На Новую Землю! Павел Владимирович Ушаков



        На Новую Землю!

        Берег Новой Земли у входа в Маточкин Шар со стороны Баренцова моря (фот. автора).



        ВВЕДЕНИЕ.

        В последние годы северные страны, в частности наши обширные северные окраины, начали вновь привлекать внимание многих исследователей, как, главным образом, со стороны С. С. С. Р., так и со стороны западных государств. В период Европейской войны, революции и последовавшей за ней гражданской междоусобицы живой интерес к изучению полярных стран заметно упал, и только в самое последнее время мы видим новое быстрое возрождение исследовательских работ. В годы войны наша общественная мысль была настолько подавлена и отвлечена в сторону, что полярным исследованиям уделялось лишь совсем незначительное внимание. Возвращение в 1914 году из двухлетней зимовки полярной экспедиции Г. Я. Седова на „Фоке“ прошло как-то стороной от общего внимания и совсем не возбудило должного интереса к своим достижениям. Экспедиция Г. Я. Седова в этом отношении была последним крупным научным предприятием. Но с началом общего экономического возрождения после военной разрухи исследовательские работы в полярных областях вновь оживились - быстро начали организовываться различные экспедиции, возникли новые планы открытия северного
полюса и т. д. После не совсем удачного дрейфа на судне „Мод“[„Мод“ вышла из Норвегии под начальством Р. Амундсена летом 1918 года. На своем пути к Ново-Сибирским островам „Мод“ два раза становилась на зимовку у берегов Сибири. В
1920 году Амундсен покинул экспедицию и отправился в Ном (столица Северной Аляски), откуда предполагал сделать полет на север на аэропланах, но этот полет не состоялся, а „Мод“ в 1922 году вновь вошла во льды и начала свой новый дрейф, который также не достиг каких-либо значительных результатов.] вдоль берегов Сибири (у Ново-Сибирских островов) с целью попасть в полярное течение, идущее из этого района на северо-запад через полюс, организатор и начальник этой экспедиции Роальд Амундсен[Роальду Амундсену принадлежит заслуга открытия южного полюса (16 декабря
1911 года). Почти одновременно с ним, месяц спустя, южного полюса достиг и Роберт Скотт, но на обратном пути Р. Скотт трагически умер от истощения и холода.] все же не оставляет идеи достижения полюса и в 1925 году предпринимает свой первый полет на аэропланах. Первая попытка добраться до северного полюса воздушным путем была совершена еще в 1897 г. шведским инженером Андрэ. Последний вылетел для этой цели со своими верными спутниками с острова Шпицберген на аэростате „Орел“, но вскоре же пропал без вести[Совсем недавно, в 1926 году Кнуд Расмуссен (датчанин, известный полярный исследователь), путешествуя в районе залива Гудзона, случайно раздобыл новые данные о полете и трагической гибели Андрэ. По этим новым сведениям выясняется, что после трехнедельного дрейфа аэростат благополучно спустился у полуострова Боотц (Северная Канада), но самим путешественникам вернуться на родину суждено не было: они были убиты эскимосами.] . Затем к новой воздушной экспедиции усиленно подготовлялись в Германии перед самым началом войны. Но мировая война задержала это дело до 1925 года. Свой пробный полет Р. Амундсен
начал также со Шпицбергена. Первая его попытка не увенчалась успехом и экспедиция с большим трудом вернулась обратно. Но, несмотря на это, Р. Амундсен все же опять не потерял надежду и в 1926 году вновь вылетел к северному полюсу на специально построенном дирижабле „Норвегия“[В снаряжении этой экспедиции принимали участие Италия, Норвегия и Америка. В состав ее входили 14 человек во главе с Амундсеном, Риссер-Ларсеном и Нобиле.] . На этот раз перелет вполне удался и дирижабль пересек северный полюс и благополучно спустился у берегов Северной Аляски в районе города Ном. Последний перелет Амундсена живо заинтересовал весь научный мир. С целью опередить Амундсена в том же году из Америки вылетело несколько аэропланных экспедиций (Бэрд, Вилкинс), но эти экспедиции не достигли каких-либо значительных результатов. Во время перелета „Норвегии“ никаких предполагаемых земель в районе северного полюса открыто не было, но этим интерес исследований полярной области, конечно, нисколько не уменьшился. В связи с ростом экономических потребностей в этот же период впервые начал дебатироваться вопрос о трансарктическом
сообщении воздушным путем между Европой и восточными странами (проект Брунса). В конце
1926 г. для исследования полярных стран с воздушных кораблей в Германии был созван специальный международный конгресс, на который были приглашены и представители С. .С.Р. В 1928 году этот конгресс был вторично созван в Ленинграде, под председательством знаменитого Фр. Нансена. В том же году совершен новый полет на северный полюс на дирижабле „Италия“ под командой Нобиле. На этот раз полет оказался неудачным: дирижабль к северу от Шпицбергена потерпел крупную аварию[Для спасения экипажа „Италии“ было организовано разными государствами несколько спасательных экспедиций. Правительством С.С.С.Р., была снаряжена большая экспедиция на ледоколе „Красин“, которая и спасла часть людей с „Италии“. Р. Амундсен предпринял розыски „Италии“ с гидроаэроплана, но ему не было суждено вернуться из этой экспедиции и он сам где-то погиб в ледяных просторах.] . Из всего этого видно, насколько возрос общий интерес к полярным исследованиям, при чем в этой общей работе по изучению арктических стран наше государство занимает не последнее место.
        Для всестороннего и планомерного изучения наших северных окраин правительством С. .С.Р., предприняты довольно широкие и многочисленные работы. В 1920 г. был организован Комитет Северного Морского пути (Комсеверопуть), который, на ряду с проводкой торговых судов в устье Оби и Енисея, взял на себя и производство некоторых научных работ в Карском море. В низовьях сибирских рек (Лена, Яна, Индигирка) и в море бр. Лаптевых большие работы предприняты Якутской Комиссией Академии Наук. С целью закрепления острова Врангеля за С.С.С.Р. и снятия с него американского поста в 1925 году была снаряжена специальная экспедиция Б. Давыдова на канонерской лодке „Красный Октябрь“. В самое последнее время вырабатываются особые планы и проекты обследования Новой Северной Земли (б. земли Николая II) и т. д.
        Но Новая Земля в этом отношении стоит на первом месте. Разделяя естественным образом наши северные моря на две части - западную и восточную - Новая Земля в научном и экономическом отношении представляет огромный и исключительный интерес и возобновившиеся на ней исследования за последнее время приняли вполне планомерный характер. За последние годы на Новую Землю был снаряжен целый ряд научных экспедиций, доставивших богатый и интересный материал. Новая Земля привлекает внимание не только наших исследователей, но и иностранцев. Так, в 1921 г., главным образом для геологических изысканий, на Новую Землю была отправлена норвежская экспедиция на небольшом моторно-парусном судне „Blaafjell“ под начальством Ол. Хольтедаля. „Blaafjell“ прошла по западному берегу Новой Земли от Сев. Гусиного Носа до Панкратьевых О-вов, а также по Маточкину Шару до Карского моря, в то время, как сухопутная партия этой экспедиции сделала интересный переход поперек северного острова. Но основные и наиболее крупные исследовательские работы на Новой Земле исходят от С.С.С.Р. В этих работах живое участие приняли следующие
учреждения: Главное Гидрографическое Управление, Научно-Исследовательский Институт по изучению Севера, Госуд. Гидрологический Институт, Пловучий Морской Научный Институт и нек. др. В результате проделаны довольно большие работы, и уже теперь получены некоторые крупные достижения. В 1923 г. построена радиостанция в Маточкином Шаре у выхода в Карское море, при которой впоследствии была организована первая полярная геофизическая обсерватория, самая северная во всем мире. Радиостанция явилась опорным пунктом и культурной базой для всех дальнейших работ и начинаний и вполне естественно, что уже на следующий год в ее окрестностях (на м. Дровяном) появилась самоедская промысловая хижина и, как говорят местные жители, радиостанция теперь является сильной соперницей для старой столицы Новой Земли - Малых Кармакул. Радиостанция несет большую практическую службу, главным образом, в отношении проводки торговых судов в устье р. Оби и Енисея. По общему плану, в дальнейшем предполагается построить такую же радиостанцию на северной оконечности Новой Земли в районе мыса Желания.
        В течение нескольких последних лет Главным Гидрографическим Управлением проделаны большие работы по описи берегов Маточкина Шара и западного побережья. В результате этих работ на картах введены большие исправления и дополнения и многие места, считавшиеся ранее рискованными, теперь являются вполне доступными для плавания на больших судах.
        На ряду с этим происходит заметное поднятие и усиление колонизации и возрождение промыслов. В 1925 г. построено новое становище в Черной губе (жилой дом, сарай, баня), а в 1926 году в Петуховском Шаре. В предъидущие годы в Черной губе промышляли лишь летние промышленники и заезжие самоеды, и только почти 20 лет тому назад здесь зимовал промышленник Олонкин из Александровска на Мурмане, о чем свидетельствует историческая надпись на кресте у его избы.
        Со стороны Научно-Исследовательского Института по изучению Севера (б. Сев. Научно-Промысловая Экспедиция) предприняты особо широкие и разносторонние научные исследования. В 1922 г. была снаряжена специальная экспедиция на шхуне „Шарлотта“, а в 1925 г. работы велись на э./с. „Эльдинг“, который совершил крупное плавание и обошел Новую Землю с северной стороны. Последнее плавание шло при исключительно благоприятных условиях и дало большие результаты: на восточном берегу северного острова было открыто несколько новых больших заливов, а во время пути был собран богатый научный материал.
        Пловучий Морской Научный Институт тоже совершает попутные заходы в различные губы Новой Земли, подвергая их детальному обследованию (Белушья, Машигина и нек. др.).
        Гос. Гидрологический Институт, взял на себя прибрежные работы, причем, начиная с
1923 года, им были довольно подробно обследованы - Маточкин Шар, западное побережье в районе Малых Кармакул и Черная губа. В результате собран ценный научный материал, который в настоящее время обрабатывается и постепенно публикуется. Все работы Гидрологического Института велись на небольшом парусном карбасе[Поморская шлюпка с острой кормой.] „Ошкуй“ в 17 фут. длиной (слово „Ошкуй“ по-зырянски обозначает белый медведь). Зачастую эти работы были сопряжены с некоторыми затруднениями и даже опасностями. Особенно много неприятных приключений пришлось испытать в 1926 году, который оказался в отношении льда довольно тяжелым. В целях заинтересовать и привлечь молодое поколение к северным исследованиям, дабы начатые работы могли быть продолжены и дальше, а также, чтобы новые молодые исследователи могли иметь правильное представление о тех условиях, с которыми обычно приходится сталкиваться при работах на небольших шлюпках, я и взял на себя труд написать эту книжку. Она состоит, главным образом, лишь из некоторых выдержек из того дневника, который писался на Новой Земле в экспедиционных условиях, и только
кое-что добавлено уже здесь - в Ленинграде.


        Общий вид Архангельского порта (фот. автора).


        Инициатором новоземельских работ Гидрологического Института является проф. К. М. Дерюгин и все здесь написанное могу посвятить лишь ему.


        
        Несмотря на многочисленные исследования некоторые районы Новой Земли и поныне остаются terra incognita и здесь еще не всюду вступала человеческая нога. Нужны упорные и длительные работы и только в результате их мы сможем иметь правильное представление об этой интересной стране.
        Исключительные природные условия Новой Земли заманивают натуралиста и возбуждают к себе особый интерес. Своей суровостью и неприглядностью в первую минуту Новая Земля отталкивает исследователя, но, проникнув в ее владения, обычно не скоро расстаешься с ней, и тогда становится вполне понятна упорная настойчивость Барентса, Литке, Размыслова, Пахтусова, Цивольки, Моисеева и мн. других.
        Во всей этой неприглядности, с вечными туманами и ветрами, есть что-то величественное и какая-то прелесть, порабощающая человека до конца. Не только самоед, вывезенный с Новой Земли, скучает по ней, но и русский промышленник, проживший там несколько лет под ряд, едет опять не потому, что там выгодно, а так - слишком свыкся[В своей книжке я умышленно не даю общего географического описания Новой Земли, так как это уже делалось неоднократно раньше другими авторами. Для лиц, совершенно незнакомых с Новой Землей, вполне достаточно указать, что Новая Земля лежит далеко за полярным кругом и ее крайняя северная точка расположена под 77° северной широты. Новая Земля вытянута в меридианальном направлении и в длину имеет около 900 километров, в то время как ее ширина не превосходит 200 кил. Проливом Маточкин Шар Новая Земля разделена на два острова - южный и северный. Когда была открыта Новая Земля точно сказать трудно, но во всяком случае уже в XVI веке она была известна достаточно хорошо, при чем русские промышленники о Новой Земле, повидимому, узнали раньше иностранцев.] .



        ЧАСТЬ I.

        Благословляем с давних пор
        Мечты дерзающей живучесть,
        И нашу маленькую участь
        Бросаем радостно в простор.

    Кашменский.
    („У Полярного Круга“,
    книга вторая, 1923).



        Подготовка к экспедиции.


16 августа. Знаменитый ледокол „Таймыр“, имеющий за собой бессмертное и блестящее плавание Б. Вилькицкого[„Таймыр“, и с ним однотипный ледокол „Вайгач“, ныне сидящий на камнях у о-ва Диксон, в 1913 году под начальством Вилькицкого прошел из Владивостока в Архангельск северо-восточным проходом, т. е. тем же путем, что и Норденшельд на „Vega“, но в обратном направлении. Во время этой экспедиции была открыта Новая Северная Земля (б. Земля Николая II).] вдоль северных берегов Сибири, стоит у стенки Архангельского Военного Порта. Идет спешная погрузка и подготовка к походу на Новую Землю для снабжения радиостанции Маточкин Шар. Беспрерывно работает паровая лебедка» умолкая лишь на обеденный перерыв. „Вира по-малу“ - и по высокой стреле на воздух поднимается несколько ящиков, которые затем моментально поглощаются огромной пастью судового трюма.
        В перемешку с продовольствием и другими необходимыми припасами спешно грузят небольшой бревенчатый дом, который целиком разобран на свои составные части - отдельные бревна. Каждое бревно имеет свой номер и на месте такой дом легко собирается в несколько дней. Но этот дом к тому же не обычный - в нем нет ни одного железного гвоздя, все заменены медными! На Новой Земле он будет служить павильоном для точных магнитных наблюдений. Круглогодичные магнитные наблюдения в Маточкином Шаре самые северные во всем мире.



„Таймыр“ перед походом на Новую Землю (фот. автора).


        Провиант берется с расчетом на год. Кроме того, ежегодно пополняется годовой запас на случай вынужденной вторичной зимовки.
        На территорию порта уже пригнаны лошадь, корова и свиньи, которые также будут взяты на Новую Землю. Свое молоко, а затем свежее мясо несколько скрасит довольно однообразный стол зимовщиков, а лошадь поможет поднять груз к месту жилого дома.
        Новая смена зимовщиков уже вся на месте и ждет с нетерпением дня отплытия. Но выход в море все откладывается и откладывается из-за угрожающего состояния льдов в Карском море. Новая радиосводка приносит одно и то же известие - Маточкин Шар по-прежнему забит тяжелым льдом, трудно проходимым для обыкновенных судов. Обычно, уже в конце июня все проливы Карского моря свободны от льда, а в этом году зимняя картина уж что-то слишком затянулась!..
        Партия Госуд. Гидрологического Института, в составе Ю. В. Кречмана, А. И. Цветкова и автора, уже давно прибыла в Архангельск[Считаю себя обязанным выразить благодарность моим товарищам, принявшим участие в поездке на Новую Землю, а также всем лицам, предоставившим мне свои фотографии.] .
        Все дела по снаряжению нашего отряда закончены и экспедиционный карбас „Ошкуй“ поднят на „Таймыр“.
        Скорее бы выйти в море.
        По программе в этом году мы должны постараться проникнуть на восточный берег Новой Земли и обследовать заливы Шуберта, Брандта и Клокова, но если лед будет попрежнему таким же тяжелым, то вряд ли это выполнимо. Но пока на будущее смотрим бодро и с надеждой.

        Выход в море.

17 августа. В ночь на 15 августа наконец вышли в море. Командир „Таймыра“ старый опытный моряк, видавший всякие виды. Сев. Двину проходим длинным и узким рукавом - Маймаксой. По берегам разбросаны многочисленные лесопильные заводы и повсюду стоят иностранные лесовозы. Грузят лес.
        Вот уже прошли белую башню Мудьюгского маяка и находимся в самом Белом море. Идем вдоль Зимнего берега. По направлению к северу берег постепенно повышается и скоро переходит в высокие, красивые песчаные обрывы, вверху поросшие густым еловым лесом.

„Таймыр“ по своей конструкции необычайно валкий и уже небольшая толчея волн в Горле Белого моря начинает его класть с борта на борт.
        Свернули на Терский берег. Повстречали несколько судов, направляющихся в Архангельск. Наконец, выходим из Горла Белого моря. Погода свежеет. У Канина Носа качается несколько рыболовных тральщиков. Постепенно теряем из вида и Канин Нос - последний форпост материка; теперь мы совершенно одни в беспредельных пространствах Сев. Ледовитого океана. С внешним миром связаны только по беспроволочному телеграфу.


        Шторм в Баренцовом море (фот. К. Тирона).


        Баренцово море на этот раз встречает нас не особенно приветливо. Сильный норд-остовый ветер[Северо-восточный ветер.] , доходящий до 5-6 баллов[Ветер измеряется 12-ти балльной шкалой.] . Волна начинает захлестывать бак[Передняя (носовая) часть корабля.] и ходить по палубе. „Таймыр“ кладет больше, чем на 20°. На борту много палубного груза: несколько кубов дров, сено, отдельные части новой постройки, скот. Сильная волна проходит по левому борту, срывает трап, ведущий на капитанский мостик, и сносит часть дров. Ветер прямо в скулу. Машина работает полным ходом, но мы почти совсем не продвигаемся вперед. Дальше бороться против ветра бессмысленно. Ложимся в дрейф.



        Птичьи базары.


18 августа. По всему морю широкие волны - зыбь, оставшаяся после вчерашнего шторма. Французы эти волны называют дыханием моря - respiration de la mer. Чувствуется близость Новой Земли, хотя самих берегов ее еще не видно. После совершенно мертвого моря, лишь с редкими буревестниками-глупышами (Fulmarus), которые повсюду летают совершенно низко над самой водой, вдруг все оживилось и появилось много разных птиц. У самого носа „Таймыра“ начинают пролетать небольшие стайки кайр. Кайра (из семейства чистиковых, с белой грудкой, немного неуклюжего вида) очень характерна для берегов Новой Земли, образуя по всему западному берегу как южного, так и северного острова многочисленные базары[Базарами называются особые места, в большинстве случаев отвесные скалы, на которых в летний период для кладки яиц поселяются птицы в огромном количестве.] . В предыдущие годы мне неоднократно приходилось бывать на этих базарах и испытывать своеобразное чувство удивления и красоты.


        Небольшой базар на островке близ Черной губы (фот. автора).


        На восточной стороне птичьих базаров, повидимому нет, так как условия для их существования здесь слишком неблагоприятные. Почти в течение всего краткого летнего периода к карскому берегу постоянно подходят пловучие льды, часто почти нацело закрывая всю водную поверхность, и этим лишая взрослых птиц возможности добычи пищи для молодых птенцов.
        Наиболее крупные базары расположены на Пуховом острове, в губе Безымянной и губе Архангельской. Все эти базары тянутся на несколько верст и заселены массой птиц: только на одном из них, и то не на самом большом - на Пуховом о-ве, насчитывается около 1.000.000 шт. птиц[См. Г. П. Горбунов. Птичьи базары Новой Земли. Тр. Ин-та по Изучению Севера, вып. 26, 1925.] . Птичьи базары есть и на Мурмане, но там они несколько иного характера.
        Население новоземельских базаров довольно однородное и состоит, главным образом, из толстоклювой кайры[Местные промышленники эту кайру называют гагаркой, что неправильно.] (Uria lomvia или Uria brunnichi). Кроме этой кайры, здесь же поселяются и обыкновенная кайра (Uria troille) и кайра с очками (Uria ringvia), как прозвали ее русские промышленники из-за белого ободка вокруг глаза. Последние две кайры встречаются реже и их биология несколько другая. Кроме кайр, на новоземельских базарах встречаются и некоторые другие птицы, но их так мало, что они теряются в общей массе. На скалистых утесах иногда поселяется трехпалая чайка
„моевка“ (Rissa tridactyla), но она гнездится обычно отдельно от гнезд кайры и никогда не садится на общую площадку с ними. На верхних откосах базара, на почвенном грунте разбросаны отдельные гнезда очень крупной чайки - бургомистра (Larus hyperboreus), который является сильным хищником среди мирного населения базара. Бургомистр таскает у безобидной кайры яйца и отнимает маленьких птенцов, одним словом наносит базару заметный вред, за что его очень не любит местное население, которое старается его уничтожать при всяком удобном случае. Мирным квартирантом этих базаров иногда является редкий „топорик“ с большим и очень красивым красным клювом. На больших базарах топориков обычно насчитывают единичными экземплярами. Гнезда топорика прямо не видны, так как они устроены в трещинах скал.


        Базар на Пуховом острове. Верхняя площадка с кайрами и их птенцами (фот. Г. Горбунова).


        Базар довольно часто посещает полярная сова (Nyctea nyctea) и иногда сокол сапсан (Falco peregrinus). Обе эти птицы крупные хищники. Сова (по-самоедски - ханимчо) обычно держится несколько вдали от базара, располагаясь на ближайших высоких холмах. С этих наблюдательских пунктов она зорко следит за кайрами и часто нападает на птенцов. Базаром не брезгает и песец, но это ему удается не всегда, так как многие базары мало доступны для него.
        Сами кайры очень доверчивы и не пугливы в особенности в весенний период при кладке яиц. Эта доверчивость для них зачастую является роковой. Базары устраиваются исключительно на отвесных труднодоступных скалах высотою в 40 и более метров. Наверху пологие и скользкие, весьма неустойчивые террасы, а внизу, у подножия базара постоянный прибой. Сами скалы сложены из осадочных пород (преимущественно из сланцев) и являются довольно непрочными. Лазать по ним рискованно, часто выпадают отдельные плитки, за которыми следуют большие обвалы. Сланцевые пласты то поставлены на голову - направлены вертикально, то лежат в горизонтальном направлении. В последним случае они образуют массу отдельных небольших площадок. На этих площадках и поселяются кайры.
        На базар кайры прилетают ранней весной. Их прилет всегда бывает внезапным. Время прилета из года в год меняется, но, в среднем, прилет кайр обычно наблюдается в конце мая. Для того, чтобы занять месте, кайры сначала вступают в кровавую схватку со своими сородичами. Затем они вскоре откладывают одно довольно большое яйцо. Сбор этих яиц в недавнее время давал порядочный доход местному населению. Яйца в массовом количестве вывозились за границу норвежцами и шли, главным образом для мыловаренного производства. Но теперь с целью сохранения базаров, вывоз яиц воспрещен Архангельским Губисполкомом и сбор их существует только для собственного потребления. Сбор первой кладки не очень вредит населению базара, так как кайра после отнятия первого яйца откладывает второе, затем третье и иногда дело доходит даже до четвертого.
        Вылупившийся птенец очень беспомощен и погибает, если почему-либо пропадет его мать. Согласно наблюдениям Г. П. Горбунова и К. М. Дерюгина, воспитание птенцов не коммунальное и осиротевший птенец не берется под покровительство другой кайры. Улетевшая за пищей взрослая кайра всегда возвращается на одно и то же место, а пойманную рыбку всегда отдает одному и тому же птенцу.
        Жизнь базара легко наблюдать непосредственно, так как к кайрам можно подходить совсем близко, причем они почти совершенно не пугаются. При соблюдении некоторых предосторожностей, можно даже дотрагиваться до взрослых кайр и фотографировать их вплотную.


        Только что прилетевшая кайра (фот. Г. Горбунова).

        Кайра с навагой для птенца (фот. Г. Горбунова).


        Когда пробудешь среди кайр некоторое время, то получаешь впечатление настоящего базара в обычном смысле слова. Над головой кружатся тысячи птиц, у сидящих постоянная суматоха, крик и гам, часть птиц только что прилетела, другая собирается улетать. Птенцы неистово кричат, призывая мать. При этом все перепачкано испражнениями и страшная вонь.
        Отлет кайр наблюдается в конце августа и начале сентября. В середине сентября базары обычно уже пустые и к этому времени все кайры большими стайками собираются в открытом море.
        Кроме яиц, промышленники собирают и самих кайр на корм для собак. При этом происходит кровавое побоище. Кайр бьют прямо палками, но если к базару снизу подступиться нельзя, то их ловят на петлю. Для этого требуется особая сноровка: часто не удается сразу надеть петлю на голову и она долго вертится вокруг шеи недоумевающей кайры. При этом кайра нисколько не боится петли, а, наоборот, по своей глупости, старается ее поймать. Побоище кайр палками наносит населению базара большой урон и в значительно большей мере, чем сбор яиц. Собранные кайры хранятся на крышах домов, откуда достаются по мере нужды. Шкурки их, к сожалению, пока не утилизируются.



        Первые льды.


19 августа. В тумане постепенно вырисовывается гора Первоусмотренная[Так названа нашим знаменитым мореплавателем Литке высокая гора при входе в Маточкин Шар с западной стороны. Эта гора, действительно, усматривается раньше остальных.] . Медленно входим в Маточкин Шар. Вершины гор в снегу, внизу - белые островки густого тумана. Какая-то особая безмолвная тишина, которая поражает всякого человека, впервые попавшего на Новую Землю. Невольно на память приходят слова акад. К. Бэра, первого русского натуралиста, посетившего Новую Землю, который так удачно сравнил природу Новой Земли с первым днем творения мира: жизнь еще будто не появилась, а земля и вода еще разделены не окончательно.
        Из пролива медленно плывут отдельные большие льдины карского типа. Маточкину Шару льды придают своеобразную красоту, которую словами выразить трудно. Они проходят мимо самого борта „Таймыра“, даже слегка царапают его. Все выскочили на палубу - первые льды. В такие минуты говорить не хочется и любуешься молча.
        В глубине пролива полоса более густого льда.
        Прошли к Черному камню и встали на якорь у „зимовья Пахтусова“. Здесь в 1834-35 г. вторично зимовал неутомимый мореплаватель П. К. Пахтусов, совместно со своим помощником А. Циволько. Первую свою зимовку Пахтусов провел в губе Каменка у Карских Ворот. Имя Пахтусова неразрывно связано с Новой Землей. Он впервые произвел опись восточного берега, открыл ряд новых заливов, произвел многочисленные определения астрономических пунктов и пр. Обе зимовки были крайне тяжелые, так как приходилось жить в домах, вновь выстроенных из сырого плавника. Многие из его команды не вынесли тяжелых условий и умерли на Новой Земле. Сам Пахтусов, уже больным, вернулся в Архангельск и вскоре также умер. Его жизнь была не долгой, но полной энергии и больших достижений. Похоронен он на Соломбальском кладбище. Его могилу в настоящее время украшает скромный памятник[О путешествиях на Новую Землю русских мореплавателей см. П. Башмакова - Первые русские исследователи Новой Земли. 1922 г., Изд. Главн. Гидр. Управл.] .
        С капитанского мостика в глубине пролива, у реки Чиракина, виднеется „Седов“ - ледокол торговой экспедиции по проводке судов в устье Оби. „Седов“ спешит сообщить по радио, что уже пробовал пройти Маточкин Шар, но встретил тяжелые льды. Югорский Шар и Карские Ворота, по его сведениям, также забиты льдом, трудно проходимым для обычных судов. Теперь „Седов“ предполагает идти к мысу Желания и искать прохода в Карское море к северу от Новой Земли.
        Положение весьма неопределенное - как долго продержится лед? Когда доберемся до радиостанции и попадем ли вообще на нее в этом году?
        С радиостанции три раза в сутки посылают одно и то же сообщение - в проливе и на море тяжелый лед в 9 баллов[Количество льда измеряется десятибалльной системой; 10 баллов - сплошной лед.] . Все время продолжает дуть сильными порывами остовый ветер, который еще больше прижимает карский лед к берегам Новой Земли. Как только изменится направление ветра, подует западный - дня через 3-4 лед должен поредеть, но надолго ли это?
        Терять время нельзя. Если завтра „Таймыр“ не пойдет дальше, попробуем продвигаться своими средствами - на карбасе. Заодно проделаем некоторые добавочные работы в самом проливе.



        Поход на карбасе к радиостанции.


20 августа. Вчера вечером мимо нас прошел „Седов“. В это время на „Таймыре“ подняли сигнальные флаги - желаем счастливого плавания. В ответ - на мачте
„Седова“ замигал красный вымпел с белым кругом - вижу ясно.
        С утра ветер начал переходить на запад - попутный для нашего похода на карбасе. Когда двинется „Таймыр“ на радиостанцию - остается неизвестным: будет ждать более благоприятных ледяных условий.
        Из пролива попрежнему выносит отдельные льдины. Там, где большому судну из-за скопления льда пройти трудно или даже невозможно, на карбасе у самого берега во время полного прилива, напротив, почти всегда удается легко проскочить, или, в крайнем случае, перетащить карбас через льдины. Итак, на радиостанцию решили идти самостоятельно. Готовимся к походу.
        На спуск карбаса вышла вся команда. Необходимо выждать момент, когда поблизости
„Таймыра“ не будет льдин, быстро спустить карбас на воду, так же быстро нагрузить его вещами и двинуться в путь. Радостно прощаемся с нашими товарищами-попутчиками, остающимися на „Таймыре“. К походу по проливу к нам присоединяются двое из зимовщиков новой смены - К. Д. Тирон - гидролог и А. Ф. Казанский - микробиолог. Надеемся добраться до радиостанции раньше „Таймыра“.


        Карбас „Ошкуй“ Новоземельской Экспедиции Гос. Гидрологического Института (фот. автора).


        Последняя вещь погружена в карбас. Проверяем, все ли на месте.
        - Все ли готовы?
        - Все.
        - Прощайте, до скорого свидания на радиостанции.
        С „Таймыра“ раздаются ружейные прощальные выстрелы, желают счастливого плавания.
        - Весла на воду, левая загребай! правая табань!
        Ветер подхватывает парус, развертывает его и мы быстро идем на восток.
        Еще долго видны знакомые силуэты и слышны неразборчивые возгласы на „Таймыре“.


        
        На пути встречаем отдельные льдины, но они пока еще не очень мешают нашему продвижению. Много шуги[Мелкий лед.] . С непривычки на нее мы обращаем особое внимание: как бы она не поцарапала карбас и не испортила его. На носу сидит специальный человек - „гарпунщик“, который багром отталкивает мелкие льдины и дает знать о приближающейся „опасности“. Теперь это смешно, в особенности после всех тех ледяных передряг, которые так доблестно выдержал наш карбас.
        С непривычки в карбасе как-то тесно и неудобно.
        По дороге на южном берегу замечаем самоедский чум. Оказывается - это самоедская семья, возвращающаяся в становище после зимовки на карской стороне. Везут с собою годовой промысел. К нам подходит небольшая шлюпка с двумя самоедами - у них уже давно вышло все продовольствие, но льды мешали вернуться домой. Даем, что легко достать из нагруженного карбаса.
        - Как лед дальше у Карского моря?
        - Плохо. Много льда. Плохое лето.
        И еще что-то добавили по-самоедски, наверное про нас.
        Наше внезапное появление одних в Маточкином Шаре должно было остаться непонятным и породить много мыслей. Но самоеды народ спокойный и ничего больше не спросили, как будто все это в порядке вещей.
        Незаметно для себя подходим к р. Шумилиха. Пролив сужается и в силу этого горы кажутся еще более высокими. В некоторых местах крутые горные склоны спускаются к самой воде. Еще вторая неожиданная встреча - Маточкин Шар постепенно превращается в настоящую проезжую дорогу. В речной долине сереет небольшая палатка экспедиции Академии Наук. Эта экспедиция должна была вести геологические изыскания в Сульменевой губе, но, по сложившимся обстоятельствам, случайно попала в Маточкин Шар и теперь собиралась произвести ряд работ на северном берегу этого пролива. Эта встреча нас сильно обрадовала, так как мы себя почувствовали не одинокими, а по-соседству с близкими людьми. По-соседству - звучит немного громко, так как мы должны были идти на Карскую сторону, а они остаться здесь. И мы, конечно, не могли предполагать, что впоследствии с ними будем иметь более тесную и продолжительную связь.
        Немного отдохнув и обменявшись своими планами и предположениями, сейчас же тронулись дальше по направлению к мысу Моржову. По мере нашего продвижения на восток, лед постепенно начал становиться все более и более тяжелым. К вечеру добрались до Моржова. Разбили лагерь и поскорее легли спать, чтобы завтра как можно раньше приступить к обследованию этого района, а затем двинуться дальше. Предполагаем завтра взять гидрологическую станцию и серию драг и тралов[Драгами и тралами называются особые орудия лова для донных морских животных и отчасти рыб и имеют вид мешков с железными рамами. Трал или драга спускается на тросе со шлюпки или корабля и некоторое время тянется по дну, забирая вместе с илом всевозможных морских животных. Гидрологическая станция состоит из взятия проб воды на температуру, соленость и пр. с разных глубин при помощи специального прибора - батометра.] .
        Во время пути за сегодняшний день убили одну сову. В этом году их необычайна много, но близко к себе не подпускают.

21 августа. С утра лед небольшими массами выносит в Баренцово море. Небо закрыто облаками, низкий туман, временами дождь, иногда сравнительно сильный.
        С утра вышли на первый драгаж. Сильные течения очень мешают работе и постоянно сносят карбас. Гидрологическую станцию взяли с грехом пополам, но драги принесли сравнительно очень богатый и разнообразный материал (бентос). В проливах с сильными течениями обычно всегда поселяется очень эффектная и показательная фауна: большие заросли гидроидов (Hydroidea) и мшанок (Bryozoa), среди которых много разнообразных рачков, моллюсков, червей и пр. Местами большие сростки из асцидий, зачастую также покрытые гидроидами. Много очень красивых офиур красноватого цвета. Здесь же на илу обнаружено значительное поселение двустворчатых моллюсков - Cardium ciliatum и Cardium gronlandicum. Ближе к берегу, на глубинах 10-5 метр., огромные кусты ламинарий (бурая водоросль), которая образует как бы настоящий подводный лес. Эта водоросль состоит из огромного плоского слоевища длиною до 2 метров и шириною в 20-25 см. В Белом море и на Дальнем Востоке из нее добывают иод.
        Разобрав и зафиксировав собранный материал, обследовали ближайшие береговые лагуны. На некоторых из них резко сказывается действие приливно-отливной волны, что очень хорошо заметно по распространению нитчатых водорослей.
        В проливе лед в постоянном движении и его быстро несет то в ту, то в другую сторону, в зависимости от приливных и отливных течений. Временами лед доходит до 7 баллов. Состояние льдов к востоку от мыса примерно такое же, но к вечеру льды несколько разошлись и, пользуясь попутным течением, несмотря на общую усталость от дневной работы, мы сейчас же двинулись дальше. Решили на этот раз дойти, по крайней мере, до мыса Узкого. Во время перехода любовались мощными ледниками Третьякова и Васнецова. Первый ледник спускается почти к самой воде, второй грозно висит между горами. Хорошо видны конечные и боковые морены. На южном острове ледников мало, но срединная часть северного острова покрыта сплошным глетчером, наподобие великого гренландского ледника.
        Во время перехода в середине пролива льду было сравнительно мало, но зато вдоль берегов во многих местах мощные береговые нагромождения и высокие торосы. У мыса Узкого лед сразу перешел в более тяжелый, трудно проходимый даже для карбаса. Изрядно устали, а потому решили остановиться. На скорую руку разбили лагерь и залегли спать.
        Во время перехода видели много тюленей, но убить ни одного не удалось.



        Ледяные заторы.


22 августа. После вчерашнего утомительного дня проснулись довольно поздно. Общая ледяная картина, по сравнению со вчерашним днем, резко изменилась - на наш берег, который еще вчера был совершенно чистый, за ночь столько нагромоздило новых льдин, что из палатки совершенно не видно чистой воды. Создается ложное впечатление, что весь пролив забит тяжелым льдом, но с гор хорошо видно, что между ледяными полями много больших полыней. Лед у берегов и в середине пролива двигается в разные стороны (см. план средней части Маточкина Шара). Хорошо, что мы не поленились вытащить карбас на берег, а то за эту ночь его здорово потерло бы льдом. С утра сильный остовый (восточный) ветер. Лед большими массами идет по направлению в Баренцово море. Сегодня нечего и думать выходить на работы. Решили сделать сухопутную ледяную разведку. Дошли до прибрежных вершин переузья[Переузьем называется узкая часть пролива.] , откуда хорошо видно, что в узком месте Маточкина Шара образовалась ледяная пробка, за которой дальше на восток идет сплошной лед. Последнего мы никак не предполагали, но ничего не поделать, необходимо набраться
терпения и выжидать. На обратном пути Ю. Кречман собрал небольшую коллекцию по цветковым растениям. В этом году необыкновенно бедная флора и многие растения, несмотря на сравнительно ранний период, уже отцвели. Только кое-где, главным образом на южных склонах, можно найти небольшие, уголки со свежей зеленью. Здесь, на общем сером фоне, красиво выделяются мак (Papaver), пушица (Eriophorum), лютик (Ranunculus borealis), астрагал (Astragalus alpinus), кое-где шапки из незабудок (Eritrihium villosum), повсюду, даже на самых неприглядных местах, камнеломки (Saxifraga) и толстянки (Sedum). Местами ползучие полярные ивы (Salix). Но многие склоны лишены всякой растительности.
        В горах полная тишина, лишь вдоль горных ручейков весело щебечут стайки северных пуночек (Plectrophanes nivalis); временами издали доносится лай песца.

23 августа. В проливе попрежнему много льда. Ветер упорно держится восточного направления, хотя как будто немного ослабевает. Всю ночь шел мелкий дождь, но к утру разъяснило и на одно мгновение показалось солнышко. Попробовали на карбасе выйти на работу. Все время приходится быть на-чеку, чтобы движущийся лед не сдавил карбас. Но в некоторых отношениях льды способствуют драгажу: во-первых, они точно обнаруживают направление течения и прицепившись к ним, позволяют без труда тащить драгу даже против ветра. Этот способ мы называли бесплатным драгажем. Во-вторых, закинув драгу на нужной глубине, подходили к льдине, сидящей на мели, и тащили драгу с упора, что значительно легче. Большие льдины (торосистые) уже сидят на глубине 8-9 метров. Несмотря на сильные течения, которые в районе переузья доходят до 6 узлов (т. е. до 6 миль в час), нам все же удавалось довольно легко драгировать и наши драги обычно приносили много животных. Фауна в этом месте также оказалась очень богатой - густые заросли мшанок, гидроидов, асцидий, масса офиур, много раков-отшельников, крабов и других красивых и оригинальных животных.
Во многих местах густые заросли красных водорослей (Rhodophyceae). Одна из них - Ptylota необычайно красива, напоминая строением своих веточек нашу обычную елочку. С гидрологической станцией на этот раз не повезло. Сильные течения, несмотря на спущенный якорь и драгу, сорвали карбас и быстро сдрейфовали его с середины пролива. Но гидрологическую станцию надо взять во чтобы то ни стало; завтра придумаем какой-нибудь другой способ, чтобы устоять на месте.


        Лед у м. Узкого в Маточкином Шаре.


        Хотя сейчас мы находимся в довольно тяжелых условиях, но мы совершенно не знали и не предполагали, что и в западной части Маточкина Шара, т. е. там, где остался
„Таймыр“, состояние льдов также очень неблагоприятное и сильно ухудшилось после нашего ухода. Мы думали, что находимся у края ледяных заторов и прорывающиеся массы льдин быстро выносятся в Баренцово море. Но на самом деле картина оказалась несколько иной и, как выяснилось впоследствии, у выхода в Баренцово море происходили такие же скопления льдов, как и здесь, и даже «Таймыру“ не раз приходилось сниматься с якоря и спешно укрываться от неожиданных напоров. По этому поводу в стенгазете „Таймыра“ даже появились стихи:

        Вчера на карбасе пустились
        Пять человек пройти пролив,
        А к ночи льды опять сгустились,
        Прогнав в Поморский нас залив.
        Таким образом, в течение некоторого времени мы были совершенно отрезаны и от
„Таймыра“ и от радиостанции, при чем ничего не знали, что происходит вокруг нас. Ждет ли „Таймыр“ расхождения льдов или собирается уходить? Настоящий ледяной мешок, из которого трудно выйти.
        Но все же хорошо, что мы не остались на „Таймыре“.

24-26 августа. Все время продолжает дуть сильный остовый ветер, который временами прорывает ледяную пробку и нагоняет новый лед к месту нашей стоянки. На работы можно выезжать лишь в периоды смены течений, когда лед на некоторое время останавливается. Драги разбираем на берегу из боязни, чтобы лед не сдавил карбас. Для гидрологической станции встали на мешок с камнями весом в пуда два, на якорь и драгу. Но и на этот раз все же не удалось взять станции. Теперь уже по другой причине - проходящей льдиной батометр был сорван и потоплен. Потеря непоправимая - ужасно досадно.
        Несмотря на постоянные льды и угрозы затора, в итоге все же за эти дни взято около
15 драг, что пока вполне достаточно для этого района. Теперь нам следует попробовать продвинуться дальше и перейти к м. Снежному. За последние дни мы настолько привыкли ко льдам, что теперь они не особенно смущают нас, и мы решили сейчас же по окончании работ двинуться дальше на восток, даже если состояние льдов не улучшится. С этой целью к вечеру 25 августа выехали на карбасе на ледяную разведку - посмотреть, насколько действительно ледяная пробка является непроходимой для „Ошкуя“. По беспечности взяли лишь небольшой кусок хлеба, в надежде на быстрое возвращение. Попутное течение вместе со льдами довольно быстро поднесло нас к переузыо. Чтобы не зарываться в лед, так как к этому времени лед опять двинулся густой массой, высадились на берег и дальше пошли пешком вдоль южного острова. Во время всей пешей экскурсии у самого берега, шагах в десяти, среди льдин назойливо высовывались тюлени и с любопытством подолгу смотрели на непонятных гостей. Наши движения и возгласы на этот раз не производили никакого впечатления. Как полагается, ружья были оставлены у карбаса. Один тюлень особенно долго плавал в
шагах пяти, я осторожно наставил фотографический аппарат, но в самый последний момент тюлень исчез.


        До мыса Снежного, к сожалению, не дошли, так как уже начало темнеть, но все же прошли на восток от переузья не менее верст 6-ти. На всем этом протяжении весь пролив забит тяжелым льдом карского типа; во многих местах высокие торосистые нагромождения и ропаки. Но это обстоятельство нас нисколько не смущало, так как вдоль самого берега во время прилива почти повсюду оставалась свободная вода.
        Беспрерывные каменистые россыпи и ребром поставленные сланцевые пласты наподобие старозаветных книг, а также многочисленные горные ручейки, через которые приходилось перепрыгивать или проходить вброд, в конце концов начали отнимать наши последние силы. Больше всего за эту экскурсию пострадали сапоги, и по возвращении на наших ногах были какие-то лохмотья, совсем непохожие на обувь. Мы страшно обрадовались, когда увидели, что А. Цветков, остававшийся у карбаса, в ожидании нашего возвращения настрелял молодых чаек и начал их жарить на костре. Мы тотчас с жадностью набросились на них, как на лакомое блюдо; я никогда не думал, что они могут быть такими вкусными - поджаренными не на сковородке с маслом, а прямо на палке на своем жиру, без соли и хлеба.
        Пока мы ходили пешком к мысу Снежному весь пролив быстро забило новым льдом и мы оказались отрезанными от палатки, расположенной на противоположном берегу. Хоть видит око, да зуб неймет. Ничего не поделаешь, необходимо выждать следующего прилива, с которым, возможно, лед несколько поредеет. От ходьбы сильно вспотели, а теперь холодно и трудно согреться. Повидимому мороз, так как замерзли ручейки. С приливом лед, действительно, несколько разошелся. Тотчас спустили карбас на воду и, волоча его у самого берега и перетаскивая через льдины (к нашему счастью, карбас был без груза), наконец, с трудом добрались до лагеря. По дороге убили тюленя, который впоследствии очень долго служил хорошим подкреплением, так как часть мясных консервов, взятых из Ленинграда, к нашему общему несчастью, оказалась испорченной и нам уже приходилось экономить продовольствие.

27-28 августа. Восточный ветер, наконец, совсем ослабел. В воздухе стало как-то сразу теплее. Утром на одно мгновение вытянуло солнышко. Настроение поднялось. Все вымылись, раздетые по пояс, в горном ручейке - страшно холодно, но в то же время приятно; уже много дней не удавалось даже вымыть лица.
        Но вскоре с запада нашел сильный туман и пошел дождь. От ледяных заторов и сильных ветров в проливе высоко поднялась вода и затопила палатку. Пришлось спешно перебираться на более высокое место. Часть вещей основательно подмокла.
        Оба дня выезжали на драгаж, который повторил результаты предыдущих дней и дал лишь несколько новых видов животных и водорослей.



        Лемминг.

        Ходили на экскурсию в горы. Масса леммингов. Одного поймали живьем. Лемминг, или пеструшка (на Новой Земле два вида: Lemmus obensis и Dicrostonyx torquatus) - самоеды их называют просто мышами, - принадлежит к роду, близко родственному обыкновенным полевкам. На Новой Земле временами они появляются в массовом количестве, в другие года, напротив, их нет совсем. Лемминги совершают большие кочевки, которые обусловлены, повидимому, недостатком пищи. В прежнее время они были очень характерны для нашего Мурмана, но теперь они почти совершенно исчезли со всего Кольского полуострова. Леммингов разыскивать довольно легко и быстро по их характерным норкам. Часто все склоны гор покрыты этими норками, при чем между соседними существуют протоптанные тропинки, по которым они перебегают из одной норки в другую. Сами норки в виде сложных и запутанных ходов. Питаются растительной пищей, как и все грызуны. Плодятся, по-видимому, один раз в год. По своей внешности лемминг довольно сильно отличается от наших полевок - он более грузного телосложения, с очень короткими ушами и хвостом. Лапы густо опушены и вообще мех
значительно гуще. Окраска бывает самая разнообразная - от бледно-желтовато-бурого до темно-коричневого цвета. На спине обычно темные полосы и пятна в виде своеобразного рисунка. Главные враги леммингов - песец и полярная сова. В желудке одной совы часто удается найти до восьми леммингов. За леммингами проворно охотятся самоедские собаки, которые легко выкапывают их из земли и тут же пожирают.


        Норка лемминга (фот. автора).


        В проливе лед начал постепенно редеть. Завтра предполагаем двинуться дальше на восток.



        На льдине.


29 августа. Встали пораньше, чтобы воспользоваться попутным течением и легким западным ветерком[Интересно отметить, что в Маточкином Шаре в разных его частях часто дуют противоположные ветры и никогда нельзя определенно сказать какой будет ветер за следующим мысом.] .
        Предварительно плотно закусили жареной тюлениной, а затем быстро начали укладывать вещи и разбирать походную палатку. При наших обстоятельствах никогда нельзя быть уверенным, что благоприятные условия в нужный момент не изменятся коренным образом, а потому не мешкая мы поспешили отвалить от берега и весело тронулись в путь. В проливе против стоянки мелко-битый лед в 1-2 балла. Вдоль берегов порядочное количество больших льдин, сидящих на мели. В воздухе сравнительно тепло и у всех приподнятое настроение.
        Переход до переузья прошел без особых затруднений. Само переузье с попутным ветром и течением проскочили очень быстро и незаметно. Но вскоре ветер совершенно стих и дальше пошли на веслах. Вначале льды совершенно не мешали, но затем они начали быстро сгущаться и у м. Снежного мы увидели уже сплошной непроходимый лед, который окончательно преградил нам дальнейший путь. Делать было нечего и мы повернули к берегу, чтобы вылезти на горы и посмотреть сверху, не существует ли какого-нибудь прохода вдоль самого берега. От ледяной пробки в это время мы находились еще на порядочном расстоянии, но течение, идущее из Баренцова моря, все время постепенно его уменьшало. Вдруг это приближение стало очень быстрым и в какие-нибудь 3-5 минут мы оказались на расстоянии не больше одной сажени. Оказалось, что в этот момент ледяная пробка прорвалась от напора льда со стороны Карского моря и лед сплошной массой пошел против течения. Уйти от движущегося льда уже не было возможности.
        - Подналяг на весла! Еще раз! Сильнее!
        Карбас вертелся на месте и мы были не в силах справиться с течением. Впереди прорвавшейся пробки шла большая высокая льдина. Изо всех сил начали грести обратно, рассчитывая с наименьшим ударом прицепиться к передним льдинам. Но течение быстро одолело и через несколько мгновений правый борт карбаса стукнулся о край большой льдины. Руками и багром крепко вцепились за ледяные выступы. Теперь понеслись вместе со всей ледяной массой.
        Что делать дальше?
        Навстречу нам со стороны Баренцова моря неслись такие же отдельные льдины, которые сейчас неминуемо столкнутся с нами.
        Вот встречная льдина уже совсем близко. Сильный удар и нос груженого карбаса вместе с людьми легко вылез на лед. За первым столкновением должен последовать еще целый ряд других. Наша большая льдина неудержимо шла вперед, разламывая и расталкивая более мелкие. Небольшие льдины от сильных ударов разбивались на части, становились на дыбы, влезали друг на друга. Все, точно по команде, тотчас выскочили на лед и начали разгружать карбас. Через несколько минут совершенно пустой карбас был вытащен на льдину, а вещи были разбросаны по всей ее поверхности. Наша льдина, к счастью, оказалась сравнительно большой. Впоследствии мы ее тщательно обмерили. Площадь оказалась равной 28?48 метров; толщина также внушительная - надводный слой в некоторых местах достигал 1 метра, а подводная часть не менее 2-3 м.[Глетчерный лед достигает значительно большей толщины, причем подводная часть иногда в 8-9 раз больше надводной.] . Если бы мы прицепились к более мелкой льдине, наше положение было бы значительно хуже, но тут мы себя чувствовали недурно. Нас сильно смущало одно обстоятельство - от частых столкновений поперек
льдины появилась заметная трещина, которая постепенно все время росла и этим угрожала отрезать от нас часть устойчивой площадки. Нас неудержимо несло обратно по направлению к Баренцову морю и все наши старания продвинуться дальше по проливу на восток не увенчались успехом. С таким трудом приходилось продвигаться вперед, чуть ли не с боя брать каждый шаг, а теперь так легко и быстро возвращались обратно без всякого к тому желания.
        Через некоторое время напор льда уменьшился и лед остановился. В результате весь пролив во все стороны оказался забитым сплошным льдом. После беспрерывного сильного треска и шума от постоянных ледяных ударов вдруг наступила мертвая тишина и спокойствие. По проливу пополз низкий туман.
        Нужно было что-то предпринять до следующей подвижки, а потому сейчас же решили попробовать по установившемуся льду снести на берег часть вещей, наиболее ценных и важных: собранный научный материал, негативы, дневники, часть инструментария и пр. Еще совершенно неизвестно рассосется ли лед сам собою или будут новые подвижки, которые могут оказаться роковыми для нашего убежища. На берег пошло трое человек; для первого раза взяли по одной легкой и небольшой вещи. Двое остальных остались на всякий случай у карбаса. Шедший впереди имел багор и прокладывал дорогу. Часто приходилось перепрыгивать со льдины на льдину и, не найдя дальнейшего пути, возвращаться обратно. Шли вместе, чтобы в нужный момент оказать помощь и подсобить друг другу. Добавлением ко всем мытарствам у самого берега оказались высокие торосы до 6-8 метров высотой, через которые приходилось перебираться ползком. Обратно обычно бежали, чтобы поскорее добраться до карбаса, который в этот момент казался наиболее дорогим и близким.


        Дрейф на льдине (фот. Ю. Кречмана).

        Переправа на берег экспедиционного снаряжения через пловучий лед (фот. К. Тирона).


        На льдине все вещи были разбиты на три кучи, по степени важности и ценности, а карбас на всякий случай был приготовлен к срочному спуску. Когда первая партия благополучно вернулась обратно, на берег пошли остальные с одним человеком из старой партии в качестве проводника. Таким образом люди постоянно менялись и могли отдыхать. Всего было сделано пять переходов по три человека. В дальнейшем, когда дорога была проложена, переходы делались быстрее. Но, неся каждый раз по два ящика или какие-нибудь другие тяжелые вещи, эти переходы не являлись столь легкими и веселыми как это можно подумать в первый момент. Идти было довольно трудно: часть льдин оказалась поставленной на ребро, а между большими много мелких, которые под человеческой тяжестью быстро погружались в воду. Ноги постоянно соскальзывали, и переходящие не раз рисковали очутиться в воде, но всегда в нужный момент подавался багор, при помощи которого все сравнительно легко выходили из затруднительных положений. В общем, все переходы окончились вполне благополучно, и только один раз сорвался спальный мешок и упал в воду. Но благодаря
великолепной наружной брезентовой обшивке, остался абсолютно сухим.
        Таким способом в итоге на берег были переправлены все коллекции, часть продовольствия и инструментария, палатка, некоторые теплые вещи и пр.


        Перенос вещей через береговые торосы (фот. автора).

        Береговые торосы (фот. автора).


        При пятом переходе, когда мы уже успели добраться до середины пути, вдруг началась новая подвижка льда, которая на этот раз, к счастью, шла довольно медленно и спокойно. Ледяную подвижку заметили по тому обстоятельству, что прежняя дорога вдруг стала совсем неузнаваемой и мы с трудом находили ее. Льды начали постепенно перемещаться, расходиться и медленно передвигаться на запад. Сейчас же пошли обратно к карбасу. Пока возвращались, нашу льдину уже сильно сдрейфовало и вещи оказались выгруженными совсем в противоположной стороне. Возвращаться приходилось быстро - повсюду образовывались полыньи, которые легко могли нас отрезать и от карбаса и от берега. Наконец, с трудом добрались до нашей льдины. В это время лед быстро пошел ка запад и наше общее отступление продолжалось с той же скоростью, как и первоначально.
        Лед начал заметно редеть. Вокруг нашего пристанища полыньи то расширялись, то вновь заполнялись льдом.
        Приближался момент, удобный для спуска карбаса на воду. Заранее занесли тросы, поднесли вещи к краю льдины и т. д.
        - Раз, два! Карбас на воду! Веселей!
        Поднялся общий аврал[На морском наречии авралом называется общая спешная работа.] и через какие-нибудь две минуты дружными ударами весел оттолкнулись от льдины.
        Поскорее бы выбраться из этой системы постоянно меняющихся полыней на более или менее чистую воду. Основная задача - высадиться на том же берегу, на котором выгружены наши вещи. Для этого приходится делать далекие обходы вокруг ледяных полей.
        Наконец, сидим в только что раскинутой палатке. Горит примус. Варится какао. Палаточный уют в полной своей привлекательности. Несколько часов тому назад все это казалось таким далеким и почти невозможным. Делимся впечатлениями и перебираем в своей памяти все мелочи пережитого дня.



        В ледяной ловушке.


31 августа. У самого берега высокие нагромождения из ледяных торосов высотою до 5 человеческих ростов. Какая адская сила должна была поставить их на ребра и вытолкать на берег. Откуда их принесло и сколько миль они покрыли перед тем, чтобы найти свой конечный приют на этом берегу? Это лед карского происхождения и многолетний.
        Наша палатка совсем одиноко приютилась пососедству с ледяными глыбами и кажется какой-то крохотной, жалкой, а наш карбас „Ошкуй“ и часть вещей где-то там, - у переузья, среди таких же ледяных глыб.
        По другую сторону палатки - высокие обрывистые горы, лишенные всякой зелени, совершенно черные.
        Полная тишина, никаких признаков жизни. Даже солнце боится заглянуть в это неприветливое, неуютное местечко.
        В проливе тяжелый лед попрежнему движется сплошными массами. Когда же всему этому будет конец?
        Делаем последнюю пешеходную ледяную разведку, - она должна окончательно выяснить - есть ли в этом году какая-нибудь возможность и смысл продвигаться далее на восток или лучше отказаться от этой задачи и возвратиться в Поморскую губу.
        С горных вершин мыса Снежного открывается роскошный вид на восточное расширение Маточкина Шара. Узкая, извилистая белая лента пролива сразу переходит в более широкую. Берега теряются в тумане и льды Маточкина Шара непосредственно соединяются с такими же льдами Карского моря. Прямо перед нами Карское море - ледяной мешок. Льды Карского моря то прижимаются сплошной массой к берегам Новой Земли, то опять отходят от них, как бы расступаясь и расчищая прямую дорогу к нашим великим северным рекам - к Оби и Енисею.
        Год на год не приходится. Иногда суда беспрепятственно проходят в Обь, по дороге не встретив ни одной льдины, но зато в другие года или совсем не удается проникнуть в Карское море или, с трудом проникнув в него, одинокие суда быстро застревают в страшных ледяных тисках, которые превращают судно в безвольную щепку. Тогда все зависит от капризной судьбы. Льды носятся вместе с судном, разбивают его о прибрежные скалы, выжимают на свою поверхность и, наигравшись вдоволь, в один прекрасный момент, как скорлупку раздавливают в своих объятиях. Невольно вспоминаешь „Св. Анну“ и ее несчастный дрейф в карских льдах в течение всей зимы
1912 г. Оторвав штормом от места зимовки, „Св. Анну“ понесло на север и, наконец, ее вынесло к северу от Новой Земли. С дрейфующей „Св. Анны“ на юг к земле Франца Иосифа, пешком, по пловучим льдам, отправляется старший штурман Альбанов с небольшой партией. По дороге, не вынеся исключительно тяжких испытаний, умирают все, кроме самого Альбанова и одного матроса. Сама „Св. Анна“, во главе с Брусиловым, продолжает дрейфовать во льдах. Где она нашла свой конец - об этом знают лишь льды, ее сопровождавшие. Экспедиция геолога Русанова также где-то затерялась во льдах вместе с судном. История помнит много подобных случаев, но сколько таких, которые уже теперь забыты, и таких, которые вообще остались неизвестными для истории…
        В расширении пролива тяжелый сплошной лед карского типа. И где-то здесь, среди высоких гор, в небольшой долине у самого выхода в Карское море одиноко приютилась радиостанция. Старая смена нетерпеливо доживает тринадцатый месяц. Я может быть
„Таймыр“ уже отказался от похода на карскую сторону, И старые зимовщики выбираются на собаках? Нет, в этом году нам, повидимому, не удастся пробраться на восточный берег и нечего терять время, скорее обратно, на чистую воду! Там, по крайней мере, мы сможем снова приступить к своим работам.
        Первым делом нужно соединить нашу палатку с карбасом и остальными вещами. На это уходит целый день, так как подогнать карбас к палатке мешают льды и мы принуждены тащить все наши вещи через горы на своих плечах. Итак, наш обратный поход начался с сухопутного отступления. Он оказался более тяжелым, чем мы могли предполагать. На спине тюк, в обеих руках по ящику. Ноги скользят по неровной поверхности почвы и поминутно оступаешься. Под конец начинаешь идти совершенно бессознательно, ни о чем не думая, но тащить надо и ничего бросить нельзя - в наших условиях лишних вещей нет.

1 сентября. Проснулись в 7 час. утра. Верхушки гор ослепительно блестят на восходящем солнце, а у подножия - повсюду большие белые пятна от выпавшего за ночь снега. Снег мягкий, можно играть в снежки. Палатка от ночной вьюги с западной стороны покрылась тонким слоем льда. В долинах низкий легкий туман. Совершенно тихо, полный штиль. В проливе по-прежнему тяжелый лед, быстро идущий на запад. У берегов шуга и свежий лед, толщиной в 1-2 см. Все горные ручейки замерзли; умываться пришлось соленой водой, а чай кипятить из снега.
        Работать в проливе при таком состоянии льда немыслимо. При первой же возможности двинемся на запад.


        Лагерь Новоземельской экспедиции Госуд. Гидрологического Института (фот. автора).


        Сегодня Ю. Кречман и А. Казанский ходили на экскурсию для сбора ботанического материала, остальные на повторную ледяную разведку, которая показала, что вся восточная часть пролива попрежнему забита тяжелым льдом. Пользуясь свободным временем, проявляли пластинки. Неимоверно длительная сушка негативов из-за влажности воздуха наделала много хлопот и бед, и в конечном итоге пришлось прибегнуть к сушке над примусом. Вечером разобрали и уложили часть вещей. Был доеден последний хлеб. Легли спать в надежде на завтрашний день.
        В воздухе слышен беспрерывный легкий шум от движущегося льда.

„Седов“.

        Сильный хриплый гудок, сначала принятый нами за новые ледяные подвижки. Моментально вылезли из спальных мешков и выскочили из палатки. В проливе, при неверном свете полярной ночи, величественно разламывая лед, медленно шел ледокол
„Седов“. Какие у него намерения? Когда „Седов“ подошел ближе, пользуясь тихой погодой, вступили в разговор. Первые спросили с „Седова“.
        - Это ли партия Ушакова?
        - Да.
        - Давно ли здесь стоите?
        - Стоим с 22-го у м. Узкого. Ходили на ледяную разведку до м. Снежного.
        - Как там лед?
        - Третьего дня у м. Снежного - 9 баллов; в расширении пролива сплошной лед.
        - Геринг[Начальник радиостанции смены 1925 года.] телеграфировал, что у радиостанции было прежде 2 балла, а вчера вновь 7 баллов. Со станции ходили до м. Поперечного и там также тяжелый лед. Мы не одни, за нами 5 судов. Излазили все проливы. Югорский Шар, Вайгач попрежнему забиты льдом. Ходили до м. Желания, но у Панкратьевых островов встретили лед. Здесь второй раз.
        - Где „Таймыр“?
        - На прежнем месте.
        - Долго ли будет стоять?
        - Будет ждать неопределенное время; топлива осталось мало. Что намерены делать дальше?
        - Работали у м. Узкого; пробовали пройти на станцию - не позволили льды. Теперь постараемся выйти на чистую воду. Скажите, какое состояние льдов на западе?
        - В проливе лед до Поморской губы. На карбасе пройти можно, но с трудом.
        - Дайте знать „Таймыру“, что при первой возможности возвращаемся назад.
        - Есть.
        - Желаем счастливого плавания.
        - Есть, благодарим. Счастливо работать.
        - Благодарим.
        Затем долго оставались на берегу и смотрели, как „Седов“ медленно пробивался сквозь лед. Лед шел из Карского моря равномерной массой и для него не существовало никаких препятствий, лед шел, не задерживаясь ни на секунду. При столкновении - льды ломались, становились на ребра, вылезали на берег, но общее движение не замедлялось.
        Легли вновь спать, но после неожиданной встречи с „Седовым“ сразу никто не мог заснуть. Вспоминали всякие вещи, не относящиеся к делу, и подолгу смеялись над всяким пустяком.

2 сентября. На утро один из нас, случайно выглянув из палатки, опять заметил
„Седова“, который на этот раз пробивался сквозь лед обратно в Баренцово море. Все выбежали на берег, так как надеялись у „Седова“ узнать последние новости. Попробовали вступить в связь, но поднявший ветер помешал. „Седов“ хотел что-то сообщить нам и с капитанского мостика в рупор упорно повторял какую-то фразу. Под конец мы ее с трудом разобрали, вернее, догадались: „радио о вашем положении и о намерении возвратиться обратно в Поморскую губу передано на „Таймыр“. Затем из седовского рупора вырывались и неслись какие-то другие слова, но они так и остались висеть в воздухе, никем не услышанные. Слышал ли „Седов“ наши вопросы? Мы спрашивали - дошли ли до радиостанции, каково там состояние льдов, намерен ли
„Седов“ проводить торговые суда Маточкиным Шаром, будет ли нас ждать „Таймыр“ и т. д. Ответов на эти вопросы мы не получили. Что значит такое быстрое возвращение
„Седова“? Может быть, уже решено, ввиду позднего времени, отказаться в этом году от проводки судов в устье Оби? Может быть, у Карского моря такое нагромождение ледяных торосов, что „Таймыр“ так и не сможет пройти на радиостанцию, а старая смена, не дождавшись прихода „Таймыра“, пересела на „Седова“ и теперь возвращается обратно в Архангельск. „Таймыр“ возможно еще некоторое время будет ждать расхождения льдов, но не дождавшись его, наконец, также уйдет обратно в Архангельск. Предположим, мы доберемся до радиостанции, но как будем выбираться обратно?
        В действительности, в Маточкином Шаре этого не произошло, но на другой нашей полярной радиостанции - „Маре-Сале“, расположенной в южной части Карского моря, из-за тяжелых ледяных условий высадить новую партию в этом году все же не удалось. Станция осталась не снабженной, а старая смена по береговым ледяным нагромождениям с большим трудом едва добралась до судна. Будучи в море, в особенности в северных морях, среди постоянных льдов, никогда нельзя быть уверенным до конца. Впоследствии оказалось, что около 15 сентября, после сильных западных штормов, лед, наконец, вышел из Маточкина Шара, но кто это мог знать? Известны случаи из полярных путешествий, когда становились на зимовку, не дойдя нескольких миль до чистой воды, и только потом узнавали, что освобождение было совсем близко. У нас не было радиоприемника и мы ничего не знали, что делается впереди нас у Карского моря, и позади - в Поморской губе. Мы лишь видели вокруг себя постоянно движущийся лед. Откуда он брался и куда выносился - не знали. Может быть, лед только здесь, в середине Маточкина Шара, но все равно, в данный момент наш карбас
отрезан льдами и выбраться из них пока очень и очень затруднительно. Бывали годы, что Маточкин Шар не очищался вовсе.
        Решили возвращаться обратно. Меняем программу своих работ на 180°. Обидно. Поймут ли все это там - в Ленинграде, но здесь, в полярной обстановке, нужно быть готовым ко всему. Часто бывает хуже. Теперь, сидя спокойно в своем теплом кабинете за большим письменным столом, заваленным всякими бумагами, полевыми дневниками, записками, фотографиями и другими „пылинками дальних странствий“, живо вспоминаешь все подробности этих дней и вполне понимаешь принятое решение. Теперь вполне ясно, что даже если бы мы остались ждать в переузье расхождения льдов, то все же вряд ли в этом году удалось бы добраться до залива Шуберта, так как лед на восточной стороне продолжал постоянно подходить к берегам до конца навигации, и к тому же много времени уже было потеряно, и наступала осень. Я если бы мы и добрались до Шуберта, то, наверное, не смогли бы сделать даже и той работы, которую к концу экспедиции мы выполнили в западной части Маточкина Шара.
        Но восточный берег в районе залива Шуберта и Брандта значительно интереснее и почти совершенно не обследован. В свое время этот берег впервые был описан Пахтусовым, а затем, кроме редких промышленников, мало кем посещался, и только в
1924 году, во время обхода южного острова, эти губы посетила экспедиция Института Севера. Контур берега нанесен еще крайне приблизительно и, надо предполагать, он мало соответствует действительности. Ужасно досадно, что неблагоприятные обстоятельства заставляют нас отказаться от этого интересного района.



        Возвращение на запад.

        В проливе все та же картина - льды, льды и льды. Временами льды то сгущаются, то вновь редеют.
        По уходе „Седова“, который не сообщил ничего утешительного, а окончательно убедил нас в необходимости возвращения на запад, мы начали спешно готовиться к обратному походу.
        Для того, чтобы карбас спустить с берега в полыньи, сначала пришлось перетащить его через береговые ледяные нагромождения. Для этого часть льдин подломали топорами и постепенно растолкали в стороны, при чем только на одно это ушло пол дня. Но и сами береговые полыньи за последние дни затянулись свежим молодым льдом, толщиною в 1-2 см., который также являлся большим препятствием для нашего карбаса.
        Обратный путь оказался более тяжелым, чем это мы могли предполагать. Вначале карбас тащили у самого берега в полосе свежего льда, так как остальная часть пролива была забита льдом. Двигались очень медленно. „Ошкуй“, в силу его загруженности, постоянно садился на мель и ничего не оставалось делать, как выгружать вещи на лед, а затем порожний карбас стаскивать с мели или перетаскивать через льдины. Мелкий лед предварительно расталкивали баграми или прямо разбивали с полного хода. Каждую сажень, как принято говорить в таких случаях, брали с боя. Там, где совсем нельзя было пройти по воде, карбас вытаскивали на берег и тащили посуху.
        Во время одной из многочисленных перегрузок, когда мы вылезли на ближайшую льдину, чтобы немного отдохнуть, у самого борта карбаса, под-ряд одна за другой, поднялись три огромных белушьи спины. Вода вокруг нас моментально как бы вскипела и все мелкие льдины пришли в движение. Но потом сразу все стихло и несколько поодаль выглянул лишь одинокий любопытный тюлень, заинтересовавшийся внезапным шумом, но, увидав людей, моментально скрылся.
        После небольшой полосы чистой воды - новые ледяные преграды, новые перегрузки вещей и т. д. Двигались очень медленно и только к вечеру дошли примерно до места нашей последней стоянки у мыса Узкого. Лед стал более редким и, пользуясь образовавшимися полыньями, начали переходить на другую сторону пролива, с расчетом попасть в полосу более чистой воды.
        В это время из за мыса показались пять торговых судов, во главе с „Седовым“.
„Седов“ мощно расчищал дорогу для своего каравана. Но торговые суда, неприспособленные для плавания во льдах, то и дело беспомощно застревали и отставали от своего вожатого. Как только одно из них отставало, „Седов“ тотчас же возвращался и спешно шел на выручку слабого товарища…
        Караван медленно продвигался к радио-станции…
        Увидев суда, мы нарочно несколько задержались на середине пролива, чтобы иметь возможность поговорить с „Седовым“ и узнать то, что мы не могли расслышать в последний раз. Первым прошел иностранец - на борту скопилось много любопытных и на нас смотрели недоумевающими глазами, так как не могли понять, откуда взялись такие странные и непонятные люди. „Седов“ вновь радушно нас приветствовал и пожелал счастливой работы. По данным последней его разведки, лед у радиостанции несколько поредел (но не для нас - 6 баллов!), а в западной части Маточкина Шара лед, напротив, продолжает держаться до Поморской губы. „Таймыр“ остался в Поморской губе и будет ждать новых сведений. На радиостанции пока все благополучно… В итоге все та же неопределенность: дойдет ли „Таймыр“ до радиостанции или нет, будет ли второй рейс, и когда же мы снова сможем приступить по настоящему к своим работам?
        Караван постепенно завернул за мыс и скрылся из вида, и мы снова одни на своем маленьком „Ошкуе“, среди тех же льдов и величественных гор…
        Здорово устали и на отдых решили остановиться у м. Узкого. Карбас на всякий случай завели в речку, так как льды снова начали сгущаться и подходить к берегу.

3 сентября. Сегодня ночью, повидимому, опять был сильный мороз, так как все ручейки замерзли. Карбас так крепко сковало свежим льдом, что на утро мы с большим трудом вывели его на чистую воду.
        Спать в палатке в спальных мешках одно удовольствие, но вставать первому - довольно неприятно. Под утро обычно холодно и нужно иметь большую решительность и
„хладнокровие“, чтобы первому вылезти из теплого мешка и разжечь примус. Как только зашумит примус в палатке быстро делается тепло, в особенности, если на него положить камень. Тогда начинают вставать и остальные. Одеваться всем сразу нельзя - слишком тесно. Первым обычно вставал спящий у входа и только тогда, когда очищалось место из-под его мешка, получалась возможность двигаться второму и т. д. То же самое происходило и вечером, только в обратном порядке. Вся эта процедура вставания и укладывания отнимала порядочно времени, но обойтись без нее никак нельзя. В палатке, кроме нас пятерых, помещалось еще много различных вещей, которые, главным образом, и создавали тесноту. Столом служил кухонный ящик, а сиденьями - спальные мешки. После еды вся посуда быстро убиралась в ящик и он превращался в рабочий стол. Еду готовили по очереди. Расписание рабочего дня при стоянках, примерно, было следующее: вставали в 7 часов утра, плотно закусывали и сейчас же выезжали на работы в пролив. По возвращении, часа в 3-4 дня, готовили обед, после чего разбирали материал, а затем шли в экскурсию на озера или в горы. К
9-ти часам вечера возвращались обратно к лагерю и, в ожидании ужина, писали дневники, обменивались мнениями и пр. День обычно проходил быстро и незаметно.
        Сегодня с утра опять двинулись дальше на запад. На этот раз льды мешали мало, но зато, как на зло, поднялся сильный противный ветер. К вечеру достигли м. Журавлева, где и разбили лагерь.
        Во время перехода видели одного молодого песца, который переплывал пролив со льдины на берег. Заметив его, мы налегли на весла и перерезали ему дорогу. Но у него был настолько жалкий и испуганный вид, что мы сейчас же отказались от дальнейшего преследования.

„Таймыр“ пробивается сквозь льды.


4 сентября. Встали очень рано - в 5 часов утра, с намерением как можно скорее отправиться в дальнейший путь, но нас на этот раз ожидало совершенно другое. Выйдя из палатки мы увидели „Таймыр“. Начали стрелять из ружей. „Таймыр“ также вскоре заметил нас и начал подавать гудки. Мы быстро сложили свои вещи и подошли к борту
„Таймыра“.

„Таймыр“ делал последнюю попытку добраться до радиостанции.
        - Мы уже думали, что вы потонули или умерли с голода и только позавчера нам сообщил „Седов“, что видел вас в середине Маточкина Шара.
        С „Таймыра“ получаем те же сведения: лед у Карского моря попрежнему 6-7 баллов; надежд на второй рейс мало. Приходится отказаться и от этой последней возможности добраться до восточного берега.
        С „Таймыра“ берем остатки снаряжения и кое-что из продовольствия, затем прощаемся с двумя нашими товарищами и верными сопутчиками - К. Тироном и А. Казанским, которые теперь должны следовать с „Таймыром“ на радиостанцию для смены старых зимовщиков.

„Таймыр“ долго ждать не может, быстро разворачивается и уходит на восток. Затем… за его кормой дружно замкнулись карские льды.


        
        Теперь мы остались втроем и с этого дня началась вторая часть нашей экспедиции, может быть, лишенная интересных приключений, но зато более плодотворная в смысле результатов. Теперь окончательно выяснилась возможная программа наших работ, и с этого дня мы приступили к планомерному обследованию западной части Маточкина Шара. Льды после сильных западных ветров заметно поредели и постепенно вышли из пролива, погода также установилась довольно устойчивая, так что теперь и в этом отношении нам несколько повезло. От мыса Журавлева и до Поморской губы мы сделали целый ряд остановок и только 12 сентября пришли в становище. Дошел ли „Таймыр“ до радиостанции, и как дело обстоит с выгрузкой, откровенно говоря, теперь нас мало интересовало. В крайнем случае, если не будет второго рейса „Таймыра“, с Новой Земли уйдем на пароходе Госторга.


        Буруны на береговых рифах у входа в Маточкин Шар (фот. автора).



        ЧАСТЬ II.

        Становище в Поморской губе.


12 сентября. - Долина Розмыслова. С раннего утра готовимся к переходу в Поморскую губу. На этот раз сборы к переходу отняли очень немного времени, так как постоянная практика за последние дни приучила нас делать все очень скоро и быстро: каждый знал свою роль и обязанность и был занят лишь ею. Обычно двое складывали палатку и убирали имущество, а третий в это время по установленной системе нагружал карбас. Несмотря на то, что вещей оставалось столько же, сколько и раньше (убывающее продовольствие заменялось новыми научными коллекциями), в карбасе все же теперь казалось более удобно и свободнее, и нужную вещь теперь всегда было легко достать в любое время. Мы настолько сроднились с нашим багажом, что каждый ящик имел свое собственное название - „кухонный“, „охотничий“, „зоологический“,
„химический“ и т. д., один почему-то назывался „мыльным“, хотя в нем никогда не было ни одного кусочка мыла, а по своей тяжести никак не мог давать повода к сравнению с мыльным пузырем. „Консервный“ ящик назывался своим именем до конца своей жизни, хотя очень скоро в нем не было ни одной консервной банки. К некоторым ящикам почему-то относились с уважением, в то время как содержимое их совершенно не заслуживало этого. В карбасе каждый ящик знал свое место.
        При отходе с последней стоянки всегда оставляли какой-нибудь знак. На этот раз был сложен небольшой гурий[На севере гурием называется куча камней, специально сложенная для какой-нибудь определенной цели, напр.: как опознавательный знак и пр.] и воткнут шест. Отплытие сопровождалось обычным троекратным - гип ура.
        Тихий день. Идем на веслах. Льда нет в помине, как будто его здесь не было и вовсе, и только кое-где на мелких местах сохранились последние остатки былого величия. Проходим промысловую сторожку на северном берегу. Вблизи приземистого домика несколько одиночных серых крестов. На берегу пустые бочки из-под тюленьего сала. В домике кое-какая ветхая домашняя утварь.


        Северный берег Маточкина Шара, напротив Поморской губы (фот. автора).


        Идем быстро и, пройдя камни Егорова, взяли курс на Поморскую губу. Вскоре в глубине залива засерели постройки и показался дымок из крыши главного дома. Подойдя ближе к становищу, первым делом услышали яростный собачий лай. Но сначала в становище не было заметно никакого движения, и оно казалось совершенно заброшенным. На берегу несколько вытащенных карбасов и промысловых лодченок. Влево от становища куча выгруженных с „Декрета“ балансов - годовой запас топлива. Пробуем войти в речку Маточка, но в отлив здесь сильный сувой[Сувой - морской прибой в устьи речки.] , который чуть не опрокидывает карбас. Идем обратно и пристаем против главного дома. На берег выходят самоеды и матросы гидрографической промерной партии, которая за два дня до нас пришла с работ на Сухом Носу. Теперь эта партия выжидала подходящего ветра и затем собиралась идти с описными работами на юг от Столбового мыса. Их карбас, значительно больше нашего, стоит на якоре против становища. Короткий расспрос, и в сопровождении самоедов и окруженные со всех сторон собаками, отправляемся к дому. Перед домом на шестах, для просушивания
развешено несколько шкур белого медведя, а к стене дома с той же целью гвоздями приколочены нерпичьи, шерстью внутрь. Специфический запах становища. Собаки боязливо знакомятся с новыми пришельцами. Вид у них очень жалкий и никогда не подумаешь, что они способны тянуть нарты (самоедские сани). Впоследствии мы их видели в самоедской упряжке и, конечно, свое мнение должны были изменить. Для пополнения убыли из Архангельска ежегодно привозят собак всевозможных пород; более нежные и слабые, с короткой шерстью, не выдерживают суровых условий и вскоре вымирают; остаются лишь более крепкие и с густой мохнатой шерстью, которая их предохраняет от сильных холодов. Вскоре все эти собаки постепенно принимают один общий новоземельский тип, даже один и тот же серо-желтый цвет. Собак обычно запрягают в один ряд[В Печорской тундре собак запрягают гусем.] . Одна запряжка состоит из 8-10 собак. На нартах надо сидеть умеючи, иначе легко выскочить. Собаки стоят смирно до тех пор, пока хозяин не возьмет в руки длинную палку - хорей и не гикнет. Тогда собаки сразу срываются с места и яростно бегут за вожаком. Летняя езда на
нартах очень мучительна - нарты высоко подпрыгивают на камнях и получается беспрерывная тряска, но летом самоеды и не ездят, так как в этом нет особой нужды. Зимой собаки первое время везут нарты со скоростью 20 верст в час. Самоед без собак то же, что крестьянин без лошади.
        Для отдыха устраиваемся в комнате Коношенко, старого промышленника и агента Госторга (Госуд. Акц. Общ. по внутр. и внешн. торг.). Но самого Коношенко в данное время нет. Он вместе со своим работником Степаном промышляет у Карского моря и думает вернуться обратно лишь к последнему рейсу „Декрета“.


        Изба промышленника Князева в Поморской губе (фот. автора).


        Главный дом становища построен художником А. Борисовым, во время его экспедиции в
1900 г. на яхте „Мечта“[Яхта „Мечта“ трагически погибла (раздавлена льдами) на восточной стороне Новой Земли.] . Этот дом сложен из очень толстых бревен и по сие время выглядит новым. До Борисова здесь было всего два небольших домика, один из которых теперь принадлежит русскому промышленнику Князеву. Кроме того, здесь имеется сарай и крохотная церковь, которая в настоящее время превращена в склад Госторга. Само становище обосновалось около полвека тому назад, а с 1890 г. сюда ежегодно заходят суда для снабжения местного населения всем необходимым на целую зиму. Ежегодно бывает два рейса - один в конце июля или начале августа, как только берега Новой Земли освободятся ото льда, и второй - в начале октября. На западном берегу Новой Земли целый ряд небольших становищ (на восточной стороне постоянных поселений нет) - Петуховский Шар, Черная губа, Белушья губа, Малые Кармакулы, Крестовая губа. В каждом становище есть свой склад и агент Госторга, и местное население, по мере надобности, получает нужные вещи: всякого рода продовольствие, порох, дробь, мыло, спички, мануфактуру и пр. Все продукты отпускаются
без акциза. Взамен привезенных продуктов Госторг монопольно вывозит весь годовой промысел самоедов и русских по определенной расценке. Главные виды промысла - белый медведь, песец, морской зверь, голец.



        Белый медведь.

        Белый медведь (Thallassarctus maritimus), является наиболее красивым и величественным и в то же время наиболее сильным и могучим обитателем арктической области. От бурого медведя, кроме окраски, он отличается целым рядом признаков: более вытянутым туловищем и шеей, сравнительно небольшой и узкой головой, сильными и толстыми лапами, а также присутствием между пальцами толстой плавательной перепонки. Вес его достигает 500 килограмм.
        Белый медведь широко распространен в арктической области и встречается повсюду, где море большую часть года или совершенно или частично покрыто льдом. Будучи хорошим пловцом, он одинаково прекрасно себя чувствует, как в воде, так и на суше. Он в высшей степени вынослив, и никакие холода и ветра не вредят ему. Движения его неуклюжи, но, несмотря на это, в случае надобности, он быстро бегает и ловко карабкается по кручам. По воде он проплывает огромные пространства и может подолгу оставаться в ней.
        Питается белый медведь всеми теми более или менее крупными животными, которых ему удается поймать в море или на суше. Любимой его пищей служат тюлень и рыба. Для того, чтобы поймать тюленя белый медведь или подолгу караулит его на льдине, выжидая, когда он вынырнет, или, наоборот, охотится с воды, когда последний сам отдыхает на льдине. При этом он осторожно подплывает к льдине с подветренной стороны, а затем, очень быстро выныривая у самого ее края, яростно хватает добычу. Для ловли рыбы он загоняет ее в расщелины льдин или просто ныряет за ней. На наземных животных - на оленя, песца и птиц - он нападает только тогда, когда ему не хватает пищи в море. Падаль ест так же охотно, как и свежее мясо, но никогда не дотрагивается до трупа другого белого медведя. В голодное время питается травой и мхом и часто нападает на продовольственные склады полярных экспедиций. В последнем случае он не брезгает ни чем и уничтожает все. Никакие меры предосторожности - груды камней, толстые стенки ящиков и т. д., ничто не предохраняет от лап медведя.
        Зимней спячке белые медведи, повидимому, не подвергаются, за исключением беременных самок, которые в зимний период уходят на сушу или на лед и там устраивают снежную берлогу. Детеныши рождаются в самое холодное время года. Спаривание, повидимому, происходит в июле. Беременность продолжается от 6 до 7 мес, а число детенышей колеблется между одним и тремя, чаще всего их бывает два. Самка покидает берлогу со своими детенышами примерно в марте месяце и долго сопровождает их, пока они не станут совершенно большими. Мать всегда самоотверженно защищает своих детенышей и никогда не покидает их в опасные минуты.


        Главный дом в Поморской губе. На шестах сохнут шкуры белых медведей (фот. автора).


        Маленькие медвежата очень миловидные существа, и их легко приучить к неволе. На судах, плавающих по берегам Новой Земли, обычно бывает один или два медвеженка, которые вносят много веселья и разнообразия в судовую жизнь.
        Зная привычки и повадки белого медведя, охота на него не является особенно опасной. Белый медведь никогда первый не бросается на человека, а старается уйти от него, но если охотник пытается удрать, белый медведь начинает его преследовать. Белый медведь очень любопытен и в некоторых случаях даже хитер. В связи с его любопытством получается много курьезов. Мне вспоминается один случай - при постройке радиостанции в Маточкином Шаре, во время разгара работ, т. е. во время оживленного шума, к месту постройки незаметно подошел медведь и поднялся на ближайшую горушку, где производились астрономические наблюдения с треножника. Наблюдатели заметили медведя в последнюю минуту и, так как при себе не имели ружья, бросились бежать вниз. Медведь продолжал интересоваться инструментами и только тогда, когда подняли общую тревогу и начали стрелять из ружей, он повернул и начал быстро улепетывать. Во время некоторых зимовок на радиостанции в Югорском Шаре медведь, набравшись смелости, забирался даже внутрь жилого помещения, и только нападения зимовщиков заставляли его обращаться в бегство.
        На Новой Земле белый медведь теперь довольно редок и на южном острове появляется только зимой, но на северном встречается также и летом. Для промысла белого медведя местные самоеды отправляются на восточный берег (на карскую сторону), где его всегда значительно больше. Стадами белый медведь не собирается и встречается обычно одиночками или по двое.
        У белого медведя высоко ценится шкура (от 75 и до 150 р.), и сало. Сало идет на топливо; у больших медведей с одной туши снимали до 10-ти пудов. Мясо вполне съедобное и даже очень вкусное, если оно тщательно очищено от сала. Печень считается вредной. По поверьям, от медвежьей печени быстро седеют волосы. У новоземельских самоедов ценится медвежий клык, который они всегда носят у себя на поясе и никогда без него не выходят на охоту: клык будто-бы обладает особой силой, которая спасает их от смерти.



        Песец.

        Песец или полярная лисица (Vulpes lagopus), - по-самоедски - „ного“, широко распространен в Арктике и на Новой Земле временами появляется в большом количестве. Мех у летнего песца не столь хороший, как у зимнего: во-первых, не такой пушистый и мягкий, во-вторых, имеет неровную бурую или сероватую окраску, более темную на спинной стороне и более светлую, иногда почти белую, на брюшной. Зимой песцы совершенно белые с густой и пушистой шерстью, в особенности на хвосте. Некоторые песцы в зимний период приобретают особый серо-голубой или буроватый оттенок, и называются голубыми песцами. Последний вид меха ценится наиболее дорого. Летние песцы, так называемые крестоватики, почти не ценятся вовсе. По закону, охота на крестоватиков воспрещена.
        Песцы принадлежат к отряду хищных и семейству собак. От наших лисиц отличается короткими и круглыми ушами. Морда короткая, а подошвы ног густо покрыты шерстью, которая к зиме становится еще более густой, чем облегчается ходьба по гладкому льду и насту. В некоторых местностях на зиму песец предпринимает большие путешествия к югу, но на Новой Земле таких переселений не наблюдалось. Живет в норках, среди скал и камней. Такие норки обычно имеют несколько входных и выходных отверстий. Питается всем, чем попало. Хорошую добычу доставляют птичьи базары, расположенные на небольших островках, которые обычно являются вполне доступными для песцов. Большинство же береговых базаров, напротив, устроены так, что песец не всегда добирается до них. Добравшись до базара песец становится полным его хозяином, пожирая бесчисленное количество яиц, птенцов и даже взрослых кайр. Песцы, как большинство зверей, хорошо плавают, и для того, чтобы добраться до базаров, часто переплывают небольшие проливы. Песец нападает и на стада гусей, которые во время линьки совершенно беспомощны. Главные пастбища гусей расположены на
южном острове, где много низменных болотистых мест. Самоеды ежегодно выезжают к этим местам и бьют гусей палками. Гусей бьют для личного потребления и иногда за одну поездку удается набить до сотни штук.
        Главной пищей для песца является лемминг. Летом в своих норках и укромных местечках песец заготовляет продовольственные склады на зиму. Зимой, если лемминги переселились в другой район, поживиться уже нечем и не сделав достаточного запаса, песец часто голодает. О своем молодом потомстве трогательно заботится и всеми силами старается отвести врага от своих детенышей. Самка обычно с лаем и визгом, очень похожим на лай собак, отбегает от норки и этим отвлекает врага. Маленькие песцы в это время совершенно беспомощно сидят в глубине норки, лишь временами попискивая тонким голоском. В случае опасности, малыши никогда не решаются выйти из своего убежища самостоятельно. Но в общем песцы очень смелые, как взрослые, так и молодые, и часто близко подходят к жилым помещениям.
        Теперь песца ловят в обычные железные капканы. Раньше для этого служили „кулемы“ - род клетки, сделанной из деревянных реек. Внутрь такой кулемы клали приманку, и когда песец входил в эту клетку, сверху падала толстая палка с камнями, которая и прищемляла его. Песец достаточно хитрый зверь, и капканы на него нужно ставить с особыми предосторожностями. Нужно стараться как можно меньше дотрагиваться до приманки голыми руками и не оставлять следов вокруг капкана. Почуя запах человека, даже будучи голодным, песец никогда не возьмет приманку. Капканы объезжают на собаках. Увидя приближающуюся опасность, песец иногда перегрызает себе лапу и убегает. Если капкан недостаточно закреплен, песец старается утащить его с собой. Случалось неоднократно вторично ловить песцов с поврежденной лапой. Иногда песца бьют из винтовок. Ловля стрихнином не распространена, так как его трудно достать, и при этом шкурка сильно портится. По закону, стрихнин строго воспрещен. Шкурка белого песца на Новой Земле ценится в среднем в 30-35 руб. В удачные годы русские промышленники доставали до 200 песцов в одну зиму. Но год на год
не сходится и бывали годы, когда песца почти не видели вовсе. Если предыдущим летом было много леммингов, то зимой на капканы песец ловится обычно плохо.



        Морской зверь.

        Нерпа или обыкновенный тюлень (Phoca foetida) принадлежит к отряду хищных и подотряду ластоногих (Pinnipedia). Всю свою жизнь, за исключением периода спаривания, нерпа проводит в воде и пользуется сушей лишь для отдыха. Даже спит часто на поверхности воды. Все ее тело приспособлено к водному образу жизни: передние и задние конечности превращены в ласты или катеры наподобие плавников. На суше она передвигается медленно и неуклюже. Значительная величина глаз и их выпуклость дают ей возможность хорошо видеть в воде. Питается исключительно животной пищей, главным образом, рыбой, но не брезгает и более мелкой пищей - креветками, моллюсками и пр. Но главным предметом промысла на севере служит гренландский тюлень (Histriophoca groenlandica), который является чисто океанической формой и на берега не выходит. В периоды спаривания этот тюлень собирается в большие стада и выходит на лед. В наших морях залежки тюленя происходят в Горле Белого моря и к северу от него - в феврале, марте и апреле. Здесь он собирается в таком количестве, что лед издали выглядит черным. В это время и происходит главный промысел.
Промышляют обычно с судов. Судно останавливается, охотники выходят на лед вооруженные винтовками и палками и беспощадно уничтожают тюленя. В период деторождения самки совершенно беспомощны и только жалостно кричат. Крик молодых тюленей напоминает плач ребенка. Только что рожденный тюлень белого цвета, почему его называют „бельком“. Постепенно он сереет и превращается в „серку“. В развитии тюленя русские промышленники различают следующие стадии: белек, хохлуша, конжуй, серка, серун, лысун. Взрослый тюлень самец - крылан, самка - утельга. Тюленя бьют главным образом для добычи сала (ворвани). Сама шкура ценится дешево и постепенно получает широкое распространение на европейском рынке. Местное население без нее не обходится. Тюленьи шкуры идут на обшивку каяков, нарт, отчасти на изготовление верхней одежды и пр. Из них приготовляют пимы (подобие мягких валенок, совершенно не пропускающих воду), шапки, рукавицы и т. д. Верхняя одежда для прочности обычно сшивается оленьими жилами. Равушка (мясо вместе с костями) идет на корм для собак, но в тяжелые годы тюленье мясо употребляет в пищу и местное население.
В этом году мы сами уничтожили из любопытства одного тюленя и ничего плохого про качество мяса, если оно будет тщательно очищено от жира, сказать нельзя.
        Морской заяц (Erygnathus barbatus) очень похож на предыдущих тюленей и ведет примерно такой же образ жизни. Отличается несколько большими размерами. На Новой Земле на морского зайца и других тюленей охотятся при всяком удобном случае. Для этого сначала его выслеживают, затем выезжают в море на легкой маленькой шлюпченке и стреляют из винтовок. Весной убитый зверь обычно вскоре тонет, так как сала в это время у него еще очень мало, и убитый зверь часто пропадает даром. Но поздней осенью он держится на воде значительно дольше. Из воды достают его при помощи гарпуна - род багра на длинном шнуре. Такой кустарный промысел, если можно так выразиться, конечно, не может состязаться с промыслом на специальных судах.
        Морж (Odobenus rosmarus) принадлежит также к подотряду ластоногих. В прежнее время был широко распространен в северных морях. Теперь же он в значительной мере истреблен: по западному побережью Новой Земли почти не встречается вовсе и даже в Карском море теперь не может служить предметом настоящего промысла. Он значительно оттеснен к северу и дальше на восток. Специальный моржовый промысел еще существовал в прошлом веке и давал большие доходы. На Новой Земле кое-где мы находим остатки былого богатства в виде груды моржовых костей.
        Морж наиболее сильный морской зверь в наших морях и, будучи разъяренным, легко может разбить своими клыками большой карбас, но на суше он очень беспомощен и поэтому его бьют обычно на берегу или на льду. При этом получается настоящее кровавое побоище, что неоднократно описывалось разными экспедициями. Морж может достигать очень больших размеров, при чем вес его иногда превышает тонну (60 пудов). Верхние клыки превращены в мощные бивни. Длина бивней может доходить до
80 см., а вес их до 4 с лишним килограмм. Но такие бивни теперь встречаются уже очень редко даже у взрослых самцов. Бивни представляют большую ценность и из них приготовляют резные костяные изделия. Кроме бивней, высоко ценится сало (ворвань) и шкура.
        На Новой Земле в прежнее время имел большое значение белуший промысел. Белуха (Delphinapterus leucas) принадлежит к отряду китообразных. Во взрослом состоянии она имеет совершенно гладкую, блестяще-белую кожу (отсюда и ее название). Молодые экземпляры напротив, темно-серого цвета. Детеныши прикрепляются к спинному отростку своей матери и долгое время путешествуют вместе с ней. В длину взрослые экземпляры достигает 5 метров. Распространена главным образом в северных морях. Иногда встречается большими стадами у берегов Шпицбергена и Новой Земли, а также на Дальнем Востоке в Охотском море. В воде плавают обычно гуськом, поочереди на одно мгновение показывая свои белые спины. Питается рыбой и небольшими морскими животными. Часто заходит в устья рек. Идя Горлом Белого моря, нередко удается видеть большие стада белух, играющих, подобно дельфинам, позади судна. Белух бьют обычным способом при помощи гарпуна. В дело идет не только ворвань, которая очень хорошего качества, но также и мясо (для собак) и шкура (для выделки ремней). Шкура необыкновенной прочности. За последнее время промысел белух заметно
упал.



        Голец.

        В летний период на Новой Земле в большом количестве промышляют гольца (Salvelinus alpinus). Голец очень близок к обыкновенной семге, но менее жирный, и на рынке ценится несколько дешевле семги, хотя по вкусу мало уступает последней. В летний период гольцовым промыслом занято почти все местное население, и на этот промысел специально приезжает много временных, так называемых летних промышленников. На Новую Землю они доставляются первым рейсовым судном Госторга, т. е. в начале августа, а выбираются обратно со вторым рейсом - в начале октября. В осенний период голец идет из моря в реки, при чем иногда он идет в таком огромном количестве, что не хватает ни тары, ни соли. Но случается, что в тех же местах на другой год гольца совсем нет, и промышленники уезжают ни с чем.
        В губах ловят ставным неводом, а в реках и речках тяглым неводом и, наконец, забором. По мнению промышленников, осенью голец идет в реки в три приема: сначала идет „лоховелый голец“, затем „водяжник“ и, наконец, „моряк“. Последний наиболее жирный и вкусный. Весной наблюдается обратный ход из озер в море, но на этот ход гольца приезжие промышленники опаздывают. Летние промышленники ловят гольца обычно артелями, при чем одна артель раскидывается на несколько губ. Чистый доход от гольцового промысла на каждого члена артели изредко доходит до 500 рублей. Всю пойманную рыбу скупает Госторг, который в свою очередь снабжает промышленников солью и бочками.
        По рассказам самоедов, особенно много гольца на восточном берегу - в реке Савина, где голец достигает особенно крупных размеров.
        Таковы основные промыслы, которые сейчас существуют на Новой Земле.
        Диких оленей на южном острове в настоящее время почти нет, но на северном острове они встречаются несколько чаще. В прежнее время их было значительно больше. Домашних оленей на Новой Земле самоеды не держат, так как для этого нет хороших пастбищ.



        Экскурсия в залив Енисей.


15 сентября. По приезде в Поморскую губу ходили в баню. На следующий день вновь выехали на работы в соседние районы - обследовали бухту Бакан, губу Поморскую и к востоку от нее - район Черного камня. Все драги принесли очень однообразную фауну песчанистого грунта и зарослей ламинарий. Сама губа Поморская слишком открыта для прибоя, и здесь нет тех богатых фаунистических группировок, как в самом проливе. Берега повсюду обрывистые и на мысах постоянные буруны.

16-24 сентября. В 9 часов утра 16 сентября вышли на большую экскурсию в губу Серебрянку. Легкий зюд-вестовый ветер, попутный для нашего перехода. Легко и быстро под парусом доходим до Иванова камня, у которого сильный прибой от широкой океанской зыби. Карбас неутомимо и равномерно то поднимается на верх гребня, то вновь опускается в широкую котловину. Временами берег исчезает из глаз, и тогда перед карбасом вырастает широкая водная стена. Она не страшна, так как на волну поднимаешься совершенно незаметно для себя. Но у скалистого черного обрыва, у
„толбея“, эта смиренная зыбь превращается в бешеный бурун. С каким-то остервенением падает волна, а за ней другая, и опять новая и так до бесконечности. Попасть на такой бурун не совсем безопасно. Хуже всего то, что в некоторых местах временами бурунов незаметно вовсе, и вдруг после небольшого затишья у самого носа карбаса вновь начинают играть беляки и такие же беляки сзади и сбоку…


        Отвесные скалы у входа в Маточкин Шар (фот. автора).


        Проходим пролив между Ивановым камнем и островом. Повсюду буруны, у самого камня поднимаются столбы брызг на несколько саженей вверх. Еще издали видны эти белые вспышки, как вспышки берегового маяка. Во время этого опасного перехода приходится все время зорко смотреть, и от бдительности кормщика зависит участь всех остальных.
        Ветер постепенно стихает, и мы уже на веслах входим в губу Серебрянку. Берег неприветливый - все те же, высокие, черные обрывы. По мере продвижения открываются все новые и новые мысы, странным образом похожие друг на друга. К берегу нигде пристать нельзя, повсюду белая полоса бурунов, да и сам берег в виде неприступных крутых обрывов.
        С моря находит густой туман, и постепенно исчезает берег. Стараемся ближе прижаться к нему, но буруны не особенно позволяют это. Где же можно найти место, удобное для высадки? Идем дальше - все то же. Проходит много часов; уже устали. Настроение падает. Ну, и попали же в чортов мешок!
        Проходим залив Енисей, - он тоже совершенно открытый для прибоя. Идем дальше по направлению к главному куту[Кутом называется задняя, конечная часть губы.] . Ветер изменяет свое направление и переходит на норд-вест, который начинает нас прижимать к берегу. Налегаем на весла и стараемся скорее пройти в кут. Уже близки к своей цели, но посреди входа в кут замечаем новые буруны. Нет, здесь пройти, повидимому, нельзя, скорее обратно в залив Енисей! Приходится идти против ветра. Беспрерывная, усиленная, молчаливая гребля в течение 3-х часов. Меняться нельзя, чтобы не остановить ход. Каждую сажень берем с боя и постепенно удаляемся от бурунов. Наконец, удалось завернуть в залив Енисей. Меняем курс. Ветер легко подхватывает карбас и быстро несет к ближайшему плесу (песчанистый берег). Здесь, кажется, бурунов нет! Идем прямо к берегу. Но берег оказывается достаточно крутым и разыгравшаяся зыбь поднимает огромные волны. Но что же делать? Берем весла на укол. Поднявшаяся волна в виде стены ударяет в корму и рассыпается по карбасу. Карбас наполовину залит волной. Вещи начинают плавать. Моментально выскакиваем
в воду и начинаем спасать вещи - в первую голову спальные мешки и теплую одежду. Вторая набежавшая волна поворачивает карбас и окончательно заливает его водой. Спешно заводим на берег троса и спасаем затонувшие вещи. Каждая новая волна постепенно подталкивает карбас вперед, а растяжки не позволяют ему вновь опуститься. Наконец, удалось быстро выкачать воду из карбаса и при помощи рычагов из мачты и весел поднять его на сухое место. Все вымокли насквозь с головы до ног; нечего сказать - приятная ванна! О вещах сейчас не думаем, завтра посмотрим, насколько они уцелели и что осталось. С трудом расставляем намокшую палатку. Пытаемся зажечь примус. Хочется поскорее согреться горячим чаем. Но примус назло капризничает - соленая вода попала в нипель и он постоянно тухнет; все время держим зажженную свечу рядом с примусом. Согреваем камни и кладем их в спальные мешки - поскорее бы согреться и заснуть!


        Береговые скалы из осадочных пород. Пласты повернуты на 90° (фот. автора).


        На следующий день сырая, холодная погода. Разбираем свои вымокшие вещи. Все продовольствие основательно подмокло. В жестяную банку с сахаром просочилась вода и получился соленый сироп. Пострадали также чай, рис, пшено. В обыденной обстановке мы не стали бы их употреблять в пищу, но здесь за неимением другого все пошло в ход. Морская вода окончательно уничтожила часть сушек и махорки. Последняя утрата для курящих была самым большим огорчением и лишением. Иногда легче поголодать, чем не выкурить перед сном добрую крученку махорки. Вся одежда также вымокла. Высушить ее в теперешних условиях не представлялось возможным и до конца экскурсии пришлось проходить в тяжелом и влажном белье, которое временами превращалось в согревающий компресс. Интересно было бы узнать, сколько весили наши меховые полушубки. К счастью, ни порох, ни спички не подмокли - они сохранялись в специальной упаковке. Зато ружья приняли очень плачевный вид. Вся эта ванна сделала лишь одно хорошее дело - вся кухонная посуда, уже давно не мытая, приняла свой первоначальный чистый вид. Основательных потерь не обнаружено; ударами волн
была выброшена из кухонного ящика лишь кое-какая мелочь, которая затерялась в прибое. Сам карбас в общем пострадал несильно.
        Приведя снаряжение в некоторый порядок, мы тотчас отправились на экскурсию в разные районы для общего ознакомления с характером берегов и для обследования местных реликтовых[Реликтовыми озерами называются водоемы отделившиеся от моря в результате подъема суши или др. причин.] и тундровых озер. Затем разлогом Размыслова я прошел на северный берег Маточкина Шара с целью разыскания Ю. Чирихина[Ю. Чирихин руководитель новоземельского геологического отряда Акад. Наук в 1926 г.] , который предполагал сделать последнюю остановку в Маточкином Шаре как-раз в этом районе. Мы надеялись получить небольшое продовольственное подкрепление, в котором сейчас очень нуждались, и заодно сообщить ему о нашем местонахождении и аварии. На быстрое возвращение из Серебрянки надежд пока мало. Но я напрасно старался разыскать Чирихина - его здесь не было и ничего не оставалось делать, как вернувшись обратно к разлогу, на месте нашей последней стоянки в Маточкином Шаре, поставить шест с белым флагом, а в консервной банке оставить письмо следующего содержания:



„16 сентября вышли из Поморской в Серебрянку. Стоим в бухте Енисей. При подходе к берегу потерпели небольшую аварию, в результате чего все снаряжение подмочено и часть продовольствия погибла. Переход из Серебрянки в Поморскую довольно труден при западных ветрах, так как повсюду буруны и толбей, которые приходится обходить далеко в море. Будем ждать погоды и если не удастся к сроку вернуться в Поморскую - выходим на берег Маточкина Шара против становища и раскладываем костер чтобы вы или самоеды перевезли нас на южный берег. Переход разлогом от этого места до нашей стоянки верст 8. Если найдете эту записку - зайдите к нам и занесите продовольствие на несколько дней“.

        С экскурсий все вернулись лишь поздно вечером. Первый пришедший разложил костер, чтобы остальные не могли заблудиться в незнакомой местности.
        На следующий день прибой несколько стих и, пользуясь благоприятной погодой, на карбасе вышли на работы в залив. Драгировка на разных глубинах выяснила типичную картину распределения флоро-фаунистических группировок. В заливе Енисей мы получили полное повторение того, что имели в Поморской губе. Последнее очень интересно, и в отношении бентонического населения мы можем установить для Новой Земли вполне определенный тип губ.
        Реликтовых водоемов в районе Серебрянки чрезвычайно мало, в большинстве случаев берег в виде высоких скалистых обрывов. В небольшой бухте к западу от залива Енисей на пологом месте остатки двух изб. Сохранились лишь бревна фундамента и куча битого кирпича. Поблизости разбросано много старых белушьих и китовых костей - отдельные позвонки, черепные кости и другие обломки. Часть костей занесена песком, но некоторые лежат прямо на поверхности. Явные следы богатого многолетнего промысла. Но на расспросы самоеды не могли точно указать, кто именно здесь жил. Повидимому, в 1888 году здесь первоначально зимовал член Географического Общества К. Д. Носилов, а впоследствии жили русские промышленники. Серебрянка кроме того является историческим местом одной трагедии: в 1833 г. здесь были найдены остатки рангоута небольшой гидрографической шхуны „Енисей“. Эта шхуна, под командой Кротова, в 1832 г. входила в состав экспедиции Пахтусова и пропала без вести со всем своим экипажем.


        
        Рокот бушующего моря. Сильные и яростные удары волн о прибрежные скалы. Стенки палатки сильно надуваются ветром и прижимаются к земле. Проснулись от сильного шума и поспешили поскорее выскочить из палатки посмотреть в чем дело.
        Норд-вест до 8-10 баллов. Трудно держаться на ногах. Параллельно земле с дикой силой несется мокрый снег. Весь залив покрыт беляками. Волны постепенно приближаются к палатке. Часть вещей и карбас на половину в воде. Принимаем срочные меры: карбас вытаскиваем еще выше, а палатку закрепляет дражными тросами и обкладываем камнями. Ветер усиливается и в любую минуту может сорвать палатку…
        Проходит день в напряженной готовности. На следующее утро ветер немного ослаб, но к вечеру вновь обрушился с новой, еще большей силой. Некоторые порывы доходили до
11 и 12 баллов. Палатку совсем прижало к земле и занесло снегом. Выходим из нее только в случае крайней нужды.
        Всю ночь рокот моря, удары волн еще более яростные.
        Остатки продовольствия подходят к концу. Поздняя охота дает мало: пару крупных чаек, сову… У самой палатки убит молодой песец, уже почти белый. Гаги очень пугливы и не подпускают близко. Просуществовать в Серебрянке с таким запасом продовольствия мы сможем не более недели. Успокоится море в течение ближайших дней - все будет хорошо, а не успокоится - придется вытащить карбас на зимовку, а самим идти пешком к Маточкину Шару.


        
        Наконец к 24 сентябрю немного стихло и мы быстро собрались в обратный поход в Поморскую губу. По дороге нас беспокоит вопрос - приходило судно в Поморскую губу или еще нет?



        Самоеды.


25 сентября. Вчера вернулись в Поморскую губу. На берег, навстречу нам, вышли самоеды. Первый естественный наш вопрос - „Судно не заходило?“ - „Не видали“. Раз не видали, значит не заходило, - самоеды судно прозевать не могут.
        После сильного шторма берег как-то изменился: повсюду валы выброшенных водорослей, там где был галечник - груды песка и т. д. Все по иному. Хорошо заметна граница, до которой доходил прибой - почти до самого дома. Карбаса и легкие промысловые лодченки высоко вытащены на берег.
        Собаки встречают нас веселым лаем. Пользуясь суматохой, тут же затевают драки. Самоеды помогают тащить карбас. Вышли все. Тащим за бичеву.
        - А ну, посильней!
        Веревка лопается, все падают и ноги высоко подымаются из малиц. Смеемся, смеются и самоеды.
        Усталые входим в дом агента. Агент еще не вернулся. Все по старому. Со стены у русской печки кричаще смотрит плакат из времен гражданской войны:

        Посмотри, на площадь выдь
        Ни крестьян, ни ситника;
        Надо во время кормить
        Красного защитника.
        Во время шторма, когда волны начали докатываться до наших вещей, из боязни, чтобы не смыло их, самоеды самочинно все перетащили в дом. Честность и внимательность самоедов всегда поражает и удивляет всех приезжих в первый раз.


        Самоед из Поморской губы (фот. автора).


        Не успели еще окончательно расположиться в новом помещении, как к нам уже входят два самоеда и маленький самоединок. Принесли с собой свежий хлеб, только что испеченный. Давно уже мы не лакомились такой прелестью. Самоединку даем баранок. Доволен, но ничего не говорит. Старшие тоже молчат и улыбаются. Закуриваем. Хата заволакивается густым махорочным дымом. Предлагаем немного разбавленного спирта. Выпивают.
        - Ну, как, хорошо?
        - Цац саво[По-самоедски - очень хорошо.] .
        Понемногу у самоедов развязывается язык. Обычно же они молчат. Первое время их молчаливость действует как-то неприятно, боишься - не обидел ли их чем-нибудь. Самоеды очень любят приходить в гости и подолгу сидят; любят, чтобы их угощали. Но сидят обычно молча и на вопросы отвечают коротко или просто кивают головой. Через несколько молчаливых часов, наконец, собираются уходить:
        - Ну, уж я пойду домой, пора.
        Иногда просто уходят, ничего не сказав. Это все у них в порядке вещей, но нас сначала сильно удивляло, затем свыклись и не обращали внимания.
        - Прошлым рейсом ездил на большую землю в Архангельск, - первым на этот раз начинает рассказывать молодой самоед с довольно тонким лицом, лишенным всякой растительности.
        - Понравилось?
        - Цац саво.
        Далее рассказал, что видел, как растут дрова (т. е. деревья) и много оленей без рогов (т. е. лошадей) и т. д.


        Самоедские собаки (фот. автора).


        Самоеды с Новой Земли - наиболее культурные из своих одноплеменников и в этом отношении они далеко ушли от самоедов Печорской тундры. Они хорошо знают, что черным ящиком можно получить фотографическую карточку - точное свое изображение. И когда мы одного из них сняли, то другой тотчас принес свою фотографию и живо начал объяснять нам, как снимали его. И даже больше, они знакомы с гидроаэропланом и один самоед совершенно спокойно согласился испробовать свою участь на этой чудовищной машине[Гидросамолет был завезен в Маточкин Шар для съемочных работ в
1924 и 1925 г.г.] . После полета остальные самоеды сейчас же окружили своего смельчака. Но последний ничего не сказал, кроме своей обычной фразы:
        - Цац саво.
        Но о многих простых и самых обыденных вещах они часто не имеют никакого представления.
        Дети самоедов обычно играют в свои собственные игры, которых не знают наши дети. Они устраивают маленькие чумы и юрты[Особые шатры из оленьих шкур.] , изображают по своему охоту на белого медведя и т. д. При чем собаки в этой игре принимают самое живое участие и наравне с ними разделяют их общую радость. С самых малых лет самоедские дети постепенно привыкают к ружью. Самоед без ружья - уже не самоед. Самоеды отличные стрелки, при чем великолепно стреляют не только мужчины, но и женщины.
        На память о себе самоеды сделали нам трубки и мундштуки из моржовых клыков. Их работа несколько грубовата, но в то же время со вкусом. Не нужно забывать, что для этой цели они имеют лишь нож и напильник. На трубках вырезали голову оленя, сову, белого медведя и гольца и сделали ряд соответствующих надписей. Лучшим мастером среди них считается Михаил Вылка - родственник Ильи Вылки, знаменитого художника из Белушьей губы.



        Русские промышленники.


27 сентября. Вчера в Поморскую губу ненадолго зашел „Мурман“ - небольшое гидрографическое судно, ведшее этим летом опись западных берегов Новой Земли. На берег съехала шлюпка с матросами и проводником береговой промерной партии Пашкой Коноваловым. Последний - один из наиболее известных русских промышленников, почти под ряд 15 лет прозимовавший в разных местах на Новой Земле; отлично знает каждый мыс и островок и не раз купался в воде во время рискованных охот. Пашку самоеды уважают, как товарища и знатока. Теперь ему надоело промышлять и он поступил на судно. С ним его брат - Иван Коновалов, тоже видный промышленник.


        Русские промышленники на Новой Земле (фот. Ю. Чирихина).


        На Новой Земле, если можно так выразиться, существует несколько старых „династий“ русских промышленников. В большинстве случаев все это выходцы из Шенкурска Архангельской губернии: Журавлевы, Коноваловы, Воронины… Еще их отцы впервые начинали пробовать свое счастье на Новой Земле. В Поморской губе долгое время жил русский промышленник Князев, хорошо знающий условия этого края, и только нынешним летом временно уехал обратно в Архангельск. Уже пять лет на Новой Земле безвыездно промышляет Конушенко, который сюда попал совершенно случайно. Раньше он никогда не занимался промыслами, но теперь здесь он вполне акклиматизировался и постепенно сделался одним из лучших промышленников. По внешнему виду он сильно опустился и не скоро узнаешь его прошлое. Как промышленник очень смелый и не раз хаживал один на Карскую сторону. Вспоминаю первую с ним встречу. Это было еще в 1923 году, когда мы стояли в переузье Маточкина Шара на барже, которая была завезена сюда „Купавой“ при постройке радиостанции. Здесь мы работали над течениями и производили драгажные ловы. После работы сидели в маленькой каюте и
обменивались впечатлениями. Вдруг над нашими головами по железным листам палубы мы услышали незнакомые шаги. Для нас это было очень странно, так как уже в течение недели мы привыкли никого не видеть, кроме себя. Послышался лай собак. Странно, что бы могло это быть? Сначала показываются слизкие, мокрые пимы, затем в нашу каюту вваливается огромная малица. В нашем помещении становится сразу тесно. Из расспросов узнаем, что это русский промышленник Конушенко, недавно приехавший на Новую Землю. Теперь он собирается один идти на карскую сторону на остров Пахтусова, который лежит миль на 80 к северо-востоку от Маточкина Шара.
        - Там я думаю из плавника построить хижину и прозимовать. Плавник должен быть. Возможно, будет удачный промысел, обычно на о-ве Пахтусова много белых медведей, встречаются олени, много песцов. Только вот уж поздно, не знаю, сумею ли добраться до него во-время.
        По дороге с ним случилось несчастье - у м. Хрящевого наскочил на мель, карбас опрокинулся и все вещи подмокли. Сам сильно простудился и теперь его поминутно забирала лихорадка. Хотя 1923 год был исключительно благоприятный в смысле льда, но в такое позднее время идти уже не безопасно.
        Вышли посмотреть его суденышко - небольшой карбас, нагруженный до верху всякими вещами. Поверх всего собаки всевозможных мастей и размеров. С противоположного берега слышен чей-то заунывный вой. Я это что еще такое?
        - У мыса Хрящевого у меня выскочила одна собака.
        - Она у вас пропадет.
        - Никогда, она все время бежит за мной. А теперь я возьму ее обратно на карбас.
        В карбасе он одной рукой умеючи разнимает кучу сцепившихся собак и быстро их размещает, вернее, раскладывает по определенным местам. Все собаки слушаются с первого слова.
        Несмотря на наши советы не идти больным в такую позднюю пору на Карскую сторону, он двинулся все-таки дальше и постепенно его маленький серенький парусок потерялся в вечерней мгле.
        - Разве не хватает промысла вблизи Маточкина Шара? - спрашивали мы его.
        - Нет, хватает, но на Карской стороне интереснее.
        Во всем этом есть что-то джек-лондоновское, для многих может быть непонятное.


        
        Вечер. Вне дома темно. Свежий норд-вестовый ветер. Валит хлопьями снег. У крыльца бесконечный лай самоедских собак. Из-за темноты и сильного снега „Мурмана“ не видно, но отчетливо видно мигание штагового огня. Пашка Коновалов сидит у нас в гостях и подолгу рассказывает о своих былых похождениях. После каждого крепкого выражения для большей ясности поминутно сплевывает, но в гостях соблюдает свой этикет - плюет не на пол, а на собственный сапог.
        Если приглядеться более внимательно к внутреннему складу даже простых русских промышленников, то мы увидим в них много своеобразного, что резко отличает их от всех остальных. Обычно, это сильные натуры, закаленные самой природой и привыкшие всегда смело бороться за жизнь и глядеть прямо в глаза смерти. На Новой Земле они чувствуют нечто такое, что их всегда неуклонно влечет к ней, видят во всем этом какой-то особый интерес. Большинство из них из года в год ведут дневники. Иван Журавлев подробно записывает все явления природы: прилет птиц, состояние погоды и льда, промысел и пр. И почти каждый из них мог бы рассказать очень много нового и интересного.
        Перед сном вышли на крыльцо. Совершенно стихло. По всему небу разбросалось северное сияние. Вот оно в виде купола, а теперь переливается лентой. Кажется, совсем низко, подпрыгнешь и достанешь рукой. Временно затихло, но вот снова прорвался луч и все вновь заиграло, забегало, и создается впечатление какого-то свиста, хотя на самом деле полная тишина.



        В ожидании судна.


1 октября. Сегодня в последний раз выехали в пролив на работы. Погода совсем испортилась - поминутно идет мокрый снег, часто задувает сильный ветер. Но работы у нас много - все надо привести в порядок: разобрать коллекции, уложить ящики и быть совершенно готовым к приходу судна. В свободное время заходим в гости к самоедам и знакомимся с их жизнью.
        Сами самоеды в летний период заняты лишь домашним хозяйством и обычно на охоту не ходят. Бьют зверя, если только он сам случайно зайдет в Поморскую губу.
        Сейчас самоеды ждут второго рейса „Декрета“, который должен привезти им новые продукты на целый год. Жизнь их очень однообразная и скучная и интеллигентному человеку прожить зиму в таких условиях довольно тяжело.
        Вечером ходили на мыс посмотреть, не идет ли судно. На склоне мыса самоедское кладбище с многочисленными крестами. На Новой Земле дерево сохраняется очень долго и даже старые кресты выглядят почти новыми. Много детей, умерших в раннем возрасте. Так как почва очень крепкая, то многие гробы лежат поверх земли и лишь слегка засыпаны камнями.

4 октября. Вчера, по случаю воскресенья, устроили „торжественное“ чаепитие. Каждый произнес по тосту, который в конечном итоге сводился к пожеланию скорейшего возвращения домой.
        Начались длиннейшие, скучные и томительные дни. На дальние экскурсии выезжать уже нельзя, так как в любой час за нами может придти судно, а ближние районы уже достаточно обследованы. Да и погода уже совсем не та - поминутно дождь или снег, постоянный ветер и сильный прибой. Стало уже совсем холодно, а постоянная сырость пронизывает до костей и не позволяет согреться. Днем температура около +3°, а ночью часто заморозки до -3°. Все окрестности покрыты снегом и становище имеет совершенно зимний вид. Местами снег толще четверти. День заметно сокращается, уже темнеет в 7 часов и вечерние метеорологические наблюдения приходится вести с фонарем. По ночам играют сполохи[Северное сияние.] .
        Настроение неспокойное, так как точно не знаешь день прихода судна. Скоро ли оно придет? Каждый назначает срок, и говорит, что его день самый правильный, ибо прошлой ночью ему было „видение свыше“. Но все сроки проходят; назначаем новые.
        В прошлом году „Декрет“, идя последним рейсом по становищам Новой Земли, у Белушьей губы попал в сильнейший шторм. Задул сильный восточный горный ветер, так называемый „сток“, который на Новой Земле иногда достигает невероятной силы. Против этого ветра человек бороться не в силах с гор срывает мелкие камни, которые несутся по воздуху как пули. Через бревенчатые стены при этом ветре внутрь помещения легко проходит снежная пыль. Этот ветер превосходит силу обычного урагана. „Декрет“ сорвало с якорей и вынесло в море, при чем у него оказался поломанным руль и весь палубный груз был смыт волной. Продолжать рейс „Декрет“ был уже не в состоянии и он с большим трудом вернулся в Архангельск. Все становищи оказались в критическом положении, так как всюду провиант был на исходе и никто не знал, почему не идет судно. Предполагали, что на большой земле вспыхнула война и о Новой Земле позабыли. Истомленный человеческий разум делал всякие предположения. По возвращении „Декрета“ в Архангельск, срочно снарядили мощный ледокол „Русанов“, так как время было уже достаточно позднее и по пути можно было встретить
тяжелый лед. В томительном ожидании прошел октябрь, наступал ноябрь. В Крестовой губе между жителями разделили все остатки продовольствия, при чем на человека вышло так мало, что всему становищу через месяц угрожал сильный голод. Нужно было на что-то решиться, что-то предпринять. В конечном итоге двое из сотрудников экспедиции Академии Наук, застрявшей в Крестовой губе, по общему соглашению должны были отправиться пешком на радиостанцию и там просить помощи. Этот переход из Крестовой губы на радиостанцию в такое позднее время очень трудный и даже опасный. Но ничего другого придумать не могли и поход был назначен на 8 ноября.
        К общему счастью, 7-го вечером на горизонте замерзшего залива показался „Русанов“, весь белый от намерзшей воды.
        А что, если в этом году случится подобное?
        Беспокоиться еще рано и боишься лишь одного, как бы судно не пришло в бурную погоду - будет трудно грузить вещи. Заранее укладываем и приводим часть вещей в порядок. Когда придет судно, оно долго нас ждать не будет.
        На-днях была ложная тревога. С востока из пролива по направлению в Баренцово море шло какое-то судно. Неужели мы могли прозевать „Таймыр“ и он уже возвращается с радиостанции? Вскоре из глубины пролива показалось еще два других силуэта. В таком случае это экспедиция „Седова“. Но почему же только три судна, а где же остальные? Выехали навстречу на карбасе. „Седова“ среди них не было, шли иностранцы, нагруженные лесом и другими материалами.



        Приход „Таймыра“.

        Сегодняшний день начался так же, как и вчерашний. Очередной дежурный по установленному расписанию приготовил чай, напек на примусе блинов и после этого разбудил всех остальных. После чая каждый занялся своим делом - кто приводил в порядок коллекции или упаковывал и заколачивал ящики, кто вел метеорологические наблюдения, кто пытался сделать еще несколько последних фотографических снимков, кто приводил в порядок журналы и т. д. У всех дела много.
        - А что, если сегодня придет судно?
        - Пусть, в чем дело? Мы готовы.
        Нет, сегодня судно не придет. Оно придет завтра.
        В это время в дверь просовывается голова самоеда и торопливо сообщает; „Таймыр, Таймыр“, и сейчас же исчезает. Все бросают свое дело и выскакивают на крыльцо. Из-за мыса медленно появляется силуэт „Таймыра“ и полным ходом идет дальше по проливу мимо нас. Хорошо видно, как качаются мачты и как он грузно переваливается с борта на борт.
        - „Таймыр“ проходит мимо. Повидимому он или не знает, что мы здесь, или решил забрать нас на обратном пути. Сейчас сильный прибой и очень трудно грузить вещи.
        Пройдя несколько вглубь пролива „Таймыр“ круто поворачивает и идет прямо по направлению в Поморскую губу. Около трубы вырывается небольшое белое облачко и слышится хриплый гудок. Это „Таймыр“ вызывает нас. Сомнений нет, что он хочет сейчас взять нас, но как быть с прибоем - зальет карбас и вымочит все вещи. Как назло, вчера было совсем тихо, а сегодня разыгралась такая зыбь. Мы даем несколько выстрелов и стараемся дать знать, что увидели судно. Первым делом надо выехать навстречу, чтобы условиться насчет погрузки. Временами прибой как будто несколько успокаивается и, пользуясь удобным случаем, мы быстро спускаем карбас, но в этот момент вдруг опять подымается высокая волна, которая с силой, отбрасывает карбас в сторону. Вторая волна еще выше первой, опрокидывается над самым карбасом и окончательно заливает его. Вытаскиваем карбас обратно и вновь пытаемся спустить его на воду. Вторая попытка оканчивается успехом, но все вымокают до нитки. В это время с „Таймыра“ спускают шлюпку. На ней начальник Управления по безопасному кораблевождению на Севере, комиссар и старший помощник капитана. Поровнялись.
        - Сейчас трудно грузить карбаса, сильный прибой.
        - Возможно, что с радиостанции дальше мы пойдем Карским морем и больше не зайдем сюда.
        - В таком случае мы сейчас же переправляемся на „Таймыр“.
        Карбаса заводим в крайней угол залива. Здесь прибой несколько меньше. Большой карбас ставим на якорь в расстоянии нескольких десятков саженей от прибоя, а маленькую самоедскую шлюпку пускаем курсировать между берегом и карбасом. В шлюпке сидит один человек, который с набегающей волной быстро приближается к берегу. В это время в нее кидаем несколько вещей и сейчас же, стоя по колено в воде, дружно отталкиваем прочь, а если не досмотришь и прозеваешь, то следующая волна моментально опрокинет шлюпку и зальет все вещи.
        Последние ящики уложены наспех, в них все перемешано - примус, разные хозяйственные принадлежности, остатки продовольствия, кое-какие научные коллекции, собранные в последнее время, и прочая мелочь. Как мы ни готовились к приходу судна, оно все же застало нас врасплох. Только что испеченные блины так и остались никем не съеденными.
        Наконец все вещи погружены на карбас. Быстро прощаемся с самоедами. Итак, прощай новоземельский берег, может быть я тебя вижу в последний раз. Идем на „Таймыр“. Набежавшая на прощанье тучка разразилась сильным снегом. На несколько минут
„Таймыр“ и становище теряются из вида. Океанская зыбь в последний раз как-то особенно злобно подбрасывает карбас. У борта „Таймыр“ мы то быстро взлетаем вверх, подымаясь почти до самого спардека, то вновь падаем вниз в какую-то пропасть. Выгружать вещи очень трудно. Но старые опытные военные моряки ловко подводят тали… и „Ошкуй“ уже на „Таймыре“.
        - Ну, как вы путешествовали? Много поймали своих зверюшек? - добродушно спрашивает капитан. - Я уже запрашивал станцию, где вас искать.
        Устраиваемся в отведенных для нас помещениях. В кают-компании узнаем последние новости. Вертясь на винтовом кресле, лекарский помощник медленно рассказывает, что горняки попрежнему бастуют, в Китае происходит гражданская война…
        Затем кто-то сказал о предполагаемой зимовке „Седова“.
        - Что, „Седов“ затерт льдом? Где? - спрашиваем мы взволнованным голосом. На
„Седове“ у нас есть близкие товарищи и эта неожиданная новость нас живо заинтересовала.
        - А вы разве не знаете, что он уже просил помощи: сильного ледокола и продовольствия на год? А вместе с ним застряло два торговых судна.
        - Откуда же мы можем знать?
        - Ах, верно, вы, ведь, еще ничего не знаете.



        Радиостанция.


5 октября. „Таймыр“ вторично продвигается к радиостанции по проливу Маточкин Шар. По дороге нас накрывает сильный встречный сток, но пролив совершенно чистый и льда нигде нет до самого мыса Поперечного. Далее сразу попадаем в полосу вновь образовавшейся шуги. Любопытные тюлени поминутно выныривают у самого борта судна, оставляя на ровной поверхности молодого льда круглые отверстия. С бака пробуют стрелять из винтовок, но тюлени быстро исчезают.
        В горной долине на небольших холмах неясно вырисовываются две стройные мачты и жилые постройки самой радиостанции.


        Радио-станция в Маточкином Шаре (фот. Ю. Чирихина).



„Таймыр“ дает гудок, как всегда хриплый и протяжный, к берегу спускаются маленькие человеческие фигурки, суетливые и в то же время проворные. На вышке главного дома мигает красный флаг С.С.С.Р. - повторно доказывая неотъемлемую принадлежность Новой Земли к нашему Союзу. С берега отходит шлюпка с зимовщиками. Они радостно встречают приход судна. „Таймыр“ им привез много писем и новых известий от родных и близких друзей. Каждому есть посылка. Посылки вскрываются дрожащей рукой, торопливо, - что в ней, от кого она? И каждый чего-нибудь ждет. Ждут разное. Один - научный сотрудник станции, микробиолог - ждет куриные яйца. Ему нужен белок для просветления среды бактериальных культур. Посылал специальные радиотелеграммы - „непременно закупите десяток куриных яиц“. Но телеграммы пришли поздно, закупить не успели, а может быть, просто подумали - для чего это вдруг ему понадобились так срочно яйца. Не привезли. Для микробиолога это явилось настоящим горем, все остальное для него казалось пустяком. Большой ящик со специальной посудой для микробиологических исследований и посылка из дома со всякими вкусными
вещами, пачка лучшего английского табака сразу перестали его интересовать, как только он узнал об отсутствии яиц.
        В кают-компании зимовщики неохотно отвечают на вопросы и почти ничего не рассказывают, как прошли первые дни зимовки, - все поглощены письмами, жадно глотая каждую строчку и слово. Но все это личные дела, и судно, конечно, пришло не для этого. „Таймыр“ привез новые запасы продовольствия и топлива, а главное - свежую зелень, без которой нельзя рассчитывать на благополучную зимовку. За полярным кругом для поддержания здоровья необходимы витамины и некоторое разнообразие в столе. Отсутствие свежей зелени и общая скудость питания часто являются основной причиной появления цынги, столь широко распространенной во всей полярной области. Цынга - настоящий бич для северных поселенцев и многие, не свыкшись с исключительными условиями зимовки, легко поддаются заболеванию и умирают. Иногда заболевают самоеды, но это случается реже. Цынга обычно подкрадывается незаметно и издалека: сначала появляется общая апатия и сонливость, затем начинают распухать ноги и десны, обнаруживаются кровотечения, и, наконец, больной уже не в состоянии двигаться и в страшных мучениях умирает. При первых признаках появления цынги
необходима утомительная физическая работа, нужно как можно больше двигаться и ходить. Часто самому больному двигаться уже не под силу, а потому для того, чтобы его спасти, иногда прибегают к принудительным способам. У одного русского промышленника из Поморской губы захворала жена. Он привязал ее к нартам и на собаках поехал по горам. Ужасная тряска причиняла мучительные боли, но в итоге женщина все же быстро поправилась. Приходится прибегать к решительным мерам.
        Многие трагические случаи на почве цынги отмечены историей. Почти во всех полярных экспедициях, сопровождавшихся зимовками в суровых условиях, были случаи заболеваний цынгой, что, конечно, сильно действовало на настроение всех остальных членов экспедиции. Известно, что от цынги иногда умирало больше половины состава экспедиции. На радиостанциях также нередка смерть от этой ужасной полярной болезни.
        Подобную страшную трагедию из совсем недавнего прошлого мы имели на одной из наших северных станций - на Маре-Сале (в Карском море, на полуострове Ямал). В 1924 г. Согласно описания П. Низового, „На ледяных островах“.] на эту станцию для ее обслуживания было завезено пять человек, к несчастью, все разного толка и происхождения. Большинство родом из южной полосы Союза. Люди впервые увидели полярную природу. Гидрографическое судно ушло и пять человек, совершенно изолированные от всего мира, одиноко остались на глинистом обрыве беспредельной тундры, У подножия обрыва такое же беспредельное море, постоянно ревущее, серое, холодное. С цивилизованным миром зимовщики связаны лишь по беспроволочному телеграфу. С уходом судна к безлюдному берегу надвинулись карские льды…
        Первые месяцы проходят незаметно - много спешной работы: необходимо срочно поднять весь выгруженный груз с берега к дверям радиостанции, иначе первый же шторм смоет его; нужно все наладить и хорошенько приспособиться к новой жизни. Первое время все ново и все интересует - безвольно влечет на охоту, хочется скорее понять всю прелесть и весь ужас полярной обстановки. Страшная тишина безграничной тундры порабощает и захватывает человека.
        Но вот наступает длинная полярная ночь с беспрерывным завыванием ветра, с постоянным шумом от грохочущих льдин бушующего моря. Временами из дома нельзя выйти по неделям. Сначала новые зимовщики смело и дружно борются с тяжелыми испытаниями, но тоска по родной земле, по близким людям, которых они покинули на целый год, а может быть и больше… незаметно подкрадывается к человеку. Тоска по всему, что осталось по ту сторону мира. В первую очередь - тоска по родному солнцу. Люди уже выбиты из колеи, мускулы слабеют, они не хотят работать, если к этому их не принуждают обстоятельства. Зачем? Все надоело - каждый день все одни и те же лица - твои двойники, и ты уже отлично знаешь наперед, что они скажут сегодня, что завтра… чего они хотят, о чем они думают… Изо дня в день все одни и те же стены; а из окна виден белый саван полярной смерти… Метель, завывает ветер, а где-то там, вдалеке, на севере грохочет море. Хочется спать, ничего не делать, и только спать… Один заболел цынгой, его товарищи стараются оказать ему помощь, но не в силах, так как сами уже достаточно ослабели телом и духом. Домой летят
жалостные телеграммы… в ответ рыдающая мольба родных: больше движений, физической работы… больше чеснока, перца… не падайте духом и т. д.
        Первый ослабевший не выдерживает борьбы и умирает. Гроб сколочен, но вырыть могилу в замерзшей земле не могут. Отвозят за версту в море и хоронят в карских льдах без гроба… весной его похоронит само море…
        К весне заболели остальные. Весна на дальнем севере для человека самое тяжелое время года. После полярной ночи со вьюгами и метелями впервые появляется долгожданное солнце и с новой силой возрождается любовь к жизни. Море начинает шевелиться и лед отходит от берегов. Усталые зимовщики с нетерпением ждут появления судна, долго смотрят в сереющую даль, но судна все еще нет, и оно придет не скоро, не раньше осени. Тоска вновь овладевает человеком. Он приготовился к зиме и ее перенес, но нового испытания не выдерживает…
        Вскоре заболели остальные… С весной на морское побережье со стадами оленей пришли самоеды. Зимовщики отдали новым пришельцам все, что имели, и просили самоедов поскорее вывезти их из этого гнетущего места. Самоеды согласились и четверо серьезно больных (к этому времени они уже с трудом передвигались) выехали на нартах в Обдорск. Самым коротким путем нужно проехать около 500 верст. Двое умерли в пути, один - четвертый - в Обдорске. Пятый с трудом добрался до Архангельска и рассказал о случившейся трагедии.
        В следующем 1925 году на Маре-Сале на смену умершим вновь выехало трое человек. Двое из них совершенно молодые. Сама радиостанция в очень плачевном состоянии, дом дал трещину и сильно разрушен и новой смене придется жить в бане, если во время выгрузки не сумеют починить главный дом. Зимовка должна быть более трудной - радио в этом году предположено не открывать: новая партия зимовщиков будет лишена даже последней возможности сноситься с внешним миром. На станции будут вестись лишь метеорологические наблюдения. Первые попытки старичка „Пахтусова“ проникнуть в Карское море не увенчались успехом. Зимовщики вернулись обратно в Архангельск и на Маре-Сале попали лишь поздней осенью на более мощном ледоколе „Таймыр“. Ввиду позднего времени во время выгрузки приходилось спешить. Дом кое-как починили, но часть продовольствия не успели во-время поднять наверх и оно было подмочено.
        Начальник партии - старший товарищ, раньше зимовал на Вайгаче, хорошо знает условия полярной зимовки. Человек опытный. По своему характеру иногда любит похвастаться своими знаниями.
        Наблюдатель станции - восемнадцатилетний юноша. На север попал впервые. На все смотрит юношескими глазами, много ребяческих привычек. На зимовку возлагает большие надежды.
        Третий - служитель и повар, тоже молодой парень. На Маре-Сале попал совершенно случайно: в море вышел в качестве кока на „Пахтусове“ и во время плавания решил остаться на зимовку.
        . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
        На большой старой земле проходит год, полный повседневной суетой, волнениями; проходит год трепещущей жизни.
        От маре-сальцев нет никаких известий. Ровно через год на их смену из Архангельска выходит „Полярный“. Тяжелый год. В Карское море не проникнуть, все проливы подолгу забиты тяжелым льдом. Хотя у Ямала море уже давно очистилось от льда, но к нему не пройти. Приходится ждать… Наступает осень. К ямальскому берегу вновь подходят льды и вдоль берегов нагромождаются высокие торосы. Надежда падает… но в самые последние дни на горизонте показывается судно. Старые маре-сальцы кое-как, с трудом, добираются до судна по льду - все живы, слава Богу. Высадить новую смену уже нет возможности. Судно спешно уходит… По пятам уходящего судна надвигается лед. На новую зимовку в Маре-Сале на этот раз никто не остался.
        Старую партию маре-сальцев мы встретили у Вайгача. Они пересели на „Таймыр“. Очень рады видеть старых знакомых.
        - Как прошла зимовка?
        - Ничего, как видите, все остались живы.
        Из дальнейших вопросов мы видим, что зимовка все же была очень тяжелая. Продовольствия еле-еле хватило и если бы самоеды не дали свежего мяса, зимовка окончилась бы значительно хуже. Инвентаря на станции оказалось очень мало: не было котла для варки пищи, ложек, тарелок и прочей мелочи, необходимой для общежития; приходилось есть по-очереди. К их приезду в доме царил полный хаос, все было испорчено, изломано, повсюду сор и кучи грязи. Целый месяц был потрачен на очистку помещения.
        Печи оказались испорченными… Но все же ничего все жили дружно; это главное. Только двое хворали цынгой. У начальника нет одного глаза - во время охоты из берданки выскочил затвор. Самый молодой перенес зимовку лучше всех - такой же веселый, только немного более нервный. Не успев вернуться домой, собирается вновь ехать на зимовку. Зимовка закаляет человека.
        На радиостанции Маточкина Шара условия зимовки значительно лучше. Сама станция более благоустроена. Но несмотря на это не все зимовки проходили вполне благополучно. В первый год на почве заболевания почек умер доктор Шорохов, на второй - отравился лекарский помощник. Маточкину Шару как-то особенно не везет в отношении медицинского персонала: на третий год ехавший на Маточкин Шар лекарский помощник по дороге тоже захворал аппендицитом, и был срочно снят с рации. Новый лекарский помощник был доставлен на собаках из ближайшего становища. Последняя зимовка прошла без смертей.
        Мне совершенно случайно приходилось ежегодно бывать на этой полярной станции и каждый раз я считал своим долгом посетить ее перед своим отходом обратно в Архангельск.
        Шлюпка отваливает от борта „Таймыра“ и мы идем в гости на станцию. В этом году мы особенно связаны с новым персоналом станции: совершили вместе весь переход из Архангельска, и двое из них временно принимали участие в работах нашей экспедиции.
        На берегу уже кипит выгрузка. Сено, картофель, дрова подымаются наверх к радиостанции по узкоколейной вагонеточной дороге. Груз тянет лошадь, специально привезенная для этой цели с первым рейсом. В воздухе холодно, ночью мороз доходил до -12°. Горы в снегу. Почва основательно промерзла; на склонах не видно никакой растительности. По берегам груды льдин, выброшенных штормом. Вправо от станции в небольшой долине - ручей Ночуева.
        Входим в главный дом - длинный коридор, по обе стороны которого многочисленные двери отдельных комнат. Проходим в „кают-компанию“. На береговых радиостанциях и маяках, несмотря на то, что они расположены на суше, по традиции и старым привычкам, обычно называют все вещи на морском языке. Даже обстановке придают некоторое напоминание о корабле. И это понятно, так как зимуют обычно моряки, любящие море и отравленные им. Не кухня, а „камбуз“, не комната - а „каюта“, не уборная - а „гальюн“, не порог - а „комингс“, не дежурство - а „вахта“. В кают-компании висят спасательные круги, в углу лежит якорь. Пианино и то не простое, а взятое из кают-компании „Таймыр“.
        Рассказывают, что один старый адмирал, выйдя в отставку, в Крыму у себя на даче все устроил по образцу корабельной жизни: построил мачту и его старый боцман, который вместе с ним плавал 40 лет, отбивал склянки каждые четыре часа.
        Живо вспоминаешь 1923 год - год постройки радиостанции в Маточкином Шаре. Вначале нужно было выбрать место, удобное для выгрузки и устройства самой станции, так как высокие горы сильно мешают работе радио и сокращают круг ее действия. Переходим с места на место, заходим в залив Канкрина на Карской стороне. В результате остановились на долине ручья Ночуева. Сразу по судам отдается сигнал - начать выгрузку (на постройке участвовало три судна - „Малыгин“, „Мурман“ и „Купава“). Работа моментально закипела. С судов начали выгружать бревна, кирпич, цемент. На берегу раскинулось несколько палаток, а к месту постройки домов быстро поднялась вагонеточная железная дорога. Все рьяно приступили к работе. Нужно было в минимальный срок выполнить максимальное задание. Погода благоприятствовала - льдов совершенно не было и только сильные ветры иногда мешали выгрузке. Работали с раннего утра до самого позднего вечера с небольшими перерывами на обед и ужин. Мягкие горные породы (сланцы) затрудняли устройство прочного фундамента для мачт. Ни кирка, ни динамит не брали промерзшую почву. Строительный груз не успевали
подымать к месту постройки. В подъеме главного маховика для мотора весом в 60 пуд. участвовал весь состав экспедиции - около 100 чел.
        Но, несмотря на все непредвиденные трудности, через несколько дней уже начали собирать дом и воздвигать мачты. Мачты тройные с прочными растяжками. Работать на верху высоких мачт очень трудно и эту работу могли выдерживать не все - от пронзительного ветра быстро застывали руки и ноги и, чтобы не упасть от судорог, работающие постоянно менялись. Один раз была дана ледяная тревога и суда поспешили укрыться за мысом Дровяным, но появившийся лед в Маточкин Шар не зашел. В конце сентября ушло одно судно, а в начале октября закончили постройку и торжественно открыли станцию. В первое время многие думали, что не успеть закончить постройку в один год. Но результаты превзошли все ожидания. Все было закончено до последних мелочей, только одна мачта осталась невоздвигнутой до конца. Но это оказалось несущественным и радиостанция и по сие время превосходно работает с укороченной мачтой.
        Воздвигнуты следующие постройки: сама радиостанция, общежитие (самый большой дом), баня, сарай, 2 магнитных павильона. Впоследствии при радиостанции была открыта первая полярная геофизическая обсерватория. Теперь здесь ежегодно зимует около двенадцати человек. Ведутся широкие и разнообразные работы. Кроме специальных задач по мореплаванию и проводке судов в Карское море, на научных сотрудниках станции лежат также чисто научные обязанности по изучению метеорологических и магнитных явлений, по ведению гидрологических, геологических и других исследований. На станции зимуют два научных сотрудника по разным специальностям от Академии Наук[С 1926 года один научный работник.] .
        На радиостанции Маточкина Шара все сотрудники пользуются некоторым комфортом. У каждого отдельная комната, что является очень существенным для зимовки. Все комнаты построены одинаково, но по их убранству легко узнать хозяина. Входим в одну: у окна стоит большой стол, по стенам досчатые многоэтажные полки с книгами и посудой для научной работы. В углу стоит самодельный термостат из небольшого шкафчика. Сразу легко узнать комнату микробиолога. Входим в другую: по стенам висят карты, винтовка, на комоде лежат фотографические принадлежности и некоторые научные приборы - термометры, ареометры; тут же любимая собака Волк, - комната гидролога и охотника.
        На станции ведется регулярная жизнь, установившаяся раз на всегда. В этом есть один из залогов благополучной зимовки. В главной инструкции для начальников радиостанции, между прочим, мы читаем следующие подробности. Все сотрудники станции обязаны вставать к утреннему чаю, спать днем и читать в кровати после ужина не дозволяется. Часы расписания еды должны строго соблюдаться. Начальник обязан следить, чтобы каждый в течение для имел достаточный моцион; в случае отсутствия последнего начальник должен организовывать общие работы (уборка снега и пр.) или принудительные прогулки. Один из пунктов этой инструкции также гласит, что все огнестрельное оружие, находящееся на станции, должно храниться у начальника и он вправе выдавать его лишь в случае необходимости. На станции зимует лекарский помощник, который следит за здоровьем каждого сотрудника. Если нет лекарского помощника, то эту функцию исполняет начальник и, в крайней нужде, при отсутствии соответствующих знаний, все сведения получает по беспроволочному телеграфу. Сначала по воздуху летит подробное описание признаков болезни, в ответ на что таким
же путем следуют короткие и точные советы компетентных людей.
        Радио дает много утешений и вносит некоторое разнообразие. Сотрудники станции беспрепятственно могут слушать ежедневные сообщения из Москвы, концерты из Берлина и т. д. Зимой, когда много свободного времени, радисты разных станций весело переговариваются друг с другом. Шумит динамо, гудят катодные лампы, проскакивает искра в отправителе… Передаются ежедневные метеорологические наблюдения.
        Обязательной частью ассортимента станции являются собаки. Еще в 1923 году сюда были завезены лучшие сибирские собаки с длинной шерстью. Впоследствии они акклиматизировались и расплодились. У каждого зимовщика есть свой любимец. Он за ним ухаживает и бережет его. Но выказывать особую ласку по отношению к одной в присутствии остальных нельзя. Только стоит уйти хозяину, как сейчас же начинается драка и фаворита часто загрызают почти до смерти. Иногда просто удивляешься, как с оторванным ухом и кровавой раной на ноге собака продолжает жить. У собак существует свой этикет: если две дерутся, то все остальные стоят и смотрят, но в драку не лезут. Но как только какая-нибудь ослабеет и упадет на спину, остальные, точно по команде, сейчас же кидаются на несчастную жертву. Подымается общая свалка и собак можно разнять лишь крепкими ударами палок. Станционные собаки очень сильные и хорошо тянут нарты.
        Зимовка на наших полярных станциях прельщает многих. Среди зимовщиков всегда можно встретить самых разных людей. Некоторых влечет хороший заработок и двойные оклады, других интерес самой зимовки. Есть определенная категория людей, отравленных севером. Без него они тоскуют и чувствуют себя ненормально. На первый взгляд это странно и непонятно - что хорошего на севере, в его постоянных ветрах, туманах, метелях… почему так прельщает дикий рокот набегающих волн… соленые брызги холодного моря. Зачем ставить свою судьбу на карту?


        Собаки на радио-станции (фот. К. Тирона).


        Но эти люди не могут довольствоваться своей обыденной жизнью, они ищут чего-то другого… и на дальнем севере они это находят…

6 октября. - От „Седова“ получено новое радио:



„Вышли из полосы тяжелого льда вместе с остатком каравана в 50 милях к востоку от Маточкина Шара. Держим курс на Маточкин“.

        Через несколько часов в пролив входит оледенелый „Седов“, а за ним два иностранца. В конечном итоге „Седов“ доблестно выполнил свое задание. Всей этой экспедицией непосредственно руководил известный знаток нашего севера - Н. И. Евгенов, участвовавший в свое время в великом походе Вилькицкого.
        У радиостанции „Седов“ делает небольшую остановку. Основное задание „Седова“ закончено и торговые суда далее уже следуют самостоятельно прямым путем в Англию. Торговой экспедиции в этом году пришлось претерпеть довольно серьезные затруднения. В Карском море в течение всей навигации держался лед. Несколько раз основательно затирало льдом, при этом одно судно из каравана получило серьезные повреждения. На обратном пути был встречен также тяжелый торосистый лед, который мешал выйти из Карского моря. Сначала удалось вывести на чистую воду лишь три судна, оставив два других дрейфовать во льдах. В Поморской губе мы и видели три первых судна. Одно время предполагали возможность зимовки и запрашивали помощь у Архангельска.


        
        В последний раз съезжаем на берег, отдаем прощальный визит нашим друзьям. Настроение несколько приподнятое. Завтра с рассветом „Таймыр“ двинется в обратный путь. Часы незаметно бегут. Уже совсем стемнело. С „Таймыра“ в последний раз пришел катер. Прощаемся. На прощанье хочется сказать что-то хорошее, но как-то трудно…
        Морозно. Играет северное сияние. С Карского моря зловещий ветер. На горизонте неясно белеют льды.
        Катер быстро отходит от берега и мы несемся обратно на „Таймыр“. Зимовщики одиноко остаются в темноте.
        Невольно вспоминаются стихи таймырского поэта - старшего помощника капитана:

        Последний рейс.

        Прощай, полярная граница
        И весь живой полярный мир,
        Ныряет в волнах черной птицей
        Старик, заслуженный „Таймыр“.
            Последний рейс окончен трудный,
            Не мало было снега, льдов,
            Не мало встретили мы козней
            От волн, морозов и ветров.
        Страдал в походе, надрываясь.
        Шуруя уголь кочегар,
        И грязным потом обливаясь,
        Он злую участь проклинал.
            Но лишь стоянка, усмехаясь,
            Он карбас взором провожал
            Туда, где по пояс купаясь,
            Матрос отважно выгружал.
        Полундры было всем не мало,
        Снабжен вполне полярный край,
        Зимы белеет покрывало.
        Прощай, Матшар, Вайгач, прощай.



        Домой!


10 октября. Второму, осеннему рейсу „Таймыра“ даны большие задания. По первоначальному плану он должен совершить следующий обход: Малые Кармакулы - Маточкин Шар - Маре-Сале - Вайгач - Югорский Шар - Колгуев - Канин Нос. Из Маточкина Шара „Таймыр“ предполагал идти на Маре-Сале Карским морем, что значительно ближе, чем обходом по западной стороне Новой Земли. Но последние сведения „Седова“ о тяжелом состоянии льдов в Карском море заставили сразу отставить этот поход. Пошли обратно Шаром, с тем, чтобы первоначально зайти на Вайгач, и уже оттуда попробовать проникнуть на Маре-Сале. Снабжение Маре-сальской станции первоначально лежало на „Полярном“, но ввиду тяжелых ледяных условий выполнить это задание „Полярный“ не мог и теперь ждал нас у Вайгача.
        Переход к Вайгачу очень длительный, скучный и нудный. Работы нашего отряда уже закончились, делать нечего, все немножко устали и хочется поскорее вернуться обратно домой. „Таймыр“ равномерно кладет с борта на борт. В буфетной при резких толчках слышно знакомое звяканье посуды. В кают-компании играют в шашки. Время считаем по еде: чай - обед - чай - ужин - чай. Иногда после хорошего обеда разгораются споры на общие темы, но, как всегда, каждый остается при своем мнении.
        На палубе сильный ветер, холодно. Местами палуба покрыта снегом и сильно обледенела. Никого нет; у камбуза одиноко греется вахтенный. За бортом летит рой брызг. Нос поминутно зарывается в волну. Под убаюкивающее покачивание с мыслями о возвращении незаметно засыпаешь…
        Медленно проходят сутки. На следующий день подходим к берегам Вайгача. У радиостанции стоит „Полярный“, который сигналами приветствует нас.

„Карбаса на воду“, - летит команда с капитанского мостика.
        Та же спешная выгрузка продовольствия, топлива… Но здесь - на Вайгаче - как-то более уныло: нет того величия природы и гор, как в Маточкином Шаре. Остров сравнительно низменный; издали он кажется совершенно черным. Сама станция очень маленькая, мачта железная, складная, тоже маленькая. Белый домик создает странный контраст с окружающей природой.
        Через день выгрузка кончена. Отдается команда: „вира якорь“. В брашпиле прорывается пар. На мостике капитан Клих. Звенит машинный телеграф: готовься - малый ход. Судно разворачивается. Стрелка переходит на „полный ход“. В кильватер за нами следует „Полярный“. Идем в Югорский Шар с восточной стороны Вайгача. Вскоре входим в полосу льда карского типа. „Таймыр“ с полного хода наскакивает на большую льдину. Ход сразу замедляется; нос медленно подымается вверх, а затем грузно садится на льдину. Лед разламывается и уходит в стороны и под судно. Проходим первую ледяную полосу, за ней вторая, третья и… так дальше. Наконец входим в довольно тяжелый лед. „Полярный“ несколько отстает. Сумеем ли проскочить в Югорский Шар?
        Капитан уже давно в бочке (на верхушке мачты) и отдает беспрерывные приказания: вправо руля… влево руля… так держать… Каждая фраза скрепляется морским образным выражением.
        Временами кажется, что „Таймыр“ уже совсем остановился, но лед медленно садится и дает трещины.
        Это был последний лед, который мы видели в эту навигацию.


        Льды у Карского моря (фот. К. Тирона).



17 октября. Югорский Шар уже позади. Радиостанция здесь такого же типа, как на Вайгаче. Обе эти станции были построены незадолго до европейской войны.
        Прошли Хабарово - главное самоедское поселение в этом районе. На борт взяли около полсотни молодых живых песцов для переправки на Колгуев. Они очень похожи на маленьких злых собачек - так же лают, постоянно лезут друг на друга. У большинства морда в крови. На Колгуеве с этого года открывается первый питомник для разводки песцов и остров объявлен заповедным. Охота на нем воспрещена.
        У Колгуева стоим недолго. Этот остров славится обилием куропаток, которые сюда ежегодно на летнее время прилетают в массовом количестве. Но наши охотники прособирались и на этот раз к обеду мы остались без свежей дичи. Прилет куропаток начинается ранней весной, а отлет поздней осенью. Обратно летят уже в зимнем наряде - белые, при чем иногда в таком количестве, что издали создается впечатление снежной тучи. Один раз „Полярный“ при возвращении в Архангельск натолкнулся на такой перелет. Куропатки от долгого полета сильно устали и, встретя корабль, садились на него, где попало. Стрелять было невозможно и их били прямо палками.
        У Канина Носа выгрузке мешает сильная зыбь. Ждем смены течения. У берега заметный прибой, в котором легко потерять шлюпку. Еще живо помнится трагический случай, разыгравшийся здесь три года тому назад. С пришедшего судна на шлюпке выехала новая смена зимовщиков. Высадка здесь очень трудная и опасная: берег повсюду скалистый, много подводных камней. Место приставания точно не знали. Набежавшая волна ударила шлюпку о камень и тут же вблизи берега погибли все. Оказать помощь не было возможности. Из новой смены от этой участи по роковой случайности спасся лишь один, не успевший во время сесть в первую шлюпку.
        С „Таймыра“ к этим же бурунам снова смело продвигается карбас. Зыбь равномерно подымается и карбас, то быстро исчезает в провале волн, то, как птица так же быстро взлетает на вершину гребня. Рядом с океанской волной карбас кажется крохотным, затерянной точкой в беспредельном пространстве.
        Моряки упорно и настойчиво борются со стихией, поминутно ставя во имя спасения других свою жизнь под удары смерти. Канинское радио не раз ловило в воздухе кричащие буквы - S.О.S. „Спасите наши души“. Это где-то там, в холодном море, затерянное судно гибло в бушующих волнах. И последний вопль гибнущего, повторно переданный со станции, может быть был услышан и какое-нибудь судно спешно пошло к месту аварии.
        Идем Горлом Белого моря. Знакомые места. В вечернем тумане неясно мигает Городецкий маяк, немного дальше Сосновец. Встречаем суда, идущие на Мурман. Становится радостно. Завтра в Архангельске, а затем совсем скоро увидим родных…
        . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
        Пройдет год, но, несмотря на все лишения, холод, все же опять потянет на север.

        notes

        Примечания


1


„Мод“ вышла из Норвегии под начальством Р. Амундсена летом 1918 года. На своем пути к Ново-Сибирским островам „Мод“ два раза становилась на зимовку у берегов Сибири. В 1920 году Амундсен покинул экспедицию и отправился в Ном (столица Северной Аляски), откуда предполагал сделать полет на север на аэропланах, но этот полет не состоялся, а „Мод“ в 1922 году вновь вошла во льды и начала свой новый дрейф, который также не достиг каких-либо значительных результатов.

2

        Роальду Амундсену принадлежит заслуга открытия южного полюса (16 декабря 1911 года). Почти одновременно с ним, месяц спустя, южного полюса достиг и Роберт Скотт, но на обратном пути Р. Скотт трагически умер от истощения и холода.

3

        Совсем недавно, в 1926 году Кнуд Расмуссен (датчанин, известный полярный исследователь), путешествуя в районе залива Гудзона, случайно раздобыл новые данные о полете и трагической гибели Андрэ. По этим новым сведениям выясняется, что после трехнедельного дрейфа аэростат благополучно спустился у полуострова Боотц (Северная Канада), но самим путешественникам вернуться на родину суждено не было: они были убиты эскимосами.

4

        В снаряжении этой экспедиции принимали участие Италия, Норвегия и Америка. В состав ее входили 14 человек во главе с Амундсеном, Риссер-Ларсеном и Нобиле.

5

        Для спасения экипажа „Италии“ было организовано разными государствами несколько спасательных экспедиций. Правительством С.С.С.Р., была снаряжена большая экспедиция на ледоколе „Красин“, которая и спасла часть людей с „Италии“. Р. Амундсен предпринял розыски „Италии“ с гидроаэроплана, но ему не было суждено вернуться из этой экспедиции и он сам где-то погиб в ледяных просторах.

6

        Поморская шлюпка с острой кормой.

7

        В своей книжке я умышленно не даю общего географического описания Новой Земли, так как это уже делалось неоднократно раньше другими авторами. Для лиц, совершенно незнакомых с Новой Землей, вполне достаточно указать, что Новая Земля лежит далеко за полярным кругом и ее крайняя северная точка расположена под 77° северной широты. Новая Земля вытянута в меридианальном направлении и в длину имеет около
900 километров, в то время как ее ширина не превосходит 200 кил. Проливом Маточкин Шар Новая Земля разделена на два острова - южный и северный. Когда была открыта Новая Земля точно сказать трудно, но во всяком случае уже в XVI веке она была известна достаточно хорошо, при чем русские промышленники о Новой Земле, повидимому, узнали раньше иностранцев.

8


„Таймыр“, и с ним однотипный ледокол „Вайгач“, ныне сидящий на камнях у о-ва Диксон, в 1913 году под начальством Вилькицкого прошел из Владивостока в Архангельск северо-восточным проходом, т. е. тем же путем, что и Норденшельд на
„Vega“, но в обратном направлении. Во время этой экспедиции была открыта Новая Северная Земля (б. Земля Николая II).

9

        Считаю себя обязанным выразить благодарность моим товарищам, принявшим участие в поездке на Новую Землю, а также всем лицам, предоставившим мне свои фотографии.

10

        Северо-восточный ветер.

11

        Ветер измеряется 12-ти балльной шкалой.

12

        Передняя (носовая) часть корабля.

13

        Базарами называются особые места, в большинстве случаев отвесные скалы, на которых в летний период для кладки яиц поселяются птицы в огромном количестве.

14

        См. Г. П. Горбунов. Птичьи базары Новой Земли. Тр. Ин-та по Изучению Севера, вып.
26, 1925.

15

        Местные промышленники эту кайру называют гагаркой, что неправильно.

16

        Так названа нашим знаменитым мореплавателем Литке высокая гора при входе в Маточкин Шар с западной стороны. Эта гора, действительно, усматривается раньше остальных.

17

        О путешествиях на Новую Землю русских мореплавателей см. П. Башмакова - Первые русские исследователи Новой Земли. 1922 г., Изд. Главн. Гидр. Управл.

18

        Количество льда измеряется десятибалльной системой; 10 баллов - сплошной лед.

19

        Мелкий лед.

20

        Драгами и тралами называются особые орудия лова для донных морских животных и отчасти рыб и имеют вид мешков с железными рамами. Трал или драга спускается на тросе со шлюпки или корабля и некоторое время тянется по дну, забирая вместе с илом всевозможных морских животных. Гидрологическая станция состоит из взятия проб воды на температуру, соленость и пр. с разных глубин при помощи специального прибора - батометра.

21

        Переузьем называется узкая часть пролива.

22

        Интересно отметить, что в Маточкином Шаре в разных его частях часто дуют противоположные ветры и никогда нельзя определенно сказать какой будет ветер за следующим мысом.

23

        Глетчерный лед достигает значительно большей толщины, причем подводная часть иногда в 8-9 раз больше надводной.

24

        На морском наречии авралом называется общая спешная работа.

25

        Начальник радиостанции смены 1925 года.

26

        На севере гурием называется куча камней, специально сложенная для какой-нибудь определенной цели, напр.: как опознавательный знак и пр.

27

        Сувой - морской прибой в устьи речки.

28

        В Печорской тундре собак запрягают гусем.

29

        Яхта „Мечта“ трагически погибла (раздавлена льдами) на восточной стороне Новой Земли.

30

        Кутом называется задняя, конечная часть губы.

31

        Реликтовыми озерами называются водоемы отделившиеся от моря в результате подъема суши или др. причин.

32

        Ю. Чирихин руководитель новоземельского геологического отряда Акад. Наук в 1926 г.

33

        По-самоедски - очень хорошо.

34

        Гидросамолет был завезен в Маточкин Шар для съемочных работ в 1924 и 1925 г.г.

35

        Особые шатры из оленьих шкур.

36

        Северное сияние.

37

        Согласно описания П. Низового, „На ледяных островах“.

38

        С 1926 года один научный работник.