Besame mucho, клуша! Анна Яковлева
        # Журналистка «Губернских ведомостей» Лера Ковалева стала свидетелем позорной сцены с участием ее начальника и мужа Казимира и смазливой практикантки. Лера во всем корила только себя. Свою нерешительность, неуверенность, уступчивость. Выходило, что Казимир справедливо называл ее клушей! Как теперь выходить на работу, как смотреть людям в глаза? Чтобы отвлечь Леру от самоедства, заместитель главного редактора направила ее взять интервью у местной знаменитости - депутата Василия Васильевича Крутова, успешного богатого красавца, умеющего обаять даже фонарный столб. Лера заранее возненавидела этот образчик совершенства…
        Анна Яковлева
        Besame mucho, клуша!
        Все описанные события - вымышлены, все совпадения - случайны.
        Старенький телефонный аппарат, который мама уважительно называла «раритет» и категорически отказывалась заменить на радиотелефон, делал минутную передышку и снова надрывно хрипел - Лера прикрутила звонок до минимума. Может, это Казимир?
        За шесть дней Казик дважды звонил на мобильный, тем и ограничился. Возможно, уверен был, что выхода у жены нет. Лера готова была согласиться с мужем: возвращение в редакцию было равнозначно возвращению в семью. Муж и начальник в одном флаконе - одно проистекает из другого… Как курица и яйцо. Тьфу!
        Звонок не унимался. Лера уже пробовала накрывать аппарат подушками - не спасло. Полузадушенный хрип преследовал в ванной, на кухне и в спальне. Оставалось только перерезать шнур, но вызов электрика представлялся Лере еще большим кошмаром, чем настойчивый треск аппарата.
        - Алло? - в нос произнесла Валерия: слезы сделали свое дело, до неузнаваемости изменив не только лицо, но и голос.
        - Здравствуйте, я могу услышать Валерию Константиновну? - Резкий, не отшлифованный образованием голос принадлежал Шурочке Величко, секретарше Казимира.
        - Нет. Валерия Константиновна на даче. - Лере удались мамины интонации.
        Шурочка приуныла:
        - Да? Это из приемной главного редактора звонят. - Ну конечно с ударением на «о» - чего еще ждать от пейзанки. - А как с ней связаться?
        - Я передам дочери, что ее искали, - пообещала Лера чужим голосом.
        Не успела трубка лечь на рычаг, как пытка тут же продолжилась, и Лера чуть ли не с ненавистью покосилась на телефон. Где только силы берет, подлец! Просто с ума сойти.
        - Кончай дурака валять. Девочка моя, ты на работу собираешься? - проявила будничный интерес Галина Бочарникова. Эта не спутает никого и никогда.
        Недельные отгулы, в которые не ушла, а канула Ковалева после «драмы на работе», закончились вчера, но Лера не представляла, как войдет в редакцию и окажется под прицелом нескольких десятков пар глаз. При мысли о свидетелях своего позора Валерию окатывала волна жгучего стыда. Оказывается, это стыдно - быть обманутой женой. Об этом казусе Лера размышляла не переставая.
        Горе побежденным!
        Любимая работа усилиями коллег превратится в пытку.
        Нет, коллеги - люди интеллигентные, но это среднестатистическая интеллигентность. А чувство такта - удел избранных.
        Может, перейти во внештатные корреспонденты?
        Лера бросила контрольный взгляд в зеркало. Пфф.
        На нее смотрело пришибленное существо с полным набором первичных и вторичных признаков женщины, заставшей мужа с другой: набрякшие веки, распухшее лицо, отеки, нездоровый цвет лица и взбунтовавшиеся волосы. И облезлый маникюр, до которого ей нет никакого дела.
        В таком аварийном состоянии Лера находилась только дважды - после выкидышей. Ее отрицательный резус-фактор никак не хотел уживаться с резус-положительным семенем Казимира.
        В остальное время Ковалева посещала бассейн, без фанатизма боролась с лишними килограммами, морщинами и хандрой, которая накатывала из-за нестыковки с материнством. Так в чем ее вина?
        Низкий, прокуренный голос в трубке басил:
        - Приезжай, - Бочарникова сделала затяжку, - тут дело есть, как раз для тебя.
        Лера живо представила, как Галка пыхтит, и даже услышала запах дыма.
        - Галь, я не могу. - Признание далось нелегко.
        Чего-то подобного Галка ждала от своей подруги:
        - Он, значит, может, а ты не можешь? Отлично. Он что, наказал тебя? В угол на горох поставил или, может, пристегнул наручниками к батарее?
        - Да, - коротко подтвердила Лера. Именно так она себя и чувствовала.
        - Ну что с тобой делать, Лерка? - возмутилась Бочарникова. - Это не ты, это он должен стыдиться и бояться! Этот Иуда! Понятно? Он, а не ты!
        Если бы!
        - А чего ему бояться-то? - с надеждой спросила Лера.
        - Праведного Божьего гнева, не знаю, карающей десницы или там - тебя! Мужчина должен чего-то бояться в своей жизни. Ну хотя бы одинокой старости, как расплаты за свои похождения.
        - Старости - это я понимаю, но меня-то - с какой стати? Таких, как я, невозможно бояться по определению.
        - А вот это зря. Любая другая на твоем месте устроила бы этой гниде вырванные годы.
        - Я тем и устраиваю Казимира, что ничего не могу устроить, прости за каламбур.
        - Любой сможет, если захочет, - не согласилась Бочарникова. - Так я тебя жду?
        - Хорошо, - решилась Лера, - сейчас приеду.
        И впервые за много лет подкрасила глаза и губы.
        И вспомнила: ключ от «фольксвагена» с мятым бампером она отстегнула от общей связки, когда уходила от Казика, и царственным жестом бросила на комод в прихожей. Значит, теперь она безлошадная.
        Тем лучше - не зря накрасилась.

…В маршрутке воспоминания недельной давности накрыли Леру с головой - пока ехала, в тысячу первый раз прогнала в памяти, перетасовала и перемонтировала кадры с поправкой на союз «если»…

…Юбилей газеты «Губернские ведомости» отмечали без фанатизма, хотя поползновения были: горячие головы предлагали пригласить чиновников из «верхних слоев атмосферы» и звезд шоу-бизнеса, но коллектив эту идею зарубил. Большая часть сошлась на том, что праздник надо делать для себя, а не для чужих, и вообще - чем тише, тем лучше.
        Совсем тихо не получилось.
        Арендовали конференц-зал, пригласили главу департамента по работе со СМИ, постоянных авторов и читателей, выигравших викторину на знание истории города и газеты.
        Телевизионщики подсуетились с марафоном, коллеги из конкурирующих изданий навязались к главному с интервью, в общем, вышло достаточно бестолково и суетливо и отдавало совком.

«Губернской» газета называлась последние двадцать лет, а в прежние времена это был рупор коммунизма, по этой причине пришлось выказывать уважение еще живым партийным мастодонтам.
        Переждав раздачу слонов, редакционный отдел почти в полном составе незаметно слинял, чтобы продолжить пьянку в кабинете ответственного секретаря Тихона Завьялова.
        Представительские функции остались исполнять Казимир Дворянинович, два его зама - Галина Бочарникова, сорокалетняя вобла, способная перепить любого мужика, душа компании Гоша Ломакин, балансирующий на грани развода с третьей супругой, - и вертлявая остроглазая Шурочка Величко.
        Хозяин кабинета Завьялов и веб-дизайнер Макс Олифер беззлобно переругивались из-за мизерных премий журналистам из фонда губернатора.
        Витающие над столом запахи вызывали слюноотделение, отвлекали и сбивали с мысли, и вялый диспут о фундаментальных ценностях сошел на нет.
        Под тихий гомон Манана Гевелия - корреспондент отдела информации, застенчивая толстуха с низким грудным голосом, добросовестная и ответственная, как Крупская Н. ., - сервировала стол разнокалиберными редакционными чашками, именуемыми лиможским фарфором, бумагой «Снегурочка» вместо скатерти и одноразовыми в принципе, но уже много раз использованными и оттого слегка деформированными пупырчатыми пластиковыми тарелками.
        Когда стол был накрыт, оказалось, как обычно, что бутылок больше, чем закуски, да и та, что есть, перекочевала из кухни Мананы.
        Готовила Манана изумительно, аджику делала с грецкими орехами, и эта аджика пользовалась огромной популярностью далеко за пределами редакции, гораздо большей, чем статьи корреспондента Мананы Гевелия.
        По-восточному внимательная к начальству, Манана налила Валерочке Константиновне-Лерочке-Лере контрабандную хванчкару, и после нескольких глотков сухого «первая леди» редакции тихим, но приятным голоском затянула Митяева:
        - Под животом моста мы пили с ней вино…
        - Могли бы лет до ста, - подхватила чистым вибрирующим меццо-сопрано Манька Чижевская, студентка на практике, - мы целоваться, но краток речной маршрут, кончилась хванчкара, поздно и дома ждут, пора!
        Ковалева с опаской покосилась на практикантку: вызывающая молодость, низкий лоб, сочный рот, ноги, ноги и еще раз ноги. Самка тарантула в состоянии покоя. Даже не особенно наблюдательная Валерия замечала, как мужчины, включая тех, кто давно выбыл по возрасту из большого секса, в присутствии практикантки распускали остатки побывавших в боях общипанных хвостов.
        Казимир с двумя замами, тетки-корректорши и Шурочка ввалились в кабинет, когда коллектив был уже изрядно подшофе, а закуски почти не осталось.
        На правах босса Дворянинович потребовал привилегий, согнал с насиженных мест Завьялова с Олифером и угнездился в «малиннике» - между Шурочкой и Чижевской. Лера оказалась зажатой между Мананой и фотографом Мишей Абрамовым в противоположном углу.
        В атмосфере завибрировали соблазн и ожидание запретной любви. Взгляды сплетались и расплетались.
        - Вздрогнем, коллеги? - Гриша Резгун - начальник отдела информации - потянулся чашкой с отбитым ушком в сторону руководства. Вместо растянутого внесезонного свитера по случаю юбилея на нем был костюмчик «прощай молодость»: брюки-дудочки, узкий в плечах пиджак и галстук селедкой, только пожелтевшая от табачного дыма седая шевелюра не подверглась насилию.
        - Нужно тост сказать, - возмутилась во всю ширину грузинской души Манана.
        Казимир прокашлялся.
        - Ребята, я поднимаю этот бокал за вас, за то, что вы - настоящие журналюги, журики, акулы пера, - мягко стелил Казимир, - способные «двое суток шагать, двое суток не спать ради нескольких…», сами знаете - ради гринов! Все сейчас стоит денег. За ваши золотые перья, которые без особого труда конвертируются в валюту.
        Коллектив сомкнул чашки.
        Творческая зависть, ревность, сплетни, стычки за место на полосе - все суровые будни газетчиков были забыты. После первого тоста, как после причастия, с просветленной душой заклятые друзья кинулись целоваться, признаваться в любви и превозносить друг друга за творческий поиск, талант, стилевую индивидуальность и неповторимость.
        В какой-то момент Лере стало тошно от лживых поцелуев - дай-то бог, чтобы от этой воцарившейся атмосферы всеобщего обожания к утру остались хотя бы слабые всполохи веротерпимости.
        Ища поддержку своим мыслям, Ковалева поискала глазами Казимира и похолодела, увидев поглупевшую от похоти физиономию мужа. Вожделение адресовано было не ей - законной супруге, а практикантке Чижевской.
        Воздух вокруг Леры уплотнился, дышать стало нечем.

«Ничего страшного не происходит, ну, пофлиртует Казик - с тебя не убудет», - малодушно успокоила себя жена главного, боясь поднять глаза.
        - Подмолодим! - проорал из своего угла Ломакин, поднимая чайный бокал.
        Коллектив активизировался, и Ковалева в этот момент поняла, что ни минуты больше не может находиться в компании.
        По-прежнему не поднимая глаз, протиснулась через чьи-то колени и локти, выбралась в коридор, радуясь тишине и свободе, и завернула в дамскую комнату. Несмотря на профессию, Лера была неисправимым интровертом и быстро уставала от общения.
        Выйдя из туалета, Ковалева постояла несколько секунд в коридоре, привыкая к полумраку и борясь с желанием уйти по-английски, не прощаясь, но мысль, что Казимир опять без нее напьется, остановила, и Лера двинулась назад, в кабинет ответственного редактора, из которого пробивались свет и шум голосов.
        Голоса приближались, еще мгновение - и заполненный живыми тенями коридор останется за спиной, но какая-то злая сила заставила Леру оглянуться.
        Коридор хранил молчание, лишь в конце загадочно и многозначительно покачивалась на сквозняке распахнутая дверь в приемную с большим окном.
        За окном плавали тягучие майские сумерки.
        Светящийся синевой оконный проем в одно и то же время пугал и притягивал Леру, как внезапно образовавшееся окно в параллельный мир. Поддавшись притяжению, Валерия процокала каблучками по коридору и вошла в приемную.
        Как и ожидалось, Шурочкин аппендикс оказался пустым. Простенькую, но со вкусом подобранную мебель окружала густая тень, усиливающаяся тишиной. Лера собралась уйти, но из кабинета Казимира донесся неясный шорох.
        Не насторожившись, ничего не заподозрив, Валерия сделала несколько быстрых шагов по ковровому покрытию, толкнула дверь и замерла на пороге.
        Глаза уже свыклись с полутенями и тенями, и Лера разглядела на столе студентку-практикантку, длинные ноги которой обвивались вокруг раздавшейся талии Казимира.
        Усеянные веснушками и утыканные рыжими короткими волосками руки Казика жадно шарили по частично оголенному телу Маньки и мяли упругую грудь.
        Эротические полоски на чулках практикантки, как и безупречной формы грудь - грудь натурщицы, выглядывающую из одежд, словно жемчужины из раковины, - все эти милые подробности Лера скорее угадала, чем разглядела. Как и рыжие волоски и веснушки Казимира - все-таки четырнадцать лет вместе.
        Ковалева приросла к полу, перестала соображать, слушала шум в ушах и тупо смотрела на яркое белое пятно рубашки, которую утром гладила мужу, и не желала верить очевидному. К голове медленно приливала кровь.
        Мерзость, мерзость, мерзость…
        Так вот чем объяснялся интерес Казимира к новому летнему гардеробу, галстукам с геометрическим рисунком и туалетной воде для брутальных мужчин (что вызвало у Леры сдержанный смешок - брутальность Казимир явно путал со склочностью).
        Наконец, вот чем объясняются многозначительные взгляды сотрудников за спиной, на полуслове оборванный шепот… Как она могла не замечать?
        Сквозь помехи в сознании Лера услышала взволнованное сопрано:
        - Казимир, здесь кто-то есть. - И все. И никаких поползновений провалиться под пол со стыда или хотя бы спрятаться, сбежать, оттолкнуть, устыдиться.
        Лера Ковалева могла поклясться: в тот момент она физически ощутила, как шевелятся, седеют, меняют структуру волосы на ее бедной голове, а нежная кожа на лице и теле, как трещинами стекло, покрывается густой сетью морщин.
        Однако худшее ожидало Леру впереди - пока она, онемев, таращилась на прелюбодеев, в приемную набился народ.
        - Казимир Людвигович! - завопила Манана, разгоряченная хванчкарой. - Где же вы? Есть тост!
        Манана протащила свои рубенсовские формы между стоящей в параличе Лерой и наличником, ввалилась в кабинет главного редактора и застыла с открытым ртом.
        - Ой, простите, - проблеяла Гевелия, как если бы опоздала на летучку.
        Медленно, точно нехотя, Лера оторвалась от пола и рванула к себе в кабинет с одной только мыслью: ключи, ключи…
        Ключи от машины и дома - вот что спасет сразу от всего: от любопытных взглядов и округленных ртов. От вскинутых бровей и… И от того, что случилось. Случилось, случилось, не прячь голову под крыло, не обманывай себя, клуша, тряпка, рохля, размазня.
        Оказавшись в салоне новенького «фольксвагена» с двухнедельным пробегом, Валерия рванула со стоянки, будто за ней гнались. От крутого виража, который заложила при выезде на шоссе, в салоне запахло жженой резиной. В ту же секунду - ни позже, ни раньше - смысл того, что произошло, предстал перед Валерией со всей беспощадностью: измена. Так вот, оказывается, как это бывает! Столкновение с изменой подобно столкновению с груженым бортовым ЗИЛом…
        Откуда взялось это сравнение с бортовым, да еще груженым ЗИЛом, Лера не могла бы объяснить, но сравнение оказалось актуальным: подгоняемая детским желанием спрятаться ото всех, на перекрестке Лера въехала в бок черной бэхе, не уступив главную. Со всеми вытекающими.
        Мнение водителя БМВ о Ковалевой было однозначным:
        - Ах ты, овца облезлая!
        За овцой последовали: кретинка, выхухоль, вша платяная, геморройная шишка, мышь сушеная, пьяная улитка, ну и, конечно, дура - куда без нее. Пострадавший перечислил весь зверинец, забыв присовокупить курицу… Подсказать, что ли? Искушение было так велико, что Лера очнулась, выпростала руки из-под подушки безопасности, сплющила ее, насколько смогла, выбралась из машины и оказалась носом к носу с водителем мятой бэхи.
        - Ну ты попала! - Зверская физиономия с рассеченной бровью оскалилась.
        Запоздалый страх накрыл Леру черным облаком - несколько минут назад она чуть не убила этого громилу с оскалом обозленного бабуина. Каким бы он ни был, у него есть жена или мать, может быть, даже дети.
        Периферийным зрением Лера отметила, как рядом с БМВ притормозил джип «инфинити», на дорогу из джипа вывалилась отара крепких парней и дородный мужчина средних лет.
        - Валерия Константиновна?!
        От звука ни с чем не сравнимого, выдающегося голоса Лера вздрогнула и оторвалась от созерцания вмятины на черном боку БМВ.
        С противоположной стороны покалеченной бэхи на нее смотрел Александр Борисович Крашенинников - один из членов правления банка «Русь-инвест» а также один из учредителей родных «Губернских ведомостей», цементного завода, логистического центра и, наконец, обладатель роскошного basso profondo.
        Выпускник двух институтов, автоматически вспомнила Лера досье Крашенинникова, плюс два курса консерватории. Точнее, наоборот: сначала консерватория, потом институты. Инвестирует в лесоразработки и грамотно выводит деньги в офшоры. Прокуратура пыталась, но прижать бизнесмена за утечку капитала не смогла. После гибели директора цементного завода проходил по делу в качестве свидетеля. Сорок четыре года, дважды разведен, дочь от первого брака и сын от второго, несколько лет состоит в гражданском браке с моделькой из агентства Pretty Girl. Недвижимость на Родосе и в Черногории. Хобби: рыбалка и вокал.
        В досье не вошли такие подробности, как цвет волос объекта - темно-русый - и цвет глаз - серо-зеленый. А также: рост (выше среднего), крепкое, называемое на Руси апоплексическим, сложение и громоподобный голос. Православная церковь потеряла в лице Крашенинникова диакона, а уж что Крашенинников потерял, даже говорить страшно. В минуту гнева физиономия обладателя редкого баса наливалась кровью, а поскольку гневлив Александр Борисович был не в меру, то перманентно сохранял пожарный цвет лица.
        Взглянув на Крашенинникова, Лера вышла из оцепенения и полезла в сумочку за банковской картой: с держателем profondo и пакета акций лучше не шутить.
        - Голубушка, кто только вам права выдал? - пророкотал Крашенинников.
        Расстреляв Ковалеву уничтожающим взглядом, водитель битой бэхи сделал стойку:
        - Шеф, тут эта…
        - Извините, Александр Борисович, - прижав руки к груди, пискнула Лера.
        - Кой черт «извините»? Видал я твое «извините», знаешь где? Оплатишь ремонт.
        - Я готова. - Лера продемонстрировала кошелек как знак доброй воли.
        - Ты, Костик, не наглей с девушкой, она известный журналист, уважаемый, - пробасил Крашенинников, обращаясь к бабуину, и обернулся к виновнице ДТП: - Поехали ужинать?
        Порыв ветра принес не менее густой, чем бас, запах свежего водочного перегара.
        - Александр Борисович, куда ж я поеду, надо договориться о стоимости ремонта, - простонала Лера, но ее стон поглотили мощные колебания profondo:
        - Кой черт ремонт! Поехали ужинать. Меня ждут в «Европе». Давай, давай! - Александр Борисович оказался совсем близко, ручища, такая же, как голос, могучая, обвилась вокруг талии Ковалевой и потянула в сторону устрашающего джипа.
        - Нет-нет, Александр Борисович, я только что с юбилея газеты, устала смертельно и хочу домой, а тут еще это… И вообще…
        Лера хотела добавить что-то в свое оправдание, но Крашенинников не дослушал:
        - Аа-а! Так вот почему ты вообразила, что одна на дороге! Ладно, поехали, отвезу тебя домой, а здесь, - он кивнул на страдалицу бэху, - Костян все разрулит.
        - Нет-нет, - проявила характер Лера, - я сама отгоню машину на стоянку.
        - Ну, как знаешь. Привет Казимиру.
        Челядь обступила хозяина, и всех, как воронка, поглотил джип.

* * *
        Попав наконец домой, Лера, как была, в черном брючном костюме, белой кружевной блузке рубашечного покроя, на шпильках, принялась торопливо собирать вещи, лелея надежду сбежать до прихода Казимира и мысленно подгоняя себя.

«Только самое необходимое, на первое время», - твердила Лера, не очень понимая, что такое «первое время» и что в ее случае - «самое необходимое». Необходимое для чего? Фен, гели для тела, туалетная вода, шампуни и пенки для укладки волос? Несколько упаковок разовых носовых платков и литр валерьянки - вот что необходимо в ее ситуации. А еще лучше мыло с веревкой, но для такого шага она слишком труслива.
        Не мудрствуя лукаво сложила то, без чего не обойтись даже будучи в глубоком трауре.
        Уже разгрузив полку со своим барахлом, Лера обнаружила на дне прозрачную коробку с новым комплектом белья, похожего на засушенный цветок морозника кавказского с прозрачными бледно-зелеными лепестками, - подарок Казимира на Восьмое марта. Изящное, ручной работы белье осталось невостребованным - Лера не обладала умением соблазнять. Надеть белье и щеголять в нем по квартире? Чушь какая. Вообще, соблазнять мужчину - что может быть неестественнее? Естественно - это когда он соблазняется.
        Как ни спешила Лера убраться из квартиры до прихода Казимира, не успела. Видимо, желала слишком многого.
        Щелкнул замок, неверный муж вошел и завозился в прихожей.
        По каждому шороху и вздоху, по еле уловимым колебаниям воздуха Лера могла с точностью сказать, что происходит за стеной: вот муж избавился от пиджака, вот шарит рукой под тумбой в поисках тапок, вот с кряхтением расшнуровал новые туфли, купленные, очевидно, по случаю интрижки с Чижевской.
        Ужас и отвращение охватили Леру.
        Захотелось испариться, растаять в воздухе, стать мыльным пузырем, мокрым местом, дыркой от бублика - чем угодно, только бы не видеть Казимира сейчас.
        Наконец Дворянинович вошел и в глубокой скорби уставился на почти собранную дорожную сумку.
        - Лерка, - выдавил ничтожнейший из мужчин, - прости меня.
        Шагнул к жене, схватил за руки и, когда она попятилась от неожиданности и попыталась вырваться, внезапно рухнул на колени:
        - Клуша, ну прости! Ну, седина в голову, бес в ребро! Пойми, все проходят через это, все семьи! Потерпи! Перебешусь, успокоюсь, и заживем как раньше. Нам же хорошо было с тобой!
        О, с каким огромным облегчением Лера вернулась бы к прежней жизни, такой удобной, налаженной и уютной! С какой радостью сказала бы себе: распяленной на редакторском столе Чижевской не было. Не было, и точка.
        Но, глядя на пальцы Казимира, покрытые веснушками и рыжими короткими волосками, Лера ничего не могла с собой поделать - видела под этими пальцами крепкую грудь практикантки.
        - Не трогай меня, пожалуйста, - угрюмо попросила она валявшегося в ногах мужа и попыталась освободиться от порочных пальцев, наверняка еще хранивших воспоминания о чужой груди.
        - Не будь идиоткой. - Казик выпустил Леру и поднял округлое тельце на кривоватые ножки. Фавн, чистый фавн. - Куриными мозгами раскинь, куда ты пойдешь? К матери? Будешь по магазинам бегать и супы протертые готовить Норе Максимовне? Ты хоть помнишь, как это делается?
        Краем сознания Лера признала правоту мужа: она на самом деле успела отвыкнуть от бытовых забот, привыкла к комфорту. Казимир любил поесть и по этой причине недурственно готовил.
        К тому же новенькая посудомоечная машина, приходящая помощница по дому и последняя модель «фольксвагена» освобождали время для работы, к которой Лера испытывала не страсть, нет - настоящую любовь. Глубокое, проверенное временем чувство с робкой надеждой на взаимность.
        - Мне нужно подумать, - попросила пощады Лера.
        Похотливыми руками, на которые Лера и смотреть не могла без содрогания, не то что ощущать на своем теле, Казик сгреб жену в объятия и даже коснулся шеи лживым поцелуем падшего мужа. От боли и отвращения Валерия издала протестующий возглас, отстранила Казимира и подняла повлажневшие глаза.
        - Мне нужно подумать, - на грани срыва раздельно произнесла она. Место на шее, куда впился Казимир, жгло, как от укуса.
        - Клуша, я уже обо всем подумал. Расклад такой: ты у меня вот где, - потряс кулаком перед носом супруги преобразившийся Дворянинович, - акции газеты я с тобой делить не собираюсь. Даже не мечтай.
        С трудом оторвав глаза от веснушек и рыжих волосков (дались ей эти веснушки с волосками), Лера нырнула под руку мужа, вызвала такси и уехала в пустующую по случаю открывшегося дачного сезона мамину квартиру. Хоть с этим повезло.
        Горе побежденным!
        Единственное, что удалось за эти шесть дней (время, за которое Господь сотворил землю), - это трезво оценить свои шансы: шансов не было. Манька победила всухую.
        Риторические вопросы типа «Почему Казимир перешел грани дозволенного?», «Неужели нельзя было сохранить хотя бы видимость приличия?», «Неужели Казик получил удовольствие от того, что вот так цинично, при всех уронил меня с пьедестала не просто жены, а жены шефа?» так и остались открытыми.
        Отчаяние усиливала откуда-то взявшаяся навязчивая идея, что она сама виновата в случившемся. Начиталась псевдопсихологических статеек, из которых следовал один вывод: как ты позволишь окружающим, так они и будут с тобой обращаться.
        Ну когда это она позволяла Казимиру изменять ей, да еще так нагло, считай, принародно? Так изменять могут либо небожители, либо парии. Более-менее стыдлив только средний класс. Когда это Казимир переквалифицировался из представителя среднего класса в небожителя? Или в парию? Непонятно.
        Если они супруги (в значении «парная упряжь»), то почему она за четырнадцать лет не распознала, с кем впряглась в телегу семейной жизни? Значит, пара была случайной? Четырнадцать лет - они могут быть случайностью?
        Старый махровый халат в темную клетку, болтавшийся в маминой ванной на случай, если зять останется ночевать, хранил запах не парии или небожителя, а недавнего душевного покоя, стабильности и респектабельности: бергамота, пряностей и сосны. А также обивки новой машины, дорогой кожгалантереи известных брендов, легкого аромата приправ и молотого кофе.
        Придется все эти слагаемые благополучной жизни забыть. Или самой придумать и сделать что-то такое, за что платят приличные деньги. Что бы это могло быть?
        Лера запахнула шалевый воротник, укутала беззащитное, до краев наполненное слезами горло - она и раньше-то была не способна что-то придумать, мыслила предметно-конкретно, а сейчас… сейчас ее вовсе нет…
        Еще несколько дней назад Валерия Ковалева была, а потом судьба щелкнула перстами - и Валерии Ковалевой нет. Есть ноль в периоде…
        Что лучше: минус или ноль в периоде?
        По журналистской привычке Валерия углубилась в семантику и этимологию слов: nullus - никакой - граница между плюсом и минусом, и minus - знак хоть и отрицательной, но все же величины.
        Вывод был печальный: лучше минус, чем ноль. С философской, математической и бытовой точки зрения минус хоть что-то собой представляет, а ноль - он и есть ноль. Ничто. Эхо.
        У коровьей лепешки на проселочной дороге больше апломба, чем у ноля - сиречь Валерии Ковалевой.
        Достоинство - материя нежная, тонкая, и, если его уничтожить, на восстановление уйдут десятки лет, и то если условия благоприятные создавать.
        Шесть дней и семь ночей Валерия потратила на то, чтобы восстановить достоинство. Достоинство не восстанавливалось ни в прежнем объеме, ни даже в осколочном виде. Ресурс иссяк.
        В природе такое случается.
        Полезные ископаемые, например, иссякают - это каждый школьник знает. Кроме Казимира.
        С упорством циничного пользователя Казимир брал дары, не заботясь о последствиях, не заморачивался по поводу искусственных посадок, селекции материала, очистки сточных вод и выбросов в атмосферу.
        Лера проглотила слезы и еще глубже закуталась в широкий халат: клуша. Как ее можно не унижать, если она клуша? А ведь Казимир ее по-другому давно не зовет.
        Если уже быть совсем-совсем честной, Казимир называл ее «клуша», «курица» и, в исключительных случаях, «мировая девчонка». Но мировой девчонкой Лера была давно и недолго, а клушей - все остальное время.
        Сначала в шутку или со злости, а потом незаметно приклеилось: клуша и клуша. А Лера играла в поддавки, старалась не обижаться. И даже преуспела. Сначала клушу стерпела, потом «левак». И пошло-поехало.
        Наверное, кризис среднего возраста и душевный колтун - эти понятия тоже имеют родственные корни.
        Но почему? Почему, почему, почему?!
        И Лера впервые задумалась: какие сигналы, какой мессадж посылает ее лицо мужчине?
        Шесть дней и семь ночей обманутая жена слонялась по притихшему родовому гнезду, откуда четырнадцать лет назад, как бабочка из кокона, радостно выпорхнула замуж. Останавливалась у окна, за которым буйствовал май, подходила к зеркалу и вглядывалась в отражение, ища хоть намек, хоть какую-нибудь подсказку.
        Что можно прочитать в этом сочетании светлых редких бровей, больших, немного печальных серо-голубых глаз, безвольного подбородка и такого же безвольного рта? Может, черты ее лица слагаются в какую-то роковую надпись? Стоит Казику ее увидеть, и он читает как по писаному: «Милый, не отказывай себе в удовольствиях на стороне».
        Может, доморощенные психологи не ошиблись с диагнозом, может, она заслужила такое отношение? Выходит, она на самом деле позволила так к себе относиться? Значит, она убила свое достоинство сама? Лера ничего уже не понимала.
        Сидя в маршрутке, Ковалева разглядывала очищенные от остатков лака ногти, мысленно репетировала свое появление на работе и завидовала несгибаемой воле леди Ди и Хиллари Клинтон. За этими дамами все население планеты наблюдало, а они ничего, сделали морду тяпкой и все выдержали. Ей, никому не известному завотделом высосанной из пальца экономики зачуханных «Губернских ведомостей», выпало счастье приблизиться силой духа к этим облеченным властью влиятельным особам, а она раскисла. Ценить надо расположение звезд.
        Подбодрив себя таким сомнительным способом, скрюченная Лера выбралась из битком набитого маршрутного такси и направилась в редакцию, еще некоторое время пребывая в скрюченном состоянии.
        Внутренне распрямиться до конца так и не удалось, и чем ближе она подходила к теряющемуся в зарослях сирени зданию типографии, на третьем этаже которого размещалась редакция «Ведомостей», тем больше слабели ноги и потели подмышки. «Ну вот, теперь от меня не только обманутой женой за версту несет, но еще и козлом», - обреченно подумала Валерия.
        Переступив порог редакции, Ковалева тотчас забилась в туалет и достала антиперспирант.

«Ап! И тигры выходят из клетки…» - освежив подмышки, выгнала себя в коридор Лера. Никакой она не укротитель, а несчастное дрессированное животное на тумбе, над ухом которого свистит кнут, а хозяйский голос отдает команды.
        Неуверенно потоптавшись перед дверью приемной, Валерия предприняла отчаянную попытку сыграть королеву в трауре и, гордо вскинув голову, открыла дверь в филиал чистилища.
        Завидев Ковалеву, Шурочка пришла в крайнее возбуждение и выпрыгнула из своего закутка между кабинетами, преграждая путь жертве:
        - Здравствуйте, Валерия Константиновна! Как я рада! Мы все так рады, что вы выздоровели. Как вы себя чувствуете? - Наглые карие глаза с жадным любопытством шарили по лицу Леры, боясь пропустить следы отчаяния, слез и бессонницы: интерес к себе Шурочка поддерживала самым тривиальным способом - сплетнями.
        Роль королевы в трауре осталась несыгранной.
        Трусливо пряча глаза, Валерия протиснулась мимо секретарши:
        - Все в пределах допустимого, Шурочка. - Голос подвел - дал трещину.
        - Да-а? - заинтригованная дрогнувшим голосом Ковалевой, протянула Шурочка. - Ну и правильно. Ну и молодец. И не дождутся, правда?
        - Шурочка, меня Галина Измаиловна ждет, - предостерегающе подняла ладонь Лера, уговаривая себя не сорваться в истерику и не заорать. И так уже доставила удовольствие мелкой хищнице-падальщице. Сейчас понесет по кабинетам рассказ в лицах о том, как Ковалева убивается по мужу, - Шурочка была поклонницей Пескова, и пародии ей удавались.
        - Да-да, конечно. - Величко повернулась рельефным боком и юркнула назад, за стол, с которого исчезало в неизвестном направлении все, кроме глянцевых журналов и лака для ногтей.
        Бочарникову Лера обнаружила в углу кабинета - та сидела на диване и шуршала свежим номером «Ведомостей».
        - Привет!
        - Привет, - пробасила зам и, не отрываясь от газетного разворота, похлопала ладонью по коже сиденья рядом с собой так, будто Лера была комнатной собачкой. - Ну ты как? Решила разводиться?
        Подчиняясь унизительному жесту, Ковалева присела:
        - Что еще остается?
        - Жизнь себе испортишь и козлу своему дорогу к греху расчистишь, у него башню окончательно сорвет, а все эти карамельки только обрадуются. Так что, подруга, подумай сто раз. - Галина с шумом свернула газету.
        - И как ты такая умная одна живешь?
        - Девочка моя, - бодро произнесла Бочарникова, - кому нужны умные? Ладно, давай к делу. Крутов обратился за помощью.
        - Какой такой Крутов? - Лера еще осмысливала фразу о взаимосвязи одиночества и интеллекта, и фамилия Крутов проскочила мимо сознания.
        - Депутат Крутов Василий Васильевич. Ну? Можешь думать о ком-нибудь кроме своего Дворника? - Громоздкая, грохочущая, как железнодорожный состав, фамилия Дворянинович с легкой руки язвительной Галки трансформировалась в Дворника.
        Трактовка происхождения фамилии устраивала всех, и Леру в том числе - компенсировала «клушу».
        Ковалева старательно соображала: Крутов, Крутов…
        - Ах, Крутов! Сладкоголосая птица-говорун?
        - Это между прочим. Открою тебе страшную тайну: Крутов - один из наших учредителей, - перешла на шепот Галина.
        - Как? Это же запрещено законодательством!
        - Акции оформлены на жену Крутова, так что у закона нет никаких претензий к депутату.
        - Вот прохиндей! - восхитилась Лера.
        Отчасти пройдошливость Крутова объяснялась тем, что у него была счастливая внешность человека, который нравится всем.
        Мужчина был харизматичный, умный, в меру циничный и - ну надо же какая редкость для народного избранника! - любого мог заговорить до смерти.
        Птица-говорун высокого полета.
        Бывший журналист, представитель губернатора по связям с общественностью, Крутов вступил в правящую партию, в которую несколько лет плевался огненной слюной.
        Обо всем всегда имел суждение, не боялся вслух комментировать закулисные и подковерные игры в администрации и Законодательном собрании - зарабатывал дешевую славу. Однопартийцы прочили Крутову большую политическую карьеру, а враги - места не столь отдаленные.
        Мнение о Крутове Лера составила из его газетных, радио- и телеинтервью - самой сталкиваться как-то не доводилось, хотя вращались они в соседних сферах.
        По мнению Ковалевой, у депутата был кроме словоохотливости куда более серьезный недостаток: внешность депутата ничего общего не имела с неброским оперением Казимира - другого примера под рукой у Леры не было.
        Василий Крутов был непозволительно красив, а красивых мужчин Лера подсознательно остерегалась.
        Это была не наглая, демоническая красота и не томная, с поползновением в женскую. Василий Васильевич был по-мужски неотразим. Ему бы вести автошоу Top Gear или сниматься в рекламе суперкаров ручной сборки, а не подвизаться в краевой думе.
        При виде Крутова женщины впадали в кататонический ступор.
        Кого-то сводили с ума карие глаза, опушенные детскими ресницами, насмешливые, глубоко посаженные (отчего взгляд поневоле казался умным), и четко прорисованная линия густых бровей вразлет. Кого-то разил наповал идеальный овал лица, кого-то в самое сердце ранила смуглая кожа и яркие губы, кого-то рост и большие, красивой формы холеные руки - руки хирурга или пианиста, - а особо чувствительные делали стойку от сексуального баритона.
        Чиновницы, банкирши, предпринимательницы всех мастей готовы были последнее с себя снять ради обморочного депутата Крутова.
        Василий Васильевич был прекрасно осведомлен об эффекте, который он производит на слабый пол, и беззастенчиво этим пользовался. В общественных целях. Например, в заслугу Крутову ставили способность пролоббировать любую самую эфемерную и узкокорыстную программу.
        Поговаривали, что Василий Васильевич с помощью откатов за семь лет служения на роду стал небедным человеком, и спортивный комплекс в родном районе - в Черемушках - построил на собственные средства.
        При всем при том Крутов в порочащих связях замечен не был и штамп в паспорте чтил, как Уголовный кодекс.
        - Что, опять протаскивает чьи-то завиральные идеи? - скривилась не столько от предложения Бочарниковой, сколько от собственных мыслей Лера.
        - Прямо сразу и завиральные? - отмахнулась Галина.
        - А ты не помнишь, как Крутов выбил дотации из федерального бюджета охотничьему хозяйству, якобы в связи с аномально теплой и снежной зимой? Бедным олешкам, видишь ли, из-за ледового наста грозила массовая гибель, и Крутов не мог с этим смириться. Олешки все равно не пережили аномальную зиму, зато Крутов открыл Дом прессы, и теперь считается хорошим тоном проводить там пресс-конференции. А фокус с бесплатными учебниками? А скандал со строительством жилья льготникам? Везде, где мелькает имя Крутова, там обязательно случается утечка казенных средств. Деньги так и липнут к его рукам, - закончила обвинительную речь Лера.
        Узкие губы Бочарниковой тронула саркастическая улыбка.
        - Да ты просто адвокат дьявола. Должна тебя разочаровать - на этот раз Крутов честно отрабатывает доверие населения, ему нужна поддержка прессы.
        - Как же, доверие он отрабатывает, - тоном старой грымзы проворчала Лера. - Наверняка близится к концу срок полномочий, да? Хвосты подчищает.
        - Наверное. - Галина равнодушно дернула тощим плечом, обтянутым умопомрачительным платьем-свитером цвета кофе с молоком. - Какая нам разница? Он же не пиар заказывает.
        - О чем речь-то?
        - Толком не знаю. Встретишься с самим парламентарием, он объяснит. Денек или два поотираешься рядом, чтоб проникнуться.
        В ответ на предложение поотираться Лера мрачно фыркнула.
        Галина протянула Ковалевой визитку:
        - Ну не хочешь, не отирайся и не проникайся, но материал сделай. Сама звони и договаривайся о встрече. У депутата такой акуленыш сидит в приемной, специально выдрессированный, так и хочется послать ее, - добавила Галина.
        Не глядя Лера спрятала визитку в сумку, поднялась с дивана и поплелась к выходу.
        - И не ходи как ударенная пыльным мешком по голове, распрями спину, голову подними и выражение лица смени, - услышала она вдогонку, - все живы, никто не умер.

«Никто, кроме меня», - мысленно отозвалась Лера.
        Последняя жилая пятиэтажка осталась позади, впереди показался пустырь и овраг с распустившейся вербой. Забрызганные дождем вербные (или вербины? - усомнился Крутов) сережки, пожухлые, потерявшие невинность, валялись вокруг материнского деревца.
        Дорога поворачивала к военному аэродрому, вдали терялось бесконечное бетонное ограждение, маячили шлагбаум и будка охраны.
        - Влад, ты поезжай к спорткомплексу, а я пройдусь, - выходя из машины, попросил водителя Василий Крутов.

«Фольксваген» плавно отчалил.
        Крутов с удовольствием проводил ровное урчание двигателя, ощущая силу мышц и гибкость связок, расправил плечи, улыбнулся пепельному небу, огляделся и всей грудью вдохнул насыщенный запах весны.
        Одним боком пустырь вплотную примыкал к аэродрому, другим - к лесочку, за которым ютился военный городок.
        Военный городок был ровесником Василия Васильевича, возвели его более сорока лет назад, закрыв глаза на близкие грунтовые воды.
        Уже через десяток лет это пренебрежение аукнулось: жильцам домов каждую весну приходилось вручную откачивать воду из подвалов.
        Крутову до обидного жаль было это место.
        По всем признакам пустырь деградировал, постепенно зарастал камышом, заболачивался, его обживали крачки и кулики, а в депутатскую приемную Крутова птицами летели жалобы и звонки, поскольку деградировали коллективно - и лесок, и пустырь, и городок.
        Все бы ничего, но сходная участь постигла и детище Крутова - новенький спортивный комплекс, чего Крутов-бизнесмен допустить не мог ни при каких обстоятельствах. Хоть тушкой, хоть чучелком, но комплекс должен окупиться в ближайшие три года, как значилось в бизнес-плане.
        У депутата Крутова возникло чувство, что ему придется повторить шестой подвиг Геракла - почистить авгиевы конюшни.
        Нетерпеливым жестом Василий отыскал на запястье часы - ну и ну.
        На кой черт он отослал машину?
        Отец Василия - кадровый военный, прямолинейный и простой человек - приучил сына с детства: уважай людей, не заставляй себя ждать.
        А эта курица-корреспондентка у него, слуги народа (в этом месте не лишенный чувства юмора и самокритики Крутов фыркнул), уже украла десять минут.
        Упругим шагом Василий Васильевич дошел до тропинки, спускающейся к пустырю, и снова посмотрел на часы. Уже двенадцать минут. Время работает против этой газетной блошки.
        Мельчайшие брызги дождя, больше похожего на смог, покрыли лицо и костюм. «Так и быть, для круглого счета еще три добавочных минуты в память о детстве, и все - вызываю Влада», - сказал себе Василий Васильевич. Что за клуша такая? А Леночка ее хвалила, эту журналистку, сказала, стиль есть, приятная манера, сказала, что по поводу места встречи никаких вопросов не задавала, пустырь знает, доберется сама.
        Тропинка спустилась в овражек, Крутов легко перескочил ручей, оказался на утоптанной полянке и замер, захваченный воспоминаниями.
        Все детство Василия Васильевича прошло на этой части суши, в этом городе, в этом районе и, черт возьми, на этом пустыре. Здесь мальчишками они устраивали гонки на мопедах, здесь сходились стенка на стенку, здесь тискали девчонок по кустам.
        Здесь Павлика Подрезова сбил лихач, и друг детства остался инвалидом.
        Наверное, поэтому Василий и построил спортивный комплекс, наверное, поэтому так ревностно следил за здоровьем и не потерял спортивную форму, а ему уже сорок два.
        Шурочки в приемной не оказалось, в связи с чем у Леры моментально развилась мания. Можно было не сомневаться: секретарша уже изображает обиженную судьбой Валерию Ковалеву перед благодарными зрителями.
        - Через полчаса Василий Васильевич будет ждать вас в Черемушках на дороге у пустыря, - осчастливила референт-акуленыш.
        - Где-где? - Лера поперхнулась. Ну и место выбрал народный избранник. Может, сразу на кладбище?
        - На дороге у пустыря, - оптимистично подтвердила трубка.
        Невероятно, но Крутову уже удалось испортить ей день: времени на обед и на то, чтобы переодеться, не осталось. Придется ехать в джинсах, которые Лера надевала в минуты полного к себе равнодушия, и легкой льняной курточке.
        Референт-акуленыш (наверняка ноги из-под лопаток, блондинка и «мисска», тут же убедила себя Лера) и не подумала предложить машину, значит, придется брать редакционную, а делать этого по какой-то причине не хотелось.
        Старательно избегая мыслей на эту тему, Ковалева сунула блокнот и диктофон в сумку, перехватила волосы резинкой, смастерив живописный не то хвост, не то пучок, в таком виде выскочила на дорогу и принялась отчаянно голосовать.
        Поймав немытого частника, упала на сиденье и зомбированным голосом произнесла:
        - Пустырь в Черемушках.
        Водитель кинул на Леру недоумевающий взгляд, но от вопросов воздержался.
        К тому моменту, как Валерия высадилась у пустыря, пошел мелкий дождь, больше похожий на мокрую пыль.
        Разумеется, на встречу Лера неприлично опоздала, и это обстоятельство только усилило раздражение против Крутова.
        Импозантный и респектабельный, в дорогом (кто бы сомневался!) светлом костюме со стальным отливом, без зонта, Крутов мерял шагами асфальт.
        На обочине красовался новенький серебристый «фольксваген» (той же модели, что у нее, только со спецпропуском на лобовом стекле), видимо выбранный в тон костюму. Это в то время, как ее «фольксваген» и в целом жизнь скомканной бумажкой полетели в отхожее место.
        - Здравствуйте.
        Валерия сконфуженно перебежала дорогу и наткнулась на сердитый взгляд партайгеноссе В.В. Крутова.
        Из груди Леры вырвался вздох - ее снова назначили крайней.

«Перебьешься, блин-павлин», - внезапно ожесточилась Лера.
        - Вы всегда опаздываете? - Крутов и не пытался скрыть раздражение.
        - Всегда, когда меня не подвозят. - Перед депутатом так и тянуло оправдываться.
        - С каких это пор корреспондентам «Ведомостей» не дают транспорт?

«А с тех самых, как они уходят от мужей главных редакторов», - мысленно ответила Лера и почти с головой нырнула в сумку. Достала блокнот с ручкой, изображая готовность к работе, и преданно уставилась на политического божка, еще не начавшего бронзоветь, но подающего надежды.
        Топовый (по местным меркам) депутат абсолютно непочтительно рассматривал собкора.
        В пасмурном свете дня Лерина кожа казалась совсем прозрачной, серо-голубые глаза смотрели с обидой, хотя обида скорее относилась не к нему, а к чему-то или кому-то другому.
        На самом деле Лера только сейчас осознала, почему не воспользовалась машиной издательства, - причина была в Денисе Ивановиче, их редакционном водителе, еще одном большом любителе перемыть косточки сотрудникам. Лера столько раз осаживала пенсионера, что он перестал с ней судачить о разных интригующих подробностях из интимной жизни коллег. Но другие-то вряд ли останавливают старичка…
        - Какие у нас планы? - Лера открыто посмотрела на Крутова.
        Мужчина с такой внешностью не может быть умным, порядочным и чутким, уговаривала она себя. Все удачные интервью - результат профессиональной склейки и монтажа. Такая внешность сама по себе - большая глупость и зло. Зачем мужику быть красавцем, если не с целью искушения? Скольких он соблазнил, этот Аполлон? Нет, не Аполлон. От Аполлона веет холодом, а этот - живой и горячий. И гарцует, как необъезженный жеребец, только копытом не бьет. Сколько же ему лет, интересно? Не износился совсем, поди, на своей непыльной работенке.
        Ветер донес со стороны журналистки нежный, едва различимый аромат, и Крутов забеспокоился.
        Совсем недавно Василий узнал, что насекомые вырабатывают феромоны и находят друг друга по запаху, и был этим крайне заинтригован. С ним всю жизнь происходило то же самое. Он, сколько себя помнил, всегда был неравнодушен к запаху чистого женского тела, а с возрастом все больше доверял обонянию.
        Встретив заинтересованный взгляд Крутова, Лера сбилась с мысли, ощутила себя женщиной и смутилась.
        Неудачный день. Неудачный год. Да и жизнь в целом тоже… Как оказалось…
        - Да. Какие у нас планы? - Василий уже выбрал тактику поведения - насмешливо-покровительственную.
        - Василий Васильевич, вы не будете против, если мы с вами несколько дней проведем вместе, в тесном контакте? - спросила и поняла, что вышла совсем уж двусмысленность.
        А павлин-то хорош! Нет бы помочь корреспонденту выкрутиться из щекотливой ситуации. Стоит, смотрит с усмешкой в глазах. Донжуан Мценского уезда. Нашел время. Дождь, а он глазки строит.
        Намокшая шевелюра абсолютно не портила парламентария - наоборот, черные волосы с легкой сединой блестели от влаги, гармонично перекликаясь с искрой в глазах и переливами костюмчика, в то время как Лера чувствовала себя жалкой мокрой… курицей.
        - Девушка, я не выношу людей, которые опаздывают, - доверительным тоном сообщил Крутов, - вы же не на свидание приглашены, правда? Я вас ждал, между прочим, время потерял. - Крутов возвышался над Лерой и давил на совесть.
        - Василий Васильевич, если я вас раздражаю, позвоните шефу, скажите, что отказываетесь работать со мной, и вам пришлют другого корреспондента, - с готовностью подсказала выход Валерия.
        Лера тихо злилась, и эта злость помогла выдержать взгляд павлина - пристальный, пронизывающий, мужской.
        Чем дольше Крутов смотрел на собкора, тем больше хотелось смотреть. Неброская красота полевого цветка затягивала, как гениальное полотно. Славное лицо, едва заметный макияж, узел на затылке. Пухленькая, но формы точеные, а руки как у английской королевы. Комплексует из-за джинсов - они явно полнят. Возможно, расстроена ссорой с близким человеком? Внезапно мелькнувшая догадка легко, по касательной ранила Крутова.
        А может, и первое, и второе. И зачем весь этот груз таскает с собой на работу? Если неловко чувствует себя в джинсах - на кой черт напялила? Если ссора с близким человеком так отражается на работе - зачем ссориться?
        И смотрит на него как жертва на маньяка, мгновенно разозлился Крутов.
        - Отлично. Пожалуй, я воспользуюсь вашим советом, позвоню Дворяниновичу и попрошу, чтобы прислали другого журналиста, - мрачно заявил Василий и сел в машину, оставив Леру стоять на дороге под дождем.

«Фольксваген» мягко тронулся, мигнув габаритными огнями, развернулся прямо по двойной сплошной и скрылся за лесочком, наползавшим на дорогу.
        Такой наглости от дамского любимчика и светского льва Ковалева не ожидала. Не в связи с нарушением правил дорожного движения, а в связи с отсутствием этой самой светскости.
        Выйдя из ступора, Лера подняла глаза к моросящему небу, раздула щеки и выдохнула:
        - Пфф.
        Неудачный день. Неудачный год.
        До остановки было километра два, если не больше. Волосы уже прилипли к голове, да и льняной курточки надолго не хватит.
        Ковалева достала телефон и попыталась вызвать такси - фиг вам, батарейка разрядилась. Странно было бы… Она скоро не то что телефон забудет на подзарядку поставить, а имя-отчество свое не вспомнит.
        И Валерия обреченно поплелась по безлюдной дороге в обратном направлении.
        Однако уже через десяток шагов перестала обижаться на судьбу и предалась созерцанию.
        Как давно она не была просто за городом, просто на природе. Родным красотам Казя предпочитал чужие острова. А как красиво здесь, елки-палки.
        Низкие облака покоились на макушках деревьев, легкий туман укутывал прошлогодние метелки тростника, розовый тальник вдоль ручья и молодую зелень черемухи, размывал, делал прозрачными очертания и краски. Левитан отдыхает.
        Похоже, рекламный мужчина прав, пустырь превращается в болото - вон утки и еще какие-то болотные жители садятся прямо в камыш.
        Медленно бредя вдоль дороги, Валерия присматривалась к зарослям в канаве, прислушивалась к беспокойным крикам птиц и чуть не налетела на крутовский
«фольксваген».
        Машина стояла на повороте перед съездом на проселочную дорогу под единственной уже серебристо-зеленой ветлой.
        - Садитесь, подвезу! - буркнул Крутов, высунувшись из машины.
        Лера уже хотела с достоинством отказаться, но вовремя вспомнила, что достоинство ее несколько дней как попрано. Ускорила шаг и юркнула в салон.
        Крутов осторожно, боясь разочароваться, принюхался: несмелые запахи чистоты и нежности стали отчетливыми. Ни о каком разочаровании речи не могло идти - речь могла идти об опасности и бегстве по пересеченной местности куда глаза глядят.
        В машине было сухо, тепло, ароматизатор на панели источал запах леса, а поскольку Лера сидела за спиной у Крутова, его сокрушительная красота не действовала ей на нервы, и Лера расслабилась. Оказалось, преждевременно.
        - Так что будем делать? - не оборачиваясь, спросил Василий Васильевич.
        Лера не поняла, кому был адресован вопрос - ей или молчаливому, остриженному под ноль парню за рулем, и сочла за лучшее про молчать, и так уже успела наговорить лишнее.
        - Девушка, что молчите? - Скульптурной лепки голова повернулась вполоборота, и Лера с мстительной радостью лицезрела негероический профиль. Должно быть, записной красавец не знал, что в этом ракурсе он теряет очки.
        - Василий Васильевич, - как могла, надменно произнесла Ковалева, протягивая удостоверение, - хочу напомнить: я журналист, собственный корреспондент газеты
«Губернские ведомости» Валерия Ковалева.
        Крутов даже не взглянул на удостоверение:
        - Вы не ответили. - Доморощенный политик то ли не жаловал журналистов вообще, то ли за что-то недолюбливал собкора Ковалеву персонально. Знать бы за что.
        - Будем работать, - с напускным оптимизмом сообщила Ковалева, наслаждаясь изъяном в облике Крутова - незначительным искривлением носа, который обнаруживался, если смотреть сбоку и немного снизу, с той позиции, в которой находилась Лера.
        - А поконкретней можно?
        - Вы будете заниматься своими обычными делами, а я буду рядом, как ваш биограф.
        - И в результате сочините слезоточивую историю для домохозяек о трудовых буднях депутата Крутова?
        - Почему же слезоточивую?
        - А разве это не ваш стиль: писать мартирологи по поводу вырубленных лесов, загрязнения рек, атмосферы и почвы? На самом деле, - упредил Крутов Лерин возмущенный вопль в защиту природы, - вы неверно информированы, мне от вас такая жертва не нужна, вам не придется проводить со мной много времени. Я вам вообще не нужен. А на пустыре мы встретились, чтобы вы убедились своими глазами, что ситуация аварийная, грунтовые воды топят военный городок. Но если вам это все неинтересно, то не стоит и браться за статью. Насильно мил не будешь, так ведь? - Крутов обернулся к Лере и одарил игривым взглядом. «Что, птичка, попалась?» - читалось в этих лукавых, не знающих отказа глазах.
        От этого взгляда Лера задохнулась, как на шквальном ветру. Хозяин «фольксвагена» уже отвернулся, а Лера все не могла восстановить дыхание.
        Внутренний голос подсказал, что это провокация, но Лера повелась:
        - Василий Васильевич, а хотите, потрясем ваших избирателей? Представим вас спасителем и перечислим все ваши подвиги. Могу изложить события в духе эпических сказаний. Такую, знаете, наваяю оду: «Слово о Крутове». Как у Ломоносова, «На день восшествия Елизаветы Петровны…» - в смысле, на всероссийский престол.
        Кожаное сиденье под Крутовым заскрипело, он положил локоть на спинку и с интересом воззрился на собственного корреспондента «Ведомостей». Еще упругая щека образовала складку и нависла над белоснежным воротником рубашки - куда смотрит личный имиджмейкер?
        А Лере точно вожжа под хвост попала.
        - Царей и царств земных отрада, - декламировала она, возведя глаза к обтянутому перфорированной кожей потолку «фольксвагена» и помогая себе рукой, - возлюбленная тишина, блаженство сел, градов ограда… Так пойдет? Или классицизм не уважаете? Хотите ближе к сегодняшнему дню? Может, тогда сатира? Кого предпочитаете?
        Крутов отвернулся, удобно расположился в кресле, поправил пиджак и галстук, стряхнул несуществующую пылинку с колена и бросил водителю:
        - Влад, в «Утку».
        - Как прикажете, - тихо отозвался водитель, мягко грассируя.
        - Фонвизина, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Ильфа и Петрова? - несло Леру. - Выбирайте, я подстроюсь. Фельетон или памфлет?
        - Талант, - веско протянул Крутов и показал головой на заднее сиденье.
        Влад хмыкнул.
        - Спасибо, - кокетливо отозвалась Ковалева и поняла, что выдохлась. Обида на самовлюбленного хлюста схлынула так же внезапно, как поднялась, но теперь на смену ей пришла досада. Идеальные пропорции спутника, умный взгляд, красивый своевольный рот и все, о чем Лера не знала, но догадывалась, никакого отношения не имели к ней, неудачнице и клуше.
        - Остановите машину, пожалуйста, - устало попросила Валерия, увидев в окне крытую остановку. Галкина идея отправить ее к народному избраннику не понравилась Лере с самого начала.
        - Ну уж нет, - неожиданно резко ответил Крутов, - теперь вы со мной обязаны отобедать.
        - Это что, месть?
        - Если хотите - да. Боитесь?
        - Конечно, боюсь - закормите разговорами.
        - А вы язва, уважаемая.
        - Приходится, - извиняющимся тоном признала Лера.
        - Лучше подумайте над планом работы. Я вам письма передам, вы отберете самые отчаянные, и потом решим, что и как написать.
        Лере показалось, что она ослышалась.
        - Как написать что?
        - Статью.
        - Вы будете меня учить?!
        - А вы, конечно, уже все давно знаете, и учить вас - только портить, как я понял.
        - Ну раз поняли, остановите машину.
        - Успеете. Сначала обед.
        Вот. И этот тоже что-то прочитал на ее лице и не церемонится.

«Фольксваген» нырнул в проулок, Лера закрутила головой, стараясь понять, куда ее привезли.
        Они подъехали к угловому одноэтажному зданию с остекленным фасадом, водитель остановил машину перед обнесенной якорной цепью парковкой, вышел и открыл Лере дверь.
        Лера взглянула на парня - широкое славянское лицо со смешливыми глазами выдавало добряка, и даже устрашающе лысый череп был не в состоянии что-то изменить. Лера сразу почувствовала расположение к водителю, в отличие от его шефа, и улыбнулась открытой улыбкой.
        - Спасибо, - ставя ноги на асфальт, любезно поблагодарила она.
        О пафосном ресторанчике, куда привез ее Крутов, Ковалева была наслышана. «Жирная утка». Европейский уровень, средиземноморская кухня и строгий запрет на джинсы. Лера не соответствовала установкам ресторана, а костюм Крутова только подчеркивал это несоответствие.
        Крутов уже вышел из машины и как-то странно посмотрел на Ковалеву.
        - Прошу, - направляясь к двустворчатым дверям, пригласил он свою гостью.
        Похоже, мужчина знал, что делал, и Леру отпустило.
        Но пока она семенила за высокой фигурой, снова почувствовала сомнение, а когда они проходили мимо зеркальной стены перед входом в зал, Валерия увидела свое отражение и пожалела, что не умерла в младенчестве. Понятно, почему Крутов так странно смотрел на нее.
        От дождя волосы прижались к голове, из пучка на затылке, наоборот, свисали намокшие пряди, но самое ужасное - тушь отпечаталась венчиком вокруг глаз, и вид у Валерии был клоунский.
        - Я сейчас, - мрачно бросила Лера и умчалась на поиски дамской комнаты.
        И там, стоя перед зеркальной рамой, на полу из черно-белой, уложенной в шахматном порядке плитки, Лера с отвращением признала:
        - Клуша.
        Зачем накрасилась? Чтобы ощутить себя женщиной? Поздно. Казимир уже спутался с Чижевской. Раньше надо было думать.
        И снова в голове замелькали обрывки из статеек психологов из серии «не так летишь, не так свистишь», прививающие комплекс неполноценности. Шейпинг, шопинг - все, что призвано омолаживать и украшать, - это все не для нее. Она несовременная - вот в чем главная проблема. И ей уже никогда не будет двадцать. Будет тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…
        Лера стерла отпечатки туши над и под глазами, припудрилась, расправила плечи, как советовала Бочарникова, и вышла в зал. Какая есть, такая есть. Что выросло, то выросло. Обмену и возврату не подлежит.
        Но, подходя к столику, за которым восседал этот седеющий жеребец Крутов, запаниковала и взмолилась: «Господи, мне бы только поскорее все закончить с ним и уехать домой». При мысли о доме сердце заныло так сильно, что Лера не заметила выгнутую ножку стула под Крутовым, споткнулась и с шумом приземлилась на свободное место. Дом ее там, где Казимир!
        - Осторожно! - придержал ее под руку народный избранник и принюхался. И уловил отчетливый пряный аромат разогретой под солнцем степи: божественной травы тимьяна, полыни, пижмы. Головокружительный дух исходил от мокрой журналистки. Запах - это визитная карточка женщины, ее лицо. Кстати, о лице: на журналистке лица не было.
        - Что с вами? Вам плохо? - забеспокоился Василий.
        - Нет-нет, - вымученно улыбнулась Лера, - банальный кинетоз.
        - Что за кинетоз?
        - Транспортная болезнь.
        - Выпейте. - Крутов наполнил коньячные рюмки себе и Лере.
        - Я на работе не пью.
        - Да бросьте вы, пейте, - нежно, но настойчиво потребовал Крутов.
        Очевидно, именно с этими интонациями депутат Заксобрания продавливал любую лабуду, вроде программы поддержки малого бизнеса, когда все понимают бесперспективность затеи в холодном налоговом климате.
        Лера сдалась, опрокинула рюмку и прислушалась к себе. Голодный желудок согрелся, узел, в который был завязан организм с юбилея «Ведомостей», ослабел. Вот чем надо было лечить депрессию - коньяком. Как она могла забыть о таком простом и эффективном средстве? Травила себя валерьянкой, а валерьянка, по последним данным, снижает память.
        Еще от стресса помогает мужчина. Желательно такой.
        Лера взглянула на Крутова. Тот изучал ее внимательным взглядом доктора на приеме.
        Лера смущенно попросила:
        - Не смотрите на меня так, пожалуйста.
        - Вам лучше?
        - Лучше.
        - Я заказал рыбу, - сообщил депутат и объяснил, увидев удивление на Лерином лице. - Женщины в основном предпочитают рыбу.
        - А мужчины блондинок, - усмехнулась Лера.
        - Ну, вам-то беспокоиться не о чем.
        Лера выпрямилась на стуле - красивый мужчина и коньяк оказались ловушкой.
        - В каком смысле?
        - В том смысле, что вы не блондинка. Я в этом разбираюсь.
        - Еще бы, - пробормотала Лера и с вызовом посмотрела на Крутова: - Что еще вы можете сказать обо мне?
        Определенно коньяк и красивый мужчина втягивали Леру в интригу.
        Депутата игра тоже увлекла.
        - Что вижу перед собой привлекательную молодую женщину, умную и талантливую, но закрытую на все замки и неуверенную в себе. - Василий наполнил стопки, будто собирался выпить за сказанное. Звучало на самом деле как тост.
        - Наверное, поэтому от меня муж и ушел? - под действием коньяка вырвалось у Леры.
        - Да бросьте, - заявил Василий Васильевич и откинулся на спинку стула. Выглядел он озадаченным.
        Под умным сочувствующим взглядом Лера испытала прилив жалости к себе и единым махом осушила вторую стопку.
        Депутат творил чудеса. За неделю затворничества у Леры ни разу не возникло желания найти уши, а здесь, в полумраке заведения, под коньячные звезды обманутая жена только и делала, что пресекала тягу к откровенности.
        - Ушел. - Крутов не спрашивал, Крутов утверждал.
        - Ну, не совсем ушел. Но изменил.
        - И вы узнали об этом.
        - Я… Да, я узнала.
        Крутов скрестил руки и откинулся на спинку стула:
        - Либо вы чего-то недоговариваете, либо ваш супруг - идиот.
        - Я недоговариваю, - легко согласилась Ковалева, чувствуя усиливающееся желание обнажить душу. И не только душу, что характерно. - На самом деле я застала мужа с любовницей, так что он идиот.
        - С юмором у вас полный порядок, значит, все образуется.
        Взгляд Крутова потеплел, и Лера пожалела, что этот взгляд принадлежит Крутову, а не любому другому мужчине. С любым другим у нее был бы шанс, а рядом с Крутовым она нажила бы себе комплекс Василисы Премудрой: вроде всем хороша, но… лягушка. Клуша - в ее случае.
        Голова слегка кружилась то ли от коньяка, то ли от этого записного обольстителя, по совместительству политика. Неужели они там, в Заксобрании, все такие? Лере показалось, что она пропустила что-то важное…
        Наконец им принесли заказ, и Лера вспомнила:
        - Так о каких письмах вы говорили, Василь Василич?
        - О письмах жителей военного городка.
        Не забывая подливать Лере коньяк и не скупясь на критические замечания в адрес администрации и военных, Крутов изложил ситуацию с затоплением домов. К концу программного выступления стало ясно: речь идет об апокалипсисе.
        - Так я вам и поверила, - пьяненько хихикнула Ковалева, когда Крутов обрисовал свой план по спасению городка. - Устройство ливневой канализации придумано наверняка для спасения вашего спортивного комплекса.
        - И комплекса тоже, - Крутов недовольно поморщился, - но не только. И вообще, Валерия, мне не нравится ваш ангажированный тон. Вы почему-то настроены против меня.
        - Пока я еще никак не настроена, а вот вы явно чего-то недоговариваете.
        - Перед вами я как младенец - чист и наг.
        - Не стоит устраивать стриптиз. Младенцу есть чем прикрыть наготу, у него солидный послужной список. Всех ваших шалостей я не помню, на слуху только некоторые. Но они производят впечатление. - Язык слегка заплетался, но мысли были ясными.
        - Валерия Константиновна, вы меня разочаровываете. Это всего лишь сплетни, на которые так падки мои бывшие коллеги. Мне рекомендовали вас как беспристрастного журналиста. Не вынуждайте меня обращаться к вашему руководству и отменять наши договоренности.
        - Флаг вам в руки, Василь Василич. - Коньяк придал Лере смелости и добавил такого дефицитного в ее организме легкомыслия.
        - Не повторяйте банальности, вам это не к лицу, - холодно предупредил Крутов и забросил ногу на ногу.
        - А вы не говорите со мной как с идиоткой.
        - А вы не смейте со мной обращаться как с каким-то гопником! - повысил голос Крутов.
        Ковалева опомнилась первой и уже хотела элегантно отыграть назад (в конце концов, она профессионал, а мужчина напротив - это ее гонорар), но Крутов, не меняя позы, хищно ощерился:
        - Вы даже не представляете, как мне жаль, что мы не нашли общий язык.
        Лера вспыхнула:
        - Нашли! Василь Василич, я даже откровенничала с вами.
        - Я не буду использовать эти сведения против вас, - жестко произнес Крутов. - Я вас не задерживаю.
        В сравнении с этим чудовищем-депутатом даже Казимир выглядел душкой.
        Хмель выветрился из головы Леры. Трясущимися руками она открыла сумку, достала кошелек и поднялась:
        - Спасибо за обед, за коньяк, за экскурсию на болото. Надеюсь, это покроет ваши расходы. - Лера вытянула руку над столом и разжала пальцы. Пятитысячная купюра сделала сальто и мягко легла в плетенку с хлебом.
        Ковалева успела заметить, как изменился в лице Крутов, и, не дожидаясь, пока поднаторевший в боях политик применит тяжелую артиллерию, резво выскочила из заведения.

* * *
        - Ты, мать, совсем спятила? - Бочарникова положила трубку и с вопросом в глазах уставилась на Ковалеву. - Я жду объяснений. Что там у вас произошло?
        Ковалева с самым несчастным видом сидела на том же диване, что и утром.
        - Не знаю, что на меня нашло. Я напомнила Крутову о махинациях, сказала, что не верю в его желание помочь гражданам…
        - Тьфу ты черт. - Галина нервным движением вставила с рот сигарету, прикурила, сделала затяжку и постучала по столу латунной зажигалкой. - А он?
        - А он заявил, что не задерживает меня.
        - И все?
        - Ну, я оставила на столике пять тысяч и удрала.
        - Круто. Теперь придется эту дуру Маньку-практикантку посылать к нему.
        - Галь, ты поняла, что сказала?
        - А ты поняла, что сделала?
        - Я думала, ты мне подруга, - упавшим голосом произнесла Лера.
        - А я еще, знаешь ли, зам главного редактора. И кроме дружеских, у меня есть служебные обязанности.
        - Ты можешь отправить к Крутову Мананку. Или кого-то из обозревателей. Или из социально-бытового отдела, - сама не веря в то, что говорит, заскулила Лера.
        - К такому фактурному мужику, нашему партнеру - и грузинскую княжну? Шутишь?
        - Ладно, проехали. Пока. - Предметы расплылись перед глазами.
        Лера поднялась, на негнущихся ногах вышла от заместителя, ничего не видя вокруг, до плелась до своего кабинета. Почему все навалилось сразу: муж, машина, а теперь подруга?
        - Валерия Константиновна, - на пороге стоял ответственный редактор Тихон Завьялов, - привет.
        - Привет. - Лера тяжело вздохнула и спрятала в сумочку носовой платок.
        - Мессалина говорила, что у тебя срочный материал?
        В редакции Галку за резкость не любили и называли Мессалиной. Лера была категорически не согласна с оскорбительным ярлыком, прилепившимся к подруге.
        - Галина, ты хотел сказать. Материал, Тихон Валерьевич, не состоялся.
        - А что состоялось? - Завьялов присел на стул для посетителей.
        - Есть черновик о всплывшей рыбе в нашем озере, и есть расследование об аварийных сбросах топлива с самолетов.
        Тема аварийных сбросов топлива была горячей, но совершенно закрытой. Летуны футболили Ковалеву к начальству, начальство кивало на высокое руководство, руководство выражалось обтекаемыми фразами, факты приходилось вылавливать по крупицам. В курилке управления, куда Лера проникла под видом новой секретарши, она узнала, что за месяц топливо в верхние слои атмосферы распылили два «боинга» и один Ил. Верхние-то верхние, но в зоне сброса, оказавшейся над дачными участками, на огородах одномоментно погиб будущий урожай. Еще бы. Шестьдесят две тонны керосина - не комар чихнул.
        - Давай про авиацию, так даже лучше, - подумав, разрешил Тихон. - У меня там неплохая подборка получается. Только давай в темпе.
        Хрустнув суставами, Тихон поднялся со стула и неслышно прикрыл за собой дверь.
        Лера уже принялась за расследование с выбросами, но вспомнила, что кандидат биологических наук Володя Душков в мае должен был закончить какие-то уникальные наблюдения за городскими птицами, и быстро набрала лабораторию академического института. Ей повезло, Душков был на месте и даже сам подошел к телефону - еще одно маленькое, но приятное совпадение.
        - Здравствуйте, Владимир. Это Ковалева.
        - Здравствуйте, Валерия Константиновна.
        - Что так официально? - Лера была знакома с Душковым лет десять.
        - Нет, что вы. Рад слышать.
        - Как ваша работа?
        - Систематизирую.
        - Не поделитесь выводами?
        - Конечно, приезжайте.
        Они договорились о встрече, и Лера хотела вернуться к авиации, но сразу как-то не вышло, мыслительный процесс вновь споткнулся о разрыв с Казимиром, размолвку с Бочарниковой и стычку с депутатом. Сосредоточиться удалось с трудом, и то после убойной дозы кофе.
        Поставив точку в расследовании, Лера посмотрела на часы. Девятый час! Гори все синим пламенем, сейчас она получит от Тихона нагоняй. Не желая подвергать свою психику новым испытаниям, Лера скопировала файл и отправила Тихону по электронной почте.
        Выключила компьютер, испытывая то редкое чувство удовлетворения, которое наступает после отлично выполненной работы, быстро собрала сумку, набросила курточку и высунулась в коридор - никого. Повезло в третий раз, а три маленькие удачи компенсируют один большой провал, значит, сказала себе Лера, самовлюбленного раскрасавца Крутова в расчет можно не принимать.

* * *
        Выполняя мамины поручения и заказы, утро Лера провела в бегах, на дачу ехала на такси и всю дорогу в деревню подсчитывала, во что ей обошлась экспедиция. То, о чем раньше Лера не задумывалась, сегодня вызвало шок: поездка пробила в бюджете серьезную брешь.
        Нора Максимовна выражала протест старости обтягивающими майками всех оттенков фуксии и джинсами в духе хиппи. Лоб Норы Максимовны украшала скрученная жгутом, освежающая цвет лица яркая косынка кораллово-лилового цвета, кокетливо повязанный узел располагался над ухом. В облике матушки было что-то от корсара.
        Соперничество, которое она вела с единственной дочерью всю сознательную жизнь, не прекратилось даже с уходом на пенсию.
        - Привет. - Лера привычно ткнулась в провисшую щечку. - Ма, ты прекрасно выглядишь. - Дочерний долг был выполнен: продукты привезены, комплименты произнесены.
        - Откуда ты? Ты не на работе? Что-то случилось? - Нора Максимовна изучала лицо дочери.
        - Ма, я ушла от Казимира и пока перебралась к тебе.
        Нора Максимовна выдержала паузу и сняла очки:
        - Лера, в семье всякое бывает. Может, еще все утрясется?
        - Это вряд ли.
        - Дело твое. Только…
        - Что, ма?
        Нора Максимовна вернула очки на место и сделала рукой неопределенный жест:
        - Да так. До октября еще куча времени.
        Понятно. Матушка не испытывает восторга от перспективы жить под одной крышей со взрослой дочерью и надеется, что вопрос с жил площадью за лето решится.
        - Где твоя машина? - заглядывая в пакеты, поинтересовалась Нора Максимовна.
        - Машину я разбила, - сообщила Лера и тут же обозвала себя дважды дурой: за то, что разбила машину, и за то, что сказала об этом маме.
        - Как?! - Развод дочери произвел меньший эффект, чем новость о машине. Нора Максимовна потеряла интерес к пакетам. - И как же ты теперь?
        Вопрос был далеко не праздным: дачный участок был отдан на откуп цветам, и всеми продуктами Нору Максимовну снабжали дочь с мужем.
        - Как сегодня. - Лера неопределенно пожала плечами.
        - Скажи, какие перспективы у тебя с работой?
        - Не знаю, - искренне сказала Лера.
        - Я не удивлена, - заявила Нора Максимовна, - что ты осталась у разбитого корыта. Ни работы, ни денег, ни детей в тридцать пять лет. Долго думала, дорогая моя. Раньше надо было с ним рвать или терпеть уже до конца.
        Норе Максимовне казалось, что, если испортить дочери настроение, она изменится и возьмет судьбу в свои руки.
        Ничего, кроме раздражения, эти псевдопсихологические экзерсисы не вызывали. Лера рассердилась:
        - Ну откуда ты знаешь?
        - Поживи с мое. - В тоне Норы Максимовны Лере слышались отголоски их давних ссор.
        Неспособность дочери к действию, привычку прятаться от жизни Нора Максимовна называла инфантильностью и винила в этом Лериного отца - своего мужа, после смерти которого перестала критиковать дочь, хотя дух соперничества не утратила.
        - Откуда у тебя эта вещица? - отвлеклась на длинную льняную Лерину юбку мама.
        - Это с прошлого года. Не помнишь?
        - Не помню. По-моему, мне пойдет такая.
        - Хочешь, забирай себе.
        Эта традиционная фраза сопровождала почти все набеги на гардероб дочери, заканчивающиеся актом дарения. Как обычно, Лера почти сразу выбросила белый флаг, только на этот раз мама почему-то оскорбилась:
        - Ну, у тебя не та ситуация, чтобы раздаривать одежду.
        После мятного чая Леру сморило, обратный путь в электричке пугал сложностью: тащиться неизвестно сколько, потом добираться с вокзала на маршрутке или на троллейбусе. Раньше двенадцати домой она не попадет. Бр-р.
        - Ма, я, пожалуй, переночую здесь.
        - А как же работа?
        - У меня отгулы. - Хоть здесь хватило ума соврать.
        - Господи, конечно, оставайся, - захлопотала Нора Максимовна. - Сейчас дам тебе постель.
        Лера усилием заставила себя подняться, собрала на поднос посуду и понесла на кухню.
        Деревенские звуки, так отличающиеся от городских, действовали умиротворяюще, примиряли с жизнью. Ногастая Манька Чижевская, рукастый Казимир и глазастые коллеги стали казаться призраками.
        Лера умылась, переоделась в старенький халат, включила «Раптор» и вытянулась на постели. Ее тут же затянуло в сон, хотя она слышала, как стучит посуда, хлопает дверь в спальню и шуршат привезенные пакеты.
        Проснулась Лера от маминого голоса:
        - Казимир, как бы я к тебе ни относилась, я молчала и никогда тебя не выдавала. Теперь у меня руки развязаны, и я скажу тебе то, что хотела сказать давно: ты дерьмо. Если ты добровольно не согласен делить все поровну, я найму лучшего адвоката, и ты все отдашь. И все твои заходы налево я тебе припомню в суде.
        До конца ночи Лера ворочалась с боку на бок и заснула только под утро, когда серый рассвет потревожил ворчливый воробей.
        В тот же день Крутов призвал Леночку к ответу за пассаж с корреспондентом.
        - Объясни, почему именно Ковалева? - потребовал отчета Василий Васильевич.
        Леночка не боялась шефа, ибо шеф был:
        а) старинным другом отца, а также ее крестным, и она помнила дядю Васю сколько себя;
        б) вспыльчив, но отходчив. Это Леночка усвоила с первых же дней работы. Задание с собкором она выполнила на «отлично», в этом Леночка не сомневалась.
        - Потому что Ковалева завотделом экономики, и тема природы - ее тема, - отрапортовала она.
        Крутов молча ждал продолжения и приглядывался к помощнице.
        К Леночке нужно было привыкнуть - девушка пугала новичка несуразностью и отсутствием пропорций. Высокая, с большой головой на короткой шее, с неразвитыми плечами и тяжелым низом. Во всем ее облике было много «но». Только высокий, упрямый лоб был в полном согласии с содержимым черепной коробки.
        - Василь Василич, вы меня не слушаете, - обиделась Леночка.
        Пойманный на месте преступления, Крутов покачал головой:
        - Ты меня не перестаешь пугать. Зачем девушке столько мозгов?
        - Чтобы держать окружающих в тонусе.
        - Выскочила бы замуж, как все приличные барышни, внуков Диме нарожала бы, а ты все растешь над собой, - на правах друга семьи Крутов иногда позволял себе сентенции в духе домостроя, - и все умнее и умнее делаешься. Не знаю, кому это понравится.
        - Кому не помешает, тому и понравится, - обнадежила шефа Леночка.
        - А почему ты Ковалевой не предложила нашу машину, если такая умная?
        - Так вы же сами отослали Владика с поручением, потом он обедал, а после обеда поехал за вами в администрацию.
        Все было истинной правдой, Влада он сам откомандировал в помощь домработнице Игнатьевне, но почему-то именно этот факт и рассердил Крутова.
        - Надо было что-нибудь придумать, - недовольно проворчал он.
        - Самой сесть за руль?
        - Как вариант.
        - Учту, - буркнула Леночка. Не ценит ее шеф. Она всю себя без остатка отдает работе, опекает его, отвечает за его безопасность, для чего тайно установила систему записи разговоров в приемной (мало ли чего, столько маньяков развелось, шантажистов и просто психов), от личной жизни отказалась ради карьеры, помощником депутата уже стала, а взамен одно недовольство и никакого уважения.
        - Ты только по бумагам мой помощник. На самом деле ты референт, - будто подслушав мысли Леночки, расставил точки над «i» шеф.
        - Вам когда надо - я референт, когда не надо - помощница, - укорила шефа Леночка.
        - Значит, ты ведешь себя так, что вынуждаешь меня напоминать тебе об этом.
        - Да как? - Леночка приготовилась зареветь. - Я уже не знаю, как себя вести. Стараешься, стараешься…
        - Надо включать воображение. - Гуманитарное образование - вот откуда эта мучительная неудовлетворенность. В кресле депутата захолустного Законодательного собрания Крутову не хватало масштаба, разнообразия, креатива, он злился на девушку, прекрасно понимая, что сам не знает, чего хочет. Заниматься проектированием новых оранжевых политтехнологий? Или бархатных революций?
        Нет, знает. Он хочет, чтобы этой мути на душе от ссоры с собкором Валерией Ковалевой не было. И чтобы самой ссоры не было. Чтобы сероглазая, мягкая (но не аморфная), обворожительная Валерия сейчас сидела в его кабинете вместо Леночки, задавала свои вопросы, отмечала что-то в блокноте, перебирала письма старожилов Черемушек, а он бы пил кофе (ладно, ладно, зеленый чай) и заглядывался на ровный пробор и выбившуюся из пучка прядь темно-русых волос. Ах, какие у нее тонкие, музыкальные пальцы, у этой журналистки, какая нежная кожа…
        - Кофе, что ли, сделай, - вздохнул Крутов. Эк его разбирает…
        - Лучше зеленый чай.
        - Чем лучше-то? Точно так же поднимает давление, - вредничал Крутов.
        Леночка полуприкрыла веки и закатила глаза - определенно шеф решил сегодня извести ее.
        - Мое дело петушиное - прокукарекать, а там хоть не рассветай. - Леночка любила редкие словечки и забубенистые выражения.
        Оставив шефа с недоуменно поднятыми бровями, помощница победительницей вышла из кабинета. Отомстила за наезд.
        Спрашивается, зачем расстроил девочку? Девочка росла без матери, а он, дурак, срывается на сироте.
        Характер портится, скоро станет старым и ворчливым. Сорок два - неужели старость? От неприятной мысли Крутов ощутил беспокойство. Нет, не может быть. Ни-за-что.
        Он так просто не дастся. Он фактически уже находится на пути к вечной молодости - даже бросил курить! Он будет сопротивляться, бегать, увеличивать нагрузку на тренажерах, пить свежевыжатый сок, скажет Игнатьевне, чтобы выбросила сковородки, по примеру Жириновского обзаведется пароваркой, перейдет на овощи и будет пить витамины, улучшающие мозговое кровообращение. И ни капли алкоголя… Нет, пожалуй, это перебор. Вино - молодость стариков. Так что сухое красное он себе позволит.
        Набросав перспективный план на ближайшие тридцать лет, Крутов углубился в работу и, когда Леночка поставила ему под нос чашку с чаем, прорычал:
        - Я занят!
        - Василь Василич, я вам не прислуга, - поджала губки Леночка.
        - Прости. - Крутов виновато заморгал. - На строение испортила мне эта Ковалева. Прости.
        - Ну так бы и сказали, - выдохнула с облегчением Леночка. - Я-то думаю, что с вами та кое, как подменили человека. Она что, не приехала?
        - Лучше б не приехала.
        - Тогда что? - Леночка присела сбоку от стола и ждала объяснений.
        Поддавшись настроению, Крутов рассказал, как все было.
        Слушая шефа, Леночка достала из принтера чистый лист, вынула из органайзера остро отточенный карандаш и с самым серьезным видом делала какие-то пометки, а когда Крутов замолчал, пообещала:
        - Наведу справки об этой Ковалевой. Какие на ее счет будут указания?
        - Какие указания? - растерялся Крутов.
        - Создать невыносимые условия для работы, или для жизни, или для всего сразу? - Леночка смотрела на Крутова без тени улыбки.
        - Леночка, у тебя с головой все в порядке? - усомнился шеф.
        - А зачем тогда вы мне жаловались? - стебалась Леночка.
        - Я делился, а не жаловался. - Помощница своим чувством юмора не раз сбивала Крутова с толку.
        - А есть разница?
        - Конечно.
        - Какая, интересно?
        - Когда человек делится, он снимает тяжесть с души.
        - А когда жалуется?
        - Я не жаловался, - повысил голос Василий Васильевич, - и не надо передергивать.
        - Да побойтесь Бога, Василь Василич, кто это передергивает? Я стараюсь, стараюсь, - завела волынку помощница, - а жалуетесь вы, между прочим, от недостатка внимания. Вы бы женились, дядя Вася.
        Крутов с досадой хлопнул ладонью по пакету документов. Логика у Леночки какая-то своеобразная, наизнанку.
        - Не надо быть такой старательной, - попросил Крутов.
        - Вам не угодишь.
        - Не надо мне угождать!
        - А что надо?
        Василий Васильевич задумался.
        Не только ради старинного друга он терпел Леночку. Он терпел Леночку ради нее самой. Она была на своем месте. Несмотря на молодость и своеобразное чувство юмора, никогда ничего не теряла и не путала. Могла запросто набросать план выступления перед любой аудиторией. Делала подборку материалов, когда Крутов готовился выступать перед коллегами. Виртуозно собирала компроматы. Организовывала встречи с избирателями, покупала билеты, бронировала номера в гостиницах, отслеживала рейтинги. Что еще? Еще… держала в тонусе недевичьей проницательностью.
        - Найди середину, не впадай в крайности, - наконец посоветовал Крутов и вернулся к бумагам.
        Леночка бесшумно (еще одно достоинство) закрыла за собой дверь, но настроение у Василия пропало окончательно. Все из-за Ковалевой с ее этим степным пряным духом.
        На летучке, куда Лера шла в страхе и сомнении, подтвердились ее самые мрачные ожидания: Казимир развязал позиционную войну.
        Причем избрал самый недостойный способ - месть через профессию.
        Хотя разве месть бывает достойной? Если только у мушкетеров, но Валерия мушкетером не была, да и Казик не тянул ни на одного из бравой четверки.
        Поначалу все шло как обычно.
        Из закутка за шкафом Лера вполуха слушала обзор Гоши Ломакина за неделю. Дежурный критик из Гоши был слабенький, он попенял на «грехи, грешки, грехоиды», ограничился мягким выговором в адрес молодых корреспондентов и указал корректорам на пропущенные ошибки.
        Едва Гоша замолчал, все зашевелились, собираясь расползтись по отделам и начать уже как-нибудь трудовую неделю, и Лера уже сдвинулась на краешек стула и подалась вперед, рассматривая туфли. Туфли были, безусловно, хороши - черные, на невысокой шпильке, удобные и легкие. С джинсами можно носить, с брюками, с юбкой - находка, а не туфли.
        Голос главного редактора Дворяниновича настиг Леру и оторвал от созерцания туфель:
        - Прошу внимания. Валерия Константиновна, вы хотите, чтобы газету привлекли к суду за ложь и клевету?
        Валерия подняла растерянное лицо и едва удержалась, чтобы не ахнуть - в суженных зрачках Казика плавала жгучая ненависть.
        Как ни готовилась Лера к открытому конфликту с мужем, все равно оказалась совершенно не готова.
        - Прости?.. Простите? - Оттого, что назвала мужа на «ты», Лера совсем потерялась.
        Казимир злобно фыркнул:
        - И нечего прикидываться казанской сиротой. Какое право вы имели делать выводы о влиянии авиационного керосина на саженцы томатов? Авиационным керосином, между прочим, ангины лечат знающие люди, а использование непроверенной информации карается законом. Всех касается, - обвел он начальственным взглядом присутствующих, - а то возбуждаетесь от непроверенных фактов и залепуху подсовываете вместо материала. Любого другого за такой финт уволил бы без выходного пособия, а вас, Валерия Константиновна, предупреждаю: еще раз подсунете лажу, положите на стол заявление. Вас в желтой газетенке с руками оторвут.
        Лера никогда не умела защищаться и в этот раз даже не попыталась. Залепуха и лажа? Что за бред? И никаких выводов она не делала, предположила только, на что имеет полное право. Кстати, и о том, что пора исследовать проблему, тоже сказала… И что за мода выражаться как тинейджер? А еще учил ее…
        Лера услышала, как задвигали стулья ми коллеги, но подняться не могла, упорно смотрела на свои туфли и оставалась на месте, пока последний юркий молодой человек (Лера не могла вспомнить, из какого отдела) не спросил:
        - Валерия Константиновна, вы сами закроете кабинет?
        - Да, закрою, - вяло кивнула она.
        Что теперь делать? Куда податься? В конкурирующее издание? Надо было сразу же это сделать, а не поддаваться уговорам Бочарниковой.

«Ой, да при чем здесь Галка, - упрекнула себя Лера, - просто тебе самой страшно рвать с газетой, в которой ты выросла как журналист».
        В журналистику Валерия Ковалева вляпалась из-за мужа.
        В университете они учились на разных факультетах - он на журфаке, она на филфаке, и, как говорится, ничто не предвещало…
        Встретились они с Казимиром на какой-то студенческой вечеринке.
        Казик бредил репортерством, и Лера попала под романтическое влияние этих бредней: опомниться не успела, как написала первый очерк - о многодетной семье. Вышло трогательно, редактору очерк понравился, Лере предложили сотрудничество, но до самых госэкзаменов она была уверена, что серьезного романа с журналистикой не получится.
        Романа, кстати, получилось сразу два - с Дворяниновичем и с «Ведомостями».
        С того самого первого очерка Казимир выступал в роли гуру, обожал давить авторитетом. Леру убивала беспощадная критика мужа, руки опускались, она никла и потом долго приходила в себя, за что и получила позывной «клуша».
        Если бы не поддержка главного редактора «Ведомостей», Сергея Ивановича Чудиновских, Лера бы поставила крест на журналистике.
        Чудиновских как-то очень быстро понял расстановку сил в их семейном союзе и для начала отправил Леру на курсы повышения квалификации.
        Потом начались командировки, где Лера находила таких людей, что плохо о них писать не получалось. При этом корреспондент Ковалева ни с кем не боролась и меньше всего думала о том, что журналистика - четвертая власть, о чем, кстати сказать, ежеминутно помнил Казик. Валерия просто писала о том, что ей было интересно, - о людях.
        И по сей день муж оставался главным экспертом-оценщиком Лериных работ.
        Всякий раз, сдавая Завьялову заметку, статью, очерк или интервью, Ковалева волновалась, как в студенчестве, зная, что дома ее ждет разбор полетов.
        Сейчас, когда Валерия переехала к маме, у Казимира был только один способ высказать свое мнение - на летучке.

«Станет он гнобить меня при всех или постесняется?» - спрашивала себя Лера перед летучкой. «Неужели он это сделал?» - спрашивала она себя после.
        По сути, любые наезды со стороны Казика можно было смело отнести на счет уязвленного самолюбия: муж стоял на коленях, просил остаться, а она ушла.
        Но ведь кроме них двоих никто этого не видел. Да и просил Казимир как-то не очень убедительно, и сама просьба скорее напоминала шантаж.
        - Сидишь? - Галка приземлилась на соседний стул. - И что теперь? Уволишься?
        - Я не знаю, что делать, - честно призналась Лера, забыв про свою обиду на подругу. - Как ты думаешь, он даст мне работать?
        - Может, ты пойдешь к нему, помиришься? Правда, я слышала…
        - Что?
        - Да так. - Галина поднялась со стула. - Пошли, что ли?
        - Нет, ну кто так делает? Начала, так уже говори. - Лера поймала Галину за руку.
        Бочарникова замялась:
        - Да говорят, они сегодня приехали вместе на работу…
        Ноги подкосились, в трагическом молчании Лера снова опустилась на стул.
        - Нет, он не может так поступить со мной, - отчаянно борясь со слезами, забормотала она, - ведь это не я ему изменила, а он мне. И это просто не по-человечески.
        - Сволочь, - злобно прошипела Галка. - Давай закатимся куда-нибудь и напьемся до положения риз?
        Предложение подруги не вызвало энтузиазма. Лера стиснула руки, пытаясь понять, каких действий ждет от нее судьба. Что вообще с ней теперь будет? С ее жизнью? С ней самой, с работой?
        - Не могу, у меня встреча.
        - Позвони и отмени.
        - Ладно, - покорилась Лера и достала трубку.
        Номер кандидата биологических наук Володи Душкова был вне зоны доступа.
        - На паре, наверное. Он преподает, - автоматически объяснила Лера.
        - Ничего, еще раз позвонишь, - успокоила подругу Бочарникова и потянула из кабинета. - Поедем прямо сейчас на речку. Купим мясо, вино, разложим костер и посидим. Я сто лет не была на речке, - гудела Галка, подталкивая Леру к выходу.
        Как в тумане, Ковалева тащилась за подругой, не слыша большей части из того, что та говорит.
        - Он не может так со мной поступить, - защищаясь от страшных мыслей, снова и снова бормотала Лера.
        - Еще как может. - Галина вела Ковалеву по редакции, как больного после процедур.
        Процедура, которой подверглась Лера, называлась «травля» и вызывала ассоциации с именем вождя всех народов. Интересно, как далеко может зайти Казимир?
        - Он далеко может зайти, - словно угадав Лерины мысли, предрекла Галина. - Человек он увлекающийся, сам не остановится. Придется останавливать.
        Бочарникова открыла дверь во двор, на котором вели непрекращающуюся войну за место личные авто типографских и газетчиков.
        Двор захлебывался в концентрированном аромате одичавшей сирени - здание было обсажено декоративными кустами со всех сторон, - и у Леры моментально разболелась голова.
        - Как останавливать? - поинтересовалась Ковалева, когда они оказались возле Галкиного джипа, приютившегося у заплетенных в косицу тонких стволов.
        - Что? - Галка уже успела забыть, о чем говорила.
        - Как можно остановить Казимира?
        - Прыгай, - показала головой на место рядом с собой Бочарникова, и Лера спряталась в машине.
        Галка пристегнула себя ремнем безопасности, бросила на Леру быстрый косой взгляд и усмехнулась:
        - У твоего мужа куча слабостей, а еще больше - пороков. Главный порок - стяжательство. Оттяпаем у него акции. Пристегнись.
        - Акции? - Валерия сморщила лоб, что-то вспоминая, и потянула на себя ремень.
        - Акции газеты.
        - Он сказал, что делить их со мной не собирается.
        - А никто и не говорит о дележе, - выезжая на дорогу, развеселилась Бочарникова.
        Место Галина выбрала не случайно: лесок и два ручья образовывали здесь галечные отмели, темная вода в реке тяжело перекатывалась по булыжникам.
        Валежник добавлял красоты и дикости этим местам и будил в душе тягу к путешествиям и здоровому авантюризму.
        Поставив машину на высоком берегу, Галина вынула из багажника чемоданчик с дорожным набором, бутылку коньяка и контейнер с мясом. Лера тащила пакеты со снедью и дровами.
        Спустившись к ручью, подруги с двадцать седьмой попытки развели костер и устроились на поваленном грозой стволе какого-то дерева, выбеленном солнцем и дождями до цвета блонд.
        Бочарникова наполнила мельхиоровую стопку коньяком и протянула застывшей в задумчивости Лере:
        - Предлагаю выпить за банкротство Казимира Дворяниновича.
        - А ты?
        - Я за рулем, поэтому коньяк тебе, а я выпью немного вина.
        - За банкротство Казимира Дворяниновича, - послушно повторила Лера, но смысл тоста дошел до нее окончательно вместе с коньяком.
        Неожиданно Лера обнаружила в себе нерастраченные запасы спортивного азарта настоящей охотницы за имуществом. Она будет делить с Казимиром даже битый
«фольксваген», ключи от которого демонстративно оставила на комоде в прихожей, даже… даже… Взгляд Леры упал на разинутую шелковую пасть дорожного чемоданчика для романтических пикников, похожую на миниатюрный вход в Сезам. Даже шампуры и вилки с ложками она будет делить с Казимиром. Вот так.
        - Пустим его по миру, подруга, - подстрекала Галина.
        - Нужен адвокат по имущественным делам. - На лицо Ковалевой легла тень.
        Разрыву с мужем Лера даже в мыслях не решалась придать статус развода. Другое дело - раздел имущества.
        - Ну, чего нос повесила?
        - Галка, я четырнадцать лет замужем. Как без мужей женщины живут?
        - По-разному. Могу устроить тебе парочку экскурсий в неполные семьи.
        - Что, все так паршиво?
        - В основном паршиво.
        - И тебе?
        - Бывает, - неохотно отозвалась Галина. - Но нам с тобой повезло - у нас хотя бы детей нет.
        - Разве это везение?
        - А разве нет? По крайней мере, никто не спрашивает: а кто мой папа, а где мой папа. Однако, девочка моя, мы не об этом с тобой собирались поговорить.
        - Да. Мы собирались поговорить об акциях, - снова оживилась Лера, - мне полагается половина всего совместно нажитого имущества.
        - Мелко плаваешь.
        - В смысле?
        - Я имела в виду нечто совершенно, принципиально другое. Я имела в виду захват газеты, - таинственно произнесла Бочарникова, наблюдая за реакцией подруги, известной клуши.
        От алчного блеска в глазах Бочарниковой Лере стало неуютно.
        - Захват?
        Воображение тут же подсунуло апокалиптическую картинку: жалкий старичок-вохровец на проходной, бессильный против людей в масках, вооруженных автоматами, вскрытый сейф в бухгалтерии, изъятие юридической документации и сдержанные рыдания Шурочки Величко… Это было не совсем то, к чему Лера стремилась.
        - Конечно, захват! - Галкины глаза горели нездоровым блеском, а невыразительные губы нервно подергивались.
        Вид подруги привел Леру в чувство.
        - Нет, - с несвойственной ей твердостью заявила Ковалева, - я не дам согласие на захват. Придумай другой какой-нибудь вариант.
        - Началось, - проворчала Галина, насаживая мясо на шампуры, - тогда не жалуйся, если Дворник тебя каждый день принародно станет макать в унитаз. Между прочим, я удерживалась от рейдерского захвата только из-за тебя.
        - Вот и удерживайся дальше. - Спокойный, непреклонный тон Леры не удивил Бочарникову: муж для Леры был тотемным животным.
        - Хорошо! Есть второй вариант. Для меня, конечно, менее предпочтительный, потому что более гуманный. Отожми у соучредителей их долю.
        Лера в неподдельном удивлении уставилась на Бочарникову:
        - Как, интересно?
        - Если не хочешь рейдерского захвата газеты - придумаешь.
        - Галка, ты меня шантажируешь?
        - Бог с тобой, девочка моя. Предупреждаю. Все серьезней, чем ты думаешь. Твой Дворянинович…
        - Уже не мой, - отреклась от неверного мужа Лера.
        - Ты не знаешь, как этот уже не твой, - сделала акцент Галка, - стал одним из учредителей. Открою страшную тайну: Казя использовал компромат против Чудиновских, и старый греховодник вынужден был без шума и пыли уступить акции.
        - Старый греховодник?
        - Да, девочка моя. У Чудиновских была любовница, а Казимир выследил их и сделал несколько откровенных снимков. Потом показал главному фотки и поставил перед выбором: акции в обмен на негативы и снимки. Ты же знаешь, ни при каких обстоятельствах Чудиновских не ушел бы из семьи. На это и рассчитывал Дворник.
        - Откуда ты знаешь?
        - Этой любовницей была я.
        Взглянув на очумевшую, как таракан после санобработки, Ковалеву, Бочарникова резко сменила тему:
        - Подруга, ты давно в свет не выходила?
        - Лет сто.
        - Пора тебя проветрить.
        - Есть предложение? - еще находясь в прострации, автоматически спросила Лера.
        - Полно. В Музыкальном танцует «Баядерку» Волочкова. По всему городу расклеены афиши Валерия Гергиева. Так что засидеться я тебе не дам.
        Кислая Лерина улыбка у кого угодно отбила бы охоту ее проветривать.
        - Шерочка с машерочкой.
        В ответ Бочарникова только подлила подруге коньяка.
        - Кого-нибудь подцепим в театрах-то, - Галка подтолкнула Леру плечом, - какого-нибудь интеллигента-нувориша. Давай за это выпьем.
        Первая доза коньяка уже хозяйничала в крови - Лера парила в облаках, не ощущая груза прошлых обид и собственного тела.
        - За интеллигента-нувориша?
        - Не цепляйся к словам. Выпьем за то, чтобы охмурить состоятельного и неженатого.
        - Умного, великодушного, щедрого. И пылкого любовника.
        - Ты сейчас все испортишь, - предостерегла Галка, - портрет уже вызывает недоверие.
        - Портрет собирательный. Когда начнем охмурять? - Коньячная готовность к подвигам безумно нравилась Лере.
        - Купим билеты - и вперед!
        - Счастливые билеты?
        - Нет, билеты счастья.
        Галина перевернула шампуры, засмотрелась на тлеющие угли и притихла.
        Подставив лицо солнцу, Лера тоже молчала.
        Запах мяса привлек бродячую собаку. Лера с острой жалостью рассматривала животное: свалявшаяся шерсть клоками свисала с исхудавших боков, нос ловил съестные запахи, голодные глаза, не отрываясь, следили за шашлыками. Что-то их роднило с собакой. Что?
        Лера бросила псине кусок, та виртуозно поймала его на лету и потрусила прочь. Именно в этот момент, глядя вслед убегающему псу, Лера осознала, насколько она одинока. Одиночество - вот что их роднит.
        В Галке собака пробудила совершенно иные мысли и чувства.
        - Надо не сидеть сложа руки и не ждать у моря погоды, надо действовать.
        - От судьбы не уйдешь. - Лера всегда была склонна к меланхоличной созерцательности.
        - Точно. Она от тебя уйдет. Звони Крутову, назначай встречу.
        - Что? Зачем это?! - При воспоминании о парламентарии Леру обдала горячая волна стыда. Только по приговору суда она согласится встретиться с мачо.
        - Извинишься и пригласишь в ресторан. Я закажу вам какой-нибудь крутой кабак, и ты сделаешь статью об этом вонючем военном городке, черт бы его побрал! Звони!
        - Еще чего! Не буду!
        - Тогда я сама сейчас ему позвоню и скажу, что ты в него влюбилась.
        - Галка! Ты спятила? - заорала Лера, вмиг протрезвев.
        - Не позвонишь - оттяпаю у Казимира акции.
        - Ненормальная, - определила Лера. - Звони кому хочешь, говори что хочешь, я никуда не пойду и ни с кем встречаться не собираюсь. И больше не будем об этом.
        Капитулировать перед детским наивным упрямством Ковалевой Галина не собиралась, но что-то такое было в интонациях Леры, что заставило Галину отступить. Отступить, чтобы перегруппировать силы для новых атак.
        В то время как на берегу ручья Валерия снимала один стресс, судьба параллельно готовила другой, чтобы подсунуть с утра пораньше.
        В колонке, которую из номера в номер вела собкор Ковалева, обнаружился пришелец - чужая заметка. От подписи в конце заметки Леру прошиб холодный пот: «Кандидат биологических наук, м.н.с. В. Душков».
        Не дождавшись Ковалеву, Володя сам передал в газету результаты уникальных наблюдений за городскими птицами.
        Господи ты боже мой, как же так?
        Нет, Душков не способен на такое коварство. Кто-то очень хитрый действовал за его спиной, какой-то ловкий манипулятор. Чьи это могут быть шаловливые ручонки? Интуиция подсказывала: Чижевской. Только практикантка могла пронюхать о птицах, нарыть телефон мэнээса Душкова и уговорить его тиснуть заметку. Самка тарантула на охоте не гнушается ничем.
        Как всегда некстати проснулась совесть. «Ты просто ненавидишь свою обидчицу, вот и винишь ее во всем. Скажи еще, что Чижевская виновата в вашем разрыве с Казиком. Не она, так другая. Вся вина девицы в том, что она оказалась в нужное время в нужном месте и взяла то, что плохо лежит, - только и всего».
        Прислушавшись к голосу совести, Лера отправилась к Шурочке.
        - Здравствуйте, Валерия Константиновна, - сразу заюлила секретарша.
        - Шурочка, меня вчера искал кандидат наук Душков?
        - Да. - Шурочкины глаза заметались.
        - И на кого вы его переключили?
        - Казимир Людвигович сказал переключить на Чижевскую. Я так и сделала.
        У Валерии опустились руки - так она и знала.
        - На Чижевскую, значит, - эхом повторила Лера.
        - Да, на Маньку, - горячо зашептала Величко, и что-то отдаленно напоминающее сочувствие мелькнуло в карих бесстыжих глазах. - Валерия Константиновна, я одна дочь ращу, поймите меня!
        - Да-да, конечно, вы все сделали правильно, Шурочка. У меня нет никаких претензий к вам.
        Значит, ее уже списали со счетов. Ставку делают на Чижевскую.
        Черт бы с ней, с Чижевской, но попытка вытащить себя из депрессии и измены Казика с помощью работы трещала по швам. Казимир не даст ей спокойно заниматься любимым делом у себя под боком. Надо искать работу.

«В желтой газетенке оторвут с руками» - кажется, так сказал Казимир? Чья это иезуитская мыслишка - Казимира или этой сучки-практикантки? Кто из этих двоих плагиатор?
        Вне журналистики Лера себя не мыслила, а уйдя из «Ведомостей», рисковала остаться на улице. Из местных СМИ - только «Губернские вести», карманный телеканал и Гостелерадио с ортодоксальной псевдоаналитической краевой программой. Все остальное, по выражению Бочарниковой, - «шняга, ни посмотреть, ни послушать».
        Настроение было «уколоться и упасть на дно колодца», как любила повторять все та же Бочарникова со ссылкой на эпос. Редко и без удовольствия пьющей Валерии вариант
«напиться и забыться» казался более привлекательным.
        Разваливаясь на куски, Лера еле дотянула до обеда.
        Голова, сердце, желудок - болело все. Собраться с мыслями в связи с тотальным тромбозом не представлялось возможным. Лера сидела, тупо пялилась в монитор, а сама только и мечтала попасть домой. Дома, по крайней мере, не нужно держать лицо, можно закутаться в халат Казимира и всласть наплакаться. Можно попробовать напиться. Дома можно все.
        Перед уходом для очистки совести заглянула в приемную:
        - У меня встреча, Шурочка, я на мобильном.
        - Да, Валерия Константиновна, конечно, - вскинулась секретарь, и Лера, получив индульгенцию, улизнула с работы.
        Влажный майский день встретил Леру аномальной духотой. Скоро отпуск. Что она будет делать с ним одна? Напоминание об отпуске стало последней каплей, слезы хлынули из глаз, Лера надела очки и, не видя ничего под ногами, как слепая, побрела на остановку.
        Из колонок, установленных в салоне маршрутки, несся рок, в такт ударным в висках стучало: «Скорее бы конец, скорее бы конец».
        Маршрутка тащилась как за гробом, слезы бежали по щекам, срывались на пиджак, образовав к концу поездки внушительное пятно.
        - На Профсоюзной выходят? - выкрикнул водитель.
        - Выходят, - прогнусавила Лера.
        Она даже не подозревала о существовании этого ресторанчика «Барбара» - голимом контрафакте.
        К тому же выяснилось, что в «Барбаре» празднует юбилей какой-то козырный туз из конторы глубокого бурения, и Лерин внутренний голос громко вещал, что оставаться не стоит.
        Но Галка не слышала Лерин внутренний голос, а собственным не обзавелась, только поэтому они заняли столик у самого танцпола - еще одна ставшая роковой ошибка: уединиться, укрыться в темном уголке, отсидеться в сторонке от шумной компании с превосходящим числом солидных семейных пар (на что втайне надеялась Лера) оказалось невозможно.
        Ведущий вечера - когда-то интеллигентный высокий мужчина с порочным лицом начинающего алкоголика и зычным голосом, годящимся для озвучивания ролей мелких жуликов, этот ведущий, на Лерину беду, отрабатывал деньги на совесть, вовлекал в празднование всех, не делая исключения для случайных свидетелей. Вездесущий, как гельминт, пошлый до отвращения, этот тип привык получать свое.
        Кроме того, кажется, бывший интеллигент спал и видел себя свахой - так и норовил перезнакомить одиноких и переженить холостых.
        - Галка, пойдем отсюда, - бубнила Лера между тостами и пошленькими шуточками, которые изрыгал ведущий.
        - Ну давай еще посидим, - отмахивалась Галка, - мне интересно. Смотри, смотри, чё вытворяет, старый перечник!
        Под бурные выкрики болельщиков один из гостей и его партнерша с заведенными за спину руками грызли одно яблоко на двоих, прижимаясь друг к другу, - это было нарушение правил, но в этом и была фишка.
        - Еще желающие, мужчины! У нас еще остались мужчины? - взывал бывший интеллигент к подгулявшим гостям.
        Гости весело заорали: «Василий!» - и у Леры внутри все сжалось. Загривком она ощутила вибрацию каких-то опасных токов, от которых следовало держаться на расстоянии. Токи усиливались.
        Лера впилась взглядом в Бочарникову. Галка с плотоядной улыбкой оповестила:
        - Крутов. Идет в нашу сторону. Отлично все складывается, а?
        На этот счет у Леры было свое мнение, но высказать она его не успела: ведущий воткнул ей в зубы микрофон.
        - Девушка, - елейным голосом пропел бандит, - как вас зовут? Мы ждем! - Рука оплела талию, как лассо, и тянула с места.
        Более глупой ситуации Лера и вообразить не могла.
        - Валерия, - подсказала благодетельница Галка, будто Лера была глухонемой.
        - Валерия! - восторженно подхватил ведущий. От пошленькой интонации, от липкой руки, от слегка блудливых глаз желание сбежать стало непреодолимым.
        Лера затравленно оглянулась на дверь и в этот момент увидела Крутова.
        Василий приближался к их столику, с каждой секундой замедляя шаг, и остановился, так и не дойдя до цели. Направленные токи теперь сливались с импульсными стробоскопическими вспышками и закручивали нервы. Полумрак поглотил все, кроме темных глаз, остановившихся на Лере.
        - О, - определил бестия-ведущий, - кажется, девушка произвела на ковбоя впечатление! Ну, Василий, что ж вы остановились, ей-богу. Даже неудобно.
        Ноги Крутова будто приросли к полу.
        - Господа, - снова проорал коварный ведущий, - Василию требуется шефская помощь!
        Компания неодобрительно загудела, и этот гул привел Василия в себя.
        - Привет, - кивнул он Бочарниковой, приблизившись к столу.
        Леру накрыло облако из слабого коньячного перегара и головокружительного парфюма.
        - Привет, - совсем с другой интонацией, интимно, на ухо Валерии повторил Василий, приобнял Леру за плечи и потянул носом.
        Это были все те же степные мотивы. Крутов вдохнул еще раз, как затянулся после долгого перерыва. Он-то думал по наивности, что забыл этот запах, оказалось, не забыл - отложил в запасники памяти и хранил, как эталон. Встреча с эталоном всегда впечатляет, а Крутов был потрясен, повержен, опрокинут, разбит наголову.
        - Я не буду участвовать в этих непристойных игрищах, - холодно предупредила Лера и сняла его руку с плеча.
        - Моему другу присвоили очередное звание, не стоит портить вечер.
        - Ваш друг, вы и старайтесь.
        - Нехорошо, если кто-то грустит на празднике. Улыбнитесь, - вклинился ведущий, - вам понравится.
        Не обращая ни малейшего внимания на мель тешащего тамаду и его выкрики, Лера и Василий продолжали некий ритуальный танец, как борцы на татами.
        - Не вижу повода для радости.
        - А вы без повода попробуйте. Просто так.
        - Просто так улыбаются жертвы энцефалитного клеща. - Лера начала заводиться, и это было новостью. Никогда она так не реагировала на мужчину, никогда.
        - Кстати, - вдруг вспомнил Василий, доставая портмоне из нагрудного кармана, - не люблю ходить в должниках.
        С этими словами он вынул купюру достоинством в пять тысяч, свернул и сунул Лере в кармашек на груди. Легкое касание пальцев заставило Леру затрепетать.
        Да что же это такое?!
        - Не стоило беспокоиться, - получая мстительное удовольствие, отозвалась Лера, - я подаю по вторникам.
        Вторник, вторник… Они встретились во вторник, вспомнил Василий, и горячая волна радости разлилась в груди: она помнит, в какой день это было, - это что-нибудь да значит!
        - Сожалею, только я по вторникам не беру.
        - Интересно, а по каким дням берут депутаты Заксобрания? - Кто-то злобный сидел внутри Леры и дергал за язык - иначе свое поведение она не могла объяснить.
        - У вас не получится меня обидеть, как бы вы ни старались.
        Желая как-то прекратить это безобразие, убраться из заведения, подальше от откровенных взглядов и провокационных шуток, Лера взялась за сумочку, но гельминт-тамада снова спутал все карты:
        - Дамы и господа! Объявляю следующий конкурс!
        - Нет! - пискнула Лера, но музыканты исполнили туш, и Крутов почти вынес ее в центр танцпола.
        К счастью, они оказались не одни, нашлись добровольные жертвы, и в общей сложности на потеху публике выстроились четыре пары.
        Очевидно, это была кульминация праздника, потому что затейник-тамада как-то особенно нагло смотрел на дам.
        - Задание следующее: партнеры-мужчины называют самые привлекательные части тела партнерши, в разумных пределах, конечно, - гаденькая улыбка тронула порочные губы, - и целуют партнерш в эти места. - Последние слова потонули в одобрительном в свисте и улюлюканье.
        Парочка слева от Леры выражала нетерпение, видимо созрев для раздевания.
        Это было уже слишком.
        - С меня хватит, - пробормотала Лера и сорвалась с места.
        Крутов догнал ее уже перед выходом из заведения и схватил за руку:
        - Валерия, подождите!
        Лера в испуге обернулась.
        Крутов даже растерялся от явной, неприкрытой паники в глазах Ковалевой.
        - Но это же только игра. - С точки зрения Крутова, лишенный чувства юмора человек был так же страшен, как вечно опаздывающий.
        - Пошлятина это, а не игра!
        - Вообще-то за высоким в ресторан не ходят. Если вы ищете духовности, идите в музей, в кинотеатр или в храм.
        Они смотрели друг на друга как два зверя.
        Лера с трудом удерживалась от пощечины - это было совершенно новое для нее желание. Даже на Казимира она не подняла руку, даже на мерзавку-практикантку. Что это с ней?
        Вздымающаяся Лерина грудь, порозовевшие щеки и приоткрытый рот, в котором блестели влажные зубы, а также усилившийся за пах степи привели Крутова в крайнее возбуждение.

«Господи, до чего хороша!» - поразился он.
        До этой минуты Василий свято верил, что его ведет судьба, и с благодарностью принимал все, от конкурентов на избирательном участке до женитьбы.
        И вдруг сегодня - нет, сейчас, сию минуту - отчетливо осознал, что штамп в паспорте стал стоп-сигналом на заячьей тропе и зонтиком для рыбки. С чего бы? Слов нет, Валерия нравилась ему, очень нравилась, но не до такой же степени… Или как раз до такой?
        - До свидания. - От жадных глаз Крутова в горле у Леры перехватило.
        - До свидания, - рассеянно повторил Василий, продолжая удерживать Леру за руку.
        - Да отпустите же, - жалобно попросила она, не в состоянии вынести этот раздевающий взгляд.
        - Да-да. - Василий смутился. - Валерия Константиновна, мы с вами должны довести до конца наше дело.
        - Вы о статье?
        - Да, - подтвердил Василий.
        - Ничего не могу обещать. У меня неприятности на работе, не исключено, что придется уволиться. Впрочем, если вы настаиваете, я попытаюсь.
        - Настаиваю. - Василий уже овладел собой. Он выжмет из ситуации все возможное, до последней капли, но эта женщина будет его.
        От утреннего номера «Ведомостей» поднимался одуряюще родной запах: свежей краски, разогретого полиграфического оборудования, новой бумаги и самой жизни. Пальцы у Леры подрагивали от нетерпения, как у алкофанка с утра перед пивным ларьком, она быстро, по диагонали, пробежала взглядом по полосе, обшарила подвал.
        Что-то было не так. Статья.
        Внутри у Леры все оборвалось. На месте статьи, которую она сдала вчера в номер, стояла стыдливых размеров перепечатка:

«Американские ученые, проведя ряд исследований, пришли к выводу, что современные птицы являются наиболее близкими потомками динозавра тираннозавра, который был самым крупным хищником в истории. Об этом говорится в статье, опубликованной в пятницу, 25 апреля, в американском журнале „Сайенс“».
        Мысли беспомощно заметались: «Что это? Как это?»

«К такому выводу ученые пришли, - глотая окончания, читала Лера, - изучив протеины… После этого данные динозавра, жившего… 68 млн лет назад, сравнили… Выяснилось, что наиболее близкими родственниками тираннозавра являются куры…»
        В этом месте щеки у Леры запылали, как от пощечины.
        Это и была пощечина. Оплеуха, затрещина. А если уж не выбирать выражений и не подменять правду эвфемизмами, то даже хуже…
        Эта перепечатка с намеком - гнусное, низкое коварство, вероломный удар в спину.

«…Выяснилось… близкими… тираннозавра являются куры…»
        Нет, это выше ее сил!
        К моменту, когда в кабинет влетела Бочарникова, последний абзац заметки изрядно потемнел от Лериных слез и слегка полинял. И при желании его можно было считать навсегда утерянным для потомков.
        - Вижу, что читала. - Бочарникова бросила кости напротив Ковалевой.
        Читала - мягко сказано. Лера успела вдоль и поперек изучить незамысловатый текст, несколько раз отполировать глазами эту мерзкую инсинуацию - считай, несколько раз успела наступить на одни и те же грабли.
        - Читала. - Голос упал до шепота.
        - Что думаешь делать, девочка моя?
        Пытаясь скрыть отчаяние, Лера отвернулась к окну:
        - Не знаю. Уходить из редакции.
        - Вот так просто встанешь и уйдешь?
        О, как это было бы чудесно - встать, с гор до поднятой головой хлопнуть дверью и с достоинством удалиться. И еще неплохо бы бросить через плечо что-нибудь вроде:
«Униженные да возвысятся».
        Но во-первых и в-главных: как всегда, когда судьба требовала от Леры решительных действий, она устранялась и впадала в состоянии анабиоза. Во-вторых, если из тираннозавра в результате эволюции получилась курица, то из деградировавшей курицы тираннозавр - никогда. Природу не обманешь.
        Найдя сухой островок на носовом платке, Лера высморкалась:
        - Легко тебе говорить - встанешь и уйдешь.
        - Кстати, не могу понять, - палец с острым коготком постучал по газете, - что это за шифровка? Прямо послание внеземным цивилизациям какое-то. Что он этим хотел сказать?
        - Только то, что сказал: курица научилась приспосабливаться и сохранилась как вид, значит, и я приспособлюсь и сохранюсь.
        Цепкие пальцы подруги побарабанили по столу.
        - Ты смотри-ка, соображает. Не хочешь замириться со своим козлом?
        - Галь, я не поняла, ты чей друг? - не выдержала Лера. Нервы были как натянутые струны.
        - Ну так разозлись, что ли! Он об тебя всю жизнь ноги вытирает, а ты сопли жуешь. - Взглянув на подругу, Галина подавила вспышку раздражения. - Давай в обед в нашем кафе посидим.

«Нашей» считалась стекляшка наискосок от редакции, по неведомой причине облюбованная творческой интеллигенцией.
        - Давай, - с внутренней дрожью согласилась Лера. Галка со своей идеей фикс - четыреста первым способом относительно честного отъема акций - вела свою игру, утомляла не хуже Казимира, отвлекала силы малопонятной интригой.
        Посиделка в кафе - всего лишь предлог.
        Летучка развеяла последнюю робкую надежду на тихое существование в «Ведомостях».
        - Ковалева, - под шумок начал Дворянинович, - учить тебя поздно, и все-таки. Статью, которую ты вчера сдала, я снял с номера. Объясняю, в чем дело. Дело в том, что за пятнадцать лет прописных истин ты так и не усвоила: начало - это крючок. А ты делаешь скучный, беззубый въезд к этой твоей нетленке и хочешь удержать внимание читателя? Я уже не говорю о том, что читатель ждет от тебя профессиональной аналитики, а не эту сырую простыню. Имей в виду, мне выгодней продаться и стать допофисом любой центральной газеты, чем терять читателей из-за таких вот кирпичей. Нам не хотелось бы «Ведомости» превращать в придаток, но, видимо, другого выхода нет, слияние неизбежно, если мы хотим сохранить тиражи, - завершил главный тронную речь.
        Во время показательной порки Лера впала в транс, стараясь не вникать в смысл обвинений, и так и не подняла головы, но последняя фраза заставила усмехнуться:
«Надо же, Николай Второй. Мегаломаньяк».
        Когда это началось? Давно. Нет, не так. Это было всегда. Этот комплекс Наполеона проглядывал в «курице» и в «клуше» и в отношениях с коллегами, которых за глаза Казя с брезгливостью называл «трэш», мусор. Ей ли не знать!
        А когда Казимир по ошибке или по чьей-то злой воле стал одним из учредителей объединения «Бланк-информ», он совсем перестал землю под ногами видеть - воспарил.
        Кстати, приходящая помощница по дому родом из этого самомнения. Ну, еще из Лериной кулинарной тупости - Казя и на этом делал свой капиталец: талантливые люди во всем талантливы, а бездари и тупицы, чем бы ни занимались, остаются бездарями и тупицами. Посредственностями.
        Погруженная в себя Лера с опозданием поняла, как ловко Казик пристегнул ее к необходимости слияния с одной из московских газет. Кадровый и финансовый дефицит - чем не мотив?
        Неожиданно Лере сделалось жаль мужа: бедный, бедный Казимир. Как ему было неуютно рядом с ней, как хотелось страстей. Забота о нем, страх одиночества и слабость к комфорту - арсенал жены не отличался разнообразием, ну а какою мерою меряете, такою и вам…
        Она так и сказала Галине, когда они под ненавязчивую гавайскую гитару с пирожными и кофе уселись за столиком в кафешке.
        - Как я могу возмущаться и чего-то требовать от Казимира, если сама во всем виновата - не сумела сделать мужа счастливым.
        - Ты думаешь, он за счастьем полез под юбку к практикантке? - Галина пришпилила Леру к стулу своим фирменным взглядом.
        - Ну, знаешь, у каждого свое представление о счастье.
        - А твое счастье - оно какое?
        - Тебя потянуло на психоанализ?
        - Нет, меня все больше тянет на акции нашей газетенки. Я настоятельно рекомендую тебе подумать над моим предложением.
        - Объясни, что это тебе даст? - быстро спросила Лера.
        - Ты, надеюсь, в курсе, что пятьдесят один процент акций у администрации, а сорок девять делим мы - Краша, Дворник, Крутов и я.
        - Ну?
        - Когда у меня будет больше половины, я смогу бороться за газету.
        - Мне никогда в голову не приходило, что ты так ненавидишь Казимира и так предана
«Ведомостям».
        Галина нехорошо усмехнулась:
        - Ты вообще дальше собственного носа ничего не видишь.
        Господи, с тоской подумала Лера, чего им всем от нее надо?
        - А разве не выгоднее уступить москвичам?
        - Не говори о том, чего не знаешь. От коллектива останется меньше половины: местных событий кот наплакал, будем лямзить чужие, а для этого, как ты понимаешь, столько народу не требуется. Должность у меня расстрельная. Как только у меня не будет акций, меня вышвырнут из газеты под зад коленом. Так что мы с тобой в одной лодке. Или в одной упряжке. Тебе как больше нравится?
        - Хорошо, а почему бы тебе самой не попробовать договориться с Крутовым и Крашенинниковым?
        - Ты у нас гуманистка - тебе и карты в руки.
        - И ты оставишь Казимира в покое, если получишь контроль над объединением?
        - Ну конечно, девочка моя! Со своими двадцатью пятью процентами он уже ни для кого не будет представлять интереса.
        - А если я откажусь? - все-таки спросила Лера.
        - Значит, быть войне. Так или иначе, но я выкину Казика под зад коленом, потому что он редактор средней руки, а бизнесмен вообще никакующий и не представляет, что такое газетно-издательский бизнес. И уже развалил газету и держится на плаву за счет типографии. Кстати, на твоем месте девяносто девять женщин из ста порадовались бы такой перспективе - оставить кобеля-мужа с голым задом. Как ты можешь ему все прощать?
        Самое время было сказать Бочарниковой, что все дело в ее неспособности долго злиться и вынашивать коварные планы мести. Эта неспособность пугала саму Леру.
        - Это же легко доказать, незаконный захват, я имею в виду, - вместо этого сказала она.
        - Почему незаконный? Все будет законно. В том-то и прелесть! И сейчас для моего плана самый благоприятный момент: Дворник под новое оборудование взял кредит размером со среднегодовой бюджет Республики Тринидад и Табаго. Печать у меня, подпись на финансовых документах - моя. Я уже для них даже конверты приготовила. Красивые. Получат по почте заказным письмом, поставят свои подписи на уведомлении, и - улыбаемся и машем! - Галка помахала сухой лап кой. - Кстати, эти трое из ларца - Крашенинников, Крутов и Дворник - они меня порешат, если что-то пронюхают, даже не сомневайся.
        Что-то мешало Лере отмахнуться от Галкиных фантазий.
        Насчет Казимира Лера не сомневалась - этот трус будет тявкать из подворотни, но до суда дело постарается не доводить. Крашенинников… Дразнить profondo на Галкином месте она бы не стала. Не далее как прошлым летом об Александре Борисовиче по городу циркулировали скандальные слухи, связанные с гибелью его партнера - директора цементного завода, который при невыясненных обстоятельствах утонул на рыбалке.
        - Подруга, Крутов тебе нравится, да? - Галка просто читала мысли.
        При одном только упоминании имени Крутова с Лерой происходило что-то необъяснимое. Сердце начинало сбоить, срывалось с места и укатывалось в пятки, а думать о депутате в контексте с акциями Лера вообще не могла.
        - Что за бред? Как может нравиться этот портрет в интерьере, этот…
        - Ой-ой-ой, а что это мы так разволновались?
        - Галка! - вспыхнула Лера. - Тебе больше не о чем поговорить? У твоего Крутова даже имя какое-то кошачье.
        - Ни фига подобного. Василий - царское имя. Васька, конечно, не аскет, но и не ловелас, и не Казанова. Мой тебе совет - займись им. Нет женщины, которая тебе не позавидует.
        - Галя, - запротестовала Лера, - прекрати!
        - Кстати, - Галина бросила на Леру самый кроткий взгляд, на какой была способна, - а ты знаешь, что мы с Василием одноклассники?
        - Вы? - Лера заерзала. - Первый раз слышу.
        - Да! Васька у нас в районе был первым парнем на деревне, у него девок было как грязи.
        Сопротивляться было невозможно.
        - А он?
        - А он оказался полным придурком - женился на первом курсе на деревенской дурочке по залету. На первую летнюю практику поехал - и попался. У дурочки оказался сильно развит хватательный рефлекс.
        - И дети у него есть? - с замиранием сердца тихо спросила Лера.
        - Нет. Вот тут Крутову повезло. Оказалось, что у дурочки врожденный порок, ей вра чи запретили рожать. Она не хотела делать аборт, строила из себя героиню, но Крутов ее упросил не рисковать. Так что лови момент, рохля!
        - Фу, Галя, как ты можешь? - вяло возмутилась цинизмом подруги Лера. - Есть же какие-то пределы беспринципности.
        - Забыла сказать, - ухмыльнулась Галка, - они не живут вместе уже много лет. Уж не знаю почему. То ли ради карьеры, то ли ради самой дурочки, только Крутов не развелся, купил ей отдельное жилье, навещает. Короче, Склифосовский. Ты сделаешь это?
        - Чего ради? - испугалась Лера.
        - На твой вкус: ради моей головы, ради денег или ради Казимира - выбирай.
        Лера прислушалась: ненавязчивую гавайскую гитару успела сменить Сезария Эвора.
«Besame Mucho». Все-таки этот шлягер сороковых в исполнении Фрэнка Синатры звучит гораздо интереснее. Нет этого трагизма. Синатра поет с заломленной шляпой - так и надо прощаться с любовью.
        - Я подумаю.
        - До пятницы. - Галка поднялась. - А то этот деятель, чего доброго, и впрямь обскачет меня и продаст наш таблоид москвичам, и плакали наши денежки.
        В этот момент в сумке у Леры запел телефон.
        Ковалева отыскала трубку, имевшую обыкновение проваливаться на самое дно.
        - Слушаю, - настороженно произнесла она - номер был неизвестным.
        - Валерия Константиновна? - Девичий голос показался смутно знакомым.
        - Да.
        - Вас беспокоит референт депутата Василия Крутова, - мягко и с достоинством проговорил акуленыш. - Василь Василич просит вас разделить с ним ужин.
        - Зачем? - переполошилась Лера.
        - Василь Василич считает, что так удобнее продолжить обсуждение темы статьи. Вас устроит завтра в восемь вечера в ресторане «Барбара»? - взяла быка за рога девица.
        Притихшая Лера кивнула трубке:
        - Устроит.
        - Машина будет ждать вас у подъезда в девятнадцать сорок пять. Спасибо. До свидания.
        - До свидания. - Лера кивнула и в полной растерянности еще несколько секунд держала трубку возле уха.
        - Что? - трагическим шепотом спросила Галка.
        - Крутов хочет, чтобы я с ним поужинала. - Лера почему-то никак не могла поверить в реальность звонка.
        Бочарникова как раз удивленной не выглядела.
        - Очень своевременно, прямо очень. Счастье само плывет в руки, - гипнотизируя Леру горящими глазами, вещала подруга. - Не будь дурой, у него двадцать пять процентов акций «Ведомостей». Ну?
        - Ладно, - процедила Лера, - я попробую. Но ничего не обещаю, - торопливо добавила она.
        Синдром эмоционального выгорания - кажется, так называют усталость от профессии.
        Крутов наблюдал у себя нечто похожее. Неприятно сознавать, что ты уже не так интересен электорату, как твой соперник. Остается утешать себя тем, что и тебе электорат уже не так интересен, как сопернику. Внутренняя энергия иссякает - ничто не вечно.
        - Василь Василич, - брови у Леночки хмурились, - по результатам праймериза вас обходит соперник с птички.
        Еще один аргумент в пользу синдрома, подумал Крутов и тем не менее оскорбился:
        - Кто, Шмаков Степка? Он же ни петь, ни рисовать не может даже в трезвом состоянии.
        - Зато он с народом, а вы оторвались, Василь Василич. Особенно в последнее время.
        Необходимость срываться с места и нестись на очередную встречу с избирателями - этого Крутов уже объелся. Хотелось чего-то новенького. Вот только чего?
        - Ты хочешь сказать, что депутат Крутов - битая карта? - будничным тоном спросил у Леночки шеф. Внутренне он был готов к такому исходу, что само по себе уже проигрыш.
        - Не исключено, что через шесть месяцев вы пополните ряды безработных.
        Лицо у Василия прояснилось, как небо после дождя, затем подернулось мечтой. Странное дело - он испытал облегчение. А ведь на самом деле, хватит горбатиться в окружении пыльных фикусов и портьер, обвел взглядом кабинет Крутов. И заседать среди пыльных коллег - молодые дышат в затылок.
        Без работы он не останется, хотя, пока он изображал законодательную активность, лучшие годы утекли сквозь пальцы - это факт.
        Спортивный комплекс - его детище, его гордость и смысл последних лет - нуждался в ежедневной заботе и уходе. И всем этим предстояло заниматься не Васе Пупкину из Задрыщенска, а ему, Василию Крутову, иначе не было смысла вкладывать деньги в спорт.
        - Василь Василич, - позвала Леночка, - к вам корреспондент «Губернских ведомостей».
        Слова помощницы произвели неожиданный эффект: сердце Крутова сладко сжалось. Вот о чем тоскует его душа - о любви.
        Застегнув верхнюю пуговицу на пиджаке, Василий, совсем как в ранней молодости, сорвался с места, поправил галстук, пригладил шевелюру и поинтересовался:
        - Как я выгляжу?
        - Как Джейсон Стэтхем. - Леночка окинула шефа хозяйским взглядом, заметила непонимание в глазах и пояснила: - Фильм «Перевозчик», я надеюсь, вы смотрели?
        - Тогда приглашай. - «Перевозчика» Крутов не смотрел, но сравнение ему польстило. - И приготовь нам кофе.
        - Есть приготовить кофе. - В плутоватых глазах помощницы мелькнуло едва уловимое мстительное выражение, но Крутову было не до психоанализа.
        Собкор «Ведомостей» Валерия Ковалева - милая и женственная, со скрытым темпераментом, к тому же интересный собеседник - завладела помыслами Василия.

«Немного для приличия поработаем, и повезу ее… Куда бы ее повезти?» Додумать эту ценную мысль Крутов не успел.
        В кабинет вплыла членистоногая девица, следом за которой шлейфом тянулось облако феромонов и дофаминов. Бедра девицы были обтянуты в юбку, которая при желании могла сойти за широкий ремень.
        Василий в недоумении наблюдал, как девица перемещалась в пространстве - виляя несуществующим задом.
        - Добрый день!
        - Добрый, - кивнул Крутов, продолжая наблюдать за объектом.
        - Мария Чижевская, корреспондент «Губернских ведомостей», - хищно улыбнулась девица. - Мне Казимир Людвигович дал задание встретиться с вами и написать статью о том, о чем вы скажете.
        Низкий лоб, выдающийся вперед ротовой аппарат. «Самка богомола», - определился Крутов. И такая же прямолинейная.
        Феромоны самки богомола не привлекали Крутова. С некоторых пор Василий стал разборчив, как избалованный кот, хозяйский любимец.
        - Прямо-таки о чем скажу. - Взгляд Василия затуманился и скользнул вдоль мосластой фигурки. Сплошные прямые линии, никаких изгибов и округлостей. «Бедненькая», - посочувствовал Крутов.
        - Казимир Людвигович сказал… - дернулся объект изучения.
        - Я понял, понял, - самым беспардонным образом перебил самку богомола Крутов. - Вы передайте привет Казимиру Людвиговичу и мою настоятельную просьбу не менять коней на переправе.
        - Коней? - Трогательная складочка между бровями выдала работу мысли.
        - Вы просто передайте, он поймет.
        - Может, все-таки…
        - Нет-нет, я занят. Извините.
        - Но ваша помощница…
        - Уже уволена.
        Не в характере Крутова было обижать женщин - сказалось разочарование от подмены. С появлением в его кабинете самонадеянной девицы всплыла горькая правда: он хотел Валерию Ковалеву.
        - Елена! - рявкнул Крутов, определив по стуку двери в приемной, что самка богомола отправилась в среду обитания.
        - Ave, Caesar. - Леночка нарисовалась так неожиданно быстро, что не оставалось сомнений - стояла под дверью.
        - Твои фокусы?
        Ответ не требовался - он читался на лице помощницы, но Крутов все доводил до логического конца.
        - Повторяю вопрос: твои фокусы?
        - Если вы имеете в виду собкора Ковалеву, то нет, я не звонила и не требовала замену. Инициатива исходила от этой Чижевской.
        Она сама напросилась на интервью. Я посмотрела в расписание и назначила время. А что случилось, дядя Вася? - перепрыгнула с официального на домашний тон Леночка. Этим нехитрым приемом помощница Крутова пользовалась, когда пахло жареным.
        - Ты доиграешься, - предостерегающе начал Крутов. - Ты знаешь, что инициатива наказуема?
        - Слышала что-то подобное. И что, не врут люди?
        - Не уходи от темы. По какому праву ты принимаешь решения за меня?
        - Я стараюсь, стараюсь, - завела шарманку Леночка, - а вы все опять не так поняли.
        - Отвечай на вопрос. - В голосе Крутова проскользнула усталость.
        - Я не принимаю решений, Василь Василич, я только предлагаю вам выбрать из нескольких вариантов один.
        Глаза у помощницы покраснели, и Крутов пошел на попятную:
        - Несколько вариантов? Это, по-твоему, вариант? Мне сколько лет, по-твоему?
        - Сорок шесть.
        - Сорок два!
        - Почти как папе, - снова напомнила о своей неприкосновенности Леночка.
        - Ты бы хотела получить такую мачеху, как эта? - пошел на хитрость Крутов.
        - Вас никто не заставляет жениться, дядя Вася, и вообще, считайте, что я проверяла вашу стойкость.
        - Проверила?
        - Теперь я вижу - вы заслуживаете лучшего, чем эта Чижевская.
        Крутов с любопытством воззрился на Леночку:
        - И кого, по-твоему, я заслуживаю?
        - Ковалеву. К вашему сведению, недавно Валерия Ковалева съехала к маме от мужа, который изменил ей с этой самой Чижевской. - Леночка заглянула в блокнот. - Мама, Нора Максимовна, с ранней весны до глубокой осени обретается на даче, так что, дядя Вася, нечего отсиживаться в стороне, когда в стране демографический кризис.
        - И откуда ты только все знаешь? - Способность помощницы добывать сведения лежала в сфере деятельности ее отца, друга Крутова, но неизменно поражала Василия.
        - Ответ неверный.
        - Назначай встречу.
        - Уже назначила. Завтра. Ресторан «Барбара», двадцать ноль-ноль, кабинет на двоих. Кречет будет ждать Ковалеву без пятнадцати восемь у подъезда. Вам я вызову такси.

* * *
        Зловредная тетка с пустым ведром пере бежала дорогу умышленно - в этом Лера ни минуты не сомневалась. Лера даже хотела вернуться домой и посмотреться в зеркало, чтобы нейтрализовать действие пустого ведра на судьбу, но взглянула на часы и прибавила шагу - ей теперь опаздывать нельзя, она теперь рядовой сотрудник, а не жена главного.
        Примета выстрелила, стоило переступить порог редакции.
        Дворянинович предстал перед Лерой в белой двойке, как «в белом облаке из роз», правда один, и начал с места в карьер:
        - Ты собираешься возвращаться?
        Странный вопрос поставил в тупик. Как будто она вышла на минуточку к соседке и заболталась.
        Губы онемели, Лера еле выговорила:
        - По моим сведениям, место занято.
        - Твое место никто и никогда не займет. - Произнося эту ложь, Казимир без стеснения рассматривал Валерию.
        Поймав этот взгляд, Валерия смутилась и покраснела. И чтобы хоть как-то защититься от наглых зрачков, по-хозяйски беспрепятственно проникающих под футболку, отвернулась:
        - Я была в суде и написала заявление о разводе. - Это скорее был анонс события: Лера только собиралась нести заявление, но это мало что меняло - других вариантов не существовало в ее сознании.
        - Я не дам согласия, - заявил Дворянинович. Заявление ничего общего не имело с раскаянием.
        - Твоего согласия закон не требует. Ведь у нас нет детей.
        - Хочешь, усыновим, возьмем в доме малютки. - Похоже, Дворянинович основательно подготовился к разговору.
        - Поздно, Казик, мы опоздали это сделать ровно на твою Чижевскую.
        - Далась тебе эта Чижевская, - Казимир поморщился, как от боли, - у нее уже практика закончилась.
        - Надеюсь, на ваших чувствах это не отразится. Так или иначе, мавр сделал свое дело, - закончила Лера.
        - Клуша, я тебя умоляю, не драматизируй.
        Лера дернулась, как от удара током, и больше не слышала, что говорил Казимир. В ушах гулко стучало сердце, пульсировала кровь: клуша, клуша. Неужели она так и останется навсегда в его памяти клушей? И в душу к Лере закралась крамольная мысль: Бочарникова права, надо проучить этого негодяя.
        - Я проникся, прочувствовал, осознал, - донеслось до Леры, - что еще я должен сделать или пообещать?
        - Казик, - Лера остановила на муже потемневший взгляд, - зачем я тебе?
        - Ты моя жена, - вспомнил оступившийся на самке тарантула супруг, - ты должна меня простить.
        - Зачем?
        - Затем, что это по-христиански. - Это было что-то новое. Махровый безбожник Дворянинович поклонялся только золотому тельцу и как новообращенный христианин не внушал доверия.
        - Я простила тебя, - сказала совершенно искренне Лера.
        - Тогда возвращайся.
        - Понимаешь, я простила и забыла тебя.
        - У тебя кто-то появился, - ухватился за нелепую догадку Казимир.
        - Нет. Просто я не клуша, - скорее себе, чем мужу, тихо ответила Лера, но Казимир услышал.
        - Ты не клуша, ты - дура, тупица, безмозглая курица, - лицо Казимира исказилось от ярости, - и ты еще пожалеешь о своем решении.
        И эффектно, именно так, как никогда не умела Лера, муж вышел, хлопнув дверью.
        Несколько минут Валерия не шевелилась.
        О чем она может пожалеть? О том, что сидит на скамье запасных? Или о том, что осталась в тридцать пять лет одна? Или, может, о том, что у нее нет работы?
        Попытки пристроиться куда-то корреспондентом или редактором ничего не дали. Казимир постарался на совесть или это пресловутая черная полоса в судьбе?
        Мужу ничто не мешало придумать и запустить в народ какую-нибудь нелепицу про склочный характер собкора Ковалевой.
        Заводские многотиражки или какой-нибудь пигмейский «Вестник университета» уже не казались Лере средством информации второго сорта, но и тут ее ждало разочарование: небольшие профессиональные журналы и газеты почили в бозе, гикнулись, сыграли в ящик, приказали долго жить.
        Сетевой ресурс и доска объявлений «Из рук в руки» лишили Леру невинности, а фриланс придал законченность ее падению.
        Лерины собеседники рассыпались в комплиментах и предлагали оставить телефоны, что не меняло сути - это были вежливые отказы.
        Статьи собкора Ковалевой стали в газете редкостью, и Лерины источники, ее информаторы, с которыми она работала с десяток лет, потихоньку уплывали к действующим журналистам.
        В надежде на случайную помощь Лера отыскала кое-кого из бывших однокурсников, с которыми не виделась лет, наверное, пять, и с удивлением узнала, что в профессии почти никто не остался. Получалось, что ее недавнее благополучие - заслуга Казимира. Как и низвержение.
        После разговора с Казимиром Лера не плакала - перенесла это удовольствие на вечер.
        Вечер обещал распитие спиртных напитков, оплакивание карьеры журналиста, личной жизни, жизни вообще и сломанного ногтя в частности.
        С некоторых пор к слезам располагало вообще все. Особенно освещенные окна соседних домов, за которыми Лере представлялись сплошь семейные идиллии: детишки, любящие родители, совместный ужин за приятной беседой о пятерках в школе и успехах на работе. За каждым окном по идиллии.
        В экспроприированном халате Казимира Лера только-только устроилась с ногами на широком подоконнике и едва успела глотнуть коньяку прямо из горлышка, и тут - звонок в прихожей.
        Из дверного глазка открывался вид на роскошную клумбу.
        - Кто там? - осторожно поинтересовалась сбитая с толку Лера и судорожно вздохнула.
        - Доставка цветов, - отозвались из-за букета.
        - Вы ошиблись дверью! - крикнула Лера.
        - Нет, я не ошибся, Валерия Константиновна.
        Лера высунулась в подъезд.
        - Это вам, - обезоруживающе улыбнулся парень и протянул через порог букет.
        Скользнув по физиономии рассеянным взглядом, Лера уставилась на цветы: желтые розочки вперемежку с карликовыми сине-фиолетовыми ирисами - цветком Богородицы, упакованные в желтый фетр, отбивали всякое желание выяснять, кому и от кого эта красота предназначается.
        Пауза затягивалась, а Ковалева потрясенно шевелила губами.
        - Девятнадцать, - закончила считать розы Лера.
        - Вы меня не помните? Я водитель Василия Васильевича, - еще шире улыбнулся парень-добряк.
        - Ну почему же, я вас помню, - солгала Лера и в ту же секунду на самом деле вспомнила - Влад.
        И какое-то неприятное чувство заворочалось под ребрами - она что-то кому-то обещала и не сдержала обещание…
        - У вас через двадцать минут встреча с шефом, - озадаченно разглядывая Лерин непрезентабельный вид, доложил парень, - я специально пораньше приехал, знаю, девушки всегда опаздывают.
        Странная логика уже не способна была удивить Ковалеву. Она стояла на пороге в халате и домашних шлепанцах, не в состоянии сдвинуться с места. Вот что она забыла - ресторан «Барбара»! Ужин с Крутовым!
        - Вас Ленка не предупредила, что ли? - усомнился Владик, наблюдая, как журналистка меняется в лице.
        - Мне звонила референт Крутова, предупреждала, - прошептала Лера и поднесла ладонь к губам.
        - А вы запамятовали? - С таким аналитическим мышлением парень явно отказался от карьеры следователя по особо важным делам.
        - Запамятовала, - подтвердила Лера.
        Странно было бы…
        Казимир вытеснил светлый образ депутата.
        Кроме того, никаких нарядов, не считая брючного костюма и любимой рубашки мужского покроя, Лера с собой из дома не забрала - только самое необходимое на первое время.
        Первое время… Понятие оказалось растяжимым.
        После разговора с Казимиром Лера не могла определиться с желаниями: вернуться домой и жить как раньше? Подставить другую щеку, простить и забыть? Разве не это главное назначение женщины - прощать? Из груди вырвался тяжелый вздох: мир бы сказочно похорошел, если бы никто не путал свое предназначение с чужим. Если бы все виновные каялись, женщины рожали, мужчины были кормильцами, одаренные творили, рожденные для трудовых подвигов не стеснялись своих мозолей. Но мир устроен иначе, и Казик даже не подумал покаяться…
        - Скоро восемь, - вывел Леру из транса симпатяга и добряк водитель.
        - Влад, - Лера смотрела умоляюще, - скажите Крутову, что вы меня не застали.
        - Да вы что! Смерти моей хотите? Нет, я не могу. Давайте, пожалуйста, собирайтесь, - заметался между просьбой и командой Влад, ввинтился в прихожую и закрыл за собой дверь, не оставляя Лере выбора.
        Пятясь под напором добряка, Ковалева выложила последний аргумент:
        - Вы же видите, мне совершенно не до ресторанов.
        - Ничего такого я не вижу.

«И этот тоже не церемонится, - с тоской думала Лера, глядя в лицо водилы, оказавшегося на поверку не таким уж добряком, - и этот тоже не отстанет».

«И чего шеф бисер мечет, - спрашивал себя Влад, украдкой рассматривая лицо журналистки с хронической обидой на жизнь, - никуда эта рохля, эта клуша не денется, доставлю в целости и сохранности. Да она и так никуда не денется. Наш-то шеф - орел, хоть и старый уже, но еще не такую „зачикерит“, как в фильме „Девчата“ лесорубы говорили. Там Тоська Кислицына - вот это девушка бы ла, огонь, не то что корреспондентка… Эх. Почему так получается? Редко кто по себе дерево рубит».
        - Просто нужно умыться холодной водой, - с наивным простодушием посоветовал Владик.
        - Холодная вода вряд ли поможет, - выразила сомнения Лера.
        - Всем помогает и вам поможет, - заверил Влад. В голосе водилы появились командирские нотки: в отсутствие шефа он тянул одеяло на себя, из-за чего неоднократно случались стычки с приближенной к шефу Леночкой.
        В этот момент Лера на секунду представила себя в обществе блистательного депутата и пришла в ужас от перспективы.
        - Вы не понимаете. У меня муж - он же мой начальник, - сделала Лера последнюю попытку отвертеться от встречи, - они оба мне изменили. Я их не простила и ушла из дома. Теперь у меня неприятности и дома, и на работе. Но из дома я уже ушла, осталось уйти с работы, а я не знаю куда, да и надеть мне абсолютно нечего.
        Получилось сумбурно, но Влад схватывал на лету.
        - Ну так самое время развеяться, отвлечься от неприятностей, - уверенно заявил он.
        Предложение вызвало у Леры кислую улыбку. Отчего-то Галка тоже свято верила в целительную силу злачных заведений. Лера помотала головой:
        - Нет-нет, я никуда не хочу.
        - Валерия Константиновна, меня уволят.
        - Это шантаж.
        - Вы не оставляете мне выбора. У меня семья, жена не работает, сидит с ребенком. Если меня уволят - это будет на вашей совести…
        Ради шефа Влад готов был на невинную ложь.
        - Влад, Влад, не надо, это запрещенный прием, - попыталась остановить водителя Лера.
        - …Крутов, конечно, мужик хороший, - не обращая внимания на возражение, продолжил Влад, - но под горячую руку ему лучше не попадаться. Он меня турнет. Вы же знаете, как плохо сейчас с работой, вы и сами вот…
        - Хорошо, я поеду, - сдалась Лера, - пройдите на кухню, посидите там, пока я соберусь.
        В конце концов, разве не она купила коньяк? В конце концов, в компании Крутова лозунг «Напиться и забыться» она реализует еще быстрее, учитывая их напряженные отношения.
        В конце концов, сказала себя Лера, она одинокая свободная женщина и, как королева на шахматной доске, вольна ходить куда хочет и с кем хочет.
        Для клуши утверждение было слишком смелым и, вместо того чтобы поднять боевой дух, убило и тот, что был.
        Открыв воду, Лера села на край ванной. «Ну и куда ты собралась? Мало тебе Казимира?»
        - Время, Валерия Константиновна! - раздался голос Влада за дверью.
        В эту минуту Леру посетила простая мысль: может, этот ужин с Крутовым судьба дарит в знак примирения?
        - Ну, клуша, давай, покажи, на что ты способна, - обратилась к отражению Лера.

«Что ты делаешь? - метался голос внутри. - Что ты хочешь себе доказать?»
        Ничего страшного, это всего лишь деловая встреча, убеждал двойник из зеркала.
        Откуда это безрассудство, почти испуганно думала Валерия, глядя на себя расширенными зрачками - глаза заблестели, заострившиеся скулы покрыл легкий румянец, губы вспухли от возбуждения.
        - Это просто ужин, - уговаривало отражение, но обман открылся сразу, как только Лера распахнула шкаф.
        Точнее всего деловой встрече соответствовал брючный костюм.

«Брось, - тут же сказала себе Валерия, - никогда перед деловой встречей ты не вертелась столько времени перед зеркалом. Не ври хотя бы себе: тебе хочется, тебе просто необходимо, чтобы это было свидание!»
        Акции газеты? Чушь собачья! Дело совсем не в акциях и не в дебильной Галкиной просьбе. Дело в ней самой.
        Ей нужно поднять самооценку, и никто лучше Крутова с этим не справится - вот в чем дело! Если не для этого, то зачем еще существуют роскошные мужчины, супергерои?
        Торг не уместен. Сегодня Крутов перевешивает любые ценные бумаги. Сегодня вечером его котировки непомерно высоки. Но только потому, что ее раздавили, размазали по стенке эти двое, эта сладкая парочка, бывший муж и практикантка-охотница, самка тарантула, не знающая покоя.
        А завтра - завтра будет завтра. В конце концов, разве можно воспринимать всерьез их разговор?
        Всерьез нужно воспринимать новое эротическое белье, чулки и туалетную воду - вот что станет камертоном сегодняшнего вечера, альтер эго Валерии Ковалевой.
        Вот и нашлось применение подарку Казимира - эксклюзивной майке-топу и трусикам. Лифчик в комплекте отсутствует, но, когда стоит выбор между прошлым и будущим, лифчик становится абсолютно ненужной деталью туалета.
        Теперь волосы. Ничего сложного - небрежный низкий узел будет в самый раз.
        Закрепив прическу, Лера несколькими карандашными штрихами сделала чуть заметнее линию бровей - взгляд сразу приобрел глубину.
        От горячего дыхания зеркальная поверхность затуманилась, скрывая что-то сакральное, как на святочном гадании.
        Четырнадцать лет Лера числилась клушей. Пришла пора сменить амплуа. Оказалось, сделать этот шаг не так уж трудно, если тебя ждет такой мужчина, как Крутов.
        Или все четырнадцать лет были притворством?
        - Валерия Константиновна, - раздался встревоженный голос Влада за дверью, и Лера в испуге прикрылась мужниным халатом, - бигбосс спрашивает, когда вы будете готовы?
        - Дайте мне десять минут, - отозвалась Лера, с опаской поглядывая на дверь - на ней не было замка.
        Голос Влада удалился, и Валерия вернулась к зеркалу. Кисточкой нанесла помаду, и простоватая тридцатипятилетняя тетеха с четырнадцатилетним стажем клуши растаяла в зазеркалье. Туда ей и дорога. Besame Mucho.
        Еще минуту Лера изучающе рассматривала себя в зеркале.
        Элегантная, склонная к авантюрам искательница приключений с горящим взором - вот кто она теперь. Чтобы почувствовать себя истинной женщиной, иногда недостаточно четырнадцати лет замужества, но может хватить двадцати минут свободы.
        Итак, брючный костюм остается дома.
        Был у мамы один шерстяной светло-серый костюмчик с горжеткой из голубой норки… К нему еще прилагалась мягкая фетровая шляпа с узкими полями в стиле 60-х. Прокатит за винтаж.
        Зауженная юбка села на округлые бедра и подчеркнула их сексуальность - одобрение сквозило во взгляде симпатяги Влада, да Лера и сама не была слепой.
        Под приталенным пиджаком обнаружился вполне стройный силуэт.
        Еще десять минут ушло на поиски нужной коробки в антресолях, в которой хранились рубиновые, как помада на Лериных губах, полуботиночки в стиле ретро на шнуровке. С помощью Влада ботиночки были найдены, оставался последний штрих - шляпа. Шляпа при дала образу таинственности и чудесным образом избавила от разъедающих не хуже серной кислоты мыслей о муже и его любовнице.
        И снова Лера со страхом подумала: что с ней?
        Двадцать пять минут опоздания - Крутов уже не понимал, почему он до сих пор не ушел. От злости даже закурил, совершив вопиющее надругательство над личным вкладом в геронтологию.
        Не выдержав, набрал номер водителя и устроил ему разнос. Досталось и сердобольной референтке, по чьей милости он торчал в ресторане и травил организм табаком.
        На тридцать второй минуте Василий смирился и принял козни судьбы за испытание, а на тридцать седьмой заказал пятьдесят граммов водочки и взглянул на происходящее с философской точки зрения, чему немало способствовала всплывшая в памяти популярная в его студенческой молодости песенка: «Диалектика гуляет по планете, сколько душ невинных загубила. Полюби, Маруся, ты электрика, пока его током не убило».
        В конце концов, сказал себе Василий, это вина не Влада и не Леночки-провокаторши, что шеф - дурак. Был бы умным, не запал бы на чужую жену.
        Еще неизвестно, может, она вернулась к своему Ковалеву. Эта мысль родилась неожиданно и очень не понравилась Крутову. Что, если он опоздал пригласить Валерию на свидание? Что, если…
        А вот сейчас все и станет ясно: если Валерия приедет в деловом костюме, значит, продолжения не будет, загадал Василий. Значит, она воспринимает его, Василия Крутова, как часть работы и на ней можно поставить жирную точку - в его возрасте безответной любви только не хватает.
        Шеф звонил трижды. Сначала был просто злой, потом очень злой, а в последний раз какой-то непривычно добренький. Не иначе как клюкнул.
        Это выход. Надо будет самому принять на душу и подкатить к Ленке, чтоб не на трезвую голову. На трезвую не выходит у него ничего - и так не оратор, а как Ленку видит - глухонемым становится. А Ленка еще подкалывает: златоуст ты наш, говорит. Влад Кречет примет для храбрости и все ей скажет. Скажет, что у нее пальцы веером, что не доросла еще его, Влада Кречета, сержанта спецназа, строить.

«Точно, - Влад покосился в зеркало, - так и сделаю. И скажу ей все…»
        В зеркале заднего вида плавали блестящие глаза журналистки.
        Они катастрофически опаздывали, и Влад превысил скорость: шеф терпеть ненавидит, когда кто-то не держит обещание. Правда, Ленка за это прикольное выражение -
«терпеть ненавидит» - Влада презирает, но это ее дело, а Влад Кречет как умеет, так и разговаривает. Пока что его все понимали, кроме Ленки. Ну, не понимает - ее дело. Еще не родилась та девчонка, под которую Влад Кречет прогнется.

«Фольксваген» замер на залитой неоновым светом стоянке у «Барбары», и метрдотель повел Леру по коридорчику, в который выходило несколько дверей.
        Напротив одной из них, привалившись задом к подоконнику, курил Василий.
        - Добрый вечер. - Лера извинялась всем своим видом и даже походкой.
        Депутат задержал взгляд на Лере…
        Нет, бабником Крутов не был, скорее - эстетом.
        Узкое колено натягивало ткань юбки, ножки, обутые в красные ботиночки с закругленными мысами, неуверенно переступали, взгляд прятался в тени шляпки, но рубиновый рот ввергал в пучину греха…
        - Валерия Константиновна? Вы? - проблеял Крутов и воровато сунул сигарету в пепельницу. Контроль над ситуацией был безнадежно упущен.
        - Простите за опоздание, Василий Васильевич. - Губы незнакомки приоткрылись в виноватой полуулыбке, за ними влажно блеснули зубы.
        Под взглядом Крутова в душе у Леры пышным цветом расцвело женское тщеславие, впрочем тут же сменившееся замешательством: оказывается, она себя совсем не знала. Оказывается, видеть растерянность на лице у мужчины чертовски приятно, если не сказать больше - она испытывала удовлетворение!
        - Валерия… Можно без отчества?
        - Обяжете.
        Прислушиваясь к бешеному стуку сердца, Василий придержал свою гостью под локоток, провел в ВИП-кабинет, выдвинул тяжелый стул.
        Лера опустилась на кожаную обивку, и Крутов оказался в опасной близости к разогретой под солнцем степи.
        В букете преобладал тимьян. Бергамот и свежая зелень переплетались со степными теплыми ароматами, но не подавляли их.
        Не имея сил оторваться от тимьяна, Василий на несколько секунд завис над совсем оробевшей журналисткой. Было отчего застыть.
        Было отчего оробеть!
        Крутов дышал в затылок, обнюхивал ее, как фокстерьер, взявший след, и был так близко, что теплые волны ударили Лере в ямку на затылке, юркнули между лопаток и скатились по позвоночнику вниз. Тепло усиливалось, ли шало воли, закручивалось спиралью и сжималось, и неведомая сила засасывала Леру в вакуум, как скумбрию пряного посола в упаковку.
        Наконец Василий оторвался от стула и попятился. Притяжение отпустило, к Лере вернулась способность двигаться и соображать.
        Пятясь к своему месту, Крутов едва не сел мимо стула. Возникла заминка, которая усугубилась невнятно произнесенным:
        - Валерия… - Крутов сбился с мысли и замолчал.
        Слова - его стихия, его второе «я», слова, с которыми он был на короткой ноге, которые подчинялись ему без всякого принуждения, устроили торос и не шли с губ.

«Берегись», - громко сказал внутренний голос.
        Крутова охватила тревога: за всю свою половозрелую жизнь он слышал внутренний голос только дважды - оба раза в переломные моменты жизни. Но, очевидно, что-то у него с интуицией было не в порядке, потому что оба раза до конца понять ее Василий так и не сумел.
        В первый раз Василий, несмотря на сжигающее внутреннее беспокойство, перед самым дефолтом успокаивал родителей, называл их паникерами. В результате у отца с матушкой сгорели все сбережения.
        А во второй раз точно так же успокаивал Верочку, горячо заверял, что все обойдется, а ничего не обошлось - врачи настояли на прерывании беременности.
        Теперь Крутов готов был выполнить все инструкции в точности. Как скажет внутренний голос - так и будет. Скажет уносить ноги, значит, так тому и быть. Скажет: это твоя женщина, разведись и женись, - Крутов разведется и женится.
        До сих пор Василий не расторгал брак, потому что, во-первых, не было необходимости, а во-вторых, потому что штамп в паспорте оказался полезным приобретением, не менее полезным, чем депутатская корочка, и так же играл роль оберега. Показал - и не отвечаешь за содеянное.
        - Я виноват перед вами. - Приготовленный заранее текст сначала не шел с языка, а потом и вовсе выскочил из головы. Слова предавали Крутова, не успев родиться.
        - Я тоже, - не осталась в долгу Лера.
        - За все отвечает мужчина.
        - Давайте не будем меряться виной. Лучше налейте мне шампанского, Василь Василич.
        - Да, действительно, что это я…
        С готовностью подхватив бутылку, Василий наполнил фужеры, пузырьки полезли за край, Лера поторопилась отпить.
        - Минутку! - остановил ее Крутов. - У меня тост.
        - Простите. - Голова кружилась не то от шампанского, не то от Крутова.
        Им принесли заказ: теплый салат из морского гребешка с имбирем, холодную говядину и к ней грибной соус. Суета у стола и призывные запахи еды несколько отвлекли обоих и дали минутную передышку от шквала чувств.
        - Лерочка! - продолжил Крутов, когда официант оставил их одних. - Давайте выпьем за женщин, которые не стремятся переплюнуть мужчин, не демонстрируют этот, - Крутов пощелкал пальцами, - слово забываю… Ленка, помощница, говорила недавно… Вспомнил, мускулинный тип поведения… А напротив - радуют мужчин женственностью и мягкостью. Вы обольстительны. За вас, Валерия.
        Сдержанность во взгляде Крутова испарилась, открыв самое дно карих глаз, по которому ползало, перебирая щупальцами осьминога, влечение. Осьминог готовился к атаке.
        Жаркая волна окатила Леру, будто она подсмотрела в замочную скважину что-то запретное.
        Вопреки рассудку, воспитанию и элементарному приличию, Лера вдруг представила, что скрывается под строгим костюмом Крутова.
        Воображение в мельчайших подробностях рисовало сильное мужское тело, загорелую накачанную грудь с коричневыми окружностями сосков, с островком вьющихся волос посередине и бегущую от пупка темную дорожку в пах…
        Лера даже заподозрила, что им подали галлюциногенные грибы или с шампанским что-то не так… Всего несколько глотков, и в крови занялся пожар повышенной категории сложности.
        Квартира стареющего мачо, мамина хрущоба, подсобные помещения заведения - для удовлетворения страсти годилось все. Исключение составляли разве что кабинки в мужском туалете. И на том спасибо.
        - Спасибо, - протолкнула сквозь слипшиеся губы Лера.
        Волевым усилием ей удалось стряхнуть наваждение и загнать в стойло разгулявшееся воображение.
        - Валерия, по-моему, я сегодня не в форме. Говорю что-то совсем не то. Это вы меня взволновали, и я счастлив, что это случилось, и поднимаю за это бокал. - Взгляд Крутова лишал остатков сил и, как сургуч, запечатывал рот.
        Лера нервно рассмеялась:
        - Думаете, за это стоит пить?
        - Конечно. Не представляете, как я скучал по этому ощущению. Думал, уже все в прошлом и пора кропать мемуары: «Путь к мужскому одиночеству», или «Откуда берутся холостяки», или что-нибудь в этом роде.
        - Может, в этом и есть ваше призвание.
        - Н-да, - крякнул Василий, на долю секунды оторвав взгляд от накрашенного рта. Он уже чуть было не ляпнул: «Ну его, этот ужин, махнем ко мне?» - Ну как я мог забыть, с кем имею дело. Райтер, кажется, так сейчас принято говорить? - продемонстрировал осведомленность Крутов.
        - Принято. - Лера глупо хихикнула и посмотрела на Крутова.
        Кажется, пронесло. Осьминог на дне карих глаз затаился в ожидании, в показном смирении сложил щупальца. Не в этот раз, не в этот.
        Волна напряжения схлынула, оставив опустошенный штормовым набегом берег.
        - Как прошел день? - нашел нейтральную тему Василий.
        - Бывало и лучше. А у вас?
        - А меня сегодня навестила ваша коллега, Чижевская, - для поддержания разговора сообщил Крутов, но, еще не окончив фразу, вспомнил про адюльтер самки богомола с мужем Валерии.

«Осел, - тут же окрестил себя Василий, - тебя же Леночка ввела в курс. Идиот. Взглянуть бы разок в глаза этому Ковалеву. Полный кретин - такую женщину поменять на эту задрыгу Чижевскую».
        Лера никогда не умела держать удар. Клеймо неудачницы, как стертая временем пиктограмма, проступило на нежных щеках, на чистом лбу и вмиг утративших чувственность губах. Неудачница. Клуша. «Уже весь город в курсе» - эта мысль убивала наповал. Губы задрожали, пальцы переплелись и побелели.
        Крутов физически ощутил, как Лере плохо.
        - Самоуверенная девица, как все молодые, - кинулся заметать следы Василий, - пришлось выпроводить.
        Нужно было срочно спасать положение, играть в плохого парня и хорошего. Муж - козел, а Крутов - душка, прелесть, умница. В отличие от плохого мужа (тупого, самодовольного, трахающего все живое примитивного кобеля) хороший парень Крутов отверг самку богомола.
        - Почему? - вяло поинтересовалась Лера. Глаза намокли, из серо-голубых превратились в прозрачно-голубые.
        - А вы не будете смеяться?
        - Постараюсь, - пообещала Лера, думая о том, как не расплакаться.
        - Охотниц за головами побаиваюсь, если честно.
        Тактика сработала: Василий вызвал у Леры прилив благодарности. Не соблазниться профурой Чижевской - это не всем под силу. Некоторые штатские не устояли и одним движением, одной фрикцией перечеркнули четырнадцать лет совместной жизни. Просто жизни.
        Лера хмыкнула:
        - Вы?
        - Вы обещали, - предостерег Василий, - это не кокетство, поверьте. Я ортодоксален и терпеть не могу, когда женщина меняется с мужчиной местами, перехватывает инициативу, убивает все мужское вокруг себя.
        - Наверное, они хотят, чтобы мужчины приступали к делу немедленно, жизнь ведь так мимолетна.
        - В том-то и фишка: чтобы заставить мужчину действовать немедленно, провокация должна быть тонкой, умной и хорошо просчитанной. Научиться этому невозможно, с этим надо родиться.
        Лера заподозрила, что Крутов имеет в виду мамину горжетку.
        - Василий Васильевич, вы сейчас о мужчинах вообще или о ком-то конкретном?
        - Вообще. Прописная истина: качественный товар не нуждается в рекламе.
        - Фу, как цинично, - поморщилась Лера, на что Крутов с едва уловимой грустью возразил:
        - Что делать? Цинизм - это охранная грамота мужчины среднего возраста. Помогает смириться с тем фактом, что всех не осеменишь. Кстати, разве менее цинично оголять поясницу до копчика? Грудь до пупка? Поверьте, от этого спасает только здоровый цинизм.
        - На смирившегося вы не похожи.
        - Я? - Крутов весело расхохотался, продемонстрировав зубы бультерьера. - Тут вы правы! Я еще питаю надежду.
        - Надежду всех осеменить?
        Крутов на мгновение стал серьезным:
        - Чур меня. Боже мой, Лерочка, вы сказочно хороши, - окончательно пришел в себя и принялся флиртовать любимец женщин, журналистов и электората, - не простил бы себе, если б не сказал вам этого. Лерочка, а давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты».
        - Можно попробовать, - пробормотала Лера. Щеки пылали - Крутов нравился ей все больше. Особенно это остро отточенное, похожее на клинок «Чур меня» - тайное оружие верных мужей, отцов семейств, монахов, девственников и жертв femme fatale.
        Василий поднялся, с фужером в руке приблизился к пребывающей в полуобмороке Лере, они переплели руки и, глядя друг другу в глаза, как и предполагает отдающий глупеньким романтизмом ритуал, пригубили шампанское.
        Призвав на помощь все силы, Лера под взглядом Крутова - взглядом бедуина - замерла, с нарастающей паникой ожидая поцелуя.
        Поцелуй был неторопливым и поначалу вполне невинным. Лера не успела за себя порадоваться, как Василий, коротко вздохнув, обхватил ее губы своими.
        Рот у Крутова оказался деспотичным и горячим, и в самый ответственный момент Леру охватила ни с чем несравнимая слабость, она услышала звон в ушах и свела глаза к переносице. Голова на безвольной шее откинулась, шляпа соскользнула на пол, обмякшая Лера стала сползать следом за шляпой и упала бы, если бы Василий ее не подхватил.
        Лере показалось, что она открыла глаза сразу же, но взволнованная физиономия Крутова говорила о другом.
        - Зачем же падать? - Змей-искуситель казался обескураженным. Такого эффекта от собственного поцелуя ему наблюдать еще не доводилось.
        - Отгадайте, в каком ухе звенело?
        - Что-что? - совсем растерялся Василий.
        Силы быстро возвращались, и Лера даже позволила себе обидеться:
        - Вы что, не знаете? Это же такая примета: звенит в том ухе, которое ближе к стене.
        - И что? - по-прежнему не врубался Крутов.
        - Я загадала желание, если бы вы верно назвали ухо, желание бы сбылось.
        - И какое, могу я узнать?
        - Какое ухо?
        - Какое желание?
        В течение последних тридцати минут единственным желанием Валерии было оказаться с Крутовым наедине в тихом месте, но признаться в этом - значит окончательно уподобиться Чижевской иже с нею.
        - Какая теперь разница, если желание все равно не сбудется.
        - Восхитительная чушь! И давно это с вами?
        - По-моему, все дело в вас, Василь Василич. Вы на меня странно действуете.
        - Вы на меня тоже, - пожаловался Василий, - между прочим, мы уже на «ты» перешли.
        - Да?
        - Что, повторим на брудершафт?
        - Не стоит.
        Атмосфера за столом неуловимо изменилась. Несмотря на брудершафт и демократичное
«ты», несмотря на срывающийся голос, Василий замкнулся.
        Одно из двух, тут же заключила Лера: либо у Крутова кто-то есть, и, значит, вовсе не из-за нее, Валерии Ковалевой, Василий отказался от охотницы, как он выразился, за головами Чижевской. Надо расспросить Бочарникову об одноклассничке, о его личной жизни. Не исключено, что Крутов связан обязательствами с какой-нибудь начинающей певичкой или балеринкой, на которых падки народные избранники и члены правительства, видимо, в силу сходства профессий.
        Либо короткое помрачение все испортило.

«Дура, истеричка, - убивалась Лера, - такой вечер испортила. Теперь он решит, что у тебя падучая, и поостережется остаться на ночь».
        Вот как раз чего меньше всего хотелось Василию, так это остерегаться. Он просто не хотел торопить события и сдерживался изо всех сил. Это был тот случай, когда лучше выдержать чувства, говорил он себе, чем недодержать, - как с шампанским. Если в спешке не выдержать технологию, напиток богов будет отдавать дешевой брагой. Крутову не хотелось, чтобы на пятом десятке его последняя (это был решенный вопрос) любовь отдавала дешевой брагой.
        Пока Валерия предавалась запоздалому раскаянию, ужин подошел к концу.
        Посетив дамскую комнату, Лера вышла из ресторана и поискала глазами Василия.
        В ночном воздухе стоял ошеломляющий запах огурцов - прошел короткий дождь.
        Сунув руки в карманы брюк, Василий и Влад бок о бок стояли у «фольксвагена» и с сосредоточенным видом рассматривали протекторы.
        Брюки обтягивали соблазнительную пятую точку законодателя, даже в печальном свете электрических фонариков было отлично видно, что депутатский зад не уступает водительскому - задиристому и молодому.
        В машине рядом с Крутовым временно ослабевший градус притяжения снова пополз вверх.
        Видимо, флюиды Василий Васильевич использовал как индейцы охотничьи стрелы, и щедро приправлял их ядом кураре. Стрелы парализовали волю, мысли присмирели, сбились в кучу. Куда они едут - к ней или к нему, гадала Лера - идейная противница морального фастфуда.
        Лера терпеть не могла дух распущенности, насаждаемый Голливудом. Во всяком случае, еще вчера терпеть не могла. Да что там вчера - еще два с половиной часа назад терпеть не могла.
        Изредка бросая задумчивые взгляды на притихшую спутницу, Крутов пытался укрепить слабеющую волю, искал поддержку в мудрости царя Соломона и даже отыскал кое-что подходящее случаю: «Всякий торопливый терпит лишение». Притча подействовала на Василия успокаивающе.

«Не пригласит», - разочарованно констатировала Лера, когда «фольксваген» замер у дома.
        - Спасибо за приятный вечер, - начала Лера, но Крутов не дал ей закончить благодарственный спич.
        - Я провожу тебя. Мало ли, - аргументировал свой каприз Василий.
        Выгрузившись из авто, Лера направилась по до рожке между скамейками к подъезду, Василий молча следовал в кильватере и оглядывался.
        Асфальт во дворе был дырявым, фонарь не горел, скамейка перед подъездом недосчитывалась нескольких досок, картину довершали мусорные баки, рядком стоящие вдоль торцевой стены соседнего дома.
        - Василь Василич, вы идите, спасибо, я уже тут не заблужусь.
        По какой-то причине Лера чувствовала себя ответственной за разрушительное действие времени и за вонизм, исходящий от мусорки. Очарование вечера в атмосфере двора улетучилось, и как-то само получилось, что Лера употребила «вы» вместо «ты».
        - А вдруг. Кстати, я тоже вырос в доме без лифта, - вспомнил Крутов, когда они оказались в сыром и темном, как подвал, подъезде пятиэтажки, - там, рядом с пустырем. - Так что идем.
        Идем - было легче сказать, чем сделать.
        Площадку первого этажа освещала полоска света, пробивающаяся откуда-то сверху. Инстинкт самосохранения оказался сильнее инстинкта продолжения рода - без всяких задних мыслей поддерживая друг друга, Лера с гостем преодолели пролет.
        Выйдя на свет, Крутов пропустил Леру вперед и в ту же секунду понял, что допустил оплошность: практически перед носом у него оказалась фантастическая попка. Сердечный ритм стал подозрительно похож на сигнал SOS, который судорожно отбивает в эфир команда захваченного пиратами судна.
        Думать о чем-то кроме филейной части тела журналистки, настойчиво мельтешащей перед глазами, Крутов был не в состоянии. Округлости призывно покачивались, в разрезе юбки мелькали ножки…
        И случилось то, что не могло не случиться, - эрекция. С каждой ступенькой состояние усугублялось.
        Состояние Крутова странным образом передалось Лере: у нее одеревенела поясница и ноги налились свинцом. Она чувствовала Василия всем существом, ощущала каждой клеткой и межклеточным пространством.
        Между тем за ее спиной подозрительное молчание сменилось еще более подозрительным сопением. Лера как за соломинку хваталась за мысль, что депутат задыхается от подъема наверх, но характерная неловкость - предшественница близости - и обострившееся женское чутье подсказывали, что одышка имеет другую природу. Нужно срочно, немедленно отвлечься, иначе они займутся этим прямо здесь, на заплеванной лестнице. Говорить - о чем угодно, только говорить. Детская тема, предложенная Крутовым еще на подступах к дому, казалась спасательным кругом.
        - Говорите, в таком же доме жили? - ухватилась за плавсредство Лера.
        - Отец служил, - прохрипел Василий, - мать у меня врачом участковым работала, днем и ночью по вызовам моталась. Жили мы с дедушкой и бабушкой. Я даже не мог пригласить друзей - некуда было, впятером в двушке. Обитали мы под крышей, и мне как-то пришла в голову удачная идея сделать мансарду на чердаке. Отгородил кусок с окном, выложил стены из облегченных блоков, покрасил их, на пол бросил линолеум, вывел проводку. Друзья помогли, и мы потом в мансарде у меня тусовались.
        Против воли Лера представила Василия в школьные годы. Видение было таким ярким, что Лера остановилась и обернулась, чтобы свериться с оригиналом.
        Оригинал замер на ступеньку ниже, поднял тоскующий взгляд голодного зверя, и Лера не удержалась - положила руку на макушку Василию. И погладила.
        И тут со стареющим мачо, любимцем женщин, журналистов и электората случилось то же, что и с Лерой в ресторане «Барбара», - он практически потерял сознание.
        На ногах Крутов устоял, но по всем остальным признакам это был обморок. Глубокий, грозящий перейти в кому. Стратегически это было ошибкой, политическим промахом, повлекшим полную и безоговорочную капитуляцию.
        Зарывшись лицом в горжетку Норы Максимовны, Крутов обнял Леру и с первобытной силой прижал к себе. У Леры хрустнул позвоночник.
        - Идем к тебе, - донеслось из горжетки. Библейская мудрость Соломона сложила штандарты к рубиновым ботиночкам с тупыми мысами.
        В середине ночи обнаружилось, что у Леры в холодильнике, кроме коньяка и морковных котлет, купленных на случай, если она доживет до утра, ничего нет.
        Превратности судьбы - котлеты не дожили до утра, а Леру, хоть и с натяжкой, можно было признать живой.
        - А что-нибудь еще можно? - жалобно спросил Василий, уписав четвертую жертвенную котлетку. - Что-нибудь типа яичницы.
        - Холестерин в четвертом часу ночи? - выкатила глаза Лера.
        - Странно. Ты не выглядишь человеком, который ест только морковку. - Для полового гиганта Крутов был чересчур сообразительным. С Лериной точки зрения, некоторое отупение после двукратного соития выглядело бы предпочтительнее.
        - Могу предложить гречку или овсяную кашу, - оправдывалась горе-кулинар.
        Ужасная правда состояла в том, что в доме не было даже хлеба, не говоря уже о яйцах, и Лере ничего не оставалось, как прикинуться принципиальной противницей яичницы, как и многого другого.
        - Любовная лодка разбилась о быт, - с преувеличенной грустью констатировал Крутов.
        Лера потрогала разгоряченные щеки:
        - Уже? Так быстро?
        - Если б я знал, что ты будешь морить меня голодом, я бы не поддался слабости.
        - Значит, ты поддался слабости? - всматриваясь в точку на потолке, осторожно уточнила Лера.
        Такие, как Крутов, не станут потакать слабости, такие, как Крутов, со слабостью расправляются самым безжалостным образом, вырывают с корнем, как сорняк. Уже завтра или даже сегодня Василий забудет ее - проходной вариант, случайно подвернувшийся и скуки ради оприходованный.
        - Слышу по голосу, сейчас ты из меня слепишь бабника и записного ходока. А я только за яичницу и кусок колбаски оказываю услуги одиноким дамам. Честно-честно.
        - Я так и думала. - Лера замахнулась подушкой, но Крутов перехватил снаряд.
        Борьба зашла в тупик.
        - Интересно, о чем ты сейчас думала? - Василий незаметно потянул одеяло, скрывающее прелестницу, но сдернуть не успел.
        Лера вовремя раскрыла обман, свободной рукой успела вцепиться в край и натянула одеяло до подбородка.
        - Думаю, что ты корыстный тип. Ладно, так и быть, я пойду в «24 часа» и куплю яиц.
        Теперь уже Василий, не скрываясь, тянул одеяло на себя. Лера не отпускала свой конец, но покров вероломно сползал, обнажая шею, затем плечи и ключицы, вот уже показались полушария грудей. Лера попыталась закрепить позиции, но в решающий момент ветхий мамин пододеяльник предательски затрещал, отвоеванный край пришлось выпустить, и Лера с визгом заслонилась подвернувшейся подушкой.
        Подушка подвернулась маленькая, прикрыться удалось лишь частично.
        - Конечно, - взгляд Крутова жадно впитывал беззащитную Леру, - как только вижу такую вот женщину, с такой вот грудью, с такими плечами, шейкой, животиком, попкой и такими ножками - так и просыпается корысть. Она в области паха располагается, да?
        - Болтун. Выбирай - я или яичница.
        - Это будет трудный выбор. Яичница не может являться объектом сексуального домогательства, - с важным видом сообщил Крутов, - так что я делаю выбор в твою пользу. - Василий попытался вытащить подушку из объятий Леры.
        - А кто приготовит яичницу? - Лера сложилась пополам и накрыла подушку собой.
        - Ты.
        - Как же я приготовлю, если ты мне мешаешь?
        - Я? - непритворно удивился Крутов. - Как же это я тебе мешаю?
        - Верни одеяло.
        - Странная зависимость. Первый раз слышу. Неужели такой рецепт? Как называется? Яичница под одеялом?
        - Под одеялом я дойду до шкафа и возьму одежду, - смеясь, объяснила Лера.
        - А без одеяла слабо?
        Рука нырнула под подушку. Лера охнула и закрыла глаза.
        - Не будет тебе никакой яичницы, - прошептала она, млея.
        Ясно, что если они продолжат в том же духе, то умрут от истощения.
        - Вась, а долго так может человек? Люди. Я имею в виду - партнеры, - с трудом выпуталась из словесной ловушки Лера. Жизнь сделала крутой вираж, но кто знает, что таится за следующим поворотом.
        - Может, и не бесконечно, но очень долго. - Василий скроил потешную физиономию. - Оч-чень, оч-чень, оч-чень долго. Собственно, мы будем заниматься любовью почти без отдыха до ста лет.
        - Твоих ста или моих? - У Леры перехватило дыхание: этот мужчина сказал «мы». «Мы, мы, мы», - покатилось эхом по организму.
        - Твоих, - благодушничал Крутов, - две мумии сливаются в экстазе - что может быть прекрасней.
        - Извращенец! - прыснула Лера.
        - Иди ко мне.
        - Вась, я тоже есть хочу. - В подтверждение этих слов в животе у Леры заурчало.
        - Закажем пиццу, - решил проблему Крутов. - А пока иди сюда.
        На кромке сознания возник смутно знакомый образ. Лера всмотрелась и вспомнила - муж! То, чем она занимается сейчас, называется измена. Она сделала это. Она изменила Казимиру. И это оказалось сладостнее, чем она могла вообразить.
        В постели с Крутовым Лера избавилась от иллюзий: она-то думала, что Казимир - сексуальный бог, лучший из лучших. Оказалось, что сексуальным богом Казимира сделала Лерина неискушенность.
        В ладонях Крутова, чутких, как у режиссера, Лерино тело пело как небольшой оркестр.
        Сольную партию несмело начала скрипка, вот осторожно вступило фортепьяно, а вот гобой, он повторяет тему скрипки, но не совсем… не совсем. Чарующие звуки сливаются в многоголосье, сплетаются в узор и рассыпаются, открывая неведомое, - так рождается новая вселенная. И так три раза подряд. Три вселенных за одну ночь.
        Может, она какая-то извращенка? Конечно, так не бывает у приличных женщин, только у нимфоманок. От внезапной догадки Лера заплакала.
        - Что, Лерочка, что? - подскочил Крутов.
        - Я уродка, да? У меня какое-то отклонение?
        - Что ты?! Какая же ты уродка, - утешил Василий, - ты только маленькое чучелко.
        - Трепло.
        - Да это все остальные в сравнении с тобой - уроды, а ты потрясающая, ты самая восхитительная, ты… - зашептал жарким шепотом Василий, - ты мечта, а не женщина. Думаю, ты заслуживаешь всего самого лучшего.
        Лера провела пальцем по литым мышцам груди с темным островком волос между коричневыми сосками - все в точности как она представляла:
        - Ты и есть - лучшее. И я сильно сомневаюсь, что заслуживаю тебя.
        - Знаешь, я тоже не уверен, что заслужил такую женщину. Мы оба не уверены. Минус на минус дает плюс, - блеснул знаниями Василий, - значит, так и запишем: мы оба друг друга заслужили.
        - Где запишем? - улыбнулась Лера.
        - На скрижалях истории, где ж еще.
        - Не-ет, - протянула Лера, - хочу в постановлении Заксобрания.
        - Так это они и есть скрижали истории.

* * *
        Держать язык за зубами было легче, чем держать лицо. Этой наукой Лера никогда не владела и чувствовала себя предательницей - своим видом она предавала тайну.
        Лицо светилось ровным светом любимой и любящей женщины, и это свечение бросалось в глаза и ни в какую не поддавалось маскировке тональным кремом, пудрой и очками.
        На это магическое свечение оборачивались мужчины на улице и шушукались за спиной коллеги.
        Непосредственная Манана - вот кто не постеснялся назвать вещи своими именами.
        - Любовь и кашель не скроещ, - подкорректировала фонетику Гевелия. Обрусевшая грузинка, Манана не отличала «щ» от «ш».
        - Что? - Лера испугалась, будто ее поймали на воровстве. Она и есть воровка. Запустила руку в чужой карман, стянула то, что ей не принадлежит. Ей по определению не может принадлежать стареющий мачо с глазами бедуина или вождя потерявшегося в джунглях Амазонки племени. Под его мудрым правлением племя счастливо избегает войн, голода и болезней.
        - Тебя не узнать, - уличала Гевелия, - глаза сияют, спина не сутулится, летаещ по редакции, будто крылья выросли. Посмотри, посмотри на себя. Десять лет сбросила.
        Манана приглашала посмотреть не на себя - она приглашала посмотреть правде в глаза.
        - Просто выспалась, - не очень удачно соврала Лера.
        Хуже было другое: отбилось от рук не только лицо - отбились от рук мысли. Временами они делались совсем уж постыдными, если не сказать - отвязными, и не спешили становиться общественно значимыми за рабочим столом. И на сделку не шли.
        Василий теперь был везде.
        Прошил насквозь плоть, поселился на припухших губах, подсветил воспаленную от страсти кожу, изменил взгляд, походку, даже в голосе у Леры зазвучали новые, доселе не присущие интонации - зрелые.
        Крутов стал вторым «я», биологически активной добавкой к кофе, к зубной пасте, к гелю для душа. Теперь что бы ни делала Лера - все делала с мыслями о Василии и для Василия.
        Чай готовила, представляя, как его будет пить Василий, зубы чистила теперь тоже как бы не совсем для себя, а с расчетом на Василия, под душем растирала себя гелем и выбирала нижнее белье - так уж точно сначала для Василия, а потом для себя.
        И все остальное тоже делалось ради и для Василия: уборка квартиры, походы по магазинам, не говоря о глубоководном погружении в поваренную книгу 1932 года издания - мамину гордость, многозначительно обернутую в газету «Губернские ведомости».
        По здравом размышлении свое поведение Лера отнесла к атавистическим и не боролась с собой - невозможно же бороться с наличием копчика.
        Лера вообще никогда не сопротивлялась обстоятельствам, всю жизнь плыла по течению, и вот теперь ее прибило к заповедному берегу по имени Василий Крутов.
        Вход в заповедник следовало охранять от посторонних - это Лера знала достоверно.
        Приходилось ускоренным темпом постигать основы охранного ремесла, становиться ес ли не Цербером, то хотя бы старичком-вохровцем на проходной - ее сказку нельзя пустить по рукам и раздергать на цитаты. Он сказал это, он сказал то. Он сделал это, сделал то. Или не сделал чего-то. Она не уподобится простушкам, которые выкладывают все сокровенное подругам.
        Только от столкновения с реальностью - Казимиром и стремительным снижением гонораров - Лера на время выпадала из любви и торопливо возвращалась обратно.

* * *
        Из своих отношений с Ковалевой Василий даже не пытался сделать тайну.
        Во всяком случае, Леночка точно знала, для кого заказывает билеты на концерт, кому шеф покупает желтые розы с ирисами и французские вина, чего ради сменил костюм на демократичный джемпер, изменил проверенному в боях Хьюго Боссу с брутальным Антонио Бандерасом. Теперь шефа можно было найти по запаху древесины, который постоянно затягивало сквозняком в приемную, отчего Леночка чувствовала себя как на лесопилке.
        А легкомыслие шефа вообще не поддавалась описанию и с каждым днем набирало обороты.
        - Леночка, из администрации пришел ответ на запрос о расходовании внебюджетных средств? - Шеф был деморализован. Полностью и окончательно растлен журналисткой и потерян для общества. Леночка готова была драться за своего крестного и папиного друга до последнего патрона.
        Она подкатила глаза и прикрыла веки:
        - На прошлой неделе, Василь Василич.
        - Как - на прошлой неделе? - охнул Крутов.
        - Между прочим, там стоит пометка «Срочно»! - не отказала себе в удовольствии Леночка.
        - Полный абзац, - удрученно пробормотал Василий Васильевич.
        Но садистке-референтке Леночке этого показалось мало.
        - И еще там пометка «Для служебного пользования», а у вас письмо валялось на столе со среды. Пока я не прибрала в сейф.
        - Умница, спасибо. Что-то еще? - Крутов пристыженно оглядел стол.
        Отсутствие бумаг наводило на мысль, что хозяина стола отправили в бессрочный отпуск, а это не соответствовало действительности. В действительности хозяин подался в самоволку. И теперь его преследуют страшные существа - фурии.
        Крутову хватило и одной, замаскированной под двадцатишестилетнюю, безобидную с виду девицу. Никаких змей в волосах, никакой крови на языке. Только чуткое ухо и зоркий глаз уловят в голосе сходство с лаем собак, а в папке с документами - орудие мести.
        - И еще вы совсем забросили программу возрождения регионального машиностроения, - кружила вокруг фурия, - а сроки уже трещат. Остался месяц.
        - Как - месяц? - поразился Василий. - Было же четыре.
        - Так это когда было? Вы бы еще через год вспомнили, - проворковала Леночка. - До импичмента доиграетесь, дядя Вася. А мне другой шеф не нужен, мне и с таким хорошо.
        - Виноват, исправлюсь, - пообещал Василий, чувствуя себя полным ничтожеством.
        - Василь Василич, Влад приехал, стоит во дворе.
        Влад подвергся остракизму с первого дня работы: без ведома Леночки не то что звонить и входить к шефу - чихнуть не имел права.
        Крутов подхалимски улыбнулся:
        - Лен, а так ли это принципиально, кто из вас скажет, что он приехал? Хочет Влад мне лично докладывать - пусть докладывает.
        - Не по Хуану сомбреро, - осадила легкомысленного шефа помощница, - порядок есть порядок. Каждый начнет соваться к вам, когда захочет, - что это будет?
        Богине мести, кары и нечистой совести требовалась жертва, догадался Василий. И она ее назначила. Бедный Влад. Если только… если только за этим яростным презрением не скрывается что-то еще более яростное. Эх, молодость, молодость!
        У Василия вырвался глубокий вздох:
        - Да ты просто солдафон, честное слово. В армии тебе бы цены не было.
        Лицо помощницы осталось непроницаемым.
        - Говорит, у него к вам дело. Неотложное.
        - Что за дело?
        - Не колется, сволочь картавая, - вдруг пожаловалась фурия и сразу стала похожа на обиженную девочку.
        Крутов каким-то шестым чувством почуял опасность: Влад без боя сразу сдал позиции, никогда не рвался в кабинет - побаивался лишний раздраконить помощницу. Обычно они с шефом все обсуждали кулуарно, в машине.
        - Давай его сюда.
        - Угу-угу, сейчас, - с интонациями лечащего врача проворчала Леночка, - пусть записывается к вам на прием.
        - Лена, - попытался окоротить помощницу Крутов, - что за детский сад! А если что-то серьезное? Может, речь идет о жизни человека?
        - Василь Василич, - Леночка скептически поджала губки, - вы в это верите? Врет он все, цену себе набивает.
        - Ничего не понял! - рассердился Василий. - С чего ты взяла, что он врет?
        - Ваш любимый водитель мог придумать что-нибудь получше. «Лечь идет о жизни и смелти», - смягчив «р» в точности как Влад, передразнила помощница.
        - Так! - потерял терпение Крутов. - Парень порох нюхал, награды боевые имеет, а ты его в сенцах держишь, как прислугу, да еще и дразнишься. Сюда его, и немедленно.
        - Ну вот, опять забыли, - с иезуитским наслаждением попеняла Леночка, - к вам же сейчас приедет делегация предпринимателей с рынка.
        Рыночные торговцы уже два месяца добивались отмены постановления мэра о сносе торговых точек. Митинг стихийный провели, выбили окно помощнику мэра. Ничего не добились, кроме штрафов, поумнели и сменили тактику: теперь требовали другое место для торговли.
        Торговцы оборзели, конечно, но людей тоже понять можно - кому понравится, когда тебя поганой метлой гонят с прикормленного места. У нас же ничего не могут сделать элегантно, цивилизованно, все по-русски - с молодецким посвистом, с гиканьем и матом.
        - Сначала Влад, - мрачно распорядился Крутов.

«Сказать - не сказать?» Влад Кречет мучился сомнениями второй день, но так и не решил ничего. Вдруг показалось? Вдруг он вол ну поднимет раньше времени?
        Неброский опелек мини-вэн сопровождал их от ресторана «Барбара» до самого дома журналистки - не надо учиться в разведшколе, что бы его засечь.
        Правда, Влад потерял преследователя, стоило им въехать во двор, но тот обнаружился сам, когда шеф позвонил и отпустил до утра. На всякий случай Влад применил старый шпионский трюк: газанул со двора и затаился в соседней подворотне.
        Через минуту опелек, шурша шинами, мягко выполз из-за мусорных баков, подпиравших торцевую стену соседнего дома. Влад от лично видел, как осторожно катила машина - с выключенными фарами и явно не желая обнаружить себя.
        Сомнения отпали уже на следующий вечер, когда нахальный опелек снова в точности повторил маршрут крутовского «фольксвагена».
        Влад Кречет виду не подал, рта не раскрыл - зачем же портить свидание боссу, - только мертвой хваткой вцепился в руль и всю дорогу выискивал глазами запасные пути к отступлению на случай, если из «опеля» откроют стрельбу. От напряжения по спине бежал пот и мышцы на ногах одеревенели.
        Он для босса в лепешку разобьется, но выяснит, кто это таскается за ними. Потому что босс - мужик настоящий, из черемушкинских.
        Влад даже планировал привлечь к операции кореша Сеню Сергиенко - опера из районной убойки, который в таких вещах, как слежка и установление личности владельца, собаку съел за четыре года службы.
        - Василь Василич ждет тебя, - раздался в наушнике голос Ленки - Железного Феликса. Ротный по прозвищу Гвоздь в сравнении с этой референткой - мать Тереза.
        До смешного доходит - не пускает к боссу. Как тот ее терпит? Может, Ленку
«контора» внедрила? Хотя вряд ли. Через дружбу босс пострадал - дружит с Ленкиным батей. Вот и хлебает по полной. Дружба - это святое.
        Перед дверью приемной Влад осенил себя быстрым крестным знамением - так, на всякий пожарный. И только после этого на полусогнутых вошел. Довела, блин.
        Леночка сидела строгая, как гимназистка - с прямой спиной, плотно сжатыми губами и сдвинутыми бровями.
        - Наябедничала? - С утра они с Ленкой успели схлестнуться за право первой ночи. Ленка снова взяла верх. Не драться же с помощницей. Все-таки она это… девушка.
        - Ябедничают типы вроде тебя, а я доложила шефу, - парировала Леночка, - он тебя ждет. И пожалуйста, в сжатой форме - у Василь Василича делегация через десять минут. Постарайся уложиться.
        От черта - молитвой, а от Железной Ленки - ничем.
        - Как пойдет. - Ох, с каким удовольствием скрутил бы эту гимназистку Влад Кречет!
        Ее бы…
        Додумать, что бы он сделал с помощницей, отравляющей жизнь таким отличным ребятам, как они с боссом, Влад не успел - его уже внесло в кабинет.
        - Здрасте, Василь Василич.
        - Здорово, Влад.
        Шеф - нормальный мужик, что и говорить, поднялся навстречу и протянул руку:
        - Что у тебя?
        - Тут такое дело… - замялся Влад, пожимая жесткую ладонь. - Думал, думал, решил, надо вам сказать. Не был уверен, а теперь уверен.
        - В чем?
        - Следит за вами кто-то.
        В кабинете повисло гнетущее молчание, в котором громко отмеряли время настенные часы - как бомба с часовым механизмом. У Влада от напряжения по спине заструился холодный пот, он не спускал с босса глаз, чтобы по первому движению мускулов на лице угадать команду, от которой зависит жизнь, но секунды тикали, а Крутов никак не реагировал на сказанное.
        - Это все? - наконец прохрипел бигбосс.
        - Я чё хотел сказать, Василь Василич. Вчера, когда я вас отвозил в ресторан на речку, за нами машина пристроилась - «опель»-мини-вэн с местными номерами. Я его не первый раз вижу, но вчера убедился - за нами.
        Мрачный взгляд Крутова и затвердевшая нижняя челюсть говорили о том, что уровень потрясения составил двенадцать баллов по шкале Рихтера.
        - Ты не ошибся? - Оставалось от души надеяться, что, если б хотели убить, уже бы убили и что времена, когда депутатов находили с дыркой во лбу в подъездах собственных домов, прошли безвозвратно.
        - Нет, Василь Василич, - крутанул лысой башкой Влад, - не ошибся. Провожают нас по вечерам.
        - А днем?
        - Не утром, не днем, а именно вечером. Когда с вами Ковалева, - сделал контрольный выстрел Влад.
        - Бывший муж Валерии? - Крутов машинально нащупал в столе гостевую пачку сигарет, не глядя вытряхнул одну, прилепил к сухим губам, щелкнул зажигалкой, но так и не прикурил, услышав ответ.
        - По-моему, баба за рулем, - дослал водитель.
        Мать его так! Приборы зашкалило, показания сбились. Кто-то из отставных любовниц - испуганной тенью метнулась мысль. Но он со всеми своими бывшими остался друзьями, во всяком случае, ему так казалось. Да и немного их, бывших, и все при мужьях.
        Жена? Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Верочка, как жена Цезаря, вне подозрений. Тогда кто?
        Кто-то из коллег компромат собирает? Так непрофессионально?
        Быстро отсеивая возможные варианты, Василий на всякий случай переспросил:
        - Баба, значит? - В интонации вкралась угроза.
        - Ага, - подтвердил Влад.
        Частный детектив?
        Крутова как кипятком обдало: за Лерой следят? Кто? С какой целью?
        Не хватало только оказаться впутанным в какую-нибудь гнилую историю с фотографиями, выложенными в Интернете. Крутов почувствовал, что взмок.
        - Номера запомнил?
        - Конечно! - Влад сунул руку в карман джинсов и извлек клочок газеты с буквами и цифрами, в нескольких местах насквозь проткнутыми ручкой.
        - Н-да, - крякнул Василий.
        - На колене записывал, - извинился за писульку Влад.
        - Разберемся, - неизвестно кому пообещал Крутов и кивнул Кречету.
        Проводив взглядом водителя, Василий несколько мгновений в задумчивости крутил бумажный обрывок с номерными знаками, потом, что-то решив, пролистал список абонентов в памяти мобильного, нажал соединение и стал считать гудки. Ответили на пятом.
        - Старик, привет, - произнес Василий Васильевич.
        Следующие несколько минут ушли на ничем не выдающийся разговор о здоровье, отпуске и предстоящем дне рождения, после чего Крутов изложил просьбу, продиктовал серию, номер машины-шпиона и простился, предупредив:
        - Димыч, я жду.
        Через час, получив от делегации торговцев верительные грамоты, Крутов позвал Леночку.
        - Елена Дмитриевна, мне нужна вся возможная информация о Ковалеве - муже Валерии Ковалевой, - внимательно изучая мелкие трещинки и царапины на столешнице, изложил просьбу Крутов.
        Леночка понимающе кивнула и метнулась в приемную - ответить на звонок телефона - и тут же вернулась:
        - Василь Василич, вам звонят, но не желают представиться. Будете говорить?
        Брови у Крутова подскочили от веселого любопытства. Почему-то подумал: Лера захотела разыграть его.
        - Звонит мужчина, - сбила игривое настроение с шефа Леночка.
        - Соедини, - после секундного сомнения согласился Крутов.
        Из трубки веяло могильным холодом, его Василий почувствовал сразу, как только услышал незнакомый, какой-то скрипучий голос:
        - Ковалевой нужен не ты, а твои акции. И в трубке послышался зуммер отбоя.
        Тертого калача Крутова сообщение отправило в нокаут.
        Первая мысль: таким способом муж Леры - Ковалев - решил вернуть супругу к остывшему, так сказать, семейному очагу. Простенько и со вкусом - добиться своего, оклеветав жену перед соперником.
        Василий испытал настоятельную потребность вымыть руки, как после посещения толчка на автовокзале. Вместо этого положил перед собой чистый лист и записал фразу, услышанную по телефону: «Ковалевой нужен не ты, а твои акции».
        А если это правда? Правда, что Лере нужен не Василий Крутов, а его акции? Третий по прибыльности полиграфический бизнес хирел, ручеек дивидендов таял, и Крутов уже давно не отслеживал сумму, к тому же отчислялись дивиденды на Верочкин банковский счет.
        Всего одна восьмая часть акций (если считать с администрацией) - Крутов о них и вспоминал-то от случая к случаю, от собрания акционеров к собранию акционеров. Всего… Кому «всего», а кому… У кого, как говорится, щи пусты, а кому жемчуг мелок.
        Главное - понять, какую цель аноним преследует. Хочет сохранить состав правления или, наоборот, развалить? Чтобы акционеры, предупрежденные о войне между учредителями, сбрасывали акции?
        Звонил мужчина. Мужской голос сейчас каждый умелец сымитирует. Если это так, то еще один вопрос: аноним и преследователь в «опеле» - одно и то же лицо?
        Что там у них происходит в «Ведомостях» и в типографии, разозлился Крутов, чтоб им пусто было. Нечего гадать на кофейной гуще, сказал он себе, надо встретиться с Казимиром лично и все узнать. А еще лучше - потребовать собрания акционеров.
        Черт, черт, черт. Именно сегодня у них с Лерой запланирована прогулка на теплоходе. Крутов зафрахтовал пароходик, чтобы побыть наедине с Валерией. Только он и она. Ну еще судовая команда - на всякий случай.
        Сидя на верхней палубе, они собирались пить шампанское и смотреть на проплывающие мимо огни города.
        И все-таки - Дворяниновича перенести на завтра или Ковалеву?
        Сердце выбирало женщину, а голова - мужчину. Сердце шептало, что Лера несколькими пассами избавит его от ни на чем не основанных подозрений. А голова радовала шкурными мыслями о дивидендах: их можно не замечать, когда они есть. Сначала не станет этих, потом следующих, потянется цепочка, которая приведет к тому, что и Леры не станет - женщины не выносят неудачников.
        Сомнения Крутова развеяла Леночка - она влетела в кабинет с таким лицом, будто проиграла Кречету щелбан.
        - Василь Василич! - Помощница выдержала трагическую паузу.
        - Ну? - подстегнул Крутов.
        - Никакого Ковалева не существует в природе. То есть существующие в природе Ковалевы не имеют отношения к Валерии Константиновне. Валерия состоит в браке с Дворяниновичем. Состояла в браке, - подсластила пилюлю Леночка.
        У Крутова моментально обручем сдавило голову.
        - Что? - Конструкция из приоритетов, которую только что выстроил Василий, оказалась карточным домиком. - Как же так?
        - И на старуху бывает проруха, - умыла руки Леночка, - мой информатор думал, что это ни для кого не новость.
        Эх, Валерия Константиновна, Валерия Константиновна… Что происходит, елки зеленые?
        Обруч сместился к ребрам и застрял - ни туда ни сюда. С самым несчастным видом Василий взялся за сердце.
        - Вам плохо, Василь Василич? - пискнула Леночка.
        - Есть валидол? - голосом умирающего спросил Крутов.
        Леночка выскочила в приемную. Как петух крыльями, захлопали дверцы шкафов, злобно зашипели выдвигаемые ящики.
        - Есть! - Воспользовавшись правом дочери лучшего друга, Леночка сунула под язык присмиревшему Крутову таблетку.
        - Иди к себе, - отослал помощницу моментально осунувшийся Василий, - и позови Влада.
        Вот это любовь, вот это ревность, восхитилась Леночка. Кто бы из-за нее так убивался.
        Оставшись в одиночестве, Василий перетащил себя на диван и принял позу роденовского «Мыслителя»: где только была его хваленая интуиция? Крышу снесло на старости лет («Чур меня, чур!») от хорошенькой мордашки и ножек.
        Бессмысленное самобичевание было остановлено стуком, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лысая голова.
        Прошло не меньше минуты, пока водитель решился переступить порог. Леночка напутствовала, догадался Крутов, расписала в красках состояние шефа.
        Вид у Влада был несколько потрепанный, видимо, чересчур старательная и фанатично преданная шефу помощница не удержалась и применила пытки, запрещенные Гаагской конвенцией.
        - У меня к тебе щекотливое поручение, - не стал ходить вокруг да около Крутов.
        В этот момент Василий услышал виброзвонок и, по-стариковски шаркая ногами, вернулся за стол.
        Звонил отец Леночки, Дмитрий Щегольцов.
        Информация, которой располагал верный друг, гармонично вписывалась в ряд сегодняшних новостей: таинственный опелек числился за газетой «Губернские ведомости».
        Задание состояло из двух пунктов.
        Пункт номер один предписывал познакомиться с водителем опелька и узнать, где оставляет он мини-вэн на ночь.
        Пункт номер 2 вытекал из пункта номер один: если водитель оставляет авто на стоянке или в гараже редакции, то узнать у охранника, кто и зачем забирал машину по вечерам в течение последней недели, - вот и все, что требовалось от Влада.
        К счастью, водитель «опеля», Денис Иванович Федулов - сухощавый дедок, тяжело переносил молчание, что сильно облегчало задачу Влада Кречета.
        - Я ее, ласточку, своими руками всю, до винтика, разобрал и собрал. У этих буржуев не допросишься денег на ремонт или на запчасти. Все под себя гребут, личные-то машины чуть не каждый год меняют.
        Влад технично свел разговор к охраняемой стоянке или гаражу, куда загоняет верного коня Федулов.
        Стоянка? Стоянка у газеты - пятак под окнами первого этажа, потому-то владельцы авто, кто приезжает в редакцию или в типографию, прихватывают соседние парковки и, само собой, тротуар. А гараж - гараж есть, как не быть. Хоть это догадались построить богатенькие буратинки, паразиты на теле пролетариата. Только пользы от гаража как от козла молока: ворота не открываются - просели, по асфальту скребут, из-за этого проезд узкий, того и гляди поцарапаешь ласточку. Себе-то уже небось, паскуды, не один…
        - А где гараж? - изобразил интерес Влад, утомленный классовой ненавистью Федулова.
        - Во дворе.
        - Близко, - с легкой завистью отметил Кречет. Ему самому часто приходилось оставлять машину вообще под окном, а потом всю ночь подскакивать от воя чужих охранных систем.
        Денис Иванович охотно подтвердил:
        - В двух шагах. Хочешь, можешь сам убедиться.
        О чем речь! Влад Кречет затем и притащился сюда, затем и терпит весь этот парад-алле, чтобы убедиться.
        Мужики промаршировали по узкой асфальтовой полосе вдоль стены здания, дважды свернули и через несколько метров уперлись в гараж.
        - Везет же некоторым, - снова позавидовал Влад, - в офисе охрана, закрытый гараж - теплое место.
        Иваныч похлопал Кречета по плечу:
        - На пенсию выйду, порекомендую тебя.

«Такие, как ты, на кладбище попадают, минуя пенсию», - подумал Влад и заметил здоровенного бугая-охранника, с непропорционально маленькой головой, заспанной рожей и вмятиной на щеке, повторяющей фигурный рисунок замка-молнии на форменной куртке. Охранник возник из неприметной двери черного хода.
        - Иваныч, а где твоя машина? - Секьюрити неодобрительно поглядывал на Федулова.
        - Привет пожарным! - радостно скалясь, откликнулся Иваныч. - У тебя из-под носа можно слона вывести. Спал небось?
        - Ага, поспишь с вами, - огрызнулся секьюрити, - таскаются кому не лень, ни днем ни ночью покоя нет.
        - Витек, а ты чё злой такой? - миролюбиво спросил Иваныч, глядя снизу вверх на Витька.
        - Так не бесплатно, наверное, - влез Кречет.
        Витек как-то неожиданно легко завелся:
        - В самое яблочко. Пару дней назад на докладную нарвался и премии лишился, - охранник виртуозно сплюнул, зыркнув на Иваныча, - из-за тебя, между прочим.
        - А я-то каким боком? - изумился Иваныч.
        - Эта вобла сушеная приехала утром и давай с ходу орать: где был вечером «опель»? Ворами обзывала и паразитами. Орала, орала… Я ей, мол, все претензии к Иванычу, а она мне: ты не только за посетителями должен следить, но и за прилегающей территорией. Так что, Иваныч, чтоб корыто твое мне глаза больше не мозолило. Ставь под замок.
        Последовавшая реакция Иваныча оказалась еще более неожиданной: водитель «опеля» позеленел и длинно выругался:
        - Вот сука. Сама же пела мне: лето, чего ты, Иваныч, с гаражом мучаешься, говорит, я позвонила в одну дорожно-строительную фирму, на днях приедут, снимут асфальт, забетонируют въезд, чтоб по-человечески все было. Ты пока оставляй машину во дворе. Охране дам указание, чтоб присматривали. А сама, мышь облезлая, меня же и слила.
        - И кто у нас вобла сушеная, сука и мышь облезлая? - проявил интерес Влад.
        - Зам генерального, Бочарникова. Мес-с-салина, - сквозь зубы процедил Федулов, нахватавшийся от паскуд-буржуев непотребств.
        Миссию можно было считать завершенной. Наконец-то Влад Кречет обойдет Железную Ленку на повороте.
        Взяв хороший темп, Влад Кречет припустил к машине.
        - Мессалина, Мессалина, Мессалина, - по падая в ритм, заучивал на ходу непривычное, чужое для слуха, но такое благозвучное имя. Иностранное, козе понятно.
        Устроившись на сиденье, первым делом Влад жирно вывел на корешке журнала «За рулем», болтавшегося в бардачке с незапамятных времен: «Мессалина».
        Везет же некоторым с именем. Не то что его предки - никакой фантазии.
        Вот тут и выяснилось, что, пока Влад старался удержать в памяти редкое имя, фамилия напрочь выскочила из головы. То ли Бочкина, то ли Черникова, а может, Ночкина или Печкина - шут ее знает какая, но точно не такая благозвучная, как имечко.
        Влад приуныл. А ведь как блестяще была проведена операция по сбору информации в тылу противника!
        Что теперь делать? Хоть плач, хоть возвращайся и начинай все заново.
        Промучившись еще несколько минут, но так и не вспомнив растреклятую фамилию растреклятой начальницы с редким именем - наверняка редкой суки, иначе фамилия бы запомнилась, - Влад выбрался из машины и направился назад в редакцию газеты.
        Буквально перед носом у Кречета дверь распахнулась, и Влада чуть не сбила с ног высоченная и тощая, как измерительная линейка, дамочка. Влад Кречет посторонился, пропуская дамочку, и та уже почти прошла мимо, оставив позади себя сладкое цветочное облако, от которого у Влада защекотало в носу, и все бы, глядишь, обошлось, но тут по выбритому затылку Кречета пробежал легкий сквозняк, и уши заложило от внутреннего голоса: «Спроси у Линейки фамилию Мессалины».
        - Простите, - обратился Влад к удаляющейся прямой спине, - а вы, случайно, не знаете, какая фамилия у Мессалины?
        - Что-что? - Бочарникова - а это было именно она - медленно обернулась.
        - Фамилию Мессалины, - уже не так уверенно повторил Влад, столкнувшись с бешеным взглядом.
        - Ах, фамилию, - пропела Галка, отлично понимая, о ком идет речь. Именно ей молва приписывала сходство с женой императора Клавдия. Молва была к Галке несправедлива:
        бордели она не посещала, лесбийских наклонностей не имела и не так уж была властолюбива, если терпела над собой такого идиота, как Казимир, черт возьми!
        - Сейчас ты у меня узнаешь фамилию, наглая рожа!
        Для начала Бочарникова с ходу заехала лысому придурку сумкой по дебильной роже. Затем удары посыпались на бывшего сержанта спецназа Влада Кречета со всех сторон.
        Спасаясь от побоев, Кречет петлял по прилегающей территории и прикрывал голову локтями, прятался от атакующей валькирии за сиреневые кусты и несколько раз чуть не упал. Галка размахивала сумкой, как пращой, и метелила парня, не обращая внимания на его полузадушенный хрип:
        - За что?
        Все кончилось так же внезапно, как началось:
        спарринг-партнер выдохся и опустил сумку.
        Надо отдать должное - сумка оказалась качественной, в бою не пострадала, целехонек остался и фотоаппарат «Сони», болтавшийся на дне с юбилея газеты, и Бочарникова пришла в отличное расположение духа.
        - Барбат - вот какая фамилия, - под занавес сообщила она лысому.
        Тут Галина почувствовала, что на них смотрят, подняла глаза на третий этаж, где размещалась редакция, и обнаружила коллектив почти в полном сборе у распахнутых настежь окон.
        Галка отвесила шутовской поклон и услышала, как под ноги со звоном упала монета.
        Джинсы ремонту не подлежали - Влад распорол брючину от колена и даже не мог вспомнить, обо что и как. Левый глаз, в который заехала сумкой бешеная дылда, слезился. Иностранное имя, записанное на корешке журнала «За рулем», отдавалось болью во всем теле - таков был скорбный итог партизанского рейда.
        Но самым унизительным было то, что фамилия Барбат застряла в голове будто гвоздь, вбитый сумкой-пращой.
        Был рабочий полдень, и Владу надлежало явиться на работу. Но при подъезде к офису депутата ослабевшая от побоев воля водителя дрогнула: появиться в таком виде на глаза Железной Ленке - все что угодно, только не это. В конце концов Влад убедил себя, что просто не имеет на это права. Как сержант запаса, как мужчина и как человек, наконец.
        Железная Ленка - она же ядовитая, как кобра. Укус смертелен, если нет антидота.
        Антидота у Влада с собой не было, и сержант струхнул. И припарковался недалеко от офиса, чтобы позвонить боссу и выпросить отсрочку своей погибели.
        - Василь Василич, я заеду домой, мне переодеться надо.
        Босс - нормальный мужик, дай Бог ему здоровья, не возразил, и Влад поехал переодеваться.
        Оказавшись дома, Влад Кречет первым делом бросился к зеркалу - рассмотреть подбитый глаз. За то время, что Влад ехал, пострадавший глаз заплыл еще сильнее, причем не один, а прихватив за компанию парный орган и даже нос.
        Кречет предпринял отчаянный шаг остановить разрушительный процесс, для чего приложил к веку баночку пива из холодильника.
        Терпеливо выждав двадцать минут, Влад снова посмотрелся в зеркало и понял: если он хочет сберечь репутацию, на работе ему делать нечего. Хотя бы несколько дней.
        Как порядочный человек, Влад снова позвонил шефу и сказал правду:
        - Василь Василич, тут дело такое. Мне одна дура заехала сумкой в глаз.
        Крутов прокашлялся.
        - Как это?
        - Понимаете, я был в редакции, все узнал. Эту тетку, которая за вами следит, звать Мессалина, фамилия Барбат.
        - Как-как? - насторожился депутат Крутов.
        Только иностранцев ему не хватало. МИ-6? МОССАД? ЦРУ? Федеральная разведслужба Германии? Кому он перешел кривую дорожку?
        - Мессалина Барбат. Василь Василич, я пару дней хочу дома побыть, а то чё-то глаз заплыл совсем.
        - Пару дней? - без энтузиазма переспросил Крутов.
        - Да. Если можно.
        - Ну, валяй, - дрогнувшим голосом разрешил Василий. Неизвестно, во что он влип, так что водителя и помощницу лучше отправить в краткосрочный отпуск.
        Василий был напряжен, а она даже не насторожилась.
        Куда там, лето, вечер, луна, река, столик на двоих, накрытый белоснежной скатеркой, которая в ночном свете флюоресцировала голубым, шампанское, иллюминация вдоль набережной - и Лера поддалась обаянию момента, поверила…
        Вопрос сам слетел с языка:
        - Васенька, ты любишь меня?
        Свет на верхней палубе по их просьбе убрали, остался один фонарик над камбузом, и Лера плохо видела лицо, освещенное отраженной в воде луной, но Крутов как-то странно, подозрительно долго молчал, и в душу ужом вполз страх.
        - Лера, мне звонил какой-то человек. - Василий извлек из нагрудного кармана листок. Нет, не листок - гранату с выдернутой чекой, ядерную боеголовку с поврежденной капсулой. - И сообщил некую информацию. Думаю, тебе будет интересно. Вот.
        Складка между соболиными бровями Василия стала заметнее, и только тогда до Леры дошло: случилось что-то непоправимое.
        - Что это? - Она еще цеплялась за летний вечер, за огни на пирсе и пузырьки шампанского.
        - Прочти, - коротко велел Василий, поднося зажигалку к свече.
        Буквы запрыгали в неровном пламени, все красоты померкли, как только Валерия добежала глазами до конца строчки: «Ковалевой нужен не ты, а твои акции…»
        Надвигающаяся тошнота довершила начатое.
        - Это все Галка, - процедила сквозь сжатые зубы Лера и рванула к бортику. Проклятущий кинетоз!
        - Значит, правда, - услышала она убитый голос Крутова.
        Все последующее Лера помнила плохо: голова кружилась с дьявольской скоростью, огни города то уплывали, то приближались, бор та пароходика раскачивались, как будто они из речки-гнилушки, судоходной только по фарватеру и только летом, выскочили прямиком в открытый океан.
        Но даже в этом критическом состоянии Лера поняла: Бочарникова со своими захватническими планами сломала ей жизнь. В том, что звонила Бочарникова, Лера ни секунды не сомневалась.
        С приближением к берегу тошнота усилилась. Лера по-собачьи, открыв рот, часто и коротко дышала, чтобы обхитрить организм, а заодно, возможно, и судьбу.
        Пароходик пришвартовался, и Лера поняла, что если она сейчас хоть как-то не оправдается, то Василия больше не увидит. Но тут на Леру накатил очередной приступ тошно ты, и все посторонние мысли утонули в вязкой слюне, наполнившей рот.
        Да и что она могла сказать? Что недооценила Галку? Ложь - она знала, что Бочарникова ни перед чем не остановится.
        Сказать, что она отказалась участвовать в Галкиной афере? Тоже неправда - она не отказалась, хоть и не обещала ничего определенного.
        - Я вызову тебе такси, - донесся голос Крутова. Прозвучало как «Я вызову тебе катафалк». Или «Я вызову тебе мусоровозку» - так даже вернее. Катафалк - слишком шикарно для клуши.
        Словами уже было не спасти положение. На до было что-то предпринять. Что-то экстраординарное. Но что?! Повиснуть на шее у Василия, броситься на грудь, в ноги, в воду, чтобы спасал, - что? Что нужно сделать, чтобы остановить неумолимо надвигающийся разрыв?
        - Василий, я не хотела. - Жалкая попытка жалкой клуши. Лучше бы она вообще промолчала, тогда у нее был бы шанс.
        - Я все понимаю. - Василий оглянулся на звук таксомотора. - Ну, вот и машина.
        - Васенька, - пролепетала Лера, - может, ты поедешь со мной, и я тебе все объясню?
        Сдвинув брови, Василий смотрел куда угодно и на что угодно, только не на Леру, и мгновенно отдалился на расстояние в один световой год. Если не считать несостоявшегося материнства, так плохо Лере еще никогда не было.
        - Нет, мне надо поработать. До свидания, Валерия, - спокойным и вежливым тоном попрощался Крутов.
        Лучше бы ударил.

* * *
        Господи! Почему она такая тряпка?
        Почему она всегда сдается без боя, стоит только кому-то притопнуть на нее? Почему? Почему всякий раз, когда надо защищаться, она превращается в соляной столп, вместо того чтобы превратиться в танк? Или хотя бы в ручную гранату? Почему она, как Бабель, скандалит только за письменным столом, а на людях заикается?
        Мысленные диалоги - вот ее конек, вот где ей нет равных. О! В мысленных диалогах Лера поднаторела. В мысленных диалогах она была иронична, язвительна, блистала умом и злым остроумием, как Фаина Раневская, Александра Коллонтай и Татьяна Лазарева, вместе взятые, и выходила победительницей из любых словесных баталий, на любых рингах.

«Besame Mucho. Прощаться с любовью надо с заломленной шляпой? Что ж, попробуй…»
        В такси Леру снова атаковала вязкая тошнота. Не доехав до дома, она отпустила машину и побрела пешком.
        От пустой улицы, ночи, от полной безнадеги на Леру накатила волна жалости к себе, случился эффект снежного кома, и все события последних недель всплыли в масштабе один к одному.
        Горе побежденным!
        Все неправильно. Неправильно, что Галка заставляет ее страдать. Вот пусть теперь все исправляет, неожиданно осенило Леру, и она даже ускорила шаг.
        Пусть Галка все объяснит Крутову. И про акции, и про то, что склоняла, но так и не склонила Леру к преступному участию в преступной афере.
        Полет фантазии прервала простая и до боли трезвая мысль: зачем Галка поссорила их с Крутовым? Чего она добилась? Решила поторопить события? Или выбрала рейдерский захват? Тогда что делать ей, Лере? Предупредить Крутова?
        Из сумбура, который творился у Леры в голове, родилась вполне разумная идея - надо поговорить с Бочарниковой.
        Решение не самое гениальное, но это был повод дожить до утра.
        Леночка принюхалась - Антонио Бандерас был разжалован, ошельмован и отправлен в отставку, а мрачное настроение шефа затягивало в приемную сквозняком вместе с прежним Хьюго Боссом.
        - Что-то случилось, Василь Василич? - проявила дочернюю заботу Леночка. На заботу шеф обычно отзывался благодарностью, недаром носил имя Василий.
        Не отвечая на вопрос, Крутов приложил палец к губам, выбрался из кресла, в котором полулежал в полной прострации, и потащил помощницу к выходу.
        Леночка в немом изумлении проследовала за шефом на улицу, а там - до ближайшего штендера: «Корпоративные завтраки и обеды».
        Устроившись за столиком, Крутов осмотрел заведение и углом рта произнес фразу, от которой у Леночки затрепетало сердечко и обострились все чувства:
        - Не исключено, что офис прослушивают.
        Короткая Леночкина шейка неуловимо удлинилась, а высоко прилепленные ушки преобразовались в два зарифленных паруса.
        - Супер!
        Василий вынул вдвое сложенный листок.
        Леночка как завороженная следила за листком. Уведомление о внебрачном ребенке? Об алиментах? Шантаж? Судя по угрюмому виду шефа, шантаж с внебрачным ребенком и алиментами.
        - Два кофе, - бросил Василий официанту, хотя ему смертельно хотелось чего-нибудь позабористее.
        Под пристальным взглядом шефа Леночка быстро ознакомилась с нехитрым текстом и пожала недоразвитыми плечиками.
        - Оригинальный наклон букв свидетельствует о бескорыстии, - отложив листок, защебетала она, - довесок к букве «щ» говорит о необыкновенной работоспособности, а завиток, сопровождающий букву «в», - о воле к победе.
        У Крутова глаза полезли на лоб.
        - Постой, постой, откуда там «щ»? - догадался спросить он.
        - Это Ильф и Петров, Василь Василич, это не я, - успокоила Леночка, - только не говорите, что вы поверили этой анонимке.
        - Смешно, - с обидой буркнул Крутов, - я записал текст сообщения, телефонограмму, так сказать, принял. Помнишь, мне звонил какой-то хрен моржовый и не назвал себя?
        Леночка заерзала. Наконец-то! Наконец-то ее звездный час пробил.
        - Конечно, помню. И вы поверили в эту ахинею?
        - Не верил, пока не получил признание главной подозреваемой.
        - Под пытками, что ли? - Леночка с легким испугом посмотрела на шефа.
        Крутов живо припомнил Валерию, беспомощной тушкой свесившуюся через поручни:
        - Почти.
        - Ну а если серьезно?
        - А если серьезно, это еще не все.
        - Что вы говорите! - Глаза у Леночки засверкали от возбуждения, на щеки взошел лихорадочный румянец. Все-таки Ленка - дочь своего отца, мимоходом отметил Крутов.
        - За мной хвост, - процедил Василий, стараясь держать под контролем зал, - в том смысле, что меня водит потертый «опель».
        - ?..
        - Дима выяснил, кому принадлежит машина - редакции газеты «Губернские ведомости». Что-то в последнее время очень много этих «Ведомостей» вокруг меня, тебе не кажется? - усталым голосом поинтересовался Крутов.
        - Может, это совпадение?
        - Какое к черту совпадение! - взорвался Василий Васильевич и снова обшарил взглядом зал. - Нет, к сожалению. Поэтому с завтрашнего дня мы все - ты, я и Влад - уходим в отпуск. Влад, кстати, уже ушел.
        Леночка была заинтригована:
        - Что, все так серьезно?
        - Серьезнее некуда. Ему глаз подбили в редакции - можешь представить?
        Вообразив Кречета с бланшем, Леночка непочтительно хихикнула.
        - Пока все не выяснится, посидите дома, - продолжал с похоронным видом шеф. Вот уж кто нуждается в отпуске, так это он. От Мессалин, от «Ведомостей», от анонимных звонков и… хотелось бы думать, что и от Валерии Ковалевой. Это был первый в жизни Василия случай, когда ему предпочли… ценные бумаги.
        Крутов издал тяжелый вздох. Отпуск от Валерии Ковалевой приравнивался к насильственной депортации, к отлучению от матери-церкви, от груди, от кислородной подушки, от депутатского кресла - от жизни, одним словом, а это было несправедливо.
        - Василь Василич, - не поверила Леночка, - вы шутите? Вы, значит, будете следственные действия проводить, а я дома сидеть? Нет, так мы не договаривались.
        - Значит, передоговоримся, - оборвал помощницу Крутов.
        - Скажите хотя бы, кто следит за вами, - заныла Леночка, для которой неизвестность была хуже острого ножа в сердце.
        - Мессалина Барбат, - прошептал Крутов, предварительно оглядевшись и не заметив ничего подозрительного.
        - Что?! - Леночка подумала, что ослышалась.
        - Тише ты! - Крутов опасливо оглянулся. Кроме них двоих, в это время дня корпоративные завтраки и обеды никого не привлекали. - Влад выяснил, что за рулем
«опеля», который нас преследовал, находилась эта самая Мессалина Барбат.
        - Это псевдоним агента под прикрытием? - Расширенные глаза помощницы и вибрирующие ноздри нагоняли на Крутова еще большую тоску.
        - Не похоже, - с осуждением сказал он, - вряд ли агент станет работать в редакции
«Ведомостей» заместителем Дворяниновича.
        Последние слова Крутов произносил, уже уверенный в обратном: самое место для агента под прикрытием - редакция.
        - Но это же невозможно, - пролепетала сбитая с толку Леночка, - Мессалина умерла в первом веке.
        - Ты уверена? - Крутов смотрел на помощницу с надеждой.
        - В общем и целом уверена, хотя надо справиться в энциклопедии на всякий случай - могу ошибаться годом.
        Несколько долгих секунд депутат с помощницей смотрели друг на друга.
        - Откуда Кречет взял эту Мессалину? - в унисон прозвучали два голоса.
        Губы Леночки презрительно скривились.
        - Придумать Влад такое просто не способен.
        - Не так уж это важно. Есть проблемы поважней. Что ты думаешь по поводу звонка? - вернулся к началу разговора Василий и отхлебнул остывший кофе.
        Томление, которое испытывала Леночка в связи с системой записи звонков, испарилось - неужели шеф в чем-то ее подозревает? Она же только в целях безопасности…
        - Сердцу доверять надо, а не ушам, Василь Василич.
        Проницательность помощницы граничила с жестокостью. Крутов почувствовал, что сейчас надорвется от переживаний.
        Он нащупал пульс и посчитал удары. Дыхание поверхностное, и сердце трепыхается, как заячий хвост. Налицо все признаки стресса. Вообще-то признаков гораздо больше. Имеют место повторяющиеся сновидения такого характера, что, узнай о них лечащий врач, не отвертеться Крутову от сексолога. И это еще не все: у пациента наблюдается чувство вины и утрата вкуса к жизни.
        При упоминании имени журналистки ко всем имеющимся признакам стресса добавился еще один - острое, почти неконтролируемое желание ощутить в руке тяжесть охотничьего карабина.
        Крутов обхватил голову ладонями и несколько секунд сидел, не подавая признаков жизни. Леночка диагностировала невротический синдром - валидол в таких случаях бессилен.
        Крутов шевельнулся:
        - В общем, ты решай сама, чем будешь заниматься, а мы с отцом поедем на охоту.
        - На охоту, значит. - Леночка скептически относилась к мужским инстинктам, ничего общего не имеющим с материнским.
        В понедельник День независимости, и в общей сложности гулять народ будет три дня. За эти три дня отец с дядей Васей насквозь провоняют бодрящими брутальными запахами: приторным запахом крови, пороховой гари, костра и перегара. И привезут это удушающее амбре домой.
        Они, значит, будут отрываться там, а она сиди и жди, когда они явятся.
        Впрочем, она знает, чем займется в выходные. Ни в какой отпуск она не уйдет, а как раз наоборот. Прямо сейчас отправится в офис, прослушает запись звонка и установит абонента. Все-таки как правильно она сделала, что отключила голосовое оповещение о записи. И как ей повезло, что дядя Вася далек от компьютерных технологий.
        Во дворе дома Щегольцовых стоял барбекю-гриль, похожий на искусственный спутник, осетрина исходила томным ароматом, и Василий с несчастным видом пытался запить голод пивом.
        При взгляде на Дмитрия становилось ясно, чья Леночка дочь. Тот же упрямый крутой лоб, та же короткая шея, те же повороты головы и мимика.
        Леночкин сарафан мелькал то тут, то там, она убирала, подавала, словом - исполняла роль любящей дочери и гостеприимной хозяйки дома, стараясь при этом не пропустить ни слова из разговора мужчин.
        Как назло, мужчины не спеша потягивали пиво и по-семейному переругивались из-за маринада для шашлыков: один настаивал на вине, другой - на луке и лимоне.
        - Как ты?
        Страшилки, которые нарассказывала дочь, подтверждались: Василий осунулся, похудел, под глазами залегли тени и седины прибавилось - или только кажется? Друзья не виделись около двух месяцев - и все из-за таинственной незнакомки, оказавшейся на поверку настоящей дешевкой. Аферисткой с садистскими наклонностями - вон что сотворила с красавцем-мужчиной, неунывающим повесой Василием Крутовым.
        Своей беспечностью Крутов иногда вызывал зависть у Дмитрия, реже - раздражение, а сегодняшним звонком поставил в тупик, но отчитывать друга в присутствии дочери Дмитрий воздержался из этических соображений: все-таки Василий - Ленкин босс.
        - Давай потом, - словно прочитав мысли друга, попросил Крутов - тоже из-за Ленки.
        Звонок неизвестного и «опель»-шпион взбаламутили душу, но никак не связывались в сознании. Василию нужен был собеседник, чтобы проанализировать ситуацию и сделать правильные выводы.
        - Димыч, я не могу сопоставить слежку и звонок, - признался Василий, когда Леночка упорхнула в дом за посудой. - Чего добивается преследователь и кто звонил? Их двое или это один человек? Это сговор или случайное совпадение?
        - А это не важно.
        - В каком смысле?
        - В том смысле, что аноним все равно ведь добился своего.
        - Чего он добился?
        - Ну, вот ты уже порвал с журналисткой, считаешь ее виновной.
        - Но она же сама сказала - это все Галка. Разве это не подтверждает вину?
        - Понимаешь, с акциями ничего нельзя сделать спонтанно. Здесь все должно быть продумано если не до мелочей, то, по крайней мере, в основных деталях.
        - Ну, тогда звонил кто-то из ее врагов. Не представляю, какие у Леры, - при имени Ковалевой по лицу Василия прошла судорога, - могут быть враги.
        - А ты все о ней знаешь? - В Дмитрии никогда не дремала профессиональная подозрительность.
        Крутов мрачно произнес:
        - Ты ее не видел, поэтому спрашиваешь.
        - Что ты намерен делать? - Перевернув шампуры, Дмитрий перешел к столу и принялся срывать листья базилика с веточек.
        - А что тут сделаешь?
        - С моей точки зрения, это ты поддался порыву, а не она.
        - Думаешь?
        - Я не о звонке. Надо было присмотреться к девушке, а не кидаться сломя голову в отношения, - упрекнул друга Дмитрий. Иногда, пользуясь разницей в возрасте и опытом отца единственной дочери, Дмитрий читал Крутову необременительные нотации, оттачивал на нем педагогическое мастерство.
        - И что бы это дало? - усмехнулся Василий.
        - Мой тебе совет на будущее: понаблюдай сначала, как твоя подруга выбирает в магазине вещи, а потом тащи ее в постель.
        - Ну и при чем здесь магазины?
        - Еще как при чем! Если женщина хватает вещи не глядя, поддавшись порыву, - держись от нее подальше. Она такая же и в чувствах. А если вдумчиво, не торопясь, осторожно выбирает - на такую женщину можно положиться. Эта не станет прыгать в объятия первому встречному и на спонтанные поступки не способна.
        Чтобы не огорчать друга, Крутов не стал говорить, что ему импонируют как раз порывистые женщины. Он не имел понятия, как Лера выбирает одежду, но живо представил, как она перебирает на стойках вещи, останавливается на одних, отвергает другие, идет вдоль ряда, откладывает что-то и несет в примерочную. Крутов мысленно проник с Лерой за шторку и почувствовал огонь внутри.

«Ну хотя бы сейчас ты можешь не думать об этом?» - с раздражением спросил он себя.
        - Ну так ты поедешь со мной в Демидовку? - Эта перемена темы означала, что больше Дмитрий ничего не добьется.
        - Нет, Василий, у меня проверка, я сейчас никак не могу. В другой раз. Ты поговори с ней, - посоветовал Дмитрий, - сам знаешь, милые бранятся…
        Оба замолчали.
        Дмитрий покрошил на осетрину базилик, над столом поплыл дразнящий пряный дух, от которого не спасало даже пиво.
        - Ну, долго вы еще будете секретничать? - поинтересовалась, вынося тарелки, Леночка. - Есть хочется.
        - Разве от тебя что-то скроешь? - с любовью глядя на чадо, улыбнулся Дмитрий. - Ты же хуже всех разведок мира.
        - Слабому мужчине любая женщина кажется угрозой, - с достоинством парировала Ленка.
        - Не пугай меня, дочь. - Дмитрий погрозил пальцем. - Если в подоле принесешь, позора не переживу.
        - Ты бы радовался, если кто-то позарится на твое сокровище, - вступился за крестницу Василий, - у нее же на уме одна работа.
        - Всех отпугивает наличие отца - полковника спецслужб, - пожаловалась Леночка.
        - А ты засекреть эту информацию, - посоветовал Дмитрий, - нельзя же каждому объявлять: у меня отец - полковник спецслужб.
        Леночка не удержалась и сунула за щеку кусок шашлыка.
        - Шила в мешке не утаишь.
        - Руки! - прорычал Дмитрий. - Матери на тебя нет.
        - Есть у меня мать - дядя Вася.
        - Какая мать, такое и дитя, - ворчал Щегольцов, снизывая куски мяса с шампура на блюдо, - ты, Вась, все-таки поговори с девушкой.
        - Да, - тут же влезла Ленка, - поговорите. На романтическом ужине поговорите. Свечи, шампанское, комплименты. Очень освежает чувства.
        - Тебе-то откуда знать?
        - Так из книжек, дядя Вася. Вот и проверим теорию.
        - Я и так целыми днями чувствую себя подопытной морской свинкой, - пожаловался другу Василий, - а теперь еще и это.
        - Тяжелый крест достался ей на долю: страдай, молчи, притворствуй и не плачь. Кому и страсть, и молодость, и волю - все отдала, - тот стал ее палач! - хорошо поставленным голосом трагический актрисы продекламировала Леночка.
        - Талант, - с обожанием глядя на дочь, протянул Дмитрий, а Василий вспомнил Леру и их первую встречу. Валерия декламировала Ломоносова.
        Что он наделал?
        Лучший друг и его единственная дочь, шашлыки по пятницам и открытие сезона охоты на водоплавающих или кабана - это все, что у него есть. Они пускают его в свой мир. Валерия Ковалева - это его собственный мир, в который он пускал бы Димыча с Ленкой. Он отказался от своего мира - вот что он наделал.

* * *
        Лера проснулась не оттого, что выспалась, а скорее от удивления, что спит.
        Несмотря на все случившееся, проспала царство небесное и еще бы спала.
        С чего бы это? Дел по горло, а она валяется.
        Чем скорее она смотается на дачу, тем скорее приедет назад, чем скорее приедет назад, тем скорее поговорит с Бочарниковой, чем скорее поговорит с Бочарниковой, тем скорее вернет Василия.
        Все это хорошо в том случае, если… если только… если только Василий не использовал анонимный звонок как оправдание для разрыва… Лера ужаснулась собственному цинизму.
        Так недолго заподозрить Василия в том, что и позвонил он себе тоже сам. Звонок в студию: «Говорите, вы в эфире». Что-то вроде письма в редакцию - бородатый прием для поднятия рейтинга, когда в газете печатаются письма, написанные самими журналистами, на радио и телевидении нужный вопрос задает какой-нибудь звукооператор или звукорежиссер, кто-то из техслужб, кого телезрители не знают в лицо.
        Чудовищное подозрение заставило Леру сесть в постели. Неужели это возможно?
        Чей-то иезуитский голос, до безобразия похожий на Галкин, нашептывал, что в этой жизни возможно все. В этой жизни мужья с легкостью предают жен, любовники - любовниц, и наоборот.
        Теперь оставалось решить для себя: станет она разбираться, выяснять, копаться в этом дерьме со звонком или не станет? Нужно ей это или нет?
        Дело было не в Василии - к сожалению, не в Василии. А в том, что с сегодняшнего дня времени у нее было предостаточно. Пока она не найдет новую работу. Ходить в редакцию только затем, чтобы подставляться, - больше она бывшему мужу такой радости не доставит.
        Впрочем, заявление она отнесет и трудовую книжку (с единственной записью) заберет. Не сегодня - сегодня некогда.
        Лера встала и подошла к зеркалу. Слегка взлохмаченные волосы опускались на плечи, глаза потемнели от невыплаканных слез. Может, подстричься в знак протеста?
        Значит, план такой: позавтракать, отвезти маме продукты, забежать в салон, встретиться с Галкой.
        Но вся решительность рассыпалась в прах, стоило взять в руки телефон. Фотоальбом - вот чего она не учла. Фотоальбом был до отказа забит снимками Крутова.
        Рекламный Крутов за рулем, Крутов на фоне заката, Крутов на пляже, в лодке, у костра, с бокалом вина, у собора Святой Екатерины.
        Крутов в костюме, в ковбойской шляпе, в бандане, в шортах и в плавках.
        Насмотревшись на свое потерянное счастье, свою несбывшуюся мечту, развенчанную сказку, Лера погрузилась в черную меланхолию.
        Besame mucho. Только не сейчас.
        Чтобы не сойти с ума окончательно, буквально вытолкала себя из дома, потому что среди прочих мелькнула мысль открыть горелки на газовой плите, выпить снотворного и разом покончить со всем этим кошмаром.
        В положении безработной было свое преимущество - возможность избежать часа пик. В электричке было полно свободных мест, Лера заняла место у окна и бездумно провожала глазами убегающие летние пейзажи и жанровые сценки на перронах.
        Когда глаза устали от мельтешащих деревьев и столбов, Лера перешла к самоанализу и спросила себя, чем будет заниматься, уволившись из «Ведомостей». Вопрос вызвал к жизни какие-то образы, обрывки разговоров и рекламные статьи. Неожиданно из хаоса выплыла похабная рожа затейника-тамады, и Лера почувствовала волнение.
        Может, открыть праздничное агентство? Незнакомое чувство взросления поразило Валерию. Впервые за свои тридцать пять она поняла, что получает шанс стать самостоятельной. И главное - хочет ею стать.
        Проводить детские утренники, юбилеи, корпоративные вечеринки, свадьбы?

«Не с твоим потенциалом», - осадила она себя. Стоп. Можно же нанять ведущего, а самой писать сценарии - это-то она умеет. Напишет несколько праздничных и юбилейных сценариев для дня рождения, для Нового года, потом подаст объявление в газету и проведет конкурс ведущих. И с тем ведущим, кого выберет, обсудит сценарии. Сценарий проведения Дня строителя, например. Или Дня спецназовца. Нарядить зверского вида парней гусарами - пусть изображают летучий отряд записного спецназовца Дениса Давыдова…
        Блестящий план.

…Избегая коллег, Лера заняла дальний столик и села спиной к залу.
        И по неясной причине испытала неловкость, будто это она кому-то напакостила, кого-то предала, изменяла, шантажировала и теперь скрывается, прогуливает работу. И даже подстриглась и перекрасилась, чтобы не быть узнанной.
        Сделав заказ, Лера позвонила Бочарниковой и вернулась к душившим ее мыслям. Откуда в ней это чувство вины за то, что делали другие? Неужели она на самом деле провоцирует окружающих на пакости? Искушает слабых? Кто же она в таком случае?
        Испугаться по-настоящему Лере помешал низкий голос над ухом. Галка уложилась в рекордное время - пять минут. Не иначе как на метле.
        - Привет, подруга! О, тебя не узнать. Мне нравится.
        Лера поздравила себя с открытием: в каждом слове заместителя редактора ей теперь мерещилось двойное дно.
        - Привет, - вяло отозвалась она. - Говорят, смена имиджа спасает от убийственных мыслей. Может, начинает действовать не сразу?
        - Что-то ты грустная, девочка моя, - заметила Галина, усаживаясь напротив.
        Лера вздохнула: на Галке был льняной костюмчик с юбкой до колен и ядовито-розовый топ под ним. Тощая Галкина фигура, на которой, по твердому убеждению Леры, вещи сидели идеально, была предметом непреходящей Лериной зависти.
        - А ты не видишь повода для грусти?
        - Не вижу. Мы с тобой молодые, здоровые, полные свежих идей дамы, готовые на многое, судя по выражению твоего лица.
        - Относительно молодые, относительно здоровые, - промямлила Лера, впервые с завистью к этим молодым и здоровым.
        - Конструктивной критике буду рада, а все остальное можешь оставить при себе, - предупредила Галина.
        Она сделала заказ и отпила сок из Лериного стакана.
        - Все остальное - это что? - Ковалева без энтузиазма ковыряла вилкой салат из помидоров и собиралась с силами объявить о том, что она узнала и о чем догадывалась. Аппетит отсутствовал, силы тоже.
        - Ну? - Галина каким-то образом просекла Лерино состояние. - У тебя такой вид, будто ты собираешься мне сообщить нечто важное. Ты говорила с Крутовым?
        - Говорила, только не о том, о чем ты хотела.
        - И о чем же?
        В отличие от подруги Бочарникова все делала быстро - думала быстро, принимала решения мгновенно, ела тоже со страшной скоростью. Вот и сейчас у нее уже почти опустела тарелка, а Лера еще даже не приступила к еде.
        - Аноним - это ведь ты?
        - Девочка моя, ты говоришь загадками, - проглотив остатки порции, сообщила Галина.
        - Анонимный звонок Крутову - его сделала ты?
        Бочарникова с интересом посмотрела на Леру:
        - Крутову звонил аноним?
        - Да, звонил, - с досадой повторила Лера, - не прикидывайся, что не знаешь.
        - Отстань, - отмахнулась Галка, принимаясь за мороженое, - я действительно не понимаю, что ты мне пытаешься инкриминировать.
        - Галя, - строго одернула Лера, - никто, кроме тебя, позвонить не мог, потому что про акции мы говорили только с тобой.
        - Так. Мне надоело. - Галка с ожесточением воткнула ложку в подтаявший десерт, - объясни по-человечески, кто, кому, для чего звонил.
        - Ты позвонила Крутову и сказала, что я охочусь за акциями «Ведомостей».
        - Да ты что! Откуда знаешь?
        - Крутов сказал. - На мгновение, на долю секунды у Леры возникло необъяснимое желание рассказать Бочарниковой все как есть. Желание было таким сильным, что Лера даже прикусила язык.
        Галка изощренно выругалась:
        - Какая-то скотина пытается спутать мне все карты.
        - Елки-палки, - пробормотала Лера, - если это не ты, то кто?
        Бочарникова тут же сдала одноклассника с потрохами:
        - У Крутова масса доброжелателей и доброжелательниц. Бывших и настоящих. Да и у тебя в последнее время их есть. Разве не так? Да-а, - протянула Галина, не рассчитывая на сколько-нибудь вразумительный ответ, - похоже, не мы одни ломаем голову над проблемой. Нет, что за люди, а? Никому верить нельзя. Теперь все зависит от удачи. Как думаешь, на чьей она стороне - удача, я имею в виду.
        - На стороне удачливых, - мрачно предположила Лера.
        Сама мысль, что аноним и Галина - одно лицо, показалась теперь сущей глупостью: Галка ничего не знала об их с Крутовым непродолжительном романе. Если бы Лера была в состоянии соображать, она давно бы это поняла и не тратила время попусту, подозревая невиновного.
        Звонил тот, кто в курсе дела. Кто еще знает о ней и Крутове? Если она никому не говорила, остается окружение Крутова.
        - Не хандри, - попросила Бочарникова, - я что-нибудь придумаю. Ты сейчас на работу?
        - Я увольняюсь. - Произнеся это вслух, Лера ждала, что небеса обрушатся. Небеса не обрушились, все осталось как было: посетители, кафе, девушка-официантка с подносом, лето за витражным окном и рыжий кот, скрывающийся в траве от голубей.
        - Ого! Что-то ты сегодня развоевалась, Валерия Константиновна. - Галка с изумлением смотрела на Ковалеву: к стрижке и блондинистому цвету волос добавилась отчаянная решимость во взгляде. - Если так пойдет и дальше, ты меня переплюнешь. Второе решение за десять минут.
        - Казимир приходил, просил вернуться, я отказалась, так что теперь у него руки развязаны. - Лера по привычке искала оправдание своим действиям.
        Желание оправдаться смело можно было от нести к остаточным явлениям. Тем более что оно - оправдание - не замедлило отыскаться: «Ну в конце концов, почему все время ты должна платить по чужим счетам? Уступи это право им - тем, кто виноват перед тобой. Выступи в дуэте с падшим ангелом Бочарниковой. Поучись у Галки взыскивать с виновных».
        - А как же любимая работа?
        Именно этот вопрос боялась задавать себе Лера.
        - Придумаю что-нибудь, - в стиле Бочарниковой ответила Валерия и снова поразилась простоте решения. Вот как следует относиться к жизни.
        - Помощь потребуется - обращайся.
        - Конечно.
        - Так ты со мной? - перешла в наступление Галина.

«Сейчас или никогда, - пронеслось в голове, - сейчас или никогда ты избавишься от комплекса бескрылой курицы, тряпки, рохли, размазни. И может быть, не обязательно для этого предавать и отрекаться? Хочешь не хочешь, а придется, - сказала себе Лера. - В первую очередь придется отречься от себя. Ну и что такого ценного в курице, тряпке, рохле, размазне, что ты над нею так трясешься?»
        - Я с тобой. - Лера зажмурилась, будто перед ней разверзлась бездна.
        И по-прежнему небеса не обрушились, она не провалилась в преисподнюю, и трубный глас не раздался. И Лера неожиданно подумала, что так и совершаются грехопадения - прозаично и буднично, почти походя.
        - Что надо делать? - Пустоту, образовавшуюся в душе, нужно было срочно заполнять.
        От перевоплощения, случившегося с Ковале вой, Галину охватило некоторое беспокойство - всем известно, кто водится в тихом омуте.
        - Не передумаешь?
        - Нет.
        Голосу не хватало твердости, но решительный блеск в серо-голубых, обычно меланхоличных глазах Ковалевой и ненатуральная бледность убедили Бочарникову, она удовлетворенно кивнула и полезла за мобильником.
        В ожидании ответа на звонок Галка вертела в пальцах зубочистку и обеспокоенно поглядывала на небо. Лера проследила за взглядом подруги. Кажется, собирался дождь - ничего удивительного: природа готовится оплакать еще одну падшую душу.
        Галке ответил механический голос, сообщивший, что «абонент временно недоступен или…».
        Вот так и устроена жизнь, продолжила свои размышления у парадного подъезда Лера. Все на земле связано между собой, как неосторожно сказанное слово какого-нибудь неумного президента - и скачок цен на нефть. Хорошо, если ее вероотступничество не повлечет за собой очередную смену власти в Сомали, например, или Руанде. И снова чувство, что она стоит на краю и может упасть или взлететь, охватило Леру. Упасть или взлететь, упасть или взлететь - Лера как бы со стороны наблюдала за собой.
        Голос Бочарниковой выдернул Валерию из мистической созерцательности:
        - А где его найти? Ну понятно. - Галка со злостью швырнула трубку в сумку, и без того узкие губы вытянулись в нитку.
        - Что? - Лере передалось Галкино нервное возбуждение, и любое промедление казалось остановкой во времени.
        - Позвони ты, - выдала идею Галина, - набери референтку Крутова. Эта маленькая дрянь вежливо послала меня.
        - Что сказать? - Лера держала мобильный с видом человека, поставившего на карту все.
        - Спроси, где найти Крутова.
        Валерия опустила глаза:
        - У меня есть номер его мобильного.
        - А толку? Только что набирала - вне зоны.
        Удивительно, но референтка отнеслась к Лере весьма доброжелательно, даже с намеком на радость.
        - Валерия Константиновна? Конечно, помню. Да, Василь Василич уехал, когда вернется, пока не знаю. У него отпуск. У вас что-то срочное?
        - Н-нет, но мне очень нужно поговорить с Василием Васильевичем.
        - Придется подождать. - В голосе слышалось сочувствие.
        Лера простилась и с унылым видом посмотрела на Бочарникову:
        - Облом.
        - Черт с ним, давай пока займемся Крашей, - моментально произвела рокировку Галка.
        К их общей радости, Крашенинников был на связи, и Бочарникова попросила о встрече.
        - Я не в городе, - сообщил бас.
        Галка отвела трубку от уха:
        - Он за городом. Договариваемся?
        Испытывая внутреннюю дрожь, Лера кивнула.
        - Александр Борисович, - деловито продолжила Галка, - говорите, куда подъехать.
        - Ну если срочно, приезжайте в Демидов-ку. - Бас звучал недовольно.
        - Куда?
        - В Демидовку. Это охотничья база. Найдете?
        - Найдем. - Энергия била из Бочарниковой фонтаном.
        С жадным любопытством вытянув шею, Лера слушала разговор и в конце его спросила:
        - Ты сама поедешь?
        Галка обиделась:
        - Хочешь, чтобы я все дело провалила? Борисыч не выносит костлявых баб. - Она подмигнула Лере. - Обаять Крашу поедешь ты.

* * *
        В деле явно фигурировала женщина, и Леночка сделала неприятное открытие: ее это задевало. Непонятно почему.
        Не может же ей, окончившей школу и два института экстерном, нравиться недоразвитый водила с единственной извилиной, и той - прямой.
        Просто у нее задание от шефа выяснить, откуда возникла эта Мессалина Барбат наших дней. Просто ей безумно любопытно, кто и за что съездил водителю по физиономии, - только поэтому она тащится с черешней и пиццей по жаре через весь город на кудыкину гору, только поэтому. Неудобно же с пустыми руками к пострадавшему при исполнении.
        Пострадавший при исполнении не разочаровал, выглядел весьма живописно.
        Визит был неожиданным для самой Леночки, не говоря уже о водиле, и к размытому багрово-зеленому фонарю под левым глазом и припухлостью под правым прибавилась оторопь, а потом отчаянное смущение, и физиономия Влада окрасилась в любимый цвет Шагала - красно-синий, будто Железная Ленка душила его в объятиях и пережала артерию.
        Душить водителя в объятиях Леночка не торопилась.
        Деловито сбросила сабо, осталась босиком, явив миру пухлые пальчики с педикюром, при взгляде на которые у Влада Кречета отчетливо дернулся кадык, и прошлепала на кухню.
        Кухня являла собой нечто среднее между походным бивуаком и «приютом убогого чухонца» - без всякой иронии, в том смысле, какой вкладывал в это выражение А.С. Пушкин.
        - Фу, - вымолвила Леночка, оглядевшись.
        В качестве разминки прочитала Владу краткую лекцию о паразитологии, которая заканчивалась словами:
        - Свинья ты, Кречет, впрочем, я так и думала. Где у тебя тряпка и ведро? - За разминкой последовало упражнение с бревном - мытье полов.
        Пока Леночка отмывала кухню, сжигаемый сложными, противоречивыми и порой взаимоисключающими чувствами Влад убирал комнату: смахивал паутину, размазывал ороговевшую пыль на окнах и с неясной целью создавал озерцо с запрудой между ножками дивана и тумбой под телевизором.

«Мать моя женщина, - возя тряпкой по линолеуму, сокрушался Влад, - она еще и аккуратистка. Вылитый наш ротный Гвоздь. Того и гляди, лезвием заставит скоблить унитаз».
        Эта чертова Железная Ленка оказалась вместилищем всех женских пороков, начиная с двух дипломов (не считая школьного аттестата и водительских прав), подразумевающих как минимум образованность, как максимум - нехилый умище, и заканчивая тягой к гигиене и санитарии. С точки зрения Влада Кречета, качества абсолютно непригодные для семейной жизни, если не сказать - губительные.
        Влад навел порядок быстрее, чем Ленка, и закрылся в душе - пот прошиб не столько от мытья полов, сколько от присутствия референтки.
        Съемная квартира Кречета отличалась аскетизмом и более чем сдержанным отношением к прогрессу: в наличии имелись только телевизор и телефон - этот атехнократичный выбор был навязан Владу хозяином.
        Разогревать пиццу пришлось на сковороде.
        Облаченный в свежую футболку, шорты и носки с дыркой на большом пальце, Влад вошел на кухню и не узнал ее.
        Особенно поражала газовая плита: еще час назад своя в доску в связи с лавинообразными тектоническими наслоениями потеков, теперь она стала устрашающе неприступной, прямо как Ленка.
        - Пиво будешь? - буркнул Влад, всеми силами стараясь не пялиться на абрис Ленкиного тела, обозначившийся под сарафаном в предательских лучах закатного солнца.
        Увидев запотевшую баночку пива, Леночка проглотила слюну:
        - Я за рулем. - Собиралась ответить резко, а получилось жалобно. Пива хотелось до потери сознания.
        Влад вскрыл банку и с жадностью присосался к отверстию. Леночка с завистью считала глотки: один, два, три.
        - Оставь мне, - не выдержала она.
        Кречет оторвался от банки и потянулся к полке за стаканом, но Ленка отняла хрустнувшую тару и неумело поднесла к губам.
        Ни один мужчина (кроме импотентов и гомосексуалистов, но они не в счет) не останется равнодушным, глядя, как округлая женская рука, поднимаясь, приоткрывает подмышку, на беззащитное и нежное, как брюшко у ежика, горло, на скромную девичью грудь под тонкой тканью. Слава Создателю, Влад не был ни импотентом, ни гомосексуалистом, и кровь прилила, минуя другие органы, в пах.
        Ленка высосала последнюю каплю, полуприкрыла веки и блаженно простонала:
        - М-м-м, класс.
        Не справляясь с собой, Влад погладил Ленкину руку чуть выше локтя и ощутил огрубевшими, привыкшими к инструментам, механизмам, заправочным маслам, бензину и аккумуляторной жидкости пальцами шелк и бархат. Неотвязное желание парализовало мозг Влада, и он буквально набросился на Ленку, покрывая неистовыми поцелуями уступчивую плоть, прикрытую батистовым сарафаном.
        Застигнутая врасплох, Леночка не успела взбрыкнуть, поднять Влада на смех, не успела остудить ледяной улыбкой или ядовитым словцом - не успела применить ничего из богатого арсенала стерильной девственницы, а губы коварного водилы уже были на ее губах. Коротко вздохнув, Ленка выронила пустую банку, осела у Кречета на руках и затихла.
        Оказалось, что они одного роста.
        Оказалось, что целуется Влад как водит «фольксваген» - нежно и чутко.
        Оказалось, что он не только целуется нежно и чутко…
        Выяснилось, что Влад Кречет у Железной Ленки - первый.
        Козе понятно, с таким характером только врагов хорошо наживать, а не парней.
        - Ну ни фига себе, - изрек Кречет, когда все было позади, а он остался цел и невредим, если не считать незначительной потери в весе.
        Леночка без смущения позволила собой любоваться.
        - Отчаянный ты парень, Кречет.
        - В смысле? - по обыкновению тупил Влад.
        - В смысле - не побоялся.
        - Лен, да я и сейчас боюсь, - чистосердечно признался отчаянный парень. Из окна лился сине-фиолетовой свет, маскируя синяк под глазом, и Влад перестал стесняться. И разглядывал Ленкину небольшую, восхитительно упругую на ощупь грудь с неведомым чувством - чувством хозяина.
        - Боишься - значит, уважаешь.
        - Точно, - хмыкнул Влад.
        В синие сумерки кто-то безостановочно подливал чернила, у Ленки от пережитого стресса слипались глаза. Прижавшись к горячему, на совесть сработанному плечу Влада, она стала засыпать, но в самый последний момент, уже наполовину во сне, вспомнила, зачем приехала: Мессалина!
        - Мессалина! - вскрикнула Леночка.
        - А? Что?! - как-то не авантажно всполошился ее первый мужчина.
        - Я же приехала спросить у тебя, кто такая Мессалина.
        Воспоминание было не самое приятное, синяк под глазом отозвался ноющей болью.
        - Знал бы - убил, - с глухой обидой буркнул Кречет.
        - То есть, - осторожно прощупывала почву Леночка, - ты не видел эту даму.
        - Нет.
        - Уже хорошо. - Леночка вздохнула с облегчением. Все-таки чертовски приятно, что твой первый мужчина не шиза и не клинический идиот. - А кто тебя так отделал? - все так же осторожно продолжила Леночка.
        - Тетка какая-то. - Влад покраснел и порадовался, что подкравшаяся темнота скрывает его состояние.
        - Как выглядела тетка? Опиши.
        - Тощая и длинная, я еще подумал, на линейку похожа. Больше ничего не помню.
        - Чем она тебя? - сочувственно поинтересовалась Леночка.
        Влад неосознанно потрогал глаз:
        - Сумкой. Не знаю, что у нее там было. Камней наложила, что ли? У меня сразу искры из глаз посыпались, я вообще больше ничего не видел. Нет, правда, - услышав сдавленный Ленкин смешок, окончательно смутился и стал оправдываться Аника-воин, - чё мне, с теткой воевать, что ли? Она мне в матери годится.
        - Дай, я тебя пожалею, маленький ты мой.
        Маленький хрюкнул что-то нечленораздельное, а Ленка придвинулась и прижалась мягкими, как у лошади, губами к глазу. Влад обнял за талию свое нечаянное счастье:
        - Давай поженимся, Лен. Завтра заявление отнесем.
        - Да? - Леночка не ожидала, что Кречет окажется таким… старорежимным.
        - Ага. А чё, ты против?
        - Нет-нет. Приезжай ко мне домой, сделаешь официальное предложение руки и сердца. Папе это понравится.
        - Завтра? - с сомнением трогая синяк, уточнил Влад.
        - А зачем откладывать? Ссадины, синяки и шрамы украшают мужчину.
        - Только не этот.
        - Соври что-нибудь. Скажи, самолет на посадку шел.
        - Вот сейчас не понял - это ты шутишь так?
        - Владичка, все будет хорошо. Папа оценит твою решимость и отвагу.
        - Опять шутишь, да?
        - Привыкай.
        Влад накрыл Ленку своим телом:
        - Тогда ты тоже привыкай.

* * *
        Хмель не брал. То есть брал, но не отключал.
        Руки и ноги не слушались, а голова работала и с беспощадностью автомата выдавала чек: итого к оплате…
        Он-то был уверен, что осчастливил собой девушку, а его ограбили - в фигуральном смысле, не в прямом.
        Типичное поведение тихони-потребительницы: ты мне очаг, безопасность и тепло, а я тебе - неземное наслаждение в постели и заботу.
        Нет, Крутов был не против обменяться удовольствиями в постели - это нормально, это правильно и полезно, но в их случае обмен был не равноценный, потому что Василий по неосмотрительности вложил в секс душу и теперь думал о Лере постоянно, везде. Острая форма помешательства, сказал бы его лечащий врач.
        Только за это грабительницу стоило сжечь на костре. Или бросить в клетку с этими… как их… пираньями. Или это рыбы? Тогда в аквариум с пираньями.
        Впрочем, подходила также публичная казнь через повешение, оглашение списка богопротивных деяний - это только справедливая плата за награбленное. Все равно больше вреда, чем пользы от этой Леры-холеры. Или нет?
        Мысленно разделив лист пополам, Крутов решил провести инвентаризацию последних событий и их последствий.
        Нужно быть честным: он почти прекратил занятия в спортзале - раз в неделю вместо трех.
        Закурил.
        Пропустил плановый визит к врачу.
        Пропустил визит к Верочке.
        Пьет уже две недели, вместо того чтобы с пользой для организма плескаться в каких-нибудь морях-океанах.
        А нервные клетки? Да что там говорить - жизнь пущена под откос.
        В неубедительных плюсах маячило не внушающее доверия чувство неизведанного удовлетворения, которое он испытывал от соития с Ковалевой. Ну, может, еще острота влечения - весьма, кстати, обременительная вещь… Вот, опять…
        В оглушенном алкоголем сознании всплывали образы, от которых хотелось лезть на стенку: податливые губы, бархатные мочки ушей, грудь с маленькими сосками, подмышки со слабым женским запахом и поросший волосками низ живота… Верные средства - охота, водка и друзья - оказались бессильны. Никаким количеством водки видения не запивались, туды их в качель.
        Какого черта он сидит в Демидовке, если все это осталось в городе на пятом этаже хрущевки?

«Пора разобраться, наконец, с самим собой, Крутов. Ты использовал этот звонок как предлог, чтобы порвать с Лерой? Придурок. За каким чертом, спрашивается? На что надеялся? Решил подождать, пока любовь пройдет сама собой? Тогда ты еще глупей, чем твой электорат».

«Через семьсот метров поворот налево», - предупредил навигатор.
        Через семьсот метров решится ее судьба. Через семьсот метров ее перестанет мутить.
        Сначала из-за поворота под колеса джипу выскочила свора собак, потом появились несколько бревенчатых изб на пригорке, ручей и лес.
        Недалеко от крайнего дома Лера приметила парковку. Две «Нивы», какой-то джип, микроавтобус и «козлик» - негусто. Не сказать чтобы место пользовалось бешеной популярностью среди охотников. Неудивительно - в такой глуши.
        Припарковав Галкин джип рядом с «козликом», Лера выползла из машины с ощущением, что вернулась из кругосветки и ступила на твердую землю.
        Где-то в вышине кружили ястребы, высматривая добычу, в воздухе стоял запах нагретой на солнце хвои, а от земли тянуло прохладой.
        Проклиная ботинки и Галкино ослиное упрямство, Лера поправила ранец, который болтался где-то под коленом, и направилась к домику, крыша которого виднелась за деревьями. Черт знает что.
        Прежняя Лера ни за какие деньги не согласилась бы участвовать в этом балагане. Нынешняя Лера позволила втянуть себя в сомнительное предприятие и терпеливо сносила все находки, если не сказать - выходки, режиссера-постановщика Бочарниковой.
        Прежняя Лера была принципиальным противником охоты на зверей и птиц, да и водку не пила. Прежняя Лера сказала бы, что спасать никого не будет и все это бред сивой кобылы - что должно случиться, то обязательно случится.
        Нынешняя Лера готова была пойти с голыми руками на медведя и надраться, как матрос в порту приписки, лишь бы это помогло вернуть Леночке - шефа, Бочарниковой - акции, а ей - любимого мужчину.
        Ради этого она стерпела тир - одну из первых находок режиссера-постановщика.
        Инструктор поставил крест на Ковалевой сразу, как только она нечаянно пальнула в одиночный плафон под низким потолком, посеяв веселую панику среди подростков. Лера так и не поняла, куда нужно смотреть, что с чем должно совместиться и когда задерживать дыхание - до выстрела или после. Лере хотелось после. Так ей казалось логичнее.
        Что верно, то верно: от Лериных выстрелов дух захватывало - ни одного попадания за час.
        В конце концов сдалась даже Галка.
        - Ладно, - мрачно произнесла она, - если дело дойдет до охоты, ты просто не закрывай глаза, и все обойдется.
        Отложив духовушку, Лера вздохнула с облегчением, решив, что на этом ее мучения закончились. Рано радовалась.
        Тиром дело не ограничилось, режиссер-постановщик потащила Леру в магазин «Медведь» за экипировкой.
        Постояв перед витринами, способными за пару секунд превратить в Рэмбо любого завзятого пацифиста, религиозного отказника от службы в армии и волонтера-гринписовца, Бочарникова пошла вразнос.
        Невзирая на протесты Леры, были куплены: камуфляжный костюм, кепка «комбат», ботинки на шнуровке, патронташ, ранец и газовый баллончик. Деми Мур могла вешаться.
        Неудачи в стрельбе были полностью компенсированы.
        Дома перед зеркалом Лера примерила покупки и испытала страх. В этом стильном прикиде со стрижкой каре, в очках-маске Лера чувствовала себя другой, чужой… опасной.
        Зато Галка пребывала в полном восторге:
        - Слушай, почему ты так никогда не приходила в редакцию? На мой взгляд, не хватает наручников. Вот тогда точно никто не посмел бы пикнуть. А Дворника хватил бы родимчик от внезапного всепожирающего желания. А ты бы ему не дала, - упивалась воображаемой местью Галка.
        - И он оказался бы там, где оказался, - в постели у Чижевской, - подсказала Лера, потому что в последнее время именно это она и делала - частенько уклонялась от супружеского долга. - Что должно случиться, то обязательно случится.
        - С таким настроением тебе не на охоту отправляться, а на погост.
        - Погост от меня не уйдет никуда, так что сначала на охоту, а там видно будет, - оптимистично отказалась от предложения Лера. - Галь, а можно я не буду надевать ботинки? В кроссовках было бы не так жарко.
        - Ты что, - уперлась Галка, - а как же образ?
        - Что мне теперь, умереть от жары ради образа?
        - Я думаю, до этого не дойдет. В твоей поездке есть нечто мессианское, - вдохновенно принялась втирать неистощимая на выдумку Галина, - ты спасаешь меня от смерти, а Казимира от нищеты. А ты - кроссовки…

…На стук ответил нестройный хор мужских голосов:
        - Открыто!
        Преодолевая слабость в ногах, Лера сняла очки, еще раз мысленно прорепетировала свою речь перед Крашенинниковым, открыла дверь и шагнула внутрь.
        Собранная из бревен изба представляла собой помещение из одной комнаты, которую при желании можно было считать студией. Пространство между окнами занимали топчаны с матрасами, а у входа устроился небольшой стол, заваленный пакетами с провизией.
        Ноздри Лере забила гремучая смесь запахов: приторный и тягучий запах крови, едкий - пороховой гари, костра и тошнотворный - перегара. И пота. Этого Лера уже не вынесла.
        Зажав рот, рванула на крыльцо, скатилась по дощатым ступенькам и едва успела долететь до угла избы.
        Нет, таких жертв от нее никто не сможет требовать. Сейчас она вернется в машину и отбудет с чистой совестью назад, в город, домой, в постель. И пару дней будет лежать, наслаждаясь воздухом из кондиционера, святым покоем и одиночеством.
        Отдышавшись, Лера поняла, что со святым покоем хватила лишку. Да и с одиночеством, по большому счету, ее занесло, а мысль о маши не отозвалась новым позывом в желудке. Неужели придется задержаться в этом рассаднике, специализирующемся на разведении пьяных мужиков? Пьяных и вонючих. Лера чуть не разревелась.
        В этот критический момент в кармане брюк зазвонил телефон.
        Бочарникова - кто ж еще?
        - Доехала?
        Лера могла спорить, что Галка беспокоилась не о ней, а о своем джипе.
        - Да.
        - Ну и как ты?
        - Нормально.
        - А что с голосом?
        - Укачало.
        - Несчастье ты мое, - посочувствовала Галина, - я тебе уже говорила, что ты везучая?
        - Говорила про несчастье, а про везучую - не говорила.
        - Ну вот как раз говорю. Давай, со щитом или на щите, - закруглилась Галка.
        - Да, - приободрилась Лера, - со щитом или на щите.
        Найдя умывальник, Лера ополоснула лицо. Пока доставала из ранца носовой платок, трое охотников-клонов покинули домик и направились по тропинке в лес. Наспех промокнув щеки, Лера надела очки и кинулась было следом за охотниками, но, увидев, что Крашенинникова среди них нет, отстала и повернула назад.
        И обнаружила громилу Костика из разбитого БМВ.
        По спине у Леры пробежал холодок: несмотря на шорты и сланцы, выглядел Костик довольно воинственно. Все дело в бицепсах и грудных мышцах, натягивающих футболку, и еще в черных очках-техно с зеркальными линзами на квадратной роже, поняла Лера. Все в комплексе внушало беспокойство.
        Вертя на пальце брелок с ключами, Костик расслабленной походкой двигался от домика в сторону парковки. Несмотря на ухищрения Бочарниковой, водила с первого взгляда признал в амазонке Леру:
        - Какие люди! Что, в городе машин больше нет?
        Желая обойти неугомонного водилу, Лера сошла с тропинки в траву, однако козел Костик не был намерен так легко отпустить жертву и сделал то же самое - шагнул Лере навстречу. Расстояние между ними сократилось.
        Стоя по колено в траве, Лера с бьющимся сердцем ждала какой-нибудь гадости от придурка.
        Взгляд Костика сместился с лица Леры за ее спину и неуловимо изменился. Козлина напустил на себя полнейшее равнодушие, продефилировал мимо, насвистывая какой-то фривольный мотивчик, но, проходя, обдал такой волной ненависти, что Лере охотничья изба показалась благословенным приютом.
        Разминувшись с козлиной Костиком, Лера рысью взбежала на крыльцо избы и предприняла еще одну попытку внедриться.
        В избе не оказалось ни души.
        Нужно было решать: ждать Крашенинникова или идти на поиски.
        Совсем недалеко послышались ухающие звуки выстрелов, и Лера зашагала вдоль бревенчатой стены, решив все же провести небольшую разведку местности. И… чуть не налетела на любовь всей жизни - Василия Крутова.
        Раздетый по пояс, Василий держал в руке топор и выглядел по-настоящему неотразимым мачо.
        Пряча лицо под козырьком кепки, Ковалева просвистела: «Здрасте».
        - И вам не хворать, - буркнул Василий и бросил на гостью хмурый взгляд. - Это вы к Крашенинникову?
        - Ага, - вырвался из горла хрип.
        Потеряв интерес к гостье, Крутов понес топор куда-то за дом.
        Держась на расстоянии, Лера последовала за мачо.
        - Присядьте где-нибудь, подождите, - бросил Василий, когда они обогнули избу.
        За домом обнаружилось патио а-ля рюс: длинный, грубо сколоченный стол и скамьи вдоль него.
        Кроме всего прочего обнаружилось, что домик стоит на возвышенности, с которой открывается потрясающий вид на подошву холма, утыканную редкими елями и изрезанную лентами реки и дороги.
        На столе, как на разбойничьем пиру, высились горки разноцветных овощей, зелени и неощипанные тушки птиц. Живописный натюрморт венчали ножи в держателе.
        В метре от стола возвышался кирпичный мангал, в котором дымился котелок. Котелок распространял странный, настораживающий запах.
        Крутов набросил на шею полотенце, вооружился самым большим ножом и занялся овощами.
        С независимым видом Лера устроилась на противоположном краю скамьи, подальше от котелка и ножей, и принялась искоса наблюдать за Василием.
        Орудуя тесаком, как победитель профессионального конкурса «Лучший кок Балтийского (Тихоокеанского, Черноморского, Северного - нужное подчеркнуть) флота», Василий крошил салат из огурцов и помидоров. С ножом в руке, заросший двухнедельной щетиной, загорелый до черноты, обнаженный по пояс, Крутов выглядел невероятно сексуально.
        Глядя, как супермен играючи расчленил огурец на ровные кружки, Лера пыталась унять сердце. Они не виделись вечность. Как же она соскучилась, господи ты боже мой.
        Покончив с огурцами, мачо с тем же сосредоточенным остервенением занялся помидорами, затем в ход пошли сладкий перец, петрушка с укропом, лук и чеснок. Лера уже начала опасаться, что Василий не остановится и покрошит все вокруг, но обошлось.
        Тут снова раздались раскаты выстрелов. Лера обернулась на звук и увидела у самой кромки леса Крашенинникова: profondo развлекался тем, что палил по бутылкам.
        Разделавшись с последним зубком чеснока, Василий отложил нож, щедро сдобрил овощи черным молотым перцем, посолил, полил растительным маслом и перемешал. После чего сложил ладони рупором, крикнул Борисовичу, что обед готов, и оставил Леру одну.
        Лера не представляла, что ей теперь делать и как относиться к тому, что в Демидовке она обнаружила сразу двух зайцев, - удача это или неудача. В ее задачу входило слить Борисовичу информацию, что объединение «Бланк-информ» фактически банкрот и нужно сбрасывать акции. Если Борисович спросит, почему она ему об этом говорит, Лера выложит туз, припрятанный в рукаве, - развод и желание отомстить бывшему мужу. Как теперь быть? Как вести разговор с Крашей? Речи не могло быть, чтобы охмурять Борисовича в присутствии Крутова. Все их с Галкой расчеты летели к чертям собачьим.
        Пока Лера металась в поисках разумного решения, нарисовался Крашенинников.
        Прислонил двустволку к мангалу и с неприязнью посмотрел на нарушительницу неписаных правил, проникшую в святая святых, практически на корабль.
        - Это вы от Бочарниковой? - Очевидно было, что Александр Борисович Леру не узнал.
        - Да, - промямлила та.
        - Ну и что вы хотели?
        Лера только собралась с духом произнести заготовленный текст, как Крутов вернулся, неся в каждой руке по бутылке.
        Щеки Борисовича натянулись в улыбке.
        - Вась, ты, я вижу, совсем обасурманился здесь. Видели бы тебя твои избиратели.
        - Водку пьешь? - пропустив мимо ушей замечание, поинтересовался Василий у непрошеной гостьи и водворил бутылки на стол.
        Гостья в страхе энергично замотала низко опущенной головой.
        Бросив в тарелку несколько ложек салата, Крутов поставил ее перед Лерой.
        Под прицелом двух пар глаз она чувствовала себя крайне неуютно.
        Оказавшись рядом с гостьей, Крутов обеспокоенно принюхался: ему померещился неясный запах теплой степи. Ну вот, теперь еще и обонятельные галлюцинации начались, поздравил себя Василий.
        Крашенинников перебазировался к столу, получил порцию мутного варева из котелка, по цвету напоминавшего лужу после дождя, и салат.
        - Девушка мне кого-то напоминает, не могу вспомнить кого, - изрек Борисович, перестав наконец сканировать Леру взглядом.
        - Э-э-э, - промычала она, спешно сунув в рот кружок огурца, - видимо, солдата Джейн.
        Шутку никто не оценил, в тишине, нарушаемой только птичьими голосами и шумом ветра в листве, застучали ложки.
        Наркомовские сто грамм подействовали на мужчин по-разному. Крутов все больше мрачнел, а Крашенинников, напротив, мотыльком перепархивал с одной темы на другую, распугивая басом окрестную фауну.
        После второй рюмашки самодовольная физиономия Александра Борисовича приобрела привычный красно-кирпичный оттенок, раздражение на присутствие женщины сменилось легкой досадой, и он пустился в воспоминания про то, как в прошлом году по счастливой случайности не утонул в болоте, из чего Лера заключила, что удачи в бизнесе profondo на охоту не распространялись. Если бы не Васенька (здесь Крутов удостоился теплого, благодарного взгляда и похлопывания по плечу), имярек уже бы кормил червей.
        Лера окинула быстрым взглядом объемы бизнесмена, представила картину в натуралистических подробностях и выскочила из-за стола.
        К тому моменту, как Лера вернулась, мужчины накатили еще по одной, Василий тяжело поднялся и, нетвердо ступая, скрылся за домом.
        Проводив страдальца взглядом, полным невысказанного сочувствия, Крашенинников под сел к Лере.
        - Что мы все о делах да о делах? - перешел на интимный шепот Борисович и обнял Леру за плечи, отчего ей моментально захотелось огреть распоясавшегося profondo чем-нибудь тяжелым. А еще лучше - дотянуться до ружья и взять Крашу на мушку.
        - Александр Борисович, - Лера стряхнула с себя медвежью лапу Борисовича и пересела через стол, - я здесь по делу.
        - Сучье вымя, - заявил Крашенинников, отрыгнув.
        - Что? - растерялась Лера.
        - Да не ты, есть одна. Такого парня, такого орла уделала.
        Лера нахохлилась:
        - А что такое? - Говорила она Галке, что с Крашенинниковым дел иметь нельзя.
        - Какая-то профура сердце разбила нашему Васеньке. Он, болезный, вторую неделю ружье из рук не выпускает, вошел в штопор, слышать о бабах, пардон - дамах, не хочет, видеть никого не желает. Смерти ищет, - окончательно сбился в трагедию предприниматель.
        Такого поворота Лера не ожидала. Это она-то сучье вымя и профура? Это она-то разбила сердце драгоценному Васеньке?
        - Ну, этот-то быстро утешится, - с неожиданной злостью ответила Ковалева. Уроки Бочарниковой не пропали даром.
        В ответ Крашенинников издал неопределенный звук и переменился в лице:
        - Да что ты понимаешь в настоящей любви?
        - Ой, господи, - скривилась Лера.
        Борисович еще больше покраснел, а голос приобрел особую интонационную выразительность.
        - Поверхностные вы существа, бабы, - поделился глубоко научным выводом Крашенинников и даже не подумал сделать исключение для присутствующих, - мелкие душонки.
        - Это что-то новенькое, - имея в виду первую часть реплики, заметила Лера.
        - Новенькое, говоришь? А разве не вы любите ушами? О чувствах на каждом перекрестке треплетесь, с соседками, с одноклассницами, с подругами, с коллегами подробности мусолите. Так и разбазариваете чувства. А мужик - он все в себе, как торфяник: горит на глубине - фиг потушишь.
        - Да вы поэт, я смотрю, - фыркнула Лера.
        - Молодая еще, - с осуждением заметил Борисович, вызвав у Леры бурю возмущения.
        - Я вас умоляю! В глубине! Этот ваш страдалец напоказ уже, поди, забыл, из-за кого он здесь.
        - Не смей, - рявкнул Борисович так, что Лера подпрыгнула, - не зная человека, судить о нем и его чувствах!
        Незаметно для себя оба распалились. Борисович - потому что был горяч по своей природе, Лера - потому что ее опять сделали козлом отпущения. Ну сколько можно, на самом деле?
        - И вообще, может, нет никакой профуры, и ваш друг вовсе не от женщины прячется, а от ответственности!
        За эти несколько дней Лера о чем только не передумала.
        Покоя не давало одно: почему Василий так легко отказался от нее? Мысль, которую она высказала вслух, поразила Леру. А что, если Крутов на самом деле испугался ответственности?
        - Чушь собачья! Это любовь.
        За столом становилось жарко, как на ток-шоу, разогретом подсадными утками - актерами.
        - Отличный способ вернуть любовь - спрятаться в этой дыре.
        - Бывают обстоятельства, - вывернулся Борисович.
        Намек на обстоятельства Лера поняла по-своему: значит, Крутов разболтал Борисовичу про звонок анонима?
        - Все эти обстоятельства - до первой смазливой мордашки. - Слезы душили Леру, чтобы не расплакаться, она почти кричала, соревнуясь с Крашенинниковым. - Насколько я знаю, на улицах полно утешительниц.
        - Вот! - победно громыхнул Борисович. - Я о том и говорю: у любой шлюхи больше сердечности, чем у наших ломак-интеллигенток, которые цены себе не сложат.
        И тут Ковалева, чтоб ей пропасть, выдала нечто такое, отчего потом долго не могла прийти в себя:
        - А спорим, я излечу вашего друга за пару дней.
        - Ну-ну. Так уж и за пару дней? - не поверил profondo, прощупывая горящими глазками Лерин камуфляж.
        - Хорошо, - согласилась Лера, - за три дня.
        Крутов не повелся:
        - Блефуешь.
        - А какая вам разница? Ну так как, спорим? - давила Лера.
        - А давай! - завелся Борисович.
        - Надеюсь, вы понимаете, что я это сделаю не просто так.
        - Разумеется, - проявил понимание Крашенинников. - А в обмен на что?
        - В обмен на вашу долю акций объединения «Бланк-информ», - выпалила Лера.
        Крашенинников стал фиолетовым, как баклажан.
        - Так, - прорычал бизнесмен, - ты кто такая?
        Неожиданно резво для своей грузной фигуры вскочил, сорвал с Лериной головы
«комбат», сдернул с носа очки и разоблачил шпионку:
        - Валерия Константиновна, ты, что ли?
        Улыбаясь жалкой улыбкой, Лера вернула «комбат» на голову, очки на нос и притихла в ожидании вердикта.
        Внезапно необъятная туша Борисовича заколыхалась от хохота. От души насмеявшись, Крашенинников вытер слезу и признался:
        - Провела меня, шельма. А мне понравилось твое предложение! Значит, так, - он стал серьезным, - я улетаю по делам на следующей неделе, оставлю на тебя доверенность. Если ты выиграешь - забираешь мою долю. Если проиграешь - отдаешь мне… Что у тебя есть? - Масленые глазки Борисовича вмиг стали колючими. Отечная физиономия теперь напоминала посмертную маску.
        Вопрос Крашенинникова поставил Леру в тупик. Действительно, что у нее есть? Спорная доля акций, такая же спорная доля квартиры и… и все. Да и то - в перспективе. Так что в сухом остатке у нее есть только она сама. Такова участь одинокой женщины. Она сама - это голова, две руки, две ноги, два глаза, два уха и две почки… между прочим…
        - Я выиграю, - ощетинилась Лера. Господи, что она делает? Куда ее несет? Прощай, почка.
        - Нет, так не пойдет. Что ты ставишь на кон? - Пока Лера барахталась в вариантах ответа, глазки превратились в два рентгена.
        - Акции Дворяниновича, - вытолкнула из себя Лера и ощутила, что летит в пропасть. От ужаса вибрировали все внутренности.
        - Вот так, да? Люблю женщин со скрытым темпераментом, - поплыл profondo и протянул Лере ручищу с квадратной ладонью и пальцами-сосисками - закрепить сделку.
        Ничего постыдного в этом пари нет, малодушно пыталась убедить себя Лера. Кому плохо, если Галка сохранит «Ведомости»? Никому.
        Осталось обсудить детали.
        - А как вы узнаете, что я излечила вашего друга?
        Ответил Крашенинников уже знакомой фразой:
        - Любовь и кашель не скроешь.
        Идиот, с неприязнью подумала Лера и поглубже натянула кепку.
        - Только, чур, Александр Борисович, не говорите Крутову, кто я. - Это было последнее, что следовало обсудить на берегу.
        - О’кей.
        На Леру навалилась дикая усталость. Для виду можно еще поклевать салат - и домой, в спокойной обстановке обдумать случившееся.
        Это был тот самый салат, который она никогда не жаловала. Лера вообще не жаловала салаты, предпочитала продукты не смешивать. Но салат, который готовил Василий собственными руками, заслуживал того, чтобы его попробовать.
        Все эти помидоры, огурцы, перец, лук - все они познали Василия, как познала Василия она сама. От одной этой мысли глаза набрякли слезами, и нос потек.
        Сморкаясь, Лера не заметила, как Крутов вернулся, да еще и с гитарой.
        Услышав вступление, Лера узнала мелодию романса из репертуара Б. Штоколова, Д. Хворостовского и вот, оказывается, еще и А. Крашенинникова: «Я вас любил… Любовь еще, быть может…» Очень актуально. Впрочем, Пушкин всегда актуален.
        Борисович настроился, продул нос, попробовал голос на квинте и взял первую ноту.
        Выждав, пока последний звук растает над лесом, Лера с чувством произнесла:
        - Браво, Александр Борисович!
        Не веря ушам, Василий повернулся на звук знакомого голоса. В то же мгновение в голове у Леры что-то щелкнуло: если Крутов узнает ее, то сделке с Крашенинниковым крышка. Она пропала!
        Хитрая бестия Крашенинников уже что-то учуял, и пронзительные глазки-рентгены уже переползали с лица Крутова на Леру и обратно.
        Чуть пониже спины Лера почувствовала дискомфорт: Краша наедет на нее, потребует акции, Казик акции не отдаст - и прощай, почка! Пожалуй, почка ее не спасет. Теперь одна дорога - в рабство к какому-нибудь нечистоплотному владельцу гостиничного бизнеса на Средиземноморье. Утешать восточных любителей толстушек не первой молодости.
        Продолжая сморкаться, Валерия стянула с головы кепку и тряхнула головой. Стрижка и цвет волос должны были смутить Крутова и посеять сомнения насчет того, кто перед ним.
        Василий помрачнел: «Отлично! Теперь к обонятельным галлюцинациям присоединились слуховые. Верной дорогой идете, товарищ Крутов». Струны под рукой издали протяжный стон.
        Для новообращенной аферистки это был удар гонга. Этот раунд она выиграла. Крашенинников поскучнел и засобирался.
        - Пойду проверю капканы, - бросил он Крутову, прихватил ружьишко и направился к лесу.
        Совершенно некстати в Лере проснулась защитница природы:
        - Капканы?
        Слава богу! Помощь психиатра не понадобится. Во всяком случае, не сейчас.
        - Как ты меня нашла?
        Понадобилась минута, чтобы до Леры дошло: Крутов ее узнал.
        - Я тебя не искала. - Глупо было запираться.
        - А-а, - Василий оставил наконец струны в покое, - конечно, как я сразу не догадался. Акции - все дело в них. И Крашенинникова ты окучиваешь с той же целью.
        Жалящие слова легко слетали с языка Василия - он получал садистское наслаждение, говоря гадости. Хотелось сделать Лере больно, хотелось уязвить, отомстить, заставить страдать. Одновременно росла мучительная жажда обладания, желание припасть истосковавшимися губами к ее рту, впиться в плоть, овладеть, проникнуть, подчинить своей власти.
        - Зачем ты так? - прошептала она. Сил спорить, что-то объяснять, доказывать, возражать не было.
        - А как? - вскрикнул, как от боли, Крутов. - Как? Что я должен был думать?
        Внезапно Леру скрутило от жалости к любимому: конечно, он страдал, мучился догадками… И все из-за мерзавца, оставшегося неизвестным.
        - Василий, скажи, ты выяснил, кто звонил?
        - А зачем? Какое это имеет значение? Я даже рад, что так вышло: звонок раскрыл мне глаза на некоторые вещи. - Василий снова перебирал струны и не смотрел на Леру.
        Лера, наоборот, не могла оторвать глаз от Василия, смотрела как в последний раз и отчетливо понимала, что потеряла его. Она потеряла этого мужчину. Ей больше не пробовать на вкус его губы, не целовать глаза, не касаться горячей кожи. Она не имеет никакого права уткнуться лбом ему в грудь или хотя бы взять за руку - она ни на что не имеет права. «Потеряла, потеряла, потеряла!» - кричало все внутри.
        Впервые Лера усомнилась: неужели у них что-то было с этим чужим, отстраненным человеком?

«Не фантазируй, - остановила себя Лера, - Крутов никогда не говорил тебе о любви. Да, вам было хорошо вместе, вы дарили друг другу удовольствие и радость, но о любви речи не было».
        Может быть, все-таки… Нет, не может быть. Опять она осталась в дураках. Что они себе позволяют - мужчины, которым она верит? Боль пронзила грудь навылет. Лере хотелось биться о бревенчатую стену избы головой до крови, до потери сознания.
        Пересиливая себя, она поднялась со скамьи:
        - Крутов, ты можешь не говорить Борисовичу, что мы знакомы?
        Василий обратил на Леру недоумевающий взгляд, который быстро сменился всезнающим.
        - Боишься, что я тебя скомпрометирую?
        Леру уже подташнивало от бесполезного препирательства - ей никогда не давалась позиционная война, как и партизанская. Война - не ее призвание, совсем не ее.
        - Просто мне так нужно. Пообещай, что ты не сболтнешь о нас.
        - Я все понял. - Василий устало прикрыл веки.

«Да что ты можешь понять?» - хотелось крикнуть Лере, но даже такого права у нее не было.
        - Когда ты будешь в городе? Мне нужно обсудить кое-что с тобой.
        - Я даже знаю что. - И опять это скучающее выражение мудреца, которому подвластны тайны Вселенной. Доморощенный Гарун ар-Рашид.
        - Отлично, - Лера еле сдерживала закипающие слезы, - значит, много времени это не займет. Так что, до завтра?
        Василий молчал, но в глазах наконец появилось что-то живое - укор и сожаление.
        - Хорошо, я приеду.
        - Где встретимся?
        - Все равно, хоть в «Утке».
        - Во сколько?
        - Мне все равно - у меня отпуск.
        - Мне тоже все равно - я безработная, - зачем-то сказала Лера.
        - Бывает, - утешил отпускник. - Давай в два часа, заодно пообедаем.
        - Тогда пока. - Лера закусила губу, чтобы не разреветься.
        - Давай, - вяло отозвался Крутов.
        Размазывая слезы, Лера отъехала на несколько километров от Демидовки, остановила джип и, как в плохом кино, упала головой на руль.
        Так нельзя. Надо успокоиться, уговаривала она себя, но чем больше уговаривала, тем хуже получалось. От слез уже пощипывало щеки, а они никак не кончались. Только когда всхлипы перешли в икоту, Лере полегчало.
        Солнце спускалось, над дорогой висела дымка.
        Все кончено? Одна часть души отвечала «да», другая вопила «нет».
        Неизвестно, сколько бы она так просидела, если бы не услышала, как рядом тормозит машина.
        - Ну вот ты и попалась, птичка, - прохрипел над ухом голос, от которого у Леры снова в желудке заворочалась какая-то глыба, поднимая все на поверхность.
        Козел Костик уже открыл дверь со стороны водителя.
        - Выходи по-хорошему, - предложил он, мерзко улыбаясь.
        - Что тебе от меня нужно? - Лера изо всех сил вцепилась в руль.
        - У меня таких сучек гладких никогда не было. Оттянемся, детка.
        Жесткая рука держала выше локтя и тянула Леру из машины.
        - Отпусти.
        - Будешь сопротивляться - вырублю, - как-то слишком спокойно сказал Костик, и Лера сразу поверила: этот вырубит.
        Мерзкий хорек наклонился так близко, что Лера услышала его запах: кисловатый - ржавчины и горьковатый - сигарет. Чужая ладонь заскользила по бедру и замерла между ног. Не спуская с жертвы холодных глаз, ублюдок вынул ключ из замка зажигания.
        Пусть лучше вырубит, пронеслось в голове у Леры.
        От нервной дрожи пальцы ослабели.
        Мерзавец с силой оторвал Леру от руля, выдернул наружу, подтолкнул назад и потянулся открыть заднюю дверцу. Еще минута - и она окажется один на один с насильником…
        Если эта мразь ее убьет, тело пролежит в зарослях до зимы… На этой отчетливой мысли ухо уловило шум двигателя, и Лера с последней надеждой взглянула на дорогу - по встречной полосе летела иномарка.
        Лера плохо соображала и почти ничего не чувствовала, но в тот момент, когда до финала оставались считаные секунды, вывернулась из жестких рук навстречу машине.
        - Твою мать! - Влад вдавил педаль до упора, колодки завизжали, машину занесло, но Кречет мог гордиться собой - он удержал руль и не улетел в кювет. Правда, перепугался насмерть: только что дорога была свободна, ни души вокруг, и вдруг прямо под колеса летит человек.
        Матерясь, Влад выскочил на бетонку.
        - Какого… - угрожающе начал он и в этот самый момент узнал в бледной, как простыня, самоубийце журналистку Ковалеву и захлопнул рот.
        Журналистка налетела, обняла как родного и уткнулась носом в грудь.
        Седьмым чувством и боковым зрением Влад уловил какое-то движение.
        В десятке метров от них стояло два джипа, и рядом с одним (впечатляющих размеров
«инфинити») отирался какой-то чувак.
        Под любопытным взглядом Влада чувак вразвалочку приблизился на расстояние вытянутой руки и занял стойку. Опасность исходила от литых мышц, походки, не говоря о стволе за ремнем, - чувачок был непростой.
        Влад инстинктивно спрятал Ковалеву за спиной - еле оторвал кулачки от футболки.
        - Эй, браток, тебе чего? - В минуту опасности Влад обыкновенно прикидывался рубахой-парнем, своим в доску братишкой.
        - Мы можем вдвоем ее отыметь, - внес предложение чувачок.
        Владу показалось, даже лес замер. В неестественной, оглушительной тишине было слышно, как выбивают дробь зубы журналистки Ковалевой.
        Простецкая физиономия Влада стала почти дебильной.
        - Может, побакланим? - Разворачивалось протокольное представление: «У кого крыша круче».
        - Ну валяй, - лениво разрешил противник и переступил с ноги на ногу.
        Последовал короткий список авторитетных фамилий из ментов, властей предержащих и бандитов, чьи визитки полагается предъявлять в подобных ситуациях.
        - Ты на номера посмотри и на пропуск. - Влад кивнул на лобовое стекло, в правом нижнем углу которого красовался спецпропуск с российской символикой - предмет зависти рекламных агентов, курьеров и риелторов.
        - «Вездеход», что ли? - Голос качка был ровным, никакого заискивания в нем в помине не было.
        - «Вездеход», - со спокойным достоинством подтвердил Влад.
        - Не липовый?
        - Нет, не липовый. Прикинь, что будет, если твой и мой хозяин знают друг друга?
        - Знают, знают, - подала голос Лера.
        - Давай, браток, разойдемся краями.
        В ответ отморозок в последний раз сфотографировал Кречета взглядом, с оттяжкой сплюнул под ноги, бросил Владу в лицо ключи от джипа и неторопливой походкой вернулся к машине. «Инфинити» сорвался с места и пронесся мимо, накрыв Леру с Владом едким облаком выхлопов.
        Едва тачка растаяла в дымке, Лера разразилась слезами.
        - Он тебе что-то сделал? - забеспокоился Влад, осматривая журналистку.
        В ответ она только помотала головой.

«Все выпендривается, - подумал Влад, с неодобрением оглядывая Ковалеву, - то она манекенщица в шляпе, то она охотница в „комбате“. Козе понятно, у них с шефом ничего не выйдет - феминистка, или как их там. Хуже феминисток - это всякий знает - только проститутки. Запаришься мозги вправлять».
        Узнав, что Лера возвращается из Демидовки, Влад проникся короткой симпатией к охотнице - любит, наверное, шефа, раз притащилась на базу.
        По щекам журналистки катились слезы.
        - Испугалась? - догадался Кречет. - Ну, ну, все позади. - Влад приобнял Леру за плечи. Рука наткнулась на что-то твердое. - А это что? - В нарукавном кармане прощупывался какой-то цилиндрический предмет.
        Ойкнув, Лера расстегнула пуговицу на клапане и вытащила газовый баллончик для самообороны размером с женскую ладонь.
        Если не считать Леночки, сердце Влада без остатка принадлежало винчестеру с инкрустированным стволом, в очертаниях которого угадывалась стремительность чистокровного арабского скакуна. Кречет протоптал незарастающую тропу в магазин
«Медведь», торчал у витрин с образцами карабинов, но цены - цены убивали самые пылкие чувства. Страсть Кречета съежилась до размеров газового баллончика
«Черемуха», который он возил с собой в бардачке.
        - Ух ты, - умилился Влад, увидев обновленную модификацию. И тут до него дошел смысл. - Так чего ж не воспользовалась? - Кречет смотрел на Леру с полным недоумением.
        Рыдания усилились.
        - Забыла, - провыла Лера.
        - Ясен пень, - хмыкнул Влад и покровительственно похлопал журналистку по спине, - первый бой - он трудный самый. Куда теперь?
        Это была дилемма. Впереди больной на всю голову Костик, которому ничто не мешало устроить засаду за ближайшим поворотом, позади Крутов и Крашенинников… Прежняя Лера вернулась бы назад, поставив под удар заключенное пари, нынешняя Лера… Нынешняя Лера, как Владимир Ульянов, пойдет другим путем.

…Звезд на небе почти не было, ломтик убывающей луны свидетельствовал о скором новолунии, светящиеся стрелки циферблата подбирались к двум часам, а в салоне джипа стоял истеричный комариный писк.
        Разложив кресла в Галкиной машине, Валерия ворочалась без сна на парковке в Демидовке и перебирала по кругу, как четки, все хитросплетения последних недель, в результате которых она сунула руку в осиное гнездо. Даже ощущения были те же: от страха подводило живот, а руки и ноги становились как чужие.
        Разве может нормальному человеку в голову прийти такой бред - поспорить с акулой Крашенинниковым на ценные бумаги мужа, что залечит сердечную рану Крутова. И это непотребство родилось в ее аккуратной головке?
        Не успела хвост вытащить - коготок увяз. Чем сильнее хотела вырваться, тем больше утопала - дьявольская сделка по всем признакам.
        Лера натянула камуфляж на голову и с раздражением подумала про Бочарникову: дрыхнет, подлая, дома без задних ног, а она, как бомжиха, ночует на парковке.
        Во что превратилась ее жизнь?
        Поразительно, как быстро можно потерять покой и сон, стоит только не с тем завести дружбу и довериться не тому человеку.
        Совсем близко хрустнула ветка, Лера похолодела, различив шелест и чью-то поступь. Глаза, привыкшие к темноте, разглядели мужской силуэт на тропинке между парковкой и домиками.
        Силуэт приближался, и дрожащие пальцы сжали баллончик. Галка рвалась купить с экстрактом красного перца, но Лера настояла на слезоточивом газе.
        Никаких сомнений - мужчина двигается в ее сторону и был уже совсем близко. Если это упырь Костик, она окажет ему достойный прием.
        Лера стиснула дрожащими пальцами баллончик, опустила одно стекло, вытянула руку и проверила, откуда дует ветер, - вспомнила инструкцию по применению.
        Темная тень подошла вплотную к джипу с противоположной стороны - знания о стратегии и тактике ведения ближнего боя пропали даром.
        Тень наклонилась к стеклу, всматриваясь в салон.
        - Фу, - выдохнула Лера, пряча средство самозащиты, - Крутов, ты зачем крадешься как тать в ночи?
        Она открыла дверцу, в салоне зажглось слабое освещение.
        - Даже не думал. Прости, если напугал. Хочешь, Влад отвезет тебя домой? - Лицо Василия тонуло в ночи, но голос - голос выдавал гораздо большее, чем простое сочувствие.
        - Хочу, - тут же согласилась Валерия.
        Оба помолчали.
        Крутов наклонился, пытаясь поймать Лерин взгляд:
        - Тебя сюда Галка заслала?
        - Почему это?
        - Все, что ты делаешь, - это потому Галка сказала, Галка попросила, предложила, решила. Галка, Галка, Галка. А сама-то ты чего хочешь?
        Неужели Василий нашел ей оправдание? Волна нежности накрыла Леру, защекотала в носу.
        Опять между ними повисло молчание.
        Лера изучала родное и далекое лицо с ночными тенями под глазами, проступившими скулами и намечающейся бородкой.
        - Я виновата перед тобой, - сдавленно пробормотала она и приготовилась каяться, но Василий перехватил инициативу.
        - Это я виноват. - Он присел перед открытой дверцей и положил Лере руки на колени.
        Сотни электрических разрядов исходили от подрагивающих пальцев, проникали через ткань под кожу, попадали в кровь и вызывали ответную дрожь. Лицо Крутова приближалось с бескомпромиссностью судьбы, и Лера закрыла глаза, предвкушая сладость и горечь поцелуя, но вместо этого попала в облако застоялого перегара, и желудок взмыл вверх.
        Только не сейчас!
        - Пфф, - выдохнула она, пряча нос в ладони.
        - Прости, - пробормотал Крутов и отодвинулся, но руки с колен не убрал.
        - Вася, если бы не этот звонок…
        Теперь руки совершали поглаживающие движения, от которых у Леры меркло сознание.
        - Вспомни, с кем в последнее время ты ссорилась или кого обидела. - Руки уже обнимали Леру за ягодицы, лицо уткнулось в колени, горячее дыхание растекалось по ногам.
        Лера погрузила пальцы в отросшую черную гриву с легкой сединой и закрыла глаза.
        - Скорее обидели меня, чем я. Дворянинович и Чижевская, - заплетающимся языком произнесла она. Странно было поставить эти два вражеских имени вместе и не испытать ничего, кроме легкой брезгливости, - других кандидатур нет.
        Крутов поднял лицо, но вспомнил о своем горюче-смазочном дыхании и снова уткнулся Лере в колени:
        - Лерусь, а кого у вас в редакции зовут Мессалина?
        Вопрос вызвал у Леры смешок.
        - Твою бывшую одноклассницу, Бочарникову.
        - Я так и думал. Это она следила за нами.
        - Галка?! - ахнула Лера.
        - Да.
        - Васенька, почему ты не захотел выслушать меня в первый раз? Там, на теплоходе? Мы бы во всем сразу разобрались: кто звонил, зачем и почему.
        - Звонили в приемную, а там на телефоне нет определителя. Голос я не узнал - вот, собственно, и все. Я думаю, ты знаешь больше, чем я.
        Ладони Василия сместились к бедрам, и мысли у Леры окончательно спутались.
        - Я? - глупо переспросила она, прорвавшись сквозь туман в голове.
        - И что я должен был подумать, когда ты сказала про Галку? - пожаловался коленям Крутов. - И что за история с водителем Борисыча, с Константином? Что ему от тебя нужно? - В голосе слышалась плохо скрытая ревность.

«Глупый, милый мой, какой ты глупый», - перебирая жесткие пряди от затылка к макушке, умилилась Лера.
        - Два месяца назад я въехала в его БМВ. По-моему, он просто больной.
        - Давай поезжай домой, выспись, а завтра поговорим. Сейчас я позову Влада. - Кольцо рук разомкнулось.
        - Хорошо. - Упрямый затылок с мальчишеской ложбинкой над шейным позвонком пришлось выпустить.
        Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Лера прижала пальцы обеих рук к губам - они пахли Крутовым.
        Фиктивно-супружеские отношения продолжались так давно, что стали традицией.
        Фальшмуж являлся к Верочке на день рождения с любимой туалетной водой, на Рождество - с коробкой любимых конфет, на Восьмое марта - с букетиком любимых фрезий.
        Они уже не жили вместе больше десяти лет, но Крутов почему-то не подавал на развод.
        Сегодняшний визит не был приурочен ни к дню рождения (день рождения отметили два месяца назад), ни к Рождеству (был конец лета), ни, следовательно, к Восьмому марта, и вообще ни к одной из памятных дат.
        Гроза только что откатила на запад, и через дождевые капли на оконном стекле Верочка наблюдала, как Василий, выйдя из машины, перепрыгивает через лужи.

«Какой он еще молодой и сильный», - с нежностью подумала она, глядя на мужа-друга.
        О самой Верочке, с ее затасканным по поликлиникам и больницам диагнозом «порок митрального клапана», этого сказать было нельзя.
        Верочка была на шесть лет моложе мужа - только исполнилось тридцать шесть, но даже говорила с одышкой, а щеки озарял постоянный темный румянец: из-за недостатка кислорода сосуды на щеках были расширены.
        Двигалась Верочка мало, дни проводила в кресле или на диване за чтением книг.
        - Чай будешь? - подставив темно-розовую щеку для дружеского поцелуя, спросила Василия законная супруга.
        - Зеленый есть?
        - Конечно, сам же привозил.
        - Ты его хранишь, что ли? - Он всегда удивлялся, как надолго Вере хватало его подарков.
        Гости в доме были редкостью. Еще реже, чем Василий, Верочку навещала близкая родственница из пригорода, а приходящая сиделка почти никогда не составляла компанию за столом.
        - Ну сам подумай, кому здесь его пить? - отмахнулась Верочка, ни словом не упомянув, что сама она употребляет строго регламентированное количество жидкости.
        - Сиди, я сам, - остановил Василий попытку супруги подняться с кресла, но она все-таки встала и сунула раскрытую книжку на полку между книгами.
        Стена комнаты от угла до угла под самый потолок была оккупирована книгами.
        Здесь уживались раритетные издания поэтов Серебряного века, публицистика, беллетристика, научная фантастика, классика зарубежная и русская, детективы и женские романы - Верочка была всеядна и читала без системы, под настроение.
        Наблюдать за Крутовым, когда он что-то делает, было одним из немногих удовольствий, и, не желая пропустить его, Верочка маленькими шагами перебралась на кухню.
        - Говорю же, сам справлюсь, - проворчал Василий, обернувшись на легкие, почти бестелесные шаги.
        В сравнении с Крутовым Верочка казалась очень хрупкой.
        Нежная красота ее лица всегда поражала Василия как в первый раз. Лицом супруга напоминало актрису Шарон Стоун, только лишенную стервозности, одухотворенную и смиренную.
        Что касается Василия, то он так и не смог смириться с несправедливостью судьбы, выражал свое несогласие тем, что с завидным постоянством подвергал Верочку обследованиям у лучших специалистов. Операции организм не выдержит - таково было взвешенное компетентное мнение.
        Тогда Крутов перешел на подарки.
        В этот раз привез потрясающие бархатные домашние тапочки ручной работы, вышитые бисером.
        - Ой, красота какая! - восхитилась Верочка, устроившись на мягком уголке, и Василий присел перед ней на корточки, примеряя обновку.
        Обновка была впору - Крутов с грустью отметил, что не забыл размер.
        - Васенька, ты задумчивый, или мне кажется? - осторожно спросила Верочка, когда Василий поднялся.
        - Верунь, мне нужен развод.
        Этих или похожих слов Верочка ждала каждый день последние десять лет, но Василий их все не произносил. Жалел, конечно. Должно было случиться что-то из ряда вон в жизни мужа, если он решился.
        - Ты любишь ее? - с тихой печалью спросила Вера.
        - Да. - Крутов виновато улыбнулся.
        - Я рада, - солгали губы, окрашенные в сливовый цвет. Десять лет она искала и не находила в себе силы отказаться от эгоистичного желания - видеть любимое лицо.
        - Я буду к тебе приезжать как обычно, - торопливо пробормотал Василий, умоляюще глядя на супругу, - и ничего не изменится для тебя в финансовом плане.
        - Вася, - одернула Верочка Крутова, - сказано: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения».
        Неправда, кричало все внутри, в них есть спасение! Этот сын человеческий и есть ее спасение, ее счастье и смысл существования. Разве не поэтому она еще живет?
«Проклят человек, иже надеется на человека»? Пусть! Она и так проклята, так какая разница за что. И разве может жена быть проклята за то, что надеется на мужа?
        - Я только хочу, чтобы ты ни о чем не волновалась.
        - Мне не о ком волноваться, кроме тебя.
        - Уговор? - Василий протянул Верочке раскрытую ладонь.
        - Уговор, - вложила Вера слабые пальцы с подсиненными кислородным голодом ноготками.
        Время, которое шеф транжирил на охоте, Леночка посвятила дедукции, в процессе которой выстроились две более-менее стройные версии.
        По одной из них за шефом и его пассией следила Мессалина - Бочарникова, а звонил кто-то другой.
        По второй версии Мессалина - Бочарникова действовала в одиночку. Эта версия грела Леночку тем, что искать уже никого было не нужно, нужно только установить, что телефон, с которого звонили в приемную, принадлежит Бочарниковой.
        Звонок, поступивший в день Х, программа заархивировала, номер Леночка вычислила, и теперь эти жалкие несколько цифр не давали покоя.
        Причина, по которой Леночка лишилась покоя, была банальной: установка системы записи звонков и отключение голосового оповещения была инициативой в чистом виде, а инициативу шеф не приветствовал.
        Ладно шеф - отец тоже не приветствовал инициативу, а как без инициативы выяснить, кто толкнул шефа в объятия зеленого змия?
        Воспитанная отцом и дядей Васей, Леночка с раннего детства поняла, что голодный мужчина - зверь опасный и есть несколько золотых правил, позволяющих дергать тигра за усы. Нужно вкусно накормить, прежде чем заводить неприятные разговоры.
        Леночка последовала собственному правилу: накормила отца и без долгих разговоров всучила номер телефона анонима.
        Отец после еды любил подремать, чем и воспользовалась Леночка.
        - Папуля, - проворковала дочь полка, - здесь один псих звонит нам в приемную, уже надоел. Установи, пожалуйста, кому принадлежит номер.
        - М-м-м, - отозвался отец, и Леночка сунула в слабеющую руку листок.
        В голове у Леры наступила великая смута.
        Еще недавно у нее не было никаких тайн, и вдруг - целый клубок.
        От Галки и от Крашенинникова Лера держала в секрете отношения с Крутовым, от Крутова - пари с Крашенинниковым и договор с Бочарниковой.
        Только бы не перепутать, кому и что врала.
        Старательно следя за словами, Лера пересказала Галке весь разговор с Крашей, умолчав о встрече с Крутовым. По этой же причине Лера не спросила Галку про
«опель» и слежку, хотя язык ну просто чесался спросить.
        Зато все остальное прошло без сучка и задоринки, а спонтанное пари, которое заключила Лера с Борисовичем, привело Галку в полный восторг.
        - Не ожидала, не ожидала, - смаковала ситуацию Галина, - правду говорят: в тихом омуте…
        - Я предпочитаю другую пословицу: что ни делается - все к лучшему, - не согласилась Лера.
        - Я думаю, Крутов на тебя клюнет. Ты помнишь? Помнишь, я тебе тогда еще говорила, что он на тебя запал. Так что, Лерка, давай думать, как дальше себя вести. - Галка явно примазывалась к успехам подруги.
        Лера в ответ промычала что-то невразумительное - челюсти свело, как от оскомины. Заговоры, тайны - прямо мадридский двор какой-то, честное слово.
        Про спор с Борисовичем - у нее язык не повернется сказать о таком Василию, а вот о Галкиной идее фикс сказать придется.
        Вообще история выглядела неважно, но из песни слов не выкинешь: каясь в одном, она утаит другое, и еще неизвестно, какая тайна круче - ее уговор с Бочарниковой или пари с Крашенинниковым.
        - Девочка моя, держи язык за зубами, - лезла с советами Галина, - и не вздумай ляпнуть про Борисовича. Крутов не дурак, заподозрит что-нибудь и догадается спросить у Краши про акции.
        - А о чем можно говорить с Крутовым?
        - Издеваешься? О любви, - очертила круг избранных тем подруга.
        - Но он же позвал меня, чтобы я все ему объяснила. Тогда между нами установятся… дружеские отношения, - Лера скрестила два пальца за спиной, - и Крашенинников отдаст тогда акции.
        Бочарникова была категорически не согласна:
        - Ни в коем случае! Говоришь то же, что Крашенинникову: что газета дышит на ладан, что не сегодня завтра банкиры оттяпают «Бланк-информ». Что мы с тобой хотим предотвратить развал объединения. Вообще, уговаривай его поверить в нас и не продавать акции - верняк продаст.
        - А если не выйдет?
        - Если не выйдет у тебя, выйдет у кого-то другого. Крашенинникову ведь все равно, на чьей груди Василий утешится.
        Приступ внезапной и острой ревности ударил в голову Лере.
        - Пусть только попробует. - Кулачки сами собой сжались.
        - Ого! - Брови у Бочарниковой поползли на лоб. - Вот такая ты мне нравишься гораздо больше. Помни о том, что я тебе сказала, и действуй!
        С этим напутствием Лера и отправилась в «Утку».
        Когда такси ВИП-класса причалило к ступенькам, на Леру было жалко смотреть - в разгар лета ее бил озноб. Господи, что она делает? Развернуться и уехать?

«Ты запутаешься в собственном вранье, - шептал Лере чей-то голос, - попадешь в свою же ловушку, увязнешь в этих тайнах и не выпутаешься. Клуша, курица, тряпка».
        Глубоко в душе Лера отвергала эти обвинения. Она приехала, потому что любит Василия и хочет все рассказать. Ну, если не все, то хотя бы половину - хватит с него и этого. Нет ничего невозможного для женщины, четырнадцать лет делившей постель с Казимиром Дворяниновичем, - этот тезис Лера заимствовала у Галки. Так что - вперед.
        Проползти на пузе с поджатым хвостом перед любимым мужчиной - не так это и трудно, если сравнивать с замужеством. Там четырнадцать лет пресмыкалась без особой любви, и ничего, а здесь от силы час. Что, она не сумеет?
        Крутов смотрел грустными глазами побитой собаки, Лера изнывала от любви и жалости, от чувства вины и желания все загладить немедленно, для чего и было надето шифоновое платье в африканских узорах с глубоким вырезом - лишние хлопоты, поскольку ткань просвечивалась.
        Глаза Лера постоянно забывала на лице Василия, жюльен проглотила, практически не заметив.
        - Ты похудел. - Мысли приобрели некую цикличность, на ум ничего не приходило, кроме навязчивого желания прижать к груди схуднувшего Крутова.
        - Н-да. Есть немного. Ничего, это полезно, - с напускной небрежностью отмахнулся Василий, дождавшись, когда официант расставит блюда и разольет по фужерам белое столовое вино.
        В Демидовке, куда ездили любители настоящей охоты (сауна, тренажерный зал, бильярд, охрана и трехразовое питание - это для жалких хлюпиков-дилетантов, настоящие мачо, к коим причислял себя Крутов, предпочитают дикую природу), обнаружилось только одно зеркало, и то с отбитым уголком и в бане. Смотреться в осколок - плохая примета, и Василий честно избегал это делать. Приехав домой, увидел себя в разных зеркалах, с разных ракурсов и ужаснулся - и с этого момента испытывал к себе тайную жалость.
        - Ты сидел на диете?
        Крутов отвел глаза. За две минувшие недели высосал такое количество декалитров, что это вполне могло сойти за какую-нибудь специальную экспериментальную диету, разработанную для изучения возможностей организма в экстремальных условиях.
        - Что-то вроде того. Кстати, ты тоже похудела. Я заметил.
        Сердце у Леры сладко заныло, ее охватило ожидание счастья. Отсутствие работы, жилья, машины - все отдалилось, как в перевернутом бинокле.
        Омрачало вечер только одно: дамокловым мечом висела угроза сболтнуть лишнее и потерять Крутова навечно. Чтобы не следить за каждым словом, Лера выбрала проверенную тактику - помалкивала в тряпочку.
        - Расскажи, что сейчас происходит в «Ведомостях», - не стал ходить кругами Василий. - Начни с Бочарниковой, - подсказал Крутов, уписывая отбивную. - Ты сказала, что это она все придумала. Так что она придумала?
        Под ласковым взглядом Лера испытала отвращение к себе.
        - Да, Галка беспокоится за «Ведомости», - с трудом, но Лере удалось выудить из памяти какие-то обрывки Галкиных инструкций. - Она считает, что Дворянинович угробил газету.
        - Ну, в этом она не одинока.
        - Вот видишь, - обрадовалась Лера, считая, что опасный момент пройден. - А кто тебе звонил? Мужчина или женщина?
        - Мужчина.
        - А я думала, что это Галка тебе позвонила и обо мне гадостей наговорила, - сказала Лера и похолодела. Вот этого говорить точно не стоило. Клуша, безмозглая курица.
        - Зачем ей нас ссорить? - ухватился за слабое звено Крутов.
        Сейчас, сейчас Василий потянет за кольцо и вытащит всю цепь…
        Валерия в лихорадке соображала, как избежать провала.
        - Галка меня просила о помощи, а я не согласилась ей помогать. - Лера испытала облегчение - пусть она не сказала правду, но и не солгала.
        Крутов смотрел с укоризной:
        - Она тобой манипулирует, а ты даже не понимаешь этого.
        В желудке у Леры что-то нехорошо зашевелилось.
        - Она не манипулирует. Я сама… - Лера оборвала себя на полуслове и прислушалась к ощущениям. Тугой ком из желудка поднимался все выше…
        Не в коня корм, как говаривала Нора Максимовна.
        Что она съела? Кажется, был жюльен, кажется, была любимая Крутовым осетрина…
        Уже по пути в дамскую комнату сообразила, что не добежит, и сиганула в мужской туалет.

«Опухоль, - холодея, думала Лера, глядя на себя в зеркало над умывальником, - опухоль головного мозга. У Галки мама умерла от этого, вот так же мучилась».
        Словно в подтверждение из зеркала на Леру смотрело бледно-зеленое существо с тенями под глазами, со скулами, обтянутыми кожей, - в точном соответствии с анамнезом и эпикризом, описание которых хранила медицинская карта Галкиной мамы.
        Лера услышала шум сливного бачка, дверь одной из кабинок распахнулась, обалдевший от неожиданности мужчина непроизвольно прикрыл гульфик.
        - Простите, - пролепетала Лера, пятясь к выходу, толкнула задом дверь и вывалилась прямо в объятия Крутову.
        - Что с тобой? - Крутов подхватил Леру и с тревогой всмотрелся в бледное лицо.
        Несколько секунд Лера молчала.
        На языке вертелось: мигрень, менингит, сотрясение мозга, болезнь Рено, вегетососудистая дистония, гипертонический криз и еще пара-тройка симпатичных диагнозов. Выбор пал на самый рафинированный.
        - Мигрень. Еще кинетоз и сухие мозоли на обеих ступнях, - зачем-то прибавила Лера, - теперь ты знаешь обо мне все.
        - И часто это с тобой?
        - Что именно?
        - Мигрень.
        - Изредка. На нервной почве. Это не заразно, не бойся.
        - Да я, собственно, не боюсь. А что говорят врачи?
        Умоляя глазами не мучить ее, Лера без особого желания призналась:
        - С наступлением климакса должно пройти.
        - О! - посочувствовал Крутов. - Но наверняка есть средства, облегчающие такое состояние.
        - Конечно! Я просто пропустила прием таблеток. - Умирать - так с музыкой, врать - так с огоньком!
        Как ни странно, споткнувшись о придуманную мигрень, вечер покатил по другому сценарию: ладонь Крутова оказалась у Леры на талии.
        Ладонь увлекла к выходу и далее - по широким ступенькам пологой лестницы прямехонько к подкатившему авто, за рулем которого сидел Лерин лысый ангел - Влад Кречет.
        Оказавшись в «фольксвагене», Крутов перестал сдерживаться, ласковые руки обвились вокруг Леры, заскользили по прозрачному и тончайшему шифону, губы уткнулись в пульсирующий висок. «Я соскучился», - выдохнул Василий.
        От этого шепота у Леры помутился рассудок, и момент, когда за окном поплыли центральные улицы города, близко не имеющие ничего общего со спальным районом, где жила Нора Максимовна, Лера пропустила.
        Умирать после такой ночи не хотелось категорически - ни с музыкой, ни без. Хотелось выторговать у небес четыре года. Именно четыре - ни больше и ни меньше.
        Срок был научный: за него брала ответственность Всемирная организация здравоохранения. Так что, кто не в курсе, насчет вечной любви - бессовестное поэтическое пре увеличение. Растение-эфемероид в пустыне - вот что такое вечная любовь: выбросило цветок и тут же заколосилось, подчиняясь лозунгу «Лови момент».
        Ах, если б у нее были эти четыре года… Она бы ловила каждый момент их безумных ночей. А потом согласилась бы покинуть бренный мир - вот о чем думала Лера, лежа без сна под горячей и тяжелой, как бревно, рукой Крутова.
        И еще думала, не спуститься ли на первый этаж и не заглянуть ли в холодильник - невзирая на близкое дыхание смерти, есть почему-то хотелось сильно.
        Квартира размещалась в двух уровнях и совершенно не походила на приют холостяка, от деланный равнодушной рукой дизайнера.
        До того как Крутов потащил ее наверх, Лера успела кое-что увидеть.
        Первый этаж занимали кухня, столовая, гостиная и гостевая спальня, второй - хозяйская спальня в викторианском стиле, совмещенная с ванной комнатой, кабинет в багровых тонах и гардеробная. Все как просила душа.
        На кухне Лера сразу представила Игнатьевну - скупую на слово мегеру, лишенную сантиментов и привязанную к Василию эгоистичной привязанностью старой девы. Туго накрахмаленные салфетки и надраенное до ряби в глазах серебро только усиливали впечатление.
        - У Игнатьевны сегодня выходной, - угадав состояние Леры по напряженно сведенным лопаткам, успокоил Крутов.
        Потом они поднимались на второй этаж, целуясь на каждой ступеньке, точно наверстывали потерянные две недели.
        Горячие пальцы Леры то неуловимо порхали по телу Василия, лишая сил, то заставляли выгибаться и рычать. Крутов чувствовал себя девственником, попавшим в руки опытной любовницы - пугающе страстной, на грани истерики.
        В накале страсти чудилось что-то роковое, смахивающее на ритуальное убийство. Себя? Любовника? Защититься, сдержать напор не представлялось возможным, и через семь минут опустошенный Василий рухнул на Леру.
        - Прости, - еле ворочая языком, попросил он, - у меня не было шансов, ты сегодня на себя не похожа. Тебя подменили?
        - В некотором смысле, - прошептала Лера, целуя влажное от пота плечо Крутова.
        - Я реабилитируюсь, - пообещал Василий.
        - Не волнуйся, мне хорошо.
        - И все-таки.
        Василий скатился с Леры и уложил ее на себя.
        - Ничего не случилось? - Крутову хотелось сверить ощущения.
        - Мы вместе - разве этого мало? - Лера почти не соврала - сейчас это было главным.

* * *
        Утром Василий с голым торсом, в шортах, но при бабочке, с полотенцем, переброшенным через локоть, с бесстрастным лицом Бэрримора в полупоклоне поставил перед Лерой тарелку с кашей:
        - Овсянка, сэр. Пардон, леди…
        Улыбка сползла с Лериного лица - овсянку она не терпела с детства.
        К вящей радости Валерии, в прихожей раздался звонок. Василий вышел, и ровно половина содержимого тарелки моментально оказалась в мусорном ведре. Хватит с нее и этого.
        Крутов вернулся на кухню, как раз когда Лера хлопнула дверцей под мойкой.
        За Василием тащился какой-то невзрачный субъект в сером костюме, голубой рубашке и темно-синем галстуке в крапинку - настоящий серый воротничок.
        - Валерия Константиновна Ковалева? - поинтересовался субъект, стреляя глазками из-за плеча Крутова.
        Сердце сделало скачок, Лера нервным движением одернула футболку Василия:
        - Да.
        - Я от Александра Борисовича, - представился молодой человек.
        - Скажите, куда подъехать, я приеду, - вмиг осевшим голосом предложила Лера, всеми силами стараясь заткнуть рот гостю.
        Труд оказался напрасным, гость и не думал затыкаться, как не думал делать тайны из визита:
        - Нет-нет, я подожду вас в машине - серая «тойота» у подъезда. Александр Борисович передает вам пакет ценных бумаг, нужно проехать к нотариусу и оформить сделку. Не забудьте паспорт.
        Лера без сил опустилась на угловой диван:
        - Хорошо. - Вот оно, началось.
        - Я вас жду, - не унимался гость.
        - Да, да, я сейчас, - процедила сквозь зубы Лера, не делая попыток подняться.
        Надежда, что все обо всем забыли, рухнула. Бочарникова, Крашенинников и болезнь выстроились боевым каре и под грохот барабанов брали в кольцо. Обжорство покарает самого обжору, вранье покарает саму врунью.
        Итак, Крашенинников знает, что проиграл. Следил?
        Или… Лера посмотрела на Василия. Что сказали друг другу эти двое? Лучше было не развивать мысль.
        Входная дверь за резвым стряпчим хлопнула.
        Вздрогнув, Лера снялась с дивана и устремилась к выходу, но голос Крутова, не предвещающий ничего хорошего, догнал ее на пороге:
        - Лера?
        Изобразив крайнюю степень заинтересованности, Валерия обернулась:
        - Что, Васенька?
        - Как все это понимать? - Рука Крутова сделала неопределенный жест в сторону удалившегося юриста.
        - Ты же слышал: Крашенинников переписывает свою долю на меня.
        - С чего бы это? - Серьезный взгляд стал тяжелым. - Чтобы кулак-Крашенинников просто так, за здорово живешь, отдал что-то?
        Лера скуксилась, взгляд заметался.
        - Так получилось. - Это была истинная правда.
        - Пожалуйста, поподробнее.
        - Там, в Демидовке, я сказала Борисовичу, что объединение вот-вот объявят банкротом, и попросила не продавать акции. Или продать кому-то своему. Он согласился.
        - Согласился, значит. - Василий смотрел, склонив голову набок, пальцы на столешнице нервно отстукивали ритм, похожий на бой барабанов армии-завоевательницы. По лицу Крутова разливалась обида.
        Так его еще никто не надувал.
        А Борисович-то шельма! Все вопросики задавал о личной жизни, вместо того чтобы о деле сказать. Ни словом, ни полсловом, ни намеком или хотя бы намеком на намек…
        И этот их саммит в Демидовке… Спелись у него за спиной, понимаешь.
        Справедливости ради Василий напомнил себе, что Валерия намекала на банкротство
«Бланк-информ», но намек был расплывчатый, туманный и воспринимался как утка, запущенная конкурентами. Хотя какие они конкуренты москвичам?
        Может, все-таки потребовать собрания акционеров? Крутов смотрел на Леру и не узнавал, а Лере казалось, что она стоит голой на городской площади. Щеки медленно заливала краска.
        - А зачем тебе акции, если объединение не сегодня завтра гикнется?
        Здравый вопрос, продиктованный простой логикой, смутил Леру еще больше. Из головы вы летели все домашние заготовки. Неужели она надеялась выкрутиться?
        - У Галины есть план. Антикризисный, - всплыла на поверхность спасительная мыслишка.
        - Тогда понятно, - протянул Крутов, и карие глаза затянуло дымкой.
        - Меня ждут, - спохватилась Лера и улизнула в спальню, чувствуя себя одновременно Еленой Троянской и Парисом.
        Номер телефона показался знакомым, и, поколебавшись несколько секунд, Галина ответила полушепотом:
        - Слушаю.
        В зале обслуживания юридических лиц гудел кондиционер, стояла напряженная рабочая тишина, и в этой деловой атмосфере переливистый звонок мобильника показался неприличным.
        - Галина Измаиловна, - позвал недовольный мужской голос, - что за дела, почему ты мне ничего не сказала?
        Крутов, опознала Галина. Рука, нацелившаяся подписать чек, замерла.
        - О чем?
        - Об акциях, - донеслось из трубки.
        - Крутов, я перезвоню тебе, - прошипела Бочарникова, прикрываясь ладонью, нажала отбой и улыбнулась молоденькой операционистке. Девушка ответила улыбкой.
        На душе у Галины расцвел куст чайных роз - на такой успех она даже не рассчитывала. Нет, положительно тихоня Ковалева располагает к себе людей, как профессиональная аферистка.
        Покончив с делами, Галина выскочила из вертящихся дверей банка, аршинными шагами Петра Первого пересекла парковку, будто это был плац и она отрабатывала строевой шаг, умостила на сиденье разогретого под солнцем джипа свою тощую задницу и набрала Крутова.
        От нетерпения подрагивали руки, а кончики пальцев, несмотря на жару, замерзли.
        - Привет, - деловито бросила Галина в трубку, - теперь можешь рассказать, что стряслось.
        - Надо встретиться, - недовольным тоном буркнул Василий.
        По этому недовольному тону - тону сильного человека, неожиданно попавшего в зависимость от кого-то, - Галина безошибочно определила, что надо набраться терпения.
        - Слушай, мне сейчас некогда. У тебя что-то важное?
        - Какого рожна редакторский «опель» несколько дней преследовал меня? - выпалил Крутов.
        На другом конце провода повисла такая глубокая тишина, что Василий подул в мембрану:
        - Алло? Ты меня слышишь?
        Вместо ответа Галка разразилась потоком ругательств:
        - Вот сучка подзаборная, тварь помойная, девка кабацкая, мерзавка, насмотрелась фильмов, дрянь уцененная.
        - Ты о ком? - обалдел Крутов, не ожидавший от бывшей одноклассницы такой экспрессии.
        - Была у нас тут одна нимфоманка на практике. Где-то раздобыла вторые ключи от
«опеля» и каталась по городу после работы - такое у нее развлечение было. У тебя ко мне все?
        - Нет, не все. - Василий помолчал. - Я слышал, Крашенинников продал акции?
        - Продал. - Галка ощутила прилив адреналина.
        - С каких это пирогов?
        - А разве ты не в курсе? - самым невинным тоном поинтересовалась Бочарникова.
        - Был бы в курсе, не звонил бы, - огрызнулся Василий.
        Галка провела кончиком языка, острого как жало, по губам:
        - Об этом не по телефону.
        - Не по телефону так не по телефону, - без особого желания уступил Крутов. - Где встречаемся?
        Встреча была назначена, и собеседники простились, причем каждый считал, что ему повезло.

* * *
        - Квартира Крутовых? - На площадке перед дверью маячила крепкая тетеха в сарафане, со шлейкой от почтальонской сумки на шее.
        Множественное число было явным преувеличением, но чертовски льстило мужскому эго.
        - Крутовых.
        - Распишитесь, - строго велела тетеха и сунула клиенту сразу три вещи: ручку, квиток для подписи и конверт.
        Помедлив с выбором, Крутов осторожно вынул из руки почтальонши ручку с квитком, поставил невразумительную закорючку и забрал явно страдающий анорексией конверт.
        Захлопнув за посетительницей дверь, Василий разорвал бумагу и осекся - в конверте ничего не оказалось. Совсем.
        Несмотря на явное отсутствие вложения, Крутов перевернул пакет и встряхнул на всякий случай - вдруг что-нибудь да выпадет. Однако сколько Крутов ни домогался, ничего не выпало.
        Лицевая сторона конверта не внесла ни малейшей ясности: обратный адрес был смазан, как и печать, и навевал смутную тревогу. Что-то такое Василий уже слышал или видел. Где? В связи с чем?
        На всякий случай Крутов прихватил конверт с собой в офис, решив посоветоваться с Леночкой.
        - Как думаешь, что все это означает? - поинтересовался он у помощницы, изложив сюжетец с письмом-пустышкой.
        - По моему скромному мнению, похоже на рейдерскую атаку.
        - Точно-точно, - некстати обрадовался Крутов, - вот что это мне напомнило.
        - Василь Василич, посмотрите, что вокруг делается. Предприятия уже все легли под москвичей. «Бланк-информ» пройдет процедуру банкротства и сделает то же самое.
        Почти не слушая помощницу, Крутов высказал мучившую мысль:
        - Как думаешь, стоит продать акции?
        - Только если оформить сделку задним числом.
        - Интересно, а почему ты раньше молчала? - В голосе Крутова прозвучала обида.
        - Между прочим, вас не было.
        Крутов поморщился:
        - Так меня не было только две недели. А раньше-то я тут был.
        Леночка фыркнула:
        - А раньше вы отсутствовали присутствуя.
        Крутов совсем не страшно сдвинул брови:
        - Я уже начал переговоры о продаже.
        Леночка похлопала ресничками:
        - С кем?
        - Боюсь сглазить, - уклонился от ответа Крутов.
        Не Давос, конечно, но встреча была стратегической.
        Разговор вертелся вокруг перспектив «Ведомостей». Мрачные картины сокращений и снижения тиражей, удорожания себестоимости и потери рынка Галка обошла стороной, упирала в основном на любовь к газете и желание потрудиться на ее процветание. В результате Крутов уже не сомневался, что дела в «Бланк-информ» идут из рук вон.
        С этого момента Бочарникова как никогда была близка к своей мечте раздавить Дворяниновича как мокрицу. И как только Лера жила с ним - уму непостижимо. Рыжий, конопатый, мерзкий. Брр.
        Состояние Галины можно было сравнить с состоянием олимпийского чемпиона (в конце концов, у каждого свои победы) - восторженное с креном в эйфорию.
        Крен был настолько сильным, что Галина совершенно забыла про Валерию и испытала мимолетный укол совести, когда на мобильнике высветился квартирный номер Ковалевых.
        - Аюшки?
        - Наконец-то, - в ухе у Галины раздался душераздирающий вздох, - до тебя невозможно дозвониться. У тебя что, конференц-связь сегодня?
        - Почти. - Галина вела машину и с опаской высматривала на дороге униформный костюмчик гибэдэдэшника.
        - Галь, как дела?
        - Лучше не бывает. Крутов спекся. Когда я сказала, что получила заказное письмо, а в письме - чистый листок, он под страшным секретом сообщил, что получил вообще пустой конверт. Он же не вчера родился, знаком с признаками рейдерской атаки.
        Гибэдэдэшник вынырнул как черт из табакерки.
        - Блин! Говори, чего хотела, только быстро! - выкрикнула Галина в трубку.
        - У меня опухоль головного мозга, - услышала Бочарникова бесцветный голос подруги и нажала одновременно на обе педали - газа и тормоза.
        Изменение в реестр держателей акций было внесено с завидной оперативностью, выписаны новые бумаги, в которых скромно значилось имя владелицы - Валерия Константиновна Ковалева.
        С тяжелым сердцем Лера передала Галине пакет документов:
        - Считай это последней волей умирающего.
        - Не говори ерунды.
        Файл с документами исчез в известной своей выносливостью сумке Бочарниковой, и Лера испытала облегчение.
        Теперь она могла полностью сосредоточиться на том, что у нее внутри.
        - Лер, послушай, надо обследоваться, может, все не так страшно.
        Они сидели в Галкиной трехкомнатной квартире, где были обжиты только кухня и спальня, и Галина с тревогой и болью рассматривала подругу: тени под лихорадочно блестевшими глазами, бледная, похудевшая, подурневшая, опрокинутая.
        - Галь, мне страшно. Ты не представляешь, как мне страшно, - прошептала Валерия. Губы кривились, голос обрывался, как в приемнике, который ловит слабый сигнал.
        - Выпьешь чего-нибудь?
        - Нет. - От отвращения Лера вся передернулась.
        - Ну подожди расклеиваться, Лер, ты еще ничего не знаешь наверняка. Это только твои домыслы. Не накручивай заранее. Так можно заболеть, будучи совершенно здоровым человеком.
        - Ты помнишь, как у твоей мамы было?
        - Конечно, - Галка тяжело опустилась рядом с Лерой, - конечно, помню.
        - У меня те же симптомы.
        - Голова болит, кружится и в глазах темнеет?
        - Да, - прошептала Лера, давясь слезами. Галка прижала к себе подругу, и обе заплакали.
        - Девочка моя, надо бороться. - Галина была слишком деятельным человеком, чтобы горевать.
        - Хорошо. - Лере сейчас, как никогда, нужен был оптимизм подруги.
        - У меня остались телефоны маминого врача-онколога. Профессор Батурин - прекрасный человек. Я договорюсь, он тебя возьмет к себе в отделение.
        - Хорошо, - размазывая слезы по щекам, потрясла головой Лера.
        - Ты еще не написала заявление на увольнение?
        - Нет.
        - Вот и отлично. И замечательно. Пусть Дворник оплачивает хотя бы больничные тебе.
        - Ага, - поддакнула Лера. Мысли ее были далеко, с Крутовым.
        Господи, что тебе стоит? Четыре года. Только четыре года - и она будет готова.
        На заседании коллегии администрации присутствовало только физическое тело Крутова. Душа и мысли оставались на втором уровне скромного холостяцкого жилища, где беспокойно металась на подушках и сбивала простыни любимая женщина.
        Игнатьевна сейчас, наверное, печет тонкие блинчики, мечтательно думал Василий, и взгляд его окончательно замаслился. Хотя блинчики находились под строжайшим запретом, как пагубно влияющие на работу пищеварения и вообще, Игнатьевна с завидным постоянством нарушала запрет.
        Отвлекая от благостных мыслей, Крашенинников сопел в соседнем кресле, в которое с трудом втиснулся, шуршал бумажками, вертелся и толкался локтем.
        - Перерыв до четырнадцати тридцати, - объявил почтенному собранию секретарь.
        - Давай скорей, все разметут сейчас, останется один салат оливье, - шепнул Борисович, стартуя из кресла.
        Действительно. Сильные мира сего ходко потрусили в буфет, мало чем отличаясь от оголодавших великовозрастных оболтусов в летнем лагере: похоже, в детстве вместо БЦЖ им привили привычку работать локтями.
        Борисович, пыхтя, теснил конкурентов пузом.
        Погруженный в воспоминания, от которых ускорялся пульс, Крутов сложил в кейс пресс-релиз, увесистую пачку сопутствующей макулатуры и блокнот, в котором накалякал несколько рожиц. Если он и испытывал голод, то совершенно другого рода.
        По счастью, предсказание Борисовича не сбылось.
        Выбрав мясо по-французски и зеленый салат, который Борисович тут же обозвал
«силосом», Крутов устроился за столом и вяло ковырялся вилкой в тарелке.
        Зато Крашенинников не страдал отсутствием аппетита. Василий только хмыкнул, насчитав семь блюд.
        - Отвянь, - в ответ на ухмылку приятеля цыкнул Борисович, - скажи-ка лучше, что это у тебя глаз так блестит? Лямур-тужур?
        - Тужур, тужур, - не удержался от улыбки Василий.
        - Тебе вообще есть не обязательно, ты сыт любовью.
        - Завидуешь?
        - Завидую, - не стал лукавить basso profondo.
        - Влюбись, кто тебе не дает?
        - Не всем же так везет.
        - Это правда. - Мечтательный взгляд Крутова переместился за окно с вертикальными жалюзи приятного кремового оттенка. - Чаще случаются неожиданные вещи, чем ожидаемые. Кто это сказал? Плавт?
        - Что делается, - хмыкнул Борисович. - И чего это тебя так прет? Баба как баба, интересно, что ты в ней нашел?
        Крутов перестал жевать и по неясной причине насторожился. Неприятное предчувствие зародилось под сердцем, распространилось со скоростью стихии по организму и отдалось легким покалыванием в пальцах.
        - Это ты о ком?
        Увлеченный телятиной по-веронски, Борисович не обратил внимания на сторожевую стойку Василия:
        - Ну, эта чухонка, журналистка Ковалева - что ты в ней нашел?
        Стиснув вилку так, что побелели костяшки пальцев, Крутов на всякий случай огляделся: солидняк, неторопливо поедающий свой обед, расторопные девчонки-буфетчицы, редеющая очередь и симпатяги в штатском при входе. Любое поползновение с его стороны будет пресечено мгновенно - вон один уже пропахивает глазами столики. Нет, не здесь. Может, вывести Крашу за угол администрации и там вздуть?

«Успокойся», - велел себе Крутов и разжал кулак, в котором осталась вмятина от вилки. Успокойся.
        В это мгновение до Василия окончательно дошел смысл сказанного.
        - Борисыч, а откуда ты знаешь про журналистку? - От волнения Крутов даже дал петуха.
        - Что с тобой? - Крашенинников с удивлением разглядывал раздувающиеся ноздри приятеля. - Что я такого сказал?
        - Ничего, если не считать, что я тебе о Ковалевой ни слова не сказал.
        - У меня свои источники. - Борисович перестал жевать, его отечная физиономия окаменела. С такой рожей только потасовки в трактирах устраивать или на лесных дорогах мирных обывателей грабить, подумалось вдруг Крутову.
        - Борисыч, откуда ты узнал про нас с Ковалевой?
        - Да так, - процедил бизнесмен, не спуская острого взгляда с Крутова, - мы с ней поспорили. Она выиграла.
        Василий испытал сиюминутное чувство гордости за Леру.
        - О чем спорили?
        - На тебя.
        - Что?! - Губы Василия тронула недоверчивая улыбка. Мозги отказывались воспринимать услышанное.
        - Что слышишь. Наверное, я должен был тебя предупредить, но сам знаешь, как это бывает: дал слово, пришлось молчать. Ты, Вася, в бабах не разбираешься. Она легла с тобой ради акций «Бланк-информ», между прочим. Она бы и со мной легла, если бы не пари.
        Крутов и сам не понял, как он вцепился в лацканы льняного пиджака Борисовича и встряхнули так, что profondo, не ожидавший такой стремительной атаки (зря, что ли, Крутов проводил три раза в неделю по два часа в спортзале), выронил нож и вилку.
        В те несколько секунд, пока решалась судьба схватки, пальцы Василия сами разжались.
        Присутствующие озирались на звон столовых приборов, тревожное дуновение пробежало по небольшому залу. Василий не обращал никакого внимания на секьюрити, замерших в ожидании, на застывших с возмущенно открытыми ртами дамочек из департамента культуры - Василий соображал.
        А когда сообразил, перестал дышать, будто ему плеснули в лицо воды: «Она легла с тобой ради акций „Бланк-информ“ - почти то же самое сказал аноним по телефону».
        Неужели Борисович?
        А что? Протуберанцы в биографии profondo дают волю воображению: из консерватории его поперли за драку - раз, замечен в неблагонадежных связях с криминалом - два.
        Или все это невероятное совпадение, или аноним - Борисович.
        Идиот, обозвал себя Крутов. Звонил не Крашенинников - такой бас невозможно перепутать, да и не по статусу Борисовичу подобными делами заниматься. Поручил своим шестеркам.
        - Что за чушь?
        - Никакая не чушь. Ковалева поспорила со мной, что с нею ты забудешь свою большую любовь.
        Василий совсем запутался:
        - Какую любовь?
        - Из-за которой ты две недели торчал в Демидовке в коматозном состоянии. - Борисович осклабился. - Седина в голову - бес в ребро, а?
        Ошеломленный Крутов расслабил узел галстука и повертел шеей:
        - Не может быть.
        Борисович с оскорбленной миной вернулся к телятине:
        - Спроси у нее, если не веришь.
        - На акции? - не мог прийти в себя Василий.
        - Представь себе, - продолжал Крашенинников, подвигая следующее блюдо. - Правда, ходят слухи, что «Бланк-информ» банкрот и за долги будет распродан. Так что мне, можно сказать, повезло. Кстати, у меня с самого начала не лежала душа к издательскому бизнесу.
        - Поздравляю, - усмехнулся Василий. Все-таки приятно узнать, что развели не только тебя.
        Прокравшись мимо тюля из органзы, косой солнечный луч скользнул прямо в изголовье постели и улегся на лицо Валерии.
        Потревоженная, Лера открыла один глаз, обшарила подслеповатым взглядом комнату и вспомнила: она у Крутова.
        И все остальное - шепот, стоны и всхлипы, упоение от обладания и восторг соития - тоже вспомнила. Воспоминания были такими острыми, что Лера моментально зажглась.
        И все это - ей, жалкой нищенке, сидящей на паперти и выпрашивающей подаяние:

«Ну, отмеряй мне еще немного, Господи, ну, по терпи».
        Молитвы срывались с губ сами собой. Но чаще это были претензии и обиды.
        Обиды чередовались со страхом неизвестности и благодарностью к той самой жизни, которая взяла ее за горло, но позволила напоследок насладиться любовью к мужчине.
        Осторожно, стараясь не потревожить то страшное, что засело у нее в мозгах, Лера приподнялась на локте. На ней была футболка Василия, едва прикрывавшая попку, и стринги.
        Снизу доносились слабые звуки, похожие на постукивание кастрюль. Домработница Игнатьевна, догадалась Лера. Вот елки-палки.
        Игнатьевну Лера по непонятной причине жутко стеснялась и встречи с ней предпочла бы избежать.
        Сколько же времени? Напольные часы стояли именно там, где поставила бы их Лера, если бы у нее была своя квартира.
        Вечно у них с мужем возникали разногласия по поводу обстановки. Казимир презирал сдержанную респектабельность классики, тяготел к хайтеку и модерну и ругал Леру за то, что она несовременная, неотесанная. Клуша…
        А в доме Крутова Леру посетило чувство, будто она здесь провела детство. Выросла и уехала, потом вернулась и испытывает радость узнавания вещей и предметов. Немного отвыкла и привыкает снова. Так случается.
        Так сколько же времени? Неужели десять? Лера прикрыла козырьком ладони глаза. Точно, десять. Ничего себе!
        Со страхом и надеждой прислушиваясь к себе, выскользнула из-под одеяла и несколько секунд постояла на ковре, ощущая приятное шерстяное покалывание босыми ступнями.
        Та-ак. Никакой надежды, один страх - комната поплыла перед глазами, полы закачались, мелькнула люстра, и Леру накрыла ночь.
        Очнулась Валерия оттого, что кто-то совершенно беспардонно похлопывал ее по щекам. Похлопывания были чувствительными, и сознание потихоньку возвращалось.
        - Благодать-то какая, радость-то какая. - Над Лерой склонилось круглое лицо, курносое, безбровое и совсем не страшное. Лера открыла веки. Склонившееся лицо плавно перетекало в грудь кормилицы, увеличенную рюшами на бирюзовой кофточке. - Как ты себя чувствуешь, миленькая моя?
        - Вы Игнатьевна? - сообразила Лера. Бирюзовые рюши приковывали внимание.
        - Она самая. Миленькая моя, ты встать можешь?
        - Попробую. - Еще кружась в каком-то дьявольском танце, Лера села и под голубиное воркование домоправительницы осмотрелась.
        - Тихо-тихо, вот так, все хорошо. Сколько уже, миленькая?
        - Чего сколько? - тупо спросила Лера, прислушиваясь к неприятным ощущениям в желудке и общему состоянию разбитости.
        - Срок какой?
        - Чей срок?
        - Малахольная какая-то, - пробормотала Игнатьевна. - Ты, миленькая, не зашиблась?
        - Не сильно, - поморщилась Лера, потирая локоть.
        - Давай, - приговаривала Игнатьевна, пытаясь поднять Леру с пола и по очереди беря ее безвольные руки в свои - горячие и мягкие, - давай поднимайся, миленькая. Пойдем, чайку с блинчиками попьешь. У меня уж блинчики готовы. С творожком - тебе полезно сейчас. А может, тебе чего-нибудь хочется? Так я мигом. Радость-то какая. Васеньке-то давно пора уже пеленки стирать.
        Из всего этого нагромождения фраз и слов Лера вычленила последнюю, смонтировала ее с первой, и вышло… Вышла какая-то несусветная чушь.

* * *
        Господи ты боже мой! Недомогание в комплексе с задержкой. Набор симптомов навел бы на определенную мысль даже девственницу, даже воспитанницу отдаленного скита, никогда не покидавшую церковной ограды, а тридцатипятилетняя клуша ничего не заподозрила.
        Если бы не Игнатьевна, Лера бы еще несколько недель продолжала жить с уверенностью, что клетки ее организма поражены раковой опухолью и пора подводить итоги и пи сать завещание. Духовное, потому что материальных ценностей Лера, как оказалось, не нажила.
        Впрочем, диагноз «беременность двенадцать недель» тоже требовал подведения некоторых итогов…
        Господи ты боже мой, почему?
        Стыдно признаться, но Лера испытывала не радость, а шок.
        Здорово, конечно, что опухоль не подтвердилась, но еще лучше, если бы и беременность тоже не подтвердилась.
        Нормальное физиологическое состояние? Как бы не так.
        Кто только придумал такую глупость про беременность. Мужчина или старая дева. Или плодовитая мамаша, родившая дюжину детишек, не отходя от плиты.
        Нормальное физиологическое состояние… Как же, как же.
        Что касается Валерии Ковалевой, то налицо как раз ненормальное физиологическое состояние.
        После двух выкидышей риск увеличился - это сказала Марина, а ей можно верить. В общем, как говорят у них в «Ведомостях», полный абзац.
        На парковке перед зданием в римском стиле машина остановилась. Пройдя под колоннами, Лера прочитала вывеску: «Поликлиника МВД».
        Направляющая рука Бочарниковой направляла Леру до тех пор, пока не вылезла вся правда.
        Господи ты боже мой, почему?
        Замечательный врач-онколог Батурин оказался настолько замечательным, что сразу направил Леру… к гинекологу.
        Гинеколог - чопорная дамочка с синими тенями до самых бровей - в тонкости не вдавалась, направила на УЗИ и выдала заключение. Остальное ее не касалось. Где наблюдается В.К. Ковалева? В женской консультации?
        В женской консультации, подтвердила В.К. Ковалева. Прекрасно, там и пройдете полное обследование. Лера поблагодарила и забрала выписку.
        Женская консультация… Вот где начало и конец всему.
        - Поздравляю, подруга. - Прибитая новостью не меньше Леры, Галка привалилась плечом к стене возле кабинета. - И кто счастливый отец?
        Упс. Всякому вранью рано или поздно приходит конец - это Лера усвоила с младых ногтей.
        - Давай потом, - выжала она из себя.
        - Автор-то хоть известен? - не отставала Галина.
        - Известен, - утешила подругу Лера.
        - Ну слава богу! Девочка моя, в последнее время ты не перестаешь меня удивлять.
        Лера взмолилась:
        - Галь! Потом - это значит: не сейчас.
        - Ладно. Одно тебе скажу: это все же лучше, чем опухоль мозга, а? Тьфу, тьфу, тьфу, - сплюнула Галка. - Ты как знаешь, но это нужно отметить. Давай закатимся куда-нибудь!
        - Закатимся? Да ты хоть представляешь, как мне паршиво? - Душевная глухота Бочарниковой задевала.
        - Привыкай, подруга, так теперь и будет.
        Судя по виду и тону, Галка и была той самой девственницей-многодетной мамашей, которые утверждают, что беременность - нормальное физиологическое состояние.
        Лера фыркнула:
        - Тебе-то откуда знать?
        - Твоя правда. - Веселье сошло с лица Бочарниковой, и Лера почувствовала себя последней свиньей.
        - Ладно, давай куда-нибудь закатимся. Только есть и пить будешь ты, а я с некоторых пор люблю смотреть.
        Галка подмигнула:
        - Хорошо, что не подсматривать.
        За свои сорок два года Крутов еще ни разу не был ставкой в чьем-то споре. Ощущение было мерзким, будто его проиграли в карты.
        Теперь он знает истинную цену Ковалевой.
        Остаток дня Василий мучился вопросом: что делать с этими знаниями? Как теперь себя вести с этой чумой и холерой от журналистики?
        Крутова бросало из крайности в крайность: от «Забудь весь этот бред» до «Держись от нее подальше».
        Чаша весов склонялась к первому варианту, но тут мешало одно но. Желание забыть имелось, а воли забыть не было. И терзания начинались сначала: как она могла? И это после их совершенно потрясающих - Крутов был в этом убежден абсолютно - ночей? Отвратительнее лгунов только хронически непунктуальные люди, а Ковалева вмещала в себя оба порока.
        Ноги не несли домой.
        Отпустив Влада, Крутов забрел в ближайший к дому бар и часа два добросовестно наливался пивом.
        - О, конечно, теперь звонит, - увидев на дисплее улыбающуюся Леру, проворчал Василий. - Лерочка-холерочка. У, ведьма.
        - Ты еще долго? - спросил в трубке ласковый, как полагается ведьме, голос. - Я не ужинаю, жду тебя. Хотела с тобой поговорить.
        - Да, - встрепенулся Василий, - я тоже хотел поговорить. Скоро буду.
        Но собраться с духом и посмотреть в лживые глаза так и не смог, и, переключившись на коньяк, еще какое-то время оставался в баре.
        К концу вечера Василий немного потерял ход мыслей, акценты несколько сместились. Обида притупилась, на ее место выдвинулась ревность: Лера заключила сделку с Крашей, с этим навозным жуком, с этим боровом, с этим мазилой, который из десяти выстрелов по цели не сделал ни одного попадания.
        К моменту, когда Василий надавил на кнопку звонка собственной квартиры, его посетило совсем уж далекое от обиды чувство - тщеславие оттого, что у него в квартире находится его женщина, которая без него не ужинает, сидит у телевизора, волнуется, переключает каналы…
        Фу, почему же так тошно?
        Почувствовав голод, Лера стянула со сковороды два блинчика и посмотрела на часы.
«Мог бы уже прийти, - с обидой подумала она, - знает же, что я жду».
        Блинчики оказались воздушными, со сладким ванильным запахом - мечта гурмана, а не блинчики, и Лера стащила еще два, после чего ей неудержимо захотелось прилечь.
        Как Белоснежка, прикорнула на диване в гостиной и пропустила возвращение Крутова. Встреча вышла совсем не та, какую она себе представляла.
        Никаких нежных объятий и поцелуев не последовало.
        - Таблетки не забыла выпить? - вместо нежных объятий и поцелуев сурово спросил Василий, возвышаясь над диваном и покачиваясь. Ворот рубашки расстегнут, галстук приспущен - мизансцена «Герой в салуне».
        Лера с удивлением поняла, что Крутов пьян. От разочарования захотелось немедленно заплакать.
        - Боже мой, ты пил?
        - Да так, по случаю выпил. - Стаскивая туфли, Василий то и дело приваливался к дивану. - Случай, понимаешь, представился. Дай, думаю, выпью, может, забуду, какими подлыми и мелкими бывают людишки.
        - Помогло?
        - Не совсем. - Василий совершил героическую попытку снять пиджак, но потерял равновесие, и Лера поддержала его.
        Руки путались в рукавах, пальцы - в пуговицах, война с пиджаком затягивалась, и Лера снова пришла на помощь.
        - Из-за кого ты так?
        - Из-за женщины - из-за кого ж еще, - поразился Лериной бестолковости Василий. Общими усилиями пиджак наконец был побежден и водворен на спинку стула.
        - Коварная? - хихикнула Лера, отгоняя липкий страх.
        - Еще какая коварная. Понимаешь, поспорила на меня. Вернее, поспорила на акции, что я ее это… трахну, короче, и обо всем забуду. Обо всем забыть - ништяк, а?
        Лера закусила губу и уперлась взглядом в рисунок на ковре. Не этого ли она ждала и боялась? Besame mucho.
        - Ты выиграла акции, а не купила, - обличил наконец лгунью Василий.
        - Прости, - выдавила Лера, подняла глаза и столкнулась с неожиданно трезвым взглядом.
        - Не могу, - мотнул головой Василий и рухнул на диван. Буквально через секунду с дивана донесся храп.
        Лера стащила с пьянчужки брюки, тщательно сложила и отнесла в гардеробную. В спальне нашла плед, вернулась и укрыла подгулявшего любимого мужчину - что еще она может сделать на прощание?

«Так тебе и надо, - вертелась бодренькая мысль, - так тебе и надо. Никакая ты не клуша, тряпка, рохля, размазня. Ты - змея подколодная, подлая, лживая тварь, предательница, исчадие ада. Мария Медичи».
        Лерой овладела апатия. Не стоит ждать, когда этими эпитетами тебя наградит трезвый Крутов. Пора домой. Загостилась.
        Громыхнула входная дверь - на вахту заступила Игнатьевна.
        Крутов, чертыхаясь и стеная, сел на диване. Если в доме Игнатьевна, со сном можно проститься: была у домоправительницы одна черта - в ее руках все горело и грохотало.
        - Миленький мой, Василь Василич, - зачастила домоправительница, обнаружив хозяина неглиже, - я-то и не чаяла вас застать, и хлопаю дверью, знай себе. А где наша девонька, где Валерочка?
        - Не знаю, - буркнул Василий, - наверху, наверное.
        С памятью у Василия всегда был полный порядок, ее не отшибало любое количество выпитого накануне. Он помнил, что высказал вчера все Ковалевой, а дальше - не его проблема. Вряд ли приличный человек останется в доме, если его вывели на чистую воду. Ушла - скатертью дорожка. Никого не держим, а уж интриганку и подавно. Для всех будет лучше, если она уйдет без долгих разговоров и объяснений.
        - Василь Василич, слава богу, я так за вас рада, - продолжала чирикать Игнатьевна, - вы такая пара с Валерочкой - душа радуется, на вас глядя. И детишки красивые будут.
        - Обойдемся, - буркнул Крутов.
        - Тьфу на вас.
        - Игнатьевна, - простонал Василий, - у нас есть рассол?
        - От токсикоза не рассол, от токсикоза молочко хорошо.
        - Первый раз слышу, - массируя виски, проворчал Крутов, - ну неси молоко.
        - Кому? - заподозрила неладное домоправительница.
        - Мне, конечно.
        - Да разве ж вам молоко? Молочка нужно Валерочке, - всплеснула руками Игнатьевна.
        - Обойдется.
        - Да что ж вы заладили: «Обойдется, обойдется»? Не обойдется, миленький вы мой, уже не обошлось. Да не переживайте вы так, все будет хорошо, это часто бывает - токсикоз в первой половине беременности. Или я что-то не то говорю? - заметив вытянувшуюся физиономию хозяина, смутилась Игнатьевна.
        - Беременности?
        - Ну да. Давеча Валерочка как в обморок-то грохнется в спальне, аж стены зашатались. Я как услышала, чуть кастрюлю не выронила с кипятком - откидывала креветки для салатика.
        - Подожди, подожди, Игнатьевна, что ты такое говоришь? Откуда ты знаешь?
        - Миленький, Василь Василич, я думала, она с вами вчера-то поделилась радостью. А разве нет?
        - Нет, - мотнул больной головой Василий.
        - Она и сама не знала, - лопотала Игнатьевна, - а вот только как я спросила, так и поняла, что тяжелая. Так что вы скоро папашей станете. - Домработница замолчала, оценивая впечатление. Глаза-бусинки, не мигая, смотрели на Крутова - не каждому выпадает счастье сообщить такую новость хозяину.
        Новость произвела легкое сотрясение мозга.
        Проводив диким взглядом домоправительницу, Крутов вытянулся на диване, натянул на голову плед и попытался думать - черта с два! Ни хрена не выходило, мысли бросались врассыпную, как мыши от света, перед глазами мелькала Лерина бледная физиономия на теплоходике, в ресторане, в Демидовке.
        Блин, блин, блин! Неужели это его ребенок? Его, конечно. Точно его.
        Ну так это же все меняет, причем в корне…
        Доморощенный законодатель, Крутов был убежден, что в Российской конституции не хватает статьи, объявляющей беременных недееспособными. По депутатскому опыту Крутов знал, что будущие матери непредсказуемы, капризны, подвержены депрессии и гормональным взрывам. Они же практически не отвечают за себя. И обижаться на них нельзя - не обижается же врач на больного. Больного нужно жалеть и лечить.
        С этой простой, как все гениальное, мыслью Крутов вскочил и развил бурную деятельность.
        Для начала выпил апельсинового фреша, потом принял контрастный душ и побрился, после чего поднялся на второй этаж и заглянул в спальню.
        Широченная кровать, на которой они с вероломной Лерочкой-холерочкой провели две незабываемые ночи, была пуста, а покрывало без единой складки.
        - Лера, - позвал на всякий случай Крутов.
        Ответа не последовало.
        Ушла.
        То, что еще полчаса назад принесло бы облегчение, сейчас вызвало горечь и страх. Конечно, не за интриганку, конечно, не за чуму-журналистку, конечно, за наследника - тут двух мнений быть не может, убаюкал все сомнения Василий.
        Отбоярившись от Игнатьевны, настойчиво предлагавшей завтрак, Крутов повторил фреш и сломя голову полетел в гараж. В гараже вспомнил, что ключи остались в пиджаке.
        Звонок застал Крутова между этажами.
        - Василь Василич, - голос Леночки показался голосом из соседней галактики, - вы где?
        - А что? - Привычку отвечать вопросом на вопрос он подцепил у помощницы.
        - Через двадцать минут вас ждут в администрации с программой возрождения регионального машиностроения, - прошипела помощница.
        Черт! Крутов с наслаждением выругался. Как он мог забыть?
        Грохнув дверью так, что гул прокатился по всему подъезду, прошел в гостиную и забрал ключи из кармана пиджака, висевшего на стуле.
        На грохот выглянула Игнатьевна:
        - Ой, малахольный, в зеркало посмотритесь! Примета плохая - возвращаться.
        Крутов только выстрелил злобным взглядом: кто бы сомневался.
        С Мариной - врачом женской консультации, чернявой, экспрессивной хохлушкой с заметным темным пушком над верхней губой - Лера почти дружила.
        Марина бросала короткие фразы, одновременно делая записи в карте.
        - Контрацепция была?
        - В том-то и дело, что была.
        - Так случается при смене партнера, - утешила Марина, - надо, чтобы отец сдал кровь на анализ.
        - Это исключено. - Категоричность, с которой это было сказано, не допускала личных вопросов.
        Марина посмотрела на пациентку долгим взглядом, в котором отразился ход мыслей: возможно, отец иностранец, возможно, женат.
        - Валерия, заранее ничего сказать нельзя. Пока все идет неплохо.
        - Пока. В том-то и дело, что пока… - Лера закусила губу.
        Это «неплохо» может заманить в такую трясину, стать надеждой, которая обманет, - в третий раз ей этого не потянуть.
        - Может, подождем еще?
        - А смысл? - Мученический взгляд изучал плакаты на стенках кабинета со схематичным изображением плода в развитии. Первый триместр, второй, третий… Лера видеть не могла эти плакаты.
        - Всегда есть смысл дождаться чего-то определенного.
        - А потом искусственные роды, - мертвым голосом напомнила врачу Лера.
        Крыть было нечем.
        Первый раз плод замер на сроке двадцать девять недель.
        Пережив искусственные роды, Лера погрузилась в черную депрессию.
        Галка - вот кто сумел выцарапать ее из норки, куда Лера спряталась в поисках хоть какой-то защиты от жестокости и несправедливости жизни.
        Галка подсунула Лере фильм «Лекарство для Лоренцо» со Сьюзан Сарандон. Посмотрев фильм, Лера с исступлением, граничащим с фанатизмом, ухнула в изучение проблемы резус-конфликта.
        Оказалось, что носителями отрицательного резуса являются всего пятнадцать процентов населения Земли. Оказалось, что само по себе это не плохо и не хорошо, ничего трагичного не происходит, если в женщину с отрицательным резусом попадает семя резус-положительного мужчины. Трагедия разыгрывается, если женщина когда-то пережила переливание несовместимой крови - крови другой группы.
        Смутные, обрывочные, бессвязные воспоминания о чем-то, связанном с врачами и больницей, заставили Леру расспросить маму о своем детстве.
        Что в нем было такого, что сделало ее проклятой?
        - У тебя была пневмония, и ты очень ослабела, - Нора Максимовна вспомнила и прослезилась, - твоей группы крови в лаборатории не оказалось, и наша доктор - прекраснейшая, интеллигентнейшая женщина, же на генерала, решила перелить тебе папину кровь. У отца была вторая положительная.
        - Почему папину? - мертвыми губами спросила Лера, хотя и так все было понятно: это возмездие.
        - Я тогда болела.
        Лера поняла: не природа, а чей-то злой умысел обрекает ее терять детей.
        И тем не менее. Тем не менее через семь лет Лера пошла на риск во второй раз. Наука же не стоит на месте, уговаривала она себя, надо попытаться.
        И все как в плохом кино, как в кошмаре, преследующем душевнобольного, повторилось, теперь уже на двадцать третьей неделе.
        Вторая неудачная попытка загнала Леру в угол: либо она должна найти по объявлению мужчину с такой же группой крови, либо оставаться с Казимиром и навсегда забыть о детях.
        Дойдя до черты, Лера умоляла мужа бросить ее или убить - или взять младенца из дома малютки.
        Казимир не бросил, не убил, но и на младенца не решился. Единственное, на что Казимир решился, - завязать отношения с кем-то на стороне. Но разве Лера могла осуждать мужа? Она ведь была не в состоянии думать о ком-то, кроме себя, слишком занятая поиском ответа на вопрос: почему ее организм с таким упрямством отторгает семя мужа? Что это - рок? Божья кара? Почему?
        Ответа не знал никто.
        - Не мы это решаем. - Голос Марины вернул Леру в кабинет.
        - Ты права. Пиши направление, - сухо попросила она.
        Больше всего Леночке сейчас хотелось, чтобы все закончилось: чтобы мужчины выпили и закусили, чтобы она уже все рассказала наконец про беременность и про эту пиратскую программу отслеживания телефонных звонков, чтобы отец уже сказал, кому принадлежит номер телефона, - ведь сил никаких нет терпеть неизвестность.
        На лужайке дымился гриль, туман прижимал к земле запах дыма и шашлыка, и Леночка носилась между лужайкой и домом с большим, чем всегда, энтузиазмом - на ужин был приглашен Влад.
        Влад испытывал схожие чувства, только по другому поводу: ему тоже хотелось, чтобы все поскорее закончилось - смотрины и сватовство.
        На сватовство Влада толкала уверенность, что Ленка без него пропадет. Может, она и умная, может, и батя у нее крутой, а только Ленка совершенно неприспособленная. Не знает, как бампер в машине открыть, не отличает плоскогубцы от пассатижей и винт путает с шурупом. А туфли в ремонт отдает в сапожную мастерскую.
        И если с Ленкой какой-нибудь козел захочет сделать то же, что с журналисткой хотел сделать чувак с «инфинити», кто ему зарядит в табло?
        Ясно, что Ленке без него никак нельзя, только жить в этом доме он не станет, в примаки не пойдет - не на помойке нашли Влада Кречета.
        Наконец расселись за столом, наконец опрокинули по стопарику, и Леночка, дождавшись паузы в мужском разговоре, спросила:
        - Папуля, ты узнал, чей это номер телефона?
        - Что за номер? - полюбопытствовал Крутов.
        - Я записала один звонок, - невнятно объяснила Леночка.
        Шеф посмотрел на помощницу с сомнением, как на городскую дурочку.
        - Какой звонок? - ласково поинтересовался Крутов, а отец только усмехнулся, предоставив Ленке право выплывать самой.
        - Анонима, - решилась идти напролом Леночка.
        Пока Крутов подбирал слова поточнее, отец выступил в защиту гражданских прав и свобод:
        - Идея хороша - кто спорит, но ты, доча, не права. Надо поставить лицензионную программу, и к тебе не будет никаких претензий. - Дмитрий выдержал паузу и, когда Леночка потеряла терпение, продолжил: - Телефон принадлежит некой гражданке Чижевской М.И.
        - Чижевская, Чижевская… - вспоминал Крутов, перекатывая на языке знакомую фамилию.
        - Корреспондентка! - выкрикнула Леночка, как игрок в «Поле чудес». - Та, что приходила к вам за интервью, дядя Вася.
        Ошарашенный Крутов переводил взгляд с дочери на отца:
        - Снова самка богомола?
        - Почему снова? - хором спросили отец и дочь.
        - Потому что она была за рулем «опеля». Зачем ей это?
        - Угадай с трех раз, - съязвил Дмитрий, - незачем было обижать девушку отказом.
        - А мне ее жаль, - проявила женскую солидарность Леночка, - она борется за свое право быть счастливой.
        - Это еще что такое? - посуровел Дмитрий. - Кто ж такими методами борется за счастье? Дури полная голова. Выдам тебя за первого, кто постучит в эту калитку. - Дмитрий ткнул пальцем на двухметровый кирпичный забор.
        Влад решил, что другого такого случая может не быть.
        - Так это… - пробубнил он, - там звонок.
        - Влад, мне не следует этого говорить, - Дмитрий тоже решил, что другого случая может не быть, - но ты хорошо подумай, прежде чем просить у меня эту чумовую девку, эту хакершу-оторву.
        - Некогда думать, мне рожать весной. - Леночка была сама невинность.
        Немая сцена длилась несколько минут.
        Первым среагировал Влад:
        - Ты чё, Лен? Ты это… точно знаешь?
        Такое недоверие Леночку больно ранило.
        - У меня справка есть. А у тебя?
        - Какая справка? - испугался Влад.
        - Что ты жениться можешь. Есть такая справка у тебя?
        - Это ты сейчас так пошутила? - посуровел жених.
        - Привыкай, - пользовалась безнаказанностью Ленка.
        Влад только коротко вздохнул. Он еще покажет хакерше-оторве, кто и к чему должен привыкать.

* * *
        Трамвай дернулся и встал.
        Было восемь утра, час пик, и пассажиры воз роптали. Собственно, именно этот ропот и вывел Леру из задумчивости.
        Лишь на несколько минут, пока водитель-женщина выходила и дергала трамвай за дугу, забрезжила надежда, что они продолжат движение по забитым машинами путям, - не продолжили.
        - Пассажиров просим освободить салон, - раздалось в динамиках, - трамвай дальше не идет в связи с неисправностью.
        Тихо матерясь, пассажиры потянулись к выходу.
        Пристроившись в хвосте очереди, Лера сориентировалась на местности.
        Трамвай стоял в самом сердце города, в двух шагах от делового центра. Где-то недалеко находится офис депутата Крутова, мелькнуло в голове, и Леру посетила странная, ничем не объяснимая, будто внушенная извне, идея заглянуть в Дом прессы.
        Ерунда какая. Лера встряхнулась, изгоняя ненужные мысли.
        Чтобы попасть в краевую клиническую, нужно перейти дорогу и пройти полквартала вперед, сказала она себе. Там есть остановка автобуса, который идет прямо до больницы.
        Выйдя из трамвая, Лера так и сделала - в сопровождении таких же страждущих устремилась на противоположную сторону и направилась к остановке.
        Во время этого короткого перехода Леру не покидало странное чувство нереальности происходящего.
        Несколько раз оглянувшись на дорогу, она поискала глазами редакционный «опель», но не заметила ни «опеля», ни каких-либо других подозрительных транспортных средств. Машины неслись по проезжей части, останавливались на светофоре и проносились дальше. Улица выглядела вполне мирной, навязчивая тревога относилась скорее к тому, что ожидало Леру в ближайшие несколько часов.
        В ближайшие несколько часов она избавится от страданий, сиречь самой жизни. И продолжит свой грешный путь в одиночестве, как Бочарникова.
        До остановки оставалось несколько метров, и в какой-то момент Лера обратила внимание на занятную молодящуюся тетку в легинсах и тунике, которая приставала к прохожим, что-то суя им в лицо.
        - Девушка, - раздалось рядом.
        - Вы мне? - Лера вынырнула из мрачных раздумий.
        - Да. - Тетка оказалась рядом. - Подскажите, где это?
        В руке у тетки оказалось не что иное, как визитка депутата В.В. Крутова с адресом и телефоном приемной.
        Чувство нереальности происходящего усилилось. Как во сне Лера предложила:
        - Хотите, я вас провожу.
        Тетка хотела.
        Плохо понимая, что делает, Лера направилась вглубь квартала, где размещался приснопамятный Дом прессы. Тетка суетливо вышагивала рядом, долдоня что-то о пенсии, которую должны были прибавить, но почему-то не прибавили.
        В приемной депутата Крутова хозяйничала симпатичная, хоть и несколько странная девушка с гладкой прической, подчеркивающей выдающийся лоб и крупную голову.
        - Здравствуйте, - приветствовала девушку Лера, косясь на дверь с табличкой
«Депутат В.В. Крутов». Дверь выглядела так, как обычно выглядят двери в отсутствие хозяина, - непроницаемой.
        - Здравствуйте. - Дежурная улыбка была обращена к обеим посетительницам сразу.
        Силы у Леры неожиданно закончились, и она опустилась на стул под стенкой, и не успела опомниться, как помощница депутата уже деликатно прикрыла дверь за пенсионной просительницей. Настала очередь Леры.
        - А вы по какому вопросу?
        - Я Ковалева, - сообщила Лера помощнице.
        - Валерия Константиновна, - улыбка стала шире и предназначена была только Лере, - очень приятно. Василь Василича нет. Хотите чаю?
        Коротко вздохнув, Лера еще раз посмотрела в лицо помощнице. Туда, куда Лера направлялась, нужно было ехать на голодный желудок, но по неясной причине это перестало быть важным.
        - Да, пожалуй, чаю я выпью. Вас как зовут? - Лера сама не знала, зачем пришла и чего ждет от этой девушки. Или от жизни. Или это жизнь чего-то ждет от нее? Судьбу нельзя разочаровывать, нерешительных судьба бульдозером сталкивает на обочину. Надо действовать.
        - Лена, - просто ответила помощница Крутова.
        Не имея ни малейшего представления, что говорить, зачем она тут, Лера бросила взгляд на газеты и журналы, стопкой возвышающиеся на журнальном столике, и, подчиняясь импульсу, взяла самый верхний - просто чтобы занять руки в ожидании чая. Это оказалось «Искусство предсказания», и у Леры задрожали руки так, что она выронила журнал.
        Леночка быстро наклонилась за ним:
        - Ходят тут всякие, вербуют под свои знамена. Если б вы видели этих персонажей. Адвентисты, баптисты, адепты высшей магии, менеджеры по продажам - каждой твари по паре.
        Журнал снова оказался у Леры в руках. Ничего не оставалось, как открыть его.
        Увидев заголовок на второй странице, Лера обмерла: «Гадание по группе крови».
        На столике появилась чашка с чаем, конфеты и печенье, но Лера ничего этого не видела - отливающие черным атласом траурные буквы притягивали взгляд.
        Глаза жадно бегали по самоуверенным строчкам: «Обладатели первой группы крови - это честолюбивые люди, которые умеют идти к цели, это лидеры, главная слабость которых - ревность. Лидер ревнует ко всему и всех…»
        Лере стало тесно в помещении, в футболке и джинсах - ей стало тесно в собственной коже.
        - Не проверяли? - Лера показала на статью с гаданием.
        - Что там? А, это… - Леночка смутилась. - Да, проверяла, с нулевым совпадением. Ерунда.
        Лере так не показалось. «Обладатели второй группы крови, - читала она дальше, - добровольно уступают лидерство, потому что слишком заняты собой - своими переживаниями, мыслями и чувствами».
        Волевым усилием Лера оторвалась от журнала:
        - А какая у вас группа крови? - Вполне тянет на праздное любопытство, навеянное оккультной статейкой.
        - У меня первая, - покаялась Леночка.
        - А у меня вторая, отрицательная, - со вздохом произнесла Лера, поднимая чашку из тонкого, почти прозрачного фарфора.
        - Ну надо же! - отчего-то удивилась помощница Крутова. - Прямо как у Василь Василича. У него тоже вторая отрицательная. Вот про него как раз ничего не совпало - ни слова.
        Лера ухватилась за чашку как за спасительный плот, так, что пальцы побелели. Того и гляди, тонкий фарфор треснет и рассыплется на мелкие осколки и чай, обжигая, растечется по джинсам.
        - Вторая отрицательная? - не своим голосом переспросила Лера.
        Помощница депутата с легким недоумением смотрела на Леру:
        - Да.
        - Леночка, а вы не ошибаетесь?
        Взгляд у странной журналистки стал безумным. Леночка с беспокойством наблюдала, как та побледнела, будто собиралась хлопнуться в обморок.
        - Нет. Кажется, нет. Я могу перезвонить Василь Василичу. Хотите?
        - Леночка, - Лера судорожно глотнула, - а что вы ему скажете? Зачем это вам?
        - Скажу, что скачала и заполняю анкету… кандидата в президенты.
        - Неужели поверит?
        Лукавая улыбка озарила Леночкино лицо.
        - Он же холерик.
        Прямо из администрации Василий погнал машину к Лере домой.
        Кнопка звонка подверглась массированной атаке, но к двери так никто и не подошел.
        Недолго думая Крутов рванул в редакцию, но и там Леры не оказалось Стоя перед запертой дверью кабинета, Василий дергал ручку и незлым тихим словом поминал Игнатьевну, чье предсказание работало на полную катушку.
        Впервые Крутову пришло в голову, что он не знает привычек, друзей, родственников беглой Лерочки-холерочки, ведьмы-интриганки.
        Где может быть мать его будущего ребенка? Явки? Имена? Адреса? Пароли? Какие явочные адреса у ведьм? Избушка на курьих ножках? Или нет, одну подругу он все-таки знает…
        - Василий Васильевич? - раздался за спиной знакомый голос.
        Черт! Как он об этом не подумал? Редакция - это ведь ареал обитания самца-Дворяниновича - плохого парня, тупого, самодовольного, трахающего все живое примитивного кобеля.
        - А, привет. - Крутову ничего не оставалось, как пожать протянутую ладонь.
        - Каким ветром?
        - По делу, - невежливо бросил Василий.
        - Ты к Ковалевой, что ли? - Губы Казимира гадливо кривились.
        - Да. - Василию активно не нравились эти губы, а также глаза, нос, рыжина и веснушки, размер и рост - все в комплексе. Не нравилось до такой степени, что сжимались кулаки. Но больше всего Василию не нравился этот надменный тон - тон хозяина, барина, благодетеля и супруга. Только за это хотелось начистить конопатую физиономию.
        - А ты что, против?
        Под взглядом Крутова плохой парень стушевался и пошел пятнами.
        - Это я в порядке шефской помощи. Не зайдешь?
        - Спешу, - отказался Василий, который испытывал в этот момент глухую ярость.
        - Ну, давай. - Казимир торопливо простился, повернулся спиной и, подталкиваемый злобным взглядом Крутова, юркнул в какой-то кабинет.
        Василий остался один в полутемном коридоре и с облегчением выдохнул: еще бы немного, и он вмазал этому бонвивану.
        В кармане пиджака зазвонил телефон, Василий с раздражением достал трубку и посмотрел на дисплей - звонила помощница.
        Леночка спрашивала какую-то глупость, что-то о группе крови.
        Крутов с нарастающей досадой подтвердил: да, вторая, да, отрицательная, - и тут же забыл о разговоре.
        Очень не хотелось беспокоить Бочарникову, но внутренний голос, или интуиция, или шестое чувство, или ангел-хранитель, может, все вместе, заставили Крутова перешагнуть через себя.
        Тут Крутова ждал сюрприз: оказалось, что Бочарникова переехала в кабинет Дворяниновича, а табличка на двери недвусмысленно намекала, что она и есть главный редактор.
        - Галка, привет. - Василий плюхнулся в кресло в стороне от стола. - Где Лера?
        Крутов мысленно выругался: в глазах бывшей одноклассницы плясали черти, от любопытства даже нос вытянулся.
        - Как интересно, - пропела Галка, напоминая ученого над микроскопом на пороге открытия, - как интересно. Зачем она тебе?
        Крутову показалось - нет, Крутов был уверен, что между двумя рядами мелких хищных зубов мелькнул раздвоенный язык. Наплевав на опасность быть ужаленным, Василий огрызнулся:
        - Не твое дело.
        - Да пошел ты! - Галина потеряла интерес к визитеру и уткнулась в бумаги.
        Крутов устало потер лицо:
        - Галь, будь человеком. Лера беременна, и это мой ребенок. - Василий поднял глаза и увидел, как она меняется в лице.
        В последовавшие несколько секунд Василий наблюдал, как расширялись зрачки Бочарниковой, наполняя глаза чернотой, а в глубине этой тьмы зарождался ужас.
        Ужас выплеснулся из глаз Галины, разлился по лицу, и Крутов понял, что произошло что-то страшное.
        - Галя, - заражаясь этим бесконечным ужасом, пробормотал он, - что, что случилось?
        - Быстро в машину! - зло прищурилась Бочарникова и, опрокинув кресло, выскочила из-за стола, пронеслась через кабинет и оглянулась на мгновенно ослабевшего Крутова. - Ну!

«Фольксваген» на запредельной скорости до летел до городской клинической больницы, проскакивая светофоры и срезая дорогу по тротуарам. Все это время Галка шипела:
        - Мужик ты или нет? Если это случится, я тебе этого не прощу. Я тебя изведу под корень. Ты никогда не сможешь забыть, никогда не сможешь быть счастливым и жить, будто ничего не случилось. Я тебе не позволю. Я с того света буду к тебе являться напоминанием, каким ты был идиотом, что не поговорил с Леркой!
        Они уже неслись по территории больничного городка, распугивая больных и персонал, бредущий из отделения в отделение.
        - Как же так? - бормотал шокированный известием Крутов. - Зачем?
        - Зачем? А ты попробуй выноси до семи месяцев - и потеряй ребенка. А потом то же самое в пять месяцев.
        - Но она же могла… - продолжал бормотать Василий.
        - А ты? Ты не мог?
        - Но как же так? - не понимал Василий. - Зачем думать сразу о худшем?
        - А сам-то ты, орел комнатный, не такой?
        Василий устыдился своих претензий:
        - Да, наверное.
        - Нам налево, - бросила Галина Владу.

…Большой холл с приемным покоем под лестницей, ведущей на второй этаж, настороженно молчал.
        Оставив Крутова в холле, Галка понеслась наверх.
        В солнечном свете, рассеченном густым оконным переплетом, лениво плавали пылинки. Василий огляделся, увидел скамьи слева и справа от входа, но заставить себя присесть не смог.
        На втором этаже под дверью с табличкой «Операционная» стояла стайка женщин с одинаковыми, стертыми страхом лицами. Леры среди них не было. Проклиная все на свете, Галина шагнула вперед и просунула голову в дверь.
        - Валерия Ковалева! - позвала Бочарникова. В эту минуту Галка ощущала себя ангелом, спустившимся в ад за заблудшей душой.
        - Выйдите немедленно, - раздался приглушенный властный голос, и на Галину, выкатив глаза поверх маски, танком пошла белая фигура в резиновых перчатках, появившаяся из-за ширмы.
        - Ковалева! - снова позвала Галка, наплевав на грозную фигуру.
        - Здесь такой нет, - уверенно сказал танк.
        - Нет? - Галка смотрела поверх белой фигуры на ширму, за которой, возможно, в этот момент решалась судьба подруги.
        - Спуститесь в приемный покой и узнайте там.
        Дверь захлопнулась перед самым носом, Бочарникова едва успела отпрянуть.
        Услышав ответ регистраторши, Крутов выразился в том смысле, что Галка все придумала.
        - Я тебя сейчас укушу, - пообещала Галина, - я Лерку вчера часа два уговаривала, так и не уговорила.
        - Выходит, уговорила, если ее здесь нет.
        - Наверное, что-то случилось. Что?
        В голове у Василия что-то взорвалось, он издал тихий стон и полез в карман за трубкой.
        - Я знаю, что случилось, - дрожащим от волнения голосом сказал он и набрал чей-то номер.
        Выказывая воспитание, Бочарникова отошла на несколько шагов - ровно на столько, сколько нужно, чтобы сохранить видимость приличия, но не пропустить ни слова.
        - Ленка, ты за идиота меня держишь? Я тебе сейчас покажу анкету! - пообещал Крутов. - Давай как на духу: зачем тебе понадобилась моя группа крови?
        Видимо, угроза произвела впечатление, потому что лицо Крутова прояснилось.
        - О чем еще спрашивала? Все ясно. Конечно, уволю, - с глуповатой улыбкой на губах произнес Василий и сложил мобильник.
        Галка не отрываясь смотрела на Крутова.
        - Ну? - спросила она, хотя можно было не спрашивать: вид у депутата был как у солдата за два дня до дембеля.
        - Ну, Ленка, ну, Ленка. Это же надо додуматься. А я еще удивился: что за анкета? И главное, про кровь. Ни разу такого не было. Не в космонавты же, правда? Оказывается, это Лера хотела знать, какая у меня группа, вот Ленка и придумала эту анкету. - Крутов умолк, сияющими глазами глядя на Бочарникову.
        Не зная, что на это можно ответить, Галина порывисто обняла бывшего одноклассника.
        - Черт, как я рада за вас, ребята, - пробасила она.