Рафаэль Сабатини
        ОДИССЕЯ КАПИТАНА БЛАДА
        ХРОНИКА КАПИТАНА БЛАДА
        Удачи капитана Блада

        изд. Минск, "Юнацва", 1990 г.
        OCR Палек, 1998 г.


        ОДИССЕЯ КАПИТАНА БЛАДА


        Глава I
        ПОСЛАНЕЦ

        Питер Блад, бакалавр [1] медицины, закурил трубку и склонился над горшками с геранью, которая цвела на подоконнике его комнаты, выходившей окнами на улицу Уотер Лэйн в городке Бриджуотер.
        Блад не заметил, что из окна на противоположной стороне улицы за ним с укором следят чьи-то строгие глаза. Его внимание было поглощено уходом за цветами и отвлекалось лишь бесконечным людским потоком, заполнившим всю узенькую улочку. Людской поток вот уж второй раз с нынешнего утра струился по улицам городка на поле перед замком, где незадолго до этого Фергюсон, капеллан герцога, произнес проповедь, в которой было больше призывов к мятежу, нежели к богу.
        Беспорядочную толпу возбужденных людей составляли в основном мужчины с зелеными веточками на шляпах и с самым нелепым оружием в руках. У не- которых, правда, были охотничьи ружья, а кое у кого даже мечи. Многие были вооружены только дубинками; большинство же тащили огромные пики, сделанные из кос, страшные на вид, но мало пригодные в бою. Среди этих импровизированных воинов тесы, каменщики, сапожники и представители дру- гих мирных профессий. Бриджуотер, так же как и Таунтон, направил под знамена незаконнорожденного герцога почти все свое мужское население. Для человека, способного носить оружие, попытка уклониться от участия в этом ополчении была равносильна признанию себя трусом или католиком.
        Однако Питер Блад - человек, не знавший, что такое трусость, - вспо- минал о своем католичестве только тогда, когда это ему требовалось. Спо- собный не только носить оружие, но и мастерски владеть им, он в этот теплый июльский вечер ухаживал за цветущей геранью, покуривая трубку с таким безразличием, будто вокруг ничего не происходило, и даже больше того, бросал время от времени вслед этим охваченным военной лихорадкой энтузиастам слова из любимого им Горация [2]: "Куда, куда стремитесь вы, безумцы? "
        Теперь вы, быть может, начнете догадываться, почему Блад, в чьих жи- лах текла горячая и отважная кровь, унаследованная им от матери, проис- ходившей из рода морских бродяг Сомерсетшира, оставался спокоен в самый разгар фанатичного восстания, почему его мятежная душа, уже однажды от- вергшая ученую карьеру, уготованную ему отцом, была невозмутима, когда вокруг все бурлило. Сейчас вы уже понимаете, как он расценивал людей, спешивших под так называемые знамена свободы, расшитые девственницами Таунтона, воспитанницами пансионов мадемуазель Блэйк и госпожи Масгров. Невинные девицы разорвали свои шелковые одеяния, как поется в балладах, чтобы сшить знамена для армии Монмута. Слова Горация, которые Блад през- рительно бросал вслед людям, бежавшим по мостовой, указывали на его настроение в эту минуту. Все эти люди казались Бладу глупцами и безумца- ми, спешившими навстречу своей гибели.
        Дело в том, что Блад слишком много знал о пресловутом Монмуте и его матери - красивой смуглой женщине, чтобы поверить в легенду о законности притязаний герцога на трон английского короля. Он прочел нелепую прокла- мацию, расклеенную в Бриджуотере, Таунтоне и в других местах, в которой утверждалось, что "... после смерти нашего государя Карла II право на престол Англии, Шотландии, Франции и Ирландии со всеми владениями и под- властными территориями переходит по наследству к прославленному и благо- родному Джеймсу, герцогу Монмутскому, сыну и законному наследнику Карла II".
        Эта прокламация вызвала у него смех, так же как и дополнительное со- общение о том, что "герцог Иоркский Яков [3] приказал отравить покойного короля, а затем захватил престол".
        Блад не смог даже сказать, какое из этих сообщений было большей ложью. Треть своей жизни он провел в Голландии, где тридцать шесть лет назад родился этот самый Джеймс Монмут, ныне объявивший себя милостью всевышнего королем Англии, Шотландии и т.д. и т.п. Блад хорошо знал нас- тоящих родителей Монмута. Герцог не только не был законным сыном покой- ного короля, якобы сочетавшегося секретным браком с Люси Уолтере, но сомнительно даже, чтобы Монмут был хотя бы его незаконным сыном. Что, кроме несчастий и разрухи, могли принести его фантастические притязания? Можно ли было надеяться, что страна когда-нибудь поверит такой небылице? А ведь от имени Монмута несколько знатных вигов [4] подняли народ, на восстание.
        - "Куда, куда стремитесь вы, безумцы? "
        Блад усмехнулся и тут же вздохнул. Как и большинство самостоятельно мыслящих людей, он не мог сочувствовать этому восстанию. Самостоятельно же мыслить его научила жизнь. Более мягкосердечный человек, обладающий его кругозором и знаниями, несомненно нашел бы немало причин для огорче- ния при виде толпы простых, ревностных протестантов, бежавших, как стадо овец на бойню.
        К месту сбора - на поле перед замком - этих людей сопровождали мате- ри, жены, дочери и возлюбленные. Они шли, твердо веря, что оружие в их руках будет защищать право, свободу и веру. Как и всем в Бриджуотере, Бладу было известно о намерении Монмута дать сражение нынешней ночью. Герцог должен был лично руководить внезапным нападением на королевскую армию, которой командовал Февершем, - она стояла лагерем у Седжмура. Блад был почти уверен, что лорд Февершем прекрасно осведомлен о намере- ниях своего противника. Даже если бы предположения Блада оказались оши- бочными, он все же имел основания думать именно так, ибо трудно было до- пустить, чтобы командующий королевской армией не знал своих обязаннос- тей.
        Выбив пепел из трубки, Блад отодвинулся от окна, намереваясь его зак- рыть, и в это мгновение заметил, что из окна дома на противоположной стороне улицы за ним следили враждебные взгляды милых, сентиментальных сестер Питт, самых восторженных в Бриджуотере обожательниц красавца Мон- мута.
        Блад улыбнулся и кивнул этим девушкам, с которыми находился в дружес- ких отношениях, а одну из них даже недолго лечил. Ответом на его при- ветствие был холодный и презрительный взгляд. Улыбка тут же исчезла с тонких губ Блада; он понял причину враждебности сестер, возросшей с тех пор, как на горизонте появился Монмут, вскруживший головы женщинам всех возрастов. Да, сестры Питт, несомненно, осуждали поведение Блада, счи- тая, что молодой и здоровый человек, обладающий военным опытом, мог бы помочь правому делу, а он в этот решающий день остается в стороне, мирно покуривает трубку и ухаживает за цветами, в то время как все мужествен- ные люди собираются примкнуть к защитнику протестантской церкви и готовы даже отдать за него свои жизни, лишь бы только он взошел на престол, принадлежащий ему по праву.
        Если бы Бладу пришлось обсуждать этот вопрос с сестрами Питт, он ска- зал бы им, что, вдоволь побродив по свету и изведав множество приключе- ний, он намерен сейчас продолжать заниматься делом, для которого еще с молодости был подготовлен своим образованием. Он мог бы сказать, что он врач, а не солдат; целитель, а не убийца. Однако Блад заранее знал FIX ответ. Они заявили бы ему, что сегодня каждый, кто считает себя мужчи- ной, обязан взять в руки оружие. Они указали бы ему на своего племянника Джереми, моряка по профессии, шкипера торгового судна, к несчастью для этого молодого человека недавно бросившего якорь в бухте Бриджуотера. Они сказали бы, что Джереми оставил штурвал корабля и взял в руки муш- кет, чтобы защищать правое дело. Однако Блад не принадлежал к числу лю- дей, которые спорят. Как я уже сказал, он был самостоятельным человеком.
        Закрыв окна и задернув занавески, он направился в глубь уютной, осве- щенной свечами комнаты, где его хозяйка, миссис Барлоу, накрывала на стол. Обратившись к ней, Блад высказал вслух свою мысль:
        - Я вышел из милости у девушек, живущих в доме через дорогу.
        В приятном, звучном голосе Блада звучали металлические нотки, нес- колько смягченные и приглушенные ирландским акцентом, которые не могли истребить даже долгие годы блужданий по чужим странам. Весь характер этого человека словно отражался в его голосе, то ласковом и обаятельном, когда нужно было кого-то уговаривать, то жестком и звучащем, как коман- да, когда следовало кому-то внушать повиновение. Внешность Блада заслу- живала внимания: он был высок, худощав и смугл, как цыган. Из-под прямых черных бровей смотрели спокойные, но пронизывающие глаза, удивительно синие для такого смуглого лица. И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твердой, решительной складкой его губ. Он одевался во все черное, как и подобало человеку его профессии, но на костюме его ле- жал отпечаток изящества, говорившего о хорошем вкусе. Все это было ха- рактерно скорее для искателя приключений, каким он прежде и был, чем для степенного медика, каким он стал сейчас. Его камзол из тонкого камлота
[5] был обшит серебряным позументом, а манжеты рубашки и жабо украшались брабантскими кружевами. Пышный черный парик Камлот - тонкое сукно из верблюжьей шерсти отличался столь же тщательной завивкой, как и парик любого вельможи из Уайтхолла [6].
        Внимательно приглядевшись к Бладу, вы невольно задали себе вопрос: долго ли сможет такой человек прожить в этом тихом уголке, куда он слу- чайно был заброшен шесть месяцев назад? Долго ли он будет заниматься своей мирной профессией, полученной им еще до начала самостоятельной жизни? И все же, когда вы узнаете историю жизни Блада, не только минув- шую, но и грядущую, вы поверите - правда, не без труда, - что, если бы не превратность судьбы, которую ему предстояло очень скоро испытать, он мог бы долго еще продолжать тихое существование в глухом уголке Сомер- сетшира, полностью довольствуясь своим скромным положением захолустного врача. Так могло бы быть...
        Блад был сыном ирландского врача и уроженки Сомерсетширского графства. В ее жилах, как я уже говорил, текла кровь неугомонных морских бродяг, и этим, должно быть, объяснялась некоторая необузданность, рано проявившаяся в характере Питера. Первые признаки ее серьезно встревожили его отца, который для ирландца был на редкость миролюбивым человеком. Он заранее решил, что в выборе профессии мальчик должен пойти по его сто- пам. И Питер Блад, обладая способностями и жаждой знаний, порадовал сво- его отца, двадцати лет от роду добившись степени бакалавра медицины в дублинском колледже. После получения столь радостного известия отец про- жил только три месяца (мать умерла за несколько лет до этого), и Питер, наследовав после смерти отца несколько сот фунтов стерлингов, отправился поглядеть на мир, с тем чтобы удовлетворить свой неугомонный дух. Забав- ное стечение некоторых обстоятельств привело его на военную службу к голландцам, воевавшим в то время с французами, а любовь к морю толкнула его во флот. Произведенный в офицеры знаменитым де Ритером", он участво- вал в той самой морской битве на
Средиземном море, когда был убит этот знаменитый флотоводец.
        Полоса жизни Блада после подписания Неймегенского [7] мира нам почти совершенно неизвестна. Мы знаем, однако, что Питер провел два года в ис- панской тюрьме, но за что он попал туда, осталось для нас неясным. Быть может, именно благодаря этому он, выйдя из тюрьмы, поступил на службу к французам и в составе французской армии участвовал в боях на территории Голландии, оккупированной испанцами. Достигнув наконец тридцати двух лет, полностью удовлетворив некогда томившую его жажду приключений и чувствуя к тому же, что его здоровье пошатнулось в результате запущенно- го ранения, он вдруг ощутил сильнейшую тоску по родине и сел в Нанте на корабль, рассчитывая пробраться в Ирландию. Однако здоровье Блада во время путешествия ухудшилось, и, когда буря загнала его корабль в Брид- жуотерскую бухту, он решил сойти на берег, тем более что здесь была ро- дина его матери.
        Таким образом, в январе 1685 года Блад прибыл в Бриджуотер, имея в кармане примерно такое же состояние, с каким одиннадцать лет назад он отправился из Дублина бродить по свету.
        Место, куда попал Блад, ему понравилось, да и здоровье его здесь быстро восстановилось. После многих приключений, каких другой человек не испытает за всю свою жизнь, Питер решил обосноваться в этом городе и вернуться наконец к своей профессии врача, от которой он, с такой не- большой выгодой для себя, оторвался.
        Такова краткая история Питера Блада, или, вернее, та ее часть, кото- рая закончилась в ночь битвы при Седжмуре, спустя полгода после его при- бытия в Бриджуотер.
        Считая, что предстоящее сражение не имеет к нему никакого отношения, - а это вполне соответствовало действительности, - и оставаясь равнодуш- ным к возбуждению, охватившему в эту ночь Бриджуотер, Блад рано улегся спать. Он спокойно уснул задолго до одиннадцати часов, когда, как вы знаете, Монмут во главе повстанцев двинулся по дороге на Бристоль, чтобы обойти болото, за которым находилась королевская армия. Вы знаете также, что численное превосходство повстанцев и некоторое преимущество, заклю- чавшееся в том, что повстанцы имели возможность внезапно напасть на сон- ную королевскую армию, оказались бесполезными из-за ошибок командования, и сражение было проиграно Монмутом еще до того, как началась рукопашная схватка.
        Армии встретились примерно в два часа ночи. Блад не слышал отдаленно- го гула канонады. Только в четыре часа утра, когда начало подниматься солнце, разгоняя остатки тумана над печальным полем битвы, мирный сон Блада был нарушен.
        Сидя в постели, он протирал глаза, пытаясь прийти в себя. В дверь его дома сильно стучали, и чей-то голос что-то бессвязно кричал. Этот шум и разбудил Питера. Полагая, что его срочно вызывают к какойнибудь рожени- це, он набросил на плечи ночной халат, сунул ноги в туфли и выбежал из комнаты, столкнувшись на лестничной площадке с миссис Барлоу. Перепуган- ная грохотом, она ничего не понимала и металась без толку. Блад успокоил ее и спустился открыть дверь.
        На улице в золотых лучах восходящего солнца стоял молодой человек в изодранной одежде, покрытой грязью и пылью. Он тяжело дышал, глаза его блуждали. Находившаяся рядом с ним лошадь была вся в пене. Человек отк- рыл рот, но дыхание его прерывалось и он ничего не мог произнести.
        Блад узнал молодого шкипера Джереми Питта, племянника девушек, кото- рые жили напротив его дома. Улица, разбуженная шумным поведением моряка, просыпалась: открывались двери, распахивались ставни окон, из которых выглядывали головы озабоченных и недоумевающих соседей.
        - Спокойней, спокойней, - сказал Блад. - Поспешность никогда к добру не приводит.
        Однако юноша, в глазах которого застыл ужас или, быть может, страх, не обратил внимания на эти слова. Кашляя и задыхаясь, он наконец загово- рил:
        - Лорд Гилдой тяжело ранен... он сейчас в усадьбе Оглторп... у ре- ки... я перетащил его туда... он послал меня за вами... Скорее к нему... скорей!
        Он бросился к доктору, чтобы силой увлечь его за собой в ночном хала- те и в домашних туфлях, но доктор уклонился от тянущихся к нему рук.
        - Конечно, я поеду, - сказал он, - но не в этом же наряде.
        Блад был расстроен. Лорд Гилдой покровительствовал ему со дня его приезда в Бриджуотер. Бладу хотелось отплатить чем-нибудь за хорошее от- ношение к нему, и он был огорчен тем, что для этого представился такой печальный случай. Ему хорошо было известно, что молодой аристократ был одним из горячих сторонников герцога Монмута.
        - Конечно, я поеду, - повторил Блад. - Но прежде всего мне нужно одеться и захватить с собой то, что нам может понадобиться.
        - Мы теряем время!
        - Спокойно, спокойно. Мы доедем скорее, если не будем спешить. Войди- те и подождите меня, молодой человек.
        Жестом руки Питт отклонил его приглашение:
        - Я подожду здесь. Ради бога, поспешите!
        Блад быстро поднялся наверх, чтобы одеться и захватить сумку с инструментами. Расспросить о ранениях лорда Гилдоя он мог по дороге в усадьбу Оглторп. Обуваясь, Блад разговаривал с миссис Барлоу, дал нес- колько поручений, распорядившись заодно и насчет обеда, которого, увы, ему так и не суждено было отведать.
        Когда доктор наконец спустился на улицу вместе с миссис Барлоу, ку- дахтавшей, как обиженная наседка, он нашел молодого Питта в окружении толпы напуганных, полуодетых горожан. В большинстве это были женщины, поспешно сбежавшиеся за новостями о битве. Не составляло труда дога- даться, какие именно новости сообщил им Питт, ибо утренний воздух сразу же наполнился плачем и горестными стенаниями.
        Увидев доктора, уже одетого и с сумкой для инструментов под мышкой, Питт освободился от окружавшей его толпы, стряхнул с себя усталость и отстранил обеих своих тетушек, в слезах цеплявшихся за него. Схватив ло- шадь за уздечку, он вскочил в седло.
        - Поехали! - закричал он. - Садитесь позади меня!
        Не тратя слов, Блад последовал этому совету, и Питт тут же дал шпоры лошади. Толпа расступилась. Питер Блад сидел на крупе лошади, отяжелен- ной двойным грузом. Держась за пояс своего спутника, он начал свою одис- сею. Питт, которого Блад считал только посланцем раненого мятежника, на самом деле оказался посланцем Судьбы.


        Глава II
        ДРАГУНЫ КИРКА

        Усадьба Оглторп стояла на правом берегу реки примерно в миле к югу от Бриджуотера. Это был серый приземистый, в стиле эпохи Тюдоров, дом, фун- дамент которого покрывала густая зелень плюща. Приближаясь к усадьбе по дороге, проходившей среди душистых фруктовых садов, мирно дремавших на берегу Парретта, искрившегося под лучами утреннего солнца, Блад с трудом мог поверить, что находится в стране, раздираемой кровопролитной междоу- собицей.
        На мосту, при выезде из Бриджуотера, их встретил авангард усталых, измученных беглецов с поля битвы. Среди них было много раненых. Напрягая остатки своих сил, они торопливо ковыляли в город, тщетно надеясь найти там кров и защиту. Их глаза, выражавшие усталость и страх, жалобно гля- дели на Блада и его спутника. Несколько охрипших голосов предупредили их, что погоня уже близка. Однако молодой Питт, не обращая внимания на предупреждения, мчался по пыльной дороге, на которой количество беглецов из-под Седжмура все увеличивалось. Вскоре он свернул в сторону на тро- пинку, проходившую через луга, покрытые росой. Даже здесь им встречались разрозненные группы беглецов, разбегавшихся во всех направлениях. Проби- ваясь сквозь высокую траву, они боязливо оглядывались, ожидая, что вот-вот покажутся красные камзолы королевских драгун.
        Но поскольку Питт и его спутник приближались к месту расположения штаба Февершема, человеческие обломки битвы вскоре перестали уже им встречаться.
        Сейчас мимо них тянулись мирные фруктовые сады; деревья были отягоще- ны плодами, но никто не собирал их, хотя время приготовления сидра уже наступило.
        Наконец они спешились на каменные плиты двора, где их приветствовал опечаленный и взволнованный владелец усадьбы - Бэйнс.
        В огромной комнате с каменным полом доктор нашел лорда Гилдоя - высо- кого человека с массивным подбородком и крупным носом. Его лицо покрыва- ла свинцовая бледность, он лежал с закрытыми глазами, вытянувшись на сделанной из тростника кушетке, стоявшей у большого окна. Лорд с трудом дышал, и с каждым вздохом с его синих губ срывались слабые стоны. Около раненого хлопотали жена Бэйнса и его миловидная дочь.
        Несколько минут Блад молча рассматривал своего пациента, сожалея, что этот молодой аристократ с блестящим будущим должен был рисковать всем - и, вероятно, даже своей жизнью - ради честолюбия бесчестного авантюрис- та. Вздохнув, Блад опустился на колени перед раненым и, приступая к сво- им профессиональным обязанностям, разорвал его камзол и нижнее белье, чтобы обнажить изуродованный бок молодого лорда, а затем велел принести воды, полотна и все, что ему требовалось.
        Полчаса спустя, когда драгуны ворвались в усадьбу, Блад еще занимался раненым, не обращая внимания на стук копыт и грубые крики. Его вообще нелегко было вывести из равновесия, особенно когда он был поглощен своей работой. Однако раненый, придя в сознание, проявил серьезную озабочен- ность, а Джереми Питт, одежда которого выдавала его причастность к собы- тиям, поспешил спрятаться в бельевом шкафу. Владелец усадьбы заметно волновался, его жена и дочь дрожали от страха, и Бладу пришлось их успо- каивать.
        - Ну, чего вы боитесь? - говорил он. - Ведь мы живем в христианской стране, а христиане не воюют с ранеными и с теми, кто их приютил.
        Блад, как можно судить по этим словам, еще питал какие-то иллюзии в отношении христиан. Затем он поднес к губам раненого стакан с ле- карством, приготовленным по его указаниям:
        - Успокойтесь, лорд. Худшее уже позади.
        В это мгновение в комнату с грохотом и бряцанием ворвалось человек двенадцать драгун Танжерского полка, одетых в камзолы цвета вареного ра- ка. Драгунами командовал мрачный коренастый человек в мундире, обильно расшитом золотыми позументами.
        Бэйнс остался стоять на месте в полувызывающей позе, а его жена и дочь отпрянули в сторону. Блад, сидевший у изголовья больного, обернулся и взглянул на ворвавшихся.
        Офицер приказал солдатам остановиться, а затем, позвякивая шпорами и держа руку в перчатке на эфесе своей сабли, важно прошел вперед еще нес- колько шагов.
        - Я - капитан Гобарт из драгун полковника Кирка, - сказал он громко. - Вы укрываете мятежников?
        Бэйнс, встревоженный грубым тоном военного, пролепетал дрожащим голо- сом:
        - Я... я не укрыватель мятежников, сэр. Этот джентльмен ранен...
        - Это ясно без слов! - прикрикнул на него капитан и, тяжело ступая, подошел к кушетке. Мрачно нахмурясь, он наклонился над лордом. Лицо ра- неного приняло серо-землистый оттенок. - Нет нужды спрашивать, где ранен этот проклятый мятежник... Взять его, ребята! - приказал он своим драгу- нам.
        Но тут Блад загородил собою раненого.
        - Во имя человечности, сэр! - сказал он с ноткой гнева в голосе. - Мы живем в Англии, а не в Танжере. Этот человек тяжело ранен, его нельзя трогать без опасности для жизни.
        Заступничество доктора рассмешило капитана:
        - Ах, так я еще должен заботиться о здоровье мятежников! Черт побери! Вы думаете, что мы будем его лечить? Вдоль всей дороги от Вестона до Бриджуотера расставлены виселицы, и он подойдет для любой из них. Пол- ковник Кирк научит этих дураковпротестантов кое-чему такому, о чем будут помнить их дети, внуки и правнуки!
        - Вешать людей без суда?! - воскликнул Блад возмущенно. - Я, наверно, ошибся. Очевидно, мы сейчас не в Англии, а в Танжере" где стоял когда-то ваш полк.
        Гобарт внимательно посмотрел на доктора, и во взгляде капитана начал разгораться гнев. Разглядывая Блада с ног до головы, он обратил внимание на его сухощавое, мускулистое телосложение, надменную посадку головы, на тот заметный налет властности, который так мало соответствовал профессии доктора, и, сам будучи солдатом, узнал солдата и в Бладе. Глаза капитана сузились. Он начал кое-что припоминать.
        - Кто вы такой, черт бы вас побрал? - закричал он.
        - Моя фамилия - Блад, Питер Блад. К вашим услугам.
        - А... ага... Припоминаю вашу фамилию. Вы служили во французской ар- мии, не так ли?
        Если Блад и был удивлен, то не показал этого:
        - Да, служил.
        - Так, так... Лет пять назад, или около того, вы были в Танжере?
        - Да, я знал вашего полковника.
        - Клянусь честью, я помогу возобновить это знакомство! - И капитан неприятно засмеялся. - Как вы здесь очутились?
        - Я врач, и меня привезли сюда для оказания помощи раненому.
        - Вы - доктор?
        В голосе Гобарта, убежденного в том, что Блад лжет, прозвучало явное презрение.
        - Medicinae baccalaureus, - ответил Блад латинским термином, означав- шим в переводе "бакалавр медицины".
        - Не тычьте мне в нос вашим французским языком! - свирепо закричал Гобарт. - Говорите по-английски!
        Улыбка Блада раздражала и бесила капитана.
        - Я - врач, практикующий в городе Бриджуотере.
        Гобарт криво усмехнулся:
        - А в этот город вы приехали из Лаймского залива [8], сопровождая ва- шего приблудного герцога?
        Насмешливая улыбка скользила по губам Блада.
        - Если бы ваш ум был бы так же остер, как громоподобен ваш голос, то вы давно уже были бы великим человеком.
        Драгун на мгновение потерял дар речи, и на лице его выступил густой румянец.
        - Вы убедитесь, что я достаточно велик, когда вас повесят! - прохри- пел он злобно.
        - Не сомневаюсь, - спокойно сказал Блад. - У вас и внешность и манеры палача. Однако если вы попрактикуетесь в вашем ремесле на моем пациенте, то этим самым завяжете петлю на собственной шее. Он не принадлежит к ка- тегории людей, которых вы можете вздернуть, не задавая вопросов. Он име- ет право требовать суда, суда пэров [9].
        - Суда пэров?
        Капитан был ошеломлен этими двумя словами, подчеркнутыми Бладом.
        - Разумеется. Любой человек, если он не идиот или не дикарь, прежде чем посылать человека на виселицу, спросил бы его фамилию. Этот человек - лорд Гилдой.
        Тут раненый пошевелился и слабым голосом произнес:
        - Я не скрываю своей связи с герцогом Монмутским и готов отвечать за все последствия. Однако, с вашего разрешения, я буду отвечать за эти последствия перед судом пэров, как правильно заметил доктор.
        Он умолк, и в комнате воцарилось молчание. Как у многих хвастливых людей, в натуре Гобарта таилась значительная доля робости, и сообщение о титуле раненого разбудило в нем это чувство. Будучи раболепствующим выс- кочкой, он благоговел перед титулами. Но наряду с этим капитан трепетал и перед своим полковником, потому что Перси Кирк не прощал ошибок своим подчиненным.
        Жестом руки Гобарт остановил своих людей. Он должен был все обдумать и взвесить. Заметив его нерешительность, Блад добавил еще один аргумент, давший Гобарту пищу для дополнительных размышлений:
        - Запомните, капитан, что лорд Гилдой имеет в лагере тори [10] друзей и родственников, которые не преминут сказать кое-что полковнику Кирку, если с его светлостью обойдутся, как с обычным уголовным преступником. Будьте осторожны, капитан, или, как я уже сказал, нынче утром вы сплете- те веревку себе на шею.
        Капитан Гобарт с презрением отмахнулся от этого предупреждения, хотя на самом деле и учел его.
        - Возьмите кушетку! - приказал он. - И доставьте на ней арестованного в Бриджуотер, в тюрьму.
        - Он не перенесет этого пути, - запротестовал Блад. - Его нельзя сей- час трогать.
        - Тем хуже для него. Мое дело - арестовывать мятежников! - И жестом руки он подтвердил ранее отданное им приказание.
        Двое из его людей подняли кушетку и направились с ней к двери. Гилдой сделал слабую попытку протянуть Бладу руку.
        - Я ваш должник, доктор, - сказал он, - и если выживу, то постараюсь заплатить этот долг.
        Вместо ответа Блад только поклонился, а затем сказал солдатам:
        - Несите осторожно, ибо от этого зависит его жизнь.
        Как только Гилдоя унесли, капитан оживился и, повернувшись к Бэйнсу, спросил:
        - Ну, кого еще из проклятых мятежников вы укрываете?
        - Больше никого, сэр. Его светлость...
        - Мы уже разделались с его светлостью. А вами займемся, как только обыщем дом, и, клянусь богом, если вы мне лжете...
        Он прорычал соответствующее приказание своим драгунам: трое из них тут же вышли в соседнюю комнату, откуда через минуту послышался произво- димый ими грохот. Между тем капитан внимательно осматривал комнату, простукивая панели рукояткой пистолета.
        Блад, считая, что ему не следует здесь больше задерживаться, сказал, обращаясь к Гобарту:
        - С вашего разрешения, хочу пожелать вам всего хорошего, капитан.
        - С моего разрешения, вы задержитесь здесь еще! - резко ответил ему Гобарт.
        Блад пожал плечами и сел.
        - Вы нестерпимо скучны, - сказал он. - Удивляюсь, как этого еще не заметил ваш полковник.
        Однако капитан не обратил на него внимания, ибо, нагнувшись, чтобы поднять чью-то потрепанную и запыленную шляпу, заметил прикрепленный к ней маленький пучок дубовых веток. Шляпа лежала у бельевого шкафа" где прятался бедный Питт.
        Капитан со злорадной улыбкой вновь оглядел комнату, остановив свой насмешливый взгляд на Бэйнсе, затем на двух женщинах, стоявших позади, и наконец на Бладе, который сидел, положив ногу на ногу, с видом безразли- чия, но на самом деле ему было далеко не безразлично, как развернутся дальнейшие события.
        Подойдя к шкафу, Гобарт широко распахнул одну из его массивных дубо- вых створок и, схватив за воротник камзола скорчившегося там Питта, вы- тащил его наружу.
        - А это что за тип? - спросил он. - Еще один вельможа?
        Воображение Блада немедленно нарисовало картину виселиц, о которых говорил капитан, и несчастного молодого моряка, без суда вздернутого на одну из них взамен другой жертвы, обманувшей ожидания Гобарта. Блад тут же придумал молодому повстанцу не только титул, но и целую знатную семью.
        - Вы угадали, капитан. Это виконт Питт, двоюродный брат сэра Томаса Вернона, женатого на красотке Молли Кирк - сестре вашего полковника. Вам должно быть известно, что она была фрейлиной жены короля Якова.
        Капитан и его пленник едва не задохнулись от удивления. Но в то время как Питт счел за лучшее скромно промолчать, капитан отвратительно выру- гался, с интересом рассматривая свою новую жертву.
        - Он лжет, не правда ли? - проговорил Гобарт, схватив юношу за плечи и свирепо глядя ему в лицо. - Клянусь богом, он издевается надо мной!
        - Если вы в этом уверены, - сказал Блад, - то повесьте его - и увиди- те, что с вами сделают.
        Драгун гневно взглянул на доктора, а затем на своего пленника.
        - Взять его! - приказал он, толкнув юношу в руки своих людей. - Свя- жите и этого тоже, - указал капитан на Бэйнса. - Мы покажем ему, как ук- рывать мятежников!
        Солдаты набросились на хозяина дома. Бэйнс бурно протестовал, пытаясь вырваться из цепких и грубых рук солдат. Перепуганные женщины кричали от страха до тех пор, пока к ним не подошел капитан. Он схватил дочь Бэйнса за плечо. Прелестная золотоволосая девушка с нежными голубыми глазами умоляюще глядела прямо в лицо капитану. Его глаза вспыхнули, и приподняв голову девушки за подбородок, драгун грубо поцеловал ее в губы, заставив бедняжку вздрогнуть от отвращения.
        - Это задаток, - мрачно улыбаясь, сказал он. - Пусть он успокоит те- бя, маленькая мятежница, пока я не разделаюсь с этими мошенниками.
        И он отошел от девушки, оставив ее в полуобморочном состоянии на ру- ках перепуганной матери. Его люди, посмеиваясь в ожидании дальнейших распоряжений, стояли около двух крепко связанных пленников.
        - Убрать! - приказал Гобарт. - Корнет Дрэйк отвечает за них головой.
        Его горящие глаза снова остановились на съежившейся от страха девуш- ке.
        - Я ненадолго здесь задержусь, - сказал он своим драгунам. - Надо обыскать это логово - не прячутся ли тут и другие мятежники. - Как бы мимоходом вспомнив о чем-то, он, небрежно указав на Блада, добавил: - И этого парня прихватите с собой тоже. Да пошевеливайтесь!
        Блад, словно очнувшись от глубокого раздумья, изумленно взглянул на Гобарта. В эту минуту он как раз думал о том, что в его сумке с инстру- ментами лежал ланцет, с помощью которого можно было бы осуществить над капитаном Гобартом благодетельную операцию, весьма полезную для челове- чества: драгун, несомненно, страдал полнокровием, и кровопускание никак не повредило бы его здоровью. Однако осуществить этот план было нелегко. Блад уже начал прикидывать в уме, не следует ли ему отозвать капитана в сторону, якобы для того, чтобы поведать лакомую сказку о спрятанных сок- ровищах, но несвоевременное вмешательство Гобарта положило конец занима- тельным домыслам доктора.
        Он все же попытался выиграть время.
        - Клянусь честью, меня это устраивает, - сказал он. - Я как раз и со- бирался идти домой, в Бриджуотер. Если бы вы не задержали меня, то я бы уже давно был в пути.
        - Вам и придется идти туда - но только не домой, а в тюрьму.
        - Ба! Вы, конечно, шутите!
        - Там найдется и виселица, если вас это устраивает. Вопрос лишь в том, когда вас повесят - сейчас или несколько позже.
        Грубые руки схватили Блада, а его замечательный ланцет остался в сум- ке с инструментами, лежавшей на столе. Будучи сильным и гибким челове- ком, он вырвался из рук солдат, но на него тут же набросились и повалили на пол, связали руки за спиной и грубо поставили на ноги.
        - Взять его! - коротко сказал Гобарт и, повернувшись к остальным дра- гунам, распорядился: - Обыскать этот дом от чердака до подвала. Ре- зультаты доложите мне. Я буду здесь.
        Солдаты разбежались по всему дому. Конвоиры вытолкали Блада во двор, где уже находились Питт и Бэйнс, ожидавшие отправки в тюрьму. На пороге дома Блад повернулся лицом к Гобарту, и в синих глазах доктора вспыхнул гнев. С его уст готово было сорваться обещание того, что он сделает с капитаном, если ему удастся выжить. Однако он вовремя сдержался, сообра- зив, что высказать такое обещание вслух было бы равносильно тому, если бы он сам захотел погубить все надежды сохранить жизнь, нужную для осу- ществления этого обещания. Сегодня люди короля были владыками на Западе
[11], где они вели себя, как в завоеванной стране, и простой кавалерийс- кий капитан играл роль властелина жизни и смерти людей.
        Блад и его товарищи по несчастью стояли под яблонями сада, привязан- ные к стременам седел. По отрывистой команде корнета Дрэйка маленький отряд направился в Бриджуотер. Страшное предположение Блада о том, что для драгун эта часть Англии стала оккупированной вражеской страной, пол- ностью подтвердилось. Из дома послышался треск отдираемых досок, грохот переворачиваемой мебели, крики и смех грубых людей, для которых охота за повстанцами была лишь предлогом для грабежа и насилия. И в довершение всего, сквозь этот дикий шум донесся пронзительный крик женщины.
        Бэйнс остановился и с выражением муки на пепельно-бледном лице обер- нулся к дому. Но рывок веревки, которой он был привязан к стремени, сва- лил его с ног, и пленник беспомощно протащился по земле несколько ярдов, прежде чем драгун остановил лошадь. Осыпая Бэйнса грубой бранью, солдат несколько раз ударил его плоской стороной своей сабли.
        В это чудесное и душистое июльское утро Блад шел среди яблоневых де- ревьев, склонившихся под тяжестью плодов, и думал, что человек, как он давно уже подозревал, - это не венец природы, а ее отвратительнейшее создание, и только идиот мог избрать себе профессию целителя этих созда- ний, которые заслуживали уничтожения.


        Глава III
        ВЕРХОВНЫЙ СУДЬЯ

        Только два месяца спустя - 19 сентября 1685 года, - если вы интересу- етесь точной датой, Питер Блад предстал перед судом по обвинению в госу- дарственной измене. Мы знаем, что он не был в ней повинен, но можно не сомневаться в том, что ко времени предъявления ему обвинения он пол- ностью подготовился к такой измене. За два месяца, проведенных в тюрьме в нечеловеческих условиях, трудно поддающихся описанию, Блад страстно возненавидел короля Якова и всех его сторонников. Уже одно то, что Блад вообще смог сохранить разум в такой обстановке, свидетельствует о нали- чии у него большой силы духа. И все же каким бы ужасным ни было положе- ние этого совершенно невинного человека, он мог еще благодарить судьбу прежде всего за то, что его вообще вызвали в суд, а затем за то, что суд состоялся именно 19 сентября, а не раньше этой даты. Задержка, столь раздражавшая Блада, представляла для него единственную возможность спас- тись от виселицы, хотя в то время он не отдавал себе в этом отчета.
        Могло, разумеется, случиться и так, что он оказался бы среди тех арестованных, которых на следующий же день после битвы вывели из пере- полненной тюрьмы в Бриджуотере и по распоряжению жаждавшего крови пол- ковника Кирка повесили без суда на рыночной площади. Командир Танжерско- го полка, безусловно, поступил бы так же и с остальными заключенными, если бы не вмешался епископ Мьюсский, положивший конец этим беззаконным казням.
        Только за одну неделю, прошедшую после Седжмурской битвы, Февершем и Кирк, не устраивая комедии суда, казнили свыше ста человек. Победителям требовались жертвы для виселиц, воздвигнутых на юго-западе страны; их ничуть не беспокоило, где и как были захвачены эти жертвы и сколько сре- ди них было невинных людей. Что, в конце концов, стоила жизнь какого-то олуха! Палачи работали не покладая рук, орудуя веревками, топорами и котлами с кипящей смолой... Но я избавлю вас от описания деталей отвра- тительных зрелищ, ибо, в конце концов, нас больше занимает судьба Питера Блада, нежели участь повстанцев, обманутых Монмутом.
        Блад дожил до того дня, когда его вместе с толпой других несчастных, скованных попарно, погнали из Бриджуотера в Таунтон. Не способных ходить заключенных, с гноящимися и незабинтованными ранами, солдаты бесцеремон- но бросили на переполненные телеги. Кое-кому посчастливилось умереть в пути. Когда Блад, как врач, пытался получить разрешение оказать помощь наиболее страдавшим, его сочли наглым и назойливым, пригрозив высечь плетьми. Если он сейчас о чем-либо и сожалел, так только о том, что не участвовал в восстании, организованном Монмутом. Это, конечно, было не- логично, но едва ли следовало ожидать логического мышления от человека в его положении.
        Весь кошмарный путь из Бриджуотера в Таунтон Блад прошел в кандалах плечом к плечу с тем самым Джереми Питтом, который в значительной степе- ни был причиной его несчастий. Молодой моряк все время держался рядом с Бладом. Июль, август и сентябрь они задыхались от жары и зловония в пе- реполненной тюрьме, а перед отправкой их в суд они вместе были скованы кандалами.
        Обрывки слухов и новостей понемножку просачивались сквозь толстые стены тюрьмы из внешнего мира. Кое-какие слухи умышленно распространя- лись среди заключенных - к их числу относился слух о казни Монмута, по- вергший в глубочайшее уныние тех, кто переносил все мучения ради этого фальшивого претендента на престол. Многие из заключенных отказывались верить этому слуху. Они безосновательно утверждали, что вместо Монмута был казнен какой-то человек, похожий на герцога, а сам герцог спасся, для того чтобы вновь явиться в ореоле славы.
        Блад отнесся к этой выдумке с таким же глубоким безразличием, с каким воспринял известие о подлинной смерти Монмута. Однако одна позорная де- таль не только задела Блада, но и укрепила его ненависть к королю Якову. Король изъявил желание встретиться с Монмутом. Если он не имел намерения помиловать мятежного герцога, то эта встреча могла преследовать только самую низкую и подлую цель - насладиться зрелищем унижения Монмута.
        Позднее заключенные узнали, что лорд Грей, фактически возглавлявший восстание, купил себе полное прощение за сорок тысяч фунтов стерлингов. Тут Питер Блад уже не мог не высказать вслух своего презрения к королю Якову.
        - Какая же низкая и грязная тварь сидит на троне! Если бы мне было известно о нем столько, сколько я знаю сегодня, несомненно я дал бы по- вод посадить меня в тюрьму гораздо раньше, - заявил он и тут же спросил: - А как вы полагаете, где сейчас лорд Гилдой?
        Питт, которому он задал этот вопрос, повернул к Бладу свое лицо, ут- ратившее за несколько месяцев пребывания в тюрьме почти весь морской за- гар, и серыми округлившимися глазами вопросительно посмотрел на товарища по заключению.
        - Вы удивляетесь моему вопросу? - спросил Блад. - В последний раз мы видели его светлость в Оглторпе. Меня, естественно, интересует, где дру- гие дворяне - истинные виновники неудачного восстания. Полагаю, что ис- тория с Греем объясняет их отсутствие здесь, в тюрьме. Все они люди бо- гатые и, конечно, давно уж откупились от всяких неприятностей. Виселицы ждут только тех несчастных, которые имели глупость следовать за аристок- ратами, а сами аристократы, конечно, свободны. Курьезное и поучительное заключение. Честное слово, насколько же еще глупы люди!
        Он горько засмеялся и несколько позже с тем же чувством глубочайшего презрения вошел в Таунтонский замок, чтобы предстать перед судом. Вместе с ним были доставлены Питт и Бэйнс, ибо все они проходили по одному и тому же делу, с разбора которого и должен был начаться суд.
        Огромный зал с галереями, наполненный зрителями, в большинстве дама- ми, был убран пурпурной материей. Это была чванливая выдумка верховного судьи, барона Джефрейса, жаждавшего крови. Он сидел на высоком председа- тельском кресле. Пониже сутулились четверо судей в пурпурных мантиях и тяжелых черных париках. А еще ниже сидели двенадцать присяжных заседате- лей.
        Стража ввела заключенных. Судебный пристав, обратившись к публике, потребовал соблюдения полной тишины, угрожая нарушителям тюрьмой. Шум голосов в зале стал постепенно затихать, и Блад пристально разглядывал дюжину присяжных заседателей, которые дали клятву быть "милостивыми и справедливыми". Однако внешность этих людей свидетельствовала о том, что они не могли думать ни о милости, ни о справедливости. Перепуганные и потрясенные необычной обстановкой, они походили на карманных воров, пой- манных с поличным. Каждый из двенадцати стоял перед выбором: или меч верховного судьи, или веление своей совести.
        Затем Блад перевел взгляд на членов суда и его председателя - лорда Джефрейса, о жестокости которого шла ужасная слава.
        Это был высокий, худой человек лет под сорок, с продолговатым краси- вым лицом. Синева под глазами, прикрытыми набрякшими веками, подчеркива- ла блеск его взгляда, полного меланхолии. На мертвенно бледном лице рез- ко выделялись яркие полные губы и два пятна чахоточного румянца.
        Верховный судья, как было известно Бладу, страдал от мучительной бо- лезни, которая уверенно вела его к могиле наиболее кратким путем. И док- тор знал также, что, несмотря на близкий конец, а может, и благодаря этому, Джефрейс вел распутный образ жизни.
        - Питер Блад, поднимите руку!
        Хриплый голос судебного клерка вернул Блада к действительности. Он повиновался, и клерк монотонным голосом стал читать многословное обвини- тельное заключение: Блада обвиняли в измене своему верховному и законно- му владыке Якову II, божьей милостью королю Англии, Шотландии, Франции и Ирландии. Обвинительное заключение утверждало, что Блад не только не проявил любви и почтения к своему королю, но, соблазняемый дьяволом, на- рушил мир и спокойствие королевства, разжигал войну и мятеж с преступной целью лишить своего короля короны, титула и чести, и в заключение Бладу предлагалось ответить: виновен он или не виновен?
        - Я ни в чем не виновен, - ответил он не задумываясь.
        Маленький остролицый человек, сидевший впереди судейского стола, подскочил на своем месте. Это был военный прокурор Полликсфен.
        - Виновен или не виновен? - закричал он. - Отвечайте теми же словами, которыми вас спрашивают.
        - Теми же словами? - переспросил Блад. - Хорошо! Не виновен. - И, об- ращаясь к судьям, сказал: - Я должен заявить, что не сделал ничего, о чем говорится в обвинительном заключении. Меня можно обвинить только в недостатке терпения во время двухмесячного пребывания в зловонной тюрьме, где мое здоровье и моя жизнь подвергались величайшей опаснос- ти...
        Он мог бы сказать еще многое, но верховный судья прервал его мягким, даже жалобным голосом:
        - Я вынужден прервать вас. Мы ведь обязаны соблюдать общепринятые су- дебные нормы. Как я вижу, вы не знакомы с судебной процедурой?
        - Не только не знаком, но до сих пор был счастлив в своем неведении. Если бы это было возможно, я вообще с радостью воздержался бы от подоб- ного знакомства.
        Слабая улыбка на мгновенье скользнула по грустному лицу верховного судьи.
        - Я верю вам. Вы будете иметь возможность сказать все, что хотите, когда выступите в свою защиту. Однако то, что вам хочется сказать сей- час, и неуместно и незаконно.
        Блад, удивленный и обрадованный явной симпатией и предупреди- тельностью судьи, выразил согласие, чтобы его судили бог и страна [12]. Вслед за этим клерк, помолившись богу и попросив его помочь вынести справедливый приговор, вызвал Эндрью Бэйнса, приказал ему поднять руку и ответить на обвинение. От Бэйнса, признавшего себя невиновным, клерк пе- решел к Питту, и последний дерзко признал свою вину. Верховный судья оживился.
        - Ну, вот так будет лучше, - сказал он, и его коллеги в пурпурных мантиях послушно закивали головами. - Если бы все упрямились, как вот эти несомненные бунтовщики, заслуживающие казни, - и он слабым жестом руки указал на Блада и Бэйнса, - мы никогда бы не закончили наше дело.
        Зловещее замечание судьи заставило всех присутствующих содрогнуться. После этого поднялся Полликсфен. Многословно изложив существо дела, по которому обвинялись все трое подсудимых, он перешел к обвинению Питера Блада, дело которого разбиралось первым.
        Единственным свидетелем обвинения был капитан Гобарт. Он живо обрисо- вал обстановку, в которой он нашел и арестовал трех подсудимых вместе с лордом Гилдоем. Согласно приказу своего полковника, капитан обязан был повесить Питта на месте, если бы этому не помешала ложь подсудимого Бла- да, который заявил, что Питт является пэром и лицом, заслуживающим вни- мания.
        По окончании показаний капитана лорд Джефрейс посмотрел на Питера Блада:
        - Есть ли у вас какие-либо вопросы к свидетелю?
        - Никаких вопросов у меня нет, ваша честь. Он правильно изложил то, что произошло.
        - Рад слышать, что вы не прибегаете к уверткам, обычным для людей ва- шего типа. Должен сказать, что никакие увиливания вам здесь и не помогли бы. В конце концов, мы всегда добьемся правды. Можете не сомневаться.
        Бэйнс и Питт, в свою очередь, подтвердили правильность показаний ка- питана. Верховный судья, вздохнув с облегчением, заявил:
        - Ну, если все ясно, так, ради бога, не будем тянуть, ибо у нас еще много дел. - Сейчас уже в его голосе не осталось и признаков мягкости. - Я полагаю, господин Полликсфен, что, коль скоро факт подлой измены этих трех мерзавцев установлен и, более того, признан ими самими, говорить больше не о чем.
        Но тут прозвучал твердый и почти насмешливый голос Питера Блада:
        - Если вам будет угодно выслушать, то говорить есть о чем.
        Верховный судья взглянул на Блада с величайшим изумлением, пораженный его дерзостью, но затем изумление его сменилось гневом. На неестественно красных губах появилась неприятная, жесткая улыбка, исказившая его лицо.
        - Что еще тебе нужно, подлец? Ты опять будешь отнимать у нас время своими бесполезными увертками?
        - Я бы хотел, чтобы ваша честь и господа присяжные заседатели выслу- шали, как это вы мне обещали, что я скажу в свою защиту.
        - Ну что же... Послушаем... - Резкий голос верховного судьи внезапно сорвался и стал глухим. Фигура судьи скорчилась. Своей белой рукой с на- бухшими синими венами он достал носовой платок и прижал его к губам. Пи- тер Блад понял как врач, что Джефрейс испытывает сейчас приступ боли, вызванной разрушающей его болезнью. Но судья, пересилив боль, продолжал: - Говори! Хотя что еще можно сказать в свою защиту после того, как во всем признался?
        - Вы сами об этом будете судить, ваша честь.
        - Для этого я сюда и прислан.
        - Прошу и вас, господа, - обратился Блад к членам суда, которые бес- покойно задвигались под уверенным взглядом его светло-синих глаз.
        Присяжные заседатели смертельно боялись Джефрейса, ибо он вел себя с ними так, будто они сами были подсудимыми, обвиняемыми в измене.
        Питер Блад смело вышел вперед... Он держался прямо и уверенно, но ли- цо его было мрачно.
        - Капитан Гобарт в самом деле нашел меня в усадьбе Оглторп, - сказал Блад спокойно, - однако он умолчал о том, что я там делал.
        - Ну, а что же ты должен был делать там в компании бунтовщиков, чья вина уже доказана?
        - Именно это я и прошу разрешить мне сказать.
        - Говори, но только короче. Если мне придется выслушать все, что здесь захотят болтать собакипредатели, нам нужно будет заседать до вес- ны.
        - Я был там, ваша честь, для того, чтобы врачевать раны лорда Гилдоя.
        - Что такое? Ты хочешь сказать нам, что ты доктор?
        - Да, я окончил Тринити-колледж в Дублине.
        - Боже милосердный! - вскричал Джефрейс, в голосе которого вновь заз- вучала сила. - Поглядите на этого мерзавца! - обратился он к членам су- да. - Ведь свидетель показал, что несколько лет назад встречал его в Танжере как офицера французской армии. Вы слышали и признание самого подсудимого о том, что показания свидетеля правильны.
        - Я признаю это и сейчас. Но вместе с тем правильно также и то, что сказал я. Несколько лет мне пришлось быть солдатом, но раньше я был вра- чом и с января этого года, обосновавшись в Бриджуотере, вернулся к своей профессии доктора, что может подтвердить сотня свидетелей.
        - Не хватало еще тратить на это время! Я вынесу приговор на основании твоих же собственных слов, подлец! Еще раз спрашиваю: как ты, выдающий себя за врача, мирно занимавшегося практикой в Бриджуотере, оказался в армии Монмута?
        - Я никогда не был в этой армии. Ни один свидетель не показал этого и, осмеливаюсь утверждать, не покажет. Я не сочувствовал целям восстания и считал эту авантюру сумасшествием. С вашего разрешения, хочу спросить у вас: что мог делать я, католик, в армии протестантов?
        - Католик? - мрачно переспросил судья, взглянув на него. - Ты - хны- кающий ханжа-протестант! Должен сказать тебе, молодой человек, что я но- сом чую протестанта за сорок миль.
        - В таком случае, удивляюсь, почему вы, обладая столь чувствительным носом, не можете узнать католика на расстоянии четырех шагов.
        С галерей послышался смех, немедленно умолкший после направленных ту- да свирепых взглядов судьи и криков судебного пристава.
        Подняв изящную, белую руку, все еще сжимавшую носовой платок, и под- черкивая каждое слово угрожающим покачиванием указательного пальца, Джефрейс сказал:
        - Вопрос о твоей религии, мой друг, мы обсуждать не будем. Однако за- помни, что я тебе скажу: никакая религия не может оправдать ложь. У тебя есть бессмертная душа. Подумай об этом, а также о том, что всемогущий бог, перед судом которого и ты, и мы, и все люди предстанем в день вели- кого судилища, накажет тебя за малейшую ложь и бросит в бездну, полную огня и кипящей серы. Бога нельзя обмануть! Помни об этом всегда. А сей- час скажи: как случилось, что тебя захватили вместе с бунтовщиками?
        Питер Блад с изумлением и ужасом взглянул на судью:
        - В то утро, ваша честь, меня вызвали к раненому лорду Гилдою. По долгу профессии я считал своей обязанностью оказать ему помощь.
        - Своей обязанностью? - И судья с побелевшим лицом, перекошенным ус- мешкой, гневно взглянул на Блада. Затем, овладев собой, Джефрейс глубоко вздохнул и с прежней мягкостью сказал: - О, мой бог! Нельзя же так испы- тывать наше терпение. Ну хорошо. Скажите, кто вас вызывал?
        - Находящийся здесь Питт. Он может подтвердить мои слова.
        - Ага! Подтвердит Питт, уже сознавшийся в своей измене. И это - ваш свидетель?
        - Здесь находится и Эндрью Бэйнс. Он скажет то же самое.
        - Дорогому Бэйнсу еще предстоит самому ответить за свои прегрешения. Полагаю, он будет очень занят, спасая свою собственную шею от веревки. Так, так! И что все ваши свидетели?
        - Почему же все, ваша честь? Можно вызвать из Бриджуотера и других свидетелей, которые видели, как я уезжал вместе с Питтом на крупе, его лошади.
        - О, в этом не будет необходимости, - улыбнулся верховный судья. - Я не намерен тратить на вас время. Скажите мне только одно: когда Питт, как вы утверждаете, явился за вами, знали ли вы, что он был сторонником Монмута, в чем он уже здесь сознался?
        - Да, ваша честь, я знал об этом.
        - Вы знали! Ага! - И верховный судья грозно посмотрел на присяжных заседателей, съежившихся от страха. - И все же, несмотря на это, вы пое- хали с ним?
        - Да, я считал святым долгом оказать помощь раненому человеку.
        - Ты называешь это святым долгом, мерзавец?! - заорал судья. - Боже милосердный! Твой святой долг, подлец, служить королю и богу! Но не бу- дем говорить об этом. Сказал ли вам этот Питт, кому именно нужна была ваша помощь?
        - Да, лорду Гилдою.
        - А знали ли вы, что лорд Гилдой был ранен в сражении и на чьей сто- роне он сражался?
        - Да, знал.
        - И тем не менее, будучи, как вы нас пытаетесь убедить, лояльным под- данным нашего короля, вы отправились к Гилдою?
        На мгновение Питер Блад потерял терпение.
        - Меня занимали его раны, а не его политические взгляды! - сказал он резко.
        На галереях и даже среди присяжных заседателей раздался одобрительный шепот, который лишь усилил ярость верховного судьи.
        - Господи Исусе! Жил ли еще когда-либо на свете такой бесстыжий зло- дей, как ты? - И Джефрейс повернул свое мертвенно-бледное лицо к членам суда. - Я обращаю ваше внимание, господа, на отвратительное поведение этого подлого изменника. Того, в чем он сам сознался, достаточно, чтобы повесить его десять раз... Ответьте мне, подсудимый, какую цель вы прес- ледовали, мороча капитана Гобарта враньем о высоком сане изменника Пит- та?
        - Я хотел спасти его от виселицы без суда.
        - Какое вам было дело до этого негодяя?
        - Забота о справедливости - долг каждого верноподданного, - спокойно сказал Питер Блад. - Несправедливость, совершенная любым королевским слугой, в известной мере бесчестит самого короля.
        Это был сильный выпад по адресу суда, обнаруживающий, как мне кажет- ся, самообладание Блада и остроту его ума, особенно усиливавшиеся в мо- менты величайшей опасности. На любой другой состав суда эти слова произ- вели бы именно то впечатление, на которое и рассчитывал Блад. Бедные, малодушные овцы, исполнявшие роли присяжных, заколебались. Но тут снова вмешался Джефрейс.
        Он громко, с трудом задышал, а затем неистово ринулся в атаку, чтобы сгладить благоприятное впечатление, произведенное словами Блада.
        - Владыка небесный! - закричал судья. - Видали вы когда-нибудь такого наглеца?! Но я уже разделался с тобой. Кончено! Я вижу, злодей, веревку на твоей шее!
        Выпалив эти слова, которые не давали возможности присяжным прислу- шаться к голосу своей совести, Джефрейс опустился в кресло и вновь овла- дел собой. Судебная комедия была окончена. На бледном лице судьи не ос- талось никаких следов возбуждения, оно сменилось выражением тихой мелан- холии. Помолчав, он заговорил мягким, почти нежным голосом, однако каж- дое его слово отчетливо раздавалось в притихшем зале:
        - Не в моем характере причинять кому-либо вред или радоваться чьей-либо гибели. Только из сострадания к вам я употребил все эти слова, надеясь, что вы сами позаботитесь о своей бессмертной душе, а не будете способствовать ее проклятию, упорствуя и лжесвидетельствуя. Но я вижу, что все мои усилия, все мое сострадание и милосердие бесполезны. Мне не о чем больше с вами говорить. - И, повернувшись к членам суда, он ска- зал: - Господа! Как представитель закона, истолкователями которого явля- емся мы - судьи, а не обвиняемый, должен напомнить вам, что если кто-то, хотя бы и не участвовавший в мятеже против короля, сознательно принима- ет, укрывает и поддерживает мятежника, то этот человек является таким же предателем, как и тот, кто имел в руках оружие. Таков закон! Руко- водствуясь сознанием своего долга и данной вами присягой, вы обязаны вы- нести справедливый приговор.
        После этого верховный судья приступил к изложению речи, в которой пы- тался доказать, что и Бэйнс и Блад виновны в измене: первый - за укрытие предателя, а второй - за оказание ему медицинской помощи. Речь судьи бы- ла усыпана льстивыми ссылками на законного государя и повелителя - коро- ля, поставленного богом над всеми, и бранью в адрес протестантов и Мон- мута, о котором он сказал, что любой законнорожденный бедняк в коро- левстве имел больше прав на престол, нежели мятежный герцог.
        Закончив свою речь, он, обессиленный, не опустился, а упал в свое кресло и несколько минут сидел молча, вытирая платком губы. Потом, кор- чась от нового приступа боли, он приказал членам суда отправиться на со- вещание.
        Питер Блад выслушал речь Джефрейса с отрешенностью, которая впос- ледствии, когда он вспоминал эти часы, проведенные в зале суда, не раз удивляла его. Он был так поражен поведением верховного судьи и быстрой сменой его настроений, что почти забыл об опасности, угрожавшей его собственной жизни.
        Отсутствие членов суда было таким же кратким, как и их приговор: все трое признавались виновными. Питер Блад обвел взглядом зал суда, и на одно мгновение сотни бледных лиц заколебались перед ним. Однако он быст- ро овладел собой и услышал, что кто-то его спрашивает: может ли он ска- зать, почему ему не должен быть вынесен смертный приговор [13] после признания его виновным в государственной измене?
        Он внезапно засмеялся, и смех этот странно и жутко прозвучал в мерт- вой тишине зала. Правосудие, отправляемое больным маньяком в пурпурной мантии, было сплошным издевательством. Да и сам верховный судья - про- дажный инструмент жестокого, злобного и мстительного короля - был нас- мешкой над правосудием. Но даже и на этого маньяка подействовал смех Блада.
        - Вы смеетесь на пороге вечности, стоя с веревкой на шее? - удивленно спросил верховный судья.
        И здесь Блад использовал представившуюся ему возможность мести:
        - Честное слово, у меня больше оснований для радости, нежели у вас. Прежде чем будет утвержден мой приговор, я должен сказать следующее: вы видите меня, невинного человека, с веревкой на шее, хотя единственная моя вина в том, что я выполнил свой долг, долг врача. Вы выступали здесь, заранее зная, что меня ожидает. А я как врач могу заранее ска- зать, что ожидает вас, ваша честь. И, зная это, заявляю вам, что даже сейчас я не поменялся бы с вами местами, не сменял бы той веревки, кото- рой вы хотите меня удавить, на тот камень, который вы в себе носите. Смерть, к которой вы приговорите меня, будет истинным удовольствием по сравнению с той смертью, к которой вас приговорил тот господь бог, чье имя вы здесь так часто употребляете.
        Бледный, с судорожно дергающимися губами, верховный судья неподвижно застыл в своем кресле. В зале стояла полнейшая тишина. Все, кто знал Джефрейса, решили, что это затишье перед бурей, и уже готовились к взры- ву.
        Но никакого взрыва не последовало. На лице одетого в пурпур судьи медленно проступил слабый румянец. Джефрейс как бы выходил из состояния оцепенения. Он с трудом поднялся и приглушенным голосом, совершенно ме- ханически, как человек, мысли которого заняты совсем другим, вынес смертный приговор, не ответив ни слова на то, о чем говорил Питер Блад. Произнеся приговор, судья снова опустился в кресло. Глаза его были полу- закрыты, а на лбу блестели капли пота.
        Стража увела заключенных.
        Один из присяжных заседателей случайно подслушал, как Полликсфен, несмотря на свое положение военного прокурора, втайне бывший вигом, тихо сказал своему коллеге-адвокату:
        - Клянусь богом, этот черномазый мошенник до смерти перепугал верхов- ного судью. Жаль, что его должны повесить. Человек, способный устрашить Джефрейса, пошел бы далеко.


        Глава IV
        ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ

        Полликсфен был прав и неправ в одно и то же время.
        Он был прав в своем мнении, что человек, способный вывести из себя такого деспота, как Джефрейс, должен был сделать хорошую карьеру. И в то же время он был неправ, считая предстоящую казнь Питера Блада неизбеж- ной.
        Я уже сказал, что несчастья, обрушившиеся на Блада в результате его посещения усадьбы Оглторп, включали в себя и два обстоятельства положи- тельного порядка: первое, что его вообще судили, и второе, что суд сос- тоялся 19 сентября. До 18 сентября приговоры суда приводились в исполне- ние немедленно. Но утром 19 сентября в Таунтон прибыл курьер от госу- дарственного министра лорда Сэндерленда с письмом на имя лорда Джефрей- са. В письме сообщалось, что его величество король милостиво приказывает отправить тысячу сто бунтовщиков в свои южные колонии на Ямайке, Барба- досе и на Подветренных островах.
        Вы, конечно, не предполагаете, что это приказание диктовалось каки- ми-то соображениями гуманности. Лорд Черчилль, один из видных сановников Якова II, был совершенно прав, заметив как-то, что сердце короля столь же чувствительно, как камень. "Гуманность" объяснялась просто: массовые казни были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то время как в колониях не хватало людей для работы на плантациях, и здоро- вого, сильного мужчину можно было продать за 10-15 фунтов стерлингов. Немало сановников при дворе короля имели основания претендовать на коро- левскую щедрость, и сейчас представлялся дешевый и доступный способ для удовлетворения их насущных нужд.
        В конце концов, что стоило королю подарить своим приближенным некото- рое количество осужденных бунтовщиков?
        В своем письме лорд Сэндерленд подробно описывал все детали королевс- кой милости, заключенной в человеческой плоти и крови. Тысяча осужденных отдавалась восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы. Всех этих людей следовало немедленно отправить в южные владения короля, где они и должны были содержаться впредь до освобождения через десять лет. Лица, которым передавались заключенные, обязывались обеспечить их немедленную перевозку.
        От секретаря лорда Джефрейса мы знаем, как в эту ночь верховный судья в пьяном бешенстве яростно поносил это недопустимое, на его взгляд, "ми- лосердие" короля. Нам известно, что в письме, посланном королю, верхов- ный судья пытался убедить его пересмотреть свое решение, однако король Яков отказался это сделать. Не говоря уже о косвенных прибылях, которые он получал от этого "милосердия", оно вполне соответствовало его харак- теру. Король понимал, что многие заключенные умрут мучительной смертью, будучи не в состоянии перенести ужасы рабства в Вест-Индии, и судьбе их будут завидовать оставшиеся в живых товарищи.
        Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс и Джереми Питт, вместо того чтобы быть повешенными, колесованными и четвертованными, как определялось в приговоре, были отправлены вместе с другими пятьюдесятью заключенными в Бристоль, а оттуда морем на корабле "Ямайский купец". От большой скученности, плохой пищи и гнилой воды среди осужденных вспыхну- ли болезни, унесшие в океанскую могилу одиннадцать человек. Среди погиб- ших оказался и несчастный Бэйнс.
        Смертность среди заключенных, однако, была сокращена вмешательством Питера Блада. Вначале капитан "Ямайского купца" бранью и угрозами встре- чал настойчивые просьбы врача разрешить ему доступ к ящику с лекарствами для оказания помощи больным. Но потом капитан Гарднер сообразил, что его, чего доброго, еще притянут к ответу за слишком большие потери живо- го товара. С некоторым запозданием он все же воспользовался медицинскими познаниями Питера Блада. Улучшив условия, в которых находились заключен- ные, и наладив медицинскую помощь, Блад остановил распространение болез- ней.
        В середине декабря "Ямайский купец" бросил якорь в Карлайлской бухте, и на берег были высажены сорок два оставшихся в живых повстанца.
        Если эти несчастные воображали (а многим из них, видимо, так и каза- лось), что они едут в дикую, нецивилизованную страну, то одного взгляда на нее, брошенного во время торопливой перегрузки живого товара с кораб- ля в лодки, было достаточно, для того чтобы изменить это представление. Они увидели довольно большой город с домами европейской архитектуры, но без сутолоки, характерной для городов Европы. Над красными крышами воз- вышался шпиль церкви. Вход в широкую бухту защищался фортом, из амбразур которого во все стороны торчали стволы пушек. На отлогом склоне холма белел фасад большого губернаторского дома. Холм был покрыт яркозеленой растительностью, какая бывает в Англии в апреле, и день напоминал такой же апрельский день в Англии, поскольку сезон дождей только кончился.
        На широкой мощеной набережной выстроился вооруженный отряд милиции, присланный для охраны осужденных. Здесь же собралась толпа зрителей, по одежде и по поведению отличавшаяся от обычной толпы в любом морском пор- ту Англии только тем, что в ней было меньше женщин и больше негров.
        Для осмотра выстроенных на молу осужденных приехал губернатор Стид - низенький полный человек с красным лицом, одетый в камзол из толстого голубого шелка, обильно разукрашенный золотыми позументами. Он слегка прихрамывал и потому опирался на прочную трость из черного дерева. Вслед за губернатором появился высокий, дородный мужчина в форме полковника барбадосской милиции. На большом желтоватом лице его словно застыло вы- ражение недоброжелательства. Рядом с ним шла стройная девушка в элегант- ном костюме для верховой езды. Широкополая серая шляпа, украшенная алыми страусовыми перьями, прикрывала продолговатое, с тонкими чертами лицо, на котором тропический климат не оставил никаких следов. Локоны блестя- щих каштановых волос кольцами падали на плечи. Широко поставленные карие глаза открыто смотрели на мир, а на лице ее вместо обычного задорного выражения сейчас было видно сострадание.
        Питер Блад спохватился, поймав себя на том, что он не сводит удивлен- ных глаз с очаровательного лица этой девушки, находившейся здесь явно не на месте. Обнаружив, что она, в свою очередь, также пристально его разг- лядывает, Блад поежился, чувствуя, какое печальное зрелище он представ- ляет. Немытый, с грязными и спутанными волосами и давно не бритой черной бородой, в лохмотьях, оставшихся от некогда хорошего камзола, который сейчас обезобразил бы даже огородное пугало, он совершенно не подходил для того, чтобы на него смотрели такие красивые глаза. И тем не менее эта девушка с какимто почти детским изумлением и жалостью продолжала его рассматривать. Затем она коснулась рукой своего компаньона, который с недовольным ворчанием повернулся к ней.
        Девушка горячо говорила ему о чем-то, но было совершенно очевидно, что полковник слушал ее невнимательно. Взгляд его маленьких блестящих глаз, расположенных близко к мясистому крючковатому носу, перешел с нее и остановился на светловолосом крепыше Питте, стоявшем рядом с Бладом.
        Но тут к ним подошел губернатор, и между ними завязался общий разго- вор.
        Девушка говорила очень тихо, и Блад ее совсем не слышал; слова пол- ковника доносились до него в форме неразборчивого мычания. Губернатор же, обладавший пронзительным голосом, считал себя остроумным человеком и любил, чтобы ему все внимали.
        - Послушайте, мой дорогой полковник Бишоп. Вам предоставляется право первого выбора из этого прекрасного букета цветов и по той цене, которую вы назначите сами. А всех остальных мы продадим с торгов.
        Полковник Бишоп кивнул головой в знак согласия:
        - Ваше превосходительство очень добры. Но, клянусь честью, это не партия рабочих, а жалкое стадо кляч. Вряд ли от них будет какой-нибудь толк на плантациях.
        Презрительно щуря маленькие глазки, он вновь осмотрел всех осужден- ных, и выражение злой недоброжелательности на его лице еще более усили- лось. Затем, подозвав к себе капитана "Ямайского купца" Гарднера, он несколько минут разговаривал с ним, рассматривая полученный от него спи- сок.
        Потом полковник сунул список обратно Гарднеру и подошел к осужденным повстанцам. Подле молодого моряка из Сомерсетшира Бишоп остановился. Ощупав мускулы на руках Питта, он приказал ему открыть рот, чтобы осмот- реть зубы; облизнулся, кивнул головой и, не поворачиваясь, буркнул шед- шему позади него Гарднеру:
        - За этого - пятнадцать фунтов.
        Капитан скорчил недовольную гримасу:
        - Пятнадцать фунтов? Это не составит и половины того, что я хотел просить за него.
        - Это вдвое больше того, что я был намерен заплатить, - проворчал полковник.
        - Но ведь и тридцать фунтов за него - слишком дешево, ваша честь.
        - За такую цену я могу купить негра. Эти белые свиньи не умеют рабо- тать и быстро дохнут в нашем климате.
        Гарднер начал расхваливать здоровье Питта, его молодость и выносли- вость, словно речь шла не о человеке, а о вьючном животном. Впечатли- тельный Питт стоял молча, не шевелясь. Лишь румянец, то появлявшийся, то исчезавший на его щеках, выдавал внутреннюю борьбу, которую вел с собой молодой человек, пытаясь сохранить самообладание. У Питера Блада эта гнусная торговля вызывала чувство глубочайшего отвращения.
        В стороне от всего этого прогуливалась, разговаривая с губернатором, девушка, на которую Блад обратил внимание. Губернатор прыгал около нее, глупо улыбаясь и прихорашиваясь. Девушка, очевидно, не понимала, каким мерзким делом занимался полковник. А быть может, подумал Блад, это было ей совершенно безразлично?
        В эту секунду полковник Бишоп повернулся на каблуках, собираясь ухо- дить.
        - Двадцать фунтов - и ни пенса больше. Это моя предельная цена. Она вдвое больше той, какую вам предложит Крэбстон.
        Капитан Гарднер, поняв по его тону, что это действительно оконча- тельная цена, вздохнул и согласился. Бишоп направился дальше, вдоль ше- ренги заключенных. Блада и стоявшего рядом с ним худого юношу полковник удостоил только мимолетным взглядом. Однако, следующий за ними мужчина средних лет и гигантского телосложения, по имени Волверстон, потерявший глаз в сражении при Седжмуре, привлек к себе его внимание, и торговля началась снова.
        Питер Блад стоял в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая незна- комый душистый воздух. Он был насыщен странным ароматом, состоящим из смеси запахов кампешевого дерева [14], ямайского перца и душистого кед- ра. Необычайный этот аромат заставил его забыть обо всем и погрузиться в бесполезные размышления. Он совершенно не был расположен к разговорам. Так же чувствовал себя и Питт, молча стоявший возле Блада и думавший о неизбежной разлуке с человеком, рядом с которым, плечом к плечу, он про- жил смутные месяцы и полюбил его, как друга и старшего брата. Чувства одиночества и тоски властно охватили его, и по сравнению с этим все, что он пережил раньше, показалось ему незначительным. Разлука с доктором бы- ла для Питта мучительным завершением всех обрушившихся на него несчас- тий.
        К осужденным подходили другие покупатели, рассматривали их, проходили мимо, но Блад не обращал на них внимания. Затем в конце шеренги осужден- ных произошло какое-то движение. Это Гарднер громким голосом сообщал что-то толпе остальных покупателей, ожидавших, пока полковник Бишоп от- берет нужный ему человеческий товар. После того как Гарднер закончил свою речь, Блад заметил, что девушка говорила о чем-то Бишопу и хлыстом с серебряной рукояткой показывала на шеренгу. Бишоп, прикрыв глаза рукой от солнца, поглядел на осужденных и двинулся к ним тяжелой, раскачиваю- щейся походкой вместе с Гарднером и в сопровождении шедших позади девуш- ки и губернатора. Медленно идя вдоль шеренги, полковник поравнялся с Бладом и прошел бы мимо, если бы девушка не коснулась своим хлыстом руки Бишопа.
        - Вот тот человек, которого я имела в виду, - сказала она.
        - Этот? - спросил полковник, и в его голосе прозвучало презрение.
        Питер Блад пристально всматривался в круглые глазки полковника, глу- боко сидевшие, как изюминки в пудинге, на его желтом мясистом лице. Блад чувствовал, что этот оскорбительный осмотр вызывает краску на его лице.
        - Ба! - услышал он голос Бишопа. - Мешок костей. Пусть его берет кто хочет.
        Он повернулся, чтобы уйти, но тут вмешался Гарднер:
        - Он, может быть, и тощ, но зато вынослив. Когда половина арестантов была больна, этот мошенник оставался на ногах и лечил своих товарищей. Если бы не он, то покойников на корабле было бы больше... Ну, скажем, пятнадцать фунтов за него, полковник? Ведь это, ей-богу, дешево. Еще раз говорю, ваша честь: он вынослив и силен, хотя и тощ. Это как раз такой человек, который вынесет любую жару. Климат никогда не убьет его.
        Губернатор Стид захихикал:
        - Слышите, полковник? Положитесь на вашу племянницу. Женщина сразу оценит мужчину, едва лишь на него взглянет.
        Он рассмеялся, весьма довольный своим остроумием. Но смеялся он один. По лицу племянницы Бишопа пронеслось облачко раздражения, а сам полков- ник был слишком поглощен мыслями об этой сделке, чтобы обратить внимание на сомнительный юмор губернатора. Он пошевелил губами и почесал рукой подбородок. Джереми Питт почти перестал дышать.
        - Хотите десять фунтов? - выдавил из себя наконец полковник.
        Питер Блад молил бога, чтобы это предложение было отвергнуто. Мысль о том, что он может стать собственностью этого грязного животного и в ка- който мере собственностью кареглазой молодой девицы, вызывала у него ве- личайшее отвращение. Но раб есть раб, и не в его власти решать свою судьбу. Питер Блад был продан пренебрежительному покупателю, полковнику Бишопу, за ничтожную сумму в десять фунтов стерлингов.


        Глава V
        АРАБЕЛЛА БИШОП

        Солнечным январским утром, спустя месяц после прихода "Ямайского куп- ца" в Бриджтаун, мисс Арабелла Бишоп выехала из красивого дядиного дома, расположенного на холме к северо-западу от города. Ее сопровождали два негра, бежавших за ней на почтительном расстоянии. Она направлялась с визитом к жене губернатора: миссис Стид в последнее время жаловалась на недомогание. Доехав до вершины отлогого, покрытого травой холма, Арабел- ла увидела идущего навстречу ей высокого человека в шляпе и парике, строго и хорошо одетого. Незнакомцы не часто встречались здесь на остро- ве. Но ей все же показалось, что она где-то видела этого человека.
        Мисс Арабелла остановила лошадь, будто для того, чтобы полюбоваться открывшимся перед ней видом: он в самом деле был достаточно красив, и задержка ее выглядела естественной. В то же время уголками карих глаз она пристально разглядывала этого человека, по мере того как он прибли- жался. Первое ее впечатление о костюме человека было не совсем пра- вильно, ибо хотя одет он был достаточно строго, но едва ли хорошо: кам- зол и брюки из домотканой материи, а на ногах - простые чулки. Если та- кой костюм хорошо сидел на нем, то объяснялось это скорее природным изя- ществом незнакомца, нежели искусством его портного. Приблизившись к де- вушке, человек почтительно снял широкополую шляпу, без ленты и пера, и то, что на некотором расстоянии она приняла за парик, оказалось собственной вьющейся, блестяще-черной шевелюрой.
        Загорелое лицо этого человека было печально, а его удивительные синие глаза мрачно глядели на девушку. Он прошел бы мимо, если бы она его не остановила.
        - Мне кажется, я вас знаю, - заметила она.
        Голос у нее был звонкий и мальчишеский, да и вообще в манерах этой очаровательной девушки было что-то ребяческое. Ее непосредственность, отвергавшая все ухищрения ее пола, позволяла ей быть в отличных отноше- ниях со всем миром. Возможно, этим объяснялось и то странное на первый взгляд обстоятельство, что, дожив до двадцати пяти лет, Арабелла Бишоп не только не вышла замуж, но даже не имела поклонников.
        Со всеми знакомыми мужчинами она обращалась, как с братьями, и такое непринужденное обращение осложняло возможность ухаживать за ней, как за женщиной.
        Сопровождавшие Арабеллу негры остановились и присели на корточки в ожидании, пока их хозяйке заблагорассудится продолжить свой путь.
        Остановился и незнакомец, к которому обратилась Арабелла.
        - Хозяйке полагается знать свое имущество, - ответил он.
        - Мое имущество?
        - Или вашего дяди. Позвольте представиться: меня зовут Питер Блад, и моя цена - ровно десять фунтов. Именно такую сумму ваш дядя уплатил за меня. Не всякий человек имеет подобную возможность узнать себе цену.
        Теперь она вспомнила его.
        - Боже мой! - воскликнула она. - И вы можете еще смеяться!
        - Да, это достижение, - признал он. - Но ведь я живу не так плохо, как предполагал.
        - Я слыхала об этом, - коротко ответила Арабелла.
        Ей действительно говорили, что осужденный повстанец, к которому она проявила интерес, оказался врачом. Об этом стало известно губернатору Стиду, страдавшему от подагры, и он позаимствовал Блада у его владельца. Благодаря своему искусству или просто в результате счастливого стечения обстоятельств, но Блад оказал губернатору помощь, которую не смогли ока- зать его превосходительству два других врача, практикующих в Бриджтауне. Затем супруга губернатора пожелала, чтобы Блад вылечил ее от мигрени. Блад обнаружил, что она страдает не столько от мигрени, сколько от свар- ливости, явившейся следствием природной раздражительности, усиленной скукой жизни на Барбадосе. Тем не менее он приступил к лечению губерна- торши, и она убедила себя, что ей стало лучше. После этого доктор Блад стал известен всему Бриджтауну, так как полковник Бишоп пришел к выводу, что для него значительно выгоднее разрешать новому рабу заниматься своей профессией, нежели использовать его на плантациях.
        - Мне нужно поблагодарить вас, сударыня, за то, что я живу в условиях относительной свободы и чистоты, - сказал Блад. - Пользуюсь случаем, чтобы выразить вам свою признательность.
        Однако благодарность, выраженная в словах, не чувствовалась в его го- лосе.
        "Не издевается ли он?" - подумала Арабелла, глядя на него с такой ис- пытующей искренностью, которая могла бы смутить другого человека.
        Но он понял ее взгляд как вопрос и тут же на него ответил:
        - Если бы меня купил другой плантатор, то можно не сомневаться в том, что мои врачебные способности остались бы неизвестными и сейчас я рубил бы лес или мотыжил землю так же, как бедняги, привезенные сюда вместе со мной.
        - Но почему вы благодарите меня? Ведь вас купил мой дядя, а не я.
        - Он не сделал бы этого, если бы вы не уговорили его. Хотя надо приз- наться, - добавил Блад, - что в то время я был возмущен этим.
        - Возмущены? - В ее мальчишеском голосе прозвучало удивление.
        - Да, именно возмущен. Не могу сказать, что не знаю жизни, однако мне никогда еще не приходилось быть в положении живого товара, и едва ли я был способен проявить любовь к моему покупателю.
        - Если я убедила дядю сделать это, то только потому, что пожалела вас. - В тоне ее голоса послышалась некоторая строгость, как бы порицаю- щая ту смесь дерзости и насмешки, с которыми он, как ей показалось, раз- говаривал. - Мой дядя, наверно, кажется вам тяжелым человеком, - продол- жала она. - Несомненно, это так и есть. Все плантаторы - жестокие и су- ровые люди. Видимо, такова жизнь. Но есть плантаторы гораздо хуже его. Вот, например, Крэбстон из Спейгстауна. Он тоже был там, на молу, ожидая своей очереди подобрать себе то, что останется после дядиных покупок. Если бы вы попали к нему в руки... Это ужасный человек... Вот почему так произошло.
        Блад был несколько смущен.
        - Но ведь там были и другие, достойные сочувствия, - пробормотал он.
        - Вы показались мне не совсем таким, как другие.
        - А я не такой и есть, - сказал он.
        - О! - Она пристально взглянула на него и несколько насторожилась. - Вы, должно быть, очень высокого мнения о себе.
        - Напротив, сударыня. Вы не так меня поняли. Те, другие, - это заслу- живающие уважения повстанцы, а я им не был. В этом и заключается разли- чие. Я не принадлежал к числу умных людей, которые считали необходимым подвергнуть Англию очищению. Меня удовлетворяла докторская карьера в Бриджуотере, тогда как люди лучше меня проливали свою кровь, чтобы изг- нать грязного тирана и его мерзавцев-придворных...
        - Мне кажется, вы ведете изменнические разговоры, - прервала она его.
        - Надеюсь, что я достаточно ясно изложил свое мнение, - ответил Блад.
        - Если услышат то, что вы говорите, вас запорют плетьми.
        - О нет, губернатор не допустит этого. Он болен подагрой, а у его супруги - мигрень.
        - И вы на это полагаетесь? - бросила она презрительно.
        - Вижу, что вы не только никогда не болели подагрой, но даже не стра- дали от мигрени, - заметил Блад.
        Она нетерпеливо махнула рукой и, отведя на мгновение свой взгляд от собеседника, поглядела на море. Ее брови нахмурились, и она снова взгля- нула на Блада:
        - Но если вы не повстанец, то как же попали сюда?
        Он понял, что она сомневается, и засмеялся.
        - Честное слово, это длинная история, - сказал он.
        - И вероятно, она относится к числу таких, о которых вы предпочли бы умолчать.
        Тогда он кратко рассказал ей о том, что с ним приключилось.
        - Боже мой! Какая подлость! - воскликнула Арабелла, выслушав его.
        - Да, Англия стала "чудесной" страной при короле Якове. Вам не нужно жалеть меня. На Барбадосе жить лучше. Здесь по крайней мере можно еще верить в бога.
        Говоря об этом, он посмотрел на высившуюся вдали темную массу горы Хиллбай и на бесконечный простор волнуемого ветрами океана. Блад не- вольно задумался, как бы осознав под впечатлением чудесного вида, отк- рывшегося перед ним, и свою собственную незначительность и ничтожество своих врагов.
        - Неужели жизнь так же грустна и в других местах? - печально спросила она.
        - Ее делают такой люди, - ответил Блад.
        - Понимаю. - Она засмеялась, но в смехе ее звучала горечь. - Я никог- да не считала Барбадос раем, но вы, конечно, знаете мир лучше меня. - Она тронула лошадь хлыстом. - Рада все же, что ваша судьба оказалась не слишком тяжелой.
        Он поклонился. Арабелла поехала дальше. Негры побежали за ней.
        Некоторое время Блад стоял, задумчиво рассматривая блестевшую под лу- чами солнца поверхность огромной Карлайлской бухты, чаек, летавших над ней с пронзительными криками, и корабли, отдыхавшие у набережной.
        Здесь действительно было хорошо, но все же это была тюрьма. В разго- воре с девушкой Блад преуменьшил свое несчастье.
        Он повернулся и мерной походкой направился к группе беспорядочно рас- положенных хижин, сделанных из земли и веток. В маленькой деревушке, ок- руженной палисадом, ютились рабы, работавшие на плантации, а с ними вместе жил Блад.
        В его памяти зазвучала строфа из Ловласа [15]:
        Железные решетки мне не клетка,
        И каменные стены - не тюрьма...
        Однако он придал этим словам новое значение, совсем противоположное тому, что имел в виду поэт.
        "Нет, - размышлял он. - Тюрьма остается тюрьмой, даже если она очень просторна и у нее нет стен и решеток".
        Он с особой остротой понял это сегодня и почувствовал, что горькое сознание рабского положения с течением времени будет только все больше обостряться. Ежедневно он возвращался к мысли о своем изгнании из мира и все реже и реже к размышлениям о той случайной свободе, которой ему дали пользоваться. Сравнение относительно легкой его участи с участью нес- частных товарищей по рабству не приносило ему того удовлетворения, кото- рое мог бы ощущать другой человек. Больше того, соприкосновение с их му- чениями увеличивало ожесточение, копившееся в его душе.
        Из сорока двух осужденных повстанцев, привезенных одновременно с Бла- дом на "Ямайском купце", двадцать пять купил Бишоп. Остальные были про- даны другим плантаторам - в Спейгстаун и еще дальше на север. Какова бы- ла их судьба, Блад не знал; с рабами же Бишопа он общался все время и видел ужасные их страдания. С восхода до заката они трудились на сахар- ных плантациях, подгоняемые кнутами надсмотрщиков. Одежда заключенных превратилась в лохмотья, и некоторые остались почти нагими; жили они в грязи; кормили же их так плохо, что два человека заболели и умерли, прежде чем Бишоп предоставил Бладу возможность заняться их лечением, вспомнив, что рабы являются для него ценностью. Один из осужденных, воз- мутившийся свирепостью надсмотрщика Кента, в назидание остальным был насмерть запорот плетьми на глазах у своих товарищей. Другой, осмелив- шийся бежать, был пойман, доставлен обратно и выпорот, после чего ему на лбу выжгли буквы "Б. К. ", чтобы до конца жизни все знали, что это бег- лый каторжник. К счастью для страдальца, он умер от побоев.
        После этого тоскливая безнадежность охватила осужденных. Наиболее строптивые были усмирены и стали относиться к своей невыносимо тяжелой судьбе с трагической покорностью отчаяния.
        Только один Питер Блад, счастливо избегнув всех этих мучений, внешне не изменился, хотя в его сердце день ото дня росли ненависть к поработи- телям и стремление бежать из Бриджтауна, где так безжалостно глумились над людьми. Стремление это было еще слишком смутным, но он не поддавался отчаянию. Храня маску безразличия, Блад лечил больных с выгодой для пол- ковника Бишопа и все более уменьшал практику двух других медицинских му- жей Бриджтауна.
        Избавленный от унизительных наказаний и лишений, ставших печальным уделом его товарищей, он сумел сохранить уважение к себе, и даже бездуш- ный хозяин-плантатор обращался с ним не так грубо, как с остальными. Всем этим он был обязан подагре губернатора Стида и, что еще более важ- но, мигрени его супруги, которой губернатор во всем потакал.
        Изредка Блад видел Арабеллу Бишоп. Каждый раз она разговаривала с ним, что свидетельствовало о наличии у нее какого-то интереса к доктору. Сам Блад не проявлял склонности к тому, чтобы затягивать эти встречи. Он убеждал себя, что не должен обманываться ее изящной внешностью, грациоз- ностью молодости, мальчишескими манерами и приятным голосом. За всю свою богатую событиями жизнь он не встречал большего негодяя, чем ее дядя, а ведь она была его племянницей, и какие-то пороки этой семьи - быть мо- жет, так же безжалостная жестокость богачей-плантаторов могла перейти и к ней. Поэтому он избегал попадаться на глаза Арабелле, а когда уж нельзя было уклониться от встречи, то держался с ней сухо и вежливо.
        Какими бы правдоподобными ни казались ему свои предположения, Блад поступил бы лучше, если бы поверил инстинкту, подсказывающему ему совсем иное.
        Хотя в жилах Арабеллы и текла кровь, родственная полковнику Бишопу, у нее не было его пороков, к счастью, этими пороками обладал только он, а не вся их семья. Брат полковника Бишопа - Том Бишоп, отец Арабеллы, был добрым и мягким человеком. Преждевременная смерть молодой жены заставила Тома Бишопа покинуть Старый Свет, чтобы забыться в Новом. С пятилетней дочкой приехал он на Антильские острова и стал вести жизнь плантаторов. С самого начала его дела пошли хорошо, хотя он мало о них заботился. Преуспев в Новом Свете, он вспомнил о младшем брате, военном, служившем в Англии и пользовавшемся репутацией вздорного, жестокого человека. Том Бишоп посоветовал ему приехать на Барбадос, и этот совет подоспел как раз в то время, когда Вильяму Бишопу из-за необузданности его характера потребовалась срочная перемена климата. Вильям приехал на Барбадос, и брат сделал его совладельцем плантаций. Шесть лет спустя Бишоп-старший умер, оставив пятнадцатилетнюю дочь на попечение дяди. Пожалуй, это была единственная его ошибка, но, будучи добрым и отзывчивым человеком, он приукрашивал и других людей. Он сам
воспитывал Арабеллу, выработал в ней самостоятельность суждений и независимость характера, но, видимо, все же преувеличивал значение своего воспитания.
        Обстоятельства сложились так, что в отношениях между дядей и племян- ницей не было ни сердечности, ни теплоты. Она его слушалась; он в ее присутствии вел себя настороженно. В свое время у Вильяма Бишопа хватило ума признать высокие достоинства своего старшего брата, и всю жизнь он испытывал перед ним какой-то благоговейный страх. После смерти брата он начал испытывать нечто похожее и в отношении дочери покойного. К тому же она была его компаньоном по плантациям, хотя и не принимала активного участия в делах.
        Питер Блад недостаточно знал Арабеллу, чтобы справедливо судить о ней. И вскоре ему пришлось убедиться в своей неверной оценке ее душевных качеств.
        В конце мая, когда жара стала гнетущей, в Карлайлскую бухту медленно втащился искалеченный английский корабль "Прайд оф Девон". Его борта зи- яли многочисленными пробоинами; на месте рубки чернела большая дыра, а от бизань-мачты, снесенной пушечным ядром, торчал жалкий обрубок с за- зубренными краями. По словам капитана, его корабль встретился у берегов Мартиники с двумя испанскими кораблями, перевозившими ценности, и подлые испанцы якобы навязали ему неравный морской бой. Капитан клялся, что он не нападал, а только оборонялся. Но никто не верил, что бой был начат испанцами.
        Один из испанских кораблей лежал, и если "Прайд оф Девон" не пресле- довал его, то потому лишь, что из-за повреждений он потерял свою ско- рость. Второй испанский корабль был потоплен, но это случилось уже после того, как англичане сняли большую часть находившихся на нем ценностей.
        По существу, это была обычная пиратская история, одна из многих исто- рий, являвшихся источником постоянных трений между Сент-Джеймским двором и Эскуриалом [16], которые попеременно жаловались друг на друга.
        Тем не менее Стид, подобно большинству колониальных губернаторов, сделал вид, будто верит сообщению английского капитана. Так же как и многие люди - от обитателей Багамских островов до жителей Мэйна, - он питал к надменной и властной Испании вполне заслуженную ею ненависть и поэтому предоставил "Прайд оф Девон" убежище в порту и все, что требова- лось для починки корабля.
        Прежде чем приступить к этой работе, английский капитан высадил на берег десятка два своих покалеченных в бою моряков и шесть раненых ис- панцев. Всех их поместили в длинном сарае на пристани, поручив заботу о них трем врачам Бриджтауна, в том числе и Питеру Бладу. На его попечение отдали испанцев - не только потому, что он хорошо владел испанским язы- ком, но и потому, что, будучи невольником, он занимал среди других вра- чей низшее положение.
        Блад не любил испанцев. Двухлетнее пребывание в испанской тюрьме и участие в кампаниях на оккупированной испанцами территории Голландии да- ли ему возможность познакомиться с такими сторонами испанского характе- ра, которые никто не счел бы привлекательными. Но он честно выполнял врачебные обязанности и относился к своим пациентам с дружественным вни- манием. Испанцы, искренне удивленные тем, что о них заботятся, что их лечат, вместо того чтобы повесить без всяких разговоров, проявляли ис- тинное смирение. Однако жители Бриджтауна, приходившие в госпиталь с фруктами, цветами и сладостями для английских моряков, не скрывали своей враждебности к испанцам.
        Когда Блад с помощью негра, присланного для ухода за ранеными, пере- вязывал одному из испанцев сломанную ногу, он услышал ненавистный хрип- лый голос своего хозяина.
        - Ты что здесь делаешь?
        Блад, не поднимая глаз и не прекращая перевязки, ответил:
        - Лечу раненого.
        - Я вижу это сам, идиот! - И над Бладом выросла массивная фигура пол- ковника.
        Лежавший на соломе полуобнаженный человек со страхом уставился черны- ми глазами на желтое лицо полковника. Не требовалось знания английского языка, чтобы понять враждебные намерения пришедшего.
        - Я вижу это, идиот! - повторил полковник Бишоп раздраженно. - Так же как вижу и кого именно ты лечишь. Кто тебе это позволил?
        - Полковник Бишоп, я - врач и выполняю свои обязанности.
        - Свои обязанности? - иронически спросил Бишоп. - Если бы ты о них помнил, то не попал бы на Барбадос.
        - Вот поэтому-то я здесь и оказался.
        - Хватит болтать, мне уже известны твои лживые россказни! - Он прихо- дил все в большее бешенство, видя, что Блад спокойно продолжает зани- маться своим делом. - Прекратишь ли ты свою возню с этим мерзавцем, ког- да с тобой говорит хозяин?!
        Блад оторвался на секунду и взглянул на полковника.
        - Этот человек мучается, - коротко ответил он и снова наклонился над раненым.
        - Очень рад, что эта проклятая собака мучается. Но с тобой я поговорю по-иному. Я тебя заставлю слушаться! - вскричал полковник и поднял свою длинную бамбуковую трость, чтобы ударить Блада.
        Но доктор быстро заговорил, стремясь предотвратить удар:
        - Кем бы я ни был, но непослушным меня назвать нельзя. Я выполняю распоряжение господина губернатора.
        Полковник остолбенел; желтое лицо его побагровело, а рот широко раск- рылся.
        - Губернатора... - повторил он и, опустив трость, быстро зашагал в другой конец сарая, где стоял губернатор.
        Блад довольно усмехнулся. Его свирепому хозяину не удалось выместить на нем свой гнев.
        Испанец приглушенным голосом спросил доктора, что случилось. Блад молчаливо покачал головой и, напрягая слух, пытался уловить, о чем гово- рят Стид и Бишоп. Полковник, массивная фигура которого высилась над ма- леньким, сморщенным, разодетым губернатором, бушевал и неистовствовал.
        Однако маленького щеголя не так-то легко было запугать. Его превосхо- дительство понимал, что его поддерживает общественное мнение, а таких лиц, которые разделяли бы жестокие взгляды полковника Бишопа, было срав- нительно немного. Кроме того, его превосходительство считал нужным от- вести посягательства на свои права. Да, действительно, он распорядился, чтобы Блад занимался ранеными испанцами, его распоряжения должны выпол- няться, и вообще больше не о чем разговаривать.
        Но полковник Бишоп считал, что разговаривать есть о чем. И он, кипя от бешенства, громко высказал свое непристойное мнение по поводу раненых врагов.
        - Вы разговариваете, как настоящий испанец, полковник, - сказал гу- бернатор, чем нанес жестокую рану тщеславию полковника.
        В ярости, не поддающейся описанию, Бишоп выбежал из сарая.
        На следующий день высокопоставленные дамы Бриджтауна - жены и дочери богатых плантаторов и купцов - явились на пристань с подарками для ране- ных моряков.
        Питер Блад был на своем месте, оказывая помощь испанцам. Никто по-прежнему не обращал на них внимания. Общественное мнение как бы под- держивало Бишопа, а не губернатора. Все подарки шли только морякам ко- манды "Прайд оф Девон", и Питеру Бладу это казалось естественным, но, к своему удивлению, он увидел вдруг, что какая-то дама положила несколько бананов и пучок сочного сахарного тростника на плащ, служивший одному из его пациентов одеялом. Даму, изящно одетую в бледно-лиловый шелк, сопро- вождал негр, тащивший большую корзину.
        Питер Блад, без камзола, в одной рубашке с засученными до локтей ру- кавами и с кровавой тряпкой в руке, пристально глядел на эту даму. Слов- но почувствовав его взгляд, она обернулась. Блад увидел улыбку на губах Арабеллы Бишоп.
        - Этот раненый - испанец, - сказал он, словно пытаясь исправить воз- можное недоразумение, и в голосе его едва заметно прозвучала нотка злой иронии.
        Улыбка сошла с лица Арабеллы. Ее брови нахмурились, лицо приняло над- менное выражение.
        - Я знаю, - сказала она. - Но он, кажется, тоже человек.
        Ответ, в котором содержался явный упрек по адресу Блада, поразил его.
        - Ваш дядя придерживается иного мнения, - заметил он, придя в себя. - Полковник Бишоп считает этих раненых паразитами, которых лечить незачем.
        Она почувствовала насмешку в его голосе и, пристально глядя на него, спросила:
        - Зачем вы мне об этом говорите?
        - Хочу предупредить вас, чтобы вы не навлекли на себя неудовольствие полковника. Я не имел бы возможности перевязывать их раны, если бы он и здесь мог проявить свою власть.
        - И вы, конечно, полагаете, что я обязана думать так же, как и мой дядя? - В ее голосе прозвучала какая-то враждебность, а в карих глазах сверкнула злая искорка.
        - Даже в мыслях я не могу быть грубым с женщиной, - сказал он. - Но если полковник узнает, что вы раздаете подарки испанцам... - Он запнул- ся, не зная, как закончить свою мысль.
        Арабелла с трудом сдерживала возмущение:
        - Замечательно! Вначале вы приписываете мне жестокость, потом тру- сость. Для человека, который даже в мыслях не бывает грубым с женщиной, это совсем недурно. - Она засмеялась, но в ее мальчишеском смехе на этот раз прозвучала горечь.
        Ему показалось, что сейчас он впервые понял Арабеллу.
        - Простите меня, мисс, но как я мог догадаться... что племянница пол- ковника Бишопа - ангел? - вырвалось у Блада.
        Она бросила на него уничтожающий взгляд.
        - Да, к сожалению, вы не обладаете догадливостью, - насмешливо сказа- ла она и, наклонившись над корзиной, которую держал ее негр, начала вы- нимать фрукты и сладости, обильно оделяя ими всех раненых испанцев. На долю англичан у нее ничего не осталось, да они, впрочем, и не нуждались в ее помощи, так как их щедро одарили другие дамы.
        Опустошив корзину, Арабелла позвала своего негра и, высоко подняв го- лову, удалилась, не только не сказав Бладу ни слова, но даже не удостоив его взглядом.
        Питер со вздохом поглядел ей вслед.
        Он был удивлен, что мысль о гневе Арабеллы причиняет ему беспо- койство. Вчера он этого не почувствовал бы, ибо только сегодня перед ним раскрылся ее подлинный характер.
        "Нет, я совеем не знаю людей, - думал Блад и пытался оправдать себя. - Но кто бы мог допустить, что семья, вырастившая такого изверга, как полковник Бишоп, воспитала и такое совершенство милосердия, как Арабел- ла? "


        Глава VI
        ПЛАН БЕГСТВА

        С этого времени Арабелла Бишоп стала ежедневно посещать барак на пристани. Вначале она приносила испанским пленникам фрукты, а потом деньги и одежду. Девушка старалась приходить в те часы, когда, по ее расчетам, она не могла встретиться с Питером Бладом. Впрочем, и молодой доктор стал бывать здесь все реже и реже, по мере того как его пациенты один за другим поднимались на ноги. Последнее обстоятельство немало спо- собствовало росту популярности Питера Блада среди жителей Бриджтауна. Возможно, они несколько переоценивали его врачебное искусство, но, как бы то ни было, его больные поправлялись, а раненые, которых пользовали местные врачи - Вакер и Бронсон, постепенно переселялись из барака на кладбище. Горожане сделали из этого факта должный вывод, и практика Ва- кера и Бронсона заметно сократилась, тогда как у Питера Блада, наоборот, работы прибавилось, а вместе с тем увеличились и доходы его хозяина. Следствием этого явился план, после длительного размышления выношенный Вакером и Бронсоном, который повлек за собой столько важных событий... Но не будем забегать вперед.
        Однажды, явившись на пристань на полчаса раньше обычного, Питер Блад встретил Арабеллу Бишоп, только что вышедшую из барака. Он снял шляпу и посторонился, уступая ей дорогу, но девушка, гордо подняв голову и не глядя на него, прошла мимо.
        - Мисс Арабелла! - умоляюще произнес Блад.
        Арабелла сделала вид, что только сейчас заметила доктора. Бросив на него насмешливый взгляд, она сказала:
        - Ах, это вы, воспитанный джентльмен!
        - Неужели я никогда не буду прощен? Умоляю вас, мисс, сменить гнев на милость!
        - О, какое самоуничижение!
        - Вы издеваетесь надо мной, - сказал он с подчеркнутым смирением. - Я, конечно, только раб... но ведь и вы когда-нибудь можете заболеть.
        - Ну и что же?
        - Вы сочтете неудобным для себя прибегать к моим услугам, если будете считать меня своим недругом.
        - Разве вы единственный врач в Бриджтауне?
        - Зато я самый безвредный из них!
        Арабелла уловила в тоне Питера Блада нотку насмешки. Окинув его над- менным взглядом, она раздраженно заметила:
        - Не кажется ли вам, что вы ведете себя слишком свободно?
        - Возможно, - согласился Блад. - Но доктор имеет на это право.
        Его спокойный ответ еще больше рассердил Арабеллу.
        - Но я не ваша пациентка! - с возмущением воскликнула она. - Запомни- те это раз и навсегда!
        Не попрощавшись, Арабелла круто повернулась и быстро пошла вдоль пристани.
        Блад долго смотрел ей вслед, затем сокрушенно развел руками и воск- ликнул:
        - Что же это такое?! Либо она мегера, либо я болван! Пожалуй, и то и другое справедливо...
        И, придя к такому заключению, он вошел в барак.
        Этому утру суждено было стать утром волнений. Примерно через час пос- ле ухода Арабеллы, когда Блад покидал барак, к нему подошел Вакер - как помнит читатель, один из двух других врачей Бриджтауна.
        Блад очень удивился этому, ибо до сих пор врачи старались не замечать его, лишь изредка снисходя до сухого приветствия.
        - Если вы идете к полковнику Бишопу, то, с вашего согласия, я немного провожу вас, - любезно сказал Вакер, приземистый, широкоплечий человек лет сорока пяти, с обвислыми щеками и тусклыми голубыми глазами.
        Предложение Вакера удивило Блада еще более, но внешне он не показал этого.
        - Я иду в дом губернатора, - ответил он.
        - Да?! Вернее, к супруге губернатора? - многозначительно хихикнул Ва- кер. - Я слыхал, что она отнимает у вас уйму времени. Что ж, молодость и привлекательная внешность, доктор Блад! Молодость и красота! Это дает врачу огромное преимущество, особенно когда он лечит дам!
        Питер пристально взглянул на Вакера:
        - Мне кажется, я угадываю вашу мысль. Поделитесь ею не со мной, а с губернатором Стидом. Быть может, это его позабавит.
        - Вы неправильно поняли меня, дорогой! - поторопился исправить свои неосторожные слова Вакер. - У меня вовсе не было таких мыслей.
        - Надеюсь, что так! - усмехнулся Блад.
        - Не будьте так вспыльчивы, мой друг, - вкрадчиво заговорил Вакер и доверительно взял Питера под руку. - Я хочу помочь вам! - Голос доктора понизился почти до шепота. - Ведь рабство должно быть очень неприятно для такого талантливого человека, как вы.
        - Какая проницательность! - насмешливо воскликнул Блад.
        Однако доктор не заметил этой насмешки или не счел нужным ее заме- тить.
        - Я не дурак, дорогой коллега, - продолжал он. - Я вижу человека насквозь и могу даже сказать, что он думает.
        - Вы убедите меня в этом, если скажете, о чем думаю я, - заметил Блад.
        Доктор Вакер окинул взглядом пустынную пристань, вдоль которой они шли в этот момент, и, еще ближе придвинувшись к Бладу, сказал вкрадчивым голосом:
        - Не раз наблюдал я за вами, когда вы тоскливо всматривались в морс- кую даль. И вы полагаете, что я не знаю ваших мыслей? Если бы вам уда- лось спастись из этого ада, вы могли бы, как свободный человек, с удо- вольствием и выгодой для себя всецело отдаться своей профессии, украше- нием которой вы являетесь. Мир велик, и, кроме Англии, есть еще много стран, где такого человека, как вы, всегда тепло встретят. Помимо анг- лийских колоний, есть и другие. - Вакер оглянулся по сторонам и продол- жал тоном заговорщика: - Отсюда совсем недалеко до голландской колонии Кюрасао. В это время года туда вполне можно добраться даже в небольшой лодке. Кюрасао может стать мостиком в огромный мир. Он откроется перед вами, как только вы освободитесь от цепей.
        Доктор Вакер умолк и выжидающе уставился на своего невозмутимого спутника. Но Блад молчал.
        - Что вы на это скажете? - с нетерпением спросил Вакер.
        Блад ответил не сразу. Ему нужно было время, чтобы хладнокровно ра- зобраться в потоке мыслей, нахлынувших на него при этом неожиданном предложении. Подумав, он начал с того, чем другой бы кончил:
        - У меня нет денег, а ведь для такого путешествия их потребуется не- мало.
        - Разве я не сказал, что хочу быть вашим другом? - воскликнул Вакер.
        - Почему? - в упор спросил Блад, хотя в ответе на свой вопрос он не нуждался.
        Доктор Вакер стал пространно объяснять, как обливается кровью его сердце при виде коллеги, изнывающего в рабстве и лишенного возможности применить на деле свои чудесные способности. Но Питер Блад сразу понял истинную причину: любым способом врачи стремились отделаться от конку- рента, присутствие которого разоряло их.
        Медлительность в принятии решений не являлась недостатком Блада. До сих пор он даже не помышлял о бегстве, понимая, что всякая попытка бе- жать без посторонней помощи окончилась бы провалом. Сейчас же, когда он мог рассчитывать на помощь Вакера и, в чем Блад не сомневался, его друга Бронсона, побег уже не казался ему безнадежным предприятием. И мысленно он уже сказал Вакеру: "Да! "
        Выслушав длинные разглагольствования Вакера, Блад сделал вид, что искренне верит в дружеские побуждения своего коллеги.
        - Это очень благородно с вашей стороны, коллега, - сказал он. - Имен- но так поступил бы и я, если бы мне представился подобный случай.
        В глазах Вакера мелькнула радость, и он поспешно, даже слишком пос- пешно спросил:
        - Значит, вы согласны?
        - Согласен? - улыбнулся Блад. - А если меня поймают и приведут обрат- но, то мой лоб на всю жизнь украсится клеймом!
        - Риск, конечно, велик, - согласился Вакер. - Но подумайте - в случае успеха вас ждет свобода, перед вами откроется весь мир!
        Блад кивнул головой:
        - Все это так. Однако для побега, помимо мужества, нужны и деньги. Шлюпка обойдется, вероятно, фунтов в двадцать.
        - Деньги вы получите! - поторопился заверить Вакер. - Это будет заем, который вы нам вернете... вернете мне, когда сможете.
        Это предательское "нам" и столь же быстрая поправка оговорки лишний раз подтвердили правильность предположения Блада. Сейчас у него не было и тени сомнения в том, что Вакер действовал вкупе с Бронсоном.
        Навстречу им стали все чаще попадаться люди, что заставило собеседни- ков прекратить разговор. Блад выразил Вакеру свою благодарность, хотя понимал, что благодарить его, в сущности, не за что.
        - Завтра мы продолжим нашу беседу, - сказал он. - Вы приоткрыли мне двери надежды, коллега!
        Блад говорил правду: он чувствовал себя, как узник, перед которым внезапно приоткрылись двери темницы.
        Распрощавшись с Вакером, Блад прежде всего решил посоветоваться с Джереми Питтом. Вряд ли можно было сомневаться, чтобы Питт отказался разделить с ним опасности задуманного побега. К тому же Питт был штурма- ном, а пускаться в неведомое плавание без опытного штурмана было бы по меньшей мере неразумно.
        Задолго до наступления вечера Блад был уже на территории, огороженной высоким частоколом, за которым находились хижины рабов и большой белый дом надсмотрщика.
        - Когда все уснут, приходи ко мне, - шепнул Блад Питту. - Я должен кое-что сообщить тебе...
        Молодой человек удивленно посмотрел на Блада. Его слова, казалось, пробудили Питта от оцепенения, в которое его вогнала жизнь, мало похожая на человеческую. Он кивнул головой, и они разошлись.
        Полгода жизни на плантациях Барбадоса ввергли молодого моряка в сос- тояние полной безнадежности. Он уже не был прежним спокойным, энергичным и уверенным в себе человеком, а передвигался крадучись, как забитая со- бака. Его лицо, утратив былые краски, стало безжизненным, глаза потуск- нели. Он выжил, несмотря на постоянный голод, изнуряющую работу под жес- токими лучами тропического солнца и плети надсмотрщика. Отчаяние приту- пило в нем все чувства, и он медленно превращался в животное. Лишь чувство человеческого достоинства еще не совсем угасло в Питте. Ночью, когда Блад изложил план бегства, молодой человек словно обезумел.
        - Бегство! О боже! - задыхаясь, - сказал он и, схватившись за голову, зарыдал, как ребенок.
        - Тише! - прошептал Блад. Его рука слегка сжала плечо Питта. - Держи себя в руках. Нас запорют насмерть, если подслушают, о чем говорим.
        Одна из привилегий, которыми пользовался Блад, состояла также в том, что он жил теперь в отдельной хижине. Она была сплетена из прутьев и свободно пропускала каждый звук. И хотя лагерь осужденных давно уже пог- рузился в глубокий сон, поблизости мог оказаться какой-нибудь слишком бдительный надсмотрщик, а это грозило непоправимой бедой. Питт постарал- ся взять себя в руки.
        В течение часа в хижине слышался едва внятный шепот. Надежда на осво- бождение вернула Питту его прежнюю сообразительность. Друзья решили, что для участия в задуманном предприятии следует привлечь человек восемь-де- вять, не больше. Из двух десятков еще оставшихся в живых повстанцев, ко- торых купил полковник Бишоп, предстояло выбрать наиболее подходящих. Бы- ло бы хорошо, если бы все они знали море, но таких людей насчитывалось всего лишь двое - Хагторп, служивший в королевском военно-морском флоте, и младший офицер Николае Дайк. И еще один - артиллерист, по имени Огл, знакомый с морем, - также мог стать полезным спутником. Договорились, что Питт начнет с этих трех, а затем завербует еще человек шесть - во- семь. Блад советовал Питту действовать осторожно: выяснить сначала наст- роение людей, а потом уж говорить с ними более или менее откровенно.
        - Помни, - говорил Блад, - что, выдав себя, ты погубишь все: ведь ты - единственный штурман среди нас, и без тебя бегство невозможно.
        Заверив Блада, что он все понял, Питт прокрался в свою хижину и бро- сился на соломенную подстилку, служившую ему постелью.
        На следующее утро Блад встретился на пристани с доктором Вакером. Доктор соглашался дать взаймы тридцать фунтов стерлингов, необходимые для приобретения шлюпки. Блад почтительно поблагодарил его и сказал:
        - Мне нужны не деньги, а шлюпка. Но я не знаю, кто осмелится продать мне ее после угроз наказаний, перечисленных в приказе губернатора Стида. Вы, конечно, знаете его?
        Доктор Вакер в раздумье потер подбородок:
        - Да, я читал это объявление... Однако, согласитесь, не мне же приоб- ретать для вас шлюпку! Это станет сразу же известно всем. Мое участие повлечет за собой тюремное заключение и штраф в двести фунтов... вы по- нимаете?
        Надежда, горевшая в душе Блада, потускнела, и тень отчаяния пробежала по его лицу.
        - Да, но тогда... - пробормотал он, - к чему же мне ваши деньги?
        - Отчаиваться рано, - сказал Вакер, и по тонким его губам скользнула улыбка. - Я об этом думал. Пусть человек, который купит шлюпку, уедет с вами. Здесь не должно остаться никого, кому пришлось бы впоследствии от- вечать.
        - Но кто же согласится бежать отсюда, кроме людей, влачащих такую же участь, как и я? - с сомнением спросил Блад.
        - На острове есть не только невольники, но и ссыльные, - пояснил Ва- кер. - Люди, отбывающие ссылку за долги, будут счастливы расправить свои крылья. Я знаю одного корабельного плотника, по фамилии Нэтталл, и мне известно, что он с радостью воспользуется возможностью уехать.
        - Но если он явится к кому-то покупать шлюпку, то, естественно, воз- никнет вопрос, откуда он взял деньги.
        - Конечно, такой вопрос может возникнуть, но надо сделать так, чтобы на острове не осталось никого, кому можно было бы задать такой вопрос.
        Блад понимающе кивнул головой, и Вакер подробно изложил свой план:
        - Берите деньги и сразу же забудьте, что вам их дал я. Если же вас спросят о них, то вы скажете, что ваши друзья или родственники прислали вам эти деньги из Англии через одного из ваших пациентов, имя которого вы, как честный человек, ни в коем случае не можете назвать.
        Он умолк и вопросительно посмотрел на Блада, и, когда тот ответил ут- вердительным взглядом, доктор, облегченно вздохнув, продолжал:
        - Если действовать осторожно, то никаких вопросов не последует. Вам следует договориться с Нэтталлом, потому что плотник может быть очень полезным членом вашей команды. Он подыщет подходящую шлюпку и купит ее. Всю подготовку к бегству нужно закончить до приобретения шлюпки и, не теряя ни минуты, исчезнуть. Понимаете?
        Блад понимал его так хорошо, что уже через час повидал Нэтталла и вы- яснил, что он действительно согласен участвовать в побеге. Они договори- лись, что плотник немедленно начнет поиски шлюпки, а когда она будет найдена, Блад сразу же передаст ему необходимую сумму.
        Поиски, однако, заняли гораздо больше времени, нежели предполагал Блад. Лишь недели через три Нэтталл, с которым Блад встречался почти ежедневно, сообщил, что нашел подходящее суденышко и что его согласны продать за двадцать два фунта. В тот же вечер, вдали от любопытных глаз, Блад вручил ему деньги, и Нэтталл ушел, чтобы совершить покупку в конце следующего дня. Он должен был доставить шлюпку к пристани, откуда под покровом ночи Блад и его товарищи отправятся навстречу свободе.
        Наконец все приготовления к побегу были закончены. В пустом бараке, где еще недавно помещались раненые пленники, Нэтталл спрятал центнер
[17] хлеба, несколько кругов сыра, бочонок воды, десяток бутылок вина, компас, квадрант [18], карту, песочные часы, лаг [19], фонарь и свечи.
        За палисадом, окружавшим лагерь осужденных, также все были готовы. Хагторп, Дайк и Огл согласились бежать, как и восемь других людей, тща- тельно отобранных из бывших повстанцев. В хижине Питта, где он жил вмес- те с пятью заключенными, согласившимися участвовать в смелой попытке Блада, в течение этих томительных ночей ожидания была сплетена лестница, чтобы с ее помощью перебраться через палисад.
        Со страхом и нетерпением ожидали участники побега наступления следую- щего дня, который должен был стать последним днем их страшной жизни на Барбадосе.
        Вечером, перед закатом солнца, убедившись, что Нэтталл отправился за лодкой, Блад медленно подошел к лагерю, куда надсмотрщики загоняли не- вольников, только что возвратившихся с плантаций. Он молча стоял у во- рот, пропуская мимо себя изможденных, смертельно уставших людей, но пос- вященным был понятен огонек надежды, горевший в его глазах. Войдя в во- рота вслед за невольниками, тащившимися к своим убогим хижинам, он уви- дел полковника Бишопа. Плантатор с тростью в руках разговаривал с надс- мотрщиком Кентом, стоя около колодок, предназначенных для наказания про- винившихся рабов.
        Заметив Блада, он мрачно взглянул на него.
        - Где ты шлялся? - закричал он, и, хотя угрожающий тон, звучавший в голосе полковника, был для него обычным, Блад почувствовал, как его сердце болезненно сжалось.
        - Я был в городе, - ответил он. - У госпожи Патч лихорадка, а госпо- дин Деккер вывихнул ногу.
        - За тобой ходили к Деккеру, но тебя там не нашли. Мне придется кое-что предпринять, красавец, чтобы ты не лодырничал и не злоупотреблял предоставленной тебе свободой. Не забывай, что ты осужденный бунтовщик!
        - Мне все время об этом напоминают, - ответил Блад, так и не научив- шийся сдерживать свой язык.
        - Черт возьми! - заорал взбешенный Бишоп. - Ты еще осмеливаешься го- ворить мне дерзости?
        Вспомнив, как много поставлено им сегодня на карту и живо представив себе тот страх, с каким прислушиваются к его разговору с Бишопом товари- щи в окружающих хижинах, Блад с необычным смирением ответил:
        - О нет, сэр! Я далек от мысли говорить вам дерзости. Я... чувствую себя виноватым, что вам пришлось искать меня...
        Бишоп внезапно остыл:
        - Да? Ну ладно, сейчас ты почувствуешь себя еще больше виноватым. У губернатора приступ подагры, он визжит, как недорезанная свинья, а тебя нигде нельзя найти. Немедленно отправляйся в губернаторский дом. Тебя там ждут... Кент, дай ему лошадь, а то этот олух будет добираться туда всю ночь.
        У Блада не было времени раздумывать. Он сознавал свое бессилие устра- нить эту неожиданную помеху. Но бегство было назначено на полночь. В на- дежде вернуться к этому времени доктор вскочил на подведенную Кентом ло- шадь.
        - А как я вернусь назад? - спросил он. - Ведь ворота палисада будут закрыты.
        - Об этом не беспокойся. До утра ты сюда не вернешься, - ответил Би- шоп. - Они найдут для тебя какую-нибудь конуру в губернаторском доме, где ты и переспишь.
        Сердце Питера Блада упало.
        - Но... - начал он.
        - Отправляйся без разговоров! Ты, кажется, намерен болтать до темно- ты. Губернатор ждет тебя! - И Бишоп с такой силой ударил лошадь Блада своей тростью, что она рванулась вперед, едва не выбросив из седла всад- ника.
        Питер Блад уехал с настроением, близким к отчаянию. Бегство приходи- лось откладывать до следующей ночи, а это грозило осложнениями: сделка Нэтталла могла получить огласку, к нему могли обратиться с вопросами, на которые трудно было ответить, не возбудив подозрения.
        Блад рассчитывал, что после визита в губернаторский дом ему удастся под покровом темноты незаметно прокрасться к частоколу и дать знать Пит- ту и другим о своем возвращении. Тогда бегство еще могло бы состояться. Однако и эти расчеты сорвал губернатор, у которого он нашел свирепый приступ подагры и не менее свирепый приступ гнева, вызванный длительным отсутствием Блада.
        Губернатор задержал доктора до глубокой ночи. Блад надеялся уйти пос- ле того, как ему удалось при помощи кровопускания несколько успокоить боли, мучившие губернатора, но Стид не хотел и слышать об отъезде Блада. Доктор должен был остаться на ночь здесь же, в губернаторской спальне. Судьба, казалось, издевалась над Бладом. Бегство в эту ночь окончательно срывалось.
        Только рано утром Питер Блад, заявив, что ему необходимо побывать в аптеке, смог выбраться из губернаторского дома.
        Он поспешил к Нэтталлу и застал его в ужасном состоянии. Несчастный плотник, прождавший на пристани всю ночь, был убежден, что все уже отк- рыто и он погиб. Питер Блад как мог успокоил его.
        - Мы бежим сегодня ночью, - сказал он с уверенностью, которой на са- мом деле не испытывал. - Бежим, если даже для этого мне придется выпус- тить у губернатора всю его кровь. Будьте готовы сегодня ночью.
        - Ну, а если днем у меня спросят, откуда я взял деньги? - проблеял Нэтталл. Это был щуплый человечек с мелкими чертами лица и бесцветными, отчаянно моргающими глазами.
        - Придумайте что-нибудь. Но не трусьте. Держитесь уверенней. Я не мо- гу больше здесь задерживаться. - И с этими словами Блад расстался с плотником.
        Через час после его ухода в жалкую лачугу Нэтталла явился чиновник из канцелярии губернатора. С тех пор как на острове появились осужденные повстанцы, губернатор установил правило, по которому каждый, продавший шлюпку, обязан был сообщить об этом властям, после чего имел право на получение обратно залога в десять фунтов стерлингов, который вносил каж- дый владелец шлюпки. Однако губернаторская канцелярия отложила выплату залога человеку, продавшему Нэтталлу шлюпку, чтобы проверить, действи- тельно ли была совершена эта сделка.
        - Нам стало известно, что ты купил лодку у Роберта Фаррела, - сказал чиновник.
        - Да, - ответил Нэтталл, убежденный, что для него уже наступил конец.
        - Не кажется ли тебе, что ты вовсе не торопишься сообщить об этой по- купке в канцелярию губернатора? - Это было сказано таким тоном, что бесцветные глазки Нэтталла замигали еще быстрее.
        - С... сообщить об этом?
        - Ты знаешь, что это требуется по закону.
        - Если вы позволите... я... я не знал!
        - Но об этом было объявлено еще в январе.
        - Я... я... не умею читать.
        Чиновник посмотрел на него с нескрываемым презрением.
        - Теперь ты об этом знаешь. Потрудись до двенадцати часов дня внести в канцелярию губернатора залог - десять фунтов стерлингов.
        Чиновник удалился, оставив Нэтталла в холодном поту, хотя утро было очень жаркое. Несчастный плотник был рад, что ему не задали самого неп- риятного вопроса: откуда у человека, сосланного на остров за неуплату долгов, оказались деньги для покупки шлюпки? Он понимал, конечно, что это была только временная отсрочка, что этот вопрос ему все равно зада- дут, и тогда ему придет конец.
        Нэтталл проклинал ту минуту, когда он согласился принять участие в бегстве. Ему казалось, что все их планы раскрыты, что его, наверно, по- весят или по крайней мере заклеймят каленым железом и продадут в рабство, как и тех арестантов, с которыми он имел безумие связаться. Ес- ли бы только в его руках были эти злосчастные десять фунтов для внесения залога, тогда он мог бы сейчас же закончить все формальности, и это отс- рочило бы необходимость отвечать на вопросы. Ведь чиновник не обратил внимания на то, что Нэтталл был должником. Следовательно, его коллеги тоже могли оказаться такими же рассеянными хотя бы на один-два дня. А за это время Нэтталл надеялся оказаться вне пределов их досягаемости.
        Нужно было что-то немедленно предпринять и во что бы то ни стало най- ти деньги до двенадцати часов дня.
        Схватив шляпу, Нэтталл отправился на поиски Питера Блада. Но где мог быть сейчас доктор? Где его искать? Он осмелился спросить у одно-двух прохожих, не видели ли они доктора Блада, делая вид, будто чувствует се- бя плохо, что, впрочем, весьма походило на истину. Но никто не мог отве- тить ему на этот вопрос, а поскольку Блад никогда не говорил плотнику о роли Вакера в предполагаемом побеге, то Нэтталл прошел мимо дома единственного человека на Барбадосе, который охотно помог бы ему найти Блада.
        В конце концов Нэтталл отправился на плантацию полковника Бишопа, ре- шив, что если Блада не окажется и там, то он повидает Питта - о его участии в бегстве ему было известно - и через него передаст Бладу обо всем, что с ним произошло.
        Встревоженный Нэтталл, не замечая ужасной жары, вышел из города и отправился на холмы к северу от города, где находилась плантация.
        В это же самое время Блад, снабдив губернатора лекарством, получил разрешение отправиться по своим делам. Он выехал из губернаторского до- ма, намереваясь отправиться на плантацию, и попал бы туда, конечно, го- раздо раньше Нэтталла, если бы непредвиденная задержка не повлекла за собой несколько неприятных событий. А причиной задержки оказалась Ара- белла Бишоп.
        Они встретились у ворот пышного сада, окружавшего губернаторский дом.
        На этот раз Питер Блад был в хорошем настроении. Здоровье знатного пациента улучшилось настолько, что Блад приобрел наконец свободу перед- вижения, и это сразу же вывело его из состояния мрачной подавленности, в котором он находился последние двенадцать часов. Ртуть в термометре его настроения подскочила вверх. Он смотрел на будущее оптимистически: ну что ж, не удалось прошлой ночью - удастся нынешней; один день, в конце концов, ничего не решает. Конечно, губернаторская канцелярия - малопри- ятное учреждение, но от ее внимания они избавлены по меньшей мере на сутки, а к этому времени их суденышко будет уже далеко отсюда.
        Его уверенность в успехе была первой причиной несчастья. Вторая же заключалась в том, что и у Арабеллы Бишоп в этот день было такое же хо- рошее настроение, и она не испытывала к Бладу никакой вражды. Эти два обстоятельства и явились причиной его задержки, приведшей к печальным последствиям.
        Увидев Блада, Арабелла с милой улыбкой поздоровалась с ним и замети- ла:
        - Кажется, уже целый месяц прошел со дня нашей последней встречи.
        - Точнее говоря, двадцать один день. Я считал их.
        - А я уже начала думать, что вы умерли.
        - В таком случае благодарю вас за венок.
        - Какой венок?
        - Венок на мою могилу.
        - Почему вы всегда шутите? - спросила Арабелла, вспомнив, что именно его насмешливость во время последней встречи оттолкнула ее от Блада.
        - Человек должен уметь иногда посмеяться над собой, иначе он сойдет с ума, - ответил Блад. - Об этом, к сожалению, знают очень немногие, и по- этому в мире так много сумасшедших.
        - Над собой вы можете смеяться сколько угодно. Но, мне кажется, что вы смеетесь и надо мной, а это ведь невежливо.
        - Честное слово, вы ошибаетесь. Я смеюсь только над смешным, а вы совсем не смешны.
        - Какая же я тогда? - улыбнулась Арабелла.
        Он с восхищением глядел на нее - такую очаровательную, доверчивую и искреннюю.
        - Вы - племянница человека, которому я принадлежу как невольник. - Он сказал это мягко, без озлобления.
        - Нет, нет, это не ответ! - настаивала она. - Сегодня вы должны отве- чать мне искренне.
        - Искренне? - переспросил Блад. - На ваши вопросы вообще отвечать трудно, а отвечать искренне... Ну хорошо. Я скажу, что тот человек, дру- гом которого вы станете, может считать себя счастливцем... - Он, видимо, хотел еще что-то сказать, но сдержался.
        - Это даже более чем вежливо! - рассмеялась Арабелла. - Оказывается, вы умеете говорить комплименты! Другой на вашем месте...
        - Вы думаете, я не знаю, что сказал бы другой на моем месте? - пере- бил ее Блад. - Вы, очевидно, полагаете, что я не знаю мужчин?
        - Возможно, мужчин вы знаете, но в женщинах вы совершенно не способны разбираться, и инцидент в госпитале лишь подтверждает это.
        - Неужели вы никогда не забудете о нем?
        - Никогда!
        - Какая память! Разве у меня нет каких-либо хороших качеств, о кото- рых можно было бы говорить?
        - Почему же, таких качеств у вас несколько.
        - Какие же, например? - поспешно спросил Блад.
        - Вы прекрасно говорите по-испански.
        - И это все? - уныло протянул Блад.
        Но девушка словно не заметила его огорчения.
        - Где вы изучили этот язык? Вы были в Испании? - спросила она.
        - Да, я два года просидел в испанской тюрьме.
        - В тюрьме? - переспросила Арабелла, и в ее тоне прозвучало замеша- тельство, не укрывшееся от Блада.
        - Как военнопленный, - пояснил он. - Я был взят в плен, находясь в рядах французской армии.
        - Но ведь вы врач!
        - Полагаю все-таки, что это мое побочное занятие. По профессии я сол- дат. По крайней мере, этому я отдал десять лет жизни. Большого богатства эта профессия мне не принесла, но служила она мне лучше, чем медицина, по милости которой, как видите, я стал рабом. Очевидно, бог предпочита- ет, чтобы люди не лечили друг друга, а убивали.
        - Но почему вы стали солдатом и оказались во французской армии?
        - Я - ирландец и получил медицинское образование, но мы, ирландцы, очень своеобразный народ и поэтому... О, это очень длинная история, а полковник уже ждет меня.
        Однако Арабелла не хотела отказаться от возможности послушать инте- ресную историю. Если Блад немного подождет, то обратно они поедут вмес- те, после того как по просьбе дяди она справится о состоянии здоровья губернатора.
        Блад, конечно, согласился подождать, и вскоре, не торопя лошадей, они возвращались к дому полковника Бишопа. Кое-кто из встречных не скрывал своего удивления при виде раба-доктора, столь непринужденно беседующего с племянницей своего хозяина. Нашлись и такие, которые дали себе слово намекнуть об этом полковнику. Что касается Питера и Арабеллы, то в это утро они совершенно не замечали окружающего. Он поведал ей о своей бур- ной юности и более подробно, чем раньше" рассказал о том, как его арес- товали и судили.
        Он уже заканчивал свой рассказ, когда они сошли с лошадей у дверей ее дома и задержались здесь еще на несколько минут, узнав от грума, что полковник еще не вернулся с плантации. Арабелла явно не хотела отпускать Блада.
        - Сожалею, что не знала всего этого раньше, - сказала девушка, и в ее карих глазах блеснули слезы. На прощание она по-дружески протянула Бладу руку.
        - Почему? Разве это что-либо изменило бы? - спросил он.
        - Думаю, что да. Жизнь очень сурово обошлась с вами.
        - Могло быть и хуже, - сказал он и взглянул на нее так пылко, что на щеках Арабеллы вспыхнул румянец и она опустила глаза.
        Прощаясь, Блад поцеловал ее руку. Затем он медленно направился к па- лисаду, находившемуся в полумиле от дома. Перед его глазами все еще сто- яло ее лицо с краской смущения и необычным для нее выражением робости. В это мгновение он уже не помнил, что был невольником, осужденным на де- сять лет каторги, и что в эту ночь над планом его бегства нависла серьезная угроза.


        Глава VII
        ПИРАТЫ

        Джеймс Нэтталл очень быстро добрался до плантации полковника Бишопа. Его тонкие, длинные и сухие ноги были вполне приспособлены к путешестви- ям в тропическом климате, да и сам он выглядел таким худым, что трудно было предположить, чтобы в его теле пульсировала жизнь, а между тем, когда он подходил к плантации, с него градом катился пот.
        У ворот он столкнулся с надсмотрщиком Кентом - приземистым, кривоно- гим животным, с руками Геркулеса и челюстями бульдога.
        - Я ищу доктора Блада, - задыхаясь, пролепетал Нэтталл.
        - Ты что-то уж очень спешишь! - заворчал Кент. - Ну что еще за чер- товщина? Двойня?
        - Как? Двойня? О нет. Я не женат, сэр... Это... мой двоюродный брат, сэр.
        - Что, что?
        - Он заболел, сэр, - быстро солгал Нэтталл. - Доктор здесь?
        - Его хижина вон там, - небрежно указал Кент. - Если его там нет, ищи где-нибудь в другом месте. - И с этими словами он ушел.
        Обрадовавшись, что Кент удалился, Нэтталл вбежал в ворота. Доктора Блада в хижине не оказалось. Любой здравомыслящий человек на его месте дождался бы доктора здесь, но Нэтталл не принадлежал к числу людей тако- го рода...
        Он выскочил из ворот ограды и после минутного раздумья решил идти в любом направлении, только не туда, куда ушел Кент. По выжженному солнцем лугу Нэтталл пробрался на плантацию сахарного тростника, золотистой сте- ной высившегося в ослепительных лучах июньского солнца. Дорожки, прохо- дившие вдоль и поперек плантации, делили янтарное поле на отдельные квадраты. Заметив вдали работающих невольников, Нэтталл подошел к ним. Питта среди них не было, а спросить о нем Нэтталл не решался. Почти пол- часа бродил он по дорожкам в поисках доктора. В одном месте его задержал надсмотрщик и грубо спросил, что ему здесь нужно. Нэтталл опять ответил, что ищет доктора Блада. Тогда надсмотрщик послал Нэтталла к дьяволу и потребовал, чтобы тот немедленно убрался. Испуганный плотник пообещал сейчас же уйти, но по ошибке пошел не к хижинам, где жили невольники, а в противоположную сторону, на самый дальний участок плантации, у опушки густого леса.
        Надсмотрщику, изнемогавшему от полуденного зноя, вероятно, было лень исправлять его ошибку.
        Так Нэтталл добрался до конца дорожки и, свернув с нее, наткнулся на Питта, который чистил деревянной лопатой оросительную канаву.
        Питт был бос, вся его одежда состояла из коротких и рваных бумажных штанов. На голове торчала соломенная шляпа с широкими полями. Увидев его, Нэтталл вслух поблагодарил бога. Питт удивленно поглядел на плотни- ка, который унылым тоном, охая и вздыхая, рассказал ему печальные новос- ти, суть которых заключалась в том, что необходимо было срочно найти Блада и получить у него десять фунтов стерлингов, без которых всем им грозила гибель.
        - Будь ты проклят, дурак! - гневно сказал Питт. - Если тебе нужен Блад, так почему ты тратишь здесь время?
        - Я не могу его найти, - проблеял Нэтталл, возмутившись таким отноше- нием к нему. Он не мог, разумеется, понять, в каком взвинченном состоя- нии находится Питт, который к утру, после бессонной ночи и тревожного ожидания, дошел уже до отчаяния. - Я думал, что ты...
        - Ты думал, я брошу лопату и отправлюсь на поиски доктора? Боже мой, и от такого идиота зависит наша жизнь! Время дорого, а ты тратишь его попусту. Ведь если надсмотрщик увидит тебя со мной, что ты ему скажешь, болван?!
        От таких оскорблений Нэтталл на мгновение лишился дара речи, а потом вспылил:
        - Клянусь богом, мне жаль, что я вообще связался с вами! Клянусь...
        Но чем еще хотел поклясться Нэтталл, осталось неизвестным, потому что из-за густых зарослей появилась крупная фигура мужчины в камзоле из светло-коричневой тафты. Его сопровождали два негра, одетые в бумажные трусы и вооруженные абордажными саблями. Неслышно подойдя по мягкой зем- ле, он оказался в десяти ярдах [20] от Нэтталла и Питта.
        Испуганный Нэтталл бросился в лес, как заяц. Это был самый глупый и предательский поступок, какой он только мог придумать. Питт простонал и, опершись на лопату, не двигался с места.
        - Эй, ты! Стой! - заорал полковник Бишоп, и вслед беглецу понеслись страшные угрозы, перемешанные с бранью.
        Однако беглец, ни разу не обернувшись, скрылся в чаще. В его трусли- вой душе теплилась одна-единственная надежда, что полковник Бишоп не за- метил его лица, ибо он знал, что у полковника хватит власти и влияния отправить на виселицу любого не понравившегося ему человека.
        Уже после того, как беглец был далеко, плантатор вспомнил о двух нег- рах, шедших за ним по пятам, словно гончие собаки. Это были телохраните- ли Бишопа, без которых он не появлялся на плантации, с тех пор как нес- колько лет назад один невольник бросился на него и чуть не задушил.
        - Догнать его, черные свиньи! - закричал Бишоп, но, едва лишь негры бросились вдогонку за беглецом, он тут же остановил их: - Ни с места, проклятые!
        Ему пришло в голову, что для расправы над беглецом нет нужды охо- титься за ним. В его руках был Питт, у которого он мог вырвать имя его застенчивого приятеля и содержание их таинственной беседы. Питт, конеч- но, мог заупрямиться, но изобретательный полковник знал немало способов, для того чтобы сломить упрямство любого своего раба.
        Повернувшись к невольнику лицом, пылавшим от жары и от ярости, Бишоп посмотрел на него маленькими глазками и, размахивая легкой бамбуковой тростью, сделал шаг вперед.
        - Кто этот беглец? - со зловещим спокойствием спросил он.
        Питт стоял молча, опираясь на лопату. Он тщетно пытался найти ка- кой-нибудь ответ на вопрос хозяина, но в голосе теснились лишь проклятия по адресу идиота Нэтталла.
        Подняв бамбуковую трость, полковник изо всей силы ударил юношу по го- лой спине. Питт вскрикнул от жгучей боли.
        - Отвечай, собака! Как его зовут?
        Взглянув исподлобья на плантатора, Джереми сказал:
        - Я не знаю. - В его голосе прозвучало раздражение, которое полковник расценил как дерзость.
        - Не знаешь? Хорошо. Вот тебе еще, чтобы ты думал побыстрей! Вот еще, и еще, и еще... - Удары сыпались на юношу один за другим. - Ну, как те- перь? Вспомнил его имя?
        - Нет, я же не знаю его.
        - А!.. Ты еще упрямишься! - Полковник со злобой посматривал на Питта, но затем им вдруг овладела ярость. - Силы небесные! Ты решил со мной шу- тить? Ты думаешь, что я тебе это позволю?
        Стиснув зубы и пожав плечами, Питт переминался с ноги на ногу. Для того чтобы привести полковника Бишопа в бешенство, требовалось очень немного. Взбешенный плантатор стал нещадно избивать юношу, сопровождая каждый удар кощунственной бранью, пока Питт не был доведен до отчаяния, вызванного вспыхнувшим в нем чувством человеческого достоинства, и не бросился на своего мучителя.
        Но за всеми его движениями зорко следили бдительные телохранители. Их мускулистые бронзовые руки тотчас же охватили Питта, скрутили ему руки назад и связали ремнем.
        Лицо у Бишопа покрылось пятнами. Тяжело дыша, он крикнул:
        - Взять его!
        Негры потащили несчастного Питта по длинной дорожке меж золотистых стен тростника. Их провожали испуганные взгляды работавших невольников. Отчаяние Питта было безгранично. Его мало трогали предстоящие мучения; главная причина его душевных страданий заключалась в том, что тщательно разработанный план спасения из этого ада был сорван так нежданно и так глупо.
        Пройдя мимо палисада, негры, тащившие Питта, направились к белому до- му надсмотрщика, откуда хорошо была видна Карлайлская бухта. Питт бросил взгляд на пристань, у которой качались на волнах черные шлюпки. Он пой- мал себя на мысли о том, что в одной из этих шлюпок, если бы им хоть немного улыбнулось счастье, они могли уже быть за горизонтом.
        И он тоскливо посмотрел на морскую синеву.
        Там, подгоняемый легким бризом, едва рябившим сапфировую поверхность Карибского моря, величественно шел под английским флагом красный фрегат.
        Полковник остановился и, прикрыв руками глаза от солнца, внимательно посмотрел на корабль. Несмотря на легкий бриз, корабль медленно входил в бухту только под нижним парусом на передней мачте. Остальные паруса были свернуты, открывая взгляду внушительные очертания корпуса корабля - от возвышающейся в виде башни высокой надстройки на корме до позолоченной головы на форштевне, сверкавшей в ослепительных лучах солнца.
        Осторожное продвижение корабля свидетельствовало, что его шкипер пло- хо знал местные воды и пробирался вперед, то и дело сверяясь с показа- ниями лота. Судя по скорости движения, кораблю требовалось не менее ча- са, для того чтобы бросить якорь в порту. Пока полковник рассматривал корабль, видимо восхищаясь его красотой, Питта увели за палисад и зако- вали в колодки, всегда стоявшие наготове для рабов, нуждавшихся в исп- равлении.
        Сюда же неторопливой, раскачивающейся походкой подошел полковник Би- шоп.
        - Непокорная дворняга, которая осмеливается показывать клыки своему хозяину, расплачивается за обучение хорошим манерам своей исполосованной шкурой, - сказал он, приступая к исполнению обязанностей палача.
        То, что он сам, своими собственными руками, выполнял работу, которую большинство людей его положения, хотя бы из уважения к себе, поручали слугам, может дать представление о том, как низко пал этот человек. С видимым наслаждением наносил он удары по голове и спине своей жертвы, будто удовлетворяя свою дикую страсть. От сильных ударов гибкая трость расщепилась на длинные, гибкие полосы с краями, острыми, как бритва. Когда полковник, обессилев, отбросил в сторону измочаленную трость, вся спина несчастного невольника представляла собой кровавое месиво.
        - Пусть это научит тебя нужной покорности! - сказал палач-полковник. - Ты останешься в колодках без пищи и воды - слышишь меня: без пищи и воды! - до тех пор, пока не соблаговолишь сообщить мне имя твоего зас- тенчивого друга и зачем он сюда приходил.
        Плантатор повернулся на каблуках и ушел в сопровождении своих телох- ранителей.
        Питт слышал его будто сквозь сон. Сознание почти оставило его, истер- занного страшной болью, измученного отчаянием. Ему было уже безразлично - жив он или нет.
        Однако новые муки пробудили его из состояния тупого оцепенения, выз- ванного болью. Колодки стояли на открытом месте, ничем не защищенном от жгучих лучей тропического солнца, которые, подобно языкам жаркого пламе- ни, лизали изуродованную, кровоточащую спину Питта. К этой нестерпимой боли прибавилась и другая, еще более мучительная. Свирепые мухи Ан- тильских островов, привлеченные запахом крови, тучей набросились на не- го.
        Вот почему изобретательный полковник, так хорошо владеющий искусством развязывать языки упрямцев, не счел нужным прибегать к другим формам пы- ток. При всей своей дьявольской жестокости он не смог бы придумать больших мучений, нежели те, которые природа так щедро отпустила на долю Питта.
        Рискуя переломать себе руки и ноги, молодой моряк стонал, корчился и извивался в колодках.
        В таком состоянии его и нашел Питер Блад, который внезапно появился перед затуманенным взором Питта, с большим пальмовым листом в руках. Отогнав мух, облепивших Питта, он привязал лист к шее юноши, укрыв его спину от назойливых насекомых и от палящего солнца. Усевшись рядом с Питтом, Блад положил голову страдальца к себе на плечо и обмыл ему лицо холодной водой из фляжки. Питт вздрогнул и, тяжело вздохнув, простонал:
        - Пить! Ради бога, пить!
        Блад поднес к дрожащим губам мученика флягу с водой. Молодой человек жадно припал к ней, стуча зубами о горлышко, и осушил ее до дна, после чего, почувствовав облегчение, попытался сесть.
        - Спина, моя спина! - простонал он.
        В глазах Питера Блада что-то сверкнуло, кулаки его сжались, а лицо передернула гримаса сострадания, но, когда он заговорил, голос его снова был спокойным и ровным:
        - Успокойся, Питт. Я прикрыл тебе спину, хуже ей пока не будет. Расс- кажи мне покороче, что с тобой случилось. Ты, наверное, полагал, будто мы обойдемся без штурмана, если дал этой скотине Бишопу повод чуть не убить тебя?
        Питт застонал. Однако на этот раз его мучила не столько физическая, сколько душевная боль.
        - Не думаю, Питер, что штурман вообще понадобится.
        - Что, что такое? - вскричал Блад.
        Прерывистым голосом Питт, задыхаясь, поведал другу обо всем случив- шемся.
        - Я буду гнить здесь... пока не скажу ему имя... зачем он... приходил сюда...
        Блад поднялся на ноги, и рычание вырвалось из его горла.
        - Будь проклят этот грязный рабовладелец! - сказал он. - Но мы должны что-то придумать. К черту Нэтталла! Внесет он залог или нет, выдумает какое-либо объяснение или нет, - все равно шлюпка наша. Мы убежим, а вместе с нами и ты.
        - Фантазия, Питер, - прошептал мученик. - Мы не сможем бежать... За- лог не внесен... Чиновники конфискуют шлюпку... Если даже Нэтталл не вы- даст нас... и нам не заклеймят лбы...
        Блад отвернулся и с тоской взглянул на море, по голубой глади которо- го он так мучительно надеялся вернуться к свободной жизни.
        Огромный красный корабль к этому времени уже приблизился к берегу и сейчас медленно входил в бухту. Две или три лодки отчалили от пристани, направляясь к нему. Блад видел сверкание медных пушек, установленных на носу, и различал фигуру матроса около передней якорной цепи с левой сто- роны судна, готовившегося бросить лот.
        Чей-то гневный голос прервал его мысли:
        - Какого дьявола ты здесь делаешь?
        Это был полковник Бишоп со своими телохранителями.
        На смуглом лице Блада появилось иное выражение.
        - Что я делаю? - вежливо спросил он. - Как всегда, выполняю свои обя- занности.
        Разгневанный полковник заметил пустую фляжку рядом с колодками, в ко- торых корчился Питт, и пальмовый лист, прикрывавший его спину.
        - Ты осмелился это сделать, подлец? - На лбу плантатора, как жгуты, вздулись вены.
        - Да, я это сделал! - В голосе Блада звучало искреннее удивление.
        - Я приказал, чтобы ему не давали пищи и воды до моего распоряжения.
        - Простите, господин полковник, но ведь я не слышал этого распоряже- ния.
        - Ты не слышал?! О мерзавец! Исчадие ада! Как же ты мог слышать, ког- да тебя здесь не было?
        - Но в таком случае, можно ли требовать от меня, чтобы я знал о вашем распоряжении? - с нескрываемым огорчением спросил Блад. - Увидев, что ваш раб страдает, я сказал себе: "Это один из невольников моего полков- ника, а я у него врач и, конечно, обязан заботиться о его собственнос- ти". Поэтому я дал этому юноше глоток воды и прикрыл спину пальмовым листом. Разве я не был прав?
        - Прав? - От возмущения полковник потерял дар речи.
        - Не надо волноваться! - умоляюще произнес Блад. - Вам это очень вредно. Вас разобьет паралич, если вы будете так горячиться...
        Полковник с проклятиями оттолкнул доктора, бросился к колодкам и сор- вал пальмовый лист со спины пленника.
        - Во имя человеколюбия... - начал было Блад.
        Полковник, задыхаясь от ярости, заревел:
        - Убирайся вон! Не смей даже приближаться к нему, пока я сам не пошлю за тобой, если ты не хочешь отведать бамбуковой палки!
        Он был ужасен в своем гневе, но Блад даже не вздрогнул. И полковник, почувствовав на себе пристальный взгляд его светло-синих глаз, казавших- ся такими удивительно странными на этом смуглом лице, как бледные сапфи- ры в медной оправе, подумал, что этот мерзавец-доктор в последнее время стал слишком много себе позволять. Такое положение требовалось исправить немедля. А Блад продолжал спокойно и настойчиво:
        - Во имя человеколюбия, разрешите мне облегчить его страдания, или клянусь вам, что я откажусь выполнять свои обязанности врача и не дотро- нусь ни до одного пациента на этом отвратительном острове.
        Полковник был так поражен, что сразу не нашелся, что сказать. Потом он заорал:
        - Милостивый бог! Ты смеешь разговаривать со мной подобным тоном, со- бака? Ты осмеливаешься ставить мне условия?
        - А почему бы и нет? - Синие глаза Блада смотрели в упор на полковни- ка, и в них играл демон безрассудства, порожденный отчаянием.
        В течение нескольких минут, показавшихся Бладу вечностью, Бишоп молча рассматривал его, а затем изрек:
        - Я слишком мягко относился к тебе. Но это можно исправить. - Губы его сжались. - Я прикажу пороть тебя до тех пор, пока на твоей паршивой спине не останется клочка целой кожи!
        - Вы это сделаете? Гм-м!.. А что скажет губернатор?
        - Ты не единственный врач на острове.
        Блад засмеялся:
        - И вы осмелитесь сказать это губернатору, который мучается от подаг- ры так, что не может даже стоять? Вы прекрасно знаете, что он не потер- пит другого врача.
        Однако полковника, охваченного диким гневом, нелегко было успокоить.
        - Если ты останешься в живых после того, как мои черномазые над тобой поработают, возможно, ты одумаешься.
        Он повернулся к неграм, чтобы отдать приказание, но в это мгновение, сотрясая воздух, раздался мощный, раскатистый удар. Бишоп подскочил от неожиданности, а вместе с ним подскочили оба его телохранителя и даже внешне невозмутимый Блад. После этого все они, как по команде, поверну- лись лицом к морю.
        Внизу, в бухте, там, где на расстоянии кабельтова [21] от форта стоял большой красивый корабль, заклубились облака белого дыма. Они целиком скрыли корабль, оставив видимыми только верхушки мачт. Стая испуганных морских птиц, поднявшаяся со скалистых берегов, с пронзительными криками кружила в голубом небе.
        Ни полковник, ни Блад, ни Питт, глядевший мутными глазами на голубую бухту, не понимали, что происходит. Но это продолжалось недолго - лишь до той поры, как английский флаг быстро соскользнул с флагштока на грот-мачте и исчез в белой облачной мгле, а на смену ему через несколько секунд взвился золотисто-пурпурный стяг Испании. Тогда все сразу стало понятно.
        - Пираты! - заревел полковник. - Пираты!
        Страх и недоверие смешались в его голосе. Лицо Бишопа побледнело, приняв землистый оттенок, маленькие глазки вспыхнули гневом. Его телох- ранители в недоумении глядели на хозяина, выкатив белки глаз и скаля зу- бы.


        Глава VIII
        ИСПАНЦЫ

        Большой корабль, которому разрешили так спокойно войти под чужим фла- гом в Карлайлскую бухту, оказался испанским капером [22]. Он явился сюда не только для того, чтобы расквитаться за кое-какие крупные долги хищно- го "берегового братства", но и для того, чтобы отомстить за поражение, нанесенное "Прайд оф Девон" двум галионам [23], шедшим с грузом ценнос- тей в Кадикс. Поврежденным галионом, скрывшимся с поля битвы, командовал дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес - родной брат испанского адмирала дона Мигеля де Эспиноса, очень вспыльчивого и надменного господина.
        Проклиная себя за понесенное поражение, дон Диего поклялся дать анг- личанам такой урок, которого они никогда не забудут. Он решил поза- имствовать кое-что из опыта Моргана [24] и других морских разбойников и предпринять карательный налет на ближайшую английскую колонию. К сожале- нию, рядом с ним не было брата-адмирала, который мог бы отговорить Диего де Эспиноса от этакой авантюры, когда в Сан Хуан де Пуэрто-Рико он осна- щал для этой цели корабль "Синко Льягас". Объектом своего налета он на- метил остров Барбадос, полагая, что защитники его, понадеявшись на ес- тественные укрепления острова, будут застигнуты врасплох. Барбадос он наметил еще и потому, что, по сведениям, доставленным ему шпионами, там еще стоял "Прайд оф Девон", а ему хотелось, чтобы его мщение имело ка- кой-то оттенок справедливости. Время для налета он выбрал такое, когда в Карлайлской бухте не было ни одного военного корабля.
        Его хитрость осталась нераскрытой настолько, что, не возбудив подоз- рений, он преспокойно вошел в бухту и отсалютовал форту в упор бортовым залпом из двадцати пушек.
        Прошло несколько минут, и зрители, наблюдавшие за бухтой, заметили, что корабль осторожно продвигается в клубах дыма. Подняв грот [25] для увеличения хода и идя в крутом бейдевинде [26], он наводил пушки левого борта на не подготовленный к отпору форт.
        Сотрясая воздух, раздался второй залп. Грохот его вывел полковника Бишопа из оцепенения. Он вспомнил о своих обязанностях командира барба- досской милиции.
        Внизу, в городе, лихорадочно били в барабаны, слышался звук трубы, как будто требовалось еще оповещать об опасности.
        Место полковника Бишопа было во главе немногочисленного гарнизона форта, который испанские пушки превращали сейчас в груду камней.
        Невзирая на гнетущую жару и свой немалый вес, полковник поспешно нап- равился в город. За ним рысцой трусили его телохранители.
        Повернувшись к Джереми Питту, Блад мрачно улыбнулся:
        - Вот это и называется своевременным вмешательством судьбы. Хотя один лишь дьявол знает, что из всего этого выйдет!
        При третьем залпе он поднял пальмовый лист и осторожно прикрыл им спину своего друга.
        И как раз в это время на территории, огороженной частоколом, появи- лись охваченные паникой Кент и человек десять рабочих плантации. Они вбежали в низкий белый дом и минуту спустя вышли оттуда уже с мушкетами и кортиками.
        Сюда же, к белому дому Кента, группками по два, по три человека стали собираться сосланные на Барбадос повстанцы-рабы, брошенные охраной и по- чувствовавшие общую панику.
        - В лес! - скомандовал Кент рабам. - Бегите в лес и скрывайтесь там, пока мы не расправимся с этими испанскими свиньями.
        И он поспешил вслед за своими людьми, которые должны были присоеди- ниться к милиции, собиравшейся в городе для оказания сопротивления ис- панскому десанту.
        Если бы не Блад, рабы беспрекословно подчинились бы этому приказанию.
        - А к чему нам спешить в такую жару? - спросил Блад, и невольники удивились, что доктор говорил на редкость спокойно. - Мы можем поглядеть на этот спектакль, а если нам и придется уходить, - продолжал Блад, - то мы успеем это сделать, когда испанцы уже захватят город.
        Рабы-повстанцы - а всего их набралось более двадцати человек - оста- лись на возвышенности, откуда хорошо была видна вся сцена действия и за- кипавшая на ней отчаянная схватка.
        Милиция и жители острова, способные носить оружие, с отчаянной реши- мостью людей, понимавших, что в случае поражения им не будет пощады, пы- тались отбросить десант. Зверства испанской солдатни были общеизвестны, и даже самые гнусные дела Моргана бледнели перед жестокостью кастильских насильников.
        Командир испанцев хорошо знал свое дело, чего, не погрешив против ис- тины, нельзя было сказать о барбадосской милиции.
        Используя преимущество внезапного нападения, испанец в первые же ми- нуты обезвредил форт и показал барбадосцам, кто является хозяином поло- жения.
        Его пушки вели огонь с борта корабля по открытой местности за молом, превращая в кровавую кашу людей, которыми бездарно командовал неповорот- ливый Бишоп. Испанцы умело действовали на два фронта: своим огнем они не только вносили панику в нестройные ряды оборонявшихся, но и прикрывали высадку десантных групп, направлявшихся к берегу.
        Под лучами палящего солнца битва продолжалась до самого полудня, и, судя по тому, что трескотня мушкетов слышна была все ближе и ближе, ста- новилось очевидным, что испанцы теснили защитников города.
        К заходу солнца двести пятьдесят испанцев стали хозяевами Бриджтауна.
        Островитяне были разоружены, и дон Диего, сидя в губернаторском доме, с изысканностью, весьма похожей на издевательство, определял размеры вы- купа губернатору Стиду, со страха забывшему о своей подагре, полковнику Бишопу и нескольким другим офицерам.
        Дон Диего милостиво заявил, что за сто тысяч песо и пятьдесят голов скота он воздержится от превращения города в груду пепла.
        Пока их учтивый, с изысканными манерами командир уточнял эти детали с перепуганным британским губернатором, испанцы нанимались грабежом, пьянством и насилиями, как это они обычно делали в подобных случаях.
        С наступлением сумерек Блад рискнул спуститься вниз - в город. То, что он там увидел, было позднее поведано им Джереми Питту, записавшему рассказ Блада в свой многотомный труд, откуда и позаимствована значи- тельная часть моего повествования. У меня нет намерения повторять здесь что-либо из этих записей, ибо поведение испанцев было отвратительно до тошноты. Трудно поверить, чтобы люди, как бы низко они ни пали, могли дойти до таких пределов жестокости и разврата.
        Гнусная картина, развернувшаяся перед Бладом, заставила его поблед- неть, и он поспешил выбраться из этого ада. На узенькой улочке с ним столкнулась бегущая ему навстречу девушка с распущенными волосами. За ней с хохотом и бранью гнался испанец в тяжелых башмаках. Он уже почти настиг ее, когда Блад внезапно преградил ему дорогу. В руках у него была шпага, которую он несколько раньше снял с убитого солдата и на всякий случай захватил с собой.
        Удивленный испанец сердито остановился, увидев, как в руках у Блада сверкнул клинок шпаги.
        - А, английская собака! - закричал он и бросился навстречу своей смерти.
        - Надеюсь, что вы подготовлены для встречи со своим создателем? - вежливо осведомился Блад и с этими словами проткнул его шпагой насквозь. Сделал он это очень умело, с искусством врача и ловкостью фехтовальщика.
        Испанец, не успев даже простонать, бесформенной массой рухнул наземь.
        Повернув к себе плачущую девушку, стоявшую у стены, Блад схватил ее за руку.
        - Идите за мной! - сказал он.
        Однако девушка оттолкнула его и не двинулась с места.
        - Кто вы? - испуганно спросила она.
        - Вы будете ждать, пока я предъявлю вам свои документы? - огрызнулся Блад.
        За углом улочки, откуда выбежала девушка, спасаясь от испанского го- ловореза, послышались тяжелые шаги. И возможно, успокоенная его чистым английским произношением, она, не задавая больше вопросов, подала ему руку.
        Быстро пройдя по переулку и поднявшись в гору по пустынным улочкам, они, к счастью, никого не встретив, вышли на окраину Бриджтауна. Скоро город остался позади, и Блад из последних сил втащил девушку на крутую дорогу, ведущую к дому полковника Бишопа. Дом был погружен в темноту, что заставило Блада вздохнуть с облегчением, ибо, если бы здесь уже были испанцы, в нем горели бы огни. Блад постучал в дверь несколько раз, прежде чем ему робко ответили из верхнего окна:
        - Кто там?
        Дрожащий голос, несомненно, принадлежал Арабелле Бишоп.
        - Это я - Питер Блад, - сказал он, переводя дыхание.
        - Что вам нужно?
        Питер Блад понимал ее страх: ей следовало опасаться не только испан- цев, но и рабов с плантации ее дяди - они могли взбунтоваться и стать не менее опасными, нежели испанцы. Но тут девушка, спасенная Бладом, услы- шав знакомый голос, обрадованно вскрикнула:
        - Арабелла! Это я, Мэри Трэйл.
        - О, Мэри! Ты здесь?
        После этого удивленного восклицания голос наверху смолк, и несколько секунд спустя дверь распахнулась. В просторном вестибюле стояла Арабел- ла, и мерцание свечи, которую она держала в руке, таинственно освещало ее стройную фигуру в белой одежде.
        Блад вбежал в дом и тут же закрыл дверь. Его спутница упала на грудь Арабеллы и разрыдалась. Но Блад не обратил внимания на слезы девушки: нельзя было терять времени.
        - Есть в доме кто-нибудь из слуг? - быстро и решительно спросил он.
        Из мужской прислуги в доме оказался только старый негр Джеймс.
        - Он-то нам и нужен, - сказал Блад, вспомнив, что Джеймс был грумом
[27]. - Прикажите подать лошадей и сейчас же отправляйтесь в Спейгстаун. Там вы будете в полной безопасности. Здесь оставаться нельзя. Торопи- тесь!
        - Но ведь сражение уже закончилось... - нерешительно начала Арабелла и побледнела.
        - Самое страшное впереди. Мисс Трэйл потом вам расскажет. Ради бога, поверьте мне и сделайте так, как я говорю!
        - Он... он спас меня, - со слезами прошептала мисс Трэйл.
        - Спас тебя? - Арабелла была ошеломлена. - От чего спас, Мэри?
        - Об этом после! - почти сердито прервал их Блад. - Вы сможете гово- рить целую ночь, когда выберетесь отсюда в безопасное место. Пожалуйста, позовите Джеймса и сделайте так, как я говорю! Немедленно!
        - Вы не говорите, а приказываете.
        - Боже мой! Я приказываю! Мисс Трэйл, ну скажите же, есть ли у меня основания...
        - Да, да, - тут же откликнулась девушка, не дослушав его. - Арабелла, умоляю, послушайся его!
        Арабелла Бишоп вышла, оставив мисс Трэйл вдвоем с Бладом.
        - Я... я никогда не забуду, что вы сделали для меня, сэр! - с глаза- ми, полными слез, проговорила Мэри.
        И только сейчас Блад как следует разглядел тоненькую, хрупкую девуш- ку, похожую на ребенка.
        - В своей жизни я делал кое-что посерьезней, - ласково сказал он и добавил с горечью: - Поэтому-то я здесь и очутился.
        Она, конечно, не поняла его слов и не пыталась сделать вид, будто они ей понятны.
        - Вы... вы убили его? - со страхом спросила Мэри.
        Пристально взглянув на девушку, освещенную мерцанием свечи, Блад от- ветил:
        - Надеюсь, что да. Это вполне вероятно, но совсем неважно. Важно лишь, чтобы Джеймс поскорее подал лошадей.
        Наконец лошадей подали. Их было четыре, так как помимо Джеймса, ехав- шего в качестве проводника, Арабелла взяла с собой и служанку, которая ни за что не хотела оставаться в доме.
        Посадив на лошадь легкую, как перышко, Мэри Трэйл, Блад повернулся, чтобы попрощаться с Арабеллой, уже сидевшей в седле. Он пожелал ей счастливого пути, хотел добавить еще что-то, но не сказал ничего.
        Лошади тронулись и вскоре исчезли в лиловом полумраке звездной ночи, а Блад все еще продолжал стоять около дома полковника Бишопа.
        Из темноты до его донесся дрожащий детский голос:
        - Я никогда не забуду, что вы сделали для меня, мистер Блад! Никогда!
        Однако слова эти не доставили Бладу особой радости, так как ему хоте- лось, чтобы нечто похожее было сказано другим голосом. Он постоял в тем- ноте еще несколько минут, наблюдая за светлячками, роившимися над родо- дендронами, пока не стихло цоканье копыт, а затем, вздохнув, вернулся к действительности. Ему предстояло сделать еще очень многое.
        Он спустился в город вовсе не для того, чтобы познакомиться с тем, как ведут себя победители. Ему нужно было кое-что разузнать. Эту задачу он выполнил и быстро вернулся обратно к палисаду, где в глубокой трево- ге, но с некоторой надеждой его ждали друзья - рабы полковника Бишопа.


        Глава IX
        ССЫЛЬНЫЕ ПОВСТАНЦЫ

        К тому времени, когда фиолетовый сумрак тропической ночи опустился над Карибским морем, на борту "Синко Льягас" оставалось не больше десяти человек охраны: настолько испанцы были уверены - и, надо сказать, не без оснований - в полном разгроме гарнизона острова. Говоря о том, что на борту находилось десять человек охраны, я имею в виду скорее цель их ос- тавления, нежели обязанности, которые они на самом деле исполняли. В то время как почти вся команда корабля пьянствовала и бесчинствовала на бе- регу, остававшийся на борту канонир со своими помощниками, так хорошо обеспечившими легкую победу, получив с берега вино и свежее мясо, пиро- вал на пушечной палубе. Часовые - один на носу и другой на корме - несли вахту. Но их бдительность была весьма относительной, иначе они давно уже заметили бы две большие лодки, которые отошли от пристани и бесшумно пришвартовались под кормой корабля.
        С кормовой галереи все еще свисала веревочная лестница, по которой днем спустился в шлюпку дон Диего, отправлявшийся на берег. Часовой, проходя по галерее, неожиданно заметил на верхней ступеньке лестницы темный силуэт.
        - Кто там? - спокойно спросил он, полагая, что перед ним кто-то из своих.
        - Это я, приятель, - тихо ответил Питер Блад по-испански.
        Испанец подошел ближе:
        - Это ты, Педро?
        - Да, меня зовут примерно так, но сомневаюсь, чтобы я был тем Пите- ром, которого ты знаешь.
        - Как, как? - останавливаясь, спросил испанец.
        - А вот так, - ответил Блад.
        Испанец, застигнутый врасплох, не успев издать и звука, перелетел че- рез низкий гакаборт [28] и камнем упал в воду, едва не свалившись в одну из лодок, стоявших под кормой. В тяжелой кирасе, со шлемом на голове, он сразу же пошел ко дну, избавив людей Блада от дальнейших хлопот.
        - Тс!.. - прошептал Блад ожидавшим его внизу людям. - Поднимайтесь без шума.
        Пять минут спустя двадцать ссыльных повстанцев уже были на борту. Выбравшись из узкой галереи, они ничком растянулись на корме. Впереди горели огни. Большой фонарь на носу корабля освещал фигуру часового, расхаживавшего по полубаку [29]. Снизу, с пушечной палубы, доносились дикие крики оргии.
        Сочный мужской голос пел веселую песню, и ему хором подтягивали ос- тальные:
        Вот какие славные обычаи в Кастилии!
        - После сегодняшних событий этому можно поверить. Обычаи хоть куда! - заметил Блад и тихо скомандовал: - Вперед, за мной!
        Неслышно, как тени, повстанцы, пригибаясь, пробрались вдоль поручней кормовой части палубы на шкафут [30]. Кое-кто из повстанцев был вооружен мушкетами. Их добыли в доме надсмотрщика и вытащили из тайника, где хра- нилось оружие, с большим трудом собранное Бладом на случай бегства. У остальных были ножи и абордажные сабли.
        Со шкафута можно было видеть всю палубу от кормы до носа, где, на свою беду, торчал часовой. Бладу пришлось тут же им заняться. Вместе с двумя товарищами он пополз к часовому, оставив других под командой того самого Натаниэля Хагторпа, который когда-то был офицером королевского военноморского флота.
        Блад задержался ненадолго. Когда он вернулся к своим товарищам, ни одного часового на палубе испанского корабля уже не было.
        Испанцы продолжали беззаботно веселиться внизу, считая себя в полной безопасности. Да и чего им было бояться? Гарнизон Барбадоса разгромлен и разоружен, товарищи на берегу, став полными хозяевами города, жадно упи- вались успехами легкой победы. Испанцы не поверили своим глазам, когда их внезапно окружили ворвавшиеся к ним полуобнаженные, обросшие волосами люди, казавшиеся ордой дикарей, хотя в недавнем прошлом они, видимо, бы- ли европейцами.
        Песня и смех сразу же оборвались, и подвыпившие испанцы в ужасе и за- мешательстве вытаращили глаза на дула мушкетов, направленные в упор на них.
        Из толпы дикарей вышел стройный, высокий человек со смуглым лицом и светло-синими глазами, в которых блестел огонек зловещей иронии, и ска- зал по-испански:
        - Вы избавитесь от многих неприятностей, если тут же признаете себя моими пленниками и позволите без сопротивления удалить вас в безопасное место.
        - Боже мой! - прошептал канонир, хотя это восклицание лишь в малой степени отражало то изумление, которое он сейчас испытывал.
        - Прошу вас, - сказал Блад.
        После чего испанцы без всяких увещеваний, если не считать легких под- талкиваний мушкетами, были загнаны через люк в трюм.
        Затем повстанцы угостились хорошими блюдами, оставшимися от испанцев. После соленой рыбы и маисовых лепешек, которыми питались рабы Бишопа в течение долгих месяцев, жареное мясо, свежие овощи и хлеб показались им райской пищей. Но Блад не допустил никаких излишеств, для чего ему пот- ребовалось применить всю твердость, на которую он был только способен.
        В конце концов повстанцы выиграли лишь предварительную схватку. Предстояло еще удержать в руках ключ к свободе и закрепить победу. Нужно было приготовиться к дальнейшим событиям, и приготовления эти заняли значительную часть ночи. Однако все было закончено до того, как над го- рой Хиллбай взошло солнце, которому предстояло освещать день, богатый неожиданностями.
        Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, как один из ссыльных повс- танцев, расхаживавший по палубе в кирасе и шлеме, с испанским мушкетом в руках, объявил о приближении лодки. Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес возвращался на борт своего корабля с четырьмя огромными ящиками. В каж- дом из них находилось по двадцать пять тысяч песо выкупа, доставленного ему на рассвете губернатором Стидом. Дона Диего сопровождали его сын дон Эстебан и шесть гребцов.
        На борту фрегата царил обычный порядок. Корабль, левым бортом обра- щенный к берегу, спокойно покачивался на якоре. Лодка с доном Диего и его богатством подошла к правому борту, где висела веревочная лестница. Питер Блад очень хорошо подготовился к встрече, так как не зря служил под начальством де Ритера: с борта свисали тали, у лебедки стояли люди, а внизу в готовности ждали канониры под командой решительного Огла. Уже одним своим видом он внушал доверие.
        Дон Диего, ничего не подозревая, в превосходном настроении поднялся на палубу. Да и почему он мог что-либо подозревать?
        Удар палкой по голове, умело нанесенный Хагторпом, сразу же погрузил дона Диего в глубокий сон. Бедняга не успел даже взглянуть на караул, выстроенный для его встречи.
        Испанского гранда немедленно унесли в капитанскую каюту, а ящики с богатством подняли на палубу. Закончив погрузку сокровищ на корабль, дон Эстебан и гребцы по одному поднялись по веревочной лестнице на палубу, где с ними разделались так же неторопливо и умело, как и с командиром корабля. Питер Блад проводил подобного рода операции с удивительным блеском и, как я подозреваю, не без некоторой театральности. Несомненно, драматическое зрелище, разыгравшееся сейчас на борту испанского корабля, могло бы украсить собой сцену любого театра.
        К сожалению, описанная драматическая сцена изза дальности расстояния была недоступна многочисленным зрителям, находившимся на берегу. Жители Бриджтауна во главе с полковником Бишопом и страдающим от подагры губер- натором Стидом, уныло сидевшими на развалинах порта, глядели не на ко- рабль, а на восьмерку лодок, в которые усаживались испанские головорезы, утомленные насилиями и пресыщенные убийствами.
        Барбадосцы следили за отплытием лодок со смешанным чувством радости и отчаяния. Они радовались уходу беспощадных врагов и приходили в отчаяние от тех ужасных опустошений, какие, по крайней мере на время, нарушили счастье и процветание маленькой колонии.
        Наконец лодки отчалили от берега. Гогочущие испанцы откровенно глуми- лись над своими несчастными жертвами. Лодки были уже на полпути между пристанью и кораблем, когда воздух внезапно сотрясся от гула выстрела.
        Пушечное ядро упало в воду за кормой передней лодки, обдав брызгами находившихся в ней гребцов. На минуту они перестали грести, застыв от изумления, а затем заговорили все разом, проклиная опасную неосторож- ность их канонира, которому вздумалось салютовать им из пушки, заряжен- ной ядром. Они все еще проклинали его, когда второе ядро, более метко направленное, разнесло одну из лодок в щепки. Все, кто был в лодке - жи- вые и мертвые, оказались в воде.
        Однако если холодная ванна заставила этих головорезов умолкнуть, то ругательства и проклятия с остальных семи лодок только усилились. Подняв весла над водой и вскочив на ноги, испанцы посылали непристойные прокля- тия, умоляя небо и всех чертей сообщить им, какой пьяный идиот добрался до корабельных пушек.
        Но тут третье ядро превратило в обломки еще одну лодку, пустив на дно все ее содержимое. За минутой зловещего молчания последовал новый взрыв брани и невнятных криков, сопровождаемых всплесками весел. Испанские пи- раты растерялись: одни из них спешили вернуться на берег, другие хотели направиться прямо к кораблю и выяснить, что за чертовщина там творится. В том, что на корабле происходит что-то очень серьезное, никаких сомне- ний уже не оставалось. Это было тем более очевидно, что, пока они спори- ли, ругались и посылали проклятия в голубое небо, два новых ядра потопи- ли третью лодку.
        Решительный Огл получил прекрасную возможность попрактиковаться и полностью доказал правильность своих утверждений, что он кое-что понима- ет в пушкарском деле. Замешательство же испанцев облегчило ему его зада- чу, так как все их лодки сгрудились вместе.
        Новый выстрел положил предел разногласиям пиратов. Словно сговорив- шись, они развернулись или, вернее, попытались развернуться, но, прежде чем им удалось это сделать, еще две лодки отправились на дно.
        Три оставшиеся лодки, не утруждая себя оказанием помощи утопающим, поспешили обратно к пристани.
        Если испанцы не могли сообразить, что же именно происходит на кораб- ле, то еще непонятнее все это было для несчастных островитян, пока они не увидели, как с грот-мачты "Синко Льягас" соскользнул флаг Испании и вместо него взвился английский флаг. Но и после этого они оставались в замешательстве и со страхом наблюдали за возвращением на берег своих врагов, несомненно готовых выместить на барбадосцах свою злобу, вызван- ную столь неприятными событиями. Однако Огл продолжал доказывать, что его знакомство с пушками не устарело, и вдогонку спасавшимся испанцам прогремело несколько выстрелов. Последняя лодка разлетелась в щепки, ед- ва причалив к пристани.
        Таков был конец пиратской команды, не более десяти минут назад со смехом подсчитывавшей количество песо, которое придется на долю каждого грабителя за участие в совершенных ими злодеяниях. Человек шестьдесят все же ухитрились добраться до берега. Однако были ли у них какие-либо основания поздравлять себя с избавлением от смерти, я не могу сказать, так как никаких записей, по которым можно было бы проследить их дальней- шую судьбу, не сохранилось. Такое отсутствие документов уже достаточно красноречиво говорит за себя. Нам известно, что, как только испанцы вскарабкивались на берег, их тут же связывали; а учитывая свежесть и глубину их преступлений, можно не сомневаться в том, что они имели серьезные основания сожалеть о своем спасении после гибели их лодок.
        Кто же были эти таинственные помощники, которые в последнюю минуту отомстили испанцам, сохранив вымогательски полученный с островитян выкуп в сто тысяч песо? Загадка эта еще требовала разрешения. В том, что "Син- ко Льягас" находился в руках друзей, сейчас, после получения таких наг- лядных доказательств, никто уже не сомневался. "Но кто были эти люди? - спрашивали друг у друга жители Бриджтауна. - Откуда они появились? Един- ственное их предположение приближалось к истине: несомненно, какая-то кучка смелых островитян проникла нынешней ночью на корабль и овладела им. Оставалось лишь выяснить личность этих таинственных спасителей и воздать им должные почести.
        Именно с таким поручением и отправился на корабль полковник Бишоп как полномочный представитель губернатора (сам губернатор Стид не смог этого сделать по состоянию здоровья) в сопровождении двух офицеров.
        Поднявшись по веревочной лестнице на борт корабля, полковник узрел рядом с главным люком четыре денежных ящика. Это было чудесное зрелище, и глаза полковника радостно заблестели, тем более что содержимое одного из ящиков почти полностью было доставлено им лично.
        По обеим сторонам ящиков поперек палубы двумя стройными шеренгами стояли человек двадцать солдат с мушкетами, в кирасах и в испанских шле- мах.
        Нельзя было требовать от полковника Бишопа, чтобы он с первого же взгляда признал в этих подтянутых, дисциплинированных солдатах тех гряз- ных оборванцев, которые только еще вчера трудились на его плантациях.
        Еще меньше можно было ожидать, чтобы он сразу же опознал человека, подошедшего к нему с приветствием. Это был сухощавый джентльмен с изыс- канными манерами, одетый по испанской моде во все черное с серебряными позументами. На расшитой золотом перевязи висела шпага с позолоченной рукояткой, а из-под широкополой шляпы с большим плюмажем [31] видны были тщательно завитые локоны черного парика.
        - Приветствую вас на борту "Синко Льягас", дорогой полковник! - проз- вучал чей-то смутно знакомый голос. - В честь вашего прибытия нам по возможности пришлось использовать гардероб испанцев, хотя, честно гово- ря, мы даже не осмеливались ожидать вас лично. Вы находитесь среди дру- зей, среди ваших старых друзей!
        Полковник остолбенел от изумления: перед ним стоял Питер Блад - чисто выбритый и, казалось, помолодевший, хотя фактически он выглядел так, как это соответствовало его тридцатитрехлетнему возрасту.
        - Питер Блад! - удивленно воскликнул Бишоп. - Значит, это ты...
        - Вы не ошиблись. А вот это мои и ваши друзья. - И Блад, небрежным жестом откинув манжету из тонких кружев, указал рукой на застывшую ше- ренгу.
        Полковник вгляделся внимательно.
        - Черт меня побери! - с идиотским ликованием закричал он. - И с этими ребятами ты захватил испанский корабль и поменялся ролями с испанцами! Это изумительно! Это героизм!
        - Героизм? Нет, скорее это эпический подвиг. Вы, кажется, начинаете признавать мои таланты, полковник?
        Бишоп сел на крышку люка, снял свою широкополую шляпу и вытер пот со лба.
        - Ты меня удивляешь! - все еще не оправившись от изумления, продолжал он. - Клянусь спасением души, это поразительно! Вернуть все деньги, зах- ватить такой прекрасный корабль со всеми находящимися на нем богатства- ми! Это хотя бы частично возместит другие наши потери. Черт меня побери, но ты заслуживаешь хорошей награды за это.
        - Полностью разделяю ваше мнение, полковник.
        - Будь я проклят! Вы все заслуживаете хорошей награды и моей призна- тельности.
        - Разумеется, - заметил Блад. - Вопрос заключается в том, какую наг- раду мы, по-вашему, заслужили и в чем будет заключаться ваша признатель- ность.
        Полковник Бишоп удивленно взглянул на него:
        - Но это же ясно. Его превосходительство губернатор Стид сообщит в Англию о вашем подвиге, и, возможно, вам снизят сроки заключения.
        - О, великодушие короля нам хорошо известно! - насмешливо заметил На- таниэль Хагторп, стоявший рядом, а в шеренге ссыльных повстанцев раздал- ся смех.
        Полковник Бишоп слегка поежился, впервые ощутив некоторое беспо- койство. Ему пришло в голову, что дело может повернуться совсем не так гладко.
        - Кроме того, есть еще один вопрос, - продолжал Блад. - Это вопрос о вашем обещании меня выпороть. В этих делах, полковник, вы держите свое слово, чего нельзя сказать о других. Насколько я помню, вы заявили, что не оставите и дюйма целой кожи на моей спине.
        Плантатор слабо махнул рукой с таким видом, будто слова Блада обидели его:
        - Ну как можно вспоминать о таких пустяках после того, что вы совер- шили, дорогой доктор!
        - Рад, что вы настроены так миролюбиво. Но я думаю, мне очень повез- ло. Ведь если бы испанцы появились не вчера, а сегодня, то сейчас я на- ходился бы в таком же состоянии, как бедный Джереми Питт...
        - Ну, к чему об этом сейчас говорить?
        - Приходится, дорогой полковник. Вы причинили людям столько зла и столько жестокостей, что ради тех, кто может здесь оказаться после нас, я хочу, чтобы вы получили хороший урок, который остался бы у вас в памя- ти. В кормовой рубке лежит сейчас Джереми, чью спину вы разукрасили во все цвета радуги. Бедняга проболеет не меньше месяца. И если бы не ис- панцы, то сейчас он, может быть" был бы уже на том свете, и там же мог бы оказаться и я...
        Но тут выступил вперед Хагторп, высокий, энергичный человек с резкими чертами привлекательного лица.
        - Зачем вы тратите время на эту жирную свинью? - удивленно спросил бывший офицер королевского военно-морского флота. - Выбросите его за борт, и дело с концом.
        Глаза полковника вылезли из орбит.
        - Что за чушь вы мелете?! - заревел он.
        - Должен вам сказать, полковник, - перебил его Питер Блад, - что вы очень счастливый человек, хотя даже и не догадываетесь, чему вы обязаны своим счастьем.
        Вмешался еще один человек - загорелый, одноглазый Волверстон, настро- енный более воинственно, нежели его товарищ.
        - Повесить его на нок-рее! [32] - сердито крикнул он, и несколько бывших невольников, стоявших в шеренге, охотно поддержали его предложе- ние.
        Полковник Бишоп задрожал. Блад повернулся. Лицо его было совершенно невозмутимо.
        - Позволь, Волверстон, но командуешь судном все-таки не ты, а я, и я поступлю так, как найду нужным. Так мы договаривались, и прошу об этом не забывать, - сказал он громко, как бы обращаясь ко всей команде. - Я хочу, чтобы полковнику Бишопу была сохранена жизнь. Он нужен нам как за- ложник. Если же вы будете настаивать на том, чтобы его повесить, то вам придется повесить вместе с ним и меня.
        Никто ему не ответил. Хагторп пожал плечами и криво улыбнулся. Блад продолжал:
        - Помните, друзья, что на борту корабля может быть только один капи- тан. - И, обернувшись к полковнику, он сказал: - Хотя вам обещано сохра- нить жизнь, но я должен впредь до нашего выхода в открытое море задер- жать вас на борту как заложника, который обеспечит порядочное поведение со стороны губернатора Стида и тех, кто остался в форте.
        - Впредь до вашего выхо... - Ужас, охвативший полковника, помешал ему закончить свою речь.
        - Совершенно верно, - сказал Блад и повернулся к офицерам, сопровож- давшим Бишопа: - Господа, вы слышали, что я сказал. Прошу передать это его превосходительству вместе с моими наилучшими пожеланиями.
        - Но сэр... - начал было один из них.
        - Больше говорить не о чем, господа. Моя фамилия Блад, я - капитан "Синко Льягас", захваченного мною у дона Диего де Эспиноса-и-Вальдес, который находится здесь же на борту в роли пленника. Вот трап, господа офицеры. Я полагаю, что вам удобнее воспользоваться им, нежели быть выш- вырнутыми за борт, как это и произойдет, если вы задержитесь.
        Невзирая на истошные вопли полковника Бишопа, офицеры сочли за лучшее ретироваться - правда, после того, как их слегка подтолкнули мушкетами. Однако бешенство полковника усилилось, после того как он остался один на милость своих бывших рабов, которые имели все основания смертельно его ненавидеть.
        Только человек шесть повстанцев обладали коекакими скудными познания- ми в морском деле. К ним, разумеется, относился и Джереми Питт. Однако сейчас он был ни к чему не пригоден.
        Хагторп немало времени провел в прошлом на кораблях, но искусства на- вигации никогда не изучал. Все же он имел некоторое представление, как управлять судном, и под его командой вчерашние невольники начали гото- виться к отплытию.
        Убрав якорь и подняв парус на грот-мачте, они при легком бризе напра- вились к выходу в открытое море. Форт молчал. Поведение губернатора не вызывало нареканий.
        Корабль проходил уже неподалеку от мыса в восточной части бухты, ког- да Питер Блад подошел к полковнику, уныло сидевшему на крышке главного люка.
        - Скажите, полковник, вы умеете плавать?
        Бишоп испуганно взглянул на Блада. Его большое лицо пожелтело, а ма- ленькие глазки стали еще меньше, чем обычно.
        - Как врач, я прописываю вам купание, чтобы вы остыли, - с любезной улыбкой произнес Блад и, не получив ответа, продолжал: - Вам повезло, что я по натуре не такой кровожадный человек, как вы или некоторые из моих друзей. Мне дьявольски трудно было уговорить их забыть о мести, впрочем, совершенно законной. И я склонен сомневаться, что ваша шкура стоит тех усилий, которые я на вас затратил.
        Никаких сомнений у Блада не было. Ему приходилось сейчас лгать, ибо если бы он поступил так, как ему подсказывали ум и инстинкт, то полков- ник давно уж болтался бы на рее, и Блад считал бы это справедливым воз- мездием.
        Но мысль об Арабелле Бишоп заставила его сжалиться над палачом, выну- дила его выступить не только против своей совести, но и против естест- венной жажды мести его друзей-невольников. Только потому, что полковник был дядей Арабеллы, хотя сам Бишоп и не подозревал этого, к нему была проявлена такая снисходительность.
        - Вам придется немножко поплавать, - продолжал Блад. - До мыса не больше четверти мили, и, если в пути ничего не произойдет, вы легко туда доберетесь. К тому же у вас такая солидная комплекция, что вам нетрудно будет держаться на воде. Живей! Не медлите! Иначе вы уйдете с нами в дальнее плавание, и только дьяволу известно, что с вами может случиться завтра или послезавтра. Вас любят здесь не больше, чем вы этого заслужи- ваете.
        Полковник Бишоп овладел собой и встал. Беспощадный тиран, который ни- когда и ни в чем себя не сдерживал, сейчас вел себя, как смирная овечка.
        Питер Блад отдал распоряжение, и поперек планшира [33] привязали длинную доску.
        - Прошу вас, полковник, - сказал Блад, изящным жестом руки указывая на доску.
        Полковник со злобой взглянул на него, но тут же согнал с лица это вы- ражение. Он быстро снял башмаки, сбросил на палубу свой красивый камзол из светло-коричневой тафты и влез на доску.
        Цепляясь руками за ванты [34], он с ужасом посматривал вниз, где в двадцати пяти футах от него плескались зеленые волны.
        - Ну, еще один шаг, дорогой полковник, - произнес позади него спокой- ный, насмешливый голос.
        Продолжая цепляться за веревки, Бишоп оглянулся и увидел фальшборт
[35], над которым торчали загорелые лица. Еще вчера они побледнели бы от страха, если бы он только слегка нахмурился, а сегодня злорадно скалили зубы.
        На мгновение бешенство вытеснило его страх и осторожность. Он громко, но бессвязно выругался, выпустил веревки и пошел по доске. Сделав три шага, Бишоп потерял равновесие и, перевернувшись в воздухе, упал в зеле- ную бездну.
        Когда он, жадно глотая воздух, вынырнул, "Синко Льягас" был уже в нескольких сотнях ярдов от него с подветренной стороны. Но до Бишопа еще доносились издевательские крики, которыми его напутствовали ссыльные повстанцы, и бессильная злоба вновь овладела плантатором.


        Глава X
        ДОН ДИЕГО

        Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес очнулся от сильной боли в затылке и мутным взглядом окинул каюту, залитую солнечным светом, струившимся в квадратные окна, выходившие на корму. Он застонал от боли, закрыл глаза и, лежа так, попытался определиться во времени и в пространстве. Но ди- кая боль в затылке и сумбур в голове мешали ему мыслить связно.
        Ощущение смутной тревоги заставило его вновь открыть глаза и осмот- реться еще раз.
        Бесспорно, он лежал в большой каюте у себя на корабле "Синко Льягас", а если это так, то он не должен был ощущать чувство тревоги. И все же обрывки смутных воспоминаний упорно подсказывали ему, что не все было так, как нужно.
        Судя по положению солнца, сквозь квадратные окна заливавшего каюту золотистым светом, сейчас должно было быть раннее утро, если, конечно, корабль шел на запад. Затем ему пришла в голову другая мысль. Возможно, они шли на восток - тогда сейчас была уже вторая половина дня. То, что корабль двигался, ему было ясно по слабой килевой качке судна. Но как случилось, что он, капитан, не имел понятия, шли они на восток или на запад, что он не знал, куда же направлялся корабль?
        Мысли его вернулись к вчерашним событиям, если они действительно слу- чились вчера. Он отчетливо представил свое успешное нападение на Барба- дос. Все детали этой удачной экспедиции были свежи в его памяти вплоть до самого возвращения на борт корабля. Здесь все его воспоминания вне- запно и необъяснимо обрывались.
        Его уже начали терзать различные догадки, когда открылась дверь и он с удивлением увидел, как в каюту вошел его лучший камзол. Это был на редкость элегантный, отделанный серебряными позументами испанский костюм из черной тафты, сшитый около года назад в Кадиксе. Командир "Синко Льягас" настолько хорошо знал все его детали, что никак не мог оши- биться.
        Камзол остановился, чтобы закрыть за собой дверь, и направился к ди- вану, на котором лежал дон Диего. В камзоле оказался высокий, стройный джентльмен, примерно такого же роста, как и дон Диего, и почти с такой же фигурой. Заметив, что испанец с удивлением рассматривает его, джентльмен ускорил шаги и спросил по-испански:
        - Как вы себя чувствуете?
        Ошеломленный дон Диего встретил взгляд синих глаз. Смуглое насмешли- вое лицо джентльмена обрамляли черные локоны. Склонив голову, он ожидал ответа; но испанец был слишком взволнован, чтобы ответить на такой прос- той вопрос.
        Незнакомец прикоснулся рукой к затылку дона Диего. Испанец поморщился и застонал.
        - Больно? - спросил незнакомец, взяв дона Диего за руку повыше кисти большим и указательным пальцами.
        Озадаченный испанец спросил:
        - Вы доктор?
        - Да, помимо всего прочего, - ответил смуглый незнакомец, продолжая щупать пульс своего пациента. - Пульс частый, ровный, - наконец объявил он, опуская руку. - Большого вреда вам не причинили.
        Дон Диего с трудом поднялся и сел на диван, обитый красным плюшем.
        - Кто вы такой, черт побери? - спросил он. - И какого дьявола вы за- лезли в мой костюм и на мой корабль?
        Прямые черные брови незнакомца приподнялись, а губы тронула легкая усмешка:
        - Боюсь, что вы все еще бредите. Это не ваш корабль, а мой. И костюм этот также принадлежит мне.
        - Ваш корабль? - ошеломленно переспросил испанец и еще более ошелом- ленно добавил: - Ваш костюм? Но... тогда... - Ничего не понимая, он ог- ляделся вокруг, затем еще раз внимательно осмотрел каюту, останавливаясь на каждом знакомом предмете. - Может быть, я сошел с ума? - наконец спросил он. - Но ведь этот корабль, вне всякого сомнения, "Синко Льягас"?
        - Да, это "Синко Льягас".
        - Тогда...
        Испанец умолк, а взгляд его стал еще более беспокойным.
        - Господи помилуй! - закричал он, как человек, испытывающий сильную душевную муку. - Может быть, вы скажете мне, что и дон Диего де Эспиноса - это тоже вы?
        - О нет. Мое имя Блад, капитан Питер Блад. Ваш корабль, так же как и этот изящный костюм принадлежат мне как военные трофеи. Вы же, дон Дие- го, мой пленник.
        Как ни неожиданно показалось дону Диего это объяснение, все же оно слегка успокоило испанца, так как было более естественно, нежели то, что он уже начал воображать.
        - Но... Значит, тогда вы не испанец?
        - Вы льстите моему испанскому произношению. Я имею честь быть ирланд- цем. Вы, очевидно, думаете, что произошло какое-то чудо. Да, так оно и есть, но это чудо создал я, у которого, как можете судить по результа- там, неплохо варит голова.
        И капитан Блад вкратце изложил ему все события последних суток. Слу- шая его рассказ, испанец попеременно то бледнел, то краснел. Дотронув- шись до затылка, дон Диего нащупал там шишку величиной с голубиное яйцо, полностью подтверждавшую слова Блада. Широко раскрыв глаза, испанец ус- тавился на улыбающегося капитана и закричал:
        - А мой сын? Где мой сын? Он был со мной, когда я прибыл на корабль.
        - Ваш сын в безопасности. Как он, так и гребцы вместе с вашим канони- ром и его помощниками крепко закованы в кандалы и сидят в уютном трюме.
        Дон Диего устало вздохнул, но его блестящие черные глаза продолжали внимательно изучать смуглое лицо человека, который стоял перед ним. Об- ладая твердым характером, присущим человеку отчаянной профессии, он взял себя в руки. Ну что ж, на сей раз кости упали не в его пользу. Его зас- тавили отказаться от роли в тот самый момент, когда успех был уже у него в руках. Со спокойствием фаталиста он смирился с новой обстановкой и хладнокровно спросил:
        - Ну, а что же дальше, господин капитан?
        - А дальше, - ответил капитан Блад, если согласиться со званием, ко- торое он сам себе присвоил, - как человек гуманный я должен выразить со- жаление, что вы не умерли от нанесенного вам удара. Ведь это означает, что вам придется испытать все неприятности, связанные с необходимостью умирать снова.
        - Да? - Дон Диего еще раз глубоко вздохнул и внешне невозмутимо спро- сил: - А есть ли в этом необходимость?
        В синих глазах капитана Блада промелькнуло одобрение: ему нравилось самообладание испанца.
        - Задайте этот вопрос себе, - сказал он. - Как опытный и кровожадный пират скажите мне: что бы вы сделали на моем месте?
        - О, но ведь между нами есть разница. - Дон Диего уселся прочнее, опершись локтем на подушку, чтобы продолжить обсуждение этого серьезного вопроса. - Разница заключается в том, что я не называю себя гуманным че- ловеком.
        Капитан Блад пристроился на краю большого дубового стола.
        - Но ведь я тоже не дурак, - сказал он, - и моя ирландская сентимен- тальность не помешает мне сделать то, что необходимо. Оставлять на ко- рабле вас и десяток оставшихся в живых мерзавцев - опасно. Как вам из- вестно, в трюме моего корабля не так уж много воды и продуктов. Правда, у нас малочисленная команда, но вы и ваши соотечественники, к большому нашему неудобству, увеличиваете количество едоков. Сами видите, что из благоразумия мы должны отказать себе в удовольствии побыть в вашем об- ществе и, подготовив ваши нежные сердца к неизбежному, любезно пригла- сить вас перешагнуть через борт.
        - Да, да, я понимаю, - задумчиво заметил испанец. Он понял этого че- ловека и пытался разговаривать с ним в том же тоне напускной изысканнос- ти и внешнего спокойствия. - Должен вам признаться, что ваши слова до- вольно убедительны.
        - Вы снимаете с меня большую тяжесть, - сказал капитан Блад. - Мне не хотелось бы быть грубым без особой к тому необходимости, тем более что мои друзья и я многим вам обязаны. Независимо от того, что произошло с другими, но для нас ваше нападение на Барбадос окончилось весьма благо- получно. Мне приятно убедиться в вашем согласии с тем, что у нас нет иного выбора.
        - Но позвольте, мой друг, почему нет выбора? В этом я с вами не могу согласиться.
        - Если у вас есть иное предложение, я буду счастлив рассмотреть его.
        Дон Диего провел рукой по своей черной бородке, подстриженной клиныш- ком.
        - Можете ли вы дать мне время подумать до утра? Сейчас у меня так бо- лит голова, что я не способен что-либо соображать. Согласитесь сами: та- кой вопрос все-таки следует обдумать.
        Капитан Блад поднялся, снял с полки песочные часы, рассчитанные на тридцать минут, повернул их так, чтобы колбочка с рыжим песком оказалась наверху, и поставил на стол.
        - Сожалею, дорогой дон Диего, что мне приходится торопить вас. Вот время, на которое вы можете рассчитывать. - И он указал на песочные ча- сы. - Когда этот песок окажется внизу, а мы не придем к приемлемому для меня решению, я буду вынужден просить вас и ваших друзей прогуляться за борт.
        Вежливо поклонившись, капитан Блад вышел и закрыл за собой дверь на ключ.
        Опершись локтями о колени и положив на ладони подбородок, дон Диего наблюдал, как ржавый песок сыплется из верхней колбочки в нижнюю. По ме- ре того как шло время, его сухое загорелое лицо все более мрачнело.
        И едва лишь последние песчинки упали на дно нижней колбочки, дверь распахнулась.
        Испанец вздохнул и, увидев возвращающегося капитана Блада, сразу же сообщил ему ответ, за которым тот пришел:
        - У меня есть план, сэр, но осуществление его зависит от вашей добро- ты. Не можете ли вы высадить нас на один из островов этого неприятного архипелага, предоставив нас своей судьбе?
        Капитан Блад провел языком по сухим губам.
        - Это несколько затруднительно, - медленно произнес он.
        - Я опасался, что вы так и ответите. - Дон Диего снова вздохнул и встал. - Давайте не будем больше говорить об этом.
        Синие глаза пристально глядели на испанца:
        - Вы не боитесь умереть, дон Диего?
        Испанец откинул назад голову и нахмурился:
        - Ваш вопрос оскорбителен, сэр!
        - Тогда разрешите мне задать его по-иному и, пожалуй, в более прием- лемой форме: хотите ли вы остаться в живых?
        - О, на это я могу ответить. Я хочу жить, а еще больше мне хочется, чтобы жил мой сын. Но как бы ни было сильно мое желание, я не стану иг- рушкой в ваших руках, господин насмешник.
        Это был первый признак испытываемого им гнева или возмущения.
        Капитан Блад ответил не сразу. Как и прежде, он присел на край стола.
        - А не хотели бы вы, сэр, заслужить жизнь и свободу себе, вашему сыну и остальным членам вашего экипажа, находящимся сейчас здесь, на борту?
        - Заслужить? - переспросил дон Диего, и от внимания Блада не ус- кользнуло, что испанец вздрогнул. - Вы говорите - заслужить? Почему же нет, если служба, которую вы предложите, не будет связана с бесчестием как для меня лично, так и для моей страны.
        - Как вы можете подозревать меня в этом! - негодуя, сказал капитан. - Я понимаю, что честь имеется даже у пиратов. - И он тут же изложил ему свое предложение: - Посмотрите в окно, дон Диего, и вы увидите на гори- зонте нечто вроде облака. Не удивляйтесь, но это остров Барбадос, хотя мы - что для вас вполне понятно - стремились как можно дальше отойти от этого проклятого острова. У нас сейчас большая трудность. Единственный человек, знающий кораблевождение, лежит в лихорадочном бреду, а в откры- том океане, вне видимости земли, мы не можем вести корабль туда, куда нам нужно. Я умею управлять кораблем в бою, и, кроме того, на борту есть еще два-три человека, которые помогут мне. Но держаться все время бере- гов и бродить около этого, как вы удачно выразились, неприятного архипе- лага - это значит накликать на себя новую беду. Мое предложение очень несложно: мы хотим кратчайшим путем добраться до голландской колонии Кю- расао. Можете ли вы дать мне честное слово, что если я вас освобожу, то вы приведете нас туда? Достаточно вашего согласия, и по прибытии в Кюра- сао я отпущу на свободу вас и всех
ваших людей.
        Дон Диего опустил голову на грудь и в раздумье подошел к окнам, выхо- дящим на корму. Он стоял, всматриваясь в залитое солнцем море и в пеня- щуюся кильватерную струю [36] корабля. Это был его собственный корабль. Английские собаки захватили этот корабль и сейчас просят привести его в порт, где он будет полностью потерян для Испании и, вероятно, оснащен для военных операций против его родины. Эти мысли лежали на одной чаше весов, а на другой были жизни шестнадцати человек. Жизни четырнадцати человек значили для него очень мало, но две жизни принадлежали ему и его сыну.
        Наконец он повернулся и, став спиной к свету, так, чтобы капитан не мог видеть, как побледнело его лицо, произнес:
        - Я согласен!


        Глава XI
        СЫНОВНЯЯ ПОЧТИТЕЛЬНОСТЬ

        После того как дон Диего де Эспиноса дал слово привести корабль в Кю- расао, ему были переданы обязанности штурмана и предоставлена полная свобода передвижения на его бывшем корабле. Все повстанцы относились к испанскому гранду с уважением в ответ на его изысканную учтивость. Это вызывалось не только тем, что никто, кроме него, не мог вывести корабль из опасных вод, омывавших берега Мэйна [37], но также и тем, что рабы Бишопа, увлеченные собственным спасением, не видели всех ужасов и нес- частий, перенесенных Бриджтауном, иначе они к любому испанскому пирату относились бы как к злому и коварному зверю, которого нужно убивать на месте. Дон Диего обедал в большой каюте вместе с Бладом и тремя его офи- церами: Хагторпом, Волверстоном и Дайком.
        В лице дона Диего они нашли приятного и интересного собеседника, и расположение их к нему подкреплялось выдержкой и невозмутимостью, с ка- кими он переносил постигшее его несчастье.
        Нельзя было даже заподозрить, чтобы дон Диего вел нечестную игру. Он сразу же указал им на их ошибку: отойдя от Барбадоса, они пошли по вет- ру, в то время как, направляясь от архипелага в Карибское море, должны были оставить остров Барбадос с подветренной стороны. Исправляя ошибку, они вынуждены были вновь пересечь архипелаг, чтобы идти в Кюрасао. Перед тем как лечь на этот курс, он предупредил, что такой маневр связан с не- которым риском. В любой точке между островами они могли встретиться с таким же или более мощным кораблем, и, независимо от того, будет ли он испанским или английским, им грозила одинаковая опасность: при нехватке людей, ощущаемой на "Синко Льягас", они не могли бы дать бой. Стремясь предельно уменьшить этот риск, дон Диего повел корабль вначале на юг, а затем повернул на запад. Они счастливо прошли между островами Тобаго и Гренада, миновали опасную зону и выбрались в относительно спокойные воды Карибского моря.
        - Если ветер не переменится, - сказал дон Диего, определив местона- хождение корабля, - мы через три дня будем в Кюрасао.
        Ветер стойко держался в течение этих трех дней, а на второй день даже несколько посвежел, и все же, когда наступила третья ночь, никаких приз- наков суши не было. Рассекая волны, "Синко Льягас" шел быстрым ходом, но, кроме моря и голубого неба, ничего не было видно. Встревоженный ка- питан Блад сказал об этом дону Диего.
        - Земля покажется завтра утром, - невозмутимо ответил испанец.
        - Клянусь всеми святыми, но у вас, испанцев все завтра, а это "завт- ра" никогда не наступает, мой друг.
        - Не беспокойтесь, на этот раз "завтра" наступит. Как бы рано вы ни встали, перед вами уже будет земля, дон Педро.
        Успокоенный капитан Блад отправился навестить своего пациента - Дже- реми Питта, болезненному состоянию которого дон Диего был обязан своей жизнью. Вот уже второй день, как у Питта не было жара и раны на спине начали подживать. Он чувствовал себя настолько лучше, что пожаловался на свое пребывание в душной каюте. Уступая его просьбам, Блад разрешил больному подышать свежим воздухом, и вечером, с наступлением сумерек, опираясь на руку капитана, Джереми Питт вышел на палубу.
        Сидя на крышке люка, он с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух, любовался морем и по привычке моряка с интересом разглядывал темно-синий свод неба, усыпанный мириадами звезд. Некоторое время он был спокоен и счастлив, но потом стал тревожно озираться и всматриваться в яркие соз- вездия, сиявшие над безбрежным океаном. Прошло еще несколько минут, и Питт перевел взгляд на капитана Блада.
        - Ты что-нибудь понимаешь в астрономии, Питер? - спросил он.
        - В астрономии? К сожалению, я не могу отличить пояс Ориона от пояса Венеры [38].
        - Жаль. И все остальные члены нашей разношерстной команды, должно быть, так же невежественны в этом, как и ты?
        - Ты будешь ближе к истине, если предположишь, что они знают еще меньше меня.
        Джереми показал на светлую точку в небе справа, по носу корабля, и сказал:
        - Это Полярная звезда. Видишь?
        - Разумеется, вижу, - ленивым голосом ответил Блад.
        - А Полярная звезда, если она висит перед нами, почти над правым бор- том, означает, что мы идем курсом норд-норд-вест или, может быть, норд-вест, так как я сомневаюсь, чтобы мы находились более чем в десяти градусах к западу.
        - Ну и что же? - удивился капитан Блад.
        - Ты говорил мне, что, пройдя между островами Тобаго и Гренада, мы пошли в Кюрасао к западу от архипелага. Но если бы мы шли таким курсом, то Полярная звезда должна была бы быть у нас на траверсе [39] - вон там.
        Состояние лени, владевшее Бладом, исчезло мгновенно. Он сжался от ка- кого-то мрачного предчувствия и только хотел что-то сказать, как луч света из двери каюты на корме прорезал темноту у них над головой. Дверь закрылась, и они услыхали шаги по трапу. Это был дон Диего. Капитан Блад многозначительно сжал пальцами плечо Джереми и, подозвав испанца, обра- тился к нему по-английски, как обычно делал в присутствии людей, не знавших испанского языка.
        - Разрешите наш маленький спор, дон Диего, - шутливо сказал он. - Мы здесь спорим с Питтом, какая из этих звезд - Полярная.
        - И это все? - спокойно спросил испанец. В его тоне звучала явная ирония. - Если мне не изменяет память, вы говорили, что господин Питт - ваш штурман.
        - Да, за неимением лучшего, - с шутливым пренебрежением заметил капи- тан. - Но я сейчас был готов спорить с ним на сто песо, что искомая звезда - вот эта. - И он небрежно указал рукой на первую попавшуюся светлую точку в небе.
        Блад потом признался Питту, что, если бы дон Диего с ним согласился, он убил бы его на месте. Однако испанец откровенно выразил свое презре- ние к астрономическим познаниям Блада.
        - Ваше убеждение основано на невежестве, дон Педро. Вы проиграли: По- лярная звезда - вот эта, - сказал он, указывая на нее.
        - А вы убеждены в этом?
        - Мой дорогой дон Педро! - запротестовал испанец, которого начал за- бавлять этот разговор. - Ну мыслимо ли, чтобы я ошибся? Да и у нас есть, наконец, такое доказательство, как компас. Пойдемте взглянуть, каким курсом мы идем.
        Его полная откровенность и спокойствие человека, которому нечего скрывать, сразу же рассеяли подозрения Блада. Однако убедить Питта было не так легко.
        - В таком случае, дон Диего, - спросил он, - почему же мы идем в Кю- расао таким странным курсом?
        - У вас есть все основания задать мне такой вопрос, - без малейшего замешательства ответил дон Диего и вздохнул. - Я надеялся, что допущен- ная мной небрежность не будет замечена. Обычно я не веду астрономических наблюдений, так как всецело полагаюсь на навигационное счисление пути. Но, увы, никогда нельзя быть слишком уверенным в себе. Сегодня, взяв в руки квадрант, я, к своему стыду, обнаружил, что уклонился на полградуса к югу, а поэтому Кюрасао находится сейчас от нас почти прямо к северу. Именно эта ошибка и вызвала задержку в пути. Но теперь все в порядке, и мы придем туда к утру.
        Объяснение это было настолько прямым и откровенным, что не оставляло сомнений в честности дона Диего. И когда испанец ушел, Блад заметил, что вообще нелепо подозревать его в чем-либо, ибо он доказал свою честность, открыто заявив о своем согласии скорее умереть, чем взять на себя ка- кие-либо обязательства, несовместимые с его честью.
        Впервые попав в Карибское море и не зная повадок здешних авантюрис- тов, капитан Блад все еще питал по отношению к ним некоторые иллюзии.
        Однако события следующего дня грубо их развеяли.
        Выйдя на палубу до восхода солнца, он увидел перед собой туманную по- лоску земли, обещанную им испанцем накануне. Примерно в десяти милях от корабля тянулась длинная береговая линия, простираясь по горизонту дале- ко на восток и запад. Прямо перед ними лежал большой мыс. Очертания бе- регов смутили Блада, он нахмурился, так как никогда не думал, что остров Кюрасао может быть так велик. То, что находилось перед ним, скорее похо- дило не на остров, а на материк.
        Справа по борту, в трех-четырех милях от них, шел большой корабль, водоизмещением не меньшим, если не большим, чем "Синко Льягас". Пока Блад наблюдал за ним, корабль изменил курс, развернулся и в крутом бей- девинде пошел на сближение.
        Человек двенадцать из команды Блада, встревоженные, бросились на бак, нетерпеливо посматривая на сушу.
        - Вот это и есть обещанная земля, дон Педро, - услышал он позади себя чей-то голос, говоривший поиспански.
        Нотка скрытого торжества, прозвучавшая в этом голосе, сразу же разбу- дила в Бладе все его подозрения. Он так круто повернулся к дону Диего, что увидел ироническую улыбку, не успевшую исчезнуть с лица испанца.
        - Ваша радость при виде этой земли по меньшей мере непонятна, - ска- зал Блад.
        - Да, конечно! - Испанец потер руки, и Блад заметил, что они дрожали. - Это радость моряка.
        - Или предателя, что вернее, - спокойно сказал Блад. Когда испанец попятился от него с внезапно изменившимся выражением лица, которое пол- ностью уничтожило все сомнения Блада, он указал рукой на сушу и резко спросил: - Хватит ли у вас наглости и сейчас утверждать, что это берег Кюрасао? - Он решительно наступал на дона Диего, который шаг за шагом отходил назад. - Может быть, вы хотите, чтобы я сказал вам, что это за земля? Вы хотите этого?
        Уверенность, с которой говорил Блад, казалось, ошеломила испанца; он молчал. И здесь капитан Блад наугад, а быть может, и не совсем наугад, рискнул высказать свою догадку. Если эта береговая линия не принадлежала Мэйну, что было не совсем невероятно, то она могла принадлежать либо Ку- бе, либо Гаити. Но остров Куба, несомненно, лежал дальше к северо-запа- ду, и Блад тут же сообразил, что дон Диего, замыслив предательство, мог привести их к берегам ближайшей из этих испанских территорий.
        - Эта земля, предатель и клятвопреступник, - остров Гаити!
        Он пристально всматривался в смуглое и сразу же побледневшее лицо ис- панца, чтобы убедиться, как он будет реагировать на его слова. Но сейчас отступавший испанец дошел уже до середины шканцев [40], где бизань [41] мешала стоявшим внизу англичанам видеть Блада и дона Диего. Губы испанца скривились в презрительной улыбке.
        - Ты слишком много знаешь, английская собака! - тяжело дыша, сказал он и, бросившись на Блада, схватил его за горло.
        Они отчаянно боролись, крепко обхватив друг друга. Блад подставил ис- панцу ногу и вместе с ним упал на палубу. Испанец, слишком понадеявшись на свои силы, рассчитывал, что сумеет задушить Блада и выиграет полчаса, необходимые для подхода того прекрасного судна, которое уже направлялось к ним. То, что судно было испанским, не вызывало никаких сомнений, так как ни один корабль другой национальности не мог бы так смело крейсиро- вать в испанских водах у берегов Гаити. Однако расчеты дона Диего не оп- равдались, и он сообразил это слишком поздно, когда стальные мускулы сжали его клещами. Прижав испанца к палубе коленом, Блад криками сзывал своих людей, которые, топая по трапу, поднимались наверх.
        - Не пора ли тебе помолиться за свою грязную душу? - в ярости спросил Блад.
        Однако дон Диего, положение которого было совершенно безнадежным, заставил себя улыбнуться и ответил издевательски:
        - А кто помолится за твою душу, когда вот этот галион возьмет вас на абордаж?!
        - Вот этот галион? - переспросил Блад, мучительно осознав, что уже было нельзя избежать последствий предательства дона Диего.
        - Да, этот галион! Ты знаешь, что это за корабль? Это "Энкарнасион" - флагманский корабль главнокомандующего испанским флотом в здешних водах - адмирала дона Мигеля де Эспиноса, моего брата. Это очень удачная встреча. Всевышний, как видишь, блюдет интересы католической Испании.
        Светлые глаза капитана Блада блеснули, а лицо приняло суровое выраже- ние.
        - Связать ему руки и ноги! - приказал Блад своим людям и добавил: - Чтобы ни один волосок не упал с драгоценной головы этого мерзавца!
        Такое предупреждение было отнюдь не лишним, так как его люди, рассви- репев от мысли, что им угрожает рабство более страшное, чем то, из кото- рого они только что вырвались, были готовы разорвать испанца в клочья. И если сейчас они подчинились своему капитану и удержались от этого, то только потому, что стальная нотка в голосе Блада обещала дону Диего де Эспиноса-и-Вальдес не обычную смерть, а нечто более изощренное.
        - Грязный пират! - презрительно бросил Блад. - Где же твое честное слово, подлец!
        Дон Диего взглянул на него и засмеялся.
        - Ты недооцениваешь меня, - сказал он по-английски, чтобы все его по- няли. - Да, я говорил, что не боюсь смерти, и докажу это! Понятно, анг- лийская собака?!
        - Ирландская, с твоего разрешения, - поправил его Блад. - А где же твое честное слово, испанская скотина?
        - Неужели ты мог допустить, чтобы я оставил в ваших грязных лапах прекрасный корабль, на котором вы сражались бы с испанцами? Ха-ха-ха! - злорадно засмеялся дон Диего. - Идиоты! Можете меня убить, но я умру с сознанием выполненного долга. Не пройдет и часа, как всех вас закуют в кандалы, а "Синко Льягас" будет возвращен Испании.
        Капитан Блад, спокойное лицо которого побледнело, несмотря на густой загар, испытующе взглянул на пленника. Разъяренные повстанцы стояли над ним, готовые его растерзать. Они жаждали крови.
        - Не смейте его трогать! - властно скомандовал капитан Блад, повер- нулся на каблуках, подошел к борту и застыл в глубоком раздумье.
        К нему подошли Хагторп, Волверстон и канонир Огл. Молчаливо всматри- вались они в приближавшийся корабль. Сейчас он шел наперерез курсу "Син- ко Льягас".
        - Через полчаса он сблизится с нами, и его пушки сметут все с нашей палубы, - заметил Блад.
        - Мы будем драться! - с проклятием закричал одноглазый гигант.
        - Драться? - насмешливо улыбнулся Блад. - Разве мы можем драться, ес- ли у нас на борту всего двадцать человек? Нет, у нас только один выход: убедить капитана этого корабля в том, что мы испанцы, что на борту у нас все в порядке, а затем продолжать наш путь.
        - Но как это сделать? - спросил Хагторп.
        - Как это сделать? - повторил Блад. - Конечно, если бы... - Он смолк и задумчиво стал всматриваться в зеленую воду.
        Огл, склонный к сарказму, предложил:
        - Конечно, мы могли бы послать дона Диего де Эспиноса с испанскими гребцами заверить его братаадмирала, что все мы являемся верноподданными его католического величества, короля Испании...
        Капитан вскипел и резко повернулся к нему, с явным намерением осадить насмешника. Но внезапно выражение его лица изменилось, а в глазах вспых- нуло вдохновение.
        - Черт возьми, а ведь ты прав! Проклятый пират не боится смерти, но у его сына может быть другое мнение. Сыновняя почтительность у испанцев - весьма распространенное и сильное чувство... Эй, вы! - обратился он к людям, стоявшим возле пленника. - Тащите его сюда!
        И, показывая дорогу, Блад спустился через люк в полумрак трюма, где воздух был пропитан запахом смолы и снастей, затем направился к корме и, широко распахнув дверь, вошел в просторную кают-компанию.
        Несколько человек волокли за ним связанного испанца.
        Все, кто остался на борту, готовы были примчаться сюда, чтобы узнать, как Блад расправится с предателем, но капитан приказал им не покидать палубы.
        В кают-компании стояли три заряженные кормовые пушки. Их дула высовы- вались в открытые амбразуры.
        - За работу, Огл! - приказал Блад, обращаясь к коренастому канониру, указав ему на среднюю пушку. - Откати ее назад.
        Огл тотчас же выполнил распоряжение капитана. Блад кивнул головой лю- дям, державшим дона Диего.
        - Привяжите его к жерлу пушки! - приказал он и, пока они торопливо выполняли его приказ, сказал, обратясь к остальным: - Отправляйтесь в кормовую рубку и приведите сюда испанских пленных. А ты, Дайк, беги на- верх и прикажи поднять испанский флаг.
        Дон Диего, привязанный к жерлу пушки, неистово вращал глазами, прок- линая капитана Блада. Руки испанца были заведены за спину и туго стянуты веревками, а ноги привязаны к станинам лафета. Даже бесстрашный человек, смело глядевший в лицо смерти, может ужаснуться, точно узнав, какой именно смертью ему придется умирать.
        На губах у испанца выступила пена, но он не переставал проклинать и оскорблять своего мучителя:
        - Варвар! Дикарь! Проклятый еретик! Неужели ты не можешь прикончить меня как-нибудь похристиански?
        Капитан Блад, не удостоив его даже словом, повернулся к шестнадцати закованным в кандалы испанским пленникам, спешно согнанным в кают-компа- нию.
        Уже по пути сюда они слышали крики дона Диего, а сейчас с ужасом уви- дели, в каком положении он находится. Миловидный подросток с кожей олив- кового цвета, выделявшийся среди пленников своим костюмом и манерой дер- жаться, рванулся вперед и крикнул:
        - Отец!
        Извиваясь в руках тех, кто с силой удерживал его, он призывал небо и ад отвратить этот кошмар, а затем обратился к капитану с мольбой о мило- сердии, причем эта мольба в одно и то же время была и неистовой и жалоб- ной. Взглянув на молодого испанца, капитан Блад с удовлетворением поду- мал, что отпрыск дона Диего в достаточной степени обладает чувством сы- новней привязанности.
        Позже Блад признавался, что на мгновение его разум возмутился против выработанного им жестокого плана. И для того чтобы прогнать это чувство, он вызвал в себе воспоминание о злодействах испанцев в Бриджтауне. Он припомнил побледневшее личико Мэри Трэйл, когда она в ужасе спасалась от насильника-головореза, которого он убил; он вспомнил и другие, не подда- ющиеся описанию картины этого кошмарного дня, и это укрепило угасавшую в нем твердость. Бесчувственные, кровожадные испанцы, со своим религиозным фанатизмом, не имели в себе даже искры той христианской веры, символ ко- торой был водружен на мачте приближавшегося к ним корабля. Еще минуту назад мстительный и злобный дон Диего утверждал, будто господь бог бла- говолит к католической Испании. Ну что ж, дон Диего будет сурово наказан за это заблуждение.
        Почувствовав, что твердость вернулась в его сердце, Блад приказал Ог- лу зажечь фитиль и снять свинцовый фартук с запального отверстия пушки, к жерлу которой был привязан дон Диего. И когда Эспиноса-младший разра- зился новыми проклятиями, перемешанными с мольбой, Блад круто повернулся к нему.
        - Молчи! - гневно бросил он. - Молчи и слушай! Я вовсе не имею наме- рения отправить твоего отца в ад, как он этого заслуживает. Я не хочу убивать его, понимаешь?
        Удивленный таким заявлением, сын дона Диего сразу же замолчал, и ка- питан Блад заговорил на том безупречном испанском языке, которым он так блестяще владел, к счастью как для дона Диего, так и для себя:
        - Из-за подлого предательства твоего отца мы попали в тяжкое положе- ние. У нас есть все основания опасаться, что этот испанский корабль зах- ватит "Синко Льягас". И тогда нас ждет гибель. Так же как твой отец опознал флагманский корабль своего брата, так и его брат, конечно, уже узнал "Синко Льягас". Когда "Энкарнасион" приблизится к нам, то твой дя- дя поймет, что именно здесь произошло. Нас обстреляют или возьмут на абордаж. Твой отец знал, что мы не в состоянии драться, потому что нас слишком мало, но мы не сдадимся без боя, а будем драться! - Он положил руку на лафет пушки, к которой был привязан дон Диего. - Ты должен ясно представить себе одно: на первый же выстрел с "Энкарнасиона" ответит вот эта пушка. Надеюсь, ты понял меня?
        Дрожащий от страха Эспиноса-младший взглянул в беспощадные глаза Бла- да, и его оливковое лицо посерело.
        - Понял ли я? - запинаясь, пробормотал юноша. - Но что я должен по- нять? Если есть возможность избежать боя и я могу помочь вам, скажите мне об этом.
        - Боя могло бы и не быть, если бы дон Диего де Эспиноса лично прибыл на борт корабля своего брата и заверил его, что "Синко Льягас" по-преж- нему принадлежит Испании, как об этом свидетельствует его флаг, и что на борту корабля все в порядке. Но дон Диего не может отправиться лично к брату, так как он... занят другим делом. Ну, допустим, у него легкий приступ лихорадки и он вынужден оставаться в своей каюте. Как его сын ты можешь передать все это своему дяде и засвидетельствовать ему свое поч- тение. Ты поедешь с шестью гребцами-испанцами, из которых сам отберешь наименее - болтливых, а я, знатный испанец, освобожденный вами на Барба- досе из английского плена, буду сопровождать тебя. Если я вернусь живым и если ничто не помешает нам беспрепятственно отплыть отсюда, дон Диего останется жить, так же как и все вы. Но если случится какая-либо непри- ятность, то бой с нашей стороны, как я уже сказал, начнется выстрелом вот из этой пушки, и твой отец станет первой жертвой схватки.
        Он умолк. Из толпы его товарищей послышались возгласы одобрения, а испанские пленники заволновались. Эспиноса-младший, тяжело дыша, ожидал, что отец даст ему какие-то указания, но дон Диего молчал. Видимо, му- жество покинуло его в этом жестоком испытании, и он предоставлял решение сыну, так как, возможно, не рискнул советовать ему отвергнуть предложе- ние Блада или, по всей вероятности, посчитал для себя унизительным убеж- дать сына согласиться с ним.
        - Ну, хватит! - сказал Блад. - Теперь тебе все понятно. Что ты ска- жешь?
        Дон Эстебан провел языком по сухим губам и дрожащей рукой вытер пот, выступивший у него на лбу. Он в отчаянии взглянул на отца, словно умоляя его сказать что-нибудь, но дон Диего продолжал молчать. Юноша всхлипнул, и из его горла вырвался звук, похожий на рыдание.
        - Я... согласен, - ответил он наконец и повернулся к испанцам. - И вы... вы тоже согласны! - с волнением и настойчивостью произнес он. - Ради дона Диего, ради меня, ради всех нас. Если вы не согласитесь, то с нами расправятся без всякой пощады.
        Поскольку дон Эстебан дал согласие, а их командир не приказывал им сопротивляться, то зачем же им было проявлять какой-то бесполезный геро- изм? Не раздумывая, они ответили, что сделают все, как нужно.
        Блад отвернулся от них и подошел к дону Диего:
        - Очень сожалею, что я вынужден оставить вас на некоторое время в та- ком неудобном положении... - Тут он на секунду прервал себя, нахмурился, внимательно поглядел на своего пленника и после этой едва заметной паузы продолжал: - Но я думаю, что вам уже нечего опасаться. Надеюсь, худшее не случится.
        Дон Диего продолжал молчать.
        Питер Блад еще раз внимательно поглядел на бывшего командира "Синко Льягас" и затем, поклонившись ему, отошел.


        Глава XII
        ДОН ПЕДРО САНГРЕ [42]

        Обменявшись приветственными сигналами, "Синко Льягас" и "Энкарнасион" легли в дрейф на расстоянии четверти мили друг от друга. Через это пространство покрытого рябью и залитого солнцем моря от "Синко Льягас" к "Энкарнасиону" направилась шлюпка с шестью гребцами-испанцами. На корме с доном Эстебаном де Эспиноса сидел капитан Блад.
        На дне шлюпки стояли два железных ящика, хранивших пятьдесят тысяч песо. Золото во все времена было отличным доказательством добросовест- ности, а Блад считал необходимым произвести самое благоприятное впечат- ление. Правда, люди Блада пытались доказать ему, что он слишком уж усердствовал в обеспечении обмана, однако он сумел настоять на своем. Он взял с собой также объемистую посылку с многочисленными печатями герба де Эспиноса-и-Вальдес, адресованную испанскому гранду, - еще одно "дока- зательство", поспешно сфабрикованное на "Синко Льягас".
        В немногие минуты, оставшиеся до прибытия на "Энкарнасион", Блад да- вал последние указания своему молодому спутнику - дону Эстебану, кото- рый, видимо, все еще колебался в чем-то и не мог решиться высказать вслух свои сомнения.
        Блад внимательно взглянул на юношу.
        - А что, если вы сами выдадите себя? - воскликнул тот.
        - Тогда все закончится крайне печально для... всех. Я просил твоего отца молиться за наш успех, а от тебя жду помощи, - сказал Блад.
        - Я сделаю все, что смогу. Клянусь богом, я сделаю все! - с юношеской горячностью воскликнул дон Эстебан.
        Блад задумчиво кивнул головой, и никто уже не произнес ни слова до тех пор, пока шлюпка не коснулась обшивки плавучей громады "Энкарнасио- на". Дон Эстебан в сопровождении Блада поднялся по веревочному трапу. На шкафуте в ожидании гостей стоял сам адмирал - высокий, надменный чело- век, весьма похожий на дона Диего, но немного старше его и с сединой на висках. Рядом с ним стояли четыре офицера и монах в черно-белой сутане доминиканского ордена.
        Испанский адмирал прижал к груди своего племянника, объяснив себе его трепет, бледность и прерывистое дыхание волнением от встречи с дядей. Затем, повернувшись, он приветствовал спутника дона Эстебана.
        Питер Блад отвесил изящный поклон, вполне владея собой, если судить только по его внешнему виду.
        - Я - дон Педро Сангре, - объявил он, переводя буквально свою фамилию на испанский язык, - несчастный кабальеро из Леона, освобожденный из плена храбрейшим отцом дона Эстебана. - И в нескольких словах он изложил те воображаемые обстоятельства, при которых он якобы попал в плен к про- клятым еретикам с острова Барбадос и как его освободил дон Диего.
        - Benedicticamus Domino [43], - сказал монах, выслушав эту краткую историю.
        - Ex hoc nunc et usque in seculum [44], - скромно опустив глаза, от- ветил Блад, который всегда, когда это было ему нужно, вспоминал о том, что он католик.
        Адмирал и офицеры, сочувственно выслушав рассказ кабальеро, сердечно его приветствовали. Но вот наконец был задан давно уже ожидаемый вопрос:
        - А где же мой брат? Почему он не прибыл на корабль, чтобы лично при- ветствовать меня?
        Эспиноса-младший ответил так:
        - Мой отец с огорчением вынужден был лишить себя этой чести и удо- вольствия. К сожалению, дорогой дядя, он немного нездоров, и это застав- ляет его не покидать своей каюты... О нет, нет, ничего серьезного! У не- го легкая лихорадка от небольшой раны, полученной им во время недавнего нападения на остров Барбадос, когда, к счастью, был освобожден из неволи и этот кабальеро.
        - Позволь, племянник, позволь! - с притворной суровостью запротесто- вал дон Мигель. - Какое нападение? Мне ничего не известно обо всем этом. Я имею честь представлять здесь его католическое величество короля Испа- нии, а он находится в мире с английским королем. Ты уже и так сообщил мне больше, чем следовало бы... Я попытаюсь забыть все это, о чем попро- шу и вас, господа, - добавил он, обращаясь к своим офицерам. При этом он подмигнул улыбающемуся капитану Бладу и добавил: - Ну что ж! Если брат не может приехать ко мне, я сам поеду к нему.
        Дон Эстебан побледнел, словно мертвец, с лица Блада сбежала улыбка, но он не потерял присутствия духа и конфиденциальным тоном, в котором восхитительно смешивались почтительность, убеждение и ирония, сказал:
        - С вашего позволения, дон Мигель, осмеливаюсь заметить, что вот именно этого вам не следует делать. И в данном случае я высказываю точку зрения дона Диего. Вы не должны встречаться с ним, пока не заживут его раны. Это не только его желание, но и главная причина, объясняющая его отсутствие на борту "Энкарнасиона". Говоря по правде, раны вашего брата, дон Мигель, не настолько уж серьезны, чтобы помешать его прибытию сюда. Дона Диего гораздо больше тревожит не его здоровье, а опасность поста- вить вас в ложное положение, если вы непосредственно от него услышите о том, что произошло несколько дней назад. Как вы изволили сказать, ваше высокопревосходительство, между его католическим величеством королем Ис- пании и английским королем - мир, а дон Диего, ваш брат... - Блад на мгновение запнулся. - Полагаю, у меня нет необходимости что-либо добав- лять. То, что вы услыхали о каком-то нападении, только слухи, вздорные слухи, не больше. Ваше высокопревосходительство прекрасно понимает это, не правда ли?
        Его высокопревосходительство адмирал нахмурился.
        - Да, я понимаю, но... не все, - сказал он задумчиво.
        На какую-то долю секунды Бладом овладело беспокойство. Не вызвала ли его личность сомнений у этого испанца? Но разве по одежде и по языку ка- бальеро Педро Сангре не был настоящим испанцем и разве не стоял рядом с ним дон Эстебан, готовый подтвердить его историю? И прежде чем адмирал успел вымолвить хотя бы слово, Блад поспешил дать дополнительное подт- верждение:
        - А вот здесь в лодке два сундука с пятьюдесятью тысячами песо, кото- рые нам поручено доставить вашему высокопревосходительству.
        Его высокопревосходительство даже подпрыгнул от восторга, а офицеры его внезапно заволновались.
        - Это выкуп, полученный доном Диего от губернатора Барба...
        - Ради бога, ни слова больше! - воскликнул адмирал. - Я ничего не слышал... Мой брат желает, чтобы я доставил для него эти деньги в Испа- нию? Хорошо! Но это дело семейное. Оно касается только моего брата и ме- ня. Сделать это, конечно, можно. Но я не должен знать... - Он смолк. - Гм! Пока будут поднимать на борт эти сундуки, прошу ко мне на стаканчик малаги, господа. И адмирал в сопровождении четырех офицеров и монаха, специально приглашенных для этого случая, направился в свою каюту, уб- ранную с королевской роскошью.
        Слуга, разлив по стаканам коричневатое вино, удалился. Дон Мигель, усевшись за стол, погладил свою курчавую острую бородку и, улыбаясь, сказал:
        - Пресвятая дева! У моего брата, господа, предусмотрительнейший ум. Ведь я мог бы неосторожно посетить его на корабле и увидеть там такие вещи, которые мне, как адмиралу Испании, было бы трудно не заметить.
        Эстебан и Блад тут же с ним согласились. Затем Блад, подняв стакан, выпил за процветание Испании и за гибель идиота Якова, сидящего на анг- лийском престоле. Вторая половина его тоста была вполне искренней.
        Адмирал рассмеялся:
        - Синьор! Синьор! Жаль, нет моего брата. Он обуздал бы ваше неблаго- разумие. Не забывайте, что его католическое величество и король Яков - добрые друзья, и, следовательно, тосты, подобные вашим, в этой каюте, согласитесь, неуместны, но, поскольку такой тост уже произнесен челове- ком, у которого есть особые причины ненавидеть этих английских собак, мы, конечно, можем выпить, господа, но... неофициально.
        Все громко рассмеялись и выпили за гибель короля Якова с еще большим энтузиазмом, поскольку тост был неофициальным. Затем дон Эстебан, беспо- коясь за судьбу отца и помня, что страдания его затягивались по мере их задержки здесь, поднялся и объявил, что им пора возвращаться.
        - Мой отец торопится в Сан-Доминго, - объяснил юноша. - Он просил ме- ня прибыть сюда только для того, чтобы обнять вас, дорогой дядя. Поэтому прошу вашего разрешения откланяться.
        Адмирал, разумеется, не счел возможным их задерживать.
        Подходя к веревочному трапу, Блад тревожно взглянул на матросов "Эн- карнасиона", которые, перегнувшись через борт, болтали с гребцами шлюп- ки, качавшейся на волнах глубоко внизу. Поведение гребцов, однако, не вызывало оснований для беспокойства. Люди из команды "Синко Льягас", к счастью для себя, держали язык за зубами.
        Адмирал попрощался с Эстебаном нежно, а с Бладом церемонно:
        - Весьма сожалею, что нам приходится расставаться с вами так скоро, дон Педро. Мне хотелось бы, чтобы вы провели больше времени на "Энкарна- сионе".
        - Мне, как всегда, не везет, - вежливо ответил Блад.
        - Но льщу себя надеждой, что мы вскоре встретимся, кабальеро.
        - Вы оказываете мне высокую честь, дон Мигель, - церемонно ответил Блад. - Она превышает мои скромные заслуги.
        Они спустились в шлюпку и, оставляя за собой огромный корабль, с га- каборта которого адмирал махал им рукой, услыхали пронзительный свисток боцмана, приказывающий команде занять свои места. Еще не дойдя до "Синко Льягас", они увидели, что "Энкарнасион", подняв паруса и делая поворот оверштаг [45], приспустил в знак прощания флаг и отсалютовал им пушечным выстрелом.
        На борту "Синко Льягас" у кого-то (позже выяснилось, что у Хагторпа) хватило ума ответить тем же. Комедия заканчивалась, но финал ее был нео- жиданно окрашен мрачной краской.
        Когда они поднялись на борт "Синко Льягас", их встретил Хагторп. Блад обратил внимание на какоето застывшее, почти испуганное выражение его лица.
        - Я вижу, что ты уже это заметил, - тихо сказал Блад.
        Хагторп понимающе взглянул на него и тут же отбросил мелькнувшую в его мозгу мысль: капитан Блад явно не мог знать о том, что он хотел ему сказать.
        - Дон Диего... - начал было Хагторп, но затем остановился и как-то странно посмотрел на Блада.
        Дон Эстебан перехватил взгляды, какими обменялись Хагторп и Блад, побледнел как полотно и бросился к ним.
        - Вы не сдержали слова, собаки? Что вы сделали с отцом? - закричал он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.
        - Мы не нарушали обещания, - решительно ответил Хагторп, и ропот сра- зу умолк. - В этом не было никакой необходимости. Дон Диего умер еще до того, как вы подошли к "Энкарнасиону".
        Питер Блад продолжал молчать.
        - Умер? - рыдая, спросил Эстебан. - Ты хочешь сказать, что вы убили его! Отчего он умер?
        Хагторп посмотрел на юношу.
        - Насколько я могу судить, - сказал он, - он умер от страха.
        Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпу поще- чину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж ними и если бы его люди не схватили молодого испанца.
        - Перестань, - сказал Блад. - Ты сам вызвал мальчишку на это, оскор- бив его отца.
        - Я думаю не об оскорблении, - ответил Хагторп, потирая щеку, - а о том, что произошло. Пойдем посмотрим.
        - Мне нечего смотреть, - сказал Блад. - Он умер еще до того, как мы сошли с борта "Синко Льягас", и уже мертвый висел на веревках, когда я с ним разговаривал.
        - Что вы говорите? - закричал Эстебан.
        Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спро- сил:
        - Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли?
        Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами.
        - Я вам не верю, - наконец сказал он.
        - Это твое дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед со- бой умершего.
        Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случи- лось.
        - Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее "Энкарнасиона! "
        - Несомненно. Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую чело- век может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.
        - Но ты еще будешь там болтаться! - бушевал Эспиноса-младший.
        Капитан Блад пожал плечами и отвернулся. Однако слова эти он запом- нил, так же как запомнил их Хагторп и все, кто стоял на палубе. Это вы- яснилось на совете, состоявшемся вечером. Совет собрался для решения дальнейшей судьбы испанских пленников. Всем было ясно, что они не смогут добраться до Кюрасао, так как запасы воды и продовольствия были уже на исходе, а Питт еще не мог приступить к своим штурманским обязанностям. Обсудив все это, они решили направиться к востоку от острова Гаити и, пройдя вдоль его северного побережья, добраться до острова Тортуга.
        Там, в порту, принадлежавшем французской ВестИндской компании, им по крайней мере не угрожала опасность захвата.
        Сейчас возникал вопрос, должны ли они тащить с собой испанских плен- ников или же, посадив их в лодку, дать им возможность самим добираться до земли, находившейся всего лишь в десяти милях. Именно это предлагал сделать Блад.
        - У нас нет иного выхода, - настойчиво доказывал он. - На Тортуге их сожгут живьем.
        - Эти свиньи заслуживают и худшего! - проворчал Волверстон.
        - Вспомни, Питер, - вмешался Хагторп, - чем тебе сегодня угрожал мальчишка. Если он спасется и расскажет дяде-адмиралу о том, что случи- лось, осуществление его угрозы станет более чем возможным.
        - Я не боюсь его угроз.
        - А напрасно, - заметил Волверстон. - Разумнее было бы повесить его вместе с остальными.
        - Гуманность проявляется не только в разумных поступках, - сказал Блад, размышляя вслух. - Иногда лучше ошибаться во имя гуманности, даже если эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием. Мы пойдем на такое исключение. Я не могу согласиться с таким хладнокров- ным убийством. На рассвете дайте испанцам шлюпку, бочонок воды, нес- колько лепешек, и пусть они убираются к дьяволу!
        Это было его последнее слово. Люди, наделившие Блада властью, согла- сились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и его соотечественники покинули корабль.
        Два дня спустя "Синко Льягас" вошел в окруженную скалами Кайонскую бухту. Эта бухта, созданная природой, представляла собой неприступную цитадель для тех, кому посчастливилось ее захватить.


        Глава XIII
        ТОРТУГА

        Сейчас будет вполне своевременно предать гласности тот факт, что ис- тория подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбию Джереми Питта - шкипера из Сомерсетшира. Молодой человек был не только хорошим моряком, но и обладателем бойкого пера, которое он неутомимо ис- пользовал, воодушевляемый несомненной привязанностью к Питеру Бладу.
        Питт вел судовой журнал так, как не велся ни один подобного рода жур- нал из тех, что мне довелось видеть. Он состоял из двадцати с лишним то- мов различного формата. Часть томов безвозвратно утрачена, в других не хватает многих страниц. Однако если при тщательном ознакомлении с ними в библиотеке г-на Джеймса Спека из Комертина я временами страшно досадовал на пропуски, то порой меня искренне удручало чрезмерное многословие Пит- та, создававшее большие трудности при отборе наиболее существенных фак- тов из беспорядочной массы дошедших до нас документов.
        Первые тома журнала Питта почти целиком заняты изложением событий, предшествовавших появлению Блада на Тортуге. Эти тома, так же как и соб- рание протоколов государственных судебных процессов, пока что являются главными, хотя и не единственными источниками, откуда я черпал материалы для моего повествования.
        Питт особенно подчеркивает тот факт, что именно эти обстоятельства, на которых я подробно останавливался, вынудили Питера Блада искать убе- жища на Тортуге. Он пишет об этом пространно и с заметным пристрастием, убеждающим нас в том, что в свое время на этот счет высказывалось другое мнение.
        Он настаивает на отсутствии у Блада и его товарищей по несчастью ка- ких-либо предварительных намерений объединиться с пиратами, которые пре- вратили, под полуофициальной защитой французов, Тортугу в свою базу, от- куда и совершали пиратские набеги на испанские колонии и корабли.
        По утверждению Питта, Блад вначале стремился уехать во Францию или Голландию. Однако в ожидании попутного корабля он израсходовал почти все имевшиеся у него деньги. Их у него было не очень много, и Питт сообщает, что тогда-то он и заметил признаки внутреннего беспокойства, мучившего его друга. Питт высказывает предположение, что Блад, общаясь в эти дни вынужденного бездействия с искателями приключений, заразился их настрое- ниями, столь характерными для этой части Вест-Индии.
        Я не думаю, чтобы Питта можно было обвинить в придумывании каких-то оправданий для своего друга, потому что многое действительно могло угне- тать Питера Блада. Несомненно, он часто думал об Арабелле Бишоп и сходил с ума, сознавая, что она для него недосягаема. Он любил Арабеллу и в то же время понимал, что она потеряна для него безвозвратно. Вполне объяс- нимо, конечно, его желание уехать во Францию или в Голландию, но вряд ли он мог объяснить и отчетливо представить себе, что будет там делать. Ведь в конце концов он был беглым рабом, человеком, объявленным вне за- кона у себя на родине, и бездомным изгнанником на чужбине. Оставалось только море, открытое для всех и особенно манящее к себе тех, кто чувствовал себя во вражде со всем человечеством.
        Таким образом, душевное состояние Блада и свойственный ему дух смелой предприимчивости, толкнувшие его в свое время на поиски приключений просто из-за любви к ним, вынудили его уступить, а наличие у него бога- того опыта и, я сказал бы, даже таланта в командовании военными корабля- ми лишь умножило соблазнительность выдвигаемых предложений. Следует так- же помнить, что такие заманчивые предложения исходили не только от зна- комых ему пиратов, наполнявших кабачки Тортуги, но даже и от губернатора острова д'Ожерона, получавшего от корсаров в качестве портовых сборов десятую часть всей их добычи. Помимо этого, д'Ожерон неплохо зарабатывал и на комиссионных поручениях, принимая наличные деньги и выдавая взамен их векселя, подлежащие оплате во Франции.
        Занятие, которое казалось бы отвратительным, если бы в защиту его высказывались только грязные, полупьяные авантюристы, охотники, лесорубы и прибрежные жители, собирающие все то, что выбрасывается морем, стано- вилось солидной, почти узаконенной разновидностью каперства [46], когда его необходимость убедительно доказывал изысканно одетый господин, представлявший здесь интересы французской Вест-Индской компании с таким видом, будто он был представителем самой Франции.
        Все, кто спасся с Питером Бладом с плантаций Барбадоса, и в числе их сам Джереми Питт, в ушах которого постоянно шумел настойчивый зов моря, почувствовав себя вечными изгнанниками, также хотели присоединиться к великому "береговому братству", как называли себя пираты. Они настоя- тельно требовали от Блада согласия быть их, вожаком и клялись следовать за ним повсюду.
        Если подвести итог под записями Джереми, посвященными этому вопросу, то выйдет так, что Блад подчинился своим настроениям и настояниям друзей и отдался течению судьбы, заявив, что от нее все равно никуда не уйдешь.
        Я думаю, что основной причиной его колебаний и столь длительного соп- ротивления была мысль об Арабелле Бишоп. Ни тогда, ни позже он не заду- мывался о том, что им, может быть, не суждено больше встретиться. Он представлял себе, с каким презрением она будет вспоминать о нем, услы- шав, что он стал корсаром, и это презрение, существовавшее пока лишь в его воображении, причиняло ему такую боль, как если бы оно уже стало ре- альностью.
        Мысль об Арабелле Бишоп никогда не покидала его. Совершив сделку со своей совестью - а воспоминания об этой девушке делали его совесть бо- лезненно чувствительной, - он дал клятву сохранить свои руки настолько чистыми, насколько это было возможно для человека отчаянной профессии, которую он сейчас выбрал. Он, видимо, не питал никаких обманчивых надежд когда-либо добиться взаимности этой девушки или даже вообще встретиться с ней, но горькая память о ней должна была навсегда сохраниться в его душе.
        Приняв решение, он с увлечением занялся подготовкой к пиратской дея- тельности. Д'Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех губернаторов, дал ему значительную ссуду на снаряжение корабля "Синко Льягас", переимено- ванного в "Арабеллу". Блад долго раздумывал, перед тем как дать кораблю новое имя, опасаясь выдать этим свои истинные чувства. Однако его друзья увидели в новом имени корабля лишь выражение иронии, свойственной их ру- ководителю.
        Неплохо разбираясь в людях, Блад добавил к числу своих сторонников еще шестьдесят человек, тщательно отобранных им из числа искателей прик- лючений, околачивающихся на Тортуге. Как было принято неписаными закона- ми "берегового братства", он заключил договор с каждым членом своей ко- манды, по которому договаривающийся получал определенную долю захвачен- ной добычи. Но во всех остальных отношениях этот договор резко отличался от соглашений подобного рода. Все проявления буйной недисциплинирован- ности, обычные для корсарских кораблей, на борту "Арабеллы" категоричес- ки запрещались. Те, кто уходил с Бладом в океан, обязывались полностью и во всем подчиняться ему и ими самими выбранным офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли искать себе другого вожака.
        В канун Нового года, после окончания сезона штормов, Блад вышел в мо- ре на хорошо оснащенном и полностью укомплектованном корабле. Но, еще прежде чем он возвратился в мае из затянувшегося и насыщенного событиями плавания, слава о нем промчалась по Карибскому морю подобно ряби, гони- мой ветром.
        В самом начале плавания в Наветренном проливе произошла битва с ис- панским галионом, закончившаяся его потоплением. Затем с помощью нес- кольких пирог был совершен дерзкий налет на испанскую флотилию, занимав- шуюся добычей жемчуга у Риодель-Хача, и захвачена вся добыча этой флоти- лии. Потом была предпринята десантная экспедиция на золотые прииски Сан- та-Мария на Мэйне, подробностям описания которой даже трудно поверить, и совершено еще несколько других менее громких дел. Из всех схваток коман- да "Арабеллы" вышла победительницей, захватив богатую добычу и понеся небольшие потери в людях.
        Итак, слава об "Арабелле", возвратившейся на Тортугу в мае следующего года, и о капитане Питере Бладе прокатилась от Багамских до Наветренных островов и от Нью-Провиденс [47] до Тринидада.
        Эхо этой славы докатилось и до Европы. Испанский посол при Сент-Джеймском дворе, как назывался тогда двор английского короля, представил раздраженную ноту, на которую ему официально ответили, что капитан Блад не только не состоит на королевской службе, но является осужденным бунтовщиком и беглым рабом, в связи с чем все мероприятия против подлого преступника со стороны его католического величества [48] получат горячее одобрение Якова II.
        Дон Мигель де Эспиноса - адмирал Испании в Вест-Индии и племянник его дон Эстебан страстно мечтали захватить этого авантюриста и повесить его на нок-рее своего корабля. Вопрос о захвате Блада, принявший сейчас меж- дународный характер, был для них личным, семейным делом.
        Дон Мигель не скупился на угрозы по адресу Блада. Слухи об этих угро- зах долетели - до Тортуги одновременно с заявлением испанского адмирала о том, что в своей борьбе с Бладом он опирается не только на мощь своей страны, но и на авторитет английского короля.
        Хвастовство адмирала не испугало капитана Блада. Он не позволил себе и своей команде бездельничать на Тортуге, решив сделать Испанию козлом отпущения за все свои муки. Это вело к достижению двоякой цели: удовлет- воряло кипящую в нем жажду мести и приносило пользу - конечно, не нена- вистному английскому королю Якову II, но Англии, а с нею и всей ос- тальной части цивилизованного человечества, которую жадная и фанатичная Испания пыталась не допустить к общению с Новым Светом.
        Однажды, когда Блад, покуривая трубку, вместе с Хагторпом и Волверс- тоном сидел за бутылкой рома в пропахшей смолой и табаком прибрежной та- верне, к ним подошел неизвестный человек в расшитом золотом камзоле из темно-голубого атласа, подпоясанном широким малиновым кушаком.
        - Это вы тот, кого называют Ле Сан? [49] - обратился он к Бладу.
        Прежде чем ответить на этот вопрос, капитан Блад взглянул на разря- женного головореза. В том, что это был именно головорез, не стоило сом- неваться - достаточно было взглянуть на быстрые движения его гибкой фи- гуры и грубо-красивое смуглое лицо с орлиным носом. Его не очень чистая рука покоилась на эфесе длинной рапиры, на безымянном пальце сверкал ог- ромный брильянт, а уши были украшены золотыми серьгами, полуприкрытыми длинными локонами маслянистых каштановых волос.
        Капитан Блад вынул изо рта трубку и ответил:
        - Мое имя Питер Блад. Испанцы знают меня под именем дона Педро Санг- ре, а француз, если ему нравится, может называть меня Ле Сан.
        - Хорошо, - сказал авантюрист по-английски и, не ожидая приглашения, пододвинул стул к грязному столу. - Мое имя Левасер, - сообщил он трем собеседникам, из которых по крайней мере двое подозрительно его рассмат- ривали. - Вы, должно быть, слыхали обо мне.
        Да, его имя, конечно, было им известно. Левасер командовал двадцати- пушечным капером, неделю назад бросившим якорь в Тортугской бухте. Ко- манда корабля состояла из французов-охотников, которые жили в северной части Гаити и ненавидели испанцев еще сильнее, чем англичане. Левасер вернулся на Тортугу после малоуспешного похода, однако потребовалось бы нечто гораздо большее, нежели отсутствие успехов, для того чтобы умерить чудовищное тщеславие этого горластого авантюриста. Сварливый, как базар- ная торговка, пьяница и азартный игрок, он пользовался шумной извест- ностью у дикого "берегового братства". За ним укрепилась и еще одна ре- путация совсем иного сорта. Его щегольское беспутство и смазливая внеш- ность привлекали к нему женщин из самых различных слоев общества. Он открыто хвастался своими успехами у "второй половины человеческого ро- да", как выражался сам Левасер, и надо отдать справедливость - у него были для этого серьезные основания.
        Ходили упорные слухи, что даже дочь губернатора, мадемуазель д'Оже- рон, вошла в число его жертв, и Левасер имел наглость просить у отца ее руки. Единственно, чем мог ответить губернатор на лестное предложение стать тестем распутного бандита, - это указать ему на дверь, что он и сделал.
        Левасер в ярости удалился, поклявшись, что он женится на дочери гу- бернатора, невзирая на сопротивление всех отцов и матерей в мире, а д'Ожерон будет горько сожалеть, что он оскорбил будущего зятя.
        Таков был человек, который за столиком портовой таверны предлагал ка- питану Бладу объединиться для совместной борьбы с испанцами.
        Лет двенадцать назад Левасер, которому тогда едва исполнилось двад- цать лет, плавал с жестоким чудовищем - пиратом Л'Оллонэ - и своими пос- ледующими "подвигами" доказал, что не зря провел время в его школе. Сре- ди "берегового братства" тех времен вряд ли нашелся бы больший негодяй, нежели Левасер. Капитан Блад, чувствуя отвращение к авантюристу, все же не мог отрицать, что его предложения отличаются смелостью и изобрета- тельностью и что совместно с ним можно было бы предпринять более серьез- ные операции, чем те, которые были под силу каждому из них в отдельнос- ти. Одной из таких операций, предлагаемых Левасером, был план нападения на богатый город Маракайбо, лежавший вдали от морского берега. Для этого набега требовалось не менее шестисот человек, а их, конечно, нельзя было перевезти на двух имевшихся сейчас у них кораблях. Блад понимал, что без двух-трех предварительных рейдов, целью которых явился бы захват недос- тающих кораблей, не обойдешься.
        Хотя Левасер не понравился Бладу и он не захотел сразу же брать на себя какие-либо обязательства, но предложения авантюриста показались ему заманчивыми. Он согласился обдумать их и дать ответ. Хагторп и Волверс- тон, не разделявшие личной неприязни Блада к этому французу, оказали сильное давление на своего капитана, и в конце концов Левасер и Блад заключили договор, подписанный не только ими, но, как это было принято, и выборными представителями обеих команд.
        Договор, помимо всего прочего, предусматривал, что все трофеи, захва- ченные каждым из кораблей, даже в том случае, если они будут действовать не в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строго учитываться: корабль оставлял себе три пятых доли захваченных трофеев, а две пятых обязан был передать другому кораблю. Эти доли в соответствии с заключен- ным договором следовало честно делить между командами каждого корабля. В остальном все пункты договора не отличались от обычных, включая пункт, по которому любой член команды, признанный виновным в краже или укрытии любой части трофейного имущества, даже если бы стоимость утаенного не превышала одного песо, должен был быть немедленно повешен на рее.
        Закончив все эти предварительные дела, корсары начали готовиться к выходу в море. Но уже в канун самого отплытия Левасер едва не был заст- релен стражниками, когда перебирался через высокую стену губернаторского сада, для того чтобы нежно распрощаться с влюбленной в него мадемуазель д'Ожерон. Ему не удалось даже повидать ее, так как по приказу осторожно- го папы стражники, сидевшие в засаде среди густых душистых кустарников, дважды в него стреляли. Левасер удалился, поклявшись, что после возвра- щения все равно добьется своего.
        Эту ночь Левасер спал на борту своего корабля, названного им, с ха- рактерной для него склонностью к крикливости, "Ла Фудр", что в переводе означает "молния". Здесь же на следующий день Левасер встретился с Бла- дом, полунасмешливо приветствуя его как своего адмирала. Капитан "Ара- беллы" хотел уточнить кое-какие детали совместного плавания, из которых для нас представляет интерес только их договоренность о том, что, если в море - случайно или по необходимости - им придется разделиться, они пос- корее должны будут снова встретиться на Тортуге.
        Закончив недолгое совещание, Левасер угостил своего адмирала обедом, и они подняли бокалы за успех экспедиции. При этом Левасер проявил такое усердие, что напился почти до потери сознания.
        Под вечер Питер Блад вернулся на свой корабль, красный фальшборт ко- торого и позолоченные амбразуры сверкали в лучах заходящего солнца.
        На душе у него было неспокойно. Я уже отмечал, что он неплохо разби- рался в людях, и неприятное впечатление, произведенное на него Левасе- ром, вызывало опасения, увеличивавшиеся по мере приближения выхода в мо- ре. Он сказал об этом Волверстону, встретившему его на борту "Арабеллы":
        - Черт бы вас взял, бродяги! Уговорили вы меня заключить этот дого- вор. Вряд ли из нашего содружества выйдет толк.
        Но гигант, насмешливо прищурив единственный налитый кровью глаз, улыбнулся и, выдвинув вперед свою массивную челюсть, заметил:
        - Мы свернем шею этому псу, если он попытается нас предать.
        - Да, конечно, если к тому времени у нас будет возможность сделать это, - сказал Блад и, уходя в свою каюту, добавил: - Утром, с началом отлива, мы выходим в море.


        Глава XIV
        "ПОДВИГИ" ЛЕВАСЕРА

        Утром, за час до отплытия, к борту "Ла Фудр" подошла маленькая тузем- ная лодка - легкое каноэ. В ней сидел мулат в коротких штанах из невыде- ланной кожи и с красным одеялом на плечах, служившим ему плащом. Вска- рабкавшись, как кошка, по веревочному трапу на борт, мулат передал Лева- серу сложенный в несколько раз грязный клочок бумаги.
        Капитан развернул измятую записку с неровными, прыгающими строчками, написанными дочерью губернатора:
        Мой возлюбленный! Я нахожусь на голландском бриге [50] "Джонгроув". Он скоро должен выйти в море. Мой отец-тиран решил разлучить нас навсег- да и под опекой моего брата отправляет меня в Европу. Умоляю вас о спа- сении! Освободите меня, мой герой!
        Покинутая вами, но горячо любящая вас Мадлен.
        Эта страстная мольба до глубины души растрогала "горячо любимого" ге- роя. Нахмурившись, он окинул взглядом бухту, ища в ней голландский бриг, который должен был уйти в Амстердам с грузом кож и табака.
        В маленькой, окруженной скалами гавани брига не было, и Левасер в ярости набросился на мулата с требованием сообщить, куда девался ко- рабль. Вместо ответа мулат дрожащей рукой указал на пенящееся море, где белел небольшой парус. Он был уже далеко за рифами, которые служили ес- тественными стражами цитадели.
        - Бриг там, - пробормотал он.
        - Там?! - Лицо француза побледнело; несколько минут он пристально всматривался в море, а затем, не сдерживая более своего мерзкого темпе- рамента, заорал: - А где ты шлялся до сих пор, чертова образина? Почему только сейчас явился? Кому показывал это письмо? Отвечай!
        Перепуганный непонятным взрывом ярости, мулат сжался в комок. Он не мог дать какого-либо объяснения, даже если бы оно у него и было, так как его парализовал страх.
        Злобно оскалив зубы, Левасер схватил мулата за горло и, дважды трях- нув, с силой отшвырнул к борту. Ударившись головой о планшир, мулат упал и остался неподвижным. Из полуоткрытого рта побежала струйка крови.
        - Выбросить эту дрянь за борт! - приказал Левасер своим людям, стояв- шим на шкафуте. - А затем поднимайте якорь. Мы идем в погоню за голланд- цем.
        - Спокойно, капитан. В чем дело?
        И Левасер увидел перед собой широкое лицо лейтенанта Каузака, плотно- го, коренастого и кривоногого бретонца, который спокойно положил ему ру- ку на плечо.
        Пересыпая свой рассказ непристойной бранью, Левасер сообщил ему, что он намерен предпринять.
        Каузак покачал головой:
        - Голландский бриг? Нет, это не пойдет! Нам никто этого не позволит.
        - Какой дьявол может мне помешать? - вне себя не то от гнева, не то от изумления вскричал Левасер.
        - Прежде всего твоя собственная команда. Ну, а кроме нее, есть еще капитан Блад.
        - Капитана Блада я не боюсь...
        - А его следует бояться. Он обладает превосходством в силе, в мощи огня и в людях, и, думается мне, он скорее потопит нас, чем позволит нам разделаться с голландцами. Я ведь рассказывал тебе, что у этого капитана свои взгляды на каперство.
        - Да?! - процедил Левасер, заскрежетав зубами.
        Не спуская глаз с далекого паруса, он задумался, но ненадолго. Сооб- разительность и инициатива, подмеченные капитаном Бладом, помогли ему тут же найти выход из положения. Он проклинал в душе свое содружество с Бладом и обдумывал, как ему обмануть компаньона. Каузак был прав: Блад ни за что не позволит напасть на голландское судно. Но ведь это можно сделать и в отсутствие Блада. Ну, а после того, как все закончится, он вынужден будет согласиться с Левасером, так как спорить уже будет позд- но.
        Не прошло и часа, как "Арабелла" и "Ла Фудр" подняли якоря и вышли в море. Капитан Блад был удивлен, что Левасер повел свой корабль несколько иным курсом, но вскоре "Ла Фудр" лег на ранее договоренный курс, которо- го держалось, кстати сказать, и одетое белоснежными парусами судно, бе- гущее к горизонту.
        Голландский бриг был виден в течение всего дня, хотя к вечеру он уменьшился до едва заметной точки в северной части безбрежного водного круга. Курс, которым должны были следовать Блад и Левасер, пролегал на восток, вдоль северного побережья острова Гаити. Всю ночь "Арабелла" тщательно придерживалась этого направления, но, когда занялась заря сле- дующего дня, она оказалась одна. "Ла Фудр" под покровом темноты, подняв на реях все свои паруса, повернул на северо-восток.
        Каузак еще раз пытался возразить против самовольства Левасера.
        - Черт бы тебя побрал! - ответил заносчивый капитан. - Судно остается судном, безразлично - голландское оно или испанское. Наша задача - это захват кораблей, и команде достаточно этого объяснения.
        Его лейтенант не сказал ничего. Но, зная о содержании письма, приве- зенного покойным мулатом, и понимая, что предметом вожделений Левасера является не корабль, а девушка, он мрачно покачал головой. Однако приказ капитана есть приказ, и, ковыляя на своих кривых ногах, лейтенант пошел отдавать необходимые распоряжения.
        На рассвете "Ла Фудр" оказался на расстоянии мили от "Джонгроува". Брат мадемуазель д'Ожерон, опознавший корабль Левасера, встревожился не на шутку и внушил свое беспокойство капитану голландского судна. На "Джонгроуве" подняли дополнительные паруса, пытаясь уйти от "Ла Фудр". Левасер, чуть свернув вправо, гнался за голландцем до тех пор, пока не смог дать предупредительный выстрел поперек курса "Джонгроува". Голлан- дец, повернувшись кормой, открыл огонь, и небольшие пушечные ядра со свистом проносились над кораблем Левасера, нанося незначительные повреж- дения парусам. И пока корабли шли на сближение, "Джонгроуву" удалось сделать только один бортовой залп.
        Пять минут спустя абордажные крюки крепко вцепились в борт "Джонгроу- ва", и корсары с криками начали перепрыгивать с палубы "Ла Фудр" на шка- фут голландского судна.
        Капитан "Джонгроува", побагровев от гнева, подошел к пирату. Голланд- ца сопровождал элегантный молодой человек, в котором Левасер узнал свое- го будущего шурина.
        - Капитан Левасер! - сказал голландец. - Это неслыханная наглость! Что вам нужно на моем корабле?
        - Мне нужно только то, что у меня украли. Но коль скоро вы первыми начали военные действия: открыв огонь, повредили "Ла Фудр" и убили пять человек из моей команды, то ваш корабль будет моим военным трофеем.
        Стоя у перил кормовой рубки, мадемуазель д'Ожерон, затаив дыхание, восхищалась своим возлюбленным. Властный, смелый, он казался ей в эту минуту воплощением героизма. Левасер, увидев девушку, с радостным криком бросился к ней. На его пути оказался голландский капитан, протянувший руки, чтобы задержать пирата.
        Левасер, горевший нетерпением поскорее обнять свою возлюбленную, взмахнул алебардой, и голландец упал с раскроенным черепом. Нетерпеливый любовник переступил через труп и помчался в рубку. Мадемуазель д'Ожерон в ужасе отпрянула от перил. Это была высокая, стройная девушка, обещав- шая стать восхитительной женщиной. Пышные черные волосы обрамляли ее гордое лицо цвета слоновой кости. Выражение высокомерия еще сильнее под- черкивалось низко опущенными веками больших черных глаз.
        Левасер взбежал наверх и, отбросив в сторону окровавленную алебарду, широко раскрыл объятия, намереваясь прижать к груди свою возлюбленную. Но, попав в объятия, из которых ей уже трудно было вырваться, она съежи- лась от страха, и гримаса ужаса исказила ее лицо, согнав с него обычное выражение высокомерия.
        - О, наконец-то ты моя! Моя, несмотря ни на что! - напыщенно восклик- нул ее герой.
        Но она, упираясь руками в его грудь, пыталась оттолкнуть его и едва слышно проговорила:
        - Зачем, зачем вы его убили?
        Ее герой громко засмеялся и, подобно божеству, которое милостиво снисходит к простому смертному, с пафосом произнес:
        - Он стоял между нами! Пусть его смерть послужит символом и предуп- реждением для всех, кто осмелится стать между нами!
        Этот блестящий и широкий жест так очаровал Мадлен, что она, отбросив в сторону свои страхи, перестала сопротивляться и покорилась своему ге- рою. Перебросив девушку через плечо, он под торжествующие крики своих людей легко перенес свою драгоценную ношу на "Ла Фудр". Ее отважный брат мог бы помешать этой романтической сцене, если бы Каузак со свойственной ему предупредительностью не успел сбить его с ног и крепко связать ему руки.
        А затем, пока капитан Левасер наслаждался в каюте улыбками своей да- мы, лейтенант занялся подробным учетом плодов победы. Голландскую коман- ду посадили в баркас и велели убираться к дьяволу. К счастью, голландцев оказалось не более тридцати человек, и баркас, хотя и перегруженный, мог их вместить. Затем Каузак, осмотрев груз, оставил на "Джонгроуве" своего старшину и человек двадцать людей, приказав им следовать за "Ла Фудр" направлявшимся на юг - к Подветренным островам.
        Настроение у Каузака было отвратительное. Риск, которому они подвер- гались, захватив голландский бриг и совершив насилие над членами семьи губернатора Тортуги, совсем не соответствовал ценности их добычи. Не скрывая своего раздражения, он сказал об этом Левасеру.
        - Держи свое мнение при себе! - ответил ему капитан. - Неужели ты ду- маешь, что я такой идиот, который сует голову в петлю, не зная заранее, как ее оттуда вытащить? Я поставлю губернатору Тортуги такие условия, что он не сможет их не принять. Веди корабль к острову Вихрен Магра. Мы сойдем там и на берегу уладим все. Да прикажи доставить в каюту этого щенка д'Ожерона.
        И Левасер вернулся в каюту к даме своего сердца.
        Туда же вскоре привели и ее брата. Капитан приподнялся с места, чтобы встретить его, нагнувшись при этом из опасения удариться головой о пото- лок каюты. Мадемуазель д'Ожерон также встала.
        - Зачем это? - спросила она, указывая на связанные руки брата.
        - Весьма сожалею об этой вынужденной необходимости, - сказал Левасер. - Мне самому хочется положить этому конец. Пусть господин д'Ожерон даст слово...
        - Никакого слова я не дам! - воскликнул побледневший от гнева юноша, не испытывавший недостатка в храбрости.
        - Ну, вот видишь, - пожал плечами Левасер, как бы выражая этим свое сожаление.
        - Анри, это же глупо! - воскликнула девушка. - Ты ведешь себя не как мой друг. Ты...
        - Моя маленькая глупышка... - ответил ей брат, хотя слово "маленькая" совсем не подходило к ней, так как она была значительно крупнее его. - Маленькая глупышка, неужели я мог бы считать себя твоим другом, если бы унизился до переговоров с этим мерзавцем-пиратом?
        - Спокойно, молодой петушок! - засмеялся Левасер, но его смех не су- лил ничего приятного.
        - Подумай, сестра, - говорил Анри, - погляди, к чему привела тебя глупость! Несколько человек уже погибло по милости этого чудовища. Ты не отдаешь себе отчета в своих поступках. Неужели ты можешь верить этому псу, родившемуся в канаве и выросшему среди воров и убийц?..
        Он мог добавить еще кое-что, но Левасер ударил юношу кулаком в лицо. Как и многие другие, он очень мало интересовался правдой о себе.
        Мадемуазель д'Ожерон подавила готовый вырваться у нее крик, а ее брат, шатаясь от удара, с рассеченной губой, прислонился к переборке. Но дух его не был сломлен; он искал глазами взгляд сестры, и на бледном его лице появилась ироническая улыбка.
        - Смотри, - спокойно заметил д'Ожерон. - Любуйся его благородством. Он бьет человека, у которого связаны руки.
        Простые слова, произнесенные тоном крайнего презрения, разбудили в Левасере гнев, всегда дремавший в несдержанном, вспыльчивом французе.
        - А что бы ты сделал, щенок, если бы тебе развязали руки? - И, схва- тив пленника за ворот камзола, он неистово начал его трясти. - Отвечай мне! Что бы ты сделал, пустозвон, мерзавец, подлец... - И вслед за этим хлынул поток слов, значения которых мадемуазель д'Ожерон не знала, но все же могла понять их грязный и гнусный смысл.
        Она смертельно побледнела и вскрикнула от ужаса. Опомнившись, Левасер распахнул дверь и вышвырнул ее брата из каюты.
        - Бросьте этого мерзавца в трюм! - проревел он, захлопывая дверь.
        Взяв себя в руки, Левасер, заискивающе улыбаясь, повернулся к девуш- ке. Но бледное лицо ее окаменело. До этой минуты она приписывала своему герою несуществующие добродетели; сейчас же все, что она увидела, напол- нило ее душу смятением. Вспомнив, как он зверски убил голландского капи- тана, она сразу же убедилась в справедливости слов, сказанных ее братом об этом человеке, и на лице ее отразились ужас и отвращение.
        - Ну, что ты, моя дорогая? Что с тобой? - говорил Левасер, приближа- ясь к ней.
        Сердце девушки болезненно сжалось. Продолжая улыбаться, он подошел к ней и с силой притянул ее к себе.
        - Нет... нет!.. - задыхаясь, закричала она.
        - Да, да! - передразнивая ее, смеялся Левасер.
        Эта насмешка показалась ей ужаснее всего. Он грубо тащил ее к себе, умышленно причиняя боль. Отчаянно сопротивляясь, девушка пыталась выр- ваться из его объятий, но он, рассвирепев, насильно поцеловал ее, и с его лица слетели последние остатки маски героя.
        - Глупышка, - сказал он. - Именно глупышка, как назвал тебя твой брат. Не забывай, что ты здесь по своей воле. Со мной играть нельзя! Ты знала, на что шла, поэтому будь благоразумна, моя кошечка! - И он поце- ловал ее снова, но на сей раз чуть ли не с презрением и, отшвырнув в сторону, добавил: - Чтоб я больше не видел таких сердитых взглядов, а то тебе придется пожалеть об этом!
        Кто-то постучал в дверь каюты. Левасер открыл ее и увидел перед собой Каузака. Лицо бретонца было мрачно. Он пришел доложить, что в корпусе корабля, поврежденного голландским ядром, обнаружена течь. Встревоженный Левасер отправился вместе с ним осмотреть повреждение. Пока стояла тихая погода, пробоина не представляла опасности, но даже небольшой шторм сра- зу же мог изменить положение. Пришлось спустить за борт матроса, чтобы он прикрыл пробоину парусиной, и привести в действие помпы...
        Наконец на горизонте показалось длинное низкое облако, и Каузак объяснил, что это самый северный остров из группы Виргинских островов.
        - Надо поскорей дойти туда, - сказал Левасер. - Там мы отстоимся и починим "Ла Фудр". Я не доверяю этой удушливой жаре. Нас может захватить шторм...
        - Шторм или кое-что похуже, - буркнул Каузак. - Ты видишь? - И он указал рукой через плечо Левасера.
        Капитан обернулся, и у него перехватило дыхание. Не дальше как в пяти милях он увидел два больших корабля, направлявшихся к ним.
        - Черт бы их побрал! - выругался он.
        - А вдруг они вздумают нас преследовать? - спросил Каузак.
        - Мы будем драться, - решительно сказал Левасер. - Готовы мы к этому или нет - все равно.
        - Смелость отчаяния, - сказал Каузак, не скрывая своего презрения, и, чтобы еще больше подчеркнуть его, плюнул на палубу. - Вот что случается, когда в море выходит изнывающий от любви идиот! Надо взять себя в руки, капитан! Из этой дурацкой истории с голландцем мы так просто не выкру- тимся.
        С этой минуты из головы Левасера вылетели все мысли, связанные с ма- демуазель д'Ожерон. Он ходил по палубе, нетерпеливо поглядывая то на да- лекую сушу, то на медленно, но неумолимо приближавшиеся корабли. Искать спасения в открытом море было бесполезно, а при наличии течи в его ко- рабле и небезопасно. Он понимал, что драки не миновать. Уже к вечеру, находясь в трех милях от побережья и намереваясь отдать приказ гото- виться к бою, Левасер чуть не упал в обморок от радости, услыхав голос матроса с наблюдательного поста на мачте.
        - Один из двух кораблей - "Арабелла", - доложил тот. - А другой, на- верно, трофейный.
        Однако это приятное сообщение не обрадовало Каузака.
        - Час от часу не легче! - проворчал он мрачно. - А что скажет Блад по поводу нашего голландца?
        - Пусть говорит все, что ему угодно! - засмеялся Левасер, все еще на- ходясь под впечатлением огромного облегчения, испытанного им.
        - А как быть с детьми губернатора Тортуги?
        - Он не должен о них знать.
        - Но в конце концов он же узнает.
        - Да, но к тому времени, черт возьми, все будет в порядке, так как я договорюсь с губернатором. У меня есть средство заставить д'Ожерона до- говориться со мной.
        Вскоре четыре корабля бросили якоря у северного берега Вихрен Магра. Это был лишенный растительности, безводный, крохотный и узкий островок длиной в двенадцать миль и шириной в три мили, населенный только птицами и черепахами. В южной части острова было много соляных прудов. Левасер приказал спустить лодку и в сопровождении Каузака и двух своих офицеров прибыл на "Арабеллу".
        - Наша недолгая разлука оказалась, как я вижу, весьма прибыльной, - приветствовал Левасера капитан Блад, направляясь с ним в свою большую каюту для подведения итогов.
        "Арабелле" удалось захватить "Сантьяго" - большой испанский двадцати- шестипушечный корабль из Пуэрто-Рико, который вез 120 тонн какао, 40 ты- сяч песо и различные ценности стоимостью в 10 тысяч песо. Две пятых этой богатой добычи, согласно заключенному договору, принадлежали Левасеру и его команде. Деньги и ценности были тут же поделены, а какао решили про- дать на острове Тортуга.
        Наступила очередь Левасера отчитаться в том, что сделал он; и, слушая хвастливый рассказ француза, Блад постепенно мрачнел. Сообщение ком- паньона вызвало резкое неодобрение Блада. Глупо было превращать дружест- венных голландцев в своих врагов из-за такой безделицы, как табак и ко- жи, стоимость которых в лучшем случае не превышала двадцати тысяч песо.
        Но Левасер ответил ему так же, как незадолго перед этим Каузаку, что корабль остается кораблем, а им нужны суда для намеченного похода. Быть может, потому, что этот день был удачным для капитана Блада, он пожал плечами и махнул рукой. Затем Левасер предложил, чтобы "Арабелла" и зах- ваченное ею судно возвратились на Тортугу, разгрузили там какао, а Блад навербовал дополнительно людей, благо сейчас их уже было на чем перевез- ти. Сам Левасер, по его словам, хотел заняться необходимым ремонтом сво- его корабля, а затем направиться на юг, к острову Салтатюдос, удобно расположенному на 11° северной долготы. Здесь Левасер был намерен ожи- дать Блада, чтобы вместе с ним уйти в набег на Маракайбо.
        К счастью для Левасера, капитан Блад не только согласился с его пред- ложением, но и заявил о своей готовности отплыть немедленно.
        Едва лишь ушла "Арабелла", как Левасер завел свои корабли в лагуны и приказал разбить на берегу палатки, в которых должна жить команда кораб- ля на время ремонта "Ла Фудр".
        Вечером к заходу солнца ветер усилился, а затем перешел в сильный шторм, сопровождаемый ураганом. Левасер был рад тому, что успел вывезти людей на берег, а корабли ввести в безопасное убежище. На минуту он за- думался было над тем, каково сейчас приходилось капитану Бладу, попавше- му в этот ужасный шторм, но тут же отогнал эти мысли, так как не мог позволить себе, чтобы они долго его беспокоили.


        Глава XV
        ВЫКУП

        Утро следующего дня было великолепно. В прозрачном и бодрящем после шторма воздухе чувствовался солоноватый запах озер, доносившийся с южной части острова. На песчаной отмели Вихрен Магра, у подножия белых дюн, рядом с парусиновой палаткой Левасера разыгрывалась странная сцена.
        Сидя на пустом бочонке, французский пират был занят решением важной проблемы: он размышлял, как обезопасить себя от гнева губернатора Торту- ги.
        Вокруг него, как бы охраняя своего вожака, слонялось человек шесть его офицеров; пятеро из них - неотесанные охотники в грязных кожаных куртках и таких же штанах, а шестой - Каузак. Перед Левасером стоял мо- лодой д'Ожерон, а по бокам у него - два полуобнаженных негра. На д'Оже- роне была сорочка с кружевными оборками на рукавах, сатиновые короткие панталоны и на ногах красивые башмаки из дубленой козлиной кожи. Камзол с него был сорван, руки связаны за спиной. Миловидное лицо молодого че- ловека осунулось. Здесь же на песчаном холмике в неловкой позе сидела его сестра. Она была очень бледна и под маской высокомерия тщетно пыта- лась скрыть душившие ее слезы.
        Левасер долго говорил, обращаясь к д'Ожерону, и наконец с напускной учтивостью заявил:
        - Полагаю, месье, что теперь вам все ясно, но, во избежание недоразу- мений, повторяю: ваш выкуп определяется в двадцать тысяч песо, и, если вы дадите слово вернуться сюда, можете отправляться за ними на остров Тортуга. На поездку я даю вам месяц и предоставляю все возможности туда добраться. Мадемуазель д'Ожерон останется здесь заложницей. Вряд ли ваш отец сочтет эту сумму чрезмерной, ибо в нее входит цена за свободу сына и стоимость приданого дочери. Черт меня побери, но мне кажется, что я слишком скромен! Ведь о господине д'Ожероне ходят слухи, что он человек богатый.
        Д'Ожерон-младший, подняв голову, бесстрашно взглянул прямо в лицо пи- рату:
        - Я отказываюсь - категорически и бесповоротно! Понимаете? Делайте со мной, что хотите. И будьте вы прокляты, грязный пират без совести и без чести!
        - О, какие слова! - усмехнулся Левасер. - Какой темперамент и какая глупость! Вы не подумали, что я могу с вами сделать, если вы будете упорствовать в своем отказе? А у меня есть возможность заставить любого упрямца согласиться. И кроме того, советую помнить, что честь вашей сестры находится у меня в залоге. Ну, а если вы забудете вернуться с приданым, то не считайте меня нечестным, если я забуду жениться на Мад- лен.
        И Левасер, осклабясь, подмигнул молодому человеку, заметив, что лицо брата Мадлен передернулось от ужаса. Д'Ожерон бросил дикий взгляд на сестру и увидел в ее глазах отчаяние.
        Отвращение и ярость снова овладели молодым человеком.
        - Нет, собака! Нет! Тысячу раз нет!
        - Глупо упорствовать, - холодно, без малейшей злобы, но с издева- тельским сожалением заметил Левасер. В его руках вилась и дергалась бе- чевка, по всей длине которой он механически завязывал крепкие узелки. Подняв ее над собой, он произнес: - Знаете, что это такое? Это четки бо- ли. После знакомства с ними многие упрямые еретики превратились в като- ликов. Эти четки помогают человеку стать благоразумным, так как от них глаза вылезают на лоб.
        - Делайте, что вам угодно!
        Левасер швырнул бечевку одному из негров, который на лету поймал ее и быстро закрутил вокруг головы пленника. Между бечевкой с узлами и голо- вой он вставил небольшой кусок металла, круглый и тонкий, как чубук трубки. Тупо уставившись на своего капитана, негр ожидал его знака начи- нать пытку.
        Левасер взглянул на свою жертву. Лицо д'Ожерона стало свинцово-блед- ным, и на лбу, пониже бечевки, выступили капли пота.
        Мадемуазель д'Ожерон вскрикнула и хотела подняться, но, удерживаемая стражами, со стоном опустилась на песок.
        - Образумьтесь и избавьте свою сестру от малопривлекательного зрели- ща, - медленно сказал Левасер. - Ну что такое в конце концов та сумма, которую я назвал? Для вашего отца это сущий пустяк. Повторяю еще раз: я слишком скромен. Но если уж сказано - двадцать тысяч песо, пусть так и останется.
        - С вашего позволения, я хотел бы знать, за что вы назначили сумму в двадцать тысяч песо?
        Вопрос этот был задан на скверном французском языке, но четким и при- ятным голосом, в котором, казалось, звучали едва приметные нотки той злой иронии, которой так щеголял Левасер.
        Левасер и его офицеры удивленно оглянулись.
        На самой верхушке дюны на фоне темно-синего неба отчетливо вырисовы- валась изящная фигура высокого, стройного человека в черном камзоле, расшитом серебряными галунами. Над широкими полями шляпы, прикрывавшей смуглое лицо капитана Блада, ярким пятном выделялся темно-красный плюмаж из страусовых перьев.
        Выругавшись от изумления, Левасер поднялся с бочонка, но тут же взял себя в руки. Он предполагал, что капитан Блад, если ему удалось выдер- жать вчерашний шторм, должен был находиться сейчас далеко за горизонтом, на пути к Тортуге.
        Легко скользя по осыпающемуся песку, в котором по щиколотку провали- вались его сапоги из мягкой испанской кожи, капитан Блад спустился на отмель. Его сопровождал Волверстон и с ним человек двенадцать из команды "Арабеллы". Подойдя к ошеломленной его появлением группе людей, Блад снял шляпу, отвесил низкий поклон мадемуазель д'Ожерон, а затем повер- нулся к Левасеру.
        - Доброе утро, капитан! - сказал он, сразу же приступая к объяснению причин своего внезапного появления. - Вчерашний ураган вынудил наши ко- рабли возвратиться. У нас не было иного выхода, как только убрать паруса и отдаться на волю стихии. А шторм пригнал нас обратно. К довершению не- счастья, грот-мачта "Сантьяго" дала трещину, и я рад был случаю поста- вить его на якорь в бухточку западного берега острова, в двух милях от- сюда. Ну, а затем мы решили пересечь этот остров, чтобы размять ноги и поздороваться с вами... А кто это? - И он указал на пленников.
        Левасер закусил губу и переменился в лице, но, сдержавшись, вежливо ответил:
        - Как видите, мои пленники.
        - Да? Выброшенные на берег вчерашним штормом, а?
        - Нет! - Левасер, взбешенный этой явной насмешкой, с трудом сдержи- вался. - Они - с голландского брига.
        - Не припомню, чтобы вы раньше упоминали о них.
        - А зачем вам это знать? Они - мои личные пленники. Это мое личное дело. Они - французы.
        - Французы? - И светлые глаза капитана Блада впились сначала в Лева- сера, а потом в пленников.
        Д'Ожерон вздрогнул от пристального взгляда, но выражение ужаса исчез- ло с его лица. Это вмешательство, явно неожиданное как для мучителя, так и для жертвы, внезапно зажгло в сердце молодого человека огонек надежды. Его сестра, широко раскрыв глаза, устремилась вперед.
        Капитан Блад, мрачно нахмурясь, сказал Левасеру:
        - Вчера вы удивили меня, начав военные действия против дружественных нам голландцев. А сейчас выходит, что даже ваши соотечественники должны вас остерегаться.
        - Ведь я же сказал, что они... что это мое личное дело.
        - Ах, так! А кто они такие? Как их зовут?
        Спокойное, властное, слегка презрительное поведение капитана Блада выводило из себя вспыльчивого Левасера. На его лице медленно выступили красные пятна, взгляд стал наглым, почти угрожающим. Он хотел ответить, но пленник опередил его:
        - Я - Анри д'Ожерон, а это - моя сестра.
        - Д'Ожерон? - удивился Блад. - Не родственник ли моего доброго прия- теля - губернатора острова Тортуга?
        - Это мой отец.
        - Да сохранят нас все святые! Вы что, Левасер, совсем сошли с ума? Сначала вы нападаете на наших друзей - голландцев, потом берете в плен двух своих соотечественников. А на поверку выходит, что эти молодые люди - дети губернатора Тортуги, острова, который является единственным нашим убежищем в этих морях...
        Левасер сердито прервал его:
        - В последний раз повторяю, что это мое личное дело! Я сам отвечу за это перед губернатором Тортуги.
        - А двадцать тысяч песо? Это тоже ваше личное дело?
        - Да, мое.
        - Ну, знаете, я совсем не намерен соглашаться с вами. - И капитан Блад спокойно уселся на бочонок, на котором недавно сидел Левасер. - Не будем зря тратить время! - сказал он резко. - Я отчетливо слышал предло- жение, сделанное вами этой леди и этому джентльмену. Должен также напом- нить вам, что мы с вами связаны совершенно строгим договором. Вы опреде- лили сумму их выкупа в двадцать тысяч песо. Следовательно, эта сумма принадлежит вашей и моей командам, в тех долях, какие установлены дого- вором. Надеюсь, вы не станете этого отрицать. А самое неприятное и пе- чальное - это то, что вы утаили от меня часть трофеев. Такие поступки, согласно нашему договору, караются, и, как вам известно, довольно суро- во.
        - Ого! - нагло засмеялся Левасер, а затем добавил: - Если вам не нра- вится мое поведение, то мы можем расторгнуть наш союз.
        - Не премину это сделать, - с готовностью ответил Блад. - Но мы рас- торгнем его только тогда и только так, как я найду нужным, и это случит- ся немедленно после выполнения вами условий соглашения, заключенного на- ми перед отправлением в плавание.
        - Что вы имеете в виду?
        - Постараюсь быть предельно кратким, - сказал капитан Блад. - Я не буду касаться недопустимости военных действий против голландцев, захвата французских пленников и риска навлечь гнев губернатора Тортуги. Я прини- маю все дела в таком виде, в каком их нашел. Вы сами назначили сумму вы- купа за этих людей в двадцать тысяч песо, и, насколько я понимаю, леди должна перейти в вашу собственность. Но почему она должна принадлежать вам, когда, по нашему обоюдному соглашению, этот трофей принадлежит всем нам?
        Лицо Левасера стало мрачнее грозовой тучи.
        - Тем не менее, - добавил Блад, - я не намерен отнимать ее у вас, ес- ли вы ее купите.
        - Куплю ее?
        - Да, за ту же сумму, которая вами назначена.
        Левасер с трудом сдерживал бушевавшую в нем ярость, пытаясь как-то договориться с ирландцем:
        - Это сумма выкупа за мужчину, а внести ее должен губернатор Тортуги.
        - Нет, нет! Вы объединили этих людей и, должен признаться, сделали это как-то странно. Их стоимость определена именно вами, и вы, разумеет- ся, можете их получить за установленную вами сумму. Вам придется запла- тить за них двадцать тысяч песо, и эти деньги должны быть поделены среди наших команд. Тогда наши люди, быть может, снисходительно отнесутся к нарушению вами соглашения, которое мы вместе подписали.
        Левасер зло рассмеялся:
        - Вот как?! Черт побери! Это неплохая шутка.
        - Полностью с вами согласен, - заметил капитан Блад.
        Смысл этой шутки заключался для Левасера в том, что капитан Блад с дюжиной своих людей осмелился явиться сюда, чтобы запугать его, хотя он, Левасер, мог бы легко собрать здесь до сотни своих головорезов. Однако при этих своих подсчетах Левасер упустил из виду одно важное обстоя- тельство, которое правильно учел его противник. И когда Левасер, все еще смеясь, повернулся к своим офицерам, чтобы пригласить их посмеяться за компанию, он увидел то, от чего его напускная веселость мгновенно по- меркла. Капитан Блад искусно сыграл на алчности авантюристов, побуждав- шей их заниматься ремеслом пиратов. Левасер прочел на их лицах полное согласие с предложением Блада поделить между всеми выкуп, который их во- жак думал себе присвоить.
        Головорез на минуту задумался и, мысленно кляня жадность своих людей, вовремя сообразил, что он должен действовать осторожно.
        - Вы не поняли меня, - сказал он, подавляя в себе бешенство. - Выкуп, как только он будет получен, мы поделим между всеми. А пока девушка ос- танется у меня.
        - Это дело другое, - проворчал Каузак. - Тогда все устраивается само собой.
        - Вы так полагаете? - заметил капитан Блад. - А если губернатор д'Ожерон откажется внести этот выкуп? Тогда что? - Он засмеялся и не спеша встал. - Нет, нет! Капитан Левасер хочет пока оставить у себя де- вушку? Хорошо. Пусть будет так. Но до этого он обязан внести выкуп и взять на себя риск, связанный с тем, что мы можем и не получить его.
        - Правильно! - воскликнул один из офицеров Левасера.
        А Каузак добавил:
        - Капитан Блад прав. Это соответствует нашему договору.
        - Что соответствует договору? Болваны! - Левасер терял самообладание. - Дьявол вас разорви! Откуда я возьму двадцать тысяч песо? У меня нет и половины этой суммы. Я буду вашим должником, пока не заработаю таких де- нег. Вас это устраивает?
        Пираты одобрительно зашумели. Можно было не сомневаться, что это их устраивало бы, но у капитана Блада были иные соображения:
        - А если вы умрете до того, как заработаете такую сумму? Ведь наша профессия полна неожиданностей, мой капитан.
        - Будьте вы прокляты! - заревел Левасер, побагровев от злости. - Вас ничто не удовлетворит!
        - О, совсем нет. Двадцать тысяч песо и немедленный дележ.
        - У меня их нет.
        - Тогда пусть пленников купит тот, у кого есть такие деньги.
        - А у кого же, по-вашему, они есть, если их нет у меня? Кто может вы- ложить такую сумму?
        - Я, - ответил капитан Блад.
        - Вы? - изумился Левасер. - Вам... вам нужна эта девушка?
        - Почему же нет? Я превосхожу вас не только в галантности, идя на оп- ределенные материальные жертвы, чтобы получить эту девушку, но и в чест- ности, поскольку готов платить за то, что мне требуется.
        Левасер остолбенел от удивления и, по-идиотски открыв рот, глядел на капитана "Арабеллы". Так же изумленно глядели на него и офицеры "Ла Фудр". Капитан Блад, снова усевшись на бочонок, вытащил из внутреннего кармана своего камзола маленький кожаный мешочек.
        - Мне приятно решить трудную задачу, которая кажется вам неразреши- мой.
        Левасер и его офицеры не сводили выпученных глаз с маленького мешоч- ка, который медленно развязывал Блад. Осторожно раскрыв его, он высыпал на левую ладонь четыре или пять жемчужин. Каждая из них была величиной с воробьиное яйцо. Двадцать таких жемчужин достались Бладу при дележе тро- феев, захваченных после разгрома испанской флотилии искателей жемчуга.
        - Вы как-то хвастались, Каузак, что хорошо разбираетесь в жемчуге. Во что вы оцените эту жемчужину?
        Бретонец алчно схватил грубыми пальцами блестящий, нежно переливаю- щийся всеми цветами радуги шарик и, любуясь им, стал его рассматривать.
        - Тысяча песо, - ответил он хриплым от волнения голосом.
        - На Тортуге или Ямайке за эту жемчужину дадут несколько больше, а в Европе она стоит в два раза дороже. Но я принимаю вашу оценку, лейте- нант. Как видите, все они почти одинаковы. Вот вам двенадцать жемчужин, то есть двенадцать тысяч песо, которые и являются долей экипажа "Ла Фудр" в три пятых стоимости трофеев, как обусловлено нашим договором. За восемь тысяч песо, следуемых "Арабелле", я несу ответственность перед моими людьми... А сейчас, Волверстон, прошу доставить мою собственность на борт "Арабеллы". - И, указав на пленников, он поднялся с бочонка.
        - О нет! - взвыл Левасер, дав волю своей ярости. - Вы ее не получите!
        И он бросился на стоявшего в стороне настороженного и внимательного Блада, но один из офицеров Левасера преградил ему дорогу:
        - Бог с тобой, капитан! Ведь все улажено честь по чести, и все до- вольны.
        - Все? - завизжал Левасер. - Ага! Вы все довольны, скоты!
        Каузак, сжимая в своей огромной ручище жемчужины, подбежал к Левасе- ру.
        - Не будь идиотом, капитан! Ты хочешь вызвать драку между командами? У Блада вдвое больше людей. Ну что ты цепляешься за эту девку? Черт с ней, и не связывайся, ради бога, с Бладом. Он хорошо заплатил за нее и честно поступил с нами...
        - Честно? - заревел взбешенный капитан. - Ты!.. Ты!.. - И, не найдя в своем обширном гнусном словаре подходящего ругательства, он так ударил лейтенанта кулаком, что чуть не сбил его с ног. Жемчужины рассыпались по песку.
        Каузак и его люди стремительно, подобно пловцам, прыгающим в воду, бросились за жемчужинами, полагая, что с мщением можно подождать. Они ползали на четвереньках, старательно разыскивая жемчужины и не обращая внимания на то, что над ними развернулись важные события.
        Левасер, положив руку на эфес шпаги, с побледневшим от бешенства ли- цом встал перед капитаном Бладом, собравшимся уходить.
        - Пока я жив, ты ее не получишь! - закричал он.
        - Тогда это будет после твоей смерти, - сказал Блад, и клинок его шпаги блеснул на солнце. - Наш договор предусматривает, что любой из членов экипажа кораблей, кто утаит часть трофеев хотя бы на один песо, должен быть повешен на нок-рее. Именно так я и намерен был с тобой пос- тупить. Но поскольку тебе не нравится веревка, то, так и быть, навозная дрянь, я ублажу тебя по-иному!
        Он знаком остановил людей, которые пытались помешать столкновению, и со звоном скрестил свой клинок со шпагой Левасера.
        Д'Ожерон ошеломленно наблюдал за ним, совершенно не представляя, что может означать для него исход этой схватки. Между тем два человека из команды "Арабеллы", сменившие негров, охранявших французов, сняли бечев- ку с головы молодого человека. Его сестра, с лицом белее мела и с выра- жением дикого ужаса в глазах, поднялась на ноги и, прижимая руки к гру- ди, неотступно следила за схваткой.
        Схватка закончилась очень быстро. Звериная сила Левасера, на которую он так надеялся, уступила опыту и ловкости ирландца. И когда пронзенный в грудь Левасер навзничь упал на белый песок, капитан Блад, стоя над сраженным противником, спокойно взглянул на Каузака.
        - Я думаю, это аннулирует наш договор, - сказал он.
        Каузак равнодушным и циничным взглядом окинул корчившееся в судорогах тело своего вожака. Возможно, дело кончилось бы совсем не так, будь Ле- васер человеком другого склада. Но тогда, очевидно, и капитан Блад при- менил бы к нему другую тактику. Сейчас же люди Левасера не питали к нему ни любви, ни жалости. Единственным их побуждением была алчность. Блад искусно сыграл на этой черте их характера, обвинив капитана "Ла Фудр" в самом тяжком преступлении - в присвоении того, что могло быть обращено в золото и поделено между ними.
        И сейчас, когда пираты, угрожающе потрясая кулаками, спустились к от- мели, где разыгралась эта стремительная трагикомедия, Каузак успокоил их несколькими словами.
        Видя, что они все еще колеблются, Блад для ускорения благоприятной развязки добавил:
        - На нашей стоянке вы можете получить свою долю добычи с захваченного нами "Сантьяго" и поступить с ней по своему усмотрению. Как видите, я поступаю честно.
        И в ответ на эти слова пираты одобрительно зашумели. Сопровождая Бла- да, они вместе с обоими пленниками пересекли остров и пришли к стоянке "Арабеллы".
        Во второй половине дня, после раздела добычи, они бы расстались, если бы Каузак, по настоянию своих людей, избравших его преемником Левасера, не предложил капитану Бладу услуги всей французской команды.
        - Хорошо, я согласен, - ответил Блад, - но только при обязательном условии: вы должны помириться с голландцами и вернуть им бриг вместе с грузом.
        Условие было принято без колебаний, и капитан Блад отправился к своим гостям - детям губернатора Тортуги.
        Мадемуазель д'Ожерон и ее брат, освобожденный от веревок, сидели в большой каюте "Арабеллы".
        Бенджамэн, черный слуга и повар Блада, поставив на стол вино и еду, уговаривал их поесть. Но они ни к чему не притронулись.
        В мучительном замешательстве сидели брат и сестра, полагая, что их спасение было лишь сменой огня на полымя. Наконец мадемуазель д'Ожерон, измученная неизвестностью, бросилась на колени перед братом, умоляя его о прощении за все страдания, которые она причинила ему своим легкомысли- ем.
        Однако ее брат не был склонен к снисходительности.
        - Надеюсь, ты наконец поймешь, что ты натворила. Сейчас тебя купил другой пират, и ты принадлежишь ему. Надеюсь, тебе тоже это понятно...
        Он мог бы сказать и больше, но умолк, заметив, что дверь каюты при- открывается. На пороге стоял капитан Блад. Он пришел сюда после того, как закончил расчеты с людьми Левасера, и хорошо слышал последние слова д'Ожерона. Поэтому его не удивило, что мадемуазель д'Ожерон, увидев сво- его нового хозяина, вздрогнула и сжалась от страха.
        Сняв шляпу с пером, Блад подошел к столу.
        - Мадемуазель, прошу вас успокоиться, - сказал он на плохом французс- ком языке. - Здесь, на борту "Арабеллы", с вами будут обращаться со всем подобающим вам уважением. Как только наши корабли выйдут в море, мы нап- равимся на остров Тортуга, чтобы отвезти вас к отцу. И забудьте, пожа- луйста, о том, что я вас купил, как сейчас говорил вам ваш брат. Чтобы избавить вас от опасности, я вынужден был подкупить банду негодяев и убедить их выйти из повиновения еще большему негодяю, который руководил ими. Если найдете нужным, считайте данный мной за вас выкуп дружеским займом.
        Девушка, не веря своим ушам, изумленно смотрела на него, а ее брат даже привстал от удивления.
        - Вы серьезно это говорите?
        - Вполне! Хотя такие слова вы услышите не часто. Я - пират, но я не могу поступать так, как Левасер. У меня есть свое понятие о чести и своя честь... или, допустим, остатки от прежней чести. - И, перейдя на дело- вой тон, он добавил: - Обед будет подан через час. Надеюсь, вы окажете мне честь отобедать со мной. А пока мой Бенджамэн позаботится о вашем гардеробе.
        И, поклонившись, он повернулся, чтобы уйти, но мадемуазель д'Ожерон остановила его громким восклицанием:
        - Капитан! Месье!
        Блад повернулся, а она, медленно приближаясь к нему и глядя на него со страхом и удивлением, сказала взволнованно:
        - Вы благородный человек, капитан!
        - О, мадемуазель, вы преувеличиваете мои достоинства, - улыбнулся Блад.
        - Нет, нет! - горячо воскликнула она. - Вы благородный, вы настоящий рыцарь! Я очень виновата в том, что произошло. Я должна вам расска- зать... Вы имеете на это право.
        - Мадлен! - закричал ее брат, пытаясь удержать ее.
        Но ей трудно было сдерживать свою пылкую благодарность, переполнявшую ее сердце. Внезапно она упала перед Бладом на колени, схватила его руку и, прежде чем он успел опомниться, поцеловала ее.
        - Что вы делаете? - воскликнул он.
        - Пытаюсь искупить свою вину. Мысленно я обесчестила вас. Я думала, что вы такой же, как и Левасер, а ваша схватка с ним - это драка шака- лов. На коленях умоляю вас - простите меня!
        Капитан Блад взглянул на нее, и мгновенно промелькнувшая улыбка зажг- ла огонек в его светло-синих глазах, которые будто засветились на его смуглом лице.
        - Не нужно, дитя мое, - мягко сказал он, поднимая ее. - Ведь ваша мысль обо мне, в сущности, была совершенно правильной. Иначе вы и не могли думать.
        Он пытался уверить себя, что, вызволив молодых людей из неволи, со- вершил неплохой поступок, и тут же вздохнул.
        Его сомнительная слава, так быстро распространившаяся в обширных гра- ницах Карибского моря, несомненно, дошла уже до Арабеллы Бишоп. Он был убежден, что она относится к нему с презрением, считая его таким же мер- завцем, какими являлись все прочие пираты. Он надеялся поэтому, что ка- кое-то, пусть даже очень отдаленное, эхо сегодняшнего его поступка также докатится до нее и хоть немного смягчит ее сердце. Он, конечно, скрыл от мадемуазель д'Ожерон истинную причину ее спасения. Блад решил рискнуть своей жизнью, движимый единственной мыслью, что Арабелла Бишоп была бы довольна им, если бы смогла присутствовать здесь сегодня.


        Глава XVI
        ЗАПАДНЯ

        Спасение мадемуазель д'Ожерон, естественно, улучшило и без того хоро- шие отношения между капитаном Бладом и губернатором Тортуги. Капитан стал желанным гостем в красивом белом доме с зелеными жалюзи, который д'Ожерон построил для себя к востоку от Кайоны, среди большого, роскош- ного сада. Губернатор считал, что его долг Бладу не ограничивается двад- цатью тысячами песо, которые тот уплатил за Мадлен. Умному и опытному дельцу не чужды были и благородство и чувство признательности.
        Француз доказал это различными способами, и под его покровительством акции капитана Блада среди пиратов поднялись к зениту.
        Когда пришло время оснащать эскадру для набега на Маракайбо, в свое время предложенного Левасером, у капитана Блада оказалось достаточно и людей и кораблей. Он легко набрал пятьсот авантюристов, а при желании мог бы навербовать и пять тысяч. Точно так же ему ничего не стоило вдвое увеличить и свою эскадру, но он предпочел ограничиться тремя кораблями: "Арабеллой", "Ла Фудр" с командой в сто двадцать французов под на- чальством Каузака и "Сантьяго", оснащенного заново и переименованного в "Элизабет". Это имя они дали кораблю в честь английской королевы, во время царствования которой моряки проучили Испанию так же, как сейчас собирался это сделать снова капитан Блад.
        Командиром "Элизабет" он назначил Хагторпа, и это назначение было одобрено всеми членами пиратского братства.
        В августе 1687 года небольшая эскадра Блада после некоторых приключе- ний в пути, о которых я умалчиваю, вошла в огромное Маракайбское озеро и совершила нападение на богатый город Мэйна - Маракайбо.
        Операция эта прошла не столь гладко, как предполагал Блад, и отряд его попал в опасное положение. Сложность этого положения лучше всего ха- рактеризуют слова Каузака - их старательно записал Питт, - произнесенные в пылу ссоры, вспыхнувшей на ступенях церкви Нуэстра Сеньора дель Кар- мен, в которой Блад бесцеремонно устроил кордегардию [51]. Раньше я уже упоминал, что ирландец был католиком только тогда, когда это его устраи- вало.
        В споре принимали участие, с одной стороны, Хагторп, Волверстон и Питт, а с другой - Каузак, чья трусость и послужила причиной спора. Пе- ред вожаками пиратов, на выжженной солнцем пыльной площади, окаймленной редкими пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нес- кольких сот головорезов обеих партий.
        Каузака, видимо, никто не останавливал, и его резкий, крикливый голос покрывал нестройный шум толпы, стихавший по временам, когда француз бес- связно обвинял Блада во всех смертных грехах. Питт утверждает, что Кау- зак говорил на ужасном английском языке, который Питт даже не пытается воспроизвести. Одежда на французском капитане была так же нелепа и раст- репана, как и его речь, и весь облик Каузака резко отличался от скромной фигуры Хагторпа, одетого в чистый костюм, и от почти щегольского облика Питта, появившегося там в нарядном камзоле и блестящих туфлях. Вымазан- ная в крови блуза из синей бумажной ткани, мешковато сидевшая на францу- зе, была расстегнута, открывая его грязную волосатую грудь; за поясом кожаных штанов у него торчал нож и целый арсенал пистолетов, и, кроме того, на перевязи болталась абордажная сабля. Над широким и скуластым, как у монгола, лицом свисал красный шарф, обвязанный вокруг головы в ви- де тюрбана.
        - Разве я не предупреждал вас еще вначале, что все идет слишком глад- ко, слишком благополучно? - выкрикивал он, яростно подпрыгивая на своих кривых ногах. - Я ведь не дурак, друзья! У меня все-таки есть глаза. Мы входим в озеро - и что мы видим? Брошенный форт. Вы помните, да? Там ни- кого не было. Помните? Никто в нас не стрелял. Пушки молчали. Я тогда уже заподозрил неладное. Да и любой на моем месте, у кого есть глаза и мозги, думал бы так же. Но мы все-таки плывем дальше. И что же мы нахо- дим? Такой же брошенный, как и форт, город, из которого бежали жители, забрав с собой все ценное. Я снова предупреждаю капитана Блада, я говорю ему, что это неспроста, что тут ловушка. Но он меня не слушает, не хочет слушать. Мы продолжаем идти дальше, не встречая никакого сопротивления. Наконец все уже видят, что еще немного - и думать о возвращении будет слишком поздно. Я снова предупреждаю, но меня по-прежнему никто не слу- шает. Боже мой! Капитан Блад должен идти дальше! И мы двигаемся дальше и доходим до Гибралтара [52]. Правда, здесь в конце концов мы находим ви- це-губернатора, заставляем его
заплатить нам выкуп за этот город, но стоимость всех наших трофеев составляет две тысячи песо! Может быть, вы ответите мне, что это такое? Или я вам должен объяснить? Это кусок сыра, понимаете? Кусок сыра в мышеловке! Кто же мыши? - спросите вы. Мыши - это мы, черт возьми! А кошки? О, они еще ожидают нас! Кошки - это четыре испанских военных корабля, которые стерегут нас у выхода из этой мыше- ловки. Боже мой! Мы попали в капкан из-за дурацкого упрямства нашего за- мечательного капитана Блада!
        Волверстон засмеялся. Каузак рассвирепел.
        - А-а, черт возьми! Ты еще смеешься, скотина! Отвечай мне: как мы сможем выбраться отсюда, если не примем условий испанского адмирала?
        Пираты, стоявшие на ступеньках внизу, одобрительно загудели. Огромный Волверстон, гневно взглянув на них своим единственным глазом, сжал кула- ки, как бы готовясь ударить француза, подстрекавшего людей к бунту. Но Каузака это не смутило. Воодушевленный поддержкой пиратов, он продолжал:
        - Ты, должно быть, полагаешь, что капитан Блад - это бог и что он мо- жет творить чудеса, да? Да знаешь ли ты, что ваш хваленый капитан Блад смешон...
        Он внезапно умолк, потому что как раз в эту минуту из церкви не торо- пясь выходил капитан Блад. Рядом с ним шел Ибервиль, длинноногий, высо- кий француз. Несмотря на свою молодость, он не пользовался славой лихого корсара, и его считали настоящим морским волком еще до того, как гибель собственного судна вынудила Ибервиля поступить на службу к Бладу. Капи- тан "Арабеллы", в широкополой шляпе с плюмажем, приближался к пиратам, слегка опираясь на длинную трость из черного дерева. По внешнему виду никто не назвал бы его корсаром; он скорей походил на праздного щеголя с Пелл Молл [53] или с Аламеды [54]. Последнее, пожалуй, вернее, так как его элегантный камзол с отделанными золотом петлями был сшит по послед- ней испанской моде. Но при более пристальном взгляде на него это впечат- ление менялось. Длинная боевая шпага, небрежно откинутая назад, и стальной блеск в глазах Блада выдавали в нем искателя приключений...
        - Вы находите меня смешным, Каузак, а? - спросил он, останавливаясь перед бретонцем, который вдруг как-то внезапно выдохся. - Кем же тогда я должен считать вас? - Он говорил тихим, утомленным голосом. - Вы кричи- те, что наша задержка породила опасность. А кто в этой задержке виноват? Мы потратили почти месяц на то, что можно было сделать за одну неделю, если бы не ваши ошибки.
        - О, боже мой! Значит, я еще и виноват, что...
        - А разве я посадил "Ла Фудр" на мель посреди озера? Вы понадеялись на себя, отказались от лоцмана. Это привело к тому, что мы потеряли три драгоценных дня на разгрузку вашего корабля, чтобы стащить его с мели. За эти три дня жители Гибралтара не только узнали о нас, но и успели скрыться. Вот что вынудило нас гнаться за губернатором и потерять у стен этой проклятой крепости около сотни людей и две недели времени! Вот в чем причина нашей задержки! А пока мы со всем этим возились, подоспела испанская эскадра, вызванная из Ла Гуайры кораблем береговой охраны. Но даже и сейчас мы могли бы вырваться в открытое море, если бы не был по- терян "Ла Фудр". И вы еще осмеливаетесь обвинять меня в том, в чем вино- ваты вы сами или, вернее, ваша глупость!
        Надеюсь, вы согласитесь со мной, что сдержанность Блада трудно не назвать удивительной, если учесть, что испанской эскадрой, сторожившей выход из озера Маракайбо, командовал его злейший враг - дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, адмирал Испании. У адмирала, помимо долга перед страной, были, как вам уже известно, и личные причины желать встречи с Бладом из-за истории, которая произошла около года назад на борту "Эн- карнасиона" и завершилась смертью его брата дона Диего. Вместе с доном Мигелем плавал и его племянник дон Эстебан, еще более, чем сам адмирал, жаждавший мщения.
        И все же капитан Блад сохранял полное спокойствие и высмеивал трусли- вое поведение Каузака.
        - Сейчас нечего говорить о том, что сделано в прошлом! - закричал Ка- узак. - Вопрос сейчас стоит так: что мы теперь будем делать?
        - Такого вопроса вообще не существует! - отрезал Блад.
        - Как не существует? - кипятился Каузак. - Испанский адмирал дон Ми- гель обещал обеспечить нам безопасность, если мы немедленно уйдем, оста- вив город в целости, если мы освободим пленных и вернем все, что захва- тили в Гибралтаре.
        Капитан Блад улыбнулся, зная цену обещаниям дона Мигеля, а Ибервиль, не скрывая своего презрения к Каузаку, сказал:
        - Это лишний раз доказывает, что испанский адмирал, несмотря на все преимущества, какими он располагает, все же боится нас.
        - Так это потому, что ему неизвестно, насколько мы слабы! - закричал Каузак. - Нам нужно принять его условия, так как иного выхода у нас нет. Таково мое мнение.
        - Но не мое, - спокойно заметил Блад. - Поэтому-то я и отклонил эти условия.
        - Отклонили? - Широкое лицо Каузака побагровело. Ропот стоявших поза- ди людей подбодрил его. - Отклонили и даже не посоветовались со мной?
        - Ваш отказ ничего изменить не может. Нас большинство, так как Хаг- торп придерживается того же мнения, что и я. Но если вы и ваши французс- кие сторонники хотите принять условия испанца, то мы вам не будем ме- шать. Пошлите сообщить об этом адмиралу. Можно не сомневаться, что ваше решение только обрадует дона Мигеля.
        Каузак сердито посмотрел на него, а затем, взяв себя в руки, спросил:
        - Какой ответ вы дали адмиралу?
        Лицо и глаза Блада осветились улыбкой.
        - Я ответил ему, что если в течение двадцати четырех часов он не га- рантирует нам свободного выхода в море и не выплатит за сохранность Ма- ракайбо пятьдесят тысяч песо, то мы превратим этот прекрасный город в груду развалин, а затем выйдем отсюда и уничтожим его эскадру.
        Услышав столь дерзкий ответ, Каузак потерял дар речи. Однако многим пиратам из англичан пришелся по душе смелый юмор человека, который, бу- дучи в западне, все же диктовал свои условия тому, кто завлек его в эту ловушку. В толпе пиратов раздались хохот и крики одобрения. Многие фран- цузские сторонники Каузака были захвачены этой волной энтузиазма. Каузак же со своим свирепым упрямством остался в одиночестве. Обиженный, он ушел и не мог успокоиться до следующего дня, который стал днем его мще- ния.
        В этот день от дона Мигеля прибыл посланец с письмом. Испанский адми- рал торжественно клялся, что, поскольку пираты отклонили его великодуш- ное предложение, он будет ждать их теперь у выхода из озера, чтобы унич- тожить. Если же отплытие пиратов задержится, предупреждал дон Мигель, то, как только его эскадра будет усилена пятым кораблем - "Санто Ниньо", идущим к нему из Ла Гуайры, он сам войдет в озеро и захватит их у Мара- кайбо.
        На сей раз капитан Блад был выведен из равновесия.
        - Не беспокой меня больше! - огрызнулся он на Каузака, который с вор- чанием снова ввалился к нему. - Сообщи адмиралу, что ты откололся от ме- ня, черт побери, и он выпустит тебя и твоих людей. Возьми шлюп [55] и убирайся к дьяволу!
        Каузак, конечно, последовал бы этому совету, если бы среди французов было единодушие в этом вопросе. Их раздирали жадность и беспокойство: уходя с Каузаком, они начисто отказывались от своей доли награбленного, а также и от захваченных ими рабов и пленных. Если же хитроумному капи- тану Бладу удастся выбраться отсюда невредимым, то он, конечно, на за- конном основании захватит все, что они потеряют. Одна лишь мысль о такой ужасной перспективе была слишком горькой. И в конце концов, несмотря на все уговоры Каузака, его сторонники перешли на сторону Питера Блада. Они заявили, что отправились в этот поход с Бладом и вернутся только с ним, если им вообще доведется вернуться. Об этом решении угрюмо сообщил ему сам Каузак.
        Блад был рад такому решению и пригласил бретонца принять участие в совещании, на котором как раз в это время обсуждался вопрос о дальнейших действиях. Совещание происходило в просторном внутреннем дворике губер- наторского дома. В центре, окруженный аркадами каменного четырехугольни- ка, под сеткой вьющихся растений бил прохладный фонтан. Вокруг фонтана росли апельсиновые деревья, и неподвижный вечерний воздух был напоен их ароматом. Это было одно из тех приятных снаружи и внутри сооружений, ко- торые мавританские архитекторы строили в Испании по африканскому образ- цу, а испанцы затем уже перенесли в Новый Свет.
        В совещании принимали участие всего лишь шесть человек, и оно закон- чилось поздней ночью. На этом совещании обсуждался план действий, пред- ложенный Бладом.
        Огромное пресноводное озеро Маракайбо тянулось в длину на сто двад- цать миль, кое-где достигая такой же ширины. Его питали несколько рек, стекавших со снежных хребтов, окружавших озеро с двух сторон. Как я уже говорил, озеро это имеет форму гигантской бутылки с горлышком, направ- ленным в сторону моря у города Маракайбо.
        За этим горлышком озеро расширяется снова, а ближе к морю лежат два длинных острова - Вихилиас и Лас Паломас, закрывая выход в океан. Единственный путь для кораблей любой осадки проходит между этими остро- вами через узкий пролив. К берегам острова Лас Паломас могут пристать только небольшие, мелкосидящие суда, за исключением его восточной око- нечности, где, господствуя над узким выходом в море, высится мощный форт, который во время подхода к нему корсаров оказался брошенным. На водной глади между этими островами стояли на якорях четыре испанских ко- рабля.
        Флагманский корабль "Энкарнасион", с которым мы уже встречались, был мощным галионом, вооруженным сорока восьмью большими пушками и восьмью малыми. Следующим по мощности был тридцатишестипушечный "Сальвадор", а два меньших корабля - "Инфанта" и "Сан-Фелипе" - имели по двадцать пушек и по сто пятьдесят человек команды каждый.
        Такова была эскадра, на вызов которой должен был ответить капитан Блад, располагавший, помимо "Арабеллы" с сорока пушками и "Элизабет" с двадцатью шестью пушками, еще двумя шлюпами, захваченными в Гибралтаре, каждый из которых был вооружен четырьмя кулевринами [56]. Против тысячи испанцев корсары могли выставить не более четырехсот человек.
        План, представленный Бладом, отличаясь смелостью замысла, со стороны все же казался отчаянным, и Каузак сразу же высказал свои опасения.
        - Да, не спорю, - согласился капитан Блад, - но мне приходилось идти и на более отчаянные дела. - Он с удовольствием закурил трубку, набитую душистым табаком, которым так славился Гибралтар. - И что еще более важ- но - все эти дела кончались удачно. Audaces fortuna juvat [57], - доба- вил он по-латыни и напоследок сказал: - Честное слово, старики римляне были умные люди.
        Своей уверенностью он заразил даже недоверчивого и трусоватого Кауза- ка. Все деятельно принялись за работу и три дня с восхода до заката го- товились к бою, сулившему победу. Время не ждало. Они должны были уда- рить первыми, прежде чем к дону Мигелю де Эспиноса могло подоспеть подк- репление в виде пятого галиона "Санто Ниньо", идущего из Ла Гуайры.
        Основная работа велась на большем из двух шлюпов, захваченных в Гиб- ралтаре. Этот шлюп играл главную роль в осуществлении плана Блада. Все перегородки и переборки на нем были сломаны, и судно превратилось как бы в пустую скорлупу, прикрытую досками палубы, а когда в его бортах прос- верлили сотни отверстий, то оно стало походить на половину пустого оре- ха, источенного червями. Затем в палубе было пробито еще несколько лю- ков, а внутрь корпуса уложен весь запас смолы, дегтя и серы, найденных в городе. Ко всему этому добавили еще шесть бочек пороха, выставив их на- подобие пушек из бортовых отверстий шлюпа.
        К вечеру четвертого дня, когда все работы были закончены, пираты ос- тавили за собой приятный, но безлюдный город Маракайбо. Однако снялись с якоря только часа через два после полуночи, воспользовавшись отливом, который начал их тихо сносить по направлению к бару [58]. Корабли шли, убрав все паруса, кроме бушпритных, подгоняемые легким бризом, едва ощу- тимым в фиолетовом мраке тропической ночи. Впереди шел наскоро сделанный брандер [59] под командованием Волверстона, с шестью добровольцами. Каж- дому из них, кроме специальной награды, было обещано еще по сто песо сверх обычной доли добычи. За брандером шла "Арабелла", на некотором расстоянии от нее следовала "Элизабет" под командой Хагторпа; на этом же корабле разместился и Каузак с французскими пиратами. Арьергард замыкали второй шлюп и восемь каноэ с пленными, рабами и большей частью захвачен- ных товаров. Пленных охраняли два матроса, управлявшие лодками, и четыре пирата с мушкетами.
        По плану Блада, они должны были находиться в тылу и ни в коем случае не принимать участия в предстоящем сражении.
        Едва лишь первые проблески опалового рассвета рассеяли темноту, кор- сары, напряженно всматривавшиеся в даль, увидели в четверти мили от себя очертания рангоутов [60] и такелажей [61] испанских кораблей, стоявших на якорях.
        Испанцы, полагаясь на свое подавляющее превосходство, не проявили большей бдительности, чем им диктовала их обычная беспечность, и обнару- жили эскадру Блада только после того, как их уже заметили корсары. Увидя сквозь предрассветный туман испанские галионы, Волверстон поднял на реях своего брандера все паруса, и не успели испанцы опомниться, как он уже вплотную подошел к ним.
        Направив свой шлюп на огромный флагманский корабль "Энкарнасион", Волверстон намертво закрепил штурвал и, схватив висевший около него тлеющий фитиль, зажег огромный факел из скрученной соломы, пропитанной нефтью. Факел вспыхнул ярким пламенем в ту минуту, когда маленькое судно с треском ударилось о борт флагманского корабля. Запутавшись своими снастями в его вантах, оно начало разваливаться. Шестеро людей Волверс- тона без одежды стояли на своих постах с левого борта шлюпа: четверо на планшире и двое - на реях, держа в руках цепкие абордажные крючья. Как только брандер столкнулся с испанским кораблем, они тут же закинули крючья за его борт и как бы привязали к нему брандер. Крюки, брошенные с рей, должны были еще больше перепутать снасти и не дать испанцам возмож- ности освободиться от непрошеных гостей.
        На борту испанского галиона затрубили тревогу, и началась паника. Ис- панцы, не успев продрать от сна глаза, бегали, суетились, кричали. Они пытались было поднять якорь, но от этой попытки, предпринятой с отчая- ния, пришлось отказаться, поскольку времени на это все равно не хватило бы. Испанцы полагали, что пираты пойдут на абордаж, и в ожидании нападе- ния схватились за оружие. Странное поведение нападающих ошеломило экипаж "Энкарнасиона", потому что оно не походило на обычную тактику корсаров. Еще более поразил их вид голого верзилы Волверстона, который, размахивая поднятым над головой огромным пылающим факелом, носился по палубе своего суденышка. Испанцы слишком поздно догадались о том, что Волверстон под- жигал фитили у бочек с горючим. Один из испанских офицеров, обезумев от паники, приказал послать на шлюп абордажную группу.
        Но и этот приказ запоздал. Волверстон, убедившись, что шестеро его молодцев блестяще выполнили данные им указания и уже спрыгнули за борт, подбежал к ближайшему открытому люку, бросил в трюм пылающий факел, а затем нырнул в воду, где его подобрал баркас с "Арабеллы". Но еще до то- го, как подобрали Волверстона, шлюп стал похож на гигантский костер, от- куда силой взрывов выбрасывались и летели на "Энкарнасион" пылающие кус- ки горючих материалов. Длинные языки пламени лизали борт галиона, отбра- сывая назад немногих испанских смельчаков, которые хотя и поздно, но все же пытались оттолкнуть шлюп.
        В то время как самый мощный корабль испанской эскадры уже в первые минуты сражения быстро выходил из строя, Блад приближался к "Сальвадо- ру". Проходя перед его носом, "Арабелла" дала бортовой залп, который с ужасной силой смел все с палубы испанского корабля. Затем "Арабелла" по- вернулась и, продвигаясь вдоль борта "Сальвадора", произвела в упор по его корпусу второй залп из всех своих бортовых пушек. Оставив "Сальва- дор" наполовину выведенным из строя и продолжая следовать своим курсом, "Арабелла" несколькими ядрами из носовых пушек привела в замешательство команду "Инфанты", а затем с грохотом ударилась о ее корпус, чтобы взять испанский корабль на абордаж, пока Хагторп проделывал подобную операцию с "Сан-Фелипе".
        За все это время испанцы не успели сделать ни одного выстрела - так врасплох они были захвачены и таким ошеломляющим был внезапный удар Бла- да.
        Взятые на абордаж и устрашенные сверкающей сталью пиратских клинков, команды "Сан-Фелипе" и "Инфанты" не оказали никакого сопротивления. Зре- лище объятого пламенем флагманского корабля и выведенного из строя "Сальвадора" так потрясло их, что они бросили оружие.
        Если бы "Сальвадор" оказал решительное сопротивление и воодушевил своим примером команды других неповрежденных кораблей, вполне возможно, что счастье в этот день могло бы перекочевать на сторону испанцев. Но этого не произошло по характерной для испанцев жадности: "Сальвадору" нужно было спасать находившуюся на нем казну эскадры. Озабоченный прежде всего тем, чтобы пятьдесят тысяч песо не попали в руки пиратов, дон Ми- гель, перебравшийся с остатками своей команды на "Сальвадор", приказал идти к форту на острове Лас Паломас. Рассчитывая на неизбежную встречу с пиратами, адмирал перевооружил форт и оставил в нем гарнизон. Для этой цели он снял с форта Кохеро, находившегося в глубине залива, несколько дальнобойных "королевских" пушек, более мощных, чем обычные.
        Ничего не знавший об этом капитан Блад на "Арабелле" в сопровождении "Инфанты", уже с командой из корсаров и Ибервилем во главе, бросился в погоню за испанцами. Кормовые пушки "Сальвадора" беспорядочно отвечали на сильный огонь пиратов. Однако повреждения на нем были так серьезны, что, добравшись до мелководья под защиту пушек форта, корабль начал то- нуть и опустился на дно, оставив часть своего корпуса над водой. Команда корабля на лодках и вплавь добралась до берега Лас Паломас.
        Когда капитан Блад считал победу уже выигранной, а выход в море - свободным, форт внезапно показал свою огромную, но скрытую до этого мощь. Раздался залп "королевских" пушек. Тяжелыми ядрами была снесена часть борта и убито несколько пиратов. На судне началась паника.
        За первым залпом последовал второй, и если бы Питт, штурман "Арабел- лы", не подбежал к штурвалу и не повернул корабль резко вправо, то "Ара- белле" пришлось бы плохо. "Инфанта" пострадала значительно сильнее. В пробоины на ватерлинии ее левого борта хлынула вода, и корабль, несом- ненно, затонул бы, если бы решительный и опытный Ибервиль не приказал немедленно сбросить в воду все пушки левого борта.
        "Инфанту" удалось удержать на воде, хотя корабль сильно кренился на правый борт, и все же он шел вслед за "Арабеллой". Пушки форта продолжа- ли стрелять вдогонку по уходящим кораблям, но уже не могли причинить им значительных повреждений. Выйдя из-под огня форта и соединившись с "Эли- забет" и "Сан-Фелипе", "Арабелла" и "Инфанта" легли в дрейф, и капитаны четырех кораблей могли наконец обсудить свое нелегкое положение.


        Глава XVII
        ОДУРАЧЕННЫЕ

        На полуюте "Арабеллы" под яркими лучами утреннего солнца заседал пос- пешно созванный совет. Капитан Блад, председательствовавший на совете, совершенно пал духом. Много лет спустя он говорил Питту, что этот день был самым тяжелым днем его жизни. Он провел бой с искусством, которым по справедливости можно было гордиться, и разгромил противника, обладающего безусловно подавляющими силами. И все же Блад понимал всю бесплодность этой победы. Всего лишь три удачных выстрела батареи, о существовании которой они не подозревали, - и победа превратилась в поражение. Им ста- ло ясно, что сейчас нужно бороться за свое освобождение, а оно могло прийти лишь после захвата форта, охраняющего выход в море.
        Вначале капитан Блад сгоряча предложил немедля приступить к ремонту кораблей и тут же сделать новую попытку прорваться в море. Но его отго- ворили от этого рискованного шага: так можно было потерять все. И капи- тан Блад, едва лишь спокойствие вернулось к нему, трезво оценил сложив- шуюся обстановку: "Арабелла" не могла выйти в море, "Инфанта" едва дер- жалась на воде, а "Сан-Фелипе" получил серьезные повреждения еще до зах- вата его пиратами.
        В конце концов Блад согласился с тем, что у них нет иного выхода, как вернуться в Маракайбо и там заново оснастить корабли, прежде чем сделать еще одну попытку прорваться в море.
        Так они и решили. И вот в Маракайбо вернулись победители, побежденные в коротком, но ужасном бою. Раздражение Блада еще более усилил мрачный пессимизм Каузака. Испытав головокружение от быстрой и легкой победы над превосходящими силами противника, бретонец сразу же впал в глубокое от- чаяние, заразив своим настроением большую часть французских корсаров.
        - Все кончено, - заявил он Бладу. - На этот раз мы попались.
        - Я слышал это от тебя и раньше, - терпеливо ответил ему капитан Блад. - А ведь ты, кажется, можешь понять, что произошло. Ведь никто не станет отрицать, что мы вернулись с большим количеством кораблей и пу- шек. Погляди сейчас на наши корабли.
        - Я и так на них смотрю.
        - Ну, тогда я и разговаривать не хочу с такой трусливой тварью!
        - Ты смеешь называть меня трусом?
        - Конечно!
        Бретонец, тяжело сопя, исподлобья взглянул на обидчика. Однако требо- вать от него удовлетворения он не мог, помня судьбу Левасера и прекрасно понимая, какое удовлетворение можно получить от капитана Блада. Поэтому он пробормотал обиженно:
        - Ну, это слишком! Очень уж много ты себе позволяешь!
        - Знаешь, Каузак, мне смертельно надоело слушать твое нытье и жалобы, когда все идет не так гладко, как на званом обеде. Если ты ищешь спокой- ной жизни, то не выходи в море, а тем более со мной, потому что со мной спокойно никогда не будет. Вот все, что я хотел тебе сказать.
        Разразившись проклятиями, Каузак оставил Блада и отправился к своим людям, чтобы посоветоваться с ними и решить, что делать дальше.
        А капитан Блад, не забывая и о своих врачебных обязанностях, отпра- вился к раненым и пробыл у них до самого вечера. Затем он поехал на бе- рег, в дом губернатора, и, усевшись за стол, на изысканном испанском языке написал дону Мигелю вызывающее, но весьма учтивое письмо.
        "Нынче утром Вы, Ваше высокопревосходительство, убедились, на что я способен, - писал он. - Несмотря на Ваше более чем двойное превосходство в людях, кораблях и пушках, я потопил или захватил все суда Вашей эскад- ры, пришедшей в Маракайбо, чтобы нас уничтожить. Сейчас Вы не в состоя- нии осуществить свои угрозы, если даже из Ла Гуайры подойдет ожидаемый Вами "Санто-Ниньо". Имея некоторый опыт, Вы легко можете себе предста- вить, что еще произойдет. Мне не хотелось беспокоить Вас, Ваше высокоп- ревосходительство, этим письмом, но я человек гуманный и ненавижу кро- вопролитие. Поэтому, прежде чем разделаться с Вашим фортом, который Вы считаете неприступным, так же как раньше я расправился с Вашей эскадрой, которую Вы тоже считали непобедимой, я из элементарных человеческих по- буждений делаю Вам последнее предупреждение. Если Вы предоставите мне возможность свободно выйти в море, заплатите выкуп в пятьдесят тысяч пе- со и поставите сто голов скота, то я не стану уничтожать город Маракайбо и оставлю его, освободив сорок взятых мною здесь пленных. Среди них есть много важных лиц, которых я задержу
как заложников впредь до нашего вы- хода в открытое море, после чего они будут отосланы обратно в каноэ, специально захваченных мною для этой цели. Если Вы, Ваше высокопревосхо- дительство, неблагоразумно отклоните мои скромные условия и навяжете мне необходимость захватить форт, хотя это будет стоить многих жизней, я предупреждаю Вас, что пощады не ждите. Я начну с того, что превращу в развалины чудесный город Маракайбо... "
        Закончив письмо, Блад приказал привести к себе захваченного в Гибрал- таре вице-губернатора Маракайбо. Сообщив ему содержание письма, он нап- равил его с этим письмом к дону Мигелю.
        Блад правильно учел, что вице-губернатор был самым заинтересованным лицом из всех жителей Маракайбо, который согласился бы любой ценой спас- ти город от разрушения.
        Так оно и произошло. Вице-губернатор, доставив письмо дону Мигелю, действительно дополнил его своими собственными настойчивыми просьбами.
        Но дон Мигель не склонился на просьбы и мольбы. Правда, его эскадра частично была захвачена, а частично потоплена. Но адмирал успокаивал се- бя тем, что его застигли врасплох, и клялся, что это никогда больше не повторится. Захватить форт никому не удастся. Пусть капитан Блад сотрет Маракайбо с лица земли, но ему все равно не уйти от сурового возмездия, как только он решится выйти в море (а рано или поздно ему, конечно, при- дется это сделать)!
        Вице-губернатор был в отчаянии. Он вспылил и наговорил адмиралу много дерзостей. Но ответ адмирала был еще более дерзким:
        - Если бы вы были верноподданным нашего короля и не допустили бы сюда этих проклятых пиратов, так же как я не допущу, чтобы они ушли отсюда, мы не попали бы сейчас в такое тяжелое положение. Поэтому прошу не да- вать мне трусливых советов. Ни о каком соглашении с капитаном Бладом не может быть речи, и я выполню свой долг перед моим королем. Помимо этого, у меня есть личные счеты с этим мерзавцем, и я намерен с ним распла- титься. Так и передайте тому, кто вас послал!
        Этот ответ адмирала вице-губернатор и принес в свой красивый дом в Маракайбо, где так прочно обосновался капитан Блад, окруженный сейчас главарями корсаров. Адмирал проявил такую выдержку после происшедшей ка- тастрофы, что вице-губернатор чувствовал себя посрамленным и, вручая Бладу ответ, вел себя весьма дерзко, чем адмирал остался бы очень дово- лен, если бы мог это видеть.
        - Ах так! - спокойно улыбаясь, сказал Блад, хотя его сердце болезнен- но сжалось, так как он все же рассчитывал на иной ответ. - Ну что ж, я сожалею, что адмирал так упрям. Именно поэтому он и потерял свой флот. Я ненавижу разрушения и кровопролития. Но ничего не поделаешь. Завтра ут- ром сюда доставят вязанки хвороста. Может быть, увидев зарево пожара, адмирал поверит, что Питер Блад держит свое слово. Вы можете идти, дон Франциско.
        Утратив остатки своей смелости, вице-губернатор ушел в сопровождении стражи, с трудом волоча ноги.
        Как только он вышел, Каузак, побледнев, вскочил с места и, размахивая дрожащими руками, хрипло закричал:
        - Клянусь концом моей жизни, что ты на это скажешь? - И, не ожидая ответа, продолжал: - Я знал, что адмирала так легко не напугаешь. Он за- гнал нас в Ловушку и знает об этом, а ты своим идиотским письмом обрек всех на гибель.
        - Ты кончил? - спокойно спросил Блад, когда француз остановился, что- бы передохнуть.
        - Нет.
        - Тогда избавь меня от необходимости выслушивать твой бред. Ничего нового ты не можешь сказать.
        - А что скажешь ты? Что ты можешь сказать? - завизжал Каузак.
        - Черт возьми! Я надеялся, что у тебя будут какие-нибудь предложения. Но если ты озабочен только спасением своей собственной шкуры, то лучше будет тебе и твоим единомышленникам убраться к дьяволу. Я уверен, что испанский адмирал с удовольствием узнает, что нас стало меньше. На про- щанье мы дадим вам шлюп. Отправляйтесь к дону Мигелю, так как все равно от вас пользы не дождешься.
        - Пусть это решат мои люди! - зарычал Каузак и, подавив в себе ярость, отправился к своей команде.
        Придя на следующее утро к капитану Бладу, он застал его одного во внутреннем дворике. Опустив голову на грудь, Блад расхаживал взад и впе- ред. Его раздумье Каузак ошибочно принял за уныние.
        - Мы решили воспользоваться твоим предложением, капитан! - вызывающе объявил он.
        Капитан Блад, продолжая держать руки за спиной, остановился и равно- душно взглянул на пирата. Каузак пояснил:
        - Сегодня ночью я послал письмо испанскому адмиралу и сообщил, что расторгаю союз с тобой, если он разрешит нам уйти отсюда с военными по- честями. Сейчас я получил ответ. Адмирал принимает наше предложение при условии, что мы ничего с собой не возьмем. Мои люди уже грузятся на шлюп, и мы отплываем немедленно.
        - Счастливого пути, - ответил Блад и, кивнув головой, повернулся, чтобы возобновить свои прерванные размышления.
        - И это все, что ты мне хочешь сказать? - закричал Каузак.
        - Я мог бы тебе сказать еще кое-что, - стоя спиной к Каузаку, отвечал Блад" - но знаю, что это тебе не понравится.
        - Да?! Ну, тогда прощай, капитан! - И ядовито добавил: - Я верю, что мы больше не встретимся.
        - Я не только верю, но и хочу на это надеяться, - ответил Блад.
        Каузак с проклятиями выбежал из дворика. Еще до полудня он отплыл вместе со своими сторонниками. Их набралось человек шестьдесят. Настрое- ние их было подавленное, так как они позволили Каузаку уговорить себя согласиться уйти с пустыми руками, несмотря на все попытки Ибервиля от- говорить их. Адмирал сдержал свое слово и позволил им свободно выйти в море, чего Блад, хорошо зная испанцев, даже не ожидал.
        Едва лишь французы успели отплыть, как капитану Бладу доложили, что вице-губернатор умоляет его принять. Ночные размышления пошли на пользу дону Франциско: они усилили его опасения за судьбу города Маракайбо, так же как и возмущение непреклонностью адмирала.
        Капитан Блад принял его любезно:
        - С добрым утром, дон Франциско! Я отложил фейерверк до вечера. В темноте он будет виден лучше.
        Дон Франциско, хилый, нервный, пожилой человек, несмотря на знатное происхождение, не отличался особой храбростью. Будучи принят Бладом, он сразу же перешел к делу:
        - Я хочу просить вас, дон Педро, отложить разрушение города на три дня. За это время я обязуюсь собрать выкуп - пятьдесят тысяч песо и сто голов скота, которые отказался дать вам дон Мигель.
        - А где же вы его соберете? - спросил Блад с чуть заметным удивлени- ем.
        Дон Франциско повел головой.
        - Это мое личное дело, - ответил он, - и в этом деле мне помогут мои соотечественники. Освободите меня под честное слово, оставив у себя за- ложником моего сына.
        И так как Блад молчал, вице-губернатор принялся умолять капитана при- нять его предложение. Но тот резко прервал его:
        - Клянусь всеми святыми, дон Франциско, я удивлен тем, что вы реши- лись прийти ко мне с такой басней! Вам известно место, где можно собрать выкуп, и в то же время вы отказываетесь назвать его мне. А не кажется ли вам, что с горящими фитилями между пальцами вы станете более разговорчи- вым?
        Дон Франциско чуть побледнел, но все же снова покачал головой:
        - Так делали Морган, Л'Оллонэ и другие пираты, но так не может посту- пить капитан Блад. Если бы я не знал этого, то не сделал бы вам такого предложения.
        - Ах, старый плут! - рассмеялся Питер Блад. - Вы пытаетесь сыграть на моем великодушии, не так ли?
        - На вашей чести, капитан!
        - На чести пирата? Нет, вы определенно сошли с ума!
        Однако дон Франциско продолжал настаивать:
        - Я верю в честь капитана Блада. О вас известно, что вы воюете, как джентльмен.
        Капитан Блад снова засмеялся, но на сей раз его смех звучал издева- тельски, и это вызвало у дона Франциско опасение за благоприятный исход их беседы. Ему в голову не могло прийти, что Блад издевается над самим собой.
        - Хорошо, - сказал капитан. - Пусть будет так, дон Франциско. Я дам вам три дня, которые вы просите.
        Дон Франциско, освобожденный из-под стражи, отправился выполнять свое обязательство, а капитан Блад продолжал размышлять о том, что репутация рыцаря в той мере, в какой она совместима с деятельностью пирата, все же может иногда оказаться полезной.
        К исходу третьего дня вице-губернатор вернулся в Маракайбо с мулами, нагруженными деньгами и слитками драгоценных металлов. Позади шло стадо в сто голов скота, которых гнали рабынегры.
        Скот был передан пиратам, ранее занимавшимся охотой и умевшим заго- товлять мясо впрок. Большую часть недели они провели на берегу за раз- делкой туш и засолом мяса.
        Пока шла эта работа и производился ремонт кораблей, капитан Блад не- устанно размышлял над задачей, от решения которой зависела его дальней- шая судьба. Разведчики-индейцы сообщили ему, что испанцам удалось снять с "Сальвадора" тридцать пушек и таким образом увеличить и без того мощ- ную артиллерию форта еще на одну батарею. В конце концов Блад, надеясь, что вдохновение осенит его на месте, решил провести разведку самолично. Рискуя жизнью, он под покровом ночи с двумя индейцами, ненавидевшими жестоких испанцев, перебрался в каноэ на остров и, спрятавшись в низком кустарнике, покрывавшем берег, пролежал там до рассвета. Затем уже в одиночку Блад отправился исследовать остров и подобрался к форту значи- тельно ближе, чем это позволяла осторожность.
        Но он пренебрег осторожностью, чтобы проверить возникшее у него по- дозрение.
        Возвышенность, на которую Блад взобрался ползком, находилась примерно на расстоянии мили от форта. Отсюда все внутреннее расположение крепости открывалось как на ладони. С помощью подзорной трубы он смог убедиться в основательности своих подозрений; да, вся артиллерия форта была обращена в сторону моря.
        Довольный разведкой, он вернулся в Маракайбо и внес на рассмотрение Питта, Хагторпа, Ибервиля, Волверстона, Дайка и Огла предложение о штур- ме форта с берега, обращенного в сторону материка. Перебравшись в темно- те на остров, они нападут на испанцев внезапно и сделают попытку разгро- мить их до того, как они для отражения атаки смогут перебросить свои пушки.
        Предложение Блада было холодно встречено всеми офицерами, за исключе- нием Волверстона, который по своему темпераменту относился к типу людей, любящих риск. Хагторп же немедленно выступил против.
        - Это очень легкомысленный шаг, Питер, - сурово сказал он, качая го- ловой. - Подумал ли ты о том, что мы не сможем подойти незамеченными к форту на расстояние, откуда можно будет броситься на штурм? Испанцы не только вовремя обнаружат нас, но и успеют перетащить свои пушки. А если даже нам удастся подойти к форту незаметно, то мы не сможем взять с со- бой наши пушки и должны будем рассчитывать только на легкое оружие. Неу- жели ты допускаешь, что три сотни смельчаков - а их осталось столько после дезертирства Каузака - могут атаковать превосходящего вдвое про- тивника, сидящего в укрытии?
        Другие - Дайк, Огл, Ибервиль и даже Питт - шумно согласились с Хаг- торпом. Блад внимательно выслушал все возражения и попытался доказать, что он учел все возможности, взвесил весь риск...
        И вдруг Блад умолк на полуслове, задумался на мгновение, затем в гла- зах его загорелось вдохновение. Опустив голову, он некоторое время что-то взвешивал, бормоча то "да", то "нет", а потом, смело взглянув в лицо своим офицерам, сказал громко:
        - Слушайте! Вы, конечно, правы - риск очень велик. Но я придумал вы- ход. Атака, затеваемая нами, будет ложной. Вот план, который я предлагаю вам обсудить!
        Блад говорил быстро, отчетливо, и, по мере того как он излагал свое предложение, лица его офицеров светлели. Когда же он кончил свою краткую речь, все в один голос закричали, что они спасены.
        - Ну, это еще нужно доказать, - сказал он.
        Они решили выйти из Маракайбо утром следующего дня, так как еще нака- нуне все уже было готово к отплытию и корсаров ничто больше не задержи- вало.
        Уверенный в успехе своего плана, капитан Блад приказал освободить за- ложников и даже пленных негров-рабов, которых все считали законной добы- чей. Единственная предосторожность по отношению к освобожденным пленным заключалась в том, что всех их поместили в большой каменной церкви и за- перли там на замок. Освободить пленных должны были уже сами горожане после своего возвращения в город.
        Погрузив в трюмы все захваченные ценности, корсары подняли якорь и двинулись к выходу в море. На буксире у каждого корабля было по три пи- роги.
        Адмирал, заметив паруса пиратских кораблей, блиставшие в ярких лучах полуденного солнца, с удовлетворением потирал длинные сухие руки и зло- радно хихикал.
        - Наконец-то! - радостно приговаривал он. - Сам бог доставляет их прямо в мои руки. Рано или поздно, но так должно было случиться. Ну, скажите, господа, - обратился он к офицерам, стоявшим позади него, - разве не подтвердилось мое предположение? Итак, сегодня конец всем па- костям, которые причинял подданным его католического величества короля Испании этот негодяй дон Педро Сангре, как он мне однажды представился.
        Тут же были отданы необходимые распоряжения, и вскоре форт превратил- ся в оживленный улей. У пушек выстроилась прислуга, в руках у канониров тлели фитили, но корсарская эскадра, идя на Лас Паломас, почему-то стала заметно отклоняться к западу. Испанцы в недоумении наблюдали за странны- ми маневрами пиратских кораблей.
        Примерно в полутора милях от форта и в полумиле от берега, то есть там, где начиналось мелководье, все четыре корабля стали на якорь как раз в пределах видимости испанцев, но вне пределов досягаемости их самых дальнобойных пушек.
        Адмирал торжествующе захохотал:
        - Ага! Эти английские собаки колеблются! Клянусь богом, у них есть для этого все основания!
        - Они будут ждать наступления темноты, - высказал свое предположение его племянник, дрожавший от возбуждения.
        Дон Мигель, улыбаясь, взглянул на него:
        - А что им даст темнота в этом узком проливе под дулами моих пушек? Будь спокоен, Эстебан, сегодня ночью мы отомстим за твоего отца и моего брата.
        Он прильнул к окуляру подзорной трубы и не поверил своим глазам, уви- дев, что пироги, шедшие на буксире за пиратскими кораблями, были подтя- нуты к бортам. Он не мог понять этого маневра, но следующий маневр уди- вил его еще больше: побыв некоторое время у противоположных бортов ко- раблей, пироги одна за другой уже с вооруженными людьми появились снова и, обойдя суда, направились в сторону острова. Лодки шли по направлению к густым кустарникам, сплошь покрывавшим берег и вплотную подходившим к воде. Адмирал, широко раскрыв глаза, следил за лодками до тех пор, пока они не скрылись в прибрежной растительности.
        - Что означает эта чертовщина? - спросил он своих офицеров.
        Никто ему не мог ответить, все они в таком же недоумении глядели вдаль. Минуты через две или три Эстебан, не сводивший глаз с водной по- верхности, дернул адмирала за рукав и, протянув руку, закричал:
        - Вот они, дядя!
        Там, куда он указывал, действительно показались пироги. Они шли об- ратно к кораблям. Однако сейчас в лодках, кроме гребцов, никого не было. Все вооруженные люди остались на берегу.
        Пироги подошли к кораблям и снова отвезли на Лас Паломас новую партию вооруженных людей. Один из испанских офицеров высказал наконец свое предположение:
        - Они хотят атаковать нас с суши и, конечно, попытаются штурмовать форт.
        - Правильно, - улыбнулся адмирал. - Я уже угадал их намерения. Если боги хотят кого-нибудь наказать, то прежде всего они лишают его разума.
        - Может быть, мы сделаем вылазку? - возбужденно сказал Эстебан.
        - Вылазку? Через эти заросли? Чтобы нас перестреляли? Нет, нет, мы будем ожидать их атаки здесь. И как только они нападут, мы тут же их уничтожим. Можете в этом не сомневаться.
        Однако к вечеру адмирал был уже не так уверен в себе. За это время пироги шесть раз доставили людей на берег и, как ясно видел в подзорную трубу дон Мигель, перевезли по меньшей мере двенадцать пушек.
        Он уже больше не улыбался и, повернувшись к своим офицерам, не то с раздражением, не то с беспокойством заметил:
        - Какой болван говорил мне, что корсаров не больше трехсот человек? Они уже высадили на берег по меньшей мере вдвое больше людей.
        Адмирал был изумлен, но изумление его значительно увеличилось бы, ес- ли бы ему сказали, что на берегу острова Лас Паломас нет ни одного кор- сара и ни одной пушки. Дон Мигель не мог догадаться, что пироги возили одних и тех же людей: при поездке на берег они сидели и стояли в лодках, а при возвращении на корабли лежали на дне лодок, и поэтому со стороны казалось, что в лодках нет никого.
        Возрастающий страх испанской солдатни перед неизбежной кровавой схваткой начал передаваться и адмиралу.
        Испанцы боялись ночной атаки, так как им уже стало известно, что у этого кошмарного капитана Блада оказалось вдвое больше сил, нежели было прежде.
        И в сумерках испанцы наконец сделали то, на что так рассчитывал капи- тан Блад: они приняли именно те самые меры для отражения атаки с суши, подготовка к которой была столь основательно симулирована пиратами. Ис- панцы работали как проклятые, перетаскивая громоздкие пушки, установлен- ные так, чтобы полностью простреливать узкий проход к морю.
        Со стонами и криками, обливаясь потом, подстегиваемые грозной бранью и плетками своих офицеров, в лихорадочной спешке и панике перетаскивали они через всю территорию форта на сторону, обращенную к суше, свои тяже- лые пушки. Их нужно было установить заново. Чтобы подготовиться к отра- жению атаки, которая могла начаться в любую минуту.
        И когда наступила ночь, испанцы были уже более или менее подготовлены к отражению атаки. Они стояли у своих пушек, смертельно страшась предс- тоящего штурма. Безрассудная храбрость сумасшедших дьяволов капитана Блада давно уже стала поговоркой на морях Мэйна...
        Но, пока они ждали нападения, эскадра корсаров под прикрытием ночи, воспользовавшись отливом, тихо подняла якоря. Нащупывая путь промерами глубин, четыре неосвещенных корабля направились к узкому проходу в море. Капитан Блад приказал спустить все паруса, кроме бушпритных, которые обеспечивали движение кораблей и были выкрашены в черный цвет.
        Впереди борт о борт шли "Элизабет" и "Инфанта". Когда они почти по- равнялись с фортом, испанцы, целиком поглощенные наблюдениями за проти- воположной стороной, заметили в темноте неясные очертания кораблей и ус- лышали тихий плеск рассекаемых волн и журчание кильватерных струй. И тут в ночном воздухе раздался такой взрыв бессильной человеческой ярости, какого, вероятно, не слышали со дня вавилонского столпотворения [62].
        Чтобы умножить замешательство среди испанцев, "Элизабет" в ту минуту, когда быстрый отлив проносил ее мимо, произвела по форту залп из всех своих пушек левого борта.
        Тут только адмирал понял, что его одурачили и что птичка благополучно улетает из клетки, хотя он еще не мог сообразить, как это произошло. В неистовом гневе дон Мигель приказал перенести на старые места только что и с таким трудом снятые оттуда пушки. Он погнал канониров на те сла- бенькие батареи, которые из всего его мощного, но пока бесполезного воо- ружения одни охраняли проход в море. Потеряв еще несколько драгоценных минут, эти батареи наконец открыли огонь.
        В ответ прогремел ужасающей силы бортовой залп "Арабеллы", поднимав- шей все свои паруса. Взбешенные испанцы на мгновение увидели ее красный корпус, освещенный огромной вспышкой огня. Скрип фалов [63] утонул в грохоте залпа, и "Арабелла" исчезла, как призрак.
        Скрывшись в благоприятствующую им темноту, куда беспорядочно и наугад стреляли мелкокалиберные испанские пушки, уходящие корабли, чтобы не вы- дать своего местоположения растерявшимся и одураченным испанцам, не про- извели больше ни одного выстрела.
        Повреждения, нанесенные кораблям корсаров, были незначительны. Подго- няемая хорошим южным бризом, эскадра Блада миновала узкий проход и вышла в море.
        А дон Мигель, оставшись на острове, мучительно переживал казавшуюся такой прекрасной, но, увы, уже утраченную возможность расквитаться с Бладом и думал о том, какими словами он доложит высшему совету католи- ческого короля обстоятельства ухода Питера Блада из Маракайбо с двумя двадцатипушечными фрегатами, ранее принадлежавшими Испании, не говоря уже о двухстах пятидесяти тысячах песо и всякой другой добыче. Блад ушел, несмотря на то что у дона Мигеля было четыре галиона и сильно воо- руженный форт, которые позволяли испанцам держать пиратов в прочной ло- вушке.
        "Долг" Питера Блада стал огромным, и дон Мигель страстно поклялся пе- ред небом взыскать его сполна, чего бы это ему ни стоило.
        Однако потери, понесенные королем Испании, этим не исчерпывались. Ве- чером следующего дня у острова Аруба эскадра Блада встретила "Санто Ниньо". Корабль на всех парусах спешил в Маракайбо на помощь дону Миге- лю. Испанцы решили вначале, что навстречу им идет победоносный флот дона Мигеля, возвращающийся после разгрома пиратов. Когда же корабли сблизи- лись и на грот-мачте "Арабеллы", к величайшему разочарованию испанцев, взвился английский вымпел, капитан "Санто Ниньо", решив, что храбрость не всегда полезна в жизни, спустил свой флаг.
        Капитан Блад приказал команде испанского корабля погрузиться в шлюпки и отправиться на Арубу, в Маракайбо, к черту на рога или куда им только заблагорассудится. Он был настолько великодушен, что подарил им нес- колько пирог, которые все еще шли на буксире за его кораблями.
        - Вы застанете дона Мигеля в дурном настроении. Передайте адмиралу привет и скажите, что я беру на себя смелость напомнить ему следующее: за все несчастья, выпавшие на его долю, он должен винить только самого себя. Все зло, которое он совершил, разрешив своему брату произвести не- официальный рейд на остров Барбадос, воздалось ему сторицей. Пусть он подумает дважды или трижды до того, как решится снова выпустить своих дьяволов на какоелибо английское поселение.
        С этими словами он отпустил капитана "Санто Ниньо" и приступил к ос- мотру своего нового трофея. Подняв люки, люди "Арабеллы" обнаружили, что в трюмах испанского корабля находится живой груз.
        - Рабы, - сказал Волверстон и на все лады проклинал испанцев, пока из трюма не выполз Каузак, щурясь и морщась от яркого солнечного света.
        Бретонец морщился, конечно, не только от солнца. И те, кто выползал вслед за ним - а это были остатки его команды, - последними словами ру- гали Каузака за малодушие, заставившее их пережить позор, который заклю- чался в том, что их спасли те самые люди, кого они предательски бросили и обрекли на гибель.
        Три дня назад "Санто Ниньо" потопил шлюп, подаренный им великодушным Бладом. Каузак едва спасся от виселицы, но, должно быть, лишь только для того, чтобы на долгие годы стать посмешищем "берегового братства".
        И долго потом на острове Тортуга его издевательски расспрашивали:
        "Куда же ты девал свое маракайбское золото? "


        Глава XVIII
        "МИЛАГРОСА"

        Дело в Маракайбо должно считаться шедевром корсарской карьеры капита- на Блада. Хотя в любом из многих его боев, с любовной тщательностью опи- санных Джереми Питтом, легко сразу же обнаружить проявления военного та- ланта Питера Блада, однако ярче всего этот талант тактика и стратега проявился в боях при Маракайбо, завершившихся победоносным спасением из капкана, расставленного доном Мигелем де Эспиноса.
        Блад и до этого пользовался большой известностью, но ее нельзя было сравнить с огромной славой, приобретенной им после этих сражений. Это была слава, какой не знал ни один корсар, включая даже и знаменитого Моргана.
        В Тортуге, где Блад провел несколько месяцев, оснащая заново корабли, захваченные им из эскадры, готовившейся его уничтожить, он стал объектом поклонения буйного "берегового братства". Множество пиратов добивались высокой чести служить под командованием Блада. Это дало ему редкую воз- можность разборчиво подбирать экипажи для новых кораблей своей эскадры, и, когда он отправился в следующий поход, под его началом находились пять прекрасно оснащенных кораблей и более тысячи корсаров. Это была не просто слава, но и сила. Три захваченных испанских судна он, с некоторым академическим юмором, переименовал в "Клото", "Лахезис" и "Атропос"
[64], будто для того, чтобы сделать свои корабли вершителями судеб тех испанцев, которые в будущем могли встретиться Бладу на морях.
        В Европе известие об этой эскадре, пришедшее вслед за сообщением о разгроме испанского адмирала под Маракайбо, вызвало сенсацию. Испания и Англия были обеспокоены, хотя у этого беспокойства были разные основа- ния, и если вы потрудитесь перелистать дипломатическую переписку того времени, посвященную этому вопросу, то увидите, что она окажется до- вольно объемистой и не всегда корректной.
        А между тем дон Мигель де Эспиноса совершенно обезумел. Опала, явив- шаяся следствием поражений, нанесенных ему капитаном Бладом, чуть не свела с ума испанского адмирала. Рассуждая беспристрастно, нельзя не по- сочувствовать дону Мигелю. Ненависть стала ежедневной пищей этого нес- частного, а жажда мщения глодала его, как червь. Словно одержимый, ме- тался он по волнам Карибского моря в поисках своего врага и, не находя его, нападал на все английские и французские корабли, встречавшиеся на его пути, чтобы как-то удовлетворить эту жажду мести.
        Говоря попросту, прославленный флотоводец и один из наиболее знатных грандов Испании потерял голову и, гоняясь за пиратскими кораблями, сам, в свою очередь, стал пиратом. Королевский совет мог, разумеется, осудить адмирала за его корсарские занятия. Но что это значило для человека, ко- торый уже давно был осужден без всякой надежды на прощение? А вот если бы ему удалось схватить и повесить капитана Блада, то Испания, быть мо- жет, более снисходительно отнеслась бы к тому, что сейчас делал ее адми- рал, и к тому, что он натворил прежде, потеряв несколько превосходных кораблей и упустив из своих рук знаменитого корсара.
        И, не учитывая того обстоятельства, что капитан Блад располагал сей- час подавляющим превосходством, испанец настойчиво искал дерзкого пирата на непроторенных просторах морей. Однако целый год поиски были тщетными. Наконец ему все же удалось встретиться с Бладом, но при очень странных обстоятельствах.
        15 сентября 1688 года три корабля бороздили воды Карибского моря.
        Первым из них был одинокий флагманский корабль "Арабелла". Ураган, разразившийся в районе Малых Антильских островов, оторвал капитана Блада от его эскадры. Порывистый юго-восточный бриз этого душного периода года нес "Арабеллу" к Наветренному проливу; Блад спешил к острову Тортуга - единственному месту встречи мореплавателей, потерявших друг друга.
        Вторым кораблем был огромный испанский галион "Милагроса", на борту которого плавал мстительный дон Мигель. Вспомогательный фрегат "Ги- дальго" скрывался в засаде у юго-западных берегов острова Гаити.
        Третьим, и последним из кораблей, которые нас сейчас интересуют, был английский военный корабль, стоявший в упомянутый мною день на якоре во французском порту Сен-Никола, на северо-западном берегу Гаити. Он следо- вал из Плимута на Ямайку и вез очень важного пассажира - лорда Джулиана Уэйда. Лорд Сэндерленд, родственник лорда Уэйда, дал ему довольно от- ветственное и деликатное поручение, прямо вытекающее из неприятностей переписки между Англией и Испанией.
        Французское правительство, так же как и английское, было весьма разд- ражено действиями корсаров, ухудшавшими и без того натянутые отношения с Испанией. Тщетно пытаясь положить конец их операциям, правительства тре- бовали от губернаторов своих колоний максимальной суровости к пиратам. Однако губернаторы, подобно губернатору Тортуги, наживались на своих тайных сделках с корсарами или же, подобно губернатору французской части Гаити, полагали, что пиратов следует не истреблять, а поощрять, так как они играют роль сдерживающей силы против мощи и алчности Испании. Поэто- му губернаторы, не сговариваясь друг с другом, опасались применять ка- кие-либо решительные меры, которые могли бы заставить корсаров перенести свою деятельность в новые районы.
        Министр иностранных дел Англии лорд Сэндерленд, стремясь быстрее вы- полнить настойчивое требование короля Якова во что бы то ни стало умиро- творить Испанию, посол которой неоднократно изъявлял крайнее недо- вольство своего правительства, назначил губернатором Ямайки решительного человека. Этим решительным человеком был самый влиятельный плантатор Барбадоса - полковник Бишоп.
        Полковник принял назначение на пост губернатора с особым рвением, ко- торое объяснялось тем, что он жаждал поскорее свести личные счеты с Пи- тером Бладом.
        Оставив свои плантации, явившиеся источником его огромных богатств, Бишоп сразу же после прибытия на Ямайку дал почувствовать корсарам, что он не намерен с ними якшаться. Многим из них пришлось туговато. Лишь один корсар, бывший раб бывшего плантатора, не давался в руки Бишопа и всегда ускользал от него. Бесстрашно он продолжал тревожить испанцев на воде и на суше. Его смелые набеги и налеты никак не улучшали натянутых отношений между Англией и Испанией, а это было особенно нежелательно в те годы, когда мир в Европе сохранялся с таким трудом.
        Доведенный до бешенства не только день ото дня копившимся в нем разд- ражением, но и бесконечными выговорами из Лондона за неумение справиться с капитаном Бладом, полковник Бишоп начал всерьез подумывать о захвате своего противника непосредственно на Тортуге. К счастью для себя, он от- казался от этой безумной затеи: его остановили не только мощные природ- ные укрепления острова, но и важные соображения о том, что затея очис- тить Тортугу от корсаров может быть расценена Францией как разбойничий налет и тяжкое оскорбление дружественного государства. И все же полков- нику Бишопу казалось, что если не принять каких-то решительных мер, то тогда вообще ничего не изменится. Эти мысли он и выложил в письме ми- нистру иностранных дел.
        Это письмо, по существу правильно излагавшее истинное положение дел, привело лорда Сэндерленда в отчаяние. Он понимал, что такую неприятную проблему немыслимо решить обычными средствами и что в таком деле не обойдешься без применения средств чрезвычайных. Он вспомнил о Моргане, который при Карле II был привлечен на королевскую службу, и подумал, что такой же метод лестного для пирата решения вопроса мог бы оказаться по- лезным и по отношению к капитану Бладу. Его светлость учел, что противо- законную деятельность Блада вполне можно объяснить не его врожденными дурными наклонностями, а лишь абсолютной необходимостью, что он был вы- нужден заняться корсарством лишь в силу обстоятельств, связанных с его появлением на Барбадосе, и что сейчас Блад может обрадоваться, получив возможность отказаться от небезопасного занятия.
        Действуя в соответствии с этим выводом, Сэндерленд и послал на остров Ямайку своего родственника лорда Джулиана Уэйда, снабдив его несколькими до конца заполненными, за исключением фамилий, офицерскими патентами. Министр дал ему четкие указания, какой линии поведения он должен придер- живаться, но вместе с тем предоставил полную свободу действий при выпол- нении этих указаний. Прожженный интриган и хитрый политик, Сэндерленд посоветовал своему родственнику, в случае, если Блад окажется несговор- чивым или Уэйд по какимлибо причинам сочтет нецелесообразным брать его на королевскую службу, заняться его офицерами и, соблазнив их, настолько ослабить Блада, чтобы он стал легкой жертвой полковника Бишопа.
        "Ройял Мэри", корабль, на котором путешествовал этот сносно образо- ванный, слегка распущенный и безукоризненно элегантный посол лорда Сэн- дерленда, благополучно добрался до Сен-Никола - своей последней стоянки перед Ямайкой. Еще в Лондоне было решено, что лорд Джулиан явится снача- ла к губернатору в Порт-Ройял, а оттуда уже отправится для свидания с прославленным пиратом на Тортугу. Но еще до знакомства с губернатором лорду Джулиану посчастливилось познакомиться с его племянницей, гостив- шей в Сен-Никола у своих родственников, пережидая здесь совершенно нес- терпимую в этот период года жару на Ямайке. Пробыв здесь несколько меся- цев, она возвращалась домой, и просьба предоставить ей место на борту "Ройял Мэри" была сразу же удовлетворена.
        Лорд Джулиан обрадовался ее появлению на корабле. До сих пор путе- шествие было просто очень интересным, а сейчас приобретало даже некото- рую пикантность. Дело в том, что его светлость принадлежал к тем галант- ным кавалерам, для которых существование, не украшенное присутствием женщины, было просто жалким и бессмысленным прозябанием.
        Мисс Арабелла Бишоп, прямая, искренняя, без малейшего жеманства и с почти мальчишеской свободой движений, конечно, не была той девушкой, на которой в лондонском свете остановились бы глаза разборчивого лорда Уэй- да, молодого человека лет двадцати восьми, выше среднего роста, но ка- завшегося более высоким из-за своей худощавости. Длинное, бледное лицо его светлости с чувственным ртом и тонкими чертами, обрамленное локонами золотистого парика, и светло-голубые глаза придавали ему какое-то мечта- тельное или, точнее, меланхолическое выражение. Его изощренный и тща- тельно тренированный в таких вопросах вкус направлял его внимание к иным девушкам - томным, беспомощным, но женственным. Очарование мисс Бишоп было бесспорным. Однако оценить его мог только человек с добрым сердцем и острым умом, а лорд Джулиан хотя совсем не был мужланом, но вместе с тем и не обладал должной деликатностью. Говоря так, я вовсе не хочу, чтобы все это было понято, как какой-то намек, компрометирующий его светлость.
        Но как бы там ни было, Арабелла Бишоп была молодой, интересной женщи- ной из очень хорошей семьи, и на той географической широте, на которой оказался сейчас лорд Джулиан, это явление уже само по себе представляло редкость. Он же, со своей стороны, с его титулом и положением, любез- ностью и манерами опытного придворного, был представителем того огромно- го мира, который Арабелле, проведшей большую часть своей жизни на Ан- тильских островах, был известен лишь понаслышке. Следует ли удивляться тому, что они почувствовали взаимный интерес еще до того, как "Ройял Мэ- ри" вышла из Сен-Никола. Каждый из них мог рассказать много такого, чего не знал другой. Он мог усладить ее воображение занимательными историями о Сент-Джеймском дворе, во многих из них отводя себе героическую или хо- тя бы достаточно приметную роль. Она же могла обогатить его ум важными сведениями о Новом свете, куда он приехал впервые.
        Еще до того как Сен-Никола скрылся из виду, они уже стали добрыми друзьями, и его светлость, внося поправки в свое первое впечатление о ней, ощутил очарование прямого и непосредственного чувства товарищества, заставлявшего ее относиться к каждому мужчине, как к брату. И можно ли удивляться, зная, насколько голова лорда Уэйда была занята делами его миссии, что он как-то заговорил с ней о капитане Бладе!
        - Интересно знать, - сказал он, когда они прогуливались по корме, - видели ли вы когда-нибудь этого Блада? Ведь одно время он был рабом на плантациях вашего дяди.
        Мисс Бишоп остановилась и, облокотившись на гакаборт, глядела на зем- лю, скрывающуюся за горизонтом. Прошло несколько минут, прежде чем она ответила спокойным, ровным голосом:
        - Я часто видела его и знаю его очень хорошо.
        - Да?! Не может быть!
        Его светлость был слегка выведен из того состояния невозмутимости, которое он так старательно в себе культивировал, и поэтому не заметил внезапно вспыхнувшего румянца на щеках Арабеллы Бишоп, хотя лорд считал себя очень наблюдательным человеком.
        - Почему же не может быть? - с явно деланным равнодушием спросила Арабелла.
        Но Уэйд не заметил и этого странного спокойствия ее голоса.
        - Да, да, - кивнул он, думая о своем. - Конечно, вы могли его знать. А что же он собой представляет, по вашему мнению?
        - В те дни я уважала его, как глубоко несчастного человека.
        - Вам известна его история?
        - Он рассказал ее мне. Поэтому-то я и ценила его за удивительную вы- держку, с какой он переносил свое несчастье. Однако после того, что он сделал, я уже почти сомневаюсь, рассказал ли он мне правду.
        - Если вы сомневаетесь в несправедливости по отношению к нему со сто- роны королевской комиссии, судившей мятежников Монмута, то все, что вам рассказал Блад, соответствует действительности. Точно выяснено, что он не принимал участия в восстании Монмута и был осужден по такому парагра- фу закона, которого мог и не знать, а судьи расценили его естественный поступок как измену. Но, клянусь честью, он в какой-то мере отомстил за себя.
        - Да, - сказала она едва слышно, - но ведь эта месть и погубила его.
        - Погубила? - рассмеялся лорд Уэйд. - Вряд ли вы правы в этом. Я слы- хал, что он разбогател и обращает испанскую добычу во французское золо- то, которое хранится им во Франции. Об этом побеспокоился его будущий тесть д'Ожерон.
        - Его будущий тесть? - переспросила Арабелла, и глаза ее широко раск- рылись от удивления. - Д'Ожерон? Губернатор Тортуги?
        - Он самый, - подтвердил лорд. - Как видите, у капитана Блада сильный защитник. Должен признаться, я был очень огорчен этими сведениями, полу- ченными мной в Сен-Никола, потому что все это осложняет выполнение зада- чи, которую мой родственник лорд Сэндерленд поручил решить вашему покор- ному слуге. Все это не радует меня, но это так. А для вас, я вижу, это новость?
        Она молча кивнула головой, отвернулась и стала смотреть на журчащую за кормой воду. Но вот заговорила снова, и голос ее опять звучал спокой- но и бесстрастно:
        - Мне трудно во всем этом разобраться. Но, если бы это было правдой, он не занимался бы сейчас корсарством. Если он... если бы он любил жен- щину и хотел на ней жениться и если он так богат, как вы говорите, то зачем ему рисковать жизнью и...
        - Вы правы. Я тоже так думал, - прервал ее сиятельный собеседник, - пока мне не объяснили, в чем тут дело. А дело, конечно, в д'Ожероне: он алчен не только для себя, но и для своей дочери. Что же касается мадему- азель д'Ожерон, то мне рассказывали, что это дикая штучка, вполне под стать такому человеку, как Блад. Удивляюсь, почему он не женится и не возьмет ее на свой корабль, чтобы пиратствовать вместе. Нового в этом для нее ничего не будет. И я удивляюсь терпению Блада. Он ведь убил че- ловека, чтобы добиться ее взаимности.
        - Убил человека? Из-за нее? - Голос Арабеллы прервался.
        - Да, французского пирата, по имени Левасер. Француз был возлюбленным девушки и сообщником Блада в какой-то авантюре. Блад домогался любви этой девушки и, чтобы получить ее, убил Левасера. История, конечно, омерзительная. Но что поделаешь? У людей, живущих в этих краях, иная мо- раль...
        Арабелла подняла на него мертвенно-бледное лицо. Ее карие глаза сверкнули, когда она резко прервала его попытку оправдать Блада:
        - Да, должно быть, вы правы. Это мир иной морали, если его сообщники позволили ему жить после этого.
        - О, почему же так? Мне говорили, что вопрос о девушке был решен в честном бою.
        - Кто это сказал вам?
        - Некий француз, по имени Каузак, которого я встретил в портовой та- верне Сен-Никола. Он служил у Левасера лейтенантом и присутствовал на дуэли, в которой был убит Левасер.
        - А девушка была там, когда они дрались?
        - Да. Она тоже была там, и Блад увел ее после того, как разделался со своим товарищем корсаром.
        - И сторонники убитого позволили ему уйти? (Он услыхал в ее голосе нотку сомнения.) О, я не верю этой выдумке и не поверю никогда!
        - Уважаю вас за это, мисс Бишоп. Я тоже не мог поверить, пока Каузак не объяснил мне, как было дело.
        - Все мы сожалеем о смерти человека, которого мы уважали. Когда-то я относилась к нему, как к несчастному, но достойному человеку. Сейчас... - по губам ее скользнула слабая, кривая улыбка, - сейчас о таком челове- ке лучше всего забыть. - И она постаралась тут же перевести беседу на другие темы.
        За короткое время дружба Арабеллы Бишоп с лордом Уэйдом углубилась и окрепла. Способность вызывать такую дружбу была величайшим даром Арабел- лы. Но вскоре произошло событие, испортившее то, что обещало быть наибо- лее приятной частью путешествия его светлости.
        Это приятное путешествие сиятельного лорда и очаровательной девушки нарушил все тот же сумасшедший испанский адмирал, которого они встретили на второй день после отплытия из Сен-Никола. Капитан "Ройял Мэри" был смелым моряком. Его сердце не дрогнуло даже тогда, когда дон Мигель отк- рыл огонь. Высокий борт испанского корабля отчетливо возвышался над во- дой и представлял такую чудесную цель, что английский капитан решил дос- тойно встретить нежданного противника. Если командир этого корабля, пла- вавшего под вымпелом Испании, лез на рожон - ну что же, капитан "Ройял Мэри" мог удовлетворить его желание. Вполне возможно, что в этот день разбойничья карьера дона Мигеля де Эспиноса могла бы бесславно окон- читься, если бы удачный выстрел с "Милагросы" не взорвал пороха, сложен- ного на баке "Ройял Мэри". От этого взрыва половина английского корабля взлетела на воздух еще до начала боя. Как этот порох очутился на баке - никто никогда не узнает: храбрый капитан не пережил своего корабля и, следовательно, не смог произвести надлежащего расследования.
        В одно мгновение "Ройял Мэри" была изуродована, потеряла управление и беспомощно закачалась на воде, а ее капитан и часть команды погибли. И прежде чем оставшиеся в живых английские моряки могли прийти в себя, ис- панцы уже взяли корабль на абордаж.
        Когда дон Мигель как победитель вступил на борт "Рояйл Мэри", Арабел- ла Бишоп была в капитанской каюте, а лорд Джулиан пытался успокоить и ободрить ее заверениями, что все окончится благополучно. Сам Джулиан Уэйд чувствовал себя не очень спокойно, а лицо его было несколько блед- нее обычного. Нельзя, конечно, сказать, что он принадлежал к числу тру- сов. Но мысль о рукопашном бое неведомо с кем в качающейся деревянной посудине, которая в любую минуту могла погрузиться в морскую пучину, бы- ла весьма неприятной для человека, довольно храброго на суше. К счастью, мисс Бишоп не нуждалась в том слабом утешении, которое мог ей предложить лорд Уэйд. Конечно, она тоже слегка побледнела, ее карие глаза стали немного большими, нежели обычно. Но девушка хорошо владела собой и, склонившись над капитанским столом, сохраняла в себе достаточно самооб- ладания, чтобы успокаивать свою перепуганную мулатку-горничную, ползав- шую у ее ног.
        Дверь распахнулась, и в каюту вошел дон Мигель, высокий, загорелый, с орлиным носом. Лорд Джулиан быстро повернулся к нему, положив руку на эфес шпаги.
        Однако испанец, не тратя слов, перешел к делу.
        - Не будьте идиотом! - сказал он резко. - Ваш корабль тонет.
        За доном Мигелем стояли несколько человек в шлемах, и лорд Джулиан мгновенно оценил обстановку. Он выпустил эфес шпаги, и клинок мягко скользнул в ножны. Дон Мигель улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и про- тянул к шпаге руку.
        - С вашего разрешения, - сказал он.
        Лорд Джулиан заколебался и взглянул на Арабеллу.
        - Я думаю, что так будет лучше, - сказала она с полным самообладани- ем.
        Его светлость передернул плечами и отдал свою шпагу.
        - А сейчас идите на мой корабль, - сказал им дон Мигель и вышел из каюты.
        Никто и не подумал отклонить это приглашение, высказанное в повели- тельной форме. Во-первых, испанец обладал силой, чтобы заставить их; во-вторых, было бессмысленно оставаться на тонущем корабле. Они задержа- лись здесь еще на несколько минут только для того, чтобы Арабелла успела собрать коекакие вещи, а лорд Уэйд - схватить свой саквояж с документа- ми.
        Моряки, уцелевшие на изуродованных остатках того, что недавно называ- лось "Ройял Мэри", были предоставлены самим себе. Они могли спасаться на шлюпках; ну, а если шлюпок не хватало, то у них оставалась возможность держаться на воде, цепляясь за какой-нибудь обломок мачты, или же просто утонуть без долгих мучений. Если лорда Уэйда и Арабеллу Бишоп взяли на испанский корабль, то это объяснялось тем, что их явная ценность была слишком очевидной для дона Мигеля. Он вежливо принял их в своей большой каюте и церемонно предложил оказать ему честь, сообщив свои фамилии.
        Лорд Джулиан, еще находившийся под влиянием только что пережитого ужаса, с трудом заставил себя назвать свое имя. Но тут же, в свою оче- редь, потребовал, чтобы ему сказали, кто именно напал на "Ройял Мэри" и захватил подданных английского короля. Уэйд был очень раздражен и зол на самого себя и на все окружающее. Он сознавал, что не сделал ничего комп- рометирующего в столь необычном и трудном положении, в какое поставила его судьба, но и ничем положительным он также не мог похвастаться. Все это, в общем, не имело бы существенного значения, если бы свидетелем его посредственного поведения не была дама. Он был полон решимости при пер- вом же удобном случае исправить ее впечатление о себе.
        - Я дон Мигель де Эспиноса, - прозвучал насмешливый ответ, - адмирал военно-морского флота короля Испании.
        Лорд Джулиан оцепенел от изумления.
        Если Испания подняла такой шум из-за разбоев ренегата-авантюриста ка- питана Блада, то что же теперь могла говорить Англия?
        - Тогда ответьте мне, почему вы ведете себя, как проклятый пират? - спросил он. А затем добавил: - Я надеюсь, вам понятно, каковы будут пос- ледствия сегодняшнего дня и как строго с вас спросят за кровь, бессмыс- ленно пролитую вами, и за ваше насилие над этой леди и мною?
        - Я не совершал над вами никакого насилия, - ответил адмирал, ухмыля- ясь, как может ухмыляться человек, у которого на руках все козыри. - На- оборот, я спас вам жизнь...
        - Спасли нам жизнь! - Лорд Джулиан на мгновение даже лишился языка от такой наглости. - А что вы скажете о погубленных вами жизнях? Клянусь богом, они дорого вам обойдутся!
        Дон Мигель продолжал улыбаться.
        - Возможно, - сказал он. - Все возможно. Но это будет потом. А пока вам дорого обойдутся ваши собственные жизни. Полковник Бишоп - человек с большим состоянием. Вы, милорд, несомненно, также богаты. Я подумаю над этим и определю сумму вашего выкупа.
        - Вы все-таки проклятый, кровожадный пират, как я и предполагал! - вспылил Уэйд. - И у вас есть еще наглость называть себя адмиралом флота короля Испании! Посмотрим, что скажет ваш король по этому поводу.
        Адмирал сразу же нахмурился, и сквозь напускную любезность прорвалось сдерживаемое до сих пор бешенство.
        - Я поступаю с английскими еретиками-собаками так, как они поступают с испанцами! - заорал он. - Вы грабители, воры, исчадия ада! У меня хва- тает честности действовать от своего собственного имени, а вы... вы, ве- роломные скоты, натравливаете на нас ваших морганов, бладов и хагторпов, снимая с себя ответственность за все их бесчинства! Вы умываете руки, как и Пилат. - Он злобно засмеялся. - А сейчас Испания сыграет роль Пи- лата. Пусть она снимет с себя ответственность и свалит ее на меня, когда ваш посол явится в Эскуриал жаловаться на пиратские действия дона Мигеля де Эспиноса.
        - Капитан Блад - не английский адмирал! - воскликнул лорд Джулиан.
        - А откуда я знаю, что это не ложь? Как это может быть известно Испа- нии? Разве вы способны говорить правду, английские еретики?
        - Сэр! - негодующе вскричал лорд Джулиан, и глаза его заблестели. По привычке он схватился рукой за то место, где обычно висела его шпага, затем пожал плечами и насмешливо улыбнулся. - Конечно, - сказал он спо- койно, - вы можете безнаказанно оскорблять безоружного человека, вашего пленника. Это так соответствует и вашему поведению и всему, что я слышал об испанской чести.
        Лицо адмирала побагровело. Он уже почти поднял руку, чтобы ударить Уэйда, но сдержал свой гнев - возможно, под влиянием только что сказан- ных слов, - резко повернулся и ушел, ничего не ответив.


        Глава XIX
        ВСТРЕЧА

        Адмирал ушел, хлопнув дверью. Лорд Джулиан повернулся к Арабелле, пы- таясь улыбнуться. Он чувствовал, что неплохо держал себя в ее при- сутствии, и от этого испытывал почти детское удовлетворение.
        - Вы все же согласитесь со мной, что последнее слово сказал я! - са- модовольно заметил он, тряхнув своими золотистыми локонами.
        Арабелла Бишоп подняла на него глаза:
        - Какая разница, кто именно сказал последнее слово? Я думаю об этих несчастных с "Ройял Мэри". Многие из них действительно уже сказали свое последнее слово. А за что они погибли? За что потоплен прекрасный ко- рабль?
        - Вы очень взволнованы, мисс Бишоп. Я...
        - Взволнована?! - Она принужденно засмеялась. - Уверяю вас, сэр, я спокойна. Мне просто хочется знать, зачем испанец сделал все это? Для чего?
        - Вы же слыхали, что он говорил! - Уэйд сердито пожал плечами, затем коротко добавил: - Кровожадность.
        - Кровожадность? - спросила она в изумлении. - Но это же дико, чудо- вищно!
        - Да, вы правы, - согласился лорд Джулиан.
        - Я не понимаю этого. Три года назад испанцы напали на Бриджтаун. Они вели себя так бесчеловечно и жестоко, что этому трудно даже поверить. И когда я сейчас вспоминаю об этом, мне кажется, что я видела кошмарный сон. Неужели люди такие скоты?
        - Люди? - удивленно переспросил лорд Джулиан. - Скажите - испанцы, и я тут же соглашусь с вами. Клянусь честью, все это может почти оправдать поступки людей, подобных Бладу!
        Она вздрогнула, словно от озноба, а затем, поставив локти на стол и опершись подбородком на ладони, уставилась перед собой.
        Наблюдая за девушкой, лорд Джулиан видел, что она осунулась и поблед- нела. Причин для этого было достаточно. Но ни одна женщина из числа его знакомых не сохранила бы столько самообладания в таком тяжелом испыта- нии. Если же говорить о страхе, то за все время она не проявила и малей- шего признака его. Уэйд восхищался ее мужеством.
        В каюту вошел слуга-испанец с чашкой шоколада и коробкой перуанских сладостей на серебряном подносе, который он поставил на стол перед Ара- беллой.
        - Адмирал просит вас откушать, - сказал он и, поклонившись, вышел.
        Арабелла Бишоп, погруженная в свои думы, не обратила внимания ни на слугу, ни на то, что он принес. Она продолжала сидеть, глядя прямо перед собой. Лорд Джулиан прошелся по длинной и узкой каюте, свет в которую падал сквозь люк в потолке и большие квадратные окна, выходившие на кор- му. Каюта была богато обставлена: на полу - роскошные восточные ковры, у стен - книжные шкафы, а резной буфет из орехового дерева ломился от се- ребра. Под одним из окон на длинном низком сундуке лежала гитара, укра- шенная лентами. Лорд Джулиан взял гитару, нервно пробежал пальцами по струнам и положил инструмент обратно на сундук.
        В каюте воцарилась тишина, но ее вскоре нарушил Уэйд. Обернувшись к Арабелле, он сказал:
        - Меня прислали сюда уничтожить пиратство. Но, черт возьми, простите меня, мисс, я склоняюсь к мысли, что французы правы, желая сохранить его как меру для обуздания этих испанских мерзавцев...
        Прошло совсем немного времени, прежде чем эта резкая характеристика получила веское подтверждение. Но пока дон Мигель относился к своим пленникам достаточно внимательно и вежливо. Это лишь соответствовало предположению, презрительно высказанному Арабеллой, что, поскольку их держат для получения выкупа, у них нет основании опасаться за свою жизнь. Арабелле и ее служанке-мулатке была предоставлена отдельная каю- та, в другой каюте поместили лорда Джулиана. Они могли свободно ходить по кораблю, и адмирал пригласил их обедать вместе с ним. Однако о своих дальнейших намерениях он продолжал хранить молчание.
        "Милагроса" в сопровождении "Гильдальго", неотступно следовавшего за ней, двигалась в западном направлении, а затем, обойдя мыс Тибурон, свернула на юго-запад. Выйдя в открытое море, откуда земля казалась едва приметным облачком на горизонте, "Милагроса" направилась на восток и по- пала прямо в объятия капитана Блада, который, как нам уже известно, шел к Наветренному проливу. Это событие произошло ранним утром следующего дня. Тщетные поиски своего врага, которыми дон Мигель занимался на про- тяжении целого года, закончились неожиданной встречей. Таковы странные дороги судьбы.
        Но ирония судьбы состояла еще и в том, что дон Мигель встретил "Ара- беллу" в тот самый момент, когда она, оторвавшись от своей эскадры, на- ходилась в явно невыгодном положении. И дону Мигелю показалось, что фор- туна, так долго сопутствовавшая Бладу, теперь наконец отвернулась от не- го.
        Арабелла только что встала и вышла на шканцы подышать свежим возду- хом. Ее сопровождал галантный джентльмен - лорд Джулиан. И тут они уви- дели большой красный корабль, некогда носивший имя "Синко Льягас". Нак- лонив вперед громаду белоснежных парусов, корабль шел им навстречу. На грот-мачте его трепетал развеваемый утренним бризом длинный вымпел с изображением креста святого Георга. Золоченые края портов [65] в красных бортах корабля и позолоченная деревянная скульптура на носу ярко сверка- ли в лучах восходящего солнца.
        Арабелла Бишоп не могла, конечно, распознать в этом огромном корабле тот самый "Синко Льягас", который она видела однажды в такой же яркий тропический день три года назад у острова Барбадос. Судя по флагу, это был английский корабль, величаво направлявшийся к ним. При виде его у нее пробудилось чувство гордости за свою страну, и она даже не подумала о той опасности, какая могла ей угрожать, если между кораблями завяжется бой.
        Арабелла и лорд Джулиан взбежали на полуют. Захваченные открывшимся перед ними зрелищем, они всматривались в приближавшийся корабль. Лорд Джулиан, однако, не разделял радости Арабеллы, так как, побывав вчера в своем первом морском сражении, чувствовал, что этих впечатлений ему хва- тит надолго. Но я снова вынужден подчеркнуть, что этим фактом никак не хочу бросить тень на его светлость.
        - Взгляните! - воскликнула она, указывая рукой на корабль.
        И лорд Джулиан, к своему величайшему удивлению, заметил, что глаза ее заблестели. "Понимает ли она, что сейчас произойдет?" - подумал он.
        Но Арабелла тут же рассеяла его сомнения, закричав:
        - Это английский корабль! Он идет к нам! Его капитан намерен драться.
        - Помоги ему бог в таком случае, - уныло пробормотал лорд, - но он, должно быть, не в своем уме. Идти в бой против таких сильных кораблей, как эти?! Если им удалось так легко потопить "Ройял Мэри", то во что они превратят этот корабль? Посмотрите на этого дьявола, дона Мигеля! В сво- ем злорадстве он просто отвратителен.
        Адмирал шнырял взад и вперед по шканцам, где лихорадочно готовились к бою. Заметив пленников, он махнул рукой, указав на английский корабль, и возбужденно прокричал по-испански какие-то слова, смысл которых заглушил шум на палубе.
        Они подошли к перилам полуюта и стали наблюдать за суматохой. Дон Ми- гель, подпрыгивая от нетерпения, распоряжался на шканцах, размахивая подзорной трубой. Его канониры раздували фитили; часть моряков, бегая по вантам, спешно убирали паруса, другие натягивали над шкафутом прочную веревочную сеть для защиты от падающих обломков рангоута. Между тем "Ги- дальго" по сигналу "Милагросы" уверенно выдвинулся вперед и, поравняв- шись с "Милагросой", находился справа от нее примерно на расстоянии по- лукабельтова. С высокого полуюта лорд Джулиан и Арабелла Бишоп видели суматоху на "Гидальго" и могли также заметить, что и на борту английско- го корабля, приближавшегося к ним, готовились к предстоящему бою: на ко- рабле убирались все паруса, за исключением парусов на бизань-мачте и бушприте. Не сговариваясь друг с другом, без вызова или обмена сигналами между собой, оба противника будто заранее решили, что сражение неизбеж- но.
        Убрав паруса, "Арабелла" несколько замедлила ход, но все же продолжа- ла идти на сближение и уже находилась в пределах досягаемости мелких пу- шек с испанских кораблей. Испанцы ясно видели фигуры людей на баке и блеск медных пушек. Подняв пальники, канониры "Милагросы" начали разду- вать тлеющие фитили, нетерпеливо посматривая на адмирала.
        Однако адмирал отрицательно покачал головой.
        - Терпение! - закричал он. - Стреляйте только наверняка. Он идет пря- мо к своей гибели - прямо на нок-рею и к веревке, которая давно уж его ожидает!
        - Порази меня бог! - воскликнул лорд Джулиан. - Этот англичанин, должно быть, храбрец, если вступает в бой с такими неравными силами. Од- нако осторожность иногда является лучшим качеством, чем храбрость.
        - Но храбрость чаще сокрушает силу, - возразила Арабелла.
        Взглянув на нее, его светлость заметил в лице девушки только возбуж- дение, но ни малейшего признака страха. Лорд Джулиан уже больше не изум- лялся. Да, она не принадлежала к числу тех женщин, с которыми его стал- кивала жизнь.
        - А сейчас, - сказал он, - я вынужден проводить вас в безопасное мес- то.
        - Отсюда мне лучше видно, - ответила она и тихо добавила: - Я молюсь за этого англичанина. Он и вправду очень смел!
        Лорд Джулиан мысленно проклял смелость безвестного соотечественника.
        "Арабелла" шла сейчас курсом, линия которого пролегала как раз между двумя испанскими кораблями. Лорд Джулиан схватился за голову и восклик- нул:
        - Ну конечно, ваш смельчак сумасшедший! Сам лезет в западню. Когда он будет проходить между испанскими кораблями, они разнесут его в щепки. Неудивительно, что этот черномазый дон не стреляет. На его месте я пос- тупил бы точно так же.
        В это мгновение адмирал поднял руку. Внизу на шкафуте проиграла тру- ба, и вслед за этим канонир на баке выстрелил из своих пушек. И как только прокатился их грохот, лорд Джулиан увидел позади английского ко- рабля и неподалеку от левого его борта два больших всплеска. Почти од- новременно из медных пушек на носу "Арабеллы" вырвались две вспышки ог- ня. Одно из ядер упало в воду, обдав брызгами дозорных на корме, а вто- рое ядро с грохотом ударилось в носовую часть "Милагросы", сотрясло весь корабль и разлетелось мелкими осколками. В ответ "Гидальго" выстрелил по "Арабелле" из своих носовых пушек, но и на таком близком расстоянии - всего каких-нибудь двести - триста ярдов - ни одно ядро не попало в цель.
        И тут как раз носовые пушки "Арабеллы" дали залп по "Милагросе". На этот раз ядра превратили ее бушприт в обломки, и, теряя управление, она уклонилась влево. Дон Мигель грубо выругался. Едва лишь корабль испанс- кого адмирала резким поворотом руля был возвращен на свой прежний курс, в бой вновь вступили передние пушки "Милагросы". Но прицел был взят слишком высоко: одно из ядер пролетело сквозь ванты "Арабеллы", оцарапав ее гротмачту, а второе ядро упало в воду. Когда дым от выстрелов рассе- ялся, выяснилось, что английский корабль, идя тем же курсом, который, по мнению лорда Джулиана, должен был привести его в западню, находился уже почти между двумя испанскими кораблями.
        Лорд Джулиан замер, Арабелла Бишоп ухватилась за поручни и задышала часто-часто. Перед ней промелькнули злая физиономия дона Мигеля и ухмы- ляющиеся лица канониров, стоявших у пушек. Наконец "Арабелла" полностью оказалась между испанскими кораблями. Дон Мигель прокричал чтото труба- чу, который, забравшись на ют, стоял подле адмирала. Трубач поднес к гу- бам серебряный горн, чтобы дать сигнал стрелять из бортовых пушек. Но едва он успел поднести к губам трубу, как адмирал схватил его за руку. Только сейчас он сообразил, что слишком долго медлил и что капитан Блад воспользовался этой медлительностью. Попытка стрелять в "Арабеллу" при- вела бы к тому, что "Милагроса" и "Гидальго" обстреливали бы друг друга. Дон Мигель приказал рулевым резко повернуть корабль влево, чтобы занять более удобную позицию. Но и это приказание запоздало. "Арабелла", прохо- дя между испанскими кораблями, как будто взорвалась: из всех ее тридцати шести бортовых пушек одновременно раздался залп в упор по корпусам "Ми- лагросы" и "Гидальго".
        Корабль дона Мигеля вздрогнул от носа до кормы и от киля до верхушки грот-мачты. Оглушенная и потерявшая равновесие Арабелла Бишоп упала бы, если бы не его светлость, оказавший пассивную, но реальную помощь. Лорд Джулиан успел вцепиться в поручни, а девушка ухватилась за его плечи и благодаря этому держалась на ногах. Палуба покрылась клубами едкого ды- ма, от которого все на испанском корабле начали задыхаться и кашлять.
        На палубу доносились со шкафута крики отчаяния, крепкая испанская ру- гань и стоны раненых. Покачиваясь на волнах, "Милагроса" медленно двига- лась вперед; в ее борту зияли огромные дыры, фокмачта была разбита, а в натянутой над палубой сетке чернели обломки рей. Нос корабля был изуро- дован: одно из ядер разорвалось внутри огромной носовой каюты, превратив ее в щепы.
        Дон Мигель лихорадочно выкрикивал какие-то распоряжения, тревожно вглядываясь в густую пелену порохового дыма, медленно ползущего к корме. Он пытался определить, что происходит с "Гидальго".
        В рассеивающейся дымке показались неясные очертания корабля. По мере его приближения контуры красного корпуса стали вырисовываться отчетли- вее. Это был корабль капитана Блада. Его мачты были обнажены. Только на бушприте смутно белел парус.
        Дон Мигель был уверен, что "Арабелла" будет следовать своим прежним курсом, но вместо этого она под прикрытием пушечного дыма сделала пово- рот оверштаг и двинулась обратно, быстро сближаясь с "Милагросой". И прежде чем взбешенный дон Мигель мог что-либо сообразить, послышался треск ломающегося дерева и лязг абордажных крючьев, будто железные щу- пальца вцепились в борта и в палубу "Милагросы".
        Пелена дыма наконец разорвалась, и адмирал увидел, что "Гидальго", накренившись на левый борт, быстро идет ко дну. До полного его погруже- ния в морскую пучину оставались считанные секунды. Команда в отчаянии пыталась спустить на воду шлюпки.
        Потрясенный этим зрелищем, дон Мигель не успел перевести быстрый взгляд с "Гидальго" на "Милагросу", как на ее палубу с ревом ринулись вооруженные пираты капитана Блада. Никогда еще уверенность столь быстро не сменялась отчаянием, никогда еще охотник не превращался так быстро в беспомощную дичь. А испанцы оказались именно в таком положении. Мгновен- но проведенный абордаж, последовавший за мощным бортовым залпом "Арабел- лы", захватил их врасплох. Немногие из офицеров дона Мигеля мужественно пытались дать отпор атакующим. Но испанцы, никогда не отличавшиеся за- видной храбростью в рукопашном бою, сейчас растерялись еще более, так как знали, с каким страшным противником им нужно было драться. Под на- тиском корсаров испанские моряки отступали со шкафута на корму и на нос корабля, а пока этот молниеносный бой свирепствовал на верхней палубе, группа корсаров прорвалась через главный люк на нижнюю палубу и захвати- ла канониров, стоявших около своих пушек.
        Большая часть пиратов под командованием одноглазого, обнаженного до пояса верзилы Волверстона устремилась на ют, где, окаменев от отчаяния и бешенства, стоял дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, адмирал Испании. Чуть повыше его, на полуюте, находились лорд Джулиан и Арабелла Бишоп. Уэйд был в ужасе от этой жестокой схватки, кипевшей на ограниченной площадке палубы. Арабелла старалась держаться спокойно и невозмутимо, но, не вы- держав кровавого кошмара, с ужасом отпрянула от перил и на несколько мгновений потеряла сознание.
        Недолгий, но ожесточенный бой кончился. Какойто корсар своей абордаж- ной саблей перерубил фал, и флаг Испании соскользнул с верхушки мачты. Пираты сейчас же овладели всем кораблем, и обезоруженные испанцы, как стадо баранов, толпились на верхней палубе.
        Арабелла Бишоп быстро пришла в себя и, широко открыв глаза, едва удержалась, чтобы не броситься вперед. Но усилием воли она остановилась, и лицо ее покрылось мертвенной бледностью.
        Осторожно пробираясь среди трупов и обломков, по палубе шел легкой и непринужденной походкой высокий человек с загорелым лицом. На голове его сверкал испанский шлем, а кираса из вороненой стали была богато украшена золотыми арабесками. На концах перевязи из пурпурного шелка, надетой по- верх кирасы наподобие шарфа, свисали пистолеты с рукоятками, оправленны- ми в серебро. Спокойно и уверенно поднявшись по широкому трапу на ют, он остановился перед испанским адмиралом и отвесил ему церемонный поклон. До Арабеллы и лорда Уэйда, стоявших на полуюте, донесся звонкий, отчет- ливый голос человека, говорившего на прекрасном испанском языке. И его слова лишь усилили восхищение, с которым лорд Джулиан давно уже наблюдал за этим человеком.
        - Наконец-то мы встретились снова, дон Мигель, - произнес высокий че- ловек. - Льщу себя надеждой, что вы удовлетворены, хотя, быть может, встреча происходит не так, как представлялась она вашему воображению. Но, как мне известно, вы страстно желали и добивались ее.
        Потеряв дар речи, с лицом, искаженным от злобы, дон Мигель де Эспино- са выслушал ироническое приветствие человека, которого он считал винов- ником всех своих несчастий. Издав нечленораздельный вопль бешенства, ад- мирал хотел схватиться за шпагу, но не успел сделать это, так как его противник быстро сжал его руку своими железными пальцами.
        - Спокойно, дон Мигель! - сказал он твердым голосом. - Не вызывайте своим безрассудством тех жестокостей, которые допустили бы ваши люди, окажись вы победителем.
        Несколько секунд они стояли молча, не сводя глаз друг с друга.
        - Что вы намерены со мной делать? - спросил наконец испанец хриплым голосом.
        Капитан Блад пожал плечами, и его твердо сжатые губы тронула слабая улыбка.
        - Мои намерения уже осуществлены. Я не хочу причинять вам еще большие огорчения, в которых повинны вы сами. Вы сами добивались встречи со мной. - Он повернулся и, указывая на шлюпки, которые корсары спускали с талей, сказал: - Вы и ваши люди можете взять эти шлюпки, а мы сейчас пустим этот корабль ко дну. Вот - берега острова Гаити, вы доберетесь туда без особых затруднений. И заодно примите мой совет, сударь: не го- няйтесь за мной. Думаю, что я приношу вам только несчастье. Уезжайте до- мой, в Испанию, дон Мигель, и займитесь там чем-нибудь, что вы знаете лучше, нежели морское дело.
        Побежденный адмирал молча и с ненавистью глядел на Блада, а затем, шатаясь, как пьяный, спустился по трапу, волоча за собой побрякивавшую шпагу. Победитель, даже не потрудившись обезоружить адмирала, повернулся к нему спиной и увидел на юте Уэйда с Арабеллой. Если бы мысли лорда Джулиана не были заняты чем-то другим, он мог бы заметить, как сразу же изменилась походка этого смельчака, как еще больше потемнело его лицо. На секунду он задержался, пристально рассматривая своих соотечественни- ков, потом быстро взбежал по трапу. Лорд Джулиан сделал шаг вперед, что- бы встретить неизвестного капитана пиратского корабля под английским флагом.
        - Неужели вы, сэр, отпустите на свободу этого испанского мерзавца? - воскликнул он по-английски.
        Джентльмен в вороненой кирасе, кажется, только сейчас заметил его светлость.
        - А какое вам дело и кто вы такой, черт возьми? - спросил он с замет- ным ирландским акцентом.
        Его светлость решил, что невежливость этого человека и отсутствие должного почтения к нему должны быть немедленно исправлены.
        - Я лорд Джулиан Уэйд! - гордо отчеканил он.
        - Да что вы говорите?! Настоящий лорд? И вы, быть может, объясните мне, какая чума занесла вас на испанский корабль? Что вы тут делаете?
        Лорд Джулиан едва удержался, чтобы не вспылить. Вспыльчивость однако была ни к чему, и он стал объяснять, что к испанцу они попали не по сво- ей вине.
        - Он взял вас в плен, не так ли? И вместе с вами мисс Бишоп?
        - Вы знакомы с мисс Бишоп? - с удивлением воскликнул лорд Уэйд.
        Однако невежливый капитан, не обращая внимания на слова лорда, низко склонился перед Арабеллой. К удивлению лорда, она не только не ответила на его галантный поклон, но всем своим видом выразила презрение. Тогда капитан повернулся к лорду Джулиану и с запозданием ответил на его воп- рос.
        - Когда-то я имел такую честь, - сказал он хмуро, - но, оказывается, у мисс Бишоп очень короткая память.
        Его губы исказила кривая улыбка, а в синих глазах под черными бровями появилось выражение мучительной боли, и все это так странно сочеталось с иронией, прозвучавшей в его ответе. Но Арабелла Бишоп, заметив только эту иронию, вспыхнула от негодования.
        - Среди моих знакомых нет воров и пиратов, капитан Блад! - отрезала она, а его светлость чуть не подскочил от неожиданности.
        - Капитан Блад! - воскликнул он. - Вы капитан Блад?
        - Ну, а кто же еще, по вашему мнению?
        Блад задал свой вопрос устало, занятый совсем другими мыслями. "Среди моих знакомых нет воров и пиратов... "Эта жестокая фраза многократным эхом отдавалась в его мозгу.
        Но лорд Джулиан не мог допустить, чтобы на него не обращали внимания. Одной рукой он схватил Блада за рукав, а другой указал на удалявшуюся фигуру дона Мигеля:
        - Капитан Блад, вы в самом деле не собираетесь повесить этого мерзав- ца?
        - Почему я должен его повесить?
        - Потому что он презренный пират, и я могу это доказать.
        - Да? - сказал Блад, и лорд Джулиан удивился, как быстро поблекло ли- цо и погасли глаза капитана Блада. - Я сам тоже презренный пират и поэ- тому снисходителен к людям моего сорта. Пусть дон Мигель гуляет на сво- боде.
        Лорд Джулиан задыхался от возмущения:
        - И это после того, что он сделал? После того, как он потопил "Ройял Мэри"? После того, как он так жестоко обращался со мной... с нами? - не- годующе протестовал лорд Джулиан.
        - Я не состою на службе Англии или какой-либо другой страны, сэр. И меня совсем не волнуют оскорбления, наносимые ее флагу.
        Его светлость даже отшатнулся от того свирепого взгляда, которым об- жег его капитан Блад. Но гнев ирландца угас так же быстро, как и вспых- нул, и он уже спокойно добавил:
        - Буду признателен, если вы проводите мисс Бишоп на мой корабль. Про- шу поторопиться - эту посудину мы сейчас потопим.
        Он медленно повернулся, чтобы уйти, но лорд Джулиан задержал его и, сдерживая свое возмущение, холодно произнес:
        - Капитан Блад, вы окончательно разочаровали меня. Я надеялся, что вы сделаете блестящую карьеру!
        - Убирайтесь к дьяволу! - бросил капитан Блад и, повернувшись на каб- луках, ушел.


        Глава XX
        "ВОР И ПИРАТ"

        На полуюте, под золотистым сиянием огромного кормового фонаря, где ярко горели три лампы, расхаживал в одиночестве капитан Блад. На корабле царила тишина. Обе палубы, тщательно вымытые швабрами, блистали чисто- той. Никаких следов боя уже нельзя было найти. Группа моряков, рассев- шись на корточках вокруг главного люка, сонно напевала какую-то мирную песенку. Спокойствие и красота тропической ночи смягчили сердца этих грубых людей - вахтенных левого борта. Они ожидали, что вот-вот пробьет восемь склянок.
        Капитан Блад не слышал песни; он вообще ничего не слышал, кроме эха жестоких слов, заклеймивших его.
        Вор и пират!
        Одна из странных особенностей человеческой натуры состоит в том, что человек, имеющий твердое представление о некоторых вещах, все же прихо- дит в ужас, когда непосредственно убеждается, что его представление со- ответствует действительности. Когда три года назад, на острове Тортуга, Блада уговаривали встать на путь искателя приключений, он еще тогда знал, какого мнения будет о нем Арабелла Бишоп. Только твердая уверен- ность в том, что она для него потеряна навсегда, ожесточила его душу, и, окончательно отчаявшись, он избрал этот путь.
        Блад не допускал даже мысли, что когда-либо встретит Арабеллу, решив, что они разлучены навсегда. Постоянные думы об этом были источником его мучений. И все же, несмотря на его глубокое убеждение в том, что эти му- чения не могли бы вызвать у нее даже легкой жалости, он все эти бурные годы носил в своем сердце ее милый образ. Мысль о ней помогала ему сдер- живать не только себя, но и тех, кто за ним шел. Никогда еще за всю ис- торию корсарства пираты не подчинялись такой жесткой дисциплине и никог- да еще ими не управляла такая железная рука, никогда еще так решительно не пресекались обычные грабежи и насилия, как это было среди пиратов, плававших с капитаном Бладом. Как вы помните, в соглашениях, которые он заключал, предусматривалось, что во всех вопросах они обязаны были бесп- рекословно повиноваться своему капитану. И поскольку счастье всегда ему сопутствовало, он и сумел ввести среди корсаров невиданную дотоле дис- циплину. Как смеялись бы над ним его пираты, если бы он сказал им, что все это делалось им из уважения к девушке, в которую он так сентимен- тально был влюблен! Как злорадствовали
бы они, если б узнали, что эта девушка презрительно бросила ему в лицо: "Среди моих знакомых нет воров и пиратов"!
        Вор и пират!
        Какими едкими были эти слова, как они жгли его!
        Совершенно не разбираясь в сложных переживаниях женской души, он даже и не подумал о том, почему она встретила его такими оскорблениями. Поче- му она была так раздражена? Он не мог разобраться, да и не хотел разби- раться в этих естественных вопросах. Иначе ему пришлось бы сделать вы- вод, что если вместо заслуженной им благодарности за освобождение ее из плена она выразила презрение, то это произошло потому, что она сама была чем-то оскорблена и что оскорбление предшествовало благодарности и было связано с его именем. Если бы он подумал обо всем этом, то светлый луч надежды мог бы озарить его мрачное и зловещее отчаяние, он мог, наконец, понять, что только сильная обида, нанесенная девушке, или даже горе, причиной которого был он сам, могли вызвать такое презрение.
        Так рассуждали бы вы. Но не так рассуждал капитан Блад. Более того: в эту ночь он вообще не рассуждал. В его душе боролись два чувства: святая любовь, которую он в продолжение всех этих лет питал к ней, и жгучая не- нависть, которая была сейчас в нем разбужена. Крайности сходятся и часто сливаются так, что их трудно различить. И сегодня вечером любовь и нена- висть переплелись в его душе, превратившись в единую чудовищную страсть.
        Вор и пират!
        Вот кем она считала его без всяких оговорок, забыв о том, что он был осужден жестоко и несправедливо. Она ничего не знала об отчаянном поло- жении, в каком очутился он после бегства с острова Барбадос, и не счита- лась с обстоятельствами, превратившими его в пирата. То, что он, будучи пиратом, поступал не как пират, а как джентльмен, также не трогало ее, и она не нашла у себя в сердце никакого сострадания. Всего лишь двумя сло- вами Арабелла вынесла ему окончательный приговор. В ее глазах он был только вор и пират.
        Ну что ж! Если она назвала его вором и пиратом, то он и будет теперь вором и пиратом; будет таким же беспощадным и жестоким, как все пираты. Он прекратит эту идиотскую борьбу с самим собой, он не желает больше ос- таваться в двух мирах одновременно - быть пиратом и джентльменом. Она ясно указала ему, к какому миру он принадлежит. И сейчас она получит до- казательства, что была права. Она у него на корабле, она в его власти, и он сделает с ней все, что ему вздумается.
        Блад издевательски засмеялся.
        Но тут же он оборвал свой смех, и из его горла вырвалось нечто похо- жее на рыдание. Схватившись за голову, Блад обнаружил на лбу холодные капли пота.
        Лорд Джулиан, знавший женскую половину рода человеческого несколько лучше капитана Блада, был занят в эту же ночь решением странной загадки, которую не мог разрешить и корсар. Я подозреваю, что это занятие его светлости было вызвано смутным чувством ревности. Поведение Арабеллы Би- шоп в тех испытаниях, которым они подверглись, заставило его наконец по- нять, что девушка даже без врожденной грации и женственности все же мо- жет быть еще более привлекательной. Его очень заинтересовали прежние от- ношения Арабеллы с капитаном Бладом, и он чувствовал некоторое стеснение в груди и беспокойство, толкавшее его сейчас быстрее разобраться в этом вопросе.
        Бесцветные, сонные глаза его светлости отличались умением замечать вещи, ускользавшие от внимания других людей, а ум у него, как я уже упо- минал, был довольно острым.
        Лорд Уэйд проклинал себя за то, что до сих пор не замечал многого или, по крайней мере, не присматривался ко всему более внимательно. Сей- час же он старался сопоставить все, что замечал раньше, с более свежими наблюдениями, сделанными им в этот самый день.
        Он, например, заметил, что корабль Блада носит имя мисс Бишоп, и это, несомненно, было неспроста. Он заметил также странные детали встречи ка- питана Блада с Арабеллой и те перемены, которые произошли с каждым из них после этой встречи.
        Почему она была так оскорбительно груба с капитаном? Вести себя так по отношению к человеку, который ее спас, было очень глупо, а его свет- лость не считал Арабеллу глупой. И все же, несмотря на ее грубость, нес- мотря на то что она была племянницей злейшего врага Блада, к ней и к лорду Джулиану все относились исключительно внимательно. Каждому из них была дана отдельная каюта и предоставлена возможность свободно передви- гаться по всему кораблю; обедали они за одним столом со шкипером Питтом и лейтенантом Волверстоном, которые относились к ним с подчеркнутой веж- ливостью. И вместе с тем было ясно, что сам Блад тщательно уклонялся от встречи с ними.
        Лорд Джулиан, продолжая свои наблюдения, связывал воедино разрознен- ные факты, внимательно перебирая в уме все наблюдения, какими он распо- лагал. Не придя к определенному выводу, он решил получить дополнительные сведения у Арабеллы Бишоп за обеденным столом. Для этого нужно было по- дождать, пока уйдут Питт и Волверстон. Уэйду не пришлось долго ждать до- полнительных сведений. Едва лишь Питт поднялся из-за стола и направился вслед за ушедшим Волверстоном, как Арабелла Бишоп остановила его вопро- сом.
        - Мистер Питт, - спросила она, - не были ли вы среди тех, кто бежал с Барбадоса вместе с капитаном Бладом?
        - Да, мисс. Я тоже был одним из рабов вашего дяди.
        - А потом вы все время плавали вместе с капитаном Бладом?
        - Да, мисс, я его бессменный штурман.
        Арабелла кивнула головой. Она говорила очень сдержанно, но его свет- лость все же обратил внимание на ее необычную бледность, хотя в этом не было ничего удивительного, если учесть все то, что ей пришлось недавно пережить.
        - Плавали ли вы когда-либо с французом, по имени Каузак?
        - Каузак? - Питт засмеялся, так как это имя вызвало у него в памяти курьезные воспоминания. - Да, он был с нами в Маракайбо.
        - А другой француз, по имени Левасер? - допытывалась она, и лорд Джу- лиан удивился, как она могла запомнить все эти имена.
        - Да, Каузак был лейтенантом на корабле Левасера, пока он не умер.
        - Пока кто не умер?
        - Да этот Левасер. Он был убит года два назад на одном из Виргинских островов.
        Наступило короткое молчание, а затем Арабелла Бишоп еще более спокой- ным голосом спросила:
        - А кто его убил?
        Питт охотно, поскольку не видел необходимости скрывать правду, про- должал отвечать, заинтригованный таким градом вопросов:
        - Его убил капитан Блад.
        - За что?
        Питт замялся, полагая, что история о гнусностях Левасера не для де- вичьих ушей.
        - Они поссорились, - коротко ответил он.
        - Эта ссора произошла... из-за женщины? - неумолимо продолжала Ара- белла.
        - Можно сказать, что так...
        - А как звали эту женщину?
        Питт удивленно поднял брови, но все же ответил:
        - Мисс д'Ожерон, дочь губернатора Тортуги. Она бежала с этим Левасе- ром... и... Блад вырвал ее из его грязных лап. Левасер был очень сквер- ный человек, мисс, и, поверьте мне, он получил от Питера Блада по заслу- гам.
        - Понимаю. И... все же капитан Блад не женился на ней.
        - Пока нет, - засмеялся Питт, зная полную беспочвенность тортугских сплетен, в которых мадемуазель д'Ожерон называлась будущей женой его ка- питана.
        Арабелла Бишоп молча кивнула головой, и Джереми Питт, обрадованный, что допрос наконец кончился, повернулся и хотел было уйти. Но, не желая так заканчивать этот странный разговор, скорее похожий на допрос, он ос- тановился в дверях и поделился с гостями новостью:
        - Может быть, вам будет приятно узнать, что капитан изменил для вас курс корабля. Он намерен высадить вас на Ямайке, как можно ближе к Порт- Ройялу. Мы уже сделали поворот, и, если ветер удержится, вы скоро будете дома.
        - Мы очень признательны капитану... - протянул его светлость, заме- тив, что Арабелла не намеревается отвечать. Она сидела нахмурившись, пе- чально глядя перед собой.
        - Да... вы можете быть ему признательны, - кивнул Питт. - Капитан очень рискует. Вряд ли кто согласился бы так рисковать на его месте. Но он уж всегда такой...
        Питт вышел, оставив лорда Джулиана в задумчивости. Его светлость с возрастающим беспокойством продолжал тщательно изучать лицо Арабеллы, хотя бесцветные глаза его сохраняли все то же сонливое выражение. Нако- нец Арабелла перевела на него взгляд и сказала:
        - Ваш Каузак, по-видимому, говорил правду.
        - Я заметил, что вы это проверяли, - сказал лорд Джулиан, - и ломаю себе голову, к чему вам это знать.
        Не получив ответа, он стал молча наблюдать за ней, перебирая пальцами локоны золотистого парика, обрамлявшие его длинное лицо.
        Арабелла в задумчивости сидела у стола и, казалось, очень внимательно рассматривала чудесные испанские кружева, которыми была обшита скатерть. Лорд Джулиан прервал молчание.
        - Этот человек поражает меня, - медленно произнес он вялым голосом. - Изменить свой курс для нас?.. Удивительно! Но еще удивительней то, что изза нас он подвергается большой опасности, решаясь войти в воды, омыва- ющие Ямайку... Нет, этот человек просто поражает меня!
        Арабелла Бишоп рассеянно взглянула на него. Затем ее губы как-то странно, почти с презрением, вздрогнули. Своими пальчиками она начала что-то выстукивать по столу.
        - Меня гораздо больше поражает иное, - сказала она. - То, что он не считает нас людьми, за которых можно взять хороший выкуп.
        - Хотя это то, чего вы заслуживаете.
        - Да? А почему?
        - Потому что вы оскорбили его.
        - Я привыкла называть вещи их собственными именами.
        Тут лорд Джулиан взорвался:
        - Вы привыкли? Но я, чтоб мне лопнуть, не хвастался бы этим! Это сви- детельствует либо о крайней молодости, либо о крайней глупости. - Он по- молчал секунду, чтобы вернуть себе обычное хладнокровие, и добавил: - Это также и проявление неблагодарности. Неблагодарность, конечно, чело- веческое свойство, но проявлять ее... ребячество.
        На щеках Арабеллы выступил слабый румянец.
        - Ваша светлость, вы огорчены моим поведением... Но я... я не понимаю вас. К кому я проявила неблагодарность? И в чем, когда?
        - К капитану Бладу. Разве он не пришел и не спас нас?
        - Пришел? - холодно переспросила Арабелла. - Я не имела понятия о том, что он знал о нашем пребывании на "Милагросе".
        Его светлость позволил себе проявить чуть заметную нетерпеливость.
        - Как бы то ни было, а именно он освободил нас от этого испанского мерзавца, - сказал лорд Джулиан. - Неужели в этой варварской части света до сих пор не заметили того, что хорошо известно даже в Англии? Ведь ка- питан Блад, по существу, воюет только против испанцев. И назвать его во- ром и пиратом, как это сделали вы, по меньшей мере неблагоразумно и не- осторожно.
        - Неосторожно? - презрительно переспросила она. - А какое мне дело до осторожности?
        - Вижу, что никакого. Но подумайте тогда хотя бы об элементарном чувстве признательности. Должен честно сказать вам, мисс Бишоп, что на месте Блада я не мог бы так вести себя. Чтоб мне утонуть! Поразмыслите, сколько мучений он претерпел от своих соотечественников, и вы, так же как и я, удивитесь, что он еще способен отличать англичан от испанцев. Быть проданным в рабство! Бр-р-р! - И его светлость содрогнулся. - И ко- му? Проклятому колониальному плантатору... - Он запнулся. - Извините ме- ня, мисс...
        - Вы, кажется, слишком увлеклись, защищая этого... морского разбойни- ка! - Презрение Арабеллы перешло почти в озлобление.
        Лорд Джулиан пристально посмотрел на нее, а затем, полузакрыв свои большие бесцветные глаза и слегка наклонив голову, мягко заметил:
        - Меня интересует, за что вы его так ненавидите?
        Он решил, что рассердил Арабеллу, потому что щеки ее вспыхнули, а в глазах загорелся гнев. Но взрыва не последовало: она тут же взяла себя в руки.
        - Ненавижу его? О мой бог! Как это могло прийти вам в голову! Я его просто не замечаю.
        - А напрасно! Вам следовало бы его заметить, мисс Бишоп! - Его свет- лость говорил откровенно, именно то, что думал. - Он стоит этого. Чело- век, который может действовать так, как он действовал против этого адми- рала, был бы драгоценным приобретением для нашего флота. Он не напрасно служил под командованием де Ритера. Ритер был гениальным флотоводцем, и, будь я проклят, ученик достоин своего учителя, если я вообще в чем-либо разбираюсь! Сомневаюсь, чтобы в военно-морском флоте Англии кто-либо мог с ним сравниться. Подумать только! Умышленно втиснуться между двумя ис- панскими кораблями на расстояние прямого выстрела и таким образом заста- вить их поменяться ролями! Для этого нужны смелость, находчивость, изоб- ретательность! Он обманул своим маневром не только меня, плохого моряка. Испанский адмирал разгадал его намерения слишком поздно, когда Блад стал уже хозяином положения. Это великий человек, мисс Бишоп! Человек, кото- рого стоит заметить!
        Арабелла уже не могла удержаться от сарказма:
        - Тогда используйте свое влияние на лорда Сэндерленда. Пусть он посо- ветует королю предложить Бладу офицерское звание.
        Лорд Джулиан с удовольствием рассмеялся:
        - О, это уже сделано! Его офицерский патент лежит у меня в кармане. - И он коротко рассказал ей о цели своей поездки сюда.
        Оставив ее в изумлении, лорд Уэйд отправился на поиски капитана, так и не выяснив отношения Арабеллы к Бладу. Будь она к нему немножко снис- ходительней, его светлость чувствовал бы себя счастливее.
        Он нашел капитана Блада расхаживающим по квартердеку [66]. Капитан был совершенно измучен своей борьбой с дьяволом, хотя его светлость даже и не подозревал о таком занятии Блада. С обычной для него фамильярностью лорд Джулиан, взяв капитана под руку, пошел рядом с ним.
        - Что вам надо? Это еще что такое? - сердито спросил Блад, у которого было отвратительное настроение.
        Его светлость не смутили эти слова.
        - Я хотел бы, сэр, чтобы мы стали - друзьями, - вкрадчиво сказал он.
        - Весьма польщен! - отрывисто бросил Блад. - Очень снисходительно с вашей стороны.
        Лорд Джулиан не обратил внимания на явную иронию.
        - Удивительно, что судьба столкнула нас. Ведь я приехал в Вест-Индию специально для того, чтобы вас увидеть.
        - Вы не первый, кому это удается, - насмешливо ответил Блад. - Однако другие в основном были испанцами, и им не так везло, как вам.
        - Вы не поняли меня, - сказал лорд Джулиан, серьезно приступая к из- ложению цели своей миссии.
        Когда он закончил, капитан Блад, удивленно слушавший его, сказал:
        - На этом корабле вы мой гость, а от прежних дней я еще сохранил ка- кое-то представление о порядочном обращении с гостями, хотя и могу счи- таться сейчас вором и пиратом. Потому не скажу, что думаю о вас. Умолчу и о том, что я думаю о лорде Сэндерленде, поскольку он ваш родственник, а также и о наглом предложении, которое вы мне сделали. Но для меня, ко- нечно, не новость, что один из министров Якова Стюарта считает возможным соблазнить любого человека взятками и этим заставить его пойти на преда- тельство тех, кто ему доверился. - И он махнул рукой по направлению к шкафуту, откуда доносилась грустная песня корсаров.
        - Вы опять меня не понимаете! - воскликнул лорд Джулиан, подавляя свое возмущение. - Ваши люди также будут взяты на королевскую службу.
        - И вы полагаете, что они будут охотиться вместе со мной за своими товарищами из "берегового братства"? Клянусь, лорд Джулиан, это вы ниче- го не понимаете! Неужто в Англии не осталось даже и тени чести? Но не будем об этом говорить. Поговорим о другом. Как вы могли думать, что я приму от короля Якова офицерское звание? Мне не хочется даже пачкать ва- шим патентом свои руки, хотя это руки вора и пирата. Вы слышали, как мисс Бишоп назвала меня сегодня вором и пиратом, то есть презренным че- ловеком, отщепенцем. А кто меня сделал таким человеком? Кто сделал меня вором и пиратом?
        - Если вы были бунтовщиком... - начал лорд Джулиан.
        Но его перебил капитан Блад:
        - Вы-то должны знать, что я не был бунтовщиком и вообще не участвовал в восстании. Если бы это было так или если бы судьи просто ошиблись, то их несправедливость по отношению ко мне я мог бы еще простить, но ника- кой ошибки не было. Меня осудили именно за то, что я сделал, не больше и, не меньше. Этот кровавый вампир Джефрейс, будь он проклят, приговорил меня к смерти, а достойный его хозяин Яков Стюарт превратил меня в раба. А за что? За то, что я, выполняя свой профессиональный долг, из состра- дания, не думая об убеждениях или политике, пытался облегчить муки дру- гого человека, позднее осужденного за измену. Вот все мое преступление. Это легко проверить по документам. И за это я был продан в рабство! Ви- дели ли вы хотя бы во сне, что значит быть рабом?..
        Блад внезапно умолк, и было заметно, как он боролся с собой, а затем устало засмеялся.
        От этого смеха легкий холодок пробежал по спине лорда Джулиана.
        - Ну, хватит, - сказал капитан Блад. - Похоже на то, что я пытаюсь защищать себя, а всем известно, что это не входит в мои привычки. Приз- нателен вам, лорд Джулиан, за ваши добрые намерения. Да, да! Возможно, вы поймете меня. Вы кажетесь мне человеком, способным меня понять.
        Лорд Джулиан стоял не двигаясь. Он был глубоко взволнован словами Блада и страстным взрывом его негодования. В нескольких коротких и ясных выражениях Блад убедительно изложил причины своего озлобления и своей ненависти, так же как и доводы в свою защиту и оправдание. Уэйд посмот- рел на энергичное, смелое лицо капитана, освещенное огромным кормовым фонарем, тяжело вздохнул и медленно произнес:
        - Жаль, чертовски жаль! - И, движимый внезапным хорошим чувством, протянул Бладу руку. - Надеюсь, вы все же не будете обижаться на меня, капитан Блад?
        - Нет, милорд. Ведь я... вор и пират. - Он невесело засмеялся и, не обратив внимания на протянутую руку, ушел.
        Лорд Джулиан постоял на месте, наблюдая за высокой фигурой, медленно удалявшейся вдоль гакаборта. Затем, уныло покачав головой, он направился в каюту.
        В дверях коридора его светлость чуть не наткнулся на Арабеллу Бишоп, идущую туда же, куда шел и он. Уэйд следовал за нею, слишком занятый мыслями о капитане Бладе, чтобы поинтересоваться, куда она могла ходить.
        В каюте он бросился в кресло и вспылил с необычайной для него силой:
        - Будь я проклят, если когда-либо встречал человека, который мне так нравился бы! И тем не менее с ним ничего нельзя сделать.
        - Да, я слышала все, - призналась Арабелла слабым голосом, склонив голову и не отрывая глаз от сложенных на коленях рук.
        Он удивленно взглянул на нее и, помолчав немного, сказал задумчиво:
        - Я вот о чем думаю... Не вы ли виновны в том, что произошло с капи- таном? Ваши слова гнетут его, он не может забыть их. Он отказался пойти на королевскую службу и даже не захотел пожать мне руку. Ну что можно сделать с таким человеком? Да, ему сопутствуют счастье, успех, удачи, а жизнь он кончит на нок-рее. Сейчас же этот донкихотствующий болван из-за нас подвергает себя смертельной опасности!
        - Как? Почему? - взволнованно вскрикнула она.
        - Как? Да разве вы забыли, что мы идем к Ямайке, где находится штаб английского флота? Правда, этим флотом командует ваш дядя...
        Арабелла, подняв голову, прервала его, и он заметил, что дыхание ее участилось, а широко раскрытые глаза тревожно взглянули на лорда Джулиа- на.
        - Боже мой! - воскликнула она. - Это не поможет ему. Даже и не думай- те об этом. В мире у него нет злейшего врага, чем мой дядя. Он ничего не прощает. Я уверена, что только надежда схватить и повесить капитана Бла- да заставила его оставить свои плантации на Барбадосе и принять пост гу- бернатора Ямайки. Капитан Блад этого, конечно, не знает... - Она умолкла и беспомощно развела руками.
        - Не думаю, чтобы Блад изменил свое решение, если бы даже узнал об этом, - печально заметил лорд Джулиан. - Человека, который мог простить такого врага, как дон Мигель, и так решительно отвергнуть мое предложе- ние, по обычным правилам судить нельзя. Он рыцарь до идиотизма.
        - И все же на протяжении этих трех лет он был тем, кем был, и сделал то, что сделал, - грустно сказала Арабелла без всякого намека на презре- ние.
        Лорд Джулиан, как я полагаю, любил читать нравоучения и был склонен к афоризмам.
        - Жизнь чертовски сложная штука, - заключил он со вздохом.


        Глава XXI
        НА СЛУЖБЕ У КОРОЛЯ ЯКОВА

        На следующий день рано утром Арабеллу Бишоп разбудили пронзительные звуки горна и настойчивый звон судового колокола. Она лежала с открытыми глазами, лениво посматривая на покрытую зыбью зеленую воду, бежавшую ми- мо позолоченного иллюминатора. Постепенно до нее начал доходить шум, по- хожий на суматоху: из кают-компании доносился топот ног, хриплые крики и оживленная возня. Нестройный шум означал нечто иное, нежели обычную су- довую работу. Охваченная смутной тревогой, Арабелла поднялась с постели и разбудила служанку.
        Лорд Джулиан, разбуженный этим шумом, уже встал, торопливо оделся и вышел из своей каюты. Он с удивлением увидел возвышающуюся над его голо- вой гору парусов. Они были подняты для того, чтобы поймать утренний бриз. Впереди, справа и слева от "Арабеллы" простиралась безбрежная гладь океана, сверкавшая золотом под лучами солнца, пламенеющий диск ко- торого еще только наполовину вышел изза горизонта.
        На шкафуте, где еще прошлой ночью все было так мирно, лихорадочно ра- ботали человек шестьдесят. У перил полуюта капитан Блад ожесточенно спо- рил с одноглазым верзилой Волверстоном. Голова лейтенанта была повязана красным бумажным платком, а расстегнутая синяя рубаха открывала дочерна загорелую грудь. Едва лишь показался лорд Джулиан, как они тут же умолк- ли. Капитан Блад повернулся и поздоровался с ним.
        - Я допустил очень большую ошибку, сэр, - сказал Блад, обменявшись приветствиями. - Мне не следовало бы так близко подходить к Ямайке ночью. Но я очень торопился высадить вас. Поднимитесь-ка сюда, сэр.
        Удивленный лорд Джулиан поднялся по трапу. Взглянув в ту сторону го- ризонта, куда ему указывал капитан, он ахнул от изумления. Не более чем в трех милях к западу от них лежала земля, тянувшаяся ярко-зеленой поло- сой. А милях в двух со стороны открытого океана шли три огромных белых корабля.
        - На них нет флагов, но это, конечно, часть ямайской эскадры, - спо- койно сказал Блад. - Мы встретились с ними на рассвете, повернули, и с этого времени они начали погоню. Но так как "Арабелла" четыре месяца бы- ла в плавании, то у нее слишком обросло дно и она не может развить нуж- ную нам скорость.
        Волверстон, засунув огромные руки за широкий кожаный пояс, с высоты своего роста насмешливо взглянул на лорда Джулиана.
        - Похоже, что вам, ваша светлость, придется еще раз побывать в морс- ком бою до того, как мы разделаемся с этими кораблями, - сказал гигант.
        - Об этом как раз мы сейчас и беседовали, - пояснил капитан Блад. - Я считаю, что мы не можем драться в таких неблагоприятных условиях.
        - К черту неблагоприятные условия! - вскричал Волверстон, упрямо выс- тавив свою массивную челюсть. - Для нас такие условия не новость. В Ма- ракайбо они были еще хуже, но мы все же победили и захватили три кораб- ля. Вчера, когда мы вступили в бой с доном Мигелем, преимущество тоже было не на нашей стороне.
        - Да, но то были испанцы.
        - А эти лучше? Неужели ты боишься этого неуклюжего барбадосского плантатора? Что тебя беспокоит, Питер? Ты еще ни разу не вел себя так, как сегодня.
        Позади них грохнул пушечный выстрел.
        - Это сигнал лечь в дрейф, - тем же равнодушным голосом заметил Блад и тяжело вздохнул.
        И тут Волверстон вскипел.
        - Да я скорее соглашусь встретиться с Бишопом в аду, чем лягу в дрейф по его приказу! - вскричал он и в сердцах плюнул на палубу.
        Его светлость вмешался в разговор:
        - О, вам нечего опасаться полковника Бишопа. Учитывая то, что вы сде- лали для его племянницы и для меня...
        Волверстон хриплым смехом прервал лорда Джулиана.
        - Вы не знаете полковника, - сказал он. - Ни ради племянницы, ни ради дочери и ни ради даже собственной матери он не откажется от крови, если только сможет ее пролить. Он - кровопийца и гнусная тварь! Нам с капита- ном это известно. Мы были его рабами.
        - Но ведь здесь же я! - с величайшим достоинством сказал его свет- лость.
        Волверстон рассмеялся еще пуще, отчего его светлость слегка покраснел и вынужден был повысить свой голос.
        - Уверяю вас, мое слово кое-что значит в Англии! - горделиво сказал он.
        - Так то в Англии! Но здесь, черт побери, не Англия!
        Тут грохот второго выстрела заглушил его слова. Ядро шлепнулось в во- ду неподалеку от кормы.
        Блад перегнулся через перила к белокурому молодому человеку, стоявше- му под ним у штурвала, и сказал спокойно:
        - Прикажи убрать паруса, Джереми. Мы ложимся в дрейф.
        Но Волверстон, быстро нагнувшись над перилами, проревел:
        - Стой, Джереми! Не смей! Подожди! - Он резко повернулся к капитану.
        Блад с грустной улыбкой положил ему на плечо руку.
        - Спокойно, старый волк! Спокойно! - твердо, но дружески сказал он.
        - Успокаивай не меня, а себя, Питер! Ты сумасшедший! Уж не хочешь ли ты отправить нас в ад из-за твоей привязанности к этой холодной, щуп- ленькой девчонке?
        - Молчать! - закричал Блад, внезапно рассвирепев.
        Однако Волверстон продолжал неистовствовать:
        - Я не стану молчать! Из-за этой проклятой юбки ты стал трусом! Ты трясешься за нее, а ведь она племянница проклятого Бишопа! Клянусь бо- гом, я взбунтую команду, я подниму мятеж! Это все же лучше, чем сдаться и быть повешенным в ПортРойяле!
        Их взгляды встретились. В одном был мрачный вызов, в другом - приту- пившийся гнев, удивление и боль.
        - К черту говорить о чьей-либо сдаче. Речь идет обо мне, - сказал Блад. - Если Бишоп сообщит в Англию, что я схвачен и повешен, он зарабо- тает славу и в то же время утолит свою личную ненависть ко мне. Моя смерть удовлетворит его. Я направлю ему письмо и сообщу, что готов явиться на борт его корабля вместе с мисс Бишоп и лордом Джулианом и сдаться, но только при условии, что "Арабелла" будет беспрепятственно продолжать свой путь. Насколько я его знаю, он согласится на такую сдел- ку.
        - Эта сделка никогда не будет предложена! - зарычал Волверстон. - Ты окончательно спятил, Питер, если можешь даже думать об этом!
        - Я все-таки не такой сумасшедший, как ты. Погляди на эти корабли. - И он указал на преследовавшие их суда, которые приближались медленно, но неумолимо. - О каком сопротивлении можешь ты говорить? Мы не пройдем и полумили, как окажемся под их огнем.
        Волверстон замысловато выругался и вдруг внезапно смолк, заметив уголком своего единственного глаза нарядную фигурку в сером шелковом платье. Они были так поглощены своим спором, что не видели спешившей к ним Арабеллы Бишоп, а также Огла, который стоял несколько поодаль в ок- ружении двух десятков пиратов-канониров.
        Но Блад, не обращая на них внимания, повернулся, чтобы взглянуть на мисс Бишоп. Он удивился тому, что она рискнула сейчас прийти на квартер- дек, хотя еще вчера избегала встречи с ним. Ее присутствие здесь, учиты- вая характер его спора с Волверстоном, было по меньшей мере стесни- тельным.
        Милая и изящная, она стояла перед ним в скромном платье из блестящего серого шелка. Ее щеки покрывал легкий румянец, а в ясных карих глазах светилось возбуждение. Она была без шляпы, и утренний бриз ласково шеве- лил ее золотисто-каштановые волосы.
        Капитан Блад, обнажив голову, молча приветствовал ее поклоном. Сдер- жанно и церемонно ответила она на его приветствие.
        - Что здесь происходит, лорд Джулиан? - спросила она.
        Как бы в ответ на ее вопрос послышался третий пушечный выстрел с ко- раблей, которые она удивленно рассматривала. Нахмурив брови, Арабелла Бишоп оглядела каждого из присутствующих мужчин. Они угрюмо молчали и чувствовали себя неловко.
        - Это корабли ямайской эскадры, - ответил ей лорд Джулиан.
        Но Арабелле не удалось больше задать ни одного вопроса. По широкому трапу бежал Огл, а за ним спешили его канониры. Это мрачное шествие на- полнило сердце Арабеллы смутной тревогой.
        На верху трапа Оглу преградил путь Блад. Его лицо и вся фигура выра- жали непреклонность и строгость.
        - Что это такое? - резко спросил капитан. - Твое место на пушечной палубе. Почему ты ушел оттуда?
        Резкий окрик сразу же остановил Огла. Тут сказалась прочно укоренив- шаяся привычка к повиновению и огромный авторитет капитана Блада среди своих людей, что, собственно, и составляло секрет его власти над ними. Но канонир усилием воли преодолел смущение и осмелился возразить Бладу.
        - Капитан, - сказал он, указывая на преследующие их корабли, - нас догоняет полковник Бишоп, а мы не можем уйти и не в состоянии драться.
        Выражение лица Блада стало еще более суровым. Присутствующим показа- лось даже, что он стал както выше ростом.
        - Огл, - сказал он холодным и режущим, как стальной клинок, голосом, - твое место на пушечной палубе. Ты немедленно вернешься туда со своими людьми, или я...
        Но Огл прервал его:
        - Дело идет о нашей жизни, капитан. Угрозы бесполезны.
        - Ты так полагаешь?
        Впервые за всю пиратскую деятельность Блада человек отказывался вы- полнять его приказ. То, что ослушником был один из его друзей по Барба- досу, старый дружище Огл, заставило Блада поколебаться, прежде чем при- бегнуть к тому, что он считал неизбежным. И рука его задержалась на ру- коятке пистолета, засунутого за пояс.
        - Это не поможет тебе, - предупредил его Огл. - Люди согласны со мной и настоят на своем!
        - А на чем именно?
        - На том, что нас спасет. И пока эта возможность в наших руках, мы не будем потоплены или повешены.
        Толпа пиратов, стоявшая за спиной Огла, шумно одобрила его слова. Ка- питан мельком взглянул на этих решительно настроенных людей, а затем пе- ревел свой взгляд на Огла.
        Во всем этом чувствовался какой-то необычный мятежный дух, которого Блад еще не мог понять.
        - Значит, ты пришел дать мне совет, не так ли? - спросил он с прежней суровостью.
        - Да, капитан, совет. Вот она... - и он указал на Арабеллу, - вот эта девушка, племянница губернатора Ямайки... мы требуем, чтобы она стала заложницей нашей безопасности.
        - Правильно! - заревели внизу корсары, а затем послышалось несколько выкриков, подтверждающих это одобрение.
        Капитан Блад внешне никак не изменился, но в сердце его закрался страх.
        - И вы представляете себе, - спросил он, - что мисс Бишоп станет та- кой заложницей?
        - Конечно, капитан, и очень хорошо, что она оказалась у нас на кораб- ле. Прикажи лечь в дрейф и просигналить им - пусть они пошлют шлюпку и удостоверятся, что мисс здесь. Потом скажи им, что если они попытаются нас задержать, то мы сперва повесим ее, а потом будем драться. Может быть, это охладит пыл полковника Бишопа.
        - А может быть, и нет, - послышался медлительный и насмешливый голос Волверстона. И неожиданный союзник, подойдя к Бладу, стал рядом с ним. - Кое-кто из этих желторотых ворон может поверить таким басням, - и он презрительно ткнул большим пальцем в толпу пиратов, которая стала сейчас гораздо многочисленней, - но тот, кто мучился на плантациях Бишопа, не может. Если тебе, Огл, вздумалось сыграть на чувствах этого мерзавцап- лантатора, то ты еще больший дурак во всем, кроме пушек, чем я мог поду- мать. Ведь ты-то знаешь Бишопа! Нет, мы не ляжем в дрейф, чтобы нас по- топили наверняка. Если бы наш корабль был нагружен только племянницами Бишопа, то и это никак не подействовало бы на него. Неужели ты забыл этого подлеца? Этот грязный рабовладелец ради родной матери не откажется от мести. Я только что говорил об этом лорду Уэйду. Он тоже вроде тебя считал, что мы в безопасности, поскольку у нас на корабле мисс Бишоп. И если бы ты не был болваном, Огл, мне не нужно было бы объяснять тебе это. Мы будем драться, друзья...
        - Как мы можем драться? - гневно заорал Огл, пытаясь рассеять впечат- ление, произведенное на пиратов убедительной речью Волверстона. - Может быть, ты прав, а может быть, и нет. Мы должны попытаться. Это наш единственный козырь...
        Его слова были заглушены одобрительными криками пиратов. Они требова- ли выдать им девушку. Но в это мгновение еще громче, чем раньше, раздал- ся пушечный выстрел с подветренной стороны, и далеко за правым бортом "Арабеллы" взметнулся высокий фонтан от падения ядра в воду.
        - Они уже в пределах досягаемости наших пушек! - воскликнул Огл и, наклонившись над поручнями, скомандовал: - Положить руля к ветру!
        Питт, стоявший рядом с рулевым, повернулся к возбужденному канониру:
        - С каких это пор ты стал командовать, Огл? Я получаю приказы только от капитана!
        - На этот раз ты выполнишь мой приказ, или же клянусь богом, что ты...
        - Стой! - крикнул Блад, схватив руку канонира. - У нас есть лучший выход.
        Он искоса взглянул на приближающиеся корабли и скользнул взглядом по мисс Бишоп и лорду Джулиану, которые стояли вместе в нескольких шагах от него. Арабелла, волнуясь за свою судьбу, была бледна и, полураскрыв рот, не спускала взора с капитана Блада.
        Блад лихорадочно размышлял, пытаясь представить себе, что случится, если он убьет Огла и вызовет этим бунт. Кое-кто, несомненно, станет на сторону капитана. Но так же несомненно, что большинство пиратов пойдут против него. Тогда они добьются своего, и при любом исходе событий Ара- белла погибнет. Даже если полковник Бишоп согласится с требованиями пи- ратов, ее все равно будут держать как заложницу и в конце концов распра- вятся с нею.
        Между тем Огл, поглядывая на английские корабли и теряя терпение, потребовал от капитана немедленного ответа:
        - Какой это лучший выход? У нас нет иного выхода, кроме предложенного мной. Мы испытаем наш единственный козырь.
        Капитан Блад не слушал Огла, а взвешивал все "за" и "против". Его лучший выход был тот, о котором он уже говорил Волверстону. Но был ли смысл говорить о нем сейчас, когда люди, настроенные Оглом, вряд ли мог- ли что-либо соображать! Он отчетливо понимал одно: если они и согласятся на его сдачу, то от своего намерения сделать Арабеллу заложницей все равно не откажутся. А добровольную сдачу самого Блада они просто ис- пользуют как дополнительный козырь в игре против губернатора Ямайки.
        - Из-за нее мы попали в эту западню! - продолжал бушевать Огл. - Из-за нее и из-за тебя! Ты рисковал нашими жизнями, чтобы доставить ее на Ямайку. Но мы не собираемся расставаться с жизнью...
        И тут Блад принял решение. Медлить было немыслимо! Люди уже отказыва- лись ему повиноваться. Вот-вот они стащат девушку в трюм... Решение, принятое им, мало его устраивало, более того - оно было очень неприятным для него выходом, но он все же не мог не использовать его.
        - Стойте! - закричал снова он. - У меня есть иной выход. - Он перег- нулся через поручни и приказал Питту: - Положить руля к ветру! Лечь в дрейф и просигналить, чтобы выслали шлюпку.
        На корабле мгновенно воцарилось молчание, таившее в себе изумление и подозрение: никто не мог понять причину такой внезапной уступчивости ка- питана. Но Питт, хотя и разделявший чувства большинства, повиновался. Прозвучала поданная им команда, и после короткой паузы человек двадцать пиратов бросились выполнять приказ: заскрипели блоки, захлопали, повора- чиваясь против ветра, паруса. Капитан Блад взглянул на лорда Джулиана и кивком головы подозвал его к себе. Его светлость подошел, удивленный и недоверчивый. Недоверие его разделяла и мисс Бишоп, которая, так же как и Уэйд и все остальные на корабле (хотя совсем по другим причинам), была ошеломлена внезапной уступкой Блада.
        Подойдя к поручням вместе с лордом Джулианом, капитан Блад кратко и отчетливо сообщил команде о цели приезда лорда Джулиана в Карибское море и рассказал о предложении, которое ему вчера сделал Уэйд.
        - Я отверг это предложение, как его светлость может вам подтвердить, считая его оскорбительным для себя. Те из вас, кто пострадал по милости короля Якова, поймут меня. Но сейчас, в нашем отчаянном положении... - он бросил взгляд на корабли, почти уже догнавшие "Арабеллу", и к ним же обратились взоры всех пиратов, - я готов следовать путем Моргана - пойти на королевскую службу и этим прикрыть вас всех.
        На мгновение все оцепенели, как от удара грома, а затем поднялось настоящее столпотворение - крики радости, вопли отчаяния, смех, угрозы смешались в единый нестройный шум. Большая часть пиратов все же обрадо- валась такому выходу, и радость эта была понятна: люди, которые готови- лись умирать, внезапно получили возможность остаться в живых. Но многие из них колебались принять окончательное решение, пока капитан Блад не даст удовлетворительных ответов на несколько вопросов, главный из кото- рых был задан Оглом:
        - Посчитается ли Бишоп с королевским патентом, когда ты его получишь?
        На это ответил лорд Джулиан:
        - Бишопу не поздоровится, если он попытается пренебречь властью коро- ля. Даже если он посмеет сделать такую попытку, офицеры эскадры никогда его не поддержат.
        - Да, - сказал Огл, - это правда.
        Однако несколько корсаров категорически возражали против такого выхо- да. Одним из них был старый волк Волверстон.
        - Я скорее соглашусь сгореть в аду, чем пойду на службу к королю! - в бешенстве заорал он.
        Но Блад успокоил и его и тех, кто думал так же, как и он:
        - Кто из вас не желает идти на королевскую службу, вовсе не обязан следовать за мной. Я иду только с теми, кто этого хочет. Не думайте, что я охотно на это соглашаюсь, но у нас нет иной возможности спастись от гибели. Никто не тронет тех, кто не пожелает идти за мной, и они оста- нутся на свободе. Таковы условия, на которых я продаю себя королю. Пусть лорд Джулиан, представитель министра иностранных дел, скажет, согласен ли он с этими условиями.
        Уэйд согласился немедленно, и дело на этом, собственно, закончилось. Лорд Джулиан поспешно бросился в свою каюту за патентом, весьма обрадо- ванный таким поворотом событий, давшим ему возможность так хорошо выпол- нить поручение своего правительства.
        Тем временем боцман просигналил на ямайские корабли, вызывая лодку. Пираты на шкафуте столпились вдоль бортов, с чувством недоверия и страха разглядывая огромные, величественные галионы, подходившие к "Арабелле".
        Как только Огл покинул квартердек, Блад повернулся к Арабелле Бишоп. Она все время следила за ним сияющими глазами, но сейчас выражение ее лица изменилось, потому что капитан был мрачен, как туча. Арабелла поня- ла, что его, несомненно, гнетет принятое им решение, и с замеша- тельством, совершенно необычным для нее, легко прикоснулась к руке Бла- да.
        - Вы поступили мудро, сэр, - похвалила она его, - даже если это идет вразрез с вашими желаниями.
        Он хмуро взглянул на Арабеллу, из-за которой пошел на эту жертву.
        - Я обязан этим вам, или думаю, что обязан, - тихо ответил Блад.
        Арабелла не поняла его.
        - Ваше решение избавило меня от кошмарной опасности, - призналась она и содрогнулась при одном лишь воспоминании. - Но я не понимаю, почему вы вначале отклонили предложение лорда Уэйда. Ведь это почетная служба.
        - Служба королю Якову? - насмешливо спросил он.
        - Англии, - укоризненно поправила она его. - Страна - это все, сэр, а суверен [67] - ничто. Король Яков уйдет, придут и уйдут другие, но Анг- лия останется, чтобы ей честно служили ее сыны, не считаясь со своим оз- лоблением против людей, временно стоявших у власти.
        Он несколько удивился, а затем чуть улыбнулся.
        - Умная защита, - одобрил он. - Вы должны были бы сказать это коман- де. - А затем, с добродушной насмешкой в голосе, заметил: - Не кажется ли вам сейчас, что такая почетная служба могла бы восстановить любое имя человека, который был вором и пиратом?
        Арабелла быстро опустила глаза, и голос ее слегка дрожал, когда она ответила:
        - Если он... хочет знать, то, может быть... нет, даже наверно... о нем было вынесено слишком суровое суждение...
        Синие глаза Блада сверкнули, а твердо стиснутые губы смягчились.
        - Ну... если вы думаете так, - сказал он, вглядываясь в нее с ка- кой-то странной жаждой во взоре, - то в конце концов даже служба королю Якову может показаться терпимой.
        Взглянув на море, Блад заметил шлюпку, отвалившую от одного из больших кораблей, которые, мягко покачиваясь на волнах, лежали в дрейфе не более чем в трехстах ярдах от них. Он тут же взял себя в руки, чувствуя новые силы и бодрость, как бывает у выздоравливающего после длительной и тяжелой болезни.
        - Если вы спуститесь вниз, возьмете служанку и свои вещи, то мы сразу же отправим вас на один из кораблей эскадры, - сказал он, указывая на шлюпку.
        Когда Арабелла ушла, Блад, подозвав Волверстона и опершись на борт, стал вместе с ним наблюдать за приближением шлюпки, в которой сидели двенадцать гребцов под командованием человека в красном. Капитан навел подзорную трубу на эту фигуру.
        - Это не Бишоп, - полувопросительно, полуутвердительно заметил Вол- верстон.
        - Нет, - ответил Блад, складывая подзорную трубу. - Не знаю, кто это может быть.
        - Ага! - с иронической злостью воскликнул Волверстон. - Полковник, видать, совсем не жаждет появиться здесь самолично. Он уже побывал раньше на этой посудине, и мы тогда заставили его поплавать. Помня об этом, он посылает своего заместителя.
        Этим заместителем оказался Кэлверлей - энергичный, самонадеянный офи- цер, не очень давно прибывший из Англии. Было совершенно очевидно, что полковник Бишоп тщательно проинструктировал его, как следует обращаться с пиратами.
        Выражение лица Кэлверлея, когда он ступил на шкафут "Арабеллы", было надменным, суровым и презрительным.
        Блад с королевским патентом в кармане стоял рядом с лордом Джулианом. Капитан Кэлверлей был слегка удивлен, увидев перед собой двух людей, так резко отличавшихся от того, что он ожидал встретить. Однако его надмен- ность от этого не уменьшилась, и он удостоил лишь мимолетным взглядом свирепую орду полуобнаженных людей, стоявших полукругом за Бладом и Уэй- дом.
        - Добрый день, сэр, - любезно поздоровался с ним Блад. - Имею честь приветствовать вас на борту "Арабеллы". Мое имя Блад, капитан Блад. Воз- можно, вы слыхали обо мне.
        Капитан Кэлверлей угрюмо взглянул на Блада. Знаменитый корсар своей внешностью отнюдь не походил на отчаявшегося человека, вынужденного к позорной капитуляции. Неприятная, кислая улыбка скривила надменно сжатые губы офицера.
        - У тебя будет возможность поважничать на виселице! - презрительно буркнул он. - А сейчас мне нужна твоя капитуляция, но не твоя наглость.
        Капитан Блад, делая вид, что он очень удивлен и огорчен, обратился к лорду Джулиану:
        - Вы слышите? Вы когда-либо слышали что-либо подобное? Вы понимаете, милорд, как заблуждается этот молодой человек. Может быть, мы предотвра- тим опасность поломки костей кое-кому, если ваша светлость объяснит, кто я такой и каково мое положение?
        Лорд Джулиан, выступив вперед, небрежно и даже презрительно кивнул этому еще совсем недавно надменному, а сейчас ошарашенному офицеру. Питт, который с квартердека наблюдал за этой сценой, рассказывает в сво- их записках, что его светлость был мрачен, как поп при свершении казни через повешение. Однако я склонен подозревать, что эта мрачность была лишь маской, которой забавлялся лорд Джулиан.
        - Имею честь сообщить вам, сэр, - надменно заявил он, - что капитан Блад является офицером королевского флота, о чем свидетельствует патент с печатью лорда Сэндерленда, министра иностранных дел его величества ко- роля Англии.
        Капитан Кэлверлей выпучил глаза. Лицо его побагровело. В толпе корса- ров послышались хохот, заковыристая брань и радостные восклицания, кото- рыми они выражали свое удовольствие от этой комедии. Кэлверлей молча глядел на Уэйда, пытаясь понять, откуда у этого проходимца такой доро- гой, элегантный костюм, такой спокойный, уверенный вид и столь холодная, чеканная речь. Должно быть, этот прохвост некогда вращался в изысканном обществе?
        - Кто ты такой, черт тебя побери? - вспылил наконец Кэлверлей.
        Голос его светлости стал более холодным и отчужденным:
        - Вы дурно воспитаны, сэр, как я замечаю. Моя фамилия Уэйд, лорд Джу- лиан Уэйд. Я - посол его величества в этих варварских краях и близкий родственник лорда Сэндерленда. Полковник Бишоп должен был знать о моем прибытии.
        Внезапная перемена в манерах Кэлверлея при имени лорда Джулиана пока- зала, что сообщение о нем уже дошло до Ямайки и Бишопу было об этом из- вестно.
        - Я... полагаю... полковник был уведомлен, - ответил Кэлверлей, ко- леблясь между сомнением и подозрением. - То есть ему было сообщено о приезде лорда Джулиана Уэйда. Но... но... на этом корабле?.. - Он вино- вато развел руками и, окончательно смешавшись, умолк.
        - Я плыл на "Ройял Мэри"...
        - Нам так и было сообщено.
        - Но "Ройял Мэри" была потоплена испанским капером, и я никогда не добрался бы сюда, если бы не храбрость капитана Блада, который меня спас.
        В хаос, царивший в мозгу Кэлверлея, проник луч света.
        - Я вижу, я понимаю...
        - Весьма сомневаюсь в этом. - Его светлость продолжал оставаться та- ким же суровым. - Но это придет со временем... Капитан Блад, предъявите ему ваш патент. Это, вероятно, рассеет все его сомнения, и мы сможем следовать дальше. Я был бы рад поскорее добраться до Порт-Ройяла.
        Капитан Блад сунул пергамент прямо в вытаращенные глаза Кэлверлея. Офицер внимательно ознакомился с документом, особенно присматриваясь к печатям и подписям, а затем, обескураженный, отошел и растерянно покло- нился.
        - Я должен вернуться к полковнику Бишопу за распоряжениями, - смущен- но пробормотал он.
        В эту минуту толпа пиратов расступилась, и в образовавшемся проходе показалась мисс Бишоп в сопровождении своей служанки-мулатки. Искоса по- глядев через плечо, капитан Блад заметил ее приближение.
        - Быть может, вы проводите к полковнику его племянницу? - сказал Блад Кэлверлею. - Мисс Бишоп также была вместе с его светлостью на "Рояйл Мэ- ри". Она сможет ознакомить дядю со всеми деталями гибели этого корабля и с настоящим положением дел.
        Не успев прийти в себя от изумления, капитан Кэлверлей мог ответить на этот новый сюрприз только поклоном.
        - Что же касается меня, - растягивая слова, сказал лорд Джулиан, - то я останусь на борту "Арабеллы" до прибытия в Порт-Ройял. Передайте пол- ковнику Бишопу привет и скажите ему, что в ближайшем будущем я надеюсь с ним познакомиться.


        Глава XXII
        ССОРА

        "Арабелла" стояла в огромной гавани Порт-Ройяла, достаточно вмести- тельной, чтобы дать пристанище кораблям всех военных флотов мира. По су- ществу, корабль был в плену, так как примерно в четверти мили от правого борта вздымалась тяжелая громада круглой башни форта, а не более чем в двух кабельтовых за кормой и с левого борта "Арабеллу" стерегли шесть военных судов ямайской эскадры, стоявших на якоре.
        Прямо перед "Арабеллой", на противоположном берегу гавани, белели плоские фасады зданий довольно большого города, спускавшегося почти к самой воде. За этими зданиями подобно террасам поднимались красные кры- ши, обозначая отлогий склон берега, на котором был расположен город. На фоне далеких зеленых холмов, под небом, напоминавшим купол из полирован- ной стали, местами возвышались среди крыш остроконечные башенки и шпили.
        Лежа на плетеной кушетке, прикрытой для защиты от жгучего солнца са- модельным тентом из бурой парусины, на квартердеке скучал Питер Блад. В руках его была истрепанная книга - "Оды" Горация в переплете из телячьей кожи.
        С нижней палубы доносилось шарканье швабр и журчание воды в шпигатах
[68].
        Было еще очень рано, и моряки под командой боцмана Хэйтона работали на шкафуте и баке, а один из моряков хриплым голосом напевал корсарскую песенку:
        В борт ударились бортом,
        Перебили всех потом,
        И отправили притом на дно морское!
        Дружнее, хо! Смелей, йо-хо!
        Кто теперь на чертов Мэйн пойдет со мною?
        Блад вздохнул, и по его энергичному загорелому лицу пробежало что-то вроде улыбки, а затем, забыв обо всем окружающем, он погрузился в раз- мышления.
        Последние две недели со дня получения им офицерского патента дела его шли отвратительно. Сразу же после прибытия на Ямайку начались неприят- ности с Бишопом. Едва лишь Блад и лорд Джулиан сошли на берег, как их встретил человек, даже не пытавшийся скрыть величайшей своей досады по поводу такого нежданного поворота событий и своей решимости изменить по- ложение. Вместе с группой офицеров Бишоп ждал их на молу.
        - Насколько я догадываюсь, вы лорд Джулиан Уэйд? - грубо спросил он, бросив злобный взгляд на капитана Блада.
        Лорд Джулиан поклонился.
        - Как мне кажется, я имею честь разговаривать с губернатором Ямайки полковником Бишопом? - спросил лорд с изысканной вежливостью, и его сло- ва прозвучали так, как если бы его светлость давал полковнику Бишопу урок хорошего тона.
        Сообразив это, полковник, хотя и с опозданием, сняв свою широкополую шляпу, отвесил церемонный поклон, а затем сразу же приступил к делу:
        - Мне сказали, что вы выдали этому человеку королевский офицерский патент. - В его голосе чувствовалось раздраженное ожесточение. - Ваши мотивы были, несомненно, благородны... вы были признательны за освобож- дение из рук испанцев. Но патент должен быть немедленно аннулирован. Это недопустимая оплошность, милорд.
        - Я вас не понимаю, - холодно заметил лорд Джулиан.
        - Конечно, не понимаете, иначе вы никогда бы так не поступили. Этот человек обманул вас. Вначале он был бунтовщиком, потом стал беглым ра- бом, а сейчас это кровожадный пират. Весь прошлый год я за ним охотился.
        - Мне все это хорошо известно, сэр. Я не так легко раздаю королевские патенты.
        - Да? А как же тогда назвать то, что вы сделали? Но ничего, я как гу- бернатор Ямайки, назначенный его величеством королем Англии, исправлю вашу ошибку по-своему.
        - Каким же образом?
        - Этого мерзавца ждет виселица в Порт-Ройяле.
        Блад хотел вмешаться, но лорд Джулиан предупредил его:
        - Я вижу, сударь, что вы не можете понять сути дела. Если патент вы- дан по ошибке, то эта ошибка не моя. Я действую в соответствии с инструкциями лорда Сэндерленда. Его светлость, хорошо зная обо всех этих фактах, поручил мне передать патент капитану Бладу, если капитан Блад согласится его принять.
        От испуга полковник Бишоп разинул рот:
        - Лорд Сэндерленд дал такое указание?
        - Да.
        Не дождавшись ответа губернатора, который окончательно потерял дар речи, лорд Джулиан спросил:
        - Осмелитесь ли вы сейчас настаивать на том, что я ошибся? Берете ли вы на себя ответственность исправить мою ошибку?
        - Я... я... не думал...
        - Это я понимаю, сэр. Разрешите представить вам капитана Блада.
        Волей-неволей полковник Бишоп вынужден был сделать самое любезное вы- ражение лица, на какое только был способен. Однако все понимали, что под этой маской он скрывал лютую ярость.
        А вслед за таким сомнительным началом положение дел не только не улучшилось, но, пожалуй, ухудшилось.
        Лежа на кушетке, Блад думал еще и о другом. Он уже две недели нахо- дился в Порт-Ройяле, так как его корабль фактически вошел в состав ямайской эскадры. Когда весть об этом дойдет до острова Тортуга и корса- ров, ожидающих его возвращения, имя капитана Блада, до сих пор пользо- вавшееся таким уважением "берегового братства", теперь будет упоминаться с омерзением. Недавние друзья будут рассматривать его поступок как пре- дательство, как переход на сторону врага. Пройдет еще немного времени, и может случиться, что он поплатится за это своей жизнью. Ради чего ему нужно было ставить себя в такое положение? Ради девушки, которая все время упорно не замечает его? Он считал, что Арабелла по-прежнему питает к нему отвращение. За эти две недели она едва удостаивала его взглядом. А ведь именно для этого он ежедневно торчал в резиденции ее дяди, не об- ращая внимания на нескрываемую враждебность полковника. Но и это еще бы- ло не самое худшее. Он видел, что все свое время и внимание Арабелла уделяет только лорду Джулиану - молодому и элегантному вельможе из числа бездельников Сент-Джеймского двора. Какие же
надежды имелись у него, отъявленного авантюриста, изгнанного из общества, против такого соперни- ка, который вдобавок ко всему был еще и несомненно способным человеком?
        Нетрудно вообразить себе, какой горечью наполнилась его душа. Капитан Блад сравнивал себя с той собакой из басни, что выпустила из пасти кость, погнавшись за ее отражением.
        Он попытался найти утешение в двух строках на странице открытой им книги:
        Люби не то, что хочется любить,
        А то, что можешь, то, чем обладаешь...
        Но и любимый Гораций не мог утешить капитана Блада.
        Его мрачные раздумья прервал приход шлюпки, которая, незаметно подой- дя с берега, ударилась о высокий красный корпус "Арабеллы"; потом послы- шался чей-то хриплый голос, судовой колокол отчетливо и резко пробил две склянки, и вслед за ними раздался длинный, пронзительный свисток боцма- на.
        Эти звуки окончательно привели в себя капитана Блада, и он поднялся с кушетки. Его красивый красный мундир, расшитый золотом, свидетельствовал о новом звании капитана. Сунув в карман книгу, он подошел к резным пери- лам квартердека и увидел Питта, поднимавшегося по трапу.
        - Записка от губернатора, - сказал шкипер, протягивая ему сложенный лист бумаги.
        Капитан сломал печать и пробежал глазами записку. Питт, в просторной рубахе и бриджах, облокотясь на перила, наблюдал за ним, и его честное, открытое лицо выражало явную озабоченность и тревогу.
        Блад, взглянув на Питта, засмеялся, но сразу же умолк, скривив губы.
        - Весьма повелительный вызов, - сказал он, передавая своему другу за- писку.
        Молодой шкипер прочел ее, а затем задумчиво погладил свою золотистую бородку.
        - Ты, конечно, не поедешь?! - сказал он полувопросительно, полуутвер- дительно.
        - А почему бы и нет? Разве я не бываю ежедневно в форту?..
        - Но он хочет вести разговор о нашем старом волке. Эта история дает ему повод для недовольства. Ты ведь знаешь, Питер, что только лорд Джу- лиан мешает Бишопу расправиться с тобой. Если сейчас он сможет доказать, что...
        - Ну, а если даже он сможет? - беззаботно прервал его Блад. - Разве на берегу я буду в большей опасности, чем здесь, когда у нас осталось не более пятидесяти равнодушных мерзавцев, которые так же будут служить ко- ролю, как и мне? Клянусь богом, дорогой Джереми, "Арабелла" здесь в пле- ну, под охраной форта и вот этой эскадры. Не забывай этого.
        Питт сжал кулаки и, не скрывая недовольства, спросил:
        - Но почему же в таком случае ты разрешил уйти Волверстону и другим? Ведь можно же было предвидеть...
        - Перестань, Джереми! - перебил его Блад. - Ну, скажи по совести, как я мог удержать их? Ведь мы так договорились. Да и чем они помогли бы мне, если бы даже остались с нами?
        Питт ничего не ответил, и капитан Блад, опустив руку на плечо друга, сказал:
        - Вижу, что сам понимаешь. Я возьму шляпу, трость и шпагу и отправ- люсь на берег. Прикажи готовить шлюпку.
        - Ты отдаешь себя в лапы Бишопа! - предупредил его Питт.
        - Ну, это мы еще посмотрим. Может быть, меня не так-то легко взять, как ему кажется. Я еще могу кусаться! - И, засмеявшись, Блад ушел в свою каюту.
        На этот смех Джереми Питт ответил ругательством. Несколько минут он стоял в нерешительности, а затем нехотя спустился по трапу, чтобы отдать распоряжение гребцам.
        - Если с тобой что-нибудь случится, Питер, - сказал он, когда Блад спускался с борта корабля, - то пусть Бишоп пеняет на себя. Эти пятьде- сят парней сейчас, может быть, и равнодушны, но если нас обманут, то от их равнодушия и следа не останется.
        - Ну что со мной может случиться, Джереми? Не волнуйся! Обещаю тебе, что буду обратно к обеду.
        Блад спустился в ожидавшую его шлюпку, хорошо понимая, что, отправля- ясь сегодня на берег, подвергает себя очень большому риску. Может быть, поэтому, ступив на узкий мол у невысокой стены форта, из амбразур кото- рого торчали черные жерла пушек, он приказал гребцам ждать его здесь. Ведь могло случиться, что ему придется немедля возвращаться на корабль.
        Он не спеша обогнул зубчатую стену и через большие ворота вошел во внутренний двор. Здесь бездельничало с полдюжины солдат, а в тени стены медленно прогуливался комендант форта майор Мэллэрд. Заметив капитана Блада, он остановился и отдал ему честь, как полагалось по уставу, но улыбка, ощетинившая его жесткие усы, была мрачнонасмешливой. Однако вни- мание Питера Блада было поглощено совсем другим.
        Справа от него простирался большой сад, в глубине которого находился белый дом губернатора. На главной аллее сада, обрамленной пальмами и сандаловыми деревьями, он увидел Арабеллу Бишоп. Быстрыми шагами Блад пересек внутренний двор и догнал ее.
        - Доброе утро, сударыня! - поздоровался он, снимая шляпу, и тут же протестующе добавил: - Честное слово, безжалостно заставлять меня гнаться за вами в такую жару!
        - Зачем же вы тогда гнались? - холодно спросила она и торопливо доба- вила: - Я спешу, и, надеюсь, вы извините меня, что я не могу задер- жаться.
        - Вы совсем не спешили до моего появления, - шутливо запротестовал он, и, хотя его губы улыбались, в глазах его появилось какое-то стран- ное, жесткое выражение.
        - Но если вы заметили это, сэр, то меня удивляет ваша настойчивость.
        Их шпаги скрестились. И не в привычках Блада было уклоняться от схватки.
        - Честное слово, вы могли бы как-то объясниться, - заметил он. - Ведь только ради вас я нацепил этот королевский мундир, и вам должно быть неприятно, что его носит вор и пират.
        Она пожала плечами и отвернулась, чувствуя одновременно и обиду и раскаяние. Однако, опасаясь выдать свое раскаяние, она решила прикрыться обидой и заметила:
        - Я делаю все от меня зависящее.
        - Чтобы время от времени заниматься благотворительностью. - И он по- пытался улыбнуться. - Слава богу, признателен вам и за это. Я, может быть, беру на себя слишком много, но не могу забыть, что, когда я был только рабом на плантациях вашего дяди, вы относились ко мне с большей добротой.
        - Тогда вы имели основание на нее рассчитывать. В то время вы были просто несчастным человеком.
        - Ну, а кем же вы можете назвать меня сейчас?
        - Едва ли несчастным. Ваше счастье на морях стало пословицей. Были слухи и еще кое о чем: о вашем счастье и ваших успехах в других делах.
        Она сказала это, вспомнив о мадемуазель д'Ожерон, и, если бы могла, тут же взяла бы свои слова обратно. Но Питер Блад и не придал им значе- ния, совсем не поняв ее намека.
        - Да? Все это ложь, черт побери, и я могу это доказать вам.
        - Я даже не понимаю, к чему вам утруждать себя доказательствами, - заметила она, чтобы выбить оружие у него из рук.
        - Для того, чтобы вы думали обо мне лучше.
        - То, что я думаю, сэр, должно очень мало вас трогать.
        Это был обезоруживающий удар, и он, отказавшись от боя, принялся ее уговаривать:
        - Как вы можете говорить так, видя на мне мундир королевской службы, которую я ненавижу? Разве не вы сказали мне, что я могу искупить свою вину? Мне хочется только восстановить свое доброе имя в ваших глазах. Ведь в прошлом я не сделал ничего такого, чего мне следовало бы сты- диться.
        Она не выдержала его пристального взгляда и опустила глаза.
        - Я... я не понимаю, почему вы так говорите со мной, - сказала она уже не с той уверенностью, как раньше.
        - Ах так! Теперь вы не понимаете! - воскликнул он. - Тогда я скажу вам.
        - О нет, не нужно! - В ее голосе прозвучала подлинная тревога. - Я сознаю все, что вы сделали, и понимаю, что вы хоть немного, но беспокои- лись за меня. Верьте мне, я очень признательна. Я всегда буду призна- тельна вам...
        - Но если вы будете всегда думать обо мне, как о воре и пирате, то, честное слово, оставьте вашу признательность при себе. Мне она ни к че- му.
        На щеках Арабеллы вспыхнул яркий румянец, и Блад заметил, как ее грудь под белым шелком стала чаще вздыматься. Если даже ее и возмутили слова Блада и тон, каким они были произнесены, она все же подавила в се- бе возмущение, поняв, что сама была причиной его гнева. Арабелла честно попыталась исправить свою оплошность.
        - Вы ошибаетесь, - начала она. - Это не так.
        Но им не суждено было понять друг друга. Ревность - дурной спутник благоразумия, а она шла рядом с каждым из них.
        - Но в таком случае что же так... или, вернее, кто? - спросил он и тут же добавил: - Лорд Джулиан?
        Она взглянула на него с возмущением.
        - О, будьте откровенны со мной! - безжалостно настаивал он. - Сделай- те мне милость, скажите прямо.
        Несколько минут Арабелла стояла молча. Она прерывисто дышала, и румя- нец на ее щеках то появлялся, то исчезал.
        - Вы... вы совершенно невыносимы, - сказала она, отводя глаза. - Раз- решите мне пройти.
        Он отступил и своей широкополой шляпой, которую все еще держал в ру- ке, сделал жест в сторону дома.
        - Я больше не задерживаю вас, сударыня. В конце концов, я могу еще исправить свой отвратительный поступок. Потом вы припомните, что меня вынудила это сделать ваша жестокость.
        Она тут же остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Теперь она уже защищалась, и голос ее дрожал от негодования.
        - Вы говорите со мной таким тоном! Вы осмеливаетесь разговаривать со мной подобным образом! - воскликнула она, поражая его своей страст- ностью. - Вы имеете дерзость укорять меня за то, что я не хочу касаться ваших рук, когда мне известно, что они обагрены кровью, когда я знаю вас не только как убийцу...
        Он глядел на нее, приоткрыв рот от удивления.
        - Убийца? Я? - выговорил он наконец.
        - Назвать вам ваши жертвы? Да? Разве не вы убили Левасера?
        - Левасер? - Он даже чуть-чуть улыбнулся. - Значит, вам и это сказа- ли?!
        - А вы отрицаете это?
        - К чему? Вы правы - я убил его. Но я могу припомнить еще одно убийство другого человека при аналогичных обстоятельствах. Это произошло в Бриджтауне в ночь, когда на город напали испанцы. Мэри Трэйл может рассказать вам все подробности. Она была при этом.
        Он яростно нахлобучил шляпу и сердито ушел, до того как она успела что-либо ответить ему или хотя бы уразуметь смысл всего, что он ей ска- зал.


        Глава XXIII
        ЗАЛОЖНИКИ

        Стоя у колонны портика губернаторского дома, Питер Блад с болью и гневом в душе смотрел на огромный рейд Порт-Ройяла, на зеленые холмы и цепь Голубых гор, смутно видимые в дымке струившегося от зноя воздуха.
        Раздумье Блада было прервано возвращением негра, который ходил доло- жить губернатору о приходе капитана. Следуя за слугой, он прошел на ши- рокую веранду, в тени которой полковник Бишоп с лордом Джулианом Уэйдом спасались от удушливой жары.
        - А, пришли! - приветствовал его губернатор, сопровождая свое при- ветствие мычанием, не предвещавшим ничего доброго.
        Бишоп не потрудился подняться с места даже после того, как это сделал более воспитанный лорд Джулиан. Нахмурив брови, бывший барбадосский плантатор рассматривал своего бывшего раба. Блад стоял, держа в руке шляпу и слегка опираясь на длинную, украшенную лентами трость. Внешне он был спокоен, и ничто не выдавало его гнева, вызванного таким высокомер- ным приемом.
        Помолчав немного, полковник сурово и вместе с тем самодовольно зая- вил:
        - Я послал за вами, капитан Блад, потому что мне сообщили, что вчера с рейда ушел фрегат с вашим сообщником Волверстоном и сотней пиратов из полутораста человек, находившихся до этого под вашим командованием. Мы с его светлостью хотели знать, на каком основании вы разрешили им уйти.
        - Разрешил? - переспросил Блад. - Я просто приказал им уйти.
        Полковник на мгновение остолбенел от такого ответа.
        - Приказали? - наконец сказал он с изумлением, в то время как лорд Джулиан недоумевающе поднял брови. - Черт побери! Может быть, вы объяс- нитесь точнее? Куда вы послали Волверстона?
        - На Тортугу. Я поручил ему сообщить от моего имени командирам четы- рех других кораблей моей эскадры то, что здесь произошло и почему им не следует больше меня ждать.
        Блад заметил, как полковник от бешенства побагровел. Глаза его нали- лись кровью, и казалось, что от гнева он готов лопнуть. Плантатор резко повернулся к лорду Джулиану:
        - Вы слышали, милорд? Он отпустил Волверстона, самого опасного после него человека из этой пиратской шайки. Я надеюсь, что ваша светлость те- перь понимает, как безрассудно было выдать королевский офицерский патент такому человеку. Ведь это же... бунт... измена! Клянусь богом, этим де- лом должен заняться военно-полевой суд!
        - Может быть, вы прекратите вздорную болтовню о бунте, измене и воен- но-полевом суде? - Блад надел шляпу и, не ожидая приглашения, сел. - Я послал Волверстона сообщить Хагторпу, Кристиану, Ибервилю и другим моим людям, что у них есть месяц на размышление, в течение которого они долж- ны последовать моему примеру, прекратить пиратство и вернуться к мирным занятиям - охоте или заготовке леса, или же убраться из Карибского моря. Вот какое я дал поручение!
        - Ну, а люди? - задал вопрос его светлость своим ровным голосом, не повышая тона. - Ведь Волверстон захватил с собой еще сто человек.
        - Это те люди из моей команды, которым не по душе служба у короля Якова. Нашим соглашением, милорд, предусматривалось, что никто из них не будет подвергаться какому-либо принуждению.
        - Я не помню этого, - с искренним убеждением сказал Уэйд.
        Блад удивленно посмотрел на него и пожал плечами:
        - Не хочу обвинять вас в забывчивости, милорд: так именно было, и я не лгу. Во всяком случае, нельзя даже и предполагать, чтобы я согласился на чтолибо другое.
        Губернатор уже не мог больше одерживаться:
        - Значит, вы предупреждаете этих проклятых мерзавцев на Тортуге, что- бы они имели возможность спастись! Вот что вы сделали! Вот как вы ис- пользуете офицерский патент, благодаря которому сами спаслись от висели- цы!
        Питер Блад невозмутимо взглянул на него.
        - Хочу напомнить вам, - тихо сказал он, - что целью миссии лорда Уэй- да, не принимая во внимание ваши собственные аппетиты, которые, как всем известно, являются аппетитами палача, - это освобождение Карибского моря от корсаров. Я принял сейчас самые эффективные меры для выполнения этой задачи. Известие о моем переходе на королевскую службу само по себе бу- дет способствовать роспуску эскадры, которой я командовал до недавнего времени.
        - Понимаю! - насмешливо проговорил губернатор. - Ну, а если этого не будет?
        - У нас есть время обдумать, какие шаги можно будет предпринять.
        Лорд Джулиан предупредил новую вспышку гнева полковника Бишопа.
        - Возможно, - сказал он, - что лорд Сэндерленд будет доволен, если исход дела окажется таким, как вы обещаете.
        Это были примирительные слова. Лорд Джулиан стремился не отступать от своих инструкций из расположения к Бладу. Поэтому сейчас он дружески протягивал ему руку, чтобы помочь преодолеть новое, весьма серьезное затруднение, которое создал сам капитан, дав в руки Бишопу оружие против себя. К сожалению, молодой вельможа был тем самым человеком, от которого Блад не хотел никакой помощи, потому что смотрел на него глазами, ослеп- ленными ревностью.
        - Во всяком случае, - ответил Блад не только вызывающе, но и с нас- мешкой, - это максимум того, на что вы можете рассчитывать и что лорд Сэндерленд может от меня получить.
        Лорд Джулиан нахмурился и несколько раз приложил к губам носовой пла- ток.
        - Мне все это как-то не нравится, - сказал он уныло. - Более того, поразмыслив, я могу сказать, что мне это совсем не нравится.
        - Сожалею, что это так, - дерзко улыбнулся Блад, - но я вовсе не на- мерен смягчать свои слова.
        Его светлость слегка приподнял брови над чуть расширившимися бесцвет- ными глазами.
        - О! - покачал он головой. - Вы удивительно невежливы. Я разочаровал- ся в вас, сэр. Мне казалось, что вы могли бы еще стать джентльменом.
        - И это не единственная ошибка вашей светлости, - вмешался Бишоп. - Вы сделали еще более грубую ошибку, выдав ему офицерский патент и бук- вально сняв его с виселицы, которую я приготовил для него в Порт-Ройяле.
        - Да, но самая грубая ошибка во всей этой истории с патентом, - ска- зал Блад, обращаясь к лорду Джулиану, - была допущена при назначении этого разжиревшего рабовладельца на пост губернатора Ямайки, в то время как его следовало бы назначить ее палачом. Эта должность ему больше по- дошла бы.
        - Капитан Блад! - с упреком воскликнул лорд Джулиан. - Клянусь честью, вы заходите слишком далеко. Вы...
        Но тут Бишоп прервал его. С трудом поднявшись и дав волю своей ярос- ти, он разразился потоком непристойных ругательств. Капитан Блад, также встав с места, спокойно наблюдал за полковником. Когда Бишоп наконец умолк, Блад невозмутимо обратился к лорду Джулиану, будто ничего не про- изошло.
        - Ваша светлость, вы, кажется, хотели что-то сказать? - спросил он с вызывающей вкрадчивостью.
        Но к лорду Уэйду уже возвратилась его обычная выдержка и прежняя склонность занимать примирительную позицию. Он засмеялся и пожал плеча- ми.
        - Честное слово, мы слишком горячимся, - сказал он. - Одному богу из- вестно, как этому способствует ваш проклятый климат. Возможно, что вы, полковник Бишоп, слишком непреклонны, а вы, сэр, слишком вспыльчивы. Я уже заявил от имени лорда Сэндерленда, что намерен ждать результатов ва- шего эксперимента.
        Но Бишоп, рассвирепев, дошел уже до такого состояния, что удержать его было невозможно.
        - Ах так! - проревел он. - Ну, а я не согласен. Это вопрос, в кото- ром, с вашего позволения, я могу разобраться лучше вас. В любом случае я беру на себя смелость действовать на свою собственную ответственность.
        Лорд Джулиан устало улыбнулся, пожал плечами и беспомощно махнул ру- кой. Губернатор продолжал бушевать:
        - Поскольку лорд Джулиан выдал вам патент, то я не имею права разде- латься с вами так, как вы этого заслуживаете. Но вы предстанете перед военнополевым судом за ваши действия в отношении Волверстона и будете нести ответственность за последствия.
        - Все ясно, - сказал Блад. - Теперь мы добрались до сути дела. Вы как губернатор будете председательствовать на этом суде. Вас, должно быть, очень радует возможность повесить меня и свести старые счеты. - Он зас- меялся и добавил: - Praemonitus praemunitus.
        - Что это значит? - резко спросил лорд Джулиан.
        - Я полагал, что ваша светлость человек образованный, а вы даже по-латыни не знаете.
        Как видите, он усиленно старался вести себя вызывающе.
        - Я не спрашиваю у вас, сэр, точного значения этих слов, - с ледяным достоинством произнес лорд Джулиан. - Я хочу знать, что вы желаете этим сказать.
        - Можете сами догадаться, - сказал Блад. - Желаю вам всего доброго! - Он сделал широкий жест своей шляпой с перьями и галантно раскланялся.
        - Прежде чем вы уйдете, - сказал Бишоп, - хочу добавить, что капитан порта и комендант форта получили все необходимые распоряжения. Вы не уй- дете из порта, висельник! Будь я проклят, если я не обеспечу вам вечную стоянку здесь, на пирсе для казней!
        Питер Блад насторожился и взглянул на обрюзгшее лицо своего врага. Переложив длинную трость в левую руку, он небрежно засунул правую руку за отворот своего камзола и быстро повернулся к нахмурившемуся лорду Джулиану:
        - Если мне не изменяет память, ваша светлость обещали мне неприкосно- венность.
        - Да, я обещал, - сказал лорд Джулиан, - но вы своим поведением зат- рудняете выполнение этого обещания. - Он поднялся. - Вы оказали мне ус- лугу, капитан Блад, и я надеялся, что мы сможем быть друзьями. Но пос- кольку вы предпочитаете другое... - Он пожал плечами и, взмахнув рукой, указал на губернатора.
        Блад закончил фразу за него:
        - Вы хотите сказать, что у вас не хватает твердости, чтобы противос- тоять требованиям этого хвастуна. - Внешне он был спокоен и даже улыбал- ся. - Хорошо, praemonitus praemunitus. В латыни вы, действительно, не очень сильны, а то могли бы знать, что эти слова означают: кто предуп- режден, тот вооружен.
        - Предупрежден? Ого! - зарычал Бишоп. - Но предупреждение немножко запоздало. Вы не уйдете из этого дома! - Он сделал шаг по направлению к двери. - Эй, кто там!.. - раздался его зычный голос.
        И тут же, издав горлом какой-то неопределенный звук, он застыл на месте. Капитан Блад, вытащив изза отворота камзола правую руку, держал в ней пистолет, богато украшенный золотом и серебром. Черное дуло пистоле- та глядело прямо в лоб губернатору.
        - И вооружен, - сказал Блад. - Ни с места, милорд, а то может прои- зойти несчастный случай, - предупредил он лорда Джулиана, который бро- сился было Бишопу на помощь.
        Лорд застыл на месте. Губернатор с внезапно побледневшим лицом и от- висшей нижней губой закачался. Питер Блад мрачно смотрел на него, вызы- вая этим еще больший страх у полковника.
        - Сам удивляюсь, почему бы мне не прикончить вас на месте без дальнейших разговоров, - сказал он спокойно. - И если я этого не делаю, то по той же причине, по которой однажды уже подарил вам жизнь, хотя и тогда вы не имели на нее права. Убежден, что вы не знаете этой причины, но пусть вас утешает то, что она существует. И я советую вам не злоупот- реблять моим терпением. Сейчас оно переселилось в мой указательный па- лец, лежащий на собачке пистолета. Вы хотите меня повесить... Это самое худшее, что может ожидать меня, но до этого, как вы понимаете, я не по- колеблюсь выбить из вашей головы мозги. - Он отбросил трость, освободив левую руку. - Будьте добры, полковник Бишоп, дайте мне вашу руку. Живо, живо, вашу руку!
        Побуждаемый повелительным тоном, взглядом решительных синих глаз и блеском пистолета, Бишоп повиновался без возражений. Его отвратительное многословие иссякло, и он не мог заставить себя произнести хотя бы одно слово. Капитан Блад продел свою левую руку сквозь согнутую руку губерна- тора, потом засунул свою правую руку с оружием за отворот камзола.
        - Хотя пистолета и не видно, но тем не менее он направлен в ваше жир- ное брюхо. Даю честное слово, что при малейшей провокации, безразлично, от кого она будет исходить - от вас или от кого-либо другого, - я уложу вас на месте... Имейте это в виду, лорд Джулиан... Ну, а сейчас, гнусная рожа, шагай живо, деловито, улыбайся любезно, насколько это тебе удаст- ся, и веди себя как следует, не то тебе придется подумать о черных водах Коцита [69].
        Рука об руку они прошли через дом и спустились в сад, где взволнован- ная Арабелла ожидала возвращения Блада.
        Размышление над последними словами капитана сначала внесло в ее душу смятение, но затем она ясно представила себе то, что могло быть причиной смерти Левасера. Она сообразила, что сделанный ею вывод мог быть с таким же успехом применен и к истории спасения Бладом Мэри Трэйл. Когда мужчи- на ради женщины рискует своей жизнью, то легко, конечно, предположить, что он лично заинтересован в этом, так как на свете найдется очень нем- ного мужчин, которые рисковали бы, не надеясь получить что-либо взамен. Но Блад был одним из этих немногих.
        Теперь ему не пришлось бы долго убеждать Арабеллу в той чудовищной несправедливости, с какой она к нему относилась. Ей вспомнились все сло- ва, случайно подслушанные на борту корабля, названного ее именем, и то, что он сказал, когда она одобрила его решение принять королевский па- тент, и, наконец, все сказанное им в это утро и вызвавшее лишь ее него- дование. Все это приобрело новое значение в ее сознании, освободившемся от необоснованных подозрений.
        Вот почему она и решила задержаться в саду до его возвращения, изви- ниться и положить конец всем недоразумениям между ними. Она ждала его, но оказалось, что ее терпение должно было подвергнуться новому испыта- нию. Когда Блад наконец появился, он был не один, а с дядей, причем они шли, к ее удивлению, дружески беседуя. С досадой она поняла, что объяс- нение откладывается. Но если бы только она могла догадаться, на какое длительное время это объяснение откладывается, ее досада перешла бы в отчаяние.
        Вместе со своим спутником Блад вышел из благоухающего сада и прошел во внутренний дворик форта. Комендант, получивший строгий приказ быть в готовности и иметь при себе некоторое количество солдат на случай ареста Блада, был крайне удивлен, увидев губернатора под руку с человеком, ко- торого предполагалось арестовать. Его поразило их поведение, так как Блад оживленно болтал и непринужденно смеялся.
        Никем не задержанные, они вышли из ворот и дошли до мола, где их жда- ла шлюпка с "Арабеллы". Не прерывая дружеской беседы, они уселись рядом на корме и отплыли к большому красному кораблю, где Джереми Питт с бес- покойством ожидал новостей.
        Вам нетрудно представить себе изумление шкипера, когда он увидел гу- бернатора, который в сопровождении Блада, пыхтя, карабкался по веревоч- ной лестнице.
        - Конечно, ты был прав, Джереми: я попал в западню! - приветствовал его капитан Блад. - Но, как видишь, я выбрался оттуда, захватив с собой мерзавца, заманившего меня в ловушку. Эта скотина, как тебе известно, любит жизнь.
        Полковник Бишоп, с лицом землистого цвета и отвислой губой, стоял на шкафуте. Он боялся даже взглянуть на коренастых головорезов, столпивших- ся на грот-люке около ящика с ядрами.
        Обратившись к боцману, который стоял тут же, опираясь на переборку бака, Блад громко распорядился:
        - Перекинь веревку с петлей через нок-рею!.. Не пугайтесь, дорогой полковник. Это только мера предосторожности на случай, если вы будете несговорчивым, хотя я уверен, что этого не случится. Мы обсудим вопрос за обедом. Надеюсь, вы окажете мне честь пообедать со мной.
        Он отвел в свою большую каюту безвольного, усмиренного хвастуна. Слу- га Питера Блада негр Бенджамэн, в белых штанах и полотняной рубахе, бро- сился выполнять распоряжения капитана об обеде.
        Полковник Бишоп, свалившись на сундук, стоявший под выходившими на корму иллюминаторами, пробормотал, заикаясь:
        - М-м-могу я с-спросить, ка... каковы ваши н-намерения?
        - Конечно, конечно. В них нет ничего страшного, полковник. Хотя вы вполне заслужили веревки на нок-рее, но уверяю вас, что к этому мы при- бегнем лишь в крайнем случае. Вы сказали, что лорд Джулиан сделал ошиб- ку, вручив мне патент, выданный министром иностранных дел. Пожалуй, вы правы. Я снова ухожу в море. Cras ingens iterabimus aequor [70]. Вы хо- рошо будете знать латынь к тому времени, когда я с вами покончу. Я возв- ращаюсь на Тортугу, к своим корсарам, честным и славным ребятам. Вас же я захватил с собой в качестве заложника.
        - Боже мой! - простонал губернатор. - Вы... вы хотите взять меня на Тортугу?
        - О нет! - рассмеялся Блад. - Я не окажу вам такой дурной услуги. Нет, нет! Я хочу только, чтобы мне был обеспечен свободный выход из Порт-Ройяла. Если вы окажетесь сговорчивым, то я на этот раз даже не заставлю вас плавать. Вы сообщили мне о том, что дали кое-какие распоря- жения капитану порта и коменданту этого проклятого форта. А сейчас вам придется вызвать их на корабль и в моем присутствии сказать им, что се- годня, во второй половине дня, "Арабелла" уйдет в море по служебной на- добности и никто не должен препятствовать ее отправлению. Ваши офицеры совершат маленькую поездку с нами, чтобы я был уверен в их повиновении. Вот все, что мне от вас нужно. А сейчас садитесь к столу и пишите, если вы, конечно, не предпочитаете нок-рею.
        Полковник Бишоп попытался протестовать.
        - Вы принуждаете меня силой... - начал было он.
        Капитан Блад любезно прервал его:
        - Позвольте, я ни к чему не хочу вас принуждать. К чему насилие? Вам предоставляется совершенно свободный выбор между пером и веревкой. Этот вопрос можете решить только вы сами.
        Бишоп гневно взглянул на него, а затем взял перо и присел к столу. Дрожащей рукой он написал офицерам письмо. Блад отправил его на берег, а затем пригласил своего невольного гостя к столу:
        - Надеюсь, полковник, вы не потеряли своего хорошего аппетита.
        Жалкий Бишоп сел на указанный ему стул, но от страха не мог даже ду- мать о еде, и Блад не настаивал. Сам же он с аппетитом приступил к обе- ду. Не успел он разделаться с ним и наполовину, как пришел Хэйтон с док- ладом о прибытии на корабль лорда Джулиана Уэйда. Блад просил немедленно принять его.
        - Я этого ждал, - сказал он. - Приведи его сюда.
        С суровым и надменным видом в каюту вошел лорд Джулиан и с первого взгляда понял обстановку. Капитан Блад поднялся с места со словами при- ветствия:
        - Это очень дружеский жест, милорд, что вы решили к нам присоеди- ниться.
        - Капитан Блад, - резко сказал Уэйд, - ваш юмор несколько неуместен! Я не знаю ваших намерений, но меня интересует, отдаете ли вы себе отчет в том риске, на какой вы идете.
        - А меня интересует, милорд, отдаете ли вы себе отчет в том риске, на какой пошли вы, явившись ко мне на корабль?
        - Что это значит, сэр?
        Блад подал знак Бенджамэну, стоявшему позади Бишопа:
        - Стул для его светлости... Хэйтон, отправь шлюпку его светлости на берег. Передай, что он здесь задержится.
        - Что такое? - воскликнул лорд Джулиан. - Черт побери! Вы хотите за- держать меня? Вы сошли с ума!
        - Лучше подожди, Хэйтон, на случай, если его светлость вздумает буйствовать... Бенджамэн, ты слыхал распоряжение? Иди и передай его.
        - Скажете ли вы, что вы намерены делать, сэр? - потребовал его свет- лость, дрожа от гнева.
        - Просто хочу обезопасить себя и своих ребят от виселицы полковника Бишопа. Я правильно рассчитал, что ваше воспитание не позволит вам поки- нуть его в беде и вы последуете за ним сюда. Я отправил на берег письменное распоряжение полковника капитану порта и коменданту форта не- медленно явиться на корабль. Как только они поднимутся на борт "Арабел- лы", у меня будут все заложники, которые обеспечат нам полную безопас- ность.
        - Это подлость! - процедил сквозь зубы лорд Джулиан.
        - О, это зависит от того, как смотреть на вещи, - спокойно сказал Блад. - Обычно я никому не позволяю безнаказанно оскорблять меня. Но, учитывая, что в свое время вы по доброй воле оказали мне одну услугу, а сейчас поневоле оказываете другую, я не буду обращать внимания на вашу грубость.
        Его светлость засмеялся.
        - Вы идиот! - сказал он. - Неужели вы думаете, что я прибыл сюда, не приняв нужных предосторожностей? Коменданту уже известно, как вы заста- вили полковника Бишопа вас сопровождать. И об этом знает также капитан порта. Судите сами, явятся ли они сюда и позволят ли уйти вашему кораб- лю.
        - Весьма сожалею об этом, милорд, - сказал Блад.
        - Я знал, что вы будете сожалеть, сэр, - ответил лорд Джулиан.
        - Да, но я сожалею совсем не о себе. Мне жаль губернатора. Знаете, что вы наделали? Вы уже почти повесили его.
        - Боже мой! - воскликнул Бишоп, задрожав от страха.
        - Если по моему кораблю будет сделан хотя бы один выстрел, мы тут же вздернем губернатора на нок-рею. Ваша единственная надежда, полковник, заключается в том, что я пошлю им словечко о моем намерении... И для то- го, чтобы вы, милорд, могли как можно лучше исправить нанесенный вами вред, вы сами отправитесь с этим посланием.
        - Да я скорее отправлюсь в ад, чем поеду на берег! - продолжал буше- вать Уэйд.
        - Крайне неблагоразумный поступок, милорд, - сказал Блад. - Но, если вы так настроены... не буду вас уговаривать. Придется послать кого-ни- будь другого. А вы останетесь на корабле. Ну что ж, еще один заложник! Это только усиливает мою позицию.
        Лорд Джулиан уставился на него, сообразив, от чего он отказался.
        - Может быть, вы перерешите, после того как я вам все разъяснил? - спросил Блад.
        - Послушайтесь его, поезжайте, ради бога, милорд! - брызжа слюной, простонал Бишоп. - Пусть немедленно выполнят его приказание. Этот прок- лятый пират схватил меня за горло...
        Его светлость бросил на Бишопа взгляд, весьма далекий от восхищения.
        - Конечно, если вы на этом настаиваете... - начал было он, но затем, пожав плечами, снова повернулся к Бладу: - Я могу положиться на вас, что полковнику Бишопу не будет причинено никакого вреда, если вам позволят отплыть?
        - Даю вам слово, - сказал Блад, - так же как обещаю, что полковник Бишоп без задержки будет высажен на берег.
        Лорд Джулиан надменно поклонился притихшему губернатору.
        - Вы понимаете, сэр, что я поступаю так по вашему желанию, - холодно заметил он.
        - Да... конечно, да! - поспешно согласился Бишоп.
        - Хорошо! - Лорд Джулиан снова поклонился и пошел к борту.
        Блад проводил его до веревочного трапа, внизу которого все еще пока- чивалась шлюпка "Арабеллы".
        - До свидания, милорд, - сказал Блад. - Да, чуть было не забыл! - Он вынул из кармана пергамент и протянул его Уэйду: - Вот ваш патент. Бишоп был прав, говоря, что он был выдан мне по ошибке.
        Лорд Джулиан внимательно посмотрел на Блада, и выражение его лица смягчилось.
        - Мне очень жаль, - искренне проговорил он.
        - При иных обстоятельствах, милорд... - начал было Блад. - Э, да что там! Вы понимаете... Шлюпка вас ждет.
        Уже поставив ногу на первую ступеньку лестницы, лорд Джулиан заколе- бался:
        - Будь я проклят, но я ничего не могу понять! Почему вы не можете послать на берег кого-нибудь другого и не оставляете на корабле меня, как еще одного заложника?
        Своими ясными синими глазами Блад посмотрел прямо в честные и чистые глаза Уэйда и грустно улыбнулся. Казалось, Блад колеблется, но затем он решительно и откровенно сказал, что думал:
        - Да почему бы мне и не сказать вам напоследок? Причина все та же, милорд. Она толкала меня и на ссору с вами, чтобы иметь удовольствие проткнуть вас шпагой. Принимая ваш патент, я надеялся, что он поможет мне искупить свою, вину за прошлое в глазах мисс Бишоп, ради которой, как вы, вероятно, догадались, я и взял его. Но теперь я понял, что все это напрасно. Мои надежды - это горячечный бред больного. Я понял также, что если Арабелла Бишоп, как мне кажется, из нас двоих предпочла вас, то думаю, что она поступила правильно. Вот почему я не хочу оставлять вас на корабле и подвергать опасности - а такая опасность существует: нас могут обстрелять, мы будем защищаться. Слепой случай может вас погу- бить...
        Пораженный лорд Джулиан уставился на Блада. Его длинное холеное лицо было очень бледно.
        - Боже мой! - прошептал он. - И вы... вы говорите это мне!
        - Я говорю вам это потому, что... Ах, черт возьми, ну, чтобы заста- вить ее понять, что вор и пират, которым она меня считает, все еще сох- ранил кое-что от тех времен, когда он был джентльменом. Ее счастье для меня драгоценней всего на свете. Зная об этом, она сможет... с большей теплотой вспоминать меня иногда, хотя бы только в своих молитвах. Это все, милорд!
        Лорд Джулиан долго смотрел на корсара, а потом молча протянул ему ру- ку. Блад также молча пожал ее.
        - Я не уверен, что вы правы, - сказал лорд Джулиан. - Возможно, что из нас двоих вы являетесь для нее лучшим.
        - Это только ваше мнение, милорд, а что касается Арабеллы, сделайте так, чтобы я оказался прав. Прощайте!
        Лорд Джулиан крепко пожал ему руку. Затем он спустился в лодку и нап- равился к берегу. Отплыв на некоторое расстояние, он помахал рукой Бла- ду, который, облокотившись на фальшборт, - наблюдал за удаляющейся шлюп- кой.
        Часом позже, пользуясь легким бризом, "Арабелла" вышла из порта. Форт молчал. Ни один из кораблей ямайской эскадры не сделал и движения, чтобы помешать ее уходу. Лорд Джулиан хорошо выполнил поручение, и было ясно, что он подкрепил его своими личными распоряжениями.


        Глава XXIV
        ВОЙНА

        Милях в пяти от Порт-Ройяла в открытом море, когда очертания побе- режья Ямайки стали затягиваться дымкой, "Арабелла" легла в дрейф, и к ее борту был подтянут шлюп, который она тащила за кормой.
        Капитан Блад проводил своего невольного гостя к веревочному трапу. Полковник Бишоп, пребывавший в течение нескольких часов в состоянии смертельной тревоги, наконец вздохнул свободно. И по мере того как рас- сеивался его страх, к нему возвращалась его ненависть к дерзкому корса- ру. Но держался он осторожно. Если мысленно Бишоп и клялся не щадить по возвращении в Порт-Ройял ни усилий, ни нервов, чтобы захватить Питера Блада и доставить его к месту вечной стоянки на пирсе казней, то внешне он этого не показывал и старательно прятал свои чувства.
        Питер Блад не питал никаких иллюзий в отношении Бишопа, но вел себя с ним так только потому, что настоящим пиратом он не был и никогда не хо- тел быть. В Карибском море вряд ли нашелся бы такой корсар, который от- казал бы себе в удовольствии вздернуть мстительного и жестокого губерна- тора на нок-рее. Однако Питер Блад, во-первых, не принадлежал к корсарам такого типа, а во-вторых, он не мог забыть, что Бишоп был дядей Арабел- лы.
        Поэтому-то капитан и улыбнулся, глядя на пожелтевшее, одутловатое ли- цо Бишопа с маленькими глазками, уставившимися на него с нескрываемой враждебностью.
        - Желаю вам счастливого пути, дорогой полковник! - любезно сказал он на прощание, и, судя по его спокойному виду, никто не догадался бы о сомнениях, раздиравших его сердце. - Вы второй раз оказываете мне услугу в качестве заложника. Советую вам не делать этого в третий раз. Пора уж понять, что я приношу вам несчастье, полковник!
        Шкипер Джереми Питт, стоя рядом с Бладом, мрачно наблюдал за отъездом губернатора. Позади них с суровыми и загорелыми лицами толпились дюжие пираты, и только железная воля их капитана мешала им раздавить Бишопа, как мерзкого клопа. Еще в Порт-Ройяле узнали они об опасности, грозившей Питеру Бладу, и хотя корсары, так же как и он, были рады развязаться с королевской службой, их все же глубоко возмутили обстоятельства, сделав- шие эту развязку неизбежной. Они поражались сдержанности своего капитана в отношении этого мерзавца Бишопа. Губернатора со всех сторон встречали яростные взгляды пиратов, и чувство самосохранения подсказывало ему, что любое необдуманное слово, вырвавшееся у него, могло вызвать такой взрыв ненависти, от которой его не спасла бы уже никакая сила. Поэтому, остав- ляя корабль, он, не говоря ни слова, поспешно кивнул головой капитану и неуклюже спустился в шлюп.
        Негры-гребцы, оттолкнувшись от красного корпуса "Арабеллы", согнулись над длинными веслами и, подняв паруса, направились в Порт-Ройял, рассчи- тывая добраться туда до наступления темноты. Грузный Бишоп, поджав толс- тые губы и скорчившись, как вареный краб, понуро сидел на корме. Злоба и жажда мщения овладели им сейчас с такой силой, что он забыл обо всем: и о своем страхе и о том, что он чудом спасся от петли.
        На молу в Порт-Ройяле, около низкой зубчатой стены, его ожидали майор Мэллэрд и лорд Джулиан. С чувством огромного облегчения они помогли ему выбраться из шлюпа.
        Майор Мэллэрд сразу же начал с извинений.
        - Рад вас видеть в добром здравии, сэр! - сказал он. - Я должен бы потопить корабль Блада, но этому помешал ваш собственный приказ, переда- нный мне лордом Джулианом. Его светлость заверила меня, что Блад дал слово не причинять вам никакого вреда, если ему будет разрешено беспре- пятственно уйти. Признаюсь, я свитал, что его светлость поступил опроме- тчиво, волагаясь на слово презренного пирата...
        - Он держит слово не хуже, чем другие, - прервал красноречие майора его светловсть.
        Он произнес эти слова с ледяным достоинством, которое весьма умело напускал на себя. У его светлости к тому же было омерзительное настрое- ние. сообщив министру иностранных дел о блесчтящем успехе своей миссии, он был поставлен сейчас перед необходимостью послать дополнительное соо- бщение с признанием, что успех этот оказался эфемерным. И так как губы майора Мэллэрда кривились насмешкой над таким доверием к слову пирата, его светлость еще более резко добавил:
        - Мои действия оправданы благополучным возвращением полковника Бишо- па. По сравнению с этим, сэр, ваше мнение не стоит и фартинга [71]. Вы должны отдавать себе отчет в этом!
        - О, как вам угодно, ваша светлость! - с иронией процедил майор Мэл- лэрд. - Конечно, полковник вернулся живым и невридимым, но вот там в мо- ре такой же живой и невридимый капитан Блад снова начнет свои пиратские разбои.
        - Сейчас я не намерен обсуждать этот вопрос, майор Мэллэрд.
        - Ничего! Это долго не протянется! - зарычал полковник, к которому наконец вернулся дар речи. - Я истрачу все сове состояние до последнего шиллинга, я не пожалею всех кораблей ячмайской эскадры, но не успокоюсь до тех пор, пока не поймаю этого мерзавца и не повешу ему на шею пенько- вый галстук! - От бешеной злобы он побагровел так, что у него на лбу вздулись вены. Слегка отдышавшись, он обратился к майору: - Вы хорошо сделали, выполнив указания лорда Джулиана! - И, похвалив Мэллэрда, он взял Уэйда за руку: - Пойдемте, милорд. Нам нужно все это обсудить.
        Они направились к дому, где с большим беспокойством их ждала Арабел- ла. Увидев дядю, она почувствовала огромное облегчение не только за не- го, но также и за капитана Блада.
        - Вы очень рисковали, сэр, - серьезно сказала она лорду Джулиану, после того как они обменялись обычными приветствиями.
        Но лорд Джулиан ответил ей так же, как и майору Мэллэрду, что никако- го риска в этом не было.
        Она взглянула на него с некоторым удивлением. Его длинное аристокра- тическое лицо было более задумчивым, чем обычно, и, чувствуя в ее взгля- де вопрос, он ответил:
        - Мы разрешили Бладу беспрепятственно пройти мимо форта при условии, что полковнику Бишопу не будет причинено вреда. Блад дал мне в этом сло- во.
        По ее печальному лицу скользнула мимолетная улыбка, а на щеках высту- пил слабый румянец. Она продолжила бы разговор на эту тему, но у губер- натора было совсем другое настроение. Он пыхтел и негодовал при одном лишь упоминании о том, что вообще можно верить слову Блада, забыв, что Блад сдержал свое слово и что только благодаря этому сам он остался жив.
        За ужином и еще долго после ужина Бишоп говорил только о своих планах захвата капитана Блада и о том, каким ужасным пыткам он его подвергнет. Полковник пил вино без удержу, и речь его становилась все грубее и гру- бее, а угрозы все ужаснее и ужаснее. В конце концов Арабелла не выдержа- ла и поспешно вышла из-за стола, стараясь лишь не разрыдаться. Бишоп не так уж часто открывал перед своей племянницей истинную свою сущность, но в этот вечер излишне выпитое вино развязало язык жестокому плантатору.
        Лорд Джулиан с трудом выносил омерзительное поведение Бишопа. Изви- нившись, он ушел вслед за Арабеллой. Он искал ее, чтобы передать просьбу капитана Блада, и, как ему казалось, нынешний вечер представлял для это- го благоприятную возможность. Но Арабелла уже ушла к себе на покой, и лорд Джулиан вынужден был, несмотря на свое нетерпение, отложить объяс- нение до утра.
        На следующий день, еще до того как жара стала невыносимой, он из сво- его окна заметил Арабеллу в саду, среди цветущих азалий. Они служили прекрасным обрамлением для той, которая своей прелестью выделялась среди всех женщин, так же как азалия среди цветов. Уэйд поспешил присоеди- ниться к ней, и, когда, пробудившись от своей задумчивости, Арабелла с улыбкой пожелала ему доброго утра, он заявил, что у него есть к ней по- ручение от капитана Блада.
        Уэйд заметил, как она встрепенулась, насторожилась и как слегка вздрогнули ее губы. Он обратил внимание и на ее бледность, и на темные круги под глазами, на необычно печальное выражение ее глаз, не замечен- ное им вчера вечером.
        Они перешли с открытой территории сада в тенистую аллею, обсаженную благоухающими апельсиновыми деревьями. Лорд Джулиан, восхищенно любуясь ею, удивлялся, почему ему понадобилось так много времени, чтобы заметить ее тонкую своеобразную грацию и то, что для него она была именно той ми- лой и желанной женщиной, которая могла озарить его банальную жизнь и превратить ее в сказку.
        Он заметил и нежный блеск ее мягких каштановых волос и как изящно ле- жали на ее молочно-белой шее длинные шелковистые локоны. На ней было платье из тонкой блестящей ткани, а на груди, как кровь, пламенела только что сорванная пунцовая роза. И много позже, вспоминая об Арабел- ле, он представлял себе ее именно такой, какой она была в это удиви- тельное утро и какой он раньше ее никогда не видел.
        Так, молча, они углубились в тень зеленой аллеи.
        - Вы сказали что-то о вашем поручении, сэр, - напомнила она, выдавая свое нетерпение.
        Он в замешательстве перебирал кудри своего парика, несколько смущаясь предстоящим объяснением и обдумывая, с чего бы ему начать.
        - Он просил меня, - сказал он наконец, - передать вам, что в нем все же сохранилось еще кое-что от того джентльмена... которого вы когда-то знали.
        - Сейчас в этом уже нет необходимости, - печально сказала она.
        Он не понял ее, так как не знал, что еще вчера ей все казалось в дру- гом свете.
        - Я думаю... нет, я знаю, что вы были несправедливы к нему.
        Арабелла не спускала с лорда Джулиана своих карих глаз.
        - Если вы передадите мне то, о чем он вас просил, может быть, я сумею лучше разобраться...
        Лорд Джулиан смешался. Дело было весьма деликатным и требовало очень осторожного подхода; впрочем, его не столько заботило то, как выполнить поручение капитана Блада, сколько то, как использовать его в своих собственных интересах. Его светлость, весьма опытный в искусстве обраще- ния с женским полом и всегда чувствовавший себя непринужденно в обществе светских дам, испытывал сейчас странную неловкость перед этой прямой и бесхитростной девушкой - племянницей колониального плантатора.
        Они шли молча к освещенному ярким солнцем перекрестку, где аллею пе- ресекала дорожка, ведущая по направлению к дому. Здесь в солнечных лучах порхала красивая, величиной с ладонь бабочка, шелковистые крылышки кото- рой отливали пурпурными тонами. Блуждающий взгляд его светлости следил за бабочкой до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только после этого он ответил:
        - Мне нелегко говорить, разрази меня гром! Этот человек заслуживает лучшего к себе отношения. И говоря между нами, мы все мешали ему стать иным: ваш дядя - тем, что не мог расстаться со своим озлоблением, а вы... вы, сказав ему, что королевской службой он искупит свое прошлое, не захотели признать за ним этого искупления, когда он перешел на службу королю. И вы так поступили, несмотря на то что только забота о вашем спасении была единственной причиной, заставившей его принять такое реше- ние.
        Она отвернулась от него, чтобы лорд Уэйд не увидел ее лица.
        - Я знаю, теперь я знаю! - мягко сказала она и после небольшой паузы задала вопрос: - А вы? Какую роль сыграли в этом вы? Почему вам нужно было вместе с нами портить ему жизнь?
        - Моя роль? - Он снова заколебался, а затем отчаянно ринулся вперед, как обычно поступают люди, решившись поскорей сделать то, чего они боят- ся. - Если я понял его правильно, то мое, хотя и пассивное, участие тем не менее было очень активным... Умоляю вас не забывать, мисс Арабелла, что я только передаю его собственные слова. От себя я ничего не добав- ляю... Он сказал, что мое присутствие затруднило ему восстановить свое доброе имя в ваших глазах. А без этого ни о каком искуплении для него не могло быть и речи.
        Она тревожно посмотрела ему прямо в глаза и в недоумении нахмурилась.
        - Он считал, что ваше присутствие помешало ему восстановить свое доб- рое имя?.. - повторила она. Было ясно, что она просит разъяснить значе- ние этих слов.
        И он, краснея и волнуясь, стал путанно и сбивчиво объяснять ей:
        - Да, он сообщил мне это в таких выражениях... я понял из них то, на что хочу очень надеяться... но не осмеливаюсь верить... богу известно, что я не фат, Арабелла. Он сказал... Прежде всего позвольте мне расска- зать вам с самого начала - вы поймете мое положение. Я явился к нему на корабль, чтобы потребовать немедленной выдачи вашего дяди. Блад рассме- ялся мне в лицо. Ведь полковник Бишоп был заложником его безопасности. Приехав на корабль, я сам, в своем лице, дал ему еще одного заложника, по меньшей мере столь же ценного, как и полковник Бишоп. И все же капи- тан попросил меня уехать. Он сделал это совсем не из страха перед пос- ледствиями - нет, он вообще ничего не боится. Он поступил так и не из какого-то личного уважения ко мне. Напротив, он признался, что ненавидит меня по той же причине, которая вынуждает его беспокоиться о моей безо- пасности...
        - Я не понимаю, - сказала она, когда лорд Джулиан запнулся на мгнове- ние. - Все это как-то противоречиво...
        - Это так только кажется... а дело в том, Арабелла, что этот несчаст- ный осмелился... полюбить вас.
        Она вскрикнула и схватилась рукой за грудь. Сердце у нее учащенно за- билось. В изумлении она смотрела на лорда Джулиана.
        - Я... я напугал вас? - озабоченно спросил он. - Я опасался этого, но все же должен был вам рассказать, чтобы вы наконец знали все.
        - Продолжайте, - попросила она.
        - Хорошо. Он видел во мне человека, мешавшего ему, как он сказал, до- биться вашей взаимности. Он с удовольствием расправился бы со мной, убив меня на дуэли. Но, поскольку моя смерть могла бы причинить вам боль и поскольку ваше счастье для него драгоценнее всего на свете, он добро- вольно отказался задержать меня как заложника. Если бы ему помешали отп- лыть и я мог бы погибнуть во время боя, то возможно, что... вы стали бы оплакивать меня. На это он также не соглашался. Он сказал - я точно пе- редаю его слова, - что вы назвали его вором и пиратом и если из нас дво- их вы предпочли меня, то ваш выбор, по его мнению, был сделан правильно. Поэтому он предложил мне покинуть корабль и приказал своим людям доста- вить меня на берег.
        Глазами, полными слез, она взглянула на него.
        Затаив дыхание, он сделал шаг по направлению к ней и протянул ей ру- ку:
        - Был ли он прав, Арабелла? Мое счастье зависит от вашего ответа.
        Но она молча продолжала смотреть на него. В глазах ее стояли слезы. Пока она молчала, он не решался подойти к ней ближе.
        Сомнения, мучительные сомнения овладели им. А когда она заговорила, он сразу же почувствовал, насколько верными были эти сомнения.
        Своим ответом Арабелла сразу дала понять ему, что из всего сказанного им до ее сознания дошла и осталась в нем только та часть его сообщения, которая касалась чувств Блада к ней.
        - Он так сказал?! - воскликнула она. - О боже мой!
        Она отвернулась от него и сквозь листву апельсиновых деревьев, окайм- лявших аллею, стала смотреть на блестящую гладь огромной бухты и холмы, видневшиеся вдали. Прошло несколько минут. Уэйд стоял, со страхом ожи- дая, что она скажет дальше. И вот Арабелла наконец заговорила снова - медленно, словно размышляла вслух:
        - Вчера вечером, когда мой дядя полыхал таким бешенством и такой зло- бой, я начала понимать, что безумная мстительность - это свойство тех людей, которые поступают дурно и неправильно. Они доводят себя до безу- мия, чтобы оправдать любые свои поступки. Я слишком легко верила всем ужасам, которые приписывали Питеру Бладу. Вчера он сам объяснил мне эту историю с Левасером, которую вы слыхали в Сен-Никола. А сейчас вы... вы сами подтверждаете его правдивость и порядочность... Только очень хоро- ший человек мог поступить так благородно...
        - Я такого же мнения, - мягко сказал лорд Джулиан.
        Арабелла тяжело вздохнула.
        - А что сегодня стоит ваше или мое мнение? - сказала она, вздохнув еще раз. - Как тяжело и горько думать о том, что, если бы я не оттолкну- ла его вчера своими словами, он мог бы быть спасен! Если бы мне удалось переговорить с ним до его ухода! Я ждала, но он возвратился не один, с ним был мой дядя, и я даже не подозревала, что не увижу его больше. А сейчас он снова изгнанник, снова пират... Ведь когда-нибудь его все рав- но поймают и повесят. И виновата в этом я, одна я!
        - Ну что вы говорите! Единственный виновник - это ваш дядя с его ди- кой злобой и упрямством. Не обвиняйте себя ни в чем.
        Арабелла нетерпеливо обернулась к нему, и глаза ее по-прежнему были полны слез.
        - Как вы можете так говорить? - воскликнула она. - Он же сам расска- зал вам, что виновата именно я. Он же сам говорил вам о том, как я ос- корбляла его, как была к нему несправедлива, и я знаю теперь, как это верно.
        - Не огорчайтесь, Арабелла, - успокаивал ее лорд Джулиан. - Поверьте мне, я сделаю все возможное, чтобы спасти его.
        От волнения у нее перехватило дыхание.
        - Правда? - воскликнула она со страстной надеждой. - Вы обещаете? - Она порывисто протянула ему руку, и он сжал ее в своих руках.
        - Клянусь вам! Все, что от меня будет зависеть, - ответил он и, не выпуская ее руки, тихо сказал: - Но вы не ответили на мой вопрос, Ара- белла...
        - Какой вопрос? - Она изумленно взглянула на него, как на сумасшедше- го. Что могли значить сейчас какие-то вопросы, когда речь шла о судьбе Питера?
        - Вопрос, касающийся лично меня, "всего моего будущего, - сказал лорд Джулиан. - Я хочу знать... То, чему верил Блад, что заставило его... правда ли... что я вам не безразличен?
        Он заметил, как мгновенно изменилось выражение ее лица.
        - Не безразличны? - переспросила она его. - Ну конечно, нет. Мы - добрые друзья, и я надеюсь, лорд Джулиан, что мы останемся добрыми друзьями.
        - Друзья! Добрые друзья? - произнес он не то с отчаянием, не то с го- речью. - Я прошу не только вашей дружбы, Арабелла! Неужели вы скажете мне, что Питер Блад ошибся?
        Выражение ее лица стало тревожным. Она мягко попыталась высвободить свою руку. Вначале он хотел удержать ее, но, сообразив, что этим совер- шает насилие, выпустил из своих пальцев.
        - Арабелла! - воскликнул он с болью в голосе.
        - Я останусь вашим другом, лорд Джулиан. Только другом.
        Воздушный замок рухнул, и его светлость почувствовал, будто на него нежданно свалилось несчастье. Он не был самонадеянным человеком, в чем и сам признавался себе. И все же чего-то он не мог понять. Она обещала ему дружбу, а ведь он мог бы обеспечить ей такое положение, которое племян- нице колониального плантатора даже и во сне не могло привидеться. Она отказывается и вместо этого говорит о дружбе. Значит, Питер Блад ошибся. Но тогда... тогда выходит, что Арабелла... его размышления оборвались. К чему гадать дальше? Зачем бередить свою рану? Нет! Ему нужен точный от- вет. И он с суровой прямотой спросил ее:
        - Это Питер Блад?
        - Питер Блад? - повторила она, не поняв смысла его вопроса. А когда поняла, то ее лицо покрылось густым румянцем. - Н-не знаю, - запинаясь, сказала она.
        Вряд ли этот ответ был правдивым. Произошло так, словно сегодня утром с ее глаз спала пелена и наконец она увидела, как Питер Блад относился к людям. И это ощущение, запоздавшее на целые сутки, наполнило ее жалостью и тоской.
        Лорд Джулиан достаточно хорошо знал женщин, чтобы продолжать сомне- ваться. Он склонил голову, чтобы скрыть гнев, сверкнувший в его глазах, ибо, будучи порядочным человеком, стыдился его и вместе с тем не мог его все же подавить.
        И поскольку природа в нем была сильнее воспитания - впрочем, как и у большинства из нас, - лорд Джулиан с этого времени, почти вопреки своему желанию, начал заниматься тем, что весьма походило на подлость. Мне неп- риятно отмечать это в человеке, к которому вы, по-видимому, уже начали относиться с некоторым уважением. Однако истина заключалась в том, что желание уничтожить своего соперника и занять его место вытеснило в нем остаток расположения к Питеру Бладу. Он пообещал Арабелле использовать все свое влияние в защиту Блада. К сожалению, мне приходится сообщить, что он не только забыл о своем обещании, но втайне от Арабеллы стал подстрекать ее дядю и содействовать ему в составлении планов поимки и казни корсара. Если бы лорда Уйэда обвинили в этом, то, вполне возможно, он принялся бы доказывать, что он только выполняет свой долг, на что вполне резонно можно было бы ответить, что в этом деле его долг находит- ся в плену у ревности.
        Несколько дней спустя, когда ямайская эскадра вышла в море, в каюте флагманского корабля вицеадмирала Крофорда вместе с полковником Бишопом отплыл и лорд Джулиан Уэйд. В их поездке не было никакой необходимости. Более того, обязанности губернатора требовали, чтобы Бишоп оставался на берегу, а лорд Джулиан, как мы знаем, вообще не мог принести пользы на корабле. И все же они оба отправились на охоту за капитаном Бладом, при- чем каждый из них использовал свое положение в качестве предлога для удовлетворения личных целей. Эта общая задача как-то связала их между собой и создала какое-то подобие дружбы, которая при других обстоя- тельствах была бы невозможной между людьми, столь отличавшимися друг от друга по своему воспитанию и по своим стремлениям.
        И вот охота началась. Они крейсировали у берегов острова Гаити, ведя наблюдение за Наветренным проливом и страдая от лишений, связанных с на- ступлением дождливого сезона. Но охота была безрезультатной, и месяц спустя они вернулись с пустыми руками в Порт-Ройял, где их ожидали край- не неприятные известия из Старого Света.
        Мания величия Людовика XIV зажгла в Европе пожар войны. Французские легионеры опустошили рейнские провинции, а Испания присоединилась к го- сударствам, объединившимся для своей защиты от неистовых притязаний ко- роля Франции. И это еще было не самое худшее: из Англии, где народ изне- могал от изуверской тирании короля Якова, ползли слухи о гражданской войне. Сообщалось, что Вильгельм Оранский получил приглашение прибыть в Англию. Шли недели, и каждый прибывающий из Англии корабль доставлял в Порт-Ройял новые известия. Вильгельм прибыл в Англию, и в марте 1689 го- да на Ямайке узнали, что он вступил на английский престол и что Яков бе- жал во Францию, пообещавшую оказать ему помощь в борьбе с новым королем.
        Родственника Сэндерленда не могли радовать такие известия. А вскоре было получено письмо от министра иностранных дел короля Вильгельма. Ми- нистр сообщал полковнику Бишопу о начале войны с Францией, что должно было отразиться и на колониях. В связи с этим в Вест-Индию направлялся генерал-губернатор лорд Уиллогби, и с ним для усиления ямайской эскадры, на всякий случай, следовала эскадра под командованием адмирала ван дер Кэйлена.
        Полковник Бишоп понял, что его безраздельной власти в Порт-Ройяле пришел конец, даже если бы он и остался губернатором. Лорд Джулиан не получал никаких известий лично для себя и не имел понятия, что ему сле- дует делать. Поэтому он устанавливал с полковником Бишопом более близкие и дружественные отношения, связанные с надеждами получить Арабеллу. Пол- ковник же, опасаясь, что политические события вынудят его уйти в отстав- ку, еще сильнее, чем прежде, мечтал породниться с лордом Джулианом, так как отдавал себе ясный отчет, что такой аристократ, как Уэйд, всегда бу- дет занимать высокое положение.
        Короче говоря, между ними установилось полное взаимопонимание, и лорд Джулиан сообщил полковнику все, что он знал о Бладе и Арабелле.
        - Единственное наше препятствие - капитан Блад, - сказал он. - Девуш- ка любит его.
        - Вы сошли с ума! - воскликнул Бишоп.
        - У вас, конечно, есть все основания прийти к такому выводу, - мелан- холически заметил его светлость, - но я в здравом уме и говорю так пото- му, что знаю об этом.
        - Знаете?
        - Совершенно точно. Арабелла сама мне в этом призналась.
        - Какое бесстыдство! Клянусь богом, я с ней разделаюсь по-своему!
        - Не будьте идиотом, Бишоп! - Презрение, с каким лорд Джулиан произ- нес эти слова, охладило пыл работорговца гораздо скорее, чем любые дово- ды. - Девушку с таким характером нельзя убедить угрозами. Она ничего не боится. Вы должны сдерживать свой язык и не вмешиваться в это дело, если не хотите навсегда погубить мои планы.
        - Не вмешиваться? Боже мой, но что же делать?
        - Послушайте! У Арабеллы твердый характер. Я полагаю, что вы еще не знаете своей племянницы. До тех пор, пока Питер Блад жив, она будет ждать его.
        - А если Блад исчезнет, то она образумится?
        - Ну, вот теперь вы, кажется, начинаете рассуждать здраво! - похвалил его Джулиан. - Это первый важный шаг на пути к нашей цели.
        - И у нас есть возможность сделать его! - воскликнул Бишоп с энтузи- азмом. - Война с Францией аннулирует все запреты по отношению к Тортуге. Исходя из государственных интересов, нам следует напасть на Тортугу. А одержав победу, мы не плохо зарекомендуем себя перед новым прави- тельством.
        - Гм! - пробурчал его светлость и, задумавшись, потянул себя за губу.
        - Я вижу, вам все ясно! - грубо захохотал Бишоп. - Нечего тут долго и думать: мы сразу убьем двух зайцев, а? Отправимся к этому мерзавцу прямо в его берлогу, превратим Тортугу в груду развалин и захватим проклятого пирата.
        Два дня спустя, то есть примерно через три месяца после ухода Блада из Порт-Ройяла, они снова отправились охотиться за неуловимым корсаром, взяв с собой всю эскадру и несколько вспомогательных кораблей. Арабелле и другим дано было понять, что они намерены совершить налет на французс- кую часть острова Гаити, поскольку только такая экспедиция могла послу- жить удобным предлогом для отъезда Бишопа с Ямайки. Чувство долга, осо- бенно ответственное в такое время, должно было бы прочно удерживать пол- ковника в Порт-Ройяле. Но чувство это потонуло в ненависти - наиболее бесполезном и разлагающем чувстве из всех человеческих эмоций. В первую же ночь огромная каюта "Императора", флагманского корабля эскадры ви- це-адмирала Крофорда, превратилась в кабак. Бишоп был мертвецки пьян и в своих подогретых винными парами мечтах предвкушал скорый конец карьеры капитана Блада.


        Глава XXV
        НА СЛУЖБЕ У КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА

        А примерно за три месяца до этих событий корабль капитана Блада, го- нимый сильными ветрами, достиг Кайонской гавани и бросил здесь якорь. Блад успел прибыть в Тортугу несколько раньше фрегата, который накануне вышел из Порт-Ройяла под командой старого волка Волверстона. В душе ка- питана Блада царил ад.
        Четыре корабля его эскадры с командой в семьсот человек ожидали свое- го капитана в гавани, окруженной высокими скалами. Он расстался с ними, как я уже сообщал, во время шторма у Малых Антильских островов, и с тех пор пираты не видели своего вожака. Они радостно приветствовали "Арабел- лу", и радость эта была искренней - ведь многие всерьез начали беспоко- иться о судьбе Блада. В его честь прогремел салют, и суда разукрасились флагами. Все население города, взбудораженное шумом, высыпало на мол. Пестрая толпа мужчин и женщин различных национальностей приветствовала знаменитого корсара.
        Блад сошел на берег, вероятно, только для того, чтобы не обмануть всеобщего ожидания. На лице его застыла мрачная улыбка, он решил мол- чать, потому что ничего приятного сказать не мог. Пусть только прибудет Волверстон, и все эти восторги по поводу его возвращения превратятся в проклятия.
        На молу его встретили капитаны Хагторп, Кристиан, Ибервиль и нес- колько сот корсаров. Он оборвал их приветствия, а когда они начали прис- тавать к нему с расспросами, предложил им дождаться Волверстона, который полностью сможет удовлетворить их любопытство. Отделавшись от них, он протолкался сквозь пеструю толпу, состоявшую из моряков, плантаторов и торговцев - англичан, французов и голландцев, из подлинных охотников с острова Гаити и охотников, ставших пиратами, из лесорубов и индейцев, из мулатов - торговцев фруктами и негров-рабов, из женщин легкого поведения и прочих представителей человеческого рода, превращавших Кайонскую га- вань в подобие Вавилона.
        С трудом выбравшись из этой разношерстной толпы, капитан Блад напра- вился с визитом к д'Ожерону, чтобы засвидетельствовать свое почтение гу- бернатору и его семье.
        Расходясь после встречи Блада, корсары поспешно сделали вывод, что Волверстон должен прибыть с каким-то редким военным трофеем. Но мало-по- малу с борта "Арабеллы" начали доходить иные слухи, и радость корсаров перешла в недоумение. Однако простые моряки из небольшого экипажа "Ара- беллы" в течение двух дней до возвращения Волверстона в разговорах со своими тортугскими друзьями были все же сдержанны во всем, что касалось истинного положения вещей. Объяснялось это не только их преданностью своему капитану, но также и тем, что если Блад был повинен в рене- гатстве, то в такой же степени были виноваты и они. Их недомолвки и умолчания, однако, не помешали возникновению самых тревожных и фантасти- ческих историй о компрометирующих (с точки зрения корсаров) поступках капитана Блада.
        Обстановка накалилась так сильно, что, если бы в это время не вернул- ся Волверстон, возможно, произошел бы взрыв. Едва лишь корабль старого волка встал на якорь, как все бросились за объяснениями, которые уже на- меревались требовать от Блада.
        У Волверстона был только один глаз, но видел он им гораздо лучше, чем многие видят двумя. И хотя голова Волверстона, живописно обвязанная пестрым тюрбаном, серебрилась сединой, сердце его было юным, и большое место занимала в нем любовь к Питеру Бладу.
        Когда корабль Волверстона обходил форт, высившийся на скалистом мысе, старый волк увидел "Арабеллу", которая стояла в бухте на якоре. Эта нео- жиданная картина поразила его. Он протер свой единственный глаз, выпучил его снова и все же не мог поверить тому, что видел. Но Дайк, ушедший вместе с ним из Порт-Ройяла и сейчас стоявший рядом с Волверстоном, сво- им восклицанием подтвердил, что он был не одинок в своем замешательстве.
        - Клянусь небом, это "Арабелла" или ее призрак!
        Волверстон уже открыл было рот, но тут же захлопнул его и сжал губы. Старый волк всегда проявлял большую осторожность, особенно в непонятных для него делах. В том, что это была "Арабелла", уже не оставалось ника- ких сомнений. Ну, а если это было так, то ему, прежде чем что-то ска- зать, следовало хорошенько подумать. Какого черта торчит здесь "Арабел- ла", когда ему известно, что она осталась в Порт-Ройяле? Продолжал ли Блад командовать "Арабеллой" или же остатки команды ушли на ней, бросив своего капитана?
        Дайк повторил вопрос, и на этот раз Волверстон ответил ему укоризнен- но:
        - У тебя же два глаза, Дайк, а у меня только один.
        - Но я вижу "Арабеллу".
        - Конечно. А ты чего ожидал?
        - Ожидал? - Разинув рот, Дайк уставился на него. - А разве ты сам ожидал, что увидишь тут "Арабеллу"?
        Взглянув на него с презрением, Волверстон засмеялся, а затем громко, чтобы слышали все окружающие, сказал:
        - Конечно! А что же еще? - Он снова засмеялся - как показалось Дайку, издевательски - и отвернулся от него, занявшись швартовкой корабля.
        Когда Волверстон сошел на берег, его окружили недоумевающие пираты. Их вопросы помогли ему выяснить положение дел. Он понял, что либо из-за недостатка мужества, либо по каким-то другим мотивам Блад не рассказал корсарам о том, что произошло после того, как шторм оторвал "Арабеллу" от других кораблей эскадры. Волверстон искренне поздравил себя с той вы- держкой, какую он проявил в разговоре с Дайком.
        - Уж очень наш капитан скромничает, - глубокомысленно заявил он Хаг- торпу и другим, столпившимся вокруг него пиратам. - Он, как вы знаете, никогда не любил хвастаться. А дело было так: встретились мы с нашим старым знакомым доном Мигелем и, после того как потопили его, взяли на борт одного лондонского хлыща, который не по своей воле оказался на ис- панском корабле. Здесь же выяснилось, что этого придворного шаркуна пос- лал к нам министр иностранных дел. Он предлагал капитану принять офи- церский патент, бросить пиратство и вообще вести себя паинькой. Капитан послал его, конечно, ко всем чертям. Но вскоре мы встретились с ямайской эскадрой, которой командовал этот жирный дьявол Бишоп. Капитану Бладу и каждому из нас угрожала веревка. Ну, я пошел к Бладу и сказал ему: "Да возьми ты этот паршивый королевский патент, и ты спасешь от виселицы и свою шею и наши". Он, конечно, ни в какую. Но я уломал его, и он меня послушался. Лондонский хлыщ сразу же выдал ему патент, и Бишоп чуть не лопнул от злобы, узнав о таком сюрпризе. Но сделать с капитаном он уже ничего не мог. Ему пришлось примириться. Ну, мы
уже как люди короля при- были вместе с Бишопом в Порт-Ройял. Однако этот чертов полковник не очень нам доверял, так как слишком хорошо знал нас. Не будь там этого франта из Лондона, Бишоп наплевал бы на королевский патент и повесил бы капитана. Блад хотел скрыться из Порт-Ройяла в ту же ночь, но эта собака Бишоп предупредил форт, чтобы за нами хорошенько следили. В конце концов Блад все же перехитрил Бишопа, хотя на это и потребовалось две недели. За это время я успел купить фрегат, перевел на него две трети наших лю- дей, и ночью мы бежали из ПортРойяла, а утром капитан Блад на "Арабелле" бросился за мной в погоню, чтобы поймать меня... понимаете! Вот в этом и заключался хитроумный план Питера. Как ему удалось вырваться из порта, я точно не знаю, так как он прибыл сюда раньше меня, но я и полагал, что Бладу удастся его предприятие.
        В лице Волверстона человечество, несомненно, потеряло великого исто- рика. Он обладал таким богатым воображением, что точно знал, насколько можно отклониться от истины и как ее приукрасить, чтобы правда приняла форму, которая соответствовала бы его целям.
        Состряпав вполне удобоваримое блюдо из правды и выдумки и добавив еще один подвиг к приключениям Питера Блада, Волверстон поинтересовался, что сейчас делает капитан. Ему ответили, что он сидит на своем корабле, и Волверстон отправился туда, чтобы, по его выражению, отрапортовать о своем благополучном прибытии.
        Он нашел Питера Блада одного, мертвецки пьяного, в большой каюте "Арабеллы". В таком состоянии никто и никогда еще не видел Блада. Узнав Волверстона, он рассмеялся, и хотя этот смех был идиотским, в нем звуча- ла ирония.
        - А, старый волк! - сказал он, пытаясь подняться. - Наконец-то ты сю- да добрался! Ну, что ты собираешься делать со своим капитаном, а? - И он мешком опустился в кресло.
        Волверстон мрачно взглянул на него. Многое пришлось повидать ему на своем веку, и вряд ли что-либо могло уже тронуть сердце старого волка, но вид пьяного капитана Блада сильно потряс его. Чтобы выразить свое го- ре, Волверстон длинно и сочно выругался, так как иначе никогда и не вы- ражал своих чувств, а потом подошел к столу и уселся в кресло против ка- питана:
        - Черт тебя подери, Питер, может быть, ты объяснишь мне, что это та- кое?
        - Ром, - ответил капитан Блад, - ямайский ром. - Он подвинул бутылку и стакан к Волверстону, но тот даже не взглянул на них.
        - Я спрашиваю, что с тобой? Что тебя мучает? - спросил он.
        - Ром, - снова ответил капитан, криво улыбаясь. - Ну, просто ром. Вот видишь, я отвечаю на все... твои... вопросы. А почему ты не... отвечаешь на мои? Что... ты... думаешь делать со мной? А?
        - Я уже все сделал, - ответил Волверстон. - Слава богу, что у тебя хватило ума держать язык за зубами. Достаточно ли ты еще трезв, чтобы понимать меня?
        - И пьяный... и трезвый... я всегда тебя понимаю.
        - Тогда слушай. - И Волверстон передал ему придуманную им басню об обстоятельствах, связанных с пребыванием Питера Блада в Порт-Ройяле.
        Капитан с трудом заставил себя слушать его историю.
        - А мне все равно, что ты выдумал, - сказал он Волверстону, когда тот закончил. - Спасибо тебе, старый волк... спасибо, старина... Все это... неважно. Чего ты беспокоишься? Я уже не пират и никогда им не буду! Кон- чено! - Он ударил кулаком по столу, а глаза его яростно блеснули.
        - Я приду к тебе опять, и мы с тобой потолкуем, когда у тебя в башке останется поменьше рома, - поднимаясь, сказал Волверстон. - Пока же за- помни твердо мой рассказ о тебе и не вздумай опровергать мои слова. Не хватало еще, чтобы меня обозвали брехуном! Все они, и даже те, кто отп- лыл со мной из Порт-Ройяла, верят мне, понимаешь? Я заставил их пове- рить. А если они узнают, что ты действительно согласился принять коро- левский патент и решил пойти по пути Моргана, то...
        - Они устроят мне преисподнюю, - сказал капитан, - и это как раз то, чего я стою!
        - Ну, я вижу, ты совсем раскис, - проворчал Волверстон. - Завтра мы поговорим опять.
        Этот разговор состоялся, но толку из него почти не вышло. С таким же результатом они разговаривали несколько раз в течение всего периода дож- дей, начавшихся в ночь после возвращения Волверстона. Старый волк сооб- разил, что капитан болеет вовсе не от рома. Ром был только следствием, но не причиной. Сердце Блада разъедала язва, и Волверстон хорошо знал природу этой язвы. Он проклинал все юбки на свете и ждал, чтобы болезнь прошла, как проходит все в нашем мире.
        Но болезнь оказалась затяжной. Если Блад не играл в кости или не пьянствовал в тавернах Тортуги в такой компании, которой еще недавно из- бегал, как чумы, то сидел в одиночестве у себя в каюте на "Арабелле". Его друзья из губернаторского дома всячески пытались развлечь его. Осо- бенно огорчена была мадемуазель д'Ожерон. Она почти ежедневно Приглашала его к ним в дом, но Блад очень редко принимал ее приглашение.
        Позднее, по мере приближения конца дождливого сезона, к нему стали обращаться его капитаны с проектами различных выгодных набегов на ис- панские поселения. Но ко всем предложениям он относился равнодушно. Вна- чале это вызывало недоумение, а когда установилась хорошая погода, недо- умение перешло в раздражение.
        В один из солнечных дней в каюту Блада вломился Кристиан - командир "Клото" - и с бранью потребовал, чтобы ему сказали, что он должен де- лать.
        - Знаешь что, пошел ты к черту, - равнодушно ответил Блад, даже не выслушав его.
        Взбешенный Кристиан ушел. А утром следующего дня его корабль снялся с якоря и ушел. Так был показан пример дезертирства, и вскоре от повторе- ния этого примера не могли удержать своих корсаров даже преданные Бладу капитаны других кораблей. Но они не осмеливались пускаться в крупные операции, ограничиваясь мелкими налетами на одиночные суда.
        Иногда Блад задавал себе вопрос, зачем он вернулся на остров Тортуга. Непрестанно думая об Арабелле, назвавшей его вором и пиратом, он поклял- ся себе, что корсарством заниматься больше не будет. Зачем же тогда он торчит здесь? И на этот вопрос он отвечал себе другим вопросом: ну, а куда же он может уехать?
        У всех на глазах Блад терял интерес и вкус к жизни. Раньше он одевал- ся почти щегольски и очень заботился о своей внешности, а сейчас на его щеках и подбородке, прежде всегда чисто выбритых, торчала черная щетина. Энергичное и загорелое лицо приняло нездоровый, желтоватый оттенок, а недавно еще живые синие глаза потускнели и стали безжизненными.
        Только Волверстон, который знал о подлинных причинах этого печального перерождения Блада, рискнул однажды - и только однажды - поговорить с Бладом откровенно.
        - Будет ли когда-нибудь этому конец, Питер? - проворчал старый верзи- ла. - Долго ли ты еще будешь пьянствовать из-за этой хорошенькой дуры из Порт-Ройяла? Ведь она же не обращает на тебя никакого внимания! Гром и молния! Да если тебе нужна эта девчонка, так почему ты, чума тебя зада- ви, не отправишься туда и не возьмешь ее?
        Блад исподлобья взглянул на Волверстона, и в тускло-синих глазах его блеснул огонек... Но Волверстон, не обращая на это внимания, продолжал:
        - Ей-богу, можно волочиться за девушкой, если из этого выйдет ка- кой-то толк. Но я лучше сдохну, чем стану отравлять себя ромом из-за ка- кой-то юбки. Это не в моем духе. Почему тебе не напасть на ПортРойял, если другие дела тебя не интересуют? Ты, конечно, можешь сказать, что это английский город и тому подобное. Но в этом городе распоряжается Би- шоп, и среди наших ребят найдется немало головорезов, которые согласятся пойти с тобой хоть в ад, лишь бы схватить этого мерзавца за глотку. Я уверен в успехе этого предприятия. Нам нужно только дождаться дня, когда из Порт-Ройяла уйдет ямайская эскадра. В городе найдется немало добра, чтобы вознаградить наших молодцов, а ты получишь свою девчонку. Хочешь, я выясню настроение, поговорю с нашими людьми...
        Блад подскочил, глаза его сверкнули" а побелевшее лицо исказила судо- рога:
        - Если ты сейчас же не уберешься вон, то, клянусь небом, отсюда уне- сут твои кости! Как ты смеешь, паршивый пес, являться ко мне с такими предложениями? - И, разразившись ужаснейшими проклятиями, он вскочил на ноги, потрясая кулаками.
        Волверстон, придя в ужас от этой ярости, не успел больше сказать ни слова и выбежал из каюты. А капитан Блад остался наедине с самим собой и со своими мыслями.
        Но однажды в ясное солнечное утро на "Арабеллу" явился давний друг капитана-губернатор Тортуги. Его сопровождал маленький, пухленький чело- вечек с добродушным выражением на любезной и несколько самоуверенной фи- зиономии.
        - Дорогой капитан, - заявил д'Ожерон, - я прибыл к вам с господином де Кюсси, губернатором французской части острова Гаити. Он желал бы пе- реговорить с вами.
        Из уважения к своему другу Блад вынул трубку изо рта и попытался протрезветь хотя бы немного. Потом он встал и поклонился де Кюсси.
        - Прошу вас, - сказал он тоном любезного хозяина.
        Де Кюсси ответил на поклон и принял приглашение сесть на сундук около окна, выходившего на корму.
        - Вы командуете сейчас крупными силами, дорогой капитан, - заметил он.
        - Да, у меня около восьмисот человек, - небрежно ответил Блад.
        - Насколько мне известно, они уже немножко волнуются от безделья.
        - Они могут убираться к дьяволу, если это им угодно.
        Де Кюсси деликатно отправил в нос понюшку табаку.
        - Я хочу вам предложить интересное дело, - сказал он.
        - Ну что ж, предлагайте, - равнодушно ответил Блад.
        Де Кюсси, чуть приподняв брови, скосил глаза на д'Ожерона. Поведение капитана Блада было отнюдь не обнадеживающим. Но д'Ожерон, сжав губы, энергично кивнул головой, и губернатор Гаити приступил к изложению свое- го предложения:
        - Мы получили сообщение, что между Францией и Испанией объявлена вой- на.
        - Это не новость, - буркнул Блад.
        - Я говорю официально, дорогой капитан. Я имею в виду не те неофици- альные стычки и неофициальные грабительские действия, на которые мы здесь закрываем глаза. В Европе между Францией и Испанией идет война, настоящая война. Франция намерена перенести военные действия в Новый Свет. Для этой цели сюда идет из Бреста эскадра под командованием барона де Ривароля. У меня есть письмо от него, в котором он поручает оснастить вспомогательную эскадру и выставить отряд, не меньше чем в тысячу чело- век, для усиления его эскадры. Мое предложение, с которым я прибыл к вам по рекомендации нашего доброго друга д'Ожерона, сводится к тому, что вы, вместе с вашими людьми и кораблями, поступите к нам на французскую служ- бу под командованием барона де Ривароля.
        Блад взглянул на него уже с некоторым интересом - правда, еще очень слабым.
        - Вы предлагаете нам пойти на французскую службу? - спросил он. - На каких условиях?
        - В качестве капитана первого ранга для вас и с соответствующими ран- гами для ваших офицеров. Вы будете получать жалованье, положенное этому рангу, и будете иметь право, вместе с вашими людьми, на одну десятую до- лю всех захваченных трофеев.
        - Мои люди вряд ли сочтут ваше предложение заманчивым. Они скажут, что могут сами отплыть отсюда завтра или послезавтра, разгромить какой- нибудь испанский город и оставить себе всю добычу.
        - Да, но не забудьте о риске, связанном с такими пиратскими действия- ми. С нами же ваше положение будет вполне законным. У барона де Ривароля сильная эскадра, и вместе с ним вы сможете предпринимать операции в зна- чительно более широком масштабе, чем те, какие осуществите сами. При совместных действиях одна десятая часть трофеев, пожалуй, будет по- больше, чем вся стоимость трофеев, которые вы захватите одни.
        Капитан Блад задумался. То, что ему предлагали, уже не было пи- ратством. Речь шла о законной службе под знаменем короля Франции.
        - Я посоветуюсь со своими офицерами, - сказал он и послал за ними.
        Они явились немедленно, и де Кюсси изложил им свое предложение. Хаг- торп заявил сразу же, что предложение приемлемо. Люди изнывают от затя- нувшегося безделья и, несомненно, согласятся пойти на службу, предлагае- мую де Кюсси от имени короля Франции. Говоря это, Хагторп взглянул на мрачного Блада, который в знак согласия кивнул головой. Ободренные этим, они приступили к обсуждению условий. Ибервиль, молодой французский кор- сар, указал де Кюсси, что доля трофеев, предложенная им, слишком мала. Только за одну пятую долю трофеев, и не меньше, офицеры могли бы дать согласие от имени своих людей.
        Де Кюсси расстроился. У него были точные инструкции, и превысить их он не имел права или же должен был взять на себя очень большую от- ветственность. Но корсары не уступали. Торг между ними и де Кюсси тянул- ся более часа, но после того, как он все же решился превысить свои пол- номочия, соглашение было составлено и подписано тут же. Корсары обяза- лись к концу января быть в Пти Гоав, где к тому же времени ожидали при- бытия эскадры де Ривароля.
        А вслед за этим на Тортуге наступили дни кипучей деятельности: суда оснащались в дальний поход, заготавливалось мясо и другие продукты, гру- зились различные запасы, необходимые для военных действий. Во всей этой суматохе капитан Блад не принимал никакого участия, хотя прежде посвящал такой подготовке все свое время. Сейчас же он держался в стороне равно- душно и безучастно, согласившись участвовать в операциях под французским флагом, или, говоря точнее, уступив желанию своих офицеров только пото- му, что новое дело было обычной военноморской службой, непосредственно не связанной с пиратством. Но служба, на которую он поступил, не вызыва- ла у него никакого энтузиазма. Хагторп пытался протестовать против по- добного отношения к делу. Но Блад ответил, что ему совершенно безразлич- но, отправятся ли они в Пти Гоав или в преисподнюю, поступят ли на служ- бу к королю Людовику XIV или к самому сатане.


        Глава XXVI
        ДЕ РИВАРОЛЬ

        В этом же отвратительном состоянии духа капитан Блад отплыл с острова Тортуга и прибыл, как было условлено, в бухту Пти Гоав. В таком же наст- роении он приветствовал барона де Ривароля, прибывшего наконец в середи- не февраля с эскадрой из пяти военных кораблей. Французы добирались сюда полтора месяца, так как их задержала неблагоприятная погода.
        Де Ривароль вызвал Блада к себе, и капитан явился в замок Пти Гоав, где должна была состояться встреча. Барон, высокий горбоносый человек лет сорока, державшийся холодно и сухо, взглянул на Блада с явным нео- добрением.
        Вместе с капитаном пришли Хагторп, Ибервиль и Волверстон, но Ривароль не удостоил их даже взглядом. Де Кюсси предложил Бладу стул.
        - Одну минуточку, господин де Кюсси. Мне кажется, что барон не заме- тил, что я здесь не один. Разрешите мне, сэр, представить вам моих спут- ников: капитан Хагторп с "Элизабет", капитан Волверстон с "Атропос", ка- питан Ибервиль с "Лахезис".
        Барон надменно взглянул на капитана Блада, а потом высокомерно и чуть заметно кивнул головой каждому из представленных ему корсаров. Всем сво- им поведением он давал понять, что презирает их всех, и хотел, чтобы они это почувствовали. Поведение барона произвело на капитана Блада своеоб- разное действие - он был оскорблен таким приемом, и в нем заговорило чувство собственного достоинства, дремавшее в течение всего последнего времени. Ему стало стыдно за свой неряшливый вид, и это, вероятно, зас- тавило его держаться еще более вызывающе. Жест, которым он поправил пор- тупею, так, чтобы эфес его длинной шпаги оказался на виду у Ривароля, был почти намеком. Обращаясь к своим офицерам, Блад, указав рукой на стулья, стоявшие вдоль стены, сказал:
        - Придвигайтесь ближе к столу, ребята. Вы заставляете барона ждать.
        Корсары повиновались, а Волверстон при этом многозначительно ух- мыльнулся. Выражение лица де Ривароля стало еще более надменным. Он счи- тал для себя бесчестьем сидеть за одним столом с этими разбойниками, по- лагая, что корсары должны были выслушать его стоя, за исключением, воз- можно, только одного Блада. И чтобы подчеркнуть разницу между собой и корсарами, он сделал единственное, что ему еще оставалось, - надел шля- пу.
        - Вот это совершенно правильно, - дружески заметил Блад. - Я и не за- метил, что здесь сквозит. - И он надел свою широкополую шляпу с плюма- жем.
        Де Ривароль от гнева заметно вздрогнул и какоето мгновение, прежде чем открыть рот, сдерживал себя, чтобы не вспылить. Де Кюсси было явно не по себе.
        - Сэр, - ледяным тоном заявил барон, - вы вынуждаете меня напомнить вам, что имеете звание капитана первого ранга и находитесь в присутствии генерала, командующего сухопутными и военно-морскими силами Франции в Америке. Я вынужден также напомнить вам, что вы обязаны с почтением от- носиться к человеку моего ранга.
        - Счастлив заверить вас, - ответил Блад, - что это напоминание излиш- не. Я считаю себя джентльменом, хотя сейчас и не очень на него похожу, и как джентльмен всегда с уважением относился к тем, кого природа или фор- туна поставила надо мной. Но вместе с этим, по моему мнению, надо ува- жать и тех, кто не имеет возможности возмутиться, если к ним проявляют неуважение. - Это был упрек, умело облеченный в такую форму, что к нему нельзя было придраться. Де Ривароль прикусил губу, а Блад, не давая ему возможности ответить, продолжал: - А если этот вопрос выяснен, то мы, может быть, перейдем к делу?
        Де Ривароль угрюмо посмотрел на него.
        - Да, пожалуй, это будет лучше, - сказал он и взял лист бумаги. - Эта копия соглашения, которое вы подписали вместе с господином де Кюсси. Я должен отметить, что, предоставив вам право на одну пятую часть захва- ченных трофеев, господин де Кюсси превысил свои полномочия. Он мог сог- ласиться выделить вам не более, чем одну десятую долю.
        - Этот вопрос касается только вас и де Кюсси.
        - О нет! В этом заинтересованы и вы.
        - Извините, генерал. Соглашение подписано, и для нас вопрос исчерпан. Из уважения к господину де Кюсси нам не хотелось бы выслушивать ваши уп- реки по его адресу.
        - Не ваше дело, что я найду нужным ему сказать.
        - Это то же самое, что говорю и я, генерал.
        - Но, мой бог, мне кажется, вас должно интересовать, что мы не можем дать вам больше, чем одну десятую часть добычи! - Де Ривароль раздражен- но ударил кулаком по столу: этот пират был дьявольски ловок в споре.
        - А вы уверены, господин барон, что не можете дать?
        - Уверен, что не дам!
        Капитан Блад с презрением пожал плечами.
        - В таком случае, - сказал он, - мне придется установить сумму, кото- рая компенсирует нам потерю времени и нарушение наших планов в результа- те прибытия в Пти Гоав. Как только этот вопрос будет урегулирован, мы расстанемся друзьями, господин барон. Пока никто никакого вреда никому не причинил, как я полагаю.
        - Черт вас возьми, что вы имеете в виду? - Барон встал из-за стола.
        - Разве я неясно выразился? - удивленно спросил Блад. - Возможно, что я не очень бегло говорю по-французски, но...
        - О, вы говорите по-французски достаточно бегло, господин пират! Но я не позволю вам валять дурака. Вы с вашими людьми поступили на службу к королю Франции. Вы имеете звание капитана первого ранга и, согласно это- му званию, получаете жалованье, а ваши офицеры имеют звание лейтенантов. С этими рангами связаны не только обязанности, которые вам следует хоро- шенько изучить, но и наказания за невыполнение этих обязанностей, что вам также не мешает знать. Наказания эти иногда довольно суровы. Первей- шая обязанность офицера - повиновение. Обращаю на это ваше внимание. Не воображайте себя моим союзником в намечаемых мною операциях. Вы только мои подчиненные. Надеюсь, вы поняли меня?
        - О, конечно! - засмеялся капитан Блад. Этот конфликт, эта борьба с заносчивым генералом помогла Бладу быстро стать самим собой, и только одна мысль портила ему настроение - мысль о том, что он был небрит. - Уверяю вас, генерал, я ничего не забываю. Я, например, отлично помню - чего нельзя сказать о вас, - что условия нашей службы определялись под- писанным нами соглашением. По этому соглашению мы должны были получить пятую долю трофеев. Отказываясь от этого обязательства, вы аннулируете соглашение и, следовательно, отказываетесь использовать наши силы и опыт. А мы, разумеется, лишаемся чести служить под вашим командованием.
        Три офицера Блада громко выразили свое одобрение. Прижатый к стене, де Ривароль гневно посмотрел на них.
        - Практически... - робко начал де Кюсси.
        - Практически все это ваша работа! - набросился на него барон, обра- довавшись, что нашелся наконец человек, на котором он мог выместить свое раздражение. - Вас следует наказать за это. Вы ставите меня в дурацкое положение.
        - Итак, вы не можете выделить нам драгоценную часть трофеев, - заклю- чил Блад спокойно. - В таком случае, нет никакой необходимости кричать на господина де Кюсси или наказывать его. Он не виноват в том, что на меньшую долю трофеев мы не соглашались. Так как вы заявили, что не може- те пойти на предоставление нам большей доли, то мы удаляемся. Положение остается таким же, каким оно было бы, если бы господин де Кюсси точно придерживался ваших инструкций. Говоря по чести, вы аннулировали согла- шение и потому не можете претендовать на наши услуги или задерживать на- ше отплытие.
        - Говоря по чести? Что это значит? Вы намекаете на то, что я могу поступить бесчестно?
        - Я ни на что не намекаю и не намерен больше спорить попусту, - отве- тил Блад. - Слово за вами, генерал: аннулируете вы соглашение или нет?
        Командующий королевскими сухопутными и морскими силами Франции в Аме- рике побагровел и, чтобы успокоиться, снова сел за стол.
        - Я обдумаю этот вопрос, - сердито сказал он, - и уведомлю о своем решении.
        Капитан Блад встал. Его офицеры последовали за ним.
        - Честь имею откланяться, господин барон! - сказал Блад и удалился вместе со своими корсарами.
        Вы понимаете, конечно, что за этим наступило несколько весьма непри- ятных минут для господина де Кюсси. От брани надменного де Ривароля вся самоуверенность слетела с него, как осенью слетают пушинки с одуванчика. Командующий королевскими армиями кричал на губернатора Гаити, как на мальчишку. Де Кюсси, защищаясь, приводил ту самую точку зрения, которую капитан Блад так замечательно уже изложил от его имени. Однако де Рива- роль угрозами и бранью заставил его замолчать.
        Исчерпав арсенал ругательств, он перешел к оскорблениям. По его мне- нию, де Кюсси не мог оставаться губернатором Гаити, и поэтому он сам ре- шил исполнять губернаторские обязанности до времени своего отъезда во Францию. Исполнение обязанностей он начал с приказа выставить усиленную охрану вокруг замка де Кюсси.
        Однако его непродуманные действия сразу же вызвали неприятности. Ког- да утром следующего дня на берег сошел Волверстон, одетый очень живопис- но, с цветным платком на голове, то какой-то офицер из состава только что высадившихся французских войск начал потешаться над старым волком. Волверстон высмеял офицера, пообещав надрать ему уши. Офицер вскипел и перешел к оскорблениям. В ответ на оскорбления Волверстон нанес обидчику такой удар, что француз свалился без памяти. Через час об этом уже было доложено де Риваролю, и барон тут же приказал арестовать Волверстона и поместить под стражу в замок.
        А еще через час, когда барон и де Кюсси сели обедать, негр-лакей до- ложил им о приходе капитана Блада. После того как де Ривароль раздражен- но согласился его принять, в комнату вошел элегантно одетый джентльмен. На нем был дорогой черный камзол, отделанный серебром. Его смуглое, с правильными чертами лицо было тщательно выбрито. На воротник из тонких кружев падали длинные локоны парика. В правой руке джентльмен держал ши- рокополую черную шляпу с плюмажем из красных страусовых перьев, а в ле- вой - трость из черного дерева. Подвязки с пышными бантами из лент под- держивали его шелковые чулки. Черные розетки на башмаках были искусно отделаны золотом.
        Де Ривароль и де Кюсси не сразу узнали Блада. Он выглядел сейчас на десять лет моложе. К нему полностью вернулось чувство прежнего досто- инства, и даже внешностью он хотел подчеркнуть свое равенство с бароном.
        - Я пришел не вовремя, - вежливо извинился он. - Сожалею об этом, но мое дело не терпит отлагательств. Речь идет, господин де Кюсси, о капи- тане Волверстоне, которого вы арестовали.
        - Арестовать Волверстона приказал я, - заявил де Ривароль.
        - Да? А я полагал, что губернатором острова Гаити является господин де Кюсси.
        - Пока я здесь, высшая власть принадлежит мне, - самодовольно заявил барон.
        - Приму к сведению. Но вы, вероятно, не знаете, что здесь произошла ошибка.
        - Ошибка?
        - Да, ошибка. Это подходящее слово, так как оно избавляет нас от лиш- них споров, но вообще-то оно слишком мягко. Ваши люди, господин де Рива- роль, арестовали невинного. Виноват французский офицер, который вел себя вызывающе и нагло, а задержанным оказался капитан Волверстон. Прошу не- медленно отменить ваше распоряжение.
        Де Ривароль в гневе выпучил на него свои черные глаза, а его ястреби- ное лицо покрылось багровым румянцем.
        - Это... н-нагло, это... н-недопустимо! - На этот раз генерал так рассвирепел, что начал даже заикаться.
        - Вы напрасно тратите слова, господин барон. Мы с вами в Новом Свете. Это не пустое название. Здесь все ново для человека, выросшего среди предрассудков Старого Света. У вас, разумеется, еще не было времени по- нять всю его новизну, поэтому я не обращаю внимания на ваши оскорби- тельные выражения. Но справедливость и в Новом Свете и в Старом остается одним и тем же понятием. Несправедливость так же нетерпима здесь, как и там. Сейчас справедливость требует освобождения моего офицера и наказа- ния вашего. Вот эту справедливость я покорно прошу вас осуществить.
        - Покорно? - едва сдерживая себя от гнева, медленно произнес де Рива- роль. - Покорно?
        - Именно так, барон. Но в то же время хочу напомнить вам, генерал, что в моем распоряжении восемьсот корсаров, а у вас только пятьсот сол- дат. Господин де Кюсси легко подтвердит, что один корсар в бою стоит по меньшей мере трех солдат. Я совершенно откровенен с вами, барон. Либо вы немедленно освобождаете капитана Волверстона, либо я сам приму меры для его освобождения. Последствия будут, конечно, ужасными, но вы можете их предупредить одним словом. Вы, господин барон, представляете здесь выс- шую власть, и от вас зависит, какой выбор сделать.
        Де Ривароль побледнел как полотно. За всю его жизнь никто так дерзко не разговаривал с ним и не проявлял такого неуважения. Но барон счел за лучшее сдержаться:
        - Буду признателен, если вы подождете в приемной, господин капитан. Я переговорю с господином де Кюсси.
        Как только за капитаном закрылась дверь, вся ярость барона снова об- рушилась на голову де Кюсси:
        - Так вот каковы люди, взятые вами на королевскую службу! И этот Блад! Капитан первого ранга! Позор! Он не только не желает повиноваться, но еще и диктует! Какое объяснение вы можете мне дать? Предупреждаю, что я очень недоволен вами. Более того, я просто взбешен!
        Хотя вся самоуверенность де Кюсси давно уже исчезла, но он вытянулся и надменно произнес:
        - Ни ваш ранг, господин генерал, ни факты не дают вам права упрекать меня. Я привлек вам на службу именно тех людей, которых вы хотели прив- лечь. Не моя вина, что вы не умеете обращаться с ними. Капитан Блад вам ясно сказал, что мы находимся в Новом Свете.
        - Так, так! - злобно ухмыльнулся де Ривароль. - Вы еще осмеливаетесь утверждать, что я виноват! Мне это начинает нравиться. По-вашему, здесь Новый Свет и, надо полагать, новые понятия и новые порядки. Но так не будет! Я заставлю ваш Новый Свет приспособиться ко мне! - начал угрожать барон и тут же прервал угрозы, вспомнив о капитане Бладе. - Сегодня я еще соглашусь с вами, де Кюсси. Но не завтра! А сейчас вы, знаток вар- варских порядков Нового Света, скажите, что нам делать?
        - Господин барон! Арест корсарского капитана был глупостью. Держать его под арестом будет безумием. Мы не можем силой отвечать на силу, по- тому что мы слабее.
        - Замечательно! Тогда соблаговолите мне ответить, что же мы будем де- лать в дальнейшем? Значит, я буду обязан подчиняться этому капитану Бла- ду? Значит, операция, которую мы предпринимаем, будет проводиться, как он этого пожелает? Короче, должен ли я, представитель короля Франции в Америке, быть в зависимости у этих мерзавцев?
        - О, совсем нет. Я рекрутирую добровольцев на острове Гаити и набираю отряд негров. Когда я это сделаю, наши силы возрастут до тысячи человек.
        - Так почему же, в таком случае, нам не отказаться сейчас же от услуг пиратов?
        - Потому что они явятся острием любого оружия, которое мы выкуем. В военных действиях того типа, что нам предстоит вести, они очень искусны, и заявление капитана Блада, которое вы слыхали, - не пустая похвальба. Один корсар на самом деле стоит трех солдат, а может быть, и четырех. А тогда у нас будет достаточно своих людей, чтобы держать корсаров в ру- ках. Должен добавить, что у них есть твердое понятие о чести. Если мы выполним свои обязательства, корсары не причинят нам никаких неприятнос- тей. Я даю вам в этом свое слово, так как знаю их не первый год.
        - Хорошо, я вам верю, - сказал барон, спасая свой престиж. - Будьте добры пригласить сюда этого капитана.
        Блад с достоинством вошел в комнату. Его уверенный вид раздражал де Ривароля, но он скрыл свое раздражение под маской суровой любезности.
        - Вот что, капитан: я посоветовался с губернатором и допускаю возмож- ность ошибки, но, будьте уверены, справедливость восторжествует. Я сам буду председательствовать на совете, в который войдут два моих старших офицера, вы и один из ваших офицеров. Мы сразу же проведем беспристраст- ное расследование, и виновный, то есть тот, кто затеял ссору, будет на- казан.
        Капитан Блад поклонился. Без острой необходимости ему вовсе не хоте- лось прибегать к крайним мерам.
        - Превосходно, господин барон. Разрешим тогда еще один вопрос. Я хо- тел бы знать: подтверждаете ли вы наше соглашение или аннулируете его?
        Глаза де Ривароля сузились. Он целиком был поглощен мыслью о том, что сказал ему де Кюсси: корсары должны стать острием любого оружия, которое он выкует. Отказаться от них было немыслимо. Несомненно, он допустил тактическую ошибку, торгуясь с Бладом. Отказ от соглашения всегда связан с потерей престижа. Торговаться с корсарами явно не следовало. Ведь де Кюсси набирал сейчас добровольцев, укрепляя французский отряд. Когда эти волонтеры станут реальной силой, то вопрос о распределении трофеев можно будет пересмотреть. А пока необходимо отступить как можно приличнее.
        - Я думал также и об этом, - сказал он. - Мое мнение, разумеется, ос- тается прежним. Но мы обязаны выполнять обязательства, данные де Кюсси от нашего имени. Поэтому я подтверждаю соглашение, сэр.
        Капитан Блад снова поклонился. Де Ривароль тщетно искал на его твердо сжатых губах хотя бы какое-то подобие торжествующей улыбки, однако лицо корсара по-прежнему оставалось бесстрастным.
        В тот же день Волверстон был освобожден, а его обидчик приговорен к двум месяцам ареста. Справедливость была восстановлена. Но такое начало не предвещало ничего хорошего, и дурное продолжение не замедлило после- довать.
        Спустя неделю Блад вместе со своими офицерами был вызван на совет, собравшийся для обсуждения плана операций против Испании. Де Ривароль изложил свой проект нападения на богатый испанский город Картахену. Ка- питан Блад не мог скрыть своего изумления. Когда барон раздраженно спро- сил, что его так удивляет, Блад высказался совершенно откровенно:
        - Если бы я командовал французскими вооруженными силами в Америке, у меня не было бы никаких сомнений или колебаний, как лучше принести пользу моему королю и французскому народу. Для господина де Кюсси и для меня совершенно ясно, что сейчас нужно немедленно захватить испанскую часть острова Гаити и сделать весь этот плодородный и чудесный остров собственностью Франции.
        - Это можно сделать потом, - ответил де Ривароль. - А я хочу начать с Картахены.
        - Вы хотите сказать, сэр, что, отправляясь в эту авантюрную экспеди- цию через все Карибское море, мы должны пренебречь тем, что лежит здесь, у самых наших дверей. В наше отсутствие испанцы могут вторгнуться во французскую часть острова Гаити. Если же мы разгромим испанцев здесь, на месте, то эта опасность исчезнет. Франция получила бы вдобавок к своим владениям в Вест-Индии такую колонию, на которую зарятся многие страны. Эта операция не представляет больших трудностей, и ее можно провести очень быстро. А после этого у нас будет достаточно времени, чтобы ре- шить, чем заняться дальше. Мне кажется, что надо начинать именно с такой операции.
        Он умолк. Воцарилось молчание. Де Ривароль сидел в кресле, покусывая кончик гусиного пера. Наконец он откашлялся, чтобы прочистить горло, и спросил:
        - Кто еще придерживается мнения капитана Блада?
        Никто ему не ответил. Офицеры де Ривароля, запуганные бароном, молча- ли. Сторонники Блада, со своей пиратской точки зрения, естественно, одобряли выбор Картахены, так как там было значительно больше добычи, но из уважения к своему вожаку также помалкивали.
        - Вы, кажется, одиноки в своем мнении, - с кислой улыбкой заметил ба- рон.
        Капитан Блад внезапно рассмеялся. Но в его смехе было больше гнева, чем презрения. Его расчеты покончить с пиратством не оправдались. Выхо- дило так, что он обманывал себя. Только уверенность, что на французской службе его не заставят делать чтолибо позорное, вынудила его согласиться пойти под знамена Франции. И вот теперь этот напыщенный, гордый, занос- чивый генерал французской армии предлагает самый настоящий грабительский рейд. Под предлогом законных военных действий генерал хотел совершить обыкновенный пиратский налет.
        Де Ривароль, заинтригованный этим взрывом веселья, сердито нахмурил- ся:
        - Почему вы смеетесь, черт возьми!
        - Да потому, что все это чертовски смешно, господин барон. Вы, коман- дующий королевскими сухопутными и морскими силами Франции в Америке, предлагаете мне пиратский рейд, а я, пират, отстаиваю необходимость опе- рации, которая сделала бы честь Франции. Не находите ли вы, что это очень смешно?
        Де Ривароль побагровел от гнева. Он вскочил как ошпаренный, и все, кто был вместе с ним в комнате, поднялись со своих мест. Только де Кюсси продолжал сидеть, и на его лице блуждала мрачная улыбка. Он так же, как и Блад, читал мысли барона, словно в открытой книге, и так же, как Блад, презирал алчного генерала.
        - Господин пират, - хрипло произнес де Ривароль, - неужели мне надо напоминать, что я ваш начальник?
        - Мой начальник? Вы? Силы небесные! Да вы самый настоящий пират! И на сей раз, перед всеми этими джентльменами, которые имеют честь служить королю Франции, вы услышите всю правду о себе. Мне, "пирату и морскому разбойнику", приходится доказывать вам здесь, в чем состоят интересы и честь Франции. Вы же, французский генерал, - пренебрегая всем этим, на- мереваетесь тратить предоставленные в ваше распоряжение средства на авантюру, не имеющую никакого значения для Франции. Вы хотите пролить кровь французов и захватить город, который нельзя удержать. Вы идете на это с целью личного обогащения, зная, что в Картахене много золота. Та- кое поведение вполне достойно торгаша, который пытается урвать хоть ку- сочек из нашей доли добычи и выторговывает уступки уже после подписания договора. Если я не прав, пусть господин де Кюсси скажет об этом. Если я ошибаюсь, докажите мне это, и я извинюсь перед вами. А сейчас я ухожу, не желая принимать участия в таком совете. Я пошел на службу к королю Франции, намереваясь честно выполнять свои обязательства. Честная служ- ба, по-моему, несовместима с налетами и
грабежами, и я не могу согла- ситься с напрасными потерями человеческих жизней и средств. Ответствен- ность целиком ляжет на вас, генерал, и только на вас. Я хочу, чтобы гос- подин де Кюсси передал мое мнение французскому правительству. Я буду, разумеется, выполнять ваши приказы, поскольку наше соглашение действует, а если вам кажется, что вы оскорблены моими словами, то я всегда к вашим услугам. Имею честь откланяться, господин барон!
        Он ушел, и вместе с ним ушли все три преданных ему офицера, хотя они считали, что Блад сошел с ума.
        Де Ривароль был похож на рыбу, вытащенную из воды. От неприкрашенной правды, которую его заставили выслушать, он задыхался и не мог говорить. Придя в себя, он бурно поблагодарил небо, что капитан Блад избавил совет от своего дальнейшего присутствия. Внутренне же де Ривароль сгорал от стыда и ярости. С него сорвали маску, и его, командующего королевскими морскими и сухопутными силами Франции в Америке, сделали посмешищем...
        Тем не менее в середине марта они все же отплыли в Картахену. Отряд под личным командованием де Ривароля, усиленный добровольцами и неграми, насчитывал около тысячи двухсот человек.
        Де Ривароль полагал, что, располагая такими силами, он в случае необ- ходимости сумеет заставить корсаров повиноваться.
        Внушительную эскадру де Ривароля возглавлял мощный восьмидесятипушеч- ный флагманский корабль "Викторьез". Каждый из четырех других французс- ких кораблей не уступал по своим боевым качествам "Арабелле" Блада с ее сорока пушками. За эскадрой шли корсарские корабли - "Элизабет", "Лахе- зис" и "Атропос", а также двенадцать фрегатов, груженных запасами, не считая лодок, которые тянулись на буксире.
        По пути они чуть не столкнулись с ямайской эскадрой полковника Бишо- па, которая вышла к острову Тортуга через два дня после того, как кораб- ли де Ривароля проследовали в южном направлении.


        Глава XXVII
        КАРТАХЕНА

        Французская эскадра, сдерживаемая сильными встречными ветрами, пере- секла Карибское море и только в начале апреля смогла лечь в дрейф в виду Картахены. Для обсуждения плана штурма де Ривароль созвал на борту свое- го флагманского судна капитанов всех кораблей.
        - Внезапность - первое дело, господа, - заявил он собравшимся. - Мы захватим город до того, как он сможет приготовиться к обороне, и таким образом не дадим испанцам возможности увезти в глубь страны находящиеся там ценности. Я предполагаю сегодня с наступлением темноты высадить к северу от города отряд, который сможет выполнить это задание. - И он подробно изложил детали разработанного им плана.
        Офицеры де Ривароля выслушали его почтительно и с одобрением. Блад не скрывал своего презрения к этому плану, потому что был единственным че- ловеком среди присутствующих, который точно знал, что надо делать. Два года назад он сам намечал налет на Картахену и произвел обстоятельную рекогносцировку. А предложения барона основывались только на знакомстве с картами.
        В географическом и стратегическом отношении город Картахена располо- жен очень своеобразно. Он представляет собой четырехугольник, выходящий своей южной стороной к внутреннему рейду, являющемуся одним из двух морских подступов к городу. С востока и севера город прикрыт холмами. Доступ на внешний рейд проходит через защищенный фортом узкий пролив, известный под названием Бока Чика, или Маленькая Горловина. Длинная, уз- кая коса, покрытая густым лесом, выдается на запад и служит естественным молом Картахены. А ближе к внутреннему рейду лежит еще одна полоска зем- ли, расположенная под прямым углом к естественному молу, и тянется на восток по направлению к материку. Неподалеку от материка эта полоска об- рывается, образуя очень узкий, но глубокий канал, который служит своеоб- разными воротами в безопасный внутренний рейд. Проход защищен сильным фортом. К востоку и северу от Картахены лежит материк, не представляющий для нас никакого интереса. Но на западе и северо-западе город, так хоро- шо охраняемый с других сторон, непосредственно выходит к морю и, помимо невысоких каменных стен, не имеет других
видимых укреплений. Однако эта видимость была обманчивой, и де Ривароль, составляя свой план, был пол- ностью введен в заблуждение этой видимостью легкого захвата города с ни- чем не защищенной стороны.
        Когда барон сообщил, что корсарам предоставляется честь быть первым отрядом, штурмующим город по разработанному им плану, Блад вынужден был объяснить ему, с какими трудностями им придется встретиться.
        Капитан саркастически улыбался, слушая сообщение де Ривароля об ока- зании такой чести корсарам. Это было именно то, чего он и ожидал. Корса- рам доставался весь риск, а Риваролю - весь почет, слава и вся добыча.
        - Честь, которую вы так любезно нам оказываете, я должен отклонить, - холодно заметил капитан.
        Волверстон что-то буркнул в знак одобрения, а Хагторп кивнул головой. Ибервиль, так же как и все, возмущался высокомерием своего соотечествен- ника, никогда не ставя под сомнение правоту своего капитана. Присутству- ющие французские офицеры с высокомерным удивлением уставились на вожака корсаров, а де Ривароль спросил вызывающе:
        - Что? Вы отклоняете? Вы говорите, что отказываетесь выполнить мой приказ?
        - Как я понимаю, господин барон, вы созвали нас обсудить план штурма.
        - О нет, господин капитан. Я вызвал вас для получения моего приказа. Мной все уже продумано и решено. Надеюсь, что теперь вы понимаете?
        - Да, я-то понимаю! - засмеялся Блад. - А вот понимаете ли вы? - И, не давая барону возможности задать вопрос, Блад продолжал: - Вы все уже продумали и все решили? Но, если ваше решение не основано на желании по- губить большую часть моих людей, вы сейчас же измените его, как только узнаете то, что известно мне. Картахена кажется вам очень уязвимой с се- верной стороны, где она выходит к морю. А не возникал ли у вас, господин барон, законный вопрос: почему испанцы, строившие этот город, постара- лись так укрепить его с юга и оставили его таким незащищенным с севера?
        Де Ривароль ничего не ответил, потому что в самом деле вынужден был задуматься.
        - Испанцы совсем не такие уж болваны, какими вы их себе представляе- те, - продолжал Блад. - Два года назад, готовясь к рейду на Картахену, я провел рекогносцировку города. Вместе с несколькими дружественными ин- дейцами-торговцами, переодевшись индейцем, я явился туда и провел в го- роде целую неделю, досконально изучая все подходы к нему. С той стороны, где город кажется таким соблазнительно доступным для штурма, испанцы за- щищены мелководьем. Оно простирается более чем на полмили от берега и не дает возможности кораблям приблизиться настолько, чтобы огонь их пушек мог нанести ущерб городу.
        - Но мы высадим десант на каноэ, пирогах и плоскодонных лодках! - не- терпеливо воскликнул один из офицеров.
        - Даже в самую спокойную погоду прибой помешает осуществить вам такую операцию, - возразил ему Блад. - И следует также иметь в виду, что мы не сможем прикрывать наш десант огнем корабельных пушек. Людям будет угро- жать опасность от своей же собственной артиллерии.
        - Если мы проведем атаку ночью, ее не придется прикрывать огнем пу- шек, - сказал де Ривароль. - Ваш отряд будет на берегу еще до того, как испанцы успеют опомниться.
        - Вы исходите из того, что в Картахене живут только ослы и слепые. Неужели вы полагаете, что они уже не сосчитали наши паруса и не задали себе законного вопроса: кто мы такие и зачем сюда пожаловали?
        - Но если они считают себя в безопасности с севера, как вы утверждае- те, - нетерпеливо воскликнул барон, - то это чувство безопасности и усыпляет их!
        - Оно не усыпляет их, барон, а напротив - не обманывает. Всякая по- пытка высадиться с этой стороны моря обречена на неудачу самой природой.
        - И все же мы сделаем такую попытку! - упрямо настаивал барон, так как его высокомерие не позволяло ему уступить в чем-либо в присутствии своих подчиненных.
        - Ну что ж, - сказал капитан Блад, - если вас не убеждают мои слова, действуйте. Это, конечно, ваше право. Но я не поведу своих людей на вер- ную смерть.
        - А если я прикажу вам... - начал было барон.
        - Послушайте, барон! - бесцеремонно прервал его Блад. - Нас привлекли на службу не только из-за тех сил, которыми мы располагаем, но и учиты- вая наши знания и опыт в военных действиях такого характера. Я предос- тавляю в ваше распоряжение мой личный опыт и знания и добавлю еще, что в свое время я отказался от намеченного мною нападения на Картахену, так как не располагал достаточными силами, чтобы захватить гавань - единственные ворота города. Теперь же наши силы делают выполнение такой задачи возможным.
        - Да, но пока мы будем заняты этой военной операцией, испанцы вывезут из города большую часть богатств. Мы должны напасть на них внезапно.
        Капитан Блад пожал плечами:
        - С точки зрения пирата, ваши соображения, конечно, очень убеди- тельны. Так в свое время думал и я. Но если вы заинтересованы в том, чтобы сбить спесь с испанцев и водрузить флаг Франции на фортах этого города, то потеря части богатств не должна серьезно вас беспокоить.
        Де Ривароль прикусил губу. Мрачно и с ненавистью он посмотрел на кор- сара, который так независимо держал себя.
        - А если я прикажу действовать вам? - спросил он. - Отвечайте мне на этот вопрос! Кто, в конце концов, командует этой экспедицией - вы или я?
        - Ну, знаете, вы мне просто надоели, - сказал капитан Блад и быстро повернулся к де Кюсси, который чувствовал себя очень неловко и сидел как на иголках. - Господин губернатор, подтвердите наконец генералу, что я прав!
        Де Кюсси очнулся от своего унылого раздумья:
        - В связи с тем, что капитан Блад представил...
        - К черту! - заревел де Ривароль. - Выходит так, что вокруг меня одни только трусы. Послушайте, вы, господин капитан! Вы боитесь вести эту операцию, и поэтому командовать ею буду я. Погода стоит хорошая, и мы успешно высадимся на берег. Если это будет так - а это так и будет, - то завтра вам придется выслушать кое-что малоприятное. Я слишком великоду- шен, сэр! - Он сделал величественный жест рукой. - Разрешаю вам уда- литься.
        Де Риваролем руководили глупое упрямство и тщеславие, и он, конечно, получил вполне заслуженный урок. Во второй половине дня эскадра подошла поближе к берегу. Под покровом темноты триста человек, из которых двести были неграми (то есть все негры, участвовавшие в экспедиции), отправи- лись на берег в каноэ, пирогах и лодках. Де Ривароль вынужден был взять на себя личное командование десантным отрядом, хотя это совсем не прельщало его.
        Первые шесть лодок, подхваченные прибоем и брошенные на скалы, прев- ратились в щепки еще до того, как находившиеся в них люди смогли бро- ситься в воду. Грохот волн, разбивающихся о камни, и крики утопающих послужили убедительным сигналом для экипажей других лодок. Командующий десантом барон сразу же отдал приказ уходить из опасной зоны и заняться спасением утопающих. Эта авантюра обошлась недешево: погибло около пяти- десяти человек и было потеряно шесть лодок с боеприпасами.
        Де Ривароль вернулся на свой корабль взбешенным, но отнюдь не поум- невшим. Он не принадлежал к числу тех людей, которые становятся мудрее в результате жизненного опыта. Он гневался на все и на всех и от огорчения тут же завалился спать.
        На рассвете его разбудили раскаты пушечных залпов. Выбежав на корму в ночном колпаке и в ночных туфлях, барон увидел странную картину, от ко- торой его ярость удвоилась. Четыре корсарских корабля, подняв все пару- са, совершали непонятные маневры, находясь приблизительно в полумиле от Бока Чика и почти на таком же расстоянии от французской эскадры. Време- нами, окутываясь клубами порохового дыма, они обстреливали залпами большой круглый форт, защищавший узкий канал - вход на рейд. Пушки форта отвечали энергично, однако корсары маневрировали парусами и стреляли с такой исключительной точностью, что их огонь накрывал защитников форта в тот самый момент, когда они перезаряжали пушки. Произведя залп, корсарс- кие корабли круто поворачивались, так, что канониры форта видели перед собой движущуюся мишень в виде кормы или носа кораблей противника. Ма- неврирование это производилось настолько искусно, что за одну-две секун- ды перед самым залпом испанцев пиратские корабли выстраивались только в перпендикулярной позиции к форту, так, что мачты кораблей сливались в одну линию.
        Бормоча под нос проклятия, де Ривароль наблюдал за боем, по собствен- ной инициативе начатым Бладом. Офицеры "Викторьез" столпились здесь же, на корме, и, когда наконец к ним присоединился де Кюсси, барон уже не мог больше сдерживать душившее его негодование. Собственно говоря, де Кюсси сам навлек на себя эту бурю. Он подошел к барону, потирая руки и всем своим видом выражая удовлетворение энергичными действиями тех, кого он привлек на службу.
        - Ну как, господин де Ривароль, - засмеялся он, - не находите ли вы, что этот Блад блестяще знает дело, а? Он водрузит знамя Франции на этом форту еще до завтрака.
        Барон с рычанием резко повернулся к нему:
        - Вы говорите, что он знает свое дело, да? У вас не хватает ума по- нять, что его дело - выполнять мои приказы! Разве я отдавал такой при- каз, черт возьми? Когда все это кончится, я разделаюсь с ним за его са- мочинство.
        - Позвольте, господин барон, но его действия будут полностью оправда- ны, если принесут удачу.
        - Оправданы? О дьявольщина! Да разве можно оправдать самовольные пос- тупки солдата?! - вспылил барон, взглянув на своих офицеров, также нена- видевших Блада.
        А сражение корсаров с испанцами продолжалось. Форт получил серьезные повреждения. Однако и корабли Блада, несмотря на свои искусные маневры, сильно пострадали от огня форта. Планшир правого борта "Атропос" был превращен в щепки, и одно из крупных ядер разорвалось в кормовой каюте корабля. На "Элизабет" была серьезно повреждена носовая часть, а на "Арабелле" сбита грот-мачта. К концу боя и "Лахезис" вышла из строя.
        Барон явно наслаждался этим зрелищем.
        - Молю небо, чтобы испанцы потопили все эти мерзкие корабли!
        Но небо не слышало его молитв. Едва он произнес эти слова, как раз- дался ужасный взрыв, и половина форта взлетела на воздух. Одно из кор- сарских ядер попало в пороховой погреб.
        Часа через два после боя капитан Блад, спокойный и нарядный, будто он только что вернулся с бала, ступил на квартердек "Викторьез". Его встре- тил де Ривароль, все еще в халате и в ночном колпаке.
        - Разрешите доложить, господин барон, что мы овладели фортом на Бока Чика. На развалинах башни развевается знамя Франции, а эскадре открыт доступ в гавань.
        Де Ривароль вынужден был сдержать свой гнев, хотя он почти задыхался от него. Его офицеры так бурно выражали свой восторг, что разносить Бла- да ему было просто неудобно. Но глаза его по-прежнему сохраняли злобное выражение, а лицо было бледным от ярости.
        - Вам повезло, господин Блад, - сказал он, - что бой выигран. В слу- чае неудачи вам пришлось бы жестоко поплатиться. В другой раз извольте ждать моих приказов, так как может случиться, что у вас не будет таких хороших оправданий, как сегодня.
        Блад улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и поклонился:
        - Сейчас я был бы рад получить ваш приказ, генерал, чтобы развить на- ше преимущество. Надеюсь, вы понимаете, насколько важна в данный момент быстрота действий.
        Ривароль растерянно взглянул на него: в своем гневе барон совершенно забыл о том, что необходимо руководить развертывающимися операциями.
        - Зайдите ко мне в каюту! - властно приказал он Бладу, но тот остано- вил его.
        - Я полагаю, генерал, что нам лучше переговорить здесь, когда перед вами, как на карте, открыта вся сцена наших предстоящих действий. - Он указал рукой на лагуну, на окружающую ее местность и на большой город, расположенный в некотором отдалении от берега. - Если это не будет рас- ценено, как моя самонадеянность, я хотел бы сделать предложение... - Он умолк.
        Де Ривароль пристально посмотрел на него, подозревая насмешку, но смуглое лицо корсара было невозмутимым, а его проницательные глаза - спокойными.
        - Ну ладно, послушаем, - милостиво согласился барон.
        Блад указал на форт при входе на внутренний рейд, башни которого скрывались за пальмами, качавшимися на узкой полосе земли. Он заявил, что этот форт вооружен значительно слабее, чем внешний форт, который они уже захватили. Но вместе с тем и канал здесь сужается, и чтобы пройти по каналу, необходимо захватить это укрепление. Он предложил, чтобы фран- цузские корабли, войдя на внешний рейд, начали оттуда бомбардировку фор- та, а тем временем триста корсаров с пушками высадятся на восточном бе- регу лагуны позади острова, густо заросшего душистыми деревьями. Как только начнется бомбардировка с моря, пираты бросятся на штурм форта с тыла. Блад полагал, что испанцы не смогут долго сопротивляться. После этого отряд де Ривароля останется в форту, а Блад со своими людьми про- должит наступление и захватит церковь Нуэстра Сеньора де ля Попа, стоя- щую на высоком холме к востоку от города. Захватив эту возвышенность, они будут контролировать единственную дорогу из Картахены в глубь страны и отрежут путь испанцам, которые не смогут вывезти из города ценности.
        Как Блад рассчитывал, так и произошло: последний аргумент оказался для Ривароля самым убедительным. До этого барон надменно слушал корсара, намереваясь раскритиковать его предложение, но здесь он, приняв озабо- ченный вид, снизошел до того, что похвалил план Блада и приказал немед- ленно начать бомбардировку форта.
        Нам нет нужды описывать здесь все подробности этой операции. Из-за ошибок французских командиров она прошла не совсем гладко, и пушечным огнем форта были потоплены два французских корабля. Но к вечеру, благо- даря неукротимой ярости пиратов при штурме с тыла, форт сдался. Еще до наступления ночи Блад вместе со своими людьми захватил господствующую над городом высоту Нуэстра Сеньора де ля Попа и поставил там несколько пушек.
        К середине следующего дня Картахена послала де Риваролю предложение о капитуляции.
        Надувшись от гордости за победу, которую он целиком приписывал себе, барон продиктовал условия капитуляции. Он потребовал сдать все деньги, товары и все общественные ценности. Жителям была предоставлена возмож- ность либо остаться в городе, либо уходить, но те, кто хотел уйти, обя- заны были полностью сдать все свое имущество, а оставшиеся сдавали только половину и становились подданными короля Франции. Де Ривароль обещал пощадить молитвенные дома и церкви, но потребовал, чтобы они представили ему отчеты о всех имеющихся у них суммах и ценностях.
        Картахена приняла эти условия, так как другого выхода у нее не было. На следующий день, 5 апреля, де Ривароль вошел в город, объявив его французской колонией и назначив ее губернатором де Кюсси. После этого он проследовал в кафедральный собор, где в честь победы была отслужена бла- годарственная обедня. Все это было только передышкой, так как после этих церемоний де Ривароль приступил к грабежу. Захват Картахены французами отличался от обычного пиратского налета только тем, что солдатам под страхом строжайших наказаний было категорически запрещено заходить в до- ма горожан. Однако в действительности этот гуманный приказ был издан не для защиты личности и имущества побежденных. Де Ривароль беспокоился о том, чтобы какой-либо дублон из огромного потока богатств не уплыл в карман солдат. Но едва лишь этот поток золота прекратился, как барон снял все ограничения и отдал город на разграбление своим солдатам. Они растащили имущество и той части горожан, которые стали французскими под- данными, хотя де Ривароль обещал им неприкосновенность и защиту.
        Добыча была колоссальной. На протяжении четырех дней более ста мулов перевозили награбленное золото из города в порт, и оттуда оно переправ- лялось на корабли.


        Глава XXVIII
        "ЧЕСТНОСТЬ" ГОСПОДИНА ДЕ РИВАРОЛЯ

        Капитан Блад во время капитуляции и после нее занимал возвышенность Нуэстра Сеньора де ля Попа, ничего не зная о том, что происходило в Кар- тахене. Пираты отлично понимали свою роль во взятии города, в котором оказалось так много богатств. И тем не менее капитана даже не пригласили на военный совет, где барон де Ривароль определял условия капитуляции.
        В другое время Блад не стерпел бы такого пренебрежения. Но сейчас, порвав с пиратством, он довольствовался тем, что свое презрение выражал насмешливой улыбкой. Однако его офицеры, а тем более матросы, продолжав- шие оставаться пиратами, были настроены совершенно иначе. Блад смог ус- покоить корсаров лишь обещанием немедленно переговорить с бароном де Ри- варолем.
        Он нашел генерала в одном из больших домов города, гудевшем, как пче- линый улей. Это была созданная бароном канцелярия, регистрировавшая дос- тавленные сюда ценности и проверявшая кассовые книги торговых фирм для точного определения сумм, подлежащих сдаче. Окруженный клерками, де Ри- вароль, рассевшись, как купец, проверял гроссбухи и подсчитывал цифры, чтобы убедиться, не утаили ли побежденные хотя бы одно песо. Это заня- тие, откровенно говоря, мало подходило для командующего королевскими су- хопутными и морскими силами Франции в Америке, но де Ривароля эти торга- шеские операции увлекали гораздо больше, нежели военные. С нескрываемым раздражением он вынужден был прервать их, когда в канцелярии появился капитан Блад.
        - Здравствуйте, господин барон! - приветствовал его Блад. - Мне нужно откровенно поговорить с вами, как бы это ни было вам неприятно, мои люди на грани бунта!
        Де Ривароль высокомерно приподнял брови:
        - Капитан Блад, я также должен откровенно поговорить с вами, как бы это ни было неприятно вам. За бунт будете отвечать лично вы и ваши офи- церы. Кроме того, вы ошибаетесь, разговаривая со мной тоном союзника. С самого начала я дал вам ясно понять, что вы только мой подчиненный. И пустых разговоров, как вы знаете, я не терплю.
        Капитан Блад с трудом сдержал себя. Но он отлично понимал, что рано или поздно ему придется сбить спесь с этого высокомерного петуха.
        - Вы можете определять мое положение, как вам заблагорассудится, ге- нерал, - сказал он. - Пустые разговоры меня тоже не интересуют. Речь идет о соглашении, подписанном двумя сторонами. Мои люди не удовлетворе- ны.
        - Чем они не удовлетворены? - спросил барон с презрением.
        - Вашей честностью, барон де Ривароль.
        Пощечина вряд ли оказала бы более сильное действие на барона. Он вскочил из-за стола, глаза его засверкали, лицо побледнело. Клерки за столом с ужасом ожидали взрыва. Молчание продолжалось несколько минут. Наконец де Ривароль, едва сдерживаясь, воскликнул:
        - Вы сомневаетесь в моей честности? Вы и грязные воры, которые окру- жают вас! Вы ответите мне за это оскорбление, хотя дуэль с вами была бы для меня просто бесчестьем!
        - Напоминаю вам, - спокойно сказал Блад, - что я говорю не о себе лично, а от имени своих людей. Мои люди недовольны. Они угрожают, что если их требования не будут удовлетворены добровольно, то они удовлетво- рят их силой.
        - Силой? - воскликнул де Ривароль, содрогаясь от бешенства. - Пусть попытаются и...
        - Не будьте опрометчивы, барон. Мои люди правы, и вам это известно. Они требуют, чтобы вы ответили им, когда будет произведен раздел добычи и когда они получат свою пятую часть в соответствии с соглашением.
        - Боже, дай мне терпение! Как мы можем делить добычу, если она еще не собрана полностью?
        - Мои люди не без основания считают, что вся добыча уже собрана. Кро- ме того, они с законным недоверием относятся к тому, что она целиком на- ходится на ваших кораблях и в полном вашем распоряжении. Они утверждают, что не в состоянии определить из-за этого объем добычи.
        - О силы небесные! Но ведь все записано в книгах, и любой может их видеть.
        - Они не будут проверять ваши книги, тем более что мало кто из моих людей вообще умеет читать. Но им хорошо известно - вы заставляете меня быть резким, - что ваши подсчеты фальшивые. По вашим книгам стоимость добычи в Картахене составляет около десяти миллионов ливров [72]. В действительности же стоимость добычи превышает сорок миллионов ливров. Вот почему мои люди требуют, чтобы ценности были предъявлены и взвешены в их присутствии, как это принято среди "берегового братства".
        - Я ничего не знаю о пиратских обычаях! - презрительно сказал де Ри- вароль.
        - Но вы быстро их освоили, барон.
        - Что вы имеете в виду, черт побери? Я - командующий армией солдат, а не грабителей!
        - Да? - Блад не мог скрыть иронии. - Но кем бы вы ни были, предупреж- даю, что если вы не удовлетворите наших требований, у вас будут неприят- ности. Меня не удивит, что вы вообще застрянете в Картахене и не сможете отправить во Францию хотя бы одно песо.
        - А-а! Вы еще и угрожаете мне?
        - Ну что вы, барон! Я просто предупреждаю о неприятностях, которых при желании можно легко избежать. Вы не подозреваете, что сидите на вул- кане. Вы еще не знаете всех корсарских обычаев. Картахена захлебнется в крови, и король Франции вряд ли получит от этого пользу.
        Де Ривароль сообразил, что дело зашло слишком далеко, и постарался перевести спор на менее враждебную почву. Он продолжался недолго и нако- нец закончился вынужденным согласием барона удовлетворить требования корсаров. Было очевидно, что генерал пошел на это только после того, как Блад доказал ему опасность дальнейшей оттяжки дележа добычи. Вооруженное столкновение, возможно, могло бы кончиться поражением пиратов, а возмож- но, и нет. Но если бы даже де Риваролю удалось справиться с пиратами, то эта победа обошлась бы ему очень дорого - у него не осталось бы доста- точно людей, чтобы удержать захваченную добычу.
        В конце концов де Ривароль обещал немедленно уладить недоразумение. Он дал слово честно рассчитаться. Если капитан Блад со своими офицерами завтра утром явятся на "Викторьез", им предъявят и взвесят в их при- сутствии все золото, все ценности, а затем они смогут доставить на свои корабли причитающуюся им одну пятую долю добычи.
        В этот вечер корсары веселились в ожидании завтрашнего богатого деле- жа и ядовито посмеивались над неожиданной уступчивостью де Ривароля. Но едва лишь рассвет забрезжил над Картахеной, причины этой уступчивости стали понятны. В гавани на якоре стояли только "Арабелла" и "Элизабет", а "Лахезис" и "Атропос" сохли на берегу, вытащенные туда для заделки повреждений, полученных в бою. Ни одного французского корабля на рейде не было. Поздней ночью они бесшумно ушли из гавани. Только три ма- леньких, чуть заметных паруса в западной части горизонта напоминали о французах и де Ривароле. В Картахене остались с пустыми руками не только обманутые им корсары, но и де Кюсси вместе с добровольцами и неграми с острова Гаити.
        Дикая ярость объединила пиратов с людьми де Кюсси.
        Предчувствуя новые грабежи, жители Картахены испытывали еще больший страх по сравнению с тем, что им пришлось перенести со дня появления эс- кадры де Ривароля.
        Только капитан Блад внешне оставался спокойным, но это нелегко ему давалось, он с трудом сдерживал кипевшее в нем негодование. Ему хотелось в минуту расставания с подлым де Риваролем полностью рассчитаться за все обиды и оскорбления. Однако это свидание не состоялось.
        - Мы должны догнать его! - сгоряча объявил он.
        Вначале все подхватили его призыв, но тут же вспомнили, что в море могут выйти только два корабля, да и на тех не было достаточных продо- вольственных запасов для дальнего похода. Капитаны "Лахезис" и "Атропос" вместе со своими командами отказались принять участие в погоне за де Ри- варолем. Успех этой погони был гадательным, а в Картахене еще оставалась возможность собрать немало ценностей. Поэтому они решили чинить свои ко- рабли и одновременно заняться грабежом. А Блад, Хагторп и те, кто пойдет вместе с ними, могут поступать как им угодно.
        Только сейчас Блад сообразил, как опрометчиво было предлагать погоню за французской эскадрой. Он едва не вызвал схватки между двумя группами, на которые разделились корсары, обсуждая его предложение. А паруса фран- цузских кораблей становились все меньше и меньше. Блад был в отчаянии. Если он уйдет в море и оставит здесь пиратов, то только небу известно, что будет с городом. Если же он останется, то люди его и Хагторпа начнут дикий грабеж вместе с командами других пиратских кораблей.
        Но пока Блад размышлял, его люди вместе с людьми Хагторпа, озлоблен- ные против де Ривароля, решили этот вопрос за своих капитанов: де Рива- роль вел себя как подлец и мошенник, а потому он заслужил наказания; значит, у этого французского генерала, нагло нарушившего соглашение, можно было взять не только одну пятую захваченных ценностей, но всю до- бычу целиком.
        Разрываемый противоречивыми соображениями, Блад колебался, и пираты почти силой доставили его на корабль.
        Через час, когда на корабль доставили бочки с водой, "Арабелла" и "Элизабет" бросились в погоню.
        "Когда мы вышли в открытое море, - пишет Питт в своем журнале, - и курс "Арабеллы" был уже проложен, я спустился к капитану, зная, как бо- лезненно переживает он эти события. Блад сидел один у себя в каюте, обх- ватив голову руками, и взгляд его выражал страдание.
        - Ну, что с тобой, Питер? - спросил я. - Что тебя мучает? Не мысли же о де Ривароле!
        - Нет, - хрипло ответил Блад и с откровенностью высказал мне все, чем он терзался: я был его верным другом и, несомненно, заслуживал его дове- рия. - Если бы она знала! Если б она только знала! Боже мой! А я-то ду- мал, что покончил с пиратством навсегда! И этот мерзавец втянул меня в разбой, грабеж, насилия, убийства! Подумай о Картахене! Что творят там сейчас наши дьяволы! И ответственность за все это падает на меня!
        - Нет, нет, Питер! - успокаивал я его. - За это отвечаешь не ты, а де Ривароль. Этот подлый вор - виновник всего, что произошло. Ну, что ты мог сделать, чтобы предотвратить события?
        - Я мог бы остаться в Картахене.
        - Ты сам знаешь, что это было бы бесполезно. Зачем же тебе мучиться?
        - Да ведь дело не только в этом, - со стоном сказал Блад. - А что же дальше? Что делать дальше? Служба у англичан для меня невозможна. Служба у французов привела к тому, что ты видишь. Какой же выход? Продолжать пиратствовать? Но с этим я покончил. Навсегда! Клянусь богом, мне кажет- ся, остается единственная возможность - предложить свою шпагу королю Ис- пании!
        Но оставался еще один выход, которого он ждал меньше всего. И к этому выходу мы приближались сейчас на своих кораблях, бежавших по морю, блис- тавшему в ослепительных лучах тропического солнца".
        Корсары шли на север, к острову Гаити, рассчитывая, что де Ривароль до отправления во Францию должен будет отремонтировать там свои корабли. Подгоняемые умеренно благоприятным ветром, "Арабелла" и "Элизабет" в те- чение двух дней бороздили море, и за все это время дозорные не видели своего противника хотя бы издали. На рассвете третьего дня корабли попа- ли в полосу легкого тумана, который ограничивал видимость двумя-тремя милями, и корсары были озабочены и раздосадованы, что де Ривароль может вообще от них скрыться.
        По записям Питта в судовом журнале, корабли в это время находились на
75° З07 западной долготы и 17° 457 северной широты. Ямайка лежала при- мерно в тридцати милях к западу от них по левому борту. Вскоре на севе- ро-западе показался мощный хребет Голубых гор, похожий на едва заметную гряду облаков. Голубовато-сиреневые вершины как бы висели в прозрачном воздухе над низко лежащими грядами тумана. Корабли шли в бейдевинде при западном ветре, и до корсаров доносился какой-то далекий гул, который для новичков в военно-морских делах мог бы показаться отдаленным шумом прибоя.
        - Пушки! - воскликнул Питт, который стоял рядом с Бладом на квартер- деке.
        Блад, внимательно прислушиваясь, кивнул головой.
        - По-моему, это милях в десяти - пятнадцати отсюда, где-то около Порт-Ройяла, - добавил Питт, взглянув на своего капитана.
        - Пушечная стрельба неподалеку от Порт-Ройяла... - задумчиво сказал Блад. - Должно быть, полковник Бишоп с кем-то сражается. Против кого же он может действовать, если не против наших друзей? При всех обстоя- тельствах нам нужно подойти поближе. Дай распоряжение рулевым.
        Они продолжали идти тем же курсом, руководствуясь гулом канонады, усиливавшимся по мере их приближения к месту сражения. Так продолжалось, наверно, около часа. Блад в подзорную трубу внимательно всматривался во мглу, вот-вот ожидая увидеть корабли, ведущие бой. Внезапно грохот пушек умолк.
        Корсары продолжали идти тем же курсом.
        Все, кто был свободен от вахты, высыпали на палубу и озабоченно всматривались вдаль. Вскоре они увидели большой корабль, объятый пламе- нем. По мере их приближения очертания пылающего корабля вырисовывались отчетливее, потом на фоне дыма и пламени показались черные мачты, и ка- питан Блад ясно разглядел в подзорную трубу трепетавший на грот-мачте вымпел с крестом святого Георга.
        - Английский корабль! - воскликнул он, продолжая осматривать море и желая увидеть наконец победителя, жертва которого находилась перед ними.
        И только подходя ближе к тонущему кораблю, пираты смогли различить смутные очертания трех высоких судов, удалявшихся по направлению к Порт-Ройялу. Они сразу же сделали вывод, что три уходящих корабля при- надлежат ямайской эскадре, а потерпевшее поражение судно было, несомнен- но, пиратским. Они поспешили подойти к нему поближе, чтобы подобрать мо- ряков, сидевших в трех до отказа перегруженных шлюпках, качавшихся на волнах. А Питт неотступно продолжал следить в подзорную трубу за удаляю- щимися кораблями: от его опытного глаза не укрылись некоторые их особен- ности, и еще через несколько минут он громко объявил о своем совершенно невероятном открытии. Самым большим из трех кораблей оказался флагманс- кий корабль де Ривароля - "Викторьез".
        Корсарские корабли подошли к шлюпкам и обломкам, за которые цеплялись моряки с тонущего корабля. Чтобы подобрать всех спасшихся и утопающих, "Арабелла" и "Элизабет" убрали паруса и легли в дрейф.


        Глава XXIX
        НА СЛУЖБЕ У КОРОЛЯ ВИЛЬГЕЛЬМА

        Одна из шлюпок пристала к борту "Арабеллы", и на палубу поднялся су- хопарый, небольшого роста человек, щегольски одетый в темно-красный ат- ласный, шитый золотом камзол. Пышный, черный парик обрамлял желтое, сморщенное лицо, выражавшее крайнее раздражение, и такое же раздражение светилось в маленьких острых глазах. Дорогой и модный костюм совершенно не пострадал от пережитого несчастья, и владелец этого костюма держался с непринужденной уверенностью настоящего вельможи. По всему было ясно, что это не пират. Вслед за ним на палубе показался второй человек, до- родный мужчина с загорелым, обветренным лицом и добродушной складкой губ. Лицо его было кругло, как луна, а в голубых глазах мерцал незатуха- ющий веселый огонек. На нем был хороший камзол без всяких украшений, но при взгляде на эту дородную фигуру и военную выправку сразу чувствова- лось, что этот человек привык командовать.
        Как только сухопарый джентльмен ступил с трапа на шканцы, его острые, как у хорька, глаза быстро пробежали по пестрой толпе собравшейся коман- ды "Арабеллы" и с удивлением остановились на капитане Бладе.
        - Что за дьявольщина? Куда я попал? - резко спросил он. - Вы англича- нин или еще кто, черт бы вас побрал?
        - Я лично имею честь быть ирландцем, сэр. Моя фамилия Блад, капитан Питер Блад, а это мой корабль "Арабелла". К вашим услугам, сэр.
        - Блад?! - пронзительно воскликнул сухопарый человек. - Проклятие! Пират! - Он быстро обернулся к своему огромному спутнику: - Ван дер Кэй- лен, вы слышите: пират! Будь я проклят, мы попали из огня да в полымя!
        - Да? - гортанным голосом спросил его спутник. - Это ошень интересный приклюшений! - И он рассмеялся.
        - Чего вы хохочете, дельфин? - брызжа слюной, заорал человек в тем- но-красном камзоле. - Нечего сказать, посмеются же над нами в Англии! Сначала адмирал ван дер Кэйлен ночью теряет весь свой флот, потом фран- цузская эскадра топит его флагманский корабль, а кончается это тем, что его самого захватывают пираты. Весьма рад, что вы можете смеяться. Долж- но быть, судьба в наказание за мои грехи связала меня с вами, но будь я проклят, если мне смешно!
        - Позволю себе сделать замечание, что здесь происходит явное недора- зумение, - спокойно произнес Блад. - Вы, сэр, вовсе не захвачены, а просто спасены. Когда вы это поймете, то, возможно, найдете нужным поб- лагодарить меня за гостеприимство. Правда, очень скромное гостепри- имство, но, во всяком случае, вы будете иметь здесь все лучшее, чем я только располагаю.
        Неистовый маленький человечек уставился на него своими острыми глаз- ками.
        - Черт побери! Вы позволяете себе еще иронизировать? - сердито сказал он и, очевидно, пытаясь прекратить дальнейшие насмешки, представился: - Я - лорд Уиллогби, назначенный королем Вильгельмом на пост генерал-гу- бернатора Вест-Индии. А это - адмирал ван дер Кэйлен, командующий вест-индской эскадрой его величества короля Вильгельма, которую он поте- рял где-то тут, в этом проклятом Карибском море.
        - Короля Вильгельма? - удивленно переспросил Блад, заметив, что и Питт, и Дайк, и стоявшие позади него пираты стали подходить ближе, охва- ченные тем же удивлением, что и он. - А кто такой король Вильгельм, ваша светлость? Король какой страны?
        - Что, что такое? - Лорд Уиллогби, изумленный этим вопросом, посмот- рел на Блада и, помолчав некоторое время, сказал: - Я говорю о его вели- честве короле Вильгельме Третьем - Вильгельме Оранском, который вместе с королевой Марией уже свыше двух месяцев правит Англией.
        Воцарилось молчание. Блад не сразу осознал эту довольно ясную инфор- мацию.
        - Вы хотите сказать, ваша светлость, что английский народ восстал и вышвырнул этого мерзавца Якова вместе с его бандой головорезов?
        Добродушно улыбаясь, ван дер Кэйлен толкнул лорда Уиллогби локтем в бок и заметил:
        - У него ошень правильный политишеский вскляд, а?
        Его светлость также улыбнулся, отчего на его высушенном лице образо- вались глубокие морщины.
        - Боже милосердный! Да вы ничего не знаете!.. Где вас носил черт все это время?
        - Последние три месяца мы были оторваны от всего мира, сэр, - ответил Блад.
        - Оно и видно! А за эти три месяца в мире произошли кое-какие переме- ны...
        И Уиллогби коротко рассказал о них: король Яков бежал во Францию под защиту короля Людовика; по этой причине и по многим другим Англия присо- единилась к антифранцузскому союзу и сейчас воюет с Францией; поэтому сегодня утром флагманский корабль голландского адмирала был атакован эс- кадрой де Ривароля. Очевидно, по пути из Картахены француз встретил ка- кой-то корабль и от него узнал о начавшейся войне.
        Капитан Блад еще раз заверил генерал-губернатора и адмирала, что на "Арабелле" к ним будут относиться с подобающим уважением, и провел их к себе в каюту. Между тем работа по спасению утопающих продолжалась. Капи- тана взволновали полученные известия. Если король Яков свергнут с прес- тола и бежал во Францию, значит, наступил конец ссылке Блада и он мог вернуться в Англию к мирной жизни, столь трагически нарушенной четыре года назад. Внезапно открывшиеся перед ним возможности буквально ошело- мили его. Он был так глубоко взволнован и растроган, что не мог молчать. Беседуя с умным и проницательным Уиллогби, все время пристально наблю- давшим за ним, Блад рассказал ему даже больше, чем намеревался расска- зать.
        - Что ж! Если хотите, отправляйтесь домой, - сказал Уиллогби, когда Блад умолк. - Можете быть уверены, за пиратство вас никто не будет прес- ледовать, особенно учитывая то обстоятельство, которое вас вынудило им заняться. Но к чему такая спешка? Мы, конечно, слышали о вас и знаем, что вы можете делать на море. Именно здесь вы можете прекрасно проявить себя, если вам надоело пиратство. Если вы поступите на службу к королю Вильгельму на время войны, то своими знаниями вы можете быть очень по- лезны английскому правительству, а оно не останется в долгу. Подумайте об этом. Будь я проклят, сэр, но я повторяю: вам предоставляется прек- расная возможность проявить себя.
        - Эту возможность предоставляете мне вы, ваша светлость, - поправил его Блад. - Я очень благодарен, но должен признаться, что сейчас спосо- бен думать только о тех важных событиях, которые меняют лицо мира. Преж- де чем определить свое место в этом изменившемся мире, я должен приучить себя рассматривать его в новом виде.
        В каюту вошел Питт и доложил, что спасенные сорок пять человек разме- щены на двух корсарских кораблях. Он попросил дальнейших распоряжений. Блад встал.
        - Я беспокою вас своими делами и забываю о ваших. Вы хотите, чтобы я вас высадил в ПортРойяле?
        - В Порт-Ройяле? - Маленький человечек гневно заерзал в кресле, а за- тем раздраженно сообщил Бладу, что вчера вечером они уже заходили в ПортРойял, но губернатора там не застали. Забрав всю эскадру, он отпра- вился на остров Тортуга в поисках каких-то корсаров.
        Блад удивленно посмотрел на него, а потом рассмеялся:
        - Он отправился, вероятно, еще до того, как узнал о смене прави- тельства в Англии и о войне с Францией.
        - Вовсе нет! - огрызнулся Уиллогби. - Губернатору было известно и о том и о другом, так же как и о моем прибытии, еще до того, как он отпра- вился в поход.
        - О, это невозможно!
        - Я тоже так думал. Но эта информация получена мной от майора Мэллэр- да, который, видимо, управляет Ямайкой в отсутствие этого болвана.
        - Но нужно быть сумасшедшим, чтобы бросить свой пост в такое время! - изумленно произнес Блад.
        - И это еще не все! - раздраженно добавил лорд. - Этот идиот взял с собой всю эскадру, так что в случае нападения французов город остается без защиты. Вот каков губернатор, которого свергнутое правительство наш- ло возможным сюда назначить! Это неплохо характеризует всю их дея- тельность. Он оставляет Порт-Ройял на произвол судьбы, а его ветхий форт может быть превращен в развалины в течение какого-нибудь часа. Поведение Бишопа преступно!
        Улыбка с лица Блада мгновенно исчезла.
        - Известно ли об этом де Риваролю? - резко спросил он.
        На этот вопрос ответил голландский адмирал:
        - Разве Ривароль пошель бы туда, если бы не зналь этого? Он закватиль в плен кое-коко из наших людей и, наверно, расвязаль им язик. Такой ко- роший возмошность он не пропускаль.
        - Этот мерзавец Бишоп ответит головой, если здесь произойдет что-ни- будь неприятное! - зарычал Уиллогби. - А может быть, он сделал это умыш- ленно, а? Может быть, он не дурак, а изменник? Может быть, он так служит королю Якову, который его сюда назначил, а?
        Капитан Блад не согласился с этим.
        - Вряд ли это так, - сказал он. - Им руководила лишь жажда мести. Он хотел захватить на Тортуге меня. Но я полагаю, что, пока он меня ищет, мне следует за него побеспокоиться о сохранении Ямайки для короля Вильгельма. - Он засмеялся, и в смехе этом было больше веселья, чем за все последние месяцы.
        - Возьми курс на Порт-Ройял, Джереми, - приказал он Питту. - Нам надо попасть туда как можно скорее. Мы еще успеем расквитаться с де Риваро- лем.
        Лорд Уиллогби и адмирал ван дер Кэйлен вскочили.
        - Будь я проклят, но у вас же нет для этого достаточно сил! - воск- ликнул его светлость. - Каждый из кораблей французской эскадры по мощ- ности не уступает "Арабелле" и "Элизабет", вместе взятым.
        - По количеству пушек - да, - улыбаясь, сказал Блад. - Но в таких де- лах пушки не самое главное. Если ваша светлость желает видеть сражение по всем правилам военно-морского искусства, я вам предоставлю такую воз- можность.
        Они оба посмотрели на Блада.
        - Но условия неблагоприятны для вас, - продолжал настаивать его свет- лость.
        - Это невозмошно, - сказал ван дер Кэйлен, качая своей круглой голо- вой. - Конешно, кораблевошденье - ошень вашное дело, но пушки остаются пушки.
        - Если мы не сможем победить де Ривароля, то я потоплю свои корабли в канале и не дам ему возможности уйти из Порт-Ройяла. А тем временем вер- нется Бишоп со своей нелепой охоты или же появится ваша эскадра.
        - Ну, а что это нам даст? - спросил Уиллогби.
        - Вот это как раз я и хотел вам сказать. Де Ривароль просто идиот, что пошел на Порт-Ройял, так как у него на кораблях награбленные им в Картахене ценности, стоимостью около сорока миллионов ливров. (Оба его слушателя подскочили при упоминании об этой колоссальной сумме.) Он отп- равился в ПортРойял с этими ценностями. Безразлично, победит он меня или я его, этих ценностей из Порт-Ройяла ему не увезти. Рано или поздно они попадут в казну короля Вильгельма, после того как одна пятая часть их будет выплачена моим корсарам. Согласны, лорд Уиллогби?
        Его светлость встал и протянул ему свою холеную руку.
        - Капитан Блад, мне кажется, вы - великий человек! - сказал он.
        - Позвольте, ваша светлость! У вас очень хорошее зрение, если вам удалось это увидеть, - засмеялся капитан.
        - Да, да! Но как он это сделайть? - проворчал ван дер Кэйлен.
        И капитан Блад, смеясь, ответил:
        - Поднимайтесь на палубу, и не успеет еще зайти солнце, как я вам это продемонстрирую.


        Глава XXX
        ПОСЛЕДНИЙ БОИ "АРАБЕЛЛЫ"

        - Шево ни шдете, мой друк? - ворчал ван дер Кэйлен.
        - Да, да, ради бога, чего вы ожидаете? - раздраженно повторил вслед за ним Уиллогби.
        Был полдень того же самого дня. Оба корсарских корабля плавно покачи- вались на волнах, и ветер, дующий со стороны рейда Порт-Ройял, лениво хлопал парусами. Корабли находились менее чем в миле от защищенного фор- том входа в пролив, ведущий на этот рейд. Прошло уже больше двух часов, как они подошли сюда, никем не замеченные ни из форта, ни с кораблей де Ривароля, так как между французами и защитниками порта шел бой и воздух все время сотрясался от грохота пушек, стрелявших и с суши и с моря.
        Длительное пассивное ожидание уже начало отражаться на нервах лорда Уиллогби и адмирала ван дер Кэйлена.
        - Ви обешаль показать нам кое-какой короший веши. Кте эти ваш короший веши? - спросил адмирал.
        Уверенно улыбаясь, Блад стоял перед адмиралом в своей кирасе из воро- неной стали.
        - Я не намерен злоупотреблять вашим терпением, - сказал он. - Огонь начал уже стихать. Дело в том, что спешкой мы ничего не выиграем, а уда- рив в должный момент, мы добьемся очень многого, и я вам сейчас это до- кажу.
        Лорд Уиллогби с подозрением посмотрел на него:
        - Вы надеетесь, что тем временем может вернуться Бишоп или подойти эскадра ван дер Кэйлена?
        - О нет, ваша светлость, этих мыслей у меня нет и в помине. Я думаю вот о чем: де Ривароль, как мне известно, плохой командир, и его эскадра в бою с фортом неизбежно получит какие-то повреждения, что хотя бы нем- ного уменьшит его превосходство над нами. А мы вступим в бой, когда форт расстреляет все свои ядра.
        - Правильно! - резко одобрил сухопарый генерал-губернатор Вест-Индии. - Я одобряю ваши намерения. Вы обладаете качествами талантливого флото- водца, и я прошу извинить меня, что не понял вас раньше.
        - О, это очень любезно с вашей стороны, милорд! Вы понимаете, у меня есть некоторый опыт ведения таких боев. Я пойду на любой неизбежный риск, но не буду рисковать в тех случаях, когда в этом нет необходимос- ти... - Он умолк и прислушался. - Да, я был прав. Канонада стихает. Зна- чит, сопротивление Мэллэрда подходит к концу. Эй, Джереми!
        Он перегнулся через резные перила и отдал четкое приказание. Боцман пронзительно засвистел, и, казалось, сонный корабль мгновенно пробудил- ся. Послышались топанье ног на палубе, скрип блоков и хлопанье поднимае- мых парусов. "Арабелла" двинулась вперед. За "Арабеллой" пошла "Элиза- бет". Блад вызвал к себе канонира Огла, и минуту спустя Огл помчался на свое место на пушечной палубе.
        Через четверть часа они подошли к входу на рейд и внезапно на рассто- янии выстрела мелкокалиберной пушки появились перед тремя кораблями де Ривароля.
        На месте форта дымилась груда развалин. Победители с вымпелами Фран- ции, реющими на гротмачтах, быстро направлялись на шлюпках к берегу, чтобы овладеть богатым городом, укрепления которого они только что разг- ромили.
        Блад внимательно осмотрел французские корабли и тихо рассмеялся. "Викторьез" и "Медуза", видимо, были лишь слегка поцарапаны. А третий корабль - "Балейн" - полностью вышел из строя. Огромная пробоина зияла в его правом борту, и капитан, спасая судно от гибели, положил его в дрейф на левый борт, чтобы в пробоину не хлынула вода.
        - Вы видите! - закричал Блад ван дер Кэйлену и, не ожидая одобри- тельного ворчания голландца, отдал приказ: - Лево руля!
        Вид поворачивающегося бортом к французам огромного красного корабля с позолоченной скульптурой на носу и открытыми портами ошеломляюще по- действовал на де Ривароля, только что ликовавшего по случаю победы. Но еще до того, как он мог сдвинуться с места, чтобы отдать приказ и сооб- разить вообще, какой приказ отдать, смертоносный шквал огня и металла бортового залпа корсаров смел все с палубы "Викторьез". Продолжая идти своим курсом, "Арабелла" уступила место "Элизабет", которая совершила такой же маневр. Застигнутые врасплох, французы растерялись, их охватила паника. Между тем "Арабелла", сделав поворот оверштаг, вернулась на свой прежний курс, но в обратном направлении, и ударила из всех орудий левого борта. Еще один бортовой залп прогремел с "Элизабет", после чего трубач "Арабеллы" проиграл какой-то сигнал, прекрасно понятый Хагторпом.
        - Вперед, Джереми! - закричал Блад. - Прямо на них, пока они не успе- ли опомниться! Внимание! Приготовиться к абордажу! Хэйтон... крюки!
        Он сбросил свою шляпу с перьями и надел стальной шлем, принесенный ему подростком-негром. Блад хотел лично руководить абордажем и коротко объяснил своим гостям:
        - Абордаж - для нас единственный шанс на победу. У противника слишком много пушек.
        И как бы в доказательство его слов последовал немедленный ответ фран- цузов. Оправившись от паники, они открыли огонь по "Арабелле", которая из двух противников была наиболее опасным.
        В отличие от корсаров, стрелявших из своих пушек по палубам, французы стремились повредить корпус "Арабеллы". Под ударами ужасающей силы ко- рабль Блада вздрогнул и замедлил движение, хотя Питт старался вести его таким курсом, чтобы "Арабелла" представляла наименьшую мишень для про- тивника. Корабль продолжал двигаться, однако носовая часть его была изу- родована, а чуть повыше ватерлинии чернела огромная пробоина. Чтобы вода не проникла в трюм, Блад приказал сбросить за борт носовые пушки, якоря и все, что было под руками.
        Французы, сделав поворот оверштаг, обстреляли также и "Элизабет". "Арабелла" при слабом попутном ветре пыталась подойти к своему противни- ку вплотную. Но, прежде чем корсарам удалось это сделать, "Викторьез" снова в упор произвел по "Арабелле" залп из пушек правого борта. В гро- хоте канонады, среди треска ломающихся снастей и стонов раненых "Арабел- ла" еще раз рванулась вперед, закачалась и окуталась облаком дыма, кото- рый скрыл ее от глаз французов. Прошло еще несколько мгновений, и Хэйтон закричал, что "Арабелла" уходит носом под воду.
        Сердце Блада в отчаянии замерло. Но тут же сквозь густой и едкий дым он увидел голубой с позолотой борт "Викторьез". Однако искалеченная "Арабелла" двигалась очень медленно, и ему стало ясно, что она затонет раньше, чем дойдет до "Викторьез".
        Точно такого же мнения был и голландский адмирал, изрыгавший руга- тельства и проклятия. Лорд Уиллогби также проклинал Блада за то, что он, идя на абордаж, азартно поставил все на карту.
        - У нас не было иного выхода! - дрожа как в лихорадке, воскликнул Блад. - Вы правы, что это отчаянный шаг. Но мои действия диктовались обстановкой и недостатком сил. Я терплю поражение накануне победы.
        Однако корсары еще не помышляли о сдаче. Хэйтон с двумя десятками ко- ренастых головорезов, державших в руках абордажные крюки, скорчившись, притаились среди обломков на носу корабля. Ярдах в семи-восьми от "Вик- торьез" "Арабелла" остановилась, и, когда на глазах у ликующих французов ее носовая палуба уже начала покрываться водой, корсары Хэйтона вскочили и с дикими воплями забросили абордажные крюки. Два из них впились в де- ревянные части французского корабля. Опытные пираты действовали с молни- еносной быстротой. Ухватившись за цепь одного из этих крюков, они начали тянуть ее изо всех сил к себе, чтобы сблизить корабли.
        Блад, наблюдавший с квартердека за этой смелой операцией, закричал громовым голосом:
        - Мушкетеры - на нос!
        Мушкетеры, стоявшие в готовности на шкафуте, повиновались команде с потрясающей быстротой, в которой заключалась их единственная надежда на спасение от смерти. Пятьдесят мушкетеров бросились вперед, и над голова- ми людей Хэйтона, из-за обломков носовой части, засвистели пули. Это бы- ло как раз вовремя, потому что французские солдаты, убедившись в невоз- можности освободиться от крюков, глубоко впившихся в борта и палубу "Викторьез", готовились открыть огонь сами.
        Корабли с резким стуком ударились, друг о друга правыми бортами. Спустившись с квартердека на шкафут, Блад отдавал приказания, и они вы- полнялись с поразительной скоростью: мгновенно были спущены паруса, об- рублены веревки, поддерживавшие реи, выстроен на корме авангард абордаж- ного отряда. В ту секунду, когда корабли столкнулись друг с другом, пи- раты по команде Блада взмахнули абордажными крючьями: тонущая "Арабелла" была накрепко пришвартована к "Викторьез".
        Уиллогби и ван дер Кэйлен, затаив дыхание, стояли на юте и широко открытыми глазами наблюдали за изумительной быстротой и точностью, с ко- торыми действовали капитан Блад и его отчаянная команда. Но вот трубач проиграл атаку, и Блад, увлекая своих людей, стремительно ринулся на па- лубу французского корабля. Корсары из арьергардной группы абордажников, руководимые Оглом, с криком перескакивали на носовую часть "Викторьез", до уровня которой уже опустилась высокая корма "Арабеллы". Следуя приме- ру своего вожака, они накинулись на французов, как гончие собаки на заг- нанного оленя. А вслед за смельчаками "Арабеллы" на борт "Викторьез" бросились все остальные пираты. На палубе тонущего корабля остались только лорд Уиллогби и голландец, продолжавшие наблюдать за боем с квар- тердека.
        Бой длился не более получаса. Начавшись в носовой части корабля, он быстро перекинулся на шкафут. Французы упорно сопротивлялись, ободряя себя тем, что они численно превосходят противника, и ожесточая свои сердца сознанием, что противник их не помилует. Но, несмотря на отчаян- ную доблесть французов, пираты постепенно оттесняли их к одной стороне палубы, и "Викторьез" под тяжестью пришвартованной "Арабеллы" опасно кренился на правый борт. Корсары дрались с безумной храбростью людей, знающих, что им некуда отступать и что они должны либо победить, либо погибнуть. И в конце концов им удалось овладеть "Викторьез", хотя эта победа стоила жизни половине экипажа. Уцелевшие защитники "Викторьез", загнанные на квартердек и подгоняемые разъяренным де Риваролем, еще пы- тались кое-как сопротивляться. А когда де Ривароль упал с простреленной головой, его соотечественники, оставшиеся в живых, бросили оружие и взмолились о пощаде.
        Но и после этого люди Блада не могли еще отдохнуть. "Элизабет" и "Ме- дуза", сцепленные абордажными крючьями, представляли собой единое поле боя, и французы уже дважды отбрасывали людей Хагторпа со своего корабля. Хагторпу требовалась срочная помощь. Пока Питт с матросами занимался па- русами, а Огл наводил порядок на нижней пушечной палубе, Блад приказал вытащить крюки, чтобы освободить захваченный корабль от тяжкого груза. Лорд Уиллогби и адмирал ван дер Кэйлен уже перешли на "Викторьез", и, когда он делал поворот, спеша на помощь Хагторпу, Блад, стоя на квартер- деке, бросил последний взгляд на "Арабеллу", которая так долго служила ему и стала почти частью его самого. После того как отцепили крюки, "Арабелла" несколько минут покачивалась на волнах, а затем начала мед- ленно погружаться, и вскоре там, где она затонула, остались только ма- ленькие булькающие водовороты над верхушками ее мачт.
        Блад молча стоял среди трупов и обломков, не сводя глаз с места ис- чезновения "Арабеллы". Он не слышал, как кто-то подошел к нему, и опом- нился только тогда, когда позади него раздался голос:
        - Вот уже второй раз за нынешний день я должен извиняться перед вами, капитан Блад. Никогда еще мне не приходилось видеть, как доблесть делает невозможное возможным и поражение превращает в победу!
        Блад резко повернулся, и лорд Уиллогби только сейчас увидел страшный облик капитана. Шлем его был сбит на сторону, передняя часть кирасы прогнута, жалкие обрывки рукава прикрывали обнаженную правую руку, заб- рызганную кровью. Из-под всклокоченных волос его струился алый ручеек - кровь из раны превращала его черное, измученное лицо в какую-то ужасную маску.
        Но сквозь эту страшную маску неестественно ярко блестели синие глаза, и, смывая кровь, грязь и пороховую копоть, катились по щекам слезы.


        Глава XXXI
        ЕГО ВЫСОКОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ГУБЕРНАТОР

        Дорого обошлась корсарам эта победа. Из трехсот пиратов, вышедших с Бладом из Картахены, осталось в живых не более ста человек. "Элизабет" получила настолько серьезные повреждения, что едва ли можно было ее от- ремонтировать. Хагторп, так доблестно сражавшийся в последнем бою, был убит. Но ценой этих потерь корсары, значительно уступавшие французам в численности, своим умением драться и отчаянной храбростью спасли Ямайку от бомбардировки и разграбления, захватив при этом для короля Вильгельма эскадру де Ривароля и огромные ценности.
        Вечером следующего дня запоздавшая эскадра ван дер Кэйлена, в составе девяти кораблей, бросила якорь на рейде Порт-Ройяла, и адмирал не замед- лил тут же и в соответствующих выражениях сообщить своим голландским и английским офицерам, что он действительно о них думает.
        Шесть кораблей эскадры немедленно же стали готовиться к новому выходу в море. Новый генерал-губернатор лорд Уиллогби хотел поскорее побывать в нескольких вест-индских колониях, чтобы посмотреть, как они управляются.
        - А между тем, - жаловался он адмиралу, - я должен задерживаться здесь из-за этого болвана губернатора!
        - Да? - сказал ван дер Кэйлен. - Но пошему этот болван долшен вас за- дершивать?
        - Потому что я хочу наказать эту собаку и назначить на его место че- ловека, не только понимающего свои обязанности, но и способного их вы- полнять.
        - Ага! Но зашем вам себя задершивать, кокда француз мошет нападать на плохо зашишонньш Барбадос? Ви имейт такой шеловек. Для этоко шеловека не надо особой инструкций. Лутше, шем мы с вами, он знайт, как зашищать Порт-Ройял.
        - Вы имеете в виду Блада?
        - Ну да. Кто ше мошет лутше еко подкодить для эта долшность? Ви ше видели, што он за шеловек.
        - Вы тоже так думаете, а? Черт побери! В самом деле, почему нет? Он, дьявол меня разрази, лучше Моргана, а ведь Морган в свое время был наз- начен губернатором.
        Послали за Бладом. Он явился, нарядный и жизнерадостный, так как вос- пользовался пребыванием в Порт-Ройяле, чтобы привести себя в порядок. Когда лорд Уиллогби сообщил ему о своем предложении, Блад был ошеломлен. Ни о чем подобном он никогда даже и не мечтал, и его сразу же начали обуревать сомнения в своей способности справиться с таким ответственным постом.
        - Что это еще за новости? - вспылил Уиллогби. - Разве я мог бы пред- ложить вам этот пост, если бы сомневался, что вы справитесь с ним? Если это ваше единственное возражение...
        - Нет, милорд, есть и другие причины. Я мечтал поехать домой. Я сос- кучился по зеленым улочкам Англии... - он вздохнул, - и по яблоням в цвету в садах Сомерсета.
        - "Яблони в цвету"! - Его светлость повысил голос, с явной насмешкой повторяя эти слова. - Что за дьявольщина... "Яблони в цвету"! - Он взглянул на ван дер Кэйлена.
        Адмирал приподнял брови и провел языком по толстым губам. По его лицу промелькнула добродушная усмешка.
        - Да, - сказал он, - это ошень поэтишно!
        Милорд повернулся к капитану Бладу.
        - Вам еще надо искупить прошлое пиратство, мой друг, - с улыбкой за- метил он. - Кое-что в этом направлении вы уже сделали, проявив немалые свои способности. Вот поэтому-то от имени его величества короля Англии я и предлагаю вам пост губернатора Ямайки. Из всех людей, какие мне из- вестны, я считаю вас наиболее подходящим человеком.
        Блад низко поклонился:
        - Ваша светлость очень добры. Но...
        - Никаких "но"! Хотите, чтобы ваше прошлое было забыто, а будущее обеспечено? Вам представляется для этого блестящая возможность. И не от- носитесь к моему предложению легкомысленно из-за каких-то яблонь в цвету и прочей сентиментальной дребедени. Ваш долг - остаться здесь хотя бы до окончания войны. А потом вы сможете вернуться в Сомерсет к сидру или в родную вам Ирландию к потину [73]. Пока же примиритесь на Ямайке с ее ромом.
        Ван дер Кэйлен громко рассмеялся. Но Блад даже не улыбнулся. Его лицо было спокойно и почти мрачно, потому что он думал сейчас об Арабелле Би- шоп. Она была где-то здесь, в этом самом доме, но после его прибытия в Порт-Ройял они еще не виделись. Если бы только она проявила к нему хоть немного сострадания...
        Его думы были прерваны лордом Уиллогби, который высоким, пронзи- тельным голосом продолжал бранить его за колебания и несерьезное отноше- ние к открывшейся перед ним замечательной перспективе. Блад, опомнив- шись, поклонился лорду Уиллогби:
        - Вы правы, милорд. Пожалуйста, не считайте меня неблагодарным. Если я и колебался, то только потому, что у меня были другие соображения, ко- торыми я не хочу беспокоить вашу светлость.
        - Наверно, опять что-нибудь вроде яблонь в цвету? - презрительно фыркнул его светлость.
        На этот раз Блад засмеялся, но в его глазах все еще таилась грусть.
        - Я с благодарностью принимаю ваше предложение, милорд, - сказал Блад. - Я постараюсь оправдать ваше доверие и заслужить благодарность его величества. Можете положиться на меня - я буду служить честно.
        - О, господи, да если бы у меня не было в этом уверенности, разве я предложил бы вам пост губернатора!
        Так был разрешен этот вопрос.
        В присутствии коменданта форта Мэллэрда и других офицеров гарнизона лорд Уиллогби выписал Бладу документ о назначении его на пост губернато- ра и приложил к нему свою печать. Мэллэрд и его офицеры наблюдали за всей этой операцией, выпучив от изумления глаза, но свои мысли держали при себе.
        - Ну, теперь мы мошем заняться нашим делами, - сказал ван дер Кэйлен.
        - Мы отплываем завтра, - объявил его светлость.
        Блад очень удивился.
        - А полковник Бишоп? - спросил он.
        - Теперь вы - губернатор, и это уже дело ваше. Когда он вернется, вы можете поступить с ним по своему усмотрению. Можете вздернуть этого бол- вана на рее его собственного корабля. Он вполне заслуживает этого.
        - Задача не очень приятная, милорд, - заметил Блад.
        - Конечно. И вдобавок я оставляю еще для него письмо. Надеюсь, оно ему понравится!
        Капитан Блад немедленно приступил к исполнению своих новых обязаннос- тей. Прежде всего следовало привести Порт-Ройял в состояние обороноспо- собности: восстановить разрушенный форт, отремонтировать трофейные фран- цузские корабли, которые уже были вытащены на берег. Сделав эти распоря- жения, Блад собрал своих корсаров и с разрешения лорда Уиллогби передал им одну пятую часть захваченных ценностей. Он предложил недавним своим соратникам выбор: либо уехать с Ямайки, либо поступить на службу к коро- лю Вильгельму.
        Человек двадцать из них решили последовать его примеру. Среди них бы- ли Джереми Питт, Огл и Дайк, для которых, так же как и для Блада, ссылка окончилась после свержения с престола короля Якова. Только они да еще старый Волверстон, оставшийся в Картахене, и уцелели из той группы осуж- денных повстанцев, что бежали с Барбадоса на "Синко Льягас".
        На следующий день утром, когда эскадра ван дер Кэйлена заканчивала последние приготовления к выходу в море, в просторный кабинет губернатб- ра, где сидел Блад, явился майор Мэллэрд с докладом о том, что на гори- зонте показалась эскадра полковника Бишопа.
        - Очень хорошо, - сказал Блад. - Я рад, что Бишоп возвращается еще до отъезда лорда Уиллогби. Майор Мэллэрд, как только полковник спустится на берег, арестуйте его и доставьте ко мне сюда... Подождите, - сказал он майору и поспешно написал записку. - Немедленно передайте это лорду Уил- логби.
        Майор Мэллэрд отдал честь и ушел. Питер Блад, нахмурившись, глядел в потолок, размышляя о странных превратностях судьбы. Его размышления прервал осторожный стук в дверь, и в кабинет вошел пожилой слуга-негр с покорнейшей просьбой к его высокопревосходительству принять мисс Бишоп.
        Его высокопревосходительство изменился в лице. Сердце его тревожно забилось и замерло. Он сидел неподвижно, уставившись на негра и чувствуя, что голос у него отнялся, что он не может произнести ни слова, и ему пришлось ограничиться кивком головы в знак согласия принять посе- тительницу.
        Когда Арабелла Бишоп вошла, Блад встал, и если он не был бледен так же, как она, то потому только, что эту бледность скрывал загар. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. Затем она пошла ему навстре- чу и, запинаясь, что было удивительно для такой сдержанной девушки, ска- зала срывающимся голосом:
        - Я... я... майор Мэллэрд сообщил мне...
        - Майор Мэллэрд превысил свои обязанности, - прервал ее Блад. Он хо- тел сказать это спокойно, но именно поэтому его голос прозвучал хрипло и неестественно громко. Заметив, как она вздрогнула, он сразу же решил ус- покоить ее: - Вы напрасно тревожитесь, мисс Бишоп. Каковы бы ни были мои отношения с вашим дядей, я не последую его примеру. Я не стану пользо- ваться своей властью и сводить с ним личные счеты. Наоборот, мне придет- ся злоупотребить своей властью, чтобы защитить его. Лорд Уиллогби требо- вал отнестись к вашему дяде без всякого снисхождения. Я же собираюсь отослать его обратно на его плантации в Барбадос.
        Арабелла прижала руки к груди.
        - Я... я... рада, что вы так поступите. Рада прежде всего за вас... - И, сделав к нему шаг, она протянула ему руку.
        Он недоверчиво взглянул на нее.
        - Мне, вору и пирату, не полагается касаться вашей руки, - сказал он с горечью.
        - Но вы уже ни тот и ни другой, - ответила Арабелла, пытаясь улыб- нуться.
        - Да, но, к сожалению, не вас я должен за это благодарить. И на эту тему нам, пожалуй, больше говорить не стоит. Могу еще заверить вас, что лорду Джулиану Уэйду меня бояться нечего. Такая гарантия, полагаю, нужна для вашего спокойствия.
        - Ради вас - да. Но только ради вас самого. Я не хочу, чтобы вы пос- тупали низко или бесчестно.
        - Хотя я - вор и пират? - вырвалось у него.
        В отчаянии она всплеснула руками:
        - Неужели вы никогда не простите мне этого?
        - Должен признаться, мне нелегко это сделать. Но после всего сказан- ного какое это имеет значение?
        На мгновение задумавшись, она посмотрела на него своими чистыми кари- ми глазами, а затем снова протянула ему руку:
        - Я уезжаю, капитан Блад. Поскольку вы так добры к моему дяде, я возвращаюсь вместе с ним на Барбадос. Вряд ли мы с вами когда-нибудь встретимся. Может быть, мы расстанемся добрыми друзьями? Я еще раз прошу извинить меня. Может быть... может быть, вы попрощаетесь со мной?
        Он заставил себя говорить мягче, взял протянутую Арабеллой руку и, удерживая ее в своей руке, заговорил, угрюмо, с тоской глядя на Арабел- лу.
        - Вы возвращаетесь на Барбадос, и лорд Джулиан едет с вами? - медлен- но спросил он.
        - Почему вы спрашиваете меня об этом? - И она бесстрашно подняла на него глаза.
        - Позвольте, разве он не выполнил моего поручения? Или он что-нибудь напутал?
        - Нет, он ничего не напутал и передал мне все, как вы сказали. Меня очень тронули ваши слова. Они заставили меня понять и мою ошибку и мою несправедливость к вам. Я судила вас слишком строго, хотя вообще-то и судить было не за что.
        - А как же тогда лорд Джулиан? - спросил он, продолжая удерживать ее руку в своей и глядя на Арабеллу глазами, горевшими, как сапфиры, на его лице цвета меди.
        - Вероятно, лорд Джулиан вернется в Англию. Здесь ему делать нечего.
        - Разве он не просил вас поехать с ним?
        - Да, просил, и я прощаю вам такой неуместный вопрос.
        В нем внезапно пробудилась безумная надежда:
        - А вы? О, благодарение небу! Вы хотите сказать... вы отказались... Да? Отказались, чтобы... стать моей женой, когда...
        - О! Вы невыносимы! - Она вырвала руку и отпрянула от него. - Мне не следовало приходить... Прощайте!
        Арабелла быстро пошла к двери, но Блад догнал ее и схватил за руку. Лицо девушки залилось румянцем, и она горестно посмотрела на него:
        - Вы ведете себя по-пиратски. Отпустите меня!
        - Арабелла! - умоляюще воскликнул он. - Что вы говорите? Разве я могу отпустить вас? Разве я могу позволить вам уехать и никогда больше не ви- деть вас? Может быть, вы останетесь и поможете мне перенести эту недол- гую ссылку, а потом мы уедем вместе?.. О, вы плачете? Почему? Что же я сказал такое, чтобы заставить тебя расплакаться, родная?
        - Я думала, что ты мне никогда этого не скажешь, - произнесла Арабел- ла, улыбаясь сквозь слезы.
        - Да, но ведь здесь был лорд Джулиан, красивый, знатный...
        - Для меня всегда был только ты один, Питер...
        Им многое нужно было сказать друг другу. Так много, что губернатор Блад позабыл о всех своих обязанностях. Наконец он добрался до конца своего пути. Его одиссея кончилась.
        А тем временем эскадра полковника Бишопа бросила якорь на рейде. Расстроенный полковник Бишоп сошел на мол, где ему предстояло расстро- иться еще больше. Его сопровождал лорд Джулиан Уэйд.
        Для встречи Бишопа был выстроен отряд морской полиции. Перед отрядом стояли майор Мэллэрд и еще два человека, незнакомых губернатору: один - маленький, пожилой, в темно-красном атласном камзоле, а другой - большой, дородный, в камзоле военно-морского покроя.
        Майор Мэллэрд подошел к Бишопу.
        - Полковник Бишоп! - сказал он. - Я имею приказ о вашем аресте. Вашу шпагу, сэр!
        Бишоп побагровел и уставился на него:
        - Что за дьявольщина... Вы говорите - арестовать... Арестовать меня?
        - По приказу губернатора Ямайки, - сказал элегантно одетый маленький человечек, стоявший позади Мэллэрда.
        Бишоп быстро повернулся к нему:
        - Губернатора? Вы с ума сошли! - Он взглянул сначала на одного незна- комца, а затем на другого. - Но губернатор-то - я!
        - Вы были им, - сухо сказал маленький человечек, - но в ваше от- сутствие многое изменилось. Вы сняты за то, что покинули свой пост без уважительной причины и тем подвергли опасности колонию, за которую несли ответственность. Это серьезная провинность, полковник Бишоп, как вам придется убедиться. Учитывая, что на этот пост вы были назначены прави- тельством короля Якова, возможно, вам будет предъявлено обвинение в из- мене. Ваш преемник сам решит вопрос - повесить вас или нет.
        Бишоп, у которого почти замерло дыхание, выругался, а затем, дрожа от страха, спросил:
        - А кто вы такие, черт побери?
        - Я - лорд Уиллогби, генерал-губернатор колоний его величества короля Англии в Вест-Индии. Мне кажется, вы должны были получить уведомление о моем прибытии.
        У Бишопа мгновенно испарились последние остатки его гнева. Холеное лицо стоявшего позади него лорда Джулиана побелело и вытянулось.
        - Но, милорд... - начал было полковник.
        - Меня не интересуют ваши объяснения, сэр! - резко прервал его Уил- логби. - Я отплываю, и у меня нет времени вами заниматься. Губернатор выслушает вас и, несомненно, воздаст вам по справедливости. - Он махнул рукой майору Мэллэрду, и охрана повела съежившегося, совершенно разбито- го полковника Бишопа.
        Вместе с ним пошел лорд Джулиан, которого никто не задерживал. Нес- колько придя в себя, Бишоп обрел наконец способность говорить.
        - Это еще одно добавление к моему счету с этим мерзавцем Бладом! - процедил он сквозь зубы. - Ох, как я разделаюсь с ним, когда мы встре- тимся!
        Майор Мэллэрд отвернулся в сторону, чтобы скрыть улыбку. Молча он от- вел арестованного в губернаторский дом, который так долго был резиденци- ей полковника Бишопа. Оставив полковника под охраной в вестибюле, майор доложил губернатору, что арестованный доставлен.
        Мисс Бишоп все еще была у Питера Блада, когда вошел Мэллэрд. Его со- общение вернуло их к действительности.
        - Ты пощадишь его, Питер? Ради меня! - умоляюще сказала она и вспых- нула, увидев выпученные от удивления глаза майора Мэллэрда.
        - Постараюсь, моя дорогая, - ответил Блад, весело взглянув на обал- девшего майора, - но боюсь, что обстоятельства не позволят мне этого.
        Смущенная Арабелла, сообразив, что при майоре иного ответа она и не могла услышать, убежала в сад, а майор Мэллэрд отправился за полковни- ком.
        - Его высокопревосходительство губернатор сейчас примет вас, - объявил он и широко распахнул дверь.
        Полковник Бишоп, шатаясь, вошел в кабинет и остановился в ожидании.
        За столом сидел незнакомый ему человек. Видна была только макушка тщательно завитого парика. Потом губернатор Ямайки поднял голову, и его синие глаза сурово взглянули на арестованного. Полковник Бишоп издал горлом нечленораздельный звук и, остолбенев от изумления, уставился на его высокопревосходительство губернатора Ямайки, узнав в нем человека, за которым он так долго и безуспешно охотился.
        Эту сцену лучше всего охарактеризовал ван дер Кэйлен в разговоре с лордом Уиллогби, когда они ступили на палубу флагманского корабля адми- рала.
        - Это ошень поэтишно, - сказал он, и в его голубых глазах промелькнул веселый огонек. - Капитан Блад любит поэзию. Ви помниль яблок в цвету? Да? Ха-ха!



        ХРОНИКА КАПИТАНА БЛАДА
        (Из судового журнала Джереми Питта)

        ХОЛОСТОЙ ВЫСТРЕЛ

        В судовом журнале, оставленном Джереми Питтом, немалое место уделено длительной борьбе Питера Блада с капитаном Истерлингом, и последний предстает перед нами как некое орудие судьбы, решившее дальнейшую участь тех заключенных, которые, захватив корабль "Синко Льягас", бежали на нем с Барбадоса.
        Люди эти могли уповать лишь на милость случая. Изменись тогда направ- ление или сила ветра, и вся их жизнь могла сложиться по-иному. Судьбу Питера Блада, без сомнения, решил октябрьский шторм, который загнал де- сятипушечный шлюп капитана Истерлинга в Кайонскую бухту, где "Синко Льягас" безмятежно покачивался на якоре почти целый месяц.
        Капитан Блад вместе с остальными беглецами нашел приют в этом оплоте пиратства на острове Тортуга, зная, что они могут укрыться там на то время, пока не решат, как им надлежит действовать дальше. Их выбор пал на эту гавань, так как она была единственной во всем Карибском море, где им не угрожало стать предметом докучливых расспросов. Ни одно английское поселение не предоставило бы им приюта, памятуя об их прошлом. В лице Испании они имели заклятого врага, и не только потому, что были англича- нами, а главным образом потому, что владели испанским судном. Ни в одной французской колонии они не могли бы чувствовать себя в безопасности, ибо между правительствами Франции и Англии только что было заключено согла- шение, по которому обе стороны взаимно обязались задерживать и препро- вождать на родину всех беглых каторжников. Оставалась еще Голландия, соблюдавшая нейтралитет. Но Питер Блад считал, что состояние нейтралите- та чревато самыми большими неожиданностями, ибо оно открывает полную свободу действий в любом направлении. Поэтому, держась подальше от бере- гов Голландии, как и от всех прочих
населенных мест, он взял курс прямо на остров Тортугу, которым владела французская Вест-Индская компания и который являлся номинально французским, но именно только номинально, а по существу не принадлежал никакой нации, если, конечно, "береговое братство" - так именовали себя пираты - нельзя было рассматривать как нацию. Во всяком случае, законы Тортуги не вступали в противоречие с за- конами столь могущественного братства. Французское правительство было заинтересовано в том, чтобы оказывать покровительство этим стоящим вне закона людям, дабы они, в свою очередь, могли послужить Франции, стре- мившейся обуздать алчность Испании и воспрепятствовать ее хищническим посягательствам на ВестИндию.
        Поэтому беглецы - бунтовщики и бывшие каторжники - почувствовали себя спокойно на борту "Синко Льягас", бросившего якорь у Тортуги, и только появление Истерлинга возмутило этот покой, вынудило их положить конец бездействию и определило тем их дальнейшую судьбу.
        Капитан Истерлинг - самый отъявленный негодяй из всех бороздивших когда-либо воды Карибского моря, - держал в трюме своего судна несколько тонн какао, облегчив от этого груза голландский торговый корабль, возв- ращавшийся на родину с Антильских островов. Подвиг сей, как ему вскоре пришлось убедиться, не увенчал его славой, ибо слава в глазах этого пи- рата измерялась ценностью добычи, ценность же добычи была в этом случае слишком ничтожна, чтобы поднять капитана во мнении "берегового братства", бывшего о нем не слишком высокого мнения. Знай Истерлинг, что груз голландского купца столь небогат, он дал бы судну спокойно пройти мимо. Но, взяв его на абордаж, он почел долгом в интересах всей шайки негодяев, служивших под его командой, забрать хотя бы то, что нашлось. Если на корабле не оказалось ничего более ценного, чем какао, то в этом, конечно, была повинна злая судьба, которая, как считал Истерлинг, прес- ледовала его последнее время, отчего ему с каждым днем становилось все труднее вербовать для себя людей.
        Раздумывая над этим и мечтая о великих подвигах, он привел свой шлюп "Бонавентура" в укромную, скалистую гавань Тортуги, как бы самой приро- дой предназначенную служить надежным приютом для кораблей. Отвесные ска- лы, вздымаясь ввысь, ограждали с двух сторон этот небольшой залив. Про- никнуть в него можно было только через два пролива, а для этого требова- лось искусство опытного лоцмана. Рука человека продолжила здесь дело природы, воздвигнув Горный форт - грозную крепость, защищавшую вход в проливы. Из этой гавани французские и английские пираты, превратившие ее в свое логово, могли спокойно бросать вызов могуществу испанского коро- ля, к которому они все питали лютую ненависть, ибо это он своими пресле- дованиями превратил их из мирных поселенцев в грозных морских разбойни- ков.
        Однако, войдя в гавань, Истерлинг позабыл о своих мечтах - столь уди- вительным оказалось то, что предстало ему здесь наяву. Это необычайное видение имело форму большого корабля, чей алый корпус горделиво возвы- шался среди остальных мелких суденышек, словно величавый лебедь в стае гусей. Подойдя ближе, Истерлинг прочел название корабля, выведенное крупными золотыми буквами на борту, а под ним - и название порта, к ко- торому корабль был приписан: "Синко Льягас", Кадис. Истерлинг протер глаза и прочел снова. После этого ему оставалось только теряться в до- гадках о том, как этот великолепный испанский корабль мог очутиться в таком пиратском гнезде, как Тортуга. Корабль был прекрасен - весь от зо- лоченого украшения на носу, над которым поблескивали на солнце медные жерла пушек, до высокой кормы; прекрасен и могуч, ибо опытный глаз Ис- терлинга уже насчитал сорок орудий за его задраенными портами.
        "Бонавентура" бросил якорь в десяти саженях от большого корабля в за- падной части гавани у самого подножия Горного форта, и капитан Истерлинг сошел на берег, спеша найти разгадку этой тайны.
        На рыночной площади за молом он смешался с пестрой толпой. Здесь шу- мели и суетились торговцы всевозможных национальностей, но больше всего было англичан, французов и голландцев; здесь встречались путешественники и моряки самого различного рода; флибустьеры [74], все еще остававшиеся таковыми, и флибустьеры, уже откровенно превратившиеся в пиратов; здесь были лесорубы, ловцы жемчуга, индусы, негры-рабы, мулаты - торговцы фруктами и множество других представителей рода человеческого, которые ежедневно прибывали в Кайонскую бухту - одни, чтобы поторговать, другие, чтобы просто послоняться. Истерлинг без труда отыскал двух хорошо осве- домленных прощелыг, и те охотно поведали ему необычайную историю благо- родного кадисского судна с кучкой беглых каторжников на борту, бросивше- го якорь в Кайонской бухте.
        Истерлинга рассказ этот не только позабавил, но и ошеломил. Он поже- лал получить более подробные сведения о людях, принимавших участие в этом неслыханном предприятии, и узнал, что их всего десятка два, не больше, и что все они - политические преступники-бунтовщики, сражавшиеся в Англии на стороне Монмута и не попавшие на виселицу только потому, что вест-индским плантаторам требовались рабы. Ему доложили все, что было известно и об их вожаке Питере Бладе. Прежде он был врачом, сообщили ему, и добавили еще кое-какие подробности.
        Шел слух, что Питер Блад хочет вернуться к профессии врача и потому решил вместе с большинством своих сподвижников при первой возможности отвести корабль обратно в Европу. Лишь кое-кто из самых отчаянных голо- ворезов, неразлучных с морем, выразили желание остаться здесь и примк- нуть к "береговому братству".
        Вот что услышал Истерлинг на рыночной площади, позади мола, пока его острый взгляд продолжал рассматривать и изучать большой красный корабль.
        Будь у него такой корабль, каких бы дел мог он натворить! Перед гла- зами Истерлинга поплыли видения. Слава Генри Моргана, под командой кото- рого он когда-то плавал и который посвятил его в науку пиратства, по- меркла бы перед его славой! Несчастные беглые каторжники, надо полагать, будут только рады продать ему этот корабль, уже сослуживший им свою службу, и, верно, не заломят за него слишком высокой цены. Хватит с них и груза какао, спрятанного в трюме "Бонавентуры".
        Капитан Истерлинг погладил свою черную курчавую бороду и улыбнулся. У него-то сразу хватило смекалки сообразить, какие возможности таятся в этом корабле, который уже месяц, как стоит здесь на причале у всех на виду. Так, значит, ему и поживиться, раз он оказался умнее всех.
        И он побрел через весь город мимо невзрачных домишек, по запорошенной коралловой пылью дороге - такой ослепительно-белой под ярким солнцем, что глаз человека невольно старался отдохнуть на пятнах тени, ложившихся на дорогу от росших по сторонам ее чахлых пальм.
        Он так спешил к своей цели, что прошел мимо таверны "У французского короля", не обратив внимания на тех, кто окликал его с порога, и не за- шел выпить стакан вина с веселой и шумной пиратской братией, разодетой причудливо и пестро. Дело влекло его в этот утренний час к господину д'Ожерону, почтенному, любезному губернатору Тортуги, представлявшему в своем лице и французскую Вест-Индскую компанию, и тем самым как бы и са- му Францию и с достоинством высокого сановника обделывавшему дела сомни- тельной честности, но несомненной прибыточности для компании.
        В красивом белом доме с зелеными ставнями, уютно укрывшемся среди ароматных перечных деревьев и душистых кустарников, губернатор - худоща- вый, элегантно одетый француз, принесший в дикие просторы Тортуги отзвук непринужденной галантности Версаля, - оказал капитану Истерлингу цере- монно-дружелюбный прием.
        Шагнув из слепящей белизны улицы в прохладу просторной комнаты, куда свет проникал лишь сквозь узкие щели между планками закрытых ставен, ка- питан Истерлинг в первое мгновение погрузился, как ему показалось, в кромешную тьму, и лишь постепенно глаза его освоились с полумраком.
        Губернатор предложил ему сесть и приготовился его выслушать.
        Что касалось груза какао, то этот вопрос не встретил никаких затруд- нений. Господина д'Ожерона ни в коей мере не интересовало, откуда взялся этот груз. Впрочем, он не питал на этот счет никаких иллюзий, что явствовало из цены, за которую он готов был этот груз приобрести. Он предложил примерно половину нормальной рыночной стоимости. Губернатор д'Ожерон весьма добросовестно соблюдал интересы французской Вест-Индской компании.
        Истерлинг сделал безуспешную попытку поторговаться, поворчал немного, уступил и перешел к главному вопросу. Он заявил о своем желании приоб- рести испанское судно, стоящее в гавани на якоре. Не согласится ли гос- подин д'Ожерон купить это судно от его имени у беглых каторжников, кото- рые, как известно, сейчас им владеют?
        Господин д'Ожерон ответил не сразу.
        - Но быть может, - сказал он, подумав, - они не захотят его продать.
        - Не захотят продать? Помилуй бог, зачем этим несчастным оборванцам такой корабль?
        - Я лишь высказываю предположение, что и такая возможность не исклю- чена, - заметил д'Ожерон. - Зайдите ко мне сегодня вечером, и я дам вам ответ.
        Капитан Истерлинг повторил свой визит, как ему было предложено, и застал д'Ожерона не одного. Когда губернатор встал, приветствуя своего гостя, следом за ним поднялся высокий худощавый мужчина лет тридцати с небольшим; на смуглом, как у цыгана, гладко выбритом лице его невольно приковывали к себе внимание синие глаза, смотревшие твердо и проница- тельно. Если господин д'Ожерон манерами и платьем заставлял вспомнить Версаль, то его гость невольно приводил на память Аламеду [75]. На нем был дорогой черный костюм испанского покроя, украшенный серебряной пеной пышных кружевных манжет и жабо, и черный парик с локонами до плеч.
        Господин д'Ожерон представил незнакомца:
        - Вот, капитан, это мистер Питер Блад - он сам ответит на ваш вопрос.
        Истерлинг был сильно обескуражен - так не вязалась внешность этого человека с тем обликом, который он заранее себе нарисовал. Капитан поду- мал было, что все эти красивые испанские одежды украдены, надо полагать, у бывшего командира "Синко Льягас", но тут этот необыкновенный беглый каторжник отвесил ему поклон с изысканной грацией придворного. Однако капитан Истерлинг припомнил еще кое-что.
        - Ага! Как же, знаю, вы - доктор! - сказал он и рассмеялся, несколько не к месту.
        Питер Блад заговорил. У него был красивый голос; чуть металлические нотки его смягчались ирландским акцентом. Однако его слова лишь пробуди- ли нетерпеливое раздражение капитана Истерлинга - оказывается, продажа "Синко Льягас" не входила в намерения мистера Блада.
        Пират принял угрожающую позу: он стоял перед элегантным Питером Бла- дом - огромный, волосатый, свирепый, в грубой рубахе и кожаных штанах, в желто-красном цветастом платке, стянутом узлом на коротко остриженной голове. Вызывающим тоном он потребовал у Блада объяснений; по какой при- чине хочет он удержать в своих руках корабль, который совершенно не ну- жен ни ему, ни другим беглым каторжникам, его дружкам.
        Ответ Питера Блада прозвучал вежливо и мягко, что лишь усилило през- рительное отношение к нему Истерлинга. Мистер Блад готов был заверить капитана Истерлинга, что его предположение несколько ошибочно. Вполне возможно, что беглецы с Барбадоса захотят использовать это судно, чтобы вернуться на нем в Европу - во Францию или в Голландию.
        - Быть может, мы не совсем те, за кого вы нас принимаете, капитан. Один из моих товарищей - опытный шкипер, а трое других несли различную службу в английском королевском флоте.
        - Ба! - Вся мера презрения Истерлинга выразилась в этом громогласном восклицании. - Вы что, спятили? Это опасная штука - плавать по морю, приятель. А если вас схватят? Такое ведь тоже может случиться! Что вы будете тогда делать с вашей жалкой командой? Об этом вы подумали?
        Но Питер Блад был все так же спокоен и невозмутим.
        - Если у нас маловато матросов, то вполне достаточно пушек и полно- весных ядер. Провести корабль через океан я, быть может, и не сумею, но командовать этим кораблем, если придется принять бой, безусловно, могу. Мне преподал эту науку сам де Ритер.
        Это прославленное имя на мгновение согнало саркастическую усмешку с лица Истерлинга.
        - Ритер?
        - Да, я служил под его командованием несколько лет тому назад.
        Истерлинг был явно озадачен.
        - А я ведь думал, что вы - корабельный врач.
        - И врач тоже, - спокойно подтвердил ирландец.
        Пират выразил свое удивление по этому поводу в нескольких щедро сдоб- ренных богохульствами восклицаниях. Но тут губернатор д'Ожерон нашел уместным положить конец визиту:
        - Как видите, капитан Истерлинг, все ясно, и говорить больше не о чем.
        По-видимому, все действительно было ясно, и капитан Истерлинг угрюмо откланялся. Однако, раздраженно шагая обратно к молу и ворча себе под нос, он думал о том, что если говорить больше и не о чем, то предпринять кое-что еще можно. Уже привыкнув в воображении считать величественный "Синко Льягас" своим, он отнюдь не был расположен отказаться от облада- ния этим кораблем.
        Губернатор д'Ожерон, со своей стороны, также, по-видимому, считал, что к сказанному можно еще кое-что добавить, и сделал это, когда Истер- линг скрылся за дверью.
        - Дурной и очень опасный человек Истерлинг, - заметил он. - Советую вам, мосье Блад, учесть это.
        Но Питер Блад отнесся к предостережению довольно беспечно.
        - Вы меня ничуть не удивили. Даже не зная, что этот человек - пират, с первого взгляда видно, что он негодяй.
        Легкое облачко досады затуманило на мгновение тонкие черты губернато- ра Тортуги.
        - О мосье Блад, флибустьер не обязательно должен быть негодяем, и, право же, вам не стоит с чрезмерным высокомерием относиться к профессии флибустьера. Среди них немало людей, которые сослужили хорошую службу и вашей родине, и моей, ставя препоны алчному хищничеству Испании. А ведь, собственно говоря, оно-то их и породило. Если бы не флибустьеры, Испания столь же безраздельно, сколь и бесчеловечно хозяйничала бы в этих водах, где ни Франция, ни Англия не могут держать своего флота. Не забудьте, что ваша страна высоко оценила заслуги Генри Моргана, почтив его рыцарс- ким званием и назначив губернатором Ямайки. А он был еще более грозным пиратом, чем ваш сэр Френсис Дрейк, или Хоукинс, или Фробишер и все про- чие, чью память у вас на родине чтят до сих пор.
        И вслед за этим губернатор д'Ожерон, извлекавший очень значительные доходы в виде морской пошлины со всех награбленных ценностей, попадавших в гавань Тортуги, в самых торжественных выражениях посоветовал мистеру Бладу пойти по стопам вышеупомянутых героев. Питер Блад, бездомный изг- нанник, объявленный вне закона, обладал прекрасным судном и небольшой, но весьма способной командой, и господин д'Ожерон не сомневался, что при недюжинных способностях мистера Блада его ждут большие успехи, если он вступит в "береговое братство" флибустьеров.
        У самого Питера Блада также не было на этот счет никаких сомнений; тем не менее он не склонялся к такой мысли. И, возможно, никогда бы и не пришел к ней, сколько бы ни пытались склонить его к этому большинство его приверженцев, не случись тех событий, которые вскоре последовали.
        Среди этих приверженцев наибольшую настойчивость проявляли Питт, Хаг- торп и гигант Волверстон, потерявший глаз в бою при Сегморе. Бладу, ко- нечно, легко мечтать о возвращении в Европу, толковали они. У него в ру- ках хорошая, спокойная профессия врача, и он всегда заработает себе на жизнь и во Франции и в Нидерландах. Ну, а они - моряки и ничего другого, кроме мореходства, не знают. Да и Дайк, который до того, как погрузиться в политику и примкнуть к бунтовщикам, служил младшим офицером в английс- ком военном флоте, держался примерно того же мнения, а Огл, канонир, требовал, чтобы какой-нибудь бог, или черт, или сам Блад сказали ему, есть ли во всем британском адмиралтействе такой дурак, что решится дове- рить пушку человеку, сражавшемуся под знаменами Монмута.
        Было ясно, что у Питера Блада оставался только один выход - распро- щаться с этими людьми, с которыми сроднили его перенесенные вместе опас- ности и невзгоды. Именно в этот критический момент судьбе и было угодно избрать своим орудием капитана Истерлинга и поставить его на пути Питера Блада.
        Три дня спустя после свидания с Бладом в доме губернатора капитан Ис- терлинг подплыл утром в небольшой шлюпке к "Синко Льягас" и поднялся на борт. Грозно шагая по палубе, он поглядывал своими острыми темными глаз- ками по сторонам. Он увидел, что "Синко Льягас" не только отменно пост- роенный корабль, но и содержится в образцовом порядке. Палубы были над- раены, такелаж в безупречном состоянии, каждый предмет находился на по- ложенном месте. Мушкеты стояли в козлах возле грот-мачты, и все медные части и крышки портов ослепительно сверкали в лучах солнца, отливая зо- лотом. Как видно, эти беглые каторжники, из которых Блад сколотил свою команду, были не такими уж рохлями.
        А вот и сам Питер Блад собственной персоной - весь в черном с сереб- ром, что твой испанский гранд; он снимает свою черную шляпу с тем- но-красным плюмажем и отвешивает такой низкий поклон, что локоны его черного парика, раскачиваясь из стороны в сторону, как уши спаниеля, почти закрывают ему лицо. Рядом с ним стоит Натаниель Хагторп, очень приятный с виду господин, примерно такого же возраста, как сам Блад; у него чисто выбритое лицо и спокойный взгляд благовоспитанного человека. Позади них - еще трое: Джереми Питт, молодой, светловолосый шкипер из Сомерсетшира; коренастый здоровяк Николае Дайк, младший офицер морского флота, служивший королю Якову, когда тот был еще герцогом Иоркским, и гигант Волверстон.
        Все эти господа отнюдь не походят на оборванцев, какими поспешно на- рисовало их себе воображение Истерлинга. Даже дородный Волверстон облек свои могучие мышцы для такого торжественного случая в испанскую мишуру.
        Представив их своему гостю, Питер Блад пригласил капитана "Бонавенту- ры" в капитанскую каюту, огромные размеры и богатое убранство которой превосходили все, что Истерлингу приходилось когдалибо видеть на судах.
        Негр-слуга в белой куртке - юноша, взятый в услужение на корабль с Тортуги, - подал, помимо обычных рома, сахара и свежих лимонов, еще бу- тылку золотистого канарского вина из старых запасов судна, и Питер Блад радушно предложил непрошеному гостю отведать его.
        Помня предостережение губернатора д'Ожерона, Питер Блад почел за луч- шее принять опасного гостя со всей возможной учтивостью, рассчитывая от- части на то, что, почувствовав себя свободно, Истерлинг, быть может, скорее раскроет свои коварные замыслы.
        Развалившись в изящном мягком кресле перед столом из черного дуба, капитан Истерлинг щедро воздавал должное канарскому вину, столь же щедро его похваливая. Затем он перешел к делу и спросил Питера Блада, не пере- менил ли он по зрелом размышлении своего решения и не продаст ли он суд- но.
        - А если согласитесь продать, - добавил он, скользнув взглядом по ли- цам четырех товарищей Блада, - так увидите, что я не поскуплюсь, пос- кольку эти денежки вам придется поделить на всех.
        Если капитан Истерлинг рассчитывал таким способом произвести впечат- ление на остальных собеседников, то следует отметить, что невозмутимое выражение их физиономий несколько его разочаровало.
        Питер Блад покачал головой.
        - Вы напрасно утруждаете себя, капитан. Какое бы мы ни приняли реше- ние, "Синко Льягас" останется у нас.
        - Какое бы вы ни приняли решение? - Густые черные брови на низком лбу удивленно поползли вверх. - Значит, вы еще не решили отплыть в Европу? Что ж, тогда я сразу перейду к делу и, раз вы не хотите продать судно, сделаю вам другое предложение. Давайте-ка вы с вашим кораблем присоеди- няйтесь к моему "Бонавентуре", и мы сообща сварганим одно дельце, кото- рое будет не безделицей. - И капитан, очень довольный своим плоским ка- ламбуром, оглушительно расхохотался, блеснув белыми зубами в обрамлении курчавой черной бороды.
        - Благодарю вас за честь, но мы не собирались заниматься пиратством.
        Истерлинг не обиделся, но и бровью не повел. Только взмахнул огромной ручищей, словно отметая нелепое предположение.
        - Я вам не пиратствовать предлагаю.
        - Что же тогда?
        - Могу я вам довериться? - спросил он, и его взгляд снова обежал все лица.
        - Как вам будет угодно, но боюсь, что при любых условиях вы только даром потратите время.
        Это звучало не слишком обнадеживающе. Тем не менее Истерлинг присту- пил к делу.
        Известно ли им, что он плавал вместе с Морганом? Совместно с Морганом он проделал большой переход через Панамский перешеек, и ни для кого не секрет, что когда подошло время делить добычу, унесенную ими из разграб- ленного испанского города, она оказалась куда меньше, чем рассчитывали пираты. Поговаривали, что Морган произвел дележку не по чести, что он успел заранее припрятать у себя большую часть захваченных сокровищ. Так вот, все это говорили недаром: он, Истерлинг, может поручиться. Морган в самом деле припрятал тайком жемчуга и драгоценных камней из Сан-Фелипе на баснословную сумму. Но когда об этом поползли слухи, он струсил. По- боялся, что припрятанные у него сокровища найдут, и тогда ему крышка. И однажды ночью, когда они шли через перешеек, он где-то на полпути зарыл в землю присвоенные им драгоценности.
        - И только один человек на свете знал об этом, - заявил капитан Ис- терлинг напряженно внимавшим ему слушателям (а подобное сообщение могло заинтересовать кого угодно). - Знал тот, кто помогал ему все это зары- вать, - одному-то ему во век бы не справиться. Так вот, этот человек был я.
        Истерлинг помолчал, дабы грандиозность сделанного им сообщения пог- лубже проникла в сознание слушателей, и заговорил снова.
        Он предложил беглецам отправиться вместе с ним на "Синко Льягас" в экспедицию за сокровищами, которые они потом поделят между собой по за- конам "берегового братства".
        - Морган зарыл там ценностей самое малое на четыре миллиона реалов.
        Подобная сумма заставила всех слушателей широко раскрыть глаза. Всех, даже самого капитана Блада, впрочем, совсем по иной причине.
        - Право же, это очень странно, - задумчиво произнес он.
        - Что кажется вам странным, мистер Блад?
        Капитан Блад ответил вопросом на вопрос:
        - Сколько у вас людей на борту "Бонавентуры"?
        - Да что-то около двух сотен.
        - И несмотря на это, двадцать человек моей команды представляют для вас такой интерес, что вы нашли для себя возможным обратиться ко мне с подобным предложением?
        Истерлинг загоготал прямо ему в лицо.
        - Я вижу, что вы ничего не понимаете. Люди мне не нужны, мне нужно хорошее крепкое судно, чтобы надежно поместить на нем наше сокровище. В трюме такого корабля, как ваш, оно будет спокойненько лежать себе, как в крепости, и тогда плевать я хотел на все испанские галионы, пусть они лучше ко мне не суются.
        - Черт побери, теперь мне все понятно, - сказал Волверстон, а Питт, Дайк и Хагторп согласно закивали головами.
        Но холодные синие глаза Питера Блада все так же, не мигая, смотрели на грузного пирата, и выражение их не изменилось.
        - Это понять нетрудно, как заметил Волверстон. Но в таком случае, ес- ли делить на всех поровну, на долю "Синко Льягас" придется одна десятая всей добычи, а это ни в коей мере не может нас удовлетворить.
        Истерлинг надул щеки и сделал широкий жест своей огромной лапищей.
        - А какую дележку предлагаете вы?
        - Мы должны это обсудить. Но, во всяком случае, наша доля не может быть меньше одной пятой.
        Лицо пирата осталось непроницаемым. Он молча наклонил повязанную пестрым платком голову. Потом сказал:
        - Притащите этих ваших приятелей завтра ко мне на "Бонавентуру", мы пообедаем вместе и составим соглашение.
        Секунды две Питер Блад, казалось, был в нерешительности. Затем он принял приглашение, учтиво за него поблагодарив.
        Но когда пират отбыл, капитан поспешил охладить пыл своих сподвижни- ков.
        - Меня предупреждали, что Истерлинг - человек опасный. Думаю, что ему польстили. Опасный человек должен быть умен, а капитан Истерлинг этим качеством не обладает.
        - Сдается мне, ты что-то блажишь, Питер, - заметил Волверстон.
        - Я просто стараюсь разгадать, зачем понадобилось ему заключать союз с нами, и раздумываю над тем объяснением, которое он этому дал. Вероят- но, он просто не мог придумать ничего лучшего, когда ему был поставлен вопрос в упор.
        - Так оно же проще простого, - решительно вмешался Хагторп. Ему каза- лось, что Питер Блад зря усложняет дело.
        - Проще простого! - Блад рассмеялся. - Даже чересчур просто, если хо- тите знать. Проще простого и яснее ясного, пока вы не вдумаетесь в это хорошенько. Да, конечно, на первый взгляд он сделал нам заманчивое, даже блестящее предложение. Только не все то золото, что блестит. Надежный, как крепость, корабль, в трюме которого упрятано на четыре миллиона сок- ровищ, а мы с вами - его хозяева! Доверчивый же малый этот Истерлинг, слишком доверчивый для мошенника!
        Помощники Блада задумались, в глазах их промелькнуло сомнение. Впро- чем, Питт все еще оставался при своем мнении.
        - У него нет другого выхода, и он верит в нашу честность, знает, что мы не обманем.
        Питер Блад посмотрел на него с усмешкой.
        - Не думаю, чтобы человек с такими глазами, как у этого Истерлинга, мог верить во что-нибудь, кроме захвата. Если он действительно хочет спрятать свое сокровище на нашем корабле (а тут, мне кажется, он не врет), то это значит, что он намерен завладеть и самим кораблем. Поверит он нам, как же! Разве может подобный человек, для которого не существует понятия чести, поверить, что мы не ускользнем от него однажды ночью, после того как примем его сокровища на борт, или даже попросту не пото- пим его шлюп, обстреляв его из наших орудий? Ты мне смешон, Джереми, со своими рассуждениями о чести.
        Однако и Хагторпу еще не все было ясно.
        - Ладно. Тогда зачем понадобилось ему искать этого союза с нами?
        - Да он же сам сказал зачем. Ему нужен наш корабль! То ли для пере- возки сокровища, если оно действительно существует, то ли еще зачем-то. Ведь он же пытался сначала купить у нас "Синко Льягас". Да, корабль ему нужен, это совершенно очевидно. А вот мы ему не нужны, и он постарается как можно быстрее от нас избавиться, можете не сомневаться.
        И все же перспектива участвовать в дележе моргановского клада была, как заметил Питер Блад, весьма заманчива, и его товарищам очень не хоте- лось отвергнуть предложение Истерлинга. Стремясь к влекущей их цели, лю- ди часто готовы идти на риск, готовы поверить в возможность удачи. Так было и с Хагторпом, и с Питтом, и с Дайком. Они решили, что Блад преду- бежден, что его восстановил против Истерлинга губернатор д'Ожерон, а тот мог при этом преследовать какие-то свои цели. Почему бы, во всяком слу- чае, не пообедать с Истерлингом и не послушать, какие условия он предло- жит?
        - А вы уверены, что он не отравит нас? - спросил Блад.
        Ну, уж это он в своей подозрительности хватил через край. Товарищи прямо-таки подняли его на смех. Как это Истерлинг может их отравить, когда он сам будет пить и есть вместе с ними? Да и чего он этим достиг- нет? Разве это поможет ему завладеть "Синко Льягас"?
        - Разумеется! Поднимется на борт с шайкой своих головорезов и захва- тит наших ребят, оставшихся без командиров, врасплох.
        - Что, что? - вскричал Хагторп. - Здесь, на Тортуге? В этой пиратской гавани? Полно, полно, Питер! Есть же свои понятия чести даже у воров, думается мне.
        - Ты волен, конечно, рассуждать так. Я же склонен думать совсем об- ратное. Меня как будто бы еще никто не считал боязливым, однако я пре- достерег бы вас всех от такого опрометчивого шага.
        Однако мнение большинства было против него. Вся команда загорелась желанием участвовать в походе, когда ей сообщили о том, какое было сде- лано предложение.
        И на другой день, как только пробило восемь склянок, капитан Блад в сопровождении Хагторпа, Питта и Дайка должен был волей-неволей подняться на борт "Бонавентуры". Волверстона оставили наблюдать за порядком на "Синко Льягас".
        Истерлинг, окруженный толпой своих головорезов, шумно приветствовал гостей. Вся его команда была на корабле. Больше полутораста пиратов рас- положились на шкафуте, на полубаке и на корме - все до единого с оружием за поясом. Питер Блад мог бы и не обращать внимания своих спутников на эту странность: зачем пираты забрались на корабль, вместо того чтобы, как повелось, сидеть себе в тавернах на берегу? Все трое товарищей Блада уже и сами отметили про себя это подозрительное обстоятельство. Не укры- лись от них и ядовитые ухмылочки этих негодяев, и у каждого мелькнула мысль, не был ли, в конце концов, прав Питер Блад в своих опасениях и не попались ли они в западню.
        Но отступать было поздно. На полуюте, возле трапа, ведущего в каюту, стоял капитан Истерлинг, встречая гостей.
        Питер Блад приостановился на мгновение и поглядел на ясное голубое небо и верхушки мачт, над которыми кружили чайки. Потом перевел взгляд на серую твердыню форта, утопавшую в жарком мареве на вершине скалы, на мол, пустынный в эти часы полуденного зноя, и, наконец, на большой крас- ный корабль, мощный и величественный, отраженный в сверкающей глади за- лива. Его товарищам показалось, что он словно бы ищет, с какой стороны может прийти к ним помощь в случае нужды... Затем по приглашению Истер- линга Питер Блад ступил на полутемный трап, и его товарищи последовали за ним.
        Каюта, как и весь корабль, запущенный и грязный, ни в коей мере не походила на капитанскую каюту "Синко Льягас". Потолок был так низок, что рослые Блад и Хагторп едва не касались его головой. Столь же убога была и обстановка каюты: несколько ларей с брошенными на них подушками вокруг простого, некрашеного стола, изрезанного ножами, давно не мытого. Невзи- рая на распахнутые настежь кормовые окна, воздух в каюте был спертым и удушливым: пахло канатами, затхлой трюмной водой.
        Обед соответствовал обстановке. Свинина была пережарена, овощи пере- варены, и деликатный желудок мистера Блада положительно отказывался при- нимать эту с отвращением проглоченную пищу.
        Под стать всему остальному была и приглашенная Истерлингом компания. С полдюжины головорезов изображали его почетную гвардию. Команда избрала их, заявил Истерлинг, чтобы они выработали и подписали соглашение от ли- ца всех прочих. Помимо них, здесь было еще одно лицо - молодой француз, по имени Жуанвиль, секретарь губернатора д'Ожерона, присланный послед- ним, дабы придать сделке законность. Если присутствие этого довольно никчемного субъекта с бесцветными глазками должно было в какой-то мере усыпить подозрения мистера Блада, то следует сказать, что оно только сильнее его насторожило.
        Тесная каюта была заполнена до отказа. Гвардия Истерлинга расположи- лась за столом так, что гости с "Синко Льягас" оказались разъединенными. Питер Блад и капитан "Бонавентуры" уселись на противоположных концах стола.
        К делу приступили, как только с обедом было покончено, и прислуживав- ший за столом негр удалился. Пока же длилась трапеза, пираты веселились на свой лад, отпуская соленые шутки, видимо претендующие на остроумие. Наконец на столе не осталось ничего, кроме бутылок, чернильницы, перьев и двух листов бумаги - одного перед Истерлингом, другого перед Питером Бладом, - и капитан "Бонавентуры" изложил свои условия, впервые позволив себе назвать капитаном и своего гостя. Без лишних слов он тут же объявил Бладу, что запрошенную им одну пятую долю добычи команда "Бонавентуры" признала непомерной.
        Питер Блад оживился.
        - Давайте поставим точку над "и", капитан. Вы, по-видимому, хотите сказать, что ваша команда не согласна на мои условия?
        - А как же еще иначе можно меня понять?
        - В таком случае, капитан, нам остается только откланяться, поблаго- дарив за радушный прием и заверив вас, что мы высоко ценим это приятное и столь обогатившее нас знакомство.
        Однако изысканная галантность всех этих чрезмерно преувеличенных лю- безностей не произвела ни малейшего впечатления на толстокожего Истер- линга. Обратив к Питеру Бладу багровое лицо, он нахально уставился на него своими хитрыми глазками и переспросил, утирая пот со лба:
        - Откланяться? - В хриплом голосе его прозвучала насмешка. - Я уж то- же попрошу вас выражаться точнее. Люблю людей прямых и прямые слова. Вы что ж, хотите сказать, что отказываетесь от сделки?
        И тотчас двое-трое из его гвардии повторили слова своего капитана, которые в их устах прозвучали словно грозное эхо.
        Капитан Блад - назовем его теперь полным титулом, присвоенным ему Ис- терлингом, - казалось, был несколько смущен оборотом дела. Как бы в за- мешательстве он поглядел на своих товарищей, быть может, ожидая от них совета, но они ответили ему только растерянными взглядами.
        - Если вы находите наши условия неприемлемыми, - сказал он наконец, - я должен предположить, что вы не желаете более заниматься этим вопросом, и нам не остается ничего другого, как распрощаться.
        Такая неуверенность прозвучала в голосе Питера Блада, что его товари- щи были изумлены - никогда еще не случалось им видеть, чтобы их капитан сробел перед какой бы то ни было опасностью. У Истерлинга же его ответ вызвал презрительный смешок - ничего другого он и не ожидал от этого ле- каришки, волею случая ставшего искателем счастья.
        - Ей-богу, доктор, - сказал он, - вы бы уж лучше вернулись к вашим банкам и пиявкам, а корабли оставили людям, которые знают, как ими уп- равлять.
        В холодных синих глазах блеснула молния и мгновенно потухла. Но выра- жение неуверенности не сбежало со смуглого лица. Тем временем Истерлинг уже обратился к секретарю губернатора, сидевшему по правую руку от него.
        - Ну, а вы что скажете, мусью Жуанвиль?
        Белокурый, изнеженный французик снисходительно улыбнулся, наблюдая за оробевшим Питером Бладом.
        - Не кажется ли вам, капитан Блад, что сейчас было бы вполне своевре- менно и разумно выслушать условия, которые может предложить капитан Ис- терлинг?
        - Я уже слышал их. Однако, если...
        - Никаких "если", доктор, - грубо оборвал его Истерлинг. - Условия мои все те же, какие я вам ставил. Все делим поровну между вашими людьми и моими.
        - Но ведь это значит, что на долю "Синко Льягас" придется не больше одной десятой части добычи. - Теперь и Блад, в свою очередь, повернулся к мистеру Жуанвилю. - Считаете ли вы, мосье, такие условия справедливы- ми? Я уже объяснял капитану Истерлингу, что хотя на нашем корабле меньше людей, зато у нас больше пушек, а приставлен к ним, смею вас заверить, такой канонир, какой еще никогда не бороздил вод Карибского моря. Этого малого зовут Огл, Нед Огл. Замечательный канонир этот Пед Огл. Не кано- нир, а сущий сатана. Поглядели бы вы, как он топил испанские суда у Бриджтауна!..
        Казалось, он еще долго мог бы распространяться о достоинствах канони- ра Неда Огла, если бы Истерлинг снова не прервал его:
        - Черт побери, приятель, да на что нам сдался этот канонир! Подума- ешь, велика важность!
        - Да, конечно, если бы это был обыкновенный канонир. Но это совсем необыкновенный канонир. У него необычайно меткий глаз. Такой канонир, как Нед Огл, - это все равно что поэт. Один рождается поэтом, другой - канониром. Он так ловко может пустить корабль ко дну, этот Нед Огл, как другой не вырвет и зуба.
        Истерлинг стукнул кулаком по столу.
        - Да при чем тут ваш канонир?
        - Может случиться, что будет при чем. А пока я просто хочу указать вам, какого ценного союзника приобретаете вы в нашем лице. - И Блад сно- ва принялся расхваливать своего канонира. - Он ведь проходил службу в королевском военно-морском флоте, наш Нед Огл, и это был поистине черный день для королевского военно-морского флота, когда Нед Огл, пристрастив- шись к политике, стал на сторону протестантов при Сегмуре...
        - Да брось ты своего Огла, - зарычал один из офицеров "Бонавентуры" - здоровенный детина по имени Чард. - Брось, не то мы эдак проваландаемся здесь целый день.
        Истерлинг, крепко выругавшись, поддержал своего офицера.
        Питер Блад отметил про себя, что никто из пиратов даже не пытался скрыть свою враждебность, и с этой минуты их поведение предстало перед ним в ином свете: он понял, к чему они стремятся.
        Тут вмешался Жуанвиль:
        - Не согласитесь ли вы, капитан Истерлинг, пойти на некоторые уступ- ки? В конце концов доводы капитана Блада по-своему резонны. Он вполне мог бы набрать на корабль команду в сто матросов и тогда получил бы зна- чительно большую долю.
        - Тогда, может, она бы ему и причиталась, - последовал грубый ответ.
        - Она причитается мне и теперь, - продолжал настаивать Блад.
        - Ну да, как же! - получил он в ответ вместе с щелчком пальцами перед самым носом.
        Блад видел, что Истерлинг нарочно старается вывести его из себя, что- бы затем наброситься на него вместе со своими разбойниками и тут же на месте прирезать и его, и всех его товарищей. А мосье Жуанвиля он заста- вит потом засвидетельствовать перед губернатором, что его гости первые затеяли ссору. Ему стало теперь ясно, для чего понадобилось Истерлингу присутствие здесь этого французика!
        А Жуанвиль тем временем продолжал увещевать:
        - Полноте, полноте, капитан Истерлинг! Так вы никогда не достигнете соглашения. Судно капитана Блада представляет для вас интерес, а за та- кие вещи следует платить. Вы, мне кажется, могли бы предложить ему хотя бы одну восьмую или даже одну седьмую долю.
        Прикрикнув на Чарда, который громким ревом выразил свой протест, Ис- терлинг внезапно заговорил почти вкрадчиво:
        - Что скажет на это капитан Блад?
        Капитан Блад ответил не сразу, он раздумывал. Затем пожал плечами.
        - Что должен я сказать? Как вы сами понимаете, я не могу сказать ни- чего, пока не узнаю мнения своих товарищей. Мы возобновим наш разговор какнибудь в другой раз, после того, как я выясню их намерения.
        - Что за дьявольщина! - загремел Истерлинг. - Вы что, смеетесь, что ли? Разве вы не привели сюда своих офицеров? Разве они не могут говорить за всех ваших людей, так же как мои? Что мы здесь решим, то мои ребята и примут. Таков закон "берегового братства". Значит, я имею право ждать того же самого и от вас, объясните-ка ему это, мусью Жуанвиль.
        Француз мрачно кивнул, и Истерлинг зарычал снова.
        - Мы тут, черт побери, не дети малые. И собрались не в игрушки иг- рать, а договариваться о дело, и вы уйдете отсюда не раньше, чем мы до- говоримся, будь я проклят.
        - Или не договоримся, как легко может случиться, - спокойно проронил капитан Блад. Нетрудно было заметить, что всю его нерешительность уже как рукой сняло.
        - Как это - не договоримся? Какого дьявола, что это еще значит? - Ис- терлинг вскочил на ноги, всем своим видом изображая величайшую ярость, которая Питеру Бладу показалась несколько напускной - словно некий до- полнительный штрих разыгравшейся здесь комедии.
        - Я имею в виду самую простую вещь: мы можем и не договориться. - По-видимому, Блад решил, что пришло время заставить пиратов раскрыть свои карты. - Если мы с вами не придем к соглашению, что ж, значит, с этим покончено.
        - Ого! Покончено, вот как? Нет, пусть меня повесят! На этом не кон- чится, а, пожалуй, только начнется.
        - Это я и предполагал. Что же именно начнется, не угодно ли вам будет пояснить, капитан Истерлинг?
        - В самом деле, капитан! - вскричал Жуанвиль. - Что вы имеете в виду?
        - Что я имею в виду? - Капитан Истерлинг воззрился на француза. Каза- лось, он был вне себя от бешенства. - Что? - повторил он. - А вот что, послушайте, мусью. Этот докторишка Блад, этот беглый каторжник, хотел выпытать у меня тайну моргановского клада и нарочно притворился, будто решил войти со мной в долю. А теперь, когда все выпытал, начинает, как видите, отвиливать, бьет отбой. Теперь уж он вроде как и не хочет вхо- дить с нами в долю. Он хочет пойти на попятный. Мне думается, вам, мусью Жуанвиль, должно быть ясно, почему он хочет пойти на попятный, и нетруд- но догадаться, почему я не могу этого допустить.
        - Какое жалкое измышление! - насмешливо произнес Блад. - Что за тайна мне открыта, помимо пустых россказней о каком-то где-то зарытом кладе?
        - Нет, не "где-то", а вы знаете где. Я свалял дурака, все вам открыл.
        Блад искренне расхохотался, чем даже напугал своих товарищей, которые теперь уже ясно видели, что дело принимает для них худой оборот.
        - Ну да, где-то на Дарьенском перешейке! Весьма точный адрес, клянусь честью! При наличии таких сведений мне остается только отправиться прямо на место и забрать клад себе! А что касается всего остального, то я про- шу вас, мосье Жуанвиль, обратить внимание на то, что "отвиливать" здесь начал вовсе не я. Я еще мог бы заключить сделку с капитаном Истерлингом, если бы, как было мною предложено с самого начала, нам гарантировали од- ну пятую добычи. Но теперь, после того как все мои подозрения подтверди- лись, я не намерен вести с ним никаких дел даже за половину всего его сокровища, если предположить, что оно действительно существует, чего я лично не допускаю.
        При этих словах пираты, словно по команде, повскакали с мест, готовые к драке. Поднялся дикий шум, но Истерлинг, взмахнув рукой, заставил всех приумолкнуть. Когда шум стих, раздался тоненький голосок мосье Жуанвиля:
        - Вы на редкость неблагоразумный человек, капитан Блад.
        - Все может быть, все может быть, - беспечно сказал Блад. - Поживем - увидим. Последнее слово еще не сказано.
        - Ну, значит, пора его сказать, - возвестил Истерлинг; он внезапно стал зловеще спокоен. - Я хотел предупредить вас, что раз вам известен наш секрет, вы не уйдете с этого судна, пока не подпишете соглашения. Но какие уж тут предупреждения, когда вы открыто показали нам свои намере- ния.
        Не вставая из-за стола, капитан Блад поднял глаза на грузную фигуру капитана "Бонавентуры", стоявшего в угрожающей позе, и трое его помощни- ков с "Синко Льягас" заметили с недоумением и тревогой, что он улыбает- ся. Сначала он был необычайно нерешителен и робок, а теперь вел себя так непринужденно, так вызывающе! Понять его поведение было невозможно. Он молчал, и заговорил Хагторп:
        - Что вы хотите этим сказать, капитан Истерлинг? Каковы ваши намере- ния?
        - А вот каковы: заковать всех вас в кандалы и бросить в трюм, где вы не сможете никому причинить вреда.
        - Помилуй бог, сэр... - начал было Хагторп, но тут его прервал спо- койный, ясный голос капитана Блада:
        - И вы, мосье Жуанвиль, допустите такой произвол, не выразив со своей стороны протеста?
        Жуанвиль развел руками, выпятив нижнюю губу, и пожал плечами.
        - Вы сами прямо напрашивались на это, капитан Блад.
        - Так, вот, значит, для чего вы присутствуете здесь - чтобы сделать соответствующее сообщение мосье д'Ожерону? Ну, ну! - И Блад рассмеялся не без горечи.
        И тут внезапно полуденную тишину нарушил гром орудийного выстрела, заставивший вздрогнуть всех. Испуганно закричали всполошившиеся чайки, все с недоумением посмотрели друг на друга, и в наступившей затем тишине прозвучал вопрос Истерлинга, обращенный с тревогой неизвестно к кому:
        - Это что еще за дьявольщина?!
        Ответил ему капитан Блад, и при том самым любезным тоном:
        - Пусть это не тревожит вас, дорогой капитан. Прогремел всего-навсего салют в вашу честь. Его произвел Огл, весьма искусный канонир, с "Синко Льягас". Я, кажется, уже сообщал вам о нем? - И Блад обвел вопроси- тельным взглядом всю компанию.
        - Салют? - повторил, как эхо, Истерлинг. - Чума и ад! Какой еще са- лют?
        - Обыкновенная вежливость - напоминание нам и предостережение вам. Напоминание нам о том, что мы уже целый час отнимаем у вас время и не должны долее злоупотреблять вашим гостеприимством. - Капитан Блад под- нялся на ноги и выпрямился во весь рост, непринужденный и элегантный в своем черном с серебром испанском костюме. - Разрешите пожелать вам, ка- питан, провести остаток дня столь же приятно.
        Побагровев от ярости, Истерлинг выхватил из-за пояса пистолет.
        - Ты не сойдешь с этого корабля, фигляр несчастный, скоморох!
        Но капитан Блад продолжал улыбаться.
        - Клянусь, это будет весьма прискорбно для корабля и для всех, кто находится на его борту, включая нашего бесхитростного мосье Жуанвиля, который, кажется, и в самом деле верит, что вы выплатите ему обещанную долю вашего призрачного сокровища, если он будет лжесвидетельствовать перед губернатором, дабы очернить меня и оправдать захват вами моего ко- рабля. Как видите, я ничуть не обольщаюсь на ваш счет, мой дорогой капи- тан. Вы слишком простоваты для негодяя.
        Размахивая пистолетом, Истерлинг изрыгал проклятия и угрозы. Однако он не пускал оружия в ход - какое-то смутное беспокойство удерживало его руку: слишком уж хладнокровно насмешлив был капитан Блад.
        - Мы напрасно теряем время, - прервал его Блад. - А сейчас, поверьте мне, каждая секунда дорога. Пожалуй, вам следует уразуметь положение ве- щей. Огл получил от меня приказ: если спустя десять минут после этого салюта я вместе с моими товарищами не покину палубы "Бонавентуры", ему надлежит проделать хорошую круглую дыру в вашем полубаке на уровне ва- терлинии и еще столько дыр, сколько потребуется, чтобы пустить ваш ко- рабль ко дну. А потребуется не так уж много. У Огла поразительно точный прицел. Он отлично зарекомендовал себя во время службы в королевском флоте. Я, кажется, уже рассказывал вам об этом.
        Снова на мгновение воцарилась тишина, и на этот раз ее нарушил мосье Жуанвиль:
        - Я здесь совершенно ни при чем!
        - Заткни свою писклявую глотку, ты, французская крыса! - заревел взбешенный Истерлинг. Продолжая размахивать пистолетом, он обратил свою ярость на Блада: - А ты, жалкий лекаришка!.. Ты, ученый навозный жук! Ты бы лучше орудовал своими банками и пиявками, как я тебе советовал!
        Было ясно, что он не остановится перед убийством. Но Блад оказался проворнее. Прежде чем ктолибо успел разгадать его намерения, он схватил стоявшую перед ним бутылку канарского вина и хватил ею капитана Истер- линга по голове.
        Капитан "Бонавентуры" отлетел к переборке. Питер Блад сопроводил его полет легким поклоном.
        - Сожалею, - сказал он, - что у меня не оказалось под рукой ни банок, ни пиявок, но, как видите, кровопускание можно произвести и с помощью бутылки.
        Потеряв сознание, Истерлинг грузно осел на пол возле переборки. Повс- какав с мест, пираты надвинулись на капитана Блада. Раздались хриплые выкрики, кто-то схватил его за плечо. Но его звучный голос перекрыл шум:
        - Берегитесь! Время истекает. Десять минут уже прошло, и либо я и мои товарищи покинем сейчас ваше судно, либо мы все вместе пойдем на дно.
        - Во имя всего святого подумайте, что вы делаете! - вскричал Жуан- виль, бросаясь к двери.
        Однако один из пиратов, человек практической складки, уже успел, как видно, кое о чем подумать и, схватив Жуанвиля за шиворот, отшвырнул его в сторону.
        - Ну, ты! - крикнул он капитану Бладу. - Лезь на палубу и забирай с собой остальных. Да поживее! Мы не хотим, чтобы нас тут потопили, как крыс!
        Все четверо поднялись, как им было предложено, на палубу. Вслед им полетели проклятия и угрозы.
        Пираты, остававшиеся на палубе, не были, по-видимому, посвящены в на- мерения Истерлинга, а, быть может, подчинялись отданному кем-то приказу, но, так или иначе, они не препятствовали капитану Бладу и его товарищам покинуть корабль.
        В шлюпке, на полпути к кораблю, к Хагторпу вернулся дар речи:
        - Клянусь спасением души, Питер, я уже подумал было, что нам крышка.
        - Да и я, - с жаром подхватил Питт. - Что ни говори, они могли разде- латься с нами в два счета. - Он повернулся к Питеру Бладу, сидевшему на корме: - Ну, а если бы по какой-нибудь причине нам не удалось выбраться оттуда за эти десять минут и Огл и вправду принялся бы палить, что тог- да?
        - О, - сказал Питер Блад, - главная-то опасность в том и заключалась, что он вовсе не собирался палить.
        - Как так, ты же это приказал!
        - Да, вот как раз это я и забыл сделать. Я сказал ему только, чтобы он дал холостой выстрел, когда мы пробудем на "Бонавентуре" час. Как бы ни обернулось дело, это все равно нам не повредит, подумал я. И, клянусь честью, кажется, не повредило. Фу, черт побери! - Блад снял шляпу и, словно не замечая изумления своих спутников, вытер вспотевший лоб. - Ну и жара! Солнце так и печет.


        НЕЖДАННАЯ ДОБЫЧА

        Капитан Блад любил повторять, что человека следует оценивать не по его способностям задумывать великие предприятия, но по тому, как он уме- ет распознать удобный случай и своевременно воспользоваться им.
        Захватив великолепный испанский корабль "Синко Льягас", Блад доказал, что обладает этими способностями, и подтвердил это еще раз, разрушив за- мыслы подлого пирата капитана Истерлинга, вознамеривавшегося завладеть этим благородным судном. Однако после того как он сам и его корабль чу- дом избежали гибели, стало ясно, что воды Тортуги для них опасны. В тот же день на шкафуте был созван совет, и Блад изложил на нем следующую простую философию: когда на человека нападают, ему надо либо драться, либо бежать.
        - А поскольку мы не сможем драться, когда на нас нападут, а нападут на нас обязательно, следовательно, нам остается только сыграть роль тру- сов, хотя бы для того, чтобы остаться в живых и доказать свою храбрость впоследствии.
        Все с ним согласились. Однако если и было принято решение немедля спасаться бегством, то, куда именно бежать, предстояло обдумать позднее. Пока же необходимо было уйти подальше от Тортуги и от капитана Истерлин- га, в чьих коварных намерениях сомневаться больше не приходилось.
        И вот в глухую полночь, звездную, но безлунную величественный фрегат, бывший некогда гордостью верфей Кадиса, бесшумно поднял якорь и, ловя парусами попутный бриз, используя отлив, повернул в открытое море. Если скрип кабестана, лязганье якорной цепи и визг блоков и выдали этот ма- невр Истерлингу, стоявшему на борту "Бонавентуры" в кабельтове от "Синко Льягас", то помешать намерениям Блада он все равно был не в силах.
        По меньшей мере три четверти его разбойничьей команды пьянствовало на берегу, и Истерлинг не мог идти на абордаж с пиратами, остававшимися на корабле, хотя их и было вдвое больше, чем матросов на "Синко Льягас". Впрочем, если бы даже все двести человек его команды находились на бор- ту, Истерлинг все равно не сделал бы попытки воспрепятствовать отплытию капитана Блада. Он уже попытался захватить "Синко Льягас" в водах Торту- ги с помощью хитрости, однако даже его дерзкая наглость отступила перед мыслью об открытом насильственном захвате корабля в этом порту, тем бо- лее что губернатор д'Ожерон был, по-видимому, дружески расположен к Бла- ду и его товарищам-беглецам.
        В открытом море дело будет обстоять иначе, а потом он такую историю сочинит о том, как "Синко Льягас" попал к нему в руки, что никто в Кано- не не сумеет вывести его на чистую воду.
        Итак, капитан Истерлинг позволил Питеру Бладу беспрепятственно поки- нуть порт и был даже доволен его отплытием. Он не торопился кинуться в погоню: излишняя спешка могла выдать его намерения. Истерлинг готовился даже с некоторой медлительностью и поднял якорь лишь на следующий день, ближе к вечеру. Он не сомневался, что сумеет правильно отгадать направ- ление, выбранное Бладом, а превосходство "Бонавентуры" в быстроходности давало ему все основания полагать, что он догонит свою добычу прежде, чем Блад успеет отойти достаточно далеко. Рассуждал он вполне логично. Ему было известно, что на "Синко Льягас" припасов недостаточно для дол- гого плавания, следовательно, Блад никак не мог направиться прямо в Ев- ропу.
        Прежде всего Бладу нужно было пополнить запасы провианта, а так как он не посмел бы зайти ни в один английский или испанский порт, выход у него был один: попробовать счастья в какой-нибудь из нейтральных гол- ландских колоний, причем, не имея опытного лоцмана, он вряд ли рискнул бы провести свой корабль среди опасных рифов Багамских островов. Поэтому нетрудно было догадаться, что Блад возьмет курс на Подветренные острова, чтобы зайти на Сен-Мартен, Сабу или Сент-Эустатиус. И вот, не сомнева- ясь, что он сумеет догнать Блада задолго до того, как тот доберется до ближайшего из этих голландских поселений, расположенных в двухстах лигах от Тортуги, Истерлинг поплыл на восток вдоль северных берегов Эспаньолы.
        Однако все пошло далеко не так гладко, как рассчитывал этот пират. Ветер, вначале попутный, к вечеру задул с востока и за ночь достиг силы шторма, так что на рассвете - зловещем рассвете, занявшемся среди багро- вых туч, - "Бонавентура" не только не продвинулся вперед, но был отнесен на несколько миль в сторону от своего курса. К полудню ветер опять пере- менился, теперь он дул с севера, и еще сильнее, чем раньше. Над Карибс- ким морем бушевал ураган, и в течение суток "Бонавентура" метался под ударами шквала, убрав все паруса и задраив люки, а грозные волны накаты- вались на него с кормы и швыряли с гребня на гребень как пробку.
        Однако Истерлинг был не только упрямым бойцом, но и опытным моряком. Благодаря его умелому управлению "Бонавентура" нисколько не пострадал, и, едва улегся шторм и задул устойчивый юго-западный ветер, шлюп вновь кинулся за своей жертвой. Поставив все паруса, "Бонавентура" летел по все еще высокой после шторма волне.
        Истерлинг ободрял своих людей, напоминая им, что ураган, задержавший их, несомненно задержал также и "Синко Льягас", а если попомнить о том, как неопытна команда бывшего испанского фрегата, так, пожалуй, буря и вовсе могла быть на руку "Бонавентуре".
        Что уготовила для них буря, им предстояло узнать на следующее же ут- ро, когда за мысом Энганьо они увидели галион, который за дальностью расстояния сочли было сперва за "Синко Льягас", но потом довольно скоро убедились, что это какое-то другое судно. Оно, несомненно, было испанс- ким, о чем свидетельствовала не только массивность его форм, но и флаг Кастилии, развевавшийся под распятием на клотике грот-мачты. Все паруса грот-мачты были зарифлены, и, неся полными только фок-бизань и кливер, галион неуклюже продвигался левым галфиндом по направлению к проливу Мо- ны.
        Завидя этот поврежденный бурей корабль, Истерлинг повел себя, как гончая при виде оленя. "Синко Льягас" на время был забыт. Ведь совсем рядом была куда более легкая добыча.
        Наклонившись над перилами юта, Истерлинг принялся поспешно выкрики- вать команды. С лихорадочной быстротой с палуб было убрано все лишнее и от носа до кормы натянута сеть на случай, если в предстоящем бою шальное ядро собьет стеньгу или рею. Чард, помощник Истерлинга, коренастый си- лач, несмотря на свою тупость, умевший Превосходно управлять кораблем и работать абордажной саблей, встал к рулю. Канониры заняли свои места, вытащили свинцовые затычки из запальных отверстий и, держа наготове тле- ющие фитили, ожидали команды. Какими бы буйными и своевольными ни были люди Истерлинга в обычное время, перед боем и в бою они свято блюли дис- циплину.
        Их капитан, стоя на юте, внимательно осматривал испанский корабль, который они быстро нагоняли, и с презрением наблюдал поднявшуюся на его палубе суматоху. Его опытный взгляд сразу определил, что произошло с га- лионом, и резким гнусавым голосом он сообщил о своих выводах Чарду, сто- явшему под ним у штурвала.
        - Они шли на родину в Испанию, когда их захватил ураган. Грот-мачта у них треснула, а может, они получили и еще повреждения и теперь возвраща- ются в Сан-Доминго залечивать раны. - Истерлинг удовлетворенно рассмеял- ся и погладил густую черную бороду. На багровой физиономии злорадно блеснули темные наглые глаза. - Испанец, который спешит домой, - это ла- комый кусочек, Чард. Там будет чем поживиться. Черт побери, наконец-то нам повезло!
        Ему действительно повезло. Он давно уже злобствовал, что его шлюп "Бонавентура" не обладает достаточной мощью, чтобы захватить в Карибском море по-настоящему ценный приз, и по этой-то причине он и стремился зав- ладеть "Синко Льягас". Но, конечно, он никогда не рискнул бы напасть на отлично вооруженный галион, если бы не повреждения, которые лишили ис- панский корабль возможности маневрировать и стрелять по борту противни- ка.
        Галион первым дал залп из орудий левого борта по "Бонавентуре", тем самым подписав себе смертный приговор. "Бонавентура", повернутый к нему носом, был для него плохой мишенью и, если не считать одной пробоины в кубрике, не получил никаких повреждений. Истерлинг ответил залпом из но- совых погонных орудий, целя по палубе испанца. Затем, ловко предупредив неуклюжую попытку галиона развернуться, "Бонавентура" подошел к его ле- вому борту, пушки которого были только что разряжены. Раздался треск, тяжелый удар, скрежет перепутавшегося такелажа, грохот падающих стеньг и стук абордажных кошек, впившихся в обшивку испанца. И вот, сцепившись намертво, оба корабля поплыли вместе, увлекаемые ветром, а пираты по ко- манде великана Истерлинга дали залп из мушкетов и, как муравьи, посыпа- лись на палубу галиона. Их было около двухсот человек - озверелых банди- тов в широких кожаных штанах; кое-кто был в рубахах, но большинство предпочитало драться голыми по пояс, и обнаженная загорелая кожа, под которой перекатывались мышцы, делала их еще ужаснее с виду.
        Им противостояло от силы пятьдесят испанцев в кожаных панцирях и же- лезных шлемах: построившись на шкафуте галиона, словно перед смотром, они спокойно целились из мушкетов, ожидая команды горбоносого офицера в шляпе с развевающимся плюмажем.
        Офицер скомандовал, и мушкетный залп на мгновение задержал нападаю- щих. Затем волна пиратов захлестнула испанских солдат, и галион "Санта- Барбара" был взят.
        Пожалуй, в ту эпоху в этих морях трудно было отыскать человека более жестокого и безжалостного, чем Истерлинг, и те, кто плавал под его ко- мандой, как это обычно случается, старались во всем подражать своему свирепому капитану. Они принялись хладнокровно убивать испанских солдат, выбрасывая трупы за борт, и так же хладнокровно разделались с канонирами на батарейной палубе, несмотря на то, что эти несчастные сдались без сопротивления, в тщетной надежде спасти свою жизнь.
        Через десять минут после того, как галион "СантаБарбара" был взят на абордаж, из его команды остались в живых только капитан дон Ильдефонсо де Пайва, которого Истерлинг оглушил рукояткой пистолета, штурман и чет- веро матросов, в момент атаки находившиеся на мачтах. Этих шестерых Ис- терлинг решил пощадить, прикинув, что они еще могут ему пригодиться.
        Пока его команда сновала по мачтам, освобождая перепутавшиеся снасти обоих кораблей и на скорую руку исправляя поломки, Истерлинг, прежде чем приступить к осмотру захваченного корабля, начал допрашивать дона Ильде- фонсо.
        Испанец, землисто-бледный, со вздувшейся на лбу шишкой - там, где его поразила рукоять пистолета, - сидел на ларе в красивой просторной каюте и, хотя руки его были связаны, пытался сохранить надменность, приличест- вующую кастильскому гранду в присутствии наглого морского разбойника. Но Истерлинг свирепо пригрозил развязать ему язык с помощью самого незамыс- ловатого средства, именуемого пыткой, после чего дон Ильдефонсо, поняв, что сопротивление бессмысленно, начал угрюмо отвечать на вопросы пирата. Его ответы, как и дальнейшее обследование корабля, показали Истерлингу, что ценность захваченной им добычи превосходила самые смелые его мечты.
        В руки этого пирата, в последнее время совсем не знавшего удачи, по- пало одно из тех сокровищ, о которых мечтали все морские бродяги со вре- мен Фрэнсиса Дрейка. Галион "Санта-Барбара" вышел из Порто-Белло, нагру- женный золотом и серебром, доставленным через перешеек из Панамы.
        Галион покинул гавань под охраной трех военных кораблей и намеревался зайти в Санто-Доминго, чтобы пополнить запасы провианта, перед тем как плыть к берегам Испании. Но ураган, разбушевавшийся над Карибским морем, разлучил галион с его охраной и загнал с поврежденной грот-мачтой в про- лив Мона. Теперь он возвращался назад в Санто-Доминго, надеясь встре- титься там со своими спутниками или дождаться другого каравана, идущего в Испанию.
        Когда горевшие алчностью глаза Истерлинга увидели слитки в трюме "Санта-Барбары", он оценил это сокровище примерно в два - два с полови- ной миллиона реалов. Подобная добыча может попасть в руки пирата лишь раз в жизни; теперь и он и его команда должны были стать состоятельными людьми.
        Однако владение богатством всегда чревато тревогой, и Истерлинг думал сейчас только о том, как бы поскорее доставить свою добычу в безопасное место, на Тортугу.
        Он перевел с "Бонавентуры" на галион призовую команду в сорок человек и, будучи не в силах расстаться со своим сокровищем, сам перешел туда вместе с ними. Затем, наспех устранив повреждения, оба корабля повернули обратно. Двигались они медленно, так как шли против ветра, а галион к тому же почти утратил ходкость, и давно уже миновал полдень, когда они вновь увидели на траверзе мыс Рафаэль. Истерлинга тревожила такая бли- зость Эспаньолы, и он собрался было отойти подальше от берега, когда с марса "Санта-Барбары" донесся крик, и вскоре уже все они заметили то же, что и дозорный.
        Не далее как в двух милях от них огромный красный корабль огибал мыс Рафаэль и шел прямо на них под всеми парусами. Истерлинг, не веря своим глазам, схватил подзорную трубу; сомнений быть не могло, хотя это и ка- залось невероятным: перед ним был "Синко Льягас" - корабль, за которым он гнался и в спешке, по-видимому, перегнал.
        На самом же деле "Синко Льягас" был захвачен бурей вблизи Саманы, и его шкипер, Джереми Питт, укрывшись там за мысом, в безопасном убежище переждал бурю, а затем поплыл дальше.
        Истерлинг не стал гадать, каким образом "Синко Льягас" так неожиданно появился перед ним, а просто счел это знаком, подтверждавшим, что форту- на, столь немилостивая к нему прежде, теперь решила осыпать его дарами. Ведь если ему удастся завладеть этим могучим красным кораблем и перенес- ти на него сокровища "Санта-Барбары", он сможет, ничего не опасаясь, не- медленно возвратиться на Тортугу.
        Нападая на судно, столь хорошо вооруженное, как "Синко Льягас", но обладающее малочисленной командой, разумнее всего было идти прямо на абордаж, и капитану Истерлингу казалось, что для более ходкого и пово- ротливого "Бонавентуры" это не составит труда, тем более что себя он считал опытным моряком, а своего противника - тупоголовым невеждой в морском деле, презренным докторишкой.
        Поэтому Истерлинг просигналил Чарду о своих намерениях, и Чард, жаж- давший свести счеты с человеком, который уже однажды посмел одурачить их всех, проскользнув ужом у них между пальцами, сделал крутой поворот и приказал своим людям готовиться к бою.
        Питт вызвал из каюты капитана Блада, тот поднялся на ют и принялся наблюдать в подзорную трубу за приготовлениями на борту своего старого приятеля - "Бонавентуры". Смысл их стал ему тут же ясен. Конечно, он был морским врачом, но вовсе не таким уж тупоголовым невеждой, каким опро- метчиво назвал его Истерлинг. Его служба во флоте де Ритера в те ранние бурные дни, когда он не слишком усердно занимался медициной, помогла ему постичь тактику морских сражений так основательно, как и не снилось Ис- терлингу. И теперь он был спокоен. Он покажет этим пиратам, что уроки, преподанные великим флотоводцем, не пропали даром.
        Если "Бонавентура" мог рассчитывать на победу, только пойдя на абор- даж, то "Синко Льягас" должен был полагаться лишь на свои пушки. Ведь, располагая всего двадцатью способными драться людьми, Блад не мог наде- яться на благоприятный исход схватки с противником, который, по его рас- четам, десятикратно превосходил их численностью. Поэтому он приказал Питту привести корабль как можно ближе к ветру, чтобы затем поставить его против борта "Бонавентуры". На батарейную палубу он послал Огла, бывшего канонира королевского флота, отдав под его начало всю команду, кроме шестерых человек, которым предстояло управлять парусами.
        Чард немедленно догадался, что он задумал, и выругался сквозь зубы - ветер благоприятствовал этому маневру Блада. Кроме того, у Чард а были связаны руки - ведь он хотел захватить "Синко Льягас" целым и невреди- мым, а следовательно, не мог, прежде чем взять его на абордаж, предвари- тельно расстрелять из пушек. К тому же он отлично понимал, что грозит "Бонавентуре", если на "Синко Льягас" сумеют правильно использовать свои дальнобойные крупнокалиберные пушки. А судя по всему, кто бы сейчас ни командовал этим кораблем, ему нельзя отказать ни в умении, ни в реши- тельности.
        Тем временем расстояние между кораблями быстро сокращалось, и Чард понял, что должен немедленно что-то предпринять, иначе "Синко Льягас" подойдет на пушечный выстрел со стороны его правого борта. Держать еще круче к ветру он не мог и поэтому повернул на юго-восток, намереваясь описать широкий круг и приблизиться к "Синко Льягас" с наветренной сто- роны.
        Истерлинг наблюдал за этим маневром с палубы "Санта-Барбары" и, не поняв, в чем дело, выругал Чарда дураком. Он принялся осыпать его еще более свирепыми ругательствами, когда увидел, что "Синко Льягас" внезап- но сделал левый поворот, словно намереваясь преследовать "Бонавентуру". Чард, однако, только обрадовался этому маневру и, обрасопив паруса, поз- волил противнику приблизиться. Затем, вновь забрав ветер всеми парусами, "Бонавентура" галсом бакштаг помчался вперед, намереваясь описать заду- манный круг.
        Блад догадался о его намерении и, в свою очередь обрасопив паруса, занял такую позицию, что "Бонавентура", поворачивая на север, неминуемо должен был подставить ему свой борт на расстоянии выстрела его тяжелых орудий. Чтобы избежать этого, Чард был вынужден снова идти на юг.
        Истерлинг следил за тем, как оба противника в результате этих манев- ров уходят от него все дальше, и, побагровев от ярости, в гневе взывал к небесам и преисподней. Он отказывался верить своим глазам: Чард спасает- ся бегством от тупоголового лекаришки! Чард, однако, и не думал бежать. Проявляя отличную выдержку и самообладание, он выжидал удобной минуты, чтобы броситься на абордаж. А Блад с не меньшей выдержкой и упрямством следил за тем, чтобы не предоставить ему этой возможности.
        Таким образом, исход дела должна была решить первая же ошибка, допу- щенная одним из них, и ее совершил Чард. Заботясь только о том, чтобы не подставить свой борт "Синко Льягасу", он забыл о носовых орудиях фрегата и, маневрируя, подпустил его к себе на слишком близкое расстояние. Он понял свой промах в тот миг, когда две пушки внезапно рявкнули у него за кормой и ядра пронизали его паруса. Это взбесило Чарда, и от злости он приказал дать залп из кормовых орудий. Однако орудия эти были слишком малы, и их ядра не достигли цели. Тогда, совсем рассвирепев, Чард повер- нул "Бонавентуру" так, чтобы дать продольный бортовой залп по противнику в надежде сбить его паруса, после чего, потеряв ход, "Синко Льягас" ока- зался бы во власти его абордажников.
        Однако из-за сильной зыби и большого расстояния его замысел потерпел неудачу, и залп прогремел впустую, оставив лишь облако дыма между ним и "Синко Льягас". Блад тотчас же повернул и разрядил все двадцать орудий своего левого борта в это облако, надеясь поразить скрытый за ним безза- щитный борт "Бонавентуры". Этот его маневр также не увенчался успехом, однако он показал Чарду, с кем ему приходится иметь дело, и убедил его, что с таким противником шутки плохи. Тем не менее Чард всетаки решил рискнуть еще раз и быстро пошел на сближение, рассчитывая, что плывущие в воздухе клубы дыма скроют его от врага и он успеет захватить "Синко Льягас" врасплох. Однако для этого маневра требовалось слишком много времени. Когда "Бонавентура" лег на новый курс, дым уже почти рассеялся, Блад успел разгадать замысел Чарда, и "Синко Льягас", шедший левым гал- сом, мчался теперь по волнам почти вдвое быстрее "Бонавентуры", которому ветер не благоприятствовал.
        Чард снова сделал крутой поворот и бросился вперед, намереваясь пе- рехватить противника и подойти к нему с ветра. Однако Блад, отдалившийся на расстояние мили, имел в своем распоряжении достаточно времени, чтобы повернуть и в подходящую минуту пустить в ход орудия своего правого бор- та. Чтобы избежать этого, Чард вновь пошел на юг, подставляя под пушки Блада только корму.
        В результате этих маневров оба судна постепенно отошли так далеко, что "Санта-Барбара", на юте которой бесновался, изрыгая ругательства, Истерлинг, уже превратилась в маленькое пятнышко на северном горизонте, а они все еще не вступили в настоящий бой.
        Чард проклинал ветер, благоприятствовавший капитану Бладу, и прокли- нал капитана Блада, так хорошо использовавшего преимущества своей пози- ции. Тупоголовый лекаришка, по-видимому, прекрасно разбирался в положе- нии вещей и с почти сверхъестественной проницательностью находил ответ на каждый ход своего противника. Изредка они обменивались залпами носо- вых и кормовых орудий, целясь высоко, чтобы сбить паруса врага, но расс- тояние было слишком велико, и эти выстрелы не достигали цели.
        Питер Блад, стоявший у поручней на юте в великолепном панцире и каске из черной дамасской стали, принадлежавших некогда испанскому капитану "Синко Льягас", чувствовал усталость и тревогу. Хагторп, стоявший рядом с ним в таком же облачении, исполин Волверстон, для которого на всем ко- рабле не нашлось панциря подходящего размера, и Питт у штурвала - все заметили эту тревогу в его голосе, когда он обратился к ним со следующим вопросом:
        - Как долго может продолжаться такая игра в пятнашки? И как бы долго она ни продолжалась, конец все равно может быть только один. Рано или поздно ветер либо спадет, либо переменится, или же мы, наконец, потеряем силы, и тогда в любом случае окажемся во власти этого негодяя.
        - Но остаются еще неожиданности, - сказал юный Питт.
        - Да, конечно, и спасибо, что ты напомнил мне об этом, Джерри. Так возложим свои надежды на какую-нибудь неожиданность, хотя, право же, я не могу себе представить, откуда она может явиться.
        Однако эта неожиданность уже приближалась, и даже очень быстро, но один только Блад сумел ее распознать, когда она к ним пожаловала. Длин- ный западный галс привел их к берегу, и тут из-за мыса Эспада менее чем в миле от них появился огромный вооруженный тяжелыми пушками корабль, который шел круто к ветру, открыв все двадцать пушечных портов своего левого борта; на его клотике развевался флаг Кастилии. При виде этого нового врага иного рода Волверстон пробормотал ругательство, более похо- дившее на всхлипывание.
        - Вот нам и пришел конец! - воскликнул он.
        - А по-моему, это скорее начало, - ответил Блад, и в голосе его, не- давно таком усталом и унылом, послышался смешок. Он быстро и четко отдал команду, которая ясно показала, что он замыслил. - Ну-ка, подымите ис- панский флаг и прикажите Оглу дать залп по "Бонавентуре" из носовых ору- дий, когда мы начнем поворот.
        Питт переложил руль и под звон напрягшихся снастей и скрип блоков "Синко Льягас" медленно повернул, а над его кормой заплескалось на ветру пурпурно-золотое знамя Кастилии. Через мгновение загремели две пушки на его носу - вполне бесполезно в одном отношении, но весьма полезно в дру- гом. Их залп яснее всяких слов сказал испанцу, что он видит перед собой соотечественника, который гонится за английским пиратом.
        Несомненно, потом придется выдумывать какието объяснения, особенно если окажется, что испанцам известна недавняя история "Синко Льягас". Однако давать объяснения им придется лишь после того, как они разделают- ся с "Бонавентурой", а сейчас Блада заботило только это.
        Тем временем испанский корабль береговой охраны из Санто-Доминго, ко- торый, неся патрульную службу, был привлечен звуком пушечных залпов в море и, обогнув мыс Эспада, повел себя именно так, как и следовало ожи- дать. Даже и без флага форма и оснастка "Синко Льягас" явно свиде- тельствовали о его испанском происхождении, и вместе с тем было ясно и то, что бой он ведет с английским шлюпом. Испанец без малейших колебаний вмешался в схватку и дал бортовой залп по "Бонавентуре" в тот момент, когда Чард делал поворот, чтобы избежать этой новой и непредвиденной опасности.
        Когда шлюп задрожал под ударами по носу и корме и его разбитый бушп- рит повис на путанице снастей поперек носа, Чардом овладел безумный гнев. Вне себя от ярости он приказал дать ответный залп, который причи- нил некоторые повреждения испанцу, хотя и не лишил его маневренности. Испанец, охваченный воинственным пылом, повернул так, чтобы ударить по шлюпу пушками правого борта, и Чард, к этому времени уже утративший от злости способность соображать, тоже повернул, стремясь ответить на этот залп или даже предупредить его.
        И только уже осуществив этот маневр, сообразил он, что разряженные пушки превратят его в беспомощную мишень для атакующего "Синко Льягас". Ибо Блад, предугадав этот удобный момент, тотчас встал к шлюпу бортом и дал по нему залп из своих тяжелых орудий. Этот залп с относительно близ- кого расстояния смел все с палубы "Бонавентуры", разбил иллюминаторы надстройки, а одно удачно пущенное ядро пробило нос шлюпа почти на самой ватерлинии, и волны начали захлестывать пробоину.
        Чард понял, что его судьба решена, и снедавшая его злоба стала еще мучительнее, когда он сообразил, какое недоразумение было причиной его гибели. Он увидел испанский флаг над "Синко Льягас" и усмехнулся в бес- сильной ярости.
        Однако тут ему в голову пришла отчаянная мысль, и он спустил флаг, показывая, что сдается. Рискованный расчет Чарда строился на том, что испанец, не зная численности его экипажа, попадется на удочку, подойдет к нему вплотную для высадки призовой партии и, захваченный врасплох, окажется в его власти, а он, завладев таким кораблем, сможет выйти из этой переделки благополучно и с честью.
        Однако бдительный капитан Блад предвидел возможность такого маневра и понимал, что в любом случае встреча Чарда с испанским капитаном грозит ему серьезной опасностью. Поэтому он послал за Оглом, и по его приказу искусный канонир ударил тридцатидвухфунтовым ядром по ватерлинии в сред- ней части "Бонавентуры", чтобы усилить уже начавшуюся течь. Капитан ис- панского сторожевого корабля, возможно, удивился тому, что его сооте- чественник продолжает стрелять по сдавшемуся кораблю, однако это не мог- ло показаться ему особенно подозрительным, хотя, вероятно, и раздосадо- вало его, так как теперь корабль, который можно было бы взять в качестве приза, неизбежно должен был пойти ко дну...
        А Чарду было уже не до размышлений. "Бонавентура" так быстро погру- жался в воду, что Чард мог спастись сам и спасти свою команду, только попытавшись выбросить корабль на берег. Поэтому он повернул к мели у подножия мыса Эспада, благодаря бога за то, что ветер теперь ему благоп- риятствовал. Однако скорость шлюпа зловеще уменьшалась, хотя пираты, чтобы облегчить его, вышвырнули за борт все пушки. Наконец киль "Бона- вентуры" заскрежетал по песку, а волны уже накатывались на его ют и бак, еще остававшиеся над водой, как и ванты, почерневшие от людей, искавших на них спасения. Испанец тем временем лег в дрейф, и его паруса лениво полоскались, а капитан с недоумением взирал на то, как в полумиле от не- го "Синко Льягас" уже повернул на север и начал быстро удаляться.
        На борту фрегата капитан Блад обратился к Питту с вопросом, входят ли в его морские познания и испанские сигналы, а если да, то не может ли он расшифровать флаги, поднятые сторожевым кораблем. Молодой шкипер сознал- ся в своем невежестве и высказал предположение, не означает ли это то, что они попали из огня да в полымя.
        - Ну, разве можно так мало доверять госпоже фортуне! - заметил Блад. - Мы просто отсалютуем им флагом в знак того, что торопимся заняться ка- ким-то другим делом. По виду мы - истинные испанцы. В этой испанской сбруе нас с Хагторпом не отличишь от кастильцев даже в подзорную трубу. А нам давно пора бы посмотреть, как идут дела у хитроумного Истерлинга. На мой взгляд, пришло время познакомиться с ним поближе.
        Если сторожевой корабль и был удивлен тем, что фрегат, которому он помог разделаться с пиратским шлюпом, удаляется столь бесцеремонно, то заподозрить, как в действительности обстоит дело, он все же не мог. И его капитан, рассудив, что фрегат спешит куда-то по своей надобности, да и сам торопясь взять в плен команду "Бонавентуры", не сделал никакой по- пытки погнаться за "Синко Льягас".
        И вот спустя два часа капитан Истерлинг, задержавшийся в ожидании Чарда неподалеку от берега между мысом Рафаэль и мысом Энганьо, с удив- лением и ужасом увидел, что к нему стремительно приближается красный ко- рабль Питера Блада.
        Он уже давно внимательно и с некоторой тревогой прислушивался к дале- ким залпам, однако, когда они прекратились, сделал вывод, что "Синко Льягас" захвачен. Теперь же, увидев, как этот фрегат, целый и невреди- мый, быстро режет волны, он не мог поверить своим глазам. Что случилось с Чардом? "Бонавентуры" не было видно. Неужто Чард совершил какой-то глупейший промах и позволил капитану Бладу утопить себя?
        Однако другие куда более неприятные размышления вскоре заслонили эти мысли. Каковы могут быть намерения этого проклятого каторжника-доктора? Будь у Истерлинга возможность пойти на абордаж, он не опасался бы ниче- го, потому что даже его призовая команда на "Санта-Барбаре" вдвое пре- восходила численностью экипаж Блада. Но как подвести искалеченный галион вплотную к борту "Синко Льягас", если Блад будет этому препятствовать? Если же после своей схватки с "Бонавентурой" Блад замыслил недоброе, то "Санта-Барбара" станет беспомощной мишенью для его пушек.
        Эти соображения, достаточно гнетущие сами по себе, довели Истерлинга до исступления, когда он вспомнил, какой груз лежит в трюме корабля. Как видно, фортуна вовсе не была к нему милостива, а лишь посмеялась над ним, позволив захватить то, что ему не суждено было удержать.
        И тут, словно всех этих бед было еще мало, взбунтовалась призовая ко- манда. Предводительствуемые негодяем по имени Ганнинг, отличавшимся поч- ти таким же гигантским ростом и такой же жестокостью, как сам Истерлинг, матросы с яростью обрушились на своего капитана, проклиная его чрезмер- ную слепую алчность, которая ввергла их в беду: угроза смерти или плена казалась им особенно горькой при мысли о богатстве, доставшемся им на столь краткий срок. Захватив такой приз, Истерлинг не имел права риско- вать, кричали матросы, он должен был бы удержать "Бонавентуру" при себе для охраны и не зариться на "Синко Льягас" с его пустыми трюмами. Коман- да злобно осыпала капитана упреками, на которые он, сознавая их справед- ливость, мог ответить только ругательствами, что он и не преминул сде- лать.
        Пока длилась эта перепалка, "Синко Льягас" подошел совсем близко, и помощник Истерлинга крикнул ему, что фрегат поднял какие-то сигналы. Это было требование: капитану "Санта-Барбары" предлагалось немедленно явиться на "Синко Льягас".
        Истерлинг перетрусил. Его багровые щеки побледнели, толстые губы ста- ли лиловыми. Пусть доктор Блад проваливает ко всем чертям, заявил он.
        Однако матросы заверили капитана, что они отправят к чертям его само- го, если он не подчинится, и притом без промедления.
        Блад не может знать, какой груз везет "СантаБарбара", напомнил капи- тану Ганнинг, и, значит, есть еще надежда, что этот каторжник поддастся убеждениям и позволит галиону спокойно продолжать свой путь.
        Одна из пушек "Синко Льягас" рявкнула, и над носом "Санта-Барбары" просвистело ядро - это было предупреждение. Его оказалось вполне доста- точно. Ганнинг оттолкнул помощника, сам встал у руля и положил корабль в дрейф, показывая, что подчиняется приказу. После этого пираты спустили ялик, куда спрыгнуло шесть гребцов, а затем Ганнинг, угрожая Истерлингу пистолетом, принудил его последовать за ними.
        И когда через несколько минут Истерлинг поднялся на шкафут "Синко Льягас", лежащего в дрейфе на расстоянии кабельтова от "Санта-Барбары", в его глазах был ад, а в душе - ужас. Навстречу ему шагнул презренный докторишка, высокий и стройный, в испанском панцире и каске. Позади него стояли Хагторп и еще шестеро человек из его команды. На губах Блада иг- рала чуть заметная усмешка.
        - Наконец-то, капитан, вы стоите там, куда так давно стремились, - на палубе "Синко Льягас".
        В ответ на эту насмешку Истерлинг только гневно буркнул что-то. Его мощные кулаки сжимались и разжимались, будто ему не терпелось схватить за горло издевавшегося над ним ирландца. Капитан Блад продолжал:
        - Никогда не следует зариться на то, что не по зубам, капитан. Вы не первый, кто в результате оказывается с пустыми руками. Ваш "Бонавентура" был прекрасным быстроходным шлюпом. Казалось бы, вы могли быть им до- вольны. Жаль, что он больше не будет плавать. Ведь он затонул или, вер- нее, затонет, когда поднимется прилив. - Внезапно он спросил резко: - Сколько у вас человек?
        Ему пришлось повторить этот вопрос, и лишь тогда Истерлинг угрюмо от- ветил, что на борту "СантаБарбары" находится сорок человек.
        - А сколько у вас шлюпок?
        - Три, считая ялик.
        - Ну, этого должно хватить для ваших людей. Прикажите им спуститься в шлюпки, и немедленно, если вам дорога их жизнь. Через пятнадцать минут я открою по галиону огонь и потоплю его. Я вынужден так поступить, потому что у меня не хватит людей, чтобы послать на него призовую команду, а оставить его на плаву - значит позволить вам продолжать разбойничать.
        Истерлинг яростно запротестовал, перемежая возражения жалобами. Он указывал на то, какими опасностями грозит ему и его людям высадка на Эс- паньолу. Но Блад перебил его:
        - С вами обходятся так милосердно, как вы, наверное, никогда не обхо- дились со своими пленниками. Советую воспользоваться моим мягкосердечи- ем. Если же испанцы на Эспаньоле пощадят вас, когда вы там высадитесь, возвращайтесь к своей охоте и копчению свинины - для этого вы годитесь лучше, чем для моря. А теперь убирайтесь.
        Но Истерлинг не сразу покинул фрегат. Он стоял, широко расставив сильные ноги, и, покачиваясь, все сжимал и разжимал кулаки. Наконец он принял решение:
        - Оставьте мне этот корабль, и на Тортуге, когда я туда доберусь, я уплачу вам четыреста тысяч испанских реалов. По-моему, это для вас вы- годнее, чем пустое злорадство, если вы просто высадите нас на берег.
        - Поторапливайтесь! - только и ответил ему Блад, но уже более грозным тоном.
        - Восемьсот тысяч! - воскликнул Истерлинг.
        - А почему не восемь миллионов? - с притворным изумлением спросил Блад. - Обещать их столь же легко, как и нарушить подобное обещание. Я в такой же мере готов положиться на ваше слово, капитан Истерлинг, как по- верить, что в вашем распоряжении имеется восемьсот тысяч испанских реа- лов.
        Злобные глаза Истерлинга прищурились. Скрытые черной бородой толстые губы плотно сомкнулись, а потом слегка раздвинулись в улыбке. Раз ничего нельзя добиться, не открыв секрета, так он промолчит. Пусть Блад утопит сокровище, которое ему, Истерлингу, во всяком случае уже не достанется.
        Эта мысль доставила пирату даже какое-то горькое удовлетворение.
        - Надеюсь, мы еще когда-нибудь встретимся, капитан Блад, - сказал он с притворной угрюмой вежливостью. - Тогда я вам кое-что расскажу, и вы пожалеете о том, что сейчас творите.
        - Если мы с вами когда-нибудь встретимся, не сомневаюсь, что эта встреча послужит поводом для многих сожалений. Прощайте, капитан Истер- линг, и помните, что у вас есть ровно пятнадцать минут.
        Истерлинг злобно усмехнулся, пожал плечами и, резко повернувшись, спустился в ожидавший его ялик, покачивавшийся на волнах.
        Когда он сообщил решение Блада своим пиратам, они впали в дикую ярость при мысли, что им предстоит лишиться своей добычи. Их неистовые вопли донеслись даже до "Синко Льягас", заставив Блада, не подозревавше- го об истинной причине их возмущения, презрительно усмехнуться.
        Он смотрел, как спускали шлюпки, и вдруг с удивлением увидел, что эта разъяренная вопящая толпа внезапно исчезла с палубы "Санта-Барбары". Прежде чем покинуть корабль, пираты кинулись в трюм, намереваясь увезти с собой хоть частицу сокровищ. Капитана Блада стало раздражать это про- медление.
        - Передайте Оглу, чтобы он пустил ядро в их бак. Этих негодяев следу- ет поторопить.
        Грохот выстрела и удар двадцатичетырехфунтового ядра, пробившего вы- сокую носовую надстройку, заставили пиратов в страхе покинуть трюм и устремиться к шлюпкам. Однако, опасаясь за свою жизнь, они сохраняли не- которое подобие дисциплины - при таком волнении шлюпке ведь ничего не стоило перевернуться.
        Мокрые лопасти весел засверкали на солнце, шлюпки отплыли от галиона и стали удаляться в сторону мыса, до которого было не более двух миль. Едва они отошли, как Блад скомандовал открыть огонь, но тут Хагторп вце- пился ему в локоть.
        - Погодите-ка! Стойте! Смотрите, там кто-то остался!
        Блад с удивлением посмотрел на палубу "СантаБарбары", потом поднес к глазу подзорную трубу. Он увидел на корме человека с непокрытой головой, в панцире и сапогах, по виду совсем не похожего на пирата; человек отча- янно размахивал шарфом. Блад сразу догадался, кто это мог быть.
        - Наверное, какой-нибудь испанец, которому Истерлинг забыл перерезать глотку, когда захватил галион.
        Блад приказал спустить шлюпку и послал за испанцем шестерых людей под командой Дайка, немного знавшего испанский язык.
        Дон Ильдефонсо, которого безжалостно оставили погибать на обреченном корабле, сумел освободиться от своих пут и теперь, спустившись на якор- ную цепь, ожидал приближающуюся шлюпку. Он весь дрожал от радостного волнения: ведь и он сам и его судно с бесценным грузом были спасены! Это внезапное избавление казалось ему поистине чудом. Дело в том, что, по- добно капитану сторожевого судна, дон Ильдефонсо, если бы даже и не рас- познал испанской постройки корабля, так неожиданно пришедшего ему на вы- ручку, все равно решил бы, что перед ним соотечественники, так как на "Синко Льягас" продолжал развеваться испанский флаг.
        И вот, не успела еще шлюпка подойти к борту "Санта-Барбары", как ис- панский капитан, захлебываясь от возбуждения, уже рассказывал Дайку, что произошло с его кораблем и какой груз он везет. Они должны одолжить ему десяток матросов, и вместе с теми шестью, которые заперты в трюме "Сан- таБарбары", он сумеет благополучно добраться с сокровищами до Санто-До- минго.
        Этот рассказ ошеломил Дайка. Однако он не утратил самообладания. Бо- ясь, что его испанская речь позволит дону Ильдефонсо догадаться об ис- тинном положении вещей, он ответил со всем возможным лаконизмом:
        - Буэно, я передам капитану.
        Затем он шепотом приказал гребцам отваливать, чтобы спешно вернуться на "Синко Льягас".
        Когда Блад выслушал эту историю и оправился от первого изумления, он расхохотался:
        - Так вот что собирался рассказать мне этот негодяй при нашей будущей встрече! Черт побери, я не доставлю ему этой радости!
        Десять минут спустя "Синко Льягас" пришвартовался к борту "Санта-Бар- бары".
        В отдалении Истерлинг и его команда, заметив этот маневр, опустили весла и, злобно переговариваясь, наблюдали за происходящим. Они уже по- нимали, что лишились даже предвкушаемого ими жалкого удовольствия ви- деть, как капитан Блад, ничего не подозревая, топит бесценное сокровище. Истерлинг вновь разразился проклятиями.
        - Кровь и смерть! Я забыл этого чертова испанца в каюте, и он пробол- тался про золото. Вот к чему приводит милосердие! Если бы я перерезал ему глотку...
        Тем временем капитан Блад, которого легко было принять за испанца, если бы не его синие глаза на загорелом лице, на безупречнейшем кас- тильском языке объяснял недоумевающему дону Ильдефонсо, почему он поста- вил "Синко Льягас" борт о борт с его кораблем.
        Он не может одолжить матросов "Санта-Барбаре", потому что ему самому не хватает людей. А в таком случае оставить ее на плаву - значит вновь отдать в руки гнусных пиратов, у которых ему удалось ее отбить. И оста- ется только одно: прежде чем потопить галион, перенести на борт "Синко Льягас" сокровища, которые спрятаны в трюме. Он будет счастлив предло- жить дону Ильдефонсо и шести его уцелевшим матросам гостеприимство на борту "Синко Льягас" и доставить их на Тортугу; или же, если дон Ильде- фонсо, что весьма вероятно, этого не пожелает, капитан Блад даст им одну из своих шлюпок, и, выбрав благоприятную минуту, они смогут добраться до берега Эспаньолы.
        Хотя в этот день дон Ильдефонсо уже не раз был вынужден удивляться, эта речь показалась ему самой удивительной из всего, что он когда-либо слышал.
        - Тортуга! Тортуга! Вы сказали, что плывете на Тортугу? Но зачем? Во имя бога, кто вы такой?
        - Меня зовут Питер Блад, а вот кто я такой - право же, я и сам не знаю.
        - Вы англичанин? - в ужасе воскликнул испанец, начиная постигать ка- кую-то долю истины.
        - О нет! Я, во всяком случае, не англичанин. - Капитан Блад с досто- инством выпрямился. - Я имею честь быть ирландцем.
        - Ирландцы и англичане - это одно и то же.
        - Отнюдь нет. Между ними нет ничего общего.
        Испанец гневно посмотрел на него. Щеки его побледнели, рот презри- тельно искривился.
        - Ирландец вы или англичанин, все равно вы - подлый пират.
        Лицо Блада омрачилось, и он вздохнул.
        - Боюсь, вы правы, - согласился он. - Я всячески старался этого избе- жать, но что делать, если судьба настойчиво навязывает мне эту роль и предлагает для подобной карьеры столь великолепное начало?


        ПОСЛАНЕЦ КОРОЛЯ

        Ослепительным майским утром 1690 года в порту Сантьяго острова Пуэр- то-Рико появился некий господин в сопровождении негра-слуги, несшего на плече саквояж. Незнакомец был доставлен к пристани в шлюпке с желтого галиона, который стал на рейд, подняв на верхушку грот-мачты испанский флаг. Высадив незнакомца, шлюпка тотчас развернулась и пошла назад к ко- раблю, где ее подняли и пришвартовали к борту, после чего все праздные зеваки, толпившиеся на молу, сделали вывод, что тот, кто на ней прибыл в порт, не торопился возвращаться на корабль.
        Зеваки проводили незнакомца исполненными любопытства взглядами. Впро- чем, внешность его вполне оправдывала такое внимание - она невольно при- ковывала к себе взоры. Даже несчастные полуголые белые рабы, укладывав- шие крепостную стену, и испанские конвойные, сторожившие их, и те глазе- ли на незнакомца.
        Высокий, стройный, худощавый и сильный, он был одет элегантно, хотя и несколько мрачно, - в черный с серебром испанский костюм. Локоны черного парика свободно падали на плечи; широкополая черная шляпа с черным плю- мажем оставляла в тени верхнюю половину лица; обращали на себя внимание твердый, гладко выбритый подбородок, тонкий нос с горбинкой и надменная складка губ. На груди незнакомца поблескивали драгоценные камни, кисти рук утопали в кружевных манжетах, на длинной черной трости с золотым на- балдашником развевались шелковые ленты. Он мог бы сойти за щеголя с Ала- меды, если бы от всего облика этого человека не веяло недюжинной силой и спокойной уверенностью в себе. Равнодушное пренебрежение к неистово па- лящему солнцу, проявляемое незнакомцем в черном одеянии, указывало на железное здоровье, а взгляд его был столь высокомерен, что любопытные невольно опускали перед ним глаза.
        Незнакомец осведомился, как пройти к дому губернатора, и командир конвоиров отрядил одного из своих солдат проводить его.
        Они миновали площадь, которая ничем бы не отличалась от площади любо- го маленького городка старой Испании, если бы не пальмы, отбрасывавшие черные тени на ослепительно-белую, спекшуюся от зноя землю. За площадью была церковь с двумя шпилями и мраморными ступенями, а за церковью - вы- сокие чугунные ворота, пройдя в которые незнакомец, следуя за своим про- вожатым, оказался в саду и по аллее, обсаженной акациями, приблизился к большому белому дому с глубокими лоджиями, утопавшему в кустах жасмина. Слуги-негры в нелепо пышных, красных с желтыми галунами ливреях распах- нули перед посетителем дверь и доложили губернатору Пуэрто-Рико, что к нему пожаловал дон Педро де Кейрос - посланец короля Филиппа.
        Не каждый день появлялись посланцы испанского короля в этих отдален- ных и едва ли не самых незначительных из всех заокеанских владений его католического величества. Вернее сказать, это случилось впервые, и дон Хайме де Вилламарга, необычайно взволнованный этим сообщением, сам еще не понимал, должен ли он приписать свое волнение приливу гордости или страху.
        Дон Хайме, обладавший, при своем среднем росте и весьма посредствен- ном интеллекте, непропорционально большой головой и большим животом, принадлежал к числу тех государственных деятелей, которые могли бы ока- зать наилучшую услугу Испании, отдалившись от нее на возможно большее расстояние, и, быть может, именно в силу этих" соображений и было ему уготовано назначение на пост губернатора Пуэрто-Рико. Даже благоговейный страх перед его величеством, посланцем которого явился к нему дон Педро, не мог поколебать неистребимое самодовольство дона Хайме. Важный, напы- щенный, принимал он королевского гонца, и холодный, высокомерный взгляд синих глаз дона Педро отнюдь не заставил дона Хайме присмиреть. Пожилой доминиканский монах, высокий и тощий, помогал его превосходительству принимать гостя.
        - Сеньор, я вас приветствую. - Могло показаться, что дон Хайме гово- рит с набитым ртом. - Я уповаю услышать от вас, что его величество решил почтить меня своей высокой милостью.
        Дон Педро снял шляпу с плюмажем, отвесил поклон и передал шляпу вмес- те с тростью негру-слуге.
        - Я прибыл сюда после некоторых, по счастью благополучно завершивших- ся, приключений, чтобы сообщить вам монаршью милость. Я только что сошел с борта "Сент-Томаса", испытав за время своего путешествия многие прев- ратности судьбы. Теперь корабль отплыл в Санто-Доминго и возвратится сю- да за мной дня через три-четыре. А на этот короткий промежуток времени мне придется воспользоваться гостеприимством вашего превосходительства. - Создавалось впечатление, что гость не столько просит оказать ему лю- безность, сколько заявляет о своих правах.
        - Так, так, - соизволил произнести дон Хайме.
        Склонив голову набок и важно улыбаясь в седеющие усы, он ждал, когда гость приступит к более подробному изложению послания короля.
        Гость, однако, не проявлял торопливости. Он окинул взглядом большую прохладную комнату, роскошно обставленную резной дубовой и ореховой ме- белью, доставленной сюда из Старого Света вместе с устилавшими пол ков- рами и развешанными по стенам картинами, и непринужденно, как человек, привыкший чувствовать себя свободно в любой обстановке, спросил, не раз- решат ли ему сесть. Его превосходительство, слегка утратив свою велича- вость, поспешил предложить гостю стул.
        Посланец короля все так же неторопливо, с легкой усмешкой, чрезвычай- но не понравившейся дону Хайме, опустился на стул и вытянул ноги.
        - Мы с вами в какой-то мере родственники, дон Хайме, - объявил он.
        Дон Хайме уставился на него.
        - Не имею удовольствия об этом знать.
        - Именно поэтому я и спешу уведомить вас. Эти родственные узы возник- ли в результате вашего брака, сеньор. Я - троюродный брат донны Эрнанды.
        - О! Моей жены! - В тоне его превосходительства явственно прозвучал оттенок пренебрежения к упомянутой выше даме и ее родственникам. - Я об- ратил внимание на ваше имя: Кейрос. - Его превосходительству стала те- перь ясна причина жесткого акцента дона Педро, от которого страдало его в остальном безупречное кастильское произношение. - Вы, значит, португа- лец, как донна Эрнанда? - И снова в тоне его превосходительства прос- кользнуло презрение к португальцам, и особенно к тем из них, кто состоит на службе у короля Испании, в то время как Португалия уже полстолетия назад установила свою независимость.
        - Наполовину португалец, разумеется. Моя семья...
        - Да, да, - прервал его нетерпеливый дон Хайме. - Так с каким же по- ручением прислал вас ко мне его величество?
        - Ваше нетерпение, дон Хайме, вполне естественно, - с оттенком иронии произнес дон Педро. - Не взыщите, что я позволил себе коснуться семейных дел. Итак, поручение, которое мне дано... Вас, вероятно, не удивит, сеньор, что слуха его величества, да хранит его бог, - дон Педро благо- говейно склонил голову, принудив дона Хайме последовать его примеру, - достигают сообщения не только о вашем прекрасном, весьма похвальном уп- равлении этим островом, именуемым Пуэрто-Рико, но и о большом усердии, проявленном вами в стремлении освободить эти моря от губительных набегов различных морских разбойников, и особенно от английских пиратов, мешаю- щих нашему мореходству и нарушающих мирное течение жизни в наших испанс- ких поселениях.
        Да, конечно, дон Хайме не нашел в этом ничего удивительного и неожи- данного. Не нашел даже после некоторого размышления. Будучи отпетым ду- раком, он не догадывался, что из всех испанских владений в Вест-Индии вверенный его попечению остров Пуэрто-Рико является наиболее дурно уп- равляемым. А что до остального, то дон Хайме действительно содействовал очищению вод Карибского моря от пира тов. Совсем недавно, кстати ска- зать, - и совсем случайно, вынуждены мы добавить, - он весьма существен- но помог достижению этой цели, о чем и не замедлил тут же упомянуть.
        Задрав подбородок и выпятив грудь, он горделиво расхаживал перед до- ном Педро, повествуя о своих подвигах. Если его старания оценены по зас- лугам, это, разумеется, приносит ему глубокое удовлетворение, заметил он. Такое поощрение порождает стремление к дальнейшей усердной службе. Он не желал бы показаться нескромным, однако по справедливости должен сказать, что под его эгидой остров Пуэрто-Рико процветает. Вот Фрей Луис может засвидетельствовать, что это так. Христианская религия насаждена твердой рукой, и ни о какой ереси на Пуэрто-Рико не может быть и речи. А в отношении пиратов им сделано решительно все, что только в его положе- нии возможно, хотя он, разумеется, и желал бы достичь большего. Однако обязанности призывают его находиться на берегу. Обратил ли дон Педро внимание на новые укрепления, которые он здесь возводит? Сооружение их уже близится к концу, и едва ли даже у этого злодея, у самого капитана Блада, хватит теперь наглости нанести ему визит. Он уже показал этому грозному пирату, что с ним шутки плохи. Несколько дней назад кучка голо- ворезов из его пиратской шайки осмелилась
высадиться на южном берегу острова. Но люди дона Хайме проявили бдительность. Он сам позаботился об этом. Вооруженный отряд всадников прибыл на место вовремя. Они налетели на пиратов и задали им хорошую трепку. При одном воспоминании об этом дона Хайме начал разбирать смех, и он не выдержал и расхохотался. Дон Педро учтиво рассмеялся вместе с ним и, проявляя вполне уместное любо- пытство, вежливо пожелал узнать дальнейшие подробности.
        - Вы прикончили их всех до единого, разумеется? - поинтересовался он. Тон его вопроса не оставлял сомнения в том, что он исполнен презрения к этим пиратам.
        - Пока еще нет. - Его превосходительство, казалось, смаковал предсто- ящее ему жестокое удовольствие. - Но они все сидят у меня под замком, все шестеро, которых я захватил в плен. Мы еще не решили, как лучше с ними разделаться. Вздернем, вероятно. А может, устроим аутодафе во славу божию. Они же все еретики, конечно. Мы с Фреем Луисом еще не решили этот вопрос.
        - Так, так, - сказал дон Педро, которому разговор о пиратах, как вид- но, уже прискучил. - Желает ли ваше превосходительство услышать то, что я имею ему сообщить?
        Его превосходительство был раздражен этим намеком, призывавшим его прервать свою пространную похвальбу. С надутым видом он принужденно от- весил чопорный поклон посланцу его величества.
        - Прошу прощения, - произнес он ледяным тоном.
        Но надменный дон Педро, казалось, даже не заметил его надутого вида. Он извлек из кармана своего роскошного одеяния сложенный в несколько раз пергамент и небольшой плоский кожаный футляр.
        - Прежде всего я должен объяснить вашему превосходительству, почему этот предмет попадает к вам в таком неподобающем состоянии. Я уже имел честь сообщить - но вы, мне кажется, не обратили на это внимания, - что мое путешествие сюда было сопряжено со многими превратностями. По правде говоря, уже одно то, что мне в конце концов удалось все же попасть на этот остров, похоже на чудо. Я сам пал жертвой этого дьявола - капитана Блада. Корабль, на котором я отплыл из Кадиса, был им потоплен неделю назад. Мой двоюродный брат, дон Родриго де Кейрос, сопровождавший меня, попал в руки страшного пирата и в настоящее время находится у него в плену, но я оказался счастливее его - мне удалось бежать. Впрочем, это слишком длинный рассказ, и я не стану утомлять вас описанием всего, что произошло.
        - Меня это нисколько не утомит! - вскричал его превосходительство, от любопытства теряя свою чванливость.
        Однако дон Педро не пожелал вдаваться в подробности, невзирая на про- явленный к ним интерес.
        - Нет, нет, как-нибудь потом, если у вас еще не пропадет охота. Не столь уж это существенно. Для вашего превосходительства существенно, главным образом, то, что мне удалось бежать. Меня подобрал корабль "Сент-Томас" и доставил сюда, и я счастлив, что могу выполнить данное мне поручение. - Он протянул губернатору свернутый пергамент. - Я упомя- нул о моих злоключениях лишь для того, чтобы объяснить вам, как могло случиться, что этот документ так сильно пострадал от морской воды, хотя, впрочем, не настолько, чтобы стать неудобочитаемым. В этом послании го- сударственный секретарь его величества оповещает вас о том, что нашему монарху, да хранит его бог, угодно было в знак признания ваших уже упо- мянутых мною заслуг одарить вас своей высокой милостью, возведя в ранг рыцаря самого высшего ордена - ордена святого Якова Компостельского.
        Дон Хайме побледнел, затем побагровел. В неописуемом волнении он взял дрожащей рукой послание и развернул его. Документ и в самом деле был сильно подпорчен морской водой. Некоторые слова совсем расплылись. На месте титула губернатора ПуэртоРико и его фамилии было водянистое чер- нильное пятно, а еще несколько слов и вовсе смыло водой, однако основное содержание письма, целиком соответствовавшее сообщению дона Педро, явствовало из этого послания с полной очевидностью и было скреплено ко- ролевской подписью, которая нисколько не пострадала.
        Когда дон Хайме оторвал наконец глаза от бумаги, дон Педро протянул ему кожаный футляр и нажал пружинку. Крышка отскочила, и глаза губерна- тора ослепил блеск рубинов, сверкавших, подобно раскаленным углям, на черном бархате футляра.
        - Вот орден, - сказал дон Педро. - Крест святого Якова Компостельско- го - самый высокий и почетный из всех орденов, и вы им награждаетесь.
        Дон Хайме с опаской, словно святыню, взял в руки футляр и уставился на сверкающий крест. Монах, приблизившись к губернатору, бормотал слова поздравления. Любой орден был бы высокой и нежданной наградой для дона Хайме за его заслуги перед испанской короной. Но награждение его самым высоким, самым почетным из всех орденов превосходило всякое вероятие, и губернатор Пуэрто-Рико на какое-то мгновение был совершенно ошеломлен величием этого события.
        Однако через несколько минут, когда в комнату вошла очаровательная молодая дама, изящная и хрупкая, к дону Хайме уже вернулись его обычное самодовольство и самоуверенность.
        Увидав элегантного незнакомца, тотчас поднявшегося при ее появлении, дама в смущении и нерешительности замерла на пороге. Она обратилась к дону Хайме:
        - Извините. Я не знала, что вы заняты.
        Дон Хайме язвительно рассмеялся и повернулся к монаху.
        - Вы слышите! Она не знала, что я занят. Я - представитель короля на Пуэрто-Рико, губернатор этого острова по повелению его величества, а моя супруга не знает, что я могу быть занят, - она полагает, что у меня мно- го свободного времени! Это же просто невообразимо! Однако подойди сюда, Эрнанда, подойди сюда! - В голосе его зазвучали хвастливые нотки. - Взгляни, какой чести удостоил король своего ничтожного слугу. Быть мо- жет, хотя бы это поможет тебе понять то, что уже понял его величество, воздав мне должное, в то время как моя супруга оказалась не в состоянии этого сделать, - король оценил по заслугам усердие, с коим несу я бремя моего поста.
        Донья Эрнанда робко приблизилась, повинуясь его зову.
        - Что это, дон Хайме?
        - "Что это"! - насмешливо передразнил дон Хайме свою супругу. - Да всего-навсего вот что! - Он раскрыл перед ней футляр. - Его величество награждает меня крестом святого Якова Компостельского!
        Донья Эрнанда чувствовала, что над ней смеются. Ее бледные, нежные щеки слегка порозовели. Но не радость, нет, породила этот румянец, и тоскующий взгляд больших темных глаз не заискрился от удовольствия при виде ордена. Скорее, подумалось дону Педро, донья Эрнанда покраснела от негодования и стыда за своего грубияна мужа, так презрительно и неучтиво обошедшегося с ней в присутствии незнакомца.
        - Я очень рада, дон Хайме, - сказала она мягко. Голос ее прозвучал устало. - Поздравляю вас. Я очень рада.
        - Ах, вот как! Вы рады? Фрей Алонсо, прошу вас отметить, что донья Эрнанда рада. - В своих насмешках над женой дон Хайме даже не давал себе труда проявлять остроумие. - Кстати, этот господин, доставивший сюда ор- ден, какой-то твой родственник, Эрнанда.
        Донья Эрнанда обернулась, снова взглянула на элегантного незнакомца - взглянула как на чужого. Однако она как будто не решалась заявить, что не знает его. Отказаться признать посланца короля, принесшего весть о высокой награде, да еще в присутствии такого супруга, как дон Хайме, - на это решиться нелегко. К тому же род их был очень многочислен, и могли ведь оказаться у нее и такие родственники, с которыми она не была знако- ма лично.
        Незнакомец низко поклонился; локоны парика почти закрыли его лицо.
        - Вы едва ли помните меня, донья Эрнанда. Тем не менее, я ваш кузен, и вы, без сомнения, слышали обо мне от другого вашего кузена - Родриго. Я - Педро де Кейрос.
        - Вы Педро? Вот как... - Она вгляделась в него более пристально и принужденно рассмеялась. - Я помню Педро. Мы играли вместе, когда были детьми, Педро и я.
        В ее голосе прозвучал оттенок недоверия. Но Педро невозмутимо произ- нес, глядя ей в глаза:
        - Вероятно, это было в Сантарене?
        - Да, в Сантарене. - Его уверенность, казалось, поколебала ее. - Но вы тогда были толстый, маленький крепыш с золотистыми кудрями.
        Дон Педро рассмеялся:
        - Я немного отощал, пока рос, и мне пришелся по вкусу черный парик.
        - Вероятно, от этого глаза у вас неожиданно стали синими. Я что-то не помню, чтобы у вас были синие глаза...
        - О боже праведный, ну не дурочка ли! - не выдержал ее супруг. - Вы же никогда ничего не помните!
        Она повернулась к нему, губы ее задрожали, но глаза твердо встретили его насмешливый взгляд. Резкое слово вот-вот готово было слететь с ее губ, но она сдержалась и промолвила очень тихо:
        - О нет. Есть вещи, которых женщины не забывают.
        - Что касается памяти, - с холодным достоинством произнес дон Педро, обращаясь к губернатору, - то я, со своей стороны, тоже что-то не при- помню, чтобы в нашем роду встречались дурочки.
        - Значит, черт побери, вам нужно было попасть в Пуэрто-Рико, чтобы сделать это открытие, - хрипло расхохотавшись, отпарировал его превосхо- дительство.
        - О! - со вздохом произнес дон Педро. - Мои открытия могут не ограни- читься только этим.
        Что-то в его тоне не понравилось дону Хайме. Большая голова его за- носчиво откинулась назад, брови нахмурились.
        - Что вы имеете в виду? - вопросил он.
        Дон Педро уловил мольбу в темном, влажном взгляде маленькой, хрупкой женщины, стоявшей перед ним. Снисходя к этой мольбе, он рассмеялся и сказал:
        - Мне еще, по-видимому, предстоит открыть, где ваше превосходи- тельство соблаговолит поместить меня на то время, пока я вынужден пользоваться вашим гостеприимством. Если мне позволено будет сейчас уда- литься...
        Губернатор резко обернулся к донье Эрнанде:
        - Вы слышали? Ваш родственник вынужден напомнить нам о наших обязан- ностях по отношению к гостю. А вам даже в голову не пришло, что вы долж- ны позаботиться о нем.
        - Но я же не знала... Мне никто не сказал, что у нас гость...
        - Прекрасно. Теперь вы знаете. Обедать мы будем через полчаса.
        За обедом дон Хайме пребывал в преотличнейшем расположении духа, ина- че говоря, был попеременно то невероятно важен, то невероятно шумлив, и стены столовой то и дело дрожали от его громового хохота.
        Дон Педро почти не давал себе труда скрывать неприязнь к нему. Он держался с ним все более холодно и надменно и почти полностью перенес свое внимание на подвергавшуюся насмешкам супругу.
        - У меня есть весточка для вас, - сообщил он ей, когда подали десерт. - От кузена Родриго.
        - Вот как? - язвительно заметил дон Хайме. - Она будет рада получить от него весть. Моя супруга всегда проявляла необычайный интерес к своему кузену Родриго, а он - к ней.
        Донья Эрнанда вспыхнула, но не подняла глаз. Дон Педро легко, непри- нужденно тотчас пришел ей на выручку.
        - В нашей семье все привыкли проявлять интерес друг к другу. Все, кто носит фамилию Кейрос, считают своим долгом заботиться друг о друге и го- товы в любую минуту этот долг исполнить. - Говоря это, дон Педро в упор посмотрел на дона Хайме, как бы призывая губернатора получше вникнуть в скрытый смысл его слов. - И это имеет прямое отношение к тому, о чем я собираюсь поведать вам, кузина Эрнанда. Как я уже имел честь сообщить его превосходительству, корабль, на котором мы с доном Родриго отплыли вместе из Испании, подвергся нападению этого ужасного пирата капитана Блада и был потоплен. Пираты захватили в плен нас обоих, однако мне пос- частливилось бежать...
        - Но вы не поведали нам, как вам это удалось, - прервал его губерна- тор. - Вот теперь расскажите.
        Однако дон Педро пренебрежительно махнул рукой.
        - Это не столь уж интересно, и я не люблю говорить о себе - мне ста- новится скучно. Но если вы так настаиваете... Нет, как-нибудь в другой раз. Сейчас я лучше расскажу вам о Родриго. Он узник капитана Блада. Но не поддавайтесь чрезмерной тревоге.
        Слова ободрения пришлись как нельзя более кстати. Донья Эрнанда, слу- шавшая его затаив дыхание, смертельно побледнела.
        - Не тревожьтесь. Родриго здоров, и жизни его ничто не угрожает. Мне из личного опыта известно, что этот страшный человек, этот Блад, не чужд понятия рыцарственности. Он человек чести, хотя и пират.
        - Пират - человек чести? - Дон Хайме так и покатился со смеху. - Вот это здорово, клянусь жизнью! Вы мастер говорить парадоксами, дон Педро. А что скажете вы, Фрей Алонсо?
        Тощий монах угодливо улыбнулся. Донья Эрканда, побледневшая, испуган- ная, терпеливо ждала, когда дон Педро сможет продолжать. Дон Педро сдви- нул брови.
        - Парадокс не во мне, парадоксален сам капитан Блад. Этот грабитель, этот сатана в облике человека никогда не проявляет бессмысленной жесто- кости и всегда держит слово. Вот почему я повторяю, что вы можете не опасаться за судьбу дона Родриго. Вопрос о его выкупе уже согласован между ним и капитаном Бладом, и я взялся этот выкуп добыть. А пока что Родриго чувствует себя совсем неплохо, с ним обращаются почтительно, и, пожалуй, можно даже сказать, что у них с капитаном Бладом завязалось нечто вроде дружбы.
        - Вот этому я охотно могу поверить, черт побери! - вскричал губерна- тор, а донья Эрнанда со вздохом облегчения откинулась на спинку стула. - Родриго всегда готов был водить дружбу с мошенниками. Верно, Эрнанда?
        - На мой взгляд... - негодующе начала донья Эрнанда, но внезапно умолкла и добавила другим тоном: - Я никогда этого не замечала.
        - Вы никогда этого не замечали! А вы вообще когда-нибудь что-нибудь замечали, позвольте вас спросить? Так-так, значит, Родриго ждет выкупа. Какой же назначен выкуп?
        - Вы хотите внести свою долю? - обрадованно и уже почти дружелюбно воскликнул дон Педро.
        Губернатор подскочил так, словно его ужалили. Лицо его сразу стало хмурым.
        - Я? Нет, клянусь святой девой Марией! И не подумаю. Это дело касает- ся только семейства Кейрос.
        Улыбка сбежала с лица дона Педро. Он вздохнул.
        - Разумеется, разумеется! Тем не менее... Мне все же думается, что вы со своей стороны еще внесете кое-какую лепту.
        - Напрасно вам это думается, - со смехом возразил дон Хайме, - ибо вас постигнет горькое разочарование.
        Обед закончился, все встали из-за стола и, как повелось в часы полу- денного зноя, разошлись по своим комнатам отдыхать.
        Они встретились снова за ужином в той же комнате, уже в приятной ве- черней прохладе, при зажженных свечах в тяжелых серебряных подсвечниках, привезенных из Испании.
        Самодовольство губернатора, радость его по поводу полученной им нео- бычайно высокой награды не знали границ; весь свой послеобеденный отдых он провел в созерцании драгоценного ордена. Он был чрезвычайно весел, шутлив и шумен, но и тут не обошел донью Эрнанду своими насмешками. Вер- нее, именно ее-то он и избрал мишенью своих грубых шуток. Он высмеивал свою супругу на все лады и призывал дона Педро и монаха посмеяться вмес- те с ним. Дон Педро, однако, не смеялся. Он оставался странно серьезен: пожалуй, даже в его взгляде, устремленном на бледное, страдальческое, трагически-терпеливое лицо доньи Эрнанды, мелькало сочувствие.
        В тяжелом черном шелковом платье, резко оттенявшем ослепительную бе- лизну ее шеи и плеч, она казалась особенно стройной и хрупкой, а гладко причесанные, блестящие черные волосы подчеркивали бледность ее нежного лица. Она была похожа на изваяние из слоновой кости и черного дерева и казалась дону Педро безжизненной, как изваяние, пока после ужина он не остался с ней наедине в одной из оплетенных жасмином, овеваемых прохлад- ным ночным бризом с моря лоджий.
        Его превосходительство удалился сочинять благодарственное послание королю и для подмоги взял с собой монаха. Гостя он оставил на попечении своей супруги, не забыв посочувствовать ему по этому случаю. Донья Эр- нанда предложила дону Педро выйти на воздух, и, когда теплая тропическая ночь повеяла на них своим ароматом, супруга губернатора внезапно пробу- дилась к жизни и, задыхаясь от волнения, обратилась с вопросом к гостю:
        - Все это правда - то, что рассказали вы нам сегодня о доне Родриго? Его действительно захватил и держит в плену капитан Блад? И он в самом деле цел и невредим и ожидает выкупа?
        - Все истинная правда, от слова до слова.
        - И вы... вы можете поручиться в этом? Поручиться честным словом джентльмена? Я не могу не считать вас джентльменом, раз вы посланец ко- роля.
        - Единственно по этой причине? - Дон Педро был несколько задет.
        - Можете вы поручиться мне честным словом? - настойчиво повторила она.
        - Без малейшего колебания. Даю вам честное слово. Почему вы сомневае- тесь?
        - Вы дали мне повод. Вы не слишком правдивы. Зачем, например, выдаете вы себя за моего кузена?
        - Значит, вы не помните меня?
        - Я помню Педро де Кейроса. Годы могли прибавить ему роста и строй- ности, солнце могло покрыть бронзовым загаром его лицо, а волосы под этим черным париком могут быть по-прежнему белокуры, хотя я позволю себе усомниться в этом, - но каким образом, разрешите вас спросить, мог изме- ниться цвет его глаз? Ведь у вас глаза синие, а у Педро были карие.
        С минуту он молчал, словно обдумывая что-то, а она глядела на его красивое, суровое лицо, отчетливо выступавшее из мрака в резком луче света, падавшем из окна. Он не смотрел на нее. Его взгляд был обращен вдаль, к морю, которое серебрилось под усыпанным звездами небом, отражая мерцающие огни стоявших на рейде судов. Потом его глаза проследили полет светлячка, преследующего мотылька в кустах... Дон Педро глядел по сторо- нам, избегая взгляда хрупкой, маленькой женщины, стоявшей возле него.
        Наконец он заговорил спокойно, с легкой усмешкой признаваясь в обма- не:
        - Мы надеялись, что вы забудете эту маленькую подробность.
        - Мы? - переспросила она.
        - Да, мы с Родриго. Мы с ним в самом деле подружились. Он спешил к вам, когда все это произошло. Вот почему мы оказались на одном корабле.
        - И он сам пожелал, чтобы вы явились сюда самозванцем?
        - Он подтвердит вам это, когда прибудет сюда. А он будет здесь через несколько дней, не сомневайтесь. Он явится к вам, как только я смогу его выкупить, что произойдет тотчас после моего отъезда. Когда я бежал - я ведь, в отличие от него, не был связан словом, - он попросил меня явиться сюда и назваться вашим кузеном, чтобы до его прибытия служить вам, если это потребуется.
        Она задумалась. В молчании они сделали несколько шагов по лоджии.
        - Вы подвергали себя непростительному риску, - сказала она, давая по- нять, что верит его словам.
        - Джентльмен, - произнес он сентенциозно, - всегда готов рискнуть ра- ди дамы.
        - Вы рискуете ради меня?
        - А вам кажется, что я рискую для собственного удовольствия?
        - Нет. Едва ли.
        - Так зачем понапрасну ломать себе голову? Я поступаю так, как поже- лал Родриго. Он явится и сам объяснит вам, зачем ему это понадобилось. А пока я - ваш кузен и прибыл сюда вместо него. Если этот мужлан, ваш суп- руг, будет вам слишком докучать...
        - Зачем вы это говорите? - В ее голосе прозвенело смущение.
        - Ведь я здесь вместо Родриго. Не забывайте об этом, больше я вас ни о чем не прошу.
        - Благодарю вас, кузен, - сказала она и оставила его одного.
        Прошло трое суток. Дон Педро продолжал быть гостем губернатора Пуэр- то-Рико, и каждый последующий день был похож на предыдущий, если не счи- тать того, что дон Хайме день ото дня все сильнее проникался сознанием своего величия, вследствие чего становился все более невыносим. Однако дон Педро с завидной стойкостью терпел его общество, и порой ему словно бы даже нравилось разжигать чудовищное тщеславие губернатора. Так, на третьи сутки за ужином дон Педро предложил его превосходительству отме- тить оказанную ему высокую монаршью милость каким-либо событием, которое запечатлелось бы у всех в памяти и нашло бы свое место в анналах острова Пуэрто-Рико.
        Дон Хайме жадно ухватился за это предложение.
        - Да, да. Это великолепная мысль. Что бы вы мне посоветовали предпри- нять?
        Дон Педро, улыбаясь, запротестовал:
        - Как могу я давать советы дону Хайме де Вилламарга? Но, во всяком случае, это должно быть нечто такое, что было бы под стать столь значи- тельному и торжественному событию.
        - Да, разумеется... Это верно. (Однако мозг этого тупицы был не спо- собен родить какую-либо идею. ) Вопрос в том, что именно можно считать приличествующим случаю?
        Фрей Алонсо предложил устроить большой бал в доме губернатора, и донья Эрнанда зааплодировала. Но дон Педро позволил себе не согласиться с ней: по его мнению, бал останется в памяти только у тех, кто будет на него - приглашен. Надо придумать нечто такое, что произведет неизглади- мое впечатление на всех жителей острова.
        - Почему бы вам не объявить амнистию? - предложил он наконец.
        - Амнистию? - Три пары удивленных глаз вопросительно уставились на него.
        - Именно. Почему бы нет? Вот это был бы поистине королевский жест. А разве губернатор не является в какой-то мере королем - вице-королем, на- местником монарха, - и разве народ не ждет от него поступков, достойных короля? В честь полученной вами высокой награды откройте ваши тюрьмы, дон Хайме, как делают это короли в день своей коронации!
        Дон Хайме, ошеломленный величием этой идеи, не сразу вышел из столб- няка. Наконец он стукнул по столу кулаком и заявил, что это блестящая мысль. Завтра он обнародует свое решение, отменит судебные приговоры и выпустит на волю всех преступников.
        - Кроме, - добавил он, - шестерых пиратов. Населению не понравится, если я их освобожу тоже.
        - Мне кажется, - сказал дон Педро, - что любое исключение сведет на нет значение всего акта. Исключений не должно быть.
        - Но эти преступники сами исключение. Разве вы не помните - я расска- зал вам, как захватил шестерых пиратов из тех, что имели наглость выса- диться на Пуэрто-Рико?
        Дон Педро нахмурился, припоминая.
        - Да, да! - воскликнул он. - Вы что-то рассказывали.
        - А говорил ли я вам, сэр, что один из этих пиратов не кто иной, как эта собака Волверстон.
        - Волверстон? - повторил дон Педро. - Вы схватили Волверстона? - Не могло быть сомнений в том, что это сообщение глубоко его поразило, да и неудивительно: ведь Волверстон считался правой рукой капитана Блада. Ис- панцам он был так же хорошо известен, как сам капитан Блад, и ненавидели они его, пожалуй, не меньше. - Вы схватили Волверстона? - повторил дон Педро и в первый раз за все время поглядел на дона Хайме с явным уваже- нием. - Вы мне этого не говорили. Ну, в таком случае, друг мой, вы под- резали капитану Бладу крылья. Без Волверстона он уже наполовину не так страшен. Теперь недолго ждать, чтобы погиб и он, и своим избавлением от него Испания будет обязана вам.
        Дон Хайме с притворным смирением развел руками.
        - Быть может, этим я хоть немного заслужу ту великую честь, которой удостоил меня король.
        - Хоть немного! - повторил дон Педро. - Будь его величество оповещен об этом, он, быть может, почел бы даже орден святого Якова Компос- тельского недостаточно почетным для вас.
        Донья Эрнанда бросила на него быстрый взгляд, полагая, что он шутит. Но дон Педро, казалось, говорил вполне искренне и серьезно. И даже обыч- ное его высокомерие сейчас не так бросалось в глаза. Помолчав, он доба- вил:
        - Да, разумеется, разумеется, этих преступников вы ни в коем случае не должны амнистировать. Это же не заурядные злодеи, это заклятые враги Испании. - Внезапно, словно придя к какому-то решению, он спросил: - Как вы намерены с ними поступить?
        Дон Хайме задумчиво выпятил нижнюю губу.
        - Я еще до сих пор не решил, отправить ли мне их на виселицу или от- дать Фрею Алонсо для предания огню как еретиков. По-моему, я уже говорил вам об этом.
        - Да, конечно, но я не знал тогда, что один из них - Волверстон. Это меняет дело.
        - Почему же?
        - Ну как же, судите сами! Подумайте хорошенько. По некотором размыш- лении вы сами поймете, что вам следует сделать. Это же совершенно ясно.
        Дон Хайме начал размышлять, как ему было предложено. Потом пожал пле- чами.
        - Черт побери, сеньор, это может быть ясно для вас, но я, по правде говоря, не вижу, что тут еще можно придумать, кроме костра или веревки.
        - В конечном счете так оно и будет. Либо то, либо другое. Но не здесь, не на Пуэрто-Рико. Это было бы недостаточно эффектным завершением ваших славных дел. Отправьте этих преступников в Испанию, дон Хайме. Пошлите их его величеству в знак вашего усердия, за которое он удостоил вас своей награды. Пусть это послужит доказательством, что вы действи- тельно заслуживаете награды и даже еще более высоких наград в будущем. Так вы проявите свою благодарность монарху.
        С минуту дон Хайме безмолвствовал, выпучив от удивления и восторга глаза. Щеки его пылали.
        - Видит бог, я бы никогда до этого не додумался, - промолвил он нако- нец.
        - Ваша скромность единственно тому причиной.
        - Все может быть, - согласился дон Хайме.
        - Но теперь вам уже самому все ясно?
        - О да, теперь мне ясно. Король, конечно, будет поражен.
        Но Фрей Алонсо огорчился. Он очень мечтал об аутодафе. А донью Эрнан- ду более всего поразила внезапная перемена, происшедшая в ее кузене: ку- да девалось его презрительное высокомерие, почему он вдруг стал так мя- гок и обходителен? Дон Педро же тем временем все подливал масла в огонь.
        - Его величество сразу увидит, что таланты вашего превосходительства растрачиваются впустую в таком незначительном поселении, как здесь, на этом Пуэрто-Рико. Я уже вижу вас губернатором куда более обширной коло- нии. Быть может, даже вицекоролем, как знать... Вы проявили столько рве- ния, как ни один из наместников Испании в ее заокеанских владениях.
        - Но как же я переправлю их в Испанию? - заволновался дон Хайме, уже не сомневавшийся более в целесообразности самого мероприятия.
        - А вот тут я могу оказать услугу вашему превосходительству. Я возьму их на борт "Сент-Томаса", который должен прийти за мной с минуты на ми- нуту. Вы напишете еще одно письмо его величеству о том, что препровожда- ете ему это живое свидетельство вашего усердия, а я доставлю ваше посла- ние вместе с заключенными. Общую амнистию вы повремените объявлять, пока мой корабль не отвалит от пристани, и тогда это торжество ничем не будет омрачено. Оно будет совершенным, полным и весьма внушительным.
        Дон Хайме был в восторге и, рассыпаясь в благодарностях перед гостем, дошел даже до такой крайности, что позволил себе назвать его кузеном.
        Решение было принято как раз вовремя, ибо на следующее утро на заре жители Сантьяго были потревожены пушечным выстрелом и, пожелав узнать причину этой тревоги, увидели, что желтый испанский корабль, доставивший к берегам острова дона Педро, снова входит в бухту.
        Дон Педро немедленно разыскал губернатора и, сообщив ему, что то был сигнал к отплытию, учтиво выразил сожаление, что его обязанности не поз- воляют ему злоупотреблять долее великодушным гостеприимством дона Хайме.
        Пока негр-лакей укладывал его саквояж, дон Педро пошел попрощаться с доньей Эрнандой и еще раз заверил эту миниатюрную задумчивую женщину в том, что у нее нет оснований тревожиться за судьбу своего кузена Родри- го, который в самом непродолжительном времени предстанет перед ней.
        После этого дон Хайме в сопровождении адъютанта повез дона Педро в городскую тюрьму, где содержались пираты.
        В полутемной камере, освещавшейся только маленьким незастекленным окошком с толстой решеткой под самым потолком, они лежали на голом ка- менном полу вместе с двумя-тремя десятками разного рода преступников. В этом тесном, грязном помещении стояло такое зловоние, что дон Педро от- шатнулся, словно от удара в грудь, и дон Хайме громко расхохотался над его чувствительностью. Однако сам он вытащил из кармана носовой платок, благоухавший вербеной, и поднес его к носу, после чего время от времени повторял эту операцию снова и снова.
        Волверстон и его пятеро товарищей, закованные в тяжелые цепи, образо- вали небольшую группу немного поодаль от остальных заключенных. Одни ле- жали, другие сидели на корточках у стены, где на пол было брошено немно- го гнилой соломы, заменявшей им постель. Грязные, нечесаные и небритые, так как все туалетные принадлежности были у них отобраны, они жались друг к другу, словно стремясь обрести в своем союзе силу и защиту против окружавших их жуликов и бандитов. Гиганта Волверстона по одежде можно было бы принять за купца. Дайк, в прошлом младший офицер королевского военноморского флота, имел вид почтенного добропорядочного горожанина. Остальные четверо были в бумажных рубашках и кожаных штанах - обычной одежде всех флибустьеров - и с цветными повязками на головах.
        Никто из них не шелохнулся, когда скрипнула на чугунных петлях дверь и с полдюжины закованных в латы испанцев с пиками в руках - почетный эс- корт и охрана его превосходительства - вошли и стали у порога. Когда же сия высокая персона в сопровождении адъютанта и благородного гостя само- лично вступила в камеру и все остальные заключенные вскочили и в почти- тельном испуге выстроились по стенам, корсары равнодушно продолжали си- деть на своей соломе. Однако они не были вовсе безразличны к происходя- щему. Когда дон Педро небрежно шагнул вперед, лениво опираясь на увитую лентами трость и похлопывая по губам носовым платком, который он тоже почел не лишним извлечь из кармана, Волверстон приподнялся на своем во- нючем ложе, и его единственный глаз (второй он, как известно, потерял в битве при Сегморе) округлился от ярости.
        Дон Хайме жестом указал на корсаров.
        - Вот они, эти проклятые пираты, дон Педро. Глядите - сбились в кучу, словно воронье, слетевшееся на падаль.
        - Эти? - надменно спросил дон Педро, ткнув в сторону корсаров тростью. - Клянусь небом, вид их вполне под стать их ремеслу.
        Единственный глаз Волверстона сверкнул еще более грозно, однако кор- сар продолжал хранить презрительное молчание. Сразу было видно, что этот негодяй упрям, как буйвол.
        Дон Педро, безукоризненно изящный в своем черном с серебром костюме - живое олицетворение гордости и величия Испании, - приблизился к корса- рам. Коренастый, неуклюжий губернатор, облаченный в травянисто-зеленую тафту, шагнул вместе с ним, нога в ногу, и обратился к пленным со следу- ющей речью:
        - Ну вы, английские собаки! Почувствовали теперь, что значит бросать вызов могуществу Испании? Ничего, успеете почувствовать еще не раз, по- куда вас не прикончат. Я вынужден отказать себе в удовольствии отправить вас на виселицу, как намеревался, потому что хочу дать вам возможность отплыть в Мадрид, где по вас скучает костер.
        Волверстон ухмыльнулся, оскалив зубы.
        - Вы благородный человек, - произнес он на скверном, но все же вразу- мительном испанском языке. - Благородный, как все испанцы. Вы оскорбляе- те людей, пользуясь их беспомощностью.
        Взбешенный губернатор обозвал его всеми непечатными словами, которые мгновенно приходят на язык любому испанцу, и еще долго продолжал бы сквернословить, если бы дон Педро не остановил его, положив руку ему на плечо.
        - Стоит ли зря тратить порох? - презрительно сказал он. - Вы лишь по- пусту задерживаете нас в этой зловонной дыре.
        Корсары в каком-то изумлении уставились на него. Дон Педро резко по- вернулся на каблуках.
        - Идемте, дон Хайме. - Голос его звучал повелительно. - Выведите их отсюда. "Сент-Томас" нас ожидает, и скоро начнется прилив.
        Губернатор, казалось, был в нерешительности; затем, выпустив в корса- ров еще один заряд сквернословия, он отдал распоряжение своему адъютанту и пошел следом за гостем, который уже направлялся к двери. Адъютант от- дал приказ солдатам. Солдаты с бранью принялись поднимать корсаров, под- талкивая их древками пик. Подгоняемые солдатами, корсары, пошатываясь, звеня кандалами и наручниками, выбрались на свежий воздух и солнечный простор. Оборванные, грязные, измученные, эти обреченные виселице люди устало побрели через площадь, мимо высоких, чуть колеблемых морским вет- ром пальм, мимо остановившихся поглазеть на них жителей, - побрели к мо- лу, где покачивался на причале восьмивесельный барк.
        Губернатор и его гость дожидались, пока корсары в сопровождении своих вооруженных конвоиров спустятся в барк. Затем дон Хайме и дон Педро за- няли места на носу; за ними последовал негр-слуга дона Педро с его сак- вояжем. Барк отчалил, и гребцы, рассекая голубые волны, повели его к ве- личавому кораблю, на мачте которого развевался испанский флаг.
        Барк приблизился к желтому корпусу корабля возле трапа, и дежуривший на борту матрос приготовил отпорный крюк.
        Дон Педро, стоя на носу барка, повелительно отдал приказ мушкетерам построиться на шкафуте. Над фальшбортом появилась голова в остроконечном шлеме, и последовало сообщение, что мушкетеры уже построены, после чего, неуклюже переступая ногами в кандалах, корсары, подгоняемые конвоирами, начали медленно взбираться по трапу и переваливаться один за другим че- рез борт.
        Дон Педро сделал знак своему черному слуге следовать за ним и жестом предложил дону Хайме первым подняться на борт. Сам дон Педро начал под- ниматься сейчас же вслед за ним, и когда наверху трапа дон Хайме внезап- но остановился, дон Педро, продолжая подниматься, подтолкнул его вперед, и притом так сильно, что дон Хайме едва не полетел головой вниз на шка- фут. Но дюжина проворных рук подхватила его и поставила на ноги под громкий смех и приветственные крики. Однако руки, оказавшие ему помощь, принадлежали не кому иному, как корсарам, а приветствия были произнесены на английском языке. Весь шкафут был заполнен корсарами, и некоторые из них уже спешили снять кандалы с Волверстона и его товарищей.
        Разинув от удивления рот и побледнев как мертвец, испуганный дон Хай- ме де Вилламарга повернулся к дону Педро. Этот испанский гранд остано- вился на последней ступеньке трапа и, держась рукой за трос, наблюдал происходящее. На губах его играла улыбка.
        - Вам совершенно нечего опасаться, дон Хайме. Даю вам слово. А слово мое крепко. Я - капитан Блад.
        И он спрыгнул на палубу, а губернатор продолжал молча таращить на не- го глаза - он все еще ничего не понимал. Когда же слова капитана Блада проникли в его сознание, в потрясенном мозгу этого тупицы все мысли спу- тались окончательно.
        Высокий, стройный мужчина, элегантно одетый, выступил вперед навстре- чу капитану, и губернатор с возрастающим изумлением узнал в нем кузена своей жены - дона Родриго. Капитан Блад дружески его приветствовал.
        - Как видите, я доставил сюда ваш выкуп, дон Родриго, - сказал он, указывая на закованных в кандалы пленников. - Вы теперь свободны и може- те покинуть этот корабль вместе с доном Хайме. Наше прощание, к сожале- нию, должно быть кратким, так как мы уже поднимаем якорь. Хагторп, рас- порядись!
        Дону Хайме показалось, что он начинает кое-что понимать. Взбешенный, он повернулся к кузену своей жены:
        - Черт побери, так вы с ними заодно? Вы были в сговоре с этими врага- ми Испании с целью...
        Чья-то крепкая рука стиснула его плечо, откудато донесся резкий свис- ток боцмана.
        - Мы поднимаем якорь, - произнес капитан Блад. - Вам лучше покинуть этот корабль, поверьте мне. Для меня было большой честью познакомиться с вами. Отправляйтесь с богом, дон Хайме, и постарайтесь оказывать больше уважения вашей супруге.
        Губернатор, подталкиваемый сзади, шагнул, словно во сне, к трапу и начал спускаться в барк. Дон Родриго, любезно распрощавшись с капитаном Бладом, последовал за губернатором.
        Дон Хайме, как мешок с трухой, повалился на корму барка. Но через несколько мгновений он вскочил и вне себя от ярости принялся угрожать дону Родриго, требуя у него объяснений.
        Дон Родриго старался сохранить хладнокровие:
        - Постарайтесь выслушать меня спокойно. Я плыл на этом корабле, на "Сент-Томасе", и направлялся в Санто-Доминго, когда капитан Блад напал на корабль и захватил его. Всю нашу команду он высадил на берег на одном из Виргинских островов. Но меня, в соответствии с моим рангом, оставил заложником.
        - И, чтобы спасти свою шкуру и свой кошелек, вы вступили с ним в эту бесстыдную сделку?..
        - Я предложил вам выслушать меня. Все это было совсем не так. Он об- ращался со мной в высшей степени почтительно, и мы с ним в какой-то мере даже подружились. Он весьма обаятельный человек, как вы сами могли заме- тить. Мы много беседовали, и он мало-помалу узнал кое-что о моей личной жизни, а также и о вашей, так как между нами существует некоторая связь, поскольку моя кузина Эрнанда стала вашей женой. Неделю спустя, после то- го как вы захватили в плен Волверстона и еще кое-кого из тех корсаров, что сошли на берег, Блад решил воспользоваться полученными от меня све- дениями, а также моими бумагами, которыми он, разумеется, завладел. Он сообщил мне о своих намерениях и пообещал, что не будет требовать за ме- ня выкупа, если ему удастся, использовав мое имя и мои бумаги, освобо- дить захваченных вами людей.
        - А вы что же? Согласились?
        - Согласился? Порой вы, в самом деле, бываете на редкость тупы. Никто и не спрашивал моего согласия. Я был просто поставлен в известность. Ва- ше глупое тщеславие и орден святого Якова Компостельского довершили ос- тальное. Вероятно, он вручил его вам и так вас этим ослепил, что вы уже готовы были поверить каждому его слову.
        - Так это вы везли мне орден? И пират захватил его вместе с вашими бумагами? - промолвил дон Хайме, решив, что теперь наконец он что-то уразумел.
        На худом загорелом лице дона Родриго появилась угрюмая усмешка.
        - Я его вез губернатору Эспаньолы, дону Хайме де Гусман. Ему же было адресовано и письмо.
        Дон Хайме де Вилламарга разинул рот. Потом он побледнел.
        - Как! И это тоже обман? Орден предназначался не мне? Это тоже была его дьявольская выдумка?
        - Вам следовало получше рассмотреть послание короля.
        - Но письмо было испорчено морской водой! - в полном отчаянии вскри- чал губернатор.
        - Тогда вам следовало получше спросить свою совесть. Она бы подсказа- ла вам, что вы еще не сделали решительно ничего, чтобы заслужить такую высокую награду.
        Дон Хайме был слишком ошеломлен, чтобы достойно ответить на эту нас- мешку. Однако, добравшись до дому, он успел несколько оправиться, и у него достало силы обрушиться на жену, упрекая ее за то, что его так оду- рачили. Впрочем, действуя подобным образом, он лишь навлек на себя еще большее унижение.
        - Как это могло случиться, сударыня, - вопросил он, - что вы приняли его за своего кузена?
        - Я не принимала его за кузена, - ответила донья Эрнанда и рассмея- лась в отместку за все нанесенные ей обиды.
        - Вы не принимали его за кузена? Так вам было известно, что это не ваш кузен? Вы это хотите сказать?
        - Да, именно это.
        - И вы не сообщили об этом мне? - Все завертелось перед глазами дона Хайме, ему показалось, что мир рушится.
        - Вы сами не позволили мне. Когда я сказала, что не могу припомнить, чтобы у моего кузена Педро были синие глаза, вы заявили, что я никогда ничего не помню, и назвали меня дурочкой. Мне не хотелось, чтобы меня еще раз назвали дурочкой в присутствии посторонних, и поэтому я больше не вмешивалась.
        Дон Хайме вытер вспотевший лоб и в бессильной ярости обратился к дону Родриго:
        - А вы что скажете?
        - Мне нечего сказать. Могу только напомнить вам, как напутствовал вас капитан Блад при прощанье. Мне помнится, он советовал вам оказывать впредь больше уважения вашей супруге.


        ГРОЗНОЕ ВОЗМЕЗДИЕ

        Ввязавшись в морской бой с "Арабеллой", испанский фрегат "Атревида", несомненно, проявил необычайную храбрость, однако вместе с тем и необы- чайное безрассудство, если учесть полученное им предписание, а также значительное превосходство в огневой силе, которым обладал его против- ник.
        Ведь что это было за судно - "Арабелла"? Да все тот же "Синко Льягас" из Кадиса, отважно захваченный капитаном Бладом и переименованный им в честь некой дамы с Барбадоса - Арабеллы Бишоп, воспоминание о которой всегда служило ему путеводной звездой и обуздывало его пиратские набеги.
        "Арабелла" быстро шла в западном направлении, стремясь догнать ос- тальные корабли капитана Блада, опередившие ее на целый день пути, и где-то в районе 19° северной долготы и 66° западной широты была замечена фрегатом "Атревида"; фрегат повернул, лег поперек курса "Арабеллы" и открыл сражение, дав залп по ее клюзам.
        Командир испанского фрегата дон Винсенте де Касанегра никогда не страдал от сознания собственной ограниченности и в этом случае, как всегда, был побуждаем к действию неколебимой верой в самого себя.
        В результате произошло именно то, чего и следовало ожидать. "Арабел- ла" тотчас переменила галс с западного на южный и оказалась с наветрен- ной стороны "Атревиды", тем самым сразу же сведя на нет первоначальное тактическое преимущество фрегата. После этого, будучи еще в недосягае- мости его носовых орудий, она открыла сокрушительный огонь из своих пу- шек, чем и предрешила исход схватки, а затем, подойдя ближе, так изреше- тила картечью такелаж "Атревиды", что фрегат уже не в состоянии был бы спастись бегством, если бы даже благоразумие подсказало дону Винсенте такой образ действий. Наконец, приблизившись уже на расстояние пистолет- ного выстрела, "Арабелла" бортовым залпом превратила стройный испанский фрегат в беспомощно ковылявшую по волнам посудину. Когда после этого ко- рабль был взят на абордаж, испанцы поспешили сохранить себе жизнь, сло- жив оружие, и позеленевший от унижения дон Винсенте вручил свою шпагу капитану Бладу.
        - Это научит вас не тявкать на меня, когда я мирно прохожу мимо, - сказал капитан Блад. - На мой взгляд, вы не столь храбры, сколь на- хальны.
        Сложившееся у капитана Блада мнение ни в коей мере не претерпело из- менений к лучшему, когда, исследуя судовые документы, он обнаружил среди них письмо испанского адмирала дона Мигеля де Эспиноса-и-Вальдес и узнал из него о полученных доном Винсенте наказах.
        Письмо предписывало дону Винсенте как можно быстрее присоединиться к эскадре адмирала в бухте Спаниш-Кей возле Бьека с целью нападения на английские поселения на острове Антигуа. По счастью, намерения дона Ми- геля были выражены в письме вполне недвусмысленно:
        "Хотя, - писал он, - его величество король не ведет сейчас с Англией войны, Англия тем не менее не предпринимает никаких мер, чтобы положить конец дьявольской деятельности пирата Блада в испанских водах. Вследствие этого мы вынуждены применить репрессалии и получить известную компенсацию за все убытки, понесенные Испанией от руки этого дьяво- ла-флибустьера ".
        Загнав обезоруженных испанцев в трюм - всех, кроме неосмотрительного дона Винсенте, который под честное слово был взят на борт "Арабеллы", - капитан Блад отрядил часть команды на "Атревиду", залатал ее пробоины и повел оба корабля юговосточным курсом к проливу между Анегадой и Вир- гинскими островами.
        Изменив столь внезапно курс, Блад не преминул в тот же вечер дать то- му объяснение, для чего в большой капитанской каюте было созвано совеща- ние, на которое он пригласил своего помощника Волверстона, шкипера Пит- та, канонира Огла и двух представителей от команды; один из них, по име- ни Альбин, был француз, и его присутствие обуславливалось тем, что фран- цузы составляли в то время примерно одну треть всех корсаров, находив- шихся на борту "Арабеллы".
        Сообщение капитана Блада о том, что он намерен плыть к острову Анти- гуа, встретило противодействие.
        В наиболее краткой форме противодействие это было выражено Волверсто- ном. Стукнув по столу окорокообразной ручищей, Волверстон заявил:
        - К черту короля Якова со всеми его прислужниками! Хватит с него и того, что мы никогда не нападаем на английские суда и на английские по- селения. Но будь я проклят, если мы станем защищать тех, от кого нам са- мим не ждать добра.
        Капитан Блад дал разъяснение:
        - Испанцы собираются произвести это нападение в виде компенсации за те убытки, которые якобы понесла Испания от нашей руки. Вот почему я считаю, что это нас к чему-то обязывает. Не будучи ни патриотами, ни альтруистами, как явствует из слов Волверстона, мы тем не менее можем предупредить население и оказать помощь как наемники, услуги которых оп- латит гарнизон, ибо он, несомненно, будет рад нанять нас. И, таким обра- зом, мы исполним свой долг, не упустив при этом и своей выгоды.
        Последний аргумент решил спор в пользу Питера Блада.
        На заре, миновав пролив, корабли легли в дрейф у южного мыса острова Горда по правому борту не более как в четырех-пяти милях от него. Море было спокойное. Капитан Блад приказал спустить на воду шлюпки с "Атреви- ды", и команда испанского корабля поплыла в них к берегу, после чего оба корабля продолжали свой путь к Подветренным островам.
        С легким попутным ветром пройдя к югу от Саба, они к утру следующего дня приблизились к западному берегу Антигуа и, подняв английский флаг, бросили якорь в десяти саженях к северу от банки, разделяющей надвое вход в Форт-Бей.
        Вскоре после полудня, когда полковник Коуртни, правитель Подветренных островов, чья губернаторская резиденция находилась на Антигуа, только что уселся за обеденный стол в обществе миссис Коуртни и капитана Ма- картни, ему, к немалому его изумлению, было доложено, что капитан Блад высадился в бухте Сент-Джон и желает нанести визит его высокоблагородию.
        Полковник Коуртни, высокий, тощий, веснушчатый господин лет сорока пяти, заморгал красноватыми веками и обратил взгляд бесцветных глаз на своего секретаря мистера Айвиса, принесшего ему это известие.
        - Капитан Блад, говорите вы? Капитан Блад? Какой капитан Блад? Наде- юсь, не этот проклятый пират, не этот висельник, сбежавший с Барбадоса?
        Видя, как разволновался губернатор, юный мистер Айвис позволил себе улыбнуться.
        - Он самый, сэр.
        Полковник Коуртни швырнул салфетку на стол и, все еще не веря своим ушам, поднялся на ноги.
        - Вы говорите, он здесь? Он что, рехнулся? Может быть, у него солнеч- ный удар? Клянусь богом, я закую его в кандалы, прежде чем сяду сегодня обедать, и отправлю в Англию, прежде - чем... Он не договорил и повер- нулся к своему военному коменданту: - Черт побери, вероятно, нам все же следует его принять.
        Круглое лицо Макартни, почти столь же красное, как его мундир, выра- жало не меньшее изумление, чем лицо губернатора. Чтобы такой отъявленный негодяй, за голову которого объявлена награда, имел наглость явиться днем с визитом к губернатору английской колонии, - от подобного известия капитан Макартни онемел и окончательно утратил способность что-либо ос- мыслить.
        Мистер Айвис пригласил в просторную, прохладную, довольно скудно обс- тавленную комнату высокого, худощавого мужчину, весьма элегантно одетого в светло-коричневый парчовый кафтан. Крупный, драгоценный бриллиант сверкал в великолепном кружеве пышного жабо, бриллиантовая пряжка поб- лескивала на шляпе с плюмажем, которую этот господин держал в руке, большая грушевидная жемчужина покачивалась под мочкой левого уха, тускло мерцая среди черных локонов парика. Гость опирался о черную трость с зо- лотым набалдашником. Он был так не похож на пирата, этот щегольски оде- тый господин, что все в молчании уставились на его бронзовое от загара продолговатое горбоносое лицо с сардонической складкой губ и холодными синими глазами. Все больше и больше изумляясь и все меньше веря своим органам чувств, полковник наконец спросил, беспокойно дернувшись на сту- ле:
        - Вы капитан Блад?
        Гость поклонился. Капитан Макартни ахнул и пожелал, чтоб его разразил гром. Полковник произнес:
        - Черт побери! - И его бесцветные глаза совсем вылезли из орбит. Он бросил взгляд на свою бледную супругу, потом поглядел на Макартни и сно- ва воззрился на капитана Блада. - Вы храбрый мошенник. Храбрый мошенник, черт побери!
        - Я вижу, что вы уже слышали обо мне.
        - Слышал, но все же не ожидал, что вы способны явиться сюда. Вы же не для того пришли, чтобы сдаться мне в плен?
        Пират не спеша шагнул к столу. Макартни невольно встал.
        - Прочтите это послание, оно вам многое объяснит, - сказал Блад и по- ложил перед губернатором письмо испанского адмирала. - Волею судеб оно попало в мои руки вместе с джентльменом, которому было адресовано.
        Полковник Коуртни прочел, изменился в лице и протянул письмо Макарт- ни. Затем снова поглядел на капитана Блада, и тот, как бы отвечая на его взгляд, сказал:
        - Да, я явился сюда, чтобы предупредить вас и в случае необходимости сослужить вам службу.
        - Мне? Службу? Какую?
        - Боюсь, что у вас будет в этом нужда. Ваш смехотворный форт не выс- тоит и часа под огнем испанских орудий, после чего эти кастильские гос- пода пожалуют к вам в город. А как они себя ведут в подобных случаях, вам, я полагаю, известно. Если нет, могу это описать.
        - Но... разрази меня гром! - воскликнул Макартни. - Мы же не воюем с Испанией!
        Полковник Коуртни в холодном бешенстве повернулся к капитану Бладу.
        - Это вы причина всех наших бедствий! Ваши грабительские набеги нав- лекли на нас эту напасть.
        - Вот поэтому-то я и явился сюда. Хотя думаю, что мои набеги скорее предлог для испанцев, чем причина. - Капитан Блад опустился на стул. - Вы, как я слышал, нашли здесь, на вашем острове, золото, и дон Мигель, вероятно, оповещен об этом тоже. В вашем гарнизоне всего двести солдат, а ваш форт, как я уже сказал, - старая развалина. Я привел сюда большой, хорошо вооруженный корабль и две сотни таких вояк, равных которым не сы- щется во всем Карибском море, а может, и на всей планете. Конечно, я - проклятый пират и за мою голову назначена награда, и если вы чрезмерно щепетильны, то, вероятно, не захотите говорить со мной. Но если у вас есть хоть капля здравого смысла - а я надеюсь, что это так, - вы будете благодарить бога за то, что я явился сюда, и примете мои условия.
        - Условия?
        Капитан Блад разъяснил. Его люди не собираются строить из себя героев и рисковать жизнью ни за что ни про что. Кроме того, среди них очень много французов, а те, естественно, не могут испытывать патриотических чувств по отношению к английской колонии. Они захотят получить какую-ли- бо, хотя бы незначительную, компенсацию за те ценные услуги, которые они готовы оказать.
        - К тому же, полковник, - добавил в заключение капитан Блад, - это еще и вопрос вашей чести. Заключать с нами союз для вас, может быть, и неудобно, а вот нанять нас - это совсем другое дело. Когда же операция будет завершена, никто не мешает вам снова преследовать нас как наруши- телей закона.
        Полковник поглядел на него мрачно.
        - Мой долг повелевает мне немедленно заковать вас в кандалы и отпра- вить в Англию, где вас ждет виселица.
        Капитан Блад и бровью не повел.
        - Ваш первейший долг - спасти от нападения эту колонию, правителем которой вы являетесь. Вы оповещены о том, что ей угрожает опасность. И опасность эта столь близка, что вам должна быть дорога каждая секунда. Клянусь, вы поступите разумно, если не будете терять эти секунды даром.
        Губернатор поглядел на Макартни. Взгляд Макартни был столь же пуст, как и его черепная коробка. Но тут неожиданно поднялась со стула супруга полковника - испуганная, молчаливая свидетельница всего происходящего. Эта дама была столь же высока и костлява, как ее супруг. Климат тропиков состарил ее до срока и иссушил ее красоту. Однако, по счастью, подумал капитан Блад, он, по-видимому, не иссушил ее мозги.
        - Джеймс, как ты можешь колебаться? Подумай, что будет с женщинами?.. С женщинами и с детьми, если испанцы высадятся здесь. Вспомни, что они сделали с Бриджтауном.
        Губернатор стоял, наклонив голову, угрюмо насупившись.
        - И тем не менее я не могу заключать союза с... Не могу входить в ка- кие-то сделки с преступниками, стоящими вне закона. Мой долг мне ясен. Абсолютно ясен.
        Полковник говорил решительно, он больше не колебался.
        - Вольному - воля, спасенному - рай, - произнес философски настроен- ный капитан Блад. Он вздохнул и встал. - Если это ваше последнее слово, то разрешите пожелать вам приятного окончания сегодняшнего дня. Я же от- нюдь не расположен попасть в руки карибской эскадры.
        - Никуда вы отсюда не уйдете, - резко сказал полковник. - Что касает- ся вас, то мне мой долг тоже ясен. Макартни, стражу!
        - Ну, ну, не валяйте дурака, полковник. - Блад жестом остановил Ма- картни.
        - Прошу меня не учить. Я обязан исполнить свой долг.
        - Неужто ваш долг призывает вас так подло отплатить мне за ту весьма ценную услугу, которую я вам оказал, предупредив о грозящей опасности? Подумайте-ка хорошенько, полковник.
        И снова супруга полковника выступила в роли адвоката капитана Блада - выступила решительно и страстно, отчетливо понимая, что в этот момент было единственно существенным и важным.
        Доведенный до отчаяния полковник снова упал на стул.
        - Но я не могу! Не могу я вступать в сделку с бунтовщиком, с изгоем, с пиратом! Честь моего мундира... Нет... Нет, я не могу!
        Капитан Блад проклял в душе тупоголовых самодержцев, которые посылают подобных людей управлять заморскими колониями.
        - Считаете ли вы, что честь вашего мундира требует оказать должное сопротивление испанскому адмиралу?!
        - А женщины, Джеймс? - снова напомнила ему супруга. - Право, Джеймс, раз ты в таком отчаянном положении - ведь целая эскадра собирается на- пасть на тебя, - его величество, несомненно, одобрит твое решение при- нять любую предложенную тебе помощь.
        Вот какую опять повела она речь и повторяла свои доводы снова и сно- ва, пока и Макартни не поддержал ее и не сделал попытки преодолеть осли- ное упрямство его высокоблагородия. В конце концов под этим двойным на- жимом губернатору пришлось принести свое достоинство в жертву целесооб- разности. Сумрачно и неохотно он пожелал узнать условия, предлагаемые пиратом.
        - Для себя я не прошу ничего, - сказал капитан Блад. - Я приму меры к защите вашего населения просто потому, что в моих жилах течет та же кровь. Но после того как мы прогоним испанцев, я должен получить от вас по восемьсот реалов на каждого из моих людей, а у меня их двести чело- век.
        Его высокоблагородие остолбенел. - Сто шестьдесят тысяч! - Он едва не задохнулся от возмущения и настолько утратил свое пресловутое досто- инство, что сделал попытку поторговаться.
        Но капитан Блад остался холоден и непреклонен, и в конце концов его условия были приняты.
        В тот же вечер Блад принялся возводить укрепления для защиты города.
        Форт-Бей - узкий залив глубиной около двух миль и не больше мили в самой своей широкой части - напоминал по форме бутылку. Вдоль горла этой бутылки тянулась длинная песчаная банка, выступая из воды во время отли- ва и деля пролив на две части. Пролив к югу от этой банки был доступен лишь для самых мелководных судов, узкая же северная часть, у входа в ко- торую бросила якорь "Арабелла", имела не менее восьми саженей в глубину, а во время приливов даже несколько больше и открывала таким образом дос- туп в гавань.
        Пролив охранялся фортом, расположенным на небольшой возвышенности в северной части мыса. Это было квадратное приземистое сооружение с навес- ными бойницами, сложенное из серого камня: вся его артиллерия состояла из дюжины допотопных пушек и полдюжины кулеврин, бивших самое большее на две тысячи ярдов, - тех самых орудий, о которых столь презрительно отоз- вался капитан Блад. Эти пушки он прежде всего и заменил дюжиной более современных с борта "Атревиды".
        Не ограничиваясь этим, он перевез с испанского корабля на сушу еще дюжину орудий, в том числе две тяжелые пушки, заряжавшиеся двенадцати- фунтовыми ядрами. Эти орудия, однако, предназначались им для другой це- ли. В пятидесяти ярдах к западу от форта, на самом краю мыса, он присту- пил к сооружению земляных сооружений и возводил их с такой быстротой, что полковник Коуртни получил возможность проникнуть в тайны пиратских методов обороны и постичь причины их успехов.
        Для возведения этих земляных укреплений капитан Блад отрядил сотню своих людей, и те, обнаженные по пояс, принялись за работу под палящим солнцем. В помощь им он пригнал сотни три белых и столько же негров, жи- телей Сент-Джона, - то есть все трудоспособное мужское население - и заставил их рыть, возводить брустверы и забивать землей туры, которые по его приказу должны были плести из веток женщины. Остальных своих людей он послал резать дерн, валить деревья и подтаскивать все это к возводи- мым укреплениям. До самого вечера кипела работа, и мыс походил на мура- вейник. Перед заходом солнца все было закончено. Губернатору казалось, что на его глазах совершается чудо. За шесть часов по воле Блада и по его указаниям возник новый форт, сооружение которого обычным путем пот- ребовало бы не менее недели.
        И вот форт был не только построен и оснащен оставшимися двенадцатью пушками с "Атревиды" и полдюжиной мощных орудий с "Арабеллы", - он к то- му же был еще так искусно замаскирован, что, глядя со стороны моря, трудно было даже заподозрить о его существовании. Земляные валы были по- крыты дерном и сливались с береговой зеленью, чему способствовали также посаженные на валах и вокруг них кокосовые пальмы, а за кустами белой акации так хорошо укрылись пушки, что их нельзя было заметить даже на расстоянии полумили.
        Однако полковник Коуртни нашел, что тут потрачена впустую уйма труда. Для чего так тщательно маскировать укрепления, один вид которых мог бы остановить противника? Капитан Блад разъяснил:
        - Этим мы его только насторожим, и он нападет не сразу, а когда меня уже здесь не будет и вы останетесь без защиты. Нет, я хочу либо совсем покончить с ним, либо преподать ему такой урок, чтобы никому не повадно было нападать на английские поселения.
        Эту ночь Блад провел на борту "Арабеллы", которая бросила якорь у са- мого берега, там, где он был очень высок и отвесной стеной уходил в во- ду. А на заре население Сент-Джона было разбужено оглушительной орудий- ной пальбой. Губернатор выскочил из дома в ночной рубашке, решив, что испанцы уже напали на остров. Однако стрельбу вел новый форт: он прямой наводкой палил из всех своих орудий по "Атревиде", а та, убрав мачты, стояла точнехонько в середине судоходного пролива, поперек фарватера - носом к берегу, кормой к банке.
        Губернатор, поспешно облачившись, вскочил в седло и в сопровождении Макартни поскакал на мыс к обрыву. При его приближении стрельба прекра- тилась. Судно, изрешеченное ядрами, медленно скрывалось под водой. Когда взбешенный губернатор спешился возле нового форта, корабль совсем ушел на дно, и волны с плеском сомкнулись над ним. Обратившись к капитану Бладу, который с кучкой своих пиратов наблюдал гибель "Атревиды", губер- натор, пылая гневом, потребовал, чтобы ему во имя неба и самой преиспод- ней объяснили, для чего совершается это безумие. Отдает ли капитан Блад себе отчет в том, что он полностью блокировал вход в гавань для всех су- дов" кроме самых мелководных.
        - Именно к этому я и стремился, - сказал капитан Блад. - Я искал са- мое мелкое место пролива. Корабль затоплен на глубине шести сажен и сок- ратил эту глубину до двух.
        Губернатор решил, что над ним смеются. Побелев от негодования, он продолжал требовать объяснений: для чего отдан был такой идиотский при- каз, да еще без его ведома?
        С ноткой досады в голосе капитан Блад разъяснил губернатору то, что, по его мнению, было очевидно и так. Губернатор слегка поостыл. Тем не менее неизбежная для человека столь ограниченного ума подозрительность мешала ему успокоиться.
        - Но если затопить судно было единственной вашей целью, то какого дьявола понадобилось вам тратить на него порох? Почему было не пустить его на дно, попросту продырявив ему борт?
        Капитан Блад пожал плечами.
        - Небольшое упражнение в артиллерийской стрельбе. Мы хотели одним выстрелом убить двух зайцев.
        - Упражнение в стрельбе с такой дистанции? - губернатор был вне себя. - Вы что, смеетесь надо мной, приятель?
        - Вам это станет понятней, когда сюда явится дон Мигель.
        - С вашего позволения, я хочу понять это теперь же. Немедленно, будь я проклят! Прошу вас принять во внимание, что на этом острове пока что командую я.
        Капитан Блад был слегка раздражен. Он никогда не отличался ни снисхо- дительностью, ни терпеливостью по отношению к дуракам.
        - Клянусь честью, если мои намерения вам не ясны, значит, ваше стрем- ление командовать опережает ваше умение быстро соображать. Однако време- ни у нас мало, есть более важные, не терпящие отлагательства дела. - И, резко повернувшись на каблуках, он оставил губернатора возмущаться и брызгать слюной.
        Обследовав берег, капитан Блад обнаружил в двух милях от форта не- большую удобную бухту, носившую название Уилоугби-Кав, в которой "Ара- белла" вполне могла укрыться от глаз, находясь в то же время под рукой, благодаря чему и сам капитан и его матросы получили возможность оста- ваться на борту. Это была приятная весть даже для полковника Коуртни, чрезвычайно опасавшегося размещения пиратов в городе. Капитан Блад пот- ребовал, чтобы его команду снабдили провиантом, и запросил пятьдесят го- лов скота и двадцать свиней. Губернатор снова хотел было поторговаться, но капитан Блад пресек его попытку в столь сильных выражениях, что это ни в коей мере не могло содействовать улучшению их взаимоотношений. Скот в запрошенном количестве был доставлен, и пираты принялись пиратствовать пока что в мирной форме: на берегу бухты запылали костры, скот закололи, туши разделали и вместе с пойманными тут же черепахами насадили на вер- тела.
        В этих незлобивых занятиях пролетело трое суток, и губернатор уже на- чал терзаться сомнениями: не сыграл ли над ним капитан Блад вместе со своими пиратами злую шутку, дабы схоронить здесь концы каких-либо своих гнусных дел? Капитана Блада, однако, эта отсрочка нападения нисколько не удивляла. Дон Мигель не поднимет паруса, объяснил он, пока не потеряет надежды, что дон Винсенте де Касанегра на своей "Атревиде" присоединится к нему.
        Еще четверо суток протекли в бездействии. Губернатор ежедневно скакал верхом в маленькую бухту Уилоугби-Кав и давал волю своим подозрениям, засыпая Блада ядовитыми вопросами. Эти свидания день ото дня становились взаимно все более неприятными. Капитан Блад ежедневно и все более ясно давал понять губернатору, что он не питает надежды на колониальные успе- хи страны, которая может проявлять так мало здравого смысла при выборе людей для управления своими заокеанскими владениями. И только появление эскадры дона Мигеля у берегов острова Антигуа предотвратило полный раз- рыв отношений между губернатором и его союзником-пиратом.
        Весть о появлении эскадры принес в бухту Уилоугби-Кав в понедельник на рассвете один из караульных нового форта, и капитан Блад тотчас выса- дился на берег, взяв с собой сотню людей. Для командования кораблем был оставлен Волверстон. Грозный канонир Огл вместе со своими пушкарями уже находился в новом форте.
        В шести милях от берега, прямо против входа в гавань Сент-Джон, под- гоняемые свежим северо-западным ветром, умерявшим зной утренних лучей, шли под всеми парусами четыре стройных корабля, и флаг Кастилии разве- вался на верхушке каждой из четырех грот-мачт.
        С парапета старого форта капитан Блад разглядывал корабли в подзорную трубу. Рядом стоял губернатор, убедившийся наконец воочию, что угроза нападения испанцев не была пустой выдумкой. За спиной губернатора, как всегда, торчал Макартни.
        Флагманским кораблем дона Мигеля был "Виржен дель Пиляр" - одно из красивейших и весьма грозных испанских судов, на котором адмирал плавал с тех пор, как капитан Блад несколько месяцев назад потопил его "Милаг- росу". "Виржен дель Пиляр" был большой черный галион с сорока орудиями на борту, в числе которых имелось и несколько тяжелых пушек, бивших на три тысячи ярдов. Из трех остальных кораблей эскадры два, хотя и по- меньше, были тоже весьма могучими тридцатипушечными фрегатами, и лишь четвертый представлял собой всего-навсего шлюп с десятью пушками на бор- ту.
        Капитан Блад опустил подзорную трубу и распорядился привести в боевую готовность старый форт. Новый форт не должен был пока что принимать участия в обороне острова.
        Сражение разыгралось через полчаса.
        Действия дона Мигеля были не менее стремительны, чем все его прежние, давно знакомые капитану Бладу набеги. Он не сделал попытки взять рифы, пока не приблизился на две тысячи ярдов, видимо, полагая, что его напа- дение застигнет город врасплох, а допотопные пушки форта ни на что уже не пригодны. Он считал необходимым полностью разгромить форт, прежде чем войти в гавань, и чтобы быстрее и вернее достигнуть этой цели, продолжал идти вперед, пока, по расчетам капитана Блада, до входа в гавань оста- лось не более тысячи ярдов.
        - Клянусь честью, - сказал капитан Блад, - он, видно, хочет прибли- зиться на расстояние пистолетного выстрела, а может, и считает, что этот форт вообще не способен оказать сопротивление. Ну-ка, Огл, прочисти ему мозги! Дай салют в его честь.
        Команда Огла давно зарядила свои пушки, и двенадцать жерл, взятые с "Атревиды", неотступно следили за приближающейся эскадрой. Подносящие с фитильными пальниками, шомполами и ведрами с водой стояли возле своих орудий.
        Огл дал команду - и над морем разнесся оглушительный залп двенадцати пушек. С такого близкого расстояния даже пятифунтовые ядра этих сравни- тельно небольших орудий нанесли кое-какой урон двум кораблям испанской эскадры. Однако моральное воздействие этого неожиданного залпа на тех, кто сам собирался сыграть на неожиданности и получил отпор, было куда существеннее. Адмирал тотчас отдал приказ кораблям сделать поворот оверштаг. Разворачиваясь, корабли дали один за другим несколько бортовых залпов по форту, который мгновенно превратился в вулкан. В воздух поле- тели осколки разбитых укреплений, и к небу поднялся плотный столб дыма и пыли. Сквозь эту густую завесу корсары не могли видеть, что делают ис- панские корабли. Но капитан Блад и не видя довольно ясно это себе предс- тавлял и во время короткой передышки, последовавшей за первыми бортовыми залпами, приказал всем покинуть форт и укрыться за ним.
        Когда отгремели новые залпы, Блад вернул всех в разбитую крепость на время следующего промежутка между залпами и велел привести в действие все старые пушки форта. Орудия палили наугад в серую дымную пелену с единственной целью - показать испанцам, что форт еще не разгромлен до конца. А когда пыль осела и дым развеялся, по две, по три заговорили другие пушки и прицельным огнем дали залп по уже приведенным к ветру ко- раблям, послав в них пятифунтовые ядра. Урон опять оказался невелик, но главная цель - не давать испанцам спуску - была достигнута.
        Тем временем судовая команда спешно перезаряжала пушки с "Атревиды". Их охладили водой из ведер, и щетки, пыжи и шомпола снова пошли в ход.
        Губернатор, не принимавший участия в этой лихорадочной деятельности, пожелал наконец узнать, для чего столь бесполезно расходуется порох на эти горе-пушки, в то время как в новом форте имеются дальнобойные ору- дия, которые могут ударить по испанцам двадцатичетырех - и даже тридца- тифунтовыми ядрами. Получив уклончивый ответ, он перестал спрашивать и начал отдавать распоряжения, после чего ему было предложено не путаться под ногами - оборона-де строится по тщательно разработанному плану.
        Конец пререканиям положили испанские корабли, возобновившие атаку, и все повторилось сначала. Корабельные орудия снова ударили по форту, и на этот раз было убито несколько негров да с полдюжины корсаров ранило ле- тящими камнями, хотя капитан Блад и распорядился удалить всех из форта, прежде чем корабли дадут залп.
        Когда вторая атака испанцев была отбита и они снова отошли, чтобы пе- резарядить орудия, капитан Блад решил убрать пушки из форта, так как достаточно было еще нескольких бортовых залпов, и пушки были бы погребе- ны под обломками. Корсары, негры и антигуанская милиция - все были прив- лечены к этому делу и встали к лафетам. И все же прошло не менее часа, прежде чем им удалось извлечь пушки из-под обломков и установить их за фортом, подальше от берега, где Огл со своей командой снова принялся тщательно их наводить и заряжать. Вся эта операция производилась под прикрытием форта и осталась не замеченной испанцами, которые повернули и пошли в атаку в третий раз. Теперь уже оборонявшиеся не открывали огня, пока очередной чугунный шквал не обрушился на остатки разбитого, но уже совершенно пустого форта. Когда шквал утих, на месте форта громоздилась лишь бесформенная груда камня, и кучка его защитников, укрывшихся позади этих руин, слышала, как возликовали испанцы, уверенные, что сопротивле- ние сломлено, поскольку в ответ на их бомбардировку не было сделано ни единого выстрела.
        Гордо, уверенно дон Мигель пошел вперед. Теперь не было нужды отхо- дить, чтобы перезаряжать орудия. Время далеко перевалило за полдень, он успеет до наступления ночи расквартировать свои команды в Сент-Джоне. Однако пелена дыма и пыли, скрывшая защитников города и новое расположе- ние их орудий от взора неприятеля, не была столь же непроницаемой для острых глаз корсаров, находившихся от нее на более близком расстоянии. Флагманский корабль стоял в пятистах ярдах от входа в бухту, когда шесть орудий, заряженных картечью, прошлись смертоносным шквалом по его палу- бам и сильно повредили оснастку. И почти следом открыли огонь картечью еще шесть других пушек, и если нанесенный ими урон оказался менее значи- тельным, то, во всяком случае, он усилил смятение и испуг, порожденные столь неожиданным нападением.
        Во время наступившей вслед за этим паузы обороняющиеся услышали рев трубы флагманского корабля, передававший приказ адмирала остальным ко- раблям эскадры. Спеша произвести поворот оверштаг, испанские корабли на какой-то момент повернулись к противнику бортом, и тогда по знаку капи- тана Блада еще не стрелявшие орудия пятифунтовыми круглыми ядрами дали залп по рангоуту испанских кораблей. Почти все ядра достигли цели, а од- но, особенно удачливое, сбило грот-мачту фрегата. Получив такое повреж- дение, фрегат потерял управление и надвинулся на шлюп, снасти кораблей перепутались, и пока оба судна старались освободиться друг от друга, чтобы последовать за остальными отходившими судами, охлажденные водой и поспешно перезаряженные пушки противника снова и снова поливали про- дольным огнем их палубы.
        Когда орудия выполнили свою задачу и огонь временно прекратился, ка- питан Блад, стоявший, нагнувшись над орудием, рядом с канониром, выпря- мился, поглядел на длинное, торжественно-угрюмое лицо губернатора и рассмеялся:
        - Да, черт подери, как всегда, снова страдают невинные.
        Полковник Коуртни кисло усмехнулся в ответ:
        - Если бы вы поступили так, как я полагал целесообразным...
        Капитан Блад перебил его довольно бесцеремонно:
        - Силы небесные! Вы, кажется, опять недовольны, полковник? Если бы я поступил по вашему совету, мне бы уже давно пришлось выложить все карты на стол. А я не хочу открывать своих козырей, пока адмирал не сделает тот ход, который мне нужен.
        - А если адмирал и не подумает его сделать?
        - Сделает! Во-первых, потому, что это в его характере, а во-вторых, потому, что другого хода у него нет. Словом, вы теперь можете спокойно отправиться домой и лечь в постель, возложив все ваши надежды на меня и на провидение.
        - Я не считаю возможным ставить вас на одну доску с провидением, сэр, - ледяным тоном заметил губернатор.
        - Тем не менее вам придется. Клянусь честью, придется. Потому что мы можем творить чудеса - я и провидение, - когда действуем заодно.
        За час до захода солнца испанские корабли легли в дрейф милях в двух от острова и заштилели. Все антигуанцы - и белые и черные - с разрешения капитана Блада разбрелись по домам ужинать. Осталось только человек со- рок, которых Блад задержал на случай какой-либо непредвиденной надобнос- ти. Затем корсары уселись под открытым небом подкреплять свои силы до- вольно изрядными порциями пищи и довольно ограниченными дозами рома.
        Солнце окунулось в нефритовые воды Карибского моря, и мгновенно, словно погасили свечу, сгустился мрак, бархатистый, пурпурно-черный мрак безлунной ночи, пронизанный мерцанием мириадов звезд.
        Капитан Блад встал, втянул ноздрями воздух. Свежий северо-западный ветер, который на закате солнца совсем было стих, поднимался снова. Ка- питан Блад приказал потушить все костры и не зажигать никакого огня, чтобы не спугнуть тех, кого он ждал.
        А в открытом море, в роскошной каюте флагманского корабля испанцев, именитый, гордый, храбрый и несведущий адмирал держал военный совет, ме- нее всего похожий на таковой, ибо этот флотоводец пригласил к себе капи- танов эскадры только для того, чтобы навязать им свою волю. В глухую полночь, когда защитники Сент-Джона уснут, уверенные, что до утра им не приходится опасаться нападения, испанские корабли, миновав форт, с поту- шенными огнями незаметно войдут в бухту. Восход солнца застанет их уже на якоре в глубине бухты, примерно в миле от форта, и жерла их орудий будут наведены на город.
        Так они сделают шах и мат антигуанцам!
        Согласно этому плану испанцы и действовали: поставив паруса к ветру, который им благоприятствовал, и взяв рифы, чтобы идти бесшумно, корабли медленно продвигались вперед сквозь бархатистый мрак ночи. Флагманский корабль шел впереди, и вскоре вся эскадра приблизилась к входу в бухту, где мрак был еще более непроницаем и в узком проливе между высокими от- весными берегами вода казалась совсем черной. Здесь было тихо, как в мо- гиле. И ни единого огонька. Лишь вдали, там, где волны набегали на бе- рег, тускло белела фосфоресцирующая лента прибоя, и в мертвой этой тиши- не чуть слышен был мелодичный плеск волн о борт корабля. Флагманский га- лион был уже в двухстах ярдах от форта и от того места, где затонула "Атревида". Команда в напряженном молчании выстроилась у фальшборта: дон Мигель стоял на юте, прислонившись к поручням, неподвижный, словно ста- туя. Галион поравнялся с фортом, и дон Мигель в душе уже праздновал по- беду, когда внезапно киль флагмана со скрежетом врезался во что-то твер- дое: корабль, весь содрогаясь, продвинулся под все усиливающийся скрежет еще на несколько ярдов и стал -
казалось, лапа какого-то морского чудища пригвоздила его корпус к месту. А наполненные ветром паруса недвижного корабля громко хлопали и гудели, мачты скрипели, и трещали снасти.
        И тогда, прежде чем адмирал успел понять, какая постигла его беда, вспышка пламени озарила левый борт судна, и тишина взорвалась ревом пу- шек, треском ломающегося рангоута и лопающихся снастей: орудия, снятые с "Арабеллы" и безмолвствовавшие до этой минуты за хорошо замаскированными земляными укреплениями, выпустили свои тридцатидвухфунтовые ядра с убийственно близкого расстояния в испанский флагманский корабль. Беспо- щадная точность попадания должна была бы открыть полковнику Коуртни, по- чему капитан Блад не пожалел пороха, чтобы затопить "Атревиду", - ведь теперь, уже имея точный прицел, он мог палить во мраке наугад.
        Лишь один ответный беспорядочный залп бортовых орудий дал куда-то в темноту флагманский корабль, после чего адмирал покинул свое разбитое судно, только потому еще державшееся на воде, что киль его крепко засел в остове затопленного корабля. Вместе с уцелевшими остатками своей ко- манды адмирал поднялся на борт "Индианы" - одного из фрегатов, который, не успев вовремя сбавить ход, врезался в корму флагмана. Так как ско- рость была невелика, фрегат не особенно пострадал, разбив себе только бушприт, а капитан фрегата не растерялся и тотчас отдал приказ убрать те немногие паруса, что были уже поставлены.
        На счастье испанцев, береговые пушки в этот момент перезаряжались. Во время этой короткой передышки "Индиана" приняла на борт спасшихся с флагмана, а шлюп, который шел следом за "Индианой", быстро оценив поло- жение, сразу же убрал все паруса, на веслах подошел к "Индиане", оттянул ее за корму от флагмана и вывел на свободное пространство, где второй фрегат, успевший лечь в дрейф, палил наугад по умолкшим береговым укреп- лениям.
        Впрочем, он достиг этим лишь одного: открыл неприятелю свое местона- хождение, и вскоре пушки загрохотали снова. Ядро одной из них довершило дело, разбив руль "Индианы", после чего фрегату пришлось взять ее на буксир.
        Вскоре стрельба прекратилась с обеих сторон, и мирная тишина тропи- ческой ночи могла бы снова воцариться над Сент-Джоном, но уже все насе- ление города было на ногах и спешило на берег узнать, что произошло.
        Когда занялась заря, на всем голубом пространстве Карибского моря не видно было ни единого корабля, кроме "Арабеллы", стоявшей на якоре в те- ни отвесного берегового утеса и принимавшей на борт снятые с нее для за- щиты города пушки, да флагманского галиона, сильно накренившегося на правый борт и наполовину ушедшего под воду. Вокруг разбитого флагманско- го корабля сновала целая флотилия маленьких лодок и пирог - корсары спе- шили забрать все ценности, какие были на борту. Свои трофеи они свезли на берег: орудия и оружие, нередки очень дорогое, золотые и серебряные сосуды, золотой обеденный сервиз, два окованных железом сундука, в кото- рых, по-видимому, хранилась казна эскадры - около пятидесяти тысяч ис- панских реалов, - а также много драгоценных камней, восточных ковров, одежды и роскошных парчовых покрывал из адмиральской каюты. Вся эта до- быча была свалена в кучу возле укреплений для последующего дележа, сог- ласно законам "берегового братства".
        Когда вывоз трофеев с затопленного корабля был закончен, на берегу появилась упряжка мулов и остановилась возле драгоценной кучи.
        - Что это? - спросил капитан Блад, находившийся поблизости.
        - От его благородия губернатора, - отвечал негр, погонщик мулов. - Чтобы, значит, перевезти все это.
        Капитан Блад был озадачен. Оправившись от удивления, он сказал:
        - Весьма обязан, - и распорядился нагружать добычу на мулов и везти на край мыса к лодкам, которые должны были доставить сокровища на борт "Арабеллы".
        После этого он направился к дому губернатора.
        Его пригласили в длинную узкую комнату; на одной из стен портрет его величества покойного короля Карла II сардонически улыбался собственному отражению в зеркале напротив.
        В комнате стоял тоже длинный и тоже узкий стол, на котором лежало несколько книг и гитара; в хрустальной чаше благоухали ветки белой ака- ции. Вокруг стола были расставлены стулья черного дерева с прямыми спин- ками и твердыми сиденьями.
        Появился губернатор в сопровождении Макартни. Лицо губернатора за ночь словно бы еще больше вытянулось в длину.
        Капитан Блад, с подзорной трубой под мышкой и широкополой шляпой с пышным плюмажем в руке, отвесил низкий поклон.
        - Я пришел проститься с вами, полковник.
        - А я только что собирался послать за вами. - Бесцветные глаза пол- ковника встретили прямой, твердый взгляд капитана Блада и убежали в сто- рону. - Мне стало известно о крупных ценностях, снятых вами с разбитого испанского судна. Затем я получил сообщение, что вы погрузили эти цен- ности на борт вашего корабля. Отдаете ли вы себе отчет в том, что эти трофеи являются собственностью его величества короля?
        - Мне это неизвестно, - сказал капитан Блад.
        - Вот как? В таком случае ставлю вас об этом в известность.
        Капитан Блад, снисходительно улыбаясь, покачал головой.
        - Это военная добыча.
        - Вот именно. А военные действия велись от имени его величества и для защиты колонии его величества.
        - Все правильно, но я-то не состою на службе у его величества.
        - Когда я, уступив вашему настоянию, согласился нанять вас и ваших людей для обороны острова, при этом само собой подразумевалось, что вы временно поступаете на службу его величества.
        Капитан Блад с удивлением посмотрел на губернатора; казалось, этот разговор его забавляет.
        - Чем вы занимались, сэр, прежде чем получить назначение на пост гу- бернатора Подветренных островов? Вы были стряпчим?
        - Капитан Блад, вы позволяете себе говорить со мной в оскорбительном тоне!
        - Не отрицаю, но вы заслужили даже худшего. Так вы соизволили меня нанять? Какое великодушие! Что было бы сейчас с вами, не окажи я вам эту помощь, которую вы так великодушно от меня приняли?
        - Я попрошу вас не уклоняться от темы нашей беседы. - Полковник гово- рил холодно и чопорно. - Поступив на службу короля Якова, вы тем самым приняли на себя обязательство исполнять действующие в его армии законы. Присвоение вами ценностей с испанского флагманского корабля - это акт разбоя, и, согласно вышеупомянутым законам, вы должны понести за него суровую кару.
        Капитан Блад находил, что положение с каждой минутой становится все более комичным. Он усмехнулся.
        - Мой долг с полной очевидностью требует от меня, чтобы я вас аресто- вал, - продолжал губернатор.
        - Но вы, я надеюсь, не собираетесь этого сделать?
        - Нет, если вы поспешите воспользоваться моей снисходительностью и уберетесь отсюда без промедления.
        - Я уберусь отсюда, как только получу сто шестьдесят тысяч реалов - сумму, за которую вы меня наняли.
        - Вы предпочли получить вознаграждение в другой форме, сэр. И наруши- ли при этом закон. Наш разговор окончен, капитан Блад!
        Блад посмотрел на него прищурившись. Неужели этот человек такой неп- роходимый дурак? Или он просто бесчестен?
        - О, да вам пальца в рот не клади! - Блад рассмеялся. - По-видимому, я должен теперь провести остаток дней, вызволяя из беды английские коло- нии! Но тем не менее я не сойду с этого места, пока не получу свои сто шестьдесят тысяч. - Он бросил шляпу на стол, пододвинул себе стул, сел и вытянул ноги. - Жаркая сегодня погодка, полковник, не правда ли?
        Глаза полковника гневно сверкнули.
        - Капитан Макартни, стража ждет в галерее. Будьте добры позвать ее.
        - Вы что же, хотите меня арестовать?
        - Само собой разумеется, сэр, - угрюмо отвечал полковник. - Это мой священный долг. Я должен был это сделать в ту самую минуту, когда вы ступили на берег. Ваши поступки доказали мне, что я должен был это сде- лать, невзирая ни на что! - Он махнул рукой солдату, остановившемуся в дверях. - Капитан Макартни, будьте добры заняться этим.
        - О, одну секунду, капитан Макартни! Не спешите так, полковник! - Блад поднял руку. - Это равносильно объявлению войны.
        Полковник презрительно пожал плечами.
        - Можете называть это как угодно. Сие несущественно.
        У капитана Блада полностью развеялись всякие сомнения насчет честнос- ти губернатора. Полковник Коуртни был просто круглый дурак и не видел дальше своего носа.
        - Наоборот, это весьма существенно. Раз вы объявляете мне войну, зна- чит, будем воевать. И предупреждаю: став вашим противником, я буду к вам столь же беспощаден, как, защищая вчера вас, был беспощаден к испанцам.
        - Черт побери! - воскликнул Макартни. - Мы его держим за глотку, а он, слыхали, как разговаривает!
        - Другие тоже пробовали держать меня за глотку, капитан Макартни. Пусть это не слишком вас окрыляет. - Блад улыбнулся, потом добавил: - Большое счастье для вашего острова, что война, которую вы мне объявили, может завершиться без кровопролития. В сущности, и сейчас вам должно быть ясно, что она уже ведется, и притом с большим стратегическим пере- весом в мою пользу, так что вам не остается ничего другого, как капиту- лировать.
        - Мне это ни в коей мере не ясно, сэр.
        - Это лишь потому, что очевидное не сразу бросается вам в глаза. Я прихожу к заключению, что такое свойство, по-видимому, считается у нас на родине совершенно не обязательным для губернатора колонии. Минуту терпения, полковник. Я прошу вас отметить, что мой корабль находится вне вашей гавани. На его борту - две сотни крепких, закаленных в боях матро- сов, которые с одного маха уничтожат весь ваш жалкий гарнизон, а сорока моих пушек, которые за какой-нибудь час могут быть переправлены на бе- рег, за глаза хватит, чтобы еще через час от СентДжона осталась лишь груда обломков. Мысль о том, что это английская колония, никого не оста- новит, не надейтесь. Я позволю себе напомнить вам, что примерно одна треть моих людей - французы, а остальные - такие же изгои, как я. Они с превеликим удовольствием разграбят этот город, во-первых, потому, что он назван в честь короля, а имя короля всем им ненавистно, и во-вторых, по- тому, что на Антигуа стоит похозяйничать хотя бы ради золота, которое вы тут нашли.
        Макартни побагровел и схватился за эфес шпаги, однако тут не выдержал полковник. Бледный от гнева, он взмахнул костлявой веснушчатой рукой и заорал:
        - Бесчестный негодяй! Пират! Беглый каторжник! Ты забыл, что ничего этого не будет, потому что мы не выпустим тебя обратно к твоим проклятым разбойникам!
        - Может быть, нам следует поблагодарить его за предупреждение, сэр? - съязвил капитан Макартни.
        - О боже, вы совершенно лишены воображения, как я заметил еще вчера! А увидав ваших мулов, я понял, чего можно от вас ожидать, и соот- ветственно с этим принял меры. О да! Я приказал моему адъютанту, когда пробьет полдень, считать, что мы находимся в состоянии войны, перепра- вить пушки на берег и расположить их в форте, наведя жерла на город. Я предоставил ему для этой цели ваших мулов. - Бросив быстрый взгляд на часы над камином, он продолжал: - Сейчас почти тридцать минут первого. Из ваших окон виден форт. - Он встал и протянул губернатору свою подзор- ную трубу. - Взгляните и убедитесь, что все, о чем я говорил, уже приво- дится в исполнение.
        Наступило молчание. Губернатор с лютой ненавистью смотрел на Блада. Затем, все так же молча, схватил подзорную трубу и шагнул к окну. Когда он отвернулся от окна, лицо его было искажено бешенством.
        - Но вы тоже кое-чего не учли. Вы-то еще в наших руках! Я сейчас со- общу вашей разбойничьей шайке, что при первом их выстреле вы будете по- вешены. Зовите стражу, Макартни. Хватит болтать языком!
        - Еще минуту, - сказал Блад. - Как вы досадно поспешны в своих умо- заключениях! Волверстон получил от меня приказ, и ничто, никакие ваши угрозы не заставят его уклониться от этого приказа хотя бы на йоту. Мо- жете меня повесить, воля ваша. - Он пожал плечами. - Если бы я дорожил жизнью, разве бы я избрал ремесло пирата? Однако учтите: после того как вы меня повесите, мои матросы не оставят от города камня на камне. Мстя за меня, они не пощадят ни стариков, ни женщин, ни детей. Подумайте хо- рошенько и вспомните ваш долг перед королем и вверенной вам колонией - долг, который вы по справедливости считаете первостепенным.
        Бесцветные глаза губернатора сверлили Блада, словно стремясь проник- нуть в самую его душу. Блад стоял перед губернатором неустрашимый, спо- койный, и его спокойствие было пугающим.
        Полковник поглядел на Макартни, словно ища у него поддержки, но не получил ее. Наконец, поборов себя, он произнес сквозь зубы:
        - О будь я проклят! Поделом мне - нечего было связываться с пиратом! Я выплачу вам ваши сто шестьдесят тысяч, чтобы отделаться от вас, и уби- райтесь отсюда ко всем чертям! Прощайте!
        - Сто шестьдесят тысяч? - Капитан Блад изумленно поднял брови. - Это вы должны были заплатить мне как своему союзнику. Такое соглашение было заключено нами до объявления войны.
        - Какого же дьявола вам еще нужно?
        - Поскольку вы сложили оружие и признали себя побежденным, мы можем теперь перейти к обсуждению условий мирного договора.
        - Каких таких условий? - Раздражение губернатора все возрастало.
        - Сейчас я вам скажу. Прежде всего за оказанную вам помощь вы должны уплатить моим людям сто шестьдесят тысяч. Затем еще двести сорок тысяч - выкуп за город, чтобы избавить его от разрушения.
        - Что? Ну, клянусь богом, сэр!..
        - Затем, - безжалостно продолжал капитан Блад, - восемьдесят тысяч - выкуп за вас лично, восемьдесят тысяч - за вашу семью и сорок тысяч - за всех прочих почтенных граждан этого города, включая и капитана Макартни. Все это вместе составит шестьсот тысяч, а сумма эта должна быть выплаче- на в течение часа, иначе будет поздно.
        На губернатора страшно было смотреть. Он попытался что-то сказать, но не смог и тяжело упал на стул. Когда дар речи наконец вернулся к нему, голос его дрожал и звучал хрипло:
        - Вы... вы напрасно испытываете мое терпение. Вы, может быть, думае- те, что я не в своем уме?
        - Повесить его надо, полковник, и все тут, - не выдержал Макартни.
        - И сровнять с землей этот город, спасти который любой ценой - за- метьте, любой ценой! - ваш долг, - присовокупил капитан Блад.
        Губернатор потер рукой потный бледный лоб и застонал.
        Так продолжалось еще некоторое время, и всякий раз они возвращались к тому же и повторяли то, что уже было не раз сказано, пока полковник Ко- уртни неожиданно не рассмеялся довольно истерично.
        - Будь я проклят! Остается только поражаться вашей скромности. Вы могли потребовать и девятьсот тысяч и даже девять миллионов...
        - Разумеется, - сказал капитан Блад. - Но я вообще очень скромен по натуре, а кроме того, имею некоторое представление о размерах вашей каз- ны!
        - Но вы же не даете мне времени! - в отчаянии воскликнул губернатор, показывая тем самым, что он сдался. - Как могу я собрать такую сумму за час?
        - Я не стану требовать невозможного. Пришлите мне деньги до захода солнца, и я уведу свой корабль. А сейчас я позволю себе откланяться, чтобы задержать открытие боевых действий. Счастливо оставаться!
        Они позволили ему уйти - им ничего больше не оставалось. А на вечер- ней заре капитан Макартни подъехал верхом к пиратскому форту. За ним следовал слуга-негр, ведя в поводу мула, навьюченного мешками с золотом.
        Капитан Блад один вышел из форта им навстречу.
        - От меня бы вам этого не дождаться, - проворчал сквозь зубы желчный капитан.
        - Я постараюсь запомнить это на случай, если вас когда-нибудь поста- вят управлять колониями. А теперь, сэр, к делу. Что в этих мешках?
        - По сорок тысяч золотом в каждом.
        - В таком случае сгрузите мне четыре мешка - сто шестьдесят тысяч, которые я должен был получить за оборону острова. Остальное можете от- везти обратно губернатору вместе с поклоном от меня. Пусть это послужит уроком ему, а также и вам, дорогой капитан, чтобы вы поняли: первый, ос- новной долг каждого человека - это долг перед самим собой, перед собственной совестью и честью, а не перед должностью, и остаться верным этому долгу, одновременно нарушая данное вами слово, нельзя!
        Капитан Макартни засопел от изумления.
        - Чтоб мне сдохнуть! - хрипло пробормотал он. - Но вы же пират!
        - Я - капитан Блад, - холодно прозвучал в ответ суровый голос фли- бустьера.


        ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА

        Капитан Блад был доволен жизнью, другими словами, он был доволен со- бой.
        Стоя на молу в скалистой Кайонской бухте, он смотрел на свои суда. Не без чувства гордости оглядывал он пять больших кораблей, составлявших его флотилию, - ведь когда-то все они, от киля до верхушек мачт, принад- лежали Испании. Вон стоит его флагманский корабль "Арабелла" с сорока пушками на борту; красный его корпус и золоченые порты сверкают в лучах заходящего солнца. А рядом - бело-голубая "Элизабет", не уступающая флагману по мощности огня, и позади нее - три корабля поменьше, на каж- дом - по двадцать пушек, все три захваченные в жаркой схватке, у Мара- кайбо, откуда он их на днях привел. Этим кораблям, именовавшимся прежде "Инфанта", "Сан-Филипе" и "Санто-Нинно", Питер Блад присвоил имена трех парок [76] - "Клото", "Лахезис" и "Атропос", как бы давая этим понять, что отныне они станут вершителями судеб всех испанских кораблей, какие могут им повстречаться в океане.
        Проявив в этом случае юмор пополам с ученостью, капитан Блад, как я уже сказал, испытывал довольство собой. Его команда насчитывала около тысячи человек, и при желании он мог в любую минуту удвоить это число, ибо его удача уже вошла в поговорку, а что может быть драгоценней удачи в глазах тех, кто в поисках рискованных авантюр очертя голову следует за вожаком? Даже великий Генри Морган в зените своей славы не обладал такой властью и авторитетом. Нет, даже Монтбар, получивший от испанцев прозви- ще "Истребитель", не нагонял на них в свое время такого страха, как те- перь дон Педро Сангре - так звучало по-испански имя Питера Блада.
        Капитан Блад знал, что он объявлен вне закона. И не только король ис- панский, могуществу которого он не раз бросал вызов, но и английский ко- роль, не без основания им презираемый, - оба искали способа его уничто- жить. А недавно до Тортуги долетела весть, что последняя жертва капитана Блада - испанский адмирал дон Мигель де Эспиноса, особенно жестоко пост- радавший от его руки, - объявил награду в восемьдесят тысяч испанских реалов тому, кто сумеет взять капитана Блада живым и передать ему с рук на руки. Обуреваемый жаждой мщения, дон Мигель не мог удовлетвориться простым умерщвлением капитана Блада.
        Однако все это отнюдь не запугало капитана Блада, не заставило его утратить веру в свою звезду, а посему он вовсе не собирался похоронить себя заживо в надежной бухте Тортуги. За все страдания, которые он пре- терпел от людей - а претерпел он немало, - ему должна была заплатить Ис- пания. При этом он преследовал двойную цель: вознаградить себя и в то же время сослужить службу если не презираемому им Стюарту, то Англии, а следовательно, и всему остальному цивилизованному миру, которого алчная, жестокая и фанатичная Испания с присущим ей коварством пыталась лишить всяких связей с Новым Светом.
        Питер Блад спускался с мола, где уже улеглась шумная и пестрая всед- невная сутолока, когда из шлюпки, доставившей его к пристани, раздался оклик боцмана с "Арабеллы":
        - Ждать тебя к восьми склянкам, капитан?
        - Да, к восьми склянкам! - не оборачиваясь, крикнул Блад и зашагал дальше, помахивая длинной черной тростью, как всегда изысканно-элегант- ный, в темно-сером, расшитом серебром костюме.
        Он направился к центру города. Большинство прохожих кланялись, при- ветствуя его, остальные просто глазели. Он шел по широкой немощеной Рю дю Руа де Франс, которую заботливые горожане обсадили пальмами, стремясь придать ей более нарядный вид. Когда он поравнялся с таверной "У фран- цузского короля", кучка корсаров, торчавших у входа, вытянулась в струн- ку. Из окон доносился приглушенный гул голосов, обрывки нестройного пе- ния, визгливый женский смех и грубая брань, а на фоне этих разнообразных звуков равномерно и глухо стучали игральные кости и звенели стаканы.
        Питеру Бладу стало ясно, что его корсары весело спускают золото, при- везенное из Маракайбо. Ватага каких-то головорезов, вывалившись наружу из дверей этого дома бесчестия, встретила его приветственными криками. Разве не был он некоронованным королем всех отщепенцев, объединившихся в великое "береговое братство"?
        Он помахал тростью, отвечая на их приветствия, и прошел мимо. У него было дело к господину д'Ожерону, губернатору Тортуги, и это дело привело его в красивый белый дом, стоявший на возвышенности в восточном пред- местье города.
        Капитан Блад, человек осторожный и предусмотрительный, деятельно го- товился к тому дню, когда смерть или падение короля Якова II откроют ему путь обратно на родину. С некоторого времени у него вошло в обычай пере- давать часть своих трофеев губернатору в обмен на векселя французских банков, которые тот переправлял для хранения в Париж. Питер Блад был всегда желанным гостем в доме губернатора, и не только потому, что сдел- ки эти были выгодны д'Ожерону; у губернатора были на это и более глубо- кие причины: однажды капитан Блад оказал ему неоценимую услугу, вырвав его дочь Мадлен из рук похитившего ее пирата. С того дня и сам д'Ожерон, и его сын, и двое дочерей считали капитана Блада самым близким другом своей семьи.
        Поэтому не было ничего удивительного в том, что, как только было по- кончено с делами, мадемуазель д'Ожерон-старшая пожелала прогуляться с гостем по душистой аллее отцовского сада и проводить его до ворот.
        Мадемуазель д'Ожерон, жгучая брюнетка, с матово-бледным лицом, высо- кая и стройная, одетая богато, по последней парижской моде, славилась не только своей романтической красотой, но и романтическим складом характе- ра. И когда в сгущающихся вечерних сумерках она грациозно скользнула в сад за капитаном, ее намерения, как выяснилось, носили к тому же нес- колько романтический оттенок.
        - Мосье, я умоляю вас быть начеку, - с легкой запинкой произнесла она по-французски. - Вы приобрели себе слишком много врагов.
        Питер Блад остановился и, сняв шляпу, так низко склонился перед маде- муазель д'Ожерон, что длинные черные локоны почти закрыли его точеное, бронзовое, как у цыгана, лицо.
        - Мадемуазель, ваша забота чрезвычайно мне льстит. О да, чрезвычайно. - Он выпрямился, и его дерзкие глаза, казавшиеся совсем светлыми под черными как смоль бровями, с веселой усмешкой встретили ее взгляд. - Вы правы, у меня нет недостатка во врагах. Но это - цена известности. Лишь тот, кто ничего не стоит, не имеет врагов. Однако здесь, на Тортуге, у меня врагов нет.
        - Вы вполне в этом уверены?
        Тон ее вопроса заставил его задуматься. Он нахмурился и сказал, прис- тально вглядываясь в ее лицо:
        - Вам что-то известно, мадемуазель, как я догадываюсь?
        - Почти ничего. Не больше того, что сообщил мне сегодня один из наших слуг. Он сказал, что испанский адмирал назначил награду за вашу голову.
        - У адмирала просто такая манера - делать мне комплименты, мадемуа- зель.
        - И еще он сказал, что Каузак грозился во всеуслышание, что заставит вас пожалеть о том, как вы обошлись с ним в деле у Маракайбо.
        - Каузак?
        Это имя заставило капитана Блада подумать, что он, пожалуй, поторо- пился, заявив, будто у него нет врагов на Тортуге. Он совсем забыл про Каузака. Но Каузак, как видно, отнюдь не склонен был забыть про капитана Блада. Он был с Бладом в деле при Маракайбо, но они не поладили, и Кау- зак по доброй воле откололся от него и крепко на этом просчитался. Одна- ко, как всякий самовлюбленный тупица, он во всем винил капитана Блада, который якобы обвел его вокруг пальца. После этого он никогда даже не пытался скрыть свою необоснованную ненависть к Бладу.
        - Вот как, он грозит мне? - промолвил капитан Блад. - Ну, это нес- колько опрометчиво и даже нескромно с его стороны. К тому же всем из- вестно, что его никто не обижал. Когда ему показалось, что угрожавшая нам опасность слишком, велика, пожелал отколоться от нас, и мы не стали его удерживать.
        - Но он при этом лишился своей доли добычи, и с тех пор над ним и его командой смеется вся Тортуга. Разве вы не понимаете, какие чувства дол- жен испытывать к вам этот негодяй?
        Они уже подходили к воротам.
        - Вы будете его остерегаться? - с мольбой спросила девушка. - Поста- райтесь держаться от него подальше.
        Капитан Блад улыбнулся, тронутый ее заботой.
        - Я должен это сделать хотя бы для того, чтобы иметь возможность слу- жить вам. - И он церемонно склонился в поцелуе над ее рукой.
        Однако он не придал особого значения ее словам. Что Каузак вынашивает планы мщения - этому он легко мог поверить. Но чтобы Каузак здесь, на Тортуге, решился открыто ему угрожать - это казалось маловероятным: та- кой трусливый тупица едва ли мог отважиться на столь опасное бах- вальство.
        Питер Блад вышел за ворота и быстро зашагал в теплом бархатистом по- лумраке надвигающейся ночи и вскоре вышел на залитую огнями Рю дю Руа де Франс. Он уже приближался к концу этой почти безлюдной в вечерний час улицы, когда какая-то тень скользнула ему навстречу из проулка.
        Он насторожился и замедлил шаг, но тут же увидел, что перед ним жен- щина, и услышал ее негромкий оклик:
        - Капитан Блад!
        Он остановился. Женщина подошла ближе и заговорила быстро, взволно- ванно, с трудом переводя дыхание:
        - Я видела, вы проходили здесь два часа назад, да было еще светло, ну я и побоялась заговорить с вами у всех на глазах. Решила: подожду, поку- да вы вернетесь. Не ходите дальше, капитан, - вы идете навстречу опас- ности, навстречу смерти!
        Он был озадачен и только сейчас узнал ее. Перед глазами его возникла сцена, разыгравшаяся неделю назад в таверне "У французского короля". Двое пьяных головорезов сцепились из-за женщины - жалкого обломка, выш- вырнутого судьбой из Европы И прибитого к островам Нового Света. Эта несчастная, сохранившая еще некоторую миловидность, но столь же грязная и потрепанная, как ее полуистлевшие лохмотья, пыталась вмешаться в сва- ру, причиной которой была она сама, но один из головорезов отвесил ей хорошую затрещину, и тогда Блад в порыве рыцарского гнева сбил негодяя с ног и вывел Женщину из притона.
        - Они устроили на вас засаду вот там, недалеко отсюда, - говорила женщина. - Они хотят вас убить.
        - Кто - они? - спросил Питер Блад, мгновенно вспомнив предостережение мадемуазель д'Ожерон.
        - Их там десятка два. И если только они узнают... если они увидят, как я вас тут остановила... мне сегодня же ночью перережут глотку.
        Она пугливо озиралась по сторонам в темноте, голос ее дрожал от стра- ха, который, казалось, все возрастал. Внезапно она хрипло вскрикнула:
        - Да не стойте же здесь! Идите за мной, я укрою вас до утра в безо- пасном месте. Утром вы вернетесь на свой корабль и хорошо сделаете, если не будете его покидать или хотя бы станете ходить не един, а с товарища- ми. Идемте! - Она потянула за рукав.
        - Спокойней, спокойней! - сказал Питер Блад, высвобождая свой рукав. - Куда это ты меня тащишь?
        - Ах, да не все ли равно куда, раз вы этим избежите опасности! - Она снова с силой потянула его за рукав. - Вы были добры ко мне, и я не могу позволить, чтобы вас убили. А нас обоих зарежут, если вы не пойдете со мной!
        Уступив наконец ее уговорам - скорее ради ее безопасности, нежели ра- ди своей, - Питер Блад позволил женщине увлечь его за собой с широкой улицы в узкий проулок, из которого она выбежала, чтобы перехватить его. По одной стороне этого проулка стояли на довольно большом расстоянии друг от друга деревянные одноэтажные хибарки, по другой - тянулась огра- да какого-то участка.
        Возле второй хибарки женщина остановилась. Низенькая дверь была рас- пахнута настежь, внутри тускло мерцал огонек медной керосиновой лампы.
        - Входите, - шепнула женщина.
        Две ступеньки вели в хибарку, пол которой был ниже улицы. Питер Блад спустился по ступенькам и шагнул в комнату.
        В ноздри ему ударил тяжелый, тошнотворный запах табачного перегара и коптящей лампы. И прежде чем он успел оглядеться по сторонам в этом тусклом свете, страшный удар по голове, нанесенный сзади каким-то тяже- лым предметом, оглушил его, и в полуобморочном состоянии он повалился ничком на грязный земляной пол.
        Женщина пронзительно взвизгнула, но визг, внезапно оборвавшись, пере- шел в хриплый, сдавленный стон, словно ее душили, и снова наступила ти- шина.
        Капитан Блад не успел пошевелиться, не успел даже собраться с мысля- ми, как чьи-то ловкие жилистые руки быстро принялись за дело: ему скру- тили руки за спину, сыромятными ремнями стянули кисти и лодыжки, затем подняли, пихнули на стул и крепко-накрепко привязали к спинке стула.
        Коренастый, похожий на обезьяну человек склонил над ним свое мощное туловище на уродливо коротких кривых ногах. Рукава голубой рубахи, зака- танные выше локтя, обнажали длинные мускулистые волосатые руки. Ма- ленькие черные глазки злобно поблескивали на широком, плоском, как у му- лата, лице. Красный в белую полоску платок был повязан низко, по самые брови. В огромное ухо было продето тяжелое золотое кольцо.
        Питер Блад молча смотрел на него, стараясь подавить закипавшее в нем бешенство, которое все усиливалось, по мере того как прояснялось его сознание. Инстинкт подсказывал ему, что гнев, ярость никак не помогут ему сейчас и любой ценой следует их обуздать. Он взял себя в руки.
        - Каузак! - с расстановкой произнес он. - Какая приятная, но неожи- данная встреча!
        - Да, вот и ты сел наконец на мель, капитан, - сказал Каузак и расс- меялся негромко, злобно и мстительно.
        Питер Блад отвел от него глаза и поглядел на женщину, которая извива- лась, стараясь вырваться из рук сообщника Каузака.
        - Уймись ты, шлюха! Уймись, не то придушу! - пригрозил ей тот.
        - Что вы хотите сделать с ним, Сэм? - визжала женщина.
        - Не твое дело, старуха.
        - Нет, мое, мое! Ты сказал, что ему грозит опасность, и я поверила тебе, поверила тебе, лживая ты скотина!
        - Ну да, так оно и было. А теперь ему тут хорошо и удобно. А ты сту- пай туда, Молли. - Он подтолкнул ее к открытой двери в темный альков.
        - Не пойду я!.. - огрызнулась она.
        - Ступай, тебе говорят! - прикрикнул он. - Смотри, хуже будет!
        И, грубо схватив женщину, которая упиралась и брыкалась что было мо- чи, он поволок ее через всю комнату, выпихнул за дверь и запер дверь на задвижку.
        - Сиди там, чертова шельма, и чтоб тихо было, не то я успокою тебя на веки вечные.
        Из-за двери донесся стон, затем заскрипела кровать - как видно, жен- щина в отчаянии бросилась на нее, - и все стихло.
        Питер Блад решил, что ее участие в этом деле теперь для него более или менее ясно и, по-видимому, закончено. Он поглядел на своего бывшего сотоварища и улыбнулся с наигранным спокойствием, хотя на душе у него было далеко не спокойно.
        - Не проявлю ли я чрезмерную нескромность, если позволю себе спро- сить, каковы твои намерения, Каузак? - осведомился он.
        Приятель Каузака, долговязый, вихлястый малый, тощий и скуластый, сильно смахивающий на индейца, рассмеялся, навалившись грудью на стол. Его одежда изобличала в нем охотника. Он ответил за Каузака, который молчал, насупившись, не сводя мрачного взгляда с пленника:
        - Мы намерены передать тебя в руки дона Мигеля де Эспиноса.
        И, наклонившись к лампе, он оправил фитиль. Пламя вспыхнуло ярче, и маленькая грязная комната словно увеличилась в размерах.
        - C'est са [77], - сказал Каузак. - А дон Мигель, надо полагать, вздернет тебя на нок-рее.
        - А, так тут еще и дон Мигель затесался! Какая честь! Верно, это це- на, назначенная за мою голову, так раззадорила вас всех? Что ж, это са- мая подходящая для тебя работенка, Каузак, клянусь честью! Но все ли ты учел, приятель? У тебя впереди по курсу есть кое-какие подводные рифы. Хейтон со шлюпкой должен встретить меня у мола, когда пробьет восемь склянок. Я и так уже запоздал - восемь склянок пробило час назад, если не больше, и сейчас там поднимается тревога. Все знают, куда я шел, и отправятся туда искать меня. А ты сам знаешь, ребята, чтобы меня найти, перетряхнут и вывернут наизнанку весь этот город, как старый мешок. Что ждет тебя тогда, Каузак? Ты подумал об этом? Вся твоя беда в том, что ты начисто лишен воображения, Каузак. Ведь это недостаток воображения зас- тавил тебя удрать с пустыми руками из Маракайбо. И если б не я, ты еще по сей день потел бы на веслах на какой-нибудь испанской галере. А ты вот обозлился на меня и, как упрямый болван, не видишь дальше собствен- ного носа, думаешь только о том, чтобы выместить на мне свою злобу, и сам на всех парусах летишь к своей погибели.
Если в твоей башке есть хоть крупица здравого смысла, приятель, тебе бы надо сейчас поскорее уб- рать парус и лечь, пока еще не поздно, в дрейф.
        Но Каузак в ответ лишь злобно покосился на Блада и принялся молча об- шаривать его карманы. Его товарищ наблюдал за этим, усевшись на трехно- гий сосновый табурет.
        - Который час, Каузак? - спросил он.
        Каузак поглядел на часы Питера Блада.
        - Без минуты половина десятого, Сэм.
        - Сдохнуть можно! - проворчал Сэм. - Три часа ждать еще!
        - Там, в шкафу, есть кости, - сказал Каузак. - А тут у нас найдется, что поставить на кон.
        И он ткнул большим пальцем через плечо на стол, где появилась кучка разнообразных предметов, извлеченных из карманов капитана Блада: двад- цать золотых монет, немного серебра, золотые часы в форме луковицы, зо- лотая табакерка, пистолет и, наконец, булавка с крупным драгоценным кам- нем, которую Каузак вынул из кружевного жабо капитана. Рядом лежали шпа- га Блада и его серый кожаный патронташ, богато расшитый золотом.
        Сэм встал, подошел к шкафу и достал оттуда кости. Он бросил их на стол и, пододвинув свой табурет к столу, сел. Монеты он разделил на две одинаковые кучки. К одной кучке прибавил шпагу и часы, К другой - писто- лет, табакерку и булавку с драгоценным камнем.
        Питер Блад, внимательно и настороженно следивший за ними, почти не чувствуя боли от удара по голове - так напряженно искал он в эти минуты какого-либо пути к спасению, - заговорил снова. Страх и отчаяние сжимали его сердце, но он мужественно не позволял себе в этом признаться.
        - И еще одного обстоятельства ты не учел, - медленно, словно нехотя процедил он сквозь зубы. - А что, если я пожелаю дать за себя выкуп, значительно превосходящий ту сумму, которую испанский адмирал предлагает за мою голову?
        Но это не произвело на них впечатления. А Каузак даже поднял его на смех.
        - Tiens! [78] А ты же был уверен, что Хейтон явится сюда освободить тебя. Как же так?
        И он расхохотался, а за ним и Сэм.
        - Это вполне вероятно, - сказал капитан Блад. - Вполне вероятно. Но полной уверенности у меня нет. Ничего нет абсолютно верного в этом не- верном мире. Даже и то, что испанец заплатит вам эти восемьдесят тысяч реалов, то есть ту сумму, в которую он, как мне сообщили, оценил мою го- лову. Со мной ты можешь заключить более выгодную сделку, Каузак.
        Он умолк, но его острый, наблюдательный взгляд успел уловить алчный блеск, мгновенно вспыхнувший в глазах француза; успел заметить он и хму- ро сдвинутые брови второго бандита. Помолчав, он продолжал:
        - Ты можешь заключить со мной такую сделку, которая вознаградит тебя за все, что ты потерял у Маракайбо. Потому что за каждую тысячу реалов, обещанную адмиралом, я предлагаю тебе две.
        Каузак онемел с открытым ртом, выпучив глаза.
        - Сто шестьдесят тысяч? - ахнул он, не скрывая своего изумления.
        Но огромный кулак Сэма обрушился на шаткий стол. Сэм грубо выбранил- ся.
        - Хватит! - загремел он. - Как я договорился, так и сделаю. А не сде- лаю, мне несдобровать... да и тебе, Каузак, тоже. Да неужто ты, Каузак, такая курица, что поверил этому беркуту? Ведь он заклюет тебя, как только ты выпустишь его на свободу!
        - Каузак знает, что я сдержу слово, - сказал Блад. - Мы с ним плавали вместе. Он знает, что мое слово ценится дороже золота даже испанцами.
        - Ну и пусть. А для меня оно не имеет цены. - Сэм угрожающе приблизил к капитану Бладу свое скуластое злое лицо с тяжелыми, набрякшими веками и низким, покатым лбом. - Я пообещался доставить тебя сегодня в полночь в целости и сохранности куда следует, а когда я берусь за дело, я его делаю. Понятно?
        Капитан Блад посмотрел на него и, как это ни странно, широко улыбнул- ся.
        - Ну еще бы, - сказал он. - Ваше разъяснение не оставляет места для загадок.
        И он действительно так думал. Ибо теперь для него стало ясно, что это именно Сэм вошел в сделку с испанцами и не осмеливается нарушить дого- вор, опасаясь за свою жизнь.
        - Тем лучше для тебя, - заверил его Сэм. - И если не хочешь, чтобы тебе опять забили кляп в рот, так попридержи свой вонючий язык еще часи- ка три. Уразумел?
        И он снова приблизил к лицу пленника свою скуластую физиономию и ус- тавился на него с угрозой и насмешкой.
        Да, капитан Блад уразумел все. И, уразумев, перестал отчаянно цеп- ляться за единственную соломинку, дававшую ему какой-то проблеск надеж- ды. Он понимал, что должен сидеть здесь, беспомощный, прикрученный к стулу ремнями, и ждать, когда его передадут с рук на руки кому-то еще, кто доставит его к дону Мигелю де Эспиноса.
        О том, что произойдет дальше, он старался не думать. Он знал чудовищ- ную жестокость испанцев, и для него не составляло труда представить се- бе, как будет неистовствовать адмирал. Холодный пот прошиб его при одной мысли об этом. Неужто его феерическая, головокружительная карьера должна оборваться столь бесславно? Неужто ему, победителю, горделиво бороздив- шему воды Мэйна, суждено безвестно сгинуть, барахтаясь в грязной воде какого-нибудь трюма! Он не мог возлагать никаких надежд на поиски, уже сейчас, вероятно, предпринятые Хейтоном. Да, конечно, ребята перевернут вверх дном весь город - в этом он нисколько не сомневался. Но он не сом- невался и в том, что, когда они доберутся сюда, будет уже слишком позд- но. Они могут выследить этих двух предателей и жестоко отомстить им, но ему это уже не поможет.
        От страстного, неистового желания вырваться на свободу в голове у не- го мутилось, отчаяние парализовало ум и волю. Тысяча преданных ему душой и телом людей были здесь, рядом, - стоило, казалось, только крикнуть... но он был бессилен призвать их на помощь и вскоре будет отдан во власть мстительного кастильца! Эта мысль, сколько бы он ни гнал ее от себя, настойчиво возвращалась к нему снова и снова; она стучала в висках, ка- чалась, словно маятник, в его мозгу, мешала сосредоточиться...
        А затем внезапно ему удалось овладеть собой.
        Мозг прояснился и заработал деятельно и четко, почти сверхъестествен- но четко. Питер Блад знал цену Каузаку - это был алчный, продажный прох- вост, готовый предать любого ради своей корысти. И этот Сэм тоже, веро- ятно, не лучше, а может, даже и хуже; ведь его-то толкнула на это дело одна только жажда наживы - проклятые испанские деньги, цена его, Питера Блада, жизни. Питер Блад пришел к заключению, что он слишком рано оста- вил попытки перещеголять в щедрости испанского адмирала, перебить его цену. Можно еще попытаться бросить кость этим двум грязным псам, чтобы они перегрызли из-за нее друг другу глотку.
        Некоторое время он молча наблюдал за ними, подмечая злобный и жадный блеск глаз, то следивших за падением костей, то поглядывавших на жалкие кучки золота, оружие и прочие предметы, от которых негодяи очистили его карманы и за обладание которыми сражались теперь, коротая время в ожида- нии назначенного часа за игрой в кости. А затем он услышал свой собственный голос, громко нарушивший тишину:
        - Вы тут тратите время на игру из-за какого-нибудь полпенса, а стоит вам протянуть руку, и каждый из вас станет богачом.
        - Ты опять за свое? - заворчал Сэм.
        Но капитан Блад и ухом не повел и продолжал дальше:
        - К той цене крови, которую назначил испанский адмирал, я делаю над- бавку в триста двадцать тысяч. Покупаю у вас мою жизнь за четыреста ты- сяч реалов.
        Сэм, разозлившись, вскочил было на ноги, да так и окаменел, поражен- ный грандиозностью названной суммы; Каузак поднялся тоже, и они стояли друг против друга по обе стороны стола, дрожа от возбуждения; ни тот, ни другой не произнес еще ни слова, но глаза их уже загорелись алчным ог- нем. Наконец француз нарушил молчание:
        - Боже милостивый, четыреста тысяч! - Он вымолвил это медленно, с трудом ворочая языком, словно стремясь, чтобы огромная цифра проникла в его мозг и дошла до сознания его соучастника. Он повторил: - Четыреста тысяч, по двести тысяч на каждого! Разрази меня гром! За такие денежки стоит рискнуть, а, Сэм?
        - Куча денег, что и говорить, - задумчиво проговорил Сэм. Потом он вдруг опомнился: - Чума на тебя! Так ведь это слова! Кто им поверит? Попробуй освободи-ка его, как ты тогда заставишь его платить, да он...
        - О нет, я заплачу, - сказал Блад. - Каузак может подтвердить, что я всегда плачу. Учтите, - добавил он, помолчав, - что такая сумма, даже если ее поделить, сделает каждого из вас богачом, и вы до конца дней своих будете жить припеваючи, в полном достатке. - Он рассмеялся. - Ну же, ребята, не валяйте дурака!
        Каузак облизнул пересохшие губы и поглядел на своего компаньона.
        - Давай рискнем, - заискивающе пробормотал он. - Сейчас еще десяти нет, и мы до полуночи успеем удрать так далеко, что испанцам нас ни в жизнь не догнать.
        Но переубедить Сэма было нелегко. Он размышлял. И хотя приманка была велика, Сэм никак не мог решиться принять это соблазнительное предложе- ние, ибо ему мерещилась в нем двойная опасность. Связавшись с испанцами, он теперь боялся отступиться от них: ему казалось, что тогда его немину- емо ждет гибель, либо от руки разъяренных испанцев, которых он предаст, либо от руки самого Блада, который, если его освободить, конечно, ничего им не простит. Так лучше уж без особого риска взять верные сорок тысяч, чем гоняться за какими-то призрачными сотнями тысяч, раз это к тому же сопряжено с такой опасностью.
        - Не бывать этому, и все! - сердито закричал он. - А ты, капитан, заткнись! Я, кажется, тебя предупреждал.
        - А, черт! - хрипло выругался Каузак. - А я говорю, что стоит риск- нуть! Стоит!
        - Ты говоришь? А ты-то чем рискуешь? Испанцы даже не знают, что ты ввязался в это дело. Тебе легко, приятель, говорить "стоит рискнуть! ", когда тебе и рисковать-то не придется. Вот мне - другое дело. Если я на- дую испанца, он сразу смекнет, чем тут пахнет. Да что толковать! Я дал слово, а я своему слову хозяин. И хватит об этом.
        Решительный, свирепый, он стоял напротив Каузака по другую сторону стола, и Каузак, хмуро глянув на тощее непреклонное лицо, вздохнул с до- садой и снова опустился на табурет.
        Блад ясно видел, что в душе француза клокочет злоба. Несмотря на мстительную ненависть, которую этот корыстный мошенник питал к Бладу, завладеть деньгами своего врага было для него соблазнительнее, чем ли- шать его жизни, и нетрудно было догадаться, какую досаду испытывает он, видя, что возможность крупной наживы уплывает у него из-под носа только потому, что для его компаньона это сопряжено с риском.
        Некоторое время эта достойная парочка хранила молчание. Молчал и Блад, считая, что ему пока не следует ничего добавлять к уже сказанному, так как сейчас это не принесет плодов. Вместе с тем он все же испытывал некоторое удовлетворение, видя, что ему удалось посеять рознь между ком- паньонами.
        Когда же он наконец заговорил, нарушив нависшее в комнате угрюмое молчание, его слова, казалось, имели мало связи со всем предыдущим.
        - Хотя вы, по-видимому, твердо решили продать меня испанцам, это еще отнюдь не причина, чтобы я умирал тут у вас от жажды. В горле у меня пе- ресохло, как в солончаковой пустыне, ей-богу.
        И хотя мучившая его жажда служила для него лишь предлогом, чтобы дос- тичь своей цели, тем не менее она была отнюдь не притворной, и надо ска- зать, что его тюремщики так же сильно от нее страдали. Воздух в этой комнате с запертыми наглухо дверями и окнами был нестерпимо удушлив. Сэм провел рукой по влажному лбу и стряхнул капельки пота.
        - Дьявол! Ну и жарища! - пробормотал он. - Мне тоже пить охота.
        Каузак облизнул воспаленные губы.
        - А здесь в доме нет ничего? - спросил он.
        - Нету. Да тут до таверны два шага. - Сэм поднялся со стула. - Пойду принесу кувшин вина.
        Душа Питера Блада снова взмыла ввысь на крыльях надежды. Произошло именно то, чего он добивался. Зная пристрастие этих подонков к бутылке, он рассчитывал, что разговор о жажде легко повлечет за собой желание ее удовлетворить, а это, в свою очередь, приведет к тому, что один из них отправится за вином, и, если повезет, это будет Сэм. А уж с Каузаком-то он договорится в два счета - в этом капитан Блад не сомневался.
        И тут этот кретин Каузак проявил излишнее нетерпение и тем испортил все дело. Он тоже вскочил на ноги.
        - Кувшин вина! Вот это дело! - заорал он. - Давай ступай скорей! Я сам прямо помираю - так в глотке пересохло.
        Голос его задрожал от волнения, и ухо Сэма сразу уловило эту нетерпе- ливую дрожь. Он приостановился, внимательно вгляделся в своего ком- паньона и как в открытой книге прочел на лице этого мелкого жулика все его коварные намерения.
        Губы его скривились в усмешке.
        - Я что-то передумал, - медленно произнес он, - Лучше уж ты ступай, а я здесь покараулю.
        У Каузака отвалилась челюсть; он даже побледнел. И капитан Блад уже в третий раз проклял в душе его непроходимую глупость.
        - Ты что - не доверяешь мне? - проворчал Каузак.
        - Да нет... Не то чтобы... - последовал уклончивый ответ. - Только уж лучше я останусь.
        Тут Каузак и в самом деле рассвирепел:
        - Ах, так! Да пошел ты к дьяволу! Если ты мне не доверяешь, так я те- бе тоже не доверяю.
        - А тебе незачем мне доверять. Ты знаешь, что меня его посулы не соб- лазняют. Значит, мне его и сторожить.
        Минуты две эти гнусные союзники молча сверлили друг друга взглядом и только сопели сердито. Затем Каузак угрюмо отвел глаза в сторону, пожал плечами и отвернулся, словно поневоле признавая, что против доводов Сэма не поспоришь. Он постоял еще немного, прищурившись, о чем-то размышляя. И, как видно приняв внезапно какое-то решение, произнес:
        - Да ладно, пойду! - повернулся и быстро вышел из комнаты.
        Когда дверь за французом захлопнулась, Сэм опустился на табурет. Блад прислушивался к быстро удаляющимся шагам, пока они не замерли вдали. И неожиданно громко расхохотался, заставив вздрогнуть своего стража.
        Сэм подозрительно на него поглядел:
        - Что это тебя так разбирает, капитан?
        Блад, как мы знаем, предпочел бы иметь дело с Каузаком. С тем он мог действовать наверняка. Добиться чего-нибудь от Сэма представлялось мало- вероятным, ибо он явно боялся испанцев как огня. И тем не менее испробо- вать надо было все, любую, самую ничтожную возможность.
        - Меня забавляет твоя беспечность, - отвечал капитан Блад. - Сторо- жить меня ты ему не доверил, а за вином отпустил...
        - Так что ж за беда?
        - А если он вернется не один? - загадочно проронил капитан Блад.
        - Чума на него! - вскричал Сэм. - Пусть он только попробует со мной такие шутки шутить, пристрелю, как собаку! Я с этими шутниками не цере- монюсь.
        - Тебе так и так нужно от него избавиться, Сэм. Это же мерзавец и предатель, мне ли его не знать. Ты ему стал сегодня поперек дороги, и он тебе этого не забудет. Сам бы мог понять - ты же видишь, как он предал меня. Да только ты все равно ничего не понимаешь. У тебя есть глаза, Сэм, но ты видишь не больше, чем слепой щенок. И голова у тебя вроде есть, но ее вполне могла бы заменить и тыква, иначе ты не стал бы коле- баться между испанцем и мной.
        - А, ты опять про это!
        - Да, разумеется. Предлагаю тебе четыреста тысяч и ручаюсь честью, что не буду помнить зла и мстить тебе. Даже Каузак пытался тебе втолко- вать, что моему слову можно верить, - он-то не колебался принять мое предложение.
        Питер Блад умолк. Бандит-охотник молча смотрел на него, размышляя. Лицо у него посерело от волнения, пот крупными каплями выступил на лбу.
        - Четыреста тысяч, говоришь? - прохрипел он наконец.
        - Ну, а то как же? Зачем тебе делиться с этим французом? Думаешь, он стал бы делиться с тобой? Он бы, уж конечно, постарался всадить тебе нож в спину, а все денежки положить себе в карман. Ну же, Сэм, смелей, не упусти своего счастья! К дьяволу испанцев! Чего ты их боишься! Ты бо- ишься каких-то призраков. Я защищу тебя от них! На борту моего флагманс- кого корабля ты будешь в полной безопасности.
        Сэм оживился, глаза его сверкнули, но тут же потухли снова, затума- ненные тревогой.
        - Четыреста тысяч... Да больно уж риск велик...
        - Да какой же риск - ровным счетом никакого, - сказал капитан Блад. - Вполовину меньше риска, чем продавать меня испанцам. Ведь рано или позд- но эта сделка выйдет наружу, и тогда, приятель, тебе живым из Тортуги не уйти. И даже если ты отсюда улизнешь, мои ребята разыщут тебя и на дне морском.
        - Да откуда они про меня узнают?
        - Найдется кто-нибудь, кто им донесет, - так всегда бывает. Дурак ты был, что взялся за это дело, и дважды дурак, что связался с Каузаком, он же повсюду кричал, что рассчитается со мной. Так на кого же в первую очередь падет подозрение, как не на него? И как только его схватят - а уж схватят его как пить дать! - он тут же выдаст тебя, можешь не сомне- ваться.
        - Провалиться мне, а ведь ты верно говоришь! - вскричал Сэм, когда все эти соображения, совсем не приходившие ему на ум, проникли наконец в его сознание.
        - И все остальное, что я тебе говорю, тоже верно, Сэм, уж ты не сом- невайся.
        - Постой, дай мне подумать.
        Питер Блад и на этот раз почел за лучшее ограничиться сказанным. Пока что в этом разговоре с Сэмом он достиг такого успеха, на который даже не смел надеяться. Сомнение в душе Сэма посеяно - оставалось ждать, чтобы оно дало всходы.
        Минуты бежали. Сэм, положив локти на стол, опустив голову на скрещен- ные руки, сидел неподвижно, погруженный в свои думы. Когда он наконец поднял голову, Питер Блад при желтоватом свете лампы заметил, как поб- леднело его блестевшее от пота лицо. "Как глубоко проник в душу Сэма влитый по капле яд?" - думал пленник. Внезапно Сэм вытащил из-за пояса пистолет и обследовал затравку. Питеру Бладу эти его действия показались довольно зловещими, и особенно потому, что Сэм не сунул пистолет обратно за пояс. Он продолжал возиться с пистолетом; изжелта-серое лицо его было мрачно, губы твердо сжаты.
        - Сэм, - негромко окликнул его капитан Блад. - Ну, что ты надумал?
        - Я не дам этому ублюдку одурачить меня.
        - А дальше что?
        - А дальше там видно будет.
        Питер Блад с трудом подавил в себе желание подстрекнуть этого дубину еще раз.
        В полном молчании, нарушаемом лишь тиканьем часов Питера Блада, ле- жавших на столе, время тянулось бесконечно. Наконец где-то далеко в пе- реулке послышался звук шагов. Шаги приближались, звучали все громче, дверь распахнулась, и на пороге возник Каузак с большим черным бурдюком вина в руках.
        Сэм уже вскочил на ноги, правую руку он держал за спиной.
        - Куда это ты провалился? - проворчал он. - Почему так долго?
        Каузак был бледен и запыхался, словно бежал бегом. Мозг Питера Блада, работавший в эти минуты с поразительной точностью, мгновенно отметил, что Каузак и не думал бежать. В чем же причина его состояния? Видимо, оно являлось следствием волнения или страха.
        - Я торопился, - сказал француз, - да уж больно пить захотелось. За- держался малость, чтобы прополоскать глотку. Вот твое вино.
        Он плюхнул бурдюк на стол.
        И в то же мгновение Сэм почти в упор выстрелил ему прямо в сердце.
        Картина, которая предстала взору Питера Блада в клубах ядовитого ды- ма, заставившего его закашляться, запечатлелась в его памяти на всю жизнь. Каузак лежал на полу ничком, тело его судорожно подергивалось, а Сэм, перегнувшись через стол, смотрел на него, и на тощем лице его игра- ла хищная усмешка.
        - Я с тобой, французская скотина, не желаю попадать впросак, - дал он свое запоздалое объяснение, словно убитый мог еще его слышать.
        Затем он положил пистолет и потянулся к бурдюку. Запрокинув голову, он вылил изрядное количество вина в свою пересохшую глотку. Громко чмок- нул, облизнул губы, опустил бурдюк на стол и скорчил гримасу, словно по- чувствовав во рту горький привкус. Внезапно страшная догадка сверкнула в его мозгу, и в глазах отразился испуг. Он снова схватил бурдюк и понюхал вино, громко, точно собака, втягивая ноздрями воздух. Лицо его посерело, расширенными от ужаса глазами он уставился на Питера Блада и сдавленным голосом выкрикнул одно-единственное слово:
        - Манзанилла!
        Схватив бурдюк, он швырнул его в распростертое на полу мертвое тело, изрыгая чудовищную брань.
        А в следующее мгновение он уже скорчился от боли, схватившись руками за живот. Забыв о Бладе, обо всем, кроме сжигавшего его внутренности ог- ня, он собрал последние силы, бросился к двери и пинком распахнул ее.
        Это усилие, казалось, удесятерило его муки. Страшная судорога согнула его тело пополам, так что колени почти уперлись в грудь, и сыпавшаяся с его языка брань перешла в нечленораздельный, звериный вой. Наконец он рухнул на пол и лежал, обезумев от боли, извиваясь, как червяк.
        Питер Блад угрюмо смотрел на него. Он был потрясен, но не озадачен. К этой загадке, собственно, не требовалось подбирать ключа - единственное членораздельное слово, произнесенное Сэмом, полностью проливало на нее свет.
        Едва ли еще когда-нибудь возмездие столь своевременно и быстро насти- гало двух преступных негодяев. Каузак подбавил в вино сок ядовитого яб- лока, раздобыть который ничего не стоило на Тортуге. Желая отделаться от своего компаньона, чтобы ударить по рукам с капитаном Бладом и забрать себе весь выкуп, он отравил сообщника в ту минуту, когда сам уже пал от его руки.
        Острый ум капитана Блада выручил его и на этот раз из беды, однако в известной мере он должен был благодарить за избавление от смерти и свою счастливую звезду.
        Корчившийся на полу человек мало-помалу затих. Теперь он лежал совер- шенно неподвижно на пороге распахнутой двери.
        Капитан Блад, безуспешно пытавшийся порвать путы, чтобы оказать ему помощь, услышал стук в дверь, ведущую в альков; тут он вспомнил о женщи- не, бессознательно завлекшей его в эту западню. Как видно, звук выстрела и вопли Сэма побудили ее к действию.
        - Постарайтесь выломать дверь! - крикнул ей капитан Блад. - Здесь те- перь никого нет, кроме меня.
        Жидкая дощатая дверь быстро поддалась, когда женщина налегла на нее плечом. Растрепанная, с одичалым взором, она ворвалась в комнату и, взвизгнув, приросла к месту при виде представшей ее глазам картины.
        - Перестань визжать, голубушка! - резко прикрикнул на нее Блад, чтобы сразу привести ее в чувство. - Тебе нечего их теперь страшиться. Они не больше могут причинить тебе вреда, чем эти табуретки. Мертвецы еще нико- му не делали зла. Вон там валяется нож. Возьми и разрежь эти чертовы ремни.
        Через минуту он был уже на ногах и отряхивал свой помятый плюмаж. По- том взял шпагу, пистолет, часы и табакерку. Золотые монеты он сгреб в одну небольшую кучку на столе и присоединил к ним булавку с драгоценным камнем.
        - Буду рад, если это поможет тебе вернуться на родину, - сказал он женщине. - Ведь где-нибудь-то родина у тебя есть?
        Женщина разрыдалась. Капитан Блад взял шляпу, поднял валявшуюся на полу трость и, пожелав женщине доброй ночи, вышел из хибарки.
        Десять минут спустя он столкнулся на молу с возбужденной толпой кор- саров с горящими факелами в руках. Это была поисковая партия, которую Хагторп и Волверстон отрядили прочесать город. Единственный глаз Вол- верстона яростно сверкнул при виде капитана Блада.
        - Где ты околачиваешься, дьявол тебя раздери? - спросил Волверстон.
        - Пытался выяснить, приносят ли счастье деньги, полученные ценой пре- дательства, - отвечал капитан Блад.


        ЗОЛОТО САНТА-МАРИИ

        Флотилия корсаров - пять больших кораблей - мирно стояла на якоре у западного берега Дарьенского залива. В кабельтове от нее прозрачно-голу- бые волны, пронизанные опаловым сиянием утренних лучей, чуть слышно на- бегали на серебристый полумесяц отлогого песчаного пляжа, за которым от- весной стеной высился лес, сочно-зеленый после только что выпавших дож- дей. На опушке, среди пламенеющих рододендронов, подобно сторожевому форпосту джунглей, окаймлявших леса, темнели палатки и наспех сколочен- ные, крытые пальмовыми листьями бревенчатые хижины лагеря корсаров. Раз- бив здесь свой бивуак, матросы капитана Блада производили кое-какую по- чинку и запасались провиантом - мясом жирных черепах, которых на этом берегу было видимо-невидимо. Пестрое пиратское воинство, насчитывавшее свыше восьмисот человек, шумело, как потревоженный улей. Здесь преобла- дали англичане и французы, но встречались также голландцы и было даже несколько индейцев-метисов. Сюда стекались искатели счастья из Эс- паньолы, лесорубы из Кампече, беглые матросы и беглые каторжники, рабы с плантаций и прочие изгои и отщепенцы как из
Старого Света, так и из Но- вого, объявленные у себя на родине вне закона.
        Было ясное апрельское утро. Трое индейцев вышли из леса и вступили в лагерь. Впереди шел высокий широкоплечий индеец с длинными руками и гор- деливой осанкой. Одежду его составляли штаны из недубленых шкур и крас- ное одеяло, накинутое на плечи, как плащ. Обнаженная грудь была расписа- на черными и красными полосами. Золотая пластинка в форме полумесяца, продетая в нос, покачивалась над верхней губой, в ушах поблескивали мас- сивные золотые кольца. Пучок орлиных перьев торчал в иссиня-черных глад- ких и блестящих волосах. В руке он держал копье, опираясь на него, как на посох.
        Он спокойно, без тени замешательства, вступил в толпу глазевших на него корсаров и на весьма примитивном испанском языке объявил им, что он - кацик Гванахани, прозванный испанцами Бразо Ларго [79], и попросил от- вести его к капитану, которого он также назвал на испанский лад - дон Педро Сангре.
        Корсары подняли его на борт флагманского корабля "Арабелла", где в капитанской каюте ему оказал любезный прием высокий худощавый человек, одетый элегантно, как испанский гранд; его бронзово-смуглое мужественное лицо с резко очерченными скулами и орлиным носом могло бы принадлежать индейцу, если бы не пронзительно-синие глаза.
        Бразо Ларго, без лишних слов, ввиду незначительности их запаса, тот- час приступил прямо к делу:
        - Вы идите со мной, я вам давать много испанский золото. - И добавил несколько неожиданно и не совсем к месту: - Карамба!
        Синие глаза капитана взглянули на него с интересом. Рассмеявшись, он ответил на отличном испанском языке, которым овладел еще в те далекие годы, когда его разрыв с цивилизацией не был столь полным:
        - Вы явились как раз вовремя. Карамба! Где же находится это испанское золото?
        - Там! - Индеец неопределенно махнул рукой куда-то в западном направ- лении. - Десять дней ходу.
        Капитан Блад хмуро сдвинул брови. Ему вспомнился поход Моргана через перешеек, и он спросил наугад:
        - Панама?
        Но индеец покачал головой, и на суровом его лице отразилось нетерпе- ние.
        - Нет. Санта-Мария.
        На корявом испанском языке он стал объяснять, что на берег реки, но- сящей это название, свозится все золото, добываемое в окрестных горах, а оттуда его потом переправляют в Панаму. И как раз в это время года золо- та скапливается там очень много, но скоро его увезут. Если капитан Блад хочет захватить это золото, а его сейчас там видимо-невидимо - это Бразо Ларго хорошо известно, - надо отправляться туда тотчас же.
        У капитана Блада ни на секунду не возникло сомнения в искренности этого кацика и в отсутствии у него злого умысла. Лютая ненависть к Испа- нии горела в груди каждого индейца и бессознательно делала его союзником любого врага испанской короны.
        Капитан Блад присел на крышку ларя под кормовыми окнами и поглядел на гладь залива, искрившуюся в лучах солнца.
        - Сколько потребуется на это людей? - спросил он.
        - Сорок десять. Пятьдесят десять, - ответил Бразо Ларго, из чего ка- питан Блад вывел заключение, что потребуется человек четыреста - пятьсот.
        Он подробно расспросил индейца о стране, через которую им предстояло пройти, и о Санта-Марии - о его оборонительных укреплениях. Индеец обри- совал все в самом благоприятном свете, решительно отметая всякие затруд- нения, и пообещал, что не только сам поведет их, но и даст им носильщи- ков, чтобы помочь тащить снаряжение. Глаза его сверкали от возбуждения, он без конца твердил одно:
        - Золото. Много-много испанский золото. Карамба! - Он, словно попу- гай, так часто испускал этот крик, так явно горел желанием увлечь Блада своей затеей, что тот уже начал спрашивать себя, не слишком ли большую заинтересованность проявляет индеец, чтобы быть правдивым до конца.
        Его подозрения вылились в форме вопроса:
        - Ты очень хочешь, чтобы мы отправились в эту экспедицию, друг мой?
        - Да, вы пойти. Пойти. Испанцы любят золото. Гванахани не любит ис- панцев.
        - Ты, значит, хочешь насолить им? Да, похоже, что ты их крепко нена- видишь.
        - Ненавидишь! - как эхо повторил Бразо Ларго. Губы его искривились; он издал резкий гортанный звук: - Гу! Гу! - словно подтверждая: "Да, да! "
        - Ладно, я должен подумать.
        Капитан Блад крикнул боцмана и поручил индейца его попечению. С квар- тердека "Арабеллы" рожок проиграл сигнал к сбору на военный совет, кото- рый собрался тотчас, как только все, кому положено было на нем при- сутствовать, поднялись на борт.
        Как и подобало представителям этого необычного воинства, раскинувшего свой лагерь на берегу, корсары, собравшиеся вокруг дубового стола в ка- питанской каюте, являли глазам довольно пестрое зрелище. Во главе стола сидел сам капитан Блад, похожий на испанского гранда в своем роскошном мрачном одеянии, черном с серебром, в пышном черном парике, длинные ло- коны которого ниспадали на воротник; бесхитростная простодушная физионо- мия Джерри Питта и его простая домотканая одежда изобличали в нем анг- лийского пуританина, каким он, в сущности, и был; Хагторп, суровый, ко- ренастый, крепко сбитый, в добротной, но мешковато сидевшей одежде, был настоящий морской волк с головы до пят и легко мог бы сойти за капитана любого торгового флота; геркулес Волверстон, чей единственный глаз горел свирепым огнем, далеко превосходящим свирепость его натуры, медно-смуг- лый, живописно-неряшливый в своей причудливой пестрой одежде, был, пожа- луй, единственным корсаром, внешность которого соответствовала его ре- меслу; Маккит и Джеймс имели вид обычных моряков, а Ибервиль - командир французских корсаров, соперничавший
в элегантности костюма с Бладом, - внешностью и манерами больше походил на версальского щеголя, нежели на главаря шайки отчаянных, кровожадных пиратов.
        Адмирал - титул этот был недавно присвоен капитану Бладу его подчи- ненными и приверженцами - изложил совету предложение Бразо Ларго. От се- бя он добавил только, что поступило оно довольно своевременно, ибо они в настоящую минуту сидят без дела.
        Предложение, как и следовало ожидать, пришлось не по душе тем, кто по натуре своей прежде всего были моряками, - Джерри Питту, Маккиту и Джеймсу. Каждый из них по очереди указывал на опасности и трудности большого похода в глубь страны. Хагторп и Волверстон, окрыленные тем, что они смогут нанести испанцам весьма чувствительный удар, сразу ухва- тились за предложение и напомнили совету об удачном набеге Моргана на Панаму. Ибервиль, француз и гугенот, осужденный и изгнанный за свою веру и пылавший одним желанием - перерезать горло испанским фанатикам, где, когда и кому безразлично, также высказался за поход в выражениях столь же изящных и утонченных, сколь жесток и кровожаден был их смысл.
        Так голоса разделились надвое, и теперь от решения Блада зависел ис- ход спора. Но адмирал колебался и, в конце концов, предоставил командам решать самим. Если желающих наберется достаточно, он поведет их на пере- шеек. Остальные могут оставаться на кораблях.
        Командиры одобрили его решение, и все тотчас сошли на берег, взяв ин- дейца с собой. На берегу капитан Блад обратился с речью к своим корса- рам, беспристрастно изложив им все "за" и "против".
        - Сам я пойду с вами в том случае, - сказал он, - если среди вас на- берется достаточно охотников. - Вытащив из ножен свою рапиру, он, как некогда Писарро, провел острием линию на песке. - Все, кто хочет идти со мной на перешеек, встаньте с наветренной стороны.
        Не меньше половины корсаров шумными возгласами выразили желание отп- равиться в поход. В первую очередь, это были беглецы с Эспаньолы, при- выкшие сражаться на суше, самые отчаянные головы этого отчаянного во- инства, а за ними - почти все лесорубы из Кампече, не страшившиеся ни джунглей, ни болот.
        Бразо Ларго, медное лицо которого сияло от удовольствия, отправился за своими носильщиками и пригнал их на следующее же утро - пятьдесят здоровенных рослых индейцев. Корсары были уже готовы двинуться в путь. Они разделились на три отряда - под командованием Волверстона, Хагторпа и Ибервиля, сменившего свои кружева и банты на кожаные штаны охотника.
        Впереди шли индейцы, тащившие все снаряжение: палатки, шесть не- больших медных пушек, железные ящики с зажигательными ядрами, хороший запас продовольствия - лепешки и сушеную черепашину - и ящик с медика- ментами. С палуб кораблей рожок протрубил им прощальный сигнал; Питт, оставшийся за главного, дал - из чистого озорства - орудийный залп, и джунгли поглотили искателей приключений.
        Десять дней спустя, покрыв около ста шестидесяти миль, отряды остано- вились в волнующей близости от цели своего похода. Первая половина пути оказалась наиболее тяжелой: шесть дней пробирались отряды среди скалис- тых круч, преодолевая один перевал за другим. На седьмой день они распо- ложились на отдых в большом индейском поселении, где вождь кациков, уве- домленный Бразо Ларго о цели похода, оказал им торжественный прием. Про- изошел обмен подарками: одна сторона преподнесла ножи, ножницы и бусы, другая - бананы и сахарный тростник. Отсюда отряды двинулись дальше, по- лучив значительное подкрепление в лице индейцев.
        На рассвете они вышли к реке Санта-Мария, где погрузились в приготов- ленные для них индейцами пироги. Поначалу этот способ передвижения пока- зался им далеко не столь легким и приятным, как они ожидали. То и дело, не покрыв и расстояния, на которое летит брошенный от руки камень, при- ходилось останавливаться и перетаскивать свои челны через скалистые по- роги или поваленные поперек потока деревья, и так продолжалось целые сутки, а на следующие сутки повторялось снова. Но вот наконец река стала глубже, раздалась вширь, и индейцы, бросив шесты, с помощью которых они управляли пирогами, взялись за весла.
        Глубокой ночью они приблизились к поселению Санта-Мария на расстояние пушечного выстрела. Город был скрыт за излучиной реки, но до него оста- валось не больше полумили.
        Корсары принялись выгружать оружие и амуницию - пушки, мушкеты, ящики с патронами, пороховницы, сделанные из рогов, - все, что было надежно упаковано и укреплено в пирогах. Они не решились раскладывать костры, чтобы не выдать своего присутствия, и, выставив дозорных, легли отдох- нуть до рассвета.
        Капитан Блад рассчитывал захватить испанцев врасплох и, прежде чем они успеют принять меры к обороне города, взять его без кровопролития. Эти расчеты, однако, не оправдались: на заре из города стала доноситься стрельба и барабаны забили тревогу, предупреждая корсаров, что их приб- лижение не осталось незамеченным.
        Волверстону выпала честь возглавить авангардный отряд, состоявший из сорока корсаров, вооруженных самодельными гранатами - цилиндрическими жестянками, заполненными порохом и смолой. Остальные корсары тащили пуш- ки, находившиеся под командой Огла - канонира с флагманского корабля. Отряд Хагторпа шел вторым, Ибервиль со своим отрядом двигался в арьер- гарде.
        Быстрым шагом они прошли через лес, за которым начиналась саванна, и примерно в четверти мили от опушки леса увидели свой Эльдорадо [80].
        Вид этого поселения разочаровал их. Вместо богатого испанского горо- да, рисовавшегося их воображению, они увидели несколько деревянных одно- этажных строении, крытых пальмовыми листьями или тростником, сгрудивших- ся вокруг часовни и охраняемых фортом. Поселок, в сущности, представлял собой лишь пересыльный пункт, куда свозилось золото, добываемое в ок- рестных горах, и население его состояло почти исключительно из гарнизона и рабов, занятых добычей золота на приисках. Глинобитный форт, поверну- тый лицом к реке, боком к саванне, растянулся почти на длину поселка. Кроме того, для защиты от враждебно настроенных индейцев Санта Мария был окружен крепким частоколом футов в двадцать высотой, с бойницами для мушкетов.
        Дробь барабанов затихла, но когда корсары, прежде чем двинуться к го- роду, выслали из леса на разведку несколько лазутчиков, те отчетливо ус- лышали шум и движение за частоколом. На бруствере форта стояла небольшая кучка людей в кирасах и шлемах. За частоколом, колыхаясь, поднимался к небу дымок - значит, испанские мушкетеры не дремали, и их запальные фи- тили уже начали тлеть.
        Капитан Блад приказал выдвинуть вперед пушки, решив пробить брешь в северо-восточном углу частокола, где штурмующие были бы менее всего уяз- вимы для обстрела из пушек форта. В соответствии с этим приказом Огл двинул вперед свою батарею под прикрытием выступающего клином леса. Но легкий восточный бриз донес дым их запалов до форта, выдал их при- сутствие и вызвал на них огонь испанских мушкетеров. Пули уже свистели и щелкали среди ветвей, когда Огл дал первый залп из своих пушек. Пробить брешь в частоколе, никак не способном противостоять орудийному огню, да еще с такого близкого расстояния, было делом совсем несложным. Испанский гарнизон, руководимый не слишком умелым командиром, был направлен на за- щиту этой бреши и тотчас отброшен назад беспощадным огнем пушек, после чего Блад приказал Волверстону атаковать:
        - Зажигательные банки в авангард! Приближайтесь перебежками, рассып- ным строем. Да хранит тебя бог, Нэд! Вперед!
        Низко пригнувшись к земле, корсары бросились на штурм и пробежали больше половины расстояния, прежде чем испанцы накрыли их мушкетным ог- нем. Корсары залегли, распластавшись ничком в невысокой траве, дожида- ясь, когда стрельба ослабеет; затем вскочили и, пока испанцы перезаряжа- ли свои мушкеты, снова ринулись вперед. Огл же тем временем, повернув жерла своих пушек, бомбардировал город пятифунтовыми ядрами, расчищая путь атакующим.
        Семеро волверстоновских солдат остались лежать на земле, еще десяте- рых настигли пули во время второй перебежки, но Волверстон с остальными уже ворвался в пролом. Полетели зажигательные банки, сея ужас и смерть, и прежде чем испанцы успели опомниться, страшные пираты, с дикими крика- ми выскочив из клубов дыма и пыли, схватились с испанцами врукопашную.
        Командир испанцев, храбрый, хотя и недальновидный офицер, по имени дон Доминго Фуэнтес, сумел воодушевить своих солдат, и схватка длилась еще минут пятнадцать: корсаров то отбрасывали за частокол, то они снова прорывались в брешь.
        Однако не существовало таких солдат на свете, которые в рукопашном бою могли бы долго противостоять крепким, выносливым и безрассудно сме- лым корсарам. Мало-помалу изрыгающие проклятия испанцы были неумолимо отброшены назад корсарами Волверстона, плечом к плечу с которыми руби- лись уже все остальные корсары под командой самого капитана Блада.
        Все дальше и дальше отступали испанцы под этим бешеным натиском, ока- зывая отчаянное, но бесплодное сопротивление, и наконец их ряды дрогну- ли. Испанцы разбежались кто куда, а затем, соединившись снова, отступи- ли, сражаясь, к форту и укрылись в нем, оставив город во власти неприя- теля.
        Под защитой форта дон Доминго Фуэнтес созвал совет своего гарнизона, от трехсот защитников которого осталось в живых двести перепуганных сол- дат, выкинул флаг перемирия и послал к капитану Бладу парламентера, сог- лашаясь сдаться на милость победителя, но на почетных условиях, то есть с сохранением оружия.
        Однако благоразумие подсказало капитану Бладу, что подобные условия для него неприемлемы. Он знал, что его солдаты будут все, без изъятия, пьяны еще до захода солнца, и иметь при этом под боком две сотни воору- женных испанцев было бы слишком рискованно. Вместе с тем, будучи против- ником всякого бессмысленного кровопролития, он стремился как можно ско- рее положить конец этой драке и ответил дону Доминго, что гарнизон дол- жен сложить оружие: тогда он гарантирует ему, так же как и всему населе- нию Санта-Марии, полную свободу и безопасность.
        Испанцы сложили оружие на большой площади в центре форта, и корсары с развернутыми знаменами вошли в форт, трубя в рог. Испанский командир выступил вперед, чтобы отдать победителям свою шпагу. За его спиной сто- яли двести безоружных солдат, а позади них - немногочисленное население города, искавшее в форте прибежища от неприятеля. Жителей было человек шестьдесят, и среди них около дюжины женщин, несколько негров и три мо- наха в черно-белом одеянии ордена святого Доминика. Почти все цветное население города, состоявшее из рабов, находилось, как выяснилось, на приисках в горах.
        Дон Доминго, высокий мужчина лет тридцати, красивый, представи- тельный, с черной остроконечной бородкой, еще более удлинявшей его про- долговатое лицо, облаченный в кирасу и шлем из вороненой стали, разгова- ривал с капитаном Бладом свысока.
        - Я поверил вам на слово, - сказал он, - потому что хотя вы разбой- ник, пират и еретик и во всех отношениях человек, лишенный чести, но тем не менее о вас идет такая молва, будто слово свое вы умеете держать.
        Капитан Блад поклонился. Вид его, прямо надо сказать, оставлял желать лучшего. В схватке он был ранен в голову, одежда на спине висела клочьями. И все же, невзирая на кровь, пот и пороховой дым, ни осанка, ни манеры его не утратили своего благородства.
        - Ваша любезность обезоруживает меня, - сказал он.
        - Моя любезность не распространяется на грабителей и пиратов, - отве- чал непреклонный кастилец, и Ибервиль, самый яростный ненавистник испан- цев, тяжело дыша, выступил вперед, но капитан Блад его остановил.
        - Я жду, - невозмутимо продолжал дон Доминго, - чтобы вы объяснили мне причину вашего разбойничьего появления здесь. Как вы, английский подданный, осмелились напасть на испанское население, в то время как ва- ша страна не ведет с Испанией войны?
        Капитан Блад усмехнулся:
        - Клянусь честью, это все соблазн золота, соблазн, столь же могущест- венный для пиратов, как и для более высокопоставленных негодяев, одина- ково действующий во всех уголках земного шара, - тот самый соблазн, ко- торый заставил вас, испанцев, построить этот город в такой удобной бли- зости от золотых приисков. Короче говоря, капитан, мы явились сюда, что- бы освободить вас от последнего снятого вами на приисках урожая, и чем быстрее вы его нам передадите, тем быстрее мы, в свою очередь, освободим вас от нашего присутствия.
        Испанец рассмеялся и оглянулся на своих солдат, словно приглашая их разделить его веселье.
        - Ей-богу, вы, кажется, принимаете меня за дурака, - сказал он.
        - Надеюсь, ради вашего же собственного благополучия, вы мне докажете, что это не так.
        - Неужели вы думаете, что я, будучи предупрежден о вашем появлении, продолжал держать золото здесь, в Санта-Марии? - с издевкой спросил ка- питан. - Вы опоздали, капитан Блад. Золото сейчас уже находится на пути в Панаму. Еще ночью мы погрузили его в пироги и отправили отсюда под ох- раной сотни солдат. Вот почему мой гарнизон оказался в таком плачевном состоянии и вот почему я без колебаний решил сдаться вам.
        И он снова рассмеялся, заметив разочарование, отразившееся на лице капитана Блада.
        Возмущенный ропот пробежал по рядам корсаров, они ближе придвинулись к своему главарю. Весть облетела всех, словно искра, попавшая в порох, и казалось, взрыв неминуем. Грозно зазвенело оружие, раздались яростные проклятия, и корсары уже готовы были броситься на испанского командира, который, как им казалось, одурачил их, и прикончить его тут же на месте, но капитан Блад их опередил: встав перед доном Доминго, он прикрыл его своим телом, словно щитом.
        - Назад! - крикнул он, и голос его был подобен звуку рога. - Дон До- минго - мой пленник, и я дал слово, что ни один волос не упадет с его головы.
        Чувства всех выразил Ибервиль, вскричавший вне себя от злобы:
        - Ты будешь держать слово, данное этому исранскому псу, который нас обманул? Вздернуть его на сук, и все!
        - Он только выполнил свой долг, и я не позволю вешать человека, если в этом вся его вина.
        Яростный рев на какой-то миг заглушил голос капитана Блада, но он спокойно стоял, не меняя позы, его светлые глаза смотрели сурово, подня- тая вверх рука удерживала на месте разъяренную толпу.
        - Замолчите и слушайте меня! Мы только напрасно теряем время. Дело еще поправимо. Они опередили нас с этим золотом всего на несколько ча- сов. Ты, Ибервиль, и ты, Хагторп, сейчас же сажайте своих людей в лодки. Вы нагоните испанцев, прежде чем они достигнут пролива, и даже если это вам не удастся, вы, во всяком случае, успеете перехватить их еще задолго до берегов Панамы. Отправляйтесь! А Волверстон со своими людьми будет дожидаться вас здесь вместе со мной.
        Это был единственный способ обуздать их ярость и помешать им убить безоружных испанцев. Повторять приказ дважды не пришлось. Корсары устре- мились вон из форта и из города еще быстрее, чем проникли туда. Недо- вольство выражала только та сотня людей из волверстоновского отряда, ко- торая получила приказ оставаться на месте. Всех испанцев согнали в один из бараков форта и заперли там, после чего корсары разбрелись по городу, надеясь хоть чем-нибудь поживиться и раздобыть пищи.
        А капитан Блад занялся ранеными, которых поместили - и корсаров и ис- панцев, всех вместе - в другом бараке, уложив их на подстилки из сухих листьев. Раненых оказалось человек около пятидесяти, из них корсаров меньше половины. Всего убитыми и ранеными испанцы потеряли свыше ста че- ловек, а корсары - около сорока.
        Взяв себе в помощь шестерых людей, в том числе одного испанца, обла- давшего кое-какими познаниями по части медицины, капитан Блад принялся вправлять суставы и обрабатывать раны. Погруженный в это занятие, он не прислушивался к шуму, долетавшему снаружи - с той стороны, где располо- жились индейцы, попрятавшиеся во время сражения, - как вдруг пронзи- тельный вопль заставил его насторожиться.
        Дверь барака распахнулась, и какая-то женщина, прижимая к груди мла- денца" с отчаянным воплем бросилась к капитану Бладу, называя его на ис- панский лад:
        - Дон Педро? Дон Педро Сангре!
        Нахмурившись, он шагнул к ней навстречу, а она, задыхаясь, судорожно вцепившись рукой в ворот своей одежды, упала перед ним на колени.
        - Спасите его! Они его убивают, убивают! - как безумная выкрикивала она по-испански.
        Это было совсем еще юное создание, почти девочка, едва успевшая стать матерью, по виду и одежде похожая на испанскую крестьянку. Такие иссиня- черные волосы, смуглая кожа и влажные черные глаза не редкость и среди андалузок. Лишь широкие скулы и характерный сероватый оттенок губ выда- вали ее истинное происхождение.
        - Что случилось? - спросил Блад. - Кого убивают?
        Чья-то тень легла на пол, и на пороге распахнутой двери с видом мрач- ным и решительным возник исполненный достоинства Бразо Ларго.
        Оцепенев от ужаса при виде его, женщина скорчилась на полу. Испуг сковал ей язык.
        Бразо Ларго шагнул к ней. Наклонившись, он положил руку ей на плечо, быстро произнес что-то на своем гортанном языке, и хотя Блад не понял ни единого слова, суровый тон приказания был ему ясен.
        В отчаянии женщина устремила полубезумный взгляд на капитана Блада.
        - Он велит мне присутствовать при казни. Пощадите меня, дон Педро! Спасите его!
        - Кого спасти? - крикнул капитан Блад, выведенный всем этим из себя.
        Бразо Ларго объяснил:
        - Моя дочь - эта. Капитан Доминго - он приходил селенье год назад - уводил ее с собой. Карамба! Теперь я его на костер, а ее домой. - Он по- вернулся к дочери: - Вамос, ты идти со мной, - приказал он ей на своем ломаном испанском языке. - Ты глядеть, как враг умирать, потом идти до- мой селенье.
        Капитан Блад нашел это объяснение исчерпывающим. Ему мгновенно при- помнилось необычайное рвение, с которым Гванахани старался увлечь его в эту экспедицию за испанским золотом, - рвение, показавшееся ему нес- колько подозрительным. Теперь он понял все. Этот набег на Санта-Марию, в который Бразо Ларго вовлек его вместе с другими корсарами, был нужен ин- дейцу, чтобы вернуть себе похищенную дочь и отомстить капитану Доминго Фуэнтес. Но вместе с тем капитану Бладу стало ясно и другое. Если похи- щение и заслуживало кары, то дальнейшее поведение испанца по отношению к этой девушке, которая, быть может, даже не была похищена, а последовала за ним по доброй воле, было таково, что побуждало ее оставаться с ним, и она, обезумев от страха за него, молила сохранить ему жизнь.
        - Он говорит, что дон Доминго соблазнил тебя. Это правда? - спросил ее капитан Блад.
        - Он взял меня в жены, он мой муж, и я люблю его, - отвечала она страстно, а влажный взор ее больших темных глаз продолжал его молить. - Это наш ребенок. Не позволяйте им убивать его отца, дон Педро! А если они убьют Доминго, - вне себя вскричала она, - я покончу с собой!
        Капитан Блад покосился на угрюмое лицо индейца.
        - Ты слышал? Этот испанец был добр к ней. Твоя дочь хочет, чтобы мы сохранили ему жизнь. А если, как ты сам сказал, вина его в том, что он обидел ее, значит, она и должна решить его участь. Что вы сделали с ним?
        Оба заговорили одновременно: отец - злобно, возмущенно, почти нечле- нораздельно от гнева, дочь - захлебываясь слезами пылкой благодарности. Вскочив на ноги, она потянула Блада за рукав.
        Но Бразо Ларго, продолжая протестовать, преградил им дорогу. Он зая- вил, что капитан Блад нарушает их союз.
        - "Союз"! - фыркнул Блад. - Ты использовал меня в своих целях. Ты должен был откровенно рассказать мне о ссоре с доном Доминго, прежде чем я связал себя словом, обещав ему полную неприкосновенность. Ну, а те- перь...
        Он пожал плечами и стремительно вышел из барака вместе с молодой ма- терью. Бразо Ларго, задумчивый и хмурый, поспешил за ними.
        У выхода из форта капитан Блад столкнулся с Волверстоном, возвращав- шимся из города вместе с двумя десятками своих молодцов. Блад, приказав всем следовать за ним, сообщил, что индейцы хотят прикончить испанского капитана.
        - Туда ему и дорога! - проворчал Волверстон, который был уже изрядно под хмельком.
        Тем не менее и он и его солдаты последовали за капитаном, так как, в сущности, речи их были всегда кровожаднее, чем их дела.
        Возле пролома в частоколе толпа индейцев, человек сорок - пятьдесят, раскладывала костер. На земле лежал дон Доминго - беспомощный, связанный по рукам и ногам.
        Женщина бросилась к нему, нежно лопоча какието ласковые испанские слова. Улыбка осветила его бледное лицо, еще не совсем утратившее свое презрительное высокомерие. Капитан Блад подошел следом за ней и без дальних слов разрезал ножом сыромятные ремни, которыми был связан плен- ник.
        Индейцы злобно зашумели, но Бразо Ларго мгновенно их успокоил. Он быстро произнес несколько слов, и они с разочарованным видом примолкли. Солдаты Волверстона стояли наготове, с мушкетами в руках, дуя на за- пальные фитили.
        Под их охраной дон Доминго был доставлен обратно в форт. Его юная же- на шагала рядом с ним и на ходу давала капитану Бладу разъяснения по по- воду немало удивившей его готовности, с какой индейцы повиновались ее отцу.
        - Он сказал, что ты дал Доминго слово сохранить ему жизнь и должен свое слово сдержать. Но ты скоро уйдешь отсюда. Тогда они вернутся и разделаются с Доминго и с остальными испанцами.
        - Ну, мы им этого не позволим, - заверил ее капитан Блад.
        Когда они возвратились в форт, испанский командир выразил желание по- говорить с капитаном Бладом.
        - Дон Педро, - сказал он, - вы спасли мне жизнь. Мне трудно выразить свою благодарность в словах.
        - Прошу вас, не утруждайте себя, - сказал капитан Блад. - Я сделал это не ради вас, а потому, что не люблю нарушать слово. Ну, и ваша ма- лютка жена тоже сыграла в этом не последнюю роль.
        Испанец задумчиво улыбнулся, скользнув по индианке взглядом, и она подняла на него глаза, в которых светились любовь и обожание.
        - Я был неучтив с вами сегодня утром, дон Педро. Приношу вам свои из- винения.
        - Я более чем удовлетворен.
        - Вы очень великодушны, - с достоинством сказал испанец. - Могу ли я поинтересоваться, сеньор, каковы ваши намерения по отношению к нам?
        - Как я уже сказал, мы не посягаем на вашу свободу. Когда мои люди возвратятся, мы уйдем отсюда и освободим вас.
        Испанец вздохнул:
        - Именно этого я и опасался. Ряды наши поредели, оборонительные заг- раждения разрушены, и когда вы уйдете, мы окажемся во власти Бразо Ларго и его индейцев, которые тотчас всех нас прирежут. Будьте уверены, они не покинут Санта-Марии, пока не разделаются с нами.
        Капитан Блад нахмурился.
        - Вы, несомненно, вызвали на себя гнев Бразо Ларго, соблазнив его дочь, и он будет мстить вам беспощадно. Но что могу сделать я?
        - Дайте нам возможность отплыть в Панаму тотчас же, немедля, пока вы еще здесь и ваши союзники-индейцы не посмеют на нас напасть.
        У капитана Блада вырвался нетерпеливый жест.
        - Послушайте, дон Педро! - сказал испанец. - Я бы не обратился к вам с этой просьбой, если бы ваши поступки не убедили меня в том, что вы, хотя и пират, человек широкой души и рыцарь. Кроме того, поскольку вы, по вашим словам, не покушаетесь на нашу свободу и не намерены держать нас в плену, то я, в сущности, ничего сверх этого у вас и не прошу.
        Высказанные испанцем соображения были справедливы, и, поразмыслив над его словами, капитан Блад решил, что и ему станет легче без этих испан- цев, которых приходилось одновременно и стеречь и защищать. Словом, при- кинув так и эдак, Блад дал согласие. Волверстон, однако, колебался. Но на вопрос Блада, чего они могут достигнуть, задерживая испанцев в Сан- та-Марии, Волверстон вынужден был признаться, что он и сам не знает. Единственное его возражение сводилось к тому, что не верит он ни единому испанцу на земле, но этот довод нельзя было счесть достаточно веским.
        Словом, капитан Блад отправился искать Бразо Ларго и нашел его на до- щатой пристани неподалеку от форта; он сидел там в угрюмой задумчивости совсем один.
        При его приближении индеец встал. Лицо его выражало подчеркнутое без- различие.
        - Бразо Ларго, - сказал капитан Блад, - твои индейцы посмеялись над моим честным словом и едва не нанесли непоправимый ущерб моей чести.
        - Я не понимать, - сказал индеец. - Ты стал другом испанский веры?
        - Почему другом? Нет. Но когда они сдавались в плен, я пообещал им полную неприкосновенность. Это было условием сдачи. А ты и твои люди на- рушили это условие.
        Индеец поглядел на него с презрением:
        - Ты мой не друг. Я привел тебя здесь к испанский золото, а ты пошел против меня.
        - Здесь нет никакого золота, - сказал Блад. - Но я не хочу ссориться с тобой из-за этого. Ты должен был сказать мне, прежде чем мы пустились в путь, что я нужен тебе, чтобы помочь освободить твою дочь и покарать испанца. Тогда я не давал бы слова дону Доминго. Но ты обманул меня, Бразо Ларго.
        - Гуу! Гуу! - произнес Бразо Ларго. - Я больше не говорить ничего.
        - А я еще не все сказал. Теперь насчет твоих индейцев. После того, что случилось, я не могу им доверять. А данное мною слово требует, чтобы испанцы находились в безопасности, пока я здесь.
        Индеец склонил голову.
        - Так! Пока ты здесь. А потом?
        - Если твои индейцы опять что-нибудь затеют, мои ребята могут взяться за оружие, и я не поручусь, что в кого-нибудь из твоих воинов не угодит пуля. Я буду сожалеть об этом больше, чем о потере испанского золота. Этого нельзя допустить, Бразо Ларго. Ты должен собрать своих людей, и я пока что запру их на время в одном из бараков форта - для их же собственной пользы.
        Бразо Ларго задумался. Потом кивнул. Этот индеец отличался большим здравым смыслом. Его людей загнали в форт, и Бразо Ларго, терпеливо улы- баясь, как человек, который умеет ждать своего часа, согласился запереть их в один из бараков.
        Кое-кто из корсаров ворчал, и Волверстон выразил всеобщее неодобре- ние.
        - Ты что-то больно далеко заходишь, капитан! Ради этих скотов-испан- цев готов уже нажить себе врагов среди индейцев.
        - О нет, вовсе не ради них. Но я дал испанцу слово. И мне жаль этой маленькой индианочки с грудным младенцем. Испанец был добр к ней, и, кроме того, он человек мужественный.
        - Ну, ну, смотри! - сказал Волверстон и отвернулся в негодовании.
        Час спустя испанцы уже отчалили от маленькой пристани. С земляных ук- реплений форта корсары наблюдали за их отплытием; оно было им весьма не по душе. Испанцы погрузили в лодки всего несколько охотничьих ружей - единственное оружие, которое разрешил им взять с собой капитан Блад. Но зато провизией они запаслись вдоволь, и особенную заботу осмотрительный дон Доминго проявил о запасе пресной воды. Он сам проследил за тем, что- бы бочонки с водой были погружены в пироги. После этого он подошел прос- титься с капитаном Бладом.
        - Дон Педро, - сказал испанец. - У меня нет слов, чтобы достойно отб- лагодарить вас за ваше великодушие. Я горжусь, что вы оказали мне честь быть моим врагом.
        - Скажем лучше, что вам просто повезло.
        - И повезло тоже, конечно. Теперь я буду говорить всюду и везде - и пусть меня слышат все испанцы, - что дон Педро Сангре - подлинный ры- царь.
        - Я бы на вашем месте не стал этого делать, - сказал капитан Блад. - Ведь никто вам не поверит.
        Продолжая бурно протестовать, дон Доминго спустился в пирогу, где уже сидела его индианка-жена со своим младенцем-метисом. Пирогу оттолкнули от берега, и капитан Доминго поплыл в Панаму, снабженный письмом за лич- ной подписью капитана Блада, содержащим приказ Ибервилю и Хагторпу бесп- репятственно пропустить обладателя этого письма, буде они с ним повстре- чаются.
        Когда свечерело и из леса повеяло прохладой, корсары расположились на площади форта под открытым небом подкрепить силы пищей. В городе им уда- лось обнаружить изрядные запасы битой птицы и несколько туш диких коз- лов, а в хижине доминиканских монахов - бурдюки с превосходным вином. Капитан Блад сел ужинать с Волверстоном и Оглом в довольно комфорта- бельном домике бывшего испанского командира и, поглядывая в окна, с удовлетворением наблюдал, как пируют и веселятся его корсары. Только по-прежнему мрачно настроенный Волверстон не разделял его благодушия.
        - Держись-ка ты лучше моря, капитан, вот что я тебе скажу, - провор- чал он, набивая себе рот пищей. - Там уж, если ты подошел на расстояние пушечного выстрела, так золото от тебя не уплывет в пироге. А что здесь? Отмахали мы десять дней через чащу, а теперь еще десять дней надо отма- хать обратно. И скажи спасибо, если так же благополучно выберемся отсю- да, как пришли сюда, и если вообще выберемся, потому как, сдается мне, нам еще не миновать иметь дело с Бразо Ларго. Да, наломал ты тут дров, капитан.
        - Эх, если бы твои мозги были под стать твоим мускулам, Нэд!.. - со вздохом сказал капитан Блад. - Никаких я тут дров не наломал. А что ка- сается Бразо Ларго, так это вполне здравомыслящий индеец, да, да, можешь мне поверить, и он будет дружить с нами хотя бы только потому, что нена- видит испанцев.
        - Ну, а ты что-то больно их полюбил, - сказал Волверстон. - Стоило поглядеть на твои ужимочки, когда ты расшаркивался перед проклятым ис- панцем, который выкрал у нас золото, душа с него вон!
        - Нет, ты не прав, пусть он испанец, однако очень храбрый малый, - сказал Блад. - А то, что он поспешил сплавить отсюда золото, когда узнал о нашем приближении, так это был его долг. Будь он не столь благороден и отважен, он бы не остался на посту, а удрал бы вместе со своим золотом. На благородные поступки отвечают тем же. Больше мне нечего сказать.
        И тут, прежде чем Волверстон успел открыть рот, резкий чистый звук рожка долетел со стороны реки, заглушая шум пиршества корсаров. Капитан Блад вскочил на ноги.
        - Хагторп и Ибервиль возвращаются! - воскликнул он.
        - Даст бог, с золотом на этот раз! - сказал Волверстон.
        Они выскочили из дома и бросились к брустверу, куда устремились уже и остальные корсары. Блад взбежал на бруствер в ту минуту, когда первая из возвратившихся пирог уже пришвартовалась, и Хагторп поднялся на прис- тань.
        - Вы быстро обернулись! - крикнул капитан Блад, спрыгивая с бруствера навстречу Хагторпу. - Ну как? С удачей?
        Хагторп, высокий, широкоплечий, с желтой повязкой на голове, остано- вился перед капитаном Бладом в сгущающихся сумерках.
        - Если и с удачей, так это не твоя заслуга, капитан, - загадочно про- изнес он.
        - Вы что, не догнали их?
        На пристань поднялся Ибервиль. Он ответил за своего товарища:
        - Некого было и догонять-то, капитан. Он одурачил тебя, этот лживый испанец. Он сказал тебе, что отправил золото в Панаму, но это ложь. А ты поверил ему - поверил испанцу!
        - Может быть, вы наконец скажете, что произошло? - спросил капитан Блад. - Вы говорите, что он не отправлял отсюда золота? Так что ж, зна- чит, оно все еще здесь? Это вы хотите сказать?
        - Нет, - отвечал Хагторп. - Мы хотим сказать, что после того, как он одурачил тебя своими баснями, ты, не потрудившись даже произвести обыск, отпустил его на все четыре стороны и дал ему возможность увезти золото с собой.
        - Что ты плетешь! - прикрикнул на него капитан. - И откуда это может быть тебе известно?
        - А мы примерно в десятке миль отсюда проплывали мимо индейского по- селка, и - у нас хватило смекалки остановиться и порасспросить насчет испанских пирог, которые должны были пройти тут раньше нас. Так вот, ин- дейцы сказали нам, что никаких пирог тут не проплывало ни сегодня, ни вчера и вообще ни разу после осенних дождей. Ну, мы, конечно, сразу по- няли, что твой благородный испанец соврал, тут же порешили повернуть об- ратно и на полпути напоролись прямо на дона Доминго. Встреча с нами по- рядком его ошеломила. Он никак не ожидал, что мы так быстро все разнюха- ем. Он был все такой же обходительный и держался как ни в чем не бывало, разве что стал еще любезнее. Сразу же откровенно признался в своем обма- не, но сказал, что, после того как мы отплыли, он передал золото тебе в виде выкупа за себя и за тех, кто его сопровождал, а ты якобы велел ему передать нам приказ немедленно возвращаться. Потом он еще показал нам свою охранную грамоту, написанную твоей рукой...
        Тут вмешался Ибервиль и закончил рассказ:
        - Ну, а поскольку у нас, не в пример тебе, нет такого доверия к ис- панцам, мы решили, что кто раз обманул, тот обманет снова, высадили их всех на берег и обыскали.
        - И неужто вы нашли золото? - совершенно потрясенный, спросил капитан Блад.
        Ибервиль улыбнулся и ответил не сразу:
        - Ты позволил им забрать с собой вдоволь всякого провианта на дорогу. А не заметил ты, из какого источника наполнял дон Доминго водой свои бо- чонки?
        - Бочонки? - переспросил капитан Блад.
        - В этих бочонках было золото. Фунтов шестьсот - семьсот, никак не меньше. Мы его привезли с собой.
        Когда ликующий рев, вызванный этим сообщением, мало-помалу стих, ка- питан Блад уже успел оправиться от нанесенного ему удара. Он рассмеялся.
        - Ваша взяла, - сказал он Ибервилю и Хагторпу. - И в наказание за то, что я позволил так бессовестно себя одурачить, мне остается только отка- заться от причитающейся мне доли добычи. - Помолчав, он спросил уже без улыбки: - А что вы сделали с доном Доминго?
        - Я бы пристрелил его на месте за такое вероломство, - свирепо заявил Хагторп, - если бы не Ибервиль... Да, Ибервиль - кто бы это подумал! - Ибервиль распустил сопли и так ко мне пристал, что я велел испанцу уби- раться на все четыре стороны.
        Молодой француз отвернулся, пристыженный, избегая встречаться взгля- дом с капитаном, который смотрел на него с вопросительным удивлением.
        - Ну, чего вы хотите? - не выдержал наконец Ибервиль и с вызовом пог- лядел на Блада. - Там же была женщина, в конце-то концов! Там была эта маленькая индианка, его жена!
        - Клянусь честью, о ней-то я сейчас и думал, - сказал капитан Блад. - И вот ради нее - да и ради нас самих тоже - нам следует, пожалуй, ска- зать Бразо Ларго, что дон Доминго и его жена убиты в схватке за золото. Бочонки с золотом отлично подкрепят наши слова. Так будет спокойнее для всех да и для самого старика индейца.
        Итак, хотя корсары и вернулись из этого похода с богатой добычей, он был записан ими в счет личных - весьма редких - неудач капитана Блада. Впрочем, сам он расценивал это несколько иначе.


        ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ ДЖЕРЕМИ ПИТТА

        История любви Джереми Питта, молодого шкипера из Сомерсетшира, судьба которого одной богатой трагическими событиями ночью накрепко сплелась с судьбой Питера Блада, относит нас к тем великим для капитана Блада дням, когда под его командой находилось пять кораблей и свыше тысячи людей различной национальности, добровольно пришедших на службу к этому искус- ному флотоводцу, зная, что ему всегда сопутствует удача.
        И на этот раз он только что вернулся из удачного набега на испанскую флотилию ловцов жемчуга у Рио-дель-Хача. Он возвратился на Тортугу, что- бы произвести необходимый ремонт судов, и нельзя сказать, чтобы это было сделано преждевременно.
        В Кайонской бухте стояло в это время на якоре еще несколько пиратских кораблей, и маленький городок гудел от их шумного бражничания. Таверны и лавчонки, торговавшие ромом, процветали; кабатчики и женщины всех нацио- нальностей, белые и полукровки, представлявшие столь же пестрое людское сборище, как сами пираты, легко освобождали грабителей от значительной части их добычи, отнятой у испанцев, которые, в свою очередь, нередко мало чем отличались от грабителей.
        Это было, как всегда, беспокойное время для господина д'Ожерона - представителя французской Вест-Индской компании и губернатора Тортуги.
        Губернатор д'Ожерон, как мы знаем, неплохо вел свои дела, собирая дань с пиратов путем портовых пошлин, а также различными другими спосо- бами. Губернатор имел, как мы тоже, конечно, помним, двух дочерей: стройную жизнерадостную Люсьен и статную пышноволосую брюнетку Мадлен, которая однажды, пав жертвой пиратских чар некоего Левасера, позволила себя похитить, затем была вырвана из хищных рук этого негодяя капитаном Бладом и доставлена к отцу целой-невредимой и несколько отрезвевшей.
        С того времени господин д'Ожерон стал с особой осторожностью и разбо- ром принимать гостей в своем большом белом доме, утопающем в ароматной зелени сада и расположенном на высоком холме в предместье города.
        Капитан Блад после столь ценной услуги, оказанной им этому семейству, был принят в нем почти как свой. А поскольку его офицеров никак нельзя было причислить к разряду обыкновенных пиратов, так как все они были по- литическими бунтарями и лишь изгнание заставило их примкнуть к "берего- вому братству", им также оказывался в доме губернатора хороший прием.
        Отсюда возникали новые трудности. Если двери дома губернатора были открыты для корсаров, сподвижников Блада, губернатор не мог, не нанеся обиды, закрыть их для других командиров пиратских кораблей, и ему прихо- дилось терпеть посещения некоторых лиц, не пользовавшихся ни доверием его, ни симпатией, - терпеть, невзирая на протесты некоего почетного гостя из Франции - деликатного и утонченного мосье де Меркера, никак не расположенного встречаться в гостиной с пиратами.
        Де Меркер был сыном одного из директоров французской Вест-Индской компании и по приказу отца путешествовал по принадлежащим ей колониям, знакомясь с положением дел и набираясь ума. Фрегат "Сийнь", доставивший его к берегам Тортуги неделю назад, все еще стоял на якоре в Кайонской бухте, ожидая, когда сей юноша почтет для себя удобным возвратиться на борт. Отсюда легко можно было заключить, что гость - важная птица, и, следовательно, губернатору надлежало со всем возможным усердием идти навстречу его желаниям. Но как пойдешь им навстречу, когда приходится иметь дело хотя бы с таким чванливым и нахально-грубым парнем, как капи- тан Тондер с "Рейн Марго"? Губернатор д'Ожерон не видел никакой возмож- ности закрыть перед этим пиратом двери своего дома, как того желал де Меркер. Он не мог решиться на это даже после того, как стало совершенно очевидно, что негодяя Тендера привлекает сюда общество мадемуазель Люсьен.
        Другой жертвой тех же чар пал молодой Джереми Питт. Впрочем, Питт был человеком совсем иного склада, и если знаки внимания, которые он оказы- вал мадемуазель Люсьен, и вызывали у д'Ожерона некоторое недовольство, то это не шло ни в какое сравнение с той тревогой, которую порождал в нем Тондер.
        А Джереми Питт, казалось, самой природой был создан, чтобы возбуждать к себе любовь. Ясные голубые глаза, прямой, открытый взгляд, нежная ко- жа, правильные черты лица, золотые кудри и стройная атлетическая фигура в ладно пригнанном, аккуратном костюме - все это не могло не привлекать к нему сердца. Мужественность и сила сочетались в нем с женственной мяг- костью натуры. Трудно было представить себе человека, более не похожего на политического заговорщика, коим он когда-то был, или на пирата, коим он теперь, в сущности, являлся. Приятные манеры и хорошо подвешенный язык, а порой, в минуты вдохновения, уменье изъясняться красноречиво и даже поэтически завершали этот портрет идеального любовника.
        Что-то неуловимое, проскальзывавшее в ласковом обращении с ним девуш- ки (а быть может, это просто нашептывали ему его мечты), заставляло Дже- реми думать, что он ей не безразличен, и однажды вечером, гуляя с ней под душистыми перечными деревьями в саду ее отца, он открылся ей в любви и, прежде чем она успела прийти в себя от этого ошеломляющего признания, обнял ее и поцеловал.
        - Мосье Джереми... как вы могли?.. Вы не должны были этого делать, - вся дрожа, пролепетала Люсьен, получив наконец возможность перевести дух. (Джереми увидел, что в глазах у нее стоят слезы.) - Если мой отец узнает...
        Джереми не дал ей договорить.
        - Конечно, он узнает! - с жаром воскликнул юноша. - Я и хочу, чтобы он узнал. Узнал тотчас же.
        Вдали показались де Меркер и Мадлен, и Люсьен направилась к ним, но Джереми, ни секунды не медля, бросился разыскивать губернатора.
        Д'Ожерон, изящный, элегантный, принесший с собой на эти туземные ост- рова Нового Света всю изысканную учтивость Старого Света, не сумел скрыть, что он крайне огорчен. Сколотив немалое состояние за время свое- го губернаторства, он строил честолюбивые планы для своих рано лишивших- ся матери дочерей и мечтал в самом недалеком времени отправить их во Францию.
        Все это он и изложил мистеру Питту - не резко и не грубо, но в самой деликатной форме, всячески щадя его чувства, - и в заключение добавил, что Люсьен уже помолвлена.
        Джереми был поражен.
        - Как так! Почему же она ничего не сказала мне? - воскликнул он, со- вершенно забывая о том, что сам не дал ей для этого ни малейшей возмож- ности.
        - Может быть, она не вполне отдает себе в этом отчет. Вы же знаете, как подобные браки принято заключать во Франции.
        Мистер Питт попробовал было горячо выступить в защиту естественного отбора, но Д'Ожерон прервал его красноречивую тираду раньше, чем он ус- пел основательно развить свою мысль.
        - Дорогой мой мистер Питт, друг мой, прошу вас, поразмыслите хоро- шенько, вспомните, какое положение занимаете вы в обществе. Вы - фли- бустьер, искатель приключений, Я говорю это не в осуждение и не в обиду вам. Я просто хочу указать на то, что ваша жизнь зависит от удачи. Де- вушке, получившей самое утонченное воспитание, вы должны предложить обеспеченное существование и надежный кров, а разве вы в состоянии это сделать? Если бы вы сами имели дочь, отдали бы вы ее руку человеку, чья судьба была бы подобна вашей?
        - Да, если бы она полюбила его, - сказал мистер Питт.
        - Ах, что такое любовь, друг мой?
        Джереми, считая, что после только что пережитого упоения и внезапного стремительного погружения в бездну горя ему это куда как хорошо извест- но, не сумел тем не менее облечь приобретенные им познания в слова. Д'Ожерон снисходительно улыбнулся, наблюдая его замешательство.
        - Для влюбленного все исчерпывается любовью, я понимаю вас. Но для отца этого мало - ведь он ответствен за судьбу своего ребенка. Вы оказа- ли мне большую честь, мосье Питт. Я в отчаянии, что вынужден отклонить ваше предложение. Уважая чувства друг друга, нам не следует, думается мне, касаться в дальнейшем этой темы.
        Общеизвестно, однако, что когда какой-либо молодой человек делает открытие, что не может жить без той или иной молодой особы, и если он при этом со свойственным всем влюбленным эгоизмом верит, что и она не может без него жить, едва ли первое возникшее на пути препятствие заста- вит его отказаться от своих притязаний.
        Впрочем, в настоящую минуту Джереми был лишен возможности стоять на своем, ввиду появления величавой Мадлен в сопровождении де Меркера. По- искав глазами Люсьен, молодой француз осведомился о ней. У него были красивые глаза и красивый голос, и вообще он был, несомненно, красивый мужчина, безукоризненно одетый и с безукоризненными манерами, довольно рослый, но столь хрупкого, деликатного сложения, что казалось - подуй ветер посильнее, и он поднимет его на воздух словно былинку. Впрочем, держался мосье де Меркер весьма уверенно, что странно противоречило его почти болезненно-изнеженному виду.
        Он, по-видимому, был удивлен, не обнаружив мадемуазель Люсьен в каби- нете ее отца. Мосье де Меркер хотел, по его словам, умолять ее спеть ему еще раз те провансальские песенки, которыми она услаждала его слух нака- нуне вечером. И он жестом указал на стоявшие в углу клавикорды. Мадлен отправилась разыскивать сестру. Мистер Питт встал и откланялся. В его теперешнем состоянии духа у него едва ли хватило бы терпения слушать, как мадемуазель Люсьен будет петь провансальские песенки для господина де Меркера.
        И Питт отправился излить душу капитану Бладу, которого он нашел в его просторной каюте на флагманском корабле "Арабелла".
        Питер Блад отложил в сторону порядком потрепанный томик Горация, дабы выслушать горестную жалобу своего молодого шкипера и друга. Полулежа на подушках, брошенных на крышку ларя под кормовым окном, капитан Блад был исполнен сочувствия и безжалостно суров.
        - Д'Ожерон, безусловно, прав, - заявил он. - Твой образ жизни, Джере- ми, не дает тебе права обзаводиться семьей. И это еще не единственная причина, почему ты должен выкинуть такую вздорную идею из головы, - до- бавил он. - Другая причина в самой Люсьен: это очаровательное, соблазни- тельное дитя, но слишком легкомысленное и ветреное, чтобы обеспечить ду- шевный покой супругу, который не всегда будет находиться возле нее и, следовательно, не сможет ни оградить ее от опасности, ни остеречь. Этот малый, Тондер, что ни день таскается в дом губернатора. А тебе, Джереми, не приходило в голову поинтересоваться, что его туда влечет? А этот суб- тильный хлыщ, этот французик де Меркер, почему он до сих пор торчит на Тортуге? И, поверь мне, есть еще и другие, которые, как и ты, получают восхитительную усладу в обществе этой молодой особы, всегда готовой с охотой выслушивать любовные признания.
        - Чтоб отсох твой гнусный язык! - загремел влюбленный Питт, весь кипя от праведного гнева. - По какому праву позволяешь ты себе говорить по- добные вещи?
        - По праву здравого смысла и не затуманенного любовью зрения. Не ты первый поцеловал нежные губки мадемуазель Люсьен и не ты последний бу- дешь их целовать, даже если женишься на ней. Будь благодарен судьбе, что ее папаша не на тебе остановил свой выбор. Хорошенькие девчонки, вроде этой Люсьен Д'Ожерон, существуют только для того, чтобы приносить беды и тревоги в мир.
        Джереми не пожелал больше слушать подобные богохульства. Он сказал, что только такой человек, как Блад - без веры, без идеалов, - может столь низко думать о самом нежном, самом чистом, самом святом создании на земле. И он выбежал из каюты, оставив капитана Блада в обществе его любимого Горация.
        И все же слова Блада заронили крупицу ядовитого сомнения в сердце влюбленного. Ревность, получившая основательное подтверждение своих по- дозрений, может убить любовь наповал, но ревность, питаемая одними сом- нениями, лишь жарче разжигает пламя любви. И ранним утром мистер Питт, весь горя в любовной лихорадке, презрел полученный от господина д'Ожеро- на отказ и отправился в белый губернаторский дом на холме. На сей раз он явился туда ранее обычного и нашел владычицу своего сердца прогуливаю- щейся в саду. Она гуляла в обществе капитана Тендера - человека, пользу- ющегося весьма дурной славой. Говорили, что он был когда-то первым фех- товальщиком в Париже и, убив кого-то на дуэли, бежал за океан, спасаясь от мести семьи погибшего. Он был невысок ростом, жилист, а его стальная мускулатура производила обманчивое впечатление сухощавости. Одевался он с несколько кричащей элегантностью и двигался удивительно проворно и легко. Внешность его можно было бы назвать банальной, если бы не ма- ленькие, черные, круглые, как бусины, глазки, взгляд которых был необы- чайно пронзителен. В настоящий момент взгляд
этот довольно нагло пронзал Джереми Питта, как бы предлагая ему убраться туда, откуда он пришел. Правая рука капитана обвивала талию мадемуазель Люсьен. При появлении мистера Питта рука продолжала оставаться в том же положении, пока сама мадемуазель в некотором замешательстве не высвободилась из этих полу- объятий.
        - А, это мосье Джереми! - воскликнула она и добавила (ни с того ни с сего, как показалось мистеру Питту): - Я вас не ждала!
        Джереми почти машинально поднес к губам протянутую ему руку, бормоча приветствие на своем плоховатом французском языке. Последовал обмен нес- колькими банальными фразами, затем наступила неловкая пауза, и Тондер сказал, насупив брови:
        - Если дама говорит мне, что она меня не ждала, я делаю отсюда вывод, что мое появление для нее нежелательно.
        - Охотно верю, что вам не раз приходилось делать подобный вывод.
        Капитан Тондер улыбнулся. Завзятые дуэлянты, как известно, отличаются завидным самообладанием.
        - Но не выслушивать дерзости. Не всегда благоразумно позволять себе говорить дерзости. Порой за это приходится довольно чувствительно расп- лачиваться...
        Тут вмешалась Люсьен. Взгляд у нее был испуганный, голос дрожал:
        - Что это такое? О чем вы говорите? Вы не правы, мосье Тондер. С чего вы взяли, что появление мосье Джереми для меня нежелательно? Мосье Дже- реми - мой друг, а появление друга всегда желательно.
        - Возможно, для вас, мадемуазель. Но для других ваших друзей оно мо- жет быть крайне нежелательным.
        - И опять вы не правы. - Теперь она говорила ледяным тоном. - Я не могу считать своим другом того, кому кажется нежелательным появление мо- их друзей.
        Капитан закусил губу, и это дало маленькое удовлетворение Джереми, которого обдало жаром, когда он увидел руку капитана на талии девушки, чьи губы он целовал еще вчера. Беспощадные слова капитана Блада невольно всплыли в его памяти в этот миг.
        Появление д'Ожерона и де Меркера положило конец этой маленькой стыч- ке. Оба эти господина слегка запыхались - казалось, они спешили сюда со всех ног, но, увидав, кто находится в саду, облегченно сбавили шаг. Д'Ожерон, по-видимому, предполагал застать несколько иное общество и был приятно удивлен, словно безопасность Люсьен обеспечивалась главным обра- зом количеством ее поклонников. Появление новых лиц разрядило атмосферу, но капитан Тондер, как видно, не стремился к миролюбивому общению и уда- лился. Прощаясь с Джереми, он произнес многозначительно, с недоброй улыбкой:
        - Я буду с нетерпением ожидать случая, мосье, возобновить наш с вами занимательный спор.
        Вскоре и Джереми хотел откланяться, но Д'Ожерон задержал его:
        - Повремените еще минуту, мосье Питт.
        Ласково взяв молодого человека под руку, он увлек его в сторону от де Меркера и Люсьен. Они прошли до конца аллеи и углубились под своды апельсиновых деревьев, привезенных сюда из Европы. Здесь было тенисто и прохладно, спелые плоды поблескивали, словно фонарики, в темно-зеленой листве.
        - Мне не понравились слова капитана Тондера, сказанные вам на про- щанье, мосье Питт, и его улыбка тоже. Это очень опасный человек. Будьте осторожны, берегитесь его.
        Джереми Питт вспыхнул:
        - Уж не думаете ли вы, что я его боюсь?
        - Я думаю, что вы поступили бы благоразумно, стараясь держаться от него подальше. Повторяю, он очень опасный человек. Это негодяй! И он на- вещает нас слишком часто.
        - Зачем же вы ему позволяете, будучи о нем такого мнения?
        Д'Ожерон скорчил гримасу.
        - Будучи о нем такого мнения, как могу я ему воспрепятствовать?
        - Вы боитесь его?
        - Признаться, да. Но не за себя я боюсь, мосье Питт. За Люсьен. Он пытается ухаживать за ней.
        Голос Джереми задрожал от гнева:
        - И вы не можете закрыть для него дверь вашего дома?
        - Могу, конечно. - Д'Ожерон криво усмехнулся. - Я проделал нечто по- добное однажды с Левасером. Вам известна эта история?
        - Да, но... но... - Джереми запнулся, испытывая некоторое замеша- тельство, однако все же преодолел его. - Мадемуазель Мадлен была обману- та, она позволила Левасеру увлечь себя... Вы же не допускаете, чтобы ма- демуазель Люсьен...
        - А почему я не могу этого допустить? Известного обаяния он не лишен, этот каналья Тондер, и у него даже есть некоторые преимущества перед Ле- васером. Он вращался в хорошем обществе и умеет себя держать, когда ему это нужно. Наглому, предприимчивому авантюристу ничего не стоит соблаз- нить такое неопытное дитя, как Люсьен.
        У Джереми упало сердце. Он сказал, совершенно расстроенный:
        - Но что дает такая проволочка? Ведь рано или поздно вам все равно придется отказать ему. И тогда... что будет тогда?
        - Я сам задаю себе этот вопрос, - мрачно сказал Д'Ожерон. - Но всегда лучше отсрочить беду. Глядишь, какой-нибудь случай и помешает ей нагря- нуть. - Внезапно он заговорил другим тоном: - Однако я прошу у вас про- щения, мой дорогой мосье Питт. Наша беседа слишком отклонилась в сторо- ну. Отцовская тревога! Я просто хотел предостеречь вас и очень надеюсь, что вы прислушаетесь к моим словам.
        Мосье Питту все было ясно. Д'Ожерон, видимо, считал, что Тондер по- чувствовал в Джереми своего соперника, а такие люди, как он, не останав- ливаются ни перед чем, когда им нужно убрать кого-нибудь со своего пути.
        - Очень вам признателен, мосье Д'Ожерон. Я могу постоять за себя.
        - Надеюсь. От всего сердца надеюсь, что это так.
        На том их беседа закончилась, и они расстались.
        Джереми вернулся на "Арабеллу" и после обеда, прогуливаясь вместе с капитаном Бладом по палубе, поведал ему о том, что произошло утром в са- ду губернатора.
        Блад выслушал его с задумчивым видом.
        - У него было достаточно оснований предостеречь тебя. Странно только, почему он дал себе труд этим заниматься. Я повидаюсь с ним, да, да, неп- ременно. Возможно, моя помощь будет ему небесполезна, хотя мне пока еще не ясно, в чем она может проявиться. А ты, Джереми, будь благоразумен и посиди лучше на корабле. Можешь, черт побери, не сомневаться, что Тондер будет искать встречи с тобой.
        - А я, что ж, должен ее избегать? - презрительно фыркнул Джереми.
        - Да, если ты не дурак.
        - Иначе говоря - если я трус.
        - А не кажется ли тебе, что живой трус лучше мертвого дурака, каковым ты неизбежно окажешься, если позволишь Тендеру сводить с тобой счеты? Не забывай, что этот человек - первоклассный фехтовальщик, ну, а ты... - Капитан Блад присвистнул. - Это пахнет самым обыкновенным убийством. А какая доблесть в том, что тебя заколют, как барана?
        Питт в глубине души чувствовал, что капитан прав, но признаться в этом было бы слишком унизительно. Поэтому он пренебрег советом Блада, на другой же день сошел на берег и отправился вместе с Хагторпом и Волверс- тоном в таверну "У французского короля", где его и обнаружил Тондер.
        Время приближалось к полудню, и в большом зале таверны было пол- ным-полно пиратов, матросов с французского фрегата, искателей жемчуга, а также всевозможных жуликов и бродяг обоего пола, которые, подобно хищным акулам, всегда вьются вокруг моряков, а пуще всего - вокруг пиратов, зная их привычку сорить деньгами. В плохо освещенном зале воздух был удушлив от едкого табачного дыма, винного перегара, испарений человечес- ких тел.
        Тондер вошел небрежной, ленивой походкой; левая рука его покоилась на эфесе шпаги. Отвечая на поклоны, он протискался сквозь толпу и остано- вился перед сидевшим за столиком Джереми.
        - Вы позволите? - спросил он и, не дожидаясь ответа, пододвинул себе табурет и сел. - Какая удача, что мы можем так скоро возобновить наш ма- ленький спор, который был вчера, к сожалению, прерван.
        Джереми сразу понял, куда он клонит, и поглядел на него в некотором замешательстве. Его товарищи, не знавшие, о чем идет речь, тоже устави- лись на француза.
        - Мы, мне помнится, обсуждали вопрос о том, что появление некоторых лиц порой бывает нежелательным и что у вас не хватает сообразительности понять, в какой мере это относится к вам.
        Джереми наклонился вперед.
        - Не важно, что мы обсуждали. Вы пришли сюда, как я понимаю, чтобы затеять со мной ссору?
        - Я? - Капитан Тондер поднял брови, потом нахмурился. - С чего вы это взяли? Вы мне не мешаете. Вы просто не в состоянии ничем мне помешать. Если б вы оказались на моем пути, я бы раздавил вас, как блоху. - И он презрительно и нагло рассмеялся прямо в лицо Джереми, чем сразу и достиг своей цели - этот смех задел Джереми за живое.
        - Смотрите не ошибитесь, принимая меня за блоху.
        - Ах, вот как? - Тондер встал. - В таком случае поостерегитесь доку- чать мне снова или, предупреждаю, я раздавлю вас одним щелчком! - Он го- ворил намеренно громко, чтобы все могли его слышать. Его резкий голос привлек к себе внимание, и шум в зале затих.
        Тондер презрительно повернулся к Джереми спиной, но застыл на месте, услыхав:
        - Нет, постой, грязный пес!
        Капитан Тондер обернулся. Его брови поползли вверх. Злобный оскал приподнял кончики тоненьких усиков. А дородный силач Волверстон, все еще не понимая, что происходит, инстинктивно старался удержать Джереми, ко- торый тоже вскочил с табурета.
        - Пес? Так, так! - с расстановкой проговорил Тондер. - Пес, сказали вы? Вполне уместное сочетание - пес и блоха. Но тем не менее пес - это мне не нравится. Не будете ли вы столь любезны взять пса обратно? И при- том немедленно! Я не отличаюсь терпеливостью, мосье Питт.
        - Разумеется, я возьму его обратно, - сказал Джереми. - Зачем обижать животное.
        - Под животным вы подразумеваете меня?
        - Я подразумеваю пса. Надо было бы сказать не пес, а...
        - Крыса, - резко произнес чей-то голос за спиной Тендера, заставив его обернуться.
        На пороге, небрежно опираясь на свою черную трость, высокий, элегант- ный, в черном, расшитом серебром костюме стоял капитан Блад. Его горбо- носое, обожженное солнцем и ветром лицо было обращено к капитану Тенде- ру, холодные синие глаза смотрели на него в упор. Он неторопливо напра- вился к французу.
        - Крыса, на мой взгляд, как-то лучше определяет вашу сущность, капи- тан Тондер, - непринужденно и бесстрастно проговорил он и остановился, ожидая, что скажет тот.
        Раздался дружный взрыв хохота. Когда он смолк, прозвучал ответ Тенде- ра:
        - Понимаю, понимаю. Крошка шкипер находится под надежной защитой. Па- паша Блад встревает не в свое дело, дабы спасти этого трусишку.
        - Само собой разумеется, я должен взять его под защиту. Разве я могу допустить, чтобы какой-то наглец бретер заколол моего шкипера? Конечно, я должен вмешаться. И вы могли это предвидеть, капитан Тондер. Вы не только презренный негодяй, но и жалкий трус - вот почему я сравнил вас с крысой. Вы рассчитываете на свое уменье владеть шпагой, но решаетесь пускать ее в ход только против тех, кого считаете не слишком искушенными в этом ремесле. Так поступают лишь трусы. Ну, и, разумеется, убийцы. Ведь, насколько мне известно, убийцей заклеймили вас во Франции.
        - Это ложь! - сказал Тондер, побелев как полотно.
        Капитан Блад, обернувший оружие Тендера против него самого, намеренно стараясь разжечь его ярость, невозмутимо возразил:
        - А вы попробуйте доказать мне это на деле, и я возьму свои слова об- ратно, прежде чем проколю вас шпагой... или после того. По крайней мере вы получите возможность закончить с честью бесчестно прожитую жизнь. Здесь есть еще одна комната, довольно просторная и пустая, мы можем...
        Но Тондер, злобно усмехнувшись, перебил его:
        - Ну нет, со мной эти штучки не пройдут. У меня разговор не с вами, а с мистером Питтом.
        - Это подождет. Сначала решим наш спор.
        Тондер взял себя в руки. Он побледнел еще сильнее и тяжело дышал.
        - Послушайте, капитан Блад. Ваш шкипер нанес мне оскорбление: он наз- вал меня грязным псом в присутствии всех этих людей. Вы намеренно стара- етесь ввязаться в ссору, которая не имеет никакого отношения к вам. Так не по правилам, и я призываю всех в свидетели.
        Это был ловкий ход, и он оправдал себя. Присутствующие оказались на стороне Тендера. Матросы из команды капитана Блада угрюмо молчали, а ос- тальные закричали, что француз прав. Даже Хагторп и Волверстон и те мог- ли только молча пожать плечами, а Джереми сам окончательно погубил дело, поддержав своего противника:
        - Капитан Тондер прав, Питер. Наши с ним дела тебя не касаются.
        - Вы слышите? - закричал Тондер.
        - Нет, касаются. Мало ли что он говорит. Вы замыслили убийство, него- дяй, и я этого не допущу. - Капитан Блад, отбросив свою трость, положил руку на эфес шпаги.
        Но дюжина крепких рук тотчас схватила его, со всех сторон раздались гневные крики протеста, и, лишенный поддержки своих товарищей, он вынуж- ден был уступить. Ведь даже верный Волверстон, неизменный его сторонник, шептал ему в ухо:
        - Остановись, Питер! Во имя бога! Ты же всех взбунтуешь против нас из-за такой безделицы. Ты опоздал. Парень сам виноват - зачем лез на ро- жон?
        - А вы что здесь делали? Почему вы его не удержали? Ну вот, глядите! Он пошел драться, идиот безмозглый!
        Джереми уже направлялся в соседнюю комнату: он был похож на ягненка, покорно шагающего на бойню и даже ведущего за собой своего мясника. Хаг- торп шел рядом с ним, Тондер - сзади, остальные замыкали шествие.
        Капитан Блад, с трудом удерживаясь, чтобы не броситься на Тендера, присоединился вместе с Волверстоном к толпе зевак.
        В просторной полупустой комнате столы и табуреты быстро сдвинули к стене. Помещение это представляло собой, в сущности, пристройку - нечто среднее между навесом и сараем, с земляным полом и длинным отверстием в одной из стен, которая не доходила до потолка фута на три. В эту щель лились жаркие лучи послеполуденного солнца.
        Противники, обнаженные по пояс, со шпагой в руке, стали друг против друга: Джереми - высокий, статный, мускулистый, Тондер - худощавый, жи- листый, проворный и гибкий, как кошка. Хозяин таверны и все его помощни- ки присоединились к толпе зрителей, расположившихся вдоль стен.
        Несколько молоденьких девчонок, самых отчаянных, тоже пришли погля- деть на поединок, но большинство женщин остались в общем зале.
        Капитан Блад и Волверстон остановились в глубине комнаты возле стола, на который были свалены различные предметы с других столов: кружки, кув- шины, бурдюк с вином и пара медных подсвечников с круглыми, похожими на блюдца подставками. Пока дуэлянты готовились к схватке, Питер Блад, поб- ледневший, несмотря на свой загар, рассеянно перебирал в руках валявшие- ся на столе предметы, и в глазах его вспыхивал зловещий огонек, словно ему хотелось запустить одним из этих предметов кому-то в голову.
        Секундантом Джереми вызвался быть Хагторп. Секундантом Тендера ока- зался Вентадур, лейтенант с "Рейн Марго". Противников поставили в проти- воположных концах комнаты, боком к солнцу, и Джереми, занимая позицию, поймал взгляд Блада. Он улыбнулся своему капитану, а Блад, лицо которого было сосредоточенно и хмуро, сделал ему знак глазами. На секунду во взгляде Джереми отразилось недоумение, затем блеснула догадка.
        Вентадур скомандовал:
        - Начинайте, господа!
        Со звоном скрестились шпаги, и почти в то же мгновение, повинуясь по- лученному от своего капитана сигналу, Джереми прыгнул в сторону и атако- вал Тендера с левого бока. Это заставило Тендера повернуться лицом к не- му и к солнцу и дало Джереми некоторое преимущество перед противником, а именно этого и добивался Блад. Джереми изо всех сил старался удержать Тендера в этой позиции, но тот был слишком искусным для него противни- ком. Опытный фехтовальщик, он умело отражал все удары, а затем, сделав ответный выпад, воспользовался моментом, чтобы, в свою очередь, отско- чить в сторону и вынудить противника поменяться с ним местами. Теперь каждый из них занимал ту позицию, в которой находился его противник в начале схватки.
        Блад скрипнул зубами, увидав, что Джереми потерял свое единственное преимущество перед этим бретером, твердо намеренным его убить. Однако, против ожидания, поединок затягивался. Потому ли, что на стороне Джереми была сила, молодость, высокий рост? Или рука опытного дуэлянта стала ме- нее искусной, так как давно не держала шпаги? Но ни то, ни другое не да- вало достаточного объяснения происходящему. Тондер атаковал, его шпага описывала сверкающие круги перед самой грудью противника, мгновенно на- щупывая слабые стороны в его неуклюжей защите: он давно уже мог прикон- чить Джереми... и не делал этого. Забавлялся ли он, играя с ним, как кошка с мышью, или, быть может, побаиваясь капитана Блада и возможных последствий столь откровенного убийства его шкипера у всех на глазах, намеревался не убивать, а лишь искалечить его?
        Зрители, наблюдавшие поединок, недоумевали. Их недоумение усилилось, когда Тондер, еще раз отскочив в сторону, оказался спиной к солнцу и вы- нудил своего беспомощного противника занять то невыгодное положение, в котором сам Тондер находился в начале поединка. Такой прием со стороны Тондера производил впечатление утонченной жестокости.
        Капитан Блад, к которому Тондер повернулся теперь лицом, взял со сто- ла один из медных подсвечников. Никто не смотрел на Блада; все глаза бы- ли прикованы к дуэлянтам. Блад же, казалось, утратил всякий интерес к поединку. Его внимание было целиком поглощено подсвечником. Он поднял его и, разглядывая углубление для свечи, привел блюдцеобразное основание подсвечника в вертикальное положение. И в ту же секунду рука Тендера внезапно дрогнула, и шпага его, промедлив какой-то миг, не сумела отра- зить неловкий выпад Джереми, продолжавшего механически обороняться. Не встретив сопротивления, шпага Джереми вонзилась в грудь Тендера.
        Пораженные зрители еще не успели прийти в себя от столь неожиданного завершения поединка, а капитан Блад уже опустился на одно колено возле распростертого на земляном полу тела. Теперь он был хирург, все ос- тальное отступило на задний план. Он велел принести воды и чистых полот- няных тряпок. Джереми, пораженный больше всех, стоял возле и отупело глядел на сраженного противника.
        Когда Блад начал обследовать рану, Тондер, на мгновение лишившийся сознания, пришел в себя. Глаза его открылись, и взгляд остановился на склоненном над ним лице капитана Блада.
        - Убийца! - пробормотал он сквозь стиснутые зубы, и голова его бес- сильно свесилась на грудь.
        - Совсем напротив, - сказал капитан Блад и с помощью Вентадура, под- держивавшего безжизненное тело, принялся ловко бинтовать рану. - Я ваш спаситель. Он не умрет, - добавил он, обращаясь к окружающим, - хоть его и проткнули насквозь. Через месяц он будет хорохориться и бесчинствовать снова. Но дня два-три ему следует полежать, и за ним нужно поухаживать.
        Поднявшись на борт "Арабеллы", Джереми был как в тумане. Все проис- шедшее стояло перед его глазами, словно видения какого-то странного сна. Ведь он уже смотрел в лицо смерти, и все же он жив. Вечером за ужином в капитанской каюте Джереми позволил себе пофилософствовать на эту тему.
        - Вот доказательство того, - сказал он, - что никогда не надо падать духом и признавать себя побежденным в схватке. Меня сегодня совершенно запросто могли бы отправить на тот свет. А почему? Исключительно потому, что я был не уверен в себе - заранее решил, что Тондер лучше меня владе- ет шпагой.
        - Быть может, это все же так, - проронил капитан Блад.
        - Почему же тогда мне запросто удалось продырявить его?
        - В самом деле, Питер, как могло такое случиться? - Этот вопрос, вол- новавший всех присутствовавших, задал Волверстон.
        Ответил Хагторп:
        - А просто дело в том, что этот мерзавец бахвалился всюду и везде, что он, дескать, непобедим. Вот все ему и поверили. Так частенько созда- ется вокруг человека пустая слава.
        На том обсуждение поединка и закончилось.
        Наутро капитан Блад заметил, что не мешало бы нанести визит д'Ожерону и сообщить о происшедшем. Его, как губернатора Тортуги, следует поста- вить в известность о поединке: по закону дуэлянты должны дать ему свои объяснения, хотя, по существу, этого, может быть, и не требуется, так как он лично знаком с обоими. Джереми же всегда, под любым предлогом стремившийся в дом губернатора, в это утро стремился туда особенно сильно, чувствуя, что победа на поединке придает ему в какой-то мере ореол героя.
        Когда они в шлюпке приближались к берегу, капитан Блад отметил, что французский фрегат "Сийнь" уже не стоит у причала, а Джереми рассеянно отвечал, что, верно, Меркер покинул наконец Тортугу.
        Губернатор встретил их чрезвычайно сердечно. Он уже слышал, что прои- зошло в таверне "У французского короля". Они могут не затруднять себя объяснениями. Никакого официального расследования предпринято не будет. Ему прекрасно известны мотивы этой дуэли.
        - Если бы исход поединка был иным, - откровенно признался губернатор, - я бы, конечно, действовал иначе. Прекрасно зная, кто зачинщик ссоры, - не я ли предостерегал вас, мосье Питт? - я вынужден был бы принять меры против Тендера и, быть может, просить вашего содействия, капитан Блад. В колонии тоже должен поддерживаться какой-то порядок. Но все произошло как нельзя более удачно. Я счастлив и бесконечно благодарен вам, мосье Питт.
        Такие речи показались Питту хорошим предзнаменованием, и он попросил разрешения засвидетельствовать свое почтение мадемуазель Люсьен.
        Д'Ожерон поглядел на него в крайнем изумлении.
        - Люсьен? Но Люсьен здесь уже нет. Сегодня утром она отплыла на фран- цузском фрегате во Францию вместе со своим супругом.
        - Отплыла... с супругом?.. - как эхо, повторил Джереми, чувствуя, что у него закружилась голова и засосало под ложечкой.
        - Да, с мосье де Меркером. Разве я не говорил вам, что она помолвле- на? Отец Бенуа обвенчал их сегодня на заре. Вот почему я так счастлив и так благодарен вам, мосье Питт. Пока капитан Тондер преследовал ее как тень, я не решался дать согласие на брак. Памятуя о том, что проделал однажды Левасер, я боялся отпустить от себя Люсьен. Тондер, без сомне- ния, последовал бы за ней, как когда-то Левасер, и в открытом море мог бы отважиться на то, чего он не решался позволить себе здесь, на Торту- ге.
        - И поэтому, - сказал капитан Блад ледяным тоном, - вы стравили этих двух, чтобы, пока они тут дрались, третий мог улизнуть с добычей. Это, мосье д'Ожерон, ловкий, но не слишком дружественный поступок.
        - Вы разгневались на меня, капитан! - Д'Ожерон был искренне расстро- ен. - Но я ведь должен был в первую очередь позаботиться о своей дочери! И притом я же ни секунды не сомневался в исходе поединка. Наш дорогой мосье Питт не мог не победить этого негодяя Тендера.
        - Наш дорогой мосье Питт, - сухо сказал Блад, - руководимый любовью к вашей дочери, очень легко мог лишиться жизни, убирая с пути препятствия, мешающие осуществлению желательного для вас союза. Ты видишь, Джереми, - продолжал он, беря под руку своего молодого шкипера, который стоял, по- весив голову, бледный как мел, - какие западни уготованы тому, кто любит безрассудно и теряет голову. Пойдем, дружок. Разрешите нам откланяться, мосье д'Ожерон.
        Он чуть ли не силой увлек молодого человека за собой. Однако капитан Блад был зол, очень зол и, остановившись в дверях, повернулся к губерна- тору с улыбкой, не предвещавшей добра.
        - А вы не подумали о том, что я ради мосье Питта могу проделать как раз то самое, что мог бы проделать Тондер и чего вы так боитесь? Вы не подумали о том, что я могу погнаться за фрегатом и похитить вашу дочь для моего шкипера?
        - Великий боже! - воскликнул д'Ожерон, мгновенно приходя в ужас при одной мысли о возможности такого возмездия. - Нет, вы никогда этого не сделаете!
        - Вы правы, не сделаю. Но известно ли вам, почему?
        - Потому, что я доверился вам. И потому, что вы - человек чести.
        - Человек чести! - Капитан Блад присвистнул. - Я - пират. Нет, не по- этому, а только потому, что ваша дочь недостойна быть женой мистера Пит- та, о чем я ему все время толковал и что он теперь сам, я надеюсь, пони- мает.
        Это была единственная месть, которую позволил себе Питер Блад.
        Рассчитавшись таким образом с губернатором д'Ожероном за его коварный поступок, он покинул его дом, уведя с собой убитого горем Джереми.
        Они уже приближались к молу, когда немое отчаяние юноши внезапно ус- тупило место бешеному гневу, Его одурачили, обвели вокруг пальца и даже жизнь его поставили на карту ради своих подлых целей! Ну, он им еще по- кажет!
        - Попадись он мне только, этот де Меркер! - бушевал Джереми.
        - Да, воображаю, каких ты тогда натворишь дел! - насмешливо произнес капитан Блад.
        - Я его проучу, как проучил этого пса Тендера.
        Тут капитан Блад остановился и дал себе посмеяться вволю:
        - Да ты сразу стал записным дуэлянтом, Джереми! Прямо грозой всех шелковых камзолов! Ах, пожалуй, мне пора отрезвить тебя, мой дорогой Ти- бальд [81], пока ты со своим бахвальством не влип сноха в какую-нибудь скверную историю.
        Хмурая морщина прорезала высокий чистый лоб юноши.
        - Что это значит - отрезвить меня? - сурово опросил он. - Уложил я вчера этого француза или не уложил?
        - Нет, не уложил! - снова от души расхохотавшись, отвечал Блад.
        - Как так? Я его не уложил? - Джереми подбоченился. - Кто же его тог- да уложил, хотелось бы мне знать? Кто? Может быть, ты скажешь мне?
        - Скажу. Я его уложил, - сказал капитан Блад я снова стал серьезен. - Я его уложил медным подсвечником. Я ослепил его, пустив ему солнце в глаза, пока ты там ковырялся со своей шпагой... - И, заметив, как поб- леднел Джереми, он поспешил напомнить: - Иначе он убил бы тебя. - Кривая усмешка пробежала по его гордым губам, в светлых глазах блеснуло что-то неуловимое, и с горькой иронией он произнес: - Я же капитан Блад.


        ИСКУПЛЕНИЕ МАДАМ ДЕ КУЛЕВЭН

        Граф дон Жуан де ля Фуэнте из Медины, полулежа на кушетке возле отк- рытых кормовых окон в своей роскошной каюте на корабле "Эстремадура", лениво перебирал струны украшенной лентами гитары и томным баритоном на- певал весьма популярную в те дни в Малаге игривую песенку.
        Дон Жуан де ля Фуэнте был сравнительно молод - не старше тридцати лет; у него были темные, бархатистые глаза, грациозные движения, полные яркие губы, крошечные усики и черная эспаньолка; изысканные манеры его дополнял элегантный костюм. Лицо, осанка, даже платье - все выдавало в нем сластолюбца, и обстановка этой роскошной каюты на большом, сорокапу- шечном галионе, которым он командовал, вполне соответствовала его изне- женным вкусам. Оливково-зеленые переборки украшала позолоченная резьба, изображавшая купидонов и дельфинов, цветы и плоды, а все пиллерсы имели форму хвостатых, как русалки, кариатид. У передней переборки великолеп- ный буфет ломился от золотой и серебряной утвари. Между дверями кают ле- вого борта висел холст с запечатленной на нем Афродитой. Пол был устлан дорогим восточным ковром, восточная скатерть покрывала квадратный стол, над которым свисала с потолка массивная люстра чеканного серебра. В сет- ке на стене лежали книги - "Искусство любви" Овидия [82], "Сатирикон"
[83], сочинения Боккаччо [84] и Поджо [85], свидетельствуя о пристрастии их владельца к классической литературе. Стулья, так же как и кушетка, на которой возлежал дон Жуан, были обиты цветной кордовской кожей с тисне- ным золотом узором, и хотя в открытые кормовые окна задувал теплый вете- рок, неспешно гнавший галион вперед, воздух каюты был удушлив от крепко- го запаха амбры и других благовоний.
        Песенка дона Жуана восхваляла плотские утехи и сокрушалась о тяжелой участи его святейшества папы римского, обреченного среди окружающего его изобилия на безбрачие.
        Дон Жуан исполнял эту песенку для капитана Блада; тот сидел возле стола, опершись о него локтем, положив ноги на стоявший рядом стул. Улыбка, словно маска, под которой он прятал отвращение я скуку, застыла на его смуглом горбоносом лице. На нем был серый камлотовый, отделанный серебряным, кружевом костюм, извлеченный из гардероба самого, дона Жуана (оба они были примерно одного роста и возраста и одинакового телосложе- ния), и черный парик, добытый из того же источника.
        Целая цепь непредвиденных событий привела, к возникновению этой со- вершенно невероятной ситуации: заклятый враг Испании оказался почетным гостем на борту испанского галиона, неспешно режущего носом воды Карибс- кого моря, держа курс на север, с Наветренными островами милях в двадца- ти на Траверзе. Оговоримся сразу: томный дон Жуан, услаждавший слух ка- питана Блада своим пением, ни в малейшей мере не догадывался о том, кого именно он развлекает.
        Историю о том, как Питер Блад попал на этот галион, пространно и доб- росовестно, с утомительными подробностями изложенную старательным Джере- ми в судовом журнале, мы постараемся описать здесь вкратце, ибо - позво- лим себе еще раз напомнить читателю - в этой хронике мы предлагаем его вниманию лишь отдельные эпизоды или звенья бесконечной цепи приключений, пережитых капитаном Бладом во время его совместного плавания с бессмен- ным шкипером и верным другом Джереми Питтом.
        Неделю назад на острове Маргарита, в одной из уединенных бухт которо- го производилось кренгование флагманского корабля "Арабелла", с целью очистки его киля от наросшей на нем дряни, кто-то из дружественных капи- тану Бладу карибских индейцев принес ему весть, что в бухту Кариако пришли испанцы - ловцы жемчуга - и собрали там довольно богатый улов.
        Противостоять такому соблазну было слишком трудно. В левом ухе капи- тана Блада поблескивала крупная грушевидная жемчужина, стоившая баснос- ловных денег и представлявшая собой лишь незначительную часть фантасти- ческой добычи, захваченной его корсарами в подобного же рода набеге на Рио-дель-Хача. И вот, снарядив три пироги и тщательно отобрав сорок наи- более подходящих для этой операции людей, капитан Блад однажды ночью не- слышно миновал пролив между островом Маргариты и Мэйном и простоял на якоре под прикрытием высокого берега почти весь день, а когда свечерело, неслышно двинулся к бухте Кариако. И тут их заметила испанская береговая охрана, о присутствии которой в этих водах они и не подозревали.
        Пироги повернули и помчались что есть духу в открытое море. Но сторо- жевое судно в еще не сгустившихся сумерках устремилось за ними в погоню, открыло огонь и разбило в щепы утлые челны. Все, кто не был убит и не утонул, подали в плен. Блад всю ночь продержался на воде, уцепившись за большой обломок. Свежий южный бриз, подувший на закате, гнал его вперед всю ночь, а на заре его подхватило приливом и, вконец измученного, око- ченевшего и хорошо просоленного после столь долгого пребывания в морской воде, как в рассоле, выбросило на берег небольшого островка.
        Островок этот, имевший не более полутора миль в длину и меньше мили в ширину, был, в сущности, необитаем. На нем росло несколько кокосовых пальм и кустов алоэ, а населяли его лишь морские птицы да черепахи. Од- нако судьбе было угодно забросить Питера Блада на этот остров именно в то время, когда там нашли себе пристанище еще двое людей - двое потер- певших кораблекрушение испанцев, бежавших на парусной пинассе из анг- лийской тюрьмы в СентВинсенте. Не обладая никакими познаниями по море- ходству, эти горемыки доверились морской стихии, и месяц назад их слу- чайно прибило к берегу в тот момент, когда, истощив все свои запасы про- визии и пресной воды, они уже видели себя на краю гибели. После этого они не отваживались больше пускаться в море и кое-как влачили свои дни на острове, питаясь кокосовыми орехами, ягодами и диким бататом, впере- межку с мидиями, крабами и креветками, которых ловили на берегу между скал.
        Капитан Блад, не будучи уверен в том, что испанцы, даже находящиеся в столь бедственном положении, не перережут ему глотку, узнав, кто он та- кой, назвался голландцем с потерпевшего кораблекрушение брига, шедшего с Кюрасао, и" помимо отца-голландца, присвоил себе еще и мать-испанку, да- бы сделать правдоподобным не только имя Питера Вандермира, но и свое почти безупречное кастильское произношение.
        Пинасса казалась в хорошем состоянии, и, загрузив в нее изрядный за- пас батата и черепашьего мяса, собственноручно прокопченного им на кост- ре, и наполнив имевшиеся на ней бочонки пресной водой, капитан Блад вы- шел в море вместе с обоими испанцами. По солнцу и по звездам он держал курс на восток к Тобаго, рассчитывая найти пристанище у тамошних гол- ландских поселенцев, не отличавшихся враждебностью. Впрочем, осторожнос- ти ради он сказал своим доверчивым спутникам, что они держат путь на Тринидад.
        Но ни Тринидада, ни Тобаго им не суждено было увидеть. На третий день, к великой радости испанцев и некоторой досаде капитана Блада, их подобрал испанский галион "Эстремадура". Делать было нечего, оставалось только положиться на судьбу и на то, что плачевное состояние одежды сде- лает его неузнаваемым. На галионе он повторил ту же вымышленную историю кораблекрушения, снова назвался голландцем, снова добавил себе испанской крови и, решив, что если уж нырять, так поглубже, до самого дна, и раз он выбрал себе в матери испанку, то почему бы не выбрать ее из самых именитых, заявив, что ее девичья фамилия Трасмиера и она состоит в родстве с герцогом Аркосским.
        Смуглая кожа, темные волосы, надменное, спокойное выражение тонкого горбоносого лица, властная манера держаться, невзирая на свисавшие с плеч лохмотья, а превыше всего - довольно беглая и утонченная кас- тильская речь заставили поверить его словам. А так как единственное же- лание этого испанского гранда сводилось к тому, чтобы его высадили на берег в одной из голландских или французских гаваней, откуда он мог бы возобновить свое путешествие в Кюрасао, не было никаких оснований подоз- ревать его в чрезмерном бахвальстве.
        На командира корабля "Эстремадура" - дона Жуана де ля Фуэнте, с сиба- ритскими наклонностями которого мы уже успели познакомиться, рассказы этого потерпевшего кораблекрушение испанского гранда о его могуществен- ных связях произвели сильное впечатление; он оказал ему радушный прием, предоставил в его распоряжение свой богатый гардероб и каюту рядом со своей и держался с ним на равной ноге, как с человеком, занимающим столь же высокое положение, как он сам. Этому способствовало еще и то обстоя- тельство, что Питер Вандермир явно пришелся по сердцу дону Жуану. Испа- нец заявил, что будет называть Питера - дон Педро, как бы желая подчерк- нуть этим его испанское происхождение, и клялся, что кровь Трасмиеров, без сомнения, должна была полностью подавить кровь каких-то Вандермиров. На эту тему он позволил себе несколько вольных шуток. Шутки такого сорта вообще обильно сыпались у него с языка, а четверо молодых офицеров знат- ных испанских фамилий, обедавшие за одним столом с капитаном, охотно их подхватывали.
        Питер Блад снисходительно прощал распущенность языка еще не оперив- шимся юнцам, считая, что, поумнев с возрастом, они и сами остепенятся, но в человеке, уже перешагнувшем рубеж третьего десятка, она показалась ему отталкивающей. За элегантной внешностью и изысканными манерами ис- панца угадывался повеса и распутник. Однако Питер Блад должен был зата- ить эти чувства в своей груди. Безопасности ради ему нельзя было испор- тить хорошее впечатление, произведенное им на капитана, и, приноравлива- ясь к нему и к его офицерам, он держался столь же развязного тона.
        И все это привело к тому, что пока испанский галифе, почти заштилев- ший у тропиков, еле-еле полз К северу, поставив всю громаду парусов, часто совсем безжизненно свисавших с рей, между доном Жуаном и доном Педро завязалось нечто вроде дружбы. Многое восхищало дона Жуана в его новом приятеле: сразу бросавшаяся в глаза сила мышц и крепость духа дона Педро; его глубокое знание света и людей; его остроумие и находчивость; его чуточку циничная философия. Долгие часы вынужденного досуга они ежедневно коротали вместе, и их дружба крепла у росла со сказочной быст- ротой, подобно буйной флоре тропиков.
        Вот как случилось, что Питер Блад уже шестой день путешествовал на положении почетного гостя на испанском корабле, который должен был бы везти его закованным в кандалы, догадайся кто-нибудь о том, кто он та- кой. И пока командир корабля, стараясь его развлечь, докучал ему своими игривыми песенками, Питер Блад забавлялся в душе, рассматривая с юморис- тической стороны немыслимую эту ситуацию и мечтая вместе с тем при пер- вой же возможности положить ей конец.
        Когда пение оборвалось и дон Жуан, взяв из стоявшей рядом серебряной шкатулки перувианскую конфету, отправил ее в рот и принялся жевать, ка- питан Блад заговорил о том, что занимало его мысли. Динассу, на которой он спасался вместе с беглыми испанцами, галион тащил за собой на букси- ре, и Питер Блад подумал, что настало время снова ею воспользоваться.
        - У нас сейчас на траверзе Мартиника, - заметил он. - Мы находимся в шести-семи лигах от берега, никак не больше.
        - Да, и все из-за этого проклятого штиля. Я бы сам мог надуть паруса крепче, чем этот бриз.
        - Я понимаю, конечно, что вы не можете ради меня заходить в порт, - сказал Блад. Франция и Испания находились в состоянии войны, и Блад до- гадывался, что это было одной из причин, почему дон Жуан оказался в этих морях. - Но при таком спокойном море я легко могу добраться до берега в той же пинассе. Что вы скажете, дон Жуан, если я распрощаюсь с вами се- годня вечером?
        Дон Жуан был явно огорчен.
        - Почему вдруг такая спешка? Разве мы не договорились, что я доставлю вас на Сен-Мартен?
        - Да, конечно. Но, подумав хорошенько, я вспомнил, что корабли редко заходят в эту гавань, и когда-то еще мне удастся найти там судно, кото- рое идет в Кюрасао, в то время как на Мартинике...
        - Нет, нет, - капризным тоном прервал его хозяин. - Вы прекрасно мо- жете сойти на берег и на Мари-Галанте, куда я должен зайти по делам, или, если хотите, на Гваделупе, что, мне кажется, даже лучше. Но, кля- нусь, раньше этого я вас не отпущу никуда.
        Капитан Блад перестал набивать трубку душистым табаком из стоявшего на столе сосуда.
        - У вас есть дела на Мари-Галанте? - Он был так удивлен, что на се- кунду отвлекся от основной темы разговора. - Что может связывать вас с французами в такое время, как сейчас?
        Дон Жуан загадочно улыбнулся.
        - Дела военные, друг мой. Я же командир военного корабля.
        - Так вы собираетесь напасть на Мари-Галанте?
        Испанец ответил не сразу. Пальцы его мягко перебирали струны гитары. Полные яркие губы все еще улыбались, но в этой улыбке промелькнуло что-то зловещее, а темные глаза блеснули.
        - Гарнизоном Бассетерре командует некая скотина, по фамилии Кулевэн. У меня с ним свои счеты. Вот уже год, как я собираюсь разделаться с этим господином, и теперь день расплаты близок. Война открыла передо мной эту возможность. Одним ударом я устрою свои дела и сослужу службу Испании.
        Питер Блад молча раскурил трубку. Использовать большой военный ко- рабль, для того чтобы напасть на такое незначительное поселение, как Ма- ри-Галанте, с его точки зрения, это была совсем плохая услуга Испании. Но он не выдал своих мыслей и не стал настаивать, чтобы его высадили на Мартинике.
        - Я еще никогда не был на борту судна во время военных действий - это расширит мой кругозор. Думаю, что запомню это надолго... Если, конечно, пушки Бассетерре не пустят нас ко дну.
        Дон Жуан рассмеялся. При всей своей распущенности он вместе с тем, по-видимому, не был трусом, и предстоящее сражение его не пугало. Мысль о нем скорее даже вдохновляла испанца. Он пришел в отличнейшее располо- жение духа, когда к заходу солнца ветер наконец посвежел и корабль при- бавил ходу. В этот вечер в капитанской каюте "Эстремадуры" царило шумное веселье, то и дело раздавались взрывы хохота, и было выпито немало хмельного испанского вина.
        Капитан Блад пришел к заключению, что велика должна быть задолжен- ность французского управителя Мари-Галанте дону Жуану, если предстоящее сведение счетов вызывает такое бурное ликование испанца. Личные же сим- патии Блада оставались на стороне французских поселенцев - ведь им уго- товано было одно из тех чудовищных нападений, коими так прославились ис- панцы, возбудив к себе заслуженную ненависть в Новом Свете. Но он был бессилен пальцем пошевельнуть в их защиту, бессилен даже поднять голос; он вынужден был принимать участие в этом дикарском веселье по поводу предстоящей резни, вынужден был поднимать тост за то, чтобы все французы вообще и полковник де Кулевэн в частности провалились в тартарары.
        Утром, выйдя на палубу, капитан Блад увидел милях в десяти - двенад- цати по левому борту длинную береговую линию острова Доминика, а впереди на горизонте неясно выступали из туманной дымки очертания серого масси- ва, и он догадался, что это гора, возвышающаяся в центре круглого остро- ва МариГаланте. Значит, ночью, миновав Доминику, они вышли из Карибского моря в Атлантический океан.
        Дон Жуан в отличном настроении - ночное бражничание, по-видимому, нисколько его не утомило - присоединился к Бладу на корме и сообщил ему все то, что Блад уже знал сам, хотя, разумеется, и не подавал виду.
        Часа два они продолжали держаться прежнего курса, идя прямо по ветру с укороченными парусами. Милях в десяти от острова, который теперь уже зеленой стеной вырастал из бирюзового моря, отрывистые слова команды и пронзительные свистки боцмана привели в действие матросов. Над палубами "Эстремадуры" натянули сети для падающих во время сражения обломков ран- гоута, с пушек сняли чехлы, подтащили к ним ящики с ядрами и ведра с во- дой.
        Прислонясь к резным поручням на корме, капитан Блад с интересом наб- людал, как мушкетеры в кирасах и шлемах выстраиваются на шкафуте, а сто- явший рядом с ним дон Жуан тем временем все продолжал разъяснять ему значение происходящего, не подозревая, что оно понятно его собеседнику лучше, чем кому-либо другому.
        Когда пробило восемь склянок, они спустились в каюту обедать. Дон Жу- ан теперь, перед приближающимся сражением, был уже не столь шумен. Лицо его слегка побледнело, движения тонких, изящных рук стали беспокойны, в бархатистых глазах появился лихорадочный блеск. Он ел мало и торопливо, много и жадно пил и еще сидел за столом, когда несший вахту офицер, плотный коренастый юноша по фамилии Верагуас, появился в каюте и сооб- щил, что капитану пора принимать команду.
        Дон Жуан встал. Негр Абсолом помог ему надеть кирасу и шлем, и он поднялся на палубу. Капитан Блад последовал за ним, не обращая внимания на предостережение испанца, советовавшего ему не выходить на палубу без доспехов.
        Галион находился уже в трех милях от порта Бассетерре. Корабль не вы- кинул флага, не желая по вполне понятным причинам лишний раз оповещать о своей национальности, которую, впрочем, и без того нетрудно было устано- вить по линиям его корпуса и оснастке. На расстоянии мили дон Жуан уже мог обозреть в подзорную трубу всю гавань и заявил, что не обнаружил там ни единого военного корабля. Значит, в предстоящем поединке им придется иметь дело с одним только фортом.
        Ядро, ударившее точно в нос "Эстремадуры", показало, что комендант форта как-никак знает свои обязанности. Невзирая на это ясно выраженное требование лечь в дрейф, галион продолжал идти вперед и был встречен залпом двенадцати пушек. Не получив особых повреждений, корабль не укло- нился от курса и не открыл огня, и дон Жуан заслужил в эту минуту молча- ливое одобрение капитана Блада. Продолжая двигаться навстречу второму залпу, корабль выдержал его и открыл огонь лишь после того, как Прибли- зился на расстояние, с которого он мог бить Прямой наводкой. Тогда он дал бортовой залп, искусно сделал поворот оверштаг, дал второй бортовой залп и, держась круто к ветру, отошел, чтобы перезарядить пушки, стоя к французским канонирам кормой и тем уменьшив возможность попадания.
        Когда он развернулся, чтобы атаковать снова, за его кормой, кроме пи- нассы, сослужившей службу капитану Бладу, покачивались еще три шлюпки, спущенные на воду с утлегаря.
        На этот раз во время атаки на "Эстремадуре" была повреждена би- зань-рея и красивые резные украшения полубака разбиты в щепы. Но это ни- мало не расстроило капитана, и он, продолжая весьма искусно управлять кораблем и вести бой, обрушил на форт два мощных бортовых залпа, из двадцати пушек каждый, и притом с таким точным прицелом, что заставил форт на какое-то время умолкнуть.
        Затем галион снова отошел на безопасное расстояние, а когда вернулся, в лодках, которые он тянул на буксире, уже находились мушкетеры. Корабль остановился в сотне ярдов от высокого утеса, закрывающего от форта часть бухты, и, став под таким углом, чтобы пушкам было несподручно по нему бить, остался там, прикрывая высадку мушкетеров на берег. Отряд францу- зов, устремившийся из полуразбитой крепости к берегу, чтобы помешать вы- садке, был скошен, как косой, картечью с корабля. Через несколько минут испанцы были уже на берегу и взбирались по отлогому склону с целью на- пасть на форт с суши, а шлюпки повернули назад к кораблю за новым подк- реплением.
        Галион тем временем снова продвинулся вперед и дал еще один бортовой залп по форту, чтобы отвлечь внимание от нападающих с суши и увеличить панику. Ему ответил огонь четырех-пяти пушек, и двадцатифунтовое ядро расщепило фальшборт. Но галион тут же отошел снова, не получив больше никаких повреждений, и двинулся на сближение со своими лодками. Лодки еще не были полностью загружены, когда мушкетная перестрелка на берегу прекратилась. Затем над морем разнеслись ликующие крики испанцев, и поч- ти вслед за этим резкие удары молотов по металлу возвестили, что пушки беззащитного порта выведены из строя.
        До этой минуты капитан Блад был лишь бесстрастным наблюдателем собы- тий, о которых он мог судить с большим знанием дела. Но теперь мысли его невольно обратились к тому, что должно было последовать за победой, и этот бесстрашный, закаленный в боях корсар содрогнулся, зная, как ведет себя испанская солдатня при подобных набегах и что за человек ее коман- дир. Война была профессией капитана Блада, и в жестоком бою с беспощад- ным противником он сам мог быть беспощаден. Но когда поселения мирных колонистов предавались безжалостному разграблению грубой, разъяренной солдатней, возмущение и гнев сжигали его душу.
        Однако было совершенно очевидно, что изнеженный испанский гранд дон Жуан де ля Фуэнте ни в какой мере не разделяет щепетильности капитана Блада. Дон Жуан с загоревшимся взором сошел на берег вместе со своим но- вым пополнением, чтобы самолично руководить нападением на город. Он со смехом предложил своему гостю принять участие в столь редком и увлека- тельном развлечении, утверждая, что это чрезвычайно обогатит его жизнен- ный опыт. Самообладание не изменило капитану Бладу, он остался внешне совершенно спокоен.
        - Моя национальность делает это для меня невозможным, дон Жуан. Гол- ландия не воюет с Францией.
        - Да кому будет известно, что вы голландец? Станьте на минуту настоя- щим испанцем, дон Педро, и повеселитесь вместе с нами вволю. Кто будет об этом знать?
        - Я сам, - ответил Блад. - Это вопрос чести.
        Дон Жуан посмотрел на него, как на смешного чудака.
        - Что ж, придется вам пасть жертвой вашей чрезмерной щепетильности, - сказал он и, продолжая смеяться, спустился по забортному трапу в ожидав- шую его шлюпку.
        Капитан Блад остался на юте, откуда ему был хорошо виден весь горо- док, раскинувшийся на берегу всего в какой-нибудь миле от корабля, уже бросившего якорь на рейде. Из офицеров на борту остался один только Ве- рагуас и с ним человек пятнадцать матросов. Но порядок соблюдался, мат- росы несли вахту, и один из них, опытный канонир, в случае чего готов был открыть огонь.
        Дон Себастьян Верагуас, оставленный на корабле, проклинал свою нес- частную судьбу и со смаком расписывал развлечения, которых он лишился. Это был невысокий, крепко сбитый мужчина лет двадцати пяти, с мощным, мясистым носом и не менее мощным подбородком. Он молол языком не умол- кая, с чрезвычайно самонадеянным видом, а капитан Блад не сводил глаз с небольшого поселения на берегу. Даже на таком расстоянии до корабля до- летали крики и шум - в городе уже бесчинствовали ворвавшиеся в него ис- панцы, и многие дома стояли объятые пламенем. Капитану Бладу было слиш- ком хорошо известно, что творят там руководимые испанским грандом солда- ты, и он дорого бы дал, чтобы иметь сейчас под рукой сотню своих корса- ров, с которыми он мог бы в два счета смести с лица земли всю эту испан- скую нечисть. Он смотрел на город, и лицо его было мрачно и хмуро. Как-то раз он уже был свидетелем такого набега и поклялся тогда, что ни один испанец не будет знать у него пощады. Он нарушил эту клятву, но те- перь давал себе слово, что отныне всегда будет ей верен.
        А тем временем стоявший рядом с ним молодой испанец, которому он с радостью свернул бы шею, клял на чем свет стоит всех богов и все небес- ное воинство за то, что они лишили его возможности повеселиться там, на берегу, в этом аду.
        Грабители вернулись под вечер той же дорогой, какой ушли - мимо умолкнувшего порта, - и лодки доставили их по изумрудно-зеленой воде к стоявшему на якоре кораблю. Они возвращались шумно, с песнями, с ликую- щими возгласами, разгоряченные вином и ромом; некоторые щеголяли окро- вавленными повязками, и все, как один, были нагружены трофеями. Они от- пускали мерзкие шутки, рассказывая о произведенном ими опустошении, и похвалялись своими омерзительными подвигами.
        Никакие пираты на свете, думал капитан Блад, не смогли бы состязаться с ними в грубости и жестокости. Набег их увенчался полным успехом; поте- ряли они не больше пяти-шести человек и беспощадно отомстили за их смерть.
        Наконец в последней лодке возвратился на корабль дон Жуан. Впереди него по трапу поднялись двое матросов; они несли на плечах какой-то узел. Когда они спрыгнули на палубу, капитан Блад увидел, что они несут женщину, закутанную с головой в плащ. Из-под темных складок плаща выгля- дывал край шелковых нижних юбок и брыкающиеся ноги в шелковых чулках и изящных туфельках на высоком каблуке. С возрастающим изумлением капитан Блад убедился, что похищенная женщина, по-видимому, дама из высшего об- щества.
        Следом за матросами по трапу поднялся дон Жуан. Потное лицо его и ру- ки были черны от пороха. Стоя на верхней ступеньке трапа, он скомандо- вал:
        - Ко мне в каюту!
        Блад видел, как женщину пронесли по палубе мимо скаливших зубы, от- пускавших шутки матросов, и она скрылась на плече одного из своих похи- тителей на продольном мостике, ведущем к внутреннему трапу.
        По отношению к женщинам капитан Блад был всегда истинным рыцарем без страха и упрека. Отчасти, быть может, во имя некой прелестной дамы с Барбадоса, для которой он, по его мнению, был ничем, но память о которой вдохновляла его на самые благородные поступки, никак, казалось бы, не совместимые с его пиратской деятельностью. Этот рыцарский дух заговорил в нем сейчас с новой силой. Ослепленный гневом, он готов был броситься на дона Жуана, но обуздал свой порыв, понимая, что этим сразу лишит себя возможности прийти на помощь несчастной пленнице. Ее присутствие на ко- рабле не осталось тайной ни для кого. Она была личным трофеем испанского повесы, командира корабля, и при одной мысли об этом капитан Блад похо- лодел.
        Тем не менее, когда он, спустившись с юта, шагал по палубе к про- дольному мостику, лицо его было спокойно, на губах играла улыбка. В этом узком проходе он столкнулся со старшими офицерами, из которых трое соп- ровождали дона Жуана в его экспедиции на берег; четвертый был Верагуас. Все они громко смеялись и перебрасывались шутками по адресу твоего рас- путного капитана.
        Они с шумом ввалились в капитанскую каюту. Блад вошел последним. Негр-слуга накрыл к ужину стол, поставив, как всегда, шесть приборов, и зажег большую серебряную люстру, ибо солнце уже село и быстро сгущались сумерки.
        Дон Жуан появился на пороге одной из кают левого борта. Затворив за собой дверь, он несколько мгновений продолжал стоять, прислонившись к ней спиной, взглядом, исполненным подозрительности и недоверия, окидывая пожаловавших к нему в каюту офицеров. Их присутствие, по-видимому, побу- дило его запереть дверь боковой каюты и положить ключ в карман. Из каю- ты, где, как нетрудно было догадаться, находилась похищенная дама, не доносилось ни звука.
        - Она утихомирилась наконец, благодарение богу, - со смехом произнес один из офицеров.
        - Должно быть, устала визжать, - сказал другой. - Боже милостивый! Это же какая-то дикая кошка! Как она сопротивлялась! Бешеный характер, судя по всему. Настоящий маленький бесенок, которого стоит приручить. Я завидую тебе, Жуан.
        Верагуас заявил, что столь блестящий флотоводец, как дон Жуан, досто- ин высокой награды, и среди терпких шуток и поддразниваний командир ко- рабля с довольно угрюмой миной предложил всем сесть за стол.
        - Мы поужинаем сегодня на скорую руку, если вы ничего не имеете про- тив, - сказал он, снимая свои доспехи, чем вызвал новую бурю веселья по поводу его торопливости и новый град шуток по адресу несчастной жертвы, которую он держит под замком.
        Когда все уселись за стол, капитан Блад позволил себе обратиться к дону Жуану с вопросом:
        - Ну, а как ваши дела с полковником де Кулевэном?
        Красивое лицо капитана омрачилось.
        - А, будь он проклят! Его не было в Бассетерре - он организует оборо- ну в Ле Карм.
        Капитан Блад, подняв брови, сказал тоном легкого соболезнования:
        - Значит, вам так и не удалось свести с ним счеты, несмотря на всю вашу решимость и отвагу?
        - Не вполне, не вполне.
        - Клянусь небом, ты не прав! - крикнул кто-то со смехом. - Мадам де Кулевэн воздаст тебе за все сторицею.
        - Мадам де Кулевэн? - переспросил капитан Блад без особой нужды, ибо взгляды, устремленные на запертую дверь маленькой каюты, делали подобный вопрос праздным. Блад рассмеялся. - Вот оно что... Не знаю, какое вам было нанесено оскорбление, дон Жуан, но отомстили вы весьма тонко и уме- ло. - И, посылая его в душе в преисподнюю, он негромко рассмеялся с де- ланным одобрением.
        Дон Жуан пожал плечами и вздохнул:
        - Тем не менее я жалею, что не поймал его и не заставил заплатить мне за все сполна.
        Капитан Блад продолжал развивать эту тему:
        - Если ваша ненависть к нему столь велика, подумайте, на какую муку вы его обрекли, предполагая, разумеется, что он любит свою жену! Мо- гильный покой - ничто по сравнению с этими терзаниями.
        - Может быть, может быть. - Дон Жуан был сегодня несловоохотлив. То ли его сжигало нетерпение, то ли он был не в духе из-за своей частичной неудачи. - Налей мне вина, Абсолом. Боже праведный, какая жажда!
        Негр налил всем вина. Дон Жуан одним глотком осушил свой бокал. Блад последовал его примеру, и бокалы были наполнены снова.
        Блад произнес цветистый тост в честь командира корабля. Не будучи большим знатоком морских сражений, сказал Блад, он все же после того, что ему пришлось наблюдать сегодня, позволяет себе думать, что ни один флотоводец на свете не мог бы более искусно провести бой, чем сделал это дон Жуан.
        Командир корабля улыбкой выразил свою признательность. Тост был встречен шумным одобрением, и бокалы снова наполнились вином. Все болта- ли, смеялись, а капитан Блад задумался.
        Вот сейчас, размышлял он, как только ужин закончится, дон Жуан разго- нит их всех по своим каютам. Капитану Бладу была отведена каюта по пра- вому борту, смежная с каютой капитана. Но допустит ли сейчас капитан, чтобы гость находился там, в столь непосредственной близости от него? Если ему дадут возможность остаться в своей каюте, думал Блад, он еще может вызволить эту несчастную женщину из беды. У него даже созрел уже план, как это сделать. Но что, если его переместят в другую каюту на эту ночь?
        Он заставил себя встряхнуться и пустился в оживленный разговор; потом шумно потребовал еще вина, а когда оно было выпито, повторил свое требо- вание, в чем его охотно поддерживали все, изнывая от жажды после жаркой схватки. Затем он снова принялся превозносить до небес искусство и отва- гу дона Жуана, причем было замечено, что язык у него слегка заплетается, речь стала не совсем внятной; раза два он икнул и, глупо ухмыляясь, нес- колько раз повторил одно и то же.
        Это вызвало насмешки окружающих, что чрезвычайно раздосадовало Блада, и, обратясь к дону Жуану, он попросил его объяснить этим захмелевшим и не в меру развеселившимся господам, что он-то, сам по крайней мере, вполне трезв. Эти свои протесты он излагал все более и более косноязыч- но.
        Когда Верагуас заметил капитану Бладу, что он пьян, Блад пришел в ярость и напомнил всем присутствующим, что он как-никак ирландец, а сле- довательно, принадлежит к нации великих выпивох. Он берется перепить лю- бого моряка на всем пространстве Карибского моря, заявил Блад. Продолжая куражиться, он потребовал, чтобы подали еще вина, дабы он мог доказать им это на деле, выпил бокал и внезапно замолчал. Отяжелевшие веки его опустились, тело обмякло, и, к шумному удовольствию всех бражников, этот бахвал свалился со стула и остался лежать на полу, не делая ни малейших попыток подняться.
        Верагуас презрительно и грубо пихнул его ногой. Капитан Блад не пода- вал признаков жизни. Он лежал неподвижный, как бревно, и вскоре раздался оглушительный храп.
        Дон Жуан порывисто поднялся из-за стола.
        - Отнесите этого болвана в постель. И вы все убирайтесь тоже. Все пошли вон.
        Бесчувственного дона Педро со смехом и не слишком деликатно оттащили в его каюту. Развязав его шейный платок, чтобы он не задохнулся, офицеры ушли и притворили за собой дверь, после чего, подчиняясь снова повторен- ному приказу командира убираться ко всем чертям, с грохотом полезли вверх по трапу, и дон Жуан запер за ними дверь своей каюты.
        Оставшись один, он медленно подошел к столу и постоял с минуту, прис- лушиваясь к оживленным голосам и нетвердым шагам офицеров. Потом взял свой до половины наполненный бокал и выпил. Поставив бокал на место, он не спеша вытащил из кармана ключ от каюты, в которой была заперта плен- ница. Он направился к двери, вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Но прежде чем он успел отворить дверь, какой-то шорох за спиной заставил его оглянуться.
        Пьяный гость стоял в дверях своей каюты, прислонившись к переборке. Одежда его была в беспорядке, глаза смотрели тупо, он едва держался на ногах, и казалось, при малейшем крене судна того и гляди рухнет на пол. Он сделал гримасу, словно его тошнило, и прищелкнул языком.
        - К... который час? - задал он идиотский вопрос.
        Напряженно-сердитый взгляд дона Жуана смягчился. Он даже улыбнулся, хотя и чуточку нетерпеливо.
        Пьяный гость продолжал лепетать:
        - Я... я... я что-то не помню... - Он умолк. Потом качнулся вперед. - Тысяча чертей! Я... я хочу пить!
        - Ступайте в постель! В постель! - крикнул дон Жуан.
        - В постель? Да, да... разумеется, в постель. Куда же еще... Верно? Но сначала... стакан вина.
        Он двинулся к столу, покачнулся, увлеченный вперед собственной тя- жестью, и, чтобы не упасть, уперся руками в стол как раз напротив испан- ца, который смотрел на него злобно и презрительно. Капитан Блад взял бо- кал и тяжелый серебряный, инкрустированный эмалью кувшин с длинным гор- лышком и двумя ручками, напоминавший по форме амфору, налил себе вина и выпил. Ставя бокал на стол, он опять покачнулся, и правая его рука, ища опоры, опустилась на горлышко серебряного кувшина.
        Выть может, дон Жуан, нетерпеливо и высокомерно наблюдавший за ним, успел в какую-то долю секунды уловить холодный, жесткий блеск светлоси- них глаз под темными бровями, только что глядевших бессмысленно и тупо. Но в следующее мгновение, прежде чем сознание успело осмыслить то, что запечатлел взгляд, серебряный кувшин со страшной силой обрушился на го- лову капитана "Эстремадуры".
        Капитан Блад, все опьянение которого как рукой сняло, быстро обошел вокруг стола и опустился на одно колено возле поверженного им человека. Дон Жуан лежал недвижим на пестром восточном ковре; его красивое лицо помертвело, из раны на лбу сочилась струйка крови. Капитан Блад созерцал дело своих рук, не испытывая ни сожаления, ни раскаяния. Ведь не за себя страшился он, нанося испанцу внезапный удар, которого тот не ждал, - он поступил так из страха за беспомощную женщину. Из-за нее он не мог рис- ковать, не мог позволить дону Жуану поднять тревогу, что тот наверняка сделал бы, предложи ему Блад встретиться в честном поединке. Нет, этот жестокий, распутный повеса не заслуживал лучшей участи.
        Капитан Блад наклонился над безжизненным телом испанца, просунул руки ему под мышки и подтащил к открытому кормовому окну, за которым плыла теплая, бархатистая тропическая ночь. Подняв дона Жуана на руки, словно ребенка, он встал вместе со своей ношей на крышку ларя и, наклонившись, резким рывком бросил тело за борт. Ухватившись за пиллерс, он далеко пе- регнулся вперед и проследил глазами падение тела.
        Негромкий всплеск заглушило журчание волн в кильватере корабля. Когда тело коснулось фосфоресцирующей поверхности моря, его силуэт на какойто миг резко очерченным темным пятном лег на сверкающую воду. Затем пенис- тые кильватерные струи сомкнулись, фосфоресцирующие пузыри поднялись на поверхность и лопнули, и море за кормой приняло прежний вид.
        Капитан Блад все еще стоял, наклонившись вперед и глядя на воду, словно стремясь проникнуть взглядом в глубину, когда позади него раздал- ся голос, заставивший его вздрогнуть. Он выпрямился и насторожился, но не обернулся. Вернее, он уже хотел обернуться, но замер, держась левой рукой за пиллерс, по-прежнему стоя спиной к каюте.
        Он услышал голос женщины, и голос этот звучал нежно, мягко, призывно:
        - Жуан, Жуан! Где же ты? Что ты там делаешь? Я жду тебя, Жуан! Слова эти были произнесены по-французски.
        Изумление капитана Блада сменилось раздумьем. Он стоял не двигаясь, выжидая, стараясь понять, что произошло. Женщина заговорила снова, более настойчиво на этот раз:
        - Жуан! Ты слышишь меня, Жуан?
        Капитан Блад обернулся и увидел, что она стоит на пороге своей каюты: высокая, очень красивая женщина лет двадцати пяти; распущенные золотис- тые волосы пышным плащом окутывали ее полуобнаженные плечи. Воображению капитана Блада эта женщина рисовалась объятой ужасом, беспомощно скор- чившейся на полу в углу каюты, быть может, связанной по рукам и ногам. Его рыцарственная натура не вынесла этой душераздирающей картины, и он совершил то, чему мы были свидетелями. А теперь несчастная пленница поя- вилась перед ним, свободно, по собственной воле перешагнув порог каюты, и призывала к себе дона Жуана так, как призывают только возлюбленного.
        Капитан Блад оцепенел от ужаса. От ужаса при мысли о том, что он со- деял, какую чудовищную Ошибку совершил, поспешив в своем донкихотском угаре сыграть роль провидения и убив человека.
        А затем мысли капитана Блада обратились К женщине, чья душа неожидан- но раскрылась перед ним, и ужас, еще более глубокий, заглушил все ос- тальные чувства. Этот страшный набег на Бассетерре был организован только для того, чтобы под его прикрытием совершилось похищение этой женщины, и, быть может, она даже была всему зачинщицей. Да и самое это насильственное похищение было лишь отвратительной комедией, которую она разыграла - разыграла на фоне пожаров, убийств и насилий, оставаясь при этом столь бездушно жестокой, что спокойно могла теперь ворковать подоб- но голубке, нежно призывающей к себе голубка!
        И ради этой фурии, равнодушно шагающей к своей цели по крови и трупам сотен людей, он обагрил кровью руки! Рыцарский его поступок превращался в низкое, подлое деяние.
        Дрожь пробежала по его телу. А женщина, внезапно увидев перед собой это суровое горбоносое лицо и светлые, холодные, как сталь, глаза, ахну- ла и, отпрянув в смущенье, порывисто запахнула на груди тонкое шелковое одеяние.
        - Кто вы такой? - изумленно спросила она. - Где дон Жуан де ля Фуэн- те?
        Капитан Блад спрыгнул на пол. Женщина всматривалась в его хмурое ли- цо, и в душу ее заползал безотчетный страх: изумление сменялось трево- гой.
        - Вы мадам де Кулевэн? - спросил капитан Блад по-французски. На этот раз не должно было быть осечки.
        Женщина кивнула.
        - Да, конечно. - Она говорила нетерпеливо, но в глазах ее стоял страх. - Кто вы такой? Почему вы допрашиваете меня? - Она топнула ногой. - Где дон Жуан?
        Капитан Блад знал, что путь истины - кратчайший путь, и он избрал его. Жестом показав на открытое окно, он сказал:
        - Минуту назад я бросил его за борт.
        Онемев, она глядела в это красивое, холодное лицо, отчетливо читая в нем приговор столь грозный, столь беспощадный, что у нее не зародилось сомнения в правдивости его слов.
        Крик отчаяния вырвался из ее груди. Но он не смутил капитана Блада, не тронул его. Он заговорил снова, и, подчиняясь нестерпимо пронзи- тельному взгляду этих холодных глаз, она слушала его, притихнув.
        - Вы, по-видимому, принимаете меня за одного из соратников дона Жуа- на. Возможно, даже думаете, что я убил его, позавидовав захваченной им ценной добыче, чтобы самому завладеть ею. Это очень далеко от истины. Обманутый, как и все остальные, разыгранной вами комедией, поверив, что вы доставлены на борт этого корабля силой, и считая вас несчастной жерт- вой распутника и сластолюбца, я проникся глубоким сочувствием к вам и убил его, чтобы спасти вас от уготованной вам страшной участи. А теперь, - добавил он с горькой усмешкой, - я вижу, что вас вовсе не следовало спасать, что я покарал вас не меньше, чем его. Вот что происходит, когда человек присваивает себе роль провидения.
        - Вы убили его! - воскликнула женщина. Она пошатнулась, побелев как полотно; казалось, она вотвот лишится чувств. - Вы убили его! О боже! Вы убили моего Жуана! - Она тупо повторяла это снова и снова, словно стара- ясь уяснить себе то, что не укладывалось в сознании. Потом внезапно ею овладела ярость. - Убийца! Грубое животное! - взвизгнула она. - Вы отве- тите за это! Я подниму тревогу на корабле! Видит бог, вы поплатитесь за это...
        Метнувшись к двери капитанской каюты, она принялась колотить в нее кулаками. Рука ее уже поворачивала ключ в замке, но капитан Блад опере- дил ее. Она сопротивлялась, как дикая кошка, стараясь вырваться из его крепких рук, и громко взывала о помощи. Он оттащил ее от двери и отшвыр- нул от себя. Затем отобрал у нее ключ и положил его в карман.
        Она лежала на полу возле стола, куда он ее отбросил, и издавала отча- янные вопли, надеясь поднять тревогу на корабле. Капитан Блад холодно наблюдал за ней.
        - Ну что ж, поупражняйте свои легкие, моя прелесть, - насмешливо ска- зал он. - Вам это пойдет на пользу, а мне не причинит вреда.
        Он сел на стул, ожидая, когда ее силы иссякнут Я она утихнет. Но его слова уже отрезвили ее. Она подняла на него расширенные от ужаса глаза. Он Криво усмехнулся, отвечая на ее немой вопрос.
        - Ни один человек на корабле пальцем не пошевельнет, чтобы помочь вам, даже не обратит внимания на ваши крики - разве что они кого-нибудь позабавят. Уж таких людей подобрал в свою команду дон Жуан де ля Фуэнте.
        Отчаяние, отразившееся в ее глазах, подтвердило капитану Бладу, что женщина поверила его словам. Он кивнул головой, и губы его снова скриви- ла горькая ироническая усмешка, от которой у женщины захолонуло сердце.
        - Да, да, мадам. Вот как обстоит дело. Советую вам трезво обдумать ваше положение.
        Она поднялась с пола и стояла, прислонившись к столу. Ее глаза, уст- ремленные на него, горели жгучей ненавистью.
        - Если они не придут ко мне на помощь сегодня ночью, то придут завт- ра. Рано или поздно они должны прийти. Я не знаю, кто вы такой, но знаю, что, когда они придут, вам несдобровать.
        - Вероятно, так же, как и вам, - спокойно произнес капитан Блад.
        - Почему мне? Я никого не убивала.
        - Вас и не будут в этом обвинять. Но в лице дона Жуана вы утратили единственного защитника на этом корабле. Вам должно быть понятно, какая участь ожидает вас, когда вы, одинокая, беззащитная женщина, окажетесь во власти этих веселых испанских молодчиков? Ведь вы для них - военный трофей, добыча, захваченная в жестоком набеге.
        - Боже милостивый! - Женщина в ужасе прижала руки к груди.
        - Успокойтесь, - презрительно сказал капитан Блад. - Я не затем спа- сал вас от одного хищника, чтобы бросить на растерзание целой стае. Ни- чего с вами не случится, если, конечно, вы сами не предпочтете такую участь возвращению к вашему супругу.
        - К моему супругу?! - вне себя вскричала женщина. - О нет, нет! Ни- когда! Никогда!..
        - Ну что ж, либо ваш супруг, либо... - Он кивнул на дверь. - Либо эта шайка. Я не вижу для вас другого выбора.
        - Кто вы такой? - спросила женщина. - Вы сатана! Почему вы погубили мою жизнь да еще продолжаете мучить меня?
        - Я не губил вас: наоборот, я вас спас. Ваш супруг будет считать - так же как считают все остальные, - что вы были похищены против вашей воли. Это, между прочим, необходимо и для его душевного покоя. Он нежно примет страдалицу-супругу в свои объятия, радуясь, что кончились его терзания, и постарается вознаградить вас за все муки, которые вы, как будет думать этот бедняга, претерпели.
        Женщина истерически расхохоталась.
        - Нежные объятия моего супруга? О боже! Если бы он хоть сколько-ни- будь был нежен ко мне, я бы не очутилась на этом корабле! - Внезапно, к удивлению капитана Блада, ей захотелось что-то объяснить ему, как-то оп- равдать себя: - Человек, за которого меня выдали замуж, - тупое, грубое, бездушное животное. Вот что такое мосье де Кулевэн. Это тупица, который, промотав все свое состояние, вынужден был принять пост здесь, в этой ди- кой глуши, куда он притащил с собой и меня. Вы, конечно, думаете обо мне очень худо. Вы считаете меня легкомысленной женщиной, утратившей добро- детель. Но я хочу, чтобы вы знали правду.
        Через несколько месяцев после свадьбы, когда я была уже в полном от- чаянии, в нашем доме в По, в Гасконии, на родине моего мужа, появился дон Жуан де ля Фуэнте, который в то время путешествовал по Франции. Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Дон Жуан понял, как я несчастна, ибо это было ясно каждому. Он молил меня бежать с ним в Испанию, и, ви- дит бог, как сожалею я сейчас, что не уступила тогда его мольбам, - ведь это положило бы конец моим страданиям. К несчастью, я осталась непрек- лонной. Чувство долга не позволило мне изменить данному мной обету. Я рассталась с доном Жуаном. С тех пор чаша моих страданий и позора пере- полнилась, и когда уже здесь, в Бассетерре, накануне войны с Испанией, я получила от дона Жуана письмо я узнала, что его благородное, преданное сердце попрежнему мне принадлежит, что он любит меня и верен мне, я от- ветила ему и в своем отчаянии попросила его приехать как можно скорее и увезти меня...
        Она умолкла. Слезы струились по ее щекам, полный муки взгляд был при- кован к лицу капитана Блада.
        - Теперь вы знаете, что вы натворили: вы погубили меня, разбили мою жизнь.
        Взгляд капитана Блада смягчился, и голос его, когда он заговорил, звучал уже менее сурово:
        - Ваша жизнь не погублена, мадам, вам это только кажется. Вы мечтали из ада попасть в рай, в действительности же вы только сменили бы один ад на другой, еще более страшный. Вы не знаете этого человека, не знаете "благородного, преданного сердца" дона Жуана де ля Фуэнте. Его показной блеск ослепил вас, и за этим блеском вы не разглядели гнили. А душа это- го человека прогнила насквозь, и, доверив ему свою судьбу, вы обрекли бы себя на позор и бесчестье.
        - Чью совесть хотите вы убаюкать - мою или вашу, клевеща на человека, которого убили?
        - Я не клевещу на него, мадам, о нет! Все, что я говорю, не требует доказательств. Разве вы не видели, что творилось в Бассетерре сегодня? Вы же не могли не заметить, что кровь лилась там ручьями, что там убива- ли беззащитных людей, издевались над женщинами...
        Она перебила его неуверенно:
        - Но это же... Война есть война...
        Капитан Блад вскипел:
        - При чем тут война! Не обманывайте себя. Взгляните правде в глаза, даже если вы прочтете там приговор вам обоим. Для чего нужен Испании Ма- риГаланте? И ведь, напав на город, испанцы даже не подумали удержать его в своих руках. Это нападение было нужно только вашему возлюбленному, и только как предлог. Он бросил свою оголтелую матросню на этот почти без- защитный остров, лишь потому, что получил от вас письмо и шел навстречу вашим желаниям. Все эти мужчины, которые были убиты сегодня, все женщи- ны, подвергшиеся надругательствам, спокойно спали бы сейчас в своих пос- телях, если бы не вы и не ваш жестокий возлюбленный. Только ради вас...
        Женщина не дала ему договорить. Она слушала его, закрыв лицо руками, и тихонько стонала, раскачиваясь из стороны в сторону. Внезапно она вскочила и поглядела на него с яростью.
        - Замолчите! - закричала она исступленно. - Я не желаю вас слушать! Все это ложь! Вы выворачиваете все наизнанку, чтобы оправдать свой мерз- кий поступок!
        Блад пристально смотрел на нее; лицо его было сумрачно и сурово.
        - Люди такого сорта, как вы, - с расстановкой произнес он, - всегда верят только тому, что для них выгодно. Мне кажется, что я не должен со- чувствовать вам. Я знаю, что не причинил вам никакого зла, и вполне удовлетворен тем, что вам предстоит теперь искупить свои заблуждения. Вы сами изберете себе форму этого искупления. Хотите вы, чтобы я вас оста- вил здесь, в обществе этих молодцов, или предпочтете отправиться вместе со мной к вашему супругу?
        Она растерянно глядела на него; грудь ее бурно вздымалась. Она начала бессвязно молить его о чемто, но он ее прервал:
        - Не мне решать вашу судьбу. Вы уготовили ее себе сами. Я лишь указы- ваю вам два пути, а вы свободны сделать свой выбор.
        - Но как... каким образом можете вы доставить меня в Бассетерре? - спросила она вдруг.
        Это он тут же объяснил ей и, не спрашивая более ее согласия, зная те- перь, что оно последует, быстро принялся за дело. Собрав остатки еды в салфетку, он взял небольшой бочонок пресной воды и бурдюк с вином, свя- зал их вместе веревкой, которую разыскал у себя в каюте, и спустил на веревке в пинассу, подтянув ее за буксирный канат к кормовому свесу суд- на.
        Укоротив буксирный канат и захлестнув его за один из пиллерсов, он предложил мадам де Кулевэн спуститься с его помощью по канату в пинассу.
        Мадам де Кулевэн пришла в ужас. Но он все же заставил ее побороть страх и стать на край окна. Затем, соскользнув вниз, он повис, держась за канат, она, повинуясь его приказу, вся трепеща, тоже уцепилась руками за канат и стала ему на плечи, а потом, не отпуская каната, скользнула ниже, и он, цепко обхватив ее одной рукой, стал осторожно спускаться в пинассу.
        С палуб доносились крики, шум и пение матросов, распевавших хором ка- кую-то разудалую испанскую песню.
        Наконец нога капитана Блада нащупала планшир пинассы. Он подтолкнул пинассу ногой ближе к корпусу корабля и спрыгнул на форлюк. Его спутница висела, уцепившись за канат. Подтянув пинассу еще ближе к кормовому све- су, Блад осторожно помог мадам де Кулевэн спуститься в лодку. После это- го он одним ударом перерубил ножом буксирный канат, и корабль, шедший под свежим ветром в крутой бейдевинд, начал быстро удаляться, сияя во мраке ярко освещенным кормовым окном и тремя большими трюмовыми фонарями и оставив пинассу тихонько покачиваться на его кильватерной волне.
        Капитан Блад, немного отдышавшись, усадил мадам де Кулевэн на кормо- вой люк, поднял парус, обрасопил его по ветру и, бросив взгляд на ярко сверкавшие в темном тропическом небе звезды, взял курс на Бассетерре, куда при попутном ветре он рассчитывал попасть до восхода солнца.
        Женщина, сидевшая на корме, тихонько всхлипывала. Час искупления для нее уже настал.


        БЛАГОДАРНОСТЬ МОСЬЕ ДЕ КУЛЕВЭНА

        Теплой тропической ночью пинасса, гонимая легким южным бризом, стойко бороздила морскую гладь. Потом взошла луна, и море заискрилось расплав- ленным серебром.
        Капитан Блад сидел у румпеля. Рядом с ним на Крышке люка скорчилась женщина; она временами бормотала что-то бессвязное - то жалобно, то гневно, - потом умолкала. О благодарности, которую капитан Блад, как ему казалось, заслужил, не было и речи. Но, будучи человеком отзывчивым и снисходительным, он не чувствовал себя уязвленным. Положение мадам де Кулевэн, что ни говори, было не из легких, и у нее, в конце концов, не было особенных оснований испытывать благодарность к людям или к судьбе.
        Ее сумбурные, противоречивые чувства не удивляли капитана Блада. Он понимал источник этой ненависти, которая звенела в ее голосе, когда из мрака до него доносились ее упреки, - ненависти, которой пылало ее блед- ное лицо в свете занимавшейся зари.
        Теперь до острова оставалось не более двух миль. Уже появилась на го- ризонте темная полоска леса, увенчанная единственной горной вершиной. Слева от пинассы бороздил волны высокий корабль, держа путь к открывав- шейся впереди бухте, - английский корабль, как определил капитан Блад по его оснастке и линиям корпуса. Заметив свернутый марсель, Блад решил, что капитан корабля, по-видимому, новичок в здешних водах и потому осто- рожно нащупывает свой путь. Это предположение укрепилось при виде матро- са, который стоял у фокаван путенсов правого борта и, перегнувшись через поручни, измерял глубину лотом. Над золотящейся в утренних лучах водной гладью далеко разносились его монотонно-певучие выкрики.
        Мадам де Кулевэн, задремавшая, скорчившись на корме, проснулась и с испугом поглядела на фрегат, на его пламенеющие в лучах зари паруса.
        - Не бойтесь, мадам. Это не испанский корабль.
        Она подняла на Блада еще затуманенные дремотой, распухшие от слез глаза. Полные губы скривила горькая усмешка.
        - Чего мне теперь бояться? Что может быть страшнее той участи, кото- рую вы мне уготовили?
        - Я, мадам? Не мной решалась ваша участь. Ее решили ваши собственные поступки.
        - Какие мои поступки? - резко возразила она. - Разве этого я добива- лась? Чтобы вернуться назад к мужу?
        Капитан Блад устало вздохнул:
        - Неужели мы должны начинать все сначала? Неужели я должен напоминать вам, что вы сами отвергли предложенную вам возможность - сдаться на ми- лость храбрых испанских матросов - и вместо этого возвращаетесь к вашему супругу, пребывающему в приятном заблуждении, что вы были похищены на- сильно.
        - Но ведь вы, убийца, вынудили меня к этому...
        - Если бы не я, ваша участь, мадам, была бы еще плачевней. Много пла- чевней того, что вы мне описали.
        - Плачевней ничего не может быть! Ничего! Ведь этот низкий человек, который завез меня сюда, в эти варварские места, завез потому, что бежал от долгов, от позора, потому, что ему уже не было места на родине, этот... Ах, зачем я вам все это говорю! Вы же не хотите ничего понимать из упрямства, вам бы только осуждать!
        - Мадам, я не хочу осуждать вас. Я хочу, чтобы вы осудили себя сами за те бедствия, которые навлекли на Бассетерре. И если вы примете то, что вас ждет, как искупление за содеянное, это поможет вам обрести ду- шевный покой.
        - Душевный покой! О чем вы говорите! - вырвалось у нее со стоном.
        Капитан Блад произнес нравоучительно:
        - Искупление очищает совесть. И тогда покой нисходит на душу.
        - Я не желаю слушать ваши проповеди! Кто вы такой? Флибустьер, морс- кой разбойник! Как смеете вы проповедовать то, о чем не имеете ни малей- шего понятия! Мне нечего искупать. Я никому не причинила зла. Я была до- ведена до отчаяния жестоким, подлым деспотом, пьяницей, бесчестным игро- ком, шулером! Да, да, бесчестным! У меня не было другой возможности спастись. Могла ли я знать, что дон Жуан такой человек, каким вы его изображаете? Известно ли мне это даже теперь?
        - Вот как? - произнес Блад. - Разве вы не видели разграбленных домов и пепелищ Бассетерре? Не видели всех этих ужасов, всех страшных бес- чинств, творимых там матросами по его повелению? И вы все еще сомневае- тесь в том, что это за человек? Взирая на весь этот ужас, содеянный ради того, чтобы вы могли упасть в объятия своего возлюбленного, вы еще осме- ливаетесь говорить, что не причинили никому зла? Вот, мадам, что требует искупления! А все то, что было между вами и вашим мужем или доном Жуа- ном, ничтожно по сравнению с этим.
        Но ее ум не мог этого вместить; она отказывалась верить и продолжала негодовать. Капитан Блад перестал ее слушать. Он занялся парусом, обра- сопил его бейдевинд, дав пинассе резкий крен, и повел ее прямо к гавани.
        Часом позже они бросили якорь у мола. Там уже причалил баркас, и анг- лийские матросы с фрегата, стоявшего на рейде, сходили на берег.
        Мужчины и женщины, черные и белые, толпившиеся на пристани, перепу- ганные, еще не оправившиеся от страшных потрясений вчерашнего дня, не веря своим глазам, смотрели на мадам де Кулевэн, которую на руках вынес из лодки на берег статный мужчина с суровым лицом, в мятом сером камло- товом костюме, шитом серебром, и черном парике, заметно нуждавшемся в завивке.
        Кучка людей в изумлении двинулась им навстречу - медленно сначала, затем все быстрее и быстрее. И вот они уже окружили тайную виновницу всех их бед, приветствуя ее, радуясь чудесному ее избавлению.
        Капитан Блад, молчаливый и угрюмый, стоя в стороне, окинул взглядом разбросанные на большом пространстве дома поселка, еще не залечившего свои раны - разбитые окна, двери, висящие на одной петле, тлеющие голов- ни пепелищ на месте, где еще вчера стояли дома, предметы домашнего оби- хода, валяющиеся под открытым небом... С невысокой, обсаженной акациями колокольни на площади долетел заунывный похоронный звон. Внутри церков- ной ограды царило зловещее оживление: негры-могильщики деятельно труди- лись там, действуя мотыгами и лопатами.
        Холодные синие глаза капитана Блада быстро охватили взглядом и это, и многое другое. Затем он довольно решительно вывел свою спутницу из толпы сочувствующих, засыпавших ее удивленными вопросами и никак не подозре- вавших, в какой мере она является виновницей их бедствий. Они поднялись по отлогому склону - мадам де Кулевэн указывала Бладу путь. Им повстре- чалась кучка английских матросов, наполнявших бочонки пресной водой у запруды на ручье. Они прошли мимо церкви и кладбища, где кипела работа, мимо отряда городской милиции, занятого тренировкой; на солдатах были синие мундиры с красным кантом. Полковник де Кулевэн Привез это пополне- ние из Ле Карм, когда Бассетерре был уже разграблен.
        По пути им не раз приходилось останавливаться, так как прохожие снова и снова бросались с удивленными восклицаниями к мадам де Кулевэн, вдруг неизвестно откуда появившейся на улице в сопровождении высокого сурового незнакомца. Но вот наконец по широкой пальмовой аллее они прошли через пышно цветущий сад и приблизились к длинному приземистому бревенчатому зданию на каменном фундаменте.
        Здесь не было заметно ни малейших повреждений. Испанцы, ворвавшиеся вчера в этот дом (если только они действительно в него врывались), оста- вили здесь все в полной сохранности, ограничившись похищением жены гу- бернатора.
        Дверь отворил старый негр. При виде своей хозяйки в измятом шелковом платье, с растрепанными волосами он завопил истошным голосом. Он и сме- ялся, и плакал. Он возносил мольбы к господу богу. Он прыгал вокруг нее, точно преданный пес, и схватив ее руку, покрыл ее поцелуями.
        - Вас здесь, по-видимому, любят, мадам... - сказал капитан Блад, ког- да они наконец остались вдвоем в столовой.
        - А вас это, конечно, удивляет, - промолвила она, и уже знакомая ему язвительная усмешка скривила ее полные губы.
        Дверь резко распахнулась, и высокий грузный мужчина с крупными, рез- кими чертами болезненножелтого лица, испещренного глубокими морщинами, застыл в изумлении на пороге. Его синий с красными выпушками военный мундир топорщился от золотых галунов. Темные, налитые кровью глаза удив- ленно расширились при виде жены. Смуглое от загара лицо его побледнело.
        - Антуанетта! - запинаясь, промолвил он. Нетвердой походкой он приб- лизился к жене и взял ее за плечи. - Это и в самом деле ты... Мне, мне сообщили... Да где же ты была целые сутки?
        - Тебе же, вероятно, сообщили где. - Голос ее звучал устало, безжиз- ненно. - На счастье или на беду, этот господин спас меня и доставил сюда целую и невредимую.
        - На счастье или на беду? - повторил ее супруг и нахмурился. Губы его скривились. Неприязнь к жене отчетливо читалась в его взгляде. Сняв руки с ее плеч, он обернулся к капитану Бладу. - Этот господин? - Глаза его сузились. - Испанец?
        Капитан Блад с улыбкой посмотрел на его хмурое лицо.
        - Голландец, сэр, - солгал он. Впрочем, дальнейшее его повествование не отклонялось от истины. - По счастливому стечению обстоятельств, я оказался на борту испанского судна "Эстремадура". Меня подобрали в отк- рытом море после кораблекрушения. Получив доступ в капитанскую каюту, где командир корабля держал взаперти вашу супругу, я положил конец его любовным притязаниям. Короче говоря, я убил его. - За этим последовал сжатый рассказ о том, как им удалось бежать с испанского судна.
        Полковник де Кулевэн выразил свое удивление божбой и проклятьями. По- том задумался, стараясь получше уяснить себе все, что ему пришлось услы- шать, и снова разразился проклятьями. Капитан Блад приходил к заключе- нию, что полковник де Кулевэн - грубая, тупая скотина, и женщина, кото- рая его покидает, достойна снисхождения. Если полковник де Кулевэн испы- тывал какие-либо нежные чувства к жене или благодарность к тому, кто спас ее от позорной участи, он эти чувства держал при себе. Впрочем, он довольно бурно сокрушался по поводу бедствий, постигших город, и капитан Блад уже готов был отдать ему в этом смысле должное, но тут выяснилось, что губернатора беспокоят не столько страдания жителей Бассетерре, сколько те последствия, которые может все случившееся иметь лично для него, когда французское правительство призовет его к ответу.
        Бледная, измученная мадам де Кулевэн, красота которой несколько пост- радала от плачевного состояния ее прически и туалета, прервала жалобы супруга, напомнив ему о том, чего требовала от него простая учтивость.
        - Вы еще не поблагодарили этого господина за столь героически оказан- ную нам услугу.
        Капитан Блад уловил иронию этих слов и понял скрытый в них двойной смысл. На мгновение в его сердце закралось сострадание к этой женщине: он понял, какое отчаяние владело ею, когда она, не задумываясь над судьбой других людей, была готова на все, лишь бы спастись от этого гру- бого эгоиста.
        Полковник де Кулевэн принес свои запоздалые извинения, после чего ма- дам удалилась: она еле держалась на ногах от усталости. Старый негр, стоявший поодаль, бросился к своей госпоже, чтобы предложить ей руку, а появившаяся на пороге встревоженная негритянка поспешила заботливо от- вести хозяйку в спальню.
        Де Кулевэн проводил жену тяжелым взглядом. Суховатый голос капитана Блада вывел его из задумчивости:
        - Если вы предложите мне завтрак, я буду считать себя полностью воз- награжденным.
        - А, будь я проклят! - выбранился губернатор. - Какая рассеянность! Все эти волнения, мосье... Разрушения, произведенные в городе... Похище- ние моей жены... Это так ужасно! Вы должны меня понять. Все это выбивает человека из седла. Прошу извинить меня, мосье... К сожалению, я не имею чести знать вашего имени.
        - Вандермир. Питер Вандермир к вашим услугам.
        - А вы вполне уверены в том, что это ваше имя? - произнес за его спи- ной чей-то голос по-французски, но с резким английским акцентом.
        Капитан Блад стремительно обернулся. На пороге соседней комнаты, от- куда ранее появился полковник де Кулевэн, он увидел не старого еще чело- века в красном мундире, шитом серебром. Капитан Блад узнал пухлую румя- ную физиономию своего старого знакомца капитана Макартни, который коман- довал гарнизоном на Антигуа, когда несколько месяцев назад Бладу удалось ускользнуть оттуда под самым носом англичан.
        Удивление капитана Блада при виде его было мимолетным - он тотчас вспомнил английский фрегат, обогнавший его пинассу, когда они приближа- лись к Бассетерре.
        Английский офицер злорадно улыбнулся:
        - Доброе утро, капитан Блад. На этот раз у вас нет под рукой ни ваших пиратов, ни кораблей, ни пушек - вам нечем запугать нас.
        Столь явная угроза прозвучала в его голосе, столь прозрачен был намек и столь очевидны намерения, что рука капитана Блада инстинктивно потяну- лась к левому боку. Англичанин расхохотался.
        - У вас нет даже шпаги, капитан Блад.
        - По-видимому, ее отсутствие и окрылило вас настолько, что ваша наг- лость одержала победу над вашей трусостью.
        Тут вмешался полковник:
        - Капитан Блад, говорите вы? Капитан Блад! Но не тот же флибустьер? Не...
        - Вот именно: флибустьер, пират, бунтовщик и беглый каторжник, за го- лову которого английское правительство положило награду в тысячу фунтов стерлингов.
        - В тысячу фунтов! - Де Кулевэн с шумом втянул в себя воздух. Взгляд его темных, с красноватыми белками глаз вонзился в спасителя его супру- ги. - Что такое, что такое? Это правда, сэр?
        Капитан Блад пожал плечами.
        - Разумеется, это правда. Как вы полагаете, разве кто-нибудь другой мог бы проделать то, что, как я вам уже докладывал, было проделано се- годня ночью.
        Полковник де Кулевэн продолжал глядеть на него с возрастающим изумле- нием.
        - И вам удалось выдать себя за голландца на этом испанском корабле?
        - Да. И этого тоже никто другой, кроме капитана Блада, не сумел бы проделать.
        - Боже милостивый! - воскликнул де Кулевэн.
        - Надеюсь, вы, невзирая на это, все же угостите меня завтраком, доро- гой полковник?
        - На борту "Ройял Дачес", - со зловещей шутливостью произнес Макарт- ни, - вы получите тот завтрак, какой вам положено.
        - Премного обязан. Но я еще раньше имел удовольствие воспользоваться гостеприимством полковника де Кулевэна, после того как оказал небольшую услугу его супруге.
        Майор Макартни - он получил повышение после своей последней встречи с капитаном Бладом - улыбнулся.
        - Что ж, я могу и подождать, пока вы разговеетесь.
        - А чего именно намерены вы ждать? - спросил полковник де Кулевэн.
        - Возможности исполнить свой долг, который повелевает мне арестовать этого проклятого пирата и отправить его на виселицу.
        Полковник де Кулевэн, казалось, был поражен.
        - Арестовать его? Вы изволите шутить, я полагаю. Вы находитесь здесь на французской земле, сэр. Ваши полномочия не распространяются на фран- цузские владения.
        - Возможно, что и нет. Однако между Францией и Англией существует соглашение, по которому обе стороны обязуются незамедлительно выдавать любого преступника, бежавшего с каторги. И посему, мосье, вы никак не можете отказаться выдать мне капитана Блада.
        - Выдать его вам? Выдать вам моего гостя? Человека, столь благородно оказавшего мне услугу, которая и привела его под мой кров? Нет, сэр, нет... Об этом не может быть и речи! - Так говорил полковник, демонстри- руя перед капитаном Бладом некоторые остатки порядочности.
        Но Макартни оставался серьезен и невозмутим.
        - Я понимаю вашу щепетильность. И уважаю ее. Но долг есть долг.
        - А я плевать хотел на ваш долг, сэр.
        Майор заговорил более сухо:
        - Полковник де Кулевэн, разрешите напомнить вам, что я располагаю кое-какими средствами, чтобы подкрепить мое требование, и мой долг зас- тавит меня прибегнуть к ним.
        - Что такое? - Полковник де Кулевэн был ошеломлен. - Вы угрожаете мне применением оружия здесь, на французской территории?
        - Если вы будете упорствовать в вашем неуместном донкихотстве, у меня не останется другого выбора, как высадить здесь своих солдат.
        - Позвольте... Гром и молния! Это же равносильно открытию военных действий! Это может привести к войне между нашими державами!
        Но Макартни отрицательно покачал своей круглой головой.
        - Это, несомненно, приведет только к тому, что полковник де Кулевэн будет отозван со своего поста, ибо на него падет ответственность за этот вынужденный акт. Мне кажется, - добавил майор с язвительной улыбкой, - что после вчерашних событий ваше положение и без того стало довольно шатким, мой дорогой полковник.
        Де Кулевэн был уже весь в поту. Он тяжело опустился на стул, вытащил носовой платок и утер лоб. В полном расстройстве он обратился к капитану Бладу:
        - Будь я проклят! Что же мне делать?
        - Боюсь, - сказал капитан Блад, - что доводы майора безупречны. - Он откровенно подавил зевок. - Прошу прощения. Мне не пришлось поспать се- годня ночью, я ведь провел ее в открытом море. - С этими словами он тоже уселся на стул. - Не расстраивайтесь, мой дорогой полковник. Судьба час- тенько наказывает тех, кто пытается взять на себя роль провидения.
        - Но что же мне делать, сэр, что же мне делать?
        У капитана Блада был очень сонный вид, казалось, он вот-вот задрем- лет, но мозг его работал с лихорадочной быстротой. Он уже давно убедился в том, что почти все офицеры колониальной службы делятся на две катего- рии: одни, подобно де Кулевэну, попали сюда, промотав на родине все свое состояние, другие, будучи младшими сыновьями в майоратствах, вовсе этого состояния не имели. И капитан Блад решил, как он объяснял это впос- ледствии, забросить лот, дабы промерить глубину незаинтересованности Ма- картни и бескорыстность его намерений.
        - Вам, разумеется, придется выдать меня ему, мой дорогой полковник. В награду вы получите от английского правительства тысячу фунтов стерлин- гов - сорок тысяч реалов.
        Оба офицера привскочили от неожиданности, и у обоих почти одновремен- но вырвалось недоуменное восклицание.
        Капитан Блад пояснил:
        - Так оно получается по условиям соглашения, на соблюдении которого настаивает майор Макартни. Награда за поимку любого беглого преступника вручается тому, кто передает этого преступника в руки властей. Здесь, на французской территории, таким лицом являетесь вы, мой дорогой полковник. Майор же Макартни в этом случае всего лишь представитель власти, сиречь английского правительства, которому вы меня передадите.
        Лицо англичанина вытянулось, оно даже слегка побледнело; рот у него приоткрылся, дыхание участилось. Капитан Блад не напрасно закинул свой лот. Это дало ему возможность прощупать душу Макартни до самого дна, и тот стоял теперь перед ним онемевший, обескураженный: тысяча фунтов стерлингов, которую он уже считал своей, внезапно уплыла у него из рук, но приличие не позволяло ему протестовать.
        Однако разъяснение, данное капитаном Бладом, имело и другие пос- ледствия. Полковник де Кулевэн тоже был сильно поражен. Перспектива по- лучить столь круглую сумму странным образом повлияла на него, почти так же, как на майора Макартни - ее воображаемая утрата. И это создавало со- вершенно непредвиденные осложнения для наблюдавшего за ними капитана Блада. Впрочем, он тут же вспомнил слова мадам де Кулевэн, утверждавшей, что ее муж - азартный игрок, преследуемый кредиторами. Теперь в нем про- будился интерес; он старался представить себе, что должно будет произой- ти, когда придут в столкновение эти развязанные им злые силы, а в душе его уже затеплилась надежда, что именно тут и откроется ему путь к спа- сению, как уже случилось однажды в сходной ситуации.
        - Что же я могу еще прибавить, мой дорогой полковник? - лениво проце- дил он сквозь зубы. - Обстоятельства оказались сильнее меня. Я понимаю, что проиграл, а раз так, значит, надо платить. - Он снова зевнул. - А пока что я был бы вам очень признателен, если бы вы дали мне возможность немного поесть и отдохнуть. Может быть, майор Макартни предоставит мне отсрочку до вечера? А тогда пусть приходит со своими солдатами и забира- ет меня.
        Макартни отвернулся и нервно зашагал по комнате, поглядывая в раскры- тое окно. Все его самодовольство и уверенность в себе как рукой сняло. Плечи его поникли, и даже колени согнулись.
        - Ладно, - сказал он угрюмо и, оборвав свое бессмысленное топтание, повернулся к двери. - Я вернусь за вами в шесть часов... - На пороге он приостановился. - Вы не выкинете со мной какойнибудь подлой штуки, капи- тан Блад?
        - Какую же штуку могу я выкинуть? - Капитан Блад меланхолично улыб- нулся. - У меня нет под рукой ни моих пиратов, ни корабля, ни пушек. Нет даже шпаги, как вы изволили заметить, майор. А единственная штука, кото- рую я мог бы еще выкинуть... - Он умолк, потом внезапно заговорил совсем другим, деловым тоном: - Впрочем, майор Макартни, поскольку вы не можете заработать тысячи фунтов, захватив меня, вы, вероятно, не будете нас- только глупы, чтобы отказаться от тысячи фунтов, которую можете полу- чить, отпустив меня? Забыв, что вы вообще меня видели.
        Макартни побагровел.
        - Что вы имеете в виду, черт побери?
        - Не лезьте в бутылку, майор. Обдумайте все хорошенько, у вас есть время до вечера. Тысяча фунтов стерлингов - это куча денег. Вы на своей службе у короля Якова не заработаете такой суммы в один день и даже в один год. И вы уже отлично понимаете теперь, что, схватив меня, вы тоже ничего на этом не заработаете.
        Макартни закусил губу и испытующе покосился на полковника де Кулевэ- на.
        - Это... это просто неслыханно! - возопил он. - Вы, что ж, думаете, что меня можно подкупить! Нет, это поистине неслыханно! Если об этом станет известно...
        Капитан Блад хмыкнул.
        - Вот что вас беспокоит? А откуда же это станет известно? Полковник де Кулевэн обязан мне, по меньшей мере, молчанием.
        Это вывело полковника де Кулевэна из задумчивости:
        - О, разумеется, по меньшей мере, по меньшей мере, сэр. Можете быть совершенно спокойны на этот счет.
        Макартни переводил взгляд с одного лица на другое. Соблазн был явно слишком велик. Он хрипло выругался.
        - Я возвращусь в шесть часов, - резко сказал он.
        - Со стражей, майор? Или один? - задал коварный вопрос капитан Блад.
        - Это... там видно будет.
        Майор вышел, и они услышали за дверью его тяжелые шаги. Капитан Блад подмигнул полковнику и встал:
        - Спорю на тысячу фунтов, что он вернется без стражи.
        - Не могу принять вашего пари, ибо я сам того же мнения.
        - Вот это очень прискорбно, потому что мне понадобятся деньги, а я не вижу другой возможности их добыть. Может быть, он согласится взять с ме- ня расписку?
        - Пусть этот вопрос вас не беспокоит.
        Капитан Блад внимательно вгляделся в грубую, хитрую физиономию пол- ковника. Полковник улыбнулся подчеркнуто сердечно. И все же эта улыбка не располагала к себе.
        А улыбка все ширилась, она так и сверкала дружелюбием.
        - Вы можете поесть и отдохнуть со спокойной душой, сэр. Я улажу это дело с майором Макартни, когда он вернется.
        - Как можете вы его уладить? Вы внесете за меня эти деньги?
        - Я обязан вам значительно большим, мой дорогой капитан.
        Капитан Блад окинул полковника быстрым испытующим взглядом, потом поклонился и в самых высокопарных словах выразил свою благодарность. По- добное великодушие было просто невероятным. А в устах проигравшегося в пух и прах, преследуемого кредиторами игрока оно казалось тем более неп- равдоподобным; если бы кто-нибудь и мог попасться на эту удочку, то уж никак не умудренный жизненным опытом капитан Блад.
        Подкрепив свои силы едой, Блад, несмотря на усталость, долго лежал без сна на мягкой постели под пологом, которую приготовил ему негр Абра- хам в просторной светлой комнате на втором этаже. Лежал и перебирал в памяти все события этого дня. Ему припомнилась внезапная, едва уловимая перемена, произошедшая в поведении де Кулевэна при сообщении о том, что ему должна достаться награда; припомнилась и слащавая улыбка, игравшая на его губах, когда он вдруг пообещал уладить дело с майором Макартни. Нет, полковник де Кулевэн отнюдь не из тех, кому можно доверять, или же капитан Блад совсем не знает людей. Блад понимал, что его персона предс- тавляет довольно солидную ценность, за которую многие готовы будут драться. Английское правительство высоко оценило его голову. Но было также общеизвестно, что испанцы, не ведавшие от него пощады, заплатят в три и даже в четыре раза больше, лишь бы заполучить его живым, чтобы за- тем иметь удовольствие зажарить его на костре во славу божию. Быть мо- жет, этот низкий человек де Кулевэн внезапно сообразил, что судьба, заб- росив на этот остров избавителя его жены, дает
ему тем самым возможность исправить свои пошатнувшиеся дела? Если хотя бы половина тех жалоб, что изливались из груди мадам де Кулевэн во время ночного путешествия в пи- нассе по морю, соответствовала действительности, не было ни малейшего основания предполагать, что какие-либо соображения щепетильности или чести могут остановить полковника де Кулевэна.
        И чем глубже вдумывался капитан Блад в свое положение, тем сильнее росла его тревога. Он чувствовал себя в ловушке. И уже начал даже поду- мывать, не подняться ли ему сейчас с постели и, невзирая на огромную ус- талость, не попробовать ли пробраться к пристани, разыскать свою пинас- су, уже сослужившую ему однажды хорошую службу, и отдаться на милость океана? Но куда можно доплыть в этой утлой посудине? Только до близлежа- щих островов, а это все были либо английские, либо французские владения. На английской земле его ждали арест и виселица, да и французская, види- мо, не сулила ему добра, если здесь, на этом острове, правитель которого был столь многим ему обязан, его подстерегала гибель. Единственное, что могло бы его спасти, - это деньги. Тогда, если в открытом море его под- берет какое-либо судно, он, располагая достаточной суммой, может рассчи- тывать на то, что шкипер, без лишних расспросов, согласится высадить его на Тортуге. Но денег у него не было. И, кроме крупной жемчужины, укра- шавшей его левое ухо и стоившей примерно четыре тысячи реалов, не было и никаких ценностей.
        Он готов был проклинать этот злосчастный поход на пирогах, этот набег на ловцов жемчуга, который, окончившись столь плачевно, разлучил его с кораблем и заставил носиться на каком-то обломке по воле волн. Однако, поскольку проклятия по адресу былых бед, ни в коей мере не помогают пре- дотвратить беды грядущие, капитан Блад решил, что, как говорится, утро вечера мудренее, а посему прежде всего необходимо восстановить свои силы сном.
        Он положил себе проснуться в шесть часов, так как к этому времени должен был возвратиться майор Макартни, и благодаря многолетней трени- ровке, проснулся, как всегда, минута в минуту. Положение солнца на небе с достаточной точностью оповестило его о том, который час. Он соскочил с постели, разыскал свои башмаки, тщательно начищенные Абрахамом, кафтан, также приведенный им в порядок, и, наконец, парик, который этот добрый негр не преминул причесать. И едва успел он облачиться во все вышепоиме- нованные предметы, как в раскрытое окно до него долетел звук голосов. Сперва послышался голос Макартни, а затем - полковника Кулевэна, сердеч- но приветствовавшего майора:
        - Прошу вас, сэр, входите, входите.
        "Я проснулся как раз вовремя", - подумал Блад и решил, что это хоро- шее предзнаменование. Он начал осторожно, крадучись, спускаться вниз. Ни на лестнице, ни в коридоре никого не было. Перед дверью, ведущей в сто- ловую, он остановился и прислушался. Оттуда доносились приглушенные го- лоса. Но собеседники находились где-то слишком далеко - по-видимому, в следующей комнате. Капитан Блад бесшумно приотворил дверь и шагнул через порог. В столовой, как он и предполагал, тоже никого не было. Дверь в соседнюю комнату была прикрыта неплотно, и оттуда доносился смех майора. Затем Блад услышал голос полковника:
        - Будьте покойны. Он у меня в руках. Испания, как вы сами сказали, заплатит за него втрое, а может, и вчетверо больше. Значит, он будет рад дать за себя хороший выкуп, ну, скажем... раз в пять больше суммы, наз- наченной англичанами. - Полковник довольно хмыкнул и прибавил: - У меня есть преимущества перед вами, майор: я могу требовать с него выкуп, а вам, английскому офицеру, это никак невозможно. Так что, если все это прикинуть и учесть, то вы, поразмыслив хорошенько, должны быть довольны, что и вам перепадет тысчонка фунтов.
        - Силы небесные! - в праведном гневе, порожденном черной завистью, возопил Макартни. - Вот как, значит, вы платите долги! Вот как хотите вы отблагодарить человека, который спас жизнь вашей супруге! Ну, черт побе- ри, я счастлив, что вы мне ничем не обязаны.
        - Может быть, мы не будем отвлекаться от дела? - угрюмо произнес пол- ковник.
        - Охотно, охотно. Платите деньги - и я избавлю вас от своего при- сутствия.
        Послышался звон металла, он повторился дважды, словно кто-то положил на стол один за другим два мешочка с золотом.
        - Золото в рулонах, по двадцать двойных луидоров в каждом. Хотите пе- ресчитать?
        Последовало довольно продолжительное и невнятное бормотание. Потом снова раздался голос полковника:
        - Теперь подпишите эту расписку, и дело с концом.
        - Какую расписку?
        - Сейчас я вам прочту: "Сим свидетельствую и подписью своей удостове- ряю, что мною получена от полковника Жерома де Кулевэна денежная сумма в размере тысячи фунтов в виде компенсации за данное мною согласие воздер- живаться от каких бы то ни было враждебных действий по отношению к капи- тану Бладу как в настоящий момент, так и впредь, до тех пор, пока он ос- тается гостем полковника де Кулевэна на острове Мари-Галант или где-либо еще. Подписано 10 июля 1699 г. собственноручно".
        Голос полковника еще не успел замереть, как Макартни взорвался:
        - Сто чертей и ведьм, полковник! Вы что - рехнулись или принимаете меня за сумасшедшего?
        - А что вам не нравится? Разве я не вполне точно изложил суть дела?
        Макартни в бешенстве ударил по столу кулаком.
        - Да вы же надеваете мне петлю на шею!
        - Только в том случае, если вы захотите меня надуть. А иначе какая у меня гарантия, что вы, взяв деньги, не пойдете на попятную.
        - Я даю вам слово, - высокомерно заявил вспыльчивый Макартни. - Моего слова должно быть для вас достаточно.
        - Ах, вот оно что! Ваше слово! - Француз явно издевался над ним. - Ну нет. Вашего слова никак не достаточно.
        - Вы оскорбляете меня!
        - Полно! Давайте рассуждать по-деловому, майор. Сами-то вы стали бы заключать на слово сделку с человеком, роль которого в этой сделке бес- честна?
        - Что значит бесчестна, мосье? Что, черт побери, имеете вы в виду?
        - Вы же соглашаетесь нарушить свой долг и берете за это взятку. Разве это не называется бесчестным поступком?
        - Силы небесные! Любопытно услышать это из ваших уст, учитывая ваши собственные намерения!
        - Вы сами на это напросились. К тому же я ведь не разыгрывал из себя оскорбленной невинности. Я был даже излишне откровенен с вами, вплоть до того, что мог показаться вам жуликом. Но у меня-то ведь нет нужды нару- шать закон, как приходится вам, майор.
        За этими словами, сказанными примирительным тоном, последовало молча- ние.
        Затем Макартни произнес:
        - Тем не менее я эту бумагу не подпишу.
        - Вы ее подпишете и приложите к ней печать или я не выплачу вам де- нег. Чего вы опасаетесь, майор? Даю вам слово...
        - Вы даете мне слово! Чума и мор! Чем ваше слово надежнее моего?
        - Обстоятельства делают его надежнее. У меня не может возникнуть ис- кушения его нарушить, как у вас. Я на этом ровно ничего не выгадаю.
        Капитану Бладу было уже совершенно ясно, что раз майор Макартни до сих пор не влепил французу пощечины за все полученные от него оскорбле- ния, значит, он кончит тем, что подпишет бумагу. Только совершенно отча- янная нужда в деньгах могла довести англичанина до столь унизительного положения. Поэтому Блад ничуть не был удивлен, услыхав ворчливый ответ Макартни:
        - Давайте сюда перо. Покончим с этим.
        Снова на некоторое время наступила тишина. Потом раздался голос пол- ковника:
        - Теперь приложите печать. Вашего перстня будет достаточно.
        Капитан Блад не стал ожидать, как развернутся дальше события. Высокие узкие окна, выходившие в сад, были распахнуты. За окнами быстро надвига- лись сумерки. Капитан Блад бесшумно перешагнул через подоконник и исчез среди пышно разросшихся кустов. Гибкие лианы, словно змеи, обвивали стволы деревьев. Капитан Блад вынул нож и срезал одну тонкую плеть у са- мого корня.
        Но вот на тенистой пальмовой аллее, где уже совсем сгустился мрак, появился капитан Макартни с увесистыми кожаными мешочками в каждой руке; тихонько напевая что-то себе под нос, он сделал несколько шагов, спотк- нулся на какую-то, как показалось ему, веревку, протянутую поперек ал- леи, и, громко выругавшись, растянулся на земле плашмя.
        Оглушенный падением, он еще не успел прийти в себя, как на спину ему навалилась какая-то тяжесть, и чей-то приятный, мягкий голос прошептал у него над ухом по-английски, но с заметным ирландским акцентом:
        - У меня нет здесь моих пиратов, майор, нет корабля, нет пушек и, как вы изволили заметить, нет даже шпаги. Но руки у меня есть и голова тоже, и этого вполне достаточно, чтобы справиться с таким презренным негодяем, как вы.
        - Вас вздернут за это на виселицу, капитан Блад, богом клянусь! - прорычал полузадушенный Макартни.
        Он яростно извивался, пытаясь вырваться из сжимавших его тисков. В этом положении шпага не могла сослужить ему службы, и он старался доб- раться до кармана, где лежал пистолет, но тем самым только выдал свои намерения капитану Бладу, который тотчас и завладел его пистолетом.
        - Лежите тихо, - сказал капитан Блад, - или я продырявлю вам череп.
        - Подлый Иуда! Вор! Пират! Так-то ты держишь свое слово?
        - Я тебе не давал никакого слова, грязный мошенник. Ты заключил сдел- ку с этим французом, а не со мной. Он подкупил тебя, чтобы ты изменил своему долгу. Я в этой сделке не участвовал.
        - Ты лжешь, пес! Вы оба отпетые негодяи, клянусь преисподней, и рабо- таете на пару.
        - Вот это уже незаслуженное оскорбление, и крайне нелепое притом, - сказал капитан Блад.
        Макартни снова разразился бранью.
        - Вы слишком много говорите, - сказал капитан Блад и с большим знани- ем дела легонько стукнул его два раза рукояткой пистолета по голове.
        Майор обмяк, голова его свесилась набок; казалось, он внезапно задре- мал.
        Капитан Блад поднялся на ноги и вгляделся в окружающий его мрак. Вок- руг все было тихо. Он нагнулся, подобрал кожаные мешочки, оброненные Ма- картни во время падения, связал их вместе своим шарфом и повесил себе на шею. Затем приподнял бесчувственного майора, взвалил его на спину и, слегка пошатываясь под этой двойной ношей, зашагал по аллее и вышел за ворота.
        Ночь была теплая, душная. Макартни весил немало. Капитан Блад изрядно вспотел. Но он продолжал упорно шагать вперед и поравнялся с кладбищенс- кой оградой как раз в ту минуту, когда начала всходить луна. Взгромоздив свою ношу на стену, он перебросил ее за ограду, а потом перелез сам. Под прикрытием ограды он при свете луны проворно связал майору руки и ноги его собственным кушаком. Вместо кляпа он использовал несколько локонов его же парика и закрепил этот неаппетитный кляп шарфом майора, позабо- тившись оставить свободными ноздри.
        Он уже заканчивал эту операцию, когда Макартни открыл глаза и свирепо уставился на него.
        - Да, да, это я - ваш старый друг, капитан Блад. Я стараюсь устроить вас поудобнее на ночь. Утром, когда вас здесь обнаружат, вы будете иметь возможность преподнести вашим освободителям любую ложь, которая спасет вас от необходимости объяснить то, что ничем объяснить невозможно. Доб- рой ночи и приятных сновидений, дорогой майор.
        Он перепрыгнул через ограду и быстро зашагал по дороге к морю.
        На пристани бездельничали английские моряки с "Ройял Дачес", доста- вившие майора в шлюпке на берег и дожидавшиеся теперь его возвращения. Несколько местных жителей помогали разгружать рыбачий баркас, вернувший- ся с уловом. Никто не обратил ни малейшего внимания на капитана Блада, который направился к концу мола, где он утром пришвартовал свою пинассу. В ларе, куда он опустил мешочки с золотом, еще оставалось немного пищи, захваченной им прошлой ночью с "Эстремадуры". Пополнять этот запас он не рискнул. Только наполнил два небольших бочонка водой из колодца.
        Затем он прыгнул в пинассу, отшвартовался и сел на весла. Ему предс- тояло провести еще одну ночь в открытом море. Впрочем, как и в прошлую ночь, на море был штиль, а налетавший порой легкий бриз благоприятство- вал его пути на Гваделупу, которую он избрал своей целью.
        Выйдя из бухты, он поставил парус и взял курс на север вдоль берега, где невысокие утесы отбрасывали иссиня-черные тени на серебрившуюся под луной морскую зыбь. Пинасса мягко рассекала это жидкое мерцающее сереб- ро, и вскоре остров остался позади. Впереди было открытое море и десяти- мильный переход.
        Неподалеку от Гранд-Терр, самого восточного из двух главных островов Гваделупы, капитан Блад решил переждать до рассвета. Когда занялась заря и ветер посвежел, он миновал Сент-Энн, где не встретил ни одного судна, обогнул остров, поплыл на северо-восток и часа через два приблизился к Порт дю Меуль.
        В гавани стояло с полдюжины кораблей, и капитан Блад долго и внима- тельно к ним приглядывался, пока его внимание не привлекла к себе черная бригантина, пузатая, как фламандский олдермен, что наглядно выдавало ее национальность. Капитан Блад подогнал пинассу к борту бригантины и уве- ренно поднялся на палубу.
        - Мне нужно как можно быстрее добраться до Северного побережья Фран- цузской Эспаньолы, - обратился он к суровому шкиперу. - Я хорошо заплачу вам, если вы доставите меня туда.
        Голландец окинул его не слишком приветливым взгляд ом.
        - Если вы так спешите, поищите себе другой корабль. Я иду в Кюрасао.
        - Я ведь сказал, что хорошо вам заплачу. Сорок тысяч реалов должны компенсировать вам эту задержку.
        - Сорок тысяч? - Голландец поглядел на него с удивлением. Эта сумма превышала все, что он надеялся заработать за целый рейс. - Кто вы такой, сэр?
        - Какое это имеет значение? Я тот, кто готов заплатить сорок тысяч.
        Шкипер бригантины покосился на него, прищурив свои маленькие голубые глазки.
        - Платить будете вперед?
        - Половину вперед. Остальное я должен получить там, куда направляюсь. Но вы можете задержать меня на борту до тех пор, пока я не выплачу вам всех денег.
        Боясь, как бы голландец его не надул, Блад решил не говорить ему, что у него все деньги при себе.
        - Ну что ж, сегодня ночью можно и отвалить, - с расстановкой произнес шкипер.
        Блад тотчас вручил ему один из своих мешочков. Второй он спрятал на дне бочки с водой в ларе пинассы, и там он и пролежал до тех пор, пока четырьмя днями позже бригантина не вошла в пролив между Эспаньолой и Тортугой.
        Тут капитан Блад заявил, что теперь он намерен сойти на берег, упла- тил шкиперу бригантины остальные деньги и спустился в свою пинассу. Ког- да шкипер увидел, что пинасса взяла курс не на Эспаньолу, а на север, в сторону Тортуги, этого оплота пиратства, подозрения, шевельнувшиеся в его душе, полностью подтвердились. Впрочем, с виду он остался все так же невозмутим. Он был единственным, кто, кроме самого Блада, оказался не внакладе в результате сделки, заключенной на острове Мари-Галант.
        Так капитан Блад возвратился наконец на Тортугу, к своему пиратскому воинству, которое уже оплакивало его гибель.
        А месяцем позже вместе со всей флотилией, состоявшей из пяти больших кораблей, он снова направился в Бассетерре, чтобы повидаться с полковни- ком де Кулевэном, с которым, как он полагал, у него были кое-какие сче- ты.
        Его появление в гавани во главе такой мощной флотилии взволновало не только население, но и гарнизон. Однако он явился слишком поздно. Пол- ковника де Кулевэна его визит уже не мог взволновать, ибо полковник был посажен под арест и отправлен во Францию.
        Эти сведения капитан Блад получил от нового военного коменданта ост- рова Мари-Галант, полковника Сансэра, который принял капитана Блада со всеми почестями, подобающими флибустьеру, поставившему на рейде пять хо- рошо вооруженных кораблей.
        Капитан Блад разочарованно вздохнул, услыхав эту новость.
        - Как жаль! А мне надо было сказать ему несколько слов. Уплатить не- большой должок.
        - Небольшой должок в сорок тысяч реалов, как я догадываюсь, - сказал француз.
        - О, вы неплохо осведомлены, черт побери!
        - Когда главнокомандующий французскими вооруженными силами в Америке прибыл сюда, чтобы выяснить обстоятельства нападения испанцев на Ма- ри-Галант, он обнаружил, что полковник де Кулевэн ограбил французскую колониальную казну на эту сумму. Доказательством послужила расписка, найденная в делах мосье де Кулевэна.
        - Так вот где он взял эти деньги!
        - Да, как видите. - Лицо коменданта было серьезно. - Грабеж - тяжкое преступление и позорное деяние, капитан Блад.
        - Мне это известно. Я немало занимался этим и сам.
        - И, конечно, нет никакого сомнения, что его вздернут на виселицу, этого беднягу мосье де Кувэна.
        Капитан Блад кивнул.
        - Ни малейшего сомнения, разумеется. Но мы побережем наши слезы, до- рогой полковник, чтобы пролить их над чьим-либо более достойным прахом.


        РИФ ГАЛЛОУЭЯ

        Теперь уже не представляется возможным установить, получил ли Риф Галлоуэя свое наименование после тех событий, о которых я сейчас поведу свое повествование, или оно бытовало и раньше среди мореплавателей. Дже- реми Питт в своем судовом журнале не обмолвился об этом ни словом, и местонахождение столь миниатюрного островка трудно теперь определить с абсолютной точностью. Однако нам достоверно известно - сведения эти мы почерпнули все из того же судового журнала, который Питт вел на борту "Арабеллы", - что остров этот принадлежит к архипелагу Альбукерке и рас- положен между двенадцатью градусами северной широты и восьмьюдесятью пятью западной долготы, примерно в шестидесяти милях к северо-востоку от ПортоБелло.
        Это всего-навсего скалистый риф, посещаемый только морскими птицами да черепахами, которые откладывают свои яйца в золотистом песке окайм- ленной скалами лагуны на восточной стороне островка. Песчаный берег здесь, круто обрываясь, уходит под воду на глубину шестидесяти сажен, и проникнуть в лагуну, окруженную амфитеатром отвесных скал, можно лишь через узкий, похожий на ущелье пролив шириной не более двадцати ярдов.
        В эту безлюдную, уединенную гавань и зашел капитан Истерлинг одним апрельским днем в году 1688 на своем тридцатипушечном фрегате "Авенджер" в сопровождении еще двух кораблей, составлявших его флотилию: двадцати- шестипушечного фрегата "Гермес" под командованием Роджера Галлоуэя и двадцатипушечной бригантины "Велиэнт" под командованием Кросби Пайка, плававшего прежде под началом капитана Блада и начинавшего уже понимать, какую он совершил ошибку, уйдя от него к другому капитану.
        Читатель, разумеется, не забыл мошенника Истерлинга, который пытался однажды померяться силами с Питером Бладом, когда тот еще не вступил на путь пиратства, не забыл и то, к каким плачевным для мистера Истерлинга последствиям это привело: корабль его был пущен ко дну, а сам он высажен на берег.
        Однако с терпением и упорством, столь же присущим дурным людям, сколь и порядочным, Истерлинг мало-помалу завоевал себе прежнее положение и снова появился на просторах Карибского моря, и даже во главе более мощ- ной, чем прежде, флотилии.
        По словам Питера Блада, это был обыкновенный морской разбойник, кро- вожадный и беспощадный, лишенный даже той крупицы элементарной честнос- ти, какой не обделены и воры. Его приспешникиматросы являли собой раз- нузданную толпу головорезов различных национальностей, не признающих ни- какой дисциплины и никаких законов, кроме одного-единственного - закона справедливого дележа добычи. Грабили они без разбора всех. Они нападали на английские и голландские торговые суда совершенно так же, как на ис- панские галионы, действуя во всех случаях с одинаковой жестокостью.
        И все же, несмотря на дурную славу, которой он пользовался даже среди пиратов, Истерлингу как-то удалось залучить к себе одного из капитанов Питера Блада - отважного и решительного Кросби Пайка с его двадцатипу- шечной бригантиной и отлично вымуштрованной командой в сто тридцать мат- росов. Приманкой послужила все та же старая легенда о сокровище Моргана, которую Истерлинг пустил уже однажды в ход, безуспешно пытаясь заманить в ловушку капитана Блада.
        И вот он снова повторил свой обветшалый рассказ о сокровище Моргана, зарытом где-то на Панамском перешейке, на берегу реки Чагрес, в местеч- ке, известным только одному ему, Истерлингу, да еще покойному Моргану.
        В свое время Питер Блад отнесся к этой истории с ироническим презре- нием, однако Пайк все же попался на удочку, несмотря на то что Питер Блад откровенно выражал сомнение в существовании этого клада и предосте- регал Пайка от содружества с таким отчаянным негодяем, как Истерлинг.
        Питер Блад искренне жалел доверчивого Пайка и не затаил на него зло- бы; скорее он даже сокрушался о своем бывшем товарище, боясь, что тому придется испытать тяжелые последствия своего отступничества.
        Сам Питер Блад в это время обдумывал поход на Дарьен, но решил благо- разумия ради отложить его на некоторое время, так как появление Истер- линга на перешейке могло насторожить испанцев, и потому пять больших ко- раблей Блада пока что бороздили море без определенной цели. Так обстояло дело в начале апреля 1688 года, когда было наконец принято решение своей флотилии собраться к концу мая у островов Москито, чтобы заново обсудить поход на Дарьен.
        "Арабелла", идя к югу через Наветренный пролив, свернула затем к вос- току вдоль южного побережья Эспаньолы и примерно в двадцати милях от мы- са Тибурон наткнулась на потерпевшее кораблекрушение английское торговое судно. Море было спокойно, и благодаря этому команде, перетащившей все пушки и прочие тяжести на левый борт, чтобы волны не могли захлестнуть зияющие пробоины в правом борту, еще удавалось кое-как держать судно на плаву. Расщепленная грот-мачта и поломанные, снесенные реи достаточно красноречиво говорили о том, какого рода бедствие здесь произошло, и Блад решил, что это работа испанцев. Однако, поспешив на помощь тонущему судну, он узнал, что оно накануне подверглось нападению капитана Истер- линга, который, ограбив судно, перерезал больше половины команды и жес- токо расправился с капитаном за то, что тот не сдался ему по первому требованию.
        "Арабелла" взяла судно на буксир и дотянула его до Порт-Рояла, где и оставила милях в десяти от берега, не решаясь подойти ближе, дабы не привлечь к себе внимания ямайской эскадры. Отсюда пострадавшее судно уже могло собственными силами дотянуть до гавани.
        После этого, однако, "Арабелла" - не повернула снова к востоку, а продолжала идти на юг, к Мэйну. Вот что сказал Питер Блад своему шкиперу Джереми Питту о причинах, побудивших его изменить курс:
        - Надо поглядеть, чем там занимается этот негодяй Истерлинг. Да, Джерри, да... А может, и не только поглядеть.
        И они поплыли на юг, ибо в этом направлении скрылся Истерлинг. Его россказням о сокровище Моргана Блад, как мы знаем, не придавал веры. Он считал, что все это басни с целью одурачить таких доверчивых малых, как Пайк, и заманить их в свою шайку. На сей раз, однако, он ошибся, как это вскоре и выяснилось.
        Пройдя вдоль островов Москито, Блад нашел уютную и спокойную стоянку для своего корабля в маленькой бухточке одного из бесчисленных островков в лагуне Чирикуи. В этой бухточке, хорошо укрытой от глаз, он и решил бросить на некоторое время якорь и с помощью дружественных индейцев с Москито, служивших ему разведчиками, понаблюдать за действиями Истерлин- га, расположившегося отсюда милях в двадцати. Индейцы сообщили ему, что Истерлинг стал на якорь к западу от устья реки Чагрес, высадил на берег триста пятьдесят своих матросов и направился с ними в глубь перешейка. Зная примерно численность всех команд Истерлинга, Блад прикинул, что для охраны кораблей оставлено не больше сотни матросов.
        Тем временем капитан Блад решил немного отдохнуть. Растянувшись на камышовой кушетке, поставленной на корме под сооруженным на скорую руку балдахином (ибо зной становился нестерпим), он погружался в чтение сти- хов Горация или прозы Светония [86], находя в них достаточно увлека- тельную пищу для своей фантазии. Когда же у него возникало желание поуп- ражнять помимо мозга еще и мышцы, он плавал в прозрачной, изумрудно-зе- леной воде лагуны или, выбравшись на окаймленный пальмами песчаный берег этого необитаемого островка, помогал своим матросам ловить черепах и ва- лить деревья для костров, на которых они жарили сочное черепашье мясо.
        Порой от его индейских лазутчиков к нему поступали новые вести: у Ис- терлинга произошла схватка С отрядом испанцев, до которых, по-видимому, дошли слухи о высадке пиратов. Затем Бладу сообщили, что Истерлинг по- вернул и возвращается обратно на берег. Дня через два поступило известие о новой стычке между Истерлингом и испанцами, во время которой пираты понесли большой урон, хотя им и Удалось отбить нападение. Наконец пришла весть о третьем сражении; на этот раз - от одного из непосредственных участников его, и притом с некоторыми, очень ценными для капитана Блада подробностями.
        Это известие принес матрос из команды Пайка - старый морской волк, по имени Кэнли, бывший лесоруб, еще в молодости бросивший свое ремесло и ушедший в море. Во время сражения пуля раздробила ему бедро, и Истер- линг, отходя к берегу, оставил его, раненого, на верную смерть. Испанцы его не заметили, и ему удалось уползти в кусты, где его и подобрали наб- людавшие за исходом схватки индейцы. Они оказали раненому помощь и очень заботливо ухаживали за ним, стараясь сохранить ему жизнь, чтобы он мог рассказать все, что ему известно, капитану Бладу. На своем ломаном ис- панском языке они убеждали его, что ему не следует ничего бояться, так как они доставят его к Дону Педро Сангре.
        Индейцы осторожно подняли раненого на борт "Арабеллы", где Питер Блад применил все свое искусство хирурга, чтобы обработать страшную гноящуюся рану. После этого в офицерской каюте, превращенной на время в лазарет, Кэнли с горечью поведал Бладу о своих злоключениях.
        Сокровище Моргана существовало на самом деле. И ценность его даже превзошла все россказни Истерлинга. А сейчас пираты тащили этот клад к берегу, где их ждали корабли. Но добыт он был дорогой ценой, и особенно дорого пришлось заплатить за него людям капитана Пайка - вот почему Кэн- ли рассказывал об этом с такой горечью. На пути туда и обратно им прихо- дилось неоднократно выдерживать стычки с испанцами, а один раз на них напали еще и индейцы. Число их редело от лихорадки и других болезней во время этого ужасного похода через тропики, где москиты прямо-таки съеда- ли их живьем. По подсчетам Кэнли выходило, что после последней стычки, в которой он был ранен, из трехсот пятидесяти человек, высадившихся на бе- рег, в живых осталось не больше двухсот. И, что самое обидное, из коман- ды капитана Пайка выжило всего двадцать человек. А ведь Пайк по приказу Истерлинга высадил на берег сто тридцать человек - много больше, чем каждый из капитанов двух других кораблей, - и оставил на борту "Велиэн- та" каких-нибудь два десятка матросов, в то время как с других кораблей сошло на берег лишь по пятьдесят человек
команды.
        Истерлинг на протяжении всего пути заставлял Пайка с его людьми идти в авангарде, поэтому при каждом нападении им приходилось принимать на себя главный удар. Ясно, что Пайк возмущался и протестовал. И чем дальше заходило дело, тем решительнее он возмущался и протестовал, но Истерлинг при поддержке своего сподвижника Роджера Галлоуэя, командира "Гермеса", так прижал Пайка, что заставил его в конце концов подчиниться. И люди Пайка тоже не могли ничего поделать, так как их было мало и становилось все меньше, и остальные, подавляя их численным превосходством, диктовали им свою волю. Если даже все, кто еще остался в живых, благополучно добе- рутся до берега, в команде Пайка будет теперь не больше сорока матросов, а на тех двух кораблях вместе - человек около трехсот.
        - Вот, капитан, видали, как обошелся с нами этот Истерлинг? - угрюмо заключил свой рассказ Кэнли. - Обвел нас вокруг пальца. А нынче он с этим Галлоуэем - оба мерзавцы, каких свет не видывал, - такую забрали силу, что Кросби Пайк и пикнуть против них не смеет. Видать, в черный день поднял наш "Велиэнт" якорь, чтобы уйти от вас, капитан, к этому по- донку Истерлингу, чтоб ему пропасть со своим сокровищем!
        - Да, - задумчиво промолвил капитан Блад. - Боюсь, что для капитана Пайка это сокровище действительно пропало.
        Он упруго поднялся со стула, стоявшего возле койки раненого, - высо- кий, стройный, полный сил и грации, в коротких черных штанах до колен, туго обтягивающих бедра, в шитом серебром камзоле с пышными белыми рука- вами из льняного батиста. Свой черный с серебром кафтан он скинул, преж- де чем приступить к обязанностям хирурга. Жестом отослав негра в белом халате, державшего чашку с водой, корпию и пинцет, и оставшись наедине с Кэнли, он принялся расхаживать по каюте из угла в угол. Тонкие пальцы его задумчиво перебирали черные локоны парика, в светло-синих глазах по- явился холодный отблеск стали.
        - Думается мне, что Истерлинг проглотит Пайка, как мелкую рыбешку, и не подавится.
        - В самую точку, капитан. Этого сокровища, чума на него, не видать нам как своих ушей - ни мне, ни другим ребятам с "Велиэнта", ни самому капитану Пайку. Хорошо еще, если они выберутся из этой передряги живыми. Вот я как считаю, капитан.
        - И я того же мнения, клянусь честью! - сказал капитан Блад. Но упря- мая складка залегла в углах его сурово сжатого рта.
        - А не можете вы подсобить в этом деле, капитан, чтобы все было по чести, по справедливости, как положено по закону нашего "берегового братства"?
        - Вот об этом-то я и думаю сейчас. Будь у меня здесь мои корабли, я отправился бы туда немедля и не дал бы ему бесчинствовать. Но с одним кораблем... - Блад пожал плечами. - У Истерлинга слишком большой пере- вес. Однако я погляжу, что можно предпринять.
        Не один только Кэнли считал, что "Велиэнт" присоединился к шайке Ис- терлинга в черный день. Это мнение разделял теперь каждый из оставшихся в живых членов команды, и в том числе и сам капитан Пайк. Он уже был ис- полнен самых мрачных предчувствий, и они полностью оправдались в то ут- ро, когда, покинув устье реки Чагрес, их корабли бросили якорь в лагуне у Рифа Галлоуэя, о котором было уже упомянуто выше.
        "Авенджер" Истерлинга первым вошел в эту миниатюрную полукруглую бух- ту и встал на якорь у берега. Вторым за ним шел "Гермес". "Велиэнт", за- мыкавший теперь тыл, вынужден был за недостатком места бросить якорь в узком проливе. Таким образом, в случае нападения команда Пайка снова оказывалась в наиболее опасном положении: его корабль должен был, словно щитом, прикрывать собою остальные корабли.
        Помощник Пайка - Тренем, молодой упрямый корнуэлец, с самого начала протестовавший против решения Пайка присоединиться к Истерлингу, пони- мал, к чему может привести такое расположение кораблей, и не нашел для себя зазорным предложить Пайку, воспользовавшись темнотой, поднять ночью якорь и, пока с ними не стряслось беды похуже, бросить Истерлинга вместе с его сокровищами. Но Пайк был столь же несговорчив, сколь храбр, и от- верг этот трусливый совет.
        - Черт побери, да Истерлингу только того и надо! - воскликнул он. - Нет, мы заработали свою долю добычи и никуда без нее не уйдем.
        Благоразумный Тренем покачал белокурой головой.
        - Ну, это как Истерлинг рассудит. Он сейчас достаточно силен, чтобы навязать нам свою волю, а уж злой воли у него и подавно хватит, чтобы выкинуть любую подлость, или я полный дурак и ничего не смыслю.
        Но Пайк поклялся, что он не побоится и двадцати таких, как Истерлинг, и Тренем замолчал.
        На следующее утро, получив сигнал с флагманского корабля, Пайк все с таким же решительным видом поднялся на борт "Авенджера".
        В капитанской каюте, кроме Истерлинга, разряженного в пух и прах. Пайка ждал еще и Галлоуэй, одетый в широкие кожаные штаны и простую ру- башку - повседневный костюм пирата. Истерлинг, огромный, грузный, заго- релый, казался еще сравнительно молодым; у него были красивые глаза, пышная черная борода и белые зубы, ослепительно сверкавшие при каждом взрыве хохота. Галлоуэй же, коренастый, приземистый, был до крайности похож на обезьяну: непомерно длинные руки, короткие мускулистые ноги и морщинистое лицо с маленькими злыми блестящими глазками под низким, из- борожденным складками лбом - совсем как обезьянья мордочка.
        Оба капитана приняли Пайка с подчеркнутым дружелюбием, усадили за свой неопрятный стол, налили ему рома и выпили за его здоровье, после чего капитан Истерлинг перешел к делу.
        - Мы послали за тобой, капитан Пайк, потому как у нас теперь один, как говорится, общий интерес - вот эти ценности. - Он указал на ящики, в которых хранился клад. - Их надо поделить поскорее, без лишней проволоч- ки, и тогда каждый из нас может отправляться, куда кому надобно.
        При столь многообещающем начале у Пайка отлегло от сердца.
        - Вы что ж, думаете, значит, распустить флот? - равнодушным тоном спросил он.
        - На что он мне теперь, когда дело сделано? Мы с Роджером решили по- кончить с пиратством. Думаем податься с этими денежками домой. Я не прочь обзавестись фермой где-нибудь в Девоне. - Истерлинг удовлетворенно ухмыльнулся.
        Пайк усмехнулся тоже, но ничего не сказал. Он был вообще небольшой охотник переливать из пустого в порожнее, о чем выразительно свиде- тельствовало его худое суровое обветренное лицо.
        Истерлинг откашлялся и заговорил снова:
        - Так вот, мы с Роджером порешили, что, по справедливости, следует внести кое-какие изменения в наш договор. У нас ведь было положено, что я беру себе одну пятую, а потом все остальное делится поровну на три части между тремя командами наших кораблей.
        - Да, так было положено, и, по мне, это правильно и справедливо, - сказал Пайк.
        - А вот мы, Роджер и я, хорошенько обдумали все и теперь другого мне- ния.
        Пайк открыл было рот, чтобы возразить, но Истерлинг его перебил:
        - Мы с Роджером никак не согласны, что ты получишь одну треть на сво- их тридцать ребят, а мы тоже получим по одной трети, когда у каждого из нас по сто пятьдесят человек команды.
        Капитан Пайк вскипел:
        - Так вот, значит, зачем ты все старался подставлять головы моих ре- бят под испанские пули! Тебе надо было, чтобы их всех поубивали! А те- перь, ясное дело, у нас осталось меньше четверти всей команды!
        Черные брови Истерлинга сошлись на переносице, глаза злобно сверкну- ли.
        - Что такое ты тут мелешь, капитан Пайк? Какого дьявола, будь любезен объясниться.
        - Это клевета, - холодно произнес Галлоуэй. - Грязная клевета.
        - Никакая не клевета, а чистая правда, - сказал Пайк.
        - Чистая правда, вот оно что?
        Истерлинг улыбался, и тощий, жилистый решительный Пайк почуял недоб- рое. Блестящие обезьяньи глазки Галлоуэя приглядывались к нему с ка- кой-то странной усмешкой. Казалось, в самом воздухе этой душной, неоп- рятной каюты нависла угроза. Перед мысленным взором Пайка промелькнули картины жестокости и зверств - бессмысленной жестокости и зверств, сви- детелем которых он был не раз за время своего плавания с Истерлингом. Ему припомнились слова капитана Блада, предостерегавшего его от содру- жества с этим низким, коварным человеком. Если прежде у него еще не было полной уверенности в том, что Истерлинг сознательно подставлял под удары его матросов, то теперь он уже больше в этом не сомневался.
        Пайк чувствовал себя как лунатик, который, внезапно пробудясь, видит, что только один шаг отделяет его от пропасти. Чувство самосохранения заставило его сбавить тон - ведь иначе пуля может уложить его на месте, он это понимал. Откинув с покрывшегося испариной лба взмокшие волосы, он заставил себя ответить спокойно:
        - Я хочу сказать одно: если мы потеряли много людей, то для общего же дела. Оставшиеся в живых скажут, что будет не по чести менять теперь ус- ловия дележа...
        Пайк привел и другие доводы. Он напомнил Истерлингу существующий в "береговом братстве" обычай, согласно которому каждые двое его членов по обоюдному согласию являются как бы компаньонами и наследниками друг дру- га. Уже по одному этому многие из его команды, потерявшие своих ком- паньонов, будут считать себя обманутыми, если изменятся условия дележа и они лишатся причитающейся им доли наследства.
        Истерлинг слушал его, погано осклабившись, потом нахмурился.
        - А что мне за дело до твоей паршивой команды? Я - ваш адмирал, и мое слово - закон.
        - Вот это верно, - сказал Пайк. - И словом твоим скреплен договор, который мы с тобой подписали.
        - К дьяволу договор! - зарычал капитан Истерлинг.
        Он вскочил - огромный, как башня, почти касаясь головой потолка каю- ты, угрожающе шагнул к Пайку и произнес с расстановкой:
        - Я уже сказал: после того как мы подписали этот договор, обстоя- тельства изменились. Мое решение поважней всяких договоров, а я говорю: "Велиэнт" может получить десятую долю добычи, и все. И советую тебе сог- лашаться, пока не поздно, а то знаешь, как говорится: никогда не зарься на то, что тебе не по зубам.
        Пайк смотрел на него, тяжело дыша. Он побледнел от бешенства, но бла- горазумие все же взяло верх.
        - Побойся бога, Истерлинг... - Пайк умолк, не договорив.
        Истерлинг поглядел на него исподлобья.
        - Ну что ж, продолжай! - рявкнул он. - Говори, что ты хотел сказать.
        Пайк уныло пожал плечами.
        - Ты же знаешь, что я не могу согласиться на такой дележ. Мои ребята голову мне оторвут, сам понимаешь, если я соглашусь, не посоветовавшись с ними.
        - Тогда бегом ступай советуйся, пока я для наглядности не разукрасил синяками твою прыщавую физиономию в поучение тем, кто думает, что с ка- питаном Истерлингом можно шутки шутить. И передай твоим подонкам, что, если у них хватит нахальства не принять мое предложение, они могут не трудиться присылать тебя сюда. Пусть подымают якорь и убираются к черту на рога. Напомни им, что я сказал: "Никогда не зарься на то, что тебе не по зубам". Ступай, капитан Пайк, доложи им это.
        Лишь на борту своего судна дал Пайк волю бушевавшей в нем ярости. Не меньшую ярость вызвало его сообщение и у матросов, когда остатки команды собрались на шкафуте. А Тренем еще подлил масла в огонь:
        - Если эта скотина решил изменить своему слову, вы думаете, он оста- новится на полпути? Как только мы согласимся на одну десятую, так, будьте спокойны, он тут же найдет предлог, чтобы вовсе ничего нам не дать. Капитан Блад был прав. Мы не должны были связываться с этим него- дяем и доверять ему.
        Настроение команды выразил один из матросов:
        - Но раз уж мы ему поверили, надо заставить его сдержать слово.
        Пайк был всецело согласен с Тренемом и считал, что дело это безнадеж- ное, он подождал, пока возгласы одобрения утихнут.
        - Может, вы скажете мне, как это сделать? Нас сорок человек, а их три сотни. У нас двадцатипушечная бригантина, а у них два фрегата и больше пятидесяти пушек, потяжелее наших.
        Это заставило их задуматься. Потом выступил вперед еще один смельчак:
        - Он говорит: одна десятая или ничего. А мы ему отвечаем: одна треть, и никаких. Есть закон - закон "берегового братства", и мы требуем, чтобы этот грязный вор сдержал слово, чтобы он произвел дележку на тех услови- ях, которые сам подписал, когда вербовал нас.
        Вся команда, как один, поддержала его.
        - Ступай обратно и скажи наш ответ капитану.
        - А если он не согласится?
        Ответ неожиданно дал Тренем:
        - Есть способы его заставить. Скажи ему, что мы поднимем против него все "береговое братство". Капитан Блад заставит его поступить по спра- ведливости. Капитан Блад не очень-то его жалует, и ему это хорошо из- вестно. Ты напомни это Истерлингу, капитан. Ступай, скажи ему.
        Пайк хорошо понимал, что это действительно крупный козырь, но пойти с этого козыря ему как-то не улыбалось. А матросы обступили его, осыпали упреками. Ведь это он уговорил их перейти к Истерлингу. И кто же, как не он, не сумел с самого начала защитить их интересы? Они свое дело сдела- ли. Теперь он должен позаботиться о том, чтобы их не обманули при деле- же.
        И капитан Пайк спустился в шлюпку со своего "Велиэнта", стоявшего на якоре у самого входа в гавань, и отправился передать капитану Истерлингу ответ его команды и припугнуть его законами "берегового братства" и име- нем капитана Блада. В груди его теплилась надежда, что это имя поможет и ему уцелеть.
        Свидание состоялось на шкафуте "Авенджера" в присутствии всей команды и капитана Таллоуэя, все еще находившегося на борту этого корабля. Оно было кратким и бурным.
        Когда капитан Пайк заявил, что его команда настаивает на выполнении условий договора, Истерлинг рассмеялся, и его матросы рассмеялись вместе с ним. Некоторые из них начали выкрикивать насмешки по адресу Пайка.
        - Ну, раз это их последнее слово, приятель, - сказал Истерлинг, - пусть подымают якорь и катятся отсюда ко всем чертям. У меня с ними больше дел нет.
        - Если они подымут якорь и уйдут, это может обернуться хуже для тебя, - твердо сказал Пайк.
        - Да ты, никак, еще угрожаешь мне, разрази тебя гром! - Тело великана заколыхалось от ярости.
        - Я только предупреждаю тебя, капитан.
        - Вот оно что! О чем же это ты меня предупреждаешь?
        - Предупреждаю, что все "береговое братство", все пираты поднимутся против тебя за измену слову.
        - За измену слову? - В голосе Истерлинга послышались визгливые нотки. - Как ты смеешь, паршивый ублюдок, бросать мне в лицо такие слова! "Из- мена слову"! - Истерлинг выхватил из-за пояса пистолет. - Вон с моего корабля и скажи своей своре, что, если к полудню твоя паршивая посудина все еще будет торчать здесь, я ее пущу ко дну. Отправляйся!
        Пайк весь дрожал от негодования. Оно придало ему храбрости, и он по- шел со своего главного козыря.
        - Что же, прекрасно, - сказал он. - Тогда тебе придется иметь дело с капитаном Бладом.
        Пайк рассчитывал взять капитана Истерлинга на испуг, но никак не ожи- дал, что этот испуг может принять подобные размеры, и не учел, на что способен такой человек, как Истерлинг, когда, охваченный паникой, ослеп- ленный яростью, он очертя голову ищет выхода.
        - Капитан Блад? - повторил Истерлинг и скрипнул зубами; лицо его на- лилось кровью. - Значит, ты побежишь жаловаться капитану Бладу? Так сту- пай жалуйся сатане в аду! - И он в упор выстрелил капитану Пайку в голо- ву.
        Пираты в ужасе отпрянули в сторону, когда тело Пайка рухнуло на ре- шетку люка. Истерлинг хрипло рассмеялся: видали, мол, слюнтяев! Галлоуэй невозмутимо взирал на происходящее, его обезьяньи глазки остро поблески- вали.
        - Уберите эту падаль! - Истерлинг дымящимся пистолетом махнул в сто- рону неподвижного тела. - Вздерните его на нок-рею. - Пусть эти свиньи там, на "Велиэнте", знают, что ждет всякого, кто посмеет перечить капи- тану Истерлингу.
        Протяжный крик, полный ужаса, скорби и гнева, разнесся над палубами бригантины, когда ее команда, столпившаяся у левого фальшборта, увидела сквозь сетку снастей "Гермеса" безжизненное тело своего капитана, повис- шее на нок-рее "Авенджера". Это зрелище настолько приковало к себе все взоры, что никто не заметил, как к правому борту бригантины неслышно скользнули две индейские пироги, и высокий мужчина" в черном, расшитом серебром костюме, поднялся по трапу на палубу. Пираты обнаружили его присутствие, лишь когда у них за спиной прозвучал его ясный, твердый го- лос:
        - Я, кажется, немного опоздал.
        Все обернулись и увидели, что капитан Блад стоит на крышке люка, по- ложив левую руку на эфес шпаги; увидели его лицо, затененное широкими полями шляпы с плюмажем, и его глаза, в которых горело холодное, чистое пламя гнева. Пораженные, они смотрели на него, словно на привидение, не веря своим глазам, спрашивая себя, как он очутился здесь.
        Наконец Тренем бросился к нему, глаза его возбужденно сверкали на по- темневшем от горя лице.
        - Капитан Блад, это в самом деле ты? Откуда же?..
        Капитан Блад легким взмахом тонкой, гибкой руки, утопавшей в пене кружев, прервал его:
        - Я все время был поблизости от вас, после того как вы высадились на перешейке, и знаю, что с вами произошло. Да ничего другого я и не ждал. Но надеялся все же, что успею предотвратить беду.
        - Но ты покараешь вероломного убийцу?
        - Да, и притом немедля, можешь не сомневаться: такое чудовищное прес- тупление требует мгновенного воздаяния. - Голос капитана Блада звучал мрачно, столь же мрачно было и его чело. - Пошли вниз всех, кто умеет наводить орудия.
        Начавшийся прилив повернул бригантину корпусом вдоль пролива; она стояла теперь носом к другим кораблям, и потому открытие бортовых ору- дийных портов могло пройти незамеченным.
        - А на что нам сейчас пушки, капитан? - удивился Тренем. - Мы же не можем вступать в бой. У нас и людей мало и орудий.
        - Хватит на то, что от вас потребуется. Такого рода дела решаются не только людьми и пушками. Истерлинг поставил вас в этом проливе, чтобы вы послужили щитом для его кораблей. - Блад коротко, сухо рассмеялся. - Скоро ему придется уразуметь, насколько это невыгодно для него стратеги- чески. Да, да, придется. Пошли своих канониров вниз. - И он тут же начал быстро отдавать другие распоряжения: - Восемь человек пусть спустятся в шлюпку. За кормой стоят две пироги, полные людей, - они помогут нам вер- повать судно для бортового залпа, когда настанет время. Отлив нам помо- жет. Всех остальных матросов до единого пошли в рангоут, чтобы отдать паруса, как только мы выйдем из пролива. Ну, живее, Тренем, шевелись!
        И он спустился вниз на батарейную палубу, где орудийная прислуга уже готовила пушки. Его слова и уверенный вид вдохнули бодрость в людей, и они повиновались ему беспрекословно. Они не понимали, что он затевает, но верили в него, и это укрепляло их дух; они знали, что капитан Блад отомстит Истерлингу за убийство их капитана и за все нанесенные им оби- ды.
        Когда пушки были в боевой готовности и фитили задымились, капитан Блад снова поднялся наверх.
        Две пироги с индейцами и большая шлюпка бригантины стояли за ее кор- мовым свесом и не были видны с других кораблей. Буксирные, тросы принай- товили, и в лодках ждали только команды.
        По предложению Блада Тренем не стал поднимать якоря, но только выпус- тил якорную цепь, и все налегли на весла. Отлив облегчил верпование суд- на, и бригантина стала медленно поворачиваться корпусом поперек пролива. А капитан Блад тем временем уже снова спустился вниз и давал указания канонирам правого борта. Пять пушек навели на румпель "Гермеса", ос- тальные пять должны были смести его ванты.
        Когда бригантина начала поворачиваться, и это было замечено на других кораблях, там пришли к заключению, что напуганная участью, постигшей их капитана, команда почла за лучшее убраться восвояси, и с палубы "Герме- са" в адрес уходящего корабля полетели насмешливые напутствия и улюлю- канье. Но не успели эти возгласы замереть, не успели их подхватить на "Авенджере", как рев десяти пушек, стрелявших прямой наводкой, послужил им ответом.
        Под этим внезапным мощным бортовым залпом "Гермес" покачнулся, задро- жав от носа до кормы, и отчаянные вопли людей потонули в хриплых криках вспугнутых птиц, тревожно закруживших над кораблем.
        А Блад уже был на верхней палубе, которая еще дрожала от залпа. Он вгляделся в поднявшееся над кораблем облако дыма и пыли и улыбнулся. Румпель "Гермеса" был разбит в щепы, грот-мачта сломана, и верхушка ее повисла на вантах, а в фальшборте бака зияла большая пробоина.
        - Ну, а дальше что? - с нескрываемым волнением и тревогой спросил Тренем.
        Капитан Блад поглядел по сторонам. Бригантина хотя и медленно, но упорно двигалась вдоль узкого пролива: еще немного - и она выйдет в отк- рытое море. С севера задувал свежий бриз.
        - Поднимай якорь, ставь паруса и веди ее по ветру.
        - Но они погонятся за нами, - сказал молодой моряк.
        - Да, я надеюсь. Но не сразу. Погляди, в какое положение они попали.
        Только тут Тренем понял до конца, - что сделал капитан Блад. "Гер- мес", у которого был разбит руль и сломана грот-мачта, стал неуправляем и забаррикадировал пролив; теперь капитан Истерлинг, сколько бы он ни бесился, был лишен возможности атаковать бригантину.
        Да, Тренем понял все и был восхищен искусством Блада, но тем не менее далек от того, чтобы праздновать победу.
        - Ну что ж, погоню ты, конечно, сумел отсрочить. Однако рано или поздно она начнется, и рано или поздно нас всех потопят, как крыс. Ведь этот дьявол Истерлинг только об этом и мечтает.
        - Да, конечно, надеюсь, что так. Во всяком случае, я сильно распалил это его желание.
        Матросов с большой шлюпки подняли на борт, а пироги с индейцами были уже далеко. Они взяли курс прямо на север, держась вдоль берега. Бриган- тина шла под ветром, и Риф Галлоуэя, маленький островок за ее кормой, становился все меньше. Вся команда была на палубе. Капитан Блад на полу- юте прислонился к поручням рядом с Тренемом. Он сказал, обращаясь к мат- росу, стоявшему внизу у румпеля:
        - Клади руля, мы делаем поворот оверштаг. - Заметив тревогу, отразив- шуюся на лице Тренема, он улыбнулся. - Не волнуйся. Доверься мне и пошли людей к пушкам левого борта. Они там на своих кораблях еще не выпутались из этой ловушки, и мы отсалютуем им на прощание. Клянусь честью, ты мо- жешь мне довериться. Это ведь не первый морской бой для меня, а болвана, которого мы должны проучить, я знаю вдоль и поперек. Ему никогда и в го- лову не придет, что у нас может хватить нахальства вернуться. Спорю на всю твою долю моргановского клада, что он даже не открыл еще свои порты.
        Все произошло так, как предсказал капитан Блад. Когда они, идя в кру- той бейдевинд, приблизились к бухте, "Гермес" только еще кончили верпо- вать, чтобы дать проход "Авенджеру", и тот на веслах, пользуясь отливом и поставив блинд, медленно продвигался к проливу.
        Истерлинг, вероятно, не поверил своим глазам, когда бригантина, кото- рая, по его мнению, должна была на всех парусах спасаться бегством, вновь появилась перед ним. И как же заскрипел он своими ослепительно бе- лыми зубами, когда она, хлопая парусами, замерла на мгновение на месте и дала бортовой залп по его кораблю, прежде чем взять прежний галс на се- веро-восток. В спешке Истерлинг ответил ей беспорядочной пальбой из сво- их носовых пушек, совершенно не достигшей цели, и, на скорую руку убрав обломки и залатав пробоины, пустился, пылая местью, в погоню, с твердым решением потопить наглое судно со всей его командой.
        Бригантина успела отдалиться примерно на милю к северо-востоку, когда Тренем увидел, что "Авенджер" выбрался наконец из узкого пролива в отк- рытое море и, подняв все паруса на всех реях, взял курс прямо на их ко- рабль. Это выглядело довольно устрашающе. Тренем повернулся к капитану Бладу.
        - Ну, а что дальше, капитан? Что мы теперь будем делать?
        - Поворот оверштаг, - прозвучал поразивший Тренема ответ. - Вели ру- левому держать курс на северную оконечность острова.
        - Но мы тогда приблизимся к "Авенджеру" на расстояние выстрела.
        - Не важно. Мы проскочим сквозь его огонь. Или скроемся за мыс. Но этого, думаю, не потребуется.
        Бригантина сделала поворот оверштаг и снова пошла на сближение с "Авенджером". Капитан Блад в подзорную трубу пристально вглядывался в скалистые очертания островка. Тренем, переминаясь с ноги на ногу от вол- нения, стоял рядом с капитаном.
        - Что ты там высматриваешь, Питер? - спросил он с проблеском надежды в голосе.
        - Моих друзей-индейцев. Они развили хорошую скорость и уже скрылись из глаз. Все будет в порядке.
        "Что-то не похоже!" - подумалось Тренему. "Авенджер" повернул на румб к ветру, чтобы быстрее перехватить их судно. Из его носового порта грох- нула пушка, и круглое ядро подняло фонтан брызг примерно в кабельтове от кормы "Велиэнта".
        - Он берет прицел, - бесстрастно промолвил капитан Блад.
        - Ясное дело, - подтвердил Тренем; в голосе его прозвучала горечь. - Мы беспрекословно повинуемся тебе, капитан, а какой будет конец?
        - Конец, сдается мне, очень близок - он идет под всеми парусами, - сказал Блад, указывая кудато вдаль своей подзорной трубой.
        Из-за северной оконечности островка появился большой красный корабль, увенчанный громадой белоснежных парусов. Огибая мыс и поворачивая к югу, он величественно шел под ветром, залитый ослепительными лучами полуден- ного солнца. Он был уже на траверсе бригантины - между нею и островом, - когда пораженный Тренем обрел наконец дар речи, а над палубой "Велиэнта" разнеслись ликующие крики матросов.
        Бледный от волнения, с горящим взором, Тренем повернулся к капитану Бладу.
        - "Арабелла"!
        Блад насмешливо улыбнулся.
        - А ты, верно, думал, что я добрался сюда просто вплавь или пересек океан в пироге и моя единственная цель - дать Истерлингу возможность по- забавиться, погонявшись за мной немного по морю и утопив меня под конец? А может быть, ты просто не подумал о том, откуда я тут взялся? Ну вот и Истерлинг об этом не подумал. Зато теперь ему придется подумать. И поду- мать крепко, клянусь честью! Верно, он и сейчас уже задумался.
        Однако капитан Блад ошибался: Истерлинг не задумывался ни над чем, он потерял всякую способность соображать. Обезумев от ужаса при виде этого грозного корабля, который шел прямо на него, сопутствуемый благоприятным ветром, он в отчаянии сделал попытку укрыться снова в гавани, из которой его так ловко выманили. Если бы ему это удалось, узость пролива и пушки "Гермеса" послужили бы для него надежной защитой против любого нападе- ния. Однако он должен был бы понимать, что ему не видать этой гавани как своих ушей, что никто не позволит его кораблю скрыться туда. И когда яд- ро ударило сбоку в нос фрегата, Истерлинг не подчинился этому требованию сдаться, и тотчас бортовой залп двадцати тяжелых пушек по борту корабля, прямо подставленному под огонь противника, нанес ему такие повреждения, что он был лишен возможности дать хотя бы ответный залп. "Арабелла" же, которой командовал старина Волверстон, проворно сделала поворот оверштаг и дала второй бортовой залп с еще более близкого расстояния, чтобы до- вершить начатое. Получивший огромные пробоины в наиболее уязвимых мес- тах, "Авенджер" начал
погружаться носом в воду.
        И тут над палубами бригантины разнесся жалобный, скорбный вопль, по- хожий на причитания над мертвецом, заставивший вздрогнуть капитана Бла- да.
        - Что такое? Кого они оплакивают? - с недоумением спросил он.
        - Они оплакивают клад! - ответил ему Тренем. - Моргановский клад.
        Капитан Блад нахмурился.
        - Да, Волверстон, как видно, чересчур увлекся и забыл про него. - За- тем чело его прояснилось, он вздохнул и пожал плечами. - Что ж, ничего не поделаешь. Теперь клад уже на дне моря. Значит, туда ему и дорога.
        "Арабелла" легла в дрейф и спустила шлюпки, чтобы подобрать барахтав- шихся в воде матросов с затонувшего корабля. Истерлинг, у которого не хватило отваги пойти на дно вместе со своим фрегатом, был выловлен наря- ду с остальными и по приказу капитана Блада доставлен на борт "Велиэн- та". Казалось, трудно было бы сильнее уязвить его душу, и все же он был уязвлен еще глубже, когда, ступив на палубу бригантины Пайка, увидел пе- ред собой капитана Блада. Так, значит, слова Пайка были не простой угро- зой. Истерлинг попятился. Он был испуган - быть может, в первый и пос- ледний раз в своей жизни. Темные глаза его на побелевшем от ужаса лице вспыхнули бессильной яростью, как у затравленного зверя.
        - А, так это был ты! - пробормотал он.
        - Если ты имеешь в виду, что это я занял место убитого тобой Пайка, то ты не ошибся. Было бы лучше для тебя, если бы ты честно, без обмана рассчитался с ним. Вероятно, ты мог бы почерпнуть из школьных прописей, что обман никогда не ведет к добру. Хотя я не уверен, что ты когда-ни- будь посещал школу. Но существует ведь еще одна поговорка, которой я обучил тебя много лет назад и которую, как говорят, ты любил повторять: "Никогда не зарься на то, что тебе не по зубам".
        Он ждал ответа, но его не последовало. Истерлинг, ссутулив могучие плечи, понурив голову, мрачно глядел на него исподлобья и молчал.
        Капитан Блад вздохнул.
        - Мне в общем-то нет до тебя дела. Пусть тобой занимаются эти люди, которых ты обманул, капитана которых ты убил. Они должны судить тебя и решить твою судьбу. Он направился к забортному трапу, спустился в шлюп- ку, только что доставившую на борт Истерлинга, и возвратился на свою "Арабеллу". Дело было завершено, и его затянувшийся поединок с Истерлин- гом пришел к концу.
        Часом позже "Арабелла" и "Велиэнт" бок о бок устремили свой бег на юг. Очертания Рифа Галлоуэя быстро таяли на горизонте за кормой. На бор- ту поврежденного "Гермеса", застрявшего в заливе, как в ловушке, Галлоу- эю и его команде оставалось только думать и гадать о том, что произошло в открытом море за скалистыми утесами острова, и пытаться собственными силами выпутаться из беды.


        ПРИМЕЧАНИЯ

        1. Бакалавр - низшая ученая степень в старинных университетах, сохра- нившаяся в настоящее время лишь в Англии.
        2. Гораций - римский поэт I века до н.э.
        3. Король Яков II, занявший престол Англии после смерти короля Карла II.
        4. Виги - политическая партия в Англии (XVII-XIX вв.), предшественни- ца английской либеральной партии.
        5. Уайтхолл - резиденция английского правительства.
        6. Де Ритер М. А. - голландский адмирал XVII века.
        7. Неймеген - город в Голландии, где было подписано шесть мирных до- говоров, Франции с Голландией, Испанией, Австрией, в 1678-1679 годах увенчавших войну Швецией и Данией.
        8. Лаймский залив - место высадки Монмута.
        9. По английским законам, лорда (пэра) могут судить только лица, так- же имеющие звание лордов (пэров), выделяемые верхней палатой (палатой лордов) английского парламента.
        10. Тори - политическая партия, выражавшая интересы крупной земельной аристократии и высшего духовенства. В середине XIX века была преобразо- вана в консервативную партию.
        11. Автор имеет в виду юго-западную часть Англии, охваченную восста- нием.
        12. Одна из стандартных формул английского судопроизводства.
        13. Одна из формул английского судопроизводства.
        14. Дерево из семейства бобовых, растущих в Центральной и Южной Аме- рике. Экстракт из его древесины применяется для окрашивания тканей.
        15. Ричард Ловлас (1618-1658) - английский поэт, лирик.
        16. То есть между Англией и Испанией.
        17. Английский центнер - около 50 килограммов.
        18. Квадрант - угломерный инструмент для измерения высот небесных светил и солнца; применялся в старину до изобретения более совершенных приборов.
        19. Лаг - простейший прибор для определения пройденного судном расс- тояния.
        20. Ярд - английская мера длины, равная 3 футам - около 91 сантимет- ра.
        21. Кабельтов - морская единица длины, равная 185,2 метра.
        22. Капер - каперское судно, владельцы которого занимались в море захватом торговых судов (XVI - XVIII вв.).
        23. Галион - большое трехмачтовое судно особо прочной постройки, снабженное тяжелой артиллерией. Эти суда служили для перевозки товаров и драгоценных металлов из испанских и португальских колоний в Европу (XV-XVII) вв).
        24. Морган - английский корсар, позднее вице-губернатор о. Ямайка (XVII в.).
        25. Грот - самый нижний парус на второй от носа мачте (грот мачте) парусного судна.
        26. Бейдевинд - курс парусного судна относительно ветра, когда нап- равление ветра составляет с направлением хода судна угол меньше 90 гра- дусов.
        27. Грум - конюх или слуга, верхом сопровождающий всадника либо эки- паж.
        28. Гакаборт - верхняя часть кормовой оконечности судна.
        29. Полубак, или бак - носовая часть верхней палубы корабля.
        30. Шкафут - средняя часть палубы судна.
        31. Плюмаж - украшение из страусовых или павлиньих перьев.
        32. Нок-рея - оконечность поперечины мачты.
        33. Планшир - брус, проходящий поверх фальшборта судна.
        34. Ванты - оттяжки из стальных или пеньковых тросов, которыми произ- водится боковое крепление мачт, стеньг или брамстеньг
        35. Фальшборт - легкая обшивка борта судна выше верхней палубы.
        36. Кильватерная струя - след, остающийся на воде позади идущего суд- на.
        37. Мэйн, или испанский Мэйн, - прежнее название, данное испанским владениям на северном побережье Южной Америки, начиная от устья реки Ориноко до полуострова Юкатан.
        38. Непереводимая игра слов. Пояс Ориона - созвездие Ориона. Пояс Ве- неры - умышленно искаженное Бладом название ленточного морского животно- го - Венерин пояс, которое водится в тропических морях.
        39. Траверс - направление, перпендикулярное курсу судна.
        40. Шканцы - часть верхней судовой палубы между средней и задней мач- тами.
        41. Бизань - нижний косой парус на бизань мачте.
        42. Sangre (исп.) - кровь, что соответствует значению этого слова (Blood) по-английски.
        43. Benedicticamus Dommo (лат.) - возблагодарим господа.
        44. Ex hoc nunc et usque in seculum (лат.) - ныне и присно и во веки веков.
        45. Поворот оверштаг (морск.) - поворот парусного судна против линии ветра с одного курса на другой.
        46. Каперство - в военное время (до запрещения в 1856 году) преследо- вание и захват частными судами коммерческих неприятельских судов или су- дов нейтральных стран, занимающихся перевозкой грузов в пользу воюющей страны.
        47. Нью-Провиденс - остров из группы Багамских островов.
        48. Один из титулов испанских королей.
        49. Сан (le sang) - по-французски "кровь".
        50. Бриг - двухмачтовое парусное судно.
        51. Кордегардия - помещение для военного караула, а также для содер- жания арестованных под стражей.
        52. Гибралтар - небольшой город на берегу озера Маракайбо (Венесуэ- ла).
        53. Пелл Молл - улица в Лондоне.
        54. Аламеда - улица в Мадриде.
        55. Шлюп - одномачтовое морское судно.
        56. Кулеврнна - старинное длинноствольное орудие.
        57. Audaces fortuna juvat (лат.) - счастье покровительствует смелым.
        58. Бар - песчаная подводная отмель; образуется в море на некотором расстоянии от устья реки под действием морских волн.
        59. Брандер - судно, нагруженное горючими и взрывчатыми веществами; во времена парусного флота применялось для поджога неприятельских кораб- лей.
        60. Рангоут - совокупность деревянных частей оснащения судна, пред- назначенных для постановки парусов, сигнализации, поддержания грузовых стрел и проч. (мачты, стеньги, гафеля, бушприт и т.д.).
        61. Такелаж - все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления им и парусами.
        62. Вавилонским столпотворением, по библейскому преданию, называется неудавшаяся попытка царя Нимрода построить (сотворить) в Вавилоне столп (башню) высотой до неба. Бог, разгневавшись на людей за их безрассудное желание, решил покарать строителей: он смешал их язык так, что они пе- рестали понимать друг друга, вынуждены были прекратить стройку и ма- ло-помалу рассеялись по свету. Отсюда, как объясняли древние, и пошло различие языков. В обычном понятии вавилонское столпотворение или просто столпотворение означает беспорядок, неразбериху при большом скоплении народа.
        63. Фал - веревка (снасть), при помощи которой поднимают на судах па- руса, реи, сигнальные флаги и проч.
        64. Клото. Лахезис и Атропос - по древней мифологии, три богини судьбы.
        65. Порты - отверстия в борту судна для пушечных стволов.
        66. Квартердек - приподнятая часть верхней палубы в кормовой части судна.
        67. Суверен - носитель верховной власти.
        68. Шпигат - отверстие в фальшборте или в палубной настилке для уда- ления воды с палубы.
        69. Коцит - в древнегреческой мифологии одна из рек "подземного царства", где якобы обитали души умерших.
        70. Cras ingens iterabimus aequor (лат.) - завтра снова мы выйдем в огромное море.
        71. Фартинг - самая мелкая разменная монета, стоимостью в четверть пенса.
        72. Ливр - серебряная французская монета начала XVIII века.
        73. Потин - крепкий алкогольный напиток, изготовляемый ирландцами кустарным способом.
        74. Флибустьеры - морские разбойники, грабившие преимущественно ис- панские суда и испанские колонии в Америке (XVII - XVIII вв.).
        75. Бульвар в Мадриде.
        76. Парки - богини судьбы в римской мифологии.
        77. C'est ca - так, так (фр.).
        78. Tiens! - Вон как! (фр.).
        79. В переводе с испанского - Длинная Рука.
        80. В XVI веке - сказочная страна сокровищ, которую разыскивали пер- вые испанские завоеватели. Теперь употребляется в переносном смысле.
        81. Персонаж из трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта".
        82. Публий Овидий Назон - римский поэт, живший на рубеже новой эры.
        83. "Сатирикон" - произведение римского писателя Петрония (I в. н.э.).
        84. Боккаччо - итальянский писатель XIV века, автор "Декамерона".
        85. Поджо Браччолини - итальянский писатель (XIV-XV вв.).
        86. Светоний - римский историк I века н.э.



        Рафаэль Сабатини.
        Удачи капитана Блада


        Перевод с английского В.Тирдатоаа
        Повести. Пер. с англ. -- М.: Студия "Фора-Фильм", 1990.
        OCR: Васильченко Сергей


        В книге известного советскому читателю Рафаэля Сабатини (1875 -- 1950) шесть повестей продолжают обширную "Одиссею" капитана Блада. Его ждет масса новых захватывающих приключений знаменитого пирата.
        На русском языке издается впервые.
        Для массового читателя.

        Создатель бессмертного капитана Блада, английский писатель Рафаэль Сабатини (1875 -- 1950), -- один из наиболее интересных авторов историко-приключенческой литературы первой половины нашего столетия. Сын оперных артистов -- отца-итальянца (маэстро кавалера Винченцо Сабатини) и матери-англичанки, -- он родился в небольшом итальянском городке Ези, учился в швейцарской школе и португальском лицее, после чего отправился в Лондон, чтобы по настоянию отца преуспеть на поприще коммерции. С юношеских лет свободно владея несколькими языками, он смог получить место клерка в крупной фирме. Но бизнес не интересовал Рафаэля, и он обратился к журналистике. Опубликовав в газете, где он сотрудничал, несколько рассказов, Сабатини с первых лет XX века начинает выпускать в свет свои романы, постепенно завоевывая популярность.
        По собственному признанию, "не интересовавшийся ничем, кроме истории", писатель, называемый критикой "Александром Дюма современной беллетристики", делал персонажами своих книг людей минувших эпох, как существовавших в действительности -- от Цезаря Борджа, Торквемады, Лжедимитрия до Робеспьера, Шарлотты Корде и герцога Веллингтона, -- так и вымышленных героев. Подлинную славу принесли ему романы "Морской ястреб", "Рыцарь таверны", "Западня", а особенно роман о французской революции "Скарамуш", написанный в 1920 году, и книги о капитане Бладе.
        Тема моря, приключения вольных корсаров всегда волновали воображение Сабатини, присутствуя во многих его произведениях ("Морской ястреб", "Черный лебедь" и др.). Однако наиболее яркое воплощение они обрели в романе "Одиссея капитана Блада" (1922), сразу принесшем ему всемирную известность и в 1935 году экранизированном выдающимся американским режиссером Майклом Кертицем при участии звезд Голливуда Эррола Флинна (Блад), Оливии де Хэвалленд (Арабелла) и Бэзила Рэбоуна (Левассер). Взяв за основу отдельные факты биографии знаменитого английского пирата Генри Моргана, нисколько не уступавшего в жестокости своим противникам-испанцам, Сабатини создал обаятельный образ корсара-джентльмена, чуждого злобе, стяжательству, несправедливости. Не в силах расстаться с любимым героем, писатель сочинил в
30-е годы еще три книги о нем, построенные в виде сборников связанных между собой рассказов -- "Хроника капитана Блада", "Капитан Блад возвращается" и "Удачи капитана Блада".
        Несмотря на успех многих произведений, Сабатини пришлось пережить годы невнимания и даже забвения. Когда писатель скончался, расцвет его славы был далеко позади. Конечно, в какой-то мере основания для этого дает его творчество, весьма неоднородное по качеству. Многие книги Сабатини, примитивные по сюжету и лишенные ярких художественных образов ("Глупец фортуны", "Попрание лилий" и др.), забыты по заслугам. Однако, к сожалению, это коснулось и его лучших книг, издающихся даже в Англии и Соединенных Штатах крайне редко. Подобно тому, как классические образцы приключенческого кино на Западе -- вестерны, детективы, фильмы "плаща и шпага" -- сменила видеомакулатура и похождениях суперменов, компенсирующих своими физическими достоинствами полное отсутствие интеллекта, так и в приключенческой литературе герой типа капитана Блада, благородного и великодушного рыцаря без страха и упрека, хранящего безупречную верность даме своего сердца, оказался ненужным современному ее потребителю (в историко-приключенческом жанре наибольшим успехом продолжает пользоваться эпопея об Анжелике супругов Голон, отличающаяся
вопиющей пошлостью и безграмотностью, зато содержащая необходимый сексуальный "техминимум" -- естественно, в такой компании капитану Бладу делать нечего).
        В итоге Сабатини в настоящее время, пожалуй, как это ни парадоксально, наиболее популярен в нашей стране. Хотя популярность эта касается исключительно двух романов о капитане Бладе -- переведенный в незапамятные времена "Морской ястреб" никогда не переиздавался, другие произведения и вовсе неизвестны.
        Знакомство нашего читателя с творчеством Сабатини началось с публикации во второй половине 50-х годов "Одиссеи капитана Блада". В 1969 году, во второй серии подписной "Библиотеки приключений", вместе с "Одиссеей" была напечатана "Хроника капитана Блада". С тех пор оба романа продолжают переиздаваться, причем в книжных магазинах их и ныне приобрести невозможно.
        Две другие книги о капитане Бладе, однако, продолжают оставаться неизвестными -- лишь глава "Избавление" из "Удач капитана Блада" появилась в
60-х годах в журнале "Дон" в сокращенном переводе. Одна из причин этого -- отсутствие романов Сабатини на прилавках книжных магазинов Англии и США (автору этих строк до сих пор не удается заполучить книгу "Капитан Блад возвращается", даже используя зарубежные связи).
        Пока что читателю предлагается первый перевод на русский язык заключительного романа серии -- "Удачи капитана Блада". Как и в предыдущих книгах, герой сохраняет благородство и обаяние, а приключения его отличаются свежестью и изобретательностью. Жаль только, что в главе "Святотатство" писатель заставляет Блада выручать представителя грязной профессии работорговли из беды, вполне им заслуженной. Подобный поступок, вполне естественный среди подлинных корсаров, кажется странным диссонансом, будучи совершенным идеальным героем. Но в целом недостатки, присущие даже лучшим произведениям Сабатини, в том числе и "Скарамушу", -- отсутствие психологической глубины и многомерности образов, многословие и декларативность -- практически незаметны в книгах о Бладе, полностью компенсируясь увлекательностью сюжетного развития.
        Представляя новую книгу о капитане Бладе, хочется надеяться, что встреча с любимым героем принесет радость как юному, так и взрослому читателю.

        В.Тирдатов



        ПАСТЬ ДРАКОНА

        I

        Великолепный фрегат[1] носящий имя "Сан-Фелипе", в котором сочетались благочестие и верноподданность[2], отличался удивительной четкостью и красотой линий и богатством внутренней отделки, что было присуще большинству судов, сооружавшихся на верфях Испании.
        Просторная каюта, полная солнечного света, который лился сквозь кормовые окна, открытые над пенящейся в кильватере[3] водой, радовала глаз роскошной резной мебелью, зеленым бархатом драпировок и позолотой украшенных орнаментом панелей.
        Питер Блад, теперешний владелец фрегата, временно вернувшийся к своей первоначальной профессии хирурга, склонился над испанцем, лежащим на кушетке. Его точеные сильные руки уверенными движениями меняли повязку на сломанном бедре испанца. Наложив пластырь, держащий лубок, Блад выпрямился и кивком отпустил негра-стюарда, присутствовавшего при операции.
        -- Все в порядке, дон Иларио, -- заговорил он на безупречном испанском языке. -- Теперь я даю вам слово, что вы снова сможете ходить на двух ногах.
        Слабая улыбка мелькнула на измученном лице пациента Блада, озарив его аристократические черты.
        -- За это чудо, -- сказал он, -- я должен благодарить Бога и вас.
        -- Здесь нет никакого чуда -- просто хирургия.
        -- Значит, вы хирург? Это уже само по себе чудо. Вряд ли мне поверят, если я кому-то расскажу, что меня вылечил капитан Блад.
        1 Фрегат -- большой трехмачтовый двухпалубный парусный корабль.
        2 Название корабля "Сан-Фелипе" означает "Святой Филипп", в то же
        время Филипп -- имя короля Испании. (Здесь и далее примечания
        переводчика.)
        3 Кильватер -- след за кормой плывущего корабля.

        Капитан, высокий и гибкий, аккуратно спустил рукава своей батистовой рубашки. Из-под черных бровей ярко-голубые глаза, цвет которых казался особенно удивительным на фоне смуглого, загорелого, ястребиного лица, задумчиво окинули взглядом испанца.
        -- Врач всегда остается врачом, -- объяснил он. -- А я, как вы, возможно, слышали, раньше был им.
        -- К счастью для себя, я убедился в этом на собственном опыте. Но какая странная причуда судьбы превратила вас из врача в пирата?
        -- Мои огорчения начались с того, -- улыбнулся капитан Блад, -- что я, как и в случае с вами, выполнил свой долг врача, позаботившись о раненом человеке, не принимая во внимание то, каким образом он был ранен. Это был один из повстанцев, сражавшихся под знаменами герцога Монмута[1]. А по законам, принятым в христианских странах, человек, оказавший мятежнику медицинскую помощь, сам, в свою очередь, становится мятежником, Я был пойман на месте преступления, перевязывая ему рану, и за это был приговорен к смерти. Но приговор изменили -- отнюдь не из милосердия, а потому что на плантациях требовались рабы. Вместе с другими несчастными меня перевезли через океан я продали в рабство на Барбадос[2]. Мне удалось бежать, и с тех пор вместо доктора Блада появился капитан Блад. Но в теле корсара еще не погиб дух врача, как вы сами могли убедиться, дон Иларио.
        -- К моему величайшему счастью и глубокой признательности к вам. И дух врача продолжает заниматься милосердными поступками, которые однажды оказались для него пагубными?
        -- Увы! -- Живые глаза капитана изучающе оглядели испанца, заметив румянец, появившийся на его бледных щеках, и странное выражение взгляда.
        -- Вы не боитесь, что история может повториться?
        -- Я вообще ничего не боюсь, -- сказал капитан Блад, протягивая руку за своим черным, отделанным серебром камзолом. Расправив брабантские кружевные манжеты, он тряхнул локонами черного парика и выпрямился, являя собой воплощение мужества и элегантности, более уместное в галереях Эскуриала[3], нежели на квартердеке[4] пиратского корабля.
        -- Теперь отдыхайте. Постарайтесь поспать до восьми склянок[5]. Хотя никаких признаков жара у вас нет, все же я предписываю вам полный покой. Когда пробьет восемь склянок, я вернусь.
        1 Монмут Джеймс Скотт (1649 -- 1685) -- побочный сын английского короля
        Карла II. В 1685 году пытался захватить престол, занимаемый королем
        Иаковом II, но был взят в плен и казнен.
        2 Барбадос -- остров в Карибском море из группы Больших Антильских
        островов.
        3 Эскуриал -- дворец испанских королей.
        4 Квартердек -- приподнятый участок верхней палубы в кормовой части
        корабля.
        5 Склянки -- удары вахтенного в колокол каждые полчаса.

        Пациент, однако, не намеревался пребывать в состоянии полного покоя.
        -- Дон Педро... Прежде чем вы уйдете... Я поставлен в крайне неловкое положение. Будучи столь обязанным вам, я не считаю себя вправе лгать. Я обманывал вас.
        На тонких губах Блада мелькнула ироническая улыбка.
        -- Мне самому тоже немало приходилось обманывать многих.
        -- Но здесь есть разница. Моя честь восстает против этого. -- И глядя прямо в глаза капитану, дои Иларио продолжал: -- Вы знаете меня только как одного из четырех потерпевших кораблекрушение испанцев, которых вы сняли с рифов Сент-Винсента[1] и великодушно обещали высадить в Сан-Доминго[2]. Но долг велит мне сообщить вам всю правду.
        Слова испанца, казалось, забавляли Блада.
        -- Сомневаюсь, чтобы вы смогли добавить что-либо, неизвестное мне. Вы дон Иларио де Сааведра, назначенный королем Испании новым губернатором Эспаньолы[3]. До того как шторм потопил ваш корабль, он входил в эскадру маркиза Риконете, совместно с которым вы намеревались уничтожить проклятого пирата и флибустьера, врага Господа Бога и Испании по имени Питер Блад.
        На лице дона Иларио отразилось глубочайшее удивление и изумление.
        -- Virgin Santissima![4] Вы знаете это?
        -- С благоразумием, заслуживающим всяческой похвалы, вы положили ваш патент в карман, когда ваш корабль пошел ко дну. С не менее похвальным благоразумием я обыскал ваш костюм вскоре после того, как принял вас на борт. В нашей профессии не приходится быть разборчивым.
        Но это простое объяснение еще более удивило испанца.
        -- И, несмотря на это, вы не только лечите меня, но и в самом деле везете в Сан-Доминго! -- Выражение его лица внезапно изменилось. -- Ага, понимаю. Вы рассчитываете на мою признательность...
        -- Признательность? -- прервал его капитан Блад и рассмеялся. -- Это последнее чувство, на которое я стал бы рассчитывать. Я вообще, сеньор, рассчитываю только на себя. Как я уже сказал вам, я ничего не боюсь. Ваша благодарность относится к врачу, а не к пирату, поэтому на нее не приходится особенно надеяться. Не тревожьте себя проблемой выбора между долгом перед вашим королем и мной. Я предупрежден, и этого для меня достаточно. Спите спокойно, дон Иларио.
        1 Сент-Винсент -- пролив и остров (один из Малых Антильских островов)
        в Карибском море.
        2 Сан-Доминго -- столица испанской части острова Гаити (ныне Домини
        канской Республики).
        3 Эспаньола -- испанское название Гаити.
        4 Пресвятая Дева! (лат.)

        И Блад удалился, оставив испанца окончательно сбитым с толку.
        Выйдя на шкафут[1], где слонялось без дела несколько десятков пиратов, он заметил, что небо уже не так чисто и безоблачно, как раньше.
        Погода вообще стала неустойчивой после урагана, разразившегося десять дней назад и забросившего дона Иларио с его тремя попутчиками на скалистый островок, откуда они были взяты на борт "СанФелипе". В результате постоянно сменяющих друг друга штормов и штилей фрегат все еще находился в двадцати милях от Саоны[2]. Корабль еле-еле полз по ярко-фиолетовым, точно смазанным маслом, волнам; паруса его то надувались, то повисали. Видневшиеся невдалеке по правому борту гористые берега Эспаньолы сейчас растаяли в туманной дымке.
        -- Надвигается очередной шквал, капитан, -- сказал Бладу стоящий на корме штурман[3] Чеффинч. -- Я начинаю сомневаться, что мы вообще когда-нибудь доберемся до Сан-Доминго. Мы взяли на борт Иону[4].
        Чеффинч не обманулся в своих предположениях. В полдень с запада подул сильный ветер, вскоре перешедший в шторм. Никто из команды не сомневался, что раньше полуночи им не добраться до СанДоминго. Под потоками дождя, раскатами грома, захлестывающими палубу волнами "Сан-Фелипе" боролся с бурей, отбросившей его к северо-западу. Шторм терзал корабль до рассвета; лишь после восхода солнца море относительно успокоилось, и фрегат подучил возможность потихоньку зализывать раны. Кормовые поручни и вертлюжные пушки[5] снесло за борт; ветер сорвал с утлегаря[6] одну из лодок, и ее обломки запутались в носовых цепях.
        Однако наибольшей неприятностью была треснувшая грот-мачта[7], которая стала не только бесполезной, а даже угрожающей целости фрегата. В то же время шторм продвинул их ближе к цели. Меньше чем в пяти милях[8] к северу находился Эль-Росарио, за которым лежал Сан-Доминго. В водах этой испанской гавани, под дулами пушек форта, дон Иларио ради собственной безопасности был вынужден давать Бладу необходимые указания.
        1 Шкафут -- участок палубы корабля между фок- и грот-мачтами.
        2 Саоча -- островок у юго-восточного побережья Гаити.
        3 Штурман -- помощник капитана по судовождению.
        4 Пророка Иону, поступившего попреки воле Бога. моряки бросили за
        борт, чтобы утихомирить бурю (Библия,.Книга Ионы, глава I).
        5 Вертлюжные пушки -- палубные орудия, вращающиеся вокруг собствен
        ной оси.
        6 Утлегарь -- участок носового отдела рангоута парусного корабля.
        7 Грот-мачта -- вторая от носа мачта.
        8 Миля морская -- 1852 метра.

        Ранним утром потрепанный бурей корабль с едва колеблемыми легким ветерком парусами на фок- и бизань-мачтах[1] и без единого клочка материи, за исключением кастильского флага на грот-мачте, проплыл мимо созданного природой мола, постепенно размываемого приливами Осамы[2], и сквозь узкий пролив, известный под названием Пасть Дракона, проник в гавань Сан-Доминго.
        Пройдя восемь саженей3 вдоль берега, который образовался, как и мол, в результате скопления кораллов, принявшего форму островка менее четверти мили шириной и около мили длиной с небольшой грядой посредине, где росло несколько пальм, "Сан-Фелипе" бросил якорь и приветствовал пушечным салютом, прогремевшим на всю гавань, Сан-Доминго -- один из самых красивых городов Новой Испании.
        Казавшийся ослепительно белым на фоне обрамлявших его изумрудно-зеленых саванн город изобиловал площадями, дворцами н церквами, словно перевезенными из Кастилии и увенчанными шпилем собора, где хранились останки Колумба. На белом молу началась суета, и вскоре к "Сан-Фелипе" направилась позолоченная двадцативесельная барка, сопровождаемая несколькими лодками, над которой развевался красно-желтый флаг Испании.
        Под красным, окаймленным золотом навесом сидел полный смуглый сеньор в светло-коричневом костюме из тафты и в широкополой шляпе с пером.
        Тяжело дыша и обливаясь потом, он вскарабкался по забортному трапу на шкафут "Сан-Фелипе".
        Здесь его ожидали капитан Блад в черном, отделанном серебром костюме и беспомощно лежащий на койке дон Иларио, которого вынесли из каюты, а также три других испанца, стоящие вокруг него. За ними выстроилась шеренга корсаров, облаченных в шлемы и латы и вооруженных мушкетами испанских пехотинцев.
        Но дона Клементе Педросо, отставного губернатора, место которого должен был занять дон Иларио, этот маскарад не обманул. Год назад неподалеку от Пуэрто-Рико[4] на палубе галеона[5], взятого на абордаж капитаном Кладом, Педросо находился лицом к лицу с прославленным флибустьером, а забыть Блада было вовсе не так легко. Дон Клементе остановился, как вкопанный, и его смуглую, похожую на грушу физиономию исказила гримаса бешенства, смешанного со страхом.
        1 Фок-мачта -- передняя мачта; бизань-мачта -- задняя мачта.
        2 Осама -- река на острове Гаити.
        3 Сажень морская -- шесть футов (182 сантиметра),
        4 Пуэрто-Рико -- один из Больших Антильских островов, принадлежавший
        в то время Испании.
        5 Галеон -- большой трехмачтовый трехпалубный парусный корабль с
        мощной артиллерией, используемый испанцами для перевозки ценных
        грузов.

        Сняв шляпу, капитан Блад вежливо поклонился ему.
        -- Ваше превосходительство делает мне честь, запомнив меня. Но не думайте, что я плаваю под чужим флагом. -- И он указал на испанский флаг, обеспечивший "Сан-Фелипе" радушную встречу. -- Вымпел Испании означает присутствие на борту Иларио де Сааведра, назначенного королем Филиппом новым губернатором Эспаньолы.
        Дон Клементе, уставившись на бледное надменное лицо человека на койке, застыл как статуя в не проронил ни звука до тех пор, пока дон Иларио в нескольких словах не обрисовал ему ситуацию, предъявив свой патент, текст которого, несмотря на солидную обработку морской водой, оставался достаточно разборчивым. Дон Иларио и три его спутника добавили, что все дополнительные подтверждения будут даны маркизом Риконете, адмиралом военно-морского флота его католического величества в Карибском море, чья эскадра вскоре должна прибыть в Сан-Доминго.
        В мрачном молчании дон Клементе выслушал это сообщение и внимательно изучил предъявленные ему полномочия нового губернатора. После этого он благоразумно постарался скрыть под маской надменного спокойствия ярость, забушевавшую в нем при виде капитана Блада.
        И все же дон Клементе явно намеревался поскорее удалиться.
        -- Моя барка, дон Иларио, к услугам вашего превосходительства. Думаю, что здесь нас ничто более не задерживает.
        И он повернулся к трапу, нарочито не замечая капитана Блада и выказывая ему тем самым свое презрение.
        -- Ничто, -- сказал дон Иларио, -- кроме выражения благодарности моему спасителю и выдачи ему соответствующего вознаграждения.
        Дон Клементе даже не обернулся.
        -- Естественно, -- кисло промолвил он, -- нужно обеспечить ему свободный выход из гавани.
        -- Я бы постыдился такой жалкой и скудной благодарности, -- заявил дон Иларио, -- особенно учитывая плачевное состояние "СанФелипе". За эту величайшую услугу, которую оказал мне капитан, безусловно, следует разрешить ему запастись здесь дровами, водой, свежей провизией и лодками. Кроме того, необходимо предоставить кораблю убежище в Сан-Доминго для ремонта.
        -- Для ремонта мне вовсе незачем беспокоить жителей Сан-Доминго, -- вмешался капитан Блад. -- этого островка вполне достаточно. С вашего разрешения, дон Клементе, я временно вступлю во владение им.
        Дон Клементе, кипевший от злобы во время речи дона Иларио, не выдержал и взорвался.
        -- С моего разрешения? -- Его лицо пожелтело. -- Благодарение Богу и всем святым, я избавлен от этого позора, так как губернатор теперь -- дон Иларио.
        Сааведра нахмурился.
        -- Поэтому будьте любезны не забывать этого, -- сухо произнес он, -- и несколько сбавить тон.
        -- О, я покорный слуга вашего превосходительства. -- И экс-губернатор отвесил дону Иларио иронический поклон. -- Конечно, от вас зависит решить, сколько времени этот враг Господа Бога и Испании будет наслаждаться гостеприимством и покровительством его католического величества.
        -- Столько времени, сколько ему понадобится для ремонта.
        -- Понятно. А когда ремонт будет окончен, то вы позволите ему беспрепятственно удалиться, чтобы продолжать топить и грабить испанские корабли?
        -- Я дал капитану слово, -- холодно ответил Сааведра, -- что ему гарантирован свободный выход и что в течение сорока восьми часов после этого против него не будут предприняты никакие меры, в том числе и погоня.
        -- Тысяча чертей! Так вы дали ему слово?..
        -- И это навело меня на мысль, -- вежливо прервал его капитан Блад, -- взять такое же слово и с вас, друг мой.
        Блад произнес эту фразу, движимый не страхом за себя, а беспокойством за великодушного дона Иларио; связав старого и нового губернаторов одинаковыми обязательствами, он лишил бы дона Клементе возможности вредить впоследствии дону Иларио, на что тот был вполне способен.
        В бешенстве дон Клементе замахал своими маленькими толстыми руками.
        -- Взять с меяя такое же слово?! -- От злобы он едва не задохнулся; его физиономия, казалось, вот-вот лопнет. -- Вы думаете, что я стану давать слово грязному пирату? Ах, вы!..
        -- Если вы предпочитаете, я могу заковать вас в кандалы, посадить за решетку и держать вас и дона Иларио на борту, пока не отплыву из гавани.
        -- Это насилие!
        Капитан Блад пожал плечами.
        -- Можете называть это как угодно. По-моему, это задержка заложников.
        Дон Клементе свирепо уставялся на него.
        -- Я протестую! Вы принуждаете меня...
        -- Здесь нет никакого принуждения. Перед вами свобода выбора. Либо вы дадите мне слово, либо я вас закую в кандалы.
        Дон Иларио решил вмешаться,
        -- Довольно, сеньор! Эта перебранка становится просто иевежливой. Вам придется дать слово или отвечать за все последствия.
        Таким образом, несмотря на сопротивление дона Клементе, ему волей-неволей пришлось дать требуемое обязательство.
        Дон Клементе удалился в состоянии неописуемого бешенства. Напротив, дон Иларио, когда его койку подняли на канаты, чтобы опустить на ожидающую барку, обменялся с капитаном Благом взаимными комплиментами и благими пожеланиями, которые, как все хорошо понимали, ни в коей мере не помешают дону Иларио ревностно исполнять свой долг после окончания перемирия.
        Блад улыбался, глядя ва красную барку, которая, рассекая волны, двигалась через гавань по направлению к молу. Несколько маленьких лодок направлялись за ней; другие, нагруженные фруктами, овощами, свежим мясом и рыбой, остались у борта "Сая-Фелипе". Их владельцы ничуть не беспокоились о том, что товары могут быть проданы пиратам.
        Волвсрстон, одноглазый гигант, бежавший с Бладом с Барбадоса и бывший одним из его ближайших друзей, склонился над фальшбортом[1] рядом с капитаном.
        -- Надеюсь, Питер, ты не будешь чересчур полагаться на слово этого толстомясого губернатора?
        -- Нельзя быть таким подозрительным, Нед. Если человек дал слово, то сомневаться в его честности -- оскорбительно. И все же, на всякий случай, мы избавим дона Клементе от искушения, занявшись ремонтом здесь, на этом островке.

        II

        К ремонту приступили сразу же, вкладывая в это занятие все умение и опыт. Прежде всего корсары изготовили мостики, связывающие корабль с островком, и выгрузили на это сооружение из кораллов и песка двадцать четыре пушки "Сан-Фелипе", установив их так, чтобы они держали под прицелом гавань. Сделав тент из парусины, используя в качестве материала для шестов срубленные пальмы, пираты поставили там кузнечный горн и, вынув мачту из степса[2], вытащили ее на берег для починки. Плотники на борту корабля занимались другими поломками, в то время как партия флибустьеров в трех лодках, предоставленных доном Иларио, ездили на берег за дровами и пищей.
        Все эти приобретения оплачивались капитаном Бладом с присущей ему скрупулезностью.
        1 Фальшборт -- обшивка борта корабля, находящаяся выше верхней
        палубы.
        2 Степс -- гнездо в палубе судна, в котором устанавливается мачта.

        Два дня они работали не переставая. Но на третье утро поднялась тревога, причем пришла она не из гавани или города, а с моря.
        Сошедший на островок с восходом солнца капитан Блад воочию наблюдал приближающуюся опасность. Рядом с ним стояли Волверстон, Чеффинч, Хагторп -- джентльмен из Западной Англии, разделявший их приключения, -- и Огл, служивший ранее канониром в королевском военно-морском флоте.
        Менее чем в миле от них находилась эскадра из пяти великолепных кораблей, украшенных флагами и вымпелами и идущих под парусами, раздуваемыми легким утренним ветром. Внезапно с боку переднего галеона расцвело белое облако дыма, похожее на цветную капусту, и послышался гул салюта, целью которого было пробудить город от спячки.
        -- Красивое зрелище, -- заметил Чеффинч.
        -- Да, для поэта или шкипера[1] торгового судна, -- согласился Блад. -- Но сейчас я, увы, не тот и не другой. Думаю, что это эскадра адмирала испанского военно-морского флота в Карибском море -- маркиза Риконете.
        -- Который не давал слова оставить нас в покое, -- мрачно напомнил Волверстон.
        -- Надо постараться выяснить его намерения, прежде чем позволить ему пройти через Пасть Дракона. -- Блад повернулся на каблуках и, сложив руки рупором, отдал распоряжение двум-трем десяткам пиратов, стоявших сзади около пушек и также наблюдавших за эскадрой.
        Тотчас же корсары втащили два кормовых орудия с "Сан-Фелипе" на вершину гряды в центре островка. Эти пушки били на расстояние полных полутора миль. По сигналу Блада Огл послал тридцатифунтовое ядро на три четверти мили в сторону от приближающегося переднего корабля эскадры.
        Каково бы ни было удивление маркиза Риконете при этом громе среди ясного неба, он все же предпочел выполнить приказ. Штурвальный положил руль влево, и флагманский корабль лег в дрейф с безжизненно повисшими парусами. Над освещенной солнцем водой послышался слабый звук трубы, и четыре других корабля проделали тот же маневр. Затем с флагмана спустили шлюпку, которая быстро поплыла к рифу, чтобы выяснить причину неожиданного препятствия.
        Питер Блад и Чеффинч с пятью корсарами направились к берегу. Волверстон и Хаггорп заняли позицию с другой стороны гряды, чтобы наблюдать за гаванью и молом.
        Элегантный молодой офицер сошел на берег, чтобы по распоряжению адмирала узнать причину зловещего приветствия, которым их встретили. Объяснения тотчас были даны.
        1 Шкипер -- командир торгового судна.

        -- Я ремонтирую здесь мой корабль с разрешения дона Иларио де Сааведра, данного мне в благодарность за маленькую услугу, которую я имел честь оказать ему, когда он недавно потерпел кораблекрушение. Прежде чем позволить вашей эскадре войти в эту гавань, я должен получить от адмирала подтверждение санкции дона Иларио и взять с него слово, что он позволит мне беспрепятственно закончить ремонт.
        -- Что за странное требование, сеньор? -- с негодованием осведомился офицер. -- Кто вы такой?
        -- Мое имя Блад, капитан Блад, к вашим услугам.
        -- Капитан... капитан Блад?!? -- Глаза молодого человека расширились. -- Вы капитан Блад? -- Внезапно он рассмеялся. -- И у вас хватает наглости думать, что...
        -- Наглость здесь ни при чем, -- прервал его капитан. -- А что касается моих намерений, то я прошу вас пройти со мной, чтобы избавиться от лишней дискуссий. -- И он направился на вершину гряды; испанец угрюмо последовал за ним. Поднявшись на вершину, Блад остановился. -- Вы, конечно, собирались предложить мне молиться за мою душу, потому что пушки вашей эскадры сметут меня с этого островка. Но будьте любезны взглянуть.
        Своей длинной эбеновой тростью он указал вниз, где пестрое пиратское воинство суетилось около пушек. Шесть орудий были повернуты так, чтобы держать под обстрелом Пасть Дракона. Со стороны моря батарею надежно защищала от обстрела гряда.
        -- Вы, разумеется, понимаете цель этих мероприятий, -- продолжал капитан Блад. -- Должно быть, вы слышали, что мои канониры не знают промаха. Если нет, то я могу без хвастовства это утверждать. У вас, безусловно, хватит сообразительности понять, что любой из ваших кораблей затонет, прежде чем доберется до островка. -- И он учтиво поклонился. -- Передайте вашему адмиралу мои наилучшие пожелания, информируйте его о том, что вы здесь видели, и заверьте его от моего имени, что он сможет войти в гавань Сан-Доминго, как только даст мне соответствующие гарантии, но ни минутой раньше. Чеффинч, проводи сеньора к его шлюпке.
        Однако испанец в своем гневе был не в состоянии оценить подобную вежливость. Пробормотав несколько кастильских выражений, сочетающих обращение к небесам со сквернословием, он удалился, не попрощавшись и пребывая в самом дурном настроении. Очевидно, либо его доклад был не совсем точен, либо адмирал не принадлежал к людям, которых можно легко убедить, ибо час спустя в гряду угодило первое ядро и утренний воздух огласился грохотом пушек эскадры. Канонада обеспокоила чаек, которые начали тревожно кружить над островом, издавая крики. В отличие от чаек, спокойствие корсаров не было нарушено, так как их надежно защищал от шквала огня естественный бастион гряды.
        Воспользовавшись краткой передышкой, Огл пробрался к пушкам, установленным так, что над грядой виднелись только их стволы. Испанские корабли, выстроившись в линию для удобства бомбардировки, представляли собой цель, которой никак не следовало пренебрегать. Огд выпалил из незамеченной испанцами пушки, и тридцатифунтовое ядро врезалось в фальшборт одного из галеонов. Этим маркизу дали понять, что его пальба не останется безнаказанной.
        Послышался рев труб, и эскадра поспешно сделала поворот оверштаг[1], двигаясь против свежего ветра. Чтобы ускорить этот процесс, Огл выстрелил из второй пушки. Особого вреда этот выстрел не причинил, но оказал должный эффект в моральном огношекии. На всякий случай Огл перезарядил пушки во время панического бегства противника.
        Весь день испанцы оставались в дрейфе в полутора милях от островка, где они считали себя вне досягаемости корсарских орудий. Воспользовавшись этим, Блад приказал подтащить к гряде шесть пушек и соорудить наносной бруствер, срубив для этого половину пальм на острове. Пока большая часть пиратов, одетых только в широкие кожаные штаны, проделывала эту работу, остальные под руководством плотника спокойно возобновили ремонт. В кузнечном горне развели огонь, и наковальни зазвенели, как колокола, под ударами молотов.
        Вечером к месту этой героической деятельности прибыл дон Клементе Педро, еще более желтолицый, чем обычно, и настроенный крайне воинственно. Поднявшись на гряду, где капитан Блад с помощью Огла все еще руководил сооружением бруствера, его превосходительство свирепо осведомился, когда корсары намереваются окончить этот фарс.
        -- Если вы считаете, что выдвинули на обсуждение сложную проблему, -- ответил капитан Блад, -- то вы ошибаетесь. Это кончится тогда, когда адмирал даст слово оставить меня в покое, о чем я его уже просил.
        В черных глазах дона Клементе мелькнуло злорадство.
        -- Вы не знаете маркиза Риконете.
        -- А маркиз не знает меня, что гораздо важнее. Но я думаю, что мы вскоре познакомимся поближе.
        -- Вы заблуждаетесь. Адмирал не связан словом, которое дал вам дон Иларио, и не станет вступать с вами ни в какие соглашения.
        Блад рассмеялся ему в лицо.
        -- В таком случае ему придется торчать там, где он находится, до тех пор, пока у них в бочонках не останется ни капли воды. Тогда он будет вынужден либо умереть от жажды, либо уплыть в другое место в поисках воды. А может быть, и не понадобится ждать так долго. -- Обратите внимание, что южный ветер все свежеет. Если он подует
        1 Поворот оверштаг -- поворот против линии ветра на другой галс.
        всерьез, то вашему маркизу придется отсюда убраться.
        Дон Клементе истратил изрядное количество энергии на богохульства, которые только позабавили капитана Блада.
        -- Я знаю, как вы страдаете. Вы ведь уже рассчитывали, что увидите меня повешенным.
        -- Вряд ли какое-нибудь другое зрелище доставило бы мне больше радости.
        -- Увы! Боюсь, что я разочарую ваше превосходительство. Вы останетесь поужинать у меня на корабле?
        -- Я не ужинаю с пиратами, милостивый государь!
        -- Тогда можете идти ужинать с дьяволом, -- резюмировал капитан Блад. И дон Клемеите в состоянии глубочайшего возмущения прошествовал на коротких толстых ногах к своей барке.
        Волверстон внимательно наблюдал за его отбытием.
        -- Черт возьми, Питер, было бы благоразумнее задержать этого испанского джентльмена. Данное слово связывает его не больше, чем паутина. Вероломный пес на перед чем не остановится, чтобы напакостить нам, несмотря на все свои обещания.
        -- Ты забыл о доне Иларио.
        -- Думаю, что дон Клементе также может забыть о нем.
        -- Мы будем бдительны, -- заверил его Блад.
        Эту ночь пираты, как обычно, провели у себя на борту, но они оставили на острове канониров и посадили наблюдателей в лодку, ставшую на якорь в Пасти Дракона на случай, если адмирал предпримет попытку тайком проскользнуть в пролив. Но так как, не говоря уже о другом риске, ночь была ясная, то испанцы не отважились на такую попытку.
        Весь следующий день -- воскресенье -- дело ве сдвинулось с мертвой точки. Но в понедельник утром, доведенный до белого каления адмирал вновь начал забрасывать остров ядрами и дерзко форсировать пролив.
        Батарея Огла не получила повреждений, потому что адмирал не знал ни ее расположения, ни степени мощи. Огл понял это, когда противник оказался в полумили от островка. Тогда четыре корсарские пушки ударили по флагману. Два ядра не достигли цели, но третье вдребезги разнесло полубак[1] а четвертое угодило в наиболее уязвимое место и образовало пробоину, в которую сразу же хлынула вода. Остальные три корабля поспешно сделали поворот фордевинд[2] и взяли курс на восток. Накренившийся, покалеченный галеон, шатаясь, тащился вслед за ним; команда в отчаянной спешке выбрасывала за борт пушки и другие тяжелые предметы, стремясь поднять пробоину в борту над водой.
        1 Полубак -- носовая часть верхней палубы.
        2 Поворот фордевинд -- поворот, когда судно переходит линию ветра
        кормой к нему.

        Несмотря на эту неудачу, к вечеру испанцы предприняли новую попытку штурма и опять были отброшены на исходные позиция в полутора милях от островка. Они находились там и двадцать четыре часа спустя, когда из Сан-Доминго вышла лодка с письмом от дона Иларио, в котором новый губернатор требовал, чтобы маркиз Риконете согласился на условия, выдвинутые капитаном Бладом.
        Лодке пришлось бороться с разбушевавшимся морем и приложить немало усилий, чтобы пробраться сквозь непроницаемую тьму, так как небо заволокло тучами. Ухудшение погоды вкупе с письмом дона Иларио наконец побудило маркиза уступить,-- так как дальнейшее упорство могло повлечь за собой только новые унижения.
        Поэтому офицер, уже однажды нанесший визит капитану Бладу. снова прибыл на островок у входа в гавань, доставив письмо, извещающее о согласии адмирала на требуемые условия, в результате чего испанским кораблям в тот же вечер было позволено укрыться в гавани от надвигающегося шторма. Беспрепятственно пройдя через Пасть Дракона, они бросили якорь у берега Сан-Доминго.

        III

        Тяжкие раны, нанесенные самолюбию маркиза Риконете, не давали ему покоя, и в тот же вечер в губернаторском дворце разгорелась жаркая дискуссия. Адмирал утверждал, что обязательство, данное под угрозой, ни к чему их не обязывает; Дон Клементе полностью его поддерживал. Напротив, рыцарственный дон Иларио твердо настаивал на том, что слово надо держать.
        Мнение Волверстона о совести испанцев ни в коей мере не изменилось к лучшему, и он продолжал выражать свое презрение к доверчивости Блада. Предохранительные меры, состоявшие в новом размещении пушек (только шесть орудий продолжали контролировать Пасть Дракона, остальные держали под обстрелом гавань), он считал явно недостаточными. Но лишь через три дня -- в пятницу утром, когда они уже отремонтировали мачту и были почти готовы к выходу в море, его единственный глаз заметил тревожные признаки, о которых он поспешил сообщить капитану Бладу, стоящему на полуюте[1] "Сан-Фелипе".
        1 Полуют -- надстройка на юте (кормовой части палубы).

        -- В этом нет ничего сложного, -- ответил Блад. -- Команды сходят на берег.
        -- Обрати внимание, что уже больше получаса между испанской эскадрой и молом все время снуют лодки. Причем к молу они направляются переполненными, а назад возвращаются пустыми. Ты догадываешься, что это значит?
        -- Так я и предполагал, -- сказал Волверстон. -- Но, может быть, ты объяснишь мне, с какой целью они это проделывают? То, что не имеет смысла, обычно грозит опасностью. Было бы неплохо к вечеру выставить на островок вооруженных часовых,
        Облачко, мелькнувшее на челе Блада, свидетельствовало о том, что его лейтенанту удалось пробудить в нем подозрения.
        -- Действительно, это чрезвычайно странно. И все же... Нет, я не верю, что дон Иларио способен на предательство.
        -- Я думаю не о доне Иларио, а об этом разжиревшем грубияне доне Клементе. Это не тот человек, которому данное слово может помешать удовлетворить свою злобу. А Риконете, по-видимому, мало чем от него отличается.
        -- Но у власти сейчас дон Иларио.
        -- Возможно. Но сломанная нога вывела его из строя, и эта парочка может легко с ним справиться, зная, что король Филипп охотно простит их впоследствии.
        -- Но если они решили нарушить перемирие, зачем же ссаживать команду на берег?
        -- Вот я и рассчитывал, что ты, Питер, об этом догадаешься.
        -- Сидя здесь, я ни о чем не догадываюсь. Попробую разобраться во всем на месте.
        К борту корабля только что подошла барка, груженная фруктами. Капитан Блад склонился над перилами.
        -- Эй, ты! -- крикнул он торговцу.-- Принеси-ка бататы на борт.
        Сделав знак рукой стоявшим на шкафуте пиратам, Блад отдал им краткие распоряжения, пока торговец карабкался по трапу, держа на голове корзину с бататами. Его пригласили в капитанскую каюту; ничего не подозревающий торговец принял приглашение, после чего он на весь день исчез из поля зрения. Его помощника-мулата, оставшегося в барке, также заманили на борт и присоединили к хозяину, запертому в трюме. Вслед за этим загорелый босоногий субъект в грязной рубахе, широких ситцевых брюках и с забинтованной головой спустился в барку и направил ее в сторону испанских кораблей, провожаемый беспокойными взглядами с корсарского фрегата.
        Причалив к борту флагмана, торговец начал громогласно рекламировать свой товар, но это не дало никакого результата. Гробовое молчание на корабле казалось весьма многозначительным. Наконец, на палубе послышались шаги, и часовой в шлеме, склонившись над фальшбортом, приказал торговцу убираться к дьяволу со своими фруктами.
        -- Если бы ты не был таким дураком, то давно бы понял, что на борту никого нет, -- добавил он весьма неосторожную, хотя и уже излишнюю информацию.
        Замысловато выругавшись в ответ, торговец направил барку к молу, вылез на берет и зашел подкрепиться в придорожную таверну, битком набитую испанцами с адмиральской эскадры. Держа в руке кружку с виной, он незаметно затесался в группу испанских моряков, жалуясь на близкое соседство пиратов и злобно критикуя адмирала за то, что он позволил корсарам остаться иа островке у входа в гавань вместо того, чтобы вышвырнуть их вон.
        Беглая испанская речь торговца не вызвала ни у кого подозрений, а его горячая ненависть к пиратам сразу же завоевала ему симпатии.
        -- Адмирал здесь ни при чем, -- заверил его старшина. -- Он бы и разговаривать не стал с этими собаками. Во всем виноват этот рохля -- губернатор Эспаньолы. Он разрешил ремонтировать им здесь свой корабль.
        -- Если бы я был адмиралом Кастилии, -- заявил торговец, -- то, клянусь Пресвятой Девой, я бы действовал на свой страх и риск.
        Раздался дружный хохот, и толстый испанец хлопнул торговца по спине.
        -- Адмирал того же мнения, приятель,
        -- Несмотря на нерешительность губернатора, -- подхватил другой морях.
        -- Потому-то мы и торчим на берегу, -- закончил третий.
        Собрав отдельные фразы в единое целое, торговец получил полную картину агрессии, которая готовилась против корсаров.
        Испанцам так пришелся по душе собеседник, что прошло немало времени, прежде чем он выбрался из таверны и возобновил торговлю. Когда же он наконец причалил к борту "Сан-Фелипе", то его барка тащила на буксире другую, весьма вместительную. Быстро вскарабкавшись по трапу, он увидел Волверстона, который облегченно вздохнул и сердито посмотрел на него.
        -- Какого черта тебе понадобилось на берегу, Питер? Ты слишком часто суешь голову в петлю.
        -- Результат стоил риска, который, кстати, был не так уж велик, -- улыбнулся капитан Блад. -- Я убедился в справедливости своего доверия к дону Иларио. Только благодаря тому, что он -- человек слова, нам не перережут глотки сегодня ночью. Если бы он дал согласие нанять людей из гарнизона, как того желал дон Клементе, мы бы ничего не узнали до тех пор, пока бы не было слишком поздно. Но так как он отказал, дон Клементе заключил союз с таким же лживым негодяем, как он сам, -- с маркизом Риконете. И они вдвоем, составили ловких план тайком от дона Иларио. Поэтому маркиз и вызвал свои команды на берег, чтобы держать их наготове.
        Они намерены проплыть в лодках через западный пролив, высадиться на незащищенный юго-западный берег островка, а затеи втихомолку пролезть на борт "Сан-Филипе" и перерезать нам глотки, пока мы спим. Этим займутся по крайней мере четыреста человек -- практически каждый маменькин сынок с эскадры. Адмирал хочет обеспечить себе значительный перевес.
        -- А вас здесь всего восемьдесят ребят! -- Волверстон бешено вращал едииствевным глазом. -- Но мы предупреждены. Мы можем повернуть пушки и разнести их вдребезги.
        Блад покачал головой.
        -- Этого нельзя сделать незаметно. А если они увидят, как мы двигаем пушки, то поймут, что мы что-то пронюхали и изменят планы, что меня ни в коей мере не устраивает.
        -- Не устраивает? Интересно, что же тогда тебя устраивает?
        -- Если я разглядел ловушку, то наиболее логично использовать ее против самого ловца. Ты заметил, что я привел вторую барку? По сорок человек можно спрятать на дне каждой барки; остальные могут плыть в четырех лодках, которыми мы располагаем.
        -- Плыть? Куда плыть? Ты намерен удирать, Питер?
        -- Да, но не дальше, чем того требует мой замысел.
        Блад четко продумал свой план. До полуночи оставался только один час, когда он погрузил в лодки своих людей. И даже после этого они не спешили отчаливать. Капитан ждал до тех пор, пока тишину ночи не нарушил отдаленный скрип уключин, означающий, что испанцы двинулись по узкому проливу к западному берегу островка. Когда наконец Блад дал сигнал к отплытию, и "Сан-Фелипе" был оставлен врагу, готовящемуся захватить его под покровом ночи.
        Час спустя испанцы высадились на островок. Одни поспешили завладеть пушками, другие двинулись к трапам. Испанцы хранили гробовое молчание, пока не очутились на борту "Сан-Фелипе", где они начали громкими возгласами подбадривать друг друга. К их удивлению, шум не разбудил этих пиратских собак, которые оказались настолько доверчивыми, что даже не выставили часовых.
        Полное отсутствие признаков жизни на захваченном корабле сбило испанцев с толку. Внезапно темноту ночи разорвали языки пламени со стороны гавани, и бортовой залп двадцати пушек обрушился на "Сан-Фелипе".
        Оглашая воздух проклятиями, перепуганные испанцы бросились прочь с корабля, который начал тонуть. Охваченные безумной паникой перед этой непонятной атакой, оии устроили драку около мостиков, стремясь как можно скорее очутиться в относительной безопасности на островке и даже не думая о том, кем был произведен этот смертоносный залп.
        Маркиз Риконете, высокий тощий человек, изо всех сил старался восстановить порядок.
        -- Прекратите это безобразие, вы, собаки!
        Его офицеры бросились в толпу и с помощью ударов и брани в какой-то мере привели матросов в чувство. К тому времени, как "СанФелипе" погрузился на восемь саженей, испанцы, высадившиеся на берег и наконец очнувшиеся, стояли наготове, ожидая дальнейших событий. Но чего именно ожидать, нс знали ни они, ни маркиз, который в бешенстве громогласно требовал у неба и ада объяснения происходящего.
        Вскоре его требования были удовлетворены. В ночной тьме показались неясные очертания огромного корабля, который медленно двигался по направлению к Пасти Дракона. Плеск весел свидетельствонал о том, что судно верповали[1] из гавани, а послышавшийся вскоре скрип блоков -- о том, что на нем поднимают паруса.
        Вглядывавшиеся в темноту маркиз и дон Клементе сразу же все поняли. Пока они повели моряков эскадры захватывать корабль, на котором, как они думали, находились все корсары, последние, в свою очередь, захватили судно адмирала, предварительно выяснив, что на нем никого нет, и обратили его пушки против испанцев на "Сан-Фелипе". И теперь эти проклятые пираты на великолепном флагманском корабле "Мария Глориоса" вышли в море под самым носом адмирала.
        Адмирал и экс-губернатор мерзко сквернословили до тех пор, пока дон Клементе внезапно не вспомнил о пушках, которые держали под обстрелом пролив, и которые Блад оставил, несомненно, заряженными, так как эти орудия в бою не участвовали. Педросо немедленно сообщил адмиралу о том, что он еще в состоянии побить пиратов их же оружием. Это известие сразу же вдохнуло в маркиза энтузиазм.
        -- Клянусь, -- завопил он, -- что эти собаки не уйдут из Сан-Доминго, даже если мне придется потопить свой собственный корабль! Немедленно к пушкам!
        Адмирал в сопровождении сотни испанцев спотыкаясь побежал к батарее. Они добрались до нее как раз в тот момент, когда "Мария Глориоса" входила в Пасть Дракона. Меньше чем через пять минут она должна была оказаться в пределах досягаемости пушек. Шесть орудий стояли наготове заряженными; промахнуться на таком близком расстоянии было невозможно.
        -- Канонир -- рявкнул маркиз. -- Немедленно отправь в ад этого проклятого пирата.
        Канонир тотчас взялся за дело. Сзади блеснул свет -- испанцы из рук в руки передавали потайной фонарь. С помощью фонаря канонир зажег запальный шнур и перешел к следующей пушке.
        -- Подожди, -- приказал маркиз. -- Подожди, пока корабль не окажется на линии прицела.
        Но при свете фонаря канонир сразу же понял, что из этого не выйдет ничего хорошего. С проклятием он подбежал к следующей пушке, осветил фонарем ее запальное отверстие и тут же побежал
        1 Верповать -- двигать судно, завозя на лодке вперед якорь (верп),
        и подтягивать потом к нему корабль на канате.
        дальше. Так канонир перебегал от одного орудия к другомуу, пока не добрался до последнего. После этого он двинулся в обратную сторону с фонарем в одной руке и с брызжущим огнем запалом в другой, шагая так медленно, что маркиз пришел в бешенство.
        -- Скорее, болван! Стреляй! -- взревел он.
        -- Взгляните сами, ваше превосходительство. -- Канонир осветил фонарем запальное отверстие ближайшей пушки. -- Забито ершом, то же самое и в других пушках.
        Адмирал излил свой гнев в таких колоритных выражениях, которые могут прийти на ум только испанцу.
        -- Он ни о чем не забыл, этот проклятий пиратский пес!
        Мушкетная пуля, метко пущенная с фальшборта каким-то корсаром, разбила фонарь вдребезги. Вслед за этим взрыв сатанинского хохота донесся с палубы "Марии Глориосы", которая шла через Пасть Дракона, направляясь в открытое море.


        САМОЗВАНЕЦ

        I

        Быстрота, как известно, во все времена являлась одним из решающих факторов успеха в военных действиях на суше и на море. Это хорошо усвоил капитан Блад, большинство операций которого были так же внезапны, как нападение ястреба на добычу.
        Находясь в зените славы, Блад действовал настолько мобильно, что испанцы искренне верили в его контакты с сатаной, утверждая, что только человек, продавший душу дьяволу, может так побеждать время.
        Искрение забавляясь доходившими до него слухами о сверхъестественном могуществе, которым наделяли его суеверные испанцы, Блад старался во возможности обращать эти слухи себе на пользу, внушая еще больший страх своим врагам. Но когда вскоре после захвата в Сан-Доминго "Марии Глориосы" -- мощного флагманского корабля эскадры адмирала испанского военно-морского флота в Карибском море маркиза Риконете -- капитан услышал обстоятельный рассказ о том, как он на следующее утро после выхода из Сан-Доминго напал на Картахену[1], находящуюся на расстоянии двухсот миль, то это навело его на мысль, что одна-две фантастические ис
        1 Картахена -- портовый город на территории нынешней Колумбии, в
        то время принадлежавший Испании.
        тории о его похождениях, дошедшие до него за последнее время, могли иметь более существенное основание, нежели простой суеверие.
        В придорожной таверне в Кристианстаде[1], на острове Сен-Круа, куда "Мария Глориоса" (кощунственно переименованная в "Андалузскую девчонку") зашла за дровами и водой, Блад случайно услышал повествование об ужасах, которые вытворяли он и его команда во время рейда на Картахену.
        Блад забрел в эту таверну, разгуливая по городу без определенной цели, что было одной из его излюбленных привычек. В таких прибежищах моряков со всего света всегда можно была почерпнуть полезные сведения. Ему не в первый раз случалась обзаводиться информацией о самом себе, однако никогда еще она не носила такого необычного характера.
        Рассказчиком был крупный рыжеволосой и краснолицый голландец, владелец торгового судна с берегов Шельды, по имени Клаус, со смаком описывающий грабежи, насилия, избиения, а также убийство двух городских коммерсантов -- членов Французской Вест-Индской компании.
        Блад без приглашения затесался в эту группу, намереваясь узнать побольше. Его присутствие было встречено с радушием, вызванным как элегантностью костюма, так и спокойной, властной манерой держаться.
        -- Мое почтение, господа. -- По-французски капитан Блад говорил не так бегло, как по-испански, чему способствовали два года, проведенные в тюрьме севильской инквизиции, но все же достаточно уверенно. Без лишних церемоний усевшись на табуретку, он постучал по грязному сосновому столу, подзывая трактирщика.
        -- Когда, вы сказали, это произошло?
        -- Десять дней назад, -- ответил голландец.
        -- Не может быть. -- Блад покачал головой, тряхнув локонами парика. -- Я точно знаю, что десять дней назад капитан Блад был в Сан-Доминго. Кроме того, вряд ли он мог поступать так злодейски, как вы описывали.
        Клаус, неотесаный субъект, чей характер был под стать цвету его волос и физиономии, выслушал опровержение без особого восторга.
        -- Пираты есть пираты. Все они друг друга стоят. -- И, как бы демонстрируя свое отвращение, он плюнул на посыпанный песком пол.
        -- На эту тему я не стану с вами спорить. Но так как мне точно известно, что десять дней назад капитан Блад был в Сан-Доминго, то, следовательно, он не мог находиться в то же самое время в Картахене.
        1 Кристианстад -- город на острове Сен-Круа <Санта-Крус) -- одном
        из Виргинских островов, принадлежавшем сначала Голландии, затем
        Франции

        -- Значит, вам точно известно? -- ухмыльнулся голландец. -- Тогда могу сообщить вам, сударь, что я слышал эту историю в СанХуан-де-Пуэрто-Рико[1] от капитана одного из двух испанских судов, бывших тогда в Картахене. Вы же не можете знать об этом лучше, чем он. Эти два галеона чудом добрались до Сан-Хуана. Проклятый пират погнался за ними, и они никогда не спаслись бы от него, если бы удачный выстрел не повредил фок-мачту корсарского корабля и не заставил его убрать парус.
        Но ссылка на очевидца не произвела на Блада впечатления.
        -- Ба! -- воскликнул он. -- Испанцы ошиблись -- вот и все!
        Торговцы недружелюбно взглянули в сторону вновь прибывшего, в голубых глазах которого, ярко блестевших под черными бровями на смуглом лице, светилось холодное презрение. Своевременное появление трактирщика прервало спор, и Блад смягчил растущее раздражеане собеседника, предложив голландцу, редко употреблявшему чтолибо, кроме рома, распить с ним бутылку превосходного канарского вина.
        -- Здесь не могло быть ошибки, сударь, -- настаивал Клаус. "Арабеллу", большой красный корабль Блада, нельзя не узнать.
        -- Если испанский капитан сказал вам, что за ними гналась "Арабелла", то он солгал. Ибо я точно знаю, что "Арабелла" сейчас ремонтируется на Тортуге[2].
        -- Вы слишком много знаете, -- не без сарказма заметил голландец.
        -- Я всегда хорошо информирован, -- последовал вежливый ответ. -- Это приносит много пользы.
        -- Да, если сведения верные. Но на этот раз вы здорово дали маху. Поверьте, сударь, капитан Блад находится сейчас где-то поблизости.
        -- В это я охотно верю, -- улыбнулся Блад. -- Только я не понимаю, почему вы так думаете.
        Голландец грохнул по столу своим пудовым кулаком.
        -- Разве я не говорил вам, что где-то неподалеку от Пуэрто-Рико он повредил фок-мачту в бою с этими испанцами? Теперь он, безусловно, стал на ремонт на одном из соседних островов.
        -- Гораздо более вероятно, что ваши испанцы, панически боясь капитана Блада, готовы видеть "Арабеллу" в каждом корабле, попадающемся им навстречу.
        Только вовремя поданное вино помогло голландцу вытерпеть столь упорное недоверие. Когда они выпили, он возобновил разговор об испанских кораблях. По его мнению, они все еще находились в ПуэртоРико и не только из-за ремонта, но и потому, что, будучи богато на
        1 Главный город острова Пуэрто-Рико.
        2 Тортуга -- остров в Карибском море (один из Подветренных островов),
        в то время принадлежавший Франции и служивший убежищем пиратам.
        груженными и наученными горьким опытом, они вряд ли отважутся выйти в море без конвоя.
        Последние сведения всерьез заинтересовали капитана Блада, которому порядком надоело выслушивать описания его вымышленных злодейств в Картахене и сражений с испанскими галеонами.
        Вечером в салоне "Андалузской девчонки", роскошно отделанном шелком и бархатом, резными позолоченными панелями, сверкавшем хрусталем и серебром, свидетельствовавшими о богатстве испанского адмирала, кому корабль принадлежал до недавних пор, капитан Блад созвал военный совет. Он состоял из одноглазого гиганта Волверстона, Натаниэля Хагторпа -- спокойного, добродушного джентльмена из Западной Англии и низенького штурмана Чеффинча. Всех этих людей сослали на каторгу вместе с Бладом за участие в восстании Монмута. В результате этого совета "Андалузская девчонка" в ту же ночь снялась с якоря и отчалила от Сен-Круа, появившись двумя днями позже у берега Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.
        Глядя в подзорную трубу, Блад внимательно изучал гавань, ища подтверждения рассказу голландца. Среди множества мелких судов он вскоре заметил два больших желтых тридцатипушечных галеона, сильно поврежденные подводные части которых, очевидно, ремонтировались. Следовательно, в этом мейнхеер Клаус был прав. А это было все, что Блад стремился узнать.
        Действовать приходилось крайне осторожно. Кроме того, что гавань защищал весьма солидный форт, гарнизон которого, несомненно, был начеку, учитывая присутствие двух богато нагруженных кораблей, на борту "Андалузской девчонки" находилось не более восьмидесяти человек, поэтому Блад не мог произвести высадку, даже если бы его батарее удалось подавить огонь форта. Решив прибегнуть к хитрости, а не к силе, капитан Блад, спустив шлюпку, рискнул отправиться на берег в разведку.

        II

        Было невероятно считать, чтобы известие о захвате капитаном Бладом испанского флагманского корабля в Сан-Доминго уже достигло Пуэрто-Рико, поэтому несомненное испанское происхождение "Марии Глориосы" должно было явиться, по крайней мере на некоторый срок, надежной верительной грамотой. Проделав осмотр в богатом гардеробе маркиза Риконете, Блад вышел одетым в костюм из фиолетовой тафты, лиловые шелковые чулки и великолепную перевязь того же цвета, расшитую серебром. Широкая черная шляпа с алым пером бросала тень на его обветренные аристократические черты лица, обрамленные локонами черного парика.
        Высокий, стройный, худощавый, опираясь на трость с золотым набалдашником, Блад стоял перед генерал-губернатором Пуэрто-Рико доном Себастьяном Мендесом и давал ему объяснения на безупречном кастильском наречии.
        Большинство испанцев называли Блада дон Педро Сангре, давая буквальный перевод его имени[1] нередко характеризуя его как El Diabolo Encarnado[2]. Соединив оба имени, Блад дерзко представился как дон Педро Энкарнадо, посланник адмирала военно-морского флота Испании в Карибском море маркиза Риконете, который не смог прибыть на берег лично, будучи прикованным к постели приступом подагры. Его превосходительство адмирал услышал от капитана голландского судна в Сен-Круа о нападении подлых пиратов на два испанских корабля, шедших из Картахены, которые нашли убежище здесь, в Сан-Хуане. Эти корабли они видели в гавани, но маркиз пожелал получить более точную информацию о случившемся.
        Дон Себастьян бурио воспринял это известие. Это был высокий, полный, желтолицый человек с маленькими черными усиками над толстыми, как у африканца, губами, обладавший множеством подбородков, синеватых от бритья.
        Генерал-губернатор принял дона Педро со всеми церемониями, приличествующими представителю его королевского величества, и с радушием, с которым один кастильский дворянин встречает другого. Он представил гостя своей изящной, застенчивой и все еще молодой супруге и угостил его обедом, который был подан в прохладном внутреннем дворике под тенью виноградных шпалер и сервирован неграми-рабами в ливреях под руководством чопорного мажордома-испанца.
        За столом волнение, пробужденное в доне Себастьяне вопросами его гостя, разгорелось с новой силой. Было истинной правдой, что корабли, груженые ценностями, атаковали флибустьеры, те же самые hidos de puta[3], которые недавно превратили Картахену в ад кромешный. Свой рассказ генерал-губернатор обильно уснащал отвратительными подробностями, ничуть не заботясь о чувствах доньи Леокадии, которая не переставая дрожала и крестилась во время этого жуткого повествования.
        Потрясение, испытанное Бладом, узнавшим, что подобные мерзости приписываются ему и его людям, вскоре вытеснил интерес, пробужденный сообщением, что на борту эткх кораблей хранится серебра на двести тысяч фунтов, не говоря уже о перце и пряностях почти на такую же сумму.
        1 Sangre -- кровь (исп.) соответствует английскому.
        2 Дьявол во плоти (исп.).
        3 Шлюхины отродья (исп.).

        -- Вы представляете себе, какое сокровище могло попасть в руки этого дьявола Блада! Слава Богу, что галеонам удалось не только ускользнуть из Картахены, но и спастись от дальнейшего преследования!
        -- А вы уверены, что это дело рук капитана Блада? -- осведомился гость.
        -- В этом нет никакого сомнения. Кто бы еще осмелился на такое? Дайте мне только поймать его, и, клянусь, я сдеру с него кожу и сделаю из нее себе пару сапог!
        -- Себастьян, любовь моя! -- вздрогнула донья Леокадия. -- Как ты можешь говорить такие ужасные вещи!
        -- Дайте мне только поймать его!.. -- свирепо повторил дон Себастьян.
        -- Капитан Блад, возможно, находится гораздо ближе, чем вы предполагаете, -- любезно улыбнулся дон Педро; -- Поэтому в вашем желании нет ничего неосуществимого.
        -- Молю Бога, чтобы это было так. -- И генерал-губернатор самодовольно покрутил ус.
        После обеда гость церемонно откланялся, сославшись на необходимость представить доклад адмиралу. Однако на следующее утро дон Педро явился снова, и как только лодка, доставившая его на берег, вернулась назад, белый флагманский корабль снялся с якоря и начал поднимать паруса. Подгоняемый свежеющим бризом, слегка рябившим освещенную солнцем фиолетовую гладь моря, галеон неторопливо двигался на восток, вдоль полуострова, на котором был расположен Сан-Хуан.
        Вчерашний вечер Блад потратил на занятия каллиграфией, пользуясь при этом адмиральским несессером с письменными принадлежностями, где хранились печать маркиза и листы пергамента, увенчанные испанским гербом. Результатом этой деятельности явился внушительный документ, который Блад положил перед доном Себастьяном, дав ему соответствующие объяснения.
        -- Ваша уверенность в том, что капитан Блад находится в этих водах, навела адмирала на мысль поохотиться за ним. Его превосходительство велел мне оставаться здесь в его отсутствие.
        Генерал-губернатор внимательно изучил пергамент, украшенным красной печатью с гербом маркиза Риконете. В послании дону Себастьяну предписывалось передать дону Педро Энкарнадо командование всеми вооруженными силами Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, фортом Санто-Антонио и его гарнизоном.
        Вряд ли следовало ожидать, что дон Себастьян безропотно подчинится этому распоряжению. Прочитав письмо, он нахмурился и надул толстые губы.
        -- Не понимаю, -- заявил губернатор. -- Полковник Варгас, командующий фортом под моим руководством, опытный и знающий офицер. Кроме того, -- внезапно ощетинился он, -- я считал, что назначение офицеров входит в мои обязанности как генерал-губернатора Пуэрто-Рико.
        Но капитан Блад не был расположен ссориться.
        -- Должен сознаться, дон Себастьян, на вашем месте -- только это между нами -- я бы чувствовал то же самое. Но необходимо иметь терпение. В конце концов, ведь адмиралом движет забота о безопасности кораблей с ценностями.
        -- Но я полагаю, что забота об их безопасности в Сан-Хуане -- мое дело. Разве я не являюсь представителем короля в Пуэрто-Рико? Пусть адмирал распоряжается на море, как хочет, но на суше...
        Капитан Блад прервал его, фамильярно положив ему руку на плечо.
        -- Мой дорогой дон Себастьян, -- заговорил он, доверительно понизив голос. -- Вам ли не знать причуды королевских фаворитов!
        -- Королевских... -- Дон Себастьян с трудом подавил раздражение. -- Я никогда не слыхал, что маркиз Риконете -- королевский фаворит.
        -- Любимец его величества. Это, конечно, между нами. Отсюда вся его бесцеремонность. Должен сознаться, что он злоупотребляет привязанностью короля. Вы же знаете, как кружит голову королевская милость. -- Блад сделал паузу и вздохнул. -- Мне очень неприятно быть орудием в этом покушении на ваши права. Но я так же беспомощен, как и вы, друг мой.
        Этот монолог дал понять генерал-губернатору, что дальнейшие препирательства не повлекут за собой ничего хорошего.
        Справившись с возмущением, вызванным посягательством на его власть, дон Себастьян уступил настояниям капитана Блада, утешая себя мыслью, что он по крайней мере перекладывает всю ответственность за последующие события на плечи адмирала.
        В этот день, как и в два последующих, Питеру Бладу пришлось приложить весь свой такт, улаживая административные вопросы с генерал-губернатором и с полковником Варгасом, который был возмущен покушением на его должность. Но, увидев, что новый комендант не собирается вмешиваться в его воинские мероприятия, полковник частично смирился с его присутствием. Тем более что, тщательно обследовав вооружение, гарнизон и боеприпасы форта, дон Педро высоко отозвался о его боеспособности и великодушно заметил, что все действия полковника заслуживают всяческой похвалы.
        Дои Педро высадился на берег, чтобы принять командование в первую пятницу июня. В воскресенье утром во двор особняка генерал-губернатора ворвался молодой офицер на истощенной взмыленной лошади. Он привез дону Себастьяну, завтракавшему вместе со своей женой и временным комендантом, тревожные известия о том, что какой-то отлично вооруженный, очевидно, пиратский корабль, не имеющий флага, напал на Сан-Патрико, находящийся в пятидесяти милях от Сан-Хуана. Он начал бомбардировать поселок, правда, не причинив ему вреда, не осмеливаясь войти в зону досягаемости пушек форта. К сожалению, боеприпасы в форте на исходе, и там нет достаточного количества людей, чтобы воспрепятствовать высадке.
        Изумление дона Себастьяна было так велико, что даже пересилило его тревогу.
        -- Какого дьявола понадобилось пиратам в Сан-Патрико? Ведь там ничего нет, кроме сахарного тростника и кукурузы.
        -- Думаю, что я могу ответить на этот вопрос, -- сказал капитан Блад. -- Сан-Патрико -- это черный ход в Сан-Хуан, к кораблям с ценностями.
        -- Черный ход?
        -- Ну да. Пираты не осмелились предпринять прямую атаку на хорошо вооруженный форт Санто-Антонио; они надеятся добраться сюда по суше из Сан-Патрико и напасть на вас с тыла.
        Стратегический талант дона Педро призвел глубокое впечатление на генерал-губернатора.
        -- Клянусь всеми святыми, вы правы! -- Дон Себастьян встал изза стола, заявляя, что он сейчас же отдаст необходимые распоряжения, отпустил офицера отдохнуть и подкрепиться и послал курьера в форт вызвать полковника Варгаса.
        Шагая взад-вперед по длинной комнате, защищенной шторами от лучей солнца, он возносил благодарности своему святому патрону за то, что благодаря его, губернатора, предусмотрительности, форт отлично вооружен и они в состоянии послать в Сан-Патрико порох и ядра, чтобы удержать на расстоянии этих проклятых пиратов.
        Робкий взгляд доньи Леокадии, смотревшей на своего супруга, устремился на нового коменданта, когда он заговорил, воспользовавшись передышкой дона Себастьяна.
        -- Очень может быть, сеньор, что брать боеприпасы из Санто-Антонио будет ошибкой. Они могут понадобиться нам самим. Ведь не исключено, что пираты изменят планы, поняв, что высадка в СанПатрико не так легка, как они предполагали. Или же вообще может оказаться ложным выпадом, предпринятым с целью отвлечь отсюда часть ваших вооруженных сил. -- Блад знал, что последнее предположение соответствует действительности, так как оно согласуется с его распоряжениями.
        Дон Себастьян тупо уставился на него, поглаживая украшенной перствями рукой синеватую челюсть.
        -- Это очень возможно. Боже, помоги мне! -- И потерявший голову генерал-губернатор, полностью положился на изобретательность спокойного и находчивого нового коменданта, чье прибытие так оскорбило его вначале. Дон Педро моментально принял командование.
        -- На кораблях с ценностями я заметил множество боеприпасов. Там они совершенно бесполезны, а для оказания помощи Сан-Патрико их более чем достаточно. Мы возьмем оттуда не только порох и ядра, но и пушки и сразу же отправим их в Сан-Патрико.
        -- Вы намерены разоружить галеоны с ценностями? -- встревожился дон Себастьян.
        -- А какая нужда держать их вооруженными здесь, в гавани? Для защиты достаточно форта. -- И Блад приступил к действиям. -- Распорядитесь, пожалуйста, насчет волов и мулов, необходимых для перевозки боеприпасов. Теперь что касается людей. У вас есть двести тридцать человек в Санто-Антонио и сто двадцать на бортах галеонов с ценностями. А сколько солдат в форте Сан-Патрико?
        -- Человек сорок -- пятьдесят.
        -- Боже мой! А ведь если пираты намерены высадиться, то их там должно быть не менее четырехсот -- пятисот человек. Значит, форт Сан-Патрико нуждается не только в оружии, но и в людях. Придется послать туда полковника Варгаса со ста пятьюдесятью солдатами из Санто-Антонио и пятьдесят человек с кораблей.
        -- И оставить Сан-Хуан беззащитным? -- Пришедший в ужас дон Себастьян, не сдержавшись, добавил: -- Вы с ума сошли!
        Но на лице капитана Блада оставалось выражение полной уверенности в своих силах.
        -- Вовсе нет. У нас остается форт с сотней пушек, половина которых обладает значительной мощностью. Ста человек более чем достаточно, чтобы обслужить их. А чтобы вы не думали, что я толкаю вас на риск, который не намерен с вами делить, я сам остаюсь здесь и буду командовать гарнизоном.
        Пришедшего Варгаса, так же, как и дона Себастьяна, ужаснуло предстоящее ослабление оборонной мощи Сан-Хуана. С презрением глядя на посланца адмирала, полковник не скрывал, что считает его невеждой в военном искусстве. Но новый комендант быстро сбил с него спесь.
        -- Если вы скажете мне, что мы можем противостоять высадке пиратов в Сан-Патрико, имея в своем распоряжении менее трехсот человек, значит, вы еще не окончательно освоили собственную профессию. И как бы то ни было, -- добавил он, вставая и тем самым давая понять, что дискуссия окончена, -- сейчас я имею честь здесь командовать, и вся ответственность ложится на меня.
        Полковник Варгас сухо поклонился, закусив губу, а генерал-губернатор в который раз вознес про себя благодарственную молитву небесам за то, что у него есть адмиральский пергамент, позволяющий ему свалить всю ответственность за возможные последствия этой авантюры на дона Педро.
        Несмотря на колокольный звон собора, созывающий верующих на обедню, и на приближающийся полуденный зной, отряд под командованием полковника Варгаса выступил из Сан-Хуана, так как дело не терпело отлагательства. Полковник ехал во главе колонны, за ним следовал длинный поезд из мулов, нагруженных боеприпасами, и воловьих упряжек, тянущих за собой пушки, направляясь по дороге, ведущей через холмистую равнину в Сан-Патрико.

        III

        Вы, конечно, догадались, что пиратское судно, угрожавшее СанПатрико, было ни чем иным, как "Андалузской девчонкой", некогда служившей флагманским кораблем маркизу Риконете и посланной в Сан-Патрико по распоряжению капитана Блада. Командовавшему кораблем Волверстону было приказано обстреливать маленький жалкий форт в течение сорока восьми часов. По истечении этого срока "Андалузская девчонка" должна была тихо ускользнуть под покровом ночи до прибытия подкрепления из Сан-Хуана, которое к тому времени, несомненно, будет выслано, и, кончив игру, как можно скорее нанести настоящий удар по оставшемуся сравнительно беззащитным СанХуану.
        Гонцы из Сан-Патрико прибыли в понедельник. Их доклад дал Бладу понять, что Волверстон в точности выполняет его инструкцию. Сообщение гласило, что ответный огонь форга вынудил пиратов соблюдать дистанцию.
        Новости ободрили генерал-губернатора, убежденного, что маркиз Риконете, чей корабль находится где-то по соседству, захватит пиратов на месте преступления и немедленно уничтожит их.
        -- Завтра, -- говорил он, -- Варгас прибудет в Сан-Патрико с подкреплением, и у пиратов не останется ни малейшего шанса на высадку.
        Но завтрашние события были весьма далеки от ожидания дона Себастьяна. Вскоре после рассвета Сан-Хуан был разбужен грохотом пушек. Первой мыслью вскочившего с постели дона Себастьяна было, что это маркиз Риконете возвещает королевским салютом о своем возвращении. Однако непрекращающаяся канонада пробудила в нем опасения, которые перешли в ужас, когда он вышел на террасу и посмотрел в подзорную трубу на море.
        Предположение капитана Блада, совершенно противоположное мыслям дона Себастьяна, было им сразу же отвергнуто. Даже если бы Волверстон покинул Сан-Патрико до полуночи, что было маловероятно, он никак бы не смог, идя против сильного западного ветра, добраться до Сан-Хуана меньше, чем за двенадцать часов. Кроме того, Волверстон никогда бы не стал так игнорировать его распоряжения.
        Полуодетый капитан Блад поспешил к дону Себастьяну, чтобы выяснить у него причину этой пальбы. Выйдя на террасу, он испугался едва ли не больше, чем генерал-губернатор, ибо находящийся в полумили от берега корабль, чьи пушки бомбардировали порт, в точности походил на его "Арабеллу", оставленную им около месяца назад на Тортуге для кренгования[1].
        1 Кренгование -- наклон судна на бок на отмели для очистки и
        ремонта днища.

        Блад вспомнил рассказ о его вымышленном рейде на Картахену и задал себе вопрос: неужели Питт, Дайк и другие его друзья пиратствовали в его отсутствие, сопровождая свои действия чудовищными зверствами, подобно Моргану[1] и Монбару[2]? Он не мог в это поверить, и все же перед его глазами находилось его собственное судно, окутанное облаком дыма и обстреливающее бортовыми залпами форт, стены которого, несокрушимые на вид, были выстроены из простого кирпича, что Блад с удовольствием отметил во время своего обследования.
        Стоявший поблизости генерал-губернатор, призывая всех святых и всех демонов ада, отчаянно проклинал этого дьявола во плоти, капитана Блада.
        Между тем дьявол во плоти молча стоял рядом с доном Себастьяном, не обращая никакого внимания на его проклятья. Защищаясь ладонью от лучей утреннего солнца, он пристально изучал очертания красного корабля -- от золоченого носа до высокой кормы. Это была "Арабелла" и в то же время не "Арабелла". Блад не видел конкретных различий, но чувствовал, что они есть.
        В это время огромный корабль развернулся бортом, делая поворот оверштаг, и Бладу удалось заметить, что на нем на четыре пушки меньше, чем на "Арабелле".
        -- Это не капитан Блад, -- заявил он.
        -- Не капитан Блад? Вы еще скажете, что я не Себастьян Мендес! Разве этот корабль не "Арабелла"?
        -- Это не "Арабелла".
        Дон Себастьян, бросив на Блада презрительный взгляд, протянул ему подзорную трубу.
        -- Прочтите название на кормовом подзоре[3].
        Блад приложил трубу к глазу. Корабль разворачивался, намереваясь ввести в действие орудия правого борта, и его корма находилась целиком в поле зрения. Прочитанное Бладом название "Арабелла", написанное золотыми буквами, вновь привело его в замешательство.
        -- Не понимаю, -- сказал он. Но очередной залп, сокрушивший еще несколько тонн кирпичной кладки стен форта, заставил его умолкнуть. После этого пушки форта наконец заговорили. Их залпы были отнюдь не всегда меткими, но по крайней мере они вынудили нападающий корабль держаться на расстоянии.
        -- Слава тебе, Господи! Проснулись все-таки! -- ядовито заметил дон Себастьян.
        Блад удалился в поисках своих сапог, приказан перепуганным слугам оседлать ему коня.
        1 Морган Генри (1635 -- 1688) -- знаменитый английский корсар,
        впоследствии губернатор Ямайки. Некоторые факты его биографии
        послужили основой приключений капитана Блада.
        2 Монбар, прозванный испанцами Истребителем, -- французский пират.
        3 Кормовой подзор -- участок кормы, нависающий над водой.

        Когда пять минут спустя, обутый, но все еще небрежно одетый капитан продевал ногу в стремя, генерал-губернатор накинулся на него.
        -- Это вы виноваты! -- бушевал он. -- Вы и ваш драгоценный адмирал! Ваши идиотские мероприятия сделали нас беспомощными! Но я надеюсь, что вы еще ответите за это!
        -- Я тоже на это надеюсь и думаю, что этот разбойник, кто бы он ни был, разделяет наши надежды, -- процедил сквозь зубы капитан Блад, рассерженный не менее, чем дон Себастьян, хотя и выражающий свои чувства не столь громогласно, ибо он теперь на собственном опыте убедился, каково попадать в расставленную самим собой ловушку и какие чувства при этом испытываешь. Блад приложил столько усилий, чтобы разоружить Сан-Хуан, что в результате неизвестному пирату ничего не стоило украсть у него из-под носа добычу, за которой он охотился. Личность таинственного корсара все еще оставалась загадкой, но Блад сильно подозревал, что название "Арабелла" было не просто совпадением, и не сомневался, что хозяин этого красного корабля и есть виновник тех ужасов в Картахене, которые приписывались ему самому.
        Как бы то ни было, теперь требовалось срочно сорвать планы этого незванного гостя. И по странной иронии судьбы Блад скакал во весь опор, чтобы организовать защиту испанского поселения от нападения пиратов, то есть пустился в предприятие, ставшее почти безнадежным благодаря его собственным стараниям.
        Крепость он застал в совершенно отчаянном положении. Половина орудий уже вышла из строя, разбитая грудами камней. Из сотни людей, оставленных в гарнизоне, десять было убито, а тридцать -- искалечено.
        Остальные шестьдесят солдат были твердыми и решительными людьми -- украшением испанской пехоты, -- но их сковывала бездарность командующего фортом молодого офицера.
        Капитан Блад появился как раз в тот момент, когда очередной бортовой залп снес ярдов двадцать крепостной стены. Во дворе, задыхаясь от пыли и едкого порохового дыма, он сразу же набросился на офицера, который выбежал ему навстречу.
        -- Вы намерены торчать здесь до тех пор, пока не будете погребены под обломками вместе с вашими пушками7
        Обозлившийся капитан Аранья выпятил грудь.
        -- В таком случае мы умрем на нашем посту, сеньор, расплачиваясь за ваши заблуждения.
        -- Это может сделать любой дурак. Но если бы у вас было столько же ума, сколько наглости, то вы бы постарались спасти несколько пушек. Они вскоре понадобятся. Оттащите двадцать пушек в это укрытие и оставьте их там. -- И Блад указал на заросли красного перца, находящиеся на расстоянии полумили по направлению к городу. -- Оставьте мне двенадцать человек, чтобы стрелять из пушек, а всех прочих забирайте с собой. И уберите раненых из этого опасного места. Когда доберетесь до рощи, пошлите за упряжками мулов, лошадей и волов для дальнейших перевозок. Зарядите орудия картечью. Шевелите мозгами и не теряйте времени. Кругом марш!
        Хотя у капитана Араньи начисто отсутствовало воображение, у него по крайней мере хватало энергии на выполнение чужих замыслов. Подавленный властностью нового коменданта и оценив здравомыслие предложенных им мер, он сразу же принялся за работу, в то время как Блад занялся батареей из десяти пушек, размещенных на южном крепостном валу и державших под обстрелом залив. Двенадцать солдат, пробужденных им от апатии и воодушевленных его презрением к опасности, выполняли его распоряжения спокойно и быстро.
        Пиратский корабль, разрядив орудия правого борта, начал разворачиваться, чтобы привести в действие батарею левого борта. Использовав передышку, Блад, рассчитав как можно точнее место, с которого корсары произведут следующий залп, переходил от пушки к пушке, собственноручно заряжая каждую. Едва ои успел зарядить последнее орудие, как пираты, осуществив свой маневр, повернулись к крепости левым бортом. Выхватив из рук мушкетера брызжущий запальный фитиль, Блад немедленно выпалив по корсарскому судну. Если выстрел и не оправдал всех его надежд, все же он был достаточно метким. Бушприт[1] корабля разнесло вдребезги. Вздронув, судно слегка накренилось, и в тот же момент прозвучал ответный залп пиратов. Но, вследствие крена, ядра пролетели над фортом, не причинив ему никакого вреда, и зарылись в землю далеко позади.
        -- Огонь! -- скомандовал Блад, и тотчас грянул залп остальных девяти пушек.
        Корма корсарского корабля представляла собой сомнительную мишень, и Блад почти не надеялся ни на что, кроме чисто морального эффекта. Но удача снова улыбнулась ему, и, хотя восемь зарядов угодили в воду, девятый точно нашел свою цель, врезавшись в полуют.
        -- Viva[2] дон Педро! -- воскликнули испанцы, сразу же воспрянув духом от первого, хотя и незначительного успеха, и, улыбаясь, бросились перезаряжать пушки.
        Но теперь спешить было незачем. Пиратам требовалось убрать обломки бушприта, и прошел целый час, прежде чем они, горя жаждой мести, возобновили военные действия, пойдя в крутой бейдевинд[3] против бриза.
        Во время этой передышки Аранье удалось дотащить орудия до рощи, находящейся в миле от форта. Блад мог отступить и присоединиться к нему. Но, осмелев после первых удач, он остался на месте,
        1 Бушприт -- наклонное рангоутное дерево в носовой части
        2 Да здравствует.. (исп.)
        3 Крутой бейдевинд -- курс парусного корабля, при котором ветер
        дует под самым острым углом.
        продолжая артиллерийскую дуэль. Однако на сей раз ядра батареи форта не достигали цели, а мощный бортовой залп орудий красного корабля проделал еще одну солидную брешь в крепостной стене. После этого, справедливо рассудив, что в форте осталось очень мало пушек, да и те сейчас не заряжены, пираты, взбешенные упорством испанцев, подошли ближе и, сделав поворот оверштаг, произвели очередной залп.
        В результате этого раздался взрыв, заставивший дрогнуть даже дома в Сан-Хуане.
        Блад почувствовал, что какая-то неведомая сила подняла его в воздух и с силой швырнула вниз. Полуоглушенный, он лежал на земле, вокруг него падал ливень каменных осколков, а стены форта с грохотом рухнули, превратившись в бесформенную груду развалин.
        Выстрел пиратов взорвал пороховой склад, что привело к уничтожению форта.
        Блад выкарабкался из-под обломков щебня и, откашливаясь от пыли, забившей горло, постарался оценить создавшуюся ситуацию. Во время падения он сильно ушиб бедро, но так как боль постепенно стихала, то там, очевидно, не было серьезных повреждений. Все еще не вполне пришедший в себя, Блад наконец смог подняться на ноги. Его дрожащие руки кровоточили, но кости были целы. Однако не многие так дешево отделались. Из двенадцати солдат, оставшихся с Бладом, только пятеро не пострадали от взрыва, шестой жалобно стонал, лежа со сломанным бедром, а седьмой тщетно пытался вправить вывихнутое плечо. Остальные пятеро погибли и были похоронены под развалинами.
        Приведя в порядок парик, Блад с трудом собрался с мыслями и пришел к выводу, что больше незачем задерживаться на этой груде обломков, которая еще недавно была фортом. Пятерым уцелевшим солдатам он велел отнести двух раненых в рощу, и сам, шатаясь, поплелся вслед за ними. К тому времени, когда они добрались до убежища, пираты начали готовиться к высадке, которая должна была неизбежно последовать за уничтожением форта. На краю рощи Блад остановился, чтобы понаблюдать за их приготовлениями. Он видел, как корсары спустили пять шлюпок, которые переполненными направились к берегу, покуда красный корабль становился на якорь, прикрывая десант.
        Медлить было нельзя. Блад вошел под прохладную зеленую тень, где его ожидал Аранья со своими людьми, и с радостью увидел, что пушки, о существовании которых пираты ничего не подозревали, установлены и заряжены картечью согласно его указаниям. Рассчитав, в каком месте корсары должны пристать к берегу, он велел нацелить туда орудия. В качестве мишени Блад наметил рыбачью лодку, лежащую вверх дном на берегу, в полкабельтове[1] от воды.
        1 Кабельтов -- морская мера длины (185.2 метра).

        -- Мы подождем, пока эти собаки не окажутся на одной линии с лодкой, -- объяснлл он Аранье, -- и тогда дадим им пропуск в ад. -- Чтобы сократить время, оставшееся до этого долгожданного момента, Блад продолжал читать испанскому капитану лекцию на тему искусства ведения боевых действий.
        -- Теперь вы понимаете, какие преимущества можно извлечь из отклонения от школьных правил и привычных предрассудков. Покинув форт, который нельзя было спасти, и наскоро сымпровизировав новый, мы можем держать во власти этих головорезов. Вскоре вы увидите, как мы с ними расправимся и как наше поражение обернется победой.
        У испанца не было сомнений, что все именно так и произойдет, если только не случится чего-нибудь непредвиденного. Поистине это утро оказалось весьма поучительным для капитана Араньи.

        IV

        Но без неприятностей не обошлось, и в этом был повинен дон Себастьян, который, к великому сожалению, не сидел сложа руки. Он не сомневался, что его долг, как генерал-губернатора Пуэрто-Рико, вооружить каждого жителя города, способного носить оружие. Не взяв на себя труд посоветоваться с доном Педро или хотя бы предупредить его о своих намерениях, дон Себастьян разместил эту созданную наспех армию из пятидесяти-шестидесяти человек в засаде под прикрытием белых домов, ярдах в ста от моря, готовясь бросить их против высаживающихся на берег пиратов. Таким образом он рассчитывал лишить корсарскую артиллерию возможности бомбардировать его так называемые "вооруженные силы".
        Однако тактика, которой так гордился генерал-губернатор, оказалась палкой о двух концах, так как она помешала действовать не только пиратским, но и испанским пушкам, спрятанным в роще. Прежде чем Блад смог открыть огонь, он с ужасом увидел отряд пуэрториканских горожан, с пронзительными воплями ринувшихся на корсаров. В следующий момент началась всеобщая свалка, в которой разобрать, где друзья, а где враги было совершенно невозможно.
        Но сумятица продолжалась недолго, так как ополченцы дона Себастьяна, разумеется, вынуждены были отступить перед взбешенными флибустьерами, несмотря на численный перевес почти вдвое. Крича и отстреливаясь, они скрылись в городе, оставив на песке несколько трупов.
        Пока капитан Блад проклинал несвоевременное вмешательство дона Себастьяна, капитан Аранья рвался на помощь горожанам, но ему пришлось выслушать очередную лекцию.
        -- Сражения выигрываются не только благодаря героизму, но и с помощью тщательных расчетов, друг мой. На борту корабля пиратов по меньшей мере вдвое больше, чем на берегу, и теперь, в результате храбрости дона Себастьяна, они стали хозяевами положения. Если мы выступим сейчас, то на нас нападет с тыла следующий десантный отряд, и, таким образом, мы окажемся между двух огней. Поэтому нам лучше дождаться высадки следующей партии, уничтожить ее и тогда заняться мерзавцами, находящимися в городе.
        Но ждать пришлось долго. В каждой из шлюпок, возвращающихся к кораблю, оставалось только по два гребца, и двигались они крайне медленно. Немало времени отняла и посадка следующего отряда, который добрался до берега почти через два часа.
        К тому же на этот раз пиратам незачем было торопиться, так как все признаки указывали на то, что попытки Сан-Хуана обороняться пресечены в корне.
        Спешки не последовало, даже когда кили корсарских шлюпок заскрипели об песок. Пестрая толпа пиратов не торопясь вылезла на берег. Среди них были представители самых различных слоев общества: от настоящих флибустьеров в рубахах из хлопка и широких штанах и сыромятной кожи, с яркими, но грязными шарфами на голове до идальго в кружевных камзолах и шляпах. И те, и другие были опоясаны патронташами и вооружены мушкетами и шпагами.
        Командующий отрядом корсар в алом камзоле с грязными кружевными манжетами выстроил полсотни пиратов на берегу по военному образцу, и взмахнув шпагой, дал команду выступать.
        Корсары маршировали сомкнутой колонной, громогласно вопя какую-то воинственную песню и с явным удовольствием смакуя непристойный текст. В это время сидящие в роще канониры, держа в руках запальные шнуры, не отрывали глаз от капитана Блада, который внимательно наблюдал за пиратами, подняв правую руку. Наконец колонна оказалась на одной линии с лодкой, служившей испанцам мишенью. Блад махнул рукой, и пять пушек выпалили одновременно.
        Град картечи в момент уничтожил шагавших впереди корсаров, включая главаря в красном камзоле. Остальные от неожиданности застыли как вкопанные. Воспользовавшись их замешательством, Блад поспешил дважды повторить залп, в результате чего почти все пираты свалились на песок, кто корчась в судорогах, а кто -- лежа неподвижно. Полдюжины человек, чудом оставшихся целыми и невредимыми, не осмеливаясь вернуться к пустовавшим лодкам, старались найти убежище в городе, ползя на животе, чтобы не попасть под очередной залп. Капитан Блад улыбнулся, увидев расширенные от восторга глаза капитана Араньи.
        -- Теперь мы можем выступать без всяких опасений, капитан, -- заговорил Блад, продолжая пополнять воинское образование достойного испанского офицера, -- так как мы обезопасили наш тыл от нападения. Как вы, должно быть, заметили, пираты весьма опрометчиво использовали для высадки все свои шлюпки. Так что оставшимся на корабле до берега не так-то легко добраться.
        -- Но у них есть пушки. -- возразил Аранья. -- Что, если они из мести откроют огонь по городу?
        -- В котором находится их первый десантный отряд во главе с капитаном? Мало вероятно. Все же на всякии случай мы оставим двадцать человек здесь, около пушек. Если пираты на корабле, отчаявшись, потеряют голову, то залпа два быстро приведут их в чувства.
        Выполнив распоряжение Блада, пятьдесят испанских мушкетеров, незаметно для пиратов, переживших уничтожение форта, беглым шагом направились по направлению к городу.

        V

        Пиратский капитан, чье имя не пережило его, был квалифицирован Бладом как самодовольный идиот, который, как и все дураки, слишком многое считал не требующим доказательств. Будь он немного поумнее, он взял бы на себя труд убедиться, что уничтоженные им солдаты форта и горожане-ополченцы составляют все вооруженные силы Сан-Хуана.
        Непомерная алчность, несомненно, толкнула корсаров на эту безрассудную высадку. Капитан лже-"Арабеллы" казался Бладу похожим на бездарного вора, сгребающего крошки во время пиршества. Имея под носом два корабля с сокровищами, за которыми они гнались из Картахены через все Карибское море, было непростительной тупостью не попытаться сразу же завладеть ими. Видя, что на галеонах с ценностями не выстрелила ни одна пушка, этот болван должен был сообразить, что экипаж находится на берегу, а если он вовсе не был способен соображать, то можно было заглянуть в подзорную трубу, чтобы в этом убедиться.
        Но рассуждения Блада были не совсем справедливы. Возможно, именно уверенность в том, что корабли пустуют и могут быть легко захвачены, побудила капитана позволить своим людям удовлетворить их ненасытную жадность разграблением города. К тому же города Новой Испании часто изобиловали сокровищами, а у губернатора могла храниться королевская казна.
        Только такое искушение могло толкнуть пиратского капитана на грабеж Картахены, в то время как корабли с ценностями успели выйти в море. Очевидно, картахенская неудача не напомнила ему о пословице "За двумя зайцами погонишься -- ни одного не поймаешь", и в Сан-Хуане он применял те же сомнительные методы, сопровождая их такими же безобразиями, которыми он позорил в Картахене (в этом Блад был теперь твердо уверен) нагло присвоенное им имя прославленного вождя флибустьеров.
        Я не стану утверждать, что действия капитана Блада не были результатом гнева на незванного гостя, пытавшегося выхватить у него из-под носа добычу, ради которой он столько трудился, но у меня нет ни малейшего сомнения, что его беспощадность была вызвана возмущением бессовестным самозванством в Картахене и подлостями, совершенными там от его имени. Пиратская карьера, навязанная ему судьбой, была сама по себе пятном на его репутации, и Блад не мог равнодушно смотреть, как невесть откуда взявшийся двойник вместе со своей бандой безжалостных мерзавцев творил гнусности, прикрываясь его именем.
        Полный мрачной решимости и жажды справедливой мести, капитан Блад шагал во главе маленькой колонны испанских мушкетеров, твердо намереваясь освободить город, захваченный и оскверненный его двойником. Звуки, которые они услышали, подойдя к городским воротам, подтвердили худшие предположения Блада об образе действий этих бандитов.
        Корсарский капитан, ворвавшись в Сан-Хуан и убедившись, что сопротивление задушено окончательно, отдал город на разграбление своим людям, позволив им немного "поразвлечься", прежде чем они перейдут к основной цели рейда -- захвату в гавани кораблей с ценностями. Немедленно вся банда, укомплектованная из отбросов тюрем всех стран, разбилась на группы, которые ринулись в город, одержимые страстью разрушения, оставляя за собой убитых мирных жителей, изнасилованных женщин, ограбленные и сожженные дома.
        Для себя лично капитан оставил самый лакомый кусок. Вместе с шестью головорезами он ворвался в дом генерал-губернатора, где скрылся дон Себастьян после разгрома его злополучного ополчения.
        Захватив в плен дона Себастьяна и его хорошенькую супругу, объятую паническим ужасом, капитан велел своим провожатым заняться грабежом дома. Двоих он, однако, оставил при себе для помощи, которая понадобится ему при грабеже особого рода, коим он намеревался заняться, пока остальные четверо бандитов будут расхищать имущество губернатора и превосходные вина, привезенные им из Испании.
        Высокий, смуглый субъект, выдававший себя за капитана Блада и для большего сходства нарядившийся в черный с серебром костюм, бывший, как известно, излюбленной одеждой знаменитого флибустьера, непринужденно расселся в столовой дона Себастьяна за длинным дубовым столом, положив ногу на подлокотник кресла. Его украшенная плюмажем шляпа съехала набекрень, на толстых губах змеилась плотоядная усмешка.
        Напротив него между двумя головорезами стоял дон Себастьян, одетый в рубашку и панталоны, без парика, со связанными за спиной руками. Лицо его смертельно побледнело, но в глазах светился вызов.
        В высоком кресле, спиной к одному из открытых окон сидела донья Леокадия. Ужас парализовал несчастную женщину, она находилась на грани умопомешательства.
        В руках капитана был кусок бечевки, на котором он завязывал узлы, Насмешливым тоном он заговорил со своей жертвой на ломаном испанском языке.
        -- Значит, вы не желаете говорить, а? Вы надеетесь, что мне придется разобрать лачугу по камешкам, прежде чем я найду то, что мне нужно? Ошибаетесь, дорогой идальго. Вы не только заговорите, вы вскоре запоете. Я уже позаботился о музыке.
        Он бросил бечевку с узлами на стол, свистнув одному из бандитов, чтобы он приступил к делу. В тот же момент разбойник с гнусной усмешкой обвязал веревку вокруг головы генерал-губернатора, вставив между бечевкой и головой серебряную ложку, взятую из буфета испанца.
        -- Погоди, -- приказал ему капитан. -- Ну, дон губернатор, вы знаете, что с вами произойдет, если вы не развяжете ваш упрямый язык и не скажете, где храните деньги. -- Он сделал паузу, наблюдая за испанцем из-под прищуренных век и ядовито усмехаясь. -- Если хотите, мы можем вставить вам горящий фитиль между пальцами или прижечь пятки раскаленным железом. У нас есть масса хитроумных способов возвращения немым дара речи. Выбирайте любой. Но запирательство вам не поможет. Лучше признайтесь сразу, где вы прячете ваши дублоны.
        Но испанец молчал, высоко подняв голову, сжав губы и с ненавистью глядя на своих палачей.
        Улыбка пирата сделалась угрожающей.
        -- Ну-ну, -- вздохнул он. -- Я терпеливый человек. Даю вам минуту на размышление. Одну минуту. Как раз то время, которое мне понадобится для того, чтобы выпить это. -- Налив себе темной малаги из серебряного кувшина, он залпом осушил бокал и грохнул им об стол с такой силой, что ножка отломалась. -- Вот так я переломаю тебе шею, испанское отродье, если ты не прекратишь упрямиться. Ну, живо говори, где дублоны. Vamos, maldito[1]. А то узнаешь, как шутить с доном Педро Сангре.
        Но в глазах дона Себастьяна продолжала светиться ненависть.
        -- Я и не знал, что вы способны на такие подлости. Я ничего вам не скажу, грязный пиратский пес.
        Дама внезапно зашевелилась и закричала, перемежая слова рыданиями:
        1 Скорей, проклятый! (исп.)

        -- Умоляю тебя, Себастьян, ради Бога, скажи ему все! Отдай ему все, что у нас есть. Разве это имеет значение?
        -- Тем более что на том свете ваши сокровища вам не понадобятся, -- продолжал издеваться капитан. -- Лучше пощадите чувства вашей супруги. Вы не согласны со мной? -- Он в бешенстве ударил кулаком по столу. -- Хорошо! Выдавите мозга из башки этого рогоносца, ребята! -- И мерзавец поудобнее устроился в кресле, ожидая развлечения.
        Один из разбойников взялся за ложку, просунутую между веревкой и головой дона Себастьяна. Но прежде чем он начал крутить ее, капитан снова его остановил.
        -- Подожди. У нас есть более надежный способ. -- И его губы расплылись в злобной усмешке. Сняв ногу с подлокотника, пират приподнялся в кресле. -- Ведь испанцы души не чаят в своих женах. -- Обернувшись, он поманил рукой донью Леокадию. -- Agui, mujer! Agui![1]
        -- Не слушай его, Леокадия, -- крикнул ей муж. -- Не двигайся!
        -- Он... он ведь и здесь доберется до меня, -- справедливо возразила несчастная женщина.
        -- Слышишь, ты, болван? Жаль, что у тебя нет и крупицы здравого смысла, которым наделена эта курица. Прошу вас сюда, мадам!
        Хрупкая, бледная, маленькая женщина, дрожа от страха, приблизилась к его креслу. Гнусно улыбаясь, капитан, прищурив глаза, устремил наглый оценивающий взгляд на эту изящную робкую представительницу слабого пола. Обняв донью Леокадию за талию, он притянул ее к себе.
        -- Ближе, ближе, девочка.
        Дон Себастьян закрыл глаза и застонал от бешенства, пытаясь вырваться из сильных рук, державших его.
        Капитан поднял объятую ужасом донью Леокадию и усадил ее к себе на колени.
        -- Не обращай внимания на ревнивые вопли этого осла, малютка. Он не сделает тебе ничего, слово капитана Блада. -- Запрокинув бедняжке подбородок, мерзавец, улыбаясь, посмотрел в ее расширенные темные глаза. Эту процедуру и последовавший за ней затяжной поцелуй она перенесла безропотно, словно труп.
        -- Тебе придется вытерпеть и нечто большее, милочка, если твой остолоп-супруг не образумится. Я забираю ее, дон губернатор, и надеюсь, что путешествие в моем обществе доставит ей удовольствие. Но вы можете выкупить жену за ваши спрятанные дублоны. Несомненно, вы оцените мое великодушие. Ведь я мог бы захватить с собой вас обоих.
        Ничто не могло причинить дону Себастьяну большие муки, чем угрозы его жене.
        1 Сюда, красотка! Сюда! (исп.)

        -- А если я соглашусь, какая у меня будет гарантия, что вы не нарушите обещания?
        -- Слово капитана Блада.
        Внезапный грохот канонады потряс дом, за первым залпом последовали второй и третий.
        Все были изумлены.
        -- Какого дьявола... -- начал капитан, но сразу же умолк, найдя объяснение. -- Ба! Мои ребята забавляются -- вот и все!
        Но он едва ли был бы так беспечен, если бы знал, что пушечные залпы уничтожили полсотни этих ребят, высадившихся на берег, чтобы присоединиться к нему, и что около пятидесяти испанских мушкетеров во главе с настоящим капитаном Бладом быстро приближаются к городу, горя желанием расправиться с пиратами. И расправа была коротка. Разбредясь по городу, корсары разбились на группы по четыре, шесть, самое большее десять человек. Внезапное нападение испанцев не дало им возможности соединиться и оказать организованное сопротивление. Одни были убиты на месте, другие взяты в плен.
        В столовой генерал-губернатора пиратский капитан, чье садистское наслаждение создавшейся ситуацией усиливалось в соответствии с количеством поглощенной им крепкой малаги, обратил наконец внимание на вопли и мушкетную пальбу снаружи. Но он по-прежнему не сомневался, что сопротивление жителей Сан-Хуана давно сломлено, и считал, что шум на улице -- обычное следствие продолжающихся "развлечений" его ребят. Холостые пушечные выстрелы были обычным занятием торжествующих флибустьеров, а мушкеты едва ли остались в городе у кого-нибудь, кроме пиратов.
        Поэтому он не спеша продолжал истязать генерал-губернатора необходимостью выбора между потерей жены и дублонов до тех пор, пока упорство дона Себастьяна не было сломлено и он не сообщил, где хранится королевская казна.
        Но жестокость корсара нисколько не уменьшилась.
        -- Слишком поздно, -- заявил он. -- Ты чересчур долго упрямился, а за это время я по уши влюбился в твою жену. Так влюбился, что не смогу вынести разлуки с ней. Я дарю тебе жизнь, испанская собака, и, учитывая твое поведение, это больше того, что ты заслужил. Но твои деньги и твою супругу я заберу с собой вместе с кораблями с ценностями, принадлежащими королю Испании.
        -- Но вы дали мне слово! -- вскричал взбешенный дон Себастьян.
        -- Ай-ай-ай! Но ведь это было давно. Когда тебе была предоставлена возможность, ты ею не воспользовался, а начал вместо этого со мной шутки шутить. -- Никто из присутствующих в комнате не обратил внимания на звук быстро приближающихся шагов. -- Я же предупреждал тебя, что с капитаном Бладом шутить опасно.
        Он не успел договорить, как дверь открылась, и послышался твердый с металлическим оттенком голос, в котором чувствовались нотки сарказма.
        -- Рад слышать это от вас, независимо от того, кто бы вы ни были. -- И в комнату вошел высокий человек со шляпой в руке. Черный парик его был всклокочен, лиловый камзол разорван, лицо испачкано пылью и грязью. Его сопровождали трое мушкетеров в испанских латах и стальных шлемах. Окинув комнату взглядом, он сразу же оценил ситуацию.
        -- Я как будто успел как раз вовремя.
        Изумленный пират выпустил донью Леокадию н вскочил, положив руку на рукоять пистолета.
        -- Что это значит? Кто вы такой, черт возьми?!
        Вновь прибывший приблизился к нему, и суровый взгляд его голубых глаз, сверкавших, как сапфиры, на смуглом лице, заставили разбойника вздрогнуть.
        -- Подлый самозванец! Навозная тварь!
        Хотя мерзавец по-прежнему мало что понимал, до него дошло, что необходимы решительные действия, и он выхватил из-за пояса пистолет. Но капитан Блад отступил назад, и его рапира, быстрая, как жало змеи, пронзила руку пирата. Пистолет со стуком упал на пол.
        -- Лучше бы ты направил его в свое сердце, грязный пес!
        Правда, этим ты помешал бы мне выполнить клятву. Я дал обет, что капитана Блада не отправит на виселицу ничья рука, кроме моей.
        Один из мушкетеров быстро справился с изрыгающим проклятие пиратским капитаном, в то время как Блад с остальными солдатами так же быстро разоружил двух других бандитов.
        Сквозь шум этой краткой схватки послышался крик доньи Леокадии, которая, дотащившись до кресла, упала в него, потеряв сознание.
        Дон Себастьян, находящийся в ненамного лучшем состоянии, как только его развязали, начал слабым голосом невнятно выражать свою благодарность за это своевременное чудо, перемежая ее вопросами и том, как оно произошло.
        -- Займитесь вашей супругой, -- посоветовал ему Блад, -- и не беспокойте себя другими мыслями. Сан-Хуан очищен от пиратов. Около тридцати негодяев надежно заперты в тюрьме, остальные -- еще надежнее: в аду. Если кому-то все же удалось вырваться, то его встретят у лодок и проводят к товарищам. Нам нужно похоронить мертвых, позаботиться о раненых и вернуть в город беженцев. А вы займитесь вашей женой и домочадцами и предоставьте мне все остальное.
        И Блад с мушкетерами исчезли так же внезапно, как появились, уведя с собой взбешенных пленных.

        VI

        Когда Блад вернулся к ужину, порядок в доме генерал-губернатора был полностью восстановлен, и слуги накрывали на стол. При виде дона Педро, все еще покрытого пылью сражений, донья Леокадия разрыдалась. Не обращая внимания на грязный костюм капитана, дон Себастьян крепко прижал его к груди, называя спасителем Сан-Хуана, настоящим героем, истинным кастильцем и достойным представителем великого адмирала.
        Мнение это разделял весь город, в котором всю ночь не смолкали крики: "Viva дон Педро! Да здравствует герой Сан-Хуан-де-ПуэртоРико!"
        Столь шумное и трогательное выражение благодарности пробудило в капитане Бладе, в чем он позже признался Джереми Питту, мысли о приятных сторонах, которыми обладала служба закону и порядку. Почистившись и переодевшись в костюм из гардероба дона Себастьяна, который ему был чересчур широк и слишком короток, он уселся ужинать к столу генерал-губернатора, с удовольствием воздавая должное пище и превосходному испанскому вину, уцелевшему после налета на губернаторский винный погреб.
        Блад крепко уснул с сознанием хорошо выполненного долга, и не сомневаясь, что без лодок и с малым количеством людей лже-"Арабелла" не осмелится напасть на корабли с сокровищами, являющиеся истинной целью рейда на Сан-Хуан. Все же на всякий случай несколько испанцев стали на часах около пушек, оставленных в роще. Но ночь прошла спокойно, а наутро жители города увидели, что пиратский корабль превратился в точку на горизонте, а в гавань под всеми парусами входила "Мария Глориоса".
        Когда дон Педро Энкарнадо спустился к завтраку, дон Себастьян сообщил ему, что адмиральский корабль бросил якорь в бухте.
        -- Он весьма пунктуален, -- заметил дон Педро, думая о Волверстоне.
        -- Пунктуален? Ничего себе! Он не смог даже завершить ваши труды, потопив это проклятое пиратское судно. Постараюсь высказать ему все, что я о нем думаю.
        Дон Педро нахмурился.
        -- Учитывая его положение при дворе, это было бы неблагоразумно. С маркизом лучше не вступать в пререкания. К счастью, он вряд ли сойдет на берег из-за своей подагры.
        -- Тогда я нанесу ему визит на корабле.
        Озабоченное выражение лица капитана Блада не было притворным. Если ему не удастся отговорить дона Себастьяна от его благих намерений, то выработанный им план пойдет прахом.
        -- На вашем месте я бы этого не делал, -- сказал он.
        -- Не делали бы? Но ведь это мой долг.
        -- Вовсе нет. Этим вы унизите свое достоинство. Подумайте о высоком посте, который вы занимаете. Ведь генерал-губернатор ПуэртоРико -- это почти вице-король. Не вы должны наносить визиты адмиралам, а, наоборот, адмиралы должны наносить визиты вам, и маркиз Риконете прекрасно отдает себе в этом отчет. Вот почему он, не имея возможности прийти к вам лично из-за болезни, послал к вам меня в качестве своего представителя. Поэтому все, что вы собирались сказать маркизу, вы можете сообщить мне.
        Задумавшись над этими словами, дон Себастьян подпер рукой свои многочисленные подбородки.
        -- Конечно, в том, что вы сказали, есть доля истины. Но в данном случае у меня особый долг, который я обязан выполнить. Я должен подробно сообщить адмиралу о той героической роли, которую вы сыграли в спасении Сан-Хуана и королевской казны, не говоря уже о кораблях с ценностями, и убедиться, что вы награждены по заслугам.
        Донья Леокадия, с дрожью вспоминая вчерашние ужасы, прерванные появлением дона Педро, и еще более страшные ужасы, которые предотвратила его отвага, горячо поддержала великодушное намерение своего супруга.
        Однако во время этого изъявления благодарности лицо дона Педро все больше мрачнело. Ои сурово покачал головой.
        -- Этого я никак не могу допустить, -- сказал он. А если вы сделаете по-своему, то этим нанесете мне обиду. Вчера я выполнил лишь то, что требовала от меня моя служба, а за это не следует ни похвал, ни наград. Героями являются только те, кто, не считаясь с риском и не заботясь о собственных интересах, совершает подвиги, к которым их ничто не обязывает. А сочинять баллады о моем вчерашнем поведении было бы для меня оскорбительно, а вы, я уверен, никогда не захотите оскорбить меня, дон Себастьян.
        -- О, какая скромность! -- воскликнула донья Леокадия, молитвенно сложив руки и подняв глаза к небу. -- Правду говорят, что подлинно великое -- всегда скромно.
        -- Ваши слова достойны истинного героя, -- удрученно вздохнул дон Себастьян. -- Но я огорчен, друг мой, что вы лишаете меня возможности хоть чем-то отблагодарить вас.
        -- Меня не за что благодарить, дон Себастьян, -- возразил дон Педро. -- И умоляю вас, не будем к этому возвращаться.
        Ои поднялся.
        -- Пожалуй, я сразу же отправлюсь на корабль, чтобы получить распоряжения адмирала, сообщить ему о том, что здесь произошло, а заодно показать виселицу, которую вы соорудили на берегу для этого проклятого капитана Блада. Это очень обрадует его превосходительство.
        К полудню дон Педро вернулся на берег уже не в костюме с чужого плеча, а одетый нарядно и элегантно, как подобает испанскому гранду.
        -- Маркиз Риконете просит меня сообщить вам, что так как Карибское море, к счастью, очистилось от капитана Блада, то миссия его превосходительства в этих водах окончена, и теперь ничто не препятствует его скорейшему возвращению в Испанию. Ои намерен конвоировать корабли с ценностями во время путешествия через океан и просит предупредить их капитанов быть готовыми поднять якорь во время первого же отлива -- сегодня в три часа дня.
        Дон Себастьян был поражен.
        -- И вы не сказали ему, что это невозможно?
        Дон Педро пожал плечами.
        -- Я же говорил вам, что с адмиралом спорить бесполезно.
        -- Но, дорогой дон Педро, больше половины экипажа отсутствует, а на кораблях нет пушек.
        -- Будьте уверены, что я не преминул сообщить об этом его превосходительству. Конечно, это его огорчило, но он считает, что на каждом корабле хватит народу, чтобы управлять судном, а этого более чем достаточно. "Мария Глориоса" отлично вооружена и сможет защитить их от нападения.
        -- А он не подумал о том, что может случиться, если шторм разлучит "Марию Глориосу" с этими галеонами?
        -- На это я ему тоже указал, что не произвело никакого впечатления. Его превосходительство обладает развитым самомнением.
        Дон Себастьян надул щеки.
        -- Так-так. Разумеется, это его дело, и я благодарю за это Бога. Эти корабли и так доставили немало неприятностей Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, и я рад от них избавиться. Но должен заметить, что ваш адмирал весьма неосторожен. Очевидно, это характерная черта королевских фаворитов.
        Слабая улыбка, мелькнувшая на губах дона Педро, означала согласие со словами губернатора.
        -- Пожалуйста, распорядитесь, чтобы галеоны как можно скорее были снабжены провизией. Не стоит задерживать его превосходительство, к тому же прилив не станет ждать даже его.
        -- О, разумеется, -- согласился дон Себастьян, в покорности которого ощущалась заметная доля иронии. -- Я сейчас же отдам распоряжения.
        -- Я сообщу об этом его превосходительству. Ои будет вам очень признателен. Ну, разрешите откланяться, дон Себастьян. -- И они дружески обнялись. -- Поверьте, я надолго сохраню воспоминания о нашем счастливом и взаимовыгодном сотрудничестве. Мое почтение донье Леокадии.
        -- А вы не останетесь посмотреть, как повесят капитана Блада? Казнь состоится ровно в полдень.
        -- Адмирал ожидает меня к восьми склянкам, и я не осмелюсь заставить его ждать.
        По пути в гавань капитан Блад задержался у городской тюрьмы. Дежурный офицер встретил его со всеми почестями, подобающими спасителю Сан-Хуана, и открыл двери по его просьбе.
        Пройдя двор, где расхаживали взад-вперед закованные в цепи удрученные пираты, Блад подошел к каменной камере, в которую едва проникал свет сквозь забранное решетками маленькое окошко, расположенное у самого потолка. В этой темной зловонной яме, сгорбившись на табуретке, сидел пиратский капитан, уронив голову на руки в наручниках. Услышав скрип дверных петель, он поднял голову, и его злое лицо уставилось на посетителя. Разбойник не узнал своего вчерашнего, испачканного грязью противника в этом элегантном сеньоре в черном, расшитом серебром костюме, в тщательно завитом, ниспадающем на плечи черном парике и с длинной эбеновой тростью с золотым набалдашником.
        -- Уже пора? -- проворчал он на своем ломаном испанском языке.
        Но блестящий кастильский аристократ неожиданно ответил по-английски, да еще с явным ирландским акцентом.
        -- Не будьте столь нетерпеливым. У вас есть еще время подумать о вашей душе, если таковая имеется; есть время раскаяться в совершенных вами гнусностях. Я могу простить вам то, что вы выдавали себя за капитана Блада. Сам по себе этот акт даже можно расценивать как комплимент. Но я не могу вам простить того, что вы натворили в Картахене, -- зверских убийств, пыток, изнасилований и других беспричинных жестокостей, которые вы совершили, удовлетворяя ваши низменные инстинкты и позоря присвоенное вами имя.
        Негодяй ухмыльнулся.
        -- Вы говорите, как поп, которого прислали меня исповедовать.
        -- Я говорю как человек, которым являюсь, и чье имя вы осквернили своими низкими поступками. Советую вам за краткий промежуток времени, остающийся у вас после моего ухода, хорошенько осознать неумолимость высшего правосудия, которое привело вас на виселицу с моей непосредственной помощью. Ибо я -- капитан Блад!
        Несколько секунд он стоял, молча глядя на осужденного самозванца, утратившего от изумления дар речи; затем, повернувшись на каблуках, вышел к ожидавшему его испанскому офицеру.
        Пройдя мимо виселицы, установленной на берегу, он сел в шлюпку, которая тотчас двинулась к бело-золотому флагманскому кораблю, стоящему на рейде.
        Таким образом, в тот же день, когда фальшивый капитан Блад был повешен на берегу Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, настоящий капитан Блад отплыл на Тортугу на "Марии Глориосе", или "Аддалузской девчонке", конвоируя корабли с сокровищами, где не было ни пушек, ни достаточного количества людей, чтобы оказать сопротивление, когда их капитанам стала ясна ситуация, в которой они очутились.


        ДЕМОНСТРАЦИЯ

        I

        -- Фортуна, -- любил повторять капитан Блад, -- ненавидит скряг. Она приберегает свои милости для тек, кто умеет правильно делать ставки и с блеском тратить выигрыши.
        Конечно, вы можете соглашаться или не соглашаться с ним, но сам Блад всегда руководствовался этим правилом, никогда не отступая от него. Многочисленные примеры щедрости капитана можно найти в записках о его полных риска приключениях, оставленных нам Джереми Питтом, но ни один из них не может сравниться в блеске и яркости с мерами, принятыми с целью сокрушить вест-индскую политику месье де Лувуа[1], когда она угрожала уничтожением могучему братству флибустьеров.
        Маркиза де Лувуа, преемника великого Кольбера[2] на службе Людовика XIV, дружно ненавидели при жизни, с той же силой, с какой его так же дружно оплакивали после смерти. Думаю, что подобное единство взглядов является высшей оценкой достоинств политического деятеля. Ничто никогда не ускользало от внимания месье де Лувуа. И вот, охваченный организаторским пылом, он в один прекрасный день оставил в покое государственный аппарат с тем, чтобы заняться инспекцией французских владений в Карибском море, где активные действия флибустьеров оскорбляли его страсть к порядку.
        Для этой цели в Вест-Индию на двадцатичетырехпушечном корабле "Беарнец" маркиз отправил шевалье де Сентонжа, элегантного, подающего надежды дворянина лет тридцати с лишним, заслужившего доверие месье де Лувуа (что было не так-то легко) и имеющего четкие инструкции, которыми он должен был руководствоваться, чтобк положить конец пиратству.
        Для месье де Сентонжа, чье материальное положение было отнюдь не блестящим, это поручение оказалось неожиданной улыбкой фортуны, ибо, по мере сил служа королю, он нашел случай сослужить службу и себе самому. Во время своего пребывания на Мартинике[3], которое затянулось значительно дольше, чем этого требовала необходимость, шевалье познакомился с мадам де Вейнак, молодой и красивой вдовой Омера де Вейнака, влюбился в нее с быстротой, возможной только под тропическим солнцем, и вскоре женился на ней. Ма
        1 Лувуа Франсуа Мишель 0641 -- 1691) -- военный министр Людовика XIV.
        2 Кольбер Жан-Батист (1619 -- 1683) -- министр финансов Людовика XIV.
        3 Мартиника -- один из Малых Антильских островов, бывший владением
        Франции.
        дам де Вейнак унаследовала от покойного мужа владения, составляющие примерно третью часть острова Мартиника, которые состояли из плантаций сахара, пряностей и табака, дающих внушительный годовой доход. Все это богатство вместе с владелицей перешло в руки представительного, но плохо обеспеченного посланца маркиза де Лувуа.
        Шевалье де Сентонж был слишком добросовестным и убежденным в сознании важности своей миссии, чтобы позволить браку быть чемто, кроме прекрасной интерлюдии в течение исполнения долга, приведшего его в Новый Свет. Отпраздновав свадьбу в Сен-Пьере[1] со всем блеском и пышностью, соответствующими высокому положению невесты, он вновь приступил к выполнению своей задачи, пользуясь возросшими возможностями, которые предоставила ему счастливая перемена обстоятельств. Взяв жену на борт "Беарнца" месье де Сентонж отплыл из Сен-Пьера, чтобы завершить, свой инспекторский объезд, прежде чем взять курс на Францию и полностью насладиться баснословным состоянием, свалившимся ему на голову.
        Доминику, Гваделупу и Гренадины[2] он уже посетил, так же, как и Сен-Круа, который, говоря по чести, принадлежал не столько французской короне, сколько французской Вест-Индской компании. Оставалась самая важная часть его миссии -- остров Тортуга, другое владение вышеозначенной компании, служившее цитаделью английских, французских и голландских корсаров, к уничтожению которых шевалье был обязан принять все меры.
        Уверенность месье де Сентонжа в своей возможности справиться с этой трудной задачей значительно возросла, когда ему сообщили, что Питер Блад, наиболее предприимчивый и опасный из всех флибустьеров, недавно был пойман испанцами и повешен в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.
        В один из тихих знойных августовских дней "Беарнец" бросил якорь в Кайонской бухте[3] -- окруженной рифами гавани, казалось, предназначенной самой природой быть пиратским логовом.
        Шевалье взял с собой на берег свою молодую жену, усадив ее в специальное кресло, которое его матросам не без труда удалось пронести сквозь пеструю толпу европейцев, негров, маронов[4] и мулатов, собравшихся поглазеть на знатную даму с французского корабля.
        Двое почти совершенно обнаженных мулатов-носильщиков несли кресло с драгоценным грузом, в то время как напыщенный месье де Сентонж, облаченный в голубой костюм из тафты, державший в одной руке трость, а в другой шляпу, которой он обмахивался, шество
        1 Сен-Пьер -- город на Мартинике.
        2 Доминика, Гваделупа, Гренадины -- Малые Антильские острова, тогда
        колонии Франции.
        3 Кайона -- город на острове Тортуга.
        4 Мароны -- потомки беглых рабов в Вест Индии.
        вал сзади, проклиная жару, мух и вонь. Высокий, румяный мужчина, уже начинающий полнеть, он обливался потом, а его голова взмокла под тщательно завитым золотистым париком.
        Поднявшись вверх по главной улице Кайоны, усаженной пальмами, задыхающимся от пыли шевалье добрался наконец до губернаторского дома и, пройдя через сад, вскоре очутился в прохладном полумраке комнаты, надежно защищенной от солнца зелеными шторами. По счастью, губернатор, радушно принявший знатного гостя, сразу же распорядился подать прохладительный напиток, искусно изготовленный из рома, сахара и лимонов.
        Однако этот краткий отдых оказался лишь временным. После того как мадам де Сентонж удалилась вместе с двумя очаровательными дочерьми губернатора, в кабинете разгорелась дискуссия, от которой шевалье снова бросило в жар.
        Месье д'Ожерон, управляющий Тортугой от имени Французской Вест-Индской компании, с мрачным унынием выслушивал резкие замечания, которые его гость высказывал от имени месье де Лувуа.
        Худой, низенький месье д'0жерон, будучи надолго заброшенным на этот забытый Богом остров, сумел сохранить в своем доме атмосферу придворного изящества и элегантности, приличествующую прирожденному дворянину. Только сдержанность и безукоризненные манеры позволили ему сейчас скрыть раздражение. Когда шевалье закончил свои резкие и напыщенные разглагольствования, губернатор тяжело вздохнул, и в этом вздохе чувствовалась усталость.
        -- Полагаю, -- отважился сказать он, -- что месье де Лувуа не совсем точно информирован о положении дел в Вест-Индии.
        Фраза эта привела в ужас де Сентонжа. Его убежденность во всеведении месье де Лувуа была так же непоколебима, как и уверенность в том, что он сам обладает этим качеством.
        -- Сомневаюсь, месье, есть ли в мире что-нибудь, о чем маркиз не был бы полностью информирован.
        Улыбка д'0жерона была вежливой и обходительной.
        -- Разумеется, никто не сомневается в достоинствах месье де Лувуа. Но его превосходительство не обладает моим опытом, приобретенным за долгие годы жизни в этом захолустье, а это, осмелюсь заметить, придает некоторую ценность моему мнению.
        Но шевалье нетерпеливым жестом отмахнулся от мнения д'0жерона.
        -- Мы только зря теряем время, месье. Позвольте мне быть откровенным. Тортуга находится под сенью французского флага, и, по мнению месье де Лувуа, с которым я полностью согласен, не слишком пристойно... Ну, короче говоря, покровительство шайкам разбойников не делает чести флагу Франции.
        -- Но, месье, -- возразил д'0жерон. -- Не флаг Франции покровительствует флибустьерам, а, напротив, флибустьеры покровительствуют флагу Франции.
        Высокий, импозантный королевский представитель поднялся, выражая тем самым свое негодование.
        -- Месье, это возмутительное заявление.
        Но губернатор оставался безукоризненно вежливым.
        -- Это факт, а не заявление. Позвольте мне напомнить вам, что сто пятьдесят лет назад его святейшество Папа подарил Испании Новый Свет в награду за открытие Колумба. Но с тех пор другие нации -- французы, англичане, голландцы -- обращали на эту папскую буллу значительно меньше внимания, чем этого хотелось бы Испании. Они, в свою очередь, селились на землях Нового Света, территории которых являлись испанскими чисто номинально. А так как Испания упорно усматривает в этом посягательство на ее права, то Карибское море уже давно служит полем битвы.
        Что же касается корсаров, к которым вы относитесь с таким презрением, то вначале они были мирными охотниками, земледельцами и торговцами. Но испанцы постоянно преследовали их на Эспаньоле, изгоняли англичан и французов с Сент-Кристофера[1], а голландцев с Сен-Круа, устраивали варварские избиения, не щадя даже женщин и детей. Тогда в целях самозащиты эти люди покинули свои коптильни, взялись за оружие, объединились и стали, в свою очередь, охотиться за испанцами. То, что Виргинские острова[2] теперь принадлежат Британской короне, -- заслуга "берегового братства", как называют себя флибустьеры, захватившие эти земли для Англии. Остров Тортуга, на котором мы сейчас находимся, так же, как и остров Сен-Круа, точно таким же путем перешел во владение Французской Вест-Индской компании и, таким образом, стал колонией Франции.
        Вы говорили, месье, о покровительстве французского флага, которым пользуются корсары, и я ответил вам, что вы поменяли вещи местами. Не будь здесь флибустьеров, обуздывающих алчность Испании, я сильно сомневаюсь, смогли бы вы когда-нибудь предпринять такое путешествие, ибо в Карибском море не было бы ни одного французского владения, которое бы вам надлежало посетить.
        -- Он сделал паузу, улыбаясь явному замешательству своего гостя. -- Надеюсь, месье, я сказал достаточно для того, чтобы подтвердить свое мнение, которое я беру на себя смелость отстаивать, несмотря на требование месье де Лувуа, что уничтожение корсаров может легко повлечь за собой уничтожение французских колоний в Вест-Индии.
        В этот момент шевалье де Сентонж взорвался. Как часто случается, поводом его гнева послужило то, что в глубине души он чувствовал обоснованность аргументов губернатора. Выражения, в которых
        1 Сент-Кристофер -- один из Малых Антильских островов,
        принадлежавший Англии.
        2 Виргинские острова -- группа Малых Антильских островов.
        шевалье высказал свое недовольство, заставляют сомневаться в том, насколько мудро поступил маркиз де Лувуа, выбрав подобного посланника.
        -- Вы сказали достаточно, месье... более чем достаточно для убеждения меня в том, что боязнь лишиться прибылей, получаемых вашей компанией и вами лично от продажи на Тортуге награбленных товаров, делает вас безразличным к чести Франции, которую пятнает эта позорная торговля!
        Месье д'0жерон больше не улыбался. В свою очередь, почувствовав изрядную долю истины в обвинениях шевалье, он вскочил на ноги, побледнев от гнева. Но, будучи сдержанным и замкнутым по натуре, губернатор не дал выхода своим чувствам. Его голос оставался спокойным и холодным, как лед.
        -- За такие слова, месье, полагается отвечать со шпагой в руке.
        Сентонж, меривший шагами комнату, только рукой махнул.
        -- Это такая же чепуха, как и то, что вы говорили раньше! Ваш вызов вы лучше пошлите месье де Лувуа, так как я всего лишь его представитель. Я высказал вам только то, что требовал от меня долг, и чего я не стал бы делать, если бы нашел вас более рассудительным. Неужели вы не понимаете, месье, что я приехал сюда из Франции не драться на дуэли именем короля, а сообщить вам королевское решение и передать королевские приказы. Если они вам неприятны, то это не мое дело. Но по решению правительства Тортуга должна перестать служить приютом корсарам -- это все, что я должен был вам сказать.
        -- Боже, дай мне терпения! -- воскликнул месье д'0жерон. -- И вы думаете, что достаточно только сообщить мне этот приказ, как я тотчас смогу привести его в исполнение?
        -- А в чем трудность? Закройте рынок, куда поступает награбленное. Если вы положите конец этой торговле, то пиратству придет конец.
        -- Как просто! А что, если конец придет мне и заодно администрации Вест-Индской компании на этом острове? Что, если пираты захватят власть на Тортуге? Ведь это несомненно случится, если я вас послушаю, месье де Сентонж.
        -- У Франции достаточно могущества, чтобы отстоять свои права.
        -- Весьма признателен. Интересно, знают ли во Франции, как это сделать? Имеет ли месье де Лувуа какое-нибудь представление о силе и размерах организации флибустьеров? Слышали ли вы когда-нибудь во Франции о набеге Моргана на Панаму? Знаете ли вы, что пиратское воинство включает пять-шесть тысяч самых грозных морских разбойников, каких когда-либо видел свет? Если им будет угрожать уничтожение, то они, соединившись вместе, могут создать флот из сорока или пятидесяти кораблей, который перевернет все Карибское море вверх дном.
        Губернатору удалось наконец привести в замешательство шевалье де Сентонжа. Несколько секунд он удрученно глядел на хозяина дома, пока не собрался с силами.
        -- Вы, месье, безусловно преувеличиваете.
        -- Я ничего не преувеличиваю. Я только хочу заставить вас понять, что мною движет нечто большее, чем корыстолюбие, которое вы мне так оскорбительно приписываете.
        -- Месье де Лувуа, несомненно, будет сожалеть о несправедливости своего решения, когда я подробно доложу ему о том, что вы мне сообщили. Что же до остального, то приказ остается приказом.
        -- Но вам наверняка предоставили некоторую свободу действий в выполнении вашей миссии. Поэтому я считаю, что, выслушав мои объяснения, вы окажете услугу королевству, рекомендовав месье де Лувуа не нарушать существующего положения вещей до тех пор, пока Франция не будет в состоянии направить в Карибское море флот, который сможет охранять ее владения.
        Но шевалье заупрямился.
        -- Такой совет мне едва ли подойдет. Вы получили распоряжение месье де Лувуа немедленно закрыть рынок, где сбывается награбленная корсарами добыча. Я уверен, что вы дадите мне возможность заверить маркиза в вашем безоговорочном согласии.
        Эта тупая бескомпромиссность приводила д'0жерона в отчаяние.
        -- Должен, однако, заметить, месье, что ваша формулировка не соответствует действительности. Здесь сбывается не только награбленное, но и добыча, отнятая у Испании и компенсирующая грабежи, от которых мы страдали и будем страдать по милости кастильских хищников.
        -- Но это фантастично, месье. Между Францией и Испанией мир.
        -- В Карибском море, месье де Сентонж, мира никогда не бывает. Уничтожив корсарство, мы капитулируем и подставим горло под нож -- вот и все.
        Но аргументов, способных сдвинуть с места шевалье де Сентонжа, просто не существовало.
        -- Я вынужден рассматривать это только как ваше личное мнение, в какой-то мере внушенное вам (не обижайтесь на меня за это) интересами вашей компании и вашими собственными. Как бы то ни было, приказ вполне ясен, и вы должны понимать, что его невыполнение повлечет за собой большие неприятности.
        -- Не большие, чем выполнение, -- заметил губернатор, скривив губы. Он вздохнул, пожав плечами. -- По вашей милости, месье, я попал между двух огней.
        -- Надеюсь, у вас хватит справедливости понять, что я выполняю свой долг, -- величественно промолвил шевалье де Сентоиж. Слабый намек на желание оправдаться, звучавший в этой фразе, был единственной уступкой, которую месье д Ожерону удалось выжать из своего упрямого и самонадеянного гостя.

        II

        Месье де Сентояж вместе со своей супругой покинули Тортугу в тот же вечер, взяв курс на Порт-о-Пренс[1], который шевалье намеревался посетить перед тем, как отплыть во Францию, где его ожидала заманчивая жизнь богача.
        Восхищаясь собственной твердостью, проявленной им в беседе с губернатором Тортуги, он поведал обо всем мадам де Сентонж, чтобы та могла разделить его восторги.
        -- Этот мелкий скупщик краденого мог вынудить меня уклониться от выполнения долга, если бы я не был столь бдительным, -- улыбаясь, заметил шевалье -- Но меня не так-то легко обмануть. Поэтому месье де Лувуа и поручил мне такую важную миссию. Он знал, с какими трудностями я могу столкнуться, и не сомневался, что меня не проведешь.
        Мадам де Сентонж была высокой, красивой брюнеткой с глазами, похожими на терновые ягоды, кожей цвета слоновой кости и бюстом Гебы[2]. Ее томный взгляд был с благоговением устремлен на мужа, собиравшегося ввести ее в высшее общество Франции, двери которого были закрыты для жены плантатора, как бы он не был богат. Все же, несмотря на уверенность в проницательности своего супруга, она осмелилась поинтересоваться, был ли он прав, приписывая аргументы, приведенные месье д'0жероном, одному лишь корыстолюбию губернатора. Правда, всю жизнь прожив в Вест-Индии, мадам де Сентонж не могла не знать о хищнических повадках испанцев, хотя до сих пор она, возможно, не думала о том, в какой степени действия корсаров сдерживали их разбои. Испания держала солидный флот в Карибском море главным образом для того, чтобы охранять свои поселения от рейдов флибустьеров. Уничтожение пиратства развязало бы руки этому флоту, а зная жестокость испанцев, можно было легко догадаться, к каким бы последствиям это привело.
        С должным смирением высказав свои мысли обожаемому супругу, мадам де Сентонж выслушала самоуверенный ответ:
        -- В таком случае можешь не сомневаться, что мой повелитель король Франции примет надлежащие меры.
        Тем не менее спокойствие шевалье было несколько поколеблено. Эта робкая поддержка аргументов д'0жерона выбила Сентонжа из колеи.
        Конечно, было легко отнести все возражения губернатора Тортуги за счет его эгоизма и страха перед испанцами. Однако месье де Сен
        1 Порт-о-Пренс -- столица тогдашнего французского Гаити.
        2 Геба -- богиня молодости в греческой мифологии.
        тонж, будучи со времени своей женитьбы живо заинтересованным во французских колониях в Вест-Индии, начал спрашивать себя, не слишком ли поспешным было его заключение, что месье д'Ожерон преувеличивает.
        В действительности же губернатор Тортуги не преувеличивал. Как бы ни были его аргументы согласованы с его интересами, они, несомненно, имели под собой существенную основу. Теперь же ему оставалось только покинуть свой пост и вернуться во Францию, предоставив месье де Лувуа самому решать судьбу Французской Вест-Индии и Тортуги в частности. Правда, это было бы изменой интересам ВестИндской компании, но если политика нового министра восторжествует, то у компании очень скоро не останется никаких интересов.
        Губернатор провел беспокойную ночь и заснул только на рассвете, но почти тотчас же проснулся от пушечных выстрелов.
        Канонада и треск мушкетов были настолько продолжительными, что д'0жерону понадобилось длительное время, пока он осознал, что этот шум означает не атаку на гавань, а feu de joi[1], какого еще никогда не слыхивали скалы Кайоны.
        Когда же губернатор выяснил причину салюта, то его настроение значительно улучшилось. Сообщение о поимке и казни капитана Блада в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико было опровергнуто прибытием в Кайону самого Питера Блада, живого и невредимого, на борту захваченного испанского корабля, еще недавно называющегося "Мария Глориоса" и служившего флагманом эскадры маркиза Риконете. В кильватере "Марии Глориосы" следовали два испанских галеона, нагруженных сокровищами.
        Гром орудий раздавался с борта трех кораблей Блада, ремонтировавшихся на Тортуге в его отсутствие, среди экипажа которых в течение последней недели царили растерянность и уныние.
        Д'0жерон не меньше пиратов радовался воскрешению из мертвых человека, которого он уже успел оплакать, ибо между губернатором Тортуги и славным капитаном флибустьеров существовала тесная дружба. Месье д'Ожерон и его дочери устроили в честь Питера Блада настоящий пир, ради которого губернатор извлек из погреба несколько бутылок отборного вина, полученного из Франции.
        Пришедший в отличное расположение дука капитан поведал собравшимся за столом историю необычайного приключения в ПуэртоРико, закончившегося казнью гнусного самозванца, который претендовал на имя и славу Питера Блада, и беспрепятственным отплытием из Сан-Хуана "Марии Глориосы" вместе с двумя кораблями с ценностями, стоявшими теперь на якоре в кайонской гавани.
        -- Такой богатой добычи у меня еще никогда не было. Одного золота только на мою долю приходится тысяч на двадцать пять. Его,
        1 Приветственный салют (франц.).
        как обычно, я обменяю у вас на векселя французских банков. Кроме того, на одном из галеонов имеется груз перца и пряностей, за который Вест-Индская компания даст не менее ста тысяч. Все это ждет вашей оценки, мой друг.
        Но это сообщение, которое в другое время только обрадовало бы губернатора, на сей раз вновь повергло его в уныние, напомнив ему об изменившихся обстоятельствах. Печально поглядев на гостя, он покачал головой.
        -- Все кончено, друг мой. Наша коммерция отныне под запретом. -- И вслед за этим последовал подробный рассказ о визите де Сентонжа, существенно ограничившем поле деятельности месье д'0жерона. -- Итак, вы понимаете, дорогой капитан, что рынки Вест-Индской компании теперь закрыты для вас.
        На загорелом, гладко выбритом лице Блада, обрамленном черными локонами, отразились изумление и гнев.
        -- Боже мой! И вы не сказали этому придворному блюдолизу, что...
        -- Я привел ему все аргументы, к которым прислушался бы любой здравомыслящий человек. Но на все, что я ему говорил, он отвечал, что в мире нет ничего, что не было бы известно месье де Лувуа. По мнению месье де Сентонжа, нет Бога, кроме Лувуа, и Сентонж -- пророк его. Этот шевалье, как и все придворные фавориты, весьма самоуверенный субъект. Недавно на Мартинике он женился на вдове Омера де Вейнака, и это сделало его одним из богатейших людей Франции. А вы знаете, во что превращают большие деньги и без того самодовольных людей.
        И месье д'0жерон устало махнул рукой.
        -- Да, теперь все кончено.
        Но с этим капитан Блад никак не мог согласиться.
        -- Нельзя же безропотно класть голову под топор. Такие люди, как мы, не должны признавать себя побежденными.
        -- Для вас, живущего вне закона, все возможно. Но для меня... здесь, на Тортуге, я представляю закон Франции; я должен служить ему и поддерживать его. И теперь, когда закон предъявил такое требование...
        -- Если бы я приехал на день раньше, требования закона были бы несколько иными.
        Д'0жерон сардонически усмехнулся.
        -- Вы воображаете, что, несмотря на все, что я вам рассказал, вам бы удалось убедить этого хлыща в его глупости?
        -- Нет ничего, в чем бы нельзя было убедить человека, предъявив ему соответствующие аргументы должным образом.
        -- Я же говорил вам, что предъявил ему все возможные аргументы.
        -- Нет, не все, а только те, которые пришли вам в голову.
        -- Если вы имеете в виду, что мне следовало пригрозить пистолетом этому самовлюбленному фату...
        -- О, мой друг! Это же не аргумент, а принуждение. Все люди заботятся о своих интересах, а особенно те, кто, подобно шевалье де Сентонжу, любят обвинять в этом других. Ущемление его интересов могло бы его убедить.
        -- Возможно. Но что я знаю о его интересах?
        -- Подумайте! Разве вы только что не сказали мне, что он недавно женился на вдове Омера де Вейнака? Отсюда неизбежно вытекает его величайшая заинтересованность во французских колониях в ВестИндии. Вы говорили ему в общем плане об испанских рейдах на поселения других народов. А вам следовало бы быть поконкретнее. Вы должны были подробно остановиться на возможности такого рейда на богатую Мартинику. Это заставило бы его задуматься. А теперь он уехал, и шанс потерян.
        Но д'0жерон не видел причин для сожалений об этой потерянной возможности.
        -- Его упрямство помешало бы ему даже испугаться. Он бы и слушать не стал. Последнее, что сказал мне Сентонж перед отплытием в Порт-о-Пренс...
        -- В Порт-о-Пренс?! -- воскликнул капитан Блад, прерывая губернатора. -- Он отплыл в Порт-о-Пренс?
        -- Да, это последний порт, который он намеревался посетить перед возвращением во Францию.
        -- Так, так, -- задумчиво промолвил капитан. -- Следовательно, он будет возвращаться через Тортугский пролив?
        -- Конечно. Иначе ему придется огибать всю Эспаньолу.
        -- Тогда я, может быть, еще не окончательно опоздал. Могу я перехватить его и попробовать на нем свое искусство убеждать?
        -- Вы толвко зря потеряете время, капитан.
        -- Вы слишком пессимистически настроены. Я обладаю великим даром внушения. Не теряйте надежды, друг мой, пока я не подвергну месье де Сентонжа испытанию.
        Но для того чтобы пробудить в месье д'Ожероне надежду, требовалось нечто большее, нежели беспечные заверения. Тяжко вздыхая, он простился с капитаном Бладом, пожелав ему успеха в очередном предприятии, хотя он в этот успех ни на грош не верил.
        Какую конкретную форму примет его очередное предприятие, капитан Блад еще не знал, когда он, выйдя из губернаторского дома, отправился на борт своего великолепного сорокапушечиого корабля "Арабелла", который во время его отсутствия стоял без дела отремонтированный, вооруженный и готовый к выходу в море. Однако капитана так захватила важность предстоящей задачи, что еще до вечера, тщательно продумав план, он собрал в салоне "Арабеллы" военный совет, дав указания каждому из своих офицеров.
        Хагторп и Дайк должны были оставаться на Тортуге и наблюдать за кораблями с сокровищами. Волверстону поручалось командование бывшим испанским флагманом "Марией Глориосой". Ему было приказано отплыть немедленно, и капитан снабдил его тщательными инструкциями особого рода. Ибервилю -- французскому корсару -- Блад поручил "Элизабет", приказав ему быть готовым к отплытию.
        В тот же вечер, после захода солнца, "Арабелла" снялась с якоря и вышла из Кайоны под командованием Блада, имея на борту штурмана Питта и канонира Огла. За ней следовала "Элизабет". "Мария Глориоса" уже скрылась за горизонтом.
        Идя против легкого восточного бриза, оба корсарских корабля на следующий вечер миновали мыс Пальмиш на северном побережье Эспаньолы. Поблизости от него, в том месте, где Тортугский пролив сужается до пяти миль между мысами Пальмиш и Португаль, Блад решил занять позицию для дальнейших действий.

        III

        К тому времени, когда "Арабелла" и "Элизабет" бросили якоря в уединенной бухточке у северного побережья Эспаньолы, "Беарнец" покидал Порт-о-Пренс. Резкие запахи этого города оскорбляли деликатные ноздри мадам де Сентонж, а так как богатым женам следует потакать, то шевалье сократил свой визит до минимума, несмотря на ущерб интересам королевства. Покончив наконец со своей миссией, месье де Сентонж с сознанием хорошо выполненного долга и с уверенностью, что заслужил похвалу маркиза де Лувуа, отплыл во Францию, переключив свои мысли с государственных дел на личные.
        Из-за легкого ветра на траверзе[1] "Беарнец" продвигался так медленно, что обход вокруг мыса Сен-Никола в западном конце Тортугского пролива занял у него двадцать четыре часа. Таким образом, только на заходе солнца на следующий день после выхода из Порт-оПренса корабль вошел в пролив.
        Месье де Сентонж лениво развалился в кресле рядом с кушеткой, установленной на корме под навесом из коричневой парусины. На кушетке, обмахиваясь богато инкрустированным веером, возлежала красавица-креолка -- мадам де Сентонж. В этой безупречно сложенной даме все поражало великолепием, начиная с глубокого мелодичного голоса и кончая черными как смоль волосами, украшенными жемчугом. Она была довольна своим браком не меньше, чем ее супруг, о чем свидетельствовал ее неумолкающий смех, которым она воздавала должное остроумию шевалье.
        1 Траверз -- направление, перпендикулярное курсу судна.

        Внезапно идилию прервал капитан "Беарнца" месье Люзан -- тощий, загорелый крючконосый субъект выше среднего роста, чьи осанка и манеры скорее напоминали солдата, чем моряка. Пройдя на корму, он протянул Сентонжу подзорную трубу.
        -- Взгляните-ка, шевалье. Там происходит что-то странное.
        Месье де Сентонж медленно поднялся, и его взгляд устремился в указанном направлении. На расстоянии около трех миль к западу белел парус.
        -- Корабль, -- заметил шевалье. Взяв предложенную трубу, он отступил назад к поручням, на которые можно было опереть локоть и оттуда поле зрения было шире.
        Через оптические стекла отчетливо виднелся большой белый корабль с очень высокой кормой. Он направлялся к северу, против восточного бриза; на правом борту были заметны сверкающие золотом порты[1] двадцати четырех орудий. На грот-мачте над белоснежными парусами развевался красно-золотой вымпел Кастилии, под которым было установлено распятие.
        Шевалье опустил подзорную трубу.
        -- Испанский корабль, -- сказал он. Ну, и что же вы нашли в нем странного, капитан?
        -- О, корабль, несомненно, испанский. Но когда мы впервые увидели его, он двигался на юг. А теперь он идет за нами, подняв все паруса. Вот что странно.
        -- Ну, а дальше что?
        -- В этом-то все и дело. -- И, собравшись с духом, капитан продолжал: -- Судя по вымпелу, это флагманское судно. Вы обратили внимание на его тяжелое вооружение? Сорок восемь пушек, не считая носовых и кормовых орудий. А когда меня преследует подобный корабль, то мне хотелось бы знать причину.
        -- Неужели такая безделица может испугать вас, капитан? -- рассмеялась мадам де Сентонж.
        -- Безусловно, когда имеешь дело с испанцами, мадам, -- резко ответил Люзан. Он обладал вспыльчивым характером, и сомнение в его храбрости, которое он усмотрел в вопросе мадам де Сентонж, вывело его из себя.
        Недовольный резкостью капитана шевалье стал изощряться в саркастических замечаниях, вместо того чтобы всерьез задуматься над создавшимся положением. Взбешенный Люзан удалился.
        Ночью ветер почти совсем стих, корабль еле двигался и на рассвете все еще находился в пяти-шести милях от мыса Португаль и выхода из пролива. При дневном свете экипаж "Беарнца" увидел, что большой испанский корабль следует за ними на том же расстоянии. Снова подробно рассмотрев его, капитан Люзан передал подзорную трубу своему помощнику.
        1 Порты -- отверстия для пушек в бортах корабля.

        -- Что вы скажете об этом судне?
        После тщательного изучения лейтенант доложил, что на корабле прибавили парусов, и что, судя по флажку на носовой стеньге[1], это флагман испанского адмирала маркиза Риконете.
        Манипуляции с парусами убедили Люзана, что испанский корабль преследует цель догнать их.
        Будучи опытным моряком, капитан знал, что в этих водах испанцам доверять не следует, поэтому он тотчас принял решение. Подняв все паруса и войдя в крутой бейдевиид, Люзан направил корабль к югу, надеясь найти убежище в одной из бухт на побережье Французской Эспаньолы[2]. Туда испанец, если он в самом деле преследует их, вряд ли осмелится сунужься, а тем более открыть там военные действия. К тому же зтот маневр послужит проверкой намерений предполагаемого противника.
        Результат оправдал худшие ожидания Люзана. Огромный галеон сразу двинулся в том же направлении, держа нос по ветру. Было ясно, что он преследует "Беарнца" и догонит его раньше, чем они доберутся до видневшегося впереди зеленого берега, до которого оставалось еще не менее четырех миль.
        Мадам де Сентонж, встревоженная в своей каюте непонятно чем вызванным внезапным креном на правый борт, с раздражением спросила, что вытворяет этот идиот капитан. Не чаявший души в своей супруге, шевалье в ночной рубашке, комнатных туфлях и наспех надетом парике поспешно выбежал наружу, чтобы выяснить причину.
        -- Значит, вам все еще не дает покоя эта абсурдная идея? -- осведомился месье де Сентонж. -- Чепуха! Зачем этому испанцу преследовать иас?
        -- Лучше все время задавать этот вопрос, чем дождаться ответа на него, -- огрызнулся Люзан.
        Но его непочтительность только усилила раздражение шевалье.
        -- Это же чушь! -- продолжал бушевать Сентонж. -- Бежать неизвестно от чего! Просто свинство беспокоить мадам де Сентонж такими младенческими страхами.
        Терпение Люзана истощилось окончательно.
        -- Она будет гораздо сильнее обеспокоена, -- усмехнулся он, -- если эти младенческие страхи оправдаются. Мадам де Сентонж -- красивая женщина, а испанцы есть испанцы.
        В ответ послышались громкие восклицания самой мадам, присоединившейся к своему супругу. Ее туалет лишь едва поддерживал приличия, ибо, спеша разузнать о происходящем, она только накинула шаль поверх ночной рубашки, предоставив остальное гриве глянцевых волос, прикрывавших ее точеные плечи.
        1 Стеньга -- часть составной мачты для парусов или сигнальных огней.
        2 То есть французской части острова Гаити.

        Услышанное ею замечание Люзана навлекло на последнего поток ругани, в процессе которого капитан был охарактеризован как жалкий трус и невоспитанный чурбан. Прежде чем мадам иссякла, шевалье подлил масла в огонь.
        -- Вы просто спятили, месье! Почему мы должны бояться испанского корабля, да еше флагмана королевской эскадры? Ведь мы плывем под французским флагом, а Испания не воюет с Францией.
        Люзан сдержал растущую злость, и постарался ответить как можно спокойнее.
        -- В этих водах, месье, невозможно сказать, с кем воюет Испания. Испанцы убеждены, что Бог создал Америку специально для их удовольствия. Я повторяю вам это с тех пор, как мы очутились в Карибском море.
        Шевалье живо припомнил, что совсем недавно он, слышал от когото очень похожие слова. Но тут снова вмешалась мадам.
        -- Этот тип свихнулся от страха, -- с презрением сказала она. -- Ужасно, что такому человеку доверен корабль. Ему бы следовало распоряжаться на кухне.
        Одному небу известно, что бы ответил капитан на это оскорбление и к каким бы это привело последствиям, если бы пушечный выстрел не избавил Люзана от необходимости отвечать и не изменил в тот же момент настроение участников сцены.
        -- Боже праведный! -- завизжала мадам.
        -- Ventre dieu![1] -- выругался ее супруг.
        Дама схватилась за сердце. Побелевший, как мел шевалье вовремя поддержал ее. Стоящий на полуюте капитан, которого только что обвиняли в трусости, злорадно расхохотался.
        -- Вот вам и ответ, господа. В другой раз вы подумаете, прежде чем называть мои страхи младенческими, а мои распоряжения чушью.
        Вслед за этим Люзан повернулся к ним спиной, чтобы отдать приказ подбежавшему к нему лейтенанту. Тотчас же послышался свисток боцманской дудки, а на корме вокруг Сентонжа и его супруги началась суматоха -- бежавшие отовсюду матросы поспешно выстраивались, чтобы выполнить команду капитана. Наверху быстро устанавливали сети, предназначенные для того, чтобы задерживать обломки рангоута[2], которые могли упасть вниз во время боя.
        Испанцы выстрелили еще два раза и после небольшой паузы дали мощный бортовой залп, прозвучавший подобно грому.
        Шевалье в беспомощным видом поддерживал свою бледную и дрожащую супругу, которая была не в состоянии удержаться на ногах.
        1 Черт возьми! (франц.)
        2 Рангоут -- деревянные детали (мачты, стеньги, реи и т. д.) для
        постановки парусов.

        Пожалевший ее Люзан, чья злость моментально улетучилась, попытался успокоить бедняг.
        -- Сейчас они только зря тратят порох. Обычное испанское хвастовство. А как только они подойдут на расстояние выстрела, мы откроем ответный огонь. Мои канониры уже получили приказ.
        Но эта фраза вместо успокаивающего воздействия только увеличила бешенство и растерянность шевалье.
        -- Боже мой! Какой еще ответный огонь?! Бросьте и думать об этом! Вы не можете вступать в бой!
        -- Не могу? Посмотрим!
        -- Но ведь вы не имеете права открывать военные действия, когда на борту находится мадам де Сентонж.
        -- Вы что, смеетесь? -- возмутился Люзан. -- Даже если бы на борту находилась королева Франции, я был бы обязан защищать мой корабль! К тому же у меня нет выбора. Нас догонят прежде, чем мы доберемся до гавани, а я вовсе не уверен, что даже там мы окажемся в безопасности.
        Шевалье затопал ногами от гнева.
        -- Так что же, значит, эти испанцы -- обыкновенные бандиты?
        Раздался новый залп, не настолько близкий, чтобы причинить вред кораблю, но вполне достаточный для того, чтобы усилить панику месье и мадам де Сентонж.
        Люзан не обращал на них внимания. Помощник схватил его за руку, указывая на запад. Капитан быстро поднес к глазам подзорную трубу.
        На расстоянии мили по правому борту, на полпути между "Беарнцем" и испанским флагманом, виднелся большой красный сорокапушечный корабль, который, идя под всеми парусами, огибал мыс на побережье Эспаньолы. В его кильватере следовал второй корабль, немного поменьше первого. На них не было флагов, что увеличило мрачные предчувствия Люзана, подозревавшего, что это новые враги. Он с облегчением увидел, что они ложатся на левый борт, двигаясь в сторону испанца, вокруг которого еще не рассеялся дым последнего залпа.
        Воспользовавшись легким утренним ветерком, вновь прибывшие зашли к испанскому кораблю с наветренной стороны и устремились к нему, словно ястребы, завидевшие цаплю, открыв огонь из носовых пушек.
        Сквозь постепенно рассеивающуюся дымовую завесу испанцы, очевидно, разглядели новых противников. Тотчас же полдюжины бортовых орудий галеона дали новый залп, вновь скрывший корабль белыми клубами дыма. Но, видимо, из-за чрезмерной поспешности выстрелы не достигли цели, так как оба неизвестных корабля, не получив никаких повреждений, некоторое время шли прежним курсом, потом легли на правый борт и одновременно дали ответный бортовой залп по испанцу.

        "Беарнец" по приказу Люзана, несмотря на протесты месье де Сентонжа, начал замедлять ход, пока не остановился с безжизненно повисшими парусами, внезапно превратившись из актера в этой морской драме в зрителя.
        -- Что вы стоите, месье? -- кричал Сентонж. -- Воспользуйтесь случаем и попытайтесь добраться до гавани.
        -- Пока другие будут сражаться вместо меня?
        -- Но у вас на борту дама, -- напустился надего шевалье. -- Мадам де Сентонж необходимо доставить в безопасное место.
        -- Сейчас она и так в безопасности. А мы здесь можем понадобиться. Вы только что обвинили меня в трусости, а теперь сами убеждаете меня превратиться в труса. Ради мадам де Сентонж я вступлю в бой только в случае крайней необходимости. Но к этому мы должны быть готовы в любой момент.
        Капитан говорил настолько решительно, что Сентонж не осмелился настаивать. Возложив все свои надежды на посланных Богом неожиданных спасителей, шевалье, стоя на комингсе[1], пытался следить за ходом сражения, гремевшего в западном направлении. Но ничего нельзя было разглядеть за огромной дымовой завесой, растянувшейся почти на две мили. Некоторое время оттуда еще доносился грохот пушек. Потом наступила тишина, и через несколько минут с южной стороны облака дыма, точно призраки, появились два корабля. Их корпуса и оснастка различались все отчетливей. В тот же момент в центре облака появилось розовое пятно, постепенно принимавшее оранжевый оттенок, пока рассеивающийся дым не позволил рассмотреть очертания судна, охваченного пламенем.
        -- Испанский флагман горит, -- возвестил с полуюта Люзан, успокоив наконец несчастного шевалье. -- Сражение окончено.

        IV

        Глядя в подзорную трубу, Люзан увидел, что один из кораблейпобедителей лег в дрейф и спустил шлюпки, которые бороздили море в районе недавнего боя. Второй, больший корабль, покинув поле битвы без видимых повреждений, направился на восток, двигаясь против ветра в сторону "Беарнца"; его красный корпус и золоченый нос сверкали под лучами утреннего солнца. Флага не нем до сих пор не было, и это возобновило мрачное предчувствие месье де Сентонжа, уничтоженное было исходом сражения.
        1 Комингс -- стальной брус, окружающий люк.

        Поднявшись со своей еще полуодетой супругой на полуют, он осведомился у Люзана, благоразумно ли стоять на месте, когда к ним приближается корабль неизвестного происхождения.
        -- Но разве он не доказал нам свою дружбу, вызволив нас из беды? -- возразил капитан.
        Мадам де Сентонж еще не простила Люзану его прямоту.
        -- Вы слишком много на себя берете, -- враждебно заметила она. -- Мы знаем только, что этот корабль уничтожил испанский галеон. Как вы можете быть уверены, что это не пираты, для которых каждый корабль -- добыча! Откуда вы знаете, что, лишившись из-за пожара этого испанца, они не намереваются получить компенсацию за наш счет?
        Люзан неприязненно взглянул на нее.
        -- Я знаю только то, -- резко ответил он, -- что этот корабль превосходят нас как в парусах, так и в вооружении. Если они собираются гнаться за вами, то бегство нас не спасет. К тому же в таком случае за нами устремились бы оба корабля. Так что мы без страха можем поступить согласно правилам учтивости.
        Аргументы капитана оказались весьма убедительными, и "Беарнец" остался на месте, дожидаясь неизвестного корабля, движущегося вперед и подгоняемого свежеющим бризом. На расстоянии четверти мили он лег в дрейф и спущенная шлюпка быстро заскользила по направлению к французскому судну. На борт "Беарнца" по веревочкой лестнице вскарабкался высокий человек в элегантном черном с серебром костюме. Можно было подумать, что он прибыл прямо из Версаля или с Аламеды[1], а не с палубы корабля, только что побывавшего в бою.
        Подойдя к весьма небрежно одетым месье и мадам де Сентонж, величавый джентльмен так низко им поклонился, что локоны парика закрыли ему лицо, а красное перо на шляпе коснулось палубы.
        -- Я явился, -- заговорил он на довольно беглом французском языке, -- чтобы принести вам свои поздравления и убедиться перед отплытием, что вам не требуется помощь и что вы не получили повреждений, прежде чем мы имели честь вмешаться и уничтожать этих испанских разбойников.
        Эта галантная учтивость покорила всех, особенно мадам де Сентонж. Поблагодарив своего спасителя, она, в свою очередь, поинтересовалась, не нанесли ли испанцы ущерба его кораблям.
        Неизвестный джентльмен успокоил их, ответив, что они отделались только несколькими повреждениями на левом борту большего корабля, но такими незначительными, что о них не стоит и говорить. Из людей вообще никто не получил даже царапины.
        1 Аламеда -- бульвар в Мадриде.

        Бой длился недолго и в какой-то мере не оправдал его надежд, так как он рассчитывал заполучить этот великолепный галеон в качестве приза. Однако его планы разрушил выстрел, случайно взорвавший пороховой погреб. Часть испанской команды подобрал его корабль, а второе судно все еще занималось спасательными работами.
        -- В результате от флагмана испанского адмирала, как видите, осталось очень немного, а скоро море поглотит и это.
        Спустившись в салон вместе с элегантным джентльменом, французы выпили за своевременное появление избавителя, спасшего их от неописуемых бедствий. Однако незнакомец ни единым намеком не уточнил свою личность и национальность, хотя по его акценту они догадались, что он англичанин. Наконец Сентонж решил добраться до цели окольным путем.
        -- На вашем корабле нет флага, месье, -- заметил он, когда они выпили.
        Смуглый джентльмен весело рассмеялся.
        -- Говоря откровенно, месье, я принадлежу к тем, которые плавают под любым флагом, какой потребуют от них обстоятельства. Конечно, к вам лучше было бы приблизиться под французским вымпелом, но в спешке я об этом не подумал. Все равно, вы едва ли приняли бы меня за врага.
        -- Значит, вы плавали под разными флагами? -- недоуменно переспросил сбитый с толку шевалье.
        -- Совершенно верно. А сейчас я плыву на Тортугу и очень спешу, так как мне нужно собрать людей и корабли для экспедиции на Мартинику.
        Глаза мадам де Сентонж округлились от удивления.
        -- Для экспедиции на Мартинику? Но с какой целью?
        Ее вмешательство как будто застало незнакомца врасплох. Подняв брови, он слегка улыбнулся.
        -- Появились сведения, что испанцы готовят эскадру для рейда на Сан-Пьер. Гибель флагмана, который я сжег, может отсрочить их приготовления и дать нам больше времени, на что я и надеюсь.
        Щеки мадам внезапно побледнели, а пышная грудь начала бурно вздыматься.
        -- Вы сказали, что испанцы готовят рейд на Мартинику?
        -- Невозможно, месье, -- вмешался шевалье, взволнованный не меньше своей супруги. -- Очевидно, к вам поступила ложная, информация. Ведь это же акт войны, а между Францией и Испанией сейчас мир.
        Темные брови незнакомца снова приподнялись. Он явно забавлялся их простодушием.
        -- Акт войны? Возможно. А разве сегодняшнее нападение флагмана испанцев на французский корабль не было актом войны? Чем бы помог вам мир, существующий в Европе, если бы вас потопили в Вест-Индии?
        -- У Испании немедленно потребовали бы отчета.
        -- И она тут же бы предоставила его вместе с исчерпывающими извинениями и лживыми россказнями о происшедшей ошибке. Но разве это подняло бы ваш корабль на поверхность или воскресило бы вас, чтобы вы могли разоблачить лживость государственных мужей Кастилии, покрывающих преступления? Разве та же история не повторялась после каждого испанского налета на поселения других народов?
        -- Но не за последнее время, месье... -- возразил Сентонж.
        -- Настолько обнаглеть, чтобы напасть на Мартинику, -- добавила мадам.
        Джентльмен в черном с серебром выразительно пожал плечами.
        -- Испанцы называют этот остров Мартинико, мадам. Не забывайте, Испания уверена в том, что Бог создал Новый Свет специально для ее прибылей, и что небеса одобряют все меры, направленные против посягательств на ее права.
        -- Разве я не говорил вам то же самое, шевалье? -- вмешался Люзан. -- Ведь это почти те же слова, что я сказал вам сегодня утром, когда вы не верили, что испанец может напасть на нас.
        Голубые глаза смуглого незнакомца с одобрением взглянули на французского капитана.
        -- Разумеется, сразу поверить в это не так легко. Но теперь, я думаю, у вас есть все доказательства того, что в Карибском море Испания не уважает никакого флага, кроме своего собственного, если только ее не принудить, к этому силой. Поселенцы из других стран знают по опыту, как реагируют испанцы на их присутствие здесь. Нет нужды перечислять примеры налетов, грабежей и массовых убийств. Если теперь настала очередь Мартиники, то можно только удивляться, что этого не произошло раньше, ибо на этом острове есть чем поживиться, а Франция не имеет в Вест-Индии вооруженных сил, могущих противостоять этим конкистадорам. К счастью, мы все еще существуем. Если бы не мы...
        -- Если бы не вы? -- прервал его Сентонж. Его голос стал внезапно резким. -- О ком вы говорите, месье? Кто вы такой?
        Вопрос, казалось, удивил незнакомца. Несколько секунд он с недоумением рассматривал присутствующих, а когда он заговорил, то его ответ, хотя и подтвердил подозрения шевалье и уверенность Люзана, тем не менее прозвучал для Сентонжа как гром среди ясного неба.
        -- Разумеется, я говорю о Береговом братстве. О корсарах, месье. -- И он добавил явно не без гордости. -- Я -- капитан Блад.
        С отвисшей от неожиданности челюстью, Сентонж тупо уставился на смуглое улыбающееся лицо доблестного флибустьера, которого он считал мертвым.
        Оставаясь верным своему долгу, он должен был бы заковать этого человека в кандалы и доставить во Францию в качестве пленника. Но подобный акт являлся бы не только черной неблагодарностью -- он просто неосуществим из-за присутствия под боком двух тяжело вооруженных корсарских кораблей. Более того, получив хороший урок, месье де Сентонж понимал, что такой поступок был бы величайшей глупостью.
        Он живо припомнил представленные ему сегодня утром доказательства хищничества испанцев и активной деятельности пиратов, которую, глядя на догоравший на расстоянии двух миль флагман, никак нельзя было не признать благотворной. Доказательства того и другого содержались также в новостях о нависшей над Мартиникой угрозе испанского рейда и намерениях флибустьеров защитить остров, чего не в состоянии была сделать Франция.
        Учитывая все это, а в особенности историю с Мартиникой, грозившую вернуть шевалье, ставшего одним из богатейших людей во Франции, к первоначальному состоянию, становилось ясно, что всеведущий месье де Лувуа на сей раз дал маху. Это было продемонстрировано настолько убедительно, что Сентонж начал сознавать необходимость взять на себя последствия этой демонстрации.
        Отзвуки тяжких размышлений и эмоций явственно слышались в голосе шевалье, когда он, все еще устремив бессмысленный взгляд на капитана Блада, воскликнул:
        -- Вы -- тот самый морской разбойник?!
        Однако Блад, казалось, нисколько не обиделся.
        -- О да, но весьма благодетельный разбойник, -- улыбнулся он. -- Благодетельный для всех, кроме испанцев.
        Мадам де Сентонж вне себя от волнения резко повернулась к мужу, судорожно сцепив руки. От этого движения шаль соскользнула с ее плеч, сделав ее прелести еще более доступными для обозрения. Но она не обратила на это внимания, так как в критический момент правила приличия потеряли для нее всякое значение.
        -- Шарль, что ты намерен делать?
        -- Что делать? -- тупо переспросил ее супруг.
        -- Распоряжения, которые ты оставил на Тортуге, могут разорить меня и...
        Шевалье поднял руку, чтобы предупредить дальнейшие эгоистические откровения мадам. Какие бы меры он ни принял, они должны быть продиктованы только интересами его повелителя, короля Франции.
        -- Я все понимаю, дорогая. Мой долг совершенно ясен. Сегодня утром мы получили полезный урок. К счастью, еще не слишком поздно.
        Издав глубокий вздох облегчения, мадам повернулась к капитану Бладу.
        -- Вы уверены, месье, что ваши корсары смогут обеспечить безопасность Мартиники?
        -- Совершенно уверен, мадам, -- сразу же ответил Блад. -- Бухта Сен-Пьера окажется мышеловкой для испанцев, если они будут настолько опрометчивы, что залезут туда. А добыча с их кораблей с лихвой окупит все расходы экспедиции.
        И тогда Сентонж расхохотался.
        -- Ах, да, теперь я все понимаю, -- сказал он. -- Ведь испанские корабли -- богатейший приз. Только не сочтите это насмешкой, месье. Надеюсь, я не оскорбил вас?
        -- Что вы, месье, нисколько, -- улыбнулся капитан Блад и поднялся с кресла.
        -- Ну, разрешите откланяться. Бриз свежеет, и я должен этим воспользоваться. Если ветер не переменится, то я к вечеру буду на Тортуге.
        Он склонился перед мадам де Сентонж, собираясь поцеловать ей руку, когда шевалье дотронулся до его плеча.
        -- Одну минуту, месье. Составьте мадам компанию, пока я напишу письмо, которое вы доставите губернатору Тортуги.
        -- Письмо? -- Капятав Блад прикинулся удивленным. -- Вы хотите сообщить ему о той незначительной, услуге, которую мы вам оказали? Право, месье, не стоит беспокоиться...
        Несколько секунд месье де Сентонж неловко молчал.
        -- Я... я должен сообщить губернатору еще кое-что, -- вымолвил он наконец.
        -- Ну, если это нужно лично вам, тогда другое дело. Я к вашим услугам.

        V

        Добросовестно исполнив обязанности курьера, капитан Блад в тот же вечер вручил губернатору Тортуги письмо от шевалье без всяких комментариев.
        -- От шевалье де Сентонжа? -- задумчиво нахмурился месье д'Ожерон. -- Интересно, что в нем говорится.
        -- Быть может, я догадываюсь, -- сказал капитан Блад. -- Но к чему предположения, когда письмо перед вами? Прочтите его, и мы все узнаем.
        -- Но при каких обстоятельствах к вам попало это письмо?
        -- Прочитайте его. Возможно, это избавит меня от лишних объяснений.
        Д'0жерон сломал печать и развернул послание. С недоумением он прочитал официальное извещение об отмене представителем французского королевства приказов, оставленных им на Тортуге и касающихся полного прекращения торговли с корсарами. Месье д'Ожерону рекомендовалось поддерживать с флибустьерами ранее существующие отношения вплоть до получения новых указаний из Франции, которые, по мнению шевалье, ни в коем случае не изменят положения вещей. Месье де Сентонж был убежден, что когда он представит месье де Лувуа подробный отчет о ситуации в Вест-Индии, то его превосходительство сочтет нецелесообразным проведение в жизнь в настоящее время своих указов против корсаров.
        Месье д'0жерон не мог прийти в себя от изумления.
        -- Но как вам удалось совершить подобное чудо с этим упрямым тупицей?
        -- Как я уже говорил вам, убедительность любого аргумента зависит от того, как его преподнести. Вы и я говорили месье де Сентонжу одно и то же, но вы сказали это словами, а я главным образом действием. Зная, что дурака можно научить только на горьком опыте, я снабдил его этим опытом. -- И Блад во всех подробностях описал морской бой, разразившийся сегодня утром у северного побережья Эспаньолы.
        Губернатор слушал, поглаживая подбородок.
        -- Да, -- медленно произнес он, когда рассказ был окончен. -- Это, конечно, весьма убедительно. А припугнуть его рейдом на Мартинику и возможной потерей недавно приобретенного состояния было великолепной мыслью. Но не преувеличиваете ли вы немного свою проницательность, друг мой? Не забывайте о том, что только благодаря удивительному совпадению испанский галеон возымел намерение напасть на "Беарнца" как раз в том месте и в то время. Ведь это было для вас немалой удачей.
        -- Совершенно верно, -- согласился Блад.
        -- А вы не знаете, что за корабль вы сожгли и потопили и какой осел им командовал?
        -- Конечно знаю. Это была "Мария Глориоса", флагманский корабль испанского адмирала маркиза Риконете.
        -- "Мария Глориоса"? -- с удивлением переспросил д'0жерон. -- Но ведь вы захватили ее в Сан-Доминго и прибыли сюда на ней, когда доставили корабли с сокровищами.
        -- Вот именно. Поэтому я и использовал ее для небольшой демонстрации испанской низости и корсарской доблести. Ею командовал Волверстон, а на борту находилось лишь столько человек, сколько требовалось для управления кораблем и для стрельбы из шести пушек, которыми я решил пожертвовать.
        -- Боже мой! Вы хотите сказать, что все это было простой комедией?
        -- Сыгранной в основном за дымовой завесой, возникшей во время сражения. Она была совершенно непроницаема. Мы организовали ее при помощи выстрелов из пушек, заряженных только порохом, а слабый ветерок лишь сослужил нам службу. В разгар инсценированной битвы Волверстон поджег корабль и под покровом дымовой завесы перешел на борт "Арабеллы" вместе со своим экипажем.
        -- И ваш обман прошел незамеченным? -- воскликнул губернатор.
        -- Как видите.
        -- Значит, вы намеренно сожгли этот великолепный испанский корабль?
        -- Да, для пущей убедительности. Можно было бы просто обратить его в бегство, но это не произвело бы такого эффекта.
        -- Но потери! Господи, какие потери!
        -- Вы еще недовольны? По-вашему, успеху смелого предприятия может способствовать скаредность? Взгляните еще раз на письмо. Ведь это, по сути дела, правительственная грамота, разрешающая торговые операции, запрещенные недавним указом. Вы думаете, что ее можно было добыть с помощью красивых, слов? Такой способ вы уже попробовали и знаете, что из этого вышло. -- И Блад похлопал по плечу низенького губернатора. -- Давайте перейдем к делу. Теперь я могу продать вам свои пряности и предупреждаю, что потребую за них хорошую цену -- не меньшую, чем за три испанских корабля.



        ИЗБАВЛЕНИЕ
        I

        Более года прошло с тех пор, как Натаниэль Хагторп вместе с Питером Бладом бежал с острова Барбадос. Однако тоска не покидала Хагторпа -- достойного джентльмена, ставшего по воле судьбы корсаром, так как его младший брат Том по-прежнему томился в неволе.
        Оба брата участвовали в мятеже Монмута, попали в плен после битвы при Седжмуре[1] и были приговорены к повешению. Однако приговор изменили, в результате чего они вместе с другими повстанцами были сосланы на плантации на Барбадос и проданы в рабство жестокому полковнику Бишопу. Но к тому времени, когда Блад организовал побег с острова. Тома Хагторпа уже там не было.
        Однажды на Барбадос с визитом к Бишопу явился полковник сэр Джеймс Корт, представляющий на Невисе[2] губернатора Подветренных островов[3]. Сэра Джеймса сопровождала жена -- изящная, строптивая и зловредная особа, чересчур молодая, чтобы составить подоба
        1 Битва при Седжмуре (июль 1685 г.) -- сражение, в котором войска
        герцога Монмута были разбиты королевской армией.
        2 Невис -- один из малых Антильских островов, принадлежавший Англии.
        3 Подветренные острова -- группа островов у берегов Венесуэллы --
        тогда колонии Англии.
        ющую пару пожилому сэру Джеймсу. Вознесенная выгодным браком над людьми своего круга, она столь ревностно охраняла свое положение знатной дамы, что могла бы смутить любую герцогиню.
        Очутившись в Вест-Индии, леди Корт с вызывающей медлительностью привыкала к новым условиям и особое неудовольствие проявляла по поводу отсутствия в ее распоряжении белого грума, который сопровождал бы ее в выездах. Ей казалось невозможным, чтобы леди ее ранга выезжала бы в сопровождении черномазого.
        Однако, как она ни возмущалась, Невис не мог предоставить ей никого больше. Хотя здесь находился крупнейший рынок в Вест-Индии, но живой товар он ввозил только из Африки. Поэтому остров был вычеркнут государственным секретарем из списка мест, куда подлежали ссылке осужденные бунтовщики. Леди Корт решила, что дело можно исправить при визите на Барбадос, к несчастью для Тома Хагторпа, ее ищущий взгляд с восхищением задержался на его по-юношески гибкой полуобнаженной фигуре, когда он трудился на плантации сахарного тростника. Она запомнила его, и до тех пор не давала покоя сэру Джеймсу, пока он не купил этого раба. Полковник Бишоп оказался сговорчив, так как для него все невольники были одинаковыми, а этот парень, будучи слишком молодым, не представлял на плантациях большой ценности.
        Хотя расставание с братом огорчило Ната, все же он радовался, что Том сможет избежать бича надсмотрщика. Фортуна довела братьев до такого отчаянного положения, что, родившись джентльменами, они рассматривали должность грума у жены вице-губернатора Невиса как продвижение по службе. Поэтому Нат Хагторп, уверенный в улучшении условий жизни брата, не очень горевал о разлуке с ним. Но после побега с Барбадоса мысли о брате, все еще томящемся в рабстве, стали причинять ему невыразимые страдания.
        Однако надеждам Тома Хагторпа, что его положение улучшится с переменой хозяев, не суждено было оправдаться. Мы только не знаем, как разворачивались события, но, судя по тому, что выяснилось о леди Корт впоследствии, можно с полным правом предположить, что она тщетно пробовала на миловидном юноше чары своих длинных узких глаз. Короче говоря, повторилась история Иосифа и жены Потифара[1], в результате чего взбешенная леди отказалась от своего белого слуги, жалуясь, что он неловок, обладает дурными манерами и ведет себя неподобающим образом.
        -- Я предупреждал вас, -- устало произнес сэр Джеймс, ибо требования его супруги непомерно росли и уже начали утомлять его, -- что он по рождению джентльмен и, естественно, должен противиться подобной деградации. Лучше было бы оставить его на плантации.
        1 В Библии (Бытие, глава 39) рассказывается об Иосифе, проданном в
        рабство в Египет, которого тщетно пыталась соблазнить жена его
        хозяина -- начальника дворцовой стражи Потифара.

        -- Ну так можете отправить его туда, -- заявила леди Корт. -- Мне не нужен этот негодяй.
        Таким образом, отстраненный от дела, для которого он был куплен, Том снова очутился на сахарных плантациях под бичами надсмотрщиков, не менее жестоких, чем у полковника Бишопа, в компании высланных из Англия воров и бандитов.
        Конечно, его брат не мог знать об этом, иначе он беспокоился бы о его судьбе гораздо больше и еще сильнее жаждал бы освободить его из неволи. Он и так постоянно заговаривал о нем с Питером Бладом.
        -- Нельзя быть столь нетерпеливым, -- отвечал ему капитан, сознавая практическую неосуществимость просьб Ната Хагторпа. -- Если бы Невис был испанским поселением, тогда бы мы не стали с ним церемониться. Но мы еще не объявили войну английским судам и владениям. Это полностью бы погубило наше будущее.
        -- Будущее? Разве у нас есть будущее?!? -- сердился Хагторп. -- Ведь мы же вне закона.
        -- Возможно. Но мы действуем только как враги Испании. Мы не hostis humani generis[1], и, пока мы не стали таковыми, не следует оставлять надежды, что в один прекрасный день наше изгнание закончится. Я не хочу рисковать нашим будущим, высаживаясь на Невис с оружием в руках, даже ради спасения твоего брата.
        -- Значит, он должен томиться там до самой смерти?
        -- Нет, нет. Я обязательно найду выход. Но мы должны быть благоразумными и ждать.
        -- Чего?
        -- Случая. Я очень верю в случай. Он никогда не подводил меня и вряд ли подведет в дальнейшем. Но его не следует торопить. Просто положись на него, как полагаюсь я, Нат.
        Наконец вера Питера Блада была вознаграждена. Случай, на который он рассчитывал, неожиданно представился после его удивительного приключения в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.
        Известие о том, что капитан Блад был пойман испанцами и покончил счеты со своей грешной жизнью на виселице на берегу СанХуана, распространилось со скоростью урагана по всему Карибскому морю -- от Эспаньолы до Мэйна[2]. В каждом испанском поселении праздновали победу над одним из самых страшных врагов Испании, постоянно препятствующим ее хищническим действиям. По той же причине среди английских и французских колонистов, которые, по крайней мере тайно, всегда поддерживали корсаров, царило скрытое уныние.
        Несомненно, должно было пройти немало времени, прежде чем выяс
        1 Враги всего человечества (лат.).
        2 Мейн (Испанский Мейн) -- старое английское название испанских
        владений на северном побережье Южной Америки.
        нится, что корабли с сокровищами, отплывшие из Сан-Хуана под конвоем флагмана эскадры маркиза Риконете, бросили якорь не в Кадисской бухте[1], а в Тортугской гавани и что флагманским кораблем командовал не испанский адмирал, а капитан Блад, в то время как труп его преступного двойника болтался на виселице. Но до того как правда выплывает на свет Божий, Блад со свойственной ему предусмотрительностью решил извлечь все выгоды из авторитетных сообщений о его кончине. Он понимал, что ему нельзя терять время, если он хотел воспользоваться ослаблением бдительности в Новой Испании. Поэтому капитан вскоре покинул цитадель флибустьеров на Тортуге, намереваясь произвести очередной рейд на побережье Мейна.
        Блад вышел в море на "Арабелле", но вдоль ее ватерлинии[2] красовалась белая широкая полоса, несколько скрадывающая бросающийся в глаза красный корпус, а на кормовом подзоре виднелась надпись "Мария Моденская"[3], компенсирующая этим ультра-стюартовским названием отчетливо заметное испанское происхождение корабля. С бело-сине-красным вымпелом Соединенного Королевства на грот-мачте они зашли на Сент-Томас[4] якобы за пищей и водой, а в действительности для того, чтобы узнать последние новости. Среди этих новостей центральное место занимало пребывание на Сент-Томасе мистера Джеффри Корта, оказавшееся тем самым случаем, которого с таким нетерпением ожидал Натаниэль Хагторп, и на который рассчитывал капитан Блад.
        II

        По изумрудной воде, сверкающей под лучами утреннего солнца, скользила лодка с четырьмя неграми-гребцами, лоснящимися от пота. В лодке восседал мистер Джеффри Корт, самодовольного вида джентльмен в золотистом парике и нарядном, расшитом серебром камзоле из розово-лиловой тафты.
        Когда лодка причалила к высокому борту корабля, мистер Корт поднялся по забортному трапу на палубу, обмахиваясь шляпой с пером и призывая небо в свидетели, что он не в состоянии терпеть эту проклятую жару. Повелительным тоном он потребовал проводить его к капитану этого мерзкого судна.
        1 Кадис -- портовый город на юге Испании.
        2 Ватерлиния -- линия соприкосновения борта судна с поверхностью
        воды.
        3 Мария Моденская -- королева Англии, супруга Иакова II Стюарта.
        4 Сент-Томас -- один из Виргинских островов, бывший английским
        владением.

        Подобные эпитеты являлись всего лишь привычными выражениями мистера Корта. Палуба, на которой он стоял, была надраена до чистоты хлебной доски, медные поручни, люковые крышки и блоки блестели, словно золотые, мушкеты в стойке у грот-мачты не могли стоять ровнее и на королевском судне, а все снасти были уложены с не меньшей аккуратностью, чем туалеты в дамском гардеробе.
        Матросы, прохлаждавшиеся на шкафуте и полубаке, большинство из которых было одето только в полотняные рубахи и коленкоровые штаны, наблюдали за надменным джентльменом с неприкрытым весельем, на которое он, по счастью, не обратил внимания.
        Негр-стюард проводил Джеффри Корта по темному коридору к главной каюте на корме, поразившей его своими размерами и роскошью. Там, за столом, покрытым белоснежной скатертью и сверкающим хрусталем и серебром, сидели трое мужчин. Один из них, худощавый, высокий, с загорелым ястребиным лицом, обрамленным локонами черного парика, в элегантном черном с серебряным шитьем костюме, поднялся навстречу гостю. Внешность двух других, продолжавших сидеть, была не столь импозантна, но также привлекала к себе внимание. Это были штурман Джереми Питт, молодой и изящный блондин, и Натаниэль Хагторп -- более старший по возрасту, широкий в плечах и мрачный на вид.
        Наш джентльмен нисколько не утратил споей надменности, очутившись под пристальным взглядом трех пар глаз. Тем же самоуверенным тоном он осведомился насчет курса "Марии Моденской", а затем счел возможным снизойти до объявлений причины своего любопытства.
        -- Меня зовут Корт. Джеффри Корт, к вашим услугам, сэр. Я намерен как можно скорее добраться до Невиса, которым управляет мой двоюродный брат.
        Это заявление явилось сенсацией для всех присутствующих. У всех троих захватило дух, а Хагторп воскликнул: "Боже мой"! -- и так побледнел, что это было заметно, несмотря на то, что он сидел спиной к высоким кормовым окнам. Однако мистер Корт был чересчур занят собственной персоной, чтобы обращать внимание на других.
        -- Я -- кузен сэра Джеймса Корта, который представляет на Невисе губернатора Подветренных островов. Вы, разумеется, слышали о нем.
        -- Конечно, -- подтвердил Блад.
        Хагторп больше не мог терпеть.
        -- Вы хотите, чтобы мы доставили вас на Невис?! -- воскликнул он с такой горячностью, которая могла бы быть замечена любым другим, но не столь ограниченным человеком.
        -- Да, если ваш курс лежит в этом направлении. А со мной произошло вот что. Я отплыл из дому на старой, прогнившей посудине, чтоб ей провалиться! Как только погода ухудшилась, проклятое корыто начало разваливаться на куски. Швы у него разошлись, и дно стало протекать, как дуршлаг. Мы были вынуждены искать спасения в этой гавани. Смотрите, вон эта красавица стоит на якоре. Провалиться мне на этом месте, если она когда-нибудь сможет выйти в море. Надо же мне было выбрать такую развалину!
        -- Так вы торопитесь на Невис? -- спросил Блад.
        -- Страшно тороплюсь, чтоб мне сгореть! Меня там ожидают с прошлого месяца.
        -- Черт возьми, вам ужасно повезло, сэр, -- хриплым от волнения голосом сказал Хагторп. -- Невис -- наш следующий пункт захода.
        -- Чтоб мне провалиться! Неужели?
        Мрачноватая улыбка озарила смуглое лицо Блада.
        -- Да, по странному совпадению это так, -- подтвердил он. -- Мы снимаемся с якоря в восемь склянок, и, если ветер не изменится, то завтра утром мы бросим якорь в Чарлзтауне[1].
        -- Какая удача, чтоб мне пропасть! -- воскликнул мистер Корт, просияв от радости. -- Судьба начинает возмещать мне былые невезения. Сейчас же прикажу перенести сюда мои вещи. -- И он величественно добавил: -- Плата за проезд -- на ваше усмотрение.
        Сделав не менее величественный жест утопавшей в кружевах рукой, Блад ответил:
        -- Об этом не стоит беспокоиться. Вы останетесь выпить чего-нибудь с нами?
        -- С большим удовольствием, капитан... -- Джеффри Корт сделал паузу, ожидая, что ему назовут имя, но Блад как будто не обратил па это внимания. От отдал приказ стюарду.
        Принесли ром, лимоны и сахар. Великолепный пунш поднял настроение у всех присутствующих, за исключением Хагторпа, который сидел с глубоко задумчивым видом. Но как только мистер Корт удалился, он вскочил с места и стал горячо благодарить Блада за те скрытые мысли, которые побудили его с такой готовностью взять неожиданного пассажира.
        -- Я же говорил, что тебе надо довериться случаю, который нам рано или поздно представится. Поэтому благодари не меня, Нат, а фортуну, подбросившую нам Джеффри Корта из своего рога изобилия. -- И Блад, смеясь, передразнил будущего пассажира: -- "Плата за проезд -- на ваше усмотрение". На твое усмотрение, Нат! И мне кажется, что расплачиваться должен будет не кто иной, как сэр Джеймс Корт.
        1 Чарлзтаун -- главный город острова Невис

        III

        В тот момент, когда мистер Джеффри Корт наслаждался утренним пуншем, его кузен сэр Джеймс, высокий, худощавых человек лет пятидесяти, столь же крепкий телом, сколь нерешительный духом, завтракая, разбирал почту, пришедшую из Англии. Письма дошли с большим опозданием, так как доставивший их корабль был задержан и сбит с курса штормами, увеличив плавание на два месяца.
        Высыпав письма из почтового мешка на стол, сэр Джеймс бегло их просмотрел. Внимание его задержал пакет, несколько больший, чем другие. Прочитав адрес на нем, сэр Джеймс нахмурился, и его густые седеющие брови сошлись на переносице. Некоторое время он медлил, потирая подбородок костлявой загорелой рукой, потом внезапно и решительно сломал печать и разорвал обертку. На стол упал изящного вида томик в тонком пергаментном переплете с золотым тиснением на корешке и с надписью золотом на обложке: "Стихотворения сэра Джона Саклинга"[1].
        Презрительно хмыкнув, сэр Джеймс столь же презрительно отшвырнул книгу. Падая, она раскрылась, и сэр Джеймс увидел нечто, сделавшее выражение его лица более внимательным. Он снова взял книгу. Пергамент отлепился от внутренней стороны переплета и слегка отогнулся в сторону, а когда сэр Джеймс потянул за него, он тотчас отстал от картона. Между картоном и пергаментом был скрыт сложенный лист бумаги.
        Сэр Джеймс все еще держал в руках этот лист, когда минут через десять в комнату быстро вошла элегантная женщина, которая по возрасту годилась сэру Джеймсу в дочери, но тем не менее являлась его женой.
        Она была среднего роста, с девически стройной фигурой, с ясными глазами и нежным цветом лица, на котором не наложил отпечатка тропический климат. На ней был костюм для верховой езды, лицо прикрывала широкополая шляпа, рука сжимала хлыст.
        -- Я должна поговорить с вами, -- заявила леди Корт. Ее мелодичный голос портили резкие нотки.
        Сидящий лицом к окну сэр Джеймс не повернулся на шум шагов. При звуке голоса жены он уронил салфетку на томик стихов.
        -- В таком случае королевские дела могут убираться к дьяволу, -- сказал он, все еще не оборачиваясь.
        -- Вы занимаетесь королевскими делами за завтраком? -- Ее тон стал еще более резким. -- Неужели вы обязательно должны насмехаться надо мной, сэр?
        1 Саклинг Джон (1609 -- 1642) -- английский поэт и драматург.

        -- Не обязательно, -- спокойно, даже вяло ответил сэр Джеймс. -- Мне приходится прибегать к этому лишь тогда, когда вы говорите со мной подобным тоном.
        -- Меня не интересуют причины.
        Леди Корт обошла стол, чтобы глядеть мужу в лицо. Ее тонкие руки в перчатках сжимали хлыст, чувственные губы капризно скривились, острый подбородок агрессивно выпятился вперед.
        -- Меня оскорбили, -- заявила она.
        Сэр Джеймс мрачно смотрел на нее.
        -- Естественно, -- наконец промолвил он.
        -- Что значит "естественно"?
        -- Разве это ни случается с вами каждый раз, как только вы выезжаете верхом?
        -- Разумеется, так как вы не делаете ничего, чтобы положить этому конец.
        Сэр Джеймс уклонялся от дискуссии. Он вообще предпочитал избегать споров с этой миловидной, но вздорной особой вдвое младше его, на которой он женился пять лет тому назад и которая с тех пор отравляла ему жизнь своим несносным характером и дурными манерами, принесенными ею из дома своего торгаша-папаши.
        -- Кто же оскорбил вас сегодня? -- устало спросил сэр Джеймс.
        -- Эта собака Хагторп! Мне бы следовало оставить его гнить на Барбадосе.
        -- Вместо того чтобы привозить его гнить сюда, не так ли? Что же он вам сказал?
        -- Сказал? Вы полагаете, что у него хватило наглости заговорить со мной?
        Сэр Джеймс кисло улыбнулся. В эти дни утраченных иллюзий он хорошо понял, что основная беда его супруги в том, что она сразу почувствовала себя настоящей леди, не имея для этой роли им малейшей подготовки.
        -- Но раз он оскорбил вас...
        -- Он взглянул на меня и нахально улыбнулся.
        -- Улыбнулся? -- Густые брови сэра Джеймса поползли вверх. -- Но это могло быть простым приветствием.
        -- Ну конечно! Вы готовы даже стать на сторону раба против своей жены! Что бы ни случилось, я никогда не бываю права. Никогда! -- И она презрительно фыркнула. -- Ничего себе, приветствие! А если даже так, то с какой стати этот ничтожный раб должен приветствовать меня улыбкой?
        -- Бедняга хоть и раб, но родился он джентельменом.
        -- Джентльмен, нечего сказать! Проклятый бунтовщик, которого следовало бы вздернуть!
        Глубоко посаженные глаза сэра Джейыса задумчиво раесматривали привлекательное лицо леди Корт.
        -- Неужели в вас нет ни капли жалости? -- спросил он. -- Вы меня просто удивляете. К тому же вы на редкость непоследовательны. Вам понравился этот парень на Барбадосе, что вы не могли успокоиться, пока я не купил его вам и вы не сделали из него грума, а теперь...
        Но его речь была прервана ударом хлыста по столу.
        -- Я не желаю больше слушать! Вам нравится унижать меня и выставлять в дурном свете, но я знаю, что мне делать в следующий раз. Я разукрашу хлыстом всю его наглую физиономию! Это отучит его насмехаться надо мной.
        -- Весьма благородный поступок, -- с горечью ответил сэр Джеймс, -- и на редкость храбрый по отношению к человеку, который не может вам ответить.
        Но леди Корт больше не слушала его. Удар ее хлыста разметал по столу письма, которые внезапно привлекли ее внимание.
        -- Не было пакета из Англии? -- спросила она, и сэр Джеймс заметил, как участилось ее дыхание.
        -- Я как будто уже говорил о королевских делах. Все лежит здесь на столе, где, как вы изволили заметить, следует завтракать.
        Леди Корт стала рыться в груде писем, рассматривая каждый пакет.
        -- А мне были письма?
        Прошло еще несколько секунд, прежде чем внезапно сжавшиеся губы сэра Джеймса раскрылись для уклончивого ответа.
        -- Я еще не все просмотрел.
        Леди Корт продолжала копаться в письмах, ее супруг наблюдал за ней изподлобья.
        -- Ничего нет? -- удивленно и разочарованно спросила она, нахмурив тонкие брови. -- Совсем ничего?
        -- Вы же сами смотрели, -- последовал ответ.
        Леди Корт отвернулась, теребя пальцами нижнюю губу. Сэра Джеймса горько позабавило то, как ее яростная обида была сразу же забыта а гнев на дерзкого раба сменило иное чувство. Медленно направившись к двери, леди Корт внезапно остановилась, уже положив руку на дверную ручку, и спросила мягким, вкрадчивым голосом:
        -- И вы не получили ни слова от Джеффри?
        -- Я уже сказал вам, что не просмотрел всю почту, -- не оборачиваясь, ответил сэр Джеймс.
        Но его супруга все еще не уходила.
        -- Я не заметила его почерка ни на одном конверте.
        -- Значит, он не написал мне.
        -- Странно, -- протянула леди Корт. -- Очень странно. Он должен был сообщить, когда нам ждать его.
        -- Я не очень жажду узнать эту новость.
        -- Ах, вы не жаждете? -- Краска бросилась ей в лицо, а гнев вспыхнул с новой силой. -- А я? Вы, конечно, не думаете обо мне, запертой, как в тюрьме, на этом мерзком острове и лишенной всякого общества, кроме коменданта и священника с их безмозглыми женами! Я всем пожертвовала ради вас, а вы каждый раз злословите, только я познакомлюсь с кем-нибудь, кто может говорить о чем-нибудь, кроме сахара, перца и цен на черномазых! -- Леди Корт умолкла, и сразу же воцарилась тишина. -- Почему вы не отвечаете? -- взвизгнула она.
        Загорелое лицо сэра Джеймса побледнело. Медленно он повернулся в кресле.
        -- Вы желаете, чтобы я ответил? -- В его голосе послышались угрожающие нотки.
        Но леди Корт, вне всякого сомнения, этого не желала. Не дожидаясь ответа, она вылетела из комнаты, хлопнув дверью, так как не могла не знать, какую опасность таил в себе гнев, внезапно охвативший ее супруга. Но никакие эмоции не могли надолго завладеть этим апатичным человеком. Сэр Джеймс откинулся в кресле, помянул черта и вздохнул. Снова развернув лист бумаги, который все это время был у него в руке, он погрузился в чтение, а потом долго сидел, охваченный мрачными мыслями. Наконец он встал, подошел к секретеру, стоящему между открытыми окнами, и запер в него письмо и томик, переплетенный в пергамент. Только после этого он обратился к ожидавшей его остальной корреспонденции.

        IV

        Тоска леди Корт по изысканному обществу, доставлявшая немало страданий ее домочадцам, получила некоторое утешение на следующее утро, когда "Мария Моденская" приблизилась к острову Невис -- огромной зеленой горе, словно выросшей среди моря, -- и бросила якорь в Чарлзтаунской бухте.
        Мистер Корт, горевший нетерпением сойти на берег, уже отдал стюарду Джейкобу распоряжение относительно выгрузки его вещей, когда в каюту вошел капитан Блад.
        -- Высадку, очевидно, придется отложить до завтра, -- сказал он.
        -- До завтра? -- изумленно уставился на него Джеффри Корт. -- Но ведь это Невис, не так ли?
        -- Безусловно. Но прежде чем высадить вас на берег, следует решить небольшое дело, касающееся платы за проезд.
        -- Ах, вот оно что! -- с презрением промолвил мистер Корт. -- Я же сказал, что плата -- на ваше усмотрение.
        -- Ну что же, ловлю вас на слове.
        Джеффри Корту не понравилась улыбка капитана, которую он понял по-своему.
        -- Если вы измерены заняться вымогательством...
        -- О, нет, что вы, никакого вымогательства. Плата будет самой умеренной. Садитесь, сэр, и я вам все объясню.
        -- Объясните? Что?
        -- Садитесь, сэр, -- властно повторил Блад, и сбитый с толку мистер Корт предпочел подчиниться.
        -- Дело вот в чем, -- начал капитан Блад, усевшись на кормовой рундук[1] спиной к открытому окну, сквозь которое в каюту проникали яркие солнечные лучи и доносились крики торговцев, которые, подъехав к кораблю на лодках, предлагали овощи, фрукты и дичь. -- В данный момент я бы просил вас, мистер Корт, считать себя в определенном смысле заложником. Заложником моего очень близкого друга, который в настоящее время является рабом вашего кузена -- сэра Джеймса. Вы сами рассказывали, как ценит и любит вас Джеймс, поэтому нет оснований для беспокойства. Короче говоря, сэр, свобода моего друга -- плата за ваш проезд, которую я попрошу внести вашего кузена. Вот и все.
        -- Все? -- переспросил Джеффри Корт, выпучив глаза и задыхаясь от бешенства. -- Но это насилие!
        -- Не смею вам возражать.
        Мистер Корт изо всех сил старался сдержать свои чувства.
        -- А если сэр Джеймс откажется?
        -- О, зачем вам травмировать себя такими неприятными предположениями? Сейчас ясно одно: если сэр Джеймс согласится, вас немедленно высадят на берег.
        -- А меня интересует, сэр, что будет, если он не согласится?
        Капитан Блад любезно улыбнулся.
        -- Я человек порядка и люблю все делать вовремя. Предугадывать будущее в большинстве случаев означает попусту терять время. Мы не будем обсуждать такую возможность по той причине, что она, повидимому, никогда не станет явью.
        -- Но это... это чудовищно! -- вскочив, завопил мистер Корт. -- Разрази меня гром, сэр, но своими действиями вы рискуете навлечь на себя немалую опасность.
        -- Я -- капитан Блад, -- последовал ответ. -- Поэтому не думайте, что меня может испугать какая бы то ни было опасность.
        Это сообщение вынудило мистера Корта отбросить всякую сдержанность. Его лицо побагровело, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
        -- Вы -- капитан Блад? Этот проклятый пират? Хотя, так или иначе, мне наплевать, кто вы такой...
        -- Чего же вы тогда так разволновались? Единственная моя просьба к вам -- не покидать своей каюты. Мне, конечно, придется выста
        1 Рундук -- деревянный ларь для храпения личных вещей команды.
        вить у дверей караул, но в остальном вы не будете испытывать никаких неудобств.
        -- И вы полагаете, что я подчинюсь?
        -- Могу заковать вас в кандалы, если вы предпочитаете это, -- учтиво предложил капитан Блад.
        Мистер Корт, с ненавистью глядя на собеседника, все же решил, что лучше обойтись без кандалов.
        Выйдя из шлюпки, капитан Блад направился к резиденции вицегубернатора -- великолепному особняку с зелеными жалюзи на окнах, который возвышался на берегу моря, окруженный пламенеющими азалиями. Воздух вокруг был напоен ароматом апельсинов и ямайского перца.
        Блада беспрепятственно пропустили к сэру Джеймсу. Для такого явно значительного лица, облаченного в темно-синий костюм безукоризненного покроя, в шляпе с пером и с длинной шпагой на расшитой золотом перевязи, двери колониальной администрации обычно раскрывались настежь. Блад представился как капитан Питер, что почти полностью соответствовало действительности, и дал понять, что состоит на военно-морской службе и что корабль, на котором он прибыл, его собственный. Целью его прибытия на Невис -- крупнейший в Вест-Индии невольничий рынок, -- по его словам, было приобретение какого-нибудь парня, годного в качестве кают-юнги. Он слышал, что сэр Джеймс сам немного занимается работорговлей, но даже если это не так, он питает надежду, что сэр Джеймс согласится помочь ему е этом деле.
        Манеры капитана Питера, сочетающие почтительность с достоинством, и его элегантность тотчас же покорили сэра Джеймса, который заверил своего гостя, что окажет ему всяческое содействие. Правда, сейчас он не располагает рабами для продажи, но в любой момент из Гвинеи может придти судно с грузом чернокожих, и если капитан Питер не очень торопится, то, несомненно, через день или два его желание осуществится. А пока что не соизволит ли он остаться пообедать?
        Капитан Питер соизволил, тем более что на пришедшую вскоре леди Корт он произвел такое неотразимое впечатление, что она горячо поддержала приглашение своего мужа.
        За обедом, учитывая цель, с которой капитан Питер прибыл на Невис, разговор, естественно, касался рабов и сравнения качеств черных и белых слуг. Сэр Джеймс, будучи всецело убежденным в превосходстве белой расы, заявил, что сравнивать их просто нелепо, дав тем самым возможность капитану затронуть интересующий его вопрос.
        -- И тем не менее белые, высланные сюда после мятежа Монмута, -- сказал он, -- расточительно используются на плантациях. Странно, но никто не подумал о том, чтобы найти применение их способностям в каком-нибудь другом месте.
        -- Они ни для чего другого не годятся, -- заявила ее милость. -- Из этих бунтовщиков не сделаешь хороших слуг. Я знаю, потому что пробовала этим заняться.
        -- В самом деле? Это интересно. Неужели бедняги, которых вы избавили от работы на плантациях, были так равнодушны к своей судьбе, что не проявили усердия в должности слуг?
        -- Опыт моей супруги более ограничен, чем вы можете подумать по ее утверждениям, -- вмешался сэр Джеймс* -- Она судит по единственной попытке.
        Леди Корт пренебрежительным взглядом ответила на критику, а галантный капитан пришел ей на помощь.
        -- Ab uno omnes[1], сэр Джеймс. Это изречение часто оказывается верным. -- И он повернулся к леди, которая благодарно ему улыбнулась. -- А что это была за попытка, и кто был этот человек, который остался глух к вашему милосердию?
        -- Один из осужденных мятежников, сосланных на плантации. Мы привезли его с Барбадоса. Я купила его, чтобы сделать грумом, но он оказался настолько неблагодарным и неспособным оценить перемену в своей жизни, что я в итоге отправила его назад, на сахарные плантации.
        -- Что ж, поделом, -- с одобрением кивнул капитан. -- И что же с ним произошло?
        -- Этот гадкий мятежный пес расплачивается за свое поведение на плантациях сэра Джеймса.
        -- Бедняга когда-то был джентльменом, как и многие другое, попавшие в заблуждение мятежники, -- печально проговорил сэр Джеймс. -- Он немного выиграл, избежав виселицы.
        После этого он направил разговор в другое русло, и капитан Блад, приобретший нужные сведения, не стал этому противиться.
        Но какая бы тема не была затронута, гостеприимная любезность очаровательной леди, вызывавшая усмешку на губах сэра Джеймса, обязывала гостя к ответной любезности и галантности. Леди Корт настояла, чтобы капитан Питер во время пребывания в Чарлзтауне поселился в их особняке, обещая предоставить ему все удобства. Ведь подобные визитеры так редко нарушали унылое однообразие их жизни на Невисе.
        В качестве дополнительной приманки леди Корт начала расписывать красоты их острова. Она намеревалась лично продемонстрировать капитану живописные рощи, богатые плантации, прозрачные реки этого земного рая, который в разговоре с мужем леди именовала не иначе, как адом кромешным,
        1 Всех за вину одного (лат.) -- Вергилий. Энеида. Перевод С.Ошерова.

        Не питавший в отношении своей супруги никаких иллюзий, сэр Джеймс, скрывая свое презрение к иэображаемому ею светскому гостеприимству, поддержал ее приглашение, после чего леди Корт заявила, что она сразу же даст распоряжение приготовить комнату, а Блад должен послать кого-нибудь на корабль за вещами.
        Капитан Блад, в взысканных выражениях поблагодарил хозяев за любезный прием, с удовольствием воспользовался их предложением, так как пребывание в доме сэра Джеймса Корта, несомненно, могло содействовать достижению цели, ради которой он прибыл на Невис.

        V

        Мы уже знаем о вере капитана Блада в счастливый случай. Однако эта вера не заходила так далеко, чтобы побуждать капитана сидеть и ждать, сюка случай сам его не отыщет. Счастливые случаи, по его мнению, должны были создаваться или, по крайней мере, призываться человеческий умом и усердием. Поэтому на следующее утро Блад поднялся пораньше, не желая терять времени в достижении цели. Из полученных накануне сведений он знал, в каком направлении начать поиски, и вскоре после восхода солнца направился к конюшням сэра Джеймса, чтобы обзавестись нужным средством передвижения.
        Никто бы не усмотрел ничего необычного в том, что гость полковника, привыкший рано вставать, решил перед завтракам прокатиться верхом и позаимствовал для этого лошадь у своего хозяина. Тот факт, что он избрал свой путь мимо плантации сэра Джеймса, также едва ли возбудил бы интерес у кого-нибудь из рабов.
        В своих поисках Блад мог полагаться только на себя и из судьбу, от которой требовалось послать навстречу нужного ему раба.
        Однако фортуна в это утро, казалось, к нему не благоволила. Несмотря на ранний час, леди Корт в силу, быть может, той же привычки рано вставать, либо по причине домашних забот, а возможно, в результате не дававших ей покоя чувств, вызванных привлекательностью ее гостя, неожиданно появилась у конюшен, бодрая и оживленная, и приказала оседлать ей коня, дабы сопровождать капитана Питера в его прогулке. Капитан был предельно раздосадован, но не обнаружил своих чувств. Когда леди Корт весело сообщила, что покажет ему водопад, он проклял в душе ее энтузиазм, но вежливо ответил, что его больше интересуют плантации.
        Леди сморщила прелестный носик в шутливой гримасе.
        -- О, сэр, вы меня разочаровали, я думала, что в вас больше поэзии и романтики и что вы любите красоту дикой природы.
        -- В какой-то мере так оно и есть, но практицизма во мне не меньше. Я испытываю наслаждение, созерцая плоды человеческого труда.
        Начался спор -- изощренная и совершенно пустая игра слов, показавшаяся капитану Бладу, у которого были совсем другие намерения, удручающе нудной. Наконец дискуссия закончилась компромиссом. Сначала они поехали к водопаду, к которому леди Корт смогла пробудить в своем спутнике лишь вежливый интерес, а потом направились домой, где их ожидал завтрак, через плантации сахарного тростника. Их капитан изучал с пристальным вниманием, весьма огорчившим изрядно проголодавшуюся леди.
        Чтобы все рассмотреть подробнее, капитан ехал шагом по широкой просеке в уже желтеющем тростнике. Попадавшиеся по пути невольники, из которых лишь немногие были белыми, копали оросительные канавы. Иногда Блад, испытывая терпение леди Корт, натягивал поводья и останавливался, оглядываясь вокруг, а один раз, остановившись рядом с надсмотрщиком, стал спрашивать его сначала об урожайности, а потом о рабах, их численности и трудоспособности. По словам надсмотрщика, белыми рабами были сосланные осужденные.
        -- Это, наверно, бунтовщики? -- спросил капитан. -- Из тех гнусных псалмопевцев, которые участвовали в мятеже герцога Монмута?
        -- Нет, сэр. Из тех у нас только один. Его привезли с Барбадоса вместе с ворами и мошенниками. Эта партия работает вон в тех зарослях.
        Они поехали в том направлении и вскоре поравнялись с группой полуголых и оборванных людей, так сильно загорелых, что их можно было принять за светлокожих негров. Спины многих были исполосованы бичом надсмотрщика. Пристальный взгляд капитана сразу же остановился на рабе, ради которого он и прибыл на Невис.
        Леди, будучи не в состоянии долго играть роль пассивного спутника, уже давно проявляла признаки раздражения. Когда же капитан снова остановился и вежливо заговорил с дородным надсмотрщиком этих несчастных тружеников, ее терпению пришел конец. Почти тут же она нашла выход своему дурному расположению духа. Молодой человек, обращавший на себя внимание стройной фигурой и светлыми выгоревшими волосами, стоял, опираясь на мотыгу, открыв рот и пожирая глазами капитана.
        Леди двинула на него свою кобылу.
        -- Ты почему стоишь без дела, ротозей? Неужели тебя нельзя научить порядку? Ну ничего, сейчас я займусь твоим воспитанием!
        Ее хлыст со свистом опустился на обнаженные плечи юноши, потом взвился вновь, чтобы повторить удар, но невольник, резко повернувшись к ней, парировал удар левой рукой и, схватившись за конец хлыста, вырвал его из рук леди Корт с такой силой, что она едва удержалась в седле.
        Если остальные рабы застыли на месте, пораженные дерзостью их товарища, то бдительный надсмотрщик не дремал. С проклятием он бросился на молодого раба, разматывая длинный бич.
        -- Сдери с него кожу, Уолтер! -- взвизгнула леди.
        Но прежде чем эта угроза осуществилась, юноша, отшвырнув хлыст, поднял мотыгу. Его светлые глаза сверкнули.
        -- Только тронь меня -- и я вышибу тебе мозги! -- крикнул он.
        Надсмотрщик остановился, видя его безрассудную решимость и понимая, что раб, доведенный до отчаяния болью и несправедливостью, не колеблясь, выполнит свою угрозу. Тогда он попытался воздействовать на невольника словами, чтобы выиграть время, покуда его бешенство утихнет.
        -- Брось мотыгу, Хагторп! Брось сейчас же!
        Но Хагторп расхохотался ему в лицо. Миледи тоже рассмеялась, и в ее злобном язвительном смехе слышалось что-то ужасное.
        -- Не спорь с этим псом! Пристрели его! Я разрешаю, Уолтер. Я свидетель его бунта. Прикончи его на месте!
        Следуя настойчивому приказу хозяйки, надсмотрщик потянулся к висевшей на поясе кобуре. Но лишь только он вытащил пистолет, капитан наклонился с седла и с такой силой ударил его хлыстом по руке, что оружие полетело на землю. Надсмотрщик вскрикнул от боли и изумления.
        -- Не волнуйтесь, -- сказал Блад. -- Я спас вам жизнь, с которой вы бы, несомненно, распростились, если смогли бы выстрелить.
        -- Капитан Питер! -- возмущенно воскликнула леди Корт.
        Он повернулся к ней, и презрение, сверкавшее в его ярко-голубых под черными бровями глазах, поразило ее, словно удар.
        -- Кто вы? Неужели женщина? Клянусь, мадам, лондонские уличные девки и те выглядят более женственно!
        Леди задохнулась от гнева, но бешенство помогло ей обрести дар речи.
        -- Слава Богу, у меня есть муж, сэр. И за эти слова вы ответите! -- Вонзив шпоры в бока своей лошади, леди пустила ее в галоп, избавив Блада от своего присутствия, что его вполне устраивало.
        -- Я отвечу хоть всем мужьям мира, -- рассмеявшись, крикнул капитан ей вслед. Затем он подозвал Хагторпа.
        -- Иди сюда, приятель. Ты пойдешь со мной. Я сделаю так, чтобы справедливость восторжествовала, но не хочу оставить тебя на милосердие надсмотрщика, пока я буду этим заниматься. Берись за мое стремя, и пошли к сэру Джеймсу. А вы посторонитесь, -- обратился он к надсмотрщику, -- или мне придется наехать на вас! За свои поступки я отвечу перед вашим хозяином, а не перед вами!
        Угрюмо поглаживая ушибленную руку надсмотрщик отступил в сторону перед этой угрозой, и капитан Блад, не торопясь, поехал вперед. Том Хагторп шел рядом, держась за стремя. Когда их уже никто не мог слышать, юноша спросил хриплым от волнения голосом:
        -- Питер, каким чудом ты здесь оказался?
        -- Чудом? Ты разве не ожидал, что кто-нибудь из нас рано иди поздно найдет тебя? -- И он рассмеялся. -- Мне повезло. Эта красотка дала мне отличный предлог заняться тобой, что очень облегчает дело. Но так или иначе, несмотря на все трудности, а клянусь, что не покину Невис без тебя!

        VI

        Явившись в дом вице-губернатора, капитан Блад оставил Тома в холле, а сам, избрав в качестве ориентира сварливый голос леди Корт, добрался до столовой. Там он застал сэра Джеймса, сидевшего за нетронутым завтраком с холодной усмешкой на лице, и его супругу, мечущуюся по комнате. При звуке открываемой двери леди замерла, грудь ее бурно вздымалась, глаза сверкали на бледном лице. Увидев Блада, она тут же взорвалась:
        -- Так у вас еще хватает наглости являться сюда!
        -- Я считал, что меня ждут.
        -- Ждут? Скажите пожалуйста!
        Он слегка поклонился.
        -- Прошу извинить за вторжение, но я полагаю, что от меня потребуют кое-каких объяснений.
        -- Можете в этом не сомневаться!
        -- А мое чувствительное сердце не позволяет разочаровывать леди.
        -- Совсем недавно вы называли меня по-другому.
        -- Когда вы этого заслуживали.
        Сэр Джеймс постучал по столу, сочтя, что обязанности вице-губернатора и супруга требуют от него вмешательства.
        -- Сэр, -- заговорил он властным и недовольным тоном. -- Будьте любезны объясниться.
        -- Извольте. Мне нечего скрывать.
        И капитан Блад подробно рассказал обо всем, происшедшем на плантации, причем несколько раз ему приходилось принимать соответствующие меры, чтобы помешать леди Корт, которая неоднократно пыталась его перебить.
        К концу повествования сэр Джеймс устремил взор на свою жену, кипевшую от злобы, и глаза его отнюдь не выражали сочувствия;
        -- В рассказе капитана Питера есть то, чего не хватает в вашем, чтобы составить полную картину.
        -- В его рассказе есть все, чтобы заставить вас потребовать удовлетворения, если вы не трус!
        Покуда вице-губернатор переваривал оскорбление, капитан Блад поспешил вмешаться.
        -- Что касается удовлетворения сэр Джеймс, то я всегда к вашим услугам. На сначала, для моего, собственного удовлетворения, позвольте заметить, что если под влиянием чувств, которые, я уверен, вы сочтете гуманными, мною совершены какие-либо оскорбительные для вас поступки, то я приношу вам свои извинения.
        Но сэр Джеймс оставался суровым и непреклонным.
        -- Вы не добились ничего хорошего своим вмешательством. Этот несчастный раб, поощренный к бунту вашими действиями, не избежит наказания. Если оставить этзот инцидент без последствий, то на плантации придет конец порядку и дисциплине. Надеюсь, вы понимаете это?
        -- Да какое вам дело, что он понимает! -- взвизгнула леди Корт.
        -- Я понимаю лишь то, что если бы я не вмешался, этого парня пристрелили бы на месте по приказу ее милости и только за нежелание, чтобы с него содрали кожу по ее же распоряжению.
        -- Это все равно от него не убежит, -- злорадно заявила леди, -- если только сэр Джеймс не предпочтет его повесить.
        -- В качестве козла отпущения -- из-за того, что я вмешался? -- осведомился капитан Елад у сэра Джеймса. И тот, уязвленный насмешкой, поспешил ответить:
        -- Нет-нет. За угрозу надсмотрщику.
        Эти слова вызвали очередную атаку ее милости.
        -- А то, что он оскорбил меня, конечно, не имеет значения? Во всяком случае для этого джентльмена?
        Находясь между двумя спорящими сторонами, сэр Джеймс рисковал потерять свое обычное непроницаемое спокойствие. Он так хлопнул по столу, что задребезжала посуда.
        -- Пожалуйста, не все сразу, мадам! Положение, видит Бог, и так достаточно скверное. Я вас неоднократно предупреждал, чтобы вы не срывали свое дурное настроение на этом Хагторпе. Теперь я должен либо высечь его за неуважение, которое, надо признаться, полностью спровоцировано вами, либо подорвать дисциплину среди рабов. А так как я не могу допустить последнего, то мне остается благодарить вас за то, что вы вынуждаете меня быть бесчеловечным.
        -- А мне остается благодарить только себя за то, что я вышла замуж за такого глупца!
        -- Этот вопрос, мадам, мы обсудим очень скоро, -- сказал сэр Джеймс настолько угрожающим тоном, что изумленная леди Корт не нашла слов для ответа, несмотря на всю свою наглость.
        Наступившую тишину нарушил голос Блада:
        -- Я бы мог, сэр Джеймс, избавить вас от решения этой дилеммы. Как вы помните, я прибыл сюда, намереваясь купить кают-юнгу. Сначала я думал о негре, на этот Хагторп кажется мне подходящим. Продайте его мне -- и все будет в порядке.

        Сэр Джеймс немного подумал, затем взгляд его просветлел.
        -- Ей-Богу, это выход!
        -- Тогда вам остается только назвать цену.
        Но ее милость не могла примириться со столь простым решением.
        -- Ничего себе, выход! Этот человек -- бунтовщик, приговоренный к пожизненным работам на плантациях. Ваш долг не позволит вам содействовать его побегу из Вест-Индии.
        Глядя на колеблющегося сэра Джеймса. Блад понял, что его надежды на легкий исход дела не оправдываются. Прокляв в душе бесчувственную злобу этой хорошенькой мегеры, он прошел по комнате и, облокотившись на высокую списку кресла, мрачно оглядел супругов.
        -- Значит, этого несчастного парня придется высечь?
        -- Не высечь, а повесить, -- поправила леди.
        -- Нет-нет, -- запротестовал сэр Джеймс. -- Достаточно высечь.
        -- Вижу, что мне здесь больше нечего делать, -- сказал капитан Блад, вновь обретя свое насмешливое спокойствие. -- Поэтому разрешите откланяться. Но прежде, чем я уйду, мне придется сообщить вам кое-что, о чем я почти совсем забыл. На Сент-Томасе я обнаружил вашего кузена, который отчаянно торопился на Невис.
        Блад хотел их удивить, и это ему удалось. Но внезапная резкая перемена в поведении ее милости удивила его не меньше.
        -- Джеффри! -- воскликнула она, и ее голос дрогнул. -- Вы имеете в виду Джеффри Корта?
        -- Его зовут именно так.
        -- Вы говорите, что он на Сент-Томасе? -- переспросила леди, и перемена в ее манерах стала еще более заметной. Поведение сэра Джеймса также изменилось. Он устремил на свою супругу внимательный взгляд из-под густых бровей, его тонкие губы скривились в усмешке.
        -- Вовсе нет, -- поправил Блад. -- Мистер Корт здесь, на борту моего корабля. Я привез его с Сент-Томаса.
        -- Тогда... -- Леди смолкла, чтобы перевести дыхание и в недоумении наморщила лоб. -- Тогда почему он не сошел на берег?
        -- Я склонен усматривать в этом волю Провидения, так же, как и в том, что он просил меня доставить его сюда. Для вас, сэр Джеймс, важно лишь то, что он все еще у меня на борту.
        -- Значит, он болен? -- вскричала леди Корт.
        -- Здоров, как мы с вами, мадам. Но все может измениться. На борту своего судна, сэр Джеймс, я обладаю такой же неограниченной властью, как и вы здесь, на суше.
        Не понять капитана было невозможно. Пораженные, они молча уставились на него, затем леди Корт, дрожа и задыхаясь, заговорила:
        -- Полагаю, что есть законы, которые могут обуздать вас.
        -- Таких законов нет, мадам. Вы знаете только половину моего имени. Я действительно капитан Питер -- капитан Питер Блад. -- Он решил раскрыть свое инкогнито, чтобы угроза имела больший вес. -- Надеюсь, -- продолжал Блад, ответив улыбкой на их безмолвное удивление, -- что ради вашего кузена Джеффри вы сочтете возможным быть более человечным с этим несчастным рибом. Ибо я даю вам слово, что поступлю с мистером Джеффри Кортом так же, как вы поступите с молодым Хагторпом.
        Сэр Джеймс неожиданно громко расхохотался, в то время как его жена, слегка оправившись от охватившего ее ужаса, попыталась вникнуть в создавшееся положение.
        -- Прежде чем вы сможете что-нибудь сделать, -- начала она, -- вам нужно вернуться к себе на корабль, а вы не покинете Чарлзтаун до тех пор, пока мистер Корт не сойдет на берег целым и невредимым. Вы забыли, что...
        -- О, я ничего не забыл, -- прервал ее капитан Блад. -- Не думаете же вы, что я способен войти в западню, не убедившись, что она не может захлопнуться. На "Марии Моденской " сорок бортовых орудий. Двух бортовых залпов будет достаточно, чтобы превратить Чарлзтаун в груду развалин. И это случится, если я не дам знать о себе к восьми склянкам. Если в вас есть хоть капля благоразумия, миледи, то вы постараетесь этого избежать.
        Она отшатнулась, бледная и дрожащая, а сэр Джеймс, на мрачном лице которого еще мелькала насмешливая улыбка, поднял взгляд на капитана Блада.
        -- Вы поступаете, как бандит с большой дороги, сэр. Вы приставили пистолет к нашим головам.
        -- Не пистолет, а сорок бортовых пушек, причем каждая из них заряжена.
        Конечно, несмотря на эту браваду, капитан Блад отлично понимал, что ему, может быть, и в самом деле придется застрелить сэра Джеймса, чтобы вырваться на свободу. Он сожалел об этой возможной необходимости, но был готов к ней. Но к чему капитан не был готов, так это к непонятно-внезапной уступчивости вице-губернатора.
        -- Это упрощает дело, -- сказал сэр Джеймс. -- Если я вас правильно понял, вы поступите с моим кузеном так, как я поступлю с Хагторпом, не правда ли?
        -- Совершенно верно.
        -- Значит, если я повешу Хагторпа...
        -- Ваш кузен будет болтаться на нок-рее[1].
        -- Ну, тогда остается только единственное решение.
        Леди издала вздох облегчения.
        -- Вы победили, сэр, -- воскликнула она. -- Нам придется отпустить Хагторпа!
        -- Напротив, -- возразил сэр Джеймс, -- я должен его повесить.
        1 Нок-рея -- оконечность поперечной перекладины мачты.

        -- Вы должны... -- Леди Корт уставилась на него, открыв рот и задыхаясь от волнения; ужас снова появился в ее больших голубых глазах.
        -- Как вы напомнили мне, мадам, у меня есть определенный долг, который не позволит мне отпустить Хагторпа с плантации, поэтому его придется повесить. Fiat justitia ruat coelum[1]. Последствия не будут лежать на моей совести.
        -- Не будут лежать на вашей совести! -- вне себя вскрикнула леди Корт. -- А как же Джеффри? -- Она ломала руки, ее голос перешел в вой. Потом, собравшись с духом, леди в бешенстве обрушилась на сэра Джеймса: -- Вы просто спятили! Вы не можете сделать этого! Не смеете!.. Отпустите Хагторпа! Зачем он вам, в конце концов? Одним рабом меньше или больше!.. Ради Бога, отпустите его!
        -- А как же мой долг?
        Леди испуганно отшатнулась.
        Непреклонность сэра Джеймса сломила ее дух. Ледя Корт упала на колени возле его кресла, судорожно вцепившись в его руку.
        Сэр Джеймс оттолкнул ее с издевательским смехом, в котором слышалось что-то жуткое.
        Позднее капитан Блад похвалялся, может быть, без достаточных оснований, что именно эта жестокая забава над охваченной страхом женщиной пролила свет на таинственную ситуацию и прояснила позицию, занятую сэром Джеймсом.
        Вдоволь посмеявшись, вице-губернатор встал и махнул рукой, отпуская капитана.
        -- Все решено. Если вы хотите вернуться на ваш корабль, я не стану вас задерживать. А впрочем, подождите. Я хочу кое-что передать своему кузену. -- Он подошел к секретеру, стоящему между окнами, и вынул оттуда "Стихотворения сэра Джона Саклинга" с пергаментом, в одном месте слегка отставшим от переплета. -- Выразите ему мое соболезнование и передайте вот это... Я ожидал его, чтобы вручить ему книгу лично. Но так будет гораздо лучше. Сообщите ему, что находящееся в книге письмо, почти столь же поэтичное, сколь и сама книга, передано адресату. -- И он протянул своей супруге сложенный лист. Это для вас, мадам. Возьмите.
        -- Возьмите! -- настойчиво повторил сэр Джеймс, швырнув ей листок. -- Мы вскоре обсудим содержание этого письма. Оно поможет нам понять, почему я так жажду выполнить свой долг, о котором вы мне напомнили.
        Скорчившаяся у кресла леди Корт дрожащими руками развернула письмо. Несколько минут она читала, затем со стоном выронила его из рук.
        Капитан Блад взял предложенную ему книгу. Думаю, что именно в этот момент он наконец все понял. Теперь он снова очутился в за
        1 Да свершится правосудие, и пусть обрушатся небеса (лат.).
        труднении. Если неожиданный случай помог ему вначале, то сейчас другая неожиданность внезапно воспрепятствовала его планам, когда конец уже был виден.
        -- Желаю вам всего хорошего, сэр, -- сказал сэр Джеймс. -- Здесь вас больше ничто не задерживает.
        -- Вы ошибаетесь, сэр Джеймс. Кое-что заставляет меня задержаться на несколько минут. Возможно, в моей жизни и были вещи, которых мне следует стыдиться. Но я никогда не был ничьим палачом, и будь я проклят, если я восполню этот пробел по вашей милости. Одно дело -- повесить вашего кузена в качестве акта возмездия; Но черт ценя побери, если я стану его вешать, чтобы угодить вам. Я отправлю его на берег, сэр Джеймс, чтобы вы могли повесить его сами.
        Уныние, отразившееся на лице сэра Джеймса, как нельзя больше удовлетворило капитана Блада. Разрушив его сладостные планы отмщения, капитан предложил ему иное утешение.
        -- Теперь, когда я изменил свои намерения, вам остается изменить ваши и продать мне этого парня на должность кают-юнги. Я же не только увезу вашего кузена, но и постараюсь внушить ему, чтобы он никогда больше вас не беспокоил.
        Запавшие глаза сэра Джеймса с недоверчивой надеждой устремились на корсара.
        Капитан Блад улыбнулся.
        -- Можете считать это дружеской услугой, сэр Джеймс, -- сказал он, внеся окончательное успокоение в растревоженную душу вице-губернатора.
        -- Хорошо, -- промолвил, наконец, сэр Джеймс. -- Забирайте своего парня. На этих условиях я дарю его вам.

        VII

        Понимая, что супругам нужно многое сказать друг другу и что его присутствие будет лишним, капитан Блад тактично поспешил откланяться и удалиться.
        В холле он приказал ожидавшему его Тому Хатторпу следовать за ним. Тот повиновался, так ничего и не поняв в этом чудесном избавлении.
        Никто им не препятствовал. Наняв лодку у мола, они подплыли к "Марии Моденской", на шкафуте которой два брата заключили друг друга в объятия, в то время как капитан Блад, созерцая их, испытывал чувство всемогущего благодетеля.
        Едва сдерживая слезы радости, Нат Хагторп попросил Питера Блада объяснить, как ему удалось освободить брата так быстро, не прибегнув к насилию.
        -- Нельзя сказать, что я не прибегал к насилию, -- ответил Блад. -- Напротив, без насилия не обошлось. Но оно было чисто эмоциональным. Кое-что в этом роде еще предстоит сделать, но это уже относится к мистеру Корту. -- И он повернулся к стоящему рядом боцману. -- Свистать всех наверх, Джейк. Мы тотчас же снимаемся с якоря.
        Блад направился к каюте, в которой томился мистер Корт. Отпустив часового, он открыл дверь и вошел. Гнев заключенного за это время ни в коей мере не утих.
        -- Сколько ты еще будешь держать меня здесь, гнусный негодяй?
        -- А куда бы вы хотели сейчас направиться? -- поинтересовался капитан Блад.
        -- Как -- куда? Да ты смеешься надо мной, проклятый пират! Мне нужно на берег, как тебе отлично известно.
        -- На берег? Сейчас? Вот уж никак не думал.
        -- Не собираешься ли ты и дальше задерживать меня?
        -- О, это едва ли понадобится. У меня есть для вас кое-что от сэра Джеймса -- книга стихов и устное сообщение.
        И он добросовестно передал ему и то, и другое. Мистер Корт сразу обмяк и, побледнев, опустился на койку.
        -- Возможно, теперь вы не будете так настаивать на вашей высадке на Невис. Очевидно, вы уже начинаете понимать, что Вест-Индия -- не совсем здоровое место для флирта. Ревность в тропиках подобна климату -- она чревата ударом. Думаю, что вы благоразумно предпочтете разыскать корабль, который доставит вас обратно в Англию целым и невредимым.
        Джеффри Корт вытер пот со лба.
        -- Значит, вы не высаживаете меня?
        В каюту сквозь открытое окно донесся скрип кабестана[1] и звон якорной цепи. Капитан Блад жестом привлек внимание собеседника к этим звукам.
        -- Мы снимаемся с якоря и через полчаса будем в море.
        -- Что ж, пожалуй, это к лучшему, -- со вздохом сказал мистер Корт.
        1 Кабестан -- приспособление для подъема якоря.



        СВЯТОТАТСТВО

        I

        В течение периода своего изгнания из общества капитан Блад всегда считал печальной иронией судьбы то, что он, воспитанный в традициях каталической церкви, был вынужден покинуть Англию изза обвинения в участии в протестантском мятеже и рассматривался испанцами как еретик, вполне достойный сожжения на костре.
        На эту тему он долго и с огорчением распространялся в беседе с Ибервилем, своим французским компаньоном, в тот день, когда Блад, из-за врожденной щепетильности отказался от заманчивой перспективы легкого и богатого грабежа, для свершения которого пришлось бы пойти на небольшое святотатство.
        Однако Ибервиль, из которого родители надеялись сделать церковника и который был посвящен в низший духовный сан[1] перед тем, как обстоятельства забросили его за океан и превратили в флибустьера, нашел эту щепетильность нелепой, а слова Блада его одновременно рассердили и развеселили. Веселье в конце концов взяло верх, так как этот высокий и энергичный парень, уже немного начинающий полнеть, обладал легким и общительным характером, о чем свидетельствовали смешливые искорки в его карих глазах и постоянно улыбающийся рот. Несомненно, в нем погиб подлинный светоч церкви, хотя он сам это яростно опротестовывал, возбуждая всеобщий смех.
        Они зашли на Вьекес[2], и под предлогом закупки припасов Ибервиль сошел на берег в надежде узнать новости, достойные внимания. Ибо в это время "Арабелла" плавала, так сказать, наудачу без определенной цели. Баск по национальности, проведший несколько лет в Испании, Ибервиль говорил на безупречном кастильском наречии. что позволяло ему сходить за испанца в любой момент, когда это требовалось, и, таким образом, снабжало его необходимыми данными для разведки в испанском поселении.
        1 Р.Сабатини противоречит сам себе. В главе "Золото Санта-Марии"
        из "Хроники капитана Блада" он характеризует Ибервиля как
        "французского гугенота, осужденного и изгнанного за свою веру",
        здесь же он описан как бывший семинарист-католик.
        2 Вьекес -- один из Виргинских островов, принадлежавший Испании.

        Ибервиль возвратился на большой красный корабль, стоявший на якоре на рейде с испанским флагом, дерзко развивающимся на гротмачте, с новостями, которые, по его мнению, указывали на возможность заманчивого предприятия. Ему удалось узнать, что дон Игнасио де ла Фуэнте, бывший прежде великим инквизитором Кастилии, а ныне назначенный кардиналом-архиепископом Новой Испании, направлялся в Мексику на восьмидесятипушечном галеоне "Санта-Вероника" и по пути посещал подотчетные ему епархии. Его высокопреосвященство уже побывал на Сан-Сальвадоре, сейчас, очевидно, находился на пути в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, после чего его ожидали в Сан-Доминго, возможно, в Сантьяго-де-Куба и наверняка в Гаване, куда он нанесет визит перед окончательным отплытием на Мэйн.
        Быстрый ум Ибервиля моментально оценил выгоды, которые можно было извлечь из этих обстоятельств.
        -- Из всех испанцев, -- заявил он, -- разве только за самого короля Филиппа или по крайней мере за великого инквизитора, кардинала-архиепископа Севильи, можно было бы получить более солидный выкуп, нежели за этого примаса Новой Испании.
        Блад, шагавший рядом с Ибервилем по высокой корме "Арабеллы", освещенной лучами ноябрьского солнца -- яркими и теплыми в этой стране вечного лета, -- внезапно остановился. Высокая, стройная фигура Ибервиля все еще была облачена в роскошный костюм из лилового сатина; его длинные каштановые локоны покрывал пурпурный берет. Впереди у кабестана и брасов[1] кипела работа по подготовке к отплытию; стоящий у носовых цепей боцман Снелл, сверкая лысой макушкой в окружении седых волос, отборной кастильской руганью разгонял столпившиеся вокруг корабля шлюпки торговцев.
        Живые глаза Блада с неодобрением устремились на веселое лицо француза.
        -- Ну, а дальше что? -- спросил он.
        -- Как что? Поповский багаж на "Санта-Веронике" стоит не меньше, чем груз любого корабля, когда-либо покидавшего Мексику, -- рассмеялся Ибервиль.
        -- Понятно. И согласно твоим благим намерениям мы должны взять это судно на абордаж и захватить архиепископа?
        -- Совершенно верно. Подождать "Санта-Веронику" лучше всего в проливе к северу от Саоны. Там мы поймаем его высокопреосвященство на пути в Сан-Доминго без особого труда.
        Черты лица Блада под тенью широкополой шляпы приняли суровое выражение.
        -- Это не для нас, -- покачал он головой.
        -- Не для нас? Почему? Ты что, боишься ее восьмидесяти пушек?
        -- Я боюсь только святотатства. Совершить насилие над архиепи
        1 Брас -- снасть, укрепляемая на концах рея и служащая для поворота
        последнего в горизонтальной плоскости.
        скопом, захватив его в плен ради выкупа! Богу, конечно, известно, что я грешник, но все-таки надеюсь, что я остался истинным сыном церкви.
        -- Ты имеешь в виду -- сыном истинной церкви, -- внес поправку Ибервиль. -- Полагаю, что могу сказать о себе то же самое, но не думаю, что это должно помешать мне взять выкуп с великого инквизитора.
        -- Может быть, но твое преимущество состоит в том, что ты воспитывался в семинарии, а это, по-видимому, дает право на некоторые вольности по отношению к духовным лицам.
        Сарказм капитана рассмешил Ибервиля.
        -- Это дает мне возможность отличать римскую церковь от испанской. Твой испанец с его инквизицией и аутодафе[1] в моих глазах почти еретик.
        -- Этой софистикой ты хочешь оправдать нападение на кардинала. Но как бы то ни было, я не софист, Ибервиль, и мы лучше воздержимся от святотатства.
        Подобная решительность побудила Ибервиля тяжело вздохнуть.
        -- Ну-ну! Если таковы твои чувства... Но ты упускаешь великолепный шанс.
        Тогда-то Блад и начал распространяться по поводу иронии своей судьбы до тех пор, пока их не прервал свист боцманской дудки. Развернув паруса, подобно крыльям птицы, "Арабелла" направилась в открытое море по-прежнему без определенной цели.
        Подгоняемые легким ветерком, они проплыли мимо Виргинских островов, зорко высматривая добычу, но она встретилась им только три-четыре дня спустя, на расстоянии двух десятков миль к югу от Пуэрто-Рико. Это была маленькая двухмачтовая карака[2] с высокой кормой, дюжиной пушек и изображением Богоматери скорбящей на раздувшемся парусе, что указывало на испанское происхождение.
        "Арабелла" подняла английский флаг и, подойдя на расстояние выстрела, послала ядро в сторону испанского корабля, давая тем самым сигнал лечь в дрейф.
        Учитывая явное превосходство корсаров в парусах и вооружении не приходилось удивляться, что карака поспешила повиноваться. Но на ее грот-мачте внезапно появился вымпел с крестом Святого Георгия[3], что поразительно не соответствовало рисунку на парусе. После этого с караки спустили шлюпку, которая быстро заскользила по голубой, покрытой легкой рябью воде по направлению к "Арабелле".
        Из шлюпки вылез низенький коренастый человек в темно-зеленом костюме, рыжеволосый и краснолицый. Он быстро вскарабкался по трапу на борт "Арабеллы" и сразу же направился к капитану Бладу,
        1 Аутодафе -- "акт веры", публичное сожжение еретиков.
        2 Карака -- небольшое дхухмачтовое парусное судно.
        3 То есть английский флаг.
        который ожидал его на шкафуте, нарядно одетый в черное с серебром. Рядом с Бладом стояли Ибервиль, чей костюм не уступал в элегантности одежде капитана, гигант Волверстон, потерявший глаз в битве при Седжмуре и хваставшийся, что оставшимся глазом он видит вдвое лучше, чем любой другой, а также Джереми Питт, штурман "Арабеллы", чья занимательная хроника послужила материалом для нашего рассказа.
        В своих записках Питт охарактеризовал вновь прибывшего следующей фразой: "Никогда в жизни я не видел более возбужденного человека". Взгляд его маленьких глазок, сверкавших из-под нависших рыжеватых бровей, казалось, пронизывал насквозь все окружающее -- надраенную до блеска палубу, сверкающие медью порты бортовых орудий и вертлюжную пушку, аккуратно выстроенные по стойке около грот-мачты мушкеты. Все это навело гостя на мысль, что он находится на корабле, принадлежащем Соединенному Королевству.
        В заключение визитер снова окинул внимательным взглядом карих глаз поджидавшую его группу.
        -- Меня зовут Уокер, -- заговорил он резким голосом с акцентом, выдававшим его северное происхождение. -- Капитан Уокер. И я желал бы знать, какого дьявола вы от меня хотели добиться вашим выстрелом? Если причиной остановки послужила папистская эмблема на моей грот-мачте, из-за которой вы приняли меня за испанца, то вы как раз тот человек, который мне нужен.
        Но Блад оставался серьезным.
        -- Если вы капитан этого корабля, то мне хотелось бы узнать, что означают эти изображения на парусах.
        -- О, это длинная и довольно безобразная история.
        Блад понял намек.
        -- Тогда пройдемте вниз, -- предложил он, -- и вы нам ее расскажете.
        Они спустились в большой салон "Арабеллы", с его резными позолоченными панелями, зеленой драпировкой, роскошной мебелью, книгами, картинами и прочими атрибутами сибарита, которые скромный моряк с севера Англии никак не ожидал увидеть на корабле. Здесь капитан Блад представил гостю себя и своих трех офицеров, что сразу же умерило агрессивное настроение маленького капитана. Но когда они сели за стол, на который негр-стюард подал канарское вино, нантское бренди и кувшин холодного пунша, изготовленного из рома, сахара, воды и мускатных орехов, его бешенство взыграло с новой силой, и он приступил к рассказу о своих злоключениях.
        Капитан Уокер отплыл из Плимута[1] шесть месяцев назад и в первую очередь зашел на побережье Гвинеи, где он погрузил на борт триста молодых здоровых негров, купленных им за ножи, топоры и побрякушки у местного вождя, с которым он уже неоднократно про
        1 Плимут -- порт в Великобритании на полуострове Корнуолл.
        делывал подобные операции. С этим ценным грузом под палубой капитан отправился на Ямайку, где был невольничий рынок, но в конце сентября неподалеку от Богамских островов его захватил шторм -- предвестник приближающегося сезона ураганов.
        -- С Божьей помощью мы справились с бурей, -- продолжал Уокер. -- Но корабль вышел из нее настолько потрепанным, что мне пришлось выбросить за борт все пушки. Судно дало течь, и мы были вынуждены все время работать помпами; надводная часть почти целиком была изуродована, а бизань-мачта стала вовсе непригодной. Нужно было зайти в ближайший порт для ремонта, а этим портом оказалась Гавана.
        Когда алькальд[1] порта поднялся на борт и увидел плачевное состояние моего корабля, к тому же оставшегося без орудий, он позволил мне найти убежище в лагуне, где мы и занялись ремонтом без кренгования.
        Чтобы расплатиться за все необходимое, я предложил алькальду продать ему несколько черномазых, которых я вез. Так как у них на руднике свирепствовала не то оспа, не то желтая лихорадка, то они очень нуждались в рабах. Алькальд изъявил желание купить у меня всю партию, если я соглашусь продать. Я был очень рад облегчить корабль от груза и счел просьбу алькальда избавлением от всех трудностей. Но все оказалось не так, как я предполагал. Вместо золота алькальд предложил мне взять плату в виде крокодиловых кож, составляющих, как вам, возможно, известно, основной товар острова Куба. Ничто не могло удовлетворить меня больше, так как я знал, что могу перепродать кожу в Англии за втрое большую цену. Тогда алькальд вручил мне счет, и мы условились, что погрузим кожи, как только будем готовы к выходу в море.
        Я поспешно приступил к ремонту, довольный удачной сделкой. Плавание, которое едва не кончилось кораблекрушением, неожиданно оборачивалось для меня очень выгодным.
        Но я не принял в расчет испанской подлости. Когда мы наконец закончили с ремонтом, я написал алькальду, что мы готовы погрузить кожи согласно его счету. Но матрос, которого я послал на берег, вернулся назад с сообщением, что генерал-губернатор Кубы не разрешает погрузку, так как считает противозаконной торговлю с иностранцами в испанском поселении, и что алькальд советует нам тотчас же выйти в море, покуда генерал-губернатор не наложил запрет и на наше отплытие.
        Вы легко можете представить мои чувства. Том Уокер -- не такой человек, который позволит бессовестно обобрать себя кому бы то ни было, будь то карманный воришка или генерал-губернатор. Поэтому я сам отправился на берег, и не к алькальду, а прямо к генерал-губернатору -- знатному кастильскому гранду с именем, не менее длинным, чем моя рука. Они именовали его не короче, чем дон Руис
        1 Алькальд -- то есть начальник, в данном случае комендант порта.
        Перера де Вальдоро и Пеньяскон, а он к тому же еще граф Маркос. Одним словом, всем грандам гранд.
        Я выложил ему счет за погрузку и откровенно рассказал ему, как надул меня этот чертов алькальд, не сомневаясь, по простоте душевной, что справедливость сейчас же будет восстановлена.
        Но этот негодяй только презрительно улыбнулся и пожал плечами.
        -- Закон есть закон, -- сказал он. -- Декретом его католического величества нам запрещены всякие торговые операции с иностранцами. Поэтому я не могу позволить погрузить кожи.
        Потеря прибыли, на которую я рассчитывал, меня здорово огорчича, но я держал свои мысли при себе.
        -- Ладно, -- сказал я. -- Пусть будет по-вашему, хотя это для меня не слишком удобно, а закон мог бы подумать, прежде чем давать мне счет о погрузке. Вот он, этот счет, можете забрать его и вернуть мне моих триста негров.
        Губернатор нахмурился и постарался смутить меня взглядом, покручивая свои усы.
        -- Боже, дай мне терпение! -- воскликнул он. -- Эта сделка также была незаконной. Вы не имели права продавать здесь ваших рабов.
        -- Я продал их по просьбе алькальда, ваше превосходительство, -- напомнил я.
        -- Друг мой, -- сказал губернатор, -- если бы вы совершили убийство по чьей-нибудь просьбе, значит, нужно было бы простить вам преступление?
        -- Но нарушил закон не я, -- возразил я, -- а алькальд, который купил у меня рабов.
        -- Вы оба виноваты. Следовательно, никто не должен получить прибыли. Рабы конфискуются в пользу государства.
        -- Вы слышали, господа, что я не стал скандалить из-за потери своей законной прибыли на кожах. Но этот испанский джентльмен ободрал меня как липку -- попросту украл весь мой груз чернокожих, а это уже я был не в состоянии переварить. Моя вспыльчивость дала себя знать, и я, вскочив на ноги, набросился на этого дона Руиса Переру де Вальдоро и Пеньяскон, пытаясь пристыдить его за такую несправедливость и заставить хотя бы заплатить мне за рабов золотом.Но бессовестный негодяй позволил мне высказаться, а затем снова показал зубы в своей гнусной улыбочке.
        -- Мой друг, -- заявил он, -- у вас нет причин беспокоиться и жаловаться. Неужели вы не понимаете, что я и так делаю меньше, чем требует от меня долг, который повелевает мне захватить ваш корабль, ваш экипаж и вас самого и отправить вас в Кадис или Севилью как еретиков.
        Здесь капитан Уокер сделал паузу, чтобы дать немного схлынуть бешенству, которое охватило его при этих воспоминаниях.
        -- Провалиться мне на этом месте, если я трус, но моя смелость при этих словах моментально испарилась.
        "Лучше быть ограбленным, -- подумал я, -- чем сожженным на костре".
        Поэтому я поспешил удалиться, прежде чем чувство долга его превосходительства не одержало победу над его так называемым милосердием, -- черт бы побрал его грязную душу.
        -- Вы, может быть, думаете, что это конец моих несчастий, -- продолжал он после минутной паузы. -- Но, к сожалению, самое худшее было еще впереди.
        Я поспешно вернулся на борт. Мы сразу же снялись с якоря и вышли в море, не встретив препятствий со стороны форта. Но не успели мы отойти на четыре-пять миль от берега, как нас нагнала карака береговой охраны и открыла по нам огонь. Не сомневаюсь, что они получили от этого паршивого генерал-губернатора приказ потопить нас. Меньше всего ему хотелось, чтобы в Испании узнали, каким способом он обогащается в Новом Свете.
        Так как на нашем корабле не было пушек, то испанцам, несмотря на то, что канониры они дрянные, было так же легко справиться с нами, как подстрелить вальдшнепа. По крайней мере они так считали. Но мы шли с наветренной стороны от них, и я воспользовался единственным шансом. Резко повернув руль, я двинул судно прямо на караку. Несомненно, эти навозные твари рассчитывали развалить нас на кусочки прежде, чем мы до них доберемся, и, клянусь душой, им это удалось. Мы быстро погружались под воду, протекая, как дуршлаг; наша палуба была уже почти вровень с поверхностью воды, когда наконец мы ударились о борт испанского корабля, но Бог оказался милостив к еретикам. То, что осталось от нашего левого борта, зацепилось за шпангоуты[1] караки, и мы тотчас забросили абордажные крючки и перебрались на борт к испанцам.
        После этого на палубе караки начался кромешный ад, так как все мы были вне себя от ярости на этих хладнокровных убийц. Мы резали их по всему кораблю. У меня убили трех матросов и десятерых ранили, но из испанцев в живых не осталось никого -- тех, кого не прикончили на корабле, выкинули за борт.
        Работорговец снова умолк, устремив на присутствующих вызывающий взгляд своих горящих глаз.
        -- Вот, пожалуй, и все. Мы, конечно, воспользовались этой каракой, так как мой корабль пошел ко дну. Это и объясняет папистские картинки на грот-мачте. Я так я думал, что из-за них у нас будут неприятности. Когда вы дали залп в сторону моих клюзов, я хотел добавить это к моему счету с испанцами, но теперь я вижу, что, кажется, нашел друга.
        1 Шпангоуты -- изогнутые балки по обе стороны от киля, служащие
        основанием для накладки бортов.

        II

        Когда Уокер смолк, слушатели, потрясенные его рассказом, некоторое время не могли вымолвить ни слова. Наконец Волверстон пошевелился в кресле и проворчал:
        -- Типичный образчик кастильского коварства. Этого генерал-губернатора не плохо было бы протащить под килем.
        -- Уж лучше поджарить его на медленном огне, -- заметил Ибервиль. -- Единственный способ придать аромат этой новохристианской[1] свинье.
        -- Новохристианской? -- с удивлением переспросил Блад. -- Значит, ты знаешь его?
        -- Не больше, чем ты. -- И бывший семинарист объяснил:
        -- В Испании, когда еврей переходит в христианство, он должен принять новое имя. Но его выбор не вполне свободен. Имя должно совпадать с названием какого-нибудь дерева или другого растения, таким образом, его происхождение остается известным. Генерал-губернатор носит фамилию Перера, что по-испански значит грушевое дерево. Вальдоро и Пеньяскон были добавлены позднее -- ведь эти ренегаты живут под постоянной угрозой сожжения на костре.
        Блад снова перенес внимание на Уокера.
        -- Должно быть, сэр, вы не без умысла рассказали нам эту отвратительную историю. Какой услуги вы от нас ожидаете?
        -- Ну, разве только вы поделитесь со мной лишними парусами, если они у вас имеются. Я оплачу вам их стоимость, а то переплывать океан с таким количеством парусов, как у нас, -- маленькое удовольствие.
        -- И это все? А я-то думал, что вы попросите нас вытянуть плату за ваших рабов из этого генерал-губернатора, позволив нам, разумеется, позаимствовать и для себя небольшую сумму за причиненное беспокойство. Ведь Гавана -- богатый город.
        Уокер уставился на него.
        -- Да вы смеетесь надо мной, капитан. Я не так глуп, чтобы просить невозможного.
        -- Невозможного! -- повторил Блад, подняв свои черные брови. Затем он улыбнулся. -- Клянусь моей душой, это почти вызов!
        1 Новыми христианами, или маранамн, называли в Испании крещеных
        евреев, Сабатинн, сочувствуя преследуемым инквизицией евреям
        (см. например* роман "Морской ястреб"), здесь устами Ибервиля
        несправедливо обвиняет маранов, многие их которых приняли
        христианство не из сеобоажеыни карьеризма, а из страха перед
        мучительной смертью или по искреннему убеждению.

        -- Какой еще вызов! Вы, конечно, смелые ребята, но сам дьявол не отважился бы отправиться на корсарском корабле в Гавану.
        Блад потер подбородок.
        -- И все же этот субъкет нуждается в уроке. А ограбить вора само по себе заманчиво. -- И он взглянул на своих офицеров. -- Ну как, нанесем ему визит?
        Питт сразу же выступил против.
        -- Нет, если только мы не потеряли рассудок. Ты не знаешь Гавану, Питер. Если есть в Новом Свете неприступная испанская гавань, то это Гавана. На всем Карибском море нет более защищенного порта -- это было уже известно Дрейку[1].
        -- И это факт, -- подтвердил Уокер, чьи красные глазки сверкнули на момент при словах Блада. -- Там настоящий арсенал. Войти в гавань можно только через канал шириной не более полумили, который защищают три форта: Моро, Пунталь и Эль Фуэте. Вы не продержитесь там на воде и часу.
        Блад мечтательно устремил взгляд в потолок.
        -- И все-таки вам удалось продержаться на воде несколько дней.
        -- Да, но при иных обстоятельствах.
        -- Неужели мы не сможем создать нужные обстоятельства? Мы не впервые, выполняем такую задачу. Конечно, план следует хорошо продумать, но мы в состоянии это сделать, так как сейчас не заняты никакими другими предприятиями.
        -- А все потому, что ты -- размазня, -- вмешался Ибервиль, который до сих пор не мог примириться с упущенной возможностью, предоставленной им вояжем архиепископа. -- Примас Новой Испании еще в море. Заставим же его расплатиться за грехи соотечественников.
        Выкуп за него составит не меньшую сумму, чем ограбление Гаваны, и мы можем отчислить из него компенсацию капитану Уокеру за украденных рабов.
        -- Конечно, он прав, -- поддержал француза Волверстон, который, будучи еретиком, не слишком страшился святотатства. -- Это все равно, что ставить свечку сатане -- деликатничать с испанцем только потому, что он архиепископ.
        -- И на этом можно не останавливаться, -- подхватил Питт, другой еретик, охваченный внезапным вдохновением. -- Если нам удастся захватить архиепископа, то мы сможем войти в Гавану, не боясь никаких фортов. Они никогда не осмелятся открыть огонь по кораблю, на котором находится его преосвященство.
        Блад задумчиво крутил локон своего черного парика.
        -- Я думаю о том же самом, -- улыбнулся он.
        1 Дрейк Франсис (1545 -- 1595) -- английский мореплаватель и пират,
        первый после Магеллана совершивший кругосветное плавание.

        -- Ну наконец-то! -- воскликнул Ибервиль. -- Религиозная щепетильность, слава Богу, начинает уступать место голосу разума.
        -- Теперь я считаю, что мы вправе пойти на небольшое святотатство, разумеется, весьма небольшое, чтобы выжать награбленное из этого мошенника генерал-губернатора. Да, пожалуй, этим стоит заняться.
        И он быстро встал.
        -- Капитан Уокер, если вы намерены рискнуть вместе с нами и попытаться вернуть потерянное, то отправляйтесь на караку и пришлите всех ваших матросов на борт "Арабеллы". Можете не сомневаться, что мы снабдим вас судном для возвращения домой, когда все будет кончено.
        -- Вы серьезно? -- воскликнул низенький, коренастый работоргопсц, свирепость которого сменилась глубочайшим изумлением.
        -- Не совсем, -- ответил капитан Блад. -- Это всего лишь мой каприз, который, однако, дорого обойдется этому дону... как бишь его?.. Перера. Теперь выбирайте: либо вы пойдете вместе с нами в Гавану и попытаете счастья, в случае удачи отплывая назад на отличном корабле с полным грузом кож, либо мы даем вам паруса, которые вы просили, и вы отправляетесь домой с пустыми руками.
        Глядя на флибустьера почти с благоговением, капитан Уокер настолько проникся энергией и уверенностью Блада, что сразу же согласился на его смелое предложение. Дух авантюризма в свою очередь взыграл в нем, и он заявил, что никакой риск не будет слишком велик, если речь идет о том, чтобы свести счеты с этим бессовестным генерал-губернатором.
        Однако Ибервиль нахмурился.
        -- А как же тогда архиепископ?
        -- Само собой, -- улыбнулся Блад. -- Без архиепископа мы ничего не сможем сделать. -- Капитан повернулся к Питту и отдал приказ, говоривший о том, что он уже успел до тонкостей продумать план действий. -- Джерри, возьми курс на Сен-Круа.
        -- Зачем? -- удивился Ибервиль. -- Ведь это гораздо восточнее того места, где мы должны подстеречь его преосвященство.
        -- Безусловно. Но всему свое время. Нам понадобятся кое-какие вещи, и на Сен-Круа мы сможем ими обзавестись.

        III

        Несмотря на намерения Блада, они все-таки не потопили испанскую караку. Врожденная бережливость Уокера восстала при мысли о такой потере, а свойственная ему в неменьшей степени предусмотрительность побуждала его интересоваться, каким образом он и его экипаж вернутся в Англию, если план Блада хотя бы частично потерпит неудачу и обещанный великолепный корабль не будет ему вручен.
        Однако все остальные события следовали курсом, намеченным капитаном Бладом. Двинувшись на северо-восток, "Арабелла" в сопровождении караки через пару дней достигла французского поселения на Сен-Круа, где корсары могли действовать свободно. Они задержались там на двое суток, в капитан Блад с Ибервилем и низеньким лысым боцманом Снеллом, знавшим каждый порт, как свои пять пальцев, провели большую часть времени на берегу.
        Затем, оставив караку дожидаться их возвращения, Уокер и его команда перешла на борт "Арабеллы", которая подняла паруса и отплыла заданным курсом по направлению в Пуэрто-Рико. После этого "Арабелла" исчезла из поля зрения до тех пор, пока ее огромный красный' корпус не стал виден с волнистых зеленых холмов северного побережья Кубы.
        Подгоняемый легким мягким ветерком, корабль плыл вдоль этих плодородных берегов и, наконец, добрался до входа в лагуну, которая омывала Гавану во всем величии ее дворцов из известняка, церквей, монастырей, скверов и рыночных площадей, словно перенесенных из старой Кастилии в Новый Свет.
        Разглядывая оборонительные сооружения, Блад понял, что Уокер и Джереми Питт ничуть не преувеличивали их силу. Мощный форт Моро с его мрачными бастионами и массивными башнями занимал скалистую возвышенность у самого входа в пролив; напротив него был расположен форт Пунталь с батареей, построенной в виде полумесяца; в центре вырисовывались очертания не менее грозного форта Эль Фуэрте. Неизвестно, что представляла из себя Гавана во времена Дрейка, но требовалось быть очень неосмотрительным, чтобы бросить вызов этим трем могущественным стражам.
        "Арабелла" легла в дрейф на рейде, объявила о своем прибытии пушечным салютом, подняла флаг Соединенного Королевства и стала ожидать событий.
        Они вскоре последовали в виде десятивесельной барки, из-под навеса которой появился старый знакомый Уокера, алькальд порта дон Иеронимо. Пыхтя, Он влез по трапу на борт, чтобы осведомиться о цели прибытия корабля в эти воды.
        Капитан Блад, разодетый в пурпур с серебром, принял его на шкафуте вместе с Питтом и Волверстоном. Вокруг них суетилась дюжина матросов, а еще шестеро брали брам-стеньги на гитовы[1].
        Алькальд был принят с подлинно придворной учтивостью. Блад сообщил ему, что он направляется на Ямайку с ценным грузом рабов и что нехватка дров и воды вынудили его зайти в Гавану. Полагаясь на великодушие и любезность алькальда, он надеется приобрести это здесь вместе со свежей провизией и с удовольствием заплатит за все золотом.
        Дон Иеронимо, толстомордый субъект, в черном костюме, пяти с половиной футов ростом и едва ли меньших размеров в поясе, вовсе не обрадовался просьбе этого проклятого английского еретика, несмотря на его элегантную внешность и изысканные выражения. Он отвечал сквозь зубы, сто маленькие черные глазки с подозрением обшаривали каждый уголок палубы, а лицо хранило самодовольное и злобное выражение да тех пор, пока он не услышал про рабов. Тогда он тотчас же обнажил эубы в улыбке и попытался изобразить радушие и любезность на своей малопривлекательной физиономии.
        Конечно, сеньор капитан может приобрести в Гаване все, что ему нужно. Он волен войти в порт, когда захочет, а торговые лодки, несомненно, доставят ему все необходимое. В противном случае алькальд будет счастлив оказать ему любое содействие на берегу.
        Услышав эти заверения, Питт скомандовал матросам у брасов держать по ветру. Подгоняемая бризом "Арабелла" прошла мимо грозных фортов с баркой алькада на буксире, покуда алькальд, чья любезность возрастем с каждой минутой, пытался вытянуть из капитана Блада сведения, касающиеся груза рабов в трюме. Но Блад отвечал настолько вяло и неопределенно, что дон Иеронимо должен был пойти в открытую.
        -- Возможно, я кажусь вам назойливым, приставая к вам с этими рабами, -- сказал он -- Но мне пришло в голову, что, если вы захотите, вам незачем будет тащить их на Ямайку. Вы найдете готовый рынок здесь, в Гаване.
        -- В Гаване? -- Блад поднял брови. -- но разве это не противоречит эдиктам его католического величества?
        Алькальд поджал толстые губы.
        -- Эти эдикты были изданы без учета наших теперешних затруднений. На рудниках была эпидемия оспы, и теперь нам не хватает рабочих рук. Поэтому мы вынуждены обходить закон. Так что если вы хотите продать рабов, сеньор капитан, то этому нет никаких препятствий.
        -- Понятно, -- промолвил Блад без особого энтузиазма.
        1 Брам-стеньга -- третья снизу часть составной мачты; гитовы --
        снасти, поднимающие к рею нижнюю часть паруса.

        -- К тому же цена будет хорошей, -- добавил дон Иеронимо, пытаясь пробудить собеседника от апатии, -- Значительно выше обычной.
        -- Мои рабы тоже необычные.
        -- Вот именно, -- подтвердил Волверстон на ломаном испанском языке. -- Они дорого вам обойдутся, сеньор алькальд. Хотя я думаю, что вы не постоите за ценой, когда взглянете на них.
        -- О, если бы я мог, -- вздохнул испанец.
        -- А почему бы и нет? -- с готовностью согласился Блад.
        "Арабелла" вошла сквозь узкий проход в голубую лагуну, имевшую полных три мили в диаметре. Лотовый[1] у носовых цепей называл сажени, и Бладу пришло в голову, что было бы благоразумней дальше не идти. Повернувшись, он отдал распоряжение Питту бросить якорь там, где они находились, -- на достаточном расстоянии от леса мачт и рангоутов кораблей, стоящих неподалеку от города. Затем он обернулся к алькальду.
        -- Прошу вас следовать за мной, дон Иеронимо, -- сказал Блад, указывая ему на люк.
        По короткой узкой лесенке они спустились под палубу, где темнота разрезалась солнечным светом, просачивавшимся сквозь орудийные порты и пересекавшимся с лучами, льющимися сверху сквозь решетки. Алькальд окинул внимательным взглядом мощную батарею и ряды подвесных коек, на которых разместились люди. Наклонив голову, чтобы не удариться о пиллерс[2], он шел за cвоим высоким провожатым; за ним следовал Волверстон. Вскоре Блад остановился и, повернувшись, задал неожиданный вопрос:
        -- Случалось ли вам встречаться, сеньор, с кардиналом-архиепископом доном Игнасио де Ла Фуэнте, примасом Новой Испании?
        -- Нет, сеньор. Он еще не посещал Гавану. Но мы ожидаем, что на днях нам выпадет честь принять его.
        -- Это может случиться скорее, чем вы думаете.
        -- А откуда вам известно, сеньор, о поездке архиепископа?
        Но Блад, дойдя почти до кормы, не ответил ему.
        Они подошли к дверям офицерской кают-компании, которую охраняли два мушкетера. Доносившиеся оттуда приглушенные звуки григорианского напева[3] озадачили алькальда, особенно когда он смог разобрать слова этой заунывной молитвы:
        Hostem repellas Longius,
        Pacemque dones prentius;
        1 Лотовый -- матрос, орудующий лотом -- приспособлением для измерения
        глубины.
        2 Пиллерс -- вертикальная стойка для поддержания подпалубных балок
        и палубных механизмов.
        3 То есть мужского унисонного песнопения. Названо так по "Григориан
        скому антифанарию" -- сборнику католических духовных песнопений для
        мужского унисонного хора, относящегося к VII веку и приписываемому
        папе Григорию III.

        Ductore sic te pravio
        Victemus omne noxium[1].
        Нахмурившись, алькальд уставился на Блада.
        -- Por dios![2] Неужели это поют ваши рабы?
        -- Они как будто находят утешение в молитвах.
        В доне Иеронимо пробудилась подозрительность, хотя он и не знал, что именно подозревать. Однако он понял, что здесь явно чтото не так.
        -- Весьма странная набожность, не так ли? -- сказал он.
        -- Не вижу в ней ничего странного.
        По знаку капитана один из мушкетеров отпер дверь, и пение внезапно прервалось на слове "saeculorum"[3]. Заключительного "Amen"[4] так и не последовало.
        Блад церемонно пропустил алькальда вперед. Горя желанием разгадать загадку, дон Иеронимо быстро шагнул через дорог и внезапно застыл как вкопанный, выпучив расширенные от ужаса глаза.
        В просторной, не скудно меблированной каюте, наполненной запахом трюмной воды, он увидел двенадцать человек в белых шерстяных одеяниях и черных мантиях ордена святого Доминика. Они сидели в два ряда, безмолвные и неподвижные, словно манекены, спрятав руки в широкие рукава и склонив головы, покрытые капюшонами, за исключением одного, стоящего с непокрытой головой за высоким креслом, в котором расположилась весьма примечательная фигура. Это был высокий красивый мужчина лет сорока, с ног до головы облаченный в пурпур. Алая шапочка, очевидно, покрывала тонзуру[5], выстриженную в его гладких каштановых волосах; на фоне красной сутаны сверкал белоснежный тончайший воротник; на груди поблескивал золотой крест. На руках были красные перчатки, а на указательном пальце правой руки красовался епископский сапфир. Спокойное и суровое выражение лица придавало ему величавость и достоинство. Красивые глаза незнакомца устремились на незванных гостей, столь резко и бесцеремонно вторгшихся в его обитель, но они не утратили светившегося в них высокомерного спокойствия. Казалось, ему были недоступны все человеческие
страсти в отличие от стоящего за ним монаха. Это был коренастый краснолицый субъект, явно неравнодушный к выпивке и освобожденный самой природой от необходимости выбривать тонзуру -- взлохмаченные седые волосы обрамля
        1 Отгони врага далеко
        И даруй нам мир,
        Вождь, идущий впереди нас.
        Да победим мы всякое зло.
        2 Ради Бога! (исп.)
        3 Saecula saeculorum -- во веки веков (лат.).
        4 Аминь (Лат).
        5 Тонзура -- выбритая макушка у католических священников и монахов.
        ли загорелую лысую макушку. Судя по свирепому взгляду, которым он окинул вошедших, этому благочестивому брату ничто человеческое было не чуждо. Капитан Блад подтолкнул остолбеневшего алькальда в каюту и последовал за ним со шляпой в руке.
        Но прежде чем он мог вымолвить слово, алькальд, бывший на грани апоплексического удара, пожелал узнать, что все это означает.
        В ответ на его возмущение Блад любезно улыбнулся.
        -- Разве это не очевидно? Я понимаю ваше удивление. Но я ведь предупреждал вас, что мои рабы не совсем обычные.
        -- Рабы? Эти? -- алькальд задохнулся от негодования. -- Но, Боже мой, кто вы такой, что осмеливаетесь на подобные гнусные, нечестивые шутки?
        -- Меня зовут Блад, сеньор. Капитан Блад. -- И он с поклоном добавил. -- К вашим услугам.
        -- Блад! -- черные глазки алькальда едва не выскочили из орбит. -- Вы капитан Блад? Тот самый проклятый пират, продавший душу дьяволу?
        -- Так характеризуют меня испанцы, но они предубеждены. Лучше оставим это, сеньор. -- Последующие слова капитана подтвердили худшие подозрения дона Иеронимо. -- Позвольте мне представить вам его преосвященство кардинала-архиепископа дона Игиасио де ла Фуэнте, примаса Новой Испании. Я уже говорил, что вам, возможно, придется встретиться с ним скорее, чем вы думаете.
        -- Боже милосердный! -- прохрипел алькальд.
        Величавый, словно придворный церемониймейстер, Блад шагнул вперед и низко поклонился кардиналу.
        -- Ваше преосвященство, соблаговолите принять жалкого грешника, который тем не менее является в этих краях в какой-то мере важной персоной, -- алькальда гаванского порта.
        В тот же миг дона Иеронимо с силой толкнула вперед могучая рука Волверстона, который рявкнул ему в ухо:
        -- На колени, сеньор, и просите благословения у его преосвященства!
        Глубоко посаженные, спокойные, непроницаемые глаза прелата устремились на объятого ужасом офицера, упавшего перед ним на колени.
        -- О, ваше преосвященство! -- задыхаясь и чуть не плача, произнес алькальд.
        -- Pax tibi, filius meus[1], -- промолвил глубокий красивый голос, в то время как рука, увенчанная кардинальским перстнем, торжественно протянулась для поцелуя.
        Бормоча что-то невразумительное, алькальд схватил руку и поднес ее к губам с такой быстротой, как будто собирался ее откусить.
        1 Мир тебе. сын мой (лат ).

        Сочувствующая улыбка озарила привлекательное лицо прелата.
        -- Эти несчастья, сын мой, посланы нам во искупление грехов наших. Очевидно, нас намереваются продать -- и меня, и бедных братьев святого Доминика, разделивших со мной бедствия плена у этих еретиков. Мы должны молиться о ниспослании нам твердости духа, памятуя о великих апостолах, святых Петре и Павле, которые были заключены в тюрьму во время исполнения их священной миссии.
        Дон Иеронимо поднялся на ноги, двигаясь еле-еле не столько от природной тучности, сколько от переполнявших его чувств.
        -- Но как могла такое ужасное происшествие случиться с вами? -- простонал он.
        -- Пусть вас не огорчает, сын мой, что я оказался пленником этого бедного ослепленного еретика.
        -- В ваших словах есть три ошибки, ваше преосвященство, -- заметил Блад. -- Но это неизбежно при столь поспешных суждениях. Я не бедный, не ослепленный и не еретик. Я сын нашей матери церкви. Если я был вынужден совершить насилие над вашим высокопреосвященством, то только для того, чтобы сделать вас заложником устранения чудовищной несправедливости, совершенной именем его католического величества и святейшей инквизиции. Однако ваша мудрость и благочестие позволяют вам самому свершить правосудие.
        Маленький краснощекий монах, стоящий с непокрытой головой, наклонился вперед и прорычал сквозь зубы, словно терьер:
        -- Perro hereje maldito![1]
        Рука в красной перчатке тотчас же властно взлетела вверх.
        -- Успокойтесь, фрей Доминго, -- укоризненно промолвил кардинал и вновь обратился к Бладу. -- Я говорил, сеньор, о духовной, а не о телесной бедности и слепоте. Ибо в этом смысле вы и нищи и слепы. -- Вздохнув, он добавил более сурово: -- А если вы в самом деле сын истинной церкви, то ваше поведение еще безобразнее, чем я думал.
        -- Отложите ваш приговор, ваше преосвященство, до тех пор, пока вы не узнаете всех мотивов моего поведения, -- сказал Блад и, подойдя к открытой двери, громко позвал: -- Капитан Уокер! В каюту вошел человек, буквально трясущийся от бешенства. Небрежно кивнув кардиналу, он, подбоченясь, повернулся к алькальду.
        -- Здорово, дон Мальдито Ладрон[2]! Небось не ожидал так скоро увидеть меня снова, паршивый негодяй? Ты, очевидно, не знал, что английский моряк живуч, как кошка. Я вернулся за своими кожами, ворюга, и за кораблем, который потопили твои мошенники.
        Если в этот момент что-нибудь могло усилить смятение алькальда, так это неожиданное появление капитана Уокера. Пожелтевший, дро
        1 Проклятый еретический пес. (исп.)
        2 Maldito Ladron! -- проклятый вор! (исп.).
        жащий с головы до ног, он задыхался и гримасничал, тщетно пытаясь найти слова для ответа. Но капитан Блад решил дать ему немного времени для того, чтобы собраться с мыслями.
        -- Теперь, дон Иеронимо, вы, возможно, понимаете, что к чему, -- сказал он. -- Мы явились сюда, чтобы вернуть украденное, а его преосвященство послужит заложником. Я не стану настаивать на выдаче крокодиловых кож, которые вы задолжали этому бедному моряку. Но вам придется выплатить их стоимость золотом, причем по той цене, которую за них дают в Англии, то есть двадцать тысяч. Кроме того, вы дадите капитану корабль, по крайней мере не меньшего тоннажа, чем тот, который потопили ваши люди по приказу генерал-губернатора. На этом корабле должно быть не менее двадцати пушек, а также вода, провизия и все необходимое для длительного путешествия. Когда все будет оценено, мы обсудим вопрос о высадке его преосвященства на берег.
        Алькальд с такой силой закусил губу, что по его подбородку потекла струйка крови. Трясясь от бессильной злобы, он все же не был настолько ослеплен, чтобы не понимать: все орудия мощных фортов Гаваны и адмиральской эскадры, в пределах досягаемости которых столь дерзко бросил якорь пиратский корабль, беспомощны до тех пор, пока на борту находится священная особа примаса Новой Испании. Попытка взять корабль приступом также чревата смертельной опасностью для кардинала, находящегося в руках этих отчаянных головорезов. Его преосвященство должен быть освобожден, чего бы это ни стоило, и притом как можно скорее. Хорошо еще, что требования пиратов оказались сравнительно скромными.
        Пытаясь вернуть утраченное достоинство, алькальд выпрямился, ныпятил живот и заговорил с Бладом таким тоном, как будто он обращался к своему лакею.
        -- Я не уполномочен вести с вами переговоры. О ваших требованиях я информирую его превосходительство генерал-губернатора. -- И с видом крайнего смирения он обернулся к кардиналу. -- Позвольте мне удалиться, ваше преосвященство, и примите мои уверения в том, что вы не задержитесь здесь ни на одну лишнюю минуту. -- Он нилко поклонился, намереваясь выйти из каюты, но кардинал задержлл его. Очевидно, он не пропустил ни одной реплики в разыгравшейся перед ним сцене.
        -- Подождите, сеньор. Мне еще не все ясно. -- И он недоуменно нахмурил брови. -- Этот человек говорил о краже, о возмещении убытков. Были ли у него основания употреблять такие слова?
        -- Я умоляю, ваше преосвященство, быть судьей в этом деле, -- заговорил Блад. -- В таком случае вы, может быть, отпустите мне грех, который я совершил, наложив руки на вашу священную особу. -- И он в нескольких лаконичных фразах изложил историю ограбления капитана Уокера, содеянного под предлогом охраны закона.
        Когда ои закончил, кардинал с презрением взглянул на него в обернулся к кипевшему от злости алькальду. В его мягком голосе послышались гневные нотки.
        -- Конечно, это ложь от начала и до конца. Я никогда ие поверю, что кастильский дворянин, облеченный властью его католическим величеством, может быть повинен в такой мерзости. Вы слышали, сеньор алькальд, как этот жалкий пират подвергает опасности свою бессмертную душу, занимаясь лжесвидетельством?
        Ответ внезапно вспотевшего алькальда последовал не так быстро, как, по-видимому, ожидал его преосвященство.
        -- Почему вы колеблетесь? -- удивленно спросил он, наклонившись вперед.
        -- Dios mio![1] -- запинаясь, заговорил отчаявшийся дон Иеронимо. -- Эта история страшно преувеличена.
        -- Преувеличена? -- приятный голос кардинала, стал резким. -- Значит, она не целиком ложна?
        Единственным полученным ответом были раболепно опущенные плечи и робкий взгляд алькальда, устремленный в суровые глаза прелата.
        Кардинал-архиепископ откинулся в кресле; его лицо стало непроницаемым, а голос -- угрожающе спокойным.
        -- Вы можете идти. Попросите генерал-губернатора Гаваны явиться сюда лично. Мне хотелось бы побольше узнать об этом.
        -- Он... он может потребовать гарантию безопасности, -- заикаясь, пробормотал несчастный алькальд.
        -- Я даю ему эту гарантию, -- сказал капитан Блад.
        -- Вы слышали? Итак, я ожидаю его здесь как можно скорее. -- И величественным взмахом руки в алой перчатке с надетым поверх сапфировым перстнем кардинал отпустил дона Иеронимо.
        Не осмеливаясь пускаться в дальнейшие пререкания, алькальд дважды поклонился и вышел, пятясь задом, как будто находился в присутствии короля.
        1 Боже мой! (исп.).

        IV

        История, поведанная доном Иеронимо генерал-губернатору, о чудовищном и кощунственном насилии, совершенном капитаном Бладом над кардиналом-архиепископом Новой Испании, повергла дона Руиса в изумление, гнев и растерянность, а приглашение явиться на корабль побудило его превосходительство к почти сверхчеловеческой активности. На подготовку к визиту ои потратил четыре часа, но у менее ловкого испанца она заняла бы несколько дней. Чувствуя себя отнюдь не в своей тарелке, дон Руис Перера де Вальдоро и Пеньяскон, носивший также титул графа Маркоса, справедливо считал, что не следует пренебрегать никакими возможностями, могущими снискать расположение его преосвященства. Естественно, ему сразу же пришло в голову, что наиболее эффектной из этих возможностей было представить себя в роли освободителя кардинала из рук проклятого пирата, захватившего его в плен.
        Беспримерное усердие, проявленное доном Руисом, позволило ему в короткий срок выполнить условия, на которых, насколько он понял, капитан Блад соглашался освободить пленника. Подобная старательность, несомненно, должна была наполнить примаса благодарностью к своему избавителю, не оставляющей места для мелких придирок.
        Таким образом, всего через четыре часа после отплытия алькальда с "Арабеллы" генерал-губернатор отчалил от берега на своей барке, бок о бок с которой шла двухмачтовая, отлично оснащенная бригантина[1], остановившаяся на расстоянии кабельтова от левого борта корсарского корабля. Вдобавок к этому вслед за доном Руисом и алькальдом на борт "Арабеллы" вскарабкались два альгвасила[2], каждый из которых тащил на плечах солидного веса деревяиный сундук.
        Капитан Блад принял меры предосторожности против возможного предательства. Сквозь открытые орудийные порты левого борта угрожающе торчали двадцать пушечных стволов. Когда его превосходительство ступил на шкафут, его проницательные глаза тотчас заметили выстроившихся у фальшборта людей с мушкетами наперевес и зажженными фитилями.
        Дон Руис, высокий, узколицый, горбоносый кабальеро, нарядился соответственно случаю в роскошный черный, расшитый золотом камзол. На его груди сверкал крест Сант-Яге, а на боку болталась шпага с золоченым эфесом. В одной руке он держал длинную трость, а в другой -- носовой платок с золотой каймой.
        1 Бригантина -- двухмачтовое однопалубное парусное судно.
        2 Альгвасилы -- испанские стражники, полицейские.

        Когда капитан Блад поклонился ему, тонкие губы генерал-губернатора под ниточкой черных усиков скривились в презрительной усмешке. На его желтом лице появилось выражение злорадства, которое он старался скрыть под маской высокомерия.
        -- Ваши наглые требования выполнены, сеньор пират, -- без предисловий заговорил дои Руис. -- Вот корабль, а в этих сундуках двадцать тысяч золотом. Вам остается только получить свою долю и положить конец этой безобразной истории.
        Не ответив ему, Блад повернулся и знаком подозвал низенького, коренастого моряка, который, стоя поодаль, с ненавистью глядел на дона Руиса.
        -- Слышите, капитан Уокер? -- И он указал на сундуки, которые альгвасилы поставили на комингс. -- Здесь, как утверждает его превосходительство, ваше золото. Удостоверьтесь в этом, отправьте вашу команду на бригантину, поднимите паруса и отплывайте, а я задержусь здесь, чтобы обеспечить вашу безопасность.
        Такая щедрость на момент лишила маленького работорговца дара речи. Затем он разразился бессвязным потоком слов и фраз, в котором изумление смешивалось с благодарностью и который Блад поспешил остановить.
        -- Вы теряете время, друг мой. Неужели я не знаю, какой я великий и благородный и какая была для вас удача, что я приказал лечь в дрейф? Отправляйтесь поскорее и помяните добрым словом Питера Блада в Англии, когда вы туда доберетесь.
        -- Но это золото, -- запротестовал Уокер. -- Вы должны взять хотя бы половину.
        -- О, какие пустяки! Не беспокойтесь, я найду способ вознаградить себя за беспокойство. Забирайте своих матросов и отправляйтесь с Богом, мой друг.
        С трудом освободив руку из крепкого пожатия, в которое работорговец вложил все переполнявшие его чувства, Блад перенес внимание на дона Руиса, с презрительной миной стоявшего в стороне с алькальдом.
        -- Если вы последуете за мной, я провожу вас к его преосвященству.
        И он начал спускаться вниз в сопровождении Питта и Волверстона.
        В кают-компании при виде величественной фигуры, облаченной в пурпур и окруженной монахами, дон Руис, издав нечленораздельный вопль, бросился вперед и упал на колени.
        -- Benedictus sis[1], -- пробормотал примас, протягивая ему руку для поцелуя.
        -- Ваше преосвященство! Как осмелились эти дьяволы во плоти подвергнуть вашу священную особу такому оскорблению?

        1 Благославляю тебя (лат.)

        -- Это неважно, сын мой, -- послышался приятный мелодичный голос. -- Я и мои братья во Христе с благодарностью принимаем страдания, ибо они являются жертвой, приносимой нами к престолу Господню. Гораздо сильнее беспокоит меня причина нашего пленения, о которой я узнал только здесь, сегодня утром. Мне сообщили, что под предлогом выполнения королевского приказа английскому моряку отказались выдать товар, за который он уже уплатил деньги, что эти деньги были конфискованы, а капитан был изгнан из порта под угрозой выдачи его святейшей инквизиции и что даже когда он удалился, ограбленный дочиста, то ваша береговая охрана погналась за его кораблем и потопила его. Однако, несмотря на то, что алькальд не отверг этих сведений, я не мог поверить, чтобы испанский дворянин, представляющий в этих краях его католическое величество, способен совершить подобный поступок.
        Дон Руис поднялся на ноги, и его узкое лицо стало еще желтее обычного. Но он постарался сохранить обычное спокойствие, надеясь таким образом отмахнуться от предъявленного обвинения.
        -- Все это уже в прошлом, ваше преосвященство. Если ошибка и была совершена, то теперь она исправлена, и притом с большой щедростью, что может засвидетельствовать этот корсарский капитан. Я явился сюда, чтобы сопровождать ваше преосвященство на берег, где вас ожидает восторженный прием, который вам окажут жители Гаваны.
        Но его заискивающая улыбка не возымела действия. Высокомерное лицо примаса оставалось печальным и хмурым.
        -- Ага! Значит, вы допустили ошибку? Но вы никак не объяснили ее.
        Обладая вспыльчивым и властным характером, чему способствовала долгая привычка командовать, генерал-губернатор едва не забыл о том, что он находится в присутствии человека, являющегося фактически папой Нового Света, человека, чье могущество уступало разве только королевскому, перед которым, при определенных обстоятельствах, должен был склоняться и сам король. Хотя он вовремя вспомнил, все же в его ответе послышались резкие нотки.
        -- Объяснения могут показаться вашему преосвященству скучными и даже непонятными, так как они связаны с моими обязанностями представителя закона. Хотя мне известна высокая просвещенность вашего преосвященства, все же, мне думается, она едва ли охватывает все тонкости юриспруденции.
        Горькая улыбка озарила красивое лицо кардинала.
        -- Боюсь, что вы весьма посредственно информированы, дои Руис. Вы, может быть, не слыхали, что мне приходилось занимать почетную должность великого инквизитора Кастилии и что я -- доктор не только канонического, но и гражданского права. Следовательно, вы можете не опасаться, что ваше изложение событий покажется мне непонятным. Что же касается угрозы соскучиться, то многие мои обязанности были весьма скучными, сын мой, но эта не являлось предлогом, чтобы от них уклоняться.
        Видя холодную и непреклонную настойчивость прелата, генералгубернатор понял, что ему придется подчиниться. Подавив беспокойство, он тут же нашел козла отпущения, который никогда не станет ему перечить.
        -- Говоря вкратце, ваше преосвященство, подобные сделки дозволялись алькальдом без моего ведома. -- Громкий вздох стоявшего за ним дона Иеронимо не остановил его превосходительство. -- Когда я узнал о них, то был вынужден прекратить их, так как я должен поддерживать закон, запрещающий всем иностранцам торговлю во владениях его католического величества.
        -- С этим нельзя не согласиться. Но насколько я понял, этот английский моряк уже заплатил за товар.
        -- Заплатил, продав своих рабов, ваше преосвященство.
        -- Неважно, что он продал. Были ли его рабы ему возвращены, когда вы запретили сделку?
        -- Закон, который он нарушил, продавая рабов, предусматривал их конфискацию.
        -- Да, в обычных обстоятельствах. Но мне сообщили, что продать рабов его уговорил ваш алькальд.
        -- Точно так же, -- вмешался Блад, -- как он уговаривал меня сегодня утром продать моих рабов. -- И взмахом руки он указал на кардинала-архиепископа и его свиту. -- Вашего алькальда явно не научил горький опыт. Возможно, потому что вы сами этого не очень жаждали.
        Дон Руне демонстративно повернулся спиной к Бладу, игнорируя его слова.
        -- Ваше преосвященство не может считать меня ответственным за проступок моего подчиненного. -- И, позволив себе улыбнуться, он прибегнул к софизму, который уже использовал в разговоре с капитаном Уокером.
        -- Если человек совершает убийство, его нельзя оправдать тем, что он сделал это по чьему-то распоряжению.
        -- Весьма тонкое замечание. Я должен обдумать это, дон Руис. Мы еще вернемся к этому разговору.
        Закусив губу, дои Руис низко поклонился.
        -- Я всегда к услугам вашего преосвященства, -- сказал он. -- А пока что моя барка готова доставить вас на берег.
        Кардинал поднялся и набросил на плечи мантию. Застывшие, точто статуи, доминиканцы в капюшонах сразу же засуетились. Его преосвященство повернулся к ним.
        -- Пойдемте, дети мои, и не забудьте вознести благодарственную молитву за наше избавление.
        И он шагнул вперед, но был сразу же остановлен капитаном Владом.
        -- Одну минутку, ваше преосвященство. Еще не все.
        Кардинал вскинул голову и нахмурил брови.
        -- Как? Что значит не все?
        Ответ Блада был адресован скорее помрачневшему генерал-губернатору, нежели прелату.
        -- Поскольку мы покончили с возмещением убытков, теперь можно перейти к вопросу о компенсации.
        -- О компенсации? -- воскликнул примас, утратив свое непоколебимое спокойствие. -- Вы нарушаете слово, сеньор.
        -- Этого про меня еще никто не мог сказать. Я не только не нарушаю своего обещания, а, напротив, скрупулезно придерживаюсь его. Ведь я же сказал алькальду, что как только убытки будут возмещены, мы обсудим вопрос о высадке вашего преосвященства на берег. Теперь мы можем обсудить его, вот и все.
        Дон Руис злобно усмехнулся, обнажив в улыбке белые зубы.
        -- Ловко. Вы делаете честь своему ремеслу разбойника.
        -- Я не мог, ве будучи непочтительным к его преосвященству, назначить за него выкуп меньший, чем в сто тысяч дукатов.
        У дона Руиса захватило дух. Его физиономия приобрела сииеватый оттенок, а челюсть внезапно отвисла.
        -- Сто тысяч дукатов?!
        -- Это сегодня. Завтра я не буду таким скромным.
        Взбешенный генерал-губернатор повернулся к кардиналу.
        -- Ваше преосвященство слышали, что теперь требует этот грабитель?
        Но на кардинала вновь снизошло его небесное спокойствие.
        -- Терпение, сын мой. Терпение! Лучше остерегаться этого сына греха, который явно не торопится освободить меня из плена ради трудов праведных, ожидающих меня в Гаване.
        Дону Руису стоило немалых усилий подавить охватившие его ярость и жажду мести. Дрожа от сдерживаемого гнева, он все же взял себя в руки и в сравнительно вежливых выражениях пообещал, что деньги будут доставлены в кратчайший срок, если это необходимо для скорейшего освобождения его высокопреосвященства.

        V

        Но, возвращаясь на берег в барке вместе с алькальдом, генерал-губернатор дал ему понять, что его подгоняет не столько стремление как можно скорее освободить кардинала-архиепископа, сколько желание уничтожить этого дерзкого пирата, который одержал над ним верх в том, в чем он считал себя непобедимым.
        -- Когда этот болван получит деньги, нападение застигнет его врасплох.
        Но алькальд мрачно покачал головой.
        -- За это придется слишком дорого заплатить. Сто тысяч, Боже мой!
        -- Тут уж ничего не поделаешь. -- Своим поведением дон Руис давал понять, что он не считает эту цену слишком дорогой за уничтожение человека, подвергшего такому унижению его -- генерал-губернатора Гаваны, почти полновластного повелителя Кубы, выглядевшего теперь школьником, ожидающим розог. -- К тому же это не так разорительно. Адмирал эскадры маркиз Риконете с удовольствием заплатит пятьдесят тысяч за голову капитана Блада, а остальные деньги я возьму из королевской казны.
        -- А что, если и те и другие деньги затонут вместе с этим негодяем?
        -- Это зависит от того, где мы его потопим. Там, где он бросил якорь, глубина не больше четырех саженей. Главное -- поскорее увезти архиепископа с корабля, чтобы покончить с неприкосновенностью этого проклятого пса.
        -- А вы уверены, что вы с ней покончите? Хитрый дьявол наверняка потребует гарантии безопасности.
        Тонкие губы дона Руиса изогнулись в злобной усмешке.
        -- Он получит все гарантии, какие захочет. Но обещания, данные под угрозой, еще никогда никого не связывали.
        -- Его преосвященство вряд ли с вами согласится.
        -- Его преосвященство?
        -- А по-вашему этот проклятый пират не потребует от него такого же обещания? Вы же видели, что из себя представляет этот кардинал -- твердолобый фанатик, раб буквы закона. Когда священники становятся судьями, из этого не выходит ничего хорошего. Они просто не пригодны для этого занятия, так как совершенно лишены широты кругозора. Так что, если прелат дал клятву, то он ее непременно выполнит, невзирая на то, каким способом ее из него вытянули.
        На момент страх закрался в душу генерал-губернатора. Но его изобретательный ум сразу же нашел выход, и он снова заулыбался.
        -- Благодарю вас за предупреждение, дон Иеронимо. Но пока что обещанием не связаны ни я, ни мои подчиненные, которым я сейчас отдам распоряжения.
        Вернувшись к себе во дворец, дон Руис прежде чем заняться вопросом выкупа за кардинала вызвал одного из своих офицеров.
        -- Кардинал-архиепископ Новой Испании высадится сегодня вечером в Гаване, -- объявил он. -- Чтобы оказать ему соответствующие почести и оповестить город об этом счастливом событии, я приказываю дать салют из пушки на молу. Вы захватите канонира и отправитесь туда вместе с ним. Как только его преосвященство ступит на берег, скомандуете огонь.
        Отпустив этого офицера, губернатор тотчас вызвал другого.
        -- Немедленно садитесь на лошадь, скачите в Моро, Пунталь и Эль Фуэрте и прикажите от моего имени комендантам каждого форта навести орудия на красный корабль, стоящий на якоре под английским флагом. После этого пускай они дожидаются сигнала, которым послужит выстрел пушки на молу, когда кардинал-архиепископ Новой Испании сойдет на берег. Как только они услышат выстрел, но не раньше, они должны открыть огонь по пиратскому судну и потопить его. И смотрите, чтобы не было никаких промахов.
        Выслушав заверения офицера в том, что он все понял, дон Руис отправил его выполнять приказания, а сам занялся извлечением из королевской казны золота, которое должно было освободить кардинала из заключения.
        Он проделал эту операцию так быстро, что к первой полувахте уже снова причалил к борту "Арабеллы" и выгрузил со своей барки четыре тяжелых сундука.
        На корме дон Руис и сопровождающий его алькальд увидели поджидавшего их кардинала-архиепископа в мантии и красной шапочке. Стоявший перед ним с непокрытой головой фрей Доминго держал его крест, остальные доминиканцы в капюшонах выстроились сзади. Было ясно, что его преосвященство уже готов к высадке на берег. Присутствие кардинала на палубе со всей свитой окончательно убедило дона Руиса, что уплата выкупа положит конец святотатственному заключению его преосвященства и что больше не возникнет никаких препятствий к его отъезду с этого отвратительного корабля, после чего "Арабелла" перестанет быть неприкосновенной и пушки гаванских фортов быстро расправятся с ней.
        Торжествуя при этой мысли, дон Руис, обращаясь к Бладу, не смог удержаться от тона, приличествующего разговору королевского представителя с пиратом.
        -- Вот твое золото, проклятый грабитель, -- плата за святотатство, за которое тебе придется вечно гореть в аду. Бери его и убирайся отсюда.
        Но капитана Блада, казалось, ничуть не тронула эта речь. Склонившись над сундуками, он отпер их и, окинув оценивающим взгляддом сверкающее содержимое, подозвал своего штурмана:
        -- Возьми золото, Джерри, и уложи его. -- И добавил довольно оскорбительное замечание: -- Надеюсь, что счет правильный.
        Вслед за этим капитан повернулся к стоящей на корме фигуре, облаченной в пурпур.
        -- Монсеньор кардинал, выкуп получен, и барка генерал-губернатора ожидает, чтобы доставить вас на берег, но вы должны дать мне слово, что мне будет позволено удалиться без каких-либо препятствий и дальнейшего преследования.
        Губы генерал-губернатора под маленькими черными усиками снова изогнулись в усмешке. Его ответ был рассчитан на то, чтобы отвесги подозрение в в то же время дать выход душившему его гневу.
        -- Можешь беспрепятственно убираться, куда тебе угодао, мошенник. Но если мы когда-нибудь снова встретимся ва море...
        -- В таком случае, -- закончил за него фразу капитан Блад, -- очень возможно, что я доставлю себе удовольствие, повесить вас на нок-рее как клятвопрестувника и вора.
        Приблизившись к ним кардинал укоризненно покачал головой:
        -- Ваша угроза звучит неподобающе, капитан Блад, так как, я надеюсь, эти слова несправедливы.
        Дон Руис задохнулся от бешенства, вызванного больше замечанием кардинала, нежели оскорбительными выражениями Блада.
        -- Так вы, ваше преосвященство, надеетесь! -- воскликнул от.
        -- Подождите! -- Величественным жестом архиепископ остановил свою свиту, которая застыла на месте, являя собой воплощение непоколебимого могущества церкви.
        -- Я сказал, надеюсь, что обвинение несправедливо, и некоторое сомнение, звучащее в моей фразе, оскорбило вас. Но я рассчитываю, что дон Руис, вскоре извиниться перед вами за это сомнение. Однако во время своего первого визита на корабль вы кое-чем озадачили меня, и я хотел бы попросить вас дать мне объяснение.
        -- На берегу, ваше преосвященство, вы найдете меня готовым ответить на все ваши вопросы. -- И дои Руис шагнул к трапу, у которого его ожидал кардинал.
        Капитан Блад со шляпой в руке занял позицию с другой стороны, как требовал этикет при проводах важного гостя.
        Но примас не двинулся с места.
        -- Дон Руис, перед тем, как высадиться на остров, которым вы управляете, мне бы хотелось получить ответ только на один вопрос. -- Его тон был таким суровым и властным, что дон Руис, перед которым трепетало все население Гаваны, застыл на месте в испуганном ожидании.
        Кардинал обернулся к дону Иеронимо и задал ему пресловутый вопрос:
        -- Сеньор алькальд, хорошенько подумайте перед тем, как ответить мне, потому что ваша служба, а может быть, и кое-что побольше зависит от точности вашего ответа. Что вы сделали с товаром -- собственностью этого английского моряка, который генерал-губернатор приказал вам конфисковать?
        Смущенный взгляд дона Иеронимо устремлялся то туда, то сюда, но только не на кардинала. Все же он не осмелился солгать.
        -- Он снова был продан, ваше превосходительство.
        -- А полученное за него золото? Что с ним стало?
        -- Я отправил золото его превосходительству генерал-губернатору. Сумма составляла двадцать тысяч дукатов.
        В наступившей затем паузе дои Руис выдержал испытывающий взгляд суровых и печальных глаз с высоко поднятой головой и презрительной, вызывающей усмешкой на губах.
        Но следующий вопрос примаса стер с его физиономии остатки высокомерия.
        -- Следовательно, генерал-губернатор Гаваны является также королевским казначеем?
        -- Нет, ваше преосвященство, -- был вынужден ответить дон Руис.
        -- Тогда, сеньор, вы отправили в казну золото, полученное за товар, который вы конфисковали от имени его величества короля?
        Губернатор не решился солгать, так как его слова можно было легко проверить. Тем не менее в его тоне чувствовалось недовольство этим допросом.
        -- Еще нет, ваше преосвященство...
        -- Еще нет? -- прервал его кардинал, и в его мягком голосе послышались угрожающие нотки. -- Еще нет, тогда как с тех пор прошел целый месяц. Мне все ясно, сеньор. К несчастью, сомнения в вашей честности, вызванные той софистикой, с которой вы сегодня утром так ловко толковали закон, полностью подтвердились.
        -- Ваше преосвященство! -- в бешенстве завопил дон Руис, смертельно побледнев и шагнув вперед. Подобные слова в любом случае пробудили бы его гнев. А быть публично оскорбленным этим священником и выставленным на посмешище проклятым пиратом не смог бы вынести ни один кастильский дворянин. Губернатор пытался подыскать слова, способные подобающим образом выразить его состояние, когда примас, словно угадав его мысли, разразился речью, сразу обратившей гнев дона Руиса в страх.
        -- Молчи, несчастный! Неужели ты осмелишься возвысить на нас голос. Твои поступки, безусловно, сильно обогатили тебя, но куда сильнее обесчестили. И более того, стремясь запугать ограбленного тобой английского моряка, ты угрожал ему преследованием святейшей инквизиции и сожжением на костре. Даже новые христиане больше, чем кто-либо другой, знают, что человек, апеллирующий к инквизиции подобным образом, сам рискует попасть в ее руки.
        Страшная угроза бывшего великого инквизитора Кастилии и прозвучавший в его словах намек на старохристианское презрение к его новохристианской крови окончательно доконали генерал-губернатора. Он уже представлял себя обесчещенным, разоренным, лишенным всех званий и посланным в Испанию, чтобы затем подвергнуться аутодафе.
        -- Монсеаьор, -- захныкал он, с мольбой протянув руки к кардиналу. -- Я же не предвидел...
        -- В это я охотно верю. Oculos habent non viclebunt[1]. Никто не может предвидеть опасность. -- К кардиналу уже вернулось его обычное спокойствие. Несколько секунд он хранил молчание, потом вздохнул,
        1 Есть у них глаза, но не видят (лат.) -- Библия, Псалтирь, Псалом 134.
        шагнул вперед, взял за руку окончательно уничтоженного графа Маркоса и повел его на полубак чтобы их не могли услышать.
        -- Верьте мне, -- ласково заговорил он, -- мое сердце болит за вас, сын мой. Errare humanum est[1]. Мы все грешны. Поэтому я стараюсь быть милосердным, так как сам нуждаюсь в милосердии. Я попытался помочь вам, чем могу. Если я высажусь на Кубу, где вы -- генерал-губернатор, то мне придется выполнить свой долг инквизитора, а из этого для вас не выйдет ничего хорошего. Чтобы избежать этого, я не высажусь на берег до тех пор, покуда вы здесь управляете. Но это самое большое, что я могу для вас сделать. Возможно, поступая так, я сам становлюсь софистом. Но я думаю не только о вас, но и о чести Кастилии, которая пострадает от вашего позора. В то же время вы понимаете, я не могу допустить, чтобы кто-нибудь так пренебрегал доверием короля и чтобы это пренебрежение сошло полностью безнаказанным.
        Архиепископ сделал паузу, покуда дон Руис стоял, опустив голову от стыда и ожидая роковой фразы, которая неминуемо должна была последовать.
        -- Вы сегодня же сложите с себя обязанности губернатора под любым предлогом, который вы сочтете подходящим, и вернетесь в Испанию с первым же кораблем. Тогда, если вы снова не возвратитесь в Новый Свет и не поступите на государственную службу в Испании, я сохраню в тайне ваш поступок. Большего я сделать не в силах, и да простит меня Бог, если я сделал слишком много.
        Несмотря на всю суровость этих слов, дон Руис выслушал их почти с облегчением, так как он не ожидал столь дешево отделаться.
        -- Пусть будет так, ваше преосвященство, -- пробормотал он, подняв голову и встретив сочувственный взгляд кардинала. -- Но если ваше преосвященство не высадится на берег...
        -- Не беспокойтесь обо мне. Я уже говорил с капитаном Бладом о такой возможности, и теперь, когда я принял решение, он доставит меня в Сан-Доминго. Когда моя миссия там будет выполнена, я вернусь сюда, а к тому времени вы уже покинете Гавану.
        Таким образом, дон Руис был даже лишен возможности отомстить этому проклятому морскому разбойнику, навсегда погубившему его карьеру. И все же он предпринял последнюю отчаянную попытку отвратить хотя бы это несчастье.
        -- Неужели вы доверитесь этим пиратам, которые уже?.. -- В этом мире, сын мой, -- прервал его кардинал, -- увы, можно доверять только небесам. А этот корсар, несмотря на все его пороки, сын истиииой церкви, и он доказал, что на его слово можно полагаться. Конечно, в этом есть риск, но постарайтесь доказать своим будущим поведением, что я иду на него не без оснований. Теперь отправляйтесь с Богом, дон Руис. Больше мне незачем вас задерживать.
        1 Человеку свойственно ошибаться (лат.).

        Генерал-губернатор опустился на колени, чтобы поцеловать руку кардинала и попросить его благословения. Примас Новой Испании протянул правую руку над его склоненной головой и осенил его крестом.
        -- Benedictus sis. Pax Domini sit sempre tecum[1]. Может быть, свет небесный укажет вам лучшую дорогу в будущем. Идите, и да хранит вас Бог.
        Однако, несмотря на смиренную позу генерал-губернатора, было весьма сомнительно, что он уезжал полный раскаяния. Спотыкаясь, как слепой, отрывисто кивнув алькальду и приглашая следовать за собой, не обменявшись ни с кем ни единым словом или взглядом, он спустился в ожидавшую его барку.
        Покуда дон Руис и алькальд, взбешенные донельзя, изощрялись в сквернословии, проклиная этого идиота архиепископа, сующего нос в чужие дела, "Арабелла" подняла якорь. Проплыв под всеми парусами мимо мощных фортов, она вышла из гаванской бухты, не опасаясь нападения благодаря расхаживающей по корме величавой фигуре, облаченной в пурпур.
        Когда две недели спустя огромный галеон "Санта-Вероника" вошел в бухту Гаваны, украшенный флагами и салютуя из всех орудий, там уже не было генерал-губернатора, чтобы встретить прибывшего примаса Новой Испании. Этого низенького толстого и вспыльчивого прелата окончательно вывело из себя то, что к его визиту не было сделано соответствующих приготовлений, а поднявшийся на борт корабля ошеломленный алькальд едва не обвинил его в самозванстве.
        В эти же дни на борту "Арабеллы" Ибервиль, освобожденный от своего алого одеяния, которое, подобно монашеским сутанам, было поспешно приобретено в Сен-Круа, хвастливо повторял, какого великолепного священника потерял мир, когда он вздумал стать корсаром. Капитан Блад утверждал, что мир в этот момент потерял и не менее великого комедианта. И в этом вопросе боцман Снелл, которого природа так удачно наградила тонзурой для исполнения роли фрея Доминго, будучи еретиком, полностью соглашался с капитаном Бладом.
        1 Благославляю тебя. Да пребудет с тобой мир Господень (лат.).


        БЕЖАВШАЯ ИДАЛЬГА

        Весть была принесена на Тортугу метисом, служившим матросом на французском бриге[1] во время экспедиции, в которой несчастный Джеймс Шерартон распростился с жизнью. Эта скверная история лишь косвенно связана с нашим рассказом, поэтому мы сообщим о ней только вкратце. Шерартон и группа английских ловцов жемчуга занимались своим делом на одном из рифов Эспада около бухты Маракайбо[2]. Они уже собрали обильный урожай, когда на них напал испанский фрегат, команда которого, не довольствуясь захватом их шлюпа[3] и жемчуга, безжалостно предала их мечу. Эти двенадцать честных славных людей не нарушили никаких законов, кроме одного, выдуманного испанцами, согласно которому ни одна другая нация не имеет права пользоваться водами Нового Света.
        Капитан Блад сидел в кайонской таверне "У французского короля", когда метис со всеми жуткими подробностями рассказывал историю этого злодеяния.
        -- Испанцы заплатят за это, -- сказал Блад и добавил, так как его чувство справедливости носило поэтический характер, -- и заплатят жемчугом.
        Кроме этой фразы Блад ничем не намекнул на намерение, внезапно созревшее в его мозгу. Однако осенившее его вдохновение имело свои причины.
        Упоминание о ловцах жемчуга оказалось достаточным, чтобы напомнить ему о Рио-де-ла-Ача[4], наиболее продуктивном месте добычи жемчуга во всем Карибском море, сокровища которого изрядно обогатили казну короля Филиппа.
        Конечно, мысль об этом рейде не в первый раз приходила ему в голову, но трудности и опасности, с которыми было сопряжено подобное предприятие, до сих пор вынуждали капитана Блада отклады
        1 Бриг -- двухмачтовый однопалубный парусный корабль.
        2 Маракайбо -- город и озеро на побережье Венесуэлы, принадлежавшие
        тогда Испании.
        3 Шлюп -- небольшое трехмачтовое судно.
        4 Рио-де-ла-Ача -- город в Колумбии на побережье Карибского моря,
        тогда испанское поселение.
        вать его в заниматься более легкими задачами. Однако никогда еще эти опасности и трудности не были так серьезны, как теперь, когда эта задача казалась ниспосланной ему праведным гневом Немезиды[1]. Блад не закрывал на это глаза. Он знал, как бдителен испанский адмирал маркиз Риконете, курсирующий со своей мощной эскадрой вдоль берегов Мэйна. Капитан Блад так ловко провел его во время приключения в Сан-Доминго, что адмирал не осмеливался показаться в Испании до тех пор, пока не смоет свой позор. О его жажде мести можно было судить по объявленю, в котором маркиз извещал, что заплатит огромную сумму в пятьдесят тысяч за капитана Блада, живого или мертвого, или за сведения, которые помогут захватить его.
        Таким образом, для успеха рейда на Рио-де-ла-Ача, его необходимо было провести молниеносно и бесшумно. Корсары должны были исчезнуть со своей добычей прежде, чем адмирал заподозрит об их присутствии на берегу. Полностью отдавая себе отчет, капитав Блад решил лично произвести разведку местности и ознакомиться с каждой деталью перед тем, как приступить к рейду.
        Сменив свой красивый плюмаж на шляпе на более старый и полинявший, сбросив серебряные галуны и брабантские кружева, капитан облачился в простой коричневый костюм и шерстяные чулки. Сняв парик, он заменил его платком из черного шелка, плотно облегавший его стриженую голову.
        В этом обличье Блад покинул Тортугу и свою флотилию, состоящую в то время из четырех кораблей и около тысячи корсаров, отплыл в сторону Кюрасао[2] на торговом судне и там пересел на голландский корабль "Левен", делающий постоянные рейсы между этим островом и Картахеной. Сказавшись торговцем крокодиловыми кожами, он представился как Тормильо, наполовину голландец, наполовину испанец.
        В понедельник Блад высадился а Рио-де-ла-Ача. "Левен" должен был вернуться из Картахены в следующую пятницу, и, даже если никакие другие дела не приведут его в Рио-де-ла-Ача, он все равно зайдет туда, чтобы подобрать сеньора Тормильо, который вернется на этом судне на Кюрасао. Бладу удалось установить, главным образом обильно поглощая пунш, самые дружеские отношения с голландским шкипером, что обеспечивало добросовестное выполнение этих условий.
        Высадившись на берег с голландской шлюпки, Блад снял комнату в гостинице "Эскудо де Леон", находящейся в верхней части города, и сообщил, что прибыл в Рио-де-ла-Ача для закупки крокодиловых кож. Вскоре торговцы начали стекаться к нему толпой. Блад завоевал их уважение количеством кож, которые он намеревался приобрести, и тайное презрение весьма щедрой ценой, которую он соглашался за
        1 Немезида -- богиня мщения в греческой мифологии.
        2 Кюрасао -- остров в Карибском море, принадлежавший Голландии.
        них уплатить. Под предлогом торговых операций Блад свободно расхаживал по всему городу и в интервалах между сделками не забывал наблюдать и собирать нужную информацию.
        Блад использовал свое время весьма эффективно, и в четверг вечерои цель его поездки была уже полностью достигнута. Он ознакомился с дислокацией и вооружением форта, охранявшего город и гавань, с состоянием боевой готовности, с размещением и охраной королевской казны, где держали собранный жемчуг; ему даже удалось понаблюдать за самим процессом ловли, во время которой лодки находились под защитой десятипушечного корабля береговой охраны. Блад выяснил, что маркиз Риконете, чьи быстроходные разведывательные суда постоянно сновали мимо, устроил себе штаб-квартиру в Картахене, в ста пятидесяти милях к юго-западу. Все эти сведения помогли Бладу окончательно выработать план, согласно которому испанские разведывательные суда должны быть удалены, что делало город доступным для внезапного нападения и быстрого отплытия корсаров, прежде чем адмиральская эскадра сможет им помешать. В четверг вечером, весьма довольный собой, Блад вернулся в "Эскудо де Леон", чтобы провести там последнюю ночь. На следующее утро за ним должен был прийти голландец и забрать его отсюда. Но внезапное событие изменило и его планы, и
судьбы людей, о существовании которых он в тот момент даже не подозревал.
        Хозяин гостиницы встретил его сообщением, что испанский дворянин дон Франсиско де Вильямарга только что спрашивал о нем и должен вернуться через час. При упоминании этого имени Блад внезапно задержал дыхание.
        -- Дон Франсиско де Вильямарга? -- медленно переспросил он, давая себе время подумать. Неужели в Новом Свете два испанца могли носить это звучное имя? -- Кажется, дон Франсиско де Вильямарга был вице-губернатором Маракайбо?
        -- Он самый, сеньор, -- подтвердил хозяин. -- Дон Франсиско был там губернатором или, по меньшей мере, алькальдом до прошлого года.
        -- И он спрашивал мена?
        -- Вас, сеньор Тормильо. Он говорил, что вернулся из поездки в глубь страны с грузом крокодиловых кож, которые хочет продать вам.
        -- О! -- Это был почти что вздох облегчения. Но капитан все еще был настороже. -- Продать? Разве дон Франсиско де Вильямарга -- торговец?
        Низенький толстый хозяин гостиницы развел руками.
        -- Ну и что, сеньор? Ведь это Новый Свет. Здесь такие вещи могут случиться и с идальго, если ему не повезло. А бедного дона Франсиско постигла беда, хотя он в этом был совсем не виноват. Провинция, которой он управлял, подверглась нападению капитана Блада, этого проклятого пирата, и дон Франсиско впал в немилость. Губернатор, который не сумел защитить доверенную ему область, не может рассчитывать на снисхождение.
        -- Понятно. -- Капитан Блад снял свою широкополую шляпу и вытер со лба пот.
        Бладу следовало благодарить судьбу за свое отсутствие во время визита дона Франсиско. Но опасность отнюдь не миновала. Вряд ли в Новой Испании был человек, с кем капитану Бладу хотелось бы встретиться меньше, чем с бывшим вице-губернатором Маракайбо, гордым испанским дворянином, который ныне был вынужден по причинам, указанным хозяином гостиницы, марать руки торговлей. Предстоящая встреча должна была весьма обрадовать дона Франсиско, чего никак нельзя было сказать о капитане Бладе. Даже во время своего могущества дон Франсиско не пощадил бы его -- сейчас же перспектива получить пятьдесят тысяч только подхлестнула бы мстительность этого чиновника, переживавшего тяжелые дни.
        Содрогаясь при мысли о прошедшей так близко страшной опасности и благодаря небо за своевременное предупреждение, капитан Блад понимал, что ему остается только один выход. Теперь уже невозможно дожидаться голландца до утра -- он должен вырваться из Рио-де-ла-Ача сейчас же, на любом судне или хотя бы один в шлюпке. Но не следует обнаруживать свой испуг или поспешность.
        Блад нахмурил брови.
        -- Какая жалость, что я отсутствовал, когда приходил дон Франсиско! Нельзя допустить, чтобы он разыскивал меня снова. Я сам пойду к нему, если вы скажете мне, где он живет.
        -- О, разумеется. Вы найдете его дом на Калье-Сан-Блас, первый поворот направо. Там кто-нибудь покажет вам, где живет дон Франсиско.
        Капитан не стал ждать ни минуты.
        -- Я сейчас же отправлюсь туда, -- заявил он и зашагал прочь.
        Но,очевидно, Блад забыл или неправильно понял указание хозяина, так как вместо того, чтобы свернуть направо, он свернул налево и быстро пошел вниз по улице, ведущей к гавани и почти пустынной во время ужина.
        Он проходил мимо аллеи в пятидесяти ярдах от мола, когда из ее глубины раздался шум борьбы, лязг стали, женский крик и мужская брань.
        Учитывая создавшуюся ситуацию, Блад решил, что так как этот скандал его не касается, то ему следует думать только о скорейшем побеге из Рио-де-ла-Ача. Однако неожиданное восклицание остановило его.
        -- Perro ingles[1]
        Блад понял, что в этой темной аллее находится его соотечественник, которого, по всей вероятности, убивают. На чужбине для любого человека, не утратившего окончательно способность чувствовать, соо
        1 Английская собака! (исп.).
        течественник является братом. Он бросился в темноту, нащупывая на груди пистолет.
        Однако пока он бежал, ему пришло в голову, что здесь и без него достаточно шума и увеличивать его никак не в его интересах. Поэтому Блад спрятал пистолет в карман и выхватил рапиру. Тусклый свет позволил ему разглядеть группу, к которой он приближался.
        Трое мужчин накинулись на четвертого, стоявшего спиной к двери и отчаянно защищавшегося, прикрывшись левой рукой наподобие щита. То, что он мог выдержать натиск явно превосходивших сил, служило доказательством его необычайной крепости.
        На некотором расстоянии от дерущегося квартета виднелась тонкая фигура женщины в мантии и капюшоне из черного шелка, беспомощно опиравшейся на стену.
        Вмешательство Блада было быстрым, бесшумным и действенным. Он возвестил о своем появлении, проткнув шпагой спину ближайшего из трех нападающих.
        -- Это уравняет силы, -- объяснил он и, вовремя вытащив клинок, перенес свое внимание на сеньора, который повернулся к нему, изрыгая богохульства и демонстрируя блестящее владение бранным лексиконом, -- а в этом искусстве соперничать с кастильцами могли только каталонцы.
        Пригнувшись, Блад ловко парировал удар и в следующий момент пронзил своей шпагой правую руку сквернослова.
        Вышедший из строя испанец отскочил назад, схватившись за окровавленную руку и, продолжая изрыгать проклятия, в то время как третий испанец, оценив изменившееся соотношение сил, превратившееся из трех против одного в одного против двух, причем в единственном числе остался он сам, предпочел ретироваться. В следующую секунду он вместе со своим раненым товарищем бежал с поля боя, оставив третьего там, где он свалился.
        Спасенный Бладом человек едва не упал в обморок.
        -- Проклятые убийцы! -- задыхаясь воскликнул он. -- Еще минута -- и мне бы пришел конец.
        Женщина быстро подбежала к нему.
        -- Vamos[1], Хорхито! Vamos!, -- закричала она и внезапно перешла с испанского на довольно беглый английский язык. -- Скорее, любовь моя! Бежим к лодке!
        Упоминание о лодке дало Бладу понять, что его поступок, возможно, не останется без награды. Очевидно, помогая незнакомцу, он помог и себе, так как лодка была именно тем, в чем он нуждался в настоящий момент больше всего.
        Ощупав руками неизвестного англичанина, Блад почувствовал мокрое на его левом плече. Перекинув руку раненого через свою шею, он обхватил его за талию и приказал девушке следовать за ним.
        1 Скорей (исп.).

        Как бы сильно не испугало ее ранение возлюбленного, она немедленно повиновалась, что послужило доказательством ее смелости и практического склада ума. Из открытых окон и дверных проемов высовывались испуганные лица, вглядывающиеся во тьму и пытавшиеся выяснить причину шума. Эти свидетели, несмотря на их робость и молчаливость, все же лишний раз подчеркивали необходимость спешить.
        -- Пойдемте, -- сказала женщина. -- Сюда, за мной.
        Поддерживая беспомощного раненого, Блад зашагал в указанном направлении и вскоре, выйдя из аллеи, добрался до мола. Не обращая внимания на изумленные взгляды случайных прохожих, женщина направилась к ожидавшему их баркасу.[1]
        Навстречу им поднялись двое обнаженных по пояс индейцев или метисов. Один из них соскочил на берег, пытаясь разглядеть человека, опиравшегося на плечо Блада.
        -- Quel talel padron?[2] -- хриплым голосом спросил он.
        -- Его ранили. Помогите ему сесть в лодку. О, пожалуйста, поскорее!
        Стоя на набережной, женщина бросала через плечо тревожные взгляды, покуда Блад с индейцами усаживали раненого в баркас. Затем Блад, стоя в лодке, протянул женщине руку.
        -- Прошу вас, мадам, -- повелительным тоном потребовал он, и, чтобы не тратить время на пререкания, добавил: -- Я еду с вами.
        -- Но это невозможно! Мы отплываем сразу же, и лодка не вернется. Мы не можем задерживаться, сеньор.
        -- Я тоже не могу. Поэтому все в порядке. Прошу вас в лодку, мадам! -- И без лишних слов он почти втащил ее в баркас, приказав индейцам отчаливать.
        1 Баркас -- большая судовая гребная шлюпка.
        2 Что с хозяином? (исп.).

        II

        Если женщина и не разобралась в сути дела, то она никак этого ничем не выказывала.
        Очевидно, в данный момент она была озабочена только состоянием своего англичанина и необходимостью как можно скорее убраться прочь, прежде чем нападавшие вернутся, чтобы прикончить его. Ей не хотелось терять драгоценное время, споря с неожиданным спасителем, а может быть, она и вовсе не думала о нем.
        Когда баркас отплыл от мола, женщина склонилась над своим возлюбленным, потерявшим сознание. Опустившись рядом с ним на колени, Блад вернулся к своим обязанностям хирурга -- его ловкие пальцы ощупывали рану на плече.
        -- Успокойтесь, -- сказал ов девушке. -- Рана не опасная. Просто он ослабел от потери крови. Скоро с ним будет все в порядке.
        -- Grasias a Dios[1]! -- прошептала она и, бросив взгляд в сторону мола, поторопила гребцов.
        Разрезая темные волны, лодка двигалась по направлению к видневшемуся в полумиле корабельному огню. Внезапно англичанин зашевелился и огляделся вокруг.
        -- Какого черта... -- начал он, пытаясь подняться.
        Но рука Блада остановила его.
        -- Не волнуйтесь, -- сказал он. -- Нет никаких причин для тревоги. Мы взяли вас на борт.
        -- Взяли меня на борт? А вы кто такой, черт возьми?
        -- Хорхито! -- воскликнула девушка. -- Это сеньор, который спас тебе жизнь.
        -- А, ты здесь, Исабелита? -- Следующий его вопрос показал, что он наконец разобрался в ситуации.
        -- Они гонятся за вами?
        Когда девушка успокоила его и указала на корабельный огонь, к которому они приближались, англичанин тихо рассмеялся и внезапно обрушился на индейцев.
        -- Быстрее, вы, ленивые собаки!
        Гребцы работали изо всех сил. Незнакомец снова рассмеялся тихим презрительным смехом.
        -- Так, так. Мы выбрались из западни, сравнительно дешево отделавшись. А впрочем, может быть, и не так уж дешево. Я просто истекаю кровью.
        -- Это ничего, -- заверил его Блад. -- Конечно, вы порядком потеряли крови, но на корабле мы остановим кровотечение.
        1 Боже, милостивый! (исп.)

        -- Вы говорите, как будто вы хирург.
        -- Я и есть хирург.
        -- Ну да? Вот это удача, а, Исабелита? Сначала фехтовальщик спасает мне жизнь, а потом он превращается в доктора и лечит меня! Очевидно, сегодня меня охраняет само Провидение!
        Девушка улыбнулась и снова склонилась над ним.
        Скоро по обрывкам их разговора Блад смог разобраться в их взаимоотношениях. Англичанин по имени Джордж Ферфакс и юная идальга из знатного семейства Сотомайор представляли собой бежавшую пару. Напавшими на них были брат девушки и его двое друзей, пытавшиеся воспрепятствовать побегу. Ее брат выбрался из стычки целым и невредимым, и, опасаясь его преследования, девушка все время оглядывалась на мол. Но к тому времени, когда там наконец замелькали огоньки, баркас уже ударился о борт двухмачтового брига, с палубы которого их окликнул грубый голос по-английски.
        У трапа их встретил крупный мужчина с лицом, казавшимся багровым при свете фонаря на грот-мачте, и засыпал их тревожными вопросами.
        Ферфакс, опираясь о переборку, наконец смог вмешаться и отдать распоряжения.
        -- Отплывай сразу же, Тим, не трать время на то, чтобы поднимать лодку на борт, а возьми ее на буксир. И не поднимай якорь, а просто перережь якорный канат. Поднимай паруса, и поплыли. Слава Богу, ветер попутный. Если мы будем медлить, то скоро у нас на борту очутятся алькальд и все альгвасилы Ла-Ача. Поэтому поторапливайся.
        Тим громогласно выкрикнул приказ, и матросы принялись за дело. В это время девушка взяла за руку своего возлюбленного.
        -- Ты забыл об этом сеньоре, Джордж. Ведь он не знает, куда мы едем.
        Ферфакс, опиравшийся на плечо Блада, повернулся к нему и нахмурился.
        -- Видите ли, я не могу задерживаться, -- сказал он.
        -- Рад это слышать, -- последовал быстрый ответ. -- А куда вы плывете, меня мало интересует, лишь бы это место находилось подальше от Рио-де-ла-Ача.
        Худое округлое лицо англичанина просветлело.
        -- Значит, вы тоже удираете? -- усмехнулся он. -- Будь проклята моя кровь! Вы на редкость сговорчивы. Ну, тогда все в порядке. Поживее, Тим! Неужели твои увальни не могут двигаться быстрее?
        Капитан засвистел в дудку, и множество босых ног быстро затопали по палубе. Тим подгонял их криками и руганью, потом, подойдя к борту, отдал приказание индейцам, все еще сидевшим в лодке.
        -- Спуститесь вниз, сэр, -- обратился он к своему хозяину. -- Я приду к вам, как только мы ляжем на нужный курс.
        Блад помог Ферфаксу спуститься в каюту -- довольно просторное, примитивно меблированное помещение, освещенное фонарем, который покачивался над столом. Девушка последовала за ними.
        Из каюты слева вышел молодой негр-стюард. При виде пятен крови на рубашке хозяина он вскрикнул и застыл как вкопанный, его зубы и белки глаз сверкали на черной, как смоль физиономии.
        Взявший на себя инициативу Блад обратился к нему за помощью, и они вдвоем внесли Ферфакса, снова терявшего сознание, в каюту, сняли с него башмаки и уложила на койку.
        Затем Блад отослал негра, отзывавшегося на имя Алькатрас, в камбуз за горячей водой и к капитану за судовой аптечкой.
        На узкой койке Ферфакс, такой же высокий и мускулистый, как сам Блад, устроился в полусидячей позе, облокотившись на подушки. Рыжеватые волосы обрамляли его бледное костлявое лицо, глаза были полузакрыты, голова слегка склонилась вперед.
        Усевшись поудобнее рядом с ним, Блад разрезал влажную от крови рубашку, обнажив мощный торс пациента. Когда вернулся стюард с ведром воды, бинтами и ящиком из кедрового дерева, содержащим скудную корабельную аптечку, за ним вошла девушка, умоляя Блада позволить ей помогать. Через оставшиеся открытыми иллюминаторы, сквозь которые виднелся багровый тропический закат, она услышала скрип блоков и шум надувающихся парусов и с облегчением почувствовала, что бриг наконец тронулся в путь. Опасность быть схваченными миновала.
        С присущей ему учтивостью Блад принял ее помощь. Наблюдая за ней при тусклом свете, он убедился в справедливости своего первого впечатления. Это была еще почти совсем девочка, очевидно только что вышедшая из-под надзора монахинь. Ярко-черные глаза блестели на ее привлекательном и энергичном, но бледном лице. Ее элегантное черное платье, расшитое золотом и отделанное у воротничка и запястий испанскими кружевами, и крупные жемчужины, вплетенные в ее пышные локоны, а также независимая и уверенная манера держаться выдавали принадлежность к высшему обществу.
        Девушка моментально схватывала распоряжения Блада и искусно выполняла их, помогая врачевать человека, ради любви к которому эта юная идальга покинула знатное семейство Сотомайор. Тщательно и осторожно Блад промыл края все еще кровоточащей раны. К счастью, в аптечке, которую принес ему Алькатрас, он обнаружил арнику. Применение ее дало весьма действенный эффект. Ферфакс вскинул голову.
        -- Черт возьми! -- вскрикнул он. -- Вы же сожжете меня.
        -- Терпение, сэр. Это целительный ожог.
        Маленькая ручка девушки поддерживала голову больного, а ее губы прикоснулись к его влажному лбу.
        -- Мой бедный Хорхято, -- прошептала она.
        Проворчав что-то в ответ, Ферфакс закрыл глаза.
        Блад разорвал бинты на полосы и приготовил гигиеническую подушечку для раны, использовав один бинт, чтобы удерживать ее, и другой, чтобы сохранить левую руку пациента в неподвижном положении. После этого Алькатрас принес чистую рубашку, и они надели ее через голову англичанина, оставив пустым левый рукав. Таким образом, с хирургией было покончено.
        Блад поправил подушки.
        -- Теперь постарайтесь заснуть в этом положении и по возможности не двигайтесь. Если вы будете лежать спокойно, то через неделю вы встанете на ноги. Вообще-то вы спаслись чудом. Если бы клинок пронзил вас на два дюйма ниже, то а эту минуту вас пришлось бы укладывать в другую постель. Вам крупно повезло.
        -- Повезло? Ничего себе, черт побери!
        -- Да, и вы еще должны быть благодарны.
        Если упоминание о благодарности вызвало у Ферфакса только очередное ворчливое ругательство, то на девушку оно произвело совсем другое впечатление. Склонившись над узкой койкой, она схватила Блада за обе руки. На ее смуглом лице заиграл румянец, губы дрогнули.
        -- Вы были так добры, так смелы и благородны!
        Прежде чем он смог догадаться о ее намерении, она поднесла его руки к губам и поцеловала их, а когда Блад, протестуя, отнял руки, девушка улыбнулась ему.
        -- Как же я могу не целовать эти руки? Разве не они спасли жизнь моему Хорхито? Разве не они исцелили его рану? Всю мою жизнь я буду благодарна им!
        Однако капитан Блад в этом сомневался. Хорхито не вызывал у него особой симпатии. Его низкий покатый лоб и толстые чувственные губы не внушали доверия, хотя в целом его лицу была присуща своеобразная грубая красота. Особенно обращали на себя внимание четко очерченный нос, широкие скулы и мощная челюсть. На вид ему было лет тридцать пять.
        Его светлые, глубоко посаженные глаза устремились в сторону под испытующим взглядом Блада, и он пробормотал запоздалые изъявления благодарности, необходимость которых была подсказана ему страстным порывом девушки.
        -- Я ваш неоплатный должник, сэр. Хотя в этом, будь проклята моя кровь, для меня нет ничего нового.
        Сколько я себя помню, я был у кого-нибудь в долгу. Но это долг особого рода. Если бы вы выпустили кищки тому типу, который смылся невредимым, то я бы в тысячу раз сильнее был вам благодарен. Мир бы прекрасно обошелся и без дона Серафино де Сотомайор, разрази его гром!
        -- Senor Jesus! No dias eso, querido![1] -- воскликнула маленькая
        1 Господи Иисусе! Не говори так, любимый (исп.).
        идальга. Чтобы смягчить свей протест, она погладила его по щеке. -- Нет, нет, Хорхито! Если бы такое случилось, моя совесть никогда не была бы спокойна. Если бы пролилась кровь моего брата, это убило бы меня!
        -- А моя кровь! Он со своими разбойниками пролил ее достаточное количество, чтобы быть довольным! Или этот проклятый головорез надеялся выцедить ее всю?
        -- Querido[1], -- успокаивала его девушка. -- Ведь это делалось, чтобы защитить меня. Он считал, что это его долг. Я никогда не простила бы ему, если бы он убил тебя. Ты знаешь, Хорхито, что это разбило бы мое сердце. И все же я могу понять Серафино. Давай же поблагодарим Бога и этого отважного сеньора за то, что не случилось худшего.
        В каюту вошел Тим, высокий, краснолицый шкипер, чтобы узнать, как себя чувствует мистер Ферфакс, и доложить, что "Цапля" взяла курс и быстро движется вперед, подгоняемая легким южным бризом, оставив Ла-Ача на расстоянии шести миль за кормой.
        -- Все хорошо, что хорошо кончается, сэр. Для джентльмена, который прибыл с вами на борт, мы уже подыскали помещение.
        В маленькой каюте я подвешу ему койку. Пойди, займись этим, Алькатрас, -- приказал он негру. -- Vamos![2]
        Ферфакс откинулся назад, полузакрыв глаза.
        -- Все хорошо, что хорошо кончается, -- повторил он, криво улыбнувшись, и Бладу почудилась в его голосе скрытая насмешка. Казалось, что, очутившись на койке и перевязав рану, он снова обрел силу тела и духа.
        -- Твои драгоценности в безопасности, дорогая? -- спросил он. накрыв своей ладонью руку девушки.
        -- Драгоценности? -- Затаив дыхание, она задумчиво нахмурилась. Внезапно на ее лице мелькнул страх, она вскочила на ноги и прижала руки к сердцу: -- Драгоценности!
        Ферфакс резко обернулся, глядя на ее внезапно побледневшее лицо и расширившиеся глаза.
        -- Что такое? -- ворчливо осведомился он. -- С ними все в порядке?
        Губы девушки дрогнули.
        -- Valda me Dios![3] Наверно, я уронила шкатулку, когда Серафино догнал нас.
        Последовала затяжная пауза, которую Блад расценил как затишье перед бурей.
        -- Ты уронила шкатулку! -- произнес Ферфакс, и в его тоне послышалось зловещее спокойствие. Он остолбенело уставился на де
        1 Любимый (исп.).
        2 Скорей! (исп.).
        3 Боже, помоги мне! (исп.).
        вушку, челюсть у него внезапно отвисла, в светлых глазах вспыхнуло пламя. -- Ты уронила шкатулку? -- переспросил он резким надтреснутым голосом. -- Будь проклята моя кровь! Это невероятно! Ад и дьявол! Ты не могла уронить ее!
        Его внезапное бешенство потрясло девушку, которая смотрела на него испуганным взглядом.
        -- Ты сердишься, Хорхито, -- запинаясь, проговорила она. -- Но ты не прав. Посуди сам, я была в ужасе, ведь тебе грозила страшная опасность. Что для меня в тот момент значили драгоценности? Разве я могла о них думать? Я и не обратила внимания, когда шкатулка упала, ведь тебя ранили, и ты мог умереть. Понимаешь, Хорхито? Конечно, их жаль, но ведь теперь мы вместе. Бог с ними!
        Нежная рука девушки снова обвилась вокруг его шеи. Но Ферфакс в бешенстве оттолкнул ее.
        -- Бог с ними?!? -- взревел он. -- Провалиться мне на этом месте! Ты же выкинула тридцать тысяч дукатов собаке под хвост и утверждаешь, что это не имеет значения! Кровь и гром, девочка! Что же тогда имеет значение?
        Блад решил, что пришло время вмешаться. Мягко, но решительно он вновь уложил раненого на подушки.
        -- Успокоитесь ли вы наконец или будете продолжать орать, как недорезанный теленок? Неужели вы еще недостаточно потеряли крови?
        Но Ферфакс отчаянно отбивался.
        -- Черт побери мою душу! Вы мелете вздор! Как я могу успокоиться, когда эта дурочка...
        Но девушка прервала его. Она гордо выпрямилась, ее глаза, казалось, еще сильнее почернели. Утраченное спокойствие вернулось к ней.
        -- Почему это тебя так беспокоит, Джордж? Пожалуйста, не забивай, что это были мои драгоценности, и если я их потеряла, то это мое дело. Я считаю, что в этот вечер, когда я приобрела так много, это не следует считать большой потерей. А может быть, я ошибаюсь, Джордж? Может быть, эти драгоценности значат для тебя больше, чем я?
        Столь откровенный вызов привел Ферфакса в чувство. Он быстро пошел на попятный, разразившись внезапным хохотом, показавшимся Бладу предельно неискренним.
        -- Черт возьми! Ты сердишься на меня, Исабелита? Что поделаешь -- таков уж мой характер. Вспыхиваю, как порох. А потеря тридцати тысяч дукатов может вывести из себя. Ну ладно, пропади они пропадом! -- И он протянул руку. -- Поцелуй меня и прости, Исабелита. Скоро я куплю тебе все драгоценности, какие ты захочешь.
        -- Мне не нужно драгоценностей, Джордж. -- Девушка еще не до конца смягчилась, так как малоприятные подозрения, пробудившиеся в ней, не утихли. Однако она подошла к нему к позволила взять себя за руку. -- Никогда не сердись на меня больше, Хорхито. Если бы я так не любила тебя, то меня бы сильнее беспокоила эта шкатулка.
        -- Ну, разумеется, детка.
        Тим смущение заерзал на месте.
        -- Я, пожалуй, пойду на палубу, сэр. -- Дойдя до двери, он повернулся к капитану Бладу. -- Этот черномазый подвесит вам койку.
        -- Тогда проводите мевя, пожалуйста. Ночью мне здесь делать иечего.
        -- Если ветер не переменится, то мы доберемся до Порт-Ройяла[1] в воскресенье вечером или в понедельник утром, -- заметил, все еще стоявший в дверях, шкипер.
        Блад застыл как вкопанный.
        -- До Порт-Ройяла? -- медленно переспросил он. -- Я не хотел бы высаживаться там.
        -- А почему? -- обернулся к нему Ферфакс. -- Ведь это английское поселение. На Ямайке вам нечего бояться.
        -- И все-таки я не хотел бы там высаживаться. В какой порт вы зайдете затем?
        Вопрос, казалось, позабавил Ферфакса, который снова насмешливо улыбнулся.
        -- Это будет зависеть от многих обстоятельств.
        Ответ этот только усилил неприязнь, которую Блад испытывал к англичанину.
        -- Я был, бы вам благодарен, если бы вы согласовали этот вопрос с моими намерениями, учитывая, что я нахожусь здесь ради вашей пользы.
        -- Ради моей? -- Светлые брови Ферфакса долезли вверх. -- Разрази меня гром, неужели я не понимаю, что вы тоже удираете? Ну, хорошо, посмотрим, что мы можем для вас сделать. Где бы вы хотели сойти на берег?
        -- Из Порт-Ройяла, -- ответил Блад, с трудом подавив раздражение, -- для вас не составит большого труда пройти через Наветренный пролив и высадить меня на северо-западном побережье Эспаньолы или даже на Тортуге.
        -- На Тортуге? -- Быстрый взгляд светлых бегающих глаз заставил Блзда пожалеть о сказанном. Было нетрудно догадаться, какие мысли в голове Ферфакса. -- На Тортуге, а? Значит, у вас есть дружки среди пиратов? -- Он рассмеялся. -- Ну-ну, это ваше дело. Сначала "Цапля" зайдет а Порт-Ройял, а потом мы займемся вами.
        -- Я буду вам премного обязан, -- поклонился Блад, почти не скрывая сарказма- -- Желаю ваи доброй ночи, сэр. И вам тоже, мадам.
        1 Порт-Ройял -- город на острове Ямайка, принадлежавшем Англии.

        III

        Некоторое время после того, как дверь за ушедшим закрылась, Ферфакс лежал неподвижно, прищурив глаза. На его губах блуждала загадочная усмешка.
        -- Лучше бы ты поспал, Хорхито, -- наконец заговорила донья Исабела. -- О чем ты думаешь?
        Его ответ, казалось, не имел смысла.
        -- Я думаю о том, насколько отсутствие парика изменяет внешность человека, который к тому же ирландец, хирург и хочет, чтобы его высадили на Тортуге.
        Девушка решила, что у Ферфакса начался жар, и снова предложила ему поспать. Когда она сказала, что уйдет из каюты, Ферфакс не пожелал и слышать об этом. Проклиная сжигавшую его жажду, он умолял ее дать ему попить. Жажда постоянно терзала его, не давая уснуть, поэтому донья Исабела осталась сидеть радом с ним, время от времени поднося к его губам стакан с водой, смешанной с лимонным соком, а один раз, по его настойчивому требованию, с несколькими ложками бренди.
        Ночь тянулась медленно; Ферфакс лежал, не говоря ни слова. Наконец, решив, что он заснул, девушка поднялась, чтобы выскользнуть из каюты, но Ферфакс внезапно заявил, что не в силах заснуть и попросил позвать Тима. Она повиновалась, боясь, что возражения выведут его из себя.
        Когда Тим вернулся с девушкой, Ферфакс пожелал узнать, который теперь час и где они находятся. Тим отвечил, что только что пробило восемь склянок и что они удалились от Ла-Ача на добрых сорок миль.
        -- А на каком расстоянии от нас находится Картахена? -- последовал довольно странный вопрос.
        -- Милях в ста, может быть, немного больше.
        -- За сколько времени можно добраться туда?
        Глаза шкипера расширились от удивления.
        -- Если ветер не переменится, то часа за двадцать четыре.
        -- Тогда плывите туда, -- приказал Ферфакс. -- Отправляйтесь немедленно.
        Удивление, отражавшееся на красном лице Тима, перешло в беспокойство.
        -- У вас, должно быть, жар, капитан. Зачем нам возвращаться на Мэйн?
        -- У меня нет никакого жара. Ты слышал мой приказ? Иди и бери курс на Картахену.
        -- На Картахену? -- Шкипер и донья Исабела обменялись взглядами.
        Понимая, что происходит у них в голове, Ферфакс злобно скривил рот.
        -- Чтоб тебе провалиться! Подожди, -- проворчал он и погрузился в глубокое раздумье.
        Не будь Ферфакс прикован к койке, он обошелся бы без партнеров в задуманном им коварном предприятии. Ферфакс бы сам все довел до конца, держа свой коварный план в секрете. Однако состояние, поставившее его в зависимость от шкипера, принудило его выложить свои карты на стол.
        -- Маркиз Риконете находится в Картахене, и он заплатит пятьдесят тысяч за капитана Блада, живого или мертвого. Пятьдесят тысяч! -- Помолчав, он добавил. -- Это целая куча денег, и пять тысяч из них перейдут к тебе, Тим.
        Подозрение Тима в том, что его хозяин бредит, перешли теперь в уверенность.
        -- Ну, разумеется, -- успокаивающе произнес он.
        -- Разрази тебя гром, Тим! -- зарычал на него взбешенный Ферфакс. -- Ты что, поддакиваешь мне, думая, что у меня бред? Ты бы лучше поразмыслил о причине этого бреда. Тогда бы ты, может быть, стал бы получше видеть и соображать.
        -- Допустим, -- согласился Тим. -- Но где же мы найдем капитана Блада?
        -- В маленькой каюте, тое ты поместил его.
        -- У вас голова не в порядке, сэр.
        -- Вот заладил! Какой же ты дурак! Говорю тебе, это капитан Блад! Я узнал его в тот момент, когда он попросил высадить его на Тортуге. Не будь я в полусне, я бы и раньше его узнал. Он сказал, что не хочет высаживаться в Порт-Ройяле. Еще бы, ведь губернатор Ямайки -- полковник Бишоп! Теперь ты понял наконец?
        С глупым видом, моргая глазами, Тим отпустил два-три крепких словечка.
        -- Так значит, вы узнали его?
        -- Можешь не сомневаться, что я не ошибся. Теперь иди и меняй курс. А потом запри этого парня. Если мы захватим его во сне, это избавит нас от беспокойства.
        -- Ну и ну, -- покачал головой Тим и удалился в состоянии крайнего возбуждения, вызванного отнюдь не угрызениями совести. --
        Донья Исабела, чей страх возрастал по мере того, как она все больше вникала в происходящее, внезапно вскочила на ноги.
        -- Постойте, постойте! Что вы намерены делать?
        -- Это тебя не касается, малютка, -- сказал Ферфакс и повелительным взмахом руки отпустил Тима.
        -- Нет, касается. Я все поняла. Ты не можешь так поступить, Джордж.
        -- Почему не могу? Ведь мошенник наверняка сейчас спит, как убитый. Так что особого труда это не составит. Да, его ждет веселенькое пробуждение. -- И Ферфакс разразился хохотом, только усилившим ужас девушки.
        -- Но Dios mio![1] Ты же не можешь предать человека, который спас тебе жизнь!
        Ферфакс обернулся к девушке, устремив на нее насмешливый взгляд. Будучи закоренелым негодяем, он не сомневался, что имеет дело с обычной глупой сентиментальностью, которую ничего не стоит преодолеть. К тому же он был уверен в своем влиянии на Исабелу, чью невинность он принимал за простодушие.
        -- Пойми, девочка, это мой долг. Ведь этот Блад -- вор, пират и убийца, от которого необходимо как можно скорее очистить море.
        Но девушка еще сильнее разволновалась.
        -- Может быть, он в самом деле пират. Об этом я ничего не знаю. Но я знаю, что он спас тебе жизнь и именно поэтому находится здесь.
        -- А вот это неправда, -- возразил Ферфакс. -- Блад находится здесь потому, что он воспользовался преимуществом моего положения.
        Он прибыл на борт "Цапли", чтобы удрать с Мэйна от преследовавшего его правосудия. Ну, ничего. Завтра он обнаружит, что просчитался.
        Побледнев, как смерть, девушка в отчаянии ломала руки, затем, придя в себя, она устремила на Ферфакса пронизывающий взгляд, и на ее лице появилось выражение, не слишком ему понравившееся.
        Вера в этого человека, которого она знала не так уж давно, иллюзии, которые она питала в отношении его, заставившие ее бросить все, чтобы связать с ним свою судьбу, сильно поколебались при виде гнева, обуявшего его, когда он узнал о потере драгоценностей. Теперь же эти иллюзии готовы были рассыпаться в прах, так как те свойства, которые только что продемонстрировал ее возлюбленный, наполнили ее ужасом и отвращением. Правда, она еще пыталась противиться нахлынувшим на нее чувствам. Ведь если Джордж Ферфакс оправдает худшие ее подозрения, какая же участь могла ожидать ее, находящуюся целиком в его власти?
        -- Джордж, -- спокойно заговорила донья Исабела, глубокое душевное волнение которой выдавала только высоко вздымавшаяся грудь. -- Неважно, кто этот человек. Ты обязан ему жизнью. Не будь его, ты лежал бы сейчас мертвым на той аллее в Ла-Аче. А ты хочешь решиться на такой позорный поступок.
        -- Позорный? Черт возьми! -- И Ферфакс снова разразился отталкивающим пренебрежительным хохотом.
        -- Ты просто ничего не понимаешь. Долг каждого честного джентльмена выдать властям этого грязного пирата.
        1 Боже мой! (исп.).

        В черных глазах девушки, в упор устремленных на него, появилось презрение.
        -- И ты еще говоришь о честности! По-твоему, честно продать человека, который спас тебе жизнь, за пятьдесят тысяч? Тогда честен и Иуда, предавший Спасителя за тридцать сребренняков!
        Сердито глада на девушку, Ферфакс, подобно всем негодяям, тотчас же нашел аргумент, оправдывающий его поведение.
        -- Если тебе это не нравится, то можешь винить себя. Не потеряй ты своих драгоценностей, мне незачем было бы идти на это. Где еще я возьму деньги, чтобы заплатить Тиму и его команде, закупить провизию на Ямайке и подготовить "Цаплю" к плаванию через океан?
        -- Так вот оно что! -- В ее голосе послышалась нотка горечи. -- Значит, всему виной потеря моих драгоцеаностей? Que verguenza![1] -- Рыдания сотрясли ее. -- Dios mio, que veltad! Ay de mi![2] -- И девушка, несмотря на свое отчаяние, все еще питавшая слабую надежду, схватила его за руку и взмолилась: -- Хорхито!..
        Но мистер Ферфакс, как вы, должно быть, поняли, не отличался терпеливостью. Желая прекратить мольбы своей возлюбленной, он отшвырнул ее с такой силой, что она ударилась о переборку. Его злобный нрав проявился во всей красе, чему немало способствовало то, что резкое движение вызвало новый приступ боли в раненом плече.
        -- Довольно скулить, девчонка! Черт бы тебя побрал, из-за тебя моя рана снова начнет кровоточить. Какого дьявола ты суешься в дела, в которых ничего не смыслишь? Неужели ты до встречи со мной не мала, что мужчины не любят, когда к ним без толку цепляются? -- И он повелительно закончил свою тираду. -- Иди спать!
        Так как девушка стояла неподвижно, побледневшая, испуганная и не верящая своим ушам, то Ферфакс, раздраженный молчаливым упреком, светившийся в ее взгляде, бешено заорал:
        -- Ты слышала, что я сказал? Иди в постель, черт побери! Ступай немедленно!
        Девушка сразу же вышла, не произнеся ни слова, что пробудило в Ферфаксе подозрение. Словно забыв о своей ране, он осторожно слез с койки и, шатаясь, добрался до двери, успев увидеть донью Исабелу, проскользнувшую в каюту напротив, и услышать приглушенные рыдания, доносившиеся из-за закрытой двери.
        Ферфакс презрительно скривил губы. Как бы то ни было, ей не пришло в голову выдать капитану Бладу его намерения. А даже, если бы это и случилось, то Тим с его шестью матросами легко бы справился с корсаром, вздумай он сопротивляться. Все же такая мысль могла появиться у девушки, и следовало предотвратить возможные последствия.
        1 Какой позор! (исп.).
        2 Боже мой, какая гнусность! Господи, помоги мне! (исп.).

        Ферфакс позвал Алькатраса, который дремал, растянувшись на кормовом рундуке. Разбуженный криком хозяиаа, стюард примчался на зов и получил от Ферфакса приказ не спать и следить за тем, чтобы донья Исабела не покидала своей каюты. В противном случае он должен был помешать ей силой.
        После этого с помощью Алькатраса Ферфакс вновь улегся на койку. Крен на правый борт убедил его, что корабль лег на соответствующий курс, и Ферфакс, считая свое будущее обеспеченным, заснул глубоким сном смертельно уставшего человека.

        IV

        Крен на правый борт, так успокоивший мистера Джорджа Ферфакса, в то же время весьма озадачил капитана Блада, который еще не спал.
        Скинув камзол и башмаки, он улегся на койку, подвешенную для него в узкой душной каюте, тщетно призывая сон. Его тревожили мысли, и причем не только о себе. Никакие невзгоды и разочарования, которые пришлось пережить Бладу, не были в состояния уничтожить чувствительность его натуры -- история юной леди из рода Сотомайор причиняла ему немало огорчений.
        В результате сегодняшних события девушка оказалась во власти человека, который был не только негодяем, но и черствым эгоистом, к тому же не блиставшим умом. Капитан Блад задумался над горестями и страданиями, столь часто приходящимися на долю невинных девушек, которые попадаются на удочку субъектов, пленяющих их своей показной страстью и фанфаронской доблестью. Донья Исабела казалась корсару голубем в когтях ястреба, и он бы многое дал, чтобы освободить ее, прежде чем ее разорвут на куски. Но в своем увлечении девушка едва ли обрадовалась бы избавлению, а даже если бы она прислушалась к голосу разума, то Блад все равно не смог бы предложить ей помощь, как бы сильно он этого не хотел.
        Вздохнув, он попытался отогнать от себя эти печальные мысли, но они преследовали его до тех пор, пока внезапный крен судна на правый борт не направил его размышления по другому руслу. Неужели ветер мог так резко поменять направления? Во всяком случае, этому факту нельзя было дать никакого другого разумного объяснения. Тем не менее Блад решил выяснить причину. Соскочив с койки, он ощупью нашел свой камзол и туфли, надел их и направился на шкафут.
        Несколько матросов, сидя на корточках, что-то тихо напевали, на корме у штурвала стоял рулевой. Но Блад не обратился с вопросом ни к кому из них. Ясное звездное небо быстро сообщило ему нужную информацию. Полярная звезда находилась на траверзе правого борта. Таким образом, Блад понял, что судно сделало поворот оверштаг.
        Всегда относившийся с недоверием к тому, что на первый взгляд не имело смысла, Блад вскарабкался на корму в поисках Тима. Завидя его силуэт на фоне света двух высоких кормовых фонарей, он быстро зашагал к нему.
        Неожиданное появление капитана Блада привело шкипера в замешательство. Как раз в этот момент он задал себе вопрос, сколько времени требуется их пассажиру для того, чтобы заснуть и, таким образом, дать им возможность связать его на койке без лишних хлопот. Придя в себя, Тим весело приветствовал капитана.
        -- Прекрасная ночь, сэр.
        Блад предпочел двигаться к цели окольным путем.
        -- Я вижу, ветер переменился, -- заметил он.
        -- Ага, -- быстро ответил шкипер. -- Совершенно неожиданно подул с юга.
        -- Это помешает нам зайти в Порт-Ройял.
        -- Если ветер продержится. Но, может быть, он переменится снова.
        -- Возможно, -- сказал Блад. -- Будем надеяться на это.
        Опершись на поручни, они молча смотрели на темную воду и белую полосу, оставшуюся за бортом корабля.
        -- У мореплавателей странная жизнь, Тим, -- философски заметил Блад. -- Она целиком зависит от ветра, который несет нас то в одном, то в другом направлении, иногда помогая нам, иногда мешая, а иногда и вовсе уничтожая. Я полагаю, вы любите жизнь, Тим?
        -- Что за вопрос! Конечно люблю.
        -- И, подобно всем нам, испытываете страх перед смертью?
        -- Разрази меня гром! Вы говорите, как священник.
        -- Возможно. Видите ли, мне представился удобный случай напомнить вам, что вы смертны, Тим. Все мы иногда забываем об этом и подвергаем себя совершенно ненужным и притом смертельным опасностям. Например, таким, какая угрожает вам в данный момент, Тим.
        -- Что-что? -- Тим оторвал локти от поручней.
        -- Не двигайтесь, -- любезно предложил Блад. Его рука скользнула под камзол, и оттуда какой-то твердый цилиндрический предмет прижался к ребрам шкипера.
        -- Я держу палец на спусковом крючке, Тим, и, если вы будете дергаться, я еще чего доброго нажму на него. Поэтому будьте любезны положить локти на поручни, покуда мы будем беседовать. Вам нечего бояться. Я не намерен вредить вам, разумеется, если вы будете благоразумны, на что я искренне надеюсь. Теперь скажите мне, почему мы повернули в сторону Мэйна?
        Тим едва не задохнулся от удивления и страха -- главным образом от страха, так как теперь он точно знал с кем имеет дело. На лбу его выступил холодный пот.
        -- Повернули в сторону Мэйна? -- запинаясь, пробормотал он.
        -- Вот именно. Почему вы сделали поворот оверштаг? И почему вы солгали мне насчет южного ветра? Вы думали, что я настолько неопытный моряк, что такой ясной ночью не смогу отличить север от юга? Должен заметить, что вы просто болван. Но если у вас не хватит ума бросить ваши выдумки, то больше вам уже никому не придется врать. Итак, я спрашиваю у вас снова -- почему мы повернули назад к Мэйну? Только не говорите мне, что вы решили выдать Ферфакса.
        Последовала пауза, во время которой слышалось тяжелое дыхание Тима. Он боялся лгать, но еще больше боялся сказать правду.
        -- А кого же еще? -- буркнул он.
        -- Тим, Тим! Вы снова лжете, несмотря на мое предупреждение. К тому же ваша ложь меня не обманывает. Если бы вы намеревались выдать Ферфакса, то вы бы направились в Ла-Ача, а если бы вы направились в Ла-Ача, то никогда бы не шли западным курсом, разве только вы круглый дурак, а я надеюсь, что это не совсем так. Я избавлю вас от необходимости продолжать ваше вранье, ибо, клянусь Богом, при следующей лжи я вас отправлю на тот свет. Вы знаете, кто я такой? Только говорите правду!
        -- Знаю, капитан. Но...
        -- Тогда помолчите и не совершайте самоубийства очередным обманом, тем более что в этом нет нужды. Все остальное мне отлично известно. Вы, разумеется, идете в Картахену, где найдете рынок для вашего товара и покупателя в лице маркиза Риконете. Если эта идея пришла в голову вам, то я могу вам простить, ибо вы мне ничем не обязаны и нет причины, которая могла бы вам помешать заработать пятьдесят тысяч, продав меня испанцам. Ну, так это ваша выдумка?
        Со всей искренностью, на которую он был способен, Тим призвал небеса в свидетели, что он только подчинился приказанию Ферфакса, придумавшего в одиночку этот гнусный план. Он продолжал бурно протестовать до тех пор, пока Блад не прекратил поток его красноречия, обильно сдобренный богохульствами.
        -- Да, да, я вам верю. Очевидно, Ферфакс узнал меня, когда я просил его высадить меня на Тортуге. Это было весьма неосторожно с моей стороны. Но, черт бы его побрал, ведь я спас его жалкую жизнь, и мне казалось, что самый отъявленный негодяй во всем Карибском море поколебался бы, прежде чем... Ну, ладно, это не имеет значения. Скажите мне только, какая доля этих испачканных кровью денег была обещана вам, Тим?
        -- Он пообещал мне пять тысяч, -- виновато проговорил Тим.
        -- Тысяча чертей! И это все? Немного же вы получили бы от этой сделки. И сколько же времени вы собирались жить, наслаждаясь этими деньгами? Или, может быть, вы вовсе об этом не думали? Тогда подумайте теперь, Тим, а, возможно, у вас хватит ума понять, что как только источник вашего заработка станет известен, то мои корсары разыщут вас даже на дне морском. О таких вещах следует задуматься, когда становишься компаньоном отпетого мерзавца. Лучше бы вам сделать ставку на меня, приятель. Если вам необходимы пять тысяч, то вы можете заработать их, выполняя моя приказания, покуда я нахожусь на борту этого брига. В таком случае вы получите ваши деньги на Тортуге, когда вам будет угодно, и притом не подвергая свою жизнь опасности. Даю вам слово капитала Блада.
        Тим не стал задумываться над ответом. Вместо угрозы неминуемой смерти ему предложили награду, не меньшую, чем та, которую обещал ему Ферфакс, и к тому же не сопряженную с опасностями, на которые указал ему Блад.
        -- Призываю Бога в свидетели... -- снова начал он, то Блад поспешно прервал его.
        -- Не теряйте времени на клятвы, так как я все равно в них не верю. Я верю только в золото, которое предлагают вам одной рукой, и в пистолет, который держу в другой. С этого момента я не спущу с вас глаз, Тим. Так что не обольщайтесь, когда я уберу пистолет от ваших ребер. Он всегда заряжен и всегда наготове. Надеюсь, у вас при себе нет пистолета? -- И чтобы убедиться, Блад обыскал левой рукой шкипера. -- Отлично. Мы не станем снова делать поворот оверштаг, как вы, возможно, подумали, потому что мы по-прежнему пойдем к Мэйну, но не в Картахену, а в Ла-Ача. Поэтому вы сейчас вместе со мной подыметесь наверх и отдадите команде соответствующее распоряжение. Мы прошли уже достаточно далеко к западу и к утру уже сможем быть в Ла-Аче. Ну, пойдемте.
        Шкипер покорно последовал за Бладом и просвистел сбор. Когда команда сбежалась, он приказал идти против ветра. Вскоре снасти заскрипели, палуба выровнялась и затем накренилась на левый борт, и бриг двинулся на юго-запад.

        V

        Всю ясную июньскую ночь капитан Блад и шкипер "Цапли" провели да корме брига, сидя, стоя или шагая взад-вперед. Иногда зычный голос Тима выкрикивал распоряжения, исходившие, разумеется, от капитана Блада.
        Тим не давал повода для беспокойства. Очевидно, создавшаяся ситуация как нельзя лучше удовлетворяла этого плута, а предстоящее объяснение с Ферфаксом его не особенно беспокоило.
        Почти все время оба хранили молчание. Но когда над морем забрезжил рассвет, Тим отважился задать мучивший его вопрос.
        -- Чтоб мне утонуть, если я понимаю, почему вы снова хотите вернуться в Ла-Ача! Мне казалось, что вы удираете оттуда. Иначе зачем вам было оставаться на борту, когда мы подняли якорь?
        Блад грустно улыбнулся.
        -- Пожалуй, вам следует это знать. Тогда вы сможете дать исчерпывающие объяснения мистеру Ферфаксу, если кое-что останется для него непонятным. Может быть, вам это покажется маловероятным, но в моем характере осталось немало рыцарского -- очевидно, от прошлых лучших дней. Фактически из-за этой черты я и стал тем, кем являюсь сейчас. Пожалуйста, не думайте, что я возвращаюсь в ЛаАча, чтобы выдать Ферфакса семейству Сотомайор. Судьба этого негодяя меня не интересует, а мстительность никогда не являлась свойством моей натуры.
        Я беспокоюсь только за эту юную идальгу. Только из-за нее мы позвращаемся назад, потому что я теперь очень хорошо понял, что из себя представляет мерзавец, которому она в недобрый час доверила свою судьбу. Я хочу вернуть девушку ее семье, слава Богу, целой и невредимой. Едва ли я могу рассчитывать на ее немедленную благодарность. Но, когда она будет обладать большим жизненным опытом, то, возможно, помянет меня добрым словом, поняв, из какого ада я ее вытащил.
        Однако эта тирада была выше понимания Тима, в чем он торжественно поклялся. Кроме того, ему показалось, что намерения Блада чреваты потерей обещанных ему пяти тысяч.
        -- Но если вы бежали из Ла-Ача, то пребывание там грозит вам опасностью.
        -- Никакая опасность не может помешать мне сделать то, что я задумал.
        Это убедило Тима, что рыцарские качества, которыми похвалялся Блад, являются темным пятном на фоне его прочих свойств, немало пригодившихся бы любому мошеннику.
        Маячившая впереди полоска рассвета осветила очертания береговой линии. Но когда они добрались до входа в гавань Рио-де-ла-Ача, уже пробило семь склянок, а солнце стояло высоко на траверзе левого борта.
        Когда корабль подыскивал место для стоянки на якоре, уставший от всех волнений Тим услышал распоряжение Блада, следовавшего за ним, как тень:
        -- Прикажите отдать якорь.
        Шкипер повиновался. Послышался скрип кабестана, и "Цапля" бросила якорь на расстоянии четверти мили от мола.
        -- Вызовите всех на шкафут.
        Когда все шесть человек, сеетавлякиыие экипаж брига, очутились на шкафуте, последовала очередная инструкция Блада.
        -- Прикажите им открыть люк.
        Приказ тотчас же был выполнен.
        -- Теперь прикажите им спуститься в трюм. Скажите, что туда будут укладывать груз.
        Это распоряжение удивило матросов, но они бесприкословно повиновались. Как только последний из них исчез в темноте, Блад вновь обратился к шкиперу.
        -- Теперь будьте любезны присоединиться к ним, Тим.
        Это переполнило чашу терпения шкипера.
        -- Ну, знаете, капитан!
        -- Немедленно спускайтесь вниз, -- повторил Блад.
        Почувствовав во властном тоне и в холодном блеске синих глаз корсара смертельную угрозу, Тим прекратил сопротивление и покорно полез в трюм.
        Следовавший за ним капитан Блад с трудом подтащил к люку тяжелую деревянную крышку и прикрыл ею отверстие, не обращая внимания на доносившиеся снизу негодующие вопли.
        Эти звуки пробудили мистера Ферфакса от глубокого сна, а донью Исабелу от тяжелого забытья.
        Мистер Ферфакс, сразу же поняв, что они стали на якорь, и с удивлением подумав, что он, может быть, проспал целые сутки, слез с койки и, шатаясь, заковылял к иллюминатору. Однако иллюминатор был обращен в сторону открытого моря, поэтому ему удалось увидеть только зеленую, покрытую рябью воду и несколько лодок. Следовательно, они находились в гавани. Но в какой гавани? Было невозможно, чтобы они уже добрались до Картахены. Но, если это не Картахена, то куда же их черт принес?
        Ферфакс все еще задавал себе этот вопрос, когда его внимание привлекли звуки, доносившиеся из каюты напротив. Он услышал протестующий голос Алькатраса.
        -- Капитан приказал не выпускать вас из каюты, мэм.
        Донья Исабела, увидевшая из своего иллюминатора, выходящего на другой борт брига, мол Рио-де-ла-Ача, не понимая, как они тут очутились, бросилась из каюты, объятая страхом, но у входа ее задержал решительный негр, воспрепятствовавший ее бегству и повергший ее в отчаяние.
        -- Пожалуйста, Алькатрас! Пожалуйста, -- вырвав из волос вплетенные туда жемчужины, девушка протянула их стюарду.
        -- Я отдам тебе их, Алькатрас, если ты позволишь мне пройти.
        Не задумываясь над тем, что она сделает, если доберется до палубы, донья Исабела была готова отдать все, что у нее оставалось, чтобы вырваться из каюты.
        Глаза негра заблестели от жадности. Но страх перед Ферфаксом, который мог проснуться и подслушать их разговор, оказался сильнее алчности. Он закрыл глаза и покачал головой.
        -- Приказ капитана, мэм, -- повторил он.
        Озираясь вокруг, подобно затравленному зверю, ищущему путь к спасению, девушка внезапно увидела пару пистолетов, лежавших на буфете у передней переборки каюты. Этого оказалось достаточным. Быстро подбежав к буфету, она схватила пистолеты и направила их в лицо Алькатраса, забыв о жемчужинах, покатившихся по полу.
        -- Прочь с дороги, Алькатрас!
        Взвизгнув от страха, негр отскочил в сторону, и девушка беспрепятственно выбежала на палубу.
        Там капитан Блад заканчивал свои приготовления. Ои успокоился, увидев голландский корабль, который двигался против ветра, возвращаясь в Кюрасао, чтобы забрать Блада из Ла-Ача.
        Но прежде чем сесть на борт голландского корабля, Блад должен был доставить бежавшую идальгу на берег, хотела она того или вет, не останавливаясь даже перед применением силы. Высвободив намотанный на тумбу буксирный канат, он подтянул баркас к трапу и направился на корму в поисках леди, для которой и предназначался баркас. Внезапно дверь из коридора с силой отворилась, и перед изумленным капитаном очутилась донья Исабела с двумя пистолетами.
        Направив на него оружие, она обратилась к нему с той же фразой, что и к Алькатрасу:
        -- Прочь с дороги!
        Капитану Бладу неоднократно приходилось стоять под дулом пистолета, и каждый раз он переносил это со стоическим спокойствием. Но позже он сознавался, что при виде двух пистолетов в дрожащих женских руках, его охватила паника. Мгновенно повиновавшись приказу, он быстро отскочил в сторону и прижался к переборке.
        Блад был готов к тому, что девушка будет сопротивляться его намерениям, но он никак не ожидал, что это сопротивление выразится в такой угрожающей форме. Удивление на момент выбило его из колеи. Придя в себя, он попытался противопоставить свое непоколебимое спокойствие паническому страху юной леди с пистолетами.
        -- Где Тим? -- неторопливо осведомилась она. -- Мне нужен Тим. Я должна сейчас же сойти на берег!
        Блад облегченно вздохнул.
        -- Слава Богу! Значит, вы образумились? Или, может быть, вы не знаете, где мы находимся?
        -- О, конечно, знаю! -- Внезапно донья Исабела умолкла, уставившись расширенными от ужаса глазами на человека, которому ее возлюбленный уготовил такую страшную участь. -- Но, вы... -- запинаясь, продолжала она. -- Вам грозит величайшая опасность, сеньор!
        -- Еще бы, мадам. Ведь вы размахиваете у меня перед носом заряженными пистолетами. Уберите их, ради Бога, а то еще произойдет несчастный случай. -- Девушка повиновалась, и он взял ее за руку. -- Отправимся на берег вместе. Своим желанием вы избавили меня от многих огорчений, так как я хотел высадить вас на берег независимо от ваших намерений.
        Но донья Исабела попыталась вырвать руку.
        -- Вы говорите, что хотите высадить меня на берег? -- удивленно переспросила она.
        -- А зачем же еще, по-вашему, я привез вас назад в Ла-Ача? Ибо вы вернулась сюда сегодня благодаря моим стараниям. Говорят, что утро вечера мудренее, но я никак не предполагал, что этим утром нам в голову придет такая великолепная мысль. -- И он нетерпеливо потянул девушку за руку.
        -- Вы привезли меня назад? Вы? Капитан Блад?
        В наступившей затем паузе Блад выпустил ее руку. Его глаза прищурились.
        -- Так вы знаете это? Очевидно, мерзавец сказал вам, кто я такой, когда решил предать меня?
        -- Поэтому я и хочу сойти на берег! -- воскликнула девушка. -- Поэтому я благодарю Бога за то, что вы вернулись в Ла-Ача.
        -- Понятно. -- Но его глаза оставались серьезными. -- А когда я высажу вас на берег, я могу положиться на то, что вы придержите язык до тех пор, покуда я снова выйду в море?
        В ее глазах мелькнул гнев.
        -- Вы оскорбляете меня, сеньор, -- сказала она, надменно выпятив подбородок. -- Неужели вы думаете, что я могу предать вас?
        -- Не думаю. Но всегда лучше быть уверенным.
        -- Я же говорила вам вчера вечером, как высоко я ценю вашу услугу.
        -- Говорили. И, видит Бог, сегодня утром у вас есть причина думать обо мне еще лучше. Ну, пошли.
        Он проводил ее через палубу мимо люка, откуда все еще доносились негодующие вопли шкипера и матросов, и они спустились по трапу в баркас.
        Им повезло, что они не замешкались, так как Блад еще не успел отчалить, как с борта корабля на них уставились две физиономии -- одна черная, а другая мертвенно бледная, искаженная бешеной злобой. Мистер Ферфакс с помощью Алькатраса добрался до палубы как раз в тот момент, когда Блад и девушка сели в баркас.
        -- Доброе утор, Хорхито! -- приветствовал его Блад. -- Донья Исабела отправляется на берег вместе со мной. Но ее брат и все Сотомайоры скоро очутятся у борта вашего брига, и очень может быть, они захватят с собой алькальда. Они исправят ошибку, которую я совершил вчера вечером, спасая вашу грязную жизнь.
        -- О, только не это! Я не хочу этого! -- взмолилась донья Исабела.
        Блад засмеялся, взявшись за весла.
        -- Вы думаете, что он будет этого дожидаться7 Уверяю вас, он постарается как можно скорее выпустить экипаж из трюма и выйти в море. Черт его знает, куда он направится теперь, но, безусловно, не в Картахену. Я решил плыть сюда, так как понял, что это не человек, который достоин быть вашим мужем, сеньорита, и решил вернуть вас вашей семье.
        -- Это заставило и меня желать возвращения, -- промолвила девушка, ее глаза стали печальными. -- Всю ночь я молилась о чуде, и небо услышало мою молитву. Вы совершили это чудо. -- Она посмотрела на Блада, и на ее живом маленьком личике отразилось удивление. -- Я до сих пор не знаю, как вам это удалось.
        Отложив на минуту весла, Блад выпрямился. Его худое мужественное лицо озарила веселая улыбка.
        -- Ведь я капитан Блад!
        Но прежде, чем они добрались до мола, настойчивость доньи Исабелы вынудила Блада дать более подробные объяснения. Красивые мягкие глаза девушки наполнились слезами.
        Блад провел лодку сквозь лес мелких суденышек к омываемой морем лестнице мола и, спрыгнув на берег, протянул девушке руку, помогая ей выйти из баркаса.
        -- Вы извините меня, если я не стану здесь задерживаться, -- сказал он, все еще удерживая ее руку в своей.
        -- Да, да. Идите, и да хранит вас Бог! -- Не отпуская его руки, донья Исабела наклонилась ближе. -- Вчера вечером я думала, что вы были посланы небом, чтобы спасти... этого человека. Сегодня я знаю: Бог послал вас, чтобы спасти меня, и я всегда буду помнить это.
        Эта фраза доставила капитану Бладу немалое удовольствие и удержалась в его памяти, о чем мы можем судить по ответу на приветствие хозяина голландского брига. Ибо с похвальным благоразумием он отказал себе в удовольствии выслушать такие же благодарности от членов семейства Сотомайор, памятуя о присутствии в Ла-Ача дона Франсиско де Вильямарга, и поскорее отплыл, не давая себе отдыха, покуда баркас не ударился о выпуклый корпус корабля пунктуального голландца.
        Классенс, хозяин брига, приветствовал его, стоя на полуюте.
        -- Вы рано поднялись, сэр, -- заметил румяный улыбающийся голландец.
        -- Как полагается посланнику неба, -- последовал загадочный ответ, в котором мейнхеер Классенс долгое время тщетно пытался отыскать скрытый смысл.
        Они как раз поднимали якорь, когда "Цапля" прошла мимо них под всеми парусами, словно настоящая цапля, спасающаяся от ястреба. И единственным моментом во всем этом приключении, о котором сожалел капитан Блад, было то, что ей удалось ускользнуть.