Папоров Юрий, Пираты Карибского Моря Проклятие Капитана

Пираты Карибского моря. Проклятие капитана Юрий Папоров

        # Действие романа происходит в 1702 году - время расцвета каперства и работорговли в Карибском море.
        Разграблен город Тринидад. Пираты похитили прекрасную Каталину, в то время как ее жених - молодой француз Пьер де ла Круа - был в отъезде. По возвращении он дает клятву разыскать свою возлюбленную.
        Но для этого ему придется заняться каперством, распутать политический заговор, вычислить английского шпиона среди команды собственного корабля и вызвать на дуэль лучшего друга…

        Юрий Папоров
        Пираты Карибского моря. Проклятие капитана

        Сыновьям Сергею, Николаю и внуку Петру посвящаю.
        Автор

        ПРЕДИСЛОВИЕ

        В шестидесятые годы прошлого столетия во время пребывания на Кубе в качестве завбюро АПН мне доводилось много ездить по этой стране. Каждая поездка поражала по-своему - природой, людьми, с которыми доводилось встречаться, их словоохотливостью, обычаями их жизни, пристрастием к музыке и танцам, своеобразием архитектуры их городов. Однако встреча с Тринидадом, одним из первых шести поселений, основанных испанцами сразу после открытия острова Колумбом, окунула меня в историю этой древней земли настолько, что неудержимо захотелось рассказать читателю об этом нечто интересное.
        Сопровождал меня директор местной городской библиотеки, который, так порой бывает, сколько ни старался, ничего захватывающего рассказать не мог. Однако он не сдавался. На следующий день он высказал сожаление, что я не могу встретиться с настоятелем главного собора Тринидада. Оказалось, что мой новый друг полагал, что советскому гражданину просто не положено разговаривать со служителем культа, тем более католиком. Получив разъяснение, добрейший компаньеро Эрнесто повел меня в старинный, типичный андалузский дом, где жил падре - настоятель городского собора. Очень приветливо нас встретив и узнав причину нашего прихода, седовласый падре сообщил, что расскажет нам занимательнейшую историю, связанную с древним Тринидадом, но только на следующее утро, поскольку - а дело было вечером - в подвалах собора, где нам следовало обязательно побывать, нет электричества.
        Утром падре угостил нас чашкой горячего шоколада с бисквитами и провел в подвал собора Св. Троицы к длинным стеллажам, на которых стопками лежали неподъемные фолианты. Сняв том, на обложке которого было начертано: «Запись браков, рождений, крещений и смертей. Книга 3-я за 1707 год», падре как мог осторожно - понятное дело, все страницы были продырявлены термитами - открыл страницу восьмидесятую и предложил мне переписать в тетрадь текст записи бракосочетания капитана Педро де ла Круса с сеньоритой Каталиной де Андрадэ. Затем падре подробно рассказал мне их историю…
        Вдохновленный ею, я в течение ряда лет собирал дополнительный материал. Однако жизнь сложилась так, что лишь сегодня все записанное прежде легло на страницы приключенческого романа «Пираты Карибского моря».

        ЧАСТЬ I
        КОРСАР ПЕДРО ДЕ ЛА КРУС

        Глава 1
        ДОБЫЧА

        Глухо прозвучал выстрел. Три парусника со зловещими черными флагами на мачтах стояли в бухте Касильда. В лучах утреннего солнца, только что поднявшегося над морским горизонтом, в специально оставленную алькальдом подзорную трубу старик отчетливо различил более двадцати лодок и человеческие фигурки на берегу, двигавшиеся в сторону города.
        Пока дозорный доставал из корзины мешочки с порохом, забивал пушку, зажигал фитиль и наконец выстрелил, прошло добрых десять минут. Подняв на шесте, воткнутом рядом с хижиной, три черных флажка, что означало приближение к городу трех пиратских кораблей, старик вновь навел подзорную трубу на берег залива. У лодок уже никого не было.
        Сигнал о нападении был дан слишком поздно. Вышло так потому, что порох хранился в наспех построенной хижине и успел отсыреть за дождливые дни, к тому же руки старика дрожали от волнения, и он долго не мог высечь огнивом искру, чтобы запалить фитиль.
        Всего несколько недель назад жители города назначили его дозорным и поселили на холме, возвышающемся над городом. А нынче он до утра провозился в загоне, принимая у своей единственной козы потомство, и упустил нависшую над городом опасность. Треволнения и радость подняли одинокого старика с постели глубокой ночью, ему очень хотелось как следует разглядеть прибавление в его новом, еще мало обжитом хозяйстве, и до восхода солнца он нянчился с пытавшимися устоять на тоненьких ножках беспомощными козлятами. Всю свою жизнь старик исправно служил городу ночным сторожем, теперь ему поручили куда более важное дело, а он при первом же испытании оплошал.
        Сердце дозорного тоскливо сжалось. Через пятнадцать-двадцать минут пираты уже достигнут южной окраины города, и никто не сможет оказать им должного сопротивления. Бедный старик чувствовал свое бессилие и метался по маленькой площадке перед невысоким каменным парапетом, на котором жерлом к морю была установлена старенькая пушчонка. За те несколько недель, что жители города, предвидя возможное нападение пиратов, построили ему на горе Попа дом, привезли из долины плодородной земли и разбили сад, справили хозяйство: козу, свинью, кур, - он стал больше уважать себя.
        А теперь… Как он посмотрит в глаза тем, кто доверил ему свою безопасность?
        Дозорный поспешно забил пушку новым зарядом и произвел второй выстрел. Это означало - пираты уже приближаются к городу. Потом схватил хозяйственный нож и, насколько позволяли ему годы, проворно помчался по тропинке вниз.
        Как глухо ни прозвучали оба выстрела, свое дело они сделали. Жители спросонок выбегали на улицу. Услышав поданный пушкой сигнал, звонарь ударил в колокол церкви Святого Утешения. Тревожный набатный звон, оповещавший о приближении серьезной опасности, был тут же подхвачен колоколами собора Святой Троицы.
        Пушечные выстрелы и колокольный звон вынесли тревогу далеко за пределы города. Даже тем, кто не видел флажков на шесте у хижины дозорного, было ясно: пираты застали город врасплох, и теперь единственным спасением для его жителей будет бегство. Все ценное, пока первые группы пиратов еще не перекрыли дороги, надо было спешно грузить на повозки. Скорее запрягать лошадей в экипажи, забирать все, что только можно унести, и уходить в горы или подаваться в долину Святого Луиса, где раскинулись табачные плантации, поля сахарного тростника а у более состоятельных горожан находились и загородные усадьбы.
        В доме дона Рикардо Луиса де Андрадэ, богатого коммерсанта, владельца нескольких плантаций и скота, царил переполох. На конюшне закладывалась выездная хозяйская карета, запрягался крытый шарабан и повозки для скарба. Слуги носились по дому как угорелые, выполняя приказания хозяина.
        Донья Марсела хлопотала в детской, где только что пробудились, услышав колокольный звон, ее дети. Старшая дочь, которой месяц назад исполнилось пятнадцать, стояла в лиловых чулках и черных башмаках и с помощью пожилой негритянки-няни надевала на себя узкое утреннее платье. Ее брат и две сестры, младшей из которых было всего семь лет, сидели в растерянности на своих кроватках и не знали, плакать ли им от испуга или смеяться над тем, в каком неожиданном виде предстала перед ними всегда такая строгая мать. На ней были потешные коротенькие панталоны и огромный, свисавший почти до пояса ночной колпак.
        Дон Рикардо в башмаках на босу ногу, в расстегнутой рубахе и ночном колпаке, из-под которого выбивались взъерошенные волосы, громко поторапливал слуг:
        - Скорее! Скорее! Бросьте эти пожитки! Берите самое ценное!
        Андрадэ понимал, что его богатому дому грозит наибольшая опасность. В городе были наслышаны о его коммерческих успехах, а значит, об этом могли знать и пираты. Он лично руководил сбором вещей, которые будет необходимо увезти из города, заставлял слуг укладывать в сундуки, корзины и мешки только самое ценное.
        Со стороны улицы Христа Спасителя, ведущей от собора Святой Троицы до площади Утешения к дому Андрадэ, донесся грохот мчавшейся кареты. Алькальд, дон Николас де Пабло Веласкес и Васкес, не останавливая лошадей, высунулся из кареты и прокричал:
        - Дон Рикардо, поспеши! Они уже близко!
        Карета, шарабан и повозка уже стояли у парадного крыльца. Кое-что из вещей слуги успели погрузить в повозку, однако она все еще оставалась полупустой. Дон Рикардо, понимая, что надо спешить, иначе можно потерять главное - жену, детей и собственную жизнь, - отдал приказ:
        - Марсела, немедленно с детьми в карету! - И взял из рук слуги два заряженных пистолета.
        Повторять повеление не пришлось. Семейство Андрадэ скоро разместилось в экипаже, в шарабан дон Рикардо усадил управляющего, старую няню, повара и своего личного слугу. Остальным слугам он приказал забирать все, что они будут в силах унести, и немедленно уходить в горы.
        Тем временем старшая дочь Андрадэ Каталина, вспомнив о чем-то, кивнула матери: «Я сейчас!» - выскочила из экипажа и стремглав побежала в сад, к дуплу старого манго…
        Отдав последние распоряжения, дон Рикардо поднялся на подножку кареты. «Где Каталина?! Она побежала в дом…» - обратилась к нему донья Марсела. Дон Рикардо подумал: «Каталина, наверное, пересела к любимой няне в шарабан» - и, чтобы убедиться, громко спросил:
        - Все сели?
        - Да, ваша милость, - ответил забравшийся на козлы кучер.
        - А в шарабане?
        - Все здесь, хозяин, - раздался голос слуги.
        - Вот видишь, все на своих местах, - сказал дон Рикардо жене, которая от переполнявшего ее страха была не в силах вымолвить в ответ ни слова.
        В тот самый миг совсем близко зазвучали выстрелы, затем послышались крики горожан и восторженный рев пиратов, принявшихся грабить город. На церковную площадь выбежала толпа во главе с толстым булочником, который бросил на землю свою корзину и мешок и завопил, будто его и вправду резали:
        - Убивают! Режут! Они уже здесь! Помогите!
        Лошади, почуявшие опасность, испуганные обезумевшей толпой, рванули с места. Карета, шарабан, а за ними и повозка понеслись вверх по улице Бока. Донья Марсела, в ужасе, еле слышно наконец выдохнула:
        - Где Каталина? Она вошла в дом.
        Дон Рикардо, уверенный, что его любимой дочери, тем более после того, как он велел всем садиться в экипаж, в доме делать было совершенно нечего, спокойно ответил:
        - Она с няней в шарабане, - и тут же приказал кучеру: - Смотри, чтобы шарабан не отставал!
        - Что вы, ваша милость. Там хорошие кони. Мой брат умеет ими управлять.
        Горожане поспешно уходили в горы.
        Местные власти знали, что в прибрежных водах появились корабли английских флибустьеров, но к встрече с ними подготовиться не успели. Один из жителей города - известный и всеми уважаемый корсар Хуан Васкес, гроза морских контрабандистов, от которого не раз приходилось туго и крупным пиратским судам, пребывал в далеком плавании. Вдали от родного берега бороздили моря суда корсаров Франсиско Тристы, Хосе Валентина Помареса и Хуана Франсиско Эрнандеса. А отряду городской обороны, который состоял из нескольких десятков аркебуз и пистолетов, было не под силу оказать серьезное сопротивление морскому десанту пиратов.
        В заливе Касильда стояло три пиратских корабля, а значит, на берег во главе со своим предводителем - бывалым английским пиратом Чарльзом Гантом - высадилось не менее трех сотен жаждущих наживы головорезов. Одним из трех капитанов был некий Боб, известный на Багамах и в Мексиканском заливе под прозвищем Железная Рука. Боб согласился на предложение английского флибустьера принять участие в набеге на город Тринидад, однако вскоре пираты повздорили.
        Англичанину не понравилась манера Боба высказывать без обиняков все, что он думает. Помимо этого Железная Рука происходил из ирландцев, недавно осевших в Америке, а те, по мнению Ганта, истого британца, были заражены опасным свободомыслием. Бобу, в свою очередь, не понравился вызывающий тон Ганта, которым он позволял себе общаться с другими капитанами.
        Однако тогда их удалось примирить; в итоге ранним утром 4 ноября 1702 года пираты подошли к берегам испанских владений на острове Куба, сумели высадиться никем не замеченные и принялись грабить слабо защищенный богатый приморский город Тринидад.

…По пиратским законам, все, что удалось награбить, складывалось в общий котел. Потом в зависимости от положения и выполняемых обязанностей на судне каждый получал свою долю. Но Железная Рука присоединился к Чарлзу Ганту со своими восьмьюдесятью матросами, поставив одно условие, которое поначалу показалось Ганту странным, а потом было принято: захваченных Бобом или его людьми женщин Боб берет на свой корабль.
        Железной Руке было за тридцать, и для пирата, как, впрочем, для любого человека того времени, это означало, что полжизни уже позади. Но Боб не собирался стариться и в глубине души еще надеялся встретить женщину, которая полюбит его и будет готова разделить с ним все трудности и опасности его скитальческой жизни.
        А еще Боб замыслил с годами оставить пиратское ремесло, поселиться вместе с женой в каком-нибудь тихом городе, где о Железной Руке никто не будет знать, и закончить свои дни в кругу семьи, среди детей и внуков.
        В это ноябрьское утро, казалось, Бобу чертовски повезло! Его матросы обнаружили в саду богатого дома красивую девушку и привели ее к Бобу со словами:
        - Вот твоя невеста, капитан!
        - Девочка, - пробормотал он. - Дитя!
        Действительно, на первый взгляд перед ним стояла девочка-подросток. Он уже собрался было отпустить ее, но, присмотревшись, отметил большие серо-синие глаза, полные презрения, совсем недетской печали и гнева.
        - Ого! - сказал Боб. - Она женщина! Не держите ее!
        Девушка поправила на себе платье, откинула с лица густые черные волосы, и Боб произнес:
        - Черные крылья! Она красива.
        Каталина, а это была именно она, спросила:
        - Разве пираты воюют с женщинами?
        - Нет, сеньорита, - будто смутившись, пробормотал Боб. - Но они мужчины. И умеют ценить красоту. Я не причиню вам зла. Доверьтесь мне! Сейчас это лучшее, что вы можете сделать.
        И, не дожидаясь ответа, Боб отдал команду двум самым сильным матросам доставить девушку на корабль, в его каюту. Убедившись, что все награбленное уже вынесено из дома, Боб вышел на площадь Утешения, свернул на улицу Христа Спасителя и с ватагой матросов оказался у собора Святой Троицы, где уже разыгрывалась страшная сцена.
        Придерживая полы черной сутаны, со стороны улицы Амаргура на площадь выбежал почтенный священник. Он видел, как пираты грабили церковь, и теперь, широко размахивая руками, кричал:
        - Богоотступники! Проклинаю вас!..
        Возле входа в храм священник столкнулся с пиратом, у которого через всю обнаженную грудь, от левого плеча до пояса, проходил розовый шрам. Красная повязка на голове лихо сбилась на сторону, рот растянулся в улыбке. Пират был доволен собой, в каждой руке он нес по огромной золотой чаше для святого причастия.
        Дон Мануэль, так звали священника, попытался выхватить хотя бы чашу, но куда было ему, тщедушному старцу, тягаться с могучим громилой. Тот ухмыльнулся и, подмигнув своему приятелю, который стоял неподалеку, словно нехотя, медленно произнес:
        - Посмотри-ка, Джимми, красная ли у этого падре кровь.
        Абордажная сабля описала короткую дугу снизу вверх и вошла в живот священнослужителя. Внутренности несчастного вывалились наружу. Однако священник, памятуя о том, что в чашах хранилось святое причастие, закрыв рану рукой, вбежал в собор. Там он принялся подбирать с земли кусочки просвиры и заталкивать их себе в рот, чтобы, не дай бог, кто-либо не наступил на них и не совершил еще большего святотатства, но тут он замертво свалился к подножию алтаря.
        Бобу, который не раз играл со смертью, как играет ребенок с игрушечной шпагой, от этой сцены стало не по себе. Он поморщился, но, представив большие, похожие цветом на сапфир глаза пленницы, тут же забыл о падре. День еще только начинался, впереди было много дел. Он кликнул своих людей и направился с площади прочь, чтобы продолжить обирать чужие дома.
        Собор охватило пламя.
        В это время Чарлз Гант с большой группой пиратов силился пробиться в здание алькальда. Там должны были храниться общественные деньги, драгоценности, принадлежащие городу, и разные бумаги, по которым английские флибустьеры без труда смогли бы определить, насколько богат Тринидад и где эти богатства следует искать.
        Но когда тяжелая дверь была взломана и первый пират попытался было проникнуть в здание, он тут же вывалился обратно с раскроенным черепом. Тогда сразу два пирата бросились внутрь. Один тут же упал, перегородив собою вход, а другой выскочил с рассеченной у предплечья рукой.
        Гант приказал прекратить штурм. Он велел боцману приготовить гранату - тугой матерчатый мешочек, набитый порохом и кусками рубленого железа. Фитиль быстро задымил, и когда ему осталось прогореть не более дюйма, Гант взял гранату из рук боцмана и решительно шагнул к двери. Навстречу ему сверкнуло острое лезвие, но опытный пират ожидал этого, он ловко уклонился от удара и швырнул гранату внутрь. Взрыв последовал немедля. И вслед за Гантом в проход ринулись трое его приближенных.
        Через минуту они за ноги выволокли дозорного. Тот потерял сознание от полученных ран и истекал кровью. В руке его был зажат большой хозяйственный нож. На миг дозорный пришел в себя. Он попытался вскочить на ноги, чтобы ударить ножом ближайшего врага, но сразу несколько сабель вонзились в беднягу. Еще мгновение, и тело бывшего ночного сторожа было разрублено на куски. Так пираты отомстили за смерть товарищей.
        Три дня и три ночи флибустьеры грабили Тринидад. Их пьяные голоса разносились по всем городским окраинам.
        Город был основан в 1514 году, и располагался он на южном побережье острова Куба, открытого Колумбом на пятнадцатые сутки после появления славного мореплавателя в Новом Свете. Ко времени описываемых событий в Тринидаде проживало около трехсот семей.
        Дома Тринидада были буквально опустошены, а многие разрушены. Кое-где в городе еще полыхал пожар, когда пиратские корабли, прихватив с собой стоявший под погрузкой табака небольшой испанский галеон, двухмачтовую шхуну, приписанную к порту Сантьяго, и баржи, загруженные награбленным добром, 7 ноября 1702 года ушли в неизвестном направлении.
        Забившись в угол капитанской спальни, на быстроходной шхуне «Добрая Надежда», под зеленым вымпелом Боба Железная Рука, плыла навстречу неизвестности дочь богатого коммерсанта Каталина де Андрадэ.

        Глава 2
        КЛЯТВА ДЕ ЛА КРУСА

        Вокруг стройного молодого человека, который буквально за бороду вытащил почтенного хозяина ювелирной лавки на улицу, собиралась толпа зевак. Незнакомец был одет небогато, но со вкусом. При нем была шпага. Не выпуская из рук бороду торговца, он приговаривал:
        - Торгуй, да не обманывай! Деньги - не манна небесная, с неба не сыплются! Торгуй, да не будь мошенником!
        Невольные свидетели этой сцены знали, сколь влиятельной персоной в их городе является ювелир.
        Торговец взмолился о пощаде:
        - Отдам за полцены! Ради Христа, что вы со мной делаете?!
        Молодой человек почувствовал на своем плече чью-то руку, отпустил старого ювелира и, увидев перед собой незнакомого идальго, счел его поступок оскорблением. Узкий круг людей вмиг раздался, и обнаженные шпаги скрестились.
        Однако то ли оскорбление было незначительным, то ли заверение ювелира отдать приглянувшееся ожерелье за полцены больше устраивало молодого человека, чем дуэль в городе средь бела дня, но он решил остановить баталию. Быстро разгадав, что его противник не особенно искусен в фехтовании, он сделал ложное движение и в следующий миг ловким ударом выбил шпагу из рук идальго.
        - Сеньор, я удовлетворен и возвращаю вам вашу…
        Но закончить фразу ему помешала женщина. Она схватила победителя за руку и с глазами, полными слез, взмолилась:
        - Ради Пресвятой Мадонны, сеньор. Умоляю вас, не продолжайте.
        Молодой человек вежливо поклонился и произнес с едва уловимым французским акцентом:
        - Сеньора, я возвращаю шпагу вашему супругу и не питаю к нему вражды… Но хозяин ювелирной лавки…
        Нашему герою вновь не дали договорить. Теперь это сделал сам старый ювелир. Ему очень хотелось избежать огласки, и он настойчиво потянул молодого человека за руку к себе в лавку. Того, по всей видимости, такой поворот дела устраивал. Он учтиво откланялся, но, прежде чем пойти за ювелиром, был приглашен своим соперником, знатным идальго, в гости:
        - Сеньор, мы ждем сегодня вас к обеду. Наш дом находится напротив кафедрального собора, рядом с домом губернатора. Моя жена и я, мы будем вам признательны. До встречи!
        Они раскланялись, и подоспевшим к месту схватки стражникам ничего не оставалось делать, как повернуть обратно.
        Свидетели неожиданной дуэли, жители испанского города Картахена-де-Индиас, расходились, живо обсуждая, чем мог бы закончиться поединок, не окажись незнакомый молодой человек столь великодушным.
        Почти все морские порты, красивейшие города и даже столицы иных государств своим появлением и дальнейшим ростом обязаны развитию торговых путей. В Новом Свете одним из таких городов была Картахена.
        В Картахене было на что посмотреть и где повеселиться. Но капитан Педро де ла Крус - так звали молодого человека, который отчитал ювелира и с достоинством вернул шпагу местному сеньору - ходил по торговым рядам и нарядным улицам Картахены, обуреваемый грустными мыслями.
        После того памятного дня в Тринидаде, когда в доме дона Рикардо де Андрадэ, устроившего отменное торжество в честь своего сорокалетия, Педро де ла Крус впервые увидел его старшую дочь - Каталину, все званые рауты он невольно сравнивал с тем праздником. Вот и сейчас он думал о новом приглашении на обед, где, скорее всего, будут красивые женщины, но перед глазами стояла Каталина.
        Он нашел ее среди роскоши большого праздника: миловидные женщины в вечерних туалетах, блеск драгоценностей, музыка, изысканные беседы. И среди этого блеска самой необычной ему показалась девушка в бальном платье, которое было ей несколько велико, дочь дона Рикардо. Тогда ее впервые вывели в свет. Он скользнул по девушке рассеянным взглядом, прошел было мимо, но внезапно остановился. Ему показалось, что он где-то уже видел это лицо. Педро внимательно оглядел Каталину, и от волнения у него вдруг перехватило дыхание. Ведь это же лицо его матери! Он закрыл глаза на мгновение. Нет-нет! Каталина лишь отчасти была похожа на мать. И цвет глаз другой, и волосы иные. И она - подросток, почти дитя. Но и его мать в чем-то походила на ребенка. И все-таки где он раньше встречал Каталину? Во сне, в мечтах или наяву? В тот вечер вся жизнь, предшествующая этой встрече, представилась ему лишь прелюдией. Он понял, что жил только для того, чтобы приехать однажды в Тринидад и встретить эту женщину, чтобы никогда с ней не разлучаться. Он захотел сказать ей все это тотчас, прямо на празднике, но удержался, боясь
испугать девушку столь неожиданным признанием. Педро решил подарить ей самое дорогое, что у него было, - рубиновый кулон, который мать дала ему на прощание как талисман, когда он уезжал из Бордо.
        Сначала ему пришло в голову, что Каталина не примет подарка, но какое-то новое, исходящее из самого сердца чувство подсказало ему: «Примет!» К концу вечера между молодыми людьми установилось таинственное взаимопонимание, они не говорили друг другу ни слова, а только, словно невзначай, обменивались взглядами.
        Кулон он вручил Каталине в день ее пятнадцатилетия, после вечерней мессы в соборе Святой Троицы. Вложив кулон в ее влажную ладонь, он сказал нечто, чего сам от себя не ожидал:
        - Примите… Он красный, как яблоко, и спасет вас.
        Каталина поднесла кулон к губам, подышала на него и сказала:
        - Это яблоко, но не раздора. Это яблоко согласия! - Она поднялась на цыпочки, поцеловала Педро в щеку и, вспыхнув, убежала прочь.
        Потом он узнал, что родители строго осудили девушку за то, что она приняла такой дорогой подарок. К тому же от мужчины, который старше ее на несколько лет, но которому «нужно было еще доказать, на что он способен в жизни». Каталина не захотела расставаться с подарком, отныне ставшим ее талисманом, и спрятала драгоценность в дупле старого манго.
        На юге Европы в 1702 году выдалась засуха, и торговые испанские дома по высокой цене и с охотой скупали в колониях солонину, вяленое мясо и невыделанные шкуры. Первое крупное предприятие, которое поручили молодому капитану в Картахене, не просто удалось, но принесло ему хороший доход и позволило завязать полезные знакомства. Он дважды бывал на приеме у генерал-губернатора, где был представлен известному французскому корсару Жану Батисте Дюкассу, был приглашен на званый бал по поводу Рождества, где был замечен многими молодыми красавицами Картахены.
        Сегодня у владельца самой богатой ювелирной лавки в городе он приобрел превосходное жемчужное ожерелье, оно должно было стать замечательным подарком той, к кому расположено сердце капитана. Правда, эта покупка обернулась для Педро дуэлью, и ювелир пострадал, но именно он был во всем виноват. Мало того, что заломил за ожерелье высокую цену, целых четыреста дукатов [Дукат - старинная монета, 3,5 г чистого золота.] , когда Педро выложил аккуратно отсчитанные дукаты, попытался подсунуть молодому человеку подделку - точную копию дорогой жемчужной нитки. Однако закончилось дело как нельзя лучше: ожерелье, которое действительно стоило не менее трехсот пятидесяти дукатов, досталось Педро всего за двести.
        Казалось, у Педро есть все причины для радости, и все же де ла Крус продолжал пребывать в мрачном настроении.
        Выглядел он следующим образом: выше среднего роста, атлетического телосложения, всегда аккуратно одетый, он умел носить шпагу с каким-то особым изяществом, которое любому знающему толк в фехтовании человеку недвусмысленно говорило - владелец носит шпагу не для бутафории.
        На вид ему было чуть более двадцати. И действительно, двадцать три года назад он родился в богатой семье правительственного чиновника во французском городе Бордо. Пьер де ла Круа - таково было его настоящее имя. Он учился, однако диплом бакалавра не получил. Его он был вынужден променять на вольную жизнь моряка: два года плавал по Средиземному морю под вымпелами разных капитанов. Пьера тянуло домой, но всякий раз, когда он возвращался в родной Бордо, происходили стычки с отцом. После очередной ссоры, когда родитель ударил сына по лицу, Пьер навсегда оставил отчий дом. Нанявшись на торговый корабль, Пьер пришел в испанский порт Сантандер. Плавал на испанских судах, потом ушел за океан в Сантьяго-де-Куба, а затем, приняв испанское подданство, поселился на постоянное жительство в городе Тринидаде.
        Педро де ла Крус хорошо зарекомендовал себя перед городскими властями как знающий морское дело офицер, а перед горожанами - смелым и справедливым, воспитанным молодым человеком. Помощник городского нотариуса Антонио Игнасио Идальго стал его другом. Известный испанский корсар капитан Хуан Васкес оказывал ему протекцию. Богатый коммерсант Рикардо Луис де Андрадэ подумывал о покупке небольшого судна, на которое капитаном намеревался пригласить Педро де ла Круса. Благосклонно к нему относился и губернатор Тринидада дон Херонимо Франсиско де Фуэнтес и Террерос.
        Среди сверстников Педро слыл храбрецом, превосходно владеющим шпагой. За год он выиграл три дуэли, в каждой из них он участвовал как защитник незаслуженно оскорбленных. Вокруг его имени создался ореол славы и таинственности, что заставляло молодых девушек Тринидада при встрече с ним опускать глаза и краснеть. Многие мамаши считали Педро хорошей партией для своих дочерей, хотя пока выжидали, когда счастливый случай улыбнется молодому моряку и он немного разбогатеет.
        Месяц назад Педро получил выгодное предложение от дона Рикардо, который зафрахтовал у гаванского купца небольшое судно и собирался отправить на нем капитаном де ла Круса. Педро должен был доставить в Картахену тысячу связок табачного листа. В то время в порту находился предприимчивый коммерсант из города Санкти-Спириту, расположенного неподалеку от Тринидада, он предложил Педро тайно перевезти и вручить контрагенту в Картахене партию солонины и выделанных бычьих шкур. За это Педро получил бы солидное вознаграждение.
        Небольшая двухмачтовая шхуна, выйдя из устья реки Гуаурабо, где в то время располагался порт Тринидада, уже ставила полные паруса, когда вдогонку ей был произведен пушечный выстрел, означавший, что власти приказывают судну возвратиться в порт. Педро де ла Крус пережил в тот день весьма неприятные минуты. Первое, что он тогда подумал, - властям стало известно о контрабандном вывозе из города солонины и шкур, и теперь его арестуют.
        На причале судно ожидал сам губернатор. Только вера в свою счастливую звезду, на которую уповал Педро с тех пор, как оставил родной Бордо, помогла ему не потерять самообладания и не вызвать подозрений у такого опытного человека, как дон Херонимо Франсиско де Фуэнтес и Террерос.
        Поднявшись на борт, дон Херонимо и Педро прошли в каюту. Там, после длинной и мучительной тирады, мучительной потому, что Педро долго не мог понять, куда клонит и чего хочет от него губернатор, тирады о том, что местные власти высоко ценят храбрость и честность молодого капитана, Педро получил от дона Херонима секретный пакет к генерал-губернатору Картахены. Этот пакет следовало вручить по назначению не позже чем через час после прибытия судна в порт.
        Как впоследствии стало известно, дон Херонимо сообщал испанскому генерал-губернатору Новой Гренады о том, что в водах Карибского моря появилась флотилия английского пирата Ганта, и в этой связи просил у него помощи порохом и ядрами.
        Но за неделю до назначенного дня отплытия Педро из Картахены стало известно, что город Тринидад подвергся нападению английских пиратов, разграблен и сожжен.
        Что произошло с семьей дона Рикардо, Педро не знал, и мысль о том, не случилось ли что-нибудь с милой его сердцу Каталиной, неотступно преследовала молодого моряка, именно это терзало его душу. В мешочке на груди у него хранился подарок Каталине - драгоценное ожерелье. Педро знал, что в католических испанских семьях считается неприличным, когда девушка принимает подарки от малознакомого мужчины. Но Каталина так обрадовалась кулону… И на этот раз он решил подарить ей, в знак своего расположения и в качестве доказательства своего удачного плавания, дорогую нитку жемчуга, зерна которого переливались молочно-белым цветом. Но для Педро дело было не столько в цене этого подарка, сколько в его цвете - символе чистоты и невинности.
        А в Картахене молодой капитан простоял еще месяц. Генерал-губернатор снарядил все-таки судно, как просил его о том дон Херонимо. И когда де ла Крус привел шхуну к пристани в Гуаурабо, город уже несколько подлечил раны, полученные от набега пиратов. На причале Педро встречал его лучший друг - помощник городского нотариуса Антонио Игнасио Идальго.
        Первым делом Антонио справился о здоровье капитана и поинтересовался, успешным ли было плавание, чуть позже он сообщил, что старый губернатор погиб. Причем не во время нападения пиратов, а темной ночью на одной из улиц города от руки неизвестного. Эта неприятная новость заставила Педро на какое-то время забыть о том, что он намеревался спросить у Антонио.
        - Какая нелепость! - говорил Педро другу. - Я выполнил его поручение к генерал-губернатору Картахены…
        - Крепись! Его уже нет. А у тебя все впереди. Я предчувствую, что скоро ты будешь капитаном собственного корабля.
        Педро поручил разгрузку судна старшему помощнику и вместе с Антонио верхом отправился в город. Через круп стройного андалузского жеребца, то и дело игравшего под седоком, были переброшены два кожаных мешка, полные золотых дукатов, которые надлежало вручить дону Рикардо как выручку за проданный в Картахене табак. Еще на корабле Педро надел приобретенный в Картахене новый костюм. Он спешил посетить дом Андрадэ не столько ради того, чтобы отчитаться за сделку и вручить деньги дону Рикардо, который отправлял его в плавание, сколько ради того, чтобы поскорее повидать Каталину. Находясь три месяца вдали от любимой, Педро остро ощущал тоску по ней.
        Нетрудно представить себе, что почувствовал Педро, когда Антонио приступил к рассказу о пиратском налете, о том, что случилось с дозорным, о том, как разграбили и сожгли собор, и наконец произнес:
        - Бедный дон Рикардо! После делового визита сразу заходи ко мне.
        - Я вручу ему деньги и буду у тебя. А что с ним?
        - Бедняга до сих пор не может прийти в себя. Добро-то он успел вывезти, а вот старшую дочь Гант увез с собой.
        Конь отпрянул к обочине, словно у него, а не у его хозяина на миг в груди остановилось сердце. Скосив карий глаз на седока, конь будто спрашивал: «Что случилось? Отчего хозяин, так резко натянув, вдруг обронил поводья?»
        Антонио подъехал, чтобы успокоить друга:
        - Что с тобой?
        - Мне холодно! - сказал Педро.
        - День сегодня жаркий! - сказал Антонио, начиная догадываться о чувствах, которые испытывал Педро.
        - А мне холодно!
        - Извини, Педро. Я ведь не знал.
        - А если б знал, не сказал?
        - Сказал бы, но не так.
        Погрузившись в свои мысли, путь к городу друзья продолжили молча. Конь Педро то и дело прядал ушами, а из широких, нервно ходивших ноздрей с шумом вырывалось возбужденное дыхание.
        - Как это случилось? - нарушил молчание Педро.
        - Когда все уже было готово к отъезду, Каталина вдруг выскочила из экипажа и побежала в сад. Тем временем Андрадэ, полагая, что дочь его пересела в шарабан к няне, распорядился трогать. Пираты уже орудовали на соседних улицах. Андрадэ до сих пор не может понять, зачем его дочери понадобилось бежать в сад в такую минуту.
        Жеребец снова покосился на седока, почувствовав, что с тем творится неладное. Но каким чутким ни был конь, ему не дано было узнать, что его хозяин только что догадался, зачем Каталина побежала в сад.
        - Кто ее видел у Ганта?
        Голос Педро испугал Антонио, и он поспешил с ответом:
        - В одной из лодок к пиратскому флагману везли раба, похищенного из дома твоего приятеля Васкеса. С наступлением темноты негру удалось бежать. Он вплавь добрался до берега и рассказал все, что знал.
        У самого въезда в город Педро подал стремена вперед, и конь послушно остановился. Переложив кожаные сумы на лошадь друга, Педро попросил его:
        - Отвези это дону Рикардо. Там деньги за товар, расчеты и все необходимые бумаги. Скажи, что я удачно продал его табак, поэтому привез больше, чем он запрашивал. А я зайду к нему позже.
        Друзья пожали друг другу руки, и Педро направил коня прочь от города, к полю. У входа в небольшой сложенный из камня дом возвращения Педро ждал его верный слуга Бартоло, крепкий малый, некогда, еще мальчиком, привезенный работорговцами из Сенегала. Он искренне привязался к молодому капитану, который выкупил его из рабства и сделал свободным горожанином.
        В пору, когда Бартоло был еще рабом, он подрезал деревья в саду хозяина. Тот спустил с цепи собак, и негр вынужден был защищаться. Одну из собак, налетевших на него, Бартоло убил ударом кулака. Пес оказался любимцем хозяина. Плантатор принялся бить беднягу. В это время мимо проезжал де ла Крус. Узнав причину жестокой расправы, Педро предложил рабовладельцу вместо строптивого раба, которого хозяин все равно запорет насмерть, кругленькую сумму и предоставил Бартоло полное право самому устраивать свою жизнь, как тому заблагорассудится. Негр пожелал служить Педро.
        Верный Бартоло не знал причины терзаний Педро но чувствовал, что она очень серьезна.
        Была глубокая ночь. Стоило Педро вернуться домой как горячий ужин был подан на стол. Однако он не притронулся к еде, лег в постель, не раздеваясь, и велел убрать из комнаты светильник.
        Сильному человеку важно пережить первые минуты отчаяния. Одолев состояние крайней безнадежности, он заставляет себя свыкнуться с тем, что так потрясло его поначалу. Затем он собирает волю в кулак, принимает решение, что ему в данной ситуации делать, и начинает действовать.
        Так произошло и с Педро. На третьи сутки он попросил Бартоло подать ему еду. Плотно пообедал, привел себя в порядок, переоделся в новое платье и вышел из дому. К Педро уже дважды приходили слуги от дона Рикардо, но он отвечал, что болен. А теперь принял твердое решение, хотя пока понятия не имел, как соберет крупную сумму денег, необходимую для выполнения задуманного плана. Шуточное ли дело, в только что разграбленном городе найти 20 тысяч дукатов и получить их под честное слово. Сумма в 10 тысяч дукатов равнялась годовому жалованью самого генерал-губернатора Кубы. А Педро последним удачным плаванием заработал всего 650 дукатов плюс жемчужное ожерелье.
        Педро попросил Антонио сохранить в тайне его чувство к Каталине и первым делом, скрывая истинную причину своего визита, направился к дону Лукасу Понсиано де Эскасена, настоятелю сожженного пиратами Ганта собора Святой Троицы.
        - Падре, за святотатство, совершенное над собором Великой Святой Троицы морскими разбойниками, я должен отомстить. Благословите на подвиг. Соберу нужные деньги, куплю в Гаване судно и буду корсаром до тех пор, пока не рассчитаюсь с Гантом, - решительно заявил Педро священнику.
        - Сын мой, да осенит тебя десница Господня! Бог по заслугам оценит твою решимость. На подаяния верноподданных Святой Троицы мы думаем начать строительство нового собора, - священник дал понять молодому человеку, что денежной помощи от церкви ему ждать не следует.
        Да Педро и предполагал, что так будет, на церковные деньги он не рассчитывал, он надеялся на поддержку пресвитера у нового губернатора, который должен был снабдить капитана рекомендательным письмом к наместнику испанской короны в Гаване. Дело в том, что новый губернатор Тринидада, который сменил дона Херонимо, был сторонником австрийского двора. Педро понимал, что губернатор может холодно отнестись к его затее, когда узнает, что де ла Крус был французским подданным.
        - Прошу вас, падре, замолвить за меня слово у губернатора.
        - Замолвить-то я замолвлю… И благослови тебя Господь! - с готовностью пообещал служитель божий.
        Очень скоро молва облетела город: де ла Крус собирается стать корсаром, чтобы отомстить Ганту. Посыпались пожертвования, и Педро собрал шесть тысяч дукатов. Губернатор не оказал ему никакой помощи и, зная, что у молодого капитана нет нужных денег, отделался обещанием вернуться к разговору о рекомендательном письме, когда у Педро будет необходимая для покупки судна сумма.
        Помощи просить было больше не у кого. Капитан Хуан Васкес все не возвращался в порт. Педро обошел каждый дом в городе, за исключением одного. К дону Рикардо он заходить не стал. Встреча с отцом Каталины, которого Педро считал главным виновником того, что случилось, была невыносима для него, и он ее всячески избегал.
        Казалось, решению, которое принял Педро, было не суждено осуществиться. Однако помощь пришла неожиданно от доньи Марселы, матери Каталины, которая остановила в конце мая свой кабриолет у дома Педро, вошла к нему и сказала:
        - Рикардо плох. Вы, сеньор Педро, напрасно не навестите его. Он был всегда к вам так добр. Мы знаем что вы собираетесь разыскать Ганта и отомстить ему за осквернение нашего собора Святой Троицы. Встретите нашу девочку, дайте нам знать о ней. В кабриолете у меня восемь тысяч дукатов. Это от нас с Рикардо. Найдите нам нашу Каталину! - и донья Марсела, не выдержав, залилась слезами.
        Педро усадил ее в кресло, а Бартоло тут же принес глиняную кружку с целительным напитком из цветков апельсина.
        Донья Марсела отпила глоток и закрыла глаза.
        - Пейте, пейте, донья Марсела, вам будет легче!
        - Хорошо, Педро, - прошептала убитая горем мать, - только ты найди ее нам!
        Педро смотрел на осунувшееся от страданий лицо доньи Марселы, находил и не находил в нем черты милой его сердцу Каталины. Он преклонил колено, склонился к холодной руке доньи Марселы и прошептал:
        - Я найду ее! Клянусь!
        - Заходи к нам. Рикардо тебя ждет.
        - Я зайду, - пообещал Педро, - только не сегодня и не завтра. Но я обязательно буду.
        В июне 1703 года, к счастью для Педро, сменился губернатор Тринидада. Им стал дон Кристобаль Франсиско Понсе, сторонник французского короля Людовика XIV. Новый губернатор написал необходимое рекомендательное письмо. К этому времени в Тринидад возвратился корсар Хуан Васкес. Он, несмотря на то что месяц назад его «Марианну» потрепало в бою английское пиратское судно и теперь его кораблю была необходима основательная починка, как всегда, пребывал в отличном расположении Духа. Васкес дал Педро ряд ценных советов, написал письмо к одному деловому человеку в Гаване и подарил будущему корсару украшения из драгоценных камней стоимостью в две тысячи дукатов.
        Теперь Педро де ла Крус мог смело браться за выполнение задуманного им плана. Он отдал коня верному другу Антонио, тепло попрощался с родителями Каталины, заколотил свой скромный дом и вместе с Бартоло на первом же торговом судне отправился в Гавану.

        Глава 3
        ГАВАНА

        Ко времени описываемых событий Испания была втянута в военный конфликт с Англией и Голландией. Испанские колонии, в том числе и Куба, по сути, вели войну против тех, кто вчера еще был их союзником и чьи корабли имели приют в колониальных испанских портах. Куба, находясь за тысячи миль от королевских дворов, борьба между которыми вовлекла ее в военный конфликт, вместо того чтобы заниматься производством сахара, разведением скота и выращиванием табака, вынуждена была взяться за оружие и защищаться от нападений.
        В столице острова Куба, городе Гаване, наступили неспокойные времена. Среди местного населения было немало сторонников английского двора, которые объединялись вокруг полковника Лоренсо де Прадо. К тому же чуть более чем на пушечный выстрел от гавани уже стояла английская эскадра в тридцать пять кораблей под началом адмиралов Грайдена и Уолкера.
        Под покровом темной июльской ночи, в непогоду, рискуя сесть на коралловые рифы Мариэля или быть расстрелянным из пушек форта Эль-Морро, капитан торгового судна, на котором находились Педро де ла Крус и Бартоло, без опознавательных огней вплотную подошел к входу в гавань. Наутро судно получило разрешение войти в порт, и уже обед Педро де ла Крус заказывал хозяину харчевни «Роза ветров», окна которой выходили на обширный торговый причал Гаваны.
        У хозяина небольшого, стоявшего на бойком месте трактира была уйма дел. Меж тем он счел своим долгом выяснить, что за птица у него поселилась. Хозяин видел, как Педро, держась с таким достоинством, снял комнаты для себя и для слуги, а затем усадил своего чернокожего за тот же стол, где обедал сам.
        - Вам понравилось жаркое из поросенка? - хозяин «Розы ветров» подошел к столу, за которым сидели Педро и Бартоло.
        - Да, - коротко ответил де ла Крус.
        - А не подать ли вам к нему соус из бобов?
        - Подавайте, если он у вас есть, - так же сухо ответил Педро.
        - А может быть, сеньор желает французского вина? Я недавно получил бочонок из Бордо.
        Этот вопрос несколько удивил молодого капитана. Он оторвался от еды, внимательно поглядел на хозяина, стремясь угадать, действительно ли тому удалось определить, что он француз по происхождению, да еще из Бордо, или это совпадение.
        - Вы не верите, что у меня есть отличное красное вино? - трактирщик по-своему истолковал пристальный взгляд Педро.
        На что Педро просто ответил:
        - У вас, любезнейший хозяин, есть ко мне разговор? Если так, присаживайтесь и спрашивайте, что вас интересует.
        Теперь в свою очередь удивился хозяин, которого проницательность и прямота гостя несколько обескуражили. Но пожилой трактирщик был опытен и по натуре упрям, тем более что начало разговора его заинтриговало.
        - Так сеньор желает французского вина? - переспросил хозяин, присаживаясь к столу.
        - Если у вас ко мне разговор, то угощайте, и на этом сойдемся.
        Трактирщик кликнул жену, та приказала одному из слуг спуститься в подвал. Через несколько минут темно-красный напиток уже заискрился в кружках. В морских скитаниях кружка вина, особенно доброго французского бордо, нередко сближает людей. А хозяин «Розы ветров», проявляя поначалу только профессиональное любопытство, через полчаса уже превратился в собеседника, который, казалось со стороны, многие годы хорошо знал де ла Круса. Теперь трактирщик уже считал своим долгом поведать молодому человеку, приехавшему испытать свое счастье в Гавану, как можно больше. Педро счел преждевременным открывать цель своего приезда, но от беседы не отказался.
        - Ох, как неприятны эти осложнения, - быстро говорил новый знакомый. - За последние пять лет кто только не останавливался у меня: и англичане, и голландцы, чаще те, кому посчастливилось возвращаться из колоний домой. У всех были полные кошельки. За эти годы я надстроил третий этаж с мансардой. Правда, вместо англичан и голландцев теперь появились французы с их хорошими манерами, добротными товарами, но с ними пришла и опасность. А когда солдаты говорят о войне, они чаще это делают не за столом трактира. Согласитесь, дон Педро. Одного ядра английской пушки достаточно, чтобы моя «Роза ветров» превратилась в развалины, и усталому путнику никто уж не смог бы указать правильного пути, - с нескрываемой гордостью повторил трактирщик, очевидно, кем-то удачно высказанную мысль по поводу его гостеприимного заведения. - Я не политик, и мне все равно, кто король Он далеко. Лишь бы генерал-губернатор не притеснял торговлю. Да и война не отрывала людей от дела. Мой зятек - табачник. Только-только у него пошли дела. Повысился спрос на табак. Так на тебе, призвали в ополчение. Тревожно сейчас в Гаване, сеньор. Но
вы не беспокойтесь, я готов вам помочь.
        Педро внимательно слушал трактирщика, не перебивая, отмечал про себя, что обстановка, должно быть, весьма благоприятная для осуществления его замысла. Просидев за беседой более часа, Педро встал, собираясь уйти.
        - Так вы мне и не сказали, сеньор, чем я могу быть вам полезен, - напомнил хозяин
«Розы ветров».
        - Пока, милейший, я благодарен вам за вкусный обед и прекрасное вино. Я моряк и ищу место капитана. Хочу наняться к хорошему судовладельцу на приличное судно. Если порекомендуете меня одному из них, окажете мне услугу, - с этими словами Педро надел шляпу и вышел на улицу.
        Хозяину «Розы ветров» понравился молодой де ла Крус, тем более что капитаны в его трактире останавливались не так уж часто. А Педро и рассчитывал в своих поисках на хозяина гостиницы средней руки. Будущему корсару казалось, что только с его помощью он может познакомиться с судовладельцами, а когда судно будет приобретено, и подобрать бывалых моряков.
        Выйдя на улицу, Педро без промедления направился во дворец генерал-губернатора. Внешний вид де ла Круса заметно отличался от того, как выглядели простые горожане. Наряд, приобретенный у модного портного в Картахене. На боку, подхваченная яркой Щегольской перевязью, длинная шпага. Он воспользовался советом, который дал когда-то молодому капитану Хуан Васкес, и во дворце, сунув в руки секретаря золотой дублон [Дублон - старинная золотая монета, содержащая 7,5 г золота, равная
4 дуро (песо), или 32 серебряным реалам.] , оказался среди первых, кто попал в этот день на прием.
        С начала 1703 года, после смерти генерал-губернатора Кубы, его обязанности исполняли по гражданской линии почтенный аудитор граф Николас Чирино Ваудебаль, а по военной с успехом вел дела начальник форта Эль-Морро генерал Луис Чакон,
        Чирино был в возрасте, полноват, но с худым запавшим лицом; он внимательно выслушал де ла Круса.
        - Имею твердое намерение, ваше сиятельство, приобрести корабль. На то располагаю нужными деньгами. Затем хочу просить вас оказать мне содействие в получении патента на каперство, - закончил свое короткое, но предельно ясное изложение дела Педро, - Вот рекомендательное письмо от дона Кристобаля Франсиско Понсе, как вы знаете, губернатора Тринидада, а вот этим письмом известный вам корсар Хуан Васкес свидетельствует мои благие намерения, - и Педро вручил оба письма правительственному аудитору.
        Чирино прочел их сразу же, при Педро, и заявил:
        - Похвально, капитан! В такое бурное и тревожное время каждый, кто верен королю Филиппу Пятому, должен быть патриотом.
        - Надеюсь честно и верно послужить интересам короля, ваша светлость, и моей второй родине.
        - Ах да! Вы же по происхождению француз, - заметил с улыбкой дон Николас Чирино. При этом он вспомнил о недавних встречах с французскими моряками. У него в доме теперь только и разговоров, что о Франции. Вспомнил он и о том, что женщины его многочисленного семейства день и ночь наряжаются во французские платья, преподнесенные им галантным адмиралом Шато-Рено.
        Де ла Крус верно понял благосклонность этой улыбки, но все же без промедления произнес:
        - Ваша светлость, помогите мне доказать верность короне Испании. Письмо капитана Васкеса было адресовано другому лицу, вы позволите мне забрать этот конверт?
        - Конечно! - аудитор возвратил письмо Васкеса. - Но, капитан, я не об этом. Французы не раз доказывали свою дружбу испанцам. Даже здесь, на Кубе. К примеру, прошедший год. Он был самым благоприятным для нашего города и для всего острова. Торговые ряды ломятся от разных товаров, горожане закладывают строительство новых домов, в сельском хозяйстве расцвет: табак и сахар хорошо идут во Франции. Под охраной военных французских кораблей наши суда благополучно добираются до европейских портов. Правда, каботаж несет солидные потери от расплодившихся вокруг Ямайки, Гаити, Багамских островов английских и голландских флибустьеров. Но вот вы и станете им помехой. Я не сомневаюсь в вашей честности и порядочности, капитан де ла Крус. Тем более что вы ведь присягали испанскому королю.
        - Благодарю вас, - Педро слегка поклонился.
        - Честно говоря, меня смущает несколько ваша молодость, - продолжил аудитор, ожидая реакций молодого капитана. И когда увидел, как сверкнули глаза де ла Круса и к лицу прилила краска возмущения, добавил: - Но не беда.
        - Во-первых, ваша светлость, да будет мне позволено думать, что вы шутите, а во-вторых, благородство, храбрость…
        - Ну, полно, полно. Я знаю, что Альваро де Базан [Базан, Альваро де (1526-1588) - прославленный испанский адмирал, герой сражения с турецким флотом в проливе Лепанто, в котором Сервантес потерял левую руку.] был не старше вас, когда впервые повел корабль в бой с противником.
        - Молодость не помеха верности королю!
        Аудитор кивнул и произнес:
        - Ну, а что касается вашего дела, конечно, я и генерал Луис Чакон, к которому рекомендую обязательно попасть на прием, вам поможем. У генерала сейчас много дел. Но я уверен, вы найдете способ повидать его, если только сегодня прибыли в Гавану, а уже получили аудиенцию во дворце губернатора, - Николас Чирино вновь приятно улыбнулся. - Допустим, храбрый комендант окажет вам содействие в получении патента. Однако затруднение я вижу в другом, - и поскольку аудитор поднялся со своего кресла, Педро с поспешностью вскочил на ноги. Сердце его застучало быстрее. - Как вы сами заметили, капитан, Гавана обложена кораблями противника. Оба адмирала: и Грейден, и Уолкер - старые морские волки. В военной доблести им не откажешь. Поэтому дон Луис Чакон распорядился мобилизовать для защиты города все суда, что были на плаву. Все вооружение, которым он располагал, как говорится, в деле. Но дерзайте, мой юный друг, и после сообщите мне название корабля. Я в тот же день прикажу составить для вас необходимые бумаги, - закончил аудитор и дружелюбно протянул де ла Крусу руку.
        - А где сейчас, ваша светлость, я мог бы встретить коменданта форта? - с почтением пожимая протянутую руку, спросил де ла Крус.
        - О, этого и я не знаю! Однако вы горячи, капитан Терпение корсару не помешает. Вот завтра с утра пораньше советую искать его у пушек Эль-Морро. До свидания, и желаю успеха.
        На следующее утро, однако, Педро не удалось разыскать генерала Чакона. Встреча их состоялась лишь через неделю. Но эти семь дней не прошли для капитана даром. С помощью хозяина «Розы ветров» Педро перезнакомился с разными людьми, которые обрисовали ему положение в Гаване с исключительной точностью. Многое он узнал и о неутомимом коменданте гаванского форта, который официальных аудиенций ввиду опасности, грозившей городу, сейчас не давал. Генерал ежедневно объезжал укрепленные редуты, батареи, сторожевые посты, принимал участие в строевых учениях отрядов ополчения. Педро не раз сожалел, что с ним нет его доброго коня, но деньги на покупку нового расходовать не решался.
        Их встреча с генералом Чаконом состоялась ранним утром у комендатуры гаванской крепости «Трех королей», более известной под названием Эль-Морро. Эта цитадель была добротно отстроена в конце XVI века знаменитым итальянским военным инженером-архитектором Баутйстой Антонельи, находившимся тогда на службе испанских королей. Встреча с генералом закончилась «дуэлью», после которой комендант остался де ла Крусом весьма доволен.
        Внимательно выслушав то, с чем к нему пришел Педро, Чакон по-своему решил проверить молодого капитана и предложил ему фехтовать. Они надели маски, нагрудники, и как ни потел от стараний слывший искусным фехтовальщиком уважаемый комендант, Чакон быстро получил три укола и под изумленные возгласы присутствовавших офицеров и солдат дважды нагибался к земле за своей шпагой. Педро решил схитрить и, уходя в защиту, позволил шпаге Чакона сделать укол, отчего комендант пришел в неописуемый восторг и прекратил встречу со словами:
        - Вам не плавать надобно, а возглавить одну из моих рот! - Но, увидев, что это лестное предложение не произвело никакого впечатления на молодого человека, продолжил: - Знаю, знаю вас, упрямцев из Бордо. Но помочь, однако, не могу, Одно вооруженное судно, даже при таком, допустим, храбром капитане, как вы, не склонит баланс сил в нашу пользу. Мы против превосходно оснащенных англичан. Вот если они уйдут, тогда другое дело.
        Педро позволил себе вольность взять коменданта под руку и отвести его в сторону для доверительного разговора.
        - Уверяю вас, ваше превосходительство, англичане здесь не для открытой атаки на порт. Неужели вы не понимаете? Их присутствие должно поддержать сторонников австрийского эрцгерцога и подбить их на внутренние беспорядки, А для борьбы с беспорядками в городе, господин генерал, вам не нужны корабли, - вполголоса заявил удивленному Чакону молодой капитан.
        - Ого, голубчик, я вижу, вы ко всему еще и политик! Но об отступниках я побеспокоюсь и сам. По ночам они пробираются в город, но очень уж ловко. Мне бы только поймать хоть одного лазутчика. Тогда вы посмотрите, что будет с теми, кто идет против короля! А пока английская эскадра стоит у города, извините, я ничем вам помочь не могу, - неожиданно резко закончил генерал Чакон. Но тут же, спохватившись, что молодой человек ничем не заслужил такого отношения к себе, добавил: - Достаньте посудину, так и быть, я помогу вам ее вооружить. И приходите сюда в субботу к пяти дня, я вас кое-кому представлю.
        В Субботу, после обсуждения с представителями городской знати, крупными коммерсантами и судовладельцами того, как пополнить фонды, необходимые для продолжения работ по фортификации, военный губернатор решил попотчевать своих гостей Педро прибыл в форт, когда в канцелярии коменданта Эль-Морро слуги и солдаты начинали разносить вино и сладости.
        Генерал Чакон великодушно представил Педро присутствовавшим:
        - Уважаемые господа, представляю вам молодого, но чрезвычайно осведомленного капитана Педро де ла Круса, моего недавнего победителя. Бьюсь об заклад, что это сейчас лучшая шпага на острове, но, заметьте, решающая схватка была за мной.
        Педро низко поклонился и в некотором смущении, которое делало его еще более обаятельным, произнес:
        - Сеньор генерал преувеличивает. Я не солдат, а моряк. Мое оружие не шпага, а секстан. К вашим услугам, господа.
        После такого представления де ла Круса сразу обступило несколько человек. Сердце его радостно забилось оттого, что он прекрасно понимал, какие двери распахнул перед ним славный дон Луис Чакон.
        И действительно, Педро получил сразу несколько приглашений к завтраку, к обеду и даже к ужину, на который обычно приглашают лишь близких знакомых. Теперь все зависело только от него самого. Педро снова начинал верить в свою счастливую звезду. Он решил, что корабль будет в его руках непременно, и настало время, не теряя ни дня, вплотную заняться поиском нужных людей.
        В тот же вечер, переодевшись в более скромное платье, де ла Крус отправился в поход по портовым ночным кабачкам.

        Глава 4
        БОЦМАН

        За июлем прошел и август. В Гаване по-прежнему было тревожно. Ночами в городе раздавались выстрелы, слышались крики стражников. Кто-то расклеивал политические прокламации, призывавшие к сопротивлению политике короля Филиппа V, тайком распространялись острые политические стишки, направленные против аудитора Чирино и генерала Чакона. Английская эскадра все так же маячила на виду перед городом.
        Каждый человек был на учете у военных властей. Де ла Крус перезнакомился более чем с сотней моряков. Одни служили на стоявших в Гаване судах, другие числились в ополчении, третьи выполняли земляные работы, укрепляя оборону города. Но всего не более десяти из них Педро оставил у себя на примете. Его знали уже почти все гаванские судовладельцы, но никто не мог перечить распоряжению генерала Чакона. Все ждали, пока английская эскадра покинет кубинские воды, чтобы можно было начать серьезные переговоры с молодым капитаном.
        Однако де ла Крус не терял времени даром. Он бывал на судах, изучал новшества в морском деле, привезенные французскими моряками, целыми днями проводил на верфях арсенала, где строились новые корабли, и продолжал поиск людей.
        Иногда судьба сама помогала ему. В захудалой дешевой таверне, приютившейся у стен портового рынка, к де ла Крусу подошел человек, которому было на вид не менее сорока пяти лет. Был он среднего роста, коренастый, с непомерно длинными и, по-видимому, очень сильными руками. Шрам на виске делал взгляд его черных глаз особенно грозным. Было очевидно, что, когда данный человек того хотел, его взгляд становился не допускающим возражений.
        - Я - Диего боцман. Еще мальчишкой плавал с Морганом, - просто представился старый морской волк - Хочу поговорить с вами.
        - Интересно! Зовут тебя Диего, и ты плавал под флагом самого сэра Генри Джона Моргана? - несколько удивленно переспросил де ла Крус.
        - Да капитан. Разорви мне глотку морским ежом, если Диего Мигель Фуэнтес врет! Диего Добрая Душа, Диего Решето, или, как меня знает каждый пират Атлантики Диего Мадемуазель Петрона, юнга Моргана и боцман Лоренсо де Граффа, того храбрейшего из голландцев, который служил испанскому королю.
        - Что ж так? Отчего не плаваешь, боцман? По старости?
        - Нет, капитан. Не откажите кружку…
        Де ла Крус велел подать бутылку крепкого напитка. Они пересели в дальний угол за грязный, залитый вином столик. Боцман опрокинул свою кружку и продолжал:
        - Родом я из Виго. В тринадцать лет мягкую постель и чистое белье сменил на грязный трюм. В четырнадцать уже плавал юнгой и брал с Морганом Панаму. В двадцать четыре я говорил по-английски и по-французски, как на родном языке, и не было у знаменитого Франсуа Граммона лучшего марсового, чем испанец Диего Добрая Душа. В двадцать восемь чуть не погиб от ран, когда мой капитан, голландец Ван Горн, вместе с Лоренсо де Граффом взяли неприступный Веракрус. Выходила меня тогда самая бесстрашная женщина в мире - Петронила де Гусман, славная подруга капитана де Граффа. К нему я и ушел после Веракруса, под флаг главного судна флотилии, которым командовал Лоренсильо. Скоро моя часть добычи выросла втрое. К тому времени матросы с пиратских кораблей меж собой меня иначе и не звали, как Мадемуазель Петрона, а за, внимание, которое мне оказала Петронила, я стал боцманом флагмана, отличного двухпалубного фрегата в 32 бортовых и пять палубных орудий.
        - Выходит, вы служили и французской короне, когда Лоренсильо получил звание старшего офицера военно-морского флота его величества Людовика XIV? - невольно перейдя на «вы», спросил де ла Крус по-французски.
        - Oui, capitaine, un peu! [Да, капитан, немного (фр.).] Страсть к приключениям… безнаказанность поступков, легкая нажива… Я ребенком оставил весьма состоятельный отчий дом. Всю жизнь потом испытывал удовольствие только от приключений. Только вот богатства, прошедшие через эти руки, удержать не смог. За то и был прозван Добрая Душа, а потом Решето. Пиратский мир, столь страшный на взгляд простого горожанина, капитан, имел когда-то свои строгие законы, никем не писанные, но справедливые. Взаимное уважение, абсолютная честность при дележе. Между теми, кто хоть раз дал клятву верности законам Береговых братьев, не было секретов. Никто никогда не посягал на собственность собрата, общественное добро считалось священным. Но было в пиратской жизни то, чего я не мог выносить, - это убийство беззащитных людей, особенно детей и женщин. Всякий раз при жестоких расправах над ними я страдал. С возрастом страдания стали невыносимыми. Я выкупал несчастных, когда мог, брал их под защиту. Мне стало трудно жить с пиратами, особенно после того как, пусть легкой будет ее жизнь в потустороннем мире, Петронила де Гусман
проявила ко мне столько внимания. И наступил страшный день. Подруга капитана де Граффа в девяносто пятом была взята испанскими солдатами в плен неподалеку от Коровьего острова у Санто-Доминго. Я сражался из последних сил пока не сломалась моя сабля и от потери крови я не повалился на палубу. У меня на глазах над Петронилой надругались солдаты. Потом мне удалось бежать. С великим трудом добрался я до Тортуги Но там меня ждала самая жестокая несправедливость, какая только свершалась на этом свете, капитан, - старый морской волк опустил голову, замолчал и потянулся к бутылке.
        - Ну-ну, Добрая Душа, рассказывай до конца, - попросил де ла Крус и наполнил кружку.
        - Кто-то пустил слух, что Диего Решето предал Петронилу. А я всякий раз, стоило мне услышать, что кто-то говорит о ней, не мог сдержать слез и начинал плакать, как ребенок. Лоренсильо меня не принял. Издевательствам не было конца. Клянусь! Многим это стоило жизни! Вот этот нож… - и Диего поднял рубаху. Из-за пояса торчала толстая рукоятка, искусно украшенная панцирем морской черепахи каретта. - Вот этот нож, капитан, лопни мои глаза, если это не так, отправил добрую дюжину мерзавцев к их праотцам. Тогда Береговые братья поклялись разделаться со мной. На гроши, которые задержались в доме моего старого товарища, я перебрался на Кубу и вот уже скоро как восемь лет ставлю на корабли пушки в гаванском арсенале.
        - Интересная у вас жизнь, Диего. Ну, а что же такого славного боцмана привело ко мне?
        - Капитан, раз в год я, как другие отмечают день ангела, прихожу сюда, на портовый рынок. Здесь все напоминает мне о прошлом. Душа тоскует по морю. У меня есть дом, жена и двое детей. Но, видно, костям моим суждено лежать на дне морском, а не в земле. Слышал я, капитан, что вы набираете команду. Вчера в кабачке «Три якоря» рассказал мне за кружкой вина чуть больше, чем надо бы, один из ваших людей. Ночь эту я не спал. С утра вас караулю и, как только вы появились на рынке, сразу заметил. Видел, как вы дали недостающее песо девушке, которой не хватало его, чтобы купить платье у барышника. Глаз мой опытен, капитан. Я уже знаю, что храбрости вам не занимать, а добротою вы можете поделиться с самим гаванским прелатом, отцом Компостела [Компостела, Диего Авелино де (1635-1704) - епископ Кубы.] . Убежден, - разнеси мне живот на обед акулам, - что и судно снаряжаете не из-за желания испытать фортуну и разбогатеть, сколько…
        Педро пристально поглядел на боцмана, Диего перехватил его взгляд и, оборвав фразу, начал новую мысль:
        - Вы, капитан, да простит меня бог за наглость, еще мало плавали и здешние воды не успели узнать, и… - Диего на миг задумался, подыскивая подходящее слово или, скорее всего, взвешивая, стоит ли ему вот так сразу высказывать свои мысли. Потом он быстро и решительно сказал: - …отсохни мой язык, если каперское дело на Карибах не опасное дело, капитан. В море здесь неспокойно. Да и пираты, а старой закалки уже не осталось, они народ беспощадный. Всего одна оплошность с вашей стороны - и цели не видать, как днища у затонувшего судна. Можно и жизни лишиться…
        Последняя фраза бывалого моряка заставила де ла Круса присмотреться к собеседнику, тот, бесспорно, начинал нравиться капитану. Все говорило в пользу корабельного мастера. Вот только возраст несколько смущал де ла Круса.
        - А не староват ли ты, Диего? - спросил Педро бывшего пирата после недолгого раздумья. - Не сдашь ли, коль станешь плавать со мной?
        - Капитан, намотайте мои внутренности на якорный барабан! Еще добрый десяток лет не уступлю ни одному молодому. Поверить не могу, что вы собирались составить экипаж из своих сверстников. Это было бы неосмотрительно. Подвесьте меня к боканцам, если Решето не знает, кто чего стоит в гаванском порту. Я помогу вам, капитан, как никто другой. Есть у меня на примете и верные молодые ребята. За мной, тем более за вами, когда узнают вас, клянусь Нептуном, пойдут в огонь и в воду. Капитан, неужели у вас повернется язык отказать мне, Диего Добрая Душа когда он сам просится к вам на корабль? Готов, так мне подсказывают мои старые внутренности, пойти за вами, куда прикажете. Конечно, лучше бы не на торговце…
        Педро не так-то просто было убедить на словах, даже произнесенных с такой подкупающей искренностью. Он решил испытать опытного пирата делом.
        - Хорошо! - заранее зная, что скажет обидные для Диего слова, де ла Крус медленно, как бы нехотя произнес: - Ладно! Для марсового ты, Диего, уже не подходишь, ну а бомбардиром согласишься?
        Подобное предложение для матерого морского волка, видавшего на своем веку такое, что и не снилось молодому капитану, было более чем оскорбительным. Диего Добрая Душа сурово глянул на де ла Круса, большой шрам его побагровел, но улыбка тронула уголки губ, и Добрая Душа спокойно ответил:
        - Спасибо, капитан, ни за одно ядро моего орудия вы не заплатите напрасно, - и, переходя от обещаний к делу, Диего продолжил: - За последний год я кое-чему научился у французских моряков маркиза Шато-Рено. Он так бесславно нашел свой конец у берегов моего родного Виго. Согласен…
        - Ну, вот и хорошо! Завтра здесь в тот же час и обговорим детали подробно. Эй, хозяин! - окликнул Педро стоявшего за стойкой толстого испанца. - Получите с нас! - И прежде чем хозяин подошел за бутылкой, чтобы посмотреть, сколько из нее было выпито, Педро налил Диего и себе еще по кружке.
        Добрая Душа одним движением опрокинул свою порцию и, переведя дух, собрался было что-то сказать, но передумал и только махнул рукой.
        - Ладно, капитан, все-таки согласен. Только, разбей меня ядром, засмеют Добрую Душу друзья, когда узнают, что Диего отныне просто бомбардир. Однако завтра здесь в тот же час! Вы скоро убедитесь, какую пользу я окажу вам еще в Гаване, или мои дети забудут имя своего отца.
        Расплатившись, Педро вышел на улицу. За темными тучками уже виделся чистый горизонт. Так случается, когда болезнь отступает, врачам этого еще не видно, но больной уже ощутил, что ему стало легче, и появилась надежда на исцеление.
        На следующий день де ла Крус пришел в таверну вместе с Бартоло. Добрая Душа уже ждал его. Педро хотелось проверить, как отнесется Диего к бывшему рабу, ныне черному слуге, а также узнать мнение Бартоло, который обладал тончайшей интуицией и хорошо разбирался в людях. Педро велел Бартоло прямо высказывать его наблюдения в отношении своих новых знакомых.
        Диего почтительно поклонился обоим и быстро подставил к столу третий табурет.
        - Мой капитан, смею сообщить, тот человек, что рассказал мне о вас в «Трех якорях», болтлив, особенно за бокалом. Он храбрый моряк, отличный плотник, знающий свое дело. Но не доверяйте ему того, чего другим знать не надо, - наотрез отказавшись от спиртного, приступил к беседе Добрая Душа.
        - Спасибо, Диего. Я и сам заметил этот его недостаток, но, честно говоря, не стану на него сердиться Как-никак именно его разговорчивости я обязан знакомством с вами, - и Педро, и Бартоло отметили про себя, как при этих словах потеплел взгляд Диего. - Надеюсь, что вы сами умеете держать язык за зубами!
        - Сеньор де ла Крус! - воскликнул Диего, но осекся, видя, как огромная черная глыба, каким казался Бартоло малознакомым людям, неожиданно поднимается из-за стола. Это означало, что Бартоло разделяет мнение о Диего, которое сложилось у де ла Круса. Правда, Бартоло мог сделать чересчур поспешный вывод, но и самому Педро уже не терпелось приступить к делу, и он изменил своей природной осторожности.
        - Послушай, Добрая Душа, мне твое прозвище нравится, как понравилась и твоя проницательность. Я ведь никому не говорил, что собираюсь стать корсаром. Но ты угадал, и я тебе открою секрет. Не спеши благодарить. Докажи свою преданность делом. Сейчас ты станешь третьим человеком в Гаване, которому будет известно, зачем де ла Крус ищет хороший корабль и храбрых людей. Мне нужно разыскать Ганта. Я поклялся отомстить ему за разорение Тринидада.
        - О, проткни меня насквозь трезубец Нептуна, я чувствовал, что на своем веку еще встречу настоящего моряка! - восторженно перебил Добрая Душа.
        - Так вот, Диего, ты понимаешь, что это значит? Конечно, коль скоро мы получим королевский патент, каждый враг короля на море будет и нашим врагом. Из всего, что попадет в наши руки, каждый получит свою долю, как положено. Но лишний раз рисковать до встречи с Гантом я не стану. Это обстоятельство также должно остаться между нами. Теперь второе, насчет бомбардира. Ты, Диего, вчера меня правильно понял. Я хотел тебя проверить.
        - О, мой капитан!.. - Добрая Душа откинулся назад и глубоко вздохнул.
        - Предлагаю с завтрашнего дня заняться поисками судна. Из тех, что ходят под парусами, стоят на якорях в гавани или строятся на стапелях арсенала. Понимаю, что сейчас в Гаване для этого совсем неподходящая обстановка. Но без судна, Диего, мы с тобой сможем в лучшем случае быть хорошими солдатами у генерала Чакона. Да и тебя я не могу пригласить на несуществующий корабль. Покажи, на что ты способен, и тогда мы ударим по рукам.
        - И за это спасибо, капитан. Ну да ладно! Дайте мне десять дней, и я не буду Решетом, если не пропущу через себя все, что может нам подойти, - спокойно заявил Добрая Душа.
        Через семь дней, рано утром, когда Педро еще спал, в его дверь постучал хозяин
«Розы ветров». И, к неудовольствию хозяина, тут же раздался голос Доброй Души, который, не дожидаясь ответа, поднялся вслед за трактирщиком:
        - Мой капитан, прошу вас, поднимайтесь как можно скорее. У меня к вам срочное дело.
        Этих слов было достаточно, чтобы Педро поспешно спустился и, успокоив хозяина приветствием, не теряя более ни минуты, последовал на улицу за Диего. Тот сказал на ходу.
        - Капитан, надо торопиться! За ползолотого дублона нам покажут отличную посудину. Вчера офицеры сошли на берег, и успеть осмотреть корабль надо до того, как они вернутся. Больше пока, прошу вас, ни о чем не спрашивайте.
        Они уже миновали порт и довольно долго шли по берегу в глубь залива, пока впереди не показались пакгаузные постройки, а за ними три стройные мачты.
        Добрая Душа поведал де ла Крусу, что судно пришло в Гавану год назад в составе флотилии адмирала Шато-Рено под флагом молодого французского маркиза Луаэ де Блаказа. Маркиз серьезно заболел и по этой причине остался в Гаване, где жизнь ему пришлась по душе. Однако еще не было доподлинно известно, желает ли маркиз продать корабль. И невозможно было предсказать, сколько в этом случае он за него запросит.
        Осмотр корабля они начали с каюты капитана.
        Салон был обставлен со вкусом. Мебель и декоративные украшения говорили об утонченности владельца каюты и его симпатиях к французскому двору Людовика XIV. Прозрачные занавески из голубого шелка подбитого бледно-розовыми брюссельскими кружевами, прикрывали квадратные окна. Простенки были заняты оружием, там висели изделия французских, итальянских, толедских и дамасских мастеров. С потолка спускался бронзовый позолоченный канделябр на восемь свечей. Продолговатый стол из драгоценной карельской березы стоял вплотную к дальней стенке каюты. Солнечные лучи пробивались сквозь легкие занавески, и поверхность стола переливалась разными цветами, поскольку была искусно выложена кусочками малахита, слоновой костью и перламутром. Между столом и перегородкой располагался обтянутый светло-серым атласом диван, над ним, на стене, висела карта Карибского моря. За переборкой из орехового дерева находилась не менее изящная спальня…
        Дальнейшее знакомство с кораблем не разочаровало де ла Круса. Вооружено судно было тридцатью четырьмя пушками. Рангоут и такелаж были изготовлены лучшими мастерами из первоклассного материала. Огромных размеров, но легко управляемые, косые, латинские, паруса, без сомнения, позволяли судну развивать большую скорость, а дополнительный набор прямых парусов на фок-мачте обеспечивал судну хорошую маневренность. Де ла Крус должен был признать, что прежде не встречал ничего подобного, хотя и бывал на линейных двух- и трехпалубных кораблях и на фрегатах, как французских, так и испанских, ходивших под вымпелом военно-морских сил. Но для достижения его цели ничего лучше этого корабля нельзя было и желать.
        Дежурный - младший офицер - ожидал обещанные полдублона. Поскольку он понял, что осмотр судна производился достойным человеком, то распорядился подать в каюту капитана вина. Педро де ла Крус за годы скитаний отвык от подобного блеска и от чувства восхищения, которое вызывает в человеке вид роскоши. Осмотр корабля заставил де ла Круса вспомнить детство. Однако тревожная мысль посетила его трезвый ум: если это продается, то какова же цена корабля? В чужом городе недостающую сумму ему было не собрать, а стоимость судна, должно быть, превышала
20 тысяч дукатов.
        Офицер разливал по бокалам вино, а Диего, казалось, угадал сомнения де ла Круса и, приблизившись к комоду, где был установлен деревянный макет корабля, произнес:
        - Теперь надо, чтобы маркиз продал эту красавицу, да подешевле.
        - Если маркиз и пожелает продать свое судно, то мне придется отправиться обратно в Тринидад, причем с протянутой рукой. Средств, которыми я располагаю, недостаточно для такой крупной сделки. А за время моего отсутствия маркиз наверняка раздумает продавать корабль, а то и просто уйдет во Францию. В общем, пока, Диего, хоть ты и разыскал превосходное судно, я не вижу причин останавливать поиски, - продолжал де ла Крус.
        По-прежнему улыбаясь, Диего прервал его рассуждения:
        - Простите, капитан, за дерзкий вопрос… Вы бывали в доме дона Бартоломе де Арреола Вальдеспино и знакомы с графиней Иннес?
        В это время им подали вино, и дальнейший разговор уже происходил на обратном пути:
        - Да, Диего, я знаком с графиней Иннес. И что же? - де ла Крус насторожился.
        - Я кое-что слышал от брата жены, он плотничает в доме Арреолы. Мне нужно несколько дней, чтобы все разузнать. Меж тем не пренебрегайте моим советом: постарайтесь чаще бывать в тех местах, где вас может встретить графиня Иннес.
        - Что это значит? - возмутился де ла Крус.
        Педро, занятый поисками корабля, ни на секунду не забывал о дорогой его сердцу Каталине. Ни о чем другом он не хотел и думать, поэтому всякий раз, когда позволяли приличия, уклонялся от светских визитов, особенно от свиданий с женщинами. Сейчас, услышав от Диего имя графини Иннес, он тут же вспомнил, как три дня назад он отказался от приглашения Арреолы Вальдеспино быть на воскресном приеме в честь графини и как потускнели при этом большие красивые глаза молодой женщины. Она явно благоволила де ла Крусу, и он чувствовал, что в красивой испанке есть нечто способное взволновать его молодую кровь. Конечно, он отказался от приглашения вовсе не потому, что портной будто бы не успеет сделать ему подходящего платья. Графиня могла стать искушением, а де ла Крусу был слишком дорог образ бедной Каталины.
        - Так что вы хотите этим сказать, Диего? - переспросил де ла Крус.
        - Не скрою, капитан, знай я вас чуточку больше, рассказал бы все сразу. Но я еще не служу у вас, а только доказываю свою пригодность, поэтому разрешите мне изложить план до конца в понедельник, после того как вы побываете на вечере у Арреолы. И прошу вас, уделите графине внимание. Если вы хоть немного почувствовали ко мне расположение и считаете, что я могу быть вам полезен, капитан, сделайте так, чтобы графиня была к вам благосклонна. А к маркизу де Блаказу, напротив, не проявляйте никакого внимания - и ни слова о его корабле. Не задавайте мне больше вопросов, прошу вас, капитан!
        У де ла Круса были основания недоумевать по поводу того, как ведет себя Диего, но, полагаясь на опыт бывалого моряка, Педро согласился дождаться понедельника.
        - Вы еще не знаете, капитан, что для делового человека в Гаване не существует секретов. Люди здесь рассказывают друг другу все, что у них за душой. Надо только знать, где кого слушать. К понедельнику я принесу вам в «Розу ветров» необходимые сведения о маркизе и его намерениях. Только будьте поласковее с графиней, - попросил еще раз Добрая Душа де ла Круса.
        - Все это хорошо, и я тебе верю, Диего. Но, откровенно говоря, мне не нравится, что у тебя есть какие-то свои планы, которые ты не хочешь мне сообщать, - не то чтобы строго, во всяком случае, без намека на шутку, сказал де ла Крус.
        - Да, но пока, капитан, мы с вами выступаем как партнеры… Вот если бы я служил у вас… ну, тогда другое дело, - быстро возразил Диего.
        - Ладно, ладно! Хорошо! Даю тебе еще одну возможность доказать, сколь ты проворен и умен. - Педро вновь ушел от вопроса, который, видно, всерьез волновал Диего. - Я поступлю, как ты предлагаешь, и буду ждать тебя в понедельник в «Розе ветров» до полудня. - И они распрощались.
        Вернувшись вечером в гостиницу, де ла Крус получил от хозяина, который гордился тем, что капитан остановился в «Розе ветров», очередную листовку со стишками про аудитора Чирино и генерала Чакона. В листовке говорилось об отсутствии согласия между ними в руководстве губернаторством. Де ла Крус решил немедленно воспользоваться этим предлогом и, приодевшись, направился с листовкой к своей новой знакомой, Марии де Арреола, которая была дочерью уважаемого дона Бартоломе де Арреола Вальдеспино, королевского финансового инспектора на острове Куба.

        Глава 5
        ЗАГОВОР

        В доме Бартоломе де Арреола Вальдеспино, высокопоставленного королевского чиновника, жила Иннес де ла Куэва, графиня де Аламеда, троюродная сестра его дочери Марии. Графиня прибыла погостить в Гавану из Мексики, где пробыла около года во дворце своего дяди, вице-короля Новой Испании дона Франсиско Фернандеса де ла Куэва, герцога де Альбуркерке.
        Была она чуть выше среднего роста, шатенка, ее большие светлые глаза могли и смеяться, и метать молнии. Иннес отличалась от сверстниц, она, несмотря на свои двадцать лет, манерой держаться и глубиной суждений производила впечатление умудренной опытом женщины. Впрочем, ее ум вполне уживался с непосредственностью юности.
        И все же Мария, ровесница Иннес, когда находилась рядом с сестрой, казалась младше своего возраста.
        Весь вечер де ла Крус провел в обществе Иннес и Марии. Графиня была довольна. В кругу семьи Арреолы Вальдеспино она не скрывала, что капитан де ла Крус ей нравится. А смешливая Мария была в восторге от стишков, принесенных Педро. Она решила завтра же на вечере прочесть их вслух и тем позабавить гостей. Мария пользовалась особой благосклонностью генерала Чакона и была уверена, что подобная шалость сойдет ей с рук. К тому же она знала, что среди гостей будут и сторонники австрийского эрцгерцога, и хотела увидеть, как они воспримут декламацию.
        Де ла Крус провел в обществе графини Иннес и все воскресное утро, приняв участие в верховой прогулке за пределы города до укрепленной башни «Ла Чоррера», которая охраняла вход в устье реки Альмендарес. Лошади их шли рядом, графиня то и дело вздыхала. Педро, прощаясь до вечера, сказал ей несколько приятных слов и нежно поцеловал прекрасную ручку графини.
        Портной постарался и успел закончить новый наряд, заказанный де ла Крусом еще две недели назад, в срок. На вечере капитан появился в расшитом золотом камзоле из тонкого голландского сукна темно-зеленого цвета с позолоченными пуговицами. Гладкие кожаные панталоны, высокие парадные ботфорты и элегантная шляпа с пером как нельзя лучше шли к его стройной сильной фигуре и светлому лицу, по обе стороны которого рассыпались слегка вьющиеся темно-каштановые волосы. Де ла Крус был неотразим и весь вечер не отходил от графини, чем вызвал явное неудовольствие маркиза де Блаказа. Педро смутно догадывался, зачем это было нужно боцману, и помнил, что он «не должен подавать вида, если заметит раздражение маркиза».
        Графиня Иннес, воспользовавшись шумом, поднявшимся после того, как Мария прочла каверзные стишки, увела де ла Круса в одну из боковых комнат и, как бы нечаянно коснувшись его груди, трепетно прошептала:
        - Де ла Крус, как вы жестоки!
        - Графиня, помните, что сердце бедного капитана не камень. Вы очаровательны, как Афродита. Вам будет легко остановиться. Мне… потом лишь пулю в лоб, - с хорошо разыгранным волнением произнес де ла Крус, делая акцент на слове «бедного», тем самым дав понять, что брак их невозможен, поскольку он простой дворянин, а она графиня.
        - Оставьте, милый Педро. Это все условности, - и она прижалась к груди де ла Круса.
        Тогда Педро с притворным жаром коснулся губами ее лба. В этот миг кто-то вошел в комнату, чему Педро был лишь рад. Ему пришло в голову, что если бы Диего Добрая Душа знал, что здесь только что произошло, он остался бы очень доволен.
        В понедельник обстоятельства для Педро сложились еще более удачно. Успешным день был и для доброй Души, который теперь был твердо уверен, что непременно должен плавать под командой де ла Kpyca.
        У брата своей жены, слуг Арреолы Вальдеспино, матросов с корабля де Блаказа, которые рвались домой, во Францию, и были недовольны маркизом за продолжительную стоянку в Гаване, Диего узнал все, что было необходимо для разработки плана дальнейших действий.
        Когда Диего вошел в комнату, которую де ла Крус снимал в «Розе ветров», там кроме капитана находился его слуга.
        - Главное, капитан, источи меня земляные черви, французского красавца можете считать нашим! - первое, что произнес Диего, появившись в комнате. Он посмотрел на Бартоло и замолчал, но капитан знаком дал понять Диего, что тот может продолжать.
        Де ла Крус встретил эти слова скептической улыбкой.
        - Первым делом подтвердилось, что маркиз Блаказ торчит в Гаване потому, что втрескался по уши в графиню Иннес, словно осьминог в мидию. Команда волнуется. Маркиз не выплачивает команде жалованья, а сам расходует деньги на дорогие подарки графине. Он залез в большие долги. Правда, говорят, маркиз ждет своего посыльного из Франции. Но я откажусь от своей дудки, если мы не опередим его! Ссужают маркиза три ростовщика. Одного из них я хорошо знаю, - Диего обстоятельно докладывал дело де ла Крусу, хотя тот все не мог разгадать, к чему клонит хитроумный боцман, что он задумал.
        - Во-вторых, я убедился, что с вами, капитан, не пропадешь. Графиня от вас без ума! Ее гувернантка ждет от меня обещанный ей дукат за точное выполнение моих указаний. Признайтесь, капитан, она вовремя помешала вам, а то ведь ваша игра с графиней заходила уж слишком далеко… - Диего добродушно улыбнулся.
        Первым порывом де ла Круса было оскорбиться. Но Педро вспомнил, что его действия на вечере действительно были игрой во имя достижения основной цели, и поэтому, сменив гнев на милость, лишь развел руками.
        Меж тем Добрая Душа продолжал:
        - Теперь о том, как мы превратим французский корабль в первоклассное корсарское судно. Да, кстати, капитан, как мы его назовем?
        Де ла Крус, задумавшись, тихо произнес:
        - «Каталина». Так звали мою мать…
        - Вот и отлично. Вы, капитан, продолжите уделять внимание графине, вызывая тем самым ревность маркиза. Но, конечно, ни в коем случае не переходя границ…
        - А тебе не кажется, Диего, что когда ты даешь мне подобные советы, ты сам эти границы переходишь? - вопрос был задан строго.
        - Уверен, капитан, что для меня это не опасно. А если так поступит маркиз… На следующий же день его судно, несмотря на английскую блокаду, снимется и возьмет курс на Францию, увозя в трюме гроб с телом маркиза.
        - Излагай короче свои мысли, Диего. Я не намерен шутить, когда понимаю, что происходит, лишь наполовину.
        - Слушаюсь, капитан. Хотя, поверьте, все складывается как нельзя лучше. План же мой прост.
        Де ла Крус пристально смотрел на Добрую Душу, а тот спокойно, деловитым тоном продолжал:
        - Я, в свою очередь, буду по-прежнему встречаться с командой корабля и настраивать ее должным образом. Вы, капитан, когда для этого созреют условия, найдете способ подбросить маркизу нужную мысль. Ведь все знают, что вы ищете корабль. Кто-нибудь из ваших знакомых должен будет подсказать маркизу, что если он отдаст вам свое судно, то вы непременно уйдете в плавание, и графине ничего не останется, как принять его ухаживания. Я беру на себя ростовщиков. Вы же скупите у них долговые расписки маркиза. Это поможет вам при решающем разговоре. С сегодняшнего дня я начинаю отбирать людей, которые будут зачислены на «Каталину» матросами. Вы подыскиваете себе старшего помощника и хирурга. Штурман у меня на примете есть. И уверен, он вам понравится. Боцмана, капитан, я вам тоже найду.
        - Спасибо, Диего, - де ла Крус принял торжественный вид и протянул руку Доброй Душе. Хотя он и считал затею Диего несколько фантастической, особенно в том, что касалось приобретения корабля, ее исполнение не казалось чем-то недостижимым. Да и кроме предложения, изложенного Диего, никаких других планов у Педро не было. Также следует сказать, что молодого капитана немало поразила энергия, с какой Диего занимается его делом, проявляя при этом удивительную находчивость и завидную сообразительность. Де ла Крус и не надеялся встретить такого смышленого человека, да еще и заполучить его в качестве боцмана. - Спасибо, Диего. Вот тебе моя рука. Сумеем ли мы заполучить этот корабль или нет, боцманом тебе со мной на «Каталине» плавать!
        Глаза Диего загорелись, он засунул указательный палец в ухо и потряс головой.
        - Что я слышу?
        - Да, это так! - де ла Крус говорил совершенно серьезно.
        - Каждую из восьми букв «Каталины» я собственноручно закреплю на корме! - торжественно произнес Диего и с жаром ответил на рукопожатие де ла Круса. И добавил: - Среди Береговых братьев рукопожатие было не принято. Даже капитаны, договорившись о деле, не пожимали руки, а хлопали друг друга по плечу. Вы протянули мне руку - это ритуал предков. Вы, капитан, человек иного сословия, и я отплачу вам за ваше расположение ко мне! Спасибо! - сказал боцман с чувством.
        - Оставь это, Диего! В ближайшие дни получай расчет в арсенале. Платить тебе стану столько же, сколько зарабатываешь сейчас. Больше не могу. А когда улыбнется удача, возмещу разницу и стану платить тебе, сколько положено лучшему боцману. Вот тебе на расходы, - и де ла Крус передал Доброй Душе мешочек, полный золотых дукатов, - Что касается твоего плана, Диего, то я должен подумать. Закончишь в арсенале, разыщешь меня в «Розе ветров», - де ла Крус проводил боцмана до двери. На этот раз они оба остались довольны друг другом.
        - Да, ваша милость, - произнес Бартоло, когда дверь за боцманом закрылась, - этот человек многого стоит.
        - Сколько раз просил тебя, Бартоло, не обращайся ко мне так, когда мы одни.
        - Да, капитан, но я уверен - с ним не пропадете!
        - Похоже, что ты прав. Посмотрим. Пока все идет не так уж плохо. Корабль маркиза красив, хотя и несколько старомоден. Однако сейчас ничего лучше нам не найти.
        - Корабль быстроходный, сеньор. А крылья важнее, чем красота.
        - Да, Бартоло, - задумчиво ответил Педро.
        Верный слуга знал, как часто Педро вспоминает любимую, и Бартоло проникся особой нежностью к Каталине, он был так предан хозяину, что в любую минуту был готов отдать за него свою жизнь. Когда выпадало свободное время, Бартоло ходил к двум бабалао [Бабалао - у негров Кубы чародей, колдун, заклинатель.] , этим всемогущим наместникам его черных богов на земле. Бабалао, раскинув раковины, бобы и камушки и впустив в себя добрых духов, не обещали скорой встречи влюбленным, но оба заявили, что эта встреча непременно произойдет.
        Бартоло поверил в это и не менее, чем де ла Крус, стремился скорее выйти в море, хотя и суеверно боялся его. За свою жизнь он дважды бывал на кораблях. Первый - раз в битком набитом рабами трюме, когда его силой увозили из родного дома. Второй - когда они с де ла Крусом совершали переезд из Тринидада в Гавану. Море казалось ему огромным чудовищем, но он был готов сразиться и с ним во имя той цели, которую преследовал его добрый хозяин.
        Педро решительно тряхнул головой, его лицо поразило Бартоло своей суровостью. Капитан сказал:
        - Бартоло, сходи вниз, пропусти кружку вина и поешь. Сегодня тебе также придется караулить деньги. Я пока переоденусь и отправлюсь в дом Арреолы Вальдеспино.
        Де ла Крус решил действовать согласно плану боцмана. Он полагал, что его отношения с графиней Иннес таковы, что в любую минуту они вызовут ревность маркиза. Теперь надо было расположить к себе Марию, которая одна могла бы вовремя подать де Блаказу идею, будто надо сбыть свой корабль капитану и тем самым избавиться от него.
        Когда на башне ближайшего собора часы пробили одиннадцать и Бартоло, укладываясь спать, подумал, что у де ла Круса дела идут неплохо, если его до столь позднего часа задерживают в доме знатного гаванца, именно в это время с нашим героем происходили события, которые чуть было не стоили ему жизни.
        Ни Марии, ни Иннес дома не оказалось. Де ла Крус узнал только, что они на обеде у французского консула. Педро отметил про себя, что маркиз настойчив и не упускает возможности лишний раз встретиться с графиней. Капитан решил прогуляться за стенами города, чтобы обдумать, как действовать дальше наилучшим образом.
        Время дождей в этом году наступило рано, потому густая растительность казалась изумрудной. Размышляя о том, что ют и все его помещения на «Каталине» нужно будет обязательно выкрасить в зеленый цвет, де ла Крус вышел из города через ворота Монсеррате.
        К ним подступали холмы, покрытые лесом. Пышные кроны акаций, анона, зонтичные шапки мимоз, причудливые «бутылочные», королевские пальмы, кусты вечнозеленого испанского дрока - все дышало приятной свежестью.
        Перед участками, где городскую стену еще строить не начинали, возвышались специально рассаженные высокие непроходимые заросли колючей опунции.
        Де ла Крус дошел до увенчанного четырьмя башенками каменного укрепления, которое было воздвигнуто на мысе Пунта и так же, как и Эль-Морро, защищало вход в гавань города. По ночам между этим бастионом и Эль-Морро со дна залива поднималась чугунная цепь. Она надежно закрывала вход в гавань любому кораблю.
        Здесь, у стен крепости, устремив взгляд в сторону Флоридского пролива и думая о своей любимой Каталине, де ла Крус встретил один из тех закатов, которые и по сей день украшают вечернюю Гавану, Индиго - гладкая поверхность моря переходит на ровной линии горизонта в свинцово-фиолетовый фронт туч. Солнце касается их, и голубое небо вмиг заливает бесчисленное количество оттенков: от светло-розового до густого сурика. По мере того как солнце опускается все ниже к морю, игра красок усиливается.
        Как только на потемневшем небосклоне заполыхали яркие вспышки - отблески далекой грозы, де ла Крус быстрым шагом направился в город, намереваясь вернуться туда через ворота Колумба. Но когда до них оставалось всего несколько метров, Педро услышал, как где-то поблизости жалобно заскулила собака. Он сошел с дороги и увидел за мощными листьями кактуса лежащую собаку. Педро на гнулся к ней, чтобы узнать, что случилось, как вдруг послышались голоса. По соседней тропке из зарослей выходили двое. Разглядеть их Педро не успел, но то, что он услышал, заставило его укрыться в кустах кактуса и какое-то время не шевелиться.
        Плаксивый голос, должно быть, подневольного, зависимого человека произнес:
        - Если б вы не пришли, меня ночью сожрали бы москиты.
        - Это лучше, чем если бы тебя повесил Чакон, - строго ответил второй, мужественный голос.
        - Ночью москиты, днем жара, без еды и воды. Ведь вы должны были прийти еще рано утром.
        - Не твоего ума дело. Пакет сдал, получил новый. Вручишь, кому следует, получишь обещанное. Будешь молчать, дам на эскудо [Эскудо - старинная золотая монета, равная 2 дуро (песо), или 16 серебряным реалам.] больше.
        Незнакомцы остановились.
        - А сейчас иди обратно. В городе тебе опасно появляться.
        - Я только до «Летучей мыши». Она по эту сторону ворот, не в городе! Тамошний трактирщик мой шурин.
        - А лодка где?
        - Спрятал на берегу в укромном месте. Не беспокойтесь. Сегодня ночью пакет будет доставлен.
        - Ну ладно, - сказал второй голос, - У меня в «Летучей мыши» дела, идем вместе.
        Де ла Крус решил, что Бартоло надо завтра же отправить к раненому псу, а пока последовал за голосами к воротам. Зная, куда они направляются, он не спешил и был уверен, что сразу определит их в трактире по голосам.

«Летучая мышь» стояла на пригорке совсем неподалеку от ворот Колумба. От трактира по обе стороны вдоль стен росли недавно высаженные молодые деревья, Хозяин, безусловно, преуспевал, причем не столько за счет тех, кто желал утолить голод и жажду, сколько за счет контрабанды, приносившей большие барыши.
        Де ла Крус понял это сразу, как только вошел в трактир. Посетители с удивлением принялись разглядывать его богатый костюм и длинную шпагу. Еще с порога он приказал подать вина и сел за столик, который находился рядом с тем, куда хозяин трактира только что поставил кувшин с вином и пустые кружки. За этим столом сидели ремесленник в синем колпаке, рыбак и человек, по виду дворянин. На нем была шляпа с пером, камзол, сшитый у хорошего портного, и шпага на добротной кожаной портупее.
        Педро сидел боком к соседнему столику, за которым сразу, как только он появился, заговорили вполголоса. Однако присущий кабачку шум временами стихал, и тогда до острого слуха де ла Круса доносились обрывки фраз, по которым он без труда определил, что его соседи вели речь о нем.
        То, что рыбак был тем самым человеком, который в придорожных зарослях говорил плаксивым голосом, не вызывало сомнений. Значит, пакет, который следовало кому-то, передать в море, находился у него. Педро предстояло определить, у кого из остальных двух был пакет, доставленный рыбаком.
        Осушив кружку, он поднялся со своего места и подошел к соседнему столу со словами:
        - Приношу свои извинения за то, что беспокою вас, но я вижу, вы добрые люди и могли бы мне помочь.
        Все трое посмотрели на де ла Круса, как он отметил про себя, весьма недружелюбно, но ни один не проронил ни слова.
        - Я прибыл в город по делам и вижу, что мне не обойтись без хорошего слуги.
        - А вы в состоянии хорошо заплатить? - спросил человек со шпагой тоном влиятельного идальго.
        - Если слуга окажется достойным, соглашусь на сумму, которую он назовет, и еще прибавлю два эскудо.
        - Тогда, сеньор, я рекомендую вам моего родственника, - вставил рыбак.
        - Не твоего ума дело, - отрезал дворянин.
        Теперь Педро уже не сомневался, что пакет находится в камзоле идальго. И, не обращая внимания на слова идальго, он ответил сначала рыбаку:
        - Пусть разыщет меня в гостинице «Трех ангелов», - после этих слов де ла Крус вернулся за свой столик и попросил трактирщика принести поесть.
        В это время тот, кто казался знатным сеньором, подал ремесленнику знак глазами. Оба поднялись со своих мест и вышли в соседнюю комнату.
        Интуиция не подвела Педро и на сей раз. Он подозвал к себе рыбака, у которого из-за пояса торчала рукоятка внушительной даги, и положил перед ним на стол два песо [Песо - серебряная монета, равная 100 сентаво, или 8 серебряным реалам.] :
        - Вот тебе задаток, а если слуга будет дельным парнем, получишь еще. А теперь, милейший, я вижу, у тебя здесь есть хорошие знакомые, не сходил бы ты к повару, пусть он приготовит мне ужин повкуснее. Бери, бери свои песо и отправляйся на кухню.
        Как только рыбак скрылся за стойкой, де ла Крус подошел к двери комнаты, в которую вошли идальго с ремесленником. До его слуха донеслись слова:
        - …сделаешь завтра. Если привезет что-либо, доставишь мне. Сегодня же не спускай с этого щеголя глаз. Важная птица. Давно пора было узнать, что он делает в городе. Понял? На ловца и зверь бежит. Я точно знаю, что он остановился в «Розе ветров». Зачем надо было врать насчет «Трех ангелов»? Проверь, где он будет сегодня ночевать, а то…
        Педро возвратился к своему столу, не дослушав диалог до конца, и сделал это вовремя, так как буквально через секунду вернулся рыбак, а с ним пришел и сам хозяин трактира.
        - Пусть сеньор не сомневается, - сказал хозяин, - мой повар готовит ничуть не хуже, чем в «Трех ангелах».
        - Хорошо, хорошо! Подавайте же скорее.
        Хозяин удалился, рыбак сел за свой стол, вскоре к нему присоединились идальго с ремесленником.
        То, что капитану удалось подслушать, весьма его озаботило. Де ла Крус понимал, что рядом с ним трапезничают противники короля Филиппа V, которые поддерживают связь с английским флотом. Значит, они являются и его врагами тоже. Но как сделать так, чтобы их арестовали, или, в крайнем случае, заполучить один из пакетов? Стража за воротами, а в «Летучей мыши» искать сторонников - все равно что среди лис искать волка. Он мог рассчитывать только на собственную шпагу. Капитану принесли еду.
        - А все-таки здесь чертовски плохо кормят! - сказал он громко в надежде, что кто-нибудь из сидевших за соседним столом возразит ему, и он сможет снова завести разговор.
        Однако все трое промолчали.
        - Я к вам обращаюсь, - Педро не стал больше придумывать никакого предлога и прямо пошел на открытую ссору. - Мне кажется, вы здесь единственный достойный дворянин.
        - Да, но не хозяин, - ответил идальго.
        - Однако порядочный невежа.
        Де ла Крус видел, как напряглось тело незнакомца, но тот коснулся кармана камзола и ничего не ответил.
        - Так вы даже не желаете со мной разговаривать? - уже с угрозой произнес де ла Крус.
        - Ни с вами, ни с кем другим, - с этими словами незнакомец встал и вышел из трактира.
        К Педро поспешил хозяин трактира:
        - Чем вы недовольны, сеньор? Ужин был приготовлен из лучших продуктов.
        - Ну и прекрасно. Получите за свой ужин, - и Педро бросил на стол монеты.
        Чуть выждав, он вышел вон из «Летучей мыши».
        Когда глаза привыкли к темноте, де ла Крус быстрым шагом направился к воротам. Он видел, как в них вошел идальго, и поспешил за ним.
        Догнать его удалось лишь на улице Техадильо у стен монастыря. Педро окликнул незнакомца и выхватил шпагу из ножен.
        - Защищайтесь, если вам дорога ваша жизнь! - крикнул Педро, и незнакомцу уже ничего другого не оставалось, как обнажить свой клинок.
        Очень скоро Педро понял, что незнакомец неплохо владеет шпагой. С хладнокровием опытного бойца одну за другой он ловко отражал атаки Педро. Тогда будущий корсар сделал свой излюбленный ложный выпад, после которого он непременно наносил противнику решающий укол. Но в тот миг, когда острие клинка должно было коснуться груди идальго, кто-то ударил Педро по правому плечу палкой.
        Вот когда де ла Крус с благодарностью вспомнил своего учителя фехтования, тому стоило немалых трудов заставить Педро овладеть искусством фехтования левой рукой.
        Перебросив шпагу в другую руку, де ла Крус встал в защиту в тот самый момент, когда незнакомец, вложив в выпад вес тела, готов был нанести безжалостный укол в грудь капитана. Педро вовремя парировал и, пока незнакомец выпрямлялся, сам нанес ему короткий, но резкий укол в горло. Тотчас второй, невидимый, противник, который все время поединка оставался за спиной де ла Круса, оглушил Педро ударом дубины по голове.
        Де ла Крус зашатался, но, к счастью, не упал. Он опустился на колено и, обернувшись, успел вонзить шпагу в руку нападавшего, прежде чем дубинка опустилась в третий раз.
        Между тем двое других неизвестных уже подхватили под руки истекавшего кровью идальго и торопливо поволокли его в ближайший переулок. За ними припустил и тот, кто нападал на Педро с дубинкой. Им оказался ремесленник в синем колпаке.
        Де ла Крус попытался встать и, шатаясь, как пьяный, устремился им вслед. Свернув за угол, он почувствовал, как силы оставляют его.
        Однако небо все же было к нему благосклонно. На булыжниках мостовой Педро заметил что-то белое. То был конверт с восковыми печатями и со следами свежей крови.
        Педро хотел было подобрать пакет, но от слабости снова упал на колени. Его руки, словно сами собой, засунули пакет под подкладку камзола. Голова гудела как набат. Ему казалось, что колокола гаванских церквей зазвонили все разом.
        Но еще большие страдания он испытывал при мысли, что рыбак, которому предстояло этой ночью отвезти другой пакет, скорее всего на корабль английского адмирала, может безнаказанно уйти из «Летучей мыши». Тогда - ищи рыбу в море.
        Он решил вернуться в трактир. Отдышавшись, де ла Крус поднялся на ноги. Когда он проходил ворота, сквозь гул в голове услышал слова, которыми обменялись стражники:
        - Надо бы остановить сеньора. Он пьян, - сказал один.
        - Пусть себе идет. Ничего с ним не случится, - ответил другой.
        Де ла Крус не вошел в «Летучую мышь»: убедившись, что рыбак все еще в трактире, Педро остался ждать его у дороги, которая вела к побережью.
        Тяжкими показались де ла Крусу минуты ожидания. Несколько раз он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
        Наконец на дороге послышались шаги. В темноте Педро с трудом узнал фигуру рыбака. Тот шел, ничего не подозревая, и, конечно же, остолбенел, когда к горлу его неожиданно прикоснулось острие шпаги.
        - Вытащи и брось нож! - приказал де ла Крус, и рыбак тут же повиновался. - Вот так! А теперь давай пакет. Дарую тебе жизнь, чтобы ты сам придумал, как случайно обронил пакет в море. Понял?
        Рыбак молчал. Из-за охватившего его страха он не в состоянии был произнести ни слова.
        - Держи золотой и уходи, - Педро швырнул монету туда, где на земле валялся нож. - Давай пакет!
        Рыбак пришел в себя, повиновался, подобрал монету, затем нож и растворился во мраке.
        От боли голова Педро разламывалась на части. Рука с трудом держала шпагу. Педро понимал, что в любую минуту он может потерять сознание. До ворот недалеко, но до них еще надо было дойти. Еле-еле де ла Крус доплелся до будки стражников и рухнул у порога.
        Какое-то время спустя де ла Крус пришел в сознание, весь мокрый от воды, которую солдаты вылили на него. Он еле слышно потребовал:
        - Немедленно доставьте меня к генералу Чакону!
        Стражники переглянулись в недоумении. Они уже видели, что знатный сеньор не был пьян, а пострадал от злоумышленников, так как шляпы на нем не было и из головы его сочилась кровь. Но беспокоить генерала в столь поздний час они не решались.
        - Тогда вызовите вашего бригадира, и поживее!
        Де ла Крус терял последние силы, когда наконец в караульном помещении появился молодой офицер. Бригадиром оказался друг Мигеля, поклонника Мари. Этого офицера Педро не раз встречал в ее доме, счастливое совпадение обрадовало капитана.
        Потребовав, чтобы солдаты оставили их наедине, де ла Крус слабеющим голосом произнес:
        - Дело особой государственной важности. Не исключено, что в ваших руках находится судьба Гаваны. Немедленно прошу доставить эти пакеты генералу Чакону, - и де ла Крус, с трудом расстегнув пуговицы камзола, достал спрятанные под подкладкой пакеты, вручил их офицеру и тут же потерял сознание.
        Когда он вновь пришел в себя и различил свет свечи, над ним уже хлопотал врач, лично присланный Чаконом. Врач то и дело подносил к носу Педро лечебные соли и поправлял у него на лбу холодный компресс.
        Вскоре предутреннюю тишину караулки нарушил громовой голос самого генерала:
        - Поздравляю вас, де ла Крус! Поздравляю! Должен вам сообщить, вы отличились так, как давно в Гаване никто не отличался. Я всегда говорил, что вы славный малый! Однако где тот, у которого вы отняли, как я понимаю, эти пакеты?
        - Их было пятеро, генерал. Но сейчас нам их не найти. В городе действует целая группа.
        - Ну, об этом, милейший, мы знаем. Плохо, что письма не подписаны. Однако не волнуйтесь, это нисколько не умаляет ценности содержащихся в них сведений. Вот только как узнать, кто автор письма из Гаваны?
        Де ла Крус хотел было что-то сказать, но не смог и закрыл глаза. Тогда вмешался доктор:
        - Мой генерал, молодому человеку очень плохо. Ему сложно сейчас говорить.
        - Ах, да-да! Вы правы…
        Но де ла Крус пересилил себя и сказал:
        - Генерал, надеюсь, в городе немногие умеют писать. Пусть ваши люди сличат почерки…
        - О! Вы проявляете находчивость и ум, которым позавидует любой политик. Браво, де ла Крус! Так ему очень плохо, доктор?
        - Да, больному нужен полный покой и постоянный уход…
        - Эй, кто там!
        Вошли дежурный офицер и солдат.
        - Немедленно соорудите носилки и доставьте сеньора де ла Круса ко мне домой. А вас, доктор, прошу находиться рядом с молодым человеком до тех пор, пока ему не станет лучше.
        - Непременно! Состояние больного того требует.
        Два последующих дня де ла Крус боролся со смертью. Рана у него на голове нагноилась и продолжала кровоточить. В бреду он произносил имена Каталины и Бартоло.
        Чакон приказал разыскать слугу де ла Круса. Бартоло пришел с тяжелой котомкой, где лежали мешочки с золотыми дукатами. Слуга сообщил, что Каталиной звали мать де ла Круса, ужаснулся его состоянию и, что-то пробормотав себе под нос, тут же исчез.
        К вечеру он появился снова и уговорил доктора пойти отдохнуть. Он побудет с больным. Предложение было сделано как нельзя вовремя, врач не спал уже третью ночь.
        Взяв с Бартоло слово, что тот немедленно позовет его, если больному станет хуже, врач ушел. А Бартоло только это и было нужно. Он поспешно достал из котомки пузырек, сделанный из плода тыквы, и пакетик из кукурузного листа. Накапал в кружку какого-то черного зелья и влил в рот лежавшего без сознания де ла Круса. В пакетике находилась мазь серого цвета. Ею Бартоло густо смазал рану на голове. Кружку с каплями слуга подносил к губам хозяина за ночь раз шесть.
        Наутро де ла Крус открыл глаза и улыбнулся, а через день уже мог садиться на край кровати. Городской лекарь не переставал удивляться жизнестойкости молодого человека. Про себя чудесное быстрое выздоровление он приписал своему умению.
        Де ла Крус догадался об этом и прямо спросил лекаря:
        - Доктор, а вы верите в силу знахарских снадобий?
        - Ну что вы! Это невежество. С другой стороны, я знаю одного человека, который прибегает к подобным средствам, совсем, знаете, отбился от рук. Это мой ученик - талантлив: режет, пришивает, склеивает кости, как никто другой в Гаване. Но всему и всем перечит. Мечтатель!
        Де ла Крусу эти слова пришлись по душе.
        - А кто он?
        - Славный парень. У него своя трагедия. Обучался он у меня, а сейчас знает больше иных докторов. Отец его, - и доктор понизил голос, - городской палач. Юноша от этого страдает… Нигде не принят… Бунтует… Вот он-то и имеет дело со знахарями, разными там бабалао и черт знает еще с кем. Слоняется по окраинам города и врачует бесплатно. Я его уже не раз выручал, проблемы с властями…
        В это время секретарь Чакона пришел осведомиться, в состоянии ли де ла Крус принять генерала.
        Чакон с нетерпением ждал минуты, когда можно будет побеседовать с де ла Крусом, и, узнав, что тому стало гораздо лучше, не замедлил явиться.
        - Я не стану утомлять вас, милейший де ла Крус. Мои писари и аудиторы Чирино набили себе мозоли на одном месте, но ни один почерк не похож на то перо, чей хозяин сочинил письмо из Гаваны.
        - Человек, который доставил его, - рыбак. Хозяин «Летучей мыши», что у ворот Колумба, его родственник.
        - Я прикажу сегодня же разнести в пух и прах этот вертеп! - загремел генерал.
        - Мой генерал, вы славный воин, но если посоветуетесь с его милостью сеньором Чирино, то, я уверен, он предложит вам поступить иначе.
        - Что вы хотите этим сказать?
        - Он предложит вам установить негласный надзор, который принесет вам куда больше пользы. Наверняка наведет на след того знатного идальго, если он, конечно, еще жив. Моя шпага касалась его горла. Этот идальго передавал англичанам послания. Не исключено, что он сам и есть автор письма.
        - Клянусь моими прародителями, де ла Крус, вас нельзя отпускать из города! Я уже говорил с Чирино. Мы предложим вам достойное место…
        - Нет-нет, мой генерал. Премного вам благодарен, но моя стихия - море. Я и там буду вашим верным слугой, генерал. Но вы по-прежнему не желаете помочь мне найти корабль?
        - Все, что угодно, де ла Крус, но не заставляйте меня нарушать данное мною слово, - и, чтобы сменить тему, Чакон пробасил: - По характеру сведений, которые мы почерпнули из обоих писем, совершенно очевидно, что англичане не собираются, во всяком случае в ближайшее время, атаковать Гавану. Это во многом облегчает нашу задачу… Но автор или авторы письма, адресованного англичанам, хорошо осведомлены о том, что делаем в городе мы с Чирино. Отсохни у меня ноги, если я их не найду! Мы раскроем заговор!!!
        - Не сомневаюсь в этом, генерал. Не сомневаюсь. Вам надо только быть осторожней.
        - Спасибо, мой друг, но я, кажется, уже опаздываю в Эль-Морро.
        Чакон и де ла Крус распрощались, как старые друзья. А когда генерал ушел, де ла Крус подумал, что сейчас не следует терять времени даром, необходимо воспользоваться благоприятно сложившейся ситуацией для выполнения собственных планов.

        Глава 6
        ИННЕС ДЕ ЛА КУЭВА, ГРАФИНЯ ДЕ АЛАМЕДА

        Де ла Крус хорошо запомнил напутственные слова матери: «Если хочешь понравиться замужней женщине, прежде всего хвали ее детей, а коль скоро ищешь расположения девушки, превозноси ее красоту и с уважением относись к тому, кто избран ее сердцем».
        Наш герой так и поступил, когда Мария, дочь Арреолы Вальдеспино, приехала в дом генерала Чакона навестить выздоравливающего капитана.
        Ведь в ту ночь, которая чуть было не стоила ему жизни, он направлялся к дому Марии с целью расположить ее к себе.
        - Боги не могут быть милостивее, чем самая прекрасная из очаровательных женщин Гаваны, - начал де ла Крус, как только Мария вошла в его комнату.
        - Графиня Иннес, будь она в городе, непременно навестила бы вас… Вот и я пришла, чтобы справиться о вашем здоровье.
        - Значит, будь графиня в городе, достойная дочь королевского сборщика налогов не осчастливила бы бедного капитана своим вниманием, - де ла Крус произнес эти слова с оттенком наигранной грусти.
        - Ну что вы, Педро! Я не верю, что вы не знаете, с каким уважением я отношусь к вам!
        - А где графиня? - спросил де ла Крус, догадываясь о причине отсутствия Иннес.
        - Она решила не отказывать маркизу де Блаказу и в обществе других французских офицеров и своих подруг уехала на несколько дней в Санта-Клару.
        - О, кажется, мой корабль идет ко дну, - игриво сказал де ла Крус. - Небо не только милует, но и наказывает меня.
        - Вам ли жаловаться, лукавый Педро! Не искушайте судьбу.
        - Верно, что это я?! - спохватился капитан. На его лице заиграла довольная улыбка, и Мария отметила про себя, что ее собеседник действительно красив. - Боги посылают мне прелестную Марию, дают возможность созерцать ее красоту и наслаждаться ее умом…
        - Вы оттачиваете красноречие, чтобы избежать серьезного разговора, - с упреком сказала Мария.
        - Что вы, Мария! Я собирался вам рассказать, как превосходно ловок был на последних уроках Мигель, - быстро сменил тему де ла Крус.
        - Да?! Прошу вас, Педро, научите его владеть шпагой.
        - Благодарю и торжественно клянусь вам, обворожительная Мария, что очень скоро он сумеет выстоять встречу с самим Чаконом!
        - Мигель славный, но он, как ребенок, боится змей, а шпагу просто ненавидит. Времена сейчас такие опасные… - Мария невольно бросила тревожный взгляд на повязку вокруг головы де ла Круса.
        - Поверьте, я не уеду из Гаваны, пока он не выиграет встречу с генералом.
        - Вы так добры и благородны! - пылко сказала Мария. - Вы смелы и мужественны! Вас может полюбить лучшая женщина Испании! - Мария запнулась.
        - Неужели королева? - с иронией спросил де ла Крус.
        - Графиня Иннес не уступит королеве! - Мария топнула ногой. - Она прекрасна, знатна, богата и умна!
        - Мария, но я просто капитан… - скромно напомнил де ла Крус.
        - Не говорите так! Вы - Джордж Вилльорс [Герцог Бекингемский, министр английского короля Карла I.] нашего времени! - темпераментно произнесла Мария.
        - О!.. Вы сделали мне столько комплиментов, Мария, сколько я был обязан сделать вам! Вот уроки, которые дают мужчинам женщины. Но вы увлеклись. Я человек неизбалованный и знаю свое место. Если бы я был так же богат, как тот, с кем вы только что позволили меня сравнить, имел бы высший титул, занимал бы пост министра при дворе его величества, может быть, меня и полюбила бы лучшая женщина Испании.
        - Но Иннес любит вас! Она любит страстно, в отличие от Анны Австрийской. И она свободна!
        - Мария… - мягко сказал де ла Крус, - а вы уверены, что сейчас оказываете графине услугу?
        Мария запнулась.
        - Что я наделала, - испуганно сказала она, - ведь это была ее тайна.
        - Вот видите, - сказал де ла Крус, - давайте считать, что вы ничего не говорили. А чтобы не быть у вас в долгу, сообщаю, что Мигель Амбулоди любит вас всей душой, а я люблю свою несчастную Каталину, - тихо закончил де ла Крус.
        - Он говорил вам об этом? - В голосе девушки слышалось ликование.
        - И еще с каким вдохновением! Но это тоже тайна, - Педро решил, что его не замучает совесть, если он позволит себе эту выдумку. Педро давно разгадал молодого человека, который брал у него уроки фехтования. Мигель действительно любил Марию.
        Так, за приятной беседой, они провели вместе вторую половину дня: де ла Крус уходил от опасного разговора, Мария старалась не тревожить раненого. Прощаясь, она сказала:
        - Надеюсь, двадцать восьмого октября, через две недели, вы, Педро, будете в нашем доме. Как один из самых почетных гостей. У меня день рождения.
        - Если я заслужил такую честь, позвольте просто быть вашей тенью.
        - Станьте лучше тенью Иннес, милый Педро…
        - Вы сущий ангел, Мария, - осторожно перебил ее де ла Крус, - и я непременно буду у вас.
        - Только… - Мария замялась, - не говорите графине о нашем разговоре… Обещайте мне!
        - Обещаю! - поспешно сказал де ла Крус. - Хотел и вас просить о том же. И еще раз благодарю за приглашение и ваше внимание ко мне.
        Расстались они, как расстаются друзья, которые любят бывать всюду вместе, подолгу беседуют друг с другом, не замечая, как бежит время, а прощаясь, думают о скорой встрече.
        Когда остался один, де ла Крус впервые задумался, справедливо ли он поступает, пытаясь использовать в своих интересах чувство графини Иннес.
        Прошло еще три дня. Де ла Крус уже мог позволить себе прогулку по саду генерала Чакона. Здесь, у арабского фонтанчика, в тени беседки его и разыскала графиня:
        - О, милый Педро! Как вы? Пока я развлекалась, ничего не ведая, вы тут едва не погибли! Боже мой! Но вижу, слава Всевышнему, вы уже почти здоровы…
        - Дорогая графиня, все неприятности уже позади.
        - Простите, что меня не было рядом с вами.
        - Благодарю небо, внушившее вам желание скрасить мое недомогание своим присутствием!
        - Благодарите лучше землю, - засмеялась графиня, - что она отказалась принять вас. - Иннес поклонилась и собралась было оставить де ла Круса, чтобы пойти поприветствовать хозяев дома.
        - Как, вы покидаете меня? - воскликнул де ла Крус. - Мы так давно не виделись!
        - Я постараюсь встречаться с вами еще реже, дорогой Педро, - тихо произнесла графиня.
        - Что случилось? - де ла Крус встревожился. - Ведь что-то случилось, графиня? Зная вашу прямоту, я не сомневаюсь ни секунды, что вы непременно расскажете…
        - Мария мне сообщила, - неохотно ответила графиня, - что немного злоупотребила моим доверием. Я не поручала ей быть посредницей. Эта ситуация поставила меня в щекотливое положение… Вы вправе теперь считать меня навязчивой…
        - Боже упаси! - воскликнул де ла Крус, соображая, как лучше выйти из этой неловкой ситуации. - Я не поверил заверениям Марии!
        - И напрасно! - резко ответила графиня и стремительно покинула собеседника. Уходя, она оглянулась и крикнула то ли насмешливо, то ли вызывающе: - Моя подруга всегда говорит правду! Но это не должно вас смущать…
        Де ла Крус, как ни трудно ему было, догнал графиню и преградил ей путь:
        - Вы играете в опасную игру, графиня! Я не привык выглядеть жалким, тем более перед женщиной. Если вы с подругой решили посмеяться надо мной… Я, конечно, не могу прибегнуть к шпаге, но… мне казалось, я не заслуживаю столь явного пренебрежения. Не так ли?
        - Вы очень гордый человек, - сказала графиня.
        - Вы не менее гордая женщина, - парировал де ла Крус.
        - Да, - сказала графиня, - и что бы ни творилось у меня на душе, я не дам воли своим чувствам, не допущу унижения. Вы знаете обо мне все, я о вас ничего не знаю. Есть что-то, что стоит между нами, Педро, но вы не удостаиваете меня своим доверием. Потому я предпочитаю держать подобающую дистанцию.
        - Простите меня, - де ла Крус смущенно опустил голову, - я давно собирался поговорить с вами. Очевидно, судьба предоставила мне случай… - Де ла Крус выдержал небольшую паузу. - Храбр человек, укрощающий тигров, храбр тот, кто открывает и покоряет новые страны, но смиряющий себя храбрее и того и другого. - Педро с теплотой посмотрел на графиню: - Видит бог, мое сердце готово разорваться на куски всякий раз, как я вижу вас, думаю о вашей чистой, благородной душе…
        - Оставьте, Педро, - с горькой усмешкой сказала графиня, - а то мне вдруг покажется, что вы жалеете, утешаете меня… А я в этом не нуждаюсь…
        - Но поверьте, в словах моих нет ни тени лукавства, - де ла Крус взял руку графини и поцеловал ее почтительно и нежно. - Сердце мое давно разорвалось бы, если бы ваши руки могли соединить его части в одно целое… О, если бы…
        Он умолк и уже иначе посмотрел на графиню.
        Она вздрогнула, ее огромные серые глаза увлажнились, взгляд сделался мягче.
        - Значит, интуиция не обманула меня! Вы сильный человек! Размышляя, сомневаясь, вы можете колебаться, но, раз приняв решение, смело идете вперед. Так? Ну же, продолжайте, я не дрогну, милый Педро!
        - Счастье, Иннес, тем больше, чем сильнее испытания, предшествующие ему. Вы добры, как может быть добра разве только мать, ласковы, как дуновение бриза, нежны, как свет луны в открытом море, умны, как Клеопатра, и красивы, как сама жизнь. И вот небо, сведя меня с вами, устраивает мне такое жестокое испытание…
        - Помилуй боже! - вырвалось у графини.
        - …после чувства, так прекрасно описанного поэтами, но никем так как следует и не определенного, которое мы называем любовью, в отношениях между людьми нет и не может быть ничего прекраснее, нежели честность. - Де ла Крус ненадолго замолчал. - Видит бог, я не открыл бы мою тайну ни под какими пытками, не будь вы мне столь дороги… Сейчас я отдам себя на ваш суд, - молодой капитан остановился, но затем, как бы собравшись с духом, заговорил с новым пылом: - В Тринидаде я встретил ту, которую мне было суждено полюбить. Она непременно должна была стать моей женой и принести мне счастье. Она была еще хрупким цветком, когда мы познакомились, и пышно расцвела к той поре, когда город опустошили пираты… Английский флибустьер Гант увез мою любимую на своем корабле. Отчасти я был в этом повинен… Я дал страшную клятву - найти Ганта и отомстить за все, что он сделал. А ей я должен возвратить радость родного очага и сделать однажды, да поможет мне бог, самой счастливой из женщин этого мира. Я знаю, что она любит меня робкой, светлой и искренней любовью. Именно эта любовь и привела мою бедную Каталину в грязные
руки пирата… - Де ла Крус умолк. В густых ветвях манго щелкал дрозд.
        Графиня Иннес молчала. Ее благородную душу потрясло признание де ла Круса. Чужое горе затмило ее собственное. Она хотела сказать, что никогда не встречала такого человека, как де ла Крус, что все женихи ее пустые и тщеславные, они не стоят ее мизинца. Что найти Каталину труднее, чем иголку в стоге сена, и что, может быть, еще не поздно Педро одуматься. Что все проходит… Но она не смогла.
        - Благодарю… Не болейте, милый… Больше никогда не зовите меня графиней. Для вас я просто Иннес, - едва слышно прошептала она и покинула сад.
        Слышалось, как дрозд все еще щелкает в ветвях манго, или это кровь стучала в висках де ла Круса.
        В тот же вечер де ла Крус, поблагодарив за приют, распрощался с гостеприимным генералом и его семейством и возвратился в «Розу ветров», чтобы немедленно начать действовать. Теперь он знал, что Мария в случае необходимости поможет ему и что на Иннес отныне можно во всем рассчитывать.
        Ему еще предстояло найти верного старшего помощника капитана и знающего свое дело хирурга. Поэтому уже на следующее утро Педро отправился к Марии и расспросил ее о сыне палача. В рассказе лекаря и в том, что сообщила де ла Крусу Мария, было много такого, что вызывало искреннюю симпатию к этому молодому человеку.
        После полудня де ла Крус уже колотил висячим молотком в дверь угрюмого серого здания без окон на улицу. Очевидно, они выходили во внутренний двор. Построили его таким образом не без основания - дом находился в одном из окраинных районов города, где никто не решался ночью выйти на улицу, неподалеку от ворот арсенала и бастиона Белен.
        На стук капитана никто не ответил. Он терпеливо ждал. Наконец послышался шум отодвигаемого засова, и в узкой щели показалось лицо пожилой женщины, изрытое морщинами. Глаза ее при этом казались молодыми и добрыми.
        - Могу я видеть молодого Хуана? - спросил де ла Крус.
        - Никто никогда не знает, дома ли он. Подождите, - ответила старая женщина.
        Но капитан надавил плечом на дверь и без приглашения вошел во двор.
        - Вы, очевидно, со всем к вам уважением, сеньора, не заметили, что имеете дело с человеком, который не привык ждать на улице, - сказал он с апломбом.
        Такое обращение возымело действие, и пожилая женщина покорно сказала:
        - Тогда сеньор может сам пройти во второй двор. Там находится то, что называется жильем моего внука.
        Слова матери палача показались странными де ла Крусу, тем более что он заметил в одном из окон, под балконом, чьи-то глаза, значит, кто-то за ним следил.
        Поправив шпагу, он без промедления вошел в ведущий к патио заднего двора узкий проход. Ступив в проход, де ла Крус в нерешительности остановился. Взору смелого капитана предстала картина, которая заставила его вздрогнуть. Внутренний дворик был уставлен человеческими скелетами, чучелами зверей и птиц, там находились какие-то длинные столы, на которых лежали различные приспособления, конструкции диковинных аппаратов, валялись горки костей, непонятно - людей или животных.
        Пересилив невольный страх, де ла Крус направился к единственному входу в низкое здание, скорее похожее на сарай, чем на жилой дом. Рядом с домом росла могучая сейба, ее густые ветви уносились в небо и отбрасывали густую тень.
        Де ла Крус заглянул в дом. Он увидел стол, заваленный бумагами, крупный желтый череп. На лбу черепа было написано по-испански «Fui lo que eres, seras lo que soy»
[Я был тобою, ты станешь мною (исп.).] . Неподалеку на другом столе еще большего размера мерцали стеклянные банки с заспиртованными внутренностями человека. За его спиной раздался голос:
        - Вы привыкли всюду ходить с оружием?
        Де ла Крус быстро обернулся, но в патио никого не было. Он сделал шаг от двери и не успел еще сообразить, что происходит, как был накрыт деревянной клеткой, точно жаворонок ловушкой птицелова.
        Впервые в жизни де ла Крус подумал: «Вот когда моя шпага вряд ли меня выручит».
        - Что заставило благородного человека ворваться в чужой дом без приглашения? - спросил тот же голос.
        Де ла Крус удивился, казалось, что говоривший находится подле него, однако капитан никого не видел.
        - Если тот, кому принадлежит столь мужественный голос, действительно храбр, пусть выйдет из укрытия и даст возможность гостю вести разговор на равных, - с этими словами де ла Крус, правда, с трудом, вытащил шпагу из ножен, просунул ее через прутья клетки и отшвырнул в сторону.
        Клетка тут же взмыла к вершине сейбы, где был закреплен блок. По веревке, державшей клеть, спустился человек. Был он невысокого роста, крепкого телосложения, с наголо бритой головой, в просторной рубахе, грубых домотканых панталонах и легких, итальянского покроя, башмаках. На вид ему было чуть больше двадцати. Остановившись в нескольких метрах от де ла Круса, скрестив руки на груди, он произнес:
        - Прошу ответить, сеньор, что привело вас сюда?
        - Недавно под покровом ночи я был атакован злоумышленниками, избит и ранен в голову, - начал де ла Крус.
        - Тогда понятно, почему вы с такой легкостью расстаетесь со своей шпагой, - перебил его молодой хозяин дома. - Непонятно, зачем вы вообще ее носите!
        Капитан отметил про себя здравый смысл слов молодого Хуана и продолжил:
        - Меня лечил местный докторишка…
        - Я попросил бы осторожней выбирать выражения, сеньор. Это мой учитель, - не без гордости заявил сын палача.
        - Приношу мои искренние извинения, но вылечил меня мой слуга. Неграмотный негр, он принес бог знает какую мазь и адское питье, и вот я стою перед вами в полном здравии.
        - Вы могли бы порадовать этим свою возлюбленную. Вы уже здоровы, а меня интересуют больные.
        - Зная о вашей осведомленности в лекарственных средствах, я хотел бы услышать, что вы скажете по поводу моего чудесного исцеления. Дело в том, видите ли, что мне в ближайшем будущем предстоит длительное плавание. Под моим началом будут люди. Случись несчастье, им некому будет оказать помощь. И я решил просить у вас совета и список тех лекарств, которые следует взять с собой на корабль.
        - Вы капитан? - с удивлением спросил Хуан.
        - Да, Педро де ла Крус, к вашим услугам…
        - В Гаване недавно…
        - Нет конца вашей проницательности, - теперь ирония звучала в словах де ла Круса.
        - Что же стало с вашим хирургом?
        - Чтобы вы и дальше не задавали вопросов, скажу откровенно: у меня пока даже нет корабля.
        - То есть как? - искренне удивился Хуан.
        - Однако он скоро у меня будет, а до того я хотел выяснить, как вы относитесь к подобным, так сказать знахарским, средствам лечения. За вашу квалифицированную консультацию я готов хорошо заплатить.
        Сын палача задумался. Что-то настораживало его в словах человека, назвавшего себя капитаном без корабля. Чтобы выиграть время, он неожиданно попросил:
        - Разрешите, прежде чем ответить, я посмотрю, что за рана была у вас на голове?
        Де ла Крус снял шляпу. Рубец еще багровел посреди выстриженных волос.
        - Эта царапина могла стоить вам жизни, - начал Хуан, - вы наказали обидчика?
        - Не знаю, насколько равносилен этой ране урон, нанесенный мною, но моя шпага касалась горла одного из противников.
        - Позвольте! Разрешите-ка взглянуть на вашу шпагу, - Хуан проворно поднял оружие с земли и стал осматривать острие клинка. - Да, удар был отменным…
        - Откуда вам знать?
        - Вы нанесли его снизу вверх, продырявив горло насквозь, а я пытался залатать эту дыру…
        - Не может быть! Кто же он? - быстро спросил де ла Крус.
        - …и мне это почти удалось, - так же спокойно продолжил Хуан, - но вот остановить внутреннее кровоизлияние оказалось не в моих силах.
        - Где он сейчас?
        - Рядом с вами, - тем же невозмутимым тоном произнес Хуан. Де ла Крус был озадачен подобным ответом.
        - То есть как? - теперь наступила очередь капитана удивляться.
        - Перед смертью тот человек заявил, что в Гаване у него никого нет, а люди, которые его принесли ко мне, совершенно ему незнакомы. За то, что я пытался спасти ему жизнь, он разрешил мне делать с его телом после смерти все, что я пожелаю. Отдельные его части вы и созерцали несколько минут тому назад.
        - Простите, а могли бы вы назвать или описать тех, кто сопровождал раненого негодяя? - спросил де ла Крус.
        - Этого я не сделаю даже под пытками, - решительно заявил Хуан. - Врач не должен выдавать подобных тайн. Вот ваша шпага, сеньор. Когда у вас будет корабль, приходите, может, я смогу быть вам полезен, - Хуан дал понять, что разговор окончен.
        Де ла Крус вышел на улицу и с наслаждением глубоко вдохнул. После жилища палача воздух на улице показался необыкновенно свежим. Он шел по Гаване, подставляя лицо ветру, напитанному морем. «Господи, - думал он, - как хорошо просто жить и дышать».
        Педро направился в дом одного из крупнейших в Гаване ростовщиков. Он не хотел, чтобы кто-либо знал об этом, поэтому, оглядевшись, он незаметно вынул из кармана маленькое зеркальце, уместившееся в ладони, и посмотрел, что происходит у него за спиной. К своему удивлению, в отражении Педро увидел молодого Хуана, следовавшего за ним по пятам.
        Де ла Крус скрылся за очередным углом, остановился, немного подождал, и тот, кто шел по его следу, столкнулся с ним нос к носу.
        - Однако вы хитрее, чем я думал. Скажите прямо, сеньор, зачем вы приходили ко мне? Может статься, вы от этого только выиграете.
        - Возможно… Но мое признание поставит вас в затруднительное положение. Вам захочется о многом справиться у меня, я же пока не в состоянии отвечать на деловые расспросы. Таким образом, в проигрыше останемся и вы, и я. Не так ли, мой дорогой Хуан?
        - Что за фамильярность, сеньор? Я не называл вам своего имени.
        - Однако, поскольку вы пришлись мне по душе, я узнал ваше имя. Бьюсь об заклад, будь я вашим старшим братом, прежде всего вздул бы вас за строптивость…
        - Сто провизоров в одной колбе! Вы не такой, каким кажетесь с первого взгляда! Клянусь скальпелем, вы начинаете мне нравиться, загадочный сеньор.
        - Тогда тем более нам не стоит терять времени и следует сейчас же отметить это в ближайшей таверне. У меня пересохло…
        Но де ла Крус не договорил, он увидел карету, в которой обычно ездила графиня Иннес. Карета двигалась к ним. На плечо капитана легла рука.
        - Считаться вашим младшим братом было бы не зазорно, но для того, чтобы стать вашим другом, я должен знать гораздо больше… - сказал Хуан, глядя прямо в глаза де ла Крусу.
        - А как насчет хирурга на корабле?
        - Без дружбы… - Хуан сам перебил ход своих мыслей и закончил: - Будет судно, поговорим, но… сомневаюсь.
        Молодой человек поклонился и зашагал прочь.
        Когда карета поравнялась с капитаном, штора оконца отодвинулась, и графиня Иннес быстро произнесла:
        - Я искала вас! Мы с Марией ждем вас завтра к обеду. Приходите! Есть о чем поговорить.

        Глава 7
        ДУЭЛЬ

        В 1701 году в порту Гаваны несколько месяцев кряду стояла французская эскадра маркиза де Котленьона. В следующем году еще более внушительная армада французских кораблей, которую возглавлял прославленный адмирал маркиз Шато-Рено, пробыла в Гаване почти полгода. В порт заходили и корабли известного французского корсара Дюкасса, который в конце 1702 года, будучи на службе у испанского короля Филиппа Пятого, в трехдневном жарком бою близ острова Ямайка разгромил эскадру английского адмирала Бембоу.
        Французский флот принес с собой новую культуру в то время развитой и могущественной страны, какой была Франция при Людовике XIV.
        Торговля процветала, город стал застраиваться новыми домами. Французские и испанские коммерсанты открывали магазины. Французские моряки сходили на берег, тесно общались с жителями города. Первоклассные корабли, оснащенные новейшим оружием, манеры французов, их взгляд на происходящее - все это благоприятно сказывалось на развитии Гаваны.
        В те годы все национальные, религиозные и домашние праздники отмечались в городе пышно и с блеском. Случалось, поначалу интимное торжество по поводу бракосочетания, рождения, годовщины свадьбы, удачной сделки становилось общим праздником для целого квартала.
        Наиболее знатные и состоятельные семейства, бывало, объявляя о торжестве, не рассылали приглашений, ибо в гости мог прийти любой из тех, кого обычно принимали в доме. Почти все большие праздники заканчивались пышными фейерверками, пальбой из пушек и танцами на близлежащих улицах.
        Так было и в день рождения Марии Арреолы Вальдеспино. Отец устроил бал в честь своей дочери и не поскупился на расходы. Двери его дома были открыты для каждого.
        Де ла Крус еще утром послал свой подарок - гранатовые серьги в золотой оправе - и на вечер явился одним из первых, ему необходимо было поговорить с Иннес.
        Как только все поднялись из-за стола, графиня уединилась с капитаном на тенистой веранде и, к великому удивлению, и, прямо скажем, удовольствию последнего, сообщила де ла Крусу, что ей пришла в голову мысль сделать так, чтобы маркиз де Блаказ продал свой корабль де ла Крусу.
        Графиня с присущей ей прямотой предложила сыграть на ревности де Блаказа, который, будучи доведен до отчаяния, непременно согласится продать де ла Крусу свое судно. Говоря об этом, графиня сдерживала слезы и улыбалась. Но что в ту минуту являли собой ее слезы? Они были лишь еще одним доказательством того, что силы женщины возрастают не в результате одержанной ею победы, а от осознания собственной любви.
        Оговорив план действий на вечер, графиня и капитан нежно пожали друг другу руки и вошли в парадный зал. Он был уже полон гостей, и де ла Крус сразу ощутил на себе пристальный взгляд незнакомца. Молодой человек, которому на вид было чуть более двадцати пяти лет, несомненно, принадлежал к дворянскому сословию.
        Длинные темные волосы, аккуратно завитые на концах, подчеркивали бледность его лица. Шрамы на высоком лбу и у подбородка не только не обезобразили его, но придали ему мужественности.
        На неизвестном был бархатный горчичного цвета камзол с большими синими отворотами, желтые чулки, подвязанные красными лентами, галстук - элегантный бант - был сколот дорогой жемчужиной, а закрытые черные туфли с красными каблуками были украшены огромными золотистыми пряжками. На расшитой серебром перевязи висела шпага с позолоченным эфесом. Элегантностью он ничуть не уступал французским офицерам.
        В каждом движении незнакомца можно было отметить уверенность и сознание собственной силы. Однако де ла Крус данным ему от рождения тонким чутьем уловил и во взгляде, и в манере двигаться, и в привычке время от времени наклонять голову скрытую ущербность характера.
        Вокруг незнакомца крутился щеголевато одетый местный идальго.
        Графиня со свойственной влюбленной женщине интуицией почувствовала что-то неладное и, перехватив взгляд де ла Круса, зашептала:
        - Никто не должен помешать нашей затее, милый Педро.
        - Дорогая Иннес, вы поражаете меня своей проницательностью. Но что, собственно, встревожило вас?
        - Вон тот щеголь сам по себе ничто, он просто близок со старшим сержантом Прадо. Ярый противник генерала Чакона. А вот тот, кто рядом с ним…
        - Вы знаете его? - спросил де ла Крус.
        - О, это мой старый знакомый. Родом он из некогда знатной, но ныне обедневшей кастильской семьи. С детства был влюблен в мою близкую подругу, которая не ответила ему взаимностью, скорее всего, потому, что ее родители посчитали жениха неподходящей партией. Это озлобило его, и он покинул Мадрид. Скитался в поисках утешения. В него влюблялись хорошенькие дворянки, но он не мог забыть мою подругу. Всякий раз, возвращаясь в Мадрид, он затевал ссоры, которые заканчивались дуэлями. Совсем недавно он посетил Мехико и был хорошо принят в доме вице-короля. Мой дядя даже покровительствовал ему, но очередная дуэль заставила Андреса покинуть Новую Испанию, и вот он здесь. Этот человек превратился в завистника и нападает на тех, к кому удача без должного на то основания, как он считает, поворачивается лицом, - закончила свой рассказ графиня с ноткой тревоги в голосе. - Нет второго такого забияки и искусного дуэлянта.
        - А мне он чем-то нравится, - начал было де ла Крус, но появление маркиза де Блаказа прервало его мысль.
        Подле Марии маркиз задержался ненадолго и тут же устремился к графине. Он весьма элегантно поклонился Иннес и довольно сухо де ла Крусу. Между ними завязалась светская беседа, однако графиня слушала маркиза невнимательно и то и дело обращалась с вопросами к капитану. Когда маркиз уже принялся покусывать побледневшие губы, де ла Крус извинился перед графиней и направился к той группе мужчин, с которыми увлеченно беседовал незнакомец - Андрес.
        - Графиня, не заставляйте меня изменить свое мнение о вашем вкусе, - меж тем говорил ей маркиз, намекая на симпатию графини к де ла Крусу.
        - Он так мил и храбр! Один темной ночью задержал английских лазутчиков и отобрал у них важные документы, - возразила графиня, но маркиз ее перебил:
        - О! Прошу вас, перестаньте! Об этом знает вся Гавана. Вы говорили мне об этом раз пять. Лучше подумайте, может ли сердце знатной испанки полонить смазливая внешность или простая солдатская храбрость?
        - Ну что вы, маркиз, мое сердце… - графиня опустила глаза, вселяя тем самым в своего собеседника надежду.
        А в это время незнакомец заканчивал свой рассказ, из которого де ла Крус понял, что Андрес хорошо знаком с морским делом:
        - Наш корабль находился в десяти лигах от мыса, за которым был неприятельский порт, с наветренной стороны. А преследуемая шхуна в двух лигах - с подветренной, идя на фордевинд. Мой капитан лежал в каюте, истекая кровью, а шхуну надо было во что бы то ни стало перехватить…
        - Вы приказали поставить лисели, изменили курс на бакштаг и догнали ее, - закончил дружелюбным тоном де ла Крус.
        Незнакомец дерзко глянул на капитана, но ответил спокойно:
        - Возможно, вы помните Горация, сеньор? Ничему не удивляться… вот почти единственное средство сделаться счастливым и остаться им. Однако вам этого не понять. Удача сейчас сопутствует вам, как парусам, надутым попутным ветром.
        - В этом вы глубоко заблуждаетесь, сеньор. У нас с вами есть что-то общее - везение, как паруса в штилевую погоду.
        - А кто вам дал право, сеньор, судить обо мне? Мы с вами незнакомы и… - Но графиня Иннес весьма своевременно жестом пригласила де ла Круса подойти. Капитан извинился и отошел, но незнакомец последовал за ним. Тогда графиня попросила руку маркиза и направилась с ним навстречу де ла Крусу и Андресу. Она приветствовала незнакомца, который учтиво поклонился ей, словами:
        - Дорогой Андрес, вы снова в Гаване? Так я чего доброго могу подумать, что вы влюблены в меня. Это мои друзья. Маркиз Луаэ де Блаказ и капитан Педро де ла Крус, - представила графиня Иннес обоих мужчин испанцу, тот ответил на их поклоны весьма сухо.
        - Право, странные имена придумывают своим детям доблестные французы. Ваш отец был мушкетером? - задиристо спросил испанец маркиза.
        - Нет, он был маркизом и служил при дворе его величества Людовика XIV, - ответил с чувством собственного достоинства де Блаказ. - Мир праху его.
        - Тогда с какой стати вам, маркиз, дали имя «Lua» - рукавицы для чистки лошадей?
        - Сеньор, испанский язык я знаю не хуже родного и смею заметить, что «Lua» обозначает подветренную сторону паруса. Однако вам, не покидающим суши, этого не понять!
        Андрес вспыхнул, а маркиз продолжал:
        - И еще, сеньор, следует помнить, что рукавицы могут быть использованы и для того, чтобы остужать чересчур горячие головы.
        Графиня Иннес взяла под руку Андреса и отвела его в сторону, хотя он и успел бросить через плечо:
        - Я оставляю за собой право, маркиз, ответить вам…
        - Горяч, как хороший боевой бык, и в то же время в нем есть что-то притягательное. Не находите, маркиз? К тому же он бывалый моряк, - заметил де ла Крус.
        - Весьма возможно, - только и произнес де Блаказ.
        Тогда де ла Крус решил сменить тему разговора:
        - Маркиз, все собираюсь спросить, как ваше здоровье? Скоро ли домой?
        Де Блаказ окинул капитана внимательным взглядом и, улыбнувшись, ответил:
        - На это, милейший, можете не рассчитывать.
        - А я верю в судьбу, маркиз. Перед лицом судьбы все равны. Однако речь не о том. Я хотел предложить вам свои услуги… - На лице маркиза появилось удивленное выражение. - Быть может, на чужбине вы стеснены в финансах…
        - Не понимаю. Прошу вас объясниться, капитан!
        - Видите ли, мне на днях предложили по очень сходной цене пару просроченных векселей… Ваших векселей. Кредитор не надеется получить по ним…
        - Что это значит?
        - То, что я мог бы ссудить вас деньгами… и без процентов, - де ла Крус знал наверняка, какую подобное предложение вызовет реакцию.
        - Я ничего не знаю о ваших делах, капитан де ла Крус, и просил бы вас не вмешиваться в мои.
        Конец фразы отчетливо расслышала подходившая к ним Мария:
        - О, как приятно, когда два достойных человека ведут на балу деловые разговоры.
        - Сегодня вы, Мария, очаровательнее, чем обычно, - сказал в ответ на реплику девушки де Блаказ.
        - Вам к лицу красный бархат, Мария, - в свою очередь заметил де ла Крус.
        - Скажите, маркиз, а эти серьги мне к лицу? - спросила Мария. - Их сегодня мне преподнес дорогой Педро.
        В это время скрипки заиграли первый танец, и к молодой хозяйке дома подошел ее жених Мигель де Амбулоди.
        Де ла Крус танцевал с графиней де Аламеда, она отказала маркизу в первом танце, но пообещала ему второй.
        Когда оркестр заиграл вновь, к капитану подошел наш новый знакомый испанец.
        - Я просил бы вас все-таки объяснить, что дает вам право так вольно судить обо мне? - спросил де ла Круса Андрес.
        Вместо ответа тот предложил:
        - Не кажется ли вам, милейший сеньор, что прежде нам следовало бы представиться друг другу. Вы знаете, я - капитан Педро де ла Крус, - и он поклонился. - А ваш покорнейший слуга не имеет чести знать полного имени того, к кому расположен.
        - Я не вижу причины…
        - Но скажите, друг мой, мы ведь, очевидно, ровесники? Вы долго плавали, кем и где?
        - Что за самоуверенность! Ха-ха! Я ваш друг! - и испанец сверкнул глазами.
        - Однако я полагаю, сеньор, вы должны лучше разбираться в людях. Простите, у меня сейчас дела. Но если пожелаете продолжить нашу беседу по окончании бала, я к вашим услугам у ворот дома.
        - Меня это вполне устраивает, - быстро ответил испанец и отошел.
        Маркиз к концу вечера был доведен до наивысшей точки раздражения и не взрывался только оттого, что графиня очень умело и всегда вовремя успокаивала его.
        Убедившись в том, что намеченный ими план весьма искусно приведен в исполнение, де ла Крус тепло распрощался с графиней, поблагодарил Марию и вслед за маркизом, в душе которого бушевала буря, оставил дом Арреолы Вальдеспино. Капитан хотел побродить по ночному городу, чтобы собраться с мыслями. Он, признаться, не думал, что испанец воспользуется предложением продолжить неприятный разговор. Поэтому, увидев, как Андрес терпеливо ждет его у ворот, решил, что это сейчас совсем некстати.
        Они зашагали прочь от гостеприимного дома, испанец сказал:
        - Предпочитаю без свидетелей. Место выбираете вы!
        Де ла Крус привык ничему не удивляться, но такой поворот событий его озадачил.
        - Да что вы, дон Андрес! Я хотел прогуляться с достойным человеком по тихим улицам и, беседуя с ним, уяснить, могу ли я сделать ему, то есть вам, одно деловое предложение. Вместо этого вы собираетесь проткнуть меня шпагой. Клянусь святым Андреем [В Бордо одна из главных церквей - собор Святого Андрея, построенный в готическом стиле в XI-XIV вв.] , я давно не встречал человека, который умел бы так превосходно шутить!
        - Капитан, остроты с вашей стороны неуместны. Вы наговорили мне дерзостей и теперь ответите мне за них! Назовите место, где вам будет удобней…
        - Не раньше, чем вы назовете свое имя целиком, - тем же шутливым тоном заметил де ла Крус.
        - Поскольку вы будете убиты, я полагаю, вам незачем знать мое имя.
        - Представьте себе, на какие переживания я буду обречен, если, скажем, случайно вы наткнетесь на острие моей шпаги. Я невольно отправлю вас в потусторонний мир, а сам не буду знать, чьей душе за упокой поставить свечку в церкви.
        - Девото [Devoto (лат.) - проклятый, отверженный.] , - решительно произнес Андрес и добавил: - Не будем терять времени.
        - Простите, но это же не имя, а какое-то прозвище.
        - Капитан де ла Крус, мне кажется, мы пришли на тихую площадь. Когда-то меня звали дон Андрес и далее. Теперь перед вами Девото… Соблаговолите начинать, или я сочту позором, что обнажил шпагу перед трусом.
        У де ла Круса не было никакого желания сражаться, тем более что этот человек ему все больше и больше нравился. Было в нем что-то отчаянное до самозабвения. Капитан произнес:
        - Нет, милейший Андрес, на сей раз вам придется обнажить вашу шпагу против того, кто привык свою вкладывать обратно в ножны сам. Я не убью вас, и вам не удастся убить меня… До тех пор пока я не узнаю, что же довело вас до такого отчаяния. Почему вам жизнь не мила? Я буду стойко защищаться, предупреждаю! - с этими словами де ла Крус снял шляпу, перевязь, сбросил камзол, обнажил шпагу и встал в стойку, чтобы поприветствовать противника.
        Но в тот самый миг со стороны улочки, по которой они только что вышли на площадь, высыпало человек шесть молодцов с длинными дубинками. Во главе их был боцман. Они окружили испанца, не растерявшегося, как отметил про себя де ла Крус, даже при столь неблагоприятно сложившихся для него обстоятельств.
        - Добрая Душа, как ты оказался здесь? - спросил де ла Крус.
        - Там, где опасность грозит капитану, ее должен принять на себя его боцман.
        - О какой опасности ты говоришь? Мы просто решили немного размяться после бала.
        - Не верьте, он не гаванский житель. Он английский лазутчик и подослан, чтобы свести с вами счеты.
        - Ты что-то путаешь, Добрая Душа!
        - Нет, капитан. Я знаю, с кем он общался на балу. Мы его сейчас немного поколотим, да и сдадим стражникам Чакона.
        - Боцман, - резко осадил его де ла Крус, видя, как люди Доброй Души на шаг сузили круг. - Назад! Это приказ.
        - Слушаюсь, мой капитан, но…
        - Никаких «но»! Отправляйтесь по домам, а завтра придешь с ними в «Розу ветров».
        - Черт возьми, в ваших жилах течет по-настоящему благородная кровь, - сказал испанец, как только боцман и его люди скрылись за углом. - И все-таки мы начнем.
        Де ла Крус отсалютовал в ответ на приветствие Андреса, но как только их шпаги скрестились, на площади появились стражники. Пришлось быстро ретироваться. Похватав камзолы, шляпы и перевязи, они оба скрылись в темном переулке, куда стражники почему-то за ними не последовали.
        - Завтра в десять утра. Назначайте место, - первым заговорил на бегу Девото.
        - В это время я занят, милейший Андрес.
        - Тогда вечером в тот же час, или вы трусите?
        - У ворот Монсеррате, там, где раньше была таверна «Летучая мышь».
        Точно в назначенный час оба противника были у груды обгоревших останков трактира. После сообщения де ла Круса о его ночной встрече в «Летучей мыши» по указанию генерала Чакона хозяин таверны был арестован. На допросе он ничего важного, как и предвидел де ла Крус, не сообщил. Его родственник - рыбак - бесследно исчез. Тогда генерал приказал сжечь трактир.
        Днем молодой капитан с помощью боцмана разыскал еще одного кредитора маркиза де Блаказа и купил по номинальной стоимости два его крупных векселя на сумму в одну тысячу сто дукатов. Таким образом влюбленный маркиз превратился в серьезного должника де ла Круса. Сумма его долга составляла уже две тысячи шестьсот золотых дукатов. Теперь было самое время для Педро, чтобы радоваться жизни, а тут предстояла дуэль, да еще, по словам графини Иннес, с искусным и беспощадным противником.
        - Я рад приветствовать вас живым и здоровым, сеньор Девото. Сегодня у меня еще меньше желания умирать, хотя, как вы помните, его и вовсе не было. Так что держитесь! Но знайте, что я не собирался причинять вам неприятностей, - начал, подходя к назначенному месту, де ла Крус.
        - Все petit-maitre [Щеголь (фр.).] , - неприятно резанувшее слух капитана слово Девото произнес по-французски, - опаздывают к месту дуэли и начинают говорить красиво, чтобы попытаться избежать ее. На моих часах десять минут одиннадцатого.
        - Не станете же вы, любезный Девото, вызывать меня на вторую дуэль за то, что у вас спешат часы? Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Они торопятся так же, как их владелец. Я к вашим услугам. Но знайте, я верю в судьбу и в то, что мы еще станем друзьями и вы будете плавать на моем корабле.
        - Если только после этой ночи вы попадете в ад, а черти пожелают поджаривать вас вместо сковородки на чугунном корабле и назначат меня на эту посудину. Я готов! - С этими словами Девото выхватил из ножен шпагу.
        Клинки зазвенели в ночи. Огромная луна ровно лила свой свет, освещая площадку, на которой сражались молодые люди. Противники сошлись. Сталь заскрежетала, и послышался глухой удар двух гард. На лице де ла Круса играл румянец, появившийся от возбуждения, которое всегда овладевало им в схватке с достойным соперником. Лицо Девото было белым, краска оставила его, что свидетельствовало о крайней степени ярости, а значит, и поспешности в действиях.

«Да, много незаслуженных обид пришлось снести этому человеку», - подумал де ла Крус. И тут же отметил, что лишь с трудом увернулся от опасного удара, который легко миновал его защиту.
        Девото владел шпагой превосходно, потому привык к легким победам. Встретив же достойное сопротивление, он все больше разъярялся. Де ла Крус ловко парировал его атаки и ждал первого промаха, чтобы выбить из рук Девото шпагу. Но тот не ошибался и, неожиданно проведя серию выпадов, стал теснить де ла Круса к краю площадки. За спиной были колючие кактусы, да и не в привычках Педро было отступать. Он сделал резкий бросок вперед, второй, но Девото удалось защититься, и испанец напал. Его клинок скользнул вдоль груди и проткнул рубаху у бицепса левой руки де ла Круса. Тот не почувствовал боли, но кожа была задета, ибо рукав обагрился кровью. Соперники заметили это несколько позже. В тот же миг, когда шпага Девото коснулась де ла Круса, капитан рванулся вперед и оказался в положении, при котором мог спокойно нанести ответный удар. Вместо этого де ла Крус произнес:
        - Случайность! Я же чувствую, что вы слабеете.
        Ответом, как и ожидал капитан, была серия новых, но еще более поспешных атак. Выпад! Прыжок назад! Удар! Защита. Укол! Снова защита. Еще выпад! Но слишком глубокий. И пока Девото пытался восстановить равновесие, чтобы самому уйти в защиту, де ла Крус молниеносно сделал круговое движение шпагой, и оружие вылетело из рук испанца.
        Девото замер, но тут же с ловкостью дикой кошки бросился за шпагой, которая упала на землю всего в нескольких метрах от него. Де ла Крус стоял на месте, как изваяние, его волосы мягкой волной рассыпались по плечам. Острие шпаги капитана было опущено.
        - Вы удовлетворены, сеньор Девото? - спросил де ла Крус, когда испанец поднял свою шпагу с земли.
        - Нет, это не победа. Защищайтесь! Я убью вас! - прокричал Девото, совершенно теряя контроль над собой, и ринулся в новую атаку.
        Де ла Крус чувствовал, что выигрывает, и не столько благодаря мастерству, хотя в технике Девото он и обнаружил некоторые изъяны, сколько благодаря своему хладнокровию.
        Ошибка, еще ошибка, и шпага Девото вновь на земле. Но теперь де ла Крус одним прыжком оказался между ней и безоружным испанцем. Тот стоял как завороженный и ждал смертельного удара. Но вместе этого Педро отбросил в сторону свою шпагу и произнес:
        - Между прочим, я не знаю вашего настоящего имени…
        - Для вас я - Андрес Дага, - испанец быстро выхватил из-под рубахи стилет и кинулся на де ла Круса.
        Капитан, который не захватил с собой ни пистолетов, ни оборонительной даги, опустил руки, расправил плечи, и, пристально глядя в глаза обезумевшему Девото, тихо, но внятно произнес:
        - Вы убьете настоящего друга.
        Девото остановился в метре от де ла Круса с уже занесенной для удара рукой. В глазах его появился ужас, стилет выпал, а сам он, громко рыдая, повалился на колени.
        Де ла Крус подобрал с земли свою шпагу, накинул на плечи камзол, взял шляпу и не спеша зашагал к воротам Монсеррате. Там он привел себя в порядок, затянул легкую рану носовым платком, и, размышляя над тем, где в данный момент может находиться Каталина, направился в «Розу ветров».

        Глава 8
        СТАРШИЙ ПОМОЩНИК

        Де ла Крус шел по безлюдным улицам спящего города в глубоком раздумье. Он укорял себя за нерасторопность в приобретении корабля. Сердце его сжималось от одной мысли о том, что происходит с бедной Каталиной и где она сейчас.
        Чтобы уйти от невеселых дум, он стал рассуждать о том, что же привлекает его в Девото и не изменяет ли ему на сей раз интуиция…
        Так он дошел до улицы Меркадерес, по которой обычно возвращался в гостиницу. Не успел он завернуть за угол на Лампарилью, как в полуметре от его головы что-то просвистело и, ударившись о мостовую, разлетелось на множество осколков. У его ног чернела кучка земли, а рядом валялся пышный куст гвоздики.

«Кто бы это мог встретить мою победу столь странным образом?» - подумал де ла Крус и, выхватив шпагу, устремился к двери обветшалого дома. По предположению капитана, цветочный горшок бросили из окна второго этажа. Дверь открылась от первого же толчка. Ступени лестницы жалобно заскрипели под его ногами, как бы предупреждая капитана об опасности.

«Действительно, - подумал он, - тот, кто швырнул горшок, не станет ждать меня у окна, а если и ждет, то не один. Да и лестница может оказаться специально подпиленной!»
        - Трусы! Слышите? Спускайтесь вниз! Я к вашим услугам, - но лишь эхо было ему ответом. - Тогда хоть научитесь точнее метать цветочные горшки, - прокричал со смехом де ла Крус и, решив, что сторонники англичан взялись отомстить ему, вышел на улицу и зашагал к гостинице…
        И вдруг бревно, задев края шляпы, обрушилось на плечо капитана. Ноги его подкосились, и он потерял сознание. Последним, что пришло ему в голову, было:
«Неужели Девото все-таки агент…»
        Как долго де ла Крус пролежал без сознания, он не знал. Временами ему казалось, что он слышит приглушенные разговоры. Но звон колоколов всех церквей Тринидада и пальба из пушек форта Эль-Морро вновь уносили де ла Круса в небытие.
        Когда же Педро наконец пришел в себя и открыл глаза, первое, что он увидел, - это совсем по-детски улыбавшееся лицо Девото.
        - Где я? - еле слышно спросил капитан.
        - В доме друзей и в полной безопасности.
        - У вас?
        - Нет, но хозяин так же… - Девото запнулся, а де ла Крусу невольно подумалось:
«Так же несчастен, как и я», - доброжелательно относится к вам, как и я.
        - С каких это пор? - спросил де ла Крус.
        Вместо ответа Девото, глядя в окно, произнес:
        - Скажите, капитан, кто такая Каталина?
        - Это название моего корабля.
        - Но вы обращались к ней как к живой женщине.
        - Так звали мою бедную матушку.
        Теперь Девото пристально всмотрелся в глаза де ла Крусу. В душе испанца происходила какая-то борьба. Он напряженно дышал и перебирал пальцами.
        - Будьте со мной откровенны, Педро. Мне можно вас так называть?
        Де ла Крус промолчал.
        - Слишком нежными были слова, обращенные к Каталине. Но оставить вас в бреду одного я не мог. Прошу вас, не волнуйтесь. Ваша тайна останется здесь, - и Девото ударил себя в грудь. - Но, Педро, откройтесь мне до конца. Это для меня так важно!
        Капитан молчал. Он мысленно проклинал своих врагов. «Лучше бы смерть, чем этот бред, - думал он. - Кто знает, что я наговорил? Кому? Врагу или в лучшем случае совсем незнакомому человеку».
        - Откройтесь мне, Педро, - меж тем продолжал настаивать Девото. - В моих венах течет благородная кровь. Голова моя не пуста. Рука не дрогнет. Три дня, с той ночи, как я подобрал вас на улице, не отхожу от вашей постели. Я многое понял. Скажите, вы влюблены, а она вас не любит? - В голосе Андреса звучали и сострадание, и надежда.
        - Нет, дорогой Девото, не совсем так, - решил открыть свою тайну испанцу Педро. - Я люблю Каталину, и она любит меня. Но злой рок разлучил нас… И одному богу известно, как я страдаю.
        Услышав подобные слова, Девото вздрогнул и быстро заговорил:
        - Я неплохо знаю морское дело. Плавал в Мексиканском заливе, в Карибском море ходил на разных кораблях. Тысяча дьяволов, я согласен! Готов принять ваше предложение; Конечно, если вы еще не передумали. Примите мои извинения за то, что я так плохо думал о вас.
        - Сколько времени вы плавали старшим помощником? - спросил де ла Крус.
        - Всего год. Но за меня вам краснеть не придется.
        Куда только делись прежняя надменность, раздражительность и враждебность Девото? Рядом находился совсем другой человек, и это вдруг насторожило де ла Круса, однако он сказал:
        - Хорошо, дон Андрес, плавать вам на «Каталине» старшим помощником! Но сумеем ли мы стать друзьями?
        - В тот вечер, когда я пошел вслед за вами и на углу Лампарильо увидел, что вы лежите без сознания, я почувствовал, как во мне пробудилась любовь к вам, и случай предоставляет мне возможность доказать вам ее, - весело заключил Девото. - А теперь вам положено выпить вот это, надо готовиться к встрече с хирургом. Лекарь сказал, когда вы придете в себя, он займется раной на вашем плече, наложит тугую повязку.
        - Кто прислал врача? Генерал Чакон?
        - Нет, но в городе, поверьте мне, лучшего лекаря не сыскать. Да вот и он сам, - сказал Девото, когда за дверью послышались чьи-то шаги.
        В комнату вошел сын палача, а вместе с ним незнакомый Педро седой мужчина.
        - Я знал, сеньор де ла Крус, что рано или поздно мне придется щупать ваши кости. Сегодня вам будет больно. Думайте о том, кто милее всего вашему сердцу, или о вашем злейшем враге, или о своей счастливой звезде, которая вам, бесспорно, сопутствует.
        - Я могу судить о ее существовании лишь по тому, какие люди встречаются на моем пути, - тихо ответил де ла Крус, ему было больно пошевелиться.
        Пожилой мужчина слегка поклонился.
        - Девото, у вас есть возможность послать кого-либо в «Розу ветров»? Если да, то передайте моему слуге Бартоло, пусть разыщет боцмана и придет с ним сюда. Вы не будете возражать? - спросил де ла Крус, обращаясь к незнакомцу, в котором он угадал хозяина дома.
        - Pourquoi pas? Complitement! [Отчего же? Вполне! (фр.)] - ответил с чистым парижским произношением гостеприимный хозяин.
        - C'est gentil de votre part [Это очень любезно с вашей стороны (фр.)] , мсье… - Капитан ждал, когда француз произнесет свое имя.
        - Поль Эли Тетю.
        - Благодарю вас за приют и радушие, если бы ваша улыбка могла исцелять, я был бы уже здоров!
        - Mon cher capitaine [Мой дорогой капитан (фр.)] , у меня давно не было основания пребывать в настроении, которое вызывает улыбку. Но ваша история, вы сами… воскрешают во мне воспоминания юных лет. Это, поверьте, единственная причина моего отличного gaite de coeur [Веселое настроение (фр.)] .
        - Приятно познакомиться с человеком, у которого смерть за плечами вызывает улыбку. Вы полны оптимизма, мсье Тетю. Нет, что я говорю? - решил поправить себя де ла Крус. - Вы улыбаетесь, видя, как отступила передо мной бедняжка смерть.
        - Sans prix! [Бесподобно! (фр.)] Браво! Не каждый в вашем положении станет утруждать себя упражнениями в остроумии. Вы положительно нравитесь мне, де ла Крус. Впрочем, я утомляю вас, и мой милый друг Хуан терпит это только потому, что еще сам не готов приняться за дело.
        В это время кто-то приоткрыл дверь, и в комнату вошли боцман и Бартоло.
        Негр-великан, у которого под мышкой, как и прежде, была котомка с дукатами, тут же повалился на колени рядом с кроватью больного.
        - Полно, Бартоло, встань! - потребовал де ла Крус. - Кто приходил ко мне?
        Бартоло протянул две записки, а боцман, мельком глянув на де ла Круса, уставился на Девото, он узнал в нем недавнего ночного соперника капитана.
        - Сейчас попрошу всех оставить нас с больным на несколько минут. Кроме вас, - хирург указал на Бартоло. - Это необходимо для моей работы, прошу вас.
        Когда примерно через полчаса Девото, Тетю и Добрая Душа возвратились в комнату, де ла Крус сидел на кровати, обложенный подушками. Левая рука его торчала в сторону, как подбитое крыло птицы. Плечо и грудь были затянуты широкими полосами белого полотна.
        - Регулярно принимайте эту микстуру и вот эти порошки, - сказал сын палача. - На ночь выпейте три глотка из темной бутылки, но не больше. Неделя полного покоя, и вы сможете вставать. Затем горячие ванны из специального раствора, растирание мазями, упражнения. И еще через неделю бревна снова могут пытаться сломать ваши кости.
        - Если все будет именно так, то позвольте вам удвоить сумму обычной доли хирурга на корабле, - заявил де ла Крус, морщась от невыносимой боли.
        - Как? И вы, милый Хуан, с нами? - радостно вскричал Девото.
        - С вами? На корабле, которого не существует… - начал было Хуан, но его перебил Девото:
        - Как так не существует? Корабль, на котором я старший помощник, не существует? - произнес испанец тоном, хорошо знакомым де ла Крусу. Кровь вновь кипела в жилах Девото.

«Да, горяч мой помощник! С ним придется нелегко», - подумал де ла Крус, в то время как хирург произнес:
        - Настоящий врач, дорогой Девото, обязан принимать только одно решение. Я уже сказал: будет корабль, вернемся к неоконченному разговору. Сейчас же лучше оставим больного с его слугой.
        В комнате воцарилась тишина, которую неожиданно нарушил боцман.
        - Мой старший помощник, сеньор Девото, не сомневайтесь! - Голос Доброй Души звучал внушительно. - Корабль стоит в порту и будет нашим скорее, чем думают мой капитан и дон Хуан.
        Девото подарил Доброй Душе благодарный взгляд, слегка пожал де ла Крусу руку и направился к двери со словами:
        - Ничего не понимаю. Но жребий брошен!
        - А вы верьте! Верьте в него, дорогой Андрес. Мое сердце не обманывает, - сказал с грустной улыбкой хозяин дома. - Vent arriere [Попутного ветра (фр.)] , капитан. Я не стану надоедать, но мы скоро увидимся. Бартоло получил нужные указания. Мой дом скромен, но вам в нем будет хорошо, - с этими словами Тетю поклонился и тоже вышел.
        Когда ближе к вечеру де ла Крус пробудился ото сна, заметно восстановившего его силы, в комнате находились Бартоло и Девото. Слуга тут же принес ужин и зажег свечи, а Девото уселся на край кровати рядом с больным, явно собираясь с ним о чем-то поговорить.
        - Педро, я сгораю от нетерпения, если вам не трудно, объясните, как вы представляете себе наше плавание? - наконец поинтересовался Девото, стоило де ла Крусу закончить трапезу.
        - На примете есть один быстроходный корабль. Я покупаю его. Мы набираем команду, получаем патент, становимся корсарами - и в море!
        - На поиск…
        - Да, дорогой Девото, главное найти Ганта, узнать, где Каталина, вырвать ее из рук жестокой судьбы, отомстить. Скажу честно, напрасно рисковать не стану. До тех пор… Словом, если вы…
        - Не продолжайте, - попросил Девото, де ла Крус не видел, как заблестели его глаза. - Мне ясно! Однако вы знаете, что сейчас на корсарском судне во время плавания обязательно должен присутствовать королевский нотариус?
        - Он не будет нам помехой.
        - Перед отъездом из Новой Испании капитан галеона, который недавно прибыл из Кадиса, рассказал мне, что королю на утверждение дан проект нового устава для частных лиц, занимающихся каперством. Вы должны знать, де ла Крус, в проекте много новшеств и ограничений.
        - Может ли это остановить меня, Девото?
        - Бесспорно, нет!
        - Корабль, который я надеюсь приобрести, быстроходен. Думаю, старший помощник и выученная им команда сумеют так управлять кораблем, что ни один противник не уйдет от нас, - пошутил де ла Крус.
        - Да, конечно!
        - Вот вы, Девото, говорили о нотариусе. У вас есть кто на примете?
        - В Гаване, кроме Тетю, вас и моей шпаги, у меня нет никого и ничего, - Девото вздохнул, - как, впрочем, и на всем белом свете…
        Фраза эта была произнесена с таким неподдельным чувством, что де ла Крус подумал:
«Я не вправе обмануть этого человека, он должен обрести во мне верного друга».
        - Скажите, Девото, а Поль Эли тоже вымышленное имя?
        - Думаю, что нет… а впрочем…
        - Во всей Франции я не встречал фамилии Тетю. По-французски ведь это означает
«упрямец».
        - Не все ли равно, де ла Крус? Главное, я никогда не встречал более доброго, милого и порядочного человека, чем Тетю. Не уподобляйтесь тем, кто пытается по прошлому судить о настоящем. Примите Поля Эли таким, каков он сейчас. Бывают ведь капитаны, которые любому судну прибавляют пол-узла ходу…
        - Вы делаете мне честь…
        - Не расспрашивайте его о прошлом, если он сам не заговорит. Но знайте, Лафонтен
[Лафонтен, Жан де (1621-1695) - выдающийся французский поэт-баснописец.] и Лебрен
[Лебрен, Шарль (1619-1690) - французский живописец, глава академического направления во французском искусстве.] были друзьями его отца, с беднягой Ла Салем
[Ла Саль (Кавелье де ла Саль), Рене Робер (1640-1687) - французский исследователь Северной Америки, открывший обширные земли по течению Миссисипи под названием Луизиана. Убит американцами - участниками экспедиции.] они вместе росли, а молодой герцог Сен-Симон де Рувруа [Сен-Симон де Рувруа, Луи (1675-1755) - герцог, французский политический деятель и писатель.] бегал к нему за советом. Сейчас Поль Эли с нами, и зачем ворошить то, что кануло в Лету и к нашему с вами делу не имеет отношения? Поль Эли, как и я, капитан, мы преданы вам…
        - Благодарю, Девото. Вы правы. К чему знать название звезды, коль она и так ярко светит и верно служит мне?
        После бала в доме Марии Арреолы Вальдеспино маркиз де Блаказ уединился в своей каюте. Он никого не принимал и в одиночестве выпивал за день до полдюжины бутылок вина. Четыре ночи и три дня маркиз взвешивал, сопоставлял и тщательно обдумывал все известные ему моменты взаимоотношений графини с молодым капитаном. На рассвете четвертого дня маркиз решил, что жизнью в данный момент ему не отпущено даже и такого приносящего успокоения средства, как сомнения.

«Графиня, бесспорно, влюблена в де ла Круса, - признался наконец себе маркиз. - Значит, единственный выход - отдалить от нее капитана. Но как?»
        Де Блаказ вызвал старшего офицера и приказал, используя любые средства, узнать самым подробнейшим образом о капитане де ла Крусе все, что можно.
        Это распоряжение маркиз отдал в тот день, когда Педро пришел в себя после неудавшегося покушения на его жизнь.
        На следующее утро де ла Крус уже был в состоянии обсуждать с боцманом план дальнейших действий. Добрая Душа не переставал удивлять капитана. Не прошло и суток с того момента, как старший офицер принялся за сборы сведений о де ла Крусе, а боцман уже знал о намерениях маркиза.
        Обсудив новую ситуацию, капитан и боцман пришли к заключению, что их первые активные действия, направленные на покупку корабля, принесли желаемые результаты.
        - Тебе следует, Добрая Душа, прежде всего познакомить старшего офицера с кем-нибудь из твоих людей. Пусть они поведают ему, что я давно собираюсь приобрести корабль, чтобы уйти в плавание, но местные власти, по случаю морской блокады англичан, не решаются выдать мне разрешение на покупку корабля, приписанного к гаванскому порту.
        - Это нетрудно сделать, мой капитан.
        - Меж тем я сегодня же напишу Марии, чтобы она встретилась с маркизом и… Кстати, Бартоло, - верный слуга теперь находился все время рядом с капитаном, - пойди узнай, есть ли в доме бумага, чернила и перо.
        Бартоло вышел, а капитан спросил:
        - Так что ты, Добрая Душа, узнал о ростовщике, у которого маркиз занял деньги месяц назад?
        - Старый плут, он и слушать меня не желает. Если б вы могли сходить к нему сами…
        - Придется. А ты не знаешь, какова сумма долга?
        - Капитан, мне ничего не удалось узнать, - боцман смутился.
        Когда Бартоло возвратился, они вместе с Доброй Душой положили на колени капитана широкую доску, на нее лист бумаги, и де ла Крус с трудом начал выводить буквы.

«Милейшая сеньорита Мария,
        судьба вновь лишила Вашего верного друга возможности видеть Вас, чтобы восхищаться Вашей красотой, жестоко наказывая его за какие-то грехи. Но сейчас я чувствую себя лучше и, даст бог, через неделю смогу быть у Вас, чтобы рассказать о последних занятиях и успехах дона Мигеля в фехтовании. Теперь же прошу Вас не отказать мне в любезности и при встрече с маркизом (надеюсь, она состоится в ближайшие дни) сообщить ему как бы невзначай, что я страстно мечтаю приобрести корабль, чтобы немедленно уйти в плавание.
        Обнимите за меня графиню, которой я с нежностью кланяюсь. Завтра же напишу ей письмо.
        С искренней преданностью и глубоким уважением,
        Педро».
        Закончив письмо, де ла Крус в ожидании, пока просохнут чернила, прочел свое послание вслух.
        - Потеряй я боцманскую дудку, если мой капитан прав, - неожиданно заявил Добрая Душа.
        - Это почему же, боцман?
        - Извините, капитан, но зачем швырять деньги на ветер? Нам надо еще хорошенько переоборудовать нашу голубку!
        - Это так, боцман, но насчет «денег на ветер» я не совсем тебя понимаю.
        - Вы пишете: «Страстно мечтает приобрести корабль». Эти слова стоят лишних денег, мой капитан. На вашем месте я просил бы Марию просто сказать, что капитан де ла Крус и графиня влюблены друг в друга, и, если раньше де ла Крус искал возможность приобрести корабль, чтобы уйти в плавание, то теперь изменил свое намерение. Тогда у маркиза, если еще не появилась, то обязательно появится надежда отделаться от вас, и при этом, самое главное, он не станет заламывать цену.
        - Черт возьми, хоть мне и тяжело водить пером, но твой довод заслуживает того, чтобы переписать письмо.
        Поставив последнюю точку на новом послании, де ла Крус попросил Бартоло отереть ему лицо, от усилия покрывшееся испариной. Но тут же, переведя дух, он потребовал снова положить ему на колени доску с чистым листом бумаги и подать перо с чернилами.
        Второе послание было адресовано жениху Марии.

«Милый Мигель,
        у Вас в доме бывают офицеры с корабля маркиза де Блаказа. Я хотел бы просить Вас об услуге следующего свойства: рассказывая о том, как успешно Вы упражняетесь со мной в фехтовании, заметьте, что я ищу возможность приобрести судно, дабы заняться коммерческой деятельностью. Буду очень признателен Вам,
        Педро де ла Крус».
        Подпись расползлась. Капитану было трудно, он выбился из сил. Глубокая, ноющая боль в плече возобновилась с прежней силой. Он отправил боцмана с письмами и велел Бартоло дать ему двойную дозу той жидкости в бутылке, после которой боль ощущалась меньше. Через несколько минут после приема лекарства де ла Крус заснул.
        С утра пришел сын палача. Он застал больного за мирной беседой с хозяином дома. Разговор они вели по-французски. Тетю рассказывал о себе. Де ла Крус безошибочно улавливал, что за внешним спокойствием повествователя скрывается не одна тайна благородного и прожившего яркую жизнь человека. Молодой капитан все больше проникался к Тетю искренним уважением.
        Оказывается, Скаррон [Скаррон, Поль (1610-1660) - французский писатель. Один из зачинателей бытового реалистического романа. Автор поэтических памфлетов против абсолютизма Людовика XIV.] , которому поклонялась вся Франция и которого когда-то боготворил Педро, не раз оказывал молодому Тетю свое покровительство. Двери салона Нинон де Ланкло [Ланкло (Анна), Нинон де (1620-1705) - известная французская куртизанка, игравшая значительную роль при дворе Людовика XIV.] были открыты перед Тетю, бывал он и в Версале.
        - Видные придворные, преуспевающие буржуа, ученые, поэты - все собирались в доме Нинон, - говорил Тетю, когда в комнату вошел хирург.
        Тетю замолчал, а де ла Крус подумал о том, что могло заставить столь почтенного человека коротать свою старость вдали от родины, в заокеанских владениях Испании.
        Хуан долго осматривал больного: щупал пульс, слушал сердце, трогал пальцы левой руки, торчавшие из-под плотной белой повязки. Потом он потребовал, чтобы де ла Крус, превозмогая слабость и боль, попытался встать на ноги и прошелся по комнате, при этом не двигая левым плечом.
        Когда де ла Круса снова уложили в постель, от боли ему было трудно пошевелить даже здоровой рукой.
        Молодой Хуан дал капитану выпить той жидкости, которую он прописал принимать по вечерам, и капитан вскоре уснул. Проспал он весь остаток дня и всю ночь и тем самым был лишен возможности написать графине Иннес обещанное письмо.
        Утром не успел Педро закончить свой завтрак, как услышал через открытое окно шум подъезжающей коляски. Бартоло лег на подоконник и подтвердил догадку капитана. В дверь дома, верхний этаж которого арендовал Тетю, уже стучался слуга графини.
        Буквально через минуту Иннес в сопровождении удивленного Тетю быстро вошла в комнату. То, что она увидела, опечалило ее. Бледность придавала графине еще большее очарование, Тетю залюбовался молодой женщиной, затем, словно очнувшись, пригласил с собой Бартоло и оставил молодых людей наедине. Старому французу не надо было ничего говорить, из того, что видели его глаза, он понял, что именно связывает эту знатную красивую женщину с молодым капитаном.
        Иннес подошла к постели и приложила ладонь ко лбу Педро. Капитан накрыл ее руку своей и произнес:
        - Не судите меня строго, дорогая Иннес. Разве приход сестры к больному уже не приносит с собой облегчение?
        Графиня быстро отняла руку.
        - Вы, конечно, желаете говорить только о делах? - с укоризной спросила она. - Мы с Марией вчера побывали на корабле маркиза. Мария сделала вид, что насильно затащила меня к нему. Маркиз был весьма любезен, но я улучила минутку, чтобы оставить его наедине с Марией, и та, большая искусница в подобных делах, подала ему нужную мысль…
        - Дорогая Иннес, присядьте. Прошу вас, вот сюда, на край кровати, и дайте мне вашу руку. Видит бог, небо ниспослало мне вас только потому, что я дал клятву разыскать Каталину и положить конец ее страданиям. Я не достоин вашего мизинца!
        - Вижу, что болезнь повлияла на вас, милый Педро. Вы не замечаете, как противоречите самому себе. Всевышний послал меня, чтобы помочь вам, что я и делаю с великим наслаждением…
        В эту минуту в дверь постучал Тетю. За ним следом в комнату вошел и Бартоло, неся на подносе чашечки с напитком:
        - Холодный шоколад, мадемуазель. Больному обязательно! Прошу вас, попробуйте и вы.
        - Хотя больной и лишен женской заботы, я вижу, ему хорошо у вас, мсье… Педро, вы не познакомили нас.
        - Поль Эли Тетю, - хозяин дома поспешил представиться сам. - Смею заметить, с той минуты, как увидел вас, поклонник и почитатель вашей красоты.
        Де ла Крус заметил, как графиня едва сдержала себя, чтобы не ответить Тетю, у которого желание сказать приятное вылилось в чисто французский комплимент, и гордой испанке это показалось не вполне деликатным. Педро попросил графиню поправить ему подушки и шуткой отвлек ее от неприятного происшествия.
        Дальнейшая беседа между де ла Крусом, графиней и Тетю протекала мило и непринужденно.
        Так они проговорили до наступления обеденного часа. Прощаясь, графиня сказала:
        - Сеньор Тетю, разрешите мне завтра вновь посетить ваш дом. Если понадобится помощь, сообщите мне.
        - Мой дом - ваш дом, графиня, - теперь Тетю ответил в испанском стиле и низко поклонился. Когда же экипаж графини отъехал от дома и Тетю вновь вошел в комнату, он неожиданно спросил де ла Круса: - Графиня ваша невеста?
        - Нет, мой друг.
        - Но почему бы вам, дорогой капитан, не связать свою судьбу с этой очаровательной женщиной?
        Де ла Крус ответил не сразу. Он задумался, потом медленно произнес:
        - Что бы ни сказал я, кроме правды, все будет недостойно вас и постыдно для меня. Да и что можно придумать?.. Графиня не похожа на других женщин и отличается от них не только внешней красотой, но и остротою ума. Эта женщина по своему образу мыслей опережает нынешнее время, по меньшей мере, на полвека.
        - Поразительно!
        - Да, но дело в том, дорогой Тетю, что настоящий мужчина, если он человек слова, не может принадлежать сразу двум женщинам… Бывают минуты, когда вместо счастья от того, что графиня рядом, я испытываю великие мучения.
        - Не понимаю! Увольте, но вы же француз!
        Де ла Крус тряхнул головой, и кудри его рассыпались по плечам, а лицо перекосилось от боли.
        - Графиня знает, что прежде, чем я встретил ее, место в моей душе было занято другой. И пусть я перестану дышать и сердце мое разорвется в груди, нежели изменю той - другой - хотя бы в помыслах.
        Тетю слушал исповедь молодого капитана очень внимательно. Чутьем тонкого, умудренного жизнью человека пожилой француз уловил, что де ла Крус открывает ему свою самую сокровенную тайну.
        - В Тринидаде, где я поселился, оставив отчий дом и покинув Бордо… - тут де ла Крус рассказал Тетю печальную историю похищения Каталины, а также о том, какую он дал страшную клятву.
        Когда капитан умолк, Тетю глубоко вздохнул и, протянув ему руку, промолвил:
        - Mon cher frere cadet [Мой дорогой младший брат (фр.)] , разрешите мне так вас называть. Я много плавал. От Зеленого мыса до Ла-Манша и от Порт-Саида до Панамы, Оставил море всего пять лет назад, ушел с линейного корабля прославленного Дюкасса. Но ваше появление в моей жизни, история, которую вы только что поведали, разбередили мне душу. Моя рука слаба, но ум и сердце готовы служить вам! Располагайте мною!
        Де ла Крус увидел, или ему показалось, как увлажнились глаза его собеседника. Бывалый и молодой моряки нежно обнялись. И было в этом объятии и отцовское, и сыновнее чувство.
        - Сейчас нам предстоит заполучить корабль. Есть лишь слабая надежда, что некий маркиз де Блаказ решится продать мне свою быстроходную ласточку.
        - Видит бог, мне не суждено было умереть в постели! - скрестив на груди руки, торжественно произнес Тетю. - Как только лекарь разрешит вам выйти из дома, мы навестим французского консула, и, клянусь морем, наш поход к нему не будет напрасным.
        Де ла Крус вспомнил Каталину, ее серые с голубым отливом глаза, совсем еще юный, несмелый взгляд и подумал о счастливой звезде, которая медленно, но верно, в это очень хотелось верить, вела его к заветной цели.
        Глубокие практические познания Хуана в медицине, набор никому, кроме него самого, не ведомых лекарств и здоровый организм капитана быстро делали свое дело. Через неделю была снята тугая повязка, а еще через неделю хирург предложил де ла Крусу совершить небольшую прогулку по городу.

        Глава 9
        ПОКУПКА КОРАБЛЯ

        Французский консул с подчеркнутой любезностью принял Тетю и де ла Круса. Узнав о том, что Тетю был знаком с его другом, корсаром Дюкассом, и сам намерен приобрести корабль, чтобы посвятить себя опасной, но почетной профессии капера, консул пообещал оказать влияние на маркиза.
        На следующий день де ла Крус нанес визит аудитору Чирино. Как только капитан появился в аванзале губернаторского дворца, секретарь немедленно доложил о нем аудитору, и тот принял де ла Круса тотчас, оставив более знатных особ ждать очереди.
        - Капитан, я могу обрадовать вас, сообщив весьма важную новость, - вместо приветствия произнес Чирино, - Садитесь и слушайте внимательно! Я перескажу вам разговор, который состоялся вчера у генерала Чакона с маркизом де Блаказом. Маркиз спросил генерала, знает ли он капитана де ла Круса. Генерал, хотя он и бравый вояка, но и в нем иногда пробуждается дипломат, ответил: «Да, маркиз, знаю, и очень хорошо! Достойный человек! Я собираюсь отдать ему в подчинение одну из рот ополченцев». - «А я слышал, что капитан собирается в плавание». - «Кажется, у него есть такое глупое намерение - заняться торговой деятельностью. Но мы этому помешаем. Впрочем, у него нет еще корабля…» Тогда маркиз неожиданно спросил:
«Скажите, генерал, а как скоро можно получить в Мадриде патент для капитана, который намерен стать корсаром?» - «Многое зависит от капитана. Если речь идет о вас, милейший маркиз, то…» - «Нет-нет, генерал, меня ждут дела поважнее…» - «Тогда положительно не понимаю вас. Или вы имеете в виду де ла Круса?» - «Генерал, если уж англичане - наши враги - знают, что происходит в городе, да будет позволено мне, союзнику и другу, узнать кое-что из местных „секретов“. - „Дорогой маркиз! Если вы осведомлены о чем-то, что неизвестно мне, то для получения патента де ла Крусу необходимо ровно столько времени, сколько понадобится линейному кораблю, чтобы пересечь океан с запада на восток и обратно. При благоприятных обстоятельствах всего пара месяцев“, - вот что ответил генерал Чакон. Я буквально слово в слово пересказал вам эту беседу, дорогой де ла Крус.
        Чирино поднялся с места и продолжил:
        - Поздравляю! Генерал Чакон считает, что персик вполне созрел и что вам теперь предстоит только легонько потрясти дерево. Я тоже так считаю. Поэтому и распорядился подготовить необходимые бумаги в Морское министерство. В письме к его величеству мы с генералом дадим вам самую лестную рекомендацию.
        - Не знаю, как и благодарить ваше превосходительство и генерала Чакона, но, простите, мог бы я просить вас еще об одной любезности?
        - Дорогой де ла Крус, неужели вы не видите, что я давно проникся к вам искренним расположением. Скажу откровенно, если бы в нашем государстве было больше столь смелых, умных и готовых самоотверженно служить королю молодых людей, как вы, солнце никогда не покидало бы пределов наших владений.
        Аудитор подошел к столу и взял лист бумаги. Громко заскрипело перо:

«Предъявитель сего - капитан Педро де ла Крус нуждается в вашем содействии. Оказывая ему помощь, вы совершаете благое дело в интересах короля Филиппа V.
        За генерал-губернатора Кубы,
        аудитор Чирино.

10 ноября 1703 г. Гавана».
        - Бумагу носите при себе. И пусть всем вашим начинаниям сопутствует удача! - с этими словами Чирино пожал де ла Крусу руку и по-дружески обнял его.
        Как только Педро вернулся домой, Бартоло тут же сообщил ему, что от генерала Чакона приходил посланец и передал приглашение явиться на воскресный военный смотр в Эль-Морро.
        Вечером капитану принесли записку от графини.

«Милый Педро,
        послезавтра в Эль-Морро генерал Чакон устраивает смотр ротам народного ополчения. Я уверена, что Вы приглашены. Умоляю Вас быть обязательно. Кроме того, что я хочу видеть Вас, представится возможность переговорить с маркизом. Он не хотел идти на смотр, но мне удалось убедить его. Мы с Марией прибудем на полчаса раньше. С нетерпением жду встречи,
        Ваша Иннес».
        Де ла Крус еще раз перечел записку графини, ощутил, как волна нежности охватывает его, и подумал: «Надо скорее уходить в море!»
        Прогуливаясь перед началом смотра с молодыми женщинами по площадке, де ла Крус прорепетировал сцену, которую они намеревались разыграть с маркизом.
        Когда де Блаказ появился в Эль-Морро, первыми, кого он увидел, были, конечно, графиня и капитан, любезно беседовавшие чуть в стороне от остальных гостей.
        Маркиз подошел к ним, чтобы поздороваться, и тут же к ним приблизилась Мария. В это время де ла Крус сделал вид, будто заметил среди гостей нужного ему судовладельца.
        - Извините, милая Иннес, но я должен покинуть вас, - обратился де ла Крус к графине тоном, от которого маркиза передернуло.
        - Милый Педро, неужели это так важно?
        - Да, Иннес, разговор с ним должен многое решить.
        - Прошу вас, только ненадолго, Педро. Мне без вас будет скучно, - в сердце маркиза была пущена еще одна стрела.
        - Надеюсь, милая Иннес, маркиз займет вас с Марией, я скоро вернусь.
        Маркиз принялся рассыпаться в любезностях по поводу красоты своих собеседниц, а де ла Крус отвел судовладельца чуть в сторону. Было видно, как капитан в чем-то настойчиво его убеждает, а тот стоит на своем.
        Когда де ла Крус возвратился, графиня спросила его:
        - Что с вами, милый? Вы чем-то расстроены?
        - Старый упрямец не желает уступать, но бог с ним! Все, что ни делается, - к лучшему, - и капитан нежно поцеловал руку Иннес.
        - О! Понимаю, - с радостной улыбкой проговорила Мария. - Понимаю, де ла Крус, вы остаетесь в Гаване. Как хорошо!
        Капитан поклонился, но не успел ничего ей ответить, так как начался смотр. Как оказалось, власти Гаваны основательно подготовились к нападению на город англичан. По окончании смотра к де ла. Крусу подошел тот же судовладелец.
        - Я подумал, капитан, и могу предложить вам другой вариант, но в этом случае вам придется ждать не менее полугода.
        - Благодарю вас, сеньор. Однако вы не возражаете, если об этом мы поговорим у вас в конторе?
        - Жду вас - и до свидания, - владелец судостроительной верфи подмигнул капитану, раскланялся и ушел.
        Тогда Мария, взяв под руку графиню Иннес, заявила:
        - Мы пойдем попрощаться с дочерьми генерала.
        - Однако вы, милый Педро, не уезжайте без меня, - добавила графиня.
        - Я так рада, милый Педро! - шаловливая Мария весело улыбнулась капитану и увела графиню.
        Маркиз покусывал ус, а капитан задумался. Как всякого ревнивца, маркиза одолевали сомнения. Он боялся, что последний его козырь может быть бит. Молчание нарушил де ла Крус:
        - Какая чертовская удача! Ждать еще полгода…
        - Капитан, мне трудно догадаться, о чем вы говорите, - подыскивая нужные слова, неловко сказал маркиз, - но, если я могу быть чем-либо вам полезен…
        - Милейший маркиз, речь идет о покупке судна. Не согласитесь же вы продать мне свое! - при этих словах капитан так искренне рассмеялся, что даже самый проницательный человек не смог бы догадаться об умело расставленной де ла Крусом ловушке.
        Наступила пауза. Педро вспомнил, как, играя в детстве в шахматы, он всегда с особым волнением ждал очередного хода противника, которому следовало решить, принимать или нет предложенную ему жертву. Маркиз напустил на себя безразличие и как бы без особого желания произнес:
        - А знаете, капитан, вы, сами того не подозревая, подали мне хорошую идею. Здоровье все еще не позволяет мне пуститься в плавание через океан, а экипаж корабля спит и видит тот день, когда я отпущу всех домой. К тому же в вашем распоряжении, кажется, находятся мои векселя. Загляните ко мне на корабль вечером. Поговорим, - маркиз положил руку капитану на плечо. И Педро испугался, что маркиз может почувствовать, сколь громко застучало от волнения его сердце.
        - Милейший маркиз, вы даете мне шанс. Однако вы должны понимать, я не Крез [Крез - последний царь Древней Лидии, государства Малой Азии. Царствовал с 560 до 545 г. до н.э. и обладал несметными богатствами.] . Не заломите ли вы чересчур высокой цены, как это сделал хозяин верфи?
        - Вы мне симпатичны, де ла Крус. К тому же вы родом из Бордо, славного французского города… Так что, я жду вас? - уже более уверенным голосом заключил маркиз.
        - Непременно! - заверил его капитан.
        Когда они подошли к группе разодетых женщин, Мария не смогла определить по выражению их лиц, который из мужчин был более доволен состоявшимся разговором. Наконец де ла Крус галантно улыбнулся Марии. Графиня отвернулась. Чувства, терзавшие ее, могла бы понять лишь та, которая ради любимого была вынуждена принести подобную жертву.
        Процедура покупки судна в дальнейшем заключалась лишь в выправлении необходимых бумаг. Маркиз, предвкушая свою победу, назначил весьма сходную цену и получил обратно свои векселя плюс разницу в золотых дукатах. Французский консул в тот же день легализовал судовые документы, нотариус засвидетельствовал купчую. Старший капитан гавани выдал удостоверение новому владельцу двадцатичетырехпушечного корабля «Каталина», приписав ее к гаванскому порту, - таким было условие Чирино и Чакона, а почтенный сборщик королевских налогов проставил в кассовой книге сумму, равную установленному проценту от общей стоимости судна.
        Оставалось внести представителю Морского министерства положенный залог в тысячу дукатов и как можно быстрее отправить в Мадрид бумаги с разрешением на патент капера.
        Однако, как только капитан произвел все расчеты, он обнаружил, что после внесения залога окажется весьма стеснен в финансах. «Что, несомненно, - подумал он, - отразится на переоборудовании корабля и чертовски помешает при наборе команды»..
        С такими мыслями де ла Крус направился к Чакону.
        Генерал при встрече заключил молодого человека в объятия:
        - Клянусь всеми пушками крепости, я напрасно теряю бравого офицера, а еще не знаю, каким он окажется капитаном. О том, как вы действуете на суше, я осведомлен и долго буду ставить вас в пример! Впрочем, поздравляю вас, де ла Крус! Я раньше немного сомневался в этой затее с каперством, но теперь искренне рад вашим успехам.
        - Благодарю вас, дон Луис. Однако докажите свое расположение на деле.
        - Вы опять за свое, капитан! Дайте хоть отдышаться.
        - Генерал, я принес с собой список военного снаряжения, необходимого «Каталине».
        - Давайте по порядку, сеньор. Сегодня вечером мы с аудитором подпишем бумаги, необходимые для получения патента. Внесли ли вы уже залог морскому ведомству?
        - Об этом я и хотел поговорить.
        - Ну вот! А список снаряжения после… Не огорчайтесь, мой друг, мы с Чирино предвидели ваши затруднения, и представитель Морского министерства согласился принять вместо вашего залога наше поручительство сроком на один год.
        - Генерал, не знаю, как мне благодарить вас! Вы с доном Николасом посланы мне самим небом. Но, уверен, год - это много. Я намерен внести сумму залога через месяц.
        Чакон сделал удивленное лицо.
        - Схожу за товарами в Тринидад.
        - Сейчас это опасно. Тем более у вас еще нет патента.
        - С «Каталины» будут сняты все орудия. Мы ночью выйдем из гавани и ночью же точно в назначенный час войдем в нее.
        - Одумайтесь, де ла Крус, в Тринидаде может не оказаться товара, случится непогода. Наконец, это предприятие может не принести вам необходимой суммы.
        - Я все рассчитал, генерал.
        - Надеюсь, вы не собираетесь нарушать закон? - хитро прищурив глаз, спросил генерал.
        Конечно же, де ла Крус под расчетом подразумевал перевоз контрабандных товаров, чем на Кубе занимались многие и что принесло бы ему хорошие барыши - в данном случае цель оправдывала средства.
        - Генерал, я еще не корсар, - начал было де ла Крус, но бравый Чакон перебил его:
        - Ладно, ладно! - генерала не так-то легко было провести. - Сожалею только, что крейсерское почтовое судно три дня назад ушло из Гаваны. Так что вам придется ждать целый месяц. А маркизу - страдать. Любовь, в конечном счете, всегда страдания.
        - Разве почтовое судно не пошло в Картахену, а затем не зайдет в Сантьяго? - спросил де ла Крус.
        - Зайти-то оно зайдет, но я сомневаюсь, что капитан - мы здесь его хорошо знаем - согласится взять из рук частного лица пакет, адресованный королю.
        - Генерал, я завтра же выезжаю в Сантьяго.
        - Погодите, горячая вы голова! Не забывайте, что от вас еще пахнет лекарствами и мазями. Да и спешить некуда. В вашем распоряжении неделя. Я предоставлю вам право воспользоваться моей эстафетой. Ну, а теперь посмотрим ваш список.
        Де ла Крус протянул бумагу.
        - Пушки - четыре. Будут. Не новые, но будут. Снимете с разбитого судна. Можете прихватить там и две бомбарды, но, насколько мне известно, на судне маркиза стоят четыре пары превосходных кулеврин.
        - Вы хорошо осведомлены, генерал.
        - Да-да. Итак, порох, ядра, гранаты, бомбы… У бомб старые взрыватели. Но все это дам. Обязан. Петарды, фитиль, Есть. Аркебузы, мушкеты, пистолеты, сабли. Дорогой капитан, вы должны понимать. В осажденном городе… А маркиз, разве он не оставляет вам своего вооружения?
        - Для каперского судна, генерал, которое станет действовать в одиночку, этого мало.
        - Но вы понимаете, что просите? Все дам и от души, но мушкеты, пистолеты и сабли - нам самим их не хватает, - Чакон видел, как де ла Крус широко улыбнулся, - …или в вас проявился француз? Просить заведомо невозможное, чтобы получить реальное.
        - Генерал, ну хотя бы сабли.
        - Нет, капитан, и поставим точку! Набирайте экипаж и присылайте за снаряжением, - генерал поднялся со своего кресла. - А хитрец вы, однако, де ла Крус. Сознайтесь, вам не очень-то хотелось уходить из Гаваны.
        - Обещаю служить королю… и вам, генерал! - торжественно ответил капитан, пожал руку Чакону и вышел.
        Через неделю Педро де ла Крус получил разрешение Хуана на путешествие. Перед отъездом он навестил Иннес. Она знала, что капитан должен отправиться с пакетом в Сантьяго.
        - Ради всех святых, милый Педро, будьте осторожны, - произнесла графиня, когда капитан стал прощаться. - Берегите себя! Я буду молиться за вас!
        - Дорогая Иннес, можно подумать, что я отправляюсь на войну, в опасный поход.
        - Нет, Педро, но всякий раз, как я расстаюсь с вами, мне кажется, что больше мы не увидимся.
        Педро нежно поцеловал графиню в лоб. Та извлекла кольцо из потайного кармашка и произнесла:
        - Это семейная реликвия. Пусть оно бережет вас от беды. Но, заклинаю всеми святыми, не расставайтесь с ним, если только не попросит сделать это вас та, которую вы так безумно любите, ради которой дали клятву. Тогда, де ла Крус, обещайте, что вы найдете способ переслать мне его обратно.
        В Сантьяго, как и предвидел генерал Чакон, капитан почтового судна отказался взять пакет. Губернатор города, дальний родственник старшего сержанта Прадо, ярого противника генерала Чакона и аудитора Чирино, не выразил желания вложить пакет в свою почту. Хотя это и было открытым выпадом против тех, кто представлял губернаторскую власть на острове Куба.
        Бумага, выданная де ла Крусу аудитором Чирино, не возымела действия ни на капитана, ни на губернатора. Наш герой, раздосадованный тем, что придется потерять целый месяц, уже покинул было почтовый корабль, когда у самого трапа его остановил почтенный дворянин. Он присутствовал при разговоре де ла Круса с капитаном.
        - Извините, сеньор, позвольте мне поближе рассмотреть кольцо, которое я вижу у вас на руке. Можно? - он указал на кольцо графини Иннес.
        - Отчего же, сеньор, - ответил де ла Крус и протянул руку.
        - А сеньор может сказать, как эта вещь попала к нему?
        - Чем обязан я столь странному вопросу, сеньор?! - только теперь де ла Крус осознал, что его пытаются допросить.
        - Дело в том, сеньор, что мне хорошо знакомо это фамильное кольцо. Оно принадлежит весьма знатной семье де ла Куэва. Я родственник дона Франсиско Фернандеса де ла Куэва, герцога де Альбуркерке, вице-короля Новой Испании. Надеюсь, вы понимаете, что я обязан узнать того, кому выпала столь высокая честь - носить это кольцо, или того, кто…
        - Довольно, прошу вас, сеньор! Неужели вы не видите, что перед вами человек, который не способен…
        - Конечно, конечно, - перебил незнакомец, - поэтому я и спросил лишь о том, как кольцо попало к вам?
        - Извольте, сеньор, но дайте слово, что это останется между нами.
        - Вы имеете это слово, сеньор, - испанский идальго поклонился.
        - Не далее как три дня назад мне собственноручно надела это кольцо на палец прекрасная и добрая Иннес де ла Куэва, графиня де Аламеда, и снять его может только она… или еще одно, назначенное ею лицо. Лицо это женщина, так что прошу меня извинить…
        - О! Что вы, сеньор! Наоборот, это я приношу вам мои извинения! И хотел бы добавить, что в таком случае могу быть вам полезен. Я возвращаюсь в Мадрид с высочайшим поручением от герцога и там буду удостоен чести видеть короля. Однако скажите, разве графиня Иннес все еще в Гаване?
        - Любезный сеньор, вы сомневаетесь? - вопрос был задан де ла Крусом столь искренне и так решительно, что тут же рассеял все сомнения знатного идальго.
        - Я возьмусь доставить ваш пакет ко двору, - испанец еще раз покосился на кольцо, - и, если сеньор решит поведать мне о деле, которое привело его сюда, кто знает, может быть, я окажу ему еще одну услугу.
        - Бумаги содержат просьбу о патенте на каперство. Я -. капитан де ла Крус, отныне ваш покорный слуга, с нетерпением буду ждать ответ из Мадрида.
        - Вы родились в рубашке, капитан де ла Крус, секретарь морского министра - мой лучший друг.
        Обратный путь от Сантьяго до Гаваны показался Педро чуть ли не вдвое короче.

        Глава 10
        ВООРУЖЕНИЕ «КАТАЛИНЫ»

        - Souvenir de jeunesse [Подарок юности (фр.)] , - ответил Тетю и провел рукой по шраму, который тянулся от скулы и уходил под ворот рубахи. - А это… - Тетю коснулся пальцем небольшой рваной отметины на щеке.
        - Хороший укол шпаги, - заметил де ла Крус.
        - Укол в сердце был еще больней. Эта рана долго кровоточила. Зарубцевалась, когда я навсегда оставил Францию. Я был молод и уходил в плавание с желанием вернуть утраченное богатство, а с ним и положение в обществе. Вместо предполагаемых трех я отсутствовал восемь лет. Возвратился с полной сумою. Казна короля к тому времени была пуста. Людовик даже отменил обычай обмениваться новогодними подарками. С капиталом, привезенным из-за океана, я мог бы вернуть все: и титул, и любовь. Но… к моему возвращению все изменилось в Париже. Веселье и легкость оставили двор. В Версале торжествовали ханжество, скука, отрешенность, полное безразличие к делам государственным и злая зависть к чужим успехам. Верховодила всем мадам де Ментенон
[Ментенон, Франсуаза д'Овинье (1635-1719), маркиза, с 1684 г. вторая жена Людовика XIV, влиявшая в значительной степени на политику последнего.] . - Де ла Крус вежливо молчал. До назначенного часа первой встречи тех, кому суждено было стать во главе команды «Каталины», оставалось еще добрых полчаса. - Мадам, будучи женой Скаррона, блистала в его салоне пленительной Венерой. Но такова жизнь: став любовницей стареющего короля, она превратилась в святошу. - Морщины над переносицей Тетю обозначились резче. - А что может быть хуже, чем куртизанка, ставшая первой дамой королевства?! В стремлении подчинить своему влиянию европейскую политику, эта puta [Проститутка (исп.)] была немилосердно жестока.
        - Герцогиня Анна-Мария Орсиньи, ловко обворожившая королевскую чету в Мадриде, говорят, доверенное лицо госпожи де Ментенон. Это верно? - спросил де ла Крус.
        - Глупая интриганка может доставить столько же неприятностей, сколь и умная, однако умная причинит большее зло, так как ум ее изощренней. Я никогда не принадлежал к числу почитателей де Ментенон и знал, что моя верность другой женщине вызывает у мадам раздражение. Но последний удар нанесла не она, а та, которую я любил до самозабвения. Я бросил к ногам любимой все, поставил на карту жизнь… Я спас ее честь, но навлек на себя беду. К моему возвращению из плавания она вышла замуж за другого, затем завела молодого любовника… У меня на глазах! Я снова рискнул и вызвал ее ухажера на дуэль, он поплатился жизнью. Мадам даже в преклонном возрасте не допускала пренебрежения к себе, повторю, она обладала огромной властью, а здесь ей представился случай мне отомстить, и вот dure necessitas [Жестокая необходимость (лат.)] - я здесь.
        - Шевалье Поль Эли…
        - О, далеко не шевалье! Но это ни к чему. Больше ни слова о себе. Мой дорогой капитан, я слушаю вас.
        - Мой друг, я вижу вас на капитанском мостике «Каталины». Встаньте во главе команды моего корабля, Тетю, а мы с Девото будем исправно выполнять ваши приказания.
        - Faux pas [Ложный шаг (фр.)] , капитан. Этого никогда не случится. В моду нынче входит титул «honorable» [Почетный (фр.)] , я согласен на него. Никакого жалованья. Койка на «Каталине» и стол, если позволите, в вашей каюте. Возможность быть рядом с вами… Мой дорогой де ла Крус, вы принесли с собой казавшуюся мне безвозвратно утраченной свежесть жизни! Я готов послужить вам фок-мачтой…

«Еще одна страждущая душа», - подумал де ла Крус в тот момент, когда в комнату вошел Девото. За ним последовал Хуан, его наголо обритая голова блестела, как хорошо начищенный медный таз. Он постучал по ней и сказал:
        - Да будет мое опоздание вознаграждено… посвящением в хирурги «Каталины». Я согласен, черт возьми!
        - Спасибо, дорогой Хуан! Я уж было загоревал, - сказал с улыбкой де ла Крус и горячо пожал руку молодому врачу.
        - Иначе, доктор, вам пришлось бы лечить самого себя, - заявил Девото. - Моя шпага непременно бы проткнула вас, откажись вы от нашей компании.
        - Что касается вашей шпаги, Девото, - ответил Хуан, - как видите, ей не повезло. Пусть и мой ланцет никогда не коснется вашего тела.
        - Весело мы начинаем плавание, - заметил де ла Крус и встал. Его стройная, но крепкая фигура, глаза, в которых искрились ум и вера, повелительный, полный решимости жест, голос, невольно прозвучавший слишком строго, заставили присутствовавших залюбоваться капитаном.
        - Дорогие друзья, - меж тем говорил де ла Крус, - я не мыслю себе осуществление задуманного мною предприятия без крепкого союза искренних и преданных друг другу людей!
        Все находившиеся в комнате, кто жестом, кто красноречивым взглядом, подтвердили свое согласие.
        - Мой жестокий отец не переставал повторять: если не хочешь, чтобы тайна твоя стала достоянием врага твоего, не доверяй ее даже другу. Я так не считаю! В противном случае, в чем же тогда заключается смысл дружбы? - Де ла Крус открыл дверь, попросил боцмана войти в комнату и занять свободное место, Когда тот уселся, капитан продолжил: - Вы четверо, не считая Бартоло, посвящены в мою тайну, она взволновала вас, и вы решили встать со мною рядом плечом к плечу. Я благодарен вам за это и знаю, что вы не только разделяете мои чувства, но и готовы мне помочь. Прошу вас быть со мной всегда предельно честными. Какой бы страшной ни была правда, я должен ее знать! Предпочитаю встретиться с врагом, чем иметь дело, да простит меня каждый из вас за то, что я сейчас скажу, с трусливым другом.
        Девото попытался было как-то ответить, но повелительный жест де ла Круса остановил испанца.
        - Добрая Душа, - боцман встал с табурета, но де ла Крус движением руки вернул его на место и продолжил: - Ему я уже многим обязан и доверяю во всем. Боцман нас не подведет!
        Старый морской волк снова быстро поднялся на ноги. В глазах его светилась глубокая благодарность. Он взволнованно произнес:
        - Сверните мне шею, если это не так! - и сел.
        - Хуан! Хирург «Каталины». Его познания в медицине вызывают во мне преклонение язычника перед идолом. - Теперь со своего стула поднялся сын гаванского палача и склонил голову на грудь. - К нему я испытываю братскую любовь и уверен, хотя он это и скрывает, что нет на всем острове более нежного сердца, чем у него. С ним я готов идти на любое дело. Знаю, раз он с нами, значит, наш верный друг.
        - Credo quia rerum [Верю, потому что истинно (лат.)] , - произнес Хуан и сел.
        - Старший помощник Девото. В нем я уверен, как в самом себе! Мне известна сила его гнева, твердость руки, справедливость сердца. Говорят, что дружба, которая начинается с размолвки, намного сильнее. Это так! Я сожалею лишь о том, что нас не родила одна мать.
        Девото вскочил, бушевавшие в его груди чувства мешали ему вымолвить слово, и он молча бросился в объятия де ла Круса.
        - Кровь и гром! - наконец вскричал Девото. До последнего раската грома и последней капли крови моя жизнь принадлежит вам.
        - «Кто герой? - Кто превращает в друга врага своего», - вспомнил Тетю фразу из Талмуда.
        - Врагами мы никогда не были. Мы дети одной судьбы, и она не могла свести нас лучшим образом. А теперь о вас, милейший и почтеннейший Поль Эли Тетю…
        Старый француз встал, скрестил на груди руки, и было в его осанке столько величия, что де ла Крус невольно сделал паузу.
        - Я хотел видеть Тетю капитаном «Каталины». Однако он наотрез отказался. В таком случае, по праву владельца корабля, это место занимаю я - Педро де ла Крус, с этой минуты корсар Его Величества короля. Испании Филиппа V.
        Теперь поднялись на ноги все разом, и в комнате воцарилась тишина, похожая на клятву. Первым нарушил ее де ла Крус:
        - Вместе с тем любое распоряжение Тетю, «почетного» капитана «Каталины», прошу выполнять, как любой из моих приказов!
        - Только в ваше отсутствие, капитан, - и Тетю поглядел в сторону Девото.
        Тот склонил голову на грудь, а затем горячо пожал руку своему старшему другу.
        - Бартоло! - позвал де ла Крус, дверь отворилась, и в нее боком протиснулся верный слуга. - Было бы несправедливо умолчать о нашем Бартоло. Не сомневаюсь, что вы очень скоро увидите в нем своего товарища и полюбите его. Сам Бартоло уже заявил, что каждому из вас будет предан так же, как мне,
        - Мой капитан сказал правду, - только и произнес негр. По тому, как он закивал, все поняли, что Бартоло искренне разделяет чувства капитана.
        - «Кто не знает, в какую гавань ведет свой корабль, - между тем продолжал де ла Крус, - для того нет попутного ветра», - так любил говорить мой первый школьный наставник в родном Бордо. Мы с вами хорошо знаем цель, и я уверен, что у нас не будет недостатка в попутном ветре. Милейший Тетю только что вспоминал фразу из Талмуда. Я помню другую, принадлежащую, правда, Эпиктету [Эпиктет (р. ок. 50 - ум. ок. 138) - греческий философ-стоик.] : «Чем отомстить врагу своему? - Старайся делать ему как можно больше добра». Глубокий философский смысл заложен в этом изречении, но с хитрым, коварным и жестоким противником, которого нам предстоит одолеть, мы вынуждены будем использовать всю нашу сноровку и знание морского дела, а равно ловкость и ум, опираясь лишь на силу и еще раз на силу. В достижении цели меня не остановит даже смерть! И если каждый из вас готов разделить мою судьбу, то скрепим нашу дружбу бокалом лучшего бордоского вина.
        Все окружили де ла Круса. Бартоло обошел каждого с подносом, на котором стояли кубки с искрившимся напитком. Де ла Крус взял два бокала и, когда Бартоло поставил на стол пустой поднос, передал один из них своему верному слуге.
        - Одно лишь условие ставлю вам, друзья мои. Каждый из вас должен дать клятву, если со мной что-нибудь случится, вы продолжите дело, найдете Каталину, вернете ее в родной дом!
        Все разом чокнулись и в наступившей тишине до дна осушили содержимое кубков.
        В тот вечер друзья разошлись, когда в доме Тетю от свечей не осталось и огарков. Было выпито изрядное количество лучших бордоских вин, доставленных с корабля из личного погреба маркиза де Блаказа.
        Ноги уже плохо слушались друзей, и де ла Крус заметил, прощаясь, что о делах они говорить больше не в состоянии. Добрая Душа прислонился к дверному косяку и ответил:
        - Знайте все! Верхняя палуба боцмана всегда чиста, как девственница. Сколько бы он ни пил и как бы его ни штормило, боцман не пьянеет, боцман укрепляется в вере…
        - Тогда с сегодняшнего дня, - распорядился де ла Крус, - старший помощник и боцман приступают к набору команды, а мы с капитаном Тетю займемся перевооружением судна. Маркиз уже забрал с корабля золотой сервиз да кольца для салфеток, усыпанные алмазами и рубинами - фамильная реликвия. Позже он пришлет за одеждой и оружием.
        На следующее утро за завтраком случилось то, что вызвало слезы на глазах верного слуги.
        Бартоло складывал на поднос посуду, когда увидел, как Тетю отодвинул ящик стола, за которым сидели друзья, и указал на два одинаково туго набитых кожаных мешочка.
        - Вот, дорогой Педро, это наш с Девото взнос, по пятьсот золотых дублонов, чтобы вы могли обтянуть шелком корпус «Каталины», - на устах Тетю играла отеческая улыбка. - Взнос бессрочный, беспроцентный. Может и вовсе не погашаться!
        Бартоло схватил руки Тетю и Девото и попытался было их поцеловать. Преданный слуга был единственным человеком, который знал, как переживает де ла Крус в связи с отсутствием у него средств, необходимых для перестройки и достойного вооружения
«Каталины». Педро глубоко страдал при мысли, что выйдет в море с друзьями и командой, не обеспечив их безопасности. При мысли же о походе в Тринидад без пушек необходимого числа негр испытывал почти суеверный страх.
        Через три недели после того, как маркиз де Блаказ поменял каюту на номер в лучшей гостинице города, его бывшее судно нельзя было узнать.
        Пятерых отменных плотников, кузнеца с веселым подмастерьем и еще десяток матросов Добрая Душа привел на корабль сразу, как только французская команда сошла на берег. Время шло, рос и экипаж «Каталины». Корабль оснащался: на баке и юте появилось по паре погонных и ретирадных пушек. Фальшборт по обе стороны занизили, чтобы удобнее было с него вступать в абордажный бой. Расширили штормовые портики -
«Каталине» предстояло ходить в непогоду. По совету Тетю заменили бушприт. Теперь его основание соорудили из шести фиш-пластин из крепчайшего дерева акана, скрепленных точеными дубовыми коксами и стянутых бугелями - массивными железными обручами. Оснастили новый бушприт утлегарем и вооружили большим набором кливерных парусов, что в значительной степени должно было увеличить маневренность судна. Де ла Крус сам следил за выполнением этой работы. Он не мог никого упрекнуть и громко спросил:
        - Боцман, вы знаете, что значит бушприт для «Каталины»?
        - Так точно, капитан! На обтяжку такелажа бушприта следует обращать особое внимание, поскольку к нему крепятся все штаги фок-мачты и ее стеньг. Потеря бушприта почти всегда ведет к потере всей фок-мачты, а также стеньг грот-мачты. Этого ни ваш боцман, ни «Каталина» себе никогда не позволят, мой капитан!
        Тетю не переставал удивляться познаниям де ла Круса в морском деле, его энергии и врожденной изобретательности. Тетю сразу поддержал и внес практические изменения в предложение капитана установить на капитанском мостике и у рулевого защитные листы из жердей гваякового дерева, которые надежно укрыли бы людей во время боя от картечного, ружейного и пистолетного огня. Девото придумал по обе стороны борта над самой ватерлинией прорезать плотно закрывающиеся ставнями орудийные порты и установить в них по мортире, стреляющей в упор. Вводить их в действие, когда капитан решит пустить ко дну приблизившийся к «Каталине» для абордажного боя вражеский корабль. Добрая Душа перестроил трапы, которые вели на бак, на ют и на капитанский мостик. Плотники убрали громоздкие, с причудливыми резными фигурами лестницы и заменили их на простые, более легкие. Теперь благодаря разработанной боцманом системе блоков трапы легко могли взмывать вверх. Таким образом заранее преграждался путь тем, кто мог попытаться во время рукопашного боя проникнуть с палубы на капитанский мостик, в носовую или кормовую надстройки судна.
        Добрая Душа оснастил абордажными сетками и фальшборты тех частей палубы
«Каталины», которые были неудобны и не подготовлены для отражения абордажных партий предполагаемого противника.
        Боцман приказал перековать абордажные крючья, чтобы они стали более цепкими. Мастера нарастили сети, столь необходимые при свалке судов для рукопашного боя.
        Девото проявил особую придирчивость при проверке бегучего такелажа и состояния парусов. По совету Тетю, по бокам основных парусов были установлены лисели. Ундер, марса и брамс-лисели пришнуровали к тонким рейкам, чтобы при попутном ветре, выдвинутые, они увеличивали скорость хода «Каталины» на один, а то и два узла.
        - Боцман, - нарочито громко распорядился Девото, - разъясните матросам, кто из них не знает, что заплаты на паруса следует ставить из более тонкой ткани, чем старая парусина. Ясно? А то мы снова продырявим паруса при первом же свежем ветре. И еще: там, где надо, заново обшить их ликтросом!
        - Всех развешу по реям! - Добрая Душа окинул работавших матросов выразительным взглядом. За эти дни, казалось, он помолодел лет на десять.
        Тетю следил за работой команды по приведению в порядок стоячего такелажа. Все трещины на рангоуте были тщательно зашпаклеваны. Рангоут дважды покрывался олифой, причем во второй раз Тетю распорядился в олифу добавить лака.
        В это время на «Каталине» появился де ла Крус и с ним еще четыре новых члена экипажа со своими котомками и сундучками. Тетю подозвал к себе Добрую Душу и тихо сказал:
        - Милейший, проследите, когда рангоут хорошенько просохнет, пусть части, по которым перемещаются бейфуты гафелей и реев, как следует натрут салом.
        Добрая Душа спрятал в усах улыбку.
        - Это в порядке вещей. Натоплю сала из матросов!
        - Себя не забудьте! И проследите, чтобы покрыли маслом и краской все ноки реев, ноки и пятки гафелей и гиков, флагштоки и клотики, - Тетю похлопал боцмана по плечу и отправился на мостик, где Девото уже о чем-то докладывал капитану.
        - С этими четырьмя артиллерийская команда полностью укомплектована, - отвечал де ла Крус, проявивший особою строгость при выборе бомбардиров. - Но до сих пор нет подходящего моряка на должность их командующего. Напомните боцману, Девото. Нам надо спешить!
        Как-то утром, когда де ла Крус, Тетю и Девото обсуждали, каким образом лучше провести осмотр подводной части корпуса «Каталины» - нужно было определить, насколько сильно она обросла водорослями и ракушками, боцман привел на корабль атлетически сложенного человека лет тридцати.
        - Франсиско Гарсия Осорио, потомственный гаванец, по прозвищу Туэрто [Одноглазый, косой (исп.)] , - представил одноглазого бомбардира Добрая Душа. - Ремеслу обучался поначалу на суше, но умеет из пороха сварить похлебку. Крещен в морской пене, стреляет на волне так же спокойно, как его преосвященство Компостела читает молитвы. Командование бомбардирами возьмет на себя!
        Де ла Крус не верил своим глазам, и первым порывом его было подхватить, как ему показалось, шутку боцмана. Капитан хотел было уже подтрунить над дефектом Туэрто, поскольку старшему бомбардиру на корабле зоркое зрение нужнее, чем кому-бы то ни было, но вовремя одумался и спросил:
        - Что скажете, Гарсия, по поводу этой кулеврины? - капитан подвел Туэрто к
18-фунтовой пушке, одной из установленных на юте.
        - Производство семидесятых годов прошлого века. «Последний довод короля» [Фраза, которую отливали на французских пушках по приказу Людовика XIV.] . Хорошо поработала! Не стреляла года два, а то и три. Сомневаюсь только, что ее следовало устанавливать именно здесь. Посоветовал бы капитану переместить старушку на бак. При случае пустить на картечь.
        Дальнейшее знакомство с Туэрто показало, что он хорошо разбирается в артиллерийском деле: он внес предложение, как лучше закрепить погонные пушки на носу, высоко оценил выдумку Девото с установкой орудий в трюме. Де ла Крус убедился, что Туэрто видит не хуже других. Более того, его глазомер в пределах полета пушечного ядра был абсолютно точен.
        В этот же день де ла Крус просил боцмана собрать на пустыре за городскими воротами Сан-Хосе очередных кандидатов в матросы. Там капитан и Девото проверяли их силу, ловкость, умение владеть холодным и огнестрельным оружием.
        Когда де ла Крус и Туэрто подошли к пустырю, боцман был уже там. Он ждал сигнала, чтобы направить к капитану или к старшему помощнику первого, кто должен был подвергнуться испытанию.
        Но перед тем на пустыре произошел следующий разговор:
        - Хорошо, Гарсия, беру вас на корабль, но о контракте поговорим после первой стрельбы на море. Согласны?
        - Не ошибетесь, капитан.
        - Надеюсь. А пока вам предстоит… Навахой хорошо владеете?
        - Не сомневайтесь, капитан!
        - Ну, тогда вот что. Вы поступаете в полное распоряжение старшего помощника и с этой минуты выполняете только его приказы. Вам с Девото этой ночью предстоит кое-какое дело. Идите.
        - Да, но я еще не сказал своего последнего слова, де ла Крус, - не совсем дружелюбно произнес Девото.
        - О чем? - спросил Педро, отвязывая портупею со шпагой и кладя ее на землю.
        - О кандидатуре Гарсии хотя бы. Никто не знает, как он видит ночью, насколько храбр, и вообще на такое дело мне одного мало.
        - Никак струсил?
        - Капитан! Такие слова в мой адрес я не позволяю произносить даже вам.
        - Может, мне самому пойти?
        - Нет, но и мне там нечего делать. Пошлите боцмана.
        - Вы трус, Андрес! Я повторяю вам это и должность… - но де ла Крус не договорил.
        Девото, он был без шпаги, выхватил из-за пояса турецкий кинжал и сделал быстрый шаг в сторону капитана. Тот отскочил, в руке де ла Круса блестела дага.
        - Гарсия! Обезоружить его! - прокричал Девото. - Обезоружить! Это мой приказ!
        Единственный глаз Туэрто забегал в глазнице, как волчок, тело его напряглось, но он не двинулся с места.
        - Это приказ! - повторил Девото, но боцман уже бежал, что было сил, на выручку капитану.
        В это время из зарослей густого кустарника испанского дрока вышел никому не известный человек.
        Он поздоровался и поинтересовался:
        - Не помешал? - Не дожидаясь ответа, продолжил: - Кто из вас капитан де ла Крус?
        - Я, - ответил капитан, убирая дагу за пояс. Он не заметил, как зло сверкнули глаза верного боцмана и как Туэрто вобрал голову в плечи.
        - Может быть, я все же помешал решению спора? Могу подождать, - произнес незнакомец.
        - Назовите свое имя и сообщите, по какому делу вы разыскиваете меня, - строго сказал де ла Крус.
        - Зовут меня Ангуло Перес Барроте. Говорят, капитан, вам нужен старший бомбардир. Я хотел предложить вам свои услуги. Если не опоздал… - Артиллерист посмотрел в сторону Туэрто: - Он может подтвердить, что я это дело знаю лучше его.
        На лице Гарсии появилось выражение, совсем не похожее на то, что было, когда Девото приказал обезоружить капитана. Туэрто капитану нравился, и поэтому де ла Крус отнес непонятную ему мимику на счет смущения.
        - Вы знаете его, Гарсия?
        - Он много плавал…
        - Хорошо, боцман и Гарсия, подождите нас неподалеку.
        По внешнему виду можно было предположить, что Ангуло Перес Барроте старше, опытнее, сообразительнее и сильнее Гарсии.
        - Мастерство свое в стрельбе вы проявите в море: Там определим вашу долю и подпишем контракт. Согласны?
        - Знающий дело капитан не выдвинул бы иных условий.
        - Однако дело у меня будет горячее, поэтому я хочу испытать вас еще в порту.
        - Моя специальность - не сапоги тачать. Огонь, гром, кровь…
        - Сегодня ночью мы вас и проверим. Вам все разъяснит сеньор Девото, мой старший помощник. Вы поступаете в полное его распоряжение. С этой минуты только его приказы для вас закон. Вам понятно?
        Бомбардир согласно кивнул, а де ла Крус обратился к Девото:
        - Вот вам на сегодня помощник, Девото, и можете идти.
        - Но я не сказал еще последнего слова, де ла Крус, - и сцена, в которой только что довелось участвовать Туэрто, разыгралась по прежнему сценарию.
        Однако закончилась она совершенно неожиданно для капитана, Дага была выбита у него из рук, а сам он оказался на земле, придавленный чрезвычайно ловким телом Переса Барроте.
        Де ла Крус вынужден был отметить про себя, что гораздо слабее своего будущего подчиненного в рукопашной схватке. Лежа на земле, капитан позвал:
        - Боцман!
        Когда Девото распорядился отпустить капитана, а Добрая Душа и Гарсия возвратились на поляну, де ла Крус поднялся с земли и сказал:
        - Вот видите, Гарсия, сеньор Перес Барроте исполнил, и неплохо, приказ того, кому я велел беспрекословно подчиняться, но мне жаль расставаться с вами. Пусть старшим будет Перес Барроте, а вы - его помощником. Согласны?
        Одноглазый артиллерист стоял ссутулившись, глядел себе под ноги и молчал.
        - Похорони меня в одном саване с десятью чертями, если он не согласен, капитан! - сказал Добрая Душа.
        - Погодите, боцман, я хочу слышать самого Гарсию.
        Тот, однако, ответил согласием лишь после того, как получил от Доброй Души хороший тумак.
        Из пришедших в тот день на пустырь матросов ни один не был признан негодным. Когда де ла Крус, Девото и боцман остались одни, капитан, не скрывая своего превосходного настроения, сказал:
        - Теперь нам, помимо патента, остается принять нотариуса, найти подходящего кока и заполучить абордажные сабли. Чакон ни в какую не желает ими делиться!
        Вечером де ла Крус говорил об этом дома у Марии в присутствии ее жениха и графини Иннес, которая, совершенно обескуражив тем самым капитана, решительно заявила:
        - Дорогой Педро, я сумею помочь вам с коком.
        На лицах у присутствующих разом появилось удивление.
        - Я видела, как смешной, но милый повар маркиза, которого зовут Коко, плакал словно ребенок, покидая корабль. Во Франции у него никого нет, видно, гаванские девушки ему нравятся. Он умолял какого-то сеньора найти ему работу в Гаване. К тому же говорят, что Коко можно использовать вместо якоря.
        - Милая Иннес, якорь опускают на дно, - разъяснила Мария, - а там ничего не горит и жарить не на чем.
        - Да, но если Коко высадить на берег, он может удержать за канат целый корабль. Так говорили офицеры маркиза. Я им верю.
        - Он такой сильный? - спросил Мигель де Амбулоди.
        - Нет, толстый.
        - Это часто одно и то же, но боюсь, он нам не подойдет. Слишком большая мишень для пуль противника, - с улыбкой сказал де ла Крус.
        - Педро, возьмите его. Вы же добрый! Он пойдет с удовольствием. Я знаю, вы с Девото и мосье Тетю не станете утомлять его приготовлениями изысканных блюд, как того требовал маркиз.
        Де ла Крус встал и нежно пожал руку графини.
        - Бог вознаградит вас за все, что вы делаете, милая Иннес, моя счастливая звезда.
        - Своим светом я освещаю вам путь к другой женщине! - улыбнулась графиня, а сеньор де Амбулоди, поднимаясь с кресла, чтобы попрощаться, спросил:
        - Капитан де ла Крус, сколько вам нужно сабель?
        - Двадцать, - ответил де ла Крус и задумался. Почему Мигель спросил его об этом, чем здесь ему может помочь простой член муниципалитета?!
        На следующее утро де ла Крус и Тетю отправились к французскому консулу. Тот прислал за ними служащего и просил передать, что желает сообщить капитану нечто очень важное.
        - Я рад вашим успехам, Педро. Однако меня огорчает одно обстоятельство. Думаю, оно должно если не взволновать, то насторожить и вас. Мне стало достоверно известно, что сторонники австрийского двора, фактические сообщники англичан, врагов его величества, заслали к вам на «Каталину» своего шпиона.
        - В качестве кого?
        - Если б я знал об этом!
        - Но мы должны выяснить.
        - Не хотел бы сомневаться в ваших силах…
        - Раньше, чем выйдем в море, - ответил де ла Крус.
        - Вот в этом я не уверен. Дело непростое, а времени до отплытия у вас почти не осталось… Поэтому я хочу предложить вам свою помощь. У представителя Морского министерства есть две кандидатуры. Соглашайтесь принять того нотариуса, который придет к вам от моего имени, на него вы можете во всем положиться.
        Де ла Крусу это предложение было явно не по душе. Он хотел было отказать консулу, но вовремя заметил, как Тетю подает ему знак.
        - В Тринидаде, где мы станем ждать патента, у меня есть хороший нотариус, - Педро думал о своем друге Антонио.
        - Но вы знаете, капитан, кандидатура нотариуса у Морского министерства, и особенно у аудитора, не должна вызывать никаких сомнений… Я сейчас покажу вам curruculum vitae [Краткие сведения о жизни и деятельности какого-либо лица (лат.)] моего кандидата, - с этими словами консул вышел из комнаты, а Тетю поспешно произнес:
        - Соглашайтесь! Он установит шпиона, а потом мы отделаемся от обоих.
        На прощание консул сказал:
        - Ну, теперь вам остается нанять только кока. Кстати, у меня есть идея. Маркиз…
        - Вы и об этом знаете? - искренне удивился де ла Крус.
        - Нет. Даю вам слово, мысль о поваре маркиза мне пришла в голову только сейчас.
        К вечеру следующего дня на корабле появился кок. Он был огромным, добродушным, рыжим и приволок с собой тележку, доверху груженную кухонными принадлежностями. При виде кока экипаж «Каталины» заметно оживился. Когда Коко поднимался по трапу, тот угрожающе провис под его тяжестью, но лицо французского кулинара, возвращавшегося «домой», выражало такую искреннюю радость, что никто не позволил себе подшутить над ним.
        За коком вскоре прибыл нотариус; не успел де ла Крус побеседовать с ним и распорядиться о его размещении, как вахтенный доложил, что к борту подошла еще одна шлюпка и лодочник требует конец. На дне шлюпки лежали абордажные сабли.
        Лодочник, закрепив веревкой эфесы сабель, прокричал:
        - Поднимай! Это капитану от сеньора де Амбулоди.
        В ожидании первого ужина, приготовленного Коко, - де ла Крус и Бартоло уже переселились на «Каталину», - капитан, Тетю и Девото терялись в догадках, как это Мигель умудрился заполучить для них сабли. В это время по камням набережной зацокали копыта лошадей и загромыхала коляска генерала Чакона.
        Дон Луис собственной персоной в сопровождении довольного Мигеля де Амбулоди пожаловал на «Каталину».
        - Я отдал распоряжение старшему капитану порта в недельный срок выставить вас из Гаваны! - так вместо приветствия, поднявшись на борт, заявил Чакон.
        - Чем заслужили мы столь неприветливое обращение, генерал? - учтиво раскланялся де ла Крус.
        - Вы прямо на глазах грабите защитников осажденного города, а мы ничего не можем с вами поделать. Слыханное ли дело! Довольно! - гремел генерал Чакон, и со стороны было трудно понять, насколько серьезно он говорит: сердится или просто шутит. Успокаивало капитана лишь то, что Мигель де Амбулоди спокойно улыбался.
        - Дон Луис, для нас ваше решение не подлежит обсуждению… - стараясь попасть в тон генералу, заявил де ла Крус.
        - Еще бы вы посмели ослушаться! Подсылаете тут юнцов, которые еще вчера были желторотыми и, слава богу, умели водить пером по бумаге. Поначалу юнец прикидывается, а потом начинает выигрывать и предлагает пари! Кто мог знать, что этот пострел, - и генерал кивнул в сторону Мигеля, - ваш шпион, заключил с вами сделку?
        - Генерал, помилуйте, что такое двадцать сабель в сравнении с тем, что вы заполучили храброго офицера, - заметил Девото.
        - Милостивый сеньор, хорош ли мой офицер, коль он служит чужим интересам?!
        - Дон Луис, это не моя затея, должен вам признаться, я не просил об этом Мигеля, - начал было де ла Крус, но генерал его перебил:
        - Ах, не ваша! Тем более! За такие проделки я его завтра призову в ополчение и тут же посажу под арест. Нет, только подумать: у всех на глазах, да еще в арсенале, победить меня и увезти двадцать сабель!
        - Мы возвратим их сторицей, генерал, а сейчас… не откажите оба принять приглашение на наш скромный ужин.
        После первого бокала вина генерал очень быстро израсходовал запас своего гнева, а в конце веселого ужина был определен день отплытия «Каталины» - следующий четверг.
        В среду, на закате, судно было готово к отправлению. Каждая снасть, вплоть до самой мелкой, была проверена, составлены все расписания команд, сделаны все необходимые запасы, проведены учения, которые подтвердили, что экипаж «Каталины» состоит из опытных, бывалых моряков. Однако де ла Крус не сумел определить того, кто пришел на корабль шпионить в пользу англичан.
        Педро наносил прощальные визиты. Аудитор Чирино и генерал Чакон снабдили капитана временными бумагами, подробно рассказали ему о событиях, происходящих в Европе, и об обстановке в районе Мексиканского залива, Карибского моря и Багамских островов.
        Казалось, «Каталина» испытывает внутреннюю дрожь, как резвый конь перед началом скачки.

        Глава 11
        ПЕРВЫЙ БОЙ

        Наступил четверг. На борт «Каталины» доставили свежие овощи, воду и хлеб.
        По настоянию Иннес прощание должно было произойти в каюте капитана перед самым отходом корабля из гавани.
        Уже горели свечи, когда вахтенный доложил о приезде сеньориты Иннес де ла Куэвы, графини де Аламеда.
        Тетю, Девото и Хуан, команда звала его не иначе как Медико [Врач, медик (исп.)] , галантно поздоровались с молодой женщиной и отправились каждый по своим делам.
        Как только за ними закрылись двери каюты, у графини на глазах появились слезы. Педро ласково привлек к себе Иннес, прикоснулся губами к ее черным как смоль волосам.
        В полном молчании они простояли так с минуту. Затем Иннес, отстранившись, заговорила:
        - Вы герой, де ла Крус! - Графиня приложила руку к губам капитана. - Заклинаю вас! Молчите!
        - Вы умница, Иннес! Я дал обет, пока не разыщу бедную Каталину, скитания в одиночестве - мой удел. Ну, а если Бог…
        Графиня с надеждой схватила руку капитана и сжала ее.
        В каюте воцарилась тишина, и после небольшой - паузы де ла Крус услышал решительный ответ:
        - Я буду ждать вас!
        Де ла Крус стоял рядом с книжной полкой, Иннес протянула к ней руку и достала томик в кожаном переплете с золотым тиснением.
        - Вергилий! [Вергилий Мирон, Публий (70-19гг. до н. э.). - известный римский поэт, автор «Буколик», «Георгик» и эпической поэмы «Энеида».] Пусть он предскажет вашу судьбу. Откройте наугад страницу.
        Де ла Крус повиновался и указал пальцем на строку. То был 384-й стих Первой песни
«Энеиды».

«Сам, безызвестен и нищ, по Либийской степи скитаюсь, / Изгнан равно из Европы и Асие… / Жалоб дальнейших Венера не перетерпев, так, скорби в средине, вмешалась: /
„Кем ты ни будь, ты не против (верю я) воли бессмертных. / Воздух живительный пьешь, если прибыл Тириев к граду. / Только ступай и отсюда явись на порогах царицы“.
        Иннес умолкла. Положила томик на стол. Задумалась, нервно теребя в руках лиловый шелковый платочек, и сказала:
        - Мало мне было одной соперницы… Появится еще и Дидона [Дидона - карфагенская царица; история ее любви к Энею изложена Вергилием в I и IV книгах «Энеиды».] .
        - Иннес, поверьте, мужчина храбр и силен с врагами, а перед женщиной слаб, как ребенок, тем паче, если она не совсем ему безразлична…
        Де ла Крус взял со стола Вергилия и предложил графине открыть страницу. Та послушалась.
        - Нет, нет! - он хотел было захлопнуть книгу.
        - Читайте, Педро! - решительно потребовала Иннес.
        - Клянусь небом, это невозможно!
        - Читайте! - требовательно зазвучал голос Иннес.
        - «Молвив, к ложу припала лицом. „Умрем без отмщенья, / Все же умрем, - говорит. - Так, так, сладко идти в царство теней. / С моря пускай вопьет это пламя очами жестокий / Дардан и нашей с собой пусть уносит он призраки смерти!“ / Молвила так, и вот между слов таких видят служанки, / Что на железо упала она, что кровью дымится / Меч и обрызганы руки…» [Четвертая песнь «Энеиды», стих 658-й.]
        Де ла Крус еле слышно закончил чтение и, оторвавшись от книги, к своему великому изумлению, вместо удрученного лица увидел, как торжествующе сияют глаза Иннес.
        - Я счастлива и буду ждать спокойно! В карете у меня лежит оружие. Я привезла его вам. Никогда с ним не расставайтесь!
        Де ла Крус не понимал, в чем причина произошедшей в ней перемены, и графиня это видела. Чистым, звонким голосом она произнесла:
        - Вы ужаснулись, мой дорогой, полагая, что моя кровь обагрит эти руки, а ведь в этом стихе умрет Дидона, умрет та, которую вы встретите. Оставьте же ее, чтобы ко мне вернуться, - графиня прижалась к груди капитана. - Можно попросить, чтобы меня кто-нибудь проводил? Не вы, прошу вас, не покидайте каюты! И пусть Бог хранит вас! Я буду молиться…
        - Бартоло! - позвал де ла Крус, точно зная, что его слуга находится рядом. - Бартоло, пригласи Девото.
        - Андрес вам послан небом! Он так изменился. Иногда мне даже кажется, что это другой человек. Вы оказались сильнее его невзгод, и ваша жизнь служит для него хорошим примером. Я спокойна. Рядом с вами настоящий Ахат! [Ахат - троянец, верный спутник Энея.]
        Вошел старший помощник.
        - Прошу тебя, Андрес, - де ла Крус впервые обратился к своему другу на «ты», - проводи графиню Иннес, и мы тут же отплываем!
        - Вы делаете мне честь, капитан!
        - Оставь это, Андрес, обнимемся! Пусть графиня благословит нашу дружбу.
        Девото так захлопал де ла Круса по спине, что о преданности испанца впору было судить по силе ударов.
        - Чаще давайте о себе знать, дорогой Педро. Пишите Марии. А если что-то изменится в ваших планах… вы знаете, как найти меня в Мадриде, - с этими словами Иннес поцеловала капитана, перекрестила его и вышла из каюты.
        Девото вернулся в каюту вместе с Тетю и Медико. Старший помощник нес в руках два изящных ящичка, инкрустированных малахитом и морской черепахой. Друзья открыли их и обнаружили в одном пистолет, а в другом - стилет с позолоченной рукояткой.
        - Дютревиль! [Дютревиль - известный французский оружейник конца XVII в.] Это, должно быть, одна из его последних работ. Трехствольный, кремневый, с поворотными стволами, - восхищенно стал объяснять Тетю. - Одна полка. Колесцовый замок - безотказен! Превосходная вещь!
        Ложе из черного дерева, слоновой кости и драгоценных металлов удобно скользнуло Тетю на ладонь.
        - Стилет работы испанского мастера. Я с ним знаком, - сказал Девото. - Он из Толедо. Так вытравливает по клинку орнамент с золочением и чернением только Педро де Торо!
        - Ну, капитан, держитесь! Такой подарок не стыдно принять и королю, - заметил Медико.
        Де ла Крус словно очнулся, положил руку на плечо Хуана и произнес:
        - Друзья мои, вперед! Там наше счастье! Свистать всех наверх! Снимаемся со стоянки!
        Тетю первым протянул руку, ее взял Девото, Хуан и де ла Крус положили свои руки сверху. Дверь каюты была открыта, и Девото громко отдал приказ:
        - Боцман! Все наверх! По местам стоять!
        Тонкий, пронзительный свист серебряной дудки боцмана вызвал экипаж к жизни. Дробный топот бегущих ног, веселые реплики на ходу, мысль о предстоящем скором деле… Чаще застучали сердца. У Тетю увлажнились глаза. Де ла Крус глубоко вздохнул и поднялся на мостик:
        - Трап поднять! Отдать концы!
        Как только «Каталина» отошла от причала, капитан приказал:
        - Поставить бизань! Фок-рей на фордевинд левого галса!
        Командиры обеих мачт тут же повторили команды капитана.
        - Фока шкот, фока галс отдать! На брасы, правые! - неслось в темноту, где уже проворно работали матросы.
        Когда «Каталина» приблизилась к выходу из гавани, ей просигналили со стен укрепления мыса Пунта. На корабле ответили. И было слышно только, как заработала лебедка, опускавшая цепь на дно залива, чтобы выпустить «Каталину».
        В эту ночь де ла Крус и его команда надеялись на первую удачу. «Каталина» должна была уйти из Гаваны так, чтобы ее не заметили патрульные суда англичан.
        Используя ночной бриз, дувший со стороны суши, «Каталина» с погашенными огнями, прибавив парусов, держась берега, спешно уходила на запад.
        Команде было приказано находиться на своих местах, и в полночь, когда на судне пробили первые склянки, с бака донеслись негромкие слова песни:

«Вперед, вперед, не зная страха. Нас ждет победа впереди!» [Первый куплет знаменитой песни карибских пиратов.]
        - Боцман! - позвал де ла Крус. - Разъясните матросам, что мы на корсарском судне! Здесь можно петь любые песни, но не разбойничьи.
        - Я подозревал, что многие из них плавали под черными парусами, - заметил Тетю.
        - И все-таки команда мне нравится. Каждый храбр и знает свое дело. Что бы ни привело их ко мне. Тетю, я сделаю из этих матросов преданных нам людей! И вы мне в этом поможете. Меня тревожит другое. Один из них, и хорошо, если только один, - английский шпион…
        Вынырнула из-за туч луна и перламутровым сиянием посеребрила путь уходившего все далее от Гаваны судна.
        Утро застало «Каталину», благополучно миновавшую зону патрулирования английских кораблей, на подходе к острову Иннес-де-Сото. Педро и Андрес избрали этот необитаемый остров, окруженный коралловыми рифами, для проведения учений. Как говорили капитану моряки, вокруг было достаточно мишеней для тренировочной артиллерийской стрельбы. Мористее, примерно в кабельтове, чернел огромный остов разбитого штормом испанского галеона, а на севере возле берега виднелась брошенная моряками шебека - некогда трехмачтовое грузовое судно с латинскими парусами. В проливе между Иннес-де-Сото и береговой линией острова Куба маячили два рыбачьих судна, крепко засевшие на отмели, а несколько западнее торчал двухмачтовый голландский бриг, на котором совсем недавно развевался черный пиратский флаг.
        Убрав почти все паруса, «Каталина», под непрерывные крики лотовых на русленях, прошла пролив между небольшими коралловыми островками, обогнула ракушечный бар, вошла в лагуну и стала на оба якоря. Де ла Крус; как и остальные члены экипажа, не сомкнувший за всю ночь глаз, разом ощутил навалившуюся усталость. Провести корабль ночью как можно ближе к берегу было нелегким и весьма рискованным делом. Девото и боцман, которым приходилось прежде бывать в этих водах, ни на секунду не отходили от капитана. Де ла Крус отказался от завтрака, тепло пожал руки Тетю, Девото и Доброй Душе и ушел к себе в каюту. Старший помощник отдал приказ: «Всем на камбуз! - Кок и его команда давно ожидали этого распоряжения. - Отдыхать до обеда». Боцман расписал вахтенных, и экипаж корабля уснул.
        Во второй половине дня на море появилась небольшая волна, и первое учение началось с установки парусов. Полностью отданные главные паруса с момента команды «По марсам!» были закреплены за три минуты. Все паруса «Каталины» команда поставила за шесть минут, Это было более чем хорошо.
        Де ла Крус следил за временем по часам французского мастера. В хрустальном корпусе, выполненном в форме тюльпана, с бронзовой позолоченной оправой - это был подарок шаловливой Марии «на счастье». Тетю проверял время по своим миниатюрным серебряным часам в виде человеческого черепа, что висели у него на поясе с золотым брелоком.
        Затем судно было проверено на рыскливость. Она оказалась у «Каталины» небольшой. Однако судно хорошо приводилось, быстро уменьшая угол к ветру. Тут же выяснилось еще одно преимущество корабля: на курсе бейдевинд, круто к ветру, он прекрасно ходил на каждом галсе.
        Передвижение реев брасами в горизонтальном направлении, когда один нок уходит вперед, а другой - назад, показали, сколь послушен был бегучий такелаж.
        Однако главным достижением в маневрах этого дня была работа бомбардиров. Артиллерийские команды обоих бортов во время стрельбы по неподвижным мишеням, с учетом того, что бомбардирам прежде не были знакомы орудия, доказали, что де ла Крус не ошибся в своем выборе.
        Перес, помимо общего руководства, оставил за собой правый борт. Батареей левого борта в шестнадцать пушек командовал Туэрто. Он сам стрелял превосходно, и тогда Перес попросил капитана совершить крутой поворот оверштаг в виду разбитого испанского галеона.
        Де ла Крус согласился - нелишне было посмотреть, как проявит себя старший бомбардир, - и отдал команду:
        - Все наверх, по местам! Поворот оверштаг!
        Матросы помчались каждый на свое место. Командиры мачт - шкипер, подшкипер и второй боцман проверили наличие людей, доложили на мостик. Прежде судно обязано было набрать нужную скорость.
        - Лево руля! Гика-шкоты стянуть! - отдал команду де ла Крус, а Перес направился на артиллерийскую палубу. Рулевой медленно переложил руль до положения «полборта». Судно резко повернулось к ветру, и тогда прозвучала команда капитана:
        - Фока-шкот, кливер-шкоты раздернуть!
        Тетю заметил:
        - Молодцы, знают, как избежать увечий, отдают шкоты последовательно от носа к корме и быстро отходят.

«Каталина» приводилась, и грот вышел из ветра. Тут же послышался приказ командира грот-мачты, и матросы принялись подбирать грота-гика-шкот. Подветренный угол фока перестал заполаскивать, прямые паруса фок-мачты обстенились - легли на такелаж, командир фок-мачты доложил: «Фок на вантах!» - и судно пошло быстро уваливаться под ветер, совершив половину поворота и находясь в наиболее близком расстоянии от галеона. Тут и послышался выстрел пушки. Корма галеона взлетела вверх. Не успели еще упасть все щепки, как прозвучал второй выстрел, и в воздух взметнулся нос.
        Де ла Крус восхищенно отдал команду:
        - Кливер-шкоты на левую! Стапсель шкоты на левую! Гига-топенанты перенести! Прямо руль! - затем передал управление Девото и помчался к бомбардирам.
        Там он узнал, что оба выстрела, из первой и шестнадцатой пушки, принадлежали старшему бомбардиру. Капитан обнял Переса на глазах у команды артиллеристов:
        - Никогда ничего подобного не видел! Вы просто волшебник! Я восхищен!
        Перес знал себе цену, потому спокойно протянул капитану руку и, заметив рядом Добрую Душу, сказал:
        - Пусть боцман распорядится от вашего имени перед ужином поставить всем бомбардирам по кружке рома и выпьет с нами!
        Де ла Крус заметил неудовольствие на лице Доброй Души, но не придал этому значения, поскольку был охвачен радостью: учения проходили отлично. А с мостика доносились команды Девото:
        - Право помалу! Бизань-гика-шкоты подобрать! Так держать! Снасти по-походному! Подвахта вниз!
        Закончить учения де ла Крус предполагал проведением маневра, который бы позволил
«Каталине» лечь в дрейф под парусами. С суши сильнее потянул вечерний бриз, солнце уже почти достигло горизонта, команда «Каталины», несмотря ни на что, все так же безупречно выполняла распоряжения капитана. Де ла Крус, Тетю и Девото с нескрываемой радостью убедились, что и парусная выучка матросов была высока. Не вызывало никаких сомнений, что в непогоду парусные команды так же мастерски, как и артиллеристы, исполнят свое дело.
        Огромный медный шар, каким казалось ноябрьское солнце на закате, коснулся горизонта. И сразу от него по небу побежала темно-багровая туча. В сторону парусника протянулась рдяная дорожка, слегка взволнованная рябью бриза. Так начинал свою таинственную игру карибский закат. С четверть часа, пока не наступит полная темнота, небеса будут демонстрировать все имеющиеся цвета радуги.
        - Капитан, не сердитесь, но вы не уважаете свой желудок! - произнес Коко, подойдя к капитанскому мостику. - От этого у мужчин часто бывает плохое настроение!
        Все дружно рассмеялись, поскольку настроение, которое владело в ту минуту капитаном и его друзьями, могло испортиться лишь от одного: если бы «Каталина» вдруг зарылась носом в воды океана.
        - Капитан, поверьте, любой смех полезнее после хорошей еды! У меня все давно готово!
        Де ла Крус посмотрел на Тетю, Девото, нотариуса и Медико, - эти двое недавно поднялись на мостик, - и все поняли, почему Коко волновался: «Каталине» предстоял первый ужин в открытом море, а затянувшееся учение могло испортить и стол, и торжество.
        - Боцман, распорядитесь угостить команду по праздничному рациону, - громко произнес де ла Крус и тихо закончил: - После ужина зайдите ко мне, Добрая Душа!
        Когда боцман пришел в каюту капитана, все уже сидели там с бокалами в руках, Тетю говорил стоя:
        - Разжечь костер - это еще очень мало. Надо уметь поддерживать огонь! Я ни секунды не сомневался в талантах нашего капитана. То, что мы имеем сегодня, - красноречивое подтверждение моей правоты. Но мы не должны забывать, что мы вместе здесь, на этом корабле, благодаря…
        - Вы, милейший Тетю, будто снимаете слова с моего языка! Позвольте, - поднялся из-за стола де ла Крус.
        - Ничто не стоит нам так дешево и не ценится людьми так дорого, как вежливость, учил нас Сервантес, я уступаю вам, де ла Крус, и не столько потому, что я стар, сколько оттого, что люблю вас. Иначе я завоевал бы любовь той женщины… - и Тетю сел рядом с Девото.
        - Ты поступил правильно, Педро! И потому мы - здесь! - сказал, как отрубил, Девото. - Только так и надо!
        - Все мы, друзья, обязаны нашему маленькому счастью графине Иннес! Этим утром я видел ее во сне и… разозлился. Я так хотел, чтобы мой сон посетила та, кому принадлежит мое сердце. А утром, обливаясь холодной водой, понял, что, не будь оно полно любви к Каталине, я никогда бы не расстался с Иннес!
        - Теперь я слышу слова мужчины с берегов Гаронны! - Тетю встал со своего кресла.
        - Предлагаю выпить за здоровье Иннес, нашей счастливой путеводной звезды! - капитан поднял бокал.
        Теперь встали все. Раздался звон бокалов, и они были осушены до дна.

«Каталина» стремительно приближалась к мысу Сан-Антонио, чтобы пройти Юкатанский пролив, затем резко повернуть на восток и взять курс на Тринидад. Тетю внимательно поглядел на паруса, подошел к рулевому.
        - На таком судне раньше плавали?
        - Нет, капитан Тетю, - ответил темноволосый метис, сын европейца и негритянки. - Но «Каталина» послушна рулю. Сердце мое поет.
        - Хорошо, но посмотрите на бом-брамсель. Заполаскивает! Рулевой не должен спускать глаза с бом-брамселя.
        - Верно, капитан, есть немного. Так точно, заполаскивает.
        - Значит, судно идет слишком круто. Следует немного увалиться. А ежели бом-брамсель чересчур наполнен ветром, судно увалялось и нужно привестись.
        - Это точно, капитан, - согласился рулевой и заработал штурвалом.
        - Молодец! Теперь следи за наветренной шкаториной бом-брамселя. Чуть начнет заполаскивать, ты на верном курсе, - Тетю отечески положил руку на плечо рулевого и, не ожидая, когда тот до конца выполнит свою задачу, спустился на палубу и направился на бак к железному «сундуку» камбуза, чтобы поболтать с Коко на французском.
        Наговорившись всласть, Тетю подошел к группе куривших матросов. Каждый протянул ему свой кисет. Отказавшись, Тетю поинтересовался настроением, Туэрто попросил его в ответ:
        - Капитан Тетю, расскажите, что было в вашей жизни самое страшное…
        Тетю увидел, как у всех загорелись глаза, и произнес:
        - Честно говоря, мне трудно сейчас разобраться, что же было в моей жизни самого ужасного… Но, помню, волосы на голове буквально зашевелились, кровь застыла в жилах, когда я оказался свидетелем смерти любимого друга. - Матросы замерли, было слышно только, как свежий ветер гнал вперед «Каталину» и легонько поскрипывала где-то снасть. - Он был намного моложе меня, хотел стать моим учеником, но за год общения стал близким мне человеком. Де Вилье, так его звали, был образован, чертовски красив, шпагой владел, как наш капитан. Ему не исполнилось и двадцати, когда он без памяти влюбился в Нинон де Ланкло, известную красавицу, сравниться с которой обликом могла лишь королева Франции. Де Вилье сгорал от любви, тем более что де Ланкло, которой тогда уже было под шестьдесят, не отвечала ему взаимностью. Когда де Вилье узнал, что Нинон де Ланкло - его родная мать… Он в тот же миг выхватил шпагу и заколол себя на глазах у всех, кто находился в ее знаменитом салоне.
        С минуту никто не решался нарушить мертвую тишину. Затем старший плотник сказал:
        - А в моей жизни самый ужасный случай произошел, когда флагман капитана Моргана, идя на полных парусах прямо на наш корабль, за кабельтов и за секунду до приказа нашего капитана открыть огонь всем бортом в двадцать пушек, вдруг загорелся и, подойдя к нам еще чуть ближе, взорвался!
        - Это как? - спросило несколько голосов, и все повернули головы в сторону Тетю.
        - Расскажите, расскажите, - кивнул головой Тетю. Старший плотник, пару раз покрепче затянувшись, швырнул сигару за борт и начал:
        - Мы выследили Моргана, хотя и не успели помешать ему завладеть портом и разграбить город. Адмирал Санчес на линейном корабле - двадцать пушек по каждому борту, - во главе еще двух военных бригов закрыл выход из гавани фрегату, бригантине и шхуне пиратов. В это время Морган заперся в доме с одной из креольских красавиц…
        - Любительницей острых ощущений, - добавил Тетю. - Опасность и тайна прельщают женщину порой гораздо сильнее, чем мужчину.
        - Морган долго не открывал, хотя его старший помощник барабанил в дверь стулом. Как рассказывали, Морган распахнул наконец дверь и спросил: «Чего ты бесишься? Завидуешь?» Тот даже не стад ругаться, а заявил: «Я говорил вам, адмирал, что надо как можно быстрее увозить захваченное добро!» Морган махнул рукой и выругался: «Ты зачем мне помешал? Пошел бы выпил да нашел себе кралю!» Тут уж старший помощник закричал на Моргана; «Какую к черту кралю? Мы проворонили здесь дьявольский сюрприз!» «О чем ты? - спросил Морган. - Что за сюрприз?» Ни слова больше не говоря, помощник за руку потащил адмирала на балкон и указал на наши корабли, полностью закрывшие выход из гавани.
        - Ты хочешь сказать, что вы захватили Моргана? - спросил Туэрто. - Такого не было!
        - В том-то и дело! Наш адмирал послал на берег офицера с приказом Моргану безоговорочно сложить оружие и сдаться на милость победителя. Для Моргана это означало согласиться на верную смерть! Пират сообщил, что ответ даст утром, когда закончит свое любовное свидание. Вот как! А сам… сам всю ночь работал вместе с матросами. Они свезли на фрегат весь порох, что успели найти в городе, набили им судно, и на рассвете корабль направился к выходу из гавани. Мы приготовили трюмы для пиратов. Их было на палубе, как червей в гнилом мясе. Адмирал Санчес видел победу у себя в кармане! Но не тут-то было! Морган оказался умнее, и не он, а Санчес отправился на обед акулам. Наш адмирал приказал на расстоянии кабельтова дать устрашающий залп картечью. Но прежде на фрегате в нескольких местах одновременно вспыхнул пожар.
        - Я так и подумал, - сказал только что подошедший Перес.
        - Мы видели, как всего четыре пирата прыгнули за борт, остальные оказались мешками с соломой в шляпах. Все растерялись, и адмирал поздно отдал приказ. Наш корабль не успел отвернуть. Пиратский фрегат с ходу врезался в нас и взорвался. Я летел по воздуху, как подбитая птица. Не знал, где руки, а где ноги. Хорошо, упал в воду спиной. Когда пришел в себя, одна рука не работала, вокруг плавали обломки от двух кораблей. Я ухватился за разбитый фок-рей и с трудом добрался до берега. Из двухсот пятидесяти человек в живых осталось всего пятнадцать! - Старший плотник замолчал, но, почувствовав, что его сейчас спросят о главном, продолжил: - Оба брига, когда бригантина и шхуна направились из гавани, не приняли боя, поставили паруса и ушли.
        - Морган был великим моряком! - сказал Перес.
        - Настолько, - продолжил Тетю, - что, когда умер и был похоронен с почестями, положенными английскому адмиралу, земля не приняла его к себе и исторгла из своего чрева…
        - Как это? - в один голос удивилось несколько человек.
        - Я хорошо знаю историю этого самого удачливого и самого жестокого пирата. Ни англичанин Дрейк, ни француз Олонэ не идут с ним ни в какое сравнение. Морган был накрепко связан с дьяволом, одно упоминание его имени всегда приносит с собой беду. - Тетю умолк. Но тут со всех сторон посыпались просьбы отбросить суеверие и не лишать людей удовольствия, рассказать о Моргане подробнее. Теперь вокруг капитана Тетю собрались все, кто был свободен от вахты. - Я вас предупредил, Морган - это исчадие ада! За последствия я не ручаюсь…
        Эти слова услышал Добрая Душа, который только что присоединился к собравшимся матросам.
        - Чем хуже человек, тем больше сеет гадости! - боцман покачал головой, но останавливать рассказ не решился.
        - Генри Джон Морган родился в шестьсот тридцать пятом году на земле Уэльса в крестьянской семье, жившей на самой границе между Англией и Шотландией. Еще подростком он отказался ходить за плугом и доить коров. Решив, что только море с его необъятными просторами способно дать ему полную свободу, он сделался юнгой, а потом матросом и под английским флагом прибыл на остров Барбадос. Там, однажды утром раскрыв глаза, он узнал, что капитан судна продал его в рабство местному поселенцу. С той же решимостью, с какой он оставил отчий дом, Генри прыгнул за борт и бежал с корабля прежде, чем покупатель пришел за ним. Морган укрылся на острове Тортуга, где в это время уже обосновались флибустьеры всех мастей. Они действовали в районе Больших и Малых Антильских островов. В среде наиболее отъявленных разбойников, которых когда-либо видел Новый Свет, Генри очень быстро нашел себя. Формально остров Тортуга принадлежал французской короне, но на самом деле там кто был сильнее, тот и оказывался прав. Пираты располагали неофициальным покровительством английского губернатора Ямайки сэра Томаса Медифорда. Этот
просвещенный сэр был убежден, что только флибустьеры смогут обеспечить покой жителям Ямайки, которых тревожили нападения испанцев. Однако не это было главным. Медифорд за свое покровительство получал с пиратов весьма жирный куш.
        - Он был верным слугой английского короля, - заметил старший бомбардир.
        - Еще бы! Карл II с каждой одержанной флибустьерами победы получал солидную долю добычи и при этом как-то ухитрялся жить в добром мире с Испанией. Он был ловким правителем. Во всеуслышание король последними словами ругал сэра Томаса Медифорда, но почему-то с поста губернатора его не снимал! Испанский двор то и дело протестовал против действий Медифорда, а тот по-своему понимал политику Карла и, дружи король с Испанией или враждуй, постоянно оказывал всемерную поддержку антильским буканьерам. Генри Морган прекрасно использовал ситуацию. Сильный малый, с живым умом, душой, объятой честолюбием, дерзким характером, казалось, он создан для рисковых предприятий.
        С капитанского мостика послышался голос старшего помощника:
        - Слева по борту - мыс Сан-Антонио! - Но никто из слушавших Тетю матросов даже не глянул в сторону земли, и Тетю, испытывая в душе какую-то тяжесть, без особого желания продолжал:
        - За год пребывания на Тортуге Морган вышел в лидеры. Его первым удачным делом был поход во главе ста семи пиратов через непроходимые джунгли до Вильи-де-Моса. Городок хорошо охранялся только с берега. Морган и его люди овладели пятью тысячами фунтов чистого золота и захватили в плен более трехсот пленных, чтобы продать их затем на невольничьем рынке. - Ветер крепчал, Девото приказал убрать ряд парусов. - Но прежде чем поделить добычу, а сделать это они должны были, конечно же, на Ямайке, в присутствии Медифорда, Моргану надо было провести довольно большой отряд людей через джунгли обратно. Выйдя к пустынному берегу, где были оставлены две небольшие шхуны, пираты их не обнаружили. Шхуны увело с собой испанское патрульное судно. Среди пиратов вспыхнул мятеж. Двух предводителей бунтарей Морган убил, остальные подчинились, тогда он приказал разбить лагерь. Силами пленных флибустьеры построили утлые суденышки и добрались до Ямайки.
        - Справа по борту парусник! - доложил рулевой, и тут же марсовый по вантам помчался в бочку.
        - Бригантина без опознавательных знаков!
        Услышав это сообщение, матросы кинулись к борту.
        - По местам! - скомандовал Добрая Душа.
        В это время Педро находился в своей каюте и спокойно читал комедию модной мексиканской поэтессы, монахини Хуаны Иннес де ла Крус «Любовь - большая путаница». Корабли, шедшие встречным курсом, быстро сближались. «Каталина» несла на клотике цвета Испании. Как только капитан появился на мостике, по фок-мачте побежали вверх несколько флажков: «Каталина» запрашивала принадлежность судна. На флагштоке бригантины незамедлительно развернулся черный флаг, и тут же под клотиком фок-мачты заполоскал ярко-красный вымпел, означавший, что корабль находится в состоянии постоянного боя против любого флага. Над носом бригантины вспыхнули одно за другим два молочных облачка, и ядра шлепнулись в полукабельтове от правого борта «Каталины». Пиратское судно приказывало лечь в дрейф, что означало сдаться на милость победителя.
        - Все наверх! По местам! Приготовиться к бою! - прокричал де ла Крус, и от кормы до носа, под звонкую дудку боцмана, по палубе «Каталины» затопали десятки быстрых ног.
        На мостик поднялись Тетю, Медико и королевский нотариус. Последний, с побелевшим от страха лицом, еле слышно произнес:
        - Капитан де ла Крус, у вас нет патента.
        - Я знаю, милейший нотариус. После того как вы убедитесь, что «Каталина» ответила на нападение, а не первая начала бой, попрошу вас спуститься в каюту - И де ла Крус приказал старшему бомбардиру: - Приготовиться залпами каждого борта по рангоуту! По моей команде! Судно не топить!
        - Пойду готовить абордажную команду! - оживился Девото.
        - Не спеши, Андрес! Вот чего мы с тобой не могли предвидеть! Наши руки связаны!
        И тут же марсовый доложил:
        - Встречным курсом вижу второе судно! Это бриг, капитан!
        - Они в паре, де ла Крус, - сказал Тетю. - Положение осложняется!
        - А если он преследует бригантину? - спросил капитан, зная наверняка, что это не так.
        - Но тогда, увидев нас, она тут же бы отвалила!
        Вновь прозвучали выстрелы, приказывавшие «Каталине» лечь в дрейф и не оказывать сопротивления.
        - Сеньор нотариус, имейте в виду, юридически мы уже в положении обороняющихся. Но поскольку они вдвое сильнее, да будет позволительно нам нанести первый удар, - сказал де ла Крус.
        - Это англичане! - заявил нотариус. - Как только шпион мог сообщить им, где мы находимся?
        - Как мог французский консул предположить, что такой человек, как вы, обнаружит английского шпиона? - молвил капитан.
        - Бриг несет голландский флаг и красный вымпел! - сообщил марсовый.
        - Нидерланды тоже находятся в состоянии войны с Филиппом Пятым! Так что, сеньор нотариус, прошу вас в каюту! И ты, Хуан, спустись вместе с ним. - Де ла Крус глянул на Тетю и Девото, перекрестился и стал к штурвалу на место рулевого.

«Каталина» быстро поменяла паруса и резко завалилась направо. Она шла наперерез пиратской бригантине, чтобы для первого залпа артиллерийских орудий открыть свой левый борт. Капитан пиратов понял маневр - испанское судно шло в атаку, - и произвел залп из семи орудий штирборта. Два ядра попали в цель. Одно продырявило нижний фор-марсель, а другое угодило в офицерскую каюту.
        - Левым бортом по рангоуту, залпом, огонь! - скомандовал де ла Крус, и тут же
«Каталина» содрогнулась всем корпусом.
        Капитан отдал приказ парусным командам и что было сил завертел штурвал, меняя курс судна на противоположный. Пират стал отваливать влево.
        - Ура! Струсил! - крикнул Тетю, который знал, что, будь капитан пиратского судна опытнее и храбрее, он положил бы свою бригантину резко «право на борт», и
«Каталина» не смогла бы использовать орудия своего штирборта. А тут не прошло и двух минут, как корабли оказались на расстоянии менее чем в кабельтове, и Перес произвел второй залп. Капитан видел, что в сторону противника полетели какие-то странные ядра. Однако если залп Туэрто можно было считать удачным, то второй залп, полностью угодивший в верхнюю часть рангоута, снес у фок-мачты фор-бом-брамсель и фор-брамсель, а у грот-мачты сбил грот-топсель.
        Бригантина пиратов сразу потеряла скорость. Де ла Крус совершил поворот оверштаг, быстро приближался бриг, и бригантина, продолжая стрелять, шла на сближение.
        - Он потерял разум! Идет на абордаж! - Девото с азартом потер руки и хотел было сбежать на палубу к своей команде, но услышал голос капитана:
        - Отставить, Девото! Бомбардиры, беглыми залпами бомбард-шрапнелью по рангоуту и команде противника! Пли!
        На мостике появился Добрая Душа.
        - Капитан, к сожалению, первое ядро бригантины попало в цель! Убит нотариус! Медико в лазарете оказывает помощь раненым.
        На «Каталину» вместе с ядрами обрушилась шрапнель. Рулевой схватился за плечо, которое тут же окрасилось кармином. От грот-мачты к лазарету пробежал подшкипер, прижимая обе руки к животу.
        - Боцман, примите команду грот-мачтой! - распорядился де ла Крус и увидел, как действует картечь бомбард «Каталины». Картечь состояла большей частью из медных и латунных гвоздей и наносила страшные рваные раны. Пираты валились на палубу, извиваясь от боли.
        До наступления темноты оставалось не более часа. Высоко в небе стайкой лебедей плыли перистые облака - предвестники непогоды. А вокруг Педро лилась чужая кровь, порох и свинец уносили жизни людей.
        Вражеское ядро снова попало в цель. С треском, перекрывшим гул боя, надломилась верхняя часть грот-мачты у грот-степс-ванты. Она увлекла за собой пробитый уже в нескольких местах грот-топсель.
        - У пирата снесли бом-кливер и кливер, капитан! Разбит и фор-бом-рей, - сообщил Девото.
        Это означало, что «Каталина» обрела преимущество в маневренности. Она развернулась быстрее бригантины, стала настигать ее, и капитан увидел, как Перес, несмотря на свою мощную комплекцию, проворно, словно пантера, помчался к орудиям на баке. Командир бомбардиров прицелился и, как только с кормы пиратского судна раздался выстрел, поднес свой фитиль к запалу. Одно вражеское ядро пролетело мимо, другое пробило грот-стень-стаксель. Зато ядро, пущенное Пересом, угодило прямо в кормовую пушку противника. В это время командир второй носовой пушки привел ее в боевую готовность. Перес подскочил к ней, навел и таким же метким выстрелом вывел из строя последнее угонное орудие пирата. Бригантина медленно обнажала бок с явной целью дать залп по «Каталине».
        Де ла Крус переставил паруса и решительно положил штурвал на правый борт, предоставляя возможность батарее Туэрто сделать прицельные выстрелы. Они были удачными. Вниз, на палубу и за борт пиратского судна, полетели обрывки парусов, тросов, обломки вант и реев. Были сбиты черный флаг и ярко-красный вымпел.
        С палубы «Каталины» послышался торжествующий боевой клич, но его тут же оборвал залп трех погонных орудий вражеского брига, подходившего к месту боя на всех парусах. Ядро дальнобойной кулеврины упало в воду всего в двадцати футах от кормы, обдав брызгами флаг Испании.
        - Спеши, Педро! - торопил капитана Тетю.
        - Педро, надо пускать бригантину на дно! - прокричал Девото. - Чего тянешь?
        Де ла Крус удивился самому себе. В пылу боя он как-то не сообразил, что ситуация давно требовала более радикальных действий: надо было не обезоруживать бригантину, лишая хода, а бесповоротно вывести ее из боя.
        - Пустить ко дну вражеское судно! - опомнился капитан и тут же отдал приказ переставить паруса.
        Второй залп угонных пушек брига был точнее. Одно из ядер разнесло камбуз, но
«Каталина» уже ходко приближалась к бригантине, пытавшейся развернуться. У ватерлинии «Каталины» откинулась крышка скрытого порта, из него полыхнул огонь: из жерла мортиры вылетело тяжелое ядро. Звука выстрела не было слышно, он слился с залпом орудий правого борта. Неведомая сила, словно исходившая из бездны моря, подбросила бригантину на волнах и в воздух полетели люди, куски дерева, парусина железо.
        Однако и на «Каталине» послышался крик второго боцмана:
        - Пламя из порта последнего орудия по левому борту! Пожар!
        Добрая Душа, увлекая за собой группу матросов, помчался на палубу артиллеристов. За ними последовал Девото. Приблизившийся бриг стрелял из угонных пушек раскаленными ядрами и уже разворачивался, чтобы начать стрельбу из главных орудий, которые он имел по четырнадцати с каждого борта. По всей видимости, и состав экипажа на бриге превосходил числом команду «Каталины». Но в этот миг пиратская бригантина задрала нос и, повернувшись градусов на восемьдесят, завалилась на левый борт, стряхивая убитых, раненых и живых пиратов. С палубы брига донеслись истошные крики ярости, а де ла Крус посмотрел на свои паруса, на оставшиеся еще флажки, которыми «Каталина» запрашивала принадлежность бригантины, определил точное направление ветра, отдал команду матросам и повел «Каталину» так, чтобы бриг последовал за ней.
        Скрытый смысл маневра первым оценил Тетю.
        - Magnifique, Pierre! [Великолепно, Педро! (фр.).] - прокричал Поль Эли. - Артиллеристы успеют погасить пожар и будут готовы! Отлично! Умница!
        Капитан брига разгадал эту хитрость, когда уже было слишком поздно. Бриг вышел из-под ветра. Прямые паруса на обеих его мачтах обстенились - плотно облепили такелаж. Бриг стал заметно терять скорость, чем не преминул воспользоваться де ла Крус, он зычно крикнул:
        - Ведьма из Бордо ему в печенку! - схватил рупор и: - Право руля!
        Тут Тетю попросил передать ему штурвал «Каталины».
        Де ла Крус прокричал:
        - Правым бортом, прицельный огонь по мачтам! Снести рангоут!
        Залп сразу пришелся в цель. Чтобы ударить по «Каталине», ставшей правым бортом перпендикулярно носу брига, он должен был лечь с ней на одинаковый курс. Но как только бриг повернулся бортом, «Каталина» резко взяла влево, подставила корму, а затем, быстро развернувшись, сама пристроилась почти к корме брига, оказавшегося очень уж неповоротливым. Де ла Крус радовался тому, как точно исполняют матросы его команды. Он сказал об этом Тетю, но тот с таким азартом управлял «Каталиной», что ничего не услышал.
        Залп левым бортом был менее удачен: на меткости сказалось увеличившееся между судами расстояние. Однако вслед за третьим залпом палубу вновь огласило громогласное «Ура!». Один из зарядов из спаренных ядер, очевидно, угодил в самое основание грот-мачты брига. Она с треском повалилась на левый борт, которым бриг тут же стал зачерпывать воду.
        Де ла Крус отдавал команды. Тетю заработал штурвалом. «Каталина» выходила из боя, теперь капитан направил ее бушприт строго на восток.
        Девото и Добрая Душа давно справились с пожаром и поднялись на капитанский мостик. Туда же чуть позже, отирая марлей окровавленные руки, пришел и Медико. Тетю встретил их, не скрывая своей гордости за де ла Круса.
        - Почему ты и его не пустил ко дну? - спросил с горечью в голосе Девото, и капитану показалось, что перед ним стоит прежний озлобленный испанец, который ненавидит все и вся, жаждущий чьей-то смерти.
        - Надо ведь, милый Андрес, чтобы кто-то мог рассказать остальным, что появилась
«Каталина» и что мы с тобой умеем сражаться.
        Девото потупился, сквозь смуглую кожу проступила краска стыда, он с жаром схватил руку де ла Круса, затряс ее.
        Педро обнял Девото. Затем обратился к Хуану:
        - Сколько мы потеряли людей?
        - В лазарете тринадцать человек, четверо из них в тяжелом состоянии. Пятеро убиты, в том числе нотариус и подшкипер. Мы еще легко отделались! - и Хуан повысил голос, чтобы его могли услышать даже на палубе: - Тетю предупреждал! С Морганом надо быть осторожнее!
        - Однако… хороший урок! - сказал де ла Крус.
        - Мы куда сейчас, капитан? - спросил Добрая Душа.
        - В Тринидад! - ответил де ла Крус.
        - Бросьте мои внутренности акулам, если вы правы, капитан!
        - Что ты имеешь в виду? - не понял де ла Крус.
        - С вашего разрешения, мы утро встретим у знакомой мне бухты острова Пинос. Там тихо и рядом нужный лес! Пока «Каталина» в таком состоянии, приходить на ней в Тринидад нельзя!
        Де ла Крус видел, что Тетю и Девото согласны с боцманом.
        - Ты прав, боцман! А кто поведет «Каталину»? Там много отмелей и рифов!
        - Добрая Душа, с вашего разрешения. Будьте спокойны!
        - Но ты же ранен! - капитан только сейчас увидел, что рубаха на левом боку Доброй Души была разорвана и тело покрыто сплошной красной коркой.
        - Обожжены и руки, и лицо, - добавил Медико. - В лазарет!
        - Только вперед ногами! Или когда «Каталина» войдет завтра утром в залив Солдата на острове Пинос.

        Глава 12
        ТРИНИДАД

        Звезды быстро исчезали с небосклона. На рассвете стало ясно, что Добрая Душа оставил справа мыс Франсес и привел «Каталину» к заливу, который хорошо знал.
        Остров Пинос, что означает «Сосны», был открыт Христофором Колумбом в 1494 году и поначалу получил имя Эвангелиста. На карте он имеет вид жирной запятой, а жителям Кубы видится экипажем-двуколкой «китрин» с откидным кованым верхом.
        К западному берегу Пиноса, в центре которого был расположен живописный залив Солдата, стекали речушки. Все они брали начало в отрогах горной цепи Де-ла-Эсперанса, покрытой густыми лесами из ценнейших пород деревьев. Помимо тропических, карибских и королевских сосен там в изобилии росли кедр, кебрачо, гуасима, сабику, красное дерево каоба и, что было особенно важно для экипажа
«Каталины», акана, дагаме и гваяковое Дерево. Их самая твердая в мире древесина вместе с негниющим деревом хики отлично годилась для нужд «Каталины».
        В предгорье лес был богат плодами гуанабана, агуакате, чиримойи, гуаябы, анона и агре - дикого винограда. Кокосовые пальмы, круглый год поившие молоком охотников и путешественников, тянулись вдоль песчаных пляжей.
        Де ла Крус приказал боцману свистать всех наверх. Предстояло совершить печальный ритуал погребения погибших моряков: предать их тела морской пучине. Останки нотариуса покоились в цинковом гробу - одном из пяти, прихваченных на всякий случай Доброй Душой. На недоуменный вопрос де ла Круса, зачем на борт поднимают гробы, боцман ответил, будто есть такая примета - они нужны для того, чтобы отвести от капитана и его друзей смерть.
        Как только «Каталина» вошла в залив и стала на оба якоря менее чем в кабельтове от белоснежного пляжа, Педро велел спускать шлюпки на воду. Де ла Крус с друзьями расположился в первой лодке, в остальных четырех разместились Перес, шкипер, плотники и несколько матросов. Добрая Душа не пожелал высадиться на берег - ему необходимо было поспать.
        Плотники и матросы отправились в лес - за древесиной, а остальные решили полакомиться кокосовым молоком и отдохнуть в тени пальм. Сбитые орехи они тут же вскрывали ножами и саблями. Прозрачная жидкость брызгала фонтанчиком, и моряки со смехом и шутками проворно от них увертывались. Кисловато-сладкое молоко пили, как из огромного круглого рога, который можно передавать из рук в руки, но нельзя поставить. Так, наслаждаясь приятным напитком, веселая компания отправилась к руслу речки, где было больше тени. Для последнего месяца в году погода стояла чересчур теплая.
        Тишина и покой царили по обе стороны реки. По песчаной косе и по берегу стайками гуляла разнообразная водоплавающая дичь - признак отсутствия людей. На отмели дремали крокодилы: из воды торчали широкие ноздри и полуприкрытые глаза, виднелись спины, защищенные твердым панцирем.
        Де ла Крус снял шляпу, расстегнул пряжку портупеи, положил шпагу рядом и сбросил камзол. Его примеру последовали остальные. Перес даже разулся и выставил широкие раструбы твердых ботфорт под палящее солнце. Все уставились на могучие голые ноги старшего бомбардира. Де ла Крус произнес:
        - Вы, милейший, попросили бы Медико вам Помочь.
        - А что такое?
        - У него наверняка есть в запасе какая-нибудь дьявольская мазь, которая в два счета сведет мозоли с ваших ног.
        Перес посмотрел на свои стопы и медленно перевел взгляд на капитана.
        - Зайдите, непременно зайдите в лазарет, Перес Барроте! - подхватил Медико. - Только без ваших ядер, я смотрю сейчас на вас, а вижу нотариуса за миг до того, как грудь его разнесла одна из подобных игрушек. Я повидал крови и смертей, смею заверить, но от такой картинки не скоро оправишься…
        - Могло быть и хуже, Медико, - сказал Перес, переводя пристальный взгляд с капитана на хирурга. - Нам еще повезло! Спасибо капитану! Пираты не щадят тех, кто не сдался. Наставник мой плавал с Морганом, брал с ним Панаму…
        При слове «Морган» Тетю хотел было запротестовать, но Педро быстро положил руку ему на плечо.
        Перес не заметил реакции Тетю и продолжал:
        - …у них было тридцать семь кораблей и две тысячи душ, проклятых небом. Они разграбили город и сожгли его дотла. Понадобилось сто семьдесят пять ослов, чтобы перевезти награбленное: золото, серебро, драгоценности и всякие товары. Но не в этом суть! Пираты порубили всех, кто оказывал сопротивление! Больше шестисот пленников взяли в рабство, переправили на Коровий остров и распродали, как скотину.
        - Вы были пиратом, Перес Барроте? - спросил де ла Крус.
        - Нет, им был мой наставник… у меня с ними свои счеты. Нам не ходить по одной земле.
        - Вы не все рассказали, Перес Барроте, - вмешался Тетю, видимо, ревниво относившийся к историям о Моргане, - а могли бы… В том походе, когда пираты уже разграбили город, правая рука Моргана - не помню, как его звали - нашел у одного жителя спрятанную золотую иглу. Беднягу стали пытать, требуя остальные драгоценности, а у него их не было и не могло быть. Дело в том, что иглу он нашел и припрятал на черный день.
        - Иглу нельзя было брать, дурная примета, - вставил шкипер.
        - Верно! - подтвердил Тетю. - Никто не пожелал слушать объяснений. Бедняге отсекли руки, а потом помощник Моргана на глазах будущего английского адмирала сам накинул петлю на голову испанца чуть повыше бровей, вот тут, да так ее стянул, что у несчастного глаза вывалились из орбит. Но доблестным джентльменам этого показалось мало, беднягу привязали за мужское достоинство и подвесили над землей. Парень потерял сознание. Ему отрезали нос и уши, проткнули тело пикой.
        Бартоло не выдержал, поднялся, вопросительно заглянул в глаза де ла Крусу и, получив молчаливое согласие, отправился в ближайшие заросли.
        - Бывало и поинтереснее, - усмехнулся Девото, поддерживая разговор. - Английский пират Белл захватил как-то испанского торговца. На корабле не оказалось даже пистолета. Несмотря на это, Белл приказал перерезать большую часть команды, а тела бросить за борт. На этом судне, направлявшемся из Маракайбо в Веракрус, должен был плыть и я. Спасибо Всевышнему, меня там не было. Среди пассажиров был некий идальго по имени, как сейчас помню, Хуан де Касас - мы вместе с ним вносили капитану плату за проезд. Пират Белл заставил идальго и еще нескольких испанцев поддерживать чистоту на пиратской шхуне. Однажды их подняли рано утром драить палубу. Хуана де Касаса трепала желтая лихорадка, он весь горел и не мог выйти на работу. Узнав об этом, Белл приказал доставить больного на палубу, пообещал дать ему хорошее лекарство. Что бы вы думали? Не гадайте! Брезгливый англичанин Белл развел в воде свой собственный кал и влил в идальго две квартовые кружки. У бедняги открылась рвота, да такая, что ее ничем нельзя было остановить. Де Касас стал прощаться с жизнью, но, черт возьми, здесь Всевышний пришел ему на помощь.
Рвота остановилась, и приступ лихорадки тут же закончился, спала и температура. Выходит, мерзавец открыл новое лекарство! Слышишь, Медико? Как тебе нравится этот англичанин?
        - При чем тут «англичанин», Андрес? Не настаивай на этом слове, не надо обобщать, - сказал де ла Крус. - Этот Белл - сущий скот. Однако среди испанцев и французов разве мы не встречали таких людей?
        - С тех пор Белл, - продолжал Девото, - приказывал давать это лекарство каждому пленному, у которого поднималась температура!
        - Прошу вас, сеньор Девото, не надо больше об этом, - неожиданно попросил старший бомбардир, - уж очень мерзко на душе…
        Де ла Крус, все это время пристально наблюдавший за Пересом, однако, не внял его просьбе:
        - Пират, конечно, воплощение всего самого гадкого. Однако смелости, выдумки, находчивости пиратам не занимать. Вот пример, для меня еще никем не превзойденный! Когда французы не были дружны с испанцами, совсем недавно, в этих водах одним из самых отчаянных пиратов, как вы знаете, считался Пьер ле Гран. Уже на склоне лет, потеряв в бою бриг, он чудом спасся. Был близок берег, и наступила ночь. Из ста двадцати его головорезов осталось всего десять. Они вышли к поселению, раздобыли двухмачтовый баркас - суденышко всего в четыре боевых жерла. На этой самой посудине, наняв матросов, ле Гран встретился с испанским галеоном, имевшим пятьдесят четыре пушки. Что бы вы думали? Галеон шел, словно лев по саванне, ничего вокруг не замечая. Было это под вечер у мыса Фибрум, что на западе острова Санто-Доминго [Ныне остров Гаити.] . Ле Гран вмиг оценил обстановку и приказал идти на абордаж. Из двадцати восьми человек, составлявших всю его команду, зароптали новички. Они уверяли, что им ни в жизнь не одолеть такого противника. Тогда Ле Гран позвал хирурга и велел ему вспороть днище их баркаса.
        - Поступил прямо как Ганнибал, сжегший свои корабли, - заметил Девото.
        - По-моему, даже более дерзко, - сказал де ла Крус. - Горстка смельчаков: в одной руке сабля, в другой - пистолет, - они влетают на палубу галеона, мчатся на корму, врываются в кают-компанию, где капитан безмятежно играет в карты с вице-адмиралом…
        - Вот это да!.. - сказал шкипер.
        - Мало того, кают-компания полна офицеров, которые тоже режутся в карты!
        - И что же? - с явным интересом спросил Девото.
        - А вот что! - продолжал де ла Крус. - Испанцы не успели ахнуть, как к груди каждого из них был приставлен пистолет. Они просто утратили дар речи.
        - Когда испанец занят картами или дамой, он не вояка, - задумчиво произнес шкипер, сам испанец из Гаваны.
        Слушатели засмеялись.
        - Но это еще не все, - продолжал де ла Крус - Остальные пираты бросились в рукопашную, быстро справились с охраной, захватили Санта-Барбару [Пороховой погреб (исп.).] и арсенал. Тогда и пришел конец делу. Испанцы сдались на милость победителей. Я всегда придерживался мнения, что смелость и отвага в состоянии одолеть любую силу.
        - Но как же пиратам удалось застать врасплох боевой галеон?! - спросил Медико, явно потрясенный услышанным, и с досадой швырнул в кусты пустой орех.
        - В том-то и дело, - усмехнулся де ла Крус, - надо знать характер самонадеянного испанца. Конечно, вахтенный заметил баркас и тотчас доложил капитану. Но на борту же был вице-адмирал! Что мог сказать испанец, красуясь перед вельможей? Он небрежно выслушал вахтенного и заявил: «Я и не подумаю пугаться, будь то хоть пиратский бриг!» Испанский характер…
        - Не нажимайте на слово «испанский», де ла Крус, - с иронией попросил Девото.
        - Ну уж нет! - ответил капитан. - Напыщенность - чисто испанская черта, и это единственное, что мне в них не нравится.
        - Чем же закончилась эта история? - Тетю деликатно постарался остановить разгоравшийся спор. - Я что-то не слышал о ней.
        - Слава богу, благополучно, - сказал де ла Крус. - Пьер ле Гран оставил вице-адмирала и капитана заложниками, отобрал десяток матросов, пожелавших уйти с ним во Францию, остальных высадил неподалеку от испанского селения, поставил полные паруса, направил бушприт курсом на Ла-Манш и пошел в свой родной Дьеп. Там он распродал добычу, сбыл корабль, отпустил на волю капитана с вице-адмиралом и сделался солидным землевладельцем. Больше ле Гран в Америку не возвращался.
        Де ла Крус смолк. Молчали и все остальные, разом всеми овладела усталость, и тишина вокруг стала гнетущей. Незаметно из виду пропали птицы и крокодилы, слух не улавливал ни малейшего звука. Воздух, до краев наполненный липкой влагой, затруднял дыхание. Поникли листья, ветки деревьев повисли, словно лишенные жизни руки.
        Из-за зеленой стены, похожей теперь на театральную декорацию, появился Бартоло. Обливаясь потом, он тащил рубаху, стянутую узлом у воротника. В импровизированном мешке было полно плодов чиримойи.
        Чиримойя подоспела вовремя, люди зашевелились и взялись за работу. Шершавая зеленая шкурка легко разрывалась, обнажая ярко-белую ароматную мякоть, полную черных семян. Кисло-сладкий плод приятно освежал. Казалось, было не до разговоров, но шкипер так не считал:
        - Я знаю другой случай, - многозначительно произнес он. - Послушайте. Тоже про смелость и находчивость. Пират Эль Олоиэ…
        - Жан-Давид Но, уроженец Франции, - живо подхватил Тетю, - по прозвищу Олонэ…
        Но шкипер не позволил себя прервать:
        - Так вот однажды Олонэ со своими людьми атаковал укрепленный форт на мексиканском берегу. Ему не повезло, защитники сопротивлялись стойко и отбили атаку пиратов. Сражались они беспощадно. Часть пиратов полегла, а остальные разбежались. Олонэ спасся хитростью: вымазался чужой кровью да и улегся среди убитых. Наши солдаты его ощупали, помяли, кто-то даже пнул ногой в живот. Вроде мертвый. Здорово он всех разыграл. Потом снял одежду с убитого солдата, переоделся и пришел в город Кампече. Там он свел дружбу с семьей свободных негров. И они помогли ему добраться до Тартуги. Хитрый был.
        - Я убежден, что хитрость никогда не заменит ум, - подхватил Тетю. - Всегда на хитреца найдется хитрец, еще более ловкий. Знаете, как закончил свою жизнь Олонэ?
        - Нет, этого я не знаю, - ответил шкипер.
        - Так вот, - назидательно сказал Тетю, - этот ловкий пират оказался в желудке вождя индейцев племени антропофагов у мыса Грасиас-а-Дьос. Индейцы напали на судно Олонэ ночью, когда их никто не ждал, перебили вахту и спавших пиратов. Ну а дальше каждый из вас сам может представить, как каннибалы ими пообедали…
        Никто, однако, представлять себе этого не стал, потому как все одновременно уставились на обнаженные ноги Переса: густые волосы вытянулись в струнку. Зрелище это настолько заворожило моряков, что никто из них даже не заметил, как от
«Каталины» отчалила и направилась к берегу шлюпка. Добрая Душа с носа жестами призывал капитана, но тщетно. Еще не спрыгнув на землю, боцман зычно заорал:
        - Сто чертей в одной бочке рома, капитан, скоро быть сильной грозе! Здесь ураганы налетают так же быстро, как комар садится на нос.
        - Люди еще не вернулись из леса, боцман, - пояснил де ла Крус. - Нельзя же их бросить!
        - Здесь ураган налетает внезапно. Он свиреп и страшен!
        - Знаю! Погляди, - и капитан ткнул пальцем в сторону Переса, чьи ноги походили на ощетинившегося дикобраза.
        - Да, капитан. Это первейший признак!
        - Мы подождем еще час.
        Шкипер, люди которого ушли в лес, забеспокоился:
        - А если они через час не вернутся?
        - Тогда придем за ними завтра!
        - Бросьте мои внутренности на корм крокодилам, если мой капитан не знает своего дела! - вскричал Добрая Душа. - Только…
        - Останусь я, боцман, - решительно заявил Девото. - Я их подожду, а пока на всякий случай давайте искать укрытие.
        - Оно есть, сеньор Девото! Еще какое! Пещера в четверти часа ходьбы отсюда. Пол, когда я был там в последний раз, был устлан сухими водорослями. Ни дождь, ни ветер туда не проникнут.
        - Отлично! - сказал Девото и обратился к де ла Крусу: - Педро, мы с боцманом пойдем осмотрим его гостиницу.
        Де ла Крус предложил:
        - Пусть и Бартоло посмотрит на нее!
        - Отчего же? Охотно. За мной, Бартоло!
        В скором времени они вернулись, де ла Крус посмотрел на часы, потом на небо. В его восточной части уже собирались облака. Очень скоро они сложатся в тучу и появится ветер.
        - Мы уходим, Андрес. Ты останешься без провизии. У плотников ее тоже нет.
        - Ничего! До урагана еще есть время, кругом столько фруктов. Утром увидимся, - сказал Девото и, чуть подумав, добавил: - Если не съедят индейцы и… если вы вернетесь.
        - Ты сомневаешься?
        - Я не самоубийца. Шучу! Жду вас!
        - Капитан, позвольте остаться со старшим помощником? - неожиданно попросил Перес.
        - Вы испугались шторма в море? - де ла Крус удивился.
        - Мои ядра сейчас нужнее здесь!
        Душа каждого, кто слышал эти слова, наполнилась гордостью.
        - Девото, а как вышло, что вас не оказалось на корабле, который шел из Маракайбо в Веракрус, ну, на том, что захватил англичанин Белл?
        За Девото ответил Тетю:
        - Скажу как француз, в этом деле наверняка была замешана женщина!
        Меж тем по еще недавно мертвой поверхности залива побежала рябь, словно кто-то прошелся по воде огромным рашпилем. Сильный порыв ветра сорвал с де ла Круса шляпу, и он с трудом успел поймать ее. Ветер, предвестник тропической грозы, принес с собой прохладу, листва на деревьях встрепенулась и торопливо зашелестела, оповещая все живое о приближающейся опасности.
        Четыре шлюпки были поспешно оттащены к пальмам и перевернуты килями вверх. В пятую сели на весла боцман, Бартоло, шкипер и де ла Крус. Тетю расположился на носу, Медико - на корме. Гребцы налегли на весла, и второй порыв ветра, более влажный и сильный, догнал шлюпку уже у борта «Каталины». Истошно кричали запоздалые чайки, спеша найти укрытие от непогоды.
        Третий порыв ветра просвистел в снастях «Каталины», по палубе корабля уже разбегались матросы. Они торопились исполнить приказы капитана. Стремительный поток воздуха брызнул первыми крупными каплями, и вдали зарокотали отдаленные раскаты невидимой еще грозы. Восточную половину неба плотно обложила темная масса туч, и фронт их неумолимо двигался на залив.

«Каталина» поспешно подняла якоря и помчалась к выходу из залива, чтобы успеть до шторма оставить позади мыс Франсес и выйти в открытое море. Однако небо расстроило расчеты капитана. Его полностью затянуло тучами, и тьма мгновенно окутала все вокруг. Израненной «Каталине» предстояло принять и выдержать еще более тяжкий бой, чем битва с пиратами, - с ураганом. Опытные моряки хорошо управляли судном, они знали, что могут выиграть это сражение только в открытом море. Иначе корабль непременно сорвало бы с якорей и выбросило на берег, а то и того хуже - разбушевавшаяся стихия посадила бы его на коралловые рифы. Одному богу дано было знать, кто из команды в этом случае остался бы в живых.
        Когда день, несмотря на двенадцать часов пополудни, окончательно превратился в ночь, небо над «Каталиной» раскололось. На палубу сплошной стеной рухнула вода. Молнии наотмашь хлестали корабль, словно ураган превратился в чудовищного исполина с огненной плетью в руках. Удары грома слились в непрекращающийся гул, сила которого порой достигала уровня, невыносимого для барабанных перепонок человека.
        Поднялась гигантская волна. Она била в бок «Каталине» и могла опрокинуть корабль. Паруса, поднятые в помощь рулю, чтобы он не сломался, срывало, разносило в куски; лоскуты же полоскались мощным ветром и таяли на глазах. Де ла Крус находился подле штурвала. Рулевые сменялись каждые полчаса. Боцман носился с места на место и поспевал всюду. Он был там, где видел опасность. Де ла Крус тревожился за Добрую Душу. Несмотря на вовремя растянутые леера, его легко могло смыть за борт. Когда
«Каталина» брала очередную волну, по палубе, от носа до кормы, прокатывалась многотонная масса воды, и де ла Крус с благодарностью поминал французских корабелов, превосходно построивших «Каталину». Как всякий моряк, он был суеверен, потому гнал от себя гнетущие мысли. «Каталина» же с упорством стоика раз за разом успешно побеждала очередной вал, рушившийся на нее, и упрямо выныривала из беснующейся разъяренной пучины.
        Пик наступил, когда, перекрывая рев шторма, на палубе раздался чей-то истошный крик:
        - Брешь в кильсоне! [Продольная балка на судне, идущая поверх шпангоутов параллельно килю.] Воды по колено! Братцы, дуй к боцману! На помощь!
        Добрая Душа только что вернулся на мостик. Капитан видел, что ладони его покрыты кровью. Однако, не мешкая ни секунды, боцман заорал:
        - Кто свободен, за мной в трюм!
        - Бартоло, помоги! - попросил де ла Крус.
        Черная скала - так успели прозвать негра матросы «Каталины» - неотступно стоял за спиной капитана.
        - Пожарные помпы в трюм! - гремел боцман, и отрывистые слова команды скорее угадывались матросами, нежели были слышны.
        Через час капитану доложили, что брешь удалось заделать и вода откачивается. Команда «Каталины» изрядно выбилась из сил. Тетю уже был не в состоянии держаться на ногах, и Медико отвел его в каюту. Однако, к счастью, ураган прекратился так же внезапно, как и налетел. Стремительный ветер, только что внушавший ужас, последним порывом разорвал низкий черный полог, и в небесную расщелину выглянула луна. Слабый свет луны принес успокоение команде корабля, он коснулся радостных лиц и засвидетельствовал, сколь мучительны были эти несколько часов непроглядного мрака и адской борьбы. Лица осунулись и пожелтели. Перемешиваясь с последними каплями дождя, по ним сбегал пот.
        На небе показались звезды, и де ла Крус легко определил, куда нужно направить корабль. «Каталина» поставила уцелевшие паруса и пошла к острову Пинос. Ветер сменил не только силу, но и направление, благо теперь он был попутный.
        Чтобы залечить раны, нанесенные первым боем и первым ураганом, потребовалась целая неделя «Каталина» выдержала испытания и вышла победительницей. Де ла Крус был доволен командой, которая, в свою очередь, прониклась искренним уважением к капитану. Матросы прямо говорили отныне: «С таким капитаном только и плавать!»
        В ночь перед отплытием Добрая Душа отправился на берег, чтобы вместе с пятнадцатью отобранными матросами запастись провизией. Де ла Крус полагал, что речь идет о фруктах. Каково же было изумление капитана и старшего помощника, когда с рассветом к борту «Каталины» подошли четыре шлюпки, полные не только фруктами, но и морскими черепахами.
        - Боцман, хвалю за заботу о команде, но зачем нам столько черепах? - спросил де ла Крус. - Корабль - не место для морских животных!
        - Как вы сказали, капитан? Клянусь, вы не правы. Вам известно, что морская черепаха может жить без пищи сто пятьдесят дней?
        Де ла Крус с иронией посмотрел на боцмана.
        - Конечно, в Тринидаде мы запасемся вяленым мясом. Это конечно! Но свежатинка-то лучше? Сто пятьдесят дней без пищи! А человек и трех не проживет. Вы согласны? - И, не ожидая ответа, удовлетворенно подытожил: - Да и потом, разбей меня паралич, если мясо здешних черепах уступит говядине!
        - Довольно шутить, боцман, - произнес Девото, вместе с Тетю и Коко слышавший весь диалог от начала до конца. - Пора сниматься!
        - Мигом, сеньор Андрес! - согласился Добрая Душа. - Они никому не будут мешать. Для них припасено свободное место… Поторапливайтесь! - прикрикнул он на матросов и обратился к де ла Крусу: - Зато, тысяча акул, каждый, думая о такой пище, будет куда проворнее исполнять приказы господина Девото.
        - Мало верится, - скептически отозвался старший помощник.
        - Вы не правы, сеньор Девото, - тихо сказал переполненный радостью Коко. - Мясо здешних кагуам, то есть зеленых суповых черепах, и свежее, и соленое не уступает говядине. Это уж вы поверьте мне!
        - Ну уж!
        - Скоро поверишь, - в свою очередь заявил Тетю. - Очень скоро! Но, чтобы быть предельно точным, скажу, говядина вкуснее, но не так питательна! Человек, съевший черепахового мяса, способен на многое. И потом, действительно, с этими животными на борту можно плавать по сотне дней, не заходя за провиантом в порт.
        Через четверть часа, убедившись, что Коко накормил всех положенным завтраком, де ла Крус отдал команду:
        - Все наверх, снимаемся с якоря! Поставить паруса!
        Утро играло сочными красками, не смешивая цветов, где синий был поверхностью моря, красный - землей, зеленый - густой растительностью и голубой - безоблачным небом. Ветер тянул с суши, но скоро береговой бриз сменился морским, попутным для
«Каталины». Она легко выбрала якоря, развернулась и уверенно направилась к устью. Когда узкий проход в залив остался позади, на мостик поднялся Добрая Душа.
        - Мой капитан, позволено будет боцману дать вам совет? - И, получив молчаливое согласие, пояснил: - Нам лучше идти в Тринидад севером. После Тринидада можно будет ходить и югом. Не ровен час, нагрянет еще встреча - зачем порох понапрасну жечь и ядра терять?
        - Вообще-то верно… - начал де ла Крус, но его перебил Девото:
        - Да северный путь полон рифов и банок!
        - Я знаю их как свои пять пальцев! - воскликнул боцман. - Мы пройдем мимо залива Батабано, минуем острова Лос-Канарреос, полуостров Сапата и банку Хардинес, потом банку Хагуа и уткнемся в порт Тринидада.
        - Географию-то ты выучил, а вот как обстоят дела с лоцией? - спросил Девото.
        - Лоцию я изучал на поле боя! - с достоинством ответил Добрая Душа. - Я знаю этот путь, как вы свои ботфорты: где жмет, где трет, когда скрипят, где каши просят, как снять, как надеть…
        - Пока у нас нет патента, нам не нужны неожиданные встречи. Думаю, Добрая Душа прав, - заключил де ла Крус.
        - Я знал, что мне повезло с капитаном, - лицо Доброй Души расплылось от удовольствия. - И к тому же, попади я в ад, если вам не понравится вид побережья кабельтов тридцать на юг. Спросите у экипажа, там многие бывали. Им будет приятно вспомнить такую красоту.
        - Будь по-твоему, боцман, - и капитан отдал нужную команду рулевому.
        - Сейчас вы все увидите красный пляж, чтобы потом, к концу дня, когда будем проходить скалистый мыс Бибихагуа, сравнить его с черными песками. Остров Пинос - это сказка!
        В самом деле, де ла Крус и все, кто выбежал тогда на палубу, стали свидетелями того, как картины - одна прекраснее другой - сменяли друг друга. Путешественники и ученые, впоследствии оказавшиеся здесь, красочно опишут эти места, в разные времена дававшие надежный приют пиратам: Джону Хавкинсу и Френсису Дрейку, Давиду Манвилю и Генри Моргану, Жану Давиду Но по прозвищу Эль Олонэ и Пьеру ле Грану, Року Эль Бразильяно, Пьеру ле Пикару и Пепе Эль Майоркину и, наверное, еще множеству других…
        Вдоволь налюбовавшись видами, де ла Крус решил, что пора уже поворачивать
«Каталину» на обратный курс. Он отдал необходимые команды, когда заметил, что на мостике Тетю прилип к окулярам подзорной трубы.
        - Что вы там такое увидели? - поинтересовался де ла Крус, отметив необычайное волнение француза.
        - Не верю глазам своим, - не отрываясь от окуляров, сказал Тетю.
        В сильном стекле прибора по тропинке, опускавшейся среди зарослей с холма, стоявшего не более чем в кабельтове от пляжа, быстро сбегала девушка. За ней несся негр, за негром, в свою очередь, женщина, а уже вслед за ней - человек на деревянной ноге.
        Девушка была стройна и, должно быть, красива. Пышные волосы шлейфом летели за ней. Она воздевала руки к небу, словно бы желая привлечь к себе внимание людей на корабле.
        - Черт возьми, этот остров совсем не так уж необитаем, как казалось, - пробормотал Тетю, потрясенный увиденным. - Вижу на берегу красивую женщину, которая, похоже, желает нас поприветствовать. Гляди, Педро!
        - Довольно с меня красивых женщин, - сухо сказал де ла Крус. - Надо спешить в Тринидад! Меня волнует лишь одна встреча с красивой женщиной, я ее люблю и скорее хочу увидеть. Марсовые, к вантам! - скомандовал Педро. - По реям! Отдать сезни!

«Каталина» развернулась и направилась прочь от берега, где Тетю обнаружил людей. Капитан поставил полные паруса, однако Тетю успел разглядеть, как девушку догнали. Если бы подзорная труба была сильнее, он увидел бы, как гневно засверкали ее глаза, какого они глубокого синего цвета и как горячо она спорила о чем-то со своими преследователями. Кто знает, что было бы, не откажись Педро де ла Крус взглянуть в окуляры трубы. Скорее всего, ему не пришлось бы идти в Тринидад, чтобы там дожидаться патента, а потом искать Ганта. Нет, не дал ему покровитель всех влюбленных увидеть за помощью взлетавшие руки и услышать крик, призывный, пронзительный, как крик раненой птицы. Ему не помог даже голос друга, а ведь говорят, что сердце - вещун.
        Так разум наглухо затворяет душу, если помыслы устремлены к цели без малейшей надежды на случай, на чудо. Так часто бывает в жизни, и судьба мстит за отказ ей довериться.
        - Отдать ниралы! Шкоты разнести! - «Каталина» набирала ветер в паруса, устремляясь прочь от настоящего, верного счастья - к призрачному. - Пошел кливер фалы! Садить кливер шкоты, - командовал де ла Крус.
        То место, где были люди, уже скрылось за плотной зеленью леса. Тетю отнял от глаз трубу.
        - Завести булиня! Обтянуть топенанты! - командовал капитан.
        Отдавая команды, де ла Крус был полон веры. Веры в себя, в свой успех.
        Красавица «Каталина» вошла в порт на реке Гуаурабо. Власти Тринидада, а затем и население города дружелюбно встретили прибытие де ла Круса. Многие терялись в догадках, чье имя стало названием корабля. Де ла Крус ловко уходил от прямого ответа, чем так уж устроена жизнь, вызывал еще большее любопытство у одних и симпатию у других. Первым делом капитан навестил своего Друга Антонио Игнасио Идальго, изложил ему свою затею. Антонио попросил три дня на размышления, поскольку не знал, как к отъезду отнесутся его родители. Нотариус восхитился великолепным во всех отношениях кораблем и заметил, что такие красивые суда нечасто посещают Тринидад.
        На вторые сутки пребывания в городе - он поселился в своем скромном домике вместе с Бартоло, - де ла Крус послал слугу в дом сеньора де Андрадэ. В пути негр разминулся с доньей Марселой. Едва узнав, как называется корабль, на котором вернулся Педро, она сразу все поняла, разрыдалась и с безошибочной интуицией матери решила, что это к счастью. Она велела тотчас заложить шарабан и сама поехала в дом де ла Круса. Расцеловав его как родного сына, донья Марсела усадила Педро в свой экипаж и повезла к дону Рикардо.
        - Если бы вы, дорогой Педро, привезли ему Каталину, он поднялся бы на ноги в тот же день. Когда вы все ему расскажете о своей истинной цели, дон Рикардо благословит вас, я уверена! И, возможно, поправится через месяц-другой. Он всегда хорошо к вам относился, а теперь полюбит, как сына.
        Донья Марсела знала, что нужно говорить. В сердце де ла Круса, хоть оно и ныло от обострившихся воспоминаний, тлевшее пламя любви вспыхнуло с еще большим жаром.
        Через три дня Педро имел согласие Антонио Идальго стать нотариусом на судне. Получив необходимые рекомендательные письма влиятельных горожан, написав послания аудитору Чирино, генералу Чакону, графине де Аламеда, шаловливой Марии и ее жениху де Амбулоди, де ла Крус отправил своего друга в Гавану, предварительно снабдив его деньгами и наказав не возвращаться без патента королевского нотариуса. Кроме того, Педро возложил на друга миссию сопроводить гроб с телом служителя закона и вручить властям рапорт об обстоятельствах его гибели.
        Сам же де ла Крус попросил Тетю и Девото взять на себя командование «Каталиной» и уединился вместе с Бартоло в горах. Там, неподалеку от Тринидада, рядом с пещерой
«Чудесная», на горе, возвышавшейся над холмом Попа, они соорудили шалаш. Огромная пещера состояла из трех частей: подземного озера, водопада и «Комнаты вождя», украшенной удивительной красоты сталактитами и сталагмитами. В свое время естественный этот грот спасал от непогоды и хищных животных целые поколения первобытных людей и служил крышей индейцам таинам.
        Первым европейцем, увидевшим эту пещеру, был аделантадо [Испанский военачальник, наделенный королевской властью правом собственности на открытые и покоренные им земли.] Диего де Веласкес де Куэльяр. На месте большого индейского поселения Гуамуайя, что внизу, у залива, он в 1514 году основал город Тринидад. Четыре года спустя красоты «Чудесной» обнаружил будущий завоеватель Мексики Эрнан Кортес. Вопреки воле Веласкеса он закончил сбор своей экспедиции в Тринидаде, откуда и ушел на четырех каравеллах покорять земли Мексики.
        В тот день, когда из Гаваны в Тринидад возвратился Антонио Идальго, уже в качестве нотариуса «Каталины» и с королевским патентом, определявшим Педро де ла Круса корсаром Его Величества Филиппа Пятого, стала известна причина уединения капитана. О ней поведал друзьям де ла Круса новый нотариус. По дороге в горы Антонио Идальго, уже снискавший расположение Тетю, Девото, Доброй Души и особенно Медико, рассказал приятелям историю пещеры, которую испанцы именовали «Чудесной», а аборигены - Каукубу.
        - Предание гласит, что не было на всей земле Гуамуайи второй такой красавицы, как девушка по имени Каукубу. Была она дочерью касика Манатигуаурагуана. Просили ее руки сыновья могучих вождей из земель Хагуа, Сабанеке, Эскамбрая и даже из столь отдаленной местности, как Камагуэй. Каукубу отвергала всех, потому как тайно была влюблена в воина Наридо, простого индейца с другого берега Гуаурабо.
        - Ага, начинаю понимать, - произнес Тетю.
        - Пришли испанцы, основали здесь свое поселение, - продолжал нотариус. - Веласкес назначил первым губернатором Вильи-де-Тринидад властного и жестокого солдафона Васко Поркальо де Фигероа.
        - И солдафон, конечно же, пожелал заполучить Куакубу, - заметил Девото.
        - Вы угадали, сеньор Девото. Именно так и случилось. Первый губернатор увидел ее, стал глотать слюнки и вознамерился взять силой. Но не тут-то было. Девушка вырвалась из его объятий и убежала. Уходя от погони, она бросилась напрямик через долину Викуна, поднялась в горы и скрылась в этой самой пещере. Рядом с ней сейчас и стоит шалаш Педро.
        - Готов съесть свою голову, как говорят англичане, или свои старые штаны, как говорят фламандцы, что капитан ищет не там! - пылко воскликнул Добрая Душа. - Мы найдем Ганта в море и отобьем у него любимую капитана. Теперь есть патент! Руки развязаны! - и он ускорил шаг.
        - В этой пещере Куакубу сохраняла невинность, пока смерть не забрала ее. Индейцы племени носили к пещере фрукты, еду, цветы и до тех пор складывали их у входа, пока последний из таинов не ушел в мир иной. И теперь в полнолуние видно, как из пещеры вся в сиянии Селены [Устарелое, поэтическое название; в древнегреческой мифологии - богиня луны.] выходит ровно на один час дева неповторимой красоты.

        Глава 13
        ВЕЛАСКЕС

        Как ни мало плавали моряки вместе с де ла Крусом, они уже знали, что любимым занятием Красного Корсара (так теперь члены команды называли меж собой капитана
«Каталины») было выйти из каюты ночью на верхнюю палубу юта, перегнуться через борт и устремить взор на искрящийся мириадами блесток след, вырывающийся из-под киля «Каталины». О чем он думал в такие минуты, не брался судить даже Добрая Душа, хотя в Тринидаде экипажу «Каталины» стало известно, что капитан, став корсаром, надеется разыскать пирата Ганта и отобрать у него Каталину, дочь коммерсанта де Андрадэ.
        Открытие это сделал Перес. Старший бомбардир пошел на хитрость, он сумел убедить донью Марселу в том, что является лучшим другом бедного де ла Круса, страстно хочет ему помочь, и таким образом узнал тайну капитана до мельчайших подробностей. Она потрясла его до глубины души.
        В те минуты, когда Педро глядел с юта на тянувшуюся за «Каталиной» дорожку, перед тем как что-то ему сказать, следовало прежде подойти к де ла Крусу почти вплотную и дотронуться до его плеча.
        Так поступил Тетю, ему тоже не спалось.
        - Педро, жизнь человека столь быстротечна, что может считаться достойной лишь тогда, когда она наполнена любовью и верностью…
        Поль Эли был озадачен: в тот день, когда «Каталина» покидала причал на реке Гуаурабо, де ла Крус попросил друзей подумать о том, как им найти Ганта. До сих пор Тетю ничего не приходило в голову. А уже пора было составить четкую диспозицию дальнейших действий и собрать все силы воедино, чтобы действовать наверняка.
        - Да, Тетю, но кусок мяса, который вы съели вчера, не может утолить сегодняшнего голода.
        - Я взволнован, Педро, утратил сон! «Боль - не зло!» - говорили древние греки. Сейчас я могу сказать: «Любовь, как ты могла стать злом?» Желание помочь тебе столь сильно, что мозг отказывается мне служить. Не удивляйся!
        Де ла Крус положил руку на плечо Тетю и произнес:
        - Помнятся мне ваши слова, милый Тетю: «Если ты силен, страдания сделают тебя еще сильнее, ежели слаб, есть опасность утратить разум». Выбирайте быстрее одно из двух.
        В этот самый миг Тетю хлопнул себя по лбу:
        - Эврика! Это проще, чем закон Архимеда! Педро, когда ты уединился в шалаше у пещеры, я со многими встречался в Тринидаде. Слышал, что Гант отдал немалые деньги за полотно, доставшееся при дележе награбленного одному из плотников его корабля. То была работа Диего Веласкеса. Пираты взяли ее в доме известного тебе корсара Хуана Васкеса. Говорят, Гант собирает полотна этого испанца. Вот так!
        - Постойте, постойте, Тетю. Мне тоже кто-то из гаванцев говорил, что этот мерзавец помешан на испанских картинах.
        - Не просто на испанских… а именно на полотнах Веласкеса. Поэтому мы должны идти к Тортуге не с пустыми руками…
        - А с приманкой! Но где мы ее раздобудем?
        - Представь себе, в Веракрусе есть первый вариант «Вакха». Он не понравился молодому Филиппу Четвертому, и художник подарил эскиз отцу нынешнего губернатора, а ныне известный всем «Вакх» был окончен позже и пришелся королю по душе.
        - Невероятно!
        - Я видел эту картину во дворце губернатора Веракруса собственными глазами!
        - Сколько же она может стоить?
        - Не более того, Педро, что ты получишь после встречи с первым пиратом! Если понадобится, мы отдадим свои доли. Я сам готов убедить губернатора продать ее тебе или хотя бы временно предоставить под крупный залог. И, заметь, мы идем по курсу на Веракрус.
        Действительно «Каталина» шла в сторону Юкатанского пролива, где, по сообщению губернатора Тринидада, своевольничали английские и голландские пираты. Они беззастенчиво грабили леса побережья Юкатана, вывозя в Европу кампешевое дерево - дорогостоящий синий сандал.
        В Тринидаде де ла Крус основательно пополнил, а вернее, полностью обновил свой гардероб. У знакомого портного он заказал два парадных костюма, теплую морскую куртку и повседневный камзол из материала исключительно красного цвета. Широкополые фетровые сомбреро со страусовыми перьями тоже были ярко пурпурными. Рубахи из муслина и шелка, галстуки а-ля «Штейнкерке», широкие плиссированные панталоны до колен, пояса, фахи и чулки были багряными. Ботфорты, легкие сапожки и туфли на высоких каблуках, кожаные пояса и портупеи сапожник, по специальному заказу, выполнил из красного сафьяна. Белыми были только манжеты в кружевах и в рюшах да жабо из тончайшей голландской плетеной ткани и дорогой органди. С тех пор матросы и прозвали Педро Красным Корсаром.
        Друзьям де ла Крус пояснил, что будет носить одежду цвета крови до тех пор, пока не разыщет Каталину.
        - Красный цвет - это цвет не только крови, - заметил тогда Девото, - но и любви.
        - Недаром поэты используют этот цвет как символ радости и красоты, - добавил Тетю.
        - Пусть спишут меня с «Каталины», если это не приманка для быка! - объявил боцман.
        - Вот наконец Добрая Душа, ты впервые попал впросак. Капитан с полным основанием может списать тебя на берег! - Тетю говорил с неизменным дружелюбием на лице. - Быки идут не на красный цвет, а на то, что движется, на все, что кажется им враждебным и ненавистным.
        - Ну, вот те раз! А я-то думал, - разочарованно протянул боцман.
        - Отчего же бык бьет рогами тореро? В его одежде никогда нет ничего красного. Да только потому, что в момент приближения к нему быка неопытный тореро двигал не только рукой с плащом, но и какой-то частью своего тела.
        - Ну, все равно! Мы попросим нашего капитана постоянно быть в движении и, как пить дать, вызовем на себя этого быка Ганта.

«Каталина» шла на полных парусах курсом фордевинд, делая по тринадцать узлов в час. Корабль проходил мимо южного побережья острова Пинос на виду у мыса Карапачибай. В подзорную трубу была хорошо видна намывная полоса прибоя, которая здесь постоянно подвергалась яростным атакам бьющих в берег волн Карибского моря. А дальше на север тянулась обширная низина Ланьер, - сплошная, местами опасная для всего живого трясина, за которой тут же начинались сказочные горы, покрытые лесом.
        На одном из холмов, что находился всего в кабельтове от берега и севернее мыса Буэнависта, среди густых деревьев расположились три небольших деревянных домика. Они укрывали своих обитателей от жаркого солнца и тропических ливней, выдерживали порывы ураганного ветра. Один из домиков был отделан внутри с европейским вкусом. Мало того, что любой испанский гранд мог бы позавидовать стоявшей там кровати под дорогим пологом, шифоньеру работы искусного французского краснодеревщика, венецианскому зеркалу. В просторной комнате нашлось место также для библиотеки и итальянского клавесина.
        Дом, отделанный с европейским вкусом, занимали некогда знатная шотландка, владевшая большинством языков Старого Света, и… бедная Каталина.
        Первой же ночью, проведенной на корабле Боба Железной Руки, Каталина чуть было не лишилась жизни поначалу от охватившего ее страха, а затем, когда в каюту, куда она была помещена, вошел Гант. Она стремительно оттолкнула его от двери, выскочила на палубу и бросилась за борт. Вахтенный оказался рядом, он тут же последовал за девушкой и не дал ей утонуть.
        Отчаянный поступок Каталины произвел сильное впечатление на Боба, который уже успел, что называется, с первого взгляда воспылать страстью. Однако чувство это было не чем иным, как предвестием чистой, искренней любви. Боб с неделю не входил в каюту, где находилась Каталина. Он писал ей своим ровным почерком записки и письма на плохом испанском языке. Они были добрыми, дружелюбными, но получались жутко смешными. Каталина, при всей трагичности ее положения, пару раз поймала себя на том, что улыбается.
        В последнем послании Боб сообщил, что у него завтра день рождения и поэтому он приглашает «дорогушичку» к себе, хочет угостить лимонным паем и узнать ее имя. И снова она улыбнулась про себя, хотя тут же и испугалась: «Откуда пират может знать, что я больше всего на свете люблю лимонный пай? Только конечно, испеченный моей мамочкой!» - подумала тогда Каталина и внезапно ощутила прилив сил Она решила, что все равно убьет себя, если какой-либо другой мужчина, кроме ее любимого Педро, дотронется до нее хоть пальцем, и согласилась на то, чтобы капитан Боб выпил чашечку чая с лимонным паем в ее каюте. При этом она в своей записке поставила условие: «Капитан Боб войдет, сядет в кресло и не двинется с места, а после чая сразу уйдет».
        Боб Железная Рука, хоть и промышлял морским разбоем, состоял в квакерах. Ему не были чужды такие понятия, как согласие или благотворительность. К тому же он был влюблен…
        Не стоит забывать, что Боб Железная Рука в глубине души хранил заветную мечту встретить женщину, которая полюбит его и будет готова разделить с ним все трудности его скитальческой, полной опасностей жизни. Заполучив Каталину, Боб посчитал, что Всевышний послал ему наконец такую женщину. Но раз так, то овладеть ею, принудить силой стать его женой - значит прогневать Господа. Боб должен сделать все, чтобы Каталина полюбила его, сознательно приняла его образ жизни и добровольно находилась рядом, чтобы она ощутила вкус к жизни, полной безграничной свободы, риска и своеобразной роскоши.
        Решив, что понять его сейчас Каталина не в состоянии по причине юного возраста, Боб наведался в свой родной город Чарлстон. Там он уговорил двух опытных, но уже пребывавших на покое пиратов отправиться пожить пару годков на безлюдном берегу острова Пинос. Для выполнения тяжелой работы Боб предложил им взять с собой негра-раба. Железная Рука объяснил морякам истинную подоплеку своей просьбы. История тронула сердца некогда лихих американцев, и, преклоняясь перед железной хваткой Боба в делах, они согласились отправиться вместе с ним.
        Боб полагал, что украшением его жизни должна стать девушка, которая не только владела бы шпагой и пистолетом, но и была бы хорошо воспитана. Бобу необходимо было найти наставницу для Каталины - женщину особого склада: немолодую, опытную и из господ. К счастью, такая особа скоро нашлась, ею оказалась знатная шотландка. Она убила своего мужа и теперь скрывалась от преследования властей и от разгневанных родственников убитого, на его крови поклявшихся ей отомстить, за океаном, в Новой Англии.
        Лучшего Боб не мог и ожидать, эту удачу он счел доказательством того, что Всевышний наконец услышал его молитвы. Прибегнув ко всякого рода предосторожностям, чтобы избежать широкой огласки, Боб отстроил на острове домики, оборудовал их должным образом, позаботился об оружии, оставил там коз, кур, двух собак, семена для разведения огорода. Поначалу Железная Рука поселил там двух бывших пиратов и раба-негра. Они обжили место, убедились, что оно выбрано удачно, - за полгода в их поле зрения не появилось ни единой живой души, зато в обилии имелась питьевая вода и немало съедобных плодов. Тогда Боб, на корабле которого уже полгода вместе с Каталиной плавала знатная шотландка, изменившая имя, отныне звавшаяся доньей Кончитой, тайно ночью высадил женщин у залива Лос-Индиос.
        Донья Кончита довольно быстро расположила к себе Каталину и убедила ее в том, что девушка имеет, по меньшей мере, два года спокойной жизни и должна будь что будет впереди, использовать это время с толком и в свое удовольствие. Каталина принялась изучать английский и французский языки, она хотела научиться читать на них. Боб оставил на острове прекрасную библиотеку. Книги, по всей вероятности принадлежали когда-то очень образованным людям. Встречались тома из древних, сочинения философов: Эпиктета, Лукреция, Тацита, Спинозы, Эпикура; поэтов: Горация, Ювенала, Гомера, Аристофана Были книги английских авторов: пьесы и романы Шекспира, Чапмена, Фуллера и Дефо. Испанская литература была представлена сочинениями и пьесами Сервантеса Сааведры, Кальдерона, Грасиана и Моралеса, Веги Карпио, Хуанны Иннес де ла Крус. На полках стояли фолианты французских писателей: Скаррона, Буало, Рабле, Мольера, Корнеля, Ларошфуко. Первой книгой, которую принялась читать Каталина, оказалось переведенное на испанский язык сочинение голландца Эразма Роттердамского «Похвала глупости».
        Каталина, окруженная вниманием доброй доньи Кончиты, занималась своим образованием следующим образом: утром и днем она учила языки, читала, вечерами играла на клавесине и слушала бесконечно интересные рассказы умудренной жизнью наставницы. Еще в большей степени воображение девушки волновали истории, которыми потчевали ее два бывалых моряка всякий раз, когда они вместе отправлялись на сбор фруктов или ловлю морских черепах, розыск их яиц в прибрежном песке.
        Полгода жизни вдали от мира скрепили отношения пятерых людей. Поначалу донья Кончита и Каталина ели за отдельным столом в своем домике, два бывших пирата - в своем жилье, а негр - на улице из миски.
        Вскоре донья Кончита, заметив, что между Каталиной и рабом сложились добрые взаимоотношения, пригласила его к своему столу. Это могло бы оскорбить моряков, но донья Кончита предложила им отстроить навес, перенести туда кухню и питаться отныне всем вместе.
        Негр, у которого никогда не было своей семьи, но который, как определила донья Кончита, относился к категории мужчин, видевших в любви и заботе о детях смысл жизни, был большим умельцем. Он научил Каталину лепить из глины фигурки людей, птиц и животных и резать такие же фигурки ножом из дерева. Mi Negro [Мой негр - дружеское, ласковое обращение.] , так звала Каталина приставленного к ним раба, умел так ловко подобрать древесину к задуманной им фигурке и затем так отполировать ее, что порой было трудно оторвать взор от его изделий.
        Каталина смирилась с судьбой, тем более новая жизнь увлекала ее. Горе разлуки и свою любовь к Педро Каталина спрятала глубоко в сердце и всякий раз, после вечерней молитвы, перед отходом ко сну, она мечтала, что однажды воссоединится с родными и любимым. Каталина вела с ним разговоры, представляла, как она дотрагивается до него, как он кладет ей на плечи руки, как нежно желает спокойной ночи.
        Но вот вблизи от их берега появился корабль с испанским флагом на корме, который могли рассмотреть на таком расстоянии только молодые глаза Каталины. Она, сама не ведая, что делает, сорвалась с места и помчалась, отчаянно размахивая руками, к морю. Она рассчитывала привлечь внимание тех, кто находился на корабле. За ней устремилась погоня, ее схватили и силой возвратили в дом. С Каталиной случилась истерика. Успокоить ее мог лишь Негро. Он приложил свои натруженные, крепкие руки к голове девушки, и постепенно она успокоилась.
        - Ты глупая девчонка! Не знаешь, какой опасности себя подвергала, - начала донья Кончита, как только они остались одни. - Любой капитан воспользовался бы твоей беззащитностью!
        - Я этого хотела! - вновь приходя в волнение, заявила Каталина. - Хотела! Хотела!
        - Как?
        - Это был он! - Глаза Каталины вместе с гневом выражали глубокую душевную боль.
        - Глупая! Так безрассудно доверять себя первому встречному. Какой капитан, кроме пирата, может зайти сюда? Ведь шторма не было. А любой флибустьер… ты даже не представляешь себе, что было бы с тобой!
        - Это был он! Это его корабль! О боже, почему он меня не увидел?! Это его корабль! Я знаю! Это был он!
        Только теперь донья Кончита сообразила, что девушка твердит отнюдь не бред, что Каталина проговорилась о какой-то своей до сего времени никому не ведомой тайне.
        - Милая моя девочка, что ты говоришь? Кто он?
        - Его корабль! Это был он, мой любимый Педро! Он не почувствовал, что я рядом, так близко! Это он, он! - И с Каталиной случился новый приступ.
        Теперь девушку смогло привести в себя только приготовленное Негро варево из трав. Когда она выпила лекарство, лицо ее покрылось красными пятнами, затем побелело, а после приняло прежний здоровый цвет с неизменным румянцем.
        Донья Кончита нежно привлекла девушку к своей груди:
        - Тебе-то, в твоем возрасте, зачем эти страдания? Совсем еще дитя, а… да, ведь это Новый Свет! Здесь все быстрее созревает. Бедная моя девочка, о, если б ты знала, как я тебя понимаю!
        - Я очень его люблю! Больше мамы, больше жизни! - теперь Каталина плакала от облегчения, она доверила свою тайну. - Но… я знаю, я не могу вам объяснить почему, но знаю - это был он. Он меня ищет! Был рядом и… не увидел!
        И потому, что рядом находился человек с добрым сердцем, и потому, что зелье, приготовленное Негро, ослабило ее волю, Каталина рассказала донье Кончите историю своей любви и о том, как была похищена Гантом.
        Как же удивилась Каталина, когда увидела, что из глаз доньи Кончиты тоже текут слезы. Чужое горе на время затмило ее собственное.
        - Чем я обидела вас? - девушка всплеснула руками.
        - Славная ты моя детка, - теперь они сидели рядышком на постели Каталины, - если есть на свете женщина, которая сможет понять тебя, так это я - та, которую сейчас зовут доньей Кончитой.
        - А разве вас когда-то звали иначе?
        - Да, дорогая! Я родом из знатного шотландского дома. Однажды я вышла замуж. Он был знатным богатым человеком, но я его не любила. Муж был ко мне внимателен, относился, как и должен относиться к жене хорошо воспитанный мужчина. С ним я объездила пол-Европы, он был приближенным короля. Я много видела в своей жизни, но чувствовала мало. Любовь должна была прийти! И она пришла! Он был единственным! Второго такого нет во всем мире. Я не могла жить без него! И он меня любил… но… даже король не в состоянии был соединить нас перед Богом. Встречались мы тайно. Но люди чаще добры на словах и бумаге. На самом деле они завистливы, нетерпимы к счастью других и мстительны. Мужу стало известно о моей любви…
        - Ой! - Каталина все меньше ощущала свою боль. - И что же случилось?!
        - Ах! Дай мне выпить варева, что осталось в кружке Негро. Мой муж меня любил! И только женщина, которой мало одного взаимного чувства, которой необходимо внимание многих мужчин, может утверждать, что тот, кто истинно любит, не ревнует. Я бы хотела, чтобы муж меня не любил. Тогда бы он не поступил…
        - Он пытался убить вас? - у Каталины расширились глаза.
        - Нет, меня он убить не хотел… он убил моего возлюбленного! Тогда я потеряла власть над собой, схватила ту дагу, которая сейчас лежит под моей подушкой, и вонзила острие испанского клинка в сердце убийцы. Вот поэтому, моя девочка, теперь я - донья Кончита и нахожусь здесь вместе с тобой.
        - Вы… вы… убили мужа? - глаза Каталины округлились. - Хотя… вы же его не любили. Так?
        Прошло какое-то время, прежде чем донья Кончита ответила:
        - Да! В моем случае смерть мужа была все равно что сильный удар плечом о стену - боль поначалу невыносимая, но со временем проходит. Чувство к любимому человеку, особенно когда его теряешь, остается навечно!
        Северо-восточный пассат стремительно приближал «Каталину» к мысу Каточе на Юкатанском полуострове. Судно шло к нему, чтобы возле мыса резко свернуть на юг и, минуя живописный остров Косумель, обследовать побережье вплоть до бухты Ататике.
        - Так что же ты, Диего? Решето, а не можешь показать себя - не просеиваешь. Где английский шпион? Кто он? - тихо спрашивал де ла Крус боцмана, сидевшего перед ним за столом в капитанской каюте.
        Добрая Душа опустил глаза, на этот упрек он не мог ничего ответить. У него имелись подозрения, но не было доказательств. Он уже давно проанализировал все последние события, случившиеся с «Каталиной», включая эпизод, произошедший во время набора команды корабля: так боцман определил старшего бомбардира Переса, но… Перес был личным врагом Доброй Души и Туэрто. Когда они вместе с Туэрто приняли решение расстаться с жизнью Береговых братьев и прибыли в Гавану, именно Перес сделал так, что долгое время никто не давал им работы. Добрая Душа и Туэрто бедствовали, несколько раз дрались со своим недругом, но он выходил победителем и продолжал им как бывшим Пиратам портить жизнь. Почти все члены экипажа знали эту историю, и, конечно же, выскажи Добрая Душа свои подозрения, они не имели бы достаточного веса. Он и помалкивал.
        - Молчишь! А ведь, знаю, ты думаешь, что предатель - это старший бомбардир! Уважаю тебя за тактичность, Диего, но я, Девото, Тетю, Медико и Бартоло тоже так считаем. Но пока он нам вреда не принес. Наоборот, он славно служит! Мы наблюдаем за ним и, куда бы ни пришли, не выпускаем из поля зрения. Однако ты не находишь, Добрая Душа, что Перес - сильный, иногда резкий и жестокий, все же человек порядочный, а в душе он, может быть, даже добр?
        - Но вы не знаете, как он поступил…
        - Знаю, Диего! Уверен, что он вел себя так потому, что вы оба с Туэрто прежде были пиратами. Я также уверен, что если он - тот самый английским шпион, то стал им по какой-то очень серьезной причине, о которой нам с тобой неизвестно. В этом нам предстоит разобраться. Так что прошу тебя, Диего, отнесись к нему снисходительнее. И склони к этому Туэрто. Герой тот, кто из врага своего делает друга!
        - Я послушаюсь вас, капитан, разумом, но не сердцем. Будь по-вашему, но поглядим!.
        Капитан, у рыжего Коко через три дня день рождения. Он - наша находка! Все как один его полюбили. Можно…
        - Пока мы в пути - нет! Как только станем на якорь, я первый подниму кружку за его здоровье.

«Каталина» проследовала до бухты Ататике, повернула на восток, миновала мыс Кортес и прошла до мыса Камарон. На ее пути встретился всего лишь один торговец, шедший под охраной военного испанского брига. По всей видимости, торговое судно направлялось в Веракрус, чтобы там присоединиться к каравану, который шел в Испанию.
        Капитан повернул «Каталину» вспять, на пройденный уже путь. Красный Корсар решил, что передвигаться они отныне будут только днем, а с наступлением темноты лучше ложиться в дрейф, а то и становиться на якорь.
        Друзья сидели за выносным столиком перед капитанской каютой и играли в карты. Тетю в тот день проигрывал, ему страшно не везло, именно в такие минуты бес путает даже самых опытных людей. Тетю вознамерился во что бы то ни стало отыграться, Девото сделал ставку: «На исполнение желания». Тетю принял ее, получил карты и проиграл.
        Дальнейшее развитие событий прервал появившийся с едой Коко. Карты убрали, принялись трапезничать. Девото пребывал в превосходном настроении:
        - Верно говорят, что насколько человек умен можно узнать за час, но нужны годы, чтобы узнать чужой характер. Вы, Тетю, сегодня не в ударе, вам несколько раз не повезло, и вот вы уже сами на себя не похожи! Однако вспомните, может быть, именно месяц февраль является для вас неудачным?
        - Нет, Девото, именно февраль всегда мне улыбался, - ответил Тетю. - Но в каждом месяце бывает пик везения и пик неудач. Однако я рад проиграть тебе, мой друг.
        - Увидим, - многозначительно ответил Девото и закурил.
        Тетю пожал плечами и поднялся из-за стола.
        Солнце уже покинуло зенит. На полуюте де ла Крус упражнялся со шпагой, он обучал Хуана владеть оружием дворянина. Медико долго не соглашался, но когда приступил наконец к занятиям, проявил незаурядные способности к фехтованию.
        - Как ты держишь шпагу, Хуан! Первое правило - необходимо крепко держать свое оружие! Гляди! - Педро сделал выпад и круговым движением выбил шлагу из рук противника.
        Медико проворно поднял оружие и занял боевую стойку.
        - Молодец! Само слово «фехтование» происходит от итальянского «schermire» - защищаться. Золотое правило: умеешь защищаться - научишься нападать. На этом Марулли построил свою римскую школу. Сейчас покажу бросок «стрелой» - самый быстрый способ сближения с противником. Займи четвертую позицию!
        Хуан, по лицу которого струился обильный пот, и здесь доказал, что леность ему отнюдь не свойственна.
        Девото увел Тетю к камбузу, где собрались свободные от вахты члены экипажа. Старший помощник завел разговор о пиратах, Перес тут же отошел в сторону, а матросы воодушевились, особенно те из них, что были набраны на «Каталину» в Тринидаде в качестве бойцов абордажной команды и теперь изучали морские специальности с азов.
        - Капитан Тетю, говорят, вы большой знаток историй, - начал разговор, как потом выяснится, по наущению Девото, новый подшкипер. - Не могли бы вы рассказать нам что-нибудь эдакое!..
        - Да ведь я не знаю, что будет вам интересно, - было заметно, что Тетю не доволен подобным оборотом.
        - А вы не закончили свой рассказ о Моргане, - сказал марсовый.
        - И не просите! - решительно заявил Тетю.
        - Нет, отчего же? - подал голос Девото. - Будьте любезны, оплатите счет. Я вас прошу! Вы проиграли…
        - Любое желание, но не это, Девото! Вы же знаете… - на людях Тетю даже к друзьям всегда обращался на «вы».
        - Именно потому и прошу! Мы ждем! - Девото встал в позу, сложил руки на груди. - Мы ждем, капитан Тетю.
        - Вот чертовщина! Действительно невезение. Но самый большой плут тот, кто не возвращает долгов. Бог вам судья. Итак… В прошлый раз мы остановились, кажется, на том, как Морган разграбил Вилью-де-Моса. Таких гнусных подвигов до него не совершал ни один пират. Он был признан главой Береговых братьев всей округи. Медифорд сажал его за свой стол. Морган возгордился и решил атаковать и захватить Гавану. Кто знает, что бы из этого вышло.
        - Но Морган не нападал на мой город, - заявил шкипер.
        - Совершенно верно! В то время Моргану еще был неведом вкус власти диктатора, а члены его штаба, люди более уравновешенные, воспротивились опасному плану. Они прекрасно понимали, что шестью-семьюстами пиратами, которых мог собрать Морган на этот поход, нельзя было надеяться одолеть город с тридцатитысячным населением. Тогда Морган решил напасть на Пуэрто-Принсипе [Ныне город Камагуэй.] , один из самых богатых городов на острове Куба. Морган высадился на безлюдном берегу и менее чем за сорок часов прошел с отрядом пятьдесят миль сквозь сельву. Кто-то предупредил жителей, и Морган не застал их врасплох. Его ждали! Однако пират, несмотря на численный перевес защитников Пуэрто-Принсипе, не пожелал отступать и повел своих людей в бой. Сражение было кровопролитным, и пираты одержали верх. Город был разграблен, церкви превращены в места заключения пленных испанцев, Морган потребовал встречи с самыми именитыми жителями города и назвал им баснословную сумму выкупа. В противном случае он грозился увезти с собой несколько сотен горожан, чтобы продать их на невольничьем рынке.
        - Он не увозил пленных, - снова заметил шкипер,
        - Верно! Морган перевез на свой корабль только богатых заложников. Ему пообещали вместо денег пятьсот бычьих туш. Бедные жители, у которых было отобрано все, раздобыли у обитателей других городов нужное количество вяленого мяса и доставили на корабли пиратов. И снова добыча была разделена в Порт-Ройяле в присутствии губернатора Медифорда! Доля каждого участника равнялась двумстам дублонам. Медифорд и король Карл Второй получили львиную часть добычи. Пираты в считанные дни промотали на Ямайке свою поживу, так остальные деньги тоже оказались в казне. Морган умело проводил свою политику: держать пиратов в нищете. Тогда они в любую минуту по его зову готовы были идти за ним хоть в огонь, хоть в воду, в надежде снова получить огромные барыши.
        - Я думаю, капитан Тетю, нам следует предложить капитану де ла Крусу завести у себя ящик, в который каждый после получения своей доли мог бы положить определенное количество денег, - это заговорил только что подошедший боцман. - Когда кто-либо задумает уйти от нас, у него, помимо того, что будет при себе, если будет, в личном сундуке, окажется еще и дополнительная кругленькая сумма.
        - Вы подали прекрасную идею, боцман, - оживленно ответил Тетю, полагая, что тему разговора наконец удалось сменить, но Девото настаивал:
        - Добрая Душа на то и добрая, что заботится о всеобщем благополучии, но вы, капитан Тетю, не закончили свой рассказ.
        Тетю с укоризной поглядел на своего друга.
        - Да! Так вот, тогда Морган и задумал отхватить лакомый кусочек. Он стал планировать нападение на Портобело [Ныне порт Колон (Панама), основан Колумбом в
1503 г.] . Порт охраняла одна из наиболее укрепленных в Вест-Индии испанских крепостей. На нее не решился напасть даже сам сэр Френсис Дрейк. Но Морган знал, что за крепкими крепостными стенами находятся немалые богатства. Атаковать форты крепости с моря было сумасшествием. Морган и не собирался этого делать. У него уже был необходимый опыт. И тут, надо отдать ему должное, он еще раз доказал, что мыслил лучше любого современного стратега. - Тетю обратил внимание на то, что Девото почти не слушает его и все время вертит шеей, разглядывая горизонт.
        - Продолжайте, продолжайте, капитан Тетю, - подзадорил старший помощник.
        - Морган разработал план высадки отряда неподалеку от мыса Мансанильо, где никогда не бывает испанских кораблей. Необходимо было перебросить пиратов ночью, на шлюпках, индейских пирогах и каноэ, под стены форта Сан-Херонимо. План был приведен в действие безупречно. На рассвете люди Моргана застали гарнизон врасплох. Без особого труда захватили бастионы и взорвали пороховой погреб еще до того, как остальные гарнизоны крепости сообразили, что происходит. Это был успех, но в то же время взрыв прозвучал как сигнал опасности. Защитники заняли свои места, жители города поспешили укрыться за стенами других фортов. Испанцы оказали стойкое сопротивление. Тогда Морган приказал собрать из всех церквей города священнослужителей и монахинь. Под угрозой смерти он заставил их нести под стены лестницы и щиты, которые укрывали пиратов. Многие служители культа нашли тогда свою смерть, а пираты взобрались на стены, проникли в крепость, провели ожесточенный бой и победили.
        - Богохульники! Нехристи! Дьяволы! Святотатцы! - послышались голоса, и многие матросы принялись креститься.
        Тетю снова поглядел на Девото, но тот отрицательно покачал головой.
        - Пятнадцать дней продолжался грабеж Портобело. В те годы этот город считался самым богатым в испанских владениях Карибского района. Губернатор Панамы послал войска, чтобы они освободили Портобело, но Морган не только не испугался их, а сам вышел навстречу и в неудобном для действий регулярных армейских отрядов месте разбил их наголову. После этого Морган спокойно привел свои корабли в Портобело, загрузил трюмы баснословным богатством и отправился, конечно же, на Ямайку. Там власти и жители Порт-Ройяля встретили пиратов как национальных героев, и безудержные оргии не прекращались несколько дней подряд. Флибустьеры вновь пускали на ветер грязные деньги, заработанные на крови и горе невинных людей…
        - Вижу паруса! - донеслось из бочки сообщение марсового.
        Де ла Крус жестом попросил Медико прихватить из каюты его красные камзол и шляпу и поспешил на мостик. «Каталина» шла против ветра короткими переменными галсами. Паруса около передних шкаторин слегка дрожали, но не заполаскивали. Реи были расположены веером, ноки «закинуты» - паруса поставлены так, чтобы не было опасности одновременного выхода их из ветра.
        - Фок-рей брасопить до отказа! Свистать всех наверх! По местам стоять! - зычно скомандовал де ла Крус.
        Не прошло и минуты, как все стояли по расписанным местам.
        - Лево руля! Гика-шкоты стянуть!
        Рулевой медленно переложил руль на ветер. Вскоре прозвучала команда де ла Круса:
        - Фока-шкот, кливер-шкоты раздернуть!
        На мостике, рядом с Педро, Тетю, Девото и Медико внимательно вглядывались в сторону берега, где за длинной песчаной косой стояли два неизвестных корабля. Еще через полчаса, когда «Каталина» закрыла выход из залива, стало ясно - то были промышлявшие лесом и потому не несшие на мачтах опознавательных знаков суда: шебека - небольшое трехмачтовое грузовое судно с латинскими парусами, обычно имевшее на борту до 30 пушек, и корвет с таким же количеством орудий. Они грузили лес, а когда увидели «Каталину» под испанским флагом, подняли паруса, снялись с якорей и заняли наиболее выгодную позицию: стали по бокам залива, оставив для
«Каталины» середину. Де ла Крус пригласил на капитанский мостик Переса, Туэрто и Добрую Душу.
        - Они не намерены выходить, - определил Тетю.
        - Еще бы! Мы их расстреляем поодиночке как привязанных за ноги зайцев, - произнес Девото. - Но это неважно. Главное, что они здесь! Спасибо вам, Тетю!
        - Вызвавший привидение, пусть сам с ним и разговаривает! - ответил Тетю.
        - Довольно, друзья, давайте решать, что нам делать! - обратился к ним де ла Крус. - Никаким огнем отсюда мы не вынудим их сдаться!
        - А войдем, окажемся между двух огней, - заметил Туэрто.
        - Мы будем активны обоими бортами, а шебека только левым, корвет - правым. Количество орудий будет равным, - де ла Крус навел подзорную трубу на мостик корвета, но там, кроме рулевого, никого не было.
        - Да, капитан, но мы быстрее израсходуем боезапас, - возразил Туэрто. - И тогда…
        - Де ла Крус, это будет похоже на дуэль безногих людей. Мы расколошматим друг друга без надобности, - сказал Тетю.
        - Не будет этого! Если они пришли за лесом, у них много людей. Перевес вдвое, а то и больше! Они это знают. Войдем, они немедленно пойдут на абордаж, - резюмировал Девото и потер руки. - Это именно то, что надо! Я готов, Педро!
        - Что вы скажете, Перес? - капитан ждал, когда старший бомбардир поднимет глаза.
        Этого ждали все, особенно Добрая Душа и Туэрто, которые не сомневались, что перед
«Каталиной» находятся два английских пиратских судна и что старший бомбардир тоже прекрасно все понимает. Более того, как ни старался сдержать свои чувства Перес, выражение его лица выдавало волнение.
        - У меня есть основания, капитан, не высказывать своего мнения. Как вы решите, так и поступим. Я точно исполню любой ваш приказ!
        - Отчего так? - не выдержал Девото.
        - Погоди! - остановил друга де ла Крус. - Принимаем абордажный бой! По местам! Доложить о готовности команд!
        Девото, Перес, Туэрто и Добрая Душа быстро покинули мостик. Де ла Крус подозвал Бартоло и что-то тихо сказал ему.
        - Это очень важное решение, Педро! Желаю удачи! Схожу за оружием и сейчас же вернусь, - сказал Тетю и ушел.
        Через несколько минут каждый член экипажа был готов к абордажной схватке. Добрая Душа приказал матросам всех команд надеть обувь, а сам принялся из специально приготовленного для подобного случая кожаного мешка усердно посыпать мелкие железные шипы вдоль каждого борта. Стрелки двумя плотными рядами выстроились на юте, закрыв собою проходы на мостик, к каюте капитана, а также Тетю и Девото. На полуюте стояли самые храбрые моряки, готовые к рукопашной схватке. Добрая Душа разместил свою команду на носу.
        Его люди вооружились пистолетами, по паре те до поры покоились у матросов за поясами, короткой абордажной саблей в правой руке и боевым ножом - в левой. Всех обучал боцман, потому они превосходно владели оружием обеими руками и знали не менее трех убийственных приемов без оружия: ногой в живот, поясницу и голень. Носки и пятки на их обуви были подбиты специальными острыми металлическими пластинками. Над головами болтались концы, закрепленные за фок-рей. В случае необходимости матрос мог воспользоваться концом и ловко переместиться, чтобы прийти на помощь своим или внезапно обрушиться на врага в центре палубы. У борта перед вантами поместились марсовые. Это были наиболее меткие стрелки из пистолета. Сразу после того как произойдет свалка судов, они должны были быстро подняться по вантам и оттуда суметь одним выстрелом уложить любого, кто будет угрожать кому-либо из экипажа «Каталины». К тому же при них были абордажные сабли и у каждого по фунтовой гирьке, закрепленной тонким кожаным ремешком на запястье. Если правильно бросить такую гирьку сверху, можно было поразить противника, не тратя пули.

«Каталина» вошла в горловину залива и повернуть назад уже не могла. Капитаны пиратских судов переставили паруса и пошли, без единого выстрела, на сближение. Это совершенно недвусмысленно говорило об их полной убежденности в предстоящей победе. Для перевозки ворованного леса испанский корабль им совсем не помешал бы… Не стреляла из своих орудий и «Каталина». Поврежденные шебека и корвет ей тоже были не нужны.
        Оба пиратских судна подошли к бортам «Каталины» почти одновременно. Но, как и следовало ожидать, борта их оказались намного ниже, чем у «Каталины». Прежде чем пиратские команды сообразили пустить в ход специальные крючья и «кошки» и начать выбрасывать абордажные сети, с бака и с юта «Каталины» прозвучало по три дружных залпа. Это стоило противнику не менее двадцати убитых и тяжелораненых на каждом судне. Видя, сколь эффективны ружейные залпы стрелков «Каталины», пираты проворнее диких кошек с воплями бросились на палубу испанского корабля. Она практически была пуста, и флибустьеры поспешили обрадоваться, но тут же услышали крики своих товарищей, спрыгнувших на нее только что.
        Однако инерция боя, стремление пиратов как можно быстрее добраться до своих жертв, чтобы поразить, уничтожить, увлекали все новых буканьеров на «Каталину», где непонятно по какой причине многие из них начинали хвататься за собственные ноги и корчиться от боли. Кое-кто уже с неистовыми криками катался по палубе.
        Меж тем меткие залпы стрелков «Каталины» следовали один за другим и продолжали сокращать численное превосходство флибустьеров. За этим напряженно следил Девото. Тут капитаны шебеки и корвета почти одновременно сообразили, что происходит на испанском судне. И тут же отдали соответствующие команды: на палубу «Каталины» полетели пустые мешки, которыми босоногие пираты - без обуви вести абордажный бой удобнее - должны были сбить с палубы железные шипы, оказавшиеся столь грозным препятствием.
        Памятуя строгий наказ своего капитана, марсовые, один из бочки, а другой с бом-брамсель-рея, пристально следили за предводителями пиратских кораблей. Красный Корсар приказал во что бы то ни стало взять их в плен живыми.
        Старший марсовый, совсем еще юноша, на «Каталине» его прозвали Зорким, действительно обладал гораздо более острым, чем у остальных, зрением. Ему без труда удалось определить капитана на подошедшей слева шебеке. Тот был одет в зеленый камзол вооружен двумя пистолетами и длинной шпагой! К нему то и дело подбегал огромный рыжий детина, как большинство пиратов голый по пояс и с шотландским колпаком на голове. Скорее всего, то был старший помощник. Он держал в руке огромную саблю, по всей вероятности, специально выкованную для него. Вражеский боцман, белый как лунь, не замолкал ни на секунду, отдавал команды по-английски и своей увесистой лапищей отвешивал матросам тумаки, подгоняя их вперед.
        Однако Зоркий никак не мог ни по одежде, ни по действиям определить капитана корвета, не мог понять, от кого же на этом судне исходят приказы. Между тем экипаж корвета действовал слаженнее, и добрая половина его матросов уже перебралась на
«Каталину».
        - Вот уже четверть часа, как идет абордаж, - Тетю стоял рядом с де ла Крусом, рукоятки двух пистолетов торчали над фахой, дага и шпага в ножнах висели по бокам. - По моим подсчетам, не менее сорока раненых и убитых на каждом их судне да с два десятка валяются на нашей палубе. Выдумка боцмана принесет нам победу!
        - Однако численное преимущество пока у них, - заметил Педро и поглядел на марсового в бочке, откуда Зоркий жестом дал понять, что капитаны пиратских кораблей еще остаются на своих палубах. Зоркий наконец определил предводителя на корвете. Им оказался щупленький человек в свободной черной рубахе с красной повязкой на голове, он находился у камбуза. В одной руке у него была обнаженная шпага, в другой - холодное оружие, похожее на два спаренных трезубца, за пояс был засунут пистолет.
        - Я бы дал пару выстрелов из бомбард! - заметил Тетю.
        Де ла Крус тут же воспользовался советом и подал команду. Перес навел правую бомбарду, установленную на подвижной крестовине у самого борта, так чтобы шрапнелью не поразить людей боцмана на баке, и поднес фитиль. Пираты сметали мешками, как вениками, шипы и двигались в сторону юта. Они снова огласили палубу ревом. Но он потонул в звуке выстрела бомбарды другого борта. Туэрто угодил своим зарядом в самую гущу нападавших. Бомбарды, по совету Переса, заряжались на
«Каталине» битым стеклом, дробленым мрамором и мелкими гвоздями. Пираты, обсыпанные убийственным дождем, купались в собственной крови. Они растерялись и попятились назад.
        Оба предводителя мгновенно оценили неблагоприятную обстановку и, призвав остальных матросов со своих кораблей, сами бросились в атаку. Вид старшего помощника с шебеки был устрашающим. Оба капитана пребывали в ярости.
        Марсовый с фок-мачты держал в руках два флажка. Это означало, что оба капитана пиратов уже находятся на палубе «Каталины». И в руках у Зоркого было уже по флажку.
        - Тетю, мы, кажется, выигрываем! - де ла Крус неожиданно для самого себя высказал вслух свои мысли. - Ей-богу, выигрываем!
        - Не радуйтесь первой удаче! Убитую дичь надо подсчитывать дома, повесив ружье на стенку, - ответил Тетю.
        - Но, Тетю, весь этот сброд уже у нас на «Каталине». Мы не потеряли ни одного матроса и покончим с ними шрапнелью.
        - Не советую, Педро! Дайте команде проявить себя. Сейчас пиратов столько же, сколько и нас. Действуйте, Педро! Не забывайте только о том, что капитаны нам нужны живыми!
        - Бомбарды, ружейный огонь отставить! За мной! Покажем, чего стоят сабли
«Каталины»!
        Красный Корсар еще отдавал команду, а боцман и вслед за ним с десяток смельчаков ринулись с бака на палубу. На шканцах Девото со своей основной абордажной командой тоже вступил в рукопашную. На полуюте, во главе бомбардиров, разил противника де ла Крус.
        Увидев наконец перед собой испанцев, их капитана, старшего помощника и боцмана, пираты издали боевой клич и с удвоенной яростью бросились в атаку Сразу же у фок-мачты и на шканцах завязалась ожесточенная схватка. Скрежет стали, глухие стоны, одиночные пистолетные выстрелы, призывы: «Вперед, дави испанцев!»,
«Покажем, что такое испанские корсары!» - носились над полем рукопашного боя.
        Добрая Душа, отбросив сломанную пополам саблю в сторону, обеими руками ухватил банник от угонной пушки и действовал им как огромной палицей. В момент, когда боцман занес банник над головой бритого верзилы-мулата, со спины к нему подскочил одноглазый пират. Еще мгновение - и Добрая Душа получил бы смертельный удар клинком, но пуля, метко пущенная из пистолета одним из марсовых, угодила одноглазому в шею. Тот сник, выронил клинок и рухнул на палубу. В следующий миг с размозженным черепом за ним повалился и огромный мулат.
        Оттеснив нападавших с полуюта к шканцам, Педро и бомбардиры с успехом выводили из боя своих противников. Палуба была усеяна бездыханными телами. Каждый из команды де ла Круса вел бой с тем, кто был к нему ближе, и зорко следил за соседом справа, готовый по правилу, установленному на «Каталине» Красным Корсаром, немедленно прийти на выручку соседу.
        Шпага де ла Круса разила врага без промаха. Он сражался рядом с Пересом. Бартоло в руках держал увесистую палицу и неотступно прикрывал спину капитана и, как ему было приказано перед боем, не спускал глаз со старшего бомбардира. Бартоло отметил про себя, что Перес бьется искусно, но не как все - с огнем в глазах, а будто бы через силу.
        Но вот у бизань-мачты, где только что появилась новая группа пиратов с шебеки во главе с ее капитаном, стала складываться ситуация не в пользу корсаров. Капитан в зеленом камзоле, невероятно ловко действуя саблей, которая теперь была у него в руке, проткнул шкиперу «Каталины» живот и, когда тот выронил оружие, одним махом разрубил ему плечо. Перес бросился шкиперу на выручку, но опоздал. Капитан пиратов решил напасть и на старшего бомбардира. Проворно парировав атаку, пират метнул саблю, она угодила бомбардиру в руку и обезоружила его. Тогда пират мгновенно выхватил свою шпагу из ножен и пронзил грудь своего противника. Перес упал на колени, и пират готов был нанести ему последний, смертельный удар в сердце, но был остановлен шпагой де ла Круса. Однако сразу стало ясно, что капитан шебеки искусный фехтовальщик. Он первым нанес укол Красному Корсару в левое предплечье, на котором тут же сквозь разорванный рукав рубахи показалась кровь. Послышался громкий рык - то Бартоло выразил свое негодование. Он уже поднимал свою палицу, чтобы поразить капитана пиратов, но Педро прежде сделал глубокий выпад в
сторону и резким ударом выбил из рук противника шпагу. Капитан в зеленом камзоле не успел сообразить, что происходит, как оказался в объятиях Бартоло. Тот схватил врага за плечи и резко крутанул его так, что тело пошло в одну сторону, а голова в другую. Капитан обмяк и рухнул на палубу. Все, кто видел эту сцену, на секунду онемели.
        - Что ты наделал? - вскричал де ла Крус. - Отнеси Переса в лазарет!
        Но в этот же самый миг и капитан, и его верный слуга услышали голос Переса. Как слабо он ни прозвучал, но исходил от всего сердца, потому был услышан:
        - Берегитесь!
        Бартоло первым увидел, как на них с занесенной саблей-великаншей и с выпученными от ненависти и жажды мести глазами летел огромный рыжий детина в шотландском колпаке. Капитан отпрыгнул, встал в стойку, Бартоло вскинул навстречу сабле палицу, и грозное оружие вонзилось в нее. Негр сделал шаг в сторону, палица развернулась, и сабля вырвалась из руки пирата. Бартоло вновь огласил рыком полуют. Отбросив палицу с сидевшей в ней саблей, он пошел на противника с голыми руками. Резким броском Бартоло облапил пирата, весившего не менее двухсот пятидесяти фунтов, так что тот не успел даже выхватить из-за пояса свой нож. Слуга капитана так сильно прижал к себе рыжего исполина, что у того перехватило дыхание. Негр ухватил его одной рукой за пояс, а другой за волосы - шотландский колпак уже валялся на палубе, - поднял над своей головой и понес к борту.
        Педро успел выхватить пистолет и разрядить его в спину рыжего. Старший помощник шебеки полетел в проем между двумя абордажными сетками, а де ла Крус диву давался, насколько Бартоло был физически силен.
        Лишившись предводителя и старшего помощника, матросы шебеки пришли в замешательство, и их потери стали гораздо больше.
        - Предлагаю сложить оружие! Гарантирую жизнь! - прокричал де ла Крус и устремился к шканцам. Кое-кто из пиратов начал сдаваться, поднимать руки.
        Тем временем Девото с командой, наступая от грота к фок-мачте, сумел значительно потеснить пиратов с корвета. Зоркий показал старшему помощнику, кто из нападавших был капитаном корвета, и Девото не выпускал его из виду. Боцман же со своими людьми, полностью очистив от противника бак, прижимал группу пиратов к фок-мачте с другой стороны.
        Понимая, что теперь спасти положение может только мощная контратака, английский капитан рванулся вперед. За ним последовало человек тридцать пиратов. Дорогу капитану в черной рубахе преградил Девото. Завязалась жаркая схватка. Девото нанес укол противнику в плечо, но, очевидно, слабый, потому как тут же сам получил укол в бедро. Андрес сделал выпад, и его шпага должна была достигнуть тела врага, но послышался скрежет; и шпага Девото разломилась пополам. Свое дело сделали спаренные трезубцы, которые являлись как бы продолжением левой руки предводителя пиратов. Девото выхватил дагу, хотя мог бы воспользоваться пистолетом, но не сделал этого. На губах капитана заиграла улыбка, он словно не спешил покончить со своим противником, вот он отвел правую руку назад, чтобы вложить в удар как можно больше силы, и готов был сделать выпад, но… вместо этого ноги его оторвались от палубы, и он, болтая ими, стал подниматься к фок-рею.
        Это сработало «секретное оружие» Доброй Души, о котором он много говорил на учениях и тренировках экипажа, но секрета не выдавал. У боцмана была припасена пара линей с петлями, продетыми через бугеля фок-рея. Добрая Душа видел, как Девото остался без оружия, и поспешил на выручку. Петля точно обвила плечи капитана корвета, крепко прижав к туловищу его руки со шпагой и трезубцем.
        Увидев, как капитан в черной рубашке беспомощно болтается под фок-реем, пираты растерялись и пришли в полное замешательство. Однако не все. Двое, видимо наиболее опытные моряки, бросились к вантам на выручку своему капитану. Но боцман не дремал, он выхватил пистолет и метким выстрелом снял одного. Второго остановил выстрел Девото. Оба пирата, потеряв равновесие, свалились на абордажную сеть.
        Все команды на разных участках «Каталины» овладели положением, и пираты уже дружно сдавались, бросали оружие к шпору грот-мачты. Старший помощник корвета, оба шкипера, оба старших бомбардира пиратских кораблей опустили шпаги и развязывали кушаки, из-под которых торчали рукоятки пистолетов и кинжалов.
        Красный Корсар, кровь на предплечье которого уже запеклась, подошел к ним, и они покорно вручили ему свое оружие. Его следовало принять от капитана шкиперу
«Каталины», но он был мертв. Вместо него к де ла Крусу подошел корабельный нотариус Антонио Идальго.
        - Ты здесь? - спросил Педро, который строго наказал своему штатскому до мозга костей другу сидеть в капитанской каюте до полного окончания боя.
        - Я тоже корсар! - и эти слова понравились всем, кто слышал нотариуса. - Я на службе!
        - Боцман, будь любезен, опусти-ка с качелей на палубу куль, что болтается под фок-реем, - попросил де ла Крус, вызвав дружный смех своих матросов.
        Капитан корвета был спущен, и Красный Корсар отдал команду:
        - Старший помощник, на корвет! Боцман, на шебеку! Занять корабли! Доставить пленных на «Каталину»!
        Теперь де ла Крус приблизился к капитану в черной рубахе, вновь стоявшему на ногах. Подошел к нему и Коко, у которого вся левая половина груди была залита кровью. Коко, как и многие матросы «Каталины», был оголен по пояс.
        - Вы молодец, Коко! - похвалил де ла Крус. - Доверяю вам освободить из пут английского капитана и снять с него этот чертовский трезубец. Он сломал шпагу Девото.
        Пират был развязан, но вместо того, чтобы вручить шпагу победителю, швырнул ее за борт. Она описала дугу, сверкнув на солнце, и упала в воду.
        - Сеньор, я побежден, но не сдаюсь! - гордо произнес капитан корвета на чистом испанском языке, хотя звучал его голос подавленно. - И коль скоро я могу оказаться на дне морском, верная шпага мне там пригодится. Я слушаю вас, сеньор! Хотя, клянусь прахом великого Моргана, вы не испанец! - закончил англичанин, впервые подняв глаза на де ла Круса.
        - Вы на судне его величества Филиппа Пятого, как вам известно, короля Испании. Я его слуга! Или вы станете утверждать, что ваши короли Генрих Первый, Второй, Ричард Львиное Сердце, три Эдуарда и Ричард Второй не происходили из рода французского графа Анжу?
        - Браво, де ла Крус! Англичане не так спесивы сами по себе, как здесь, в Карибском море, под покровительством сэра Томаса Медифорда, - подоспел к капитану Тетю.
        - Прошу вас пройти в мою каюту! - Педро пропустил англичанина вперед и произнес: - Пожалуйста, Тетю, отдайте необходимые распоряжения, проведите с Девото расцепку кораблей, а тебе, Антонио, надо собрать все оружие противника, документы, драгоценности. Проследи, чтобы все их раненые были осмотрены в лазарете. Боцману передай: всех одеть, хорошо накормить, выставить бочку «Мерло». Нашей команде разлить по кварте, побежденным - по полкварты.
        Экипаж «Каталины» на этот раз потерял своего шкипера, одного из рулевых, трех бомбардиров, второго кока и семерых матросов. Старший бомбардир Перес в числе пятнадцати других тяжело раненных находился в лазарете под наблюдением Медико.

        Глава 14
        ВЕРАКРУС

        В то время как помощники Красного Корсара отдавали необходимые распоряжения, экипаж «Каталины» загнал пленных пиратов в трюмы и произвел расцепку судов. Определились составы команд, которые дальше поведут шебеку и корвет. Медико оказывал помощь пострадавшим, а Антонио Идальго с писарем составляли реестр трофеев.
        Коко смыл с себя кровь и облачился в белые фартук и колпак. Он принес поднос с напитками. Бартоло скрестив на груди руки, стоял у двери капитанской каюты. Де ла Крус прекрасно понимал, сколь незначительна была возможность в результате допроса первого же взятого в плен английского капитана напасть на след Чарльза Ганта, и тем не менее торопился. В конце концов, все, что скажет пират, может оказаться полезным в дальнейшем крейсерстве «Каталины».
        Де ла Крус, красный цвет одежды которого вызывал недоуменные взгляды пирата, попросил Коко откупорить бутылку старого хереса и наполнить бокалы.
        - Прошу вас, капитан, это поможет нам обоим. Мне - унять мою неприязнь, вам - придаст силы, - и де ла Крус пододвинул бокал ближе к своему собеседнику.
        Англичанин с нескрываемым высокомерием собрался было отказаться от вина, но, видимо, передумал. На его лице проступило любопытство, и оно было связано не только с цветом одежды де ла Круса. Пират рывком взял бокал и залпом его осушил. Капитан «Каталины» пил медленно, спокойно, как обычно и потягивают старое доброе вино.
        - Ну что ж, сеньор, для начала, пожалуй, неплохо. Если позволите, еще бокал. Я выпью его за успех вашего дела, к которому, вижу, вы торопитесь приступить.
        Де ла Крус медлил с ответом.
        - Честно говоря, меня обескураживает столь джентльменский прием. Это чуждо испанцам здешних мест. Имя мое - Джек. Среди Береговых братьев я более известен как Трезубец. Мне нет равных в умении владеть шпагой, а моя выдумка - спаренный трезубец - сделала меня непобедимым в равном бою. И если бы не хитрый трюк ваших испанских матросов, сеньор, вам пришлось бы сидеть сейчас в моей каюте.
        - Самоуверенность британцев известна, когда речь идет обо всем королевстве, но чтобы англичанин один был заносчив так же, как француз, подобное я вижу впервые, - де ла Крус не спешил наполнить бокалы снова.
        - Ну, уж вашего старшего помощника вам пришлось бы точно хоронить!
        - А я вот раздумываю, разрешить ли вашим матросам, после того как мы вздернем вас на рее, обернуть тело капитана в холсты, как положено по ритуалу, - де л а Крус, держащий до этих слов бутылку хереса в руке, поставил ее обратно на поднос. - Вы не пожелали сложить оружие, и я - корсар его величества Филиппа Пятого - вправе наказать вас по своему усмотрению.
        Английский капитан на миг задумался, но потом произнес:
        - Вы этого не сделаете. Вам от меня что-то очень нужно! - Самодовольная улыбка обнажила ровный ряд крепких зубов флибустьера. - Не сделаете!
        - Возможно, вы правы, - согласился де ла Крус, которому не терпелось скорее приступить к главной, интересующей его теме разговора. - Вам, как видите, пока дарована жизнь. В обмен на это я действительно жду от вас откровенного признания. Если бы вы не швырнули шпагу за борт, я возвратил бы ее вам сейчас в обмен на расположение к себе.
        - Ого! Я заинтригован, сеньор! И клянусь честью, в большей степени, чем когда шел на абордаж и размышлял о размерах добычи, казалось, она была уже в трюмах моего корвета. Так не тяните, прошу вас!
        - Вам прежде следует дать мне слово. Нет - целых три! Первое - вы больше никогда не станете использовать в «равном бою» спаренный трезубец, это подлое орудие. Такое мог позволить себе только английский матрос. Второе - тема нашего дальнейшего разговора останется между нами. И наконец, третье - вы мне расскажете все об одном хорошо известном вам человеке…
        - Отца своего я не помню. Он мне неизвестен. Братьев у меня нет. Друзьям предпочитаю партнеров, - пытался было пошутить англичанин. - Да и себя самого-то я мало знаю. Был уверен, что побью вас, а вот…
        - И все же, если вы согласны дать еще одно обещание - никогда при встрече с
«Каталиной» не вступать с нами в бой, я не вздерну вас на рее и не сдам, как остальных морских разбойников, губернатору Веракруса, Отпущу вас! Предоставлю свободу!
        Англичанин не верил своим ушам, он встряхнул головой, схватил пустой бокал и протянул к бутылке хереса. Этим жестом он хотел подтвердить свое согласие.
        Де ла Крус наполнил фужер и подождал, пока пират, а теперь он это делал не спеша, допьет вино. Сам Педро лишь пригубил из своего бокала.
        - Кто он - этот хорошо известный мне человек?
        - Ваш собрат по разбою!
        - Я бы попросил не употреблять подобных слов! Здесь замешана политика, сеньор! Мы боремся за процветание и величие английской короны.
        - Грабя мирных жителей и церкви?! Убивая стариков, женщин, детей! Торгуя людьми на рынке! Зовут его Чарльз Гант! Он - подданный английского короля.
        - Так вы тот самый корсар из Тринидада? Да, основательно выпотрошил ваших сограждан пройдоха Гант. Мы шли на Тортугу, но кто-то из моих людей сболтнул лишнего, и он опередил меня! На целых две недели, прохвост! Когда мы подступили к Касильде, нас встретило организованное сопротивление. Но оставили берег мы потому, что стало ясно - в Тринидаде брать больше нечего. Скажите, зачем вам сдался этот вор? То, что вы снимите с наших кораблей сегодня, уверяю вас, составит столько же, сколько жулик Гант взял тогда в Тринидаде! Я не желаю вас обидеть расспросами, но я вижу, что для вашей заинтересованности есть иное объяснение. Клянусь Патриком
[Святой Патрик - покровитель ирландцев.] , я прав! Почему вы разыскиваете Ганта?
        Де ла Крус с первых слов англичанина задумался: пирату было известно, что корсар из Тринидада преследует Ганта. Теперь же, когда пират смолк, задав рискованный вопрос прямо в лоб, Педро не моргнув глазом ответил:
        - Я, в отличие от вас, сэр, человек верующий. Чарльз Гант и его люди не просто разграбили город. Они осквернили церковь! Из собора Святой Троицы похитили чаши святого причастия. Когда священник попытался их урезонить, ему саблей распороли живот. Я поклялся на образе Божией Матери вернуть эти чаши в собор! - и Педро, как набожный католик, перекрестился.
        - Похоже, вы меня толкаете на предательство, сеньор!
        - Вижу, два бокала хереса лишили вас нюха! Вы не способны отличить зловоние грязных дел Ганта от запаха собственной крови! Даю вам три минуты на раздумье!
        - Не надо! Вы имеете все четыре мои обещания, капитан из Тринидада! - и пират протянул пустой бокал.
        - Где сейчас Гант?
        - Это известно только ему и его молодчикам! Однако… я дал слово, и я помогу вам его найти.
        Корвет с Девото на капитанском мостике и шебека, которой командовал Тетю, шли впереди «Каталины» румбом на Веракрус. Караван только что оставил позади острова Триангуло и Аркас. Настроение у всех было более чем приподнятое. Размер военной добычи превзошел все возможные ожидания. На борту корвета и шебеки находились богатства, награбленные пиратами за два года. Перед отплытием на отдых в Англию капитаны обоих судов решили поживиться еще и кампешевым деревом.
        Де ла Крус торопился.
        Ему как можно скорее хотелось сдать испанским властям захваченные корабли и пленных пиратов. Разделить трофеи между членами своего экипажа. Сообщить Чирино и Чакону о первом успехе, рассчитаться с генералом за сабли. Внести положенный залог морскому министерству, отправить с тем же судном в Гавану письмо графине Иннес. Помимо всего этого ему предстояло заполучить картину Веласкеса. Пленный английский капитан, в свою очередь, то ли передумав, то ли надеясь, что время на его стороне, продолжал утверждать, что готов помочь де ла Крусу, однако ни слова пока не сказал, как он собирается это сделать.
        Девото ходил по мостику корвета сам не свой, не мог забыть трезубец, укол в бедро и бахвальство пирата. Андрес полагал, что, отдай де ла Крус англичанина ему в руки, он, Девото, сумел бы вытрясти из пирата признания.
        Утром следующего дня в каюту Педро вошел Диего:
        - Капитан, отправьте меня на завтрак акулам, если вы не останетесь мною довольны!
        - Я доволен тобой и так, - ответил Красный Корсар и отложил в сторону древний трактат по астрогнозии [Знание звездного неба и умение ориентироваться по нему в разных странах света на местности и во времени.] .
        - Вот смотрите! Я был не прав. Напрасно плохо думал о Пересе. Глядите! - и боцман протянул листки, исписанные мелким канцелярским почерком. - Адреса англичан в Гаване.
        - Не пойму, Добрая Душа, каких еще англичан?
        - Я готовил вещи шкипера, чтобы отправить их его жене в Гавану. И вдруг, сверните мне голову на спину, если я не подумал, зачем это шкиперу столько адресов? Они записаны на листках разными чернилами. Я бегом к Медико. Он и сам сейчас сюда заявится. Доктор поглядел на каракули и сразу заявил: «Это же все сторонники австрийского двора. Враги Чирино и Чакона. Пособники англичан!» Вот так! Ага, думаю, Решето, ты все-таки просеял! Гляжу дальше, Вижу чистые листочки, а замусолены, как столетние карты. Я мигом в камбуз. Коко - умный, он понял, что здесь не так! Взял листок, брызнул уксуса… и вот! Сколько и когда получено за службу. Но главное оказалось в кармане панталон. Читайте, - и боцман протянул потертую бумажку, на которой четко проступившими после применения уксуса буквами было написано: «Ищет Ганта, чтобы рассчитаться за Тринидад и любимую женщину Каталину».
        - Молодчина, Добрая Душа! Действительно, нет тебе цены! Кстати, а что Перес? Как он? Все спит?
        - Не знаю. Сейчас погляжу, где Медико, - боцман отворил дверь каюты: - А вот и он.
        Хирург, которому в эти дни пришлось потрудиться не меньше, а, скорее всего, даже больше, чем другим, пребывал в прекрасном расположении духа.
        - Альбинос-боцман с шебеки видел Ганта два месяца назад на острове Андрос. Гант килевал судно. Боцман еще плох, но за то, что я спас ему ногу, не отрезал, клянется сделать все, чтобы нам помочь.
        - Это хорошо! Но что ты скажешь насчет шкипера? - Педро предложил Медико и Доброй Душе сесть в кресла.
        - Скажу, что нельзя согласиться с Доброй Душой и выбросить его тело из цинкового гроба в море.
        - Естественно! Вместе с вещами его надо доставить вдове. Ты меня понял, Диего?
        Де ла Крус встал, подошел к полке с книгами, рядом с ними на стене каюты висел гобелен с изображением Людовика XIII. Педро нажал на одну из пуговиц его парадного мундира. Послышался щелчок, и часть книжной полки отодвинулась. Де ла Крус извлек из потайного ящика мешочек:
        - Вот, Диего, здесь сто дублонов. Передашь от меня вдове. Бумаги шкипера, которые ты нашел, оставишь у меня. Они пригодятся генералу Чакону. Хуан, а как себя чувствует Перес?
        - Он спал два дня. Это ему помогло. Сейчас пробудился. Хочет тебя видеть, - Медико поднялся на ноги.
        - Его желание совпадает с моим, пошли! - Де ла Крус взял с полки книгу в красивом тисненом переплете. - Вот, Хуан, обещанная тебе книга. «Учитель фехтования, или Фехтовальные упражнения» де Лянкура. Француз прекрасно изложил итальянскую школу и дополнил ее.
        - Легко войти во вкус, стоит только попробовать, - отныне я заболел фехтованием! Упражняюсь даже во сне. Спасибо, Педро!
        - Если есть время, после лазарета проведем урок. Пошли!
        Оказалось, что старшего бомбардира разместили в каюте хирурга, а сам Медико эти дни спал в подвешенном рядом с кроватью гамаке. Это удивило и порадовало де ла Круса.
        Перес не должен был долго и тем более громко говорить. Медико боялся внутреннего кровоизлияния;
        - Я много зла принес людям, правда, плохим… Но больше я старался делать добро, - начал слабым голосом Перес, его глаза выражали благодарность. - За это Бог свел меня с вами, де ла Крус! Но зачем, скажите, я хочу услышать это от вас, зачем вы пришли мне на выручку?
        Де ла Крус молчал, видно было, что его обуревают сомнения.
        - Вы же подозревали; что я пришел на «Каталину» не по своей воле, - не выдержал гнетущей паузы старший бомбардир. - Зачем вы спасли мне жизнь?
        - Хуан, разве сеньору Пересу не вредно много говорить? - спросил де ла Крус.
        - Он может проговорить не более четверти часа. Однако этот разговор должен состояться. Он поможет выздоровлению. Я ухожу!
        - Не надо, Медико! Не уходите! Вы, де ла Крус, и ваши друзья, и даже негр Бартоло, вытравили из меня ту гнусность, которую пробуждает в людях дьявол. Теперь я крепок, как сталь, и хочу быть чист, как ребенок. Спасибо вам! Я прибыл на корабль, чтобы осведомлять англичан о вашей деятельности и изнутри наносить вред вашему делу.
        Красный Корсар хотел было подняться с краешка постели, на котором сидел, но Перес удержал его:
        - Вы догадывались об этом, но, пока не имели на руках доказательств, не расправлялись со мной. А ведь чего было проще в любом бою пустить в меня пулю. Но нет! Вы спасли мне жизнь, отвели смертельный удар. И наносил его мне именно тот, чьи интересы я должен был защищать.
        Де ла Крус собирался что-то сказать, но собеседник остановил его жестом и продолжил:
        - Мой младший брат, которому я заменил нашего преждевременно погибшего отца, находится в плену у англичан. Он содержится на флагмане у Грайдена. Эти люди сумели вынудить меня устроиться на «Каталину». Я не принес вам вреда, не мог, а потом… и не хотел. Вы не разделались со мной, и я должен был сказать то, что сказал. Теперь я бы мог остаться с вами. Для меня это было бы счастьем! Приносить вам пользу, обманывая англичан. Повести с ними двойную игру. Но я знаю, вы на это не пойдете! Прощу под предлогом болезни списать меня на берег в Веракрусе. Оттуда я сам доберусь до Гаваны.
        Раненый умолк, а де ла Крус наконец ответил:
        - Дайте мне вашу руку, Перес Барроте, - и он легонько ее пожал. - Мы еще вернемся к этому разговору. Поправляйтесь скорее, чтобы поглядеть, какие успехи в фехтовании делает наш хирург. Ты готов, Хуан?
        - Сейчас дам больному капли и выйду на палубу.
        Перес закрыл глаза, на его лице играл здоровый румянец, на душе было спокойно и радостно. Поистине был прав Демокрит, древнегреческий философ из Абдеры, сказавший однажды, что раскаяние в постыдных делах есть спасение жизни.
        Лотовые на русленях были впервые в этих водах. На подходе к Веракрусу сильный восточный ветер сносил караван к берегу, и то и дело замерявшие лотлинями глубину матросы диву давались изумрудному цвету морской воды, темным провалам и светлым, диковинной красоты подводным узорам - опасным для кораблей коралловым образованиям. На мостике появился Добрая Душа, хорошо знавший проход в гавань.
«Каталина» встала во главе каравана, и корабли тут же изменили галс.
        Веракрус, первое поселение испанцев на землях древних ольмеков, почитавших ягуара своим основным божеством и владевших высоким скульптурным мастерством, был основан конкистадорами Эрнана Кортеса в 1519 году. Расположился он веером по берегу довольно глубокой бухты, надежно защищенной от ярости бушующего Мексиканского залива узким проходом. Спокойствие жителей не менее надежно охраняла неприступная крепость Сан-Хуан-де-Улуа, которая строилась целых сорок лет и в результате имела в своем распоряжении несколько грозных фортов, превосходно вооруженных орудиями крупного калибра.
        Здесь, в этом главном порту Новой Испании, корабли загружались слитками золота и серебра, партиями алмазов, сапфиров, черного опала, рубинов, аметистов, топазов, бирюзы и яшмы. Капитаны вели их в Гавану, откуда караваны до десяти, а то и пятнадцати торговых судов под охраной военных галеонов доставляли несметные заморские богатства в порты Испании.

«Каталина» вместе с захваченными ею пиратскими кораблями гордо вошла в гавань Веракруса.
        Неделя пролетела как один день. Де ла Круса и его друзей встретили точно настоящих героев. Власти и местные жители оказывали морякам с «Каталины» особое внимание. Давно в порт не приходило испанское корсарское судно с такой богатой добычей. И казна, и губернатор, и муниципалитет, и главный собор города, и детские приюты, и особенно те, кто обслуживал «Каталину» на стоянке, - всем удача «Каталины» принесла в результате прибыль.
        Корабли, лес, прочее имущество пиратов, вплоть до части оружия и запасов пороха, были проданы по хорошей цене. Во всех кабачках и тавернах слышались здравицы в честь Красного Корсара де ла Круса.
        Более чем любезен был и губернатор, который, впрочем, несмотря ни на что, не пожелал расстаться со своим «Вакхом». Губернатор назвал стоимость этого полотна Диего Веласкеса, но наотрез отказался продать его де ла Крусу.
        Педро решил посоветоваться, что ему дальше делать, с друзьями.
        - Хуан, как самочувствие Переса?
        - Еще декада, и я дам ему visto bueno [Виза, разрешение (исп.)] .
        - Мы проводим его, и, собственно, можно уходить отсюда, - де ла Крус задумался. - Да… можно, но картины нет, и нет другого плана действий. Англичанин, пройдоха, молчит…
        - Нет, он предлагает идти на Андрос, - заметил Тетю.
        - Понюхать там снятые с днища ракушки и водоросли, - возразил Добрая Душа, - Разрази меня гром, если пирату нужно целый месяц килевать свою посудину. Англичанин хитрит!
        - Отдай ты его мне, Педро! - Девото вскочил с места. - Отдай! Я вытрясу признание. Клянусь святой девой Пилар [Покровительница Испании, в первую очередь андалузских моряков.] .
        - Андрес, милый, и ты на моем месте не пошел бы на это. Прошу, придумай что-либо другое. - Де ла Крус оглядел каждого из присутствовавших друзей. - Хуан, а что твой боцман-альбинос?
        - Он упорно твердит, что нам надо идти на Тортугу. Там ждать прихода Ганта. Обещает предоставить нам надежное укрытие. Заверяет, что о появлении Ганта на Тортуге будет знать в тот же день. Немедленно оповестит нас.
        - И мы там его схватим? - удивился Тетю.
        - Если не схватят нас! - зло сказал Девото.
        - Нет, Тетю! Узнав, где находится корабль Ганта, мы дадим ему бой. Победим его в честном сражении и… тогда спросим сполна! - пояснил де ла Крус.
        - А если Гант будет убит в бою? - не сдавался Тетю.
        - На его посудине найдутся люди, которые расскажут нам, что случилось с Каталиной, - добавил Девото. - Но вы отдайте мне Джека! Завтра же мы направимся туда, где прячется от нас Гант!
        - Намотай мои внутренности на якорный барабан, если это не похоже на ловушку, - сказал Добрая Душа и тоже вскочил на ноги.
        - То есть? - Девото сжал челюсти.
        - Я не о вас, старший помощник. Я говорю, что вы правы! Этот белесый заведет нас в надежную клетку! Тортуга - это не море!
        - Мы не такие глупые, Добрая Душа. - Де ла Крус залпом осушил стоявшую перед ним кружку лафита [Первоклассное бордоское вино из коммуны Пойяк.] . - Или ты можешь предложить что-либо другое?
        - Лопни мои мозги, могу! И не я один. Мы вместе с нотариусом. Сеньор Идальго полностью со мной согласен. Мы оба готовы пожертвовать кое-чем из нашей мошны!
        - Это уже интересно! У нас у всех она пуста, - Девото направился к выходу из каюты. - Детский лепет! Уверен, губернатор не отдаст картину ни за какие деньги.
        - А мы и не станем просить, - заявил Антонио Идальго.
        - Вот те раз! Это что-то новенькое! Ну-ка разъясните! - потребовал де ла Крус и, когда понял из сумбурного рассказа перебивавших друг друга Антонио Идальго и Доброй Души, что они имели в виду, молча покинул каюту вслед за Девото.
        Тетю и Медико, неожиданно поддержавшие затею нотариуса, остались. Они принялись обсуждать дерзкий план до мельчайших подробностей и проговорили о его осуществлении вплоть до обеда. Бартоло, который прежде не проронил ни слова, в конце заседания образовавшейся хунты заявил:
        - Без меня вам этого не сделать. Я пойду с вами!
        Перес прощался с де ла Крусом. Видно было, как он не хочет уезжать, но осознание своей вины и честность требовали от него именно этого поступка.
        - Мне откровенно не хочется расставаться с вами, Перес. Но и отговаривать вас я не вправе, - Де ла Крус взглядом призвал в свидетели находившихся рядом друзей. - Обещаю в первый же наш заход в Сантьяго направить людей в Пуэрто-Принсипе за вашей семьей. Мы тут же сообщим об этом в Гавану по адресу, который вы оставили. Если, конечно, вы окончательно решили покинуть Пуэрто-Принсипе.
        - Я не передумаю! Из разных пушек мною было выпущено множество ядер, но еще ни одно ни разу не возвращалось обратно.
        - Тогда вот вам моя рука! Рассчитывайте на аудитора и альгвасила [Начальник полиции.] . С «Каталины» вас проводит только один матрос. Он донесет ваши пожитки до корабля, который, похоже, через неделю отходит в Гавану. Мы тут же распространим слух, что списали вас по болезни. Да хранит вас Господь от больших неприятностей!
        Бартоло уже разливал по бокалам доброе французское бордо, когда неожиданно в дверь капитанской каюты просунул голову второй боцман.
        - Беда, капитан! - заговорил он в панике. - Добрая Душа, я не виноват! Все время глядел в оба. Вчера перед последней склянкой сам своими глазами видел дверь на запоре! А сегодня гляжу…
        - Ну-ну! Ставь паруса! Чего глазами хлопаешь? - возмутился боцман.
        - Дверь англичанина на запоре. Белобрысый сидит у себя, а капитана нет!
        - Не мог же он превратиться в крысу! Кто нес вахты ночью? Опросил? - Добрая Душа сжал кулаки.
        - Никто ничего не видел!
        Де ла Крус, а затем и все остальные поглядели на Девото. Старший помощник держал бокал бордо в руке, лицо его было невозмутимо. Даже искушенный в человеческих характерах Медико не мог на нем ничего прочесть.
        Де ла Крус схватил себя за ус. Это его немного успокоило. Педро здраво рассудил ситуацию. Искать теперь английского капитана было все одно что упавшую за борт рыбу - в море. В лучшем случае можно обнаружить его бездыханное тело. Оно де ла Крусу было совсем ни к чему.
        - Подбоцман, отнесете сундук старшего бомбардира к кораблю, который следует в Гавану. Идите к сходням! - И, когда второй боцман ушел, строго произнес: - Старший помощник, может быть, вы нам что-нибудь скажете?
        - Скажу! Всевышний вас наказал! Не хотели отдать Джека мне. Сейчас бы знали все, что надо!
        - Так! Продолжим! - Де ла Крус все понял, но доказательств у него не было…
        Перес пригубил бокал, поставил его на поднос и быстро покинул каюту.
        Лучшей ночи нельзя было придумать. Жара стояла не по сезону. Влажный воздух способен был ослабить любую волю. Улицы были пусты и тихи. Жители города, и прежде не любившие с наступлением темноты находиться вне стен своих домов, в надежде хоть немножко охладиться под дуновением ночного бриза теперь восседали в деревянных шезлонгах, расположенных на террасах благоухавших цветами внутренних двориков.
        Впереди всех шел Бартоло, в десяти шагах за ним двигались Добрая Душа и второй боцман. Бартоло, облаченный во все черное, сливался с темнотою. Далее в шляпах, надвинутых на глаза, осторожно ступали по тротуару Медико и Тетю. Им казалось, что они идут совсем не в сторону губернаторского дома. Прибавив шагу, они нагнали Диего.
        - О! Вы плохо знаете здешнего губернатора, а еще хуже Добрую Душу. Всего один золотой дублон, и нам известно: губернатор, чтобы не показывать картину нашему капитану, - вдруг он начнет настаивать на продаже, - велел отнести ее в дом своей матушки. Сеньора живет в отдельном каменном доме. Он за этим самым углом, рядом с жильем алькальда. Прошу вас, подождите на противоположной стороне улицы. Если вдруг поднимется шум - выручайте! Однако я, Бартоло и второй боцман знаем, что следует делать. Прошу вас, идите первыми.
        Но как только Медико и Тетю подошли к углу, они столкнулись нос к носу с человеком, который до ушей был закутан в широкий плащ.
        - Que le diable 1'emporte! [Черт бы вас побрал! (фр.).] - воскликнул от неожиданности незнакомец, отпрыгнул назад и выхватил шпагу.
        - Неужели! Вы - француз? Здесь? - спросил Тетю на родном языке. - Какая радость! Бывают же такие встречи! Я - коммерсант, а это мой друг. Прошу вас, не беспокойтесь, уберите шпагу и представьтесь.
        Незнакомец оказался гувернером детей губернатора, которые жили у бабушки. Она, по сведениям Доброй Души, должна была играть в тот вечер у своей приятельницы в карты. Но, как сообщил учитель, возвратилась неожиданно раньше обычного, и потому он теперь торопился к своей подружке.
        Когда они распрощались, Тетю попытался было предложить перенести затею на следующий день, но Добрая Душа заявил:
        - Картина сегодня должна быть на «Каталине»! Так и будет, даже если сюда пожалует сам губернатор собственной персоной со всей своей охраной! К тому же в саду нас дожидается женщина! За стеной забора! Она уже третий день считает себя невестой второго боцмана. Так что, прошу вас, спокойно ждите!
        Тетю смирился, поскольку счел, что было бы несправедливо в данном случае прибегать к силе своего авторитета. Да и решительность Диего обнадеживала. Тетю с Медико перешли на противоположную сторону улицы и. увидели, как Бартоло подставил свою исполинскую спину второму боцману. Тот мигом взлетел на забор и подал руку Доброй Душе. Потом они оба втащили туда Бартоло. Где-то вдали послышался одиночный выстрел, все стихло.
        - Какая большая проказница, эта Жизнь! - заговорил Медико вполголоса. - Только подумать, почтеннейший из французов, знавший двор Людовика Четырнадцатого, не раз жавший руку великому Лафонтену, споривший с самим Лашезом [Лашез, Франсуа (1634-1709) - французский иезуит, духовник Людовика XIV. Проводил реакционные идеи католической церкви во Франции.] , участвует в грабеже. Я понимаю - dura nessesitates [Суровая необходимость (лат.).] .
        - Нет, милый Хуан, я чувствую себя юношей! Вспоминаю один укол на дуэли. Оказалось, то была лучшая шпага Франции. Я по молодости вызвал самого де Лянкура. Он не убил меня за мое бесстрашие.
        - И все-таки кто поверит, коль скоро вы пожелаете рассказать это при дворе, что друг Лебрена в Веракрусе темной ночью похищал с друзьями картину Веласкеса?
        - Да… И тем не менее, Хуан, я думаю сейчас о том, какое сильное впечатление на меня произвело сочинение Лас Касаса «Кратчайшее сообщение разорения Индий»! Прочел и задумался.
        - Должно быть, половина коренного населения Нового Света погибла за первые полтораста лет нашего здесь господства.
        - Да, но знаешь ли ты, что ответил мне здешний губернатор на вопрос, отчего на большинстве Антильских островов до самого недавнего времени сплошным кошмаром были дикие собаки? Сей муж рассказал мне о том, как их завезли испанцы, чтобы покончить с индейцами, скрывавшимися в лесах!
        - Так было! - сокрушенно прошептал Медико. - Это наш стыд!
        - Губернатор совершенно спокойно обрисовал картину. Представь себе! Открыв эти острова, испанцы обнаружили живущих на них индейцев. Видя, что «варвары» не желают смешиваться с пришельцами и даже просто сотрудничать с ними, последние взялись уничтожать коренное население. Культура, которую испанцы несли с собой, якобы явилась препятствием лености и скотской жизни индейцев, наибольшим наслаждением которых были беспрестанные войны и поедание человечины. Испанцы налаживали хозяйство, а индейцы не желали трудиться, переселялись с места на место в поисках соседей, на которых можно было идти войной и убивать, убивать, убивать, чтобы властвовать, чтобы, наевшись человечины и обкурившись кохибой [Табак.] , до одури отплясывать у костра. Потом сутками валяться в своих боио, отходить и вновь готовиться к новым набегам.
        - Мрачновато! Вообще у губернатора, похоже, не все в порядке с головой.
        - Он утверждает, будто индейцы, чтобы избавиться от настойчивых испанцев, стремившихся привить аборигенам навыки к труду, пошли на них войной и принялись безжалостно уничтожать. Испанцы же, видя угрозу быть истребленными теми, к кому поначалу относились с лаской, желая достичь согласия мирным путем, принялись защищаться. Индейцы ушли в леса. Угроза, однако, не отступила. Тогда испанцы привезли сюда собак, чтобы с их помощью выгнать индейцев из лесов и приобщить к цивилизации или уничтожить.
        - Многие индейцы не пожелали возвращаться, так и сложили головы в непроходимых лесах и горных пещерах. Тогда собаки, выполнившие свое назначение, которых люди отныне перестали кормить, одичали и расплодились.
        - Послушай, Хуан, тебе не кажется, что со стороны дома слышен какой-то шум?
        - По-моему, там тихо. Все идет как надо! Я ничего не слышу.
        А за стенами дома напротив, пока второй боцман убеждал служанку, что в следующий приход в порт он непременно пойдет с ней под венец - вот только надо чуть-чуть разбогатеть, - Добрая Душа и Бартоло проникли в хозяйские апартаменты через оставленный девушкой открытый вход. В просторной столовой, соединенной с гостиной, из которой дверь вела в библиотеку, где, по мнению боцмана, и должна была Находиться картина, при почти погашенных свечах сидела уже в ночном чепце хозяйка. Она раскладывала пасьянс. Пришлось затаиться за портьерами в коридоре и ждать.
        Мимо новоявленных воров прошел слуга с настоем из апельсиновых цветков в большом бокале. «Ах, у нее болит голова. Быстро проигралась! Домой не вовремя заявилась, - подумал Добрая Душа. - Пей уж скорее да в постельку, баиньки!»
        Слуга вернулся, и Бартоло похолодел - поднос коснулся его груди. Точнее, чуть дотронулся портьеры, за которой скрывался негр. «Спасибо, Чанго [Верховный бог афро-кубинского культа лукуми.] , пронесло!» - только было поблагодарил божество Бартоло, как услышал торопливые шаги. Они наверняка принадлежали мажордому. «Но зачем дворецкому спешить? - пронеслось в голове у Бартоло. - Исполнить приказ хозяйки. А если слуга все понял? Испугался?» Каблуки простучали мимо. Черная Скала вздохнул так громко, что заслужил предупреждение от боцмана.

«Однако дворецкий мог спешить к хозяйке и не по зову, - размышлял меж тем Бартоло, - а затем, чтобы сказать: „За портьерой в коридоре стоит чужой человек“. Стук сердца, который он все это время слышал, оборвался, от затылка к пояснице побежал неприятный холодок. Дворецкий со свечой и хозяйка вышли в коридор.
        - Вы правы, Бернабе, с каждым годом становится жить все страшнее! Разбойников кругом развелось… Никто не желает работать, трудом и умом зарабатывать на жизнь. Грабить, грабить легче! Проверьте, Бернабе, чтобы все двери были на засовах. Спокойной ночи!
        Никогда подобные слова еще не звучали для уха Бартоло так приятно. Дворецкий же не спешил исполнить распоряжение. Давно уже вдовец, он с большой симпатией относился к служанке, которая ушла, о чем он догадывался, чтобы встретиться в саду со своим любимым.
        Выждав с минуту, не более, Добрая Душа вышел из-за портьеры и предложил Черной Скале следовать за ним. Однако в библиотеке - они просмотрели ее вдоль и поперек, - нигде не было картины, которая после описания Тетю стояла перед глазами боцмана как живая.
        - Каналья! Лопни моя печень, если эта бабушка не упрятала картину в чулан! А где он? - еле слышно шептал Добрая Душа.
        - Чулан - в чулане! - ответил Бартоло и Пошел вперед.
        В конце коридора показался свет, и будущим похитителям надо было вновь быстро укрыться, но прежде Бартоло схватил из ближайшего канделябра свечу, положил ее на пол и раздавил.
        - Зачем? Ты спятил?
        - Тсс! - Черная Скала приложил палец к губам и скрылся за портьерой.
        Дворецкий, который шел затем, чтобы погасить оставшийся гореть в столовой свет, конечно же, увидел раздавленную свечу и чертыхнулся:
        - Вот, Бернабе, скоро и на покой! Уже не видишь, как хозяйка давит свечи. Святая Дева Мария, а как же она сама этого не заметила? - дворецкий перекрестился, поднял раздавленную свечу, собрал крошки воска в ладонь и пошел обратно.
        Бартоло из-за портьеры тихо шепнул:
        - Глядите хорошенько! Он сейчас пойдет в чулан.
        И действительно, дворецкий свернул в одну из дверей. Через минуту он появился с новой свечой, вставил ее в пустой подсвечник, прошел в столовую и, погасив там свет, проследовал в конец коридора.
        Добрая Душа кинулся к двери, которая, как полагал хитроумный Бартоло, вела в чулан. Черная Скала был прав. «Вакх», вместо того чтобы праздновать свою вечную победу над людьми, пылился лицом к стене. Диего за его способность хорошо видеть в темноте можно было бы прозвать и Филином. Ощупав руками волнистую раму, он разобрал на ней грозди винограда и кубок. Сомнений не было. Боцман, как его научил Тетю, нащупал с задней стороны рамы задвижки, откинул их, снял крепления, а потом и холст с подрамника. Бартоло стоял у двери. Скатав холст в трубу, Добрая Душа изрек:
        - С богом! Если бы он знал, как я люблю моего капитана!
        Второй боцман откликнулся лишь на третий призыв. Добрая Душа умело подражал писку летучей мыши. Первым на заборе показался Бартоло. Со стороны сада уровень земли был намного выше.
        Увидев в руках Доброй Души рулон, Тетю и Медико быстро зашагали по направлению к порту. Добрая Душа ликовал, Бартоло был горд содеянным.
        Завтра, когда «Каталина» оставит причал, доверенный человек Диего передаст секретарю губернатора увесистый мешочек с золотыми дублонами - ровно полторы стоимости картины и письмо. В письме, написанном рукою Медико, будет дано слово не позднее чем через полгода возвратить «Вакха» владельцу с благодарностью в обмен на оставленный в залог мешочек с золотом.
        Добрая Душа торопил отплытие, упорно требовал как можно быстрее отдать концы и выйти за пределы порта.
        - Капитан, лопни мои глаза, если я не вижу, что нас ждут неприятности! Будет погоня. Чую сердцем! Надо немедленно уходить!
        - Уже поздно! - произнес Тетю. - Боцман прав. Поглядите!
        В конце мола появилась толпа. Она росла и вытягивалась в сторону «Каталины». Люди кричали, размахивали руками. Военных, однако, среди них не было. Впереди всех шла женщина в простом черном платье. Она тянула за руку, по всей видимости, свою дочь. Мать обливалась слезами и рвала на себе одежды.
        - Свистать всех наверх! Собрать экипаж на шканцах! - Де ла Крус отдавал приказы тоном, какого прежде никто не слышал.
        Добрая Душа сорвался с места, а капитан направился к сходням. Бартоло последовал за ним. Тетю и Девото остались на мостике, а Медико сказал:
        - Это нам вместо завтрака. Пойду поговорю с командой!
        Сойдя на пристань, де ла Крус тут же убедился в том, что его опасения были не напрасны. Его предположение подтвердилось. Женщина кричала:
        - Муж был матросом! Убили флибустьеры! Дети осиротели! Дом обнищал! Теперь опозорили дочь! Будьте вы прокляты! Все вы одинаковые - пираты!
        Педро как можно вежливее поклонился кричащей женщине и предложил:
        - Успокойтесь, сеньора! Прошу вас! Мы не оставим вас в беде. Вы с дочерью и любой мужчина, которого вы выберете, можете подняться на корабль. Здесь все решим!
        Тем временем на шканцах Медико окинул команду проницательным взглядом и, как ему показалось, определил виновного. Хуан сообщил об этом Тетю и Девото, которые чувствовали себя неловко и потому молчали. На, побагровевшем лице Девото ходили желваки.
        Девушка тут же указала виновника. - молодого матроса, на которого и подумал Медико. Им оказался второй бомбардир угонной пушки. Де ла Крус попросил девушку рассказать, как и что случилось. Матрос молчал, всем стало ясно, что произошло насилие.
        Капитан приказал бомбардиру выйти к шпору грот-мачты.
        - Ты сейчас же соберешь вещи, сойдешь на берег и возьмешь эту женщину в жены! Деньгами мы вам поможем! - ледяным тоном произнес Красный Корсар.
        Стало слышно, как часы на колокольне городского собора отбивали время.
        - Никогда! Этому не бывать! - отрезал молодой бомбардир и ушел на свое место.
        - Сеньора, прошу вас, пройдите с дочкой ко мне на мостик, - и де ла Крус, пока женщины поднимались, шепнул Бартоло: - Принеси два мешочка с дублонами.
        Когда мать пострадавшей увидела в руках капитана деньги и услышала, что это двести золотых дублонов, она принялась креститься и тихим голосом произнесла:
        - Господь вознаградит вас, сеньор! Нам хватит одного мешочка. Слава Всевышнему! Есть еще на земле благородные люди! На сто золотых я открою харчевню. Мы будем спасены! Отец Небесный, пошли сеньору удачи и счастья!
        Как только женщины и свидетель из горожан покинули палубу «Каталины», де ла Крус отдал приказ:
        - Все наверх! Стоять по местам, со стоянки сниматься!
        Стук каблуков спешащих по местам матросов «Каталины» впервые не звучал радостно, как обычно бывало при отплытии.
        - Выбирать концы! Паруса к постанове изготовить!
        Хуан почувствовал смущение и подавленность в действиях экипажа, он уловил в этом недовольство капитаном. Медико поделился наблюдением с Тетю и Девото. Они и сами судили так же по тому, как матросы теперь исполняли приказания своих командиров.
        - Поставить бизань! Фока-реи бейдевинд правого галса!
        Добрая Душа ходил по палубе со сжатыми кулаками. Все знали, что в подобные минуты лучше к боцману не приближаться.
        - Фока-шкот, фока-галс отдать! На брасы, левые! - с такой горечью в голосе де ла Крус еще никогда не отдавал команд. Матрос совершил вопиющий поступок, и на карту был поставлен авторитет капитана.
        Де ла Крус видел, что матросы работали с видимым недовольством и, скорее всего, рассуждали про себя: «Капитан - слабак! Красный Корсар отступил!»
        - Поставить марселя! Бизань-гик на правую!
        После того как отзвучали команды: «Отдать паруса!» и «С реев долой!», капитан позвал боцмана:
        - Взять под арест бомбардира!
        - Разорвите мне сердце, если этот мерзавец уже не испортил нам праздник! - глухо отозвался Добрая Душа. - Позор на мою голову! Будь ты проклят, сатана!
        С первыми лучами самого приятного в этих широтах мартовского солнца Красный Корсар поднял всех наверх. Весь экипаж, исключая рулевого и марсового, собрался на палубе. Многие предчувствовали беду.
        Добрая Душа привел бомбардира, развязал его и поставил к шпору грот-мачты.
        - Каждый из вас получает завидную долю. Нет другого корабля во флоте Филиппа Пятого, где бы за службу так исправно и хорошо платили, - заговорил Красный Корсар, он был одет в свой самый нарядный костюм. - Я всех предупреждал! И каждый из вас дал слово, что идет на «Каталину» не в погоне за большими деньгами, а с готовностью служить верой и правдой общему делу! Как же я и мои друзья должны теперь расценивать то, что сделал этот бомбардир? Он предал нас! Совершил измену! Можно пожурить и наказать, а то и простить того, кто совершил непристойный поступок нечаянно, не ведая пагубности последствий. Однако тот, кто творил зло осознанно, совершил преступление против другого человека, не заслуживает ни снисхождения, ни людского милосердия! Тем более на военном корабле!
        Пролетавшая над «Каталиной» чайка издала громкий крик, де ла Крус невольно поднял голову, возникла пауза.
        - Правом капитана «Каталины» приговариваю совершившего измену преступника к казни через повешение на рее! Кто исполнит роль палача?
        Сразу несколько человек шагнули вперед, другие согласно закивали, третьи сжали челюсти, опустили головы. Бомбардир сорвался с места по направлению к борту. Однако прежде чем кто-либо сообразил, что происходит, в воздухе раздался свист, и плеть, которую держал в руке Бартоло, крепко обвила тело бомбардира. Все на миг опешили - никто не знал, что Бартоло так ловко орудует пастушьей плетью, и никто не мог предугадать, что именно она окажется у него в руках в эту самую минуту.
        - Это сделаю я! - к лежащему на палубе бомбардиру подошел боцман. - Добрая Душа взял его на корабль, ему и быть палачом!
        Медико и Антонио Идальго направились каждый в свою каюту, а Тетю тихо произнес:
        - Жестоко, однако in terrorem [Для устрашения (лат.)] . Правильно, Педро!
        Красный Корсар снял шляпу с огромным огненным пером, обнажил шпагу, опустив ее конец долу, и распорядился:
        - Хуан, вернитесь! Это ваш долг! Всем остальным, кроме марсового и рулевого, по каютам и кубрикам! Боцман, приступайте к делу!
        К Тортуге, вернее, к острову Санто-Доминго, откуда де ла Крус намерен был переправиться в логово Береговых братьев, «Каталина» подошла не в мае, как рассчитывал ее капитан, а лишь в конце октября. Как оказалось, к лучшему. Получилось так, что никто из опытных моряков и не вспомнил, что именно с октября, когда в районе Карибского моря, Мексиканского залива и Западной Атлантики у Северного тропика начинается период циклонов, часто влекущих за собой губительные для любого корабля штормы, на Тортуге, собственно, и собираются пираты. Там они проматывают добычу, предаются всевозможным наслаждениям, отдыхают, пережидают непогоду.
        За это время «Каталина», никого не встретив ни во Флоридском проливе, ни у Большой Багамской банки, ни далее в проливе Сан-Николас, наказала лишь одного совсем еще юного английского пирата. Орудия его корабля, однако, прежде чем произошла свалка судов, сделали опасные пробоины в борту «Каталины». До начала новой схватки де ла Крус опасался, что строгий приговор, совершенный над бомбардиром, может сказаться на боевом духе экипажа. Однако опасения были напрасными. Постарались Добрая Душа и Туэрто, который прекрасно исполнял роль старшего бомбардира. Да и справедливая, безупречная строгость Красного Корсара, и его мягкость, порой доходившая едва ли не до нежности к любому матросу, когда он оказывался в беде, помогли тем, кто поначалу осудил капитана, быстрее забыть о казни. Экипаж, особенно абордажная команда Девото, впервые сражался на чужой палубе и делал это безупречно.
        Пиратский бриг в двадцать две пушки, старый, много раз битый, был замечен неподалеку от острова Терке. Бриг, распознав в «Каталине» испанского корсара, хотел было уйти, но «Каталина» нагнала его и, с ходу пойдя на абордаж, быстро овладела положением. Однако, минуя Наветренный пролив, который своей шириной в сорок три морских мили отделял мыс Кемадо на острове Куба от мыса Сент-Николя на острове Санто-Доминго, раненая «Каталина» с половиной экипажа на борту и полусотней головорезов в трюмах и бриг, несший теперь флаг Испании, повстречались с британским линейным кораблем. «Каталина» и бриг, которым управляли Девото и Добрая Душа, поставили полные паруса и все марсели, но оторвались от преследования лишь благодаря наступившей темноте и хитрости капитанов. Де ла Крус, как только небо и вода пролива стали одного цвета - воронова крыла, велел погасить огни и, рискуя своим продырявленным бортом зачерпнуть больше воды, чем было возможно, чтобы судно не пошло ко дну, поставил «Каталину» резко на обратный курс. Девото понял маневр и повторил его бригом, и оба корабля приблизились к берегу Кубы. Там и
простояли ночь.
        Губернатор Сантьяго, бывший ярым противником союза с французами, знал, что де ла Крус родом из Бордо, и не пожелал поначалу принять у него бриг и трофеи. Он отказался наотрез, правда, под предлогом, что у него нет в наличии средств, выдать экипажу «Каталины» две трети стоимости добычи. Одна треть отходила в казну. Дело дошло до того, что де ла Крус, воспользовавшись приемом в доме местного аудитора, рассказал гостям о том, что вынужден уйти с трофейным английским бригом на Тортугу, чтобы продать его там. «Каталина» и бриг уже подняли было паруса, и только тогда, у самой крепости Сан-Педро-де-ла-Рока, расположенной у вьгхода из залива, губернатор распорядился повернуть корабли обратно.
        Ввиду этого де ла Крус и его друзья задержались в Сантьяго, а также они решили составить себе более полное представление об обстановке в городе, которая явно могла быть чревата нежелательными последствиями для политики короля Филиппа Пятого. Де ла Крус с оказиями сумел переслать письма в Гавану по суше и в Веракрус морем. Вскоре в Сантьяго прибыл королевский инспектор, который на военном линейном корабле возвращался в Мадрид из Мехико - столицы вице-короля Новой Испании. Губернатор, аудитор, командир крепости Сан-Педро-да-ла-Рока и альгвасил были сняты со своих постов, а новые власти города тут же получили сообщение от испанских шпионов с Ямайки, что четыре корабля английских пиратов намерены напасть на город Сантьяго. «Каталина» пришла на помощь властям и задержалась еще на два месяца.
        Тем временем в Сантьяго пришло послание теперь уже от Марии де Амбулоди. В письме некогда шаловливая Мария сообщала, что графиня Иннес была раздосадована «сухой весточкой», полученной из Веракруса, рассердилась на де ла Круса и первым попутным кораблем отплыла в Испанию. Это кольнуло сердце Педро, но боль тут же прошла от заключительных строк письма. «Перед отъездом графиня Иннес просила переслать Вам нашумевшую в Голландии, Испании и Франции книгу „Пираты Америки и правда о защите побережья Западных Индий“ [Впервые труд А. О. Эсвемелинга увидел свет в 1678 г, в Амстердаме, затем был переведен на испанский язык Антонио Фрейре и в 1684 г. издан в Мадриде.] . Мы с Мигелем ждем прибавления семейства. Ежели Бог даст нам мальчика, хотели бы, чтобы он был таким, как Вы, милый наш Педро».
        Была и еще одна причина для задержки отплытия на Тортугу. Де ла Крус не забыл слова, данного Пересу. Добрая Душа с верным матросом и Антонио Идальго, который решился с ними попутешествовать, посетить новые места, поднатореть в делах, отправились дилижансом в Пуэрто-Принсипе. Там они по указанному Пересом адресу нашли верного человека и тайком от властей и соседей вывезли семью бывшего старшего бомбардира «Каталины» в Сантьяго. Одновременно об этом дали знать в Гавану.
        Вскоре в Сантьяго появился и сам Перес. Он был угрюм и печален. Ради своего спокойствия и благополучия семьи Перес ставил под угрозу жизнь младшего брата. Не изменило душевного состояния Переса и сообщение Антонио о том, что доля старшего бомбардира в золотых дублонах была оставлена на хранение у сборщика королевских налогов в Веракрусе и будет выдана в том случае, если Перес определится там на постоянное местожительство.
        Де ла Крус без труда договорился с капитаном первого же торговца, уходившего в Картахену, взять на борт пять человек за счет «Каталины».
        Из Картахены Перес брался сам втайне от всех, чтобы замести след, переехать в Веракрус, с тем чтобы там поселиться.
        Так прошло полгода. За это время Девото дважды дрался на дуэли, и одна из схваток кончилась смертью его противника. Сестра прежнего аудитора-англофила, вдовствующая состоятельная сеньора, владевшая доброй сотней рабов, сахарными и табачными плантациями, без ума влюбилась в старшего помощника «Каталины». Она готова была бросить все свое состояние к ногам Девото, только бы он остался в Сантьяго. Однако, как и предполагали друзья, Девото ни в коем случае нельзя было отпускать с
«Каталины» - он не мог спокойно жить на грешной земле. Когда же де ла Крус, Тетю, Медико и Антонио Идальго в один голос заговорили с ним о терзавшем их опасении потерять друга, испанец громко расхохотался в ответ и попросил ускорить день отхода «Каталины» из гавани Сантьяго.

        Глава 15
        ОСТРОВ ТОРТУГА

        Как только «Каталина» вышла из залива Сантьяго-де-Куба и оказалась в водах пролива Колумба, де ла Крус отдал команду рулевому, которая вызвала удивление экипажа: корабль вместо крутого поворота на восток поставил полные паруса и помчался на юг. Тут же на мостике появились Тетю и Девото.
        - Что ты задумал, Педро? - спросил Девото.
        - Уверен, что что-то оригинальное, - ответил за капитана Тетю. - Он не спешит на Тортугу.
        - Да, друзья, идем на Ямайку! Вы недоумевали, почему я не сдаю властям этого английского мальчишку, задумавшего поиграть в пираты. Подшкипер однажды нес ночную вахту. Слух у него, как у пумы. Все должны были спать, а тут ему отчетливо слышался чей-то голос. Подшкипер пошел на звук и обнаружил, что горе-капитан разговаривает во сне. Говорит внятно, да такое, что я приказал Доброй Душе поближе познакомиться с мальчиком. Боцман, вы его знаете, решил с ним «погулять». Накрыли стол, выпили и… Добрая Душа прилетел ко мне, потирая руки. Мальчик-то - виконт! Да к тому еще сын сестры адмирала Уолкера!
        - Я нечто подобное и ожидал, - заметил Тетю.
        - Невероятно! - Девото развел руками.
        - Но это так, нам повезло, Андрес! Единственное, чего ты боишься на этом свете, - глаза Педро заискрились, и он положил руку на плечо друга.
        - Ну, ладно, Педро, не сердись на меня! Я с вами!
        Подойдя к северному побережью острова, «Каталина» нашла небольшой заливчик, там корабль мог бросить якорь и остаться незамеченным с моря. На берег сошли Добрая Душа, подшкипер и еще пятеро матросов, одетых и вооруженных, как заправские пираты. Им предстояло пройти сушей легуа [Мера длины: сухопутная - 5,572 метра, морская - 5,555 метра.] шесть до Кингстона, поселения, заложенного всего десять лет назад, но уже считавшего себя главным городом острова. Там следовало передать письмо людям, которые доставят его английскому губернатору. В письме де ла Крус предлагал 31 декабря 1704 года на судне без военного вооружения доставить брата Переса Барроте, находившегося заложником на корабле адмирала Грайдена, к ближайшему от Кингстона островку из группы Морант и обменять его на племянника адмирала Уолкера.
        Этот остров находится на двадцатой параллели у семидесятого меридиана и ныне называется Тортю. Прежде он был громко известен, да и сейчас остается в памяти большинства людей как Тортуга. Прозвание это остров получил за внешнее сходство с морской черепахой от открывших его испанцев. И располагался он рядом со знаменитой Эспаньолой (Большие Антильские острова). Утесы и скалы острова были густо покрыты лесом.
        В период, о котором идет речь в данном повествовании, на северном, самом утесистом, берегу, захваченном непроходимыми мангровыми зарослями, полными разносчиков желтой лихорадки, люди не селились. Зато на полуденном, южном, берегу, где среди утесов и скал попадались участки плодороднейшей земли и где природа устроила прекрасную естественную гавань, люди чувствовали себя как в раю. Гавань имела два входа и могла принять до двадцати больших кораблей. Порт Кайона, вокруг которого селилась основная часть жителей, окруженный плантациями табака, маниока, земляного ореха, картофеля, подсолнуха, ананаса, являлся, как сказали бы сейчас,
«свободным портом». И неписаные правила Береговых братьев здесь выступали как единственный закон, авторитетной считалась несгибаемая воля, физическая сила, умение владеть саблей или шпагой - и полный карман.
        Прежде, на протяжении полутора веков, длилась кровопролитная борьба между испанцами, владевшими Тортугой, и французами, которым приглянулся этот остров. В середине XVII века испанцы сдались. Первый губернатор-француз мосье ле Вассер начал свою деятельность с приказа прекратить отстрел и травлю собаками диких кабанов, которые в изобилии водились в густых лесах. Он объяснил жителям, что в случае очередного возможного нападения неприятеля они уйдут в леса, и вот тогда дикие. кабаны будут для них спасением. Этот же предусмотрительный мосье ле Вассер отстроил на скале, разделявшей вход в гавань, крепостцу. Взобраться на бастион можно было только по веревочной лестнице, а две грозные пушки, установленные там, были недосягаемы снизу для неприятеля.
        Еще большее благополучие Тортуге принес другой губернатор - Бертран Ожерон, который, как только по протекции французской Вест-Индской компании [Большое торговое предприятие, созданное в 1664 году по инициативе М. Б. Кольбера с целью поощрения французской торговли и колонизации Северной Америки и Западной Африки.] заступил в 1664 году на этот пост, тут же взял под свое покровительство буканьеров. Надо сказать, что первоначальным занятием поселенцев-голландцев, англичан и французов на испанских островах Эспаньола и Тортуга была добыча мяса, охота на одичавших быков и коров, которые, отбившись от хозяйств, сами по себе превосходно разводились на воле. Особенная манера этих охотников готовить мясо вскоре получила название «viande bouccanee», от аравакского слова «букан», что означало у индейцев-людоедов Карибского бассейна место, где над костром на вертеле зажаривалось человеческое тело. Затем это слово закрепилось за копченым мясом диких и домашних животных, а вскоре и за самими охотниками, то есть всеми теми, кто добывал мясо. Англичане, например, их по началу называли «cow killers», -
«забивающие коров».
        Наряду с этими охотниками существовали вооруженные группы бандитов, которые нападали на селения соседних, в основном испанских, островов, грабили их и угоняли домашний скот. Как охотники, так и грабители ходили по морю на небольших суденышках, называвшихся по-голландски filibots. Отсюда и произошло испанское filibusteros, или флибустьер.
        Буканьеры и флибустьеры, отстреливая и забивая скот, заготавливали для Европы значительные партии копченого мяса и солонины, на чем хорошо зарабатывали.
        Однако истинное коммерческое процветание и взлет славы мосье Ожерон принес Тортуге в семидесятые годы, объявив ее свободной землей любого человека, не совершившего на ней преступления.
        Дурные примеры, как известно, заразительны. Таковым и стал для мосье Ожерона
«пример» сэра Томаса Медифорда, превратившего главный город Ямайки Порт-Ройяль - теплое гнездышко английских корсаров и пиратов - в наиболее богатый торговый центр тогдашней Америки. Вот и Ожерон объявил, что порт Кайона будет торговать с любым продавцом и покупателем вне зависимости от политических договоров, пактов и соглашений.
        И тут же угроза нападения пиратов на жителей Тортуги испарилась, как туман в хорошую погоду, хотя город богател не по дням, а по часам. Кто, если он в своем уме, станет грабить то, что ему приносит доход и наслаждение? А уж когда в 1692 году после сильного землетрясения океан поглотил Порт-Ройяль Тортуга обернулась Вавилоном Нового Света.
        Тут же, сразу за добротными, просторными причалами Кайоны, теснились кабачки, трактиры, постоялые дворы, таверны, дома менял, рыбный и мясной рынки. Чуть далее шли выстроившиеся плотными рядами дома терпимости, гостиницы, коммерческие и оружейные лавки и снова кабачки и таверны. Еще выше жили куртизанки подороже, ростовщики, торговавшие оптом и в розницу, провизоры и хирурги. У подножия горы расположились дома горожан, владельцев плантаций, крупных коммерсантов, судовладельцев, представителей местных властей, небольшой дворец губернатора, католический собор и протестантская кирха. По обе стороны окраин лепились один к другому лачуги охотников, ремесленников и прочего чернорабочего люда.
        Де ла Крус и отобранная им часть команды прибыли в Кайону на двух разных кораблях из небольшого селения Кабо-Гаитиано, что находилось на Эспаньоле. Педро сопровождали Антонио Идальго и Добрая Душа. На том же судне путешествовал «богатый французский коммерсант» и его слуга - негр Бартоло. Шкипер Хосе, по прозвищу Чистюля, приглашенный Красным Корсаром на корабль в Веракрусе, второй боцман
«Каталины» да еще три десятка молодцов на арендованном специально для этой цели люгере прибыли в Кайону «повеселиться». В трюме легкого трехмачтового судна было сложено оружие, на корме тайно установлена пушка.
        Девото и Медико остались с командой и отвели «Каталину» в один из заливов неподалеку от небольшого морского поселения Порт-де-Пе, которое находилось от Тортуги в часе хода под парусами.
        Порт Кайона кишел людьми двадцать четыре часа в сутки, но настоящее великое торжище, где можно было купить все, от иголки до живого крокодила, от тибетских украшений до раба, жены или корабля, происходило по субботним дням.
        Преуспевающий французский коммерсант прибыл сюда, чтобы выгодно продать полотно знаменитого Диего Веласкеса. Тетю, а это был он, выбрал подходящего антиквара и договорился выставить картину в лавке. При картине неотступно находился слуга. На ночь полотно уносилось в номер богатой гостиницы. Капитан, нотариус и боцман, стараясь не привлекать к себе постороннего внимания, постоянно находились поблизости. Они то смешивались с толпой на улице, то потягивали вино в каком-нибудь кабачке, неподалеку от лавки антиквара.
        Второй боцман вместе с англичанином-альбиносом, который еще прихрамывал и не расставался с тростью, собирали информацию о Ганте и три, а то и четыре раза в день украдкой встречались с де ла Крусом.
        Все вокруг поражало воображение. Особенно невольничий рынок, куда де ла Крус отправился сразу же после того, как только они разместились в гостинице. Он, Добрая Душа и шкипер Чистюля расспрашивали завсегдатаев и зевак, не продавалась ли на рынке девушка с приметами Каталины. Рассчитывать на успех было все равно что искать иголку в стоге сена. И Добрая Душа придумывал предлоги, чтобы быстрее увести с рынка капитана, который не мог оторвать взгляда от обращенных именно к нему умоляющих, несчастных женских глаз.
        На следующий день, сразу после полудня, в просторную таверну под вывеской «Маас», где за столиком сидели Педро, Тетю, Добрая Душа и Антонио Идальго, ввалилась шумная ватага - человек тридцать только что пришедших в порт голландских пиратов. Они выиграли бой с вооруженным испанским торговцем, но потеряли половину своего экипажа и с трудом привели потрепанную шхуну на Тортугу. Возбужденного горланя, они заполнили таверну своего земляка и бесцеремонно принялись выталкивать оттуда посетителей. Однако, увидев шпаги и по паре рукояток многозарядных пистолетов, торчавших за поясами друзей, голландские пираты шутками и смехом, но все же галантно предложили им несколько переместиться и сами перенесли их стол в дальний угол.
        Капитан голландцев, у которого одна рука висела на перевязи, поднял небольшой черный вымпел с вышитой посередине золотом буквой «Т» и попросил тишины. Тетю, знавший язык, тихонько переводил:
        - После расчета по контракту, уплаты родственникам погибших, а также за ранения и увечья деньгами и рабами у них осталось сто шестьдесят тысяч реалов [Реал - серебряная монета, 1/8 часть песо, равная 12,5 сентаво.] в звонкой монете: Это помимо серебра в слитках!
        - Плотник по контракту обычно получает сто пятьдесят песо, бомбардир - сто, матрос - семьдесят пять, хирург - двести, - пояснил Добрая Душа. - За потерю правой руки - шестьсот песо или шесть рабов, левой - пятьсот или пять рабов, за правую ногу - пятьсот, за левую - четыреста, за глаз - сто, за палец - тоже сто песо.
        - Он сказал, - продолжал Тетю, - что на этот раз одна доля составила триста шестьдесят пять песо! - голос Тетю потонул в оглушительном радостном реве.
        - Вот и считайте! Асумбре [Мера емкости, равная 2,016 литра.] тростниковой водки стоит один-полтора реала, хорошие башмаки - четыре реала, ботфорты - шесть, панталоны и рубаха - три. Через неделю-другую эти несчастные будут иметь пустые карманы! - Добрая Душа похлопал по своим.
        - У них еще тысяча фунтов серебра, которое делят из расчета десять реалов за фунт, - сообщил Тетю.
        - И это пропустят сквозь пальцы в третью неделю. Потом снова в поход! - прокомментировал Добрая Душа.
        - Скажите, боцман, а как у них определяется размер каждой доли? - поинтересовался Антонио Идальго.
        - Капитан имеет шесть-семь частей, хирург - пять, шкипер и старший бомбардир - по четыре, боцман - три.
        - Примерно как и у нас!
        - С той только разницей, что мы отбираем награбленное! - заметил де ла Крус. - Ну что, Тетю, может быть, пройдете к антиквару?
        - Педро, вы рассчитываете на успех, который может только присниться. Мы лишь вечером узнаем, здесь ли Гант. Не забывайте, мой милый, уменье ждать - лучший путь к цели. Но я исполню вашу волю. Тем более что вид этих мерзких типов вызывает у меня зуд в правой ладони. Обычно он проходит лишь после прикосновения к эфесу шпаги, - Тетю встал и подчеркнуто учтиво раскланялся.
        Но не успел он сделать и двух шагов, как в таверне поднялся недобрый гвалт, многие пираты вскочили со своих мест, и Тетю вернулся к столику. Он увидел, что рядом с капитаном пиратов теперь сидит крепкий малый, у которого, казалось, был один-единственный зуб во рту.
        - Похоже, это боцман. Он осуждает капитана за продажу испанского корабля, груженного бобами какао, за десятую часть действительной стоимости. А капитан ответил: «Вы забыли, кретины, чем мы обязаны губернатору? Никому другому я так дешево бы не отдал! Мы рассчитались с ним! Более того, теперь он наш должник!»
        После этих слов капитана пираты шумно потребовали угощения. Тут же появились слуги. Они в минуту уставили столики бутылками и кружками, принесли колоды карт, стаканчики с костями.
        Де ла Крус счел недопустимым дальше делить компанию с голландскими пиратами, бросил на стол плату за выпитое вино и, пропуская вперед Тетю, направился к выходу. Добрая Душа с Антонио Идальго, которому совсем не хотелось покидать таверну, последовали за ним.
        На улице де ла Круса ожидал незнакомый человек. Был он в обносках, но черты лица и особенно выражение его глаз говорили о том, что он не нищий, а, скорее всего, попавший в беду человек.
        - Ради всех святых! Ради вашей святой девы Пилар, - заговорил незнакомец на испанском языке, - прошу милосердия.
        Педро полез за монетой.
        - Нет-нет! Деньги мне не помогут! Спасти меня можете только вы! Возьмите с собой! Я шкипер, но плавал и капитаном. Сеньор, возьмите меня к себе хоть подшкипером, хоть рулевым, хоть матросом!
        - Что с вами? Плавали капитаном, а теперь согласны и на матроса. Расскажите нам о вашей беде, - потребовал Педро.
        Они медленно шли к верхней части города, там жизнь била ключом. Впереди, на перекрестке двух улиц, веселился один из братьев чернознаменной вольницы. Выкатив из таверны бочку с вином и выбив доски верхней крышки, здоровый детина - он был в нижней рубахе без рукавов, чтобы все видели его налитые мускулы, с саблей в руке - никого не пропускал мимо. Будь то пожилой мужчина, женщина или даже ребенок, пират, не внемля просьбам, принуждал каждого отведать вина прямо из бочки. Когда же гуляке казалось, что кто-то лукавит и не пьет, он просто брал своего гостя за шею и окунал лицом в бочку.
        Антонио Идальго выхватил шпагу, Добрая Душа оба пистолета, Тетю положил руку на эфес. Пират сфиглярничал, сделал глубокий поклон до самой земли и пропел:
        - Отсохни мой язык, если это не гости губернатора!
        Тут же в адрес пирата посыпались бранные слова. Он, недолго думая, влепил такую оплеуху тому, кто стоял к нему ближе, что человек полетел на землю.
        - Кровь и гром! Здесь я пью! Мое вино! Здесь я хозяин!
        Как только де ла Крус завернул за угол, то снова Обратился к незнакомцу:
        - Так что же?
        - После удачного набега, тогда я ходил шкипером, ко мне в карманы угодило три тысячи песо, один к одному! Наш экипаж распался, а я… немного загулял! Не успел растянуть грот-шкоты, как оказался без реала за душой. Сейчас в долгу у акулы из
«Мааса». Именно здесь, у него в таверне, оставил я большую часть денег! И теперь он грозится продать меня в рабство,
        - Чем же я могу помочь? Мы ведь коммерсанты! Деньгами?
        - Лопни мои глаза, у простых коммерсантов не такие длинные шпаги! Вы - капитан! Я вижу! Возьмите к себе на корабль! Не пожалеете!
        Де ла Крус оценил проницательность незнакомца и тут же понял, что невольно оказался ему обязан: опытный глаз сразу определил в нем капитана, что при данных обстоятельствах было недопустимо: Педро следовало сохранять инкогнито, И де ла Крус громко произнес
        - Хватит! Я вас понял. Диего, - обратился Красный Корсар к Доброй Душе, - поговори со шкипером! - и, когда боцман подошел ближе, шепнул: - Может пригодиться! Найдешь нас у антиквара.
        Только на следующий день к вечеру стало ясно, что Ганта в Кайоне нет, однако некая дама ожидала его прибытия со дня на день.
        Через второго боцмана Педро наказал двум матросам поселиться поблизости от жилища дамы сердца английского пирата и вести неустанное наблюдение за ее домом.
        - Альбинос видит ночью, как днем, сеньор, - говорил боцман-пират де ла Крусу, усомнившемуся в достоверности принесенных им сведений. - Я вам обещал, и я вам помогу. Благодарите вашего хирурга. Я ненавижу испанцев! Но клянусь Патриком, ирландцы умеют держать свое слово!
        - К тому же, помимо ноги, которая осталась при тебе, я обещал еще и хорошее вознаграждение! Что же касается честности, в ней я не сомневался ни на йоту! Действуй! И пусть тебе поможет Патрик.
        Де ла Крус и Добрая Душа шли по улице с невольничьего рынка, где Педро вновь расспрашивал о девушке с серо-синими глазами. Они направлялись к гостинице, когда услышали крики и ругань. Четыре крупных молодца силой волокли с собой по дороге и били какого-то человека, видимо ремесленника. Де ла Крус вступился за несчастного. Оказалось, что ростовщик-голландец со своими слугами тащил на невольничий рынок сапожника-испанца, не отдавшего в срок 25 английских шиллингов, что в переводе на испанские деньги равнялось всего 50 серебряным реалам. По неписаному закону, на Тортуге в этом случае кредитор имел право продать должника в рабство сроком от шести до восьми месяцев.
        - Прошу прощения, но это мой сапожник. Он обязан завтра вручить мне пару новых ботфортов. Пока он их не сошьет, я никуда его не отпущу. Что же касается его долга, прошу вас, - и де ла Крус извлек из бокового кармана один за другим пять дукатов. - Получите! Мне все равно пришлось бы ему заплатить.
        Ростовщик немедленно принес свои извинения сапожнику, даже пригладил на том растрепавшиеся волосы и, прикрикнув на слуг, с довольной улыбкой отправился восвояси.
        Сапожник упросил де ла Круса и Добрую Душу непременно зайти к нему в дом. Там башмачник снял мерки и обещал принести в гостиницу, где они остановились, две пары отличных ботфортов.
        Добрая Душа встретился со своим помощником. Тот уже неделю наблюдал за дамой, нетерпеливо ожидавшей своего возлюбленного. Люди с «Каталины» неоднократно видели, как она гневно гнала прочь домогавшихся ее ухажеров.
        Для встречи оба боцмана выбрали таверну поскромнее. Когда они входили, было слышно жужжание летавших повсюду мух. Но не успели слуги подать кувшин вина, кружки и легкую закуску, как в таверну ввалилась компания пиратов явно с корабля, только что пришедшего в порт. Бойкие молодые ребята расселись за соседним столом вокруг исполосованного шрамами пожилого моряка. Тот принялся что-то рассказывать, и, видимо, что-то интересное, так как стол то и дело оглашался хохотом. Похоже, ветеран был их вожаком.
        Гогот мешал Доброй Душе разговаривать, и он то и дело раздраженно поглядывал на пиратов.
        Пожилой задержал взгляд на лице Доброй Души. Боцман решил уйти и хотел было уже рассчитаться, о6ратился к помощнику, но не успел…
        Старый пират в упор глядел на Диего пристальным, пронизывающим взглядом. Боцман, повинуясь силе этого взгляда, встал и медленно, словно шел к виселице, у которой хлопотал палач, направился к шумному столу. Он не подумал даже отдать последнее распоряжение второму боцману, не успел осознать, какой опасностью может обернуться подобный шаг для задуманного де ла Крусом дела. Старому пирату стоило произнести одно лишь слово, и никакие мускулы, никакая изворотливость и доблесть не смогли бы устоять против этой массы головорезов.
        Второму боцману осталось бы тогда бежать из таверны прочь, причем как можно скорее, чтобы поведать о случившемся Красному Корсару, а тому пришлось бы искать нового боцмана.
        Добрая Душа шел и вспоминал слова своего отца, говорившего ему в детстве:
«Заглядывает тебе смерть в глаза - иди ей навстречу! Она труслива, испугается и уйдет. Дрогнешь ты, и старуха не пощадит!» Слова закрепились в памяти Диего его дальнейшим пиратским опытом, и Добрая Душа в самых опасных ситуациях всегда действовал только так, как наказал отец.
        Пираты уже немало выпили. Вожак плечом спихнул соседа, ловко подхватил падающий стул и подставил его Доброй Душе. Боцман сел, его тело напряглось, превратилось в комок мышц и нервов, левая рука крепче прижала к боку пистолет.
        Старый пират обвел взглядом свою компанию, и было не ясно, то ли он не заметил ничего такого, что могло бы ему не понравиться, то ли давал понять, что знай, где находишься, неторопливо подвинул гостю пустую кружку, наполнил ее тростниковой водкой - ромом.
        - Что, мы разве прежде встречались? - спросил Диего.
        Восемь лет назад Диего Решето, сводя счеты с теми, кто издевался над его привязанностью к памяти Петронилы де Гусман, нанес две смертельные ножевые раны этому человеку, после которых, по мнению боцмана, он уже не должен был жить на этом свете. Но он сидел рядом с Диего как ни в чем не бывало и мог сейчас потребовать возмездия.
        Старый пират протянул кружку, чокнулся, сделал большой глоток и, медленно растягивая слова, произнес:
        - Похоже, мне показалось…
        Однако от внимания Диего не ускользнула усмешка, тронувшая губы пирата.
        - Ну, тогда за удачу! Эта кружка за мной. А я никогда не остаюсь в долгу! - испытывая истинное наслаждение, Диего Добрая Душа осушил кружку до дна и встал. Черт его дернул произнести последнюю фразу.
        Боцман понял это по глазам своего помощника, в которых, как в зеркале, отразилась гримаса, мгновенно исказившая лицо сотоварища по бывшему ремеслу. «Не то делаю, индюк!» - сказал себе боцман и снова сел. В голове теснились вопросы: «Почему не признал? Почему не расплатился? Лучшего случая не представится! Пока не узнаю, уходить нельзя!»
        - А ты что, уже не помнишь зла, не сводишь счеты? - такого прежде Решето себе не позволял, языком его играл сам черт, и он вел боцмана с голыми руками на сабельное острие. «Старею! Ром», - пронеслось в зашумевшей голове.
        - Ну, если настаиваешь… - старый пират снова обвел взглядом свою компанию, усмехнулся, подлил водки. - Если считаешь, что годы тебе не помеха, я скажу. Время берет свое. Стар я стал! Разрази меня гром, если я не простил тебя, Мадемуазель Петрона. Тогда… вот были времена! В тот раз ты был прав. А теперь я стал мудрее. Давно ты здесь не бывал. Заполоскалось сердце парусом! Я знал, не выдержишь! Вернешься!
        Пират засмеялся, поднял кружку, чокнулся с Доброй Душой и спросил:
        - С кем сейчас ходишь?
        - Пришел букан продать. Здесь все так изменилось!
        - Жадность и богатство - начало всех бед! У Гнилого причала стоит француз, он скупает буканы. Иди к нему. Слушай, а Лоренсильо не забыл?
        - Где он сейчас?
        - Где нам всем быть? На дне морском. И Петронила там! Ну ладно, ты иди - твой друг заждался, - старый пират протянул руку, и Добрая Душа вновь заметил ухмылку в уголках обветренных, потрескавшихся губ. - Не забывай - богат тот, кому хватает малого!
        Добрая Душа отошел, неожиданно сильно хлопнул по плечу своего помощника и произнес:
        - Нет, точно не в кабаке на Тортуге суждено мне оставить этот мир!
        Второй боцман не понял смысла этих слов, а Добрая Душа поспешил расплатиться и направился к выходу. Однако покидал он таверну не с легкой душой, а с необъяснимой тяжестью и тревогой.
        Люди де ла Круса расположились в разных местах неподалеку от лавки антиквара. Лишь два матроса продолжали наблюдать за домом приятельницы Ганта. Боцман-альбинос сообщил, что Чарлз Гант на Тортуге. Но многие видели, как пришедший в порт корабль Ганта стал на рейд ближе к вечеру, а уже следующим утром неожиданно снялся с якоря и ушел. По утверждению ирландского боцмана, сам капитан пиратов с частью экипажа остался в Кайоне. Это подтвердил Доброй Душе и шкипер-незнакомец, которому боцман предоставил нужную сумму для погашения долга в таверне «Маас».
        Бартоло неотступно находился при «Вакхе». К картине уже приценивались покупатели. Проявила интерес к ней и дама, ожидавшая Ганта.
        Тетю меж тем частенько покидал лавку. Когда же возвращался, то, как и было положено владельцу дорогой картины, капризничал и ломался, утверждая, что семейную реликвию отдаст в руки не всякому, приобретающему ее с целью удачно вложить капитал, а лишь любителю, знатоку живописи.
        Под видом очередного претендента на покупку «Вакха» впервые вошел к антиквару и де ла Крус. Он остановился у другого прекрасного полотна работы Клода Лорена [Лорена, Клод (1600-1682), один из наиболее выдающихся пейзажистов Франции того времени.] , полюбовался берегами Роны и тут же через окно увидел, как Добрая Душа подает условный знак. Боцман не ошибся. В лавку вошли три человека в шляпах, при шпагах, всем своим видом утверждая, что они не горожане и не плантаторы. Де ла Крус незаметно подмигнул Тетю, вышел и снял шляпу. Это означало, что Добрая Душа немедленно должен доставить на противоположную сторону улицы боцмана-альбиноса. Кроме него, никто из людей де ла Круса в лицо Чарльза Ганта не знал. Задачей альбиноса было указать среди пиратов капитана.
        Де ла Крус изменил первоначальное намерение - сразиться с Гантом в море. Сейчас альбинос подаст сигнал, и схватка начнется. Добрая Душа, второй боцман и пара самых сильных матросов схватят Ганта, обезоружат, заткнут рот, свяжут и бросят в шарабан, дежуривший за углом. Антонио Идальго с дюжиной бомбардиров «Каталины» отразят атаки спутников Ганта, если те окажут сопротивление. Тетю и Бартоло тем временем спокойно снимут холст с рамы, расплатятся с антикваром и уйдут к причалам, где в трех разных местах стоят лодки с люгера.
        Как только появился ирландец, Добрая Душа вызвал из соседней таверны незнакомца-шкипера и отправил его к де ла Крусу. Тот стоял в десяти метрах от входа в лавку и завел с подошедшим шкипером разговор.
        - Вы много плавали, - непринужденно сказал де ла Крус, - а скажите, вы были лично знакомы с капитаном Гантом? Он разграбил Тринидад!
        - И совсем недавно еще два поселения на Пуэрто-Рико! - гневно отозвался шкипер. - Да кто ж его не знает! Сами англичане не хотят иметь дела с этим животным! Он - вор!
        Ирландец повернулся спиной к лавке, но с места не сдвинулся. Это означало, что он видит людей Ганта. Однако самого капитана среди них нет. Тогда бы боцман-альбинос пошел прочь.
        Де ла Крус спросил:
        - От антиквара вышли трое, кто из них Гант?
        - Пусть я умру нищим, но его среди них нет! - воскликнул шкипер. - Гант ростом не выше саженца. Он всегда втягивает голову в плечи. Глаза его бегают, как тараканы, учуяв опасность.
        Оживленно обсуждая выставленную в лавке дорогую картину, трое в шляпах прошли мимо, не обратив ни малейшего внимания на де ла Круса. Он достал монету из кармана и подбросил ее на руке. Пятеро бомбардиров тут же последовали за любителями Веласкеса.
        К вечеру стало известно, что все трое направились в дом приятельницы Ганта.
        Итак, люди Ганта, явно офицеры его команды, побывали в лавке антиквара. Они убедились, что «Вакх» продается, однако не стали даже прицениваться. Выводило так, что Гант прошел в дом своей возлюбленной, а матросы не увидели его из окна своей комнаты, откуда вход просматривался прекрасно.
        Возникало сразу множество вопросов, на которые невозможно было пока ответить. Следовало ждать.
        Ночь, однако, не принесла никаких новостей.
        Наиболее вероятным теперь было то, что на следующий день Гант собственной персоной явится к антиквару. Не снимая наблюдения за домом подруги пирата, которая сама уже двое суток не появлялась на улице, де ла Крус со своими людьми весь день провел поблизости от антикварной лавки. Офицеры Ганта с утра ушли каждый по своим делам. Никто другой больше картиной не интересовался.
        Тетю, Бартоло и Антонио Идальго отправились в гостиницу, а де ла Крус с Доброй Душой и матросами навестили комнату, что находилась в доме напротив места жительства дамы Ганта.
        Трое в шляпах и при шпагах, любовавшиеся вчера «Вакхом», возвратились в разное время, Гант так и не появился. Ближе к полуночи де ла Крус оставил вместо себя дежурить Добрую Душу, в мельчайших подробностях выучившего описание внешности Ганта, и зашагал в гостиницу.
        Тетю уже был в постели. Бартоло с пистолетом в руке сидел у стола, полотно Веласкеса лежало рядом. Пожелав им спокойной ночи, Педро вышел в коридор. Он услышал, как Бартоло запер дверь на засов. Лишь после этого капитан пошел к себе. Его комната находилась в конце коридора. Но не успел де ла Крус сделать и пяти шагов, как ближайшая дверь распахнулась и на него напали три вооруженных незнакомца с криком: «Бей! Хватай его! Бей!»
        Педро успел выхватить шпагу и дагу.
        На шум выглянул Бартоло и тут же поспешил на помощь хозяину.
        Одного из нападавших де ла Крус ранил, и тот скрылся за дверью, другой выпрыгнул в окно коридора, выходившее во двор гостиницы, третий, выронив саблю из раненой руки, попятился, ухитрился проскользнуть мимо Бартоло к лестнице и кубарем слетел вниз.
        - Бартоло, к себе! - коротко скомандовал де ла Крyc я помчался за убегавшим вниз по лестнице.
        Однако никого из нападавших он не поймал и, когда вернулся в номер Тетю, застал там картину, от которой болезненно сжалось сердце.
        Связанный, на постели сидел Тетю, рядом валялись кляп и мешок. Холста Веласкеса не было. Бартоло рычал, рвал на себе волосы и плакал.
        - Они от нас не уйдут! - сквозь зубы произнес де ла Крус. - Гант рядом. Вперед! Вы собирайтесь - и к лодкам! Я не дам ему уйти! - с этими словами Педро вложил в ножны шпагу. - Я скоро вернусь, - и направился в свою комнату.
        Бартоло развязал Тетю, пока тот одевался, негр собирал свои пожитки и продолжал проливать горючие слезы. Возвратился де ла Крус.
        - Не успел головы поднять, как на веревках влетели двое в открытое окно. Связали, кляп в рот, мешок на голову, - виновато говорил Тетю, приходя в себя и испытывая глубокую неловкость перед Педро. - С Гантом шутки плохи!
        - Будет что рассказать Девото и Медико, да и моим, детям, - усмехнулся с горечью в голосе Педро. - Ну! Вперед!
        Через пару часов все, за исключением Доброй Души и двух матросов, были на люгере.
        Атака на дом дамы сердца английского пирата не принесла желаемого результата. Поднятая с постели хозяйка оказалась в доме одна, если не считать слуги и горничной. Ни Ганта, ни трех его офицеров де ла Крус и его люди там не обнаружили. Жильцы дома молчали, словно немые.
        Боцман с двумя матросами, посланный капитаном рассчитаться с ирландцем и незнакомцем-шкипером, вернулся злее разъяренного ягуара. Он сыпал вокруг, что с ним редко бывало, бранными словами, зубы Доброй Души скрипели.
        - Намотайте мои внутренности на якорный барабан, если я не должен сдать свою дудку! Обоим один и тот же нож перерезал горло! Шкиперу - в таверне, ирландцу - в собственной койке. Вот деньги, - и Добрая Душа бросил на стол два мешочка.
        Де ла Крус тоже скрипнул зубами.
        - Шкипер, выводите люгер из залива! - глухим голосом приказал Красный Корсар. - Идем к «Каталине»! Вперед!

        Глава 16
        ДЕФО

        Теперь на холме, находившемся в кабельтове от берега и неподалеку от мыса Буэнависта, рядом с тремя добротными хижинами среди густых деревьев был отстроен навес под стойла для трех жеребцов. Коней чистой арабской крови Боб Железная Рука захватил на испанском торговце, доставлявшем их с Аравийского полуострова в Новую Испанию. Чистокровные производители предназначались для конюшен вице-короля, желавшего улучшить породу местной, происходившей от мустангов, верховой лошади, столь необходимой и полезной в делах чарро - мексиканских скотоводов.
        С лошадьми Боб привез набор сбруй, уздечек, ковровых чепраков и превосходной работы как мужские, так и женские седла. Хотя Боб и слыл за человека железной хватки, душою он был добр, и все жители уединенного по воле судьбы лагеря были одарены богатыми подарками.
        Увидев, как за последний год Каталина расцвела, чувство Боба запылало с новой силой, и он пожелал тут же свернуть лагерь и увезти с собой Каталину. Однако та, наученная доньей Кончитой, сумела своим отношением несколько остудить вожделение пирата, а добрая шотландка правдами и неправдами убедила Боба повременить еще до следующего декабря.
        - Поймите, Боб, яблоко еще не созрело. Разумный землепашец не спешит бросать зерна в холодную, не согретую временем ниву. Она еще дитя. Вы ее только оттолкнете и… проиграете. Терпение, мистер Боб. Со мной этот бутон распустится в прелестный цветок, и тогда… он сам будет нуждаться в том шмеле, который снимет с него нектар.
        - Шмель давно мог снять нектар, как вы говорите донья Кончита. Но, пожалуй, вы правы… Мне нужен сам цветок, - бывалый американский пират подкрутил усы, но тут же с грустью опустил глаза.
        - Мне положительно нравятся мужчины, которые охвачены любовью, но могут здраво рассуждать! Браво, мистер Боб! Еще год! Он из девушки сделает женщину, способную многое воспринять по-иному, ответить на горячее чувство, а главное, по своей воле стать матерью вашего дитя, Боб! - шотландка говорила с такой неподдельной искренностью, что он вскочил с качалки и с чувством благодарности поцеловал руку доньи Кончиты.
        Капитан тем легче согласился с доводами разумной женщины, потому что ему вместе с двумя другими пиратскими кораблями вскоре предстояло совершить опасный поход к берегам испанской провинции Коста-Рика. А там с боем овладеть крепостью Сан-Бернардо, что находилась в устье реки Рио-Матина, и затем с суши ударить и захватить богатый порт Лимон.
        Каталина, которая к этому времени уже метко стреляла из пистолета, умела превосходно метать ножи, владела хлыстом и палкой как оружием и успешно обучалась приемам защиты и нападения саблей, быстро, с помощью мужчин и особенно искусной наездницы, какой оказались донья Кончита, обучилась верховой езде и подружилась с лошадьми. Она любила ухаживать за ними вместе с Негро. И трехгодовалый буланый жеребец, на котором она ездила, так привязался к Каталине, что, стоило ей на прогулке покинуть седло, он шел за ней по пятам, то и дело тыча мордой в спину.
        В один из последних дней уходившего года, ближе к вечеру, Каталина сидела на любимом уступе, с которого было так хорошо смотреть на море и наблюдать за прелестью причудливых закатов, столь будоражащих ее воображение. Девушка пребывала в мечтах рядом с Педро. Всего минуту назад она впервые в жизни отчетливо ощутила, что у нее есть сердце. Внезапно ей пришло на ум, что Педро, в то время как ее одурманили своей игрой небесные краски, обнимает другую. Сердце застучало так, что готово было выпрыгнуть из груди. Ей стало трудно дышать, и закружилась голова.
        Вулкан, так звали серебристо-палевого дога, спокойно лежал рядом с хозяйкой, положив мудрую лобастую голову на огромные лапы. Позади треснул сучок, и Каталина, которая по настоянию доньи Кончиты никогда не отходила от дома без миниатюрного дамского пистолета за поясом, мгновенно, быстрее, чем Вулкан, знавший причину шороха и потому совсем не спешивший, была на ногах, а рука ее легла на рукоятку оружия.
        - Умница! - послышался мягкий, ставший за эти два года родным голос доньи Кончиты. - Через полчаса поспеет ужин. Я пришла помечтать вместе с тобою.
        Каталина нежно обняла за плечи наставницу, ставшую ей заместо старшей сестры, и обе они уселись на теплые камни уступа.
        - Уверена, мечтаешь видеть себя дочерью Атланта, красавицей Калипсо [В эпической поэме Гомера нимфа острова Огигия, в гостях у которой Одиссей пробыл семь лет.] .
        - Нет донья Кончита, я - Пенелопа! - и лицо девушки залила краска под стать цвету спелого кофейного плода.
        - Милая моя, нет большего счастья в жизни, чем уверенность, что ты любима.
        - Счастье и в том, что ты сама любишь! Любовью держится моя жизнь! Моя любовь к Педро сильнее страха смерти! Демон, нечистый дух послал сейчас мне видение, что Педро минуту назад ласкал другую женщину. Не верю! Я жду его! И он меня ищет! Ищет и найдет!
        Чтобы отвлечь Каталину от распаляющей душу темы, донья Кончита раскрыла книжку в дешевом переплете. То был томик, привезенный недавно Бобом, стихотворного сочинения Даниэля Дефо «Чистокровный англичанин».
        - Таким смелым, как Дефо, и был мой возлюбленный.
        - Еще смелее и того и другого мой Педро! - лицо Каталины вновь сделалось пунцовым.
        Донья Кончита, словно бы и не слышала этого крика своей воспитанницы, спокойно продолжала излагать свою мысль:
        - Дефо станет великим писателем, запомнится на века, будет гордостью Англии. То, что сегодня приносит ей безусловный вред, Дефо дерзко высмеивает. Сатира его зла, но справедлива. Видишь ли, девочка, настоящий писатель - это прежде всего оппозиционер, поскольку в противном случае он лишен тех соков, которые только и могут питать растение, называемое вдохновением. Для восхваления существуют придворные поэты. И чем сильнее, активнее, чище соки, тем более могучие вырастают кусты. Бурьян же, как известно, растет на любой земле и питается любыми соками, даже помоями… Я восхищена его «Чистокровным англичанином».
        - Вы полагаете, я смогу прочесть его без вашей помощи?
        Обе они говорили по-английски.
        - Пока еще нет. Но ты, Каталина, делаешь успехи. Послушай, Дефо откровенно и отважно тешится над английской аристократией, ее родовой спесью, противопоставляет ей человеческое достоинство и ум. Он станет очень популярен, но и наживет себе массу врагов. Именно так обязаны жить настоящие мужчины!
        - Вчера Негро рассказал мне, как когда-то он был свидетелем нечеловеческих издевательств именитых поселенцев Новой Англии, и не только над чернокожими, но и над белыми рабами, привезенными туда в кандалах.
        - Не сомневаюсь, что он поведал правду.
        - Негро не жаловался, донья Кончита, но я вижу по его глазам, как он стал бояться мистера Деревянная Нога. Тот, как только они остаются вдвоем, издевается над Негро.
        - Да, вот о чем я не сказала капитану Бобу и очень сожалею. Мистер Деревянная Нога тайно где-то гонит арак.
        - Что это?
        - Крепкий спиртной напиток из кокосового молока. Так называют его малайцы.
        Вулкан залаял. Среди кустов замелькали фигуры Негро и второго верного стража их лесного пансиона - голубого с темно-графитным оттенком дога, по природе своей - собаки, не ведающей страха. Их появление означало, что пора идти ужинать.
        - Но, донья Кончита, ведь вы меня не выдадите капитану Бобу? - девушка пытливо заглянула в лицо наставницы.
        - Тебе, Каталина, я друг, но и мистеру Бобу я обязана многим… Хотя бы тем, что он свел меня с тобой, - заявила донья Кончита, не ответив на вопрос девушки прямо.
        Меж тем обе женщины поднялись и, взявшись за руки, направились к столу, где их ждала приготовленная мужчинами еда.
        Де ла Крус безуспешно обыскивал северное побережье Эспаньолы, обошел острова Пуэрто-Рико, Гваделупа, Доминика. На обратном пути он обследовал все южные заливы Эспаньолы и еле успел к последнему дню года подойти к самому западному из островков группы Морант. Там, без особых осложнений, молодой английский виконт был обменен на младшего брата Переса, который оказался основательным и толковым знатоком своего дела. Он особенно понравился де ла Крусу и его друзьям тем, что, внимательно осмотрев «Каталину», сразу заявил:
        - Англичане усиливают мощь своих кораблей тяжелыми, дальнобойными орудиями, чем утяжеляют их, лишая подвижности. От них выгодно отличаются французские суда. Быстрый маневр при необходимой сноровке и верном глазе бомбардиров - большее преимущество, чем чванливость английских адмиралов чугунолитейным мастерством.
        Туэрто и Добрая Душа были верны себе и холодно встретили Адальберто. Капитан
«Каталины» заметил это и строго наказал старшему бомбардиру и боцману не вынуждать его изменить о них свое мнение.
        Курсируя среди Большого и Малого Антильских архипелагов, где в портах и прибрежных поселениях давно ничего не слышали о Ганте, де ла Крус с попутными оказиями дважды посылал людей на Тортугу - и безуспешно. Бывалому моряку скрыться в Карибском море в ту пору не составляло особого труда.
        Еще перед Новым годом имело место событие, вызвавшее ропот некоторой части экипажа
«Каталины». На пути к Ямайке поблизости от Коровьего острова, на юго-западе от Эспаньолы, «Каталина» встретила голландского работорговца. Он перевозил на бригантине в порт Чарлстон сенегальцев в трюмах, набитых живыми и мертвыми телами. Работорговца, капитана и команду бригантины де ла Крус высадил на берег необитаемого острова Ваш и привел судно с несчастными в порт Кабо-Гаитиано. Там он продал бригантину, а оставшихся в живых сенегальцев передал на попечение человеку, у которого два месяца назад шкипер Чистюля арендовал люгер. Де ла Крус оставил судовладельцу необходимую сумму для того, чтобы тот должным образом оформил нужные бумаги и сделал рабов свободными гражданами. Стоимость бригантины, за вычетом королевской части, была поделена между командой «Каталины», однако среди ряда ее членов выказывалось недовольство поступком Красного Корсара, не за понюх табаку отпустившего африканцев, представлявших собой как товар большую ценность.
        Когда де ла Крус приказал боцману свистать всех наверх, «Каталина» шла под парусами курсом бакштаг строго на север, к Багамским островам, где, предполагалось, мог находиться Гант. Размышляя о причине неожиданного приказа, команда собралась на палубе между бизань-мачтой и капитанским мостиком. Де ла Крус спустился по трапу вместе с Бартоло и без обиняков заявил:
        - Пусть выйдут вперед те, кто выступал против того, что я отпустил на волю захваченных нами негров-рабов! Я передал их владельцу люгера безвозмездно. Он сделает их свободными людьми, такими, как мы с вами! Шагайте вперед!
        Отделилось от команды всего человек десять, но кое-кто еще мялся на месте.
        - Ну-ну, смелее! Или вы утратили веру в своего капитана?
        К группе вышедших вперед моряков присоединилось еще четыре матроса.
        - Отсохни мои ноги! Щенки паршивой суки, на берег захотели? - буквально взревел Добрая Душа. - Еще до берега я выдавлю из вас все соки! - Боцман, не забывайте, мы ходим не под флагом «Веселого Роджера» [Черный пиратский стяг с белым черепом и скрещенными под ним костями.] , - спокойно произнес де ла Крус. - Прошу вас, чтоб больше никто не слышал подобных слов. Ведь согласитесь, Добрая Душа, каждый по праву члена команды «Каталины» должен был получить свою долю. Она, насколько я понимаю, как подсчитал всеми нами уважаемый сеньор Фиксатор, - теперь так команда звала нотариуса, - равнялась стоимости половины раба, то есть пятидесяти песо. Вас тут я вижу пятнадцать человек. Плотник - две доли, мастер по вантам - две. Остальные по доле. Бартоло, - де ла Крус обратился к Черной Скале, тот уже держал в руках мешочки с деньгами. - Разложи на палубе пятнадцать положенных горок
        Остальная часть команды раздраженно зароптала. Красный Корсар поднял руку, попросил тишины. Когда же Бартоло исполнил приказание капитана, первыми шагнули к деньгам мастер по вантам и плотник. Остальные не двинулись с места. Оба торопливо сгребли монеты и, не проронив ни слова, не сговариваясь, разом направились к Бартоло. Тот вмиг понял, что происходит, и раскрыл мешочек. Тут и остальные сорвались с места, каждый к своей кучке, и палуба «Каталины» огласилась восторженным воплем.
        Де ла Крус снова поднял руку и, когда восстановилась тишина, громко произнес:
        - Где наш Коко? Добрая Душа, распорядись, чтобы по случаю Нового года Коко не жадничал.
        Вновь палуба откликнулась радостными криками и здравицами в адрес капитана, а Тетю, стоявший вместе с Девото, Медико и Фиксатором, еле слышно произнес себе под нос:
        - Слава Всевышнему, что он свел меня с ним!
        - Что вы сказали, Тетю? - спросил Девото.
        - Исчадие рая, наш капитан! И пусть господа словесники на меня не сердятся. Могли бы мы с тобой, Андрес, придумать что-либо подобное?
        - Я его верный друг! Люблю его как старшего брата, хотя он и моложе меня! Бог милостив, но…
        - Не продолжай! Я знаю, что ты скажешь, - он милостив, но скуп, - Тетю перекрестился.
        Когда де ла Крус поднялся на капитанский мостик, Девото первым крепко пожал ему руку, а Медико сказал:
        - Мои микстуры к утру сменили цвет. Ты, Педро, поставил неправильный диагноз. Там, куда мы идем, Ганта нет. Я чувствую!
        - Возможно, ты и прав, Хуан. Гант совсем недавно килевал корабль, но как раз поэтому он может быть снова у этих берегов. А впрочем…
        - Вы гадаете, как дурнушки на кофейной гуще, - заметил Антонио Идальго. - Да разве ж можно узнать, где находится пес, оказавшийся в лесу без хозяина?
        - Можно! Его нужно искать у лисьих нор или ждать у ворот дома, - заметил Девото. - Дома Ганта нет. Выходит… А Багамы - это не норы.
        - Ты прав, милый Андрес. Однако не будем скоропалительно менять уже принятое решение, а затем… Затем пойдем и к норам.
        - Это куда? - поинтересовался Фиксатор.
        - К богатым испанским берегам материка! - ответил Педро и жестом пригласил всех пройти к нему в каюту.
        Два месяца «Каталина» рыскала меж многочисленных островов и островков от Гранд-Терка до Уэст-Энда, вступала в сражение с пиратами, пустила ко дну бриг под черным флагом, сама с трудом ушла, наткнувшись на два английских фрегата, но пополнила кассу и сбережения членов команды, захватив на обратном пути и доставив в Сантьяго-де-Куба две английские шхуны, доверху груженные синим сандалом и бакаутом [Гваяковое, «железное» дерево.] . Однако на след Ганта выйти не удалось он словно растворился.
        На совете друзьями было решено искать пирата у берегов материка. «Каталина» шла к устью реки Ориноко, вновь проверяя порты Виргинских, Наветренных и Подветренных островов, с тем чтобы потом идти по берегу до Веракруса.
        Педро еще за завтраком - ломтики ананаса, оладьи с медом, черный кофе - заметил необычное настроение Тетю. Он сверх меры шутил, читал острые, двусмысленные стишки, был чрезмерно возбужден. Потом Тетю пошел по кораблю, заглядывал в каждый уголок, балагурил с матросами, насколько позволяло ему его собственное достоинство, отчитывал виновных, когда обнаруживал мусор, непорядок, расспрашивал о снах, предсказывал по ним будущее.
        Добрая Душа тоже ощутил странность в настроении самого старшего члена экипажа
«Каталины» и, отдавая необходимые распоряжения работавшим матросам, неотступно следовал за Тетю.
        Ближе к обеду друг Ла Саля и учитель Сен-Симона Ровруа удивил появившегося на палубе Девото. Услышав отданную боцманом команду матросам, Тетю неожиданно сам полез по вантам на фок-рей, чтобы затянуть ослабевший шкот фор-марселя.
        - Мосье Поль Эли, мне приятно быть свидетелем того, как вы ванты корабля принимаете за Елисейские Поля.
        - А что мне еще остается делать? - спросил Тетю, в то время как матросы опередили его. - Может. быть, сыграем в карты?
        Девото и Добрая Душа видели, как лицо пожилого француза выдает задуманную им некую проказу. Скорее всего, именно поэтому Девото, собравшийся было поупражняться в фехтовании с Антонио Идальго, извинился перед нотариусом и попросил юнгу вынести на палубу раскладной столик с колодой карт.
        Педро, стоявший на капитанском мостике, отказался составить им компанию, Антонио Идальго ушел в каюту с нагрудниками, шлемами и шпагами - своей и Девото, Медико в карты никогда не играл.
        Тетю, с озорной улыбкой на устах, тщательно стасовал колоду, дал снять и раздал карты. Девото поднял свои, задумался.
        - Прекрасна истина; пусть будет мир с ней дружен: / Ведь даже вымысел без правды нам не нужен. / Ведь даже если ум и ясен и глубок, / Испорченность души всегда видна меж строк.
        - Никола Буало в «Девятом послании». Надеюсь, это ко мне не относится, - произнес Девото, но решения не принимал.
        - Прекрасно! Но я не слышу, милый друг, сколько вам карт?
        - Одну! - решительно произнес Девото.
        - Блефуете, мой дорогой!
        Тетю взял себе три и выиграл. Он выиграл и на сдаче партнера. Потом раз проиграл и затем четыре раза кряду записал у себя в углу мелком быстро росшие суммы реалов. Потом пошли песо, дукаты и золотые дублоны. Девото не везло.
        Игроков окружили Педро, Медико, возвратившийся Антонио Идальго. Девото сдавал.
        - Не доверять друзьям позорнее, чем ими быть обманутым, - Тетю не поднимал сданных ему карт. - Не слышу ставку! Понтируйте!
        Девото назначил, дал две карты партнеру, а себе сменил все и снова проиграл. Покусывая губы, Андрес явно входил в азарт. Удвоил ставку и объявил «втемную». Везенье отвернулось от него, и старший помощник быстро продул крупную сумму,
«Однако не может же так быть, чтобы наконец карты не пришли», - пронеслось в голове у Девото. Тетю это будто почувствовал.
        - Заветный сундучок с его содержимым против всего, что мною выиграно! - спокойно предложил Тетю.
        - Нет! - вскричал Андрес. - Нет! Ни за что!
        - Тогда на исполнение желания!
        Девото был до того распален проигрышем, что, несмотря на явные признаки расставленной Тетю ловушки, он не мог предугадать подвоха, спланированного другом. Однако поставить на карту и возможно проиграть сундучок, где у Девото хранились самые дорогие его сердцу реликвии, тайна его прежней жизни, было равносильно смерти.
        Судьба смеялась над ним. Нет, скорее мстила Девото, а еще вернее, просто восстанавливала справедливость за прежний проигрыш Поля Эли и потому была на стороне Тетю.
        Почетный капитан «Каталины» снова взял верх и откинулся на табурете, давая понять, что партия окончена. Выражение лица Тетю не предвещало ничего хорошего.
        - Нет! Еще сдача! Одна! Еще раз на исполнение желания! - Девото было не узнать. Такие дни порой случаются с каждым.
        Добрая Душа хотел было подойти к игравшим, но еще издали понял ситуацию и отправился на камбуз к Коко, чтобы тот, объявив обед, разрядил, как казалось боцману, назревавший конфликт.
        Тетю стасовал, не торопясь и тщательно, дал дважды снять карты партнеру и раздал их.
        Девото поднял карты разом и только в этот миг осознал, что с ним происходит. Тетю поглядел свои и сразу выложил их на стол с видом триумфатора; Он разложил перед партнером набор карт, который ничем нельзя было перебить. Андрес сгреб колоду, с силой швырнул ее за борт и нервно расхохотался. Будь то на подмостках театра и играй он сатану, режиссер остался бы им доволен. Брошенные карты легли на палубу, как немые, но неумолимые свидетели случившейся в тот день с Девото напасти. Он поднялся на ноги, вытянулся и покорно склонил голову на грудь. Андрес был без парика, и черные вьющиеся кудри обрамляли благородное лицо.
        - Кто и как убил в Веракрусе капитана с английского корвета? - Тетю продолжал сидеть, он испытывал явное удовольствие от того, что имел наконец возможность снять груз сомнения с присутствовавших при разговоре друзей, пусть небольшой, но порой дававший о себе знать в отношении к Девото.
        - Я! В честном бою! Мы дрались на равных! На том свете трезубец больше не понадобится этому мерзавцу!
        - Уверен, он и тебе не назвал место тогдашнего пребывания Ганта, - заметил Педро. - Каждый из нас, я думаю, так и предполагал его гибель. Спасибо вам, Тетю. - Де ла Крус подошел к Девото. - Однако то был прежний Девото. Сейчас он совсем другой! Не будем судить его строго. Прошу вас этого не делать.
        - Я с юных лет считал, что хитрость близорука. Хорошо видит она только перед собственным носом, потому часто сама и попадает в яму, которую роет другим.
        - Вы неизменны! Все морализируете, мосье Тетю. Я восхищен! Люблю на мой удар в ответ получать нечто достойное, - ответил Девото и с благодарностью поглядел на де ла Круса.
        - Старики так любят давать хорошие советы, потому как уже не способны подавать дурные примеры, мой милый друг. Это ваш любимый Ларошфуко, если не ошибаюсь. Однако это не все! Вы проиграли и второе желание! Хочу знать, кем был ваш отец!
        Кровь отлила от лица Девото, все тело его содрогнулось, как если бы в него ударила молния, рука потянулась к месту, где обычно висела дага.
        Тетю встал. Однако друзья понимали, что в ту секунду Девото ищет дагу не для того, чтобы разделаться с Тетю, а чтоб пронзить свое собственное сердце.
        - Это жестоко, мой юный и милый, нежно любимый друг. Я знаю! Но это последний мой тебе урок! Вокруг только твои друзья, и я уверен, что до гроба. Откройся нам, Андрес!
        Тетю казалось, что только так он поможет любимому всеми человеку порвать, покончить с тяжестью прошлого, беспощадно и постоянно терзавшего его душу. Все разом еще ближе придвинулись к Андресу. Он был страшно бледен и кусал губы.
        - Имени его я открыть не могу! - наконец еле слышно заговорил Девото. - Отступлю от клятвы, данной перед Богом! Скажу лишь, что отец служил при дворе Людовика Четырнадцатого, любил и был любим мадемуазель Барду.
        И далее старший помощник капитана «Каталины» Андрес Девото поведал самым близким ему на всем белом свете людям историю о том, как однажды испанский гранд был приглашен ко двору Людовика XIV «советником по вопросам Пиренеев».
        В пять лет Андрес потерял мать. А вскоре Версаль, где мальчик часто бывал на детских праздниках, заговорил о страстной любви, вспыхнувшей между его отцом и любимой фрейлиной французской королевы - мадемуазель Барду, которую кастильский гранд обучил изящному искусству испанских танцев с кастаньетами.
        Известно, что Людовик Король-Солнце был преуспевающим политиком. Он превосходно знал, сколь охоч был до женских ласк, каким ловеласом и волокитой был Карл Второй - король могущественной Англии. Потому, чтобы усилить при английском дворе французскую партию, Людовик направлял в Лондон не только надежных послов мужского пола, но и послов, обладавших в сравнении с мужчинами определенным преимуществом в ведении «дипломатической работы» на пуховых перинах
        Вначале то была Френсис Стюарт - фрейлина свиты королевы-матери. La Belle Stuart - хорошенькая Стюарт долгие годы являлась «главным украшением двора» еще и потому, что превосходно танцевала и… несмотря на то что была женой герцога Ричмонда… прекрасно проводила «французскую линию» в объятиях Карла. Ее сменила Луиза де Керуайль, которую принцесса Генриэтта Орлеанская, по наущению Людовика,
«преподнесла в подарок» как фрейлину английскому двору.
        Весь свет осуждал тогда роскошь, в которой нежились любовницы Карла Второго, их апартаменты в десять раз превосходили своим богатым убранством комнаты самой королевы. Но Луиза плохо танцевала, а Карл Второй был алчным не только до золота и чужих земель. Он был, как мы сказали бы сейчас, «большим и страстным балетоманом». И очередь дошла до мадемуазель Барду. Страдания отца Андреса вросли в детское сознание сына привоем стебля розы со множеством шипов.
        В одну трагическую для Андреса ночь отец его бесследно исчез.
        - Меня от участи отца спасли чужие люди. Я возвратился в Мадрид с бродячим цирком!
        Глаза Девото пылали гневом. Сердитым жестом он попросил его пропустить и удалился в свою каюту. К обеду Девото не вышел, и никто его не тревожил. К ужину старший помощник появился в кают-компании, помогая Коко нести подносы. Первым делом, ни слова не говоря, Девото подошел к Тетю и нежно его обнял.

«Каталина» оставила позади порт Ла-Гуайра, где Красный Корсар дал команде недельный отдых. Она прошла Арубу, последний из Подветренных островов, когда предсказание, сделанное в порту старшему помощнику цыганкой, похоже, начало сбываться…
        Трудно было поверить, чтобы в марте моряк, плавающий в Карибском море, попал в шторм, да еще такой, что «если не раскинешь умом, можешь оказаться в большом несчастье».
        Де ла Крус стоял на мостике рядом с рулевым.
        Ветер только начал задувать, но по тому, как зашипела вода под форштевнем и запели снасти, капитан и опытный рулевой поняли, что приближается шторм. Хотя, объяви они об этом, вряд ли кто-либо на корабле поверил бы их утверждениям.
        Меж тем ветер быстро свежел и дул в совершенно необычном для сезона направлении - с запада на восток. Капитан отдал необходимые в данной ситуации команды, и
«Каталина» пошла правым галсом курсом бейдевинд.
        Педро уже давно приметил, что соленые морские брызги обладают странным свойством. Возможно, они действовали именно так только на него: попадая на лицо, они освежали, но одновременно и вызывали необъяснимый порыв расставить руки, взлететь и парить по воздуху над кораблем.
        Почувствовав, как судно с трудом идет против ветра переменными галсами, Добрая Душа, недавно отстоявший вахту, появился на палубе. Матросам то и дело приходилось брасопить реи, и за ними был нужен строгий опытный глаз.
        Ветер крепчал с каждой минутой.
        На мостик поднялись Тетю и Девото. Старший помощник поглядел вокруг, а потом на свою ладонь, и все догадались, что он вспомнил цыганку из Ла-Гуайры. Тетю посоветовал де ла Крусу убрать грот-стень-стаксель и крюйс-топсель и по-своему означил внезапно и не по сезону разразившийся шторм:
        - Так часто в последнее время бывает особенно ласков любовник, заведомо зная, что он решил навсегда расстаться с той, к кому охладел.
        Ближе к вечеру небо заволокли рваные тучи, на поверхности моря уже ходили огромные гребни. Пенящиеся вершины их одеты были в багряного цвета пастушьи шапки.
        Внезапно сорвался кливер и с оглушительным треском захлопал по бушприту. Не дожидаясь распоряжения капитана, боцман отдал нужную команду.
        Наибольшей силы шторм достиг к полуночи. Пена «барашков» теперь ложилась по ветру широкими, густыми молочными полосами. Грозы не было, но море гремело. Ветер дул с силой втрое большей, чем могла развить скорость «Каталина» при полных парусах курсом фордевинд. Зарифленными у судна были лишь фор-марсель нижний и грот. Все остальные паруса де ла Крус убрал, но тревогу вызывала угрожающе сильно гнувшаяся фор-стеньга.
        Ближе к двум часам ночи Девото уговорил уставшего капитана пройти к себе в каюту и немного отдохнуть.
        Ветер стал резко отходить, матросы еще не успели исполнить отданной старшим помощником команды, как лопнул грот и один из марсовых, сорвавшихся с верхнего фор-марса-рея, упал на палубу.
        - Поставить штормовые паруса! - прозвучал приказ Девото.
        Пока меняли паруса, «Каталина» потеряла ход и заболталась, закрутилась, как пустая бочка в водовороте.
        Команды с трудом зарифили крепкие штормовые паруса. Девото, видя, как ветер резко сменил направление, доставил бизань и поднял еще фор-марсель верхний. И «Каталина» понеслась вперед, как поплавок над крючком рыболова, на который села крупная рыба, - нос судна то нырял глубоко вниз, то вздымался к небу.
        К полудню следующего дня шторм наконец стих, и измотанная суматошной ночью команда
«Каталины» только было принялась приводить судно в порядок, как с фор-марса послышалось уведомление Зоркого;
        - Впереди по курсу два корабля! Фрегат английской постройки и голландский корвет. Вымпелов не несут!
        Не успел де ла Крус надеть шляпу и выйти на мостик, как «Каталину» охватила тревожная трель боцманской дудки.
        Весь экипаж высыпал на палубу и занял свои места. Де ла Крус молча передал трубу другу. Девото поднес ее к глазу и сразу изрек:
        - «Злой Джон»! Английский пират. Сорок четыре пушки. Опытен и свиреп.
        - И у корвета не менее двадцати четырех орудий! Так что цыганка говорила тебе, милый Андрес, не о шторме… - заметил Тетю и обратился к де ла Крусу: - Предстоит жаркий бой! Действуй смело, Педро!
        Штурман только что записал в судовой журнал, что в полдень «Каталина» по левому борту оставила Куриный мыс и полуостров Гуахира.
        Противники выбросили свои вымпелы и шли на сближение. Фрегат двигался со стороны берега, а корвет - с моря, как бы желая отрезать путь к отступлению, хотя делать это «Каталине» при всем желании было уже поздно.
        Де ла Крус отдал необходимые распоряжения. Все должным образом вооружились и были готовы к бою. Адальберто Перес отдавал последние распоряжения бомбардирам орудий правого борта, в руках у которых уже дымились фитили.
        Первым стрельбу начал «Злой Джон». «Каталина» ответила - и началось…
        Де ла Крус выжимал из маневренности «Каталины», потрепанной штормом, все, что мог. Туэрто и Адальберто стреляли превосходно, но преимущество в стволах было на стороне врага, и «Каталина» несла большой урон. Медико с санитарами не успевали сносить раненых в лазарет.
        В самый разгар боя, когда не осталось сомнений в том, что пиратские корабли изготовились идти на абордаж, со стороны порта Барранкилья показались торговые суда в сопровождении линейного корабля под испанским флагом. Галеон стал быстро приближаться к месту сражения, и «Злой Джон» поднял на фалах сигнальные флажки, предлагая корвету следовать за ним. Пираты ушли в открытое море, а «Каталина» с разбитой вдребезги бизань-мачтой, полностью снесенным бушпритом, продырявленными парусами, поломанными реями, двумя пробоинами в бортах и семью изуродованными пушками с трудом дотащилась до Картахены. И то благодаря тому, что капитан галеона оказался знакомым Девото. Военный моряк, несмотря на протесты капитанов торговых кораблей, повернул караван на обратный курс.
        Экипаж «Каталины» потерял одиннадцать человек убитыми. Погиб от прямого попадания ядра старший бомбардир Туэрто. Более пятидесяти членов команды получили ранения, а Антонио Идальго и еще восемнадцать матросов нуждались в серьезной медицинской помощи на берегу. Врачи, кому были переданы на лечение пострадавшие, заверили Медико и де ла Круса, что через полтора месяца все их пациенты смогут вернуться на корабль.
        Не убереглись от легких царапин шрапнелью и де ла Крус с Девото. Был ранен в бок Адальберто, но он наотрез отказался сойти на берег и лечь в госпиталь.
        Красный Корсар не находил себе места. Он не жалел денег, и за две недели
«Каталина» была приведена в полный порядок. Капитан пополнил экипаж, забил доверху судно боезапасом и, не внемля советам губернатора, да и Тетю с Девото, не торопиться, принял решение уйти на месяц в море на поиски Ганта, с тем чтобы потом вернуться за оставленными на берегу людьми.

        ЧАСТЬ II
        КОРОЛЕВА ГУАНАХАТАБЕЕВ

        Глава 1
        МЕРКУРИЙ

        Шел предпоследний день Страстной недели. Над островом Пинос водворилась самая благодатная погода. Было не жарко, не душно, но и не ветрено. Не досаждали москиты. В воздухе соперничали между собой в насыщенности ароматы многих цветущих в это время года растений.
        Каталина сидела на пеньке неподалеку от навеса, под которым стояли кони, но в мыслях была далеко, рядом с Педро, на мостике у штурвала его корабля. Сердце подсказывало Каталине, что он - прекрасный капитан и если не сам, то с помощью ее отца купил корабль и теперь ищет ее по всем пиратским тропам.
        Известно, что любовь для своего продолжения требует только одного: веры.
        Рядом в кустах послышался шорох. Каталина увидела, как мимо проскользнула небольшая маха-де-санта-мария. Змея! Девушка готова была вскочить на ноги и бежать, но тут же вспомнила, как однажды на прогулке мать сказала ей: «Нинья, на Кубе нет ядовитых змей, а маха для человека не опасна».
        Появился Вулкан, заметил маху и бросился к ней.
        - Назад, Вулкан! Назад! Иди сюда. Сидеть! Она нам не страшна! Пусть живет.

«Пусть живет! - подумала Каталина. - А если б была ядовита, я поймала бы ее и положила себе на грудь, и она бы меня все равно не ужалила! Это Клеопатре
[Последняя царица Египта, жена римского полководца. Марка Антония, которая, узнав о гибели мужа, положила себе на грудь аспида и умерла от его укуса.] нужна была смерть, и змея это знала, а мой Педро жив. Он ищет меня! И найдет!»
        Вулкан словно услышал мысли обожаемой хозяйки и согласно кивнул. Каталина ласково улыбнулась и залюбовалась своим верным другом. Она знала от доньи Кончиты, что давние предки Вулкана сражались на аренах Древнего Рима. Бледно-желтая, с розоватым отливом гладкая шерсть пса серебрилась в лучах солнца, только что отделившегося от горизонта. Черная морда, уши и кончик носа блестели. Каталине казалось, что нет животного на свете милее Вулкана.
        Этой ночью Негро, уйдя из лагеря, где-то раздобыл и принес Каталине ее любимые плоды чиримойи. Теперь Негро отправился на кухню готовить вместе с Деревянной Ногой завтрак, а девушка лакомилась, отламывая кусочки плода, листочки которого с прикрепленной к ним белой ароматной мякотью, напоминавшей по вкусу нечто среднее между ананасом и бананом, как бы сами отваливались. Вулкан следил за полетом выплевываемых хозяйкой мелких черных семечек.
        В это время за спиной Каталины послышался хриплый раздраженный голос Деревянной Ноги. Он звал Вулкана. Пес не сразу повиновался. Послышался более гневимый приказ, и Каталина сказала: «Иди!»
        Вдруг до слуха девушки донеслись недовольное, злобное рычание Вулкана. Потом она услышала лай. Вулкан обычно тявкал так, когда терял ее в густых зарослях.
        Каталина забеспокоилась и пошла на лай. Вулкан оказался в закрытом сарае, на шее у негр была петля, которая при резких движениях пса могла задушить его. Негро и Деревянной Ноги ни на кухне, ни в одном из помещений лагеря не было. Между тем дог спокойно лежал у веранды хижины, принадлежавшей женщинам. Девушка вошла в сарай, скинула петлю с шеи Вулкана, и тотчас с призывным лаем он помчался вверх по тропинке, то и дело оглядываясь на Каталину. Девушка поспешила следом за собакой. Скоро ее глазам открылось зрелище, увидеть которое можно было только в страшным сне.
        У колючей пальмы, вплотную к ней, обхватив ствол руками, стоял Негро, а мистер Деревянная Нога тонким гибким прутом дерева хукаро со всего маху бил его по спине. С каждым ударом росло, число кровавых полос. Рядом на земле лежал пистолет. Скорее всего, Деревянная Нога, с утра хлебнувший арака, именно с его помощью вынудил Негро прижаться к стволу пальмы и связал ему руки.
        Каталина закричала:
        - Что вы делаете? - и, не отдавая себе отчета в том, что говорит, приказала: - Вулкан, взять!
        Вулкан прыгнул, стремясь схватить зубами руку, державшую прут, но бывший пират вовремя убрал ее, быстро нагнулся, поднял пистолет и разрядил его в грудь мастифа.
        Каталина со всех ног бросилась бежать к хижинам за доньей Кончитой. Та уже поднялась и стояла на веранде в легком платье с длинными широкими рукавами. Выслушав сбивчивый рассказ девушки, женщина кинулась в свою комнату и тут же выбежала из нее.
        - Скорее! Где они?
        - Тут по тропинке, рядом!
        - А его друг?
        - Он еще с ночи ушел в лес выслеживать диких поросят. Сказал, что мы, «как господа», должны встретить конец Великого поста жареным поросенком.
        Юбка доньи Кончиты шелестела от быстрой ходьбы.
        - Я знала, что арак до добра не доведет! Да он и без того - животное!
        - Донья Кончита, он теперь пьет другое. Я видела сама. Он срезает кору с пальмы, которую зовет «французской», делает в ней дырку и собирает в миску сок. Сливает его в бочку и через неделю-другую пьет.
        - От этого так не звереют, девочка! Он просто скотина! Где они? Где?
        И обе женщины увидели Вулкана, пытавшегося подняться на ноги, и Деревянную Ногу. Он хлопал мокрой тряпкой исполосованную спину Негро.
        - Что вы делаете? Остановитесь! Вы потеряли разум! - кричала донья Кончита, приближаясь к месту экзекуции.
        - Прошу, мистер, пусть Всемогущий Бог позволит дьяволу так вас помучить перед смертью, как вы надо мной мудруете сейчас, - произнес Негро. Пират же отбросил тряпку, как потом оказалось, смоченную соком лимона, смешанного с солью и мелко нарубленным «карликовым», самым злым перцем ахи гуагуао, схватил прут и с еще большей силой принялся хлестать Негро по спине.
        - Остановитесь! - приказала донья Кончита и решительно шагнула к мистеру Деревянная Нога.
        Хлыст изменил направление, лег на плечо и вдоль груди доньи Кончиты. Шотландка проворно сунула руку в рукав, выдернула из него дамский пистолет и выстрелила точно туда, где билось сердце пирата.
        Негодяй упал как подкошенный. Каталина бросилась к Вулкану. Из груди у того сочилась кровь, но он был жив. Донья Кончита ножом, висевшим у Негро на поясе, разрезала путы на его руках. Негро без сил повалился на землю:
        - Вулкан не умрет. Я выну пулю. Оботрите спину, крикните дога, пусть зализывает раны, - и потерял сознание.

«Каталина» была полностью готова к отплытию. Де ла Крус, Тетю и Девото еще накануне нанесли необходимые прощальные визиты. Теперь же в кают-компании находились личный секретарь губернатора и старший капитан порта.
        Между тем де ла Крус медлил. С берега, после вчерашней отлучки, еще не возвратился Добрая Душа. Педро мог бы счесть это недопустимым нарушением дисциплины, если бы не загадочное поведение боцмана в последние дни стоянки в порту. Старший бомбардир, с которым «Каталина» уходила в море в последнее месячное плавание, не проявил себя должным образом, и де ла Крус не продлил с ним контракт. Однако Добрая Душа настойчиво упрашивал капитана не приглашать пока никого на незанятую должность. Боцман утверждал, что у капитана с этим делом не будет накладки, да и Адальберто Перес прекрасно знает свое дело. Де ла Крус не спорил, но понимал, что назначать Адальберто старшим бомбардиром «Каталины» еще рановато. Педро чувствовал, что боцман темнит, и ждал от Доброй Души сюрприза - в последнюю минуту боцман, скорее всего, приведет на корабль моряка, который сразу подойдет капитану по всем статьям.
        Время, когда бриз, сменив направление, перестанет быть попутным, неумолимо приближалось, а Добрая Душа все не появлялся. Неожиданно Медико закрыл глаза, сосредоточился и произнес:
        - Боцман скоро будет на трапе!
        И действительно, не прошло и пяти минут, как вахтенный доложил о прибытии боцмана и заодно о полной готовности экипажа к отходу из порта.
        - Боцман пришел один? - спросил де ла Крус.
        - Так точно, мой капитан! Все остальные давно на корабле.
        - Так… - Присутствовавшим в каюте было не ясно, что означало это «так», но де ла Крус посмотрел на часы и стал прощаться с картахенцами. Секретарю губернатора он подарил прекрасную табакерку, а старшему капитану порта - плаке. Небольшая фигурка азиатского тигра, покрытая тонкими листочками серебра, очень понравилась сеньору, занимавшему весьма важный пост в Картахене.
        Появившись на мостике и увидев боцмана на своем месте у бизань-мачты, капитан отдал давно ожидаемую экипажем команду и повел «Каталину» мимо пушек морских фортов к выходу из бухты.
        Там, поставив нужные паруса и уступив место на капитанском мостике Девото, де ла Крус спустился на нижнюю палубу и позвал к себе Добрую Душу.
        - Боцман, теперь тебе придется объясниться! Где старший бомбардир? Ты понимаешь, какой опасности подвергаешь «Каталину»? Где еще, как не в Картахене, мы могли его найти?
        - Швырните мои потроха за борт на съедение акулам, если вы ошиблись в своем боцмане! - заявил Добрая Душа, отводя глаза. - Пригласите меня, капитан, сегодня в кают-компанию, и Диего Решето вам все объяснит. Сто крабов мне в панталоны, вы останетесь довольны, капитан!
        Добрая Душа нес какую-то чертовщину, но де ла Крус, сам не зная почему, согласился.
        - Ты лучше других понимаешь, Диего, что «Каталина» не может повернуть в Картахену.
        - О! Сто чертей в бочке рома, это самая плохая примета! Только вперед! Добрая Душа прежде умрет, чем подведет вас, мой капитан!
        Озадаченный де ла Крус ушел к себе в каюту, чтобы привести в порядок деловые бумаги.
        Ближе к обеду, когда Коко обычно объявлял о готовности пищи, Тетю и Фиксатор стояли на баке у погонной пушки, и пожилой француз, следя за реющими над судном чайками, не скупился на хвалебные слова в адрес де ла Круса. Сам Тетю был разодет согласно случаю - отходу «Каталины» из крупного порта. На поясе висела дорогая, купленная им в Картахене шпага известного итальянского мастера, а за поясом красовался подарок - пистолет-кинжал с кремневым замком и коротким стволом, расположенным сбоку клинка.
        Тетю хвалил капитана за то, что тот прекрасно дооборудовал «Каталину» и израсходовал крупную сумму из личных денег на вооружение матросов. Он закупил партию казенно-зарядных кремневых ружей новейшего образца знаменитой итальянской марки «Агуа Фреска а Борджиа» и потратился на дорогие подарки друзьям.
        За фахой - испанским кушаком - у Антонио Идальго за пояс был заткнут новенький трехствольный кремневый пистолет с поворотными стволами и одной полкой. Дорогостоящее оружие имело роскошную отделку и художественную гравировку.
        - Тебе следует, мой юный друг, как можно быстрее начать разрабатывать локтевой сустав. Фехтование! Утром и вечером!
        - То же самое говорит мне и Медико, хотя и дает свои мази.
        - А знаешь ли, первый удар шпаги нанес мне большой друг отца. В молодости он был приближенным короля. Отменный фехтовальщик! Но Людовик отдалил его за убийство фаворита молодого короля на дуэли. Одним молниеносным ударом этот мастер вспорол подтяжки, на которых держались мои штаны. Затем я год брал у него уроки. Первая же настоящая дуэль была у меня с одним корсиканцем у южного входа в порт Бордо, там он вербовал девиц для публичных домов Касабланки. Он проткнул мне правое плечо, однако без последствий. Сам же поплатился потерей левой руки. А вот вторая серьезная встреча чуть не стоила мне жизни. То не была дуэль, на меня напали, и мне пришлось защищаться. Мы сражались в окрестностях Марселя более часу. Мой слуга поспел на помощь, когда я уже терял последние силы. Противник оказался лучшей шпагой Италии! Он готов был меня убить. И я уже видел лицо смерти. После у меня не было встречи, которую бы я проиграл. Тот бой меня многому научил. Итальянец, как я уже говорил, оказавшийся лучшей шпагой Италии того времени, издевался надо мной, и Безносая заглядывала мне в глаза, когда я понимал, что не могу
отразить его очередного удара. И он его не наносил! Глумился. Спасибо слуге…
        Послышался перезвон колокольчика - самого, как утверждал Коко, дорогого для него предмета, поскольку он напоминал ему то время, когда кок служил поваром в очень знатном доме. Колокольчик небольших размеров с ручкой из орехового дерева был сделан из платины, золота и меди и издавал неповторимые и будто бы и в самом деле вызывающие аппетит звуки.
        - Тебе пригодится на будущее: в бою бойся немецкой даги! Она, стоит нажать на специальную кнопку, в один миг разделяет клинок на три части. Острие твоей шпаги попадает между лезвиями даги, и достаточно легкого движения руки противника, и… шпага ломается. Не дай бог! Ну, пошли. Поглядим, чем сегодня нас побалует милый Коко, - и Тетю зашагал в сторону юта.
        Первым за столом кают-компании, на месте, где давно никто не сидел, но всегда лежал куверт, расположился Добрая Душа. Каждый, кто входил в каюту, с удивлением глядел на боцмана, но никто не решался задать ему вопрос. Присутствие боцмана было нарушением незыблемой флотской иерархии.
        Последним появился капитан. Обычно никто не начинал трапезы в его отсутствие. Де ла Крус сел во главе стола, и Коко обратился с вопросом: «Можно?» не к капитану, как было положено, а к боцману. Тот кивнул головой.
        - В чем дело, Коко? Что это еще… - начал было де ла Крус строгим голосом, но осекся, видя, что толстенного Коко в каюте уже нет.
        В дверь постучали, и тут же она отворилась. На пороге собственной персоной стоял, склонив голову, Перес Барроте старший.
        От неожиданности все онемели. Добрая Душа вскочил на ноги, отодвинул стул.
        - Мой капитан, сеньор де ла Крус, разрешите старшему бомбардиру «Каталины» занять положенное ему место за столом кают-компании?
        - Что за чертовщина? - только и спросил Педро, приятно удивленный проделкой боцмана. - Объясните хоть вы нам, Перес.
        - Под Веракрусом я приобрел небольшой участок земли, развел огород, а в городе, совсем неподалеку от пристани, купил домик и в нижнем этаже открыл овощную лавку. Жена и дочери хозяйничают в ней. Жил не тужил. Всем моим казалось, что мы обрели спокойствие земного рая. В домашнем алтаре, перед изображением святого Педро, никогда не затухали свечи. Но душа моя не была спокойна. Счастье мое - пляшущая под ногами палуба, - так Перес закончил свое объяснение, но все: Тетю, Девото, второй помощник капитана, Медико, Фиксатор, Адальберто и Чистюля сразу поняли истинную причину появления старшего бомбардира на «Каталине».
        Он был в высшей степени порядочным человеком и, узнав из сообщения младшего брата о том, как де ла Крус вызволил его из плена и что «Каталина» после жаркого боя потеряла Туэрто, не задумываясь ни на минуту, пожертвовал благополучием семьи во имя оказания Красному Корсару помощи в его благородном деле.
        Зачем только Доброй Душе понадобилось сочинять этот маленький спектакль? А дело было в том, что, как только Перес узнал из письма Адальберто о гибели Туэрто, бывший старший бомбардир «Каталины» тут же сел на первый шедший в Гавану корабль с единственной целью посетить дома тех, кто плавал на «Каталине». Перес знал, что
«Каталина» вот уже полтора года как не заходила в Гавану, и вести, привезенные от близких, будут самым приятным сюрпризом для моряков, с которыми ему дальше предстояло плавать, делить радость и горе.
        За это время у Переса неприязнь к бывшему пирату Доброй Душе прошла, и он по прибытии в Гавану первым делом навестил дом боцмана и застал его жену буквально при смерти. Местные лекари района, где она жила, разводили руками, и тогда Перес, долго не размышляя, отправился на прием к королевскому фининспектору дону Бартоломе де Арреола Вальдеспино, разыскал его дочь Марию, теперь состоявшую в браке с доном Мигелем де Амбулоди. Услышав о просьбе Переса, Мария и Мигель в тот же час привезли в дом больной лучшего гаванского лекаря, который верно определил редкую болезнь и в неделю поставил умирающую на ноги.
        Все это жена и дети Доброй Души описали ему в письме.
        Перес прибыл в Картахену всего за несколько дней до возвращения «Каталины». Он сумел встретить боцмана на берегу. Сообщив о своем раскаянии за прежнее отношение к Доброй Душе и поведав ему о своих планах, Перес вручил боцману письмо из дома. Диего внимательно прочел послание, ругнулся так, как это умел делать только он, и протянул руку Пересу, чтобы скрепить отныне вечную дружбу. Затем они, никому не говоря, заведомо зная, что делают доброе дело, придумали план «спектакля», а чтобы не возникло никаких препятствий и недоразумений, не посвятили в него даже Адальберто.
        Спектакль пришелся де ла Крусу и его друзьям по душе.
        Ближе к вечеру, когда в кают-компании старший бомбардир уже закончил рассказ о своем житье в Веракрусе и вышел наконец с мешком писем из Гаваны на мостик,
«Каталина» должна была лечь в дрейф.
        Антонио Идальго С улыбкой сказал, глядя на Переса:
        - Да здравствует старший бомбардир, наш Меркурий! [В Древнегреческой мифологии покровитель путников, вестник богов.]
        Это всем понравилось, и Вскоре за старшим бомбардиром Пересом Барроте это прозвище закрепилось на всю оставшуюся жизнь.
        Ни отец, ни мать Хуана не пожелали сообщить сыну что-либо о себе. Зато де ла Крус получил сразу пять посланий: от Марии и Мигеля, от королевского фининспектора, от аудитора Чирино, генерала Чакона и, самое приятное, толстый пакет из Мадрида от графини Иннес.
        Мария и Мигель сообщали о своей счастливой жизни и разные светские новости, фининспектор поздравлял де ла Круса с тем, что он в истекшем 1704 году занял верхнюю строчку в списке кубинских корсаров, принеся наибольший доход в казну Филиппа Пятого. Чирино и Чакон писали почти об одном и том же: как они без устали трудятся, чтобы не дать взять верх сторонникам австрийского эрцгерцога Карла и особенно англичанам, которые, как никогда прежде, стремятся к захвату испанских территорий в Новом Свете. Оба сообщали о подробностях взятия англичанами в августе
1704 года Гибралтара и о походе на Мадрид врагов Филиппа Пятого сразу с двух сторон - из Барселоны и Лиссабона. И оба призывали не жалеть пороха во славу Великой Испании.
        Письмо графини Педро не решился читать сразу. Для этого ему необходимо было особое настроение.
        В Картахене губернатор Диего-де-Кордоба-и-Ласо-де-ла-Вега, который до этого долгие годы был генерал-губернатором Кубы, сообщил, что за последнее время, в связи с усилением испанских гарнизонов и крепостей, охранявших важные порты побережья от Каракаса до Веракруса, английские и голландские корсары и пираты теперь не очень-то решались нападать на города, а занимались тем, что перехватывали торговые испанские корабли, направлявшиеся в Гавану, где по-прежнему формировались караваны, отходившие затем под конвоем галеонов и французских фрегатов в Кадис, Севилью и Виго.
        Потому де ла Крус и решил идти к островам Альбукерке, Кортаун, Маис. Обследовать их, а далее и острова Сан-Андрес, Старой Провиденсии и Ронкадор.
        Он стремительно вел «Каталину» к ближайшему из островков группы Альбукерке и предчувствовал, что письмо графини Иннес содержат нечто такое, что может стать препятствием к исполнению намеченного им странствия «Каталины», осложнит планы поиска Чарлза Ганта.
        - Я понимаю, Педро, только вера в успех приносит победу, - как-то вечером, после ужина, когда они стояли на палубе у капитанской каюты, сказал Тетю. - Но и верный расчет. Все-таки я сторонник идти на Тортугу и там искать сведения о Ганте.
        - Но губернатор дон Диего располагает точными данными о том, что теперь Гант избрал пристанищем один из островков Кортаун, - с горячностью заявил де ла Крус.
        - Это тебе хочется видеть их «точными». Слухи…
        Педро хотелось не спорить, а скорее уединиться на корме, чтобы остаться наедине со своими мыслями, он неожиданно согласился:
        - Хорошо! Мы встретим первый корабль и, если сведения о Ганте не подтвердятся, пойдем к Тортуге.
        - Вот и неверно! Я тоже убежден, что Гант здесь! - возбужденно проговорил Девото, который после неудачной встречи со «Злым Джоном» просто жаждал схватки с пиратами. - Вы, милый Поль Эли, лучше бы рассказали нам что-либо о Моргане…
        И хотя Девото произнес эти слова без тени шутки, Тетю с легкой улыбкой ответил:
        - Сейчас уже ночь на носу. Не до битвы! Вот завтра с утра я с удовольствием исполню твое желание, милый Андрес!
        Утром же Тетю еще не успел пробудиться, как запела дудка боцмана и прозвучала команда капитана: «Все наверх! Изготовиться к бою!»

«Каталине» навстречу шли против ветра два небольших, явно пиратских судна голландской постройки. Они не несли опознавательных знаков.
        На приказ «Каталины» лечь в дрейф оба корабля, очевидно, полагаясь на умение и храбрость своих экипажей и силу восемнадцати и четырнадцати орудий, подняли на флагштоках черные флаги рядом с красными и первыми открыли огонь.
        - Разбей меня ядром, если я их уже не вижу в акульих желудках! - Добрая Душа лучше, чем кто-либо, понимал настроение команды «Каталины», стремящейся к мщению.
        Меркурий и его брат никогда не стреляли так точно, а Девото, который упросил Педро разрешить ему провести этот бой, столь предельно верно маневрировал судном, что пираты, несшие жестокие потери, видно было, вот-вот выбросят белые флаги и сдадутся на милость победителя.
        Но тут на горизонте показался бриг, шедший курсом флибустьерских суден. Девото принял его за очередного пирата и отдал команду старшему бомбардиру пустить бригантину и шхуну ко дну.
        Де ла Крус не возражал, поскольку, возьми они корабли в плен, их следовало бы доставить в один из ближайших портов, а это повлекло бы за собой значительную потерю времени и вновь оттяжку дня встречи с Гантом.
        Когда с обоих пиратских кораблей, борта которых были пробиты ниже ватерлиний, на воду начали спускаться спасательные боты и лодки, Зоркий доложил: к ним приближается бриг с испанским флагом на мачте. Бриг подошел к «Каталине», когда все оставшиеся в живых пираты были подобраны и водворены в трюмы, а над бригантиной уже сомкнулись морские волны. Шхуна тоже с минуты на минуту должна была затонуть. Оказалось, что бриг догонял уходивших от него флибустьеров и командовал им кубинский корсар Хуан де Чавес. Он совсем недавно совершил успешный налет на острова Новая Провиденсия и Сигуатей, полностью разрушил там все укрепления и пленил более сотни англичан. Затем их обменяли на невольничьем рынке Тортуги на испанцев, прежде захваченных пиратами.
        Как было положено, поначалу капитаны отметили встречу, победу, затем де ла Крус перегрузил пленных голландцев на бриг, который шел в Порт Лимон. Между тем капитан шхуны, оставшийся в живых, и капитан Чавес подтвердили слухи о пребывании Чарлза Ганта в районе острова Ронкадор.
        Сомнения отпали, следовало спешить, и теперь можно было прочесть письмо графини Иннес, с тем чтобы тут же отправить ей ответ с капитаном Чавесом.
        Де ла Крус попросил извинения у гостя и удалился в свою спальню, где у него стоял небольшой письменный стол. Вскрывая пакет, Педро вдруг ощутил волнение. Письмо графини подтвердило, что Педро не обманывался в своих предчувствиях. Графиня Иннес просила о помощи. Кроме письма, в пакет были вложены политические прокламации, воззвания и публикации, призывавшие испанцев одержать победу в войне с австрийцами и англичанами за испанский трон.
        Дело было в том, что, как только графиня Иннес возвратилась в Мадрид, тут же посыпались, как из рога изобилия, предложения руки и сердца от самых видных молодых людей двора его величества Филиппа Пятого. Особенно настойчивыми были французы, недавно прибывшие из Парижа и входившие теперь в свиту короля. Под разными предлогами, порядком удивляя своих родных, Иннес ухитрялась отвечать отказом, умело отводить сватовство. Она стала чаще бывать в обществе пожилых людей, давая пищу разным толкам и сплетням. Теперь же ей сделал предложение ставший год назад вдовцом генерал и герцог Хосе Арнальдо Мартинес Кампос, который ушел со своим войском на защиту интересов Филиппа Пятого, но обещал вернуться с победой не позднее чем через полгода и обвенчаться с графиней Иннес. Она, видя, что на этот раз ей не удастся избежать помолвки, умоляла Педро де ла Круса оставить «затею, у которой теперь уж, по прошествии двух с половиной лет, не может быть положительного для Педро исхода». Иннес писала, что призналась своей матери в любви к капитану де ла Крусу, и та, поняв чувства дочери, благословила ее на тайный отъезд в
Новую Испанию, где они могли бы и обвенчаться. «Уехать же мне одной, без Вас, Педро, сейчас нет никакой возможности, - писала Иннес. - Умоляю! Спасите! Полгода пролетят, как один день. Теперь, вдали от Вас, осознав, сколь благородно Ваше чувство к Каталине, я еще сильнее люблю Вас! Педро! Спаси! Я жду!.
»
        Это «я жду!» болью Отзывалось в сердце Педро. Но он говорил себе: «Иннес - красива, умна, неотразима. Я видел сам - не было мужчины, который бы не тянулся к ней. Она безгранично добра, скромна, правдива. Я не нашел в ней и намека на какой-либо недостаток. Она напрочь лишена эгоизма, праздности, зависти. Тщеславие и чванство ей чужды. Ей претят надменность, лицемерие, угодничество, хитрость. Она - идеал, о котором может мечтать любой… Но я… я остался к ней как мужчина равнодушен… Да! За ее добро, за любовь ко мне и я проникся к ней любовью, но любовью брата. Чувство, которое вытеснило бы любовь к Каталине, не пришло… И эта женщина нуждается в помощи! Однако как ответить, чтоб не обидеть? Мне будет страшно, мучительно горько, если я только подолью масла в огонь. Но сделать то, что Иннес ждет от меня… Нет! Этого я не могу!»
        Де ла Крус взял перо, откинул крышку чернильницы - из зеленого нефрита, на которой, как на постаменте, стояла золотая фигурка Фемиды, и принялся писать. Однако тут же скомкал бумагу и на другом листе вывел: «Старайся и в горькие минуты сохранить присутствие духа. Гораций». Взял лист и заложил за левый угол рамы картины Лоррена «Рона», которую Тетю купил-таки у антиквара в последний день их пребывания на Тортуге и затем подарил де ла Крусу в новогоднюю ночь.
        В своих рассуждениях Педро не доходил до такой мысли, но интуитивно понимал, что мужчина до конца постигает собственную природу только через женщину, которую он любит, через их физический союз. Вот почему Педро не мог не искать Каталину, обязан был ее найти. Он обмакнул перо и решился:

«Милая, дорогая Иннес! Получил точные сведения о местонахождении Чарлза Ганта. Иду туда полным ходом. Письмо отправляю со встречным кораблем, капитан которого только ради этого и задержался.
        Полгода - это вечность! Война есть война!
        Скоро буду в Тринидаде или в Гаване. Напишу. Прошу Вас… Вы самая добрая и самая достойная из всех женщин мира.
        Да хранит Вас Бог!
        Ваш Педро де ла Крус

23 апреля 1705 г.
        Карибское море».
        Когда Педро присыпал лист бумаги порошком, чтобы быстрее просохли чернила, в дверь постучал и вошел Тетю. Он глянул на письменный стол, на то, что де ла Крус держал в руках, на лист, вставленный в раму «Роны», молча подошел к столу, обмакнул перо и вывел крупными буквами на чистом листе бумаги: «Переноси с достоинством то, что изменить не можешь! Сенека».
        - Капитан Чавес торопится. Однако вижу: у него нет оснований для беспокойства, - сказал Тетю и вложил лист с написанной им фразой за правый угол рамы картины.
        - Идемте, Поль Эли! Я не хозяин своей судьбе!
        Прежде Деревянная Нога при помощи известных только ему приспособлений, снастей и наживки ухитрялся, порой прямо с берега, вылавливать морских окуней, вкуснейших красных и синих лутианов и даже лангустов. Второй бывалый пират был равнодушен к рыбной ловле, его любимым занятием - и следует отдать ему должное, он отлично снабжал кухню дичью - была охота. Его все чаще так и звали Мистер Охотник.
        Теперь стало не хватать рыбных блюд, Негро панически боялся моря, и донья Кончита принудила Охотника заняться еще и рыболовством. Деревянная Нога научил Каталину прекрасно плавать и нырять на глубину, где водились наиболее крупные устрицы. Ими и сейчас изобиловал их стол, но что могло быть вкуснее запеченного в золе или прокопченного дымом окуня, фаршированного травами и местными кислыми фруктами, судака или сырого, нарезанного ломтиками лутиана, залитого за два часа до еды соком лимонов?
        В то утро, как всегда, Негро, водрузив себе на голову утлую лодчонку, как диковинную панаму, донес ее по тропинке до берега. Их провожал Вулкан. Донья Кончита с догом остались у хижин. Вулкан очень нервничал, казалось, беспричинно лаял, пытался даже запрыгнуть в лодку и потом долго, пока они не зашли за мысок к месту, где обычно хорошо ловилась рыба, носился по пляжу и лаял, лаял…
        Каталина ощутила в поведении Вулкана что-то недоброе и еще до того, как они отчалили, обратила на это внимание Охотника. Тот повертел головой, оглядел совершенно пустую, как обычно, бухту и поспешил отплыть, чтобы быстрее вернуться.
        Примерно через час, прежде чем на небе появились тучи, налетел северный ветер, и сразу такой сильный, что сидевший на веслах Охотник был не в состоянии грести к берегу. Вихрь крепчал, и лодку, словно щепку, понесло из бухточки в открытое море. Тут полил первый за лето дождь, но такой обильный, что Охотник и Каталина, подняв весла и усевшись на дно лодчонки, с трудом успевали попеременно вычерпывать дождевую воду миской.
        Их несло в сторону мыса Франсес, который замыкал собою обширный залив Сигуанеа и за которым уже бушевало свирепое Карибское море. К счастью, ветер сменился на западный, и лодку с терпевшими бедствие людьми он погнал в сторону берега, по направлению, где в наши дни расположено селение Лос-Индиос. Там, вдоль берега, тянулись мощные коралловые рифы. Они - защитники берега от разрушения, были опасными для всех видов лодок кораблей.
        - Держись, девочка, это скоро пройдет, - только и твердил Охотник одну и ту же фразу, стараясь, используя руль, направить суденышко в сторону от рифов. Однако шли часы, и Охотник выбился из сил. Он лег на дно лодки, полное воды, и отдался на волю волн. Каталина, сидя на днище, еще продолжала вычерпывать воду.
        Вдруг она увидела обнажившееся за промчавшимся валом желтое тело рифа кораллов и закричала:
        - Нас несет на риф!
        Охотник схватил весло с намерением оттолкнуться от рифа, но, как только он поднялся на ноги, волна ударила в бок лодки, он потерял равновесие и полетел за борт. В следующий миг Каталина, онемевшая от ужаса, увидела, как волна подхватила Охотника на свой гребень и опустила его на острые, как ножи, кораллы.
        На какое-то мгновение Каталина утратила способность мыслить, но вот чувство самосохранения вернуло ей разум, и она еще цепче ухватилась руками за шпангоуты и подлезла под банку. Теперь и она отдала себя в руки судьбе.
        Волны швыряли лодку еще минут десять. Ливень внезапно прекратился, и тут же один из валов поднял и ударил суденышко о риф. Оно разлетелось в щепы. Каталину выбросило в воду. Платье ее зацепилось за что-то, треснуло, и девушка, выскользнув из него, осталась в одних панталонах. Она поплыла. Ей повезло - тело кораллового рифа здесь было узким, и участь Охотника ее миновала. Она видела берег и, стремясь использовать гребни волн, поплыла к нему.
        Плыть было чрезвычайно трудно. Когда ее голова показывалась на поверхности, она вместе с воздухом часто глотала воду, и нужна была не женская воля, чтобы не растеряться, заставить себя вновь выныривать и набирать в легкие свежие порции воздуха. Мешали намокшие панталоны. Она сбросила их и продолжала борьбу.
        До берега оставалась еще добрая сотня вар [Мера длины, равная 0,85 метра.] , когда Каталина почувствовала, что теряет последние силы.
        - Мама! - еле прошептала она. - Педро! Боже, помилуй! Спаси!
        Больше она не могла двигаться. Ее ноги, как пудовые гири, - так казалось Каталине, - стали тянуть ее вниз.
        - Педро! Любимый! Прощай! - губы уже не подчинялись, и прощание это пронеслось в туманившемся от страха сознании. - Я буду любить тебя и на том свете…
        Каталина инстинктивно сделала последний вдох, и тело ее начало погружаться в воду: глаза ее еще видели, хоть и через наплывавшую на них пелену, как из-за туч выглянуло солнце. Набежавшая волна накрыла девушку с головой, но в следующий миг ноги ее ощутили твердую почву. Словно от удара бича, тело ее содрогнулось, напружинилось и обрело силы. Каталина оттолкнулась от дна, голова ее появилась над поверхностью моря. Она сделала глубокий вдох и теперь намеренно стала опускаться, чтобы вновь оттолкнуться и вновь набрать в легкие воздуха. «Только бы было дно. Боже! Он услышал мою мольбу!» - молниями проносились мысли. Ноги снова коснулись дна, и девушка опять оттолкнулась, но теперь немного вперед, в сторону берега. Волна подхватила и помогла ей. Еще минута, и вода доходила Каталине уже только до шеи. Девушка с трудом, но приближалась к берегу.
        Волны становились заметно мельче, и вскоре Каталина смогла двигаться, шагая по песчаному дну. Только теперь она заметила человеческие фигуры, метавшиеся по пляжу.
        То были краснокожие. Они что-то кричали и возбужденно размахивали руками. Неподалеку от них на берегу лежали пироги, но никто и не думал оказывать помощь так нуждавшейся в ней девушке. Первая мысль: «Назад!» - обожгла сознание. Там… она только что чуть было не рассталась с жизнью. «Бог помиловал! Спас! Значит, надо идти вперед!» О том, в каком она виде, Каталина не думала. Она осознала это, лишь когда из воды показались ее обнаженные груди, и она инстинктивно прикрыла их руками.
        - Нет! Ничего не бояться! - вслух произнесла она сама себе. - Они ведь тоже почти совсем нагие.
        Зоркие девичьи глаза разглядели среди туземцев пожилого, крепкого сложения мужчину, облаченного в перья. Голову его украшал огромных размеров плюмаж.
        По мере того как она выходила из воды с распустившимися и теперь ниспадавшими на спину и грудь волосами, серо-синие глаза ее обретали прежний живой блеск, каждое ее движение выказывало все большую уверенность.
        Тот, кто был в плюмаже, - безошибочно касик, вознес к небу руки и что-то произнес.
        Почти все небо уже очистилось от туч, ветер заметно стих, а краснокожие опустились на колени.
        Каталина, с тела которой сбегали на песок крупные морские капли, сделала три шага по суше и, повинуясь неведомо какому чувству, начала медленно возносить руки вперед и вверх.
        Касик еще что-то громко сказал, и люди его рода гуанахатабеев с радостным криком, в котором явно звучали и воинствующие нотки, поднялись на ноги и сгрудились вокруг вождя.
        Он повелел двум старцам подойти к нагой девушке и стать с обеих сторон. Как только они исполнили его приказание, сам касик поднял над головой поданную ему кем-то палицу, утыканную зубами акул и крокодилов, - очевидно, символ его власти, и направился в противоположную сторону от селения, видневшегося неподалеку среди густых зарослей кокосовых пальм, сейб и каобы-махагони.
        Дорога вела в глубь острова широкой песчаной тропой через заросли пляжного винограда, испанского дрока и мирта. Не далее как в пятидесяти варах от пляжа перед взором Каталины, ощущавшей, как утраченные силы возвращаются к ней, возник длинный известковый утес. Высотой с хорошее дерево, он тянулся вдоль берега. В белой стене утеса зияло большое черное отверстие. К нему, видимо, вождь краснокожих и вел Каталину.
        То оказалась естественная пещера глубиной футов в девять-десять. Очевидно, в давние времена она образовалась в теле утеса под воздействием морского прибоя.
        Старцы и касик остановились у входа, и вождь жестом предложил обнаженной девушке войти внутрь.
        Первое, что бросилось в глаза Каталине, был расписной сводчатый потолок. На белом естественном фоне известняка отчетливо виднелись разбросанные в разных местах четкие концентрические круги, раскрашенные в красный и черный цвета. Там же на куполообразном потолке были начертаны треугольные стрелы, морды каких-то животных, свернувшаяся кольцами в клубок змея, две пересекавшиеся крест-накрест линии, круги и неизвестные знаки.
        Каталина вспомнила недавно прочитанную книгу кого-то из древних авторов и догадалась, что перед ней, должно быть, храм. Он был создан жителями этой земли или, скорее всего, пришельцами с других земель еще задолго до открытия Колумбом Нового Света.
        Центральный рисунок какой-то таинственной силой сразу приковал внимание Каталины. Он был размером более двух вар и состоял, как потом она подсчитала, из 56 кругов, причем наружные имели скорее форму эллипса, а внутренние - совершенно правильные круги. Внутри центрального рисунка, в девяти разных местах, были размещены концентрические круги меньших размеров, и всю фигуру перекрывали два совершенно идеальных треугольника, через которые из центра всей фигуры тянулись вверх жирные линии. Из точек, где пересекались линии треугольников, выходили две боковые идущие рядом линии, тянувшиеся вниз и в стороны к малым концентрическим кругам.
        Охватив полностью взглядом центральный рисунок, Каталина невольно отшатнулась, сделала шаг назад. С потолка на нее глядел очень странный человек. Головой у него была одна из вершин треугольника, тело представляли полосы, идущие снизу к голове, руки - линии, тянувшиеся к ладоням - малым концентрическим кругам.
        За спиной Каталины послышался голос предводителя краснокожих: «Она узнала его!» - и касик опустился на колени. Все остальные присутствовавшие пали ниц, касаясь лбами земли, и затянули монотонную, заунывную мелодию, довольно быстро набравшую силу. Тоска и печаль напева неожиданно окончились восторженным кличем. Он повторился три раза.
        Перед Каталиной действительно был храм, с рисунками вместо икон, исполненными художниками тех первобытных обитателей берегов нынешних Венесуэлы, Центральной Америки и Мексики, которые на своих утлых пирогах посещали острова Карибского моря.
        Каталина еще успела разглядеть справа у входа, с внутренней стороны, как если бы оно охраняло его, изображение животного. Скорее всего, то была первобытная собака. И тут кто-то, стоявший за ее спиной, опустил ей на плечи тяжелую мантию из мягкой хлопчатой ткани изнутри, а снаружи плотно обклеенную птичьими перьями самых разных цветов и оттенков. На украшение мантии пошли не только перья местных птиц - попугаев, тропической кукушки, золотистого дятла, синсонте и колибри, но и, вероятно, обмененные на золото и жемчуг перья кецалей, попугаев ара, тукана и гоацина. Пришедшая теперь в себя окончательно девушка поняла, что краснокожие принимают ее за высокую гостью.
        Она, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, повернулась. Перед ней стояли два других старца и держали в руках сверкающий на солнце золотой венец, усыпанный крупными зернами жемчуга и каменьями хризоберилла, смарагда, топаза и сапфира. Он не был произведением рук мастера, однако таил в себе силу.
        Касик, когда все вновь пали ниц и издали протяжный торжественный клич, возложил на мокрую еще голову Каталины этот символ верховной власти. И Каталине вспомнилась Изида - богиня жизни и здоровья, покровительница плодородия и материнства, о которой она совсем недавно слышала от доньи Кончиты. И тут же вспомнился Педро.
«Где он?»
        Теперь к королеве одного из родов гуанахатабеев, так Каталина поняла свою новую роль, подошли женщины, на бедрах которых висели лишь небольшие хлопковые передники. Головы и запястья их были украшены цветами. Они пригласили королеву следовать за ними. Каталине больно было ступать босыми ногами по колкому щебню тропинки, но она осознавала, что следовало должным образом играть эту новую роль, и терпела.
        В боио - просторной, хорошо продуваемой ветром хижине, сложенной из оголенных стволов деревьев, веток, переплетенных тростником и сухой травой, с крышей, покрытой пальмовыми листьями, Каталину уложили на циновку из мягкой, нежной соломки, и пожилые женщины, не медля, принялись натирать ее тело какими-то, не всегда приятно пахнущими, мазями.
        Не прошло и пары минут, как утомленная всем происшедшим девушка провалилась в глубокий сон без сновидений.
        А на пляже еще темно-синие, отливавшие серебром волны накатывали на берег, белый, как сахар, от сверкавшего в лучах солнца песка.

        Глава 2
        КОРОЛЕВА ГУАНАХАТАБЕЕВ

«Каталина» буквально обшарила острова Альбукерке и Картаун, порой рискуя сесть на рифы или отмели - так близко она подходила к каждому заливу, к каждому устью реки. Часто на берег сходили команды под началом Доброй Души, Девото и самого капитана.
        Красный Корсар с упорством стоика искал возможное место стоянки корабля Ганта, его островной лагерь, где английские пираты могли бы отдыхать, в безопасности пережидать бушевавшие в море шторма и, возможно, иметь тайные склады награбленных богатств.
        Теперь «Каталина» шла курсом к острову Маис. Утро предсказывало прекрасный день, но к полуденным склянкам небо внезапно затянуло тучами и полил сильный дождь.
        В кабельтове от судна - казалось, она поднялась прямо из воды - высилась, теряясь в поднебесье, плотная серая стена. Это буйствовал летний тропический ливень. Стоило ветру усилиться, чуть изменить направление, и стена ожила. Она двинулась на корабль. Первые крупные капли, величиною с добрую фасолину, застучали по палубе. В единый миг все вокруг потонуло в сплошной дымчатой массе, обрушившейся на судно. Лавина воды стремительно низвергалась вниз и в то же время казалась неподвижной.
        Что происходило у грот-мачты, не было видно уже с мостика. Почти все обитатели корабля дружно высыпали на палубу, кто во что был одет, чтобы помыться, принять роскошный освежающий душ. «Каталина» шла курсом, который не имел естественных препятствий, и вероятность столкновения с встречным судном была очень незначительной. Потому под столь сильным дождем де ла Крус решил не глушить паруса.
        Через десять минут, так же внезапно, как навалилась на «Каталину», стена отошла в сторону и растаяла, исчезла, будто ее и не было. А еще через несколько минут в зазоре между облаков появилось солнце. Мокрая палуба и паруса быстро сохли.
        Вскоре влажный воздух огласила заманчивая для каталинцев трель колокольчика Коко, и более сотни человек окружили камбуз. Прямо на палубе полные здоровья и сил люди уминали еду с таким смаком, который был незнаком жителям суши. Кусок вяленого черепашьего мяса с вареными бобами казался им самым лакомым и изысканным блюдом на земле. Три галеты и кружка дешевого вина дополняли трапезу.
        Моряки стояли, широко расставив ноги, чтобы сохранить равновесие и не пролить вина из кружки, покоившейся на предплечье левой руки, в которой каждый держал кто жестяную, а кто деревянную миску с мясом и бобами.
        В любую другую минуту возглас, донесшийся из бочки, обрадовал бы каталинцев, но сейчас у многих куски застряли в горле, и им пришлось отчаянно откашливаться.
        - Парус по левому борту!
        Те, у кого рот был не занят, без промедления в ответ прокричали:
        - Чей?
        Зоркий помолчал с полминуты и еще более тревожным голосом сообщил:
        - Бриг с красным флагом на фок-мачте! Идет встречным курсом.
        Не дожидаясь команды, дожевывая на ходу и осушая до дна кружки с вином, каждый бросился в свой кубрик за личным оружием и затем стал у своего боевого места.
        Появившийся на мостике де ла Крус был, как обычно в таких случаях, в красном парадном облачении. Он внимательно изучал в подзорную трубу своего будущего противника. Сразу стало ясно, что бриг давней постройки, явно менее поворотлив, чем «Каталина», хотя имел на вооружении те же шестнадцать орудий по каждому борту.
        Сомнений не было, английский капитан, узрев испанский флаг, понесся на «Каталину», как дворовый пес, увидевший кошку.
        - Видно, давно не был в деле. Неймется получить по зубам, - произнес стоявший рядом с Педро Девото и добавил: - Однако, Педро это не Гант! Схожу поглядеть на свою команду.
        Старший помощник не сомневался, что де ла Крус без особой траты пороха и ядер немедленно поведет «Каталину» на схватку с противником, и экипажу предстоит абордажный бой, На борту брига не должно было находиться более ста человек.
«Каталина» имела численное преимущество.
        Де ла Крус отдал распоряжения братьям-бомбардирам и сам стал к штурвалу
«Каталины». Ветер явно благоприятствовал его кораблю, и он стрелой несся на сближение,
        Когда корабли сошлись на расстояние пушечного выстрела, де ла Крус подал команду выбросить флаги, предлагавшие добровольную сдачу с сохранением жизни, и тут же резко положил право руля.
        Расчет де ла Круса оказался верным. Если английский капитан и собирался выждать более удобный момент, то, увидев наглый приказ, вышел из себя и произвел залп по
«Каталине», уже отваливавшей вправо. Все ядра пиратского брига зарылись в волны у ее левого борта, взметнув пенистую белую линию. А Красный Корсар уже переложил рулевое колесо налево до отказа и мгновенно переставил бом-кливер, кливер и фор-стень-стаксель. «Каталина», можно сказать, почти на месте стала разворачиваться по галсу, который вел ее прямо к борту брига, только что разрядившему свою артиллерию. У нее в запасе было три минуты, за которые английские канониры успеют зарядить орудия брига заново.
        Пират понял, в какой он оказался ситуации и, вместо того чтобы положить лево руля - так ему было бы выгодней, - стал отваливать. «Каталина» произвела залп с близкого расстояния, и лавина железа, свинца и меди обрушилась, как и было задумано, на рангоут брига. Наибольший ущерб нанесли спаренные ядра. Одна такая сцепка угодила чуть выше грот-марса и как бритвой срезала грот-стеньгу и грот-брам-стеньгу. Вышел из работы верхний блинд. Пока матросы брига растаскивали повалившиеся на капитанский мостик паруса грот-брамсель и грот-марсель, «Каталина» зарифила все свои, отстала от брига, пропустила его вперед, получила одно ядро из угонной пушки брига в свою постройку на баке и всем левым бортом ударила по постройкам юта. На корме, потускневшие от времени, читались прибитые к доскам медные буквы «VANGUARD» -«Авангард». На палубе брига возник пожар, и, видимо, у судна заклинило руль. Пират развернулся, и де ла Крус отдал команду:
        - Изготовить абордажные сети! Вперед, Девото!
        Добрая Душа со своими людьми, ожидавший именно этой команды, махнул рукой, и дружный ружейный залп осыпал палубу брига свинцовым дождем.
        Борта сошлись, кошки были заброшены, стрелки произвели второй залп, и боцман прокричал:
        - Ножи в зубы, ноги в руки! Вперед, за капитаном Девото!
        Сопротивления на палубе брига никто не оказал. На ней лежали тела мертвых и раненых пиратов, остальные скрылись по кубрикам и трюмам.
        - Боцман, на Санта-Барбару! - приказал Девото - он понимал, насколько опасен может быть поджог порохового погреба, если вдруг пираты от отчаяния пойдут на это.
        Видя, что команда «Каталины» овладела положением на пиратском корабле, на него перебрались де ла Крус и Бартоло. На капитанском мостике остался командовать Тетю.
        Обнажив шпагу, Педро, которому прежде всего нужен был живой капитан, уверенно зашагал в сторону кормовой части судна. На пути лежали мертвые тела пиратов. Сзади послышался топот. То Добрая Душа, оставив охрану у погреба, догонял своего капитана. В каждой руке у боцмана было по пистолету.
        Де ла Крус не ошибся, капитан пиратского брига лежал у трапа капитанского мостика. Когда до него оставалось всего несколько шагов, он приподнялся на левом локте и быстро выкинул вперед другую руку, направив смертоносное дуло пистолета в грудь Красного Корсара. Добрая Душа не опоздал, однако, прежде чем раздались выстрелы, прозвучал резкий, сухой свист - и конец хлыста Черной Скалы щелкнул по вороненой стали.
        - Взять живым! - прокричал де ла Крус и бросился вперед. В следующий миг он уже приставил острие шпаги к груди пирата. - Осмотреть судно! Раненых и живых на
«Каталину». Снять бумаги, драгоценности, порох, легкое орудие. Открыть кингстоны! А вас, сэр, прошу, если можете, следовать за мной.
        - Он не ранен! Ни единой царапины. Лопни мои глаза, он был оглушен, - заверил боцман и не очень-то вежливо пнул капитана ногой, что означало: «Никто церемониться с тобой не станет! Вставай!»
        - Я ненавижу вас, испанские собаки! - произнес на плохом кастильском языке бывший капитан брига. Он не подумал двинуться с места.
        Боцман отобрал у него пистолет, снял пояс, на котором висели шпага и кинжал, а Бартоло сгреб англичанина в охапку и понес на «Каталину».
        Солнце опускалось к горизонту, когда Девото, Меркурий и Добрая Душа вошли в капитанскую каюту, с тем чтобы доложить: все, что было достойно их внимания, перегружено на «Каталину», расцепка кораблей произведена, и кингстоны брига открыты. Вошедшие, все как один, изумились - такого грозного и в то же время усталого лица у своего капитана они прежде не видели.
        Де ла Крус, Тетю, Фиксатор и Медико, которому выпала возможность на сей раз принять участие в допросе английского пирата, не могли вытянуть из него ни единого слова, кроме произносимой с завидным упорством фразы: «От меня вы ничего не узнаете!»
        Взгляды боцмана и пирата сошлись, задержались, и тут же Добрая Душа решительно заявил:
        - Мой капитан, лопни моя печень, если боцмана раньше не называли Решетом! - Тут он потер ладони, а англичанин опустил глаза. - И ребят за труд надобно повеселить. Дайте его мне на четверть часа. Он ответит вам на любой вопрос.
        Де ла Крус, и в самом деле уставший от невиданного упорства англичанина, согласился.
        Когда стало известно, что боцман взялся развязать язык капитану пиратов, вся команда высыпала на палубу.
        С разных сторон послышались возгласы:
        - Давно пора! А то мы заскучали!
        - Пока молчит, нам не промочить глоток!
        - Поговори, поговори с ним, Добрая Душа, на своем языке!
        - Тогда капитанишка развяжет свой!
        Капитана пиратов, лицо которого утратило былую уверенность, вывели на шкафут, и боцман распорядился:
        - Кто там поживей! Доску пошире да юкатанского линя подлинней! Живо! А вы, капи… то есть ты, мой голубчик головорез, раздевайся по пояс.
        Англичанин удостоил Добрую Душу презрительным взглядом, но, увидев по глазам боцмана, что тот не собирается шутить, неторопливо, с достоинством принялся снимать с себя одежду.
        Когда обнаженного по пояс «сэра» боцман и помогавшие ему матросы крепко приторочили спиной к доске, никто из присутствовавших моряков еще не подозревал, что же такое придумал Диего. Недоумевали и те, кто находился на капитанском мостике. Шкафут и шканцы были забиты до отказа. Присутствующие строили догадки, но соблюдали необходимую тишину.
        - А теперь, ребята, подтащите этого молчальника поближе к борту! - попросил боцман.
        - Зачем доска? Можно бы и просто на веревке искупать. Не вижу мочалки, масла да золы [В те времена люди Нового Света пользовались смесью жира со щелочью для мытья тела и стирки белья.] , - англичанин не терял присутствия духа и пытался шутить.
        Вместо ответа Добрая Душа приказал:
        - Живо! Бадью, полную воды, и прихватите у Коко воронку. Ту, что пошире!
        Трое моряков бросились выполнять распоряжение.
        - Ага! Вначале помыть, а потом пополоскать. И это неплохо! - проговорил «сэр», однако уже без былой надменности.
        - Итак, в последний раз спрашиваю, ваше английское величество, станешь отвечать на вопросы моего капитана? Клянусь гибелью сотни кораблей, пожалеешь! - Не получив ответа, боцман взял из рук матроса воронку и приставил ее ко рту пирата.
        Англичанин замотал головой.
        - Бартоло, будь добр, подсоби! Поиграй-ка пальчиками на скулах этого молчальника. Сам он не желает раскрывать свои уста, - попросил Добрая Душа стоявшего неподалеку Черную Скалу.

«Сэр» тут же разжал зубы, воронка была вставлена в рот, и боцман, зачерпнув из бадьи воду деревянным ковшом, стал медленно лить ее в воронку.
        Тетю и Медико покинули мостик под предлогом, что у них не окончена партия в шахматы. Ушли в каюту де ла Крус и нотариус. Между тем живот капитана пиратов быстро наполнялся жидкостью, раздувался на глазах, причиняя пирату нестерпимую боль. Многие из членов экипажа, которым поначалу была интересна проделка Доброй Души, но теперь стало неприятно смотреть на человеческие мучения, тоже отправились по своим делам.
        Боцман продолжал лить воду, закусив нижнюю губу, как он это делал всегда, когда ему что-либо не нравилось.
        - Как вы с людьми, так надо и с вами! Нет на вас иной управы! - сквозь зубы процедил боцман и зачерпнул очередную порцию воды.
        Лицо англичанина покрылось густой краской и крупными каплями пота. Лоб стянуло от невыносимой боли. Совершив нечеловеческое усилие, он замычал, вытолкнул языком воронку и еле слышно произнес:
        - Довольно, Мадемуазель Петрона! Твоя взяла. Я тебя узнал!
        - То-то! Так знаешь, чей я ученик? Кто научил меня этому? - Боцман бросил ковш в бадью, приказал матросам развязать англичанина, перевернуть его на живот для облегчения страданий и без промедления отправился доложить своему капитану, чтобы тот готовился задать интересующие его вопросы.
        Коко призвал команду к запоздалому ужину, который сегодня, в честь победы, имел дополнение - кружку рома. Море окутала тьма, и тут же взошла полная луна, бросив на черноту успокоившихся вод светлую, слегка подбитую рябью серебряную дорожку.
        Теперь Каталина, всякий раз пробуждаясь ото сна и укладываясь на ночь, молилась не только за жизнь Педро, матери, отца, сестренок, но и за благополучие доньи Кончиты, Негро и Вулкана. К ним она привязалась всем сердцем.
        Последние трое пребывали где-то совсем неподалеку, но как отыскать дорогу к ним, она себе не представляла.
        Из-за отсутствия поблизости естественных гаваней и тянущегося вдоль берега мощного кораллового рифа пути кораблей лежали в стороне. Очень редко сердце девушки полнилось надеждой, когда на горизонте вдруг появлялись паруса. Но, не ведая о беде Каталины, корабли неизменно проплывали мимо.
        В боио, где жил касик, по стенам рядом с атрибутами его власти висели шляпы с перьями, камзолы, сапоги, шпаги и пистолеты, старинный шлем «боргоньота», очевидно, принадлежавший одному из первых завоевателей Кубы, и даже золотые карманные часы. Но все это было свидетельством чьей-то гибели - оставалось от потерпевших кораблекрушение людей.
        Однажды, любопытствуя, Каталина подошла к часам и незаметно несколько раз повернула головку завода. Часы пошли, что вызвало неописуемый восторг индейцев и было сочтено ими за признак всемогущества их королевы.
        В тот день расставленные в море сети принесли небывалый улов. Жрецы и касик связали это с чудодейственным поступком королевы. Всю ночь перед ее боио на площадке, называемой «батей», вокруг костров плясали жители селения.
        С тех пор всякий раз, когда касик и жрецы задумывали какое-нибудь важное для племени предприятие, они приглашали Каталину прикоснуться к часам и оживить их стрелки.
        Каталина довольно быстро научилась выражать свои желания и приказывать жестами, используя их в большей степени в общении с касиком, жрецами и прислуживавшими ей женщинами. Во многом помогал ей хромоногий старик-таин, плененный много лет назад на побережье острова Куба и немного Знавший испанскую речь. Привезенный в селение, этот таин показал свое умение плести из хлопковой пряжи рыболовные сети и гамаки, готовить глину, лепить из нее тарелки, кувшины, котелки, объяснил, как следовало все это обжигать, и… сохранил себе жизнь.
        Труднее было нашей героине привыкнуть к еде гуанахатабеев. Индейцы, в основном занимавшиеся рыболовством и собирательством, умели выращивать лишь маниок, юкку и маис. Первые семена кукурузы в Европу привез Христофор Колумб, описавший встреченное на вновь открытых им землях, уже окультуренное людьми растение в послании королю Филиппу и королеве Изабель от 5 ноября 1492 года.
        Из маниока, дающего съедобные корнеплоды весом до 8 фунтов, индейцы варили кашу, из юкки пекли хлеб - касабе. Каменной или костяной скребницей женщины нацарапывали с юкки массу, раскладывали ее на бурен - ровную круглую плоскость из обожженной глины в диаметре до 20 дюймов, отжимали вредный для человека млечный сок и устанавливали бурен над огнем. Касабе ели с приготовленными на вертеле рыбой или черепашьим мясом. Яйца морских черепах индейцы пили сырыми. Каталина научила касика запекать яйца в золе. Изысканным блюдом считалась зажаренная на вертеле хутия - млекопитающий зверек, живущий в лесах. Чтобы добыть к столу королевы хутию, воины отправлялись сквозь труднопроходимые болота в глубь острова, где росли буйные леса. Оттуда же они приносили Каталине и сладкие фрукты: мамей - антильский абрикос или яблоко-мамей, гуанабана, каймито - небольшой зеленого цвета плод с ароматной мякотью, полной сладкого молочного сока, с черными косточками.
        Индейцы почему-то не употребляли в пищу плоды дерева мараньон, растущего в изобилии вокруг. А Каталина любила собирать эти орехи, очень схожие с европейскими каштанами, зажаривать их и лакомиться, запивая кокосовым молоком.
        Однако на землях, окружавших селение гуанахатабеев, не росли ни хлопок, ни табак. И индейцы вынуждены были совершать военные набеги на таинов, обитавших на южном побережье Кубы. Целью захвата были хлопковые пряжи и ткани, гончарные изделия, орудия труда, присущие испанцам и оказавшиеся у таинов, и особенно связки табачного листа. В дни больших торжественных праздников листья табака сворачивались в трубки, поджигались с одного конца, а дым, как мужчины, так и женщины, старательно втягивали в легкие. Это вызывало особое состояние опьянения и великую радость гуанахатабеев.
        В тот день утром вернулась группа воинов, ходившая за болота. После их сообщений жрецы в великом возбуждении собрались у боио касика. Старый таин пояснил Каталине, что скоро состоится боевой поход.
        Ближе к вечеру Каталина сидела под пальмой на камне лицом к морю и с наслаждением уплетала плоды гуанабана - крупные вытянутые груши с плотной кожицей, легко разрываемой пальцами. Белая кисло-сладкая мякоть плода гуанабана, очень приятная на вкус, напоминала Каталине сладкое блюдо, которое ее мать, донья Марсела, так вкусно готовила по праздникам.
        К Каталине приблизились касик и старик таин. Первый опустился на колени. То же сделал и его спутник.
        Касик заговорил, и таин начал переводить:
        - Вождь хотеть знать, как настроение королевы?
        - Очень хорошее!
        - Видала королева ночью, что могло вызывать у королева нет хотеть кушать?
        Вместо ответа Каталина указала рукой на шкурки и косточки плодов гуанабана, разбросанные вокруг.
        Довольный касик закивал, что-то сказал еще и поднялся с колен.
        - Вождь просил королева идти его боио. Там касаться рукой то, что станет живой!
        Каталина повиновалась, совершенно не подозревая, чем все это вскоре может обернуться.
        В боио вождя, заслонив часы от постороннего взгляда, она оживила стрелки. Касик испустил воинствующий призыв и вышел вместе с Каталиной. Теперь перед жилищем вождя, находившемся по другую сторону батея от боио Каталины, сидели на земле все мужчины селения.
        Касик вознес руки к небу и прокричал:
        - Воины моего рода! Королева гуанахатабеев объявляет удачным предстоящий поход! Мы победим! И мы берем королеву с собой!
        Более чем из двух сотен мужских глоток вырвался победный клич, и тут же воины помчались каждый к своему жилищу. В первую минуту, услышав от таина сказанное касиком, Каталина растерялась. Она мысленно отругала себя за свои «чудеса», но затем, прочтя молитву, решила, что судьба на ее стороне и что бы ни ждало впереди - все это будет лишь содействовать скорейшей встрече с любимым Педро.
        Каталину повели в ее жилище, и там женщины, украшенные цветами, облачили королеву в короткую тунику, возложили на ее голову венец из цветков пассифлоры-страстоцвета и сложили в плетеную корзину продукты в дорогу.
        Перед самым заходом солнца все селение собралось на берегу. Воины с палицами, луками и стрелами, размалевавшие свои тела алой и черной красками, стояли у пирог, каждый на своем месте. У самой кромки воды лежал крокодил. В пасти его была зажата палка, над ней был закреплен деревянный намордник, не позволявший животному раскрыть пасть. Лапы крокодила и хвост были привязаны к длинному стволу.
        Как только диск солнца, ставший багрово-медным, коснулся горизонта, на берегу появился индеец, выше ростом и сильнее самого касика, с большим острым обсидиановым ножом. Он приблизился к крокодилу, по обе стороны головы животного стали два воина. У одного в руках был диоритовый топор, какими вооружались многие воины гуанахатабеев, у другого - тяжелый колун испанского дровосека.
        Касик подал знак, жрецы опустились на колени, закрыли лица руками и что-то зашептали. Воины перевернули животное на спину. Тот, кто был с ножом, шагнул вплотную к туловищу крокодила, а двое с топорами - стали у головы. Касик издал гортанный звук, один из воинов дернул веревку - хвост и ноги крокодила освободились от пут. Те же, кто держал в руках палку с намордником, сдернули его. Крокодил почувствовал свободу, но в этот же самый миг обсидиановый нож от горла до низа живота распорол его надвое, а воины с топорами ударили животное по шее. Однако, прежде чем они отделили голову от туловища, крокодил ударом хвоста сбил с ног стоявшего рядом воина.
        После того как животное, принесенное в жертву верховному богу - солнцу, затем было отдано во власть бога моря, а гуанахатабеи, опустившись на колени, издали боевой клич, мужчины подняли пироги и понесли их к воде.
        Каталина наблюдала эту ритуальную процедуру, испытывая внутреннюю дрожь и жалость. Она восседала на носилках всего в десяти метрах от места жертвоприношения. Носилки держали на плечах четыре воина. Подобный трон Каталина придумала сама и пояснила, как его следовало изготовить. В одной из книг, прочитанных ею в лесном лагере она видела рисунок - Клеопатра на носилках.
        Каталину поместили в самую большую из пирог, где находились касик и более двадцати гребцов.
        Десять длинных каноэ отправились в путь ночью. Куда и зачем? Каталина этого не знала.
        Море было спокойно, и лодки двигались без остановки. Одна пара гребцов на каждой постоянно отдыхала.
        Примерно за час до рассвета пироги подошли к берегу необитаемого островка, по всей видимости, к одному из тех в заливе Батабано, которые теперь называются Мангровыми.
        Весь день гуанахатабеи отдыхали, а с наступлением ночи вновь отправились в путь. На рассвете следующего дня, точно выйдя к тому месту, куда направлялись, они нагрянули внезапно, как буря в безоблачную погоду, на одно из селений таинов, расположенное у самого устья небольшой реки.
        Гуанахатабеи не убивали таинов, а только грабили их жилища. Уносили орудия труда, оружие, хлопковые ткани, пряжу. С особым старанием воины отыскивали связки табака.
        Набег длился не более получаса. Каталина в сопровождении двух сильных туземцев стояла несколько в стороне от батея. Так она вдохновляла своих воинов на подвиги.
        Загрузив пироги, касик повел отряд в открытое море и, как только он счел, что таинам их уже не видно, вновь повернул флотилию к берегу. Как объяснил старик таин, привязанный к сиденью лодки, это была военная хитрость, чтобы сбить со следа возможную погоню.
        Войдя в устье чуть более широкой реки, отряд встал на отдых. Пироги были спрятаны в прибрежных кустах. Следы и образовавшаяся тропка, по которой воины выносили одну за другой лодки, были тщательно заметены.
        Каталина видела, как один из молодых воинов стал копаться в награбленном и тут же получил крепкого тумака. Делать этого было нельзя, потому что военная добыча еще до конца не принадлежала роду. Она была в их пирогах, но еще не в их селении.
        Утро следующего дня доказало верность этого правила гуанахатабеев. К противоположному берегу причалили три пироги, еще большие по размеру и более совершенные по конструкции.
        Старый таин объяснил: то были чужеземцы - не таины, и пришли они издалека в устье этой реки, чтобы попытать счастья в ловле жемчуга. И действительно, как только их пироги пристали к берегу, сразу несколько человек принялись нырять. Каталине, как и всем остальным, сидевшим затаив дыхание в кустах, было отлично видно все, что происходило на другом берегу.
        - Это место давно умирать жемчуг, - сообщил переводчик королевы. - Чужих привели сюда те четверо. Они стоят в стороне. Они - таины. Думаю, сейчас их будут наказывать.
        Умудренный опытом старик оказался прав. Ныряльщики возвращались с пустыми руками, и предводитель чужеземцев отдал приказ. Четверых потащили в сторону от берега, к росшим там деревьям и очень колючим растениям, одной из разновидностей юкки. Листья этого растения остры и похожи на ружейные штыки, в Тринидаде их иначе чем
«байонеты» - штыки - и не называли.
        Пока одна часть чужеземцев привязывала бедняг к стволам деревьев, другая срезала шипы.
        - Сейчас будут доставать хлопок, брызгать масло, тыкать шипы, - еле слышно комментировал таин.
        - Зачем? - взволнованно спросила Каталина.
        - Королева видеть сама.
        По голым спинам всех четверых чужеземцы принялись хлопать ватными шарами, и спины несчастных быстро стали похожи на ощетинившегося дикобраза. Убедившись, что иголок воткнулось в спину достаточное количество, предводитель высек огонь, поджег факел и стал подносить его к кончикам игл. Они вспыхивали как спички. Бедняги корчились от боли. Трое завыли, а один… запел. На его спине тут же погасили огонь, ему развязали руки и повели к пирогам.
        - Он стал воин! Он не боялся. Выдержал пытка, - пояснил таин.
        Меж тем чужеземцы погрузились в лодки и отплыли в открытое море, оставив несчастных привязанными к деревьям.
        Весь жаркий день воины спали, а касик выжидал, Однако, как только занялась вечерняя заря, он с воинами на одной пироге перебрался через реку, извлек из спин несчастных обгоревшие шипы, смазал кровоточившие раны какой-то мазью, развязал путы, оставил рядом кувшин с водой и плетенку с пищей. Затем, ни слова не говоря в ответ на задаваемые ему таинами вопросы, сел в пирогу и повел свой отряд в обратный путь.
        Возвращение воинов из похода было встречено неописуемым восторгом всего селения. Каталине, помимо золотого браслета, серебряного круга для ношения на груди, разных тканей и мелких украшений, достался как трофей небольшой сундучок, 6ез сомнения, когда-то принадлежавший моряку-европейцу.
        Бывший капитан бывшего английского брига «Авангард» назвал место, где всего неделю назад находился Чарлз Гант со своим кораблем - один из восточных заливов острова Провиденсия.
        Первым порывом де ла Круса было тут же поставить полные паруса и лечь курсом на Провиденсию. Однако встреча с Гантом, когда в трюмах «Каталины» пребывало около сотни английских пиратов, не сулила ничего доброго. Следовало идти в ближайший испанский порт, сдать там пиратов властям, а местному фининспектору - положенную королевской казне часть добычи.
        Девото, Меркурий, Добрая Душа и даже Фиксатор настаивали на том, чтобы на первом же попавшемся островке высадить на время англичан и, не теряя ни часа, идти на встречу с Гантом. Тетю колебался. Матросы были за то, чтобы зайти в порт.
        Спорную ситуацию разрешила встреча «Каталины» с испанским галеоном, случившаяся на рассвете следующего дня. На борту галеона возвращался из Гаваны губернатор провинции Коста-Рики дон Диего Эррера Кампусано. Он сменил на посту Франсиско Серрано де Рейна, занимавшегося контрабандной торговлей, губернаторствовал всего один год, но жители Картаго - тогдашней столицы Коста-Рики были весьма им довольны.
        Плотный, но очень подвижный Эррера Кампусано, узнав проблемы капитана «Каталины», о котором он был наслышан, немедленно предложил свои услуги и совершенно искренне выразил сожаление, что ни его положение, ни его года не позволяют ему присоединиться к корсарам и вместе искать мерзавца Чарлза Ганта.
        Галеон увез с собой плененных пиратов и положенную королю долю. На «Каталине» остался лишь бывший капитан «Авангарда». Де ла Крус помчался к острову Провиденсия.
        В указанном месте каталинцы действительно обнаружили следы моряков, недавно стоявших лагерем на берегу. Однако Девото и Добрая Душа почему-то усомнились, что это было место стоянки именно Ганта.
        Капитан «Авангарда» повел «Каталину» к острову Ронкадор, потом к островам Мискито. Каталинцы встречали доказательства стоянок пиратских кораблей, но ничего не говорило о присутствии поблизости Ганта.

«Каталина» обследовала острова Бикон, Бахо-Нуэво, Альто, ходила и к Суону. Английский пират утверждал, что указывает Красному Корсару на излюбленные места Ганта, однако явных следов нахождения шхуны пирата обнаружить не удавалось. Девото не уставал твердить, что англичанин тянет время в надежде на встречу «Каталины» с каким-либо другим пиратским судном, полагая, что оно освободит его. Меж тем де ла Крус вновь повел «Каталину» к Провиденсии, а оттуда к Сан-Андресу и вновь к Бикону.
        Продукты были на исходе, экипаж явно устал, и не столько от плавания, сколько от напряжения, вызванного ожиданием.
        В конце концов крейсировать дальше «Каталина» уже не могла. Корабль, вернее его экипаж, был не боеспособен. И де ла Крус созвал на совет офицеров с представителями от морских команд. Там следовало решить один вопрос: «Сдать капитана „Авангарда“ • властям или наказать его самим?»
        Решение было единогласным, и на рассвете следующего дня бывший капитан бывшего английского брига «Авангард», оказавшийся ловким вруном и порядочным мерзавцем, был вздернут на ноке рея. А еще через двое суток жители Тринидада собрались на пристани реки Гуаурабо поглядеть на славное корсарское судно, носившее имя дочери одного из жителей города, и на висевшего на рее, по заслугам наказанного английского пирата.
        Общеизвестно, что любовник, испытывающий глубокое чувство, бывает по-настоящему счастлив лишь тогда, когда любуется или обладает предметом своей любви, и страдает, когда с ним разлучен. Представляется также истиной и то, что мужчина, мечтающий предмет любви сделать своей супругой, и в отдалении переживает сладкие минуты от одного лишь сознания, что предмет его любви существует.
        С таким чувством Боб Железная Рука и привел свою быстроходную шхуну «Скорая Надежда» к острову Пинос, и не в декабре, как условился с доньей Кончитой, а в самом начале октября.
        На шхуне все было готово для приема на борт двух женщин. Боб недрогнувшей рукой подписал с членами команды новый контракт, почти удваивавший долю каждого. Бравые моряки шли против незыблемого поверья: женщина на корабле - несчастье в море! Были приготовлены уютно и богато обставленные каюты, приглашен на шхуну более искусный кок, всех обитателей лесного лагеря ждали дорогие подарки.
        Боб Железная Рука был отменным малым. Он это знал и надеялся, что рано или поздно в этом убедится и Каталина. Только тогда он наконец обретет свое счастье.
        Разодевшись, на его взгляд, в самый шикарный костюм, вместе со старшим помощником, боцманом, дюжиной лучших матросов Боб сошел на берег и торопливым шагом стал подниматься на холм. Вид тропинки, которой, казалось, мало пользовались, не сразу насторожил его и не погасил восторженного чувства ощущения радостной встречи.
        Среди деревьев проглянули хижины, но Боба никто не встречал. В лагере вообще не оказалось ни единой живой души, если не считать кудахтавших в курятнике кур. Однако уже при самом беглом осмотре стало ясно, что еще недавно здесь были люди.
        Боб терялся в догадках. «Что за чертовщина! Разленились, - подумал Боб. - Не узнали мой корабль. То есть как? Чтобы эти старые якоря не признали „Скорой Надежды“? Нет, тут что-то не так!» - и сердце Боба дало о себе знать быстрыми гулкими ударами.
        - Здесь только что были кони! Свежие следы уводят в горы, - прокричал боцман.
        - На столе два прибора, - зная, что произносимые слова неприятны слуху его капитана, заметил старший помощник. - В спальнях женщин использовалась лишь одна постель.
        - Что-то случилось! - заявил подошедший боцман.
        Тут же послышался собачий лай. У хижин появился Вулкан. Он узнал Боба, приласкался и помчался в гору по еле заметной тропке. Боб со своими людьми последовал за собакой, но в это время из зарослей вышел Негро. Он упал на колени.
        - Ваша милость, боги невзлюбили нас!
        - Что ты мелешь глупости? - рассердился Железная Рука и так хватанул раба по шее, что тот повалился на землю. - Встань! Говори яснее! Где Каталина?
        Негр поднялся, и все увидели, как красноватые от природы глаза его наполнились слезами.
        - Капитан, я вынесу любые пытки. Готов отдать жизнь. Пусть только море вернет нам Каталину! Она ушла ловить рыбу с мистером Охотником, начался шторм, и они не вернулись…
        - Где донья Кончита? - прогремел Боб.
        - Мы не узнали вас, испугались, ушли в горы. Сейчас я ее приведу.
        - А где одноногий?
        Негр молча опустил глаза.
        - Говори! - приказал Боб.
        - Все остальное, мистер Боб, вам скажет донья Кончита.
        Боб услышал печальный рассказ. Заметно постаревшая шотландка говорила, и слезы обильно струились по ее щекам, закончив, донья Кончита сняла со своей шеи рубиновый кулон и передала его Бобу:
        - Вот все, что осталось от нашей любимой девочки!
        Старший помощник, боцман и матросы ушли. Они знали, что теперь их капитану какое-то время следует побыть одному.

        Глава 3
        ВОЗВРАЩЕНИЕ «ВАКХА»

        Де ла Крус дал возможность отдохнуть экипажу в Тринидаде полные две недели. Многие успели побывать, хоть и наскоро, в своих родных местах, разместить или потратить, как им нравилось, скопившиеся у них деньги и вещи.
        Вот почему, несмотря на близость сезона штормов, никто из команды не выказывал ни малейшего недовольства по поводу нового курса. Матросы и офицеры «Каталины» души не чаяли в своем капитане.
        Светило поднялось над горизонтом, словно в небо с морского дна взлетел огромный наполненный огнем шар. «Каталина» встретила третье утро своего нового похода у группы островков Суон.
        Море было спокойно, лишь мелкая ранняя рябь все еще бежала с востока на запад, чтобы исчезнуть в первых теплых лучах взошедшего солнца.

«Каталина» поставила почти все паруса, однако двигалась вдоль берега, обследуя каждый заливчик, со скоростью не более пяти узлов.
        Сразу после обеда все свободные от вахты матросы собрались под тент на полубаке, чтобы покурить и поболтать. К ним подошел Девото. Следом появились Тетю и Медико.
        Взгляды старшего помощника и Тетю сошлись и тут почетный капитан «Каталины» весело произнес:
        - Я об этом как раз подумал, сеньор Девото! И, знаете, готов… Кто напомнит нам, на чем мы остановились в рассказе о Моргане?
        - На его победе в Портобело.
        - На зверском грабеже, вы хотели сказать. Так вот не успел Морган прийти на Ямайку, как получил послание от Хуана Переса де Гусмана, губернатора Панамы. Тот, видите ли, выражал свое восхищение воинским мастерством пирата и спрашивал его о новом оружии, которым Морган смог превзойти регулярные полки. Морган ответил письмом, приложив к нему бутылку рома, пистолет и несколько круглых пуль. Письмо заканчивалось словами, что, мол, если губернатор сомневается в его способностях, то очень скоро в них убедится, поскольку не пройдет и года, как Морган лично продемонстрирует «свое новейшее оружие» губернатору.
        - Когда человек хвалится, он унижает себя. Но бывают люди, которых чужая наглость выводит из себя и лишает рассудка, - сказал Адальберто.
        - На Ямайке Морган купил самую большую асиенду острова. Поселился там со своей женой-испанкой. Ее звали Мария Исабель. Морган обращался с бедняжкой хуже, чем со своей ключницей. Баснословные богатства, привезенные им из Портобело, сделали его важным господином, которого чуть ли не каждый день губернатор Медифорд приглашал к своему столу. Но давно известно, что страсть - враг покоя, а чрезмерное богатство - здоровья. И стройная, сильная фигура Моргана обрюзгла, он растолстел, стал чаще прикладываться к крепким напиткам.
        - Ох, как он любил устраивать веселые пирушки! - вставил шкипер Чистюля. - Ой, как любил!
        - Да уж! Пирушки… Одна из таких оргий обернулась для Моргана трагедией. На борту английского фрегата «Оксфорд» он отмечал одну из побед над французами. Шла крупная попойка, когда кому-то взбрело в голову дать салют в честь Моргана из всех орудий фрегата сразу. Салют прозвучал, но кто-то из пьяных матросов обронил фитиль у порохового погреба, и «Оксфорд» вместе со всеми пушками и экипажем взлетел на воздух. Погибло более трехсот пятидесяти моряков. В живых осталось человек десять. Моргана, полуживого, подобрал бот, разыскивавший пострадавших вокруг бывшей стоянки «Оксфорда». Оправившись от угара - прошло несколько дней, - Морган со своими людьми на лодках направился собирать тела погибших, еще плававших в бухте, но не затем, чтобы их захоронить, а с тем чтобы снять драгоценности: кольца, брошки, серьги. Он сам резал уши и пальцы, на которых видел кольца с камнями, а тела отпихивал от лодки.
        - Такие молодчики, как Морган, героями не погибают. Они умирают в своих постелях, - заметил Медико.
        - Да! Однако слово, данное губернатору Панамы, Морган сдержал! Правда, до этого пират и его люди чуть было не погибли от истощения. Они пробирались к городу сквозь тропические леса, за время пути основной отряд, который шел с суши к стенам Панамы, неумолимо сокращался, нередко происходили смертельные стычки. Моргана это не смущало. Наоборот, разозлило, стало причиной еще больших зверств и насилия, когда он добрался до города. О такой жестокости прежде не слышало ни одно человеческое ухо. Людям вспарывали животы, засыпали их солью и перцем. Одну женщину насиловало до пятидесяти человек. Живых мужчин, женщин, детей и стариков бросали в костры. А потом пираты вообще сожгли весь город.
        - Еще древнеримский поэт [Ювенал, Децим Юний(ок. 60 - ок. 127).] знал, что ни один жестокий человек не бывает счастлив, - произнес Девото, и Тетю показалось, что говоривший смутился.
        - Было, как вы уже знаете, сто семьдесят пять ослов нагружено мешками, полными драгоценных камней, золота и серебра. Пираты прихватили с собой еще шестьсот мужчин, женщин и детей как товар на невольничьем рынке. Когда сведения о гнусностях в Панаме дошли до Европы, стали достоянием европейских дворов, произошел взрыв всеобщего негодования. Это вынудило британского короля «принять меры». Прежде всего в Лондон был отозван губернатор Ямайки сэр Томас Медифорд. С него потребовали отчета. И Карл И, к великому своему сожалению, был вынужден передать дело на решение королевских судей. Они определили Медифорду два года тюрьмы. Морган же, чья неоспоримая храбрость и военное мастерство снискали ему в Англии уважение многочисленных поклонников, отделался намного легче. Суд постановил Моргану «безвыездно проживать в Лондоне».
        Из бочки на марсе послышался голос Зоркого:
        - Слева по борту, на берегу, в пяти кабельтовых вижу людей. Там что-то случилось!
        Никто из слушавших Тетю матросов не шелохнулся.
        - Поначалу вандал чувствовал себя превосходно среди почитателей и почитательниц самых разных слоев общества Англии. Однако климат Британских островов ему не подходил. Он заскучал по тропикам, а потом и просто потребовал, чтобы его отпустили, поскольку заболел туберкулезом. Новая политическая ситуация в Европе, изменившая отношения Англии с Испанией в лучшую сторону, позволила Карлу II в семьдесят четвертом году открыто продемонстрировать свою симпатию к Моргану. Король пожаловал пирату рыцарский титул британской короны и отправил на Ямайку в должности вице-губернатора и командира всех тамошних английских морских и сухопутных сил. Это был второй случай в истории Англии, когда за пиратские заслуги жаловался рыцарский титул.
        - Первым был Фрэнсис Дрейк, - заметил Девото и хотел было что-то еще добавить, но с капитанского мостика прозвучала команда капитана:
        - Лечь в дрейф. Шлюпки на воду!
        Люди, находившиеся на берегу, человек десять, не более, явно в отчаянии взывали о помощи. Они жгли костры, бегали по берегу, размахивали рубахами.
        Вскоре доставленные на борт «Каталины» испанские моряки поведали де ла Крусу и его друзьям, что прошлым вечером их шхуна была разграблена английскими пиратами и затем потоплена вместе с экипажем, загнанным в трюмы. В последнюю минуту матросам одного из кубриков чудом удалось выбить дверь. До берега доплыли только девять человек. Шхуна шла с грузом какао из Пуэрто-Кортеса в Сантьяго-де-Куба.
        - Капитан, они еще недалеко, - сказал пожилой испанец.
        - Почему вы так полагаете?
        - Потопив нас, бриг зашел в соседний залив. Ночью команда сошла на берег ловить черепах, Значит, и сегодня пойдут.
        - А если уже поймали достаточно? - спросил Девото.
        - Нет! За одну ночь не могли. Сеньор, когда они взобрались на нашу шхуну, то в первую очередь начали искать запасы провизии.
        - Похоже, ваш Морган, Тетю, совершает чудеса, - сказал Девото и потер руки.
        Педро поручил Доброй Душе позаботиться о спасенных людях, чтобы тот накормил, разместил их и каждому определил занятие.
        После недолгих споров друзья составили план действий. «Каталина» подошла как можно ближе к берегу и стала на якорь. Добрая Душа и отобранные им десять лучших гребцов отправились до поры спать.
        С наступлением темноты на воду спустили четырехвесельную шлюпку, в нее сошла команда во главе с боцманом. Он усадил Зоркого на нос, а сам, держа в руках зажженный фонарь особой конструкции, сел рядом с рулевым. Огонь от трех толстых свечей был виден лишь сквозь 20-дюймовую трубу с диаметром в 10 дюймов. Труба же была отведена от берега в сторону «Каталины».
        - Пусть больше ни моя жена и никакая другая женщина не узнает ласк Решета, если этой ночью план не сработает, - произнес боцман и выпустил из рук конец.
        Гребцы налегли на весла, и шлюпка ходко пошла вперед.
        Вскоре и «Каталина», используя ночной бриз, осторожно двинулась за шлюпкой, ориентируясь на ее свет.
        Де ла Крус отдал необходимые распоряжения и отправился к себе в каюту. За ним пошли отдыхать и остальные, кроме Девото. Он хотел первым увидеть, как замигает фонарь боцмана.

«Каталина» шла с погашенными огнями. Почти весь экипаж не спал и собрался на баке. Не раз берег резко уходил влево, но «светлячок» на море ровно горел и продолжал двигаться прямо. Замигал он примерно за два часа до рассвета. «Каталина» бросила якорь и вскоре вернулась шлюпка.
        Спасенный моряк из Пуэрто-Кортеса оказался прав. Бриг стоял в заливе бушпритом к морю. Это означало, что глубина залива позволила ему развернуться, что, в свою очередь, говорило о возможности безопасного подхода «Каталины» к его борту.
        Темная безлунная ночь способствовала настолько внезапному появлению «Каталины» в пределах видимости вахтенных английского судна, как если бы она вынырнула со дна морского. Да и к тому же в этот предутренний час, перед самым рассветом, очевидно, дремали и вахтенные. Они подняли тревогу, лишь когда абордажные «кошки» «Каталины» уже были заброшены на борт брига и «Каталина» подтягивалась к пиратскому судну, над кормой которого развевался огромный черный флаг с крупной буквой «Д», вышитой золотой канителью.
        Половина экипажа, оставшаяся на бриге, да еще крепко спавшая, была не способна на какое-либо серьезное сопротивление. Капитан, небезызвестный Уильям Дампе, заканчивал свой утренний туалет под надзором второго помощника «Каталины» и Доброй Души.
        Трофей превзошел ожидания любого из каталинцев. Команда брига ловила черепах перед дальней дорогой - возвращением на родину. Капитан Дампе готовился к этому три года, начиная с того дня, когда экипаж пил за его пятидесятилетие. На борту английского корабля помимо 80 тысяч фунтов какао, стоивших не менее 35 тысяч дукатов, в каютах капитана и его офицеров, в сундуках и ящиках кубриков было собрано звонкой монетой более 86 тысяч дукатов, мешок разных драгоценностей: ожерелья, кулоны, броши, кольца и еще порядка 30 фунтов жемчуга в зернах.
        Фиксатору было над чем трудиться. Каталинцы же, охранявшие пиратов и не знавшие об их намерении, что называется, «завязать» и отправиться домой, диву давались, видя на некоторых лицах горькие слезы.
        Де ла Крус послал юнгу ко второму помощнику и Доброй Душе с приказом доставить капитана пиратов на «Каталину».
        - Мой дед возил рабов в Америку, в редкие дни своего отдыха он говаривал, покачивая меня на коленях: «Военная сила, деньги и счастливая звезда - с ними можно перевернуть мир». Вижу, мне скоро предстоит встретиться с дедом на том свете. Я скажу ему, что мир можно перевернуть и при одной только счастливой звезде! Что такое сила и деньги, когда изменила звезда? Печальные воспоминания! - с этими словами, произносимыми на приличном испанском языке, Уильям Дампе вошел в каюту Красного Корсара.
        Несмотря на свой по тем временам достаточно преклонный возраст, английский пират, при жизни ставший легендой, упоминание одного имени которого невольно вынуждало креститься испанских моряков, алькальдов, альгвасилов и даже иных губернаторов, выглядел молодцом.
        Де ла Крус, повинуясь вдруг своей интуиции и удивляя друзей, решил повести разговор с капитаном Дампсом за завтраком.
        Подобный прием ввел в замешательство и англичанина, однако он быстро осознал, что это может быть его шансом начать переговоры.
        - Если вы, сэр, знакомы с трудами Луция Аннея Сенеки, то еще сей светлый ум учил нас: гнев против сильного неприятеля похвален, а против побежденного зазорен, - с галантной улыбкой произнес де ла Крус, еще больше озадачив всех присутствовавших.
        Один лишь Тетю подумал: «У Педро созрел план. Умница! От такого-то господина и в его положении искренних ответов можно добиться только добром», - и тут же спросил:
        - Вы и название дали бригу «Хесус», чтобы уберечься от несчастья, чтобы никогда не изменила вам счастливая звезда?
        - Нет, тогда я об этом не думал. Так назывался главный корабль моего славного соотечественника Джона Хавкинса.
        - И вы можете гордиться! Вы принесли людям не меньше зла! - процедил сквозь зубы Девото. - И потому по справедливости должны быть наказаны!
        - Ну, что вы, сеньор? Справедливость и правда! Они украшают могилы, а при жизни… так уж устроены люди, в том числе те, за которых вы ратуете, при жизни справедливость и правда многим колют глаза и делают вашу же собственную жизнь неудобной.
        - Вы рассуждаете так, капитан Дампс, словно сидите у горящего камина в только что купленном замке перед обожающими вас родственниками. А ведь мечте вашей не сбыться, - уже без улыбки сказал де ла Крус. - Ваш план рассеялся, как дым от трубки. Ведь вы мечтали приблизительно через неделю, с богатством, достаточным для безбедной старости, ввести свой бриг в струю Гольфстрима на широте Азорских островов.
        - И понестись, как нес своего седока Бабьека, любимый конь Сида [Сид Кампеадор (XI в.) - испанский рыцарь, прославившийся подвигами в Реконкисте.] , в родную Англию, - добавил Тетю.
        - Всю жизнь везло! А впрочем, жадность! Подвело меня желание взять больше. Вы - Красный Корсар, - и Дампе поглядел на де ла Круса. - Насколько я знаю, вам лично подобное не грозит, но и счастливая звезда вам пока не светит… Я стар и утомился играть с людьми, как кошка с мышкой.
        - Видите ли, совсем еще недавно англичане были союзниками испанцев. Теперь мы - враги! Но может статься, что все скоро изменится. Я полагаю, что людям необходимо объединяться не по месту рождения, а по чести, совести и уму… - Красный Корсар не договорил, англичанин перебил его:
        - То есть?
        - Умные и порядочные люди с умными и порядочными, а глупые, недалекие - между собой.
        - Какую незавидную долю вы оставляете последним.
        - Вовсе нет! Умный, порядочный человек несет в себе извечное желание протянуть руку помощи другому человеку, обездоленному достатком или умом, поделиться с ним своими знаниями. Дело в том, что не каждый глупый это сознает: одни принимают руку и поднимаются над собой, а подавляющее большинство - пытается ее отрубить…
        Капитан Дампе отведал кусочек бисквита, отпил из чашечки шоколада и решительно произнес:
        - Я предлагаю fair play! [Честная игра (англ.).]
        Де ла Крус обвел взглядом друзей, и каждый увидел в глазах Педро вспыхнувшую надежду. Однако Красный Корсар не спешил.
        - Чего вы, капитан Дампе, сейчас хотели бы больше всего?
        - Стать свободным, как облако!
        - Но оно не свободно! Оно всегда пребывает во власти ветра.
        - Тогда хочу быть птицей, только привязанной к своему гнезду.
        - Мы принимаем fair play. Делайте ставку!
        Английский пират задумался, и этим воспользовался Тетю:
        - По мере того как бегут годы, мне все чаще кажется, что Бог дал человеку аккурат две руки для того, чтобы он, принимая левой, раздавал правой.
        - Это как сказать, мосье! Итальянцы, например, считают: «Кто не уважает, тот становится уважаемым». Но… к черту итальянцев! Вы ищете Ганта. Я знаю, где он! И не ставлю условий…
        Девото аж подскочил на стуле, а Медико тихо произнес:
        - Для врачевания любой болезни есть свое лекарство. Дело лишь за тем, как его обнаружить. Похоже, капитан Дампе, вы нашли, что вам необходимо.
        Лицо англичанина сделалось пунцовым, и он заторопился:
        - На носу сезон штормов. В этом году Чарлз Гант намерен переждать его в хорошо известном, давно облюбованном месте. Это может быть в одном из рукавов дельты Коко…
        - У мыса Грасиас-а-Дьос? - с удивлением спросил Тетю. - Но там многочисленные поселения индейцев-антропофагов.
        - У Ганта - этого исчадия ада - есть с ними соглашение. Зато вокруг на много миль нет ни одной живой испанской души.
        - А где еще может находиться его стоянка? - спросил де ла Крус.
        - В устье реки, что впадает в Карибское море у самого южного из островков Москито. Я бы начал именно с этого места. Подниматься бы стал с юга, прижимаясь как можно ближе к берегу, сразу от устья Уауы.
        - Ложь! Это обман! - заявил Девото и сжал кулаки.
        - Сеньор уже в таком возрасте, что ему пора бы знать: часто ничто так не похоже на ложь, как истина. - Дампе извлек из внутреннего кармашка камзола золотые часы работы знаменитого мастера Грегдона, откинул крышку. - Благодарю за угощение. Прикажите провести меня в мою каюту. А сами спешите! Снимите с брига весь бегучий такелаж, оставьте на немного провизии, пороха для ружей. Мы будем ждать вас.
        В капитанской каюте «Каталины» воцарилась недоуменная тишина. Англичанин понял ее причину:
        - Мы будем ждать! Я уверен в вашей победе над Гантом. Вы вернетесь и… тогда решите нашу судьбу, мою и экипажа. Каждый из нас твердо намерен навсегда оставить море. Ну, а… ежели не вернетесь за нами, Всевышний укажет, как дальше нам поступать. Распорядитесь, капитан, чтобы меня проводили. Я устал. Мой второй помощник готов сойти на берег с вашим парламентом. Он объяснит моим людям ситуацию. Я в вашей порядочности не сомневаюсь, - Дампе стер носовым платком выступившую испарину.
        Потребовался целый день, чтобы часть пиратов и матросы «Каталины», которые не несли караула, сняли с брига груз какао и весь бегучий такелаж, не оставив на борту ни обрывка брезента, ни куска шкота.
        Спасенных моряков из Пуэрто-Кортеса вместе с грузом какао де ла Крус решил высадить в гавани небольшого поселения на острове Провиденсия. Он обещал с первой же оказией сообщить о случившемся властям Пуэрто-Кортеса и владельцам какао.
        Девото, второй помощник, Чистюля, Меркурий, Добрая Душа и Адальберто с пристрастием потолковали с каждым из пиратов по отдельности и пришли к выводу: все члены экипажа брига согласны с решением своего капитана; все надеются на верность слову Красного Корсара; заблаговременно оговоренной встречи ни с каким другим пиратским кораблем на этом месте не назначалось.
        Последнее обстоятельство было важно, поскольку в таком случае выходило весьма маловероятным, что какой-либо пират забредет сюда и освободит бриг Дампса за восемь-десять дней, необходимых «Каталине» на предстоящую операцию.
        Вчера над Москитовым берегом стремительно пронесся небольшой шторм. Природа пробовала свои силы. На море волнение определялось не более чем в четыре балла, дул умеренный ветер.
        Педро потянул на себя дверь, она бесшумно подалась, пропустив свет луны, который скошенным квадратом лег на пол каюты. Чистое черное небо было украшено звездной россыпью. «Каталина» под малыми парусами тихонько двигалась вперед левым галсом курсом галфвинд. Поскрипывал перекладываемый рулевым штурвал. Неяркий свет от фонаря освещал группу вахтенных. Они, чтобы не тревожить сон капитана, говорили шепотом. А де ла Крусу не спалось. Уже началось 4 ноября 1705 года. Оставался какой-нибудь час хода до устья Уауы. А там… три часа полных парусов, и «Каталина» с рассветом окажется у реки, указанной Уильямом Дампсом.

«Что сделал Гант с Каталиной? Как поступил? Где она сейчас? - возможно, в тысячный раз за прошедшие годы Педро задавал самому себе эти вопросы и не получал ответа. - Или я ничего не понимаю в людях, или Дампе не соврал. Слишком мал шанс, чтобы кто-либо успел их снять до нашего возвращения. А вернемся без Ганта… ему ясно - бриг, он и весь его экипаж последуют на дно, как потопленная ими шхуна! Неужели я поведу себя так жестоко? Да, на этот раз я так и поступлю!»
        Это решение как бы подвело черту его рассуждениям. Он притворил дверь и попытался уснуть.
        Забрезжил рассвет, в подзорную трубу уже можно было различить начало заливчика, в который впадала нужная им река.
        Все давно поднялись, рядом с рулевым на мостике стоял де ла Крус. Большая часть экипажа собралась на полуюте и шканцах, Коко был свободен от своих прямых обязанностей. Он лишь приготовил тройную порцию черного кофе. Предстоял бой, и Медико запрещая давать команде какую-либо еду. Коко забавно обвесил себя с ног до головы разным оружием.
        С мостика спустились Девото и Тетю. Почетный капитан на этот раз, без чьей-либо просьбы, прямо протиснувшись в гущу матросов, начал:
        - Вы помните, что Генри Джон Морган стал рыцарем и новым губернатором Ямайки. Однако от того, что Морган сделался сэром, у него не прибавилось ни доброты, ни совести. Как только нога его ступила на землю Ямайки, он тут же начал замышлять новые пиратские набеги. На свои собственные деньги создал армаду, которая сделала совершенно невыносимым плавание в Карибском море торговых кораблей под любым, кроме английского, флагом. Карл Второй снова получал в свой карман порядочный куш. Но вот Морган вторгся в дело торговли рабами. Оно не находилось под покровительством английских магнатов, и они немедля начали давить на министров королевского двора, чтобы те, в свою очередь, насели на короля. И Карл вторично был вынужден «принимать меры». Он отстранил Моргана от командования войсками,
        - Но армада осталась, - заметил Адальберто.
        - Да, но этот блестящий полководец и редкостный негодяй, ослепший из-за страсти делать деньги, зарабатывать их на людской крови, не сумел обратить внимания на происходившие в политике изменения. Да и был ли он способен на это по складу своего ума? Морган не желал ничего знать о делах, вершившихся вне пределов Ямайки и Карибского моря, и в один прекрасный день… был лишен всякой власти. Но отнять у него награбленных им баснословных богатств никто не мог. Морган уединился в своей асиенде, и вот там алкоголь быстрехонько придавил его как следует. В тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году в возрасте пятидесяти трех лет сэр Морган скончался. Тогдашний губернатор Ямайки герцог Альбемарле, его приятель по разгульной жизни в Лондоне, распорядился предать тело «великого пирата» земле со всеми военными почестями, положенными адмиралу и рыцарю. Однако в земле тело не задержалось надолго. Через четыре года она вышвырнула из себя останки самого кровожадного пирата на свете. Землетрясение выбросило кости Моргана в море. Там их, естественно, никто не мог найти.
        - Когда это было? - спросил Адальберто.
        - Седьмого июня тысяча шестьсот девяносто второго года, ровно в одиннадцать часов сорок минут первый толчок разрушил кладбище и опустил его под воду. И тут же второй, более сильный, в секунду превратил Порт-Ройяль в развалины, а третий навечно сомкнул над бывшим городом волны океана.
        Тетю замолчал, а Девото поглядел на капитанский мостик, вперед по курсу «Католины» и с иронической улыбкой заметил:
        - Умер ваш Морган, Тетю, и с ним - его сила! Не действует! Я и прежде сомневался… - однако Девото не договорил.
        - Слева по борту, в заливе у самого устья реки, вижу парусник! - радостно прокричал Зоркий.
        Девото одним прыжком оказался на мостике, взял из рук капитана подзорную трубу.
        - Это Гант, Педро! Я тебя поздравляю…
        - Тысяча утопленников, восставших со дна океана! Это его шхуна! - прокричал боцман. - Я узнал! Видел в порту Кайона.
        - Если это действительно шхуна Ганта, то, друзья мои, кто до конца разъяснит мне, что такое есть человек? - в сердцах произнес де ла Крус.
        Поскольку никто его не понял, и Педро это почувствовал, он продолжил:
        - Я думаю о Дампсе! Ограбить беззащитный корабль, загнать экипаж в трюмы, задраить люки и пустить шхуну ко дну с живыми людьми. И тут же с достоинством джентльмена, по-рыцарски вести с нами беседу и… спокойно предать собрата по ремеслу.
        - Он спасал свою шкуру, - сказал Девото.
        - Если это действительно Гант, Дампе ее спас. - И, повысив голос, де ла Крус отдал команду: - Свистать всех наверх! Приготовиться к бою!
        Матросы, не успев исполнить приказа капитана, потеряли вдруг равновесие и повалились на задрожавшую под ними палубу. Нос «Каталины» врезался в отмель, и она стала у входа в залив.
        У Тетю и Девото мгновенно родилась одна и та же мысль: «Неподвижная мишень. Гант это предвидел!»
        - Шлюпки на воду! Заводить якоря! - уже звучала команда капитана. - Боцман, живо!
        А Добрая Душа и сам понял, чем такая напасть могла обернуться для «Каталины» и что ему немедленно следовало делать.
        Чуть более чем в четверти кабельтова от корабля были сброшены два кормовых якоря. Паруса капитан поставил так, чтобы ветер, хотя и слабый, все же способствовал движению судна в сторону кормы.
        - К канатам! - прозвучал звонкий голос де ла Круса.
        Все, кто был на палубе, переместились на корму. По три человека с каждой стороны встало к крестовинам двух брашпилей. Остальные ухватились за канаты. Повинуясь общим усилиям, толстые манильские тросы - в тех местах и в то время редкая снасть - послушно ложились на оси кабестанов. Но… по мере того как происходило натяжение канатов, якоря ползли по дну.
        - У основания банки сильное подводное течение, - определил Тетю. - Ну и бестия же этот Гант!
        Всем было ясно, что якоря ползли потому, что под ними тут же размывало песок, в который уходили их лапы.
        - Повторить операцию завода якорей! Потравить канаты до предела! Завести якоря как можно шире! - скомандовал де ла Крус, невольно прикоснулся к эфесу шпаги и поглядел на бочку Зоркого, - откуда с секунды на секунду должно было прозвучать сообщение о движении шхуны Ганта в их сторону.
        Гребцы бросились к шлюпкам, чтобы быстрее поднять якоря. Матросы же продолжали наваливаться всей силой на крестовины. И, как бы в награждение за их веру в удачу, с натянувшегося вдруг каната весело посыпался в воду дождь брызг.
        - Якорь по левому борту сел в грунт! - прокричал боцман.
        Прошло несколько секунд, и крестовины второго брашпиля замедлили свое вращение. Тот же Добрая Душа доложил:
        - Оба якоря заведены, капитан!
        - Гребцам отставить мою команду! Всем к канатам! Ребята, навались! Или вы не старые морские волки! - Сердце де ла Круса забилось чаще. В порыве радости он обнял стоявшего рядом Девото.
        - Когда я был в безвыходном положении, мне повезло, я изловчился и точным ударом пронзил сердце герцога. Потому, слава богу, я здесь, - непонятно отчего, но шепотом произнес Девото.
        Все, кто мог стать к крестовинам брашпилей и ухватиться за канаты, приняли участие в работе. Налетевший порыв ветра сильнее ударил по парусам, добавив свою энергию к усилиям людей, и «Каталина», легонько задрожав, поползла с банки.
        Громкое «ура» огласило все вокруг.
        - Да здравствует наш капитан! Мы спасены!
        Опасения моряков и в самом деле были не напрасны. Из устья реки уже выходила шхуна Ганта. Он знал, что проход в залив и устье был сложен, а потому любое судно, не ведавшее фарватера, обязательно должно было наскочить на мель и стать превосходной неподвижной мишенью, способной отвечать лишь пальбой из погонных пушек. Расстрелять такую мишень было делом десяти-пятнадцати минут.
        Насколько верно было предположение Педро о цели Ганта, доказывало и то обстоятельство, что как только Гант увидел «Каталину», разворачивавшуюся к нему бортом, быстро поменял паруса, развернулся и скрылся за излучиной реки. По берегам ее тянулась стена тропического леса и отвесных скал.
        - Если не знаешь правил игры, первый ход предоставляй сделать противнику. Вы, Поль Эли, частенько так говорите. Что прикажете делать сейчас? Ганту превосходно известны эти места, и нас ждет не одна неприятность.
        - Не ждать же его у выхода! - заявил Девото. - Ночью он уйдет одним из рукавов дельты.
        - Добрая Душа, - крикнул с мостика капитан, - живо узнай, кто здесь бывал раньше.
        - Меняю гамак на иголки морского ежа, если прежде тут не мотался помощник парусного мастера
        - Немедленно сюда!
        Через минуту довольно пожилой моряк рассказывал:
        - Первым открыл это место Лоренс де Графф на своем «Нептуне». На нем было двести десять душ и пятьдесят четыре орудия. И он свободно ходил по многим рукавам. На берегах жили индейские племена. У них можно было выменивать фрукты, мясо черепах, корнеплоды, и женщины-индеанки стоили недорого…
        - Ты что несешь? - рассердился боцман. - Дело говори! Если здесь бывал, укажи проход в устье. А то фрукты, корнеплоды, бабы! Старый черт из дырявой бочки рома. Вытрясу душу!
        - Капитан де Графф загонял всех в трюмы, когда подходил к заливу. Однако люди говорили - глубина находилась у одного из берегов.
        Быстро оценив обстановку, де ла Крус повел «Каталину» к противоположному створу залива. Лотовые, промерявшие глубины на носу, сообщали удовлетворительные данные.
«Каталина» вошла в устье и, продвинувшись с кабельтов, вынуждена была прижаться правым бортом к возвышавшейся над берегом скале. Как только судно поравнялась с утесом, с вершины посыпались на палубу камни и горящие шматки густо просмоленной пакли. Девото немедленно отрядил на берег своего помощника по абордажной команде и дюжину вооруженных ружьями и пистолетами молодцов, с Тем чтобы они захватили хотя бы одного человека.
        Мелкие очаги пожара, возникающие на «Каталине», быстро ликвидировали, Медико оказывал помощь получившим ожоги.
        На скале показались индейцы, которые при виде вооруженных испанцев немедленно разбежались. Однако удалось захватить пирата, пьяного то ли от рома, то ли от индейской коки. Он несвязно лепетал и был передан в руки Медико.
        Меж тем де ла Крус отобрал пятнадцать добровольцев, основательно их вооружил, в основном гранатами, и усадил на ту же самую скалу. Коль скоро Гант сумеет их обмануть и первым станет выходить из устья реки в залив, то команда забросает его шхуну гранатами и подожжет.

«Каталина» обогнула широкую песчаную косу и, преодолевая скорость течения, вновь вошла в более узкий проход между скалистыми берегами. Опять над кораблем нависла угроза артиллерийского удара. Хотя ширина реки в этом месте и достигала четверти кабельтова, с высоких ее берегов, покрытых густой растительностью, судно легко могло подвергнуться обстрелу скрытых орудий.
        В канатном трюме тем временем, взяв пленного из лазарета, Добрая Душа применял все известные ему средства, чтобы развязать тому язык. Пират стиснул зубы и упорно молчал. Педро был против подобных методов дознания, но сейчас, когда от показаний этого пирата зависела судьба затеи Красного Корсара, он не противился. Пленный должен был указать, где находится штаб-квартира Ганта, в каком из протоков капитан пиратов укрыл свой корабль.
        Зоркий доложил из бочки, что по правому борту видит первый рукав. Промерив глубину, капитан убедился, что ответвление судоходно. Пират продолжал молчать, и де ла Крус, повинуясь какому-то внутреннему голосу, пошел дальше вверх по течению.
        Экипаж «Каталины», распаленный не меньше своего капитана, был готов встретить лицом к лицу любую опасность. Каждый каталинец верил в счастливую звезду де ла Круса, в его знания, смелость и находчивость. «Каталина» выходила победительницей и не из таких положений. А поскольку Гант - ему тоже не откажешь в знаниях и храбрости - бежит от них, значит, боится. В этом, однако, они заблуждались…

«Каталина» прошла еще с милю, оставив позади три более мелких протока, глубина которых, возможно, и позволяла шхуне войти в каждый из них. Но де ла Крус был уверен - Ганту не миновать ловушки, уготовленной им же самим экипажу «Каталины». Гант теперь сам окажется в ней, пропусти его де ла Крус в один из рукавов. Его смельчаки подожгут судно Ганта, забросают гранатами и тем самым подадут сигнал
«Каталине». Она немедленно возвратится.
        Двигаясь по реке, Педро давно обратил внимание на то, что во многих местах
«Каталина» при помощи якорей и искусного маневра могла в случае необходимости развернуться почти вокруг своей оси и пойти обратно.
        Зоркий доложил, что с правой стороны просматривается еще один рукав. Капитан увидел, как выше по протоку, перед которым они стояли в нерешительности, примерно в полумиле впереди поднялась в воздух дружная стайка белых цапель.
        Одновременно Девото и Тетю произнесли одну и ту же фразу:
        - Там люди!
        - Право руля! Всем по местам! Входим в рукав! - прозвучала команда Красного Корсара.

«Каталина» плавно вошла в проток шириною не более четверти кабельтова. Берега вновь представляли для нее опасность быть в любую минуту обстрелянной из укрытых в густой чаще батарей. Немалый вред могли принести команде и просто залпы из ружей. Толстые стволы деревьев и густые тропические заросли лишали каталинцев возможности ответить врагу прицельной стрельбой.
        Но де ла Круса увлекала мысль, что главная опасность впереди. Хотя бомбардиры и стояли у своих орудий с тлевшими фитилями, а ружейная команда была готова мгновенно вступить в бой, все же Красный Корсар рисковал.
        Продвинулись вперед еще с четверть мили. Зоркий сообщил, что ничего особого не замечает, но ему кажется, что по обе стороны, в чаще леса, есть люди.
        Действительно, не прошло и пяти минут, как с бака прогремело громкое проклятие боцмана:
        - Сто чертей вокруг адова котла! Нас собираются поджарить, как цыплят в таверне Веракруса! Капитан, по реке течет огонь!
        С юта, где у самого флагштока сидел Коко, донесся его высокий, но потому всем слышный голосок:
        - Мы попали в ловушку! В сорока саженях за нами от берега к берегу со дна подняли цепь.
        Боцман не добился признания от пирата, и морским разбойником занялся Медико. Он зашел к себе в лазарет, приготовил питье и спустился в трюм к лежавшему там без сил моряку. Тот принял кружку, осушил ее залпом, и через минуту зрачки его глаз непомерно расширились, тело обмякло, а язык сам заговорил в ответ на вопросы хирурга.
        Еще через пять минут Медико был на мостике, рядом с Педро.
        - Капитан, дальше прохода нет. Гант ловко за манил нас в ловушку. Если не сгорим, то выйти назад не сможем. За нами тут же поднимут тяжелую цепь.
        - Все это мы уже знаем, - быстро сказал де ла Крус. - Где сам Гант?
        - Он другой протокой через час выйдет в открытое море…
        Такой брани на испанском и французском языках прежде не слышал даже такой виртуоз в этом деле, как Добрая Душа.
        Обругавшись всласть, Красный Корсар стремглав помчался на бак. Там он лучше оценил ситуацию - к судну, подгоняемые течением, приближались огненные предметы.
        Подошел Девото с подзорной трубой.
        - Плошки с горящей паклей!
        - Спустить носовые сети! С баграми на них самых смелых! Топить плошки! Шлюпки на воду! Гребцам делать то же самое! Отдать носовой! Стравить на тридцать саженей!
        Приказы капитана исполнялись с молниеносной быстротой.
        Как только сети были спущены с бушприта, ловкие матросы спустились по ним и принайтовленными к шестам баграми стали топить плывшие прямо на судно огненные плошки.
        Де ла Крус помчался на ют, где уже находились Меркурий я Адальберто. Они рассуждали, как лучше разбить цепь. Проще всего было бы ударить по ней из пушки, установленной у ватерлинии, но «Каталина» в этом месте реки не могла развернуться к цепи бортом.
        С бака юнга принес поднятую на борт горевшую плошку. То был разрубленный пополам сухой кокосовый орех, в котором лежали куски пеньки и пакли, обильно смоченные липкой чрезвычайно горючей смесью масла с загустевшим соком каучуконосной гевея. Коснись такой «фитилек» просмоленных досок судна, и «Каталина» вмиг сама превратилась бы в огромный пылающий факел.
        Выполняя приказания боцмана, весь экипаж вооружился, кто чем мог. Наиболее смелые, обмотав себя концами, спустились за борт почти до самой воды и ударами шестов, палок, ведер помогали топить те плошки, которые проскальзывали между шлюпками и сетями на носу.
        - На помощь! - раздалось откуда-то снизу у левого борта. - Воспламенилась обшивка.
        Призыв о помощи услышал Фиксатор. Он, недолго думая, сбросил с себя башмаки, рубаху и с ней в руках прыгнул за борт. Мокрой рубахой Антонио Идальго стал сбивать огонь с обшивки «Каталины», загоревшейся как раз у того места, где находилась Санта-Барбара, полная пороховым запасом. Любое промедление грозило неминуемой гибелью судна.
        - Бить из угонных орудий! Надо отойти. Увеличится расстояние, и шансов почти не останется! - говорил Меркурий, когда Адальберто вдруг сорвался с места с криком:
«Я придумал!»
        Пожара «Каталина» избежала. Медико оказывал помощь тем, кто, находясь в воде, получил ожоги. У Фиксатора спина покрылась пузырями, но он ими гордился.
        Адальберто появился на палубе через пару минут. Он с канониром нес два спаренных между собой пороховых бочонка. К верхней крышке каждого бочонка, где был установлен детонатор, тянулся бикфордов шнур.
        - Капитан, прикажите подать шлюпку! Мы пожертвуем ею, но цепь разорвем, - проговорил Адальберто и понес «мину» к правому борту, куда немедленно подошел ялик.
        Адальберто спустил в ялик свой груз, сел на весла, а находившимся там матросам приказал подняться на борт. Когда лодка приблизилась к цепи и ткнулась в нее носом, с обоих берегов в сторону Адальберто полетели стрелы. Хотя «Каталина» несколько и отошла вперед, подтянув себя на якорном канате, Добрая Душа тут же ответил ружейным залпом в направлении стрелявших. Все стоявшие на юте видели, как одна из стрел вонзилась в левую руку Адальберто, но он успел привязать нос лодки к цепи и навесил на нее бочонки. Выдернув с мясом острие, Адальберто запалил бикфордов шнур и лег на дно лодки. Теперь стрелы были ему не опасны.
        Однако де ла Крус забеспокоился. А что, если помощник старшего бомбардира потерял сознание? Меркурий, стоявший рядом, это понял и спокойно произнес:
        - Не волнуйтесь, капитан, все в порядке!
        Тут Адальберто мгновенно вскочил, продвинулся к корме и прыгнул с нее в воду.
        - Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, - почему-то вслух считал Медико, одновременно освобождаясь от лишней одежды.
        Раздался взрыв. Щепки ялика долетели до кормы «Каталины», заметно качнувшейся на волне. Медико спрыгнул за борт и поплыл к месту, где должен был вынырнуть Адальберто.
        Теперь вслух считал старший Перес. Никто не обращал внимания на то, что цепь разорвана, все ждали появления над водой головы Адальберто. Он всплыл, сделал судорожный глоток и опять погрузился. Но рядом уже находился Медико. Он подхватил оглушенного Адальберто за плечи. К ним спешила лодка.
        - Боцман, руби конец! - прозвучала команда де ла Круса; он не желал терять ни минуты, потому жертвовал якорем.
        Когда «Каталина» благодаря течению вышла из рукава, развернулась, поставила паруса, сняла команду со скалы, покинула устье, а затем и залив, Зоркий доложил:
        - Шхуна милях в четырех, курсом на острова Москито!
        Де ла Крус поставил все паруса, вплоть до лиселей, и началась погоня. Она длилась полных четыре часа, вплоть до момента, когда «Каталина» подошла к шхуне на расстояние пушечного выстрела. Де ла Крус приказал поднять флажки, предлагавшие лечь в дрейф и сдаться на милость победителя.
        - Так он и послушался нас, - заметил Девото и стал спускаться с мостика к своей абордажной команде.
        - Еще как! Он - трус! - произнес Тетю.
        Де ла Крус подал знак старшему бомбардиру, находившемуся на баке у погонных пушек.
        - Будьте осторожны! На баке в каюте корабля может находиться Каталина!
        Меркурий в знак согласия махнул рукой и произвел два выстрела. Одно ядро взметнуло белый фонтан у самого борта шхуны, второе угодило в постройку на шканцах.
        И прежде чем Добрая Душа крякнул и прокричал: «Сигнальный фал пошел!» - все увидели, как марсовые принялись убирать на шхуне паруса.
        - Кошка - лев для мыши, но мышь для льва. Таким я себе и представлял Ганта, - произнес Тетю.
        - Это уловка! Западня! Он знает, что его Ждет! - нервничал Девото, возвратившийся на мостик.
        - Там на юте происходит буза, - сообщил де ла Крус, наблюдавший в подзорную трубу за шхуной. - Похоже, команда бунтует, не желает сдаваться.
        Между тем Гант ответил: «Предлагаем переговоры». Де ла Крус немедленно предостерег: «Безоговорочная сдача! Через пять минут открываю огонь!»
        - А ведь команда может не подчиниться капитану, - Педро высказал свою мысль вслух и громко добавил: - Предупредите: любое сопротивление будет стоить жизни всему экипажу! Надеюсь, они поймут, что добровольная сдача обернется для них обменом на невольничьем рынке. Пленение в бою - рея или в лучшем случае кандалы.
        Еще через несколько минут над шхуной был поднят белый флаг и она легла в дрейф.
        Де ла Крус распорядился поднять на сигнальном фале приказ: «Ждем капитана, старшего помощника и боцмана!»
        Вскоре от борта шхуны отчалил четырехвесельный ялик. Девото пошел к трапу встречать «гостей». Матросы засобирались было на палубе, чтобы поглазеть на пиратов, но Добрая Душа прикрикнул на них, и все отправились на свои боевые места.
        - Прав тот, кто утверждает, что храбрый человек может совершить невозможное! - проговорил Тетю и тепло обнял де ла Круса.
        - Идемте в каюту, Поль Эли. Я очень нервничаю. Антонио Идальго и Хуан, заходите и вы, - Педро толкнул дверь и направился к зеркалу, снял шляпу, надел парик, поправил шпагу.
        Тетю видел, что де ла Крус не в силах скрыть свое волнение.
        - Я бы на твоем месте, Педро, встретил их сидя.
        В это время у трапа показался Гант. Внешний вид Ганта вызвал улыбку на устах Девото. В огромной темно-синей шляпе с ярко-красным бантом, в камлотовом кафтане с широкими лиловыми отворотами и манжетами в бежевую зебру, в васильковых плиссированных панталонах, прикрытых под кафтаном светло-желтым поясом в гармошку с темно-синей полосой вдоль, в бежевых чулках и коричневых башмаках на высоких цвета ночебуэны [Пасхальный цветок ярко-пурпурного цвета (исп.)] каблуках с золотистыми пряжками, Гант был похож на жениха. «Ну, прямо попугай! Никак, на бал собрался вместо реи», - подумалось старшему помощнику, в то время как Гант рассуждал о своем: «Верну „Вакха“, золотые чаши, свою долю, полученную в Тринидаде. Приплачу, если потребует, „неустоечку“. Извинюсь! Взамен попрошу свободу. Что ему мое тело на рее? Особого признания не принесет. А „Вакха“ надо вернуть, и чаши обещал. Казну города пополнит. Вот это ему прибавит славы!»
        В старшем помощнике Добрая Душа тут же признал одного из «любителей», интересовавшихся тогда в Кайоне картиной Веласкеса.
        Все прибывшие на корабль были при оружии. Девото и Добрая Душа провели их в капитанскую каюту.
        - Оружие на стол! - встретил приказом Красный Корсар вошедших пиратов.
        Гант было попытался свою шпагу вручить в руки капитана «Каталины», но тот резким жестом указал на край стола, где уже лежали шпага, пистолет и кинжал в богатых ножнах и куда боцман, в котором Тетю узнал накинувшего ему на голову мешок в номере гостиницы, укладывал два пистолета и внушительных размеров кривой складной нож
        - Мы готовы начать с наших извинений за те неприятности, которые доставили вам, - медленно начал Гант.
        Он выглядел и смешно, и жалко, но был действительно страшен. Педро сразу показалось, что он прежде где-то видел лицо этого плюгавого коротышки. И тут же вспомнил: низкий, чуть скошенный назад лоб, длинный неровный нос с широкой переносицей между небольшими, глубоко посаженными глазами, прикрытыми густыми изогнутыми бровями. Сесар Борджиа, превзошедший в порочности неверности и жестокости своего учителя Макиавелли.
        - Давайте по порядку, - произнес Красный Корcap, но капитан пиратов его перебил:
        - Золотые чаши из собора Тринидада верну, отдам Веласкеса. Они в сохранности, в Кайоне. Вручу вам мою долю за Тринидад. Выплатим контрибуцию. Назовите сумму, - одним духом выпалил Гант, чем, откровенно говоря, привел в некоторое замешательство де ла Круса.
        Педро поднялся. Медико и Фиксатор затаили дыхание.
        - Начнем с начала! - сказал, как отрубил, Красный Корсар. - Седьмого ноября три года назад три корабля под вашим началом разграбили Тринидад, опустошили его, увезли с собой нескольких граждан. Среди них была голубоглазая девочка четырнадцати лет по имени Каталина. Где она? Что вы сделали с ней?
        Гант промолчал в ответ, и было видно, что он искренне не понимает, о чем шла речь.
        - Что стало с Каталиной, дочерью состоятельного коммерсанта Тринидада? - еще более жестким голосом спросил де ла Крус.
        Гант пожал плечами и в недоумении развел руками, но тут же спохватился.
        - А, да! Вспомнил, - и обратился к своему боцману: - Рефери [Арбитр, судья (англ.) - кличка боцмана.] , не ее ли взял к себе Боб?
        - Так точно, мой капитан!
        - Боб и присоединился-то к нам с условием, что первую красавицу берет на свой корабль, - это сообщил старший помощник Ганта. - Ты помнишь, Чарлз?
        - Все ясно! Боб ее увез с собой.
        Лицо Педро сделалось белее колпака Коко.
        - Кто такой Боб? Где он? - севшим голосом спросил де ла Крус.
        - Боб Железная Рука - американский пират. В последнюю минуту присоединился к нам со своей шхуной «Скорая Надежда». Где он сейчас? Один черт знает! - Гант исподлобья поглядел на Красного Корсара. - Большой любитель…
        Пират не договорил, де ла Крус выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в потолок
        - Замолчи, мерзавец! Застрелю! - И, посмотрев в сторону Девото, прокричал: - Девото, закончи дело!
        В следующий миг Педро так двинул ногой дверь каюты, что она чудом не слетела с петель, и скрылся в спальне, из которой не выходил после целых три дня.
        Девото задержал Ганта на «Каталине», а сам вместе с Рефери, Доброй Душой и командой, необходимой для разоружения пиратов, отправился на шхуну. Часть экипажа там же загнали в пустые трюмы, часть перевезли на «Каталину» и тоже засадили в трюмы. На шхуне не оказалось достойного трофея, но Гант в надежде на спасение своей жизни предложил удобный для каталинцев план, как им лучше получить «Вакха», чаши и контрибуцию. Все это находилось в доме дамы сердца Ганта в Кайоне.

«Каталина» и шхуна подошли к заливу, где был оставлен бриг Уильяма Дампса. «Хесус» стоял на месте. Красный Корсар не обманул решивших навсегда покинуть Америку, теперь уже бывших пиратов. Он отпустил их, снабдив провизией, однако прежде вывел из строя орудия и полностью разоружил команду.
        Среди каталинцев возник было ропот - бриг стоил немало, однако Добрая Душа вразумил недовольных: «Кретины, или вы не уважаете своего капитана? Или он нашел Каталину, и мы больше не будем плавать? Кто сомневается, что с ним у нас будут не пустые сундуки, может мотать на все четыре стороны!»
        Получив «Вакха», чаши для святого причастия и контрибуцию, представлявшую собой довольно круглую сумму в дукатах и драгоценностях, де ла Крус, вопреки ожиданиям, Ганта не отпустил.
        Гант кричал и ругался, на что Педро спокойно ему заявил:
        - Можно подумать, что я Бог, который в состоянии простить столько грехов. Другой на моем месте просто повесил бы вас на ноке и вошел в порт Веракрус. Я этого не сделаю. Всех вас передадут в руки губернатора. И вы лично, Чарлз Гант, вручите ему
«Вакха». Что станет делать с вами представитель власти короля Филиппа Пятого, мне неведомо. Но если вдруг я снова встречусь с вами, я убью вас в следующую же секунду! Самым жесточайшим образом! Помните это, негодяй!
        Несмотря на бурное море, «Каталина» ухитрилась сходить в Веракрус и за два дня до сочельника пришла в порт на реке Гуаурабо.
        В тот же день де ла Крус вместе с отцом и матерью Каталины посетили настоятеля собора дона Лукаса Понсиано Эскасену, которому Педро вручил золотые чаши для святого причастия.
        - Справедливо вы возвращаете святыни собору Святой Троицы и укрепляете веру в душах прихожан. Да благословит вас Бог!
        Осенив крестом Красного Корсара, викарий спросил:
        - А что слышно, где наша девочка Каталина?
        - Клянусь Всевышним, я ее найду! - преклонив колено, де ла Крус прикоснулся губами к руке священника и тут же поспешно покинул его покои.

        Глава 4
        БОБ ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА

        - Все наверх! По местам стоять, с якоря сниматься!
        Долгожданная команда капитана репетовалась вахтенными с особой радостью. Матросы спешили собраться у своих мачт. Командиры с не меньшим энтузиазмом проверяли наличие людей на своих местах и докладывали о готовности на мостик.
        - Выбирать якоря! Паруса к постановке изготовить! - де ла Крус был собран, как если бы в следующую секунду должен был выстрелить в грудь противника. Стоящие рядом с ним на мостике Тетю и Девото чувствовали, что нервы их друга натянуты, как тетива за миг до вылета стрелы из лука.
        Меж тем с палубы донеслись зычные команды:
        - Марсовые к вантам! По реям! Отдать паруса! С реев долой! Кливера к постановке изготовить! Снять чехлы, отдать сезни! Отдать ниралы! Шкоты разнести!..
        Все трое, де ла Крус, Девото и Тетю, думали об одном: «Команда рвется в море, в бой совсем не за тем, чтобы скорее получить свою долю трофеев. Все разделяют страстное желание своего капитана быстрее найти шхуну „Скорая Надежда“.
        - Смотрите, как они ловко разносят по местам шкоты, уверенно закрепляют коренные концы лопарей за обухи, - де ла Крус остался доволен работой матросов и поблагодарил их за понимание цели, к которой он так безудержно стремится.
        С палубы продолжали нестись команды старших по мачтам:
        - Гик на топенанты! Отдать топсель-шкот! Фоковые к постановке готовы! Гротовые к постановке готовы!
        И де ла Крус, не ожидая сообщения с бизани, отдал приказ:
        - Поставить паруса!
        Еще через несколько минут «Каталина», как школьник, вырвавшийся на перемене поиграть в мяч, резво мчалась на восток.
        Она оставила позади острова Хардинес-де-ла-Рейна-Гуаканаябо, мыс Крус, остров Ямайка, залив Сантьяго-де-Куба, остров Гаити, южную оконечность Кубы - косу Дель-Кемадо и, пройдя Наветренным проливом, вышла к Багамским островам.
        Еще во время пребывания в Кайоне, а затем в Веракрусе и Тринидаде де ла Крус и его люди интересовались у прибывших в порт моряков о возможном местопребывании Боба Железной Руки. Сведений удалось собрать немного. В Кайоне он бывал редко, а из сообщений пиратов с Тортуги и корсаров из Веракруса и Тринидада выходило, что Боб Железная Рука больше любил действовать на севере Мексиканского залива, в районе устья Миссисипи, грабя французские поселения Луизианы, во Флоридском проливе, где на полуострове Флорида у испанцев не было сильных укреплений. Особенно нравилось ему обирать испанские суда, плававшие у Бермудских и Багамских островов.
        Перед самым отходом «Каталины» известные кубинские корсары из Тринидада Хуан Васкес и Франсиско Триста пригласили де ла Круса присоединиться к экспедиции испанских корсарских кораблей. Они в самом начале 1706 года намеревались в поисках англо-американских пиратов пройти по портам побережья аж до Чарлстона в Южной Каролине. Де ла Крус счел этот набег не вполне корсарским, подумал, что во время этого похода он не встретит Боба, а только потеряет время, и отказался.
        В первый же вечер нового похода, сразу после ужина, де ла Крус отправился на ют, чтобы, глядя на бегущую за «Каталиной» сверкающую дорожку, отдаться своим переживаниям.
        Французский писатель-моралист Ларошфуко был прав, когда говорил, что страдания есть единственные ораторы, которые всегда убеждают. Да ведь и любить на самом деле, по-настоящему, можно, лишь испытывая страдания.
        - Боже, помоги мне найти мою Каталину, - не уставали шептать губы де ла Круса.
        Так уж устроена жизнь на земле, что любовь есть спасительная капля небесная, упавшая на человечество, с тем чтобы уменьшить, притупить горечь его существования. Но пока де ла Крус страдал оттого, что любил, а Девото страдал потому, что не мог полюбить ни одну из женщин.
        - Боже, сохрани ее живой! Что бы с ней ни сделала жизнь, я возьму ее в жены. Знаю, она любит меня, как и я ее… И ведь я повинен в ее пропаже. Я обязан искупить ее страдания хотя бы ценой собственной жизни…
        А в это время Тетю, сидя в своей каюте, отвлекся от чтения книги и думал о де ла Крусе. «Берем в жены одну женщину, живем с другими, а в действительности ведь любим только самих себя, - вспомнил поговорку французов и мысленно произнес: А вот Педро не такой! Правильно говорят, невозможно утаить любовь в глазах того, кто истинно любит. Хотя известно, тот, кто возьмется изучать, что такое любовь, всю жизнь останется студентом». Тетю захлопнул книгу и погасил свечу.
        Боб Железная Рука после потери Каталины забрал все, что мог, с острова Пинос и на время отправился грустить в свой родной город Чарлстон. Команда «Скорой Надежды» роптала, и тогда Боб пошел к известной в городе цыганке. Та, поворожив, обрадовала пирата. Гадалка просверлила клиента своими черными глазами и молвила:
        - Краля твоего сердца не погибла! Она жива! Позолоти еще мою руку. Скажу главное.
        Выражение лица предсказательницы у Боба вызывало доверие. Улыбка ее обнадеживала. Боб не был скрягой. К тому же он в жизни всегда придерживался правил, в которых воспитал его отец. Боб, несмотря на свой род занятий, был по-своему честен, обладал точным представлением о том, что является добром, а что злом. Понимая нравственную ответственность за свое поведение, Боб, однако, ходил под флагом
«Веселого Роджера». Такова суть человека, раздвоенность души и разума большинства представителей человечества.
        Услышав сказанное ворожеей, Боб Железная Рука кинул на стол перед ней несколько крупных монет, и последовало продолжение:
        - Она, голубушка, пребывает в добром здравии. Печалится. Полна ожиданий и находится совсем неподалеку от того места, где ты ее потерял.
        Боб, не тратя ни минуты, тут же направился в дом доньи Кончиты. Та, отказавшись от вознаграждения, предложенного Бобом, попросила два дня на сборы и сказала только, что возьмет с собой Вулкана. «Скорая Надежда» вышла в море в непогоду и взяла курс на остров Пинос Еще в порту одна из офицерских кают шхуны Боба была переделана в дамскую, двухместную.
        Сначала Боб обследовал острова Индиос, находившиеся ближе всего от бывшего местопребывания Каталины. Они были необитаемы, но все же он это сделал. Затем, зная, что в проливе, отделявшем остров Пинос от Кубы, преобладали ветры западно-восточного направления, Боб направил «Скорую Надежду» к побережью, ныне принадлежащему кубинской провинции Пйнар-дель-Рио. В начале XVIII века оно еще не было освоено испанцами, и там проживали индейцы племени таинов. Две недели, рискуя сесть на рифы, шхуна дрейфовала вблизи от берега, начиная от южной оконечности полуострова Гуанакабибе, мыса Каррагуао, медленно двигаясь в сторону мыса Каямас. Боб сам вместе с матросами на шлюпках сходил на берег, не обращая внимания на риск попасть под стрелы индейцев, которые тут же разбегались, как только с лодок отвечали, пальбой из мушкетов. В поселениях люди Боба не обнаруживали ни единой живой души, ни малейшего указания на возможное нахождение там Каталины, однако никто не грабил и не разрушал жилища индейцев. Боб же в центре батея каждый раз оставлял всякие безделушки: зеркальца, стеклянные бусы, железные кольца разных
размеров, дешевые браслеты, ножи. Этим он давал понять, что не желает зла, а скорее нуждается в помощи. Его расчет был правильным. Людская молва о странном поведении капитана шхуны распространялась по берегу быстрее, чем двигалась по морю
«Добрая Надежда». И вот однажды, в удачный для Боба день, жители очередного поселения таинов не встретили стрелами его шлюпки. Индейцы ушли в лес, но на берегу остался один из их воинов. Он, как оказалось, в свое время был захвачен пиратами, продан на рынке острова Тортуга и прожил несколько лет рабом в доме плантатора на острове Гаити. Этот таин говорил, хоть и плохо, не только по-испански, но и по-французски. Он поинтересовался, в чем нуждаются пришельцы. Боб тут же угостил его ромом и принялся расспрашивать. Вскоре капитан услышал ошеломившую его историю: женщина, которую ищет белый капитан среди таинов, является королевой одного из родов воинствующих гуанахатабеев, которые проживают на западном берегу острова Пинос, там, где начинается большая бухта Сигуанеа.
        Оставив щедрые подарки таину, Боб готов был его расцеловать, он тут же вернулся на шхуну, развернул «Скорую Надежду» в нужном направлении и помчался к указанному индейцем месту. Приближаясь к заливчику и пляжу бывшего бивака Каталины неподалеку от мыса Буэнависта, Боб распорядился выдать членам команды по кружке рома. Англичане хорошо знают, что одна унция радости стоит фунта печали. И радость, и любовь окрыляют на большие свершения. Когда на капитанский мостик поднялся новый старший помощник Боба, впервые вышедший в море под пиратским флагом, Железная Рука ощущал себя победителем.
        - Празднуешь, Боб. Команду угощаешь.
        - Я счастлив! Я ее найду!
        - Есть люди, которые говорят, что счастье состоит в том, что мы не всегда знаем правду.
        - Типун тебе на язык!
        - Я слышал, что этот остров Пинос - пристанище пиратов всех мастей, - старший помощник развел руками, как бы говоря, что девицу уже давно мог подобрать кто-либо из них.
        Боб насторожился, но сказал:
        - Да, совсем еще недавно остров Пинос, помимо Моргана и Дрейка, был излюбленным местом стоянок Олонэ Эль Бразильян, Корнелиуса Корнелизоона Виселицы и испанца, бросившего вызов своему королю, Пепе Эль Мальоркино. Однако сейчас пираты имеют наиболее верный приют на острове Тортуга. А что касается угощения команды, сэр, то я считаю, что человек должен быть милосердным. Только это и выделяет его из остальной массы живых существ, - Боб говорил и пристально следил за реакцией своего старшего помощника.
        - Ну, а как же это? - старший помощник указал на черный флаг.
        - Это? Так ведь наше занятие мало чем отличается от торговли на рынке, где деревянные сапожные гвозди всучивают покупателю как отборный овес.
        - Боб, скажи, а отчего тебя окрестили Железной Рукой?
        - Ха-ха! Да оттого, что не давал и не даю спуску дуракам и мерзавцам! Мой отец, когда я был подростком, не уставал напоминать мне: прежде всего будь добрым - доброта, как ничто другое, обезоруживает людей. А тупиц и глупцов, если можешь, чем быстрее, тем лучше отправляй на тот свет. На земле они - зло.
        - А мой отец говаривал, что тот не заслуживает похвалы за свою доброту, кто не в состоянии быть плохим. Любая другая доброта чаще всего есть лень или слабая воля.
        - Вот ты и ответил на свой вопрос о черном флаге.
        Педро де ла Крус, пройдя Багамы, решил заглянуть в Гавану. Там попытаться получить какие-либо новые вести о рейдах Боба Железная Рука, наконец, подать прошение королю о продлении срока действия патента корсара, который истек уже полгода назад, и дать возможность большинству членов команды повидать своих родных, оставить им сбережения, сколоченные за время плавания. Капитан, Девото и Тетю собирались также положить на хранение довольно крупные суммы денег, накопленные ими за эти годы.
        Однако судьба распорядилась по-своему.
        Когда до Гаваны оставалось совсем ничего, на траверзе бухты Ла-Мулата Зоркий доложил: впереди пиратское судно обирает торговца. «Каталина» прибавила ходу, но небольшой пиратский бриг спешно стал уходить. «Каталина» помчалась в погоню. Вскоре в подзорную трубу уже можно было прочесть на корме брига - «Счастливый».
        Как только Добрая Душа услышал название корабля, он с отвращением сплюнул и сказал:
        - Злосчастный Уильям Дженнингс. Когда-то был у него хороший корабль. Французы, адмирал Дюкасс [Дюкасс, Жан Батист (1бб5-1715) - известный француз кий моряк.] , пустили его ко дну. Дженнингс чудом остался жив и теперь грабит мелкие поселения Кубы и небольшие торговые корабли. Жалкий человек!

«Каталина» произвела выстрел из погонной пушки и, выбросив флаги, предложила бригу лечь в дрейф. Он же все еще пытался ускользнуть. Тогда де ла Крус взял право руля, и Меркурий - старший бомбардир - произвел залп орудиями левого борта, но так, чтобы испугать команду, не нанося кораблю вреда.
        - Почему он не отвечает, не желает сражаться? - удивился Девото.
        - Очень хочет сохранить свое судно. Это ясно. На что-то надеется, - прокомментировал Тетю.
        Тем временем на бриге убрали паруса. На корабле не оказалось ничего ценного, если не считать двух тысяч связок табачного листа, тысячи фунтов зерен какао и чересчур заносчивого англичанина Уильяма Дженнингса, который заявил:
        - Поговорим в Гаване.
        В этом было что-то пророческое. С форта Эль-Морро перед «Каталиной» и захваченным ею бригом «Счастливый» не пожелали опустить цепь для прохода в гавань. Предложили выслать на шлюпке представителя капитана с бумагами.
        К начальнику форта отправился старший помощник капитана Девото. Оказалось, что фортом уже четыре месяца как командует не славный генерал Чакон, отбывший в Испанию, а его противник, расположенный к англичанам полковник Лоренсо де Прадо. Девото тут же обратил внимание на то обстоятельство, что захват английского пирата с его кораблем никак не обрадовал полковника. Выяснилось, что в Гаване нет и почтенного старшего аудитора графа Николаса Чирино Ваудебаля, который в прошлые годы вместе с Чаконом вел губернаторские дела Кубы. Теперь губернатором острова был бригадный генерал Педро Альварес де Вильярин.
        - Я пропущу вас в гавань. Однако завтра не позднее полудня ваш капитан с просроченным патентом корсара должен быть у губернатора. Английский бриг с его грузом вы сдадите аудитору порта, а его капитана и команду, как только корабль станет у причала, мои солдаты возьмут под стражу. Желаю удачи, но плавать корсаром сеньору Педро де ла Крусу с просроченными документами не советую. Предвижу нежелательные для него последствия, - не без иронии заметил полковник Лоренсо де Прадо.
        И в этом заявлении прозвучало нечто пророческое.
        Аудитор морского порта не обратил внимания на срок действия патента, быстро оценил стоимость брига и его имущества и предложил получить завтра до полудня положенную корсару сумму в дублонах. Наутро все члены экипажа «Каталины» получили свои доли и разошлись кто по домам, а кто потоптать грешную землю в свое удовольствие.
        Педро де ла Крус прежде решил навестить друзей Марию и Мигеля де Амбулоди. Ему давно хотелось их повидать, послушать, что происходит в Гаване, что слышно о графине Иннес.
        Встреча была радостной, но подробного разговора не состоялось из-за отсутствия времени.
        Мария успела только сказать, что в Мадриде графиня Иннес всем отказывает, ждет Педро, скучает, а Мигель предупредил, что в городе взяла верх проанглийская группировка и что ее возглавляет сам губернатор.
        Непочтение к капитану губернатор проявил уже тем, что на аудиенции не поднялся с кресла, поздоровался, лишь слегка качнув головой, и даже не предложил гостю сесть.
        Де ла Крус, стоя перед массивным столом, протянул губернатору свои бумаги. Тот знал, на какую страницу ему прежде всего стоило взглянуть.
        - Так вон оно что! Ведете морской разбой! Вы утратили право быть корсаром, - губернатор злился.
        - Наказывать врагов Испании обязан каждый ее слуга! Я сдал в порту бриг английского пирата. На его борту две тысячи связок табака и тысяча фунтов какао, выращенных на Кубе. Товар, составляющий богатство Испании, - и де ла Крус без приглашения сел на стул возле стола губернатора. - Что нам принесли последние годы? - продолжил он. - Благодаря союзу Англии и Голландии с Испанией первым двум незаметно, но удивительно быстро удалось прибрать к рукам почти весь рынок. Монополия испанского двора на торговлю с заморскими колониями, по сути дела, превратилась в чистейшую фикцию. Англичане и голландцы везут к себе наш товар.
        - Вы даете мне урок истории? - лицо губернатора помрачнело.
        - Я оправдываю свои действия! Английские и голландские торговые дома не только заняли господствующее положение в городах и на рынках самой Испании и в ее владениях, таких, как Нидерланды, Неаполь, Сицилия, и других…
        - Не только! Так-так!
        - Да! Но и в ее заморских владениях. Здесь, на Кубе! Как только его величество Филипп Пятый отказал голландским компаниям в концессии на торговлю рабами и французский флот прибыл в заморские владения Испании, чтобы покончить с английскими и голландскими пиратами…
        - Довольно, капитан! - возмутился губернатор.
        - Но как вы можете осуждать меня за захват английского пирата? Они на берегах Кубы творят что хотят! Грабят небольшие города, вывозят товары, сжигают целые поселения. А совсем недавно Уильям Генри Флеминг захватил галеон, шедший из Мадрида, и выбросил на дно морское письма короля ко всем здешним губернаторам…
        - Есть предписания и законы короля Филиппа Пятого, а вы их нарушили! Ну, все, капитан. Мне предстоит сейчас встреча с губернатором Флориды, сеньором Лауреано Торресом. Вы же сами решайте ваши дела. Можете идти!
        Де ла Крус в расстроенных чувствах возвратился в дом к Марии и Мигелю. Мария немедленно отвезла капитана к своему отцу, некогда могущественному человеку в Гаване Бартоломе де Арреола Вальдеспино.
        Тот подосадовал о случившемся с Педро и подробно рассказал де ла Крусу об обстановке, царившей в тот год в Гаване. Испанские чиновники этой заморской колонии в обход французского консула вели выгодные коммерческие дела через английских пиратов, по сути дела, в большинстве своем преданно служивших английской короне. Однако главной новостью для де ла Круса стало то, что английский пират Дженнингс на своем бриге «Счастливый» был просто партнером губернатора в торговых делах. Де ла Крусу, которого хорошо знали в Гаване, теперь практически не у кого было искать поддержки.
        Раздосадованный, Педро оставил гостеприимный дом Вальдеспино и решил прогуляться по набережной. С проспекта Мисьонес он свернул на длинную и узенькую улочку, которая вела к его гостинице. Пройдя несколько кварталов, он оказался у фасада старейшего монастыря Сан-Агустин, построенного в XVII веке. Не успел Педро полюбоваться архитектурой монастыря, как возле него остановилась черная карета святой инквизиции. Из нее вышел сам главный альгвасил - шеф полиции инквизиции, весь укутанный в черную одежду, и произнес:
        - Сеньор де ла Крус, не оказывайте сопротивления! Сдайте оружие! Вы арестованы! Приказ губернатора!
        На Педро были направлены три солдатские пики. Он повиновался. В ту минуту на его стороне было только время. Сознание пронзила мысль: «Я арестован, и никто из моих друзей не сможет узнать об этой несправедливости, никто не расскажет им, что я в тюрьме».
        Впрочем, он ошибался. Как только де ла Крус не явился на следующий день к завтраку, Тетю - славный Девото был занят делами «Каталины» - тут же отправился в дом к Вальдеспино. Там ему все стало ясно, и он немедленно попросил встречи с новым французским консулом. Тот оказался молодым повесой, и помощи от него ждать было глупо. Однако друга надо было найти как можно скорее. Вероятно, он был заточен, но где?
        Педро, в свою очередь, у канцеляриста тюрьмы испросил бумаги, перьев и чернил и за ночь написал прошение военно-морскому министру о продлении патента и письмо губернатору с просьбой как можно быстрее отправить прошение в Мадрид. В тот же день, к обеду, секретарь губернатора сообщил, что прошение в Мадрид можно будет отправить лишь только через месяц, когда караван кораблей соберется покинуть порт Гаваны.
        Умнее всех, однако, поступила Мария де Амбулоди. Она написала своей подруге Иннес де ла Куэва, графине де Аламеда в Мадрид подробное письмо и успела отправить его с отходившим в тот же день в Испанию конвоем судов.
        Когда справа по борту на траверзе «Скорой Надежды» показался мыс Франсес, узкая коса, означавшая собою вход в обширную бухту Сигуанеа, Боб Железная рука отошел подальше от берега, стал на якорь и принялся обдумывать, как найти Каталину и отбить ее у индейцев.
        - Если обнаружим поселение и высадимся - разбегутся. И если Каталина с ними, уведут ее с собой. Так ведь, Чарли? - спрашивал Боб старшего помощника.
        - Мы осмотрим селение и по какому-либо признаку сможем узнать, в этой ли деревне живет твоя Каталина.
        - Это ты дело говоришь. Узнаем, однако что потом? А! Потом мы уйдем, но прежде обследуем местность вокруг. Обождем пару дней, пока индейцы успокоятся, а затем ночью атакуем их с моря и с суши. Им некуда будет податься. А если… - Чарли осекся.
        - Что «если»? Говори!
        - Если в такой ситуации, - Чарли щелкнул пальцами, - чтоб никому она не досталась.
        - Чтоб тебя черти живого зажарили! Завтра с рассветом приступим к обследованию побережья. Ты, Чарли, останешься на шхуне за меня. Со мной пойдет большая часть команды.
        Осмотр первых двух поселений ничем не порадовал. Обнаруженный в одном из боио умиравший от старости гуанахатабей был без памяти. Чтобы ближе подойти к следующему селению, которое едва просматривалось в подзорную трубу, «Скорой Надежде» предстояло обогнуть довольно широкий риф. Однако солнце уже близилось к закату, и шхуна вынуждена была стать на якорь.
        В эту же самую минуту к Каталине, любившей провожать день, сидя на камне почти у самой намывной полосы прибоя, поспешно подошли касик, два жреца и хромоногий таин. Все они были сильно возбуждены. Таин рассказал Каталине о чужеземцах, которые высаживаются на берег, но не грабят и никого не пытаются захватить, видимо, они кого-то ищут.
        - Они искать что-то, - таин перевел слова касика, которому, конечно, и в голову не могло прийти, что моряки с этого корабля ищут именно его королеву.
        У девушки заколотилось сердце, да так, что ей показалось, будто стук его услышали даже стоявшие с ней рядом индейцы. Она решительно поднялась на ноги.
        - Пошли! - приказала она и зашагала в сторону селения, чтобы затем направиться к известковому утесу и священной пещере.
        По дороге она лихорадочно размышляла: «Это не может быть Педро. Как ему придет в голову искать меня здесь? А если люди с корабля кого-то ищут, скорее всего, это Боб. Если корабль подойдет ближе, я узнаю „Скорую Надежду“. Если это не его шхуна, надо всем сразу уходить в лес. Никакой вероятности, что Педро зайдет сюда. Разве можно сомневаться, хотя наверняка Педро узнал, что меня Боб увез из Тринидада. Он ищет его! Найдет, и мы встретимся! Если это Боб, как сделать так, чтобы он понял, что я здесь? Вместо Боба сюда может прийти любой другой пират. И тогда… Педро ищет Боба! Я должна быть на его шхуне! Что бы ни случилось со мной, пока Педро меня найдет, лучше всего плавать с Бобом. Раньше он не трогал меня, а сейчас… я намного сильнее. Найду выход сохранить себя для Педро. Мой любимый, где же ты?»
        У входа в пещеру Каталина пала на колени. За эти месяцы она хорошо изучила все обряды гуанахатабеев. Туземцы последовали ее примеру. В пещеру она вошла одна. По выходе оттуда Каталина сказала таину:
        - Все будет хорошо! - и повела за собой всех в боио касика.
        Там Каталина подошла к часам, взяла их в руки, чтобы показать касику, и незаметно для него повернула головку часов. Они пошли. - Все будет хорошо! - повторила она. - Нашему роду беда не грозит.
        Касик и жрецы успокоились, а Каталина вернулась на камень. Задул береговой бриз, поднялась небольшая волна. Шелест прибоя ласково сливался с шорохом пальмовых ветвей и шуршанием мясистых листьев пляжного винограда. В ту ночь, кроме детей и стариков, никто не спал.
        Рассвет принес весть: к их селению приближался корабль. Еще до того как на воду были спущены шлюпки, Каталина узнала «Скорую Надежду» и тут же через таина сообщила вождю:
        - Бог Солнца сегодня не на нашей стороне. Надо срочно уходить! - она опередила намерение касика.
        За прошедшую ночь Каталина передумала все возможные варианты, которые могли иметь место в связи с возникшей ситуацией. Она знала, что индейцы при приближении белых непременно, прихватив с собой всевозможный скарб, покинут селение. Именно поэтому ночью Каталина в своем боио, на земляном полу, у циновки, на которой спала, острой рыбьей костью вывела - «Каталина». Боб поймет этот знак и найдет способ забрать ее у индейцев.
        На шхуне же происходили интересные события. Как только «Скорая Надежда», обойдя риф, стала приближаться к берегу, Вулкан неожиданно забеспокоился. Когда же начали травить шлюпки, он залился лаем и норовил прыгнуть в одну из них.
        Донья Кончита решительно заявила:
        - Боб, я еду с вами! И берем Вулкана с собой. Он волнуется неспроста.
        Матросам Боба не надо было утруждать себя поисками. Вулкан, как только выскочил из шлюпки, напрямую помчался к боио королевы гуанахатабеев. Беглый взгляд на обстановку сразу определил, что жилье это не принадлежало семье индейцев. Но красноречивее всего заявляла о том надпись «Каталина». Донья Кончита прильнула лицом к подушке, набитой морскими водорослями, втянула в себя ее запах и ощутила, как в груди стала разливаться приятная теплота.
        - Это она! Боб, соображайте! Ее немедленно надо вызволить отсюда! Учтите, она узнала «Скорую Надежду» и потому дала о себе знать. Надпись эта сделана явно несколько часов тому назад. И Вулкан умница!
        - Не волнуйтесь, донья Кончита, я знаю один способ… Теперь нам лишь следует хорошенько изучить местность. Со стороны моря у северной окраины селения - мощный риф. Шхуна не может близко подойти к берегу. Если бы с юга от селения его не оказалось, - и Боб рассказал донье Кончите свой план со всеми деталями.
        Лотовые на двух шлюпках отправились обследовать берег к югу от селения и вскоре, примерно в трех четвертях мили от него, обнаружили широкий разрыв в теле рифа. Группа матросов во главе с боцманом пошла в том же направлении, но уже по суше. Им следовало изучить дорогу, по которой ночью можно будет окружить селение, дабы отрезать индейцев от леса.
        Пираты ушли на корабль вскоре после полудня и у боио касика оставили разные подарки. Вулкана пришлось тащить за собой силой. Рядом с циновкой, на которой спала Каталина, капитан пририсовал ножом к ее имени «Боб».

«Добрая Надежда» снялась с якоря и ушла на юг к следующему поселению индейцев. Так Боб усыплял бдительность тех, у кого обнаружил Каталину.
        Прошло три дня. Гуанахатабеи, увидев, корабль ушел, вернулись в свои боио. Охвативший их было страх уже отступил, когда под утро, за час до наступления рассвета, жители селения поняли, что пираты вернулись и теперь плотным кольцом окружили их с суши. Проход к лесу был отрезан, и касик повелел бежать всем к пирогам, которые были спрятаны в зарослях пляжного винограда. Но и там уже были чужеземцы, извергавшие из своего оружия смертельный огонь. Правда, пираты, по указанию Боба, стреляли из мушкетов в воздух, но индейцы от страха попадали ниц. Боб в сопровождении боцмана и еще трех матросов с факелами в руках помчался прямо к боио королевы. Там он застал Каталину в обществе касика и таина. Касик утратил свой прежний важный вид, таина трясло, как в приступе тропической лихорадки, он повалился на землю.
        Каталина, облаченная в праздничные ритуальные одежды и с золотым венцом на голове, вытянула вперед обе руки, жестом призывая их успокоиться, и громким голосом произнесла:
        - Мой народ, ничего не бойтесь! Нам не сделают ничего плохого! Это мои братья!
        Таин, которому предстояло разъяснить касику сказанное королевой, с минуту не мог прийти в себя. Тогда Каталина подняла его за плечи и повторила:
        - Это пришли мои братья. Моему народу нечего бояться. Они нам не сделают ничего плохого!
        Касик продолжал стоять в оцепенении, взгляд его будто потух. Таин повторил сказанное королевой. Она же приблизилась к вождю рода и положила руку ему на плечо. Боб изумленно наблюдал за происходящим. Однако, как только касик вышел из боио, Боб догнал его и на глазах у индейцев выдернул из-за пояса свой нож и вручил его касику как символ мира.
        С рассветом касик собрал своих верноподданных у батея и сообщил им сказанное королевой, чем вызвал истошные крики радости. По-своему умный старик добавил:
«Братья нашей королевы - добрые люди. Повторяю, они не причинят нам зла. Просто они давно не видели свою сестру. Королева решит сама, как ей следует поступить», - касик понимал, что вот-вот должно было произойти важное для его рода событие. Королева оставит их.
        Когда таин перевел сказанное касиком, Каталина произнесла слово на языке гуанахатабеев, которое означало: «Поднимитесь на ноги!» Затем она сняла с головы золотой венец, усыпанный драгоценными камнями, и передала его касику с обещанием, которое тут же перевел добрый хромоногий таин:
        - Я скоро вернусь! Ждите меня!
        Жизнь не прощает промашек. Де ла Крус превосходно это знал, но во всем обвинить себя ему не позволяли обстоятельства: за просроченный срок патента и за то, что в Гаване оказался проанглийски настроенный губернатор, к тому же еще мошенник, - он никак не мог.
        Педро знал, что верные друзья непременно его разыщут. Однако он и сам пытался сообразить, как быстрее выбраться из сложившейся ситуации. После недолгих раздумий он пришел к заключению, что лучший выход из данного положения - откупиться. Однако как и через кого можно было довести это его намерение до губернатора, Педро понятия не имел. Дело было верным, но весьма и весьма щекотливым и даже опасным.
        Было ясно, что губернатор материалы в суд на де ла Круса не передаст. Состава преступления как такового не было. Арест явился самоуправным наказанием за то, что капитан де ла Крус захватил английского пирата, с которым губернатор вел торговые дела. Разглашение этой информации было опасно прежде всего для самого губернатора. Вместе с тем держать корсара в одиночной камере инквизиции губернатор мог, сколько он пожелает.
        Де ла Крус лишился сна от сознания того, что теряет время, необходимое для поисков Каталины. В тюрьме его могли продержать и год. Жалобу на губернатора старший судья инквизиции не принимал.
        Ни Доброй Души, ни Медико, ни Тетю, ни Девото рядом не было. Каждый получил неделю на отдых. На «Каталине» осталось не более двадцати моряков.
        - Убей меня гром, не могу себе представить, что стряслось с Педро? Хотя склоняюсь к тому, что это точно проделка губернатора! - Девото, упражнявшийся в фехтовании с Тетю ранним утром на палубе «Каталины», утирал со лба обильный пот. - С ним что-то случилось, а мы тут тренируемся!
        - В жизни лишь крепкие телом и духом обладают живым умом и способны одержать победу над судьбой. Она же, к сожалению, как правило, далеко не потворствует успехам человека. Жизнь состоит из испытаний! - Тетю снимал с себя нагрудник. - Я все-таки сегодня еще раз навещу французского консула.
        - Но рассказывать правду ты ему не станешь? Это может спутать все карты. Ухудшить положение. Нам только бы узнать, где содержат Педро. Мы его освободим! А там полные кошельки помогут уйти нам в Санто-Доминго, где и получим продление срока патента.
        - Ты прав. Однако у нас, кроме консула, нет никого, кто бы мог нам помочь.
        - У меня есть план! - и Девото поведал другу следующее: он переоденется в форму старшего армейского офицера и в отсутствие начальника крепости пройдет с конвоем (переодетые матросы) в Эль-Морро. Там он заберет английского пирата и затем, дабы тот не выдал губернатора, предложит «обменять» пирата на де ла Круса и на разрешение покинуть гавань. - Мы дадим слово молчать, и губернатор согласится.
        - А ты не думаешь, Андрес, что с нашим Педро могло просто что-то приключиться? - спроси Тетю. - Может, он ранен или болен…
        - Абсолютно исключаю. Если б что и случилось, город давно бы знал. Он арестован! Но вот где содержится?!
        - И беда в том, что никто не может нам помочь в поисках места заточения Педро.
        - Погоди, вот возвратятся Медико и Добрая Душа, и дело наше сразу сдвинется с мертвой точки.
        Вдоволь наговорившись с доньей Кончитой, Каталина почувствовала, что проголодалась. И тут же услышала, как с палубы донесся колокольчик кока призывавшего команду к обеду.
        Обед проходил в дамской каюте с участием Боба и его старшего помощника. Каталина рассказывала о прелестях жизни на острове Пинос.
        - Климат мягкий, теплый, сильной жары не ощущается благодаря почти постоянно дующим то морским, то береговым бризам: днем с моря на сушу, а вечером и ночью - наоборот, - во время своего рассказа она то и дело прикасалась к кулону - подарку Педро, который вновь красовался на ее груди [Здесь вспоминается исторический казус: в XIX веке кубинский ученый и философ Хосе де ла Лус и Кабальеро назвал остров Линос «кубинской Сибирью». Очевидно, потому, что во времена ученого на остров ссылали людей, преступивших закон.] .
        Особенно ярко Каталина описала так называемые летние турбонады - ливни с сильными грозами.
        - Иногда бывало так страшно, что казалось, вот-вот молнии разорвут небо и оттуда на землю хлынет океан. Но как. при этом чувствуется сила природы! Слабых она угнетает, а у сильных вызывает восторг.
        Донья Кончита слушала Каталину и думала о том, как быстро эта девушка повзрослела за последние месяцы.
        - А какой там лес! Я даже не знаю названия всех пород деревьев. Больше других я любовалась стройными могучими соснами. От них так хорошо пахло. И вообще, ароматы цветущих трав острова я ни с чем сравнить не могу.
        - А ты знаешь, девочка, что сельскохозяйственные культуры и такие фрукты, как банан, манго, апельсин, лимон и другие, завезли твои сородичи - испанцы, - донья Кончита продолжала пополнять знания своей воспитанницы.
        - Как дивно там пели птицы! Забавнее других были попугаи. С одним большим, очевидно, самым старым и умным я сдружилась. Он клевал у меня из рук и все время что-то говорил. Но я не понимала.
        Ближе к вечеру Каталина, следуя добрым советам наставницы, попросила Боба остаться с ней наедине, чтобы поговорить с ним о важном деле.
        Боб было возрадовался, но тут же вспомнил, что рассказала ему донья Кончита во время поисков девушки: «Плод еще не совсем созрел. Она любит другого. Вам надо окружить ее вниманием и заботой. Пусть время и ваше терпение помогут вам!»
        - Боб, я испытываю к вам огромное чувство благодарности. Бог снова свел нас вместе. Но не сделайте неверного шага, чтобы сама жизнь не отдалила нас друг от друга. Моя любимая мама говорила мне, что одно хорошее сердце стоит больше, чем сто умных голов. - Каталина упорно смотрела Бобу прямо в глаза. - Вы умный человек. Докажите, что в вашей груди бьется доброе сердце.
        - Каталина, моя любовь к тебе не имеет границ! Она бесконечна! Я не могу причинить тебе ни боли, ни зла. Я счастлив уже оттого, что каждый день могу тебя видеть, говорить с тобой. Но годы идут… Что я говорю? Я понял тебя. Я постараюсь… - Большего Боб Железная Рука, ирландский пират с берегов Северной Америки, сказать не мог. Он развернулся и поспешно вышел из каюты.

        Глава 5
        КТО СИЛЬНО ЛЮБИТ, МАЛО ГОВОРИТ

        Получив позолоченный поднос с корреспонденцией из рук дворецкого, Иннес заметила краешек письма со знакомым почерком подруги из Гаваны. Она так поспешно выдернула конверт, что поднос со всем содержимым полетел на пол. Когда же дворецкий собрал все с пушистого персидского ковра и увидел выражение лица графини, он оставил почту на круглом столике и поспешил удалиться.
        В первый момент в глазах графини появились слезы, но Иннес нервным движением руки взяла со столика перламутровый веер и стала обмахивать им лицо. Было видно, что она сосредоточенно размышляет.
        Не прошло и двух минут, как Иннес, схватив серебряный колокольчик, позвала служанку:
        - Приготовь мой бордовый наряд и скажи, пусть закладывают карету!
        Ближе к обеду графиня Иннес сидела в гостиной своей близкой подруги, герцогини де Овьедо, которая входила в свиту новой королевы, обосновавшейся в Мадриде, еще совсем недавно гордой столице самого гордого государства Европы. Откровенный рассказ о ситуации, в которую нечаянно попал на Кубе человек, страстно любимый графиней, взволновал герцогиню.
        - Кроме того, что королева женщина - она поймет нас, на нашей стороне еще одно очень важное обстоятельство.
        - Какое? Не тяни, пожалуйста, - взмолилась Иннес.
        - Любить - это прекрасно! И ты любима?
        Иннес опустила глаза, и герцогиня тут же продолжила:
        - Как тебе известно, король Филипп Пятый - внук Людовика Четырнадцатого. Филипп Анжуйский - француз. И королевской чете следует сделать немало, чтобы испанский высший свет искренне принял их…
        - В этом есть резон. Но мне необходимо попасть на прием к королеве, и только ты можешь мне в этом помочь, - голос графини дрожал.
        - Конечно, король сейчас очень занят тяжелой войной с упрямцем австрийским эрцгерцогом Карлом, но, моя дорогая, я уверена, Филипп послушает свою жену. Потому нам сейчас немедленно следует изложить твою проблему на бумаге.
        Ловким движением руки Иннес выхватила из кружевного манжета тяжелого бархатного платья незапечатанный конверт.
        - Здесь, милая, сказано все, что необходимо знать морскому министру, дабы продлить верноподданному испанскому корсару его патент!
        - Я всегда считала, Иннес, что ты умница! Сейчас пообедаем у меня, а к пяти часам поедем во дворец. Королева сегодня принимает.
        Испанская королева, красивая стройная женщина, внимательно, даже не без интереса, выслушала историю и просьбу графини де ла Куэва, игриво похлопала ее по щечке и только сказала на несколько ломаном испанском:
        - Хорошо, что мой супруг не найдет возможности упрекнуть меня в том, что я лично знакома с вашим корсаром де ла Крусом. Считайте, что яблоко уже упало с дерева.
        Для Иннес эти слова прозвучали, как если бы смертельно больному доктор сказал:
«Завтра вы будете абсолютно здоровы». И ей показалось, что никогда еще так ярко не горели восковые свечи, свет которых многократно отражался в овальных венецианских зеркалах, украшавших зал.
        Через неделю графиня получила в морском министерстве необходимые бумаги, быстро собрала нужные вещи и отправилась в сопровождении слуги в порт Малага, откуда вскоре должен был отплыть галеон в Гавану.
        И на этот раз Педро повезло. Не прошло и недели, как он уже установил доверительные отношения почти со всеми тюремщиками. И среди них оказался один из дальних родственников Доброй Души. Так что очень скоро наладилась эпистолярная связь между Педро и его друзьями, а в часы обеда в его одиночной камере аппетитно пахло жареными цыплятами или лангустами - наиболее любимыми блюдами де ла Круса. Никто не умел так вкусно готовить цыплят на вертеле и лангустов на сковороде, как жена боцмана. Более того, хотя это и строго запрещалось, Доброй Душе удавалось устраивать тайные свидания капитана с его друзьями.
        Вместе с тем положение де ла Круса было весьма сложным. План побега из тюрьмы он отверг сразу - в гавани на якорях стояла «Каталина». Вывести ее из порта без ведома губернатора или начальника крепости Эль-Морро Лоренсо де Прадо было практически невозможно. Следующий рейс кораблей из Гаваны в Испанию ожидался только через три недели. Еще месяц, так считали друзья, уйдет на оформление бумаг в Мадриде. И, если только прошение де ла Круса губернатор отправит в Мадрид, еще месяц уйдет на то, чтобы документ на продление патента доплыл до Гаваны.
        - Пойми, - горячился Девото, - губернатор такая скотина, что, получив из Мадрида твои бумаги, не сразу передаст их тебе. Говорю, что лучше моего плана нет! Мы завладеваем Дженнингсом, пока губернатор как-нибудь его не выпустил. Спрячем пирата и пошлем письмо губернатору. А до того заставим англичанина трижды написать признание о его партнерстве с губернатором.
        - Зачем трижды? - поинтересовался Тетю.
        - Сейчас поймешь! Если губернатор заартачится, мы выведем Дженнингса на главную площадь и вынудим говорить перед народом.
        - Нас тут же всех инквизиция и приберет к рукам, - резонно заметил Педро.
        - О, нет! Мы им покажем второй экземпляр признания и сообщим, что третий находится в надежных руках влиятельных людей, которые, если с нами что случится, тут же отправят бумагу в Мадрид - королю. Как новый король воспримет сотрудничество его губернатора на Кубе с врагом Испании английским пиратом? А?
        - Да, такая история может совершить переворот в Гаване. К власти снова смогут прийти люди профранцузской партии, - заметил Тетю.
        - А бедная моя Каталина будет продолжать страдать, - резюмировал Педро.
        - Я продолжаю настаивать на подготовке к захвату англичанина! Педро, Тетю, другого ничего у нас пока нет. Но мы будем решать, что делать дальше, втроем. Один я действовать не буду! - заверил Девото.
        Тут им подали знак, что время их встречи окончено.

«Скорая Надежда» рыскала в устье Миссисипи и обшаривала берега Флориды. Награбленное добро отвозилось на остров Тортуга. Сойти на берег Каталине, повидать
«сумасшедший» город-порт Кайона, Боб категорически запретил. Он говорил, что оберегает ее нежную душу от соприкосновения с грязью. На самом же деле у Боба были куда более веские причины. Он стал бы посмешищем из-за того, что на борту его корабля находятся женщины. И Железная Рука наверняка знал, что появление девушки, даже рядом с ним, на улицах столицы пиратской вольницы непременно приведет к осложнениям. Каталина была венцом, сокровищем куда более привлекательным, чем самое дорогое бриллиантовое ожерелье. Для необузданных, не знающих границ в своих порывах, иной раз неспособных контролировать свои поступки Береговых братьев Каталина легко могла стать предметом спора, решить который могла только кровь.
        И тогда, в ожидании возвращения Боба с большей частью команды корабля, женщины предавались воспоминаниям и душевным беседам.
        - Донья Кончита, вы в прошлый раз что-то говорили о Всемирном потопе и мужчине. Я не поняла. Переспросить вас мне помешали. - Каталина взяла со столика, стоявшего под тентом, высокий бокал с кокосовым молоком, отхлебнула глоток.
        - Я тогда вспомнила, что очень часто в своей жизни повторял мой отец: «Всемирный потоп не принес результата: человек остался в живых». Поскольку в испанском языке человек и мужчина обозначаются одним и тем же словом, ты забеспокоилась о мужчине.
        - Ну конечно, о моем Педро, - глаза девушки вспыхнули и тут же потускнели.
        - Видишь ли, получается так, что, по мере того как идет жизнь, человек превращается в худшее из всех животных! Начну с того, что он жесток, безжалостен не только по отношению к другим, но и к самому себе. В мире нет большего парадокса, чем человек. Это непредсказуемый букет противоречий, которыми чаще всего он не в состоянии управлять.
        - Странно все это!
        - Однако это так. Прославленный французский философ и математик Блез Паскаль хорошо сказал: «Человек по своей природе доверчив и подозрителен, труслив и беспощаден». Недаром говорится: не восхваляй никого, пока он не умер.
        - Что вы сегодня, донья Кончита, говорите мне такие страшные вещи?
        - Деточка, ты все это должна знать заранее, ведь потом тебе придется убедиться в этом на собственном опыте. Дай тебе бог, чтоб познала ты меньше.
        - Сейчас вспоминаю, что моя няня дома, в Тринидате, часто говорила, что человек постоянно живет словно маятник, между горем и счастьем.
        - Редко люди бывают по-настоящему счастливы…
        - Тогда я этого не понимала. Но ведь Педро найдет меня, и мое горе и несчастье испарятся, - Каталина прижала руки к лицу.
        - Когда мы мечтали с моим любимым, как нам соединить наши жизни, он часто повторял, что наш дом сможет заменить целый мир, но никогда этот мир не заменит нам нашего дома. Есть самое дорогое место на земле, благословенное - это очаг.
        - Я хочу его иметь! Ведь женщина в нем - царица! - Каталина весело рассмеялась.
        - Женщина в нем царица тогда, когда она полна любви, целомудрия и доброты, - донья Кончита умолкла и унеслась куда-то далеко в своих мыслях.
        Каталина выждала минуту и попросила донью Кончиту рассказать ей о женщинах еще что-нибудь.
        - Женщине, моя дорогая, в отличие от самок других животных суждено по природе любить одного мужчину. Только тогда у нее будут рождаться достойные, сильные дети, - донья Кончита говорила очень серьезно, и Каталине казалось, что она так глубоко переживает потому, что у нее самой не было детей. - Однако самое главное в жизни, мой цветочек, бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека. Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо.
        В эту минуту обе они одновременно увидели весельный баркас, на котором Боб возвращался на корабль.
        Тетю и Девото не раз обсуждали душевную муку, которая терзала их друга Педро. Сам же он старался мучений своих не показывать и тут же прекращал разговор, если речь заходила о Каталине. Оба, и Тетю и Девото, испытавшие на себе очень схожие боль и горе, знали не понаслышке, что предпочтительнее, если друг в их присутствии молчит, не касаться больной темы - словесное утешение только бередит подобные раны.
        Последние месяцы Педро постоянно занимал себя чем-нибудь, старался отвлечься от грустных мыслей. А тут, да так неожиданно, оказался заточен, вокруг четыре каменных стены камеры и высокое маленькое оконце. Правитель Кубы, этот бессовестный мошенник, не мог придумать для Педро более жестокого наказания.
        Каждое утро де ла Крус поднимался со словами на устах: «Боль только укрепляет волю». И тут же следом мысли о Каталине овладевали его сознанием, и страдания делались невыносимыми. Тогда он подзывал стражника, пытался заговорить с ним о чем угодно, но не всегда тюремщик был рядом.
        Более всего Педро терзался, полагая, будто именно он повинен в беде, случившейся с Каталиной. И тогда он говорил себе, что тот не человек, кто не способен исполнить свой долг. А наивысшим, первейшим своим долгом Педро считал возвращение Каталины в родной дом к родителям. Муки обуревали его и по поводу того, что судьба поступила с ним вдруг так несправедливо, уготовив ему участь узника и отняв месяцы, столь необходимые для поиска бедной Каталины. И тогда Педро не уставал говорить себе - иной раз так громко, что путал тюремщика, - лишь тот человек силен, кто способен управлять событиями, и безнадежно слаб, когда позволяет править судьбе.
        Для Девото, Доброй Души, Тетю, Медико дни бежали один за другим незаметно, а для Педро каждые сутки оставляли на душе черный след.
        На все письменные запросы губернатору, старшему альгвасилу инквизиции и прочим должностным лицам города корсар де ла Крус не получал ответа. В конце концов ему пришлось согласиться с тем, что единственной возможностью его высвобождения является реализация плана Девото - похищение английского пирата Дженнингса.
        Целый месяц потребовался для того, чтобы Девото, Медико и Добрая Душа должным образом изучили распорядок жизни вокруг и в самой крепости Эль-Морро и раздобыли оружие и одежду старшего армейского офицера и солдат. К их затее охотно присоединился Мигель Амбулоди. У него нашелся знакомый, который служил в крепости в чине сержанта. В те времена это соответствовало примерно нынешнему майору. Этот добряк, родом из Бискайи, иной раз оставался замещать полковника - начальника крепости.
        В один из таких дней, ранним утром, Девото прибыл с тремя солдатами в экипаже начальника армейского полка. Экипаж был взят за хорошую мзду у главного конюха армейских конюшен «для совершения небольшой утренней прогулки в целях ознакомления с городом вновь прибывшего в Гавану старшего офицера».
        Сержант - приятель Мигеля - даже не взглянул на фиктивную бумагу, предписание доставить губернатору английского пирата. Дженнингс с радостью быстро собрался, наговорил кучу гадостей тюремщикам за его содержание в камере и поспешил сесть в карету. Однако вместо дворца губернатора где Дженнингс уже видел себя беседующим наедине со своим партнером, правителем Кубы, англичанин оказался в подвале троюродного брата Доброй Души. Не доезжая до дома, два солдата ловко накинули на голову пирата мешок. Тот поднял крик. Тогда Девото приказал заткнуть Дженнингсу рот кляпом, засадить в еще больший мешок и снести в нужный подвал, как только что купленную на рынке свинью.
        Между тем ни первая, ни вторая, ни третья встречи Девото с пиратом - Андрес вел переговоры с ним в маске - не принесли желаемых результатов. Дженнингс с достойным английским упорством не желал не то что написать, но и вымолвить хотя бы слово по поводу его коммерческих связей с губернатором Кубы. Девото быстро понял, что в своем плане он допустил ошибку - перед английским пиратом следовало выступать представителем губернатора.
        Сложилась ситуация, при которой Девото был вынужден применить силу, чтобы вытрясти из Дженнингса нужные признания.
        Не без многодневных уговоров Девото получил согласие де ла Круса и Тетю на выполнение своего плана, как вдруг произошло событие, изменившее ситуацию в корне: на «Каталине» своей собственной персоной появился ее капитан де ла Крус.
        В одно благословенное солнечное утро щелкнул замок камеры узника инквизиции, широко распахнулась железная дверь, и в нее буквально влетел нарядно разодетый секретарь губернатора. Он поклонился и с деланой улыбкой вручил капитану патент - бумагу морского министра Испании и на бланке губернатора предписание: «Корсару Педро де ла Крусу и его „Каталине“, во исполнение возложенных на них королевским указом обязанностей покинуть гавань Гаваны не позднее пятидневного срока».
        Педро не знал, что два дня назад в Гавану прибыл галеон из Испании, на котором Иннес привезла с собой продление патента. Графиня сразу отправилась в дом Марии. В тот же день, ближе к вечеру, со своей подругой Иннес была в приемной губернатора. Тот не удосужился принять графиню - правитель оказался к тому же еще и трусом, но полученные бумаги его насторожили. Он понял, что у де ла Круса есть высокопоставленные защитники. К тому же губернатор, сыщики которого и вся система инквизиции вот уже десять дней, как сбились с ног в поисках исчезнувшего арестованного англичанина, не без оснований опасался за свою судьбу.
        На следующее же утро де ла Крус отправился в дом к Мигелю Амбулоди. Только он устроился в кресле, как в гостиной вместо друга появилась Иннес. Она шла, чтобы обнять Педро, с раскинутыми руками, полная нежного чувства к нему. Увидев Иннес, Педро в долю секунды все понял и ощутил свою глубокую вину перед графиней. Мысли разбегались, и ему стоило немалых усилий, чтобы после более чем приветливого объятия взять себя в руки и должным образом ответить на ласковое приветствие женщины, перед которой он чувствовал себя виноватым. У него не было в привычке отводить от собеседника глаза, а на сей раз он это сделал…
        Но вот Педро выхватил из ножен свою шпагу и положил ее к ногам графини. Лицо той вспыхнуло, она возвратила шпагу Педро и еще раз его нежно обняла.
        - Я бесконечно благодарен Всевышнему за то, что ты есть, Иннес.
        Теперь она откровенно любовалась мужественным лицом де ла Круса, на котором вдруг заиграла детская улыбка.
        - Мы пробудем некоторое время в Гаване, а затем вместе отправимся в Мадрид, - графиня совершенно сознательно пошла в атаку.
        Лицо корсара мгновенно посерьезнело, он чуточку помолчал и твердо произнес:
        - Иннес, этого не может быть! Я так не поступлю!
        - Однако ты жесток! Я не знала. Ты не оставляешь мне даже надежды, - Иннес опустила голову.
        - Если б где-то там не страдала сейчас та, которую я люблю, я отдал бы жизнь за тебя, Иннес, - Педро говорил убежденно. - Никто не в силах преодолеть предназначения судьбы. - Теперь лицо его пылало и было полно решимости.
        - Однажды кто-то из умных людей сказал, что жить для других - это не просто законная обязанность человека, но и правило, приносящее ему счастье, - грустно закончила Иннес. - Я так поступала, однако, увы, мне, к сожалению, это счастья не принесло.
        - Дорогая, но я живу ради того, чтобы принести счастье Каталине.
        Со двора донесся сорочий стрекот.
        - Педро, прошли годы! Каталина осталась в твоем сознании той, которую ты видел в последний раз. Сейчас, может быть, в действительности она уже совсем другая женщина. Если она еще… - Иннес оборвала себя сама, но тут же продолжила: - Иллюзии нам ничего не стоят, но последствия их нам обходятся дорого.
        - Что ты хочешь сказать? Этого не может быть! Она жива! - де ла Крус закусил губу. - Я чувствую, она знает, что я ищу ее! И ждет!
        Ему показалось, что на глазах Иннес сейчас появятся слезы.
        - Иннес, не надо! Умоляю! Мне мучительно сознавать, что ты можешь о чем-либо просить. А ведь милостыня унижает в равной степени и того, кто ее получает, и того, кто ее подает!
        - Все, мой любимый Педро! Больше нет моих сил терзать ни тебя, ни себя. Знай, что в этом мире мне нужен ты один! Дай тебе Бог счастья! А если все же… Он повернет тебя ко мне… Тогда все тебе скажет Мария.
        Иннес по-мужски пожала руку Педро, быстро развернулась и гордо удалилась в сторону женских покоев.

«Каталина» через трое суток обязана была покинуть Гавану, и потому Педро к вечеру следующего дня пришел в дом Амбулоди, чтобы попрощаться со своими друзьями и подарить Иннес на память изумрудный крестик на золотой цепочке. Однако встретивший его мажордом, сказав, что сейчас пригласит в гостиную хозяина, тут же сообщил, что
«графиня Иннес отправилась в Мадрид на корабле, который ушел сегодня утром».
        Педро уронил шляпу, почувствовал, как пересохло в горле.
        Мигель нежно обнял друга, но не проронил ни слова. Тут появилась Мария с мокрым носовым платком в руке.
        - По возвращении в Мадрид Иннес уйдет в монастырь… Обещала написать, в какой. Если ты поинтересуешься, я всегда смогу тебе сообщить, где она, - Мария глубоко воздохнула, извинилась и ушла.
        Да, любовь обещает нам радость, однако чаще приносит боль.
        На «Каталине» все были заняты подготовкой к выходу в море. Перед самым отплытием вечером Девото неожиданно сообщил де ла Крусу, что у него есть дела на берегу и что он отправится в город на пару часов. И почти тут же Добрая Душа попросил разрешения сойти на берег, чтобы попрощаться со своими близкими.
        Они, Девото и Добрая Душа, встретились в условленном месте и прямиком направились в подвал дома троюродного брата Диего, где томился Дженнингс. Дом стоял на окраине, за ним тянулся до самой городской стены широкой пустырь. Девото взял у родственника боцмана заранее припасенную шпагу и спустился в подвал.
        - Мы покидаем порт, и я пришел не столько попрощаться с вами, Дженнингс, сколько предоставить вам возможность доказать, что среди англичан есть порядочные люди, строго хранящие свою честь. Держите шпагу и выходите со двора на пустырь!
        Девото бросил пирату оружие, и тот ловко его поймал, но тут же сжался. Очевидно, до его сознания только теперь дошел замысел испанского корсара.
        - Выходите! - приказал Девото.
        - Куда?
        - На пустырь! В честном поединке вы сможете показать, чего стоите.
        Англичанин повиновался и вышел. Девото видел, как в его скором противнике закипает кровь. На свободной от зарослей кустарника площадке стояли Добрая Душа и его родственник.
        - Здесь! - произнес Девото и поднял свою шпагу в традиционном приветствии.
        Дженнингс тоже отсалютовал и тут же бросился в атаку.
        Девото успел защититься и вскоре понял, что Дженнингс умеет фехтовать. Дуэль длилась уже около десяти минут, когда шпага корсара глубоко вошла в живот англичанина. Тот упал на колени, оперся рукой о землю. Голова его склонилась на грудь. Девото высвободил клинок, подождал, отсалютовал, развернулся и уже сделал три шага, как услышал истошный крик боцмана:
        - Андрес!
        Девото непроизвольно отскочил в сторону. А не сделай он этого, шпага Дженнингса наверняка проткнула бы старшего помощника капитана «Каталины», который быстро обернулся и отразил очередной удар противника. Лицо Девото побледнело, он сам пошел в атаку, и тут же лезвие его шпаги вонзилось прямо в сердце пирата. Дженнингс выронил шпагу и повалился на спину.
        Девото сорвал листья с ближайшего кустарника, отер лезвие, вложил оружие в ножны и услышал слова подошедшего к нему боцмана:
        - Извините, сеньор Девото, за фамильярность.
        - Забудь, Добрая Душа, и прими мою признательность. Так ведь можно было никогда больше и не увидеть «Каталины». И Медико бы не помог. Я смерти не боюсь, однако очень не хочется, чтобы она пришла раньше, чем мы с Педро, Тетю и с тобой разыщем Каталину.
        Когда же много дней спустя Девото признался де ла Крусу в том, как они поступили с англичанином, он закончил рассказ словами:
        - Я так считал и считаю. Каждую человеческую тварь, каждого прожженного мерзавца - на дно! И чем раньше, тем лучше.
        Дул еле уловимый ветерок, рисуя на ровной поверхности моря легкую рябь. Судно несло все паруса вплоть до грот-трюмселя, но имело едва заметный ход и слушалось руля кое-как. Было нестерпимо жарко. «Каталина» неподалеку от берега еле плелась левым галфвиндом прямым курсом на мыс Сан-Антонио, с тем чтобы там, взяв резко на восток, заспешить к острову Гаити, в Порт-о-Пренс. В этом порту было легче всего получить какую-либо информацию о Бобе Железная Рука и его «Скорой Надежде».
        Де ла Крус стоял на мостике рядом с рулевым. Тетю и Девото, сидя в плетеных креслах у бизань-мачты, мирно беседовали.
        - Иногда у меня просыпается чувство жалости к Педро, - на лице Тетю читалось сострадание. - Судьба никак не желает ему улыбнуться. И сейчас он нервничает, мы еле плетемся.
        - Но ты как-то утверждал, что Педро такой капитан, что любому судну может прибавить пол-узла хода, - заметил Девото.
        - Педро при своей смелости, энергии, безукоризненном знании морского дела умеет с одного взгляда верно оценить любое положение, в которое попал его корабль и моментально найти правильный выход из самой сложной ситуации. Но ты погляди на Зоркого. Он чем-то озабочен.

«Каталина» равнялась с узким выходом из довольно обширного кубинского залива Байя-Онда, когда Зоркий из «вороньего гнезда» - марсовой площадки «Каталины» - доложил:
        - Вижу корабль! Выходит из залива. Похоже, опознавательных знаков не несет. Должно быть, увидели нас и жмутся к берегу!
        На мостик к де ла Крусу поспешили Девото и Тетю, и тут же рядом с ними оказался Добрая Душа. Он попросил у капитана подзорную трубу и мгновенно прокричал:
        - Разорви меня на части ядром от тяжелой пушки, если это не «Злой Джон»! Он ограбил городок Онда, но нарвался на нас!
        - Свистать всех наверх! По местам стоять! - раздалась команда де ла Круса, и жизнь на «Каталине» вмиг забила ключом.
        Корабли уже сблизились на пушечный выстрел, когда с «Каталины» прозвучал сигнал
«Злому Джону» лечь в дрейф. На этот приказ пират ответил дружным залпом всех своих пушек левого борта; половина ядер была направлена по бизани, а другая половина - по фок-мачте. Сверху на палубу «Каталины» посыпались обломки мачт и рей. Ютовая веревочная сеть, о постановке которой в целях ограждения членов его команды от увечья своевременно побеспокоился де ла Крус, в этом бою показала, насколько она была на палубе необходима. «Каталина» ответила залпом левого борта, и капитан тут же отдал приказ команде и рулевому резко развернуть корабль, с тем чтобы на близком расстоянии ударить по «Злому Джону» всей силой пушек своего правого борта.
«Каталина» только успела осыпать бриг пирата своими ядрами, как ветер внезапно стих до абсолютного штиля. Паруса тут же обмякли, бессильно повисли. Море стало похоже на огромный белый с голубым отливом ледяной каток. Оба судна замедлили ход, покорно стали. Для «Каталины» складывалась убийственная обстановка. Ей необходимо было немедленно удалиться от «Злого Джона», который через минуту-другую, перезарядив пушки левого борта, сможет произвести страшный залп, жуткий для
«Каталины» своими последствиями. Оно так бы и произошло, если бы вдруг рулевой не сообщил де ла Крусу:
        - Капитан, мы движемся!
        Девото и Тетю ринулись к борту и подтвердили сообщение рулевого. В этот миг раздался залп «Злого Джона», и «Каталина» вздрогнула от удара. Казалось, все взлетает вверх и стремительно падает вниз. Послышались стоны раненых, раздался крик о пожаре на баке. Однако каждый член команды хорошо знал свое дело.
«Каталина» успела еще раз дать залп по «Злому Джону», но уже с меньшим уроном для него.
        - Мы оказались в мощной струе Гольфстрима, - заметил Тетю. - В этих местах Флоридского пролива его течение особенно ощутимо. Пират же находится ближе к берегу, вне этой полосы.
        Когда расстояние между «Каталиной» и «Злым Джоном» увеличилось, с борта пиратского судна донеслась до слуха каталинцев пиратская песня, исполнявшаяся с наглым азартом.
        Де ла Крус стиснул зубы так, что был слышен их скрежет. Педро считал происшедшее позором.
        - Я вижу Францию скорбящей, удрученной, / Двумя младенцами на муку обреченной. / Тот, кто сильней из них, сосцы ее схватил, / Грудь материнскую терзая беспощадно, - тихо произнес Тетю.
        - Теодор Агриппа Д'Обинье - рыцарь протестантизма. Те, кто живет по-настоящему, борются! А жизнь… Одна ее половина суть желания, а другая одни неудовольствия, - так же тихо произнес де ла Крус. - Везде предательство, измена, плутни, лживость,
/ Повсюду гнусная царит несправедливость, / Я в бешенстве; сил нет мне справиться с собой, / И вызвать я б хотел весь род людской на бой!
        Девото, стоявший на мостике как каменное изваяние, оживился:
        - Пока дощатый гроб и горсть земли печальной/ Не скрыли навсегда Мольера прах опальный, / Его комедии, что все сегодня чтут, / С презреньем отвергал тупой и чванный шут, - и покраснел.
        Де ла Крус с благодарностью поглядел на своих друзей и спустился на ахтердек. Вокруг столпились матросы. У молодого бондаря, вышедшего в первое свое плавание, текли из глаз горючие слезы. Парусный мастер и старший кузнец отвели юнца в сторону от капитана. Он стремился сделать все, чтобы даже самый молодой матрос
«Каталины», служивший на корабле с просоленной глоткой, с несвежей пищей и в куртке из грубой парусины, забыл извечную вражду, неизбежно существующую на других судах между ютом и баком.
        В бортах «Каталины» были видны застрявшие пушечные ядра.
        Де ла Крус прошел на кокпит, где вел тяжелую работу Медико и его подручные. И капитан стал свидетелем, как младшего плотника с безвольно висевшей левой рукой положили на тяжелый брус, крепко привязали к нему, дали выпить одну за другой две кружки рома и отрезали болтавшуюся на коже руку по локоть.
        Стоявший на вахте у песочных часов матрос отбил склянки в судовой колокол, прилаженный к рилингу [Reling (англ.) - специальное рельсовое устройство.] на шкафуте. Корабельный писарь, он же казначей, положил свою огромную тетрадь на борт и записывал только что имевшее место событие, а вечное, неутомимое течение Гольфстрима медленно, но верно уносило «Каталину» обратно к Гаване.
        Пожар был давно потушен, на судне навели некоторый порядок. Однако надо было становиться в док на ремонт. Попросив доложить ему, кто убит и кто ранен, де ла Крус, закусив губу, ушел к себе в каюту. На мостике остались Девото и Тетю.
        - Злому Джону больше не жить! - произнес зловещим голосом Девото, и лицо его стало белее морской пены. - Клянусь всеми гафелями моего сердца! Клянусь богом, Тетю!

        Глава 6
        ССОРА С ДЕВОТО

        После основательного ремонта, который обошелся де ла Крусу в солидную сумму,
«Каталина» шла при полных парусах курсом на Порт-о-Пренс. Тетю и Девото предлагали войти в долю при оплате расходов на починку судна, но де ла Крус поблагодарил своих друзей и отказался от их помощи.

«Каталина» уже оставила позади остров Ямайку, когда с рассветом ветер стал заметно крепчать, что предвещало приближение шторма. И он налетел. Тетю еще задолго до этого предлагал переждать непогоду на берегу, но де ла Крус спешил в Порт-о-Пренс, где собирался получить сведения о местонахождении Боба Железная Рука.
        Поначалу на поверхности моря возникли гребни большой высоты, пенящиеся вершины которых били в борт «Каталины». Затем ветер перешел в ураган, зловеще засвистел в снастях. Дул он со скоростью не менее тридцати метров в секунду. Флаг на мачте казалось, был вырезан из куска жести. Волнение на море - двенадцать баллов. Вода осатанело хлестала в шпигаты, сплошь покрывая собою палубу, отчего она делалась скользкой, словно намыленной. Срывавшаяся с гребней волн водяная пыль в значительной степени уменьшала видимость. Рангоут скрипел и охал, верхушки мачт кружились. Шла битва с морем не на жизнь, а на смерть. Капитан знал, сколь нечеловеческих усилий в такую погоду стоило людям брать рифы на мачтах. Такелаж хлестал зазевавшихся матросов нещадно. Однако капитан, решив убрать паруса с грота и бизани и оставить работать лишь фор-стень-стаксель и марселя, вел свою
«Каталину» при плотно задраенных пушечных портах безупречно. Форштевень бесстрашно разбивал набегавшие на корабль беснующиеся волны в веера белых брызг, и он с упорством летел вперед. Все же не обошлось без печального происшествия. Сорвавшаяся со стопоров носовая погонная пушка носилась по палубе, давя каждого, кто попадался на пути, пытаясь ее заарканить. В такие вот штормовые дни страдают не только моряки, на берегу молятся перед образами их заплаканные жены.
        Команда самоотверженно сражалась с непогодой более шести часов. После шторма де ла Крус распорядился приготовить второй завтрак: похлебка из черепашьего мяса, пудинг и бокал рома.
        На берег острова Гаити, которым управляли, вечно враждуя между собой, два губернатора: испанский и французский, сошли капитан «Каталины», ставшей на якорь в заливе, Девото, Добрая Душа, Бартоло и еще пятеро наиболее бывалых матросов. Тетю остался за старшего на корабле. Медико не выказал желания покидать лазарет.
        Вся компания сняла номера в лучшей гостинице порта и принялась расспрашивать о Бобе матросов. Де ла Крус пребывал в подавленном настроении - он не мог забыть поражения, которое потерпел от Злого Джона. Душевное состояние его могло бы вмиг измениться, раздобудь он сведения, за которыми прибыл, а вестей о Бобе в первый день получить так и не удалось. Огорчений лишь прибавилось. Все сидели за столом, собираясь поужинать, не было только Девото. Когда он показался в дверях и жестом подозвал де ла Круса, было уже совсем поздно. Педро пришел в изумление, увидев камзол друга в крови.
        В своем номере Девото с улыбкой поведал о том, что поспорил с одним французским франтом, который ему не понравился, и тот на дуэли ранил его в левое плечо. Рана длиною со средний палец еще кровоточила. Выслушав и осудив Девото, Педро помог перевязать ему рану и, сказав, что не может забыть Злого Джона, отправился спать без ужина.
        Только было Педро наконец сомкнул глаза, как в дверь постучали, она открылась, и в комнату вошел Андрес.
        - Педро, есть разговор! Вот ты меня ругаешь…
        Они проговорили не менее трех часов;
        Наутро оба спустились к завтраку в дурном настроении. Девото капризничал, грубо отвечал де ла Крусу и в конце концов швырнул недокуренную сигару ему в лицо. Оба мгновенно вскочили, схватились за шпаги, выскочили на улицу, сбросили камзолы и начали сражаться. Немедля вокруг собралась толпа. Кое-кто тут же узнал корсара и его верного друга. Шпаги звенели. Де ла Крус отвел лезвие, направленное ему в грудь, и пошел в атаку, вспоров рубаху на левом плече Девото. Из раны брызнула кровь. Однако Девото изловчился и прямым ударом нанес укол в плечо своего противника, из руки которого выпала шпага. Бартоло упал на колени между сражавшимися друзьями и в мольбе сжал руки на груди. Де ла Крус, однако, уже поднял шпагу и левой рукой с размаху ударил Бартоло по лицу. Добрая Душа и его матросы уводили раненого Девото.
        Де ла Крус крикнул вслед Девото, что он трус, и тут же услышал слова Бартоло:
        - Я честно вам служил, а теперь… Теперь ухожу к сеньору Девото!
        Добрая Душа уже бежал к своему капитану. Тот, чувствуя в правой руке боль, перекинул шпагу в левую, и тут на площади появились солдаты.
        Корабль был готов к отплытию. С утра привезли на борт свежую воду и горячий хлеб. Капитан, уже в походном камзоле, стоял на мостике, а члены экипажа, еще вчера не знавшие покоя, сегодня без дела слонялись по палубе.
        Последнее обстоятельство весьма волновало сеньора Томаса Осуну де Кастро и Лара, барона де Фуэнтемайор гораздо больше, чем задержка отхода корабля в море. Вообще непонятная проволочка устраивала барона, но то, что молодые матросы настойчиво кружили вокруг портшеза его спутницы, выводило его из равновесия.
        Финансовый инспектор Осуна, хотя и закончил свои дела в заморских колониях, домой не спешил. Для этого у него была важная причина: он влюбился в Долорес, дочь местного губернатора, и собирался сделать ей предложение.
        Обстоятельства сложились так, что губернатор Кано де Вальдеррама, отец девушки, неожиданно скончался и перед смертью вручил судьбу своей единственной дочери сеньору Осуне: девушка осталась сиротой, ее мать умерла несколько лет назад. Осуна возлагал большие надежды на длительную совместную поездку в Испанию, во время которой он надеялся завоевать сердце полюбившейся ему Лолиты - так ласково близкие называли Долорес.
        Именно сегодня он собирался признаться ей в любви, но мешали матросы.
        - В чем дело, капитан? - нервно спросил Осуна. - Почему мы не уходим в море? - И покосился в сторону матросов, которые тут же обступили оставленную им на полуюте спутницу.
        Капитан Дюгард посмотрел на барона, на матросов, окруживших девушку, и все понял. Он улыбнулся, но тут же спрятал улыбку в пышные усы. Ему самому не очень-то по сердцу была задержка. Этот рейс «Ласточки», торгово-пассажирского брига, вооруженного четырнадцатью бортовыми пушками, был последним под командованием капитана Дюгарда. В Марселе он навсегда сойдет на берег и посвятит остаток дней жене и уже взрослым детям. В его капитанской каюте стояли пять доверху набитых вместительных сундуков, а под койкой были спрятаны деньги и драгоценности, которые капитану удалось накопить за последние шесть лет плавания вдали от родных берегов.
        - Мы ждем пассажира, сеньор Осуна. И сколько бы «Ласточка» ни стояла на рейде, расходы несет он, - любезно объяснил Дюгард.

«Кто же этот столь богатый пассажир?» - думал королевский инспектор, возвращаясь к своей спутнице.
        - Что вам удалось выяснить, сеньор Осуна? - спросила девушка, закрывая книгу, лежащую у нее на коленях.
        Стараясь придать своему голосу как можно больше нежности, инспектор ответил:
        - Капитан ждет какого-то пассажира. Но, дорогая Лола, почему вы упорно не желаете называть меня Томасом или, еще проще, Томом? Ведь я, милая Лолита, отношусь к вам…
        Но девушка перебила барона:
        - Ну что ж, я согласна. Вы будете мне дядей, дон Томас. - Девушка принялась обмахиваться ярко-алым с зеленой кружевной отделкой веером. - А что касается Тома, то вы забыли, дон Томас, что времена изменились, и все английское сейчас не в моде. Вы ведь и сами служите французу, ставшему нашим королем.
        Сеньор Осуна в свое время был открытым сторонником Англии, но теперь стал не менее пылким приверженцем Франции. Услышав упрек, инспектор насупился и замолчал.
        - Так что вам лучше бы, дон Томас, узнать, как ваше имя будет произноситься по-французски, - продолжала Лолита. - Хотите, я узнаю у капитана? Заодно спрошу, кто же этот знатный пассажир, который вынуждает нас с вами ждать.
        Она встала, сделала несколько шагов по палубе, и далеко не одна пара глаз жадно следила за каждым ее движением.
        Сеньор Осуна кинулся к ней:
        - Прошу вас, Лола, ради памяти вашего отца дайте мне слово больше никогда не называть меня доном, - зашептал он. - Зовите меня просто Томасом. Считайте меня вашим покорным слугой!
        - Даю слово, Томас! - серьезно сказала девушка. - Пожалуйста, не сердитесь, - и, гордо подняв голову, решительно направилась в каюту капитана.
        Пассажир, которого ждала «Ласточка», появился на корабле лишь к полудню следующего дня. Высокий, поджарый, крепкий брюнет, судя по всему, испанец. Богатое платье, украшенное серебряными застежками, говорило о его состоятельности. Длинное страусовое перо украшало широкополую шляпу. Он сдернул с руки кожаную перчатку с внушительными крагами и, сняв шляпу, учтиво поздоровался с капитаном. Тот жестом приказал боцману распорядиться поднять вещи пассажира на борт.
        - На первый взгляд он кажется важной персоной, - заметил сеньор Осуна, - но его слуга… посмотрите, Лола, просто пират какой-то.
        Атлетического сложения негр лет тридцати, с кольцом в левом ухе, поставил на палубу рядом с другими вещами хозяина миниатюрный кованый сундучок и обтянутый ярко-зеленой кожей ящик с пистолетами. Расшитая и украшенная золотыми пряжками портупея и две боевые шпаги соскользнули с сундучка. Стоявший рядом матрос услужливо поднял оружие, и негр широко и благодарно улыбнулся.
        До слуха Осуны донесся разговор двух бомбардиров.
        - Узнаешь?
        - Еще бы! И того и другого.
        - Ты слышал? Их с трудом разняли. Оба уже были ранены.
        - Мне до сих пор не ясно, что могло разрушить их дружбу?
        - Просто этот слишком жаден. Ему подавай добычу, а де ла Крус честный корсар. Другой причины нет.
        - А что этот делал до «Каталины»?
        - Говорили разное. Был грандом, колонистом, наемным убийцей, флибустьером…
        - Но смел, как ягуар. Я видел его на одной дуэли…
        Пронзительный звук дудки боцмана заглушил последние слова бомбардира.
        Экипаж поспешил на свои места, и тут же послышался скрежет цепей о кабестан, свидетельствовавший о том, что «Ласточка» поднимает якоря.
        - Положительно не нравится мне этот новый пассажир, - сказал сеньор Осуна, видя, с каким интересом его спутница поглядывает на незнакомца, непринужденно беседующего на шкафуте [Шкафут - верхняя палуба между передней фок-мачтой средней, самой высокой на корабле грот-мачтой.] с капитаном.
        - Отчего же, Томас? Мне он чем-то напоминает моего отца в молодости.
        - Побойтесь бога, дорогая! Ваш отец благородный человек, а это какой-то проходимец! - воскликнул королевский инспектор. - Посмотрите хорошенько на его слугу. Типичный черномазый пират.
        - Не забывайте, сеньор Осуна, что мы в колонии. Здесь вам не Европа, а Вест-Индия, - резко ответила Долорес и ушла в свою каюту.
        Осуна еще долго стоял и раздумывал над строптивым характером молодой испанки, получившей воспитание в колонии. Отец Долорес ни на минуту не забывал, что его единственная и горячо любимая дочь росла в суровых условиях. Поэтому, как только девушке исполнилось шестнадцать, отец обучил ее скакать верхом на лошади в мужском седле, стрелять из пистолета и даже фехтовать облегченной шпагой.
        За ужином капитан представил нового пассажира:
        - Педро Гонсалес, негоциант. В прошлом бывалый моряк. Мне приятно иметь на борту такого спутника.
        - Мне тоже приятно встретить такое общество, но было бы куда приятней, мосье Дюгард, согласись ВЫ; доставить меня еще и в Санто-Доминго.
        - При всем уважении к вам, дон Педро, это не в моих силах! Я и так из-за вас отклоняюсь от курса. Вы хорошо знаете, мой сеньор, что меня уже давно ждут в Марселе дети и жена. Я вам говорил. Потому не заставляйте меня, мой друг, искать опасных приключений. Что вы! Эти три года… Гаити! Багамские острова! Нет, дон Педро, дальше пролива Мона ни на кабельтов! - взволнованно заявил капитан, в то как Долорес незаметно разглядывала нового знакомого.
        Его продолговатое лицо с живыми блестящими глазами, волевым подбородком, выдающимися скулами и тонкими усиками над выразительными губами вызывало симпатию. Долорес чувствовала, как ей все больше нравится новый пассажир.
        - Кто бы мог подумать, мосье Дюгард, что годы делают с храбрецами! - недобро усмехнулся дон Педро.
        - И не уговаривайте! Далее пролива Мона, повторяю, ни шагу. Кому нужны встречи с этими…
        Долорес быстро подняла глаза на капитана, и он осекся на полуслове.
        - Вы имеете в виду пиратов, капитан? - спросила девушка, спокойно вытирая пальцы салфеткой.
        - Уверен, что в присутствии сеньориты не следует в разговоре касаться подобных тем, - решительно присоединился к беседе сеньор Осуна. - Тем более что сегодня пираты - больше легенда, чем реальность. Хотя… - инспектор внимательно поглядел на коммерсанта.
        - Ну, конечно! Нет сомнений! - засуетился капитан. - Сегодня можно плавать в этих местах так же спокойно, как по реке Эбро, например, или по Сене.
        - Так это из-за вас мы изменили курс и увеличили наше путешествие на целых десять дней? - обратился Осуна к Гонсалесу. - А можно полюбопытствовать, какие у вас в Сан-Хуане дела?
        - Ищу корабль, который через месяц мог бы перевезти мой груз в Испанию. По пути в Сан-Хуан мы зайдем в ряд портов, где я сделаю необходимые закупки…
        - И таким образом «Ласточка» прибудет к месту назначения не на десять дней, а на две недели позже, сеньор Осуна, - заметил капитан.
        - А почему бы вам, мосье Дюгард, действительно не помочь дону Педро? - вмешалась Долорес. - Сеньор Осуна не очень-то спешит, служба у него идет, а я готова пожертвовать своим временем.
        Капитан вопросительно поглядел на девушку, как бы желая понять, не шутит ли она. Королевский чиновник закусил губу, негоциант бросил на Долорес взгляд, полный благодарности.
        - Мадемуазель, вы еще так молоды, вам не понять чувство женщины, которая не видела своего мужа полных пять лет. Каждый день опоздания для нее пытка. А мои бедные дети…
        - Сеньорита, я признателен вам за ваше участие, - перебил капитана дон Педро, - но мосье Дюгард прав. Он и так сделал для меня много. Однако из любого положения можно найти выход. - Гонсалес поднялся из-за стола, поправил рассыпавшиеся по плечам волосы блестящего черного парика и учтиво поклонился присутствующим: - Прошу меня извинить, день был тяжелым, - и вышел из кают-компании.
        - Странный он все-таки, этот дон Педро, - сказал ему вдогонку Осуна.
        Капитан промолчал, он только еще ниже опустил голову и погрузился в свои невеселые мысли.
        По пути в Сан-Хуан «Ласточка» заходила во все без исключения порты. Педро Гонсалес всякий раз сходил на берег, но отсутствовал не более чем два-три часа. Как только он возвращался, капитан Дюгард тут же ставил полные паруса. Иногда королевский инспектор сходил на берег вместе с негоциантом. И тогда сеньор Осуна издали наблюдал за тем, как их элегантный пассажир общался в порту с подозрительными типами, которые, конечно, не могли иметь никакого отношения к коммерции.
        Однажды, подпоив бомбардира, сеньор Осуна попытался выяснить, что тот знал о загадочном коммерсанте. Но бомбардир от первого же вопроса сразу отрезвел и только сказал:
        - О! Он знает дело, как вы своего короля. С ним, сеньор… С ним шутки плохи! «Море, деньги, ром и девы Братьям берега милы…» - запел он одну из песен Береговых братьев, хитро подмигнул, встал и, пошатываясь, пошел из таверны.
        Однако сеньору Осуне этого оказалось достаточно. Вечером того же дня в кают-компании он завел разговор с коммерсантом:
        - Скажите, сеньор Гонсалес, в Бас-Тере я видел вас с людьми, которые совсем еще недавно, как мне сообщил один мой знакомый, были пиратами. Что, разве теперь модно вести с ними торговлю?
        - Модно? Не скажу. А вот что выгодно - это бесспорно. Могу сообщить вам, что многие из светлейших грандов, ныне преуспевающих в Мадриде, составили свои богатства именно потому, что тайно торговали с ними, с пиратами, врагами вашего короля.
        - Однако вы, как я вижу, еще и фантазер! - Осуна выпрямился и гордо вздернул голову.
        Не обращая внимания на его пренебрежительный тон, Педро Гонсалес спокойно продолжал:
        - А что касается слов «были пиратами», то здесь, сеньор Осуна, в этих землях, это не имеет никакого значения. Вам, как гостю, пока этого не понять.
        - Где уж мне! - вспылил королевский инспектор. - я ведь никогда не знал черного цвета их флага.
        Долорес хотела было что-то сказать, но Педро Гонсалес ее опередил:
        - Да! Чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу вам, я плавал под флагом славного Дюкасса, когда он был флибустьером. Сейчас он всеми уважаемый французский адмирал и защищает от англичан владения вашего короля.
        - Вашего, вы хотели сказать, сеньор.
        - Пусть будет так! - Глаза Гонсалеса потемнели и на миг стали страшными, но Долорес не могла удержаться от вопроса:
        - Так вы плавали с Дюкассом? Он заходил к нам в порт. Отец меня знакомил с адмиралом. Расскажите про него, дон Педро. Пожалуйста…
        - Так я и думал! - перебил ее сеньор Осуна. - Вы всего…
        - Перестаньте! - потребовала Долорес.
        - …жалкий пират, выдающий себя за коммерсанта.
        - Томас! - гневно вскрикнула Долорес.
        - Сеньор Осуна! - Капитан поднялся со своего кресла. - Я бы попросил вас… Вы не знаете, чем рискуете…
        - Не утруждайте себя, мосье Дюгард. - Педро Гонсалес улыбался. - Прошу прощения, сеньор Осуна, это старая привычка: улыбка сама появляется при виде страха в глазах других. Однако смею вас заверить, пиратом я все же не был. Я поначалу сказал - флибустьером, точнее же, был корсаром…
        - Какая разница?
        - Большая! И вам, королевскому инспектору заморских колоний, стыдно не знать разницы между буканьером, флибустьером, пиратом и корсаром.
        - Не сочтите за труд разъяснить.
        - Как-нибудь в другой раз! Сейчас, однако, считаю нелишним напомнить, что если
«Ласточка» свободно плавает в этих водах и капитан Дюгард ведет ее без опасений, так этим в значительной мере вы обязаны Дюкассу и подобным ему смельчакам-корсарам. Не королевские чиновники очистили от пиратов Карибы.
        - Очистили, да не совсем! - Капитан Дюгард перекрестился. - Еще разбойничают Хьюз, Гопкинс, Боб Железная Рука и трижды проклятый Злой Джон О господи!
        - Этих четверых вполне достаточно. Хватило бы, собственно, и одного, последнего, чтобы вмиг сбить с вас, сеньор Осуна, ненужную спесь, - миролюбиво заметил Педро Гонсалес.
        - От Кампече и до островов Тринидад и Табаго и от Панамы до Багам не было более жестокого убийцы, лишенного жалости и всякого понятия о чести, - продолжил капитан. - Перед наживой его не останавливали ни мольба матери, ни просьба старика, ни заклинания девушки, ни даже взведенные пистолеты…
        - Однако не слишком ли много страшных слов вы произносите в присутствии женщины, капитан? - прервал Дюгарда бывший корсар.
        - О! Тысячу извинений, мадемуазель. Молю Бога, пусть дьявол быстрее заберет Злого Джона в преисподнюю вместе со всеми его пиратами.
        - Не надо говорить о пиратах. Но, дон Педро, все-таки расскажите про Дюкасса, - снова попросила Долорес.
        Сеньор Осуна нервно кусал усы.
        - Даю вам слово, сеньорита, до прибытия в Сан-Хуан вы все узнаете о нем. А сейчас прошу извинить - я вас покину.
        Большие фиолетовые звезды мерцали в глубоком черном небе. Гладь моря светилась блестками - то флюоресцировали морские водоросли, моллюски, планктон, поднимавшиеся на поверхность.

«Ласточка» из-за полного отсутствия ветра едва двигалась вперед к Виргинским островам.
        Педро Гонсалес любезно распрощался с капитаном, который вышел вслед за ним из кают-компании. Коммерсант сбежал по трапу на шкафут и пружинистой, чуть вразвалку походкой бывалого моряка направился на бак, где кто-то из матросов, свободных от вахты, играл на гитаре и пел прокуренным и пропитым басом.
        Долорес, сухо распрощавшись с сеньором Осуной, ушла к себе в каюту. Там, не зажигая света, она подошла к окну. До нее донеслись обрывки грустной песни. Теперь пел приятный баритон, и Лоле показалось, нет, она была уверена, что голос тот принадлежал Педро Гонсалесу.
        У Боба Железная Рука была одна серьезная слабость - он был неисправимым картежником. И играл с таким азартом, который довольно часто лишал его способности здраво мыслить.
        Однажды, когда Боб продул все свои наличные деньги, благоразумная Кончита попыталась было урезонить бесшабашного пирата:
        - Вы должны сами во всеуслышание признать этот свой опасный порок. Те люди, которые вас любят, не укажут на него из опасения вас обидеть, а недруги только будут рады этой вашей особенности, - Кончита произнесла подобное наставление с какой-то особой грустью.
        - Да, донья Кончита, я знаю, что незначительные недостатки человека куда сильнее раздражают окружающих, чем их положительные качества, - отшутился Боб.
        Когда же Кончита осталась наедине с Каталиной, девушка ей сообщила:
        - Боб иногда бывает таким внимательным, добрым, отзывчивым, но когда садиться играть в карты, превращается в исчадие ада! Он может проиграть все… Корабль и меня тоже…
        - Пока я рядом, этому не бывать! - лицо Кончиты побагровело, стало суровым.
        - Ведь правда, донья Кончита, только пребывая рядом с Бобом, я и могу сохранить себя для Педро?
        - Упаси Боже тебя от противного!
        Ровно через неделю после этого разговора «Скорая Надежда» столкнулась с небольшим торговым судном, шедшим в Гавану, чтобы там присоединиться к каравану, готовящемуся к отплытию в Испанию. Боб без особого труда взял полный заморскими товарами корабль на абордаж, отвел его на остров Тортуга, где на рынке Гойаны удачно продал все, в том числе и испанских моряков вместе с их капитаном.
        Чтобы отдохнуть и дать возможность повеселиться экипажу, Боб направился в Бриджтаун на Багамские острова. Там на рейде стоял 28-пушечный бриг английского производства, хозяином и капитаном которого был хорошо известный в Карибском море пират Спенсер Меррифьельд, состоявший на службе у Вест-Индской компании. Эта компания свободно занималась работорговлей чернокожими людьми, проживавшими на Западном побережье Африки.
        Боб, как только его «Скорая Надежда» бросила якоря неподалеку от брига, тут же отправился поприветствовать собрата, который тоже был заядлым картежником. Вернулся Боб Железная Рука к себе под самое утро с пустым холщовым мешочком, который до отъезда был набит дублонами.
        Боб хорошо выспался и сейчас не сводил глаз с брига, от борта которого уже давно должна была отчалить лодка с Меррифьельдом. Теперь ему надлежало навестить «Скорую Надежду» и попытать счастье на ее борту.
        Поначалу Бобу везло, и он почти вернул сумму, проигранную вчера. Но ближе к вечеру фортуна перестала ему улыбаться, и карта повалила в руки Спенсера. Боб проиграл все наличные деньги, но остановить себя уже был не в силах. А Меррифьельд к тому же не уставал подливать в кружку своего партнера ром.
        - Ты вчера говорил, что у тебя на судне недостает пороха, - осторожно произнес Боб. - Ставлю десять бочек!
        Эту фразу слышала Каталина, которая только что вошла в каюту капитана. Спенсер, увидев ее, аж крякнул.
        - Я слышал, Боб, но чтоб такое!.. Вот и не дуйся, что проигрываешь. Кому в карты не везет, везет в любви.
        Каталина ужинала в кают-компании с доньей Кончитой и старшим помощником Чарли, от которого узнала, что капитан Боб проигрался до ниточки. Это же подтвердил и кок. Донья Кончита чувствовала себя неважно и потому пошла к себе в каюту, а Каталине интуиция повелела быть рядом с Бобом.
        - Десять бочек так десять бочек. Мне это очень подойдет, - сказал Спенсер и бросил на стол столько дублонов, сколько стоили десять бочек пороха.
        Боб прятал глаза от Каталины, но она мгновенно оценила обстановку. Внешний вид гостя не только не вызывал уважения, но, наоборот, вынуждал насторожиться. В ее сознании заметалась тревожная мысль: «Что делать?» Речь явно уже шла не о наличных средствах Боба, а о судьбе «Скорой Надежды», потому и ситуация легко могла обернуться напрямую против нее, бедной Каталины. Потеря корабля означала, что Боб увезет Каталину в Чарлстон, где Педро никогда не сможет ее найти.
        Девушка невольно дотронулась до декольте своего платья, где у нее, скрытый от постороннего взгляда, покоился миниатюрный дамский пистолет. Рука коснулась большого, с доброе чайное блюдце, золотого медальона на цепочке - недавнего подарка Боба. И спасительная мысль родилась сама собою. Каталина смело подошла к Спенсеру и стала за его спиной так, что Боб тут же увидел карты партнера.
        Десять бочек пороха остались на «Скорой Надежде». Боб поставил выигранные дублоны и тут же удвоил их. Тогда Бобу пришла в голову идея сменить колоду, вскрыть новую, чтобы не породить в голове Спенсера мысль, будто именно прежняя колода принесла Бобу удачу.
        Но убогий ум пирата Меррифьельда, когда он продул все, с чем приехал, рассудил иначе.
        - Ты подсунул колоду с краплеными картами, Боб! Ты утратил честь! Мерзавец! Негодяй! Подонок! - хрипел пропитыми связками Спенсер. - Убью!
        Англичанин вскочил на ноги. Кресло упало, а Спенсер рванул к козетке, на которой лежали шпаги. Он первым схватил свою и с размаху всадил ее в грудь Боба, который также пытался овладеть своим оружием. Боб упал с лезвием в груди. Меррифьельд же развернулся в сторону Каталины. Увидев медальон на ее груди, он только теперь понял суть дела. Глаза его, налитые ромом и кровью, излучали страсть победы, безудержную разнузданность и полную потерю контроля над собой, в них кипели негодование, ненависть и проснувшаяся похоть. Он облапил Каталину своими грубыми волосатыми руками. Девушка уже была готова ко всему. Она коленом так сильно, как могла, ударила пирата в промежность. От неожиданности и боли он отпустил ее, Каталина сделала шаг назад, выхватила из-за декольте пистолет и разрядила его прямо в сердце своего врага.
        На звук выстрела в каюту сбежались Чарли, шкипер и боцман.
        - Боцман, немедленно разоружить и арестовать гребцов Меррифьельд а! Шкипер, гасите свет на шхуне, снимайтесь с якорей и выводите ее с рейда в открытое море! - распорядился Чарли. - Каталина, а вы бегите за лекарем.
        Дважды старшему помощнику капитана не пришлось повторять. Когда он подошел к Бобу, лежавшему на левом боку, тот открыл глаза. Изо рта сочилась кровь.
        Примчавшийся доктор разрезал рубаху на капитане, осмотрел вход и выход шпаги, сидевшей в правой части груди, решительно выдернул ее, туго обвязал грудь холщовым полотном, отер кровь.
        - Будет жить! Помогите перенести его на койку.
        Затем лекарь «Скорой Надежды» ощупал пульс у Меррифьельда.
        - Этого в мешок и за борт.
        Услышав такие слова, Чарли тут же отправился на мостик. Шхуна с погашенными огнями тихонько выходила из залива. Чарли повернул ее на юг к островам Инагуа и, пройдя с милю, распорядился возвратить оружие гребцам, усадить их на ялик и обрубить концы.
        - За час доберетесь до своей посудины. Там вам придется избирать нового капитана, - сказал Чарли гребцам-пиратам.
        Когда те с радостью, что остались живы, налегли на весла, Чарли принялся неустанно наблюдать за яликом в подзорную трубу. Убедившись, что без нее лодки не видно, а значит, и с нее не видна шхуна, Чарли отдал приказ полностью развернуть «Скорую Надежду» и повел ее по Багамскому проливу строго на север, в Чарлстон.
        Тело Меррифьельда было предано морю по всем морским законам.
        Бедная Каталина всю ночь молилась, не могла сомкнуть глаз и лишь после того, как донья Кончита дала ей некое снадобье, уснула крепким сном.
        Утро застало «Ласточку» в проливе Анегада. Солнце, жаркое уже с первых часов дня, слепило рулевого. Земли не было видно.
        Педро Гонсалес и Долорес стояли у правого борта полуюта. Девушка внимательно слушала своего собеседника. Он рассказывал о знаменитом французском корсаре Дюкассе. Тот, будучи на службе у короля, то есть став корсаром, сыграл значительную роль в борьбе с пиратами Карибского моря, при помощи которых правительства Англии и Голландии вели борьбу с Испанией в целях захвата ее заморских колоний.
        - Расскажите о себе, Педро, - попросила девушка.
        - Непременно, сеньорита, но не сейчас. Нас приглашают к столу.
        Завтрак еще не был окончен, когда в дверях кают-компании появился вахтенный. Он быстро подошел к капитану и что-то тихо ему доложил. Дюгард извинился и вышел. После завтрака Осуна, проводив Долорес до юта, поднялся на мостик. Капитан, не отводя от глаз подзорную трубу, внимательно наблюдал за неизвестным кораблем, который шел по левому борту в пяти-шести милях от «Ласточки», казалось, параллельным с ней курсом.
        Рядом с капитаном спокойно стоял Педро Гонсалес.
        Капитан опустил подзорную трубу.
        - Что это за корабль? - спросил сеньор Осуна.
        Дюгард вместо ответа вопросительно посмотрел на Педро Гонсалеса и молча протянул ему трубу. Затем сложил руки на уже округлившемся животике и стал прикидывать:
«Ласточка» находилась не менее чем в двадцати часах хода от Сан-Хуана. Ближе была гавань Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас.
        - Что вы скажете, дон Педро? - обратился он к негоцианту. - Извините, сеньор Осуна, на ваш вопрос я ответить не могу.
        По лицу капитана было видно, что он весьма озабочен, и Осуна, который хотел было уже вспылить по поводу неуважительного отношения к его персоне, сдержался, ожидая, когда бывший корсар объяснит, что так разволновало капитана.
        - Превосходный корабль! Обладает хорошими мореходными качествами. Имеет прекрасные остойчивость и плавучесть, легко управляем. Однако, насколько мне известно, давно не стоял в доке. Капитану его все некогда. Да он и боится зайти в хорошую гавань.
        - Неужели вы подтверждаете мои подозрения? - Дюгард нервно заходил по настилу мостика.
        - К сожалению! И скажу больше: он идет нам наперерез.
        - Черт возьми! И надо же случиться этому в мой последний рейс!
        - Сеньор Осуна, нам предстоит опасная встреча. Вам благоразумнее всего пройти к вашей спутнице. Не пугайте ее, но не выходите с ней на палубу. - Педро Гонсалес не просил - он приказывал, еще внимательнее разглядывая в подзорную трубу приближавшийся корабль. - Идите к ней! Своего слугу я поставлю у входа в ее каюту. Он знает свое дело.
        Педро Гонсалес сложил трубу, передал ее капитану и дружелюбно положил руку на плечо Осуне.
        - Умоляю вас, барон! Девото прав! Идите в каюту! - каким-то странным, чужим голосом заговорил Дюгард.
        - Как вы сказали? Кто прав?
        - Барон, это сейчас не имеет никакого значения. - Капитан сложил руки и поднес их к лицу.
        - Именно сейчас это как раз и может иметь значение! Что вы намерены предпринять, капитан? - Педро Гонсалес, которого капитан назвал Девото, улыбнулся. - Прошу вас, как друга, сеньор Осуна, будьте благоразумны. Спуститесь в каюту к девушке, зарядите пистолеты и ждите.
        Осуна пожал плечами и направился к трапу.
        - Так что вы намерены делать, капитан? - спросил бывший корсар и крикнул вниз: - Бартоло! Бартоло! Живо ко мне!
        - Неужели нет ни одного шанса, что вы ошибаетесь? - Капитан надеялся на чудо.
        - Вы же сами превосходно знаете, что это «Злой Джон».
        - Что же делать?
        - Обороняться или уходить!
        - Четырнадцать пушек против сорока четырех! Вы, Девото, стоите многого, но преимущество почти в сотню человек вам с моими людьми не одолеть.
        - Тогда… - Девото задрал голову и поглядел на небо, где собирались кучевые облака, - тогда, будь я на вашем месте, я бы поставил полные паруса и круче бы взял бейдевинд. Джон не догонит вас.
        - Но этим румбом мы проскочим Пуэрто-Рико и бог весть когда увидим землю.
        - Оторветесь и, взяв на север, обойдете остров со стороны пролива Мона.
        - А если бриз спадет? - Голос капитана заметно дрожал.
        - Тогда сражаться! Иного быть не может. Ни я, ни вы, надеюсь, давно не верим в чудеса.
        - Поверну обратно. Укроемся в Шарлотте. На этом курсе можно встретить кого…
        - За два часа? Я очень сомневаюсь, милейший Дюгард. А к этому времени Джон будет у вас на юте.
        - Типун вам на язык! Рулевой! Право руля! Курс на Сент-Томас!
        Девото отвернулся, чтобы скрыть от капитана радостную улыбку. Почувствовав, что
«Ласточка» совершает крутой разворот, циркуляцию, как выражаются моряки, свободные от вахты члены экипажа высыпали на палубу. Они смотрели на корабль, от которого - ни у одного из них не было сомнений - «Ласточка» стремилась уйти как можно быстрее.
        Капитан отдал распоряжения поставить все возможные паруса и принялся следить за
«Злым Джоном». Через минуту Дюгард сложил трубу. На его лице была написана растерянность.
        - Да, Девото, выходит, вы были правы и на этот раз. Теперь надо обороняться. Но как? Как я это стану делать против его сорока четырех пушек крупного калибра?
        - Иной раз дело не в размере калибра, а… в размере храбрости. Вас покинула смекалка, милейший Дюгард. Надо сражаться! - Девото сбросил с себя камзол, снял парик - его собственные волосы были намного чернее. Он перекинул перевязь портупеи, принесенной ему Бартоло, через плечо, повязал пояс, за который воткнул оба пистолета и кинжал. Перчатки положил на сборку мостика.
        - Что теперь придется сражаться, мне ясно! Но как? Как, сеньор Девото?
        - Сколько у вас людей?
        - Пятьдесят восемь. С вами, инспектором и девушкой - шестьдесят один! У «Злого Джона» не менее двухсот!..
        - Да! И в чистом преимуществе…
        - О боже, спаси и помилуй! Последний раз прошу! - забормотал капитан. Ему было стыдно своей растерянности перед Девото, для которого встреча с английским пиратом была несравненно опаснее. Между тем Девото держался хладнокровно.
        - Поручите мне командование артиллерией, капитан, и мы славно сразимся с ними. Среди экипажа я видел отличных бомбардиров. Решайтесь же!
        - А может, сдаться? Так будет лучше?
        - Конечно! Но не без боя. Ну, решайтесь же, капитан! - повысил тон Девото, явно желая, чтобы его услышала команда.
        - Будь по-вашему…
        - Бартоло, к дверям каюты сеньориты! И чтоб ни одна живая душа туда не проникла!
        Негр выхватил из кожаных ножен мачете и бросился к кормовому люку. Из-за пояса его торчали рукоятки пистолета и испанской даги.
        - Приготовить орудия к бою! - Девото перегнулся через перила мостика.
        Матросы не двигались.
        - Бомбардиры, исполнять приказания Девото! - распорядился капитан и перекрестился. - В его руках наша с вами судьба.
        Девото не без удовольствия отметил, как человек пятнадцать из экипажа сорвались с места и понеслись к своим боевым номерам.
        - Приготовить орудия к бою! Запалить фитили! - крикнул им вдогонку Девото. - Мосье Дюгард, спасибо за доверие! Но одни мои руки не решат сражения в нашу пользу. Я сделаю все, чтобы залп был прицельно точным. Но наш корабль и наши жизни в равной степени зависят и от ваших команд. Поставьте мне «Ласточку» так, чтобы я мог направить весь залп в ватерлинию «Злого Джона». Только тогда мы сможем праздновать победу! Спокойствие и смелость! Верьте в себя, а я не подведу! - с этими словами Девото пересек шканцы и скрылся в люке, ведущем в боевую рубку.
        Очень скоро пушки уже были готовы. У каждой стоял артиллерист с тлеющим фитилем в руке. Девото отдал нужные приказания и приник к амбразуре одного из кормовых портов. «Злой Джон» настигал их быстрее, чем можно было предположить. Когда фрегат и «Ласточку» разделяло не более четырех кабельтовых. Девото отдал приказ:
        - Раздуть фитили! Прямой наводкой по ватерлинии правым бортом!
        Однако «Ласточка» не ложилась на разворот. Девото закусил губу. «Неужели капитан струсил? - подумал он. - Нет, он ждет первого залпа, чтобы его бригу было безопаснее сближение с фрегатом. Рискованно, но смело!»
        Его размышления были прерваны небольшим белым облачком, оторвавшимся от бушприта, словно носовое его украшение - разверстая пасть дракона - выпустило клуб дыма. Звук выстрела послышался одновременно с взметнувшимся не более чем в ста футах от
«Ласточки» столбом воды. Девото перебежал к ближайшей амбразуре правого борта. Дальнейшее промедление капитана Дюгарда граничило с поражением. Теперь «Ласточка» могла стать легкой добычей пирата или отправиться на дно.
        - Капрал! - позвал Девото старшего бомбардира. - Передайте капитану Дюгарду, если он немедленно не уберет марсели и не положит право руля, через две минуты все будет кончено!
        Капрал помчался наверх и принес неутешительный ответ капитана:
        - Это нам ничего не даст! Потом нам ни за что уже не лечь на прежний курс!
        Видя, что единственный шанс, который мог спасти «Ласточку», уже не может быть использован, Девото оставил артиллерийское помещение и поднялся на мостик
        Марсель фок-мачты «Злого Джона» скользнул вниз и тут же был поставлен вновь, снова снят и опять поставлен. Командир фрегата приказывал бригу лечь в дрейф.
        - Превосходно! - прокричал Девото. - Капитан Дюгард, ради ваших детей, смените галс. Отдайте приказ, и «Злой Джон» не станет стрелять. Мы подпустим его, вы снова смените галс, а за остальное я отвечаю. Мы разнесем его борт в щепки!
        Капитан Дюгард, старый морской волк, растерялся. Он не отдал ни одного из распоряжений и тем самым лишил себя всякой надежды на спасение.
        - Капитан, ложитесь в дрейф, или я проткну вас! - Девото выхватил шпагу. - Распорядитесь, а я одним залпом отправлю к дьяволу мачты фрегата, и мы уйдем.
        - Убрать марсели! Право руля!
        Дальнейшие команды капитана Девото уже не слышал. Он стремглав бросился к орудиям.
        Но было поздно. «Ласточка» вздрогнула, как если бы с ходу наскочила на риф. Второй выстрел со «Злого Джона» был еще более точным - ядро угодило в корму брига. Он накренился и только теперь начал поворот. Однако Джон Метьюз был опытным моряком. Как только он увидел, что «Ласточка», перед тем как лечь в дрейф, меняет галс, тут же отдал нужную команду, и «Злой Джон» ушел из-под обстрела «Ласточки».
        Третий выстрел крупной картечью уже был направлен в оснастку «Ласточки». На палубу повалились обломки рей, обрывки вантов, фалов, падали дымящиеся куски парусины.
«Злой Джон» убрал паруса и шел на абордаж.
        - Здесь больше нечего делать! Марселя вашему капитану не видать! - крикнул Девото, и, прежде чем капрал успел открыть рот, бывший корсар уже выскочил из галереи.
        Подбежав к каюте, у которой стоял Бартоло, он приказал:
        - Немедленно сюда мою одежду! - и толкнул дверь.
        Он вошел так неожиданно, что сеньор Осуна вскинул пистолет и выстрелил, но Девото вовремя отпрянул в сторону.
        - Браво, сеньор инспектор! Только вам это оружие уже ни к чему. Бой проигран! Сопротивление бесполезно!
        - Я знал, что вы с ними заодно! - выкрикнул Осуна. Лицо его налилось кровью и тут же побледнело.
        - Приберегите вашу глупость для дворца! Единственный, кто сейчас может спасти вас, так это я! - спокойно ответил Девото, принимая свою одежду из рук Бартоло.
        - Томас, зарядите мне пистолет! Я не отдамся им живой! - решительно сказала Долорес.
        - Доверьтесь мне, сеньорита! Я думаю, что смогу найти выход. - Девото, удивленный храбростью девушки, впервые пристально поглядел на нее и улыбнулся.
        - Чтоб дороже нас продать, - не унимался Осуна, продолжая перезаряжать пистолет.
        - Замолчите, или я вас отправлю на тот свет! Прошу вас, сеньорита Долорес, доверьтесь мне. Слушайтесь меня во всем и делайте только то, что я скажу.
        - Томас! Возможно, сеньор Педро прав. Другого выхода у нас нет. - В голосе девушки звучала волевая интонация.
        - Какой он сеньор Педро? Он - Девото, пират.
        - Хорошо! Но клянусь небом, я сохраню вам жизнь! - Девото хотел сказать что-то еще, но ему помешал оглушительный треск.

«Ласточку» дернуло, прозвучал мушкетный залп, послышались дикие вопли тех, кто шел на абордаж.
        Девото уже надел свой парадный камзол. Искусно расшитая нежно-голубая батистовая рубаха, рукава и ворот которой заканчивались пышными блондами, оттеняли его смуглое лицо и руки. Он был спокоен, взгляд его - торжествен, словно он собрался на званый обед, а не ждал появления разъяренных пиратов.
        С палубы доносились зловещие звуки пистолетных выстрелов, звон скрещивающихся шпаг, воинственные выкрики, стоны. Девото одернул портупею, натянул перчатку на левую руку.
        - Итак! В последний раз прошу: доверьтесь мне! Вот вам, сеньорита, моя рука! Слово Девото никогда не пахло предательством и изменой!
        Вместо ответа Долорес подошла к Девото и доверчиво прижалась к нему.
        - Сеньор Осуна, теперь ваша жизнь и жизнь Долорес зависит от вас, от вашего поведения. Помните об этом!
        Королевский инспектор хотел было что-то сказать, но Девото приложил палец к своим губам. Рядом, с каютой прозвучал сухой пистолетный выстрел и послышался топот людей, мчавшихся по коридору. Дверь резко распахнулась, и в каюту ввалились пираты. Осуна и стоявшая рядом с ним Долорес невольно прижались к стене, Бартоло сделал шаг к двери, загородив собой Девото. Увидев, как спокойно пассажиры встретили их появление, ворвавшиеся в каюту опешили.
        Долорес окинула пиратов быстрым взглядом. Все они были полуобнажены, с яркими платками на головах, босые.
        - Женщина! - крикнул кто-то из морских разбойников, и это слово прозвучало словно призыв.
        Пираты рванулись вперед. Бартоло с мачете в руках отступил и принял боевую стойку. Девото, положив ладони на торчавшие из-за пояса пистолеты, громко, но спокойно произнес:
        - Стойте! Продырявлю череп любому, кто сделает хоть шаг! Я - Девото! Пригласите сюда вашего капитана!
        Оттолкнув маленького кривоногого пирата, вперед вышел здоровенный толстяк, из левого плеча которого сочилась кровь, в правой руке он держал абордажную саблю.
        - Девото был храбр! Но чтобы он умел воскресать из мертвых? Я что-то об этом не слышал. Ха-ха-ха!
        - Не понимаю тебя. Объясни!
        - Девото был убит на дуэли своим другом.
        - Я был ранен, но не убит, как видишь.
        - Что? Послушайте, он настаивает! Ха-ха! У Девото в венах текла голубая кровь. Давайте-ка, братцы, пустим ему ее и поглядим.
        - Зачем же так? - Девото был спокоен. - Давай лучше поглядим, кто из нас первым выхватит пистолет.
        - One. Two… - Кто-то из пиратов принялся считать по-английски. - Three!
        Толстяк только наполовину успел выдернуть из-за пояса штанов пистолет, как дуло, направленное на него, заплясало перед его глазами.
        - Семь тысяч дьяволов! - Пират замер от удивления, а Девото, не спеша, отправил свой пистолет обратно за пояс.
        - Здесь не очень-то удобно, но мы можем скрестить и шпаги. Я доставлю тебе удовольствие узнать, как фехтует Девото, возвратившийся с того света…
        Кто-то из пиратов засмеялся.
        - Если вы Девото, то скажите, кто спас вам жизнь на острове Пинос? - спросил пират, стоявший у самой двери каюты.
        - Слуга моего тогда еще друга.
        - А что было с ним в Монтегю-Бей?
        - Он попал в плен, но я его спас, переодевшись в английского офицера.
        - А как его зовут? - не сдавался пират, хотя по его тону чувствовалось, что этот вопрос был последним.
        - Бартоло! Вот он перед вами! Он здесь со мной… - Девото указал на негра. - Довольно! Лучше идите за своим капитаном.
        - А что у вас произошло с де ла Крусом? - Теперь вопрос задал кривоногий пират.
        - Это не твоего ума Дело! Расскажу капитану. Если он сочтет нужным, узнаете и вы.
        - Идите! Ну! - Бартоло начал наступать на пиратов, и они попятились.
        На палубе было тихо. Кто пытался оказать сопротивление, был убит. Бедный Дюгард лежал, приткнувшись к перилам мостика, с раскроенной головой. Пираты выносили из кают и трюмов вещи и складывали их в кучу на палубе.
        - Но наше первое сражение выиграно! - Девото ласково поглядел на Долорес. - Помните, по-прежнему все зависит от вашего поведения. Вы должны делать все, что я скажу.

        Глава 7
        ОПАСНЫЙ ЗАМЫСЕЛ

        Посыльный Злого Джона появился через четверть часа. Очевидно, капитан пиратов пожелал вначале выслушать доклады своих матросов о захвате «Ласточки».
        - Приказано вам пройти в кают-компанию, - пренебрежительно сказал здоровенный детина и уставился на Долорес.
        Первым к выходу двинулся Бартоло, за ним Девото, но на палубе, под взглядом более чем двух сотен алчных глаз, он учтиво пропустил девушку с инспектором вперед.
        В кают-компании, в кресле капитана Дюгарда, восседал Джон Метьюз собственной персоной.
        Одного взгляда на этого человека было достаточно чтоб почувствовать страх и отвращение.
        Маленькие темные бегающие глаза сидели глубоко под нависшими густыми бровями и низким, испещренными глубокими морщинами лбом. Темно-каштановые сальные волосы ниспадали до плеч, скрывая огромные уши и словно делая лоб Злого Джона еще более узким, чем он был на самом деле.
        Когда он говорил, тонкие губы обнажали редкие, прокуренные до черноты зубы. Длинный нос был загнут и походил на клюв огромной хищной птицы. Под ним щетинились грязные рыжие усы.
        Легкие туфли, ярко-синие панталоны и кремовая рубаха, расстегнутая от ворота до пояса, составляли его одежду.
        Предводитель пиратов был с ног до головы забрызган кровью. Шпага, которой он мастерски владел, лежала у него на коленях.
        - Вот это встреча! - Злой Джон растянул свои тонкие губы в подобие улыбки. Его маленькие глазки на миг остановились на Долорес.
        - Я рад этой встрече, Джон! Скажу больше, я ее искал. Во всех портах, куда заходила «Ласточка», я спрашивал, как найти тебя…
        - Какое совпадение! И я, с тех пор как поклялся рассчитаться с вами - де ла Крусом и тобой за Гаити у Сен-Марка, с нетерпением ждал того же…
        - То был честный бой, - спокойно продолжал Девото, не обращая внимания на то, что тон Злого Джона становился зловещим. - Теперь разговор пойдет о деле…
        - На сей раз никакая уловка тебе не поможет, испанская гиена. Прибью гвоздями к палубе. На ней и высохнешь.
        Девото почувствовал, как Долорес задрожала. Он положил ей руку на плечо и, чуть повысив голос ответил:
        - Мог бы найти более удачное выражение. Но где уж тебе? Ты, Злой Джон, тем всегда и отличался, что запах крови тебе мешал рассуждать разумно… я искал тебя и знаю, что это тебе хорошо известно. Клянусь самым дорогим, что у меня есть, - и Девото, покосившись на Осуну, ибо минута была решающей, нежно привлек к себе Долорес, - на сей раз речь пойдет о таком деле, которое могло бы быть по плечу твоему тезке Моргану, Олонэ или нам с тобой вместе. Дело твое… Еще раз говорю, что я шел на
«Ласточке» в Пуэрто-Рико только за тем, чтобы встретить тебя.
        - Для того, чтобы я сдержал свою клятву: отрезал тебе руки, ноги и высадил в Гаване?
        - Заодно уж и язык, чтобы никому я не смог рассказать, как ты пустоголов и как потерял несметные богатства из-за собственной глупости, что ты из слепой мести не желаешь видеть удачу, которая сама плывет тебе в руки!..
        - Довольно разговоров! О чем речь? Конкретно! - перебил Злой Джон.
        - О двух стареньких галеонах, полных серебра, драгоценностей и золота.
        В кают-компании воцарилась такая тишина, что было слышно, как сеньор Осуна перевел дыхание. Пираты ждали, что же скажет их предводитель. Злой Джон задержал свой взгляд на лице Девото. Тот понял смысл немого вопроса.
        - Через месяц они поднимут паруса…
        - И ты их поведешь… - В голосе Злого Джона звучала ирония. - Откуда тебе это известно?
        - Поведу их не я, а де ла Крус, на «Каталине». У меня остались там люди. Потому я точно знаю о дне, месте их сбора и времени отплытия.
        - Клянусь святым Патриком! С де ла Крусом мне тоже надо бы повстречаться! Тогда он поймет, что такое жизнь. Жизнь, которую ему уготовила преисподняя!
        - Но не в этот раз. Я позабочусь, чтобы в нужном месте «Каталина» отстала от галеонов, только так мы сможем проскочить к каравану.
        - И твой друг заодно с нами? - капитан пиратов прищурил правый глаз.
        - Не прикидывайся! Не делай вид, будто ты не знаешь о нашем полном разрыве. Я решил покончить с морем. Теперь у меня есть семья. Но мне нужна хорошая добыча. Последняя! Чтоб хватило на безбедную жизнь до конца дней мне и моим детям. И этот караван я не упущу! - Девото говорил с таким подъемом, что его настроение передалось находившимся в каюте пиратам.
        - Где и когда? - глухим голосом спросил Джон.
        - Вот это другое дело! Но помни, никому: ни тебе, ни мне в одиночку не взять этой добычи… Там на всех хватит сполна… Ну, а насчет того, где и как - не все сразу, дорогой Джон. Я доволен, что ты все-таки понял… Я ведь не люблю дурацких шуток и раз что-либо делаю, то делаю наверняка…
        - Разорвал, говоришь, с ним дружбу… А доказательства? - глухо произнес Злой Джон.
        Девото сделал быстрый шаг вперед. Джон положил руку на эфес шпаги. Все напряглись в ожидании того, что сейчас произойдет. Девото распахнул камзол, одним движением руки расстегнул рубаху. Главарь пиратов, и те матросы, что были рядом с ним, увидели над самым сердцем большой рваный свежий рубец.
        - Если бы острие его шпаги не скользнуло в сторону, ты никогда бы больше не видел меня, и богатая добыча, которую теперь мы с тобой возьмем, уплыла бы в Испанию, - Девото говорил и застегивал рубаху.
        - А это с тобой кто? - спросил Злой Джон, чтобы сменить тему, так как знал: Девото о деле больше ничего не скажет - слишком много в каюте присутствовало людей.
        - Моя жена, ее дядя и Бартоло. Не узнаешь Черную Скалу? Кстати, вот тебе еще одно доказательство, что на «Каталине» вянут паруса, она гниет изнутри… - Девото не закончил.
        - Жена? - Злой Джон рассмеялся. - Что-то я не слышал, чтобы ты женился, а? Когда это она стала твоей женой?
        - Недавно, когда осиротела. О ее отце ты, должно быть, слышал, губернатор Кано де Вальдеррама, - ответил Девото, тоном и всем своим видом давая понять, что сейчас его волнует совершенно другое. - Об этом я тебе еще расскажу. Давай-ка решать, что делать дальше… У «Ласточки» ход быстрее, чем у тебя…
        - Ну и что?
        - А то, что у испанских кораблей он будет не меньше. К тому же они ждут попутного ветра…
        - Погоди об этом… Где корабли? Сколько там золота? Какое еще добро? - Злой Джон заметил, как Девото обводит взглядом присутствующих. - Вы, все на палубу! Том, ты садись рядом. Послушаем, что нам скажет испанец.
        Пока пираты выходили из каюты, первый помощник Злого Джона - рыжебородый ирландец Том Гренвиль - встал за спиной своего капитана. В руках Том держал медный корабельный гвоздь и занимался тем, что сгибал и разгибал его. Девото много слышал о храбрости и находчивости Тома, но никогда не думал, что самой примечательной деталью его внешности окажутся голубые глаза. Они были чистыми и невинными, как у младенца, и могли ввести в заблуждение кого угодно.
        - Бартоло! Проводи Долорес и сеньора Осуну в их каюты, - меж тем распорядился Девото.
        - То есть как! Кто распорядился, чтобы они не присутствовали при нашем разговоре?
        - С твоего разрешения, капитан! - и Девото, подойдя к Долорес, ласково подтолкнул ее к выходу.
        - Вот именно! А я разрешения не давал. - И, обращаясь к Тому, Джон зло добавил: - Можно подумать, что он здесь командует.
        - Что касается моей жены, Джон, разреши все-таки мне самому решать, что ей делать. А потом, согласись, говорить о деле в присутствии женщины и ее дяди - королевского инспектора - не стоит. - Девото произнес это таким спокойным голосом, что Джон не нашел возражений.
        - Хорошо! Так сколько там золота и откуда караван начинает свой путь? - спросил предводитель пиратов, когда они остались втроем.
        - Золото и серебро в слитках, жемчуг, изумруды, другие драгоценные камни, всего на сумму не менее шестисот тысяч… на каждого. - Девото знал, какое сильное впечатление эти его слова должны были произвести на пиратов, и потому сделал паузу.
        Злой Джон, чтобы не дать своему собеседнику прочесть радость в его глазах, отвел их в сторону, Том от изумления открыл рот.
        - Где они собираются? - спросил Джон и перевел дух.
        - Два галеона охраняются двумя быстроходными кораблями. Один из них - «Каталина» де ла Круса. Он будет сопровождать караван до Санто-Доминго. Там у губернатора уже есть предписание: к каравану прикомандируют два боевых корабля. - Девото продолжал говорить, словно не услышал вопроса Джона: - Сам понимаешь, что перехватить их следует до Санто-Доминго, или мы видели сокровища, как упавшее в море ядро.
        - Откуда они выходят? - Злой Джон начинал сердиться, но Девото, ничуть не смущаясь, ответил:
        - Все в свое время, Джон. Все в свое время… Мы с тобой еще не договорились о главном. - И Девото, подойдя к шкафчику, раскрыл его, достал бутылку рома и три бокала. - Прошу…
        - Довольно! - Злой Джон с силой стукнул ладонью по столу. - Где собирается караван?
        Девото спокойно разлил по бокалам ром, поднял один, жестом дал понять, что пьет за здоровье присутствуюших, и залпом отправил содержимое в рот.
        - Зачем тебе, Джон, знать об этом, если мне все известно? Я проведу оба корабля к каравану. Мои люди задержат «Каталину» и дадут нам возможность незаметно приблизиться к галеонам. Остальное сделаешь ты со своими людьми. Таким образом, наше участие будет равным. Или ты хочешь действовать один?
        Вопрос Девото застал врасплох пирата, и тот сдался.
        - Ну хорошо! Твои условия?
        - Вот это другой разговор! - Девото еще раз наполнил свой бокал: - Прошу за нашу встречу.
        Том выпил, Джон, не прикасаясь к кружке, спросил:
        - Ну?
        - На галеонах и фрегате - «Каталина», сам понимаешь, будет выведена из игры - огневая мощь несколько больше нашей, но в общей сложности экипажа на них не должно быть более пятисот человек. Я думаю, что пока «Каталина» подойдет, мы уже успеем выиграть бой.
        - Что ты мне зубы заговариваешь? Чего тянешь? - неожиданно вспыхнул Джон и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Или забыл, что я могу заставить говорить любого?
        Девото с пренебрежением посмотрел на Злого Джона и, медленно растягивая слова, произнес:
        - Будь я чуть глупее, за эти слова проткнул бы тебя, как индюшку. И выпустил бы на волю твою никчемную душу…
        - Что ты сказал? - Злой Джон схватил шпагу, а Девото спокойно сделал шаг назад.
        - Только такой идиот, как ты, может подумать, что меня, Девото, можно силой заставить говорить. Ты хочешь потерять единственную возможность стать человеком? Золото, серебро и драгоценности. Или ты получаешь удовлетворение от продажи вонючих кож скупщикам в десять раз дешевле настоящей цены? Повтори еще раз, что ты сказал, и не видать тебе богатства, как своего затылка.
        - Мой капитан, послушай его! Ведь Девото не так уж несправедлив. В конце концов, он поступает, как поступил бы и ты на его месте… - Том понимал, что ссора не приведет к добру. Он вплотную приблизился к Злому Джону и заискивающе посмотрел ему в глаза. - Он ведь Девото…
        - Условия! Твои условия! Назови их! - Злой Джон положил шпагу на стол.
        - Пятая часть…
        Том от удивления сел, а Злой Джон вскочил на ноги. Ни один мускул не дрогнул на лице Девото.
        - Спокойно! Пятая часть мне и доля боцмана Черной Скале.
        - Ну, знаешь! Тут и моему терпению приходит конец. - Том вскочил с кресла и выхватил из-за пояса пистолет.
        - Твой выстрел обойдется вам обоим в миллион двести тысяч золотых дублонов. - Девото скрестил руки на груди.
        - Все это сказки, капитан. Одно твое слово, и он сейчас же закачается на рее. - Том распалялся все больше, но вовремя заметил, как Злой Джон забарабанил пальцами левой руки по подлокотнику кресла. Том и другие приближенные Злого Джона знали, что это был верный признак того, что их предводитель придумал нечто весьма забавное.
        - Я уверен, что каждый из вас потребовал бы ту же законную пятую часть. - Девото был непреклонен.
        - Том, давай бумагу, чернила и перо. Послушаем, что дальше скажет сеньор Девото. - Злой Джон уселся поудобнее в кресле капитана Дюгарда и выпил ром. - Позови Кейнса и двух матросов. Итак, твои условия…
        Соглашение, которое подписали Злой Джон, Девото и в качестве свидетелей три представителя команды пиратов: боцман Кейнс и два матроса, было выработано в течение часа. В результате Девото стал на «Ласточке» капитаном. Ему в помощники Злой Джон назначил Тома и боцмана Кейнса. Когда Девото отбирал девяносто человек в состав новой команды «Ласточки», Злой Джон, видя, как откровенно каждый из его людей стремился попасть под начало Девото, демонстративно покинул мостик и отправился на бак. Том догнал своего командира у грот-мачты.
        - Джон, ты утратил здравый рассудок! Посмотри, что делается! Отдать ему под начало
«Ласточку»! Он уйдет на ней…
        - А ты зачем? Вместе с Кейнсом не спускать с него глаз!
        - Но как ты мог согласиться на пятую часть?
        - Дубина! Когда сокровище будет в наших руках, кто станет соблюдать какие-то условия?
        Том озадаченно остановился.
        - Что, не доходит? - На губах Злого Джона заиграла язвительная улыбка. - Когда дело будет закончено, мы поговорим с этим заносчивым испанцем другим языком. Тогда мы спросим с него за все!.. А сейчас выполняй его указания. Пусть он чувствует себя капитаном. Он сказал, что сейчас мы пойдем к острову Горда. Значит, караван должен собираться в Веракрусе или Картахене.
        - Да, но где?
        - Что бы ни случилось, Том, встречаемся у западной стороны острова или в устье реки Коко. А если Девото не шутит, то денег нам хватит до конца нашей жизни. Игра стоит свеч!
        Когда «Добрая Надежда» пришла в порт Чарлстона, Боб Железная Рука уже почти поправился, однако был еще слаб и решил окончательно прийти в себя в родном доме. Потому Боб и испугался, получив сообщение со шхуны от Чарли, что на рейде, рядом с его кораблем, поутру следующего дня появился с английским флагом на флагштоке бриг, совсем еще недавно принадлежавший Спенсеру Меррифьельду. Уловка с поворотом на юг и затем полным разворотом «Скорой Надежды» на север не обманула пиратов. Поначалу в дом к Бобу новым капитаном пиратов был послан доверенный человек. Он должен был успокоить Боба: новый капитан прибыл в Чарлстон только для того, чтобы выразить Бобу Железная Рука благодарность за то, что он отправил на тот свет злодея Спенсера Меррифьельда, а также чтобы выпить с Бобом кружку мира и стать его другом.
        Первое, что подумал Боб, - «это западня!». Однако, в конце концов, для большей безопасности Железная Рука решил отправиться на свой корабль. Там он посчитал, что следует встретиться с капитаном. Им оказался молодой человек, который, по мнению Боба, мог бы быть не пиратом, а прекрасным семьянином, главой семейства с кучей детей. Они выпили по кружке рома, обнялись, поклялись помогать друг другу, и бриг ушел в воды Карибского моря навстречу своей пиратской судьбе.
        На пути в Чарлстон Боб, не устававший твердить, что Каталина спасла ему жизнь, однажды обронил фразу, будто испытывает к ней кровные чувства.
        - Как к сестре? - Каталина тут же воспользовалась ситуацией.
        Боб прикусил язык, но было уже поздно. Каталина с тех пор только и обращалась к капитану «Доброй Надежды» как «мой брат».
        - Мне всегда казалось, что я не боюсь смерти. Но в этот раз, когда она была так близка и тень ее уже накрыла меня, я, знаешь… вдруг испугался, что не открою глаза, не приду в себя. Больше никогда тебя не увижу, - Боб в ту минуту не мог лгать.
        - А я была спокойна! Я знала, что ты не умрешь! Ты, Боб, тогда не мог умереть, оставив меня одну. Я должна встретить моего любимого. И только ты мне и можешь помочь, живой.
        Боб опустил глаза и глубоко вздохнул.
        Ветер дул в бом-брамсели. Судно несло не все свои паруса. «Каталина» шла малым ходом чуть западнее привычного пути, по которому прибывали в Вест-Индию корабли из Старого Света. Он пролегал между островами Гваделупа и Мартиника и далее тянулся мимо островов Пуэрто-Рико, Гаити, севернее Ямайки в порты Кортес (нынешний Гондурас), Гавана и Веракрус.
        В начале прошлой недели, в Санто-Доминго, Добрая Душа узнал у хозяина портовой харчевни о том, что Боб Железная Рука проигрался в карты в пух и прах и пошел на разбой в сторону Малых Антильских островов. Де ла Крус бросился искать «Скорую Надежду», однако фортуна и на сей раз была не на его стороне. Педро, стоя на мостике, вместе с Тетю говорил, что скоро впереди появятся очертания берега Мартиники и что тогда надо будет уже ложиться на обратный курс. В это время из
«вороньего гнезда», из бочки впередсмотрящего, которая на «Каталине» теперь стояла у гюйсштока, раздался голос Зоркого:
        - Вижу корабль! Курс встречный!
        - Он возвращается! - невольно вырвалось у де ла Круса.
        - Дай-то бог, - сказал Тетю и поднес к глазам подзорную трубу. - Похоже, это бриг, а не шхуна. - И еще через минуту: - Педро, они не несут флага. Мне сдается, что увидели нас. Круто берут вправо. Думаю, рассчитывают спрятаться среди мелких необитаемых островков архипелага.
        - И «Веселого Роджера» не видно? - спросил де ла Крус и тут же отдал команду рулевому: - Лево руля!
        Затем капитан «Каталины» скомандовал «все наверх», поменял галс, поставил нужные паруса, и корсарский корабль начал погоню.
        Через полчаса Педро, глядя в подзорную трубу, сообщил Тетю:
        - Бриг без флага. Однако название корабля их выдает - «Бреда», порт в Голландии. Наш испанский они до своего поворота видеть не могли. На пиратское судно не похоже. Но они хотят скрыться…
        - Какой такой груз судно, даже принадлежащее Англии, хотело бы утаить, находясь в международных водах?
        - Негров! - решительно ответил Педро. - Если бриг принадлежит Вест-Индской компании. Они идут в Новый Амстердам.
        - Это где, Педро?
        - На захваченной голландцами части Восточного побережья Северной Америки. Предчувствую, что везут негров. Значит, они враги Испании вдвойне. Лишь бы, удирая от нас, не сели на риф.
        Еще через треть часа «Каталина» приказала бригу «Бреда» лечь в дрейф. Капитан брига не подчинился, и тогда старший бомбардир Меркурий произвел залп из нескольких пушек по снастям брига. Тот сразу утратил ход, и де ла Крус пошел на абордаж. Сцепление крючьями с голландским судном и рукопашный бой с малочисленным противником каталинцы провели почти без потерь. Капитан брига сдал оружие. Когда же де ла Крус вошел на палубу «Бреды», он сразу почувствовал, каким зловонием тянет из люков трюма. Это решительно подтвердило его предположение, что «Бреда» - работорговое судно, перевозило негров. Де ла Крус первым делом распорядился, чтобы экипаж «Бреды» - не обошлось без применения силы - освободил трюмы от мертвых и привел все помещения корабля в порядок. Уже потом Добрая Душа рассказал де ла Крусу, что в трюмах голландца негры лежали вповалку между больными и мертвыми. Загнав более строптивых членов экипажа «Бреды» в грузовой трюм «Каталины» и поручив «Бреду» своему шкиперу, Доброй Душе и еще десятерым из лучших своих матросов, де ла Крус направился в Сантьяго-де-Куба, чтобы сдать трофей тамошнему
губернатору.
        Те из матросов, которые прежде не встречали Девото, лично смогли убедиться в правдивости слов своих товарищей, отзывавшихся о нем с восхищением. Точные команды и требование быстрого и беспрекословного их выполнения позволили «Ласточке» освободиться от абордажных крючьев и отойти от «Злого Джона», не повредив ни одной реи, ни единого ванта. Палубы корабля быстро заблестели, на них уже не было заметно следов недавнего кровавого сражения.

«Ласточка» и не более чем в кабельтове от нее «Злой Джон» под полными парусами шли строго на запад. Впереди по курсу над горизонтом быстро, словно поднимаясь из самого моря, росла плотная темная стена. По мере ее увеличения верхний край ее во многих местах разламывался на кучевые облака, к которым катилось становившееся пурпурным солнце. Начинался один из неповторимых по красоте карибских закатов, колер которого - свидетельство скорого приближения осенних циклонов.
        Вначале кармин коснулся тяжелой синевы далеких туч, затем весь западный участок неба заполыхал красками от бледно-розовой до ультрафиолетовой.
        С наступлением сумерек ветер изменил направление и усилился. Девото переставил паруса. «Ласточка» увеличила ход, и сразу по палубе «Злого Джона» забегали матросы. Разрыв между кораблями заметно увеличивался, хотя пиратский фрегат тут же поставил все паруса, вплоть до кливеров и блинда. На мостике «Ласточки» появился Том. У грота на шкафуте стоял Кейнс с двумя десятками пиратов.
        - Что происходит? - недовольно спросил Том.
        - Гренвиль, примите командование кораблем. Мне надо было кое в чем убедиться, - распорядился Девото тоном, не допускавшим возражений, и направился к трапу.
        - Хитрите…
        - Нет. Но теперь я знаю наверняка: не струсь Дюгард, вы догоняли бы его до сих пор, и мне, чтобы увидеть вас, пришлось бы применить силу. Курс держать зюйд-вест до пересечения с шестнадцатой, а потом строго по параллели. И на парусах так, чтобы не отрываться от «Злого Джона». Желаю успеха. Прикажите боцману поднять меня с рассветом.
        Внимательно проверив, как матросы несут вахту, Девото направился в кают-компанию. Там его с нетерпением ждали Долорес, королевский инспектор и Бартоло, спокойно сидевший у входа.
        В это время в каюте шел разговор.
        - Одному богу известно, что будет с нами. - Глаза Долорес блестели от слез.
        - Вижу, что наконец здравый смысл начинает брать верх над вашим легкомыслием. В следующий раз вы не будете столь наивны в своих суждениях о таких типах, как этот Девото. - Осуна налил из графина воды.
        - В следующий раз… А будет ли он? - еще печальнее произнесла Долорес.
        - Я же сразу пытался убедить вас, что этот Девото…
        - А если будет… то лишь именно благодаря ему, - девушка оживилась. - Да, если у нас и есть хоть один шанс, то он в руках Девото…
        - У Девото? Этого гнусного пирата! Так ловко обманувшего капитана Дюгарда и нас с вами.
        - В гибели капитана он не виноват, а нас с вами… Пока что он сохранил нам с вами жизнь…
        - Неизвестно, для чего, - Осуна недвусмысленно посмотрел на Долорес.
        - Дон Томас! - вспыхнула девушка. - Для этого он прежде всего отправил бы вас на тот свет! А он сделал вас своим родственником…
        - Лола, дорогая! Что вы говорите! За что вы меня обижаете? Меня, который любит так сильно, что готов свою жизнь отдать за вас…
        В этих словах была неподдельная искренность, и Долорес в знак извинения протянула руку в сторону сеньора Осуны.
        - Простите меня, Томас! Я меньше всего хотела вас обидеть, но вы иногда бываете так несправедливы.
        - Несправедлив! Разве это то, что вы должны были увидеть во мне? - Осуна быстро приблизился к дивану, на котором сидела Лола, и взял ее руки в свои. - Никто другой на моем месте, любя вас так бескорыстно, не был бы столь незаслуженно осужден. Как можно беспокойство за вас принять за несправедливость по отношению к вам, дорогая Лола?
        - Извините еще раз, Томас, - девушка посмотрела на своего собеседника, и в ее глазах засветилась нежность.
        - Разве мог я поступать иначе, когда смертельная опасность нависла над женщиной, которую я так люблю! - Голос астурийца перешел на шепот, и он попытался обнять девушку.
        Долорес сжалась в комочек, ее лицо стало пунцовым.
        - Что вы такое говорите, дон Томас? - Она резко оттолкнула сеньора Осуну. - Вы… вы… объясняетесь мне в любви? Сейчас?
        - Сеньорита! - Королевский чиновник поднялся с дивана, делая вид, что рассержен.
        В это время в дверь каюты постучали, и она распахнулась.
        - Что здесь происходит? Никак мои гости ссорятся? - спросил с порога Девото.
        Долорес сидела бледная, со сжатыми губами, а сеньор Осуна резко сказал:
        - Как это понимать - ваши гости? Можно подумать…
        - Можно подумать, что все идет пока, как я и предполагал. Я назначен капитаном
«Ласточки», вы в относительной безопасности…
        - Какую безопасность может гарантировать нам человек, захвативший место убитого Дюгарда? - с негодованием произнес Осуна.
        Новый партнер Злого Джона смерил взглядом барона и медленно, чеканя каждое слово, произнес:
        - В моем присутствии вы, сеньор Томас Осуна де Кастро и Лара, барон де Фуэнтемайор, можете рассуждать, как вам заблагорассудится, и говорить все, что вам взбредет в голову. Но малейшая глупость в присутствии посторонних, и я не ручаюсь за то, что вам удастся еще раз в этой жизни что-либо сказать или даже подумать. А вас, - Девото с легким поклоном обратился к Долорес, - прошу поверить мне на слово и напрасно не терзать себя сомнениями.
        - Мы в вашей власти, - сказала она тихо.
        - Вы хотите сказать, под моей защитой… Что касается власти, то она едина для всех. Все мы находимся во власти обстоятельств, Долорес, и я еще раз прошу вас…
        - Нет, это я вас прошу обращаться к даме с большим уважением и не допускать подобной фамильярности. - Осуна вновь потерял над собой контроль.
        - Вы беспредельно глупы, Томас, так как забываете, что Долорес моя жена, а вы мой родственник. И возьмите себя в руки, или вы действительно полагаете, что рея
«Ласточки» не выдержит тяжести тела знатного вельможи, королевского инспектора заморских владений Испании? - Девото резко повернулся на каблуках своих высоких сапог и направился к двери. - Через полчаса прошу вас ко мне в каюту на ужин. За столом будут мои помощники. Рекомендую не забывать о нашем разговоре.
        Оставив по правому борту остров Гаити, «Каталина», вместо того чтобы свалиться несколько на запад, к заливу, укрывавшему порт Сантьяго-де-Куба, пошла Наветренным проливом к мысу Майей. Тетю, стоявший на мостике рядом с де ла Крусом, тут же поинтересовался:
        - Ты что задумал, Педро?
        - Хочу дать свободу неграм. Торговля ими крепко полита человеческой кровью. Это позор для всего человечества. Высажу негров на земле, не занятой таинами. Земля там плодородна, рядом лес. Чуть выше берега бьют ключи с питьевой водой. Обстроятся. Весь запас продуктов на «Бреде» оставим неграм. Гамаки матросов, топоры, гвозди, некоторую утварь. Если сдам губернатору, он все равно сделает их рабами.
        - Я восхищаюсь тобой, mon cher frere cadet!
        - И намерен высадить негров там, где, как утверждают историки, Христофор Колумб впервые увидел Кубу. Тот заливчик неподалеку от нынешнего прибрежного поселения Баракоа он назвал тогда портом Морей [Это произошло 27 октября 1492 года, пятнадцать дней спустя после открытия Нового Света, прибытия каравелл Колумба на остров Гуанахани, или Сан-Сальвадор, на Багамах. Местные жители острова Кубы, таины, уже тогда выращивали на своих полях хлопок, юкку, маниоку, земляные орехи и маис, собирали и питались многочисленными плодами различных деревьев. Внимание Колумба более всего привлекли семена кукурузы, о которых он с восхищением писал королям Испании Фернанду и Исабель в своем письме от 5 декабря. Вернувшись же из своего первого путешествия, Колумб привез с собой семена маиса, вписав тем самым в список своих заслуг и появление в Старом Свете кукурузы.] .
        Матросы «Каталины» под началом Доброй Души воздвигли для оставшихся в живых ста двадцати трех сенегальцев временные шалаши, которые могли в первые дни укрыть их от проливных дождей, и научили, как следует готовить хлеб «касабе» из корнеплодов юкки. В Сантьяго-де-Куба, как и ожидал Тетю, у его друга начались неприятности.
«Бреда» и ее экипаж были сданы королевскому нотариусу, от кого губернатор тут же и узнал о «своевольстве» корсара, самовластно высадившего негров на берег Кубы. Губернатор поначалу хотел было наложить солидный денежный штраф на де ла Круса, однако внезапно передумал. Он, наговорив массу лестных слов корсару, неожиданно предложил оставить его погрешность без внимания, коль скоро де ла Крус укажет координаты места на берегу, где были высажены негры.
        Красный Корсар на это не согласился и даже сам заговорил о штрафе, когда в кабинет губернатора вошел его секретарь, который положил на стол лист бумаги с картой. Стало ясно, что кто-то из голландцев выдал полиции место высадки негров.
        Де ла Крус взял лежавший рядом чистый лист бумаги и указал нужное место. Губернатор и корсар расстались друзьями. Некоторое время спустя де ла Крусу стало известно, что губернатор Сантьяго-де-Куба отправил вооруженных людей в новоиспеченное поселение негров и двадцать из них в качестве рабов перевез на свой сентраль - сахарный завод.
        Ближе к полуночи ветер стих. «Ласточка» медленно скользила по волне, и от этого на борту жара ощущалась с еще большей силой. Духота звездной, но безлунной тропической ночи выгнала всех без исключения на палубу. Девото, который за прошедшие три дня сумел завоевать среди команды непререкаемый авторитет, находился с матросами на баке. Он рассказывал им очередную историю из жизни испанского королевского двора. Подавляющему большинству матросов рассказы Девото представлялись сказками. Да и разве когда-нибудь какой другой капитан разговаривал со своими матросами так запросто?
        Помощник Джона - пират Том Гренвиль и боцман Кейнс не могли не видеть, что превосходное знание морского дела и товарищеское отношение к экипажу корабля вызывают уважение и желание служить новому капитану верой и правдой.
        Оба они, Гренвиль и Кейнс, сытно поужинав вместе с Долорес и сеньором Осуной, вышли на палубу и, прижавшись спинами к переборке, тихо беседовали. Уже последний матрос отправился отдыхать в свой гамак, а Гренвиль и Кейнс все продолжали разговор.
        Не спалось и Долорес, которая за последние дни немного успокоилась. Пока ей ничто не угрожало, сеньор Осуна изменил свое отношение к происходящему, стал неразговорчив. Бартоло был внимателен и предупредителен, пытался угадать любое ее желание. Он всегда находился рядом с Лолой: спал в гамаке, растянутом в коридоре рядом с входом в ее каюту, и сопровождал ее в прогулках по палубе.
        В эту ночь, когда на корабле все затихло, Долорес, изнемогая от жары, решила поискать прохладу вне каюты. Но ей не хотелось тревожить Бартоло, и она проскользнула мимо него так осторожно, что он не проснулся. Оказавшись на палубе, она услышала приглушенные голоса и, чтобы ее не заметили, прижалась к борту. В это время потянул легкий бриз, и Долорес услышала обрывки фраз:
        - …посмеемся над ним…
        - …доля в двести сорок тысяч дублонов…
        - …сказал, что поделить между нами… - Девото проиграет…
        Услышав имя Девото, Долорес осторожно сделала несколько шагов вперед. Теперь она видела спины Гренвиля и Кейнса. Ветер доносил до нее их голоса. Чувство страха гнало Долорес обратно в каюту, но еще более сильное чувство природу которого она не могла определить, удерживало ее на месте.
        - Однако знаешь, Кейнс, я все же думаю, что Девото понимает, что Джону верить нельзя. Второго, как он, хитреца не сыскать на Карибах. Он или не нашел никого другого, с кем взять это богатство, или у него что-то на уме.
        - А отчего ему нам не верить? - Боцман концом рубахи вытер грудь. - Он ведь гранд, корсар из старых - они уважали слово, тем более есть подписанный контракт… Нам только надо не показывать вида…
        - Да это уж точно! Он настоящая бестия! Пока сокровища не будут в трюмах «Джона», нам придется потерпеть, а уж потом… потом мы свое возьмем, Кейнс. Клянусь парусами
«Джона», я сам попробую, насколько крепки у этого испанца косточки.
        От этих слов Долорес стало не по себе. Она тихо пробралась к своей каюте и разбудила Бартоло. Сначала тот никак не мог понять, почему девушка так взволнована, но как только ему стало ясно, что она требует позвать Девото, тут же пошел за ним.
        Внимательно слушая уже несколько успокоившуюся Долорес, Девото отметил ее бесстрашие и подумал, что в отличие от королевского инспектора она его союзница. У Девото было свое, особое, отношение к женщинам - на то были веские причины, но, слушая Долорес и чувствуя ее неподдельное возмущение по поводу возможной измены, испанский моряк невольно поймал себя на мысли о том, что думает о девушке с уважением. Когда она закончила свой рассказ, он спокойно ответил:
        - Сеньорита, вы уж извините, но погоду, как бы я ни старался, мне не изменить. Жара действует на всех удручающе… Вам, сеньорита, следует побольше отдыхать. В подобную жару, да еще ночью, может почудиться любое. Я только что выходил на палубу, там абсолютно никого не было. Бартоло, приготовь сеньорите примочки из апельсиновых цветков.
        - Но, сеньор… - попыталась было возразить девушка.
        - Не спорьте! Мой вам совет - постараться быстрее заснуть. Мои друзья вне подозрения. И лучше пусть сеньор Осуна ничего не знает о ваших ночных выходах на палубу. Спокойной ночи!
        Уходя, Девото сделал незаметный знак Бартоло. Этой же ночью в каюте капитана между ними состоялся разговор.
        - Ты видел что-нибудь подобное, Бартоло? Вот мерзавцы! Нет, времена настоящих пиратов ушли в прошлое. Остались воры и бандиты, - говорил Девото, расхаживая по каюте. - Будь особенно осторожен. Постарайся завтра же утром успокоить Долорес и еще раз напомни ей ничего не говорить Осуне. Будь с ней внимателен, Бартоло.
        Боб, донья Кончита и Чарли отмечали день рождения Каталины. Боб преподнес девушке жемчужное ожерелье, донья Кончита - книгу Франсиско де Кеведо и Вильегоса
[Франсиско де Кеведо и Вильегос (1580-1645) - выдающийся прозаик и поэт, знатный дворянин, занимавший крупные государственные посты и отличавшийся при независимом уме грозной язвительностью.] плутовскую повесть «Жизнеописание Бускона», а Чарли - смешную обезьянку, искусно выточенную из «адамовой кости» - окаменелого дерева, выброшенного морем на пляж.
        Стол был уставлен изысканными блюдами: оливки, дичь, холодное мясо, рыба, прованское масло, шоколад и корзиночки с разными фруктами. Боб сам готовил напитки. Налил в кружки немного тростниковой водки (рома), насыпал две ложечки сахара, добавил воды, положил сверху две веточки мяты и ломтик лимона.
        - За мою любовь, за ее счастье! - встав на ноги, торжественно произнес Боб и осушил кружку.
        Каталина, думая о Педро, сделала большой глоток и закашлялась.
        - Боб, ты хочешь меня споить!
        - Нет! Ты полюбишь меня без водки. А этот прекрасный напиток называется «дрейк». Его придумал знаменитый английский моряк Френсис Дрейк в свою бытность на Кубе
[Интересно, что когда в 1898 году моряки и солдаты армии США высадились на Кубе и узнали этот напиток, куда уже добавлялся мелко искрошенный лед, они дали ему название «дайкири». так назывался порт, где эти американцы впервые попробовали
«дрейк». С годами «дайкири» возвратился на Кубу популярным напитком, как несколькими годами позже произошло и с танго, возвратившимся с триумфом в 1912 году из Парижа в Буэнос-Айрес, где танго родилось.] . - Пей! Пей до дна, если хочешь быть счастливой! - увещевая Боб.
        - Мне рассказывали, что в Испании еще в середине прошлого века чрезмерное употребление спиртных напитков, то есть пьянство, считалось непростительным пороком, - сообщила донья Кончита. - Тогда назвать кого-нибудь «пьяницей» было великим оскорблением. Это было самым ругательным словом.
        - Времена меняются, - заметил Чарли. - И я думаю, что в худшую сторону. И это все из-за новых открытий.
        - Все зависит от человека. Хорошему знания впрок, а плохому во вред, - высказала свою мысль Каталина и заставила себя выпить «дрейк» до конца.
        - Что еще интересного про Испанию вы расскажете нам, донья Кончита? - спросил Боб.
        - Там каждая любовница короля, перестававшая его интересовать, сама удалялась в монастырь. После священной королевской особы никто не имел права дотронуться до нее.
        Меж тем лицо Каталины покрылось краской, в голове зашумело, и она придвинулась ближе к донье Кончите.
        - Ну что, девочка?
        - Я думаю о Порции - жене Марка Юния Брута. Вы знаете, она, желая доказать, что не страшится состоять в заговоре против Гая Юлия Цезаря, на глазах у мужа тяжело ранила себя. Позднее, узнав, что ее муж покончил с собой на поле брани, проиграв ее, она наложила на себя руки. - Каталина раскраснелась, а донья Кончита подумала, что она непременно должна встретить своего Педро.
        - Тебе плохо. Идем, я отведу тебя в постель.
        Боб было запротестовал, но донья Кончита урезонила его:
        - Так вы ничего не добьетесь! Только отдалите ее от себя.
        Ближе к середине следующего дня впередсмотрящий «Скорой Надежды» сообщил на мостик, что в небольшом заливчике видит корабль, стоящий на якоре. Тут же на мостике появились Боб Железная Рука и Чарли. Поднялась по трапу и Каталина.
        Боб в подзорную трубу рассмотрел то, что происходило в заливчике, и сообщил:
        - Хоть корабль и без флага, но это голландцы воруют у испанцев лес. И дорогой! Бакаут - железное, или гваяковое, дерево. Тяжелая и очень крепкая древесина. Самая твердая из известных. Тонет в воде.
        - Это как? Дерево, и тонет? - с детской наивностью спросила Каталина.
        - Да, вот так. Тонет потому, как удельный вес этой древесины равен одной целой и четырем десятым. В Англии оно стоит кучу денег.
        - В Новой Англии тоже, - вставил Чарли.
        - Об этом я и думаю, - продолжил Боб. - Ни одна постройка корабля не обходится без гваякового дерева. Пусть себе рубят, очищают стволы, грузят в свои трюмы. Мы подождем. Я это место знаю хорошо. Поставим нашу голубку там, где надо. Капитан голландца, когда станет выходить из заливчика, бросится к ветру и, когда захочет его снова взять, увидит перед собою риф, выйдет из ветра и потеряет ход. Тут мы его и возьмем голыми руками. А затем в Нью-Йорк. Там у меня есть свои очень деловые люди…
        - А ты, Боб, не рискуешь? - спросил Чарли. - Вспомни совсем недавнюю историю с капитаном Уильямом Киддом.
        - Что за история? - поинтересовалась Каталина,
        - Капитан Уильям Кидд в мае первого года этого века в Англии по решению королевского суда был вздернут на ноке рея флагманского корабля в Портсмуте. Он грабил своих.
        - Это неправда, - возразил Боб. - То была политическая игра.
        - Но голландцы ведь наши союзники, - не успокаивался Чарли.
        - Да! Однако они не несут флага, Кроме всего, мне нужны деньги. Мы заберем у них бакаут, а корабль с теми, кто останется в живых, отпустим.
        Рассвет встретил «Ласточку» неспокойным морем. Небо затянули рваные тучи. Налетевший внезапно ветер не принес ощутимой прохлады, но дул порывисто. Где-то совсем близко зарождался первый в этом году циклон. Девото, поднявшись на мостик, отдал команды. Боцман Кейнс повторил их и тут же послал ближайшего матроса немедленно разбудить Гренвиля, который точно еще спал.
        Через три минуты, не более, паруса на «Ласточке» заработали все до единого. Бриг словно напружинился и помчался вперед, быстро набирая скорость и увеличивая расстояние между ним и «Злым Джоном».
        Невооруженным глазом было видно, как на пиратском корабле забеспокоились. Матросы помчались на реи. Фрегат тоже поставил полные паруса, но «Ласточка» от него уходила.
        В тот момент, когда Гренвиль, бормоча ругательства, поднимался на мостик по трапу, Девото опустил подзорную трубу. Он видел, как на фрегате бомбардиры уже готовили носовые пушки.
        - Лево руля! Лечь в дрейф! Шлюпку на воду!
        Матросы поспешно исполнили команды Девото.
        На «Злом Джоне» не сразу разгадали маневр «Ласточки», и, пока сняли паруса, фрегат проскочил мимо брига.
        - Гренвиль, остаетесь за старшего! Я ухожу к Джону. Не корабль, а старое корыто… - Последние слова Девото произносил, уже приближаясь к шторм-трапу.
        Озабоченный вид, решительный приказ и быстрота действий Девото не дали Гренвилю узнать, что собственно, задумал капитан.
        Когда Девото спрыгнул в шлюпку, Гренвиль проворчал:
        - Бесноватый! Кейнс, старина, следи за ним и дальше, а я пойду догляжу сон, - и Том отправился в свою каюту.
        Через четверть часа Девото уже поднимался по трапу «Злого Джона», Его капитан в окружении старших по положению пиратов встретил Девото на шкафуте.
        - Какая муха укусила тебя, испанец голубых кровей? Что ты еще задумал? Или пятая доля показалась тебе мала? Смотри, терпение мое может лопнуть…
        - Хочу обсудить детали наших общих действий и поговорить кое о чем серьезном, - ответил Девото, не обращая внимания на недружелюбный тон. В тоне его голоса, спокойном и холодном, менее всего можно было уловить нотки страха.
        - А! Ну, это другое дело… пойдем в каюту. Нед, Билл и ты, Фред, послушаем, что он нам сегодня скажет.
        На большом, давно не мытом дубовом столе кают-компании «Злого Джона» валялись пустые бутылки и остатки еды. Девото сел в кресло, оглядел присутствующих и, обращаясь к Джону, сказал:
        - Возможно, ты и сам понял, зачем я дважды на «Ласточке» ставил полные паруса. Командуй ею я вместо покойного Дюгарда, ты бы по сей день догонял меня, если б, конечно, давно не был бы отправлен на дно морское. К грязному днищу твоего фрегата давно не прикасались руки плотников.
        Джон сначала растерялся, но потом нагло расхохотался. Его поддержал молоденький шкипер. Второй помощник Билл и помощник боцмана Фред внимательно слушали, что еще скажет Девото.
        - Ты всегда мне казался хвастуном, чванливый испанец! Но это уже слишком! Ты станешь говорить о деле или…
        - Или ты прежде поглядишь на Билла и своего верного Фреда. Они не смеются, Джон.
        - Что?
        - А то, что они умнее тебя и понимают, насколько в деле, которое мы с тобой задумали, важен ход твоего корабля. Внезапность! Быстрота в атаке!
        - Что ты можешь сказать плохого о «Злом Джоне»? - Предводитель пиратов был полон самоуверенности, но смеяться уже перестал.
        - Я убедился в том, что говорю, и твердо знаю одно: сегодня «Злой Джон» не способен принять участие в деле, которое нам предстоит. А проигрывать его я не желаю! Понял? И тебе не советовал бы рисковать и вести своих людей на заведомую гибель…
        - Но ты же сам говорил, что они лишь чуть сильнее нас.
        - Да, однако, теперь вижу, гораздо маневреннее и быстрее в ходе.
        - Что ты предлагаешь? - Джон начинал терять терпение.
        - Уравновесить шансы.
        - Как?
        - Почистить днище.
        - Сейчас предлагаешь килевать?.. - Губы Злого Джона побелели от бешенства, он медленно поднялся.
        - Да! Другого выхода у тебя нет! И это мое условие.
        - Что? Кто здесь капитан? Ты, никак, опять вздумал командовать. Клянусь святым Патриком, я отправлю тебя к праотцам и один овладею богатством.
        Шкипер Нед больше не улыбался, второй помощник Билл опустил глаза, а на широком, покрытом шрамами лице Фреда зашевелились густые брови.
        - Встань! - заревел Джон. - Встань, и я выпушу твою голубую кровь из твоих паршивых вен!
        - Вижу, ты не согласен, - не обращая внимания на ярость Джона, так же спокойно, как и прежде, сказал Девото. - Тогда поставим точку. Сражения не будет. Сокровищ тоже. Поворачивай на Ямайку, Высадишь меня в Кингстоне и делай, что знаешь.
        - Как? - Теперь со своего места поднялся Билл, глаза его стали краснее тамаринда
[Тамаринд - тропическое дерево с ярко-красными плодами.] . - Что это значит, Девото?
        - А то, что если твой капитан заведомо намерен потопить фрегат и отправить тебя и еще три сотни душ в царство Нептуна, то я в эту игру не играю.
        Джон сделал шаг в сторону и выхватил шпагу из ножен.
        - Повтори! - прорычал он.
        - Джон, а что подумают твои люди? Не выживаешь ли ты из ума? Что скажешь команде? Разделался со мной только за то, что я предлагал тебе лучше подготовиться к сражению, предлагал сделать самое необходимое, чтобы сохранить фрегат и жизнь людям. Дай мне поговорить с ними, и я погляжу, кто здесь останется за главного. Если бы я к этому стремился, то давно принял бы твой вызов. Вместо этого я выслушиваю, как последний трус, твои угрозы, которые в другой раз не потерпел бы ни от кого на свете.
        - От меня стерпишь! Ты у меня на корабле! Выходи на палубу… Вздерну!..
        - Но не раньше, чем ты ответишь за свои слова! - Девото встал и принялся стягивать перчатку.
        - Ну, зачем, капитан, портить то, что так хорошо началось? - Фред приблизился к стоявшему у кресла Девото. - Тем более, клянусь нашей дружбой с тобою, Джон, на сей раз испанец прав, дело говорит.
        - И ты с ним заодно? - Злой Джон заскрежетал зубами.
        - И я, Джон! - Всегда рассудительный второй помощник Билл положил руку на плечо Джона: - Ты настаиваешь и идешь на риск. Девото прав. Вот только когда все сделать? Нужно время…
        - Оно у нас есть. Месяц без малого. День встречи с караваном - 20 сентября.
        - Где? - Глаза Злого Джона были полны ненависти.
        - А, нет! Я шел к тебе, чтобы рассказать все, но после такой встречи и твоих слов ты у меня подождешь Или ты действительно думаешь, что в моих «паршивых» венах течет не кровь, а вода?
        - Хорошо! - Джон опустился в свое кресло, схватил недопитую кем-то кружку, осушил ее и, глядя на шкипера, забарабанил пальцами по грязному столу. - Хорошо! Я много о тебе слышал, но чтобы ты был…
        - Ну, зачем ты опять начинаешь, Джон? - Билл взял бутылку, поставил перед Девото чистую кружку и налил рома ему и Джону. - Поговорим о деле.
        - Ты прав, Билл. Поговорим! Так что ты предлагаешь, Девото?
        - Сейчас идем к островам Каратаска. С западной стороны там есть небольшой необитаемый островок с заливом. Залив, вход в него, обширный пляж скрыты высоким густым лесом, есть питьевая вода, необходимый строительный материал, птицы, черепахи. Но главное… - Девото несколько повысил голос, - главное - этот островок находится не более чем в трех днях хорошего хода от места встречи.
        - Что скажешь, Билл? Фред, что ты думаешь по этому поводу? - Джон сверлил глазами своих товарищей.
        - Я однажды отсиживался на этих островах с полгода. Для нашей цели лучше не придумать, - ответил Билл.
        - Вокруг на много миль ни души, - заметил Фред.
        Джон чуть задумался, показал свои прокуренные зубы и произнес:
        - Тогда будем считать, что мы договорились, - он вновь забарабанил пальцами по столу.
        - Вот видишь, Джон, когда ты начинаешь думать, с тобой приятно иметь дело, - Девото поднял свою кружку, Злой Джон - свою, они выпили и мирно расстались.
        Когда шлюпка, увозившая Девото на «Ласточку». отвалила от борта «Злого Джона», его капитан процедил сквозь зубы:
        - При всей своей хитрости этот испанец не знает, что его ждет впереди.

«Очень деловыми людьми» в Нью-Йорке, порте и городе в Новой Англии, тридцать два года как захваченном англичанами у основавших его, как в свое время и Новый Амстердам, голландцев, оказались два ирландца. Пожилой дядя и молодцеватый, преуспевающий в делах его племянник Эдвард. Двадцатисемилетний, беспредельно верящий в свою счастливую звезду, разодетый по последнему слову моды, Эдвард прибыл со своим дядей на «Скорую Надежду», чтобы купить партию бакаута у Боба.
        Бобу почему-то не понравился наряд племянника, и он спросил:
        - Ты, Эдвард, никак на бал собрался?
        - Да! Ты, капитан, угадал. Для меня вся жизнь, каждый час, который я живу, и есть бал.
        Этот ирландец, ладно скроенный, был настоящим красавцем с силой воли, которая, как правило, у подобных мужчин не присутствует. Взгляд его голубых наглых глаз с трудом выдерживал и Боб Железная Рука.
        Каталина находилась на ахтердеке. Увидев поднимавшегося на шхуну Эдварда, она испытала испугавшее ее чувство неловкости и потому немедленно ушла в свою каюту. Эдвард же, проходя мимо раскладного стула, на котором прежде сидела Каталина и на котором она в спешке оставила свой веер, увидел эту женскую принадлежность. Шагая впереди Боба, он заметил или скорее почувствовал, как капитан торопливо схватил веер и сунул его за пазуху.
        Снедаемый любопытством, Эдвард быстрее, чем надо бы, осмотрел партию леса и, заявив своему дяде, что эту сделку он берет на себя, предложил Бобу:
        - Приглашай в свою кают-компанию, выпьем и ударим по рукам!
        В каюте капитана, еще до того, как корабельный кок вошел в нее с подносом, на котором стояли три хрустальных бокала с ромом, Эдвард с деланым восхищением заявил:
        - О! Здесь, никак, пахнет женщиной!
        - Тебе, мой дорогой, показалось, - как можно спокойнее ответил Боб. Он с утра предупредил донью Кончиту и Каталину не покидать свою каюту, пока он будет на корабле договариваться со своими друзьями из Нью-Йорка.
        - А веер, который ты сунул себе под рубашку? Это с твоей стороны жест недоверия ко мне, Боб. Мы же собираемся с тобой заключить выгодную для тебя сделку…
        - Ну, понимаешь, Эдвард, женщина на корабле… Это же не принято, необычно.
        - Потому и интересно! Покажи, покажи!
        - Она моя компаньонка, - Боб пошел на хитрость и приказал коку пригласить в кают-компанию донью Кончиту.
        Когда она вошла в салон, Эдвард дьявольским чутьем угадал, что эта пожилая дама на самом деле есть не что иное, как компаньонка другой, наверняка молодой, женщины.
        Эдвард проворно поднялся с кресла и галантно поздоровался с доньей Кончитой. И тут же заявил:
        - Боб, ты шельмуешь! Так дело не пойдет! Или мы с тобой не друзья?
        - Успокойся, Эдвард, - дядя, который уже держал бокал в руке, попытался было урезонить своего племянника.
        - Боб, мое условие. Покажи нам свою избранницу, и я тут же подпишу чек, - Эдвард поставил бокал на стол.
        Боб, у которого чаще забилось сердце, попросил донью Кончиту сходить за Каталиной.
        - Понимаешь, это дочь моего партнера на Кубе. Она любительница острых ощущений, захотела познать жизнь свободного капитана. Ее отец попросил меня показать ей море. Зовут ее Каталина.
        - Интересно! Незамужняя девушка пожелала узнать, как живут пираты, - прокомментировал дядя. - Впервые слышу. Познакомь, Боб.
        Боб понял, что сказал нелепицу, но было уже поздно, Эдвард же, ощутив, что столкнулся с чем-то новым, неведомым доселе в его жизни, оживился еще больше. Он вновь поднялся с кресла, желая встретить девушку стоя.
        Каталина вошла, и Эдвард, увидев ее, обнаружил вдруг, что не знает, что и сказать. Однако вскоре он взял себя в руки, наговорил женщинам массу комплиментов и решительно заявил Бобу:
        - Сегодня вечером все мы ужинаем у меня дома. К шести вечера я пришлю за вами экипаж. Боб, там, в моем доме, ты и получишь чек. Я ведь не стал с тобою торговаться. Получишь то, что просил. И не возражайте! Кучер прежде покажет дамам наш город, - Эдвард говорил таким тоном, что было бесполезно ему перечить.
        За ужином в богатом особняке, окруженном садом и цветниками, дружеской беседы не получилось. Эдвард, не сводя взгляда с Каталины, говорил один. Когда все перешли в гостиную, куда слуги подали кофе, коньяк для мужчин и ликер для женщин, Эдвард усадил Каталину на диван рядом с собой. Девушка до. этого никогда не слышала столько лестных слов в свой адрес. Ей было приятно, хотя в то же время она ощущала, что приближается что-то неладное. Предчувствие ее не обмануло. Первым заснул дядя Эдварда, затем донья Кончита и Боб. Увидев это, Эдвард заговорил чуть севшим от волнения голосом:
        - Детка, не пугайся. С ними ничего не случится. Мне просто надо было поговорить с тобой наедине. Я, как увидел тебя, Каталина, понял, что больше в моей жизни такой женщины мне никогда не встретить. Я одинок. Я очень богат. Прими мое предложение. Стань моей женой!
        Каталина онемела. Хотела что-то сказать и не могла. Только отодвинулась подальше от Эдварда, а он продолжал говорить:
        - Озолочу тебя! На руках буду носить. Перевезу сюда всех твоих родных. Ты будешь счастлива!
        - Нет-нет, Эдвард! Этого не может быть. Не может… - нервно заговорила Каталина.
        - Почему? Что еще нужно женщине? Я полюбил тебя с первого взгляда!
        - Я люблю другого! - решительно заявила Каталина.
        - Оставайся здесь, и ты полюбишь меня, - Эдвард пересел и обнял Каталину за плечи.
        - Нет, нет и нет!!! - Каталина вскочила с дивана, а Эдвард последовал за ней, обнял, развернул лицом к себе, попытался было поцеловать.
        Каталина вырвалась и ударила кулаком Эдварда в солнечное сплетение. Эдвард задохнулся, а девушка рванулась к двери, вылетела на веранду, сбежала по лестнице и помчалась по дорожке к воротам. Тут она услышала за своей спиной злой лай, остановилась и успела присесть. Она знала, что в таком случае собака не бросается на человека, а останавливается и только грозно рычит и лает. Каталина выхватила из декольте своего платья пистолет и выстрелила точно в пасть сторожевого пса в тот самый миг, когда на веранде мелькнул силуэт Эдварда. За воротами ей тут же повезло, она села в проезжавший мимо кеб. На причале, где была пришвартована
«Скорая Надежда». пришедший в изумление Чарли рассчитался с извозчиком.
        Боб и донья Кончита вернулись на шхуну, когда было уже далеко за полночь. Бобу было стыдно пожелать спокойной ночи Каталине, которая, приняв все имевшиеся у доньи Кончиты капли, с нетерпением ждала их возвращения. Вместе с тем у Боба Железная Рука, в портмоне лежал столь желанный чек.
        Все оставшиеся дни до отхода «Скорой Надежды» в море Каталина не выходила из своей каюты. Эдвард больше не появлялся на шхуне. О случившемся Каталина рассказала только донье Кончите, взяв с нее честное слово сохранить все в тайне, а Боб, сколько ни старался узнать о том, что же произошло, так и остался в неведении.
        Самый придирчивый осмотр бухты, пляжа, леса и всего побережья не дал Злому Джону возможности к чему-либо придраться. Место для скрытой стоянки двух кораблей и килевания одного из них было выбрано как нельзя удачнее.
        Узкий вход в чистый от кораллов, довольно глубокий и просторный залив изгибался, чем скрывал бухту с моря. Створы бухты - левый, сплошь покрытый подступавшими вплотную к воде мангровыми зарослями и лесом, правый, обрывистый, с нависшим над водой утесом, - также надежно укрывал похожий на гигантскую лапу якоря залив. Растянувшийся не менее чем на три четверти мили широкий песчаный пляж искрился под лучами солнца. На нем лежали огромные кагуамы - зеленые суповые черепахи, важно расхаживали розовые фламинго, отдыхали после утомительной охоты длинноклювые пеликаны, чистили свои перышки цапли. Все это пернатое царство насторожилось и пришло в движение, когда с шумом и плеском пошли на дно якоря. За пляжем зеленой стеной стояли рощицы кокосовых пальм, за ними шли холмы и ложбины, где буйствовала разнообразная тропическая растительность.
        Злой Джон не желал терять ни часа. Как только корабли были поставлены на якоря, он половину своей команды немедленно отрядил на берег. Там началось строительство крепких плотов, на которые предстояло разгрузить пиратский фрегат. Другая половина экипажа занялась подготовкой к разоружению корабля.
        К следующему вечеру на берегу уже были построены длинные бараки, навес для столовой и бунгало для Злого Джона. За четыре дня с фрегата сняли все, что можно было снять, и команда съехала на берег. Началась подготовка к самому сложному делу - вытягивание корпуса на сушу.
        Предводитель пиратов созвал своих помощников на совет. Гренвиль и Кейнс прибыли первыми. Их беспокоило то, что Девото оставался на корабле и команда «Ласточки», принимавшая днем участие во всех работах, на ночь возвращалась на борт судна. Помощники Злого Джона, видя, как быстро Девото завоевывал среди матросов уважение и любовь, боялись, что он в любую ночь может поднять мятеж, арестовать их, захватить «Ласточку» и безнаказанно уйти в море. Однако опасения Гренвиля и Кейнса были напрасны. Злой Джон встретил их словами:
        - Завтра рядом со вторым ручьем будет построено жилье, а здесь - еще один навес. Пригласите ко мне на завтрак Девото. К вечеру он и вся команда «Ласточки» переселятся на берег!
        - Не перестаю удивляться твоему уму, Джон, - сказал, улыбаясь, Гренвиль.
        На следующий день, когда на «Ласточке» оставалось всего полдюжины матросов, Осуна, Долорес и Бартоло, на бриг прибыли Девото, Гренвиль и десять гребцов. Старший помощник немедленно отправился на ют, где под тентом отдыхала Долорес.
        - По поручению капитана Джона, сеньора, я должен просить у вас извинения за причиняемое вам беспокойство. Капитан распорядился сделать все необходимое, чтобы сохранить те же удобства, которые вы имеете на корабле, - сказал Гренвиль, стараясь быть учтивым.
        Долорес недоуменно поглядела на Девото. Тот улыбался.
        - Дорогая, я думаю, что на берегу вам с Томасом не будет хуже.
        - Это еще почему? - вспылил Осуна.
        - Ну, если так нужно, - Долорес опустила глаза, ей показалось, что она уловила в улыбке и словах Девото тревогу. - Но, может быть, все-таки…
        - Нет! Прошу, там тебе будет так же удобно. Пройдем, дорогая, в каюту. Я помогу собрать вещи.
        Когда Девото остался наедине с Долорес и Осуной, он нервно сказал:
        - Я был против этой затеи, но оказался бессилен! Это очень плохо. Однако сейчас ничего иного сделать нельзя. Они боятся, что я угоню «Ласточку». Прошу вас подготовиться к отъезду.
        Долорес и Осуна впервые видели, как взволнован обычно превосходно умевший держать себя в руках Девото. Подошел Бартоло.
        - Мой капитан, - обратился он к Девото, - мы должны собираться немедленно?
        - Да, Бартоло. И как можно быстрее. Сеньорита и сеньор Осуна оставят корабль к вечеру. Подготовь их и наши личные вещи, а я позабочусь о том, что следует снять на берег, чтобы должным образом обставить новое жилье.
        Когда Долорес и Осуна подошли к месту своего будущего пристанища, их приятно удивило то, что они увидели. Легкий деревянный домик, построенный вплотную к песчаному откосу, по которому росли пальмы, стоял рядом с двумя добротными шалашами. В двух шагах от него тек ручей и росли деревья, под сенью которых были разбиты навесы для кухни и столовой.
        Не успела Долорес разложить свои вещи, как появился Злой Джон со свитой. Матросы бережно несли миниатюрный резной трельяж, несметное количество склянок и пузырьков, содержимое которых неопровержимо доказывало, что прежде она принадлежали состоятельной моднице, и мягкие атласные подушки. Шкуру американского кагуара нес Гренвиль. Все это предводитель пиратов, многозначительно улыбаясь, преподнес Долорес и просил ее обращаться прямо к нему, если ей что-либо будет угодно.
        После ужина сеньор Осуна, не проронивший во время еды ни слова, отвел Девото в сторону и, нахмурившись, сказал:
        - Надеюсь, вы не намерены устраиваться на ночлег в доме, отведенном для сеньориты.
        - Не надейтесь, ибо я обязан по правилам, существующим в нашем с вами обществе, разделять если не ложе, то крышу с моей женой, - ответил Девото шутливо. И тут же, приняв серьезный вид, продолжил: - Неужели вы не видели, сеньор королевский инспектор, какими глазами Злой Джон глядел сегодня на Долорес? Не хватает только, чтобы у него зародилось хоть малейшее сомнение в том, что мы женаты. Довольно, сеньор Осуна, у меня и без вас достаточно забот. Спокойной ночи.
        Девото пошел в шалаш за своим плащом, с тем чтобы лечь на песке перед входом в дом, где спала Долорес.
        Утром Девото вместе с предводителем пиратов наблюдал, как на пляже кипела работа, отмечая про себя промахи, которые допускал пират. Злой Джон был груб с матросами, часто отдавал приказы, требовавшие от них излишнего напряжения сил.
        К середине дня повалившийся набок корпус лег на катки. К обеду уже обнажилось все днище. Оно сплошь, особенно киль и руль, было покрыто ракушками, моллюсками, разными переплетавшимися между собой водорослями. Картина, представшая перед взором капитана пиратов, красноречиво подтверждала, что Девото был прав, настаивая на необходимости немедленно откилевать «Злого Джона».
        Пока жаркое солнце делало свое дело, пираты отдыхали. Солнечные лучи должны были высушить водоросли и убить моллюсков, чтобы затем было легче опалить и очистить днище. Пираты веселились, пили и играли в карты. Девото переходил от одной группы к другой. Везде его принимали с радостью. Вечерами он брал гитару и развлекал матросов песнями. Его рассказы о баснословных сокровищах, которые испанские галеоны собираются увезти в Европу, разжигали страсти и утверждали в каждом матросе мысль, что только он, Девото, сможет сделать так, что эти богатства окажутся в их руках.
        Злой Джон между тем каждый вечер наведывался к Долорес, и его приближенные отмечали, что он норовит сделать это в отсутствие Девото.
        Явно назревал скандал, который мог лишить пиратов возможности напасть на испанские галеоны и завладеть золотом, серебром и драгоценностями.
        Первым, в ком заговорил голос разума, оказался Фред. Его неожиданно и рьяно поддержал Нед - он сам был неравнодушен к молодой испанке. Гренвиль и Кейнс согласились с доводами Фреда, а второй помощник Билл вызвался сам переговорить с Джоном.
        Главарь пиратов пришел в неописуемую ярость, как только понял, о чем ведет с ним разговор его друг Билл. Но, почувствовав, что все его ближайшие помощники заодно с Биллом, немного остыл, хотя сдался лишь после того, как Гренвиль сказал:
        - Ты поразмысли хорошенько, Джон. Сам знаешь, модные тряпки и губернаторские манеры у Девото - все это пыль, которую он пускает всем в глаза. Он хитер, умен и бесстрашен. Думаешь, он не заметил, что все мы увидели? Полагаешь, так просто он все эти дни проводит среди твоих людей? Лучше подумай об этом. А сеньору в тот же вечер, как мы уйдем в море с полным трюмом, я сам приведу к тебе.
        На следующий день Злой Джон пригласил к себе Девото:
        - Послушай, капитан, не поискать ли тебе лучше занятие более достойное, чем якшаться с матросами? И потом… к чему все эти разговоры? Мы с тобой знаем о конечной цели, а зачем их посвящать? А? Учти, мне самому нравится командовать моими людьми.
        Девото пристально поглядел на Джона, потом на каждого из присутствовавших пиратов, словно спрашивая глазами: «Вы слышали, что он говорит?» И спокойно ответил:
        - А мне, Джон, нравится самому делать комплименты моей жене.
        Джон раскусил зубочистку, подумал, насколько его друзья оказались более прозорливыми, чем он сам. Однако, не подавая вида, что он смущен, ответил:
        - Не понимаю, о чем ты, но будем считать, что мы договорились. Ты занимайся молодой женой и ее именитым родственником, а я - кораблем. Ночи не проходит, чтобы я во сне не видел черную кошку, викария или похоронную процессию. Дьявол меня с тобой попутал…

        Глава 8
        ДОЛОРЕС

        После того откровенного разговора Злого Джона с испанским капитаном дни в маленьком лагере Девото потянулись еще монотоннее. Правда, каждый вечер капитан отлучался, чтобы тайно встречаться с теми матросами Злого Джона, которые верой и правдой стали служить ему, однако днем он не знал, чем заняться.
        Долорес помогала Бартоло. Они вместе уходили в лес в поисках съедобных фруктов, клубней дикого картофеля - ямса, земляного ореха. Бартоло всячески выказывал свое расположение к девушке: выбирал ей лучшую еду, фрукты, приносил цветы.
        Сеньор Осуна, первые дни мучившийся мыслью, что Девото может обидеть Долорес, теперь успокоился. Он настолько пополнел, что однажды Девото пригласил его поупражняться с ним на шпагах, чтобы быть в надлежащей настоящему мужчине форме. С той поры они не пропускали дня, чтобы не уйти к холмам и там на зеленой лужайке не пофехтовать часок-другой.
        Но все же особенности характера королевского инспектора нет-нет да и давали себя знать. Как-то вечером, во время ужина, Осуна в присутствии Долорес неожиданно спросил Девото:
        - Скажите, а что вы намерены делать с нами после того, как совершите бандитский налет на испанские корабли?
        Даже невозмутимый Бартоло выронил из рук ложку. Долорес пожала плечами, а Девото в свою очередь спросил:
        - Вы не шутите? Нет! Ну, тогда, должно быть, или беспредельно глупы, или до безумия бесстрашны. Хотя последнего качества я что-то за вами не замечал. Вы просто провокатор, сеньор Осуна. Но на сей раз у вас ничего не выйдет. Спокойной ночи!
        Девото встал и тут же растворился в темноте. Долорес, ни слова не говоря, поднялась и ушла к себе.
        Этой ночью Девото, спавший, как и прежде, у самого входа в домик Долорес, был разбужен легким прикосновением чьей-то руки. Проворно вскочив на ноги, он выхватил из-за пояса пистолет. Но увидел перед собой Долорес, которая прижимала палец к губам.
        - Что случилось?
        - Ничего, сеньор Девото. Я хочу поговорить с вами. - Долорес присела на лежавший у входа ствол дерева. - Сядьте ряядом со мной, капитан. Мне та неловко за сеньора Осуну. Я с каждым днем все больше убеждаюсь, как вам трудно. А сеньор Осуна словно слепой.
        - Это не страшно, но он глуп, как индюк, и я не могу быть ни минуты спокоен, что он не наделает большой беды. Вам часто приходится встречать людей, которые делают только то, что приносит им радость, удовольствие?
        - Не понимаю вас, сеньор Девото.
        - Большинство людей, да и мы с вами тоже только и занимаемся тем, что решаем проблемы, продиктованные нам необходимостью: утоляем голод или жажду, ликвидируем неудобства, стремимся добыть средства к существованию, стараемся сохранить свою жизнь или близких нам людей…
        Возникла пауза, потом девушка сказала:
        - Вы не ответили сеньору Осуне на его вопрос, а мне, сеньор Девото, вы можете сказать, что же будет с нами? - И поскольку капитан молчал, Долорес продолжила: - Зачем вы так поступили со мной тогда, на корабле, когда я случайно услышала разговор Гренвиля с боцманом? Вы же знали, что это не было галлюцинацией? И потом, как вы можете быть так спокойны, верить им, зная, что они не сдержат данное вам слово?
        - Сеньорита, я вижу, что вы не осуждаете меня за поступок, который я вместе с ними намерен совершить. Вы переживаете по поводу того, что потом будет со мной. Благодарю вас! Мне приятно сознавать, что вы связываете свое благополучное возвращение в ваш мир с моей судьбой.
        - Да! А между тем вы мне не доверяете.
        - Мне нечего от вас скрывать, сеньорита.
        - Не могу в это поверить, сеньор Девото! Если вы с ними не заодно, то, значит, чего-то ждете.
        Девото внимательно поглядел в глаза девушки.
        - Жду… Жду благоприятных для меня обстоятельств.
        - Откройте мне свой план, и я успокоюсь. Отчего вы мне не доверяете?
        - Это вы,, сеньорита, не верите мне.
        - Да это единственное, что у меня осталось, - верить вам.
        - Вот и хорошо! Верьте мне, Долорес. Вы смелая. Ваша выдержка уже не раз помогала мне. Прошу вас, не тревожьтесь за свою судьбу.
        Девушка видела, что ее собеседник не понимал или делал вид, что не понимает ее, и потому продолжала настаивать:
        - Посвятите меня в свои планы, Девото, и вы не пожалеете об этом.
        - Но у меня нет никаких особых планов. Я лишь жду более удобного случая. Прошу вас об одном: не теряйте веры в меня. Клянусь, я вызволю вас отсюда невредимой, если, конечно, буду жив.
        - Боже мой! - еле слышно прошептала девушка и поспешила скрыться в доме.
        В ту ночь Девото долго не мог заснуть…

«Каталина» шла с севера на юг по проливу Святого Николая. Слева по борту виднелись очертания берегов Багамских островов. Де ла Крус и Тетю мирно беседовали на мостике, прислонившись спинами к фальшборту и наблюдая за действиями рулевого.
        - Человек был и остается связан с морем неразрывными узами. - Тетю ласково поглядел в лицо Педро. - А ты, мой друг, просто дитя моря. Ты, как никто другой, чувствуешь его превратности, капризы и величие. И ты по-своему влюблен в него.
        - Юношей, когда мой отец вынудил меня оставить родной дом, я встретил видавшего виды, просоленного до мозга костей морского волка. Он многому научил меня!
«Праздность и безделье порождают стыд и бедность, и, напротив, прилежание, усердие - честь и хлеб насущный», - не уставал твердить он.
        - Да, это так. Верно!
        - Нет большего греха, чем глупость, - тоже было одно из его любимых высказываний. Однако он же утверждал, что для того, чтобы достичь счастья, нет необходимости обладать какими-то особыми дарованиями, достаточно иметь наглость.
        Тетю задумался, казалось, он углубился в воспоминания. Потом ответил:
        - Ничего на свете нет столь убогого, презренного и столь прекрасного, непревзойденного, чем человек. Вот те голландцы, что везли негров-рабов в набитых ими трюмах. Сами ели двойной закалки сухари и отменную солонину, а их питали отбросами. Те голландцы - и ты!

«Каталина» пересекла Северный тропик и входила в Старый Багамский пролив на траверзе острова Бей. Из «вороньего гнезда» донеслось:
        - Впереди по курсу бой! Три корабля.
        - Все наверх! По местам стоять! - немедля отдал команду капитан.
        Залился трелью боцманский свисток и послышался топот людей, бегущих по палубе. Де ла Крус подал команды к постановке всех парусов, и вскоре снизу на мостик донеслось:
        - Пошел фалы!
        - Гика-шкоты потравить!
        - Левый фордун растравить!
        - Стоп шкоты!
        Тут же с мостика последовала команда:
        - Поставить кливера!

«Каталина» помчалась к месту боя. Капитан пригласил боцмана на мостик, передал ему подзорную трубу, и немного погодя Добрая Душа сообщил:
        - Два пирата с Ямайки расстреливают испанского корсара.
        - Уточни! - попросил капитан и отдал приказ Меркурию подготовить орудия к бою, запалить фитили.
        - Корсар из Тринидада. Франсиско Триста на своем двадативосьмипушечном бриге
«Жемчужина». Атакован двумя английскими бригами из Порт-Ройяля на Ямайке. Ближний к нам корабль «Проворный». Раньше на нем ходил капитаном приемный сын Тома Линча, бывшего губернатора Ямайки [Остров прежде принадлежал испанцам, однако был отвоеван у них англичанами в 1655 году и сразу же превратился в центр работорговли неграми, привозимыми из Африки на земли Нового Света. Этим промыслом в начале XVII века в основном занимались голландцы и англичане. Только Голландия, в то время наивернейшая союзница Англии, с 1600-го по 1660 год имела под парусами 15 000 морских судов, а их соперница Франция лишь чуть более 500. Пираты же, укрывавшиеся на Ямайке, более всего тревожили поселения испанцев на Кубе и на острове Эспаньола (Гаити).] .
        - Корсар Триста, как я понимаю, под перекрестным огнем, - рассудил де ла Крус.
        - Зарекусь пить ром до конца моих дней, если мой капитан не прав.
        Сражавшиеся корабли шли на восток при малой скорости как раз по курсу «Каталины». На английском бриге «Проворный», экипаж которого был увлечен боем, не сразу заметили чужой корабль, приближавшийся к пиратскому судну со стороны его кормы на полном ветре.
        Де ла Крус отдал команду Меркурию пушками левого борта ударить по рангоуту
«Проворного». Залп был удачным.
        - Ну, а что теперь, Педро? - спросил Тетю.
        Капитан отдал команды командирам мачт переставить паруса.
        В ту минуту «Каталина» равнялась с кормой «Жемчужины». На бриге осталась лишь одна мачта, на шкафуте пылал пожар. Однако Красному Корсару повезло. Капитан второго пиратского брига «Веселый Джек», увидев «Каталину», не успел поменять приказ, и его старший бомбардир произвел залп левым бортом по последней мачте «Жемчужины». Она завалилась на фальшборт, обозначив еще больший крен судна, а де ла Крус прокричал рулевому:
        - Лево руля! Круче! - И принялся ему помогать крутить штурвал.
        Опытный рулевой понял, что капитан посылает свою «Каталину» между двух бригов, чтобы стать правым бортом к пирату.
        - Всеми пушками правого по ватерлинии!
        Вахтенный помощник помчался передать Меркурию приказ, а тот уже и сам понял, что этот залп обязан потопить пиратский бриг.
        Охваченный азартом де ла Крус не успел отдать необходимые команды на-мачты переставить паруса, чтобы сменить галс. «Каталина», которой следовало обойти с носа «Жемчужину», дабы сразиться с «Проворным», вышла из ветра. Он стал наполнять паруса со стороны, обратной движению корабля, и «Каталина» потеряла ход. Однако в тот день что ни делалось, все было к лучшему. «Проворный», видя, как «Веселый Джек» погружается в пучину, перестал стрелять по испанскому корсару, поставил оставшиеся целыми паруса и торопливо начал уходить на север.
        - Шлюпки на воду! Подобрать тонущих людей!
        К моменту возвращения шлюпок, которые выловили с полсотни пиратов, однако без их капитана, де ла Крус подвел «Каталину» поближе к «Жемчужине». На корсарском бриге уже потушили пожар, кое-как заделали пробоины, очистили палубу от обломков мачт, рей, стеньг и рваных парусов, однако бриг сам двигаться не мог. Его следовало брать на буксир. Пока его заводили, де ла Крус побывал на «Жемчужине», выслушал благодарственные слова раненного в плечо Франсиско Тристы и принял решение отбуксировать бриг в ближайшее кубинское портовое поселение Кайбарьен. Там он сдал пиратов местным властям, пожелал Тристе и экипажу его брига успехов и заторопился далее на юг.
        На пятнадцатые сутки пребывания пиратов Злого Джона на островке, после того как с огромным усилием корпус фрегата был перевернут на другой борт, в отряде Злого Джона вспыхнула драка. Она возникла случайно, началась ссорой из-за места в тени, но так как размолвка произошла между давнишними партнерами по карточной игре, то один пират во время потасовки обвинил другого в постоянном шулерстве, его соперник выхватил нож и прирезал своего обидчика. Желая отомстить за смерть товарища, за оружие взялись его друзья. Нашлись и защитники убийцы. Отряд вмиг разделился на две враждующие, готовые броситься друг на друга партии.
        Ни Злой Джон, ни его помощники не могли остановить готовую начаться бойню. В этот момент на пляже появился Девото. Его предупредила о конфликте Долорес, издали видевшая, что началась драка.
        - Стойте! Смерть даже десятка людей может лишить нас сокровищ! Кто из вас не желает легких денег? - Эти его слова мгновенно отрезвили разгоряченных пиратов. - Пусть ваш капитан, как это и положено, вынесет приговор!
        Злой Джон ободрился:
        - Судьба уже решила, кто должен был понести наказание. Вот он лежит…
        Вопль протеста заглушил его слова, и пираты вновь стали угрожающе приближаться друг к другу.
        - Стойте! - снова, с трудом перекрывая рев обезумевших людей, прокричал Девото. - Я знаю, как справедливо можно решить спор. - Капитан перевернул пустую бочку и вскочил на нее. - Пусть те кто видел, как началась драка, выйдут сюда. - Человек десять приблизились в бочке. - И те, кто знает, как играет в карты он, обнаживший нож против своего товарища. - Еще человек пятнадцать вышли из рядов. - Вот они пусть и решат, кто был прав, а кто виноват.
        На пляже воцарилась мертвая тишина. Злой Джон, видимо, хотел что-то сказать и сделал шаг вперед, но Девото не терял времени.
        - Пусть те, кто считает погибшего виновным, поднимут руки. - Таких оказалось девять. - Кто считает, что убийца достоин наказания?
        В тот миг людьми не могло управлять ничто иное, кроме справедливости, Теперь в воздух взметнулось шестнадцать рук. Еще через десять минут пират, который убил своего товарища, был повешен, а мир восстановлен. Злой Джон смачно плюнул себе под ноги и пошел прочь.
        Этой же ночью Долорес вновь разбудила Девото. Она извинилась, что мешает ему отдыхать, но просила понять ее переживания, вызванные печальными событиями дня.
        - Я не могу заснуть, сеньор Девото, от мысли, что люди в состоянии так безжалостно поступать друг с другом, - говорила срывающимся голосом девушка, садясь на мешок с водорослями, который минуту назад служил капитану полушкой.
        - Для этих людей жизнь никогда не имела цены. И убийство мало кого волновало, на самом деле они не могли пренебречь негласными пиратскими обычаями, такими, как месть. Это и было главной причиной, толкнувшей их на кровавую стычку. Капитан Джон плохо знает своих людей.
        - А если бы не вмешались вы?
        - Могло произойти непоправимое. В такие минуты пощады не ждут. Спасибо, что вы меня предупредили. От накала страстей, бывает, и море загорается.
        - И Злого Джона могли убить?
        - Могли… Но могло все обернуться и другой стороной. Поэтому я не должен был позволить случайности…
        - Лишить вас возможности завладеть испанским караваном?
        Девото пристально поглядел на Долорес, чье лицо было совсем близко от него.
        - Что бы вы ни говорили, Девото, мне с каждым днем все больше кажется, что вы не тот человек, кому по душе грабеж, насилие и жестокость.
        Девото ничего не ответил. Долорес негромко спросила:
        - А как случилось, что вы стали флибустьером или корсаром, сеньор Девото? Извините, я не знаю, что будет более соответствовать действительности.
        Моряк еще пристальнее поглядел на девушку и в свою очередь спросил:
        - Вас по-настоящему это интересует или вы расспрашиваете меня просто так, чтобы о чем-то поговорить?
        - Разве я могла бы позволить себе такую нетактичность? Особенно когда речь идет о вас, - Долорес опустила глаза.
        - Мне понятно движение вашей души, ясен ход ваших мыслей. Ведь оттого, что в конечном счете я собой представляю, во многом зависит ваша судьба. - Девото умолк, глядя на вспыхивающую ярко-белесыми бликами линию прибоя. - Все началось с Европы… В нашей с вами родной, но мрачной Испании я стал чувствовать себя лишним. В поисках свободы действия и мысли, в попытке найти возможность приложить свою энергию с ощутимой отдачей я и выехал в Новый Свет… Оказалось, что здесь не лучше. Правители - губернаторы, аудиторы, алькальды, альгвасилы пользуются безграничной властью. Разные проходимцы и дельцы, умеющие из любого положения извлекать выгоду, здесь, в колониях, процветают с еще большим успехом, чем в Европе. Вам трудно будет поверить, если я скажу, насколько велик их доход. Правда, вскоре я встретил здесь людей, близких мне по духу. Тогда я решил посвятить свою жизнь борьбе со злом… с теми, кто нарушал покой мирных селений и городов, кто враг моих соотечественников, стремящихся, как я потом понял, здесь, за океаном, на этой земле построить лучшую жизнь, чем та, которая существовала в Испании…
        Долорес слушала и не могла понять своего собеседника.
        - Ну, а как же вы… - Девушка запнулась, но затем решительно закончила: - Как же вы теперь идете с пиратами на грабеж… с англичанами против испанцев?
        Девото ответил не сразу.
        - В жизни человека бывают моменты, не всегда объяснимые на первый взгляд… - начал он, но спохватился и после небольшой паузы сказал: - Будет куда справедливее, если сокровища, которыми набиты галеоны, останутся здесь, а не отправятся в королевскую казну. Кто вора очистил обитель, тот не грабитель… Сеньорита, уже поздно. Спокойной ночи!
        Следующей ночью Долорес снова вернулась к разговору о том, что жизнь флибустьера или корсара не может быть уготована судьбой капитану Девото.
        - Когда вы среди них, я смотрю и вижу или только этих людей, или вас одного. В моем представлении вы не можете быть заодно с ними. Я представляю вас среди грандов, при королевском дворе. Вы, Девото, могли бы столько сделать рядом с вице-королем Новой Испании.
        Капитана передернуло от этих слов, но он сдержался.
        - Я был при дворе вице-короля дона Гаспара де ла Серда Сандоваля Сильва и Мендосы. Однако единственно достойной в его окружении была женщина, впоследствии ставшая монахиней, которую вы, Долорес, мне очень напоминаете. Она была поэтессой. Звали ее Хуана Иннес де ла Крус. Вы читали ее стихи?
        Долорес отрицательно покачала головой.
        - Однако я слышала о ней.
        - Талант вознес ее на вершину славы, ее внешняя красота не давала ей возможности спокойно существовать… и она ушла в монастырь.
        - Но неужели вы никогда не думали о семье? Вы могли бы принести счастье… - Долорес хотела сказать «любой женщине», но смутилась и замолчала.
        - Я? - быстро спросил Девото и тут же произнес: - Но для этого прежде кто-то должен возвратить мне веру в женскую чистоту, постоянство, бескорыстие…
        - Вас жестоко обманули?
        - Теперь дело не только в том, что собой представляют женщины того мира, с которым я навеки порвал. Подумайте сами, кому я могу предложить эту руку, столько раз обрызганную кровью? Какая женщина пожелает стать матерью детей, у отца которых такое прошлое, как у меня? Кто, наконец, поверит сердцу, состоящему из осколков?
        - Бедный! - еле слышно прошептала Долорес и убежала.
        Утром девушка не вышла к завтраку, за обедом не глядела на Девото и, как только закончили трапезу, встала и куда-то ушла.
        К обеду следующего дня Девото разыскал Долорес. Она сидела на одном из ближайших холмов под тенью пальмы и глядела, как пеликаны ловили рыбу на мелководье.
        - Сеньорита, вы огорчаете меня своим легкомыслием. Поступок ваш нельзя осудить, но он, поверьте, не оправдывает риска, которому вы себя подвергаете. Все утро лагерь Злого Джона возмущался. Капитану пиратов и мне с трудом удалось уговорить людей, бросивших работу, не идти к вам. Эти ваши цветы на могиле двух несчастных…
        - Но я сделала это от чистого сердца, - Долорес поднялась на ноги, и свежий ветер взметнул ее шелковистые волосы.
        - Порыв ваш тронул и меня, но вы не подумали о последствиях. Во-первых, как вы сами оцените, что вы ходили на могилы в одиночестве и об этом не знал ваш супруг? Злой Джон, сеньорита, человек, который не умеет управлять своими страстями. - Тень озабоченности не сходила с лица Девото.
        - Да, вчера он мне говорил такие слова, что я пригрозила сообщить о них вам. Он провожал меня и настойчиво требовал, чтобы я приняла в подарок драгоценное ожерелье. Вначале он заявил, что это в знак благодарности за память о погибших, а потом стал объяснять, что он…
        - Вот именно! Зачем же тогда создавать ситуации, которые для нас с вами могут закончиться плачевно?
        - Извините, сеньор Девото, обещаю вам впредь быть благоразумней. Верьте мне! Но как избавиться от притязаний Злого Джона, скажите? Я вчера так боялась, что он возвратится…
        - Что отказались от ужина…
        - Да! Прошу вас, Девото, сделайте что-нибудь! Оградите меня от Злого Джона. - В голосе и во взгляде девушки было столько мольбы, что капитан забыл о том, что еще хотел сказать ей.
        - Злой Джон, сеньорита, не самая серьезная угроза. Его мне нетрудно обезопасить, но вот…
        - Что может быть еще? - испуганно спросила Долорес.
        - В этих местах, - Девото внимательно посмотрел ей в глаза, - в этих местах, Долорес, может появиться корабль без флага, и вот тогда… тогда трудно вообразить, что может произойти.
        - Чей корабль?
        Не отвечая на вопрос, Девото сказал:
        - Поэтому я хотел бы просить вас каждое утро после завтрака подниматься на холм, что в центре острова, и смотреть, не появился ли этот корабль. Если и вы согласны, то подзорную трубу, чтобы вам лучше было видно, возьмете у Бартоло. Однако об этой моей просьбе никому ни слова, даже сеньору Осуне. Я верю вам!
        Девушка с радостью согласилась.
        - Куда мы идем? - спрашивали все в один голос. Даже молчаливый Медико и тот поинтересовался новым курсом у Педро. Капитан внятно не отвечал, говорил всем, что скоро сами увидят, а Тетю скромно посмеивался в усы, и тогда лицо его розовело.
        Члены экипажа «Каталины» видели, что молодой капитан чем-то очень озабочен, а потому старались безупречно исполнять его команды.
        - Никак, де ла Крус, ты в Кайбарьене узнал, где надо искать «Скорую Надежду»? - с оттенком некоторой иронии спросил Медико. Они стояли с капитаном у камбуза, где орудовал Коко.
        - В Кайбарьене никто мне не мог сказать о нынешнем местонахождении Боба Железная Рука.
        Тут вдруг послышался отчаянный крик: «Человек за бортом!»
        Де ла Крус помчался на мостик. Упал в море матрос, который производил ремонт кливер-леера на бушприте. Тот, кто сообщил о падении матроса за борт, тут же бросил в море спасательный круг.

«Каталина» шла бейдевинд в свежий ветер. И потому, пока де ла Крус отдавал нужные команды, пока они выполнялись, чтобы судно привелось и сделало поворот оверштаг, корабль ушел на значительное расстояние от утопающего. Для наблюдения за ним на ванты был послан матрос с подзорной трубой. Он постоянно указывал рукой направление, где находился упавший за борт. «Каталина», уже на новом галсе, приблизилась к державшемуся на плаву матросу и легла в дрейф. Тут же с подветренного борта была спущена шлюпка, командовать которой взялся сам боцман Добрая Душа.
        Как только шлюпка отошла, де ла Крус снял корабль с дрейфа, перевел его под ветер от утопающего и вновь лег в дрейф. Таким образом шлюпка шла к упавшему за борт и обратно к судну по ветру.
        - Кружку рома ему. Пусть отдохнет и завтра закончит ремонт кливер-леера, - распорядился де ла Крус и следом отдал необходимые команды, чтобы «Каталина» легла на прежний курс.
        Медико занялся вернувшимся на борт матросом, а Тетю, уже в кают-компании, где скоро Коко должен был подать ужин, нежно обнял «своего младшего брата» и сказал:
        - Мой дорогой Педро, ты каждым своим действием, каждым поступком радуешь мое сердце, чем продлеваешь мне жизнь!
        - Увы, каждый прошедший день увеличивает мои страдания.

        Глава 9
        КОНЕЦ ЗЛОГО ДЖОНА

        После того последнего разговора с Девото Долорес каждое утро уходила в глубь острова. Девото и Осуна после завтрака скрывались за холмами и там упражнялись на шпагах. Бартоло оставался в их маленьком лагере - у него было достаточно хлопот по хозяйству.
        Злой Джон тут же обратил внимание на то, что Долорес вот уже несколько дней как уходит из лагеря одна и бродит по острову. «Наконец! Теперь я увижу ее без этого проклятого Девото, - решил предводитель пиратов. - Надо быть идиотом, чтобы не использовать такой момент!» Увидев, что Долорес поднимается на холм, он тут же позабыл обо всем - о разговоре, который с ним вели его ближайшие сподвижники, о данном им слове и, крадучись, чтобы никто не заметил, последовал за ней.
        Он застал девушку на самом высоком холме острова у ветвистого фруктового дерева гуанабана.
        - Сеньора изволит любоваться природой? - спросил Злой Джон Долорес, дождавшись, когда та, внимательно осмотрев горизонт, отняла от глаз подзорную трубу.
        Долорес вздрогнула от неожиданности, но тут же взяла себя в руки.
        - Сеньор капитан ищет моего мужа?
        - Совсем нет, прекрасная сеньора. - Сальный взгляд Злого Джона не предвещал ничего хорошего. - Вы любуетесь природой, а я пришел полюбоваться вами. Неужели лес, долины, зеленые холмы, цветы вам дороже богатых украшений, а? У меня их полные сундуки. - Он опустил руку в карман камзола. Перед глазами испуганной Долорес засверкало бриллиантовое колье. - Сегодня я принес вам кое-что еще забавнее прежнего ожерелья. Берите! Это вам.
        - Вряд ли моему мужу понравится, что я принимаю подарки от посторонних мужчин, - ответила Долорес, прислоняясь спиной к стволу дерева и собирая все силы, чтобы не проявить перед Злым Джоном охватившего ее чувства страха.
        - В преисподнюю мужа! Святой Патрик! Эта женщина отказывается от таких бриллиантов! Да они принадлежали самому сэру Моргану, а теперь будут украшать вашу грудь, - с этим словами Злой Джон приблизился вплотную к девушке. От пирата несло перегаром. К лицу его прихлынула кровь.
        Долорес задрожала и выкрикнула:
        - Сеньор, прошу вас, не забывайтесь! я расскажу об этом мужу…
        - Будет поздно! - прохрипел он.
        Лицо пирата стало багровым, он сделал еще шаг вперед и ловко защелкнул на шее Долорес замок колье. Потом обхватил обеими руками стан девушки и прижал ее к себе. Долорес рванулась, но Злой Джон крепко держал ее в своих объятиях.
        - Отпустите! Слышите, капитан, отпустите! - закричала Долорес и стала отбиваться от пирата, который хотел ее поцеловать.
        Вдруг за его спиной раздался негромкий голос Девото:
        - Что здесь происходит?
        Джон резко повернулся, Долорес ловко выскользнула из его рук
        Злой Джон молниеносно отпрыгнул в сторону и положил руку на эфес шпаги. По тропке, ведущей на холм, спешил Девото, королевский инспектор с обнаженной шпагой и еще несколько пиратов. Девото попросил одного из преданных ему людей проследить за Злым Джоном. Матрос, один из бомбардиров, увидев, что капитан Джон последовал за Долорес, немедленно сообщил об этом Девото.
        - Вижу, вы, капитан, чересчур откровенно выражаете сеньоре Девото свое почтение. - Лицо испанца стало белым, на губах заиграла недобрая улыбка, глаза потускнели. - Однако это можно было бы сделать и на расстоянии. Прошу вас, впредь не сочтите за труд, если…
        - Если? Что если?.. Клянусь святым Патриком и «Злым Джоном»! Ты не знаешь, Девото, что случалось с теми, кто становился мне поперек дороги! - Глухой, перехваченный гневом голос пирата срывался и переходил на зловещий свист.
        - В данном конкретном случае могу предвидеть. Один из нас должен будет уйти, и не думаю, что им буду я!
        - Чтоб черти меня изжарили в аду на медленном огне! Сгори «Злой Джон», если я не уважаю твою смелость! Но запомни: ты единственный человек на земле, кто может пока… пока, говорю, похвастать, что угрожал Злому Джону!
        - Лучше будет, если ты поведаешь эту сказку кому-либо другому, заодно расскажешь Гренвилю, Биллу, Фреду, Кейнсу и Неду о том, что сейчас здесь произошло. Прошу тебя, оставь нас! Да и не забудь забрать эту вещицу. - Девото снял с шеи Долорес колье и швырнул его Джону.
        - Ну, я с тобой еще поговорю! - прорычал тот, поймав колье на лету. - Я заставлю тебя узнать, что такое ад, до того, как ты туда отправишься! - и пират стал спускаться с холма.
        - Надеюсь, это животное не причинило вам боли? - спросил Девото, обращаясь к Долорес.
        - Хвала Всевышнему, что вы рядом! Если б мой отец был жив!..
        - Возможно, он подсказал бы, что делать мне сейчас…
        - Но вы не станете преследовать Злого Джона? - В голосе девушки звучало искреннее беспокойство.
        - К сожалению, нет! Первый раз в моей жизни я должен поступить не так, как мне диктует сердце, а как повелевает разум.
        - Дайте мне слово, Девото, никогда не оставлять меня одну.
        Девото вздрогнул, очень пристально поглядел в глаза Долорес, но отрицательно покачал головой.
        - Прошу вас, не ходите больше без заряженного пистолета. И если Джон еще раз появится на вашем пути, стреляйте в него без раздумья. Теперь вся команда будет на вашей стороне, а об остальном позабочусь я.
        Долорес утвердительно кивнула.
        Услышав надсадно поющую дудку боцмана и оглушительный топот людских ног по палубе, Каталина и донья Кончита вышли из своей каюты на шкафут. Обе сразу поняли, что Боб Железная Рука вел «Скорую Надежду» на захват шедшего без охраны испанского торговца. Небольшое трехмачтовое судно с латинскими парусами, несомненно, было слабо вооружено. Подошедший к женщинам Чарли сказал:
        - У испанца не более тридцати пушек, и все малого калибра. И тем не менее будет бой. Вам лучше укрыться в каюте.
        - Бобу везет. Этот испанец торопится, - высказала свою мысль донья Кончита.
        - Да. Странно, что он один, - заметил первый помощник капитана.
        - А если вот прямо сейчас подойдут остальные? - спросила Каталина.
        - Если их будет много, Боб уйдет, - ответил Чарли.
        - Но капитан или коммерсант - владелец корабля жаден. Должно быть, этот корабль только что прибыл из Испании в составе каравана. Однако он спешит сейчас опередить конкурентов. И за это поплатится, - донья Кончита жестом предложила Каталине покинуть палубу.
        - А мне хотелось бы посмотреть, как идут на абордаж, - заявила Каталина.
        - Не стоит, девочка. Очень опасны шальные пули. А ты обязана себя беречь. Пойдем, пойдем.
        И женщины ушли с палубы, а Чарли занялся своими обязанностями. Боб уже отдал парусами приказ испанцу лечь в дрейф. Но судно, видимо, впервые совершало рейс по Карибам. Скорее всего, по этой причине, зная о карибских пиратах лишь понаслышке и надеясь на их благосклонность, испанский торговец решил сдаться без боя. «Скорая Надежда» ловко подошла и огромными железными крючьями быстро пришвартовалась к борту торгового судна «Виго». Вооруженные до зубов матросы Боба, не веря тому, что им не оказывают никакого сопротивления, мгновенно обезоружили команду и заняли все ключевые места на испанце. Боб получил шпагу капитана и не мог нарадоваться, узнав, что захваченное им судно полно самых разных товаров, предназначенных для продажи колонистам в городах Новой Испании. Но как был удивлен Железная Рука, когда услышал от одетого с иголочки коммерсанта, что тот удержал капитана от боя и теперь за это хочет, чтобы захвативший их судно пират перенес на свою шхуну лишь половину товара.
        Боб мысленно подбирал слова, чтобы высмеять испанца, когда с его шхуны послышался выстрел и поступило сообщение, что вблизи показалось судно с пиратским флагом на мачте.
        То был четырехмачтовый барк с косыми парусами на бизань-мачте, который внезапно вышел из-за небольшого необитаемого, но заросшего лесом островка. Боб очень хорошо знал, что этот грозный корабль принадлежал известному английскому пирату Уильяму Дампсу. Уже немолодой, с манерами английского джентльмена, Дампе, пользующийся особым покровительством королевских губернаторов территорий, захваченных Англией в Вест-Индии, был бичом, всеобщим бедствием для испанской короны. Он не был столь свиреп, как Злой Джон, но обладал поразительным везением во всех своих начинаниях.
        Вот и сейчас его барк подошел и бесцеремонно сцепился крючьями с левым бортом
«Виго». Боб и подумать не мог о сопротивлении Дампсу и его команде, хотя они и действовали вопреки неписаным, но всегда выполняемым правилам, бытовавшим
        среди пиратов. Первым захватил испанское судно Боб Железная Рука, ему и должна была принадлежать добыча. Оба пирата были наслышаны друг о друге, но никогда не встречались. Уильям Дампе, взойдя на мостик «Виго», похлопал Боба по спине и без зазрения совести произнес:
        - Дружище, я собираюсь сложить свои кости в земле. Совсем скоро возвращаюсь в Англию. Сам понимаешь… И потом, делиться с собратом сам бог велел. Испанцев же, на сей раз, отпустим с их никудышной посудиной.
        Боб подчинился наглости более сильного. Экипаж «Виго» загнали на нижнюю палубу в кубрики, открыли люки в трюмы, и, под наблюдением старших помощников капитанов пиратских кораблей, начался дележ захваченных товаров.
        Владелец пытался было что-то сказать, но Дампс обнажил шпагу, приставил ее к горлу щеголя коммерсанта и затолкал его вместе с капитаном судна в его каюту, а у входа поставил своих людей.
        Когда произошла расцепка судов и «Скорая Надежда» заскользила по волнам своим курсом, Каталина, которая узнала о произошедшем от кока, похвалила Боба:
        - Мой брат, я знала, что ты добр. Так и поступай до конца своих дней!
        Завтрак - черепашьи яйца, мясо, мармелад из плодов гуанабана, свежие лепешки - так и остался нетронутым, Девото лишь отломил краешек печеного теста, запил глотком кокосового молока и ушел в сторону лагеря Злого Джона. Сегодня плотники закончат смолить последний участок днища, и завтра «Злого Джона» можно спускать на воду, а еще через два, максимум три дня фрегат будет полностью готов к отплытию.
        Девото не надо было посещать пиратский лагерь, чтобы знать, что там происходило и какие разговоры вел Злой Джон со своими приближенными. Среди его окружения у Девото появились друзья: мальчик-слуга, старший бомбардир Крошка Майк и лекарь
«сэр Грей», поэтому главной причиной тревоги капитана было то обстоятельство, что приближался день выхода в море, а Девото в первый раз не знал, что ему следовало делать.
        О себе он беспокоился меньше всего - его тревожила судьба Долорес. Впервые в жизни он почувствовал, что готов пожертвовать собой ради благополучия, по сути дела, почти незнакомой ему женщины.
        Девото раздумывал над тем, каким же образом он сможет перехитрить Злого Джона и высадить Долорес и сеньора Осуну на одном из островков вблизи испанских поселений, как вдруг увидел девушку, которая направлялась в его сторону, в то время как должна была находиться в центре острова и наблюдать за морем. Долорес шла медленно, собирая по дороге раковины.
        Она остановилась рядом, громко произнесла, что у нее сильно болит голова. Еще раз посмотрела на собранные ракушки и, швыряя их в море, тихо сказала:
        - Он там!
        Девото рывком привлек к себе растерявшуюся Долорес и прошептал:
        - Вы не ошиблись? Какое украшение у корабля на носу?
        - Женская голова. Я хорошо рассмотрела ее в подзорную трубу.
        Девото порывисто поцеловал девушку в лоб. Она совсем оторопела.
        - Долорес! Молите Бога, чтобы вы не ошиблись! - и громко: - Идемте в лагерь лечить головную боль. - И Девото увлек девушку за собой.
        Навстречу им вышел Осуна. Увидев взволнованное лицо Долорес, он спросил:
        - Что происходит? Что-нибудь случилось?
        Долорес, взглянув на спокойного и улыбающегося Девото, вконец смешалась и молчала.
        - Сеньор, может, вы потрудитесь дать объяснение, что так встревожило нашу даму? - спросил Осуна Девото, который уже выходил из домика, нес в руке нарядную портупею с вложенной в ее ножны боевой шпагой.
        - Возможно, сеньор Осуна! Возможно! Однако, очевидно, не ранее чем через час, если вы снова спросите меня об этом, - с прежней улыбкой сказал Девото, перекидывая портупею через плечо. - Долорес! - Лицо Девото стало серьезным. - Прошу вас, думайте обо мне… - Он оборвал самого себя и, подойдя вплотную к Бартоло, положил руку на плечо своему верному слуге и другу. - Если что, Черная Скала, не оставляй сеньориту. Сделай так, чтобы она добралась домой. Ты знаешь, кто тебе поможет… - И, резко повернувшись на каблуках, Девото быстро зашагал к пиратам.
        Долорес сделала было несколько шагов вслед, но Бартоло преградил ей путь. Пытаясь улыбнуться, он сказал:
        - Не надо! Значит, иначе он не мог поступить.
        Злой Джон беседовал с Гренвилем, развалившись на канатах, уложенных в бухты неподалеку от корпуса корабля.
        - Доброе утро, Джон, - еще издали произнес испанец.
        - Зачем пожаловал, сеньор? - вместо приветствия грубо спросил главарь пиратов, не меняя вызывающей позы.
        - Хоть бы ты поздоровался прежде, капитан, - сказал Девото, остановившись в нескольких шагах от Джона и Гренвиля и всем своим видом показывая, что он требует к себе достойного его рангу отношения. - Не очень ты вежлив, Джон.
        - А с чего это я должен быть вежлив с тобой? Мы не в губернаторском дворце, и ты не губернатор, а…
        - Не надо, Джон! Ты хорошо знаешь, что и моему терпению есть предел! В последнее время ты не стеснялся говорить за моей спиной недостойные вещи. А вчера- вчера ты оскорбил мою честь…
        - О чем ты говоришь, вонючий испанец? Ха-ха-ха!
        Джон сделал вид, что от смеха свалился с канатов, и, когда он поднялся на ноги, Девото сделал шаг в его сторону:
        - Над чем ты так смеешься, Злой Джон?
        - Над тем, что у тебя есть честь!
        В следующий миг звонкая пощечина чуть было не сбила Злого Джона с ног. Вокруг уже собирались свободные от работы пираты, и многие из них видели, что зачинщиком ссоры, возникшей между капитанами, был Злой Джон.
        Англичанин отпрыгнул в сторону, быстро снял портупею со шпагой и принялся расстегивать камзол.
        - Я тебе сейчас покажу! Ты сейчас узнаешь, кто такой Злой Джон.
        Гренвиль, предчувствуя беду, закричал:
        - Билл, Фред, скорее сюда!
        - Гренвиль и вы все! Я призываю вас в свидетели! Вы видели - иначе я не мог! Джон оскорбил меня, - Девото говорил громко, одновременно сдергивая с рук перчатки, проворно сбросил с головы шляпу, затем стянул портупею, камзол и рубаху.
        - Сейчас! Сейчас я выпущу твои внутренности, а сердце своими руками швырну в трюм на съеденье крысам! - Злой Джон буквально ревел от злобы и ненависти.
        Девото еще не успел занять позицию, чтобы исполнить традиционное приветствие, как был, в нарушение самых элементарных правил дуэли, атакован пиратом. Конец стального клинка чудом не задел шею Девото. Он отпрянул, и второй удар Джона уже был встречен надежной защитой.
        Девото был лучше подготовлен к бою, он знал, на что шел, в то время как Злым Джоном владела слепая ярость. Поэтому вначале его атаки носили беспорядочный характер, что дало возможность Девото быстро разобраться в тонкостях техники противника. Злой Джон, отлично владевший приемами итальянской школы, был ловок, быстр, превосходно чувствовал дистанцию и предпочитал атаки снизу. Они следовали одна за другой.
        Многие из пиратов знали о мастерстве своего предводителя, знали, что он любил, прежде чем кончить бой смертельным ударом, вызвать у противника панический страх.
        Кейнс, Фред, а за ними и Билл не могли, как ни старались, пробиться сквозь плотную толпу трех сотен пиратов, окруживших глухим кольцом сражавшихся. Никто не хотел упустить ни одной детали поединка. Отовсюду неслись советы, раздавались подбадривающие возгласы. Большинство, очевидно, ставило на своего капитана, но не раз раздавался гул одобрения после умело взятой защиты и молниеносно организованной контратаки его противника.
        Шпаги скрестились, бойцы сошлись. Звонко стукнулись одна о другую гарды. Англичанин был физически слабее и чуть ниже ростом. Он это знал и поэтому ухватился за клинок испанца левой рукой, отвел его в сторону и проворно отпрыгнул назад. Но Девото успел сделать выпад и послать свою шпагу на всю вытянутую руку.
        Воцарилась тишина. Злой Джон еще не почувствовал боли, а на его левом плече уже появилась кровь.
        - О-о-о! - взревели три сотни глоток.
        Придя в неописуемое бешенство, Злой Джоя начал неистовую атаку. Меж тем Девото хладнокровно, почти стоя на одном месте, ловко и верно защищался.
        Удивление зрителей сменилось шутками. Первым, видя, как Злой Джон прыгает и мечется вокруг спокойного Девото, начал смеяться тот самый бомбардир, который накануне предупредил Девото о том, что глава пиратов преследует Долорес.
        Испанец почувствовал настроение зрителей, сделал два шага назад и громко произнес:
        - Так мы танцуем или кому-то выпускаем внутренности? - Девото хорошо знал, что ярость - плохой союзник в фехтовании.
        Однако Злой Джон неожиданно прореагировал совсем не так, как того ожидал Девото. Его перекошенное злобой лицо стало сосредоточенным, движения - осторожными. Теперь шпага Девото чаще рассекала воздух, ибо Злой Джон умело убирал оружие или отходил назад. Испанец, уже сам охваченный азартом боя, перешел к атакам. Искусство его нападения сразу вызвало восторженные возгласы зрителей. Острие его шпаги так часто оказывалось в опасной близости от тела Злого Джона и так молниеносно меняло направление удара, что англичанину временами казалось, что у его противника две, три, множество шпаг.
        Пират начал понимать, что перед ним мастер лучший, чем он.
        Лицо предводителя пиратов стало серым, дыхание - учащенным и тяжелым, пот застилал глаза. Рана на плече кровоточила, но Злой Джон не думал о ней, его охватывал страх перед более сильным противником. То самое чувство, которое прежде он сам так просто мог вызвать у своих противников. О Нет! Страх надо побороть, или это конец!
        И судьба улыбнулась пирату, он взял себя в руки, а Девото допустил ошибку. Англичанин резким ударом отвел клинок противника в сторону и нанес ему укол в бедро. Ободренный успехом, Злой Джон немедленно устремился в атаку. Тело его полетело вниз, англичанин, опираясь о землю левой рукой, молниеносно выбросил правую снизу вверх, туда, где, по его расчетам, должно было находиться сердце неприятеля. Но… английский пират не знал, что наиболее сильной стороной Девото, как отличного мастера шпаги, была способность вовремя и совершенно точно предугадывать решающие действия противника.
        В ответ на эту блестящую, обычно неотразимую атаку Джона Девото резко отклонился влево, упал на колено и, опуская руку сверху вниз и вперед, сам послал шпагу в грудь пирата. Оба противника повалились на землю, но Девото тут же вскочил на ноги, а Злой Джон остался лежать неподвижно, уткнувшись лицом в песок. Подойдя к нему, Девото носком сапога перевернул бездыханное тело на спину, ухватился за эфес и, выдернув клинок из тела, отер его о песок. Скрежет стали слышали все, кроме Злого Джона…
        - Ты сам этого хотел, Джон! - произнес Девото. - Святой Патрик тебе судья! - Испанец обвел стоявших в полном оцепенении пиратов взглядом победителя: - Я отстаивал свою честь!
        Хотя все присутствующие прекрасно знали, чем обычно кончаются подобные встречи, никто из них до самого последнего момента не мог и подумать, что их предводитель, храбрый, непобедимый Злой Джон, выигравший не один десяток дуэлей, - будет убит. Теперь Билл, а за ним Кейнс и Фред без труда прошли через непреодолимое ранее кольцо и встали рядом с Гренвилем. Тот не мог оторвать взора от неподвижно лежавшего на земле Злого Джона.
        Первым молчание нарушил великан Билл.
        - Гренвиль, как ты мог это допустить? - спросил он с угрозой.
        - Меня вынудили защищать свою честь. Это видели не только Гренвиль, но и многие другие. - Девото поспешил дать нужное направление опасному разговору.
        Гренвиль поднял голову, посмотрел кругом, казалось, ничего не видящими глазами и тихо произнес:
        - Это верно! Девото долго держался. В конце концов, не смог совладать с собой. Но подумайте только, как легко из-за страсти Джона, - Гренвиль покосился на Девото, - к чужой жене, из-за его прихоти мы могли потерять возможность овладеть испанскими сокровищами. Не увернись вовремя Девото от клинка, и сейчас мы бы гадали, где нам искать испанские галеоны. - Слова бывшей правой руки Злого Джона прозвучали как жестокая надгробная речь. Гренвиль по натуре был прагматиком.
        Девото не верил своим ушам, но впереди еще предстояли выборы нового капитана.
        - Разве кто-нибудь из вас станет жалеть капитана, который заботился только о самом себе? Вы, ваша судьба, ваше благополучие его нисколько не интересовали. Подумайте только, кто повел бы вас к каравану, если б не он, а я сейчас лежал перед вами на песке? - Девото обрел прежнее спокойствие и умело развивал высказанную старшим помощником мысль. - Гренвиль прав! Он честно рассудил. А к галеонам мы все-таки пойдем!
        Общее молчание было немым приговором Злому Джону. Гренвиль и Девото смотрели на Билла. Теперь все ждали, что скажет он.
        - Вечером, после ужина, надо избрать нового капитана, - пробасил Билл и, опустив голову, пошел в сторону лагеря.
        Накидывая камзол на плечи, Девото прошептал так тихо, чтобы его расслышал только один Гренвиль:
        - Я выдвину тебя! - и затем, словно бы спохватившись, посмотрел в сторону входа в залив. По его расчетам, корабль с барельефом женской головы на носу должен был появиться там с минуты на минуту.
        Пираты группками расходились, обсуждая неожиданную гибель Злого Джона и предстоящую встречу с испанскими галеонами. Девото, сказав Кейнсу и Фреду, что будет у них к ужину, поспешил в свой лагерь, где его с нетерпением ждали Бартоло, Долорес и Осуна. Долорес выбежала навстречу.
        - Я молилась за вас, Девото! - крикнула девушка еще издали, видя, как он хромает. - Вы не ранены? А что с ним?
        - Если вы молились за меня, то что же могло с ним произойти, сеньорита? Он мертв, - Девото остановился и шляпой, которую держал в руке, почтительно коснулся земли, - Сейчас его присутствие намного усложнило бы и без того опасное положение. - Он снова посмотрел в сторону входа в бухту.
        Долорес закусила губу и, отвернувшись, спрятала лицо. Капитан помолчал немного, а затем, не обращая внимания на подошедших к ним Бартоло и Осуну, сказал:
        - Сеньорита, вижу, вы требуете от меня откровенности. Да, я сражался и убил его, прежде всего за то, что он оскорбил вас и посмел думать…
        Долорес резко повернулась и бросилась к Девото.
        - Спасибо! Я так боялась за вас, - быстро зашептала она. - Он мог смертельно ранить вас, наконец, его люди могли разделаться с вами. Вы были в такой опасности…
        - В поединке с ним мне ничто не угрожало. Но сейчас, как только появится корабль с изображением женщины под бушпритом, начнется невообразимое… - Девото говорил, стоя спиной к заливу, и, увидев, что брови Долорес сомкнулись у переносицы и с ее лица мгновенно сошел румянец, закончил: - Вижу, что он уже здесь.
        Девото отбросил в сторону шляпу, взял из рук Бартоло заряженные пистолеты, засунул их за пояс и поправил портупею шпаги. Боевой корабль с выставленными из орудийных портов пушками входил в бухту, на его грот-мачте поднимался испанский флаг. Многие пираты сразу узнали в готовом к бою корабле «Каталину», ведомую, в этом никто не сомневался, грозным корсаром Педро де ла Крусом. В следующую минуту без чьей-либо команды у носа «Злого Джона» образовалась толпа, которая тут же двинулась в сторону лагеря Девото.
        Девото обнял Долорес за плечи, потом бережно отстранил от себя, кивком подал знак Бартоло оставаться на месте и решительно зашагал навстречу бегущим матросам. Длинные темные волосы его, подчеркивая бледность лица, развевались на ветру.
        Девото поднял правую руку и остановился всего в какой-нибудь полдюжине шагов от разъяренной толпы, возглавляемой Биллом и Недом. Долорес в отчаянии закрыла глаза. Бартоло приблизился к ней и прошептал:
        - Ваша милость, верьте в него!
        - С каждым из вас, будь на то моя воля, - говорил в это время полным упрека голосом Девото, - я поступил бы точно так, как с вашим капитаном! Каждый из вас только и думает о себе, о своей собственной шкуре. Несчастные трусы! Ни одна баранья голова не подумала, что теперь будет со мной… Я к вашим услугам! В конце концов, лучше умереть от ваших рук, чем снести насмешки и издевательства де ла Круса и быть вздернутым на рее его «Каталины».
        Никакие другие слова не смогли бы произвести столь сильного впечатления. Пираты остановились и молчали. Действительно, никто из них не подумал о том, что станет с Девото, если он попадет в руки его бывшего друга, а ныне злейшего врага. Однако маленький хитрый шкипер Нед, у которого глаза не переставали бегать по сторонам, наверное, даже во сне, сделал шаг вперед и произнес:
        - Не верьте ему! Он обманул нас и продолжает хитрить! Многие из вас помнят встречу с де ла Крусом. Мы тогда были вынуждены уйти, но мы почти разгромили его корабль. А сейчас наш «Злой Джон» на берегу. По чьей вине? Отвечай!
        Несколько голосов из толпы поддержало Неда.
        Девото снова поднял руку, требуя тишины:
        - Я уже сказал. Вы можете прикончить меня. Только жалко умирать, когда еще не все шансы использованы. Я ведь хорошо знаю де ла Круса и его людей… А что касается тебя, Нед, то ты всегда был предателем, подлой тенью Злого Джона. Отчего ты не скажешь всем, как в твоем присутствии я дважды говорил Злому Джону о необходимости выслать на внешние створы залива сторожевой дозор? Не я ли предлагал твоему капитану установить на утесе пушки, и тогда никакому де ла Крусу с моря никогда бы не взять этой бухты?
        Нед еще чаще заморгал и не нашел что ответить. Гнев толпы немедленно обратился на него, и Девото счел возможным действовать дальше.
        - Оставим его в покое, - сказал он. - Нед сам найдет себе конец! Лучше подумаем, как нам перехитрить де ла Круса.
        Тут впереди толпы показался Гренвиль. Он торжественно произнес:
        - Девото, если ты вызволишь нас из этой истории, я первый назову тебя капитаном!
        Прагматик остался верен себе. Несколько голосов сразу поддержало старшего помощника.
        - У меня есть план… - Но Девото не договорил: ему помешал звук пушечного выстрела.
        Крупная шрапнель просвистела над головами пиратов, с пальм, стоявших на холме за пляжем, повалились ветки. Когда облачко дыма рассеялось, все увидели, как нижний парус на бизань-мачте был трижды снят и поставлен.
        - Требуют парламентеров, - сказал Гренвиль вслух то, что у всех было на уме.
        - Нам следует выиграть время! - решительно заявил Девото. - Вы согласны со мной? - Он брал на себя роль руководителя и, получив молчаливое согласие присутствовавших, распорядился: - Фред, отберите команду, чтобы она немедленно занялась подготовкой шлюпки. А вам: тебе, Гренвиль, и тебе, Билл, придется решать, кому идти на
«Каталину».
        - Я не пойду! Однажды я уже встречался с де ла Крусом. Больше этому не бывать! - решительно заявил Билл.
        Гренвиль также наотрез отказался.
        - Послушай, Билл! А ведь от того, кто пойдет на «Каталину», во многом зависит судьба каждого из нас. Не посылать же Неда? Между прочим, я придумал, как мы поступим. Де ла Крус ведь не знает, что Злой Джон мертв, а всем известно, что этот испанский корсар уже давно только и делает, что ищет Джона. Мы предложим ему голову Злого Джона в обмен на нашу свободу. Отдадим «Ласточку», оставим на берегу пушки и боевое оружие - пусть они будут его трофеем, а сами уйдем на «Злом Джоне»… Потом снова вооружимся на Тортуге…
        Пираты задумались над тем, насколько это предложение могло быть приемлемым для де ла Круса.
        - В противном случае нас не так-то просто взять! - продолжал Девото. - Мы вооружены, у нас сколько угодно продовольствия. Мы скроемся в лесу, и де ла Крусу нас оттуда не выкурить!
        Теперь по толпе пронесся гул одобрения.
        - Ты прав, Девото, - сказал Гренвиль, - но кто пойдет к нему с предложением? Я не пойду! Билл? - Боцман решительно покачал головой. - Кейнс? Может, ты?
        - Ни за что на свете!!!
        - Обо мне и не думайте, - истерично закричал Нед.
        - А ты пошли свою жену, капитан! Де ла Крус не воюет с женщинами, - голос из толпы принадлежал тому самому пирату-пушкарю, который был тайным другом Девото.
        Воцарилась гробовая тишина.
        - Большего доказательства моей верности вы не могли от меня потребовать, - ответил Девото и отвернулся, чтобы не выдать своей радости. Его новый друг пушкарь второй раз оказывает ему неоценимую услугу. Дело разворачивалось как нельзя лучше - отправка на «Каталину» Долорес и Осуны входила в намерение Девото.
        - Черт подери, что я говорю? Ведь де ла Крус не знает и не должен знать, что я здесь! - наигрывая испуг, сказал Девото. - Хотя он и не знает, что я женился… Это рискованный шаг для меня… Вместе с тем, что мы можем придумать лучше?
        - Действительно, лучшего выхода нет! - заявил Гренвиль. - Ее дядя и твой слуга будут гребцами.
        - Дядя - да, Бартоло прежде убьет себя, чем вновь встретится с де ла Крусом.
        - Тогда вторым гребцом мы пошлем грума Джона, - заявил Гренвиль.
        Когда шлюпка была готова, сеньора Осуну, Долорес и четырнадцатилетнего мальчика-слугу Злого Джона пригласили в нее, и Девото объяснил Осуне и Долорес цель их миссии. Девушка, внимательно выслушав все до конца, наотрез отказалась войти в шлюпку, в которой уже сидели Осуна и мальчик. Билл предложил было Долорес свои услуги перенести ее в шлюпку на руках, но Долорес отпрянула в сторону, выхватила миниатюрный пистолет, спрятанный у нее за корсажем, и, сверкнув глазами, заявила:
        - Первому, кто подойдет, продырявлю голову!
        Ни у кого не было сомнений, что Долорес выполнит свою угрозу. Все видели, как побледнел Девото, и те, кто стоял рядом, услышали скрежет его зубов. Но он промолчал.
        Гренвиль махнул рукой, и с десяток матросов легко спихнули шлюпку на воду.
        - Сеньор Осуна, вы знаете наши условия. Передайте их де ла Крусу! Помогите нам. Ни слова обо мне. Будьте джентльменом, - крикнул Девото и увидел язвительную улыбку в ответ.
        Час ожидания был бесконечен. Долорес несколько раз пыталась заговорить с Девото, но тот уклонялся от беседы. Временами ей казалось, что он сердится, но тут же сердце подсказывало ей: в душе Девото рад, что она осталась рядом с ним.
        Наконец от борта «Каталины» отвалил баркас с вооруженными людьми. На носу большой шлюпки стоял человек со шпагой в руке. Высокие сапоги, панталоны, раскрытая почти до пояса рубаха - все было черным. На солнце блестела начисто бритая голова.
        - Это Хуан, сын гаванского палача, корабельный; лекарь, которого все зовут Медико, - печально произнес Девото. - Гренвиль и ты, Билл, вы будете с ним говорить. Я скроюсь.
        Медико спрыгнул с уткнувшегося носом в песок баркаса и, стоя по колено в воде, спросил:
        - Кто из вас избран капитаном после смерти Злого Джона? - Пираты молчали, никто не шелохнулся. - Ну, кого вы считаете за старшего?
        - У нас нет старшего, - ответил Билл. - Сообщите, принял ли наши предложения де ла Крус?
        - Не совсем! Но если вы докажете, что Злой Джон мертв, и выдадите этого предателя-испанца Девото - сеньор Осуна нам все рассказал, - то тогда де ла Крус готов вновь рассмотреть ваши условия. Вы знаете, что Красный Корсар умеет быть великодушным и держит свое слово.
        - Этому не бывать! - Билл решительно выступил вперед. - Труп Злого Джона можете доставить на «Каталину», но Девото останется с нами. Мы будем сражаться.
        - Подумайте лучше! На борту «Каталины», помимо команды, батальон солдат. Мы прочешем лес и выловим всех до единого. Тогда уже вам не будет пощады, - заявил Медико. - Девото изменник и должен понести наказание согласно закону. Вас же де ла Крус думает высадить на Ямайке или, кто пожелает, в Порт-о-Пренсе.
        Последние слова представителя грозного испанского корсара возымели свое действие.
        - Нечего думать! Чего вы молчите? - на высокой ноте закричал Нед. - Соглашайтесь, и делу конец! Что нам этот испанец!
        Билл и Гренвиль хотели было что-то сказать, но подавляющее число пиратов согласилось с Недом. Кто-то даже выкрикнул:
        - Смотрите, чтобы Девото не сбежал!
        - Куда он сбежит, когда его жена здесь? Вот если бы был один, только бы вы его и видели!
        Тут из бывшего бунгало Злого Джона вышел Девото:
        - И вы еще хотели, чтобы я стал вашим капитаном! - Он снял с себя портупею, вынул из-за пояса два пистолета. - Девото в отличие от вас не трус! Вы еще обо мне услышите! Суд меня оправдает. Долорес, не плачь! Иди сюда! У нас нет иного выхода. Я проиграл!
        Шпагу и пистолеты Девото передал лекарю «Каталины», а тот сказал:
        - Где Злой Джон? Покажите мне его труп…
        Но не успел Медико закончить фразы, как из толпы вышел пушкарь и быстро передал в руки Медико что-то завернутое в кусок серого брезента. Медико посмотрел на Девото, тот кивнул, поднял на руки Долорес и направился к баркасу.
        - Бартоло, садись и ты! Поддержишь меня!
        Первым по парадному трапу на борт «Каталины» поднялся Медико. Вслед за ним Девото. Де ла Крус, одетый в нарядный красный камзол, стоял на шкафуте среди своих приближенных. Рядом с ним пристроился ехидно улыбающийся сеньор Осуна.
        Как только Девото оказался на палубе, Медико шагнул к нему и крепко его обнял.
        - Милый Андрес! Я так беспокоился за тебя! Я безумно счастлив, что ты жив!
        Долорес окаменела, а де ла Крус, в то время как Андреса обнимал Тетю, громко и отчетливо произнес:
        - Так вы, барон Фуэнтемайор, говорили, что этого мерзавца Девото следует немедленно повесить? Однако при этом вы совершенно забыли, что некто другой, как именно он, сохранил вам жизнь, спас от верной смерти. Мне печально думать, что нашего короля окружают подобные люди. Вот совсем иное дело эта бесстрашная женщина, - и де ла Крус, сняв шляпу, поспешил к стоявшей, как изваяние, девушке. - Позвольте я поцелую вашу руку, Долорес! Мне искренне хочется, чтобы у моей Каталины была такая сестра, как вы! Ты же, милый, дорогой, горячо мною любимый Андрес, наш непревзойденный Девото, совершил чудо. Я уверен, что во всей Испании нет другого мужчины, который справился бы с таким делом! Честь и хвала тебе!
        Друзья нежно обнялись и долго хлопали друг друга по спинам. А потом Тетю, отведя Андреса чуть в сторону, сказал ему:
        - Ты, мой славный друг и брат, наконец нашел свою Афродиту, и она родит тебе бога любви Эрота. Я вспоминаю сейчас Иннокентия Восьмого. Он породил восемь мальчиков и столько же девочек. В Италии в конце пятнадцатого века все говорили: «Наконец появился настоящий папа, имеющий право именоваться отцом Рима». Я вижу, девушка любит тебя и будет верным другом жизни.
        Андрес с учащенно бьющимся сердцем поглядел на восток и ясно увидел курчавого белокурого мальчика, в руках которого сверкал маленький золотой лук. А за плечами висел колчан со стрелами.
        Затем Девото оглянулся, увидел улыбающуюся Долорес и решительно подошел к ней. Она шагнула ему навстречу, и они расцеловались.
        Праздничный обед в кают-компании начался с того, что Девото поведал своим друзьям все о Долорес. Де ла Крус, за спиной которого стоял Бартоло и держал в руках продолговатый ящичек, обтянутый тонкой голубой кожей, попросил тишины.
        - Испанские женщины, жительницы Новой Испании, ничуть не уступают мужчинам. Вот сеньорита Долорес перед вами - она яркий тому пример! За вашу доброту, чистую и верную душу, за вашу храбрость, надеюсь, теперь вы не станете отказываться, прошу вас, Долорес, принять от нас всех этот подарок, - Красный Корсар давно так открыто и радостно не улыбался.
        Де ла Крус взял из рук Бартоло футляр и открыл его - ожерелье из крупных бриллиантов засияло ослепительным светом.
        Долорес, которая все время неизвестно почему то бледнела, то густо краснела, от неожиданности и изумления растерялась. Она перевела взгляд на Девото. Тот ласково посмотрел на девушку и кивнул. Только тогда она взяла подарок из рук капитана.
        - А ты, наш дорогой друг, милый Девото, ты превзошел все наши ожидания!
        К вечеру того же дня пираты были разоружены, и им была обещана свобода. Гренвиль, Билл, Нед, Кейнс и Фред получили ее под честное слово больше никогда не совершать набеги на территории и города испанских колоний. Пушки, вооружение, боеприпасы к ним, равно как и фрегат «Злой Джон» и все имущество его бывшего капитана, объявлялось трофеями испанского корсара.
        К исходу четвертого дня общими усилиями фрегат был спущен на воду и полностью вооружен. Команды пиратов, «Каталины» и «Ласточки» были разбиты на три экипажа, во главе которых стали офицеры де ла Круса, и небольшая флотилия взяла курс на Ямайку. Высадив там большую часть бывших пиратов, де ла Крус зашел, как и обещал, в Порт-о-Пренс, а затем в Сантьяго-де-Куба. Там он сдал портовым властям
«Ласточку», для возвращения брига родственникам погибшего капитана Дюгарда, а представителю генерал-губернатора - голову Злого Джона. Имущество, отобранное у пиратов и оставшееся от Злого Джона, в том числе немалое количество бесценных драгоценностей, было, как положено, поделено между казной и членами команды,
«Каталины».
        Приняв де ла Круса, Девото и Тетю у себя за обедом в частной резиденции, генерал-губернатор Сантьяго-де-Куба, полковник барон де Чавес со вниманием и интересом выслушал историю бравых моряков. И на следующий день по просьбе де ла Круса отправил в Гавану проект указа генерал-губернатора Кубы, по которому ранее принадлежавший английскому пирату фрегат «Злой Джон» как военный трофей становился собственностью капитана Андреса Девото. Последний, в свою очередь, немедля составил прошение королю Испании о выдаче ему патента корсара.
        Королевский инспектор Осуна не уплыл в Испанию на очередном рейсовом пассажирском корабле, а остался в Сантьяго в надежде, что Долорес одумается и согласится стать его женой. Между тем Долорес де Вальдеррама, узнав за время плавания печальную историю похищения из Тринидада английскими пиратами невесты де ла Круса, которую вот уже который год он упорно ищет, решительно заявила, что навсегда остается жить в колонии.
        - Сеньор де ла Крус, я знаю, что меня осудят все, и прежде всего родственники в Испании. Знаю, что все моряки считают недопустимым злом иметь женщину членом экипажа. Но я прошу вас сделать исключение. Буду помогать вам и вашей команде по мере моих сил и плавать с вами до тех пор, пока вы не найдете Каталину. Тогда я стану ей сестрой! - возбужденная Долорес перекрестилась, поднесла к губам правую руку, пальцы которой были сложены крестом, и поцеловала их.
        Таким образом Долорес просила помощи у Бога и заверяла всех присутствовавших в искренности и правдивости ее слов.
        Смущенный столь жаркой и неожиданной тирадой, де ла Крус только было перевел свой взгляд на стоящего рядом Девото, когда услышал громкое согласие друга:
        - Долорес, ты будешь плавать! Причем на своем корабле! Я делаю тебе предложение! Прошу стать моей женой! Мы вместе найдем Каталину, и ты станешь ей сестрой, - Девото протянул руки, Долорес взяла их и нежно прижалась к груди Андреса.
        Де ла Крус и Тетю перекрестили их, а Медико заявил:
        - Всех ваших детей буду принимать только я!

        Глава 10
        СВАДЬБЫ

        Будучи уверенным в положительном решении вновь исполнявшего должность генерал-губернатора Кубы Николаса Чирино Ваудебаля, занявшего этот пост после смерти проанглийски настроенного губернатора Альвареса де Вильярина и хорошо знавшего о подвигах корсара де ла Круса и его товарищей, Девото тут же распорядился заменить старое название судна на новое. Теперь на корме фрегата заблестели покрытые золотом буквы, составлявшие имя - «Долорес».
        Над входом в каюту Злого Джона прежде красовалась надпись: «Britannia, rule the waves» - «Британия, управляй волнами». Девото немедля распорядился сбить медные буквы и вместо них закрепить слова из Библии: «Люби ближнего твоего, как самого себя». Тетю же не замедлил объяснить Медико, Меркурию, нотариусу «Каталины» Антонио Идальго, Доброй Душе и Бартоло, что прежняя фраза появилась у англичан после их победы 2 августа 1588 года в проливе Ла-Манш над испанской Непобедимой армадой. Английским флотом тогда командовал небезызвестный Френсис Дрейк, в свое время грозный предводитель английских пиратов в Вест-Индии, ставший затем вице-адмиралом Англии.
        Вслед за этими переменами Девото занялся набором экипажа и некоторой модернизацией вооружения фрегата, как ходового, так и боевого. Он сам подолгу беседовал, прежде чем принять в экипаж, с каждым матросом, кузнецом, маляром, бондарем, резчиком по дереву, плотниками, такелажниками и особенно строго экзаменовал канониров, парусных мастеров и мастеров по блокам.
        - Я бы на твоем месте, Андрес, уменьшил число кормовых надстроек, - как-то посоветовал де ла Крус.
        - Да, ты прав, Педро, понижение кормовых надстроек и сокращение многочисленных украшений судна должно хорошо отразиться на остойчивости и управляемости фрегата, - согласился Девото.
        - Время у тебя есть. Полагаю, не менее месяца, пока не пришлют указ из Гаваны. Я же, дорогой Андрес, не могу позволить себе потерять столько времени. Пойми меня. На следующий день после вашей свадьбы мы поднимем паруса на «Каталине».
        - Я этого боялся. Однако… Однако ты прав, милый Педро. Я на твоем месте принял бы точно такое же решение. Мне так будет не хватать тебя рядом. Будет грустно. Не с кем посоветоваться. Не смогу, здороваясь с тобой каждый день, обнять тебя.
        - Будешь обнимать Долорес, - пошутил Педро. - Не печалься! Через месяц мы вернемся за тобой в Сантьяго.
        Когда «Каталина» оставила позади себя узкое горло красивейшей бухты Сантьяго, Тетю, стоявший вместе с де ла Крусом на баке, решительно заявил:
        - Ты, милый моему сердцу Педро, как Зевс ищешь свою Геру. И ты ее найдешь! Где скорбь проводит борозду, там всходят семена мысли. Я предчувствую твое скорое возвращение в Тринидад и… наше расставание…
        - О чем ты говоришь, мой дорогой Тетю? Жизнь нас связала на веки вечные, как Ореста и Пилата, как Дамона и Финтия! Мы вместе продолжим плавание!
        - Сомневаюсь. Семья, дети… Ты, скорее всего, станешь совершать коммерческие рейсы в ближайшие богатые порты. И всегда будешь стремиться домой.
        - Давай не будем сейчас об этом говорить, Тетю. Обстоятельства жизни сами подскажут нам, как быть и что нам дальше делать. Однако расставаться мы не должны! Уверен, если б рядом с нами был Андрес, он бы согласился со мною. Чтобы жить вместе, двум друзьям достаточно пространства игольного ушка.

«Скорая Надежда» стояла на рейде порта Кингстона, заложенного всего тринадцать лет тому назад вместо ушедшего на дно Карибского моря Порт-Ройяля. Рядом в заливчике толпились английские торговые суда и корабли, не несшие вымпелов на своих грот-мачтах. Они принадлежали пиратам, которые пользовались пристанищем у английского губернатора Ямайки. На одном из бригов, скрывавших признаки своей национальной принадлежности, гостил Боб Железная Рука. Собственно, он сказал, перед тем как спуститься в лодку, донье Кончите и Каталине, что поедет навестить своего собрата и скоро, сразу после обеда, вернется.
        - Зачем же боцман, которого ты берешь с собой, под курткой прячет мешочки с дукатами? - спросила Каталина.
        Боб покраснел, но врать не стал:
        - Я родился на свет, чтобы играть. Я ненадолго, скоро вернусь. Надо чуточку растревожить кровь. Ждите!
        Старший кок Боба, тайно влюбленный в донью Кончиту, подал обед женщинам в их каюту. Когда на палубе шхуны прозвучал призыв команды к ужину, он же сказал Каталине, что, по его предчувствию, капитану Бобу не везет. Как только он ушел, Каталина призналась донье Кончите в своем предчувствии: весь день ей казалось, что их ждет нечто страшное.
        - Что ты, девочка? Ну, Боб проиграет сотню-другую…
        - Разве вы не знаете, что, когда он входит в азарт, может проиграть все, что имеет, свою шхуну, нас с вами!
        Умная женщина задумалась.
        - Да, ведь он уже давно бы должен возвратиться.
        - Нам немедленно надо ехать за ним! Чарли должен знать, на каком Боб корабле. - Каталина, не ожидая ответа, выбежала из каюты и заспешила на поиски Чарли.
        Когда она нашла старшего помощника на юте среди куривших офицеров шхуны, отвела его в сторону и поведала о своих переживаниях, Чарли стал было успокаивать Каталину. Ему не хотелось мешать делам капитана, он побаивался гнева Боба, Однако Каталина проявила настойчивость.
        - Чарли, вы подумайте о своей судьбе, если он проиграется! Я лучше вас знаю Боба, и предчувствие меня не обманывает! Прикажите второму боцману отвезти нас с доньей Кончитой к нему! Я серьезно, Чарли! Я буду стрелять! - и Каталина выхватила пистолет.
        Тут к ним подошла донья Кончита, и тоже с пистолетом в руке.
        Чарли сдался, и женщины погрузились в лодку.
        Несшие вахту пираты на корабле, к трапу которого причалила лодка, увидев женщин, вначале пришли в замешательство, а затем принялись приглашать дам поскорее подняться и пройти с ними в кубрик. Донья Кончита и Каталина требовали капитана и угрожали заряженными пистолетами. Тут у борта брига появился боцман «Скорой Надежды», он успокоил гоготавших пиратов, и женщинам разрешили взойти на палубу.
        Каталина, по наитию определив каюту капитана, опережая вахтенного, буквально влетела в нее. Табачный дым и запах алкоголя ударили ей в нос. Боб, руки которого дрожали, просил у партнера карту. Глаза его горели больным азартным огоньком. Он уставился на вбежавшую в каюту Каталину, не совсем понимая, что происходит. Зато капитан пиратов по имени Гарри и по кличке Вепрь, увидев двух вооруженных женщин, все сразу понял. Появление их огорчило его - он крупно выигрывал, однако, трезво оценив создавшуюся обстановку, Гарри, не лишенный способности шутить, мгновенно вскочил на ноги, сделал реверанс и поднял вверх обе руки. Затем, увидев, как молодая дама - он знал, что ее звали Каталина и она плавает с Бобом на его шхуне, - вырвала карты из рук Железной Руки, уже фиглярничая, пригласил их к столу.
        - Мы немедленно уезжаем! Боб, вставай, или я стреляю! - без колебаний громко и решительно заявила Каталина.
        Боб с трудом приходил в себя. Он мотал головой, моргал и тяжело дышал.
        Донья Кончита заговорила с Гарри:
        - Вы должны нас понять. Вы в большом выигрыше, - она показала на кучку холщовых мешочков, лежавших на полу рядом с креслом пирата Гарри, - а Боб уже не в состоянии соображать.
        - Пусть решает сам Боб. Ты мужчина или кто? - обратился хозяин каюты к своему недавнему партнеру и этим вопросам помог ему окончательно прийти в себя.
        Боб отвел руку Каталины с пистолетом, направленным ему в грудь, поднялся на ноги и, не раздумывая более, заявил:
        - Это все! Мы едем домой!
        - Однако, Боб, я прикажу спустить и мою шлюпку. Ты плохо себя чувствуешь. Я провожу тебя. Кстати, и заберу должок, - с нескрываемым ехидством сообщил Гарри.
        Когда пассажиры трех лодок поднялись на палубу «Скорой Надежды», Боб сразу повел Гарри в свою каюту. Чтобы полностью покрыть долг, Боб был вынужден занять у Чарли тысячу дукатов.
        Проводив собрата по разбою, Боб прошел в каюту к женщинам. Там он принес им свои извинения и заявил:
        - Каталина, уже в который раз ты спасаешь меня! Бог был милосерден ко мне и свел нас. Я перед тобой в неоплатном долгу. Готов сделать все, что ты пожелаешь.
        - Отвези меня в Тринидад!
        Было видно, как Боб содрогнулся, словно получил сильный удар. Помолчав и взяв себя в руки, сказал:
        - Нет, Каталина, это не в моих силах. Мы сейчас же уходим в море! Надо пополнить опустевший сундук.
        - Куда же мы теперь направимся? - спросила донья Кончита.
        - К Миссисипи. У французов там идет бойкая торговля.
        Однако на шхуну не вернулись пятеро матросов, еще днем отправившихся на берег погулять. Боб приказал второму боцману сходить за ними, назвал таверну; где, должно быть, он сможет их найти. Дождавшись возвращения матросов, Боб Железная Рука поднял экипаж приказом «Все наверх!», вывел «Скорую Надежду» из гавани Кингстона и взял курс на запад.

«Каталина» только что оставила за кормой берег Каймановых островов и шла курсом фордевинд. Попутный ветер дул мощно, отчего настроение у всей команды было приподнятым. Впереди показалось судно. «Каталина» его нагоняла. Зоркий на марсе вскоре определил, что это был английский барк с косым вооружением на бизань-мачте. Добрая Душа немедля заявил:
        - Всем известный английский пират Френсис Уильям Рейли! Жаден, свиреп и опасен! Отдам любому мою дудку, если это не его барк. Не менее сорока пушек. Изверг! Страдают все, начиная от последнего матроса и кончая его правой рукой, старшим помощником. Однако мастер своего дела. Лопни мои глаза, если это не он!
        Через час «Каталина» была уже на расстоянии пушечного выстрела от пиратского барка
«Нептун». Меркурий разрядил три холостых снаряда из погонной пушки, что означало требование лечь в дрейф. Капитан барка меж тем не думал подчиняться и попытался было улизнуть. Ловко предупредив желание пирата развернуться и таким образом уйти, де ла Крус отдал приказ произвести залп орудиями правого борта по рангоуту противника. С барка ответили разрозненными пушечными выстрелами. Завязался бой. Одновременно «Каталина» неустанно требовала добровольной сдачи.
        - Бесполезно, мой капитан, - сказал рулевой.
        - Я надеюсь, они понимают, что по новому указу нашего короля добровольная сдача - обмен на испанцев на невольничьем рынке. Пленение в бою - рея, в лучшем случае кандалы.
        Тем временем одно из ядер «Каталины» угодило в шпор фок-мачты барка и разнесло степс в щепы. Нижний конец мачты держался на ниточке, а сам фок - на штагах и вантах. Де ла Крус вел «Каталину» так, чтобы она не была мишенью для противника.
        Чуть выше ватерлинии правого борта барка зияла солидная пробоина. Пираты, чтобы вода не проникла в трюм, торопились сбросить за борт все, что представляло собой лишнюю тяжесть, не жалея ядер, пушек и якорей. Де ла Крус поглядел на Тетю. Тот понял и кивнул головой. «Каталина» пошла на абордаж. Приказы де ла Круса точно исполнялись всеми членами экипажа и с предельной быстротой. Абордажная команда, которой на сей раз управлял не Девото, превосходно знала свое дело. Крючья точно забрасывались за фальшборт барка, и «Каталина» прочно сцепилась с ним. Рукопашный бой начался в носовой части корабля и на шкафуте. Видя безупречную сноровку корсаров и их значительное численное преимущество, пираты довольно быстро побросали оружие и запросили пощады.
        Когда каталинцы загнали обезоруженных пиратов в трюмы, на палубе барка появились де ла Крус и Тетю. Их сопровождали шкипер, нотариус Антонио Идальго, Добрая Душа и Бартоло. Всем показалось странным, что на мостике, где у штурвала стоял рулевой, не было капитана. На вопрос Доброй Души рулевой, стоявший босым у штурвала, в кожаных штанах и без рубахи, указал на каюту своего предводителя. Первым открыл дверь и вошел в нее Добрая Душа. Увидев сидящими в креслах без оружия в руках Рейли и его старшего помощника, боцман через открытую дверь подал знак. Такое поведение капитана судна, которым овладели корсары, нарушало принятые правила: капитан захваченного корабля обязан был или выдержать поединок, или вручить капитану корсаров свои шпагу и оружие и, стоя, отвечать на задаваемые ему вопросы. Де ла Крус отдал приказ своим плотникам заняться пробоиной над ватерлинией барка и, пригласив Тетю, вошел в каюту Френсиса Рейли.
        Огромная по размерам каюта капитана пиратов поражала воображение богатством убранства. Все блестело и говорило о роскоши. В большой клетке под потолком нервно прыгала американская пустельга, она гневно верещала, зло глядя на людей своими огромными глазами. На одной из стен был выложен девиз английского короля Карла II:
«Жить и давать жить другим». На столике, за которым сидели пираты, лежали дорогие табакерка и лорнет - обязательные предметы англичанина, принадлежащего высшему свету. Стояли чашечки с недопитым чаем, употребление которого вошло в моду в Англии не более как три десятка лет тому назад. Прежде англичане употребляли кофе. На свободном кресле лежала черная широкополая шляпа с плюмажем из зеленых страусовых перьев.
        Де ла Крус молча провел рукой снизу вверх, и пират понял этот жест. Рейли встал, расстегнул пояс, украшенный золотом и чеканными серебряными застежками, на котором висели длинная шпага с позолоченным эфесом работы известного толедского мастера Алонсо Саагуна и два французских пистолета Лаколомба, и вручил их победителю. Затем пират снял с пальцев четыре драгоценных перстня, оставив лишь обручальное кольцо, и тоже протянул их корсару. Старший помощник Джордж, одетый в кафтан из пестрой шелковой волнистой материи и цветную камлотовую тунику, вручил свою шпагу Тетю.
        Рейли, державшийся с непринужденной уверенностью настоящего вельможи, демонстративно застегнул на все пуговицы свой темно-зеленый атласный, шитый золотом камзол, и тонкой голландской работы жабо прикрыло его горло. Пышный черный парик, слегка сбившийся в сторону, обрамлял длинное, уже испещренное морщинами лицо. Из-под парика выбивались просмоленные косички, которые прикрывали завитые бакенбарды. Подвязки с бантами из атласных лент фиолетового цвета поддерживали шелковые чулки. Изящные башмаки, украшенные розетками, отделанными золотом, дополняли его наряд. Тонкие, более женские по форме, нежели мужские, брови на нешироком лбу были напомажены. Узкие губы смыкались над прокуренными зубами. Руки, впрочем, у пирата были длинные и сильные на вид.
        - Вам, де ла Крус, повезло, - довольно сердито произнес Рейли. - Половина моего экипажа валяется на гамаках, они больны. Эти несчастные сделали меня нищим!
        Рейли подошел к сундуку, стоявшему в дальнем углу каюты. На замочной скважине его красовалось изображение короля Карла II, а рядом виднелся образ женщины с ребенком на коленях - богини материнства и плодородия. Пират отбросил крышку сундука.
        - Здесь на двадцать пять тысяч золотых дукатов жемчуга! - Рейли выдержал паузу. - Это вас обогатит, но никогда не сделает счастливым. Запомните! - Пират помолчал еще несколько секунд. - Что ж! Такова судьба. Я вскоре собирался уйти в Англию и стать английским пэром. Еще наши предки говорили, что английский моряк зарабатывает деньги, как лошадь, а тратит их, как осел.
        - Я уловил в вашем «Запомните!» некий подтекст. Извольте пояснить! - сухо потребовал де ла Крус.
        - О! Это дорогого стоит, - Рейли напустил на себя еще больше важности.
        - Мой капитан, позвольте, я высушу его на солнышке рядом с «Веселым Роджером», - черный пиратский флаг с белым черепом Добрая Душа теребил в своих руках. - Он у меня сразу заговорит.
        Рейли с пренебрежением посмотрел на боцмана.
        - Если вы сообщите мне то, что меня интересует, поверьте мне - ничто вам не помешает стать пэром, - заверил пирата де ла Крус.
        - Вы смеетесь? - Рейли уставился на говорившего, в его глазах засветилась надежда.
        - Нет! - сказал Тетю. - Чтобы стать пэром, нужны наглость и деньги. Наглости вам ни у кого не занимать. А деньги действительно могут вернуться к вам.
        - Вижу в вашем лице благородного человека. Однако для продолжения нашего разговора я попросил бы всех оставить нас наедине.
        Тетю и Добрая Душа поглядели на капитана «Каталины», тот, кивнув головой, вручил Тетю оружие Рейли.
        На палубе рядом с каютой стояли Медико, Бартоло с мачете в руке, старший помощник капитана барка и его лекарь. Местный эскулап был более чем озабочен. Тетю и Добрая Душа услышали:
        - Плохи здесь дела! Болезнь весьма заразная. Следует принимать срочные меры. Прежде всего оградить наших матросов от всяких контактов с пиратами. Добрая Душа, займись этим немедленно! - Медико обратился к Тетю: - Уверен, что никакой губернатор на Кубе не возьмет под арест пиратов, пока хоть один из них будет страдать дизентерией.
        - Об этом следует тотчас сообщить де ла Крусу, - заметил Тетю.
        - Треть экипажа уже унесла эта эпидемия вперед ногами прямо через рилинг, - вступил в разговор старший помощник капитана «Нептуна». - Рейли делает полную всяческих ограничений жизнь моряков каторгой.
        - Меня удивляет, что об этом говорите вы, второй человек на корабле, - произнес Тетю.
        - Он - подневольный! Его наш капитан выкупил на невольничьем рынке, - пояснил лекарь пиратов.
        - Я происхожу из одного из лучших домов Англии. Плавал капитаном на собственном судне. Испанцы захватили его, продали меня, так я стал рабом у Рейли, - торопливо рассказывал несчастный. - Рейли - исчадие ада! Бичевание «девятихвостой кошкой» матросов и даже офицеров его экипажа - обычное дело. После 25 ударов наказуемый обычно теряет сознание. У очень сильных матросов оно возвращается не ранее чем через час, и еще неделю бедняга спит на животе, спина вздувается гноящимися рубцами. Однако наиболее тяжким наказанием на этом корабле считается буксировка за кораблем в открытой, захлестываемой волнами шлюпке. Затем высадка на необитаемый остров.
        - Это более чем бесчеловечно! - вставил Тетю.
        - Теперь, я полагаю, всему этому пришел конец! Все накопленное им богатство, барк уйдут в испанскую казну. Так ему и надо. Верхняя оснастка у него в полном порядке, но Рейли жаден, как чернильный песок. Он покончит с собой. Fugite, partes adversae!
        - Сгинь, нечистая сила! - перевел с латинского Тетю.
        А в это время в каюте капитана пиратов имел место очень важный для де ла Круса разговор.
        - Я знаю, я твердо уверен, что вы не только отпустите меня, но и готовы будете отдать весь боевой груз в вашем трюме за то, чтобы узнать…
        Де ла Крус содрогнулся, напрягся, и это не ускользнуло от внимания Рейли. Он оживился:
        - Не далее как два дня назад мы виделись с Бобом Железная Рука в Кингстоне. Мое условие: я вам открою секрет, где он сейчас, а вы отпускаете меня с моим кораблем.
        - Эта затея не стоит и швартова, - твердо заявил де ла Крус.
        - Никакие пытки не заставят меня сказать вам хоть еще одно слово! Но я твердо знаю, что наша беседа еще не окончена. Вы уже ряд лет ищите «Скорую Надежду». Я знаю, где сейчас вы ее можете найти. Не теряйте времени, де ла Крус!
        Тут послышался стук в дверь каюты. Она отворилась, и на пороге показался Медико.
        - Педро, у меня к тебе есть очень срочное дело. Я жду на палубе.
        - Пусть Бартоло войдет сюда, - сказал де ла Крус и, когда Черная Скала вошел, покинул каюту.
        Медико коротко и четко изложил свои соображения по поводу ситуации на «Нептуне» в связи с болезнью экипажа. Тетю поведал то, что он думал по этому поводу. Немного подумав, капитан «Каталины» принял правильное решение. Он был уверен, что Рейли скажет ему о местонахождении Боба Железная Рука, но как тогда поступить с Рейли, его барком и пиратами? Отпустить их сразу было бы смешно. Что, если Рейли соврет? Сдать их властям. А что, если Педро скоро найдет Каталину? Но вот теперь ситуация с дизентерией подсказала ему выход из положения. Он поставит барк с эпидемией на якоря в бухте Касильда, снимет руль, штурвал, заберет компас, порох, все легкое оружие. Половину жемчуга из сундука пирата отдаст губернатору и муниципалитету города Тринидада. За подобный куш власти обеспечат охрану и присмотр за барком, доставку на него необходимого питания. Самого Рейли де ла Крус запрет в муниципальной тюрьме, а на барке оставит главным старшего помощника Джорджа. Медико распорядится снести все «кисы» больных, койки-гамаки с матрацами в отдельные, изолированные кубрики, а затем со своими друзьями и десятком здоровых
пиратов во главе с лекарем «Нептуна» пойдет в ближайшие горы, чтобы там собрать знакомую ему траву, которая обладала сильным лекарственным действием против дизентерии. Затем Медико накажет кокам «Нептуна» приготовить из травы отвар и установить больным щадящую диету: только белые сухари, лучше двойной закалки, слизистые супы, хорошо проваренные жидкие каши, паровые котлеты, кислое молоко, творог, кисели. Через неделю все будут здоровы, а там, глядишь, вернется в Тринидад и «Каталина» с девушкой на борту.
        Де ла Крус возвратился в каюту Френсиса Рейли выдернул из-за пояса пистолет, взвел курок. Когда Бартоло ушел, Педро бросил четыре перстня пирата на стол и строго произнес:
        - Я взвесил все «за» и «против». И вот мои условия: мы забираем сундук с жемчугом, барк поставим на якоря в бухте Тринидада, вылечим экипаж, вас изолируем и уйдем туда, куда вы укажете, с тем чтобы с победой возвратиться в Тринидад как можно быстрее. Если все так и будет, вы со своим кораблем уйдете, куда пожелаете. Даю вам на раздумье минуту, затем стреляю!
        За минуту раз шестьдесят дернулись дужки носа прославленного, грозного и жестокого английского пирата. Рейли бледнел, краснел, снова бледнел и, наконец, набрав в легкие воздуха, еле слышно заговорил:
        - Боб проиграл в карты последние ботфорты и теперь решил почистить французов на берегах Миссисипи. Вы еще успеете…
        Де ла Крус вернул курок на место, засунул пистолет за пояс и ногой толкнул дверь каюты:
        - Боцман, возьмите людей и перенесите сундук из этой каюты в мою. Отберите команду, и славный Тетю поведет барк следом за «Каталиной» в бухту Касильда. А ты, мой Антонио, как верный нотариус, отложишь в мешочки половину жемчуга, что в сундуке. Мы вручим их властям Тринидада.
        Попутный ветер вселял надежду на успех. «Каталина» на всех парусах шла румбом вест-норд-вест. До устья величавой реки было еще далеко, но весь свободный от вахты экипаж находился на палубе. Все знали, куда их обожаемый капитан ведет свой корабль.
        - О чем ты думаешь, Тетю? - спросил де ла Крус, стоявший рядом с рулевым.
        - Не к месту, Пьер.
        - Почему, мой милый Поль Эли, с Педро ты перешел вдруг на Пьера?
        - Потому, мой дорогой, что думаю о том, как, к стыду нашему, первыми, кто доставил на Кубу негров-рабов, были французы, корабли адмирала маркиза Котленьона.
        - Да, мой славный Тетю, наша история уже крепко полита человеческой кровью. А ведь прошло всего десять лет, как адмирал привез на Кубу негров. Испанские плантаторы приняли их как манну небесную. А теперь труд негров превращает Кубу в золотую бочку.
        - Да. С острова уже ежегодно вывозят в Европу свыше трех миллионов фунтов табака.
        - Это-то и лишает сна англичан.
        - Ты, Педро, когда-нибудь видел, как свежескошенное поле во время грозы меняет свой светло-желтый цвет на бурый? Чтобы, как только из-за туч снова выглянет солнце, засиять всеми оттенками золота? Как опьяняют тогда дурманящие запахи земли, жнивья, чистоты и счастья.
        Педро показалось, что уже немолодое лицо его друга Тетю на миг сделалось юным.
        - Вспоминаешь детство. Ты опять за свое? Тетю, мы не должны расставаться!
        - Мой горячо любимый Педро, я чувствую сердцем, что на этот раз мы найдем Каталину,
        - Ну и что? Неужели ты считаешь это возможной причиной нашего расставания?
        Тут до слуха друзей из бочки на грот-мачте донесся голос впередсмотрящего:
        - Справа по борту вижу голландский бриг! На флагштоке черный флаг, а рядом красный!
        - Мы не меняем курса! - сообщил де ла Крус рулевому.
        Следом послышался призывный колокольчик Коко, главного кока «Каталины», и Педро предложил:
        - Пойдем ужинать и попросим Коко открыть нам бутылку красного, лучшего бордоского вина «Латур».
        На следующее утро «Каталина» медленно приближалась левым галфвиндом прямо курсом к началу устья реки Миссисипи.
        - Если игра тебе незнакома, предоставляй первый ход противнику. Вернее всего будет подождать его, не уходя в глубь устья, а скрыться вот у той, например, излучины, - посоветовал Тетю.
        - Так и поступим, - согласился Педро, отдал нужные команды и, перегнувшись через перила мостика, спросил старшего боцмана: - Добрая Душа, как вооружена его шхуна?
        - Пушки, должно быть, у него восемнадцатифунтовые. И их не более двадцати восьми. При этом, отсохни мой язык, судно очень ходкое.
        - Ничего, справимся!
        Однако человек предполагает, а Бо