Библиотека / Приключения / Ахметшин Наиль : " Тайны Шелкового Пути " - читать онлайн

Сохранить .
Тайны Шелкового пути Наиль Хасанович Ахметшин

        Великие тайны #



        История легендарного и великого Шелкового пути полна загадок и тайн. Здесь возникали и исчезали древние цивилизации, зарождались новые этносы и гибли целые народы, создавались бесценные памятники культуры, совершались удивительные открытия прославленными путешественниками.
        О многовековых тайнах Шелкового пути и его современном облике, о древних загадках Китая и его нынешнем развитии рассказывается в книге кандидата исторических наук Н. Х. Ахметшина, дважды путешествовавшего по великому Шелковому пути.

^В книге использованы фотоиллюстрации Ахметшиной Ренаты Наильевны!^


^Книга издана в авторской редакции^


        Наиль Хасанович Ахметшин


        ТАЙНЫ ШЕЛКОВОГО ПУТИ


        Записки историка и путешественника



        ПРЕДИСЛОВИЕ


        За последние десятилетия миллиардный Китай стремительно преодолел вековую отсталость и в начале третьего тысячелетия вырвался на оперативный простор динамичного и поступательного развития. Его яркие достижения в различных областях на фоне реально ощутимой социальной стабильности и четко выраженной позиции невмешательства во внутренние дела других государств вызывают уважение и чувство уверенности за будущее многополярного мира. Международное сообщество является свидетелем становления великой державы, которая готова решать самые насущные проблемы глобального характера.
        Более четырех тысяч лет непрерывной истории породили безбрежное море национальных традиций, в котором легче захлебнуться, чем найти единственно правильный курс на пути к прогрессу. Политическая элита КНР во главе с Дэн Сяопином сумела увлечь население программой кардинальных преобразований, взяв лучшее в огромном наследии китайцев. В основе данного выбора - мощный интеллектуальный потенциал общества, в свое время позволивший подарить человечеству феноменальные изобретения бумаги и книгопечатания, компаса и пороха, шелка и фарфора, а также его неуемное желание производить и торговать, активно развивая экономические связи со своими соседями и дальними странами.
        В таких условиях оказалась полностью востребованной этика древнего и средневекового Шелкового пути, который некогда соединил Китай с обширными территориями на евразийском пространстве. Современные бизнесмены и менеджеры в элегантных костюмах, пересекающие расстояния в тысячи километров за несколько часов, внешне сильно отличаются от купцов, что проводили долгие месяцы вне дома, передвигаясь в основном на верблюдах, но у них общие энергетика и заряженность на конечный результат, позволявшие и позволяющие преодолевать любые трудности.
        История легендарного Шелкового пути полна загадок и тайн. Здесь возникали и исчезали древние цивилизации, зарождались новые этносы и гибли в результате нашествий захватчиков целые народы, неизвестные мастера создавали бесценные памятники культуры, буддийские проповедники непостижимым образом поддерживали атмосферу высокой духовности и религиозной корректности, прославленные путешественники делали удивительные открытия.
        Автору посчастливилось дважды пройти и проехать от начала Шелкового пути до того места, откуда караванные дороги и тропы паутиной покрывали населенные пункты, вовлеченные в процесс постоянных обменов и контактов, т. е. по маршруту Сиань - Дуньхуан и далее на запад, в районы обширной и бесплодной пустыни. Впервые это произошло в начале 1987 г. Спустя почти 15 лет, в июне 2001 г. путешествие вместе с дочерью получилось более продолжительным и содержательным. Возникла мысль поделиться впечатлениями от обеих поездок, рассказать о легендах и мистификациях Шелкового пути и, конечно, вспомнить его феерическую историю.
        О Китае сейчас пишут довольно много, но, к сожалению, далеко не всегда этим занимаются специалисты. Вот почему при работе над книгой существенное внимание было уделено уточнению имен, дат и географических названий в прошлом и настоящем, чтобы, по возможности, минимизировать количество случайных ошибок и отдельных неточностей. Автор искренне признателен коллегам из информационного агентства Синьхуа за оказанную помощь и консультации при переводе сложных текстов. Особая благодарность его сотрудникам Шань Чжисюю и Хуан Дунмину, их широкий кругозор и подлинная увлеченность историей своей страны позволили привлечь дополнительные материалы и включить в повествование малоизвестные факты.



        Глава I


        У ИСТОКОВ ШЕЛКОВОГО ПУТИ

        Развитие торговых и культурных связей со странами Центральной и Южной Азии, Среднего и Ближнего Востока, Средиземноморья - одна из самых ярких страниц древней и средневековой истории Китая. Зародившиеся во II-I тыс. до н. э., эти отношения приобретают устойчивый характер к концу I тыс. до н. э. Возникновение и процветание на западе и востоке Евразии двух могущественных империй - Римской и Ханьской - привело к появлению крупных рынков сбыта продукции и активизации торговых контактов. В обоих направлениях шли караваны, груженые самыми разнообразными товарами, которые во все времена ценились очень высоко и пользовались большим успехом в далеких странах.
        Серьезным препятствием для китайских правителей в их амбициозных планах по укреплению собственной власти и продвижению на запад оставались сюнну (хунну) - воинственные кочевые племена, державшие в страхе государства Центральной Азии и регулярно совершавшие набеги на Поднебесную (древнее самоназвание Китая, возникшее на основе космологических и геополитических представлений). В конце III - начале II вв. до н. э. сюнну, населявшие в то время центральную часть Монголии и степное Забайкалье, вели успешные войны и даже заставили основателя династии Хань императора Лю Бана выплачивать им дань. Неудивительно, что борьба с кочевниками была приоритетным направлением внешней политики Китая в тот период.
        С приходом к власти императора Уди (140 - 87 гг. до н. э.) инициатива в противостоянии с сюнну постепенно переходит к китайцам. Серия блестящих побед, одержанных талантливыми генералами, позволила оттеснить извечного врага на север и установить стабильные отношения с соседними государствами. Однако этим событиям предшествовала удивительная экспедиция Чжан Цяня (? - 114 г. до н. э.), сыгравшая огромную роль в процессе становления Шелкового пути. В 139 г. до н. э. Уди направляет своего посланника в Западный край с целью привлечь проживавшие там народы к совместной борьбе против сюнну. Особое внимание уделялось возможному союзу с Даюэчжи- государством кочевников (большие юэчжи), занимавших значительные территории в Центральной Азии за владениями сюнну.
        Обладавший несомненным талантом дипломата, мужественный и решительный Чжан Цянь отсутствовал тринадцать лет, из них более десяти провел в плену у сюнну. В первый раз он попал туда вскоре после отбытия посольства из Лунси, - пограничного поста к северу от нынешнего китайского города Ланьчжоу (административный центр провинции Ганьсу). Только в 128 г. до н. э. ему удалось вместе со своим верным помощников Ганьфу бежать и со временем достичь государства Давань, расположенного в Ферганской долине.
        Здесь Чжан Цянь встретил теплый прием, поскольку местный правитель надеялся завязать с Китаем торговые отношения. Посланнику показали знаменитых ферганских скакунов, которые, согласно древней легенде, были потомками драконов. Кони,
«потевшие кровью» и происходившие, якобы, от «небесных лошадей», произвели на него неизгладимое впечатление. Возможно, именно поэтому из Средней Азии Чжан Цянь привез на родину ценную кормовую культуру - люцерну. Позднее с помощью даваньцев он добрался сначала до государства Канцзюй (между озерами Балхаш и Иссык-Куль), а затем и до конечной цели своей миссии - Даюэчжи (в бассейне Аму-Дарьи).
        Правитель Даюэчжи незадолго до этого (130 г. до н. э.) покорил государство Дася (Греко-Бактрийское царство). Богатая добыча, захваченные плодородные земли и стабильная внутриполитическая ситуация исключали, по его мнению, возможность продолжения войны; вопрос об образовании военно-политического союза с Китаем был неактуален. Чжан Цянь отправился в обратный путь, но вскоре вновь попал в плен к сюнну и только в 126 г. до н. э. прибыл в столицу Китая Чанъань (совр. Сиань), где его заслуги были по достоинству оценены императором.
        Дальнейшая судьба замечательного путешественника напоминала качели. В 121 г. до н. э. его в чине генерала чуть было не казнили за допущенный грубый промах во время похода против кочевников, а в 119-115 гг. до н. э. Чжан Цянь во главе огромного посольства совершил успешную экспедицию в государство Усунь, находившееся в районе реки Или и озера Иссык-Куль.
        Во время своих исключительно трудных и опасных странствий Чжан Цянь собрал богатейшие сведения о странах, расположенных к северо-западу от Китая, и людях, их населявших. Именно на основании его отчета император Уди отдает приказ об образовании на землях, отвоеванных у сюнну, четырех новых округов: Увэй (Лянчжоу), Чжанъе (Ганьчжоу), Цзюцюань (Сучжоу) и Дуньхуан (Шачжоу). Примерно в этот же период к западу от Дуньху-ана для защиты местного населения и охраны караванных путей строятся мощные фортификационные сооружения Юймэньгуань и Янгуань. Указанные округа образовали так называемый коридор Хэси (досл. с китайского «к западу от реки Хуанхэ»), или Ганьсуйский коридор. Именно благодаря «хождениям по мукам» Чжан Цяня Шелковый путь стал реальностью.
        В начале ХХ в. очевидец так описывал эти места: «Человек, равнодушный к сверхъестественным чарам бесконечных волнистых барханов песка и движущихся дюн, вряд ли сочтет привлекательными эти голые, овеянные ветром горные плато. При отсутствии влаги в атмосфере и почти повсеместном недостатке пресной воды ни люди, ни животные, ни растения не могут существовать там сколько-нибудь длительное время, кроме как в узкой полосе оазисов, лежащих в предгорьях и орошаемых потоками, берущими воду у тающих ледников».
        Шелковый путь - это система караванных путей, связывавших на протяжении более тысячи лет культурные центры огромного пространства материка между Китаем и Средиземноморьем. Сам термин был впервые введен в научный оборот в 7 0-е гг. XIX в. немецким географом и геологом Ф. П. В. Рихтгофеном. Позднее он получил более широкое толкование и стал обозначать весь комплекс торговых контактов в описываемый период.
        С открытием Шелкового пути, начало функционирования которого обычно связывают с первым путешествием Чжан Цяня, из Китая в Центральную Азию и далее во всех направлениях стали поступать в значительных количествах шелковые ткани. По свидетельству историка, посланец императора Уди «взял с собой золота, различных ценностей и шелка на громадную сумму». Со II в. н. э. шелк стал главным товаром, который везли китайские купцы в дальние страны. Легкий, компактный и потому особенно удобный при транспортировке последний привлекал внимание покупателей по всему маршруту следования караванов несмотря на очевидную дороговизну. Он высоко котировался в Восточном Туркестане и Средней Азии, Индии и Парфии, Риме и Александрии. Так, египетская царица Клеопатра любила роскошные одеяния из этого материала, в первые века н. э. в Риме существовал специальный рынок по продаже шелка, а король вестготов Аларих при осаде этого города в 408 г. потребовал от местных жителей в качестве выкупа 4 тысячи шелковых туник.
        Огромные усилия были потрачены на то, чтобы выведать тайну производства шелка. Хорошо известно предание о том, как оно возникло в Хотане (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район). Местный правитель никак не мог заполучить исходные данные и способ изготовления вожделенного материала. Тогда по совету своего министра по имени Юйчи Му он решил схитрить и посватался к китайской принцессе. Когда предложение было принято, посланец хотанского правителя шепнул принцессе, что на родине ее будущего супруга много превосходного нефрита, но нет изысканного шелка и, если она хочет носить такую же красивую одежду, как и до свадьбы, ей следует привезти с собой яйца шелковичных червей и семена тутового дерева. Трудно предположить, что девушку одолевали мучительные сомнения: выдавать или не выдавать государственный секрет. Все, что требовалось, она привезла в Хотан, спрятав яйца в замысловатой прическе, которую пограничная стража не имела права досмотреть, а необходимые семена - в багаже со всевозможными травами и снадобьями.
        Самое интересное заключается в том, что предприимчивая невеста мыслила значительно масштабнее своего жениха и прихватила с собой под видом домашней прислуги специалистов по разведению шелкопряда, выращиванию тутовых деревьев и шелкоткачеству. Сырье и технология производства шелка, контрабандой завезенные в Хотан, оказались вскоре в других государствах к западу от Китая, получили распространение в Индии и т. д.
        Согласно другой легенде, в 550 г. византийский император Юстиниан уговорил двух монахов привезти ему из Китая драгоценные яйца шелкопряда. Монахи спрятали их в пустотелой бамбуковой палке. Им угрожала смертная казнь, если бы китайцы узнали об этом. Так ли все случилось на самом деле - сказать трудно, однако веками тщательно охраняемая тайна в конце концов была раскрыта.
        Наряду с шелком в дальние страны везли бронзовые зеркала, керамику и фарфор, изделия из металла. Найденные учеными документы и частные письма, датируемые II-V вв., свидетельствуют о том, что бумага, появившаяся в Китае примерно во II-I вв. до н. э., уже через 300-400 лет широко применялась в государствах Центральной Азии. Технология ее производства стала известна здесь несколько позднее, в период династии Тан.
        Традиция приписывает изобретение бумаги некоему Цай Луню (66 -125 гг. н. э.). В
105 г. он подал правителю прошение, в котором предлагал изготавливать ее из коры деревьев, пеньки, тряпок и рыболовных сетей. Однако археологические раскопки показали, что бумага в действительности была известна в стране значительно раньше. Цай Лунь, по всей вероятности, лишь усовершенствовал ее производство и представил императорскому двору результаты своих изысканий в данном направлении. Состав самой первой в мире бумаги в настоящее время полностью не выяснен, но есть предположение, что в качестве сырья использовались в том числе и очески, образовавшиеся в процессе выделки шелковой ваты. Возможно, именно поэтому в иероглифе «чжи» («бумага») левая его часть означает «нить шелка».
        Позднее для изготовления высококачественной продукции стали использовать молодые побеги бамбука. Такую бумагу производили главным образом в южных районах, где много бамбуковых рощ. Там же вскоре в качестве сырья начали применять тростник. В середине VI в. в Китае уже делали цветную бумагу. В этой связи следует, пожалуй, напомнить, что в Европе самостоятельное производство столь привычного ныне материала возникло только в XII в.: в Испании - в 1150 г., во Франции - в 1189 г., в Италии - в 1276 г., в Германии - 1391 г., в Англии - 1491 г.
        Народы, населявшие земли к северу и западу от Поднебесной, китайцы на протяжении веков называли «ху», вкладывая в это понятие четко выраженное чувство собственного над ними превосходства. Такого рода констатация на ментальном уровне отнюдь не способствовала созданию атмосферы искреннего взаимопонимания и установлению добрососедских отношений. Однако в различные исторические периоды, как это было, например, при Танах (VII-X вв.), в Китае возникала мода на хуские одежду, изделия декоративно-прикладного искусства, музыку, танцы и т. д., пользовались популярностью экзотические учения и теории - все это стимулировало и укрепляло материальные и духовные контакты между различными культурами.
        Большой спрос в Срединном государстве (оригинальное самоназвание Китая) существовал на нефрит из Хотана и бодахшанский лазурит, североиндийские ковры и гобеленовые ткани из Парфии, средиземноморские стеклянные изделия и лошадей из Центральной Азии. Последних воспел танский поэт Ду Фу в стихотворении «Ферганский скакун господина Фана»:


        Вот прославленный конь
        из ферганской страны!
        Как костяк его прочен и
        накрепко сбит!
        Словно стебли бамбука
        два уха стоят,
        Ураган поднимают
        две пары копыт!
        Ты любое пространство
        на нем покоришь,
        Можешь с ним не бояться
        несчастий и бед.
        Если есть у тебя
        быстроногий скакун,
        Для тебя с этих пор
        расстояния нет!

    (пер. Л. Бежина)
        У китайских аристократов и высокопоставленных чиновников считалось хорошим тоном приобретать «небесных лошадей». Впервые в Поднебесной увидели их еще во II в. до н. э., когда ферганские скакуны были преподнесены в подарок императору Уди.
        Не только товары перемещались по Шелковому пути. Происходил интенсивный обмен культурными и интеллектуальными ценностями. Дороги торговли и войны превращались в каналы регулярных контактов самобытных цивилизаций, распространения языковых и религиозных влияний. По этому пути в Китай пришел буддизм.
        В середине I в. н. э. первые монахи из Индии прибыли в Лоян, в то время столицу государства. Там же возникли и первые буддийские общины. Яркую страницу в историю проникновения и развития буддизма в Китае вписал монах Сюаньцзан, совершивший уникальное для своего времени (VII в.) путешествие в Индию за буддийской литературой. Он пристально изучал жизнь стран, городов и поселений Центральной и Южной Азии, оставил после себя красочные «Записки о западных землях».
        По этому пути в Восточную Азию пролегали маршруты первых миссий из Европы. Именно здесь прошел прославленный венецианец Марко Поло. Вместе с отцом и дядей в
1271-1275 гг. он совершил путешествие в Китай, где долгие годы находился на службе у хана Хубилая. Правда, ситуация в регионе была уже принципиально иной.
        В первой половине Х! в. на северо-западной границе Поднебесной возникло мощное государство кочевников-тангутов Си Ся, занимавшее часть территории нынешних провинций Цинхай, Ганьсу, Шэньси и Нинся-Хуэйского автономного района. Позднее тангутов разбили монголы, которыми вплоть до своей смерти непосредственно командовал знаменитый Чингисхан.
        Активная торговля по суше в западном направлении оказалась для Китая закрытой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в соответствующих разделах «Книги» Марко Поло мы не находим упоминаний о «безостановочно движущихся караванах», многочисленных иноземных купцах, богатых и разноязычных восточных базарах в этих местах. В его времена процветание здешних оазисов было уже в прошлом. Тем не менее свидетельства венецианца - один из первых источников знаний средневековой Европы о Китае и других азиатских странах. Шелковый путь уже не представлял большого интереса для торговцев, но продолжал играть связующую роль между Востоком и Западом. Однако обо всем по порядку и в свое время.
        Современный город Сиань (административный центр провинции Шэньси) в древности назывался Чанъань. Именно здесь наряду с Лояном брал начало легендарный маршрут в западном направлении. Любой путешественник или турист, желающий пройти по его извилистым дорогам и тропам со стороны Китая, неизбежно оказывается здесь.
        Скоростные железнодорожные поезда из Пекина прибывают в Сиань рано утром. Торопиться с поселением в гостинице не следует, так как расчетный час в них обычно в полдень. Поэтому, сдав рюкзаки в камеру хранения, можно сразу начать осмотр просыпающегося города. Одновременно надо учитывать, что многочисленные музеи, монастыри, храмы и пагоды, вероятнее всего, еще закрыты, доступны лишь отдельные памятники. В 15 минутах езды на троллейбусе № 103 к западу от привокзальной площади располагается недавно воздвигнутая скульптурная композиция, символизирующая истоки Шелкового пути. Особого впечатления она не производит, но зато создает необходимый настрой.
        На протяжении столетий Чанъань была столицей древнего и средневекового Китая, вместе с Римом и Константинополем она вполне может быть поставлена в ряд величайших мегаполисов прошлого. При династии Западная Хань, в 200 г. до н. э. город впервые стал административным центром государства и сохранял свой статус до начала I в. н. э. Отсюда в рискованные странствия уходил Чжан Цянь, доблестные генералы вели свои армии на войну с кочевниками-сюнну, а предприимчивые купцы отправляли первые караваны с товаром в неведомые страны. Современников поражали величественные императорские дворцы: Вэйянгун с его 43 павильонами, Чанлэгун, в котором, якобы, жена первого ханьского императора Лю Бана убила верного соратника своего супруга, и грандиозный Цзяньчжангун, отстроенный при Уди. К сожалению, все эти архитектурные шедевры, выполненные из дерева, не сохранились до наших дней.
        В период династии Суй (581-618 гг.) Чанъань вновь становится столицей и начинается реконструкция города, завершившаяся в середине VII в. Как известно, при Танах в VII-VIII вв. средневековый Китай достиг пика своего могущества. Активная торгово-дипломатическая деятельность и победоносные войны, открытость внешнему миру и творческое осмысление лучших достижений человеческого ума, всплеск научных изысканий и расцвет литературы и искусства придавали духовной жизни танского социума ярко выраженный празднично-жизнерадостный колорит и стали основными составляющими «золотого века» китайской культуры.
        Четко действовавшая в стране система государственных экзаменов для занятия чиновничьих должностей, с одной стороны, способствовала формированию в рамках бюрократического аппарата лично преданного правящей династии ученого сословия, а с другой, - аккумулировала в столице интеллектуальную элиту общества. Не случайно до сих пор обитатели многочисленных чайна-таунов по всему миру ностальгически называют их «улицами танских жителей».
        Под стать блеску империи была и Чанъань, в то время самый большой город Азии. Ее план представлял собой впечатляющий своими размерами правильный прямоугольник общей площадью 8410 гектаров. Стены преображенной столицы перенесли к юго-востоку от развалин прежней застройки. Они были теперь свыше 5 метров высотой, длина по периметру составляла около 40 километров. Окруженный горами и излучиной Вэйхэ город был неплохо защищен естественными преградами от нападений извне. 11 прямых и просторных улиц длиной по семь километров тянулись с севера на юг, а 14 девятикилометровых - с запада на восток. Ширина центрального проспекта, который вел к императорской части города, достигала более 150 метров. Четко очерченная
«шахматно-шашечная» планировка открыла новую страницу в китайском градостроительстве.
        О величии и роскоши города в те далекие времена рассказывает экспозиция Шэньсийского исторического музея, построенного в начале 90-х гг. ХХ в. в южной части Сиани, неподалеку от Большой и Малой пагод диких гусей. Превосходно сохранившиеся золотые и серебряные украшения, разнообразная домашняя утварь и изделия из бронзы, великолепная керамика, изумительные образцы прикладного искусства и многое другое создали этому хранилищу ценностей славу одного из лучших в КНР. По данным его сотрудников, в музее, в частности, выставлены свыше 750 реликвий государственного значения и около 20 экспонатов, отнесенных к числу национальных сокровищ. Прежде здесь категорически не разрешалось фотографировать, а камеры заставляли сдавать на хранение, но в начале третьего тысячелетия каких-либо запретов на съемку не существовало.
        Столица имела развитую инфраструктуру и транспортные коммуникации с большинством районов страны. Разветвленная сеть искусственных водных артерий связывала ее с Великим каналом - выдающимся гидротехническим сооружением прошлого, соединявшим бассейны крупнейших рек Китая, в том числе Хуанхэ и Янцзы. Радиально от города расходились дороги с постоянно функционировавшими гостиницами, постоялыми дворами и харчевнями для чиновников, купцов, пилигримов и путешественников. Упорядоченная и отлаженная система налогообложения эффективно работала на укрепление центральной власти и стабильно пополняла городскую казну.
        Население Чанъани было столь же огромно, как и ее размеры. Танские современники пишут о миллионном городе, что, судя по всему, соответствовало действительности. Кварталы заселялись в основном по профессиональному и социальному признакам. Знать размещалась в западных районах, а простой люд обживал восточную часть. Наиболее насыщенными были северные кварталы, расположенные в непосредственной близости от императорского дворца и рынков, на юге земля использовалась в основном под сады, огороды, места для развлечений и кладбища. Многочисленные парки, искусственные водоемы, мосты, всевозможные галереи и беседки придавали экзотической средневековой столице редкое очарование изящной гармонии и видимого благополучия.
        Примерно в это же время появились первые мусульмане, которые сейчас образуют в Сиани внушительную общину национальности хуэй, насчитывающую несколько десятков тысяч человек. В старой части города, внутри крепостной стены внимание туристов неизменно привлекают мусульманские кварталы. Буквально в пяти минутах ходьбы от Барабанной башни стоит Большая мечеть, основанная еще в середине VIII в. Она полностью оправдывает свое название, поскольку является крупнейшей в Китае. Справедливости ради следует заметить, что нынешнее здание воздвигнуто около 200 лет назад и позднее неоднократно перестраивалось.
        К северо-западу от нее находится еще одна мечеть, схожая по планировке, но уступающая первой по размерам. На соединяющих их улицах с утра до вечера многолюдно, идет бойкая торговля ширпотребом, орехами и сладостями. Владельцы бесчисленных ресторанчиков и пекарен приглашают отведать аппетитные блюда и лепешки, приготовленные из пшеничной муки, а запах дымящейся жареной баранины с хрустящей корочкой может свести с ума кого угодно.
        После падения династии Тан в начале Х в. Чанъань утрачивает свое значение, статус, а позднее и название. В последующие века это захолустный административный центр округа Сиань. Только в первой половине ХХ в. здесь происходит некоторое оживление, связанное с прокладкой железнодорожной ветки до узловой станции Чжэнчжоу (1930 г. . В декабре 1936 г. в пригороде Сиани генералы Чжан Сюэлян и Ян Хучэн арестовали Чан Кайши, что в конечном итоге привело к образованию единого фронта компартии и гоминьдана в борьбе против японских милитаристов. После образования КНР Сиань становится индустриальным городом и крупным учебным центром, сохранив при этом очарование старины и реальные свидетельства прежнего величия.
        Столетиями торговля процветала в этом городе, как и по всей стране. Ее развитие давало мощный импульс становлению и совершенствованию самобытной культуры денежных знаков - всеобщего эквивалента стоимости всех мыслимых и немыслимых товаров.
        Первые деньги в Китае относятся к позднему неолиту, примерно к концу III - началу II тыс. до н. э. Это были ракушки, которыми изобиловали приморские территории и земли в бассейнах крупных рек. Позднее из-за их постоянной нехватки во внутренних районах получили распространение имитации из кости домашних животных, камня (прежде всего нефрита и яшмы) и металла. В эпоху Шан (Инь) (XVI-XI вв. до н. э.)
«ракушек», выплавленных из меди, становится все больше. Такие металлические знаки доминировали на начальном этапе периода Западная Чжоу (XI в. - 771 г. до н. э.), но позднее появляются и становятся популярными у населения лопатообразные монеты, первые образцы которых исключительно реалистично воспроизводили в миниатюре соответствующее орудие труда.
        В эпоху Чуньпю («Весна и осень», 770-477 гг. до н. э.) по мере усиления политической и экономической мощи удельных князей, интенсификации товарного обмена деньги играют все более важную роль в качестве средства обращения и платежа. На стыке Чуньцю и Чжаньго («Борющиеся царства», 475-221 гг. до н. э.) фактически одновременно функционируют три вида медных монет: лопато- и ножеобразные, а также
«ракушки». О последних следует сказать особо. Они совершили очевидную эволюцию и в описываемый период уже существенно отличаются от своих шанских прототипов. У этих монет небольшое круглое отверстие и иероглифическая надпись, до сих пор нерасшифрованная. Коллекционеры называют их «иби» («нос муравья») или «гуйлянь» («лицо черта»). Следует упомянуть, что отверстия появились также на ножеобразных и некоторых лопатообразных монетах. Они, разумеется, напрямую и опосредованно облегчали переноску и транспортировку денег.
        В период Борющихся царств в государствах Цинь, Вэй, Чжао, Хань, Чжоу и некоторых других появляются круглые монеты с кольцевидным отверстием посередине. В процессе объединения страны под властью правителей Цинь произошел переход к монетам с квадратным отверстием. Согласно мировоззрению древних китайцев, круг - это «небо», а квадрат - «земля». Поэтому новшество циньских чиновников, синтезировавших в форме денежного знака указанные стихии макрокосма, было адекватно воспринято в обществе.
        На протяжении тысячелетий именно круглые монеты с квадратным отверстием воспринимаются как старинные китайские деньги. Существует и сугубо практическое объяснение окончательного вытеснения из обращения монет с круглым отверстием. После отливки их шлифовку осуществляли с помощью плоских напильников, а скользящая поверхность круглых отверстий затрудняла и замедляла данный процесс.
        Новая монета «баньлян» («половина ляна») весила 7,8 грамма и постепенно покоряла новые территории в ходе успешных завоевательных походов правителей царства. Лян - традиционная мера веса, которая в данном случае носила сугубо условный характер. При династии Цинь (221-207 гг. до н. э.) в директивном порядке эта монета была закреплена в качестве единственного платежного средства по всей стране.
        Кстати, сей исторический факт весьма изящно обыгран в динамичной и остросюжетной ленте «Циньские захоронения», созданной на рубеже 80-х и 90-х гг. ХХ в. с участием звезд мирового кинематографа Гун Ли и Чжан Имоу. В первом случае монета в руках всесильного основателя династии Цинь Шихуана является как бы символом окончания братоубийственных войн и создания централизованного государства, во втором - это оселок глубоких чувств главных героев картины.
        Своеобразным долгожителем стала ханьская «учжу» («пять чжу»). Чжу - это еще одна древняя мера веса, равная 1/24 ляна. Монета появилась при императоре Уди,
«духовном отце» Шелкового пути. Он запретил хождение по стране «баньляна» ив
118 г. до н. э. своим указом ввел новый денежный знак. «Учжу» использовалась почти семь с половиной столетий и была отменена только в четвертый год правления Гаоцзу, основателя династии Тан (621 г.). На протяжении веков эта монета оставалась символом Ханьской империи. Так, воспевая подвиги и добродетели полководца времен Троецарствия Лю Бэя, танский поэт Лю Юйси к числу его достоинств отнес сохранение традиций «дела предков», использовав образ «учжу».
        Из-за недостатка наличных средств у центральной власти и в борьбе с проявлениями регионализма Уди приказал выпустить кожаные и «серебряные» деньги, которые высокопоставленные сановники должны были приобретать за медные монеты и возвращать в виде дани. Банкнота из кожи очень редкого даже в то время белого оленя, обитавшего исключительно в императорском заповеднике, была оценена в 400 тысяч
«учжу», а слиток из сплава серебра и олова в зависимости от формы и рисунка тянул на сумму от 300 до 3000 монет. К сожалению, сведения о них сохранились лишь в исторической хронике. По мнению ряда китайских ученых, кожаные деньги стали прообразом бумажных купюр, а «серебряные»- слитков-монет из чистого серебра.
        Предпринятые меры дали быстрый эффект. Очень скоро в императорских сундуках скопились колоссальные средства. К этому времени относится появление некогда популярной пословицы, которую условно можно перевести так: от длительного хранения веревки истлели, связки монет рассыпались. Как правило, в одной связке была тысяча монет.
        Фейерверк новых денежных знаков пришелся на период правления Ван Мана, совершившего дворцовый переворот и провозгласившего себя императором в 9 г. н. э. За годы своего недолгого пребывания у власти (убит в 23 г.) он осуществил определенные реформы, в том числе ввел монополию на изготовление монет. Как и у многих реформаторов Востока, новации Ван Мана были своеобразным возвратом к старым традициям. В Китае наряду с круглыми вновь появились лопато- и ножеобразные монеты, хотя и несколько видоизмененные. Действуя по проверенной схеме Уди, новый правитель начал изымать «учжу» у населения, существенно повысив номинал выпускаемых монет. В частности, появились знаки, которые обменивались на 10 тысяч прежних монет.
        Логично, что целенаправленная политика обесценивания денег при откровенной слабости правящего режима вызвала резкое недовольство и брожение в обществе, приведшие в конечном итоге к народному восстанию. Однако у нынешних коллекционеров такие монеты вызывают священный трепет. В пекинском Историческом музее хранится лишь один экземпляр «десятитысячника». Следы ранее известного второго, к сожалению, теряются.
        Вскоре после смерти Ван Мана почти все вернулось на круги своя. Спорадические, импульсивные и далеко не всегда продуманные попытки отдельных императоров и правителей эпохи Троецарствия (220-280 гг.), а также Южных и Северных династий (386-589 гг.), Суй (581-618 гг.) внести свой вклад в реформирование финансовой системы Китая в условиях бесконечных междоусобных войн особого успеха не имели.
        Забавный эпизод, например, произошел в суйский период. При императоре Вэньди система денежных знаков была в целом унифицирована, однако на уже известной читателю «учжу» в иероглифе, обозначающем цифру «5», появилась дополнительная черта, над причиной появления которой специалисты до сих пор ломают голову. Если эту монету повернуть на 90 градусов против часовой стрелки, то «пятерка» превращается в иероглиф «сюн» с агрессивно негативными значениями: «злой»,
«лютый», «опасный», «не к добру», «зловещий признак». Население, естественно, скептически восприняло новинку. С точки зрения рядового обывателя с такими
«отмороженными» знаками династии трудно было рассчитывать на долголетие и благоприятные перспективы, что в общем-то вскоре и подтвердилось.
        Монета под названием «кайюань тунбао» («обращающиеся деньги в новой эпохе»), заменившая «учжу», появилась в начале династии Тан (618-907 гг.). Иероглифы для нее написал известный каллиграф и политический деятель VII в. Оуян Сюнь. Он использовал более простой и удобный для чтения вид письма - «лишу». Согласно красивой легенде, Оуян Сюнь, написав иероглифы на заготовке из воска, передал ее императору. Находившаяся рядом пленительная Ян Гуйфэй, судьба которой во все времена в Китае была объектом пристального внимания и изучения, но жившая, на самом деле, значительно позднее описываемых событий, случайно коснулась мягкого воска, на котором отпечатался след ее ноготка. Абсолютно не хочется забывать эту историю и расставаться с очаровательной сказкой тем более, что на некоторых монетах того периода действительно отчетливо виден подобный контур.
        Танская монета стала главным действующим лицом на рынках китайских городов в период расцвета Шелкового пути. Расписные ковры и тончайший шелк, драгоценные камни и ослепительный фарфор, роскошные изделия из стекла и бронзы, древние рукописи и уникальные живописные полотна покупались и продавались, переходя из рук в руки, которые мгновением до или после держали медные кружочки с квадратными отверстиями в центре и четырьмя иероглифами на лицевой стороне.
        Бумажные деньги появились в Китае позднее - в середине XII в. «Цзяоцзы» («обменная банкнота») или «цзяо-чао» («обменная бумажная купюра»), ставшая первым в мире платежным средством подобного рода, была изобретена в 1154 г. чиновниками династии Цзинь (1115-1234 гг.). Вполне естественно, что эти бумажные деньги не сохранились. Самое древнее дошедшее до наших дней медное клише, с помощью которого изготавливались «цзяочао», хранится в Историческом музее Пекина. Оно относится ко времени правления императора Сюаньцзуна (начало ХШ в). Наиболее ранние банкноты, которые сейчас можно увидеть в Китае и в некоторых других странах, напечатаны при династии Юань (1271-1368 гг.).
        Любопытно, что последние научные изыскания позволяют предположить участие в те далекие годы евреев в создании первых китайских бумажных денег. В 2000 г. в процессе своих исследований ученый Цю Шиюй из харбинского отделения Академии общественных наук обнаружил на полях упомянутого клише достаточно четкое изображение звезды Давида - характерного иудейского символа.
        Согласно летописным сводам, в середине Х в. группы еврейских купцов, торговавших тканями, прибывали в Китай из Индии. Некоторые из них остались на постоянное жительство в столице Северной Сун (960 - 1127 гг.) Бяньлян (нынешний г. Кайфэн). В первой половине XII в. чжурчжэни, заселявшие с давних времен восточную часть Маньчжурии и создавшие собственную империю Цзинь, свергли правителей Северной Сун и перенесли столицу в город Шанцзин (на территории современной провинции Хэйлунцзян), куда перебрались и многие осевшие в государстве евреи.
        Чжурчжэни оказались народом, легко восприимчивым к достижениям других. Буквально за два столетия они прошли путь от жизни в повозках, землянках и шалашах до возведения городских построек и дворцов, легко заимствовали позитивный опыт как у кочевников-соседей, так и у земледельцев. В частности, чжурчжэни в значительной степени переняли у китайцев систему управления, а также их культурные ценности, создав самобытную систему государственного устройства.
        Монеты в Цзинь начали отливать в 1141 г. Их качество оставляло желать лучшего, поэтому местные богачи легко подделывали и изготавливали аналогичные, что привело к резкой нехватке меди и хаосу в денежном обращении. По мнению Цю Шиюя, с помощью евреев в империи стали выпускать бумажные деньги «цзяочао», которые сыграли ключевую роль в смягчении медного дефицита, урегулировании цен на товары и упорядочении оборота последних.
        Также по их инициативе в обращении появились своеобразные серебряные монеты, которые имели широкое хождение в стране на протяжении нескольких веков. В сентябре
1981 г. в северо-восточной провинции Хэйлунцзян впервые обнаружили четыре серебряных слитка-монеты периода Цзинь весом по 49 граммов. Спустя почти четыре года, в августе 1985 г. на территории упоминавшейся древней столицы чжурчжэней Шанцзин местный крестьянин, выкапывая картошку, нашел пятую аналогичную монету, что позволило прочитать еще одну страницу загадочной книги о китайской нумизматике.
        Нет ничего удивительного в том, что иудеи пользовались у властей большим уважением и почетом, а в 1161 г. по указу императора Шицзуна в Кайфэне была построена первая в стране синагога. Как свидетельствует надпись 1489 г. на каменной стеле у ее ворот, в то время в городе проживало несколько сотен еврейских семей. В конце ХVII в., по оценкам христианских миссионеров, еврейская община в Кайфэне насчитывала 2-3 тысячи человек. В конце концов евреи в Китае были ассимилированы местным населением и к Х!Х в. утратили язык и обычаи предков.
        У южных ворот мощной крепостной стены эпохи Мин ^IV - KVII вв.) в Сиани, на обширной территории старого конфуцианского храма находится превосходный Музей каменных стел. Ему более тысячи лет, а его нынешнее месторасположение было определено императорским указом в далеком 1087 г. Многие путеводители, изданные на западноевропейских языках, по инерции используют прежнее название комплекса - Музей провинции Шэньси, но эта информация уже устарела. Впрочем, цены на входные билеты указаны в них почти точно - 30 юаней (менее 4 долларов США) и 15 (студенческий тариф). Ныне действующий музей существует как самостоятельная единица, а его экспозиция каменных плит, рельефов и скульптур вызывает огромный интерес у посетителей.
        Несколько тысяч собранных по всей стране раритетов (возраст отдельных достигает почти 4-х тысяч лет) стали поистине энциклопедией древнего и средневекового Китая. Особый интерес для российских и европейских туристов представляет массивная стела, рассказывающая о первых миссионерах-христианах и начале распространения христианства в Поднебесной в VII-VIII вв. Конечно, специфический текст на черной
2-тонной мраморной плите высотой 3 метра и шириной около 1 метра прочитать довольно сложно, поскольку он выгравирован на китайском и, частично, сирийском языках, но история ее появления и дальнейших мытарств весьма увлекательна.
        В 635 г. в Чанъань по Шелковому пути прибыл некий сирийский миссионер-несторианин по имени Рабань (кит. транскрипция Алобэнь). Известно, что несторианство- это течение в христианстве, которое в первой половине V в. создал в Византии константинопольский патриарх Не-сторий. Он утверждал, что дева Мария родила обычного человека, впоследствии возвысившегося до сына божьего. В 431 г. данное учение было осуждено как ересь на Эфесском соборе: Нестория отправили в ссылку, а его последователи бежали в Иран и Центральную Азию, где пользовались значительным влиянием до ХШ в. В настоящее время несториане проживают в Иране, Ираке, Сирии и ряде других стран.
        Прибывший миссионер был представлен ко двору императора Тайцзуна, человека, судя по всему, широких взглядов и восприимчивого к нонконформистским идеям, который счел, что христианство наряду с буддизмом и даосизмом могут сыграть позитивную роль в укреплении власти государя и стабилизации внутриполитической ситуации в стране. Правитель, благосклонно выслушав размышления о Христе и слове божьем, выделил внушительные средства на постройку христианской церкви в северо-западной части столицы.
        Вскоре у миссионера уже было более 20 помощников из числа новообращенных китайцев. В императорском эдикте 638 г. сказано по этому поводу следующее: «Персидский монах Алобэнь издалека принес в нашу столицу священные книги и изображения. Внимательно ознакомившись с ними, мы установили, что смысл его учения таков: сокровенно-утонченное пребывает в недеянии, утверждение жизни - самое главное. Оно спасает все существа и приносит пользу людям. Надлежит использовать его в Поднебесной, для чего соорудить в квартале Инин храм и посвятить в монахи 21 человека».
        Позднее храм получил название Дацинь. Именно так называли здесь далекую Римскую империю. По мнению современного исследователя Ань Ци, имея в целом относительно скудные сведения о некогда могущественной христианской (с IV в. н. э.) империи на западе Евразии, китайцы полагали, что временные рамки ее существования (империя с
27 г. до н. э.) совпадают с периодом правления собственной династии Цинь (конец III в. до н. э.). Древние римляне казались намного атлетичнее и выше ростом, поэтому, вероятно, и появилось указанное словосочетание, которое можно перевести как «большая Цинь».
        О функционировании указанного храма свидетельствует сохранившаяся карта Чанъани
741 г.
        Стела из сианьского музея изготовлена в 781 г. Она повествует об истории проникновения христианской культуры в Китай, конкретных событиях из жизни общины, основных постулатах религиозной доктрины. Христиане-несториане к тому времени проживали уже в восьми городах империи, в стране насчитывалось несколько сотен последователей вероучения. Любопытны свидетельства Марко Поло конца ХШ в. о несторианах, исповедующих «христианскую веру, но не так, как повелевает римская церковь». Путешественник близко познакомился с последними в Мосуле (совр. Северный Ирак), позднее регулярно сталкивался и общался с ними в Центральной Азии и Китае. Так, по его словам, они проживали в Яркенде и Кашгаре, Сасионе (Дуньхуан) и Сучжоу (Цзюцюань), в трудно идентифицируемых области Гингинталас и царстве Ергинул. В городе Калачиан (на территории совр. Нинся Хуэйского автономного района) венецианец нашел «три христианские церкви несториан», а в Чингианфу (Чжэнь-цзяне) - две. Община христиан-несториан оказалась и в Кинсае (Ханчжоу), городе, который произвел ошеломляющее впечатление и покорил Марко Поло.
        Со временем христианство лишилось поддержки со стороны императоров и нередко сталкивалось со всевозможными гонениями. «Золотой век» этой религии в Китае закончился. Вскоре теряются следы и памятной стелы. Только в 1625 г. ее нашли глубоко в земле при проведении строительных работ. Внимание рабочих привлекли экзотические сирийские письмена и орнамент, а также изображение христианского креста в верхней части плиты, отличавшие ее от традиционных китайских стел. Древний памятник перенесли в находившийся поблизости буддийский храм, где он и простоял почти 300 лет.
        В начале ХХ в. некий датчанин вознамерился похитить стелу и переправить ее в Британский музей. С этой целью он арендовал сарай неподалеку от храма, подкупил одного из его монахов для того, чтобы получить доступ к стеле и сделать факсимиле, нанял резчиков по камню и планировал изготовить точную копию оригинала. Стремясь снять с себя подозрения, он заявил, что отправляется в Лоян и никогда больше не вернется в Сиань. В сентябре 1907 г. копия была готова, но об этом стало известно местной администрации. Шокированная новостью, она немедленно распорядилась перенести оригинал в музей стел, а предприимчивому датчанину было разрешено вывезти копию, которая, по слухам, сейчас находится в Ватикане.
        В Музее каменных стел много и других интересных памятников культуры. «Канон сыновней почтительности», традиционно считающийся записью соответствующих поучений Конфуция, которые тот, якобы, адресовал одному из своих учеников, высечен в середине VIII в. На 114 массивных плитах с обеих сторон изложен свод классических конфуцианских книг общим объемом свыше 650 тысяч иероглифов.
        О подвижнической деятельности проповедника Амогхаваджры (Букун), стоявшего у истоков создания школы Ми («Тайная школа») - дальневосточного варианта буддийского тантризма, повествует текст, выполненный каллиграфом Сюй Хао. Прославленный мастер завершил его перед самой смертью, в возрасте 79 лет.
        К более позднему периоду относятся изображения индийского миссионера Бодхидхармы- патриарха школы Чань, получившей широкое распространение в Китае, а позднее и в других странах Востока. В первом случае легендарный буддийский монах «непрерывно созерцает каменную стену в сидячей медитации», а во втором - без особых усилий преодолевает водную преграду. Здесь же можно увидеть работы знаменитых литераторов и политических деятелей Китая, таких как Су Дунпо, Цзо Цзунтан, Кан Ювэй и др.
        Внимательно рассматривая сложные и далеко не всегда понятные иероглифы, невольно погружаешься в эпоху, когда творили выдающиеся мастера-каллиграфы, чьи произведения воплотили в камне искусные резчики. Вряд ли кто-нибудь сейчас знал имя чиновника, убитого около полутора тысяч лет назад в ожесточенной борьбе за власть, если бы надпись на его поминальной стеле не сделал ранее упоминавшийся Оуян Сюнь. Согласно свидетельствам современников, у него была настолько крепкая рука, что максимально насыщенный цвет туши неизменно находился в центре каждой черты нарисованного иероглифа. Поэтому подделать его работы было практически невозможно.



^Музей стел. Изготовление оттиска-эстампа^


        Неподражаема представленная на нескольких плитах каллиграфия Чжан Сюя, создавшего самобытную манеру письма - «летящий дракон, танцующий феникс». Страстное увлечение вином и непреклонный характер нашли яркое отражение в его творчестве и придали особый колорит. Говорят, что он умудрялся рисовать иероглифы даже собственными волосами.
        Трагической оказалась судьба талантливого живописца, но неудачливого императора Хуэйцзуна, правившего страной в начале ХИ в. В конце концов вместе со старшим сыном он был захвачен в плен чжурчжэнями, где и провел свои последние годы. В стеле правителя-каллиграфа, посвященной системе образования, наглядно проявился его уникальный и изысканный «стиль тонкого золота».
        Спустя триста лет после смерти мэтра Ван Сичжи (IV в.) монах Хуайжэнь на протяжении почти четверти века буквально по крупицам собирал принадлежавшие его кисти иероглифы, чтобы составить текст, связанный с именем буддийского проповедника и наставника Сюаньцзана. Необходимы были внушительные финансовые средства, чтобы выкупить сохранившиеся работы старого мастера, оказавшего мощное влияние на последующие поколения китайских художников. Вот почему эту плиту нередко называют «стелой тысячи золотых слитков».
        Экскурсия по «лесу стел» будет неполной, если не посетить просторный зал, в котором делают своеобразные эстампы. Белоснежный лист бумаги полностью и плотно покрывает выгравированную поверхность камня, а затем местный умелец с помощью нехитрого приспособления аккуратно и тщательно притирает исходный материал. В результате на ее обратной стороне образуется высококачественный оттиск. Следует признать, что неторопливый процесс изготовления последних вызывает у посетителей куда больший интерес, чем киоск, где они продаются.
        На территории музея расположена галерея каменных скульптур. О ее ключевых экспонатах еще будет сказано на страницах этой книги. В данном контексте хотелось бы обратить внимание на многочисленные опорные столбы из камня при входе в галерею. Квадратные в основании и высотой около 1,8 метра они кажутся малопригодными в повседневной жизни и внешне напоминают гигантские печати, которыми на протяжении веков китайцы скрепляли всевозможные документы. Естественно, использовать их в этом качестве было совершенно нереально. Однако присмотревшись, можно обнаружить в нижней части некоторых из них двойные отверстия, позволяющие, например, привязать лошадь, да и верхняя скульптурная часть с пустотами и углублениями, высеченными в камне, дает основание предположить, что эти столбы носили не только декоративный характер, но и имели конкретное практическое назначение.
        Примерно в 30 километрах к востоку от города, совсем неподалеку от того места, где в результате «сианьского инцидента» произошло пленение грозного оппонента Мао Цзэдуна, президента Китайской Республики Чан Кайши, в давние времена в горячем источнике Хуацин любила купаться первая красавица всей национальной истории Ян Гуйфэй (719-756 гг.). Об удивительных чарах этой роковой женщины, которая была сначала женой сына императора, а позднее и самого правителя Поднебесной Сюаньцзуна ходило много легенд, да и подлинные события мало отличались от вымысла и фантазий.
        Чтобы разорвать брак сына, император сначала отправил его супругу в даосский храм, а потом забрал ее в свой дворец. В дальнейшем все мысли Сюаньцзуна были заняты Ян Гуйфэй. Для нее с юга специальные гонцы везли нежные и скоропортящиеся фрукты личжи, которые из-за климатических условий не выращивают даже в центральных районах страны. Кстати, это обстоятельство крайне раздосадовало танского поэта Ду Фу. В стихотворении «Проходя мимо дворца Хуацин» он с возмущением написал о фаворитке, которая, завидев всадника, знала, что это ей «везут личжи».



^Источник несравненной Ян Гуйфэй^


        Обе сестры Ян Гуйфэй вскоре оказались при дворе, получив высокий статус, а брат Ян Гочжун стал канцлером, сыграв затем откровенно негативную роль в судьбе императора. Последний оказался в окружении проходимцев, торговавших от его имени высокими титулами, постами и чиновничьими должностями, а после провала военных кампаний и жестоких поражений они убеждали правителя в победах, одержанных китайской армией.
        Удалившись с возлюбленной от мирских проблем и окончательно забросив государственные дела, Сюаньцзун проигнорировал сведения о готовящемся заговоре, который разразился в 755 г. Его бывший генерал Ань Лушань поднял мятеж, потребовав казни Ян Гочжуна. Разрозненные императорские войска отступали к столице, не оказывая реального сопротивления, и правитель хотел бежать с любимой в провинцию Сычуань, что на юго-западе Китая. Однако взбунтовавшаяся свита отказалась следовать за ним и настаивала на казни всей семьи Ян - источника бед и потрясений в государстве.
        Ян Гочжуна и сестер убили без санкции императора, но с Ян Гуйфэй так поступить не могли, требовалось согласие Сюаньцзуна. После долгих колебаний он пришел к выводу, что трон для него все-таки важнее глубоких чувств, и направил супруге белый шелковый шарф. Ян Гуйфэй прекрасно поняла, чего от нее ждут, немедленно покончив с собой.
        Печальная история этой любви на протяжении столетий вдохновляла китайских литераторов. Цинский автор второй половины K VII в. Хун Шэн в пьесе «Павильон долголетия» на редкость выразительно передал сцену клятвы любящих сердец. Вдумчивый психолог, классик Бо Цзюйи (772-846 гг.) посвятил их чувствам и переживаниям, пьянящей красоте Ян Гуйфэй поэму «Вечная печаль»:


        Кинет взгляд, улыбнется и сразу
        пленит обаяньем родившихся чар
        И с дворцовых красавиц румяна и тушь
        словно снимет движеньем одним.

    (пер. Л. З. Эйдлина)
        В портрете Ян Гуйфэй, эмоционально нарисованном Бо Цзюйи, и «бабочки-брови», и
«нефритовый лик», и «эти тучи волос, эти краски ланит». Уже цитировавшийся в данной главе танский поэт Ду Фу называет ее «богиней фей», которая «нисходит на Яшмовый пруд». Даже известный «баталист», разжалованный генерал и позднее чиновник средней руки при южносунском дворе, последний выдающийся представитель поэзии в жанре «цы» Синь Цицзи (1140-1207 гг.) не устоял перед искушением воспеть в стихотворении - романсе «Славлю чайную розу» обворожительную фаворитку:


        Словно после купания
        Вышла Ян Фэй
        И с собой принесла
        Теплых струй аромат.

    (пер. М. И. Басманова)
        Вот такие строки и мысли приходят в голову при посещении местечка Хуацинчи, расположенного у подножия горы Лишань. В настоящее время это комплекс водоемов, умывален и всевозможных построек. Осмотр тамошних достопримечательностей обходится в 30 юаней (менее 4 долларов). Приобрести один билет со скидкой, учитывая возраст дочери, не удалось, хотя некоторые путеводители уверяют в обратном.
        Исправно действующий источник хорошо известен еще со времен Цинь Шихуана, но нынешнее название получил только в 747 г., при правлении наиболее знаменитого его пользователя из числа лиц мужского пола - императора Сюаньцзуна. Древние купальни и сохранившиеся фрагменты многочисленных бассейнов свидетельствуют о популярности и интенсивной эксплуатации горячих вод в эпоху средневековья. При созерцании современного скульптурного изображения обворожительной Ян Гуйфэй в раскованной позе на ровной глади обширного и живописного пруда становятся ближе и понятнее предпочтения китайского правителя, решительно отошедшего от скучных административных забот и окунувшегося в атмосферу утонченных наслаждений и изысканного блаженства.
        Кстати, термальные воды, температура которых неизменна на протяжении веков (43 градуса), весьма благотворно действуют на кожу, заметно смягчая ее; они, наверняка, полезны и для организма в целом. Посетителям предоставляется возможность принять ванну или искупаться в бассейне за довольно умеренную плату. Ограниченные во времени туристы тоже могут накоротке приобщиться к чарующей неге, за 1 юань умыв руки и освежив лицо в маленьком фонтанчике. При любом варианте самочувствие и настроение существенно улучшаются.
        Прогулка по холмистой части территории источника тоже по-своему интересна. Так, в тихом и живописном павильоне Белого лотоса в 1924 г. однажды обедал классик китайской литературы Лу Синь, когда приезжал в город для чтения лекций. Однако главные события недавнего прошлого в Хуацинчи произошли чуть выше этого уединенного уголка, в резиденции Чан Кайши.
        Генералиссимус неоднократно останавливался здесь после того, как в результате массированных атак японцев китайские войска были вынуждены отступать в западном направлении. Вялое сопротивление иностранной агрессии и отсутствие активных боевых действий вызывали откровенное раздражение у некоторых патриотично настроенных военачальников. 12 декабря 1936 г. двое из них - Чжан Сюэлян (умер в октябре
2001 г. в возрасте 101 года) и Ян Хучэн - подняли мятеж и арестовали верховного главнокомандующего. Последний, услышав стрельбу во дворе и заподозрив неладное, выпрыгнул в окно, затем перелез через стену, но упал в глубокую канаву и повредил спину. С помощью верных охранников он сумел вскарабкаться на гору и спрятался в расщелине скалы. Тем не менее заговорщики были настроены решительно. Вскоре они обнаружили и схватили Чан Кайши.
        Посетителей музея, рассказывающего об инциденте, на сей раз оказалось немного, поэтому было время внимательно осмотреть апартаменты видного политического деятеля. Судя по представленной экспозиции, он вел аскетичный образ жизни: все очень скромно и ничего лишнего. Рабочий кабинет, наверняка, был его основным пристанищем. Простенькая ширма делит небольшую комнату на две части: в одной - письменный стол с необходимыми аксессуарами, в другой - кровать, стоящая прямо под окном. На внешней стене резиденции видны следы скоротечной перестрелки, но если ничего не знать о том, что здесь произошло 65 лет назад, их вполне можно принять за обыкновенные выщерблены.
        В прошлом столица 12 династий Сиань сейчас - это не только огромный туристический центр, но и динамично развивающийся город, который, продолжая древние традиции Шелкового пути, торгует со всем миром. За непродолжительный период реформ, начатых в КНР выдающимся политиком ХХ в. Дэн Сяопином, здесь реализованы более 2 тысяч проектов с участием иностранного капитала на общую сумму свыше 4,5 млрд. долларов. В 1999 г. объем внешней торговли составил 1,73 млрд. долларов, при этом экспорт -
944 млн., а импорт - 783 млн. долларов. Налицо устойчивые темпы роста и в последующие годы.
        Через город проходит трансконтинентальная железнодорожная артерия «Европа-Азия», соединяющая морские порты Роттердам и Ляньюньган (на территории провинции Цзянсу). Более 100 внутренних линий связывают местный аэропорт Сяньян с различными районами страны. Отсюда отправляются прямые авиарейсы в Токио, Осаку, Нагою, Сеул, Сингапур, Гонконг и Макао. Сиань установила побратимские отношения с полутора десятками городов мира, в том числе с Эдинбургом (Шотландия), Нарой (Япония), Канзасом (США), Дортмундом (Германия) и др. Здесь построены свыше 40 комфортабельных гостиниц, функционируют примерно 100 туристических агентств, готовых принять и качественно обслужить около 8 млн. туристов в год.
        В городе мощная учебная и научно-исследовательская база: 37 высших учебных заведений, порядка 700 крупных и средних научно-исследовательских структур, 50 лабораторий и исследовательских центров государственного уровня. Поэтому неудивительно, что созданная в марте 1991 г. в Сиани специальная зона высоких технологий, где только в развитие инфраструктуры было проинвестировано порядка
600 млн. долларов, остается одной из самых передовых в современном Китае.
        Большие перспективы у города в связи с грандиозной программой центрального правительства по освоению западных районов страны. При соответствующей раскрутке, по части которой китайцы хорошие мастера, открываются прекрасные возможности привлечения капиталовложений из-за границы. Между тем нестареющая Сиань готовится к очередному туристическому фестивалю под названием «Шелковый путь».



        Глава II


        К СЕВЕРУ ОТ РЕКИ ЛО

        Примерно в 400 километрах к востоку от Сиани находится древний Лоян (совр. провинция Хэнань). Его прошлое на протяжении столетий тесно переплеталось с историей Шелкового пути. Город, согласно преданию, был основан более трех тысяч лет назад, ав 770 г. до н. э. впервые становится административным центром государства. Именно сюда переносит свою столицу чжоуский правитель Пинван. Правда, в те времена он назывался по-разному: Ванчэн, Чэнчжоу, Лои или Синьдаи. Только в начале эпохи Борющихся царств (середина V в. до н. э.) на карте страны появился топоним Лоян. В дальнейшем было много других названий, но доминировало именно это. С китайского языка оно переводится как «северный берег реки Ло», что в полной мере соответствует географическому месторасположению города, несмотря на частые изменения его границ.
        Лоян- столица 13 династий, в том числе Восточной Хань, Западной Цзинь, Северной Вэй и др. В период Суй и Тан, когда в государстве развернулось грандиозное градостроительство, он стал восточной столицей империи и постепенно превратился в крупнейший культурный и торгово-ремесленный центр. Высокие и массивные стены, четкая планировка улиц и зданий, роскошные дворцы и парки, развитая система коммуникаций и отлаженная инфраструктура вполне логично и заслуженно создавали имидж процветающего средневекового города. Сюда стремились попасть купцы и миссионеры, чиновники и поэты, ученые и народные умельцы. Соединенный дорогами, каналами и мостами с различными районами страны Лоян играл также незаменимую роль во внешнеполитических и экономических контактах Китая.
        В начале VII в. он оказался в центре уникального строительства Великого канала, в котором участвовали миллионы людей. Водные пути связали его с городами Кайфэн, Янчжоу, Ханчжоу, Тяньцзинь и многими другими. Сюда из южных и северных регионов шел основной поток грузов. На берегах Лошуй отстроили пристани и склады, где происходила оживленная оптовая торговля различными товарами.
        В судьбе города были и сложные периоды, когда во время иноземных нашествий он подвергался разрушениям и запустению. Вот, например, каким застал его и описал в стихотворении «Проезжая через древний Лоян» танский поэт Бо Цзюйи:


        Перед воротами старого города
        косо весеннее солнце.
        А за воротами старого города
        дома не будет жилого.
        Видеть дворцы мне хотелось и площади,
        но этих мест не узнаю:
        Здесь в запустении полями бескрайними
        носятся травы сухие.

    (пер. Л. З. Эйдлина)
        После разорительных войн и масштабных потрясений «северный берег реки Ло» быстро восстанавливали и отстраивали заново. Однако пик расцвета и многовекового великолепия уже был пройден, хотя окончательно фортуна от него отвернулась несколько позже. Со второй половины Х в. это рядовой уездный город, затерявшийся на фоне динамичных и драматических событий национальной истории.
        С Лояном тесно связана судьба семейства Бань, оставившего заметный след в летописи Ханьской империи. Бань Бяо (3 - 54 гг.) при первом императоре Восточной Хань Гуанъуди продолжил труд прославленного автора «Исторических записок» Сыма Цяня (конец II- начало I вв. до н. э.), существенно расширив хронологические рамки его повествования событиями более позднего периода. Он дополнительно написал свыше 60 глав.
        Дело отца перешло к Бань Гу (32-92 гг.) - знаменитому историку и литератору. Однако вскоре по навету завистников, доложивших императору о, якобы, вольной интерпретации конкретных фактов, ученый был схвачен и заключен под стражу. От еще больших неприятностей его спасло лишь заступничество влиятельного младшего брата Бань Чао. Некоторое время Бань Гу находился на административной службе, а затем по указу императора продолжил работу над составлением истории династии Западная Хань - «Хань шу», которой он отдал более двадцати лет.
        Написанная изысканным литературным слогом и изобилующая всевозможными деталями книга содержит обширный материал по истории, экономике, культуре древнего Китая и соседних с ним государств. Бань Гу активно использовал прием своего предшественника Сыма Цяня, подготовив биографии наиболее значительных действующих лиц анализируемой эпохи. Увы, ему не удалось закончить главный труд своей жизни. В
89 г. он принял участие в походе генерала Доу Сяня против кочевников-сюнну. Позднее полководец был обвинен в превышении полномочий и казнен. По данному делу проходил также Бань Гу. Историка посадили в тюрьму, где он и скончался.
        Творчество ученого было весьма многогранным. В «Отчете о дискуссии в зале Белого тигра» отражены не только взгляды участников обсуждения, состоявшегося в 79 г. до н. э. и посвященного проблемам толкования канонической литературы, но и личные взгляды Бань Гу, выступившего здесь в роли философа-конфуцианца. Одновременно он был крупным теоретиком и известным автором сочинений в литературной жанре «фу» - своеобразном синтезе поэзии и прозы, который в то время переживал период бурного расцвета. Особую популярность приобрела его «Ода о двух столицах», посвященная городам Чанъань и Лоян.
        Работу над «Хань шу» завершила Бань Чжао (4 9 (?) - 120 (?) гг.) - младшая сестра Бань Гу, талантливый историк и удивительная женщина. Она не только блестяще справилась со столь ответственной задачей, но и в дальнейшем проявила себя как квалифицированный педагог и видный литератор. Получив превосходное образование, Бань Чжао становится придворным наставником жены и наложниц императора, знакомит их с классической литературой, историей, астрономией и математикой. Как и старший брат, пробует силы на литературном поприще, сочиняя изящные и логически стройные хвалебные оды по случаю памятных дат и крупных событий в государстве.
        Однако наиболее значимым ее творением стала книга «Наставление женщинам». Первоначально написанная для дочерей в качестве пособия по решению возникающих жизненных проблем она вышла за рамки семейного чтива и получила широкий резонанс. Бань Чжао настойчиво подчеркивает мысль о необходимости овладения женщиной знаниями, чтобы достойно выполнять обязанности жены и матери; в деликатной и корректной форме выделяет тезис о неизбежности уступок в браке с обеих сторон, когда правильные взаимоотношения между мужем и женой «основываются на гармонии и близости», а супружеская любовь «опирается на справедливый союз». Неудивительно, что многие адекватно мыслящие сановники рекомендовали своим женам и дочерям ознакомиться со взглядами мудрой женщины.
        Ее имя до сих пор высоко почитается в Китае и неизменно вызывает глубокое уважение в обществе. В 2001 г. в ультрасовременном Шанхае в жанре традиционной местной оперы «куньцюй», возникшей еще в XIV в. и отличающейся мягким вокалом, красивыми и утонченными мелодиями, был поставлен тепло встреченный публикой и средствами массовой информации спектакль «Бань Чжао».
        Его авторы ничем не рисковали, обращаясь к сюжету почти двухтысячелетней истории, ибо успех во многом был предопределен хорошим знанием зрительской аудиторией исторической канвы повествования. К тому же создатели в рамках некогда популярной на юге провинции Цзянсу (южная «куньцюй»), а также в провинции Хэбэй и Пекине (северная «куньцюй») оперы, для которой характерны в целом довольно затянутые монологи и сольные арии, усилили драматический эффект, заставив героев в критические моменты говорить кратко и однозначно.
        В контексте наиболее заметных театральных премьер 2001 г. в КНР хотелось бы вкратце упомянуть работу столичного театра Жэньи о судьбе еще одной одаренной женщины ханьской эпохи Цай Вэньцзи. Поэт и музыкант, она оказалась в плену у сюнну, где провела долгих двенадцать лет, вышла замуж и родила двух детей. Благодаря вмешательству влиятельного китайского политика, полководца и поэта конца II- начала III вв. Цао Цао, хорошо знавшего родителя молодой женщины и высоко ценившего ее творчество, Цай Вэньцзи после долгих раздумий оставила семью и вернулась в Лоян, чтобы завершить труд по истории государства, начатый отцом Цай Юном.
        Знаменитый ученый, писатель и президент Академии наук КНР Го Можо написал в 50-е гг. прошлого века драму «Цай Вэньцзи», сценический дебют которой (режиссер Цзяо Цзюйинь) в 1959 г. был поистине ошеломляющим (около 400 спектаклей). По мнению Го Можо, он прекрасно чувствовал сложную дилемму женщины, вынужденной делать выбор между семьей и родиной, поскольку во второй половине 30-х гг. ХХ в. во время антияпонской войны ему самому пришлось оставить страну Восходящего солнца и жену-японку. Постановка пьесы в начале третьего тысячелетия вызвала острую полемику в театральных кругах, так как критики, пишущие для молодежных изданий, новую трактовку посчитали чрезмерно «перегруженной» и «оторванной от реальной жизни», а игру актеров - «старомодной».
        Еще одним членом семьи Бань, прославившим ее, стал уже упоминавшийся генерал Бань Чао (32 - 102 гг.). В 73 г. под командованием военачальника Доу Гу он сражался с кочевниками и по его приказу в составе особой миссии отправился в Западный край, где провел в общей сложности более 30 лет. Он активно включился во внутриполитическую борьбу в Шаньшане и Хотане, ликвидировав там посланцев из враждебного лагеря, в конце 70-х гг. успешно оборонялся от набегов кочевников в Шулэ (Кашгар), с 87 по 94 гг. подавлял восстания и усмирял бунты в Шачэ, Цюцы (Куча) и Яньци (Карашар), решительно отбил мощное наступление юэчжи, пришедших из Средней Азии. Отношения с последними складывались особенно сложно.
        В 84 г. при осаде города Уцзи, за стенами которого укрылась армия правителя Кашгара, Бань Чао обратился к ним за дипломатической поддержкой. Дело в том, что на стороне кашгарцев сражался отряд из государства Канцзюй, с которым незадолго до этого юэчжи установили брачные связи. Направив к юэчжийскому царю посольство с богатыми дарами из парчи и шелка, Бань Чао попросил оказать максимальное воздействие на Канцзюй, что в результате и произошло, а Уцзи вскоре был взят штурмом.
        Через три года уже юэчжи направили в Китай посольство «с драгоценными камнями, антилопами и львами» в попытке сосватать ханьскую принцессу, но генерал задержал и отправил его обратно, после чего стороны «прониклись враждой». В 90 г. он сумел на дальних подступах империи отразить поход 70-тысячного войска юэчжи во главе с наместником Се.
        На протяжении нескольких десятилетий Бань Чао твердо и последовательно отстаивал интересы Китая в регионе, обеспечивая безопасность торговых путей и бесперебойное движение караванов в различных направлениях. За беспримерное мужество и неизменное усердие ему был пожалован самый высокий пост в местной администрации.
        Заслуживает упоминания эпизод с отправкой полководцем некоего Гань Ина в качестве специального посланника в Рим. К сожалению, сведения об этой миссии очень скудны. Известно, в частности, что тот сумел добраться лишь до Персидского залива. В
102 г. Бань Чао, измученный многолетней службой в экстремальных условиях, вернулся в Лоян и в том же году скончался. Спустя четверть века в Западный край прибыло новое китайское войско, которым командовал его сын Бань Юн.
        В 13 километрах к югу от города расположен буддийский комплекс Лунмэнь, неизменно вызывающий огромный интерес у специалистов и туристов со всего света. Около 2500 пещер, гротов и ниш, 4 0 пагод хранят свыше 100 тысяч скульптурных, горельефных и барельефных изображений размером от 2 сантиметров до 17 с лишним метров, высеченных в V-I вв. в известняковых скалах по берегам Ишуй. Наряду с комплексами Юньган (совр. провинция Шаньси) и Могао (провинция Ганьсу) он относится к числу крупнейших пещерных буддийских монастырей Китая.



^Пещерный комплекс у реки Ишуй^


        Первая пещера была вырублена здесь в 493 г., когда император Тоба Вэй (Северная Вэй) Сяовэньди перенес столицу своего государства из Пинчэна (совр. Датун, провинция Шаньси) в Лоян. Скотоводческое племя тоба кочевало первоначально на территории нынешнего автономного района Внутренняя Монголия и входило до III в. во влиятельный племенной союз сяньби. В IV в. в процессе этнической ассимиляции сяньбийцев оно начинает играть все более активную политическую роль, некоторое время поддерживает военный союз с китайской империей Западная Цзинь и постепенно завоевывает Северный Китай, создав там достаточно крепкое и независимое государственное образование.
        При Северной Вэй (386-534 гг.) в этом регионе получает распространение буддизм. Именно во время правления данной династии в Китае утверждается практика строительства монументальных пещерных комплексов, которые высекают в горных склонах. Внутри, как правило, находятся изображения святых буддийского пантеона, а также настенная роспись. Сначала приобретает законченный вид монастырь на горе Юньган, расположенный в 16 километрах к западу от первой столицы государства и включающий около 60 пещер с раскрашенной скульптурой из песчаника, разнообразными рельефами и многоцветной стенописью.
        Правда, с весны 2001 г. китайские археологи пытаются доказать, что менее известный комплекс Луеюань в 8 километрах к северо-востоку от Датуна был построен несколько ранее пещер Юньгана. Однако даже если это и так, то монастыри не сопоставимы ни по своим масштабам, ни по культурно-исторической ценности. Другое дело - строительство под Лояном, куда в конце V- начале VI вв. перемещается центр основных работ и переезжают придворные мастера.
        Создание столь гигантских сооружений было возможно лишь при наличии соответствующих навыков и опыта. Поэтому к работам в пещерах активно привлекались и ремесленники из других стран, хорошо знакомые с буддийской иконографией, традициями архитектурной и скульптурной обработки скальных пород. Не случайно в произведениях искусства нашли отражение мировоззренческие стереотипы, эстетические представления и художественные приемы, характерные для многих народов, которые непосредственно контактировали с Китаем. Проникновение извне новых самобытных идей и решений оказало благотворное воздействие на развитие творческого процесса в Поднебесной.
        Горные склоны в ущелье реки возникают несколько неожиданно и сразу производят яркое впечатление. Однако бросается в глаза, что Ишуй больше напоминает искусственное озеро, чем естественную водную артерию. Так оно и есть, ибо русло реки практически пересохло и вода около древних памятников удерживается с помощью плотин. Впрочем, оскудение гидроресурсов - это общая беда северных и западных районов страны. Аналогичная проблема существует в настоящее время и с Лошуй.
        Стоимость входного билета вполне приемлемая (45 юаней, или около 5,5 доллара), но есть маленькая хитрость: чтобы добраться от конечной остановки любого прибывшего из города транспорта до пещер и вернуться обратно, надо заплатить еще 4 юаня за проезд в миниатюрном автопоезде. Военнослужащие, учащиеся, пожилые люди в возрасте свыше 60 лет и другие категории граждан, включенные в некий документ 66 (2000) городской администрации Лояна, имеют льготы и платят за вход уже 25 юаней. Предусмотрены услуги «аудиогида» (5 юаней), говорящего исключительно на китайском языке.
        Эпоха Северная Вэй наиболее выразительно представлена пещерами Гуян (номер 1443), средней Биньян (140) и Ляньхуа (712). Всего, по подсчетам специалистов, при правлении императоров этой династии в Лунмэне было построено примерно 30 процентов пещер, гротов и ниш. Для величавых отдельных скульптур и сложных композиций того периода характерны заметная тяжеловесность и статичность образов. Массивные фигуры, лишенные природной естественности, как бы вдавлены в стены и не могут оторваться от скал, их породивших. Спокойные и бесстрастные божества выглядят строгими наставниками верующих, их незамысловатые жесты утверждают незыблемость и суровость Закона Будды. Одновременно в ликах святых доктринальные милосердие и сострадание передаются через отстраненную задумчивость и мистическую улыбку. В изображениях будд и бодхисатв прослеживаются творческие наработки мастеров комплекса Юньган.



^Буддийские божества Лунмэня^


        Самой ранней из перечисленных является пещера Гуян, где активные работы велись еще в конце V в., наиболее поздней - Ляньхуа (527 г.). Среднюю пещеру Биньян начали высекать при императоре Сюаньуди в 500 г. в честь его родителей, а завершили внутреннее убранство в 523 г. Ключевые фигуры композиций в каждой из трех ее стен неизменны - это Будда, его ученики и бодхисатвы. Решение несколько неожиданное, но достаточно уравновешенное: если в центральной части изображен сидящий Будда, то у северной и южной стен он представлен в полный рост.
        В танских пещерах, которых на берегах Ишуй порядка 60 процентов, максимальный интерес у посетителей вызывает общепризнанный лунмэньский шедевр - будда Вайрочана (божество космического света) (пещера 1280, Фэнсянь). Выполненная в 672-675 гг., в период правления императора Гаоцзуна и его всесильной супруги У Цзэтянь, статуя высотой свыше 17 метров буквально взлетает и доминирует над округой. В сопровождении канонизированной свиты и устрашающей злых духов охраны она символизирует расцвет и могущество торжествующей империи. В отличие от ранних изображений божеств буддийского пантеона восседающий Вайрочана при весьма внушительных габаритах (высота головы 4 метра, длина ушей около 2 метров) удивительно близок и доступен зрительскому восприятию.
        В духе новаторских тенденций монументального искусства династии Тан смягчены и более женственны черты лица, плавно струятся одеяния, в облике будды соединены возвышенная одухотворенность и абсолютное всевластие. Скульптура почти отделилась от стены и приблизилась к мирянину, усиливая эффект реального присутствия
«космического света». Под стать главной фигуре и ее окружение. Пластичные, индивидуальные и до некоторой степени независимые образы придают композиции сбалансированный и целостный характер при наличии явно выраженного центра.
        На нижних ярусах монастыря привлекает внимание пещера 565, которую часто называют
«малой Фэнсянь». Ее высекли в 673 г. для уже упоминавшихся правителей Гаоцзуна и У Цзэтянь, а также двух их сыновей. По непонятным причинам в традиционном сопровождении Будды отсутствует один из его любимых учеников, старец Кашь-япа. Его место пустовало изначально. Даже после многолетних исследований специалисты так и не смогли разгадать эту тайну.
        Во второй половине VIII в. создана пещера Цяньси (20), хранящая в своих недрах трех святых «западного рая» - будду Амитабу, бодхисатв Авалокитешвару и Махастамапатру. С культом первого тесно связана одна из ведущих школ китайского буддизма - Цзинту (Чистая земля). Возникшая во второй половине III - начале IV вв.
        она оформилась в целостную систему и приобрела широкую известность в VII-VIII вв. Ее адепты уповали на обретение высшего блаженства в «чистой земле», расположенной на западе, под покровительством будды Амитабы. Практика школы была чрезвычайно проста и доступна: следовало постоянно повторять его имя, чтобы оказаться в раю.
        Во время посещения великолепного ансамбля возникает неприятный осадок. При доступности экспонатов, когда дотошные посетители фотографируются в пещерах, гротах и нишах, забавно имитируя позы святых, при качественно организованном осмотре достопримечательностей, удобных подъемах и переходах слишком много обезглавленных скульптур, следов вандализма, откровенных изъятий. Начало сему варварству положили в конце Х!Х в. иностранцы. При наличии устойчивого спроса на древности к нему «подключились» местные жители, предприимчивые «дилеры» и
«коммерсанты» из числа приезжих китайцев. Во второй половине 60 - х гг. прошлого века беснующиеся хунвэйбины и цзаофани «культурной революции» «внесли свою лепту» в разрушение бесценного памятника. Опасность существует и сейчас. Увы, велико искушение украсть и выгодно продать кажущиеся бесхозными уникальные реликвии.
        Правительство КНР с годами взяло жесткий курс на борьбу с разграблением национальных сокровищ. Ночью 29 марта 1997 г. в Лунмэне злоумышленники похитили статую Будды танского периода весом более тонны, которая была отнесена к культурно-историческим памятникам, особо охраняемым государством. Во время совершения кражи она раскололась на три части. Позднее ее нашли и отреставрировали, а преступников схватили. Как сообщило информационное агентство Синьхуа, в январе 1999 г. Гао Юньляо- руководитель преступной группы - был казнен, а его подельники получили длительные сроки лишения свободы.
        Подобные приговоры в современном Китае не редкость, борьба в этом направлении идет нешуточная. Ситуация становится намного деликатнее, когда раритеты оказываются вне пределов досягаемости, т. е. за рубежом.
        При посещении пещеры 140 на глаза попадается надпись на китайском и английском языках, согласно которой барельеф «Поклонение императрицы Будде», располагавшийся в верхней ее части, был выкраден между 1930 и 1935 гг. ив настоящее время находится в Галерее искусств Нельсона Канзас-сити (США). Можно не сомневаться, что аналогичная судьба постигла многие произведения искусства, некогда украшавшие лунмэньский комплекс.
        По последним данным китайских экспертов, около 1 миллиона единиц национальных культурно-исторических ценностей хранятся в 200 с лишним музеях 47 стран, но точную цифру на сегодня не знает никто. Безусловно, наличие в экспозиции или запасниках музея редких китайских фарфоровых ваз и всевозможных сосудов, антикварных изделий из драгоценных камней, слоновой кости, перегородчатой эмали, лака и красного дерева, старинных статуэток и шкатулок, украшений и безделушек, одежды и свитков, уникального шелка и т. п. отнюдь не означает, что когда-то они были украдены или незаконно вывезены из страны. На протяжении тысячелетий Китай вел активную торговлю с соседними и заморскими государствами, поддерживал интенсивные внешнеполитические связи, поэтому их появление за границей неудивительно. Речь в данном случае идет о тех экспонатах, история появления которых на зарубежных музейных стендах покрыта завесой тайны либо связана с прискорбными событиями относительно недавнего прошлого.
        Наибольший урон Китай понес во второй половине ХIХ - первой половине ХХ вв. В результате агрессивной политики западных держав, регулярно вторгавшихся на территорию страны, хищнического разграбления императорских дворцов и парков, уничтожения государственных и частных хранилищ были утрачены огромные сокровища. Одновременно Метрополитен-музей в Нью-Йорке стал владельцем крупнейшей коллекции китайской живописи, Британский музей обзавелся бесценными рукописями и картинами, музей Гимэ в Париже прославился древнекитайскими керамикой и фарфором, не остались в стороне музеи Токио и Санкт-Петербурга. Так, в ходе раскопок в районе Аньяна (совр. провинция Хэнань) в начале прошлого века 2 6 700 предметов эпохи Шан-Инь, датируемой ХVII - ХII вв. до н. э., в итоге оказались в 12 странах, а первенство уверенно удерживают японцы, которые вывезли 12 443 единицы.
        В то же время есть пример и совершенно иного рода. Весной 2001 г. представители Национальной галереи Канады в Оттаве передали китайской стороне известняковую скульптуру из Лунмэня. Дело в том, что в последнее время музей стремится сделать более прозрачными свои поступления и устранить имеющиеся сомнения относительно их происхождения. Выяснив, что изображение действительно прежде находилось в одной из скальных пещер монастыря и было вывезено из Китая при вызывающих подозрения обстоятельствах, его руководство приняло решение вернуть реликвию на ее родину.

84,3-сантиметровый бюст часто называют «фигурой архата». Вероятно, появление такого словосочетания было вызвано исключительно фактором внешнего восприятия - аскетическим обликом божества. На самом деле у него есть конкретное имя. Это ранее упоминавшийся Кашьяпа - мудрый отшельник, ставший буддийским монахом, и один из двух самых известных учеников Сиддхартхи Гаутамы. В буддийской иконографии его роль и значение трудно переоценить.
        Первоначально старец Кашьяпа в полный рост в числе 2 9 святых был высечен в нижней части пещеры Каньц-зин, появление которой относят к 700-720 гг. Его фигура была первой в ряду барельефных изображений на южной стене и оставалась здесь свыше двенадцати веков, до 1936 г. В тот год в Лоян вошли наступавшие японские войска. Отсутствуют какие-либо фотографии или другие документальные свидетельства, подтверждающие наличие ее верхней части в пещере после 1940 г. Таким образом, бюст был сколот именно в этот промежуток времени.
        В 1970 г. в коллекции произведений китайского искусства он был выставлен и продан на аукционе Сотби в Лондоне, где его оценили в 20 тысяч американских долларов. Тогда же появились первые документы на древнюю скульптуру. Вскоре ее приобрел частный коллекционер из США, а позднее - канадец, доктор Херман Леви, который в
1978 г. подарил «архата» указанному музею.
        По словам директора Национальной галереи Канады, «было совершенно очевидно, что его отбили с помощью молотка и зубила, вывезли из страны незаконно». После того как удалось выяснить истинное место происхождения, раритет отправили в КНР. Это первый в китайской практике случай, когда иностранный музей по собственной инициативе вернул государству то, что составляет национальное достояние. Можно с уверенностью сказать: в самое ближайшее время восстановленный и отреставрированный барельеф в пещере Каньцзин будет вновь доступен многочисленным посетителям со всего мира.
        В населенном пункте Гуаньлин, что в нескольких километрах к югу от Лояна, расположен симпатичный и хорошо отреставрированный храм, сохранивший архитектурные черты эпохи Мин. Он построен в честь известного в Китае генерала Гуань Юя, о чем напоминает 7-метровая статуя полководца. Некогда здесь со всеми почестями была погребена его отсеченная голова. Эта история тесно связана с интереснейшими событиями краха династии Хань и начального периода Троецарствия, когда страна погрузилась в пучину ожесточенных междоусобных войн и многолетней раздробленности.
        В 184-204 гг. на обширной территории в восточной части государства бушевал пожар народного восстания «Желтых повязок». Его несколько странное название произошло от небольших кусков материи соответствующего цвета, которые повстанцы носили на голове. Многочисленных крестьян объединил под своими знаменами даосский проповедник Чжан Цзяо, убедительно призывавший в религиозно-мистической форме к свержению правящей династии и установлению «желтого неба», основанного на «великом равенстве». Армия повстанцев была неплохо организована и успешно привлекала на свою сторону широкие слои населения. Возникла вполне конкретная угроза трону.
        Ханьские императоры в эти годы утратили реальную силу и оказались заложниками бесконечных дворцовых интриг. Особым усердием по части последних отличался канцлер Дун Чжо, всецело подчинивший своему влиянию слабохарактерного правителя Сяньди и свободно манипулировавший контролируемыми институтами государственной власти. Естественно, такие действия вызывали резкое недовольство у других высокопоставленных сановников, фактически отстраненных от принятия ключевых политических решений. Инициатором заговора «18 генералов», представлявших не только столичную, но и местные элиты, стал Цао Цао (155-220 гг.), о котором уже говорилось в этой главе.
        В результате военного мятежа сторонники Дун Чжо потерпели сокрушительное поражение, а их предводитель был убит. Однако затянувшаяся смута и откровенная слабость императорской власти на протяжении долгих лет неизбежно усиливали центробежные тенденции в обществе, вели к обострению противоречий между центром и региональными лидерами. Борьба с участниками восстания «Желтых повязок» оставалась единственным фактором, способствовавшим сплочению влиятельных и амбициозных военачальников. Они смогли объединить свои усилия и жестоко подавили выступления крестьян, но в дальнейшем расхождения между ними усилились и приобрели необратимый характер.
        В Лояне энергичный Цао Цао присвоил себе все прежние полномочия Дун Чжо и намеревался обеспечить восхождение на императорский трон сына Цао Пи, однако ситуация уже существенно изменилась. На юге возникли мощные группировки, способные эффективно противодействовать двору. К югу от Янцзы крупные землевладельцы объединились вокруг Сунь Цзяня, а позднее его сына Сунь Цюаня. Район нынешней провинции Хубэй контролировал талантливый, но чересчур эмоциональный и импульсивный для политика такого уровня генерал Лю Бэй. Бассейн Хуанхэ в среднем и нижнем течении оставался сферой влияния Цао Цао. Решающее сражение главных участников противостояния произошло в 208 г. в местечке Чиби (досл. с кит.
«Красные скалы») на берегу Янцзы, как раз на территории Хубэя.
        Ранее Лю Бэй, потерпев поражение от Цао Цао, бежал на юг, где его поддержали местные правители и чиновники. Незадолго до битвы своим главным советником он назначил Чжугэ Ляна, который в истории Китая символизирует безграничную мудрость. Тот, проанализировав слабые стороны армии Лю Бэя, предложил ему объединиться с Сунь Цюанем, у которого было многочисленное и хорошо обученное войско.
        На стороне Лю Бэя воевали два его названых брата - бесстрашные генералы Чжан Фэй и упомянутый Гуань Юй. Обе эти фигуры оставили яркий след в национальной культурно-исторической традиции. С именем Чжан Фэя китайцы на протяжении столетий ассоциируют такие личные качества, как смелость и отвага, а Гуань Юй неизменно олицетворяет чувства верности и справедливости.
        Расчет Чжугэ Ляна полностью оправдался: союзники наголову разбили армию Цао Цао. Покинувшего поле сражения полководца окружил отряд Гуань Юя. После некоторого раздумья генерал позволил Цао Цао уйти. Его поступок получил неоднозначную оценку, но в нем была логика порядочного человека.
        В свое время Гуань Юй в ходе боевых действий потерял связь с Лю Бэем. Умный и ловкий царедворец Цао Цао решил использовать данное обстоятельство, пригласив грозного и достойного противника фактически к себе на службу, но сделал это от имени императора, находившегося всецело под его контролем. Гуань Юй принял такое приглашение и был щедро одарен всевозможными милостями и богатствами.
        Однако узнав местонахождение Лю Бэя и его сторонников, он тут же оставил свой пост и полученные ценности, в том числе печать - символ власти, и направился в лагерь названого брата. Взбешенный Цао Цао, тем не менее, не стал его преследовать. Все события недавнего прошлого вихрем пронеслись в голове Гуань Юя, когда они встретились вновь на поле брани, и он принял непростое решение отпустить потерпевшего поражение противника.
        Одержав блестящую победу, союзники не смогли воспользоваться ее плодами в полной мере. Более того, вскоре возникла конфликтная ситуация. Сунь Цюань вполне резонно полагал, что главную роль в разгроме лоянской армии сыграли именно его войска, поэтому отбитую у противника территорию считал своей. Лю Бэй согласился с этими доводами, но попросил отсрочку, поскольку другой земли у него в тот момент не было. Чжугэ Лян предложил совершить поход на юго-запад страны и таким образом разрешить спор. Кампания оказалась удачной, и воины Лю Бэя заняли районы в пределах современной провинции Сычуань. Добившись успеха, последний не торопился выполнять данное ранее обещание, поэтому отношения с Сунь Цюанем испортились окончательно.
        Ставка Лю Бэя переместилась на юго-запад, а на конфликтной территории между двух огней - Цао Цао и Сунь Цюанем - остался Гуань Юй, контролировавший область Цзинчжоу. В конце концов он оказался в плену у недавнего союзника, который предложил предать своего военачальника и перейти на его сторону. Гуань Юй категорически отказался, за что и был казнен.
        Позднее Сунь Цюань и его ближайшее окружение осознали, что действовали слишком поспешно: перспектива войны на два фронта их не устраивала, поскольку в выигрышном положении оказывалась наиболее мощная армия Цао Цао, восстановившая силы после неожиданного фиаско. В сложившейся обстановке было решено отправить голову Гуань Юя в Лоян, чтобы снять часть обвинений со стороны Лю Бэя. Якобы, приказ об убийстве его брата последовал из столицы.
        Историки утверждают, что хитрый Цао Цао разгадал сей замысел, почему и похоронил голову Гуань Юя со всеми почестями, полагающимися боевому генералу. Возможно, так оно и было на самом деле. Тем не менее, взаимоотношения этих людей складывались весьма своеобразно, поэтому хочется верить, что в действиях Цао Цао присутствовали и глубоко личные мотивы, позволившие ему поступить в высшей степени благородно. Столь печальное событие произошло в 219 г. Именно о нем напоминает храм, возведенный к югу от Лояна.
        Через год скончался и Цао Цао. Его сын Цао Пи отстранил от власти Сяньди и провозгласил себя императором новой династии Вэй. В ответ Лю Бэй, не без оснований претендовавший на кровное родство с правителями свергнутой династии, объявил себя ханьским императором. Однако ученые в итоге определили его государство как царство Шу, увязав с древним названием указанного региона. Аналогичным образом действовал Сунь Цюань, заявивший о появлении в своем лице еще одного императора, теперь уже в государстве У.
        В дальнейшем Лю Бэй вопреки настойчивым советам Чжугэ Ляна начал войну с царством У, но потерпел жестокое поражение в битве, произошедшей в верхнем течении Янцзы. Еще раньше был злодейски убит его второй названый брат - Чжан Фэй. Опозоренный и лишенный поддержки Лю Бэй не решился вернуться в столицу своей империи и через несколько лет умер от болезни в городе Байдичэн, который, кстати, сохранился до настоящего времени. Реальным правителем Шу стал Чжугэ Лян, который возобновил стабильные отношения с государством У и на протяжении длительного времени вел успешные войны с Вэй.
        Однако после его смерти в 234 г. инициатива перешла к более удачливому противнику. В 2 63 г. Шу было присоединено к царству Вэй, та же участь постигла и государство У (280 г.). Власть в Лояне захватил полководец Сыма Янь, основавший династию Западная Цзинь. История Троецарствия закончилась.
        Сложные перипетии той эпохи стали сюжетной основой романа «Троецарствие» - одного из первых во всей китайской литературе и до сих пор чрезвычайно популярного в стране. Хронику событий в беллетризованной форме воссоздал во второй половине ХV в. Ло Гуаньчжун. В середине 90-х гг. прошлого века была поставлена грандиозная и многосерийная телевизионная версия романа, вызвавшая социально значимый резонанс. Несколько лет назад автор в силу ряда обстоятельств побывал на киностудии в западном пригороде Пекина, где проходили съемки батальных сцен. Сохранившиеся роскошные замки-дворцы, впечатляя своими реальными размерами, тщательной планировкой и отделкой, дают некоторые представления о сумме финансовых затрат на постановку фильма-эпопеи. В настоящее время сюда регулярно приводят группы экскурсантов.
        Наиболее яркие эпизоды бурных событий Троецарствия были активно заимствованы и воплощены на сцене национальным музыкальным театром, или оперой, вобравшей в себя элементы музыки, пения, диалога, танца, акробатики и упражнений боевого искусства. Существует много разновидностей традиционной оперы, отличающихся прежде всего местным колоритом, особенностями музыкальных композиций и фонетическим строем диалектов китайского языка. Наиболее представительная и известная во всем мире форма народного музыкального театра - пекинская опера, история которой насчитывает свыше 200 лет. В настоящее время именно ее всячески популяризируют в стране, поддерживая интерес у населения и приезжающих туристов.
        Ключевую роль в немногочисленном оркестре играют ударные инструменты, включая всевозможные гонги, барабаны, колокола и трещотки. Функции дирижера выполняет опытный барабанщик, который отточенными движениями и филигранной техникой исполнения конкретной партии задает ритм происходящему на сцене и поддерживает его эмоциональный фон. Обычно самую большую группу представляют струнные инструменты: смычковые - цзинху и эрху, выполняющие своеобразные роли первой и второй скрипок, а также щипковые - юэцинь, пипа и саньсянь, по внешнему виду напоминающие мандолины или лютни. Из духовых инструментов наиболее часто используются хао (труба) и ди (флейта). Национальная китайская музыка, основанная на пентатонике (звуковая система, содержащая пять ступеней в октаве), вызывает у малоподготовленного слушателя неоднозначную реакцию, да и громкость исполнения кажется порой чрезмерной. Поэтому музыкальная составляющая пекинской оперы требует особого и длительного осмысления. Впрочем, это в полной мере относится и к ее вокальной части, состоящей из самобытного пения (кит. «эрхуан» и «сипи») и своеобразной речи
(«юньбай» и «цзинбай»).
        Роли делятся на строго фиксированные амплуа: дань (женские партии), шэн (мужские), цзин (решительно действующие мужчины) и чоу (мужчины и женщины - комики). Последних всегда легко отличить на сцене по внешнему признаку - белому пятну на лице.
        Вообще грим играет исключительно важную роль. Так, среди персонажей «цзин» выделяется группа под общим названием «хуалянь», у которых лицо покрыто толстым слоем краски. Полностью белое лицо означает коварство, хитрость и вероломство; красное - верность, мужество, храбрость и смелость; черное - суровость и жесткость, но одновременно и справедливость. Кстати, названые братья Лю Бэя - Гуань Юй и Чжан Фэй - неизменно выходят на сцену с красными лицами, а канцлер Цао Цао - с белым. Кроме того, весьма широко применяются разноцветные маски-грим.
        Особый разговор о пластике исполнителей. Поскольку действие не ограничено ни во времени, ни в пространстве, то активно используются условности и символика. Взмахи актера кнутом означают езду верхом, движение по кругу - длительный переход, лопатка в руках приседающего персонажа - преодоление водной преграды, походка вразвалку у военных - подготовка к бою, у гражданских лиц - глубокие раздумья и т. д. Значительное место в постановке занимают энергичные движения в стиле «ушу» (национальное боевое искусство). Исполнители часто применяют имитации обычного и обоюдоострого меча, копья, булавы, бердыша или секиры. С элементами циркового искусства близко перекликаются эффектные акробатические номера.
        Важную роль в режиссерском замысле и актерской игре выполняют специфические потолок и пол (кит. «тяньцзин» и «дицзин»). К сожалению, сейчас эти необычные и сложные сценические конструкции можно встретить довольно редко, они сохранились лишь в самых старых и престижных театрах пекинской оперы. В обоих терминах используется иероглиф «колодец», отчасти проясняющий общую идею. Тяньцзин представляет собой большое отверстие, перекрытое деревянными балками, на которых крепятся веревки и блоки. Благодаря таким приспособлениям действующие лица спектакля могут, например, легко «летать по небу», поскольку спортивная подготовка большинства актеров выше всяких похвал. Некогда тяньцзин выполнял и другую функцию, обеспечивая циркуляцию воздуха в зрительном зале.
        С помощью дицзина происходит быстрая смена декораций, на сцене неожиданно появляются фонтаны и водоемы, внезапно возникают и исчезают персонажи постановки. Глубина ямы может достигать десяти метров. Впервые дицзин был применен на праздновании 60-летия императрицы Цыси в далеком 1895 г. Естественно, зрители не видят соответствующих технических ухищрений, что придает действию некий мистический эффект.
        Когда-то существовало свыше тысячи разнообразных спектаклей, но на нынешней сцене можно встретить, по официальным данным, не более двухсот. При изучении репертуара немногочисленных трупп пекинской оперы бросается в глаза обилие постановок, главными героями которых являются уже знакомые исторические персонажи. Так, в спектакле «Хуажундао» в деталях воспроизведен эпизод несостоявшегося пленения Цао Цао. Побежденный в бою полководец с горсткой наиболее преданных людей, столкнувшись с отрядом Гуань Юя, высылает вперед генерала Чжан Ляо в отчаянной надежде спасти свою жизнь. Интересен напряженный диалог двух близко знакомых людей, оформленный в полном соответствии с законами жанра. Воины Гуань Юя решительно перегородили дорогу отступающим, но последний, обменявшись жесткими аргументами с бывшим соратником, отдает приказ своим солдатам расступиться и пропустить психологически раздавленного в данный момент противника.
        В популярной опере «Встреча героев» обыгрывается другой эпизод битвы у Чиби. Накануне сражения Цао Цао посылает генерала Цзян Ганя в стан Сунь Цюаня для встречи с одним из ключевых полководцев вражеской армии - Чжоу Юем. Задача сложная - переманить на свою сторону талантливого военачальника. Однако смышленый Чжоу Юй разгадал хитрый маневр и, узнав о появлении Цзян Ганя, устроил торжественную
«встречу героев», так и не дав тому даже изложить суть предложения. Более того, искусно подбросив фальшивое послание, он сумел заметно ослабить армию Цао Цао.
        Очень часто на театральных афишах можно увидеть постановки о мудром Чжугэ Ляне. Хорошо известна оперная трилогия «Отступление под Цзетином», «Хитрость с пустой крепостью» и «Казнь Ма Су». События в них разворачиваются несколько позднее, когда канцлер царства Шу решительно противостоял государству Вэй и одержал ряд знаменательных побед. Однако в данном случае поход оказался крайне неудачным и ему пришлось проявить недюжинную смекалку, чтобы избежать разгрома. В результате Чжугэ Лян даже подал в отставку, но одновременно казнил и своего генерала, по вине которого чуть было не произошла большая трагедия.
        У многих ценителей интеллектуального кинематографа свежа в памяти превосходная лента китайского режиссера Чэнь Кайгэ «Прощай, моя наложница», выигравшая один из главных призов на Каннском фестивале в середине 90-х гг. и завоевавшая признание во всем мире. Ее герои в блистательном исполнении Чжан Фэнъи и Чжан Гожу-на, которых великолепно дополнила чарующая Гун Ли, не только рассказали трагическую сагу о реальной жизни актеров на фоне бурных событий недавнего Китая на протяжении полувека, но и тонко передали атмосферу творческой лаборатории мастеров пекинской оперы.
        По ходу фильма зритель имеет прекрасную возможность близко познакомиться с одной из лучших ее постановок. В основе сюжета оперы с тем же названием - жесткое противостояние двух выдающихся людей своего времени (конец III в. до н. э.) - основателя династии Хань Лю Бана и полководца Сян Юя, а также глубокие чувства последнего и его возлюбленной Юйцзи. Бесстрашный воин, обладавший феноменальной силой и способный, по свидетельству современников, «поднять гору», в решающем сражении у местечка Гайся, что на территории современной провинции Аньхой, поочередно теряет доблестную армию, любимую женщину и собственную жизнь.
        Оказавшись на улицах современного Лояна или в его пригородах, приезжий сразу обращает внимание на изобилие магазинов и лавок, торгующих изделиями из фарфора и керамики. Понятно, что ими в Китае трудно кого-нибудь удивить. Поэтому выставленная в богатом ассортименте красивая продукция вряд ли бы имела реальный шанс привлечь большое количество покупателей, если бы не диковинные сюжеты и цветовая гамма предлагаемого товара. Трехцветные лошади и верблюды - от самых маленьких до почти в человеческий рост, многофигурные композиции по мотивам Шелкового пути, танские красотки, богатые купцы и веселые музыканты мирно соседствуют на нескольких квадратных метрах, легко заманивая в свои сети проходящих мимо туристов.
        На протяжении тысячелетий керамика и фарфор из Поднебесной вывозились почти во все страны Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии, Дальнего, Среднего и Ближнего Востока, где вызывали всеобщее восхищение и пользовались огромным спросом. В средние века европейцы восторженно умилялись любой фарфоровой безделушке, считая ее величайшей драгоценностью.
        Самая ранняя в Китае керамика - посуда из белой глины, датируемая примерно II тыс. до н. э., была обнаружена неподалеку от Лояна, при раскопках в районе города Аньян (провинция Хэнань). Высококачественная белая глина (каолин) с добавлением мелкоистолченного кварца или песка обжигалась в печах при температуре приблизительно от 1050 до 1150 градусов. Некоторые из найденных керамических емкостей покрыты серо-желтой и коричневой глазурью (поливой), которая после нанесения на изделие и обжига делала его поверхность блестящей и водонепроницаемой. Данное обстоятельство свидетельствует о значительном технологическом прорыве в уникальном производстве уже в глубокой древности.
        Иероглиф «цы», имеющий в китайском языке значение «фарфор», возник в ханьскую эпоху, но его появление отнюдь не означало изобретения последнего. Это название еще долго распространялось на так называемые «фарфоровидные изделия». Великое открытие состоялось в начале периода Тан (VII в.), когда многолетний опыт изготовления разнообразной и высококачественной керамики привел к созданию более совершенного материала. Длительное время его делали только в Китае, что во многом обуславливалось особыми природными условиями и ресурсами страны. В Европе секрет производства фарфора стал известен лишь примерно через тысячу лет, а первый фарфоровый завод в Старом свете был основан в Мейсене (Германия) в 1710 г.
        Известно, что обычно базовым сырьем для изготовления фарфора являются каолин, кварц и полевой шпат. В дальнейшем процессе необходим высокотемпературный (не менее 1350 градусов) обжиг полученной смеси. Именно в этом случае происходит структурная трансформация последней, в результате чего образуется минеральная масса, непроницаемая для воды и просвечивающая в тонком слое. При использовании каолина в смеси с песком, а также при меньших температурах обжига получается традиционная китайская керамика, знаменитая во всем мире богатством красок и разнообразием форм.
        Появление новой технологии не ограничило эксперименты и творческие поиски в изготовлении художественной керамики. Особое внимание по-прежнему уделялось глазуровке и росписям. В танскую эпоху для глазурей использовались в основном окисное железо, которое давало желтые, коричневые и черные цвета, окисная медь, придававшая изделиям зеленоватый оттенок, и марганцевая руда с ее пурпурными тонами.
        Тогда же на уровне опытных образцов появился фарфор с трехцветными свинцовыми глазурями и кобальтовой росписью. Последняя в зависимости от места добычи минерала и состава краски передает самые разнообразные оттенки синего цвета. Однако в целом для периода Тан характерен однотонный фарфор, покрытый белой глазурью. Именно такой для императорского двора делали в Динчжоу (совр. провинция Хэбэй).
        Фарфор постепенно занял ведущие позиции в декоративно-прикладном искусстве. По всей стране строятся многочисленные печи. На ведущие позиции в его производстве выходят мастерские уезда Цзиндэчжэнь (совр. провинция Цзянси). В 1004 г. они начинают поставлять свою продукцию императору в столичный Бяньлян. Очень скоро цзиндэчжэньский фарфор признается эталонным. Про него говорили, что он бел как нефрит, блестящ как зеркало, тонок как бумага и звучен как колокольчик. К концу KVI в. в уезде, ставшем главным производителем фарфора, насчитывалось уже свыше трехсот печей.
        Китайские мастера неизменно совершенствовали свое искусство, что проявилось в последовательной утонченности форм, усложненном орнаменте, красочности росписи, расширении цветовой гаммы. Художники рассматривают поверхность сосуда как пространство для реализации своих фантазий и эстетических принципов. В то же время даже самый затейливый узор полностью подчинен его форме, создавая гармонию исходного материала, творческого замысла и филигранного исполнения.
        Параллельно с быстрым распространением фарфора сохранялась древняя традиция керамического производства. Так, в Европе исключительно высоко ценились селадоны - изделия из зеленовато-серой керамики. Монохромный материал различных оттенков, из которого изготовлены украшенные гравировкой или рельефной орнаментацией кувшины с горлышками в виде птиц и зверей, всевозможные вазы и изысканные сосуды, внешне сильно напоминает полудрагоценные камни. Селадоны сделаны из фарфоровой смеси, но у них необычная температура обжига. Она выше, чем у обычной керамики, но ниже отметки фарфора - в пределах 1170-1250 градусов. Их расцвет приходится на Х! - ХШ вв.
        При династии Тан особую популярность приобрела трехцветная (кит. «тансаньцай») керамика. Ее делали в основном в центральных районах Китая. Как бы растекшаяся глазурь (полива) в виде необычайных по своей насыщенности желтых, коричневых и зеленых пятен придает пластичным и округлым изделиям своеобразное буйство ярких красок. Поскольку во многих сюжетах скульптурных композиций очевидны мотивы Шелкового пути, то интенсивные желтовато-коричневые тона великолепно воспроизводят его далекие пустынные горизонты. В то же время многочисленные бородатые иноземцы, музыканты со своими инструментами, экзотические зооморфные и растительные узоры придают им четко выраженный празднично-декоративный характер. Трехцветная керамика всегда сразу бросается в глаза, создавая эмоционально приподнятое настроение.
        Ее современное производство в виде художественного промысла широко представлено в Лояне. «Тансаньцай» делают здесь и на специализированных предприятиях, и в крестьянских дворах, поэтому стоимость такой продукции обычно вызывает искреннюю улыбку у покупателя. Единственная проблема - как довезти до дома хрупкие изделия. В этом случае фирменный вариант выглядит явно предпочтительнее, ибо соответствующая упаковка достаточно практична и внушает доверие. Автор книги с видимым удовольствием приобрел несколько наборов на подарки и до сих пор жалеет, что мало купил.
        После образования КНР в 1949 г. Лоян постепенно превратился в промышленный центр государственного значения. Активную помощь китайским друзьям оказывали советские специалисты. При их содействии были построены и эффективно функционировали гиганты машиностроения и металлургии. Так, в 50-е гг. прошлого века сотни инженеров и высококвалифицированных рабочих из республик СССР работали здесь на крупнейших в стране тракторном и шарикоподшипниковом заводах, мощных комбинатах горного оборудования и по переработке меди, оборонных предприятиях. О них до сих пор с искренней теплотой и большим уважением вспоминают местные жители, причем не только старшего поколения.
        В современном Лояне местные власти настойчиво стремятся идти в ногу со временем, развернув в 1992 г. строительство экономической зоны наукоемких и высоких технологий с привлечением иностранных инвестиций. Параллельно неизменными в период реформ остаются приоритеты в промышленном производстве: нефтехимическая отрасль, машиностроение и электроника, металлургия, строительные материалы, текстиль и продукты питания. Внушительные средства (более 420 миллионов долларов) вкладываются в интенсивное развитие и совершенствование городской инфраструктуры, что особенно заметно по количественному росту и улучшению качества скоростных автотрасс. Однако главной статьей доходов, естественно, был и будет туризм.
        Помимо знаменитых культурно-исторических памятников, о которых в какой-то степени было рассказано выше, в последнее время город прославился в Китае и за его пределами ежегодными грандиозными ярмарками-фестивалями пионов. На протяжении около двух десятков лет они проводятся в одни и те же сроки - 15-25 апреля, когда распустившиеся «королевские цветы» предстают в полном блеске. Только в 2001 г. в связи с этим событием в город, по данным китайских официальных лиц, приехало около
2 миллионов туристов, несколько тысяч зарубежных бизнесменов, представлявших свыше
360 предприятий из 12 стран и районов мира, включая Германию, Россию, Сингапур, США и др.



^Лоян. Праздничное шествие^


        Зрелище действительно впечатляет. На обширной территории парка, что расположен на центральной улице Чжунчжоучжунлу, экспонируются сотни видов этого древнего цветка. В городе его стали культивировать примерно 1400 лет назад, а при династии Тан пионовые сады были разбросаны по всему Лояну, радуя взоры и очаровывая его жителей, восхищая самых требовательных эстетов, сводя с ума влюбленных, вдохновляя поэтов и живописцев. В сунский период город превратился в национальный центр разведения и торговли пионами, которые получили название «лоянские цветы» и приобрели репутацию «прекраснейших под небесами». Их восхитительная цветовая гамма, фантастические размеры, удивительное разнообразие на фоне голубого неба и сочной весенней зелени завораживают посетителей и надолго остаются в памяти.



        Глава III


        ПОГРЕБЕННОЕ ВОИНСТВО

        Кульминацией ознакомительной поездки в Сиань неизбежно становится посещение всемирно известной терракотовой армии, обнаруженной относительно недавно примерно в 30 километрах к востоку от города. Сюда спешат иностранцы со всех уголков планеты, приобщиться к истокам своей цивилизации стремятся китайские туристы, крупнейшие политики и выдающиеся деятели искусства оставляют восторженные отзывы о шедеврах далекого прошлого, современные писатели и кинематографисты, вдохновленные увиденным, создают собственные версии событий, разыгравшихся здесь свыше 2 тысяч лет назад.
        Феноменальная находка была сделана в 1974 г., когда два шэньсийских крестьянина начали рыть колодец и внезапно на глубине около четырех метров наткнулись на крупные куски обожженной глины - терракоты. Это были обломки древних статуй. Уникальное археологическое открытие ХХ в. - захоронение воинов и лошадей (кит. Бинмаюн), вызвавшее широчайший резонанс во всем мире, состоялось.
        Между тем напуганные «духами земли» крестьяне прекратили свои водно-мелиоративные изыскания и обратились в деревенскую администрацию. Последняя весьма оперативно проинформировала о случившемся вышестоящие инстанции. Специалисты-археологи из Сиани прибыли не сразу, но за работу взялись энергично, и вскоре поступили сообщения о новых сенсациях.
        Выяснилось, что местные жители угодили в обширный прямоугольный ров глубиной 22 метра и протяженностью порядка 230 метров с востока на запад и 70 метров с юга на север. Общая площадь составляет около 16,5 тысячи квадратных метров. Внутри него после небольшого пространства, в котором в три шеренги разместился, предположительно, передовой отряд, вдоль тянулись 10 капитальных стен из утрамбованной земли, разделявшие погребение на 11 коридоров.
        В каждом таком коридоре находились сотни керамических фигур воинов, вооруженных настоящими мечами, алебардами, бердышами, арбалетами со стрелами и другим оружием. Бронза еще сохранила блеск, остроту и прочность. В шести коридорах располагались глиняные лошади, за последними археологам удалось выявить останки деревянных колесниц. Более 6 тысяч фигур удивительной армии, обративших свои взоры на восток, выстроены в боевом порядке и готовы к сражению.
        Через два года, в 1976 г., неподалеку были обнаружены еще две подземные камеры. В значительно меньшем по размеру погребении 2 площадью в 6 тысяч квадратных метров скопилось почти 1,5 тысячи лучников, всадников и лошадей, легковооруженных пехотинцев и колесниц с возницами. В самом малом погребении 3 на 520 квадратных метрах найдены 64 воина и одна боевая колесница.
        В ходе многолетних работ археологи откопали в общей сложности примерно 8 тысяч терракотовых скульптур, большое количество оружия и военного снаряжения, в том числе первые в мировой истории отравленные стрелы. Все фигуры, многие из которых оказались в сильных изломах, были выполнены в реальных для нашего современника размерах. Средний рост воинов составляет 1 метр 80 сантиметров, а в погребении 2 заметно выделяется почти двухметровый генерал.

^Терракотовая армия Цинь Шихуана^


        В 1980 г. в раскопе длиной около 8 метров, расположенном поблизости от усыпальницы Цинь Шихуана, удалось найти скульптурные композиции из бронзы - две в половину натуральной величины колесницы, запряженные четверками лошадей и управляемые возницами. Крытые повозки украшены причудливыми изображениями, похожими на драконов, фениксов и летящие по небу облака. В облике наездников древний скульптор на редкость тщательно отразил детали человеческих фигур: колени, суставы пальцев, ногти на руках и т. д.
        Находки в Бинмаюне уже более четверти века завораживают и вызывают восторг у посетителей, потрясают воображение и рождают космические гипотезы, инициируют научный поиск и дают импульс творчеству. Ежегодно музейный комплекс привлекает сотни тысяч туристов из разных стран, однако хочется верить, что основная работа археологов и их блестящие открытия в этом регионе еще впереди.
        Тем не менее остается без ответа главный вопрос. Почему все эти грандиозные творения человеческих рук в столь огромном количестве оказались под землей? Отсутствуют упоминания о погребенном воинстве в исторических хрониках и документах. Ничего не говорится о нем в легендах, преданиях и национальном фольклоре.
        Полной ясности нет и в настоящее время. Можно только догадываться, что Цинь Шихуан, создавший объединенное государство после столетий междоусобиц и братоубийственных войн, с мыслями о неизбежности собственной смерти приказал не только построить величественную гробницу, но и похоронить с собой некий символ не знавшей поражений императорской армии. Она прославила основателя династии Цинь и была способна защитить усопшего монарха в загробном мире.
        Само название эпохи - Борющиеся царства (475-221 гг. до н. э.) - говорит о многом. Жестокие войны между семью крупнейшими государствами за господство в стране вступали в решающую фазу. На территории распавшегося в конце V в. до н. э. царства Цзинь в центральной части Поднебесной образовались три государства: Хань, Вэй и Чжао. На полуострове Шаньдун находилось богатое и древнее царство Ци, в северном Китае - Янь, столица которого размещалась неподалеку от современного Пекина. Два самых больших государства - Чу и Цинь - лежали соответственно на юге и западе.
        В условиях резкого обострения междоусобной борьбы, столкновений различных интересов и на фоне в целом достаточно интенсивного в то время экономического, социального и культурного развития многое зависело от внутреннего потенциала правящих элит, их военно-политического и социально-экономического выбора, способности аккумулировать лучшие идеи и умы, находя им достойное применение. Уже очень скоро определился явный лидер в этой кровавой гонке - государство Цинь, где воплощались в жизнь теоретические изыскания легистов.
        Отличительной особенностью их учения - легизма (кит. фацзя), которая в конечном счете и предопределила название указанной древнекитайской философской школы, стала полная абсолютизация закона («фа») - универсального средства управления государством. Правитель - единственный субъект нормотворчества, на него не распространяется правовое поле действующего законодательства. В результате возникла весьма стройная концепция всеобъемлющего функционирования деспотического государства при неограниченных полномочиях монарха.
        Легисты (законники) предлагали и реализовывали государственное регулирование экономики, четкую градацию внутри правящей социальной группы, систематическое обновление госаппарата путем выдвижения перспективных чиновников, унификацию мышления и личную ответственность последних, фискальную систему тотального надзора за поведением и настроением общества в целом и другие меры. Отвергая постулаты конфуцианской этики, которой должны были следовать в том числе и монархи, они выдвинули принцип непоколебимости власти правителя, его авторитета. Если государство обеспечит бесперебойное снабжение населения продуктами питания и укрепит свою военную мощь, то оно станет достаточно сильным, чтобы победить всех врагов и объединить Китай, положив конец хаосу и установив закон и порядок.
        Самым известным теоретиком и практиком данной школы оказался Шан Ян (390-338 гг. до н. э.), который сначала служил чиновником в царстве Вэй, а в середине IV в. до н. э., поселившись в государстве Цинь, стал главным советником (канцлером) его правителя Сяогуна. Автор канонического труда «Книга правителя области Шан» осуществил крупномасштабные и радикальные реформы в 359-348 гг. до н. э., которые способствовали укреплению центральной власти и усилению военно-политического и экономического могущества Цинь. Так, Шан Ян упразднил прежнюю систему землевладения, узаконив впервые в истории Китая право частной собственности на землю и разрешив куплю-продажу земельных участков, была ликвидирована система наследственных владений знати, аристократия лишалась права наследования административных постов и т. д. Эти меры, объективно, подорвали власть родовой знати, способствовали выдвижению и продвижению по службе лиц более низкого происхождения, привлекли богатых крестьян из сопредельных районов.
        Однако судьба самого Шан Яна оказалась трагичной. После смерти в 338 г. до н. э. циньского правителя и его покровителя Сяогуна выяснилось, что у реформатора много недоброжелателей среди придворных, которых в ходе проводимых преобразований он когда-то лишил привилегий, а самое главное - он оказался в немилости у наследника престола. Дело в том, что вскоре после начала реформ в Цинь последний совершил какое-то правонарушение. Шан Ян, считавший, что соблюдение законов обязательно для всех подданных правителя, настоял на применении санкций. Поскольку наследника нельзя было подвергнуть уголовному наказанию, то клеймили его наставника.
        Естественно, что будущий правитель царства не забыл унижения. Вскоре после кончины Сяогуна Шан Яна обвинили в государственной измене, но смерть тот встретил, по некоторым сведениям, с оружием в руках. Велика была ненависть врагов: тело погибшего привязали к колесницам, и лошади, пущенные в галоп, разорвали его на части.
        О конкретных событиях той эпохи стало известно во многом благодаря эпическим
«Историческим запискам (кит. «Ши цзи») Сыма Цяня (ок. 145 или 135 г. до н. э. - ?
 - выдающегося историка, литератора и мыслителя древнего Китая. В 108 г. до н. э. он унаследовал от своего отца Сыма Тяня должность главного придворного историографа и получил доступ к императорскому архиву. В молодые годы Сыма Цянь много путешествовал, собирая исторические сведения и изустные предания, постигая народные обычаи, традиции и нравы.
        О серьезности его намерений и научного поиска свидетельствует такой эпизод. Существовало предание о затоплении столицы государства Вэй. В конце эпохи Борющихся царств циньские войска, осадив Далян (совр. Кайфэн), долгое время не могли сломить ожесточенное сопротивление оборонявшихся и захватить крепость. Тогда они призвали на помощь природную стихию. От реки Хуанхэ до вэйской столицы был прорыт канал, и ее мутные воды хлынули в город.
        Сыма Цянь тщательно изучил сохранившуюся часть старой крепостной стены и обнаружил на ней следы сильнейшего наводнения. Местные пожилые люди рассказали ему о том, что сами когда-то давно слышали от старших: как Хуанхэ сметала все на своем пути, как еще долгое время вода оставалась в разрушенном городе.
        Вместе с учеными-сановниками Тан Ду, Ло Сяхуном и некоторыми другими Сыма Цянь параллельно руководил исследованиями по совершенствованию календаря, которые были успешно закончены в 104 г. до н. э. В дальнейшем он интенсивно и плодотворно работал над главным трудом своей жизни.
        Вызывает восхищение его удивительная для того времени четкая гражданская позиция и мужество в отстаивании собственной точки зрения, что нашло отражение отнюдь не только в творческих изысканиях. В 99 г. до н. э. историк выступил решительно против императорского указа об уничтожении всего рода, в том числе и престарелой матери, ханьского военачальника Ли Лина, потерпевшего поражение и сдавшегося в плен кочевникам-сюнну. В результате его бросили в тюрьму и позднее подвергли оскоплению.
        В 90-е гг. I в. до н. э. Сыма Цянь завершил фундаментальный труд, ставший образцом для последующих династийных хроник и летописных сводов. «Ши цзи» включают 130 глав, охватывающих историю Китая с так называемого легендарного периода до конца II в. до н. э. Сыма Цянь впервые применил комплексный принцип исследования, сочетающий хронологическое описание наиболее важных событий по годам, тематическое освещение различных сторон общественной жизни и жанр биографий ключевых участников исторического процесса.
        На его мировоззрение и концептуальные подходы в определенной степени повлияли идеи традиционных китайских философских школ, прежде всего раннего конфуцианства и, отчасти, эклектичного даосизма. Однако масштабы личности ученого и его творения позволяют говорить о яркой индивидуальности автора, представившего на суд читателя непревзойденный шедевр исторического повествования. По мнению знаменитого историка I в. н. э. Бань Гу, Сыма Цянь продемонстрировал оригинальный подход в осмыслении событий прошлого и самобытное видение рассматриваемых явлений. Одновременно живой и насыщенный язык, отшлифованные диалоги, впечатляющие образы с их внутренним психологизмом, глубокими размышлениями и искренними сомнениями сделали
«Исторические записки» высокохудожественным произведением.
        Несмотря на откровенное противостояние в истории Китая двух философских доктрин, учение легистов, воспринятое конфуцианцами позднее, в эпоху Хань, способствовало трансформации конфуцианства в государственную религию и оказало исключительно важное влияние на последующее развитие законодательства и правовых знаний не только в Китае, но и во многих других странах Дальнего Востока.
        Любопытны высказывания Шан Яна о наказаниях. По его мнению, если сделать их суровыми, установить систему взаимной ответственности за преступления, то «люди не решатся испытывать на себе силу закона», а когда они станут бояться «подобных испытаний», «исчезнет потребность в самих наказаниях». Прежние правители ввели смертную казнь, вырезание коленных чашечек и клеймение, но «все это не во вред народу», а «ради пресечения зла и преступлений», ибо нет лучшего средства пресечь зло и преступления, «нежели суровые наказания».
        Подавляющее большинство наказаний империи Цинь было заимствовано из уголовного законодательства одноименного государства, сформировавшегося в период реформ Шан Яна. Существовали свыше 10 видов смертной казни, в том числе четвертование, разрубание пополам и на части, обезглавливание после казни, обезглавливание с последующим выставлением головы, удушение медленно скручиваемой веревкой, закапывание живьем, варка в большом котле, выламывание ребер, пробивание темени острым предметом. Как свидетельствует историческая хроника более позднего периода, последние три вида появились при Цинь Шихуане.
        Обычно казни совершались публично. «Почетная» смерть распространялась только на членов правившего рода и наиболее высокопоставленных сановников. Император посылал осужденному меч и приказывал покончить жизнь самоубийством в собственном доме.
        Среди более мягких наказаний можно выделить вырезание коленных чашечек, отрезание носа, клеймение, кастрацию, битье по пяткам, каторжные работы (как правило, отправка на 4-5 лет на строительство Великой стены, дорог, погребального комплекса Цинь Шихуана и других сооружений). Наказания применялись в отношении чиновников государственного аппарата любого ранга и независимо от занимаемых постов, а также, естественно, рядовых обывателей, по своему реализуя принцип «равенства всех перед законом».
        Вспоминая историю уголовного права Поднебесной, невольно задумываешься о действующих в настоящее время законах социалистического Китая, которые вызывают острые споры и дискуссии на Западе. Так, многие зарубежные специалисты в конъюнктурных целях или по недоразумению поспешно увязывают уголовное законодательство КНР с проблемой нарушения прав человека, чрезмерно политизируя собственные рассуждения. На наш взгляд, оно в полной мере отражает современный уровень развития юридической мысли. Правовые нормы достаточно прагматичны и нацелены на максимально точное отражение основных тенденций развития государства, происходящих в нем изменений.
        Законодатели, ученые и практики, разрабатывая нынешний Уголовный кодекс (1997 г.), исходили из реальной ситуации в стране, анализа совершаемых преступлений, опыта применения различных видов наказаний. Свободные от сомнительных «международных обязательств», политиканской «фракционной конъюнктуры» и схоластических рассуждений о «всевышнем»' они закрепили в кодексе то, что считали актуальным для китайского общества. Поэтому имеющиеся в нем 400 с лишним составов преступлений- это именно те противоправные деяния, которые совершаются в сегодняшней КНР. Однако и традиции прошлого тоже дают о себе знать.
        Судебные органы регулярно выносят смертные приговоры по самым разнообразным делам. В санкциях более 80 статей Уголовного кодекса предусмотрена смертная казнь, которая приводится в исполнение через расстрел или путем введения инъекции с ядом. Это значительно больше, чем в какой-либо другой стране мира. Ее применение допускается за преступления против социалистического рыночного экономического порядка, против общественного порядка и порядка управления, против прав личности, демократических прав граждан, против государственной безопасности, за преступления военнослужащих против воинского долга и др.
        В контексте рассказа об обнаруженной терракотовой армии заслуживает внимания статья 328 УК. Лишением свободы на срок десять и более лет, пожизненным заключением либо смертной казнью наказываются тайные раскопки памятников старины, древних погребений, утвержденных в качестве особо охраняемых объектов культуры; руководители коллективных раскопок; неоднократные подобные раскопки и т. д. Трудно даже представить размах этого явления в КНР в последние годы, если законодатель решил включить в кодекс столь суровые меры наказания. Ранее такой нормы не существовало, о проблеме заговорили лишь во второй половине 80-х гг.
        Китаю с его огромным населением для продолжения поступательного движения по пути прогресса жизненно необходимы элементарный порядок и законопослушные граждане. После долгих лет сложных и неоднозначных политических процессов 50-70-х гг., судебного беспредела «культурной революции» (1966-1976 гг.), весьма сомнительных, с точки зрения легитимности, заидеологизированных кампаний страна крайне нуждается в стабильности. Всего этого трудно добиться за двадцать с небольшим лет реформ, но позитивные сдвиги налицо.
        Дорога от Сиани до Бинмаюна удобна во всех отношениях. Туда можно добраться или поездом (до станции Линь-тун), пересев затем на автотранспорт, или сразу на микроавтобусах №№ 306 и 307, оснащенных кондиционерами и отправляющихся с железнодорожного вокзала в центре города. В любом случае время в пути не займет более 40 минут, а расходы не превысят сумму в 1 доллар с человека.
        Приобретение памятных сувениров у ворот в музейный комплекс входило в наши планы так же, как и полноценный обед. Каждый, кто хоть раз побывал в Китае, прекрасно знает, что процесс покупки даже самой прозаичной вещи на рынке и во многих магазинах превращается в длительный торг, если, конечно, нет желания заплатить сразу сумасшедшую цену, названную «с потолка». Чувствовать себя обманутым всегда неприятно, поэтому волей-неволей приходится принимать вызов. Обычно иностранный покупатель путем проб и ошибок разрабатывает собственную модель поведения, которой затем старается придерживаться, постоянно внося в нее коррективы.
        В качестве варианта можно предложить такую схему торга, когда, разумеется, не знаешь реальной стоимости товара: во-первых, после астрономической цены, указанной продавцом, следует назвать самую минимальную цифру. Например, если за майку просят
80-100 юаней, то надо смело говорить «пять». При этом не нужно поддаваться на предложение самому определить ее стоимость. Торговец может сразу согласиться, что означает очевидный проигрыш покупателя. Если же после ошарашивающего ответа глаза у него от удивления полезли на лоб, то можно потихоньку накидывать по несколько юаней (до 5), но при этом он должен сбрасывать хотя бы по десятке.
        Во-вторых, изначально надо четко себе представлять, что обмануть продавца все равно не удастся. Он никогда не продаст что-то себе в убыток, поэтому задача состоит в том, чтобы оставить его с минимальной прибылью. В-третьих, процесс согласования занимает приличное время. При его лимите, когда разрыв в цифрах уже не так велик, покупатель может использовать прием «ухода». Если торговец не обнаружил подвоха и поверил в искренность маневра, то он либо соглашается с нижним пределом, либо в ключевой момент называет почти подлинную стоимость веши. Остается попробовать сбросить еще чуть-чуть, но в принципе зафиксированная цена близка к оптимальной.
        На рынке перед входом в Бинмаюн наибольший интерес представляют терракотовые воины и лошади. Колоритны фигуры в натуральную величину, которые в изобилии производятся местными заводиками. За глиняного пехотинца в полный рост с доставкой в город просят порядка 1000 юаней (120 долларов). Это означает, что при желании его можно купить за несколько сотен. Аналогичный воин сианьского производства в столичном магазине «Дружба», для сравнения, стоит 7,5 тысячи юаней.
        Естественно, приобретение такого роскошного идола никак не вписывалось в калейдоскоп событий нашего путешествия, да и его присутствие в небольшой пекинской или московской квартире вряд ли прибавит уюта и комфорта в повседневной жизни, поэтому мы ограничились компактными наборами из пяти 9-12-сантиметровых фигурок в плотной и транспортабельной коробке по 7,5 юаня. Можно было купить и дешевле, но в таком случае достаточно хрупких воинов пришлось бы везти по Шелковому пути в синтетических авоськах сомнительного качества.
        Неожиданно хлопотным делом оказался обед. Владельцы местных харчевен отказывались принимать нас за квалифицированных туристов и предлагали меню, рассчитанные на откровенное одурачивание иностранцев. В итоге пришлось торговаться по стоимости каждого блюда, что для китайских ресторанов абсолютно нехарактерно. В целом классический набор закусок все равно оказался дороже обычного, зато при выборе горячих блюд алчные устремления хозяина заведения удалось резко ограничить, так как мы решительно отдали предпочтение традиционным мучным шэньсийским блюдам.
        Поскольку в этой провинции основной зерновой культурой является пшеница, то лепешки из пресного теста, приготовленные без масла, играют заметную роль в рационе местных жителей. Крестьяне в массе своей жалуют пустые «гокуй» самой разнообразной величины, сытные и дешевые. Когда-то автор попробовал и сразу полюбил «жоуцзямо» с мясной начинкой.
        Горячая лепешка разрезается вдоль почти пополам и интенсивно заполняется мелко нарубленной ароматной свининой, варившейся со специями на протяжении долгих часов. Ощущается лишь нехватка овощей, из-за чего превосходное блюдо становится чуть тяжеловатым. В последнее время они популярны и в других городах страны, в частности в Пекине. Откровенные издержки в приготовлении лепешки и мяса в какой-то степени компенсируются здесь свежими кинзой и острым перцем. В частности, в 50 метрах к северу от популярного среди иностранцев столичного рынка «Красный мост» (кит. «Хунцяо шичан») владелец миниатюрной лавки рубит мясо и овощи в ураганном темпе сразу двумя тесаками, что вызывает неподдельный интерес у покупателей и прохожих.
        Любителям супов и баранины можно порекомендовать «янжоу паомо» - это дальний родственник казахского бишбармака и узбекской шурпы. Размягченная в бульоне лепешка подается с кусками отварного мяса, большим количеством лука и травами в ассортименте. Указанные провинциальные деликатесы дают представление о вкусовых пристрастиях шэньсийцев, стоят очень недорого и быстро утоляют голод.
        О стоимости посещения музейного комплекса в различных путеводителях написано довольно много и весьма противоречиво. Так, в 6-м издании «China» популярной серии
«Lonely Planet» указаны цены на билеты в погребения, музей и панорамный кинотеатр, в результате чего образуется солидная сумма в 135 юаней. Опубликованная годом ранее книга «China. The Rough Guide» приводит цифру в 60 юаней, но даже не упоминает о новых постройках на территории Бинмаюна, из чего можно заключить, что их строительство в то время еще не было завершено.
        В первой половине июня 2001 г. единый билет-карточка во все сооружения, связанные с терракотовым воинством, стоил 65 юаней (около 8 долларов), а льготный обошелся в
35. При этом посетитель не испытывал никаких ограничений ни по времени, ни в маршруте передвижения. Следует честно признать, что тариф оказался на удивление щадящим.
        Представляется, что экскурсию лучше начинать с просмотра интересного и динамичного фильма об эпохе Цинь, строительстве захоронения воинов и лошадей, истории его обнаружения. После этого происходит ошеломляющее погружение в терракотовую стихию. В наиболее впечатляющем погребении 1 и других помещениях прежде категорически запрещалось фотографировать и вести видеосъемку. Автор до недавнего времени искренне гордился двумя слайдами, сделанными им собственноручно практически скрытой камерой во второй половине 80-х гг. в условиях жесточайшего контроля со стороны представителей администрации.
        Указатели с соответствующим запретом выставлены повсеместно и сейчас, но туристов данное обстоятельство совершенно не волнует, как, впрочем, и многочисленных сотрудников охраны. Причину такой вольницы выяснить не удалось, хотя факт очень занимательный. Поэтому неудивительно, что в настоящее время в нашей коллекции большое количество фотографий, навевающих самые приятные воспоминания о Бинмаюне. Остается лишь нахально посетовать, что хранители музея не предусмотрели качественного освещения подземных камер, раз уж отменили все ограничения.
        В ходе неторопливого осмотра величественной армии взгляд задерживается на заключительном участке погребения 1. Если подавляющая часть фигур располагается, как уже говорилось ранее, в коридорах на приличной глубине и вдоль крепких стен из утрамбованного грунта, то здесь, на внушительном расстоянии от основной экспозиции, стройные ряды нескольких сотен воинов и отдельные лошади установлены на идеально ровных площадках и почти на поверхности земли.
        Не вызывает сомнений то обстоятельство, что поместили их в этом месте отнюдь не древние строители. Складывается впечатление, что скульптуры проходят этап своеобразной просушки. При внимательном изучении видны следы каких-то подтеков и значительных затемнений на обожженной глине. Экскурсоводы четких разъяснений по данному вопросу не дают, а проводить собственное расследование абсолютно не было времени, хотя определенные соображения (скорее предположения) на сей счет имеются.
        Терракотовое воинство в последнее время серьезно болеет. Большая часть воинов и лошадей из погребения 2 поражена более 40 видами разрушающей плесени. Собственными силами решить эту проблему работникам музея не удалось. Поэтому в сентябре 2000 г. его руководство подписало соглашение с бельгийской фармацевтической компанией
«Янссен», которая много лет эффективно работает на китайском рынке. В июне 2001 г. начала функционировать лаборатория по изучению микроорганизмов, на создание которой зарубежные партнеры выделили десятки тысяч долларов.



^Воины из погребения 2^


        Согласно принятой трехлетней программе, мировой лидер в лечении и профилактике грибковых заболеваний после проведения соответствующих исследований изготовит и предоставит китайской стороне 500 килограммов необходимых химикатов, направит квалифицированных специалистов и соответствующее оборудование.
        В лабораторных условиях уже прошли испытания нескольких видов антисептиков. Как считают западные специалисты, никакой опасности для «императорской армии», а также сотрудников и посетителей музея последние представлять не будут. По мнению основателя компании Пауля Янссена, 90 процентов разновидностей грибка, обнаруженных на глиняных фигурах, могут быть уничтожены ныне существующими препаратами.
        Так или иначе, но погребение 2 сейчас откровенно пустует, а гиды между тем увлеченно рассказывают посетителям о сложности процесса археологических раскопок и скороговоркой импровизируют в ответах на естественно возникающий вопрос, что же все-таки демонстрируется непосредственно в подземной камере. В верхней части помещения под стеклом выставлены лишь отдельные скульптуры и композиции, в том числе превосходные по качеству исполнения лучник, опустившийся на колено, всадник, ведущий в поводу оседланную лошадь, и некоторые другие.
        Можно предположить, что вышеупомянутые воины, аккуратно выставленные на задворках погребения 1, в действительности перекочевали туда из зараженного плесенью погребения 2 в ожидании комплексных научных исследований и эффективного лечения. Вместе с бельгийскими специалистами хочется верить, что пострадавшие экспонаты сейчас на пути к выздоровлению и в обозримом будущем обретут прежний вид.
        В самом компактном П-образном погребении 3 всего несколько десятков фигур, застывших скорее в церемониальных, чем готовых к бою, позах. Это дало основание ряду ученых выдвинуть гипотезу, что здесь размещен командный пункт всей терракотовой армии Цинь Шихуана. Согласно официальным данным, в «штабном» захоронении удалось обнаружить и должны быть выставлены 68 скульптур, однако в действительности их там значительно меньше. Тем не менее, на фоне полного запустения в погребении 2 указанное обстоятельство вряд ли заслуживает серьезного внимания.
        Конфигурация подземной камеры существенно отличается от других, воины расположены спиной к стене, поэтому их взгляды, направленные прямо перед собой, перекрещиваются, создавая иллюзию некоего священнодействия перед решающей битвой. Говорят, при раскопках тут были найдены рога оленей и кости животных, что привело специалистов к заключению: в этом месте когда-то дислоцировались реальные войска для принесения ритуальных жертв и чтения молитв в надежде получить благоприятные предсказания относительно результатов грядущих сражений.
        В недавно отстроенном и просторном музее главная достопримечательность и ценность - превосходно реконструированные колесницы, которые, как уже отмечалось ранее, археологи выкопали на территории погребального комплекса основателя династии Цинь в 1980 г. Бронзовые возницы и кони, которым свыше двух тысяч лет, сохранились великолепно, а художники-реставраторы блестяще восстановили живописные повозки. В отличие от исторического музея в Сиани, где изящные копии этих композиций экспонируются в непосредственной близости от зрителя, оригиналы Бинмаюна выставлены под стеклом, что вместе с царящим в помещении полумраком создает дополнительные трудности при фотосъемке.
        Ведя энергичные и успешные боевые действия против своих соседей, Цинь постепенно из западного аванпоста «борющихся царств» выходит на ключевые позиции в регионе. Так же как и царство Чу, оно традиционно считалось в государствах, расположенных в центральной части, полуварварской территорией, лежащей за пределами цивилизованного Китая. Однако уже во второй половине IV в. до н. э. во многом благодаря кардинальным преобразованиям Шан Яна правители Цинь становятся наиболее могущественными в Поднебесной.
        С того времени почти все его мужское население из простолюдинов превратилось в хорошо обученных солдат-крестьян, которых при необходимости призывали на военную службу. Столетия беспощадных войн с кочевниками на севере и западе способствовали совершенствованию тактики ведения боя.
        Сложный ландшафт полей сражений с последними заставил активнее использовать всадников. Мобильная конница, включавшая также колесницы, прошла мощную обкатку в этом противостоянии. Главной силой в сражениях оставалось огромное и хорошо вооруженное войско. В отличие от других армий, которыми нередко командовали вельможи-аристократы, далекие от понимания военного искусства, в Цинь командирами назначали не по наследству или благодаря знатному происхождению, а в соответствии с конкретными военными заслугами: по числу вражеских голов, срубленных в бою.
        В 30-20-е гг. III в. до н. э. молодой и тщеславный Ин Чжэн (впоследствии Цинь Шихуан) при решительной поддержке своего честолюбивого министра юстиции, а позднее главного советника Ли Сы покорил шесть других государств: в 230 г. - Хань, 228 г. - Чжао, 225 г. - Вэй, 223 г. - Чу, 222 г. - Янь. Последним пало царство Ци, и в
221 г. до н. э. было создано первое в истории Китая централизованное государство.
        Правитель с сомнительной, по мнению ряда историков, родословной сумел победить своих соперников во многом благодаря яркому таланту и фанатичной беспощадности, силе духа и очевидному вероломству, смелости и беспринципности. В нашумевшем сразу после своего выхода на экраны в 1999 г. эпическом фильме знаменитого китайского режиссера Чэнь Кайгэ «Император и убийца» (так он назывался в российском прокате) дана грандиозная фреска жестоких и кровавых событий того времени. Можно упрекнуть его создателей в несколько вольной интерпретации фактов, связанных с покушением на Ин Чжэна в 227 г. до н. э. подосланного из царства Янь профессионального убийцы Цзин Кэ, в появлении в ленте ранее не известных персонажей, в частности главной героини, о которой история умалчивает, в исполнении восхитительной Гун Ли, и др., однако представляется, что дух и атмосфера эпохи отражены достаточно точно и эмоционально корректно.
        Основав могущественную империю, Ин Чжэн после консультаций с приближенными выбрал новое имя-титул - Шихуанди. В своем указе он отказывался от традиции, когда сын-наследник престола давал оценку покойному правителю-отцу и выбирал для него титул.
        Император решительно взял инициативу в свои руки. Титул «хуанди» переводился как
«высочайший» или «августейший» «божественный» владыка (позднее также «император»,
«монарх» и др.). Ин Чжэн демонстративно поставил себя выше всех прежних правителей и откровенно намекал на прямую связь собственных устремлений с делами мифического и легендарного Хуанди (в данном случае «хуан» означает «желтый»), царствовавшего, якобы, с 2697 по 2597 гг. до н. э. и создавшего идеальный механизм управления государством, от которого, правда, не сохранилось каких-либо памятников материальной культуры.
        К титулу он добавил иероглиф «ши»- «первый», полагая, что его сын будет «вторым», внук - «третьим» императором и т. д., а династия окажется вечной. Думается, что указанный набор соответствующей лексики вполне достаточен, чтобы составить представление об амбициях нового правителя и его ближайшего окружения. Увы, династия просуществовала недолго и вскоре ее немногочисленных императоров надо было уже называть с указанием эпохи правления, чтобы не вносить путаницу в хронологические таблицы. В конце концов иероглифическая перегруженность дала о себе знать, поэтому имя основателя Цинь, как правило, произносят в несколько укороченном варианте.
        Сразу после создания своей империи Цинь Шихуан, мировоззрение которого сформировалось под сильным влиянием легизма, ввел единое законодательство, осуществил административную и денежную реформы, унифицировал единицы измерения и письменность.
        Страна была разделена на 36 областей, в каждую из которых были направлены губернатор, военный комендант и представитель императора, которые должны были осуществлять взаимный контроль и следить друг за другом. Эта политика «усиления ствола и ослабления ветвей» значительно укрепила власть центра за счет местных элит. Проблема регионализма на какое-то время была решена.
        Как свидетельствует древний историк, «сильные и богатые люди» на местах, в том числе потомки прежних правителей «борющихся царств», вынуждены были, по указу императора, покинуть свои владения и перебраться в Сяньян, где в специально сооруженных по этому случаю дворцах за ними велось регулярное наблюдение. Раскопки археологов подтверждают факты, изложенные в древней хронике. В районе циньской столицы были обнаружены более 20 крепких фундаментов, на любом из которых мог стоять такой дворец.
        В 221 г. до н. э. произошли денежная реформа, стандартизация системы мер и весов, была начата реформа письменности. О древнекитайских монетах подробно рассказывалось в первой главе, поэтому стоит лишь напомнить, что круглый «баньлян» с квадратным отверстием посередине стал универсальным средством платежа в границах империи.
        Для определения объемов сыпучих товаров и жидкостей из бронзы и терракоты изготавливались мерные емкости, а разнообразные бронзовые и железные гири с фиксированным весом широко использовались в торговле и быту. Нарушение соответствующего законодательства обычно каралось тяжелыми принудительными работами на строительных объектах.
        Сразу после создания централизованного государства высокопоставленные чиновники приступили к составлению единой письменности. Они стремились упростить старый стиль, сделать его более доступным. Одной из трудностей китайского языка традиционно принято считать наличие большого числа местных диалектов при общих иероглифах. Даже современный столичный читатель провинциальной прессы зачастую не знает, как произносит конкретные иероглифы автор материала. Однако в доциньс-кие времена и иероглифы практически в каждом царстве писались по-разному, что создавало реальную угрозу появления иных форм письма со всеми вытекающими отсюда последствиями.
        Существенно уменьшив число иероглифов и упразднив региональные варианты начертания, интеллектуалы прошлого упростили и унифицировали метод их написания, но не внесли принципиальных изменений в грамматический строй и лексический состав языка. Некоторые историки считают эту реформу ключевой в преобразованиях Цинь Шихуана, направленных на консолидацию общества, поскольку она предотвратила возможность центробежного развития письменности, способного подорвать основы единства государства.
        В том же году была произведена конфискация оружия, принадлежавшего воинам побежденных шести царств. Из него в столичном Сяньяне отлили 12 многотонных статуй, изображавших человеческие фигуры и получивших в истории название
«бронзовые люди». Они простояли около четырех веков, когда на закате Восточной Хань (25 - 220 гг. н. э.) высокопоставленный сановник, авантюрист и интриган Дун Чжо от имени последнего императора династии Сяньди, находившегося от него в полной зависимости, приказал переплавить девять из них на монеты.
        Оставшиеся три статуи Цао Жуй - внук знаменитого Цао Цао, о котором шла речь в предыдущей главе, - намеревался перенести в город Лоян, но был вынужден отказаться от этой затеи из-за их огромной тяжести. Согласно древней легенде, статуи не хотели покидать родину и горько заплакали подобно живым людям. Тем не менее, они еще попутешествовали по маршруту Сяньян - Аньян (совр. провинция Хэнань) - Чанъань (Сиань, совр. провинция Шэньси). Во второй половине IV в. две из них повторили судьбу первых девяти, а последнюю столкнули в реку.
        О «бронзовых людях» писал политический деятель и известный литератор Западной Хань (206 г. до н. э. - 8 г. н. э.) Цзя И, который полагал, что конфискация оружия в Поднебесной способствовала укреплению центральной власти. К числу одного из подвигов Цинь Шихуана в деле объединения страны отнес это решение императора прославленный танский поэт VIII в. Ли Бо.
        Легистские нововведения встретили противодействие со стороны апологетов «золотого века» прошлого, которые твердо следовали заветам своего учителя, великого мыслителя Кун Цю или Кун Фуцзы, известного во всем мире под латинизированным именем Конфуций (551-479 гг. до н. э.). Основоположник этико-политического учения, оказывавшего огромное влияние на развитие духовной культуры и социально-политических процессов в Китае на протяжении более двух тысяч лет, черпал свое вдохновение из древней литературы, выбирая лучшее, на его взгляд, из ранних традиций.
        В 213 г. до н. э. на одном из приемов ученый из поверженного царства Ци - старого оплота конфуцианцев - в присутствии императора выступил с завуалированной критикой, обвинив его в игнорировании позитивного опыта прежних правителей эпохи Чжоу: «Это неслыханно, чтобы без заимствования опыта древних дело могло бы продолжаться долго». В ответ канцлер Ли Сы жестко парировал: «Прежде в стране царил хаос, не было единства… Ссылки на древние законы вредят настоящему, подобные речи вносят смуту. Если это не прекратить, то власть правителя ослабнет, а групповые интересы возобладают». Вскоре Ли Сы в категорической форме предложил уничтожить соответствующую литературу. Таким образом, принципиальные идеологические разногласия, копившиеся длительной время, выплеснулись наружу.
        Конечно, силы в этом противостоянии были неравны. Вскоре запылали костры из конфуцианских книг. По указанию главного советника, исключение было сделано только для медицинской литературы, разъяснений гаданий, рукописей по лесонасаждению и некоторых других книг. Многие смутьяны подверглись суровым репрессиям. В китайской историографии и на интеллектуальном уровне существует устойчивая точка зрения, что свыше 460 ученых-конфуцианцев были в тот период живыми закопаны в землю.
        Так, в романе «Западная Хань» популярного в Китае в первой половине XX в. писателя Цай Дунфаня (1877-1945 гг.) излагается одна из версий случившегося. Опасаясь заговора, Цинь Шихуан отдал приказ казнить конфуцианских книжников, проживавших в столице. «Преступников» загнали в ущелье, где они и были заживо погребены солдатами императора. Позднее он уничтожил конфуцианцев, проживавших в других городах. Таких, якобы, набралось еще более 700 человек.
        Возможно, указанная массовая казнь действительно имела место, но вполне вероятно и то, что последователи Конфуция, одержавшие в конечном итоге решающую победу над легистами, просто отомстили Цинь Шихуану и изложили собственную версию исторических событий, абсолютно не стесняясь в использовании черной краски при перечислении его деяний. Не секрет, что большинство сохранившихся текстов было написано либо его врагами, либо спустя много лет после подлинных или мнимых событий. Забавным рудиментом неистовой ненависти к основателю циньской династии остается маленькая деталь: до сих пор в стильных ресторанах сети «Семья Конфуция» подают фирменное блюдо - «Тушеные «останки» Цинь Шихуана», приготовленные из рыбных костей.
        После смерти монарха в 210 г. до н. э. и произошедших вслед за его кончиной событий выяснилось, что участь империи предрешена. Слишком многое зависело от исключительно личных качеств ее основателя, его неустрашимой воли и удивительной широты мышления, чрезмерных притязаний и непомерной жестокости. Даже при максимально благоприятном раскладе с определением престолонаследника последнего ожидал целый ворох проблем, обусловленных сложностью сохранения и функционирования институтов власти. Когда же в результате интриг царедворцев во главе государства был поставлен откровенный «середняк» от политики, скорый крах стал неизбежен.
        То, что Цинь Шихуан создавал десятилетиями войн и реформ, рухнуло за три-четыре года. Однако идея мощного централизованного государства оказалась востребованной в обществе, имела огромное влияние на политическую культуру Китая и оставалась приоритетной в сознании национальных лидеров, чьи имена непосредственно связаны с наиболее яркими вехами в истории страны.
        Многочисленные фрагменты терракотовых фигур позволили в общих чертах составить картину изготовления удивительного воинства. Головы людей и лошадей, как правило, раскололись пополам: у воинов по линиям вдоль шеи и за ушами, сходившимися на темени; у лошадей - по шву, проходившему между глазами и ноздрями. На внутренней стороне половинок отпечатались следы пальцев, на основании чего был сделан вывод, что глину вдавливали в специально приготовленные формы.
        Интересные наблюдения были сделаны при осмотре обломков туловищ. На внутренней поверхности лошадей обнаружены отпечатки соломы. Это дало возможность предположить, что их корпусы изготавливали с использованием покрытых соломой форм. Следы веревок на теле воинов, которые затем скрывали боевым снаряжением, позволили прийти к выводу, что, обвязывая скульптуры, древние мастера снижали давление на ноги при затвердевании глины во время сушки.
        Производство столь огромного количества фигур, естественно, было поставлено «на поток», когда от рабочих, большинство из которых являлись заключенными и не обладали соответствующими профессиональными навыками, требовалось четкое выполнение лишь узко ограниченной в пространстве и времени операции. Мастера-ремесленники руководили группами по 10-12 человек и занимались самыми сложными работами.
        В музее, открытом на месте раскопок, представлены основные этапы трудового процесса. Подробно и наглядно о строительстве погребального комплекса повествует научно-популярный фильм об истории Бинмаюна, предлагаемый его посетителям в панорамном кинотеатре.
        Сперва глину месили ногами, размягчая и удаляя пузырьки воздуха, затем ее превращали в своеобразные листы-заготовки. При изготовлении лошади заготовку на следующей стадии клали на покрытые соломой своеобразные «козлы», придавая ей форму корпуса животного. Удаляя потом солому, оказавшуюся внутри, оставляли отверстие на боку туловища (возможно, для лучшей циркуляции горячего воздуха при обжиге). Параллельно другие бригады рабочих по аналогичной технологии в специальных формах мастерили полую шею и цельные ноги. Собранная в натуральную величину лошадь весила достаточно прилично, поэтому от крепости ног зависело многое.
        С помощью тонкого слоя влажной глины шею и ноги прикрепляли к корпусу. На скроенной из двух частей голове фиксировали уши и холку, изготовленные из пластин все той же мягкой глины. В дальнейшем на спине лошади по шаблону делали оттиск седла, устанавливали голову и заплетенный хвост. Завершали этот цикл сушка и обжиг.
        Стоит заметить, что терракотовые фигуры, включая лошадей, первоначально раскрашивались в яркие цвета, которые позднее были утрачены. Даже во время раскопок при удалении грунта с туловищ воинов выяснилось, что красные и зеленые тона сохранили свою сочность, однако затем краски потемнели или исчезли вовсе.
        Основные составляющие фигур воинов делали по шаблону. Отдельный разговор - лица военачальников, возниц, лучников и пеших солдат. Их яркая индивидуальность и самобытность настолько поражают, что невольно возникает предположение о позировании конкретных лиц перед скульпторами. Ученые считают, что последние с помощью выбора форм и дополнительных деталей, использования ножей и других инструментов создавали неповторимые облики своих современников. Впечатление действительно сильное, и воображение рождает самые немыслимые сюжеты.
        В ранее упоминавшемся увлекательном фильме конца XX в. «Циньские захоронения», построенном на переплетении подлинных исторических фактов, древних легенд и фантазий авторов, этот феномен объясняется тем, что внутри терракотовых фигур были реальные люди, замурованные либо при жизни (осужденные к смертной казни), либо умершие в результате бесконечных экспериментов с эликсиром бессмертия для императора. Одним из замурованных оказался генерал Мэн Тяньфан, роль которого прекрасно сыграл выдающийся режиссер и талантливый актер Чжан Имоу.
        Скульпторы создали удивительную галерею образов, представив широкий спектр возрастов, характеров, эмоциональных оттенков, местных особенностей и колорита в армии Цинь Шихуана. Суровые и мужественные лица бесчисленных воинов, готовых и рвущихся в бой, большое количество найденного археологами поблизости сокрушительного оружия и его фрагментов, а также военного снаряжения, включая спусковые механизмы арбалетов, мечи, бердыши, наконечники стрел, боевые барабаны и др., позволяют понять неотвратимую логику событий прошлого.
        Не менее кропотливой оказалась работа по установке изготовленных фигур. При строительстве погребений землекопам пришлось извлечь и переместить огромный объем грунта, были выкопаны глубокие ямы, утрамбованы полы, а также построены толстые стены как по периметру объектов, так и внутри, что позволило разделить их на длинные коридоры, тянущиеся с востока на запад. Каменщики покрыли полы прямоугольными кирпичами с учетом направления водостока. Затем были врыты толстые деревянные столбы, которые соединили наверху горизонтальными брусьями. На эту конструкцию последовательно уложили перемычки из того же материала и настил из бамбука и соломы. Сверху ее покрыли глиной толщиной примерно в 30 сантиметров, которая из-за пожара более двухтысячелетней давности имеет теперь красный цвет.
        После завершения указанных работ фигуры воинов и лошадей на повозках вкатывались внутрь построек: лучники и легковооруженные воины, военачальники и боевые колесницы, всадники и пехотинцы занимали свои места в непобедимой дружине. Заключительным аккордом было погребение воинства. Строители, засыпавшие его
3-метровым слоем земли, полагали, что делают это навсегда и, казалось, что терракотовые скульптуры обрели вечный покой.
        Однако уже через несколько лет тут бушевал огонь. Армия Сян Юя, воевавшего сначала с циньскими генералами, а потом с будущим основателем династии Хань Лю Баном, ворвалась в Сяньян и разграбила столицу. Согласно древним преданиям, заняв город, храбрый, но жестокий Сян Юй казнил последнего правителя династии Цзыина и его родственников, а также отдал приказ собрать все материальные ценности и схватить столичных молодых женщин. Половину добычи он взял себе, а другую раздал подчиненным. Значительная часть оставшегося населения была вырезана. Опустошив Сяньян и могилу первого императора, Сян Юй начал жечь дворцы, в том числе и самый большой - Эпангун, восхищавший современников своим изяществом и роскошью.
        Пожары, продолжавшиеся около трех месяцев, не пощадили и погребальный комплекс Цинь Шихуана. Пламя уничтожало и разрушало его внутренние постройки, в результате чего крыша рухнула, разбив многие фигуры и завалив их землей, камнями и мусором. Теперь уже на тысячелетия.



        Глава IV


        МОГИЛЫ ДРЕВНИХ ИМПЕРАТОРОВ

        На полпути между древней столицей Чанъань и революционной Янанью, откуда во второй половине 30-х - первой половине 40-х гг. ХХ в. Мао Цзэдун руководил борьбой китайских коммунистов против японских милитаристов, а позднее и сторонников Чан Кайши, в 180 километрах к северу от Сиани расположен уездный город Хуанлин, замечательный тем, что здесь находится могила легендарного и высокопочитаемого правителя Хуанди- Желтого императора - «совершенно мудрого государя древности». Китайцы до сих пор считают его своим прародителем и испытывают перед ним некое благоговение и пиетет, хотя прекрасно осознают мифологический характер всех связанных с ним исторических преданий.
        Никаких реальных доказательств того, что о нем рассказывают, нет. Тем не менее, это место весьма популярно среди туристов. Если раньше гробницу Хуанди посещали ежегодно 30-40 тысяч человек, то, например, в 1999 г. их число превысило 700 тысяч. Особенно много посетителей весной, во время праздника Поминовения усопших (кит. Цинмин), который приходится на сто пятый день после зимнего солнцестояния, т. е. 5 апреля по европейскому календарю.
        Цинмин (досл. с китайского «чистый свет») относится к «праздникам мертвых» и имеет глубокие традиции. Веками в этот день совершали поклоны и подносили жертвы в виде приготовленной снеди домашним алтарям с табличками предков, посещали родовые могилы, приводя их в порядок, зажигая курительные свечи и возлагая жертвенные яства. В завершение религиозной составляющей там же под оглушительный грохот хлопушек сжигались бумажные жертвенные деньги. Затем наступало время торжества жизни. Присутствующие родственники устраивали общую трапезу, ибо усопшие вкушали только эмоциональную субстанцию принесенных блюд и вин. Звучали барабаны и другие музыкальные инструменты. Таким образом происходило единение ритуального обряда поминовения усопших и весеннего праздника. Вот как описывает заключительную часть священнодействия, связанного с «чистым светом», китайский автор второй половины ХIII в.: «Горожане, богатые и бедные, выходят в окрестности. Пение свирелей льется бурливым потоком, гром барабанов возносится до небес… В хмельном забытьи, беспечном веселье никто не замечает наступления сумерек».
        Конечно, нынешние празднования Цинмина существенно отличаются от описанного выше, хотя бы потому, что в городах теперь почти не хоронят в земле, покойников принято сжигать. Число кладбищ и одиноких могил неуклонно сокращается. Более популярными в эти дни становятся выезды за город и прогулки в горы для любования природой. Однако сам праздник по-прежнему неотделим от культа предков - своеобразной сердцевины духовной жизни китайского общества. Несмотря на драматические потрясения далекой древности и совсем недавнего прошлого он продолжает играть важную роль в ментальности китайцев, обуславливая самобытность этой нации. Не забывают они и своего мифического родоначальника.
        Хуанди правил около 5 тысяч лет назад и впервые объединил народы, проживавшие в обширных районах дельты Хуанхэ. Кстати, по мнению сотрудника местного культурно-исторического информационного центра Хэ Минли-ня, появление слова «хуан» («желтый») в имени императора связано как раз с тем, что он родился на лессовом плато у реки, а Хуанхэ и стала колыбелью китайской цивилизации. Желтый император вместе со своим племенем вел бесконечные войны с соседями. Яньди правил в центральной части долины, народ И с правителем Тайцяо жил на востоке, грозный и коварный Чию со своим племенем Мань - на юге, а народы Цян, Ди и Жун - соответственно на севере и западе.
        В решающем сражении за контроль над центральными районами дельты Хуанхэ Яньди потерпел поражение от армии Чию и обратился за помощью к Хуанди. Объединенные войска двух правителей в конце концов разгромили противника. После 52 сражений
«совершенно мудрый государь древности», убив Чию где-то неподалеку от современной столицы КНР, заручился поддержкой соседей и смог объединить Китай. Став правителем, он, согласно преданиям, осуществил полный переход от матриархата к патриархату и направил страну в русло цивилизованного по тем временам общества.
        С именем Хуанди, его жены и ближайших сподвижников китайская традиция связывает огромное количество изобретений, которые вошли в быт людей. Лично ему, якобы, принадлежат лавры открывателя колеса и повозки, лодки, котла для приготовления пищи, лука и стрел. Он построил первые дороги и мосты. Его жена преуспела в разведении тутового шелкопряда.
        Шелковое производство, как известно, состоит из трех самостоятельных процессов: шелководство, получение и обработка нитей и шелкоткачество. Шелководство стало возможным после того, как было сделано очень простое, но весьма важное открытие: кокон шелковичного червя стали класть в горячую воду до того, как бабочка его покидала. В результате такой обработки нить оставалась целой, а серицин- вещество, скрепляющее волокна в кокон, - растворялся. Затем нити разматывали с коконов во всю длину и сращивали. По некоторым подсчетам, длина нити, получаемой от одного кокона, колеблется от 350 до 1000 метров. Для получения 1 килограмма шелка-сырца требуется 18 килограммов коконов, общая длина которых составляет 300-900 километров. Высокие технологические качества нитей позволяли изготавливать ткань с исключительно плотной основой (продольно расположенные нити) и утком (поперечные нити, переплетающиеся с продольными), что делало шелк в древности наиболее удобным, по сравнению с шерстью, льном и хлопком, материалом для тканья.
        Под стать правителю и его супруге были их подданные. Лин Лунь создал музыкальную грамоту и изготовил первые инструменты, Да Жао изобрел 60-летний календарный цикл, а придворный историограф Цан Цзе - китайское письмо, вызвав, по легенде, злобу и зависть у всех темных сил. Наиболее ранние образцы древнекитайской письменности, дошедшие до нашего времени, относятся примерно к ХIV в. до н. э. Это так называемые иньские письмена, или пиктограммы, т. е. графические изображения на основе рисунка каких-либо действий, событий, предметов и т. п.
        В отличие от современного китайского языка, где иероглиф может содержать от одной до пятидесяти двух черт, зафиксированных в определенном порядке, пиктограммы не обладали строго закрепленным количеством черт. Их число зависело от намерения автора передать те или иные детали. С течением времени пиктограммы трансформировались, принимая форму иероглифов, близких к современным. При этом последние зачастую уже утрачивали сходство как с базовым рисунком-пиктограммой, так и собственно оригиналом.
        Хуанди прожил долгую жизнь и умер в возрасте 118 лет. Находясь в инспекционной поездке на территории современной провинции Хэнань, он услышал внезапный раскат грома. Затем перед ним предстал желтый дракон, который сказал императору буквально следующее: «Вы выполнили свою миссию и сейчас прошу подняться со мной на небеса». Прародитель понял, что спорить с посланцем Бога бессмысленно и последовал за драконом. Пролетая над горой Цяошань, император попросил разрешения спуститься на землю, чтобы успокоить подданных и попрощаться с ними. Толпы людей, узнав о появлении правителя, устремились к этому месту и пролили немало горьких слез, но желтый дракон был неумолим и забрал его с собой. Остались лишь одежда и обувь императора, которые местные жители закопали на вершине Цяошань в специально отстроенной гробнице.
        В настоящее время площадь погребального комплекса составляет 4 квадратных километра. Это очень живописное место окружено лесами, горами и реками. На склонах растут изумительные кипарисы. По данным сотрудников музея, в округе их насчитывается порядка 60 тысяч, возраст отдельных деревьев превышает тысячу лет. При входе в храм Сюаньюань, расположенный у подножия Цяошань, посетителей встречает могучий кипарис высотой почти 20 метров, в обхвате 10 метров у основания и б метров в середине ствола. Его называют «отцом всех кипарисов». Согласно преданию, его собственноручно посадил Хуанди.
        К северу от ворот расположен главный зал и павильон, в котором хранятся более 40 каменных стел. Над воротами в таинственный зал начертана надпись: «Прародитель человеческой цивилизации». Историческая хроника свидетельствует, что первым совершил сюда паломничество и сделал жертвоприношения на могиле в 442 г. до н. э. некий Цинь Лигун, князь царства Цинь. Позднее у императоров и различных правителей стало хорошим тоном посещать усыпальницу, демонстрируя уважение к великому предку и преемственность своей власти. На протяжении тысячелетий Хуанди остается символом китайской государственности.
        В последние годы в КНР много заговорили о его роли в сплочении нации. Единое многонациональное государство - важная составляющая политического курса китайского руководства, которое на редкость последовательно и настойчиво в своих устремлениях. Его успехи в деле объединения родины действительно впечатляют. На сложном пути реформ, кардинально изменивших облик страны, КНР не только сохранила собственные территории, но и вернула бывшие колонии Запада - Гонконг (Сянган) и Макао (Аомэнь). Сейчас трудно ответить на вопрос, когда окончательно будет разрешена тайваньская проблема, но думается, что Пекин в конечном счете своего добьется.
        В октябре 1992 г. в столице был учрежден Фонд реставрации гробницы Хуанди, почетным председателем которого до недавнего времени был член постоянного комитета политбюро ЦК КПК, глава Народного политического консультативного совета Китая Ли Жуйхуань. Как отмечало в то время руководство КНР, «нынешнее состояние гробницы не соответствует уровню экономического развития Китая». Вскоре стартовал государственный проект реставрации усыпальницы, общая сумма запланированных инвестиций составила 200 млн. юаней (около 24 млн. долларов США).
        К настоящему времени первый его этап уже реализован: восстановлены главные ворота храма, площадь перед ним и дорога, ведущая непосредственно к гробнице на вершине Цяошань. Ежегодно накануне Праздника поминовения усопших в фонд поступают крупные суммы от соотечественников из Гонконга, Макао и Тайваня, а также хуацяо, проживающих в государствах Юго-Восточной Азии и других странах. Так, в начале апреля 2001 г. в Сиани состоялась церемония передачи пожертвований на сумму в
6 млн. юаней. По данным китайских СМИ, с учетом этих средств в Фонд реставрации гробницы Хуанди в качестве пожертвований поступило уже более 63 млн. юаней.

5 апреля 1998 г. в первый Цинмин после присоединения Гонконга в храме Сюаньюань был установлен памятный знак, посвященный этому событию. Другой поставили в начале апреля 2000 г. в честь возвращения Макао. Сотрудники комплекса любят повторять, что найдется место и для третьего, когда Тайвань «вернется в лоно Родины».
        В полутора-двух километрах к западу от всемирно известного терракотового воинства в пригороде Сиани, о котором подробно рассказывалось в предыдущей главе, неподалеку от горы Лишань находится усыпальница самого императора Цинь Шихуана. Некоторые солидные путеводители, изданные на Западе, рекомендуют туристам не тратить время попусту и проигнорировать сей объект. Исключение в них сделано лишь для тех, кто очарован и увлечен древнекитайской историей. Автор может искренне добавить, что и последним делать там абсолютно нечего.
        Попытки отыскать на холме и вокруг что-то интересное и запоминающееся бесперспективны, а стоимость входного билета вызывает раздражение, если не сказать резче. Полтора десятка лет назад прогулка в этом тихом месте, естественно, была бесплатной. В 90-е гг. цены устремились вверх и росли как на дрожжах, например: в
1996 г. - 8 юаней (менее 1 доллара), в 1997 г. - 12 и т. д. В 2001 г. посетитель должен заплатить уже 26 юаней! Какие-либо скидки в данном случае не предусмотрены.
        Фигуры императора и его воинов, напоминающие персонажи мультфильма, лубочная стела, пестрые клумбы, декоративные флажки, торговые палатки с рядовым набором сувениров, пространная запись о том, что могила в 1987 г. включена в реестр культурного наследия ЮНЕСКО, - вот, пожалуй, и весь ассортимент тамошних достопримечательностей. Единственное, на чем останавливается взгляд, - это роскошные гранатовые деревья на склонах горы, во время нашего посещения вступившие в пору цветения. Конечно, все сказанное отнюдь не ставит под сомнение историческое значение и реальную ценность гробницы основателя династии Цинь, создавшего централизованное государство после нескольких веков братоубийственных войн и смут. Однако остается неприятный осадок от качества эксплуатации древнего памятника, направленной на очевидное выкачивание денег при полном отсутствии адекватных усилий со стороны администрации.
        Более 2 тысяч лет назад здесь все крушил и ломал генерал Сян Юй, вымещая неистовую злобу на циньских правителях и прежде всего основателе династии. Разграблению и уничтожению подверглось то, что было связано с именем Цинь Шихуана. Остается лишь надеяться, что могила, строительство которой продолжалось 36 лет, пострадала не так, как ее окрестности. В свое время она, очевидно, производила яркое впечатление.
        Автор «Исторических записок» через сто лет после смерти императора так описывал строительство гробницы: «После прихода к власти Цинь Шихуан отдал приказ рыть туннель у горы Лишань. После объединения Китая со всех концов страны были собраны более 700 тысяч рабочих. В могиле хранятся модели дворцов, палат и залов, других зданий, чудесные сосуды, всевозможные драгоценности и диковинные предметы. Ремесленникам приказали установить арбалеты, чтобы любой вор, проникший в гробницу, был сразу убит. Все реки страны, в том числе Хуанхэ и Янцзы, текут в море. Они сделаны из ртути, которая под воздействием механических приспособлений постоянно циркулирует. Природный ландшафт освещают небесные созвездия. Повсюду стоят свечи из жира дюгони, которые горят очень долго». Стоит, может быть, напомнить, что дюгонь - довольно малочисленное водное млекопитающее из отряда сирен.
        По приказу сына императора и второго правителя династии Хухая (209-207 гг. до н. э.) все наложницы Цинь Шихуана, которые не родили от него детей, должны были сопровождать своего господина в загробной жизни. В усыпальнице оставили и рабочих, принимавших участие в ее внутренней отделке. Чтобы никто не смог найти входа, на горе посадили множество деревьев, а пустое пространство засеяли травой.
        В настоящее время могила остается нераскрытой, каких-то раскопок непосредственно у погребального холма не ведется. Однако новые открытия в этом районе неизбежны. В июне 1998 г. на территории комплекса археологи обнаружили крупное захоронение, где находились погребальные доспехи. После разведки и первоначальных работ было определено, что его общая площадь составляет свыше 13 тысяч квадратных метров, ширина с севера на юг 105 метров, длина с запада на восток почти 130 метров. По своим размерам оно уступает лишь погребению 1 терракотового воинства, в котором, как уже отмечалось, размещены главные силы подземной армии.
        По углам захоронение имеет четверо ворот. На дне раскопа были найдены хорошо сохранившиеся панцири и шлемы из камня. Только на 7 0 квадратных метрах удалось выявить 80 панцирей и 30 шлемов. Длина панциря составляет порядка 65-80 сантиметров, он состоит из 12 рядов по вертикали и 11 - по горизонтали хорошо отшлифованных пластин, соединенных тонкой и плоской проволокой. Обнаружены панцири с пластинами в форме рыбьей чешуи.
        В центральной части был найден бронзовый треножник, который и поныне остается единственным, относящимся к данному историческому периоду. В проходе площадью 9 квадратных метров специалисты наткнулись на керамические статуэтки, заметно отличающиеся от находок в других погребениях комплекса.
        Проблема однодневного многокилометрового автопробега по окрестностям города, нацеленного на посещение своеобразной сети императорских погребений, возникла на третьи сутки нашего пребывания в гостеприимной Сиани. Путаные и противоречивые разъяснения агентов туристических фирм, водителей рейсовых автобусов и представителей частного извоза, которые либо резко ограничивали наши запросы, либо взвинчивали до небес транспортные расходы, по вполне понятным причинам не могли нас устроить, поэтому решено было действовать по известному и хорошо проверенному туристами принципу «сначала ввязаться в бой».
        В качестве первой цели был выбран наиболее отдаленный объект - комплекс Цяньлин, расположенный примерно в 90 километрах к северо-западу от административного центра провинции Шэньси. Билеты в один конец на комфортабельный автобус с кондиционером и видеомагнитофоном стоили, как обычно, недорого, всего по 12 юаней (чуть менее 1,5 доллара). Впереди нас ожидало полуторачасовое путешествие по трассе, соединяющей приморский Шанхай с отдаленным Синьцзян-Уйгурским автономным районом, что находится на границе с государствами Центральной Азии.
        Цяньлин- это северная оконечность Циньчуаньской равнины площадью в 40 0 квадратных километров, где в разбросанных на большой территории 18 погребениях обрели покой
19 императоров феерической эпохи Тан. Наш путь лежал к усыпальнице, где покоится прах сразу двух правителей: мужа и жены. В Цяньлине похоронены императоры Гаоцзун и У Цзэтянь.
        Последняя оказалась единственной женщиной-императором в истории Китая. Ее правление чем-то напоминает царствование российской Екатерины II. Правда, есть и такие, кто сравнивают с ней жену, а затем и вдову Мао Цзэдуна Цзян Цин, но это представляется большой натяжкой. У Цзэтянь была женщиной неординарной, о ее судьбе стоит рассказать более подробно.
        Будущая императрица родилась в 624 г. на территории современной провинции Шаньси. Ее отец У Шиюэ в молодые годы торговал деревом, а позднее примкнул к некоему Ли Юаню, который поднял восстание против династии Суй. Когда Ли Юань стал первым танским императором Гаоцзу, купец получил должность министра. Девочка постоянно проводила время с родителями и была в курсе всех их проблем. Однако вскоре У Шиюэ умирает, и дочери пришлось испытать на себе «прелести» безотцовщины: различные ограничения со стороны окружающих и происки сводных братьев-шалопаев. По мнению биографов, трудности, с которыми она столкнулась в детском возрасте, закалили ее характер.
        В возрасте 14 лет У Цзэтянь благодаря запоминающимся внешним данным и достойному поведению попадает во дворец императора Тайцзуна в качестве «цайжэнь», т. е.
«наложницы пятого уровня». Прожив длительное время при дворе, она приобщилась к его интригам и приобрела политическое чутье, которое отшлифовала интенсивным чтением. Тайцзун умирает в 650 г., когда У Цзэтянь было 26 лет. В соответствии с традицией всех женщин императора насильно отправили монахинями в храм Ганье.
        Новый император Гаоцзун был лишь девятым сыном правителя, да и по своим личным качествам вряд ли мог претендовать на трон, но после сложных закулисных комбинаций с участием его матери и предприимчивых царедворцев выбор пал именно на него. В результате страной начал править человек весьма средних способностей, нуждавшийся в постоянных подсказках при принятии государственных решений. Гаоцзун встретил У Цзэтянь в покоях отца задолго до прихода к власти и был сразу очарован красотой и манерами наложницы. Поэтому ее монашеское бытие продолжалось недолго. Она вернулась во дворец в статусе «чжаои» (второй наложницы), а через год стала императрицей, оттеснив свою предшественницу. Путь к престолу был открыт.
        Очень скоро У Цзэтянь взяла мужа, у которого к тому же возникли проблемы со здоровьем, под свой контроль и практически с 660 г. все важнейшие вопросы в государстве решала сама. Придворные называли обоих супругов «Ваше Величество», но реальная сила была у императрицы. Подверженный частым болезням Гаоцзун предполагал отречься от престола и передать власть их старшему сыну Ли Хуну. Однако У Цзэтянь имела абсолютно другие представления о том, кто должен стать императором. Вскоре Ли Хун был отравлен, а второй сын Ли Сянь отправлен в ссылку в провинцию Сычуань, где вскоре ему было приказано покончить жизнь самоубийством. Масса проблем возникла еще у двух их сыновей, которым в разные годы все-таки удалось побыть императорами. Так, годы правления Чжунцзуна выглядят довольно своеобразно -
683-684 и 7 05- 710 гг., впрочем и у Жуйцзуна ситуация схожая - 684-690 и
710-712 гг.
        Похоронив мужа в 683 г. и поочередно отстранив своих сыновей, У Цзэтянь захватила трон в 690 г. и официально процарствовала 15 лет. Она провозгласила себя
«священным императором». В период ее правления произошло значительное укрепление государства, была усовершенствована и эффективно функционировала система конкурсных экзаменов на получение чиновничьих должностей, в определенной степени люди из низших сословий могли проявить свои таланты и добродетели на государственной службе. В то же время правительница ввела в свое окружение чиновников с весьма сомнительной репутацией, которые отнюдь не добавили ей славы.
        Императрица оставила после себя много загадок, об одной из которых хотелось бы сказать несколько слов. На территории погребального комплекса находится стела высотой 6,30 метра, шириной 2,10 метра и толщиной 1, 03 метра. В верхней ее части изображены восемь драконов - символов императорской власти, но сама поверхность изначально была абсолютно гладкой, без единого иероглифа, что в китайской традиции не имеет прецедента. У Цзэтянь высказалась в том духе, что пусть грядущие поколения дадут оценку эпохе ее царствования. Вероятно, она сама понимала неоднозначность многих своих поступков и решений, поэтому хотя бы в преклонном возрасте надеялась обрести некое подобие душевного покоя, поступив вполне благородно. С другой стороны, возможно, что это была лишь очередная эскапада стареющей и абсолютно уверенной в собственной непогрешимости правительницы.



^Стела без иероглифов^


        К сожалению, ушлые «писаки» далекого прошлого по-своему распорядились пустующим пространством и поспешили «отметиться» на стеле. Некий чиновник-«полиглот» в
1134 г. даже нацарапал идентичный текст на ныне мертвом чжурчжэньском и китайском языках, содержание которого не имеет никакого отношения к описываемым событиям. Однако это как раз тот случай, когда «нет худа без добра». Современные ученые, скрупулезно сравнивая и анализируя оба повествования, получили превосходный материал о забытом языке.
        С мыслями о неизбежной кончине У Цзэтянь распорядилась похоронить ее вместе с мужем, выбрав в качестве места погребения возвышенность Ляншань, которая позднее и получила название Цяньлин. Согласно историческим источникам, строительство усыпальницы продолжалось 28 лет. Комплекс занимает площадь порядка 40 квадратных километров, в основе его дизайна архитектурный облик тогдашней столицы Чанъань: дворец, внутренний и внешний город, четверо ворот и другие сооружения. Рабочие потрудились на совесть и все сделали исключительно добротно. Так, проход от входа до ворот в гробницу выложен прямоугольными каменными блоками в 39 рядов, которые в свою очередь скреплены железными засовами. Даже самые маленькие промежутки и щели между камнями были залиты расплавленным свинцом.
        Ученые считают, что по сравнению с древнеегипетскими пирамидами захоронения танских императоров были защищены от воров и грабителей надежнее, хотя и они пострадали от последних. В пользу этой точки зрения свидетельствуют раскопки, проведенные в 60-е - начале 70-х гг. ХХ в. неподалеку от Цяньлина. В обнаруженных усыпальницах родственников императоров, прежде всего принцессы Юнтай (внучка Гаоцзуна и У Цзэтянь, дочь императора Чжунцзуна), удалось найти свыше 4 тысяч уникальных реликвий.
        В 1959 г. археологи после длительных и сложных поисков сумели найти вход в погребение Цяньлин, а в апреле 1960 г. группа экспертов провела подготовку к вскрытию могилы. Однако работы были заморожены. Участники тех раскопок отмечают: никаких указаний на то, что после захоронения императоров здесь побывали люди, нет. Поэтому те, кто первыми проникнут в гробницу Гаоцзуна и У Цзэтянь, вероятнее всего, увидят, без преувеличения, несметные богатства. Поскольку указанное время было периодом расцвета торговли по Шелковому пути, то погребение наверняка хранит также бесценные произведения искусства народов других стран мира. Тем не менее, китайцы копать не торопятся.
        В настоящее время в КНР на самом высоком уровне идет жаркая полемика вокруг Цяньлина. Губернатор провинции Шэньси Чэн Аньдун, на территории которой и расположен комплекс, поддерживаемый местными депутатами, настойчиво пытается склонить на свою сторону главный законодательный орган страны - Всекитайское собрание народных представителей, чтобы побудить центральное правительство одобрить начало археологических раскопок. По мнению Чэна, вскрытие захоронения позволит создать дополнительно четыре новых историко-культурных центра в регионе. При этом вполне обоснованно рисуются блестящие перспективы развития в провинции туризма. У такого подхода немало сторонников, но есть и принципиально иная точка зрения.
        Высшая исполнительная власть в стране в лице Государственного совета еще со времен его премьера Чжоу Эньлая твердо стоит на том, что время для раскопок еще не пришло. В 1997 г. им было принято постановление, согласно которому правительство не даст в обозримом будущем разрешения на проведение соответствующих работ в наиболее известных погребальных комплексах, в том числе и Цяньлине. Правительство поддерживают и ведущие современные китайские археологи, среди них Сюй Пин-фан и Хуан Цзинлюэ.
        Они резонно считают, что в погоне за сиюминутными выгодами можно многое потерять при отсутствии необходимого оборудования. До сих пор не определены оптимальные варианты хранения уже выявленных раритетов. Древняя бумага, зачастую, постепенно превращается в пыль. С терракотовых воинов из прославленного Бинмаюна сходит краска, да и проблема плесени стоит достаточно остро. Найденные вместе с фрагментом мощей Будды в подземном склепе пагоды монастыря Фамэньсы (провинция Шэньси) в апреле 1987 г. рулоны восхитительного шелка буквально на глазах начали темнеть под воздействием воздуха и света. Кроме того, специалисты не знали, как их разъединить, и в конце концов поместили шелковые ткани эпохи Тан в холодильные камеры под землей. Шансов на то, что удастся вернуть им первоначальный облик, практически нет.
        О последней находке следует сказать несколько слов. Упомянутый монастырь расположен в 12 0 километрах к западу от Сиани. Сейчас трудно сказать, каким образом на его территории оказалась уникальная реликвия - фаланга пальца руки, оставшаяся после кремации великого Шакьямуни (санскр. «сарира»). Известно, что древнеиндийский царь Ашока, правивший в середине III в. до н. э., покровительствовал буддизму и содействовал его распространению за пределами Индии, отправляя в долгий путь миссионеров и рассылая редчайшие ценности по странам Азии. Так или иначе, косточка праха основателя учения вместе с тремя другими подобными фрагментами, принадлежавшими когда-то его видным последователям, долгие годы хранилась в подвальной части пагоды, построенной специально для этой цели во второй половине V в. Позднее она была разрушена, но император Гаоцзун, уже хорошо знакомый читателю, приказал на прежнем фундаменте отстроить деревянный аналог. Танские императоры регулярно совершали паломничество к святыне. Последнюю извлекали на свет, а правители навсегда оставляли в подземном хранилище свои дорогие подношения.
Подобные ритуалы происходили до конца IХ в.
        Со временем о «сарире» забыли, а во второй половине ХШ в. деревянная конструкция от ветхости рухнула. На том же самом месте вскоре возвели кирпичную восьмиугольную пагоду высотой 46 метров, не подозревая о существовании склепа. Реликвию неожиданно обнаружили лишь в середине 80-х гг. прошлого века. Одновременно были найдены свыше 1000 бесценных старинных предметов: изделия из золота и серебра, фарфор и шелк, в том числе роскошное платье, принадлежавшее У Цзэтянь, стекло, привезенное из Рима и арабских государств, резьба по камню, буддийские канонические тексты, живописные полотна, монеты и многое другое.
        Вероятно, боги не на шутку рассердились на людей за их самоуправство, и в августе
1988 г. здесь произошло мощное землетрясение, в результате чего пагода существенно пострадала. Власти отказались от кропотливой и широкомасштабной реставрации, приняв довольно спорное решение снести древнее сооружение и возвести его точную копию, но на один метр выше. В полном соответствии с новыми веяниями современного Китая строительство было завершено в кратчайшие сроки.
        Заканчивая разговор о потенциальных сокровищах погребального комплекса Цяньлин, хотелось бы привести мнение уже упоминавшегося Сюй Пинфана, который полагает, что именно будущие поколения смогут распорядиться ими должным образом. Они создадут новые наукоемкие технологии и обеспечат квалифицированную защиту национального достояния. Конечно, ученый абсолютно прав, но безумно обидно ходить по земле, понимая, что прямо под ногами у тебя покоятся фантастические ценности.
        Посещение территории погребального комплекса в начале ХХ! в. обходилось в 31 юань (менее 4 долларов) без скидок. Здесь легко дышится и достаточно интересно даже малоподготовленному туристу. По сравнению с 1987 г. стало значительно больше ограждений и намного меньше посетителей. Менее доступными оказались обезглавленные каменные статуи и руины древних сооружений, но по-прежнему можно прикоснуться к многовековой стеле императора Гаоцзуна, внимательно рассмотреть надписи средневековых хулиганов на «стеле без иероглифов», побродить по окрестной деревушке. Последняя за прошедшие годы существенно преобразилась.
        Если раньше расположенные в основании погребального холма лессовые пещеры местных жителей воспринимались как сомнительная экзотика и откровенное проявление нищеты, то сейчас они стали намного аккуратнее и стилизованнее. Поскольку население активно приторговывает сувенирами, то посещение крестьянского дома не выглядит назойливым визитом или бесцеремонной выходкой. Чистые дворики, зелень фруктовых деревьев и кустов, минимальная и архаичная религиозная символика, удобно смонтированные технические приспособления создают атмосферу добротно налаженного быта. Внутри необычного жилища значительно прохладнее, чем на улице, под палящим солнцем знойного лета. Зимой ситуация прямо противоположная.
        Однако ни о какой идеализации данного поселения не может быть и речи. О том, что такого рода пещеры представляют серьезную опасность для местных жителей, писал в свое время крупный российский геолог, географ и путешественник Владимир Афанасьевич Обручев (1863-1956 гг.), автор большого числа фундаментальных исследований, учебников и научно-фантастических романов, среди которых хорошо известная массовому читателю книга «Земля Санникова». В составе экспедиции Г. Н. Потанина в Центральную Азию в 1892-1894 гг. он занимался изучением горных пород Наньшаня и Восточного Тянь-Шаня, геологического строения Северного Китая и восточной окраины Тибета. Своими наблюдениями В. А. Обручев поделился в работе «От Кяхты до Кульджи», вышедшей в 1940 гг. и неоднократно позднее переиздававшейся.
        Лессовые жилища произвели на него сильное впечатление, поэтому ученый уделил им особое внимание. По его словам, пещера служит десятилетиями: если свод начинает сдавать и из него вываливаются большие куски породы, то ее бросают. Единственный недостаток этих жилищ - при сильных сотрясениях грунта они разрушаются и засыпают своих хозяев. Согласно информации В. А. Обручева, во время мощного землетрясения
1920 г. в провинции Ганьсу погибло несколько сот тысяч обитателей пещер, так как оно произошло глубокой ночью.



^Лессовое жилище крестьян^


        Об абсолютной точности замечания о катастрофических последствиях подземных толчков и колебаний почвы в районе Лессового плато бассейна Хуанхэ свидетельствуют события, произошедшие в провинции Шэньси летом 2001 г. В деревне Мафан 17 июля ранним утром в результате непредумышленного взрыва погибли сразу около 70 человек. Выяснилось, что часть ее жителей в домашних условиях занималась нелегальным производством и хранением взрывчатых веществ, на изделия из которых в стране существует устойчивый спрос во время традиционных праздников и по отдельным торжествам.
        Власти пытались бороться с рискованным бизнесом тамошних крестьян и по соображениям безопасности закрыли подобное частное предприятие некоего Ма Шипина. Однако последний припрятал самодельную взрывчатку в пещере, вырытой под жильем младшего брата. После мощного взрыва пещерная деревушка попросту обвалилась, в считанные секунды похоронив десятки людей.
        В сельскохозяйственном производстве постоянных обитателей комплекса Цяньлин также произошли значительные перемены. Измученных осликов, нещадно эксплуатировавшихся, в частности, при обмолоте зерновых культур, заменила «малая механизация» - компактные колесные трактора, издающие много шума и изрядно засоряющие окружающую атмосферу. В целом же деревня продолжает жить полнокровной жизнью, извлекая приличные дивиденды из соседства с культурно-историческим памятником.
        Неподалеку, всего в 15 километрах от захоронения Гаоцзуна и У Цзэтянь расположена могила их предшественника - славного императора Тайцзуна (Ли Шиминь), правившего в
627-650 гг. Его имя неоднократно упоминалось и еще будет упоминаться в этой книге. Погребение называется Чжаолин. Здесь же находятся 167 могил его ближайших родственников, высокопоставленных военных и правительственных чиновников. Наличие усыпальниц придворных на территории императорского комплекса в тот период было уже большой редкостью и свидетельствовало об оказанной им огромной чести и признании заслуг перед правителем и державой.

^Кони императора Тайцзуна^


        Будущий император Ли Шиминь (род. в 599 г.) инициировал восстание и принял самое активное участие в борьбе против правящей тогда династии Суй. Он сыграл ключевую роль в решающих сражениях, проявив чудеса храбрости и отваги. В условиях повсеместной смуты и полной анархии ему удалось привести к победе своего отца Ли Юаня (позднее императора Гаоцзу). Основав новую династию Тан и став первым ее правителем в 618 г., Гаоцзу пожаловал своему сыну высший титул - «циньван». Однако жизнь для молодого князя мало изменилась. Бесконечные и рискованные боевые действия против претендентов на престол и вождей крестьянских восстаний способствовали росту его популярности среди населения. В конечном итоге ему простили даже убийство близких родственников в борьбе за власть.
        Ли Шиминь был вторым сыном в семье и, согласно существовавшим правилам, не мог наследовать трон. По мере постепенной стабилизации обстановки в стране резко обострились отношения между ним и его старшим братом Ли Цзяньчэном, который должен был стать императором. Раскол произошел и среди сторонников новой династии. В
626 г. в результате заговора Ли Шиминь у ворот дворца собственноручно выстрелом из лука сразил насмерть своего соперника. Младший брат принял сторону Ли Цзяньчэна, но также был убит заговорщиками. Позднее Ли Шиминь казнил 10 сыновей своих братьев, «вырвав с корнем» потенциальную оппозицию и заодно исключив реальную возможность передачи власти внуку императора. Вскоре он вынудил отца отдать ему престол.
        Тем не менее, Тайцзун оказался талантливым престолонаследником. Он не только вел многолетние и успешные войны со своими соседями, но и создал в государстве эффективно функционировавший политический механизм. При нем был разработан комплексный свод законов, включавший 12 разделов и 500 статей. Основополагающими принципами императорского правления стали жесткая регламентация всех сфер жизни общества, четко определенная социальная структура и устойчивая вертикаль исполнительной власти. Детально отрегулированная система бюрократического надзора долгое время оставалась образцом для последующих династий и сопредельных с Китаем стран.
        Об удачливом полководце и императоре известно много легенд и правдивых историй. Так, в одном из сражений Ли Шиминь потерпел неудачу и был вынужден спасаться бегством. Преследуемый врагами он оказался у священной горы Суншань (совр. провинция Хэнань), где неожиданно за него вступились 13 служителей культа из ныне всемирно известного монастыря Шаолиньсы. Вооруженные простыми палками монахи-бойцы отбили нападение преследователей и выручили будущего императора.
        Впоследствии Тайцзун щедро отблагодарил монастырь, в одном из павильонов которого на стене подробно изложена история его чудесного спасения. Вполне возможно, что данное событие сыграло определенную роль в том особом покровительстве, которое оказывалось буддизму при первых танских правителях, а Шаолиньский монастырь, наряду с Баймасы в Лояне, стал авторитетнейшим буддийским культурным центром, где располагались огромная библиотека и уникальные произведения изобразительного искусства.
        Шаолиньсы основан в конце V в., когда в Китае появилась школа Чань. На Западе о ней знают благодаря более позднему японскому варианту - дзэн-буддизму. Для этой школы характерны критическое отношение к ученой премудрости и священным канонам как средству передачи истинного знания, вера в возможность внезапного постижения истины путем интуитивного озарения, достигаемого долгими бдениями и полной отрешенностью от внешнего мира. Необходимо погрузиться в свое сознание, чтобы уничтожить ложные интеллектуальные построения и обрести подлинное просветление.
        Ее основателем считается индийский миссионер Бодхидхарма (? - 528 или 536 гг.), который, согласно традиции, самосовершенствовался и умер в этих местах. Здесь он просидел без движений в замкнутом пространстве долгих девять лет, поэтому современники прозвали его «брахманом, созерцающим стену». В Шаолиньсы свято чтят память о «наставнике медитации». Так, в нескольких вариантах каменных композиций Бодхидхарма изображен в момент преодоления реки Янцзы в районе города Цзинлин (совр. Нанкин). Свое путешествие монах совершил на тростинке камыша.
        На протяжении долгой истории монастырь неоднократно разрушался и восстанавливался. В последние сто лет он особенно пострадал от местных вояк в конце 20-х гг. и неистовых хунвэйбинов во времена «культурной революции». Во всем мире Шаолиньсы знаменит своими боевыми единоборствами, которые поистине «сводят с ума» молодежь (и не только). Существует легенда, что истоки «ушу» («кунфу») тоже связаны с именем Бодхидхармы. После его смерти один из учеников обнаружил небольшую написанную наставником книгу об укреплении духа и плоти через физические упражнения. Монахи на протяжении столетий неизменно следовали заветам учителя, да и сейчас их мастерство, отшлифованное годами тренировок, производит должное впечатление.
        В этой связи вспоминается эпизод начала 80-х гг. прошлого века, когда в советско-китайских отношениях после знаменательного и несколько неожиданного выступления генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева в Ташкенте весной
1982 г. произошел решительный прорыв. В 1983 г. после 18-летнего перерыва на Московский международный кинофестиваль приехала китайская делегация, а затем постепенно на внутренних просмотрах начали крутить фильмы с бесконечным мордобоем в технике «кунфу». Среди немногих удачных лент был «Шаолиньский монастырь» с прославленным китайским бойцом-чемпионом Ли Ляньцзе, ныне живущим в США и активно снимающимся в Голливуде под именем Джет Ли, в главной роли.
        Фильм повсеместно имел оглушительный успех и способствовал стремительному росту популярности монастыря в самых различных странах. Автору данной книги после долгих лет отсутствия какой бы то ни было языковой практики предстояло переводить с китайского только-только появившуюся картину непосредственно с экрана и в присутствии достаточно сложной аудитории. К счастью, уже в самом начале просмотра стало ясно, что в основе сюжета - знакомая читателю история спасения будущего императора, и проблема перевода отошла на второй план, а зрители дополнительно узнали некоторые сведения о средневековом Китае и династии Тан.
        Во время многочисленных сражений и походов у Тайцзуна было шесть отважных и на редкость умных коней, которые неизменно помогали своему хозяину. Легенда гласит, что один из них, получив ранение, уперся передними ногами в землю и помог соратнику Ли Шиминя вырвать стрелу, вонзившуюся ему в грудь. В ходе другой битвы еще одного скакуна поразили пять стрел, предназначавшиеся именитому наезднику. Император часто вспоминал о четвероногих боевых товарищах и не хотел расставаться со своими любимцами в загробной жизни. Роскошные барельефы высотой 1,7 и шириной 2 метра с изображениями остановившихся, галопирующих и отдыхающих красавцев, отмеченных печатью естественной грации, некогда украшали вход в его погребальный комплекс.
        Сейчас их можно увидеть в галерее древних скульптур, расположенной на территории Музея каменных стел в Сиани. Однако бросается в глаза, что часть удивительно пластичных и созданных в гармонии с природой лошадей была когда-то в большей или меньшей степени расколота, а остальные работы абсолютно целы и выглядят как новые. Так оно и есть на самом деле. Два наиболее насыщенных по сюжету рельефа - всего лишь недавно изготовленные копии, среди них и композиция, которая запечатлела генерала Цю Сингуна, освобождающего от вражеской стрелы рысака будущего императора. Увы, в очередной раз приходится возвращаться к теме утраченных Китаем национальных сокровищ.
        В 1914 г. оригиналы вывезли в США, предварительно разбив на несколько частей. Через три года была предпринята попытка изъять оставшиеся экземпляры. Они тоже были расколоты и приготовлены к погрузке, но в последнюю минуту вмешались местные жители и власти, предотвратив кражу. Особенно пострадал великолепный скакун, который, согласно преданию, в действительности был черного как смоль цвета с ослепительно белыми копытами: практически весь барельеф в изломах и трещинах. Реставраторы проделали огромную работу, чтобы восстановить средневековый шедевр. Больше «повезло» скульптурному изображению коня, спасшего Ли Шиминя в жестокой битве 621 г. Его раскололи на три части. Несмотря на варварские отметины похитителей раритетов, спасенные реликвии по-прежнему производят на зрителя сильное впечатление и неизменно привлекают внимание посетителей галереи. Что же касается украденных экспонатов, то в настоящее время они выставлены в Филадельфии, в музее Пенсильванского университета.
        Иная судьба ожидала изготовленный из своеобразного и весьма дорогого белого мрамора барельеф «воина-стражника» первой половины Х в., который был похищен в
1994 г. из гробницы местного управляющего конца периода Тан и начала династии Поздняя Лян некоего Ван Чучжи, умершего в 923 г. и похороненного на территории современной провинции Хэбэй. Одна из десяти украденных реликвий в 1999 г. была приобретена галереей М&С (буквы латинские) в Сянгане (Гонконг) за 250 с лишним тысяч долларов США. Последняя предполагала выгодно продать ее на аукционе Кристи. Цветное каменное изображение размером в 113 сантиметров высотой, 59 - шириной и 8 - толщиной ориентировочно оценили в 400-500 тысяч долларов и намеревались пустить с молотка в Нью-Йорке в марте 2000 г. Незадолго до аукциона китайские официальные лица предъявили исчерпывающие доказательства незаконности появления барельефа в США. Торги были остановлены буквально в решающий момент.
        Судебная тяжба продолжалась более года, но справедливость все-таки восторжествовала. В мае 2001 г. таможенные службы США вернули культурно-исторический памятник на родину. Попутно произошло еще одно радостное для китайской стороны событие. Американец китайского происхождения Ань Сыюань, увидев «воина-страж-ника» в телевизионной программе новостей, обнаружил похожий экземпляр в собственной домашней коллекции. Выяснилось, что его недавнее приобретение имеет те же корни и ранее находилось в указанном погребальном комплексе. Как патриот и просто честный человек он безвозмездно передал это скульптурное изображение официальным представителям КНР.
        По мнению ряда исследователей, на возвращенных камнях вырезаны знаменитые генералы императора Тайцзуна Цинь Цюн и Юйчи Гун. Согласно древней легенде, именно они предложили своему правителю охранять его сон, когда тому в ночных кошмарах неизменно являлись убиенные родные братья и члены их семей. Очень скоро находчивые военачальники стали популярными персонажами национального фольклора. До сих пор в различных населенных пунктах по всему Китаю местные жители вывешивают их изображения на воротах дома в надежде защитить себя и своих близких от всевозможной нечисти, болезней и житейских невзгод.
        Тайцзун и Юйчи Гун оказались главными действующими лицами любопытного предания, непосредственно связанного с историей Шелкового пути. Ли Шиминь во главе экспедиционного корпуса отправился в северо-западный регион в попытке восстановить контроль над Хэсийским (Ганьсуйским) коридором. Его войска в результате удачного маневра противника были окружены и заперты в одном из небольших городов. Продовольствие и фураж стремительно заканчивались, постепенно таяли надежды на свежие подкрепления. Полководец, оценив сложность ситуации, послал наиболее отчаянного генерала Чэн Яоцзиня за подмогой, но время шло, а ее все не было.
        В безвыходном положении будущий император обратил свои мысли к богу, призвав на помощь всесильного Будду. Он дал торжественную клятву, что отреставрирует и существенно расширит пещерный монастырь в Дуньхуане, о котором читателю предстоит узнать много интересного в последующих главах, обещал позолотить находившиеся там статуи божеств, если Будда поможет ему раздобыть необходимый провиант. Буквально через несколько часов солдаты, собиравшие траву в попытке утолить голод, обнаружили в изобилии сладковатые на вкус и превосходно освежавшие измученных людей маленькие красные ягоды (возможно, это была дереза). Крестьяне рассказали воинам, что последние обогащают кровь, восстанавливают жизненную энергию и лечат заболевания почек. Обрадованный Ли Шиминь отдал приказ энергично поглощать сей продукт, ставший реальным проявлением небесного благодеяния. Вскоре показался решительно настроенный отряд Чэн Яоцзиня. Воодушевленная и несколько подкрепившаяся китайская армия вырвалась из долгого окружения и нанесла врагу сокрушительное поражение.
        Император Тайцзун не забыл данную им клятву и через какое-то время направил в район Дуньхуана своего прославленного генерала Юйчи Гуна, который должен был возглавить масштабное строительство. Окрестные жители вне зависимости от своего социального статуса с искренним энтузиазмом встретили именитого наместника и приняли самое активное участие в сооружении новых пещер, известные мастера расписывали их стены и создавали превосходные скульптурные композиции.
        По долгу службы генерал много времени проводил в седле, тщательно контролируя весь ход работ. Ему достался на редкость крупный конь, поэтому военачальник постоянно испытывал затруднения, когда надо было сесть верхом или спешиться. Пожилой каменщик первым обратил на это внимание и решил исправить положение. В близлежащих горах он отыскал приличных размеров камень молочного цвета и с помощью коллег как бы ненароком установил его у жилища Юйчи Гуна.

18 лет провел военачальник в здешних краях, снискав у населения почет и уважение. Когда пришло время возвращаться в столицу, провожать его вышли и стар и млад. Отойдя на значительное расстояние от жилых построек, участники многолюдной процессии неожиданно обнаружили на дороге «опорный камень». Никто не мог объяснить, как он тут появился. Тогда настоятель буддийского монастыря улыбнулся и сказал: «Не стоит удивляться: генерал сделал для всех столько хорошего, что даже камень пришел с ним попрощаться». Растроганный Юйчи Гун в последний раз вступил на него, сел в седло и ускакал в сторону Чанъани. Поговаривают, что светлый монолит, на котором отпечатался старый след, до сих пор можно увидеть в тех местах.
        Возвращаясь к изображению генерала Цинь Цюна, продажу которого в Нью-Йорке удалось своевременно предотвратить, следует признать, что его иконография очень необычна и вызывает определенные сомнения. Не совсем понятно происхождение в нижней части барельефа пораженного мечом буйвола, а в верхней - птицы феникс. Дальнейший кропотливый и комплексный анализ специалистов, безусловно, прояснит ситуацию и даст ответ на вопрос, кто же в действительности запечатлен в мраморе?
        В 40 километрах к западу от Сиани находится наиболее крупный из погребальных комплексов императоров династии Хань - Маолин. Это могила всесильного Уди, правившего страной белее пятидесяти лет, - со 140 по 87 гг. до н. э. В непосредственной близости захоронены его ближайшие соратники. Заслуживающие самого пристального внимания достопримечательности мы и вознамерились посетить, передвигаясь по окрестностям замечательного города.



^Могила императора Уди^


        Добраться до указанного места оказалось очень нелегко. Все попытки найти в первой половине июня 2001 г. приемлемый по цене транспорт, который хотя бы довез до Маолина, оказались безуспешными. Объяснений было несколько, но наиболее вразумительным звучал «ремонт дороги». Поэтому, как нередко бывает в путешествиях по Китаю, для россиянина в силу особенностей менталитета остаются неизменными надежда на авось и твердая уверенность в то, что корректный и доброжелательный разговор с местным населением поможет преодолеть любую проблему.
        В конце концов так и случилось. Вначале водитель автобуса, на котором мы ездили в Цяньлин, всю дорогу придумывал для нас варианты передвижения, пока резонно не предложил выйти на скоростной трассе в местечке Лицюань, где, забыв о своих непосредственных обязанностях, отчаянно пытался найти подходящий транспорт. Самое обидное заключалось в том, что мы находились всего в 10-12 километрах от цели, но владельцы всевозможных средств передвижения категорически отказывались ехать, либо заламывали сумасшедшую цену. Казалось, над погребальным комплексом императора Уди витало какое-то проклятие. Здравый смысл отказывался воспринимать неизменное «нет» в ответах собеседников, и переговоры вспыхивали с новой силой.
        Совершенно неожиданно показалось красное такси - «кепка», т. е. малолитражка несколько устаревшей модели «дайхацу», производившаяся на совместном с японцами заводе в городе Тяньцзинь и получившая от наших соотечественников столь необычное название за специфический внешний вид. Шофер живо откликнулся на прозвучавшее предложение, смирившись с весьма умеренной оплатой. Похоже, он не знал, что его и машину ждет впереди. Нам тоже предстояло выяснить причину решительного игнорирования населением маршрута к древним могилам.
        Уже через несколько километров пути дорога оказалась по пояс усыпана скошенной пшеницей, которую предприимчивые крестьяне за отсутствием необходимых площадей вываливали на проезжую часть. Здесь она в нарушение всех действующих административных постановлений и распоряжений исправно сушилась, а при наличии случайно заехавшего транспорта подвергалась бесплатному обмолоту.
        Местные власти на протяжении многих лет пытаются бороться с этим беспределом, но о каких-то успехах говорить не приходится. Не убеждают жителей и аргументированные разъяснения относительно экологической ущербности такой продукции: во-первых, пшеница длительное время контактирует с асфальтовым покрытием, которое вряд ли можно отнести к необходимым пищевым добавкам, во-вторых, выхлопные газы, в свою очередь, тоже не способствуют повышению ее вкусовых качеств.
        Разговор с таксистом вскоре прекратился, поскольку всех волновала бесперебойная работа двигателя. Он стал нашей последней надеждой, так как рассчитывать на скорую помощь в злаковом безмолвии было, по меньшей мере, неразумно. Автомобиль быстро превратился в огородное пугало. Нечто подобное являли собой и те, кто находились внутри.
        Нет нужды объяснять, с каким энтузиазмом были восприняты контуры приближающихся холмов-усыпальниц и короткая передышка в жестком приобщении к сельскохозяйственному производству в современной китайской деревне. Проницательный читатель, наверное, уже представил себе глаза нескольких откровенно скучавших работников музея при виде «снопа на колесах» и двух «отмороженных» туристов-иностранцев, беспрерывно отряхивающихся и чихающих. Тем не менее, билеты нам продали без скидки (по 20 юаней), позволив в гордом одиночестве созерцать усыпальницы.
        Первая остановка, естественно, у могильного холма прославленного императора, о чем свидетельствует старая стела. Водитель любезно предложил подъехать поближе, чтобы сделать фотографии на память. Уди всегда считался в Китае величайшим правителем династии Хань и наиболее последовательным защитником империи.
        Он предпринял самые решительные шаги по укреплению центральной власти. В 127 г. до н. э. издал указ о разделе земельных владений между наследниками. Если раньше после смерти князя все отходило к его старшему сыну, то отныне права на наследство имели и братья последнего. В результате начался процесс интенсивного дробления удельных княжеств и соответственно ослабления центробежных тенденций в государстве. Территория страны была поделена на 14 округов, куда направлялись специальные инспектора для отслеживания ситуации на местах. Вводится государственная монополия на производство и продажу соли и железа, отливку монет и транспортные перевозки; начинает функционировать система экзаменов на замещение вакантных административных должностей. Налоговая политика императора была сориентирована на строгий контроль за крупными торговцами.
        При Уди завершается процесс трансформации конфуцианства в официальную идеологию, что в законодательном порядке было оформлено в 136 г. до н. э. по предложению придворного философа Дун Чжуншу (17 9 (?) - 104 гг. до н. э.). В трудах последнего учение Конфуция обрело черты всеобъемлющей мировоззренческой доктрины, способной обеспечить идейно-политические запросы и содействовать эффективному функционированию максимально централизованного режима. Ханьский интеллектуал настаивал на правомерности переосмысления воззрений Учителя и их адаптации к актуальным для современного государства и общества проблемам.
        Император проводил исключительно энергичную и агрессивную внешнюю политику, его армия не знала покоя. На юге границы Китая достигли Вьетнама, а купцы устремились еще дальше, в Юго-Восточную Азию. На севере и западе шли беспрерывные и в целом успешные войны с кочевыми племенами, особенно со старыми врагами китайцев - сюнну.
        Уди мобилизовал все мыслимые трудовые ресурсы в стране. Умирая от изнурительного труда, толпы рабочих постоянно укрепляли, перестраивали и расширяли циньскую Великую стену, возводили новые фортификационные сооружения: мощные укрепления, сторожевые башни, крепкие ворота, неприступные заставы. Император понимал, что для борьбы с грозной конницей противника на огромных степных и полупустынных просторах необходимы высокий боевой дух армии, высококачественное оружие, мощная тыловая поддержка и отлаженная инфраструктура. Большое внимание уделялось дипломатическим миссиям, направленным на поиск союзников, благодаря чему и был открыт Шелковый путь. Особую роль в победах китайских войск сыграли доблестные и отважные полководцы. Двое из них удостоились чести быть погребенными рядом со своим повелителем.
        Маршал Вэй Цин (? - 106 г. до н. э.) был родом из незнатной семьи и в детстве пас овец. Однажды ему нагадали, что он станет прославленным генералом. Мальчик рассмеялся и рассказал о своей мечте: если будут меньше пороть, то и этому буду рад. Постепенно жизнь вносила свои коррективы, приближая юношу к напророченной судьбе. На первом этапе ему помогала сестра, которая стала наложницей Уди. Вэй Цин оказался при дворе, но его карьера могла закончиться, не начавшись. В результате козней императрицы он был схвачен и спасся только с помощью друзей. Вскоре император осыпал его милостями, а в 130 г. до н. э. присвоил чин генерала и отправил на войну с кочевниками.
        В боевых операциях той поры очень многое зависело от фортуны. Бескрайние пески и степи крайне затрудняли скоординированные действия, армии как внезапно терялись, так и неожиданно появлялись, возникая из ничего. Многие командиры, одержав блистательные победы, терпели затем сокрушительные поражения, не совершив очевидных ошибок или просчетов. Приняв участие в семи кампаниях, Вэй Цин вошел в историю как на редкость удачливый военачальник, всегда действовавший своевременно, в нужном месте и имевший достаточные для победы силы.
        В те годы он был единственным китайским генералом, кто подряд выиграл несколько сражений и взял в плен более десяти князей сюнну. В 124 г. до н. э. прямо на заставе, куда армия вернулась после очередного триумфа, императорский посланник публично зачитал указ Уди о присвоении Вэй Цину высшего генеральского звания и вручил печать - символ власти. Следует в этой связи упомянуть, что к тому времени его сестра, родив сына, стала императрицей, но военачальник, под командованием которого отныне находились все ханьские генералы, уже проложил путь к собственной славе на поле брани.
        Еще более искрометной оказалась жизнь и карьера Хо Цюйбина (140-117 гг. до н. э.
 - самого талантливого полководца Уди. Он был сыном старшей сестры Вэй Цина и весьма преуспел в боевых искусствах. В возрасте 18 лет ему удалось произвести благоприятное впечатление на Уди, император высоко оценил стрельбу молодого человека из лука и умение держаться в седле. Храбрый и молчаливый, несколько жесткий с подчиненными Хо Цюйбин сначала служил под командованием своего дяди. Однако уже в 121 г. до н. э. стал генералом и далеко за пределами Китая нанес два сокрушительных поражения сюнну, овладев Хэсийским коридором и открыв путь на запад
        Верховный правитель кочевников (кит., «чаньюй») всерьез обеспокоенный боевыми успехами молодого военачальника, в назидание другим решил казнить одного из князей, проваливших операцию, но последний, узнав об этом, поспешил сдаться Хо Цюйбину, приведя с собой почти 10-тысячный неприятельский отряд.
        Через два года, выдвинувшись в различных направлениях и постоянно координируя свои действия, армии Вэй Цина и Хо Цюйбина - всего свыше 100 тысяч всадников и несколько десятков тысяч пеших воинов - наголову разбили главные силы кочевников, вынудив чаньюя бросить свое войско и бежать на северо-запад. Наступил звездный час полководцев. По указу Уди им были присвоены маршальские звания (титулы) со всеми вытекающими отсюда почестями и привилегиями.
        Конечно, это был тот случай, когда слава не могла испортить или изменить людей. Император намеревался построить для Хо Цюйбина роскошную резиденцию в столице, но доблестный воин, которому в то время едва исполнилось двадцать лет, отказался, сказав бессмертную для китайцев фразу: «До тех пор, пока сюнну окончательно не разбиты, не время думать о собственном доме».



^Повергнувший кочевника конь^


        Блестящий полководец, выигравший шесть сложнейших кампаний, скончался в возрасте
23 лет из-за болезни. Потрясенный печальным известием, Уди устроил торжественную церемонию прощания и приказал похоронить его на территории своего погребального комплекса. По рельефу могила напоминает горы Наньшань (на территории современных провинций Ганьсу и Цинхай), где отважно сражался Хо Цюйбин. Кстати, после его смерти император взял к себе на воспитание сына военачальника.
        Как это нередко бывало в истории Китая, о том, что захоронение связано с именем Хо Цюйбина, с годами забыли. Только в начале ХХ в. личный врач сына президента Китайской Республики Юань Шикая француз Виктор Сигален, путешествовавший по стране с писателем Огюстом Жильбером де Вуаза и фотографом Жаном Лартигом, первоначально заинтересовался каменным изваянием лошади у могильного холма, а в итоге аргументировано доказал наличие на территории Маолина гробницы самого яркого полководца ханьской эпохи. В письме от 6 марта 1914 г. своему соотечественнику и учителю, известному синологу Эдуарду Шаванну он восторженно писал о «колоссальной конструкции из гранитных блоков», «архаичности и массивности скульптур»,
«оригинальности и мощи стиля».
        Музей находится у подножия холма, где захоронен Хо Цюйбин. Территория весьма живописна, хотя бросается в глаза откровенная перегруженность пейзажа всевозможными застройками и традиционными деталями садово-паркового искусства. Однако полная тишина и отсутствие посетителей создавали эффект сопричастности с перипетиями далекого прошлого. Небольшая экспозиция самобытной ханьской скульптуры, в центре которой находится фигура коня, подавившего своей мощью грозного кочевника, дает определенное представление о сложности и суровости эпохи с ее постоянными кровавыми войнами, жестоким противостоянием людей и сил природы, минимальной стоимостью жизни отдельного человека.
        В 200-300 метрах от музейной ограды на фоне бескрайних и безлюдных просторов хорошо просматривается могила полководца Вэй Цина. Там все намного скромнее и доступнее. Подобный контраст выглядит абсолютно логичным, поскольку в противном случае весь погребальный комплекс усилиями наших современников мог превратиться в огромную выставочную клумбу.
        Стоя у гробниц маршалов и размышляя о событиях более двухтысячелетней давности, задумываешься о превратностях судьбы. Где-то здесь должна была находиться усыпальница еще одного героя войн с сюнну, но история распорядилась иначе. Талантливый, смелый и мудрый Ли Гуан (? - 119 г. до н. э.) воевал еще во времена императора Вэньди (дед Уди) и участвовал в 70 кампаниях. Солдаты и офицеры обожали своего командира, называя «отцом» или «старшим братом». Кочевники, в свою очередь, панически боялись Ли Гуана и прозвали «летающим генералом».
        Его умением стрелять из лука восхищалась вся страна. В молодости он попал в плен, но смог бежать, отстреливаясь от преследователей. Отнюдь не в голливудском
«боевике», а в экстремальных условиях Ли Гуан каждой стрелой поражал одного из противников, и те вскоре прекратили погоню. Его храбрость и бесстрашие, меткость и силу воспели танские поэты VIII в. Ван Чанлин и Ли Гуань. Генералу посвятил целую главу «Исторических записок» патриарх древнекитайских летописцев Сыма Цянь.
        Казалось бы, выдающаяся карьера и наивысшие почести. Тем не менее конец военачальника был бесславным. В 119 г. до н. э., действуя под командованием Вэй Цина, он заблудился со своим войском в песках и покончил жизнь самоубийством, не вынеся позора. Как сказал император Уди, «Ли Гуану просто не повезло». Полководец в результате был погребен у себя на родине. Его могила сохранилась до сих пор, и любознательный турист может найти ее в двух километрах от города Тяньшуй, что в восточной части современной провинции Ганьсу.
        Из Маолина мы возвращались в несколько приемов. В полном соответствии с обговоренными условиями на редкость деликатный и терпеливый водитель такси привез нас в Сяньян. Вырвавшись в конце концов из назойливого плена «пшеничных дорог», автомобиль довольно быстро добрался до его центра. Сяньян, расположенный на северном берегу Вэйхэ примерно в 30 километрах к западу от Сиани (40 минут езды на рейсовом автобусе), предстал самым обычным провинциальным городком. Между тем более 2 тысяч лет назад именно здесь находилась столица могущественной и грозной империи. Правитель Сяогун в 350 г. до н. э. сделал его административным центром царства Цинь, которое в то время вело затяжные, но неизменно победоносные войны со своими соседями.
        Цинь Шихуан, огнем и мечом объединивший Китай в конце III в. до н. э., объявил Сяньян главным городом государства. К югу от реки был построен грандиозный и блистательный дворец Эпангун, разрушенный вскоре после смерти легендарного императора. Его руины сохранились до сих пор. Обнаруженные на их месте древние реликвии выставлены в городском музее. В основном это детали архитектурных сооружений: фрагменты черепицы, водопроводных труб, искусно выполненные облицовочные кирпичи и др.
        Главная ценность музейной экспозиции Сяньяна - миниатюрная (высотой в среднем около 50 сантиметров) терракотовая армия пехотинцев и всадников. Несколько тысяч глиняных фигурок, найденных неподалеку в погребении, вероятно, высокопоставленного сановника ханьской эпохи, заметно уступают по своим художественным качествам и степени воздействия на зрителя знаменитому сианьскому воинству, однако лишний раз подчеркивают безграничность сокровищ, которые до сих пор хранит китайская земля.



        Глава V


        НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЕ ВОДЫ ЖЕЛТОЙ РЕКИ

        Из древней Сиани наша дорога пролегала на запад - в Ланьчжоу (административный центр провинции Ганьсу). Расстояние между городами внушительное - около 700 километров, поэтому решено было ехать на поезде. Приобретение относительно недорогих железнодорожных билетов в крупных городах, являющихся к тому же и привлекательными туристическими центрами, занятие не из простых и требует определенных навыков.
        Дело в том, что несмотря на интенсивное развитие транспортного сообщения решить проблему обеспечения всех желающих проездными билетами по-прежнему довольно трудно. Ежегодно модернизирующиеся магистрали пока не в состоянии пропустить необходимое количество пассажирских поездов, а уровень жизни огромного населения постоянно растет и дает возможность гражданам чаще передвигаться по стране. Раньше, например, было абсолютным безумием путешествовать накануне и в последние дни праздника Весны (китайский Новый год), который по григорианскому календарю приходится на время между 21 января и 19 февраля. Сейчас ситуация в указанный период не изменилась, но аналогичная картина наблюдается уже в начале мая и октября (1 октября - День образования КНР).
        С 2000 г. не без осечек, но в целом успешно реализуется концепция своеобразной
«экономики праздников», когда трижды в год за счет официально предоставляемых дней и переносов выходных у всего населения одновременно накапливается неделя отдыха. Руководители государства пришли к выводу, что индустрия организованного досуга и развлечений должна внести свой вклад в социально-экономический прогресс и дать ощутимую финансовую прибыль. Туристические агентства и компании, средства массовой информации и рекламные службы настоятельно рекомендуют и бойко приглашают совершать продолжительные экскурсионные поездки-вояжи и регулярные выезды за город, предполагающие расходование немалых средств из семейного бюджета. В такое время супермаркеты, всевозможные магазины и рынки работают едва ли не круглосуточно, предлагая разнообразный ассортимент товаров с приличными скидками. Неудивительно, что перечисленные дни следует смело вычеркивать из собственного расписания междугородных переездов, если отсутствуют билеты на руках.
        Как правило, предварительная продажа в железнодорожных кассах открывается за четыре дня, реализация обратных билетов не предусмотрена. Поскольку для мобильных туристов, путешествующих в плотном режиме, столь длительный срок пребывания на одном месте не типичен и допустим лишь в экстраординарных случаях, то в кассы следует обратиться сразу по приезду в новый населенный пункт.
        В Китае на бытовом уровне весьма душевно относятся ко всем незнакомым иностранцам. Правда, при их появлении и в разговоре между собой подавляющая часть граждан использует слово «лаовай», которое чисто формально можно посчитать проявлением уважения (досл. с китайского «почтенный иностранец»), но в действительности оно носит едва заметный оттенок пренебрежения, что-то вроде «простофиля». Ничего обидного в нем нет, просто китайцы, возможно, предполагают некую неосведомленность тех, кто приезжает из-за рубежа, о традициях, обычаях и нравах их страны. С этим, естественно, спорить трудно. Как правило, проявленные иностранцем в любом городе минимальные познания в языке, доброжелательность в поведении и глубокая озабоченность возникшими проблемами при неизменной осмотрительности позволяют решать самые сложные и запутанные задачи.
        В переполненном страждущими покупателями и самоуверенными спекулянтами кассовом зале лучше всего, конечно, найти некое специализированное окошко (для организаций, военнослужащих), ибо у кассира там значительно меньше нагрузки и он в состоянии заняться конкретной проблемой неожиданного клиента. Однако психологически надо быть готовым к возможному «проколу», как-то: иностранцев не обслуживают, билеты продаются исключительно на текущий день и т. д.
        Идеально, если кассир обратится за советом к вышестоящему начальнику, а тот проявит интерес и инициативу. Тогда вопрос можно считать закрытым, все будет исполнено в считанные минуты. Более вероятна рекомендация обратиться в предварительные кассы, расположенные обычно неподалеку от главного здания вокзала. В этот момент требуется подсунуть клочок бумажки, чтобы там записали название и адрес заведения. Последний всегда поможет добраться до нужного места и именно с него начнется общение со следующим кассиром.
        Оказавшись в новой обстановке, действовать надо без суеты, так как оптимальные билеты в нужном направлении почти наверняка отсутствуют. Уходить, даже получив отрицательный ответ, не следует. Главное заключается в том, чтобы кассир или находящийся поблизости полицейский обратил внимание и проникся сочувствием к незадачливому туристу. Мгновенно соберется группа любопытствующих, которая станет энергично обсуждать различные варианты. Опыт многочисленных поездок по Китаю свидетельствует, что спустя какое-то время при проявленной с двух сторон гибкости нужное решение возникнет само собой.
        По сравнению с началом 90-х гг. ХХ в. поезда на основных железнодорожных маршрутах стали ходить примерно в 1,5 раза быстрее, но цены при этом подорожали где-то в 3,5 раза. Тем не менее уплаченная сумма в несколько раз дешевле стоимости авиабилета. Так, расстояние в 2300 километров от Пекина до Гуанчжоу (административный центр южной провинции Гуандун) скорый поезд десять лет назад преодолевал за 36 часов, сейчас - за 23. Билет в оптимальный для много путешествующего на свои деньги туриста плацкартный вагон прежде стоил порядка 130 юаней, в последние годы - 450 (менее 55 долларов), купе - 700 юаней. Стоимость перелета на самолете в настоящее время - 1500 юаней (почти 170 долларов).
        Китайские составы дальнего следования делятся в основном на пассажирские и скорые, имеющиеся внутри этих видов некоторые особенности в названиях практически не отражаются на цене билета. Он примерно на 70 процентов дороже в скором поезде, который следует до необходимого пункта назначения обычно в полтора раза быстрее. Поэтому при передвижении в вечерние и ночные часы, когда торопиться нет никакого смысла, целесообразнее остановить свой выбор на медленном варианте, другое дело, что зачастую он попросту отсутствует.
        В подавляющей части поездов три типа вагонов, за исключением ресторана: общий, плацкарт и купе. За десять с небольшим лет в вагоностроении произошла настоящая революция, появились и активно эксплуатируются двухэтажные составы, но указанное разграничение строго сохраняется. В 80-е гг. общие вагоны в КНР откровенно напоминали советские электрички 60-х гг. с жесткими деревянными сидениями, но при наличии столиков. Ныне в них вполне комфортные мягкие сидения, бегущая электронная строка с информацией о маршруте следования и исправно действующие кондиционеры, что во время поездок в летний период немаловажно.
        Главная беда - огромное количество народу. Билеты с фиксированными местами продаются только на станции отправления, и уже там вагон почти заполнен. В дальнейшем он напоминает ту самую «бочку с селедкой», поскольку на станциях продажа производится без ограничений. Пассажиры, проникшие в него после яростного штурма, в итоге стоят и лежат не только в проходах, но и тамбурах, умывальных комнатах, у дверей в туалеты.
        Отчаянные усилия проводников по наведению чистоты и элементарного порядка вызывают уважение и одновременно улыбку, но при этом все обходится без скандалов, а работники вагона-ресторана умудряются даже вести бойкую торговлю. Иностранные туристы, молодые и со стажем, до сих пор не без гордости вспоминают, подчеркивая собственный демократизм, о часах, проведенных в «инцзо» (кит. название общих вагонов). Рекорд автора - около полутора суток в поезде Сямэнь - Шанхай в апреле
1987 г.
        Купейные вагоны схожи с нашими мягкими, существовавшими до появления двухместных спальных. В них чисто, тепло и уютно, там частенько выдают одноразовые тапочки и набор гигиенических принадлежностей. Единственный минус - цена билета, которая на
60-80 процентов выше, чем в плацкартном вагоне. Кроме того, нередко супружеская пара с маленьким ребенком или дедушка и бабушка с внуком (внучкой) покупают разные билеты - дорогой и дешевый, а всю дорогу, включая ночлег, проводят вместе, в результате число обитателей купе значительно возрастает.
        Сложнее всего купить билет в плацкартный вагон, где за приемлемые деньги в долгом походе можно перевести дух и не потерять интереса к новым впечатлениям. Он намного удобнее советского и российского аналогов. Во-первых, нет боковых спальных мест, вместо них достаточно широкий сплошной проход, где есть пространство для откидных сидений и миниатюрных столиков, а также сплошной и вместительной багажной полки, позволяющей освободить от чемоданов и сумок жилую часть вагона. Во-вторых, на верхних полках, включая третью, безопасность движения гарантирована, упасть с них невозможно. При неожиданных и резких торможениях малопривлекательной перспективе падения раньше препятствовали крепкие ремни, сейчас - специальные перегородки. Данное обстоятельство позволяет мгновенно уснуть, не беспокоясь за детей или пожилых. С помощью аккуратных лесенок можно легко добраться даже до третьей полки.
        Приобретение двух плацкартных билетов на скорый поезд № 107 Сиань - Ланьчжоу общей стоимостью в 220 юаней (26 долларов) на этот раз не вызвало каких-то серьезных затруднений, поскольку занятия в школах и институтах еще не закончились, а туристический сезон только начинался.
        В Китае, чтобы добраться до вагона нужного поезда, надо сначала побывать в
«отстойнике». У владельцев купейных билетов он особый, все другие находятся вместе. За 20-30 минут до отхода прозвучит команда, и пассажиры выстроятся в длинные очереди для проверки билетов. Перроны неизменно пусты, так как с улицы туда никого не пускают. Если есть намерение встретить гостей сразу по прибытии, то необходимо купить за 1 юань соответствующий билет. Возможно, для либерала-вольнодумца такого рода регламентации покажутся нарушением чьих-то прав и свобод, но для страны с населением в миллиард с лишним это разумные требования, обеспечивающие бесперебойную работу железнодорожного транспорта.
        К неожиданностям скоротечного пребывания в поезде следует отнести отсутствие полотенца. Формально оно есть и лежит на подушке, но выполняет совершенно иную функцию, заменяя наволочку. Если все-таки начать им пользоваться, вытирая лицо и руки, то придется смириться с неудобствами при занятии горизонтального положения, да и проводники могут выразить недовольство.
        Кстати, у них свой свод правил, с которыми бессмысленно спорить или втихомолку бороться: основная и сменная обувь неизменно будет сосредоточена в одном и том же месте под нижней полкой; занавески на окнах периодически распахиваются и задергиваются вне зависимости от желания пассажиров; их полотенца постоянно перевешивают по специальной технологии и тщательно выравнивают; чемоданы и сумки на багажной полке двигают и переставляют, обеспечивая ровную линию, и т. д. Зато в вагоне всегда спокойно и указания проводников четко выполняются.
        В случае крайней необходимости за дело берется вооруженная железнодорожная полиция, служащие которой сопровождают все пассажирские поезда и регулярно курсируют вдоль состава. При минимальном неповиновении появляется огнестрельное оружие, после чего желание буйствовать, спорить и доказывать свою правоту сразу исчезает. Однажды при выезде из Куньмина - главного города юго-западной провинции Юньнань, граничащей с районом печально знаменитого «золотого треугольника» (сопредельная территория Мьянмы, Лаоса и Таиланда), - удалось наблюдать картину, когда многие вещи пассажиров подверглись тщательному досмотру - искали наркотики. Дочь в тот момент безостановочно чихала, но это не вызвало подозрений у полицейских.
        Примерно через три часа следования по распаханной вдоль и поперек равнине провинции Шэньси поезд остановился в городе со смешным названием «Драгоценный петух» (кит. Баоцзи), что стоит на берегу Вэйхэ. Разумеется, оно не могло появиться случайно, одна из легенд показалась весьма содержательной и поучительной.
        Давным-давно в этих краях были изумительной красоты горы с роскошными ландшафтами. В поистине райском уголке пели экзотические птицы, распускались диковинные цветы, зеленели реликтовые леса, а люди много и добросовестно трудились. Однажды его обнаружили злые и алчные небесный феникс и черепаха, служившая при дворе царя-дракона Восточного моря. Каждый из них вознамерился захватить и управлять прекрасными и плодородными землями. Столкнувшись на вожделенной территории, они бились долго и упорно, никто не хотел уступать. Со временем затихли и исчезли птицы, поникли и завяли цветы, а удивительные деревья были уничтожены во время жестокого сражения. Область постепенно превратилась в унылую пустыню.
        Спустя некоторое время с востока сюда пришел юноша-богатырь по фамилии Ян. Увидев творившиеся безобразия, он не на шутку рассердился и решил навсегда покончить со злом: мощной ладонью схватил черепаху и запустил ее далеко на юг, в горы Циньлин, а феникса выбросил в противоположную сторону, к подножью Циньянлин. После всех потрясений на этом месте образовалась большая равнина.
        Расправившись с неистовыми смутьянами, молодой богатырь занялся созидательным трудом. Пальцем руки он провел на земле глубокую черту - так возникла водная артерия Вэйхэ, а на берегах реки посадил по священному петуху. Отныне каждое утро те начинали изо всех сил кукарекать, не давая местным жителям спать и подгоняя их на работу. Вскоре наступила спокойная, тихая и размеренная жизнь. Из года в год дожди и ветры благоприятствовали земледельцам в их труде, природа помогала усердным крестьянам собирать обильные урожаи. В память о горластых петухах, позволивших им добиться ощутимого достатка, люди и назвали скромный населенный пункт Баоцзи.
        В наши планы не входило его посещение, поэтому все знакомство с «петушиным городом» ограничилось десятиминутной прогулкой по перрону и приобретением вполне сносного пива местного разлива. Один из пассажиров, правда, тут же поведал, что завод-изготовитель не в ладах с законом и не раз штрафовался за сброс промышленных отходов в Вэйхэ. В настоящее время ему грозят куда более суровые санкции.
        Следующая станция находилась уже в восточной части провинции Ганьсу. Город Тяньшуй и его окрестности известны в первую очередь занимательным мифолого-ху-дожественным прошлым и вполне реальным пещерным комплексом Майцзи. Считается, что здесь родина легендарных Фуси и Хуанди. Поскольку со вторым - «совершенномудрым правителем древности» - читатель познакомился в предыдущей главе о могилах императоров, то самое время сказать несколько слов о родоначальнике китайской цивилизации, великом первопредке.
        Мифический Фуси по преданию около пяти тысяч лет назад более века управлял страной. Он обучил людей охоте, рыболовству, кулинарии, изобрел оригинальную графическую систему триграмм - самостоятельный вид национального письма и т. д. Супружеская пара - Нюйва и Фуси - стала прародительницей всех китайцев. Когда последние говорят, что они «потомки дракона», то под образом, рожденным человеческой фантазией, имеют в виду именно этих божеств, воплощающих, помимо прочего, женское и мужское начало, а также вечный круговорот жизни. На многочисленных изображениях разных эпох у них человеческие облики, но переплетенные (символ совокупления) змееобразные хвосты. Зачастую в центре композиции присутствует рожденное ими дитя, символизирующее истоки рода людского. Согласно древней традиции, свою первую брачную ночь первопредки провели на территории уезда Чэнцзи под Тяньшуем.
        В местах, расположенных неподалеку от нынешнего города, Фуси внимательно постигал основы мироздания и создал их уникальную запись. С помощью восьми комбинаций из трех сплошных и прерывистых черт он обозначил ключевые элементы и явления природы:
«небо», «землю», «огонь», «воду», «ветер», «гром», «гору» и «водоем». Однажды Фуси стал свидетелем того, как из горной пещеры вылетел черный дракон, в другой раз на берегу реки заметил в воде восхитительную полосатую лошадь. После долгих раздумий над состоянием окружающего мира он попытался в максимально сжатой и концентрированной форме запечатлеть увиденное вокруг, в результате экспериментов и поиска возникли удивительные символы - триграммы. По одной из наиболее распространенных в научных кругах теорий, они непосредственно связаны с дальнейшим появлением иероглифической письменности.
        Позднее основатель династии Чжоу Вэньван в ХI в. до н. э. в результате феноменального озарения придумал двойные сочетания триграмм - гексаграммы (всего
64 возможных варианта). Включенные в самое древнее и наиболее авторитетное произведение китайской канонической и философской литературы «И цзин», они, якобы, отражают все фазы циклического развития Вселенной, дают полную палитру возникающих жизненных ситуаций, логично и исчерпывающе разъясняют личные судьбы и процессы, происходящие в обществе. Главное - это вникнуть и правильно воспринять их глубинный смысл и значение.
        Мистические линии и поныне волнуют умы людей, рождая новые образы, представления и ассоциации. Существует, например, их современная музыкальная версия. В 1993 г. во Франции вышел двойной компакт-диск Кристьяна Сафира «Гексатоны» с оригинальным прочтением и постижением «И цзина». Имя композитора не должно вводить в заблуждение, поскольку это хорошо известный российский пианист, лауреат многих международных конкурсов Борис Петров, последние годы живущий в Париже.
        Буддийский монастырь на горе Майцзишань находится в 50 километрах к юго-востоку от города. Первые пещеры были высечены здесь в конце IV- начале V вв., позднее их количество резко возросло, и внешне они напоминали медовые соты. В 734 г. мощное землетрясение фактически разделило комплекс на две части - восточную и западную. К настоящему времени остались 194 пещеры, в которых хранятся более 7 тысяч глиняных и каменных скульптур, почти 1,5 тысячи квадратных метров настенной живописи. Наиболее известная и колоритная статуя - 16-метровый Будда.
        Впервые попав в Ланьчжоу полтора десятка лет назад, автор сразу поехал к Хуанхэ (Желтая река) - прославленной колыбели древней цивилизации, чтобы своими глазами во всем блеске увидеть одну из величайших рек Азии. В нынешний приезд мы поступили аналогичным образом. Почему-то именно здесь остро ощущаешь ее мощь и неукротимый дух. Бурные потоки в горах не вызывают удивления, скорее наоборот, воспринимаются как само собой разумеющееся. К подобному зрелищу в обширной и густонаселенной долине отношение совсем другое. В крупном промышленном городе, где проживают несколько миллионов человек, река, закованная в высокие бетонные берега, продолжает стремительно нести буро-желтые воды, отчаянно пытаясь вырваться из плена. После краткого пребывания на мосту начинает кружиться голова, ноги становятся ватными и норовят выйти из-под контроля, а озабоченные прохожие, уверенно передвигающиеся по привычной и твердой земле, вызывают искреннюю зависть.



^Первый железный мост через Хуанхэ^



250-метровый массивный автодорожный мост в центре Ланьчжоу, ведущий к подножию Байташань на левом берегу, построен почти сто лет назад немцами, в 1907-1910 гг. Он стал первым железным сооружением такого рода, переброшенным через Хуанхэ.
        В начале 90-х гг. ХIХ в. в городе существовала другая переправа, о которой рассказал В. А. Обручев. По его словам, это единственное в то время в Северном Китае чудо состояло из ряда лодок (понтонов), не закрепленных якорями, а соединенных друг с другом толстыми канатами и цепями, привязанными к столбам на берегах. Под воздействием сильного течения переправа была изогнута в виде дуги, поэтому помост, лежавший на канатах, не мог быть четко зафиксирован и состоял из настила в виде жердей и тонких бревен, которые «раздвигались и плясали под ногами». В указанном месте ширина реки достигала около 200 метров.
        Хуанхэ является второй по величине (после Янцзы) рекой Китая, протекает по территории 9 провинций и автономных районов страны и имеет протяженность более
5400 километров. В ее бассейне проживают свыше 100 млн. человек, в сельскохозяйственном обороте находятся около 20 млн. гектаров пахотных земель.
        Согласно летописным сводам и статистическим данным, за две с лишним тысячи лет до
1949 г. река более 1500 раз, прорвав дамбы, выходила из берегов, 26 раз меняла русло. Перемещения последнего в отдельные периоды достигали 800 километров. В конце 30-х гг. прошлого века во время войны с Японией она стала впадать в Желтое море к югу от Шаньдунского полуострова. После ремонта дамб в 1947 г. русло вновь изменили и устье вернули в залив Бохай, что к северу от этого полуострова.
        Река берет начало у снежных вершин в восточной части Тибетского нагорья, на высоте порядка 4000 метров. В дальнейшем через отроги горных систем Куньлунь и Наньшань она прорывается на более равнинные участки, пересекает Ордос и Лессовое плато, образуя в среднем течении большую излучину, проскакивает Шаньсийские горы и последние 700 километров неторопливо течет по Великой Китайской равнине. Ее крупные притоки - Вэйхэ, Фэньхэ, Удинхэ, Таохэ и др.
        В результате интенсивного размыва Лессового плато Хуанхэ ежегодно выносит свыше полутора миллиардов тонн ила и песка, уверенно лидируя по этому показателю среди всех рек мира. Тот, кто увидел ее хотя бы раз, никогда не задаст вопрос, почему появилось название «Желтая». Трудно представить, но в кубометре ее воды около 40 килограммов взвешенных наносов. Их отложения в итоге приводят к значительному повышению русла реки, а затем и его изменению. На протяжении тысячелетий люди возводили многокилометровые дамбы в попытках сдержать напор воды и избежать катастрофических последствий, но удавалось это далеко не всегда.
        В заключительные десятилетия ХХ в. возникли иные проблемы. Из-за нерационального использования водных ресурсов, экстенсивного развития земледелия в западных районах страны, значительного потепления климата с частыми засухами уровень воды в бассейне реки резко понизился. В ее истоках исчезло более половины озер, игравших важную роль в поддержании экологического баланса. Прекратили существование мелкие речушки, питавшие главную водную артерию, так что в 90-е гг. Хуанхэ в нижнем течении регулярно пересыхала. Только в последние два года удалось частично переломить порочную тенденцию.
        Власти в центре и на местах интенсивно работают по программе «упорядочения реки». Предполагается в скором времени принятие соответствующего закона, который призван навести порядок в деятельности различных ведомств, поскольку налицо ежегодное увеличение числа конфликтов, связанных с использованием ее водных ресурсов. Важная роль отводится Хуанхэ в амбициозном проекте переброски рек с юга на север. Насыщение ее водами озер и рек бассейна Янцзы позволит, по мнению его яростных сторонников, вдохнуть новую жизнь в страдающие от постоянных засух районы Северного и Северо-Западного Китая.
        Особое внимание уделено борьбе с эрозией почв в бассейне реки. Поэтому огромные средства вкладываются в создание лесозащитных полос на ее берегах, в частности в провинциях Ганьсу, Шэньси, Шаньси и Хэнань, Нин-ся-Хуэйском автономном районе. Согласно разработанному плану, крестьяне, прежде распахавшие прибрежные склоны в стремлении освоить целину, должны добровольно уступить эти земли под зеленые насаждения, получая от государства необходимое продовольствие и денежные пособия. Как полагают некоторые специалисты, восстановление лесов и растительности даст возможность со временем очистить Хуанхэ. При полномасштабной реализации этих мер они рассчитывают к 2030 г. сократить наполовину количество ила и песка, попадающего в реку. В 2050 г. уже можно будет говорить об относительной прозрачности ее воды!.
        Желтая река остается структурообразующим элементом самосознания и мировоззрения китайцев, неизменно рождает широкий спектр ассоциаций и представлений. Национальная традиция отстаивает единство этнических и культурных истоков цивилизации, возникшей именно в бассейне Хуанхэ. Поэтому многие интеллектуалы, претендующие на фундаментальное осмысление прошлого и настоящего страны, а также внимание и интерес со стороны общественности, регулярно обращаются в своем творчестве к ее образу. Показательна в данном отношении судьба эпического музыкального произведения «Кантата о Хуанхэ».
        Ее написал известный композитор Сянь Синхай, учившийся в консерваториях Шанхая и Парижа. Последние годы он прожил в Москве, где и умер в 1945 г. Эмоционально возвышенное и патриотическое сочинение с текстом Гуан Вэйжаня посвящено героической борьбе китайского народа против японских захватчиков во второй половине 30-х - первой половине 40-х гг. ХХ в. Оно до сих пор пользуется немыслимой популярностью и включено в программу обучения в средней школе.
        В 1970 г. коллектив авторов во главе с Ин Чэнцзуном - выпускником Московской консерватории - переработал знаменитое произведение, создав концерт для фортепьяно с оркестром. Акцент на фортепьянную музыку сделан не случайно, так как во время
«культурной революции», со второй половины 60-х гг. она была запрещена, а пианино и рояли уничтожали как «буржуазные инструменты». Новая талантливая версия общенациональной и любимой всеми мелодии, посвященной великой Хуанхэ, позволила снять чудовищный по своей абсурдности запрет. Официальная пропаганда в те годы быстро переориентировалась и подобрала новую формулировку - «поставить иностранное на службу китайскому».
        Большой резонанс в обществе вызывают творческие поиски кинематографистов, использующих этот символ нации в попытке решить сложные философские и нравственно-этические проблемы. Так было в 1988 г., когда появился шестисерийный публицистический телефильм «Река течет», вызвавший острейшую дискуссию на политическом уровне, а в конце 90-х гг. внимание многочисленной зрительской аудитории привлек художественный фильм режиссера Фэн Сяонина «Любовь на Хуанхэ».
        Последняя лента вновь поднимает тему сопротивления в годы антияпонской войны. При всех видимых огрехах сценария ее создатели смогли довольно убедительно передать сильное чувство, возникшее между американским летчиком и девушкой-бойцом освободительной армии, а также глубину гнева простых людей к ненавистным захватчикам.
        Сцена зверств японских милитаристов ошеломляет. В данной связи вспоминается полемика второй половины 80-х гг. по поводу картины Чжан Имоу «Красный гаолян» - ныне классики современного мирового кино. В ряде средств массовой информации были высказаны серьезные сомнения относительно целесообразности эпизода казни некоего персонажа-китайца с сомнительной репутацией: японцы заставляют торговцев мясной лавки из числа местных жителей- отца и сына - снять кожу с живого человека; отец в итоге отказывается и его убивают, а сын выполняет приказ и сходит с ума.
        На фоне динамично развивавшихся китайско-японских отношений в условиях социально-экономических реформ многие критики категорично заявляли, что столь откровенная демонстрация насилия вызывает рост антияпонских настроений и подрывает усилия по налаживанию двусторонних контактов. С этой точки зрения расправа японских вояк с жителями горной деревушки в ленте «Любовь на Хуанхэ» ничуть не уступает, а по степени изощренности совершаемых убийств значительно превосходит похожую сцену в более раннем фильме.
        Мощным эмоциональным катализатором происходящего на экране выступают бурные потоки Желтой реки, способные, по замыслу режиссера, не только вскрыть всю гамму человеческих переживаний, страданий и надежд, но и придать импульс к принятию нестандартных решений и совершению героических поступков.
        В апреле 2001 г. автор книги принимал участие в международном симпозиуме по проблемам генезиса китайской культуры, что состоялся в г. Чжэнчжоу (административный центр провинции Хэнань). Место было выбрано с учетом исключительно важной роли этого региона в зарождении национальной цивилизации, а сам форум проходил на берегу Хуанхэ к северу от города, в гостинице комитета КПК провинции Хэнань. Как выяснилось, ее неоднократно посещал Мао Цзэдун, сюда приезжали Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь. Территория достаточно зеленая и благоустроенная, превосходный бассейн с подземными (глубина 1300 метров) термальными водами. Температура неизменно составляет 43 градуса. Однако назвать комплекс «роскошными апартаментами для отдыха высшего руководства» язык не поворачивается. Причина стабильных визитов государственных лидеров, вероятно, в другом - близость легендарной реки, которая возвращает к народным истокам и позволяет лучше осознать собственную роль в процессе исторических преобразований.
        Город на берегах Хуанхэ именуют Ланьчжоу относительно недавно. В 1666 г. его объявили главным в провинции. Прежде он был хорошо известен в национальной истории как Цзинчэн, что в переводе с китайского языка означает «золотой город». В 81 г. до н. э. император своим указом создал в здешних местах округ, игравший важную роль на караванных маршрутах Шелкового пути. Вероятно, появление столь необычного названия непосредственно связано с драгоценным металлом, который с переменным успехом добывали тут весьма длительное время. Что же касается современного топонима, то наиболее раннее его упоминание можно отнести к 581 г., когда им обозначали административный район.
        На рубеже веков и тысячелетий Ланьчжоу подобно всем городам КНР переживает строительный бум. Грандиозные и стремительные перемены в их облике обычно вызывают положительные эмоции у приезжих. Увы, в данном случае получилось скорее наоборот. Вновь отстраиваемый вокзал встретил грохотом железных конструкций, ревом двигателей используемой техники и порывами пыльного ветра с ошметками грязи. Диктор беспрерывно сообщал информацию о приобретении билетов, а на перроне и в переходах многочисленные работники железной дороги постоянно задавали вопросы только что приехавшим людям.
        Возникла нештатная ситуация, требовавшая четкого прояснения. В результате оказалось, что встречавшие поезд железнодорожники должны были каким-то образом решить проблемы транзитных пассажиров, уезжавших в тот же день, а нам предложили отыскать предварительные кассы, расположенные на весьма приличном удалении от вокзала. Дорога туда тоже не принесла удовлетворения, ибо основная транспортная магистраль находилась в состоянии капитального ремонта с неминуемыми последствиями. Когда спустя два часа удалось-таки решить все текущие вопросы, мы устало перевели дух и впервые посмотрели по сторонам.
        После обустройства в гостинице «Дружба» достаточно пересечь улицу, чтобы попасть в Музей провинции Ганьсу. Его создали в 1939 г., а в новое здание он переехал уже после революции, в 1956 г. Основная достопримечательность первого этажа - огромный мамонт, обнаруженный в бассейне Хуанхэ в 70-е гг. ХХ в. Поскольку в данный момент там вовсю трудились рабочие, то посетителей, естественно, не пускали. Нельзя сказать, что указанное обстоятельство вызвало чувство глубокого разочарования. Возможно, именно по этой причине главный вход в музей был закрыт, что вызвало поначалу некоторое недоумение, и билеты на второй этаж продавались по баснословно низким ценам - 15 и 5 юаней, т. е. в сумме менее 2,5 доллара.
        В интересной экспозиции необходимо выделить прежде всего уникальные находки из Увэя и материалы из прославленной Дуньхуанской библиотеки. Последние представлены несколькими буддийскими рукописями и картиной на шелке, выполненной в конце Х в. Об изготовленных из бронзы увэйской «лошади, наступившей на ласточку», и статуэтках, изображающих торжественную процессию, будет подробно рассказано в следующей главе. В Китае и во всем мире о них по-настоящему узнали в 1971 г., когда провинциальный музей организовал их сенсационную выставку в императорском Запретном городе Пекина. Динамичная лошадка, едва касающаяся изящной поверхности, произвела подлинный фурор и завоевала всеобщее признание. Тщательно рассматривая оригинал, дочь со свойственным нынешним тинэйджерам скепсисом посчитала его чуть полноватым в сравнении с различными изображениями и поделками в торговых рядах, но в то же время глаза подрастающего путешественника радостно сияли от общения с древним шедевром.



^Белая пагода в Ланьчжоу^


        В двух шагах от ранее упоминавшегося моста на горе, откуда открывается прекрасный вид на город и Хуанхэ, стоит 17-метровая Белая пагода (кит. Байта). Впервые культовое сооружение на этом месте возвели при монгольской династии Юань, правившей в Китае около ста лет в ХIII - ХIV вв. Согласно старинной легенде, Чингисхан направил главе самой влиятельной в то время в Тибете ламаистской секты Сакьяпа послание о целесообразности установления контактов.
        В ответ духовный лидер местного населения уполномочил одного из своих приближенных встретиться с предводителем монголов. Однако священнослужитель, отправившийся в трудный и опасный путь, не смог выполнить поставленную задачу, поскольку в дороге серьезно заболел и скончался в районе современного Ланьчжоу. Узнав печальную новость, Чингисхан приказал увековечить память бесстрашного ламы, позднее в его честь установили пагоду.
        Нынешняя многоярусная и восьмиугольная Байта (входной билет 5 юаней) - это капитальная реконструкция минской эпохи. При последней императорской династии Цин в начале ХVIII в. ее тщательно отремонтировали, а на прилегающей территории основали буддийский монастырь, сохранившийся и по сей день. Следует отметить, что строители пагоды оказались мастерами высокой квалификации. На протяжении веков она выдержала несколько очень сильных землетрясений.
        Обедать мы направились в кафе с оригинальным названием, которое на русский язык можно перевести как «Пшеничный король». Позднее выяснилось, что в городе существует разветвленная сеть такого рода заведений, пользующихся стабильной популярностью у местных жителей. Фирменное блюдо в провинции Ганьсу - ланьчжоуский лагман, который и привлек наше внимание.
        Лет десять назад автор был на стажировке в пекинском Народном университете, а за стипендией регулярно ездил в посольство Советского Союза на велосипеде. Дорога занимала около часа, так что поздней осенью и в зимний период ветер успевал продуть насквозь и в результате возникало естественное желание согреться. Времена были смутные, на официальном уровне вовсю воевали с алкоголем и появление в посольстве лиц со стороны в состоянии искусственно вызванного легкого возбуждения тамошние чиновники не приветствовали. Следовало набраться терпения и подождать лишние полчаса.
        У северных ворот императорского парка Бэйхай располагалась скромная харчевня, где подавали тот самый лагман с различными закусками. В ненастную погоду после длительного и утомительного пребывания в «седле» горячий мясной бульон с тонкой лапшой, свежими кинзой и зеленым луком, а также мелко нарубленной постной говядиной казался божественным деликатесом. 150 граммов 56-градусной «Эрготоу» (наиболее известная столичная водка) и острые малосольные овощи в ассортименте эффектно дополняли долгожданную трапезу. Все пиршество обходилось в 1 доллар.
        Ту харчевню давно снесли, но народных ресторанчиков «Ланьчжоуский лагман» в Пекине сейчас очень много. Цены в них выросли примерно в два раза, но все равно это считается относительно дешевой едой. Приехав на родину указанного блюда, грех было не отведать его в оригинальном исполнении. Вкусный и сытный лагман в «Пшеничном короле» имеет единственное, но существенное отличие - в нем больше мяса, нарезанного кусочками, а не накрошенного в плошку с бульоном. Однако эмоций десятилетней давности он, увы, не вызвал.
        Около 21 часа в гостиничном номере раздался телефонный звонок, на что дочь уныло проворчала: «Началось». Ребенок не ошибся, в данном случае действительно звонила одна из местных проституток. В больших городах и туристических центрах они, как правило, объявляются в поздние часы, формально предлагая массаж, но ограничивая круг потенциальных клиентов исключительно мужчинами. Попытка дочери договориться с обладательницей мелодичного и чувственного голоса о растирании с лечебными целями собственного тела успеха не имела, о чем наглядно свидетельствовали частые гудки на другом конце провода.
        Согласно официальной точке зрения, с древнейшей профессией в стране в основном было покончено в достаточно короткое время после образования КНР в 1949 г. При подготовке национального Уголовного кодекса 1979 г. только в последний момент включили два упоминания о ней: принуждение женщин, а также вовлечение и размещение их для занятия проституцией (статьи 140 и 169). Виновные в совершении этих преступлений должны были наказываться лишением свободы на скромные по здешним меркам сроки. Любопытно, что по аналогичной схеме оценивали вопросы борьбы с наркотиками. Разработчики УК исходили из предпосылки, что хотя с наркотиками и наркоманией в Китае серьезных проблем нет, однако существует некоторая вероятность совершения преступлений на их почве и возможны незаконные операции преступников из-за рубежа.
        Однако политика кардинальных реформ и открытости внешнему миру, провозглашенная в конце 70-х - начале 80-х гг., способствовала возрождению и быстрому распространению этих негативных явлений. На первом этапе проституция приобрела популярность в приморских районах и портах. Казалось, власти своевременно отреагировали, ужесточив санкции за указанные противоправные деяния. С 1983 г. при отягчающих обстоятельствах допускалось уже применение смертной казни. Тем не менее, процесс набрал обороты и, похоже, стал необратимым.
        По мере того как стремительно возрастал «спрос», существенно расширилось и
«предложение». Проституция в начале 90-х гг. - неотъемлемый атрибут ночной жизни крупнейших городов. В тесной увязке с устойчивым интересом в самом Китае, большим наплывом иностранцев, особенно из СССР и стран СЭВ, а позднее из государств СНГ и Восточной Европы, менялся, молодел и регулярно пополнялся кадровый состав «жриц любви»: китаянки и кореянки, монголки и россиянки, украинки и узбечки… Тогда же заговорили о мужской проституции, что нашло отражение в китайском разговорном языке. Если женщин-проституток с давних пор на жаргоне называли «курочками», то в отношении мужчин этой профессии появился термин «утки» (возможно, «селезни»).
        Законодатели не остались в стороне от разительных перемен, происходивших в обществе, и приняли соответствующее постановление, в котором выделили 4 новых состава преступлений в сфере проституции, а в качестве лица, занимающегося ею, определили не только женщину, но и мужчину. Последнее обстоятельство создало значительные трудности при переводе на русский язык соответствующего раздела нынешнего УК 1997 г.
        В частности, статья 360 среди прочего предусматривает ответственность за действия сексуального характера, связанные с проституцией, при заведомо венерическом заболевании. Субъектом данного преступления может быть любая из сторон вне зависимости от пола, что четко и конкретно отражено в тексте оригинала. В богатом русском языке, на котором написаны превосходные литературные произведения, затрагивающие близкие проблемы, возможность точного перевода данной статьи отсутствует. Это стало ясно после скрупулезного изучения толковых словарей.
        Даже разговорное и несколько устаревшее «проститут» в отношении лица мужского пола эквивалентно слову «проститутка» только во втором значении, т. е. переносном - продажный, бесчестный человек. Лишь частично решают проблему понятия «альфонс» и экзотическое «жиголо». В результате при издании в Москве книги «Современное уголовное законодательство КНР» пришлось ограничиться описательной конструкцией: действия сексуального характера, связанные с проституцией.
        Естественно, возникает вопрос о наказании в Китае лиц, которые непосредственно нарушают запрет на действия сексуального характера, связанные с проституцией, т. е. партнеров по сексу за деньги. В УК, за исключением упомянутой статьи, предусматривающей наличие венерического заболевания, о котором одному из партнеров было известно заблаговременно, нет иных норм, допускающих уголовную ответственность именно за такие действия. Другое дело - административные наказания, тут вступает в силу постановление 1991 г.
        При повторных действиях после мер, предпринятых органами общественной безопасности, т. е. полицией, эти лица направляются на трудовое воспитание, кроме того на них налагается штраф в размере до 5 тысяч юаней (около 600 долларов). Следует еще раз подчеркнуть, что речь идет как о продавце, так и о покупателе специфического товара. Трудовое воспитание устанавливается в пределах от одного года до трех лет. В необходимых случаях оно может быть продлено еще на один год.
        В 80-е гг. в Китае появились специальные приемники по воспитанию лиц, уличенных в действиях сексуального характера, связанных с проституцией. Первое такое учреждение было открыто в Шанхае в 1984 г. К 2000 г. их насчитывалось около 200, ежегодно они принимали до 50 тысяч человек. По словам официальных лиц, указанные воспитательные учреждения играют важную роль «в сдерживании проституции и сохранении стабильности в обществе».
        Однако строгие санкции, закрепленные в нормативных актах, пока не могут решить проблему. Периодически в стране организуются кампании по борьбе с «ресторанными девушками», сомнительными услугами в массажных, парикмахерских и прочих салонах, развлекательными заведениями, обеспечивающими «крышу» соответствующему контингенту, и т. д. Их эффективность в силу ряда причин невелика.
        В Пекине и некоторых других городах весьма активны проститутки из России, прежде всего с Дальнего Востока и Сибири. Особым успехом у китайцев пользуются блондинки, в том числе и крашеные. Их расценки временами превышают аналогичные средние тарифы в Москве до финансового кризиса августа 1998 г.: 100 долларов и более за час. К примеру, услуги эффектных и ухоженных монголок из бывшей МНР, бегло говорящих на русском языке и успешно осваивающих в последнее время английский, здесь несоизмеримо дешевле: около 60-70 долларов за ночь. Примерно так же оценивают свой
«труд» представительницы гостеприимного Узбекистана.
        Самое увлекательное и экзотическое путешествие в окрестностях Ланьчжоу - поездка в пещерный комплекс Бинлинсы, что в переводе с тибетского языка означает «Монастырь ста тысяч будд». Хотя формально он расположен не очень далеко, примерно в 150 километрах к юго-западу, но дорога туда занимает долгие часы. Поэтому отправление желательно наметить на раннее утро, чтобы к вечеру вернуться обратно.
        Накануне отъезда автор допустил грубейший тактический просчет. Дело в том, что в условиях жесткого лимита времени мы проявили чрезмерную осторожность и отправились на автовокзал, чтобы купить билеты заблаговременно. Ближе к обеду в субботний день народу там было немного, зато в кассовом зале «высадился десант» работников в бело-голубой форме, навязывавших иностранным туристам «обязательную страховку» на время пребывания в провинции Ганьсу. Все попытки купить билеты в обход сомнительной услуги оказались безрезультатными: кассиры внимательно и с сочувствием выслушивали тщательно продуманные и четко изложенные аргументы, понимающе вздыхали, но затем разводили руками и кивали в сторону ретивых чиновников.
        В этой ситуации следовало решительно развернуться и уйти без билетов, поскольку предшествовавший опыт передвижения наглядно показал, что ажиотажа даже на самых престижных маршрутах еще нет и с посадкой в автобус каких-либо проблем возникнуть не должно. Вероятность столкнуться с аналогичным «сервисом» на первом рейсе в 6-7 часов утра минимальная. Если же он все-таки присутствует на самом вокзале, то всегда можно подождать нужный микроавтобус на выезде с его территории и воспользоваться в собственных интересах безудержным стремлением водителей заработать побольше, заставляющим их набирать максимальное количество пассажиров со стороны.
        Однако нелепая и глупая ошибка тем не менее была совершена, вместо положенных 21 юаня за два билета мы заплатили более 100, т. е. страховка обошлась в 5 долларов с человека. Вероятно, для кого-то последняя имеет исключительно важное и принципиальное значение, но оформление и оплата специфических бланков на китайском и английском языках без квалифицированной помощи персонала (английского, естественно, ланьчжоуские страховые агенты не знают) при обязательном соответствии обоих текстов, если дело, не дай бог, дойдет до суда, многие туристы воспринимают как дополнительный налог на путешествие.
        Покинув автовокзал с полдюжиной пассажиров, шофер без суеты разъезжал по хорошо знакомым ему базовым пунктам сбора людей в Ланьчжоу, вместе со своей помощницей активно призывая местных жителей поехать за город. Только где-то через час постепенно заполненный автомобиль выдвинулся в искомом направлении. До водохранилища Люцзяся 90 километров извилистой горной дороги в лессовых отложениях, которая занимает около 2 часов. Для того чтобы преодолеть следующий отрезок длиной более 50 километров, надо сменить транспортное средство и пересесть на судно, так как иной вариант знакомства со старинным монастырем не предусмотрен.
        Водохранилище образовано на месте слияния трех рек - Хуанхэ и ее притоков Таохэ и Дасяхэ, у северной его оконечности расположена гидроэлектростанция, окруженная скалистыми горами. Проблема посещения Бинлинсы в определенной степени связана с уровнем воды. В недалеком прошлом весной и в начале лета он зачастую резко повышался, вода подступала вплотную к пещерам. Поэтому путеводители рекомендовали для поездок «гарантированные» июль - ноябрь. В последние годы в связи с серьезными климатическими изменениями и грандиозным размахом человеческой деятельности высокую воду можно наблюдать только в мае, да и то не всегда. Наоборот, в особо жаркие периоды вместительные суда с приличной осадкой вынуждены простаивать у причала.
        Потенциальных клиентов, вышедших из микроавтобуса на остановке, что неподалеку от дамбы, встречают шустрые сотрудники туристического агентства, которые предлагают оперативно решить вопрос дальнейшего следования. Четырехместный катер на тот момент стоил 250 юаней (30 долларов) в оба конца, самый большой 19-местный - 1000. Разница, строго говоря, невелика - соответственно 60 и 50 с небольшим юаней с человека, она с лихвой компенсируется повышенными скоростными качествами первого судна. Однако китайцы долго и отчаянно бьются за более дешевый вариант. Вот почему при индивидуальном путешествии, чтобы не терять времени в ожидании попутчиков, лучше сколотить компанию еще в гостинице или на автовокзале в Ланьчжоу. После недолгих согласований молодая китайская семья с ребенком решила не экономить и прокатиться вместе с двумя иностранцами в 5-местном катере (общая стоимость 350 юаней), неожиданно избавив их от дополнительных расходов.
        На поездку до монастыря уходит около часа, но у нас возникли затруднения, о которых следует рассказать чуть подробнее. Очарованная суровыми изысками первозданной стихии, дочь сразу схватила фотоаппарат и больше не выпускала его из рук. Причудливые горы и таинственные ущелья обширного резервуара настолько разительно отличались от всего увиденного в провинциях Шэньси и Ганьсу, что невольно возникла мысль о некоем «затерянном мире». Миновав поочередно живописные устья Таохэ и Дасяхэ, катер вдруг встретил на своем пути мощное сопротивление.
        Мы вступили во владения Хуанхэ, о чем свидетельствовал мгновенно изменившийся цвет воды. Если раньше она была относительно чистой и прозрачной, то впереди нас ожидали стремительные мутные потоки встречного течения. После того, как пассажиры изрядно намокли от бесчисленных брызг, а суденышко стало подозрительно высоко подпрыгивать на волнах, рулевой вынужденно развернул катер и вскоре заглушил двигатель. Его четкие и грамотные действия вызвали одобрение, но в течение нескольких минут было откровенно не по себе, поскольку с нами находились люди, включая ребенка, которые абсолютно не умели плавать. Проанализировав сложившуюся ситуацию, рулевой решил плыть ближе к берегу, постоянно при этом маневрируя. Со второй попытки, проявляя максимум внимания и осторожности, он сумел наконец-то преодолеть опасный участок.
        Через 15-20 минут катер проник в русло Хуанхэ, где уже без особых проблем продолжил движение. На ограниченных равнинных участках суши интересно наблюдать, как вода медленно размывает и обрушивает рыхлый лесс, в результате чего приобретает характерный оттенок. Однако главное внимание в тот момент сосредоточено на высоких и величественных скалах, по обоим берегам реки громоздящихся почти на всем пути следования до Бинлинсы. На тему их замысловатых очертаний и конфигураций можно фантазировать сколько угодно, придумывая различные названия: «старик», «сестры», «разбойник», «верблюд» и т. д.
        После нескольких поворотов показался вход в глубокий каньон, который и скрывал в своих недрах древние сооружения. Во время наводнений и мощных разливов реки его заливает водой, так что монастырь практически закрыт для массового посетителя. В нашем случае проблем с передвижением по земле не было, и, причалив к берегу, мы стали подниматься по тропе. Пещеры разбросаны на крутых склонах гор глубокой и узкой долины в пределах 7 километров. Двух отведенных на экскурсию часов абсолютно недостаточно не только для полного их осмотра и изучения, но и для спокойного созерцания великолепного зрелища. Есть время лишь для беглого обзора и суетливого фотографирования скрытой камерой, поскольку официально снимать пещеры категорически запрещено.



^Хуанхэ поблизости Бинлинсы^


        Комплекс в отличие от многих по-настоящему старых культурно-исторических достопримечательностей Китая на редкость хорошо сохранился. Конечно, погодные аномалии и ветровая эрозия оставили тут свои отметины, зато малозаметны следы вандализма. Прежде всего это обусловлено его уникальным местонахождением, отдаленностью от безумств сумасбродных людей. Так, в середине 60-х гг. прошлого века естественные преграды спасли превосходный памятник эпохи Шелкового пути от нашествия агрессивной молодежи «великой пролетарской культурной революции».
        Первые углубления в скальных породах вырубили здесь в конце IV- начале V вв., их строительство продолжалось затем на протяжении почти полутора тысяч лет. В соответствующей литературе указаны 183 сохранившиеся до настоящего времени пещеры, но местные сотрудники твердо настаивают на цифре «более 200». Далеко не всегда это пещеры в привычном представлении, разнообразные барельефы и горельефы, образующие композиционное единство, а также отдельные изображения зачастую просто выдолблены в стене. Аналогичный прием, кстати, использовали создатели лунмэньского ансамбля под Лояном, о котором читатель уже знает.



^Барельефы Бинлинсы^


        Мастера, работавшие в Бинлинсы, применяли различный материал в процессе ваяния, отдав тем не менее явное предпочтение крепкому камню. Центральная фигура всего комплекса - 30-метровая скульптура сидящего Будды. Его верхняя часть целиком высечена в скале, а нижняя - изготовлена из глины, воистину «колосс на глиняных ногах». Рядом с монументальной статуей танского периода на противоположную сторону каньона переброшен мост, с которого можно сделать несколько фотографий, не боясь навлечь гнев дежурного полицейского.
        Передвижение по территории монастыря возможно благодаря деревянным лестницам и перекрытиям. Они отнюдь не обнадеживают своей устойчивостью и прочностью, но других, увы, нет. На высоте 60-70 метров от земли, когда голова скульптуры-исполина оказывается далеко внизу, расположены пещеры 169 и 172. Первая из них знаменита тем, что в случайно сохранившемся фрагменте записей на стене указан 420 г., когда они были выполнены. Это самая ранняя из зафиксированных таким образом дат, что удалось обнаружить в подобных комплексах Китая. Вторую пещеру соорудили позднее, во второй половине VI в.
        Их посещение затруднено не только по причине рискованного подъема, требующего альпинистской сноровки. Дело в том, что администрация музея установила особую таксу для фанатов буддийского искусства и любителей острых ощущений - 300 юаней (36 долларов) при том, что стоимость входного билета всего 18 юаней. Следует заметить, что указанная запредельная цена отпугивает многих неплохо подготовленных в интеллектуальном и физическом отношении туристов.



^Будда Майтрейя в Бинлинсы^


        Считанные часы пролетели тут незаметно. Пора в обратный путь, но уезжать совершенно не хочется, ибо когда еще увидишь такую духовно насыщенную красоту! Дочь не успела попрощаться со сладко дремавшими овечками, поэтому решительно настроена вернуться.



        Глава VI


        ОАЗИСЫ ХЭСИЙСКОГО КОРИДОРА

        В 300-х с лишним километрах к северо-западу от Ланьчжоу стоит скромный и тихий городок Увэй, первый в ряду оазисов, расположенных в провинции Ганьсу, к западу от реки Хуанхэ. По приказу ханьского императора Уди на заре становления Шелкового пути здесь был образован один из четырех округов Хэсийского (Ганьсуйского) коридора, сыгравших ключевую роль в торговле Китая со странами Центральной Азии. Поэтому маршрут нашего путешествия предусматривал обязательную остановку в данном населенном пункте.
        История округа Увэй начинается со 121 г. до н. э., когда после нескольких удачных кампаний войска под командованием Хо Цюйбина оттеснили кочевников-сюнну на север и открыли дорогу в западном направлении. Его территория была разделена на десять уездов, центральным из которых стал Гуцзан (совр. г. Увэй). В древние времена так нередко именовали весь округ.
        С 317 по 439 гг., когда в эпоху 16-ти династий различные государственные образования появлялись как грибы после дождя, но затем столь же стремительно пропадали в водовороте событий, город оказался столицей подряд сразу четырех династий Лян: Ранней, Поздней, Южной и Северной. Возникший историко-лингвистический феномен, естественно, не мог остаться без последствий. В сознании людей город и прилегающие к нему районы превратились в своеобразную
«область Лян», что по-китайски звучит как «Лянчжоу». Новое название прижилось и с перерывами просуществовало до 1913 г. Попутно следует заметить, что административный статус этой территории постоянно менялся.
        Железнодорожный вокзал в Увэе построен примерно в 3 километрах от города, поездку в центр местные таксисты оценивают в 10 юаней. Тариф невелик, хотя обратный путь на мотоцикле хозяина небольшой лавки, подрабатывающего извозом, обошелся всего в 2 юаня. Главная достопримечательность оазиса - оригинальная лессовая платформа (терраса) Лэйтай в его северной части. Высота ее достигает 8,5 метра, длина -106, ширина -60 метров. Свое название она получила по первому иероглифу храма Бога грома (кит. Лэйшэньмяо), построенного на возвышенности относительно недавно и не представляющего большой историко-культурной ценности. Подлинные сокровища столетиями хранились в ее недрах.
        Во второй половине 60-х гг. прошлого века на фоне антисоветской истерии, когда
«великий кормчий» Мао Цзэдун призвал весь народ «глубже рыть окопы, запасаться зерном и готовиться к войне», сотни миллионов людей были привлечены к строительству бомбоубежищ. За несколько лет «культурная революция» с ее отчаянной борьбой за власть, правовым нигилизмом и массовыми погромами, основными действующими лицами которых стали печально известные хунвэйбины и цзаофани, поставила национальную экономику на грань катастрофы. Абсолютно игнорируя другие варианты кардинального решения сложнейших социально-экономических и политических проблем, власти придумали и энергично эксплуатировали жупел «советской угрозы». К сожалению, китайским лидерам в это время активно подыгрывали руководители СССР, амбициозно занявшие неоправданно жесткую позицию.
        В далеком Увэе жители города и окрестных деревень, согласно указаниям вышестоящего начальства, тоже «готовились к войне» с северным соседом, проводя долгие часы на земляных работах. Совершенно неожиданно в непосредственной близости от стен храма крестьяне в 1969 г. наткнулись на могилу, датируемую, как выяснилось позднее, периодом Восточная Хань (I-III вв.). По мнению историков, в ней был погребен знатный местный военачальник. Самое удивительное заключается в том, что при строительстве и реконструкции монументального сооружения, каковым является храм, ее обнаружить почему-то не смогли. Впрочем, крестьяне стали не первыми, кто проник в древнее погребение.
        Для того чтобы приобщиться к уникальной находке, надо заплатить дважды: сначала за посещение маловразумительного парка и только потом за интересующий объект; общая сумма, тем не менее, не превышает 3 долларов с человека. Милая девушка-экскурсовод в считанные секунды опровергла информацию отдельных западных путеводителей, гарантирующих наличие англоязычных гидов, но на редкость обстоятельно и без суеты разъясняла на родном языке все особенности внутреннего интерьера. К счастью, мы оказались единственными посетителями, поэтому можно было не торопиться.
        Строительные работы вокруг захоронения были в самом разгаре и примитивная деревянная дверь с убогим замком воспринимались как должное. Передвижение под землей изрядно затруднено, поскольку могила, по понятным соображениям, никак не приспособлена для туристических визитов. Дочь откровенно сетовала на пропущенные в школе уроки по физкультуре, ибо низкие перекрытия и узкие помещения заставляли прогибаться по максимуму и до позвоночника втягивать живот. Автор тоже периодически клеймил себя позором за излишества прежних лет и выпитое накануне пиво.
        Через несколько метров после входа наш замечательный гид попросила бумажную купюру. Сказать по правде, ее просьба несколько озадачила. Получив денежку, она тут же бросила ее в каменный колодец, предлагая внимательно понаблюдать за исчезающим в подземном пространстве китайским юанем. Увлеченный, но сумбурный рассказ здорово заинтриговал, поэтому пришлось вновь раскошелиться. Оказывается, из-за необычной формы колодца купюра в неторопливом полете заметно увеличивается в размере, что отчетливо видно невооруженным глазом.
        Каменная могила-мешок, изготовленная без применения раствора, являет собой мрачную картину, но отказываться от посещения в последний момент - глупо, да и огромный интерес к специфическому объекту значительно сильнее опасений относительно предстоящих неудобств и явного дискомфорта. После двух проходов, напоминающих норы отнюдь не самых больших млекопитающих, от жутковатого коридора в обе стороны расходятся замкнутые помещения, попасть куда тоже непросто.
        Влево от центральной части комплекса, где ранее находился склеп, имеется еще один проем, над которым четко видны контуры отверстия, позднее заделанного камнями. Грабители проникли сюда где-то в период Южных и Северных династий, т. е. в V-VI вв. Скорее всего они унесли ту часть погребальной утвари, которая, на их взгляд, представляла наибольшую ценность. Работники музея высказывают предположение, что среди похищенного в основном были изделия из золота и серебра, драгоценных и полудрагоценных камней, керамическая посуда и всевозможные поделки. К счастью, представители криминального мира далекого прошлого забрали не все.
        Археологи в ходе проведенных в районе захоронения интенсивных раскопок выявили более 230 предметов, в том числе из золота, серебра, бронзы, железа, нефрита, кости, лака, камня и др. В могиле нашли также свыше 20 тысяч монет, это самая внушительная из известных коллекций, обнаруженных в древних погребениях указанной эпохи. Самая поздняя датируется 186 г. н. э.
        Особый интерес вызвали стильные бронзовые статуэтки, воспроизводящие выезд знатного чиновника в сопровождении вооруженного отряда конников. Всего ученые выделяют в эффектной кавалькаде 100 изображений: 45 воинов и гражданских лиц, 39 лошадей, буйвол, 14 двухколесных повозок и особая подставка, позволяющая быстро взобраться на лошадь или сесть в повозку. Они превосходно сохранились и красиво смотрятся в походном марше. Однако подлинным шедевром торжественной процессии стала фигурка «лошади, наступившей на ласточку» (кит. «мата фэйянь»).
        Ее откопали в стороне от скульптурной группы, но связь между ними очевидна. Высота бронзовой лошадки составляет 34,5 сантиметров, длина - 45 сантиметров. Главное ее достоинство - состояние великолепного по своей динамике полета, когда три ноги оторвались от земли и только задняя правая слегка касается зыбкой опоры. Бесспорно, скульптор обладал обширными познаниями в области механики, что позволило ему удержать солидную по весу статуэтку в вертикальном положении. С учетом фактора времени изготовления старинного раритета следует признать, что ничего подобного видеть не приходилось. Как уже отмечалось в предыдущей главе, бронзовые фигурки из Увэя в полном составе перекочевали в Ланьчжоу, где сейчас экспонируются в Музее провинции Ганьсу.
        До сих пор остается неясным, на кого все-таки наступила лошадь, ставшая бесценной национальной реликвией и символом всекитайского туризма. Дело в том, что такое изображение в более чем 4-тысячелетней истории государства встретилось в первый раз, отсутствуют какие-либо прямые указания и косвенные аналогии в культурной традиции, мифологических сюжетах, народных представлениях и верованиях о душе и загробном мире. Сразу после его обнаружения специалисты, внимательно изучив самобытную композицию, сошлись на том, что опорная нога животного оказалась на спине ласточки. Соответствующее название было с энтузиазмом воспринято общественностью и приобрело широкую популярность в стране. Некоторые сомнения вызывали лишь размеры «пострадавшей» ласточки.
        Авторитетный китайский интеллектуал, академик Го Можо, посетив могилу в Увэе и тщательно осмотрев статуэтку, высказал иную точку зрения. Он пришел к выводу, что летящая лошадь наступила на птицу-дракона, т. е. бога Ветра. Изумленное божество от неожиданности обернулось, пытаясь понять, что произошло, но стремительное небесное создание уже умчалось далеко вперед. Якобы существует легенда, согласно которой именно таким образом мифические скакуны переносят души умерших в рай. Если согласиться с этой версией, то представляется логичным появление статуэтки животного в могиле ханьс-кого генерала, чей бронзовый кортеж в таком случае означает прощание с мирскими заботами и суетой, служит напоминанием о достоинствах и заслугах усопшего. На данную тему можно очень долго рассуждать, спорить и фантазировать, выдвигая самые невероятные гипотезы, поскольку истину на сегодняшний день установить невозможно.
        Очаровательная лошадка без преувеличения стала своеобразной визитной карточкой города. Ее изображения разной величины можно увидеть в учреждениях, представительствах и офисах, они красуются в витринах магазинов и на рекламных щитах. В центре города на солидном каменном фундаменте и многометровом постаменте, выполненном в виде изящной арки, установлена эффектно взлетевшая и словно парящая над Увэем скульптурная композиция, неизменно притягивающая к себе не только приезжих туристов, но и местных жителей.
        Другое высотное сооружение в центральной части города расположено неподалеку - это восьмиугольная кирпичная пагода (кит. Лошита). Ее длина 32 метра, на углах последних 4-х из 12-ти ярусов висят колокольчики, звон которых мелодично переливается при порывах ветра. Впервые она была построена в танскую эпоху в память о выдающемся буддийском проповеднике и переводчике Кумарадживе (344-413 гг. , прожившем в этом городе, по разным оценкам, 15 или 17 лет - с 386 по 401 (403) гг. Его пребывание здесь окружено многочисленными легендами и преданиями.



^Увэй. Пагода Кумарадживы^


        Отец наставника Кумараяна был выходцем из Индии, где категорически отказался от гарантированного министерского поста и предпочел монашеские скитания. Оказавшись в центрально-азиатском государстве Дюны (совр. Куча, Синьцзян-Уйгурский автономный район), он вступил в брак с младшей сестрой местного правителя Дживой. В результате родился мальчик, которого в честь отца и матери нарекли Кумарадживой. С детских лет будущий мудрец проявлял незаурядные способности, а в зрелом возрасте его хотели уже видеть подле себя просвещенные императоры и наследники престола. После бурных потрясений смутного времени Кумарадживу доставили в Гуцзан (Увэй) - тогдашнюю столицу Поздней Лян (386-403 гг.).
        Основатель династии Люй Гуан не испытывал особого интереса к буддизму, но в силу экстраординарных обстоятельств вынужден был признать авторитет философа и часто обращался к нему за советами. Так, на втором году его правления в городе задули сильные ветры. Кумараджива дал следующее объяснение происходящему: «Ветры эти не принесут добра. Непременно будут мятежи и раздоры. Однако ты ничего не предпринимай, все само собой придет в равновесие». Действительно, часть приближенных вскоре подняла мятеж, в ходе которого увлеченные интригами заговорщики перебили друг друга. В следующий раз правитель в аналогичной ситуации не прислушался к рекомендациям мудрого советника, за что в результате жестоко поплатился.
        Спустя какое-то время, когда серьезно заболел высокопоставленный сановник Чжан Дзы, пользовавшийся уважением Люй Гуана за деловые качества и прекрасное знание древней литературы, при дворе вдруг объявился иностранец, представившийся опытным лекарем. Правитель поверил его рассказам и распорядился выдать большое вознаграждение в надежде спасти близкого человека.
        Кумараджива сразу разглядел в чужестранце мошенника и авантюриста, но решил чуть выждать и предпринять обходной маневр. Из пяти шелковых нитей он свил тонкий шнурок и поджег его. Когда тот полностью прогорел, бросил оставшийся пепел в воду, сказав при этом: «Если пепел всплывет и превратится в шнурок, то Чжан Цзы не исцелить». В ту же секунду крошечные частички поднялись на поверхность и образовали прежнее сплетение. Через несколько дней чиновник скончался.
        После смерти Люй Гуана его сыновья и родственники повели отчаянную борьбу за трон, в которой на первом этапе наиболее преуспел побочный сын императора Люй Цзюань. Однако вскоре в государстве начала твориться откровенная бесовщина. Некая свинья принесла поросенка с тремя головами, а из колодца в окрестностях города вылетел дракон, позже приземлившийся у одного из императорских дворцов. Исчез он только на следующее утро. Спустя некоторое время в небе видели уже черного дракона. Новый правитель посчитал все произошедшее благоприятными предзнаменованиями, но Кумараджива расценил по-другому: «Эти таинственные драконы, вышедшие на прогулку, и бесовская свинья показались неспроста. Зловещие драконы иногда появляются и исчезают; тот, кому привелось их увидеть, не избежит страшных бед. Наверное, есть подлые люди, которые замышляют сменить государя. Нужно тебе умножить добродетель, чтобы соответствовать небесным установлениям». Увы, император не внял предостережениям наставника, его правление было недолгим и имело печальный исход. Через два года Люй Дзюаня схватили и предали лютой казни.
        Примерно в то же время набирала силу династия Поздняя Цинь (384-417 гг.) со столицей в городе Чанъань. Ее правители в лице Яо Чана, а потом и унаследовавшего престол сына Яо Сина, наслышанные о глубоких познаниях и добродетелях Кумарадживы, регулярно приглашали его перебраться в их владения, но безуспешно. Венценосные хозяева в Гуцзане боялись отпустить философа, логично полагая, что в нужный момент его разумными идеями умело воспользуется грозный противник. Только после того как Яо Син разбил армию нового императора Поздней Лян, последний согласился с его отъездом. В конце 401 г. (по другим данным в 403 г.) Кумараджива отправился на восток.
        По мнению ряда современных ученых, именно в Чанъани он занялся переводами буддийских текстов на китайский язык. Представляется, что данная точка зрения несколько занижает его уникальный интеллектуальный потенциал и заряд просветительской деятельности, ибо трудно предположить, что в течение долгих лет, проведенных на прежнем месте, проповедник ограничивался исключительно пространными назиданиями и мистическими опытами, о которых выше шла речь. Известно, например, что один из лучших его учеников, монах и мыслитель Сэнчжао, помогал своему учителю в переводческой работе еще в столице Поздней Лян.
        Всего Кумараджива, обладавший феноменальной памятью, тонко понимавший глубинное содержание канонических сутр и свободно владевший китайским языком, при активном содействии добровольных помощников перевел 35 текстов, в том числе ключевые памятники буддийской литературы. Наряду с общепризнанными мэтрами перевода - Ань Шигао, Чжэньди и Сюаньцзаном - он считается крупнейшим авторитетом в данной области. Кроме того, его проповедям и наставлениям внимали свыше трех тысяч учеников, многие из которых со временем создали собственные школы, оказавшие существенное влияние на развитие буддизма и всей философской мысли в средневековом Китае.
        Подобраться к пагоде непросто, поскольку вокруг развернута настоящая стройка. Судя по всему, для заброшенной городской площади наступило время перемен. Грандиозный проект стартовал в 2001 г., а завершиться должен через четыре года. Окружившие нас добрейшие и словоохотливые местные жители, включая священнослужителей, полицейских, подсобных рабочих и случайных прохожих, наперебой разъясняли основные составляющие масштабного строительства.
        Выяснилось, что к 2005 г. на прилегающей территории будет сооружен монастырь Кумарадживы. Перед пагодой возведут роскошный храм, а за ней - искусно стилизованное хранилище древних сутр. Что туда положат, пока не совсем ясно, но это в конце концов не так уж и важно. Основная задача определена достаточно конкретно - создать туристический объект, который будет пользоваться устойчивой популярностью у любителей старины.
        Попытки приобрести буклет или брошюру об истории пагоды успеха не имели. Зато нам бесплатно вручили красочные проспекты будущего архитектурного комплекса. Интересно, как нынешний унылый пейзаж будет выглядеть через несколько лет?
        Период бурного расцвета Шелкового пути наступает в VII в., когда в результате благоприятно сложившейся политической и экономической конъюнктуры регион оказался в центре торговых маршрутов на всем евразийском пространстве. Сюда устремились коммерсанты и предприниматели, художники и музыканты, фокусники и акробаты, авантюристы и искатели легкой наживы из разных стран. Многие из них пытались закрепиться в столицах - Чанъани и Лояне, другие обживали города-оазисы Хэсийского коридора. Так, в преуспевающем в ту пору Увэе иностранцы поселились в пяти кварталах из семи, что заметно изменило его внешний облик и привычный уклад: в одежде местных жителей появились новые краски и фасоны, на рынках свободно обращались экзотические деньги, в харчевнях и питейных заведениях звучала своеобразная музыка, с зажигательными песнями и танцами выступали красивые девушки, приехавшие издалека.
        Как свидетельствуют исторические документы, резкие перемены в повседневной жизни городов в первую очередь были связаны с появлением энергичных и напористых согдийцев, пришедших из Центральной Азии и уверенно занявшими нишу посреднических операций. По свидетельству китайских современников, они «искушены в торговле», неизменно заинтересованы в получении больших доходов, но при этом «бьются за ничтожную прибыль»; где бы ни появилась выгода, всюду и всегда успевают.
        О Согде (греч. Согдиана), что некогда находился на территории нынешних Узбекистана и Таджикистана, известно с VI-IV вв. до н. э. В 329-328 гг. до н. э. его население во главе с вождем Спитаменом оказало ожесточенное и продолжительное сопротивление армии Александра Македонского. Позднее он входил в состав государства селевкидов, Греко-Бактрийского и Кушанского царств.
        С открытием Шелкового пути согдийцы вступают в регулярные деловые контакты с китайцами, заинтересованными в установлении стабильных каналов торговли со странами Западного края. Примерно с V в. начинается этап их массовой миграции в восточном направлении. Повсеместно возникают многочисленные согдийские колонии и даже самостоятельные поселения. У южной оконечности озера Лобнор таких населенных пунктов было сразу четыре, один из них получил изысканное название «Виноградный город» (кит. Путаочэн).
        С одной стороны, указанные процессы были вызваны очевидными преимуществами прибыльной коммерции на чужбине, с другой, - неустойчивой ситуацией на родине, которая постоянно подвергалась опустошительным нашествиям извне.
        В середине 80-х гг. автору, командированному по линии общества «Знание», посчастливилось добраться до Пенджикента (Таджикская ССР), на юго-восточной окраине которого сохранились руины одноименного согдийского города. Попытки читать лекции о международном положении и внешней политике Советского Союза особого успеха не имели, поскольку ответственный работник идеологического отдела горкома КПСС по секрету сообщил, что в наспех собранных аудиториях до 90 процентов присутствующих русского языка не знают. Общение без переводчика ограничивалось, как правило, 15-20 минутами. В итоге неожиданно появилась прекрасная возможность регулярно посещать раскопки.
        Увлеченные своей работой археологи с энтузиазмом рассказывали о великолепном памятнике домусульманской культуры с его необычно расположенной для раннефеодальных городов Средней Азии цитаделью, прямоугольным шахристаном (центральная часть города), монументальными храмовыми комплексами, жилыми постройками из необожженного кирпича, узкими улочками и некрополем с наземными склепами. Древний Пенджикент был разрушен арабскими завоевателями в VIII в. и вскоре полностью опустел. В то же самое время согдийцы, торговавшие в Китае, решали совершенно другие проблемы.
        Интересным памятником освоения ими караванных дорог Шелкового пути стали «старые согдийские письма», датируемые началом IV в. и обнаруженные английским этнографом А. Стейном в развалинах сторожевой башни к западу от Дуньхуана. Речь идет о частной переписке в виде пяти полных писем и нескольких фрагментов на бумаге и шелке, написанных на согдийском языке. Анализ найденных документов позволяет говорить о вполне сложившейся у этого народа эпистолярной традиции. Выяснилось, что одно письмо написано в городе Куча, два - в Дуньхуане, а остальные, возможно, в Лояне. Из китайских городов, в которых проживали согдийские торговцы и их семьи, упоминается, кстати, и небезызвестный Гуцзан (Увэй).
        В отдельных письмах выходцы из Самарканда сообщали своим близким родственникам, знакомым, хозяевам о трудностях и невзгодах жизни вдали от родины, семейных и бытовых проблемах, особенностях обустройства на новом месте и т. д. В частности, молодая согдианка Мевинчой в импульсивных и эмоциональных письмах матери то на чем свет стоит ругает своего опекуна, намеревающегося на ней жениться («лучше я буду женой собаки или свиньи»), то, выйдя замуж, восторгается его добродетелями.
        Некий согдиец по имени Нанайвандак рассказывает о тяжелой жизни колонистов, пострадавших вместе с местными жителями от катастрофического нашествия северных кочевников. В отдельных населенных пунктах «индийцы и согдийцы, все умерли от голода», от многих соотечественников «я не получал ответа на мой вопрос, как они поживают», а если детально описать события тех лет в Китае, то, по его словам,
«это была бы история долгов и несчастья».
        Тем не менее за согдийцами надежно закрепилась репутация истинных жизнелюбов. Они были большими мастаками по части выпивки, активно пропагандируя культуру производства и употребления виноградных вин, ранее совершенно незнакомую китайцам. В согдийских ресторанах у купцов и знатной молодежи пользовались огромной популярностью приезжие лихие музыканты и очаровательные танцовщицы. Их виртуозные выступления с описанием мельчайших деталей и подробностей воспели многие знаменитые поэты танской эпохи, знавшие толк в настоящем искусстве.
        В то время в изустных преданиях, а позднее и литературных произведениях появились интригующие сюжеты о фантастически богатых купцах-согдийцах, готовых за сумасшедшие деньги приобретать невыразительные на первый взгляд вещи и предметы, например камни, которые на самом деле обладали волшебными свойствами или носили загадочный ритуальный характер.
        Мистическая мотивация их поступков усиливалась, в глазах китайцев, религиозными воззрениями большинства согдийцев, исповедовавших зороастризм с его сверхъестественным культом огня - воплощением божественной справедливости. Последователи пророка Зороастра (иран. Заратуштра) поклонялись верховному богу Ахурамазде и совершали соответствующие обряды в храмах огня, возведенных во многих оазисах Западного края, Чанъани, Лояне и других городах центральной части Китая. Их религия исключала аскетизм в любой форме, но настойчиво призывала к умножению материальных благ и общего достатка, увеличению потомства, способного решительно противостоять силам зла.
        В конце ХХ в. в Лянчжоу (Увэй) дважды побывал В. А. Обручев, оба раза останавливаясь у бельгийских миссионеров. Внимательно изучая геологическое строение равнинных участков и горных районов, непосредственно примыкавших к городу, он посетил каменноугольные копи, где смог воочию понаблюдать за работой китайцев, занятых на этом чрезвычайно трудном и опасном производстве.
        По его словам, уголь там добывают в наклонных шахтах, сооруженных по направлению пластов, толщина которых колеблется обычно от 35 сантиметров до 1-1,2 метра, поэтому горные выработки узки и извилисты. Шахта, куда он попытался спуститься, уходила вглубь под углом 60-70 градусов, то расширяясь до 2-3 метров, то превращаясь почти в щель. Функции лестницы выполняли вбитые в трещины колышки и выступы, «отполированные ногами рудокопов». Специальные крепления, сдерживающие породу, отсутствовали, за исключением отдельных распорок и подставок, «которыми кое-где были подперты камни, угрожавшие падением».
        Вскоре в шахте стало совсем темно, и путешественник вылез обратно, так как дальнейший спуск без проводника и хотя бы самого минимального освещения мог привести к непредсказуемым последствиям. В то же время китайцы ни на минуту не прекращали работу, используя на глубине примитивные светильники. Они откалывали куски угля и в корзинах доставляли их на поверхность, при этом в каждой было «не более пуда».
        Несколько «ходок» под землю (4-5) позволяли заполнить мешок, служивший основной расчетной единицей. За световой день рудокоп мог собрать не больше полдюжины таких емкостей. После различных вычетов и всевозможных выплат, в том числе посреднику, его суточный заработок, по свидетельству В. А. Обручева, в пересчете на российские деньги колебался в пределах 20-37 копеек. Эта сумма даже с учетом дешевых продуктов и товаров первой необходимости позволяла семье лишь сводить концы с концами.
        На другой шахте работники жили на хозяйских харчах и должны были ежедневно выдавать на гора 40 корзин угля, вмещавших в среднем по два пуда. В месяц они получали чистыми 3 рубля, имели право добывать для себя уголь сверх установленной нормы и им выдавали бесплатно масло для светильников. При рыночных ценах той поры рудокоп отрабатывал указанную зарплату в течение двух дней, а остальное время фактически трудился за предоставляемый скудный паек, что в результате обеспечивало владельцу шахты, по меньшей мере, безбедное существование.
        Данная горная выработка оказалась доступна для осмотра из-за удачного залегания угольных пластов. От достаточно просторной подземной галереи в обе стороны уходили горизонтальные штреки. Креплений не было и здесь, поэтому между соседними штреками рудокопы оставляли часть угольного пласта, который и поддерживал кровлю. Таким образом, половина угля оставалась внизу нетронутой. Толщина пласта не превышала метра, передвигаться в штреке можно было исключительно в полусогнутом состоянии. Активно задействованные в производственном процессе мальчики тут же оттаскивали уголь на салазках, пересыпали его в корзины и выносили на поверхность.
        Изматывающий физический труд и игнорирование элементарных правил техники безопасности приводили к частым авариям со смертельным исходом. Работы в таких случаях ненадолго приостанавливали, местные чиновники проводили символической расследование, а затем рудокопы снова возвращались в шахты на прежних финансовых условиях. Последние пуще всего боялись потерять работу и пусть грошовый, но стабильный заработок, вот почему проблем, связанных с нехваткой кадров, у хозяев никогда не возникало. Так продолжалось на протяжении веков.
        В современном Китае, успешно решающем самые трудные вопросы экономической реформы, шахтерская профессия по-прежнему остается одной из наиболее опасных. При чтении регулярно публикуемых материалов о соответствующих инцидентах возникает ощущение, что во многих местах процесс добычи угля и других полезных ископаемых за сто лет не претерпел кардинальных изменений.
        Согласно официальным данным, в 2000 г. на китайских шахтах погибло 5300 человек; похожая статистика и в 2001 г. В июле 2001 г. свыше 90 горняков были заживо погребены на глубине 260 метров близ города Сюйчжоу (провинция Цзянсу). Работы на шахте запретили за месяц до произошедших событий, когда ведомственная комиссия установила грубые нарушения техники безопасности, но позднее частный подрядчик распорядился возобновить добычу угля. Сразу после аварии в провинции закрыли все мелкие частные шахты. Часть из них подразделения армейских саперов взорвали, чтобы не допустить «незаконной хозяйственной деятельности» местных жителей, лишившихся в этой ситуации единственного заработка.
        Через неделю в каменоломне Цзошань (провинция Цзянси) произошел обвал, засыпавший около 30 человек. Итоги расследования показали, что карьер действовал без лицензии. Бесконтрольная добыча камня и нарушения техники безопасности в условиях открытых горных выработок послужили главными причинами трагедии.
        Примерно в это же время в уезде Наньдань (Гуанси-Чжуанский автономный район) вода затопила оловянные шахты, после длительной поисковой операции обнаружили тела 80 горняков. Данный случай был омрачен также вопиющими действиями администрации и заметным сбоем в работе центральных СМИ. По словам председателя Государственного комитета по делам экономики и торговли Ли Жунжуна, который возглавил правительственную комиссию по расследованию случившегося, местные криминальные группировки вступили в тайный сговор с государственными чиновниками для того, чтобы скрыть факт затопления шахт и гибель десятков людей, в основном сезонных рабочих из других провинций. В ходе последовавшей полицейской операции удалось выявить 9 преступных группировок, контролировавших в уезде добычу полезных ископаемых.
        Из-за частых катастроф на шахтах в августе 2001 г. на высоком уровне принимается решение о развертывании по стране специальной кампании по упорядочению соответствующего производства и обеспечению техники безопасности. В ее ходе объявлено о приостановке деятельности крупных государственных шахт, где существует потенциальная угроза жизни людей. По словам министра земельных и природных ресурсов КНР Тянь Фэншаня, государство должно сосредоточить необходимые усилия с тем, чтобы обеспечить разработку своих минеральных ресурсов в соответствии с существующими нормами и правилами, положить конец царящему ныне в этой сфере беспорядку и беззаконию, «в отрасли наблюдается состояние, близкое к хаосу».
        Как сообщило агентство Синьхуа 12 сентября 2001 г., положение стало настолько серьезным, что возникает реальная угроза безопасности населения и действиям правительства, предпринимаемым в интересах развития регионов. Среди наиболее типичных нарушений названы отсутствие у разработчиков соответствующих лицензий, нелегальная добыча полезных ископаемых, разработка недр без проведения предварительных геологоразведочных работ, превышение полномочий в выдаче лицензий, ведение разработок в ущерб окружающей среде и т. д.
        Однако ситуация продолжает оставаться крайне сложной. В середине сентября более 20 горняков погибли в результате взрыва на угольной шахте в Датуне (провинция Шаньси). Ее хозяин и подрядчик сразу после аварии ударились в бега, хотя в современном Китае скрыться от правосудия довольно трудно.
        Следующий оазис на Шелковом пути в западном направлении - город Чжанъе, что почти в 250 километрах от Увэя. На протяжении длительного времени при упоминании здешних округа, области и города в ходу был топоним Ганьчжоу, впервые зафиксированный в истории Китая в 554 г. и с перерывами активно использовавшийся до 1913 г.
        Кстати, следует особо подчеркнуть, что само название провинции Ганьсу состоит как раз из двух начальных иероглифов городов Ганьчжоу и Сучжоу (совр. Цзюцюань), о котором речь пойдет в следующей главе. Новая провинция появилась в результате крупномасштабной административной реформы 1281 г., осуществленной монгольским правителем Китая, великим ханом Хубилаем. Ее центром стал город Ганьчжоулу (на территории современного Чжанъе). В конце ХIII в. она занимала большую часть нынешнего Нинся-Хуэйского автономного района, север провинции Цинхай и обширные земли к западу от Хуанхэ, т. е. Хэсийский коридор.
        Любой турист-иностранец, осознанно добравшийся до этих мест, знает, что именно здесь знаменитый Марко Поло вместе с отцом и дядей «прожили целый год», направляясь ко двору Хубилая, «по делу, о котором не стоит говорить». Он определял, правда, город по-своему - Канпичион, но у ученых нет каких-либо принципиальных расхождений по вопросу идентификации указанного населенного пункта.
        Медленно, но уверенно продвигаясь с запада на восток, Марко Поло близлежащие области постоянно называет «страной Тангут», что вполне допустимо, поскольку на протяжении почти двухсот лет они действительно контролировались тангутами, захватившими обширные пространства и создавшими крепкое в военном отношении государство Си Ся (Западная Ся). Последнее мужественно сражалось с полчищами Чингисхана и было уничтожено только после длительных и кровопролитных войн. Путешественник прибыл сюда всего через пятьдесят лет после того, как тангутская династия прекратила существование.
        По его словам, Канпичион (Ганьчжоу) - «большой, величественный город» в Тангуте,
«самый главный и важный» «в целой области». Из местных жителей он упоминает мусульман и христиан, у которых три прекрасные церкви, но главное внимание уделяет
«идолопоклонникам», т. е. коренному населению: «Берут до тридцати жен и больше, смотря кто как богат или сколько сможет содержать…. Первую жену, знайте, почитают за главную. Скажу вам вот еще что: кто коли увидит, что жена нехороша, или не понравится она ему, то может по своей воле и прогнать ее. Женятся и на двоюродных сестрах, и на отцовых женах». Французский исследователь ХIХ в. М. Потье, работавший над переводом другой версии средневекового текста, вносит уточнение в заключительную фразу - «но не на матери».
        При чтении относительно пространной главы нетрудно заметить, что венецианца прежде всего заинтересовали брачно-семейные отношения в данной местности. Даже похвала в адрес властей имеет своеобразный оттенок: «Старшины их, знайте, живут почестнее других людей. От всякого сладострастия воздерживаются, но за большой грех… не почитают; коли накроют кого в противоестественных сношениях с женщиной, того казнят смертью». Чуть ранее в отрывке о Камуле (Хами) затронута близкая тема, но тот рассказ, судя по всему, опирается на расспросные сведения, а не на личные наблюдения, поэтому напоминает скорее услышанный в мужской компании анекдот.
        Повествование о Чжанъе отличается большей солидностью и обстоятельностью, но для целого года пребывания информация, мягко говоря, довольно скудная. Марко Поло совершенно не настроен разъяснять причину затянувшейся остановки в городе, но при этом подробно описывает царящие в нем диковинные нравы в отношениях мужчин и женщин. Может быть, истоки непредвиденной заминки в пути следует искать именно здесь?
        Заслуживают внимания интересные пассажи путешественника о культовых сооружениях
«идолопоклонников»: «…много монастырей и аббатств; идолов у них многое множество, есть и десяти шагов в вышину; есть деревянные, глиняные и каменные, все вызолочены и хорошо сработаны. Кругом большого идола великана много маленьких, и они как бы ему поклоняются и молятся». Последняя фраза имеет исключительно важное значение для специалистов, поскольку венецианский купец при весьма ограниченных познаниях в буддизме очень точно выделяет величественную статую, изображающую достигшего состояния нирваны и возлежащего на правом боку Сиддхартху Гаутаму в окружении своих близлежащих сподвижников, отстроенную в 1098 г. на территории главного городского монастыря.
        Первые упоминания о храме в этом районе Чжанъе относятся к концу II в. н. э. Монастырь был возведен при тангутской династии Западная Ся. Во второй половине ХIII в. тут, по преданию, монашествовал будущий император Гунцзун династии Южная Сун, который управлял страной всего один год - с 1275 г. по 1276 г. Комплекс неоднократно перестраивали и реставрировали, регулярно при этом переименовывая. Так, в период монгольской династии Юань его назвали почему-то «Крест». Однако в сознании местных жителей он неизменно оставался монастырем Большого Будды, поскольку в одном из его храмов площадью в 1370 квадратных метров находится самая протяженная в Китае статуя Спящего Будды. Ее длина достигает 34,5 метра, ширина плеч - 7,5, длина ушей - 2 метра. Глиняная скульптура полностью раскрашена, а лицо, как и указывал Марко Поло, «вызолочено».
        Наш осмотр старинного религиозного центра был хотя и скоротечен, но очень насыщен. Приезд перед открытием музейного комплекса позволил длительное время оставаться его единственными посетителями. Входной билет для взрослых стоил 20 юаней (менее
2,5 доллара), для детей и льготников - 10 юаней.



^Чжанъе. Буддийский монастырь Дафосы^


        Основной интерес по понятным причинам вызывает гигантское изображение. При виде его сразу возникают два желания - сфотографировать и промерить. Сделать качественную фотографию с помощью хорошей, но любительской камеры практически невозможно: постоянно не хватает света, а сам Будда в силу своих размеров категорически отказывается размещаться в объективе. Несколько попыток найти мало-мальски приемлемый ракурс оказались до обидного безрезультатными.
        Купив набор видовых открыток и красочный буклет, рассказывающий об истории монастыря, пришли к выводу, что в обоих случаях фотограф-профессионал снимал из одной и той же точки в верхней части павильона, расположенной в противоположном от головы Будды углу на расстоянии порядка 30-35 метров, но и ему не удалось захватить значительную часть ног божества. Естественно, нас никто и никогда туда бы не пустил, да и с освещением неизбежно возникли проблемы.
        Зато мы преуспели в замерах и изучении скульптур и фресок. Дочь с удовольствием скакала вдоль статуи от ног до головы и обратно, все время называя разные итоговые цифры. Автор книги, воспользовавшись отсутствием других туристов, тоже активно поучаствовал в примитивных подсчетах. Поврежденная часть правой руки, подпирающей голову, дала исчерпывающую информацию о материале, из которого изготовлено изображение. Это действительно глина, в указанном месте она просто расслоилась. Представляется, что очередной ремонт не заставит себя долго ждать.



^Чжанъе. Пагода эпохи Мин^


        Подобные многофигурные композиции обычно не вызывают у современных посетителей скорбных мыслей, которые, по логике, должны возникнуть при созерцании откровенно трагического момента - смерти теоретика и основоположника религиозно-философской доктрины. Как правило, это достигается своеобразным восприятием и прочтением скульптором ключевой фигуры происходящего действа. И в данном случае усопший Будда мягко и по-доброму улыбается в легком полузабытьи, а глаза его наполовину и чуть лукаво прикрыты. Статичные позы учеников и архатов, насыщенная настенная живопись подчеркивают торжественность и важность события, но не создают атмосферы глубокой печали.
        В 1445 г. минский император Инцзун специальным указом подарил монастырю превосходную библиотеку буддийских текстов общим объемом более 6 тысяч цзюаней («свитков»). 600 из них изготовлены с использование золотого и серебряного порошка. Их современные копии, выставленные в музейной экспозиции, смотрятся на редкость богато. Роскошно оформленные живопись и каллиграфия выполнены на симметрично меняющемся, но неизменно затемненном фоне, что позволяет не только по достоинству оценить мастерство художника и красоту движений его кисти, но и внимательно ознакомиться с яркими рисунками и иероглифами. К сожалению, оригиналы, находящиеся в специально построенном хранилище сутр, рядовым посетителям монастыря Большого Будды не доступны. Со слов местных сотрудников, для них нужны особые температурный, атмосферный и световой режимы. Поскольку информация об удивительных текстах возникла совершенно неожиданно, то и расстраиваться сильно по поводу жестких ограничений в голову не пришло.
        Сразу за монастырскими стенами возвышается 33-метровая ступа, первоначально воздвигнутая в эпоху Мин. Она стоит на двух квадратных по форме постаментах; нижний, в свою очередь, разделен двумя ярусами деревянных галерей и традиционными крышами. В каждом углу обеих платформ есть по изящной маленькой ступе, что придает монументальному сооружению некую камерность. Рассматривая ее эффектное изображение на открытке, сделанной в зимний период и изданной в 1996 г., захотелось воспроизвести и оставить на память летнее фото. Однако при выходе с камерой на исходную позицию спустя пять лет стало ясно, что отсутствуют высокие хвойные деревья, чьи заснеженные ветки красиво обрамляли старинный памятник архитектуры.
        По свидетельствам очевидцев, в конце ХIХ в. Ганьчжоу (Чжанъе) - это относительно большой город, окруженный многочисленными прудами и озерцами, заросшими высоким камышом. Вода поступает из рукавов крупной реки Хэйхэ, берущей начало в ледниках горной системы Наньшань. Из-за обилия влаги разнообразная растительность в прилегающих районах очень сочная, но «город нездоровый».
        Ассенизация в Ганьчжоу, естественно, отсутствовала, водоемы были завалены всякими отбросами и даже падалью, среди местных жителей свирепствовали лихорадка, тиф и кишечные болезни. Пик инфекционных заболеваний приходился на жаркие летние месяцы, когда уровень воды в прудах и колодцах опускался на полтора метра по сравнению с отметками марта и октября. Зачастую солончаковые почвы размокали настолько, что основная дорога на Сучжоу (совр. Цзюцюань) превращалась в сплошное месиво и становилась непроходимой.
        Чистый и опрятный современный Чжанъе встретил нас очень приветливо. После быстрого поселения в гостинице мы решили прикупить чего-то съестного. За окном уже стемнело, поэтому наедаться на сон грядущий не было никакой нужды. В отличие от Увэя здесь город виден сразу: прямые и широкие улицы с рекламными щитами, ярко освещенная площадь с ухоженными клумбами и газоном, большое количество для вечерних часов посетителей в магазинах и ресторанах.



^Чжанъе. Буддийский монах-экскурсовод^


        Закупив продукты и напитки в супермаркете, мало отличающемся от своих собратьев в административных центрах провинций и автономных районов, усталые, но довольные туристы выдвинулись в обратном направлении, когда в свете мощных прожекторов обратили внимание на огромное изображение председателя КНР и генерального секретаря Коммунистической партии Китая Цзян Цзэминя на фоне голубого неба и новомодного строительного комплекса. Он запечатлен с кистью в момент выполнения каллиграфической надписи, посвященной Чжанъе.
        Пожилой китаец с гордостью сообщил, что глава государства дважды - в 1996 и
2000 гг. - побывал тут, энергично вникая в местные проблемы. Известно, что национальный лидер регулярно ездит по стране, но даже с учетом этого обстоятельства информация о двукратном посещении непритязательного населенного пункта, расположенного в далекой и проблемной глубинке, вызывает позитивную реакцию. Жители и властные структуры города чувствуют поддержку своим начинаниям и интерес к достигнутым успехам на самом высоком уровне, что вызывает у них соответствующую реакцию и стремление добиться еще большего.
        Осмотр центральной площади и панорамы Чжанъе с окрестностями лучше всего сделать в дневные часы с верхних этажей 9-ярусной пагоды, получившей название «деревянная», хотя при ее возведении активно использовали и кирпич. Когда-то она располагалась на территории монастыря Долголетия (кит. Ваньшоусы), построенного не позднее второй половины VI в. После частых экспериментов и различных перепланировок от него мало что осталось - в сохранившемся здании ныне размещается средняя школа. В результате элегантное сооружение изящно «перешагнуло» монастырскую ограду и получило принципиально новое архитектурное решение, в настоящее время за счет образовавшегося открытого пространства пагоду хорошо видно за несколько километров.



^Чжанъе. Деревянная пагода^


        Ее впервые возвели в 582 г. и на протяжении веков высоко почитали в буддийском мире, постоянно внося новые детали в меняющийся облик. В процессе реконструкции при династиях Юань и Мин она достигала 15 ярусов. Рассказывают, что в то время бесперебойно работал уникальный механизм, суть которого заключалась в следующем: находившиеся у основания люди с помощью рычагов и приспособлений могли вращать грандиозное сооружение вокруг его оси. Так ли это было на самом деле, проверить сейчас трудно.
        На закате маньчжурской династии Цин старая пагода рухнула под натиском мощного урагана. Ее вновь отстроили в 1926 г., приблизив к оригинальному проекту. Начальные семь ярусов выполнены из кирпича, с внешней стороны они отделаны деревом. Восьмой и девятые ярусы - целиком деревянные. Высота восьмиугольной красавицы составляет 32,8 метра.
        К северу находится Барабанная башня (кит. Гулоу), которую знатоки считают лучшей в провинции Ганьсу. Ее установили в начале KVI в., а при цинских императорах Канси, Цяньлуне и Гуансюе переделывали и ремонтировали. Во время посещения этого туристического объекта, что на перекрестке сразу четырех улиц, следует обязательно обратить внимание на массивный колокол, отлитый в танскую эпоху и внешне напоминающий воинский шлем. При 600 килограммах веса, почти полутораметровой высоте и диаметре свыше одного метра он смотрится очень солидно. Металл каждого из трех своеобразных поперечных рядов обладает индивидуальным, но всегда благородным тембром звучания. При более внимательном рассмотрении заметны отдельные некитайские мотивы в его оформлении: отсутствие иероглифов на бронзовой поверхности, некоторые странные изображения мифических животных, искусственно заданные при отливке неровности в основании колокола и др. Впрочем, автор никогда не считал себя специалистом в данной области и только высказывает собственные наблюдения.
        Рассказ о городе, где с интервалом в два с лишним века на пути в Индию побывали выдающиеся буддийские проповедники средневекового Китая Фасянь и Сюаньцзан, неизбежно будет возвращаться к монастырям. Крохотный Силайсы расположен к юго-западу от центральной площади, в пяти минутах ходьбы от в меру комфортабельной и недорогой гостиницы «Чжанъе». Он основан около пятисот лет назад, а в первой половине ХVIII в. был полностью реконструирован. В настоящее время сохранилось несколько построек того времени, другие возведены в 1995 г. Об этом нам поведал юный монах, общение с которым доставило огромное удовольствие.

18-летний священнослужитель три года проучился в местной начальной школе, затем еще три - в буддийском учебном заведении юго-восточной провинции Фуцзянь, последние пять лет живет в монастыре. Вся община на тот момент насчитывала восемь человек. Настоятель скончался в феврале 2001 г. в возрасте 87 лет, нынешнему - меньше 40. В неторопливом и обстоятельном разговоре совсем молодой человек, обладая разносторонней эрудицией и обширными познаниями, был в высшей степени корректен и скромен, проявлял исключительное внимание к незнакомым посетителям.
        Складывалось впечатление, что для него важно поделиться с собеседником своим состоянием внутренней духовной гармонии, неукротимым желанием делать добро всем окружающим. Внезапное погружение в мир реально существующих высоких идеалов и нравственности заставляет задуматься о собственных убеждениях и ценностных ориентирах. Немного жаль, что текущие проблемы и повседневная суета бесцеремонно выталкивают современного человека на поверхность того, что принято называть
«реальной жизнью».
        Время нашего пребывания в гостеприимном Чжанъе было ограничено 16 часами, включая непродолжительный ночлег. Автовокзал расположен в центре города, поэтому оставалось время заглянуть в аккуратную и, как выяснилось, активно посещаемую местным населением харчевню. Скромный обед из двух овощных блюд с очередными модификациями пельменей и мясной лапши, пивом и газированным холодным чаем обошелся нам в стандартные 2,5 доллара.
        Билет до Цзюцюаня, что в двух с небольшим сотнях километров в западном направлении, стоил порядка 8 долларов в зависимости прежде всего от наличия в микроавтобусе кондиционера, а потом и его марки. Перед самым отъездом добродушный водитель согласился подождать несколько минут, дав возможность иностранцам познакомиться с продукцией местного винного завода.



        Глава VII


        ВИННЫЙ ИСТОЧНИК У ВЕЛИКОЙ СТЕНЫ

        Дорога из Чжанъе в Цзюцюань (22 6 километров) отняла значительно больше времени, чем поездка по не менее протяженному маршруту Увэй - Чжанъе. Дело в том, что наш микроавтобус совместного китайско-итальянского производства «Ивеко» попал в настоящую песчаную бурю со всеми вытекающими отсюда последствиями.
        Примерно за 70 километров до Цзюцюаня погода стала портиться, но особых опасений поначалу не внушала. Ветер усилился, тем не менее окна оставались открытыми, поскольку водитель не захотел или не мог включить кондиционер. День был в меру жарким, и последнее обстоятельство принципиальных возражений у пассажиров не вызвало. Дорога для туриста в этих местах представляет определенный интерес, если не вглядываться настойчиво вдаль, ибо в 200-300 метрах по обеим сторонам от шоссе недвусмысленно просвечивают бескрайние пустынные ландшафты. Жители окрестных деревень энергично пытаются найти себя в земледелии и животноводстве, вода, похоже, здесь все-таки есть. Однако их основное занятие - обслуживание междугородной автомобильной трассы.
        Когда до города оставалось порядка 30-35 километров, налетели мощные порыва ветра, в результате чего машина резко затормозила и потом фактически встала. Мы оказались в густом песчаном тумане при видимости не более полуметра. Поскольку все произошло совершенно неожиданно, водитель принялся отчаянно сигналить, информируя окружающих о нашем местонахождении. Транспортных средств, слава богу, на дороге было немного, но теперь каждое из них представляло потенциально серьезную угрозу. Агрессивные песчинки успели ворваться в салон и скрипели на зубах, хотя окна, разумеется, плотно закрыли в первые же мгновения разыгравшейся стихии.
        Сразу вспомнились рассказы и свидетельства путешественников, воочию наблюдавших такое буйство природы. Так, В. А. Обручев в книге «От Кяхты до Кульджи», столкнувшись с аналогичной ситуацией в этих местах, со ссылкой на наблюдения своих проводников писал о «хуанфэне» (желтый ветер) и более сильном «хэйфэне» (черный ветер), когда от массы пыли и песка, сорванной с барханов, наступает абсолютная темнота. В нашем случае песчаные вихревые потоки сохраняли естественный цвет, поэтому оставалась надежда, что худшего удастся все-таки избежать. В какой-то момент совсем близко промелькнули застигнутые врасплох путники, которые безуспешно пытались защититься от ветра и песка, и тут же пропали из виду. Микроавтобус медленно продолжил движение, стремясь выбраться из эпицентра застигшей его бури.
        Через некоторое время назойливый гул прекратился, а сумасшедший ветер стих также внезапно, как и возник. Появилось солнце, погода заметно улучшилась, что сразу сказалось на настроении пассажиров. Опять всплыли бесконечные разговоры и пересуды о повседневных заботах и хлопотах, но за чрезмерно громкими возгласами и репликами, натужным и искусственным смехом явственно ощущались только что пережитые минуты нервного напряжения и мрачных предчувствий.
        В Цзюцюань мы приехали к вечеру. В виду того, что о городе нет даже минимальной информации в самых объемных зарубежных путеводителях по Китаю, пришлось действовать наугад. Поселиться удалось с третьей попытки. В ближайшем отеле
«Цзюцюань» кусались цены: самый дешевый стандартный двухместный номер стоил 280 юаней (около 35 долларов), что для уездного центра слишком дорого.
        Забавный эпизод произошел в следующей гостинице - «Дружба». Как известно, в Пекине в комфортабельном отеле с тем же названием, возведенном во времена расцвета советско-китайских отношений и расположенном в изумительно обустроенном месте, сейчас проживают специалисты-иностранцы, приглашенные на контрактной основе государственными структурами КНР. Поскольку автор на протяжении нескольких лет проработал в информационном агентстве Синьхуа, что подтверждалось соответствующими документами, вполне логичным выглядело предположение о скором размещении на ночлег по приемлемым ценам. Именно по такому сценарию развивались события в гостинице
«Дружба» города Ланьчжоу, где не только максимально учли все пожелания неожиданных клиентов из России, но и подарили на память высококачественные информационно-справочные издания о Китае на русском языке, опубликованные совсем недавно.
        Однако в цзюцюаньской «Дружбе» возникли проблемы. Выяснилось, что иностранцев в ней вообще не селят. Недоуменный вопрос о том, как коррелируется название учреждения с подобной практикой, повис в воздухе. Справедливости ради следует сказать, что девушки из обслуживающего персонала были искренне расстроены неизбежным в этой ситуации отказом и наперебой предлагали альтернативные варианты заселения. Именно они порекомендовали остановиться в отеле «Лунтэн» («Взлетевший дракон»), где никаких трудностей, по их мнению, не должно было возникнуть.
        Такси в Цзюцюане одно из самых дешевых в Китае. Двухкилометровый проезд с включением счетчика стоит три юаня, так что кататься можно от души. Город небольшой и при всем желании трудно ввести себя в расход. Пятиминутная поездка оказалась весьма кстати, ибо надо было придумать оригинальные аргументы и подготовиться к предстоящему торгу с администрацией гостиницы относительно стоимости жилья.
        В длительном путешествии с затяжными и подчас утомительными переездами проблема ночлега всегда актуальна. С одной стороны, надо хорошенько отдохнуть, с другой, - нельзя выбиваться за смету расходов. Технология интенсивного передвижения, размещения в специфических условиях непривычна и достаточно сложна для и без того обремененного изматывающим бытом человека. Поэтому, вероятно, в последнее время все реже встречаются странствующие по Китаю россияне.
        Студентов еще можно увидеть в период зимних каникул, а в остальное время пути-дороги сводят с кем угодно, но только не с соотечественниками или гражданами бывшего СССР. Конечно, речь не идет о курортных местах, в которых наших предостаточно, и о крупных городах, где всегда можно встретить российских предпринимателей, командированных и лиц, зарабатывающих на жизнь тем или иным способом.
        Примерно пятнадцать лет назад картина была иной. После того как в середине 80-х гг. ХХ в. появилась возможность поездки в КНР, сюда устремились толпы китаистов, на протяжении десятилетий изолированных от непосредственного объекта изучения. Преподаватели и научные сотрудники, доктора и кандидаты наук, оторванные от конкретных реалий и событий, написавшие свои диссертации в лучшем случае по западным, тайваньским и гонконгским источникам с использованием немногочисленной оригинальной периодики, без устали мотались по стране, постигая неведомый мир и открывая собственный Китай. Люди заново учились говорить на давно забытом языке, неожиданно извлекая из памяти отдельные словосочетания и выражения, которые в первый момент с трудом могли перевести на русский. Их энтузиазм был подхвачен немолодыми специалистами, отправленными различными организациями для постижения восточной экзотики.
        Под стать взрослым товарищам действовали и студенты всех вузов.
        В любом городе - на вокзале или улице - можно было встретить приятелей и знакомых, путешествующих по своему маршруту. В те времена селились в основном в общежитиях университетов и институтов, реже в дешевых гостиницах. При этом учитывались прежде всего два фактора: стоимость проживания и месторасположение. Цены в надежных и проверенных пунктах пребывания были в пределах 10-15 юаней с человека (по тогдашнему курсу от 2 до 3 долларов). К сожалению, большинство учебных заведений располагались на окраине, что существенно ограничивало возможности передвижения. Из крупных вузов, например, в те годы только Нанкинский университет находился в центре города.
        В 1984 г. на Западе появился первый солидный путеводитель по современному Китаю, но рядовому гражданину Советского Союза он был недоступен. Поэтому происходил постоянный и интенсивный внутриобщинный обмен информацией. Всем было известно, что в Шанхае с его огромным населением и транспортными пробками надо останавливаться в общежитии консерватории, расположенном в старой и самой интересной части города. Однако там могли возникнуть трудности в связи с проведением какого-нибудь международного или национального конкурса пианистов, скрипачей, виолончелистов и т. д. Тем не менее и эта проблема успешно решалась.
        Впрочем хватит, наверное, предаваться воспоминаниям давно минувших лет, пора вернуться в сегодняшний день. Сейчас на проживание в отелях уходит значительная часть бюджета путешественника. Размещение в вузовских общежитиях утратило всякий смысл, поскольку цены в них почти соответствуют гостиничным, да и добираться туда неудобно.
        В больших незнакомых городах предпочтительнее селиться неподалеку от основного железнодорожного вокзала с его развитой инфраструктурой и солидным материальным обеспечением. Конечно, существует опасность излишнего шума и сомнительных соседей, но всегда можно выбрать номер с учетом данных обстоятельств. В частности, в Сиани сутки в такой гостинице обходились в 120 юаней (менее 15 долларов) при классическом наборе услуг. Цифра для всемирно известного и активно посещаемого туристического центра весьма скромная. Удобное транспортное сообщение в разных направлениях позволяло к тому же лишние 20-30 минут проводить в постели, что немаловажно при постоянном недосыпании.
        Непредвиденная накладка возникла в Ланьчжоу. Поскольку вокзал, как уже говорилось, находился в процессе капитальной реконструкции, то тамошние сумасшедший грохот и центнеры строительного мусора нас абсолютно не устраивали. В Увэе, Чжанъе, Цзюцюане и Цзяюйгуане, не говоря уже о Дуньхуане, железнодорожная станция находится на приличном расстоянии от города.
        На этом отрезке Шелкового пути «наземному» туристу лучше поменять способ передвижения и пересесть с поезда на четырехколесный транспорт. Оптимальный вариант размещения в указанных городах - отели вблизи автовокзала. По приезду всегда хочется как можно быстрее принять душ и привести себя в порядок, а перед дальней и изрядно пыльной дорогой приятно еще чуть-чуть посидеть в чистоте и спокойно выпить чашку чая.
        Скромные двухместные номера с необходимыми удобствами летом 2001 г. стоили 90-100 юаней (11-12 долларов). Было, правда, приятное исключение. В Дуньхуане удалось устроиться за 50 юаней. Наоборот, в ранее упоминавшейся гостинице «Лунтэн» в городе Цзюцюань назвали цифру в 150 юаней, что, естественно, вызвало деланное возмущение будущих клиентов. В итоге стороны сговорились на сотне.
        При дефиците наличных средств следует останавливаться в комнатах, которые англоязычные путеводители называют «dormitories». Они есть далеко не везде, поэтому предварительно неплохо почитать соответствующую литературу или пообщаться с любым повстречавшимся на пути иностранцем с неподъемным рюкзаком. Существует негласное братство осознанно «мыкающихся по свету», так что по всякому вопросу вам расскажут все, что знают.
        В этих комнатах, рассчитанных на несколько человек, есть телевизор, стол, общая вешалка, два-три стула, термосы и тазики, а основные удобства расположены на этаже (очень часто не на нужном). В далеком 1987 г. автор, путешествуя по Тибету, ночевал подобным образом в компании с лидером и солисткой австралийской рок-группы
«Crazy Date», с молодыми бразильянками-хохотушками из Сан-Паулу, американскими представителями сексуальных меньшинств и многими другими искателями ярких впечатлений и острых ощущений. В начале ХХI в. койка в такой комнате на западе провинции Ганьсу стоила ненамного дороже - от 15 до 20 юаней.
        Цзюцюань переводится на русский язык как «винный источник». Известны несколько версий происхождения столь необычного названия города. Согласно одной из них, неподалеку от древнего поселения существовал источник, где вода была подобна превосходному вину. Сторонники другой теории утверждают, что, когда чистейшую воду, бьющую из-под земли, использовали при изготовлении местного алкогольного напитка, он приобретал восхитительно сладкий вкус. Однако самая известная легенда об источнике и вине - это история, имеющая непосредственное отношение к блестящему полководцу Ханьской империи Хо Цюйбину (вторая половина II в. до н. э.), о жизненном пути которого подробно рассказывалось в главе «Могилы древних императоров».
        Разбив в жестоком сражении войско кочевников-сюнну, его армия стала лагерем у населенного пункта, откуда в дальнейшем можно было форсированно двигаться в западном направлении. Правитель Уди, воодушевленный полученными сведениями об очередном успехе своего генерала, отправил ему несколько кувшинов с вином, чтобы тот мог достойно отпраздновать победу. Хо Цюйбин захотел разделить торжество с доблестными воинами, но напитка на всех было явно мало. Тогда он приказал вылить содержимое кувшинов в источник, чтобы каждый мог отведать разбавленного императорского вина. С тех пор источник, а позднее и отстроенный здесь город люди назвали Цзюцюань.



^Цзюцюань. Винный источник^


        Анализируя это красивое повествование, совершенно неожиданно возникает вопрос: что конкретно прислал Уди Хо Цюйбину? Дело в том, что в то время в Китае еще не было вина в традиционном европейском понимании, т. е. алкогольного напитка, полученного в результате брожения винограда. Последний только-только появился в Поднебесной. Его из Центральной Азии, по старинному преданию, привез Чжан Цянь, вернувшийся после уникального путешествия в Западный край. Что же касается производства виноградного вина, то оно возникло значительно позже.
        В стране в основном пили напитки, изготовленные из злаковых культур - риса, пшеницы, гаоляна и др. Они напоминают по цвету и крепости скорее водку, которая по-китайски произносится «байцзю» (досл. «белое вино»). Иероглиф «цзю» является структурообразующим элементов во всех словах, обозначающих виды алкогольной продукции, включая пиво. Поэтому можно смело предположить, что ханьские солдаты разбавляли в источнике все-таки водку, но затем она в народном сознании плавно трансформировалась в более благородное виноградное вино (кит. «путаоцзю»).
        Фирменное и широко рекламируемое сейчас в городе вино «Цзюцюаньцзю» производят из сладкого красного винограда. По своим вкусовым качествам оно мало отличается от других схожих алкогольных напитков, которые пользуются устойчивым спросом в КНР, где лишь относительно недавно появилась мода на более дорогие и респектабельные сухие вина.
        Посещение источника, расположенного в живописном парке, не занимает много времени.
2,5-метровая стела, подробно излагающая события далекого прошлого, возведена в
1911 г. Через несколько месяцев, кстати, началась Синьхайская революция, поставившая крест на императорской власти в государстве. Авторы текста на обратной стороне плиты уверяют, что источник на протяжении нескольких тысяч лет оставался неизменным. Если это действительно так, то поражает чистота и прозрачность воды в маленьком водоеме, выложенном красивым серо-белым камнем.
        На обширной территории парка с примитивным зверинцем и маловыразительным озером заслуживает внимания небольшой музей оригинальных камней, добываемых совсем рядом- в горах Циляньшань (Наньшань). В первый момент, признаться, предложение заплатить два юаня за его посещение кажется очередной попыткой заставить туриста раскошелиться. Однако экспозиция музея весьма любопытная и содержательная. Особый шарм придает ей магазин готовых изделий, что у входа в парк. Его посетитель имеет шанс приобрести по щадящему тарифу чашки, рюмки и бокалы для вина, сделанные из местного нефрита. Продукцию данного художественного промысла легко купить и в других городах, в том числе Пекине, но ассортимент, качество, антураж и цена будут принципиально иными.
        Существуют четыре разновидности наньшаньского нефрита: черно-зеленый, светло-желтый, насыщенный белый (досл. с китайского «как бараний жир») и ярко-оранжевый. Самый редкий, ценный и дорогостоящий - белый, но наиболее знаменитый - черно-зеленый. О чарках для вина из нефрита именно этой цветовой гаммы знает любой китаец, закончивший среднюю школу, поскольку в ее программе значится стихотворение танского поэта VIII в. Ван Ханя. В лаконичном четверостишии его герои хотят выпить прекрасного виноградного вина из люминесцирующих нефритовых чаш, под звуки национальной лютни седлая лошадей и отправляясь в военный поход; не надо смеяться, если кто-то из них окажется пьян и рухнет на землю, ведь многие никогда не вернутся с поля брани.
        О других произведениях Ван Ханя почти ничего неизвестно, но это считается национальной классикой.
        Черно-зеленый нефрит из провинции Ганьсу был известен уже около трех тысяч лет назад. Чжоускому князю Мувану, правившему страной в Х в. до н. э., преподнесли в дар такую чашу: она была изысканна, словно белый нефрит, мерцанием своим освещала ночь, поэтому и получила название «чаши лунного света».
        Цзюцюань и прилегающие к нему земли неоднократно переименовывали, постоянно меняя их административный статус. В толковом китайском словаре «Цыхай» («Море слов») соответствующая статья напоминает кроссворд, который на трезвую голову разгадать невозможно. Особенно это касается калейдоскопа единиц административного деления: округ, область, уезд, город и т. д. При династии Тан какое-то время его статус вообще непонятен. Изрядная путаница и с названиями. Из тех, что сохранялись более или менее длительный период, можно выделить Люйфу, Фулюй и Сучжоу.
        Марко Поло в нескольких репликах обозначает область Суктур, где «есть и христиане, и идолопоклонники», а «главный город называется Суктан». Большинство ученых полагает, что речь идет о Цзюцюане. Не вдаваясь в детали их аргументов, следует заметить, что венецианец весьма скуп в своих оценках населенного пункта. Единственный нюанс, представляющий интерес, это фраза о ревене, который «купцы, накупив его тут, развозят по всему свету».
        С 1729 по 1913 гг. оазис известен как Сучжоу. О нем упоминали русские и зарубежные путешественники, побывавшие в этих краях. Честно говоря, их краткие и фрагментарные сюжеты не впечатляют. Населенный пункт выглядит довольно заброшенным уголком, далеким от достижений мировой цивилизации. Пожалуй, у В. А. Обручева заслуживает внимания описание местной тюрьмы конца ХIХ в., где содержались уже осужденные преступники.
        По его словам, большой двор был окружен высокой глинобитной стеной, к которой были прислонены отдельные камеры-каморки, больше похожие на стойла конюшни. Двери держали открытыми, и заключенные могли свободно передвигаться по двору. У каждого из них левая рука была закована в цепь, а правая - свободна, чтобы он мог сам себя обслуживать. Все осужденные носили собственную одежду, зачастую превратившуюся в лохмотья, поскольку казенной не выдавали.
        Следственный изолятор являл собой более удручающую картину. Арестанты численностью до двадцати человек содержались в общей камере, вся мебель которой сводилась к грязной циновке, брошенной на земляной пол. На некоторых висела знакомая по старым фотографиям и рисункам, а также книжным картинкам канга (деревянные доски с отверстием для головы), у других руки были зафиксированы в растянутом положении на железном шесте, прикрепленном цепью к шее. В камере находилась и яма для нечистот. Во время пыток подследственных хлестали бамбуковыми палками и плетьми, использовались тиски для сдавливания запястий и пальцев, специальными кожаными хлопушками били по щекам, губам и другим уязвимым местам. Содержание в таких условиях могло затянуться на несколько месяцев, поэтому зачастую арестанты не дотягивали до суда.
        В конце ХIХ - начале ХХ вв. самой заметной фигурой в Сучжоу был бельгиец Поль Сплингерд. Он на протяжении десятилетий оставался на хорошем счету у цинских властей, среди окрестного населения пользовался репутацией справедливого чиновника, о нем весьма доброжелательно отзывались практически все европейцы, волею судеб оказавшиеся в тех местах. В современном Китае его недвусмысленно противопоставляют многочисленным иностранцам со всего мира, которые в те смутные годы буквально хлынули в страну в попытке либо вывезти обнаруженные бесценные раритеты, прославив себя в глазах потомков, либо сколотить состояние путем откровенного разграбления национальных сокровищ. Редкое единодушие в оценке положительных качеств одного и того же человека свидетельствует прежде всего о неординарности личности. Поэтому захотелось собрать о нем какие-то интересные сведения.
        П. Сплингерд приехал в Китай в 1865 г. вместе с первыми бельгийскими миссионерами в качестве слуги, затем перебрался в Пекин, где некоторое время работал в прусском посольстве. В столице быстро усвоил китайский язык и в 1869 г. был рекомендован в качестве переводчика известному немецкому исследователю Ф. П. В. Рихтгофену (1833-1905 гг.).
        Следует напомнить, что именно последний сформулировал ныне общепринятый термин
«Шелковый путь» для обозначения торговых маршрутов, существовавших в древности и раннем средневековье между Востоком и Западом. Ф. П. В. Рихтгофен неоднократно путешествовал по отдаленным уголкам Китая, собрав обширный материал о его природе и геологическом строении. Авторитет крупного ученого и практика в области географии и геологии до сих пор исключительно высок в научном мире, а в горной системе Наньшань его именем назван один из хребтов.
        Поступив на службу, бельгиец сопровождал Ф. П. В. Рихтгофена во всех его перемещениях по стране, что продолжалось около трех с половиной лет. За эти годы П. Сплингерд лучше узнал особенности функционирования государственного аппарата и специфику чиновничьей службы, установил тесные контакты с людьми и сумел проявить свои незаурядные дипломатические способности. Получив превосходные рекомендации от своего работодателя, с которым в дальнейшем поддерживал теплые отношения, он несколько лет, как сейчас принято говорить, занимался бизнесом в Монголии: скупал шерсть и кожу, продавал хлопчатобумажные изделия.
        На честного и порядочного коммерсанта обратил внимание губернатор столичной провинции Чжили Ли Хунчжан (1823-1901 гг.). Этот влиятельный сановник прославился тем, что пытался осуществить политику «самоусиления», суть которой сводилась к заимствованию зарубежного опыта в модернизации вооруженных сил и ключевых отраслей национальной промышленности. В сфере дипломатии он старался играть на противоречиях между правителями стран, чрезмерно увлеченных разделом Китая. К сожалению, его начинания в целом оказались тщетными, поскольку императорский двор уже ничего не мог противопоставить давлению извне и утратил контроль над процессами, происходившими в обществе. С ним связаны важные события в истории государства: после поражения в китайско-японской войне в 1895 г. он подписал на тяжелых для страны условиях Симоносекский договор; в 1896 г. от имени Китая заключил направленный против Японии секретный договор с царской Россией об оборонительном военном союзе и предоставлении ей концессии на постройку небезызвестной КВЖД; после разгрома восстания ихэтуаней (боксерское восстание) и интервенции восьми держав в
1901 г. подписал Заключительный протокол и др.
        Ли Хунчжан помог П. Сплингерду получить должность главы таможенного управления Сучжоу. В пределах Великой стены сей город находился в самой западной ее точке, поэтому товары, поступавшие из Синьцзяна и некоторых районов Монголии, облагались здесь таможенными пошлинами. Руководство провинции Ганьсу высоко ценило энергичного и неподкупного чиновника-европейца, который в действительности мог без особых усилий быстро обогатиться на столь ответственном посту государственной службы при отсутствии четко налаженного контроля на границе. У бельгийца в то время было уже китайское имя - Линь Ичжэнь, несколько жен-китаянок, родивших ему более полдюжины детей. Он существенно изменил свой внешний облик и стиль жизни.
        П. Сплингерд выполнял огромный объем работы: помимо основных обязанностей разбирал тяжбы между тюркоязычными купцами из Синьцзяна, монголами и китайцами, выступая в роли мирового судьи; занимался вопросами медицины и предохранительных прививок против оспы. К десятилетию его пребывания в Сучжоу жители города преподнесли ему в дар роскошный парадный навес, который был закреплен при входе в дом.
        Попутно следует заметить, что продолжительная карьера на такого рода должностях встречалась крайне редко, местные чиновники держались не более 3-4 лет. В беседе с В. А. Обручевым он как-то заметил: «В Китае еще много устарелых обычаев, злоупотреблений и преступлений, главной причиной их я считаю продажность всех должностей, деморализующую правящий класс».
        После выхода в отставку П. Сплингерд намеревался вернуться на родину. Перед отъездом ганьсуйские мандарины решили подарить ему несколько древних буддийских свитков, обнаруженных в 1900 г. в пещерах Дуньхуана. Об этом без преувеличения феноменальном открытии читатель подробно узнает позднее, сейчас же представляют интерес ответные шаги, предпринятые бельгийцем. По мнению ряда современных китайских исследователей, он не знал их подлинной стоимости и поэтому по приезду в Синьцзян отдал уникальные рукописи некоему китайскому военачальнику.
        Утверждение достаточно странное и в чем-то даже возмутительное. П. Сплингерд, безусловно, не был дипломированным синологом, но обладал разносторонней эрудицией, прекрасно знал несколько языков, легко общался с учеными и путешественниками европейского, если не мирового, уровня. В 1903 г., например, он послал Ф. П. В. Рихтгофену на 70-летие фотографию своего многочисленного семейства с соответствующей надписью. Поэтому говорить об ограниченности его познаний в области культурно-исторического наследия Китая, по меньшей мере, некорректно. Даже если предположить, что начальник таможни не сумел сразу по достоинству оценить шедевры тысячелетней давности, оказавшиеся у него в руках, он всегда мог проконсультироваться по данному вопросу у научных корифеев.
        Скорее наоборот, китайские провинциальные чиновники абсолютно не представляли реальной стоимости того, что они дарят иностранцу, уезжающему из страны. В пользу данного предположения убедительно свидетельствует вся цепочка событий вокруг дуньхуанских находок.
        Трудно в деталях объяснить мотивы поступка П. Сплин-герда, но основная линия его поведения представляется очевидной. Исключительно щепетильный и бескорыстный человек, проживший в Китае многие годы и испытывавший глубокое уважение к его народу, не мог в силу своих убеждений вывезти отсюда национальные реликвии. Одновременно, в полной мере постигший особенности менталитета и социальной психологии китайцев, многовековые традиции общества, в конкретно возникшей ситуации он не имел возможности от них отказаться и при первом удобном случае вернул стране, давшей ему приют на долгие годы, то, что ей по праву принадлежало. Возможно, именно по этой причине рукописи попали к человеку военному, более дисциплинированному и ответственному в своих действиях.
        Упомянутые специалисты правы только в одном: П. Сплингерд в то время действительно оказался единственным иностранцем, проявившим редкую принципиальность и не покусившимся на богатство, которое, кстати, уже было у него в руках. Самое обидное заключается в том, что те, кто в силу тех или иных причин растащили знаменитую Дуньхуанскую библиотеку по всему свету, фигурируют в солидных энциклопедиях и объемных справочниках, о них написаны серьезные статьи и монографии. Что же касается начальника сучжоуской таможни, то его имени нет в списках крупных востоковедов или китаеведов, о нем можно узнать интересные подробности лишь порывшись в отчетах научных экспедиций и воспоминаниях его титулованных современников.
        Спустя сто лет Цзюцюань, судя по всему, изменился кардинально и заметно похорошел. Строительство в городе идет полным ходом, чувствуется, что денег на его развитие на жалеют. Вероятно, это связано в первую очередь с тем, что в 270 километрах к северо-востоку находится космодром. Отсюда баллистические ракеты выводят на околоземную орбиту спутники различного назначения, а совсем недавно был совершен успешный запуск экспериментального космического корабля «Шэньчжоу».
        На главных улицах в изобилии магазины и ресторанчики, много современных жилых зданий в 5-6 этажей. Совершенно очевидно, что застройка ведется с учетом фактора сейсмической устойчивости. Привлекательно выглядят харчевни с пластиковыми столами и стульями под открытым небом, где все аппетитно жарится и варится на глазах у многочисленных посетителей. Местные кулинары-частники тут же активно предлагают ароматную выпечку и другие мучные изделия.
        Из старых зданий выделяется Башня-колокольня, расположенная в самом центре небольшого города. Высота 27 метров, поэтому при отсутствии небоскребов она хорошо просматривается отовсюду. Ее построили еще в 346 г., а нынешний свой облик
3-ярусное сооружение на массивной основе приобрело после реконструкции 1905 г. Строго по сторонам света установлены сводчатые ворота, над каждыми лаконичная (четыре иероглифа) надпись. Запомнились две из них: «на юге окажешься в горах Циляньшань», «север встретит пустыней». Ничего не скажешь, суровая правда жизни.
        Несмотря на новые впечатления и в целом благодушный настрой, вечерняя прогулка не заладилась. Длительное отсутствие в Цзюцюане иностранцев сыграло заметную роль. Беспрерывно рассматривая двух приезжих туристов, пешеходы забегали вперед и натыкались друг на друга, некоторые велосипедисты сталкивались между собой или врезались в естественные преграды, взрослые вместе с детьми тыкали на нас пальцами и всевозможными подручными средствами, выражая искреннее удивление. Никакой агрессии в их действиях не было, но и настроения общаться с ними не возникало.
        В те дни в зверинец на территории парка, о котором выше шла речь, привезли льва, о чем красочно сообщала пятиметровая вывеска при входе - «Африканский лев из Увэя приехал!» Похоже, на несколько часов мы составили ему достойную конкуренцию. Неудивительно, что ужинать на улице быстро расхотелось и, закупив кое-какие продукты, пришлось возвращаться в гостиницу.
        Переезд из Цзюцюаня в Цзяюйгуань должен занимать не более 30 минут (порядка 20 километров), но нам понадобилось более часа. Выехав за ворота автовокзала, где в микроавтобус сели пассажиры с заранее купленными билетами, водитель и контролер стали подбирать всех «голосовавших» на шоссе.
        В субботний день желающих выехать в другой город было много и очень скоро в автомобиль набилось непомерное количество людей, раза в два превышавшее число посадочных мест. Возникла неприятная ситуация как с точки зрения комфорта, так и, прежде всего, безопасности. Слабым утешением служило лишь то обстоятельство, что наше транспортное средство двигалось по ровной дороге, где не было ущелий, водных преград и крутых поворотов.
        Китайские средства массовой информации регулярно информируют об автомобильных авариях в разных районах страны с большим количеством человеческих жертв. В принципе частота таких сообщений вызывает некоторое удивление. Качество дорог в последнее время существенно повысилось, автотранспорт в целом постоянно совершенствуется и обновляется, да и водители, хотя к ним куча претензий, обычно не любят мчаться на бешеной скорости, алкоголь за рулем почти не употребляют и у них неплохо развито чувство дистанции. По крайнем мере, они не врезаются друг в друга, в стоящие на обочине столбы, деревья и т. п. на скорости 120-150 километров в час, рассуждая перед этим, что не могут ездить медленно на иномарке.
        Конечно, горные перевалы и сложные участки трасс на Тибете, в Сычуани, Юньнани, Гуйчжоу, Синьцзяне и других местах всегда представляют повышенную опасность. Не случайно, именно там чаще всего происходят катастрофы. Оставляет желать лучшего физическое состояние многих водителей, измученных каждодневным (практически без выходных) трудом при отсутствии полноценного отдыха в домашних условиях. Можно перечислить и иные причины, но одной из ключевых является их безудержное стремление заработать по максимуму. В погоне за мифическим золотым тельцом вопросы безопасности отступают на задний план, что и приводит к печальным последствиям. За примерами далеко не надо ходить.
        По свидетельству англоязычной «Чайна дейли», выходящей в Пекине, 10 августа
2001 г. пассажирский автобус, следовавший по непростому и популярному среди путешествующих иностранцев маршруту Урумчи-Кашгар (Синьцзян-Уйгурский автономный район), упал в реку с 9-метровой высоты на территории уезда Синьхэ. Из машины успели выскочить лишь водитель и шесть пассажиров, всех остальных унесло течением. В результате погибли 32 человека, в том числе пакистанский турист, трое пропали без вести. Согласно данным предварительного следствия, причинами аварии стали усталость водителя и перегруженность автобуса. Вместо 29 человек в нем находились
42. Этот факт, к сожалению, отнюдь не единичный.
        В Цзяюйгуань мы приехали в 10 часов утра. Идти в гостиницу не имело смысла, поскольку до 12.00 (расчетный час) там нечего делать. Кроме того, нам предстояло многое успеть за день, поэтому, сдав вещи в камеру хранения при автовокзале, отправились на поиски транспорта, чтобы добраться до знаменитых в истории государства окрестностей города. На самом деле «поиски» заняли несколько минут. Цена автопробега на вполне приличном такси по интересовавшему нас маршруту, установленная еще во второй половине 90-х гг. прошлого века, до сих пор не изменилась и обсуждению не подлежит, т. е. попробовать в принципе можно, но без шансов на успех. Всего за 60 юаней (около 7 долларов) водитель доставит клиентов в четко определенные два места и привезет обратно, безропотно поджидая их на выходе из музейных комплексов. Общий расчет, естественно, производится в конце, и вся поездка занимает примерно 2,5-3 часа.
        Город появился на карте страны только в 1971 г. Ранее это был населенный пункт уездного уровня. Сейчас в нем проживают менее 150 тысяч человек, что по китайским масштабам совсем мало. Тем не менее, он быстро развивается: обзавелся широким центральным проспектом, полным ходом идут строительство и реконструкция отелей, офисных и жилых зданий. В течение года сюда постоянно приезжают туристы, поэтому иностранцам на улицах особо не удивляются.
        На протяжении столетий Цзяюйгуань для большинства китайцев оставался символом далекой окраины и глубокой печали по поводу предстоящей разлуки с отправлявшимся почти на чужбину близким человеком. В 1372 г. здесь был возведен самый западный форпост Великой стены, отныне она заканчивалась именно в этом местечке. Отважные путешественники и смелые купцы, двигавшиеся с востока, прекрасно понимали, что находятся под защитой империи только до поры, до времени. Выйдя за ворота крепости, они оказывались перед лицом неведомых испытаний и непредсказуемых ударов судьбы. Совсем в иной последовательности одолевали мысли тех, кто стремился с запада добраться до надежного укрытия, поскольку лишь тут можно было перевести дух и почувствовать себя в безопасности.
        Приказ о строительстве мощных оборонительных укреплений в Цзяюйгуане отдал основатель династии Мин (1368-1644 гг.) Чжу Юаньчжан, правивший страной более 30 лет и получивший посмертное имя Тайцзу. Он родился в бедной крестьянской семье на территории современной провинции Аньхой. В юности пришел в буддийский монастырь и стал монахом во многом для того, чтобы избежать голодной смерти.
        В 1352 г. он примкнул к крестьянам, поднявшим восстание против иноземного монгольского владычества. За долгие годы кровавого противостояния Чжу Юаньчжан, отличавшийся храбростью в сражениях и решительностью в поступках, зарекомендовал себя талантливым военачальником и на определенном этапе возглавил народное движение (восстание «Красных войск»). Объединенная армия повстанцев под его командованием осадила столицу государства Даду (совр. Пекин) и вскоре низвергла династию Юань.
        Тайцзу, захватив трон, приступил к проведению реформ. В экономической сфере его усилия были направлены прежде всего на восстановление сельского хозяйства, пришедшего в упадок из-за изматывающих и продолжительных войн, а политические преобразования в основном сконцентрировались на беспощадной борьбе с казнокрадством и злоупотреблениями чиновников, сопровождавшейся жесточайшими репрессиями в отношении всех недовольных новым режимом и установленными порядками. Столицей Китая на короткое время провозгласили Наньцзин (Нанкин), разграбленный Даду переименовали в Бэйпин.
        Наряду с возведением великолепных дворцов для себя и своих многочисленных родственников император параллельно уделял должное внимание укреплению государственных границ. Как раз тогда на стратегически важной дороге в западном направлении, в расщелине между труднодоступными горами Циляньшань и Мацзуншань было начато сооружение массивных крепостных стен.

^Великая стена в эпоху Мин^


        Форт расположен в 5 километрах к западу от города и занимает площадь порядка 33,5 тысячи квадратных метров, его внутренний двор - 25 тысяч квадратных метров. Длина толстых и прочных стен с внешней стороны превышает 700 метров, а высота составляет
10 метров. Попасть в крепость можно через ворота, которые находятся соответственно в восточной и западной ее частях. У них есть свои лирические названия - «Ворота просвещения» и «Ворота примирения». Над каждыми установлены внушительные
17-метровые башни, так что общая высота от основания стены в этих точках почти 30 метров. Любой путник, оказавшийся поблизости или в пределах оборонительных укреплений, всегда имел возможность по достоинству оценить их размах и масштабы.
        Те же, кто приходил сюда с дурными намерениями и пытался штурмовать грандиозное и величественное сооружение, должны были заранее знать, что за крепкими воротами с заманчивой для агрессора надписью «Цзяюйгуань» находился прямоугольный двор-ловушка. Ворвавшиеся в форт захватчики попадали в ограниченное и замкнутое пространство. Со всех сторон из различных видов оружия их обстреливали защитники крепости, скрывавшиеся в том числе и в специально отстроенных башнях на северной и южной стенах. Кстати, современному посетителю высотных укреплений предлагается попробовать свои силы в стрельбе из арбалета по мишеням, расположенным как раз на земле.
        Это оружие активно применялось еще во времена Цинь Шихуана (III в. до н. э.). В руках умелых стрелков оно поражало цели на большом по тем временам расстоянии (до
1 километра), что достигалось за счет огромной силы натяжения пружины. Чтобы его зарядить, воин ложился на спину и с помощью ног натягивал тетиву. Поэтому арбалетчики всегда начинали сражение, издалека осыпая врага смертоносными стрелами, способными пробить даже самую крепкую броню.
        Рассказывают, что в возведении крепости принимали участие на редкость талантливые проектировщики и искусные ремесленники. Первые грамотно составили план комплексной застройки и смету затрат, а вторые рационально использовали поступавшие материалы. В результате по окончании всех строительных работ остался единственный неизрасходованный кирпич. Эта легенда весьма популярна среди местных жителей, вот почему, прогуливаясь по стене, неизбежно натыкаешься на одиноко лежащий кирпич; говорят, тот самый.
        Несмотря на свою недолгую историю, по китайским понятиям, форт неоднократно перестраивался. Только в 1988 г. ему вернули изначальный внешний облик, так что рассуждения о древности стен и их хорошей сохранности, которые до сих пор встречаются в различных изданиях, совершенно неуместны. Похоже, что реставраторы в процессе восстановительных работ ориентировались на среднестатистического экскурсанта, не склонного восторгаться при созерцании пусть и очень старых, но плохо сохранившихся руин. Налицо чистенький, тщательно ухоженный и широко популярный туристический объект, приносящий, судя по всему, солидную прибыль.
        Интересна в этой связи динамика роста цен на входные билеты. В 1998 г. его посещение обходилось в 20 юаней (менее 2,5 доллара), в 1999 г. - 25, в 2000 г. -
30, с 1 мая 2001 г. - 40 юаней. Приобретение льготного билета (20 юаней) при наличии реальных оснований, но отсутствии соответствующего документа крайне затруднительно и доставляет массу хлопот, что для музеев глубинки в общем-то нехарактерно.
        В 7 километрах к северо-западу от крепости находится еще одна достопримечательность, известная под названием «Висячая стена» (кит. Сюаньби), ее история достаточно любопытна. В первой половине ХVI в. местный воевода Ли Хань, обеспокоенный напряженной ситуацией на границе и в регионе, предпринял решительные шаги по усилению оборонительного потенциала стратегически важного для интересов страны форта. По его приказу в 1540 г. (на входном билете почему-то указан 1593 г.
        был построен 1,5-километровый участок Великой стены, уходивший стремительно в горы и надежно прикрывавший Цзяюйгуань с северного направления.
        Изначально стену возвели из глины и щебня. Ее внутренняя и внешняя части состояли из плотно утрамбованной глины, а середину засыпали щебнем. Толщина в основании составляла 4 метра, в верхней части - 2 метра. Высота укреплений доходила до 6 метров. Сюаньби фактически блокировала проход через ущелье и по восточному склону Черной горы (кит. Хэйшань) уверенно взбиралась на ее вершину. Увы, примененный при сооружении строительный материал исключал всякую возможность сохранения стены на века. К середине ХХ в. от нее остался лишь небольшой и сильно пострадавший фрагмент.
        В 1987 г. в ходе восстановительных работ значительная часть Висячей стены была отстроена заново уже в кирпичном варианте. Сейчас ее длина достигает 500 метров. Нижний ярус интереса не представляет, поскольку выполнен по шаблону последних десятилетий, регулярно используемому при обработке такого рода исторических памятников, а вот заключительные 230 метров требуют повышенного внимания, немалых усилий и определенной сноровки. Перепад высот здесь составляет 150 метров, поэтому карабкаться очень непросто. Единственное, что утешает в данный момент, - это хорошо просматриваемая впереди вторая дозорная башня, за которой стена обрывается.
        Добравшись до нее, можно вдоволь полюбоваться близлежащими окрестностями, в том числе и крепостью Цзяюйгуань. В богато иллюстрированных книгах и специально выпущенных рекламных буклетах при перечислении открывающихся отсюда красот в числе первых упоминаются снежные горные вершины. Под воздействием жаркого июньского солнца снег, вероятно, уже растаял, зато в тот день с высоты птичьего полета удалось понаблюдать за буднями расположенного к востоку от стены военного полигона, где происходили боевые стрельбы.
        Свое название Сяньби получила именно за эти несколько сот метров в горах, и следует признать, что оно вполне оправданно. Человечество вряд ли теперь узнает, как в действительности были смонтированы «висячие сады Семирамиды», но после посещения столь оригинального участка стены конструктивные идеи их создателей становятся чуть ближе и понятнее. Крутой спуск по каменистой тропе в противоположном направлении от пугающего своим треском полигона ведет к буддийскому монастырю, основанному, со слов немногочисленных служителей, в 1931 г. Его территория внешне никак не ограничена в пространстве, поэтому находящаяся буквально в нескольких метрах изящная белая ступа прекрасно смотрится на фоне высокогорной стены и бескрайних суровых просторов.
        В настоящее время местные строители энергично возводят стену, которая, как показалось, должна связать воедино два главных тамошних объекта. Если это так, то, с одной стороны, в ближайшее время будут восстановлены исторические контуры Великой стены в этом районе провинции Ганьсу, а с другой, - туристам предложат очередную бутафорию под видом древности, которая многих, вероятно, устроит.
        Музей Великой стены размещен на двух этажах небольшого здания в южной части города, куда из центра можно добраться пешком или на автобусе, направляющемся в сторону железнодорожного вокзала. Его достаточно обширная и насыщенная экспозиция отражает основные вехи создания грандиозного архитектурного сооружения и уникального памятника инженерно-технической мысли древнего и средневекового Китая, сохранившегося до наших дней.
        Первые свидетельства о строительстве стен, ставших прообразами общенационального феномена, встречаются в исторических документах и хрониках событий более 2, -тысячелетней давности. Самое раннее упоминание датируется 657 г. до н. э. и касается участка в государстве Чу (совр. провинция Хунань). В грозную эпоху Борющихся царств в стремлении отгородиться от чрезмерно неуступчивых и агрессивных соседей его примеру последовали государства Ци, Вэй, Янь, Чжао, Цинь и Чжуншань.
        Объединив страну после затянувшихся междоусобных войн, Цинь Шихуан в 214 г. до н. э. отдал приказ связать на северной границе фортификационные сооружения трех прежних царств - Цинь, Чжао и Янь, чтобы создать единую линию обороны в борьбе с постоянными набегами воинственных кочевников-сюнну. Строительство, в котором участвовали сотни тысяч человек, продолжалось девять лет. После его завершения заговорили о «стене в десять тысяч ли», т. е. примерно в пять тысяч километров.
        Указанная цифра скорее символ, чем результат точных измерений. Великая стена (кит. Чанчэн) головокружительным серпантином извивалась по горным хребтам, склонам и ущельям, пересекала равнины и долины рек, разбегалась в радиальных направлениях, прикрывая наиболее уязвимые, по мнению ее проектировщиков, позиции, выстраивалась в несколько рядов, создавая цепь защитных рубежей на пути возможного прорыва вражеских сил. Она брала начало на территории современной Ганьсу, пересекала провинции Шэньси, Шаньси, Хэбэй, Ляонин и заканчивалась на Ляодунском полуострове. Ее руины и сейчас доступны в отдельных районах.
        В те годы самая западная точка оборонительных укреплений была в местечке Линьтао (совр. Миньсянь, восточная Ганьсу). Известный поэт Ван Чанлин, живший спустя почти тысячу лет, упоминает его в печальном стихотворении «Пограничный мотив»:


        Коня напоив,
        я осенней проехал водой.
        Вода холодна,
        да и ветер как острый нож.
        Над ровным песком
        еще свет не совсем померк,
        И в сумерках бледных
        Линьтао легко угадать.
        Когда-то давно
        здесь в боях у Великой стены,
        Согласно молве,
        был высокий проявлен дух…
        Но в желтой пыли -
        все, что древле, и все, что теперь.
        Лишь белые кости
        разбросаны на траве.

    (пер. Л. З. Эйдлина)
        К сооружению новых и восстановлению старых участков энергично приступили ханьские императоры, но позднее из-за наступившей политической нестабильности в государстве работы были прекращены. Строительство в дальнейшем неоднократно возобновлялось: в конце IV- начале VII вв., а также в XII-XIII вв. Яркую страницу в историю создания Великой стены вписали правители династии Мин, за исключением трех последних императоров, озабоченных изматывающей борьбой с повсеместно вспыхивавшими народными восстаниями.
        Абсолютное большинство участков, сохранившихся до настоящего времени, возведены как раз в ХIV- ХVI вв. Власти тогда были вынуждены систематически отбиваться от татар (так минские источники называют восточных монголов) и ойратов (западные монголы). По скрупулезным подсчетам китайских специалистов в тот период ее реконструировали, восстанавливали и достраивали 18 раз. С запада на восток Чанчэн раскинулась от Цзяюйгуаня до Шаньхайгуаня, что на берегу Бохайского залива; ее протяженность тогда составляла почти 6700 километров.
        Совершенно неожиданно в последние годы удалось выявить ее южный участок, также возведенный минскими императорами. Длиной в 190 километров он укрылся в горах на границе провинций Хунань, Гуйчжоу и территории, примыкающей к Чунцину - недавно образованному городу центрального подчинения в юго-западной провинции Сычуань. По мнению историков, данная стена защищала китайский гарнизон от нападений со стороны народности мяо. На протяжении столетий ветровая эрозия оставила на ней глубокие следы, а крестьяне из близлежащих деревень регулярно растаскивали кирпичи на сооружение своих домов и бытовые нужды.
        В качестве исходного сырья при строительстве использовали землю, глину, камень и кирпич. На раннем этапе в дело шли прежде всего земля и глина, которые усиленно трамбовали с помощью деревянных приспособлений. Позднее стал активно применяться камень, в том числе в виде щебенки. В минский период особую популярность приобрел кирпич.
        Важную роль играл фактор наличия в непосредственной близости того или иного строительного материала. Например, в 2001 г. неподалеку от города Цяньань провинции Хэбэй был обнаружен старый участок Великой стены, возведенный из довольно дорогостоящего мрамора. Его длина составляет около 1,5 километра, включая
4 сигнальные вышки. Выяснилось, что он построен около 500-600 лет назад. Местные чиновники, руководствуясь сомнительной экономией средств, в процессе реконструкции оборонительных сооружений интенсивно задействовали подконтрольные им полезные ископаемые. Любопытно, что геологи нашли здесь залежи мрамора только в 1985 г.
        При возведении наиболее известного и монументального участка стены в Бадалине, расположенном в 60 километрах к северу от Пекина, широко использовался гранит. Массивными плитами из него выложено основание стен, высота которых достигает 7,8 метра, а ширина в верхней части - 5,5 метра. Поверхности укреплений облицованы кирпичом, внутреннее пространство заполнено землей и камнем. В древности сюда же сбрасывали тела умерших и погибших строителей, их число за многие века в масштабах всей страны не поддается даже приблизительной оценке.
        Надежные кирпичные укрытия с бойницами на гребне стены помогали ее защитникам отражать наступление превосходящих сил противника. Оружие, боеприпасы и запасы продовольствия хранились в массивных башнях, отстроенных на стене через каждые
60-70 метров. Там же размещались дозорные отряды, в некоторые были установлены чугунные пушки.
        Несмотря на свой внушительный вид и огромные размеры, Чанчэн далеко не всегда становилась непреодолимым препятствием на пути армий, приходивших с севера. Сюнну и тюрки, кидани и чжурчжэни, монголы и маньчжуры, даже восставшие крестьяне обманом или штурмом брали мощные оборонительные сооружения и решительно продвигались на юг, принуждая местных правителей платить дань, захватывая и разрушая существовавшие государственные образования, свергая прежние и создавая новые императорские династии. Впрочем, имена подавляющего большинства из них уже навсегда канули в Лету, а Великая стена стоит до сих пор.
        Дорога из Цзяюйгуаня в Дуньхуан (383 километра) занимает порядка шести часов и в основном проходит по автомобильной трассе Шанхай - Синьцзян (Урумчи), хорошо знакомой по предыдущим участкам маршрута, начиная еще с разъездов в окрестностях Сиани. Поскольку в кочевой жизни с почти ежедневной сменой городов и гостиниц намечался солидный перерыв, было решено выехать после обеда, чтобы добраться до Дуньхуана под вечер: в пути не так жарко и меньше пыли.
        Нам предстояло сделать две короткие остановки в городах Юймэнь и Аньси. Первый из них особого интереса не вызывает, а второй знаменит пещерным монастырем Юйлинь, превосходными арбузами и сладкими дынями. Когда-то, давным-давно, его так и называли - Гуачжоу («Область дынь»)

«Ущелье десяти тысяч будд» находится в 75 километрах к юго-востоку от Аньси. Большинство специалистов считает эти пещеры составной частью дуньхуанского комплекса, о котором читатель подробно узнает позже. Они высечены в скалах примерно в одно и то же время, близки интеллектуальные искания и творческие почерки работавших здесь мастеров.
        Из нескольких сотен пещер, расположенных в округе, культурно-историческую ценность представляют 41. Самая известная - пещера 25, по всем внешним признакам расписанная в эпоху Тан. Наличие тибетских мотивов во фресковой живописи позволяет внести некоторые уточнения в ее датировку. Этот регион находился под контролем тибетцев с конца VIII до первой половины IХ вв., когда в результате стихийного народного восстания они были окончательно изгнаны. Логично предположить, что художники работали в пещере именно в указанный период.
        Буддийские сюжеты на южной и северной стенах чрезвычайно насыщены и экспрессивны.
«Западный рай» будды Амитабы изумителен в своей откровенной иллюзорности, всеобщем торжестве благоденствия и умиротворения, безудержной радости и восторга. Превосходно изображены увлеченные танцоры и музыканты, которые точно передают атмосферу бесконечно продолжающегося праздника.
        Мир будды Майтрейи (северная стена) более спокоен и величественен. Одухотворенные лики божеств и священнослужителей, роскошные павильоны и беседки, экзотическая растительность, органично вписавшиеся жанровые сценки придают удивительную глубину и цельность всей композиции. Эта фреска с множеством мельчайших смысловых деталей и нюансов, сочной и яркой цветовой гаммой при высочайшем исполнительском мастерстве ее создателей считается не только шедевром танской живописи, но и одной из лучших работ дуньхуанских художников.
        В другом ключе решены будда Вайрочана и окружающие его восемь бодхисатв на восточной стене, а также бодхисатвы на голубом льве и белом слоне в сопровождении своих последователей, изображенные по обеим сторонам от входа в пещеру. Все фигуры утонченны и естественны в застывших позах. Несмотря на внешнюю отрешенность от повседневных забот и медитативную погруженность в собственный мир, они кажутся вполне осязаемыми и доступными в реальной жизни.
        Настенная живопись разных эпох чутко реагировала на изменения, происходившие в обществе. В пещерах более раннего периода сильно влияние традиций индийского буддизма с его мягкими и изысканными формами, замысловатыми сюжетами. В первой половине ХII в. эти и близлежащие земли завоевали воинственные тангуты. Тем не менее, их правитель Цзинцзун, как выяснилось, был человеком незаурядным. Он увлекался литературой и историей, неплохо разбирался в изобразительных искусствах, на протяжении всей своей жизни оставался ярым поклонником буддийской философии. Побывав в Юйлине, император государства Западная Ся отдал приказ начать там восстановительные работы, благодаря чему в пещерах появились самобытные мотивы дальних просторов Центральной Азии.
        Сразу за Аньси нас ожидала развилка. На Дуньхуан шоссе уходило вправо, а левая дорога шла прямо в горы, где вскоре терялась из виду. Водитель микроавтобуса и попутчики ничего толком объяснить не сумели. Их частые смешки и невразумительные ответы могли означать как нежелание сказать иностранцу правду, так и неосведомленность в данном вопросе. Последнее предположение значительно более правдоподобно. В горах, конечно, может находиться какой-нибудь военный объект, но скорее всего там ведутся разработки полезных ископаемых. Район хорошо известен богатыми минеральными ресурсами; на протяжении многих лет здесь добывают золото, серебро, медь, железо, алюминий, цинк, свинец, мрамор, гранит, кварц, доломит, базальт и т. д.
        Однако нас интересовали ценности исключительно духовные, поэтому маршрут пролегал строго на юго-запад - в овеянный тайнами и легендами древний оазис, тысячелетиями притягивающий к себе людей с разных концов земли.



        Глава VIII


        ОСТРОВ В МОРЕ ПЕСКА

        До Дуньхуана - главной цели нашего путешествия - железной дороги нет. Ближайшая станция находится в 130 километрах к северо-востоку, в городке Лююань. Последний известен исключительно благодаря своему статусу «перевалочного пункта». Между тем, в новейших изданиях расписания движения поездов его название неожиданно исчезло без каких-либо комментариев, что в первый момент вызвало, по меньшей мере, недоумение и кучу вопросов. Железнодорожный маршрут не рассматривался автором книги в качестве приоритетных, поскольку именно таким образом было организовано передвижение в 1987 г. и повторяться не хотелось, но в качестве запасного варианта он фигурировал на первом месте.
        Оказывается, в начале нового тысячелетия станцию Лююань без лишнего шума переименовали в Дуньхуан. Трудно со всей определенностью сказать, для чего это было сделано. Складывается впечатление, что одной из подспудных причин неожиданного решения стало намерение чиновников запутать слабо ориентирующихся в схеме железнодорожных магистралей «сухопутных» туристов, в том числе и иностранных. Узнав о существовании поездов, останавливающихся в искомом городе, велик соблазн сразу приобрести билет в нужном направлении, не задумываясь о времени прибытия в пункт назначения. Результатом допущенного просчета может оказаться печальная необходимость заночевать в гостинице забытого богом уголка.
        Любопытно, что совсем недавно на сессии высшего законодательного органа страны - Всекитайского собрания народных представителей - начальник Ланьчжоуского управления железной дороги Дун Сихай настойчиво предлагал провести ветку прямо до древнего города, включив ее строительство в пятилетний план развития отрасли. Логика его выступления была предельно проста: люди, стремящиеся попасть в пещеры Могао (в 2000 г. свыше 600 тысяч туристов), пользуются в основном авиа- или автотранспортом. Если построить туда железную дорогу, то всем будет хорошо: туристов станет значительно больше и им будет удобнее ездить, геологи проведут изыскательские работы и что-нибудь обнаружат, крестьяне расширят свое производство для обеспечения возросшего спроса на продукты питания, а главное - подчиненное ему управление «усовершенствует сеть железных дорог в западном направлении». Вопрос о том, как отразится грандиозная стройка с применением мощной современной техники на древних монастырях, храмах, пещерах, фресках и скульптурах, многие из которых находятся в плачевном состоянии даже при относительном покое и тишине, Дун
Сихай по понятным причинам не затрагивал. Хочется надеяться, что этому проекту не суждено сбыться, а изменение названия станции станет окончательным итогом деятельности местных железнодорожников-реформаторов.
        Расстояние между станцией и подлинным Дуньхуаном некогда комфортабельный, но ныне изрядно разбитый микроавтобус покрывает примерно за 2,5 часа, если в дороге не произойдет чрезвычайного происшествия в виде песчаной бури или механической поломки. При отсутствии личных просьб по пути следования в пределах города водитель обычно доставляет всех пассажиров на автовокзал, но может и схитрить, высадив иностранцев у какого-нибудь отеля, с администрацией которого его кто-то или что-то связывает. Автовокзал, тем не менее, представляется наилучшим местом для мониторинга ситуации с ночлегом и разработки плана последующих действий с учетом особенностей функционирования объектов инфраструктуры и предприятий сферы обслуживания.
        Город на протяжении многих веков являлся центром коммуникаций, через который в обоих направлениях осуществлялась сухопутная торговля Китая с Западом. Расположенный на границе пустынь Гоби и Такла-Макан Дуньхуан (досл. с китайского
«Большой расцвет»), или Шачжоу («Песчаная область»), он был одним из немногих оазисов-маяков на пути отважных купцов и путешественников. Тысячи людей, измотанных бесплодной пустыней и длительными переходами, стремились достичь его стен, но удавалось это далеко не всем.
        При императоре Уди в 111 г. до н. э. Дуньхуан, прежде входивший в состав области Цзюцюань, был выделен в самостоятельную административную единицу. Уже в конце II-I вв. до н. э. он играл важную роль в торговых связях Китая со своими соседями. Именно отсюда, на выходе из Хэсийского (Ганьсуйского) коридора караваны с шелком рассеивались по странам Центральной и Южной Азии, Ближнего и Среднего Востока, а также Средиземноморья.
        В это время из Китая на Запад вели южный и северный «шелковые» маршруты. Из Дуньхуана через Янгуань южная дорога шла вдоль северного склона горной системы Наньшань, реки Яркенд и до одноименного оазиса, далее в Ташкурган и Вахан. В Вахане путь как бы раздаивался. Первый через Балх и Мерв, парфянскую столицу Гекатомпил и Эктабану вел в Ктесифон-на-Тигре, оттуда по древней ахеменидской дороге через северную Месопотамию в Сирию до Антиохии. Второй проходил через Гильгит и Кашмир в Гандхару, заканчиваясь в устье Инда и у Баригазы (древний морской порт к северу от современного Бомбея).
        Северная дорога из Дуньхуана через Юймэньгуань пересекала Лоулань и Карашар, проходила по предгорьям Тянь-Шаня и вдоль реки Тарим шла на запад до Кашгара, затем в Ферганскую долину, страны центрально-азиатского Междуречья, Нижней Волги и Приуралья, заканчиваясь в греческих колониях Северного Причерноморья. В результате политических потрясений и климатических изменений в маршруты Шелкового пути вносились коррективы. В I в. до н. э. открылось движение по новой дороге: через Юй-мэньгуань и Хами в Турфан, обходя с севера пустыню Такла-Макан, на западе у Карашара она сливалась со старой северной караванной тропой. В III в. н. э. было возобновлено движение по участку заброшенной долгие годы дороги из Дуньхуана через Юймэньгуань и Лоулань на Кашгар. Это был самый сложный «пустынный» маршрут, который стали называть «средним путем».
        В античном мире имелись свои представления о далеких странах на Востоке. Древнегреческий астроном, создатель геоцентрической системы мира Птоломей (90 (?) - 160 (?) гг.) в середине II в. н. э. в «Географическом руководстве» изложил свою версию Шелкового пути: от переправы через Евфрат до Бактры (Северный Афганистан), затем до «каменной башни», далее до Серы. Под последним названием античные авторы подразумевали Китай, а также город Чанъань - столицу государства. В западной научно-популярной литературе начала ХХ в., посвященной исследованиям Восточного Туркестана в древний и средневековый периоды, появился даже термин Сериндия, оригинально определявший географическое положение этого региона и историко-культурное взаимопроникновение двух великих цивилизаций.
        Ученые до сих пор спорят, что имел в виду Птоломей под «каменной башней», ибо сам он в этих краях никогда не бывал, а опирался на сведения, полученные прежде всего от купцов, посещавших Центральную Азию. Некоторые устанавливали ее в Ташкенте или Оше, исходя в первом случае из этимологии названия города, а во втором - из наличия священной горы в окрестностях населенного пункта.
        Позднее башню перенесли в район Ташкургана (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР). В пользу данной точки зрения, якобы, свидетельствуют «Записки о западных землях» танского монаха Сюаньцзана. Высказываются и иные гипотезы. Однако важно другое: имело место интенсивное двустороннее движение караванов и перемещение товаров на огромном евразийском пространстве, а «узловой станцией» на протяжении столетий оставался Дуньхуан.
        После падения Ханьской империи (220 г. н. э.) район коридора Хэси становится ареной ожесточенных и длительных войн, когда стремительно возникали и также быстро исчезали всевозможные государственные образования. Династии разного этнического происхождения менялись через каждые 20-30 лет, а Дуньхуан либо именовали Шачжоу, либо город получал прежнее название. Вероятно, на событиях тех лет и не следовало бы останавливаться подробно, если бы в их водоворот не оказались вовлечены выдающиеся люди, сыгравшие значительную роль в истории Китая. В данном случае речь вновь пойдет о знаменитом буддийском проповеднике и переводчике канонической литературы Кумарадживе.
        Примерно в трех километрах к западу от центра города находится многоярусная пагода Белой лошади (кит. Баймата). Добраться туда удобнее всего на взятых в одном из многочисленных пунктов проката велосипедах. Правда, нам откровенно не повезло, поскольку их седла очень скоро вышли из строя, и мы с дочерью временами походили на участников «Тур де Франс», отчаянно накатывающих на финиш и пытающихся с помощью мощного спурта выиграть очередной этап престижной велогонки. Неудивительно, что наша экскурсия, потребовавшая значительных дополнительных усилий в 30-градусную жару, оказалась весьма скоротечной.



^Пагода Белой лошади^


        Рассказывают, что у Кумарадживы, этапированного в восточном направлении, здесь пала лошадь, редкой белизной напоминавшая чистейший снег на горной вершине. Человек и животное находились в полной гармонии, помогая друг другу в трудную минуту. Так, во время одного из переходов поднялся страшный ветер, тучи песка засыпали отважного проповедника, и только его верный спутник смог копытами отрыть и спасти своего хозяина. Согласно старой легенде, монах никогда не расставался с лошадью. Ночи он проводил у ее стойла и мог часами не сомкнуть глаз. Однажды поздним вечером она заговорила с Кумарадживой и поведала, что на самом деле являла собой белого дракона Западного моря.
        По словам дракона, он должен был сопровождать священнослужителя в рискованном путешествии, оберегать его от опасностей и невзгод в бескрайних пустынях. Когда они миновали заставу Янгуань, впереди расстилалась уже ровная и спокойная дорога с удобными гостиницами и постоялыми дворами. Поэтому дракон в соответствии со своей миссией обязан вернуться обратно, чтобы сопровождать другого монаха, который через какое-то время отправится за буддийскими сутрами в Индию.
        Кумараджива горько заплакал и никак не хотел расставаться со своим преданным помощником, неизменно удерживая его за хвост. Все увещевания и мольбы были напрасными, прощание затягивалось. Вдруг лошадь сильно заржала, на небе засверкали молнии и ударили сильные раскаты грома. Огненный шар метнулся от стойла в западном направлении, оставляя за собой эхо неистового ржания и оглушающего стука копыт, а бедное животное бездыханным рухнуло на землю. Потрясенный увиденным монах тщательно исполнил погребальный обряд и вместе со служителями близлежащего храма принял участие в возведении пагоды в память о четвероногом друге.
        В дальнейшем ее неоднократно перестраивали, и сейчас она сохраняет архитектурный стиль эпохи Мин. Колокольчики, расположенные в ее верхней части, при усиливающемся ветре начинают мелодично звенеть. В такие минуты местные жители между собой говорят, что это звуки трогательного расставания.
        В июне 2001 г. посмотреть на пагоду Белой лошади со стороны можно было за 13 юаней (более полутора долларов), хотя не так давно посещение данного объекта ничего не стоило. Возможно, отчасти и по этой причине мы не встретили поблизости туристов. Покупать входные билеты для того, чтобы удовлетворить странные прихоти устроителей, совершенно не хотелось, но и уезжать с пустыми руками в превосходный день с потрясающе голубым небом было бы непростительной ошибкой.
        Сдав на хранение велосипеды, мы решительно двинулись в сторону огородов, аккуратно ступая по протоптанным их хозяевами дорожкам, и спустя 200-300 метров вышли к пагоде с противоположной стороны. Прозрачная тишина, наэлектризованный воздух, изумрудная зелень и абсолютное безлюдье сделали фотографии очень эффектными и придали им неповторимый шарм.
        Кумараджива оказался в Дуньхуане между 384 и 385 гг., т. е. в возрасте порядка 40 лет. Большую часть жизни до этого он провел в Цюцы (Куча) (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район). Расположенный между южными отрогами Тянь-Шаня и северной оконечностью пустыни Такла-Макан оазис был важным пунктом на северном маршруте Шелкового пути. Буддизм проник сюда еще в I в. н. э., а в III в. здесь уже существовал крупный центр «западной» религии.
        Многие монахи-миссионеры отправлялись из Кучи в центральные районы Китая со своими проповедями и мировоззрением. В исторической хронике династии Цзинь (265-420 гг.) говорится о том, что в городе Куча, который находится в 8 280 ли (4 140 километров) от Лояна, сооружено более тысячи буддийских пагод, а постройки дворца правителя настолько великолепны, словно это «приют божественного бытия».
        Другой особенностью Кучи было музыкальное творчество талантливого народа. Местные музыканты и танцоры оказали сильное влияние на культуру Танской эпохи, привнеся удивительный колорит фольклорных мотивов.
        Имена многих из них стали известны благодаря восторженным отзывам современников. Во время путешествия за буддийскими текстами Сюаньцзан прожил тут больше месяца. В своих заметках он писал, что деревянные духовые и струнные инструменты в Куче, также как и музыка с танцами, затмили все виденное им в других государствах.
        Родиной предков Кумарадживы была Индия, где из поколения в поколение они занимали пост государственного министра. Его отец, согласно свидетельствам китайского историографа, отличался умом, высокой нравственностью и душевной чистотой. Он, как уже говорилось ранее, не пожелал следовать традиции и выполнять административные функции, пренебрег жизненной суетой и стал странствующим монахом. Правитель Кучи прослышал о нем и пригласил в качестве «духовного наставника государства». Вскоре последний женился на младшей сестре правителя и у них родился сын.
        Когда Кумараджива был в утробе матери, последняя почувствовала, что ее «разумение возросло вдвое против прежнего». В частности, она вдруг овладела санскритом - древнеиндийским литературным языком. С рождением сына познания в языке были утрачены. В возрасте семи лет Кумараджива вместе с матерью отправился в монастырь, где проявил свои незаурядные способности, заучивая наизусть многочисленные тексты и вникая в глубинный смысл «священного писания». Его душевные качества были безупречными, а таланты и ученость не знали себе равных. Во всех разделах Трипитаки (буддийский канон) не было ничего, что бы он не постиг.
        Через два года мать и сын двинулись в Кашмир, где Кумараджива продолжал совершенствовать свои знания. Когда мальчику исполнилось 12 лет, они решили вернуться в Кучу. В пути, в районе горного массива Гиндукуш (совр. Афганистан), им встретился архат (в буддизме хинаяны - это отрекшийся от мира отшельник, путем длительного самосовершенствования добившийся индивидуального спасения), который сказал матери: «Охраняй его от соблазнов! Если он до 35 лет не нарушит монашеских обетов, быть ему великим проповедником Закона Будды».
        Где-то под Кашгаром, неся на голове патру (у буддийских монахов чаша для сбора подаяний), мальчик постоянно задавал себе вопрос: почему я не чувствую ее, хотя она достаточно велика? Внезапно патра потяжелела, и Кумараджива был вынужден поставить ее на землю. На недоуменный вопрос матери он ответил: «Ваш сын полон противоречий, и потому патра становится то легкой, то тяжелой». С годами с сомнениями было покончено, а слава о замечательном проповеднике шагнула далеко за пределы государства.
        В 382 г. правитель Ранней Цинь (столица Чанъань) Фу Цзянь отправил генерала Люй Гуана на завоевание государств Цюцы и Яньци (Карашар). Перед отбытием он сказал своему полководцу в том числе следующее: «Слышал я, что живет в Западном крае Кумараджива. Он глубоко постиг суть Закона и превосходно владеет учением об инь и ян… Я много думал о нем. Ведь мудрецы и философы - величайшая драгоценность государства. Когда покоришь Цюцы, с гонцами доставишь Кумарадживу ко мне». Однако встретиться им не удалось. Фу Цзянь в 383 г. терпит сокрушительное поражение от своих соседей, еще через два года его убили.
        Люй Гуан разбил войско правителя Цюцы и захватил в плен Кумарадживу, однако мудрости последнего не уразумел. Сначала он приказал лишить монаха невинности: того напоили вином и заперли в покоях с дочерью местного правителя. Затем Люй Гуан заставлял Кумарадживу садиться верхом то на буйвола, то на необъезженную лошадь, вынуждая его постоянно падать. Мудрец оставался внешне спокоен, заставив генерала осознать всю глупость и бесперспективность подобных издевательств.
        На обратном пути армия сделала привал у подножия горы. Кумараджива предупредил о пагубности этого шага, предлагая разместиться на возвышенности, но его не послушали. Ночью начался сильнейший ливень, вода поднялась на несколько метров и накрыла лагерь. В результате погибли тысячи воинов, а Люй Гуан был потрясен проницательностью пленника. Вскоре проповедник потерял свою любимую лошадь, о чем уважаемый читатель уже знает. В 385 г. войско Люй Гуана, узнав по дороге о гибели Фу Цзяня, прибыло в Лянчжоу (Увэй), но это, как говорится, уже совсем другая история.
        В середине VI в. в Центральной и Восточной Азии на огромной территории - от Бохайского залива до Каспийского моря - раскинулось государство тюрков, получившее название Тюркский каганат. Ставка его правителя (кагана) находилась в верховьях Орхона (на территории современной Монголии). В результате длительных завоевательных войн в VI-VII вв. недавно образовавшийся агрессивный этнос установил жесткий контроль над значительной частью Шелкового пути, существенно ограничив внешнеэкономические связи своих соседей. Однако в результате острого внутриполитического кризиса, затянувшихся междоусобиц и эффективного вмешательства суйского Китая каганат распался на враждебные друг другу восточную и западную части.
        После прихода к власти амбициозный танский император Тайцзун резко активизировал военные действия на западном направлении. Средневековый летописец приводит его высказывания по поводу тюркских правителей: «Раньше я был щедр к негодяям ради спокойствия наших границ, потому что Поднебесная еще не была умиротворена. Ныне они нарушили договор, и я уничтожу их». В качестве первого шага, свидетельствовавшего о принципиально новой политике в отношении тюрков, он распорядился «направляемые им грамоты впредь именовать эдиктами и рескриптами».
        В 630 г. Тайцзун нанес каганату сокрушительное поражение, подчинив его восточную часть. Развивая успех, танская армия в те годы уверенно продвигалась на севе-ро-запад. При этом император не гнушался откровенной демагогии, уверяя, что в отличие от всех прежних правителей он одинаково любит и китайцев, и варваров, а племена иноземцев относятся «ко мне как к своему отцу и матери».
        В начальный период династии Тан открывается новая страница в истории города. Можно смело утверждать, что именно в этот период Дуньхуан достигает своего наивысшего расцвета: строятся жилые дома, гостиницы, постоялые дворы, возводятся уникальные памятники духовной культуры. Вспоминается легенда, рассказанная замечательным монахом и проповедником Сюаньцзаном.
        Однажды более 10 тысяч купцов, следовавших с караванами, были настигнуты песчаной бурей и погибли. Живший поблизости архат собрал товары и драгоценности пострадавших, на месте их гибели основал гостиницы и постоялые дворы. Он накапливал деньги, покупал земли в соседних странах и продавал дома в пограничных городах для того, чтобы помочь путешествующим и страждущим. Поэтому паломники и купцы повсеместно получали помощь и поддержку.
        При всех очевидных преимуществах процветавшей «заморской» коммерции и интенсивного развития связанной с ней инфраструктуры основным занятием населения оставалось земледелие. Оно позволяло не только решать собственные продовольственные проблемы, но и обеспечивать всем самым необходимым торговые караваны. Ключевую роль в условиях засушливого климата играло регулярное и квалифицированное использование ирригационных сооружений. Согласно материалам VIII-X вв., в оазисе насчитывалось
103 канала. Выращивали просо, пшеницу, бобовые (горох и фасоль), рис, кунжут и овощи. Из конопли делали масло, а из ее стеблей - грубое волокно. Скотоводство здесь традиционно было развито слабее: чаще других в старых документах говорится об овцах, реже упоминаются лошади, ослы и крупный рогатый скот, который пасли нанятые пастухи.
        В интересах тех, кто приходил в Дуньхуан с добрыми намерениями, действовали и местные власти, прекрасно понимая, сколько трудностей пришлось испытать путникам. Вот как описывает земли, окружавшие оазис, древняя хроника: «В летнее время там дуют ветры, приносящие путешественникам бедствия. Старые верблюды, когда поднимается такой ветер, начинают кричать, собираются вместе и прячут морды в песок. Люди считают это предостережением и сразу же закрывают рот и нос шерстяными тканями. Такой ветер быстро проходит, но тот, кто не защитит себя, может погибнуть». Весьма красноречиво повествование и о маршруте на Турфан (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район): «Всю дорогу от Дуньхуана к этой стране вокруг пески и скалы, и невозможно уточнить дорогу и расстояния. Лишь по скелетам людей и животных, да по конскому и верблюжьему помету определяется путь».
        Тем не менее, несмотря на огромные расстояния, бескрайние пустыни и труднопроходимые горы, количество караванов постоянно росло, а город становился все богаче и краше, привлекая алчные взоры кочевников, которые с древнейших времен облюбовали эти места. Все в реальной жизни, особенно хорошее, неизменно заканчивается. По мере ослабления власти танских правителей наступает этап медленного угасания Шелкового пути.
        Со второй половины VIII в. Дуньхуан, а также земли к востоку от него постепенно оказываются под контролем тибетцев, объединившихся ранее в мощный союз, который представлял собой государственное образование во главе с правителем, носившим титул цэнпо. Расширение территории Тибета на севере привело к столкновению с Танской империей в районе Западного края. В период ослабления последней после мятежа Ань Лушаня (755 г.) тибетская армия неоднократно угрожала столице, а в
763 г. вместе со своими союзниками захватила Чанъань, вынудив императора бежать на восток. Мирный договор с тибетцами был заключен в 783 г.



^Дуньхуан. Центральный рынок^


        Свои позиции в рассматриваемом регионе тибетцы начали уступать только в середине IX в. Однако даже победоносное восстание жителей Дуньхуана под руководством Чжан Ичао, в результате которого завоевателей изгнали из города, не выправило ситуацию. Дорога в центральные районы Китая по-прежнему была перекрыта. Оазис оказался в самом сложном и изолированном положении за всю историю существования коридора Хэси.
        В IХ в. в Западный край устремились уйгуры. Это один из древнейших тюркоязычных народов Центральной Азии. В V-VIII вв. они входили сначала в состав каганата жу-жан, а затем Тюркского каганата. После распада последнего создали в районе уже упоминавшейся реки Орхон в 744 г. достаточно мощный в военном отношении Уйгурский каганат со столицей в Карабалгасуне.
        К услугам войск этого государственного образования прибегал в свое время китайский император, за что в конечном счете и поплатился. Спустя почти сто лет, в 840 г., уйгурская армия была разбита племенами енисейских кыргызов, и каганат прекратил свое существование. Часть уйгуров переселилась в юго-западном направлении, создав два независимых государства с центрами в Ганьсу и Турфанском оазисе. Первое было уничтожено тангутами в ХI в., а второе просуществовало до нашествия монголов.
        В дальнейшем особую опасность для обитателей Дуньхуана представляли набеги тангутов, народа тибето-бирманской группы, сложившегося на стыке нынешних провинций Ганьсу и Сычуань. Исторические документы и хроники отмечают воинственность тангутов, занимавшихся отгонным скотоводством. Особенно строго соблюдался ими закон кровной мести: до тех пор, пока обидчик не был наказан, мститель ходил нечесаным, босым, с измазанным грязью лицом и не ел мяса. Признав на какое-то время вассальную зависимость от Китая, в первой половине ХI в. на части территории современных провинций Ганьсу, Цинхай, Шэньси, Нинся-Хуэйского автономного района и Внутренней Монголии они создали независимое государство Си Ся (Западная Ся). Его неординарная судьба и поныне окружена ореолом таинственности и различных мистификаций.
        Столицей стал Синчжоу (совр. Иньчуань, Нинся-Хуэйский автономный район). Неподалеку от него, примерно в 20 километрах к западу от нового города, в предгорьях Хэланьшань были возведены многочисленные захоронения, привлекающие внимание нынешних туристов своеобразной конструкцией и оригинальными пропорциями. Некоторые историки КНР называют их «пирамидами» за нетрадиционную для Китая форму и отдаленное сходство с погребальными комплексами египетских фараонов. Согласно легенде, первый правитель Западной Ся Цзинцзун (1036-1048 гг. (отдал распоряжение построить 72 гробницы: одну для себя, часть для ближайших родственников, а другие оставить пустыми. Возможно, он рассчитывал, что созданная им империя просуществует многие года. В конечном итоге за 190 лет в государстве тангутов сменилось 10 императоров.
        Дуньхуан был захвачен ими в 1036 г. и с этого времени теряет свое значение в торговле Поднебесной со странами Западного края. Весь Х! и начало ХИ вв. агрессивные тангуты вели ожесточенные и кровопролитные войны с новой китайской династией Сун (960 - 1279 гг.). Государство Си Ся просуществовало до начала ХШ в.
        В 1227 г. его завоевали монголы, которые жестоко расправились с местным населением. Те, кто уцелел, позднее были ассимилированы китайцами, тибетцами и монголами. Однако этноним сохранился. Так, в отечественной литературе до 30-х гг. ХХ в. тангутами обычно называли тибетцев-скотоводов провинции Цинхай на территории Китая.
        В самое последнее время о заключительном периоде истории тангутского государства активно заговорили не только ученые, но и средства массовой информации во всем мире. Дело в том, что в 2001 г. в результате интенсивных археологических раскопок был обнаружен древний погребальный комплекс, который, вполне возможно, позволит раскрыть многовековую тайну могилы Чингисхана.
        Общеизвестно, что выдающийся полководец средневековья, основатель могущественного государства монголов умер на территории Западной Ся в 1227 г., во время затяжной войны с тангутами. По преданию, армия Чингисхана совершила шесть походов против непокорного и мощного военизированного государства, но каждый раз терпела неудачу. Во время последней кампании тангутские лучники незаметно прокрались в главную ставку монголов и смертельно ранили отравленной стрелой их повелителя. Взбешенный и умирающий великий хан приказал смести непокорное государство с лица земли, что позднее и было исполнено. Нетрудно заметить, что этот рассказ в значительной мере отвечает на вопрос, почему тангутов постигла столь печальная участь.
        Существует несколько легенд о том, где и как похоронили Чингисхана. Согласно одной версии, погребение завоевателя находилось на дне полноводной реки, русло которой сначала изменили, а после вернули на старое место. По другой - в бескрайних степных просторах вырыли глубокую гробницу, где усопший великий хан сидел на золотом троне. Потом здесь прогнали многотысячный табун лошадей, навсегда уничтоживший следы захоронения. Якобы, солдаты вырезали около 2000 слуг, имевших непосредственное отношение к совершению погребального обряда. Позднее, по дороге в Каракорум - столицу государства монголов, умертвили и их, чтобы исключить любую возможность вскрытия бесценной могилы.
        Ее поиски не прекращались долгие годы, но безрезультатно. В 90-х гг. прошлого столетия, например, неудачей закончились активные изыскания в обширном районе специалистов из Японии и Монголии, проводившиеся с применением новейших высокотехнологичных разработок и электронно-магнитной аппаратуры.
        Тем не менее, недавно американо-монгольская экспедиция в 322 километрах к северо-востоку от Улан-Батора (Монголия) наткнулась на окруженный 3,2-километровой стеной курган, внутри которого были выявлены по меньшей мере 20 нетронутых могил первой половины ХШ в. Курган расположен неподалеку от тех мест, где, по мнению ряда историков, родился Чингисхан. Как считает один из руководителей раскопок, профессор Чикагского университета Джон Вудс, скорее всего это захоронение высокопоставленных монгольских чиновников. Согласно другой, весьма правдоподобной версии, там находятся останки убитых воинов, каким-то образом участвовавших в погребении своего правителя.
        Участники экспедиции предполагают, что гробница Чингисхана может быть где-то поблизости, в радиусе 50 километров от могильника. По словам чикагского юриста и большого любителя истории Мори Кравица, организовавшего нынешние поиски, ученые вплотную подошли к разгадке удивительной тайны и находятся на пороге сенсационного открытия. Время покажет, насколько реальными окажутся эти утверждения. Во всяком случае археологические раскопки в указанном месте будут продолжены.
        Ученые КНР скептически относятся к широко разрекламированным последним заявлениям американских археологов. Их позиция проста и легко объяснима. Во-первых, государство тангутов существовало на территории Китая, поэтому надо еще выяснить, довезли ли тело Чингисхана до нынешней Монголии. Во-вторых, до сих пор еще никто так и не предъявил подлинных свидетельств найденной могилы великого хана. В-третьих, на территории страны уже много лет существует мавзолей Чингисхана, привлекающий посетителей со всего мира, и нет никакого резона раньше времени резать курицу, которая несет золотые яйца.
        Последний находится вблизи населенного пункта Дун-шэн, что к югу от двух крупнейших городов автономного района Внутренняя Монголия - Баотоу и Хух-Хото, и носит во многом символический характер, но функции популярного туристического объекта, который исправно дает доход, с успехом выполняет.
        При правителе Западная Ся Цзинцзуне в государстве было введено самобытное письмо, известное сейчас как тангутская письменность. Впервые европейцы обратили на него внимание, изучая многоязычную надпись 1345 г. на воротах Цзюйюнгуаня (застава на Великой стене, расположенная неподалеку от Пекина). По мнению западного синолога Ж. Клосона, тангутский язык замечателен тем, что записан «одной из самых неудобных письменностей», включающей порядка 5800 иероглифов такого же рода, что и китайские, но в целом гораздо более сложных. Запомнить их написание чрезвычайно трудно: лишь немногие состоят из минимальных четырех черт, подавляющая часть содержит значительно большее число последних, зачастую свыше 20. Обычно иероглифы, отличающиеся друг от друга незначительными деталями в форме начертания либо одной или двумя чертами, имеют абсолютно разное звучание и смысловое значение.
        Полный их список был создан примерно в 1036 г. неким Ели Жэньжуном по приказу императора. Каждый тангутский иероглиф передает на письме морфему (значимая часть слова), состоящую, как правило, из одного слога. Данная письменность - единственная в мире, созданная по образцу китайской. Наиболее запутанной проблемой языка остается его фонетическая реконструкция. Ученые, в частности, так и не пришли к единому выводу о количестве в нем тонов: два или четыре? Следует подчеркнуть, что выдающийся вклад в расшифровку тангутского языка внесли российские востоковеды-лингвисты Н. А. Невский, М. В. Софронов и Е. И. Кычанов.
        Падение империи не повлекло автоматического исчезновения языка из бытового обихода. Упомянутая надпись середины XIV в. свидетельствует о том, что на нем читали и писали по меньшей мере через сто лет после крушения государства. Еще полвека назад ее считали последним по времени письменным следом тангутского языка в мировой истории. Однако выяснилось, что более поздней является запись о статуях в пещерах Могао в Дуньхуане (1348 г.), а в Баодине (совр. провинция Хэбэй) в ходе раскопок 1962 г. была обнаружена каменная стела с тангутскими надписями, датируемая 1502 г. Она была выбита некими тангутами в честь двух своих усопших соплеменников. Таким образом, период использования письменности исчезнувшего государства был продлен на 150 с лишним лет.
        В уже неоднократно упоминавшемся городе Увэй (провинция Ганьсу) храмовая стела
1094 г. содержит идентичный текст на китайском и тангутском (свыше 1600 иероглифов) языках. Она послужила исключительно важным подспорьем в изучении древней письменности.
        Подробнее об истории и материальной культуре Западной Ся стало известно благодаря экспедициям нашего соотечественника Петра Кузьмича Козлова (18 63- 1935 гг.) - видного исследователя Центральной Азии. Возглавляемая им монголо-сычуаньская экспедиция 1907-1909 гг. в низовьях реки Эдзин-Гол обнаружила руины древнего города этого государства Хара-Хото (на территории нынешнего автономного района Внутренняя Монголия), упоминавшегося еще в документах первой половины XI в. и разрушенного Чингисханом в 1226 г.
        В ходе многолетних раскопок здесь удалось найти свыше 2 тысяч томов книг и рукописей на тангутском, тибетском и китайском языках, тангутско-китайские словари, с помощью которых была расшифрована тангутская письменность, бумажные купюры более позднего времени - династии Юань (1271-1368 гг.), являющиеся самыми ранними из сохранившихся на планете денежных знаков подобного рода.
        Между тем жизнь в Дуньхуане после тысячелетия бурных потрясений и ярких событий, участниками которых были выдающиеся полководцы и божественные красавицы, после невиданной роскоши и фантастических богатств, свозившихся сюда со всего мира, приобрела все зримые черты провинциального захолустья. Население старательно культивировало орошаемое земледелие, единственно возможную тут с учетом климатических и природных условий форму сельского хозяйства, а о прежнем блеске и процветании потихоньку забыло. Марко Поло, в конце ХШ в. описывая увиденное в оазисе, замечает: «Народ здешний не торговый, хлебопашеством занимается. Много у них аббатств и много монастырей, и во всех множество разных идолов».
        Спустя несколько веков разрушительным для Дуньхуана и окрестных земель, как и всего северо-запада Китая, оказалось Дунганское восстание 1862-1877 гг. Дунгане - это наиболее многочисленная северная группа китайской народности хуэй, исповедуют ислам. В настоящее время в КНР в основном проживают на территории Нинся-Хуэйского и Синьцзян-Уйгурского автономных районов, в провинции Ганьсу. В последней четверти ХIII в. они появились в Киргизии (в районе г. Ош и озера Иссык-Куль) и Казахстане (к востоку от Джамбула). Поэтому специалисты различают центрально-азиатских и китайских дунган.
        Восстание против маньчжурской династии Цин (1644-1911 гг.) началось в уезде Вэйнань в провинции Шэньси, которая до 1866 г. оставалась главной базой повстанцев. Постепенно они были вытеснены в малонаселенные районы Ганьсу и далее на запад - в Синьцзян, где объединившись с местными уйгурами, принявшими ислам, вели затяжную и кровопролитную войну с цинской армией. В конце 60-х гг. восстание возглавил некто Биянху (кит. Бай Янху), выходец из семьи районного старосты.
        Китайскими войсками командовали в основном генералы Лю Цзиньтан и Цзо Цзунтан, участвовавший еще в подавлении Тайпинского восстания в середине ХIII в. Стороны не ограничивали себя в выборе средств, поэтому боевые действия, как правило, сопровождались резней и физическими расправами с местным населением. В результате гибли ни в чем неповинные мирные жители, а древние памятники подвергались осквернениям и беспощадно разрушались. После серии тяжелых поражений и окончательного разгрома в 1877 г. остатки повстанцев-дунган под началом Биянху с согласия царского правительства перешли границу и поселились в России, основав в Средней Азии свою колонию.
        Дуньхуан был осажден восставшими мусульманами в 1873 г. Дунгане, преследуемые цинской армией с востока, крушили и уничтожали города и селения, предавая все огню и мечу. Достигнув территории оазиса, они расположились лагерем в северных окрестностях. Местные жители были вырезаны, дома и культовые сооружения сравняли с землей. Не тронутыми остались только хлебные посевы, повстанцы намеревались собрать их, когда поспеют.
        Несколько попыток штурмом захватить город оказались безуспешными. Угрозы, уговоры и обещания пощады также не подействовали. Население четко знало, с кем имеет дело. Оно успело запастись зерном, да и число защитников резко возросло после того, как за городскими стенами удалось укрыться беженцам из Сучжоу (Цзюцюань), Аньси и других уездов. Съестными запасами обеспечивались в первую очередь солдаты, так как продовольствия все равно не хватало. По некоторым оценкам, от голода и болезней в городе погибло более 10 тысяч человек. Еще столько же было убито во время боевых действий. Дуньхуан удалось отстоять во многом потому, что дунгане постоянно нервничали и допускали тактические ошибки, ожидая подхода регулярных войск. Это, собственно, вскоре и произошло. Русские путешественники, побывавшие здесь через двадцать лет, отмечали, что «масса развалин фанз и кумирен, всюду бросающихся в глаза и ныне еще, рисует наглядную картину того разрушения, которое принес сюда известный Биянху со своими дунганами».
        В конце ХIII в. город, судя по свидетельствам очевидцев, производил удручающее впечатление. Убийственную характеристику дал ему русский путешественник Всеволод Иванович Роборовский (1856-1910 гг.), участвовавший в свое время в экспедициях Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова, а в 1893-1895 гг. руководивший полевыми исследованиями отечественных специалистов в Тянь-Шане, Наньшане, Северном Тибете и Хамийской пустыни.
        В «Трудах экспедиции императорского географического общества по Центральной Азии», опубликованных в Санкт-Петербурге в 1900 г., он пишет: «Грязнее и отвратительнее Дуньхуана я нигде ничего не видел. Все улицы и переулки наполнены всякой мерзостью, и только посередине их имеются протоптанные места, где нога может не завязнуть в вонючей липкой грязи. Только средняя улица в новом городе и большая средняя в старом будут немного почище, но и на них европейский нос не выдерживает зловония и требует или замедления дыхания, или защиты при помощи носового платка. Всюду к стенам домов навален мусор, в котором копаются свиньи и собаки. Здесь же, среди белого дня, безо всякого стеснения останавливаются прохожие для естественных надобностей к великому удовольствию свиней и поросят. Во дворах грязь и вонь еще хуже. Город раз в год чистится. Ранней весной приезжают из соседних районов фермеры с телегами, нагруженными соломой, которую они выменивают у горожан на мусор, идущий на удобрение полей; соломой же горожане топят свои каны». Оттолкнувшись от воспоминаний участников российской экспедиции 1893-1895 гг.,
попробуем побродить по улицам Дуньхуана более чем столетней давности.
        Город поделен на две части: старую и новую. Главный базар находится в новом городе на центральной улице, пересекающей его с востока на запад. Вообще же лавки и лавчонки разбросаны по всем улицам и закоулкам. Продают в них «всякую дрянь» вместе с шелком, все «непомерно дорого для европейцев». Из привозимых русских товаров «особенно хорошо» здесь идут демикотон (плотная хлопчатобумажная ткань) Саввы Морозова № 3 красного, синего и зеленого цветов; демикотон Богородско-Глуховской мануфактуры № 3 черного цвета; полумолескин (молескин - толстая хлопчатобумажная ткань атласного переплетения для рабочей, спортивной и др. одежды) Пашкова (Золотухинская мануфактура) № 8 различных цветов; кумач Товарищества Соколовской мануфактуры Асафа Баранова; спички-серянки Логинова. Больших и малых лавок в городе всего около 200.
        На базарной улице немало всевозможных харчевен, в которых в любое время дня бедный люд за небольшую плату может получить какой угодно обед. Однако, как и из каких продуктов они готовятся, «сомневаются сами китайцы». Мало-мальски состоятельный человек, а тем более купец, ни в коем случае не пойдет туда обедать. При харчевнях продается хлеб: зимой «печеный в котле», а летом приготовленный на пару. Повсюду много «торговцев-кусочников», предлагающих жареные мясо и субпродукты, которые они готовят прямо на улице на своих «тачках-кухнях» с помощью раскаленных углей. Немало таких же тачек-кухонь с лапшой, гороховым киселем, «питьем-отваром» из груши и урюка. Они появляются везде, где соберется несколько человек.
        В Дуньхуане построены 27 кумирен, еще 9 находятся за городом. В каждой служит буддийский или даосский монах. Прихожане платят ему в год до 20 лянов серебра (около 40 царских рублей) в зависимости от собственного достатка. Ничего сверх того он не получает.
        Многие храмы в запустении. Пещерный комплекс Могао, расположенный в двадцати пяти верстах (1 верста равна 1, 06 километра) к юго-востоку от города, разрушался и восстанавливался неоднократно. В последний раз его разграбили дунгане. В настоящее время китайцы вновь стали понемногу приводить эти пещеры в порядок. Живущие там четыре монаха жалуются, что правительство не принимает меры к их ремонту, а частных пожертвований на эти цели почти нет. Пока восстановлены 5-6 пещер; поправлены входы, сделаны деревянные пристройки и организовано жилище для священнослужителей.
        Значительно более благоприятное впечатление на русских путешественников производили пригороды Дуньхуана, который они называют «оазисом Сачжоу». П. К. Козлов назвал его «лучшим в Центральной Азии». Ученый определял местоположение Дуньхуана следующим образом: находится у северной подошвы громадных гор Наньшань, при реке Данхэ, бегущей из снегов хребта Гумбольдта; к северу от Сачжоу простирается открытая и постепенно поднимающаяся к реке Сулэхэ равнина.
«Возвышаясь около 3740 футов» (1 фут равен 30,48 сантиметра) над уровнем моря, оазис расположен «под 40 градусами 12 минутами северной широты и под 94 градусами
4 2 минутами восточной долготы от Гринвича».
        Оказавшись в этих местах во время экспедиции 1879-1880 гг., Н. М. Пржевальский записал в свой дневник: «…оазис, прекрасный сам по себе, показался нам вдвое очаровательнее после ужасного бесплодия пройденной пустыни». По его словам, Сачжоу (Шачжоу) лежит на абсолютной высоте 3700 футов и занимает площадь верст на 25 от севера к югу и верст на 20 с востока на запад. Все это пространство почти сплошь заселено китайцами, фанзы которых расположены поодиночке и укрыты в тени деревьев.
        Между отдельными домами размещены поля, разбитые площадками и обсаженными кругом деревьями «по берегам орошающих арыков». На полях выращивают прежде всего пшеницу, горох, ячмень и лен; реже рис, кукурузу, чечевицу, фасоль, коноплю, мак (для опиума), арбузы и дыни; возле самих фанз обыкновенно устроены небольшие огороды, где сажают также огурцы, редьку, капусту и прочие овощи. В садах разводят яблоки, два вида груш, виноград, абрикосы, персики и немного шелковицу.
        В половине июня посеянные хлеба уже выколосились и «наливали зерна». Урожай, по отзывам местных жителей, всегда прекрасный. В целом оазис Сачжоу после Илийского края (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район) «самый плодородный из всех мною виденных в Центральной Азии; притом обилие деревьев придает местности чрезвычайно красивый вид».
        Эти впечатления дополняет более поздний рассказ В. И. Роборовского. Жителей в оазисе насчитывается от 40 до 50 тысяч, в том числе в самом Дуньхуане около 7 тысяч. Население живет на фермах у арыков. Некоторые фермы имеют вид своеобразных укреплений и объединяют несколько семей, большинство же представляют обыкновенные фанзы, сбитые из глины, с плоскими крышами из прутьев и земли. Их окружают сады, пашни и частично невозделанные солончаковые пространства, а также болотца, образуемые стоком излишних вод.
        По мнению путешественника, среди жителей нет искусных ремесленников. Столяры и плотники «изощряются в делании главным образом гробов, очень плохо отделанных и еще хуже раскрашенных, столов и скамеек, тоже далеко не мастерски сложенных из мягкого тополевого леса». В этой связи сразу вспоминается лопнувшая погребальная контора «Милости просим» из бессмертных «Двенадцати стульев» и ее мастер Безенчук, который «пил горькую и даже однажды пытался заложить в ломбарде свой выставочный гроб». Как ни странно, об изготовлении гробов в оазисе рассказывал и Марко Поло, однако его оценка труда столяров и плотников диаметрально противоположная - «ящик из досок, толщиной в ладонь, прочно сколоченный и хорошо расписанный».
        Столь же нелестных высказываний в конце XIX в. удостоились и другие дуньхуанские мастеровые. Так, кузнецы работают неумело, грубо, аляповато и дорого, причем жгут много дров и железа. Прочие ремесленники, если даже и найдутся, «то такого же качества и не могут перещеголять своим искусством названных». Они могут удовлетворить только скромные потребности своих бедных соседей. Более богатые все необходимое стараются добыть или сделать в Сучжоу (Цзюцюань) или Ланьчжоу (административный центр провинции Ганьсу).
        Многие в этих краях пытаются добывать золото в отрогах Наньшаня. Местные жители говорят, что чиновники, присылаемые в Сачжоу из внутренних районов Китая, приезжают, обыкновенно, бедняками, возвращаются же, благодаря горному золоту, богачами.
        В середине 80-х гг. ХХ в. Дуньхуан предстал тихим и на редкость симпатичным городом, расположенным в отдаленной провинции и еще не привыкшим к массовому наплыву туристов. Прежнюю спокойную жизнь местного населения только-только встряхнули начавшиеся в КНР экономические преобразования и зарождавшиеся рыночные отношения. Однако до образцовых и продвинутых приморских районов на юге и востоке страны было далеко, жители глубинки делали первые шаги в этом направлении. Пробуя свои силы в частном бизнесе, они открывали небольшие ресторанчики и харчевни, расширяли ассортимент продуктов питания и товаров массового спроса, занимались извозом и т. д.
        Недавно отстроенная гостиница «Дуньхуан» привлекла в то время внимание модным дизайном, стилизованным внутренним интерьером и относительной дешевизной номеров. Эффектный фонтан в центральной части фойе по мотивам средневековой фресковой живописи, богатый книжный киоск и разнообразный выбор сувениров на исторические сюжеты создавали чарующую атмосферу краеведческого музея, в котором к тому же было всегда освежающе прохладно. Автора тогда заинтересовал неплохо отпечатанный и превосходно иллюстрированный альбом на английском языке, подробно рассказывавший о сокровищах пещер Могао. Ранее он уже видел его в китайском отделе книжного магазина «Дружба», что некогда располагался на улице А. М. Горького в центре Москвы.
        О дружбе между СССР и КНР в те годы на официальном уровне не вспоминали, но упомянутый отдел оказался более живучим, хотя новые поступления были нерегулярными и носили откровенно случайный характер. Красочный альбом ажиотажа у посетителей магазина не вызвал и воспринимался ими в качестве чересчур экзотического и довольно дорогого издания.
        Гостиничный ценник книги в юанях с несколькими нулями всего в двух с половиной десятках километров от самого оригинала произвел отрезвляющее действие, но было уже поздно, почти как в повести А. С. Пушкина «Дубровский» в момент расставания главных героев. Через какое-то время администрация московского магазина решила, вероятно, привести его внутреннюю структуру в полное соответствие с внешнеполитическими установками руководителей партии и правительства, поэтому отдел «Китайская Народная Республика» приказал, увы, долго жить.
        В 1987 г. в окрестностях города начались съемки совместного китайско-японского фильма «Дуньхуан», который вскоре после выхода на экраны приобрел огромную популярность в Стране восходящего солнца. Творческий коллектив пробыл здесь около шести месяцев, основательно взбудоражив привычный уклад жизни местного населения. Такого нашествия иностранцев оазис не видел несколько столетий.
        О кинематографическом буме напоминает расположенный в пустыне, примерно в 15 километрах к юго-западу от Дуньхуана, монументальный «старый город», который специально отстроили к съемкам азиатского «блокбастера». Сейчас это туристический объект, активно посещаемый прежде всего приезжающими японцами. Поскольку их очень много в пик сезона, то и выручка, очевидно, немалая. На самом деле смотреть там особо нечего, ибо недавно возведенных, но уже осыпающихся стен в Китае предостаточно.
        Почти через пятнадцать лет, в начале ХХI в. Дуньхуан смотрелся превосходно. Доброжелательные и по-хорошему уверенные в себе горожане как будто заранее знали все вопросы, которые им могут задать приезжие иностранцы. Неудивительно, что на решение многих проблем уходили считанные минуты. Размещение в гостинице с олимпийским названием «Пять колец», ближайшей к автовокзалу, происходило во время распития зеленого чая. При этом на выбор было предложено несколько приемлемых комнат, а на десерт - стандартный номер со всеми удобствами, но за мизерную цену. Честно говоря, природа ее появления так и осталось загадкой.
        Выяснение маршрутов передвижения по городу и за его пределами происходило через дорогу, у фасада более солидного отеля «Летящая фея». Миловидная девушка-маклер на приличном английском бойко перечисляла варианты посещения древних памятников с указанием времени отбытия и возвращения транспорта, стоимости проезда, марок автомашин и наличия в них кондиционера. Плавный переход на китайский язык с четкой фиксацией местонахождения интересующих культурно-исторических ценностей придали ее мыслям верное направление.
        Названные первоначально расценки уверенно поползли вниз, а пещеры, водоемы и руины стали состыковываться, образуя замкнутую цепочку объектов, которые можно посетить в режиме реального времени. Поскольку речь шла об утренних часах следующего дня и ситуация не требовала принятия мгновенного решения, то полученную крайне важную информацию надо было тщательно проанализировать и сделать разумные выводы.
        Для вечерних посиделок и подведения итогов очередного дня путешествия лучшее место в любом населенном пункте - ресторан. Дуньхуан, естественно, не исключение. Западные путеводители увлеченно пишут о его уютных заведениях с европейской кухней. Возможно, для тех, кто только начинает знакомиться с современным Китаем, несколько кафе в уездном городе с ограниченным выбором нетрадиционных блюд в меню на английском языке покажутся прорывом в сфере обслуживания. Однако намного разнообразнее подобное чревоугодие в таких изысканных уголках любования природой, как Яншо (Гуанси-Чжуанский автономный район), Дали и Лицзян (пров. Юньнань), расположенных, к сожалению, далеко отсюда. Что же касается упомянутых изданий, то тут они в какой-то степени дезинформируют читателя. В Дуньхуане, если хочется качественно и сытно поесть, все-таки следует отдать предпочтение местной кухне или направиться в уйгурскую харчевню.
        О мучных пристрастиях населения западных районов уже говорилось на страницах этой книги. Добрых слов заслуживает уйгурские блюда. Учитывая географическую близость Синьцзян-Уйгурского автономного района, логично было предположить, что соответствующих пунктов питания в городе достаточно. Так оно и оказалось на самом деле.
        Ближайшее от автовокзала заведение располагается в 3 минутах ходьбы. При входе в харчевню порадовало наличие тандыра, где обычно пекут роскошные лепешки с кунжутными семечками и самсу с начинкой из рубленой баранины. Его отсутствие несильно отражается на настроении проголодавшегося туриста, ибо за лепешками официанты всегда сбегают в соседний ресторан или купят их у знакомого уйгура - владельца печи, специализирующегося на изготовлении национального хлеба.
        Когда финансовые возможности туриста ограничены, то наиболее оптимальное со всех точек зрения блюдо - лагман. В отличие от ланьчжоуского варианта данного блюда лапша тут приготовлена в виде широких полос, подается без бульона, но с обжаренными мясом и овощами. Порции всегда огромные, поэтому насыщение происходит достаточно быстро.
        При неуемном желании отведать парной жареной баранины лучше всего заказать незатейливые шашлыки или приготовленные на сковороде куски мяса. В обоих случаях они от души посыпаются острым красным перцем и приправой, которую в бывших среднеазиатских республиках, а ныне государствах Центральной Азии называют
«зерой».
        Приправы и их количество можно отрегулировать при составлении заказа или непосредственно на кухне, куда посетителю с приличными манерами вход отнюдь не запрещен.
        Отменны по вкусовым качествам хрустящие бараньи ребрышки, пикантно обжаренные почки, говядина с более дорогим и полезным черным кунжутом, тушеная баранина с помидорами на лепешке, которую мусульмане называют «нан». Последняя настолько пропитывается соками свежеприготовленного мяса, помидоров и размягченными под воздействием термической обработки специями, что, несмотря на изначально плотную консистенцию, буквально тает во рту, оставляя аромат чарующей смеси.
        Нельзя покинуть ресторан, не отведав фирменные изделия из мяса и муки: это уже упоминавшаяся самса из тандыра и паровые манты с тончайшим слоем теста, обильной начинкой и превосходным бульоном внутри. Есть их следует аккуратно и без суеты, растягивая минуты удовольствия. Любителей супов, безусловно, заинтересует шурпа - наваристый бульон с кусками нежнейшей баранины, который обычно подается в керамической емкости. Отчаянные гурманы могут испробовать и по достоинству оценить качество несколько своеобразных и в меру экзотических блюд из верблюжатины, а также специфических субпродуктов, некогда принадлежавших быкам и баранам.
        Автор глубоко убежден, что ударным блюдом в размеренной и неторопливой трапезе неизменно остается запеченная баранья нога. В больших и престижных ресторанах есть еще потрясающий молодой барашек, зажаренный целиком, но это весьма дорогостоящий вариант, нередко возникающий в эйфории куража или загула. Кроме того, барашка нужно заказать загодя. Сейчас же речь идет о ситуации, когда просто хочется вкусно поесть.
        На компанию, состоящую из более двух человек, «ногу» надо брать обязательно, полностью игнорируя при этом возможные высказывания об отсутствии у кого-то аппетита и дискуссию о том, кто сколько съест. Когда ее принесут, присутствующие быстро забудут свои сомнения, которые не так давно озвучивали прилюдно.
        Баранья нога незаменима и в том случае, если мужички решили душевно посидеть и поговорить под водочку с глазу на глаз. Как правило, на приготовление блюда уходит значительное время и подают его не сразу, поэтому, обедая или ужиная в подобном ресторане, необходимо учитывать данное обстоятельство и не частить с закусками. Сочное мясо с пылу, с жару все равно будет съедено, поскольку настоящие деликатесы не так часты в нашей жизни, но желудку в этот день придется отработать по полной программе.
        Конечно, без горы овощей в ассортименте тут никак не обойтись. Особых изысков по данной части в уйгурской кухне не замечено. Предпочтительнее ориентироваться на традиционные в Китае холодные закуски, которые присутствуют в меню в полном объеме, за исключением, естественно, блюд с добавлением свинины. Можно заказать так называемый синьцзянский салат, но вряд ли посетителю удастся угадать, чем именно в конкретном заведении будут заправлены свежие огурцы, перец, лук и помидоры: если повезет - растительным или кунжутным маслом с уксусом, если нет - сладким майонезом. Поэтому лучше всего попытаться договориться с официантом о большой тарелке нарезанных овощей и попросить отдельно показать варианты заправки.
        Городская жизнь в летнем Дуньхуане активизируется с появлением вечерней прохлады. Открываются бесчисленные лавки и магазины, повсюду слышны возгласы продавцов, зазывающих потенциальных покупателей. Особенно колоритен ночной рынок. Здесь представлена вся палитра народных промыслов, сохранивших характерные черты произведений искусства далекого прошлого. На непритязательных лотках выставлены уже знакомые по пройденным участкам Шелкового пути фигурки терракотовых воинов и
«лошади, наступившей на ласточку», образцы трехцветной керамики и посуда из черно-зеленого наньшаньского нефрита, разнообразные украшения и поделки из серебра, бронзы, камня и кости, а также многое другое. Картину дополняет творчество умельцев из соседнего Синьцзян-Уйгурского автономного района: хотанские и кашгарские ковры, инкрустированные кинжалы, музыкальные инструменты, расшитые национальные головные уборы, вышивки бисером.
        Тут же при желании можно перекусить, купить восточные сладости и фрукты, выращиваемые на территории оазиса. Кстати, идея очень конструктивная, поскольку завтра предстоит трудный день и времени на поиски магазинов и точек общепита до вечера не будет. В Китае с голоду не умрешь даже в пустыне, но и создавать себе какие-то проблемы на ровном месте совершенно ни к чему.
        В начале знойного лета среди фруктов нового урожая привлекают внимание вкусные плоды, которые в Дуньхуане называют «абрикосами Ли Гуана». Со сложной судьбой замечательного китайского полководца второй половины II в. до н. э. внимательный читатель познакомился в главе о погребениях императоров далекого прошлого. Казалось бы, от продавцов стационарных и импровизированных рынков на улицах города трудно ожидать глубоких познаний в области древней истории, но они именно так рекламируют свой товар, энергично зазывая покупателей. О том, почему имя ханьского генерала оказалось тесно связано с дарами природы, рассказывает старая легенда.
        Во время очередного похода против кочевников-сюнну его отряд заблудился в безжизненной пустыне, что случалось довольно часто с армиями противоборствующих сторон на бескрайних просторах Гоби и Такла-Макана. Солдаты, измученные длительными переходами под палящим солнцем, валились с ног, а Ли Гуан, чрезвычайно обеспокоенный отсутствием выхода из сложившейся ситуации, всерьез задумался о приближающейся гибели всего войска. Запасы воды и продовольствия давно закончились, оставалось надеяться только на чудо. Внезапно в центре неизвестно откуда появившегося на небе облака усталые воины увидели два рулона парчи, которая красиво развевалась при порывах ветра и переливалась в лучах яркого солнца различными оттенками цветов - от темно-зеленого до золотого. Одновременно в воздухе распространился изумительный аромат спелых абрикосов. Ли Гуан отдал приказ двигаться в сторону облака, разумно решив, что ему все равно не удастся остановить своих подчиненных, даже если оно не что иное, как мираж.
        Однако последнее вело себя по меньшей мере странно: когда всадники пытались его догнать, оно двигалось быстрее; если армия останавливалась, то и удивительное облако с рулонами парчи сохраняло неподвижность. Взбешенный долгим и безрезультатным преследованием генерал - отменный стрелок - взял в руки лук, изо всех сил натянул тетиву и выпустил в небо стрелу, стремясь поразить далекую цель. В результате меткого выстрела один из рулонов рухнул на землю, а другой - бесследно исчез. Обрадованные воины сломя голову бросились к упавшей на песок парче.
        На месте ее падения вместо поврежденного стрелой рулона они неожиданно увидели фруктовый сад из абрикосовых деревьев. При виде крупных и сочных плодов солдаты не могли скрыть своего восторга и стали быстро срывать их в надежде утолить жажду и голод. Ли Гуан тоже попробовал абрикос. Лицо его тут же перекосила гримаса, и он выплюнул то, что еще секунду назад казалось на редкость аппетитным. Также поступили и его подчиненные. Фрукты были одновременно настолько горькими, кислыми и жесткими, что даже находившиеся на грани голодной смерти люди не могли их есть.
        Окончательно расстроенный генерал выхватил меч и начал рубить ветки ненавистных деревьев. Его примеру последовала вся армия, чья злость не знала границ. В конце концов обессиленные воины рухнули на песок и заснули крепким сном.
        В это время произошли интересные события. Выяснилось, что в рулоны блестящей парчи, внезапно появившиеся в голубом небе, превратились две феи - сладких и горьковатых абрикосов, которых богиня Запада специально послала оказать помощь отряду Ли Гуана. Однако тем захотелось еще немного помучить страждущих, искушая и соблазняя их фантастическим зрелищем и умопомрачительным запахом фруктов. Для них стали полной неожиданностью действия военачальника, пущенная им стрела попала в фею горьковатых абрикосов. Последняя упала на землю, а ее подруга в панике улетела. Оказавшись в плотном окружении солдат, девушка безудержно разрыдалась, что сделало ее плоды, на самом деле хорошо утолявшие жажду, совершенно непригодными в пищу.
        Когда вокруг все стихло, появилась вторая проказница. Сначала были слезы и упреки, но затем подруги начали думать, как поступить в сложившейся ситуации. Главным действующим лицом последующих превращений стала фея сладких абрикосов, которая предложила привить поврежденные деревья. Девушки освободили их от всех оставшихся веток, сохранив лишь голые стволы. Потом инициатор затеи вытащила сверкающую серебряную иглу и подбросила ее высоко вверх. Та трансформировалась в многочисленные маленькие шила, которые обрушились на фруктовый сад, проделав в деревьях точечные отверстия. Когда в легком танце девушки взмахнули рукавами своих роскошных одеяний, из них высыпались нежные прутики, усеявшие только что пустовавшие стволы. Буквально в считанные минуты на их месте появились мощные раскидистые ветви, ломившиеся под тяжестью желтых плодов. Закончив работу и внимательно осмотрев восстановленные деревья, довольные собой феи взмыли в небо и улетели в западном направлении.
        На следующее утро войско просыпалось с плохим настроением, но возрожденный сад несказанно удивил всех. От вчерашнего погрома не было и следа. Срубленные ветки утопали в зелени, едва удерживая десятки и сотни плодов. Сладкий аромат вызывал спазм внутренних органов, но никто не притронулся к фруктам. Наконец Ли Гуан сорвал один абрикос и стал внимательно его изучать. Затаив дыхание, солдаты следили за своим командиром. Тот на секунду задумался и надкусил плод. Его сочная и сладкая мякоть разорвала нежнейшую кожуру и вырвалась на свободу, вызвав у генерала непередаваемые ощущения восторга. Восхитительный густой сок заполнил иссушенный рот и сочился меж пальцев. Взволнованный и обрадованный Ли Гуан воскликнул: «Он сладкий!» Армия была спасена, а воины, утолив столь необычным способом жажду и голод, рвались в бой, не боясь преград на трудном и опасном пути.
        Спустя некоторое время военачальник встретился с дуньхуанскими чиновниками, передал им несколько фруктов и настоятельно рекомендовал культивировать именно эти абрикосы, показав местным жителям, как надо сажать и прививать деревья. С тех пор и появились в оазисе вкусные и сладкие плоды, а население увековечило в их названии имя бравого генерала. Рассказывают, что такой сорт абрикосов может быть выращен только в Дуньхуане, в другом месте вкус у него уже совсем иной.



        Глава IX


        СЮАНЬЦЗАН И МАРКО ПОЛО

        В первых веках нашей эры Дуньхуан оказался в водовороте интеллектуальных исканий и концептуального переосмысления окружающего мира. По Шелковому пути в это время в Китай пришел буддизм. Согласно традиционной версии, первыми великое учение о человеческих страданиях и освобождении от них в столицу Восточной Хань город Лоян принесли индийские монахи.
        Династийная хроника свидетельствует, что императору Минди ночью приснился
«летающий над дворцом золотой образ», его «плоть излучала солнечный свет». Правитель наутро созвал высокопоставленных чиновников и приказал растолковать вещий сон. Один из сановников поведал, что в западных странах есть святой, называемый Буддой и похожий на только что описанного императором. Минди отдал распоряжение незамедлительно направить в Индию специальную миссию в составе 12 человек и привезти в Поднебесную «учение и священные книги». На территории государства Даюэчжи в Центральной Азии, куда в свое время лежал путь первопроходца Чжан Цяня, посланники ханьского двора повстречали двух буддийских монахов. Это были Кашьяпа Матанга и Дхармаратна. Последние, выслушав просьбу озадаченных посланцев, согласились отправиться в Китай, взяв с собой канонические сутры и скульптурное изображение основателя веры Шакьямуни.
        В 67 г. священники в сопровождении пышной свиты прибыли в Лоян, их историческую поклажу везли белые лошади. Именно в их честь первый в стране буддийский монастырь, заложенный по августейшему повелению в связи со столь важным событием, был назван Баймасы (монастырь Белой лошади). Он был построен через год и сохранился до сих пор. Ежегодно этот культовый комплекс привлекает внимание многочисленных туристов, приезжающих отовсюду.
        В середине II в. наступил этап интенсивного ознакомления китайцев с новой религией. В 148 г. в Лоян приехал другой буддийский миссионер и наставник Ань Шигао. Он был наследником престола Парфянского царства, но после смерти отца отказался от трона в пользу своего дяди и принял монашеский обет. В Китае он активно занимался переводческой деятельностью, на протяжении двадцати с лишним лет перевел свыше 100 цзюаней («свитков») ортодоксальной литературы. Будучи твердым последователем буддизма хинаяны (досл. с санскр. «малая колесница») с ее ориентацией на индивидуальное совершенствование, независимое от каких бы то ни было внешних обстоятельств и условий, Ань Шигао для переводов соответствующих понятий и терминов неизменно использовал близкую ему по духу и мировоззрению даосскую лексику. Фактически он пересказал древние тексты с учетом особенностей традиционной китайской культуры.
        Успешное продвижение буддизма на восток было непосредственно связано с возросшим притоком талантливых и превосходно образованных миссионеров-иноземцев. Далеко не всегда они шли из Индии. Монахи-подвижники из Бирмы, Кушанского царства, Парфии, государств Средней Азии и Восточного Туркестана, преодолевая огромные расстояния, также несли свои проповеди и священные тексты в неведомую им страну, находя здесь долговременное пристанище или оставаясь навсегда. Наиболее известны уже неоднократно упоминавшийся Кумараджива, Дхармакшема, Бодхидхарма, Парамартха (Чжэньди) и другие теологи, внесшие свою лепту в адаптацию буддийской философии к конкретным реалиям Срединного государства.
        Особую роль играли государства-оазисы на Шелковом пути. Восприняв Закон Будды, вне зависимости от своего статуса на том или ином этапе исторического развития, они оказывали значительное идеологическое воздействие на своего могучего восточного соседа. В результате длительных и интенсивных контактов шел процесс интеграции буддизма в духовную и политическую культуру Китая, становления китайско-буддийской традиции. Хотя периодически учение и подвергалось жестокому остракизму со стороны отдельных правителей, как это случилось, например, при императорах Тайуди (Северная Вэй) и Уди (Северная Чжоу), тем не менее, уже к началу VII в. в стране действовали около 3 тысяч монастырей, где обитали свыше 80 тысяч служителей культа.
        Одновременно получила распространение практика путешествий китайских монахов в буддийские государства и прежде всего Индию. Они устремлялись далеко на запад, навстречу опасности и самым невероятным ситуациям в надежде постичь и приобщиться к таинствам религии, приобрести канонические книги для своих сограждан. На первом этапе их странствия в основном совпадали с маршрутами Шелкового пути, но постепенно все большую актуальность приобретали передвижения по морю.
        Монах, путешественник и переводчик Ицзин, отправившийся в Индию в начале 70-х гг. VII в., составил жизнеописания священнослужителей, совершивших паломничество в
«западные земли». По его данным, из 65 лиц 14 двигались по дорогам Центральной Азии, 8 прошли через Тибет и Непал, 41 плыли по морю мимо Малакки и Цейлона. Об обратном пути сохранились сведения только по 24 монахам: Центральную Азию пересекли 9, Непал и Тибет - 5, морскими судами воспользовались 10 человек.
        Из числа самых известных паломников на родину Сид-дхартхи Гаутамы следует выделить Фасяня (337 (?) - 422 (?) гг.), обладавшего не только высокими нравственно-этическими принципами, но и обширными научными интересами, удивительной страстью к перемене мест. В 399 г. он отправился в многолетнее странствие из Чанъани.
        Оказавшись в Западном крае, монах со своими спутниками избрал на редкость замысловатый и чрезвычайно рискованный маршрут. Вместо очевидного и в то же время достаточно трудного перехода от озера Лобнор до оазиса Хотан в юго-западном направлении вдоль северных отрогов горной системы Куньлунь они двинулись строго на северо-запад: дважды преодолели Тянь-Шань, отважно пересекли грозную пустыню Такла-Макан с севера на юг и только потом вышли к Хотану. Заслуживает внимания его описание этих мест: «В песчаном потоке есть злые гении, и ветры настолько жгучи, что когда с ними встречаешься, - умираешь, и никто не может этого избежать. Не видишь ни птиц в небе, ни четвероногих на земле».
        В Хотане Фасянь задержался на несколько месяцев, регулярно общаясь с местным духовенством и верующими. Дальнейшие его передвижения в сторону Южной Азии определить весьма сложно. Вероятно, следуя в западном направлении, караван сумел выбраться из заоблачных высот гор Афганистана и добрался до Северной Индии. Проповедник прожил в этой стране несколько лет, постигая новый для себя мир, постоянно путешествуя, собирая древние легенды и сказания о Будде, изучая быт и нравы населения.
        В Китай он вернулся морем в 412 г., побывав еще на Цейлоне, островах Индонезии и в других государствах. Известно, что после многих лет скитаний его корабль окончательно бросил якорь в прибрежных водах Желтого моря, омывающего Шаньдунский полуостров, неподалеку от современного Циндао. К сожалению, в конце ХХ и начале ХХI вв. регулярно посещая этот восхитительный город с фантастическим по вкусу пивом и роскошными морепродуктами, автор так и не смог собрать интересной информации об этом эпизоде в жизни Фасяня, хотя и проявлял настойчивый интерес.
        Остаток жизни наставник провел в Цзянькане (совр. Нанкин), где участвовал в переводе с санскрита 24 «свитков» из числа привезенных им из Индии сутр, написал обстоятельные «Записки о буддийских странах», или «Жизнеописание достойного монаха Ф.». В этом сочинении содержатся ценнейшие исторические, географические и этнографические сведения о 30 с лишним государствах Центральной, Южной и Юго-Восточной Азии, их внешнеполитических связях и культурном наследии. Монах-путешественник проявил исключительную добросовестность и точность при изложении уникального материала, что существенно повысило ценность фундаментального труда.
        Личность и литературное творчество Фасяня оказали мощное влияние на последующие поколения буддийских подвижников из Поднебесной. Отныне многие из них считали своим долгом наряду с постижением философских глубин учения Будды и приобретением соответствующих текстов дать подробное описание увиденного, познакомить своих сограждан с дальними странами и народами их населяющими. К его решительным последователям можно смело отнести монахов Сунюна, Ицзина и др. Однако наиболее выдающимся продолжателем дела Фасяня стал легендарный Сюаньцзан - буддийский наставник и проповедник, путешественник и переводчик.
        Сюаньцзан (600 (?) - 664 гг.) родился в небольшом городке на территории современной провинции Хэнань и в 13-летнем возрасте был определен послушником в один из монастырей Лояна, в то время восточной столицы династии Суй. В возрасте примерно 20 лет он принял постриг, стал странствующим монахом и обошел многие монастыри в поисках лучших буддийских наставников. В конце концов дорога привела его в Чанъань, находившуюся в то время на подъеме в связи со сменой династии и грандиозным строительством, которое развернули в городе танские правители. Тем не менее, молодой человек принял твердое решение совершить паломничество в Индию и в
629 г., игнорируя запреты властей, покинул блистательную столицу. Сюаньцзан тайно выбрался за городскую стену и отправился в западном направлении, навстречу запредельным трудностям и лишениям.



^Памятник Сюаньцзану в Сиани^


        Монах строго придерживался маршрута Шелкового пути, но, не имея соответствующего разрешения, постоянно рисковал быть перехваченным официальными лицами, стражниками или солдатами. Поэтому после того как вскоре его покинул проводник, бдительность и осмотрительность в любой ситуации оставались единственными союзниками странника. Сюаньцзан двигался по территории Центральной Азии, часто испытывая недостаток в воде и провианте, сталкиваясь с людскими пороками и недостатками, преодолевая песчаные бури и естественные преграды, нередко находясь во власти сводящих с ума миражей. Серьезные исследователи его биографии очень точно передают атмосферу этого отчаянного путешествия: «Наденьте изодранную одежду наставника, и пусть сквозь ваши рукава, пронизывая до костей, свищут гобийские ветры; сядьте верхом на его гнедую лошадку и обратите лицо на запад. По ночам, разбуженные демонами и духами, вы увидите лишь свет звезд, выступив в путь поутру, будете видеть «воинов, одетых в мех и войлок, фигуры верблюдов и верховых на конях, блеск пик и штандартов и все новые видения, меняющиеся на тысячу ладов, находясь то на
огромном расстоянии, то у самой руки и затем исчезая в пустоте». Наступает момент, когда и старый гнедой конь оказывается бесполезным, и перед вами встают очертания громадных снеговых вершин, и вы ползете, подобно муравью, и цепляетесь, подобно мухе, за крышу мира, и на самой вершине, еще далеко от земли обетованной, осознаете две вещи: эфемерность человеческой жизни и величие неукротимого духа». Кстати, в монастыре Дацыэньсы, что в современной Сиани, на посетителей производит сильное впечатление панно, передающее драматизм сложнейшей экспедиции и удивительную убежденность молодого человека в правоте и необходимости своего дела.
        Сюаньцзан, миновав Лянчжоу (Увэй), Дуньхуан и Юймэньгуань, обогнул пустыню Такла-Макан с севера, через Хами, Турфан, Карашар, Кучу и другие земли. Его глубокие знания, умение логично их изложить и донести до слушателя были по достоинству оценены разумно мыслящими правителями и интеллектуальной элитой государств, воспринявших буддийское учение. В 630 г. он произнес свою знаменитую проповедь в Гаочане (Турфанский оазис). Наставник прочитал ее на специально отстроенной по этому случаю арене, вмещавшей аудиторию порядка 300 человек.
        Из Восточного Туркестана дорога лежала в Среднюю Азию. В двух днях пути от Кучи и в районе озера Иссык-Куль Сюаньцзан вплотную столкнулся с тюрками. Танский монах внимательно вникал в порядки и обычаи неведомого ему прежде народа, беспристрастно анализировал условия жизни людей и особенности их психологии.
        Местные правители оказали ему теплый прием, познакомились с его взглядами и воззрениями, выразив уважение и почтение. Интересно, что один из них в деликатной форме рекомендовал Сюаньцзану отказаться от похода в Индию, мотивировав это сложными климатическими условиями, непросвещенностью тамошних жителей и отсутствием учтивого обхождения. Не сумев убедить паломника в собственной правоте, он предоставил в распоряжение последнего квалифицированного переводчика и рекомендательные письма в различные государства, а также «преподнес наставнику религиозные одеяния из красного шелка и пятьдесят штук тонкого шелка».
        Среди прочих мест среднеазиатского участка пути оказались Сайрам, Ташкент и Самарканд. На дороге из Самарканда в Кундуз (Северный Афганистан) монах проследовал через известные «железные ворота», где «вершины отвесны», «скалы богаты железной рудой», «проход устлан плитами железняка». После Кундуза и Балха попал в стихию высокогорья и, преодолев на больших высотах снежные перевалы Гиндукуша, добрался наконец до известного буддийского центра в Северной Индии, монастыря Наланда. Именно здесь он постигал санскрит и изучал буддийскую литературу. В дальнейшем, путешествуя по Индии и сопредельным странам, посетил ведущих теологов, неоднократно участвовал в дискуссиях по ключевым направлениям буддизма, побеждая оппонентов в принципиальных спорах по основам учения.
        Из Индии в Китай Сюаньцзан, преодолев Памир, возвращался по южному «шелковому» маршруту в обход песков Такла-Макана: Ташкурган, Кашгар, Хотан, Ния, южная оконечность озера Лобнор. Возвращение в Чанъань (Сиань) произошло в 645 г. Он привез с собой большое количество буддийской литературы, которую ему еще предстояло перевести на китайский язык. Путешественник собрал уникальные сведения и описал 110 увиденных своими глазами государств и районов, подарив миру удивительные «Записки о западных землях». Важное место в них занимают материалы об еще 28 территориях, о которых он услышал во время своих странствий.
        Фундаментальное образование, разносторонняя эрудиция и наблюдательный взгляд позволили целеустремленному паломнику охватить широкий спектр событий и явлений. Так, наряду с изысканными легендами и красочными описаниями природы Сюаньцзан в своих «Записках» предлагает читателю мозаичную картину реальной жизни и объективных проблем оазисов Центральной Азии, подлинность которых подтверждается результатами археологических раскопок, историческими хрониками и документальными свидетельствами, впечатлениями путешественников, купцов, паломников и миссионеров.
        Монах со знанием дела рассказывает о системе орошения в Карашаре и Аксу, развитии сельского хозяйства в Яркенде, Ташкургане и Сулэ, добыче и обработке нефрита в Хотане, где местные жители носят «кожаную одежду», о богатых полезных ископаемых Кучи и многом другом. Его повествование всегда содержательно и увлекательно. На протяжении столетий этот труд остается настольной книгой специалистов в различных областях, занимающихся изучением Индии, Китая и государств Центральной Азии в средние века.
        О глубокой вере и четком осознании монахом высокого предназначения своей миссии, его тонком видении и адекватном понимании красоты свидетельствует эпизод, очаровавший, в частности, российского востоковеда С. Ф. Ольденбурга. Сюаньцзану поведали, что в одной очень трудно доступной пещере истинно верующим является на стене тень Будды. Преодолев все опасности и тяготы перехода, он подошел к пещере и посмотрел вовнутрь: там было мрачно, сыро и темно. Проводник сказал, что необходимо войти в пещеру, достичь восточной стены, затем отойти и смотреть на нее в ожидании тени. Сюаньцзан так и поступил, но ничего не увидел. С глубокой верой в душе он положил сто поклонов, однако ситуация не изменилась. Горечь наполнила его сердце, и монах заплакал, упрекая себя в совершенных грехах. Затем стал читать молитвы, регулярно отбивая земные поклоны. Он сделал их еще сто, когда увидел на стене небольшой, величиной с чашу, свет, вскоре исчезнувший. Вдохновленный Сюаньцзан продолжал класть поклоны, свет явился вновь. Восторг овладел паломником, который поклялся, что не уйдет, пока не увидит тени Будды. Он положил двести
поклонов, как вдруг пещера озарилась светом: на восточной стене появилась тень Учителя ослепительной красоты, лик его сиял. Восхищенный Сюаньцзан взирал на несравненный образ. Сам Будда и его платье были желтовато-красные. Престол в виде лотоса оставался как бы в тумане, а весь облик, начиная с колен, четко вырисовывался на стене. По обеим сторонам от него стояли бодхисатвы и монахи. Сюаньцзан велел своим спутникам возжечь благовонные курения, но когда принесли огонь, тень исчезла. Она вернулась после того, как огонь убрали, и все присутствующие могли ее созерцать.
        Безусловно, не стоит забывать, что это описание верующего в чудеса буддиста. Тем не менее, если при наличии желания отбросить элементы чарующей мистики в данном рассказе, то перед нами поступки и впечатления одухотворенной личности, открытой и способной к восприятию не только конкретных реалий повседневной жизни, но и истинно прекрасного в окружающем мире.
        Вернувшись в Чанъань, Сюаньцзан продолжил подвижническую миссию, немедленно приступив к переводу буддийских сочинений. Просвещенный правитель Тайцзун, узнав о его удивительных странствиях, устроил последнему аудиенцию во дворце, выразил глубокое удовлетворение увлекательными рассказами и философскими размышлениями об основах религии. Вскоре издается императорский указ, по которому наставнику выделяли внушительный штат помощников, предоставлялись необходимые условия для полноценной работы и хранения доставленной литературы. Именно Тайцзун инициировал появление на свет «Записок о западных землях».



^Большая пагода диких гусей^


        В южной части города вскоре был основан монастырь Дацыэньсы, на территории которого, по просьбе Сюаньцзана, построили Даяньта (Большая пагода диких гусей), куда и поместили доставленные классические тексты. Согласно преданию, монах принимал активное участие в ее сооружении, подтаскивая на спине кирпичи. Пагода, как и монастырь, после неоднократных реставрационных работ, всевозможных переделок и поновлений сохранила древние контуры и стилевые особенности. Вместе с чуть более поздней (начало VIII в.) Сяояньта (Малая пагода диких гусей), расположившейся в центральной части древней столицы в монастыре Цзяньфусы, эти памятники китайско-буддийского культового зодчества являются одними из наиболее притягательных мест для туристов, ныне совершающих подлинное паломничество в Сиань.
        Массивные 7- и 15-ярусные башни высотой 64 и 45 метров возведены из крупного и прочного светлого кирпича. Квадратные в основании и лишенные архитектурных излишеств они напоминают мощные крепостные укрепления, утверждая идею вечности и незыблемости учения Будды. Изысканная и тщательно продуманная планировка уникальных памятников культуры оставляет несколько необходимых мгновений для постепенного духовного приобщения посетителя к интеллектуальным свершениям прошлого.



^Малая пагода диких гусей^


        Даяньта находится в центральной части монастыря Великого милосердия и благодеяния, построенного в 648 г. по приказу будущего императора Гаоцзуна в память об усопшей матери. Он же пригласил Сюаньцзана стать его настоятелем. На площади перед входом в монастырь в конце 2000 г. был установлен памятник прославленному монаху в связи с 1400-летием со дня рождения. Несколько позднее рядом появилась каменная плита, подробно рассказывающая о его подвижнической деятельности. Застывшая в бронзе одухотворенная фигура буддийского паломника и проповедника с посохом в правой руке логично и эффектно завершила оформление мемориального комплекса в его честь.
        Входной билет на территорию монастыря стоит 20 юаней (чуть менее 2,5 доллара) без всяких скидок на возраст, причастность к учебному процессу, службе в армии или правоохранительных органах КНР. Зато пребывание в пагоде оценивается уже по дифференцированной шкале (15 и 8 юаней). Поднявшись на самый верх и с естественным интересом обозревая панораму города, невольно поражаешься размерам древней Чанъани. Следует иметь в виду, что монастырь располагался отнюдь не на ее окраине, а до центра средневекового мегаполиса расстояние от Даяньта совсем неблизкое.
        Первоначально Сюаньцзан обратился к танским властям с просьбой возвести пятиярусную пагоду, строительство которой было завершено в 652 г. По имеющимся летописным свидетельствам, высота ее достигала 60 метров, а длина каждой из сторон фундамента в виде квадрата составляла 47 метров. В самом начале VIII в. пагоду кардинально переделали, надстроив еще пять ярусов, три из которых позднее в результате войн и всевозможных потрясений были утрачены. Характерные для современного зрителя черты она приобрела в первой половине Х в.
        В настоящее время у западной стены монастыря разместился своеобразно стилизованный дворик, посвященный Сюаньцзану и откровенно напоминающий далеко не лучшие образцы лубочного искусства. При его посещении не покидает чувство, что дизайнеры, строители, скульпторы и художники явно перестарались: без чрезмерной «красивости» вполне можно было и обойтись. Личность монаха на редкость колоритна и не нуждается в аляповато-примитивном разрисовывании.
        В нескольких километрах к северо-западу от Даяньта в монастыре Пожелания счастья находится «малая» пагода. Место исключительно тихое и располагающее к неторопливым размышлениям. Древняя буддийская обитель была построена в течение нескольких месяцев после кончины императора Гаоцзуна в 684 г. и первоначально именовалась Сяньфусы (монастырь Преподнесения счастья). Через шесть лет по указу императрицы У Цзэтянь она получила сохранившееся до сих пор название.
        На ее территории привлекает внимание двухэтажное здание из красного кирпича с зеленой черепицей на крыше. При его сооружении в качестве строительного материала активно использовалось также дерево. Это хранилище буддийских текстов, привезенных и переведенных уже упоминавшимся монахом Ицзином, который совершил паломничество в Индию вскоре после Сюаньцзана.
        В 671 г. он отправился в длительное морское путешествие из Гуанчжоу, административного центра современной провинции Гуандун. Спустя 25 лет Ицзин вернулся на родину, где долгое время оставался настоятелем данного монастыря, занимался переводами обширной литературы и написанием книг. Его перу, в частности, принадлежит содержательный биографический трактат «Жизнеописания достойных монахов, посетивших Запад в поисках Закона Будды».
        Малую пагоду диких гусей построили здесь примерно в то же время, когда производилась и первая реконструкция Даяньта. Возможно, именно поэтому с учетом высоты и пропорций она получила свое название. За многовековую историю Сяояньта испытала силу свыше 70 землетрясений, некоторые из них сыграли загадочную роль в ее судьбе.
        В результате мощного подземного толчка в 1487 г. вдоль всей конструкции образовалась трещина шириной около 40 сантиметров. Новый удар стихии пришелся на
1521 г. Тогда обвалились верхние ярусы пагоды, что видно невооруженным глазом и сейчас. Однако одновременно произошло чудо: прежняя огромная трещина исчезла. Свидетели случившегося назвали этот феномен «божественным соединением».
        Заканчивая короткий рассказ об удивительных архитектурных сооружениях Сиани, связанных в той или иной степени с Сюаньцзаном, хотелось бы вспомнить милый и изящный в своей естественной простоте эпизод в Цзяньфусы. Спустившись с «малой» пагоды, мы случайно набрели на небольшой павильон, где все стены были увешаны разнообразными спичечными этикетками. Владелец частного музея, уроженец провинции Шаньси Цуй Вэньчуань с большим энтузиазмом рассказал о своей коллекции и показал бесчисленные альбомы.



^Цуй Вэньчуань - коллекционер спичечных этикеток^


        Приятно удивил его интерес ко всему, что связано с СССР и Россией. История советского балета и кинематографа, театрального и прикладного искусства, живописи и скульптуры, галерея портретов выдающихся соотечественников-ученых, испытателей и первопроходцев, блистательная плеяда творческой интеллигенции и многое другое вызвали щемящие чувства горечи по утраченному, к сожалению, навсегда. В то же время не покидало радостное ощущение, что история твоей страны интересует людей, живущих далеко за ее пределами. Восторженный коллекционер подарил нам изумительные сувениры-этикетки, повествующие о Сюаньцзане и городе, который на многие годы приютил странствующего монаха.
        За долгие годы работы в Чанъани Сюаньцзан вместе с учениками перевел на китайский язык 75 крупных трактатов общим объемом 1335 «свитков». Параллельно он выполнил перевод на санскрит основополагающего даосского трактата «Дао дэ цзин» («Каноническая книга о дао и дэ»), авторство которого приписывается великому мыслителю древнего Китая Лаоцзы, и одного из ключевых текстов китайского буддизма махаяны (досл. с санскр. «большая колесница») «Да чэн ци синь лунь» («Шастра о пробуждении веры в махаяну»), на протяжении длительного времени обязательного для изучения всеми последователями этого направления в странах Дальнего Востока. Санскритский оригинал последнего тогда уже был утерян.
        Для его переводов характерны серьезная проработка материала, максимальная тщательность и аккуратность формулировок, четкий понятийный аппарат. Российский буддолог начала прошлого века О. О. Розенберг указывал в этой связи: «Переводы Сюаньцзана почти вполне заменяют оригиналы… точность передачи Сюаньцзана нужно признать поразительной, даже если бы его язык и стиль в целом оказались бы не выдерживающими критики строгого китайского стилиста. он создал такой китайский язык, на котором сложнейшая аргументация индийского писателя передается ясно и отчетливо».
        В процессе своих теологических изысканий наставник и проповедник оказался одним из создателей школы Вэйши, основанной исключительно на анализе сознания и его содержания, что позволяет, по мнению специалистов, рассматривать данную философскую концепцию в качестве своеобразной буддийской «феноменологии сознания». Сюаньцзан и его самый известный ученик Куйцзи разработали ее наиболее значительную версию Фасян, ставшую теоретической базой школы. Любопытно, что она известна также как школа Цыэнь (милосердие и благодеяние), по названию вышеупомянутого монастыря в Чанъани, ставшего на долгие годы творческой лабораторией танского интеллектуала.
        Понятно, что масштабы столь яркой индивидуальности неизменно привлекали к себе внимание окружающих. Поэтому в дополнение к «Запискам о западных землях» его последователь Хуэйли решил составить «Биографию Сюаньцзана». Вскоре он умер, но работу завершил другой ученик - Яньцзун. Эти двое были определены монаху в помощники по переводу канонической литературы после его возвращения из Индии, удостоившись такой чести за хорошее знание буддийского учения и превосходное владение языковыми нюансами. Объемная «Биография» включает 10 цзюаней, из которых первые пять рассказывают о странствиях Сюаньцзана, а заключительные разделы - о его последующей жизни.
        Европа близко познакомилась с «Записками» и «Биографией» лишь в середине Х1Х в. благодаря блестящим переводам на французский С. Жюльена. Помимо китайского он владел маньчжурским, персидским, арабским и другими языками, что обеспечило высокий уровень проделанной работы. О ее качестве, в частности, говорит следующий факт: до того как приступить непосредственно к переводу «Биографии», изданной в
1853 г., ученый-лингвист составил вспомогательные словари - санскритско-китайский, китайско-санскритский и словарь индийских названий буддийских сочинений и их китайских соответствий.
        Ему в полной мере удалось не только преодолеть многочисленные трудности, связанные с идентификацией конкретных лиц, географических названий, религиозных текстов и специальных терминов, но и передать стилевые особенности авторов, образность, живость и пунктуальность их повествований. «Записки о западных землях» в переводе С. Жюльена были опубликованы чуть позднее, в 1857 г. В результате его кропотливого труда выдающиеся историко-литературные памятники оказались доступны мировой науке и рядовому читателю.
        Восхитительные легенды и рассказы о сверхъестественном, изложенные Сюаньцзаном, с одной стороны, оказались ценным материалом для изучения мифологии народов Центральной и Южной Азии, с другой, - превратили его самого в популярного персонажа фольклора и литературных произведений. Так, паломничеству монаха в Индию посвящены известная пьеса У Чанлина (Х в.) «Танский «наставник Трипитаки» добывает сутры на Западе», прославленный роман У Чэнъэня (ХVI в.) «Путешествие на Запад» и др.
        Последняя книга на редкость популярна в Китае. О подвигах и злоключениях
«великолепной четверки» основных персонажей, в которой Сюаньцзан играет отнюдь не главную роль, знает и стар и млад. Не сходят с «голубых экранов» многочасовые мультфильмы и сериалы, причем в телевизионной версии путешественники в отличие от сюжета романа освоили маршрут «туда-обратно».
        Национальным любимцем на протяжении столетий остается вездесущий и беспредельно храбрый «царь обезьян»- Сунь Укун, постоянно выручающий несколько заторможенного и мало приспособленного к трудностям реальной жизни «учителя». Комичные и обаятельные Чжу Бацзе и Ша Сэн - неизменные герои современных детских зрелищно-развлекательных комплексов и рекламных роликов для взрослых. В молодости автор книги с видимым удовольствием погрузился в сказочное очарование средневекового повествования и готов восторгаться им до сих пор. Родительские пристрастия в полной мере ощутила и дочь, уже в младенчестве оказавшаяся в водовороте фантастических приключений с неизменными играми в «отправившихся за книжками монаха и Сунь Укуна».
        В конце ХIII в. по маршруту Шелкового пути прошел другой выдающийся человек - венецианский купец и путешественник Марко Поло (1254 (?) - 1324 гг.). Сопровождая отца и дядю, ранее уже побывавших при дворе монгольских правителей, в
1271-1275 гг. он проехал морем к юго-восточным берегам Малой Азии, оттуда сушей через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Центральную Азию в Северный Китай. На протяжении долгих лет (до 1292 г.) венецианец служил при дворе завоевателя Поднебесной и основателя династии Юань великого хана Хубилая, имея возможность посещать многие китайские провинции и города. На родину Марко Поло возвратился морем в 1295 г. Его обратная дорога пролегала через Индонезию, Цейлон, Индию, Иран, другие государства и территории.
        Во время войны между Венецией и Генуей путешественник при до конца невыясненных обстоятельствах попал в плен. В тюрьме он познакомился с другим заключенным - пизанцем Рустичано (Рустичелло), который был потрясен удивительными рассказами о заморских странах и записал их на старофранцузском языке, изложив знаменитую
«Книгу Марко Поло» (12 98 г.). На протяжении нескольких веков она оставалась одним из основополагающих руководств при составлении географических карт Азии, была настольной книгой великих мореплавателей, в том числе и Христофора Колумба, оказывала значительное влияние на средневековую художественную литературу, будоражила умы и волновала воображение искателей приключений и всевозможных авантюристов.
        С годами интерес к ней не иссяк. «Книга», регулярно переиздаваемая на различных языках, до сих пор вызывает интерес у миллионов читателей по всему свету, инициирует бесконечные дискуссии в научных кругах, привлекает внимание подрастающего поколения, мечтающего о собственных открытиях и путешествиях.
        На русский язык ее первый перевод (с немецкого) был сделан А. Н. Шемякиным и опубликован в 1861-1862 гг. в «Чтениях в Обществе истории и древностей российских при Московском университете», через год он вышел отдельной книгой. Подлинно научным следует считать перевод известного российского востоковеда второй половины ХIХ в. И. П. Минаева. За основу он взял оригинальные записи Рустичано, но, к сожалению, не успел снабдить текст необходимыми примечаниями. По решению совета Русского географического общества завершить работу было поручено специалисту по Западной и Централь - ной Азии В. В. Бартольду, который и подготовил указанный труд к изданию в 1902 г. В советское время «Книга» в переводе И. П. Минаева выходила под редакцией К. И. Кунина (1940 г.) и И. П. Магидовича (1956 г.).
        Марко Поло своими глазами увидел покоренный монголами Китай. Начало его завоеванию положил Чингисхан. При преемнике последнего Угэдэе к 1234 г. сопротивление чжурчжэней, создавших на территории Северного и Северо-Восточного Китая империю Цзинь, было окончательно сломлено. В 1258 г. внук Чингисхана Мункэ, пришедший к власти, кстати, с помощью небезызвестного в истории древней Руси хана Батыя, начал войну против китайских правителей Южной Сун, но умер во время похода.
        В конце 50-хгг. ХIII в. империя монголов распалась на несколько государств. Новым (пятым по счету) великим ханом стал еще один внук Чингисхана Хубилай (1215-1294 гг.), под контролем которого находились земли Монголии и Северного Китая. В 1271 г. он основал династию Юань (просуществовала до 1368 г.), а в
1279 г. завершил завоевание южных районов Поднебесной.
        Хубилай в дальнейшем неоднократно предпринимал усилия к расширению своих владений. Однако организованные экспедиции и длительные войны против Японии (1274 и 1281 гг. , Вьетнама (1257-1288 гг.), Бирмы (1277-1287 гг.) и др. закончились неудачей. Что же касается собственно Китая, то монгольское владычество привело к возникновению совершенно новой внутриполитической ситуации, когда вся страна впервые в своей истории оказалась под властью иноземцев.
        Иностранное влияние в обществе не только усилилось, но и стало очевидным. Для того чтобы не раствориться в огромной массе местного населения и обеспечить сохранение своего господства, монголы постарались максимально дистанцироваться от китайцев, демонстративно отвергая образ жизни и зачастую игнорируя их научно-практические достижения.
        Оказавшись в Восточном Туркестане и двигаясь по Хэсийскому коридору, Марко Поло длительное время шел по тому же пути, что и Сюаньцзан, направлявшийся в Индию за буддийскими сутрами, но, естественно, в противоположном направлении. За шесть с половиной веков природные условия в Западном крае мало изменились. Два замечательных путешественника в равной мере преодолевали тяготы изматывающих долгих переходов, сталкивались с нехваткой воды и провианта, постоянно находились под угрозой нападений со стороны разбойников и грабителей, противостояли суровой стихии.
        Сюаньцзан следующим образом описывал эти места: «Пески, подобно широкому потоку, расстилаются далеко вокруг, ветер то наносит, то разметает их. Никаких следов не остается после путников, а часто путь теряется, и тогда они растерянно кидаются из стороны в сторону, утратив всякое представление о направлении. Нигде ни воды, ни травы, и часто дуют горячие ветры. Когда поднимается ветер, человек и зверь теряют голову и доходят до полного изнеможения. Временами слышатся печальные, заунывные звуки, жалобные крики, и от вида и звуков пустыни люди приходят в замешательство и не знают, куда они идут. Вот почему столько народу гибнет в пути».
        Не меньше драматизма и в рассказе Марко Поло: «А пустыня та, скажу вам, великая: в целый год, говорят, не пройти ее вдоль; да и там, где она уже, еле-еле пройти в месяц. Всюду горы, пески да долины; и нигде никакой еды. Как пройдешь сутки, так найдешь довольно пресной воды, человек на пятьдесят или сто хватит ее; так и во всей пустыне: пройдешь сутки и найдешь воду. В трех-четырех местах вода дурная, а в других хорошая, всего двадцать восемь источников. Ни птиц, ни зверей тут нет, потому что нечего им там есть. Но есть там вот какое чудо: едешь по той пустыне ночью, и случится кому отстать от товарищей, поспать или за каким другим делом, и как станет тот человек нагонять своих, заслышит он говор духов, и почудится ему, что товарищи зовут его по имени, и зачастую духи заводят его туда, откуда ему не выбраться, так он и погибает. И вот еще что: и днем люди слышат голоса духов, и чудится часто, точно слышишь, как играют на многих инструментах, словно на барабане».
        Конечно, с позиции человека начала третьего тысячелетия все эти страхи кажутся сильно преувеличенными. За бесперебойной работой двигателя комфортабельного автомобиля не очень-то расслышишь «печальные, заунывные звуки», «голоса духов», но если сбился с дороги, мотор заглох и запас продуктов минимален, многое становится понятным, а главное, есть время оценить мужество людей, которые столетия назад с риском для жизни смело вступали в единоборство с пустыней.
        Оазисы к западу от Дуньхуана венецианец описывает по-разному. В Кашгаре, Яркенде, Хотане и Пиме (?) «всего вдоволь», жители, в основном мусульмане, занимаются
«торговлей и ремеслами», «хлопку родится изрядно», «есть виноградники и много садов». В городе Лоб, который ученым до сих пор так и не удалось убедительно увязать с каким-либо конкретным населенным пунктом, всякий человек, кому дорога через пустыню, «останавливается на неделю, самому отдохнуть, да и скоту дать набраться сил».
        Более мрачными красками изображены «города и городки» на реке Черчен, «где водятся яшма и халцедон», а Камул (Хами) с его прославленными дынями предстает своеобразной «цитаделью разврата»: «Гостям-иноземцам всегда очень рады; женам приказывают исполнять все желания иноземца, сами уйдут по своим делам и дня два-три домой не приходят, а гость там, что пожелает, то и делает с женою; спит с нею как бы со своею женою; поживает в свое удовольствие. И в этом городе и в этой области жены любятся так, а мужья не стыдятся. Жены и красивы, и веселы, и любят потешиться». Якобы, великий хан Мункэ возмутился тамошними нравами и попытался навести порядок, однако местные жители преподнесли монгольскому правителю богатые дары и умоляли разрешить им жить так, как «завещали деды». На что изрядно удивившийся Мункэ со словами «хотите срамиться, так живите по-своему» в конце концов согласился.
        Сей пикантный рассказ увлекателен, но вряд ли имеет какую-либо связь с реальными событиями. Можно предположить, что в данном случае рассказчик воспользовался услышанными историями-байками и «оживил» повествование. В пользу данной версии свидетельствует то обстоятельство, что Хами находился в стороне от пути его следования. Купцы Поло вместе с Марко огибали пустыню Такла-Макан с юга, и для того чтобы оказаться в этом месте, им надо было совершить трудно осуществимый марш-бросок на север. Если бы на их дороге действительно оказался данный город, они ранее неизбежно пересекли бы Турфанский оазис, о котором в «Книге» нет ни единого слова. Правда, путешественники могли попасть в Хами из Сасиона (Дуньхуан), развернувшись на 100 с лишним градусов и пройдя несколько сотен километров в противоположном от основного маршрута направлении, но такая гипотеза представляется весьма сомнительной.
        По словам Марко Поло, он «как-то очень скоро присмотрелся к татарским обычаям и научился их языку и письменам». Без ложной скромности венецианец заявляет о
«четырех азбуках», ставших ему доступными. Этот пассаж по-разному интерпретируется в известных вариантах «Книги». Так, в итальянском издании Рамузио ХIII в. говорится о четырех разных языках и об умении «читать и писать на каждом». Существуют и другие версии, неизменно объединенные цифрой «4». В данной связи следует заметить, что в юаньский период социолингвистическая ситуация в стране была достаточно сложной и запутанной, поэтому попробуем разобраться в языковых пристрастиях европейца.
        Автор абсолютно согласен с теми комментаторами, которые исключают вероятность знания Марко Поло китайского языка. Дело даже не в том, что, как подчеркивает видный отечественный востоковед В. В. Бартольд, главные должности в управленческом аппарате китайцам не поручались, в связи с чем не было острой необходимости в изучении их языка. Само повествование путешественника, используемые им географические названия, бытовые зарисовки, описания нравов и обычаев не оставляют каких-либо сомнений относительно его неосведомленности в китайском. Возникает вполне естественный вопрос о том, что же скрывается за «четырьмя азбуками»?
        Представляется, что правомерно включить в их число две письменности монгольского языка. На рубеже ХII - ХIII вв. монголы не имели развитого литературного языка и письменности, которые могли бы служить средством контактов в письменной форме и сохранения этнической общности. На фоне грандиозных завоевательных походов и процесса формирования могущественной империи это обстоятельство вызывало серьезное беспокойство у правящей элиты.
        В начале ХIII в. в процессе покорения Чингисханом соседних территорий монголы заимствовали уйгурское буквенно-звуковое письмо. Последнее возникло в конце I тысячелетия и восходит через согдийский к одному из сирийско-арамейских алфавитов. Уйгурским письмом пишут сверху вниз, своеобразно нанизывая буквы на вертикальную черту. Строки размещаются слева направо.
        Несколько ранее, в ХI- ХII вв., по мере распространения ислама уйгуры, в свою очередь, начинают все активнее пользоваться арабским алфавитом, который постепенно вытесняет прежнюю письменность. В конце концов полностью исламизированные уйгуры от нее отказываются вовсе. Что же касается монголов, то они приспособили письмо к особенностям фонетики собственного языка, сохранив его вплоть до настоящего времени.
        В КНР это официальная письменность коренного населения автономного района Внутренняя Монголия. Через монголов уйгурское письмо восприняли также маньчжуры, сложившиеся в единый этнос и создавшие военно-феодальное государство на территории современного Северо-Восточного Китая в начале K VII в. Тогда же у них появилась и указанная письменность, способствовавшая возникновению объемной маньчжурской литературы.
        После завоевания маньчжурами Китая и утверждения династии Цин (1644-1911 гг.) маньчжурский наряду с китайским был признан официальным языком огромной империи. После Синьхайской революции 1911 г. его отвергли. В дальнейшем подавляющая часть маньчжуров полностью интегрировалась в ханьскую культуру и перешла исключительно на китайский язык. По мнению специалистов, в начале XXI в. из 10 миллионов представителей этого национального меньшинства в КНР разговорным языком предков владеют менее 100 человек. Большинство из них люди преклонного возраста, проживающие в сельских районах северо-восточной провинции Хэйлунцзян.
        Другой письменностью монгольского языка, к которой, возможно, приобщился Марко Поло, в то время стало так называемое квадратное письмо, или в китайской транскрипции «басыба». Последнее слово переводится с тибетского как «святой» и в данном случае связано с именем его создателя тибетца Пакпа-ламы (1235-1280 гг.) - крупного политического деятеля, служившего при дворе основателя империи Юань. Он был родственником известных буддийских теологов. В детском возрасте оказался в монгольских степях, длительное время жил в Силяне (Увэй), пока в 1253 г. его не взял на службу Хубилай. Пакпа принял монашество и являлся приверженцем одной из наиболее значительных ламаистских сект Сакьяпа, возникшей в горном Тибете в KI в.
        Ее последователи играли доминирующую роль в тибетской религиозной и светской жизни в ХIII - ХIV вв. Руководство Сакьяпа признало власть монгольских правителей и имело что-то вроде своего представительства при дворе великого хана. Только на рубеже ХIV- ХV вв. главный теоретик ламаизма Цзонкхапа основал новую секту Гелукпа, которая самым решительным образом потеснила своих предшественниц и до сих пор занимает ключевые позиции в этом регионе.
        Согласно указу великого хана, Пакпа занимался вопросами буддизма по всей стране и ведал административными делами в Тибете, установив с ним стабильную для своего времени связь. В 1270 г. он получил титул «наставника государя», пользовался непререкаемым авторитетом клерикала-чиновника и оказывал существенное влияние на принятие важных политических решений. Вызывает удивление тот факт, что его имя не упоминается в «Книге».
        У нас нет сведений о последних годах жизни тибетца и можно допустить, что венецианец, прибывший в Китай во второй половине 70-х гг. ХIII в., в силу тех или иных причин не имел с ним контактов. Хотя в крупномасштабном совместном проекте китайских и итальянских кинематографистов «Марко Поло», реализованном в начале
80-х гг. прошлого века и к которому есть смысл еще вернуться, их интеллектуальное противостояние является одной из увлекательных сюжетных линий фильма. Конечно, нельзя исключать и того, что амбициозный молодой человек, увлеченный собственной карьерой, избегал общения с умудренным политиком, воспитанным в совершенно иных нравственно-этических традициях.
        В поисках наиболее адекватной формы записи монгольского языка Хубилай отдал соответствующее распоряжений, и Пакпа на базе тибетского алфавита, в основе которого североиндийское письмо деванагари, изобрел новую письменность, включающую
41 букву. Внешне они действительно напоминают квадратики.
        Письмо «басыба» официально было принято в 1269 г. В соответствующем указе устанавливалось, что «новым монгольским письмом» следует руководствоваться при составлении всех документов. Тем не менее, просуществовало оно недолго. Сразу после свержения в Китае монгольской династии в 1368 г. квадратное письмо было отменено и вскоре забыто. Встретить его можно лишь на монетах и купюрах, а также отдельных культурно-исторических памятниках того времени.
        Первая эмиссия бумажных денежных знаков при монголах произошла в 1260 г. Были выпущены купюры 10 видов достоинством от 10 до 2000 монет. Такую банкноту в 10 монет обнаружили в 1982 г. при проведении реставрационных работ в Белой пагоде города Хух-Хото (административный центр автономного района Внутренняя Монголия). Понятно, что образцы квадратного письма на них отсутствовали. Однако при втором выпуске в 1287 г. на эмитированных купюрах (11 видов достоинством от 5 до 2000 монет) отчетливо видны надписи, выполненные письмом «басыба».
        Попутно необходимо подчеркнуть, что создание данной системы бумажных средств обращения и платежа стало возможным благодаря усилиям китайского чиновника Е Ли. Ранее он предложил свой план финансовой реформы правителям Южной Сун, но его идеи оказались там невостребованными. Марко Поло называет эти деньги «бумажками», что стоят «десять безантов», а не весят «ни одного». Они вызывают у него настолько искреннее изумление и явное потрясение, что в отношении Хубилая венецианец не считает нужным скрывать свои чувства и абсолютно убежден - «алхимию он знает вполне».
        Квадратное письмо запечатлено на юаньских монетах «чжиюань тунбао», которые стали отливать в 1285 г. В те годы эти денежные знаки имели единый номинал и выпускались в двух вариантах: на китайском и монгольском языках. Текст на «басыба» соответствовал содержанию иероглифической записи, а именно: девиз правления императора, во время которого монета находится в обращении. В середине ХIV в. квадратным письмом обозначался уже год ее выпуска.
        Монгольское владычество в Китае способствовало интенсивному притоку сюда выходцев из Центральной и Западной Азии. Кого-то привлекали рассказы о сокровищах Поднебесной и благосклонное отношение к иноземцам местных властей, других, в основном воинов и ремесленников, привели завоеватели. Наблюдалось оживление в торговле, стабильным оставалось морское сообщение. К тому времени в результате арабских завоеваний и мощного наступления ислама многие народы этого ареала восприняли новую религию и, разумеется, арабское письмо, которое постепенно получило распространение и в юаньском Китае.
        Многочисленные археологические находки свидетельствуют о существовании в южных портовых городах - Ханчжоу, Янчжоу, Гуанчжоу, Цюаньчжоу и др. - многолюдных колоний купцов с мусульманского Востока, о чем в ХIV в. писал знаменитый путешественник Ибн Батута. Обнаружены надгробные камни, стелы с эпитафиями и текстами, выполненными арабским письмом, всевозможные документы, денежные знаки и иные памятники материальной культуры, содержащие соответствующие записи.
        Монгольские правители охотно брали на службу иностранцев, всячески подчеркивая свой космополитизм и одновременно ограничивая китайское влияние на чиновничью среду. Марко Поло весьма подробно сообщает о заговоре китайцев в столице против
«некоего сарацина по имени Ахмах», «мужа мудрого и способного», который был «у великого хана в силе», «распоряжался всем управлением и назначениями»,
«властвовал» более двух десятков лет.
        Комментаторы «Книги» считают, что в данном случае речь идет об убийстве министра-мусульманина при дворе Хубилая Ахмеда (1282 г.). Его подробности, в какой-то мере совпадающие с повествованием путешественника, имеются в китайских летописях и рассказе персидского ученого-энциклопедиста, историка и государственного деятеля ХIII в. Рашид-ад-дина. По словам Марко Поло, он сам был непосредственным свидетелем произошедших событий, а некоторые данные дают возможность предположить, что именно ему было поручено расследование «дела об убийстве». С учетом перечисленных обстоятельств знакомство венецианца с арабским письмом выглядит вполне логичным.
        Судя по тому, как часто в своих заметках Марко Поло упоминает христиан-несториан, складывается впечатление, что он был хорошо знаком с их учением, культурными традициями, обычаями и нравами. Последние весьма энергично и небезуспешно распространяли в то время свою веру в государствах Центральной Азии и Китае. Поэтому неудивительно, что в населенных пунктах на маршруте Шелкового пути, а затем и в городах на юге Китая, согласно «Книге», мы регулярно встречаем их культовые сооружения, узнаем о влиянии несторианства на некоторые монгольские племена и отдельных военачальников, о его идеологическом противоборстве с другими религиями и верованиями.
        С этой точки зрения интересен своими деталями малоправдоподобный по сути рассказ о штурме города, в котором активное участие приняли братья-купцы и Марко. В
«услугах» у них оказались «немец да христианин-не-сторианец - хорошие мастера», которые по указанию семейства Поло изготовили две машины, метавшие крупные камни на большое расстояние. Оборонявшиеся, увидев «такое неслыханное бедствие», вскоре сдались.
        В главе о городе Чингианфу (Чжэньцзян), расположенном на Великом канале, помещена история, датируемая 1278 г., о несторианине Мар-Саркисе. По эдикту великого хана он «начальствовал тут три года» и «приказал построить» две христианские церкви. Указанные и подобные им эпизоды позволяют допустить, что «четвертой азбукой» Марко Поло был сирийский язык. С V в. последний стал письменным языком арамеоязычных христиан Западной Азии, имеет обширную средневековую литературу и поныне остается языком культа у несториан.
        Во время своих странствий Марко Поло, по его словам, побывал в трех столицах монгольских правителей: Каракоруме, Шанду и Даду. Все они упоминаются в тексте довольно часто, однако постепенно возникает вопрос относительно вероятности пребывания путешественника в одном из перечисленных городов.
        Каракорум (монг. Хара-Хорин) был основан Чингисханом в 1220 г., а отстроен его сыном и преемником Угэдэем, который, в частности, завершил завоевание Северного Китая. Развалины древнего города находятся на территории современной Монголии в верховьях реки Орхон, крупнейшего притока Селенги, впадающей в Байкал. Они были обнаружены в ХШ в. русскими учеными, в 1948-1949 гг. здесь плодотворно работала монгольско-советская археологическая экспедиция под руководством С. В. Киселева.
        О Каракоруме известно из китайских исторических хроник и по впечатлениям посетивших его западноевропейцев. Так, в 1246-1247 гг. в ставке великого хана Гуюка оказались францисканцы во главе с Плано Карпини, где они встретили русского князя Ярослава Всеволодовича (отца Александра Невского), позднее там же отравленного.
        В 1249 г. в столицу монгольского государства прибыл посланец французского короля Людовика IХ монах Андре Лонжюмо, в первой половине 50-х гг. ХIII в. при великом хане Мункэ - миссия фламандца Виллема Рейсбрука (франц. Гильом Рубрук). Кстати, создатели киноленты «Марко Поло» довольно изящно «подправили» историю, введя в круг действующих лиц фильма покинувшего главных героев и оставшегося по собственной воле в Китае несколько нескладного священнослужителя Якобо. На самом деле монах-итальянец по имени Бартоломео был вместе с Г. Рубруком и решил посвятить свою жизнь служению богу в христианской (несторианской) церкви в Каракоруме. Все эти пилигримы изложили увиденное в соответствующих записках, которыми при желании вполне мог воспользоваться любознательный венецианец, но этого не произошло.
        В конце 50-х - начале 60-х гг. ХIII в. Каракорум стал очевидцем жесткого противостояния в борьбе за верховную власть Хубилая и его младшего брата Ариг-Буки. К моменту смерти Мункэ в 1259 г. согласно воле великого хана последний оставался во главе местной администрации в городе, и шансы более старшего брата на победу были невелики. Понимая бесперспективность варианта с провозглашением великим ханом в Каракоруме, в 1260 г. он захватывает престол и переносит столицу значительно южнее - в город Кайпин (Шанду), на территорию Северного Китая.
        В стремлении перетянуть на свою сторону многочисленных оппонентов Хубилай ежегодно шлет им, включая вдову Мункэ, богатые дары и в конечном итоге заручается их поддержкой. Через четыре года, после поражения и смерти Ариг-Буки, практически все прежние враги в регионе присягнули Хубилаю на верность. Исключение составил на тот момент его племянник Кайду, который позднее под своими знаменами сумел объединить свыше 50 монгольских князей, имевших владения в Центральной Азии. Противоборство между этими сторонами, о котором пространно повествует Марко Поло, продолжалось несколько десятков лет. Одновременно в «Книге» нет ни слова об Ариг-Буке, что вполне объяснимо, если иметь по меньшей мере смутное представление о событиях недавнего прошлого и прежней столице монгольского государства.
        В пользу такого предположения свидетельствуют «описания» города. В специальном разделе, якобы посвященном Каракоруму, и других местах путешественник упоминает его исключительно скороговоркой и тут же обращается к конкретным темам: конфликт Чингисхана с попом Иваном, завоевания монголов, экзотический рассказ о море-океане далеко на севере, битва армий Кайду и сторонников Хубилая.
        Зато не вызывает сомнений хорошее знакомство Марко Поло со столицами Шанду и Даду (с 1264 г.). Развалины первой расположены примерно в 320 километрах к северу от Пекина, неподалеку от города Долунь во Внутренней Монголии. Средневековый рассказ о резиденции правителя впечатляет: «В том городе приказал он выстроить из камня и мрамора большой дворец. Залы и покои золоченые; чудесные и прекрасно вызолочены; а вокруг дворца на шестнадцать миль стена, и много тут фонтанов, рек и лугов; великий хан держит тут всяких зверей: оленей, ланей и антилоп. В той равнине за стеной великий хан, знайте, выстроил большой дворец из бамбука; внутри он вызолочен и расписан зверями и птицами тонкой работы. Крыша тоже из бамбука, да такая крепкая и плотная, никакой дождь ее не попортит. Построен он так, что можно по желанию и разобрать, и собрать». Многочисленные подробности и детали оставляют ощущение душевной легкости и комфорта, которые, по всей вероятности, испытывали тамошние привилегированные обитатели. Известно, что в этом городе Хубилай и другие императоры династии Юань проводили, как правило, весну и лето, а на
осень и зиму отъезжали в Даду.
        Еще более восторженно венецианец изображает Хан-балык, или Даду (совр. Пекин), где прожил долгие годы. Монголы практически заново отстроили этот город, разрушенный ими в ходе боевых действий с чжурчжэнями. Главным архитектором Хубилай назначил китайца Лю Бинчжуна, создавшего удивительный образец градостроительства. Согласно легенде, последний долгое время не мог определиться с концепцией застройки столицы, пока однажды во сне ему не явился персонаж древнекитайской мифологии - трехликий и шестирукий (в некоторых сказаниях восьмирукий) мальчик на двух ногах по имени Нечжа, и не предложил построить город по его подобию.
        Так ли это было на самом деле, сказать трудно, но крепостные стены в форме квадрата в окончательном варианте имели трое основных ворот на юге, двое - на севере и по трое - на востоке и западе (Марко Поло ошибочно указывает двенадцать ворот), а земляные валы, окружавшие Даду, покрыли соломенными циновками, которые, с одной стороны, защищали их во время сильных дождей, а с другой, - напоминали об одежде Нечжы, состоявшей из листьев лотоса.
        После свержения монгольского владычества границы Пекина были сокращены за счет его северной части. Городские стены сделали каменными, и нетронутые земляные укрепления постепенно разрушались под воздействием естественной среды и в ходе всевозможных строительных работ. В настоящее время лишь на северо-западе сохранился их фрагмент (кит. Цзимэнь). Руины древних ворот в начале ХХI в. оказались в центре транспортной развязки, вероятно, для расширения кругозора автолюбителей, а старинная стела ныне успешно конкурирует с дорожными указателями.
        По свидетельству очевидцев, Даду поражала приезжих иностранцев своими масштабами, блеском и роскошью. При ее планировке и строительстве были удачно реализованы достижения китайской архитектуры, а привезенные из покоренных стран ремесленники, возводя дворцы и храмы, каналы и парковые ансамбли, применяли технологии и материалы, прежде неведомые в Поднебесной. Эффективно функционировал Великий канал, связывавший столицу с южными провинциями империи.
        Центром города стала в основном территория современного парка Бэйхай (Северное море), неизменно привлекавшая внимание местных правителей и завоевателей. Некогда тут был водоем естественного происхождения, окруженный пышной растительностью. Чжурчжэни около девятисот лет назад вырыли внушительных размеров пруд и создали насыпной остров с живописным холмом. Вполне логично, что Хубилай, родиной которого были безбрежные и унылые голые степи, облюбовал именно это место, где и приказал отстроить свою резиденцию. Появились новые грандиозные сооружения, восхищавшие венецианца, а пруд был расширен в несколько раз, превратившись в большое красивое озеро, куда «великий хан велел напустить рыб».
        Сейчас в так называемом Круглом городке (кит. Ту-аньчэн) к югу от искусственного Яшмового острова (Цюньдао) внимание посетителей парка привлекает старинная чаша диаметром в полтора и высотой свыше полметра, изготовленная из черного нефрита. При дворе Хубилая в ней хранили вино. После падения династии Юань она оказалась в даосском храме в западной части города, где монахи использовали ее для засолки овощей. В середине ХУШ в. чашу обнаружил император-интеллектуал Цяньлун, распорядившийся вернуть драгоценную находку в Бэйхай. Позднее по сему поводу он сочинил оду, текст которой вырезан на ее внутренней поверхности. С внешней стороны изображены всевозможные драконы и морские чудовища.
        От монголов Пекин унаследовал хутуны - переулки с бесконечным количеством однотипных домов, на протяжении веков остававшихся местом постоянного проживания подавляющей части населения. Слово «хутун», используемое в разговорной речи и на письме применительно, как правило, к жилым кварталам столицы, с монгольского языка переводится как «колодец». Для особо остро чувствовавших зависимость от природной стихии кочевников вода и колодец напрямую означали источник жизни, вокруг которого только и возможно сохранение человеческого рода и его будущее развитие. Поэтому в процессе массовой застройки Даду данное понятие закрепилось за местами обитания ее жителей. Современный Пекин с широкими проспектами и скоростными автострадами, авангардистскими решениями в центре и стильными новостройками на окраинах удивительно преображается буквально на глазах, но до полного исчезновения хутунов еще далеко.
        Примерно в десяти километрах к юго-западу от столицы КНР находится древний мост, названный европейцами именем Марко Поло (кит. Лугоуцяо). С ним связаны различные драматические события в истории государства. Своенравная Лугоухэ, доставлявшая массу хлопот крестьянам, оставалась естественной преградой и серьезной помехой на пути тех, кто следовал в южном направлении, вот почему мост через реку был необходим. Впервые его построили в конце ХII в., и именно он вызвал восторженную оценку путешественника, рассказавшего и о «сером прекрасном мраморе», и о
«двадцати четырех сводах и водяных мельницах», и о «мраморных столбах и львах», на которые «любо посмотреть».
        Половину тысячелетия отстоял красавец Лугоуцяо без капитального ремонта. Реконструированный мост с одиннадцатью пролетами, помимо четко выраженного до недавнего времени практического значения, сохранил самобытную изысканность и эстетическую притягательность. В 80-е гг. ХХ в. он был отреставрирован и превращен в сугубо туристический объект. Особый интерес вызывают фигурки львов на столбиках ограждения. Китайская поговорка гласит, что «нельзя сосчитать львов на Лугоуцяо». Ее обычно произносят в тот момент, когда хотят подчеркнуть обилие предметов. Тем не менее, во второй половине прошлого века на официальном уровне их все-таки пересчитали и окончательно утвердили итоговую цифру - 496.
        Лугоухэ в дальнейшем неоднократно переименовывали, сейчас она называется Юндинхэ, но воды, увы, под мостом уже нет. Дело в том, что выше по течению реки расположено водохранилище, которое играет важную роль в жизни Пекина, испытывающего крупные проблемы из-за неблагоприятных климатических изменений.
        С давних пор в столице общепризнанными считались восемь канонических видов-пейзажей, в максимальной степени отражающих красоту и гармонию окружающего мира. В ХVIII в. там были установлены каменные стелы с начертанными поэтическими надписями, воспроизводившими каллиграфию кисти императора Цяньлуна. К настоящему времени сохранились семь из них; три стелы можно увидеть в местах, где бывал Марко Поло и о которых только что шла речь: «Паутина дождя у Цзимэнь», «Весенние тени на Цюньдао» и «Утренняя луна над Лугоуцяо».
        Завоевание Южного Китая создало для Хубилая дополнительные проблемы, связанные с организацией и функционированием системы эффективного управления на просторах обширной империи. Наряду с чиновниками из числа монголов, пользовавшихся наибольшими привилегиями, к работе в административных структурах активно привлекались лояльные иностранцы; они же регулярно направлялись в поездки по стране, в том числе и на длительный срок, не только для составления подробных отчетов о положении дел на местах, но и для выполнения конкретных поручений по контролю за соблюдением действовавших законов, взиманием налогов, торговыми сделками, таможенными постами и т. д.
        Одновременно посланники великого хана информировали его о внутриполитической ситуации в соседних государствах и их военном потенциале. Обласканный вниманием при дворе Марко Поло с гордостью подчеркивает, что постоянно выполнял такого рода указания императора. Проанализировав его передвижения по Китаю, исследователи абсолютно правомерно выделяют два основных направления: на юг и юго-запад.
        Из городов на берегах Великого канала, оказавшихся на пути следования венецианца, заслуживает внимания «большой» и «могущественный» Янгуи (Янчжоу), где народ
«торговый и промышленный», и которым он «три года управлял». По мнению англичанина Генри Юла, наиболее авторитетного комментатора «Книги», это могло произойти ориентировочно в период с 1282 по 1287 или 1288 гг. Именно здесь в уже неоднократно упоминавшемся фильме «Марко Поло» главный герой встречает свою возлюбленную по имени Моника Виллиони, с которой очень скоро в силу сложившихся обстоятельств будет вынужден расстаться. В воспоминаниях путешественника о ней нет каких-либо упоминаний, но в данном случае не следует торопиться с выводами и обвинять кинематографистов в естественном стремлении придумать в сценарии «женскую составляющую». Вопрос на самом деле далеко не простой и имеет под собой реальную основу.
        Известно, что европейцы появились в Янчжоу при монголах. Католический монах Матиуш Одорик, посетивший город в первой трети ХIV в., увидел там одну католическую и три несторианские церкви. Согласно историческим документам, католический храм основал некий богатый купец. Весьма сомнительно, что его прихожанами были исключительно христиане-китайцы.
        В 1952 г. в окрестностях Янчжоу нашли надгробные плиты сестры и брата Виллиони - Катарины и Антонио, скончавшихся соответственно в 1342 и 1344 г. Тексты обеих эпитафий выполнены старым готическим письмом на латинском языке. Некоторые ученые даже полагают, что семейство Виллиони имело венецианские корни. Простой арифметический подсчет показывает, что в случае, если Катарина прожила более семидесяти лет, то ее знакомство с Марко Поло уже не выглядит сумасбродным предположением. Не знаю, как читателю, а автору искренне хочется верить, что все было именно так.
        Феерию восторга и восхищения у путешественника вызвала столица Манзи (южносунский Китай) Кинсан (Ханчжоу). Знакомясь с описанием этого города, понимаешь природу возникновения прозвища «милионе» («миллион»), которое дали Марко Поло некоторые его сограждане. В знаменитых венецианских карнавалах среди прочих участвовали и маски «Марко Милионе», рассказывавшие публике самые невероятные истории. Действительно, в стремлении поделиться переполняющими его чувствами увлекающийся итальянец утрачивает чувство меры, когда говорит о городе в «сто миль в округе», с
«двенадцатью тысячами каменных мостов», «четырьмя тысячами бань», «миллионом шестьсот тысяч домов» и т. п., хотя по сути своей повествование весьма содержательно и представляет интерес. В частности, те же бани стали популярны в китайских городах еще в Х в., поэтому ситуация, когда местные жители «по нескольку раз в месяц ходят туда», ибо «чистоту в теле соблюдают», бесспорно, была откровением для Европы того времени.
        В последнее время на волне «исторического нигилизма» в обществе, обусловленного социально-политическими и идейно-нравственными потрясениями конца ХХ в., стало модным опровергать давно известные факты и события, развенчивать крупных политических и исторических деятелей, создавать новых кумиров из числа аутсайдеров прошлого, выискивать в различных документах, свидетельствах и хрониках ошибки и нестыковки для последующего отрицания общепринятых представлений и взглядов. Среди тех, кому регулярно достается от всевозможных авторов, оказался и Марко Поло. С удивительным упоением рассуждают «теоретики» от истории о неточностях и искажениях в его «Книге», агрессивно настаивая на самых фантастических гипотезах и умозаключениях. Бессмысленно вступать с ними в полемику, обсуждая перипетии более чем 700-летней давности, при реальном отсутствии у кого бы то ни было солидной источниковедческой базы.
        Можно только напомнить в этой связи, что постигавший абсолютно новый для себя мир молодой венецианец эпохи средневековья не был студентом географического факультета университета, не обзавелся дипломом магистра истории или степенью доктора этнографии. Эмоциональная открытость и юношеский порыв зачастую не оставляли места для четкой фиксации, тщательной проверки, серьезного обобщения и своевременного анализа происходивших событий и конкретных явлений. В конце концов, разве резонно ожидать даже в наше время от талантливого и увлеченного математика комплексного, квалифицированного и научно выверенного описания флоры и фауны бассейна Амазонки?
        Интересно, что ни один мало-мальски известный в мировом масштабе путешественник, посетивший Центральную Азию, не подвергал сомнению авторитет Марко Поло, отмечая одновременно ошибки, просчеты и откровенные «заимствования» последнего. Н. М. Пржевальский и В. И. Роборовский, С. Гедин и А. Стейн, П. К. Козлов и П. Пельо, а также многие другие исследователи скорее наоборот воспринимали его мощную энергетику и оптимизм первопроходца, которые помогали им преодолевать трудности и лишения, природные катаклизмы и стихийные бедствия. К сожалению, современная околонаучная пишущая тусовка исповедует другие ценности…



        Глава X



«ГЕРОИ ПУСТЫННЫХ ГОРИЗОНТОВ»

        Поездка в Дуньхуан предполагает отчаянный марш-бросок в пустыню Гоби, к руинам застав, за которыми купцов и путешественников в стародавние времена ожидали трудные переходы Шелкового пути. Вот как определяет начинавшиеся отсюда караванные маршруты в дальние страны династийная хроника эпохи Суй (589-621 гг.): «От Дуньхуана к Западному морю идут три дороги, и у каждой имеются ответвления. Северная дорога из Хами проходит у озера Баркуль, племя Тэле, ставку тюрского кагана (близ озера Иссык-Куль), идет через Люхэшуй, доходит до Византии и достигает Западного моря.
        Средняя дорога из Турфана через Карашар, Кучу, Тэле и далее через Памир проходит через Кабудан, Ура-Тюбе, Бухару, Самарканд и Мерв, доходит до Ирана и достигает Западного моря.
        Южная дорога из района Лобнора идет через Хотан, Каргалык, Ташкурган, Памир и далее через Вахан, Тохаристан, эфталитов, Бамиан, Газни ведет в северо-западную Индию и достигает Западного моря. От каждой страны также отходят дороги, которые в свою очередь пересекаются на юге и севере. Таким образом, следуя по этим дорогам, можно попасть в любое место».
        В середине июня 2001 г. на площади, примыкающей к дуньхуанскому автовокзалу, желающих отправиться в 40-градусную жару в продолжительную поездку по пустыне можно было пересчитать по пальцам, поэтому весьма кстати там оказались австриец и японка, увлеченные красочным описанием местной экзотики в путеводителях, с которыми они не расставались ни на минуту. Торг с водителем «булки», как ласково называют в Китае крохотные микроавтобусы, грозил затянуться надолго, ибо таксист заламывал свою цену, а представитель тихой и нейтральной европейской страны громко, квалифицированно и охотно ругался, отстаивая наши общие интересы. В итоге благодаря полному отсутствию клиентов-конкурентов «тройственный союз» - Австрия, Россия и Япония - все-таки одержал символическую победу, вынудив водителя довольствоваться минимальной суммой вознаграждения. Сообщая своим коллегам о решении ехать с несговорчивыми туристами, он несколько виновато пожимал плечами и ссылался на отсутствие иного заработка.



^В пустыне Гоби^


        Выскочив за пределы оазиса, автомобиль окунулся в привычный гобийский ландшафт. Созерцание его через окна быстро движущегося транспортного средства не вызывает особых эмоций, поскольку на протяжении десятков и сотен километров чрезвычайно сложно сфокусировать внимание на чем-то интересном или запоминающемся. Настроение кардинально переменилось, когда неожиданно появились погонщики верблюдов, которые живо откликнулись на нашу просьбу и согласились приобщить неразумных иностранцев к таинствам караванной жизни. Несколько лет назад в этих местах существовал экзотический трехдневный тур, приближенный к эстетике Шелкового пути. Однако перспектива ночевок под открытым небом, специфика многочасового передвижения на верблюдах и некоторые другие нюансы вызвали энтузиазм лишь у горстки любителей экстремального туризма, поэтому нерентабельный маршрут вскоре закрыли. Нам же в очередной раз повезло и часть пути удалось проехать верхом.
        Ритмично покачиваясь в такт уверенной и широкой поступи «корабля пустыни», ощущаешь себя кем угодно, но только не рядовым обывателем столичного мегаполиса. Ассоциативный ряд извлекает из памяти имена великих путешественников, древних и средневековых воинов и купцов, отважных искателей приключений из реальной жизни и классики мировой литературы. Вполне возможно, что известный английских писатель Дж. Олдридж испытывал схожие чувства и ощущения, работая над романом о драматических событиях в Аравийской пустыне, название которого и воспроизведено в заголовке настоящего раздела. Гоби и Такла-Макан тоже повидали на своем веку несметное число ярких и неординарных личностей, многие из которых вошли в анналы истории.
        Верблюды между тем неуклонно двигались к намеченной цели, оставляя за собой вздыбленный песок и куски вывороченной сухой глины. Вдохновленный суровым очарованием окружающей природы и вспомнив сложные перипетии одного из ключевых персонажей айтматовского «И дольше века длится день», автор сразу определил своего
«иноходца» «Каранаром». Дочь с присущими ее поколению техницизмами, англоамериканизмами и прочими молодежными прибамбасами предпочла «Camel Trophy».
        Где-то здесь - к северу от хребта Алтынтаг, разделяющего Цайдамскую и Таримскую впадины, и к востоку от озера Лобнор - Николай Михайлович Пржевальский (1839-1888 гг.) впервые обнаружил и подробно описал дикого двугорбого верблюда, столетиями считавшегося вымершим. Так, в книге «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лобнор» об экспедиции 1876-1877 гг. выдающийся русский географ и исследователь Центральной Азии писал, что в противоположность домашнему верблюду, у которого
«трусость, глупость и апатия составляют преобладающие черты характера», его дикий собрат отличается «сметливостью и превосходно развитыми внешними чувствами». Зрение у последнего «чрезвычайно острое», слух «весьма тонкий», а обоняние развито
«до удивительного совершенства».
        Исследование, проведенное Н. М. Пржевальским, вызвало определенный резонанс в научном мире. На поиски дикого Camelus Bactrianus отправился любознательный англичанин Дж. Литлдэйл (экспедиция 1894 г.), о котором, правда, российский ученый-геолог и писатель В. А. Обручев после их встречи в Синине (совр. провинция Цинхай) отзывался без особого пиетета, заявив, что тот «ездил больше ради впечатлений туриста и охоты на диких животных, чем для научных наблюдений».
        Интерес к древнему обитателю этих мест проявлял шведский археолог и географ С. Гедин во время раскопок в 1896-1902 гг. Русский путешественник П. К. Козлов, побывавший здесь примерно в то же время, отмечал, что данный уголок пустыни, находящийся вдали от людского шума и изобилующий кормом, а зимой и питьем в виде снега, дает приют «интересному животному», которое «манит к себе» европейцев-исследователей, - дикому верблюду.
        В конце 50-х гг. ХХ в. к изысканиям подключились китайские специалисты. Вскоре правительственным решением дикий верблюд был отнесен к числу особо охраняемых видов животного мира. В 1986 г. в районе, примыкающем к Алтынтагу, была создана обширная заповедная зона, существенно увеличенная в 2000 г. Сейчас представителей этой немногочисленной популяции можно встретить лишь в Китае (Синьцзян-Уйгурский автономный район и провинция Ганьсу) и Монголии (юго-запад).
        Самые ранние свидетельства об интересующем нас бактриане встречаются в исторических хрониках династии Западная Хань (206 г. до н. э. - 8 г. н. э.). Первым из европейцев во второй половине XIII в. о нем упоминает Марко Поло. В
1989 г. в пустынной зоне Синьцзян-Уйгурского автономного района на территории древнего государства Хотан специалисты обнаружили чеканную монету с изображением двугорбого верблюда. Данный денежный знак - удивительный синтез мировых цивилизаций. Как известно, в Поднебесной монеты на протяжении тысячелетий только отливали, самая ранняя чеканка появилась в Греции. Однако на обратной стороне находки есть иероглифическая надпись на китайском языке, определяющая ее номинал. Другая ее особенность: изображение человека или животного - исконная традиция западных монет. Для китайских аналогов, находившихся в обращении, она нехарактерна. Впрочем, к этой монете мы еще вернемся.
        Родина нашего верблюда - унылое безлюдье Центральной Азии. В отличие от иного вида - афро-аравийского-индийского одногорбого верблюда (Camelus Dromedarius, дромедар), полностью одомашненного человеком еще в первом тысячелетии нашей эры, дикий двугорбый сохранил многовековую самобытность и индивидуальность. Это стройное и быстроногое животное. Горбы значительно ниже, заостреннее и уже, чем у домашнего собрата, поэтому проблема корма для него более актуальна. Понятно, что в условиях бесплодных пустынь Гоби и Такла-Макан с их температурными аномалиями, он неприхотлив в еде, может пить соленую воду. В поисках пищи и воды зачастую проходит в день до 50 километров.
        Обычно такие верблюды живут небольшими группами, насчитывающими около 10 особей: самец и самки с детенышами. Спаривание приходится на конец зимы, когда самец становится исключительно агрессивным, практически ничего не ест и не пьет, очень мало спит. Интеллигентный читатель, естественно, вспомнил красочное описание этого периода в жизни верблюдов в упоминавшемся романе Чингиза Айтматова.
        По свидетельству П. К. Козлова, в любовный период дикие бактрианы нередко забегают в стада домашних верблюдов. Оплодотворенная таким «кавалером» домашняя самка дает весьма слабое потомство. Результат метисации наглядно выражается в более тонком позвоночном столбе, этой «характерной особенности дикого верблюда», лишенного возможности развивать спину путем перевозки грузов, на что неизбежно обречены порабощенные человеком домашние особи. Самка вынашивает будущего верблюжонка 13 месяцев. Вот почему, едва появившись на свет, тот уже может самостоятельно стоять и передвигаться, а бегать и прыгать начинает на 2-3-й день. Через год молодой верблюд полностью самостоятелен, средняя продолжительность жизни - порядка 20 лет.
        Во время международной экспедиции 1995-1997 гг., организованной Государственным управлением КНР по защите окружающей среды и Программой ООН по окружающей среде (ЮНЕП), ее участники, обратив внимание на чрезмерную, на первый взгляд, осторожность животных, однажды заметили самку, которая подпустила людей почти на
500 метров. Оказалось, что она не хотела бросать и намеревалась защищать своего едва родившегося малыша. На этот раз им ничто не угрожало: ученые не стали создавать экстремальной ситуации и сочли за благо удалиться. К сожалению, пугливость диких особей обусловлена человеческой деятельностью. По мнению одного из руководителей экспедиции, профессора Юань Гоина, в них заложен генетический код, согласно которому люди - это враги. Обычно верблюды убегают, только завидев человека.
        В результате «развития цивилизации» и хищнического истребления их количество в мире сократилось до менее 900 голов, хотя сто лет назад насчитывалось 10 тысяч, а в 1980-е гг. - 2-3 тысячи особей. Многие становятся жертвами браконьерской охоты. В настоящее время ею в основном занимаются рудокопы-нелегалы, промышляющие в богатом минеральными ресурсами Северо-Западном Китае. Хочется надеяться, что власти уделят данной проблеме такое же внимание, как и защите национального достояния и символа страны, - большой панды. Тем более, что в последние годы позитивные сдвиги налицо.
        Например, в новом варианте Уголовного кодекса КНР (1997 г.) впервые появился раздел об ответственности за преступления против охраны окружающей среды и природных ресурсов. Согласно статье 341 УК, незаконная охота, истребление редких, исчезающих диких животных, особо охраняемых государством, или их незаконная покупка, перевозка, сбыт наказываются в том числе лишением свободы до пяти лет. При наличии отягчающих вину обстоятельств допускается тюремное заключение на срок от пяти до десяти лет, а при особо отягчающих - десять и более лет; в качестве дополнительного наказания применяется штраф или конфискация имущества.
        Указанная норма носит отнюдь не декларативный характер. Китайские средства массовой информации регулярно сообщают о выносимых судами приговорах браконьерам и торговцам шкурами диких животных. Как правило, в сроках лишения свободы фигурируют двузначные цифры.
        Между тем пустынный пейзаж не претерпел существенных изменений. Состояние легкой эйфории и «осознанного восторга» не проходило, хотя в голову пытались лезть грустные мысли, навеянные тяжелыми впечатлениями путешественников прошлого от увиденного вокруг. Следуя в январе 1894 г. аналогичным маршрутом, правда в противоположном направлении, П. К. Козлов так живописал эту дорогу: «Могильная тишина и безотрадная картина по сторонам; на глади солончаков валялись скелеты павших животных: верблюдов, лошадей и ослов. Других указателей дороги тут нет, да их и не нужно, так много костей устилает трудный путь. Там и сям проносятся вихри; на сухих местах они имели вид высоких столбов. Вихри сменяются миражами, «злыми духами», строящими фантастические здания из ряда каменистых обрывов. Как было не вспомнить начертанную Марко Поло картину ужасов перехода через пустыню Лоб!». Попутно следует заметить, что «пустыней Лоб» венецианский путешественник называл пески, камни и солончаки Гоби.
        По мнению русского путешественника, на весь путь «в 20 переходов с тремя дневками» от озера Лобнор до Дуньхуана по «безлюдной стране» необходимо было запастись продовольствием для людей и фуражом (зерном) для лошадей; лучшее время для движения по этой пустынной местности - январь, хотя, со слов местных жителей, можно отправляться в дорогу с начала декабря до 15 февраля, т. е. в течение двух с половиной месяцев.
        В начале третьего тысячелетия с его надеждами и иллюзиями столь уныло-прагматические настроения кажутся чересчур мрачными, да и упоминание о
«горах костей» представляется известным преувеличением, хотя никто не ставит под сомнение подлинность описанного. Тем более, что пейзаж, похоже, не менялся на протяжении тысячелетий. Схожие сюжеты и мотивы можно найти еще у Сюаньцзана и его предшественников, посещавших страны, располoженные к западу от Китая. Здесь дело, вероятно, в другом: наш современник, по своей воле покинув «суету городов и потоки машин», вырвавшийся на первозданную природу затерянного уголка планеты, хочет и готов искренне радоваться, восхищаться и изумляться тому, что его отныне окружает.
        Как писал в свое время Н. М. Пржевальский, «..самое дело путешествия для человека, искренно ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильней оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья. Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять все удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, по временам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь..».
        Тем не менее, о песках забывать не стоит, да и они сами постоянно о себе напоминают. Чуть поднявшийся ветер приносит массу неудобств, что же тогда говорить о самумах! В последние десятилетия пустыня наступает особенно решительно.
        В начале 70-х гг. ХХ в. произошло полное пересыхание озера Лобнор. Поэтому, употребляя перед этим именем собственным слово «озеро», надо иметь в виду, что воды в нем уже давно нет. Соответственно на 320 и 200 километров пересохло русло рек Тарим (самая протяженная в Центральной Азии) и Кончедарья, некогда главных источников воды в озере. Среднегодовое количество осадков в данном районе составляет лишь 13 миллиметров в год при испаряемости влаги до 4000 миллиметров.
        В 2000 г. в крупнейшем в Китае пресноводном внутри-континентальном озере Баграшкуль, расположенном в межгорной впадине в восточном Тянь-Шане на высоте 1030 метров, уровень воды поднялся более чем на один метр по сравнению с предыдущим годом, благодаря чему в мае и ноябре из него в русло нижнего течения реки Тарим было переброшено свыше 300 млн. кубометров воды. Участок ее полного пересыхания удалось сократить до 150 километров, однако ситуация по-прежнему остается очень сложной. Согласно подсчетам китайских специалистов, с 1960 по 1996 гг. поток воды в верхнем течении Тарима сократился на 1,3 млрд. тонн, т. е. ежегодное сокращение составляет в среднем более 36 млн. тонн. Если такие темпы сохранятся, то через 110 лет русло реки полностью высохнет.
        Быстро сокращается популяция евразийских тополей (кит. «хуяншу») - «стойких оловянных солдатиков» в безжалостной пустыне. Известно, что они могут прожить около тысячи лет, потом твердо стоять другую тысячу лет и остаются неповрежденными еще одну тысячу лет, когда лежат на песке. Эти деревья, родиной которых является Синьцзян, производят ошеломляющее впечатление в море бесплодных просторов. Их роль в жизни местного населения на протяжении тысячелетий при всем желании переоценить невозможно. Они помогают и исследователям этого сурового края. Все деревянные находки, начиная от обычных ложек и кончая гробами усопших, оказались в хорошем состоянии, что позволило археологам получить бесценный материал для своих изысканий. С помощью погибших, но не упавших хуяншу удавалось и удается разыскивать следы древних государств и поселений, отдельные захоронения и могильники.
        Особый разговор о деревянных дощечках с письменами. Это, пожалуй, одни из самых ценных находок, поскольку они заставили зазвучать голоса далекого прошлого. С
1901 г., когда в Синьцзян-Уйгурском автономном районе были обнаружены первые экземпляры, к настоящему времени общее число перевалило за десятки тысяч единиц, найденных на караванных путях и в оазисах пустыни. Среди них послания и указы правителей, личная переписка, распоряжения по хозяйству, долговые расписки и многое другое. Тексты на различных языках дают возможность окунуться в атмосферу тех лет, почувствовать пульс и ритм жизни Шелкового пути.
        За последние 40 лет территория, где росли евразийские тополя, уменьшилась на 7 0 с лишним процентов. Постепенно истончается «зеленый коридор» вдоль исключительно важной для страны железнодорожной магистрали Ланьчжоу - Урумчи. Стремительно летящие по скоростным трассам Северо-Западного Китая автомобили не могут скрыть печальную картину засыхающих по обеим сторонам дороги деревьев.
        Трудная проблема для специалистов - как сохранить находящиеся под палящим солнцем памятники старины в этом регионе. Под воздействием ветровой эрозии сооружения, построенные в основе своей из глины с большим содержанием песка и солончаков, постепенно гибнут. Сейчас данный процесс в силу климатических изменений ускорился. Ученые, работающие в районе Дуньхуана, активно пытаются использовать различные методы консервации руин, однако их эффективность пока не столь велика, как хотелось бы.
        Предпринимались попытки укрепить поверхность, зацементировав ее, но соответствующий раствор плохо смешивался с глиной, в результате чего последняя продолжала осыпаться. Более успешными оказались опыты с силикатами калия. По первому впечатлению, после такой обработки старые стены пока удается защитить от уничтожения. Тем не менее, при их интенсивном применении возникают две проблемы. Во-первых, высокая стоимость реставрационных работ. Килограмм калийных силикатов стоит 5-6 тысяч юаней (610-730 долларов США), а только в провинции Ганьсу свыше
9000 руин, имеющих историческую ценность. Во-вторых, некоторых исследователей беспокоит возможность крупных обрушений стен древних памятников под воздействием кусков тяжелой корки, образовавшейся под воздействием раствора.
        По мере решительного наступления Китая на запад и развития интенсивных торговых связей в этом направлении вопрос об обеспечении защиты населения и охране караванов становился все более актуальным. Земледельцы и купцы нередко становились объектами разбойных нападений со стороны кочевников и уголовных преступников. Вот почему при династии Хань интенсивное строительство Великой стены продолжалось уже на дальних рубежах империи. Самый отдаленный участок не сохранился, но остались древние руины двух застав, входивших в ее систему и игравших важную роль на Шелковом пути.
        Юймэньгуань (застава Нефритовых ворот) расположен в 100 с лишним километрах к северо-западу от Дуньхуана. Хорошо укрепленное оборонительное сооружение было построено между 121 и 111 гг. до н. э. Свое название оно получила благодаря ценному минералу, сыгравшему, без преувеличения, выдающуюся роль в истории и культуре Китая. Высококачественный нефрит везли из «западного государства» Хотан (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район), находившегося к югу от пустыни Такла-Макан.



^Застава Юймэнь^


        В конце II в. до н. э. Чжан Цянь сообщал о большом количестве хотанского нефрита,
«который привозят в Китай». Из него в Поднебесной изготавливались самые разнообразные предметы - от женских украшений до статуй Будды; в погребальных церемониях он считался камнем, достойным внимания богов; нефрит нашел активное применение в императорской фармакопее; чаши для вина в виде драконов и других мифологических персонажей, фигурки птиц и животных из «небесного камня» неизменно были поистине царскими подарками. Многих правителей в ханьскую эпоху хоронили в своеобразных саванах из нефритовых пластин, скрепленных серебряной проволокой, поскольку считалось, что камень предотвращает процесс разложения умершего. Археологи обнаружили уже несколько десятков таких «костюмов».
        Исторические хроники и другие источники свидетельствуют о том, что в Хотане добывался белый и зеленый нефрит. Об этом, в частности, писал знаменитый ученый-энциклопедист Абу Рейхан Бируни (973- 1050 гг.). В своем уникальном труде по минералогии он указал, что нефрит добывается в двух долинах рек области Хотан: в одной - белый нефрит высшего качества, крупные куски остаются собственностью правителя, а мелкие - его подданных; в другой долине нефрит мутной окраски, но иногда встречаются совершенно черные куски. Согласно старинным поверьям, хотанский минерал - это лунный свет, превратившийся в кристалл, а прекрасный нефрит можно найти там, где его много.
        Жители Хотана (Юйтяня) занимались в те времена в основном земледелием и скотоводством. При Западной Хань они приняли буддизм, где-то через тысячелетие, при Северной Сун (960 - 1127 гг.), - ислам. Географическое месторасположение государства на стыке многолетнего сосуществования различных этносов и культур оказало значительное влияние на его развитие. Возвращаясь к монете с двугорбым верблюдом, найденной китайскими археологами в 1989 г., следует заметить, что она относится к так называемым хотанским двуязычным (сино-кхароштхи) монетам. На лицевой их стороне помещались изображения коня или верблюда.
        Первый экземпляр был обнаружен англичанином Т. Д. Форсайтом в 1874 г. В начале
90-х гг. прошлого века насчитывалось более 350 таких монет, из них лишь около 20 - с верблюдом. Кстати, в КНР в настоящее время 13 монет сино-кхароштхи, но с верблюдом только одна.
        Хотанские двуязычные монеты отчеканены из меди характерного красного цвета (известны, правда, две серебряные). Они достаточно четко различаются как по номиналу, так и по весу. Наиболее полновесные экземпляры достоинством в 6 чжу весят 4,70 - 5,07, в 24-16, 00-17,40 грамма. Расположенная по кругу лицевой стороны надпись письмом кхароштхи на монетах в 6 чжу с изображением коня переводится как «великий правитель», а на всех монетах в 24 чжу и на монетах в 6 чжу с изображением верблюда - «великий царь, правитель правителей». Указывается также имя правителя и, возможно, место правления.
        Кхароштхи- индобактрийское слоговое письмо, первоначально читалось справа налево, в более поздний период - слева направо. Самая ранняя запись, выполненная этим письмом, датируется 251 г. до н. э. На кхароштхи оказало сильное влияние древнеиндийское слоговое письмо брахми, на котором писал свои указы знаменитый император Индии Ашока. Кстати, упомянутый древнейший текст на кхароштхи - как раз перевод одного из его эдиктов.
        Китайская легенда, определяющая номинал, находится на другой стороне рассматриваемых денежных знаков. Иероглифическая надпись на более мелких занимает все пространство - «медная монета в 6 чжу». На крупных она расположена по кругу -
«медная монета весом в 24 чжу». Ученые расходятся в определении исторических рамок ее обращения. Обобщив высказанные точки зрения, можно условно говорить о I-III вв. н. э. Любопытно, что примерно к этому периоду относятся и обнаруженные здесь монеты китайского образца, но хотанского производства с прямоугольным отверстием -
«юйфан» (?), отлитые из свинца или со значительной его примесью. Известно лишь несколько таких монет, и вопрос с их датировкой еще более запутанный.
        Однако вернемся к заставе Юймэнь. Свернув с трассы Дуньхуан- Голмуд (совр. провинция Цинхай), мы оказались в гордом одиночестве на дороге, построенной всего несколько лет назад. Впереди нас ожидали примерно 60 километров пути, причем последние десять - по пересеченной местности, поскольку работы здесь еще не завершены. Вскоре показался своеобразный блокпост, где местные контролеры решительно потребовали оплатить осмотр Юймэньгуаня (30 юаней или менее 4 долларов с человека, без скидок). Навязанный в ультимативной форме расчет за десятки километров до намеченного к посещению объекта показался весьма странным, но затем ситуация отчасти прояснилась, а приобретенный опыт удалось позднее успешно применить на практике.
        Внушительных размеров фрагменты заставы неплохо сохранились, но в целом они не дают реального представления о жизни, бурлившей в этих местах около двух тысяч лет назад. Когда-то тут был мощный оборонительный форпост императорской армии. Если обратить взгляд на северо-запад, то можно увидеть контуры широкой дороги, по которой в обе стороны шли караваны, груженые всевозможными товарами. Высокопоставленный ханьский сановник Бань Чао, проживший в Западном крае многие годы, сыгравший большую роль в укреплении китайского влияния в этом регионе и мечтавший умереть на родине, на склоне лет писал императору: «Не надеюсь на возвращение в Цзюцюань, хотел бы добраться до Юймэньгуаня, пока жив». Читатель, вероятно, помнит, что ему удалось все-таки незадолго до смерти вернуться в Лоян.
        В 5 километрах к западу от заставы бросаются в глаза два очень интересных древних сооружения военного назначения. Достаточно высокая сигнальная башня добротно сложена из необожженного кирпича. Когда появлялся вражеский отряд, воины, находившиеся в дозоре, разжигали костер, сообщая главным силам о приближающейся опасности. Основным топливом, как правило, служил волчий помет. Оказывается, он дает устойчивый вертикальный дым, который выдерживает мощные порывы ветра и поэтому виден на большом расстоянии. Автор подобных экспериментов не проводил, но солидным историческим свидетельствам и источникам привык доверять.



^Сигнальная башня^


        В сотне метров от сигнальной башни тянутся крепостные укрепления, вернее то, что от них осталось. Аккуратная табличка, тем не менее, предлагает называть их Великой стеной эпохи Хань. Конечно, эти скромные руины трудно сравнивать со ставшими привычными кирпично-каменными конструкциями где-то под Пекином или в некоторых других районах Северного Китая. Однако следует учитывать, что широко растиражированные для непритязательного посетителя лубочные варианты «восьмого чуда света» и даже кажущиеся более подготовленному зрителю очень старыми его отдельные фрагменты ни в коей мере не соответствуют первоначальному замыслу и исполнению.
        Стена у Юймэньгуаня воздвигнута по необычной для оборонительных сооружений, расположенных в округе, технологии. Судя по всему, ее строители сначала изготовили опалубку, а затем постепенно заливали туда глину, постоянно трамбуя ее с помощью специальных приспособлений. В результате получился капитальный и многослойный
«пирог», который эффективно защищал воинов, стоявших на страже дальних рубежей империи, от нападений кочевников и вылазок разбойников.
        С холма, на котором стоит крепость, открывается прекрасный вид на Сулэхэ. После длительного контакта с бесконечными пустынными горизонтами и пересохшими руслами некогда полноводных рек эта водная артерия в первый момент кажется миражом, но никакого обмана зрения тут нет. Сочная зелень поймы наглядно доказывает, что и под раскаленным солнцем жизнь продолжается, а между тем за рекой возникают манящие просторы Синьцзян-Уйгурского автономного района.
        Если, добравшись до Юймэньгуаня, свернуть направо, в противоположную сторону от того места, где находятся упомянутые стена и сигнальная башня, и проехать около 15 километров по бездорожью, то автомобиль уткнется в массивные руины загадочного памятника архитектуры. Китайские археологи считают его гигантским зернохранилищем императорской армии, но при этом почему-то называют крепостью. Планировка прямоугольного в основании комплекса, сложенного из глиняных кирпичей, просматривается довольно отчетливо: длина фундамента составляет почти 140 метров, ширина - менее 20 метров, а высота сохранившихся стен - 11-13 метров. В нижней части последних проделаны сквозные дыры в человеческий рост, которые вполне можно принять за проходы, но ученые настаивают на другой версии - отверстия для циркуляции воздуха.
        Грандиозное хранилище провианта, если эта гипотеза действительно верна, вне сомнений, относится к той же эпохе, что застава и другие близлежащие фортификационные сооружения. По мнению специалистов, оно было воздвигнуто в 114 г. до н. э. и на протяжении длительного периода активно использовалось для нужд многочисленного гарнизона, чиновников различного уровня и местных жителей.
        Таким образом, можно смело утверждать, что Юймэньгуань в начале христианской эры представлял собой хорошо укрепленный военно-оборонительный рубеж, обеспечивавший не только защиту уже завоеванных территорий, но и стремительное продвижение Китая в западном направлении.
        Во времена Южных и Северных династий (420-589 гг.) северный маршрут Шелкового пути был несколько изменен, а заставу перевели в район уезда Аньси, к северо-востоку от Дуньхуана. Кстати, именно там проходит сейчас железнодорожная магистраль в сторону Хами, Турфана и далее на Урумчи. Юймэньгуань постепенно утрачивает свое стратегическое положение: армия покинула прежний район дислокации, вместе с ней ушло окрестное население. С годами жаркое солнце иссушило некогда плодородные земли, а ветер и песок энергично продолжали разрушать все, что было создано здесь людьми на протяжении столетий.
        Подъезжая к заставе, разговорчивый водитель «булки» показал несколько фотографий этих мест, сделанных относительно недавно одним из туристов, которого он сопровождал. Бросилось в глаза, что на снимках неизменным фоном было ослепительно голубое небо, чуть-чуть разбавленное изящными мазками перистых облаков. От такой красоты иностранцы, прожившие какое-то время в любом из крупных промышленных городов, быстро отвыкают. При сопоставлении продемонстрированных фото с конкретным оригиналом оставалось лишь глубоко вздохнуть и посетовать на не самые благоприятные погодные условия: жара спадать не собиралась, а небо, казалось, было затянуто легкой дымкой, исключавшей качественную съемку.
        Каково же было удивление автора, когда дочь получила в мастерской проявленную пленку и пробные отпечатки. Они ни в чем не уступали ранее увиденным кадрам, а в чем-то их даже превосходили. Сделанные примерно в то же самое время неподалеку от заставы снимки других насыщенных по своему содержанию и символике объектов не смогли настолько выразительно передать гармонию культурно-исторических памятников и окружающей природы. Не хочется в духе оккультных учений пространно рассуждать об особой энергетике и уникальной ауре Юймэньгуаня, но, в очередной раз рассматривая великолепные фотографии, невольно задумываешься о мистических флюидах фантастического мира, затерянного в пустыне.
        Яркий символ заставы Юймэнь занимает видное место в творчестве блистательной плеяды поэтов эпохи Тан. Тонкий лирик Ли Бо (701 - 7 62 гг.) посвятил ей стихотворение «Луна над горной заставой», в котором есть такие строки:


        Луна над Тянь-Шанем выходит, светла,
        И без облаков океан,
        И ветер принесся за тысячу ли
        Сюда, на заставу Юймэнь.
        И воины мрачно глядят за рубеж -
        Возврата на родину ждут,
        А в женских покоях как раз в эту ночь
        Бессонница, вздохи и грусть.

    (пер. А. Ахматовой)
        Весьма далекая от хитросплетений китайских иероглифов и пустынных ландшафтов Гоби и Такла-Макана Анна
        Ахматова удивительно емко передала душевное состояние людей, находящихся во враждебном окружении и в близких к экстремальным природных условиях. Трудно говорить об абсолютной аутентичности перевода, но, оказавшись у древних руин, отчетливо понимаешь тягостные мысли воинов, оторванных от родных мест на тысячи километров.
        Перевод данного стихотворения, выполненный А. Гитовичем и опубликованный в 1987 г.
        более витиеват и многословен. Представляется, что откровенное увлечение описательными конструкциями в какой-то мере выхолостило его содержательную часть, да и Юймэньгуань по прихоти переводчика оказался безымянной «заставой»:


        Над горами Тяньшань
        Золотая восходит луна,
        И плывет в облаках
        Беспредельных, как море она.
        Резкий ветер, пронесшийся
        Сотни и тысячи ли,
        Дует здесь, на заставе,
        От родины нашей вдали.
        Те, кто временно здесь,
        Да и весь гарнизон городской -
        Все горюют о родине,
        Глядя на север с тоской.
        Эту ночь я опять
        Проведу в кабачке за вином,
        Чтоб забыться на время -
        Не думать о доме родном.

        Поэтические строки о заставе к северо-западу от Дуньхуана можно найти в стихотворениях Ван Чжихуаня, Ли Ци, Ван Чанлина и других поэтов той поры. Так, в
«Старой военной песне» Ли Ци эффектна реминисценция о печальном эпизоде многолетних войн ханьского Китая на далеких западных рубежах. Потерпев поражение в жестоком сражении с армией государства Давань, генерал Ли Гуанли обратился к императору Уди с просьбой разрешить отступление во внутренние районы страны через заставу Юймэнь. Однако император не только не дал своего согласия, но и направил туда дополнительный воинский контингент с приказом физически уничтожить тех, кто попытается обратиться в бегство.
        В стихотворении Ван Чжихуаня «За Великой стеной» у Юймэньгуаня «не дуют весенние ветры», а везде лишь «желтый песок». Герой Ван Чанлина («Стихи воина») знает, что путь домой лежит через заставу, но «до победы полной не видеть мне родной моей земли».
        Чтобы добраться до Янгуаня, нужно проехать порядка 70 километров к юго-западу от Дуньхуана. Время и пески не пощадили заставу. Сейчас от нее остался только стоящий на возвышении остов сигнальной башни, подойти к которому вплотную нельзя - металлическая ограда. В 1987 г. автор был безмерно рад удачному решению сделать слайды, просунув фотоаппарат между железными прутьями. В итоге получилось, как в роскошных рекламных изданиях!
        На протяжении многих лет вокруг Янгуаня нередко находили старинные монеты, оружие, бытовые предметы, орудия труда и др. Особенно часто это случалось после песчаных бурь, нередких в здешних краях. Поэтому место стало своеобразной «антикварной лавкой», где можно не купить, но отыскать удивительные вещи и всевозможные раритеты. В 1972 г. археологи обнаружили поблизости руины древних построек площадью более 10 тысяч квадратных метров.

^Руины эпохи Хань в пустыне Гоби^


        Янгуань (досл. с китайского Солнечная застава или застава Южного склона) расположен к югу от другого фортификационного сооружения - Юймэньгуаня. Отсюда и его название, о чем свидетельствуют записи, хранящиеся в Дуньхуанской библиотеке. Даже если об этом ничего не знать, то вариант перевода с оптимистическим прилагательным «солнечный» с самого начала представляется крайне сомнительным: обжигающего солнца тут действительно много, оно везде и совершенно не радует.



^Янгуань^


        За заставой многие километры пустыни, таящей опасности и лишения. Любой путник задумывается о предстоящих трудностях. Эти мысли очень точно передал в стихотворении «Прощание в Вэйчэне» классик средневековой китайской литературы Ван Вэй (701-761 гг.), которое знает всякий мало-мальски образованный китаец. Вот как оно звучит в переводе Аркадия Штейнберга:


        Утренний дождь.
        Пыль стала сырой.
        Двор постоялый.
        Ивы ярче, свежей.
        Очень прошу:
        Выпьем по чарке второй.
        Пройдя Янгуань,
        Вам не встретить друзей.

        Отсюда в разных направлениях пролегал путь посланников ханьского двора Чжан Цяня и Бань Чао, буддийских монахов Фасяня и Сюаньцзана, венецианца Марко Поло и многих других купцов, пилигримов, путешественников и авантюристов.
        Во время нашей поездки к заставе произошел любопытный инцидент. После Юймэньгуаня стало очевидно, что эпоха бесплатного посещения древних руин и природных ландшафтов в отдаленных уголках страны, распространенного в Китае в середине 80-х гг. ХХ в., безвозвратно канула в Лету. Ловкий ход по навязыванию входных билетов за многие километры до культурно-исторического памятника, расположенного в глубине пустыни, свидетельствовал о серьезных достижениях местных властей в совершенствовании технологии сбора денег. Однако в случае с Янгуанем ими был допущен явный просчет, которым и удалось воспользоваться в полной мере.
        Единственный фрагмент сигнальной башни четко просматривается с дороги на весьма приличном расстоянии. За полтора десятка лет тут появились всевозможные постройки, создающие видимость музейного комплекса со всеми вытекающими отсюда последствиями. Касса располагается непосредственно при входе, здесь же находится и автостоянка. Автор на правах «старожила» постарался доходчиво объяснить своим спутникам, что вплотную подойти к заставе все равно не получится, поскольку, как уже было сказано выше, она обнесена высокой оградой, а созерцать и фотографировать ее можно с близлежащего холма, причем совершенно бесплатно. Что же касается музейной экспозиции, то она не идет ни в какое сравнение с ранее увиденным. Высказанные идеи встретили всеобщее одобрение, решено было поступить именно таким образом.
        Действия ушлых туристов вызвали у администрации резкое недовольство. Сначала «в бой» были брошены два охранника. Тот, кто постарше, вооружился для пущей убедительности солидным булыжником. Каких-то веских доводов в пользу запрета на съемку за пределами территории музея и требования в обязательном порядке приобрести входные билеты не прозвучало, но их действия постепенно приобретали угрожающий характер. Иностранная команда решила дать достойный ответ и заняла принципиальную позицию. Одновременно ее члены, свободные от участия в разгорающемся скандале, продолжали фотографировать и снимать на видеокамеру. Естественно, их объективы фиксировали уже не только руины, но и участников жесткого противостояния.
        Оценив сложность ситуации, в район главных событий поочередно, в строгом соответствии с иерархией должностей стали выдвигаться представители администрации. Они действовали намного гибче и в основном пытались успокоить разбушевавшихся охранников, которые стремились максимально «засветиться» в глазах начальства. Справедливости ради следует признать, что и с другой стороны не было недостатка в эмоциях. Пришлось даже вспомнить отдельные статьи Уголовного кодекса КНР и закрепленные в них репрессивные санкции. Обычно знание законов страны пребывания производит благоприятное впечатление на ее граждан.
        Потихоньку спор стал выдыхаться, стороны без прежнего энтузиазма повторяли свои аргументы, конфликт себя исчерпал. В заключение администрации было предложено изучить опыт работников Юймэньгуаня и перенести кассу километров за тридцать до посещаемого объекта. Вполне возможно, что в будущем она так и поступит.
        От Янгуаня наш путь лежал к Западным пещерам тысячи будд, это в 35 километрах к юго-западу от Дуньхуана. Расположенные на обрывистом берегу Данхэ, они на протяжении свыше полутора тысячи лет неоднократно подвергались интенсивному воздействию воды, что не могло не сказаться на степени их сохранности.
        В настоящее время после завершения выше по течению строительства водохранилища, играющего важную роль в жизнеобеспечении города, и в результате значительного потепления о реке тут напоминает разве лишь ее пересохшее русло, но и от некогда крупного буддийского комплекса осталось всего 16 пещер со статуями и фресками. Зато вокруг пока много зелени, что немаловажно после длительного передвижения по пустыне. Отсутствие других посетителей позволило более внимательно осмотреть местные достопримечательности при максимальном содействии хранителей музея.



^Пересохшее русло Данхэ^


        При реализации билетов кассир первоначально исходил из существующих тарифов: взрослый билет 20 юаней (менее 2,5 доллара), льготный -10. Однако, подумав, решил продать один на двоих, что, естественно, возражений не вызвало. Сопровождавшие нас приветливые сотрудники в свою очередь без суеты показали все, что могли. Скульптурные композиции и настенная живопись доступны сейчас в десяти пещерах, еще в шести произошли обрушения и там необходимы масштабные реставрационные работы.
        В большинстве увиденных пещер налицо явное смешение эпох и стилей. Объясняется это прежде всего близостью монастыря к транспортным коммуникациям. По суше и воде столетиями сюда относительно легко добирались монахи и паломники, скульпторы и художники, купцы и путешественники, обычные путники и представители криминальных структур. Поэтому было бы наивным ожидать от всех, кто находил здесь приют, бережного отношения к произведениям искусства в оригинальном исполнении. Тем не менее, в пещерах с 1-й по 3-ю и в 16-й заметно доминирующее влияние танских композиций, с 4-й (пещеры 3 и 4 фактически объединены) по 8-ю - росписей Северной Вэй, а в 10-й - скульптур (в том числе изображение Шакьямуни) Северной Чжоу.
        В разрушенные наводнениями и паводками пустующие пещеры можно подняться с помощью приставных лестниц. Они высечены в песчанике, привлекают манящей таинственностью и освежающей прохладой. Хочется остановиться в них хотя бы на несколько часов и как следует покопаться в древней породе, но, к сожалению, времени постоянно не хватает, впереди новые дороги и впечатления.
        За Юймэньгуанем и Янгуанем далеко на запад простираются сотни километров Такла-Макан - одной из крупнейших пустынь мира. Прославленные путешественники прошлого считали ее исключительно коварной и опасной. Известны многочисленные легенды о том, что целые караваны и армии были поглощены гигантскими волнами дрейфующих песчаных дюн.
        В 1900 г. экспедиция известного во всем мире исследователя Свена Гедина (1865-1952 гг.) обнаружила в ее бескрайних просторах к северо-западу от озера Лобнор руины древнего Лоуланя (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район) - столицы одноименного государства. Важному археологическому открытию, как это нередко бывает у увлеченных и преданных своему делу людей, предшествовал курьез. Поиск лопаты, оставленной на месте раскопок, привел к развалинам городской стены. Оказалось, что в районе, где работала группа, пронеслась песчаная буря, которая вскрыла фрагменты большой крепости, построенной из необожженных глиняных кирпичей с примесью соломы. Благодаря удачному стечению обстоятельств был обнаружен некогда процветавший оазис, погребенный под слоем песка около полутора тысяч лет назад.
        Государство Лоулань во второй половине II в. до н. э. во время своих долгих странствий посетил Чжан Цянь. В период Западной Хань численность населения составляла примерно 14 тысяч человек. Жители занимались скотоводством, разводили верблюдов, овец, ослов и лошадей. Песчаные и солончаковые почвы в целом были мало пригодны для земледелия, но в западной его части климатические условия какое-то время позволяли выращивать сельскохозяйственные культуры, фрукты и даже виноград.
        Несмотря на попытки императора Уди и его преемников установить стабильные контакты с лоуланьцами, последние находились под сильным давлением сюнну и нередко отвечали вероломством на жесты примирения со стороны ханьских правителей, захватывая в плен их посланников. В дальнейшем на протяжении веков в сознании китайцев это государство ассоциировалось с территорией, откуда постоянно исходит угроза Поднебесной.
        В стихотворении танского поэта Ли Бо «Песня у заставы» Лоулань - символ врага, которого следует обязательно «покарать мечом». Еще более категоричен его современник Ван Чанлин. Цикл «Стихи воина» воспевает армейскую доблесть, храбрость и решимость ратников, для которых «без победы над лоуланьцами нет пути домой». К сожалению, в опубликованном еще во времена Советского Союза переводе Г. Ярославцева указанного стихотворения на русский язык упоминание о древнем Лоулане почему-то отсутствует.
        В 108 и 77 гг. до н. э. китайцы активно вмешивались во внутриполитическую ситуацию в этом государстве, ставив у власти своих протеже. Так, во втором случае по приказу всесильного ханьского генерала Хо Гуана некий Фу Цзецзы убил местного правителя, и во главе Лоуланя оказался человек, угодный императору Чжао Ди. Раскопки подтвердили, что в III-IV вв. район находился под контролем китайских чиновников. Во второй половине IV в. следы Лоуланя в песках Такла-Макан странным образом исчезают, что стало одной из загадок истории Центральной Азии.
        Находки в этом затерянном уголке пустыни С. Гедина, а позднее экспедиций англичанина А. Стейна (1908 г.) и шведа Ф. Бергмана (1934 г.) дали обширные сведения о жизни и быте, обрядах и материальной культуре лоуланьцев. Выяснилось, например, что значительную роль играла шерсть. Кроме пошива одежды, шерстяные изделия - пряжа, шнурки, веревки - применялись для самых разнообразных целей. Веревки употреблялись при изготовлении ручек и крышек для корзин. Шнурками украшались одежды, головные уборы и амулеты. Они широко использовались при производстве браслетов, обуви, предметов культа. Основная часть изделий выполнена из шерсти овец кавказской породы, как правило, неокрашенной. Доминирующим цветом в палитре красителей был красный.
        Высокое мастерство обработки шерсти, характеризовавшее жителей Лоуланя, наиболее полно выразилось в развитом искусстве плетения и ковроделии. Местные мастерицы использовали как технику гладкого плетения, когда один шнур идет под другим, так и саржевое плетение. При изготовлении ковров для прибивания утков применялись деревянные гребни. Изделия имели разнообразный цветной орнамент.
        Многое об исчезнувшем государстве рассказали захоронения, обнаруженные А. Стейном и, особенно, Ф. Бергманом. Наибольший интерес представляет могильник 5, обнаруженный последним в 1934 г. и расположенный неподалеку от «маленькой реки» на большом ярданге. Ее высохшее русло находится у северо-западной оконечности озера Лобнор.
        Ярданги (тюрк.) - это вытянутые вдоль господствующих ветров узкие, прямолинейные с асимметричными крутыми склонами гряды и желоба в пустыни, образующиеся в результате выдувания в суглинистых отложениях прежних рек и озер. Стоит подчеркнуть, что в китайском языке данное понятие обозначается фонетическим эквивалентом, увязываемым непосредственно с территориями вокруг Лобнора. Правда, с августа 2001 г. для туристов под Дуньхуаном функционирует компактно организованный Национальный геологический парк ярдангов, где заинтересованным посетителям гиды показывают нагромождения блоков из глины и песка под условными названиями
«сфинкс», «фазан», «юрта» и даже «Титаник». В действительности, у них мало общего с лобнорскими оригиналами.
        Высота ранее указанного ярданга оказалась порядка 7 метров, площадь - 70 на 35 метров. По подсчетам шведского ученого, всего в могильнике было, вероятно, около
120 погребений, но сохранились только 8-12. На поверхности ярданга, особенно его склонах, выявили много фрагментов деревянных конструкций (в том числе и гробов), человеческих костей, полностью или частично разрушенных, мумий, остатков одежды. Там же удалось обнаружить всевозможные женские украшения, деревянную посуду и дощечки с письменами, бронзовые и железные сосуды, предметы мебели и другую утварь.
        На западной оконечности размещалась слегка искривленная редкая ограда из не очень прямых деревянных шестов (столбов). Почти через центр ярданга шел мощный и достаточно высокий частокол из толстых круглых столбов с вершинами примерно на одном уровне. У основания они соединялись барьером из бревен, прикрепленных к столбам крепкими веревками из лыка.
        По мнению Ф. Бергмана, малая (западная) ограда определяла территорию погребального комплекса, а центральная, возможно, разграничивала группы могил. К востоку от центрального частокола стояли довольно многочисленные отдельные столбы. Их высота в среднем составляла 4,25 метра, диаметр -25 сантиметров. Столбы оказались многогранными - 7-13 граней. В нижней части, засыпанной песком, сохранилась красная краска.
        Ученый назвал данный могильник «колонным залом мертвых». Он колебался в вопросе предназначения столбов, склоняясь все-таки к версии о подпорках для легкой камышовой кровли, хотя и отмечал, что никакой системы в их расположении нет. С учетом полного отсутствия предметов китайского происхождения последние погребения датировались III-II вв. до н. э., т. е. до периода энергичного проникновения в Лоулань китайцев.
        Вскоре раскопки в этом регионе были прекращены, возобновились они только после образования КНР. Китайские специалисты, нередко при участии своих зарубежных коллег, сделали поразительные открытия в Ние, Черчене и Турфане, бассейне рек Или и Кончендарья, в местечке Пинтай (к северо востоку от Лоуланя) и др. Так, благодаря интенсивным раскопкам в Ние (к юго-западу от Лобнора), начатым еще в конце 50-х гг. ХХ. в., удалось многое узнать о государстве Цзинцзюэ, в котором во времена Западной Хань проживало порядка 30 тысяч человек. Во второй половине III в. н. э. местное население, на редкость миролюбивое и занимавшееся земледелием, из-за наступления пустыни было вынуждено покинуть свои жилища.
        В 1995 г. китайско-японская экспедиция обнаружила в районе высохшего русла реки захоронение одного из правителей этого государства. Песок, уничтожавший целые города и страны, был и остается превосходным консервантом. Он оказывает настолько мощное мумифицирующее воздействие на усопших, что сохраняются даже черты лица. А. Стейн, описывая свою широко известную находку 1915 г., заметил: «Кожа на всей поверхности тела погребенного обтягивает кости, и от тела исходит еще резкий запах».

«Пустынный король» Цзинцзюэ и его супруга оказались одеты в красивые многоцветные шелковые и шерстяные наряды, изумительно сохранившиеся на протяжении тысячелетий. На выставке в музее национального китайского шелка в Ханчжоу (административный центр провинции Чжэцзян) в конце 2000 г. эти туалеты вызвали неподдельный интерес у посетителей.
        В 1980 г. китайские специалисты раскопали крепость Лоулань, тогда же была найдена
«лоуланьская красавица». Мумия женщины в одежде из овечьих шкур и в шерстяной шапочке, украшенная гусиными перьями, пролежала в песке около 3800 лет. В результате научных экспертиз с участием врачей, биологов и химиков из Синьцзяна и Шанхая удалось выяснить ее возраст в момент смерти - около 40 лет.
        После вскрытия мумии ученые обнаружили, что сердце, легкие, печень, почки, селезенка, толстая и тонкая кишки, некоторые другие органы сохранились целиком, но затвердели и атрофировались. Легкие содержали черные песчинки, что указывало на наличие частых песчаных бурь в этом районе. Причину смерти установить не смогли, но врачи подтвердили, что женщину похоронили сразу после кончины. Тело покойной в условиях сухого климата быстро мумифицировалось, а то обстоятельство, что
«красавица» умерла зимой, способствовало замедлению процесса размножения микробов, хотя в волосах ее и были обнаружены гниды. Кстати, свое необычное имя мумия получила за яркие черты лица, характерные для женщин кавказского типа. С этой находкой связано очень лиричное стихотворение «Невеста из Лоуланя» современной тайваньской поэтессы Си Мужун, популярное среди китайской молодежи. Позднее на эти слова был написан модный шлягер.
        В 2000 г., через 60 с лишним лет после экспедиции Ф. Бергмана, археологи КНР вышли на «тот самый» могильник 5 у «маленькой реки». Дело в том, что после прекращения всех изысканий в регионе в конце 30-х гг. прошлого века пески Такла-Макан, естественно, засыпали следы древнего государства. С помощью карты Ф. Бергмана удалось-таки определить местонахождение захоронений, о которых поведал шведский ученый. К сожалению, в распоряжении автора только газетные публикации и впечатления от просмотренного по центральному китайскому телевидению двухсерийного документального фильма о первых результатах раскопок. Однако даже они дают возможность говорить об идентичности находок: те же многогранные столбы высотой от
4 до 5 метров, расположенные по центру ярданга, та же красная краска у их основания, те же предметы материальной культуры Лоуланя.
        В пяти километрах к югу от Дуньхуана расположены Поющие пески и источник под названием «Серп луны». Во время последнего путешествия мы предполагали добраться до водоема на «кораблях пустыни», но от затеи с использованием верблюдов пришлось отказаться по причине, о которой будет сказано чуть позднее.
        Поющие пески, или по-китайски Минша, тянутся на многие километры. Всевозможные песчаные горы и дюны под воздействием ветров находятся в постоянном движении: меняют свою форму, разрушаются и вновь возрождаются. В это время со всех сторон слышится однообразный, довольно резкий звук, то усиливающийся, то затихающий. Если резко всей подошвой ботинка провести по песку, то и под ногой раздастся тот же звук.

^«Поющие пески»^


        Ученые уже более полувека изучают столь загадочное явление, и в настоящее время существуют несколько версий пустынного феномена. Так, по одной из них, сцепление песчинок в этих местах не столь плотное, из-за чего образуются своеобразные
«воздушные подушки», создающие при определенном воздействии соответствующий шумовой эффект. Ряд специалистов настойчиво эксплуатируют «электрическую тему». Намного больше о Поющих песках сложено легенд. Вот только некоторые из них.
        По рассказу Сюаньцзана, много лет назад одна армия расположилась здесь лагерем. Внезапно налетел страшный смерч и заживо похоронил все войско, насыпав целую гору песка. С тех пор, когда начинает дуть ветер, слышны плач и стенания погребенных воинов и лошадей.
        Похожая история переносит в эпоху Хань. После жестокого сражения с кочевниками отряд под командованием генерала, не знавшего поражений в боях, проследовал через Янгуань и встал лагерем неподалеку от Дуньхуана. Прежде на этом месте не было песка, на склонах живописной горы росли величавые сосны, из-под земли бил источник, возле которого благоухали роскошные цветы и травы.
        В условиях абсолютного покоя и завораживающей тишины военачальник подумал: солдаты, измученные тяжелым походом, заслужили полноценный отдых и вполне могут провести здесь какое-то время. Все считали, что враг далеко. Поэтому лошадей расседлали, воины сняли оружие и доспехи, был отменен запрет на вино и мясо. Даже часовые толком не выполняли своих обязанностей.
        В это время в горном массиве Наньшан скрывалась крупная банда профессиональных разбойников и дезертиров, испугавшихся суровых армейских порядков. Пока китайский отряд сражался с сюнну, они регулярно совершали нападения на окрестные села: грабили и убивали местных жителей, забирали скот и зерно, устраивали поджоги. Узнав о приходе регулярных сил, обеспокоенные преступники затаились и выжидали.
        Когда главарю доложили о затянувшемся солдатском привале, он собрал всех единомышленников и отдал приказ атаковать практически безоружных и ничего не подозревавших воинов. Глубокой ночью тех разбудили звуки, напоминавшие вой волков. Это оказался сигнал бандитской атаки. Разбойники наступали отовсюду, в считанные минуты отряд был почти полностью уничтожен. Опьяненный легкой победой и потоками пролившейся крови главарь призвал своих подручных идти на штурм города.
        Однако в тот же момент внезапно со всех сторон подул страшный ветер. Небо стало черным, на живых и мертвых обрушились тонны песка и пыли. Никто не смог укрыться от разгула стихии, а зеленый холм мгновенно превратился в песчаную гору. С тех пор, как только ветер в этих краях усиливается, до путника начинает доноситься гул сражения: лязг мечей, бой барабанов, удары гонгов.
        Согласно еще одной легенде, тут сошлись в смертельной схватке два дракона - желтый и зеленый. Желтый дракон оказался слабее и рухнул на землю, превратившись в песчаные барханы. Его стоны неизменно сотрясают округу.
        Участниками четвертого повествования оказались местные жители, устроившие праздник с танцами и музыкой по случаю богатого урожая. Смертоносный самум накрыл развеселое карнавальное шествие столь стремительно, что музыканты даже не успели остановиться и продолжают играть.
        Не менее интересны и содержательны другие предания, но бесспорно одно: оказавшись в этих местах испытываешь определенное напряжение. Хотя здравый смысл пытается объяснить происходящее законами физики, становится немного не по себе. Невольно оглядываешься по сторонам и ищешь глазами своих спутников.
        В билетной политике властей за последние годы произошли кардинальные изменения. Некогда бесплатный вход на территорию Поющих песков оценен ныне в 50 юаней (более
6 долларов). При этом достаточно сесть на велосипед, взятый в аренду за минимальную плату у администрации любой гостиницы или в пункте проката, и отъехать в сторону от главного входа с его многочисленными контролерами, чтобы в полной мере оценить красоту здешних мест.
        Особенно содержателен и зрелищен на закате солнца 2-3-километровый пробег в восточном направлении (влево от центральных ворот). На окраине небольшой деревушки расположено кладбище, которое на фоне могучих и безжизненных песков создает сюрреалистическое полотно беспросветного пессимизма и отчаяния. Однако вскоре на горизонте появляются верблюды, группы туристов и ландшафт мгновенно преображается. Картинка насыщается действующими лицами, в результате чего быстро меняется и настроение.
        Непродолжительная поездка на верблюде до водоема и обратно в начале третьего тысячелетия стоила 60 юаней (плюс к стоимости входного билета). Во второй половине
80-х гг. ХХ в. тариф был совершенно иным - 10 юаней. Заметно откорректирован и сам маршрут. Ранее караван останавливался на берегу источника, при желании там можно было искупаться. Сейчас туристам предлагается полюбоваться им на расстоянии, да и само озерцо обнесено металлическим забором, исключающим какой-либо контакт с водой. Значительно дешевле обходится автобусная экскурсия, а спортивная и соответствующим образом экипированная молодежь предпочитает пеший переход по песчаным дюнам.
        В первых числах мая 1987 г. автор впервые в жизни взгромоздился на верблюда, испытывая поначалу явный дискомфорт. Неожиданно возникло и постепенно нарастало удивительное чувство сопричастности и единения с суровой природой, а очаровательные жующие животные вскоре казались почти родными. Как и две тысячи лет назад, караван уверенно двигался вперед, стремясь достичь оазиса.
        Если не знать заранее, то трудно представить, что среди бесконечных песков может сохраниться маленькое озеро.

^Путешествие на верблюдах^


        Оно возникает совершенно неожиданно, восхищая своей простотой и непостижимой естественностью. Источник, который находится у подножия самой большой, пожалуй, в обозримом пространстве песчаной горы, длиной примерно в 150-180 метров (с запада на восток) и шириной около 30-40 метров (с севера на юг) действительно напоминает по форме лунный серп, поэтому название не удивляет. На одном из берегов растут деревья, сохранились постройки, которые за прошедшие годы неоправданно разрослись. Вода в озере чистая и чуть теплая. Говорят, тут до сих пор водится рыба.
        Серп луны, о котором знали еще во II в. до н. э., хранит яркие истории и легенды. Однажды, якобы, сюда прилетела даже богиня Луны, приняв по ошибке водоем за свой собственный дом. Известно предание о девушке, которая пришла в эти места в поисках своего возлюбленного. Измученная долгим переходом она легла на песок и тут же уснула, превратившись в чистый источник. Уже более тысячи лет ее никто не может разбудить.
        Упоминание о нем есть в материалах В. И Роборовского. Российский путешественник писал о местных жителях, которые приезжают на озеро «гулять, привозят с собой закуски, пьют, едят, играют в кости, отдыхают, спят, и вообще их поездки сюда имеют характер пикников». В одном из них он принял непосредственное участие и
«сделал несколько фотографий». Сибаритствующих китайцев не удалось увидеть здесь ни в 1987, ни в 2001 годах, но источник действительно очарователен и располагает к сиесте.
        Кроме того, В. И Роборовский пересказал услышанное от китайцев любопытное предание. Во времена династии Хань неподалеку от того места, где расположено
«лунообразное озерко», стояла крепость с гарнизоном, которым командовал военачальник Ма - богатырь, известный всей стране. Солдаты радовались беспечной службе и хорошим условиям, больше всего боялись отправки на фронт. Узнав о замене личного состава и предстоящем походе, они замыслили убить своего командира. Однако добрые духи были милостивы к нему: во время покушения на Ма и его немногочисленных сторонников под бунтовщиками разверзлась земля и возникло озеро, поглотившее смутьянов, а генерала и верных ему людей «морские лошади» перенесли на родину. С той поры, по словам китайцев, в этом озере слышится шум от сильной и бестолковой свалки, издаваемой большим войском. Иногда на его поверхности появляется конь, спасший военачальника.



        Глава XI


        СОКРОВИЩА ПЕЩЕР МОГАО

        Основным событием для любого туриста, добравшегося до Дуньхуана, становится посещение пещер Могао. В научной и популярной литературе нередко можно встретить другой вариант их обозначения - Пещеры тысячи будд. Слово «пещера» в китайском языке произносится и пишется по-разному, поэтому оригинальные названия выглядят следующим образом: Могаоку и Цяньфодун. Автор книги с определенной долей волнения ожидал новой встречи с уникальным памятником культуры, который во все времена производил и производит на посетителей исключительно яркое впечатление.
        Пещеры находятся в 25 километрах к юго-востоку от города и туда легко добраться на такси. Если нет желания платить чрезмерную сумму, то лучше организовать группу единомышленников и заранее обговорить с водителем все условия передвижения. В длительном путешествии по непростому маршруту форс-мажорные обстоятельства могут возникнуть на ровном месте, поэтому наличные деньги в достаточном количестве никогда не помешают и вовсе необязательно их тратить без оглядки на «черный день». Дорога до Могаоку хорошая, и уже через 20 минут автомобиль затормозит у касс музейного комплекса.
        При приобретении билетов возникает легкий шок. Дело в конечном счете не в цене, хотя и она выросла за десять лет в несколько раз. В начале 90-х гг. ХХ в. их покупали за 16 юаней, а сейчас цифра увеличилась до 80 (почти 10 долларов). Студенческий билет китайского учебного заведения поможет сократить ее вдвое, но зато англоязычный гид обойдется в дополнительные 20 юаней. Прежде данная услуга входила в стоимость посещения. Впору вместе с незабвенным Ипполитом Матвеевичем из
«Двенадцати стульев» пробормотать: «Однако».
        Главная неприятность заключается в том, что за эти деньги можно увидеть лишь десять пещер и ни одной больше! В начале мая 1987 г. на территории Могаоку удалось очень интенсивно и плодотворно провести целый день. Сначала в составе своей группы можно было познакомиться с теми пещерами, которые гид посчитал целесообразным открыть. Затем осмотр проходил в компании с другими туристами. Экскурсия продолжалась и после обеда, так что к закрытию музея охваченными оказались значительно более полусотни пещер. Еще совсем недавно за 80 юаней показывали 30 пещер, а вот теперь 10!
        Попытки пристроиться к какой-нибудь иной группе не имеют смысла, поскольку у всех экскурсоводов один и тот же набор ключей. К открываемым пещерам иногда даже выстраиваются очереди. Возможно, кому-то покажутся комичными эти восклицания, особенно в контексте широко известной и популярной в России эстрадной репризы о стоимости и величине раков в разные дни, но после нескольких тысяч километров непростого пути разрешение посмотреть 1/50 часть экспозиции вызывает грустную ассоциацию с мелочью, брошенной нищему на улице.
        В цепочке взаимосвязанных эпизодов следует упомянуть еще один. В пекинской газете
«Чайна дейли» от 13 сентября 2001 г., рассчитанной в основном на иностранцев, проживающих в Китае, была помещена статья «Связь между прошлым и настоящим», посвященная состоявшемуся в августе в Дуньхуане первому международному туристическому фестивалю. Вполне понятна цель его организации и стоит только порадоваться за устроителей рекламного проекта, квалифицированно решающих проблему привлечения гостей со всего света. В опубликованном материале заинтересовал пассаж о количестве пещер в Могао, которые на тот момент можно было посетить. Его автор как бы сетует, что их число уменьшается, и называет цифру 30, но при этом сразу оговаривается: по словам его гида, оно «в будущем сократится». Если приведенный факт соответствует действительности, а не является сомнительной приманкой (мы предупреждали о предстоящих изменениях, но, к сожалению, вы опоздали), то налицо типичный «двойной стандарт» в отношении посетителей Дуньхуана: до фестиваля (середина июня) - рутинное обслуживание с максимально ограниченными возможностями при осмотре, во время шумного мероприятия с активным привлечением средств массовой
информации - принципиально иная схема.
        О трудностях, переживаемых пещерным комплексом, известно давно. Подробнее о них будет сказано чуть позже. Администрацию, которая исключительно много делает для сохранения шедевров, легко понять: поток туристов оказывает негативной воздействие на скульптуры и фрески, но крайне нужны финансовые средства, в том числе и на реставрационные работы. Однако откровенная тенденция последних лет показать минимум за немалые деньги постепенно превращает посещение Могаоку в формальность, для галочки. С каждым годом рядового обывателя все больше отлучают от реальных ценностей, вынуждая довольствоваться пусть и искусным, но суррогатом.
        К счастью, так было не всегда. Поэтому данный рассказ о сокровищах пещер основан прежде всего на конкретных впечатлениях от увиденного собственными глазами в конце прошлого века, а не на репродукциях красочных альбомов и буклетов последних лет.
        Вокруг древнего монастыря - современные постройки, обилие комфортабельных автомобилей модных марок и многоязычная туристская братия, готовая к поглощению очередной порции новых знаний. Сквозь деревья просматриваются контуры пещер. Если особо не оглядываться по сторонам и не смотреть вдаль, то впереди обычный вход в очередное культовое сооружение. Самое время сделать последние снимки, поскольку фотоаппараты и видеокамеры в обязательном порядке заставляют сдать в камеру хранения. Для получения соответствующего разрешения на съемку надо заплатить огромные деньги. Тут же можно взять в аренду фонарик, ибо в пещерах темно и единственного луча света из рук экскурсовода явно недостаточно.
        Что представляет собой комплекс снаружи? На крутом склоне горы шириной около километра на различных уровнях видны темные точки входов в пещеры. В настоящее время они соединены добротными лестницами и переходами, двери в пещеры герметичны и закрываются на ключ. Эта охранная система была сконструирована в начале 60-х гг. ХХ в. Впечатляюще выглядит 9-ярусная центральная часть, высеченная в скале и превосходно оформленная в традиционном стиле.
        В конце XIX- начале XX вв. перед глазами путника открывалась иная картина. Об удивительной «замечательности», «выкопанной людскими руками», рассказывал Н. М. Пржевальский в своей книге «Из Зайсана через Хами в Тибет», впервые опубликованной в Санкт-Петербурге в 1883 г. Вот как описывает свои впечатления 1907 г. А. Стейн:
«По краю широкой бесплодной долины тянулся, конгломератный по своему геологическому строению откос. он был источен. отверстиями, зиявшими в лицо путешественнику, как множество разинутых ртов. Некоторые отверстия располагались у самой вершины утеса. Трудно было представить себе, как можно было забраться в них снизу, с земли». Картину в какой-то степени дополняет повествование С. Ф. Ольденбурга (1914 г.): «Снаружи пещер проходили деревянные галереи, в верхние этажи вели лестницы, большая часть галерей и лестниц обрушилась, видимо, несколько раз восстановлялось, иногда восстановляется и теперь, когда кто-нибудь пожертвует деньги. за галереями видны входы в пещеры, четырехугольные отверстия, иногда закрываемые деревянными дверьми. Перед большинством пещер преддверья, открытые спереди, три стены которых - задняя с дверью и две боковые - покрыты росписью».
        Согласно танским источникам, первые пещеры были построены в 366 г. Буддийский монах Лэцзюнь пришел сюда в поисках уединенного места для чтения сутр и медитации. Стало смеркаться, и монах решил заночевать. Внезапно он увидел над вершиной Саньвэйшань золотистое свечение, тысячи освещенных будд и других святых буддийского пантеона. Лэцзюнь расценил это видение как волю неба и решил, что место священное. Он немедленно приступил к работе и вскоре выдолбил первую пещеру.
        Предание гласит, что вслед за ним вторую пещеру прорубил другой буддийский монах - Фалян. Сейчас это пещеры 268 и 272. По одной из версий, якобы, благодаря последним появилось само название Могао, которое дословно с китайского языка переводится как
«выше нет», ибо деяния Лэцзюня и Фаляна превзошли все последующие устремления и свершения их единоверцев, влиятельных чиновников и богатых купцов Дуньхуана.
        По мере интенсификации регулярных обменов со странами, лежащими к западу от Китая, энергичного распространения буддизма в Поднебесной, существенного увеличения числа странствующих монахов и паломников пещерный комплекс стремительно разрастался. Во время правления танской императрицы У Цзэтянь насчитывалось уже более тысячи пещер.
        В 80-х гг. ХХ в. говорили о сохранившихся 492 пещерах, построенных в IV-XIV вв. Действительно, и в настоящее время именно они привлекают основное внимание исследователей и туристов. Там насчитывается, по уточненным данным, 2415 скульптурных композиций, а общая площадь фресок составляет примерно 45 тысяч квадратных метров.
        В завершающие годы прошлого века китайские археологи вели планомерные раскопки в северной части Могаоку и обнаружили еще 243 пещеры. Объективно, они не представляют большого интереса для рядового обывателя, поскольку в них отсутствуют скульптуры и настенная живопись.
        Так и стоит среди пустыни «несравненный музей китайского буддийского искусства». По мнению крупного отечественного востоковеда, одного из основателей российской индологии Сергея Федоровича Ольденбурга (1863-1934 гг.), только в ХХ в. европейцы обратили на него должное внимание, ибо, как это ни странно, «экспедиции натуралистов» в девятнадцатом столетии прошли мимо этих сокровищ, «удостоив их лишь беглых, случайных заметок», «не дававших даже возможности предположить существование ценнейшего в научном и художественном отношении материала» в пещерах Могао.
        Действительно, в путевых очерках и отчетах выдающихся путешественников последней четверти ХIХ в. мало что говорится об удивительных интерьерах и внутреннем убранстве пещерного комплекса. На фоне подробнейшего и исключительно важного анализа поверхности земной коры, пространных и интересных описаний климатических условий, животного и растительного мира, городов и оазисов региона, нравов и быта местного населения в них можно встретить буквально островки текста, посвященные скульптурами фрескам пещер. В. И. Роборовский, например, ограничился упоминанием о
«1000 всевозможных бурханов различной величины», выделив самого большого из них:
«Да-фо-ян» (Великого Бога). который изображен в сидячем положении и до 13 с лишним сажен вышиною». В Могаоку два подобных скульптурных изображения. Одно из них - 35 метровая статуя из пещеры 96. Однако при пересчете на сажени (1 сажень равна 2 метрам 13 сантиметрам) она оказывается значительно выше приведенной цифры и составляет свыше 16 саженей. Более вероятной представляется версия о 27-метровой скульптуре из пещеры 130. В обоих случаях речь идет не об абстрактном «бурхане» под названием «Великий Бог», а о Майтрейи (кит. Милэ) - будде грядущего, приход которого в мир людей будет означать наступление эры всеобщего благоденствия, процветания и милосердия. Высота второй статуи как раз и достигает около 13 саженей.
        Рассказ Н. М. Пржевальского существенно подробнее, хотя тоже незатейлив: «Против входа в углублении стены помещен в сидячем положении крупный идол, сам будда; по бокам его стоят несколько (обыкновенно по трое) прислужников. У этих последних лица и позы изменяются в различных пещерах». В других пещерах «идолы гораздо крупнее, иногда вдвое белее роста человеческого». Кстати, Н. М. Пржевальский пишет уже о двух «самых больших идолах», которые явно потрясли его своими размерами. Путешественник даже определяет длину ступни и расстояние между большими пальцами ног. Еще в двух пещерах он обнаружил «по одному очень большому идолу в лежачем положении». Один из них, по его словам, «изображает женщину»
        По мнению большинства исследователей, древние скульпторы в обоих случаях изваяли красивую женщину, лежащую в безмятежной позе и предающуюся приятным сновидениям. Погруженный в нирвану Будда длиной свыше 15 метров запечатлен в пещерах 148 и 158. К этим композициям мы еще вернемся.
        Центральной фигурой скульптурных и живописных композиций является, как правило, основоположник учения - Будда (в миру Сиддхартха Гаутама). Учитель сидит на скрещенных ногах, рука его поднята для благословения или поучения. Как известно, буддийское сакральное искусство знает большое количество положений рук, которые имеют различную символику. Умное лицо, прямой нос, мягкие черты лица, чуть прикрытые глаза завораживают и успокаивают посетителя. Погруженное в созерцание божество приглашает к познанию и осмысление внутреннего мира.
        В некоторых пещерах верхняя часть изображений Будды на стене как будто бы раздвоена, на что в свое время обратил внимание еще С. Ф. Ольденбург. Появилась вторая голова, да и тело должно вот-вот разделиться. Объяснение этому иконописному феномену можно найти в легенде, рассказанной танским монахом-подвижником Сюаньцзаном.
        Якобы, в стране Гандхара (древняя историко-культурная область, занимавшая территорию соответственно на северо-западе и юге-востоке современных Пакистана и Афганистана) жил некий поденщик, который с огромным трудом скопил один золотой. Он непременно хотел иметь у себя образ Будды и с этими мыслями отправился к художнику. Денег, конечно, было недостаточно, но последний, выслушав просьбу, сказал, что размер оплаты для него безразличен, и принял заказ. Примерно в то же самое время и другому бедняку пришла в голову мысль заказать образ Учителя, хотя у него также был лишь один золотой, который он и принес художнику. Тот купил превосходные краски и написал Будду - одно изображение на двоих. Когда образ был готов, заказчики удивились, увидев единственное творение. Художник воскликнул:
«Неужели вы думаете, что я вас обманул? Вы ошибаетесь, я добросовестно выполнил работу, свидетелем мне этот образ». Сразу после его слов изображение разделилось на два к великой радости бедняков. По словам Сюаньцзана, он собственными глазами видел сей образ, а посетители дуньхуанских пещер, рассматривающие его копии, благодаря повествованию монаха могут понять загадочные облики Будды.
        Обычно - по сторонам от Учителя - два его главных ученика: старый Кашьяпа и молодой Ананда. Первый из брахманского отшельника стал буддийским монахом, а второй, выходец из царской семьи и родственник Будды, упросил последнего допустить в общину женщин. Скульптуры прекрасного Ананды, любимца Учителя и героя многочисленных легенд, неизменно элегантны и эффектны, его позы тщательно продуманы, естественны и красивы в своей простоте. Так, в пещере 328 он глубоко задумчив и величаво спокоен, 194- корректен и учтив, 57- торжественен и строг, а в пещере 45- достаточно раскрепощен, но предельно внимателен.
        Рядом с учениками расположены фигуры бодхисатв, помогающих людям через внутреннее совершенствование приблизиться к освобождению от земных страданий. Один из них, Авалокитешвара (бодхисатва милосердия), отказался от возможности достичь нирваны и стать буддой ради вечного служения страждущему миру. Это, пожалуй, самый популярный в Китае персонаж буддийского пантеона.
        Следует напомнить, что верховными правителями Тибета до 1959 г. были далай-ламы - воплощения бодхисатвы Авалокитешвары. Первым далай-ламой считается Гэдун-друб (1391-1474 гг.) - ученик и родственник главного теоретика ламаизма (тибетская версия буддизма) Цзонкхапы. Гэдундруб возглавил после смерти учителя секту Гелукпа («Желтые шапки»), до сих пор играющую главную роль в ламаизме. В 1438 г. он стал настоятелем монастыря Гандэн, основанного Цзонкхапой, а ранее был провозглашен земным воплощением Авалокитешвары. Сам титул «далай-лама» (монг. «далай»- море (мудрости) и тибет. «лама»- высший) появился в XVI в., когда монгольский правитель Алтанхан пожаловал его Сонам-джам-цо, третьему перерождению бодхисатвы. Согласно ламаистской традиции, после смерти далай-ламы он воплощается в зачатом младенце, которого потом находят по очень сложным и запутанным признакам.
        В возрасте пяти лет несколько мальчиков-кандидатов проходят проверку. Одно из испытаний, в частности, - выбрать из обилия вещей те, которые принадлежали предыдущему далай-ламе. По результатам испытаний, предсказаний оракулов, магических обрядов и т. п. делается окончательный выбор.
        Любопытна история о том, как обнаружили нынешнее, четырнадцатое, воплощение. Тринадцатый далай-лама скончался в 1933 г. Голова умершего была повернута на восток; в 1935 г. в водах священного озера регент увидел три буквы, а также изображение монастыря с зеленой крышей и дома с бирюзовой черепицей. С учетом этих обстоятельств начались поиски реинкарнации далай-ламы. Одна из групп выявила похожий дом неподалеку от глубоко почитаемой ламаистами святыни - монастыря Кумбум (Таэрсы) (совр. провинция Цинхай). В доме совсем маленький ребенок потянулся к руководителю поисковой группы, хотя последний был одет как слуга, и стал просить четки, принадлежавшие прежнему далай-ламе. И в дальнейшем из массы религиозных предметов малыш выбрал только то, что принадлежало тринадцатому воплощению Авалокитешвары. Позднее три буквы, появившиеся на поверхности священного озера, были интерпретированы как заглавные буквы провинции, откуда родом был ребенок, и монастыря, расположенного вблизи Кумбума.
        В возрасте шести лет далай-ламу привозят в Лхасу, где он проходит соответствующий курс религиозного обучения и всевозможных наук. В 18 лет он сдает последние экзамены и становится полноправным правителем Тибета. До достижения им совершеннолетия государственными делами занимается регент. В истории Тибета нередко регенты были настолько всесильны, что далай-ламы не доживали до 18 лет. Так, например, произошло с девятым, одиннадцатым и двенадцатым земными воплощениями бодхисатвы.
        Многочисленные фигуры Авалокитешвары в Могаоку (пещеры 35, 45, 57, 194, 259, 328,
420, 432, 465 и др.) удивительно нежны и гармоничны, как бы синтезируют мужское и женское начало. Изображенные в царских одеяниях и диадемах они нередко держат в руках цветы или чаши, одновременно соединяя своеобразную красоту мужского тела и женскую грацию. Скульптуры и живописные лики бодхисатвы выполнены с большой теплотой и искренностью в душевных помыслах.
        В китайской культуре Авалокитешвара приобрел новое имя - Гуаньинь. В эпоху Тан (VII- Х вв.) это божество уже играет доминирующую роль в институте бодхисатв. Как говорили в то время, «в каждом дворе есть фигурка Гуаньинь». В этот период и ранее бодхисатва обычно изображался в смешанной женско-мужской ипостаси, что и нашло, как мы заметили, отражение в дуньхуанских творениях. Однако позднее, приблизительно с ХIV в., он неизменно выступает в обличье девы или женщины среднего возраста, облаченной в специфическое одеяние, отдаленно напоминающее индийское сари. Иконография окончательно феминизированной Гуаньинь насчитывает более 30 образов.
        Весьма распространенными в пещерах оказались изображения будды Амитабы (кит. Амитофо), культ которого на протяжении столетий был чрезвычайно популярен в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, а также его «блаженного рая» или «страны счастья», расположенной на западе, - «сукхавати».
        В Китае этот эдем называют «раем Амитофо» или «западным миром радости». В соответствии с религиозной доктриной, когда верующий умирает, в час его кончины перед ним является будда «беспредельного света» Амитаба в сопровождении бодхисатв Авалокитешвары и Махастамапрапты. Покинувший мирскую суету буддист погружается в золотой лотос и переносится в рай. Там лотос распускается, верующий созерцает будду Амитабу во всей его славе и приобщается к «блаженным» в «стране счастья». Необходимо попутно заметить, что идея статичного рая в целом чужда ортодоксальному буддизму с его концепцией бесконечности перерождений (сансара), когда смерть отнюдь не кара, не трагедия и не освобождение, а переход к новой жизни и новым страданиям.
        В настенных росписях Могаоку среди «райских» сюжетов можно встретить прекрасные образцы сложнейших композиций, которые несмотря на исключительную насыщенность и красочность живописи обескураживают своими тщательно выверенными деталями и мельчайшими подробностями. В частности, в пещере 217 в середине фрески запечатлен будда Амитаба в окружении бодхисатв, рядом великолепные дворцы и изящные павильоны, пруды с волшебными лотосами, в которых перенесли усопших верующих. Некоторые еще закрыты, часть цветков полуоткрыта и там видны фигурки людей, другие уже открылись полностью и в них сидят обитатели «блаженного рая». Всматриваясь внимательно, видишь все новые нюансы, которые сначала не заметил: летящие небесные феи, музыкальные инструменты, пионы и фантастические цветы «баосянхуа», созданные из наиболее красивых фрагментов всевозможной растительности.
        Согласно религиозной традиции, на Тибете один из учеников Цзонкхапы Кайдуб Гэлэгбалсанбо (1385-1438 гг.) положил начало второй линии «перерожденцев». Непосредственно титул «панчен-лама» (сокр. санскр. «пан»- учитель, тибет. «чен»- великий) был пожалован настоятелю монастыря Ташилхунпо (г. Шигацзе) пятым далай-ламой в XVII в. Панчен-лама был объявлен земным воплощением будды Амитабы. Формально положение панчен-ламы выше далай-лама, так как первый воплощает будду, а второй - лишь бодхисатву. Однако фактически панчен-лама оставался вторым в иерархии правителей Тибета, ибо Авалокитешвара являлся покровителем этой земли, который вел всех тибетцев «по пути спасения от страданий», божеством, активно занимающимся мирскими делами. Панчен-лама традиционно считался высшим авторитетом в сугубо религиозных вопросах.
        Тем не менее, между панчен-ламами и далай-ламами не раз возникала острая борьба за верховное руководство Тибетом. Так, в начале ХХ в. обострились отношения между девятым панчен-ламой и тринадцатым далай-ламой. В 1923 г. панчен-лама был вынужден покинуть Шигацзе, опасаясь преследований со стороны далай-ламы. Умер он в провинции Цинхай в 1937 г. Через год там же родился будущий десятый панчен-лама.
        Непростая ситуация и в настоящее время. Как известно, в 1959 г. после провала восстания части тибетского духовенства против центрального правительства КНР четырнадцатый далай-лама вместе со своими сторонниками бежал в Дхарамсалу (север Индии), где сейчас находится его резиденция. Отношения между нынешним китайским руководством и далай-ламой никак не назовешь доброжелательными.
        В 1989 г. скончался десятый панчен-лама и встал вопрос о его преемнике. Через шесть лет далай-лама объявил реинкарнацией панчен-ламы шестилетнего тибетского мальчика Гедун Чокьи Ньима. 29 ноября 1995 г. в храме Джокан, расположенном в центре Лхасы, одиннадцатым воплощением будды Амитабы был объявлен другой малыш - Гьянцен Норбу, родившийся в обычной тибетской семье в 1990 г. Торжественная церемония широко освещалась и комментировалась китайскими средствами массовой информации. В июне 1999 г. он вторично посетил Тибет, а постоянно живет в Пекине. По некоторым сведениям, «выдвиженец» далай-ламы тоже находится в столице КНР. Будущее покажет, как станут развиваться события.
        Особый разговор о монументальной скульптуре в Могаоку. Огромные многоцветные статуи, высеченные в скале, почти вплотную подступают к зрителю, входящему в пещеру. Это несколько неожиданно и в условиях ограниченного и замкнутого пространства подавляет. В такой момент остро чувствуешь оказываемое на тебя психологическое воздействие, невольно ощущаешь скоротечность собственной жизни в сравнении с тысячелетними исполинами. Впрочем, восхищение и неуемный интерес оказываются намного сильнее секундной растерянности.
        В пещерах 148 и 158 сохранились превосходные работы средневековых мастеров, изображающие Будду в состоянии нирваны. Они выполнены примерно в одно и то же время (VIII-IX вв.) и во многом совпадают по ключевым параметрам. Чтобы не повторяться в описаниях, автор считает вполне логичным подробнее рассказать о композиции одной из пещер, например 158, расположенной в южной части монастыря. Ее, кстати, в середине июня 2001 г. туристам не показывали.
        Длина пещеры 18,2 метра, ширина 7,2, а высота 6,8 метра. На пьедестале высотой 1,
3 метра у противоположной от входа стены выделена небольшая платформа, имитирующая ложе, на котором возлежит Будда, его длина 15,8 метра. Попутно следует заметить, что голова составляет почти пятую часть - не менее 3 метров. В качестве основного материала использовался камень, позднее покрытый глиняной штукатуркой. Благодаря соотношению габаритов пещеры и размеров скульптуры, последняя неизменно находится в фокусе внимания посетителя. По мнению специалистов, она одна из лучших в Китае, и с этим нельзя не согласиться.
        Усопший святой изображен в образе пленительной женщины, удобно расположившейся на ночлег и только что уснувшей. Ее облик во всех деталях излучает спокойствие, умиротворение и согласие с природой. Улыбающееся лицо, изящные изгибы тела исключают на визуальном уровне мотивы печали и страданий. У головы и в ногах у божества застыли фигуры будд соответственно прошлого и грядущего, они на редкость торжественны и величественны, осознавая значение происходящего. Вся скульптурная композиция, несмотря на статичность поз, выглядит весьма естественно и гармонично во многом потому, что фигуры практически полностью отделены от стен и несут четко выраженную самостоятельную смысловую нагрузку, реализуя общий замысел художника. Как уже говорилось ранее, эти творческие приемы возникли и получили максимальное развитие в эпоху Тан.
        Фресковая живопись не только играет роль яркого и динамичного фона, но и придает действу драматический характер. Ее главный лейтмотив - всеобщая скорбь. Так, на северной стене, за спиной у будды Майтрейи несколько верующих, узнав о кончине Учителя, в отчаянии сводят счеты с собственной жизнью. Этот фрагмент примечателен тем, что в нем, судя по одеяниям, участвуют правители Китая, Тибета, государств Центральной Азии и др. На фреске противоположной стены изображена сцена безудержного горя старца Кашьяпы. На западной стене, там, где покоится голова погрузившегося в нирвану Будды, его основные ученики, Кашьяпа и Ананда, увидев друг друга, обнялись и в бессильном безмолвии опустились на землю, не пытаясь скрыть слезы глубокой скорби.
        Статуи сидящих божеств в пещерах 96 и 130 ошеломляют своими размерами. В первой из них, расположенной в самом центре Могаоку, будда Майтрейя, высота которого составляет 35,5 метра, был сооружен, согласно документам, в 695 г.; во второй, -
27,3-метрового гиганта изготовили, по всей вероятности, в первой половине VIII в. Как и в случае с только что описанными скульптурами, их сначала высекли из камня, а затем соответствующим образом обработали глиной и покрасили.
        Созерцая такие колоссы, даже в меру восприимчивый современный человек неизбежно наделяет их магической силой, воображая таинственные и мистические картины далекого прошлого или извлекая из памяти сцены из псевдоисторических американских боевиков. Неудивительно, что и в старые времена они были главными действующими лицами всевозможных историй. Вот одна из легенд.
        Статую поменьше некогда прозвали «черным Буддой». Дело в том, что ее долго не реставрировали и не поновляли в отличие от другой, что в главной части пещерного комплекса. Столетиями приходили сюда паломники, зажигали свечи и читали священные сутры. Массивная скульптура в результате почернела и полностью оправдывала свое печальное название. Монахи и местные жители всегда считали, что она наказывает любого, кто причинит ущерб статуям и настенной живописи монастыря.
        Однажды в этих краях объявилась шайка разбойников. Недолго думая, бандиты решили поселиться в пещере. Они разжигали там огонь и готовили пищу, игнорируя предупреждения окружающих. Через несколько дней от бесконечного дыма фрески потемнели, да и сама статуя стала еще чернее. Старый монах попытался усовестить преступников, но был избит ими и выброшен из пещеры.
        Прожив в ней около двух месяцев, разбойники узнали от местных жителей, что «черный Будда» отвечает на любую просьбу или мольбу. Они решили проверить силу его могущества и, хорошо вооружившись, ввалились в пещеру. Самый свирепый и отвратительный из них закричал: «Эй, лысый! Монахи рассказывают о тебе всякие небылицы. Я и мои друзья пришли узнать правду. Если окажется, что они лгут, то мы разобьем тебя на куски, а фрески замажем». Не дожидаясь последних слов своего главаря, несколько бандитов открыли пальбу, целясь в голову статуи.
        Внезапно сверху упал большой камень, насмерть поразив одного из них. Затем на бандитов обрушился настоящий град из кусков породы, и они поспешно выбежали из пещеры. Спустя некоторое время разбойники вновь попытались войти туда, но результат был тот же. Более того, погибло еще несколько членов шайки. Только сейчас они поняли, насколько прав оказался старый монах, и бросились к нему за советом.
        Тот, в свою очередь, решил навсегда избавиться от злодеев и сказал: «Вы разгневали
«черного Будду». В течение трех дней вам придется заплатить за это своими жизнями». Испуганный главарь рухнул на колени и стал молить о прощении, пообещав дать золото на восстановление статуи. Монах не захотел взять их грязные деньги и, подумав, ответил: «Если вы хотите отвратить небесную кару, то обязаны навсегда покинуть эти места, отправиться в горы Наньшань и там затаиться».
        Бандиты спешно собрали вещи и скрылись в указанном направлении. Погода в горах в тот год постоянно и резко менялась. После теплого дня небо заволакивали грозные тучи, дул страшной силы ветер. В любую минуту мог начаться град величиной с куриное яйцо, зачастую хлопьями валил снег. Разбойники так и не сумели отыскать себе надежного убежища и вскоре все до одного замерзли под открытым небом.
        Вспомнив это предание, невольно задумываешься о последних событиях в Афганистане. Весной 2001 г. руководители находящегося у власти движения «Талибан» отдали приказ об уничтожении всех буддийских статуй в стране, включая гигантские изображения Будды высотой 53 и 37 метров в провинции Бамиан. Они были высечены в скалах труднодоступного горного района в III-V вв., вскоре после того, как караванными тропами Шелкового пути сюда впервые пришли люди, смогли пережить нашествия полчищ Чингисхана, Тамерлана и всех остальных завоевателей.
        Однако в начале ХХI в. их участь была предрешена. По словам духовного лидера талибов муллы Мохаммада Омара, немусульманские исторические памятники противоречат учению ислама, запрещающему изображения людей. Вскоре там появились подчиняющиеся министерству по контролю за соблюдением религиозных норм специальные подразделения, которые из танков и гранатометов расстреляли уникальные культурно-исторические памятники. Одновременно были разрушены реликвии в Кабуле, Джелалабаде, Герате, Кандагаре и Газни.
        Мировое сообщество было потрясено сначала планами, а затем и действиями талибов, но так и не смогло спасти скульптуры. Музей Метрополитен в Нью-Йорке предложил им продать все, что они собираются разрушить. Как заявил его директор Филлипе де Монтебелло, специалисты и искусствоведы готовы приехать в Афганистан за свой счет и вывезти из страны все памятники и скульптуры, которые только смогут. Египетский религиозный деятель Фахми Новейди, близкий к запрещенным в стране
«братьям-мусульманам», назвал действия талибов «антиисламскими». Он, в частности, сказал: «Ислам уважает другие культуры, даже если в них существуют обычаи, противоречащие исламским законам».
        В защиту уникальных святынь выступили ЮНЕСКО и другие международные организации. Генеральная Ассамблея ООН провела по этому поводу специальное заседание и приняла резолюцию с требованием к руководству движения немедленно «предпринять меры по предотвращению разрушения афганского культурного наследия», но все было тщетно. Талибы взорвали статуи, полностью их разрушив.
        После известных событий 11 сентября 2001 г. сейчас с ними под флагом борьбы с международным терроризмом ведут боевые действия прежде всего США и Великобритания, оказывающие массированную поддержку ранее оппозиционному Северному альянсу, но и
«черный Будда» уже наказал и еще накажет талибов за совершенное злодейство.
        Между тем китайские предприниматели, свободные от религиозного маразма, решили хотя бы как-то поправить ситуацию, соорудив 37-метровую копию большой статуи Будды из Бамиана. В городе Лэшань юго-западной провинции Сычуань, у слияния трех рек - Миньцзян, Циницзян и Дадухэ - находится крупнейшая в мире каменная статуя будды Майтрейи, высеченная из красного песчаника почти 13 столетий назад. Ее высота составляет 71 метр. Неподалеку расположен парк под названием «Восточная столица будд», где собраны свыше 1000 копий древних скульптур. Именно там решено создать статую, точно воспроизводящую афганский шедевр. Конечно, утраченного не вернуть, да и сычуаньские бизнесмены отнюдь не бессребреники, но стремление сохранить в памяти людей замечательные творения прошлого можно только искренне приветствовать.

^Центральная часть монастыря^


        Для историка особый интерес в монастырской живописи представляют немногочисленные сюжеты, связанные с конкретными и реальными событиями. В пещере 323 изображен эпизод посещения легендарным Чжан Цянем царства усуней. Этот древний народ, близкий к казахам и проживавший сначала к юго-западу от Дуньхуана, а с середины II в. до н. э. в районе реки Или и озера Иссык-Куль, в период Западной Хань насчитывал до 650 тысяч человек. Пытаясь заручиться поддержкой в том числе и государства Усунь в борьбе с сюнну, император Уди дважды выдавал дочерей своих высокопоставленных сановников за его правителей. Однако особые надежды он возлагал на Чжан Цяня, отправив его во вторую экспедицию в западные страны, которая затянулась на четыре года.
        Визит Чжан Цяня в Усунь имел место, согласно старинным хроникам, в 119 г. до н. э. Известно, что императорский порученец установил хорошие контакты с центрально-азиатскими правителями и договорился об обмене посланниками. Этому во многом способствовали личные качества Чжан Цяня: мобильность, благожелательность и терпимость, доверие к людям. Поэтому неудивительно, что реакция его собеседников, как правило, была адекватной. Фреска в полной мере передает атмосферу обстоятельной и конструктивной беседы, взаимного уважения и почтения, заинтересованности сторон в проведении диалога и служит хорошим напоминанием о ценности искусства дипломатии.
        Пещера 156 поражает масштабностью повествования о Чжан Ичао. На трех стенах - восточной, южной и северной - рассказывается о национальном герое, который на закате династии Тан вернул под юрисдикцию Китая земли на северо-западе страны.
        С 781 г. в течение почти 70 лет Дуньхуан находился под властью тибетцев. VII-VIII вв. - период расцвета тибетского государства. Его правители расширили свои границы за счет присоединения Сиккима, Бутана, Непала и других территорий. Тибет оказывал решающее влияние и на ситуацию в Центральной Азии. В это время Дуньхуан оказался оторванным от собственно Китая. В середине IX века здесь вспыхнуло народное восстание под руководством выходца из аристократической семьи Чжан Ичао. В 848 г. Дуньхуан и прилегающие к нему территории были освобождены. Местное население обратилось за поддержкой к танскому правительству, однако ввиду того, что земли на востоке были под контролем тибетцев, регион оставался в изолированном положении.
        В мае 1987 г. на экраны китайских кинотеатров вышел исторический фильм «Посланник в пустыню». Сложный сюжет, захватывающие интриги, таинственные похищения и убийства, мастерски сделанные батальные сцены вызвали большой интерес у аудитории.
        Время действия - конец 40-хгг. IX в. Танский император Сюаньцзун получает сообщение о смерти тибетского правителя, междоусобной борьбе в Тибете и восстании под руководством Чжан Ичао в Шачжоу (Дуньхуане). Чжан Ичао просит прислать китайские войска и с их помощью разбить тибетцев. Однако по совету чиновников император решает отправить в Шачжоу буддийского монаха Вэньхуэя, знающего несколько языков и пользующегося авторитетом среди буддистов.
        Его прототипом, безусловно, был монах Хунбянь, действительно в те годы посланный императором в район коридора Хэси. Последнего высоко почитали в Дуньхуане, о чем свидетельствует пещера, высеченная в его честь. Ей предстояло сыграть выдающуюся роль в судьбе Могаоку, но об этом подробно будет рассказано в следующей главе.
        Через трудности и лишения лежит путь монаха, но он убежден: только мирными средствами можно решить все проблемы, уважая честь и достоинство народов, населяющих эти земли. Одна из ключевых сцен фильма - церемония жертвоприношения в Шачжоу, во время которой восставшие хотят казнить пятерых тибетцев, попавших в плен. Вэньхуэй (Хунбянь) в решающий момент обращается к собравшимся: «Начиная с императора Тайцзуна, танское правительство сохраняло хорошие отношения с государствами, лежащими на западе. Восстание освободило от тех страданий, которые обрушились на вас. Император испытывает симпатию к вам, но не нужно творить зло в ответ на зло. Нам нужен долгий мир между странами. Больше не надо кровопролития. Все народы должны жить в мире и наслаждаться им».
        Нельзя не согласиться со словами монаха. Они актуальны и для танского Шачжоу, и для современного Дуньхуана, и для развития отношений нынешнего Китая со всеми странами мира. Видимо, не случайно картина стала первым фильмом совместного производства кинематографистов КНР и Тайваня.
        Фрески из пещеры 156 возвращают зрителя к тем событиям и дают представление о суровых и смутных годах далекого прошлого. Кавалькада всадников, боевые ряды повстанческой армии, ее штаб, сам Чжан Ичао и даже его супруга придают всему действу яркий колорит и некую динамику.
        Самые ранние работы дуньхуанских мастеров относятся к IV-VI вв., т. е. периоду династий Северная Лян (397-460 гг.), Северная (Тоба) Вэй (386-534 гг.), Западная Вэй (534-556 гг.) и Северная Чжоу (557-581 гг.). Кочевые племена, регулярно вторгавшиеся в те годы на территорию Китая с севера и северо-запада, нередко весьма энергично воспринимали новую культуру. Так, правитель Северной Вэй - крупного государства, созданного этносом тоба, Сяовэньди не только перенес столицу в древний город Лоян (совр. провинция Хэнань), но и успешно осуществил кардинальные реформы, адаптировав китайские ценности к реалиям своего народа.
        Параллельно в это сложное время социально-политических потрясений идеи буддизма активно проникают на территорию Китая и оказываются востребованными. Его концепции страдания и освобождения (нирвана) становятся прибежищем от тревог и сумятицы текущей жизни. Идет процесс интеграции буддизма в культурный слой и государственную структуру. Из Индии через Западный край приходили иноземные проповедники, а китайские паломники отправлялись в буддийские государства. Дуньхуан оказался в центре интеллектуального осмысления нового для Поднебесной религиозного учения.
        В скульптурных композициях и особенно фресковой живописи этого периода бросается в глаза влияние индийской традиции с элементами эллинистической культуры: будды, бодхисатвы и монахи поражают изяществом и мягкостью форм, длинными развивающимися одеждами, нежными тонами, особенно удивительными сочетаниями бирюзовых и зеленых (пещеры 259, 288, 432). Мир животных на стенописи представлен великолепными птицами с длинными и пестрыми хвостами, антилопами, оленями, зайцами, несущимися среди лесов и скал (пещеры 249, 257, 285). Своеобразными художественными символами Дуньхуана стали музыканты, танцоры и летящие небесные феи - такие, например, как в пещерах 285 и 288 (Западная Вэй), 290, 299 и 428 (Северная Чжоу). Многие сюжеты как бы наполнены удивительной музыкой. По подсчетам китайского ученого Чжэн Жучжуна, в росписях примерно 200 пещер присутствуют эти мотивы: отдельные музыканты, коллективы исполнителей и, естественно, инструменты.
        Легкое потрясение испытываешь при осмотре пещеры 428 (Северная Чжоу). «Летящие святые» буквально переносят в церковь Спаса на Ильине, что в Великом Новгороде. Фрески Феофана Грека с их безудержной экспрессией и редким по глубине воздействием на зрителя словно получили энергетический заряд от дуньхуанских святых. Впечатление усиливает и схожий творческий прием мастеров - так называемые пробела, которые делают лики божеств более выразительными и отчужденными от мирской суеты.
        Искусство скоротечной эпохи Суй (581-618 гг.) не столь впечатляюще. Скульптурные изображения излишне статичны. Головы и туловища будд и бодхисатв выглядят несколько неестественно: одни чересчур велики, другие - удлиненны (пещеры 244,
302, 419, 420, 427). В плафонной живописи преобладает растительный орнамент, а главная роль отводится важному буддийскому символу - лотосу (пещера 311). Жанровые зарисовки рассказывают о буднях караванных маршрутов (пещеры 204, 302 и 420).
        Расцвет буддизма приходится на танский период (618-907 гг.). В VII в. под мощной опекой императорской власти он становится господствующим идейным течением. Вселенская миссия буддизма используется для поддержания авторитета правителей, к его помощи центр прибегает и в сношениях с сопредельными народами, принявшими эту религию. Новые веяния, разумеется, нашли отражением в творчестве художников Могаоку.
        Величавое спокойствие, созерцательность и простота - индийское достояние, которым всецело овладел в то время Китай. Скульптурные композиции становятся более реалистичными, происходит индивидуализация ликов и фигур. Если в пещере 328 одухотворенные Ананда и бодхисатва внешне холодны и безразличны, то в 45-й - элегантные собеседники уже в непринужденной манере ведут, возможно, теологический спор или светский разговор. Здесь же умудренный и благородный старец Кашьяпа, который погрузился в свои мысли. В галерее бодхисатв в пещерах 159, 194, 328, 384, как и во многих других, бросаются в глаза и разнообразие характеров, и индивидуальные черты каждого изображения.
        Стенопись этой эпохи легко узнаваема благодаря разнообразию сюжетов на темы «из жизни». Помимо фресок, повествующих об исторических событиях, стоит выделить посевные работы под дождем (пещера 23), нападение разбойников на купцов из Центральной Азии (пещера 45), армию на марше (пещера 156), вызов доктора (пещера
217), сцены сражения и свадьбы (пещера 12). В них поражают сложная многофигурность изображений, гармоничность природы, динамика и логика происходящего, пластика движений и адекватность поступков действующих лиц.
        В работах более позднего периода возникает некая схематичность. Казалось бы, те же большие композиции и разноплановые сцены, орнаментальные полосы и декоративные плафоны, но линии теряют прежнюю свободу и гибкость, нежную естественность и хрупкое изящество. Разнообразие постепенно сменяется однообразием, хотя техника исполнения по-прежнему остается блистательной.
        Кому же все-таки принадлежит авторство этого изумительного буйства красок, сюжетов и фантазии? Вопрос достаточно сложный, но интересный. Сведения о скульпторах, к сожалению, отсутствуют, что вполне понятно: величественные и торжественные божества буддийского пантеона не поощряли древних ваятелей к увековечению собственных имен, да и китайская традиция не знала отступлений от правил в столь деликатном вопросе. Другое дело - широкая палитра настенной живописи, создававшаяся на протяжении многих веков. Информации на этот счет тоже мало, ибо до династии Сун (960 - 1279 гг.) авторы, как правило, не подписывали свои творения.
        До недавнего времени высказывалась гипотеза, согласно которой художники жили в обнаруженных в 80-90-е гг. ХХ в. в северной части комплекса 243-х пещерах, однако новейшие изыскания ученых позволили сделать вывод о том, что у последних было иное предназначение. Тут жили, самосовершенствовались и медитировали монахи, переписывались буддийские трактаты и сутры. Указанное обстоятельство создало дополнительные трудности в выявлении имен живописцев.
        Первые интересующие нас скудные данные относятся к Х в. Более ранних сведений историкам обнаружить пока не удалось. По словам китайского исследователя Ма Дэ, на сегодняшний день в дуньхуанской библиотеке и непосредственно на росписях найдены около 40 упоминаний и надписей, непосредственно связанных с 12 создателями фресок. Стало известно, например, что в пещере 185 творил Сун Чэнсы, в 290 - Чжэн Лошэн, в
303 - Пин Тоцзы, а в 4 44- Сы Динцюань. Отрывочную информацию можно видеть в пещерах 33, 34, 196 и 401.
        Древние манускрипты называют имя Дун Баодэ, который жил в эпоху Пяти династий (907-960 гг.). Его картины, якобы, были на редкость красивы и естественны, люди и окружавшие их предметы воспринимались как живые. Он, бесспорно, работал здесь и пользовался большим авторитетом, но в силу традиционных представлений и личной скромности не оставил потомкам своего автографа.
        Зато известно имя талантливого художника, создавшего один из шедевров Могаоку. В уже упоминавшейся пещере 444 есть странная надпись: «В 17-й год периода Чжичжэн (1357 г. - Н. А.) я, Ши Сяоюй, прибыл сюда и оставил свою подпись». Появление ее в пещере, расписанной другим живописцем, несколько непонятно; вероятно, это просто шутка мастера. Творения Ши Сяоюя находятся в пещере 3, куда, к сожалению, туристов давно не пускают. На осыпающейся поверхности стены с повышенным содержанием песка он дважды изобразил тысячерукую Гуаньинь (Авалокитешвара), у которой в ладони каждой руки застыло божественное око. «Наблюдающая за звуками» (досл. перевод с китайского языка) видит все страдания людей и готова оказать им необходимую помощь. Ши Сяоюй вначале обозначил контур облика бодхисатвы, а затем при письме использовал краски, которые глубоко проникли в грунт. Его авторство закреплено подписью: «Написал Ши Сяоюй из Ганьчжоу (совр. г. Чжанъе в провинции Ганьсу. - Н. А.)».
        Специалисты полагают, что в Дуньхуане работали многочисленные живописцы, которых условно можно разделить на четыре группы. В первую входили мастера, прибывшие из государств, которые были расположены к западу от Китая, и находившиеся под сильным индийским влиянием. Ко второй могут быть отнесены те, кто сопровождал своих хозяев - высокопоставленных сановников, сосланных в Дуньхуан за те или иные проступки. В третьей группе были художники, привлеченные высокими заработками или другими материальными благами. Последняя состояла из выпускников школы изобразительных искусств, которая открылась здесь в Х в.
        В результате свержения монгольского владычества и падения империи Юань с присущими ей универсализмом и космополитизмом, по мере активного распространения ислама в Западном крае буддийский монастырь, оказавшийся во второй половине ХIV в. в принципиально новом политико-идеологическом окружении, окончательно утрачивает свое значение, работы в нем прекращаются. С годами доступ к уникальным произведениям получают зачастую малоквалифицированные и случайные люди.
        Просматривая в агентстве Синьхуа материалы о пещерах Могао, автор книги наткнулся на соображения сотрудника научно-исследовательского института в городе Ланьчжоу (административный центр провинции Ганьсу) Ху Тунцина, который убежденно доказывает, что в 221 пещере сохранились изображения более позднего периода - с
1368 по 1935 гг. Сам факт наличия таких работ сомнений не вызывает, но можно ли их с полным основанием называть творчеством, достойным этого удивительного памятника культуры?
        С. Ф. Ольденбург в начале прошлого столетия с искренней болью писал о «печальной реставрации» «маляров двадцатого века», которые «грубыми кричащими красками» расписывали коридоры и галереи, «пользуясь маленькой книжкой образцов». Другую его цитату хотелось бы привести полностью: «Жалкое впечатление производят эти реставрации, где сравнение остатков старинной красоты со схематической уродливостью нового времени оставляет в нас тяжелое чувство, и чем новее, тем хуже. При нас уже работали только маляры; и они, и монахи были совершенно лишены чувства красоты». Стоит заметить, что это впечатления 1914-1915 гг.
        Однако вскоре комплекс ожидала еще одна напасть, теперь уже в лице «наших». Так, в пещерах 57, 103, 156, 196, 257, 427, 445 и некоторых других мгновенно вспоминаешь строки Владимира Семеновича Высоцкого о «проникновении» соотечественников «по планете», которое «особенно заметно вдалеке». «Надписи на русском языке» сомнительного содержания в парижских, пекинских и прочих туалетах по всему миру уже никого не удивляют, но чтобы в древнейшем монастыре!
        Среди «авторов» поручики и есаулы, корнеты и хорунжии, по которым в последние годы в России стало модным пускать слезу, рассуждая о «загубленном большевиками» «цвете нации». Представляется, что в данном вопросе не нужно строить иллюзий или заниматься откровенным политиканством, переписывая в очередной раз историю государства: в условиях гражданской войны стороны друг друга стоили, об их
«утонченных натурах» и «высоких идеалах» можно говорить лишь гипотетически и в сослагательном наклонении.
        В начале 20-хгг. ХХ в. отступавшие белогвардейцы численностью около 550 человек перешли границу с Китаем и оказались в районе Дуньхуана. Местные чиновники в силу явной ограниченности собственного кругозора не смогли придумать ничего лучше, как разместить их в пещерах Могао. Конечно, душевное состояние офицеров можно понять: досада и злость, внутренняя опустошенность после кровавой бойни и жестокого поражения. Тем не менее, это не оправдывает варварства, учиненного в культовом месте. Замазанными оказались древние фрески и статуи, во многих местах появились непристойные надписи, были вскрыты и разграблены древние мощи, из-за костров, на которых готовили пищу, почернели потолки. Полгода провели в пещерах белогвардейцы, но сомнительную память о своем присутствии оставили надолго.
        Проблема сохранения историко-художественных ценностей Могаоку в настоящее время стоит очень остро. Массированное наступление пустыни, усиливающиеся в последние годы эррозия почвы и песчаные бури, а также толпы туристов со всего света нанесли и продолжают наносить им невосполнимый урон. Ученые единодушны в оценке огромной опасности, угрожающей памятнику мирового значения.
        По китайским данным, ежегодно 3-4 тысячи кубометров песка оседают на пещерах. Дюны почти погребли нижний ярус. До 90-х гг. прошлого столетия эффективных мер противодействия разработать не удалось. Только относительно недавно была разработана целостная экологическая программа. Сейчас против надвигающейся пустыни действуют три своеобразные линии обороны. Внешний ее рубеж - это 800-метровая в длину и 10-метровая в ширину плотно засаженная полоса кустарников, которые задерживают песок и замедляют его продвижение. Вторая линия - нейлоновые заграждения-«ловушки» в виде треугольников, основания которых выставлены с учетом направления дующих ветров. И, наконец, был зацементирован гребень склона, что позволило обезопасить от разрушения несущую конструкцию. Блокирующую роль играет также лесной массив длиной в 1200 метров и шириной от 100 до 200 метров, посаженный непосредственно перед входом в комплекс. Согласно подсчетам специалистов, таким образом удалось на 80 процентов сократить доступ песка в пещеры.
        Не менее сложным остается вопрос о защите их внутреннего убранства. С 60-х гг. ХХ в. для сохранения фресок просверливались тончайшие отверстия в образовавшихся на них пузырьках, затем туда вводился клеящий состав, который укреплял красочный слой, не нанося ущерба цветовой гамме. В 70-е гг. химики предложили использовать слабые очистители для удаления пыли и сажи. Они были применены в 71 пещере, благодаря чему удалось выявить яркие тона оригинальных красок.
        Главная трудность в проведении реставрационных работ - многочисленные туристы, которых в пик сезона ежедневно насчитывается до 600-700 человек. С ними неизбежно связана постоянно растущая концентрация углекислого газа и автомобильных выхлопов, негативно влияющих на дуньхуанские сокровища. Поэтому не удивляют жесткие предписания и ограничения, действующие на территории Могаоку. Некоторые из них, честно говоря, кажутся явно чрезмерными, но спорить в данном случае бессмысленно.
        Одна из форм ознакомления с шедеврами широкой аудитории и сохранения их для будущих поколений на протяжении более полувека остается изготовление высокохудожественных копий. Живописцы Чжан Дацянь и Чан Шухун каждый своим путем приехали сюда в начале 40-х гг. прошлого века и очарованные великолепными творениями остались на годы. Вслед за ними устремились более молодые мастера, увлеченные мечтой приобщиться к прекрасному. Благодаря их самобытному таланту, глубокому осмыслению увиденного и кропотливому труду общество получило возможность познакомиться с могаокским чудом в выставочных залах и музеях разных стран. К настоящему времени существуют более 2000 копий, многие из которых выполнены превосходно.
        На территории комплекса сейчас развернута их выставка, которую можно посетить после скудного осмотра Могаоку. Складывается впечатление, что администрация подобным образом пытается компенсировать немалые расходы туристов, получивших лишь поверхностное представление о всемирно известных пещерах. В стоимость единого билета входит также посещение экспозиции тибетской бронзы. Последняя, кстати, очень интересна, но с таким же успехом ее можно было бы показать в любом другом городе Китая. В Дуньхуане тибетское влияние проявляется прежде всего в настенной живописи, которая в настоящее время практически недоступна.
        Изготовленные копии пещер весьма любопытны. Они хорошо смотрятся на передвижных выставках, которые регулярно кочуют по стране. В частности, наиболее крупные и представительные в последнее время прошли в Пекине и Гуанчжоу (административный центр провинции Гуандун). Однако созерцание копий в 300 метрах от оригинала, куда тебя в общем-то не пускают, занятие не из самых приятных.
        Рассказ о художнице с Тайваня, которая многие годы своей жизни посвятила кропотливому изучению и созданию скульптурного изображения ранее упоминавшейся тысячерукой Гуаньинь из пещеры 3, должен, вероятно, вызывать у посетителей умиление, но возникает обратная реакция. Опять кому-то позволено то, чего другие, увы, напрочь лишены. Впрочем, автор высказывает свои личные впечатления, не претендуя на всестороннюю объективность.
        Работа по реставрации и изучению культурных ценностей ведется неустанно на протяжении долгих лет. В 1944 г. был создан Институт искусства Дуньхуана, объединивший энтузиастов, которые приехали сюда со всех концов страны. После образования КНР он был переименован в Институт памятников культуры Дуньхуана, а с
1984 г. это Дуньхуанская академия, которая аккумулирует интеллектуальный и творческий потенциал национального и зарубежного дуньхуановедения. На границе пустынь Гоби и Такла-Макан, как и много веков назад, живут и работают серьезные ученые, грамотные специалисты, одаренные художники.



        Глава XII



«РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ»

        На рубеже последних веков прошлого тысячелетия надолго уснувший Дуньхуан ожидало новое потрясение. 22 июня 1900 г. в комплексе Могао произошло событие, которое со временем взбудоражило научную элиту во всем мире. Даос Ван Юаньлу, возглавлявший в то время в монастыре немногочисленную монашескую братию, совершенно случайно обнаружил хранилище бесценных книг, рукописей, музыкальных инструментов, живописных полотен, вышивок на шелке, принадлежностей для буддийских обрядов и других уникальных реликвий, датируемых IV- ХЫ вв.
        Все они находились в небольшой пещере, вырубленной в танскую эпоху на средства и в честь монаха Хунбяня (? - 862 гг.), который был направлен в район далеких оазисов китайским императором во время мощного народного восстания против власти тибетцев в середине IХ в. После его смерти по заказу учеников и благодарных верующих мастера изготовили статую проповедника и установили ее в пещере, получившей спустя тысячелетие 17-й порядковый номер. Позднее именно здесь сложили и замуровали уникальные сокровища буддийского монастыря.
        Свыше семи веков в этих пустынных и малонаселенных местах, почти на краю земли пролежали нетронутые человеком фантастические документальные свидетельства яркой истории Шелкового пути. Идеальный для хранения климат и максимальная закрытость помещения обеспечили их удивительную сохранность. Собрание раритетов, включающее свыше 50 тысяч единиц, получило название «Дуньхуанской библиотеки».
        Можно только догадываться, что же произошло в ХИ в. и почему «драгоценнейший подарок человечеству» был столь тщательно спрятан. Однако некоторые предположения все-таки имеются. Выше уже говорилось, что с ослаблением династии Тан контакты между центральными районами Китая и Западным краем резко сокращаются, а вскоре и обрываются вовсе. Кочевые племена, имевшие весьма скудные представления об особенностях, преимуществах и выгодах развитой торговли, на огромных пространствах вели бесконечные войны за водные ресурсы и пастбища. Их, как правило, мало интересовали интеллектуальные свершения и изыски, традиции и обычаи покоряемых народов. Подобно другим оазисам Хэсийского (Ганьсуйского) коридора Дуньхуан попадает в полосу «смутного времени», исчисляемого столетиями.
        Буддийские монахи Могаоку прекрасно осознавали опасность, которой подвергаются канонические тексты, древние рукописи и материалы, попавшие в руки вооруженных людей, исповедующих иные моральные и нравственные ценности. Вполне вероятно, что в надежде сохранить хотя бы часть культурно-исторических памятников своей обители, на протяжении столетий располагавшейся на перекрестке многочисленных цивилизационных потоков, они во время нашествия очередных завоевателей аккуратно собрали Дуньхуанскую библиотеку в заранее подготовленной пещере, заложили кирпичами вход в нее, а образовавшееся стенное пространство покрыли росписями.
        Английский археолог и этнограф Аурел Стейн, которого одни называют «величайшим после Марко Поло исследователем Азии», другие - «обманщиком и авантюристом», а третьи - «откровенным грабителем», в своих воспоминаниях писал: «Можно ли было вообще изобрести место более пригодное для сохранения такого рода реликвий, чем камера, вырубленная прямо в камне этих чудовищно бесплодных холмов и герметически изолированная даже от того ничтожного количества влаги, которое могло находиться в этой пустынной долине? Даже в самой сухой почве на месте развалин какого-нибудь поселения эти сокровища не могли бы настолько избежать разрушения, насколько это удалось им здесь - в предусмотрительно выбранной для данной цели скальной камере, где скрытые за кирпичной стеной и защищенные также толщей песчаных наносов массы рукописей пролежали не потревоженными целые века».
        Гражданин Великобритании венгерского происхождения стал первым иностранным специалистом, кто своими глазами увидел и приобщился к феноменальной находке. Он же в конечном итоге сыграл огромную роль в ее дальнейшей судьбе. Длительное время проработавший в Индии и Центральной Азии А. Стейн (1862-1943 гг.) прибыл в Дуньхуан по совету своего друга, профессора-геолога Л. де Лоцци. Последний побывал здесь в составе австро-венгерской экспедиции графа Сечени, которая в 1877-1880 гг. прошла по маршруту от Шанхая на запад, достигла провинции Ганьсу, но не смогла проникнуть в Тибет и повернула на юг - в Бирму.
        В Дуньхуане ее участники были в 1879 г., всего за два месяца до прихода туда Н. М. Пржевальского. Русский путешественник, рассказывая о своих впечатлениях от пещер Могао, упоминает, что их «как оказалось впоследствии, посетил также и граф Сечени». Тогда о существовании библиотеки никто даже не подозревал.
        А. Стейн уже в Дуньхуане узнал о даосском монахе и сделанном им открытии. Однако увиденное превзошло все его ожидания. Подавляющее большинство рукописей оказались, естественно, буддийскими текстами, написанными на 9 языках. От 70 до 80 процентов - документы на китайском языке, среди остальных превалирует тибетский. Часть материалов выполнены на древнеуйгурском, сирийском и таких мертвых языках, как санскрит, согдийский, кучинский или хотанский. Самый ранний текст относится к середине IV в., среди наиболее поздних - рукопись 1002 г.
        Из памятников религиозного характера следует выделить конфуцианские и даосские произведения, некоторые документы, связанные с христианством (несторианством), манихейством и зороастризмом, которые длительное время были весьма распространены в Центральной Азии. Светская литература составляет небольшой раздел библиотеки. К ней можно отнести тексты, знакомящие с социально-экономическими проблемами обитателей монастыря и жителей оазиса, произведения художественной литературы, повествующие о быте и жизни дуньхуанцев. В произведениях живописи, помимо религиозных сюжетов, нашли отражение исторические события и светская тематика.
        Собрание содержит многочисленные сведения по истории, географии, религии, экономике, этнографии, лингвистике, литературе, искусству, науке и технике Китая и
«западных государств» Центральной Азии со времени Северных династий (386-581 гг.) до начального периода эпохи Сун.
        Подлинным бриллиантом дуньхуанской сокровищницы следует считать иероглифическую версию буддийской канонической «Алмазной сутры» на превосходной желтой бумаге, датируемую 868 г. Это первая известная в мире книгопечатная продукция. Она выполнена в технике ксилографии. В Китае, кстати, уже в первой половине ХI в. знали и иной способ печати - с применением подвижного шрифта.
        Думается, нелишне в этой связи вспомнить, что первое полнообъемное печатное издание в Европе - 42-строчная Библия - было подготовлено Иоганном Гутенбергом в Майнце (Германия) в середине ХV в.
        Каждый любитель путешествий, посещающий пещеру 16 комплекса Могао, испытывает вполне понятное волнение. Велик соблазн хоть на мгновение ощутить себя первооткрывателем, попытаться представить душевное состояние человека, только что прикоснувшегося к многовековым тайнам. С годами это чувство не проходит, а лишь усиливается по мере накопления знаний и обостряющейся возрастной сентиментальности. Возможно, здесь есть известное преувеличение эмоциональной составляющей, так как процесс восприятия или постижения окружающего мира все-таки сугубо индивидуален. Однако спокойствие в крайне ограниченном пространстве горного массива после тысяч километров нелегкого пути сохранить очень трудно, когда перед глазами проносятся драматические события столетней давности.
        Автору книги известны три версии того, что произошло в Дуньхуане в конце июня
1900 г. Согласно первой их них, Ван Юаньлу совершал внутри указанной пещеры молитву, когда услышал рядом с собой характерный треск и стук упавшей на землю штукатурки. Бросив взгляд в сторону, он увидел небольшое обрушение фресковой живописи. Уже долгие годы стены монастыря не реставрировались, поэтому в этом не было ничего удивительного. Поражало другое: за обвалившимся фрагментом фрески вместо обработанной и ровной поверхности горной породы отчетливо выступала старинная кирпичная кладка, перекрывавшая, как выяснилось, доступ в доселе неведомое пространство, которое китайцы затем назовут Цанцзиндун («пещера хранения сутр»).
        По другой версии, к находке имели непосредственное отношение два человека. Монах пригласил в пещеру некоего Яна, переписчика буддийских канонических текстов. Последний за разговором постоянно прикуривал от тлеющей лучины, которую для удобства вставлял в трещину, образовавшуюся в красочном слое на правой от входа стене. Неожиданно лучина исчезла и на полу найти ее не удалось. Опасаясь возгорания и в поисках пропажи, священнослужители отделили часть настенной росписи и увидели средневековые кирпичи.
        Третье предание гласит, что великое открытие произошло во время рутинной уборки в пещере 16, когда даос очищал от налетевших песка и пыли пол и стены ее коридора. Следует заметить, что такая трактовка событий чаще других встречается в последних изданиях китайских авторов.
        Сейчас напротив входа в прежнее хранилище манускриптов функционирует музей, подробно излагающий хронологию произошедших здесь событий. Его экспозиция на китайском и английском языках, подготовленная и открытая к столетию выдающейся находки, интересна не только для посетителя, только что узнавшего о существовании Дуньхуанской библиотеки, но и для китаиста, много слышавшего о ней, но впервые оказавшегося в этих местах. Многочисленные фотографии, копии важнейших писем и официальных документов воссоздают атмосферу того, что происходило внутри и вокруг таинственной пещеры.
        Музей располагается в даосском храме Триады чистых (кит. Саньцингун). Столь необычное название связано с особенностями медитации и культовой символикой традиционной китайской религии. Ван Юаньлу энергично собирал средства на восстановление Саньцингуна, регулярно обращаясь с соответствующими просьбами к верующим из числа жителей близлежащих городов и деревень. На эти цели он расходовал также деньги, вырученные от продажи иностранным визитерам древних текстов. Храм был практически заново отстроен в 1908 г.
        Обнаружив библиотеку, даосский монах подарил несколько свитков начальнику уезда Ван Цзунханю, человеку весьма далекому от учености. Позднее они попались на глаза знакомому этого чиновника Е Чанчжи, на протяжении многих лет увлекавшемуся проблемами древней истории. Он организовал запрос в адрес местных властей Ганьсу и предложил перевезти документы в Ланьчжоу - административный центр провинции.
        Сославшись на нехватку нужных средств (не удалось отыскать 10 тысяч лянов серебра), в марте 1904 г. губернатор Ганьсу приказал начальнику уезда внимательно пересчитать рукописи и обеспечить их сохранность, но тот посчитал указанное распоряжение чудачеством руководства и не стал его выполнять должным образом. Вход в пещеру формально перегородили досками и кирпичами, что никак не отразилось на регулярности ее посещений упомянутым монахом.
        Свои впечатления от первого визита в это книгохранилище А. Стейн описывает следующим образом: «Сваленные слоями, но без всякого порядка, передо мной в тусклом свете маленького светильника в руках даоса сплошной массой до высоты почти
10 футов громоздились связки рукописей, занимавшие, как показали последующие измерения, объем без малого в 500 кубических футов».
        Англичанин добрался до Дуньхуана 12 марта 1907 г. и в течение запланированного краткого пребывания намеревался осмотреть Могаоку, а также пополнить запасы воды и продовольствия для продолжения раскопок в безжизненной пустыне. Довольно неожиданно от торговца из Урумчи он узнал об удивительной находке даосского монаха и старинных манускриптах, по-прежнему, как ему поведали, находившихся в одной из пещер. Получив такую информацию, крупный специалист-археолог, разумеется, не мог покинуть город, не встретившись с Ван Юаньлу и не познакомившись с древними рукописями. Однако последнего не было в пределах оазиса, поскольку он совершал очередную поездку по соседним районам, собирая средства на восстановление монастыря.
        При посещении пещерного комплекса А. Стейн и сопровождавший его переводчик столкнулись с молодым буддийским монахом-тибетцем, рассказавшим о каноническом тексте, который Ван на время предоставил их обители. По словам англичанина, «это был бумажный свиток в превосходном состоянии около фута шириной и длиной примерно
15 ярдов». Попытки прочитать замысловатые иероглифы оказались безуспешными, что заставило ученого в очередной раз отругать себя за незнание китайского языка. С другой стороны, для него стало совершенно ясно: пребывание в Дуньхуане затягивается на неопределенный срок.
        В отсутствие даоса А. Стейн решил не сидеть сложа руки и отправился в северо-западном направлении, в сторону Юймэньгуаня, о котором читатель уже знает. В ходе энергичных раскопок он пришел к твердому убеждению и аргументировано доказал, что руины, сохранившиеся в этих местах и которым более двух тысяч лет, являются составной частью Великой китайской стены, значительно расширив ее прежние границы. После двух месяцев напряженной работы экспедиция вернулась в Дуньхуан 21 мая.
        К тому времени Ван Юаньлу был уже на месте. После встречи с ним А. Стейн записал в своем дневнике: «Он выглядел очень странным человеком, исключительно пугливым и нервным, с появляющимся время от времени выражением хитрости, что далеко не обнадеживало. Было ясно с самого начала, что поладить с ним будет нелегко». Чрезвычайно осторожный и осмотрительный монах, выходец из провинции Хубэй, обосновался в Могаоку после того, как несколько лет отслужил в пехотных войсках и затем принял постриг (монашеское имя Фачжэнь).
        Узнав о существовании раритетов, а тем более увидев уникальное хранилище Дуньхуанской библиотеки, англичанин сразу осознал грандиозность открытия и откровенно нацелился на вывоз значительной ее части в Великобританию, но одновременно возник предельно простой вопрос: как это сделать «законным путем», не вступая в конфронтацию с Ваном и местными властями?
        Однажды в неторопливом разговоре он упомянул своего «ангела-хранителя» Сюаньцзана, к памяти которого никогда не уставал обращаться. Выдающийся буддийский наставник и проповедник далекого прошлого как бы вел его за собой в масштабных исследованиях Центральной Азии, давал постоянный мощный импульс кропотливому научному поиску реальных подтверждений интенсивного культурного обмена между Китаем и Индией в древности и раннем средневековье.



^Вход в пещеры Дуньхуанской библиотеки^


        Имя Сюаньцзана сразу вызвало «блеск живого интереса» в глазах даоса. Хотя в оценках его подвижнической деятельности стороны во многом разошлись, но их беседы с тех пор приобрели регулярный и доверительный характер. Спустя несколько дней через переводчика Ван передал А. Стейну для ознакомления очень старые тексты. Вскоре выяснилось, что это были оригинальные переводы буддийских сутр, выполненные непосредственно танским монахом. Указанный эпизод наглядно свидетельствовал об установлении отношений на принципиально иной основе.
        В ходе изучения материалов библиотеки А. Стейн с помощью своего переводчика Цзян Сяованя проявил максимум внимания и терпения, выбирая манускрипты и произведения искусства, которые затем планировал переправить в Великобританию. Проблема, однако, осложнялась тем, что англичанин, как уже было сказано, не владел китайским языком, а его расторопный помощник слабо ориентировался в буддийских рукописях.
        Поэтому, кстати, в дуньхуанской коллекции Британского музея довольно много идентичных древних текстов, выполненных различными переписчиками. В любом случае последние представляют огромную культурно-историческую ценность, но на качество отбора данное обстоятельство все-таки оказало определенное влияние. Впрочем, оно не помешало ученому обнаружить и довезти до далекого Лондона ранее упоминавшуюся отпечатанную «Алмазную сутру». Что же касается картин на шелке в основном эпохи Тан и сунского периода, то надо признать, что вкус у А. Стейна оказался отменным. Многие из них в результате продолжительного внешнего воздействия были плотно спрессованы и целиком их смогли открыть только после сложной химической обработки в музейной лаборатории.
        Переговорный процесс с Ван Юаньлу прошел несколько стадий. На первом этапе документы были взяты «для глубокого изучения». Чуть позже «возникла идея» их отправки в другую страну для научных изысканий «в обмен на солидные пожертвования монастырю». Активно эксплуатировался тезис «о предстоящей рано или поздно утрате старинных буддийских рукописей при очевидном безразличном отношении властей». Даос, находившийся под жестким и одновременно достаточно корректным прессингом, постоянно испытывал сомнения и однажды даже уехал из Могаоку, закрыв на ключ пещеру-хранилище, но в конце концов на условиях полной секретности совершенной сделки продал внушительную часть раритетов за 200 лянов серебра. Торжествовавший британский подданный покинул Дуньхуан с 24 ящиками уникальных манускриптов, а также 5 ящиками картин, вышивок и других реликвий.
        Бесспорно, его усилия увенчались успехом благодаря активной поддержке со стороны Цзян Сяованя, которого многие китайские авторы считают «национальным преступником». Тот регулярно давал дельные советы А. Стейну с учетом особенностей китайского менталитета в его контактах с окружающими, на редкость гибко и деликатно переводил высказывания своего шефа, продумывая нюансы построения конкретных фраз и используемых словосочетаний, в беседах с монахом приводил собственные аргументы в пользу продажи документов. Археолог, в свою очередь, высоко оценил действия верного помощника и выполнил его просьбу, поспособствовав назначению на должность секретаря консульства Великобритании в Кашгаре (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР).
        Об экспедиции 1906-1908 гг. А. Стейн выпустил пятитомный труд под названием
«Сериндия», а также «Пещеры тысячи будд» в трех томах. В них он подробно описал историю приобретения материалов из Дуньхуанской библиотеки. В последующие годы специалисты-востоковеды со всего мира изучали и продолжают их изучение. Одним из наиболее авторитетных изданий в данной области считается «Каталог китайских рукописей из коллекции Стейна в Британском музее», опубликованный англичанином Лайонелом Джайлсом в 1957 г.
        Следующим представителем Запада, прибывшим в Дуньхуан за шедеврами его сокровищницы, стал француз Поль Пельо (1878-1945 гг.). Блестяще образованный синолог, свободно владевший почти полутора десятками языков, в том числе и русским, по молодости нередко вел себя вызывающе и эпатировал окружающих, легко наживая врагов, но его научный талант, разносторонняя эрудиция и глубокие профессиональные знания ни у кого не вызывали сомнений.
        После впечатляющих археологических находок и открытий в пустынях Гоби и Такла-Макан в начале ХХ в., всколыхнувших широкую общественность, Франция вдруг осознала себя заметно отставшей от Великобритании, Швеции, Германии и Японии в изучении данного региона. Ориенталисты одной из ведущих в мире школ забили тревогу по поводу возможного «предательства великолепных традиций» и настойчиво требовали от правительства принятия быстрых и решительных мер. Под мощным давлением национальной Академии наук на высоком уровне было принято решение об отправке экспедиции в составе трех человек. Выбор пал на 27-летнего П. Пельо, работавшего в то время во Вьетнаме, а также его старого друга, офицера-медика Луи Вайана и Шарля Нуэта, ученого и фотографа.
        Летом 1906 г. они через Москву и Ташкент достигли Кашгара, где на протяжении почти двух лет вели интенсивные и в целом плодотворные исследования на территории оазисов древнего Шелкового пути. Например, в Куче французы провели около восьми месяцев, им удалось обнаружить там внушительное собрание буддийских текстов, многие из которых были написаны на неизвестных прежде мертвых языках.
        Прибыв в Урумчи - административный центр провинции Синьцзян, П. Пельо совершенно случайно встретил старого знакомого по Пекину и от него, вероятно, впервые узнал о существовании Дуньхуанской библиотеки. В частности, приятель подарил ему манускрипт из Могаоку. По словам Л. Вайана, когда П. Пельо развернул свиток, то сразу определил ориентировочную дату его написания - ранее VIII в. После этого эпизода вопросов относительно дальнейшего маршрута экспедиции у ее членов не возникало.
        Забавно, но, оказавшись в марте 1908 г. у стен легендарного монастыря, французы, как и в свое время А. Стейн, не застали Ван Юаньлу на месте. Вход в хранилище был плотно закрыт, на двери висел массивный замок. Однако последующие события развивались уже по другому сценарию. Довольно скоро монаха разыскали в городе. Познакомившись с европейцами и узнав о цели их приезда, он практически сразу согласился отвести П. Пельо в пещеру и показать старинные рукописи. Его действия на сей раз разительно отличались от недавних мучительных раздумий и продолжительных переговоров с настырным англичанином. О причинах столь значительных перемен в поведении даоса трудно говорить наверняка, тем не менее кажутся логичными отдельные предположения.
        На него, естественно, произвел сильное впечатление беглый китайский П. Пельо. Даже ярые оппоненты француза в научном мире не могли отрицать его обширных познаний в языке, что же тогда говорить о монахе из далекой глубинки. Кроме того, Ван Юаньлу, возможно, импонировало то обстоятельство, что приезжие ни словом не обмолвились о визите А. Стейна (они об этом действительно ничего не знали). Получалось, что
«иностранные дьяволы» (кит. ян гуйцзы) умеют хранить тайну и им можно доверять в столь деликатных вопросах. И, наконец, деньги на восстановление монашеской обители, переданные британским подданным, заканчивались, крайне необходимы были новые пожертвования.
        Для П. Пельо неприятной неожиданностью стала информация о посещении книгохранилища А. Стейном, о чем, не вдаваясь в подробности, рассказал даос, да и рукопись, подаренная ему за многие сотни километров от монастыря, наводила на грустные размышления. Тем не менее, он был настроен самым решительным образом и в конечном итоге проделал в Дуньхуане поистине фантастический объем работы.
        В течение трех недель П. Пельо практически не покидал пещеры, внимательно просматривая и регистрируя манускрипты на крошечном пятачке при тусклом освещении одинокой свечи. Известная фотография Ш. Нуэта, запечатлевшая его в этот момент, удивительно точно передает феноменальную одержимость ученого-востоковеда. В одном из его писем есть фраза о том, что в первые десять дней он «атаковал по тысяче свитков в сутки». Больше всего француз боялся упустить какой-то неведомый, но исключительно важный документ, поэтому «через мои руки прошел не только каждый свиток, но и всякий клочок бумаги. Только Бог знает, как много там было фрагментов и обрывков».
        Тщательно ознакомившись с фондами библиотеки, он приступил к изучению статуй и фресок монастыря. В пещерах до сих пор можно заметить краткие записи, сделанные его рукой, - цифры (порядковый номер) и иероглифы, почти безошибочно фиксирующие исторический период, когда древними мастерами были выполнены скульптурные изображения и настенная живопись. П. Пельо не только впервые осуществил своеобразную инвентаризацию пещер, но и попросил Ш. Нуэта сфотографировать в них то, что, по его мнению, представляло наибольший интерес. По возвращении в Париж они опубликовали в шести томах несколько сотен черно-белых фотографий комплекса Могаоку, которые на протяжении длительного времени оставались единственными для читательской аудитории иллюстрациями, дающими наглядное представление о его искусстве.
        Учитывая особый характер доверительных взаимоотношений, сложившихся у П. Пельо с Ван Юаньлу, француз без особых затруднений уговорил даоса продать ему, по различным оценкам, от трех с половиной до шести тысяч единиц Дуньхуанской библиотеки, представлявших, по понятным причинам, особую ценность. В настоящее время полученные таким образом рукописи хранятся в Национальной библиотеке в Париже, а великолепные произведения искусства были переданы им в Лувр, откуда позднее часть из них перевели в столичный музей Гимэ.
        Материалы экспедиции не нашли подробного отражения в соответствующих отчетах, как это было сделано у А. Стейна. П. Пельо ограничился только небольшими сообщениями о ее результатах и изданием факсимиле нескольких рукописей. Следует заметить, что сразу после окончательного возвращения во Францию в октябре 1909 г. вместо заслуженного триумфа он подвергся внутри страны резкой критике со стороны ряда ученых, которую, отчасти, спровоцировал сам своими непродуманными высказываниями и опрометчивыми шагами. Однако размах и продолжительность кампании по дискредитации молодого синолога перешли все мыслимые границы. Нашлись даже такие, кто обвинял его в нерациональном использовании общественных средств, выделенных на указанную экспедицию.
        Абсурдность такого рода заявлений не вызывала сомнений у настоящих специалистов, между тем поток порочащих его имя публикаций ничуть не ослабевал. В защиту француза выступил А. Стейн, высоко оценив научные достижения последнего и выразив восхищение качеством проведенных им археологических раскопок, с которыми он позднее столкнулся в Куче, но в полемическом ажиотаже и к мнению прославленного британца особенно не прислушались. Представляется, что в основе этой постыдной акции были откровенные зависть и некомпетентность ее инициаторов. Талант и интеллект П. Пельо, безусловно, выдержали данное испытание, однако в составе экспедиций, работавших в Центральной Азии, его с тех пор уже больше не встречали.
        В своих обширных и разнообразных по тематике исследованиях П. Пельо уделил особое внимание распространению буддийской культуры, в том числе и в Китае, деятельности паломников, привозивших в Поднебесную соответствующую литературу; проанализировал обстоятельства перевода танским монахом Сюаньцзаном на древнеиндийский литературный язык (санскрит) главного даосского «Канона о дао и дэ»; подготовил весьма насыщенный и пространный комментарий к путешествиям венецианца Марко Поло. В области этих и многих других изысканий француз остается и по сей день крупнейшим научным авторитетом.
        Вернувшись в начале лета 1909 г. в Париж, ученый обнаружил, что некоторые тексты частично повреждены, и решил восстановить рукописи в Китае. Срочно приехав в Пекин, П. Пельо поселился в «Льюго фаньдянь» (досл. с китайского «Гостиница шести государств»). Последнюю построили на закате Цинской империи в связи с открытием в столице ряда посольств западных держав. Кстати, сейчас на этом месте, в самом начале пешеходной улицы Ванфуцзин находится недавно отремонтированный роскошный пятизвездный отель «Пекин». Для проведения квалифицированных реставрационных работ была выбрана небольшая мастерская, расположенная неподалеку от нынешнего главного городского вокзала.
        В июле того же года сюда зашел известный специалист, признанный знаток древнекитайской письменности Ло Чжэнью. Он был крайне удивлен, увидев бесценные книги по истории, но не стал узнавать, откуда эти поступления, и лишь попросил познакомить его с хозяином рукописей.
        Через несколько дней П. Пельо пригласил к себе в номер Ло Чжэнью и его коллег, в том числе Ван Жэньцзюня, Цзян Фу и Дун Кана. Воодушевленный своими приобретениями молодой человек показал им некоторые тексты, рассказал об их происхождении и даже подарил отдельные экземпляры. Ведущие китайские ученые, абсолютно ничего не знавшие о рукописях, найденных в Дуньхуане, испытали подлинный шок, услышав повествование француза.
        Выяснив, что в пещере хранятся еще несколько тысяч документов, Ло Чжэнью доложил властям о сложившейся ситуации и убедил высокопоставленных чиновников направить местному руководству на северо-западе страны телеграмму с требованием как можно скорее закрыть Цанцзиндун и не подпускать к ней иностранцев. Одновременно цинское правительство выделило начальнику уезда Чэнь Фаню 6 тысяч лянов серебра для проведения подготовительных работ, а губернатору Синьцзяна был отдан приказ в максимально сжатые сроки перевезти библиотеку в Пекин.
        Последующие события развивались по законам криминального жанра. За доставку рукописей в столицу отвечал Хэ Яншэн. Растаскивать их начали уже при погрузке на подводы и транспортировке по территории уездного центра. Причем украдена была значительная часть документов. По свидетельствам очевидцев, связки танских документов, несомненно изъятые из пещеры, позднее предлагались на продажу в Дуньхуане и на всем протяжении пути до Ганьчжоу (Чжанъе). Бойкая торговля редким товаром в провинциях Ганьсу и Синьцзян продолжалась вплоть до 1920 г.
        В 1910 г. отправленный груз наконец-то доставили в Пекин, но синьцзянский губернатор дал указание своему сыну Хэ Чжэньи отвезти их не во дворец, а к себе в резиденцию. Там Хэ Чжэньи, его тесть Ли Шэндо и некоторые другие «особо доверенные лица» «провели ревизию» древних памятников, выбрали самые ценные экземпляры и оставили их себе. Не менее ужасно и то, что в попытке «компенсировать» недостающее количество материалов, они разрывали длинные свитки на несколько кусков в стремлении выдать их в дальнейшем за самостоятельные тексты.
        Затем Ли Шэндо продал «приобретенные» таким образом рукописи японцам за 80 тысяч иен. Известно также, что в 40-е гг. ХХ в. музей Юринкан в городе Киото (Япония) выкупил указанную коллекцию. Что же касается документов, привезенных в китайскую столицу, то до Пекинской библиотеки добрались лишь 8697 шифров-наименований. На месте выяснилось, что по некоторым шифрам реальные экземпляры отсутствуют, а под другими числятся по два-три свитка. Поэтому общее число единиц, хранящихся в данной библиотеке, чуть-чуть возросло и составило 8717.
        Спустя некоторое время выяснилось, что хранилище в Могаоку отнюдь не иссякло. Даже в 1919 г. специально откомандированные в Ганьсу люди совершенно непостижимым образом обнаружили в пещере 94 пачки старинных документов.
        Что же касается Ван Юаньлу, то хитрый и ловкий даос, в полной мере познавший материальные выгоды коммерческой деятельности, вошел во вкус и припрятал две огромные деревянные бадьи, доверху заполненные древними рукописями. В них содержалось свыше 3 тысяч экземпляров, которыми новоявленный бизнесмен продолжал активно приторговывать. Так, в ходе своей третьей экспедиции в Центральную Азию
1913-1915 гг. А. Стейн вновь посетил Дуньхуан и купил у него более 570 манускриптов.
        Почти одновременно (1914-1915 гг.) в Дуньхуане находились две группы ученых: из Японии и России во главе соответственно с Отани Кодзуи (1876-1948 гг.). и С. Ф. Ольденбургом. Японцы дважды наведывались к Ван Юаньлу и в результате смогли переправить на родину несколько сотен свитков, о которых ученый мир узнал уже в
1915 г., когда вышел в свет двухтомник, посвященный результатам работы экспедиции. Попутно следует подчеркнуть, что Отани Кодзуи и его коллеги начали работать в Синьцзяне еще в 1902 г., собирая сведения о проникновении и развитии буддизма в государствах Западного края в I тысячелетии н. э.
        Участники экспедиции С. Ф. Ольденбурга, пробывшие в Дуньхуане около полугода, в свою очередь приобрели у местных жителей и вывезли в Россию большую коллекцию прежде всего фрагментов различных текстов, которая в настоящее время хранится в Санкт-Петербурге. Формально она самая объемная - около 12 тысяч единиц, однако значительно уступает другим сопоставимым собраниям по количеству крупных и цельных рукописей, а также качеству имеющихся материалов. Активная работа с этими документами была начата лишь в 1957 г. Группа сотрудников-китаистов ленинградского отделения Института востоковедения Академии наук во главе с Л. Н. Меньшиковым подготовила ряд превосходных изданий, включая переводы и комментарии древних буддийских текстов.
        Последними в сумасшедшей гонке за обладание реликвиями Дуньхуана оказались американцы. Произошло столь знаменательное событие в 1924 г. К тому времени
«бесхозных» рукописей здесь уже не осталось. Поэтому внимание заокеанского визитера привлекли настенные росписи и статуи пещерного комплекса. Однако не будем торопить события.

4 сентября 1923 г. из города Сиань в сопровождении вооруженного эскорта из 10 китайцев в западном направлении выдвинулись официальные представители музеев Гарварда и Пенсильвании - Лэнгдон Уорнер и Горац Джейн. Это была первая американская экспедиция в Центральную Азию со стороны Китая.
        Мировая война и сложная внутриполитическая ситуация в Срединном государстве, возникшая после свержения императорской власти в 1911 г., создали огромные трудности на пути тех, кто пытался проникнуть в данный регион. Пока европейцы переживали страшные последствия чудовищной «мясорубки» и приходили в себя от потрясений, связанных со свержением царизма и победой большевиков в России, американцы, заметно разбогатевшие на военных поставках, обратили свои взоры на духовное достояние мировой культуры.
        Перед вышеуказанными специалистами была поставлена цель - выяснить, что осталось на древних маршрутах Восточного Туркестана, если осталось вообще, после экспедиций из Европы и Японии. Мощный и рыжеволосый Лэнгдон Уорнер (1881-1955 гг.) - выпускник Гарвардского университета 1903 г. - до этого много лет проработал в царской России, путешествуя по Средней Азии. Из восточных стран он посетил Китай и Японию, был знаком с Э. Шаванном, П. Пельо и другими известными ориенталистами. Командировавший и финансировавший его Художественный музей Фогга дал указание привезти для лабораторных исследований фрагменты древних фресок, прежде всего танского периода. В случае успеха вполне реальным становился амбициозный проект их крупномасштабных изъятий из пещер.
        Достигнув Сучжоу (Цзюцюань), американцы первоначально взяли курс на северо-восток, в район Хара-Хото, где в свое время активно работали экспедиции П. К. Козлова и А. Стейна, но там их поиски в итоге оказались малопродуктивными. Вскоре в пустыне Гоби выпал снег, создавший дополнительные трудности. К тому же Г. Джейн сильно обморозился, едва остался жив и был вынужден вернуться в Пекин. После всех злоключений Л. Уорнер смог выехать в Дуньхуан лишь в сопровождении китайского переводчика Вана.
        Естественно, он превосходно знал о посещении Могаоку А. Стейном, П. Пельо, Отани Кодзуи, С. Ф. Ольденбургом и не питал каких-либо иллюзий в отношении материалов из найденной тут почти четверть века назад библиотеки. Его, историка по образованию, в меньшей степени интересовали манускрипты, но в большей - содержимое пещер.
        Судя по мемуарам американца, его до глубины души потрясли и возмутили многочисленные следы вандализма, оставленные белогвардейцами, которые после бегства из России прожили в пещерах Дуньхуана несколько месяцев. О крайне неприглядных действиях наших соотечественников рассказывалось в предыдущей главе и добавить к этому нечего. Однако страстное негодование и демагогические разглагольствования в устах Л. Уорнера абсолютно неуместны: не ему рассуждать о подлинной ценности и сохранении культурно-исторических памятников.
        В письме к жене он, в частности, подчеркивает: «Моя задача - сделать все от меня зависящее, чтобы спасти и сохранить то, что смогу, от быстрого разрушения». Осматривая поврежденные скульптуры и настенную живопись, «профессор» с пафосом вопрошает: «Где гарантия того, что после русских тут не будут размещены китайские солдаты? И, что еще того хуже, как долго осталось до восстания мусульман, которого здесь все ждут?» Подобными сентенциями он всячески подзадоривал себя и заодно был не прочь покуражиться в облике этакого «мессии» от искусства.
        На самом деле выпускник Гарвардского университета заблаговременно подготовился к поездке в дальние края и специально привез в Дуньхуан ранее опробованный в Италии химический состав, позволявший отделять фрески от их основы. Выбрав приглянувшиеся ему сюжеты, он с помощью кисти наносил его на конкретную поверхность. Единственное, что беспокоило Л. Уорнера, это низкие температуры наступившей середины зимы. Состав на морозе мог затвердеть до того, как фреска им пропитается. Затем замоченные в клее куски марли он прикладывал к ранее обработанному живописному слою, а потом отрывал их от стены. Вскоре таким образом были получены
12 (по другим данным 26) фрагментов росписей в основном VIII в. довольно приличных размеров, общей площадью 3,2 квадратных метра. В числе пострадавших в результате применения «оригинальной технологии» пещеры 320, 321, 323, 328 329, 331, 335, 372.
        Тщательно упаковав награбленное, американец напоследок выкрал превосходно выполненную коленопреклоненную статую бодхисатвы танского периода из пещеры 328 (ныне экспонируется в одном из выставочных центров Гарварда). Он обрядил ее в собственную одежду, включая нижнее белье, брюки и носки, завернул в шерстяные одеяла, чтобы не разбить на ухабистых дорогах Китая и довезти целой до спонсоров в США. Л. Уорнер не сомневался, что администрация музея Фогга будет довольна, и собирался вернуться в Могаоку в самое ближайшее время.
        Так оно и случилось. Жители оазиса весной 1925 г. увидели старого знакомого в компании шести иностранцев. Кстати, среди них был молодой Дэниел Томпсон - автор химической формулы указанного раствора, намеревавшийся на месте усовершенствовать свое изобретение. Л. Уорнер и его подельники предполагали активно «поработать» в пещерах 8 месяцев. Однако на этот раз местные власти при энергичной поддержке населения решили защитить национальные сокровища.
        Большую помощь им в этом оказал доктор Чэнь, ученый и врач, которого экспедиционеры наняли в Пекине. После приезда в Дуньхуан он подробно рассказал соотечественникам о планах иностранцев и спустя два дня попросился обратно, сославшись на болезнь матери. Попав в плотное и враждебное окружение, при организованном и неусыпном контроле со стороны крестьян и чиновников взбешенный американец не рискнул действовать в прежнем ключе и вскоре со своей командой покинул Могао. Древние фрески и скульптуры на этот раз удалось отстоять.
        Сведения о мародерстве Л. Уорнера приобрели достаточно широкую огласку. Прославленный русский живописец, путешественник, общественный деятель и образованнейший интеллигент Николай Константинович Рерих (1874-1947 гг.) во время экспедиции 1924-1928 гг., когда с женой Е. И. Рерих и сыном Ю. Н. Рерихом они дважды пересекли Центральную Азию на пути из Индии в Сибирь и из Монголии в Индию, в своем дневнике очень деликатно упоминает о поступившей «странной информации», связанной с разбоем в дуньхуанских пещерах. Об этом ему сообщили в Урумчи через год после провального второго пришествия американского «профессора». На таком фоне особенно странными выглядят настойчивые попытки некоторых современных западных авторов оправдать действия последнего какими-то высокими идеалами и благородными устремлениями.
        Откровенно наглые и бесцеремонные поступки Л. Уорнера во многом послужили основой любопытного дуньхуанского предания первой половины ХХ в. Вот вкратце его содержание.
        Колоссальное по своим размерам изображение будды Майтрейи из пещеры 96 с давних времен называли «большим Буддой». Во лбу 35,5-метровой статуи некогда сверкал крупный драгоценный камень, который при ее сооружении подарил монах, живший в Западном крае.
        После того как была найдена известная теперь во всем мире пещера, сюда устремились многочисленные иностранцы с целью приобретения и вывоза древних реликвий. Когда в Дуньхуан из-за океана приехал еще один искатель сокровищ, то от библиотеки уже ничего не осталось. Он долго ходил по пещерам в поисках чего-нибудь драгоценного и нетяжелого, когда неожиданно, оказавшись в многоярусной центральной части Могаоку, заметил яркий и переливающийся источник света в районе лба «большого Будды». Взволнованный иностранец поднялся наверх и с радостью увидел роскошный камень, который мог бы принести ему богатство и славу.
        Однако его кража представлялась весьма сложной задачей, поскольку днем в пещере слишком много людей, а ночью - чрезвычайно опасно карабкаться на огромную высоту. Проанализировав ситуацию, иностранец придумал хитроумный план. Глубокой ночью он забрался на верхний ярус старого сооружения и вступил на поперечную балку, находившуюся над головой у божества. Закрепив на ней один конец веревки и обмотав вокруг себя другой, похититель стал медленно спускаться.
        Наконец ему удалось достичь лика «большого Будды». Вытащив заранее приготовленные молоток и зубило, он нанес несколько аккуратных ударов, стараясь не повредить драгоценность. Вдруг в этот момент раздался голос: «Вор, остановись!». Иностранца прошиб холодный пот. Надо было бежать, но злоба и жестокость душили его. Он решил уничтожить то, что ему не принадлежало. От страшного удара осколки камня брызнули во все стороны. В ту же минуту веревка оборвалась, преступник, пролетев несколько десятков метров, рухнул на землю и разбился.
        Ранним утром в сопровождении монашеской братии в пещеру пришел настоятель монастыря. Он подошел к бездыханному телу и тихо произнес: «Милосердный Будда». Рассказывают, что алчного иностранца выследил молодой монах. Следуя всюду за ним по пятам, он взобрался на пресловутую балку и, увидев неслыханное злодейство, перерезал веревку. Позднее в образовавшееся во лбу «большого Будды» пустое пространство вставили кусок красного стекла, но прежний блеск был утрачен навсегда.
        В первой половине 60-х гг. ХХ в. на территории комплекса Могао выявили еще два небольших хранилища древних рукописей: в 1964 г. в кумирне, расположенной неподалеку, и в 1965 г. перед входом в пещеру 122. Несмотря на их безусловную культурно-историческую ценность и значимость, эти находки, тем не менее, не идут ни в какое сравнение с открытием Ван Юаньлу.
        В настоящее время из более 50 тысяч единиц Дуньхуанской библиотеки на территории КНР осталось, по разным оценкам, от четверти до трети документов и предметов старины. Лучшие и наиболее известные коллекции представлены в Британском музее и Национальной библиотеке в Париже, а также Лувре и музее Гимэ. Всего материалы, найденные на западной окраине провинции Ганьсу примерно 100 лет назад, можно встретить в 13 странах мира: как в крупнейших государственных хранилищах, так и в частных собраниях. Их появление и разброс на огромных просторах земного шара стали толчком к зарождению нового направления в источниковедческой науке в глобальном масштабе - дуньхуановедения.
        Автор книги прежде услышал именно данное слово и лишь чуть позднее узнал о существовании удивительного оазиса на Шелковом пути и его загадочных пещер. В начале 70-х гг. прошлого века, обучаясь на втором курсе Института стран Азии и Африки при МГУ, мы с другом в зимние каникулы впервые попали на конференцию
«Общество и государство в Китае», организованную Институтом востоковедения и проходившую в синологической библиотеке, которая в те годы размещалась в тихом и уютном Хохловском переулке у Покровских ворот.
        Среди строго научных докладов и сообщений безоговорочно понравилось содержательное выступление ранее упоминавшегося ленинградца Льва Николаевича Меньшикова об изучении буддийских документов из Дуньхуана. К тому времени мы прослушали курс по географии КНР и успели сдать экзамен, но ничего толком не слышали ни о самом городе, ни тем более о его увлекательном прошлом и древних памятниках.
        Справедливости ради надо сказать, что сейчас даже выпускники-китаисты Московского университета им. М. В. Ломоносова, не говоря уже о других вузах России, зачастую имеют весьма смутное представление о затерявшемся в центрально-азиатских пустынях небольшом населенном пункте, сыгравшем огромную роль в истории Китая, но это уже объективные проблемы современного преподавания и прежде всего ценностных ориентиров молодых людей.
        В последние десятилетия китайская сторона неизменно и с каждым годом более настойчиво ставит вопрос о возвращении ей национального достояния. Особенно много заявлений и публикаций на данную тему было в связи с торжественно отмечавшейся в
2000 г. юбилейной датой обнаружения знаменитой пещеры. Требование выглядит достаточно логичным, учитывая реальные обстоятельства, при которых уникальную библиотеку растаскивали по всему свету.



^Монах Ванг Юаньлу, нашедший Пещерную библиотеку^


^Поль Пельо сортирует манускрипты Пещерной библиотеки^


        При этом, однако, надо признать, что и местные власти действовали в свое время далеко не лучшим образом. Можно не сомневаться, что спор будет тянуться долго, да и перспективы его разрешения очень неопределенны. Так что будущее покажет, где в конце концов окажутся нетленные шедевры из Дуньхуана.
        Главное же заключается в том, что исчезнувшие когда-то давным-давно бесценные рукописи совершенно неожиданно возникли из небытия, полностью подтвердив знаменитый булгаковский афоризм из романа «Мастер и Маргарита». Несмотря на трудное время глобальных политических и социальных потрясений, сложные жизненные перипетии и замысловатые повороты в судьбах отдельных людей их все-таки удалось сохранить. На протяжении десятилетий они верой и правдой служат человечеству, постепенно открывая ему глаза на собственную историю.
        В 2000-2001 гг. в КНР вышли в свет сразу несколько интересных изданий о старом Дуньхуане и его библиотеке. В музее на территории Могаоку, посвященном пещере 17, автор без колебаний приобрел превосходно оформленный новый альбом на английском языке (существует версия и на китайском), который знакомит, в частности, с восхитительными картинами на шелке и бумаге из зарубежных коллекций.
        Из книг, опубликованных к юбилею обнаружения пещеры, заслуживает особого внимания объемная работа Лю Шипина и Мэн Сяньши «100 лет Дуньхуану», предлагающая совершить духовное путешествие в относительно недавнее прошлое. В городе Ханчжоу (административный центр провинции Чжэцзян) издали каталог дуньхуанских рукописей из провинциального музея, в котором фигурируют 201 наименование.



^Манускрипты на китайском языке из Пещерной библиотеки^


        Весной 2001 г. на прилавках книжных магазинов Пекина и Шанхая появился альбом черно-белых фотографий, выполненных участниками российской экспедиции С. Ф. Ольденбурга. По мнению китайских специалистов, они наиболее полно отражают внешний вид и внутренний интерьер пещерного комплекса в начале прошлого века и превосходят соответствующие коллекции английской и французской экспедиций как по общему количеству снимков (всего более 2 тысяч), так и по разнообразию выбранных сюжетов (свыше 150 пещер). Эти фотографии позволяют восстановить картину утраченного в ХХ в. и прочитать неизвестные страницы истории прославленного буддийского монастыря.



        ЗАКЛЮЧЕНИЕ

        Вернувшись из последней поездки, мы с дочерью часто вспоминаем наши напряженные и насыщенные дни, когда к вечеру «отваливались» ноги и не было никаких проблем со сном, голова шла кругом от увиденного - монастырей и пагод, музейных экспонатов, древних скульптур и живописи, трудности дальней дороги заставляли мобилизовывать дополнительные ресурсы организма, а трапезы воспринимались не только как возможность наконец-то поесть, но и чуть-чуть передохнуть.
        Увы, продолжительные походы с рюкзаком все реже вторгаются в повседневный быт современного городского жителя, предпочитающего комфортный отдых с обязательным набором качественных услуг. Туры на берегу моря и в горах, экзотические круизы и скоротечные выезды на природу, безусловно, дают заряд бодрости и обеспечивают хорошее настроение, однако в то же время лишают молодежь и взрослых романтики новых приключений и разумного риска, стремительной смены обстановки и впечатлений, эмоциональной и физической тренировки в ситуациях, требующих принятия быстрых и адекватных решений.
        Путешествия по странам с необъятным историческим прошлым всегда интересны и увлекательны. Китай в этом смысле откровенно преуспел. Нынешние власти в центре и регионах давно поняли, что поставленный на широкую ногу туризм приносит баснословные прибыли, вот почему наряду с интенсивным развитием соответствующей инфраструктуры они энергично восстанавливают старые и строят новые объекты. В данной связи показателен следующий эпизод: сразу после выхода сборной КНР по футболу в финальную часть чемпионата мира 2002 г., вызвавшего бурю восторга в обществе, мэрия города Шэньян, где национальная команда провела все «домашние» матчи заключительного цикла отборочного турнира, объявила о строительстве на территории стадиона грандиозного монумента футболистам и тренерам, а также создании музея, посвященного столь знаменательному событию. Можно не сомневаться, что в самое ближайшее время указанные сооружения станут центром паломничества футбольных фанатов и любителей замечательной игры. Их число растет в геометрической прогрессии.

«Дикие» туристы в настоящее время испытывают определенное давление со стороны организованных групп, которые, естественно, приносят значительно больший доход, поскольку их перевозят на дорогом транспорте, расселяют в фешенебельных отелях и показывают то, что удобно и выгодно специализированным агентствам. Тем не менее, до полной победы последних в Китае еще очень далеко. Неукротимый дух индивидуального восприятия природных ландшафтов и постижения культурно-исторических ценностей вне зависимости от планов экскурсовода и водителя автобуса, времени обеда или ужина здесь по-прежнему жив и даже процветает. Что же касается финансовой стороны такого рода путешествий, то при наличии объемного путеводителя с исчерпывающей информацией и заранее скалькулированной суммы расходов крупных проблем практически не возникает.
        Гостеприимство и дружелюбие китайцев, их неизменное внимание и готовность оказать помощь, строгие законы в отношении правонарушителей и неотвратимость наказания за преступные деяния создают необходимые предпосылки для безопасного проживания и передвижения в самых отдаленных уголках. Отсутствие же языковых навыков вряд ли остановит бывалого туриста, как правило, превосходно владеющего жестами и мимикой.
        Автор давно открыл для себя Китай и настоятельно рекомендует всем увлекающимся людям попутешествовать в стране, удивительно легко ломающей привычные стереотипы и неизмеримо раздвигающей горизонты познания.



        БИБЛИОГРАФИЯ


        На русском языке

1 Алимов И. А., Ермаков М. Е., Мартынов А. С. Срединное государство. Введение в традиционную культуру Китая. М., 1998.

2 Ахметшин Х. М., Ахметшин Н. Х., Петухов А. А. Современное уголовное законодательство КНР. М., 2000.

3. Большая советская энциклопедия. М., 1970-1978.

4 Большой китайско-русский словарь. М., 1983, т. 1.

5. Буддизм и государство на Дальнем Востоке. М., 1987.

6 Бяньвэнь о воздаянии за милости. М., 1972, т. 1.

7. 100 великих путешественников. М., 1999.

8. Вопросы истории, М., 1985, № 5.

9. «Восток». Журнал литературы, науки и искусства. Книга первая. Петербург, 1922.

10. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1995.

11. Дойель Л. Завещанное временем. М., 1980.

12. Дуньхуанские фрески. Пекин, 1956.

13. Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994.

14. Китайские документы из Дуньхуана. М., 1983, выпуск 1.

15. Книга Марко Поло. М., 1956.

16. Книга правителя области Шан. М., 1968.

17. Козлов П. К. Русский путешественник в Центральной Азии. М., 1963.

18. Кочетова С. М. Фарфор и бумага в искусстве Китая. М.-Л., 1956.

19. Кравцова М. Е. История культуры Китая. СПб., 1999.

20. Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В. Китайский этнос в средние века (VII-XIII вв.). М., 1984.

21. Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М., 1987.

22. Лубо-Лесниченко Е. Древние китайские шелковые ткани и вышивки V в. до н. э. - III в. н. э. Л., 1961.

23. Малая история искусств. Искусство стран Дальнего Востока. М., 1979.

24. Обручев В. А. От Кяхты до Кульджи. М., 1956.

25. Переломов Л. С. Империя Цинь. М., 1962.

26. Погребенные царства Китая. М., 1998.

27. Поэзия эпохи Тан VII-X вв. М., 1987.

28. Пржевальский Н. М. Из Зайсана через Хами в Тибет. М., 1948.

29. Пржевальский Н. М. От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-нор. М., 1947.

30. Проблемы Дальнего Востока. М., 1989, № 6.

31. Ртвеладзе Э. Великий шелковый путь. Ташкент, 1999.

32. Рычило Б., Солнцев М. Пекин. Новый русский путеводитель по достопримечательностям столицы Китая. М., 2000.

33. Тайны древних письмен. М., 1976.

34. Труды экспедиции императорского географического общества по Центральной Азии. СПб, 1900, часть 1, выпуски 1-2.

35. Тугушева Л. Ю. Уйгурская версия биографии Сюаньцзана (фрагменты из ленинградского рукописного собрания Института востоковедения АН СССР). М., 1991.

        На китайском языке

35. Важнейшие археологические открытия в Китае. Дэч-жоу, 1999, т. 1-2.

37. Дуньхуан. Гуанчжоу, 2001.

38. Карта памятных мест в Китае. Пекин, 1988.

39. Лес стел в Сиани. Сиань, 2000.

40. Лучшие путешествия по китайскому Шелковому пути. Чунцин, 1999.

41. Лю Шипин, Мэн Сяньши. 100 лет Дуньхуану. Гуанчжоу, 2000.

42. Пещеры Бинлинсы. Ланьчжоу, 1982.

43. Пэй Чжиюн, Сунь Те. Дуньхуан во сне. Урумчи, 2000.

44. Скульптуры пещер Лунмэнь. Сянган, 1995.

45. Сыма Цянь. Исторические записки. Пекин, 1985, т. 1, 7, 9.

46. Фэн Цзицай. Принадлежащий человечеству Дуньхуан. Пекин, 1997.

47. Хронология китайской истории. Чжэнчжоу, 1980.

48. Хуан Жэньюй. Главные события истории Китая. Пекин, 1998.

49. Хуан Жэньюй. Об истории Китая на берегу Гудзона. Пекин, 2000.

50. Цыхай (словарь). Шанхай, 1979, т. 1-3.

        На английском языке

51. Beijing Cpera of China. Beijing.

52. China. Singapore, 1991, 1998.

53. China. The Rough Guide. London, 1997.

54. China Daily.

55. Debaine-Francfort C. The Search for Ancient China. London, 1999.

56. Dunhuang. A Centennial Commemoration of the Discovery of the Cave Library. Beijing, 2000.

57. Hopkirk P. Foreign Devils on the Silk Road. Oxford, 1984.

58. Stein A. An Ancient Central-Asia Tracks. Delhi, 1984.

59. Tales from Dunhuang. Beijing, 1989.

60. 300 Tang Poems. A New Translation. Beijing, 1995.

61. The Big Wild Goose Pagoda and the Great Benevolent Temple. Hongkong.

62. The Forest of Steles in Xian. Shanghai, 1986.

63. The Golden Silk Road.

64. Travelling along the Silk Road in Gansu. Lanzhou, 1992.



 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к