед таким противником.


        За Стеной был туман. Инкрис всматривалась в него и вспоминала, как вместе с Вайли строила башню. Как поднимала туда старейшину Ру. Как трещали ломающиеся опоры. А потом втроём они лежали на тюках сена и обсуждали учёбу в Речной Бороде…
        Двенадцать месяцев минуло с того дня, когда Инкрис вышла из западных ворот, оставив позади Солёные Колодцы. Сколько всего случилось за прошедшее время! А теперь её вознесло на Белую Гору. Но самое главное  - впереди…


        Инкрис уже собиралась отвернуться, когда сквозь пепельный туман начало что-то проступать. И она увидела ту же картину, что была перед Стеной: пятна деревьев и мазки зарослей тростника, зелень степи и желтизну песка, и на юге проглядывала тоненькая ленточка реки. А позади всего  - знакомая линия с тем же впечатляюще правильным изгибом и той же бесконечностью.
        Инкрис немедленно попыталась прикинуть расстояние между старой и новой Стенами. «Минимум три для пути,  - решила она,  - если не больше. Значит, можно строить обычный водонакопитель, как в Цветных Стёклах».
        Она сама не знала, откуда в её голове возникла уверенность, что старая Стена исчезнет в ближайшие годы, и Солёные Колодцы перестанут быть самой восточной точкой на карте.


        Но это было не всё.
        Не успела она перевести дух и порадоваться новости, как невидимые заботливые пальцы, втянувшие её внутрь Белой Горы, принялись аккуратно поворачивать её влево, в сторону Горького моря. Там, в северо-западной части мира, где люди жались по берегам рек, что-то происходило.


        Картинка помутнела  - и вновь прояснилась.
        Был другой день. Инкрис не сомневалась, какой: с неба падали горящие камни. А ещё с высоты спустилось несколько летающих лодок.
        - Я поняла,  - вслух сказала Инкрис,  - поэтому у нас их не заметили. Из-за этих взрывов…
        Подумав, она добавила:
        - Они не улетели. Значит, там теперь люди… недомеченные.
        И тут же получила утвердительное «угу», раздавшееся то ли внутри её головы, то ли где-то в животе.
        Место посадки она представляла. Чтобы не забыть, подобрала удобные ориентиры, как учили на уроках картографии. И мысленно воспроизводила карту, пока её медленно опускали по опаловой трубе.


        Вскоре Инкрис оказалась внизу. Ещё раз невидимые объятья  - и вот её вынесло на заветный приступочек.


        Гранд-мастресс Тасья и ученик Сомка стояли у стола, где лежала раскрытая книга хроник с записями о вознесении. Сомка только что перевернул песочные часы. «Уже немного осталось».


        Звездочтица слушала смотрителя: он вполголоса рассказывал о брате, который подобрал крохотного медвежонка, когда они прочёсывали лес после метеоритного дождя. Теперь выкармливал. Мать зверёныша придавило упавшим деревом… Хорошо, что Фуфыр знает, как обращаться с малышами! «Может, сходите потом, посмотрите?»


        Мастресс Унаринь разливала по стаканчикам тягучую жёлтую жидкость из керамической бутылочки. Стаканчиков было шесть  - на всех взрослых, если считать Сомку. «Ему уже можно».


        Молчаливая Юм-Юм из Высокого Брода, которая никогда не принимала участие в спорах, что-то записывала, устроившись в стороне.


        Судя по теням, не прошло и трёх часов. «Как и надо,  - подумала Инкрис.  - Это же Белая Гора  - не о чем беспокоиться!»
        - У меня важное сообщение,  - сказала юница, когда все посмотрели на неё.
        Она старалась, чтобы её голос звучал по-взрослому:
        - Надо побыстрее передать это в Сто Водопадов и дальше…


        Прежде чем продолжать, Инкрис оглянулась на Белую Гору.
        «Должно быть, ей понравилось про водонакопитель. И поэтому она мне показала, что за Стеной. Чтобы я строила и ни о чём не беспокоилась. А в обмен  - чтоб мы позаботились о чужаках. Они разобрались с жукокрылами, а нам  - люди. Честно».



        Слушайте все!

        Хозяйка Сбора  - дородная женщина с широкой улыбкой и цепким взглядом  - обеими руками приняла послание и степенно кивнула:
        - Торговая Семья благодарит Почтовую Семью за доставку. Будьте нашей гостьей!
        Лена кивнула в ответ:
        - Сочту за честь!
        Какими бы условными ни казались все эти фразы и жесты, но приглашение на семейный съезд всегда было почётным. Впрочем, не каждую вестницу туда и отправляли.


        Лена уже понемногу привыкала к своему новому статусу. Вытатуированная звезда на плече не сильно изменила её распорядок. Она всё так же бегала, подсчитывала расстояние, выгадывала время и разносила письма. Но когда нужно было доставить всеобщее соглашение из Ста Водопадов на Сбор Торговой Семьи, выбирали из трёх вестниц Большого Маршрута. Лена оказалась самой отдохнувшей.
        И теперь она стояла на сцене знаменитой Чаши  - огромного зала для общественных собраний. Размещался он внутри объекта, который, как Звёздные Окна или Сухие Ветряки, давно приспособили под людские нужды.


        В центре Чаши была установлена сцена, а перед ней  - полукруглые ряды скамей, поднимавшиеся амфитеатром одна над другой. Хорошая акустика, а также широкие проходы, позволяющие организовать ливневую канализацию, делали это место востребованным круглый год.
        Торговая Семья владела Чашей совместно с переписчиками, бродячими докторами и травниками, а также актёрами. Так что зал никогда не пустовал, и за одним сборищем начиналось следующее.


        Но поблизости так и не возникло никакого поселения  - из-за постоянной смены гостей, а может, из-за атмосферы бесконечного праздника. Сюда было приятно заехать, но вот желания остаться почему-то не возникало.
        Работников нанимали, и не было отбоя в желающих: кроме весомых отработок и редкостей, можно было обогатиться полезными связями. Здесь действовала кухня, кузня и целая улица мастерских, опоясывающих Чашу с западной стороны. Вдоль восточного края стояли гостевые дома, а для тележек была оборудована стоянка с загонами и всем необходимым.


        Лена уже была в Чаше и даже видела представление на сцене: актёры репетировали пьесы и договаривались, кто, где и когда гастролирует. Но Сбор Торговой Семьи считался самым впечатляющим! Все гостевые дома были заняты, и во всех мастерских кипела работа. На рынке, развернувшемся перед южным входом, демонстрировали новые товары и уникальные диковины со всего света.
        Всё это под рёв осликов, которым редко выпадало свободно побегать и пообщаться с собратьями. Тут же неподалёку дрессировщики демонстрировали выучку молодых животных. Старых или захромавших отправляли на пенсию  - содержали до самой смерти на отдельном выгоне.


        Как было заведено, расчётами маршрутов и подгонкой расписаний занимались во второй части мероприятия, а первая была посвящена разбору того, что случилось с последнего Сбора. Поэтому на скамьях собирались все «дети семьи», включая учеников и претендентов, ещё не сдавших положенные тесты. Лена постаралась попасть именно в этот временной отрезок  - и успела впритык.
        Оглядев заполненные до самого верха скамьи, она облегчённо вздохнула. Можно же было и опоздать! Но если для обычной вестницы неудача была простительной, на прошедшую Большой Маршрут начали бы смотреть косо.
        …Получается, новый статус кое-что изменил! Всё-таки в нём было больше проблемного, чем приятного.


        Лена уже спускалась со сцены, когда заметила в третьем ряду Маху. Подруга указывала ей на скамью рядом с собой.
        Места там хватало, можно было потесниться, но едва вестница начала пробираться к знакомой торговке, сидящий с краю ученик тут же пересел.
        «Неужели из-за звезды?»  - подумала Лена и благодарно кивнула юноше.


        Стоило вестнице опуститься рядом с Махой, как та обняла её за плечи и шепнула на ухо: «Поздравляю!»
        - Я думала, что ты там,  - Лена показала на сцену, где сидели патронессы.
        Маха хмыкнула:
        - Мне предлагали, но что-то не хочется. Чтоб до следующего Сбора киснуть над картами, считать, разбираться… Вот одряхлею  - тогда можно!


        Образовалась пауза: Совет Семьи изучал полученное сообщение. Как полагалось, оно было в пяти копиях  - жест вежливости от Ста Водопадов.
        Правда, заминка была вызвана отнюдь не содержанием  - оно было ожидаемым. А вот сами буквы! Часть текста в соглашении была не написана от руки, а откопирована с помощью оттиска. Так делали иллюстрации, но слова  - впервые.
        Чтобы подчеркнуть всеобщность соглашения, его главные и одинаковые для всех пункты вырезали на доске. Не столько дорого, сколько престижно. «Редкому зверю  - меткие выстрелы», как говорят в Торговой Семье.


        Пока патронессы удивлялись ровным буковкам, читали, а потом решали, когда начинать обсуждение  - сегодня или же перенести его на завтра  - Маха и Лена успели обменяться новостями.
        Правда, самые главные новости в жизни друг друга были им известны благодаря Журналу Странностей: удачное завершение Большого Маршрута у Лены и спасение Махой паренька-недомеченного.


        Других достижений у торговки не было:
        - Я пыталась уговорить, чтоб разрешили торговать книгами, которые пишет мастресс молний у Белой Горы. Она их вроде как каждый раз переписывает,  - рассказывала Маха,  - но мне отказали. Думаю, из-за Журнала. Он же поперёк всех правил, но его ввели, потому что надо было. А теперь всё, Журнал отменяют, чужаками будет заниматься Сто Водопадов. И ради книги одной учёной никто не будет делать новое исключение… Думала, проскочу, а вышло  - пролетела,  - грустно пошутила она.
        - У нас тоже не любят менять правила,  - посетовала вестница,  - даже для книги о Большом Маршруте. Оказывается, есть канон! Я раньше думала, почему все эти описания такие одинаковые, даже названия у всех похожи… А теперь мне велят писать строго по плану!


        Маха собралась ответить, но тут на авансцену вышла Хозяйка и поднесла кулак ко рту. Слушатели моментально умолкли, и она начала зачитывать обращение.
        Её грубоватый сильный голос разносился по всей Чаше:
        - Обращение от Совета деревни Сто Водопадов  - Совету Торговой Семьи, двадцатого джисса тысяча шестнадцатого года от Ведения Хроник. Согласно достигнутой договорённости, наша деревня является ответственной за ситуацию с чужаками, которых также называют недомеченными, безродными и фальшлюдами.
        Хозяйка сделала паузу и обвела взглядом публику. Все молчали  - знали об этой договорённости.


        - Чтобы привести в исполнение план, разработанный в Ста Водопадах для разрешения ситуации с чужаками, мы рассылаем всеобщее соглашение. В этом соглашении указаны единые для всех правила. Основное направление этого плана  - свести к минимуму или полностью устранить вред, причиняемый как отдельными чужаками, так и их группами.
        Снова пауза  - и снова молчание: направление плана устраивало каждого.


        - Оперативное реагирование на изменение ситуации, сбор и распространение информации, вынесение решений по оценке причинённого вреда и определение компенсаций, а при необходимости, ведение переговоров с чужаками осуществляет совет деревни Сто Водопадов. Средства для этого будут изыскиваться в каждом отдельном случае. Никаких постоянных сборов ни на кого возлагаться не будет.
        Всё закивали с явным одобрением: кто же против, когда «всё сами»! Лена услышала, как среди патронесс на сцене кто-то хмыкнул.


        - Поскольку в Ста Водопадах присутствуют дети всех Семей, каждой Семье предлагается выбрать из их числа постоянного представителя по вопросу чужаков  - с ним будут консультироваться, если возникнет такая необходимость. Любая деревня может связываться с Советом Ста Водопадов и участвовать в обсуждении вопроса чужаков.
        Хозяйка обернулась к патронессам  - никаких возражений.


        - Единым для всех правилом становится недопущение каких-либо контактов как с отдельными чужаками, так и с их группами. Семьи не оказывают им услуг, деревни не вступают с ними в родственные и рабочие отношения. При возможности, рекомендуется избегать личного общения с чужаками. Исключения допустимы в тех случаев, когда чужаку угрожает непосредственная опасность.
        Маха негромко усмехнулась, и Лена поняла, кто «виноват» в этом исключении. Если бы не то происшествие в Змеиные Дни, возможно, никто бы и не подумал об опасности, с которой чужаки могут не справиться!


        А Хозяйка перешла к той части соглашения, которая была написана от руки  - и касалось непосредственно Торговой Семьи.
        - Чтобы не нарушать всеобщее соглашение, предлагается ввести полный запрет на ведение торговли любого рода как с отдельными чужаками, так с их группами и с их поселениями.
        Она сделала паузу и оглянулась на патронесс:
        - По этому пункту есть возражения?


        Одна старуха откашлялась, прочищая горло, и Лена наклонилась к Махе.
        - Неужели вето?  - испуганно прошептала она.
        Вестнице полагается абсолютный нейтралитет по поводу доставленных ею посланий. Но как тут быть равнодушной, когда на кону  - согласие между всеми Семьями и деревнями мира, да ещё в такие неспокойные времена!
        - Старый ворон песни не испортит,  - так же шёпотом отозвалась торговка.  - Это же матушка Дъерда!
        Лене это имя ни о чём не говорило, но она не стала расспрашивать, чтоб не нарушать тишину.


        - Запрет на торговлю  - это…  - старуха пожевала губами, подбирая слово.
        Она выглядела ветхой, словно бы сотканной из паутины, и таким же паутинно-непрочным казалось её сморщенное кофейное личико, сплошь иссечённое глубокими морщинами. Волосы, заплетённые в две жидкие косички, были как дымок гаснущего костра.
        - Это лестно! В Ста Водопадах, поди, полагают, что мы готовы торговать с этими… Ну, пускай. Им Семью не понять… Пусть гордятся, что запретили! А я бы посмотрела в глаза тому, кто будет с ними договариваться, с этими фальшлюдами,  - она хрипло засмеялась, трясясь всем телом.
        И патронессы, и слушатели на лавках заулыбались. Кое-кто так и вовсе захлопал в ладоши.


        - Хорошо. Дальше,  - Хозяйка расправила листок с сообщением.  - Чтобы обезопасить детей Торговой Семьи, везде, где будет замечено присутствие чужаков, будет усилена охрана дорог. При желании можно будет получить сопровождающего на любом направлении…


        Она прервалась: на сцену опускалась серо-голубая летающая лодка.
        Никто и не заметил, когда она появилась и откуда прибыла, потому что все смотрели на Хозяйку.
        Или же лодка летела очень быстро.
        А возможно, чужаки явились прямо с неба.


        Лодка встала на сцене  - напротив того места, где сидели патронессы. Обычно на этом пятачке размещали лучшие новинки. Но демонстрации начинались с завтрашнего дня.
        Диковинная перевёрнутая лодка без парусов, с гладкими боками и серебристыми окошками выглядела как какой-то особенный товар. Казалось, сейчас на сцену поднимется мастер  - и примется рассказывать, для чего это нужно и кому… Но возник чужак в серебристой сплошной одежде. И он появился прямо из лодки.


        Его голова была открыта, и по рядам прокатился шепоток  - все читали про людей с бледной кожей, но мало кто видел таких.
        Лена и Маха переглянулись  - и невольно прижались друг к другу. Пускай не было жукокрылов, но ведь и лодки могли стрелять обжигающими лучами. Кроме того, на поясе у незваного гостя виднелись непонятные предметы  - что угодно могло оказаться оружием!


        Чужак вышел на авансцену, спокойно осмотрел собрание  - без удивления, скорее, с удовлетворением, словно он рассчитывал на такое количество слушателей  - и поднял руки.
        - Я пришёл с миром!
        Он говорил без помощи нашейника, сам, но с заметным акцентом.
        Лена вспомнила о Лишнем у Моховых Крыш. Но тот чужак был одет как нормальные люди. А Маха подумала об Асите: паренёк обмолвился, что ему предлагали усвоить наш язык, но он поленился. Значит, это не сложно.


        - Мы вас не приглашали,  - невозмутимо ответила Хозяйка, сплетая руки под своими большими грудями.  - Это Сбор Торговой Семьи. Вам здесь не место.
        - Прошу, что вы простите меня,  - чужак сложил ладони и наклонил голову.  - Я должен обратиться сюда… в Торговую Семью.
        Появление незваного гостя на семейном съезде  - явное оскорбление. Исключением могут стать незавершённые дела.


        «Он хочет извиниться,  - догадалась Лена,  - за то, что произошло с торговцем Ланди по пути из Цветных Стёкол. И когда он принесёт извинения…»
        Она не смогла представить, что будет дальше. Что станет делать Торговая Семья, когда окажется, что с чужаками можно договариваться? По крайней мере, когда они начнут поступать как разумные люди…


        - Хорошо,  - разрешала Хозяйка,  - обращайтесь.
        Похоже, она тоже предположила, что речь пойдёт о нападении на Ланди. Сто Водопадов запретили общение с чужаками, но разве можно не дать человеку извиниться за проступок одного из своих!
        Среди патронесс снова кто-то хмыкнул. Лена успела заметить, что это была матушка Дъерда.


        - Мы приглашаем вас к нам в гости,  - торжественно сказал чужак.  - Мы строим себе деревню. У нас есть много товаров для продажи! Приглашаем посмотреть и купить, сколько вам захотите. Нам сильно важно, чтобы начать торговать с вами! Мы будем очень рады получить вас в гости!


        Установилась такая же тишина, как перед чтением всеобщего соглашения. И если одни, как Лена, были разочарованы, не услышав извинения, то другие  - их оказалось большинство  - просто не знали, как вообще можно было такое предложить!


        Представителей Торговой Семьи никогда не приглашали «закупить новый товар». Сначала, в течение нескольких лет, образцы просто дарили. Следовало заинтересовать и доказать, что новинка стоит внимания.
        Потом надо было поучаствовать в выставке у южных ворот Чаши. Со сцены презентовали только избранные товары, рекомендованные как минимум пятью торговками, и для этого приезжал мастер-производитель.
        Конечно, всего этого не требовалось для вариаций распространённых вещей  - но деревня выставляла на продажу особенные вещи, прославившиеся своим качеством. И уникальные: конкуренция не приветствовалась. Было удобнее мастеру сменить место жительства, чем деревне  - менять производство.


        Если же деревня была новой, то проходило, по меньшей мере, сто, а то и двести лет, прежде чем она достигала такого уровня благосостояния, при котором можно производить что-то на продажу. За это время и мастерские свои вырастали, и из продукции, производимой для себя, выбирали самое интересное.
        Заявить «мы строим деревню» и при этом предлагать закупаться у себя мог только сумасшедший!


        Матушка Дъерда снова откашлялась. Словно ветерок пробежал над рядами слушателей, и Маха хихикнула. Лена почувствовала, как подруга сжала её руку  - и улыбнулась, чувствуя бесконечно облегчение. Страха не осталось. Ну, невозможно бояться такого!


        - Может, вы и закупиться хотите?  - поинтересовалась седая мудрица, приподнявшись со своего места.  - У нас тут есть чего посмотреть!
        Чужак повернулся к ней:
        - У нас есть необходимые вещи! Если это нужно, мы сможем покупать.
        - А чем расплачиваться будете?  - не отставала Дъерда,  - обменом или отработками?
        Чужак недоуменно нахмурился.
        - Я плохо понимаю, что это,  - признался он.  - Отработками у нас нет. У нас есть много красивый товары: швейные иглы и ножницы, краски…


        Услышав необходимое  - вернее, позволив остальным это услышать  - мудрица опустилась в своё кресло и как будто задремала.
        А чужак продолжал перечислять:
        - Растворители, тканя, посуды, инструмент для плотники…
        - Спасибо, нам не надо,  - перебила его Хозяйка.  - Вам пора нас покинуть,  - она махнула в сторону небесной лодки.  - Улетайте! Мы с вами всё равно не будем вести дела. Никакие.


        - Для вас это было очень выгоден,  - не отступал чужак.
        От волнения он ошибался едва ли не в каждом слове.
        - Большой прибыль. Редкий товар для обмен. Ни у кого нет редкий товар, нигде одна деревне не делать такой  - кроме мы. Вы могли купил, что захочет. Цена сам назначится. Потом вы смогли продать редкий товар в десять раз дорогой! Чтобы будет прибыля, понимать? Вы же делать торговля! Торговая Семья! А для торговля важен большой прибыля!
        Гладкобокая серо-голубая лодка теперь казалась мастерски выполненной декорацией, а сам чужак  - комедийным актёром, который намазал лицо белилами и вырядился в серебристое. Шутил он простовато, ведь все знают поговорку: «Ещё торговца поучи, где выгода!»


        - Мы не будем с вами торговать,  - терпеливо повторила Хозяйка, как будто поясняла туповатому ученику смысл общеизвестных запретов.
        - Значит, мы будем торговать сами!  - заявил чужак.
        А вот финальная реплика оказалась удачной. Гротеск  - это же до невозможности смешно! И вся Торговая Семья  - патронессы и опытные торговки, торговцы, трижды обошедшие мир, и зеленые новички  - принялись хохотать.
        Лена тоже. Смеясь, она представила, как будет пересказывать подругам из Ста Водопадов и другим вестницам: «Будем торговать сами!» Она готова была крикнуть со своего места: «Небось, и письма будете сами разносить?»


        - Попробуйте, попробуйте,  - кивнула, улыбаясь, Хозяйка, когда немного улеглось.  - А теперь улетайте отсюда, пожалуйста. Мы не будем с вами торговать. Мы даже разговаривать с вами не хотим. Улетайте. Или нам всем уйти?  - и указала на заполненные скамьи.  - Мы можем. Нам не трудно.
        Чужак пристально посмотрел на неё, но ничего не сказал. Повернулся, вошёл в лодку, она поднялась высоко в воздух  - и полетела, как ожидалось, на запад. По последним сообщениям, там, у берегов Горького моря, находилось поселение чужаков.


        - А в принципе, что им сделают, если они станут сами?  - задумчиво спросила Лена, пока патронессы совещались, а публика обсуждала необычный визит.  - Я понимаю, что станет с обычным деревенским, который вдруг попробует поторговать… или письмо донести. Но что сделают с чужаком?
        - То же самое,  - отозвалась торговка, сидевшая перед ними.  - Чем они лучше?
        Она обернулась  - и с явным удовольствием посмотрела на восьмилучёвую звезду, украшавшую плечо вестницы.
        - Раз  - предупреждение, два  - метку на лоб, а в третий  - как с Лишним… Матушка Дъерда редко когда говорит. А уж как скажет  - так припечатает. Они же сумасшедшие! С ними невозможно договориться!


        Лена была не согласна. По кислому выражению на лице Махи догадалась, что и у подруги на сей счёт была иная точка зрения. Но не стоило начинать спор  - у каждого своё мнение. Всё равно выберут то, что «устранит вред, причиняемый как отдельными чужаками, так и группами». Выберут то, что безопасно и удобно для всех.


        - Ну их в Мёртвые Ямы, этих чужаков,  - вздохнула Маха.  - Ты свой Журнал Странностей никому не отдала? И не отдавай. До меня дошёл слух, что лет через десять они поднимутся в цене. А ещё через десять… В общем, можно будет подарить его той деревне, где захочешь осесть. Тебе-то всё равно пенсия положена, но хорошие отношения с местными матушками ещё никому не повредили, верно?
        Пристально посмотрев на подругу, Лена решилась:
        - Я отдам его как плату за обучение,  - тихо сказала она,  - когда буду учиться на торговку. Как думаешь, примет меня ваша семья?
        - Спрашиваешь, примут ли вестницу со звездой Большого Маршрута?
        - Вот я тоже так подумала,  - улыбнулась Лена.  - Я как соберусь, спрошу у тебя, к кому можно напрашиваться, хорошо? Ну, кто меня возьмёт…
        - Тихо!  - шикнули на них.
        Маха кивнула и пожала ей руку.


        На авансцену вновь вышла Хозяйка. Она выглядела утомлённой.
        - Что, дочитывать  - или завтра?  - спросила она у рядов.
        - Дочитывать!  - крикнули откуда-то сзади.
        - Чего тянуть!  - поддержали те, кто сидел впереди.
        - Завтру  - завтрашнее!  - присоединилась Маха.
        Хозяйка кивнула  - и поднесла кулак ко рту. И в Чаше тут же установилась образцовая тишина.


        И лишь где-то вдали уныло голосил ослик. Видимо, чем-то болел: первое, чему учат дрессировщики своих подопечных, это вести себя тихо.



        Вкус воды в колодце

        Утром на деревенском сходе бабушка прочитала письмо Инкрис, адресованное всем жителям Солёных Колодцев. А вечером ко мне подошла мама. И случилось это именно тогда, когда никого не было рядом. Не случайно  - это я поняла…
        - Прости, что я тогда говорила про вас с Инкрис,  - выдавила она, глядя себе под ноги и комкая длинный кузнецкий фартук.


        «Тогда»  - я не сразу сообразила, когда это было… Лучше бы вообще не вспоминала!
        Шесть лет назад. Просроченное извинение горчило, как старое масло. Давно не было девчонки, которая ревела в подушку после походя брошенного: «Зачем выбирать подругу на два года младше себя? Это что, твой уровень?» Чёрное утро, когда я собрала свои вещи и перешла жить в дом бабушки, тоже было позади.
        Я уже давно всё забыла. И уже не ждала извинений. А услышав, испытала глухую боль. Так ноет не сам шрам, но воспоминание о ране.


        - Она очень, очень, очень…  - мать покачала головой, не в силах подобрать слово, способное разом отменить эпитеты, которыми она «в шутку» награждала Инкрис.
        Её крепкие мозолистые руки, покрытые застарелыми ожогами от окалины, кажется, впервые выглядели беспомощными.
        - Ты как твоя бабка,  - призналась она, так и не придумав подходящего эпитета для «этой шебутной малявки»,  - умеешь смотреть вглубь. Я рада, что у тебя такая подруга.
        - Хорошо, мама,  - ответила я, потому что надо было что-то сказать.  - Я не обижаюсь.
        Услышав требуемое, оно торопливо отошла.


        А вот бабушка про нас с Инкрис никогда не говорила ничего обидного. Поэтому ей я дала прочесть другое  - секретное письмо. То, в котором было про водонакопитель. И про необходимые замеры, которые следовало сделать до того, как Инкрис вернётся.
        …Правда, если бы и бабуля и говорила, я бы всё равно показала, потому что Инкрис поставила на полях отметку: «+ старейшина Ру». Но скорее бы небо упало на землю, чем Ру Онга позволила себе сказать что-нибудь подобное про Инкрис!
        Бабушка и мама были совершенно разными людьми. Наверное, так и надо.


        После письма бабуля долго размышляла, откинувшись на спинку кресла и поглаживая полированные подлокотники.
        Ей не было смысла скрывать свою реакцию. Ещё в прошлом году, когда мы втроём ждали ответа из Речной Бороды, бабуля делилась своими планами. Инкрис хотела стать инженеркой  - а деревне была нужна короткая дорога к ключам, из которых последние триста лет мы возили питьевую воду. Несколько мостов над оврагами. Возможно, современное дорожное покрытие.
        Самое смелое  - водопровод с насосной станцией. Правда, от этой идеи регулярно отказывались. Рано или поздно насосы убили бы источник. И опять пришлось бы искать новую воду  - и ещё больше удаляться от деревни…
        Водонакопители были непроверенной технологией. На их строительство уходило до полувека, и пока что закончили лишь тот, что в Цветных Стёклах. Там всё получилось замечательно  - но одного примера мало, чтоб быть уверенным наверняка! У нас и книг про водонакопители не было! Правда, их пока что ни у кого не было.


        - Ты ведь ей не говорила, что мы пересылаем шерсть в оплату её учёбы?  - вдруг спросила бабушка.
        - Нет-нет,  - я замотала головой.  - Ты мне тогда объяснила, и я молчала.
        - Хорошо,  - удовлетворённо вздохнула она.  - Такое нельзя говорить. Она уже знает, Инкрис-то, с её светлой головой. Но прямо сообщать нельзя…
        - Потому что она будет чувствовать себя обязанной, и это может повлиять на её решения,  - закончила я.  - Бабуля, мы с ней никогда не обсуждали эту тему! Ни разу!
        - Вот и славно…  - пробормотала она рассеянно.  - И не надо…


        Она посидела ещё. Можно было подумать, что она дремлет, но я знала, что она перебирает варианты последствий, мысленно воспроизводит аргументы всех сторон и подсчитывает затраты. Я сама так делала. Но мне был нужен абак, чтобы не запутаться.
        Наконец, бабушка приняла решение.
        - Назначаю оплату в треть дневной отработки,  - сказала она,  - при условии, что ты не забросишь книжный двор. И продолжишь помогать в школе.
        - Ты что?!  - я вскочила на ноги.  - Зачем платить?! Я так пойду замерять, в свободное время! Это же ненадолго!
        - А потом мы все будем пить эту воду,  - сурово подытожила старейшина Ру Онга.  - Это вам не башенку у Стены водружать! Результат для всей деревни  - значит, должна быть оплата. Так что постарайся! И чтоб без помарок! То, что ты ей пришлёшь, Инкрис будет показывать у себя. Чтоб они поняли, что мы хоть и в глуши живём, но не глупее их.
        Получилось, как всегда с бабушкой: я ждала разрешения, в худшем случае  - запрета. А получила ответственное задание  - в общем, ещё одну работу.


        Вначале я хотела измерять утром, а после обеда возиться с книгами. Не вышло: пока придёшь на место, пока разберёшься с инструкциями Инкрис… Она-то всё расписала очень подробно, как в задачнике. Но она уже не осознавала, как далеко ушла. Она и раньше была впереди всех по алгебре и геометрии! А теперь стала как учитель Тан и даже умнее. Вдобавок нужно было брать пробы земли, описывать, какие растут деревья и кусты, лианы и травы…
        В первый день я вернулась к вечеру. На книжный двор сил уже не оставалось. Во второй день то же самое. И на третий. А между тем накопилось заявок и сданных книг, да ещё учитель Тан оставил мне задание. Бабушка начала вздыхать  - своим особым рассчитывай-свои-силы вздохом.


        Поэтому на четвёртый день я встала ещё до рассвета. Накануне специально не ходила в уборную и вдобавок перед сном выпила целый стакан никникового настоя, чтобы проснуться наверняка. Даже мочевой пузырь заныл! Но один раз можно.
        Умывшись, я сгрызла припасённую галету, запила вчерашним компотом  - и вышла.


        Перед тем, как открыть дверь, я прихватила широкий шерстяной платок, предусмотрительно положенный бабушкой на видное место. Накидывать его я не собиралась, взяла из вежливости  - выйдя на крыльцо, торопливо закуталась.
        Было зябко. Так рано я ещё не вставала! Молчали птицы, и сквозь сумрак подмигивали флуоресцентные фонари, стоящие возле каждого дома. Ни одно окошко не светилось. Даже из трубы кухни не шёл дымок! Все ещё спали.
        Я задрала голову и приподнялась на цыпочки. Над Стеной было темно, но с противоположной стороны мира, на западе, виднелась тонкая полоска зари. Я читала о таком эффекте, смутно помнила объяснение, но видела впервые.


        До книжного двора идти было далеко, и я решила срезать  - двинуться напрямик, через колодцы. Обычно я не ходила этой дорогой, потому что здесь всегда было скученно и шумно, стояли бочки водовозов, кричали ослики, работали насосы и фильтры… Не в такую рань.
        Однако я ошиблась. У колодцев был человек. Пожилой мужчина не из нашей деревни. Я его никогда не видела  - не наш и не от соседей. Длиннополая куртка скрывала его татуировки, и можно было прочесть лишь те, что на шее и лице. Они были сделаны разными татуировщицами  - такое даже я могу заметить!
        На гладких тёмных щеках виднелись шрамики, как бывает у кузнецов от окалины, правда, совсем крошечные. В левом ухе болталась серьга с подковкой  - такую носят мастера, которые уже отошли от дел.


        На его морщинистой шее вверх-вниз ходил кадык: старик пил из черпака, а на подставке колодца стояло ведро.
        - Эту воду не пьют,  - сказала я вместо приветствия.
        Он вздрогнул, удивлённо посмотрел на меня и повесил опустевший черпак на стойку у колодца.
        - Я знаю. Но я в первый раз у вас. Не мог не попробовать,  - и он хитро подмигнул.
        У него был лёгкий акцент  - так говорят некоторые странники, но не получалось вспомнить, из каких краёв.
        - Раньше пили,  - зачем-то сказала я, подходя ближе,  - но теперь в воде много примесей.
        - Да, совсем солоно,  - старик вытер губы тыльной стороной ладони и добродушно улыбнулся.  - Я-то понятно, почему не сплю, в мои-то годы, а ты зачем поднялась в такую рань?
        - У меня работа. Доброго дня!  - и я поспешила к книжному двору.
        - И тебе!  - крикнул он мне вслед.


        На книжном дворе, вопреки моим ожиданиям, всё оказалось не так катастрофично: ящик для сданного не заполнился и на треть, а из заказов не было ничего срочного. Управилась я до завтрака  - и выставила стопки, вложив в каждую книгу по листику вагги с именами читателей. Как обычно, больше всего заказов пришло от школьников. К счастью, не было ни одного от деревенского совета.
        Просьбу от учителя Тана доставили позавчера. Он планировал урок по химии и биологии. От меня ожидались примеры неудачных изобретений. Задание непростое, и на него отводилось пять дней. «Сегодня подумаю, что понадобится, завтра утром будет готово»,  - решила я, спеша к обеденным столам.


        Забирая завтрак, я прихватила с полки один из бенто. Такие холодные обеды в коробочке готовились для тех, кто уходил на весь день  - и туда, куда не добирался ослик с горячими бидонами. Сурри ничего не спросил, будто так и надо.
        А следом за мной к раздаточному окошку подошёл тот самый старик, который «не мог не попробовать» колодезную воду, намекая на название нашей деревни. Он принялся болтать с Сурри. Я ещё до стола не дошла, как узнала, что странника зовут Нинья, родился он в Лунных Следах на берегу Закатного моря, а как услышал, что Стена скоро обновится, сразу поспешил сюда  - «всё жизнь собирался, вот бы была умора, если бы не успел!»
        Ещё он сказал: «Теперь обязательно загляну, когда появится новая. Надо будет обязательно дожить!»


        Я уже слышала что-то подобное  - от бабушки, когда она получила сообщение от Инкрис. Она ещё добавила: «Жаль, Сальва не дотянула  - это бы её подбодрило».
        Не только моя бабуля  - после схода, где объявили эту грандиозную новость, все пожилые жители деревни получили стимул «пожить ещё чуток». Бабушка Ёрики, которая стала как тень и почти не покидала постель, услышав о грядущем обновлении, вышла на тайчи. И один из заказов на книги был как раз от неё  - ей требовался справочник цветов.


        Весь день я провела на той самой поляне, где мы с Инкрис когда-то строили башню. Не осталось ни соломы из мешков, ни досок, ни щепок. Инкрис ещё тогда всё прибрала, а в сезон дождей смыло последние следы. Я уже не могла вспомнить, где что лежало. Даже место, где стояла башня, не смогла бы указать!
        Как писала Инкрис, эту поляну надо было проинспектировать особенно тщательно. «Хочу там строить. Остальные про запас, но там  - вернее всего».
        Здесь было ближе всего к Стене. Получается, Инкрис ни капельки не сомневалась в том, что ей показала Белая Гора?


        Инкрис писала, что на той стороне старой Стены такой же лес и всё остальное такое же. Как будто Стена была кожей огромного существа  - и это существо съёживалось, сбрасывая кожу. А может, наоборот, наш мир готовился подрасти. Что ж, объяснений я услышу много, и от учёных, и от простых странников.
        «Вот будет смешно, если Емъек вернётся, а старой Стены больше нет!  - подумала я.  - Ну, теперь-то он точно вернётся, чтобы посмотреть на новую!»
        И вдруг я поняла, почему Брунга Чобо так обрадовалась, когда бабушка читала письмо, и Касси, и Жук тоже. Емъек теперь не сможет не заглянуть к нам! Он же странник, ему нравится смотреть на всё новое. А здесь будет самая новая диковина на свете!


        Работалось мне легче, чем в предыдущие дни. Может быть, из-за воспоминаний. Или я уже наловчилась осматривать, измерять, брать пробы.
        Вначале я сердилась на инструкции Инкрис  - что они были такие сложные, и приходилось сначала вникать в них. Но постепенно я начала понимать, что большую часть Инкрис сделала за меня.
        Память у неё была отличная, а уж по черчению она и в Речной Бороде стала лучшей. Каждый раз, сверяя нарисованный ею план местности с тем, что было на самом деле, я чувствовала знакомое восхищение. В её планах было нечего исправлять  - достаточно добавить размеры, расстояния и названия растений.
        Инкрис так хорошо всё умела, что у меня никогда не получалось завидовать ей. Это был уровень, которого мне никогда не достичь. Может быть, поэтому я и рыдала в детстве, что мне было горько признаваться в этом…


        Обходя каждое дерево и отмечая, какое состояние коры, какие растут лианы  - и ещё дюжину пунктов  - я вспоминала об Инкрис и том времени, когда мы были вместе. Ещё я продумывала, какие книги подберу для учителя Тана  - чтобы он мог провести урок, а потом дать задание каждому кругу. А третьим, кто волновал меня, был странник Нинья.
        Он был подозрительным. Но у меня никак не получалось сформулировать суть подозрений. Если бы на моём месте был Сурри, он бы сказал: «Пахнет подгорелым».


        Вечером я уже осознанно поискала взглядом, где ужинает Нинья. Он сидел за одним столом с Касси, Холреном и Гийей. Болтал, смеялся, делал козу малышке. Такой добродушный, общительный, милый старик, который решил напоследок устроить себе путешествие к Великой Стене.
        Запашок подгоревшего усилился. И вечером, перед сном, я как бы между прочим поинтересовалась у бабушки  - осматривала ли она этого Нинью. Мол, у него такие татуировки разные!


        - У странников так часто бывает,  - напомнила бабуля, изучая у западного окна одно из недавних писем.  - Ранние метки  - из Лунных Следов. Потом он жил в Звёздных Окнах. Дежурил на Горьком море, плавал по Большой Муэре… Небось там все такие! Это у нас, в глуши, один почерк до последнего вздоха…
        - Ты с Птешей его проверяла?  - перебила я.
        - А как же ещё?  - она оторвалась от письма и посмотрела на меня с недовольством.  - Она моя помощница. Она всегда рядом!


        Утром я опять вышла из дома пораньше  - и по дороге к книжному двору специально высматривала подозрительного старика. Но он, видимо, предусмотрел это, и на глаза мне больше не попадался. А за завтраком болтал с тётушкой Айганью  - была её очередь готовить.
        Нинья точно что-то разнюхивал! И весь день я думала о нём. Что-то в нём мне не нравилось… Но я никак не могла определить, что именно! И это было хуже всего. Не к чему было придраться, и это казалось особенно подозрительным.
        За ужином я не удивилась, когда вновь увидела его в компании с местными.


        Мне оставалось обмерить последнее место, а главное, надо было тщательно продумать, что сказать бабушке. И весь следующий день я делала эту двойную работу.


        - Он чужак, этот Нинья, который якобы из Лунных Следов,  - заявила я, усаживаясь на пол перед бабулиным креслом.  - Его татуировки в порядке, потому что чужаки научились их имитировать  - так, чтоб даже ты не ничего заметила! У них было время, чтобы разобраться. Мы же разобрались в них? Вот и они…
        - Погоди-ка,  - она отложила письма и наклонилась ко мне,  - а как ты догадалась?
        - Он всех расспрашивает,  - объяснила я,  - разнюхивает. Везде ходит, с раннего утра до позднего вечера. Его везде видели, я спрашивала! Как ту чужачку, которая приходила за Инкрис! Если ему нужна Стена, зачем шнырять повсюду, а?


        Бабушка покачала головой, улыбаясь:
        - Ранние подъёмы тебе не на пользу! Много осталось?
        - Уже всё,  - пробурчала я, раздосадованная этим коварным поворотом,  - больше никуда ходить не надо. Ну, ещё местных порасспрашивать…
        - Вот и славно,  - и бабуля вновь поднесла письмо поближе к глазам.  - Начнёшь высыпаться  - и перестанет чудиться всякое.
        - Баб, но я…
        - Всё,  - строго прервала она.  - Нет ничего преступного в расспросах. Возможно, он собирается осесть у нас, вот и старается вызнать побольше. О таком объяснении ты не думала?
        Я молчала.
        - То-то же! Иди спать.


        За завтраком я подсела к Жуку.
        - Мне нужна твоя помощь.
        Он сглотнул и беззвучно открыл рот.
        - Может, и не понадобиться,  - быстро добавила я.  - Сегодня после обеда приходи к книжному двору. Где розовый куст и скамейка, знаешь? Встань за углом ограды, чтоб всё видеть, но так, чтоб тебя не заметили.
        Жук прищурился:
        - Если буду за углом, тогда я ничего не услышу, что будет на скамейке. Там же рядом фильтры тарахтят!
        - И не нужно. Слушать ничего не надо, просто смотри. Там будет этот странник, Нинья. Потом подойду я. Мы будем разговаривать. Но если он начнёт делать что-то неправильное, зови на помощь. У насосов всегда кто-то есть… И вот, передай ему,  - я протянула свёрнутый листик вагги.  - Вон он, с края сидит.
        Склонившись над тарелкой, я проследила, как Жук сунул записку старику и помчался в школу.


        Старик развернул, прочитал. Его брови поползли вверх… Потом он улыбнулся и покачал головой. Спрятал листок за пояс. И продолжил завтракать.
        «Он придёт,  - подумала я,  - или его больше никто не увидит».


        Бабушка предложила разумное объяснение. И не пришлось вспоминать о договорённости с чужачкой якобы из Зелёных Парусов! Если бы прошёл год, и заявился непонятный странник, можно было ещё заподозрить… Но по времени не совпадало. Да и что им здесь делать? Мы и вправду глухомань. Где теперь Инкрис, они знают. Да они уже находили её… Солёные Колодцы  - не Сто Водопадов или Речная Борода, здесь нет ничего важного. И даже Великая Стена не только здесь.
        Но я была уверена, что старик что-то скрывал. Врал. Я чувствовала это, но не могла никому доказать. Значит, придётся разбираться самой  - с Жуком в качестве прикрытия.


        До обеда я готовилась к разговору. Вспоминала всё, что знаю. И что должен знать каждый человек. Почитала кое-что из воспоминаний Аланы Шаддат.
        Инкрис в письме рассказывала мне о пьесе, которую она смотрела. «Враг у ворот». Или жук у ворот? Не важно. Там был показан способ, как вскрыть самозванца. Очень надёжный способ!


        Когда я подошла, Нинья уже сидел на скамейке. Один.
        По вечерам здесь отдыхали старухи со стариками, обсуждали новости, вспоминали былое. Но днём было слишком жарко, и завсегдатаи этого места предпочитали спать в полуденный зной.
        Теперь странник был без куртки, и он нюхал розы. Зарылся лицом в бордовые цветы  - и не мог оторваться. На его левом плече раскинул лепестки огромный красный пион  - знак тех, кто дежурил на Горьком море.
        Мне пришлось откашляться, чтобы привлечь внимание Ниньи.
        - Спасибо, что пришли,  - поблагодарила я, присаживаясь рядом.  - Я бы хотела немного вас расспросить. Вы были в разных деревнях, объехали весь мир. А я родилась здесь и вряд ли побываю где-то ещё… Если вам не трудно, конечно!
        - Что ты!  - расплылся он в улыбке.  - Спрашивай! Тебя же Вайли зовут? Спрашивай!


        - Ой, даже не знаю, с чего начать!  - прикинулась я.  - А это правда, что в Лунных Следах катаются на тюленях?
        Он рассмеялся.
        - Ты всё перепутала! На дельфинах. И это делают не все, а только Наездники. И не катаются, а ездят. «Кататься на тюлене»  - это значит тонуть.
        - Спасибо,  - кивнула я с важным видом.  - А вот вы были в Звёздных Окнах. Это правда, что звездочёты сбривают себе волосы, чтобы было удобнее наблюдать за небом?
        Он стал серьёзным  - и внимательно посмотрел на меня, прежде чем ответить.
        - За небом наблюдают с помощью приборов. Уже давно так. Голову задирать не нужно, там есть специальные зеркала. «Бритым звездочётом» называют кокосовый орех, который течением утащило в Горькое море…
        - Здорово!  - на самом деле это было ужасно: он во всём разбирался.  - А вы были в Ста Водопадах? Говорят, там такие красивые каналы! А вы плавали по ночному каналу?
        - Конечно,  - усмехнулся он,  - и по ночному каналу плавал, и ноздри подсушивал, и в тучку играл. Это хорошие загадки! Ты действительно много знаешь, особенно для такой далёкой деревни. Но по правилам, если я ответил верно, право спрашивать переходит ко мне. Согласна?


        Я отвернулась и не ответила. У меня было припасено много заковыристых вопросов. И про поговорки. И про правила Торговой и Почтовой Семей. И просто загадки типа: «Мать трясётся и худеет, дочка пляшет и толстеет». Но он, определённо, знал все ответы!
        И при этом я по-прежнему ощущала в нём фальшь. Так что повернулась, посмотрела ему прямо в глаза и заявила:
        - Я думала, что вы чужак. Безродный!
        - Но я же правильно ответил!  - он выглядел огорчённым.
        - Вы врёте,  - не сдавалась я,  - не знаю, в чём и где. Но вы врёте.


        Он тщательно осмотрелся. Вокруг было пусто, потому что все попрятались от полуденной жары. Привычно шумели фильтры, гудели шмели. И ещё за углом ограды книжного двора притаился Жук  - я видела его тень.
        - Ты верно решила,  - тихо признался он.  - Я не чужак, конечно… Но я соврал. Я соврал, когда сообщил, что пришёл сюда ради Стены. Это не так. У меня другая цель. Я дознаватель.


        Очередь молчать и думать перешла ко мне.
        - Кто вас нанял?  - этот вопрос показался мне самым правильным.
        - Я не должен этого говорить,  - напомнил он.  - Я вообще не должен признаваться в том, кто я. В первую очередь тебе, потому что ты внучка Ру Онги и дружишь с Птешой Вламд. А значит, можешь знать о подлоге или даже участвовать в нём.
        - В каком подлоге?!  - я едва не вскочила со скамейки, но вовремя вспомнила о Жуке: он мог забеспокоиться.  - При чём тут моя бабушка?!
        - Семнадцатого джисса этого года ваша деревня впервые расплатилась отработками из Высокого Брода,  - сообщил Нинья ровным голосом, как будто читал вслух хронику.  - Никого из жителей вашей деревни туда не отправляли. И не было отмечено, кому выписана эта отработка. Просто указали Солёные Колодцы. Потом это произошло ещё раз. Откуда у вас столько полных отработанных дней? Емъек, сын Брунги Чобо, отправился в другую сторону. Инкрис Даат учится в Речной Бороде, и это ей отправляют гостинцы, а не наоборот. При этом в конце прошлого года к вам пришла татуировщица и мастресс каллиграфии Птеша Вламд. И стала помощницей Ру Онги. Хотя у Птеши не было соответствующего опыта, а Ру Онга… О премудрой Ру Онге слышали даже на Большой Муэре. Какой вывод можно сделать из этих фактов?


        Я уже не волновалась. И думала не долго.
        - Можно сделать вывод, что мы подделали отработки… Что бабушка это придумала, а Птеша сделала, потому что обязана бабушке. Но вы же сами сказали, что у бабушки репутация! А подделка отработок  - это…  - я втянула в себя воздух,  - это для совсем глупых!
        - Именно,  - Нинья щёлкнул пальцами,  - я так и сказал, что Ру Онга на такое не способна. Но тогда откуда отработки?


        Вздохнув, я пригладила непокорные волосы и сказала, понизив голос:
        - А если я вам скажу, откуда, кому вы расскажете?
        - Я обязан сообщить о своих выводах,  - ответил он.  - Где я взял информацию  - моё личное дело.
        - Это очень секретно,  - призналась я почти шёпотом.
        - А ты не входишь в деревенский совет,  - также негромко добавил он,  - но ты единственная внучка Ру Онги и её ближайшая помощница. Если она открывает тебе какие-то тайны, значит, она уверена, что ты умеешь с ними обращаться. Сообщи мне ровно столько, сколько я должен знать, чтобы сделать правильный вывод.


        - В Высоком Броде работает один человек из нашей деревни,  - осторожно сообщила я, мысленно взвешивая каждое слово.  - Но об этом даже здесь почти никто не должен знать. Тайну об этом надо хранить год  - так там решили. То есть год был тогда, а сейчас осталось меньше.
        - Там решили  - это в Высоком Броде?  - уточнил он.  - Это их тайна?
        Я пожала плечами:
        - Не знаю, где именно. Кажется, всё-таки в Ста Водопадах. Они всем таким распоряжаются…
        - А через год можно будет запросить деревенский совет?
        - В следующем ивуре можно будет прийти и посмотреть хронику, если надо,  - улыбнулась я.  - Там даже место оставили, чтобы дописать недостающее.


        Старик кивнул и протянул мне руку.
        - Спасибо. Этого достаточно.
        Мы обменялись рукопожатиями.
        - Я уйду прямо сейчас,  - сказал он.
        - Можете остаться!  - теперь мне стало стыдно за устроенный допрос, и я лихорадочно придумывала повод задержать дознавателя.  - Зачем спешить! Лучше выходить с утра, чтоб ночевать на станции.
        - Сейчас тепло, справлюсь! Все считают, что я пришёл ради Стены. Я её видел. Чем раньше уйду, тем спокойнее… Твоя бабушка знает о твоих подозрениях?
        - Знает,  - вздохнула я, вспомнив её слова о влиянии недосыпа.  - Она считает, что мне почудилось!
        - Можешь солгать ей?  - спросил он, вставая с лавочки.  - Мне бы не хотелось, чтобы она узнала о том, кто я. Её расстроят чужие подозрения. Тем более, это не её тайна… А те, кто меня нанял, тоже сомневались. Они не хотели оскорбить Ру Онгу. Я их успокою, и мы все сделаем вид, что ничего не было.
        - Хорошо,  - я тоже встала.  - Давайте хотя бы провожу вас до ворот.


        Внезапно я осознала, что хочу подольше пообщаться с Ниньей. Было так жалко, что он уходит!
        - Проводи!  - разрешил он.  - Я пойду в гостевой дом, заберу свои пожитки. А ты предупреди своего телохранителя. А то он, должно быть, весь извёлся!  - и дознаватель указал в ту сторону, где прятался Жук.
        - Простите…  - смутилась я.
        - За что? Всё правильно! Ты хорошо с этим придумала. Встретимся у меня,  - и он зашагал в сторону гостевого дома.
        Я направилась к Жуку.


        - Всё в порядке,  - сообщила я ему.  - Отбой. Спасибо!
        - Ты обращайся, если что,  - пробурчал он.  - Я могу и Гийю с Холреном прихватить, и Сурри позвать.
        - Буду иметь в виду,  - кивнула я.  - С меня должок. Хочешь, найду тебе какой-нибудь альбом? Тебе вроде нравится, когда много картинок…
        Он фыркнул, повернулся кругом и демонстративно пошёл прочь. Потом бегом вернулся, чмокнул меня в щёку, выпалил: «Что-нибудь с бабочками!»  - и умчался.


        Когда я подошла к гостевому дому, Нинья уже собрался и ждал меня. Мы не спеша направились в сторону северных ворот.
        - Собираешься стать старейшиной?  - спросил он.
        Я мельком глянула на него.
        - Не знаю пока. Ещё не решила. Потом будет понятно. То есть я хочу, конечно, но сначала надо разобраться, на что я способна… Я думала, что в старейшины берут только тех, кто растил детей, чтобы было честно. А теперь понимаю, для чего нужно родительство. Пока не научишься управляться с детьми, нечего и думать, чтобы управлять взрослыми.
        - Честность тоже важна,  - заметил Нинья.  - Прежде чем начать распоряжаться чужим здоровьем и временем, старейшина должна испытать, на что это похоже, когда ребёнок распоряжается тобой. Без этого опыта не может быть руководства.


        - Поэтому в старейшины не берут мужчин?  - уточнила я.  - Мне это всегда казалось неправильным! Мужчины могут быть хорошими опекунами. Но они не могут вынашивать. Нечестно, что им не позволяют…
        - Жизнь вообще нечестная!  - хмыкнул он.  - Не бывает неправильного в том, что ты получаешь. Каждый мастер знает, что в любом куске хоть дерева, хоть железа, хоть ткани есть свои достоинства. Надо увидеть их и начать пользоваться ими. Недостатки  - это достоинства, которых не оценили.
        - А какое достоинство в неспособности вынашивать детей?  - осмелилась спросить я.
        - Мужчинам можно работать в Мёртвых Ямах,  - напомнил Нинья.  - Главное, мужчинам не нужно выбирать, хочешь ли ты родить ребёнка, не нужно пробовать… А это страшная работа, если поразмыслить. Огромный риск. Страдания. И большую часть жизни женщины платят высокую цену за эту способность. Никакой, даже самый опасный труд не сравнится с этим! Так что нет ничего обидного, что мужчин не берут в старейшины. Напротив, это справедливо.


        Мы уже подходили к северным воротам.
        - Хочешь, я тебе напишу, как всё прошло?  - вдруг предложил он, остановившись.  - Чтоб ты не волновалась.
        - Хочу,  - не верилось, что можно продолжать общение с таким замечательным и безумно интересным человеком!  - А я могу вам ответить, не начала ли бабушка подозревать. И потом, как отменят тайну. Расскажу во всех подробностях, что и как так получилось, чтобы вы знали, что ваш вывод был правильный!
        - Договорились,  - он поправил наплечную сумку.  - Не бойся, что ты меня чем-то обидела. Ты правильно организовала наш разговор. И это хорошо, что ты замечаешь, когда кто-то врёт. Станешь ты старейшиной или нет, но это умение всегда пригодится. Но я тебя предупреждаю: от него ты будешь чувствовать себя одинокой.
        - Это я уже поняла,  - улыбнулась я.  - Но мне нравится. Приятно, когда понимаешь.
        - Пусть всё будет хорошо,  - сказал Нинья на прощание  - и зашагал по дороге.


        Впереди лежала деревня Сухие Ветряки.
        Но я была уверена, что наняли его старейшины из Болотных Светлячков  - бабушка частенько говорила, что они нам завидуют и цепляются к каждой мелочи. Из-за того участка, где мы нашли воду  - после того, как купили у них эту землю по цене как без воды. Это давно было, но они нас так и не простили.
        Отработки  - понятный повод. Заподозрить мог кто угодно, но бабушкина репутация успокоила бы всех… Кроме старейшин из Болотных Светлячков.


        Надо будет потом вызнать, где остановился Нинья, с кем общался. Я уже представляла, кого попрошу и когда. Вот начну опрашивать местных  - заодно и договорюсь. Из Ветряков многие бывают в Светлячках, у многих там родня и друзья. Меня знают, а ещё больше знают Ру Онгу.
        Будет Светлячкам ещё одно дознавание! И они ещё пожалеют, что подозревали мою бабушку!



        Ноль

        Было бы неправдой сказать, что старейшина готовилась исключительно к худшему.
        Кьяра Зодрик из Ста Водопадов не разучилась надеяться. Но с каждым годом ей всё реже выпадало удовольствие обманываться в своих ожиданиях. А удовольствие напоминать: «Я вас предупреждала»,  - было и вовсе недоступно. Предупреждать надо тех, кто слушает и слышит. «А если твои предупреждения ни на что не влияют, лучше вообще рот не открывать»,  - нередко говаривала она.
        Наверное, поэтому её и выбрали всеобщей представительницей. Говорить от лица всех женщин и мужчин и принимать решения, которые отразятся на безопасности всех детей и стариков  - неподъёмная ответственность. В самый раз для мудрицы, которой в прошлом году исполнилось сто десять лет.


        Когда было покончено с приветствиями, Кьяра поинтересовалась у смуглолицей чужачки:
        - Почему вы обратились именно в нашу деревню?
        Женщина, представившаяся как «капитан Виктория Рэдсон», выдала самый ожидаемый из ответов. И старейшина испытала знакомое чувство сожаления.
        - Мы видели сверху, какие у вас каналы,  - раздалось из металлического нашейника, а сама чужачка приветливо улыбнулась.
        В её настоящем голосе мудрица услышала характерные льстивые нотки:
        - Было очевидно, что здесь живут очень разумные люди!  - она обвела рукой каменные стены, украшенные пёстрыми шерстяными гобеленами.  - И сверху, и изнутри это место потрясает. А когда вы согласились на переговоры, мы поняли, что не ошиблись в вас!


        А могла бы честно признаться: «Мы давно следим за вами и подслушиваем, мы нападаем на вестниц и торговок, чтобы читать сообщения, всеобщие соглашения и Журналы Странностей. И поэтому знаем, что у Ста Водопадов есть общепризнанное право вести с нами переговоры. А кроме того, это одна их трёх древнейших и крупнейших деревень, и к местным старейшинам прислушиваются во всём мире. В Речную Бороду мы идти боимся  - из-за того, что там натворили. И обращаться в Высокий Брод нам страшно  - слишком много там объектов, подобных Снежным Камням или Белой Горе. Поэтому мы напросились к вам».
        Но капитанесса солгала. Ожидаемо. Не она первая! Бледнокожий чужак, явившийся на Сбор Торговой Семьи с предложением, от которого все до сих пор хихикали, тоже мог бы извиниться, мог спросить, как вести себя правильно. Но все поступали, как умели. Были собой.


        Хотя Кьяра готовилась именно к такому повороту, досада не оставляла её. За свою долгую жизнь она привыкла, что так глупо лгут лишь сопливые девчонки и мальчишки. Дети склонны к вранью, они только учатся ответственности, но всегда учатся! Потом, когда они вырастают, напоминание о вранье может быстро сбить с них спесь. Но чтобы взрослая, да ещё и говорящая от имени всего своего народа, врала…
        «В самом деле, совсем как Лишняя, хоть и женщина!» Старейшина припомнила историю облавы в Моховых Крышах. И порадовалась, что её предупредили, как себя вести. Если бы не Журнал Странностей с его сотней историй и если бы не инструкции из Высокого Брода, она бы вряд ли справилась! Ну, всегда легче, когда сообща.


        - Предлагая переговоры, вы упомянули, что что-то знаете о нашем далёком прошлом,  - напомнила мудрица, лёгкой улыбкой отозвавшись на лесть капитанессы.  - Откуда вы это узнали? Вы нашли какие-то древние записи?
        - Можно и так сказать,  - оживилась чужачка.  - Разные записи, но не как вы привыкли, не на бумаге. Мы смогли получить очень много таких записей, и не все ещё расшифровано. Что-то касается настоящего, а что-то  - далёкого прошлого.


        О неких записях, украденных у живых объектов, предупреждала лично Тасья Вламд: чужаки завладели информацией, которая шире их понимания. «Значит, здесь не врёт»,  - прикинула Кьяра.
        Хорошая лгунья, как опытный строитель, подмешивает к песку своих сказок клейкую правду. Порой, не различишь, где что… Но рано или поздно сооружение рассыпается.
        Однако капитанесса не разбиралась в пропорциях. Она могла бы признаться, что из-за этих записей люди её народа разыскивали Инкрис Даат. Такая фальшивая искренность сработала бы с кем-нибудь понаивнее старейшины… Но она не сделала и этого.
        «Главное, чтоб говорила подольше»,  - мысленно усмехнулась мудрица.


        - Вы знаете, что мы прилетели на кораблях, способных перемещаться между звёздами?  - небрежно уточнила чужачка.
        Старейшина кивнула, отметив про себя очередное умалчивание. «Мы прочитали в вашем Журнале Странностей, что вы догадываетесь об этом»,  - так было бы честнее. Но капитанесса упрямо делала вид, что ничего не было. Как будто переговоры стали началом отношений  - и автоматически обнулили всё, что случилось ранее.
        «Неужели она полагает, что если не вспоминать о неприятном, оно само исчезнет и забудется?»  - поразилась Кьяра. И на мгновение ощутила сильную жалость к этой статной женщине с волевым лицом. Капитанесса, без сомнения, многое видела, умела, знала. Она путешествовала между звёзд! Но не понимала элементарных вещей. Без которых ни в чём нет смысла.


        - Вы многое знаете о нашей технике,  - продолжала чужачка.  - Не всё, конечно. Не буду надоедать вам объяснением, почему вам не стоит бояться меня!  - и она звучно расхохоталась.  - Тот предмет, который меня попросили оставить, прежде чем зайти к вам, это не оружие. Это средство связи. Но это не важно. У вас есть свои технологии. Вы тоже многое умеете. Если подумать, мы не сильно различаемся! На наших кораблях много людей с таким же цветом кожи, как у вас! Мы такие же люди. И не только внешне. У нас общие предки. Мы одинаковые.
        Старейшина вежливо улыбнулась.


        Ей было всего десять, когда она видела настоящего Лишнего. Его содержали на дальнем хуторе, у отшельника. Но отшельник заболел, ему самому понадобилась забота, и его подопечного было решено перевезти в другое, такое же глухое место.
        Вместе с двумя закадычными подругами Кьяра сначала гребла на лодке, потом пробиралась охотничьими тропами и ещё несколько часов караулила у станции. И дождалась.
        Пока сопровождающие обедали, Лишний сидел в тележке, сгорбленный, страшно худой. На его лбу, плечах и спине белели предупреждающие татуировки. Голову ему недавно обрили, и он скрёб щетину обломанными грязными ногтями, что-то мыча. Разум давно его покинул, а лекарства делали его спокойным и малоподвижным.
        Кьяра сидела на дереве, смотрела на него и дрожала. Но не от ужаса или брезгливости, а от изумления. Это был такой же человек, как она, как её родители, как все остальные люди. У него были такие же руки и ноги, сердце и желудок. И при этом он был другой.
        Он был убийцей.


        - Общие предки,  - повторила капитанесса, нахмурившись.  - Понимаете? Мы родственники! Фактически, мы одна семья! Нам даже удалось выяснить, почему вы все так похожи внешне! Не знаю, сможете ли вы понять… Объясню попроще. Те, кто породил ваш народ, они отделились от остальных людей. Их не хотели отпускать. И они сбежали. Так получилось, что у них оказались младенцы с чёрной кожей. Поэтому сейчас вы все похожи друг на друга… Вы меня понимаете?
        - Я вас понимаю,  - кивнула Кьяра.  - Мы родственники по крови. Это интересно.
        «Они доверили переговоры женщине, потому что рассчитывали запутать нас,  - вдруг догадалась она.  - Мужчины ничего не добились  - отправили женщину. Спорю, в последний момент, ведь она даже язык наш не выучила!.. Как будто есть разница! Как будто женщины отличаются от мужчин! Как будто быть женщиной значит никогда не ошибаться!»


        - Спорю, вы мне не верите!  - развеселилась чужачка.  - Я сама не поверила, когда мне сказали! Мы думали, что здесь все погибли, что здесь никого нет. Таким было сообщение, которое дошло до нас: «Всё кончено». Никто и подумать не мог, что здесь кто-то живёт! Что вы наши родственники!..
        Она прервалась, потому что в комнату зашла девушка с подносом. Девушка поставила на стол стеклянный чайничек, чашки из тонкого розового фарфора и кованую серебряную вазочку с засахаренными фруктами. Старейшина незаметно вздохнула и расслабилась. Можно было заканчивать этот бессмысленный разговор, тем более что капитанесса от запутанного вранья перешла к «голосу крови».


        У детей бывает период, когда они придают большое значение родственным связям. Кьяра слышала такое, наверное, тысячу раз! «Мы родственники  - значит, мы можем делать, что нам вздумается, а вы обязаны прощать нас, доверять нам, заботиться о нас. Потому что мы родственники». Чем может отличаться вариант человека со звёзд?
        Самые тяжёлые случаи мудрица лечила просто  - приводила такую «родственницу» в книжную комнату, где хранились родословные, и предлагала подсчитать всех своих родных, двоюродных, троюродных и дальнекровных сестёр и братьев. Как рукой снимало!
        Но капитанесса давно уже не была ребёнком.


        Она была женщиной, выросшей среди мужчин, которые не тормозятся и не носят меток. Которым невозможно доверять. Которые угрожают… Она выросла среди Лишних. И они были для неё нормальными. Скорее, Лишним она посчитала бы того, кто честно открывает свои намерения!
        Вывернутый мир, люди наоборот. Бессмысленные и опасные, как змеи после восхода Призрачной Луны.


        Поэтому, когда чужачка хотела продолжить, Кьяра её прервала:
        - Чего вы хотите?  - спросила она  - и её голос зазвучал иначе.
        Сгорбленная старая женщина с нежными седыми кудряшками и глубоко утопленными подслеповатыми глазами больше не выглядела слабой. И впервые с начала встречи Виктория Рэдсон ощутила себя в ловушке. Не потому, что вокруг были стены, а она сидела одна, без охраны. Она была готова к любому повороту  - даже если ошибались исследователи, хором твердившие о миролюбии аборигенов.
        Но что-то непоправимое уже свершилось. И эта безобидная старушка не была декорацией, создающей видимость переговоров. Шли настоящие переговоры. Точнее, они уже закончились.


        - Позвольте, я сама расскажу,  - с усмешкой предложила Кьяра.  - Вы не можете опустить сюда свои машины. Но вы переправили людей. Они на северо-западе от Горького моря. Теперь они строят деревню. А вы ждёте, что мы их признаем. Что мы им поможем. Что мы вам всем поможем! Потому что мы родственники по крови! Хорошо, мы родственники. И мы поможем вашим людям переселиться на нашу землю. Вот наши условия,  - и она протянула капитанессе листок бумаги, исписанный странными буквами.


        Она не успела испугаться  - вдруг в Высоком Броде ошиблись!  - как смуглое лицо чужачки побледнело и стало зеленоватым. Её красивые чёрные глаза, пожирающие слово за словом, почти вылезли из орбит. На лбу выступил пот, губы затряслись. Теперь женщина не выглядела уверенной. Она казалось тяжело больной.
        Текста было не много. Капитанесса перечитала его, наверное, дюжину раз. Сначала она не могла поверить, что аборигены знакомы с её языком. Потом вчитывалась в содержание. Оно было понятным и простым. Убийственно честным.


        - Это страшные условия,  - медленно проговорила Рэдсон.  - Чудовищные…
        Даже искусственный голос из нашейника дрожал.
        - Вы испугались?  - усмехнулась мудрица.  - Значит, настала ваша очередь бояться.
        - Вы понимаете, что на эти условия согласятся очень немногие из нас?  - капитанесса потрясла листком.  - Я не знаю, сколько…
        - Самое большее  - десять процентов,  - откликнулась старейшина.  - Как раз столько мы и сможем принять.


        - Нет,  - чужачка осторожно положила листок между чашками и подвинул его в сторону старейшины.  - Я не могу предложить это своим людям.
        - Предпочтёте вернуться с пустыми руками?  - Кьяра покачала головой.  - Они ждут другого. Они больше не могут выжидать. Сомневаюсь, что вы способны принять на себя такую ответственность!
        - Вы просите невозможного,  - тихо сказала капитанесса.  - Да, мы не можем переправить тяжёлую технику. Мы остаёмся практически голые… А вы требуете, что мы были на самом деле голые! Оставили всё! Даже одежду!  - она уже кричала.  - Мы же люди, в конце концов! Мы не можем начинать с нуля!
        - Не с нуля,  - старейшина налила себе чаю, взяла кусочек засахаренного манго.  - Внутри каждого человека его прошлое, его умения, его знания. Запас нерастраченных способностей. Этого не отнять! Да и не надо. Мы готовы обучить вас всему, что необходимо для жизни в нашем мире. Но мы не позволим превратить его в ваш мир… Да, и ещё язык. Вы же можете сами заранее обучиться нашему языку. Это тоже не ноль!


        Капитанесса молчала. Она уже не выглядела нездоровой. Она казалась мёртвой.
        - Возьмите-возьмите,  - старейшина вновь протянула ей страшный листок.  - Сейчас я скажу то, чего там нет. Вы можете никому не передавать эти условия и мои слова. Решать вам. Главное, вы будете знать… Мы знаем, что у вас немного таких летающих повозок, какие могут спуститься. Вы не можете перевезти сразу всех людей. А по частям можете. А мы умеем следить за небом. Если вы не захотите выполнять наши условия, если вы начнёте высаживать ваших людей где-нибудь далеко, мы будем их находить. И будем предлагать наши условия. А с теми, кто их не примет, мы обойдёмся так, как обходимся с преступниками. С Лишними. Вы ведь знаете это слово? Для всех будет лучше, если вы сами проведёте такую сортировку. Чтобы те, кого это устраивает, были приняты и стали здесь своими. А те, кому не подходят наши условия, улетели дальше к звёздам искать себе новый дом.


        Помолчав, чтобы у капитанессы хватило времени осознать услышанное, она продолжила:
        - У тех людей, которых вы высадили на северо-западе, есть пять дней. Считая с завтрашнего дня. Либо вы передадите им наши условия, перевезёте согласившихся к нам, а несогласных к себе, либо эти условия доставим мы. И сами займёмся их судьбой. И ещё… Есть человек, которого мы не примем никогда. Это тот мужчина, который напал на деревню Речная Борода, угрожал убить ребёнка и похитил юницу. Его мы не примем.
        - Не переживайте,  - капитанесса криво усмехнулась.  - Он погиб. На севере. Вы должны были слышать. Вы называете это место Снежными Камнями.
        - Тогда дополнений больше нет,  - и старейшина встала, обозначая конец переговоров.


        - Знаю, мы были неправы,  - тихо сказала чужачка, глядя в стол, и металлический голос из нашейника звучал приглушённо.  - Плохо начали здесь. Насовершали ошибок. Если бы всё началось иначе, вы бы всё равно написали это?  - и она качнула листком с условиями.
        - Если бы вы поступали иначе, вы бы не были собой,  - привычно ответила старейшина.
        Все изолгавшиеся дети, рано или поздно, задают этот вопрос! А потом плачут: сначала от страха перед наказанием, а потом от облегчения, что всё закончилось.
        Но для чужаков всё только начиналось.


        Капитанесса покачала головой, но ничего не сказала. Встала, покачиваясь. Листок с условиями она аккуратно сложила и убрала в нагрудный карман. Сгорбившись, с опущенной головой, она подошла к двери, распахнула её и вышла. Кьяра видела, как она, не глядя, спрятала коммуникатор в карман на бедре. И не посмотрела на экран!
        Ей было не до этого.


        Подождав немного, мудрица вернулась в кресло и допила остывший чай. В комнату нырнула девушка, которая заходила с подносом. Присела на корточки перед старейшиной, заглянула ей в лицо.
        - Всё получилось, ба,  - сказала она и улыбнулась с довольным видом.  - Патси сказала, что всё получилось. А эта ушла  - и ничего не заметила!
        - Хорошо, что всё хорошо,  - и Кьяра вздохнула.  - Теперь остаётся ждать.
        Правнучка взяла из вазочки кусочек засахаренного фрукта и начала бойко рассказывать, как они с Патси сначала спрятались и подглядывали, и как было страшно. А Патси так ловко со всем управилась! Вот бы она ещё как-нибудь приехала в Сто Водопадов…
        Лакомства были правнучкины любимые. Это была её идея, что если всё пройдёт удачно, то она принесёт их, а если нет  - будут крекеры.


        Старейшина слушала правнучку вполуха и размышляла о самом худшем.
        Чужакам не обязательно отказываться от планов по самовольному переселению. Допустим, у Патси из Высокого Брода получилось всё запланированное, и все чужаки получили условия. Но это не значит, что они послушаются! Тем более, как справедливо заметила капитанесса, им предложили страшные условия, которые многим покажутся невозможными.
        Оставить всё  - инструменты, одежду, личные вещи. Жить не отдельными поселениями, а расселиться небольшими группами в деревни. Усвоить местный язык  - вместо того, чтобы обучить своему языку местных. Влиться и раствориться… Не десять процентов, а хорошо, если пять из ста пойдут на это!


        Что потом станет с женщинами и мужчинами, которым придётся бороться с чужаками  - с Лишними? И не с одним,  - притом, что единицы видели раньше хотя бы одного,  - а с десятками, сотнями… Их сердца огрубеют. Они сами станут чудовищами!


        Вся надежда на страх… И на привычку.
        Тасья Вламд, с которой старейшина провела несколько вечеров, излагала убедительно. Чужаки так сильно зависят от механических слуг, что попросту не способны представить самостоятельную жизнь. И как бы им ни хотелось спуститься с небес на твёрдую землю, они предпочтут странствовать меж звёзд дальше, нежели меняться. А кто готов, кто способен, тот обрадуется этим условиям. Их же обучат всему необходимому и будут помогать, пока они полностью не освоятся. Тот, кто хочет жить, будет жить.
        Но какой бы красноречивой ни была гранд-мастресс, Кьяру не оставляли сомнения.


        Глядя на правнучку, которая продолжала рассказывать и жевать, мудрица никак не могла поверить во взрослых несамостоятельных людей. «Привычка к слугам»  - это фантазии учёных, не более. Чужаков напугали  - вот что важно. Они боятся не только живых объектов, но также стрел с кислотой. И людей, которые придумали и применили такое  - и готовы изобретать снова и снова.
        «Сначала они считали нас до того незначительными, что не воспринимали как равных себе,  - старейшина вспомнила слова гранд-мастресс.  - Теперь решили, что мы относимся к ним с таким же пренебрежением. И боятся оказаться на нашем месте. Либо так, либо эдак. А других вариантов они не представляют…»


        Как бы там ни было, Кьяра Зодрик радовалась, что дожила до своих ста десяти. Не слегла, не заболела. Была среди тех, кто одобрил Журнал Странностей. Первой предложила взять на себя ответственность за чужаков  - чтобы ими занимались родные Сто Водопадов, а не кто-нибудь другой. И смогла провести переговоры.
        Чужаки оказались самым интересным, самым увлекательным, что случилось за всю её долгую жизнь, заполненную подсчётами урожая, разборами пустячных ссор и выслушиванием детского вранья. Хорошо, когда ничего не случается! Но порой так хочется разнообразия… А когда всё возвращается в прежнее русло, ещё лучше.



        Дом/жизнь/имя

        - Привет!
        - Привет.


        - Я всё знаю. Мне Вайли написала.
        - Я тоже знаю. Мне гранд-мастресс Тасья рассказывала.
        - Здорово! С ней было интересно.
        - Ну да. С ними вообще интересно.
        - Передавай им от меня привет! И Сомке.
        - Передам.


        - Ты в Высоком Броде останешься?
        - Не знаю пока. У меня пока там работа. Может, потом переберусь в Сто Водопадов. Здесь тоже есть чем заниматься таким, как я. Ну, ты понимаешь… А ты вернёшься? Ну, домой…
        - Конечно! Мне ещё два года практики у наставницы. Сейчас здесь, а потом даже не знаю, где.
        - А что здесь? Наверное, остров оборудовать?
        - Ага. Столько всего надо успеть! И гостевые, и канализацию, и воду подводить. Будет как целая деревня!


        - А я школу уже окончила. В Высоком Броде.
        - И теперь учишь в три раза больше!
        - Как ты узнала?
        - У меня то же самое!
        - Так ты тоже окончила? Ну, ты даёшь! Так быстро! Я ещё не слышала, чтобы кто-нибудь сдавал так рано!
        - Я не первая, такое уже было… Но это не потому, что я такая умная. Так получилось. После Снежных Камней у нас выпустили оба старших круга. А я была там младше всех. Моя наставница сначала вообще не захотела со мной разговаривать. Говорила, иди доучись, подрасти, малявка.
        - Ничего себе!
        - Она такая… Потом отошла. Сейчас, если кто спрашивает, сколько мне лет, кидается защищать.


        - Ты после школы сразу работать? Или тоже нашла наставника? В Высоком Броде столько учёных!
        - Это да… Я вообще работаю. Но и наставник у меня вроде как тоже есть. Я ему сначала так помогала. Он составляет словарь  - изучает язык чужаков. И я ему вначале делала некоторые вещи, находила всякое. А теперь он мне говорит, что ещё надо прочесть, как правильно, где ошибки… У наставников же так?
        - Да. У меня уж точно!
        - Ну и вот. Я у него не спрашивала ещё, ученица я или как. Но он такой, сложный, с ним не просто. Но у меня получается! Так что попробую с ним. Да и дело это такое, ты понимаешь. В самый раз для меня.


        - А я буду строить водонакопитель.
        - Да ты что? У нас?
        - Ага. Я отправила Вайли инструкции, где и что замерять. И потом покажу их мастеру, который достраивал водонакопитель в Цветных Стёклах. И в Моховых Крышах проектировал. Он обещал помочь.
        - У нас будут рады. Это классная штука, я о ней читала.
        - Что, уже и книгу написали?
        - Ещё нет. Но исследования есть, статьи всякие…
        - Точно, у вас же там самый большой книжный двор в мире!
        - Тише! Если кто из Ста Водопадов услышит  - лопнет от злости!
        - Ха-ха, именно!


        - Мне говорили, что ты меня искала. Сказали, когда мы уже собирались назад… Что-то случилось? Или ты так?
        - Тебе же мастресс Тасья рассказала, что меня возносило в Белой Горе?
        - Раз пять, наверное! И как ты потом вышла и начала вещать про корабли чужаков на северо-западе!
        - Ну да… А про Стену она тебе рассказывала? Что я видела вторую Стену, новую?
        - Да, что-то такое.
        - Так вот, я не только видела. Я ещё как бы, не знаю, как объяснить, я узнавала, как будто читала книгу. Узнавала, что будет дальше. Что старая Стена скоро исчезнет. Однажды утром все проснутся  - а старой Стены нет. Только новая  - далеко.
        - И что?
        - Я знаю, что это случится совсем скоро. Года через два или через три. А может, в тысяча семнадцатом. Очень скоро. И когда я потом думала об этом, то вспомнила о тебе… о твоей…
        - Об Алане Шаддат. О бабке моей прабабки.
        - Да. О ней. О надписи. О её имени на Стене. Надпись же тоже исчезнет! И если ты хочешь как-то проститься…
        - Не хочу. Ну, исчезнет надпись  - и что думаешь, забудут об Алане Шаддат? Всё равно будут читать про её путешествия. Она много где упомянута… Так что это ничего не значит. Для меня точно ничего.
        - Тогда понятно.
        - Я ещё буду сюда приезжать. С мастером, которому я помогаю. Здесь же будут носители языка… Ну, переселенцы. И он будет их опрашивать. А я буду помогать. Так что мы ещё увидимся. Ну, если ты ещё будешь здесь.
        - Я буду рада. Хорошо, что мы повидались!
        - Да, хорошо. Передавай привет Вайли!
        - Ты ей не пишешь?
        - Нет. Не знаю… Не хочу пока. Может, потом напишу. Но ты же пишешь!
        - Конечно! Я ей передам. Ну, увидимся! Пусть всё будет хорошо.



        Закат

        Прилив набирал силу. Сколько бы Емъек ни наблюдал, как вода захватывает песок, всякий раз он очаровывался этим незаметным и неотвратимым наступлением. И пускай он изучал это в школе, пускай знал о воздействии луны на море  - сейчас для него наука не имела никакого значения. То, что он ощущал, не могли выразить ни слова, ни формулы.


        - Быстрей! Солнце уже низко!  - поторопила его Гююне, и он прибавил шаг.
        Пытался бежать, но по колено в воде это невозможно. А поскольку двигались они навстречу вечернему морю, вскоре воды стало по грудь  - и тогда они поплыли.
        Емъек отставал. Он умел плавать  - невозможно жить в Речной Бороде и не научиться, а он провёл там пять месяцев. Но Гююне выросла на берегу моря да вдобавок была Наездницей.


        Пару раз она останавливалась и поджидала его. Её было хорошо видно на фоне заходящего солнца. Такой, по плечи в воде, он её и встретил. Она была как продолжение волн  - и море было словно часть её тела… В тот миг он и решил задержаться в Лунных Следах  - не зная, свободна ли она, сколько ей лет и какие у неё метки.
        К счастью, Гююне обрадовалась, что он остаётся. И не только из-за своих планов на будущее. Ей нравилось слушать, как Емъек рассказывает о странствиях, пережитых и прочитанных. Нравилось учить тому, что нужно уметь в приморской деревне. А ему нравилось, что это нравится ей.


        Небо переполнялось красками  - и они отражались в море. Тысячи оттенков сменяли друг друга так быстро, что Емъек не успевал вспомнить их название или просто осознать, что есть и такой цвет.
        От этой красоты хотелось кричать. Но если открыть рот, в него сразу же попадёт солёная морская вода  - Емъек узнал это на собственном опыте. Так что он выкинул из головы лишние мысли и постарался нагнать Гююне.


        У него почти получилось, как внезапно между ним и женщиной откуда-то из глубины поднялись длинные блестящие тела. Стая окружила их, и стало шумно: отовсюду раздавалось сопение, фырканье и писк. Вода как будто вскипела… А в следующий миг дельфины пропали.
        И всплыли неподалёку, фыркая и выпуская струйки воды. С людьми остались двое. Один с белым пятном у гребня  - Гююне ходила только с ним. Второй потемнее, с длинным шрамом на лбу.


        - Это Емъек. Это Чрандра,  - представила их женщина, забираясь на своего дельфина.  - Не бойся! Он детей катает. Он привык.
        Емъек не боялся  - он смущался. Одно дело, балансировать на лодке или на узком мостике. Но садиться на живое существо… Такого он раньше не делал. «Только с людьми»,  - вдруг подумал он, и почувствовал, как кровь прилила к щекам от волнения.
        Аналогия была странная. Но она помогла. Это было похоже на любовь, потому что это было взаимно.
        Во время тренировок на берегу, где дельфина заменяла отполированная волнами огромная коряга, Гююне часто говорила ему: «Не каждый человек может стать Наездником  - и не каждый дельфин подставит спину. Ты никого не обидишь».


        Они не обсуждали, сможет ли Емъек стать Наездником. Или чем он хочет заняться. Гююне даже не спрашивала, когда он покинет Лунные Следы.
        Поначалу Емъек ждал этого вопроса, готовился к нему, продумывая свой ответ. Он перестал тормозиться и начал закрашивать мужскую метку  - и пробудет с Гююне до конца месяца. А потом, если у них не получится, ей придётся решать, есть ли смысл в продолжении.
        Но чего хочет он сам? Емъек не знал. У него была цель дойти до Закатного моря  - он добился этого. Но «я уйду, как увижу белых китов» тоже не ответ.


        К счастью, письмо от Инкрис освободило его от раздумий о будущем. «Когда исчезнет старая Стена, вернусь, чтобы посмотреть на новую»,  - решил он, гуляя по берегу моря. Наездники вставали поздно, и пока Гююне спала, Емъек помогал рыбакам вытаскивать лодки и просушивать сети.
        Постепенно он перестал тревожиться о том, что делать дальше. Может быть, он останется в Лунных Следах, пока Гююне не родит. Может быть, дойдёт до Зелёных Парусов, последней деревни на западном берегу, и повернёт обратно. А может быть, поплывёт дальше на запад в компании исследователей, которые каждый год снаряжали корабль и отправлялись изучать необжитые земли.
        Емъек не знал. И ему было всё равно. Ему совсем не хотелось размышлять о завтрашнем дне  - даже вечер казался страшно далёким. Он научился этому у Наездниц. А они  - у дельфинов.


        Чрандра терпеливо ждал, пока Емъек заберётся на его спину. Дельфин не реагировал на ёрзанья человека, и лишь слегка шевелил плавниками и хвостом, удерживаясь в одном положении.
        - Ну как, удобно?  - со смехом спросила Гююне, нарезая вокруг них круги.
        Она выглядела одним целым со своим дельфином  - чутко отзывалась на каждое его движение, вовремя пригибалась, выпрямлялась точно в тот момент, когда он оказывался в высшей точке прыжка… И Емъек мысленно вписал ещё одно умение в список «то, чем я никогда не стану».


        Ни зависти, ни сожалений: список «То, чему я научился» понемногу рос, там уже появилась и ночная ловля крабов, и сбор устриц, а самое ценное из последнего  - плетение рыбачьих сетей. Ещё был список «То, что я хочу освоить», и на первом месте там стояло умение рулить большой рыбачьей лодкой.
        «То, чем я никогда не стану» следовало тоже пополнять. Как говорила бабушка Тари: «Для вывязки нужны и нити, и отверстия между ними».


        Вздохнув, Емъек тихонько похлопал по макушке Чрандры, точно позади дыхала. Как учили. Дельфин неспешно поплыл вслед за товарищем.
        Не было ничего обидного в том, что его приравняли к детям,  - Емъек с трудом удерживался на широкой скользкой спине. Лежать было ещё труднее, чем сидеть, но дельфин двигался очень аккуратно, он бережно поддерживал неловкого человека, не давал соскользнуть. А для Емъека это был тяжкий труд  - просто не свалиться!


        - Можешь слезть,  - великодушно разрешила Гююне.
        Он уже забыл про цель этой поездки  - так был увлечён! Сполз в воду, тяжело дыша. Погладил дельфина по гладкому боку, благодаря за терпение. И вдруг услышал пение.
        Над темнеющими волнами звучал слаженный хор. Высокие голоса то сплетались в унисон, то выводили каждый свою простую мелодию. Казалось, море пело вместе с небесами.
        Емъек едва не задал глупый вопрос: «Кто это?» Он знал, кто. Он читал об этом сотни раз, пытался представить, рассматривал иллюстрации в альбомах и яростно мечтал вырасти  - и отправиться на запад, чтобы увидеть своими глазами.


        Белые киты. Их массивные тела светились в сумраке. Они отдыхали, лёжа на поверхности воды, и любовались закатом. Как и дельфины, киты тоже фыркали и сопели, но фонтаны воды из их дыхал понимались высоко вверх. И киты были гораздо спокойнее.
        Они пели, провожая солнце, прощаясь с красотой уходящего дня и надеясь, что завтра повторится всё лучшее, что было сегодня.
        Емъек их понимал.



        Люди по эту сторону Стены

        Переселенцы достигли Солёных Колодцев вскоре после наступления нового тысяча семнадцатого года.


        Праздник в честь нового года как раз завершился. С детских лиц окончательно отмыли карнавальную краску. На кухне уже не осталось ни сладостей, ни копчёных деликатесов, которые готовились для пира и которых каждый раз получалось больше, чем мы могли съесть за один присест.
        С домов и фонарей сняли гирлянды, подмели улицы, и лишь кое-где виднелись яркие бумажки, унесённые ветром. Ещё немного, и дожди смоют остатки фестиваля, а с ними всю прошлогоднюю пыль и печаль…


        Я встречала переселенцев в компании с учителем Таном, Брунгой Чобо и Птешей. Добровольные помощники остались ждать в доме  - наводить последний лоск. Не было нужды толпиться. К нам ехали не гостить, а жить. Навсегда, если всё сложится.
        …Хотелось бы, чтоб навсегда! На деревню смотрят косо, когда её покидают новички. Одно дело  - родиться, а потом переехать туда, где, например, живёт нужный мастер. А вот когда уходит новый человек  - это нехорошо. Даже если она или он сами виноваты.


        Основное мы успели: отремонтировали и частично перестроили дом, в котором жила Ёрика со своей бабкой. Теперь, когда внучка окончательно устроилась в Высоком Броде, бабушка переехала к сестре в Болотные Светлячки. Одной головной болью меньше…
        Обновлённый дом наполнили мебелью, полезными предметами, красивыми вещицами и приятными подарками. Нам уже сообщили рост и комплекцию переселенцев, чтобы подобрать им запасную одежду. Комнат хватало: по одной каждому жильцу и двенадцатая общая… Но всё это было для нашего собственного успокоения.


        Это были не обычные переселенцы  - вот о чём следовало помнить. Такие у нас ещё не появлялись. И не у нас одних.
        Когда я на общем сходе объясняла, чего ждать, то постаралась предупредить как можно честнее:
        - Они не преступники, но они могут поступить неправильно, потому что они не знают, как правильно. Они не глупые, но их не научили тому, что вы усвоили в детстве, так что разъясняйте им все подробно, как маленьким. Они не Лишние, но они отличаются от нас. И будут отличаться. И ничего с этим не поделать. Но они выбрали нас, выбрали наш мир, выбрали жизнь с нами по нашим правилам. Давайте им поможем!


        Сказала  - и, наверное, впервые в жизни ощутила страх перед жителями своей родной деревни. Я боялась, что они спросят о том, чего я не знаю. Или, того хуже, о чём знаю, но не имею права говорить. Ну, а самый большой страх я испытывала перед вопросом: «Если они такие трудные и опасные, зачем их вообще принимать?»
        Но никто не произнёс ни слова. Покивали, поугукали и поагакали  - и всё. Обсуждения и споры начались, когда мы перешли к темам поважнее: кому перевозить собранный урожай из времянок на постоянные склады, сколько сеять в следующем году и что заказывать торговцам и дальним мастерским.


        «Возможно, ты тут самая дерганая,  - сказала я себе, когда на западной дороге показались тележки с запряжёнными осликами,  - потому что много думаешь. Не думай столько, Ру. Всех мыслей не передумаешь. Всего не предусмотришь».
        Одиннадцать человек. Семь женщин и четверо мужчин. Самой младшей  - пятнадцать, самому старшему  - пятьдесят шесть. Освоили язык. Умеют есть палочками. Научены пользоваться уборной и душевой, стирать и убираться в доме.
        Мы не знали, кем они были в своём звёздном прошлом. В Ста Водопадах об этом не расспрашивали, здраво рассудив, что всё истинное проявит себя, а о прочем нет смысла тревожиться. У «ответственных за чужаков» не было и месяца на всё про всё. Они снабдили переселенцев одеждой, обувью, предметами личной гигиены. Объяснили, какой будет дорога.
        И сдержанно попросили нас заново оценить свои силы  - вдруг мы сможем принять ещё?..


        Не все переселенцы ехали на тележках  - трое шли пешком. С ними было двое сопровождающих из Сухих Ветряков: новичков передавали по эстафете от деревни к деревне. Значит, они видели станции, сигнальные столбы, указатели. Останавливались на ночлег. Каким-то базовым правилам они должны были научиться… «И не мечтай, Ру. Твою работу за тебя никто не выполнит!»
        Подойдя ближе, ослики встали. Люди тоже остановились. С охотницами из Ветряков мы обменялись кивками. Переселенцы растерянно молчали, не зная, что делать, что говорить, к кому обращаться.


        Кожа у них была разного цвета  - от угольно-чёрного до молочно-белого. Необычные жёлтые волосы и голубые глаза. Непривычные черты лица. Но не это привлекало внимание. И не одежда, которую они носили немного по-своему, что смотрелось забавно.
        У них не было татуировок  - лишь точка между бровей у женщин. Белая на тёмной коже. И чёрная на светлой  - наоборот, как на оттисках!
        А у мужчин пустовали виски  - там, где всегда была либо метка тормоза, либо краска, либо предупреждение.
        Подбор лекарств возлагался на нас  - тоже не самая простая проблема! Сто Водопадов обещали, в случае чего, выслать редкие ингредиенты. И, конечно, поделиться опытом. Но всё равно это будет трудно: когда мужчина начинает тормозиться после двадцати пяти, он может надолго заболеть.


        По сравнению с этим меня уже не тревожило отсутствие профессиональных меток и знака об окончании школы. Желающих научить вызвалось столько, что пришлось договариваться об очерёдности. Сначала простое и общеобязательное, а потом уж  - прядильные станки, спицы, молоты с наковальнями, тонкости стрижки и доения.


        - Добро пожаловать в Солёные Колодцы!  - я постаралась, чтобы мой голос звучал приветливо.  - Вас ждёт дом, где вы будете жить. Пойдёмте, проводим вас! Должно быть, вы устали с дороги…  - тут я сообразила, что забыла представиться.  - Меня зовут Ру Онга, я возглавляю деревенский совет. Это учитель Тан, он руководит нашей школой. Он будет учить вас. Это Брунга Чобо, она тоже старейшина, и она отвечает за вас. Вы будете часто её видеть. Обращайтесь к ней с любыми вопросами. А это Птеша Вламд, моя помощница. Она будет делать вам татуировки. И ещё, пока вы не освоите грамоту, она будет писать для вас письма, если надо. И читать…
        - Я умею читать,  - сказала чернокожая женщина, которая стояла впереди всех.  - Я умею читать и писать. С этим мы сами справимся,  - и она робко улыбнулась.


        Не сразу я осознала, что уже видела её! Она выглядела самой обыкновенной  - чёрная кожа, чёрные волосы, правильный широкий нос. Только отсутствие татуировок и украшений отличало её от какой-нибудь странницы.
        Женщина требовательно смотрела мне в глаза. Ждала моей реакции.
        - Меня зовут Элен,  - представилась она.
        В этот момент я её вспомнила. Поросята, уборка урожая, странные татуировки. Прошло немногим больше года  - и вот она вернулась.
        Говорила она ещё чище, чем в прошлый раз.
        - Мы с вами уже встречались. Матушка Ру, вы меня помните?
        - Помню-помню,  - я неосознанно нахмурилась, услышав положенное обращение.
        Как будто она продолжала притворяться «гостьей из Зелёных Парусов»…
        - Простите меня за то, что я лгала, когда приходила в прошлый раз!
        Другие переселенцы посмотрели на неё, не скрывая удивления. Она же ждала моего ответа. Как будто есть варианты! Как будто я могла не извинить её  - и не пустить!
        Я вздохнула:
        - Конечно, я вас прощаю. А теперь пойдёмте. Я уже устала стоять!


        Мы вошли в ворота и медленно двинулись между складов и смотрительских домов, которые стояли ближе всех к деревенской ограде.
        Элен шла недалеко от меня и явно хотела сказать что-то ещё. Но я намеренно не смотрела на неё. Я действительно очень устала, а в таком состоянии я плохо соображаю и не сразу осознаю, что и каким тоном говорю.


        Но мне понравилось, что она извинилась. Правильный поступок, освободивший меня от части сомнений: хоть кто-то из переселенцев знает, как себя вести! Но вдруг я льщу себе напрасными надеждами? Вдруг она сказала это, потому что так положено? А на самом деле она будет и дальше лгать, притворяться, добиваться своих тайных целей…
        Правда, год назад она не то чтобы лгала мне. Когда мы с ней впервые встретились, гостевой дом, где она поселилась, уже был окружён. Догадавшись, что её маскировка не сработала, Элен без увёрток заявила, что ищет Инкрис. И ушла, получив объяснение про «год». Никому ничем не угрожала.
        А теперь честно призналась в своих умениях. Похоже, наш язык она знает лучше остальных. Значит, у Тана будет помощница  - уже легче. Да и Брунге не придётся разбирать невыполнимые просьбы  - наверняка Элен не откажется разъяснять своим, как у нас всё устроено.


        Когда мы оказались возле дома, я опустилась на скамейку, стоящую поодаль у розовых кустов. Отдышалась. Сладкий запах цветущих роз разливался в воздухе… И лишь назойливо шумели фильтры, мешая полностью расслабиться.
        Эти бордовые розы высадила ещё Лавия Шаддат. После её смерти за ними ухаживала её мать и дочь  - они жили ближе всех, и поэтому отвечали за этот участок. А теперь стало некому. Вайли пару раз признавалась, что поливает, ведь книжный двор тоже рядом. Но ей-то недосуг, с её заботами…
        «Надо будет спросить, хоть ту же Элен,  - я поставила мысленную зарубку.  - Если новенькие возьмутся ухаживать, следует научить их, как правильно. А если никому не захочется, то придётся искать кого-нибудь другого. Красивые розы, редкие, нельзя их запускать».


        Тем временем переселенцы освободили тележки от своих пожитков  - и сопровождающие вместе с осликами направились в обратную сторону. Если бы это были не охотницы, я бы их пригласила переночевать. Но они были больше лесными людьми, чем деревенскими. Справятся.


        Один из помощников, прибиравших дом, вынёс мне холодного никникового настоя. Стало совсем хорошо! Я огляделась и увидела Элен. Она явно ждала возможности поговорить со мной  - я махнула рукой, подзывая её.
        - Не боитесь, что самые лучшие комнаты разберут?  - пошутила я.
        - Поэтому я и ушла,  - объяснила она, присаживаясь.  - Последнее, что меня волнует, это какой вид будет у меня за окном…  - Элен помедлила, решаясь.  - Я благодарна, что вы меня извинили, но это не всё. Я должна признаться, почему выбрала вашу деревню.
        - Слушаю,  - отозвалась я.
        Но она замолчала. Я терпеливо ждала.
        Оказалось, что размеренный рокот фильтров, если в него не вслушиваться, постепенно превращается в невнятный шум. Под него, наверное, и спать можно… «Ну, на ночь же фильтры выключают!»


        - Я учёная, как вы уже, наверное, поняли,  - начала Элен,  - изучала вашу культуру, ваш язык. И я уже тогда хорошо говорила, поэтому меня и отправили. С самого начала я была уверена, что вы не причините мне вреда, поэтому совсем не боялась…
        - А что вы хотели передать Инкрис?  - перебила я, вспомнив её прошлогодние слова.  - Или по-прежнему это может услышать только она?
        Элен смущённо потупилась.
        - Сама не понимаю, почему так сказала. У нас ничего для неё не было! Я хотела осмотреть её, поговорить. Она была… как это сказать… в записях, которые извлекли из живого объекта, который вы называете Призрачной Луной. Имя «Инкрис Даат», её лицо, название вашей деревни и фраза «изучает Стену». Часть данных так и не расшифровали. Думаю, в этих записях содержатся другие имена и лица… Может, это были просто списки той информации, которую записала Белая Гора… Я правильно произнесла это название?
        - Да.
        - Если честно, мы ничего не знаем,  - заключила она с печальной усмешкой.  - И никто уже не пытается понять! Те, кто принял ваши условия, оставили не только свои вещи. Они отказались от всего, что было связано с прошлым. А те, кто не принял… Они скоро улетят,  - Элен задрала голову и вгляделась в ярко-синее небо, кое-где уже испачканное облаками наступившего сезона дождей.  - Им это тем более не интересно.
        - А вам интересно,  - заключила я.
        - Да,  - прошептала она, поникнув.  - Я выбрала вашу деревню, потому что считаю Стену самым главным из всех живых объектов. И пришла сюда, чтобы изучать её.


        - Вот и славно,  - и я сорвала с куста огромную тёмно-бордовую, почти чёрную розу.
        Поднесла к носу, принюхалась, пока Элен с непониманием смотрела на меня.
        - Тут совсем рядом наш книжный двор,  - я положила цветок на скамейку,  - там работает моя внучка Вайли, она вам всё покажет и объяснит. Завтра приходите туда  - она будет вас ждать, я её предупрежу. У нас самое большое в мире собрание книг о Великой Стене. Даже в Высоком Броде нет столько! Читать вы умеете, так что сможете всё изучить. А потом напишете свою книгу, потому что с вашей точки зрения всё будет выглядеть иначе  - я в этом не сомневаюсь. И конечно, осмотрите саму Стену. Бумагу и всё остальное вам даст Вайли, она этим тоже заведует. С книгой лучше не затягивать  - если управитесь за полгода, будет замечательно!


        Элен по-прежнему выглядела крайне удивлённой.
        - Вы, должно быть, слышали про новую Стену. Инкрис возносилась на Белую Гору… Та самая Инкрис Даат,  - и я подмигнула.  - Инкрис увидела новую Стену  - подальше от старой. А старой Стены не станет. Уж не знаю, как это будет происходить… Скоро. Сюда уже начали приходить те, кто собирался да откладывал. После сезона дождей они повалят! Те, кто ни разу не был, придут, чтобы успеть. Те, кто бывал, придут, чтобы попрощаться. А к новой Великой Стене их заявится ещё больше! И опять всё будет через нас, потому что дорогу построим мы, и ухаживать за станциями тоже будут наши смотрители. Многие странники закажут книгу о Великой Стене, тем более, если книгу напишет учёная, вроде вас. Теперь понимаете? Считайте, что работа у вас есть. И надолго! Потом ведь надо будет изучать новую Стену… Так-то я хотела пригласить кого-нибудь из Высокого Брода. Но своя учёная мастресс  - это всяко лучше!


        - Я не мастресс,  - еле слышно напомнила Элен.
        - Напишете хорошую книгу  - станете,  - отозвалась я.  - А как, по-вашему, становятся мастресс? Вам не нужно доказывать, что вы что-то умеете, если вы уже умеете! Судят по делам… Или вы думали о другой профессии?
        - Ну что вы!  - рассмеялась она с явным облегчением.  - Я боялась, что мне придётся стать кем-то ещё. А в свободное время заниматься наукой.
        - Это было бы неразумно,  - фыркнула я.  - Какой смысл? Новые книги  - это всегда выгодно. Особенно, когда впереди такое событие!


        - Мне это очень понравилась, когда я начала вас изучать,  - призналась Элен.  - Пока одни люди исследуют живые объекты, другие пытаются извлечь из них максимальную пользу. А третьим просто любопытно… Наверное, ваша деревня возникла по этой причине?  - предположила она.


        Когда учитель Тан делился с советом своими планами, он упомянул, что история Солёных Колодцев станет текстом, на котором новички будут учиться читать. «Ну, читать Элен уже умеет»,  - вспомнила я и принялась цитировать по памяти:
        - Издавна к Стене приходили странники и учёные. Ради них старая восточная дорога от Большой Муэры до Чинчака изогнулась горбом. Сначала здесь стояла станция. Потом к ней пристроили гостевой дом и кухню. Вырыли первый колодец и основали мастерскую с кузней. И так понемногу, год за годом, место прирастало людьми и домами. Поставили ограду. Распахали первое поле. Сначала приходили взрослые и по одному. Потом стали приходить группами и с маленькими детьми. Прошло время, и здесь родился первый ребёнок… Многие деревни так и возникли.
        - Но вас, в отличие других, не назвали Стеной или как-то так,  - заметила Элен.  - Потому что Стена слишком… слишком длинная?
        - Стена слишком велика, чтоб вмещаться в одну деревню!  - хмыкнула я.  - И получается, правильно сделали. Скоро Стена будет дальше. А Солёные Колодцы останутся.


        Мы помолчали. Близился ужин, вот уже остановился насос, и замолкли фильтры. К вечеру аромат роз усилился, и от него слегка кружилась голова.
        - Меня ещё одна вещь поразила,  - вдруг сказала Элен,  - когда я исследовала ваше общество, язык, всё, что присылали наши… у вас эти приборы назвали мячелётами. Я до сих пор не могу понять вашего отношения к живым объектам. За тысячу лет вы так и не выяснили, для чего они! Вы изучили их свойства, их особенности, их реакции. Знаете, например, что Белая Гора никогда не причиняет вреда тем, кого возносит. Но вы не знаете, какова их цель! И при этом относитесь к ним спокойно. Вас не пугает их непонятность!
        - Мы не знаем, какая цель у солнца и зачем идёт дождь,  - напомнила я.  - Их тоже следует бояться?
        Эти разговоры были мне привычны: Вайли тоже любила такие вопросы.
        - Но солнце и дождь  - это природные объекты,  - возразила Элен.
        - А какая разница?  - улыбнулась я.
        Она ненадолго задумалась.


        - Вы уже видели наши корабли и стражей,  - Элен решила зайти с другой стороны.  - Разве не понятно, что они родственны? Как мы с вами родственники, так и они. Это рукотворные объекты искусственного происхождения. Теперь, когда известно, что Стена исчезнет в одном месте и появится в другом, можно точно сказать, что это такое. Стена  - это…  - она запнулась, подбирая слова.  - Это огромный механизм, который превращает непригодную часть мира в место, где можно жить.
        Она посмотрела на меня с некоторой опаской. Видимо, ждала, что я лишусь чувств или закричу от удивления. Что ж, ей ещё предстоит ознакомиться с нашей библиотекой! И тогда она перестанет считать свои теории слишком смелыми. Возможно, однажды она поймёт, что это и значит быть учёной  - изучать непонятное, придумывать безумные объяснения и писать об этом книги.


        - Для нас такие размеры тоже непривычны,  - продолжала Элен.  - Это не совсем рукотворные механизмы. Это механизмы, которых создали механизмы, которых создали механизмы… И так несколько раз,  - она рассмеялась и тут же погрустнела.  - Это главная причина, почему ваши условия были приняты… так спокойно. Никто посмел бороться с ними. А кто мог, тех уже не было. Они погибли…
        - У Снежных Рогов,  - подсказала я.
        - Вроде бы Камни,  - исправила Элен.
        - Рога,  - я улыбнулась, вспомнив письмо от Инкрис.  - Их переименуют, когда будут перерисовывать карты после обновления Стены.


        Элен не стала цепляться за спорную тему  - видимо, сама засомневалась, природные это объекты или рукотворные, люди их создали или кто-то другой. Для меня подобные вопросы ничего не значили. Поэтому я и стала старейшиной.
        «Опасно это или нет? Если опасно, можно это прогнать, или следует искать другое место? Какая в этом польза  - и чем придётся расплачиваться?»  - моя жизнь состояла из поиска таких ответов.
        Если бы вопросы были «Кто это создал? Какое место это занимает в мире? По каким правилам оно существует?», я бы стала учёной.
        А если бы не было слов, а лишь чувства, краски и образы, стала бы странницей или артисткой.
        …«Больше ничего нет?  - спросила много лет назад маленькая Сальва, когда наш первый круг привели к Стене.  - Можно думать только так?»
        Учительница ласково погладила Сальву по голове и ответила: «Если тебе всё равно, это тоже хорошо».


        - Мне ещё хотелось спросить,  - Элен вздохнула.  - Или давайте вы что-нибудь спросите  - а то всё я да я… Вам же, наверное, интересно, как всё у нас?
        Я открыла было рот, но так ничего и не сказала. То, что жизнь людей со звёзд отличается от нашей, я поняла давно. Они другие, потому что жизнь у них другая. И доходившие слухи, предположения, а потом и факты поражали, в первую очередь, своей нелепостью.


        Многие думали точно так же. Странное бытие, в котором нет лада, ни толка! В Ста Водопадах хорошенько спланировали, как сделать так, чтобы ничего не повторилось.
        Какие-то вещи не повторятся наверняка  - скажем, машины, которые вынашивают и рожают детей. Или стражи, которые ходят следом, защищают и решают, что опасно, а что нет.
        Но и без механизмов хватало дикостей! Молодые бездетные женщины, которые становились руководителями. Отсутствие меток у людей  - любых меток! Или самое жуткое, о чём думать не хотелось  - мужчины без тормозов.
        «Понятно, почему это кончилось тем, чем кончилось: скитанием между звёзд, без дома и без будущего»,  - подумала я, но вслух, конечно, сказала другое:
        - Моя внучка задаст вам столько вопросов, что вы говорить устанете! Лучше вы.


        - Хорошо,  - кивнула Элен.  - Это о другом совсем… Я много думала об этом, пока мы шли. Лично вас не удивляет, что всем занимается деревня Сто Водопадов? Они проводили переговоры. Они принимают тех, кто согласился на условия. Они хранят у себя наши книги и одежду. Они определяют, какие личные вещи можно взять, а какие нет… Мне говорили, что все деревни согласны с такой ролью Ста Водопадов. Но их не выбирали, я об этом расспрашивала. Не было выборов! Они сами себя назначили. И все согласились. Почему?
        «Хороший вопрос,  - подумала я.  - Наконец-то мы говорим о том, что по-настоящему важно».


        Вдали зазвонил колокол, объявляя начало ужина. Но оставалось достаточно времени на ответ  - если обойтись без красивых вступлений и сразу перейти к сути.
        - В сто пятом году от ведения хроник в Ста Водопадах решили изменить течение реки. Водопады  - это красиво, но неудобно,  - хмыкнула я.
        И тут же сообразила, что Элен эту шутку не понять. Потому что она не читала в детстве ни про каналы, ни про красивые, но бесполезные водопады!
        - Было невозможно подняться по реке,  - торопливо пояснила я.  - Большая Муэра была разделена на две части  - все люди были разделены… И начали рыть каналы, прокладывать новое русло. Рыли почти сто лет. Со всех деревень, со всего мира туда присылали работников. И с севера, и с юга, и с запада. Всё это время.
        - Из вашей деревни тоже посылали?  - спросила Элен.
        - Нет. Солёных Колодцев тогда ещё не было. Но Сухие Ветряки были. И они отправляли своих.


        - Им платили?
        Ещё один правильный вопрос. «Ну, теперь точно поладим…»
        - Им предлагали плату,  - ответила я, выделяя слово «предлагали».  - Все отработки были подсчитаны и записаны. Но никто не взял. Потому что строили не для Ста Водопадов. И не для себя или своих деревень. А для будущих поколений. Водная дорога нужна всем. Каждый получает от неё выгоду. Это как подготавливать поле: сеять будут дети, которые ещё не родились. Но когда ты живёшь в доме, который построили твои опекуны, и пьёшь из колодца, который пробили твои бабки, невозможно думать только о себе.


        - Получается, Сто Водопадов возвращают долг?
        - Долг тоже считается,  - я кивнула помощникам, которые уже звали нас на ужин.  - Но в первую очередь, они  - это то, что они есть. С самого начала они были сосредоточением общих усилий. Все вместе мы прорыли каналы. И пользовались ими тоже все. Главное богатство этой деревни в том, где она находится. И её основная работа, её основной товар  - соединять. Так было, так будет. Если снова возникнет что-то новое и всеобщее, заниматься этим будут в Ста Водопадах. Ну, не нам же!  - и я рассмеялась  - таким очевидным и понятным было это объяснение.


        - Поэтому вы так легко пользуетесь такими цифрами,  - задумчиво улыбнулась Элен.  - Сто лет, двести, тысяча лет… Я раньше никак не могла понять, с чём это связано, что заставляет вас воспринимать мир… так.
        - Мир больше, чем то, что мы видим,  - просто ответила я.  - Как и каждый человек.
        - И многие у вас так думают?  - поинтересовалась она, беря со скамейки сорванную мной розу.
        Я осторожно встала, опираясь на палку:
        - Не знаю! Спрашивайте. Теперь времени вам хватит на всё.



        ОТ АВТОРА

        Прошу вас ответить:
        1. Как, от кого или где вы узнали об этой книге?
        2. С какого сайта вы её скачали?
        3. Вам интересно продолжение?
        Ответы присылайте на адрес [email protected]
        Ответивших ждёт подарок.