Библиотека / Приключения / Конрад Джозеф / Шепелев Григорий : " Охота На Поросенка " - читать онлайн

Сохранить .
Охота на поросёнка Григорий Александрович Шепелев

        Очень предприимчивая девушка Ольга, очутившись ночью в чужой квартире, становится свидетельницей такого странного происшествия, что едва не сходит с ума. Но самое невероятное ждёт её впереди, ведь с этой минуты вся её жизнь превращается в бесконечную, отчаянную попытку спастись от смерти…

        ГРИГОРИЙ ШЕПЕЛЕВ
        ОХОТА НА ПОРОСЁНКА
        (роман)

        …Вы легли на живот и убрали клыки…
    В.Высоцкий.

        Часть первая

        Глава первая

        В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года Москва хранила спокойствие. Злые языки утверждали, правда, что оно очень похоже на паралич, а самые злые пророчили третий взрыв, при том этой ночью, так как весь день все органы власти рапортовали, что ситуация — под контролем, бояться нечего. Довод злых языков казался весомым, поскольку это же самое столь же бодро звучало и накануне второго взрыва, на Каширском шоссе, который стал ещё более смертоносным, чем первый, заливший кровью Печатники. Тем не менее, москвичи не запаниковали, прельстившись, видимо, перспективой отправиться в иной мир не как доведётся, а под контролем. Ночь к фатализму располагала — лил дождь, выл ветер. Прожорливая и хитрая смерть по имени Гексоген могла не бояться, что кто-то сквозь барабанную дробь воды услышит её шаги под своими окнами или встретится с ней глазами, даже если она прижмётся лицом к стеклу в дождевых потоках. Мало кто сомневался в том, что она ещё не насытилась и что вой сирен патрульных автомобилей, призраками скользивших по пустым улицам, аппетита ей не испортят.
        Во второй половине ночи один из призраков, белый «Форд Кроун Виктория» с буквами ППС, вырулив на Садовое кольцо с Нового Арбата, затормозил напротив жилого дома. Под его узким карнизом стояла, спиной прижавшись к стене, стройная блондинка на шпильках, одетая недвусмысленно: чулки, юбка выше колен, обтягивающая блузка. На плече у неё висела прямоугольная сумочка, во рту тлела длинная сигарета. При виде Форда глаза курильщицы сузились. Элегантно взяв сигарету средним и указательным пальцами и слега округлив красивые губы, она пустила дым кольцами. Содержимое Форда почти минуту не подавало признаков жизни. Потом стекло его правой передней двери скользнуло вниз, и глазам блондинки предстало до тошноты знакомое ей лицо под низко надвинутым козырьком фуражки. Виднелся так же погон с сержантскими лычками. Хищно глядя на девушку, но не узнавая её сквозь стену дождя, сержант пробасил:
        — А ну-ка, поди сюда!
        — Да пошёл ты,  — отозвалась блондинка. Вытянув вперёд руку, она щелчком метнула окурок в сторону Форда. Прицел был взят вполне точно, но порыв ветра отнёс окурок далеко в сторону.
        — Ты был прав, она самая. Ишь ты, на стрижку денег добыла!  — сказал сержант своему коллеге, сидевшему за рулём. Затем он опять обратился к девушке:
        — Привет, Оля! А я тебя не узнал.
        — Зачем же остановился? Думал, твоя жена тут стоит?
        — Ты хорошо сделала, что сменила причёску. Чёлка тебе идет. Без чёлки ты чем-то напоминала Натали Портман. А я её ненавижу.
        Ольга гортанным звуком изобразила, что её рвёт. Её собеседник натянуто рассмеялся. Напарник что-то сказал ему.
        — Сигаретку дай,  — попросила Ольга, боясь, что они внезапно уедут.
        — Ишь чего захотела! А уколоться тебе не дать?
        — Уколоться дочке своей оставь. Она это дело любит.
        — Откуда знаешь?
        — Мне ли не знать, если мы с ней вместе сосём?.
        — Дура ты,  — обиделся страж порядка,  — а я хотел тебя прокатить!
        — Отвалил бы ты,  — предложила Ольга, поняв, что курево ей не светит.
        — Мы бы тебе взаправду ширнуться дали, если бы ты не была такой грубиянкой.
        — Я говорю — отъехай. Народ пугаешь.
        — Какой народ при таких делах? Очумела, что ли? Москва как вымерла. Даже кошки попрятались.
        — Господа офицеры, вы меня знаете, если свистну — Москва подскочит и оживёт. А Борька здесь будет через секунду.
        — Что он нам сделает, Борька твой?
        — А он твоему полковнику свистнет, тебя попрут из ментов. Другая работа тебе не светит — дебилов только в менты берут, и дочке твоей в натуре придётся сосать с проглотом. Твоя жена не оплатит ей институт, поскольку жена у тебя — овца тупорылая.
        — Ну а это откуда тебе известно?  — спросил сержант и что-то шепнул водителю — вероятно, предполагаемый ответ своей собеседницы.
        — Кто ж ещё за барана замуж пойдёт?  — произнесла Ольга, пожав плечами. Видимо, именно эти слова услышал водитель от своего напарника, так как они оба захохотали. После чего стекло поднялось, и «Форд», буксанув задними колёсами в луже, сорвался с места и с затихающим рёвом умчался вдаль. Проводив его взглядом, Ольга шепнула:
        — Мразь!
        Ей понравилось, как звучит это слово. Она огляделась по сторонам, и, топнув ногой, заорала во всю мощь лёгких всему огромному городу, который уже пять лет давил её ощущением каменной безысходности:
        — Мразь! Мразь! Мразь!
        Грохочущим шаром перекатившись через Садовое, крик души миновал «Белград», со звоном ударился о высотки ростовской набережной, вернулся и троекратным эхом потряс Смоленский бульвар, на котором Ольга стояла. Она поёжилась. Мёртвый город дразнит её, раскрыв во всю ширь слюнявую, чёрно-жёлтую пасть — сама, мол, такая!
        Ветер пронизывал до костей. Подышав на пальцы, Ольга достала из сумочки предпоследнюю сигарету и закурила. Дымок приятно щекотнул ноздри. Жёлтое зарево над Москвой то вспыхивало, то меркло. Быть может, по проводам, питающим фонари, неровно шёл ток, а быть может, у Ольги уже просто темнело в глазах от холода и усталости. Неподвижно стоять, прижавшись лопатками к ледяному бетону, было китайской пыткой. Карниз спасал от дождя с горем пополам, да и то тогда-лишь, когда не дул во всю силу ветер. До Форда напротив Ольги остановился только чёрный «Опель Омега». Из него свистнули.
        — Свистни в …,  — предложила Ольга. Будь дело днём, ей бы не пришлось и рот открывать, чтоб Опель отчалил. Хватило б одного взгляда. От её взгляда пятились крокодилы в киевском зоопарке, куда она любила ходить, когда жила в Киеве. Это было ещё до школы.
        После второй затяжки Ольга с тоскою глянула на часы, висевшие возле МИДа. Они показывали два двадцать. Пальцы невольно сплющили фильтр. Неужто только двадцать минут назад было ровно два? Они издеваются, эти дьявольские минуты! Нарочно еле ползут. Тогда почему же годы летят — чем дальше, тем быстрее, словно вагоны, набирающего ход поезда? В них уезжают навсегда люди, которых знала. Хорошие, плохие,  — важно ли это? Они — из прошлого. Оттуда, где живёт счастье.
        Перелетев через тротуар, окурок уплыл по бурной реке, струившейся вдоль бордюра. Спустя минуту остановилась «Волга» — такси. Раздался гудок. Располагай Ольга хоть четырьмя сигаретами, чёрт её бы из-под карниза не выволок. Но уж чего не было, того не было. И она, матеря Оксанку, свою сестру, которая приучила её курить, шагнула под хлёсткий дождь. Он прыгнул ей на спину диким зверем и так пронял, что сердце заныло. Когда она подошла к такси, пассажир, сидевший рядом с водителем, опустил стекло. Это был здоровый чеченец лет тридцати пяти, с горбоносым наглым лицом, узкими глазами и угловатой челюстью. На его бычьей шее сияла массивная золотая цепь. Из кармана чёрной жилетки, надетой поверх того же цвета рубашки, торчал мобильник с длинной антенной, а на запястье правой руки, которую пассажир положил на стекло, полыхал браслет цены необыкновенной — россыпь сапфиров и бриллиантов на цельном золоте. Ольга при виде этой вещицы окаменела, вытаращив глаза. Насмешливо наблюдая за нею, чеченец опустил руку и хриплым голосом произнёс:
        — Давай, лезь в машину! А то растаешь как Золушка.
        — Как Снегурочка,  — уточнил таксист, мужик с весёлым лицом. Продолжая думать лишь о браслете, Ольга обратилась к чеченцу, как будто он сидел за рулём:
        — Сверни в проулок направо, въехай во двор за домом и посигналь.
        — Там тебе покажут 50 девок от 40 до 100 долларов. Возьмешь двух — заплатишь за полторы.
        — Я тебя хочу,  — возразил чеченец.
        — Мне очень жаль,  — ответила Ольга.
        — Почему нет?
        — А почему — да?
        — Я деньги даю!
        — А я не беру.
        — Объясни причину.
        — Во-первых, я на посту сегодня. А во-вторых, я …
        Вовремя вспомнив, что ей нужно раздобыть несколько сигарет, Ольга проглотила полезший из её рта национализм.
        — Короче, я на посту.
        — Сколько нужно денег, чтоб ты об этом забыла?
        — Анальный секс 500 долларов, минет — 300,  — сказала Ольга, чтоб закрыть тему — этот чеченец уже давил ей на психику.
        — А нормальный секс?
        — Не могу сегодня. Поэтому стою тут.
        Чеченец задумался. Ольга ёжилась под дождём.
        — Хорошо, согласен.
        — На что?
        — На 500.
        Ольга очень сильно насторожилась.
        — Я так тебя возбуждаю?
        — Да. Ты цену раз в пять завысила, но высокие женщины — моя слабость. Садись в машину.
        Но Ольга не поспешила последовать приглашению, она стала взвешивать за и против, забыв про ветер с дождём. Клиент внушал ей серьёзные опасения, но она решила: таксист запомнил его. Запомнит её, так что на убийство чеченец вряд ли пойдёт. А всё остальное можно стерпеть за 500 зелёных. Главное — взять их сразу.
        С Борей проблем не должно возникнуть. Он к ней ни разу не подошёл — значит, у него всё ОК. Наверное, постоянные клиенты едут прямо на точку. Или заказывают девчонок по телефону, с доставкой. В случае, если её исчезновение вообще заметят, можно будет сказать — подъехали отморозки, увезли силой.
        — А куда ехать?  — спросила Ольга.
        — На Ленинский.
        — А конкретно куда? В гостиницу?
        — Нет, в квартиру. Я там живу.
        Ольга задала последний вопрос не из любопытства. Прошлой весной два азера притащили её в гостиницу «Спорт», где они и ещё две сотни их соплеменников занимали целый этаж. В их сладкой компании Ольга прокуковала 4 дня, которые не сочла самыми прекрасными в своей жизни.
        — Сколько вас будет?
        — Один я буду, один. Этот человек на работе.
        Таксист кивнул.
        — Давай сюда пятьсот баксов.
        — Нет при себе. Из казино еду. Приедем, сразу получишь.
        — Ольга уже хотела идти назад, к ледяной стене, но вовремя вспомнила о браслете. Вряд ли чеченец успел заметить, как её ангельское лицо на миг исказилось хищным оскалом. Во всяком случае, он любезно помог ей справиться с неподатливой дверью, толкнув её изнутри. И таким вот образом, Ольга очутилась на заднем сидении Волги. Та сразу тронулась и рывками набрала скорость.
        Печка функционировала неважно, но после трёх часов стояния под дождём о большем комфорте трудно было мечтать. Бросив сумку на пол, Ольга сняла намокшие туфли, затем — чулки, решив их отжать. Стягивая правый, она случайно разорвала его, проткнув ногтем. После недолгих переживаний оба чулка полетели вон из машины. Подняв стекло, Ольга растянулась на длинном мягком сидении. С неё текли ручейки. Тепло шло по телу нежными волнами. Наползла дремота. Ольга начала мотать головой и хлопать глазами, чтоб не уснуть. Таксист особо не гнал. Чеченец курил, говоря то с ним, то с плавающей в блаженной истоме Ольгой. Та его слушала краем уха, но пока ехали по кольцу успела узнать, что зовут клиента Рамиль, что живёт он в Москве давно, занимаясь бизнесом, и играет с невероятным азартом — вот только что, например, оставил в «Бэверли-Хиллз» 8 тысяч долларов. А ещё Рамиль поведал о том, как два дня назад он попал в аварию на своем Мерседесе.
        — Какой-то обкуренный идиот на «восьмёрке» летел по встречной. Странно, что он меня вообще заметил и тормознул. И я тормознул — да так, что едва колеса не отлетели. Но, тем не менее, сшиблись. Менты оформили всё, и мы с ним разъехались. Ремонт встанет в 4 тысячи. Не представляю, как взять их с этого дурака. Менты сперва даже встали на его сторону. Я ж чеченец! Воображаю, что в суде будет. Но я, тем не менее, добьюсь правды. Перед законом все должны быть равны — и русские, и чеченцы.
        — Хватит под дурака косить!  — внезапно пробормотала Ольга из сладких недр дремоты.
        После этих слов она вдруг очнулась, поняв, что зря их произнесла, и робко скосила взгляд на чеченца — вдруг не услышал? Но нет — чеченец уже смотрел на неё, круто повернув кудрявую голову. Смотрел так, что она забыла про всё на свете. Её душа опустилась в пятки, и они сильно похолодели. Дёрнув плечом, Рамиль принял прежнюю позу, и Ольга, снова начав дышать, с убийственной ясностью осознала: Этот чеченец — не тот, за кого себя выдает. Тогда кто он? Кто? Для чего ломает комедию перед ней и перед таксистом. Перед людьми, которым нет до него никакого дела, которые видят его впервые и никогда более не увидят после того, как сделают своё дело и возьмут плату? При том ломает усердно и изощрённо! Значит, он либо хочет использовать их в каких-нибудь страшных целях, либо за ним идут по свежему следу, и он старается тщательно его путать. Кто он? Шпион? Маньяк? Террорист? Тут Ольгу испепеляюще осенило. Взрывы домов! Ах! Взрывы домов! И она зажала ладонью рот, чтоб не завопить. Её обезумевшие глаза уставились на затылок чеченца. Зачем она то ему нужна? Чего он от неё хочет?
        Даже и не пытаясь найти ответ на этот вопрос, однако, нисколько не сомневаясь в том, что Рамиль её взял отнюдь не для развлечения, Ольга села. Её рука потянулась к двери. Другой рукой она взяла сумочку. Волга в эту минуту двигалась сквозь тоннель под Октябрьской. Зная, что за тоннелем последует поворот направо, Ольга решила вовремя этого поворота выпрыгнуть из машины и убежать босиком. Она понимала, что таксист ни за что не станет её преследовать, если только чеченец не пригрозит ему пистолетом. А он, конечно, не пригрозит.  — Ведь ему нужна не именно она, Ольга, а просто девушка соответствующей наружности. Так что, главное,  — при прыжке из машины не сломать ногу, а убежать она убежит. Когда «Волга», вынырнув из тоннеля, двинулась на подъём, Ольга потянула рычажок двери. Дверь приоткрылась. В машину ворвался ветер, но ни таксист, ни чеченец не повернулись. Очевидно решив, что девушка опустила стекло. Раздались щелчки поворотника. Сердце Ольги стучало так, будто задалось целью пробить ей грудь. Как только таксист начал выворачивать руль, она высунула наружу левую ногу и приготовилась прыгать. Но
тут Рамиль поднял руку, желая взяться за ручку над дверью, и Ольгу вновь ослепил браслет. Чуть не зарыдав от бессильной злости, она втянула ногу обратно и со всей силой хлопнула дверью. Рамиль взглянул на неё с вопросом.
        — Плохо была закрыта,  — пробормотала она, и этот вответ удовлетворил чеченца.
        На светофоре у памятника горела стрелка направо. Туда таксист и свернул, не сбавляя скорости.
        Дождь хлестал с прежней силой. Ольга, встав коленками на сиденье, сквозь пелену воды на заднем стекле, провожала взглядом фонари Ленинского проспекта, бежавшие от неё в промозглую мглу. В их отблесках захлестнувшая город лужа казалось неимоверно глубокой. Дома, сияющие рекламами, проплывали как корабли по посеребрённому луной морю. Хотя браслет занимал все Ольгины мысли, край её подсознания щекотало странное чувство. Она как будто смутно ждала чего-то от этой так выразительно глядевшей на неё ночи. Чего-то большего, чем браслет.
        — Ох, дали им волю,  — проговорил водитель при виде двух патрульных машин, мчавшихся по другой стороне проспекта,  — они в конец обнаглели, пользуясь тем, что люди напуганы. Вдвое больше брать стали. И знаешь, везде, везде взятки выросли! Это у них — борьба с терроризмом. Сдаётся мне — не только менты, но и вообще вся власть до самого верха гребёт деньжищи на этих взрывах.
        — Для этого и взрывают,  — бросил Рамиль.
        В середине Ленинского таксист выполнил разворот, и чуть-чуть проехав, свернул направо, в узкий проулок, затем,  — налево, в лабиринт тёмных и полутёмных дворов. Рамиль показывал путь, а Ольга старалась его запомнить, чтобы не плутать потом по этим дворам с браслетом. Однако, расположение зданий, помоек и гаражей казалось настолько путанным, что ей удалось запомнить немного. Когда машина остановилась перед одним из подъездов длинной кирпичной многоэтажки, по телу Ольги снова прополз озноб. Она с дикой силой стиснула кулаки, чтоб страх испугался. Он испугался и отступил. Она расстегнула сумочку. Между тем, Рамиль дал таксисту две сторублёвки, сказав при этом:
        — Вот тебе на два штрафа.
        — Как бы не на один, у этих волков аппетит растёт с каждым часом,  — буркнул таксист, и вдруг, внимательно осмотрев купюры, тихо прибавил.  — Слушай, а на них кровь!
        — Ничего не знаю, мне в магазине такие дали. Менты у тебя их примут, не беспокойся. Им сейчас некогда разбираться где и откуда кровь.
        Им надо как можно больше денег срубить, пока страна стоит раком.
        Во время этого разговора Ольга успела вынуть из сумочки клофелин, запрятанный под подкладку, сунуть его под лифчик и попытаться натянуть туфли. Именно попытаться.
        — Ах, твою мать! Долбанные туфли не налезают!
        — А почему?  — не понял Рамиль.
        — Да у меня ноги, кажется, отекли. Четыре часа стояла! И туфли мокрые.
        Продолжая злиться, Ольга накинула на плечо ремень сумочки, взяла туфли, и, выпрыгнув из машины, босиком забежала под козырёк подъезда. Пока бежала, дождь успел снова вымочить её всю. Двор был освещён тремя фонарями. Напротив дома располагались грибки, песочницы, и качели детской площадки. К ней примыкали ряды уродливых гаражей. Тротуар вдоль дома был сплошь заставлен машинами. Ольга ожидала чеченца почти минуту, уверенная, что он даёт водителю ещё денег — за то, чтоб тот навсегда забыл о нём и о ней. Выйдя из машины, которая сразу сорвалась с места, и, обогнув гаражи, скрылась за углом, чеченец спокойно, как под зонтом, зашагал к подъезду. Ростом он оказался пониже Ольги. Подойдя к ней, смотревшей лишь на браслет, он вытащил из кармана большую связку ключей, среди коих было штук пять магнитных, и приложил один из последних к замку подъездной двери. Замок не сработал. Пожав плечами Рамиль поднёс к нему другой ключ, по виду — точно такой же. Раздался писк. Открыв дверь, Рамиль вежливо пропустил вперёд Ольгу и вошёл следом. Подъезд был чистый и светлый, словом, элитный. В лифте, который ждать себя не
заставил, Ольга спросила клиента:
        — Слушай, у тебя водка дома имеется?
        — Да, имеется. И есть ещё кое-что получше.
        Лифт, вздрогнув остановился. Створки разъехались.
        — Это третий этаж?  — уточнила Ольга, выйдя и оглядев площадку.
        — Четвёртый.
        Поведя носом, Рамиль брезгливо поморщился.
        — Ну как можно такое дерьмо курить?
        Сигаретный дым вползал на площадку с лестницы, потому что дверь между ними была прикрыта не плотно.
        Рамиль захлопнул её и отпер другую, прямо напротив лифта. За нею располагался просторный холл с дверьми четырёх квартир. Его освещение не работало, и чеченец оставил общую дверь распахнутой, чтоб быстрей отпереть свою. Пока он возился с тремя замками, босая Ольга стояла сзади, куря последнюю сигарету и глядя по сторонам в надежде найти что-нибудь тяжёлое, хоть бутылку. Но холл был пуст. Идти к мусоропроводу, возле которого три бутылки стояли она сочла чересчур рискованным.
        Звон ключей не позволил Ольге расслышать, как заскрипела дверь между лестницей и площадкой. Тот, кто её открыл, ступал очень тихо. Услышав его шаги лишь тогда, когда он был уже совсем рядом, Ольга рассеяно повернула голову. Сигарета выпала у неё изо рта. Из рук выскользнули туфли.
        Все три замка к этому моменту были уже открыты. Сунув ключи в карман, чеченец нажал на дверную ручку. Тут как раз Ольга и заорала. Так заорала, что весь подъезд с первого этажа по двенадцатый, зазвенел раскатистым эхом. Чеченец вздрогнул, и, повернувшись на каблуках застыл. Ему в лоб смотрел пистолет.
        Спазмы задушили второй крик Ольги. Ловя ртом воздух как рыба, она прижалась спиной к стене. Она с ужасом смотрела только на чёрный «Вальтер», как будто всё зависело от него, а не от того, кто его держал перед лбом чеченца, профессионально опустив локоть и выгнув кисть. Рамилем, казалось, владело точно такое же впечатление. Он глядел в черноту ствола, как мышь в глаза кобры. Прежде чем Ольга вновь начала дышать, раздался спокойный голос:
        — Дернешься, мразь,  — мозги на ушах повиснут.
        Предупреждение было обращено к чеченцу. Рамиль кивнул — Я, дескать, всё понял.
        — Это касается и тебя,  — сказал обладатель «Вальтера», бросив взгляд на съёжившуюся Ольгу.  — Если ты хочешь уйти отсюда живой, не вздумай орать и слушай меня внимательно. Ты сейчас войдёшь в хату и включишь свет в прихожей, на кухне и во всех комнатах. Только быстро, не то башку тебе продырявлю! Всё поняла?
        — Но я совершенно его не знаю,  — пробормотала Ольга,  — я проститутка! Он меня взял полчаса назад, на Смоленском…
        Она запнулась на полуслове, внезапно увидев «Вальтер» уже с другой стороны. А именно спереди. Давя пальцем на спусковой крючок, незнакомец глухо проговорил: считаю до трёх…
        — Не надо!  — пискнула Ольга, поспешно делая шаг вперед. Чеченец по приказанию незнакомца открыл дверь шире. Переступая через порог, Ольга умудрилась споткнуться. Не удержав равновесие, она с визгом плашмя растянулась на ковролине. Левую щиколотку пронзила сильная боль. Скрежеща зубами, Ольга кое-как встала, подобрав сумку, и, сделав шаг, поняла, что у неё — вывих. Наступать на ногу было очень проблематично.
        Лютая злость обуяла Ольгу, какого чёрта этим двум идиотам от неё нужно? Нащупав клавишу выключателя, она врезала кулаком по ней с такой силой, как будто это было лицо Рамиля. Клавиша треснула. Так же расколотив остальные по всей квартире и даже краем глаза не посмотрев, нет ли в ней чего интересного, Ольга прихромала назад к порогу. Хотела выйти, но незнакомец, не сводя взгляда и пистолета с Рамиля, приказал:
        — Стой! А ты, чех, пошёл!
        — Куда?  — не понял чеченец.
        — Туда, где деньги лежат. Не вздумай сказать мне, что их здесь нет. Я — человек нервный.
        Рамиль шагнул внутрь квартиры, остановился на миг, решая, куда направиться, и направился к ближней комнате. Незнакомец жестом приказал Ольге идти за ним. Ольга поплелась, выражая всем своим видом ненависть и презрение — ей, действительно, было плевать на всё, кроме адской боли в ноге. Грабитель, взяв её туфли, двинулся следом.
        — Дурак, ты дверь не закрыл,  — сказала она ему, когда вошли в комнату.
        — Так иди и закрой. Но только учти — я бегаю быстро.
        Ольга опять потащилась к прямоугольнику темноты, из которой веяло дымом. Когда рука легла на дверную ручку, возникла мысль: а не позвонить ли к соседям, а вдруг откроют? Но, ещё раз проанализировав ситуацию, Ольга забраковала эту идею, и, сделав то, что ей велено было сделать, вернулась в комнату. Безмятежный с виду Рамиль стоял у окна, старательно соскребая ногтем пятнышко на манжете, а его враг — у двери, держа оружие стволом к полу. Справа от него заслонял всю стену огромный шкаф со множеством отделений. Слева располагались столик, диван, два кресла. Ближе к Рамилю стоял ещё один стол, двухъярусный, с видеомагнитофоном и телевизором. Туфли Ольги валялись около ног чеченца. Неясно было, зачем грабитель их бросил через всю комнату. С трясущимися от боли губами доковыляв до дивана, Ольга швырнула на него сумку и сама плюхнулась. Ей хватило одной секунды, чтоб присмотреться к грабителю и понять, что это за птица. Она прекрасно знала профессиональных убийц и гопников. Ничего похожего близко не было. Двадцать лет. Чуть выше среднего роста, тощий. Джинсы, свитер, кроссовки. Бледная рожа с
намарихуаненными глазами и длинным носом. Это был дилетант, едва ли стрелявший из чего-либо, кроме рогатки. Но дилетант опасный — было понятно, что он с башкой не дружит совсем. Рамиль, вне всяких сомнений, придерживался такого же мнения. Счистив пятнышко, он опустил руки и произнёс:  — Да, деньги у меня есть. Ты правильно понял. И скажу больше — денег у меня много. Чего жалеть то их? Забирай. Жизнь дороже денег.
        — Браслет сними,  — приказал налётчик. Услышав эти слова, Ольга ощутила такой прилив ненависти к нему, что ей стало жарко. Но она промолчала, сжав кулаки. Расстегнув браслет, чеченец швырнул его на диван. Он упал со звоном. Ольга двинула лишь зрачками. Мальчишка так же не шевельнулся.
        — Денежки — в сейфе,  — сказал Рамиль прежним тоном, смеясь, но зорко следя за незваным гостем,  — и я его открою тебе. Другому бы не открыл, а тебе открою, поскольку ты, по всему видать, мужчина серьёзный. Но дай мне слово, что сразу же уберёшься, не причинив мне вреда. Клянусь тебе — никаких других денег у меня нету.
        — Как это нету?  — внезапно подала голос Ольга, встав как цунами.  — А мне мои 500 баксов, сволочь? Быстро гоните мне мои деньги и делайте тут друг с другом чего хотите! Меня это не касается!
        — Да она что, дура?  — ошеломлённо спросил налётчик. Рамиль кивнул. Вопрос и ответ разъярили Ольгу до полной неадекватности. Позабыв про вывих и зарычав, как львица, спасающая детёнышей, она ринулась на грабителя с целью вырвать ему глаза. Но владелец «Вальтера» оказался редкостным подлецом. Он посмел не только с необычайной легкостью уклониться от смертоносных ногтей разгневанной женщины, но и дать ей отпор. Получив затрещину, Ольга кубарем покатилась через всю комнату. Основательно приложившись к полу затылком, она несколько секунд лежала не двигаясь, потрясённая тем, что в бледном заморыше оказалась такая силища. Потом медленно поднялась, приложив ладонь к вздувающемуся уху. Мальчишка пристально наблюдал за ней. Ей стало понятно, что её поведение напугало его. И он, несомненно, её пристрелит, если она ещё раз полезет драться или поднимет шум. Присев на диван, она проскулила:
        — Дай мне хоть 300 долларов!
        — С таким ухом ты и на 100 не тянешь,  — издеванулся юный подлец.
        — Особенно для тебя. Пассивного скотоложника,  — не осталась Ольга в долгу.
        — Так что, мы договорились?  — Вдруг проявил легкую нервозность Рамиль.  — Открываю сейф, забираешь деньги, и — разбегаемся навсегда. Без обид. Согласен?
        — А сколько там?
        — Шестьдесят кусков.
        Ольга опять встала. Но на неё никто уж не обратил внимание.
        — Постарайся не делать резких движений,  — предупредил налётчик Рамиля.
        Тот, что-то пробормотав, приблизился к шкафу и открыл дверцу среднего отделения. Выложив на диван пять или шесть свитеров дотянулся до задней стенки и надавил на неё. Её аккуратно выпиленный кусок сперва накренился, затем упал, и Ольга увидела дверцу сейфа, вмонтированного в бетонную стену. Он имел два замка — кодовый с шестью кнопками, и обычный. Достав ключи, Рамиль вставил один из них в замочную скважину, повернул, потом набрал код. И — настал момент, с которого началась другая жизнь Ольги. Такая, что не сойти с ума оказалось довольно сложно.

        Глава вторая

        Шестой звонок разбудил её. С плеском встав, она выпрыгнула из ванны, и, оставляя на полу мокрые следы, побежала в комнату, где стоял телефон. Встряхнув с пальцев пену, схватила трубку.
        — Алло!
        — Здравствуй, Верочка,  — прозвучал из трубки резкий и хрипловатый голос,  — это Олег.
        — Я тебя узнала. Ты говори быстрее, что тебе надо,  — я стою голая, и с меня течет на паркет.
        — Мне деньги нужны.
        — Мне тоже.
        — Ты продала товар?
        — Нет. Конечно, нет. Ты разве не знаешь, какой в Москве беспредел из-за этих взрывов? Менты с цепи сорвались! Во все щели лезут как крысы. Рудика взяли.
        — Что ты мне вешаешь? У тебя — десятки других путей.
        — Да любой из них сейчас приведёт в Бутырку! Жди, Олег, жди. Все нормализуется, я надеюсь.
        — Когда?
        — Не знаю, как фишка ляжет.
        — Верочка, я бандитам должен 50 тысяч.
        — Ну, подождут. Невеликие господа.
        Плечом прижав трубку к уху, Верка присела на край дивана, взяла со столика сигареты, вытащила из книги Цветаевой зажигалку и закурила.
        — Директор «Национали» хочет тебя,  — сообщил Олег.
        — Пускай запишется в очередь. Хочет он! Много кто кого хочет. И я тебя когда-то хотела. Если ты помнишь.
        — Он пообещал мне помочь, если я с тобою договорюсь.
        — Нет, Олег, нет. Не договоришься.
        — Что ж. Если так, я договорюсь с тем, кого ты нагрела в июле этого года.
        — Скоро ты сдохнешь.
        Положив трубку, Верка долго сидела не шевелясь. Сигарета тлела. На пол текло. Из открытой форточки дул сквозняк. Телефон опять зазвонил. Сбив его со столика, Верка встала и пошла в ванную вытираться. Меньше чем через час она уже ехала в метро — сама не зная куда. Скорее всего, искать другую квартиру. В этой уже жила её смерть.

        Глава третья

        Рамиль сработал настолько молниеносно, что Ольга рта раскрыть не успела. Распахнув сейф, он выхватил из него «Парабеллум», с быстротой кошки прыгнул к дивану, беря врага на прицел, и — выстрелил раньше чем приземлился. Но приземлился он уже трупом. Нажатие его пальца на спусковой крючок было конвульсивным, так как в этот момент свинец пробуравливал ему череп. Пуля из «Парабеллума» вгрызлась в стену над головой налётчика. Тот хоть был застигнут врасплох, смог выстрелить раньше. На один миг. Ольга молча и отрешённо смотрела, как Рамиль, выронив пистолет, валился на телевизор, как телевизор с грохотом падал на пол, как из опрокидывающегося столика вываливался видак, сыпались кассеты. Мертвец улёгся ничком на Ольгины туфли. Его кудрявый затылок был разворочен — пуля навылет прошла сквозь голову.
        С полминуты в квартире двигались только стрелки стенных часов. Потом потихоньку пришла в движение Ольга. Начав туманно осознавать, что произошло, она обратила взор на грабителя. Он стоял, слегка склонив башку набок, опустив пистолет и глядя на труп бессмысленными, пустыми глазами. Он не дрожал, не дышал, как загнанная борзая, не стискивал пистолет до хруста суставов. Он неподвижно стоял и тупо смотрел. Казалось, его не сдвинул бы с места даже пожар. Ольга поняла — дикая случайность направила пулю, развесившую мозги чеченца на шторе. Случайность из разряда тех, которые никогда никем в расчёт не берутся, так как их вероятность слишком ничтожна. Первым движением Ольги после того, как ей пришла в голову эта мысль, был разворот к дивану с целью схватить браслет и дать дёру. Однако, протянув руку к свитерам, что лежали поверх браслета, она заметила, что глаза убийцы как будто начали проясняться. Это остановило её. Смешно было думать, что он позволит ей убежать с браслетом. Как бы не так!
        Минуту назад этот идиот убил человека. Пусть неожиданно для себя самого, но он это сделал. Ему теперь терять нечего. Дико злясь на себя за то, что даром потратила столько времени, Ольга обратилась к мальчишке:
        — Ты чего натворил?
        — … знает,  — проговорил налётчик, растерянно поглядев на неё.
        — Урод! Ты просто урод!
        Убийца не спорил. Ольга решила — нечего церемониться с ним. Он, конечно, больно дерётся, но сейчас сил у него, кажется, не больше, чем у Рамиля. Про пистолет в собственной руке он точно не помнит, так что браслет — её. Открывая рот с целью сообщить грабителю эту новость, Ольга заметила, что он смотрит не на неё уже, а на шкаф. Её прошиб пот. О, Господи! Сейф! Ну как можно было о нём забыть?
        Ольга повернулась, скрипнув голыми пятками по паркету. В сейфе, точно, лежали шесть толстых пачек стодолларовых купюр. А на них лежала компьютерная дискета. У Ольги, в буквальном смысле, потекли слюни. Утерев рот, она бессознательно протянула руки к деньгам. Но в эту секунду произошёл кошмар. Зловещая тишина огромной квартиры треснула. Труп запел! Запел! Но не человеческим голосом и не человеческими словами, а механическим мёртвым писком, выстроенным в «Турецкий марш» Моцарта. Он звенел из Рамиля как из музыкальной шкатулки — звенел настойчиво, громко, требовательно, как будто о чём-то предупреждая или кого-то зовя. Налётчик и Ольга, похолодев, глядели на мертвеца. Если бы он встал и пошёл на них, чернея дырой во лбу, они бы сильнее не испугались. Им представлялось — смерть пищит из него, настойчиво требуя у кого-то ещё две жертвы.
        Крик рвался из груди Ольги, но не мог вырваться — ужас крепко сжимал ей горло. Недозвучав двух нот до финала, «Турецкий марш» оборвался. И вновь стал слышен шорох дождя за окном.
        — Мобильник,  — прошептал парень, тихо вздохнув.
        Стеклянный взгляд Ольги вполз на него.
        — Ммабильник?
        — Да! У него в кармане.
        — Дай закурить,  — попросила Ольга после недолгой паузы. Парень, вздрогнув, вытащил из кармана пачку «LM». Завладев одной сигаретой, Ольга достала из сумочки зажигалку и начала ею чиркать, взяв сигарету в рот. Огонёк упорно не высекался. Крутя колёсико, Ольга сломала ноготь большого пальца. На этой мелочи её страшное шоковое спокойствие подскользнулось, как на банановой кожуре. Сигарета, не удержавшись между сведёнными судорогой губами, упала на пол. А зажигалка, треснув между, казалось, слегла лишь сжавшими её пальцами, полетела в парня. Тот увернулся от неё так стремительно, будто это была отравленная стрела. Затопав ногами, Ольга заверещала:
        — Ублюдок! Мразь! Идиот! Какого ты хрена лез, если видел: он не один? Полудурок, …! Куда лез?
        — Заткнись,  — гораздо менее громко, но столь же злобно проговорил налётчик. Я мог поймать его только здесь! А он, может, каждую ночь сюда шлюх таскает! Я не в таком состоянии, чтоб бояться вместо одной тварюги прикончить двух!
        — Это ты разбил его «Мерседес»? Догадалась Ольга быстро придя в себя.
        Её собеседник забегал и заорал:
        — Четыре тысячи баксов! Где я столько возьму? Я ему сказал: «Жди!». Не ждёт! Принципиально не ждёт, хоть у него в сейфе 60 тысяч! А мне машину заправить не на что! Мне бы завтра рёбра переломали, если бы я не принёс ему эти деньги! Завтра уже!
        — Нечего по встречной гонять.
        — Да пошла ты в жопу! Что ты меня жить учишь? Кто ты вообще такая? Кто вы все, кто? По какому праву лезете в мою жизнь со своими долбанными советами? Я что вам плачу за них? Уроды! Любят учить других с утра до ночи, будто больше заняться нечем! Умные все! Да только куда вы засовываете свой ум, когда сами в дерьмо влезаете, а потом готовы кому угодно сосать, чтобы из него вылезти? Я вас всех видал на …!
        — Всё ясно,  — жёстко сказала Ольга, не видя необходимости продолжать дискуссию с идиотом,  — Незачем так орать. Кругом люди спят. Делим баксы и разбегаемся.
        — Ты получишь свои 500.
        — Ой, какой красавец!  — подпрыгнула от восторга Ольга.  — А ты получишь свои 15! Усиленного режима. Ты знаешь, как называется то, что ты сотворил? Убийство с разбоем при отягчающих. Плюс к тому — незаконное владение пистолетом. Или ты думаешь, что сумеешь меня убить? Да я тебе шпалер твой сейчас в жопу вставлю! И Ольга двинулась на грабителя. Тот попятился, осознав, что на этот раз кулаки его не спасут — на битву с ним шла уже не львица, а дьяволица. Поднять оружие он не смел. Приблизившись, Ольга схватила «Вальтер» двумя руками и со всей силы рванула его к себе. Налётчик качнулся, но пистолета не выпустил.
        — Отдай, сука,  — хрипло проговорила Ольга, пробуя распрямить его пальцы, мёртво сжимавшие рукоятку.  — Отдай! Отдай!
        — Зачем он тебе?
        — Я уже сказала!
        — Отстань! Убью!
        Она попыталась выкрутить пистолет из его руки, но какое там? Легче было бы выкрутить телеграфный столб из асфальта. Попытка парня достичь победы аналогичным способом так же не увенчалась успехом. Силы были равны. Набрав полный рот слюны, Ольга смачно плюнула в лицо парню. Тот уклонился и приготовился ответить ей тем же, но в этот миг, пронзительно зачирикал дверной звонок.
        Драчуны застыли, покрывшись холодным потом. Звонок прервался, однако тотчас раздался снова. С ужасом поглядев друг другу в глаза, налётчик и Ольга одновременно вспомнили, что входная дверь, которая отделяла их сейчас от лютой беды, а может быть — и от смерти, не заперта! Стоило тому, кто за ней стоял, нажать ручку…
        — Господи, Боже мой!  — прошептала Ольга. Выпустив «Вальтер», она закрыла лицо руками. Налётчик вышел из комнаты, и — едва удержал крик радости. Он увидел, что на двери есть задвижка. Тихо просунув её в дверную коробку, парень припал к глазку. Ольга наблюдала за ним сквозь пальцы.
        Пятый звонок звучал нестерпимо долго. Во время паузы между ним и шестым за дверью послышались голоса.
        — Кто там?  — чуть слышно пискнула Ольга.
        Выпрямившись, налётчик вернулся в комнату и кривым от нервного напряжения ртом дал страшный ответ:
        — Чеченцы.
        — Ох! Сколько их?
        — Откуда я знаю? В холле темно!
        Ольга устремилась к окну. Слегка сдвинув штору, глянула вниз. Там, прямо перед подъездом, стоял большой чёрный джип с включёнными фарами.
        — Слышь, там джип! Прошептала Ольга, задёрнув штору и подбежав к налётчику.
        — Хорошо, что не танк,  — задумчиво бросил тот.
        Эта шутка Ольге не по душе пришлась. Взяв парня за воротник и мощно встряхнув, она процедила сквозь зубы:
        — Ты, идиот! Клянусь тебе — если ты не вырулишь ситуацию, я тебя…
        Тут она запнулась, придумывая угрозу поощутимее. Наконец придумала.
        — Я тебя заставлю сожрать яичницу из твоих яиц!
        Не переставая звонить, нежданные визитёры начали долбить дверь ногами и кулаками. И дёргать ручку. Они, как видно, нисколько не сомневались в том, что хозяин квартиры — дома, и что им есть о чём с ним поговорить. Вырвавшись из рук помертвевшей от страха Ольги, налётчик двумя прыжками достиг прихожей и замер, взяв на прицел лязгающую дверь. Удары по ней сотрясали стену.
        — Что делать, Господи? Что же делать?  — Со всхлипами простонала Ольга, заломив руки. Налётчик, не оборачиваясь, ответил:
        — Не истери! Прорвёмся.
        — Прорвёмся? Да чтоб ты сдох, урод! Чтоб ты сдох!
        Звонок надрывался. Дверь содрогалась. По этажу гуляли два эха: Одно — от грохота, а другое — от злобных выкриков по-чеченски.
        Ольга, скуля, металась по комнате, как лиса по курятнику. К выходу из которого подошла снаружи собака. Парень стоял в воинственной позе, откинув голову с прилипшею ко лбу челкою, сжимая «Вальтер» белыми пальцами и стеклянно глядя на дверь. К счастью для неё и для тех, кого она разделяла, жильцы соседних квартир гурьбой из них вышли и пригрозили вызвать милицию. Обругав их матом, злостные нарушители тишины покинули холл. Спустя какое-то время донёсся гул приближающегося лифта. Продолжая высказывать обитателям трех квартир своё о них мнение, дети гор транспортировались вниз. Жильцы, тихо обсудив то, что произошло у них в холле, а заодно ситуацию во всём городе, разошлись.
        — За джипом следи!  — заорал налетчик, влетая в комнату.  — Шевелись, а то пристрелю!
        — Заткнись,  — огрызнулась Ольга и поплелась к окну, шатаясь как пьяная.
        Парень, полный невесть откуда взявшейся удали, осмотрелся, схватил с дивана Ольгину сумочку, вытряхнул прямо на пол всё, что в ней было — обычное содержимое женской сумочки плюс десяток презервативов, и, подбежав с нею к сейфу, быстро переложил из него в неё сперва деньги, затем — дискету. Застегнув сумочку, он ещё раз оглядел комнату, поднял с пола вражеский «Парабеллум», сунул его за пояс, туда же сунул свой пистолет и прикрыл их свитером.
        — Три мужика из подъезда вышли и сели в джип,  — доложила Ольга, глядя в окно.
        — Он отъехал?
        — Нет.
        — Твою мать!
        — Но нам по-любому надо валить!
        — Что ты, …, застыла? Надевай туфли!
        — А ты их достанешь из-под него?  — прошипела Ольга, скорчив страшную рожу и указав ногой на тело Рамиля.
        — Если достану, ты их наденешь?
        — Да ни за что на свете! Придурок! Нахрен ты их швырнул сюда?
        — Чтобы они не путались под ногами!
        — Ну и баран! Не вздумай их доставать! Пойду босиком! Дай сумку!
        Прежде чем открыть дверь, налётчик прислушался. Покидая следом за ним квартиру, Ольга в последний раз оглянулась на своего клиента. С порога были видны только его ноги в чёрных ботинках. Ей показалось, что они дёрнулись. Не иначе, Рамиль решил приподняться, чтоб проводить её взглядом…
        Общая дверь была опять заперта. По счастью, она изнутри запиралась только щеколдой. Лифт вызывать налётчик не стал. Направился к лестнице. Ольга устремилась за ним, очень хорошо его понимая. Она охотнее провела бы минуту на раскалённой сковороде, чем рядом с квартирой, которую только что покинула.
        — Обними меня,  — попросил убийца, когда они спустились к подъездной двери.  — Гуляем, типа, под звёздами.
        — Идиот! Дождь хлещет! Какие звёзды?
        Парень, не отвечая, протянул руку к двери. Без всякой нежности обхватив его талию, Ольга вдруг почувствовала ком в горле. Ещё бы: в сумке — 60 тысяч, а жизнь висит на тоненьком волоске! Надавив на кнопку, парень толкнул тяжёлую дверь, и в подъезд ворвался яркий свет фар. Джип «Ниссан Патрол» стоял у самых ступенек. Наклонив головы, чтобы не захлебнуться парень и Ольга по щиколотку в воде миновали джип, свернули направо и побрели, вздымая ногами волны, вдоль тротуара, заставленного машинами. И ему, и ей, безумно хотелось прибавить шагу, но им казалось, что это вызовет подозрение. Парни в «Ниссане», должно быть, были согласны с тем, что быстро идти под сильным дождём — дело подозрительное, а еле плестись под ним, да ещё в обнимку, как это делали босоногая Ольга и её, с позволения сказать, товарищ — дело вполне естественное, и, видимо, благодаря этому совпадению взглядов двум беглецам удалось дойти до угла. Свернув за него, они бросились бежать во весь дух. Ольге не пришлось особо раздумывать, по пути ли ей с её спутником, так как он сразу взялся за ремень сумки. Ему в кроссовках бежалось легче, чем
ей, и он дышал чуть ровнее. Миновав два или три двора, они перешли на шаг и вскоре остановились перед белой «Восьмёркой» с вмятиной на крыле. Она была припаркована у помойки. Внимательно оглядев окрестности, парень вытащил из кармана пульт со связкой ключей и нажал на кнопку. Машина пискнула, замигав габаритами. Открыв Ольге правую дверь, налётчик сказал:
        — Садись.
        Ольга, задыхаясь, ответила:
        — Нет, спасибо. У меня, видишь ли, достаточно денег, чтоб не садиться в машины к разным уродам. Я уж пешком как-нибудь.
        — Нам нужно решить, что делать,  — возразил парень.
        — Да что решать? Разделили деньги и разошлись! Навеки!
        — Я взял дискету! Если чечены за ней в квартиру ломились — ты представляешь, как они будут её искать?
        — Ну так и отдай её им! А хочешь, засунь её себе в жопу! Меня это не касается.
        — А чего ты боишься? Уж если я тебя не грохнул в чужой квартире, в своей машине точно не грохну! У нас большая проблема. Нужно о чём-то договориться!
        — Да не боюсь я тебя,  — усмехнулась Ольга, и, сев в машину, сильно хлопнула дверью. В конце концов, решила она, нужно хорошенько подумать, куда идти босиком, под ливнем, с чёртовой кучей денег, из-за которых произошло убийство, по предрассветной Москве, усиленно патрулируемой. Разглядев белеющую под ручником пачку сигарет, она извлекла из неё одну, включила прикуриватель. Налётчик, тем временем, сел за руль и, запихнув ключ в замок зажигания, так же взял сигарету. Разглядывая потоки воды, бегущие по стеклу, они закурили. Дождь совершенно скрывал окружающее пространство.
        — Странно, нога у меня прошла,  — промолвила Ольга, ощупывая лодыжку,  — не понимаю, когда сустав встал на место?
        — Когда ты по полу кувыркалась.
        На щеках Ольги дёрнулись желваки.
        — Если так, спасибо. Что-нибудь заболит — обращусь к тебе. Так что ты хотел сказать?
        — Куда ты сейчас пойдёшь?
        — Твоё то какое свинячье дело? Я ведь тебя не спрашиваю, куда ты сейчас поедешь!
        — Я убил человека!  — крикнул налётчик, ударив кулаком по рулю.  — И если тебя возьмут за твою шикарную жопу, ты меня сдашь!
        — Хорошо, отвечу тебе. Я сейчас пойду в какой-нибудь круглосуточный магазин, на Ленинском их полно. Куплю приличные шмотки, выпью две чашки кофе и закажу такси в Шереметьево. Через три часа меня в России не будет.
        — Как бы не так. Уже через два часа твои и мои портреты будут у всех постовых ментов. А регистрационные службы аэропортов получат их ещё раньше. Чеченцы нас очень хорошо разглядели, когда мы шли мимо джипа. Одно стекло опустилось даже, заметила? Эти суки скоро поймут, что с Рамилем случилось что-то неладное, и ментам позвонят. Менты войдут в хату, и дело быстро завертится.
        — Твою мать,  — прошептала Ольга, решив, что дело, скорее всего, уже завертелось.
        — Где он тебя подцепил?  — спросил парень.
        — Около МИДа. Я там работаю.
        — В МИДе?
        — Нет. Около него.
        — А кто-нибудь видел, как он тебя снимал?
        — Таксист, с которым он ехал. Этот таксист сюда нас привёз.
        — Хреново,  — сказал налётчик, подумав,  — Менты таксиста найдут, он скажет, где ты стояла, они тряхнут сутенёров, те всё про тебя расскажут, подруг твоих назовут, и — вилы тебе, куда б ты ни сунулась.
        — Ну и что ты мне предлагаешь делать?  — спросила Ольга, раздавив в пепельнице ещё достаточно длинную сигарету.
        — Я предлагаю поехать ко мне домой и там отсидеться. Менты не смогут на меня выйти, я засветился только перед чеченами. Найти кого-то в пятнадцати миллионном городе по описанию внешности не реально.
        — А у тебя своя квартира или снимаешь?
        — Своя. В Сокольниках.
        — Ольга думала полминуты. Доводы парня казались ей убедительными. Следя за его рукой, гасящей окурок, она спросила:
        — И долго мне придется торчать в твоей идиотской квартире?
        — За пару дней я точно придумаю что-нибудь. Послушай, мы здесь дождёмся того, что менты все улицы перекроют. Ты едешь?
        — За тридцать тысяч — даже с таким уродом, как ты, да хоть на край света!
        — А я с тобой и за сорок тысяч не согласился бы ехать даже до следующей помойки,  — сказал налётчик, взявшись за ключ.
        — Так зачем же едешь?
        — Дискета стоит дороже.
        Ответив так, недисциплинированный водитель завёл мотор, включил дворники, дальний свет, и, резко сорвав автомобиль с места, погнал его по глубоким лужам дворов. Не успела Ольга зевнуть и вынуть из пачки ещё одну сигарету, как перед ней опять вспыхнули огни Ленинского проспекта. С брызгами вырулив на него, налётчик добавил скорости, и «восьмёрка» с воем помчалась навстречу ветру, вгрызаясь в дождь, как торпеда в морские волны. Дворники не справлялись с ливневым шквалом, однако парень не позволял дрожащей стрелке спидометра опускаться ниже ста десяти.
        Перекрёстки встречали его зелёными пятнами светофоров. Ольга сонно курила, гладя, как кошку, сумку с деньгами. Но удивительно — не они владели её сознанием, а всё тот же страшный и завораживающий взгляд ночи. Она ещё не закончилась, эта ночь, хотя уже было без десяти четыре.
        Огни Москвы, размазанные дождём, звенели, как колокольчики, навивая призрачную тоску по чему-то более дальнему, чем самые дальние из земных дорог. Это чувство было Ольге знакомо. Больше того — порой она им жила.
        Головокружительным виражом обогнув Октябрьскую площадь, по которой, казалось, было разлито кипящее молоко, убийца Рамиля вырулил на Садовое. Оно сплошь мигало жёлтыми огонёчками светофоров — работал хоть бы один. Дождь в эту минуту начал стихать, и парень выжал сто сорок. В тоннеле под Павелецкой его стремительно обошёл роскошный белый «Пассат». Едва не сбив зеркало о «восьмёрку», он моментально растаял в багряном сумраке. В миг обгона парень с испуга ударил по тормозам, отдав тем самым машину во власть инерции. Та швырнула её на стену с яркими лампами. Визг колодок заставил Ольгу, уснувшую с сигаретой во рту, очнуться и завизжать ещё громче. Смерть приближалась к ней со скоростью пули, уныло глядя сотнями электрических глаз на шероховатом бетоне. Он разорвал бы машину в клочья, если бы в последний момент водитель каким-то чудом её не выровнял, сделав правильные движения педалями и рулём. Вновь сцепившись с асфальтом, машина вырвалась из тоннеля.
        — Я ж тебе не принцесса Диана, урод ты чёртов!  — крикнула Ольга, шаря руками по полу.  — У меня изо рта выпала сигарета!
        — Да хрен бы с ней.
        — Да хрен бы с твоей машиной! Огнетушитель есть?
        Но огнетушитель не пригодился. До поворота на Яузскую набережную Ольга успела ещё разок задремать. Ей приснился сон — море, солнце, тёплый песок. Она лежала на нём совершенно голая, сквозь ресницы глядя на облака. Вдруг раздался возглас:
        — Менты!
        Море испарилось. Солнце исчезло. Лёгкие облака превратились в тучи над ночным городом. Дождь едва моросил. Машина звенела, прыгая по раздолбанному асфальту. Слева чернела лента реки с гранитными берегами. А впереди, рядом с припаркованным на обочине милицейским «Фордом» блестели светоотражающие ремни и ствол автомата. Тот, на чьём плече он висел, казалось, не видел приближающуюся «восьмерку», хотя смотрел на неё — таким неподвижным был его взгляд.
        — В глаза ему не смотри,  — спокойно сказала Ольга. Но было поздно — инспектор уже давал знак остановиться. Парень ударил по тормозам, сворачивая к обочине. Опустил стекло. Ольга притворилась, что спит. Гаишник не торопился. Он сперва закурил, потом подошёл вразвалочку и спросил, ткнув жезлом во вмятину:
        — Кого сбили?
        — Дерево,  — сказал парень.
        — Это бывает. Справочку об аварии предъявите.
        — Я её дома забыл.
        — И это бывает.
        Сплюнув, инспектор движением головы указал на «Форд».
        — В машину, пожалуйста.
        Интонация возражений не допускала. Пока парень медленно шёл к патрульному «Форду», а офицер смотрел ему вслед, Ольга запихнула сумочку под сиденье, вынула из лифчика клофелин, и, пользуясь тем, что стекло опущено, энергичным щелчком отправила флакон в реку.
        За рулём «Форда» спал, надвинув на самый нос козырёк фуражки, старлей. Разбуженный хлопком двери, он потянулся, чуть приподнял козырёк и взял у налётчика документы. На тех талон и права он едва взглянул, но зато техпаспорт подвергся неимоверно долгому изучению. Парень даже подумал, что офицер вновь уснул. Но нет — отложив техпаспорт, тот опять взял двумя пальцами техталон и проговорил: талон государственного технического осмотра транспортного средства должен располагаться в правом нижнем углу ветрового стекла транспортного средства. Так почему нарушаем, Сергей Анатольевич?
        — Да какая разница, где находится техталон?  — возразил налётчик.  — Главное, что он есть.
        — Его у вас нет,  — промычал, зевая, старлей.  — Это не талон, а туфта.
        — Да с чего вы взяли?
        — Машина какого года? Девяносто шестого. В девяносто восьмом должны были дать талон по двухтысячный. А у тебя — по девяносто девятый. Фальшивка это.
        — Этот талон мне сделал мой друг, капитан ГАИ Восточного округа,  — контратаковал Серёга.  — А как он сделал его, не знаю.
        — Ну и дурак, что не знаешь,  — бросил старлей, без трепета восприняв информацию о дружке — капитане, и, стукнув ногтем по техталону, прибавил.  — Тот, кто не знает, на чем он ездит, не может знать, куда он приедет.
        — Техталон выдал мне капитан ГАИ,  — гнул своё Серёга.
        — Ну, а проблемы имеешь ты. Подделка талона — это статья.
        — Но я его не подделывал!
        — Ты его используешь. Но тебе повезло, потому что если я вызову оперов, то мне придётся их ждать. А я не хочу их ждать, так как у меня кончается смена. Поэтому ограничимся снятием номеров с машины.
        Возникла пауза.
        — С какой стати?  — прервал её нарушитель.
        — Эксплуатация транспортного средства, не прошедшего техосмотр, запрещена,  — объяснил старлей и вновь стал разглядывать документы. Он не спешил.
        — А штраф заплатить нельзя?  — негромко спросил Серёга. Он думал, будет обычный цирк — мол, нет, не возьму, однако, старлей, почему-то, сразу сказал:
        — Давай!
        — А сколько? Полтинник?
        — Ну, это просто смешно. Давай по полтосу за каждый номер.
        — То есть, 75?
        — Серёга, я после бессонной ночи шуток не понимаю. Сотку давай и вали отсюда.
        — Это грабёж среди бела дня!
        — Кому уехать надо — вам или мне?  — спросил офицер, впервые взглянув в глаза собеседнику. Тот признал:
        — Ну, мне.
        — А куда вам надо уехать — в следственный изолятор или своей дорогой?
        Серёга молча достал из кармана брюк сторублевку и протянул её офицеру. Тот к ней не прикоснувшись, выдвинул пепельницу. Она была набита купюрами. Присоединив к ним свою, Сергей поинтересовался:
        — А это правда туфта?
        Надвинув на нос фуражку, старлей промолвил:
        — Серёга, я тебе отвечаю: Это — туфта. И туфта опасная.
        После этих слов из-под козырька фуражки раздался храп.
        — Что им надо было?  — спросила Ольга, когда Сергей вернулся в свою машину.
        — Денег срубить.
        — За что?
        — За то, что они ублюдки.
        Ольга, не склонная с этим спорить, ушла в какие-то размышления. Разогнав машину, Сергей включил Хит-FM. Москва, светлея под звёздами, вспыхивающими среди разрываемых ветром туч, хранила почти могильную тишину. В этой тишине звериный рев Ольги прозвучал страшно.
        — Браслет! Браслет!
        Схватив руль, Ольга крутанула его к себе. Машину поволокло к обочине. Это произошло на улице Радио.
        — Уймись, дура! Крикнул Серёга, одной рукой пытаясь выровнять руль, а другой борясь с рыдающей пассажиркой,  — Убери руки, …! Ты что делаешь?
        — Поворачивай! Поворачивай!  — выла Ольга, захлёбываясь слезами.
        — Ты что, с ума сошла? Пристрелю! Угомонись, сука! В квартире уже менты!
        — Он нарочно бросил на него своё барахло!  — с сатанинским хохотом прокричала Ольга, отпустив руль. Не переставая смеяться, она вонзила зубы в своё запястье. Боль и вкус крови вернули ей здравомыслие. Тщательно облизав запястье, она закрыла лицо ладонями.
        — Хватит с нас и того, что взяли,  — сказал Сергей, спустя 2 минуты, въезжая на Электрозаводский мост.
        — Закрыли тему на веки, понял?  — хрипло проговорила Ольга, опустив руки.
        Невидящими глазами она смотрела на коммерческие ларьки, мелькавшие вдоль извилистой улицы, по которой машина мчалась в тихую глубь Сокольников. За крутым поворотом влево, куда с другой стороны сворачивали трамвайные рельсы, открылся чисто провинциальный пейзаж — пустыри, деревья, ни одного включённого фонаря над узкой дорогой. Свернув с неё во дворик пятиэтажного дома, Серёга ловко припарковался между двумя машинами. Пока он глушил мотор и вытаскивал магнитолу, Ольга, взяв сумку, вышла. Дул сильный ветер. Рассвет ещё не забрезжил. Идя с Сёрегой к подъезду, Ольга спросила:
        — Один живёшь?
        — С тараканами.
        — Твою мать! Я, кажется, заболела. Меня знобит.
        — Ты смотри не сдохни! Куда я дену твой труп?
        — Сожрёшь.
        В подъезде было темно. Сбивая бутылки, стоявшие на ступенях лестницы, поднялись на второй этаж. Квартира, стальную дверь которой Серёга отпер двумя ключами, не уступала лестнице изобилием стеклотары. Особенно много пустых бутылок было на кухне, где, судя по прочим признакам, имел место удалой пир, в котором участвовали какие-то сумасшедшие свиньи. В прихожей, кроме бутылок, наличествовали лишь вешалка с зимней курткой и небольшая тумбочка с телефоном. Дверь единственной комнаты, обклеенная страничками из плейбоя, была закрыта. Пока Сергей запирал наружную дверь, Ольга запихнула сумку под тумбочку, прошла в ванную, и, раздевшись встала под тёплый душ. Озноб прошёл сразу. Вскоре вошёл Серёга. Он был в других штанах и сухой футболке. Его усталый злой взгляд, упав на голую Ольгу, не оживился.
        — Чего тебе?  — спросила она, закрыв себя шторкой. Он не ответил. Сняв с вешалки полотенце, начал вытирать голову.
        — У тебя есть имя?  — спросила Ольга, делая воду погорячее.
        — Конечно, есть.
        — Ты мог бы его озвучить? Если двум людям предстоит спать на одной кровати, им лучше звать друг друга по именам, чем просто «Эй ты!».
        — Сергей.
        — Дурацкое имя.
        — А меня Оля зовут.
        — Какой идиот тебя так назвал?
        — Папа. Он идиот, это правда. Но до тебя ему — как до звёзд.
        — Серёженька, принеси мне какую-нибудь рубашку. Только не слишком рваную, если это возможно.
        Сергей принёс не только рубашку, но и вельветовые штаны.
        — Отлично,  — сказала Ольга, закрутив краны.  — Повесь их на батарею.
        — Слушай, а водка у тебя есть?
        — Да, где-то была.
        — Найди мне её. Иначе я буду пить твою кровь.
        — Штаны оказались Ольге узки, рубашка широковата. Но она их надела, за неимением лучшего, и пошла босиком на кухню. Серёга ставил на стол поллитровку водки. Две рюмки, тарелку с нарезанной колбасой и банку с томатами.
        — Это всё?  — возмутилась Ольга, сев на скрипучий стул к столу боком.
        — Нет, есть ещё хлеб.
        Ольга промолчала. Нарезав хлеб, Сергей положил на стол пару вилок, и, вскрыв бутылку, наполнил рюмки. Пили, не чокаясь. Стукнув по столу пустой рюмкой, Ольга сделала бутерброд и съела его, как ей показалось, с приличной скоростью. Но Серёга за это время успел съесть два.
        — Ты медленней жри!  — вознегодовала Ольга.  — Мне что останется?
        Выпили по второй. Предоставив Ольге уничтожать колбасу, Серёга запил рассолом, после чего притащил из комнаты сигареты и зажигалку.
        — Ты пьяный был, когда выезжал на встречку?  — спросила Ольга, прикуривая.
        — Да нет.
        — Так да или нет?
        Сергей закурил.
        — Ну с Кириллом дунули по-чуть-чуть.
        — Молодцы какие!
        — А Рамиль сам был обдолбанный просто в лом. Менты перед ним стелились, как суки рваные.
        — Это были гаишники?
        — Нет, простые муниципалы остановились. Рамиль отвёл их в сторонку, поболтал с ними. Один, я слышал, спросил: «Так точно ГАИ не нужно?» Рамиль сказал, что не нужно. Они свалили.
        — Ну, а потом что было?
        — Он переписал мой адрес и записал телефон, а мне свой оставил, домашний. Мобильный не захотел оставить. И мы разъехались. Я помчался к Кириллу и попросил его пробить номерок по компьютеру. Он пробил и назвал мне адрес. Вечером Рамиль звонит мне и говорит — Четыре тысячи долларов, два дня сроку, на третий включаю счётчик. Сказал ещё, что дома бывает после двух ночи. И бросил трубку. Меня взбесил этот разговор! На другой день я взял у Кирилла шпалер и ночью двинул на Ленинский. Полчаса стоял у подъезда, думая, как войти. Вдруг выходит девка. Я и вошёл. Через час подъехали вы с Рамилем. Дальше ты знаешь.
        — Как ты сумел его пристрелить? Ведь он — профессионал.
        — У меня был первый юношеский разряд по стрельбе. После школы я это дело забросил. Но год назад Кирилл сделался совладельцем тира, и я с тех пор хожу туда регулярно.
        Ольга испытывала уже не шуточный интерес к этому удивительному Кириллу. Однако, она решила повременить с вопросами, так как у неё было правило: если хочешь выведать важное, жди, когда обстановка сама собой прояснится, и бей вопросом в десятку. А никакой десятки пока что не было.
        — Так что, сейчас я стреляю где-то на уровне КМС,  — закончил Серёга и плеснул водки в рюмки.
        — А у меня был первый юношеский разряд по Дзю-до,  — похвасталась Ольга. Сделав затяжку, она прибавила:
        — Идиот! За четыре тысячи баксов не убивают.
        — Ну, это смотря кого.
        — Никого. За такие деньги просто не убивают.
        — А за какие деньги, по-твоему, убивают?
        — Я никогда серьёзно не размышляла на эту тему,  — соврала Ольга, давя бычок.  — Давай, что ли выпьем.
        Сказано, сделано. Жуя хлеб, Ольга осведомилась.
        — А ты реально шёл его убивать? Или просто грабить?
        — Я сам не знал,  — признался Серёга.
        — Но ты же, хоть и придурок, должен был понимать, что если оставить его в живых — он тебя в живых не оставит, так как ему известны все твои данные!
        — Я не был уверен в том, что смогу его ухандокать. К счастью, он мне помог.
        — Так куда ж ты шёл, твою мать, если не был уверен в главном?
        — А не пошла бы ты в жопу? Что за допрос?
        — Мне не безразлично психическое состояние человека, с которым я буду спать в одной комнате.
        — Спи на лестнице, если хочешь,  — огрызнулся Серёга. Съев помидор, продолжил:
        — Любой нормальный человек — подчеркиваю, нормальный,  — на моём месте сделал бы то же, вовсе не думая о последствиях. Ты не слышала, как со мной разговаривал этот чурка! Так, будто я тварь какая-нибудь, которую можно втоптать в асфальт и через секунду забыть о ней. Только не охота ботинки пачкать. Не знаю, кто бы смог это выдержать. Я не выдержал. Я уже устал молчать и терпеть!
        — А ты не молчи,  — порекомендовала Ольга,  — ори. Кириллу это понравится.
        — Да пошла ты на …!  — крикнул Серёга, и, встав, забегал по кухне. Он был взбешён. Желая с ним помириться, Ольга спросила:
        — Что вы с Кириллом курите?
        — Не твое сучье дело!
        — Да что ты злишься? Смотри, какие у меня ножки! Можно даже потрогать.
        Ольга задрала ноги на табуретку, стоявшую перед нею, и потянула штанины. Мельком взглянув на её лодыжки, Серёга сел.
        — Ты, я вижу, гомик?  — спросила Ольга.
        — Лучше не лезь ко мне! И заткнись.
        — Сам заткнись, а то в рыло дам.
        Наполняя рюмки, Серёга тихо сказал:
        — Дискета меня тревожит.
        — Дискета?
        — Да. С одной стороны, она стоит неимоверных денег, с другой…
        — Серёга остановился глядя на Ольгу, опорожнявшую рюмку, и осушил свою. Хлебнув рассола из банки, Ольга спросила:
        — А ты уверен, что она стоит неимоверных денег?
        — Да. Когда мы с Рамилем стояли там, на шоссе, у него зазвонил мобильник. Не тот, который ты слышала, а другой. Он ответил. И заговорил по-французски. А я учился во французской спецшколе. Многое, правда, уже не помню…
        — Короче, что говорил Рамиль?
        Серёга взял сигарету, и, закурив, ответил:
        — Он давал интервью французской радиостанции. Говорил о взрывах в Москве. Доказывал, что чеченцы к ним не причастны. Описывал ситуацию на Кавказе. Долго и путано. Под конец бросил такую фразу: «Я сделал всё, чтоб предотвратить вторую войну, но президент Ельцин меня услышать не захотел».
        — Ни хрена себе,  — прошептала Ольга, похолодев. Так кто ж он такой?
        — Он — один из тех, кто сейчас владеет Чечней. Или их прямой представитель. Он говорил с французом не как бандит, не как бизнесмен, а как высокий политик, разруливающий мировые проблемы. Ты представляешь, сколько стоит дискета из его сейфа?
        — Ольге вспомнилось вдруг, как она прервала Рамиля словами: «Хватит под дурака косить!», как он поглядел на неё, и какие мысли пришли ей в голову. То, что сказал Серёга, не совпадало с ними, но представлялось более убедительным. Разливая по рюмкам остатки водки, Ольга спросила:
        — А как узнать, сколько она стоит? И как найти покупателя?
        — Покупатель сам нас найдёт, если мы промедлим. Тогда нам будет очень фигово.
        — Нам будет ещё фиговее, если мы предпримем хоть один шаг, хоть на миллиметр высунемся наружу с этой дискетой! Нас тут же грохнут.
        — Да уж, это точно,  — сказал Серёга.
        — Так как нам быть?
        — Нам нужен посредник, который сумеет всё разузнать и грамотно провернуть это дело.
        — Мать твою драть! За это возьмётся только самоубийца или скурившийся недоумок вроде тебя.
        — За это возьмётся тот, у кого есть крыша,  — проговорил Серёга, гася окурок.
        — Вот идиот! Да какая крыша спасёт того, кто хочет продать компромат на Кремль?
        — Если это действительно компромат на Кремль, в чем я уверен процентов на 95, то спасёт только одна крыша — кремлёвская.
        — Что за бред?
        — Нет, это не бред. Внутри гоп-компании, которую ты подразумеваешь под словом «Кремль», есть конфликт интересов.
        — Откуда ты понабрался этих премудростей?
        — От Кирилла. Короче, там есть разные люди с разными интересами, работающие на разных хозяев.
        — Ну, и что дальше? Где взять посредника? Ты знаком с человеком, который прямо участвует в этих играх?
        — Нет,  — признался Серёга после короткого размышления, вероятно, перебрав в памяти всех своих корешей,  — но Кирилл, возможно, знаком.
        — Достал ты своим Кириллом! Кто он такой?
        Обдумывая ответ, Серёга выпил полрюмки водки. Последний оставшийся помидор он уступил Ольге. Та его съела. Осушив рюмку. После чего закинула одну ногу на подоконник и повторила вопрос:
        — Так что за Кирилл?
        — Кирилл Фроликов. Мы с ним знаем друг друга с детского сада.
        — Вы ещё там друг друга познали?
        — Его отец занимает высокий пост,  — продолжал Серёга,  — не помню где. То ли в министерстве каком-то, то ли в госдуме. А это кое-что значит.
        — Насколько ты ему доверяешь?
        — Сложный вопрос. Процента на полтора. Но это неважно. Главное — то, что я его знаю. А у него есть связи даже в администрации президента, если не брешет. Он точно сможет закинуть удочку в нужный омут.
        — И не отдать тебе рыбку,  — вставила Ольга.
        — Рыбку с ним разделить придётся.
        — Это дураку ясно. Ты объясни мне другое. Допустим, у нас в руках компромат на какую-то нереально крутую личность. Допустим, мы нашли покупателя. Где гарантия, что он нас не грохнет? Как твой Кирилл нас обезопасит? Он — всего-навсего сын какого-то там начальника. Этот самый начальник может, ботинки чистит той нереальной личности!
        — Если мы предложим дискету тому, кому она угрожает, нас точно грохнут. А если мы, например, предложим её какому-нибудь богатому аферисту, шанс выжить есть. А зачем ему от нас избавляться? Лишние хлопоты. А миллиона полтора долларов — это для него то же, что для тебя — пятьдесят рублей. Отдаст, не задумываясь. Я знаю такого кекса. Все его знают.
        — И кто же он?
        — Борис Березовский. Слышала о нём?
        — Да,  — отозвалась Ольга,  — это человек страшный.
        — Это человек умный. Кирилл считает его великим.
        — Ольга, зевнув, взяла сигарету и начала катать её между пальцами, сонно глядя в окно. За ним белела заря. Город наполнялся шумом моторов.
        — Моего шефа тоже звать Боря,  — вспомнила Ольга,  — он тоже хитрый. Может, ему позвонить?
        — Вот дура! Да через четверть часа после того, как ты ему позвонишь, мы будем в наручниках! Всех, с кем ты хоть как-то хоть на одну минуту пересекалась возьмут сегодня за горло. Не сомневайся. Нам нужен только Кирилл. Как только он просечёт, какими деньгами пахнет — горы начнет сворачивать. Это точно.
        — Какой процент он возьмет?
        — Откуда я знаю?
        — Так может, я натурой с ним рассчитаюсь? Если, конечно, ты его не ревнуешь.
        И Ольга пьяно захохотала. Косо взглянув на неё, Серёга спросил:
        — Ты чёрту с огненным членом за три копейки дашь?
        — Это тебе что-ли?
        — Нет, я бы не взял. Не люблю бандеровских шлюх.
        — Как ты догадался откуда я? Изумилась Ольга.
        — Когда ты говоришь о деньгах, у тебя акцент пробивается.
        — А когда ты говоришь о своем Кирилле, у тебя штаны рвутся. Ты — гомик. Я ненавижу гомиков! Презираю!
        — Ладно, я пошёл спать,  — произнёс Серёга, и, встав, напомнил,  — чтоб к телефону не прикасалась! Квартиру вычислят мигом.
        — Кого ты учишь, сучонок? Ты понимаешь кого ты учишь?
        — Жадную и тупую тварь.
        — Ты хочешь ругаться? А тебе плохо не станет?
        — А у тебя второе ухо не вздуется?
        — Ты ещё за первое не ответил. И если я тебе про него не напоминаю,  — это не значит, что ты можешь быть спокоен за свою жопу.
        Махнув рукою, Серёга поплёлся в комнату. Ольга, гордая тем, что последнее слово осталось всё же за ней, опустила ноги, выпила его водку и закурила. Солнце ещё не всплыло над крышами. Но его лучи уже пронизали небо. Под окнами раздавался шорох метлы по асфальту. Вспомнив услышанный ещё в детском саду анекдот про дворника, который сбивал с ритма весь Париж, Ольга рассмеялась, встала, качаясь, выплюнула окурок в мусорное ведро и пошла к Серёге. Сумки под тумбочкой уже не было. В комнате царил полумрак. Оконные занавески были задёрнуты. Нарушитель дорожных правил и уголовного кодекса тихо спал на диване, свернувшись под одеялом. Предметы его одежды были разбросаны по всей комнате. Ольга, не раздеваясь, легла с ним рядом и задалась вопросом: Сбежала бы она с сумкой, если бы та все ещё лежала на прежнем месте, или осталась бы? Не сумев сделать выбор, она сочла себя заболевшей чем-то тяжелым. И с этой мыслью уснула.

        Глава четвёртая

        Ольге снится: идёт она с полной сумкой долларов по Москве, и вдруг, откуда ни возьмись — мент: «Документики предъявите!». А у неё — украинский паспорт и никаких других денег нет, кроме долларов. Отдала сто зелёных. Мент исчезает. Подваливает второй, с теми же словами. Сумка становится легче ещё на одну купюру. А за вторым возникает третий. Глотая слёзы, Ольга опять достаёт сто долларов. Четвёртый уже ни слова не говорит. Просто тянет руку. Ольга решает поймать такси. Оглядевшись с ужасом видит — менты бегут к ней со всех сторон. Становится очередь за деньгами. До горизонта — одни сплошные фуражки.
        На этом месте Серёга дёрнул ногой, тем самым заставив Ольгу проснуться в очередной и последний раз. Он поминутно брыкался. Видимо, ему тоже снились менты, а быть может — и что-то более страшное. Ольга в буквальном смысле отбила об него локоть. Злясь на себя за то, что оставила сумку с долларами во сне, она приняла сидячее положение. И — увидела уголок этой самой сумки, выглядывающий из-под подушки, по которой моталась Серёгина голова. Перед Ольгой вновь встал вопрос: «А не убежать ли с деньгами?». Взвесив все за и против, она решила выбросить это из головы. Её уже часов десять разыскивают спецслужбы. Серёга прав, все её знакомые — на крючке. Город патрулируется усиленно. Далеко ли она уйдёт со своей добычей? Едва ли дальше соседней улицы.
        Часы на дисплее видеомагнитофона показывали 15:55. Ольга опустила ноги на пыльный пол и приподняла занавеску. Опять шёл дождь — правда, мелкий. День глядел из-под туч как из-под бровей. Сквозь серую хмарь заспанным глазам Ольги предстал едва ли не самый тихий уголок города. За двором, покрытым жёлтой листвой, тянулась ухабистая дорога. Дома стояли только с одной её стороны, поэтому Ольга их не увидела. За дорогой располагалась стройка, имевшая обречённый, убогий вид. Далее простирался лес или что-то вроде того. Сквозь него, звеня, полз трамвай. Далеко за лесом виднелись многоэтажки. Шум транспортного потока был едва слышен.
        От такой панорамы Ольге опять захотелось спать. Зевая, она окинула взглядом комнату. Комната была довольно большая. Кроме дивана, в ней находились два стула, кресло, столик с видео двойкой, шкаф, гардероб и зеркало.
        На всём толстым слоем лежала пыль. Серёга продолжал буянить во сне. Взглянув на него с презрением, Ольга встала и, потянувшись, ушла на кухню. Там она покурила, потом от нечего делать сгребла бутылки под стол, помыла посуду, и, обнаружив банку растворимого кофе, включила чайник. Кофе оказался хорошим. Отхлёбывая его из эмалированной кружки, Ольга задумалась ни о чём.
        Ей было 25 лет. Последние 5 она провела в Москве, играя в разные игры. Сперва везло. Везло так, что у прочих подобных ей искательниц приключений и шальных денег слюньки текли от зависти. Началось с того, что её приятель, директор крупного казино, заинтересовал разом прокуратуру и крепышей в малиновых пиджаках. И та, и те попросили Ольгу помочь. Она согласилась, однако, больше помогла тем, поняв, что они порядочнее. И не прогадала. Взяв с её помощью полтора миллиона долларов, они отстегнули ей 3 % и предложили ещё два дела. Она взялась и справилась без труда. Её гонорар составил 250 тысяч. Сто пятьдесят мгновенно осели в кассах бутиков и ювелирных, а сто пошли на отели, клубы и кокаин. Но вскоре случился крах. Выполняя очередное поручение, Ольга, оскорблённая тоном, которым были даны инструкции, соблазнилась возможностью сразу взять нереальный куш. Для этого требовалось немногое — приоткрыть кое-кому карты своих хозяев. Однако, те оказались не дураками. Отхаркав кровь и отдав им всё, что у неё было, Ольга нашла приют у старых знакомых. Несколько дней она размышляла, как поступить — начать всё
сначала или же разом со всем покончить. Решила начать сначала. И начала. Сперва — возле Химок на Ленинградке. Через неделю ей удалось перебраться в центр, к «Метелице». Но конца этому началу не было видно даже оттуда. Новый Арбат сменился Тверской, Тверская — Лубянкой, та — Китай-городом, Китай-горд — Охотным рядом. Потом пошли Садовая, Самотечная, Павелецкая, вновь Тверская и вновь кольцо. На этот раз — Смоленский бульвар, с которого Рамиль её и забрал. Похоже было — на веки.
        Ольга допивала вторую кружку, когда явился Серёга в одних трусах, взлохмаченный, злой.
        — Пурга какая-то снилась,  — сообщил он, сев на табуретку и почесав затылок.
        — Аналогично,  — бросила Ольга.
        — Кириллу надо звонить.
        — Звони.
        — Не очень хочу я ему звонить.
        — Тогда не звони.
        — Да пошла ты знаешь куда?
        — Иди сам туда со своим Кириллом.
        — Не отвечая, Серёга встал, приблизился к телефону, снял с него трубку и набрал номер.
        — Алло, Кирилл! Это я. Нормально. То есть не очень. Нет, не могу. Ты едешь домой? Заехай сейчас ко мне. Привези пожрать. Ну да, из Макдональдса. Кирилл, слушай, купишь у меня баксы? Да по какому угодно курсу! Договорились.
        Положив трубку, Серёга сел на прежнее место и закурил.
        — У тебя нет денег?  — спросила Ольга.
        — Менту вчера последние 100 рублей отдал, чтоб он подавился!
        — Ну и баран.
        — Сама ты овца!
        — Послушай, а может, я всё-таки позвоню Борису на сотовый, с улицы? Он не сможет понять, где я, а я пойму, обработали его менты или нет.
        — На сотовый с таксофона можно,  — сказал Серёга, подумав.
        — Когда звонить пойдём?
        — Я не знаю! Какая разница?
        С сигаретой во рту Серёга достал из шкафчика кружку с ложкой и сделал кофе. Бросив в него несколько кусков сахара, стал размешивать. Ольга видела, что его грызет какая-то мысль, и не сомневалась, что он озвучит её. И точно — услышала:
        — Дура, …! Надо ж было так заорать вчера в холле!
        — Ну а чего ты хотел от женщины, выныривая чёрт знает откуда с такой вот рожей и с пистолетом в руке? Я и обосраться могла!
        — Причём здесь моё лицо?
        — Да при том, что рожа у тебя — глупая! А я больше всего на свете боюсь дураков. Не сволочей, не бандитов — их действия предугадать можно, а именно дураков! Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Дурак может выкинуть что угодно, в любой момент и на ровном месте. Без повода. А дурак со шпалером — это вообще финиш. Это куда страшнее, чем стадо бешеных носорогов!
        — Ну всё, заткнись! Умная! Ты своим поросячьим визгом весь подъезд на ноги подняла. Соседи, наверняка, меня рассмотрели через глазки.
        — Ты ещё глупее, чем кажешься. В холле было темно. Да если б тебя действительно увидели с пистолетом, ментов бы вызвали!
        — Так потому и не вызвали, что увидели кого убивают. Такому делу мешать желающих не нашлось. Но ментам потом меня описали.
        — Задолбал бредить! Ты хорошо рассмотрел чеченцев через глазок?
        Против такого довода Серёга не отыскал возражений. Его лицо сделалось ещё злее.
        — Кроме того,  — продолжила Ольга, взяв сигарету и закурив,  — ты сам говорил, что на тебя нет никаких зацепок, кроме описания внешности, по которому невозможно вычислить человека в огромном городе. Так какая разница — пять человек опишут тебя или, скажем, десять? Ты лучше вспомни, где мы могли ещё проколоться.
        — Если начнут опрашивать всех гаишников, которые дежурили вчера ночью, начал Серёга, отхлебнув кофе.
        — Бред! Очередной бред! Ты им взятку дал. Они про тебя под пыткой не скажут.
        — Да, это точно. Что-то я торможу спросонок.
        — Если бы это происходило только спросонок, у тебя был бы взгляд нормального человека, а не дебила.
        Серёга, видимо, успокоился. Стряхнув пепел, промолвил:
        — Чёртов Кирилл! Одно дело — тёлок с ним драть и шмалять, а другое дело…
        Ольга зевнула так, что можно было подумать — она решила съесть холодильник. Допив свой кофе и докурив, Серёга подался в комнату.
        — Там он сел на диван, взял пульт, включил телевизор и начал листать каналы. По НТВ давали сводку военных действий. Российские самолёты бомбили Грозный. По МТV плясал Рики Мартин. Первый канал показывал драку депутатов в гос думе. По РТР выступал известный политик. Его лицо расплывалось на весь экран. Он доказывал, что если за него не проголосуют — страна развалится. А на третьем канале другой политик, тараща шизофренические глаза, орал, что все кругом сволочи и подонки, один он — честный.
        — Слушай, а почему ты один живёшь?  — поинтересовалась Ольга, заходя в комнату.
        — Прошлым летом я разменял с родителями трёхкомнатную квартиру.
        — Будь я на месте твоих родителей…
        — Иди на …!
        Ольга уселась рядом со своим собеседником. Тот опять включил РТР. Политик с лицом шириной в экран говорил, что только он знает, как уберечь Россию от голода.
        — А ну, выруби эту сраную хренатень!
        На видеомагнитофоне лежала колода карт. Ольга их взяла. Предложила:
        — Давай сыграем.
        — Во что?
        — Да мне всё равно. Можно в дурака.
        — А на что?
        — Не знаю.
        — Давай на деньги. У нас их — полная сумка.
        — Нет,  — отказалась Ольга,  — на деньги мне не везёт. Давай лучше так:
        — Проигрываешь — даёшь мне 100 баксов из твоей доли. Выигрываешь — даю тебе в любой позе.
        — Презиков нет.
        — У меня есть справка от венеролога.
        — Покажи.
        — Она лежит дома.
        — Жопа у тебя лежит дома.
        — А давай так. Я ставлю на кон 100 баксов.
        — Я ведь сказала, что не играю на деньги.
        — Мне твои деньги и не нужны. Если проиграешь, откроешь Кириллу голая.
        — Во дурак!  — усмехнулась Ольга,  — Ладно, сдавай.
        Смеркалось. Играли быстро. Ольге карта не шла, а Серёга брал одних козырей. Под конец игры он, осыпаемый бранью Ольги, сидевшей с веером карт, поднялся и включил свет. Тут заулюлюкал дверной звонок.
        — Мы ещё не кончили! Всполошилась Ольга, бросая на одеяло даму крестей. Серёга её отбил козырной шестёркой. Это была последняя его карта. Ольга, смеясь, вскочила, сняла рубашку, штаны, и, сверкая голыми ягодицами, побежала к двери.
        Открыв её, она мысленно признала, что обвинений в педерастии, которые она выдвигала против Серёги, он не заслуживал, ибо пресловутый Кирилл оказался женщиной. И не просто женщиной, а красивой знойной брюнеткой в коктейльном платье. При виде голой блондинки, нисколько не уступавшей ей красотой, она изумилась. Но затем к изумлению примешалась злоба, явственно отразившаяся в огромных чёрных глазах. Испепеляюще обведя ими Ольгу от пальцев ног до бровей, она рассмеялась с ноткой истерики, и, сжав тонкими пальцами зонтик-тросточку, недовольно уцокала вниз по лестнице.
        — Он ушёл, сообщила Ольга, вернувшись в комнату.
        — Как ушёл?  — не понял Серёга. Он суетливо накидывал на подушку край одеяла, желая скрыть торчавший из-под неё уголочек сумочки.
        — Так, ушёл,  — повторила Ольга.  — Слушай, а кто он — транссексуал или всё-таки трансвестит? Если трансвестит, то, значит, я не ошиблась, вы оба — гомики.
        — Ты о ком?
        — О твоём Кирилле! Он очень странный. Взял и ушёл. Еды не принёс.
        Тут звонок раздался опять. И на этот раз Серёга побежал к двери сам. Пока он щёлкал замками, Ольга, опять надев рубашку и брюки, легла ничком на диван. Разговор, донёсшийся из прихожей после того, как открылась дверь, её озадачил.
        — Что-то я не услышал, как ты подъехал,  — сказал Серёга своему гостю.
        — Я поменял глушитель,  — ответил тот хрипловатым пацанским голосом и прибавил,  — слушай, я сейчас встретил Ирку твою. Вы что помирились?
        — Ирку?
        — Ну да.
        — Где ты её встретил?
        — Так ведь она из подъезда вышла.
        — Когда?
        — Сейчас.
        — Ирка сейчас вышла из моего подъезда?
        — Да.
        Помолчав, Серёга сказал:
        — Всё ясно.
        И ввёл приятеля в комнату. Ольга, которой так же стало всё ясно, чуть повернула голову, чтоб увидеть подлинного Кирилла. Он оказался повыше Серёги ростом, шире его, мордастее. На нём был спортивный костюм,  — вульгарный и дорогой. Кожаная куртка, кроссовки. В одной руке он держал ключи, барсетку и телефон, а в другой — пакет из Макдональдса.
        — Вот такая история,  — произнёс Серёга,  — Прикинь?
        — Не сводя глаз с Ольги, Кирилл сложил всё то, чем были заняты его руки, на столик и опустился в кресло. Нагло прищурился.
        — Значит, шлюху трахаешь? Вот скотина!
        — А ты кому завидуешь — ему или шлюхе?  — контратаковала Ольга, не шевельнувшись.
        — Я вам обоим сочувствую.
        — Ну, естественно! Нам до вас, зоофилов,  — как до луны.
        — Всё, хватит!  — крикнул Серёга, усевшись на край дивана, и, закурив, коротко поведал Кириллу о своих подвигах, начиная с аварии и кончая взяткой гаишнику на Яузской набережной. Умолчал он только о том, что в сейфе Рамиля, кроме дискеты, лежали деньги.
        — Ну, ты кретин!  — вознегодовал Кирилл, дослушав рассказ.  — Кретин, каких я ещё не видел. Из-за такой ерунды в такое дерьмо влететь! Шпалер мой спалил! Он зарегистрирован на меня. Сказал бы мне сразу, что у тебя случилось, я бы решил проблему. Нет, пистолет ему подавай, хрен знает зачем! Как ты теперь будешь расхлёбываться с мокрухой? Тёлка ещё вплелась! Короче, Серёга, нарыл ты себе проблем. А какая польза от всего этого?
        — Как какая?  — изумился Серёга, гася окурок,  — я взял дискету!
        — Да может ей — грош цена. Ты скажи мне честно, в сейфе ещё чего-нибудь было?
        — Две с половиной тысячи долларов.
        — Ха! Серёга! Если бы там лежало 50 тысяч — я бы, пожалуй, серьёзно отнёсся к этой дискете.
        — Кирилл, во-первых,  — дискету, которая ничерта не стоит, в сейф не кладут. Во-вторых, Рамиль был крупной фигурой.
        — Серёга! Я это выясню. Для этого мне придётся сделать только один звонок. А дискету дашь?
        — Кирилл! Нет. Ты сделай этот звонок, и тогда посмотрим.
        — Серёга! Ты идиот. Поедем сейчас ко мне, и я при тебе погоняю эту дискету.
        — Кирилл! Тогда ты будешь слишком до хрена знать,  — возразил Серёга, тщательно подбирая слова,  — а я не хочу, чтоб ты сейчас слишком до хрена знал.
        — Серёга, но я итак уже много знаю,  — рассмеялся Кирилл, ударив ладонями по своим широким коленям.  — Ну, давай так: поедем ко мне, посажу тебя за компьютер, покажу клавиши, сам из комнаты выйду…
        — Нет, Кирилл, нет. Не хочу сегодня высовываться из хаты, тем более, с этой сукой.
        Одну её оставить тоже нельзя. Подожду до завтра. Возможно, что-то само всплывёт. Такое может случиться, если дискету активно ищут. А ты пока разузнай, кем был этот Рамиль, чем он занимался, какие были у него связи. Как разузнаешь — станет понятно, куда закидывать удочку. А не будет понятно — тогда посмотрим дискету.
        Ольга согнула в колене правую ногу и начала качать ею. Кирилл с Серёгой уставились на неё.
        — Напиши мне где-нибудь всё, что знаешь об этом чехе, сказал Кирилл. Серёга ответил:  — Я знаю лишь его имя, номер машины, домашний адрес и телефон.
        — Больше ничего и не надо.
        Серёга взял со столика карандаш и тетрадный лист, на одной стороне которого был какой-то рисунок и написал на другой его стороне всё, что перечислил. Кирилл убрал лист в карман и сказал:
        — Давай сюда баксы.
        Серёга сунул руку под одеяло, нащупал сумку, вынул из верхней пачки пару купюр и дал их Кириллу. Тот очень долго их тряс, мял, рассматривал на свет люстры. Потом убрал в портмоне и достал оттуда десять купюр по 500 рублей. Серёга не стал их ни мять, ни трясти, ни рассматривать — просто бросил на стол.
        Напряжённо глядя в глаза Кириллу, спросил: как быть с пистолетом?
        — Оставь себе,  — предложил Кирилл, поднимаясь.  — Нахрен мне сдался палёный ствол? Просто так, конечно, его не вычислят, но если я им воспользуюсь, проведут экспертизу пули и чеха этого на меня повесят. Напишу заявление, что волын у меня украли. Лучше бы его кинуть в Москву-реку от греха, да чувствую,  — пригодится. Ты меня заинтересовал. Завтра позвоню. Всё, пока. Не скучной вам ночи.
        Проводив друга до входной двери, Серёга задал ещё вопрос:
        — У тебя, случайно, презиков с собой ней?
        — Не случайно, есть. Ты хочешь купить?
        — Отнять.
        — Сколько нужно то?
        — Чем больше, тем лучше.
        — Ну, тогда — два.
        — Скотина! Дай мне хоть пять.
        — У меня всего шесть. На три.
        Закрыв за Кириллом дверь, и прибежав в комнату, Серёга застал Ольгу за пожиранием брызжущего майонезом Биг-Мака и запиванием его кока-колой. В пакете, который принёс Кирилл, было очень много чего ещё.
        — Он дал три презерватива!  — крикнул Серёга.
        — Круто! А к тебе Ирка что-ли придёт?

        Глава пятая

        Приехав в ГУВД, Мельников столкнулся с приятелем из шестого отдела.
        — Где тебя чёрт носит?  — полюбопытствовал тот.  — Руденко тут рвёт и мечет!
        — Неудивительно! За такие пряники я бы раком полз до Китая.
        — Ты знаешь, кто был этот чечен?
        — Ну чечен. Оттуда.
        — Не просто оттуда, а от Удугова. Он большими деньгами ворочал здесь. А в девяносто шестом году в Грозном лично расстреливал офицеров.
        — А, тогда всё понятно! А я то думал…
        — Чего ты думал? О чём ты думал?
        — Дай сигарету.
        Мельников вынул из пиджака «Парламент». Закурил сам, угостил товарища. Тот спросил:
        — Знаешь, кто сейчас у Руденко?
        — Не знаю. Кто?
        — Чекист.
        — Настоящий?
        — По крайней мере, ксива у него настоящая. Я не побрезговал её в руки взять, когда он у меня спрашивал, где Руденко.
        — Угу. Понятно.
        — А угадай с трёх раз, кого они ждут?
        — Да мне наплевать, кого они ждут, даже если они ждут именно меня. А начнут мне руки вязать — так я пойду к Прохорову и пошлю его на три буквы. Тогда на эти самые буквы пойдут они.
        Разозлённый Мельников по извилистым коридорам не шёл — летел. Встречные шарахались, так как знали: лучше попасть под «КАМАЗ», чем под Мельникова, который спешит выяснить отношения с кем-нибудь — собьёт с ног, растопчет, а, главное, не поверит, если потом ему об этом расскажут. Мало кто сомневался в том, что Мельников — псих, поскольку ничем иным нельзя было объяснить его удивительную способность сметать с пути всех и всё: при росте метр восемьдесят четыре он весил вместе с пистолетом килограмм восемьдесят, не больше. Его причёска, благодаря привычке ерошить волосы, не всегда соответствовала параметрам внешнего облика, которые он для себя избрал, когда понял, что деньги сами плывут в карманы дорогих смокингов.
        Молодой лейтенант, бежавший навстречу Мельникову почти с той же скоростью, что и он, успел на бегу всучить ему какую-то карточку девять на двенадцать. Мельников запихнул её в карман пиджака, не глядя — он знал, что это такое. Через десять секунд он уже влетал в кабинет своего непосредственного начальника, подполковника Руденко, который возглавлял убойный отдел московского уголовного розыска. Подполковник, сидевший за компьютером, встретил Мельникова небрежным взглядом поверх очков, а стоявший за спиной Руденко коротко стриженный невысокий крепыш в вельветовой куртке — пристальным. После этого они оба опять воззрились на монитор.
        — Всё, ничего больше на него нет,  — произнес Руденко, нажав десятка два клавиш. Курьер тогда отказался от показаний. Потом погиб в изоляторе. Да, на этом ниточка обрывается.
        — А, вы о Харсанове?  — догадался Мельников, развалившись в кресле.  — Не трогайте его, он хороший. От папочки ни на шаг. Папочка, правда, та ещё мразь, но мразь очень нужная.
        — Я тебе не завидую, если ты позволил себе хотя бы малейшее хамство в адрес диаспоры,  — проронил подполковник, не отрывая глаз от компьютера.
        — Да я разве что не сосал у них! Алимов с Харсановым и ещё тремя упырями торчал в квартире буквально с той секунды, как из неё труп вынесли. Под ногами путался, лез во всё. Орал, что и его тоже могут убить, звонил кому-то из другой комнаты. Я всё это терпел.
        — Знаю я, сколько стоит твоё терпение. Что сказал Алимов?
        — Дал показания. А вы разве с ним не созванивались?
        — Я? С какой стати?
        — Не знаю. Он ссылался на вас. И на кое-кого ещё. Я так понимаю, прокуратура лезет?
        — Уже не лезет.
        Ответив так, Руденко поморщился, снял очки и вяло прибавил:
        — ФСБ возымело виды на это дело. Вот представитель.
        Тут крепыш вышел из-за стола, приблизился к Мельникову, пожал ему руку и сел напротив него.
        — Агеев. Денис. Я буду помогать вам, Игорь Сергеевич, если вы не особо против.
        — Помогать? Чем?
        — Агеев нахмурил брови и медленно, как-будто он говорил на малознакомом ему языке, сказал:
        — Вам должно быть известно, что у нас есть огромная база данных на Рамиля Юсупова. Чем он тут занимался, вы тоже знаете. Его смерть была выгодна только тем, кто хочет войны. То есть — никому.
        Мельников не сдержал улыбку. Чекист заметил:
        — Я вижу, вы меня понимаете.
        — Ещё бы, как не понять! Я не первый год в дурдоме живу, а тридцать восьмой.
        — Вы знаете, я неправильно выразился, сказав, что намереваюсь вам помогать. Вы будете проводить расследование так, как сочтёте нужным. Я не имею права вас инструктировать. Моё руководство, так же как ваше, убеждено, что в такого рода делах вы — вне конкуренции. Объясню мою функцию. Смерть Юсупова породила некоторые проблемы. Если не принять меры, может произойти катастрофа. Принимать меры следует по ходу расследования, исходя из результатов каждого его этапа, молниеносно, оценивая обстановку на месте. Поэтому мне поручено принять непосредственное участие в расследовании. Подчёркиваю — пассивное.
        — Я говорил с таксистом, который вёз Юсупова от «Беверли-Хиллз» до дома,  — сразу перешёл к делу Мельников, решив выяснить все подробности без Руденко. Последний тут же сказал Агееву:
        — Человек пятьдесят, включая Харсанова, видели, как Юсупов, выйдя из казино, взял такси. Один из свидетелей частично запомнил номер машины.
        — А говорите с Алимовым не общались,  — заметил Мельников.
        — Что рассказал таксист?  — спросил контрразведчик.
        — На Смоленском бульваре Юсупов взял проститутку и вместе с ней вошёл в свой подъезд. У таксиста глаз оказался цепкий. Он хорошо запомнил её. Кудрявцев сюда его привозил. И рисовал фоторобот. Вот он.
        Достав из кармана карточку с лицом Ольги, Мельников протянул её собеседнику.
        — Таксист полагает, Юсупов в первый раз её видел?  — спросил чекист, передавая фоторобот Руденко, который протянул за ним руку.
        — Да, он в этом уверен.
        — Что говорят сутенёры?  — спросил Руденко.
        — Я ехал к ним, когда Прохоров меня вызвал. Чёрт, я забыл о нём! Побегу.
        — Расслабься, он в министерстве. Двадцать минут как уехал.
        Вскочивший мельников вновь уселся и закурил.
        — По месту происшествия что имеем?  — спросил чекист.
        — Убийца стрелял из «Вальтера», а Юсупов из «Парабеллума». Ни тот, ни другой ствол нигде ранее не светились. Внутристенный сейф за шкафом открыт и пуст. В центре комнаты на полу валялись духи, помада, прокладки, тушь, пудра, презервативы. Женскую сумку вытряхнули — видимо, для того, чтоб вынести в ней добычу. Ближе к двери валялась не прикуренная сигарета со следами помады, возле двери — треснутая дешёвая зажигалка. Она не принадлежала Юсупову. У него в кармане была другая. Под трупом, который лежал ничком вдоль окна, обнаружены женские туфли тридцать восьмого размера.
        — Какая-нибудь картинка сложилась?
        — Киллер велел Юсупову открыть сейф. В нем был «Парабеллум». Юсупов успел пустить его в ход, но высоко взял, хотя он был профессиональный стрелок, с большим опытом. Эксперты убеждены, что он стрелял уже падая.
        — Мы имеем основания говорить о высоком профессионализме убийцы?
        — Нет, не имеем, даже если рассматривать только выстрел, не принимая во внимание то, что во всём остальном он проявил себя исключительным идиотом. Я кое-что понимаю в выстрелах. Технично загнать матёрому боевику схватившему «Парабеллум», пулю между бровей — это, знаете ли, слишком красиво, чтобы быть правдой. Либо имела место случайность, либо Юсупову что-то вдруг помешало. Нет, вряд ли он погиб потому, что киллер превосходил его мастерством.
        — Понятно,  — проговорил Агеев, переглянувшись с Руденко,  — значит, есть признаки, указывающие на то, что «Парабеллум» был в сейфе?
        — Да, следы оружейной смазки на полке сейфа.
        — Что с отпечатками?
        — Отпечатки с предметов из женской сумочки обнаружены на валявшейся зажигалке, туфлях и дверной ручке. На дверной ручке, дверной задвижке и туфлях имеются ещё одни отпечатки, так же не идентифицированные по базе. Больше ничего интересного сообщить не могу насчёт отпечатков. Квартира принадлежит двоюродной сестре Юсупова. Она сейчас за границей. Связаться с нею не удалось пока.
        Дотянувшись до пепельницы, стоявшей перед Руденко, Мельников бросил в неё окурок, взял со стола портрет Ольги, и, сунув его в карман, продолжил:
        — Таксист подвёз их к подъезду в три. В три ноль пять соседи услышали женский крик. Кстати, в холле обнаружена недокуренная сигарета. С той же помадой, что и на сигарете в квартире. В три пятнадцать соседи сверху и снизу слышали звук, похожий на выстрел.
        — Только один?
        — Да, два выстрела прозвучали одновременно. Их слышали только три человека, которые не убеждены, что им не почудилось. Дом — элитный, с толстыми перекрытиями. Ещё через пять минут в холл вошли три лица кавказской национальности. Они начали долбить в дверь квартиры Юсупова и орать. Жильцы трёх других квартир их прогнали. О жильцах — всё. Теперь об Алимове. Надо?
        Руденко начал перебирать какие-то документы, лежавшие на столе.
        — Прошу вас, сказал Агеев.
        — Глубоко чтимый мною глава чеченской диаспоры господин Алимов и господин Юсупов договорились встретиться у подъезда в три. Опоздав на 15 минут, Алимов звонит Юсупову на мобильник. Юсупов не реагирует. Свет у него в квартире горит. Тогда Алимов шлёт к нему трёх своих молодцов — узнать, что стряслось.
        — Почему он сам не пошёл?
        — Потому что он, в отличие от вас, полагал, что в смерти Юсупова кое-кто заинтересован, и что его пасёт киллер, который мог оказаться в квартире. Алимов — человек храбрый, но… вы меня понимаете.
        — Он не говорил, кто, на его взгляд, собирался убрать Юсупова?
        — Полагаю, Алимов сам вам об этом скажет.
        — Я знаю, что он мне скажет. Мне интересен ваш комментарий.
        — Я комментирую факты,  — возразил Мельников,  — чьи-то соображения комментировать не хочу.
        — Простите. Что было дальше?
        Мельников не ответил. Агеев, видя его досаду, дал объяснения:
        — Я с Алимовым не общался. Он в шесть утра позвонил моему руководству и истерично изложил свою версию. Он боялся, что вы его арестуете.
        — Глупцы всех считают глупцами,  — вполголоса отозвался Мельников и продолжил.  — Бойцы Алимова возвратились к нему в машину. Он велел ждать. Через пять минут из подъезда вышли парень и девка. Под проливным дождём они не спеша в обнимочку, без зонтов миновали дом и свернули за угол. Парень был в джинсах, свитере и кроссовках, а девка — по виду, та самая проститутка, шла босиком.
        — Обалдеть! Присвистнул чекист,  — а что на ней было?
        — Блузка и мини-юбка. На плече — сумочка.
        — А как выглядел её спутник?
        — Тощий, ростом немного за метр восемьдесят — как и девка, кстати. Взъерошенный, длинноносый, с бешеными глазами.
        — Жильцов по этим приметам проверили?
        — Проверяют, но это — мартышкин труд, идиоту ясно. Сразу после того, как парочка скрылась, Алимов вновь велел своим ухарям попытаться войти в квартиру. И её дверь оказалась открытой. Семью минутами раньше она была заперта. В течение этих семи минут из подъезда вышли только те двое. Увидев труп, вошедшие возвратились к Алимову. Тот позвонил в милицию. Наряд прибыл в три сорок пять. Я подъехал в четыре сорок.
        — Благодарю вас,  — сказал Агеев и призадумался. Мельников по-кошачьи щурил глаза и ерошил волосы. Продолжая просматривать документы, Руденко молвил:
        — Помню, в прошлом году солнцевская мафия наехала на чеченцев, желая отвоевать у них гостиницу «Реддисон-Славянская». Юсупов предложил солнцевским отвалить. Они отвалили сразу. Думаю, что Юсупов…
        — Благодарю и вас,  — прервал подполковника контрразведчик. Руденко пожал плечами, и, опять сняв очки, стал их протирать носовым платком. Агеев поднялся.
        — Ну, так давайте прокатимся к сутенёрам этой девчонки,  — сказал он Мельникову.  — Едва ли она — свободный художник.
        — Да, таковых на Садовом нет.
        — И если она действительно проститутка. Я сомневаюсь в этом. Слишком она красивая, чтоб стоять у бордюра.
        — Да ладно вам,  — махнул рукой Мельников, поднимаясь.  — Бордюр приличное место.
        Встав, он зевнул. Одёрнул пиджак. Прибавил:
        — Щёчки у неё пухловаты. Ладно, поехали. Я люблю иногда к сутенёрам съездить.
        — Одну минуточку,  — прогремел Руденко, крутя очки. Мельников взглянул на часы, и, пожав плечами — на подполковника. Он услышал примерно то, что предполагал услышать:
        — Из-за таких как ты, Мельников, к нам относятся как к бандитам. Точнее, как к отморозкам. Будь моя воля, ты бы из управления вылетел. Я был против того, чтоб ты вёл данное дело. Однако, Прохоров настоял, сказав, что мол, дорога каждая секунда, нужно идти напролом, а хамство — лучший таран. Поэтому докладывать будешь непосредственно Прохорову, а я отстраняюсь. Это моё решение. Прохоров согласился. Так что, не вспоминай дорогу в мой кабинет пока занимаешься этим делом. Всё понял?
        — Да.
        — Молодец. Не смею вас более задерживать, господа. У меня через две минуты селектор.
        — Откуда в нём столько злобы?  — спросил Агеев, бегом настигая Мельникова, который разогнался по коридору до девяти километров в час.
        — Ему никто не даёт. Обратил внимание, как он впился глазами в девку? Я думал, сожрет её! Вот козёл! Он, видите ли, решил, а Прохоров согласился! Знаешь, как это было на самом деле? Прохоров просто сказал ему:
        — Иди на хер, не путайся под ногами! Прохоров тоже, конечно, та ещё сволочь, но он — мужик! Что он говорил про меня твоему начальству?
        — Да, говорил: Мельников, конечно, та ещё сволочь, но он — мужик!
        — Вот старый козёл! Это он мстит мне за Маринку.
        — За Маринку? Кто это?
        — Да его секретарша. В среду я ей сигаретку дал, от которой она целый день ходила с глубокомысленными глазами и всем рассказывала, какую она порнуху смотрела ночью.
        — Понятненько. На твоей машине поедем?
        — Я без машины сегодня, меня Потехин возит. Но у него своих дел по горло, так что поехали на твоей.
        Издали увидев Потехина, Мельников знаком велел ему уезжать по своим делам, потом минут пять рассказывал у дверей усатому капитану, какая Прохоров — сволочь. Агеев ждал его в синем «Вольво», припаркованном перед главным корпусом. Когда Мельников вышел, чекист ему посигналил.
        — Не жизнь, а хрен знает что,  — проговорил Мельников, сев в машину, и закурил. Агеев завёл мотор и подрулил к проходной. Дежурный открыл ворота без проволочек. Петровка еле ползла. Агеев включил сирену. Это принесло мало пользы — каждые десять метров он тормозил.
        — А знаешь, почему я без машины сейчас?  — пристал к нему Мельников.
        — Ты, наверно, её пропил.
        — А что, пасёт от меня?
        — Пасёт.
        — Чёрт! Я в «Карусели» бесился до половины четвёртого. Насвинячился в хлам! Какую-то шлюху взял. Денег на такси не осталось. Пришлось 02 набирать, чтоб меня домой отвезли со шлюхой.
        — Не довезли?
        — Подъезжаем к дому, и тут — звонок на мобильный. Прохоров, сука! Дуй, говорит, на Ленинский, там чеченца важного замочили. Я девку вышвырнул, сам — под ливень, два пальца в рот, и — на Ленинский! Представляешь, как у меня башка раскалывается сейчас?
        — Ты один живёшь?
        — Да. Кстати, я эту тёлку, которую чеченец трахнуть хотел, где-то точно видел не так давно. На Тверской, по-моему.
        — А ты всех шалав в Москве знаешь?
        — Я ведь один живу. Притом, согласись, девчонка — фейсом красивая, несмотря на пухлые щёчки. Просто из ряда вон.
        — Согласен. Так что, в центральное УВД поедем?
        — Зачем? В ОВД «Смоленский». Знаешь, кто там начальник? Раскатов. К нему на дачу девчонок возят автобусами. А знаешь, сколько берут его участковые с одного отстойника за ночь? Двести пятьдесят долларов. Представляешь?
        — Отстойник — это пункт выдачи проституток?
        — Да.
        Садовое кольцо, на которое повернул Агеев, не было перегружено. И чекист разогнал машину до сотни. Стряхивая с лацкана пепел, Мельников поинтересовался:
        — Что пропало из сейфа?
        — Дискета.
        — С чем?
        — Если бы я знал, меня бы уже отпели.

        Глава шестая

        Лейтенант ходил взад-вперёд и диктовал:
        — Деньги. Семь рублей. Спичечный коробок. А спички в нём есть? Ну, так и пиши:
        — Коробок со спичками. Нам чужого не надо. Что там ещё? Отвёртка…
        Перечисляемые предметы вытаскивались двумя упитанными сержантами из карманов скромно одетого бородатого гражданина преклонных лет и складывались на стол. За столом сидела юная дама с ногтями неимоверной длины, не мешавшими ей писать со скоростью терапевта. Она училась в РГЮА, а здесь, в районном отделе внутренних дел проходила практику. За её спиной стояли два парня с пивной отрыжкой. Они следили, как авторучка кладёт строку за строкой на лист протокола, внизу которого им предстояло поставить подписи. А отвёртка тебе зачем?  — спросил лейтенант,  — шуруешь, наверно, по подъездам, снимаешь счётчики? А?
        — Позвольте, прежде чем строить такие предположения, надо бы найти у меня хотя бы один ворованный счётчик. Возразил дед, скучающее глядя из-под густых бровей.
        — Ты ещё скажи — в присутствии адвоката! Интеллигент, твою мать! Не бойся, найдём. Найдём у тебя и счётчик, и пистолет, и атомную бомбу найдём, если надо будет. А это что такое?
        — Ключи.
        — Вижу, что не …! От чего ключи?
        — От квартиры.
        — Где деньги лежат,  — с улыбкой прибавила практикантка.
        — Так ты ведь бомж!  — гаркнул лейтенант, взглянув на неё гусаром.  — Какая на хрен квартира у тебя? Где она?
        — Если я скажу, где она, деньги через час в ней лежать не будут. А они мне ещё пригодятся на адвоката.
        — Оба сержанта на всякий случай попятились, чтоб не быть зашибленными. Девчонка вскинула бровь,  — ей не приходилось слышать о том, что можно пропить инстинкт самосохранения. Лейтенант открыл было рот для витиеватой фразы, однако, сразу его закрыл, так как, вошли Мельников и Агеев.
        — Здравствуйте, господа,  — проговорил первый, скользнув глазами по всем присутствующим, включая младшего лейтенанта дежурной части. Затем, подойдя к столу, он взял протокол и мельком с ним ознакомился.
        — Террориста взяли? Отлично.
        — Велите им отпустить меня, гражданин начальник,  — проворчал дед, мгновенно поняв, как и остальные, что лейтенант перестал быть главным на этаже,  — А я вам за это отвёрточку подарю. Вы, правда, без спроса можете её взять, и лучше возьмите — отвёртка очень хорошая. Будет жаль, если эти гады её присвоят.
        — Паспорта не имеет, адрес назвать отказывается,  — произнёс лейтенант, разглядывая Агеева. Мельников положил протокол на место.
        — Паспорта не имеет? Да у него их пять. Ищи лучше! Это американский агент, заброшенный с целью устроить здесь революцию вшивых кактусов. Где Раскатов? Не посадили его ещё?
        — Никак нет. В своем кабинете он, на втором этаже.
        — Отлично, отпусти деда и понятых, лишние люди будут здесь ни к чему. И отправь сержанта в аптеку за валидолом для господина Раскатова.
        — Гражданин начальник, они у меня изъяли пятьдесят пять рублей,  — пожаловался старик.
        — Вернуть.
        — И, чмокнув губами в сторону практикантки, Мельников побежал догонять Агеева. Тот уже приближался к лестнице, что вела на второй этаж.
        На столе начальника райотдела, кроме трёх телефонов, стояли два гранёных стакана, бутылка водки, пепельница с окурками и тарелка с сочными грушами. На всё это без всякого аппетита взирал из рамочки кандидат в президенты Российской Федерации В.В.Путин. Его портрет был затребован хозяином кабинета после второго взрыва, который дал окончательный ответ на вопрос, требуется ли нации лидер. С обеих сторон стола стояло по стулу. Один стул скрипел под подполковником Раскатовым, который весил килограмм сто, а второй трещал под майором Дятловым, у которого килограмм сто весила одна голова с лицом такой ширины, что когда он хлопал жену по заднице, говоря при этом: «Ох, здорова!», жена ему отвечала: «Ей до твоего рыла ещё расти и расти!».
        — Отличнейший кадиллак — говорил Раскатов, утерев губы служебным рапортом,  — он уж третий месяц на штраф-стоянке стоит. Ребята по моей просьбе его заводят раз в две недели. Лоха, который его пригнал, вот-вот упакуют лет на пятнадцать, так что — поезжу на кадиллаке. Красавец, просто красавец! Хочу у него движок перебрать, а так же и ходовую. И задний мост.
        — Да это тебе влетит в стоимость хорошего «Мерседеса»,  — заметил Дятлов, раздавливая окурок. Подполковник хихикнул.
        — В принципе, можно было бы ничего не трогать, там всё хорошее, ехай хоть на край света. Но дело в том, что мой зять в налоговой теперь служит. На днях они прищучили магазин запчастей для американских машин.
        Ну тогда, конечно, имеет смысл менять абсолютно всё!
        — То-то и оно! Плюс к тому…
        В этот момент заскрипела дверь. Скосив на неё глаза и увидев Мельникова, Раскатов расплылся в гостеприимной улыбке.
        — Какие люди! И без наручников!
        — Да я лучше был бы в наручниках, чем вот с этой скотиной,  — указал Мельников на Агеева, следовавшего за ним.  — Ты знаешь, Раскатов, как я их ненавижу. Знаешь ведь?
        — Знаю,  — очень внимательно поглядев на чекиста, сказал Раскатов. Дятлов, который так же, видимо, знал, поднялся со стула.
        — Люблю догадливых,  — похвалил его Мельников,  — будь внизу. Возможно, понадобишься.
        — Когда майор удалился, Мельников сел на освободившийся стул. Агеев пристроился на диванчике у окна.
        — Ну, что там стряслось?  — почти бодрым тоном спросил Раскатов, убрав со стола бутылку.
        — Дома взрываются — сказал Мельников.
        — А ко мне какие вопросы?
        — Кто из твоих мотался по Смоленскому прошлой ночью?
        — Ну, ты спросил! Я только из отпуска. Сейчас выясню.
        И Раскатов придвинул к себе один из трёх телефонов. Позвонив участковому, он не только задал ему интересовавший Мельникова вопрос, но и приказал:
        — Обоих — ко мне. Нет, прямо сейчас. Я говорю, срочно!
        Положив трубку, забарабанил по столу пальцами.
        — И что дальше?
        — Меня вот эта обезьяна интересует,  — произнёс Мельников, положив на стол фоторобот,  — она работает на Смоленском.
        — Я её не встречал,  — заявил Раскатов, едва взглянув на портрет.
        — Ты в этом уверен?
        — Нет, не уверен! Может быть, и встречал. Здесь этих путан, как собак нерезаных! Тебе сколько лет?
        — Тридцать семь.
        — А мне — пятьдесят! Я уже давно на них не смотрю.
        — А чья точка здесь, возле МИДа?
        — Игорь! Я ведь сказал, что месяц был в отпуске, а два месяца — на больничном! Думаешь, я вникаю в эти дела? Возможно, кто-то вникает, я — никогда! И никаким боком! Зачем мне нужен этот копеечный геморрой? Бордюрщицы здесь с советских времён стояли и стоять будут. Чем ты их вытравишь? Да ничем! Если у тебя есть вопросы по существу, задавай их сразу. Чего темнить?
        — Мельников достал из кармана сотовый телефон и начал нажимать кнопки.
        — Кому звонишь?  — встревожился подполковник.
        — Прохорову.
        — Зачем?
        — А чтоб он прислал сюда пару тройку мальчишек из УСБ.
        Раскатов позеленел.
        — Да ты что, взбесился? Мы ведь ещё не начали разговор!
        — Не начали,  — согласился Мельников. Но ты мне уже надоел. У меня болит голова. Ты так и не понял, зачем я здесь. Алло, товарищ генерал! Это Мельников. Я сейчас в ОВД «Смоленский». Да, у Раскатова. Поднимите его делишки. Нет, это пока не нужно. Я позвоню, если что. Спасибо вам, Владимир Николаевич.
        — Опустив телефон, Мельников опять обратился к Раскатову, на лице которого блестел пот.
        — Ты вляпался сильно. Впрочем, шанс есть. Но если вдруг подтвердится, что эта девка, которая работает на твоей территории, под твоим прикрытием, как-то связана с террористами — шанс исчезнет. Надеюсь, это понятно?
        — Да не грузи ты его,  — вмешался Агеев,  — полегче на поворотах! Мне его труп не нужен.
        — Ну а мне он, сука, живой не нужен, если из-за него ещё один дом взлетит! Он ведь так и не понял, что мы здесь делаем. Представляешь?
        Речь Мельникова прервал приход в кабинет красивого лейтенанта женского пола. Одарив Мельникова с Агеевым белозубой улыбкой, и поставив на стол тарелку с целой горой пирожков из Макдональдса, он, точнее, она, развязно уцокала.
        — Ну, и что ты завёлся?  — обиженно обратился Раскатов к Мельникову.  — Я ведь тебе сказал — в силу возраста, я не часто смотрю на девок. Но эту, кажется, где-то видел. Дай-ка ещё взгляну! Точно. Она работает у Бориса. Хочешь, я его вызвоню?
        — Я хочу только одного — выйти через полчаса. И я это сделаю в любом случае, даже если ничего не узнаю. Но тогда останутся те, кого пришлёт Прохоров.
        Полистав записную книжку, Раскатов быстро нажал одиннадцать кнопок на телефоне. Долго слушал гудки. Его небольшая рука, стискивавшая трубку, белела, кровь шла к лицу. Мельников не на шутку перепугался. Он ненавидел Раскатова далеко не так сильно, чтоб желать ему смерти, тем более — до его разговора с Борисом. Наконец, в трубке послышался сонный голос, и подполковник резко заговорил:
        — Это я, узнал? Ты можешь сейчас приехать? Я ничего не хочу! Возникли проблемы. Мне наплевать на твои дела! Приезжай немедленно!
        — Что вы отмечали с майором?  — полюбопытствовал Мельников, когда трубка вернулась на телефон. Раскатов утирал лоб рукавом мундира.
        — Окончание отпуска.
        — Что так скромненько? Можно было бы организовать банкет в «Праге», да и молебен в Храме Христа Спасителя.
        — Отвяжись!
        — Куда ездил то? На Мальдивы или на дачу?
        Раскатов, не отвечая, достал бутылку, налил себе полстакана и залпом выпил. Взял грушу.
        — Можно съесть пирожок?  — спросил Мельников.
        — Подавись ты им!
        — Моя смерть тебя не спасёт. Денис, ты пирожок будешь?
        — Спасибо, нет.
        — Ну и молодец. Береги фигуру. А мне моя грызущая меня злость разжиреть не даст.
        С этими словами Мельников съел один пирожок. Потом — ещё три. Потом вошли двое — сержант и прапорщик, подъезжавшие ночью к Ольге.
        — Тут все свои,  — сказал им Раскатов. Мельников, не вставая из-за стола, велел им приблизиться и взглянуть на изображение Ольги.
        — Ольга,  — уверенно заявил сержант.
        — Да,  — подтвердил прапорщик,  — очень чётко нарисовали. Прямо как сфоткали.
        — Высоченная? Не худая, но и не толстая?
        — Да, высокая. Метр семьдесят девять.
        — Фамилию её знаете?
        — Да. Ткачёва.
        Отчество ни один, ни другой назвать не смогли.
        — Она из Бердянска,  — вспомнил сержант.  — Я её как-то раз задержал за отсутствие регистрации. Очень уж она нарывалась. Прям в драку лезла. Раньше она стояла на Павелецкой, месяца два назад перешла к Борису.
        Мельников всё записывал в свой блокнот.
        — Когда вы её в последний раз видели?
        — Этой ночью, в третьем часу. У МИДа она стояла. Борькины девки всегда там ловят клиентов. В два сорок пять её уж там не было.
        — А другие девки были по близости?
        — Нет, конечно. Ведь это — Борькина территория. А он больше одной девки не выставляет.
        — А к ней при вас кто-нибудь приезжал или подходил?
        — Нет. Ливень хлестал, и Москва как вымершая была — ни одной машины, ни одного прохожего. При том Ольгу почти не видно было сквозь воду, только по огоньку мы её заметили.
        — Где она живёт?
        — А хрен её знает, это у Борьки надо спросить.
        — А вы что-нибудь ещё из паспорта вспомнить может. Год рождения, дети, браки, разводы, воинская обязанность, группа крови, судимость, национальность.
        Ни прапорщик, ни сержант, ответивший на последние три вопроса, не вспомнили ничего.
        — Теперь ваша очередь, господин опричник,  — сказал Агееву Мельников.
        — У меня к ним вопросов нет.
        — Ну, тогда ступайте, друзья, ступайте.
        Минуты две Мельников курил, шагая из угла в угол, Раскатов пил и закусывал, а Агеев следил за божьей коровкой, ползавшей по диванчику. Как только она расправила крылышки и взлетела, он произнёс:
        — Очень интересно. Метр семьдесят девять!
        — Не отказался бы?  — спросил Мельников,  — с бизнесменом на эту тему поговори. У него, возможно, ещё такие имеются.
        Тут как раз бизнесмен и нарисовался. Он был весьма не высок, жирноват, румян, безвкусно одет. Его небольшие глазки из-за врождённой вскинутости бровей казались разгневанно — удивлёнными. Сев на стул, оставленный Мельниковым, он уставился на Раскатова и вскричал:
        — Петрович, я не въезжаю — чего за шухер? У меня день по минутам расписан! Тебе это не известно, что ли? Если тебя…
        — Ты, Боренька, не ори,  — перебил Раскатов, рыгнув, тут, видишь ли, ФСБ заинтересовалась твоим товаром.
        — Глянув на визитёров, Боря решил, что Мельников — главный. И обратился к нему.
        — Отлично. Я крайне рад. У меня шикарные куклы есть. Уик-энд организовать надо? Организуем. Легко и непринужденно. Высокий уровень гарантирую.
        — Гарантируешь?  — спросил Мельников.
        — А то как же! Я депутатам шлюх поставляю! И никаких нареканий до сих пор не было.
        — Борька, Борька! Несчастный ты человек. Как раз депутата твоя шикарная шлюха сегодня ночью зарезала.
        Сообщив эту новость, Мельников предъявил удостоверение и уселся на стол. У Бори глаза поблёкли.
        — Вы шутите. Вы чего? Ко мне депутаты уже неделю не обращались!
        — А он её возле МИДа взял, когда проезжал на служебной тачке. Шофёр — свидетель.
        Боря облизал губы. Но он был тёртый калач.
        — Да нет! Там Ольга стояла. Я её знаю. Шваль та ещё, клофелинщица, но зарезать — нет! Тем более — депутата! Что она дура что ли? Да кто угодно только не дура! Что ты меня на понты сажаешь? Я ведь не лох, вижу, что вы — ребята крутые! Ни о какой оплате и речи нет! Девах самых лучших дам! И сколько угодно! Клянусь — релакс будет суперский!
        — У тебя релакс будет суперский, когда сорок урок в СИЗО любовью с тобой займутся,  — взбесился Мельников.  — Еще раз без спроса откроешь пасть,  — через полчаса там очутишься! Понял, сука?
        Но Боря тоже взбесился. Хлопнув ладонью по столу, крикнул:
        — Ты скажи прямо, сколько шлюх тебе нужно? Десять, пятнадцать, двадцать?
        — Только одну,  — решительно вклинился между спорщиками Агеев. Вытащив из кармана Мельникова портрет, он дал его Боре.
        — Да, это Ольга,  — ошеломлённо промолвил тот.
        — Что ты о ней знаешь?  — вновь взялся за него Мельников.
        — Знаю, что она с Украины. Пожалуй всё.
        — Плохо, что мало ты о ней знаешь.
        — Почему это?
        — А потому что она на тебя работает.
        — Ну и что?
        — А то, что надо знать людей, которые работают на тебя, если ты не хочешь оказаться организатором банды.
        — Что вы мне шьёте?
        — Вспоминай, быстро!
        — Что вспоминать?
        — Абсолютно всё, что знал, видел, слышал, о чём догадывался! Чем больше ты вспомнишь, тем больше у тебя шансов выйти из отделения без наручников.
        — Вы не хотите ведь, чтоб я врал?
        — Почему? Мне по барабану. Не я за это буду сидеть, а ты.
        — Да за что, за это?
        — Да в лучшем случае — за пособничество.
        — А что она натворила?
        — Ещё один дурацкий вопрос — и я тебя вот по этой стене размажу.
        Боря внимательно поглядел на Мельникова, на стену, и, чуть не плача, проныл:
        — Не могу я ничего вспомнить! Ну не могу!
        — А где её паспорт? Не у тебя, случайно?
        — Нет!
        — Где она живёт?  — вторично вступил в разговор Агеев. Я никогда не поверю, что
        вы этого не знаете.
        — Слушайте, у меня — сорок восемь девок! На хрен мне знать, где они живут? Они что, материально ответственные? Приехали — ждут клиентов. Клиенты их забирают, дают мне деньги. Хотите, дам телефон?
        Агеев вздохнул.
        — Да, очень хотим. Давайте.
        — Боря достал электронную записную книжку, и, понажимав кнопки, назвал семь цифр.
        — Ярославка — по первым трём определил Мельников, записав.
        — Да, точно! Она там с подругой снимает комнату!  — вспомнил Боря.
        — Что за подруга?
        — Кристина её зовут. Тоже дылда, тоже блондинка. Из Владимира, кажется. Я вчера отдал её постоянному клиенту. Он обещал утром домой её привезти. А Ольгу я выставил помаячить — у неё месячные заканчивались. В три её уже не было. Я понятия не имею, куда она подевалась.
        — Она после этого не давала о себе знать?
        — Нет.
        — На случай, если объявится,  — протянул Агеев Боре свою визитную карточку. Если она позвонит, попытайтесь назначить встречу.
        — Если придёт — задержите её под любым предлогом и любым способом. И, естественно — звонок мне.
        — Обязательно. Непременно,  — бормотал Боря, разглядывая визитку.
        — И упаси вас Бог дать ей понять, что…
        — Что её работа на израильскую разведку прекращена,  — провозгласил Мельников, соскочив со стола.  — Если она вдруг догадается, что ты в теме, получишь пулю в лобешник. Теперь ты понял, почему надо интересоваться людьми, которые работают на тебя? К примеру, Раскатов работает на страну, а страна о нём знает мало. Результат — ты. И прочие мерзости. Он забыл о том, что звёздочки на его погонах — это не более чем показатель уровня ответственности, и думает, что его зарплата — это лишь компенсация за протёртые здесь штаны!
        — Ишь ты, блеснул прохоровской фразой,  — проскрежетал Раскатов, выплескивая остатки водки в стакан. Про себя рассказал бы сволочь!
        — Про меня расскажут историки,  — сказал Мельников, взяв ещё один пирожок, и вышел из кабинета. Агеев уже спускался по лестнице.
        В «Вольво» Мельников позвонил секретарше Прохорова и после похабного разговора продиктовал ей номер, взятый у Бори. Ждать пришлось столько времени, сколько требуется опытной секретарше для того, чтоб нажать два десятка клавиш.
        — Федоскинская, дом 9, квартира 73,  — повторил её ответ Мельников и рассыпался в благодарностях. Из мобильника доносился смех.
        Агеев гнал машину стремительно. Он хотел убедиться в том, что серебристая «Хонда Легенд» с тонированными стеклами, близко следовавшая за «Вольво» — хвост. Движение было не слишком плотным. Перед светофором на Сухаревской Агеев включил проблесковый маячок и двинул на красный свет, едва не создав аварию. «Хонда» не отстала ни на микрон. Ею управлял профессионал высокого класса. Мельников улыбался, перебирая в памяти разговор с секретаршей.

        Глава седьмая

        Решая, до каких синяков измордовать Ольгу, если она объявится, Боря завёл свой «Фольксваген Гольф» и выехал на Садовое. Он не обратил внимание на зелёный «Ленд Ровер», двинувшийся за ним. Солнце иногда проглядывало сквозь тучи. Дождь моросил с перерывами. В крайнем правом ряду было тесновато, однако, Боря не перестраивался с него. Он хотел курить, как никогда в жизни, а сигареты у него кончились. Увидав ларёк, он въехал на тротуар, заглушил мотор, выпрыгнул и полез в карман за деньгами.
        «Ленд Ровер» встал за его машиной. Из него вышел сидевший рядом с водителем невысокий и не особенно атлетичный молодой человек, по виду — хипарь. Приблизившись к Боре, который ругался на продавца по поводу цен, он резким движением заломил ему руку за спину. Боря, вскрикнув, согнулся. Он не успел даже попытаться что-то понять до того, как был с чудовищной силой брошен в Ленд Ровер, за рулём коего восседал громила в кожаной куртке. Усевшись рядом с Борисом, хипарь захлопнул за собой дверь и тихо спросил:
        — Ты зачем приезжал к ментам?
        — Да кто вы такие? Что вам от меня надо?
        Ответом был удар в печень. Борю перекосило. Он пропищал:
        — Раскатов меня позвал! У него был опер с Петровки и ФСБшник! Они интересовались одной девчонкой, которая работает у меня…
        — И что это за девчонка?  — спросил водитель, вклинивая «Ленд Ровер» в поток машин.
        — Обычная, с Украины! Ольга её зовут. Я мало про неё знаю.
        — А для чего она им?
        — Не знаю, не доложились! Я им её телефон оставил, домашний. Она с подругой снимает комнату.
        — Продиктуй этот телефон.
        У Бори была хорошая память. Ему не пришлось опять доставать записную книжку. Затормозив перед светофором, громила вынул из-под солнцезащитного козырька блокнот с авторучкой и записал. А когда «Ленд Ровер» вновь набрал скорость, хипарь, бросив взгляд в окно, около которого сидел Боря, крикнул:
        — Ого!
        Боря повернул голову. В тот же миг вокруг его шеи обвился шнур. Петля затянулась плавно. Боря отчаянно дёргался и хрипел. Его маленькие глазки стали большими. По подбородку струилась розовая слюна. Через полминуты он был готов.

        Глава восьмая

        Широкие тротуары Проспекта Мира блестели лужами, жадно впитывающими лучи, замутнённого гарью солнца. Прохожие радовались ему — какое-никакое, а солнышко после стольких дней непогоды! Водители по вине гаишников, создавших пробку, ручными переключениями светофоров, смотрели на пешеходов с завистью. Агеев надел тёмные очки. Сирена и маячок позволяли ему двигаться чуть быстрее, чем двигались остальные. Лишь серебристая «Хонда Легенд» с тонированными стёклами шла за ним, как привязанная.
        — За зря, думаешь, промотаемся?  — прервал Мельников затянувшееся молчание.
        — Да, пришил он её. Возможно, он — дилетант, хоть я так не думаю, но уж точно не идиот.
        — А она, по-твоему, идиотка? Или она сознательно шла в обнимку с расчётливым хладнокровным убийцей, навстречу собственной смерти?
        — Игорь! Пока ещё ничем не подтверждено, что она — не дура. Предположим, для киллера оказалось приятным сюрпризом то, что в сейфе, кроме дискеты, лежали деньги. Он их пихает в Ольгину сумку, вытряхнув её на пол — ему понятно, что проститутку всё равно вычислят. Выходить с женской сумочкой из подъезда, перед которым торчат чеченцы, это, примерно, то же, что выходить с отрезанной головой Юсупова. Думаю, что убийца договорился с девушкой по-хорошему. Если б он её запугал — был бы большой риск, что она рванётся к чеченцам. Кроме того, она закурить хотела в квартире.
        — Притом его сигарету,  — подсказал Мельников,  — в коридоре она курила другую — «Мальборо Лайт».
        — В кармане Юсупова был «Парламент».
        — Тем более. Раз он ей сигарету дал, значит, между ними установились более или менее мирные отношения. Обстановка была вполне себе разряённая. Лично я под прицелом не захотел бы курить.
        — Ну а лично я бы не захотел в разряжённой дружеской обстановке выплёвывать сигареты и зажигалки швырять.
        — Значит, у тебя железные нервы. А она психанула. Он её успокоил, навешал ей лапши на уши — типа, вынесем деньги, да и поделим. Она ему помогла, и он её грохнул в удобном месте. Какой ему был резон поступить иначе?
        — Денис! Ты исходишь, во-первых, из того, что убийца — профи, а во-вторых,  — из того, что Ольга — кретинка. По-моему, ты не прав ни в том, ни в другом. Тебя впечатлил простреленный лоб чеченца. Где-то я встречал фразу: «Пуля летит на крыльях случайности». Ну да, иногда летит. И это — тот самый случай. А кроме этого — что? Допустим, он понимал, что девку всё равно вычислят, так что можно вытряхнуть её сумку и даже туфли её оставить. Но он забрал «Парабеллум»! Он отпечатков наляпал!
        — Так ты считаешь, что это было не заказное убийство?  — спросил Агеев, думая о другом.
        — Рядом не стояло. Обычное дилетантское ограбление.
        — И, по-твоему, Ольга эта жива?
        — Нашёл кого хоронить! Я почти уверен, что не убийца верёвки из неё вил, а наоборот.
        — Ты это серьёзно?
        — Денис, она — клофелинщица. Понимаешь, что это значит? Хрен её напугаешь чем-то, кроме беременности. А он убил человека, наверняка, сам того не желая. После того, как это случилось, он должен был либо так же её убить, либо сдуться, что и произошло. Единственное, что мне не понятно в этой истории,  — почему она была босиком? С одной стороны понятно — рефлекс,  — вошла, сняла туфли. Но для чего убийца понёс их в комнату? Ведь на них — его отпечатки.
        Агеев, не изменяя тона, спросил:
        — Ты не замечал, Игорь, тебя с утра не пасли?
        Мельников обернулся.
        — «Хонда»?
        — Ну да. Из центра за нами прётся. И не шифруется.
        Мельников моментально связался с центральным отделом ГИБДД и, продиктовав номер автомашины, запросил данные. Получив ответ, задумчиво произнёс:
        — Частная охранная фирма «Барс». Генеральный директор и главный акционер — Баранов Юрий Семёнович.
        — Интересно,  — пробормотал Агеев и сунул руку в карман, чтоб достать мобильник.
        — Кому ты хочешь звонить?  — вдруг остановил его Мельников.
        — Руководству.
        — Денис, не вздумай. Дураку ясно — они специально светятся. Они хотят поговорить с нами. Или с одним из нас. Давай подождём.
        — Так пусть говорят. Я не понимаю, зачем они кидают понты?
        — Причём здесь понты? Баранов предельно тонко и ненавязчиво отрекомендовался нам, дав понять, что знает обо мне много, в том числе то, что я очень редко впутываю начальство в свои дела. И это мне нравится.
        — А мне — нет,  — проворчал Агеев, однако, сотовый не достал, скосив взгляд на Мельникова, прибавил:
        — Твоё лицо мне так же сейчас не нравится.
        — Ты, Агеев, так говоришь об этом, как будто я тебе предлагаю его купить за неимоверные деньги.
        — А ты его ещё никому ни разу не предлагал?
        — Агеев! Ты — гениален. А я — прекрасен.
        — Что ты темнишь? Ты говори прямо.
        — Кто темнит? Я? Ну, это ты зря. Помыслы мои чисты и прозрачны, как душа ангела Вельзевула.
        И Мельников рассмеялся, взяв сигарету. На Ярославском шоссе было посвободнее. Сворачивая с него на Федоскинскую Агеев следил за «Хондой», которая неожиданно развернулась и понеслась обратно, к ВДНХ. Мельников заметил:
        — Они уже знают адрес. Ой, молодцы! Приятно с такими дело иметь. Ох, да не смотри на меня, Агеев, глазищами недорезанного барана пятидесятых годов! Скажи, у тебя есть дети?
        — Есть. Дальше что?
        — То, что кроме них тебе защищать в этом вшивом дурдоме некого.
        Перед первым подъездом дома, во двор которого завернул Агеев, стояли, о чём-то споря, пятеро удалых мальчишек. Младшему было лет шесть, старшему,  — лет десять. Агеев притормозил.
        — Мужики, а семьдесят третья квартира в каком подъезде,  — спросил у мальчишек Мельников, опустив стекло.
        — Во втором,  — ответили хором.
        — А на каком этаже?
        — А … её знает,  — ответил старший,  — дашь закурить, подумаю. Но смотри, у тёлок не спрашивай, они в уши срут для прикола.
        Имелись ввиду две девочки, кормившие голубей у второго подъезда. Чтоб не распугать птиц, Агеев припарковал машину не близко. Выйдя с ним, Мельников бросил окурок в урну, и пренебрёг советом мальчишек.
        — На третьем,  — сказали девочки.
        Одна предостерегла, оглядевшись:
        — Там баба-яга живёт.
        — Очень хорошо, мы её сейчас в печь засунем.
        Решив не тратить время на ожидание лифта, Мельников и Агеев по лестнице поднялись на третий этаж. Звонок у двери нужной им квартиры болтался на оголённом проводе. Игнорируя Агеевские призывы не будоражить соседей, Мельников обрушил на эту дверь град ударов, против которых не устоял бы Тайсон.
        — Ох, я тебе сейчас подолблю, козёл!  — прогремел за дверью действительно очень даже сказочный голос.  — Ох, я тебе сейчас оторву башку! Выродок! Недоносок! Поганец! Ох, погоди!
        Защёлкал замок, опустилась ручка, Мельников ухватил её и рванул к себе с такой силой, что прегнуснейший сказочный персонаж, вцепившийся в дверь с другой стороны, вылетел наружу и пропахал бы физиономией пол, если бы Агеев не подхватил его, точнее её.
        — Уголовный розыск,  — процедил Мельников, слегка сдвинув левую сторону пиджака, чтоб дама увидела кобуру у него подмышкой.
        — А что вам надо-то?  — успокоившись, но нисколько не испугавшись, спросила баба-яга,  — водки сегодня у меня нету. Прочих услуг не предоставляю задаром.
        Мельников обвёл взглядом её махровый халат, распёртый пластами жира, лицо, похожее на бульдожью морду — но не с собачьими, а с крысиными глазками, и скомандовал:
        — Ну-ка, пошла назад!
        Дама неохотно попятилась внутрь квартиры. Мужчины вошли за нею. Агеев захлопнул дверь и осведомился:
        — Ольга с Кристиной дома?
        — Кто? Кто? Какая Кристина? Какая Ольга? Я тут живу!
        Если бы из кухни не веяло ветерком, Мельникова стошнило бы от зловония, впитавшегося в облезлые стены и потолки, чёрные от дыма. Ближняя к двери комната целиком использовалась как склад различных предметов со всех окрестных помоек. Во второй комнате кое-как нашлось место для столика и кровати. Дверь третьей комнаты, из которой звучал дуэт «Руки вверх!», имела замок, но, судя по щели меж нею и косяком, была лишь прикрыта.
        — Это ваша квартира?  — строго спросил Агеев.
        — Моя,  — подбоченясь, гордо тявкнула дама.
        — Так у вас девочки проживают? Или не проживают?
        — А! Участковый, сука, накапал? Мало ему, паскуде! Сдаю я комнату! Да, сдаю! А ты поживи на мою пенсию, поживи! Да у тебя харя, как телевизор, смотреть противно! Взятки берёшь, воруешь, а меня жизни пришёл учить! Ты бы лучше к Машке сходил с третьего подъезда, спросил, на какие деньги сынок её, спекулянт, каждый год машины заграничные покупает! Вот я напишу на него! И на черножопых со второго этажа напишу! И на проститутку с шестого! И на участкового напишу! И на тебя напишу! И на…
        — Заткнись,  — не выдержал Мельников,  — хоть ему приятно было узнать о том, что Агеев — взяточник с харей как телевизор. Тем временем, «Руки вверх!» умолкли на полуслове, и вместо них за прикрытой дверью послышался быстрый шорох, сопровождаемый шлёпаньем голых ног — кто-то одевался.
        — Нас абсолютно не интересуют ваши соседи,  — начал Агеев.
        — Нам по … твои долбанные соседи!  — перевёл Мельников.  — Мы из КГБ, ясно? Ты хочешь прямо сейчас переехать в дурку до конца жизни, чёртова образина? А, отвечай!
        — Какое, …, КГБ? Бандюга ты! Сволочь! Падла! Вали отсюда!
        В следующую секунду дама скептически созерцала раскрытое удостоверение Агеева, поднесённое к самому её носу.
        — В последний раз спрашиваю, коза старая,  — в дурку хочешь?  — рубя словами, как шашкой, продолжил штурм её мозга Мельников.
        — Предположим, нет.
        — Говори тогда, Ольга дома?
        — Дома.
        Мельников и Агеев чуть не упали.
        — Нет её, дура!  — сердито крикнула, выходя из комнаты, тонкая белокурая девушка ростом малость повыше Мельникова. Она была в красном свитере, синих джинсах и белоснежных носках.
        — Здравствуйте, Кристина,  — сказал Агеев.
        — Привет. Идите сюда. От этой лахудры вы ничего сейчас не добьётесь.
        Мельников задержался, чтоб взглядом разубедить хозяйку в необходимости клеить ухо к двери. Ему это удалось.
        — Садитесь, начальники,  — предложила Кристина, скатав постель на одну сторону дивана. Агеев расположился на его краешке — дальше зияли дыры. Из них торчали кольца пружин. Мельников уселся на подоконник и распахнул окно — зловоние проникало и в эту чистую комнату. Обдуваемый ветерком, он бросил ещё один взгляд на девушку. Её синие ангельские глаза, точнее, глазищи, вызвали у него двойственное чувство. Они были бесподобны, однако, слишком уж выразительны. Это несколько раздражало.
        Смеясь одними глазами, Кристина села на стул. Эффектно закинула ногу на ногу. Слева от неё стоял стол, под которым располагалась тумбочка, справа — шкаф. Полстола занимал музыкальный центр.
        — Насколько я понимаю, вы — из спецслужб?
        — Из них,  — признался Агеев.
        — Классно! Давно мечтаю с такими крутыми дядьками подружиться.
        — Да бросьте. Наверняка, у вас есть друзья и по-круче.
        — Ой! Что вы, что вы!  — сложила ручки Кристина, как для молитвы.  — Откуда у меня могут быть такие друзья? Смеётесь вы надо мной, гражданин начальник!
        — Нет, не смеюсь. Вы очень красивая!
        — Нет, я страшная.
        Это было сказано таким тоном, что возражать мало кто посмел бы, но у Агеева — может быть, потому, что думал он о другом, инстинкт самосохранения не сработал.
        — Хватит вам скромничать. Вы — красавица, каких мало. Одни глаза чего стоят! Таких больших, ярко-синих глаз я ещё не видел.
        — Эти глаза иногда становятся красными,  — демоническим голоском провыла Кристина. Скромненько заморгав, прибавила человеческим голосом:
        — Я — аллергик.
        — Как я вас понимаю.  — вздохнул Агеев.  — У меня адская аллергия на рыбу.
        — А у меня — на козлов.
        И Кристина вдруг начала тереть глаза пальцами. Когда она опустила руки, у неё были уже другие глаза. Не цветом, а выражением.
        — Ну, какие у вас проблемы?
        Мельников промолчал. Агеев ответил:
        — Мы бы хотели с вами поговорить про вашу подругу. Ольгу.
        — Нашли о ком хотеть говорить,  — фыркнула Кристина.  — Подругу! Пара таких подруг — и врагов не надо. Где её черти носят?
        — Именно это мы и пытаемся выяснить.
        — Твою мать! Найдите её как можно скорее. Она мне сто баксов, сука, должна! Постойте, а с какой стати вы её ищете?
        — У нас есть к ней пара вопросов по поводу одного из её клиентов.
        Кристина крепко задумалась. Мельников знал, о чём.
        — Когда вы её в последний раз видели?  — приступил к допросу Агеев.
        — Дайте-ка я попью, а потом скажу.
        Вытащив из тумбочки пластиковую бутылку пива без пробки, девушка эротично к ней присосалась, щуря глаза и медленно запрокидывая вихрастую белокурую голову. Сладкое чмоканье наводило Мельникова с Агеевым на развратные мысли. Высосав из бутылки всё до последней капли, Кристина утёрла рот, и — молниеносным взмахом швырнула её в окно. Не обладай Мельников хорошей реакцией,  — ему было бы не столько больно, сколько досадно. Но он успел уклониться, и летевшую ему в лоб бутылку благополучно подхватил ветер.
        — Ой, извините,  — с усмешкой пробормотала Кристина,  — я вас чего-то и не заметила. Дело в том, что мне как-то нехорошо.
        — Когда вы в последний раз Ольгу видели?  — повторил Агеев.
        — Кого? Ах, да! Ольгу! А вы меня сигареткой не угостите? Пожалуйста! А то сдохну.
        Агеев протянул пачку «Бонда».
        — Спасибо. О чём вы спрашивали? Ой, что это? Блин! А я не курю такие.
        — А я не курю другие.
        — А ваш товарищ? Кстати, в каком он звании?
        — Он майор.
        — Ничего себе! Такой молодой и уже майор? Наверное, хорошо сажает. Товарищ майор, вы мне сигаретку дадите?
        Мельников молча достал «Парламент».
        — Ой! Обрадовалась Кристина и подбежала к оперативнику,  — Ах, это экстра лайт! Ну да ладно. У симпатичного мужика чего только не возьмёшь!
        — Огонёк зажигалки в руке у Мельникова, лизнул конец сигареты во рту Кристины. Впалые щёки девушки ещё сильнее втянулись. Выдохнув дым она восхищённо заметила:
        — Ой! Какой у вас галстук! А можно потрогать его?
        — На место,  — произнёс Мельников. Рука девушки, потянувшаяся к нему, застыла и опустилась. Фыркнув, Кристина решительно повернулась и возвратилась на стул. Её щёки слегка надулись.
        — Вы будете отвечать на вопросы?  — опять пристал к ней Агеев.
        — Какие вопросы? вы слышали, как он со мной разговаривает? Как с собакой! Меня унизили! Оскорбили! Это понятно? Нет-нет, теперь уж я ни за что не стану отвечать на ваши вопросы!
        Сделав ещё затяжку, Кристина презрительно отвернулась и от Агеева.
        — В таком случае, с вами будет говорить следователь,  — предупредил тот,  — вы получите официальный вызов в прокуратуру. И ваше имя попадёт в дело. Об этом станет известно людям, против которых дело заведено. Потом вас вызовут в суд.
        — Довольно!  — вознегодовала Кристина.  — Немедленно прекратите грязный шантаж!
        — Шантаж вам устроят в прокуратуре. Даю минуту на выбор! Я или следователь. Я беседую с вами неофициально, и это — большое благо для вас, поверьте.
        — Тогда, естественно, я предпочитаю говорить с вами. Вы мне не оставляете выбора, как я вижу.
        Отложив сигарету, и не спеша достав из тумбочки кисточку, тушь и тени, Кристина начала краситься с оскорблённым видом. Мельников закурил, разглядывая тихую улицу за окном. Ему стоило огромных усилий не выть от головной боли. Спокойный голос Агеева раздражал.
        — Так когда вы Ольгу…
        — Вчера! Вчера! На работу ехали вместе.
        — Вы ехали на метро?
        — На чём? На метро? Ах, это что-то такое тесное, потное под землёй! Мы ехали на машине.
        — Кто вёз?
        — Таксист.
        Наложив лишь тени, Кристина вытерла руки влажной салфеткой и расстегнула джинсы. Взору Агеева предстали чёрные кружевные трусики.
        — Извините, придётся вам на это смотреть. У меня живот раздулся от пива.
        — Не извиняйтесь. Что было дальше.
        — Ольгу отправили на дорогу, а я в машине осталась с тремя девчонками. Через час меня взял клиент.
        — Ольга вам с тех пор не звонила?
        — Нет. И писем не присылала.
        — А вы давно её знаете?
        — Кого?
        — Ольгу.
        — Ольгу то? Года три. А, нет, погодите… Месяцев восемь. С зимы, короче.
        — Где познакомились?
        — На Тверской.
        Кристина вдруг улыбнулась приятным воспоминаниям.
        — Там, конечно, было по-круче, чем на Садовом. Жаль, выгнали нас оттуда!
        И во всю глотку запела: «Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской…»
        — А за что выгнали?
        Поинтересовался Агеев, дослушав песню.
        — Дайте-ка зажигалку, я докурю. За что выгнали? А мы две бутылки вина разбили.
        — И только то? Что, хозяин был такой строгий?
        — Клиент был строгий, драть его в рот и в жопу! Мы их об его башку — бабах, вдребезги!
        — Зачем две?
        — У Ольги спросите. Я его первая охреначила, козла сраного! Он хотел, чтоб мы одна у другой…
        — Скажите, у Ольги много подруг?  — перебил Агеев.
        — Нет у неё ни одной подруги, кроме меня. Характер тяжёлый. У нас с ней частенько происходили бои без правил. Мы ведь обе — спортсменки. Она дзюдо занималась, а я — спортивной гимнастикой.
        — С таким ростом?
        — Я в рост пошла с 13 лет. Не перебивайте меня! На чём я остановилась? Ах, да, на драках. Я как-то сделала ей подсечку, и она, дура, шлёпнулась в лужу. Человек двадцать нас разнимали! Где ж это было то? В Тёплом стане мы так ещё не бухали…А, на Каширке! Нам пришлось съехать оттуда из-за машины.
        — Из-за какой машины?
        — Из-за «Фольцвагена». Он орал, козлина, весь день под нашими окнами. Мы его маленько помяли. Вот так! Кристина старательно раздавила окурок о край стола.
        — Скажите, а постоянных клиентов у Ольги много?
        — Хватает. Ольга — девчонка видная. Жопа — во! Существенно больше, чем у меня. И сиськи побольше. И морда круче моей — скажу честно, чего уж там. Она клиентов своих со мной не знакомит, естественно. Записную книжку с собой таскает. Недавно она её потеряла, кстати.
        — Что за родня у неё в Бердянске? Не знаете?
        — Без понятия. Знаю лишь, что она их всех ненавидит. И говорить о них не желает. Она со мной никогда не делилась прошлым. И слава Богу! Терпеть не могу людей, которые любят пилить опилки. Мазохизм это.
        Кристина вновь помрачнела.
        — Ещё вопрос. Вы не замечали у Ольги каких-нибудь документов или предметов, настороживших вас? Оружие, например.
        — Да. У неё было оружие.
        Даже Мельников вздрогнул.
        — Какое именно?  — прежним тоном спросил Агеев.
        — Сейчас я вам расскажу. Подробно. А вы послушайте.
        Сделав паузу, чтоб усилить интригу, рассказчица перешла на зловещий шёпот.
        — Мы жили тогда на Щукинской, в Строгино. Я там подружилась с одной собакой. Не знаю, какой породы. Но не бульдог и не такса — точно. Однажды я натравила её на Ольгу. А Ольга в своей дублёнке была за восемьсот баксов, если не брешет. Собака вгрызлась в эту дублёнку. А Ольга — вы представляете?  — достаёт баллончик с перцовым газом и сначала собаке прям в морду прыскает, потом мне! Ну как? Я достаточно подробно всё рассказала? Кристина с довольным и гордым видом воззрилась сперва на Мельникова, затем на Агеева. Первый молча следил за мотоциклистом, ехавшим по двору. Второй, взглянув на часы, спросил:
        — Вы её фамилию знаете?
        — Только имя. Найда.
        — Я не про собаку. Про Ольгу.
        — Знаю. Ткачёва. Отчество — Александровна. Имя — Ольга.
        — А год рождения?
        — Семьдесят третий. Пятое ноября.
        Агеев всё записал и убрал блокнот.
        — Ну вот что, Кристина…
        — Николаевна,  — было строго прибавлено.  — Кристина Николаевна, и никак иначе. Хотя мы с вами не официально общаемся, как вы мне сказали, но, тем не менее…
        Мельников соскочил с подоконника. Подойдя к Кристине спросил:
        — В конец обдолбилась, сучка?
        — Чего?
        — Схватив изумлённую девушку за запястья, Мельников сдернул её со стула, и, заломив ей руку, ткнул лицом в стол. Джинсы на Кристине сразу сползли до самых колен. Мельников задрал рукав её свитера выше локтя.
        — Агеев, поди сюда!
        Агеев поднялся, и, поглядев, закатил глаза. Вены были все сплошь исколоты.
        — Сука, …!  — рычала Кристина, брызжа слюной на стол.  — Не имеешь права! Подонок! Сволочь! Пусти!
        — Видите ли, мадам, я не только имею право, но и обязан препроводить вас в вашу родную Владимирскую губернию — грядки полоть.
        Развернув Кристину уродливо искривлённым лицом к себе, Мельников швырнул её на диван и сухо продолжил:
        — А за употребление сейчас, кстати, сажают. Поправочку в уголовный кодекс внесли на днях. Так что два года тебе, считай, уже обеспечены. Это если в комнате ничего не найдём. А если найдём — от трёх до семи схлопочешь.
        — … тебе в жопу, сука! Козел! Урод! Не докажешь!  — взвыла Кристина, сидя натягивая штаны.
        — Конечно, не докажу. Знаешь почему? Потому, что и пытаться не буду. Это не моё дело. Это работа судмедэкспертов, которые через час за тебя возьмутся.
        — Чего ты хочешь?
        — Чего хочу? Я хочу взять тех, кто дома взрывает.
        Лицо Кристины стало неузнаваемым.
        — Ты придурок что ли? Причём здесь я?
        — Ты здесь ни при чём, поэтому я сказал — от трёх до семи, а не двадцать пять.
        — Да что же это такое,  — заверещала девушка, задрав ноги на край дивана,  — врываетесь, задаёте вопросы, я отвечаю, а вы мне вместо спасибо выламываете руки и угрожаете! Это как понимать? Нормальные люди вы или психи чёртовы?
        — Твою мать! Агеев! Она тупая. Ксиву ей в рожу сунь. Читай, соска обдолбанная! Читай! ФСБ, понятно? Ты перед кем кривляешься, мразь? Битых полчаса мы здесь просидели, глядя на твою рожу и слушая твою долбанную брехню! Ты не понимаешь, насколько нам дорога каждая секунда? Точнее, даже не нам, а тем, под чей дом уже заложили взрывчатку? Не понимаешь? Мозги в труху превратились от героина? Отдел по борьбе с наркотиками тебе их быстро восстановит.
        — Игорь, не горячись,  — вмешался Агеев,  — она хорошая девочка. Голова у неё работает. Я считаю, с ней можно договориться без крайних мер.
        — Агеев! Ты идиот? Да её волнуют только сто баксов, которые Ольга ей задолжала. А то, что люди гибнут — ей по фигу! Ты ещё не устал смотреть на её трусы? И я не устал. Сейчас она их вообще снимет, и мы растаем. Ты с кем собрался договариваться, Агеев? Ты посмотри на неё. Она уже года три на панели, а это — круче, чем три университетских образования! Ты ей денег дай, тогда будет толк. А без денег будет одна сплошная подлянка.
        Подойдя к шкафу, Мельников широко открыл его и спросил:
        — Это чья дублёнка — твоя или Ольгина?
        — Ольгина,  — пискнула Кристина, как мышь из кошачьей пасти.
        — Дай мне свой паспорт.
        — Нет, нет! Не надо! Послушайте, я сейчас вам кое-что расскажу!
        — Следователю расскажешь. Это его работа — слушать брехню. А моя работа, ловить убийц, которых ты покрываешь. Паспорт!
        — Нет! Ради Бога, нет!
        Кристина вскочила. Джинсы опять упали. Плача, она сняла их вместе с одним носком, и пихнув ногой под диван, истошно взмолилась:
        — Послушайте вы меня!
        — Кристина, не тяни время. Хуже будет, учти.
        Рыдая навзрыд, Кристина поплелась к тумбочке и достала из неё паспорт. Мельников пролистал его.
        — Так! Владимирская область, а как у нас с регистрацией в Москве? Нету? Я участкового посажу! Устроили здесь притон. Немедленно одевайся! Я повезу тебя на Петровку.
        Произнося две последние фразы, Мельников убрал паспорт во внутренний карман пиджака, а из бокового достал мобильник. Начал нажимать кнопки.
        — Я там покончу с собой, клянусь!  — завизжала девушка, падая на колени.
        — Убери руки. Ты меня разозлила.
        Глаза Кристины внезапно сделались ледяными и абсолютно спокойными, хотя слёзы ещё текли по её щекам.
        — Спрячь мобильник,  — потребовала она и не спеша встала. Мельников подчинился. В эту минуту Кристина — в слезах, в трусах, в красном свитере и в одном носке, была более величественна, чем Исаакиевский собор. Сделав шаг к дивану, она просунула руку в одну из его безобразных дыр, и, вытащив из неё ещё один паспорт, швырнула его к ногам спокойно следившего за ней Мельникова.
        — Берите. И будьте прокляты. Это вам было нужно?
        — Из-за ста баксов такой скандал ты устроила,  — укорил её Мельников, подняв паспорт и убедившись в том, что он принадлежит Ольге. Потом он вручил его своему напарнику со словами:
        — Пропал бы ты без меня, Агеев. Ну что ж, теперь мы можем всерьёз надеяться, что Ткачёва придёт или позвонит. Позвольте осведомиться, Кристина Николаевна, какие действия вы предпримете в случае, если Ольга Александровна вдруг придёт или позвонит вам с просьбою подвести куда-нибудь паспорт?
        — Пошёл ты в жопу!  — отозвалась Кристина.  — На хрен тебе усрались какие-то мои действия, твою мать? Вы же телефон поставите на прослушку и по квартире «жучков» налепите!
        — Ну, насчёт «жучков» ты погорячилась, а телефон, действительно, будем слушать.
        Твоя задача — безвылазно сидеть дома. Если она позвонит, убеди её в том, что её никто не разыскивает. В противном случае…
        — Дальше!  — рявкнула на весь дом Кристина, топнув голой ногой с красными ногтями.
        — Если она попросит тебя подъехать куда-нибудь с паспортом, согласись и ехай.
        — А если она припрётся сюда?
        — Её около подъезда возьмут. Наши люди будут круглые сутки дежурить там в двух машинах.
        — Ах, твою мать!
        — Не ругайся. Так будет лучше и для тебя. Тебе угрожает опасность — ты много знаешь. Поэтому сиди дома. Хозяйка будет вести себя хорошо, Боря — тоже. Едой тебя обеспечат. Наркотики, правда, не обещаю, но ничего, потерпишь. Денег потом дадут. В случае опасности высовывайся в окно и ори. К тебе моментально придут на помощь.
        — А если Ольга войдёт в подъезд незаметно? Она ведь хитрая, как лиса.
        — Бутылкой воспользуйся. Ты ведь это делать умеешь. Шучу, шучу. Не войдёт. Ты подумай лучше, как говорить с ней по телефону. Но думай, исключительно, головой, а не другим местом.
        — Это конец,  — шепнула Кристина и, сев на стул, погрузилась в мрачные размышления. Агеев в этот момент закончил разговор по мобильному.
        Разговор касался организации наблюдения за подъездом и телефонной прослушки.
        — Гудбай, Кристина, произнёс Мельников,  — мы посидим в машине минут пятнадцать, пока бойцы не прибудут. Потом уедем. Будь умницей.
        — Иди в жопу!
        Был уже восьмой час. Накрапывал дождь. Темнело. В машине Агеев и Мельников закурили.
        — Сколько людей поставишь? Спросил последний.
        — Не я решаю эти вопросы.
        — Так объясни тому, кто решает, что если Ольга придёт, здесь будет Сталинградская битва.
        — Останься здесь тогда сам.
        — А ради чего?
        — Ну, ради Кристины. Если её убьют, мир станет беднее красками. Ты, мне кажется, очень любишь такие краски.
        Мельников почему-то вдруг разозлился.
        — Иди ты знаешь куда? Обосрался кто-то из твоих шефов, а я теперь жопу рви!
        — Не хочешь, не рви.
        — Ну, так пусть меня отстраняют к чёртовой матери!
        — А чего ты завёлся?  — крикнул Агеев.  — Наружку делаю я! Всё! Тема закрыта.
        — Ладно, ты подожди своих, а я на такси доеду до «Карусели». Я там машину оставил. А мне ещё на Петровку надо заехать. Кстати, дай-ка мне паспорт Оли. Я за одно сделаю запрос.
        — Да, правильно, сделай,  — сказал Агеев и отдал паспорт.  — Завтра увидимся?
        — Может быть, и сегодня ещё, кто знает. Пока.
        — Пока.
        Мельников шагал к шоссе не спеша, наслаждаясь дождиком точно так же, как час назад нормальные люди радовались его отсутствию. Он любил непогоду. Любил растерянность, гнев и страх на лицах людей, хотя по природе не был злым человеком. В начале одиннадцатого он припарковал служебное БМВ около своего подъезда, хотя обычно пользовался автостоянкой. У него просто не было сил тащиться пешком сто пятьдесят метров. Хотелось душа, кофе, скандала с кем-нибудь, сна в течении двадцати часов и смерти всех тех, с кем он пообщался сегодня, кроме Кристины. Выйдя из лифта, он услыхал телефонные звонки за дверью своей квартиры. Засуетился, злясь, уронил ключи, перепутал их, провозился с замками дольше обычного. Телефон всё не умолкал. Взяв, наконец, трубку и сказав; «Да», он услышал приятный мягкий уверенный мужской голос:
        — Здравствуйте. Это Игорь?
        — Здравствуйте. Это Игорь.
        — Вас беспокоит Юрий Семёнович.
        — А! Баранов?
        — Да.
        — И что вам угодно?
        — Мне бы хотелось встретиться с вами завтра. Выбор места и времени оставляю за вами, чтоб вы могли чувствовать себя в безопасности. Будет лучше, если придёте один.
        — Я всегда и всюду чувствую себя в безопасности. Александровский сад, половина одиннадцатого утра. Устраивает?
        — Конечно.
        — Одно условие. Не тревожьте Кристину.
        — Это подруга Ольги? А мне нет смысла её тревожить. Вы из неё, я уверен, выбили абсолютно всё, что имеет какое-то отношение к делу. Если эта информация ценная, то мне уже не угнаться за вами в поисках Ольги, как бы я ни старался. Однако, думаю, что Кристина ни чем вам особо не помогла. Иначе бы вы сейчас бегали по её наводкам.
        — Тогда второе условие. Объясните, откуда вы столько знаете?
        — От Руденко. Он сообщил мне, что вы отправились разговаривать с сутенёрами проститутки, которую взял Юсупов. Мои помощники моментально связались с бандитами, крышующими сутенёров центральных улиц. И всё про Борю узнали. Легко было догадаться, что вы отправились в ОВД «Смоленский». Прибыв туда, мои люди увидели там машину Бориса, номер которой был известен им от бандитов.
        — Ясно. Скажите, а Боря жив?
        — Не знаю. Не спрашивал. А какая разница?
        — Никакой. Приятных вам сновидений.
        Баранов положил трубку. Мельников закурил. Потом позвонил Агееву.
        — Это Игорь.
        — Чего тебе?
        — Я хотел спросить, как дела? Наружка уже стоит?
        Агеев тихо вздохнул и тихо сказал:
        — Принято решение обойтись без наружки.
        — А почему?
        — Потому, что Ольга мертва. Это совершенно понятно всем, кроме одного человека. Его фамилия начинается с буквы «М».
        — Ну да, я — чудак на эту самую букву,  — согласился Мельников, выдыхая дым к потолку,  — пора мне это признать. К телефону тоже не подключились?
        — Телефон слушаем.
        — С какой целью? Ждёте звонка из ада? Чтоб поинтересоваться, на каком масле вас будут жарить?
        — Игорь, я уже лёг. У тебя ещё ко мне есть вопросы?
        — Мне только что Баранов звонил.
        — Это интересно. Зачем?
        — Предложил мне встретиться.
        — Где? Когда?
        — Завтра. В десять тридцать. Александровский сад.
        — Хорошо. Спасибо, что позвонил.
        — Не за что. До завтра.
        Положив трубку, Мельников глянул в зеркало — убедиться, что он, вопреки всему, ещё сохраняет некоторые признаки живой плоти, и побежал на кухню. Там он достал из холодильника бутылку «Смирновки», плеснул в стакан грамм сто пятьдесят, вдавил их в себя, съел яблоко, хорошенько умылся в ванной, вынул из сейфа две запасные обоймы, и положив их в карман, с не бодрым лицом покинул своё жилище. Возле его машины тёрлись какие-то сорванцы. При виде оперативника они скрылись. Пристально оглядевшись, Мельников сел за руль, завёл двигатель, включил фары, и, провожаемый песней «Дым сигарет с ментолом», звучавшей из припаркованной рядом «Шкоды» двинул на Ярославку без спецсигналов, чтоб ненароком не оказаться в поле внимания тех, кто мог потом поинтересоваться, куда он так торопился. Глаза у него слипались. Свет встречных фар причинял им боль — так сильно они были воспалены потребностью в отдыхе. Мельников совершенно не представлял, как он будет бороться со сном всю ночь, а потом целый день работать. Водители, делившие с ним дорогу, вели себя как бараны, на его взгляд. Но, матеря их, он краем сознания понимал —
не ему, больному, судить здоровых за то, что им жизнь ещё не обрыдла.
        Север Москвы захлёбывался дождём. Свернув на Федоскинскую, Мельников на секунду затормозил — снять с предохранителя пистолет. Во двор он въехал на первой скорости, озираясь. Остановив «БМВ» напротив подъезда, он заглушил мотор и выключил габариты. Ему пришлось опустить стекло, чтоб подъезд был виден. Его освещал фонарь. Достав сигареты, Мельников включил радио. И поймал волну, которую часто слушал — «Эхо Москвы». Шла дискуссионная передача. Два журналиста спорили о московских взрывах. Мельников заинтересовался. Вскоре он уловил основную мысль одного из участников, которую тот высказывал лишь намёками. И ему стало жутко. Реально жутко.

        Глава девятая

        — Ты что, бешеный?  — заорала Ольга, отталкивая Серёгу, который едва проснувшись, начал к ней лезть.  — Если хочешь знать, я утром даже за деньги мало кому даю! А ну, отвали, сучонок! Ишь ты, завёлся!
        — Серёга молча отстал. Отвернувшись к стенке закрыл глаза.
        Лежавшая ничком Ольга, сладко зевнув, поводила рукой по столику, взяла пачку и посмотрела, сколько в ней сигарет.
        — Серёжа! Остались две сигареты.
        — А сколько времени?
        Ольга глянула на видак.
        — Восемь сорок пять.
        — Утра или вечера?
        — Дня!
        — Солнце за окном! Какой вечер?
        — Надо идти к метро,  — произнёс Серёга, перевернувшись на спину. Помолчав, прибавил:
        Оттуда и позвонишь этому козлу. Как его, забыл…Боря, что ли?
        — Нет, я не буду ему звонить,  — зевая сказала Ольга,  — слишком он хитрожопый. Я не смогу понять, взяли его менты за яйца или не взяли, если он не захочет, чтоб я это поняла. А он не захочет, если конкретно взяли. Вот если я позвоню Кристинке — это действительно будет отличный способ узнать, стоит ли дискета чего-нибудь или она стоит не больше твоего члена. Серёга, который знал, о ком идёт речь, резко приподнялся, обиженно перелез через Ольгу, и, прыгнув на пол, покинул комнату. Ольге стало смешно. Она закурила. И, включив телевизор, пару минут смотрела какой-то хохочущий сериал. Потом нашла «MTV». Серёга вернулся к началу третьего клипа — с мокрой башкой, вымытый, побритый. Зло шевеля ноздрями, стал одеваться.
        — Я пошутила,  — предприняла Ольга попытку с ним помириться,  — нормальный у тебя член.
        Ответа не прозвучало. Лежавшая на боку, с прижатыми к животу коленками Ольга, докуривала последнюю сигарету. Когда Серёга оделся и сел на стул, готовясь что-то сказать, она соскочила на пол и с сигаретой во рту приблизилась к зеркалу. Стоя перед ним, начала разминать соски. Увидев перед собой её голый зад, Серёга потерял мысль, поэтому промолчал.
        — Серёжа, я сейчас буду тебе сосать,  — объявила Ольга, бросив окурок на пол и повернувшись.
        — Я не хочу.
        — Да кто тебя спрашивает? Встал! Быстро!
        Этот приказ выполнил не только Серёга. Ольга опустилась перед ним на колени. Он расстегнул штаны. Она их спустила вместе с трусами. Её улыбка — какая-то идиотская, до ушей, была подозрительна. У Серёги возникло предположение, что над ним опять издеваются. Оно, впрочем, тот час рассеялось, так как Ольга взялась за дело. Серёга изо всех сил сдерживал эмоции. Это было ох как непросто — во-первых, Ольга так же старалась изо всех сил, стискивая пальцами его бёдра, а во-вторых,  — зеркало давало вид Ольги сзади. Вид был хорош — упругая попа с длинной глубокой щелью, опущенная на пятки, спина с рельефными позвонками и выпирающими углами лопаток, вздрагивающими от напряжения, белые волосы, ниспадающие на плечи.
        — Чёртов маньяк,  — промычала Ольга, почувствовав, что её работа завершена. Проделав глотательное движение, она медленно поднялась и с более бледным, чем три минуты назад лицом отправилась в ванную. А Серёга лёг на диван, натянув штаны. Он так же был недоволен. Чувство опустошённости угнетало его, как сонная одурь от сильно действующих лекарств.
        — Отстегни сто баксов,  — сказала Ольга, вернувшись.
        — Я ни о чём тебя не просил. Сама захотела.
        — Ты не так понял! Я отсосала тебе бесплатно. Дай мне сто баксов из моей доли.
        — Ты, как я вижу, решила даже и встретиться со своей подругой?
        — Нет, ответила Ольга, натянув трусики и взяв лифчик,  — дай мне сто баксов на всякий случай.
        — На какой случай? Ты не пойдёшь к метро.
        — Я пойду к метро. Мне надо купить косметику. Я — не дура. Кристинка — дура. Я позвоню ей, чтоб выяснить ситуацию. Мне для этого хватит одной минуты. Вопрос — ответ и вешаю трубку. И убегаем. Не смей командовать мной. Не смей со мной говорить с позиции силы, а то нарвёшься на неприятности!
        — Хорошо, успокой её,  — уступил Серёга, не видя иного выхода,  — и сама успокойся. Но соглашаться на встречу с нею — это самоубийство. Не бери деньги. Я куплю всё, что нужно.
        — Ну, хорошо, решила пока уступить и Ольга, застегнув юбку. Блузку она так тщательно расправляла, счищая с неё пылинки, что у Серёги нервы не выдержали.
        — Быстрее! Ты две сигареты выкурила, а я — ни одной!
        — Заткнись, развратная тварь! Женой командовать будешь, понял? Вытащи ключ, а то как бы я ненароком пулю тебе в башку не ввинтила. Ишь ты растявкался, недоносок!
        Оба ствола и сумка с деньгами лежали в нижнем отделении шкафа, запертом на замок. В замке торчал ключ. Серёга, поднявшись, вынул его и передал Ольге, раскрывшей от изумления рот.
        — Всё равно найдёшь. Так пускай уж лучше у тебя будет.
        Если Серёга хотел добиться того, чтоб у компаньонки надолго пропал дар речи, то эта цель была им достигнута. Лишь в прихожей Ольга с ужасом вспомнила, что ей нечего надеть на ноги.
        — У меня нет ботинок! Что делать, а?
        — Ничем помочь не могу.
        — Я тогда пойду босиком,  — пригрозила Ольга.
        Серёга, поколебавшись, вытащил из-под шкафа пару кроссовок «Рибок» — не своего, а Ольгиного размера.
        — Чьи?  — поинтересовалась Ольга, надев их с весёлой мыслью, что они стоят куда дороже, чем её туфли, оставленные на Ленинском.
        — Иркины.
        Вышли молча. Теплело, сохло. Солнце светило почти как летом. Западный ветер волок по синему небу редкие облака, охапками рвал с деревьев мёртвые листья, и они вихрем кружились над всей Москвой, звеневшей латиноамериканскими ритмами.
        Было десять ноль пять. Сокольническая площадь кишела морем людей, спешивших к метро, толпившихся у ларьков, входивших в «Зенит» и прочие магазины и выходивших из них. Колонки киоска с дисками и кассетами надрывались плачем Тани Булановой. Бородатый мужик, сидевший в соседнем аудиокиоске матерно спорил с дамой, пытавшейся возвратить ему диск.
        — Нет, ментов особо не видно,  — бодро сказала Ольга, крутя всклокоченной головой.
        — Ну, ты и овца,  — заметил Серёга,  — менты, по-твоему, исключительно в форме ходят?
        — Сам ты придурок сраный! Конечно, менты и в штатском иногда ходят, но с ментовскими рожами. Ладно, я спущусь в переход, куплю телефонную карту и позвоню Кристинке. А ты иди в магазин. Не забудь купить мне колготки. Только не покупай дешёвые. Размер — четвёрка. И дай мне денег на карту. И на помаду с тенями. Их продают в переходе. И на…
        — Нет, моя дорогая, расходиться не будем. Даже и не мечтай об этом. Мне охота послушать, о чём ты будешь болтать со своей подругой.
        Поняв по тону Серёги, что он ей вряд ли уступит, Ольга сдалась. Они вошли в супермаркет и вскоре вынесли из него два больших пакета, наполненных до предела. Их содержимое составляли: блок «Винстона», блок «Мальборо лайт», четыре бутылки водки, четыре бутылки «пепси», сорок презервативов, десять банок тушёнки, и десять пачек пельменей. На площади Ольга не без скандала с молоденькими торговками и с Серёгой приобрела колготки «Санпелегрино», солнечные очки, и кучу косметики, а Серёга купил киш-миша. Третий пакет затрещал, но выдержал. Спустившись с толпой к стеклянным дверям метро, Серёга и Ольга похолодели: между дверьми и киоском, где продавались телефонные карты, стояли два милиционера с двумя ротвейлерами.
        — Исчезни,  — шепнула Ольга, отдав Серёге пакет и надев очки,  — меня схватят — я отбрешусь, а тебя возьмут — всё пропало. Постой на лестнице.
        — Ты что, дура?  — пошли отсюда!
        — Я сказала, сгинь! Не путайся под ногами.
        На этот раз уступил Серёга. Стоя на лестнице, он в холодном поту наблюдал за Ольгой. С не прикуренной сигаретой во рту и с картой в руке она подошла к милиционерам и, погладив ротвейлера, что-то произнесла. Один из стражей порядка поднёс к её сигарете огонёк зажигалки, прикурив, Ольга неторопливо приблизилась к телефону и сняла трубку. Разговор длился меньше минуты.
        — Ну, что там?  — спросил Серёга, дождавшись свою рисковую компаньонку. Она была чрезвычайно взволнована.
        — Ничего. Кристинка…
        — Ладно пошли! Дорогой расскажешь. Через минуту здесь будет целая армия.
        Поднялись. С трудом поспевая за широко шагавшим Серёгой, который нёс три пакета, Ольга сказала:
        — Никто к ней не приходил! Ты слышишь? Никто не видел, как Рамиль брал такси, и менты с таксистом не говорили, поэтому и не вычислили меня. Серёженька! Я чиста, как ландыш.
        — А что ещё она рассказала?
        — Прикинь, она залететь умудрилась! Презик порвался. Она уже с врачами договорилась. Сегодня ей кровь из носу нужны сто баксов. Чтоб им отдать.
        — Хорошая фишка.
        — Серёженька, это правда! Она мне ещё на той неделе говорила, что опасается. А вчера подтвердилось. Презики часто рвутся. Ты что, не знаешь? Для этого даже не обязательно трахаться, как два бульдозера!
        — Оля, это подстава.
        — Нет, Серёженька, нет!  — пропищала Ольга, бросив окурок, Кристинка меня под пытками не сдала бы — хотя бы лишь потому, что я ей должна сто баксов! Если меня повяжут,  — как она их получит? Подумай ты головой!
        — Ты договорилась с ней встретиться?
        — Да, да, да! Здесь, в Сокольниках, у метро, в час дня!
        Перейдя трамвайные рельсы, остановились и оглянулись на площадь.
        — Ну, где она, твоя армия?  — усмехнулась Ольга.
        — Да ты за них не волнуйся — у них дела, по-моему, движутся,  — произнёс Серёга, вновь набирая скорость.
        — Пожалуйста, не беги! Кроссовки мне ноги трут! Итак, решено — я беру сто баксов.
        — Нет, ты берёшь все свои тридцать тысяч и валишь на …! Менты тебе будут крайне признательны и за деньги, и за мой адрес. Только они меня не найдут по этому адресу. Я…
        — Серёженька, ну войди в моё положение!  — зарыдала Ольга на пол-района,  — не твоя жизнь превратится в кромешный ад, а моя. Если эта дура Кристинка с собой покончит! А она может! Никто ей денег не даст, потому что она сидит на игле. Хорошо сидит! И это по ней заметно. Ей что рожать? Кого она, …, родит? Наркоманка конченая!
        — Бери свои тридцать тысяч и убирайся! Чего ты от меня хочешь?
        — Я не могу их взять и убраться! Я совершенно не представляю, куда идти с такими деньгами! Я думаю, что меня не ищут, но не уверена в этом. Уверена только в том, что Кристинка не предала меня! Но я не могу притащить тридцать тысяч баксов туда, где мы с ней живём. А куда ещё? Где менты не ждут меня точно? Я не настолько сильно люблю ментов, чтоб делать им такие подарки. Некуда мне идти! Я совсем одна в чужом городе! Мне не на кого рассчитывать, кроме как на тебя! Все кругом — козлы! Один ты хороший! Серёженька, мне ужасно нужно отсидеться у тебя ещё два-три дня. Но Кристинку я не могу предать! Не могу! Серёженька, неужели ты мне откажешь?
        — Хватит,  — проговорил Серёга, остановившись возле скамейки в тихом дворе. Поставив на неё сумки, он закурил, и, глядя в заплаканные глаза своей спутницы, понял: Выхода нет. Но время найти его ещё было. И он сказал:
        — Ладно. Посмотрим.

        Глава десятая

        Пост на Федоскинской Мельников передал своему помощнику, Хлынову, беспредельно лихому парню. Хлынов был в отпуске, семьи не имел, с одной любовницей жил, как кошка с собакой, с другой — как собака с кошкой, с третьей давно не жил — поэтому с радостью согласился принять участие в деле, суть коего Мельников изложил ему по телефону.
        В девять пятнадцать Мельников прилетел на Петровку — поговорить с Кудрявцевым и прочувствовать атмосферу. Она оказалась тягостной, и поэтому Мельников на Петровке не задержался. В без пяти десять он оставил машину возле «Национали», спустился в подземный переход, и, взглянув на часы, спустился ещё поглубже — в подземный торговый центр. Там ему приглянулся бумажник за тысячу восемьсот рублей. Он его купил, и, решив более не подвергать себя искушению тратить деньги, поднялся на Манежную площадь. Было десять пятнадцать. Мельников постоял немного, глядя на Кремль, и пошёл в сад.
        Там не было никого, кроме двух часовых у вечного огня, пьяной подростковой компании с ором двигавшейся к Манежу, и — солидного гражданина лет пятидесяти пяти, сидевшего на скамейке у гранитного бортика. Этот вызвавший симпатию Мельникова гражданин приветливо помахал ему, приподнявшись. Мельников подошёл, замедляя шаг. Приятное впечатление сохранилось.
        — Юрий Семёнович?
        — Да, он самый. Садитесь, Игорь, садитесь. Рад нашей встрече.
        Мельников сел. С полминуты молча разглядывали друг друга. Юрий Семёнович был мужчина красивый, в меру упитанный, седовласый, с бледным лицом и умными проницательными глазами, глядящими то поверх очков в золотой оправе, то сквозь их тонкие стёкла. Он производил впечатление человека, умеющего не только руководить, но и находить общий язык с каждым. Вплоть до уборщицы. То была не угодливость метрдотеля, а снисходительность мудрого и во всех отношениях состоятельного человека без лишней злобы и комплексов. Его тёмно-синий костюм стоил подороже костюма Мельникова. Насколько дороже — Мельников мог лишь предполагать. Но цену часов на руке Баранова он знал точно, так как мечтал о таких же. То были «Патек Филипп» из белого золота. Они стояли семьдесят тысяч долларов. У Баранова был с собой зачехлённый зонтик, который он держал то в одной руке, то в другой.
        — Я впервые в жизни не опоздал на встречу,  — признался Мельников, закурив.
        — Польщён,  — признался Баранов,  — и крайне рад. На меня с утра обрушилась куча дел. Слегка сдали нервы. Две минуты назад хотел вам звонить — поинтересоваться, как далеко вы находитесь.
        — Звонить мне?  — переспросил Мельников.
        — Разумеется. Мои люди больше вас не ведут. Я соблюдаю перемирие, заключённое между нами вчера. Сегодня, надеюсь, будет заключён мир.
        — А мы что, враги?
        — Я бы предпочёл сказать, что мы — конкуренты.
        — А в какой сфере мы конкурируем?
        — А вы разве чем-нибудь ещё занимаетесь, кроме сыска?
        — Конечно. Сексом.
        — Здесь наши интересы едва ли могут столкнуться,  — улыбнулся Баранов.  — Вы, насколько я знаю, предпочитаете девок модельной внешности. А я — человек сугубо патриархальный. Люблю баб плотных. Не жирных — плотных, здоровых. Таких, чтобы было по чему шлёпать, и чтоб это был не студень.
        — Поэтому Ольгу ищете?
        — А она такая?
        — Такая. И ростом повыше вас.
        — В таком случае, этой барышне цены нет,  — хмыкнул Юрий Семёнович.  — Ростом выше меня! Здоровая! Хорошо.
        — Если нет цены, то нет и предмета для разговора,  — заметил Мельников.
        Поглядев на него, Баранов заговорил сухим, властным тоном:
        — Если я правильно понимаю, над вами в рамках этого дела начальствует непосредственно Прохоров. Идиот Руденко из игры вылетел, так как начал свою, соблазнившись Алимовскими подачками. У меня нет желания оплачивать надувание генеральских щёк и пафосный ор про то, что без подключения всех структур МВД ничего не выйдет. Поэтому я обратился не к Прохорову, а к вам. У вас достаточно власти, чтоб отстоять мои интересы.
        Баранов подержал паузу и продолжил:
        — Перехожу к сути дела. Вы знаете, что Юсупов имел очень сложные отношения с одной из московских банд, известной на всю планету?
        — Конечно, знаю. С солнцевской ОПГ.
        — Ну вряд ли вы знаете, что на той неделе Юсупов этот конфликт обострил, перейдя дорогу двум беспредельщикам.
        — Одного из них звать Халдей,  — зевая произнёс Мельников,  — а второго…
        — О! Воскликнул Баранов,  — вы молодец, чёрт бы вас побрал! Теперь то я понимаю, почему вам взяток несут не меньше, чем начальнику паспортного стола в престижном районе.
        — Но вы никогда не поймете, почему я их не беру. Или у вас есть доказательство обратного?
        — У меня их нет. Я терпеть не могу копаться в грязном белье. Гораздо приятнее, на мой взгляд, швыряться деньгами.
        — Халдей этого чеченца не убивал,  — вернулся Мельников к теме,  — других мочил. Но Юсупова замочил не он.
        — Я с вами согласен.
        Мимо шагали два молодых педераста. Один из них присмотрелся к Мельникову с Барановым, и, хихикнув, что-то шепнул своему товарищу. Тот, взглянув, расплылся в улыбке. Оба остановились.
        — На … отсюда!  — заорал Мельников. Этим криком голубых сдуло как ураганом.
        — Да, вы правы, Халдей этого чеченца не убивал,  — продолжил Баранов,  — и это странно,  — Халдей, как правило, долго не размышляет. Юсупов же в конец обнаглел. Решил вырвать из рук Халдея два ночных клуба. Плевать он хотел на то, что за Халдеем большие люди стоят. Огромные люди, можно сказать. Халдей убрал бы его. Он и не таких убирал, но кто-то опередил Халдея. Возможно, всего на час. Тот, кто это сделал, никак не связан ни с какими структурами и ни с какими персонами, заинтересованными в смерти Юсупова. Вы согласны?
        — Да,  — сказал Мельников, бросив окурок в урну.
        — Ну а так как убийца — хрен знает кто, он будет нащупывать самые различные пути сбыта того, что взял. Вы в курсе, сколько стоит браслет, который ему достался?
        — Триста пятьдесят тысяч долларов.
        — Точно. И как вы думаете, он сможет его продать?
        — Только по частям. И только в том случае, если у него есть хорошие связи.
        — Теперь — никак.
        Достав из кармана фотографический снимок Юрий Семёнович протянул его Мельникову. Тот взял, посмотрел. На фоне парижского отеля «Риц» Юсупов, смеясь, обнимал смеющуюся шатенку в вечернем платье. На здоровенной руке чеченца, свисавшей с хрупкого плеча дамы, сиял браслет.
        — Да, камешки хорошо видны,  — сказал Мельников.  — Могу я взять фотографию?
        — Разумеется. Мне то она зачем? Ну так как, товарищ майор? Сотрудничать будем?
        — А вы ещё не сказали, чего хотите.
        — Разве я не сказал? Я хочу того же, что и Агеев.
        Мельников усмехнулся.
        — Агеев хочет Родину защитить.
        — А вот это номер,  — прикинулся изумлённым Баранов.  — И от кого он хочет защитить Родину, разрешите осведомиться? От самого себя и своих начальничков? В таком случае, им действительно надо найти дискету и передать её в руки прессы. Тогда их сразу порвут на части, поскольку всем всё станет понятно насчёт взрывающихся домов.
        — Как она попала к Юсупову?  — спросил Мельников, помолчав.
        — История, если вкратце, такая вот. Дискета содержит компрометирующие материалы на нескольких человек, имеющих косвенное отношение к этой гнусности. Если на них надавить, используя эти материалы, они расколются.
        — А не проще ли их убрать, чем искать дискету, которая, вероятно, уже размножена?
        Ощущалась близость грозы. Воздух становился тяжёлым, душным, горячим. Александровский сад продолжал оставаться немноголюдным.
        — Двое из них находятся в Лондоне. И не собираются возвращаться,  — сказал Баранов.  — А убирать остальных, оставляя этих, нет никакого смысла. Кроме того…
        — Простите, а компроматы были созданы руководством?
        — Да, для предотвращения информационной утечки. На прямых исполнителей компроматы рыть какой смысл? Тот, кто закладывал гексоген под жилые дома, итак никогда никому об этом не скажет. А тех, кому предстояло просто быть в курсе, на крючок посадили. Информация была сразу слита Юсупову — сами знаете, как у нас сейчас делаются такие дела. Получив дискету, Юсупов распорядился устранить продавца, что и было сделано. После этого он решил, что расходы на покупку дискеты должен ему возместить Алимов, глава чеченской диаспоры в Москве. А кто, как не он, обязан платить за торжество правды в данном вопросе? Взрывы то вешают на чеченцев, жить им в Москве становится невозможно. И самого Алимова затаскали по кабинетам, хоть бросай бизнес и уезжай. Все эти соображения Юсупов высказал Харсанову в казино. Харсанов всё передал Алимову. Тот с деньгами поехал домой к Юсупову. Остальное вы знаете.
        — Юсупов, наверняка, не дожил бы до рассвета, даже если б Халдей и не шёл за ним,  — предположил Мельников,  — готов спорить — Алимов сразу же позвонил в ФСБ, чтоб выслужиться, пусть даже в ущерб своим интересам. Он — человек трусливый до неприличия.
        Бизнесмен молча пожал плечами. Проводив взглядом девушку в мини-юбке, Мельников поинтересовался:
        — Вы — человек Березовского?
        — Друг,  — уточнил Баранов.
        — Борис Абрамович не сообщал вам по-дружески, сколько он готов отвалить за эту дискету?
        — Миллион долларов.
        Мельников почесал затылок. Юрий Семёнович усмехнулся.
        — Я понимаю — для вас, конечно, это звучит, да и для меня тоже. Но в масштабах нормального бизнеса это — тьфу. Миллион долларов! Капля в море. Заплатят, не сомневайтесь.
        — Сумма довольно жалкая,  — сказал Мельников.
        — Вот вы как? Хотите поторговаться? Или устроить аукцион? Пожалуйста. Покупатели: Я, ФСБ, чеченцы. Я предлагаю вам миллион. Чекисты предложат автомобильную катастрофу, чеченцы — пулю. Выбор за вами.
        Мельников промолчал. Он не сомневался — разговор пишется. Из Замоскворечья волокло плотную синеву. Доносились громы.
        — Вы патриот?  — спросил бизнесмен.
        — Я не идиот.
        — Тогда соглашайтесь. Нет, вы подумайте. Но не долго.
        — Простите, я не закончил мысль. Я хотел сказать, что удар таким молотком по власти может разбить на куски страну.
        — Никто этим молотком махать и не собирается. Атомное оружие создаётся не для того, чтоб его применять, а для равновесия в мире. Общество должно контролировать власть, так как бесконтрольная власть становится монстром. А наше общество само хочет быть под контролем власти.
        — И вы хотите, чтоб власть контролировал Березовский? Но он, по-моему, это делает. И успешно.
        — Он это делает, пока власть слаба. Но благодаря войне, которая уже разгорается из-за взрывов, власть будет крепнуть.
        В кармане пиджака Мельникова внезапно заиграл вальс.
        — Простите,  — сказал майор, и, достав мобильник, вышел на связь,  — алло!
        — Алло, Игорь! Это Денис Агеев. Как у тебя дела?
        — Замечательно.
        Было слышно — Агеев едет в машине.
        — Четыре минуты назад Ольга позвонила на Ярославку.
        — Вот оно что! Из ада? Или из рая?
        — Метро «Сокольники», таксофон. Они там договорились встретиться в час. Окрестности и метро прочёсываем.
        — Ты это…вот что…
        Мельников покусал губу, размышляя.
        — Ты позвони…Чёрт! Имя забыл!
        — Кристине? Баранов рядом?
        — Да, да, да. Скажи, пускай подождёт.
        — Ты за ней заедешь?
        — Конечно.
        Оборвав связь, Мельников вскочил, и, коротко простившись с Барановым устремился к Манежной площади. Бизнесмен задумчиво поглядел ему вслед. Минуту-другую поразмышляв, вынул из кармана мобильник. Включив его, набрал номер. После второго гудка услышал:
        — Юрий Семёнович, я звонил вам десять секунд назад! Но ваш телефон…
        — Зачем ты звонил мне, Локки?
        — Агеев сейчас приехал в Сокольники. Он так резко свернул с обычного своего маршрута, что чуть в аварию не попал! Но подъехал тихо. Припарковался недалеко от метро, на стоянке. Вышел и ходит, болтает по телефону. Здесь что-то будет.
        — Специалистов — туда. Наташку с мощным прикрытием — на Федоскинскую. Пускай тряхнёт проститутку. Наверняка, по её сигналу шухер поднялся. Мельникова ведите поаккуратнее.
        Гроза миновала. Осуществивший противоправный разворот на Тверской и свернувший на Моховую Мельников вёл машину как человек, у которого есть только два варианта — успеть или умереть. Но за рулём «Ауди» увязавшегося за ним, так же был отчаянный парень. «Ауди» мчалось за «БМВ» майора по Моховой, Воздвиженке, и Новому Арбату, отстало лишь перед самым выездом на Садовое. Что пристало вместо него — Мельников не пытался определить. Ему было плевать на это. Он изменил план действий. Выехав на Садовое, позвонил одному из своих помощников, Королькову. В силовых операциях тот был просто незаменим, особенно если ему, как следует объясняли, что и как делать. Он понимал всё буквально.
        — Слышь, Корольков, ты в курсе, что тебя тёлка ждёт?
        — Меня? Тёлка? Какая? Где?
        — Кристина её зовут. Запоминай адрес: Федоскинская, дом девять, квартира семьдесят три. Посети её. С неофициальным дружественным визитом, только возьми с собой человек шесть-семь с автоматами и в бронежилетах. Иначе ты, Корольков, не справишься с ней. Она девка злая, капризная. Поломаться любит.
        — Серьёзно, что ей грозит?
        — Тебе, Корольков, тебе!
        — Не один же ты её хочешь.
        — Я её не хочу.
        — Увидишь — захочешь. Передай ей привет от майора в красивом галстуке, тогда и она тебя безумно захочет. Сделает всё, что скажешь. Только имей ввиду: В двенадцать сорок пять она должна быть в Сокольниках, около «Зенита». Высадишь её там, и всё.
        — В без пятнадцати час? А позже нельзя? Ведь я же не кролик, чтоб за минуту кончить!
        — Урод! Я с тобой не шутки шучу. Возьми с собой шесть бойцов и бронежилет надень, не то из тебя там выпустят половину жира! Если ты опоздаешь, я это сделаю лично.
        Позвонив Хлынову, Мельников приказал ему убираться с Федоскинской.
        — Почему?  — удивился Хлынов.
        — Минут через двадцать пять Корольков припрётся с группой захвата. Я сейчас занят, вечером позвоню.
        Хлынов доложил, что его дежурство прошло без каких бы то ни было происшествий. Мельников это знал не хуже него.
        — Опергруппу — в Сокольники! Дал команду он, связавшись с угрозыском.  — Я там буду через пятнадцать минут. Около метро работает ФСБ. Сам Агеев там.
        Агееву Мельников сообщил об изменении плана: он, Мельников, держит путь в Сокольники, а на Ярославку отправлен Корольков с бойцами спецназа.
        — Что-то уж очень круто ты заложил,  — заметил Агеев.
        — Боюсь, что не вполне круто.
        — Сделай прикрытие, у меня людей — всего ничего.
        — Танковую дивизию подогнать? Или вертолётного полка хватит?
        — Танковую дивизию подгони, дебил, на Лубянку и долбани по своей конторе сразу из всех орудий. За это дело я тебе от всего русского народа бутылку «Хенесси» презентую.
        Бросив мобильник на пассажирское сиденье, Мельников вывел машину на разделительную, включил сирену и выжал сто шестьдесят.

        Глава одиннадцатая

        Ольга была на 5 сантиметров ниже Кристины. Подойдя к зеркалу, Кристина её назвала за это вонючей сукой. Поводом послужило то, что к зеркалу она подошла в дублёнке своей подруги. И в сотый раз убедилась, что эта замечательная вещица ей коротка. Она и Ольге то была малость коротковата.
        — Сука вонючая!  — повторила Кристина и, сняв дублёнку, повесила её в шкаф. Потом подтянула джинсы, вставила в музыкальный центр диск «Ace of Base» и нажала «плэй». Красивые голоса двух девушек зазвенели на всю квартиру. Хозяйки не было дома. Закурив «Кент», Кристина легла поперёк дивана, закинув ноги в белых носках на стул, и мрачно задумалась. Мысли её вращались вокруг дублёнки. Она решила её продать, сочтя что взять за неё сто пятьдесят баксов — вполне реально. Больше продавать было нечего, а нужда в деньгах ощущалась остро. К крутым клиентам Боря Кристину не подпускал, постоянных у неё не было. Эти два обстоятельства объяснялись тем, что она была клептоманкой — менее хитрой и изощрённой, чем Ольга. В долг ей никто, естественно, не давал — таких идиотов природа, при всем её мастерстве творить не умела, хотя Кристина сама по себе являлась нагляднейшим доказательством того, что природа может создавать вещи невероятные. Даже Ольга иногда вскидывала свои красивые брови и округляла глаза, общаясь с Кристиной. Но в большинстве вопросов эти две барышни понимали одна другую. Лишь в последнее время они
не ладили. Клин между ними вколотил Витька из соседнего дома. Сначала он познакомился с Кристиной, угостил её классной марихуаной и напросился в гости. Придя, увидел полуголую Ольгу и начал клеить её. Она его абсолютно не поощряла. Он был ей по барабану, как и Кристине. Но у последней возникло чувство обиды. Витька лишь тем хорош был, что приводил с собою много ребят. И приносил водку, курево, героин. Хоть последний полностью доставался одной Кристине, она была недовольна. Ей было ясно — Витька старается исключительно ради Ольги. Вдобавок, та неделю назад взяла у неё в рассрочку за сто зелёных золотой крестик. Не отдала с тех пор ни копейки. А тут ещё эта история с её розыском. Плюс к тому, у Кристины с утра разболелись почки, застуженные зимой. Одним словом, она была очень зла.
        В одиннадцать тридцать пять наружная дверь квартиры загрохотала. Решив, что это приехал грозный майор, Кристина вскочила, выплюнула окурок и побежала в прихожую. Дверь тряслась от властных ударов. Открыв её, Кристина остолбенела. С другой стороны порога стояла приветливо улыбаясь тоненькая девчонка лет двадцати с небольшим, похожая на очаровательную лисичку — рыжие волосы, чуть подвитые на концах, премило вздёрнутый носик, ярко зелёные озорные глазёнки, тонкий рисунок рта. На ней были брюки, подчёркивавшие красоту её стройных ног, ботиночки, водолазка и пиджачок голубого цвета. В левой руке нежданная визитёрша как-то брезгливо — по крайней мере, Кристине так показалось, держала красный пакет.
        — А тебе кого?  — спросила Кристина, часто моргая.
        — Мне вас, красавица, если вы — Кристина,  — приторно промурлыкала незнакомка.
        — Да, это я.
        «Я» ещё звучало, когда кулак приветливой девушки сокрушительно приложился к лицу Кристины. Та по началу даже не поняла, что произошло. Было ощущение, что пол вздыбился, выскользнув из-под ног, и хлопнул её по спине и заднице — при том после того, как что-то другое больно ударило по затылку. Но, помотав головой, Кристина увидела, что лежит на полу, а её затылок встретился с дверью комнаты в пяти метрах от входной двери. Рыжая тварь между тем вошла, закрыла за собой дверь, затем наклонилась и сняв ботиночки, босиком направилась к поднимающейся Кристине. Та молча ринулась на неё со сжатыми кулаками. Легко от них уклонившись, странная незнакомка вдруг высоко подпрыгнула, и — Кристина вновь растянулась. На этот раз — от удара по скуле пяткой.
        — Это пипец! Тут свиньи что-ли живут?  — возмутилась гостья, согнув в колене правую ногу и поглядев на неё поверх узкого плеча,  — надо тебя мордой по полу повозить, чтоб он чище стал! Но, опустив ногу, она внезапно сменила ярость на милость и обратилась к Кристине прежним слащавым голосом:
        — Ничего, красавица, не поделаешь — у меня чёрный пояс по карате и бронзовая олимпийская медаль по дзюдо. Ты лучше утихомирься, не то я тебя скручу как овцу, а это ужасно больно, предупреждаю.
        — Чего ты хочешь то? Проскулила Кристина, сев на полу.
        — Вот это уже другой разговор. Хорошая девочка. Я хочу в твою комнату. С тобой вместе. Там мы отлично поймём друг друга. А если вдруг не поймём, достанем паяльник.
        Кристина поднялась на ноги. Её взгляд упал на увесистую железную палку, валявшуюся в хозяйкиной комнате. Вспомнив, что против лома нет приема, Кристина прыгнула к ней, и, вооружившись, пошла ломать чемпионке кости. Но чемпионка не растерялась. Палка в одно мгновение была выбита, а Кристина схвачена за запястья и припечатана к полу таким броском, что два предыдущих падения показались ей очень мягкими. Дав застонавшей жертве перевернуться с отшибленной спины на живот, рыжая змея поставила ногу на её шею.
        — Ну что, сударыня, вы сдаётесь? Или сломать вам основание черепа?
        — Иди в задницу,  — простонала Кристина,  — убери ногу!
        Первую просьбу спортсменка проигнорировала, а вторую исполнила. С трудом встав, Кристина поплелась в комнату. Олимпийская чемпионка пошла за ней.
        В комнате она, закрыв дверь, внимательно осмотрелась, слегка убавила громкость музыкального центра, который грохотал песенкой про прекрасную жизнь, и, швырнув пакет на диван, уселась на стул — лицом к двери, спиной к окну. Вытянула ноги.
        — На пол, сударыня, лицом вниз.
        Кристина быстро легла к ногам чемпионки.
        — Ольга тебе звонила?  — спросила та, достав из кармана сотовый телефон.
        Прижимая длинный нос к полу, Кристина вякнула:
        — Да!
        — Не надо орать. О чём вы договорились?
        — Мы с ней встречаемся возле выхода из метро «Сокольники», в час.
        — Зачем?
        — Она мне сто баксов должна! Я ей наврала, что мне надо срочно сделать аборт.
        — Она повелась на это?
        — Кажется, да.
        — Ох, и сука ты!  — взвизгнула спортсменка, давя на кнопки мобильника.  — Менты в курсе?
        — Да, я майора жду. Он меня туда повезёт.
        — Бесценный мой Локки! Затараторила чемпионка в мобильник,  — прекрасный мой, золотой, ненаглядный, любимый Локки! Ольга с Кристиной встречаются возле выхода из метро «Сокольники» в час. В час дня, Кристина? В час дня. Ну всё, мне пора потихонечку испаряться, сейчас менты нарисуются. До свиданья.
        Встав, спортсменка засунула телефон в карман и проверещала, топнув ногой по спине Кристины:
        — Кристина! Если ты, сука, ментам хоть слово про меня скажешь,  — я из тебя, зараза, печёнку выдавлю через задницу! Про синяк что-нибудь наврёшь! Тебе ясно?
        — Ясно, проговорила Кристина, приподняв голову. Её тонкого слуха достигли щелчки замка входной двери. У чемпионки слух был ничуть не толще. Она встревожилась.
        — Кто это может быть?
        — Без понятия.
        — Морду вниз! У кого ключи есть?
        Опять уткнувшись носом в паркет, Кристина ответила:
        — У хозяйки. У Ольги.
        Дверь тихо хлопнула. Чемпионка села на стул.
        — А хозяйка может войти сюда?
        — Побоится. Ольга ей один раз за это вставляла.
        После торопливых шагов по прихожей и коридору, дверь комнаты распахнулась. Кристина на этот раз не посмела оторвать нос от пола.
        — Мать твою драть!  — воскликнула Ольга,  — что это значит?

        Глава двенадцатая

        У Ольги в сумочке был второй флакон клофелина. Ночью перед прогулкой к метро она, усыпив Серёгу нудным рассказом, переложила этот флакон из сумочки под подушкой в задний кармашек юбки — на всякий случай. Она не стала просить Кристину привезти паспорт, так как у неё возникла идея обмануть всех — и Кристину, которую она сильно подозревала в предательстве, хоть и уверяла Серёгу, что быть такого не может, и сыщиков, и Серёгу, который, как она полагала, точно сочтёт её план безумным. План был таков:
        Назначив Кристине встречу на час в Сокольниках, припереться к часу на Ярославку, и, пользуясь тем, что там её в это время точно никто не ждёт, спокойно взять паспорт. А на столе оставить сто долларов. Она не подозревала, что паспорт спрятанный ею в диване, Кристина давно уже обнаружила и накануне отдала сыщикам. Что до Серёги, то он решил во что бы то ни стало, предотвратить встречу Ольги с её подругой. При этом он понимал, что действовать силой — значит нажить лютого врага, так как эта встреча чрезвычайно важна для Ольги. Придя с ней домой в десять пятьдесят, он, пока она возилась на кухне, быстренько перевёл единственные в квартире часы — часы на дисплее видеомагнитофона, на тридцать минут вперёд. Его замысел заключался в том, чтобы продержать Ольгу за столом часа два, не меньше, что было вполне реально. Ольга не знала меры ни в водке, ни в разговорах, и, если дольше её удерживать не удастся, сказать: «Гляди ка, уже час тридцать! Пока дойдёшь, будет два. Завтра позвонишь, извинишься, завтра и встретишься.»
        Едва ли она, вдрызг пьяная, станет спорить,  — думал Серёга,  — наверняка, спать завалится. А за сутки дело с дискетой точно чем-нибудь кончится — либо выгорит, либо рухнет.
        Так рассуждал Серёга, однако Ольга была не дура. И по его лицу ясно видела, что он замышляет гнусность. Поэтому, выпив с ней рюмку водки, Серёга стал нести чушь. А после второй потерял сознание. Ольга отволокла его на диван, и ключом, который он дал ей утром, стала отпирать шкаф. Но не тут то было. Ключ проворачивался в замке, и Ольга сообразила — замок с секретом. Он запирался одним ключом, а отпирался другим, которым она не располагала. Тогда она попыталась ножиком взломать шкаф, но ей удалось лишь порезаться. Пришлось довольствоваться тремя сотнями рублей, оставшимися в кармане Серёги. Сунув их в свой карман, Ольга облизала кровоточащий палец, и, взглянув на часы, удивлённо раскрыла рот — одиннадцать пятьдесят! С яростью влепив Серёге две оплеухи, она заклеила палец пластырем, выбежала на улицу, и, достигнув ближайшего перекрёстка, взяла такси.
        Дорогой она, к своему несчастью не обращала внимание на уличные часы. Таксист оказался лихим водилой. Заторов не было, повезло и со светофорами. Таким образом, через двадцать пять минут после выхода из квартиры Серёги, Ольга вошла в квартиру, где она и Кристина снимали комнату. По её прикидкам, было где-то без пятнадцати час, а на самом деле — без десяти двенадцать.
        Ольга не удивилась тому, что из комнаты доносилась музыка — у Кристины была привычка не выключать музыкальный центр перед уходом. Так же она забывала запирать дверь. Поэтому Ольга смело её открыла, и замерла, увидев лежащую на полу, лицом вниз, Кристину и сидящую рядом с ней красивую босоногую тоненькую девчонку, чем-то похожую на лисичку. На вопрос Ольги, что это значит, девчонка бросила, щуря хитрые глазки:
        — Ты кто такая?
        — Я тут живу,  — ответила Ольга, ошеломлённая такой наглостью.
        Лисьи глазки вспыхнули по-кошачьи.
        — Значит, ты Ольга?
        — Ольга.
        — На пол ложись,  — мяукнула рыжая, указав ногой куда надлежало лечь.
        — Да щаз,  — отозвалась Ольга и подошла к Кристине. Не для того, конечно, чтоб растянуться с ней рядом, а посмотреть, жива она или нет. Наклонившись, тронула её руку. Кристина подала голос:
        — Оля, ложись! Она тебя пришибёт.
        Ольга удивлённо смерила взглядом щупленькую фигурку незваной гостьи.
        — Она? Меня? Ты серьёзно?
        Кристина пискнула утвердительно.
        — Кто она, вообще, такая?
        — Какая-то чемпионка по карате!
        Ольга поняла, что попалась. Она могла понять это раньше, увидев уложенную Кристину, которую уложить не смог бы и дьявол, но почему-то лишь её писк внёс полную ясность. Краснея, Ольга опять взглянула на рыжую. Та по-прежнему улыбалась с наглым прищуром зелёных глаз.
        — А ты почему босиком?  — поинтересовалась Ольга, ложась бок о бок с Кристиной, головой к вытянутым ногам улыбчивой стервы.
        — Чтоб у тебя мозги из ушей не вылетели, когда я дам тебе пяткой в лоб,  — объяснила та,  — а я чувствую, что придётся мне это сделать.
        Следуя примеру Кристины, Ольга уткнулась носом в паркет и прижала руки к затылку. Ей было очень досадно.
        — Морды можно поднять.
        Кристина и Ольга, сделав упор на локти, воззрились на смертоносные пятки олимпийской призёрки. Скосив глаза на лицо подруги, Ольга увидела у неё под глазом синяк, а на губах — кровь.
        — Действительно, чемпионка,  — пробормотала Ольга.
        — Лучше меня не злить,  — согласилась рыжая,  — я ещё и не то умею. Могу, к примеру, ткнуть пальцем под рёбра так, что ты будешь сутки корчиться и хрипеть с синюшным лицом, а потом умрёшь.
        — Ты не разозлишься,  — холодно возразила Ольга,  — ты терпеливая и упрямая.
        Чемпионка вскинула бровь.
        — Откуда ты знаешь?
        — А у тебя большие пальцы на ногах слегка оттопырены. Это — признак упрямства. Но он тебя нисколько не портит.
        Рыжая сучка расхохоталась, тряхнув кудряшками.
        — В каком смысле — не портит?
        — Ни в каком смысле.
        — Ты лесбиянка?
        — Даже не знаю. Я никогда об этом не думала.
        На лице Кристины возникло нечто вроде сарказма. Внимательно посмотрев на неё, затем вновь на Ольгу, спортсменка сделала строгий взгляд.
        — Ну, довольно лирики. К делу. Дискета где?
        — Какая дискета?
        Спортсменка вновь улыбнулась.
        — Кристина! Вынь из моего пакета «баян» и ширнись. Там штука хорошая.
        Кристина вскочила, будто подкинутая пружиной, и с обезумевшими глазами взялась за дело. Шприц оказался пяти кубовым, наполненным на две трети. С венами у Кристины были проблемы, но при помощи жгута ей удалось отыскать одну на локтевом сгибе. Пока она, сидя на диване, вводила себе наркотик, спортсменка выключила свой сотовый телефон, и, убрав его, опять обратилась к Ольге:
        — Ну что, не вспомнила?
        — Иди на …, детка.
        Выдернув пустой шприц и развязав жгут, Кристина швырнула их на диван, и, не обращая внимания на ручеек крови, струившейся по её руке, блаженно застыла. Глаза её стали влажными и стеклянными.
        — Очень жаль,  — вздохнула рыжая гадина, наблюдая за нею с большим вниманием. А потом опять обратилась к Ольге.
        — Вставай, красавица, раздевайся.
        Ольга неторопливо поднялась на ноги.
        — До гола?
        — Конечно. Надо определить, какой ты ориентации.
        Ольга бросилась на спортсменку. Она рассчитывала на то, что та не успеет встать. А рыжей паскуде вставать и не нужно было. Отбив удар, и перехватив руку Ольги, она её заломила так, что Ольга с истошным рёвом согнулась. А потом рухнула на колени.
        — Всё? Успокоилась?  — поинтересовалась рыжая аферистка, держа её за запястья.
        — Да, да! Пусти! Я всё поняла!
        Спортсменка поверила. Отпустила. Ольга, вскочив, поспешно сняла кроссовки, юбку, блузку, бюстгальтер. Каждый из этих предметов рыжая мразь тщательно ощупала и швырнула на пол.
        — Трусы снимай.
        — Твою мать! А может, не надо?
        — А может, тебя ещё мордой по полу повозить?
        Досадливо морща нос, Ольга грациозно сняла трусы.
        — Бросай на пол, распорядилась рыжая сволочь,  — задницей ко мне поворачивайся. Нагнись. Расставь ноги. Шире!
        Ольга повиновалась и замерла, сжав коленки пальцами. Её взгляд упал на часы, стоявшие на столе. Они показывали одиннадцать пятьдесят восемь. Ольга поняла всё. Она оказалась дурой. Осмотрев сзади её половые органы, рыжая извращенка вытерла пальцы блузкой, валявшейся на полу.
        — Раздвигайте попу, мадам.
        Кристина смущённо ойкнула. С ненавистью взглянув на неё, Ольга протянула руки назад, раздвинула ягодицы и иронично заметила:
        — Я слону туда не давала. Как может дискета там уместиться?
        — Фен туда пролезал,  — вспомнила Кристина, не упустившая случая заглянуть подруге в задний проход.
        Ольга промолчала. Так же оставив развратное замечание без внимания, чемпионка зачем-то взяла пакетик, после чего велела Кристине переместиться на подоконник, а Ольге — лечь на диван. Ольга улеглась голой попой кверху, твёрдо решив упорствовать, так как знала — время работает на неё. Она сохраняла спокойствие и тогда, когда рыжая тварюга плотно приматывала её к дивану скотчем, вынутым из пакета. Но когда из него был вынут затем паяльник, её спокойствие улетучилось.
        — Это что?  — поинтересовалась Кристина, сидя на подоконнике,  — а, паяльник!
        И замолчала. Оцепенение наползало на неё волнами — захлестнёт, откатится, захлестнёт.
        От неистовых рывков Ольги клейкая лента больно врезалась в её руки, ноги, шею и поясницу, но не ослабла. Раздвинув пальцами её плотно сжатые ягодицы, рыжая палачиха ввела паяльник на несколько сантиметров. Он встал почти вертикально. Ольга панически заскулила. Размотав провод рыжая дрянь дружелюбно пощекотала её холодные пятки, и, отключив музыкальный центр, поднесла к розетке вилку паяльника. По красивому, сильному телу Ольги прополз озноб.
        — Пожалуйста, не включай,  — сладко пропищала она,  — у меня — анальные трещины!
        — Ну, так надо их запаять,  — сказала, смеясь, рыжая садистка, однако вставила вилку только на половину, не допустив контакта. Облизав губы — Ольга предупредила:
        — У меня слабое сердце. Если я сдохну, ты ничего не узнаешь. Давай решим вопрос без паяльника. Обещаю не врать!
        — Кристина, открой окно, и высуни в него голову,  — приказала спортсменка.
        Кристина нехотя подчинилась. В комнату влился шум Ярославки. Посмотрев на часы, чемпионка вынула из пакета пачку «Вирджинии» и сказала Ольге:
        — Говори внятно, коротко и правдиво.
        Ольга соблюла все три пункта. Её рассказ был столь сжатым, что чемпионка едва успела выкурить сигарету. К концу рассказа бледное лицо Ольги несколько оживилось. В глазах её воцарился присущий им ледяной цинизм.
        — Ты считаешь, ему случайно удалось его замочить?  — спросила спортсменка, с трудом удерживаясь от смеха — до такой степени не вязался этот цинизм с торчащим паяльником.
        — Нет, нет, нет,  — мотнула головой Ольга,  — он говорил мне, что у него — разряд по стрельбе, так что ты одна не суйся к нему. Он — мальчик безбашенный, за себя постоять умеет. А со мной — можно. Мне то он доверяет. Деньги, естественно, пополам. Я ж не дура — вижу, что ты хозяина хочешь через … кинуть.
        Спортсменка, щуря глаза, гасила окурок.
        — А не боишься, что я сейчас тебя придушу?
        — Ни капельки не боюсь,  — рассмеялась Ольга.  — Адрес то ты не знаешь! И я не знаю. Могу только показать. А насчёт кидалова у меня намётанный глаз. Я сама кидала крутых мальчишек. Поэтому двух зубов не хватает. Хорошо — с боку!
        — Дай посмотреть.
        Ольга глупо раскрыла рот. Присев перед ней на корточки, чемпионка молниеносно впихнула в него трусы, которые подобрала с пола. Ольга непонимающе замахала ресничками.
        — Я с тобой, бордюрная шваль, ничего не стану делить,  — отрезала чемпионка и до конца вдавила вилку в розетку. Ольга задёргалась, замычала. Провожаемая её ангельским взглядом, рыжая беспредельщица не спеша направилась в туалет, потом — за ножом, на кухню. В тот миг, когда она брала нож, из комнаты вдруг донёсся звериный вой. Ольге удалось выплюнуть трусы. Возвратившись к ней, спортсменка увидела вместо её лица безобразную маску боли. Рот был распялен криком на неимоверную ширину. Задница моталась. Паяльник раскачивался, как мачта корабля в бурю. Кристина, сидя на прежнем месте, таращилась на подругу с недоумением. Выдернув из Ольги паяльник, спортсменка его потрогала.
        — Он холодный! Сломался что ли? Что ты орёшь, идиотка? Холодный он.
        — Хо-холодный?  — переспросила Ольга, вмиг успокоившись.
        — Да. Ого! Ты обоссалась. Вот позор!
        Ольга покраснела. Спортсменка срезала с неё путы и отнесла нож на кухню, где хорошенько его протёрла. Сполоснув затем руки, она вернулась. Уже одетая Ольга, сидя на корточках, исследовала нутро дивана. Просунув руку в дыру по локоть. Её лицо было злым.
        — Кристина, где паспорт?
        Тут наружная дверь вдруг загрохотала, залязгала под ударами кулака.
        Майор приехал за мной!  — обрадовалась Кристина.  — Что ему говорить?
        Говори, что хочешь, кроме того, что мы с Ольгой здесь. Не то … а ну, погоди!
        Подбежав к Кристине, спортсменка быстро стянула с неё носки.
        — Иди, открывай!
        Кристина спрыгнула с подоконника и, сверкая пятками, убежала. Пока она возилась с замком, спортсменка, держа носки ногтями двух пальцев, за волосы ввела Ольгу в ванную. Закрыв дверь на задвижку и пустив воду, она нагнула Ольгу и стиснув ей шею возле ушей большим и указательным пальцами прошептала:
        — Ни звука, крыса! А то сильнее сдавлю и носки засуну в твою поганую пасть!
        Кристина открыла дверь. Вошёл Корольков. Она удивилась. Он оглядел её и сказал:
        — Привет тебе от майора в красивом галстуке.
        — Ты можешь передавать привет хоть от генерала в сраных трусах, мне — по барабану! Я никого из вас не боюсь! Мы едем? Или мы будем мозги друг другу …?
        — Ты чего ругаешься? Одевайся.
        Кристина гневно выпучила глаза.
        — Что-что? Одеваться? А я, по-твоему, голая? Твою мать! Очнись! Ты в мыслях меня раздел! Не смей ко мне прикасаться даже и в мыслях! Да — другим можно, тебе — нельзя! Нет, нет! Пошёл вон!
        Кристина с яростью топала голыми ногами, брызжа слюной и сверкая дурью огромных синих глазищ. Корольков молча следил за ней. Поняв, что его не взбесишь, она стремглав побежала в комнату обуваться. Тут Ольга и заорала, вложив в свой крик, всю боль унижений, перенесённых ею за четверть часа. Носки её не пугали — она бы даже их съела, если бы ей за это пообещали смерть рыжей суки. Та со всей силы стиснула пальцами её шею. Крик превратился в сдавленный хриплый стон. Тогда чемпионка ребром ладони врезала Ольге по основанию черепа. Ольга грохнулась без сознания. Через миг дверь ванной, дёрнутая снаружи, со скрежетом выдираемых из неё шурупов задвижки, раскрылась настежь. В проём протиснулся двух метровый, широкий, как гардероб, Корольков в милицейской форме. При виде двух юных дам, одна из которых держала в руке носки, а другая лежала у её ног без сознания, он застыл.
        — Нанюхалась,  — объяснила первая дама и, улыбнувшись, бросила носки в ванну.
        — Чего? Носков?
        — Героина. Вызывай Скорую!
        Корольков узнал Ольгу. Её узнал бы в тот день любой милиционер страны, перед которым она не кривлялась бы. Пока он обдумывал ситуацию, отражая своим лицом серьезность её, спортсменка ударом пятки безжалостно протестировала его на развитость мышц, защищавших солнечное сплетение. Он согнулся, ловя ртом воздух и попытался её схватить, но она нырнула под его руку, и, вырвав из кобуры у него подмышкой Макаров, произвела два выстрела.
        Было уже двенадцать пятнадцать. Ольга слабо стонала в ванной. Кристина, успевшая надеть туфли, рыдала, сидя на стуле. Спортсменка, бегая с пистолетом по комнате и прихожей, большую часть которой занимал труп, распластанный в луже крови, ласково щебетала в мобильник:
        — Димочка, сколько милиционеров возле подъезда?  — Я поняла. Сейчас к тебе выйдет девка, блондиночка под два метра. В Сокольники её отвезешь. Дорогой позвонишь Локки. Он объяснит. Нет, если менты её тормознут около подъезда или если она сама к ним рванётся — придётся вам косить поляну вчистую. Уж извини, других вариантов нету. Я задержусь на пару минут, потому что я убила старлея! И наследила. Всё, до свидания!
        — Ой, ой, ой,  — ревела Кристина, размазывая потоки слёз по щекам.  — Пожалуйста, заберите меня отсюда! Я хочу к маме!
        Подбежав к ней, спортсменка схватила её за горло
        — Слушай меня, если хочешь жить!
        Кристина вскинула на неё испуганные, но вполне осмысленные глаза. Чемпионка холодно отчеканила:
        — Тебя не менты в Сокольники повезут, а другие люди. Бояться нечего. Ты сейчас умоешься, успокоишься и пойдёшь. От подъезда свернёшь направо, сядешь в голубой «Лексус». Перед подъездом торчат менты в двух машинах. Если ты вольно или невольно привлечёшь к себе их внимание, по ним будет открыт огонь из автоматического оружия. Тебе ясно?
        — Да,  — пискнула Кристина, давясь слезами,  — голубой «Лексус», справа!
        — Ага. И ещё запомни: Если ты скажешь мужикам в «Лексусе» или мусорам потом скажешь, что ты сегодня видела Ольгу — придушу! Ясно?
        — Да.
        Отпустив Кристину, спортсменка сунула пистолет в карман пиджака. Кристина поднялась на ноги. Её всю трясло. Велев ей закрыть глаза и прижать к ним руки, рыжая провела её в обход трупа и лужи крови на кухню. Там Кристина умылась, и, выпив кружку воды, отправилась к тем, кто ждал её во дворе.
        К той минуте Ольга уже очнулась. Стоя на четвереньках, она смотрела на труп — пустыми глазами. Рот её был открыт. Приблизившись к ней, спортсменка схватила её за шиворот, и, подняв, начала хлестать по щекам.
        — Из-за тебя, гадина, мне пришлось убить человека!  — проговорила она, раздувая ноздри, только не я за это буду сидеть, потому что здесь живёшь ты, а меня здесь не было! Слышишь? Не было! И за мной стоят олигархи. Так что, если не хочешь торчать в тюрьме лет до сорока…
        — Да не хрен сиськи мять!  — завизжала Ольга,  — скажи конкретно, что надо?
        Лицо спортсменки стало ещё свирепее, но пощёчины прекратились. Закрутив краны, она протёрла их полотенцем и потащила Ольгу обратно в комнату, где сказала:
        — Перед подъездом — спецназ. Но мы с тобой выйдем вместе и сядем в мою машину. Ты поняла?
        Ольгу обожгли ощущения позапрошлой ночи. Да, ситуация была почти под копирку, однако, её развитие, могло стать совсем иным. Спецназовцы, знала Ольга, если придут, не уйдут, пока не войдут. Из этого следовал простой вывод: в запасе нет ни одной минуты. А дальше — что?
        Пока Ольга пыталась настроить ход своих мыслей на продуктивную колею, что было не просто после контакта с ребром ладони спортсменки, та носовым платком протёрла предметы, которые она трогала, и взяла пакет, засунув в него паяльник, а так же обрезки скотча. Через несчастного Королькова для экономии времени перепрыгнули. Зашнуровывая ботиночки, чемпионка сказала Ольге:
        — Думаю, тебе ясно, что если ты попадёшь к ментам…
        — Да кого ты учишь?  — взорвалась Ольга,  — сиськи не доросли учить меня, сучка!
        Сбежав на первый этаж, спортсменка и Ольга столкнулись с большим задрипанным мужиком в милицейской форме. При виде девушек он нетрезво оскалил зубы и прорычал, протягивая к ним руку:
        — Да вы — из семьдесят третьей, сучки! Ваша хозяйка должна мне 200 рублей.
        — Это участковый,  — вздохнула Ольга. Спортсменка молча дала милиционеру ладонью по носу. Страж порядка тяжело грохнулся, обливаясь кровью. Ольга взглянула на свою спутницу с восхищением.
        — Вот за это тебе спасибо! Слушай, как тебя звать?
        — Наталья.
        На улице было жарко, во дворе — тихо. Два милицейских «Форд» а стояли между вторым и первым подъездами. Перед третьим ярко сиял на солнце оранжевый «Митсубиси Галант». Идя к нему, Ольга и её новая компаньонка изображали двух лесбиянок, довольных одна другою до поросячьего визга. Наташка прятала свои менее безмятежные, чем у Ольги, глаза за солнечными очками. Ольга изо всей силы щипала её за крепкую попу. Спортсменка дико ржала. Достав из кармана пульт, она разблокировала машину, после чего открыла заднюю дверь и мощным пинком вколотила Ольгу в салон. Захлопнув за нею дверь, уселась за руль и нажала кнопочку блокировки. Во всех дверях щёлкнули замки. Запуская двигатель, чемпионка велела Ольге лечь на пол. Ольга легла. Спросила:
        — Почему на пол?
        Чтоб ты не видела, куда едем,  — ответила чемпионка, включив мобильник.
        — А куда едем?
        — Туда, где есть исправный паяльник и нет ментов.
        Из шести колонок загрохотал «Masterboy». «Галант» стартанул. Наташка вела машину так же уверенно, как дралась. Вскоре с двух сторон зашумел транспортный поток и скорость уменьшилась. Пошли частые остановки. Ольга поняла,  — пробка. Когда по Европе плюс объявляли час дня, мобильник Наташки заиграл танго. Она ответила:
        — Да. Да, Юрий Семёнович. Да, пришлось. Послушайте! Задержалась я потому, что ей стало плохо от этой дряни. Чёрт её знает! Да, в вену. Как я могла одну её там оставить? Он начал по всей квартире ходить. Хотел меня взять. Я не таракан, чтоб забиться в щель. Конечно, пришлось. А что мне ещё оставалось делать?
        — Я тут! Я Ольга! Я тут!  — заорала Ольга, сев на сидение.  — Она меня куда-то везёт. Я Ольга! Она предательница!
        Машина стояла на светофоре. Рыжая овца съёжилась. И заговорила сбивчиво, заикаясь:
        — Да, я как раз хотела вам об этом сказать. Выйдя из подъезда, я с ней столкнулась и скрутила её. Это правда, правда, клянусь вам своими будущими детьми! Через полчаса я вам её привезу.
        — Врёт, врёт!  — надрывалась Ольга,  — не верьте ей!
        Отложив мобильник, Наташка не повернулась. Но Ольга видела — она плачет, и испугалась аварии. Но нет — слёзы не помешали спортсменке продолжить вести машину на высшем уровне. Миновали ВДНХ.
        — Через полчаса исправный паяльник будет у тебя в жопе,  — твёрдо пообещала Ольга.

        Глава тринадцатая

        На полдороге Мельников сбавил скорость, решив, что он уже не в том возрасте, когда можно переломать себе кости ради амбиций, подстёгиваемых теми, кого он люто осмысленно ненавидел. Боевой пыл уступил в нём место острому чувству голода. Он заехал в сокольнический «Макдональдс», где заказал из машины, отстояв очередь, кока-колу и два биг-мака. Припарковавшись, он покурил, поел, вытер руки и позвонил трём помощникам. Двух из них он проинструктировал, а Кудрявцева, который был третьим, выслушал. Поглядев на часы, поехал к метро, где его уже давно ждали. Было двенадцать тридцать.
        Через пятнадцать минут Сокольническую площадь медленно обогнул небесно — голубой «Лексус», спровоцировавший на Проспекте Мира аварию, в результате которой образовалась пробка. Кристине в нём было так тоскливо, что она очень обрадовалась, внезапно увидев Мельникова. С бутылкой пива в руке стоял он у приоткрытой двери чёрной машины с широкими гоночными колёсами. Она была припаркована близ метро, но не на проезжей части, на тротуаре. Вокруг метро, около ларьков и на остановках народ буквально толпился. Двери магазинов и павильонов не успевали захлопываться. Мельников был спокоен. Свои войска он расположил так: семь оперативников находились, как и он сам, около метро, двенадцать — на стыках площади с прилегающими к ней улицами, и десять — в пяти машинах, стоящих вдоль края площади, примыкающего к метро. На платной парковке чуть в стороне, стояла Тойота «Камри» с тремя какими-то джентльменами. Это было прикрытие, обещанное Агеевым. Подчинялось оно ему или контролировало его — Мельников не понял.
        Агеев то тревожно крутился рядом, то отходил — ответить на телефонный звонок. По его лицу было видно, что звонят сверху. Мельников тёр глаза, зевал, курил и пил пиво, разглядывая мелькающих перед ним людей.
        — Что тебе Баранов то рассказал?  — спросил у него Агеев, вернувшись после очередного доклада.
        — Сказку.
        — Страшную?
        — Не особенно.
        — Совет хочешь?
        — Нет.
        Допив пиво, Мельников поставил бутылку на тротуар. Мгновенно подошёл бомж.
        — А тебе чего? Спросил Мельников.
        — Да бутылочку, если можно.
        — А! Забирай.
        На площади появились две очень странные девушки — невысокая в платье, и очень рослая, в дорогом теннисном костюме. Им было весело. Около метро они разругались и разошлись. Маленькая вдруг направилась к Мельникову, бросившему в лужу бычок. Подойдя, прищурилась. От неё разило чем-то дешёвым, приторным.
        — Молодой человек! Вы курите?
        — Нет.
        — Ну зачем вы врёте? Я сейчас видела, вы курили. Дайте мне сигарету. Очень прошу. Могу на колени встать. Но только не здесь, а в укромном месте. Презерватив не потребуется.
        — Не дам.
        Она оскорбилась.
        — А на каком основании?
        — Маленькая ещё.
        Она заржала. Десятки людей повернули головы. Мельников огляделся по сторонам. Проржавшись до хрипоты, юная особа вновь на него насела.
        — Большая! Мне уже восемнадцать. И я не замужем. Если ты мне не веришь, паспорт могу показать.
        — А мне — уже девяносто. Я женат. И у меня — сифилис. Пошла на … отсюда со своим паспортом.
        Она бросилась на него. Он взял её за руки и держал до тех пор, покуда один из оперативников не пришёл ему на подмогу. Взвалив скандальную барышню на плечо, он быстро спустился с ней в переход, где вручил её постовым милиционерам.
        — Я никогда не видел столько народа здесь,  — произнёс Агеев, досадливо озираясь,  — бесплатные магазины что-ли открыли?
        — А ты представь, как бы ломанулся народ отсюда, если бы всем вдруг стало известно, зачем мы здесь! Агеев, ты, кстати, знаешь, зачем мы здесь?
        — Отвали.
        Мельников, смеясь, отвернулся. И — на секунду окаменел. К нему шла Кристина с подбитым глазом. Она шла медленно, напряжённо — как по струне. Люди перед ней расступались и оборачивались ей вслед. На её щеках сохли слёзы. Её глаза смотрели, как из геенны огненной. Между средним и указательным пальцами её руки тлела сигарета. Вероятно, Кристина о ней забыла. Мельникову почудилось — это смерть идёт через площадь. Быстро взяв рацию, он связался с оперативником у «Зенита».
        — Блондинка, выше меня, зелёная кофта, чёрные джинсы, шпильки, синяк под глазом. Кто с нею был?
        — Она вышла из голубого «Лексуса». Он уехал к Стромынке.
        — Организуй перехват. Девчонку я сам приму.
        Агеев затравленно озирался. До хруста стискивая мобильик.
        — Слушай, а ты стрелять, вообще, умеешь?  — небрежно осведомился Мельников.
        — Я не понимаю, Игорь, тебе смешно?
        — Нет, мне страшно.
        Кристина тем временем подошла. Заметив в своей руке сигарету, она с каким-то паническим отвращением бросила её на асфальт.
        — Что произошло?  — спросил Мельников.
        — Старшего лейтенанта убили,  — пробормотала Кристина, закрыв глаза. На её ресницах повисли слёзы.
        — Понятно. Иди к метро и стой там.
        — Нет! Ни за что! Арестуй меня! Я хочу в тюрьму! Меня здесь убьют! Я не пойду! Нет!
        — Я сказал — иди! Никто тебя не убьёт. На площади — сто ментов.
        Хлюпнув носом, Кристина утёрла его ладонью.
        — Иди к метро,  — проскрежетал Мельников.
        — Дай мне денег! Я хочу пить.
        Мельников достал первую попавшуюся купюру — пятьсот рублей. Взяв её, Кристина пошла к ларьку. Её ноги так заплетались, что с правой слетела туфля.
        — Ах, твою мать!  — крикнула Кристина, попав босой ногой в лужу. Подобрав туфлю, она надела её.
        — Она не в себе,  — заметил Агеев.
        Мельников объявил по радиосвязи готовность номер один.
        Купив банку пива, Кристина вскрыла её, хлебнула, а затем встала возле проезжей части и закурила. Через пару минут к ней подошла рослая загорелая девушка в теннисном костюме. Никто из оперативников не принял её за Ольгу, поскольку тип лица у неё был совсем иным.
        — Сигаретку дай,  — грубо обратилась она к Кристине.
        — На … пошла!  — рявкнула Кристина ещё грубее.
        Девушка молча вышибла из её руки банку с пивом. Кристина сбила с неё бейсболку, надетую козырьком назад, и зверски вцепилась в пышные волосы попрошайки. Та завизжала и принялась царапать ногтями лицо противницы. Замотав головой Кристина зашлась ещё более отчаянным воплем. То был вопль ужаса.

        Глава четырнадцатая

        Серёга вдруг вскочил, как ошпаренный. И не понял, чего вскочил? Так хорошо спал. Впрочем, и теперь ему было очень даже неплохо, что поразило его до крайности. Пробуждение от пьяного сна, как всем известно, часто сопровождается нестерпимой головной болью, желанием прополоскать рот и свинцовой тяжестью во всём теле. А у него голова была почему-то светлая, ясная — просто как никогда. Никакие кошки во рту не трахались и он точно смог бы подпрыгнуть до потолка, если б захотел. Но что-то было не так. Чего-то, как-будто где-то недоставало. Чего-то важного. Где? На улице? Он внимательно поглядел в окно. Осеннее солнце не ослепило его, и он смог убедиться в том, что ничего с улицы не исчезло. Но ощущение недостатка неизвестно чего непонятно где росло, заострялось, грызло сознание. Он прошёлся по комнате. Все предметы как-будто были на месте. И вдруг он понял: это не так. Одного предмета всё-таки не хватало в комнате. И предметом этим был он, Серёга.
        Он сделал это открытие, проходя мимо зеркала и увидев в нём не себя, а другую личность. Это был симпатичный, стройный мужчина слегка за тридцать, с тёмными волосами, в тёмном костюме. В руке он держал лопату. Другой рукой приветливо помахал Серёге, и тот, кивнув, увидел на ней браслет. Тот самый, из-за которого Ольга чуть не лишилась разума.
        Это всё показалось Серёге странным, почти диковинным. Но потом он понял, в чём дело. Сон. Ну конечно, сон. А что же ещё? Следующая мысль была такова — если это сон, чего бы не порезвиться? Глупо во сне отказывать себе в чём-то. Так рассуждая, Серёга вынул из шкафа книжку, из неё — ключ, отпер им нижнее отделение шкафа, и, вытащив из него «Парабеллум», пошёл в прихожую. Там застыл перед дверью, держа оружие стволом вниз. Он знал: сейчас прозвенит звонок. Так же ему было известно о том, что дверь к которой уже подходят, не заперта. Звонок прозвенел. Серёга распахнул дверь. Прилично одетый парень с интеллигентным лицом, и девушка, так же очень приличная во всех отношениях, удивлённо воззрились на пистолет, потом — на лицо Серёги.
        — Простите,  — произнёс парень, раскрыв какую-то папку, мы собираем подписи граждан за кандидата в депутата государственной думы от …
        — Ты мозги то мне не …, ментяра,  — прервал Серёга,  — мог бы получше гнать. Твоих депутатов я … в жопу!
        Лица гостей из интеллигентно-ошеломлённых сделались неестественно очумелыми.
        — Что, что, что?  — пробормотал парень.
        — Сейчас вот башку тебе продырявлю — тогда поймёшь, сука, что! А ну иди на … отсюда со своей соской!
        Захлопнув дверь, Серёга вернулся в комнату, улыбнулся внутризеркальному мужику с лопатой и, не выпуская из руки пистолета, лёг на диван. Сон кончился. Начался полёт в какую-то бездну. Точнее, возобновился.

        Глава пятнадцатая

        К дерущимся девушкам подошёл от метро высокий мужчина в куртке, застёгнутой до самого подбородка. В ту же секунду напротив них внезапно остановился огромный джип «Шевроле Тахо». Обе его правые двери открылись. Два автоматчика полоснули очередями по остановкам — поверх голов, по киоскам и оперативным машинам, которые можно было распознать лишь по номерам. Посыпались стёкла. Десятки женщин взяли пример с Кристины, рвавшей голосовые связки. Всесокрушающая людская волна панически устремилась от края площади к середине. Это надолго лишило оперативников, находившихся у метро, возможности действовать, так как, они были оттеснены. Лишь Мельников и Агеев, стоявшие у самой проезжей части, смогли остаться на месте. Получив пулю в грудь, Кристина упала, пуская ртом кровавые пузыри. Нахальная теннисистка ринулась было прочь, но мужчина в куртке схватил её и, легко, как куклу, подняв, передал тому, кто сидел на заднем сидении джипа. Захлопнув за нею дверь, полез на переднее. Такой наглости Мельников уж никак не мог допустить. Рванув из подмышки снятый с предохранителя пистолет он выстрелил дважды. На поражение.
Одна пуля пробила куртку на спине похитителя, но не причинила ему вреда, вдолбившись в бронежилет, а другая — голову. Похититель, стоявший одной ногой на подножке, плюхнулся животом на сиденье. Семилитровый двигатель «Тахо» взревел как стадо быков. Дав бешеный старт, водитель внезапно выполнил разворот, во время которого мертвец выпал. И угодил под колёса резко затормозишвей маршрутки. При завершении разворота «Тахо» крылом протаранил «Волгу». Та отлетела к обочине, как пустая коробка. И вмялась в столб.
        А дальше пошло ещё интереснее. Не успели оперативники навести пистолеты на развернувшийся «Тахо», как к нему слева стремительно подрулил его побратим — «Линкольн Навигатор». Из него заработали автоматы. Под их прикрытием «Тахо благополучно достиг Стромынки, и, повернув на неё, мгновенно набрал такую дикую скорость, какой Стромынка ещё не видела. Второй джип, покоцанный пулями, устремился следом за ним.
        — Этот от меня не уйдёт,  — пообещал Мельников, сев за руль «БМВ», которое так же утратило в ходе боя товарный вид процентов на девяносто. Разгорячённый Агеев присоединился к нему. Оба заменили обоймы. После чего Мельников со второй попытки завел мотор, и, сжигая шины, вырулил на Стромынку. Два оперативных Форда и две «Тойоты» уже неслись по ней, сиренами разгоняя попутный транспорт. «БМВ» резко их обошло. «Линкольн Навигатор» ещё виднелся на горизонте. Вдавив педаль газа в пол, Мельников уверенно повторил: «Этот от меня не уйдет.»
        — Смотри, смотри! Встречка!  — крикнул Агеев.
        Но Мельников сам уж видел, вынырнувший из встречного потока дом на колесах. Это был «Хаммер». От смертельного столкновения Мельников увильнул, однако машины сшиблись углами. «Хаммер» остановился как вкопанный. «БМВ» развернуло. «Форд», подскользнув к нему на застопаренных колесах, смял его заднюю левую дверь. «Тойота» и другой «Форд» со скрежетом тормозных колодок остановились. За ними следом встала и вся Стромынка.
        Агеев не пострадал. Мельникову из машины помогли выйти. Он был слегка оглушён. Из ссадины на его виске текла кровь. По крошкам стекла он подошёл к «Хаммеру». Из него сразу после аварии выпрыгнул итальянский плащ с рязанским лицом. Агеев и двое оперативников сразу взяли его на мушки. Другие оперативники сразу встали так, чтоб загородить место происшествия от свидетелей, насколько это было возможно. Глядя на утирающего кровь Мельникова с улыбкой водитель «Хаммера» произнес:
        — Позвольте, позвольте! Это как понимать? А ну прикажите им убрать пушки. Вы думаете — вам, ментам, всё позволено? Ну, нарушил я правила,  — это преступление что ли? В суде разбираться будем, а не на улице. Поняли, гражданин майор?
        — Оружие с собой возишь?  — спросил убрав платок Мельников.
        — Оружие при себе имею и разрешение на него предъявить могу.
        — А что за оружие? Боевое?
        — Да. Пистолет «ТТ».
        — Очень хорошо. Клади его на капот.
        Виновник аварии вскинул брови.
        — А на каком основании?
        — Это я в суде объясню. Твои адвокаты будут довольны.
        — Ну, и страна,  — качнул головой лихач,  — сплошной произвол!
        И, запустив руку в карман плаща, он вытащил пистолет. Мельников спокойно высадил всю обойму. Его мутило. Это было похоже на сотрясение мозга.
        — Какой отчаянный парень,  — сказал капитан Потехин, глядя на труп дорожного беспредельщика,  — всех нас тут хотел завалить.
        — Бывают же психи,  — сплюнув, проговорил другой офицер. Я думаю, что служебного расследования не будет.
        Агеев кричал в мобильник:
        — О чём я думал? Прежде всего, о том, что на площади — тысячи людей, и все хотят жить! Да, прежде всего, о них. Я пока не знаю, есть ли погибшие. Хорошо.
        Убрав телефон, Агеев взглянул на Мельникова.
        — Ты — крайний. Я этого не хотел. Но он сейчас будет звонить министру.
        — Да пускай хоть жопе своей звонит, огрызнулся Мельников, пряча пистолет в кобуру.
        — Успокойся ты!
        — Я спокоен. Спокоен, как Корольков сейчас — Царство ему Небесное, идиоту. Потехин, дуй на Федоскинскую! Агеев, что ты на меня смотришь взглядом троллейбуса? Мне твоя скотобаза обрыдла! Обрыдла, понял?
        Агеев молча закуривал. Сев за руль разбитой машины, Мельников позвонил Кудрявцеву. Через полминуты он знал, кто убил Рамиля Юсупова и опустошил его сейф.

        Глава шестнадцатая

        Начальник московского уголовного розыска генерал-майор Прохоров завершил телефонный разговор так:
        — Да, хоть вице-премьеру, хоть президенту, хоть Архангелу Михаилу именно это и передайте. Вы меня абсолютно правильно поняли. Оценку профессионализма моих сотрудников предоставьте мне. До свидания.
        И положил трубку. Устало взглянув на Мельникова сказал:
        — Идиот ты, Мельников.
        — Почему?
        — У мамки своей спроси. Родила она тебя идиотом или башкой твоей своротила дверной косяк, когда понеслась с тобой на руках молоко с конфорки снимать. Королькова я тебе не прощу! Ты что, не мог организовать всё как следует?
        — А вы дали мне пятьдесят человек, чтоб я организовал всё как следует?
        — Ах, вот оно что! А я то думал-гадал, что он мне тут вешать начнёт? А он — вон куда! Я не предоставил Мельникову пятьдесят человек, поэтому он и наломал дров! Слушай, может, тебе дивизию выделить, чтоб от тебя была хотя бы крупица пользы?
        — Проще меня от этой блевотины отстранить, о чём я, кстати, просил.
        — Ну нет, умыть руки задним числом у тебя не выйдет,  — зловеще предупредил генерал, хлопнув по столу широкой ладонью. Я битый час, …, как телефонная проститутка, тебя отмазывал перед теми, кого ты видел только по телевизору. А ты мне тут оскорблённую гордость корчишь? Придурок, …! Я тридцать пять лет работая в органах, видел рожи и понаглее твоей! В результате организованных тобою мероприятий погибли люди, и вся Москва стоит на ушах! Если ты … послушай меня внимательно! Если ты не докажешь, что действовал адекватно — под суд пойдёшь и никто за тебя не вступится!
        — Какого чёрта я должен что-то доказывать?  — вскипел Мельников.  — Я отправил на Ярославку спецназ, а не пионерский отряд!
        — Да с кем? С Корольковым? Ты что, дурак? Он умел лишь руки выкручивать! Ну куда ты его послал?
        — Знаете, не я назначаю себе помощников. Абсолютно точно, не я! А кроме него, послать было некого.
        — Разберусь,  — чуть мягче произнёс Прохоров, и, пригладив усы, передвинул взгляд на Агеева,  — господин разведчик, вы в курсе, что и у вас неприятности?
        Агеев сидел за столом по левую руку от генерала, напротив Мельникова, и бок о бок с ещё одним офицером. Это был Каравчук, полковник РУБОПа. Во время этого совещания он один не курил и не выражался, а так же вёл какие-то записи. На вопрос генерала Агеев ответил так:
        — Думаю, неприятности не и у меня, а исключительно у меня, потому что мне на чью-то защиту рассчитывать не приходится. И вы знаете, почему.
        — Конечно, ещё как знаю! И я бы вряд ли защищал Мельникова, если бы он что-нибудь завалил по моей вине.
        — Я не совсем это имел имел ввиду, замялся Агеев,  — но, чёрт возьми! Как у вас всё просто.
        — Дорогой мой, неужто вы станете уверять меня, что у вас всё сложно? Да ну вас к чёрту, глупая тема. Мельников, по Федоскинской что имеем?
        Мельникову сильно хотелось спать. Он взъерошил волосы и усталым голосом доложил:
        — Корольков застрелен из своего табельного оружия. Оно взято. В двенадцать двадцать из подъезда вышла Кристина. Села в голубой «Лексус». Номер собровцы не запомнили. Через пять минут вышла Ольга в сопровождении рыжей девки. Они вели себя, как две лесбиянки. Сели в «Митсубиси Галант». С номерами та же история. Участковому дала в морду эта рыжая девка. Он её раньше нигде не видел. Ольгу узнал.
        — А когда бойцы поднялись в квартиру?
        — В без пяти час. Корольков ведь не объяснил им, кого, куда и во сколько надо доставить. Приказал ждать. Вот они и ждали, пока один из них не додумался позвонить в отдел.
        — А что у нас по Сокольникам?
        — Боевик, которого я застрелил около метро, пока не опознан. Владелец «Хаммера» — член балашихинской ОПГ, судимый за рэкет. Насчет Кристины я двадцать минут назад звонил в «Склифосовского», она была на операционном столе. О девушке, которая с ней дралась, пока ни слуху, ни духу.
        — А насчёт Ольги Ткачёвой, что ответили из Бердянска?
        — Она — из интеллигентной семьи. Училась в медтехникуме, но после первого курса её отчислили за скандалы с учителями. В браках не состояла. Детей не рожала. Никаких подвигов, кроме мелкого хулиганства, за ней не числится. Но в Москве её на серьёзные подвиги потянуло. Два года она работала на небезызвестного вам Владимира Николаевича, гражданина по кличке «Репа». Рыла для него компроматы на прокуроров, судей и прочих официальных лиц. Потом у неё с ним вышел разлад. Понятия не имею, как она уцелела.
        — Лихая девочка, хмыкнул Прохоров. Закурив, спросил у Каравчука:
        — Ну, а что за птица этот Баранов?
        — Он был вторым лицом в руководстве «Норникеля»,  — произнёс полковник, перелистнув страничку блокнота,  — в девяносто втором году сделался его совладельцем, взяв шесть процентов акций.
        — Ого! Он, значит, миллиардер?
        — Сейчас уже нет. У него возникли проблемы с местными бандитскими группировками, и он вынужден был продать свои акции нынешнему владельцу «Норникеля».
        Мельников встал и сел. Каравчук продолжил:
        — Он перебрался в Москву, основал охранную фирму в полторы тысячи человек. Борис Абрамович Березовский…
        То же движение Мельникова.
        — Борис Абрамович Березовский заключил с ним пару контрактов и подыскал ему ещё несколько клиентов. Основную часть полученной прибыли Баранов вложил в проекты очень известных воров в законе.
        — Стало быть, он — носильщик чемоданов с деньгами от Березовского к криминальным авторитетам,  — перебил Прохоров, поглядев на часы,  — а где он сейчас находится?
        — В одной из двух своих резиденций, на Рублёво-Успенском шоссе. Все его телефоны слушаем. Но, как вы понимаете, это — то же самое, что сачком для бабочек ловить лошадь. Кстати…
        Перелистнув ещё один лист блокнота, Каравчук поднял брови и сообщил:
        — В час тридцать в ворота особняка Баранова въехал оранжевый Митсубиси «Галант».
        — Оранжевый? Переспросил Прохоров и взглянул на Мельникова с тревогой, поскольку тот вдруг издал губами какой-то странный шипящий звук. Молчание длилось долго. Агеев и Каравчук так же не отрывали взгляды от Мельникова. Последний достав мобильник, игрался с ним.
        — Мельников! Ты неважно выглядишь, друг мой,  — заметил Прохоров.
        Мельников оторвался от телефона.
        — Неважно выгляжу? Это очень возможно. Вы, наверное, выглядели бы лучше, если б у вас из рук вырвали миллион. А я — жалкий мелочный человек. Поэтому плохо выгляжу.
        — Миллион? Какой миллион?
        — Зелёный.
        Вновь воцарилась пауза. Её вновь прервал генерал.
        — Так ты взял убийцу Юсупова?
        — Взять не взял, но отдать могу. В хорошие руки.
        Сдержанный Каравчук едва шевельнул бровями. Агеев нервно и снисходительно усмехнулся. Прохоров, погасив окурок, осведомился:
        — И кто же он?
        Мельников достал записную книжку, раскрыл её.
        — Шаповалов Сергей Анатольевич, семьдесят седьмого года рождения, ранее не судимый. Вторая Боевская, дом три, квартира двадцать четыре. Он там прописан один.
        Убрав записную книжку, Мельников закурил.
        — Вторая Боевская… Сокольники?  — вспомнил Прохоров.
        — Точно.
        — В данный момент он где?
        — Дома. Телефон слушаем, за подъездом следим.
        — Ты предполагаешь или уверен насчёт сообщников?
        — Сорок минут назад Шаповалову позвонил некто Кирилл Фроликов, его сверстник. Он сообщил о перестрелке в Сокольниках. Шаповалов сказал на это, что, вероятно, Ольгу к рукам прибрали, и попросил Фроликова приехать. Тот сказал: «Хорошо». Ни один, ни другой не выказали ни паники, ни волнения. На мой взгляд, из этого следует, что дискета находится вне квартиры, и что о месте её нахождения знает кто-то ещё, кроме Ольги и этих двух. Если мы их возьмём, четвёртый участник шайки даст ход дискете. Я убеждён, что именно так и обстоит дело. Иначе бы Шаповалов не сидел дома. Он ждёт гостей. Он спокоен, как и его дружок. Они оба готовы к переговорам с кем-бы то ни было.
        — Как ты вышел на них?  — поинтересовался Агеев.
        Каравчук что-то записывал в свой блокнот. Генерал наполнял стакан какой-то прозрачной жидкостью из графина. Мельников приступил к рассказу:
        — Вчера Кудрявцев встретился с главарями чеченской мафии.
        — Да вы что, с ума посходили?  — перебил Прохоров, поперхнувшись прозрачной жидкостью.
        — Не волнуйтесь, Кудрявцев — мастер с джигитами говорить. Он от них узнал, что они на днях взяли Юсупова под контроль с целью защитить его от Халдея, которому он, как известно, подлянку сделал. Юсупов был их союзником, весьма ценным, и потерять его…
        — Они собирались спасти его от Халдея?  — переспросил Каравчук.  — Они что на танках за ним мотались?
        — Вряд ли, они должны были шифроваться. Юсупов не согласился бы на такую опеку, хотя и осознавал масштабы опасности. В тот же день он попал в аварию на Варшавском шоссе. Его «Мерседес» был протаранен «восьмёркой», в которой ехал двадцати двух летний пацан. ГАИ они вызывать не стали, обменялись координатами и разъехались. Через час Юсупов слежку заметил и догадался, кто её организовал. Он им позвонил и жёстко на них наехал. Слежку им пришлось прекратить. Они записали номер «восьмёрки». Кудрявцев установил по нему владельца. И пару часов назад заглянул к нему под каким-то предлогом с Юлькой Лоскуткиной, у неё глаз — алмаз. Во дворе стояла «восьмёрка» с разбитой мордой. Открыл им сам Шаповалов, в котором они узнали спутника Ольги, описанного Алимовым и его людьми. Вид он имел странный: Глаза горят, волосы торчат, в руке — «Парабеллум».
        — Ты чего, шутишь?  — перебил Прохоров.
        — То же самое я спросил у Кудрявцева, хотя видел, что он — серьёзен, как носорог. Но это ещё не всё. Кудрявцев не успел рта раскрыть, как этот красавец сказал ему: «Пошёл вон отсюда, поганый мент!» и захлопнул дверь.
        — А пожалуй, в этой истории ничего удивительного и нету,  — произнёс генерал, взглянув на Каравчука и Агеева, недоверчиво улыбавшихся,  — у Кудрявцева сволочное лицо, у Лоскуткиной, кстати, тоже. А эти два пацана, похоже, действительно ощущают себя хозяевами положения. Кто сейчас дежурит на Второй Боевской?
        — Мурашов со своей бригадой.
        — Кинь-ка туда ещё два-три экипажа.
        Мельников включил сотовый телефон, который всё время то открывал, то снова защёлкивал, и связался со Второй Боевской.
        — Это я. Привет. Как дела? Чего? Офигеть! Вызови к себе Таруханова с его бандой. Не знаю, так велел Прохоров. Я с тобой не согласен, Прохоров — не скотина. Он хороший мужик. Я его всегда уважал. Давай. Если что, звони. У меня теперь мобильник будет включён.
        Отложив мобильник, Мельников произнёс, не глядя ни на кого:
        — У Шаповалова сейчас Кирилл Фроликов. Его папа — зам председателя комитета Госдумы по законодательству.
        — А вот это номер, проговорил генерал, подавшись назад. Кожаное кресло тревожно скрипнуло. Вновь повисло тягостное молчание. На сей раз первым заговорил Агеев, достав платок и отерев лоб:
        — Да, щепок полетит много.
        — Вы о деревьях лучше побеспокойтесь,  — посоветовал Прохоров,  — Впрочем, мне до этого дела нет. Мои полномочия определены уголовно-процессуальным кодексом, а не воплями вашего руководства. Мельников прав — слишком высока вероятность существования четвёртого соучастника.
        Контрразведчик встал с намерением уйти.
        — Извините, мне нужно позвонить.
        — Если вы сейчас сообщите вашему руководству новость насчет Госдумы, поднимется суматоха,  — предостерёг его генерал. В панике у них может возникнуть мысль слегка надавить на этого зама. А он, насколько я его знаю, угрозам не поддаётся и с прессой дружит. Журналисты у нас пока ещё смелые, даже слишком. Почуяв жаренное, они мгновенно нароют миллион фактов, и вот тогда — берегитесь. Каток под названием «НТВ» за один лишь вечер вмажет в асфальт всю вашу доблестную структуру. Хотите этого?
        — Нет, не хочет,  — дал ответ за Агеева, который снова уселся, Мельников,  — он прекрасно знает — его опять крайним сделают.
        — Будет лучше, если я раньше вас объясню вашему начальнику ситуацию,  — подытожил более мягким голосом генерал, стряхнув с сигареты пепел,  — меня он выслушает, и, думаю, мы друг друга поймём.
        Взглянув на часы, обратился к Мельникову:
        — Кто роет Фроликовские связи?
        — Кудрявцев, кто же ещё?
        — Пусть он позвонит мне после пяти.
        — Хотите, чтоб он успел ткнуть палкой в гадюшник?
        Прохоров разозлился.
        — Дурак ты чёртов! Я тебя сдал?
        — Нет.
        — Ну так если я тебя, урода, не сдал — ему то уж точно ничего не грозит. Лучше о своих проблемах поразмышляй. Псих, шлюха и депутатский сынок — это, я тебе доложу, гремучая смесь. Опаснее гексогена. Не расслабляйся.
        — Поехал я пиво пить,  — сказал Мельников, бросив окурок в пепельницу. И встал. Агеев так же поднялся.
        — Об обстановке на Второй Боевской мне докладывать постоянно!  — прогремел Прохоров им вдогонку и обратился к Каравчуку,  — свяжись с налоговиками насчет Баранова. И с прокуратурой тоже свяжись. Пускай они на него хоть что-то нароют, выцарапают, из пальца высосут — что угодно и как угодно, лишь бы была возможность его за жабры схватить, когда… Мельников, стоять!
        — Чего? Испуганно спросил Мельников, отдёрнув руку от двери.
        — Если ты и «Тойоту», гад, разобьёшь,  — я тебе «Оку» выделю. Ясно?
        — Да.
        — Пошёл вон отсюда!
        — Знаете, Каравчук, вчера замминистра…
        Один из трёх телефонов, стоявших на генеральском столе, негромко заулюлюкал. Определитель назвал семь цифр. Генерал снял трубку.
        — Алло! Я как раз хотел вам звонить.
        — Поехали в «Гаучо»,  — сказал Мельников, выйдя с Агеевым в коридор и захлопнув дверь,  — Прохоров сейчас со всеми козлами всё утрясёт. Он это делать умеет. Только за это я и терплю его в управлении.

        Глава семнадцатая

        Из нереального далека дополз до ушей Серёги щебечущий телефонный звонок и плотно увяз в них, делаясь громче. Второй звонок вдавил в оба полушария мозга острую боль. Казалось, что их пробуравливает зазубренная игла. Сжав зубы, Серёга сделал попытку разомкнуть веки. Но они были как — будто склеены. Угнетала не только боль, но и мысль: пошевелюсь, вырвет. На четвёртом звонке он всё же открыл глаза. Свет по ним царапнул гвоздём. К великому счастью, он пробивался в комнату сквозь ткань шторы. Но телефон был просто убийственен, и, когда он, наконец, смолк, Серёга от наслаждения застонал.
        Тошнота усиливалась. Рванувшись как из цепей, Серёга вскочил. Его зашатало. И вдруг он обмер. В его руке, которую он поднял, чтоб взяться за стену, был пистолет! «Парабеллум». Серёга минуты две смотрел на него глазами пойманной рыбы. Потом скосил их на шкаф. Заветная дверца была открыта. В ней торчал ключ.
        Серёге стало всё ясно. Он точно помнил, что выпил только две рюмки водки, а не бутылку. Стало быть, Ольга попотчевала его клофелином, после чего нашла ключ и ушла с добычей, любезно вложив в его руку то, чем ему только и оставалось воспользоваться в сложившейся ситуации. Телефон опять зазвонил. Идя к нему со слезами на побелевших щеках, Серёга случайно заглянул в шкаф, и — снова остолбенел. Второй пистолет и сумка были на месте.
        Не веря своим глазам, Серёга нагнулся, приоткрыл сумку. Дискета. Деньги. Шесть пачек. Верхняя вскрыта. Ну, да! Он сам её вскрыл, чтоб взять двести долларов… Это было уже какое-то сумасшествие. Положив «Парабеллум» в шкаф, Серёга захлопнул дверцу и подошёл к телефону. Медленно поднял трубку.
        — Да!
        — Ты чего, придурок, там вытворяешь?  — спросил Кирилл.
        — Да ничего. Сплю.
        — Спишь, сука? А кто там стрельбу устроил?
        — Какую? Где?
        — Ты правда не в теме?
        — Нет.
        Кирилл смачно выругался. Он ехал в машине.
        — По радио только что сообщили, что сорок минут назад в Сокольниках перестрелка была какая-то нереальная. Просто битва! Несколько трупов!
        — Который час? Перебил Серёга.
        — Без пятнадцати два.
        — Дня?
        — Белые ночи бывают только на севере. Тебе снился сон, что ты уже там?
        Пока Кирилл говорил, Серёга припомнил утренние события. Значит, Ольга пошла к метро. На встречу с Кристиной. Встреча должна была состояться в час. Сейчас — почти два. Ольги нет. И сорок минут назад была перестрелка. Тихо и глубоко вдохнув, Серёга спросил:
        — Кирилл, а где конкретно стреляли?
        — Возле метро, потом — на Стромынке где-то.
        — Стало быть, Ольгу взяли,  — сказал Серёга настолько спокойным голосом, что Кирилл удивился. Помолчав он заметил:
        — Что-то уж больно круто брали её.
        — Нормально. Слушай, ты можешь ко мне заехать?
        — Да, хорошо, минут через десять буду,  — сказал Кирилл и ушёл со связи.
        Впервые в жизни Серега обрадовался размеру своей квартиры. Будь прихожая чуть пошире, он бы до туалета не добежал. Тошнило его мучительно. К ванной он потащился, держась за стенку. Глаза изнутри жгло что-то зелёное. В голове, казалось, торчал топор, а мысли напоминали стадо овец, которые разбрелись по полю и тупо блеяли — каждая на свой лад. Прополоскав рот и умывшись, Серёга сунул башку под струю ледяной воды. Спустя некоторое время овцы заговорили человеческими голосами. Послушав их, Серёга закрутил кран и, вытерев голову, пошёл в комнату.
        Двор и улица, на которые он взглянул, отодвинув штору, с виду были безлюдны. Эта безлюдность и тишина, привычные жителям Второй Боевской, показались ему какими-то неестественными, зловещими. А ещё у него появилось чувство, что листья, кружащиеся над нагретым асфальтом, и солнце, перекатившееся на западную часть неба, это — мотыльки и фонарь, почему-то спутавшие день с ночью. Но вот послышался шум мотора, и во двор влетел синий Форд Кирилла.
        — Из-за девчонки битва была, сообщил Кирилл, как только Серёга открыл ему.
        Они сели к кухонному столу, закурили.
        — Менты пытались её отбить у каких-то бандитов в масках. Не вышло.
        — Это по радио ты услышал?
        — Да. А ещё сказали — разыскивается Ольга Ткачёва, двадцать пять лет, такая-то внешность. На фиг ты её выпустил?
        — Да тут знаешь, что было?  — крикнул Серёга и в двух словах рассказал, что было. Кирилл невесело усмехнулся.
        — Держись, Серёга. Твоё единственное оружие — наглость. Ты должен убедить их, во-первых, в том, что ты — идиот — ну это не трудно —, а во-вторых,  — в том, что дискета — у твоего сообщника. У тебя должна быть предельно наглая и тупая рожа. Только тогда у нас дело выгорит.
        — Знаю, знаю! Не надо воду толочь, у нас мало времени. Что ты выяснил?
        Кирилл бросил окурок в форточку.
        — Этот самый Рамиль Юсупов был телохранителем президента Чечни, Джахара Дудаева. После его смерти стал полевым командиром. Геройски сражался с нашими. В августе девяносто шестого года брал Грозный. С девяносто седьмого торчал в Москве в качестве представителя Мовлади Удугова. В общем, Серёга, нанёс ты мощный удар по международному терроризму. А за одно — по тем, кто сидит за красным забором. Ты просто перевернул корыто, из которого они жрали. Смею тебя уверить — ни один грешник в аду не захочет поменяться с тобой местами, если ты вдруг попадёшь к ним в лапы.
        — Ясно, проговорил Серёга. Ольга жива ещё, как ты думаешь?
        — Разумеется. Они с ней приедут к тебе. Как следует соберись, иначе — размажут. Кости переломают! Что ты им скажешь?
        — Да что скажу? Дискета — у друга. Я — наркоман, придурок. Хотите — режьте, мне терять нечего, смерти я не боюсь.
        Кирилл был доволен.
        — Миллион долларов требуй. Ни в коем случае не сбавляй. Напирай на то…
        — Кирилл, а где кейс?
        Этот вопрос Кирилла встревожил.
        — Кейс? Какой кейс?
        — Ну, который я подарил тебе на день рождения, помнишь?
        — Дома, в шкафу лежит. А чего?
        — Идея возникла. Слушай, ты можешь перенести его незаметно в машину и там оставить? Сегодня, вечером?
        — Незаметно?
        — Да! Например, в картонной коробке. Кейс засунь под сиденье, коробку же подвези к помойке и выброси!
        Подозрительный взгляд Кирилла Серёгу злил.
        — Ну что ты уставился, как дубина? Кейс набей книгами и закрой на замочек!
        — А! Понял, понял. Так может, лучше плейбоями, чтоб менты утешились хоть немного?
        — Утешительным призом для них ты будешь.
        Кирилл задрал свой красивый нос и пафосно рассмеялся.
        — Они кровищей умоются, если пальцем тронут меня! Как-будто не знаешь!
        — Знаю. Ладно, иди. Если бандюки тебя здесь застанут — мы не лимон возьмём, а … с йогуртом.
        — Не застанут. Машина к дому подъедет — я сразу выйду.
        — Я говорю — вали! Мне надо ещё подумать.
        Кирилл поднялся. Но уходить не спешил. Серёга вдруг перестал обращать на него внимание. Помолчав, он спросил:
        — Кирилл, как ты думаешь,  — у ментов есть шансы на меня выйти?
        Глупый вопрос. Ты кучу следов оставил. Твой телефон начнут скоро слушать, как и мой сотовый. Но возьмут тебя только после того, как возьмут дискету.
        Серёга опустил голову. Снова сев, Кирилл предложил:
        — Давай возьмем чек.
        — Какой ещё чек?
        — Швейцарского банка. На предъявителя. Так оно будет проще.
        — Никаких чеков. Только наличные.
        — Но с наличными…
        — Кирилл, сука! Лучше заткнись.
        Кирилл промолчал.
        — Значит, ты считаешь,  — менты пока на жёсткие действия не пойдут?  — уточнил Серёга, глядя куда-то мимо него.
        — Да, я им стою поперёк дороги. Ведь мой отец — на «ты» с владельцами четырёх федеральных телеканалов. Коснись чего — так они из искры, я уж не говорю о большем, раздуют такой пожар, что Кремль расплавится!
        — Да ты гонишь!
        — Серёга, включи приемник! За Ольгу бились, как за тело Патрокла. Эта дискета — жопа для власти! Полная жопа!
        — А они хоть как-нибудь объяснили, зачем им Ольга?
        — Естественно. Им пришлось это сделать. Ведь журналисты пронюхали, что стрельба была из-за девушки. Сам начальник московского ГУВД по радио выступал. Сказал, что имела место разборка между двумя коммерческими структурами. Девка, мол, хотела бандитам слить информацию на одну из них. Менты за девкой следили, чтоб взять бандитов, однако, те предприняли упреждающую атаку. Такая была разводка.
        — Самая тупая разводка, которую я когда-либо слышал,  — сказал Серёга, вставая, чтоб, наконец, спровадить Кирилла. Дойдя с ним до входной двери, Кирилл без тени улыбки пообещал:
        — Серёга! Если бандиты тебя расколют, я на твою могилу цветочки носить не стану.
        — Это понятно. Ты и невесте своей цветочки не покупаешь. Я позвоню.
        — Ну, звони, придурок,  — сказал Кирилл и ушёл.
        Закрыв за ним дверь, Серёга долго стоял, прижавшись к стене. Его бил озноб, как при очень резком подъёме температуры. Было начало третьего. Залпом выпив на кухне двести грамм водки, Серёга вернулся в комнату и прилёг. Он твердо решил не спать. Уснул сразу.
        Сигнал дверного звонка сдёрнул его с дивана куда стремительнее, чем это сделало бы ведро ледяной воды. Голова включилась мгновенно. Вынув из шкафа «Вальтер», Серёга сунул его в карман и, подойдя к двери, открыл её. Вошли гости.

        Глава восемнадцатая

        Мельников докладывал по мобильнику:
        — У Баранова работают бывшие комитетчики. Разумеется, они наших на Второй Боевской засекли. К нему поднялись Баранов, Ольга и Локки. Десять минут. Нет, на этот счёт спокоен даже Агеев. А уж если Агеев спокоен, нам то что беспокоиться? Фроликов? По делам мотается. Наглый, самодовольный козёл он. Вот что я о нём думаю. Гаишники ему козыряют, налоговики его стороной обходят. Едва ли он допускает мысль, что кто-то посмеет слушать его мобильник. Нормальный у меня голос. Откуда музыка? Я в машине сижу. Не могу я сделать потише. И выключить не могу — я в кнопках запутался. Тут их — тьма. Японская техника. Сами мне такую машину дали. Да не волнуйтесь вы, товарищ генерал! Всё путем. Процесс контролирует ФСБ.
        Отложив мобильник, в котором после прохоровского мата зазвучали гудки, Мельников спросил у Агеева, тупо глядевшего на бокал с коньяком:
        — Ну что, ФСБ, контролируешь ты процесс? Или уже ни хрена ты не контролируешь?
        — Так,  — неопределённым тоном бросил Агеев.
        Мельников улыбнулся. Он был доволен. Дело происходило в ресторане гостиницы «Украина», куда Агеев и Мельников прибыли к четырём тридцати, после совещания в МУРе. Благодаря Агееву, соблаговолившему сесть за руль, Мельникову удалось поспать минут сорок, но после двух бессонных ночей этого, конечно же, было мало. Метрдотель мгновенно нашёл им столик.
        — Что тебе принести?  — спросила официантка у Мельникова, с противоположной от него стороны приблизившись к столику?
        — Что-нибудь принеси.
        — Что, спрашиваю, пить будете?
        — Да никак вот не могу сделать выбор между «Боржоми» и Коньяком. Ну, каким-нибудь от двух с половиной тысяч.
        — Бутылки хватит?
        — Сегодня что, постный день?
        — Не знаю. Я потому спросила, что ты, по-моему, слегка уже насвиняченный.
        — Я трезвый, но отупевший. Во-первых, две ночи подряд не спал, во-вторых, уже второй день с дураком общаюсь. Агеев, нам хватит одной бутылки?
        — Да,  — ответил чекист.  — Мой рабочий день ещё не закончен. Я бы даже сказал, что самая трудная его часть ещё впереди.
        — Во! Точно, дурак,  — скривил лицо Мельников,  — зря ты, Ленка, мне всё завидуешь. Погляди, с кем вынужден я работать! Неси, короче, одну бутылку. Нельзя их спаивать. Что-нибудь не так рассчитают — и вместо дома целый район взлетит.
        — Да ты идиот,  — сказал контрразведчик.
        Ленка, напутствованная словами Мельникова: «И пожрать чего-нибудь принеси», поспешно ушла.
        — Ты, сука, заткнёшься когда-нибудь?  — поинтересовался Агеев.
        — Мы все заткнёмся когда-нибудь.
        Минут пять молчали. К коньяку Ленка подала телятину с трюфелями, фазаньи крылышки, осетрину, устриц, салаты.
        — Не беспокойся, женщины мне не верят,  — произнёс Мельников, наполняя бокалы,  — сколько им ни твержу, что осточертели — лезут и лезут.
        — Ещё бы! Майор угрозыска.
        Выпили. Закусили. Майор угрозыска возразил, рыгнув:
        — Не профессия красит человека, а человек — профессию.
        — Ты смог бы собой украсить разве что виселицу,  — заметил Агеев, втыкая вилку в кусок телятины. Эта шутка Мельникову понравилась. Агеев, жуя телятину, продолжал:
        — Тебе не дают покоя прыщавые подростковые комплексы. Чтоб шокировать какую-нибудь дешёвую проститутку, готов башку об стенку разбить.
        — Агеев, знаешь чего? Расскажи жене, как Кристинка пиво пила. Быть может она поймёт, чего ты от неё хочешь.
        Рядом прошла, надменно виляя попой, официантка, похожая на Мэрилин Монро. Мельникова она приветствовала холодным кивком. Поглядев ей вслед, Агеев сказал:
        — Ты думаешь, я не знаю, из-за чего ты сегодня щедрый такой?
        — А я всегда щедрый. Но если ты полагаешь, что тебе есть что сказать,  — скажи.
        — Хорошо. Ты зря Алимова ставишь на уши.
        — Почему?
        — Он с Руденко спелся конкретно.
        У Мельникова раздулись ноздри.
        — А, ерунда. Прохоров не позволит им посадить меня на пять лет. Он мечтает упечь меня на пятнадцать.
        — Если он это сделает,  — я скажу, что он прожил жизнь не зря.
        Закурив, Мельников сказал:
        — Не тебе, Агеев, судить о том, кто как прожил жизнь.
        — Это точно! Был бы я умный…
        — Я не про ум.
        — А про что? Про совесть? У нас такой малины, как у вас, нету.
        — Знаю. У вас — клубника со сливками. Но в последнее время вас с какого-то перепугу на человеченку потянуло. Это не хорошо, мой друг. Скотство это.
        — Давай-ка выпьем ещё,  — предложил Агеев, беря бутылку,  — один мой друг тоже бредит между первой и второй рюмкой. Потом — нормально всё.
        Выпив, Мельников позвонил Мурашову, который возглавлял опергруппу на Второй Боевской. Затем — Прохорову. Агеев тем временем, вновь наполнил бокалы. Ответив на вопрос Мельникова: «Ну что, ФСБ, контролируешь ты процесс или уже ни хрена ты не контролируешь?», он спросил:
        — Как ты думаешь, сказал Баранов этим придуркам, что они — на крючке или не сказал?
        — Не знаю, какая разница? Это мы у них на крючке, у этих придурков. И не сорвёмся. И они это знают. Вздумаем дёргаться — будем сразу вышвырнуты на берег. Лишь чудо может переломить ситуацию. Но на чудо я не рассчитываю. Удача любит бесстрашных психов, так как сама она — полоумная проститутка. С такими, как мы с тобой, ей — тоска. Допьём.
        Допили.
        — А кто из них, по-твоему, лидер?  — спросил Агеев, прикуривая.
        — Кирилл,  — ответил оперативник, вороша вилкой салат из морепродуктов,  — Серёжа — злой недоумок и недоучка. Бесперспективный осколок эпохи дикого рынка. А Кирилл — аферюга с бульдожьей хваткой и бонапартовскими замашками. Отец дважды его отмазывал от уголовных дел. Один раз — за махинации с акциями Газпрома, а другой раз — за организацию финансовой пирамиды. Этот удачу из рук не выпустит. Серёгу он с детства знает. Они вдвоём рыбу ловят, шмаль курят и баб …. Серёга в руках его — пластилин.
        — Но переговоры то он ведёт.
        — Это говорит о том, что он даже не знает, куда Кирилл дел дискету. В противном случае, тот ему не доверил бы эти переговоры. Чего, пить будем? Ленка, иди сюда!
        — Не смей меня лапать,  — тихо предупредила Ленка, приблизившись.
        — Почему?
        — За соседним столиком мой жених сидит!
        — Ну и что? Я ж тебя легонько полапаю.
        — Отвали, придурок ты пьяный! На … мне здесь драка ваша нужна?
        — Так скажи ему, чтоб он не махал тут своими нитками.
        — Я сказала — руки не распускать!
        — Вот злюка! Просто змея какая-то. Ладно, слушай, скажи Петровичу, что нам девки срочно нужны.
        — А сколько?
        — Сколько? Агеев, ты остаёшься?
        — Вряд ли.
        — Ну и дурак! В твои девяносто лет, хотя ты и выглядишь на восемьдесят девять, бесплатный секс стоит куда больше двух сковородок, которые жена расфигачит завтра об твою голову.
        Довод показался Агееву убедительным. Он сказал:
        — Гуляем.
        — Тогда две девки нужны, повернулся Мельников к Ленке,  — но мы часок ещё посидим. Принеси нам графинчик водки.
        — Как дела, мент?  — поинтересовался Агеев чуть погодя, когда уже пили водку.
        — Мельников разозлился.
        — Какова наглость! Я из-за него, суки, чуть погон не лишился, а он ещё спрашивает, как у меня дела! Да если б не ты со своей дискетой, я брал бы сейчас мокрушника с эшелоном улик, а не занимался хрен знает чем!
        — А главное,  — ты не ссорился бы с Борисом Абрамовичем, плаксиво издеванулся Агеев. Мельников очень пристально поглядел на него.
        — Ты думаешь, он — злопамятный?
        — Да не очень.
        Подошла Ленка, чтоб сменить пепельницу. На этот раз Мельников вовсе не обратил на неё внимание.
        — Ты похож сейчас на Руденко, сказал Агеев, дождавшись её ухода.
        Рот Мельникова болезненно искривился.
        — Плохи мои дела.
        — Да ладно, расслабься. Я пошутил.
        — Да я — не об этом!
        — Тогда о чём?
        Мельников задумчиво съел кусок осетрины и объяснил:
        — Березовский — крайне порядочный человек. Не смейся! Он человек порядочный. Если он Серёге пообещает, что я его не возьму, это значит,  — я его не возьму.
        — Мельников! С Березовским я знаком лично. Он — не порядочный человек.
        — Да это — не главное.
        — А что главное?
        Мельников помолчал, сверля собеседника пьяным взглядом, и произнёс:
        — Вся эта история — сеть абсурдов и с каждым часом во мне растёт ощущение, что никто из смертных не разорвёт эту цепь, так как её выковал либо чёрт, либо — Березовский.
        — Приехали, твою мать!
        — Да мы там и были!
        — Нет, ты вчера говорил другое.
        — Гениям свойственна стремительная эволюция взглядов. Посуди сам: какой-то придурок из-за какой-то фигни застреливает искуснейшего убийцу, вооруженного «Парабеллумом», расшвыривает улики по комнате, оставляет свидетеля, ускользает с добычей от пятерых чеченцев, сходу расшифровывает Кудрявцева и Лоскуткину, ничего не предпринимает, зная, что его вычислили — он даже не паникует, этот придурок! И он, этот идиот, без малейшей дрожи держит за горло высшую власть огромной страны — с ядерным оружием, чёрт возьми, и, ни МВД, ни ФСБ, ни русская мафия, ни чеченская ни черта не могут с ним сделать! Все эти ведомства…
        — Лихо ты приравнял,  — заметил Агеев.
        — Ах, извините! Простите! Я задел вашу офицерскую честь! Сравнил вас с Барановым! Конечно, вы — не Баранов. Вы — Долбогрёбов!
        — Ты бы лучше сказал какой-нибудь тост.
        — Это и есть тост,  — сказал Мельников, потянувшись к бокалу. Но тут его телефон заиграл мелодию. Мельников неохотно вышел на связь.
        — Алло!
        — Это я,  — сказал Мурашов,  — тут вот что…

        Глава девятнадцатая

        — О чём ты, вообще говоришь, о каких деньгах?  — вальяжно негодовал Баранов,  — Ты знаешь, сколько я денег бросил на то, чтоб менты, чеченцы и ФСБшники шли сейчас по ложному следу? Если б не я — ты бы уже кровью захлебнулся, мой дорогой! Она б у тебя из ушей хлестала! Ты наследил, как лох. Но мои усилия могут только отсрочить приход к тебе вышеупомянутых персонажей, при том — на сутки, не больше. Так что решай, имеет ли смысл затягивать время.
        — Этот вопрос — не ко мне, а к вам,  — возразил Серёга. Он сидел боком к кухонному столу, следя за солнечным зайчиком от часов Юрия Семёновича. Тот расположился напротив. Правой рукой он без перерыва отстукивал на столе залихватский марш. Левой иногда, в острые моменты дискуссии, резко взмахивал. Вот тогда часы и блестели, чертя по стенам и потолку оранжевым кругляшком. Следуя примеру Серёги, Ольга сперва так же внимательно наблюдала за этим пятнышком света, то мечущимся по кухне, то замирающим. Но ей быстро это наскучило. Она стала следить за Локки. Там то уж было на что смотреть. Бывший офицер спецназа разведки ходил по кухне взад и вперед, да при этом делал ещё два дела — листал какую-то книжку, взятую с холодильника, и курил английскую сигарету. Пепел сыпался на страницы. Ольга сидела на подоконнике и не отрывала взгляда от Локки. Он всем ей нравился — и лицом, и ростом, и статью, и пиджаком, и золотом на руках и шее, но больше — голосом. От него мурашки бегали по спине. Тенорок Серёги был по сравнению с ним не очень. Но, тем не менее, говорил Серёга вполне уверенно, почти нагло.
        — Задайте этот вопрос себе. Я вам сказал ясно — миллион долларов. Торга нет. Если вы уже заплатили два миллиона, значит,  — эта дискета стоит дороже.
        — Да, совершенно верно,  — согласился Баранов,  — я потому тебе и сказал — отдай её мне, пока тебя не пришили. Или ты думаешь, кто-то будет с тобой что-то обсуждать? Ты с ума сошёл, если так решил. Чеченцы тебе все кости переломают, а ФСБшники вкатят в вену какой-нибудь препарат, и сам всё расскажешь. А потом в сводках напишут: ополоумевший наркоман бросился с двадцатого этажа. Такая вот перспектива.
        Положив книгу на стол, Локки примостился на табуретку, стоявшую у плиты, поглядел на Ольгу. Та придала своему лицу надменное выражение.
        — Ладно, хватит меня учить,  — отрезал Серёга,  — сам разберусь со своей дискетой. Не покупаете — до свидания.
        — Мальчик, всё не так просто,  — улыбнулся Баранов,  — Я на тебя потратил два миллиона. Баксов!
        — А я не просил обо мне заботиться. Я с большим нетерпением жду ментов, чтоб парочку завалить. Мне жить надоело.
        — Тогда зачем тебе миллион?
        — Из принципа.
        Юрий Семёнович рассмеялся.
        — Серёжа! Ты такие хорошие книжки читал, а так глупо себя ведёшь. Пойми, я — цивилизованный человек, поэтому говорю с тобой не с позиции силы, которой располагаю, а с позиции разума, имея ввиду перспективы взаимовыгодного сотрудничества. А ты ведёшь себя как дикарь, который не умеет считать, и боясь быть обманутым, ломит неимоверную цену за свой товар, да ещё и страшные рожи корчит, чтоб обмануть не пытались. Я тебя понимаю. Деваться тебе, собственно говоря, некуда, но миллион долларов тебя не спасет, поскольку слишком высока вероятность того, что ты успел ознакомиться с содержимым этой дискеты. Тебя достанут из под земли. И из Марианской впадины вынут. Но для меня, как говорил герой другой книги, невозможного мало. Я работаю с Березовским. Будем сотрудничать — будешь жить. И неплохо жить. Но миллион баксов сразу тебе не дам. Вот не дам, и всё тут. Из принципа.
        — Ну, а сколько дадите?
        — Двести пятьдесят тысяч. Если дискета здесь, я их принесу тебе из машины прямо сейчас. Подумай, подумай. Двадцать пять пачек хрустящих, зелёных американских денег. Через минуту.
        — А что потом?
        — А потом — ты либо сотрудничаешь со мной за весьма хорошие деньги, поскольку я считаю тебя профессионалом, либо мы расстаёмся, и ты спасаешься от спецслужб, которые очень скоро на тебя выйдут, своими силами. Вот и всё, что я могу тебе предложить. Большего тебе никто не предложит. Подумай, не торопись. Минута у тебя есть.
        — Через час дискета будет передана чеченцам.
        Солнечный зайчик переметнулся с одной стены на другую и опять замер. Юрий Семёнович издал возглас шутливого восхищения и спросил:
        — Ты это серьёзно?
        — Очень серьёзно.
        — Руки на стол — опять впечатлил своим зычным голосом Ольгу Локки. Ошеломила её так же быстрота, с которой он вынул из пиджака пистолет и взял на прицел Серёгу. Марш, который Баранов отстукивал на столе, стал вдвое быстрее. Лишь чуть-чуть побледнев, Серёга проговорил:
        — А вот это глупость, Юрий Семёнович. Если в шесть я не позвоню своему дружку, которому передал дискету, и не скажу пароль, дискета уйдёт к чеченцам. Точно уйдёт.
        — А знаешь, что сейчас будет?  — спросил Баранов, вытащив из кармана сотовый телефон.
        Серёга безмолвствовал. Нажимая по одной кнопке, по окончании каждой фразы, Баранов сам ответил на свой вопрос:
        — Сейчас будет вот что. Сюда войдут три придурка и очень медленно превратят тебя в инвалида. Потом — тебя. Тебя, тебя, Оленька! Вы останетесь живы, но до конца своих дней не сможете шевельнуть ни одной конечностью. Вот что будет, если через минуту я не пойму, что вы поумнели.
        Серёга тихо сказал:
        — Если через десять секунд это быдло не уберёт пистолет — я достану свой, и ему придётся меня убить. Но, скорее, я вас обоих тут положу. Раз. Два…
        — Спрячь пистолет, Локки,  — спокойно распорядился Баранов. Локки, так же храня безразличный вид, подчинился. Серёга медленно продолжал:
        — Так то оно лучше. Я ж вам сказал: Давить на меня не надо. Рамиль пытался давить. Чем кончилось — знаете. Повторяю в последний раз: Если в шесть часов…
        — Какой банк?  — перебил Баранов, убрав мобильник, Американский? Швейцарский? Новозеландский?
        — Никаких банков. Наличные.
        Сняв очки в золотой оправе, Баранов достал платок и начал их тщательно протирать. Его небольшие руки слегка дрожали.
        — При получении денег я выборочно проверю несколько пачек, предупредил Серёга,  — впрочем, мне кажется,  — вы всё поняли.
        Поглядев на него прищуренными глазами, бизнесмен снова надел очки.
        — Как я их тебе передам и как получу дискету?
        — Вы должны купить в ЦУМе чёрный немецкий кейс за тысячу двести пятьдесят два рубля. Деньги уложите в него. Сто пачек по сто стодолларовых купюр
        — Это можно. Дальше?
        — Дальше делаем так: вы ждёте меня в условленный час в условленном месте. Ждёте в машине. Мы подъезжаем с Ольгой, садимся в вашу машину, вы отдаёте мне деньги, и я отваливаю, оставив вам в залог Ольгу. Через сорок минут сообщаю вам, где дискета. Вы её забираете, смотрите, отпускаете Ольгу. Всё.
        Локки потянулся с хрустом суставов. И стал разглядывать свои ногти. Юрий Семёнович размышлял, опять барабаня пальцами по столу. Он смотрел на Ольгу. Она закуривала. Серёга косил глаза на окно. Во дворе, среди знакомых ему машин, стояли два мерседеса премиум класса.
        — Знаешь, что мне не нравится в твоем плане?  — спросил Баранов, завершив марш хлопком по столу ладонью.
        — Не знаю. Что?
        — То, что ты не согласовал его с Ольгой.
        Ольга как можно шире зевнула.
        — Она умеет быстро соображать, возразил Серёга, вы это знаете, так как, наверняка, ознакомились с её прошлым. Если она согласна на роль заложницы — значит, не сомневается в том, что нужная вам дискета будет у вас.
        — Да, это логично, согласился Баранов, очень логично. Ну а когда и где мы всё это провернём?
        — Провернём мы всё это завтра на Триумфальной площади, возле ресторана «Пекин», на платной парковке. Во сколько я ещё не решил. Позвоните мне ближе к вечеру. Например, в одиннадцать.
        — Хорошо, в одиннадцать, так в одиннадцать,  — проговорил Баранов и, бросив взгляд на «Патек Филипп» быстро встал. Поднялся и Локки. Ольга внезапно подала голос:
        — У меня есть одно пожелание. Пусть Наташку сфотографируют голой с вашим мастифом. Она должна стоять раком, но так, чтоб было видно лицо. А мастиф пусть сзади её обхватит, как бык корову.
        Баранов и его спутник не удержались от смеха.
        — А вдруг мастиф её не захочет?  — спросил Баранов,  — он ведь не скотоложник.
        — Но он послушный пёс. Добейтесь того, чтоб он это сделал. Будет достаточно, если он поставит на неё лапы. А она пусть напишет на фотографии: «Оленьке с благодарностью от Натальи». Фотографию завтра я заберу.
        — Я могу Наташку к тебе сегодня прислать,  — предложил Баранов,  — через сорок минут она будет здесь, если пожелаешь. Трахай её сама — чем хочешь и куда хочешь. Можешь её на цепь посадить, чтоб дом охраняла. Мне она не нужна.
        — У меня нет дома. Но цепь найду. Пусть приедет.
        Дверь за гостями заперла Ольга. Серёга из окна наблюдал, как они садятся в один из двух стоящих во дворе мерседесов, и как последние отъезжают. Был уже шестой час.
        — Раздевайся, сука,  — сказал Серёга, как только Ольга к нему приблизилась. Её рот приоткрылся. Глаза растерянно заморгали. Потом вдруг сузились.
        — Перетопчешься!
        — Это точно?
        — Да! Да! Да! Да!
        Серёга нанёс удар справа в челюсть. Отлетев к шкафу, Ольга вскочила и с рёвом бросилась на обидчика. Он не смог вторично сбить её с ног, поскольку она вцепилась в него, как кошка. Мало того,  — она его завалила, сделав подсечку. Падая, он увлёк её за собой. Царапая и лупя друг друга, они катались по полу до тех пор, пока один из них не лишился сил. Это была Ольга.
        — Раком вставай, коза!  — заорал Серёга, ещё раз дав ей по морде. Она послушно встала на четвереньки. Спустив трусы, закинула юбку на спину. Впереди вплотную была стена. Ольгина макушка стала ритмично об неё биться. С потолка сыпалась штукатурка. Ольга, кусая губы, орала. По её подбородку стекали слюни и кровь.
        Поднявшись, Серёга вновь распластал её на полу ударом ноги, приблизился к телефону и набрал номер Кирилла.
        — Всё! Приезжай как можно скорее.

        Глава двадцатая

        — Верка, Верка! Скажи хоть слово! Что с тобой происходит?
        — Я умираю.
        — Что у тебя болит?
        — Я не знаю. Я ничего не чувствую. Отойди. Пожалуйста, отойди! Мне сейчас не нужно, чтоб ты на меня смотрел.
        — Я вызову скорую!
        — Нет, не надо. Мне нужен он.
        — Да кто — он?
        — Олег! Позвони Олегу!
        — Но я звоню ему третий день! Он не берет трубку.
        — Ромка, найди его! Ромка! Ромка!
        — Что?
        — Попробуй позвонить его бывшей. Он у неё. Я знаю, он у неё.
        — Но ты телефон разбила!
        — Позвони с улицы.
        — На Тверскую надо бежать!
        — Пожалуйста, сбегай! Ромочка, сбегай. Если ты найдёшь мне его, я буду тебя любить. Клянусь тебе, буду!
        Ромка заплакал и убежал, забыв надеть куртку. Когда вернулся, Верки в квартире не было.

        Глава двадцать первая

        Кирилл и Серёга, развалясь на диване, курили марихуану. Ольга её терпеть не могла. Выпив рюмку водки, она сидела с ногами в кресле, читая книгу, которую листал Локки. Это был «Чёрный обелиск». Рыжая Наташка в джинсах и свитере неподвижно сидела перед Ольгой на корточках третий час. Во взгляде спортсменки зияла предсмертная пустота. Так смотрит корова, переступившая порог бойни. Ни малейших эмоций не возникало в глазах Наташки даже тогда, когда Ольга зверски стегала её ремнем по всем частям тела, насиловала заряженным «Вальтером» и выплёскивала в лицо ей горячий кофе, ею, Наташкой, и приготовленный. Чемпионка дико визжала, однако, взгляд её не менялся, что доводило Ольгу до исступления. Её мстительность впечатлила даже Кирилла.
        — Мне эту тёлку жаль,  — проговорил он, выпуская дым,  — пусти её на диван! Она сейчас свалится.
        Ольга злобно оторвалась от книги.
        — Нашёл, придурок, кого жалеть! Да она так может просидеть сутки. Знаешь, какие у неё мышцы? А ещё она может вас двоих отметелить, если я дам ей такой приказ. Двоих! За одну минуту.
        — За что ты так её ненавидишь?  — спросил Серёга.
        — Она пыталась меня унизить. Ей это, впрочем, не удалось, но какая разница? Она — сука. К тебе я так же не очень сильно пылаю нежными чувствами. Ты меня два раза ударил. Наташка!
        — Я. Откликнулась чемпионка, вскинув измученные глаза на Ольгу.
        — Ты можешь этого идиота кровью умыть?
        — Нет, это я не могу.
        Ольга изумилась. Бросила книгу на пол.
        — Как так — не можешь? Баранов тебе велел во всём меня слушаться!
        — Не во всём. Мне запрещено оказывать какое-либо влияние на его деловых партнеров.
        — А если я опять тебе вставлю пистолет в задницу?
        — Твоё право.
        Ольга свесила ноги и, подняв правую, со всей силы дала Наташке пяткой по лбу. Спортсменка грохнулась навзничь.
        — Тварь!  — заорала Ольга, я тебе приказала сидеть на корточках!
        — Извини,  — сказала Наташка, и вновь уселась на корточки.
        — Перестань её бить,  — вмешался Серёга.
        — А ты мне что, командир?
        — Понимай как хочешь. Но чтоб я больше не видел этого. Ясно?
        Ольга смолчала. Чемпионка смогла поблагодарить Серёгу лишь взглядом. Отложив косячок, Кирилл поинтересовался:
        — Долго ты будешь в немилости у Баранова?
        — Я не знаю,  — произнесла спортсменка, тихо вздохнув.
        — А вдруг он решит избавиться от тебя? По-моему, это было бы очень даже логично. Ведь отпустить тебя он не может, ты много знаешь. А доверять тебе после того, что произошло,  — тем более. Он, как мне кажется, не из тех, кто такие штуки прощает.
        — Да, не из тех,  — подтвердила Ольга, поняв, куда Кирилл клонит,  — надо быть долбанутым, чтобы закрыть глаза на то, что произошло. А он — человек вменяемый.
        Наташка молчала.
        — Что ж ты молчишь?  — топнула ногой Ольга. Не понимаешь, дура, что тебе — смерть?
        — А разве от смерти криком спасаются?
        — Дура! Думай, что тебе делать! Думай!
        Выражение глаз Наташки не изменялось. Докурил и Серёга. Зевнув, он проговорил:
        — Да что вы пристали к ней? Отвяжитесь! Она Баранова знает лучше, чем вы.
        — Она — каратистка,  — напомнила ему Ольга,  — у неё сотрясение мозга случалось чаще, чем у тебя — семяизвержение.
        Эта реплика вызвала у Кирилла острый приступ веселья. Настолько острый, что неприятно стало даже Серёге.
        — А ну, заткнись!  — крикнул он, пихнув друга локтем,  — ты перестал быть похожим даже на идиота!
        — Ну, это ты зря,  — возразила Ольга.  — На конкурсе идиотов он взял бы серебряную медаль. Золото, конечно, осталось бы за тобой.
        На столе стояли четыре бутылки пива. Серёга сдёрнул зубами пробку с одной из них, часть пролил. Кирилл взял другую, ударил краешком пробки о край стола. Пробка отлетела. Разлилось больше, чем у Серёги.
        — Вы слишком мало берёте,  — проговорила Наташка, вернувшись к сути вопроса,  — мне нет резона копейки с вами делить.
        — А сколько эта дискета стоит реально?  — спросила Ольга.
        — Трудно сказать. Но я точно знаю, что Березовский включил все свои ресурсы, чтоб её взять. Миллионов десять — пятнадцать смело можно было запрашивать.
        — Это бред,  — произнёс Кирилл, поймав на себе вампирские взгляды Серёги с Ольгой.  — Один лимон Баранов отдаст спокойно, а за пятнадцать он будет биться по-взрослому. Получить то мы их получим, но не успеем потратить и сотни баксов. К делу подключат очень серьёзных специалистов.
        — Этот вопрос я смогу решить,  — заверила чемпионка.  — Ломите цену, не бойтесь.
        Три компаньона мрачно и возбуждённо задумались. Кирилл с Ольгой не отрывали глаз от Серёги. Тот закурил обычную сигарету, пристально глядя на истязаемую спортсменку. Та сохраняла полную неподвижность, опустив глазки.
        — А как ты этот вопрос решишь?  — поинтересовался Серёга,  — то, что ты можешь разламывать кирпичи ладонью, вовсе не означает, что ты — Джеймс Бонд.
        — Но если бы я умела только разламывать кирпичи, Баранов не поручил бы мне выбивать информацию из Кристины под самым носом ментов. Был ответ Наташки.  — Я провернула с Барановым сотню дел. Я хорошо знаю, кто на него работает. Все их методы знаю.
        — Какую там сотню дел?  — усмехнулась Ольга,  — лет то сколько тебе?
        — Мне двадцать семь лет. Я спортом не занимаюсь уже три года.
        — Двадцать семь лет? Ты на двадцать выглядишь.
        — Посмотри в интернете мой год рождения.
        — Хочешь пива?  — спросил Серёга, сделав большой глоток из бутылки.
        — Спасибо, нет.
        — Спортивный режим?
        — Я просто не пью мочу.
        — Можешь сесть на стул.
        Бронзовая призёрка Олимпиады бросила взгляд на Ольгу. Ольга кивнула. С гримасой боли поднявшись, Наташка медленно пошла к стулу. Он стоял возле шкафа. На его спинке висел ремень. Ноги у спортсменки почти не гнулись. Она уселась, вытянув их. При этом её лицо исказилось болью ещё сильнее.
        — Жопа болит?  — улыбнулась Ольга.
        — Да. Очень сильно.
        Ольга была довольна ответом.
        — Это подстава,  — сказал Кирилл, хлебнув пива.  — Баранов её специально сюда прислал, чтоб она лапши нам навешала и внедрилась в наши ряды.
        Лицо чемпионки осталось непроницаемым.
        — Это правда?  — спросила у неё Ольга.
        — Это неправда. Вы ведь сошлись на том, что Баранов больше не может мне доверять.
        — Но, возможно, он питает к тебе какую-то слабость и решил дать тебе шанс реабилитироваться.
        — Баранов питает слабость к таким, как ты. Он терпеть не может костлявых девок.
        — Это не аргумент,  — заметил Кирилл.
        Наташка скривила ротик.
        — Если бы он хоть что-нибудь ко мне чувствовал,  — не прислал бы меня сюда, под её ремень и ваши …!
        — Ремень тоже мой, возразил Серёга. Помолчав, он продолжил:
        — Короче, я решил так. Берем миллион. Иначе на нас сплетут реально такую сеть, что шансов не будет. Эту паскуду вяжем по рукам и ногам и кладём в багажник.
        — На хрен она тебе?  — не поняла Ольга.
        — На всякий случай. Она реально пудрит мозги. У Килилла в Форде багажник не отделён от салона. В случае какой-либо подлянки со стороны Баранова я смогу пристрелить её, не вставая.
        — Кладбищенская тоска во взгляде Наташки внезапно приобрела бесовскую остроту. Это ощутилось физически, как сквозняк. Сжав кулаки, Ольга так и впилась глазами в её глаза.
        — А, мразь, испугалась? Вывели мы тебя на чистую воду!
        — Оля, а ты бы на моём месте не испугалась? Это что ж получается — если вдруг случится какая-нибудь авария или этим двум дуракам покажется, что за ними — хвост, они мне дыру в голове проделают? Зашибись! Всю жизнь об этом мечтала!
        — Значит, авария должна быть?  — уточнил Кирилл.
        Спортсменка вздохнула.
        — Слушайте, я эту тему не заводила. Вы сами к ней меня подвели. Я просто сказала, то, что я думаю.
        — О, с твоей стороны это очень мило — думать изо всех сил не о том, как спасти свою обосравшуюся задницу от Баранова, а о том, как бы мы не продешевили!  — сказала Ольга и огляделась по сторонам, чего-то ища,  — Серёга, я где-то видела у тебя паяльник. На кухне вроде он, да?
        — Нет, в тумбочке, в нижнем ящике. А скотч — в верхнем.
        Ольга весело потянулась к указанному предмету.
        — Да хватит вам,  — сквозь сжатые зубы выдохнула Наташка,  — сгибая ноги под стул.  — Тупым надо быть, чтоб было что-то неясно и без паяльника! Я должна войти к вам в доверие, и, когда дискета будет у шефа, взять у вас деньги. Всё! Зачем вам паяльник?
        Голосок Наташки напоминал щенячье рычание. Раздувая ноздри, она смотрела лишь на Серёгу.
        — А как бы ты взяла у нас деньги?  — спросил Кирилл.
        Никто не заметил, как чемпионка взмахнула левой рукой — настолько молниеносным было это движение. Гардероб, стоявший от неё справа, с грохотом покачнулся. Через секунду Наташка облизывала кулак, расшибленный в кровь. Переведя взгляды с него на дверь гардероба, три компаньона увидели в ней сквозную дыру.
        — Теперь ясно всё?  — спросила Наташка, сплёвывая кровь на пол.  — Или ещё остались вопросы?
        — А что, Баранов считает нас идиотами?  — продолжал допытываться Кирилл,  — мне даже обидно.
        — Вообще, да — Баранов считает вас идиотами. Это был вариант такой: получится, так получится. Нет, так нет. Миллион — потеря, конечно, но не смертельная. Так вы связывать меня будете? Или ближе к утру?
        — Иди приготовь мне кофе,  — распорядилась Ольга. Наташка встала.
        — А можно я надену ботинки? Кирилл разбил на кухне стакан, там весь пол в осколках, а лампочка не работает.
        — Нет, нельзя! Иди босиком.
        Наташка ушла. Через три минуты она вернулась с чашечкой кофе. За ней тянулся кровавый след. Дав чашечку Ольге, она опять уселась на корточки, полагая, что кофе будет выплеснут ей в лицо. Но этого не случилось.
        — На пол, сучка, ложись,  — приказала Ольга, поставив чашечку и достав из тумбочки скотч. Спортсменка легла, задрав рукава до локтей и до колен джинсы. Руки завела за спину. Ольга накрепко обмотала скотчем сначала их, затем — ноги, проткнутые осколками.
        — Рот заклеить сейчас?  — спросила она Серёгу.
        — Не обязательно. Мы её понесём в машину только под утро.
        Пнув Наташку ногой, Ольга вновь уселась и, закурив, начала пить кофе. Чемпионка лежала, прижавшись к полу щекой.
        — Какой у вас план?  — поинтересовалась она.
        — Блестящий,  — сказал Серёга.  — Но если он не сработает, у тебя в башке будет пуля. Так что, подумай, может быть, вспомнишь какие-нибудь нюансики.
        — Вот придурок! Я не про этот план говорю. Курили вы что?
        — Мы марихуану курили, сказал Кирилл.
        — Я тоже хочу.
        — Кирилл очень быстро соорудил косячок и, присев на корточки, дал его пососать Наташке. Она закашлялась.
        — Вот дерьмо! А ну, отвали, ублюдок! Я сейчас сдохну!
        Кирилл уселся вновь на диван.
        — Хоть чуть-чуть накрыло?
        — Накрыло, …! Зацепило и потащило. Адский улёт!
        Докурив, друзья забили ещё. Девушки следили за ними молча. Ольга, впрочем, шипела. Время приближалось к двадцати трём. За тёмными окнами шумел ветер. Мёртвые листья бились о стёкла целыми стайками, как рыбёшки об лед. Серёга смотрел на зеркало. Вдруг сказал:
        — Ой, какое странное зеркало!
        Кирилл сплюнул.
        — Чем?
        — А ты посмотри на него, Кирилл! Посмотри внимательно. Что ты видишь?
        — Да ничего интересного, кроме двух проституток. Одна сидит, другая лежит.
        — Должна быть ещё одна!
        — Пусть висит, предложил Кирилл,  — не хочу, чтоб она стояла. Это уж будет слишком.
        Зазвонил телефон.
        — Меня не интересуют большие сиськи,  — стал развивать свою мысль Кирилл.  — Если бы у всех баб они были мелкие, как у этой…
        — Да у какой?  — простонал Серёга,  — Кирилл, скажи — кого ты там видишь?
        — Бабу ягу. Но только не старую, а совсем ещё молодую.
        — С лопатой?
        — Нет. С классной задницей.
        — Телефон!  — завизжала Ольга.
        Два внимательных взгляда переместились с зеркала на неё.
        — Ну, да,  — подтвердил Кирилл,  — телефон.
        — Кирилл, что мне делать?  — спросил Серёга.
        — Ну, подойди к нему.
        — А потом?
        — Пошли его на …. А разве ты научился делать что-то другое?
        Телефон смолк.
        — Вы что, идиоты?  — спросила Ольга.
        — Кирилл, что мне делать?  — не унимался Серёга,  — ты как смотрел на все эти задницы, так и будешь на них смотреть! А мне то что делать? Я буду там, где нет уже никого!
        — Возьми с собой эту мразь,  — предложил Кирилл, мотнув головой на связанную Наташку,  — тем более, её брать уже и не надо. Вы — оба там, где нет никого.
        — Она слишком хитрая!
        — Она дура.
        Из Наташкиных глаз закапали слёзы. Серёга смотрел на них так внимательно, будто занялся их подсчётом.
        — Она мне нравится, сказал он,  — но она какая-то слишком рыжая.
        — Это краска, прохныкала чемпионка,  — на самом деле я светло-русая! Но глаза у меня — реально зелёные.
        — Но ведь ты убьёшь меня, если что! Кулаком в висок и я — труп. Ведь правда?
        — Может быть да, а может быть нет. Но я не хочу тебя убивать. И не захочу. Мне будет ужасно этого не хотеться.
        — А почему? Я ведь не мешал этой суке тебя лупить и ошпаривать. Ты должна меня ненавидеть.
        — Я ничего никому по-моему не должна. Самой себе — точно. Я вообще не знаю, что происходит! Чем старше я становлюсь, тем меньше свободы в действиях и желаниях. Я как-будто действительно должна всем — за то, что такая классная. Вот закономерный финал: Лежу склеенная скотчем и объясняю какому-то намарихуаненному уродику, почему с него мало спросу! Да потому, что дурак ты конченный! А дружок твой — подонок!
        — Если ты его хочешь, так и скажи,  — произнёс Кирилл, подмигнув Серёге. Слёзы закапали из Наташки вдвое быстрее. Кося глаза на Кирилла, она вскричала:
        — Кто ты такой, чтоб лезть в мою душу? Даже мой тренер не смел соваться в неё! И ты не смей, сволочь! Что ты ему подмигиваешь? Ведь он — уже не с тобой! Ты сам признал это.
        Тут телефон опять зазвонил. На этот раз Ольга за руку подтащила к нему Серёгу. Он поднял трубку.
        — Да!
        — Добрый вечер,  — сказал Баранов.  — Ну что, ты определился со временем?
        — Что?
        — Когда, спрашиваю, встречаемся?
        — Ровно в десять утра. Хочу предупредить сразу: если увижу хвост — дискеты не будет.
        Баранов молча положил трубку. Серёга бросил свою. Поглядел на Ольгу.
        — Ну что, порядок?  — спросила та.
        — Абсолютный. Если забыть про то, что из-за тебя твою подруженцию ухандокали.
        Глаза Ольги метнули молнии.
        — Заткнись, тварь! Иначе из-за меня тебя ухандокают.
        Со всей силы толкнув Серёгу, она пошла в туалет. Серёга упал. Уснул.

        Глава двадцать вторая

        — Каравчук, ты где?  — хрипло орал Мельников в телефон.  — А какого чёрта? Группу захвата на Маяковку! Шаповалов и Ольга уже в машине Баранова. Я — с Агеевым на кольце. Хорошо, звони.
        Убрав телефон, Мельников сердито забарабанил пальцами по рулю. Ему было плохо. Опять лил дождь. То сильный, то средний. Москва, казалось, как-то вся съёжилась под свинцовым небом, подобно людям, бредущим по ней под зонтиками.
        Бежевая «Тойота Королла», которой Мельников достался в наследство от «БМВ», была припаркована у бордюра на внутренней стороне Садово-Кудринской улицы. За Тойотой стояли «Ауди» и «Сааб», наполненные бойцами из опергруппы. За рулем «Ауди» сидел старший лейтенант Ремезов, за рулем «Сааба» — Потехин. Вторая группа слежения, состоявшая так же из трёх машин, ждала на Тверской. Третья — на Садовом, слева от Триумфальной, четвёртая — на Ленинградском шоссе, около кольца.
        Агеев часто курил, смотрел на часы, звонил руководству.
        — Как ты вчера доехал домой?  — поинтересовался у него Мельников, так же взяв сигарету.
        — Так ты ведь меня довёз! С ветерком. Забыл?
        Сигарета едва не выпала из Мельниковского рта.
        — Да ты что, серьёзно?
        — Конечно! Ещё подняться со мной хотел — поглядеть, к кому я так рвусь от твоих шалав. Я еле успел подъездную дверь перед твоим носом захлопнуть.
        Что-то припомнив, Мельников вздохнул с облегчением.
        — А! Так это и был твой дом?
        — А ты думал — твой?
        — Я думал, что ты к какой-то своей любовнице по дороге решил заехать.
        — Что тебя навело на такую мысль?
        — Хоть убей — не помню. Но я был твёрдо уверен, что это так.
        Агеев задумался.
        — Странно, странно. Возможно, я тебе что-нибудь говорил?
        — Да, очень возможно, сухо произнёс Мельников. У него вдруг резко усилилась головная боль. Взглянув на часы, он продолжил:
        — Слушай, Денис. Мы никак не сможем перехватить информацию. Если Фроликов с Шаповаловым накурились в хлам, то Баранов, вряд ли. Фроликов, впрочем, тоже не идиот. Наверняка, схема будет такая: Фроликов проезжает мимо четвёртого соучастника и даёт ему знак, что всё хорошо. Тот звонит Барановскому помощнику, и дискета — у Березовского. В общем, надо их брать. Чего тянуть время?
        — Если их сейчас взять, дискета уйдёт хрен знает куда,  — возразил Агеев, а это хуже, чем если она уйдет к Березовскому. Но, возможно, четвёртого соучастника вовсе даже и нет. Если так — эти два укурка будут пытаться воспользоваться другим телефоном. Вот уж тогда мы будем их брать.
        — Как знаешь,  — произнёс Мельников, погасив сигарету, которая почему-то его бесила, и взяв из пачки другую. Ему совсем не хотелось спорить. Ему хотелось только послать всех матом, влить в себя стакан водки и застрелиться. Агеев, судя по его воспалённым и злым глазам, пребывал во власти похожего настроения. Было десять ноль пять.
        — Да пошёл ты в жопу!  — процедил Мельников, сбросив прохоровский звонок,  — какого вы чёрта все от меня хотите? Я — на работе! Вчера я был на работе, завтра и после завтра буду я на работе. И сдохну я на работе! Агеев, а ты где сдохнешь?
        — На проститутке.
        — Врёшь, сука, врёшь! Ты верен жене, как Родине. Ты трахаешь проститутку, думая о жене. Ты топишь страну в крови, думая о Родине.
        — Слушай, Игорь! Не выводи меня из себя.
        — О, какой апломб! Должно быть, именно так говорил твой дед с моим дедом, когда лепил ему пятьдесят восьмую в долбанном упырятнике на Лубянке!
        — Мельников, ни один из моих дедов в Москве даже не был. Оба они всю жизнь пахали и сеяли.
        — Сеяли мудрое, доброе, вечное — выросло глупое, злое, увечное,  — усмехнулся оперативник, сместив салонное зеркало так, чтоб Агеев мог себя видеть.
        — Послушай, Игорь! Я понимаю, что ты всего четыре часа поспал после двух бессонных ночей, но, честное слово,  — моей вины в этом нет. Заткнись по-хорошему.
        Мельников не заткнулся бы даже и под угрозой смерти, но в этот миг по оперативной связи вдруг прозвучал его позывной. Он вышел на связь.
        — Приём.
        — Он с кейсом садится в Форд,  — сообщили с площади,  — отъезжают.
        — А девка, значит, осталась в джипе?
        — Да. Джип стоит.
        — А те куда направляются?
        — Со стоянки только отъехали. Погоди.
        Мельников курил, слегка опустив стекло. В щель задувал ветер и залетали капли дождя, отбрасываемые проезжавшими мимо автомобилями. На Агеевском лбу поблёскивал пот, разбавленный спиртом. Прошло около минуты, прежде чем Триумфальная вновь подала сигнал.
        — Они на кольцо сворачивают, к тебе.
        — Да чтоб они сдохли!  — простонал Мельников, кроша в пепельнице окурок,  — ладно, Каравчуку скажи, чтоб он там не дёргался без сигнала.
        Подняв стекло, он запустил двигатель и по радиосвязи приказал Ремезову с Потехиным приготовиться.
        — Это точно,  — проговорил Агеев, вынув из кобуры пистолет, осмотрев его и убрав обратно. Чтоб они сдохли, выродки!
        Поворотник, как метроном, отщёлкал еще минуту. Увидев в зеркале синий «Форд», Мельников включил первую передачу и стал выруливать. Когда «Форд» проехал, он пропустил ещё две машины, и аккуратно пристроился за второй. Потехин и Ремезов двинулись вслед за ним, так же отделившись и от его «Тойоты», и друг от друга двумя машинами.
        Было десять пятнадцать. Под залихватскую музыку Кирилл лихо управлял «Фордом». Он был в приподнятом настроении. Двухсотсильный мотор и средняя плотность транспортного потока позволяли ему порой выполнять довольно рискованные обгоны. Серёга, глядя вперёд, сквозь воду, которую дворники размывали по лобовому стеклу, курил. Наташка в багажнике иногда подавала признаки жизни в виде печальных вздохов и шевеления. Ольга ей не давала спать до рассвета, мучая разговорами и расспросами — но не с целью помучить, а чтоб самой не страдать от скуки, поскольку спать не хотелось. Она давала пленнице покурить, а ближе к утру скорешилась с нею до такой степени, что подволокла её к унитазу и помогла им воспользоваться. Кирилл спал всю ночь на диване. Серёга — там, где свалился. В пять утра Ольга их растолкала. Неся Наташку к машине, они ударили её головой об стену — но не от злого умысла, а нечаянно.
        — Хвоста нет?  — поинтересовался Серёга, когда Кирилл остановил «Форд» перед светофором на съезде к Таганской площади.
        — Не видать,  — ответил Кирилл, поглядев сначала в правое зеркало, затем — в левое.
        — Очень качественно шифруются.
        Он был прав. Мельников, Потехин и Ремезов каждые километра два менялись местами, прячась, к тому же, за парой тройкой других машин. Профессионал заметил бы слежку, но Кирилл не был профессионалом. С Таганской площади он свернул на Большую Коммунистическую улицу, а с неё — на Сергия Радонежского.
        — Всё ясно,  — произнёс Мельников, выехав вслед за ним на Шоссе Энтузиастов.  — Он едет к Светке Сопелкиной.
        — Ты все три десятка его подруг запомнил по именам?
        — А он вчера виделся только с нею. Она в Перово живёт.
        Миновали метро «Площадь Ильича». Дождь не утихал. У Мельникова в глазах буйно разрасталось что-то звериное. На его щеках проступил румянец. Вызвав Ремезова на связь, он велел ему следовать за Кириллом до дома номер двадцать два по Перовской улице, и если Кирилл свернёт к нему,  — ехать дальше. Потехину он отдал такое распоряжение:
        — Обойди его справа на светофоре — но так, чтоб он не заметил. Я его задержу.
        — А дальше куда?
        — До моста с железной дорогой. Если вдруг по пути увидишь гаишника, попроси его тормознуть их. Минуты на две, не больше. За мостом сразу сверни направо. Там жди меня.
        Один из двух перекрёстков возле метро «Авиамоторная» синий «Форд» проскочил. На втором горел красный свет. Кирилл занимал крайний левый ряд. Потехин заблаговременно перестроился в крайний правый. Перед Кириллом на светофоре стояла только одна машина. Мельников, по резервной обогнув «Форд» и эту машину, выехал за стоп-линию. Почти сразу вспыхнул зелёный. Мельников отпустил сцепление резковато. Машина дёрнулась и заглохла. Вторая попытка старта так же не увенчалась успехом. Стоявшие позади начали сигналить. Тогда уж Мельников тронулся — при том так, что его Тойота в считанные секунды ушла за линию горизонта. Чёрный «Сааб» Потехина был уж там.
        У моста Кирилла остановил инспектор ГАИ. Ругнувшись, Кирилл ударил по тормозам, опустил стекло. Инспектор приблизился. Козырнул.
        — Ваши документы.
        — Что я нарушил?  — спросил Кирилл, вытаскивая бумажник.
        — Да ничего. Простая проверка.
        Простая проверка заняла две минуты. Во внутрь машины инспектор нос не совал. Смотрел документы. Вернул их молча. Миновав мост окружной железной дороги и повернув на улицу «Электродная», Кирилл сразу же обратил внимание на зелёное «Ауди», повернувшее вслед за ним.
        — Вот это уже они,  — сказал он Серёге. Тот поглядел назад
        — Зелёная «сотка»?
        — Да.
        — Когда ты её заметил?
        — Да на Таганке ещё была. А когда мент ксивы смотрел, я её не видел.
        — А ну, сбрось газ.
        Кирилл снизил скорость. Водитель «Ауди» сделал то же.
        — Точно, менты,  — произнёс Кирилл, опять нажимая на педаль газа.
        — Ну да, менты,  — подтвердил Серёга.  — А что ты так удивляешься? Ты ведь знаешь, что любой мент тебе за пятьсот рублей перегрызет горло, а ты везёшь миллион, притом не рублей. Кто ж, по-твоему, должен за тобой ехать? Церковный хор?
        — Ох, только бы Светка не подкачала,  — проговорил Кирилл, включив поворотник, чтоб выехать на Перовскую улицу, до которой было уже не более трёхсот метров.
        — Ты ей сказал, что надо смотреть на двор с обеих сторон?
        — Конечно. Она с соседской девчонкой договорилась. Сказала ей…
        Тут «Форд» громыхнул задними колесами по глубокой выбоине.
        — Придурок!  — крикнул Серёга. Ты не картошку везёшь! А миллион баксов и гениального человека!
        — А кто из вас гениальный?  — Осведомился Кирилл, заложив такой крутой поворот налево, что чемпионка перекатилась с одного края багажника на другой. Серёга взглянул на друга с недоумением.
        — Ты спросил бы ещё, дубина, кто из нас человек!
        Проехав с полкилометра, Кирилл свернул во двор длиннющей пятиэтажки, располагавшейся торцом к улице. «Ауди», набирая скорость, помчалось дальше.
        — А! Интересно,  — сказал Кирилл. Он ехал вдоль дома медленно, зорко глядя на номера машин, стоявших от него слева. Серёга зорко смотрел на те, что стояли справа. Перед дальним подъездом был припаркован черный Сааб с непроницаемой тонировкой стёкол. Остановив машину поблизости от него, Кирилл заглушил мотор.
        — Ну что, ты готов?  — спросил он, взглянув сперва на подъезд, затем на Серёгу.
        Тот погасил окурок.
        — Я то готов. Ты кейсы не перепутай, мразь.
        — А ты шпалер с … не перепутай.
        Произнося эту реплику, Кирилл выдернул из замка зажигания ключ на длинной цепочке. Вместо него воткнул дубликат, который извлёк из кармана куртки. Серёга молча протянул руку. Молча ударив своей рукой по его ладони и взяв один из двух лежавших на заднем сиденье одинаковых кейсов с кодовыми замочками, Кирилл вышел. Захлопнул дверь. Крутя на цепочке ключ, зашагал под дождём к подъезду. Он был спокоен. Деревянная дверь открылась ему навстречу. Вышла худая светловолосая девушка с чумовыми глазищами. На руках у неё болталась рыжая такса. Едва завидев Кирилла, последняя начала отчаянно лаять и вырываться.
        — Две минуты назад за домом припарковалась бежевая «Тойота Королла», а здесь вот этот «Сааб»,  — прошептала девушка, без труда удерживая орущую тварь.  — Из Тойоты вышли два мужика. Вбежали в подъезд.
        — Беги сначала к «Тойоте», затем к «Саабу» и жди сигнала,  — распорядился Кирилл, шагнув за порог,  — около Сааба ты должна быть через полторы минуты.
        — Ты не забыл, что пообещал сводить меня в зоопарк?
        Кирилл не ответил. Он уже поднимался — медленно, очень медленно. И считал про себя секунды. Между вторым и третьим остановился, глянул по сторонам. Подошёл к окну. В углу подоконника была баночка для окурков. Переставив её на один из почтовых ящиков, Кирилл тихо открыл окно. Его синий «Форд» и чёрный «Сааб» стояли лицом к лицу, но на расстоянии пяти метров. По лобовому стеклу Сааба ёрзали дворники. Стёкла «Форда» были залиты водой. Любительница животных уже сидела на корточках позади «Сааба» и ножницами подстригала собаке когти. Коротконогая тварь орала и вырывалась.
        Сердце Кирилла стучало чуть-чуть быстрее, чем накануне, после преодоления этих же четырёх пролётов. Продолжая считать, он стал подниматься дальше. Третий этаж был пуст. Приблизившись к двери, Кирилл убрал ключ в карман и достал другой. Поднёс его к скважине. Пальцы его дрожали, но не от страха — от нервного напряжения. Он не мог понять, почему никто до сих пор на него не бросился, не ткнул в лоб ему пистолет, не выхватил кейс. При этом он продолжал отсчитывать про себя секунды. Шла уже третья сотня. Ключ вошёл со щелчком.
        — А ну, отойди от двери,  — раздалось с лестницы. Кирилл вздрогнул и повернулся.
        К нему спускались Мельников и Агеев. В руке чекиста был пистолет. Однако, Кирилла, который готовился к куда большим ужасам, например, к чеченцам, напугать пистолетом в руке Агеева было трудно.
        — Вы кто такие?  — осведомился он, предельно развязным тоном.
        Мельников и Агеев приблизились.
        — Давай кейс,  — потребовал первый.
        — А он что, твой?
        Через две секунды кейс был у Мельникова. Кирилл, впрочем, боролся только для вида. Лишившись кейса, он сделал два торопливых шага назад, прижался спиной к стене и — протяжно свистнул. У Мельникова с Агеевым на мгновение заложило уши. В следующее мгновение со двора послышались выстрелы — два подряд. Потом ещё два. А потом — один. Агеев с матерным криком бросился бежать вниз. Мельников помчался следом за ним. Свободной рукой рвя из кобуры пистолет. Отчаянная пальба на улице продолжалась. Дико ревел мотор. За порогом Мельников со своим напарником поравнялся, поскольку тот вдруг застыл. Застыл и майор. Картина представшая их глазам была хороша. Две твари — безумноглазая и коротколапая убегали. Трое оперативников, выскочив из «Сааба», задние колёса которого были проткнуты, а стекло зияло двумя отверстиями от пуль, палили вдогонку «Форду». Какое там! Серёга сдавал назад с сумасшедшей скоростью, да ещё и вилял, задевая вскользь стоявшие с двух сторон машины. Одна из пуль снесла Форду зеркало. А другая пробороздила крыло. Лучших результатов стрелявшие не достигли. Вырулив на проспект, Серёга ударил по
тормозам и, врубив переднюю передачу, пустил две сотни коней под капотом «Форда» в галоп.

        Глава двадцать третья

        После того, как был взломан кейс, Мельникову стало очень смешно. Листая под ливнем глянцевые журналы с фотками голых баб он хохотал так, что Агеев вынужден был отойти от него подальше, чтоб позвонить своему начальству. Потехин, забрав у Мельникова ключи от его «Тойоты», бросился со своей бригадой за дом. Но вскоре вернулся.
        — У неё тоже два колеса проколоты,  — сказал он.
        — Поднимай всех на ноги,  — был ответ, захлёбывающийся хохотом.  — Пусть побегают!
        — Игорёк, у тебя истерика что ли?
        — Да!
        Три оперативника молча сели в Сааб, потому что не только дождь лил нешуточный, но и ветер пронизывал до костей. Он яростно вырывал из мокрых рук Мельникова страницы с голыми задницами, трепал его красный галстук. Под деревом, за помойкой, что-то орал в телефон Агеев. В окнах маячили сотни рож, напуганных перестрелкой. Вышел Кирилл. Оставшись под козырьком подъезда он округлил глаза.
        — Ах, чёрт побери! У меня машину угнали.
        Оборвав смех, Мельников швырнул ещё не просмотренные журналы в лужу — на те, что были уже просмотрены, и пошёл к Кириллу. Взяв его за грудки, выволок под дождь, сбил с ног хуком справа.
        — Ты идиот?  — заорал Кирилл, поднимаясь.  — Я тебя посажу!
        — Угу,  — согласился Мельников, нанося прямой удар в челюсть. Когда Кирилл опять попытался встать, он врезал ему ногой в переносицу. Несмотря на дождь, редкие прохожие останавливались. Глядели. Лужа, в которой Кирилл барахтался, стала красной. Мельников больше его не бил. Достав пистолет, он щёлкнул предохранителем и, беря Кирилла на мушку, проговорил:
        — Я — человек предельно амбициозный, и мне теперь терять нечего. Извини. Я знаю, что сяду, но ты не встанешь.
        Тут подбежал Агеев.
        — С ума сошёл! Что ты делаешь?
        — Не стреляйте!  — заверещал Кирилл, осознав, что Мельников, несомненно, его убьёт.
        — Пожалуйста, не стреляйте! Она у Ольги. У Ольги!
        Мельников опустил оружие. Усмехнулся.
        — Агеев, с тебя — коньяк.
        Достал телефон. Связавшись с Каравчуком, произнёс одно только слово:
        — Фас!

        Глава двадцать четвёртая

        Два «Мерседеса» — не легковых, которые накануне Серёга рассматривал из окошка, а внедорожных, стояли возле «Пекина». В одном сидели Баранов, его водитель, Ольга и Локки, в другом — четыре бойца охраны. Ольга располагалась сзади бок о бок с Локки. Ею владело мрачное настроение. Она ночью не легла спать из-за того, что очень боялась во сне увидеть Кристину. К утру ей стало казаться, что связанная Наташка, лежавшая на полу, на неё, Кристину, очень похожа. Она была ниже ростом, бойчее, но рассуждала — один в один. Поэтому Ольга прониклась к ней некоторой симпатией. Утром, перед отъездом, она звонила в институт Склифосовского. Ей сказали, что операция прошла удовлетворительно, пациентка в сознании, но исход предсказать ещё невозможно. Локки молча читал какую-то книгу. Баранов весело обсуждал по мобильному телефону вопросы бизнеса и курил. Ольга то и дело стреляла у него сигареты.
        — Который час?  — спросила она, бросив за окошко очередной окурок.
        Баранов, только что завершивший очередной разговор, взглянул на часы.
        — Десять сорок пять.
        — Отлично. Пора.
        С этими словами Ольга приподнялась, расстегнула задний кармашек юбки, вынула из него дискету и протянула её Баранову.
        — Вот она.
        Локки оторвался от книги. Потом и вовсе её закрыл. Баранов, казалось, не удивился. Взяв у Ольги дискету, он осмотрел её и поверх очков поглядел на Ольгу. Она застёгивала кармашек.
        — Нормальный ход,  — произнёс Баранов,  — очень нормальный.
        — Я могу быть свободна?  — спросила Ольга.
        — Нет, погоди.
        Сказав так, Баранов включил бортовой компьютер, вставил в него дискету и весьма долго щёлкал клавиатурой, глядя на монитор. Лицо его оставалось непроницаемым. Завершив проверку, он призадумался.
        — Пусть сюда приедет хозяин,  — неожиданно подал голос водитель, до сих пор при Ольге не проронивший ни слова. Его хрипловатый бас натянул ей нервы. Она почувствовала опасность.
        — Пусть сам приедет и заберет её,  — продолжал водитель,  — иначе нас с ней повяжут.
        — Правильно,  — сказал Локки,  — дайте сигнал через интернет.
        Баранов молчал.
        — Уже без пяти одиннадцать,  — уточнила Ольга,  — если в одиннадцать я не выйду — наш человек, который следит за вашей машиной, скажет ментам, что товар у вас.
        — Ну, это ты заливаешь, косо взглянул на неё Баранов. Ольга скривила рот злой усмешкой.
        — Не надо нас считать лохами. Впрочем, как вам угодно. Деньги — у нас, дискета — у вас. Хотите её лишиться — ваши проблемы.
        — Да пусть отваливает,  — опять вмешался водитель,  — ведь от её присутствия ничего уже не зависит.
        Баранов ещё раз пристально посмотрел на Ольгу поверх очков.
        — Ну ладно, иди.
        И опять защёлкал клавиатурой. Ольга открыла дверь. Поставила ногу на тротуар. Но вдруг что-то вспомнила и замешкалась.
        — Что тебе? Уже с раздражением скосил взгляд на неё Баранов.
        — Можно спросить?
        — Спроси.
        — Почему она столько стоит?
        Юрий Семёнович улыбнулся.
        — Пошла ты вон.
        — Поняла. Прощайте.
        — Прощай.
        Ольга шла по площади, сгорбившись. Опять холодно, опять дождь. Курить! Как можно скорее, как можно больше. Со всех сторон на неё смотрели. Видимо, принимали её за ту, кем она являлась. На тротуаре перед концертным залом Чайковского стоял ряд ларьков. Перебежав улицу, Ольга подошла к одному из них. Дала сторублёвку.
        — «Парламент лайт». Зажигалку.
        — Какую вам?  — спросила девчонка.
        — Мне всё равно.
        — Добрый день, Ольга Александровна,  — раздалось за спиной. Ольга ощутила только досаду. Значит, без геморроя всё же не обойдётся. Впрочем, иначе не могло быть. Запихнув монетки в карман, она закурила и повернулась. Перед нею стоял высокий мужчина в штатском. Подобно ей, он ёжился и курил.
        — Уголовный розыск.
        — Вижу, что не консерватория.
        — Вы задержаны.
        — Хорошо.
        — Идя с офицером, Ольга не отрывала взгляда от площади, а точнее,  — от двух машин, в одной из которых ей пришлось провести почти целый час. Оба «Мерседеса» были блокированы десятком других, таких же огромных джипов. Выпрыгнувшие из них спецназовцы в чёрных масках грубо вытаскивали Баранова вместе с его охранниками наружу и клали их на асфальт.
        Через четверть часа на Триумфальную площадь пожаловал государь всея Руси, Борис Березовский.

        Глава двадцать пятая

        Мельников сидел за столом и смотрел на стену. Он был без галстука и небрит. На его столе звонил телефон и гудел компьютер, запущенный для работы. Но Мельников неподвижно смотрел на стену. В дверь постучали. Мельников, как-будто и не услышал. Но дверь открылась. Вошел Агеев. В руке его был коньяк. Но Мельников не обрадовался.
        — Угу,  — только и сказал он, взглянув на вошедшего, как на стену.
        — Ты плохо выглядишь,  — произнёс Агеев и сел за стол, прикрыв за собою дверь. Поставил коньяк.
        — Стаканы у тебя есть?
        — Это что такое?  — осведомился Мельников, поглядев на бутылку.
        — Паркетный лак.
        — Он горит?
        — Взрывается.
        — Твою мать! Надо уничтожить его как можно скорее.
        Выдвинув верхний ящик стола, Мельников сперва достал из него коробку конфет, затем — два стакана. Телефон смолк.
        — А что это за конфеты?  — спросил Агеев, скручивая с бутылки пробку.
        — Да я их купил Маринке.
        — Маринке? А секретарше Прохорова!
        — Ну да. Она не взяла. Сказала, что всё, к чему прикасаются мои руки, надо сжигать, а не жрать.
        — А ты что сказал?
        — Я вытащил зажигалку и попытался её поджечь. Она убежала.
        — Надеюсь, ты за ней не погнался?
        — Нет. Что значит, надеюсь? Это бы что-нибудь изменило в худшую сторону?
        — Ну, не знаю. Я ведь с ней не знаком.
        Подняли стаканы, чокнулись. Выпили.
        — Как дела?  — поинтересовался Агеев, жуя конфету.
        — Да ничего. Вчера вот решил поужинать в «Голден Пэласе», только сел — Лариска ко мне подваливает…
        — Лариска?
        — Да. Ты разве её не знаешь? Точно, не знаешь. Нет, погоди, она ведь про тебя спрашивала! А, нет, не она. И не про тебя. Короче, хлестнули с ней по стакану, и — началось! Хоть убей — не помню, куда мы с ней потом двинули. Помню только, как вёз её на такси домой.
        — К себе или к ней?
        — Откуда о неё дом? У неё трусов своих нет. Она их одалживает. Я кстати, в такси об этом узнал. Порвал ей трусы нечаянно, она — в слёзы: «Подонок, сволочь! Что я теперь подруге скажу? Она меня пришибет за эти трусы!» Разоралась так, что даже таксиста ногой задела. Он попытался даже нас высадить. Ну, короче, она сейчас у меня. Наверное, спит ещё.
        — А она у тебя твой сейф не одолжит?
        — Вряд ли. Зачем он ей? А впрочем, возможно. Я представляю: вваливается Лариска жопой вперёд в метро, тащит за собой этот сейф, подваливает к ней мент: «Гражданка, вы этот сейф, случайно, не сшиздили?»
        — «Нет, конечно! Как вы могли подумать? Я его одолжила! Верну, как только открою.»
        Хотя Агееву смешно не было, он смеялся. Выпили по второму. Телефон снова заверещал. Мельников поднял и положил трубку.
        — Пошли все в жопу! Я занят. И я устал. Я очень устал. Я могу сейчас говорить лишь о проститутках.
        — Агеев, как у тебя дела?
        — Где работает эта твоя Лариска?  — спросил Агеев.
        — Я её трудовую книжку не видел. Видел только диплом.
        — И кто она по профессии? Наладчица механизма карманной тяги?
        — Денис! Ты видишь людей насквозь, общаясь даже не с ними, а с их знакомыми. Сразу видно — чекист. Дай мне сигарету. Мои все кончились.
        Закурили.
        — Короче, Фроликов не имеет к тебе претензий,  — сказал Агеев, пуская дым к потолку. Мельников кивнул. Его взгляд нисколько не оживился.
        — Так что, ты совершенно напрасно гнал на меня,  — продолжал Агеев,  — по-моему, ты обязан это признать.
        — Я вынужден это сделать. Вы — молодцы. А какие он поставил условия?
        — Очень даже вменяемые условия. Никаких хвостов, никаких прослушек. В противном случае, журналисты получат целый грузовик с пряниками.
        — Отлично. Похвалил Мельников.
        Докурили молча.
        — Близко нашли машину?  — спросил Агеев, звеня горлышком бутылки о край стакана.
        — На соседней улице. Эта сука рыжая умудрилась из скотча правую руку высвободить. Ещё минута — и след бы её простыл.
        — А что она рассказала?
        — Да ничего особенного. Королькова сразу взяла на себя.
        — А Ольга?
        Мельников призадумался, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. У Агеева создалось впечатление, что он даже и не услышал его вопроса. Молча взяли стаканы.
        — Я до сих пор не понял, как им всё удалось,  — проговорил Мельников, выпив и съев конфету,  — ведь они чуть не придушили друг друга ещё в квартире Юсупова, возле трупа, когда увидели в сейфе деньги. Можешь себе такое представить?
        — Не самая сногсшибательная деталь этой эпопеи, вежливо говоря,  — заметил Агеев. Но интересная. Значит, они дрались, когда на этаж поднялись чеченцы?
        — Она пыталась вырвать у него пистолет.
        — Ты это серьезно?
        — Да, да, да, да! Я — человек жадный, но представляю это с трудом. Увидеть шесть пачек баксов и полезть грудью на пистолет, чтоб вырвать его из руки убийцы!
        Агеев растерянно почесал затылок.
        — Я полагаю, если бы ей это удалось, она бы чеченцев сразу на месте и положила.
        — Очень возможно. А кстати, сказать тебе, почему она была босиком? Таксист, который вёз их с чеченцем, не обратил внимания, что она в машине скинула туфли, а натянуть потом не смогла. Увидев на этаже Серёжку, она их выронила, и он занёс их в квартиру.
        — Потом они их забыли там?
        — Типа, да. Прикинь, какие бараны! Кстати, как там Баранов? В суд на РУБОП не подал?
        Нет. Удовольствовался формальными извинениями. Но ты ещё про браслет мне не рассказал.
        — Так она клянётся, что он в квартире остался. Дескать, забыли.
        — А, понимаю. А как насчёт соучастия в грабеже?
        — Нет, это ей не предъявишь. По протоколу то она — жертва. Убийца ей угрожал. Линия защиты здесь абсолютно не прошибаемая. Ты понял?
        — Я понял только одно: Кирилл — молодец!
        Допили. Мельников закурил и, встав, поставил на сейф бутылку. Сделав четыре шага назад, достал пистолет. Прицелился.
        — Это лишнее,  — произнёс Агеев. Он давил в пепельнице бычок, готовясь уйти.
        — Ты думаешь, промахнусь?
        — Не думаю. На таком расстоянии косой даун с трясущимися руками не промахнётся.
        Мельников отступил ещё на два шага. Его прищуренный взгляд сквозь дым казался Агееву демоническим.
        — На что спорим, что не промажу?
        — Уж лучше бы ты сжёг секретаршу, вздохнул Агеев. Это престижнее, чем разбить пустую бутылку. Хотя два этих предмета равны по ценности, твои будущие коллеги, грузчики, одобрительнее воспримут сожжение секретарши.
        — Да? Ты так думаешь?
        — Я уверен.
        Сказав так, Агеев встал и, подойдя к Мельникову, протянул ему руку.
        — Ну, мне пора. Спасибо тебе за всё.
        Спасибо тебе,  — растерянно сказал Мельников. Он стоял с пистолетом, о чём-то думая, весьма долго после того, как Агеев вышел. Приняв, наконец, решение, сунул пистолет в кобуру и, взяв зажигалку, устремился на поиски секретарши Прохорова.

        Часть вторая

        Глава первая

        Подруга Кирилла, Танька, имела в Тарасовке двухэтажный дом с большим садом. Участок был обнесён забором выше трёх метров. Не останавливал он лишь Борьку. Борька был рыжий пёс размером чуть больше таксы. Он под забором сделал подкоп и каждую ночь убегал гулять. Возвращался только под утро и целый день за тем спал под кустом смородины. По посёлку бегало очень много рыжих щенков, похожих на Борьку. Жители были на него злы. В доме проживал ещё один пёс, побольше и поглупее. Кличка у него была «Колокольчик». Он громко лаял по поводу и без повода. Танька целыми днями только и делала, что твердила Борьке и Колокольчику, как она обоих их ненавидит. Но им на это было плевать. Они много ели и жили так, как считали нужным.
        Танькину ненависть к Колокольчику Серёга всей душой разделял, а вот к Борьке — нет. Этот рыжий бабник был ему симпатичен. А Колокольчик за месяц Серёгу просто достал. По утрам он лаял под окнами его комнаты, днём носился по всему саду с таким неистовым ором, что можно было подумать — через забор лезут черти. Из-за него читать или разговаривать приходилось в доме, а не в беседке, где было сказочно хорошо в те редкие дни, когда грело солнце.
        Двадцатое октября обещало быть, как ни странно, именно таким днём. Серёга проснулся рано — даже рассвет ещё не настал, и сквозь ветки яблони, шелестевшие по стеклу, видны были звёзды на ясном небе. Колокольчик молчал. Вероятно, он ещё не проснулся. В углу стоял телевизор. Выкурив сигарету, Серёга пультом его включил и довольно долго смотрел дурацкие утренние программы по «МТV». Они не поколебали в его сознании отблеск сна, который его чудовищно взбудоражил. Ему приснилась Наташка. Не в первый раз она ему снилась. У этих снов были головокружительные сюжеты. Но в его памяти оставались только её глаза. Они так смотрели, что один раз он не выдержал и сказал приехавшему в тот день Кириллу, что, дескать, зря он, Серёга, не развязал Наташку, бросая «Форд».
        Кирилл рассмеялся:
        — Ну, ты и придурок! Вот и лежал бы около Форда с проломленной головой, а миллион баксов достался бы рыжей суке. Пусть посидит! Она там не пропадёт.
        Было уже десять, когда Серёга спустился на залитую неярким осенним солнцем террасу. Смуглая длинноногая Танька в джинсах и майке варила кофе. На плите жарились шесть яиц.
        — О, доброе утро!  — вскричала девушка, повернувшись на звук шагов спускавшегося Серёги,  — слушай, ты вовремя! Как всегда.
        — Что-то Колокольчик молчит,  — заметил Серёга, садясь за стол.  — Ты что его придушила?
        — Нет, дала ему кость.
        Серёга, прищурившись, поглядел на голый, насквозь пронизанный солнцем сад за окном.
        — А Борька пришёл?
        — Пришёл. Он рано приходит.
        — Они из-за этой кости не подрались?
        — Ты как-будто Борьку не знаешь,  — хмыкнула Танька, ставя на стол яичницу и садясь,  — вот если бы Колокольчик трахал кого-нибудь, а Борька это увидел, тут началось бы смертоубийство. А костями Борька не заморачивается особо.
        — Не православный пёс,  — заметил Серёга, взяв хлеб и вилку. Начали есть. Серёга о чём-то тяжело думал. Танька не отрывала от него глаз. Её рот кривился от смеха. Серёга это заметил.
        — Что ты всё ржёшь?
        — Да я вот всё думаю, на кого ты больше похож — на Борьку или на Колокольчика?
        — Да, пожалуй, на Колокольчика, произнёс Серёга, подумав, ведь я тебя за задницу не хватаю.
        — Так ведь и Борька меня за задницу не хватает!
        — У нас с ним разная мотивация.
        Таньке стало ещё смешнее. Допив свой кофе, Серёга ушёл в беседку. Было очень тепло. Борька крепко спал под смородиной. Колокольчик громко грыз кость около него. В беседке лежало много журналов. Серёга стал их листать. Однако, ничто не могло развеять его тоскливое настроение — даже голые тётки, глядевшие на него с глянцевых страниц. Не под силу эта задача оказалась и Таньке, которая не замедлила присоединиться к нему. Она уже не казалась такой весёлой, какой была на терраске.
        — Опять журнальчики смотришь?
        — Да.
        — Интересно?
        — Нет.
        — Почему? Может быть ты — гомик?
        Серёга, наконец, понял, что ей от него надо. Он мог бы раньше это понять, но не до того ему было. Он промолчал.
        — Кирилл тебя за нос водит. Я гарантирую.
        — Ну и что?
        — Да собственно, ничего. Нормальная ситуация. У тебя самоуважения совсем нету?
        Он поглядел на неё, отложив журнал. Она усмехалась, качая длинной ногой, закинутой на другую ногу. На ней была джинсовая юбка выше колен, обтягивающая блузка, колготки, шлёпанцы. Тёмно-русые волосы были собраны в хвост.
        — Могу сказать тебе больше — он мне велел делать всё, чтоб ты не скучал.
        — Ты с этим справляешься.
        — Ты уверен?
        — Послушай, Танька! Я очень сильно устал. Ты просто не представляешь, как я устал.
        Она закурила.
        — Ты не похож на уставшего человека. Ты не устал, ты запутался. И запутал тебя Кирилл.
        — Ты чувствуешь в себе силы меня распутать?
        — Для этого не потребуется какой-то огромной силы.
        — Тогда я, может быть, справлюсь сам?
        Она, казалось, ждала этого вопроса. И у неё был ответ. Он не прозвучал, так как за воротами вдруг раздался автомобильный гудок. Серёга напрягся.
        — Это Кирилл,  — заявила Танька, вставая.
        — А ты уверена?
        Не ответив, она пошла открывать. Тапки злобно хлопали. Сигаретный дым тянулся, как шлейф. Серёга следил, как она сдвигает засов, как стальные створки распахиваются сами собой, и как на участок въезжает новый автомобиль Кирилла — синий с никелированным кенгурятником «Гранд Чероки». Заглушив двигатель, Кирилл вышел и обнял Таньку. Она не подняла рук. Заперев ворота, он зашагал к беседке. Приятели обменялись рукопожатием.
        — Классно выглядишь,  — произнёс Кирилл, усаживаясь за стол напротив Серёги.
        Серёга пристально наблюдал за ним. Чувствуя себя неловко под его взглядом, Кирилл опять повернулся к Таньке.
        — А ну, иди что-нибудь поделай!
        — А не пойду,  — огрызнулась Танька, садясь,  — с какой стати? Я у себя, а не у тебя.
        — Ты хочешь, чтоб мы уехали? Мы уедем. У нас конфиденциальный деловой разговор. Понятно тебе?
        — Послушайте, вы, деловые люди! Пожалуйста, не устраивайте мне здесь наркопритон!
        — Замётано. Убирайся.
        С брызжущими злобой глазами Танька вскочила и ушла в сад. Со стороны дома по-прежнему доносилось чавканье и бурчание Колокольчика. Так же слышен был скрежет его зубов, обтёсывающих кость. Розовое солнце нежно светило сквозь ветви груш. Оно припекало так, что, если бы ветви не были голыми, можно было б подумать — стоит один из первых дней сентября.
        — Ну зачем их столько?  — с досадой пробормотал Кирилл, взяв журнал и перелистнув несколько страниц,  — объясни, Серёга! Зачем? Я этого просто не понимаю!
        — Осень пришла,  — объяснил Серёга,  — весной поймёшь.
        Не бог весть какая шутка Кирилла сильно развеселила. Слушая его смех, Серёга с необычайной ясностью понял, что Колокольчика больше он не услышит, и не погладит Борьку, и Танька, видимо, навсегда исчезнет из его жизни.
        — Кто на тебя наехал?
        Оборвав смех, Кирилл швырнул журнал на пол. Тихо сказал:
        — Халдей.
        — И сколько он хочет?
        — Восемьсот косарей.
        — Серёга присвистнул.
        Кличку названную Кириллом, он где-то слышал, но не мог вспомнить, что из себя представляет её носитель. Впрочем, сейчас это было не так уж важно. Сейчас гораздо важнее было понять, что, собственно, из себя представляет теперь Кирилл. Серёга взял сигарету. Закуривая, спросил:
        — Ты сюда хвоста не привёл?
        — Да нет.
        — Точно?
        — Точно.
        — Где мои шестьсот тысяч?
        Повернув голову, Кирилл злобно плюнул в крапиву.
        — Да где лежали, там и лежат твои шестьсот тысяч. Вот идиот! Я сюда приехал не для того, чтоб ты выяснял, дёрнул я твои шестьсот тысяч или не дёрнул! Я объяснил тебе ситуацию. Рассказать, кто такой Халдей?
        — Не надо. Где Ольга?
        — Ольга? В Москве.
        — Она ведь хотела какой-то бизнес открыть. Открыла?
        — Да, если это можно назвать таким громким словом. У неё — три ларька около метро «Электрозаводская».
        — Чем торгует?
        Кондитерскими изделиями. Но это, насколько я понимаю, не основной источник дохода. Серёга так заинтересовался, что погасил сигарету.
        — С ней тусит Ливенштейн, объяснил Кирилл.
        — Это кто?
        — Банкир. А кроме того… Ну ладно. В общем, банкир.
        — А этот банкир не может Халдею в табло заехать?
        Кириллу снова стало смешно. Он хохотал долго. И опять его смех позволил Серёге понять реальное положение дел. Он видел, насколько Кирилл напуган. Очень уж странным был его смех.
        — Кто такой Халдей?
        — Халдей?  — повторил Кирилл, перестав смеяться. Пристально глянув по сторонам, затем на Серёгу, он произнёс в пол-голоса.
        — Друг семьи.
        — Кирилл, я не понимаю! Какой семьи?
        Кирилл разозлился.
        — Серёга! Ты либо косишь под дурака, либо у тебя из-за Таньки мозги текут из ушей. Семьёй называется полтора десятка приближённых к президенту людей, которые всё решают. В этом году они, например, решили сдвинуть на задний план уголовных авторитетов, которые вместе с ними рулят и экономикой, и политикой. Халдей взялся за это дело. Трёх знаменитых воров в законе он уже замочил.
        — Но если ему поручают такого рода дела — значит, он кого-то мочил и раньше?  — предположил Серёга.
        — Естественно. Он убрал, например, Солоника. Слышал что-нибудь про такого.
        — Да.
        Молчание длилось долго. Потом Серёга сказал:
        — Кирилл! Давай дунем.
        Кирилл, внимательно осмотревшись, вынул из пиджака пачку «Беломора» и план. Забил косяки. Как следует затянулись.
        — Он сам с тобой говорил?
        Кирилл мотнул головой, повёл мокрыми глазами.
        — Не сам. Его друг, Вадим, в «Метелице» со мной встретился. Это — конченный отморозок! Реально конченный. Если б ты его видел!
        — Думаю, что увижу.
        Кирилл напрягся.
        — Серёга, ты мне не доверяешь?
        — Кирилл, давай без соплей. Ты знаешь, кто их навёл?
        — Дурацкий вопрос. Менты могли навести, ФСБ, Баранов. Да кто угодно! Какая разница, кто навёл?
        — Да большая разница. Убирать надо всех.
        Кирилл поперхнулся дымом. Пока он кашлял, Серёга взглянул на солнце, пытаясь определить, который может быть час, и бросил в кусты свою папиросу.
        — Ты что, дебил?  — прохрипел Кирилл, бросая свою.  — Скажи мне — ты что дебил?
        — Это была шутка. Но я с тобой поеду в Москву.
        — Со мной? Для чего?
        — У меня дела есть в Москве.
        Кирилл стукнул по столу кулаком.
        — Серёга! Ты понимаешь, что эти деньги надо отдать?
        — Ты объясни Ольге, что эти деньги надо отдать,  — предложил Серёга.
        — С Ольгой проблем не будет. Это уж точно. Ты взял шестьсот, ну отдашь пятьсот. Мы взяли по двести, допустим, с нас — по сто пятьдесят. Это не те деньги, ради которых она удавится.
        — Ты о ком говоришь? Об Ольге?
        — Серёга! Ольга — уже не накокаиненная бордюрщица, у которой при виде колготок «Санпелегрино» слюни текут изо всех щелей. Она эти сто пятьдесят косарей зелёных из Ливенштейна выжмет в одну минуту! Для него это — тьфу!
        — Кирилл! А тебе совсем-совсем не обидно?  — тихо спросил Серёга,  — ты говорил мне хрен знает сколько раз, что ни перед кем не включаешь заднюю передачу. Как же так вышло то, Кирилл? А?
        Кирилл тяжело вздохнул и долго молчал. Молчал и Серёга. Он наблюдал за ним. Наконец, услышал:
        — Будь я один — плевал бы я на Халдея. Но у меня невеста на шестом месяце. Понимаешь?
        — Немедленно пошли вон!  — заорала Танька, выскочив из-за груши,  — вон, я сказала! Оба! Валите! Козлы! Придурки! Уроды! Вон! Вон! Вон! Вон!
        Два друга, вскочив, уставились на хозяйку дома с крайней досадой. Та была взбешена до налитых кровью глаз. Она продолжала громко кричать и ругаться матом. Вставить хоть слово не было никакой возможности. Лишь спустя минут пять, когда её речь немного замедлилась, Кирилл крикнул:
        — Ладно, заткнись! Уходим. Нам тут нечего делать. Маньяк, наверное, уже пойман.
        — Нет, возразил Серёга,  — был бы он пойман, об этом бы сообщили по телевизору. Но его поймают. Это уж точно. Раз уж взялись за него,  — поймают. Еще двух-трёх, ну, максимум — четырёх он выпотрошит, и его возьмут.
        Багровое лицо Таньки стало белеть. Облизав губу, она прохрипела:
        — Какой маньяк?
        — Ты разве не слышала?  — изумился Кирилл, уже целый месяц твердят по радио, что на севере области кто-то потрошит женщин в дачных посёлках. Двенадцать штук уж распотрошил. Я как раз поэтому и хотел, чтоб тут жил Серёга. Но это — так уж, на всякий случай. Ведь у тебя — две собаки! Они тебя защитят, даже если этот придурок вздумает лезть через трёхметровый забор.
        — Да, надо быть идиотом, чтоб это делать,  — согласился Серёга,  — ведь есть заборы пониже. Я бы на его месте лез через тот, который пониже и за которым нет двух собак.
        — Какие, …, две собаки?  — взревела Танька,  — какой забор? Это не собаки, а дураки! Они сразу спрячутся!
        — Да кто знает, может быть, и не спрячутся,  — возразил Кирилл,  — ведь они, по-моему, тебя любят. Гляди, как вон тот, мохнатый, дербанит кость. Ты только представь, что будет с маньяком, когда он спрыгнет с забора.
        Танька заплакала. Она плакала так же яростно, как ругалась.
        — Ну ладно, ладно,  — проговорил Кирилл, приблизившись к ней и обняв её,  — мы сейчас уедем, но не на долго. Вернёмся вечером. Хорошо?
        — А куда поедете? К проституткам?
        — Нет, по делам.
        — По каким делам?
        — Так ты ведь всё слышала.
        — Ничего я не слышала! Очень надо было мне что-то слышать! Когда я к дереву подошла, вы тут говорили о проститутке в колготках!
        — Ну, ты и дура! Это была метафора.
        — А невеста на шестом месяце — это что? Метафора тоже?
        Пока Кирилл объяснялся с Танькой насчёт невесты, Серёга, чуть не споткнувшись о Колокольчика, вбежал в дом — умыться, почистить зубы и забрать вещи. Их было три — зажигалка, куртка и пистолет. Куртку он надел. Часы на терраске показывали без двадцати двенадцать. Взяв со стола солёный огурчик, Серёга вышел.
        Ворота были уже открыты. Кирилл сидел за рулём. И что-то говорил Таньке. Она стояла возле машины, выражая всем своим видом несокрушимое безразличие. Слёзы у неё на лице уже высохли.
        — Пока, Танька!  — весело попрощался с нею Серёга, усевшись рядом с Кириллом.
        — Пока, пока!
        — Ворота закрой,  — напомнил Кирилл и повернул голову, включив заднюю передачу,  — не открывай никому, смотри! Особенно — потрошителю. К ночи будем.
        Когда джип выехал за ворота, Танька закрыла их. Колокольчик лаял, так как, от кости уже остались одни ошмётки. А Борька спал.

        Глава вторая

        Серёга выразил желание побывать в одной из квартир Кирилла, которую тот купил ещё летом и два с половиной месяца ремонтировал. Находилась она на Пятницкой, поблизости от станции метро «Новокузнецкая», в дореволюционном доме. Остановив машину перед подъездом, Кирилл вручил другу ключ.
        — Четвёртый этаж. Восемьдесят шестая квартира. Не думай, что там ремонт дорогущий. Да, всё блестит, но материалы — так себе, с рынка.
        — А ты куда?  — не понял Серёга.
        — Поставлю джип на стоянку и прибегу. По пути зайду в магазин.
        — Серёга вдруг призадумался, удержав Кирилла. Тот поглядел с удивлением.
        — Что такое?
        — Кирилл, послушай, а ты не мог бы… как бы это сказать… ну, такое дело… короче, скажи охранникам на стоянке, что джип, возможно, заберу я. Опиши мою внешность.
        — Ты? С какой стати?
        — Ну, я хочу на нём к Ритке съездить, чтоб её, суку, от злости скорчило! Это ж близко. Съезжу к ней — и вернусь.
        — К какой ещё Ритке?
        — С которой я прошлой осенью мутил, помнишь? На Маросейке живёт.
        Кирилл посерьёзнел.
        — Серёга, это опасно. Если менты тебя тормознут, что будет?
        — Кирилл, зачем ты меня смешишь? Какие менты? На твоей машине — бандитские номера! Менты тебе козыряют.
        — Ну, хорошо. Я могу с тобой пойти забрать джип.
        — Да нет! Знаешь, я попробую сделать так, чтоб она приехала. Так, пожалуй, будет побезопаснее. Мы с ней вместе заберём джип, доедем до кабака. Обратно — пешком.
        — Ну ладно, скажу, что ты заберёшь машину,  — согласился Кирилл, и Серёга вышел с ключом. В подъезде сидел консьерж. Сказав ему «добрый день», Серёга взошёл по лестнице с буковыми перилами на четвёртый этаж и, глянув по сторонам, отпёр дверь квартиры. Это была расселённая коммуналка — четыре комнаты. Кирилл отделал её по евро-стандартам. Материалы были не с рынка. Серёга знал это точно, так как он сам работал на рынке полтора года. Обойдя всю квартиру и подсчитав, приблизительно, сколько денег было потрачено, он вернулся в большую комнату, где прилёг на диван и, взяв пульт, включил телевизор. По нему шла реклама. Рядом валялся пульт и от видака. Серёга нажал на «плей». Включилась порнуха. Брюнетка важно стояла раком, высоко задрав белые ягодицы. Блондинка страстно лизала щель между ними. Обе стонали. Серёга стал засыпать. Он последний месяц спал очень много, часов по десять-двенадцать в сутки. При этом его всё время клонило в сон.
        Вернулся Кирилл с пакетом. Выкладывая на стол гроздья винограда, большую бутылку водки и «Фанту» в банках, он поглядел на экран, затем — на Серёгу, и разразился хохотом.
        — Во даёт! Уснул на порнухе! Видать, Танюха тебе не очень то спать давала.
        Серёга вздрогнул. Открыл глаза.
        — Ты уже пришёл?
        — Да магазин — рядом, стоянка — тоже. Ты не голодный? Там, в холодильнике, есть какая-то колбаса.
        — Спасибо, я не голодный.
        — А водку будешь?
        — Да, водку можно, наверное.
        Продолжая посмеиваться, Кирилл выключил телевизор и, сев на стул, закурил. Сквозь тонкую занавеску ярко светило солнце. Кирилл, сидевший перед окном, казался каким-то очень большим, расплывчатым, чёрным. Серёгу злило, что он не видит его глаза, а видит лишь силуэт. Зажмурившись, он сказал:
        — Надо Ольгу звать. Как ты думаешь?
        — Сюда? Ольгу?
        — Конечно. Чего тянуть?
        — Ты сам с ней поговоришь?
        — Да, сам. Набери.
        Кирилл достал сотовый телефон. Понажимав кнопки, подал его Серёге. Тот долго слушал гудки. Наконец, раздалось:
        — Алло!
        Доносилась музыка, чьи-то крики. Язычок Ольги весело заплетался.
        — Здравствуйте, госпожа Ткачёва. Как поживаете?
        — Твою мать!  — хихикнула Ольга, с цоконьем каблучков отходя подальше от удалой компании,  — Вот сюрприз так сюрприз! Серёжка! Ты где, уродец?
        — Умные люди таких вопросов не задают. Но я у Кирилла.
        — А! На Новокузнецкой?
        — Да.
        — Что звонишь?
        — Соскучился.
        Ольге стало смешно. Хихикая, она щёлкнула зажигалкой.
        — Так там порнухи полно! Дрочи! Ведь я — замужем.
        — Я замужних тоже натягиваю.
        — Ого! А за сколько?
        — За полторасто тысяч гринов.
        Ольга посерьёзнела.
        — Что случилось?  — проговорила она, выдыхая дым.
        — Ты с кем сейчас отрываешься?
        — С деловыми людьми. А что?
        — Спроси наиболее делового из них, не знает ли он, кто такой Халдей.
        — Я через час буду,  — пообещала Ольга, и из мобильника раздались гудки.
        Вернув телефон Кириллу, Серёга вновь откинулся на подушку. Ему хотелось спать так, будто он не спал трое суток.
        — С кем она там бухает?  — спросил Кирилл,  — С Ливенштейном?
        — Вряд ли. Судя по голосам — какие-то отморозки.
        Медленно скручивая с бутылки пробку, Кирилл промолвил:
        — Да, Ливенштейн, конечно, не отморозок, он разморозился. Его даже рассматривали как кандидата на пост председателя Центробанка.
        — А Ольга что здесь была?  — перебил Серёга.
        — Да, один раз. Надеюсь, ты не ревнуешь?
        — Конечно, нет. Ты мне Таньку скинул. Она помладше на пару лет. И без триппера.
        Посмеявшись, Кирилл поставил на стол бутылку.
        — Вот таким ты мне нравишься. Из всего надо извлекать плюсы. Тот, кто круто владеет этим искусством…
        — Сдохнет в дерьме,  — продолжил Серёга,  — если кругом — одни только плюсы, зачем пытаться что-то исправить? Живи в дерьме, жри дерьмо и сдохни в дерьме! Собственно, туда тебе и дорога.
        — Ну, ты сказал! Серёга, я в шоке! Что ты так бесишься? Пятьсот тысяч, конечно, жалко, но это всё же не конец жизни.
        Кирилл умолк, прислушиваясь к чему-то, затем продолжил:
        — Тут у меня возникла одна идея…
        — Засунь её себе в жопу! Мне терять нечего, это верно, но ты меня не заставишь за три копейки решать какие-то твои грёбаные проблемы. Не будет этого, понял?
        — За три копейки?  — вскипел Кирилл.  — Ты, сука, хоть раз на меня работал за три копейки? Ты чего гонишь тут?
        — Пошел на …!
        Оба вскочили на ноги, смертоносно сжав кулаки. Но смертоубийство предотвратил сигнал дверного звонка. Он был настолько неожидаемым, что два друга, застыв, не двигались до тех пор, пока он не повторился. Тогда Серёга сел и спросил:
        — Кого-нибудь ждёшь?
        — Да нет,  — ответил Кирилл,  — но пойду открою.
        И он пошёл открывать. Серёга вновь растянулся, сперва проверив, легко ли будет выхватить из кармана «Вальтер». На эмоциональном уровне он, впрочем, не собирался этого делать. Его апатию не могло, казалось, разрушить ничто на свете. Он совершенно не понимал, для чего припёрся сюда.
        Два раза щёлкнул замок. Громыхнула дверь. Раздался возглас Кирилла:
        — О! Это ты?
        — Ага. Что, не ждали? Я ведь предупреждал, что меня всегда надо ждать. Библию читал?
        Голос был мяукающий, насмешливый, с хрипотцой на отдельных звуках. Кирилл молчал.
        — Войду?  — спросил гость.
        — Входи.
        Дверь захлопнулась. У Серёги ёкнуло сердце. Впервые за тридцать дней. Но сам он не шевельнулся. Кирилл и тот, с кем он говорил, вошли. Серёга взглянул на гостя. Им оказался длинный, выше Кирилла, сутулый, тощий блондин с красивым бледным лицом, сонными глазами и длинным носом. Он улыбался — точнее, как-то резиново тянул губы. На нём была джинсовая куртка, слегка потёртая и надетая поверх свитера с молнией на воротнике, потёртые так же джинсы, и очень дорого выглядящие, не в пример всему остальному, замшевые ботинки. Очень интересны были его глаза. Казалось, они смотрели, не видя, как глаза панночки, поднимающейся из гроба. Именно так взглянул блондин на Серёгу, лежащего на диване, прежде чем сел на стул и проговорил:
        — А ты изменился за этот месяц. Рожа стала умнее. На иглу что-ли сел?
        — А ты его разве видел?  — спросил Кирилл, до крайности удивлённый.
        Блондин молчал. Молчал и Серёга. Он смотрел на браслет Рамиля Юсупова, болтавшийся на запястье левой руки нежданного гостя.
        — Ну да, он самый,  — подтвердил тот, усмехаясь,  — ты меня чуть не сшиб, когда с девкой под руку выходил под дождь из подъезда. Если бы вас тогда фары не ослепили, вы бы меня заметили, и пришлось бы мне вас убрать, хоть ты за меня работу мою проделал. Прикинь, Кирилл, вхожу в чеченскую хату, а там — трупешник! Ну, думаю, вообще лафа! Не пришлось мараться. И за браслет большое спасибо. Мне Халдей не поверил, когда я ему сказал, что чеха без нас шмальнули. Решил, что я его развожу на предмет дискеты. Ты, может быть, представишь меня?
        — Вадим,  — представил Кирилл, скривив лицо так, будто это слово вырвали у него изо рта клещами, как больной зуб. Хотел он что-то ещё сказать, но раздумал. Гостю, который внимательно наблюдал за ним, сделалось смешно. Он взглянул на стол.
        — Ого, сколько водки! А девки где? Или вы друг друга будете дрючить, для экономии денег?
        Приятели промолчали.
        — Что ж. Это правильно,  — продолжал Вадим, достав сигареты и закурив.  — Халдей мне сказал, чтоб я тут ни на какие сопли не вёлся. Короче, график меняется.
        — Это что означает?  — спросил Кирилл.
        — Это означает, что нам баблосы нужны сегодня.
        Кирилл растерянно сел за стол.
        — Но мы так не договаривались!
        — Серьёзно? А что такое договорённость? Договорённость — это обмен обязательствами. Так вот я тебе, перхоть, ни одного обязательства не давал. А если давал, скажи мне: Вадим, ты гонишь, я тебе забью стрелку. Скажи, скажи. Я послушаю.
        У Кирилла слов не нашлось. Серёга не отрывал глаз от потолка. Он знал, что вряд ли успеет опередить Вадима, если тот решит выхватить пистолет. Поэтому даже не напрягался.
        — Короче, завтра включаю счётчик,  — снова заговорил Вадим, съев несколько виноградин и сплюнув косточки на пол,  — так что — либо сегодня восемьсот штук, либо каждый день будете лететь на десятку. Такой расклад.
        — Водку будешь?  — спросил Кирилл, помолчав.
        Вадим бросил взгляд на часы, висевшие на стене. Погасив окурок о край стола, сказал:
        — Можно.
        Было предложено и Серёге. Он отказался. Кирилл принёс два бокала, наполнил их до краёв. Запивали «Фантой».
        — Как ты узнал, что я здесь?  — поинтересовался Кирилл.
        Вадим плюнул косточкой.
        — Лох, ты стоишь восемьсот тысяч баксов. Завтра будешь стоить ещё дороже. Неужели ты думаешь…
        — Да какая разница, как он смог об этом узнать?  — перебил Серёга с внезапной злобой. Ты бы лучше спросил, с какой сраной радости мы обязаны отстегнуть ему восемьсот гринов! Я не понимаю — он что, налоговая инспекция? Или он со мной от ментов отстреливался? Что здесь вообще происходит?
        Кирилл молчал. Вадим взглянул искоса на Серёгу, затем — опять на часы и ответил так:
        — Ты зря думаешь, что тебе терять уже нечего. Один фраер всё так же думал, так же базарил со мной. Когда его позвоночник хрустнул, он сразу понял, что его жизнь была восхитительна. Ему, правда, впаяли только четыре года. Если бы он не стал инвалидом, пятнашку бы схлопотал. Но тебе не будет никакой скидки. Вы, два придурка, очень больших людей поставили на уши. Если б я работал на них, Баранову не пришлось бы отстёгивать вам лимон. Но … с ним, с Барановым. Ты тут спрашивал, с какой радости я беру эти деньги. Можешь считать, что это — плата за то, что ты будешь пятнадцать лет сидеть в зоне, а не лежать. Устраивает тебя такой вариант?
        — Устраивает,  — ответил Серёга, опять ударившись в меланхолию.
        — Ну и славно. Я так и знал, что ты — умнее, чем кажешься. Кирилл, пьём?
        Кирилл вновь наполнил бокалы. После того, как выпили, Вадим схавал горсть винограда и, сплюнув косточки, продолжал уже более дружелюбным тоном:
        — Знаете, парни, как бы я вас расколол на месте Баранова? Я привёз бы к вам, в Сокольники, Репу. Это тот самый кекс, на которого года два назад, проститутка ваша работала. Перед этим я бы ему рассказал о нём кое-что такое, что может знать лишь она да парочка заместителей генерального прокурора, больше никто.
        — Она бы не испугалась,  — сказал Кирилл, хлебнув «Фанты»,  — это уж точно. Да она и не знала, куда я спрятал дискету.
        — Я тогда взялся бы за тебя. Ты бы, как обычно, стал пальцы гнуть, орать про своего папу, а я б тебе, сука, в рыло — на, …, умойся! Потом заехал бы к папе. Он бы начал звонить за красный забор. Ему б там сказали: «Чувак, давай задний ход.». Дискета бы и всплыла.
        — Почему ж Баранов к тебе то не обратился?  — спросил Серёга.
        — Баранов знал, что я откажусь работать на Березовского. Березовский — конченый человек. Надо быть таким ишаком, как Локки, чтоб на него работать. А интересно, кстати, кого меня попросят мочкануть раньше — Абрамыча или Локки? Мне бы хотелось сперва Абрамыча мочкануть, чтоб Локки начал метаться, как крыса в банке.
        Вадим блаженно прищурился, видимо, наслаждаясь сценой, которую ему нарисовало воображение.
        — Если Ольга пошлёт нас куда подальше, мы восемьсот косарей с Серёгой собрать не сможем,  — предупредил Кирилл.  — Давай лучше так: мы даем шестьсот пятьдесят, а сто пятьдесят с неё тряси сам.
        — Да я её по-любому буду трясти, расклад не меняется. Продашь джип.
        — Да джип этот стоит двадцать пять тысяч!
        — Хату продашь.
        — Для этого нужно время!
        Глаза Вадима вдруг изменились.
        — А ну, завянь!  — рявкнул он, чуть не проломив тяжёлым кулаком стол. На нём всё подпрыгнуло. Подскочил и Кирилл. Минуту длилось молчание.
        — На Тверской есть бар — «Суши вёсла»,  — сказал Вадим прежним тоном, налив себе ещё водки,  — очень мне нравится этот бар. Название классное. Вы всё поняли, господа?
        — Да как не понять,  — просипел Кирилл, достав сигарету из пачки и закурив,  — сегодня, наверное, деньги будут.
        — Ну, и отлично.
        Произнеся эту фразу, Вадим зевнул, как огромный кот, разнежившийся на солнышке. Взяв бокал, продолжил:
        — Мало беру. Очень мало. Вы, два козла, можете дать больше. Сколько ещё квартир у тебя, Кирилл?
        — Одна у меня квартира!
        — Как так, одна? А на Полежаевской трёшка в элитном доме?
        — Так я там только прописан!
        — Так разве ж это проблема? Я могу кого-хочешь поставить раком. Квартира чья?
        Кирилл хотел дать ответ или возразить, но потерял мысль. Глядя на него, Вадим плюнул на пол уже без косточки.
        — Как же ты меня бесишь! Больше, чем гомосеков, я ненавижу только мажоров. Да ладно уж, не трясись! Бери пример с друга. Смотри — расслабился, ловит кайф. Короче, я пью за вас, пацаны. Желаю вам новых творческих замыслов и свершений.
        С этими словами буйный гость взял бокал. Но тут из его кармана заулюлюкало. Он достал сотовый телефон и вышел на связь.
        — Алло! Не ори. Я уже спускаюсь.
        Убрав мобильник, Вадим осушил бокал, глотнул «Фанты», быстро поднялся и, напевая «Ночь, сказочных дней вуаль…», быстрыми шагами покинул комнату. Кирилл бросился за ним следом — запирать дверь. Когда он пришёл назад, Серёга уже смотрел из окна во двор, слегка сдвинув штору. Кирилл спросил с раздражением:
        — Что увидел?
        — Чёрный «Мерседес» Е-320, стосороковой кузов, государственный номер А-007-НТ, 77 регион,  — ответил Серёга.  — Ух ты, как с места рвёт! Моторчик шестилитровый.
        — Ну и что дальше?
        Серёга вместо ответа несколько раз прошёлся из угла в угол, о чём-то думая. И, внезапно остановившись перед Кириллом, крикнул:
        — Пшёл вон отсюда!
        — Кирилл опешил.
        — Чего?
        — Уйди, говорю!
        — Куда?
        — Куда хочешь. Лучше — на кухню. С водкой.
        Кирилл растерянно взял бутылку. Сёрега вновь стал мотаться.
        — Ты понимаешь, что эти деньги надо отдать?  — насел на него Кирилл.
        — Я всё понимаю — правда, только тогда, когда вынимаю.
        — Так едем в банк!
        — А Ольгу мы ждать не будем?
        — Ну, после Ольги.
        — Вот и проваливай, мразь, на кухню! Ты мне сильно мешаешь.
        Поколебавшись, Кирилл забрал так же Фанту и удалился в указанном направлении. Через пять минут Серёга к нему присоединился. К его большому неудовольствию, Кирилл выпил только один бокал. Он говорил с кем-то по телефону — точнее, слушал кого-то, порой вставляя односложные реплики. Вскоре после прихода Серёги разговор был окончен. Сказав, что он, мол, всё понял, Кирилл швырнул мобильник на стол и потёр лоб пальцами.
        — А он что, наркоман?  — поинтересовался Серёга, стоя посреди кухни. Кирилл поднял на него полупьяный взгляд.
        — Вадим что-ли?
        — Да!
        — Откуда я знаю? Да и какая разница? Он — мокрушник, который валит верховных судей и генералов госбезопасности! Я уж не говорю про воров в законе.
        — Да, конечно, ты прав — надо отдавать, со вздохом сказал Серёга, и, повернувшись к шкафчику, взял стакан. Потом сел за стол.
        — Кирилл, давай выпьем. А то мне что-то совсем не весело.
        — После банка.
        — А почему не сейчас?
        — Во-первых, я за рулем. Во-вторых,  — если мы в банк ввалимся на рогах, нас могут не допустить к ячейке.
        — Такси возьмём. По одной, Кирилл. По одной! Ты не понимаешь, что у меня крышняк срывает от злости! Какой-то ублюдок на ровном месте, без повода, забирает у нас почти миллион зелёных. Ведь это — вилы!
        С этими словами Серёга быстро налил: Кириллу — полный бокал, себе — пару капель, стиснув стакан рукой, чтоб было не видно, сколько он наливает. Поднял стакан.
        — За удачу!
        — Удача нас не минует,  — пообещал Кирилл.
        Пока он опорожнял бокал, зажмурив глаза, Серёга молниеносно выплеснул свою водку в мойку, благо, что та находилась на расстоянии вытянутой руки. Поставив бокал, Кирилл запил Фантой. Хлебнул её и Серёга. Потом приятели закурили.
        — Только бы Ольга не взъерепенилась,  — произнёс Серёга, пуская дым изо рта.  — Она ведь может подумать, что мы разводим её.
        — Да, так и подумает. А плевать! Пускай позвонит этому ублюдку. Я дам ей номер.
        — Так она скажет, что это — наш человек!
        — Серёга! Ну ты — дебил! Ливенштейн сразу объяснит ей, чей это номер.
        — Думаешь, он их знает?
        — Конечно, знает. Он каждый месяц отстёгивает им больше, чем они с нас хотят получить.
        — Серьёзно?
        — Конечно! Я ж тебе говорил — они олигархам чистят дороги к нефтяным вышкам.
        — Как ты считаешь, они за Ольгой следят?
        Кирилл некоторое время думал, прежде чем дать ответ.
        — Я даже не знаю. Вряд ли, конечно, они к ней хвост прицепили — это уж было бы чересчур. Но девки, которые на неё работают, вполне могут и на Халдея чуть-чуть работать.
        — Это какие девки?
        — Ну, те, которые продают печенье в её палатках.
        — Что они могут такого важного знать о ней?
        Кирилл рассмеялся.
        — Так ведь она с ними пьёт!
        — Серьёзно?
        — Конечно! Ты Ольгу что ли не знаешь?
        — Давай ещё по одной!
        — Давай!
        Так пили ещё три раза. Причём, Серёга — лишь Фанту. Последний бокал он влил в Кирилла насильно. Кириллова голова моталась и дёргалась, поэтому половина водки была расплёскана. Она, впрочем, была бы лишней — Кирилл уже едва держался на стуле.
        — Ну, как дела?  — спросил у него Серёга, ставя бокал. Кирилл тяжело моргал. Казалось, кто-то держал его за ресницы.
        — Серёга, слушай… Это не водка, это дерьмо какое-то…
        — Да, дерьмо.
        — Но ты — за меня? Ведь ты за меня? Скажи!
        — Конечно, я за тебя,  — подтвердил Серёга,  — после чего зашёл к другу за спину и, достав пистолет, рукояткой дал ему по затылку. Большую силу прикладывать не пришлось, ибо Кирилл был на грани потери пульса. Даже не охнув, он повалился навзничь вместе со стулом, ломая обе задние ножки, и грохнулся без малейших признаков жизни. Волочить его в комнату оказалось непростым делом, так как он весил не меньше ста килограмм. Но Серёга справился. Взгромоздив приятеля на диван, обшарил его карманы. В них оказалось всё, что он хотел получить — ключи от машины, ключ от ячейки и портмоне с деньгами и документами. Не успел Серёга переложить добычу в свои карманы, как зачирикал дверной звонок.
        Серёга открыл. Вошла высокого роста дама в лёгком пальто поверх вечернего платья с неописуемым декольте, в кружевных чулках и туфлях на шпильках. Дёрнув Серёгу за нос, странная гостья сказала ему: «Привет!» голосочком Ольги. С трудом поняв, что это она, Серёга прямо в прихожей обрисовал ей суть дела, вдыхая запах терпких духов и рома «Бакарди». Ольга его не перебивала. Когда рассказ был окончен, она спокойно осведомилась:
        — Ты идиот?
        — Да, я — идиот. Мы договорились об этом месяц назад. У тебя ещё есть вопросы?
        — С чего ты взял, что имеешь дело с Халдеем? Кто это тебе сказал? Кирилл и его дружок, который перед тобой разыгрывал роль бандита?
        — Позвони Ливенштейну.
        — Мишке? Зачем?
        — Он может установить владельца машины по её номеру?
        — Это и я могу,  — ответила Ольга, достав из кармана сотовый телефон.  — Ну, какой там номер?
        — А-007-НТ, 77 регион.
        — Дай мне сигарету.
        Закурив, Ольга связалась с кем-то по телефону.
        — Здравствуйте, Анатолий Викторович. Это Ольга Ткачёва. Да. Ой, как хорошо! Большое спасибо. У меня к вам ещё одна просьба. Вы можете мне назвать владельца машины с номером А-007-НТ, 77 регион? Спасибо, я подожду.
        Ждать пришлось минуту.
        — Спасибо вам, Анатолий Викторович. Сейчас не могу. До встречи. До встречи.
        Убрав мобильник, Ольга прошлась до двери ближайшей комнаты, ноготком сбивая с тлеющей сигареты пепел. Вернулась. Остановилась.
        — А где Кирилл?
        — Валяется пьяный в маленькой комнате.
        — Хорошо. Что ты предлагаешь?
        — Трудный вопрос. Мы в разных условиях. Мне терять, как ты знаешь, нечего.
        — А мне — тоже. Если ты свалишь, они с меня три шкуры сдерут, а потом замочат. Это ведь беспредельщики. Говори, что ты предлагаешь?
        В глазах у Ольги было что-то вампирское. Тщательно обдумывая ответ, Серёга заметил, что она несколько похудела. Худоба её не казалась ему здоровой.
        — Я предлагаю вот что. Сейчас поедем к тебе на рынок, заберём выручку.
        — А что дальше?
        — Пока не знаю. Но по пути я придумаю что-нибудь.
        Давая такой ответ, Серёга был убеждён, что Ольга не будет им удовлетворена, и ждал вспышки ярости. Он ошибся. Попросив подождать несколько минут, Ольга прошмыгнула в одну из комнат и стала рыться в шкафу, вышвыривая оттуда аудиокассеты и диски.
        — Что ты там ищешь?
        — То, что мне сейчас нужно. Пожалуйста, не мешай.
        Серёга мешать не стал. Увидев на столике около телефона карандаш и блокнот, он выдернул из последнего чистый лист, подумал и написал записку следующего содержания: «Ничего не предпринимай. Я их ухандокал.» Вложив записку в руку Кирилла, он пошёл посмотреть, что делает Ольга. Та, свернув трубочкой сторублёвку и наклонившись, втягивала в нос порошок, рассыпанный на столе. Это дело так не вязалось с вечерним платьем и лайкровыми перчатками, засунутыми в карманы пальто, что Серёга не сразу понял, чем это она занимается. Смотрел молча.
        — Ах, твою мать!  — прошептала Ольга, очистив стол и медленно выпрямляясь.  — Вот это дело!
        Лицо её было красным. Бросив купюру на пол, она хихикнула.
        — Вот теперь я готова на что угодно!
        — В вену пока не колешь?  — спросил Серёга.
        — Конечно, нет! Я что, наркоманка? Ну всё, идём!
        Когда проходили мимо консьержа, Серёга вдруг всполошился.
        — Оля! Ты взяла ключ?
        — Какой ещё ключ?
        — Вот дура! Не от машины.
        — Сам идиот! Чего тебе надо?
        — Он у меня,  — обрадовался Серёга, сунув руку в карман,  — слава Богу!
        Вышли.
        — Вот это осень!  — крикнула Ольга, с прищуром глядя на солнце.  — В какой-нибудь Барселоне сейчас, наверно, не теплее. Серёга!
        — Что?
        — А ты помнишь ночь нашей встречи?
        — Помню.
        — Ты тогда думал, наверное, что я дура?
        — Я и сейчас так думаю.
        — Вот урод! А я про тебя подумала… да я, кстати, так и подумала: Вот урод! Серёга, а ты бы что-нибудь изменил, если бы вернулся туда?
        — Я бы тебя грохнул. Где он машину ставит?
        — А вон за тот красный дом свернуть, там — стоянка.
        Машины еле ползли по Пятницкой. Пешеходов на её узеньких тротуарчиках было не протолкнуться, но все они расступались перед Серёгой: каким-то лютым был его взгляд, как-то по-шпановски торчала из его рта сигарета, как-то по-идиотски смеялась Ольга, цепляясь за его руку. Ей было весело. Каблучки её звонко цокали.
        — Серёг!
        — А?
        — Ведь мы с тобой натянули всех! Серёг, правда?
        — Да.
        — Хочешь новость?
        — Ну?
        — Ты помнишь Наташку?
        — Спортсменку?
        — Да! Прикинь, её отпустили!
        Серёга вздрогнул. Замедлив шаг, поглядел на Ольгу.
        — Не понял. Как? Ведь она мента пристрелила!
        — Вот доказали, что не она. А кто-то другой вошёл, да и пристрелил.
        — Но ведь ты — свидетель!
        — Я была без сознания. А Кристинка всё подтвердила — кто-то вошёл да и пристрелил. И ещё другие нашлись свидетели.
        — А платил то кто за всё это?
        Да я понятия не имею. Видимо, тот, кому она дорога. Она ж — девка видная, да при том ещё работящая.
        На стоянке охранник, предупреждённый Кириллом, потребовал документы. Серёга их предъявил.
        — Отлично, сказал охранник и указал на правую часть стоянки,  — машина вон в том ряду.
        — Серёга!  — вдруг всполошилась Ольга под цепким взглядом отставного военного,  — а ты точно ключ не забыл?
        — Какой ещё ключ?
        — Придурок! Не от машины.
        — Я его не забыл.
        Было почти три. Сев в машину, Ольга немедленно пристегнулась. Этой привычки Серёга раньше за нею не замечал.
        — Ты рад?  — спросила она, следя, как он запускает двигатель.
        — Ты о чём?
        — О том, что она теперь на свободе.
        — Я абсолютно её не знаю.
        — Врёшь! Ты знаешь её отлично. Вы — одной крови. И ты, дурак, на неё запал.
        С этими словами Ольга схватила своего спутника, притянула его к себе и накрепко присосалась к его губам своими губами. Он не сопротивлялся, но все её отчаянные попытки вызвать у него возбуждение оказались тщетными.
        — Отсосать?  — спросила она со злобой, резким движением оттолкнув его от себя.
        — У нас мало времени.
        — Хорошо, я всё поняла. Бывшая бордюрщица — это жареный лёд.
        Промолчав, Серёга выжал сцепление, одним пальцем толкнул рычаг и, вырулив за ворота, свернул на Пятницкую.
        — Пожалуйста, включи радио,  — попросила Ольга, закуривая.
        Серёга включил. Машина наполнилась щебетанием Анжелики Варум. Движение было плотным, но без заторов. Серёга вёл непривычный ему по размерам джип на четвёртой скорости, при обгонах переключаясь на третью.
        — Вы с нею очень похожи,  — сказала Ольга, стряхивая пепел с коленей. Найди её.

        Глава третья

        — Арам, у тебя не может быть с ними никаких дел,  — говорил Халдей,  — у ихнего финдиректора мама — азербайджанка. Ты, вообще, их должен поубивать, а не крышевать. Тебя ведь поднимут на смех. Это — во-первых, а во-вторых,  — зачем тебе со мной ссориться? Я хороший.
        — Халдей, я прожил на белом свете сорок семь лет. И ещё ни разу не видел ни одного хорошего человека, который кричал бы, что он — хороший. Но вот тебе почему-то верю. Почему, сам не знаю. Поэтому не хочу никаких напрягов с тобой.
        — Так они не будут претендовать на подряд?
        — Опять ты меня не понял. Я имел ввиду вот что. Работай на кого хочешь, но не тяни свои руки к моей земле. Во-первых, это против всех правил, а во-вторых,  — опасно это, Халдей. Опасно не только из-за того, что мы с тобой будем в контрах. Ты знаешь сам.
        — Всё равно, скажи.
        — Твой работодатель вряд ли тебя поймёт. И точно не вступится за тебя.
        Халдей закурил. Его собеседником был Арам Гамиэлян, влиятельный вор в законе. Их разговор происходил на залитой солнцем веранде грузинского ресторана напротив ТАССа. Пили вино и ели шашлык. За спиной Арама стояли двое телохранителей с автоматами. Ещё двое сидели в джипе, который повсюду сопровождал белый Лексус Гамиэляна. Оба автомобиля величественно громоздились перед верандой, привлекая внимание проходивших мимо людей. «Мерседес» Халдея стоял чуть дальше. Рядом с Халдеем сидел Вадим. Он ел очень мало, совсем не пил и не принимал участие в разговоре.
        — Ты говоришь, что я тяну руки к твоей поляне,  — мягко сказал Халдей, помолчав,  — но это только отчасти правда, Арам. Да, ты эту фирму крышуешь уже пять лет, и с ней до сих пор ничего не происходило, я это знаю. Однако, этот участок на Новой Риге я ещё год назад обещал другим. Ещё год назад. Понимаешь?
        — Халдей, а Красную площадь с Кремлём ты ещё не пообещал никому?
        — Послушай, Арам, послушай! Я тебя уважаю за то, что ты руководствуешься какими-то принципами. Любой, кто знает тебя и знает меня, так тебе и скажет. Халдей тебя уважает. Но если я не смогу помочь этим чувакам взять подряд, они пойдут выше. У них туда тропинка протоптана. И тогда ты будешь вынужден уступить, Арам,  — но не потому, что тебя попросят, а потому, что тебе велят. Арам, неужели так будет лучше?
        — А кто мне может велеть?  — спросил Арам, отцепляя вилкой большой кусок шашлыка,  — у меня хозяина нет. Ты знаешь, кто я.
        Стуча каблучками как можно громче, чтоб её появление не было неожиданным, подошла красивая молодая официантка — заменить пепельницу. На миг её задница оказалась рядом с Халдеем. Тот поглядел на неё, но этим и ограничился, к удивлению своего приятеля. Когда девушка отошла, Халдей поинтересовался:
        — Ты говоришь серьёзно?
        — Странный вопрос ты задал,  — с набитым ртом заметил Арам,  — найди человека, который скажет, что я хоть раз жрал с чьей-то руки.
        — Я даже искать не стану, поскольку знаю, что не найду. Но я так же знаю, что очень мало осталось таких, как ты — и не потому, что их убирают, а потому, что они меняются. Это так.
        Арам пригубил вино.
        — Погоди, Халдей. Ты сказал, что я буду вынужден уступить. Ты это сказал?
        — Я это сказал. Но, должно быть, ты меня не так понял. Ты будешь вынужден уступить, конечно, не потому, что очко взыграет, а потому, что ты — человек разумный. А человек разумный при изобретении пороха вместо лука берет ружьё, а при изобретении двигателя внутреннего сгорания пересаживается с коня на автомобиль. Другая эпоха пришла, Арам! У власти — чекисты. И это уже не шутка. Это реальность.
        И что же сделает человек разумный, когда у власти — чекисты? Становится недоноском? Таким, как ты?
        Халдей улыбнулся и посмотрел на часы.
        — Вот это ты зря. Но я всё равно отвечу. Перестаёт твердить про свои поляны. В противном случае, от него избавляются, потому что он становится лишним на этом празднике жизни. Вот мой ответ.
        — Твои земляки тебя и уроют,  — внезапно подал голос Вадим,  — чтоб ты не мутил зря воду.
        Гамиэлян смотрел пристально на Халдея. Тот смотрел на него. Два телохранителя сохраняли прежнюю неподвижность. Лица их были непроницаемы. Вадим вдруг набросился на шашлык, при том с нарочитой жадностью, демонстрируя земноводное хладнокровие.
        — А давай, Халдей, решим так,  — промолвил Гамиэлян, закуривая,  — подряд на Новую Ригу делаю я. А тебе, чтоб ты от меня отстал, отдаю кафе возле Люберец, о котором ты говорил сегодня. Идёт?
        Вадим рассмеялся.
        — Мне не нужны кафе,  — ответил Халдей, раздраженно дёргая желваками, тем более, возле Люберец.
        — Да, пожалуй,  — важно кивнул головой Арам.  — А может, ты объяснишь, почему тебе не нужны кафе возле Люберец? Там ведь место доходное.
        У Халдея ответа не было.
        — Потому что тебя убьют за это кафе,  — сам себе ответил Арам,  — на меня никто и пикнуть не смеет, а вот тебя — убьют. Это — мой ответ на все твои рассуждения о сменяемости эпох.
        С этими словами Гамиэлян поднялся, утерев рот салфеткой. И, не спеша зашагал к машине. Телохранители двинулись вслед за ним. Они сели в джип, Арам сел в свой «Лексус», рядом с водителем. Тотчас после того, как двери захлопнулись, оба автомобиля, дав резкий старт, свернули на Большую Никитскую и исчезли за поворотом.
        Пару минут Халдей сидел неподвижно, не отрывая взгляда от бесконечности. Желваки на его щеках продолжали дёргаться. На веранде, кроме него и Вадима, не было никого. Три официантки встревоженно наблюдали за ними из ресторана. Вдруг, оглядевшись по сторонам, Халдей ударом ноги опрокинул стол. Вино рекой хлынуло на асфальт, разогретый солнцем. Вадим, вскочив, стал переворачивать другие столы и стулья, крича:
        — Смерть чуркам! Я всех их вырежу! Всех, всех, всех! Ублюдки! Ублюдки!

        Глава четвёртая

        Раздосадованные беседой с Гамиэляном, два неразлучных друга решили пропустить по стаканчику в баре на Якиманке, куда немедленно и отправились. Халдей был старше двадцатисемилетнего Вадима на восемь лет и противоположен ему во многом. Вадим имел вид вульгарный, Халдей — аристократичный. Носил костюмы. Вадим не жаловал женщин, Халдей не смог бы без них прожить ни одного дня. И не упускал случая завести новое знакомство. Вадим к машинам был равнодушен, Халдей любил показать себя за рулём. Вадим сидел на игле, Халдей его презирал за это, предпочитая виски и ром. Их объединяло одно — работа. В смысле деловых свойств они так же были очень различны. Халдей точнее стрелял, быстрее соображал, глобальнее мыслил, красноречивее разговаривал, а Вадим умел находить простые решения и молчать. Молчал он великолепно. В его безмолвии все тонули, кроме Халдея. Тот плавал в нём, как акула, откусывая кусок за куском. При этом Вадим был очень болтлив, а Халдей — не очень. Они любили друг друга до такой степени, что ни тот, ни другой не взялся бы замочить своего напарника меньше, чем за сто тысяч. И то, смотря от кого.
        Посетителей в баре было не много, так как он входил в тройку самых дорогих баров Москвы. Халдей заказал португальский ром. Вадим — пиво. Сидя за столиком, они вновь прошлись парой матерных фраз по Гамиэляну, потом умолкли. Халдей воззрился на женщин, сидевших около барной стойки. Вадим ушёл в свои мысли. Тут принесли напитки. Приложившись к бокалу, Вадим поставил его, уставился на Халдея.
        — Халдей!
        — Ну что?
        — Ты с Гамиэляна уже на тёлок переключился?
        Не ответив, Халдей достал сигарету и закурил. Действительно, он о Гамиэляне уже не думал. Вадим досадовал.
        — Халдей, надо хотя бы с теми двумя ублюдками разобраться!
        — Так ты у них полчаса сидел, и не разобрался?
        — Да, я сидел у них полчаса, внимательно наблюдал и понял одно: нам за эти восемьсот косарей придётся махаться! Я не уверен, что и Кирилл готов их отдать, а с его дружком вообще всё ясно. Он чеху вынул мозги, считай, ни за что, по ментам стрелял, как по зайцам. Короче, будут проблемы. Это верняк, Халдей!
        — Ну, и дальше что?  — раздраженно дёрнул плечом Халдей,  — ведь это была твоя инициатива — рубить бабло с этих дураков. Если есть проблемы — решай.
        Вадим хотел что-то возразить, но, видимо, передумал. С волчьей тоской оглядевшись по сторонам, он проговорил:
        — Мне плохо. Мне очень плохо сегодня.
        — Да, ты что-то расклеился,  — подтвердил Халдей,  — это видно. Может быть, тебе герыч полировать не водкой, а клеем? Некоторые угарно кайфуют от этой темы. Пакет на голову, и вперёд!
        — Халдей, ты дурак! И галстук у тебя пошлый.
        Выдохнув дым, Халдей отпил из бокала.
        — Значит, ты думаешь, он — безбашенный?
        — Кто?
        — Ну, этот, второй. Я, в принципе, знаю, что ты мне скажешь, я в другом смысле спрашиваю.
        — В каком?
        — Нельзя его натравить на Гамиэляна?
        Этот вопрос Вадима ошеломил.
        — Халдей! Ты что заболел? Я Гамиэляна сам продырявлю в пяти местах.
        — Зачем тебе это надо?
        Вадим, судя по его взгляду, ещё сильнее запутался.
        — Ты о чём, Халдей? Объясни.
        — О том, что он прав. Если мы его мочканём, это будет грубо против всех правил. И, вероятно, против всех интересов. Не точно, но вероятно — я до конца не понял, с кем у него какие дела. Убрать его без свидетелей не получится, с ним — бойцы. А если убрать и их,  — все поймут, чья это работа. И вот отсюда вопрос: зачем тебе это надо?
        — Я тебя понял,  — сказал Вадим и задумался. Три красотки, сидевшие перед барной стойкой на табуретках, ушли. Осталась одна — высокая, белокурая, в мини юбке. Ей было лет восемнадцать. Она пила коктейль через трубочку. Выразительно улыбаясь Халдею. Тот встал. Направился к ней. Сел рядом.
        — Привет.
        — Привет.
        — Кого-нибудь ждёшь?
        — Я даже не знаю. Наверное, никого.
        — Как тебя зовут?
        Ей стало смешно.
        — Марина.
        Какие были у неё ножки! Он провёл рукой по её бедру, обтянутому чулком. Рука, чувствуя волнующую упругость, сдвинула юбку. Снова раздался звонкий, задорный смех.
        — Ой, какой ты шустрый!
        — Что это у тебя под юбкой?
        — Как что? Трусы.
        — Давай ка их снимем.
        Она не сопротивлялась. Только хихикала. Худенькая барменша за стойкой хранила невозмутимость. Вдруг Халдей встал. Причиной этому было то, что вскочил Вадим. Он первый заметил, как в бар вошёл джентльмен в малиновом пиджаке с лицом, которое весьма подходило к этому самому пиджаку. Вадим и Халдей приблизились к нему с двух сторон.
        — Ну, что там случилось?  — спросил последний.
        Малиновый джентльмен глядел на него встревоженно.
        — Со стоянки только что позвонили. Сказали, что джип забрал не Кирилл, а его дружок, и с ним была тёлка. Высокая, дорогая, в цацках. Она у него спросила, взял ли он ключ, но не от машины. Он сказал: взял.
        — Понятно. А где Кирилл?
        — Консьерж утверждает, что он из дома не выходил.
        — Когда они забрали машину?
        — Двадцать минут назад.
        — А что ж ты, дубина, сразу не позвонил?
        — У вас телефоны выключены.
        Досадливо кроя матом Гамиэляна, Вадим с Халдеем достали свои мобильники и включили их.
        — Но ячейка в банке числится за Кириллом!  — вскричал Вадим.
        — И джип тоже числится за Кириллом, но взял его не Кирилл, возразил Халдей, короче, делаем так: ты, Пашка, гони на Новокузнецкую и тряси Кирилла, если он жив. А мы с тобой едем в банк. Если этот сучонок проведёт там хотя бы минут пятнадцать, мы его перехватим. Где этот банк?
        — На Яузской набережной, около Электрозаводской,  — сказал Вадим. И все трое вышли из бара. Вадим с Халдеем не первый год угощались в нём за счёт заведения, потому бармены лишь облегчённо вздохнули, глядя им вслед. Марина, подтянув трусики, и одёрнув юбку, опять взяла свой коктейль. К ней вскоре кто-то подсел.

        Глава пятая

        Халдей за рулём становился частью автомобиля, более точной и безотказной, чем прочие агрегаты. Но у Вадима в машине не самый сильный его инстинкт — инстинкт самосохранения, обострялся. Поэтому, когда мчались по Яузской набережной, совершая обгоны справа и слева, он иногда закрывал глаза и твердил:
        — Халдей, ты дурак! Сбавь скорость.
        — Заткнись,  — отвечал Халдей, хладнокровно глядя то в зеркала, то вперёд.
        Машины, которые настигал его «Мерседес», шарахались от него, как крысы от луча света. Халдей курил и вовремя сбивал пепел, даже если при этом от катастрофы его отделяли доли секунды и сантиметры. Со всех сторон звучали сигналы. На Семёновской набережной Халдей снизил скорость, готовясь повернуть к банку. Но тут мобильник Вадима заверещал. Вадим прижал его к уху.
        — Да! Хорошо, я понял.
        Опустив телефон, он сказал Халдею:
        — Не тормози.
        — Что такое?
        — С рынка звонили, ну с Электрозаводской. Ольга снимает выручку со всех точек. Этот придурок — с ней. В руке у него — спортивная сумка.
        — Странно,  — сказал Халдей, не трогая педаль газа.
        — Что странно, Халдей? Что странно?
        — Как-то уж очень быстро они забрали лаве из банка. Надо проверить, были ли они там.
        — Ты что, очумел? Гони к Электрозаводской! Мы их упустим!
        Халдей решил, что его напарник на сей раз прав и прибавил газу. Вадим связался с кем-то по телефону.
        — Пашка, ну что там? Да? Интересно. Ладно, давай подтягивайся к Электрозаводской.
        Убрав телефон в карман, Вадим сообщил:
        — Кирилл там валяется пьяный вдрызг, на голове — кровь. А в руке — записка: Я, типа, их ухандокал. Как тебе это нравится?
        — Мне ужасно не нравится, что здесь очень много народу,  — сказал Халдей.
        Он уже сворачивал на Электрозаводский мост. Вадим засверкал глазами.
        — Халдей! Сейчас я тебя не понял.
        — Что непонятного? Если мы засветимся на мокрухе, шеф захочет узнать, какие мы дела крутим. Тогда у нас возникнут проблемы, так как эти дела ему не понравятся.
        — Твою мать! Да как он узнает, что мы кого-то здесь завалили? Это всё в раз заглохнет на низшем уровне!
        — Ну, конечно! Средь бела дня из собственной тачки валим двоих, берём у них лимон баксов, и всё заглохнет на низшем уровне? Размечтался!
        Вадим был вынужден согласиться. Подъезжая к метро, Халдей вновь стал притормаживать.
        — Они здесь!  — завизжал Вадим, заметив стоящий на тротуаре возле метро синий джип «Чероки»,  — Халдей, проехай вперёд. Мы их подождём за «Макдональдсом». Он не сможет здесь развернуться, слишком плотный поток.
        — Я бы развернулся,  — сказал Халдей,  — но он не рискнёт. Вот как бы они отсюда не дёрнули на метро…
        — Какое метро? Он — в розыске! Джип с блатнющими номерами — это его защита от мусоров!
        Миновав метро, а затем — «Макдональдс», и не доехав десятка метров до светофора перед МАМИ, Халдей аккуратно заехал на тротуар. Поставив машину так, чтоб можно было в любой момент с него соскочить, он заглушил двигатель. Было без десяти четыре. Транспорт, действительно шёл довольно плотным потоком. Глянув по сторонам, Вадим достал из кармана пистолет Стечкина, осмотрел его и убрал.
        — Что дёргаешься?  — напал на него Халдей,  — я тебе сказал — не действуй на нервы. Ты что не понял?
        — Понял я, понял,  — пробормотал Вадим.  — Ты лучше заткнись! У меня голова болит.
        Закурили. Халдей смотрел в сторону метро. Смотрел очень пристально. Будь Вадим менее наблюдательным, он подумал бы, что его напарник читает номер каждой приближающейся машины. Но Вадим видел, что Халдей вовсе на них не смотрит, что он унёсся мыслями далеко. И сказал Вадим:
        — Слышь, Халдей! А ну его, шефа!
        — Да?
        — Ну конечно! Ты представляешь, я уж почти забыл, как выглядят человеческие мозги. Это не смешно! Что за жизнь пошла? Объясни, Халдей! Кончается, что ли всё?
        — Не знаю, не знаю. Что значит всё? Всё просто не может вдруг взять и кончиться. Это ясно даже Гамиэляну. Всё-таки нефть — не баба, которая носит мини только до определённого возраста. Нефть всегда нужна всем. За неё всегда воевали. И всегда будут.
        — Халдей, ты гонишь. Ещё десять лет назад и близко такого не было.
        — Десять лет назад страна была зоной. Её расформировали. Думаешь, легко загнать всех обратно за колючую проволоку? Я даже не знаю, что для этого нужно.
        — Ещё пара-тройка взрывов.
        Солнце нагрело машину так, что Халдей счёл нужным включить кондиционер. Погасив окурок, он произнёс:
        — Вот в эту пургу я просто не верю. Свобода — слишком сладкая штука.
        — Только не для баранов,  — сказал Вадим,  — а их — большинство.

        Глава шестая

        «Я не люблю тебя, ты мне не нужен, мы не враги с тобой и не друзья…» — звенел над площадью из колонок аудио киоска девичий голосочек. Огибая метро, чтоб подойти к джипу, Ольга с Серёгой спорили, любит Ольга такие песни или не любит.
        — Да, раньше нравились,  — признавала Ольга,  — теперь другие люблю.
        — Типа, поумнела?
        — Типа того.
        На душе у Ольги было светло и весело. Веселее во много раз, чем тогда, когда она понимала, что навсегда уходит с панели. Теперь она знать не знала, что её ждёт. Вполне допускала, что нечто гораздо более страшное, чем панель. Но было так весело!
        Сев в машину рядом с Серёгой, Ольга взяла его сигареты и закурила, глядя на солнце, уже клонившееся к закату.
        — Серёжка!
        — А!
        — Как дела?
        — Не знаю.
        — А у меня — хорошо. Знаешь, почему?
        — Знаю. Хороший герыч попался.
        — Это само собой! Но самое главное — мне теперь на всё наплевать. Вообще на всё! Веришь, нет?
        Серёга охотно верил. Выехав на дорогу, он включил радио.
        — Я задыхаюсь от нежности,  — заорала Ольга вместе с Земфирой.
        Заскрежетав зубами, Серёга вставил в магнитофон одну из кассет, валявшихся у Кирилла по всей машине, и нажал «пуск». Взревел Мерлин Менсон.
        — Ну нафига?  — возмутилась Ольга.
        — Чтоб ты не обоссалась от счастья. Мало что накачалась, ещё сидит от музыки тащится.
        — Быстро выключи эту мразь!
        — На тебе нет кнопки.
        Ольга вздохнула — дескать, не спорить же с идиотом, и, достав из кармана деньги, стала их пересчитывать. Миновали «Макдональдс». На светофоре перед МАМИ горел красный свет. Серёга затормозил. Он сразу узнал стоящий на тротуаре чёрный «Мерседес» с номером А-007-НТ.
        — А ты говорила, что они умные.
        Ольга вздрогнула, чуть не выронив деньги, и поглядела на «Мерседес». Потом на Серёгу.
        — Ой! Я боюсь.
        — И правильно делаешь. Если эти ребята начнут стрелять, Кирилл разориться на ремонт джипа.
        — Слушай, Серёга! Не надо меня пугать. Это просто свинство.
        — Ладно, не буду. Сколько там насчитала?
        — Десять семьсот,  — ответила Ольга, пихая деньги в карман,  — А что?
        — Как раз на бензин.
        — Десять косарей на бензин? Ты что на край света собрался ехать?
        У Серёги вертелась шутка на языке, но он не решился её озвучить, а вместо этого произнёс:
        — Прокатимся за город. У меня дружок на шоссе торгует авто-маслами.
        — Чем? Какими маслами?
        — Автомобильными.
        Ольга глянула на приборы.
        — Серёга, слушай, бензина — больше сорока литров. Ты его ещё хочешь на десять тысяч? И плюс — масла какие-то? Ты Москву собрался спалить?
        — А разве я хуже Наполеона?
        Тут загорелся зелёный свет, и путь был продолжен.
        — Хватит с тебя и денег Кирилла,  — предупредила Ольга,  — ты их взял до хрена.
        Съехав с тротуара, «Мерседес» двинулся вслед за джипом. Халдей особо не шифровался. И ему, и Вадиму было понятно, что маски сорваны окончательно. Соблюдая все правила, оба автомобиля достигли пересечения Большой Семёновской улицы с улицей Семёновский вал и затем свернули, дождавшись стрелки, налево. На Щербаковской Серёга выполнил разворот и двинул к Преображенке. Участок между Щербаковской и Ткацкой был, как обычно, плотно забит, пришлось там потратить минут пятнадцать. Дальше дорога пошла свободнее, и Серёга, опять начав уделять повышенное внимание зеркалам, немедленно заподозрил, что «Ауди», мчавшееся теперь бок о бок с «трёхсотдвадцатым» имеет к нему какое-то отношение. Такой поворот событий не удивил его, так как, он, не совсем шутя считая себя фигурой, равной Наполеону, предполагал, что Вадим с Халдеем возьмут его на двойной крючок. Но предположение требовало проверки. Свернув на Щёлковское шоссе, он добавил скорости и опять поглядел назад. «Мерседес» и «Ауди» продолжали мчаться бок о бок. Хоть ничего неожиданного в том не было, взгляд Серёги стал беспокойным. Это не ускользнуло от Ольги. От
неё мало что ускользало.
        — Ты что задёргался?  — поинтересовалась она.
        — Охрана удвоилась.
        — Что, что, что?  — пропищала Ольга и обернулась, щуря глаза. Её настроение так же резко переменилось. «Ауди», как ядро ударило в стену химической безмятежности, и она дала трещину.
        — Кретин! Тварь! Придурок! О чём ты думал? Ты что, не знал, что этим всё кончится? Ты не знал?
        — Откуда мне было знать, что они всю банду в штыки поднимут?
        — Кретин! За миллион долларов можно двадцать дивизий в штыки поднять! Тормози, я выйду!
        — Куда пойдёшь?
        — На Тверскую. Я жить хочу.
        — Ты знаешь, я тоже. Поэтому тормозить не буду. Какая, на …, Тверская? Ты не дойдёшь и до тротуара!
        — Урод! Урод!  — простонала Ольга. Потом она закрыла лицо ладонями и притихла. На относительно свободном отрезке шоссе Серёга разогнал джип до ста двадцати. Мотор имел ещё большой запас мощности, но в условиях городского трафика, он не мог быть задействован. Плюс к тому, джип по быстроходности уступал и «Ауди», и, тем более, «Мерседесу». Так что давить на газ было бесполезно. Серёга и не рассчитывал оторваться. Проскочив один перекрёсток на жёлтый свет, что вынудило преследователей проехать его на красный, он, игнорируя вопли Ольги, вытащил «Парабеллум». Лишь после этого удостоил Ольгу усталым взглядом.
        — Что ты орёшь? Это пистолет, а не положительный результат теста на беременность.
        Перед светофорами собиралось много машин. Иногда, прежде чем Серёга успевал продолжить движение, красный свет загорался снова. Это произошло и около станции метро «Щёлковская». Зато теперь уж Серёга имел возможность стартовать первым. За ним стояло белое «Ауди». «Мерседес» Халдея стоял в соседнем, левом ряду, и чуть позади. Ещё раз поглядев в зеркало и налево, Серёга очень внушительно сказал:
        — На пол!
        Ольга молниеносно бросилась под приборы. Серёга снял «Парабеллум» с предохранителя. Дождавшись разрешающего сигнала, он опустил стекло и, взяв на прицел переднее колесо «Мерседеса» нажал спусковой крючок. Толпа у автовокзала повернулась на выстрел, однако в панику не ударилась, вероятно, приняв его за хлопок глушителя. «Мерседес» мгновенно осел. Вадим с гневным криком выхватил пистолет. Халдей сделал то же, давя на кнопку стекло — подъемника. Но, пока стекло опускалось, джип ушёл далеко. Машины, стоявшие рядом с ним, мгновенно отстали. Все, кроме «Ауди». Это было «Ауди А-8» — с таким же мощным, но более оборотистым, чем у джипа двигателем.

        Глава седьмая

        До кольцевой дороги Серёга сильно не гнал. Когда начинал петюкать антирадар, ещё притормаживал. «Ауди», вне зависимости от скорости, продолжало держать дистанцию сорок-пятьдесят метров. Серёга знал: Халдей ещё мог бы устроить на МКАДе бойню, Вадим, тем более, эти — вряд ли. Ольга продолжала мучить его нытьем с нотками истерики, предлагая различные варианты выхода из конфликта, один другого убийственнее. Серёга просто не мог понять, куда подевалась её стальная непрошибаемость. Видимо, решил он, она много слышала о Халдее.
        — Телефон тронешь — получишь в рыло,  — предупредил, наконец, Серёга, грозно взглянув на свою попутчицу. Но она на сей раз нисколько не испугалась.
        — Останови машину! Слышишь? Я выйду! Всё, мы расходимся!
        — Остановка на МКАДе запрещена.
        — Я выпрыгну на ходу.
        — Ну, давай! Вперёд!
        Ольга стала дергать рычажок двери. Дверь была заблокирована. Сломав ноготь большого пальца Ольга расплакалась. Это было так неожиданно. Так нелепо, что у Серёги впервые за всю историю их знакомства возникло чувство неловкости перед нею.
        — Если б на моем месте была Наташка, ты бы себя, наверное, так не вёл,  — заметила Ольга, утерев слёзы платочком,  — даже не потому, что она набила бы тебе морду, а потому что её родители были обеспеченными людьми, давшими ей всё, и ей не пришлось стоять на панели!
        Серёга спорить не стал. Миновав указатель «Люберцы», он свернул с кольцевой дороги под указателем «На Рязань». На крутой подъём Лыткаринского моста джип занёсся так, что чуть не взлетел. Этой дикой скорости Серёга придерживался до поворота на основную трассу под указателем «Бронницы. Коломна. Рязань. Челябинск». Водитель «Ауди» не менял избранную тактику. Антирадар иногда подавал сигналы. Благодаря ему Серёга смог избежать проблем в Островцах, где была устроена гаишниками засада на лихачей. Водитель «Ауди» — соответственно.
        Из невесть откуда взявшейся тучи заморосил, затем хлынул дождь. Светофор перед «Заозёрьем» мигал зелёным. Вырвавшись на простор объездной дороги, тянущейся среди бескрайних полей до Бронниц, Серёга резко добавил газу. Свист ветра перешёл в вой. Дворники работали в самом быстром режиме, открывая глазам унылую панораму. Дорога — прямая, ровная, как натянутая струна до самого горизонта была свободна. Двигатель джипа, взявший почти предельные обороты, рычал, казалось, с угрозой, как цепной пёс, к которому тянут руку. Стрелка спидометра уползла за цифру сто девяносто. На глубоко залитом водой асфальте такая скорость становилась убийственной. Серёга это отчетливо понимал. Руль, стискиваемый им, как горло врага, гудел, неровной вибрацией сообщая пальцам дикое напряжение всей машины. Она, казалось, всасывала в себя окружающее пространство, брошенное навстречу ей ураганом. Ольга молча курила. Взгляд её говорил о том, что ей теперь окончательно ясно нечто такое, по сравнению с чем всё прочее — ерунда. Кассета с Мерлином Менсоном шла уже по второму кругу.
        На этом шоссе атака и началась. Вначале сквозь хлопающий вой ветра и хрип чудовища донеслись гудки — один, другой, третий. Серёга бросил на зеркало мимолетный взгляд, но успел увидеть, как быстро «Ауди» приближается, настигая джип. Два луча фар иглами вспороли серую и густую, как сумерки, хмарь дождя. Гудки повторялись — всё громче, всё нестерпимее. Они попросту рвали нервы. Джип двигался в крайнем левом ряду, вплотную к газону. «Ауди», продолжая разгон в соседнем ряду, вскоре поравнялось с объектом преследования. В следующую секунду крик Ольги заглушил всё — и не умолкающие сигналы, и ветер, и даже рёв надрывающихся моторов.
        — Там пистолет!  — завизжала Ольга, увидев, что стекло задней двери «Ауди» пошло вниз,  — Серёга, сделай что-нибудь! Сделай!
        Серёга сделал. Он круто вывернул руль. Это было смелым решением. Удар, скрежет, визг тормозов, визг Ольги, визг Мэнсона — всё смешалось в ушах Серёги. В глазах же всё закружилось. Он потерял управление. То, что произошло потом, заняло секунды четыре. Трёхтонный джип, развернувшись, вылетел на газон, проскакал по кочкам полсотни метров, подкидывая Серёгу с Ольгой до потолка, и остановился.
        Мэнсон продолжал петь, дворники шуршали. Дождь барабанил. Придя в себя, Серёга сделал попытку осмыслить происходящее. Он, вне всяких сомнений, жив, и, кажется, цел. Цела и машина. Даже мотор её не заглох. А они? А Ольга? Скосив глаза, Серёга увидел, что Ольга на него смотрит, повернув голову. Так стеклянен был её взгляд, что он поначалу даже не понял, жива она или нет. Решил спросить напрямик.
        — С тобой всё нормально?
        — Лучше не говори со мной, идиот!
        Несмотря на то, что этот ответ был дан замогильным голосом, у Серёги после него не осталось даже крупицы сомнений в том, что его подруга жива. Под сиденьем нашлась бутылочка «Кока-колы». Кирилл её покупал в Тарасовке. Пока Ольга пила, Серёга, на всякий случай держа в руке «Парабеллум», дал задний ход. Дорожное ограждение над крутым, высоким откосом было проломлено. «Ауди» — а точнее, то, во что оно превратилось, лежало кверху колёсами метрах в ста от края дороги. Судя по повреждениям, иномарка эти сто метров прокувыркалась, ломая кости всем тем, кто в ней находился.
        — Их там, как минимум, трое — сказал Серёга, включая первую передачу.

        Глава восьмая

        Халдей менял колесо очень осторожно, боясь запачкать костюм, поэтому провозился двадцать минут. Ещё четверть часа ушло на то, чтоб сбегать в кафе у автовокзала и вымыть руки, а заодно успокоить нервы бокалом рома. Вадим неистовствовал в машине. Каждые три минуты он звонил Пашке и спрашивал как дела. Тем временем туча уже нависла и над Москвой. Упали первые капли.
        — Ну, где они?  — поинтересовался Халдей, вернувшись за руль и дав резкий старт.
        Вадим опустил мобильник.
        — За Люберцами, на новой дороге. Пахан обходит его со скоростью двести двадцать.
        — Как бы и нас он не обошёл, Пахан твой,  — проговорил Халдей, включив ближний свет и дворники.
        — Пашка то? Застремается.
        Пока мчались по МКАДу и по рязанке, Вадим раз двадцать пытался связаться с Пашкой. Последний, ясное дело, не отвечал. Однако, Вадим сохранял спокойствие.
        — Ничего! Наверное, они все из машины вышли, а телефоны оставили.
        — Да, именно так, и никак иначе,  — съязвил Халдей.
        Всё вокруг захлёбывалось дождём. Вадим совершенно не представлял, как можно при такой видимости держать скорость под двести. Халдей держал, иногда выруливая на встречную. Все безмолвно давали ему дорогу. Миновав эстакаду между Островцами и Заозёрьем, Халдей внезапно затормозил.
        — В чём дело?  — спросил Вадим, впервые за полчаса сорвавшись на крик.
        — Надо подкачать колесо.
        — Ты что, Халдей, очумел?
        — При двухстах машину ведёт. Возьми насос из багажника и надуй колесо до двух атмосфер. Иначе мы нахлебаемся из-за этого колеса.
        — А почему я?
        Потому, что я его поменял. Теперь твоя очередь с ним валандаться..
        — А ты что, не мог сразу запаску эту проверить?
        — Ты меня торопил. Ты хорошо знал, что нельзя мне под руку тявкать, однако, только этим и занимался, сидя в машине!
        Возразить было нечего. Поглядев на Халдея испепеляюще, Вадим вылез, достал насос и начал под ливнем накачивать колесо. Просвистывающие мимо автомобили смачно захлёстывали его потоками грязи. Халдей был прав — колесо стояло почти на диске. Восстановив в нём давление, Вадим бросил насос в багажник и, с ненавистью захлопнув его, вернулся в машину. С него стекали ручьи. Халдей, молча посмеявшись над ним, продолжил движение. Красный свет перед Заозёрьем его не остановил. Пристегнувшись, Вадим опять взял мобильник. Ему опять никто не ответил. На этот раз он взорвался.
        — Мать твою драть! Да что же это такое там происходит?
        — Не кипятись. Паша занят. Считает деньги.
        Вадима аж передёрнуло.
        — Что ты льёшь керосин, Халдей? Зачем тебе это надо? Лучше заткнись! Лучше по-хорошему заткнись, понял?
        Мерседес шёл со скоростью совершенно неимоверной. Вадим ещё не раз и не два пытался связаться с Пашкой. Попытки эти были прекращены тогда лишь, когда Халдей, обладавший более острым зрением, различил впереди несколько стоявших в правом ряду патрульных машин с включёнными маячками, две «Скорых помощи» и толпу зевак. Машины последних стояли вдоль ограждения, трёхметровый кусок которого был сворочен.
        — Останови, я выйду!  — крикнул Вадим.
        Халдей так же вышел. Дождь ослабел, команда спасателей уж закончила своё дело, вскрыв при помощи специальных инструментов двери белого «Ауди», искорёженного до полной неузнаваемости. Четыре широколицых трупа кое-как выволокли, сложили на целлофан.
        — Грузите,  — сказал санитарам врач, осуществив поверхностный осмотр трупов.  — Мертвее не бывает.
        И закурил. Милиционеры начали разгонять толпу, которая могла помешать подносить к машинам тела погибших. Зрелище вызвало интерес. Лишь Вадим с Халдеем сели в машину, не удостоив своих дружков прощального взгляда с близкого расстояния. Они оба видели на своем веку во много раз больше трупов, чем вся толпа вместе взятая.
        — Я тебе говорил, что он — шизанутый!  — вскричал Вадим, со всей силы хлопая дверью. Халдей спросил, запуская двигатель:
        — Он куда мог двинуть от Бронниц?
        — Куда угодно!
        — Что значит, куда угодно? Ты на него целую неделю рыл информацию! Думай, думай!
        Вадим почесал затылок.
        — Слушай, а где Коломна? Не на одном шоссе с Бронницами?
        — Ну да, на одном.
        — У его родителей под Коломной дача!
        — Ты ничего не путаешь?
        — Нет! Менты мне это сказали точно! Жми, Халдей, жми! Если будешь ехать, как ехал,  — мы его перехватим на полдороге.
        Халдей дал старт. Вадима вдавило в спинку сидения. После увиденного настроение двух приятелей изменилось. Халдей стал мрачен и молчалив, а Вадим, напротив, развеселился, и поминутно бросал различные реплики, вроде:
        — Порву, как мойву! А во всём ты, Халдей, виноват!
        Халдей отвечал коротко, одним словом: заткнись. Иногда — двумя: пасть захлопни.
        Потом Вадим вдруг сказал:
        — Удачно всё получилось! Ведь всё равно пришлось бы упаковать их всех четверых. Они ж — идиоты! Так, Халдей?
        — Так.
        — Один из них — спьяну, сдуру проговорился бы, и тогда проблем бы не разгребли. … буду, Халдей! А Пашка кинул бы нас, сказал бы: «Не было ничего!», а сам бы заныкал. Верно ведь, Халдей?
        — Верно.
        — Да я скорее бы удавился, чем отстегнул этим долбогрёбам хоть три копейки. Короче, нет их, и хорошо. Баранам — баранья смерть. Халдей, как ты думаешь?
        — Головой,  — ответил Халдей, внимательно глядя в даль, где уже виднелась развилка.
        — Да ты идиот, Халдей! Удачно ведь всё срастается. Ништяк просто! Главное, жми!
        Халдей жал. Разъезд. Указатель: Налево — Бронницы, направо — Кашира. Дождавшись разрешающего сигнала, Халдей повернул налево.
        — Скоро и здесь гаишник воткнут,  — предсказал Вадим.
        Дорога к Бронницам была узкой. Пришлось плестись за колонной грузовиков. Возможности для обгона не представлялось. Вадим с завидным усердием продолжал играть на нервах Халдея. Поскольку все насущные темы были исчерпаны, он предался воспоминаниям. «МАЗы» еле ползли. Чадя чёрной копотью. Улучив момент, Халдей круто вырулил за двойную сплошную и обошёл колонну по встречной, развив при этом скорость под триста.
        — Сука, менты!  — заорал Вадим.
        — Пора их отстреливать, как собак,  — проворчал Халдей, ударив по тормозам перед придорожным милиционером, который ему свистел, подняв палку. Трёхсотдвадцатый остановился посреди лужи. Что-то сказав своему напарнику, находившемуся с радаром в машине, милиционер подошёл. Халдей опустил стекло.
        — Ну, что тебе надо? Быстрее! Времени нет.
        — Обгон, вообще-то, здесь запрещён,  — робко произнёс блюститель порядка, сразу поняв, с кем имеет дело.
        — Ты что, меня правилам собрался учить? Может, тебе денег за это дать? Или по голове?
        Инспектор молчал.
        — Ты, козлина, перед кем палкой машешь?  — орал Халдей.  — Как тебя зовут?
        — Старший лейтенант Перепёлкин, шестой отдел Госавтоинспекции Бронниц.
        — Запомни, ты капитаном, сука, не будешь!
        А в следующий раз тебя, дурака, убьют,  — прибавил Вадим,  — всё, Халдей, вперёд!
        Стекло поднялось. Мерседес рванул, взметнув брызги. Поглядев ему вслед, старший лейтенант вернулся туда, где прежде стоял.
        — Ну что?  — спросил у него напарник.
        — Сделал предупреждение.
        — Ты ему или он тебе?
        — Догони, спроси.
        — Кто они?
        — Беспредельщики.
        Подмосковный городок Бронницы — симпатичный, с прудиком, с церковью, но не тихий, так как, центральная улица его — рязанская трасса. Благодаря объездной дороге от Заозёрья, построенной в девяносто восьмом году, основная часть транспортного потока проходит с этого времени лишь окраиной городка, не перегружая центр. Главную развязку на выезде за городскую черту в челябинском направлении контролирует единственный в городе пост ГАИ. Свернув на шоссе, Вадим и Халдей увидели припаркованный у поста синий джип «Чероки». Макушка Ольги виднелась над подголовником. Более никого в машине не наблюдалось.
        Пока Вадим визжал от восторга, его напарник миновал пост. Проехав ещё сто метров, он обнаружил отличное место для выжидания. Это был небольшой отрезок обочины, со стороны Бронниц скрытый торговым стендом, на полках коего стояли ряды канистр с авто-маслами. За стендом стояли синие «Жигули». В них спал, надвинув на глаза кепку, один из двух продавцов. Второй прохаживался возле обочины, явно больше нуждаясь в кепке, поскольку зонт не спасал его от косого дождя. Ветер вырывал зонт из его руки. Халдей запарковал «Мерседес» около машины масло-торговцев с таким расчётом, чтоб видеть джип около поста.
        — Никуда не денется,  — произнёс Вадим, озираясь,  — а девка вроде нас не заметила. Да, Халдей?
        Халдей не ответил. Он доставал сигареты. Городская черта была позади. С одной стороны дороги располагались частные домовладения, а с другой — кафе, магазины, бензоколонки. Поток машин на рязанке не был обильным.
        — Да что такое там происходит?  — кричал Вадим спустя две минуты,  — Может они на него браслеты надели и уголовку вызвали?
        — Нет, они на него надели презерватив и встали перед ним раком.
        Вадим неистово засопел. Он очень надеялся, что Халдей ему возразит, и вот — на тебе!
        — Очень странно, что проститутка сидит в машине, сказал Халдей,  — это может значить только одно — что деньги тоже в машине. Иначе, за каким … ей там сидеть?
        — Да если бы деньги были в машине, она бы с ними мгновенно сдёрнула! А она сидит потому, что не может выйти. Гаишники её заперли, чтоб без лишних свидетелей рассовать бабло по карманам! Это коню понятно. Короче, жди меня здесь, да клювом не щёлкай смотри! Я скоро.
        Дёрнув рычажок двери, Вадим открыл её.
        — Стой, придурок!  — крикнул Халдей, схватив его за рукав. Вадим раздул ноздри.
        — Слушай, Халдей! Придурком я был бы, если б легавым деньги дарил. Пусти!
        Халдей отпустил.
        — Хорошо, иди. Но только не вздумай шефу от них звонить. Иначе мы до Москвы с тобой не доедем. Понял?
        — Сам разрулю,  — ответил Вадим, и, выскочив из машины, захлопнул дверь.
        Халдей проследил, как он, подняв воротник, шлёпает по лужам к посту. Также проследил за ним продавец, которому не сиделось в машине, хоть он промок до последней нитки. Когда Вадим отошёл на сотню шагов, торговец приблизился к Мерседесу и постучал в стекло водительской двери.
        — Что тебе надо?  — спросил Халдей, опустив стекло.
        — Простите, у вас, по-моему, правое колесо спустило.
        Продавец говорил так медленно и так громко, что Халдей не услышал, как дверь стоявшей рядом машины открылась. Но когда через миг открылась правая дверь его Мерседеса, он обернулся, и, понятное дело, оторопел. На него смотрел пистолет.
        — Вадима я понимаю,  — сказал Серёга, скинув чужую кепку,  — он идиот. Но ты то, Халдей, зачем притащился в эту деревню?
        — Конечно, не за капустой, сказал Халдей,  — ведь я понимаю, что ты не мог её взять. Спрячь пушку, придурок! Мне этот наркоман надоел. Когда он вернётся, я его замочу и будем работать вместе.
        — А мы уже работаем вместе.
        Продолжая держать Халдея на мушке, Серёга сел в «Мерседес» и захлопнул дверь. Крепко уперев «Парабеллум» Халдею в бок, он просунул руку за борт его пиджака и вынул из кобуры пистолет с глушителем. Положив его под сиденье, задал вопрос:
        — А что у тебя во внутреннем кармане лежит? Лопатник?
        Халдей кивнул.
        — А ну, перекинь ему двести баксов.
        Достав бумажник, Халдей раскрыл его и вручил продавцу требуемую сумму. Когда последний вернулся в свою машину, Серёга знаком велел Халдею поднять стекло. Халдей подчинился. Вырвав затем у него бумажник, Серёга одной рукой достал из него оставшиеся купюры и запихнул их в карман. Бумажник вернул Халдею.
        — С роду их не носил. Скажи, Халдей, ты за каким хреном сюда припёрся?
        Когда Халдей попадал в дерьмо, он предпочитал держать рот закрытым, чтоб ненароком не наглотаться этой субстанции. Потому Серёга ответил сам:
        — Ты рассуждал так: если я этого урода не замочу, он меня замочит когда-нибудь. И ты знаешь…
        — Слушай, а ему в голову не пришло, что его за эти две сотни баксов порвут на двести клочков?  — перебил Халдей, которому держать рот закрытым стало вдруг более неприятно, чем ощущать в нём выше означенную субстанцию,  — как ты смог его уломать на такое дело?
        — А мы с ним очень похожи,  — сказал Серёга,  — как раз поэтому я сюда и приехал.
        В это мгновение на посту ГАИ началась стрельба.

        Глава девятая

        Молоденький лейтенант, несмотря на дождь, работал с большой охотой. Отправив жену отдыхать на остров Маврикий, он малость поиздержался на проститутках. И вот теперь старался как следует залатать дыру в семейном бюджете, чтобы не получить по башке от своей любимой. Первые полчаса дежурства прошли успешно: два штрафа за техосмотр, один — за грязные номера, и ещё один — за проезд на красный. Квитанцию у него никто не спросил. Вдобавок, возле поста вдруг затормозил синий джип «Чероки». Из него вышел парень с часто моргающими глазами и в двух словах объяснил, что ему, мол, срочно необходимо сбегать домой за какой-то вещью, живёт он близко, оставить джип без присмотра он опасается, а подъехать к дому на нём — тем более, потому что в джипе — девчонка, с которой он собрался ехать на юг, а дома — жена, которая полагает, что он поедет на север по делам фирмы, да не на джипе — на поезде, а о существовании джипа она вообще не знает, искренне веря, что её муж — в долгах, как в шелках. У бедного лейтенанта всё в голове запуталось. Ясно было только одно: ему просто так давали пятьсот рублей. Он взял их, и
странный тип убежал. Однако, заметив на джипе вмятину и московские номера, инспектор насторожился.
        — Откуда вмятина?  — обратился он к красавице-пассажирке, которая, опустив стекло, весело тянула рот до ушей с готовностью поболтать.
        — А, вмятина то? Да ты не поверишь. Когда мы эту хреновину обмывали, ну в смысле, это корыто… ну, в смысле, джип, Кирилл об него бутылку шампанского звезданул. Ну, как об корабль. Нормально, да?
        — Да, нормально,  — расслабился лейтенант,  — ну что ж, у богатых — свои причуды.
        — Ещё какие! Вот у него в Москве…
        — Он ведь местный!
        — Прописан то он в Москве! И там у него квартира знаешь какая? В одной прихожей вот этот джип развернётся. Я как-то раз заблудилась в ней — ну в квартире… Короче ночью ищу, пардон, туалет, и вдруг — натыкаюсь на холодильник. А у него холодильник — до потолка, и сверху часы какие-то. Вижу дверь — ну, думаю, туалет. А дверь открываю — ё-моё! Холодильник!
        — А что он дома то позабыл? Спросил лейтенант закуривая.
        — Да огромный лопатник с баксами. Ты прикинь, какой чумурудок? Мы, типа, в Геленджик собрались, и только отъехали, а он — где баксы? Их у него до чёртовой матери. А жена — не в курсах. Найдёт — круто будет.
        Ольга разговаривала с гаишником, энергично жестикулируя и хихикая. Лейтенант рассматривал собеседницу с интересом.
        — А почему он так боится за свой джип?
        — Да он не за джип боится, а за меня! У него врагов знаешь сколько? Меня и похитить могут, и застрелить, и даже взорвать вместе с этим джипом.
        — Ты, извини, меня работа ждёт. Я пойду
        — Куда ты пойдешь? Стой здесь! Меня нужно охранять от всяких там террористов. Да он тебе ещё отбашляет, ты только стой! Хочешь, я тебе расскажу, как мы поросёнка везли в багажнике?
        — Не хочу.
        — Короче, собрались мы, типа, за поросёнком.
        — Каким ещё поросёнком?
        — Ну, поросёнок! Ты что не знаешь? С пяточком, хрюкает — хрю-хрю-хрю, смешной, толстый, розовый.
        — И что дальше?
        — А у Кирилла тогда ещё джипа не было. Кажись, «Форд» был. Да, точно, «Форд». Короче, мы поросёнка в мешок засунули, и — в багажник. А он был пьяный.
        — Кто? Поросенок?
        — Да нет, Кирилл. Он сам был как поросёнок. Короче, мне пришлось сесть за руль. Фигачим по Ленинградке. А поросёнок, сволочь, как-то из мешка выбрался, и давай по всему багажнику тусоваться! И, …, козёл, орёт, как-будто его уже во всю режут! Кирилл взбесился. Достаёт шпалер и говорит:
        — Тормози!  — короче, решил его заколбасить прямо сейчас. А я ему говорю:
        — Не надо, он ещё маленький! А Кирилл орёт:
        — Тормози!
        — Но я не затормозила. Короче, вижу — Мерс большой едет. Взяла да и протаранила его. Встали. Из «Мерседеса» вываливает мужик с большой монтировкой. Кирилл выходит очумевший, со шпалером ну, мужик тот переконил и говорит:
        — Нет проблем,  — в «Мерседес» свой прыгнул и улетел. И мы едем дальше. Кирилл уж про поросёнка забыл. Шпалер в речку бросил. И вовремя — на посту тормозят нас сраные мусора… ой, чёрт! Извини.
        — Да ничего страшного.
        — Ну, короче, милиционеры нас тормозят. Кирилла облапали, меня — тоже. Салон обшарили. Шпалер ищут. Потом один из них говорит Кириллу:
        Открой багажник! Кирилл ему говорит:
        — Нельзя. Если я открою, то поросёнок, выскочет и, короче, фиг ты его поймаешь! А тот уже в багажнике не орёт — ну как назло. Веришь ли? Мусора обрадовались: ага, думают, в багажнике то, наверное, шпалер то и лежит! Ну, Кирилл подходит к багажнику, кулаком по нему ударяет сверху и говорит: «Ну, сука! Если ты выскочишь,  — из тебя шашлык будет, клянусь тебе, через час!». И с этими словами открыл багажник.
        — И поросёнок выскочил?
        — Не фига! Наверное, понял. Сидит, тварь, смирно и смотрит так! Ты прикинь? Менты оборжались. Катались прямо. Отдали мы им, короче, эту свинью, которая от них сразу удрала, и дальше поехали.
        — А мужик в Мерседесе?
        — А что он мог доказать? Он ведь сам покинул место аварии.
        — Что-то долго бегает твой Кирилл, сказал лейтенант, оглядываясь.
        — Сейчас, наверное, прибежит. Он близко живет. Я пока тебе расскажу, как мы вообще с ним встретились. Я сама — из Петрозаводска. Это Карелия. Ты там не был?
        — Нет.
        Ну и молодец. Там не фига делать. Там у меня полно всяких родственников. Они все долбанутые, особенно, папа. Он — замполит. Прикидываешь, вообще, что это такое? Один солдатик не выдержал, морду ему набил. И правильно сделал. Как-то раз взяла я у папочки пистолет и пошла к двоюродной сестре в гости. Она решила в суд на меня подать из-за дачи, которая после нашей бабки осталась. Муж у неё, у этой сестры, бандит один местный. Кирилл тогда мотался в Карелию по делам своей фирмы и его знал, этого бандита. Я ему, бандиту этому, говорю: «Мне — по фигу, кто ты есть, сучара! Коснись чего — ты проклянёшь день, когда на дуре этой женился! Она, мразь, слишком многого захотела!». В общем, беру я у папочки пистолет, направляюсь к ней. А у неё в хате мно…
        — Чья это машина?  — без церемоний спросил Вадим лейтенанта.
        — А вам то что?  — спросил тот.
        Вадим осмотрелся. Две патрульных машины. В окошке постовой будки виднеется голова в фуражке. Сколько их там ещё? Двое? Трое? Впрочем, на это было плевать. В голове Вадима зловеще дёргалась мысль: «Сейчас или никогда! Ведь вот они, прямо здесь! И их надо взять, пока не примчались оперативники.» Во рту сохло. «Сейчас или никогда!» Вадим не долго раздумывал. Вадим привык брать нахрапом. Но, когда он бросил взгляд внутрь джипа, его рука замерла. В замке зажигания торчал ключ. На нём висел пульт. Это означало, что Ольга не заблокирована, а, стало быть,  — никаких проблем у Серёги нет. Так почему Ольга не убежит с деньгами? Мента боится? Все проститутки знают, что у ментов на деньги — чутье. А если Серёга куда-нибудь отлучился с ними, пообещав ей вскоре вернуться? Э нет, вот этого проститутка точно не допустила бы. Этот вариант отпадает.
        — Остановите его!  — пронзительным визгом оборвала ход мыслей Вадима Ольга,  — остановите! Это убийца!
        — Какой убийца?  — пробормотал лейтенант, дёрнувшись рукой к кобуре.
        — Хороший,  — сказал Вадим.
        Двадцати зарядный пистолет Стечкина у него в руках заменял пулемётную батарею. Пули за три секунды изрешетили и лейтенантика, и колёса двух патрульных машин. Со звоном посыпались стёкла будки, содержимое коей благоразумно улеглось на пол. Ольга зашлась отчаянным воплем. Прыгнув за руль, Вадим запустил мотор и с рёвом его, который услышал весь городок, вывел джип на трассу. На одном выдохе сорвав голос, Ольга закашлялась.
        — Где бабло?  — спросил у неё Вадим.
        — Да нету никаких денег!
        Однако, разубедить Вадима было немыслимо. По косому взгляду его поняв, что он впечатает ей в лоб пулю, если ещё хоть раз от неё услышит, что денег нет, она прошептала:
        — Деньги в багажнике…
        — А Серёга?
        — Они его отпустили, и он пошёл в магазин воды мне купить!
        — Отлично!
        Стёкла халдеева «Мерседеса» были затемнены. Да Вадим и не имел времени останавливать на нём взгляд.
        — Поехали,  — приказал Серёга, ткнув пистолетом Халдею в рёбра.
        Халдей, храня безразличный вид, двинул «Мерседес» вслед за джипом. Его дружок управлял последним довольно лихо, хоть не садился за руль уже много лет — с тех пор, как сел на иглу. Почти на предельной скорости джип промчался сквозь две деревни, стоящие на Рязанском шоссе. Проехав затем ещё километров пять и свернув на узенькую просёлочную дорогу, Вадим погнал машину прямо через поля, затуманенные вечерними сумерками и ливнем. Мерседес преодолевал грунтовку с трудом, буксуя на каждой ямке, на каждой кочке. Впрочем, не отставал. Местом остановки Вадим избрал крохотную рощицу — семь берёзок, затерянных среди пашней. Вспаханные поля тянулись до горизонта. Лишь с одной стороны вдалеке мерцали огни шоссе.
        — Включи, Халдей, фары,  — сказал Серёга,  — близко не подъезжай. Мотор не глуши.
        Халдей всё исполнил. Когда он остановил машину, Серёга дважды выстрелил ему в бок. Ткнувшись носом в руль, Халдей замер. Из его рта закапала кровь. Хотел Серёга выпустить еще одну пулю, но передумал, поскольку кровь перестала течь.
        — Что сидишь, Халдей, вылезай!  — грянул над полями весёлый крик.
        Выпрыгнув из джипа на рыхлую чавкающую землю, Вадим поднял дверь багажника и достал из него спортивную сумку. Радостно потрясая ею, продолжил:
        — Давай, Халдей, решим так: Мне — вот эту сумку, а тебе — бабу. Ты ведь баб любишь, Халдей! Ведь так?
        Халдей не ответил. Ему уж не нужно было ни того, ни другого. Расстегнув сумку и обнаружив в ней штук двадцать пакетов сухого корма, который Кирилл купил для Танькиных псов, да забыл отдать, Вадим погрустнел. Сумка и пакеты шлёпнулись в грязь.
        — Ах ты, сука драная,  — простонал Вадим, бросаясь к машине. Распахнув дверь, он выволок Ольгу за волосы.
        — Серёга!  — крикнула Ольга.
        Раздался выстрел. Ольга с воплем рванулась и отбежала, оставив в руке Вадима целую прядь волос. Вадим упал на колени, прижав ладонь к животу, сквозь пальцы сочилась кровь. На лице Вадима, всё ещё искривлённом яростью, а не болью, довольно долго, с четверть минуты не было никаких других чувств, кроме этой ярости. А потом он поднялся, глядя на своего врага с большим удивлением в широко раскрытых, ясных глазах. И сделал два шага. Вторая пуля попала прямо в лицо.
        — Отмучился раб Божий,  — сказал Серёга.
        Он стрелял так спокойно, будто перед ним была простая мишень и ничего больше. Так же спокойно он подошёл к убитому и, обшарив его карманы, вытащил деньги — несколько сотен долларов. Пистолет оставил. Свой «Парабеллум» убрал обратно в карман. Ольга громко хлюпала носом, глотая слёзы вместе с дождём.
        — Ты возьмёшь браслет?  — спросил у неё Серёга. Она решительно отказалась.
        — Ты зря боишься покойников,  — произнёс Серёга,  — они прикольные. Ну, пошли.
        — Мы пойдём пешком по этой грязи?
        — Грязнее не станешь.
        — А где Москва? В какой стороне?
        — По-моему, слева.

        Почти конец.

        (Продолжение в романе "Шеф")

        Москва, 1999 -2015.

        Изображение для оформления обложки разработано и предоставлено компанией (типографией) «Five Print»

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к