В долине Иордана Александр Васильевич Елисеев


        #



        Въ долин? Іордана 

        I

        Тихо все, не шелохнется вокругъ… И земля, и небо, и воздухъ словно сговорились между собой и заснули въ серебристой мгл?, которая, какъ св?тлая риза, од?ла весь міръ… Сдавленное крутыми мрачными скалами, заснуло и Мертвое Море, гуд?вшее и стонавшее весь день подъ порывами бури всколыхавшей его полукаменныя волны… Словно въ черной оправ? вставленный алмазъ искрилось, играло, блистало и вновь замирало проклятое Богомъ и людьми море-озеро, покрывшее, по библейскому сказанію, Гоморру и Содомъ. Снопы луннаго сіянія серебрили наб?гавшія струйки, озаряли какимъ-то фантастическимъ св?томъ еще не вполн? улегшееся море и осв?щали будто отблескомъ зарницы изъ?денныя мрачныя скалы его береговъ. Для уха нечестивыхъ Франковъ, для чувства гяуровъ не просв?щенныхъ ученіемъ Корана, холодный камень этихъ скалъ беззвученъ и н?мъ, неподвиженъ и мертвъ, но для правов?рнаго мусульманина онъ живетъ, чувствуетъ и говоритъ. Десять ушей, сто глазъ и тридцать три ума челов?ческихъ можетъ вм?стить въ себ? тотъ на кого падетъ благословеніе Пророка, кого коснется архангелъ, принесшій съ небесъ великую Каабу, и къ кому
отнесутся слова фетхи (молитвы): «смотри и увидишь, слушай и услышишь, внимай и уразум?ешь.» И если прикоснется ухомъ счастливецъ къ береговой скал? Бахръ-эль-Лута, {Такъ называютъ Арабы Мертвое Море.} если заглянетъ въ ея темныя трещины и ущелья и постарается проникнуть въ тайну ея - Вахіявъэл-ра сулъ (во имя Пророка) - его ухо, глазъ и сердце преисполнятся новымъ в?д?ніемъ. Онъ услышитъ стоны и вопли погребенныхъ гр?шниковъ, увидитъ мрачныя т?ни ихъ, блуждающія въ ущельяхъ, и почувствуетъ въ сердц? своемъ желаніе молиться и рыдать. Уста его невольно зашепчутъ слова молитвы о согр?шившихъ, изъ глазъ противъ воли польются горячія слезы, и рыданіе заглушитъ стоны гр?шниковъ и вопли потрясенной скалы… Аллахъ-ху-акбаръ (Богъ великъ).
        Горячій арабскій конь твердо стукалъ копытами о полукаменистую почву Іорданской долины, порой выс?кая искры изъ кр?пкаго кремня, вылетавшія изъ-подъ ноги какъ рои веселыхъ св?тляковъ, какъ отблески драгоц?нныхъ камней. Три часа тому назадъ мы покинули знаменитую обитель Маръ-Саба, пріютившуюся на обрыв? Кедрскаго потока, то орлиное гн?здо православія которое в?рнымъ стражемъ стоитъ у преддверія Богомъ выжженной страны. За ними чуднымъ амфитеатромъ вздымались горы Іудейскія, исполинскою волной вставшія вдоль морскаго берега; отъ плодоносной Яффско-Саронской долины он?, подобно морскому валу окамен?вшему въ ту минуту какъ готовъ былъ ринуться на берегъ, подались крутымъ ребромъ и отлого спустились къ долин? Іордана. На самомъ гребн? этого каменнаго вала сталъ трижды благословенный
Іерусалимъ, по склонамъ его облегла страна Евангельскихъ событій, а у подножія серебристою струйкой зм?ится Іорданъ. Отъ тихаго озера Тиверіады, таящаго жизнь въ своей глубин?, онъ катитъ свои быстрыя струи туда гд? замираетъ всякая жизнь, гд? пресыщенныя солью воды не могутъ питать даже прост?йшаго существа. Живыя воды
Іордана сливаются съ мертвыми водами озера Лота и посл? н?которой борьбы возл? устья замираютъ сами, выбрасывая на поверхность погибшихъ моллюсковъ и рыбъ. Нигд? въмір? земной рельефъ не представляетъ такого великаго пониженія, {Поверхность Мертваго Моря лежитъ почти на 3.000 футовъ ниже уровня океана.} ни въ одной точк? земной поверхности кора земли неос?ла такъ глубоко, и мрачныя скалы окружающія отовсюду Мертвое Море кажутся ст?нками гигантской каменной чаши наполненной водой лишь на самомъ дн?. Удивительный самъ по себ? географическій фактъ восточная фантазія украсила вс?ми цв?тами своего воображенія; окрестности Мертваго Моря и
Іорданской долины дали обильную пищу сказаніямъ и легендамъ. Этихъ чудныхъ преданій, которыя только цв?тистый языкъ Араба можетъ передать, заслушивается за?зжій Европеецъ-туристъ.
        Упоенный чудною ночью, убаюкиваемый разказами моего проводника, я мчался на своемъ кон? прямо къ устью Іордана. Не чувствуя удилъ, словно инстинктивно, умное животное несло своего с?дока туда, гд? серебрящіяся струйки воды наб?гали на солончаковый, матово-блестящій берегъ и разбиваясь на немъ покрывали его серебристою искрой. Подъ ногами коня скрип?ла солончаковая почва, порой издававшая брилліантовый отблескъ отъ вкрапленныхъ кристалликовъ соли, порой же сіявшая ровнымъ б?лесоватымъ св?томъ м?ловой поверхности. Темная лазурь неба съ яркоблестящими зв?здочками, серебристое сіяніе колыхающейся воды и мрачныя краски каменныхъ громадъ, посеребренныхъ лишь по верхамъ, сочетавшись между собой, породили тотъ фантастическій колоритъ въ которомъ потонули и небо, и море, и земля. Еще полчаса, и мы у самаго берега моря. Мертвыя соленыя воды лижутъ копыта нашихъ лошадей, которыя пытаются наклониться къ жемчужной струйк? воды и утолить свою жажду. Какъ-то невольно я ринулся впередъ, и покорный конь, шумно взбивая искрящуюся воду, съ наслажденіемъ погрузился по самую грудь въ соленыя струи, обдавъ всадника
тучей брызгъ, заблиставшихъ алмазами.
        - Левара варакъ хавад жа (воротись назадъ, господинъ) раздался внезапно за мной голосъ Османа, моего каваса и проводника. Заслышавъ знакомый окрикъ, остановился мой конь, постоялъ мгновеніе и, взвившись на дыбы, однимъ-двумя прыжками очутился на берегу, унизанномъ кристаллами соли, разноцв?тными бусами голышей и обломками сучковъ принесенныхъ моремъ и инкрустированныхъ его водами.
        - Господинъ молодъ и горячъ, обратился ко мн? съ укоризной Османъ, - онъ не знаетъ что Бахръ-эль-Лутъ не выноситъ оскорбленій и губитъ т?хъ кто пытается нанести ему обиду. Самъ великій Пророкъ не р?шился бороться съ нимъ, потому что это не угодно Аллаху. Всемогущій заключилъ въ мертвыя воды Бахръ-эль-Лута тридцать три тысячи триста тридцать три прегр?шенія, запретивъ имъ выходить снова на міръ; челов?къ окунающійся въ мор? проклятомъ Богомъ и людьми, добровольно идетъ на гр?хъ и искушаетъ Аллаха, черная грязь легко пристаетъ къ б?лому од?янію, черный гр?хъ еще легче можетъ омрачить самое чистое, св?тлое сердце. Гр?хъ войдетъ въ т?ло и душу незам?тно вм?ст? съ водой которая омываетъ т?ло, вм?ст? со вдыханіемъ пара проклятой, оскверненной гр?хами людскими воды. Видишь облачко что подымается нал?во у береговой скалы; то облачко гр?ха, которое исходитъ изъ мрачной пещеры, выдыхаемое погребеннымъ отверженнымъ народомъ, идетъ разстилаясь по морю и заражаетъ своимъ ядомъ грудь каждаго подходящаго близко къ вод?. Уйдемъ скор?е отсюда, господинъ, чтобы намъ невольно не принять на себя частицу гр?ха, чтобы
не прогн?вить Бога. Недалекъ теперь Эль-Шеріа (Іорданъ), чистыя воды котораго благословилъ самъ Иса (Іисусъ), великій пророкъ. Османъ не будетъ больше вдыхать паровъ оскверненнаго моря, когда можетъ дышать благоуханіями Эль-Гора {Такъ называютъ Арабы долину Іордана.}.
        Османъ пришпорилъ своего коня и вынесся впередъ чтобы какъ можно скор?е и какъ можно дал?е отъ?хать отъ береговъ вредоноснаго моря. Всл?дъ за нимъ помчался и я какъ будто уб?гая въ самомъ д?л? отъ облачка быстро разносившагося по поверхности Мертваго Моря и затуманившаго его серебристыя струи. Мы мчались между ст?нами известковыхъ причудливой формы скалъ, порой перебираясь чрезъ н?которыя горбины ихъ, правя свой путь на темню полосу л?са таящаго въ себ? Іорданъ. Тихо, безмолвно и отрадно было все вокругъ; даже жалобный крикъ шакаловъ среди известковыхъ холмовъ, не смущалъ беззвучія ночи. Кони ступали какъ-то осторожн?е и тише, словно боясь наступить на зм?ю; порой ноги ихъ утопали въ сыпучемъ песк?, а порой хруст?ли въ сухомъ бурьян? покрывавшемъ долину и полузасохшихъ кустарникахъ тарфъ, плохо росшихъ на почв? пропитанной солью и въ атмосфер? пронизанной соляными испареніями. Темныя, густыя чащи Іордана манили насъ издалека, потому что во всей Палестин? н?тъ л?совъ гуще, шире и привольн?е дебрей Эль-Гора.
        Разум?ется, мы, жители С?вера, богатаго непроходимыми л?сами, тянущимися на ц?лые десятки и сотни верстъ, не назвали бы даже и л?сомъ густую поросль идущую по берегамъ Іордана; но въ Палестин?, стран? выжженной солнцемъ и представляющей въ общемъ унылую картину обнаженныхъ скалъ съ небольшими островками зелени, каждая кучка деревьевъ представляется л?сомъ. Ч?мъ ближе къ солончаковому побережью Бахръ-эль-Лута, т?мъ жиже и скудн?е становился этотъ л?съ, который на среднемъ теченіи Іордана образуетъ такую низкорослую поросль что служитъ пріютомъ кабановъ и барсовъ, приходящихъ изъ за-іорданскихъ странъ. Не прошло и получаса быстрой скачки какъ мы уже въ?зжали подъ гостепріимную с?нь іорданскаго л?са.
        Св?жій запахъ зелени пріятно защекоталъ обоняніе, а н?жное благоуханіе мирта и теревин?а, которому ночь придала силу и ароматъ, заставляло глубже вдыхать бальзамическую атмосферу л?са. Запахъ сосноваго л?са, св?жей еловой шишки и можжевельника, вотъ что напомнилъ мн? ароматъ іорданскаго теревин?а; но насколько отличается этотъ посл?дній отъ могучей сосны и раскидистой ели, настолько и благоуханіе палестинскаго л?са было отлично отъ сильно озонирующаго запаха нашихъ с?верныхъ хвойныхъ чащей. Св?жій в?терокъ тянулъ изъ-за р?ки э?ирную струйку аромата сорваннаго съ б?лорозовыхъ губокъ олеандра, а сильное благоуханіе аравійской камеди, откуда-то приносимое порой в?теркомъ, заглушало благовонія мирта, теревин?а и олеандра.
        Тихо и осторожно вступили кони наши въ чащу зелени, по тропинк? ведшей прямо къ зм?ящейся стру? Іордана. И торжественность этой минуты ожиданія скор?е увид?ть воды священной р?ки парализовала вс? другія чувства и размышленія. Впереди, за темно-с?рою ст?ной зелени уже слышится журчаніе бурливой р?ки, слышится лязгъ камней шелестящихъ по его дну и лепетаніе струй наб?гающихъ на обрывы глинистаго берега. Чудныя, непередаваемыя нич?мъ минуты ожиданія! И ч?мъ бол?е приближался я къ Іордану т?мъ лучше и чище становилось мое внутреннее я; оно повидимому примирилось не только со своею сов?стью, но и со вс?мъ міромъ, со вс?ми людьми…
        - Шималакъ, Эль-Шеріа, эфенди (возьми нал?во, господинъ, вотъ и Іорданъ) раздался сзади меня голосъ Османа.
        Я очнулся на время изъ своего чуднаго забытья, и изъ міра созерцаній опустился снова на гр?шную землю. Н?тъ! По всему міру можетъ быть гр?шна земля, но зд?сь, на Святой Земл?, на берегахъ Іордана священна каждая песчинка, каждый камешекъ попираемые ногами. Какъ-то невольно при громкомъ окрик? Османа глаза мои обратились нал?во и упали на зыбкую поверхность воды, залитую луннымъ сіяніемъ…
        Какъ чешуя исполинской зм?и, переливаясь и дробясь, блистали быстрыя струйки священной р?ки; словно горсть брошенныхъ невидимою рукой алмазовъ искрились, гор?ли и потухали, чтобы вновь загор?ться прежнимъ блескомъ, отд?льныя капли воды, взлетавшія на воздухъ. Густыя заросли зелени раздвинулись тутъ какъ ст?ны, пропустили струи быстротечной р?ки и наклонились надъ самою водой, омакивая въ нее свои зеленыя в?тви. Пушистые стебли болотной травы и тростника ушли въ самыя воды
Іордана, пріютившись за мыскомъ чтобы не снесла ихъ сила струи. Глинисто-песчаный берегъ не высокъ, и м?стами сходитъ прямо въ р?ку, мутя ея чистыя воды, несущіяся со склоновъ Ермона. Нервно дернулъ я коня пытавшагося ринуться къ р?к? и войти въ ея священныя воды, неся на копытахъ еще сл?ды отложившейся соли изъ водъ Мертваго Моря... Какъ вкопанный, насторожа уши, остановился конь надъ самымъ обрывомъ
Іордана, замеръ и всадникъ, досел? порывавшійся впередъ… Іорданъ евангельскихъ сказаній, тихій, чудный, священный Іорданъ былъ подъ ногами путника пришедшаго сюда изъ л?совъ далекой Россіи! Трудно высказать и описать, но легко перечувствовать то что ощутилось въ моемъ сердц? въ минуту свиданія съ Іорданомъ; мн? казалось тогда что передо мною предстала не р?ка, не струя быстротечной воды, а н?что живое, одаренное чувствомъ и пониманіемъ… Предъ нимъ-то и затрепетало радостно мое сердце, наполнились слезами мои глаза, и въ душ? загор?лась та искорка в?ры которую можно раздуть въ пламень если міръ не поглотитъ ее снова…
        - Таала хуна, бе исмъ Лиллахи (поди сюда, во имя Божье). Пора намъ и отдохнуть, проговорилъ Османъ, сл?зая съ лошади и подходя ко мн?.
        Машинально я придержалъ коня и спустился на землю. Нога ушла по щиколодку въ вязкую почву. Оставивъ лошадь Осману, я приблизился къ вод? и вошелъ въ нее съ ц?лію увлажить пересохшее горло. Мн? казалось что въ живыхъ струйкахъ, уходившихъ у меня подъ ногами, играли сотни золотыхъ рыбокъ, блистая своею чешуей. Взявъ пригоршню священной воды, я глотнулъ ее съ т?мъ чувствомъ которое подсказывало мн? мое сердце и долго пилъ… Только въ Палестин?, б?дной текучею водой, гд? Іорданъ представляется главною водною артеріей, вода его можетъ быть названа «лучшимъ напиткомъ страны». Мутная отъ прим?си ила и глины, съ илистымъ вкусомъ и легкимъ землистымъ запахомъ, обусловленнымъ тою же прим?сью, вода Іордана уступаетъ не только вод? живыхъ ключей, но даже н?которыхъ колодцевъ. Утоливъ свою жажду, долго еще я стоялъ по щиколодку въ вод?, между т?мъ какъ быстрыя струи наб?гали на мои ноги, обрызгивая ихъ серебромъ и алмазами. Какъ-то д?тски радовало меня что у ногъ моихъ плещется Іорданъ, и что сбылась давно взлел?янная мечта - ступить гр?шною ногой въ его священныя струи. Между т?мъ мой Османъ, уже разс?длавъ
коней и, пустивъ ихъ на подножный кормъ, началъ д?ятельно готовиться къ ужину и ночлегу. Съ нам?реніемъ добыть дровецъ, мы разошлись по разнымъ сторонамъ въ густой чащ? поросли и принялись ломать сухіе сучья тарфъ и низкорослаго дубняка.
        Не прошло иполучаса, какъ на нашей стоянк? уже яркимъ огонькомъ вспыхивалъ костерокъ, на которомъ старый Османъ ухитрялся подв?сить чайникъ съ іорданскою водой. Я лежалъ, распростертый на своемъ дорожномъ плащ?, поглядывая на веселое пламя, трещавшіе сучья и копошащагося каваса. Только испытавшій сладость подобныхъ ночлеговъ въ л?су или степи можетъ представить себ? всю прелесть нашей стоянки на
Іордан?, съ которою не могли сравниться никакіе ночлеги въ пустын?. Говорилось какъ-то мало; хот?лось скор?е прислушиваться и молчать; глаза невольно смыкались, но не для того чтобы заснуть, а чтобы дать мысли возможность собраться и уйти вглубь. Багровый отсв?тъ костра, игравшій на темно-бронзовомъ лиц? Османа, порой раскидывался широко, скользя по выр?знымъ силуэтамъ деревъ, а порой замиралъ до того, что не могъ затмить даже блеска св?тляковъ, р?явшихъ въ темной зелени чащи. Снопы луннаго сіянья, отблескъ нашего костра, блестящія зв?здочки на неб? и яркія живыя искорки на земл?, вотъ четыре рода св?та придававшіе колоритъ ночи, которая обозначала себя разв? темною зеленью деревъ, потому что все остальное искрилось и блистало, утопало въ серебристой мгл?.
        - Добрая ночь сегодня, господинъ, заговорилъ наконец посл? долгаго молчанія мой кавасъ. - Посмотри какъ разыгрались огненныя мухи, какъ весело носятся он? надъ заснувшею землей; только въ добрыя ночи он? такъ веселы и легки, потому что такъ угодно Аллаху. Нигд? въ мір? н?тъ такого множества огненныхъ мухъ какъ въ долин? Эль-Гора, он? раждаются изъ цв?тковъ олеандра и, какъ добрые духи св?та, противны афритамъ (злымъ духамъ). Гд? кружится огненная муха, тамъ м?сто чисто и свято; куда не залетаетъ она никогда, тамъ земля осквернена гр?хомъ или служитъ притономъ африта. Н?тъ м?ста свят?е Эль-Гора на земл?, н?тъ поэтому и страны гд? обильн?е водится золотая муха ночи, въ которой огонекъ зажженъ самимъ Аллахомъ.
        И при вид? блестящихъ св?тляковъ, кружившихся роями вокругъ насъ въ темной зелени окружающей чащи, какъ-то невольно хот?лось в?рить тому могуществу очистительной силы св?та и огня, в?ра въ которую прошла чрезъ религіозное міросозерцаніе челов?чества. Самъ Аллахъ затеплилъ искорку въ т?л? золотистой мухи невольно повторилъ я, припоминая русскую сказку о томъ, какъ Богъ вложилъ огонекъ въ т?ло райской птицы и пустилъ ее на землю пугать нечистую силу. Точно также рыбаки далматинскихъ береговъ въ фосфорическомъ блеск? морскихъ ноктилукъ видятъ св?точъ зажженный Богомъ для осв?щенія морской глубины.
        Не долго слушалось мн? Османа за чашкою душистаго кофе, которымъ угостилъ меня кавасъ. Глаза невольно отяжел?ли, дыханіе стало медленн?е и глубже, ясность представленія начала туманиться, и убаюкиваемый тихимъ журчаніемъ Іордана и трещаніемъ зеленыхъ цикадъ, я уснулъ, какъ можетъ спать только усталый путникъ, достигнувъ ц?ли своего пути…



        II

        Османъ бодрствовалъ всю ночь надъ своимъ спящимъ господиномъ не столько изъ боязни нападеній бедуиновъ сколько изъ страха потерять коней, которыми онъ очень дорожилъ. Старикъ-арабъ, которому я далъ на ночь свою берданку, бы лъ очень польщенъ этимъ дов?ріемъ и важно бродилъ вокрутъ нашего становища, словно разыскивая притаившихся враговъ.
        Какъ два мгновенія промелькнули незам?тно для меня и волшебная ночь, залитая луннымъ сіяніемъ, и чудное утро, расцв?тившее красками спектра и небо, и землю, и воздухъ, еще пронизанный испареніями ночи. Отблески этой утренней игры цв?товъ еще не сб?жали съ розовыхъ тучекъ, повисшихъ въ голубой атмосфер?, и съ позолоченныхъ каемокъ за-іорданскихъ горъ. Быстрыя струйки Іордана, потерявшія свой серебряный блескъ, казались теперь поглотившими вс? цв?та; какой-то свинцовый матовый отблескъ еще держался на нихъ и еще рельефн?е отт?нялъ силуэты деревьевъ, склонившихся надъ поверхностью р?ки. Зеленый л?съ уже проснулся давно и зап?лъ свою утреннюю п?сню.
        - Добрая ночь была, господинъ! прив?тствовалъ меня при пробужденіи Османъ, - и за то наступило теперь доброе утро. Аль-хума (пятница) благословенный день; то знаетъ и челов?къ, и зв?рь, и птица. Послушай только, какъ славятъ Предв?чнаго голосистыя птицы, какъ согласно поютъ он? свои чистыя п?сни; молчатъ только т? что прогн?вили Аллаха, какъ нечистая хубара (сова), врагъ Бога и другъ шайтана.
        Въ міровоззр?ніи Араба, какъ и всякаго жителя Востока, борьба двухъ началъ, добраго и злаго, сл?дъ зендскихъ и сабеистическихъ воззр?ній, проходитъ такъ рельефно что въ самомъ мелкомъ явленіи жизни природы, въ каждомъ событіи изъ жизни народовъ или отд?льнаго челов-ка пылкій сынъ Востока видитъ вліяніе той или другой силы или результатъ борьбы ихъ между собою. Челов?къ, какъ и всякое другое живое существо, является только существомъ страдательнымъ, къ которому прилагается то или другое возд?йствіе. Смотря по тому какое начало взяло верхъ въ т?л? или душ? даннаго субъекта, онъ является въ свою очередь добрымъ или злымъ. Не только люди, но и животныя, даже растенія являются вм?стителями того или другаго начала и сообразно съ т?мъ разд?ляются на добрыя и злыя въ отношеніи къ челов?ку, какъ и въ отношеніи къ Пророку, посреднику между Богомъ и людьми. Если въ нашихъ понятіяхъ какъ-то не вяжется представленіе о добрыхъ и злыхъ животныхъ и растеніяхъ помимо ихъ вредности или полезности, то въ понятіяхъ мусульманина самое полезное существо можетъ быть злымъ, какъ и добрымъ, смотря по тому какимъ ореоломъ
окружила его мудрость народная или сказка любимыхъ рапсодовъ. Мусульманинъ в?чно живетъ въ мір? добрыхъ и злыхъ существъ; съ посл?дними онъ борется при помощи Пророка, съ первыми онъ служитъ посл?днему. Даже камень, вода и другія неодушевленныя существа могутъ служить вм?стилищами добраго и злаго начала и соотв?тственно этому въ понятіяхъ сына Востока являются сочувствующими и враждебными челов?ку, разъ они неугодны Аллаху.
        Подобное одушевленіе предметовъ неодушевленныхъ, вм?ст? съ зендскими воззр?ніями на весь остальной міръ какъ продуктъ происшедшій всл?дствіе борьбы двухъ началъ, безъ сомн?нія остатки міросозерцанія древнихъ религій; но ихъ нельзя не отм?тить какъ воззр?нія пришедшіяся по духу жителю Востока. Исходя изъ этой точки зр?нія, истый сынъ Востока, особенно свободолюбивый Арабъ, не можетъ никогда впадать въ крайности оптимизма или пессимизма, т?мъ бол?е что у него есть въ отв?тъ на все готовая формула: Иншаллахи (такъ угодно Богу)!
        Между т?мъ разгор?лся мало-по-малу чудный безоблачный день. Сб?жали съ поверхности воды испаренія ночи, пропало св?тлое облачко, несшее изъ глубины таинственныхъ пещеръ гр?хи обитателей Сдума (Содома), и солнце разгоняющее ужасы ночи поднялось надъ вершинами за-іорданскихъ горъ. Золотисто-краснымъ цв?томъ сперва засіяли мрачныя скалы, легкія т?ни какъ-то пугливо сб?жали съ ихъ откосовъ и пропали въ ущельяхъ, куда всл?дъ за ними полились снопы солнечныхъ лучей. Въ высокоподнявшемся надъ Іорданомъ столб? испареній сверкнула радуга; зат?мъ столбъ началъ таять снизу и разлетаться на верху, растворяясь въ голубомъ, прозрачномъ какъ э?иръ, воздух? Эль-Горской долины.
        Оставивъ Османа сторожить становище, я углубился въ чащу густой заросли и побрелъ безц?льно, утопая въ зелени, продираясь въ колючихъ кустахъ и проваливаясь порой въ полужидкой грязи поросшей высокою травой. И ч?мъ глубже пробирался я въ веселую зеленую чащу, т?мъ сильн?е и неудержим?е рвался впередъ; мн? казалось что грудь моя исполнилась какою-то силой, что ноги б?гутъ сами собой, весь организмъ живетъ какою-то особою жизнью и что никакое препятствіе не можетъ удержать моего безотчетнаго стремленія. Подъ ногами моими уб?гали десятками юркія ящерицы, черныя зм?и сп?шили скрыться въ кустахъ и трав?,испуганныя птички съ криками ужаса взлетали предо мною. Но вотъ до уха моего донеслись какіе-то хриплые, глухіе звуки; нев?домое животное, казалось, б?жало прямо на меня, ломая сучки и продираясь въ чащ? колючей заросли; мн? казалось что я слышу какъ оно ц?пляется о нее, какъ топочутъ его ноги и какъ спазматически вырываются изъ его груди хриплые крики. То была огромная полосатая гіена, старавшаяся уйти отъ какого-то пресл?дованія; вся безобразная фигура ея была преисполнена ужаса, шерсть на затылк? и
спин? ерошилась; останавливаясь по временамъ, гіена боязливо прислушивалась и озиралась назадъ, словно по стопамъ ея шелъ грозный охотникъ.
        Никогда досел?, даже въ Египт?, гд? гіенъ такое множество, мн? не приходилось вид?ть такъ близко днемъ трусливое животное, которое б?житъ св?та и охотника, никогда и не пытаясь вступать въ какую-нибудь борьбу съ челов?комъ. Увида меня въ н?сколькихъ саженяхъ отъ себя, гіена остановилась, втянула въ себя воздухъ, еще больше нахохлила шерсть и завыла такъ отвратительно, какъ не можетъ выть никакое другое животное. Въ тайгахъ нашего с?вера я не мало наслушался дикихъ зв?рей никакія завыванія волковъ въ ясную зимнюю ночь не могутъ сравниться съ воемъ перепуганной на смерть гіены. Даже ночныя п?сни и мяуканья рысей въ пору ихъ любви могутъ назваться пріятными въ сравненіи съ т?ми низкими глухими октавами, звучавшими замогильнымъ тембромъ, какими гіена въ продолженіе н?сколькихъ минутъ терзала мои уши и терп?ніе. Я не знаю, когда и какъ бы прекратилось это ужасное соло если-бы внезапный выстр?лъ, раздавшійся изъ чащи кустовъ и пущенный невидимою рукой, не положилъ на м?ст? отвратительнаго хищника.
        Не усп?лъ еще разс?яться дымокъ отъ выстр?ла, и гіена еще не перестала биться въ агоніи, какъ другой выстр?лъ съ противуположной стороны прогрем?лъ не вдалек? и, отдавшись глухо, раскатился по зеленой чащ?. Я остановился какъ вкопаный, не понимая что происходитъ вокругъ меня. Какой-то невидимый охотникъ пресл?довалъ животное, за которымъ не охотятся никогда на Восток?; нев?домая рука сразила отороп?вшую при вид? моемъ гіену; нев?домый стр?локъ нарушалъ покой только-что проснувшагося л?са, поражая своимъ выстр?ломъ нев?домую новую добычу. Чувство самосохраненія заговорило во мн? впервые, и я прис?лъ инстинктивно за кустами, не желая представлять собою хорошую ц?ль для невидимаго стр?лка. Кр?пко сжимая въ рукахъ в?рную берданку, которая не изм?няла мн? никогда, я ожидалъ съ нетерп?ніемъ развязки происходившихъ событій, готовясь принять даже бой если того потрбуетъ нев?домый противникъ. Вс? розказни о грабежахъ инасиліяхъ со стороны за-іорданскихъ бедуиновъ, слышаныя мною въ Іерусалим?, припомнились какъ-то особенно рельефно въ эти минуты трепетнаго ожиданія и неизв?стности. Къ счастью, он?
продолжались не долго, такъ какъ высокій худощавый Арабъ въ длинной б?лой рубах?, подпоясанной верблюжьимъ канатомъ, который увивалъ и его голову, потонувшую въ складкахъ безконечной чалмы, вышелъ на прогалину, гд? лежала убитая гіена въ своей еще дымившейся крови. Въ рукахъ незнакомца было длинное кремневое ружье, на пояс? весьма длинная кривая сабля, а пара старинныхъ длинныхъ пистолетовъ въ кожаныхъ чехлахъ довершала вооруженіе. Подойдя къ гіен?, Арабъ презрительно ткнулъ ногой, и слова проклятія мертвому животному полились неудержимыми потоками. Челов?къ проклинавшій трупъ африта (злаго духа) въ немъ обитавшаго былъ ув?ренъ, его слова слышитъ лишь небо и л?съ; увлеченный гн?вомъ, местью, онъ и не зам?чалъ что предъ нимъ, не скрываясь теперь, стоялъ невольный свид?тель убійства и проклятій.
        Увидавъ нев?домаго пресл?дователя только-что убитой гіены, я безъ шума приподнялся изъ-за кустовъ и вышелъ насупротивъ Араба изд?вавшагося надъ трупомъ марафимъ (оборотня) и сахара (волшебника), которыми обыкновенно обзываютъ гіену. Легкій стукъ моей берданки о стволъ дерева, немного заслонявшаго меня, заставилъ Араба обернуться въ мою сторону и увид?ть внезапно появившагося гяура. Громъ грянувшій надъ головой проклинавшаго не поразилъ бы такъ суев?рнаго мусульманина какъ неожиданное появленіе странно од?таго, ув?шаннаго оружіемъ, Франка, среди л?сной чащи, куда не любитъ заходить европейскій туристъ. Я не знаю что подумалъ въ эти минуты изумленный бедуинъ; но я вид?лъ весь ужасъ охватившій его при вид? меня, который я невольно сравнилъ съ недавнимъ ужасомъ отороп?вшей гіены. Сынъ пустыни и за-іорданскихъ горъ затрепеталъ словно преступникъ пригворенный къ казни, въ глазахъ его выразился такой испугъ, смуглыя щеки его такъ побл?дн?ли какъ будто онъ увидалъ не подобнаго себ? челов?ка, а злаго духа, африта или шайтана, при одномъ произнесеніи именъ коихъ дрожитъ правов?рный мусульманинъ. - Аусъ
биллахи минъ - эш-шайтанъ я рабби, хауенъ аалейна я рабби, джэбъ эль-фареджи я Аллахъ (Спаси меня, Господи, отъ дьявола, помилуй меня и пошли мн? спасеніе, о Боже)! лепетали побл?дн?вшія уста Араба, которому представилось въ самомъ д?л? что предъ нимъ стоитъ дьяволъ, привид?ніе, а не челов?къ, такой же охотникъ какъ и онъ самъ. Мн? стали понятны теперь состояніе души Араба и весь ходъ мыслей охватившій его при вид? нев?домо откуда появившагося Европейца. Пресл?дуя зач?мъ-то гіену, в?роятно проявившую какое-нибудь «художество», горячій бедуинъ, въ порыв? охотничьяго пыла, убилъ животное пользующееся особымъ покровительствомъ дьявола и прочей нечистой силы, - убилъ гіену которую не сов?туютъ никогда стр?лять опытные охотники-туземцы, боясь попасть въ оборотня или злаго духа, часто являющихся въ вид? гіены. Мой незнакомецъ сд?лалъ это преступленіе, проклялъ африта надъ трупомъ животнаго его вм?щавшаго, и не мудрено что увидавъ Европейца-гяура проклятаго Пророкомъ, принялъ его за оборотня исшедшаго изъ убитой гіены. Какъ окамен?лый стоялъ бедуинъ, призывая на помощь имя Божіе и Пророка противъ страшной
нечистой силы, которою представлялся ему неподвижный европейскій охотникъ, изумленный въ свою очередь, съ ружьемъ готовымъ на бой, но съ сердцемъ говорившимъ иное.
        - Аллахъ енарлъ джинзехумъ (порази, Господи, проклятаго)! вдругъ произнесъ Бедуинъ; глаза его загор?лись злов?щимъ блескомъ, досел? трепетавшее т?ло вдругъ выпрямилось, руки какъ-то порывисто приподняли ружье, и не усп?лъ я увернуться какъ длинное дуло было направлено на мою грудь. Громкій выстр?лъ чуть не въ упоръ раздался у самыхъ моихъ ушей и раскаты его по л?су умчались куда-то далеко; свистъ пули, пронесшейся мимо моей головы и грузно ударившейся въ стволъ дерева, вывелъ меня изъ минутнаго оц?пен?нія въ которое впадаетъ обыкновенно челов?къ въ моментъ роковой опасности. Едва разс?ялся дымокъ окутавшій м?сто откуда раздался выстр?лъ направленный въ меня, какъ мой противникъ, увидя невредимымъ предполагаемаго оборотня, въ ужас? б?жалъ, испуская страшныя проклятія вм?ст? съ молитвами и заклинаніями. Я вид?лъ только съ какою посп?шностью б?жалъ мой невольный врагъ, какъ усиленно работали вс? мышцы его т?ла, старавшагося уйти поскор?е чтобы не заразится ядомъ тл?творнаго дыханія саахра. Машинально я приподнялъ свою берданку, взвелъ курокъ и выстр?лилъ кверху не для того чтобы напугать б?жавшаго
врага, но чтобъ еще разъ уб?дить егочто предъ нимъ былъ не оборотень, а такой же челов?къ нечаянно столкнувшійся съ нимъ въ чащ? л?сной.
        Съ четверть часа я простоялъ на м?ст? загадочной встр?чи, словно ожидая дальн?йшихъ разъясненій, пока призывный выстр?лъ Османа, заставившій меня вздрогнуть своею неожиданностью, не отвлекъ моего вниманія и не напомнилъ о возвращеніи къ своему становищу, гд? Османъ долженъ былъ приготовить об?дъ.
        Чрезъ десять минутъ я былъ у своего костерка, на которомъ жарилась какая-то дичь. Въ то время пока я гулялъ по л?сной чащ? Іордана, мой проводникъ подстр?лилъ пару голубей и какимъ-то искусствомъ, непонятнымъ для меня, изловилъ дв? форели изъ священной р?ки, которыхъ и приготовилъ какъ сум?лъ. Выстр?лъ слышанный мною посл? перваго, поразившаго гіену, принадлежалъ Осману, который слышалъ мою дуэль съ бедуиномъ и принялъ двавыстр?ла за мою охотничью пот?ху. Подъ вліяніемъ розказней веселаго Османа я скоро забылъ о своемъ приключеніи, об?щавъ своему кавасу быть впередъ осторожн?е на берегахъ Іордана, гд? бродятъ постоянно полудикіе Арабы, очень нерасположенные къ Европейцу. Суев?рный во всемъ Османъ только по отношенію къ гіен? не разд?лялъ подозр?ній встр?ченнаго мною Бедуина и отрицалъ возможность оборотничества со стороны этого сквернаго животнаго; и поэтому, посм?ялся мой кавасъ надъ испугомъ суев?рнаго Араба, удивляясь самой возможности быть настолько глупымъ чтобы принять охотника, вооруженнаго берданкой, ножомъ, за оборотня. Добродушный Османъ и не подозр?валъ что онъ самъ былъ также простъ въ
другихъ отношеніяхъ.
        Было уже около полудня, когда мы, пооб?давъ и отдохнувъ, погрузились въ священныя воды Іордана. Мой кавасъ отыскалъ открытое м?стечко, гд? трава спускалась къ самой поверхности воды и гд? берегъ не былъ такъ вязокъ и болотистъ. Разв?сивъ свою одежду на ив?, наклонившейся прямо надъ р?кой, я спустился осторожно въ мутныя воды всегда хранящія св?жесть, несмотря на ужасающіе жары царствующіе въ бассейн? Мертваго Моря. Быстро и сильно неслись струи по глинистому ложу р?ки, захватывая съ собою ракушекъ и мелкіе камни покрывающіе ея дно. Прямые жгучіе лучи солнца падали вертикально на поверхность воды, изборожденную рябью, и осв?щали воду, пронизывая ее на сквозь. Въ затемненныхъ нависшею зеленью уголкахъ р?ки, слегка блестя своею чешуей, играли десятки рыбъ, надъ водой носились блестящія мухи, и разукрашенныя яркими красками стрекозы, а на самомъ дн?, пестр?я и шурша, двигались камешки уносимые р?кой.
        Полный особаго, непередаваемаго чувства, я спустился въ Іорданъ и окунулся въ его освященныя струи; сильное теченіе р?ки, которому не можетъ сопротивляться никакой пловецъ, снесло меня съ м?ста куда я вошелъ и понесло было противъ воли впередъ вм?ст? съ камешками б?жавшими у меня подъ ногами. Упершись твердо въ почву руками, я думалъ устоять противъ теченія, но попытки мои были напрасны, и воля была быстро парализована. Послушный зову моего Османа, предупреждавшаго меня не ходить далеко въ р?ку, я приблизился къ берегу, ухватился об?ими руками за толстый сукъ ивы и, погруженный по горло въ струи прохладной воды, отдался охватившему меня чувству. На душ? было какъ-то особенно хорошо, тихо и св?тло; забыто было въ эти минуты все ч?мъ горька наша жизнь, что изнуряетъ сердце и сушитъ мозгъ… Мн? казалось въ эти св?тлыя мгновенія что сердце мое такъ же чисто и св?тло какъ и яркая лазурь палестинскаго неба и что прожитые годы не лежатъ на моемъ сознаніи какъ годы сомн?ній, пустоты, увлеченья… Мн? стало понятно тогда что паломникъ нашъ, купаясь въ Іордан?, погружается въ струи священной р?ки од?вшись въ
чистое б?лье, которое снимаетъ по погруженіи и бережетъ про смертный часъ. Совлекая съ себя прежняго челов?ка, прежніе годы, сомн?нія и гр?хи, онъ начинаетъ новую жизнь, пріобщившись благодатнаго чувства и в?ры. А когда наступитъ смертный часъ и сама смерть заглянетъ въ глаза воину Божьей рати, онъ над?нетъ свою іорданскую сорочку какъ неуязвимую броню, и заснетъ в?чнымъ сномъ, быть-можетъ переживая вновь то сладостное чувство которое онъ испыталъ на Іордан?.
        Когда я выходилъ изъ воды, совершивъ омовеніе т?ла и перечувствовавъ то, что не поддается описанію, къ нашему становищу подошел с?дой, согбенный годами монахъ изъ ближайшаго къ Іордану монастыря Св. Предтечи. Узнавъ отъ Османа обо мн? какъ о пришельц? изъ Россіи, смиренный инокъ радостно прив?тствовалъ меня лобызаніемъ, прося посетить его скромную обитель. Мы немедленно начали снимать свое становище у
Іордана. Не долги сборы путниковъ носящихъ все на себ?, и не прошло четверти часа, какъ мы уже следовали за монахомъ по направленію къ обители Предтечи, расположенной уъ какой-нибудь верст? отъ Іордана, вн? егг береговой зеленой полосы.
        Скудна, б?дна и убога съ виду тихая обитель Предтечи, отошедшая далеко отъ суетнаго міра на границу за которой царитъ еще сынъ пустыни, за-іорданскій бедуинъ. Еще б?дн?е обитель внутри, такой обстановки не найдешь въ самой убогой сельской церкви на Руси; всего ей не достаетъ нич?мъ она небогата кром? духа ея немногочисленной братіи и доброд?телей которыми она славится даже среди Бедуиновъ. Н?когда богатая и славная, потомъ много в?ковъ стоявшая разрушенною и необитаемою, она населилась снова всего н?сколько л?тъ тому назадъ, въ теченіе которыхъ немного пообстроилась и приняла видъ жилаго м?ста вм?сто развалинъ покрывавшихъ прежде все пространство занимаемое нын? обителью. Добрые иноки угощали насъ ч?мъ могли, но кром? оливокъ, хл?ба, рыбы и русскаго чаю у нихъ не оказалось ничего.
        Подъ вечеръ, сопровождаемые двумя иноками, несшими рыболовныя снасти, мы отправились снова на Іорданъ, на м?сто, гд? попреданію совершилось великое событіе евангельской исторіи. На этихъ берегахъ н?когда грем?лъ могучій голосъ Предтечи, призывавшій міръ къ покаянію; сюда текли сотни и тысячи людей воспріятъ св?точъ той истины которую много тысячъ л?тъ дотол? искало и не могло найти челов?чество.
        Помолившись мы потомъ расположились въ чудномъ, т?нистомъ, зеленомъ уголочк? и раскинули с?ти въ одномъ изъ заливовъ Іордана. Съ тихою молитвою начали свою ловлю монахи и называли ее слава Бога. Закинувъ свою уду, я прислонился къ стволу многол?тней ивы и погрузился въ тихій покой, слушая степенную бес?ду монаховъ, не наблюдашихъ за с?тью.
        За часъ до заката солнца мы окончили свою рыбную ловлю и расположились отдохнуть у костерка, снова запылавшаго въ зеленой с?ни Іорданской чащи и разогнавшаго ?дкимъ дымомъ мелкую мошкару которая заплясала тысячами въ сырой атмосфер? увлаженной росою.
        Вечеръ былъ чудно хорошъ; не даромъ мой Османъ назвалъ его краснымъ - акбаръ меса. Красный цв?тъ д?йствительно преобладалъ въ безчисленныхъ отт?нкахъ наб?жавшихъ съ запада, гор?вшаго пурпуромъ и огнемъ. Море красныхъ лучей залило голубое небо и, см?шавшись съ его лазурью, разбилось на разноцв?тныя волны; какъ столбы с?вернаго сіянія проб?жали по небу снопы пурпурнокраснаго цв?та съ фіолетовыми, розовыми и лиловыми верхушками и уперлись въ зенитъ, гд? и потонули въ слегка позлащенной лазури. Синезеленыя волны св?та залили промежутки лучевыхъ столбовъ и мало-по-малу заполнили с?верный горизонтъ; всл?дъ зат?мъ потускн?ли яркія краски, красные и фіолетовые тоны потемн?ли и сгустились, лиловый и розовый цв?та перешли въ голубой, золотистый сб?жалъ глубже къ западу, а зеленоватые отт?нки потонули въ потускн?вшей лазури.
        - Аллахъ-ху акбаръ (Богъ великъ)! прошепталъ старый Османъ, отходя въ кусты, чтобы совершить омовенье и молитву (фетху) заката.
        Оба монаха, отстранивъ отъ стряпни моего каваса, скоро изготовили теплый ужинъ и чай. Словно изъ земли выросъ у костра небольшой котелокъ, и не прошло, казалось, получаса, какъ поваръ-инокъ предлагалъ уже мн? отв?дать ухи изъ форелей Іордана; дикіе травы и корни зам?нили овощи, они же послужили и приправой, которую зам?нилъ еще лучше нагуленый аппетитъ. Помимо ухи, какимъ-то мудренымъ способомъ на угляхъ монахъ нажарилъ рыбы, приправивъ и ее горькими травами, солью и маслинами. Душистымъ чаемъ, отдававшимъ впрочемъ бол?е дымомъ тарфы ч?мъ ароматомъ, закончился нашъ роскошный ужинъ на берегахъ Іордана; зат?мъ оставалось еще провести чудный вечеръ и ночь, чтобы на утро быть св?жимъ и бодрымъ и идти къ берегу Мертваго Моря.

ІІІ

        Только тотъ кто бывалъ на Восток?, кто знаетъ его больше ч?мъ туристъ, пригоняющій свой ночлегъ къ какому-нибудь хану (гостиниц?) или отелю, можетъ понять сколько смысла и значенія им?етъ для путника одно слово становище. Утомительный путь, вс? лишенія дороги, вся проза медленнаго передвиженія на верблюд? или осл? забываются при магическомъ слов? - кеофъ-осборъ (остановись). И если остановка твоя пришлась у колодца или при источник? св?жей воды, ты счастливъ въ этотъ день, для тебя путешествіе «не есть часть ада», какъ говорятъ на Восток?, желая выразить благополучный путь. Стоянка иночлегъ на Іордан? - лучшія на Святой Земл?, если не считать остановки на берегу Тиверіады; если туристы предпочитаютъ ночевку не подъ открытымъ небомъ, а въ страннопріимиц? Іерихона, то д?лаютъ это изъ боязни лихорадки и еще чаще изъ боязни наткнуться на бедуиновъ, приходящихъ съ противоположнаго берега р?ки. Странная судьба постигла Іорданъ, эту лучшую изъ р?къ всей прибрежной финикійской полосы. Берега его пустынны и мертвы; ни одна деревушка, ни одинъ шалашъ рыбака не оживляютъ его зеленой чащи, ни одна лодка не
качается на его благословенныхъ струяхъ. Только стаи водныхъ и л?сныхъ птицъ, да безчисленные рои нас?комыхъ живятъ зеленые берега Іордана, прежде кишавшіе львами и пантерами, наводившими ужасъ на многочисленныя селенія Эль-Гора. Ц?лый рядъ библейскихъ м?стностей шелъ по теченію Іордана, начиная съ истока его изъ моря Галилейскаго, но отъ большинства ихъ не осталось и сл?довъ, такъ что простору и см?лости фантазіи нельзя положить и границъ. У развалинъ Кафъ-Егуди, на м?ст? древняго брода Ви?авара, на углу большаго поворота Іордана и въ другихъ пунктахъ воображеніе изсл?дователей искало того м?ста гд? крестилъ приходящихъ Предтеча и откуда впервые раздался глаголъ призывавшій къ покаянію міръ утопавшій въ сл?пот?.
        - Не пытай напрасно искать умозр?ніемъ то на что укажетъ теб? сердце и подскажетъ в?ра, отв?чалъ мн? старый монахъ. когда я обратился къ нему съ вопросомъ о м?ст? крещенія Іоанна. - Вся земля и вода святы вокругъ; къ чему же искать иной святыни, къ чему же пытать умъ, когда столько в?ковъ милліоны людей на этомъ м?ст? проливали слезы молитвы и умиленія. Не хочешь в?рить сердцу - не в?рь, но берегись пов?рить уму не спрося сердца…
        Уже совс?мъ стемн?ло, когда покинули насъ добрые монахи посл? долгихъ уговоровъ и зазываній на ночлегъ въ монастырь. Въ такую чудную весеннюю ночь, когда дышетъ ароматами л?съ, когда поютъ не умолкая цикады, когда челов?къ можетъ забыться подъ покровомъ с?ни зеленаго л?са, - не можетъ спаться въ четырехъ ст?нахъ душной кельи. Не раскинувъ даже шатра, котораго не было у насъ, мы съ Османомъ остались ночевать подъ т?нью разв?систой ивы надъ самымъ берегомъ Іордана. Легкимъ облачкомъ тумана покрылись его темносвинцовыя воды, которыя, казалось, зашум?ли сильн?е ч?мъ днемъ, когда сотни веселыхъ звуковъ зеленой чащи заглушали лепетъ волнъ. Какая-то птица протяжно закричала на другомъ берегу, потомъ шлепнулась въ воду и замолчала. Слышно было только какъ кто-то плескался въ р?к? среди зарослей камыша и въ окрестныхъ кустахъ шелестили еще незаснувшія птицы. Мой Османъ сид?лъ молча у костра и курилъ свою неизб?жную трубку, отдаваясь всец?ло этому занятію, не зам?чая и не желая прим?чать что творилось вокругъ его. Наши кони, на?вшись за день въ волю св?жей и сочной травы, слегка пофыркивали отъ
удовольствія, словно предвкушая пріятность проваляться ц?лую ночь вм?сто б?шеной ночной скачки какою мы угощали ихъ въ предшедшіе дни. Обиліе мелкой мошкары, налет?вшей изъ чащи, заставило насъ поддерживать усердно костеръ смолистыми в?твями тамариска, бальзамическій дымъ коего оттонялъ рои докучливыхъ нас?комыхъ, попадавшихъ въ уши, носъ, ротъ и глаза. Въ тихомъ раздумьи сид?лъ я предъ веселымъ огонькомъ, подкладывая зеленыя в?тви и любуясь какъ огонь пожиралъ молодые листочки, сперва сморщивъ ихъ и изсушивъ, и какъ трещали сухія в?тки, разбрасывая рои блестящихъ искръ.
        Наступила ночь, тихая зв?здная ночь, когда не шелохнется воздухъ и земля спитъ подъ дымкой ночныхъ испареній. Словно горсть самоцв?тныхъ камней надъ складкой воздушной фаты, искрятся, горятъ и мерцаютъ сотни золотыхъ св?тляковъ, пляшущихъ р?зво въ волнахъ б?ловатой мглы. Багровый отблескъ костра, прорвавшись сквозь кружевную ст?ну кустовъ, палъ на р?ку и отбросилъ красноватую т?нь; дв?-три рыбки всплеснулись въ вод?, какая-то птица взлет?ла на воздухъ, покружилась надъ р?кой и полет?ла въ кусты, а тамъ опять все пріумолкло и спитъ. Только веселыя цикады ведутъ свои немолчныя п?сни, вторя шелесту листвы и стрекотанью кузнечиковъ, днемъ и ночью поющихъ въ зеленой трав?. Но вотъ крикнулъ гд?-то жалобно шакалъ, какъ ночной сторожъ, опросившій пустыню, прокатился звучно его окрикъ въ ночной тиши, и въ отв?тъ ему отозвались и горы, и л?съ, и пустыня. Десятки грустныхъ однозвучныхъ голосовъ отв?чали ему, словно застонала вся долина Іордана…
        Все ярче и ярче разгорался нашъ костерокъ, куда мы валили безъ сожал?нія сухія и св?жія в?тви тамарисковъ и ивъ; густой столбъ дыму поднялся высоко, разгоняя комаровъ и «скниповъ», составлявшихъ издревле одинъ изъ бичей при-Іорданскихъ странъ. Выше заросли л?са поднялся кверху нашъ осв?щенный заревомъ дымокъ, словно условный знакъ, призывающій гостей къ нашему костерку. Не прошло и получаса, какъ изъ чащи л?са внезапно появился незваный гость. Какъ привид?ніе ночи, онъ подкрался къ еашему становищу и вдругъ предсталъ предъ нашими полусонными глазами, озаренный багровымъ отсв?томъ ярко вспыхнувшаго костерка. Высокая, сухая, б?лая фигура, въ од?яніи напоминавшемъ скор?е покрывало ч?мъ рубаху, придвигалась медленно и неслышно по мягкой трав?, не подавая никакого знака ни голосомъ, ни движеніемъ. Отороп?лый Османъ вскрикнулъ, увидя б?лаго незнакомца, и забормоталъ слова молитвы отгоняющей нечистую силу. Въ про тивоположность своему кавасу, прежде всего я схватился за оружіе, приготовившись съ револьверомъ въ рук? встр?чать пос?тителя ночи. Зам?тивъ наше смущеніе и блескъ сверкнувшихъ стволовъ,
незнакомецъ остановился; на смугломъ лиц? его я зам?тилъ гримасу: углы рта, обрамленнаго черною бородкой, нервно подернулись кверху, длинный носъ какъ-то глубже ушелъ во впавшія щеки, и темныя ямки орбитъ вдругъ осв?тились огненнымъ взоромъ, при вспышк? нашего потухавшаго костра.
        - Осаби ит-абеджикъ, ехериджакъ (о, другъ мой, послушай что я хочу теб? сказать)! вдругъ заговорилъ незнакомецъ, опускаясь на землю саженяхъ въ двухъ отъ костра.
        - Ирхабу фокъ айни у фокъ рази (добро пожаловать, моя головка, мой глазокъ)! отв?чалъ я, стараясь какъ можно прив?тлив?е отнестись къ полудикому гостю.
        Медленно, словно боясь, поднялся бедуинъ и подошелъ къ нашему костру. Тутъ только я зам?тилъ что онъ несетъ на себ? ц?лый арсеналъ оружія и могъ бы, пользуясь ночью и засадой, перестр?лять насъ по одиночк? еслибы питалъ злыя нам?ренія относительно кого-нибудь изъ насъ. Успокоившись н?сколько отъ минутнаго волненія, я сталъ съ любопытствомъ разсматривать незнакомца. Увидя близко ночнаго пос?тителя, успокоился и Османъ, и какъ будто стыдясь своего испуга, старался быть какъ можно ласков?е съ незнакомцемъ. Пользуясь этимъ, я поручилъ своему кавасу переговорить съ нашимъ гостемъ и осв?домиться о причин? его внезапнаго пос?щенія.
        Дикій пришелецъ былъ типъ истаго Бедуина, сына горъ и пустыни; высокая, худощавая, словно изъ стали отлитая фигура его дышала подвижностью и силой; вс? мускулы т?ла и лица принимали участіе въ оживленномъ разговор? который онъ повелъ съ Османомъ, горячась и крича какъ будто р?чь шла о чемъ-нибудь необыкновенномъ, тогда какъ то было простымъ объясненіемъ. Живые глаза такъ и б?гали въ своихъ орбитахъ, обращаясь то на меня, то на Османа; длинныя, сухія руки то схватывались за саблю и ружье, то простирались въ направленіи къ Моавитскимъ горамъ, гд? кочуютъ сродичи нашего пришельца. Долго и шумно шло объясненіе Бедуина съ моимъ кавасомъ; мн? казалось порой что они вызываютъ другъ друга на бой: такъ энергичны были ихъ жесты, такъ крикливы и наступательны выраженія которыми прерывалась эта бес?да. Прислонившись къ дереву, я такъ же жадно прислушивался къ словамъ обоихъ Арабовъ, какъ и всматривался въ лицо дикаго Бедуина; къ сожал?нію, я могъ понять очень немного, потому что разговоръ шелъ на арабскомъ нар?чіи моавитскихъ горцевъ и притомъ такъ быстро что ухо мое не могло уловить даже связи отд?льныхъ
словъ, не только смысла и значенія ц?лыхъ фразъ, относившихся ко мн?. Терп?ливо переждавъ окончанія оживленной бес?ды, я спросилъ Османа о результат? его переговоровъ.
        Сообщенныя мн? св?д?нія не были особенно успокоительнаго свойства. Нашъ гость пришелъ предупредить еасъ чтобы мы были осторожны и скор?е уходили съ береговъ
Іордана. Багровый дымъ нашихъ костровъ уже вторую ночь зам?ченъ Бедуинами горъ, и они готовы перейти Іорданъ чтобы попросить бакшишъ у Франковъ, зашедшихъ въ область ихъ влад?ній. Абу-Салехъ не желаетъ зла мискубъ хаджи (русскому поклоннику) котораго онъ видитъ уже третій день въ долин? Эль-Гора и пришелъ оказать ему небольшую услугу, за что разум?ется полагается хорошій бакишишъ.
        Кто былъ на Восток?, тотъ знаетъ что такое бакшишъ, это растяжимое до безконечности слово. Отъ н?сколькихъ пиричекъ (мелкая монета) онъ можетъ доходить до милліоновъ рублей, смотря по положенію и условіямъ дающаго и получающаго бакшишъ. Подачка нищему, бакшишъ, можетъ быть полкоп?йки, тогда какъ бакшишъ султана паш? уже равняется тысячамъ лиръ, а бакшишъ хедива повелителю правов?рныхъ изм?ряется милліонами золотыхъ. При одномъ слов?, даже намек? на бакшишъ, я понялъ къ чему ведетъ хитросплетенную р?чь нашъ ночной пос?титель. Не отрицая вовсе возможности подвергнуться нападенію за-іорданскихъ Бедуиновъ, которые часто переходятъ въ бродъ р?ку чтобы напасть на поклонниковъ и туристовъ, я усомнился невольно въ значеніи услуги которую навязалъ намъ Абу-Салехъ.
        - Московъ аскеръ (русскій солдатъ) не боится Арабовъ, вел?лъ я передать своему гостю. - Для врага есть пули и сабли, какъ для друга - чашка кофе и трубка добраго табаку. Когда христіанинъ приходитъ какъ хаджа (покловникъ) на берега священной р?ки, онъ приходитъ молитсься, а не воевать и если Абу-Салехъ говоритъ правду, онъ увидитъ что самъ Аллахъ накажетъ т?хъ кто м?шаетъ молиться.
        Мои слова непріятно под?йствовали на Араба, который понялъ что его уловка не удалась, но надежда сорвать бакшишъ была слишкомъ велика, и онъ пытался ув?рять въ своей лжи, хотя самое лицо его изобличало лукавую р?чь.
        - Московъ храбръ, о томъ знаютъ Арабы, но онъ одинъ, а ночь темна; твой огонь идетъ высоко къ небу, и глазъ Бедуина видитъ его издали. Абу-Салехъ сказалъ все, онъ теперь покинетъ костеръ своихъ друзей. Кейсбахтъ (доброй ночи)!
        Проговоривъ скороговоркой эти слова, Абу-Салехъ приподнялся, оправилъ свое ружье, осмотр?лъ его кремни, и приложивъ руку ко лбу въ знакъ своего почтенія, медленно какъ т?нь удалился въ кусты въ ту же сторону откуда и пришелъ.
        До сихъ поръ спокойно бившееся у меня сердце теперь стало биться усиленн?е, и темное подозр?ніе пало какъ-то сразу на мою душу. Зач?мъ приходилъ Абу-Салехъ, зач?мъ предупреждалъ и зач?мъ удалился? Не говорилъ-ли онъ правду? Не въ заговор? ли онъ съ Бедуинами за-Іорданья? Что будетъ съ нами и что предпринять? Вс? эти вопросы какъ-то неотвязно л?зли въ голову, привода въ хаотическій безпорядокъ мысли такъ мирно и спокойно настроенныя прекрасною ночью. Если есть хотя доля правды въ словахъ Абу-Салеха, если хотя двое или трое Бедуиновъ собираются или соберутся напасть на насъ пользуясь тишиной ночи и покровомъ густой заросли
іорданскихъ л?совъ, то положеніе наше не лучше ч?мъ запертыхъ облавой зв?рей, которыхъ собираются травить. Молча другъ на друга гляд?ли мы съ Османомъ, не зная что предпринять, но чувствуя что мы не можемъ оставаться при прежнемъ р?шеніи провести ночь надъ обрывомъ священной р?ки. Какъ-то невольно глаза наши устремлялись въ ту сторону откуда вышелъ и куда скрылся таинственный Абу-Салехъ, словно ожидая нападенія невидимыхъ враговъ. Костеръ нашъ началъ потухать, но у насъ не было охоты поддерживать его снова; намъ казалось теперь что лучше загасить его совс?мъ чтобы въ самомъ д?л? не служить приманкой такимъ проходимцамъ какъ только-что покинувшій насъ ночной пос?титель, Абу-Салехъ.
        Мой Османъ не былъ трусомъ на пол? битвы, что доказываетъ медаль полученная имъ за экспедицію въ Іеменъ, но онъ боялся ночи, боялся ея призраковъ; все таинственное пугало его: мой утренній эпизодъ, кое-какіе разказы монаховъ и наконецъ странное появленіе Абу-Салеха разстроило окончательно моего каваса, и онъ не дов?рялъ самому себ?. Вся фигура его выражала растерянность. Десять разъ онъ поправлялъ свои пистолеты, осматривалъ тупую саблю, къ чему-то продувалъ заряженное уже два дня ружье и вообще своимъ видомъ производилъ мрачное впечатл?ніе и на своего господина.
        Пока мы сид?ли въ недоум?ніи, въ какой-нибудь полуверст? отъ насъ раздался выстр?лъ; длинный, протяжный какъ ударъ бича, онъ перекатился раза два-три въ л?сной чащ? и замеръ на той сторон? Іордана. Я вздрогнулъ невольно, Османъ тоже; обоимъ намъ стало такъ жутко какъ предъ боемъ въ виду невидимаго врага подкрадывающагося къ намъ.
        - Б?жимъ скор?е отсюда, господинъ! скор?е зашепталъ ч?мъ заговорилъ мой кавасъ;- Бедуины пустыни недалеко, намъ уже не уйти отъ нихъ. Ружья ихъ быть-можетъ смотрятъ на насъ изъ чащи.
        Сердце забилось у меня какъ-то неровно при этихъ словахъ Османа; мн? показалось что я слышу шорохъ таинственныхъ враговъ и вижу дула ихъ ружей направленнвхъ прямо на насъ. Между т?мъ отороп?вшій кавасъ собиралъ кое-какіе пожитки наши, разбросанные на становищ?, и с?длалъ коней, повидимому не особенно расположенныхъ идти впередъ вм?сто того чтобы проваляться на душистой трав?.
        Прошло еще н?сколько минутъ, длинныхъ, тяжелыхъ, отчаянно скучныхъ… Кругомъ все было тихо, и какъ ни прислушивалось мое настороженное ухо, оно не могло ничего услыхать. Звуки л?са и ночнаго покоя не нарушали ночной тишины; только сердце стучало какъ-то сильн?е, да шакалы стонали чаще и тосклив?е. Далеко за р?кой гд?-то засвисталъ восточный соловей, и его малиновыя трели понеслись по долин? Эль-Гора; «запахъ розы съ п?сней соловья несетъ съ собою счастливыя ночи, ядъ изм?ны и коварная пуля таятся тоже во мрак? ночей; пестрый олеандръ открылъ для поц?луя зефировъ (ниссимо) свои ароматныя губки, звуки лобзанія слышатся въ листв?, с?рый буль-буль (соловей) поеть о любви, пылая страстью, стрекочетъ цикада… Тутъ же рядомъ крадется злод?й, острый кинжалъ пьетъ кровь нам?ченной жертвы, горькій ядъ мертвитъ т?ло, а свинцовая пуля ищетъ сердца чтобъ его поразить…»
        Невольно мн? припомнилась теперь когда-то слышанная п?сня Гафиза, невольно я отдался впечатл?нію охватившему уже давно моего проводника. Врагъ могъ быть уже недалеко около насъ… Я весь превратился въ слухъ и зр?ніе, стараясь изъ звуковъ л?сной чащи выд?лить шорохъ ползущаго врага. и напрягалъ все свое зр?ніе чтобы пронизать темную ст?ну зелени окружавшую насъ.
        Наконецъ мы собрались и тронулись въ путь, уб?гая предъ невидимымъ и неосязаемымъ врагомъ. Кони медленно ступали и еле пробирались по тропинк? въ густой поросли, поминутно зац?пляясь и путаясь въ ней. Мягкіе звуки ихъ копытъ казались намъ громкими какъ выстр?лы, а легкое пофыркиваніе - криками способными привлечь врага. Не отдавая себ? вполн? отчета во всемъ происходившемъ вокругъ, я ?халъ позади Османа торопившагося впередъ, повторяя вс? крюки и завороты которые прод?лывалъ его привычный б?гунъ. Невесело у меня было на душ?, но досада брала верхъ надъ осторожностью, и мн? казалось подлою трусостью б?жать поддаваясь страху проводника и не видя въ глаза опасности.
        - Стой, Османъ, мы не по?демъ дальше! наконецъ не выдержавъ закричалъ я и остановилъ своего коня. Мой кавасъ обернулся, и на его изборожденномъ морщинами лиц? при слабомъ отсв?т? ночи выразилось изумленіе.
        - Яллахъ емхи (скор?й впередъ)! какъ-то отчаянно крикнулъ онъ въ отв?тъ, и всл?дъ зат?мъ раздался второй выстр?лъ, гулко прокатившійся въ чащ? л?сной.
        Было что-то особенно потрясающее въ этихъ выстр?лахъ пущенныхъ незримою рукой. Кто и зач?мъ нарушалъ покой заснувшей пустыни, кому угрожали эти выстр?лы, въ чью грудь была направлена свинцовая пуля, когда вокругъ все дышало покоемъ и безмятежною тишиной, вотъ вопросы которые докучливою чередой л?зли въ голову. Пораженный, испуганный Османъ уже не слушалъ моихъ приказаній и мчался неудержимо впередъ, призывая за собой господина. Паника моего каваса, обстановка окружавшая меня и полная беззащитность въ виду таинственнаго врага, все это до того под?йствовало на меня что я посл?довалъ сов?ту Османа и мчался по л?сной троп?, не обращая даже вниманія на то что сотни сучьевъ и в?твей зац?пляли и хлестали васъ и нашихъ лошадей. Первый разъ въ жизни я испыталъ тотъ паническій страхъ который гонитъ часто ц?лыя тысячи людей отъ одного призрака опасности и пережилъ въ самомъ себ? минуты показавшіяся длинными часами…
        Чрезъ четверть часа б?шеной скачки, въ теченіе коей я не видалъ своего проводника, мой конь очутился на вы?зд? изъ л?са и помчался по открытой м?стности разстилающейся до береговъ Бахръ-Эль-Лута. Показавшаяся изъ-за Моавитскихъ горъ полноликая луна слегка серебрила пустыню и придавала ей тотъ фантастическій отт?нокъ который Арабы зовутъ «сіяніемъ ночи». При св?т? залившемъ пустыню я различалъ и своего Османа, и его коня, и даже небольшой б?лый узелокъ хранившій нашу провизію. Выскакавъ изъ густой поросли іорданскихъ л?совъ, пугавшихъ своею темнотой, и очутившись на ровномъ осв?щенномъ простор?. на которомъ не могъ угрожать никакой невидимый врагъ, я почувствовалъ сразу что сердце перестало сжиматься, сознаніе прояснилось. И покинувшая было бодрость вернулась какъ-то сразу, когда миновали страхи порожденные мракомъ, и взоръ упалъ на поверхность залитую луннымъ сіяніемъ. Я пріостановилъ своего коня и, не желая углубляться въ пустыню, по?халъ вдоль л?са скрывавшаго Іорданъ. Только теперь я увид?лъ ошибку которую вольно или невольно сд?лалъ Османъ, бросившись со страха не поперекъ, а вдоль л?сной
полосы облегающей берега священной р?ки, что заставило насъ сд?лать версты полторы-дв? лишняго б?га.
        Не прошло и получаса какъ я, уже вполн? успокоенный и не тревожимый выстр?лами, пугавшими только въ густой поросли л?са, лежалъ на своемъ плащ? на голомъ песк?, вперивъ свой взоръ въ голубое небо, гд? боролось мерцаніе зв?здъ съ тихимъ ровнымъ сіяніемъ луны. Наши кони тоже отдыхали; только Османъ не могъ успокоиться вполн? и какъ-то озабоченно посматривалъ вокругъ и особенно въ темную ст?ну Іорданскихъ л?совъ, которые черн?ли недалеко отъ насъ. Прошло еще съ полчаса… Вперивъ свои взоры въ таинственный л?съ, попрежнему всматривался Османъ; давно приготовивъ свои пистолеты и ружье, мой кавасъ все еще не могъ освободиться отъ мысли о внезапномъ нападеніи Арабовъ пустыни и не разс?длывалъ коней, спокойно дремавшихъ на песк?. Мои мысли не были такъ тревожны, и меня занимало бол?е небо ч?мъ вс? опасенія Османа. Въ св?тло-голубой серебристой синев? плавали надъ нашею головой яркія созв?здія. Почти въ зенит? гор?ла блистательная Вега; Арктуръ, Денебола, Регулъ и Проціонъ яркою дугой протянулись по синему небу, тогда какъ Альдебаранъ, Капелла и Алгенибъ слабо мерцали предъ золотымъ шаромъ полноликой луны.
Привыкшій глазъ находилъ на голубомъ небосклон? и Пегаса, и Кассіопею, и Медв?дицъ, и Корону, но его взоры тонули въ надзв?здной глубин? пронизанной мягкимъ сіяніемъ м?сяца.
        - Уа-уа! Яраголь (смотри, челов?къ)! вдругъ какъ б?шеный вскрикнулъ Османъ и вскочилъ словно ужаленный зм?ей… Длинное ружье блеснуло своимъ яркимъ стволомъ въ его рук?, и я заслышалъ злов?щій звукъ взводимыхъ курковъ.
        Быстрый взоръ мой, упавъ съ небесъ на землю, заприм?тилъ б?лое пятно, ярко озаренное лучами м?сяца, показавшееся на темномъ фон? Іорданскаго л?са. Пятно это казалось неподвижнымъ, потомъ начало отд?ляться и мало-по-малу очутилось на ровной поверхности залитой фосфорическимъ сіяніемъ; длинная металлическая полоска сверкнувшая на этомъ пятн? позволила заподозрить ружье въ рукахъ новаго незнакомца, который подвигался не торопясь по направленію къ нашему становищу. Завидя новый предметъ, зафыркали наши кони и насторожили свои уши; арабскіе скакуны чуютъ издали друга и врага, говорятъ Бедуины, полагаясь часто на чутье лошадей.
        - Эш-и-макъ (кто ты)? крикнулъ я выходя на встр?чу б?лому незнакомцу. Отв?та не было, но вся закутанная въ б?ломъ фигура продолжала приближаться. Сердце опять забилось сильн?е, рука невольно сжала кр?пче в?рную берданку, и я повторилъ свой вопросъ. Незнакомецъ въ отв?тъ отчаянно замахалъ руками и показывая правою рукой на л?съ л?вою ладонью давалъ мн? знать чтобъ я замолчалъ…
        Я подвинулся еще стараясь своею быстротой заглушить трепетаніе сердца и ободрить Османа, уже готовившаго нашихъ коней. Ч?мъ ближе подходилъ я къ б?лому незнакомцу, т?мъ см?л?е и порывист?е былъ мой шагъ, и когда я былъ всего въ трехъ-пяти саженяхъ разстоянія отъ Бедуина, я услышалъ знакомый голосъ, по которому узналъ Абу-Салеха.
        - Энта рагулъ таибъ Московъ (ты Русскій - молодецъ)! заговорилъ Арабъ, - но ты неостороженъ какъ женщина или овца. Б?дный Абу-Салехъ снова пришелъ предупредить тебя что враги недалеки и что они ищутъ тебя и Османа. Б?ги поскор?е въ эль-Риха (Іерихонъ), гд? ты найдешь тихій покой и куда проведетъ тебя Абу-Салехъ.
        При напоминаніи о врагахъ я почувствовалъ снова что моя см?лость покидаетъ меня, но одинъ пристальный взглядъ на Араба, не ум?вшаго скрыть свою радость при вид? моего страха, открылъ снова мн? глаза. Съ какою-то особенною логическою силой представилось мн? теперь что Абу-Салехъ лжетъ, что разказъ о дикихъ Бедуинахъ выдуманъ имъ самимъ для того чтобы сорвать съ меня бакшишъ, и что даже выстр?лы напугавшіе насъ произведены были тоже его рукой.
        - Аллахъ и его Пророкъ наградятъ Абу-Салеха за его любовь къ ближнему, отв?чалъ я посл? н?котораго молчааія, - но напрасно сынъ Эльгорской пустыни пытается напугать и обмануть Москова. Не первый годъ онъ живетъ въ л?су и самъ можетъ распознать друга и врага. Бедуиновъ н?тъ въл?сахъ Іордана, кром? Абу-Салеха; это его ружье стр?ляло въ ночи, думая напугать одинокаго путника. Такъ не д?лаетъ честный Арабъ, и если Абу-Салехъ не покинетъ насъ, то мы им?емъ ружья которыя не даютъ промаха. Иди съ миромъ откуда пришелъ. Аллахъ архамту (Господь тебя да помилуетъ).
        Мои р?шительныя слова не понравились коварному Бедуину; надо было вид?ть какъ исказились черты его лица, какъ передернулась вся его длинная мускулистая фигура, когда Абу-Салехъ понялъ что его планы запугиванья рушатся, что его хитрость разгадана врагомъ, и тотъ надъ к?мъ онъ хот?лъ зло пот?шаться заставилъ отступить его самого. Руки его судорожно перебирали то винтовку, то широкій ханджаръ торчавшій за поясомъ. Глаза Абу-Салеха метали искры иготовы были, казалось, пронизать меня. Я сл?дилъ за каждымъ движеніемъ Араба, боясь его внезапнаго нападенія. Моя острожность впрочемъ была напрасна, потому что Османъ въсвою очередь не спускалъ глазъ съ Абу-Салеха, и пуля его винтовки пронизала бы посл?дняго при первой попытк? къ нападенію.
        - Московъ сл?пъ и глухъ, какъ-то отчаянно вполголоса пробормоталъ Бедуинъ, не столько въ свое оправданіе сколько для того чтобъ отв?тить что-нибудь. - Абу-Салехъ такъ честенъ какъ и Османъ и никогда не предастъ друга.
        Съ этими словами Бедуинъ повернулся, вскинулъ на плечо свое ружье и удалился въ темную чащу л?са. Ложь и выдумка Абу-Салеха были до того очевидны что я не могу простить себ? ц?лаго получаса паники которую онъ навелъ на меня и Османа, заставивъ насъ постыдно ускакать съ зелен?ющихъ береговъ Іордана. Ворочаться было поздно, а проводить ночь въ пустын?, когда въ н?сколькихъ верстахъ отсюда можно найти гостепріимный кровъ въ руской страннопріимниц? Іерихона, было бы неостроумно, т?мъ бол?е что все равно мы не могли бы заснуть спокойно эту ночь. Мы р?шились, поэтому, ?хать въ Іерихонъ, гд? можно было отдохнуть посл? двухъ малосонныхъ ночей.
        - Эль-Риха, эль-Риха! радостно кричалъ Османъ, узнавъ о моемъ р?шеніи не оставаться больше въ пустын?.- Туда не придутъ къ намъ Абу-Салехъ и Бедуины пустыни.
        Словно предвкушая скорый отдыхъ, наши кони помчались быстро по равнин?, звонко постукивая своими кр?пкими копытами о металлическую почву и слегка пофыркивая, когда св?жій в?терокъ ночи прилеталъ къ намъ съ береговъ Мертваго Моря.

ІV


Іерихонъ, Іерихонъ! Какъ много сливается въ нашемъ представленіи при одномъ имени этого н?когда великаго города и какъ мало отъ него осталось теперь! Палестина изъ конца въ конецъ покрыта великими развалинами прошлаго, отъ котораго часто уц?л?ли лишь одни жалкіе сл?ды, но р?дко гд? отъ толикаго величія осталось такъ мало какъ на м?ст? Іерихона. Пока кони наши неслись быстрымъ аллюромъ вдоль долины Эль-Гора къ темной кучк? зелени скрывающей жалкія лачуги современнаго Іерихона, мысль путника витала далеко за пред?лами д?йствительности. Воображеніе рисовало иныя картины, иныя времена, когда высокія ст?ны окружали столицу царей Ханаанскихъ, одно имя которой - Риха - говорило о благовоніяхъ разлитыхъ въ долин? текшей медомъ и млекомъ. Перистыя купы пальмъ ос?няли благословенный городъ, тонущій въ ароматныхъ садахъ, и чудный источникъ Елисея, котораго воды давали сказочное плодородіе окружающимъ полямъ. Но вотъ зазвучали трубы Навина, пали ст?ны великаго
Іерихона, и на заклятомъ вождемъ Езреевъ м?ст? заглохъ и засорился чудный источникъ, терніи и волчцы зам?нили бальзамники и пальмы, а вм?сто стадъ развелись гіены, шакалы и львы, которые своимъ ревомъ напоминали забредшему путнику о второмъ Содом? Ханаанской земли….
        По полю покрытому колючими травами и кустами наши кони примчали насъ скоро къ небольшому б?лому домику за каменною ст?ной, гд? на м?ст? древней Галгаллы пріютилась русская страннопріимница. Остановились наши взмыленные скакуны. Османъ сл?зъ съ с?дла и постучалъ въ ворота прикладомъ своего ружья. На нашъ зовъ откликнулся заспанный женскій голосъ, и въ перемежку съ арабскими словами я услышалъ русскую молитву. Стуча ключами, хозяйка страннопріимницы отворила ворота, наши кони переступили порогъ русской земли, а за ними вступилъ и я подъ мирную с?нь Антониновской постройки. {Архимандритъ Антонинъ, настоятель русской миссіи въ
Іерусалим?, творецъ ц?лаго ряда русскихъ страннопріимницъ во Святой Земл?.}
        Какое-то тихое, св?тлое чувство охватило меня когда почувствовалъ что стою на русскомъ уголк? земли, среди долины Іордана, у древней Галгаллы Навина, и когда вм?сто арабскаго прив?тствія я услышалъ русское «милости просимъ». Невысокая благообразная женщина, вся въ черномъ, стояла предо мной осв?щенная двойнымъ св?томъ луны и небольшой масляной лампочки. На ея чисто русскомъ лиц? было написано столько кротости и смиренія въ ея добрыхъ глазахъ было столько ласки и материнской н?жности, что одинокому путнику, прибредшему сюда изъ далекаго с?вера, въ лиц? доброй старушки представилась настоящая мать которая вышла на встр?чу сына.
        Несмотря на глухую ночь, хлопотунья-хозяйка хот?ла угостить дорогаго гостя чаемъ и закуской, и только мои усиленныя просьбы удержали ее отъ этого нам?ренія. Кони наши были поставлены подъ нав?съ, въ ясли имъ былъ засыпанъ зернистый ячмень. Османъ мой примостился въ нижнемъ пом?щеніи страннопріимницы, куда хозяйка нанесла ему ц?новокъ и од?ялъ, тогда какъ для меня на верху былъ приготовленъ быстро чистенькій нумерокъ съ б?лыми занав?сками, диваномъ и жел?зною кроватью съ эластическимъ матрацомъ и кисейнымъ пологомъ, защищающимъ спящаго отъ нападенія скниповъ, которыхъ очень много въ долин? Іордана. При вид? комфортабельной постели меня потянуло невольно на отдыхъ, но яркій дискъ луны, смотр?вшей прямо въ раскрытое окно, откуда неслись благоуханіе апельсиновъ и лимоновъ въ цв?ту и немолчное п?ніе цикадъ, потянулъ снова на открытый воздухъ, въ садъ, гд? р?яли рои блестящихъ св?тляковъ, гд? дышали ароматами чашечки н?жныхъ цв?товъ, гд? въ жасминовомъ куст? надъ журчащимъ ручейкомъ п?лъ соловей…
        Утопая въ сіяніи и н?г? царившихъ вокругъ, дремалъ безмятежно Іерихонъ; его усыпляли трели бульбул я и кр?пкій ароматъ его зелени, пьющей воды благословеннаго Кельта. Крики шакаловъ не доносились сюда изъ пустыни, стоны хубар ы (совы) не тревожатъ сна обитателей эль-Риха.
        Кроткій призывъ моей хозяйки напомнилъ мн? что т?ло проситъ отдыха и покоя. Съ какою-то грустью покинулъ я апельсинный садъ и поднялся на верхъ, гд? ожидали меня большая кружка козьяго молока, тарелка оливъ и ломоть русскаго чернаго хл?ба. Отказавшись отъ угощенія, я посп?шилъ разд?ться и упалъ въ кровать, опустивъ пологъ. Іерихонъ царей Хананейскихъ, Іерихонъ временъ Адріана и крестоносцевъ, полумертвая пустыня вокругъ, чудное Море Смерти вблизи, священный Іорданъ, и русскій уголокъ съ мягкими кроватями, кисейными пологами, чернымъ хл?бомъ и самоварами какою-то безсвязною чередой промелькнули въ моемъ воображеніи, и я заснулъ какъ можетъ заснуть только тотъ кто не спалъ дв? ночи и перенесъ рядъ впечатл?ній которыхъ не забыть никогда…
        Поздно утромъ на другой день я проснулся съ т?мъ чтобъ отдаться всец?ло тихому, торжественно радостному настроенію. Сброшено было ненужное оружіе съ пояса, съ сердца спали тревоги и опасенія, св?тло и чудно было у меня на душ? когда я вышелъ въ зеленый садъ, еще дышавшій св?жестью ночи, и увидалъ въ т?ни апельсинныхъ деревъ столъ накрытый чистою скатертью, на которомъ весело шип?лъ самоваръ, раздуваемый хлопотуньей-старушкой. На стол?, кровл? хл?ба, молока и оливъ, красовалась русская яичница, деревянныя русскія ложки, салфетки и полный чайный приборъ. Какъ-то странно было вид?ть все это подъ яркимъ небомъ Палестины, на м?ст? Иродова театра и въ виду Галгаллы, жертвеннаго ка. мня временъ предшедшихъ Навину. Но исторія не знаетъ невозможности и ставитъ русскую страннопріимнпцу какъ въ долин? Іордана, такъ и подъ дубомъ Маамрійскимъ и въ апельсинныхъ садахъ благоухающей Яффы. Часа полтора я прочайничалъ съ доброю хозяйкой и въ бес?д? съ нею уб?дился какою могучею нравственною силой обладаетъ эта на видъ хилая, не богатая здоровьемъ старушка и какимъ цивилизующимъ началомъ она является среди
полудикихъ обитателей Риха. Много пеняла мн? добрая женщина что я провелъ дв? ночи на берегахъ Іордана, не воспользовавшись кровомъ обители Предтечи и съ ужасомъ выслушала разказъ о моихъ приключеніяхъ… Сильно ругнула она «разбойника Салеха», котораго знала съ нехорошей стороны и считала способнымъ навести на путника шайку за-іорданскихъ грабителей. Между т?мъ мой кавасъ сводилъ напоить коней и приготовилъ ихъ къ экскурсіи на Джебель-Карандаль, Сорокадневную Гору, куда я хот?лъ взобраться сегодняшнимъ утромъ.
        Незадолго до полудня вы?хали мы съ Османомъ изъ воротъ русскаго дома и по?хали вдоль небольшаго ручья, берега коего заросли густо колючимъ кустарникомъ; теревин?ъ, цаккумъ и нэбтъ, небольшое деревцо приносящее плоды величиной въ вишню, называемые акридами, и небольшіе лубки съ маленькими колючими листьями, вотъ главныя растенія окрестностей Іерихона. Подъ голубымъ небомъ Палестины, среди панорамы горъ ст?снившихъ Іорданскую долину, предъ грознымъ очеркомъ Сорокадневной Горы, эти небольшіе л?ски, залитые снопами сирійскаго солнца, кажутся прекрасными игармонируютъ вполн? съ окружающею природой. Какъ огромные круглые плоды, на многихъ деревьяхъ висятъ бумажныя гн?зда осъ и пчелъ, обильныхъ въ этихъ л?скахъ; десятки птицъ оживляютъ ихъ своими мелодичными п?снями, тогда какъ ящерицы, зм?и и многочисленныя нас?комыя придаютъ жизнь полуприкрытой зеленью почв?, полувысохшей трав? и с?ровато желтымъ глыбамъ известняковъ и глинъ, составляющихъ почву
Іорданской долины. Черезъ полчаса ?зды отъ русскаго дома мы были у источника пророка Елисея.
        Изъ груды нагроможденныхъ природой камней, журча и переливаясь алмазами на солнц?, бьетъ сильная струя, которая питается водами со склоновъ Сорокадневной Горы. Немло во всей Палестин? такихъ водообильныхъ струй, какъ струя Айнъ эс-Султанъ, источника Царей; еще мен?е такихъ гигантскихъ бассейновъ какъ бассейнъ источника Елисея. Сложенный изъ огромныхъ камней, едва носящихъ сл?ды обработки, и напоминающій постройки циклоповъ при длин? почти во сто саженъ и ширин? въ семьдесятъ, этотъ бассейнъ поражаетъ туриста, даже привыкшаго встр?чать въ Палестин? колоссальныя гидравлическія сооруженія. Рядъ развалинъ на холмахъ окружающихъ Айнъ эс-Султанъ, съ остатками циклопическихъ ст?нъ, какъ-то жив?е напоминаетъ о ст?нахъ великаго Іерихона и переноситъ воображеніе къ т?мъ временамъ, когда эти нын? пустынныя страны цв?ли городами и многочисленнымъ населеніемъ, когда соглядатаи Навина изумились плодородію Хананейской земли, которую еще Флавій назвалъ божественнымъ м?стомъ (????? ??????), не им?вшимъ соперниковъ во всемъ мір?.
        Русскій архимандритъ первый положилъ основаніе четвертому Іерихону; около страннопріимицы Антонина уже ютится населеніе: въ самомъ дом? в?чно толпятся русскіе туристы и паломники для которыхъ Палестина стала давно уже своею землей. Безв?стные, убогіе, скудные матеріальными средствами, но богатые в?рой и энергіей, они давно уже проходятъ изъ конца въ конецъ Евангельскую страну, перес?кая ее, по способу апостольскаго хожденія, во вс?хъ направленіяхъ. Предъ русскою, простою, не хитрою, но могучею силой рушатся вс? преграды, и нашъ одинокій паломникъ, с?рый мужичокъ или старушонка съ посохомъ въ рук? и ранцемъ на плечахъ, встр?чается въ такихъ уголкахъ Палестины куда за?зжій туристъ считаетъ рискомъ показаться даже ув?сившись оружіемъ и въ сопровожденіи конвоя.
        У источника Елисея глазамъ моимъ предстали живыя доказательства этой русской силы и жел?зной энергіи, предъ которою отступаетъ въ изумленіи даже полудикій грабитель-Бедуинъ. Растянувшись на своихъ зипунахъ, подложивъ свои сумки подъ головы, подъ прямыми лучами сирійскаго солнца лежали два хилые мужичонка; возл? нихъ, смотря на міръ потемн?вшими очами, сид?лъ старый сл?пецъ; св?тлая радость была написана на его безжизненномъ чел?, увлаженномъ потомъ и слезами, катившимися по загор?лымъ щекамъ; уста шептали молитву, хилыя руки творили крестное знаменіе, вся фигура сл?паго старца дышала умиленіемъ и восторгомъ.
        Мн? понятна и ясна та великая сила воли которая привела за тысячи верстъ сл?паго старика, та мощь духа и поб?да надъ немощною плотію которыхъ не одол?ютъ даже стихіи. Съ в?рой въ Бога въ сердц?, съ посохомъ въ рук? и съ жел?зною настойчивостію въ груди русскій паломникъ почти тысячу л?тъ, со временъ Владиміра Святаго, переплывалъ «семь морей» и переходилъ «тридевять земель басурманскихъ» для того чтобы «Господней Земл? поклонитися, въ Ердань р?к? искупатися». Высшимъ апогеемъ тысячел?тняго паломничества мн? показалось, поэтому, появленіе русскаго старца-сл?пца, котораго привелъ въ Палестину изъ далекой Руси крошечный мальчикъ-поводырь.
        Сл?пой старецъ со своими провожатыми только-что спустились со Сорокадневной Горы, за одно восхожденіе на которую католическіе патеры об?щаютъ полную индульгенцію. Этотъ подвигъ былъ теперь предъ нами и начинался недалеко отъ источника пророка Елисея.
        Много горъ въ Палестин?, этой горной стран? по преимуществу: тихая гора Маслинъ, высокій Ермонъ, покрытый сн?гами, зелен?ющій куполъ Галилеи, ?аворъ, и рядъ другихъ, неотм?ченныхъ Евангельскою исторіей вершинъ; но ни одна изъ горныхъ массъ не производитъ такого ц?льнаго впечатл?нія и сердце паломника и туриста, какъ Джебель Каранталь, Горп Искушенія, мрачная, огромная, голая, изрытая многочисленными пещерами, царящая надъ ц?лымъ хаосомъ горъ замыкающихъ долину
Іордана. Помимо Евангельскаго сказанія, само сердце невольно говоритъ вамъ что съ этою мрачною каменной массой могутъ связаться лишь самыя темныя представленія.
        Арабы говорятъ: Джин ы, африт ы (злые духи) и другая нечистая сила любятъ гн?здиться въ пещерахъ Джебель Карантала куда ихъ загналъ Великій Пророкъ изъ долины эль-Шерія. Вътемныхъ зіяющихъ пещерахъ они разм?стились десятками, и горе путнику который осм?лится нарушить ихъ покой! Въмрачныхъ узкихъ переходахъ и подземельяхъ слышатся по ночамъ стоны, крики и завыванія адской силы, видн?ются б?лья т?ни, огненныя чудовища; въ вид? кофагнъ (летучихъ мышей), вылетаютъ въ глухую полночь африты покружиться надъ пропастями заклятой горы. Далеко разносится в?яніе ихъ крылъ, которое путникъ принимаетъ за шелестъ листьевъ, за говоръ журчащаго ручейка, и обманутый идетъ по склонамъ горы въ пещеры - откуда н?тъ возврата. Но не всегда мрачный Джебель Каранталь былъ обиталищемъ нечистой силы. Великій Иша (Іисусъ), говорятъ Арабы, жилъ н?когда со своими учениками въ одной изъ пещеръ Каранталя. Пропала тогда нечистая сила, великая святость сошла съ неба на склоны горы, каждую ночь оно разверзалось надъ нею, и ангелы обитали на вершин? ея; птица ночи, кофашъ, сотворенная Ишой служила Пророку и возв?щала ему захожденіе
солнца и тотъ часъ когда муэззины призывали правов?рныхъ къ молитв?. Разверзалось тогда небо надъ вершиной Каранталя, и оттуда спускался столъ, покрытый плодами небесныхъ садовъ, предъ Великимъ Пророкомъ и Его учениками. Но ушелъ Иша изъ пещеры Каранталя и вернулись туда африты; челов?къ изб?гаетъ этой горы, и только отшельникъ и монахъ. хранимый Аллахомъ, живетъ въ пещерахъ этой дивной горы.
        Христіанское преданіе назвало Джебель Каранталь горой Искушенія или Сорокадневною, связавъ постъ и искушеніе Спасителя съ этою мрачною горой, изрытою пещерами и ходами, которые по всей в?роятности им?ютъ связь между собою и образуютъ подземный городъ въ род? Бетъ-Джибрина и Эль-Харей-Тунъ. Одна изъ этихъ пещеръ, ближайшая къ вершин?, расширенная и превращенная въ храмъ царицей Еленой, служила, по преданію, м?стомъ сорокадневнаго уединенія Спасителя. Туда и направились мы по горной тропинк?, прихотливо вьющейся по каменнымъ уступамъ и чрезвычайно неудобной для восхожденія. Масса камней, рытвинъ и выступовъ преграждали дорогу; несмотря на это, черезъ 12-15 минутъ восхожденія мы были уже у монастыря Сорокадневной Горы, пріютившагося въ вертепахъ изс?ченныхъ въ толщ? каменной скалы. Громкое п?ніе монаховъ встр?тило бодро взобравшихся путниковъ, и подъ сладостныя слова молитвы мы проникли въ большую пещеру, гд? таится убогая церковь во имя Христа Спасителя.
        Б?дная и вм?ст? необыкновенная обитель! До сихъ поръ мн? не приходилось встр?чать ничего ей подобнаго. Ни прославленные монастыри Пиренеевъ, ни обители ?ессаліи гн?здящіяся также на высокихъ скалахъ, ни даже удаленный ото всего міра монастырь Синайской пустыни не поражаютъ въ такой степени взоръ и сердце паломника, какъ эта убогая обитель Сорокадневной Горы. И б?днота, и расположеніе, и м?сто напоминающее столько Евангельскихъ событій, и ласковость монаховъ, поражающихъ своею христіанскою простотой, все это д?йствуетъ и на воображеніе, и не сердце. Изс?ченная скор?е на обрыв? ч?мъ на склон? дикой, ужасной и мрачной горы, сокрытая въ пещерахъ гд? сошлись В?чный Св?тъ съ исчадіемъ мрака и ада, обитель Горы Искушенія представляетъ все для того чтобы забыть о мір? и его сует?.
        Небольшой уступъ скалы, въ род? балкона, служитъ посредникомъ между вн?шнимъ міромъ, разстилающимся вокругъ, и внутреннимъ, сокрьггымъ въ дивной пещер? и сердцахъ ея подвижниковъ. Стоя на этомъ балкончик?, надъ обрывомъ саженъ въ 200 глубиной, въ самой середин? огромной каменной массы, забываешь о мір? и паришь высоко надъ его низменными интересами и суетой. Предъ глазами, кром? безконечнаго простора небесной синевы, далеко внизу лежатъ м?ста, изъ коихъ каждое будитъ сердце, д?йствуетъ на воображеніе и возсоздаетъ въ памяти образы давно минувшаго. Прямо внизу разстилается долина Іорданская, таящая въ своихъ зеленыхъ берегахъ струю священной воды; прямо на с?веръ и западъ вздымаются горы замыкающія долину
Іордана; на восток?, тотчасъ за р?кой, встаютъ ст?ны Моавитскихъ горъ, за которыми идутъ страны древней культуры, заселенныя полудикимъ народомъ; на с?вер? и запад? объемля съ трехъ сторонъ Джебель Каранталь, возвышаеются горы Іудеи, таящія на своихъ склонахъ м?ста Евангель скихъ событій, а на вершин? - благословенный
Іерусалимъ, Іерихонъ, Галгалла, м?сто крещенія, монастырь Претечи и обитель Св. Герасима приковываютъ благочестивое вниманіе паломника, смотрящаго на долину
Іордана съ высоты каменнаго уступа Сорокадневной Горы. Голубая, блистающая серебристыми струйками поверхность Мертваго Моря, окаймленная, какъ бы ст?нами, мрачными каменными громадами, замыкаетъ съ юга долину эль-Гора, которая представляется въ вид? пестраго ковра, натянутаго въ рамки между горами Моавіи и
Іудеи. Чудная, поразительная картина, лучше которой н?тъ въ пред?лахъ Палестины!
        И ч?мъ больше смотришь на эту картину, т?мъ бол?е хочется смотр?ть, т?мъ спокойн?е и радостн?е становится на душ?. Глазъ отдыхаетъ въ созерцаніи, пораженное сердце молчитъ, челов?къ уходитъ въ самого себя, образы вн?шняго міра отразились въ его глубин?, и оттуда возстаютъ одухотворенные. Какъ-то свободно и легко слагаются и растутъ новые образы и идеи, которые познаются больше сердцемъ, ч?мъ умомъ и говорятъ лишь для т?хъ кто ум?етъ в?рить и любить. Полные чарующей живости и простоты, въ сіяніи святости и библейской чистоты проходятъ тогда передъ внутреннимъ окомъ вид?нія; какъ-то чище, проще и добр?е становишься въ эти минуты отр?шенія ото всего міра, оставаясь самъ съ собою предъ лицомъ неба, подъ сводами пещеры Искушенія. Въ эти минуты не надо уходить дальше въпустыню, не нужно налагать на себя тяжелый крестъ подвижника; пустыня найдется въ твоемъ сердц?, чуждой вн?шняго міра, и мысль, скованная в?рой, добровольно ляжетъ на крестъ сокрушенной гордыни. Отдайся всец?ло чувству охватившему тебя, перечувствуй все что дано теб? въ уд?лъ, перечувствуй такъ чтобы не забыть никогда - и этотъ подвигъ
дастъ твоему сердцу надежду, в?ру и любовь.
        Въ пещер? Горы Искушенія все дышетъ безмолвіемъ, святостью и пустыней. Убогая церковь, изс?ченная въ скал?, похожая бол?е на погребальный склепъ и катакомбу, не поражаетъ благол?пнымъ величіемъ, но за то въ ней легче молиться ч?мъ въ раззолоченномъ храм?, легче въ сердц? своемъ ощутить избытокъ той полноты которая не приходитъ отъ міра сего.
        Немного отшельниковъ въ этой обители, повисшей надъ обрывомъ, заключившейся въ камень и ушедшей отъ соблазновъ міра на Гору Искушенія и Поста. В?чное безмолвіе, постъ, созерцаніе неба, борьба съ камнемъ и нуждой, вотъ на что обрекаютъ себя подвижники Сорокадневной Горы. Страшныя вид?нія нарушаютъ сонъ и покой молодаго отшельника, еще не привыкшаго къ пустын?; даже паломники испытываютъ ихъ, оставаясь на ночь въ пещерахъ Горы Искушенія. Безмолвствуетъ сердце, уйдя въ свою глубину, но разгоряченная мысль работаетъ непрестанно въ ночной тишин? и создаетъ во мрак? пещеръ мнимые образы того кто дерзнулъ искушать самого Спасителя міра.

«Я помню живо, говорилъ мн? одинъ почтенный іеромонахъ, первую ночь проведенную въ вертепахъ Сорокадневной Горы. Я не спалъ, потому что не могъ спать, охваченный чувствомъ живой радости и благогов?нія, потрясенный впечатл?ніями которыя вынесъ съ Іордана, Іерихона и подымаясь на вершину Горы Искушенія. Утомленное т?ло спало, физическій челов?къ лежалъ въ изнеможеніи, но душа смотр?ла своими очами, и воображеніе рисовало чудныя вид?нія библейской старины. Отъ временъ Лота и Авраама до эпохи хананейскихъ царей и отъ паденія Іерихона до крещенія Предтечи припоминались событія св?тлою чередой; предъ моими внутренними очами проходили маститые патріархи, мудрые вожди избраннаго народа и грозный обликъ вопіющаго на берегахъ Іордана. Текутъ волны гр?шнаго народа къ струямъ благословенной р?ки. Вс? сошлись воедино, трепеща предъ гласомъ вопіющаго въ пустын?, зовущаго міръ къ покаянію и встр?ч? Богочелов?ка. И предъ незримымъ обликомъ Грядущаго, кажется мн?, померкаютъ и уб?гаютъ образы древняго міра: развратъ, многобожіе, жестокость, эгоизмъ и все порожденное мракомъ, уходятъ куда-то далеко и вм?сто нихъ съ
береговъ Іордана разливается по міру тихій божественный небесный св?тъ; я чувствую это, сознаю, знаю, но не могу вид?ть того что не дано въ уд?лъ челов?ку. Рушатся капища древнихъ боговъ. Умъ молчитъ, отринувъ свои мечтанія, но сердце горящее какъ факелъ видитъ въ этихъ св?тлыхъ вид?ніяхъ прообразы страдальцевъ за Христа, краеугольные камни новой в?ры, людей для которыхъ жизнь есть любовь. И чувствую я что всепроникающій св?тъ проникъ и въ меня, что сердце мое запылало огнемъ, т?ло мое просв?тл?ло и стало легко, а умъ, истощенный мыслью, началъ снова понимать голосъ сердца. И мн? стало такъ хорошо и легко какъ будто спали вс? оковы приковавшія къ міру, какъ будто я готовъ былъ воспарить и лет?ть всл?дъ за св?томъ озаряющимъ міръ; какъ дитя не им?ющее прошлаго, котораго вся жизнь впереди, я отдался весь настоящему, стараясь вм?стить невм?стимое, и мн? казалось вът? минуты чуднаго вид?нія что я могу вм?стить самый св?тъ… Я пошелъ на встр?чу къ нему, не зная и не заботясь о земныхъ преградахъ, пошелъ туда откуда онъ изливался, на встр?чу самому Солнцу… Не долго разливалась по міру заря в?чнаго сіянья,
когда утро и Солнце были еще недалеко… Еще н?сколько мгновеній - и оно явилось на св?тломъ горизонт?, озаривъ весь міръ лучами новаго св?та и наполнивъ его сіяніемъ нисшедшимъ отъ небесъ. Въ этомъ царств? св?та, сіянья и лучей, въ которомъ утонули и небо, и земля, явился кроткій образъ Того о Комъ в?щали пророки, Кого ожидалъ міръ и предъ К?мъ уб?гала в?ковая тьма. Онъ явился принося св?тъ, но челов?къ не сум?лъ встр?тить Его, но сум?лъ въ сердц? своемъ заключить мракъ вм?сто св?та и ненависть вм?сто любви… И представилось мн? снова что въ мір? тьма, что одол?ли древніе боги, что зло поб?дило добро и В?чный Св?тъ заключился въ темной пещер? горы. Невм?стимое ум?стилось въ вертеп?, и сіяніе озарявшее весь міръ утонуло во мрак?, въ который погрузилась земля. Мракъ и ужасъ заполнили все, отяжел?ло снова мое т?ло, преисполнилось сердце порокомъ и гр?хомъ и темныя мечтанія завлад?ли умомъ и наполнили его мрачными вид?ніями. Мн? казалось тогда что преисполненный тьмой и гр?хомъ, я вижу образы мрака который поб?дилъ Св?тъ и поглощаетъ меня самого, какъ поглотилъ уже весь міръ. Что-то ужасное, безобразное,
колоссальное, растущее представилось предо мною; я чувствовалъ что въ мои глаза смотрится кто-то, что холодъ и смерть проникаетъ внутрь меня, останавливается и леден?етъ кровь, замираетъ сердце и мозгъ наполняется ужасами которыхъ не можетъ передать языкъ. Огонь и мракъ, безмолвіе и громъ, колоссальность и ничтожество, что-то и ничто, форма и хаосъ, - вотъ что предстало предъ моими умственными очами во мрак? пещеры Горы Искушенія… Дикій крикъ вырвался изъ моей переполненной ужасомъ груди… Я проснулся, и надъ моимъ изголовьемъ старый монахъ читалъ святыя слова молитвы…

„- Успокойся, брате, говорилъ многоопытный старецъ, тебя пос?тило вид?ніе. Проснись, возстань и принеси молитву Тому Кто въ этой пещер? поборолъ Искушеніе, поб?дилъ мракъ и одол?лъ князя тьмы…

„Какъ гора спала съ моихъ плечъ когда я вернулся на землю изъ волшебнаго міра вид?ній и вм?сто мрака увидалъ св?тъ лампады мерцавшей предъ кроткимъ ликомъ Спасителя. Никогда еще я не молился такъ пламенно, никогда до сей поры мн? не представлялось такъ ясно искушеніе, въ первый разъ въ своей многол?тней жизни я чувствовалъ себя такъ близко къ Тому на служеніе Которому обрекъ себя съ д?тства.“
        Такъ разказывалъ просв?тленный духомъ старецъ, и мн? казалось что слова его передаютъ то что перечувствовалъ и переиспыталъ не одинъ паломникъ проведшій ночь въ пещер? Сорокадневной Горы. Углубясь въ темные своды ея и оставшись наедин? со своими мысля. ми, я живо припомнилъ вдохновенный разказъ; вид?ніе мн? показалось реальнымъ, въ своемъ сердц? я ощутилъ возможность в?рить въ него, а воображеніе готово было дорисовать то изъ чего образы слагались сами собою во мрак? пещеры и въ тиши ея каменныхъ ст?нъ. Я посп?шилъ выйти изъ вертепа Искушенія на площадку висящую надъ обрывомъ горы. Бальзамическій воздухъ пустыни наполнилъ мою грудь, лучи сирійскаго солнца облили мое лицо, и въ глазахъ заблистала нестерпимымъ блескомъ серебристая поверхность Бахръ-эль-Лута. Темные призраки мрака и ночи б?жали отъ моихъ очей, грудь вздымалась высоко, жизнь клокотала ключемъ во всемъ моемъ существ? и какъ-то осязательн?е и жив?е чувствовалась во мн? полнота ея и желаніе жить.
        И я жилъ въ эти мгновенія, и все казалось жило вокругъ меня; самый камень словно ожилъ, нагр?ваемый горячими лучами солнца и лобызаемый дыханіемъ в?терка наб?гавшаго изъ мрачнаго ущелья Вади-Кельтъ. Голубое какъ индиго небо давно уже жило своею колоссальною жизнью, и кучка жемчужныхъ облачковъ б?жала по немъ куда-то далеко, направляясь къ пустынямъ Петры, откуда ночью приходила луна. Откуда неслись в?тры Іорданской долины; легкій паръ носился надъ струей Іордана и гладью Мертваго Моря, и это облако испареній казалось тяжелымъ дыханіемъ водной стихіи, задавленной каменными объятіями косной земли. Я заглянулъ внизъ; предо мною взлетая, танцуя и кружась надъ странною глубиной, носились какія-то птички, въ род? скворцовъ, которыхъ звонкія п?сни казались мн? звукомъ оживающей скалы, п?сней согр?таго камня. Эти птички - друзья обители Горы Искушенія, ея единственные п?вцы. Прирученные монахами, веселыя птички ц?лыми десятками носятся надъ обрывомъ, схватывая на лету бросаемые имъ сверху кусочки пищи и т?мъ ут?шая безмолвныхъ отшельниковъ горы.
        Я не помню сколько времени простоялъ я надъ обрывомъ, вдыхая полною грудью атмосферу пустыни, упиваясь ея тишиной; голосъ монаха призывавшаго въ церковь вывелъ меня изъ созерцанія. Подъ сводами мрачнаго пещернаго храма началось богослуженіе; синій дымъ благовоннаго куренія наполнилъ вертепъ; самыя ст?ны его казалось звучали молитвеннымъ п?ніемъ, которое раздавалось подъ сводами каменнаго храма, проникало въ камень и выносилось на широкій просторъ. Но голосъ жизни не проникалъ въ катакомбы умершія для міра, какъ не проникалъ сюда солнечный лучъ, и только в?терокъ, порой налетавшій извн? и заставлявшій еще бол?е клубиться ?иміамы, говорилъ о томъ что царство жизни не далеко. И сладко, и жутко мн? было въ эти минуты; мн? казалось что я стою на рубеж? міра и пещеры, жизни и аскетизма, влекущихъ къ себ? неудержимо частицы моего внутренняго я. И плакать, и молиться, и радоваться, и трепетать мн? хот?лось въ эти мгновенія, но жизнь взяла свое… Я вышелъ снова на св?тъ, и, несмотря на просьбы добрыхъ иноковъ, предлагавшихъ чай и плоды, посп?шилъ спуститься съ Горы Искушенія, боясь чувства которое охватило
меня. Рядъ благословеній напутствовалъ меня съ вершины горы, и я чувствовалъ слезы умиленія когда спускался съ обрывовъ священной горы. Оглянувшись назадъ, я увид?лъ небольшую кучку черныхъ монаховъ столпившихся на своемъ воздушномъ балкон? и посылавшихъ мн? благословенія съ высоты своего орлинаго гн?зда.
        Спустившись съ Горы Искушенія къ быстрому потоку Султанова источника, я былъ уже далеко отъ міра подвижниковъ, жителей иного міра. Тихій, слегка журчащій ручеекъ катился между зелеными берегами и указывалъ путь на Іерихонъ и къ русскому м?сту, Галгалл? еврейской исторіи; эта струйка вела меня къ другому міру, откуда я пришелъ и куда снова я долженъ уйти…
        По знакомой дорог? быстро помчались наши кони, вспугивая десятки крохотныхъ птичекъ расп?вавшихъ въ колючихъ кустарникахъ и топча быть-можетъ сотни незримыхъ п?вцовъ стрекотавшихъ въ трав?, которую уже начали опалять жгучіе лучи Палестинскаго солнца.
        - Машаллахъ (да будетъ восхваленъ Богъ)! произнесъ благогов?йно Османъ, зам?тивъ что его господинъ не можетъ оторваться отъ сильныхъ впечатл?ній производимыхъ Горой Искушенія даже на полудикихъ сыновъ пустыни. - Йаллахъ емхи (идемъ впередъ)! Джебель Каранталь осталась назади, счастливая Ер-Рихи лежитъ на нашемъ пути; джай москосъ ( русскій чай) ожидаетъ тебя и хорошій об?дъ готовъ для Османа.
        Прозаическій оборотъ р?чи моего проводника н?сколько охладилъ полетъ вольной мысли и обратилъ ее къ земл?, т?лу и насущной потребности. Голодъ въ самомъ д?л? давалъ себя знать, а жажда д?лалась настолько нестерпимою что я хот?лъ утолить ее водой журчащаго Кельта, еслибы не воспротивился Османъ, считавшій почему-то кристальныя воды его нездоровыми для употребленія.



        V

        Чрезъ полчаса мы были уже во двор? Русскаго дома. Арабъ-прислужникъ страннопріимицы вм?ст? съ Османомъ взяли на свое попеченіе вашихъ коней, а я попалъ въ руки хлопотуньи хозяйки, не звавшей ч?мъ угостить гостя.
        Въ верхней горниц?, мило прибранной, былъ сервировавъ столъ съ такимъ изяществомъ которое сд?лало бы честь любому европейскому отелю на Восток?. И чистая скатерть, и посуда, и вс? принадлежности стола были на лицо въ небольшомъ русскомъ домик?, единственномъ цивилизованномъ пункт? на всемъ протяженіи Іорданской долины. Какъ-то странно и пріятно поражала глазъ вся эта обстановка въ полудикой стран?, не обезпеченной еще отъ нападенія бедуинскихъ шаекъ, и невольно будила въ сердц? благодарность тому кто сум?лъ въ полудикой пустын? основать это гн?здышко. Смиренный и великій труженикъ, единственный представитель Русскаго народа на Восток?, почти двадцать л?тъ держащій высоко знамя русской культуры среди вс?хъ невзгодъ бушующихъ вокругъ, архимандритъ Антонинъ создалъ все это буквально изъ ничего. Вс? были противъ него, и чужіе, и свои: и католики, и мусульмане, и паши, и консулы, и патріархъ, все ратовало противъ одинокаго, хилаго здоровьемъ, но кр?пкаго духомъ и в?рой въ правое д?ло инока. Въ распоряженіи отца Антонина не было почти ни гроша тогда какъ Палестинскій комитетъ, ничего не д?лавшій и не
предпринимавшій въ теченіе двадцати пяти л?тъ, обладалъ десятками и сотнями тысячъ. И добрый рабъ не закопалъ своего таланта въ землю, а пос?ялъ зерно изъ котораго уже теперь вышелъ плодъ сторичный. Отецъ архимандритъ поб?дилъ вс?хъ своихъ враговъ и словно на зло имъ поставилъ свои страннопріимицы, выстроенныя на гроши доброхотныхъ дателей, тамъ гд? не могъ устроиться даже пронырливый католикъ. Про?зжій туристъ, не говоря уже о паломник?, не можетъ не залюбоваться на чудные русскіе уголки выстроенные какъ бы невидимою рукой. Если спросите у проводника-Араба о строител? этихъ небольшихъ, но кр?пкихъ оплотовъ, нехитрый умомъ и простой сердцемъ Арабъ назоветъ вамъ прямо «московъ аршимандритъ», какъ одно изъ популярн?йшихъ именъ во всей Святой Земл?.
        Въ архимандрит? Антонин? сказалась та мощь русскаго духа которая живетъ и въ паломникахъ, другихъ носителяхъ русской идеи на Восток?, въ странахъ гд? русская дипломатія не можетъ держать честно и грозно имя Русскаго народа, хотя обаяніе его проникло даже въ пустыни Аравіи и Судана. Офиціальныя лица не помощники отцу Антонину въ его культурной и духовной русской миссіи на Святой Земл?; н?тъ, они часто и даже очень часто были его зл?йшими врагами, тормозящими словомъ и д?ломъ каждый шагъ смиреннаго инока, не им?ющаго опоры даже въ людяхъ «не отъ міра сего». За отцомъ Антониномъ стоитъ другая сила, у него другіе помощники: за него право святаго д?ла, за него сочувствіе массы паломниковъ, за него заслуги многол?тнихъ трудовъ, его обаяніе въ Святой Земл? и рядъ т?хъ безв?стныхъ тружениковъ, преимущественно простыхъ женщинъ-богомолокъ, при помощи которыхъ отецъ архимандритъ построенные имъ дома сд?лалъ настоящими русскими страннопріимицами. Я знавалъ одну такую святую женщину-смотрительницу русскаго дома въ Хеврон?,
«матушку Катерину», какъ ее звали и паломники, и туземцы. Много л?тъ прожила она въ дикомъ фанатическомъ Хеврон? и своею евангельскою простотой и смиреніемъ дошла до того что дикіе Бедуины, при встр?ч? съ всю, ц?ловали полы ея платья.
        Одна изъ такихъ труженицъ и пособницъ отца Антонина хлопотала на моихъ глазахъ и въ уютной горниц? Іерихонской страннопріимицы. Черные русскіе сухари, яичница и русскій Б?лковскій чай какъ-то не вязались съ похлебкой изъ помидоровъ, рагу изъ баранины, козьимъ молокомъ, оливами, смоквой и финиками, которыми меня угощала добрая старушка. Обильную трапезу словоохотливая хозяйка приправляла еще добрыми, ласковыми р?чами.
        Давно я не об?далъ такъ комфортабельно и хорошо. Посл? об?да, на зеленый коверъ сада положили ц?новку, поставили кипящій самоваръ, и мы расположились чайничать подъ с?нію цв?тущихъ апельсиновыхъ деревьевъ. Заботливая старушка ухаживала за мною какъ за ребенкомъ, а я безпечно кейфовалъ посл? многихъ нед?ль постоянной заботы о каждой мелочи, обо всемъ что необходимо въ путешествіи, гд? челов?къ предоставленъ самому себ?. Быстро и незам?тно протекало время среди разговоровъ съ добродушною хозяйкой. Много поразказала она мн? въ н?сколько часовъ нашей бес?ды, но всего глубже запалъ въ мое сердце разказъ ея объ оригинальномъ русскомъ подвижник?, генерал? К-онъ, который своею смертью запечатл?лъ подвигъ добровольно возложенный имъ на себя въ пещерахъ Іорданской пустыни.
        Что за причины понудили покойнаго генерала б?жать отъ міра и земныхъ почестей въ пустыню, неизв?стно; но покойный К-ій, разъ удалившись отъ міра, подъялъ крестъ настоящаго подвижничества, столь р?дкаго въ наше время. Не найдя мира своей душ? даже въ Іерусалим?, онъ ушелъ въ пустыню Іордана, и въ вертепахъ прилежащихъ Сорокадневной Гор? обр?лъ то чего жаждалъ. Поселившись въ пещер?, откуда онъ повыгналъ многоножекъ, скорпіоновъ и зм?й, новый отшельникъ обложился массой книгъ привезенныхъ изъ Россіи, и въ тиши мертвой пустыни предался созерцанію, молитв?, чтенію и письму. О чемъ молился и что созерцалъ подвижникъ, тайна эта похоронена вм?ст? съ нимъ, но оставленныя имъ книги говорили о томъ что К-ій находилъ свою отраду въ духовномъ и философскомъ чтеніи, а во многочисленныхъ рукописяхъ, зав?щанныхъ имъ въ насл?дство одному изъ іеромонаховъ миссіи, отцу В-ну, онъ изливалъ свою душу, пораженную страшнымъ недугомъ, котораго не могла уврачевать ни міръ, ни пустыня. Разъ въ нед?лю, обыкновенно въ субботу утромъ, являлся подвижникъ въ Іерусалимъ, слушалъ богослуженіе, накупалъ скудной провизіи на нед?лю,
бес?довалъ съ н?которыми духовными лицами и потомъ снова уходилъ въ вертепы Іудейскихъ горъ. Въ глубокомъ одиночеств? работалъ отшельникъ и физически, трудясь надъ земляными окопами и устроеніемъ своего каменнаго жилья. Когда же изнемогалъ его духъ, обуреваемый мрачными вид?ніями, пустынникъ шелъ не въ
Іерусалимъ, гд? онъ вид?лъ одни соблазны, а въ обитель Предтечи, на берега
Іордана, въ пещеры старцевъ Сорокадневной Горы и въ страннопріимицу Іерихона. Моя хозяйка не разъ бес?довала съ К-мъ, который повидимому былъ къ ней очень расположенъ. «Какой-то мрачный и чудной», говорила она, «приходилъ генералъ изъ пустыни»; онъ говорилъ о вид?ніяхъ которыя пос?щали его, о звукахъ и голосахъ которые пресл?довали его даже во глубин? каменной скалы. «Не далека уже моя могила, недолго мн? придется нести свой крестъ, которымъ я не могу искупить свою прежнюю жизнь и увлеченія.» Исполнились пророческія слова подвижника: скоро его не стало. Дотол? еженед?льно появлявшійся и въ Іерусалим?, и въ Іерихон?, генералъ К-ій вдругъ исчезъ, а чрезъ н?сколько нед?ль нашли его трупъ, носившій сл?ды насилій. Заіорданскіе Бедуины, в?роятно польстившись на ящики съ книгами въ которыхъ они предполагали деньги и всякое добро, зар?зали подвижника въ его же собственной пещер?.

«То былъ челов?къ не отъ міра сего», такъ охарактеризовалъ покойнаго духовникъ его, іеромонахъ миссіи, и въ этихъ немногихъ словахъ, для меня по крайней м?р?, обрисовывается въ общемъ образъ покойнаго К-аго.
        Подъ вечеръ въ страннопріимицу Іерихона прибыла партія русскихъ богомольцевъ, и убогая деревушка Эръ-Рихи превратилась въ станъ паломниковъ, пришедшихъ сюда изъ разныхъ уголковъ матушки Руси. Котомки за плечами, узелки въ рукахъ, зипуны, опашенки и полушубки вм?ст? съ кацавейками и поношенною шинелью отставнаго солдата, все это запестр?ло на зеленомъ двор? Іерихонской постройки. Паломники разм?щались и располагались на ночлегъ, только что оставивъ за собой верстъ 20-30 перехода по горамъ, подъ нестерпимымъ зноемъ сирійскаго солнца. Все вынесла, испытала и пережила эта с?рая, бродячая Русь, прежде ч?мъ дойти до зелен?ющихъ кустовъ Іорданской долины чтобы «во Ердань-р?к? искупатися, во святой вод? окреститися». Чрезъ сотни л?тъ исторической жизни, чрезъ вс? невзгоды и тучи, русскій мужикъ пронесъ свои идеалы и выразивъ ихъ во храм? и паломничеств?, украсилъ каменною церковью свое соломенное село и въ десять в?ковъ своими лаптями протопталъ дорогу ко Святой Земл?, куда тянуло его со временъ Владиміра и Ольги. Ни Татарщина, ни Турки, ни Арабы, ни разстояніе, ни торный путь, приводившій чаще къ смерти
ч?мъ къ достиженію зав?тной ц?ли, не остановили нашего паломничества. Спи же и отдыхай, ты много поработавшая Богу, с?рая паломническая Русь! На зеленомъ ковр? Іорданской долины, подъ с?нью деревъ Іерихона, обрызганная ароматами благоухающаго сада, ты возлегла, притомившись съ пути, не зная страха и заботъ, чувствуя что подъ тобою клочокъ русской земли, а надъ тобою Богъ, ради котораго ты подъяла свой тяжелый крестъ.
        Долго и молча сидя въ сторон?, я наблюдалъ эту картину ночлега нашихъ паломниковъ, и мн? казалось что я вижу какой-то волшебный сонъ, а когда вышла луна и облила своимъ сіяніемъ всю эту группу пришлаго люда, котораго разнообразныя позы напоминали груды убитыхъ на пол? сраженія, я не прочь былъ просид?ть ц?лую ночь, созерцая и любуясь. Бл?дными, скучными, неживыми мн? казались тогда вс? картины писанныя кистью или перомъ. Эти лица, изможденныя молитвой, трудами и постомъ, обращенныя къ небу и залитыя сіяніемъ луны, смотрящейся въ ихъ закрытые глаза, эта обстановка со всею чарующею прелестію ночи, все это запечатл?лось неизгладимыми чертами въ моей памяти. Долго я просид?лъ въ своемъ укромномъ уголк?, пока не было открыто мое присутствіе.
        Надъ сонною группой паломниковъ вдругъ приподнялась высокая, слегка согбенная фигура. Приподнявшійся паломникъ снялъ шапку, перекрестился и забравъ свою походную суму, пошелъ медленно направляясь въ ту сторону гд? находился мой наблюдательный пунктъ.
        Увидавъ меня, старикъ остановился; моя б?лая шапка очевидно смутила его, какъ и самое мое присутствіе въ полночный часъ, когда все вокругъ покоилось богатырскимъ сномъ.
        - Что же ты не спишь, голубочекъ? вдругъ спросилъ онъ меня твердымъ голосомъ. - Чай, зашло уже за середъ ночи, а ты проглядываешь свои молодые глазки, прибавилъ онъ, подойдя уже вплотную ко мн?.
        Я далъ м?сто около себя старцу. На высокомъ чел? его, казалось, лежала печать того безмятежнаго спокойствія и чистоты которыя такъ поражаютъ на изображеніяхъ святыхъ; на впалыхъ щекахъ были написаны годы искуса и нужды, не поб?дившихъ силы духа. Длинные с?дые волосы, отчасти падавшіе по плечамъ, шелковистая б?лая борода, широко легшая на могучую грудь и что-то особенное, отличавшее его отъ другихъ паломниковъ, д?лали моего гостя настоящимъ патріархомъ и вождемъ этой рати, раскинувшей свой ставъ подъ т?нью садовъ Іерихона.
        Василій Антиповъ съ Чердыни было его имя, изв?стное многимъ паломникамъ добраго стараго времени; живой, подвижной досел?, несмотря на свои 82 года, онъ ужь пять разъ побывалъ въ Палестин?, куда впервые пришелъ кружнымъ путемъ черезъ Кавказъ и Малую Азію въ 1824 году. Черезъ каждыя десять л?тъ повторялъ Антиповъ свое хожденіе во Святую Землю, не останавливаясь ни передъ ч?мъ. На первое путешествіе во Святую Землю нашъ паломникъ употребилъ 14 м?сяцевъ, въ теченіе которыхъ мерзъ, голодалъ, сид?лъ въ тюрьмахъ, былъ битъ до полусмерти въ городахъ Арменіи, и весь путь совершилъ п?шкомъ съ сорока кредитными рублями въ карман?, отъ Чердыни и Урала черезъ Кавказъ, Тавръ и Антиливанъ до самой Палестины, которую исходилъ всю, причемъ дважды отъ руки Бедуиновъ былъ избиваемъ до того что отлеживался по дв? и по три нед?ли. Не изъ корысти какой или охоты бродить совершилъ старикъ пятикратное паломничество. Гд? смерть ежечасно смотритъ въ глаза, туда не пойдетъ сребролюбецъ, туда не тянетъ и бродячій инстинктъ. Только чистая в?ра, безъ намека о мзд?, можетъ подвигнуть челов-ка на такой страдальческій путь и
повести его стезей лишеній и невзгодъ къ той желанной ц?ли которую онъ нам?тилъ впереди. Всего лучше и мен?е очертилъ это онъ самъ, странникъ во имя Христа. Сожал?ю что не могу передать вполн? его своеобразную р?чь.

«Мн? было пятнадцать л?тъ и я пасъ стадо нашей деревни, говорилъ Антиповъ, когда ко мн? въ шалашъ зашли трое странниковъ изъ Іерусалима. Много чего поразказали они, много чего я и не понялъ, но слова ихъ глубоко запали въ мое сердце и заронили въ немъ искру желанія совершить добрый подвигъ хожденія во Святую Землю. Еще пять л?тъ пасъ я коровъ съ какимъ-то особымъ терп?ніемъ, но мысль о Святой Земл? уже не выходила изъ головы; я ни о чемъ другомъ не думалъ. Въ долгіе часы одиночества, въ пол?, въ л?су, на полатяхъ избы, и на веселомъ хоровод?, и въ углу деревенскаго храма мн? говорилъ тайный голосъ - иди! Куда и зач?мъ, какимъ путемъ и съ какою мошной я долженъ былъ идти, о томъ я и не думалъ, и не пытался узнавать. Ма? казалось что меня зоветъ самъ Богъ, что онъ мн? укажетъ и путъ, и ц?ль, и средства къ достиженію ц?ли. И я ушелъ. Шелъ я по солнцу, правя путь на полдень, куда указывали мн? перстами святые Іерусалимскіе старцы. И мн? чуялось что Богу угодно мое хожденіе, и что онъ приведетъ меня къ желанной ц?ли, какъ привелъ Израиля въ Землю Об?тованную. Я не считалъ себя избраннымъ отъ людей сл?пыхъ,
но мн? казалось что Богъ избралъ меня потребнымъ сосудомъ для того чтобы вм?стить подвигъ хожденія и свести на себ? вс? тяготы и лишенія во имя Христа и Его страданій, во что бы то вы стало, до воротъ Іерусалима и подножья Голго?ской скалы. И днемъ, и ночью, и въ пути, и на ночлег?, я вид?лъ предъ собою неосязаемую ц?ль, ощущалъ благость въ сердц? и слышалъ тайный голосъ: иди! И я шелъ и шелъ впередъ, проходя веси и города, л?са и горы, дебри и степи, не заботясь о томъ что меня ждетъ впереди.»
        Богъ благословилъ подвигъ молодаго пастуха и провелъ его ко граду Святому
Іерусалиму. Тамъ только успокоилось и отдохнуло его сердце, преисполнившись созерцаніемъ святыни; тамъ только обр?лъ себ? покой много м?сяцевъ шедшій подвижникъ, тамъ низошла на него благодать, которая ос?нила весь его дальн?йшій путь и сд?лала его паломникомъ до гробовой доски. Вотъ уже шестьдесятъ два года несетъ Антиповъ бодро на своихъ плечахъ паломническій крестъ, и ничто досел? не заставило его сбросить становящееся непосильнымъ для старческихъ плечъ, тяжелое, но сладкое бремя. Шесть ранъ на т?л?, обрубленные въ сороковыхъ годахъ пальцы и ц?лый рядъ легендарныхъ лишеній на пути къ пятикратному достиженію ц?ли.
        Завернувшись въ свое походное од?яло и подложивъ подъ голову сумку, подъ с?нью апельсиноваго дерева, примостился и прикорнулъ Антиповъ, зная что подъ нимъ Святая Земля, а надъ нимъ око Того Чей голосъ уже шестьдесятъ л?тъ ему говоритъ: иди и иди! Со спокойнымъ и облегченнымъ сердцемъ я ушелъ отъ старца во глубь рощи.
        Спать не хот?лось въ эту ночь; еще мен?е хот?лось возвращаться въ свою келейку, гд? давно уже ждала меня чистая кровать съ кисейнымъ пологомъ, приготовленная заботливыми руками хозяйки. Я вышелъ изъ пред?ловъ русскаго сада на берегъ эль-Кельта, веселаго ручейка, катящаго свои необильныя воды чрезъ камни и рытвины, заполнившіе и безъ того т?сное русло. Благоуханіе новой зелени, новыхъ полевыхъ цв?товъ пахнула мн? въ лицо вм?ст? съ легкою сырою св?жестью, носившеюся прозрачною дымкой надъ ручейкомъ. Какая-то птица звонко крикнула въ кустахъ, словно испугавшись моего приближенія и посп?шила убраться подальше, вдали поближе къ Іордану плакалъ жалобно шакалъ, а зат?мъ все было тихо и мертво, какъ въ «часъ утренней молитвы фетхи». Небо и земля, в?ритъ Арабъ, молятся Аллаху когда слитъ челов?къ ы животныя. и птицы, Безмолвно тогда все на земл?, и только праведникъ можетъ слышать эту великую молитву. Она не гр?шна какъ моленія челов?ка, она чиста какъ пламень, въ ней земля молится о своихъ д?тяхъ: травахъ, деревьяхъ и цв?тахъ, молится о каждомъ зв?рк?, каждой пташк?, каждомъ жучк? котораго она породила;
только челов?къ долженъ молиться за самого себя. Счастливъ тотъ кто можетъ слышать эту молитву, потому что слушая онъ молится самъ, и н?тъ такого гр?ха который не отпустилъ Аллахъ въ часы утреннихъ молитвъ земли. Легкіе туманы что несутся надъ водой, св?тлая дымка что лежитъ надъ землей, легкій ниссимъ (зефиръ) что колышетъ лишь лепестки розы, вотъ слова той великой фетхи. Т? же просьбы и мольбы которыхъ не передать ни ниссиму, ни туманамъ восходящимъ на небеса, ни шуму колыхающейся листвы, т? несетъ въ своей волшебной п?сн? соловей, любимецъ Бога, земли и людей; уши Аллаха отверсты для п?сенъ буль-буля, съ ними вм?ст? входятъ и моленія земли, и Прев?чный смотритъ ласково на міръ своимъ лучезарнымъ окомъ, луной. Яркій св?тъ исходящій изъ него есть милость Аллаха который посылаетъ свои дары съ лучами пламеннаго солнца, съ алмазными каплями росы, съ потоками небеснаго дождя… Грозная буря, ураганы и палящіе в?тры - также молитва земли; отягченная гр?хами, нечестіемъ и нуждой, она плачетъ, стонетъ и рыдаетъ предъ лицомъ гн?внаго Аллаха, который говоритъ съ нею въ раскатахъ грома и въ сіяніи блистающей
молніи. Когда минуетъ буря, успокоятся громы и въ черныхъ тучахъ погаснутъ молніи, умолкаетъ гн?въ Прев?чнаго, благодать его льется снова на примиренную землю, н?жный ниссимъ и воздушный туманъ несутъ къ небу п?снь и молитвы земли…
        Такъ говоритъ восточный поэтъ о неслышной молитв? земли, такъ думаетъ и полудикій сынъ пустыни.
        Было уже около часу пополуночи когда я, утомленный, воротился изъ сада въ душную келью, гд? въ закравшемся сноп? лучей блистала яркою б?лизной роскошная кровать ув?шанная кисеей. Машинально разд?вшись, я бросился на нее и утонулъ на упругомъ лож?… Ревъ ословъ еще долго не давалъ мн? уснуть, и только стрекатанье цикадъ, см?нившее крики ословъ, перенесло меня въ міръ грезъ и небытія.



        VI

        Поздно проснулся я на другой день; солнышко гляд?лось прив?тливо въ мои окошки, св?тлый ясный день уже царилъ въ природ?. Я открылъ окно и въ комнатку пахнуло св?жестью утра и воздуха напоеннаго запахомъ душистыхъ цв?товъ. Говоръ уже давно ожившихъ паломниковъ наполняли садъ и постройку, въ которой б?гала и хлопотала хозяйка. Гигантскій самоваръ, пожертвованіе Туляковъ, уже кип?лъ на вс?хъ парахъ, чуть не качаясь на своей каменной поставк?; вокругъ его, словно у источника, суетились богомольцы, наполняя свои походные чайнички и заваривая чай. На зеленой трав?, залитыя яркимъ сіяніемъ солнца, разм?стились живописныя группы чайничающей Руси, и еще оживленн?е и весел?е полились р?чи паломниковъ, несмотря на то что рослый кавасъ и погонщики ословъ уже торопили ихъ въ дальн?йшій путь. Высокій, благообразный Антиповъ какъ патріархъ расхаживалъ среди паломниковъ, которыми онъ повидимому руководилъ, и его р?чи д?йствовали сильн?е вс?хъ понуканій каваса.
        Изъ постройки, хорошо выспавшись, закусивъ и напчвшись чайку, грузно переваливаясь вышелъ путеводитель-монахъ; на его непоствомъ румяномъ лиц? и красивомъ профил? обрамленномъ с?динами были написаны такое спокойствіе и довольствіе что сравненіе съ изможденными лицами большинства паломниковь напрашивалось само собою. Быстро собрались богомольцы вокругъ путеводителя, сняли шапки и зап?ли молитву всл?дъ за батюшкой.
        Окончилось молитвенное п?ніе, всколыхнулась толпа, двинулась въ путь, стараясь еще до полудня посп?ть на берега благословенной р?ки.
        - Йяллахъ-емхи (пойдемъ и мы впередъ)! Довольно мы застоялись съ тобой, заговорилъ вдругъ и мой Османъ, когда по уход? каравана ему не оставалось уже бол?е возможности угощаться у паломвиковъ и болтать съ ихъ кавасомъ и мукрами (погонщиками). - Наши кони ржутъ нетерп?ливо. Чрезъ часъ или два мы будемъ уже на берегахъ Бахръ-эл-Лута.
        - Эв Аллахъ (съ Богомъ)! отв?чалъ я своему проводнику, - иди и готовь на дорогу коней.
        Кони были уже давно готовы, вс? наши скудные пожитки собраны и привязаны къ с?дламъ. Оставалось только проститься съ гостепріимнымъ Іерихономъ, русскою страннопріимицей и ея хозяйкой. Какъ-то жалко мн? было покидать этотъ теплый, словно насиженный русскій уголокъ.
        Быстро мчались впередъ наши кони чрезъ луговины и перел?ски по направлевію къ блистающему сіяніемъ дня зеркалу Мертваго Моря; быстро пропадалъ всл?дъ за нами
Іерихонъ, который не возвышается надъ долиной гигантскими постройками, а тонетъ въ зеленой чащ? садовъ, тая среди нихъ свои немногія, но драгоц?нныя для науки и религіознаго чувства развалины.
        - Йянакъ, Йянакъ (скор?е, скор?е), покрикивалъ Османъ, которому повидимому бол?е нравилось мчаться на кон? ч?мъ отдыхать. Причина была понятна для меня. Взявшись д?лать со мною изв?стный кругъ по Іорданской долин?, старый кавасъ зналъ что мы не вернемся пока не совершимъ нам?ченнаго объ?зда; отдыхъ только отсрочивалъ возвращеніе, тогда какъ Османа ждала дома молодая жена, черноокая Ахмаръ, на которой недавно женился старикъ, вым?нявъ ее у отца за десятокъ золотыхъ лиръ.
        - Малэшъ (ладно), отв?чалъ я, поддразнивая каваса, - еще усп?емъ; мн? еще не хочется такъ скоро возвращаться въ Іерусалимъ.
        Недалека была уже ц?ль нашего путешествія; въ лучахъ полуденнаго солнца какъ растопленное серебро блистало, сверкало и переливалось Мертвое Море; только ближе къ темнымъ каменнымъ берегамъ оно еще принимало голубой цв?тъ лазури, изъ которой отраженіе солнечныхъ лучей д?лало блистающую поверхность полированнаго металла. Солончаковая окраина и б?лесовато-желтые берега своею яркостью усиливали блескъ и сіяніе исходящее изъ воды и превращали море въ огромный источникъ св?та, какъ бы второе солнце, потонувшее въ немъ. Отъ нестерпимаго блеска не спасали аи двойные консервы, ни козырекъ фуражки, ни даже легкая покрышка спадавшая съ тульи на лицо; глазъ невольно закрывался, голова начинала кружиться…
        Ч?мъ ближе къ берегу проклятаго озера, т?мъ печальн?е и мертв?е становилось все вокругъ; солончаковыя отложенія тянутся далеко отъ моря, говоря о томъ что н?когда оно занимало еще большее пространство; обломки какихъ-то раковинъ напоминали о высшей жизни, но то в?роятно были остатки пр?сноводной или наземной фауны, такъ какъ въ водахъ Мертваго Моря не можетъ выжить моллюскъ. Чахлые кусты и травы подходятъ близко къ берегу Бахръ-эл-Лута, озеру Лота; ихъ корни разростаются широко въ безплодной почв?, силясь широкимъ распространеніемъ захватить какъ можно больше м?ста, а вм?ст? съ т?мъ урвать и тотъ ничтожный запасъ веществъ который. еще схоронился въ земл?. Задыхаясь отъ жажды, в?чно голодая, изсушенныя жгучими лучами и обв?янныя ядовитыми солеными в?трами, чахлыя растенія въ самомъ сос?дств? Мертваго Моря кое-какъ влачатъ свое жалкое существованіе; жизнь для нихъ, бол?е ч?мъ гд?-либо, есть настоящая борьба за существованіе. Только одно микроскопическое животное осм?ливается жить въ водахъ Бахръ-эл-Лута, вм?ст? съ одною низшею водорослью недавно открытою. Жизнь сведенная на minimum своей
возможности, не активная, а такъ сказать дремлющая жизнь только и можетъ прозябать среди солянаго раствора его водъ; все остальное живое б?житъ подальше отъ Мертваго Моря, этого «больнаго м?ста Святой Земли, самымъ именемъ своимъ выражающаго идею нын?шней Палестины», какъ выразился прекрасно одинъ изъ нашихъ палестинов?довъ.

        Грустная, но вопіющая правда! уже много в?ковъ спитъ Палестина непробуднымъ сномъ…
        Вотъ у ногъ Іерусалима Богомъ сожжена,
        Безглагольна, недвижима мертвая страна…
        Да, эта н?когда об?тованная земля, текшая медомъ и млекомъ, кормившая многіе милліоны обитателей, служившая яблокомъ раздора между двумя частями св 123;та, теперь безглагольна и мертва. Какъ огромный каменный саркофагъ поставленный между двумя морями, она хранитъ въ своихъ дикихъ ущельяхъ и нын? ужасныхъ пустыряхъ останки н?когда прекрасной страны. Великія развалины славнаго прошлаго, слѣ ы пяти-шести цивилизацій древняго міра и рядъ могилъ, начиная съ дольменовъ
Іордана и кончая монолитами Іосафатовой долины, вотъ все что осталось отъ исторической Палестины. Запуст?ніе легло на н?когда плодородныя ея нивы, волчцемъ и терніемъ заросли останки прошлаго, и жадная гіена повытаскала изъ древнихъ могилъ кости людей видавшихъ прошлое величіе Палестины. Ц?лые города изс?ченные въ скалахъ, огромные холмы просверленные цистернами, гигантскіе водопроводы, все это покрылось прахомъ.
        Огромные л?са исчезли съ горныхъ откосовъ и вершинъ; перегной листъевъ и пней, плодородная почва нагорныхъ пастбищъ окаймлявшихъ и перес?кавшихъ л?съ, черноземъ нагорныхъ полей, все это смыто водой; тамъ гд? были поемные луга, теперь безплодныя равнины, потому что н?тъ уже бол?е водоемовъ и резервуаровъ, снабжавшихъ водой древніе каналы и, наконецъ, изсякли даже самые ключи; р?ки обратились въ ничтожные ручьи.
        Но н?когда живой организмъ Палестины и въ самомъ разцв?т? своей жизни, во глубин? груди своей таилъ мертвый органъ: море безжизненныхъ водъ. Никогда не было судоходства на Мертвомъ Мор?, никогда корабли не бороздили его стально-синей воды. Библія не говоритъ вовсе о судахъ на проклятомъ озер?, и только указанія Флавія, Талмуда и Эдризи позволяютъ думать что въ древности въ исключительныхъ случаяхъ челов?къ осм?ливался пускаться на лодк? по водамъ Мертваго Моря. Длинный рядъ береговъ его былъ такъ же необитаемъ и мертвъ, и только на южномъ иС?верномъ концахъ обиталъ челов?къ, пользуясь присутствіемъ пр?сной воды. Бродячій Бедуинъ б?житъ также подальше отъ береговъ Бахръ-эл-Лута, не р?шаясь раскинуть чернаго шатра тамъ гд? в?ютъ дыханія моря проклятаго Богомъ, гд? гр?хъ входитъ въ т?ло челов-ка вм?ст? съ воздухомъ и парами воды. Мертвое Море мертво вполн?, запертое черными горами и сдавленное столбомъ атмосферы и соляныхъ испареній необыкновенной упругости. Только страшныя бури и землетрясенія волнуютъ порой поверхность темно-синей воды; быть-можетъ на дн? Мертваго Моря есть вулканическія жерла,
пробуждающяся по временамъ и своими изверженіями колеблющія всю массу воды; быть-можетъ, множество горячихъ минеральныхъ ключей, бьющихъ въ самой глубин? его, д?лаютъ Озеро Лота, огромнымъ вскип?вшимъ котломъ, какъ его назвалъ Англичанинъ Линчъ, пробывшій двадцать два дня на поверхности Мертваго Моря.
        Много легендъ сложилось издавна о водахъ чуднаго озера; разказами о нихъ полны даже историки древности. Аристотель передаетъ сказаніе что въ Мертвомъ Мор? не тонетъ жел?зо и люди держатся на немъ свободно, даже не ум?я плавать; Флавій разказываетъ объ опыт? Веспасіана, бросившаго въ соленыя воды н?сколько невольниковъ со связанными руками, и они всплыли ни поверхность не усп?въ погрузиться, потому что чудная вода, не принимаетъ въ свое лоно ничего посторонняго. Еще больше сказаній и легендъ сложили о водахъ Мертваго Моря досужіе Бедуины, пылкость фантазіи коихъ пропорціональна ихъ темпераменту. Не мало розказней прибавили многочисленные паломники и верхогляды-туристы.
        Но какъ ни сложны и многообразны ми?ы и легенды сложенныя в?ками о ничтожномъ по величин? бассейн? соленой воды, ихъ подкладкой и основною канвой служитъ сказаніе о Содом? и Гоморр? библейское, повторяемое во вс?хъ варіантахъ. Дикій сынъ
Іорданской пустыни, Бедуинъ Моавитскихъ горъ, и феллахъ изъ садовъ Іерихона повторятъ тотъ же библейскій разказъ; въ ихъ устахъ онъ лишь разцв?тится и оживетъ, яркій восточный колоритъ ляжетъ на всемъ пересказ? и на немъ загорятся блестки поэзіи. Арабъ укажетъ вамъ Озеро Лота, укажетъ м?сто гд? похороненъ Содомъ, тотъ островъ гд? стоятъ развалины Лота (Раджемъ-Лутъ), ц?лую уади со сл?дами древнихъ построекъ и могилъ, носящую имя уади Гоморанъ и даже гору Усдумъ, ставшую на м?ст? сланаго столпа. Пылкая фантазія Араба воскреситъ предъ вашимъ воображеніемъ самыя т?ни погибшихъ городовъ, самые облики народовъ и царей схороненныхъ въ озер? Лота. Мрачные очерки схороненныхъ городовъ, гр?шныя т?ни утонувшихъ людей, св?тлыя вид?нія ставшія надъ ихъ могилой, все это видали разкащики не разъ; слышали они также голоса схороненнаго люда. Хотите сами вид?ть, вамъ укажутъ м?сто гд? встаютъ, р?ютъ и толпятся воздушныя т?ни; хотите слышать васъ сведутъ къ камню который проводитъ стоны заключенныхъ въ скал?. Не в?рить нельзя: по разказамъ, самъ Пророкъ и сотни шейховъ побывали даже въ улицахъ гр?шнаго города, говорили
съ людьми погубившими Гоморру, приносили оттуда подарки и т?мъ губили себя и свое потомство.
        Кто былъ на Мертвомъ Мор?, кто переночевалъ хотя разъ на берегу его, проблуждалъ въ дикихъ дебряхъ его окружающихъ скалъ и хотя разъ окунулся въ соленыя воды его, тотъ согласится со мной что Мертвое Море достойно вс?хъ этихъ легендъ. Величайшее пониженіе земнаго шара, достигающее до 1.312 фут. (ниже уровня Океана), {Въ зимнее время уровень Мертваго Моря на 1.292 фут. ниже поверхности Океана, тогда какъ л?томъ во время засухи достигаетъ до 1.300-1.312 фут.}немогло не поражать издревле челов-ка рядомъ своихъ необыкновенныхъ чудесныхъ свойствъ. Наполненная какою-то особою, густою, стально-синяго цв?та водой, выплескивающеюся часто на берегъ съ черноватымъ отт?нкомъ, не им?ющею даже консистенціи обыкновенной воды, тяжелою, солено-жгучею, вязкою и клейкою, Мертвое Море могло казаться д?йствительно ч?мъ-то несвойственнымъ живущему міру, бассейномъ похожимъ скор?е на воды подземнаго царства, ведущія, подобно Стиксу, прямо въ адъ. Полное отсутствіе жизни въ его н?драхъ и вблизи береговъ, страшныя соленыя испаренія и в?тры, иногда убивающіе все живое, еще бол?е подтверждали связь между водами этого чуднаго
бассейна и р?ками подземнаго царства. Куски асфальта, издревле признаваемаго адскимъ камнемъ, плававшіе на поверхности Мертваго Моря, указывали тоже на міръ иныхъ силъ и явленій, что подтверждалось частыми землетрясеніями, бывающими въ окрестностяхъ Асфальтоваго Озера, и горячіе ключи, бьющіе какъ на дн? его такъ и на берегахъ (о которыхъ упоминаетъ и Библія). Дикія и мрачныя скалы окружающія этотъ бассейнъ, подточенныя и сильно изъ?денныя ударами его полукаменныхъ волнъ, могли казаться также входами въ страшныя подземелья, чему способствовали и множество трещинъ, и черный цв?тъ н?которыхъ береговыхъ утесовъ. Полное трагизма сказаніе Библіи, перешедшее въ сознаніе вс?хъ народовъ побывавшихъ въ Палестин?, придаетъ особенный смыслъ вс?мъ т?мъ географическимъ даннымъ коими характеризуется Мертвое Море. Частые миражи на его поверхности, являющіеся то въ вид? картинъ поразительной ясности, то въ вид? черныхъ неясныхъ столбовъ и тумановъ, также могли подать поводъ къ легендамъ о т?няхъ погибшихъ городовъ, возстающихъ надъ моремъ. Точно также глухіе удары тяжелыхъ соляныхъ волнъ, отражающихся въ каменныхъ,
изрытыхъ пустотами прибрежьяхъ, могли породить пов?рье о стонахъ и вопляхъ гр?шныхъ людей заключенныхъ подъ водой въ каменные утесы. Минеральные, соляные в?тры и ураганы, пораждаемые огромною массой испаряющейся соляной воды, {Л?томъ съ поверхности Мертваго Моря испаряется толща воды достигающая до 20-22 футовъ.}описанные еще въ Библіи подъ названіемъ мертвыхъ восточныхъ в?тровъ и сопровождаемые иногда соляными дождями, въ поэтическихъ представленіяхъ полудикаго народа легко могли превратиться въ дыханіе гр?шнаго народа и слезы его, которыми онъ оплакиваетъ свое ужасное несчастіе. Нер?дкія грозы разражающіяся надъ Мертвымъ Моремъ и долиной
Іордана, своимъ происхожденіемъ отчасти обязанныя страшной масс? атмосферныхъ испареній, скопляющихся въ періодъ л?тнихъ жаровъ надъ глубоко впавшимъ бассейномъ, дали поводъ къ легенд? о гн?в? Творца, отв?чающаго громомъ и молніей на моленія глубоко схороненныхъ людей. Если ко всему описанному прибавить еще зам?ченное издревле свойство воды Мертваго Моря поддерживать на своей поверхности плавающія т?ла, а въ томъ числ? и людей, неум?ющихъ даже плавать, то мы поймемъ почему Мертвое Море получило такой чудный ореолъ легенды и сказаній, благодаря которому оно рисуется даже въ нашемъ воображеніи полнымъ таинственности, загадокъ и ми?а.
        Вс?мъ этимъ обязано Мертвое Море, главнымъ образомъ, одному своему свойству, страшному насыщенію минеральными солями, коихъ въ вод? его до 25 %. Если мы, согласно этому содержанію, предположимъ что Мертвое Море на ц?лую четверть своей массы состоитъ изъ солей, то мы поймемъ огромное значеніе этого факта. Пересыщеніе солями, въ особенности хлористымъ магніемъ и поваренною солью, водъ асфальтоваго озера обусловливаетъ вс? отличительныя качества его воды, береговъ, окружающей атмосферы. Много в?роятныхъ. причинъ породило такое необыкновенное свойство воды; он? общи по большей части вс?мъ значительнымъ бассейнамъ соленой воды, каковы Большое Соляное озеро въ Утах?, Элтонъ въ Киргизской степи, степныя озера Турана и рядъ тому подобныхъ вм?стилищъ соли и воды. Самое свойство грунта, безъ сомн?нія содержащаго соленыя отложенія, такъ какъ зд?сь находятся въ изобиліи источники минеральной воды, уже указываетъ на одну изъ главныхъ причинъ пресыщенія. Масса этихъ ключей в?роятно бьетъ и на дн? Мертваго Моря, д?лая его, вскип?вшимъ котломъ; вулканическая д?ятельность ложа помогаетъ усиленному испаренію,
которое велико и безъ того, благодаря крайне низкому положенію бассейна, запертаго отовсюду горами, и страшнымъ жарамъ. Громадное испареніе, уносящее ежегодно толщу воды почти въ двадцать футовъ, восполняется весьма недостаточно осенними и зимними дождями и притокомъ пр?сной воды Іордана, несущаго также не мало землистыхъ и минеральныхъ частицъ. Огромная доставка отовсюду солей въ н?дра Мертваго Моря не можетъ покрываться расходомъ, такъ какъ оно не даетъ начала исходящимъ р?камъ и вотъ приносимыя в?ками соли остаются въ н?драхъ небольшаго бассейна, непрерывно сгущая его и безъ того пересыщенныя воды и превращая ихъ въ настоящій разсолъ.
        Масса условій превращающихъ воды Бахръ-эль-Лута въ мертвый бассейнъ породила полную безжизненность и его береговъ; ни одинъ арабскій шатеръ не стоитъ постоянно у водъ темно-синяго озера. Пустынная, ровная подчасъ какъ зеркало поверхность его можетъ въ самомъ д?л? служить символомъ мертвенной тишины. Въ 1835 году, на водахъ ужаснаго бассейна появилась лодка перваго изсл?дователя-Европейца. Ирландецъ Кастиганъ приплылъ сюда по Іордану и пустился въ море, желая снять съ него таинственную зав?су. Шепотъ изумленія пронесся по пустын?; стоустая молва разнесла в?сть объ отважномъ пловц?. легенды Арабовъ и до сихъ поръ помнятъ о Кастиган?, но онъ погибъ неизв?стно отчего, заплативъ жизнью за подвигъ, до него не совершенный ник?мъ. Хотя ни одного слова не пов?далъ міру Кастиганъ, не оставившій даже зам?тки, но не безъ пользы для науки погибъ отважный пловецъ. Густая зав?са, до того покрывавшая Мертвое Море, была приподнята; в?ковая д?вственность, хранимая досел? легендой, была нарушена, и ладьи бол?е счастливыхъ изсл?дователей не замедлили появиться на таинственныхъ водахъ озера Лота.
        Не прошло и двухъ л?тъ съ безв?стной смерти Кастигана, какъ Моръ и Бекъ, плывя по Мертвому Морю съ барометромъ въ рук?, впервые пров?ряютъ низкій уровень этого бассейна сравнительно съ уровнемъ Средиземнаго моря. Въ 1847году лейтенантъ Молине пытается уже изм?рить самую глубину Мертваго Моря; арабскіе шейхи кочевавшіе въ заіорданскихъ странахъ сочли личнымъ для себя оскорбленіемъ плаваніе нечестиваго Франка по водамъ Бахръ-эль-Лута и напали на ладью Молине. Несмотря на то что отважный изсл?дователь отбился отъ Арабовъ пустыни, онъ все-таки не въ силахъ былъ бороться со стихіями и погибъ на водахъ Бахръ-эль-Лута. Только экспедиціей Линча и Деля, предпринятой чрезъ годъ посл? смерти Молине, была снята окончательно зав?са покрывавшая Мертвое Море. Оно перестало быть загадкой для географовъ, потому что экспедиція въ двадцать два дня своего пребыванія на водахъ соленаго бассейна описала его довольно подробно. Рядомъ точныхъ изм?реній были опред?лены не только относительный уровень и глубина Мертваго Моря, но даже описаны его берега и изучены во вс?хъ отношеніяхъ его таинственныя воды. За вс? эти данныя
экспедиція заплатила дорогою ц?ной, такъ какъ одинъ изъ членовъ ея, Дель, насл?довалъ участь Кастигана и Молине. Несмотря на вс? эти усп?хи, Мертвое Море еще не изучено вполн?, и полное описаніе его в?роятно будетъ стоить еще не одной челов?ческой жертвы. Ядовитое дыханіе моря тушитъ жизнь вокругъ себя, оно в?етъ далеко и по окрестнымъ горамъ. Никогда мертвое не станетъ живымъ, никогда озеро Лота не оживится. Библейское проклятіе тягот?етъ надъ водами Мертваго Моря; оно в?етъ и надо всею окрестною страной. Палъ великій Іерихонъ, пали грозный Махерусъ и Масада; великол?пный Раббатъ-Аммонъ, Раббатъ-Моабъ, Киръ-Моабъ, Хесбонъ и Атаротъ превратились въ развалины и не воскреснутъ. И Пе тра, и Моавія, и Аммонъ, н?когда царившіе надъ Палестиной и богатые городами, не возстанутъ изъ ничтожества. Пустыня заняла ихъ м?сто, песокъ засыпалъ великія развалины, и конь Араба мчится свободно надъ прахомъ схороненной страны. Эс-селямъ алейкумъ (миръ съ вами)!



        VII

        - Хали рахсакъ, эфенди (подыми голову, господинъ)! таинственно прошепталъ мой Османъ, увидя что я погрузился въ мечтанія, остановивъ своего скакуна у самаго берега Мертваго Моря, соленыя струи котораго лизали ноги моего коня. Подыми голову и посмотри хорошенько направо. Шатеръ Франка раскинулся надъ водой; за?зжій Франкъ пришелъ посмотр?ть на т?ни Бахръ-эль-Лута.
        Я взглянулъ по тому направленію куда указывалъ Османъ, и взглядъ мой упалъ на б?лое пятнышко показавшееся на темно-желтомъ фон? предгорій, близко подошедшихъ къ берегу моря. Несомн?нно было что какой-то европейскій путешественникъ расположился шатромъ неподалеку отъ насъ, не боясь зловредныхъ испареній изъ озера Лота.
        Солнце жгло невыносимо наши головы, жгучій в?терокъ вырывался изъ горъ, изсушая наши губы; во всемъ т?л? чувствовалась истома, а внутри все сильн?е разливался жаръ. Не прошло и получаса нашей скачки по берегу моря, какъ мы достигли приманившаго насъ шатра. Два Араба-проводника суетились предъ нимъ, стряпая какое-то кушанье на небольшомъ костерк?; четверо коней лежали неподалеку въ какой-то тягостной истом?, а самъ хозяинъ вышелъ впередъ чтобы прив?тствовать насъ.
        Сухой, черномазый, юркій небольшой челов?къ, од?тый во всемъ б?ломъ, съ пробковымъ шлемомъ на голов? и двумя револьверами за поясомъ, шелъ на встр?чу къ намъ, махая своимъ пестрымъ платкомъ. По м?р? его приближенія жесты становились дотого энергичными что можно было думать будто незнакомецъ хот?лъ выразить ими что-то важное, не похожее на простой прив?тъ. На вс? эти знаки я отв?чалъ также издали, приподнимая козырекъ своей фуражки и понукая своего взмыленнаго коня. Едва я усп?лъ поровняться съ шедшимъ на встр?чу незнакомцемъ, живая, быстрая какъ потокъ, французская р?чь оглушила меня звономъ трескучихъ фразъ, на которыя невозможно было отв?чать.
        Не прошло и пяти минутъ, мы уже были такъ знакомы какъ будто видались много разъ. Ничто такъ не сближаетъ людей какъ встр?ча вдали отъ общества, на привольи широкой пустыни. Пижо былъ одинъ изъ т?хъ европейскихъ туристовъ которые изъ любви къ искусству, не задаваясь никакою особою ц?лью, колесятъ міръ во вс?хъ направленіяхъ, проникая часто въ самые потаенные уголки его, рискуя подчасъ самою жизнью. Не давая часто себ? самому отчета, не вникая даже въ смыслъ самаго влеченія, такой челов?къ в?чно находится въ пути, находя въ этомъ какое-то особое счастье, понятное лишь тому кто испыталъ на самомъ себ? н?что подобное. Какое-то роковое: иди! гонитъ его постоянно съ м?ста на м?сто, съ энергіей превосходящею самыя физическія силы, подобно тому какъ оно гонитъ и паломника. Не ради идеи, а ради своей неугомонной страстишки, ради своего неудержнаго стремленія, такой туристъ переходитъ пустыни, восходитъ на горы, кружится по океанамъ, пропадаетъ въ л?сахъ, подвергаясь масс? лишеній, теряя иногда самую жизнь. Не изъ корысти, не изъ желанія отличиться, этотъ паломникъ своей страсти обходитъ міръ, не оставляя
въ л?тописяхъ землев?д?нія даже заглавныхъ буквъ своей негромкой фамиліи. Несмотря на это, подобный туристъ отдается своей страсти всец?ло; онъ живетъ путешествіемъ, вся жизнь его - арена безчисленныхъ хожденій, вся ц?ль его - бродить, все его счастье не засид?ться на м?ст?. Обтекая міръ, нашъ туристъ не становится однако космополитомъ; н?тъ, для него родина дороже всего, и къ ней одной стремится постоянно его сердце съ далекаго с?вера и знойнаго юга; только на родин? чувствуетъ себя дома в?чно странствующій туристъ; сюда онъ возвращается куда бы ни зашелъ, и отсюда уходитъ вновь когда вновь заслышитъ въ себ? новое в?щее иди!
        Пижо путешествовалъ впрочемъ не совс?мъ безъ ц?ли; его quasi-научною ц?лью было собирать портреты хорошенькихъ женщинъ вс?хъ странъ и народовъ и записывать п?сни сложенныя во имя любви. Коллекторъ прекраснаго не жал?лъ ни средствъ, ни трудовъ для достиженія нам?ченной ц?ли; въ его альбом? накопилось уже до полуторы тысячи хорошенькихъ головокъ снятыхъ имъ самимъ въ разныхъ уголкахъ земнаго шара. Онъ путешествуетъ уже шестнадцать л?тъ и побывалъ везд? кром? полюсовъ инеоткрытыхъ странъ; на т?л? его есть сл?ды кафрскаго копья, индійской стр?лы, дубины Австралійца, туркменскихъ нагаекъ и двухъ пуль, изъ Бирмы и Іемена. Несмотря на это, веселый Французъ не тужитъ и думаетъ еще получить пулю отъ Бедуиновъ Заіорданья, куда онъ направляется на сл?дующій годъ. Просматривая оригинальную коллекцію г. Пижо, я зам?тилъ въ ней даже особаго рода классификацію, которую придумалъ хитроумный коллекторъ. Женскіе портреты въ его альбом? располагаются, вопервыхъ, по ширин? лица, вовторыхъ, по строенію носа, втретьихъ, по выразительности глазъ. Благодаря такимъ отличительнымъ признакамъ, красавица Шведка пом?стилась
рядомъ съ Туркменкой, смуглая Испанка съ женщиной изъ Бирмы, хорошенькая русская головка вм?ст? съ узкоглазою Китаенкой и красавица Арабка съ первою зв?здой перувіанскаго полусв?та.
        Два путника сошлись вм?ст? на берегахъ Мертваго Моря; мой черноб?лый нав?съ сталъ рядомъ съ тонкою палаткой Француза; наши кони, подъ присмотромъ одного изъ проводниковъ г. Пижо, были отведены въ т?нь чахлыхъ кустиковъ за версту отъ нашей стоянки, а мы оба р?шились провести день и ночь на берегу Бахръ-эль-Лута чтобы на утро разойтись. Запасливый Французъ былъ въ изобиліи снабженъ провизіей, которую возилъ за собою на двухъ коняхъ, и потому устроилъ Лукулловскій об?дъ въ честь гостя на берегу Мертваго Моря. Я не буду описывать ц?лаго ряда консервовъ, закусокъ и вина, которые появлялись словно по мановенію волшебнаго жезла, зажареныхъ инд?екъ и голубей, подававшихся на блюдахъ прикрытыхъ б?лыми салфетками; для меня слишкомъ р?зокъ и непривыченъ былъ контрастъ между тою обстановкой при которой ?здилъ Пижо и т?мъ абсолютнымъ отсутствіемъ комфорта съ какимъ приходилось путешествовать мн?. Что-то подсказывало мн? что между мною и г. Пижо лежитъ пропасть, которой я по крайней м?р? не перейду. Путешественникъ и ц?лый ворохъ салфетокъ, челов?къ носящій на т?л? раны полученныя во время своихъ похожденій и
эта утонченная для пустыни роскошь, - все это мало вяжется между собою. Даже мой Османъ зам?тилъ огромную разницу между мною и г. Пижо, находя невозможнымъ служить господину который возитъ куръ и вино за собою въ пустыню.
        За сытнымъ об?домъ ивеселою болтовней мало-по-малу сгладилось первое впечатл?ніе произведенное на меня г. Пижо, и мы, разказывая другъ другу о своихъ похожденіяхъ, подъ покровомъ двойной парусинной палатки, провели самое тяжелое время въ
Іорданской долин?, когда прямые лучи солнца падаютъ почти отв?сно на голову и причиняютъ нер?дко удары даже привычнымъ Бедуинамъ пустыни. Опустившись къ горизонту, солнце уже перестало озарять нестерпимымъ блескомъ металлическую поверхность моря; яркія золотыя краски сб?жали съ его стально-с?рой синевы, огромныя массы воды колыхались медленно и л?ниво, словно вздуваемыя напоромъ подземныхъ силъ и огня. Черныя т?ни береговыхъ утесовъ легли по окраинамъ воды, какія-то б?лыя птицы съ шумнымъ крикомъ понеслись черезъ море, перелетая съ горъ
Іудеи на вершины Моавитскихъ скалъ; въ воздух?, насыщенномъ парами какъ будто стало свободн?е, облачко, гр?ха заб?л?ло гд?-то вдали, оживились полусонные Арабы; день очевидно началъ клониться къ вечеру. Вокругъ все было такъ тихо какъ бываетъ только въ пустын?…
        Отягченный об?домъ, мой словоохотливый хозяинъ заснулъ забывъ даже о чашк? душистаго мокка, которую вскипятилъ на спиртовой лампочк? черномазый Селикъ, его оруженосецъ и спутникъ. Тихо вышелъ я изъ палатки и пошелъ къ берегу Мертваго Моря. Мой Османъ собирался вести поить коней на Іорданъ, который былъ верстахъ въ пяти или шести отъ нашей стоянки. Ступивъ н?сколько саженъ, я былъ уже на самой окраин? воды наб?гавшей на золотистый песокъ побережья. Чистая, прозрачная какъ кристаллъ вода моря ласкавшагося у ногъ была такъ обворожительна, такъ манила въ свои св?тлыя струи и такъ дышала св?жестью, которой не было въ атмосфер? еще не усп?вшей похолод?ть, что нельзя было воздержаться отъ того чтобы не броситься въ н?дра Мертваго Моря. Не прошло и двухъ минутъ какъ я уже разд?лся и съ какимъ-то особымъ волненіемъ, охватившимъ меня при одной мысли искупаться въ мор?, бросился въ соленыя струи коихъ прохлада сразу осв?жила меня и потянула еще дальше впередъ. И ч?мъ дальше входилъ я въ прозрачныя манящія воды, т?мъ сильн?е являлось желаніе подвигаться впередъ. Посл? перваго благотворнаго ощущенія прохлады
взяли верхъ ощущенія иного рода; все т?ло какъ-то внезапно почувствовало что оно стало легче и свободн?е, что вода держитъ его какъ. щепку брошенную на ея поверхность. Несмотря на эту легкость и на ту силу съ какою вода выталкивала т?ло погруженное въ нее, плаваніе было далеко не легко; руки и ноги должны были преодол?вать сильныя препятствія чтобы продвинуть т?ло впередъ, хотя оно и плавало какъ пробка. Какое-то непривычное сопротивленіе чувствовалось въ вод?, увеличенное давленіе коей и вызывало ощущеніе выталкиванія. Движенія рукъ какъ будто ощущали самую густоту воды, казавшейся разжиженнымъ сиропомъ, а ударъ, даже легкій по ея поверхности сопровождался болью, какъ и ударъ по деревянной доск?. Бол?е получаса пробылъ я въ вод? Мертваго Моря. Предъ выходомъ изъ воды, я вздумалъ повторить опытъ Веспасіана и легъ, скрестивъ руки, на поверхности моря; это мн? удалось легко, но вода быстро перевернула меня, едва не захлестнувъ мои уши и ротъ. Отойдя подальше въ море, гд? ноги не доставали дна, и переставъ плавать, я попробовалъ стать въ вод?, то-есть проплыть стоя, не употребляя изв?стныхъ пловцамъ
манипуляцій. Н?сколько секундъ я простоялъ въ такомъ положеніи, едва сохраняя равнов?сіе, но потомъ, внезапно покачнувшись подъ напоромъ воды, потерялъ равнов?сіе и перевернулся головой внизъ. Ц?ной сильныхъ мышечныхъ напряженій я освободился изъ этого печальнаго положенія, но не усп?лъ еще прійти въ себя посл? этого внезапнаго толчка какъ страшное жженіе въ глазахъ, во рту, носу и горл? заставило меня стремглавъ броситься къ берегу. Второпяхъ я усп?лъ захлебнуться еще разъ и снова напустить соленой жгучей воды во вс? отверстія, выстланныя слизистою оболочкой. Жженіе, обусловленное огромнымъ процентомъ солей растворенныхъ въ вод?, было до того сильно что я чуть не кричалъ отъ боли. Представьте себ? что въ глаза ваши попалъ растворъ кр?пкаго мыла, что въ ротъ и носъ вамъ насыпанъ мелкій порошокъ горькой соли, что въ горл? першитъ пыль табачной трухи, и что на вс? слизистыя оболочки т?ла капнуто растворомъ горчицы, и вы будете им?ть понятіе о томъ ощущеніи ка. кое испытывалъ я окунувшись въ вод? Мертваго Моря. Закрывъ глаза отъ нестерпимой боли, чихая, кашляя и выплевывая чуть не съ кровью частицы
соленой воды, неистово размахивая руками и ногами, я какъ сумашедшій выскочилъ изъ воды и помчался къ палатк?, прося Арабовъ помочь мн? и дать хотя глотокъ пр?сной воды чтобы промыть глаза. На мой отчаянный призывъ выскочилъ и полусонный Пижо. Увидя меня совершенно голаго, махавшаго руками, мотавшаго головой, чихавшаго, кашлявшаго, онъ обомл?лъ отъ изумленія. Съпомощью добраго Француза, изведшаго на меня весь запасъ своей воды, мои глаза прозр?ли, хотя были красны какъ у кролика-альбиноса. Для рта, носа, ушей и горла не достало воды, хотя острая жгучая боль была смягчена настолько что я могъ присоединиться къ неудержимому хохоту Пижо.
        Понуждаемый жженіемъ вс?хъ слизистыхъ оболочекъ и еще остававшимся колотьемъ въ глазахъ, я неод?тый вскочилъ на одну изъ лошадей, которыхъ Османъ велъ къ Іордану на водопой, и помчался б?шенымъ галопомъ въ направленіи къ зеленой полос? л?са, таящаго быстротечный Іорданъ.
        Все т?ло мое, несмотря на то что было обв?яно струей разс?каемаго воздуха, т?мъ не мен?е не было сухо вполн?. Какая-то липкая, жирная на ощупь, безцв?тная на видъ и кое-гд? ос?вшая въ вид? б?лой соли смазка покрывала его, скопившись особенно густо во вс?хъ складкахъ и впадинахъ т?ла; въ особенности много ея было между пальцами рукъ, гд? отложились кристаллики соли. Волосы головы, бороды и усовъ были покрыты тою же липкою смазкой и до того склеены что отд?льныхъ прядей разл?пить было нельзя. Все т?ло какъ будто слегка чесалось, хотя это ощущеніе могло произойти и отъ ос?давшихъ въ порахъ частицъ минеральныхъ солей. Н?сколько разъ я пробовалъ лизнуть языкомъ свои. руки, но ощущеніе было до того жгуче что дальн?йшихъ опытовъ я не хот?лъ повторять. Все т?ло такимъ образомъ было какъ бы просолено.
        Наконецъ я достигъ чащи, а съ ней и водъ священнаго Іордана. Нечего и говорить съ какою радостью я соскочилъ съ коня и бросился въ его струи, т?мъ бол?е что боли въ глазахъ начинали меня безпокоить какъ возможный предв?стникъ бол?е глубокаго раздраженія внутреннихъ частей органа зр?нія. Я упивался, захлебывался іорданскою водой, мылъ въ ней все т?ло, прополаскивалъ ротъ, брызгалъ себ? въ глаза. Плесканье мое въ прохладныхъ струяхъ Іордана было заразительно до того что не выдержалъ даже Османъ, досел? протестовавшій противъ купанья. Разд?вшись онъ вошелъ въ воду, обмылъ себ? лицо, а потомъ, стоя по кол?но въ Іордан?, началъ поить и обрызгивать нашихъ взмыленныхъ лошадей.
        Безъ особенныхъ приключеній я вернулся къ г. Пижо, который прив?тствовалъ меня новымъ взрывомъ хохота и поднесъ мн? стаканъ добраго іерусалимскаго вина, оказавшагося не безполезнымъ посл? всей этой передряги и бол?е ч?мъ двухчасоваго пребыванія въ костюм? первобытнаго дикаря.
        Было уже довольно поздно когда наконецъ мы успокоились отъ трагикомическаго приключенія, нарушившаго мирную стоянку нашего соединеннаго каравана. Экскурсія къ
Іордану им?ла то благое посл?дствіе что привезенъ былъ новый запасъ св?жей воды, обновленный во вс?хъ посудинахъ. Я заварилъ походный чайникъ и угостилъ русскимъ чаемъ своего собес?дника и его проводниковъ. Національный напитокъ нашъ до того понравился г. Пижо что мы вскипятили другой чайникъ на костр? разложенномъ изъ сучьевъ тарфы, привезенныхъ съ береговъ Іордана.
        Темная безлунная ночь не оживляетъ воображенія какъ озаренная трепетнымъ сіяніемъ м?сяца; та манитъ къ покою и тишин?, эта возбуждаетъ воображеніе, будитъ грезы и волнуетъ умъ. «Въ темныя ночи ходитъ гр?хъ надъ землей; убійство, насиліе и грабежъ, все укрываетъ безлунная ночь. Ночи ясныя - т? же дни; он? созданы для п?сенъ и любви, он? приходятъ для поэтовъ и для влюбленныхъ сердецъ», такъ говоритъ одинъ изъ рапсодовъ Востока, посвящая ночи свои вдохновенныя п?сни.
        Г. Пижо вдругъ приподнялся имолча удалился въ свою палатку; я думалъ что онъ пошелъ спать, но каково было мое удивленіе когда черезъ три минуты онъ вернулся и легъ снова на коверъ, принеся съ собою небольшой, но изящный кларнетъ.
        - Я попробую вторить стонамъ земли, говору моря и крикамъ шакаловъ, заговорилъ онъ, приспособляя свой инструментъ. Я попробую оживить звуками Мертвое Море, которое, в?роятно, еще не слыхало иныхъ п?сенъ кром? говора своихъ волнъ, свиста бури и завыванія гіенъ. Я попробую послать по в?тру свою п?сню и посмотрю, не вернется ли она съ неба, какъ говоритъ образно поэтъ.
        - Есть арабское преданіе что море любитъ п?сни и играетъ когда слышитъ звуки мелодіи, отв?чалъ я. Попробуйте разбудить море, оживить пустыню и заставить говорить скалы. Бедуины Краснаго Моря говорили мн? что ихъ флейты волнуютъ воду и заставляютъ звучать скалы, ичто п?сней красавицы Зюлемы заслушивались и камни, и море, и в?теръ, и небо….
        Зап?лъ кларнетъ, чудные звуки понеслись въ безмолвіи ночи, полет?ли по долин? эл-Гора, покатились по гладкой поверхности моря и поднялись, казалось, къ самому небу вм?ст? съ легкимъ бризомъ нав?вавшимъ съ озера Лота. Наши Арабы приподнялись со своего ложа и, погляд?въ сонными глазами, опустились снова, закутавшись въ свои шерстяные бурнусы.
        - Ла джаибъ Валлахи (это удивительно, клянусь Богомъ)! пробурчалъ себ? подъ носъ старый Османъ, котораго выходка Француза удивила еще бол?е ч?мъ проводниковъ Пижо, привыкшихъ къ штукамъ своего господина. Поистин? глупъ этотъ Франкъ! продолжалъ ворчать мой кавасъ, который не могъ переварить музыки нарушавшей его сладкій покой.
        Я оставался недвижимъ, боясь самымъ движеніемъ своимъ нарушить прелесть очарованія, изъ котораго не хот?лъ выходить. Я уже забывалъ что предо мной пустыня, что у ногъ моихъ плещется Мертвое Море, что дикіе Бедуины быть-можетъ крадутся къ нашему становищу. А чудные звуки все лились и лились, словно изъ невидимой вышины; они лет?ли съ дыханіемъ воздуха, б?жали по земл?, лепетали во всплескахъ моря и уносились съ в?тромъ.
        Чарующіе звуки вдругъ оборвались, страшное безмолвіе вдругъ воцарилось тамъ гд?, казалось, п?ло все вокругъ и вм?сто дивной мелодіи какъ-то сильн?е вдругъ послышались и говоръ моря, и шелестъ в?тра потянувшаго отъ моря.
        - Я вызвалъ, кажется, в?теръ, проговорилъ посл? н?котораго молчанія Пижо; мой кларнетъ разбудилъ видно Эола, мирно дремавшаго въ дикихъ ущельяхъ Бахръ-эль-Лута; посмотрите какъ тянетъ в?теръ, какъ начинаетъ рябиться море, какъ разрастается тучка надъ нами… Арабы, видно, правы говоря что музыка можетъ вызывать какъ и усмирять бури и в?тры.
        В?терокъ въ самомъ д?л? усиливался постепенно; легкій, едва зам?тный съ вечера, онъ становился довольно св?жимъ и усиливался какъ-то порывами. Мертвое Море начинало уже волноваться вовсей своей масс?. Св?жій в?теръ разбудилъ море, оживилъ воздухъ, но не тронулъ земли. Она спала попрежнему, не в?дая пробужденія охватившаго море. Все сильн?е и сильн?е расходился в?теръ по Іорданской долин? и пробуждая къ жизни мертвыя воды Бахръ-эль-Лута. Вотъ ударили съ шумомъ полукаменныя волны о берегъ, загуд?ла, застонала земля, отражая нападеніе моря, но не пробудилась дальше береговъ. Глухо разносились удары волнъ по солончаковой почв?, еще глуше раздавались они въ воздух? пропитанномъ соляными испареніями моря. Ц?лая туча брызгъ и соленаго тумана понеслась внизъ по долин? эль-Гора, окатила насъ и улет?ла съ порывомъ южнаго в?тра.
        А в?теръ все кр?пчалъ; не довольствуясь т?мъ что разбудилъ море, онъ заставилъ говорить и окрестныя скалы. Принесясь изъ пустыни съ береговъ Чермнаго Моря, пролет?въ надъ горами Петры и Синая, набравшись силы въ узкомъ залив? Акабы, этотъ в?теръ со страшною силой, какъ бы порывами, все сильн?е и глубже прор?залъ застоявшуюся массу атмосферы переполненной испареніями моря. Отразившись отъ скалъ Бахръ-эль-Лута, пролет?въ чрезъ т?сныя ущелья Іудейскихъ горъ, в?теръ несъ уже тысячи звуковъ, стоны скалъ и говоръ пробудившихся горъ съ ревомъ бури и эхомъ грома раскатившагося въ горахъ.
        Словно б?шеный зв?рь заключенный въ оковы, изъ которыхъ онъ не могъ вырваться, билось, рев?ло, волновалось и стонало море. Какимъ-то огромнымъ мрачнымъ чудовищемъ не им?ющимъ формы, лишеннымъ органовъ, но говорящимъ тысячью языковъ, казалось оно, когда подъ напоромъ полуденнаго в?тра, словно въ безсильномъ отчаяніи, бросалось на берегъ охватывая, сжимая, облизывая его.
        Надо вид?ть и испытать всю страшную силу волнъ Мертваго Моря чтобы судить о томъ д?йствіи какое он? могутъ производить даже на дикій камень, не говоря уже о нептуническихъ образованіяхъ. Если давленіе воды океановъ, содержащей не бол?е 4 % минеральныхъ солей, можетъ достигать страшной силы до 173пудовъ на одинъ квадратный футъ, а на т?ло челов?ка, им?ющее въ среднемъ до 15.378 кв. сант., силы превышающей 2,800 пуд., то при содержаніи почти 25 %соли въ вод? Мертваго Моря давленіе ея даже при незначительномъ волненіи можетъ развивать такую силу при которой не устоять даже кр?пкому камню. Немудрено поэтому что берега Бахръ-эль-Лута страшно изъ?дены и подточены волнами и что часть ихъ уже обрушилась въ море, заполнивъ обломками его побережья. Понятно также что ни одинъ, даже жел?зный корабль, не выдержалъ бы долго ударовъ полукаменныхъ волнъ и что при этихъ условіяхъ невозможно судоходство по водамъ Мертваго Моря. Еще при начал? бури, когда на поверхности его ходили еще неволны, а небольшая рябь, уже начавшая наб?гать и плескаться о берега, я попробовалъ испытать на себ? силу соленой воды выведенной
изъ состоянія равнов?сія. Полуразд?вшись я вошелъ въ море, отошелъ отъ берега сажени полторы или дв?, не чувствуя ничего кром? особенной св?жести воды, какъ вдругъ сильный толчокъ въ мои ноги еле не опрокинулъ меня; я думалъ вначал? что я споткнулся или какой-нибудь камень заставилъ меня покачнуться, какъ второй толчокъ (произведенный очевидно ничтожною по высот?, но значительною по длин? волной) показалъ виновннка нарушенія моего равнов?сія. Силу удара наб?жавшей воды можно сравнить въ самомъ д?л? съ толчкомъ произведеннымъ невидимою рукой. Въ продолженіе своей скитальческой жизни я купался во многихъ моряхъ, озерахъ и быстрыхъ р?кахъ; я хорошо знакомъ съ т?мъ ощущеніемъ какое порождаетъ прибой океанской волны. Мн? нравится это широкое, сильное и вм?ст? съ т?мъ ровное гладкое давленіе; съ нимъ еще можно бороться, можно осиливать его, прор?зать. Не осиливъ прибоя, съ нимъ можно опрокинуться, упасть и понестись на волн? подхватившей пловца. Можно ринуться со скалы въ самый разгаръ бури, въ самый водоворотъ бушующихъ волнъ, можно сразиться съ ними, и на ихъ же гребняхъ вынырнуть на поверхность, съ ихъ
же помощью выбраться на берегъ неразбитымъ отъ удара волны. Дикари Полинезіи прод?лываютъ ежедневно этотъ опытъ на глазахъ Европейца, Арабы на берегахъ Іемена любятъ тоже бросаться во время бури въ самыя кипящія волны, наслаждаясь этою борьбой со стихіей. Съ водой Мертваго Моря этого прод?лать нельзя. Ринуться въ нее даже съ небольшой высоты - значитъ разбиться о ея неупругую поверхность; попытаться бороться съ ея волнами даже въ самомъ начал? бури - такъ же невозможно какъ и прати противъ рожна. Небольшой по величин?, часто еще не несущій п?ны на гребн?, валъ Мертваго Моря собьетъ съ ногъ самаго сильнаго челов?ка; ударъ его не будетъ такъ ровенъ и гладокъ какъ ударъ океанской волны: н?тъ, онъ коротокъ, силенъ, ударяетъ какъ бы въ одну точку, заставляя быстро терять равнов?сіе. Онъ похожъ д?йствительно на ударъ который можно сравнить съ быстрымъ, короткимъ толчкомъ, не дающимъ возможности сопротивляться. Когда я, немного разгоряченный сопротивленіемъ моря, задумалъ произвести новое купанье, зажмуривъ глаза и заткнувъ уши и носъ, все это я испыталъ на самомъ себ?. Не отошелъ еще я пяти-шести саженъ отъ
берега, какъ небольшія, короткія волны сбили меня съ ногъ, опрокинули, раздавили; я попытался встать и бороться снова, он? опрокинули меня вновь; съ закрытыми глазами я ринулся грудью на встр?чу волны, над?ясь прор?зать ее руками сложенными для нырянія… но, одно мгновеніе… и я былъ уже безсиленъ, уничтоженъ, поб?жденъ…. Меня хлестнуло что-то похожее на куль упругой муки, опрокинуло сразу и понесло назадъ съ такою силой что будь на берегу камень, я былъ бы разбитъ до смерти. Чрезъ н?сколько мгновеній посл? того какъ я вступилъ въ борьбу съ волной, я уже былъ выброшенъ на берегъ, выброшенъ буквально какъ щепка или сучокъ. Я очутился на солончаковой окраин?, лежа на спин?, съ разбитою грудью, какъ бы съ изломанными конечностями, не им?я возможности шевельнуться, хотя наб?гавшіе авангарды волнъ продолжали еще хлестать о мои набол?вшіе бока.
        Когда я очнулся, Пижо стоялъ надо мною, приподнимая меня за руки вм?ст? съ Османомъ, который былъ сильно перепуганъ происшествіемъ случившимся съ его неблагоразумнымъ господиномъ. Увидя своихъ, я приподнялся и пошелъ къ палатк?, еле двигаясь, словно разбитый параличемъ или едва оправившійся посл? тяжкой бол?зни. Глотка два-три кр?пкаго вина и теплое од?яло въ которое завернулъ меня Пижо скоро вернули мои силы, но я чувствовалъ такую сильную боль въ груди иоконечностяхъ что первые полчаса не хот?лось шевельнуться. Еще два-три дня посл? этого купанья я чувствовалъ тупую, по временамъ ноющую боль въ груди, зам?тную особенно при глубокомъ вздох?. Верхнія конечности ныли первое время словно отъ непосильной работы, тогда какъ нижнія оправились скоро. Таковы были посл?дствія моего втораго купанья и попытки бороться съ волнами Мертваго Моря.



        VIII

        Ночь все еще была темна, потому что б?жавшія по небу тучи не давали возможности выглянуть м?сяцу, уже давно пытавшемуся посмотр?ть на волнующееся море. Разорванные в?тромъ туманы сб?жали съ поверхности Бахръ-эль-Лута, попрятавшись въ ущельяхъ его береговыхъ горъ или разлет?вшись по долин? Іордана. Темная зіяющая масса воды, шевелившаяся какъ чудовище, издающая тысячи звуковъ, темное покрытое тучами небо и темныя скалы вокругъ сливались въ одинъ мрачный хаосъ, гд? царила тьма, рев?ла буря и стонали волны, разбиваясь о берегъ. Словно ясный маякъ въ этой по временамъ безпросв?тной мгл? блест?ла искорка на кончик? сигары Пижо, который, какъ истый любитель природы, сид?лъ на камн? у берега, вперивъ очи свои въ бушующее море, не зам?чая что волны уже лизали до кол?нъ его полуобнаженныя ноги.
        - Хауенъ аалейна я рабби (помилуй насъ Господи)! шепталъ мой Османъ, кутаясь въ свои дырявый плащъ отъ в?тра, пронизывающаго насквозь.
        - Не хорошо д?лаетъ господинъ заглядываясь на море, отнесся мой кавасъ къ ут?шавшему его Французу. Оно не любитъ глаза челов?ческаго когда бушуетъ и реветъ; даже глазки красавицы, смотрящей праздно на море, его сердятъ и волнуютъ. Лишь око Аллаха, полный м?сяцъ (эль-Камаръ) ут?шаетъ и ласкаетъ море. Отойди отъ берега, господинъ! Море бушуетъ сегодня такъ сильно какъ въ ночь когда подымаются т?ни схороненныхъ Аллахомъ городовъ. Духи моря волнуютъ его; имъ становится т?сно въ ихъ подводной глубин?; они мечутся, пляшутъ и играютъ во время бури, носятся вм?ст? съ ея волнами, кружатся съ вихрями и поднимаются кверху вм?ст? съ туманами. Духи моря стонутъ въ волнахъ, разбивающихся о берегъ, они поютъ вм?ст? съ в?трами, ревутъ вм?ст? съ бурей, грохочутъ съ раскатами грома. Бушующее море им?етъ голосъ, ему только не данъ языкъ. Только во время бури море можетъ бес?довать съ небомъ и молиться, потому что наконецъ буря даетъ ему голосъ. На дн? Бахръ-эль-Лута есть д?ти гр?ха, ихъ слезы наполнили море; ихъ вопли и стоны оно таитъ въ глубинахъ т?ни оживляютъ его воды, ихъ голосъ слышится въ т?хъ мольбахъ
которыя возсылаетъ море въ часы бурной молитвы; они же носятся надъ водой въ б?лыхъ туманахъ. Не длинна молитва Бахръ-эль-Лута; немного проситъ оно отъ Аллаха. Оно молитъ о пощад?, оно проситъ у него жизни и над?ется ихъ получить. Будетъ время, говоритъ легенда, и Бахръ-эль-Лутъ искупитъ прощеніе. Утишится гн?въ Предв?чнаго, св?тлый ликъ Пророка обернется снова къ нему, и возстанутъ изъ н?дръ моря т?ни людей мученіями искупившихъ вины. Од?нутся плотью и кожей бл?дныя т?ни, окамен?ютъ вновь призраки городовъ, и выйдутъ изъ моря на берегъ новые люди и ихъ города. Кр?пко станутъ они на прибрежь? моря, населятъ густо окрестныя страны и зацв?тетъ вновь жизнь и счастье на берегахъ Бахръ-эль-Лута. Темныя воды станутъ чистыми, какъ роса, мертвыя воды наполнятся жизнью и оживутъ. По слову Пророка, осядетъ соль изъ воды Бахръ-эль-Лута, преисполнится оно сладостью, произраститъ травы и растенія и оживится рыбами которыя придутъ изъ Іордана.
        Подъ вліяніемъ арабской легенды, мн? хот?лось в?рить словамъ преданія, хот?лось слышать въ рокотаніи волнъ молитву моря, оживленнаго духомъ и получившаго голосъ для того чтобы говорить съ небомъ о т?хъ что схоронились въ его глубин?. Какъ-то невольно тянуло ближе къ берегу, къ самымъ волнамъ наб?гающимъ на его солончаки. Опершись на камень, какъ на твердую скалу, я ус?лся у самаго моря. Что-то огромное, темное какъ и ночь, облежавшая насъ, видн?лось въ туманной дали; оно поднималось, пучилось, кружилось и росло; оно б?жало на меня, падало, расплывалось и поднималось вновь; оно рев?ло, стонало и шум?ло, какъ огромная людская толпа… Въ этой черной чудовищной масс?, въ этихъ силуэтахъ, не им?ющихъ очертаній, мое воображеніе рисовало ц?лыя картины, создавало рои призраковъ, готово было вид?ть все что насказали Арабы.
        Было уже далеко за полночь когда немного прояснилось небо, выглянули блестящія созв?здія и убывающая луна бросила тусклое сіяніе на волнующееся море, наше становище и пустыню. Брызнули блестки фосфорическаго сіянія на волнахъ всп?неннаго моря, скользнули по гребнямъ наб?гавшихъ валовъ и наполнили брилліантами темную поверхность всколыхнувшейся воды. Ч?мъ-то другимъ, еще бол?е фантастичнымъ иживымъ, показалось море облитое сіяніемъ; еще волшебн?е стало оно когда надъ нимъ прояснилось небо, и в?теръ погналъ клочья тумановъ понависшихъ надъ водой. Заблистало море зв?здами, разсв?тилось переливами; черныя волны его просв?тл?ли, б?лые туманы засіяли матовымъ св?томъ, и изъ мрачнаго хаоса словно чудомъ оно отразило небо, его зв?зды и луну.
        - Аллахъ акбаръ(Богъ великъ)! прошепталъ въ полусонь? мой Османъ, радуясь св?ту озарившему непроглядную ночь.
        Успокоилась буря, но не могло успокоиться море. Огромная густая масса воды все еще волновалась. Тяжелые, курчавые валы какъ тараны ударялись о берегъ который стоналъ подъ ихъ напоромъ; короткіе, но сильные буруны, словно молоты ударяли о прибрежные камни; казалось, море торопится окончить свою работу, изглодать берегъ и зат?мъ замереть навсегда.
        Было около двухъ часовъ ночи когда мы собрались на покой; г. Пижо первый подалъ благой прим?ръ, которому не замедлилъ посл?довать и я. Несмотря на довольно значительную прохладу, я не хот?лъ забираться въ палатку, предпочитая провести ночь рядомъ съ моимъ Османомъ, чтобы проснуться съ первыми лучами солнца и ?хать снова на Іорданъ. Новое купанье было необходимо, потому что вторичное погруженіе въ воды Мертваго Моря оставило крайне непріятные сл?ды на всемъ моемъ т?л?, пропитавшемся солью. Не много мн? спалось въ эту ночь; слабыя болевыя ощущенія на поверхности кожи скоро перешли въ такія интенсивныя боли что я не могъ забыться ни на минуту. Сильный жаръ чувствовался во всемъ т?л?, кожа стала шероховата и горяча; на груди и спин? ощущалось выступаніе сыпи; мелкія возвышенія покрыли сгибы рукъ и подкол?нныя ямки. Рука ощупывала кристаллики соли гн?здившейся въ порахъ и никакое обтираніе не могло пособить горю; жидкость эта выступала снова, струилась крупными каплями по бокамъ и внутреннимъ поверхностямъ ногъ, вызывая новыя ощущенія боли. Безъ сомн?нія, это была испарина обильно выступавшая на т?л?
при усиленной д?ятельности кожи и растворившая частицы соли. Въ полубреду, полусн? я валялся на своемъ упругомъ песчаномъ лож?, ожидая утра какъ избавленія, мн? завидно было смотр?ть и на Арабовъ-проводниковъ почивавшихъ вокругъ палатки, и даже на коней сладко дремавшихъ на солончаковой ложбин?. Изъ шатра доносился громкій храпъ г. Пижо, который заснулъ богатырскимъ сномъ, посл? двухъ безсонныхъ ночей проведенныхъ въ горахъ. Бахръ-эль-Лута.
        Къ утру угомонилось и море; волны упали иукротились, замиравшій предъ зарей св?тъ луны скользилъ по рябинамъ засыпавшаго моря, глухой рокотъ его сталъ походить на плесканье, разбитый берегъ могъ отдохнуть. Какъ разъярившійся зв?рь, утомленный безплодною борьбой, успокаивалось море; въ этой огромной колыхающейся масс? воды, слегка озаренной св?томъ потухавшей луны, нельзя было узнать того стихійнаго чудовища которое такъ недавно еще стонало, рев?ло и л?зло на берегъ, какъ бы готовое его поглотить. Покинули косную массу силы двигавшія ее, скрылись духи оживлявшіе море, и оно стало замирать какъ челов?къ въ минуты агоніи.
        Бури не р?дки на Бахръ-эль-Лут?, хотя туристы и мало говорятъ о нихъ. Низкое стояніе уровня Мертваго Моря, его замкнутое въ высокихъ горахъ положеніе, открытость съ с?вера и юга въ долину представляющую естественное его продолженіе, сильное испареніе - все это благопріятствуетъ развитію бурь. Только сильныя бури могутъ быстро возстановлять равнов?сіе застоявшейся атмосферы, нарушенное огромнымъ скопленіемъ соленыхъ паровъ въ воздух? надъ поверхностью Мертваго Моря и
Іорданской долины. Сильныя струи воздуха, нер?дко прилетающія чрезъ уади эль-Араба съ береговъ Краснаго Моря, какъ могучій вздохъ проносящійся надо всею Іорданскою долиной, очищаютъ въ н?сколько часовъ тяжелую, душную атмосферу, унося ея испаренія къ вершинамъ Ермона.
        Соленые в?тры дыханіе смерти, вздохъ злаго духа, какъ ихъ называетъ Арабъ, происходятъ при скопленіи такой огромной массы соленыхъ испареній которая увеличиваетъ почти на половину давленіе атмосфернаго столба. Испытанная нами буря на берегахъ Мертваго Моря могла считаться въ слабой степени соленою бурей быть-можетъ потому что наканун?, какъ говорили въ Іерихон?, надъ Іорданскою долиной разразилась довольно сильныя соленая буря. Несмотря на то въ теченіе н?сколькихъ часовъ нашего наблюденія, порывы в?тра несли все-таки значительную массу соленыхъ испареній, которыя производили во рту ощущеніе соли, а въ носу и горл? - легкое жженіе, необъяснимое нич?мъ инымъ. Не говоря уже о своихъ собственныхъ ощущеніяхъ, им?вшихъ другое происхожденіе, я могу сослаться на г. Пижо, который чувствовалъ, какъ онъ выражался, соль въ дыханіи Мертваго Моря. При значительной степени насыщенія в?тровъ минеральными частицами происходятъ настоящія в?янія смерти. Знаменитый опытъ Піеротти доказалъ это какъ нельзя бол?е наглядно. «Узнавъ отъ Бедуиновъ, по изв?стнымъ имъ прим?тамъ, о приближеніи соляныхъ облаковъ, Піеротти
выставилъ на жертву урагану овцу купленную имъ нарочно для опыта. Привязанное къ дереву, животное простояло ночь подъ солянымъ дождемъ и къ утру было найдено мертвымъ». Соляной в?теръ задушилъ овцу, какъ душитъ онъ и другія живыя существа, им?вшія несчастіе попасть въ сферу его в?янія. Изр?дка соляныя бури, разражающіяся преимущественно въ Іорданской долин?, а также въ уади эль-Араба, достигаютъ и Іерусалима при сильныхъ восточныхъ в?трахъ, засыпая его улицы и террасы соляною пылью. Въ Іорданской пустын? въ это время бываетъ такая ужасающая атмосфера что Арабы б?гутъ подальше въ горы, а растенія нер?дко замираютъ навсегда. Посл?днее, разум?ется, прибавлено Арабами для краснаго словца, т?мъ не мен?е показываетъ какой паническій ужасъ наводятъ даже на обитателей пустыни в?тры соляной пыли и дождя. Составляя въ настоящее время продолженіе теченія Іордана, направляющееся съ с?вера на югъ (исключая побочныя теченія обратнаго направленія), замкнутый бассейнъ длиной въ 70и шириной около 17верстъ, то-есть почти въ 1.200 квадратныхъ верстъ, съ наибольшею глубиной въ 1.134 фута, со дномъ дна на 2.418 футовъ
ниже уровня Средиземнаго моря. Асфальтовое озеро является однимъ изъ солен?йшихъ въ мір? вм?стилищъ воды, поражающимъ какъ своимъ низкимъ уровнемъ такъ и мрачною картиной смерти на его берегахъ. Натуралисты въ настоящее время находятъ что не всегда это было такъ: геологія и палеонтологія указываютъ намъ на другія, бол?е счастливыя времена, когда поверхность Мертваго Моря была совс?мъ иная, когда еще не существовало Іордана, и нын? мертвыя воды въ своихъ н?драхъ еще таили низшія существа. Если могли существовать животныя въ водахъ Мертваго Моря, очевидно что процентное содержаніе солей въ немъ было далеко не такъ значительно какъ въ настоящее время, а количество хлористаго магнія иброма, д?йствующихъ особенно губительно на организмы, было ничтожно. На то же самое указываютъ и раковины, которыя были найдены мною на склонахъ окружающихъ Мертвое Море. Принимая за источникъ пересыщенія Мертваго Моря минеральными солями его усиленное испареніе при небольшой поверхности и невозможности выносить эти соли, доставляемыя однимъ Іорданомъ въ количеств? двухъ кубическихъ футовъ въ секунду, не говоря уже о принос?
ихъ минеральными ключами бьющими на дн? Бахръ-эль-Лута, мы т?мъ самымъ уже р?шаемъ вопросъ о свойствахъ воды описаннаго нами древняго бассейна. Только благодаря ряду в?ковъ существованія въ границахъ настоящаго времени Мертвое Море обязано такимъ огромнымъ процентнымъ содержаніемъ солей что уд?льный в?съ воды его доходитъ до 1,256, что на дн? его уже отлагаются кристаллы соли какъ изъ маточнаго разсола и что море уже не въ состояніи своею пересыщенною водой растворять утесы каменной соли, возвышающіеся на его западномъ берегу.
        Значительное пространство древняго Мертваго Моря, занимавшаго все палестинское пониженіе, свое настоящее ложе, бассейнъ Іордана и ложбины Петры, т?мъ не мен?е вовсе не даетъ права думать чтобъ этотъ издревле замкнутый бассейнъ былъ когда-нибудь въ соединеніи со Средиземнымъ или Краснымъ Моремъ, т.-е. составлялъ часть внутренняго моря Малой Азіи. Вс? данныя, наоборотъ, говорятъ за то что Мертвое Море никогда не было частію Океана, никогда даже не сообщалось съ нимъ. Его раковины и панцыри фораминиферъ вовсе не принадлежатъ къ видамъ обитающимъ въ ближайшихъ моряхъ; самый составъ его солей настолько отличается отъ солей океанской воды что по одному большому проценту хлористаго магнія и брома, а также по отсутствію фосфора, серебра, литія, цезія, рубидія и іода, характернаго для морскихъ солей, можно сказать утвердительно что Асфальтовое озеро было самостоятельно издревле и никогда не составляло «продолженія Аравійскаго залива, отд?лившагося отъ него всл?дствіе поднятія Арабахскаго порога».
        Но довольно о древней исторіи Бахръ-эль-Лута: что бы ни произошло на берегахъ Малой Азіи, какія бы катастрофы въ род? Смирнскаго и Алеппскаго землетрясеній ни разразились въ окрестностяхъ Мертваго Моря, ононе оживетъ никогда. Не заглядывая далеко впередъ, мывсе-таки можемъ съдостаточною в?роятностью предсказать его недалекое будущее. Припомнимъ только что бассейнъ Лотова озера лежитъ въ области широкаго поднятія почвы, зам?ченнаго уже давно; берега Малой Азіи не перестаютъ выходить изъ воды со времени появленія на нихъ челов?ка. «Вся эта часть азіятскаго континента увеличилась уже въ историческую эпоху значительнымъ понсомъ въ ущербъ Средиземному морю»; обмел?ли древнія гавани Тира и Сидона, приподнявшихся изъ воды; славная гавань Яффы, принимавшая корабли фараоновъ и Финикіянъ, загородилась огромными камнями, высунувшимися изъ воды. Вся Саронская долина не что иное какъ подарокъ моря, н?когда омывавшаго подножья Іудейскихъ горъ. Вм?ст? со поверхностью
Іудеи повышается медленно и котловина заключающая въ себ? Мертвое Море. Постепенно, хотя и медленно повышаясь не относительно окрестной страны, но вм?ст? съ горами, окружающими его берега, небольшой замкнутый бассейнъ уже въ силу геологическихъ причинъ долженъ усиливать свое испареніе и еще бол?е сгущать и безъ того пересыщенныя воды. Если мы представимъ себ? что сгущеніе воды Мертваго Моря и отложеніе приносимыхъ туда солей, почти безъ возможности выноса, будетъ идти хотя также какъ и теперь (даже не crescendo, какъ того можно ожидать), то не очень далеко то время когда названіе Мертваго Моря будетъ прилагаться къ масс? минеральныхъ солей.



        IX

        Я не знаю, какъ я дождался утра, которое мн? казалось, медлило прійти чтобы прекратить мои страданія. Забываясь лишь минутами, я безпрестанно открывалъ глаза, словно стараясь уловить восходъ солнца на колеблющейся поверхности Бахръ-эль-Лута. Вотъ уже началъ меркнуть досел? ясный матово-серебристый св?тъ луны, бл?дная, б?лесоватая, она какъ будто сп?шила закатиться за Іудейскія горы, прежде ч?мъ золотые лучи солнца обезцв?тятъ ея бл?дный ликъ. Вотъ зв?здочки уже укоротили свои мерцающіе лучи, пособрали ихъ въ свое маленькое т?льце и посп?шили утонуть гд?-то въ начинавшей бл?дн?ть синев?. На Восток? къ горамъ Заіорданскимъ, въ сторон? полузагадочной Моавіи, гд? еще такъ недавно ходили черныя тучи, небо было такъ ярко и св?тло, какъ будто пали на негоснопы невидимаго сіянія; побл?дн?ла его синева, лиловая т?нь наб?жала на нее и розовый св?тъ зари загор?лся надъ горами. Св?тлый отт?нокъ легъ и на поверхность Мертваго Моря, окрасивъ рябины его стально-синихъ водъ.
        - Эль-хамди-Лиллахи, Салла-эн-Неби (слава Богу, слава Пророку)! проговорилъ, приподнимаясь со своего ложа, проводникъ г. Пижо при вид? показавшейся зари. - Тулуу еш-Шемсъ таибъ (восходъ солнца хорошъ), добавилъ онъ, начиная свою утреннюю молитву. Не долго продолжалось фетха (утренняя молитва) Араба, которую онъ не сопровождалъ омовеніемъ по недостатку воды. - Сабахкумъ билъ шеръ, эфенди(Съ добрымъ утромъ, господинъ)! обратился зат?мъ ко мн? Селикъ, увидавъ что я лежу уже съ открытыми глазами.
        Чуткій Османъ при первыхъ словахъ Селика былъ тоже на ногахъ и пошелъ къ лошадямъ, о которыхъ онъ заботился больше ч?мъ о своемъ господин?. Зная что намъ сегодня предстоитъ часа три-четыре безводнаго пути къ Мар-Саба, онъ готовился снова сводить коней на Іорданъ чтобы выступить тотчасъ при восход? солнца. Мы съ г. Пижо с?ли на нашихъ скакуновъ и понеслись къ зелен?ющимъ берегамъ.
        Розовый св?тъ все еще разливался по восточной половин? неба, занимая его до зенита; ближе къ горизонту онъ переходилъ уже въ пурпуръ, золото и кровь, тогда какъ на запад?, гд? еще, какъ полупрозрачная т?нь, уб?гала луна, все ярче и св?тл?е становилось небо и его лазурь. Легкій розовый отт?нокъ палъ и на море, и на пустыню. Словно яркая окалина поб?жала по металлически-синей поверхности моря; темныя воды его стали какъ-то прозрачн?е; пронизанная св?томъ, масса его вдругъ оживилась, проснулась и пустыня; покрасн?лъ слегка ея золотистый песокъ, загор?лись огонькомъ вершины известковыхъ холмовъ, лиловыя т?ни поб?жали отъ нихъ по земл?, и песчаный жаворонокъ понесся навстр?чу грядущему солнцу. Что-то особенное, ощущаемое только грудью, было разлито въ воздух?, очищенномъ бурею…
        Быстро мчались наши кони по знакомой тропинк? на Іорданъ, и не усп?ло еще разгор?ться чудное утро, какъ я уже бросился въ третій разъ въ прохладныя живыя воды Іордана. Несмотря на щипавшую св?жесть воды, около четверти часа я провелъ въ струяхъ священной р?ки, смывая съ себя гр?шныя воды Бахръ-эль-Лута. Но минеральныя частицы въ?вшіяся въ поры кожи сд?лали свое д?ло, вызвавъ раздраженіемъ ея довольно значительную экзему почти на всемъ т?л?. Красная, бархатистая, сильно зудящая, особенно на живот?, бокахъ и предплечіяхъ сыпь уже не могла быть смыта водой Іордана и осталась на память о двукратномъ погруженіи въ воды Мертваго Моря.
        Это сильно раздражающее свойство воды Асфальтоваго озера, превосходящей въ этомъ отношеніи вс? другія минеральныя воды земнаго шара, можетъ быть съ усп?хомъ утилизовано челов?комъ для врачебныхъ ц?лей. Погруженія въ волны Мертваго Моря черезъ изв?стные промежутки времени съ посл?дующимъ обмываніемъ въ водахъ Іордана можетъ съ пользой служить при ревматическихъ и другихъ худосочныхъ страданіяхъ. Предполагаемое врачами при пользованіи морскими купаніями благотворное д?йствіе воздуха насыщеннаго минеральными испареніями, на берегахъ Мертваго Моря можетъ оказывать еще большій эффектъ если сум?ть имъ воспользоваться, не подвергаясь при л?ченіи вредоноснымъ солянымъ в?трамъ. Сильная сухость воздуха въ Іорданской долин? вліяетъ также очень благопріятно на теченіе ревматическихъ страданій, какъ и чистая атмосфера горъ окружающихъ долину эль-Шеріа. Безспорно сильное, такъ-сказать химическое {Хотя его и нельзя назвать чисто химическимъ, ибо раздраженіе кожи обусловливается вн?дреніемъ въ поры ея минеральныхъ частицъ. д?йствіе на т?ло воды Мертваго Моря усугубляется еще огромнымъ механическимъ эффектомъ,
который я описалъ, какъ могъ. Тяжелая полукаменная волна Асфальтоваго озера, особенно при незначительномъ в?терк?, вм?ст? съ сильнымъ раздражающимъ свойствомъ воды могутъ быть причислены къ разряду такихъ энергическихъ средствъ которыя при разумномъ приложеніи могутъ зам?нить рядъ палліативовъ представляемыхъ нер?дко купаніями даже въ прославленныхъ минеральныхъ водахъ. Разум?ется, мертвенный видъ береговъ Мертваго Моря, полное отсутствіе челов?ческаго жилья вблизи его водъ, не полная безопасность отъ нападенія полудикихъ Бедуиновъ, и не совс?мъ благопріятныя климатическія условія, д?лающія л?томъ берега Мертваго Моря ужасающими, м?шаютъ воспользоваться этими необыкновенными водами, къ которымъ, повидимому, еще въ древности приб?галъ челов?къ съ л?чебною ц?лью. Уменя есть н?которыя указанія одного богатаго англійскаго туриста, нашедшаго исц?леніе въ жгучихъ водахъ Бахръ-эль-Лута посл? тщетнаго пользованія во вс?хъ прославленныхъ курортахъ Европы. Можно над?яться что съ постоянно возрастающимъ значеніемъ русской Антониновской страннопріимицы въ Іерихон? найдутся любители которые не убоятся «водъ
смерти» Асфальтоваго озера и воспользуются ими какъ водой ц?лебною. Отъ Іерихона берегъ Мертваго Моря такъ недалекъ что оттуда на кон? можно совершать ежедневныя прогулки даже съ за?здомъ на Іорданъ. Еще проще можно устроиться, раскинувъ свой шатеръ въ зелен?ющей с?ни Іорданскаго л?са близь устья священной р?ки.
        Омывъ чистою водой свое просоленое т?ло, я покинулъ Іорданъ. Пять минутъ быстрой ?зды - и замолкъ лепетъ его струй. Предъ нами пустыня, за нами Мертвое Море - прощай быстротечный Іорданъ!..
        Пустыня была уже залита золотомъ, пурпуромъ и серебристыми блестками. Все обаяніе красокъ, вся жизнь и сила цв?товъ, могущихъ осл?плять челов?ка, во всей своей крас? выступаютъ лишь въ пустын?; ея утро, полдень, закатъ, сумерки и вечеръ, все это лишь отд?льныя картины блестящей фееріи. На берегахъ Мертваго Моря ея декораціи еще блистательн?е и разнообразн?е; горы Іудеи и Моавіи, зелен?ющая зм?йка Іордана, глубоко ввалившаяся долина эль-Гора и зеркальная поверхность Бахръ-эль-Лута - все это вм?ст? представляетъ такую картину лучше которой едва ли гд? найдется. Залитыя солнечными лучами скалы обрамляютъ чудную панораму золотою рамкой; фономъ картины служатъ чистая лазурь неба и утонувшая въ мор? св?та пустыня; на этомъ фон? воздухъ и солнце строятъ изъ ничего волшебные образы и картины, которые Европеецъ зоветъ маревомъ, а полудикій сынъ пустыни «моремъ дьявола, наважденіемъ проклятаго»…
        Миражи и другіе обманы зр?нія, основанные на преломленіи и отраженіи солнечныхъ лучей и зеркальности воздуха лежащаго надъ поверхностью Мертваго Моря, очень нер?дки въ Іорданской долин?; этому способствуетъ уже самое ея географическое положеніе, позволяющее слою воздуха застаиваться въ ней абсолютно безо всякаго движенія. Отраженіе блестящей поверхности Бахръ-эль-Лута, сравнительная близость предметовъ могущихъ всл?дствіе многочисленныхъ топографическихъ условій отразиться въ зеркал? неподвижной атмосферы, и рядъ неизв?стныхъ причинъ пораждаютъ частые миражи не только надъ поверхностью Мертваго Моря, но и въ долин? эль-Гора и въ уади Араба. Быть-можетъ этому способствуетъ и сильное насыщеніе воздуха минеральными частицами, помогающими отраженію и усиливающими преломленіе. Какъ бы то ни было, но изъ зеркальныхъ частицъ воздуха и солнечныхъ лучей Фата-Моргана строитъ чудныя картины, которыми нельзя не залюбоваться. Она переноситъ ц?лые города и оазисы, длинные караваны и голубыя озера на зеркало своего трепещущаго воздуха и раскрашиваетъ мнимыя изображенія вс?ми цв?тами солнечнаго спектра. Она
беретъ отъ земли лишь рисунокъ, который воспроизводитъ изъ крошечныхъ частицъ воздуха при помощи красокъ и св?та полученныхъ ею отъ солнца. Марево - дитя неба, воздуха и земли, картина нарисованная солнцемъ, почему и не можетъ быть написано красками взятыми съ палитры, какъ не можетъ быть изображено словомъ, безсильнымъ его воспроизвести. Арабъ не только в?ритъ въ реальность этого чуднаго явленія, но и считаетъ его матеріализованнымъ настолько что его будто можно осязать. Для него воды Фата-Морганы настоящія воды, ея пальмы, верблюды и люди - реальныя существа, его зданія - такія же постройки; но эти воды, верблюды, пальмы, люди и зданія - творенія злаго духа пот?шающагося надъ челов?комъ. Обманывая его, дьяволъ моря и пустыни творитъ изъ ничего эти чудныя картины, восхищая изумленный глазъ, наполняя надеждой истомленное сердце и скрывая снова свое твореніе, когда усп?лъ насм?яться вдоволь надъ несчастнымъ путникомъ обреченнымъ въ жертву пустын?.
        Когда мы возвращались съ Іордана, одинъ изъ такихъ чудныхъ миражей стоялъ надъ залитою солнечнымъ блескомъ поверхностью Мертваго Моря, невольно приковывая взоръ своею волшебною красотой. Надъ моремъ, казавшимся огромнымъ котломъ растопленнаго металла, разстилалась св?тло-синяя, какъ бы туманная полоса; въ пустын? она показалась бы зеркаломъ отдаленнаго озера, тогда какъ зд?сь она являлась другимъ, приподнявшимся слегка горизонтомъ. Изъ этой полупрозрачной поверхности выступали какіе-то неясные образы, которые блистали почти вс?ми цв?тами спектра, но не давали ни одного опред?леннаго абриса. Въ этой масс? пестро и прихотливо см?шанныхъ красокъ изумленному глазу представлялись развалины, ст?ны, башни, города; надъ ними, казалось, слегка нагибались высокія пальмы, а предъ ними длинною вереницей двигались не то животныя, не то люди. Неясность очертаній, расплывчивость абрисовъ и цв?товъ давали полный просторъ фантазіи, и она могла на этой неясной канв? выткать чудные образы. Минутъ десять продолжалось это чудное вид?ніе среди б?лаго дня; словно дымка тумана, слегка волнуемаго в?теркомъ, оно трепетало
и росло, расплывалось и сгущалось, пока внезапный порывъ налет?вшаго в?терка не разв?ялъ творенія солнечныхъ лучей. Отъ блестящихъ красокъ не осталось и сл?да, отъ неясныхъ силуетовъ остались лишь прозрачная синева; св?тло-синяя туманная полоса опустилась въ море, расплылась въ воздух?, растаяла отъ жгучихъ лучей палестинскаго солнца. Какъ духъ появилась и исчезла Фата-Моргана, это украшеніе моря и пустыни.
        - Charmant, magnifique! восклицалъ изумленный Пижо.
        - Аи джаибъ, Аллахъ акбаръ (это удивительно, Богъ великъ)! въ свою очередь повторяли Арабы.
        Все ярче и блистательн?е разгорался чудный день; въ огн? и золот? выкатывалось солнце изъ-за отт?ненныхъ еще Моавитскихъ громадъ. По небу проб?жали снопы золотыхъ лучей; все засіяло оно яркою лазурью, которой невидимые лучи придавали такой блескъ что глазъ не могъ смотр?ть прямо на небо. Залились золотомъ и пустыня, и море; на б?лесовато-желтомъ и бл?дно-красномъ фон? ея песковъ и известняковыхъ холмовъ лучи солнца, отражаясь и дробясь, разлились моремъ св?та, въ которомъ потонули вс? очертанія. Даже темныя ущелья горъ оживились подъ лучами выплывшаго солнца; ихъ зіяющія трещины и проходы осв?тились золотомъ, отраженнымъ отъ пологихъ склоновъ залитыхъ сіяніемъ лучезарнаго моря. Еще блистательн?е и ярче засіяло море, на которое пали подъ небольшимъ угломъ снопы солнечныхъ лучей, превративъ море во второе небо. Море смерти превратилось въ море св?та, откуда смотр?ло второе солнце, куда не осм?ливался гляд?ть челов?ческій глазъ даже черезъ темныя стекла своихъ дымчато-с?рыхъ консервовъ.
        Обм?нявшись прив?тами съ г. Пижо, мы скоро должны были сказать другъ другу посл?днее прости. Всего сутки я провелъ съ нимъ, но разставанье было уже тяжело. Напрасно думаютъ что путевыя встр?чи и знакомства прерываются такъ же легко какъ начинаются; кто говоритъ это, тотъ не испыталъ, очевидно, интересныхъ, незаурядныхъ знакомствъ. Въ пути, напротивъ, еще легче ч?мъ въ жизни встр?чаются люди воспоминаніе о которыхъ живетъ въ памяти во всю посл?дующую жизнь. Каждый путешественникъ, какъ бы онъ ни былъ незанимателенъ и простъ, уже представляетъ не дюжинную личность; къ Востоку, разум?ется, это прилагается еще въ большемъ масштаб? ч?мъ къ цивилизованнымъ странамъ Европы. Въ теченіе многол?тнихъ своихъ путешествій я испыталъ это неоднократно на самомъ себ?. Зд?сь не м?сто разказывать о моей встр?ч? со знаменитымъ Тристрамомъ изъ?здившимъ весь Востокъ и пробывшимъ н?сколько м?сяцевъ въ пл?ну у Бедуиновъ, о несчастномъ молодомъ изсл?довател? Губер?, заплатившемъ недавно кровью за свой см?лый ученый наб?гъ въ дебри собственной Аравіи, патер? Бинцентини, съ котораго въ Тибет? начали было сдирать кожу, объ
одномъ русскомъ врач? З-н?, бывшемъ колонистомъ въ Австраліи и Канад?, потерявшемъ жену и д?тей перебитыхъ Индійцами и о н?которыхъ другихъ. Я не забуду никогда посл?днихъ минутъ моего прощанія съ полнымъ жизни и энергіи молодымъ Губеромъ.
        - До свиданія въ Париж?, черезъ годъ и четыре м?сяца, сказалъ я ему, когда разъ?зжались наши верблюды;- вы вернетесь тогда изъ Аравіи и изв?стите меня; я прі?ду изъ Россіи порадоваться вашимъ усп?хамъ.
        - Не до свиданія, а прощайте, отв?чалъ онъ глухимъ подавленнымъ голосомъ. - Едва ли мы увидимся; я не выйду живымъ изъ Аравіи; такъ предсказала мн? сл?пая бабушка, отпуская меня…
        Верблюды наши пошли въ разныя стороны; мой верблюдъ направлялся къ с?веру къ горамъ Петры, за которыми лежитъ Святая Земля, тогда какъ мехарины (дромадеры) Губера потянулись въ дебри Аравійской пустыни. Словно что-то оторвалось отъ моего сердца когда я не видалъ бол?е веселой улыбки «моего» Француза, какъ я привыкъ уже его называть. Я посм?ялся въ глаза Губеру насчетъ предсказаній, хотя внутренно почему-то пов?рилъ имъ. Увы! карты старой бабушки сказали правду; ея внуку въ прошломъ году раздробили голову его же проводники среди полумертвой пустыни. Я узналъ о его смерти за два м?сяца предъ т?мъ какъ собирался нав?стить его.
        Г. Пижо, съ которымъ я также скоро сошелся на берегахъ Іордана, понравился мн? столько же своимъ безстрашіемъ, какъ и оригинальностью и чужимъ пониманіемъ природы. Чудная игра на кларнет? въ ночь передъ бурей на Бахръ-эль-Лут? сгладила первое, не совс?мъ пріятное впечатл?ніе произведенное на меня излишнимъ комфортомъ г. Пижо и заставила даже забыть о страсти собирать альбомъ красавицъ, ради чего сухопарый Французъ много л?тъ уже обтекалъ шаръ земной. Только въ путешествіяхъ челов?къ можетъ развернуть вс? силы своего организма, заставить звучать вс? струны своего сердца, отразить въ себ? самомъ ту жизнь что разлита въ общей матери-природ?.
        Мой новый знакомый принадлежалъ къ типу людей отм?ченныхъ двойною печатью природы и цивилизаціи; въ его небольшомъ. но словно отлитомъ изъ стали т?л? таились высокія силы, которыхъ не могло остановить никакое препятствіе въ мір?; «я хочу» - вотъ девизъ этихъ людей, «я могу» - вотъ ц?ль которую они пресл?дуютъ вс?ми силами своего т?ла и души, всею энергіей, которою можно творить чудеса.
        Мы прощались съ г. Пижо; онъ у?зжалъ нал?во, мой путь лежалъ направо отъ нашей недолгой стоянки. Г. Пижо отправился вдоль по Іорданской долин?, тогда какъ я, объ?хавъ берега Іордана, правилъ свой путь на горы которыя поднялись амфитеатромъ надъ глубокою впадиной Мертваго Моря.
        - Au revoir, es salam aleikum (миръ съ вами)! говорилъ господинъ Пижо, м?шая французскую и арабскую р?чь.
        - Эс саламъ алейкумъ, нехаракъ са'идъ (миръ съ тобою, будь теб? счастливый день)! кричали въ свою очередь проводники г. Пижо.
        - У алейкумъ ес саламъ варахметъ Аллахъ ва баракату (Да будетъ и надъ вами миръ и Божіе благословеніе)! отв?чалъ я на прощальныя прив?тствія Арабовъ.
        Наши кони тронулись и разошлись въ разныя стороны, точь въ точь какъ четыре года тому назадъ я разъ?зжался въ пустыняхъ Аравіи съ другимъ Французомъ, молодымъ Шарлемъ Губеромъ. Т? же см?шанныя прив?тствія, т?же добрыя пожеланія, т? же условія, та же обстановка. Перем?нились только роли; Пижо черезъ Іорданскую долину, Тиверіаду и Назаретъ отправлялся въ свою Францію, тогда какъ я возвращался въ Іерусалимъ для того чтобы на дняхъ направиться во глубину африканскихъ пустынь.
        Приподнялась въ посл?дній разъ пробковая шляпа съ б?лымъ шарфомъ г. Пижо, и дв? кучки всадниковъ помчались въ разныя стороны по солончаковымъ берегамъ Мертваго Моря. Опять мы остались съ Османомъ; опять я и мой проводникъ составили весь караванъ…
        Быстро мчались наши кони, словно сочувствуя всадникамъ посп?шавшимъ уйти изъ пустыни. Все дальше и дальше удалялись мы отъ берега Мертваго Моря; давно уже скрылось б?лое пятнышко каравана Пижо; зеленая зм?йка Іорданскихъ л?совъ казалась какою то темною полосой при основаніи Моавитскихъ горъ, ставшихъ зубчатыми громадами по другую сторону Іордана. Мы начали постепенно свой подъемъ пробираясь чрезъ массы известково-песчаныхъ холмовъ, на которыхъ м?стами ютилась жалкая травка, полувыжженная солнцемъ и оживленная стаями с?рыхъ и желтыхъ ящерицъ. Мало-по-малу подъемъ нашъ д?лался зам?тн?е, амфитеатръ Іудейскихъ горъ становился ближе, принималъ насъ въ свои каменныя объятія, тогда какъ за нами все бол?е и бол?е расширялся кругозоръ. Съ одной изъ возвышенностей открылся наконецъ въ посл?дній разъ видъ на всю панораму Іорданской долины, горы Моавіи и Мертвое Море, казавшееся св?тлымъ глазомъ притаившейся внизу пустыни. Вс? воспоминанія связанныя съ троекратною по?здкой въ долину эль-Горы встали какъ живыя предъ моими умственными очами, во всей красот? и св?жести еще неутраченныхъ красокъ. Много м?стностей
пришлось пос?тить мн? въ долгіе годы моихъ путешествій, но не многія изъ нихъ такъ глубоко вр?зались въмою память какъ эти картины полувыжженной Об?тованной Земли. Дикія красоты полярнаго ландшафта, тайга Русскаго С?вера, фіорды Скандинавіи, горныя дебри Пиренеевъ, Кавказа и Альпъ, широкія чудныя понтійскія степи, кедровыя рощи Ливана, молчаливый Египетъ съ его тысячел?тнею стариной, дубовые л?са Атласа и длинный рядъ картинъ сохраненныхъ памятью изъ далекихъ странъ какъ живыя проходятъ въ моемъ воображеніи, но они не говорятъ моему сердцу, небудятъ въ немъ дорогаго чувства… Лишь изъбезплодной каменной Палестины я принесъ въ своемъ сердц? не слаб?ющія воспоминанія. Я оживаю вновь когда въ моей душ? возстаютъ чудные образы береговъ Іордана, ст?нъ Іерусалима, тихаго моря Галлилеи и грозныхъ силуэтовъ Сорокадневной Горы… Миръ теб?, Палестина! Быть-можетъ ты никогда не возстанешь для новой жизни, но ты будешь жить въ сердцахъ людей пока они останутся людьми. Покойся и отдыхай отъ великихъ трудовъ которые ты подъяла для міра, спи безмятежно подъ тихій всплескъ Галилейской струи, подъ томное журчанье
Іордана, подъ стоны Мертваго Моря! Пусть челов?къ не наполнитъ голосами д?ятельной жизни твоихъ безплодныхъ дебрей и камней, къ теб? всегда устремится взоръ в?ры, къ твоимъ камнямъ всегда придетъ искушенный паломникъ, твою почву в?чно будутъ орошать слезы труждающихся и обремененныхъ… Миръ теб?, святая страна!
        А. ЕЛИС?ЕВЪ.
        С.-Петербургъ

6 марта 1886 года.