Поспорь на меня Вера Эн
        «Поспорь на меня!»
        Кому могла прийти в голову подобная дурацкая идея? Разумеется, только Кате Сорокиной - вечной отличнице и зазнайке, готовой на все ради достижения своей цели.
        К кому она могла обратиться за помощью? Разумеется, только к Ромке - соседу с четвертого этажа, волей случая оказавшемуся ее должником. Бывшие одноклассники, они поступили в один университет, но так и не стали друзьями.
        Впрочем, быть может, им нужна вовсе не дружба?
        Поспорь на меня
        Глава 1
        - Поспорь на меня!
        Ромка хмыкнул. Катя вцепилась в ручку переднего автобусного сиденья и на мгновение зажмурилась. Потом решительно вперила взгляд в бывшего одноклассника. Она знала, что он ее услышал, хоть и ехал последние пять остановок с закрытыми глазами. Досыпал перед началом новой учебной недели. Катя догадывалась, на что он потратил ночь, и в любой другой раз дождалась бы выхода на улицу. Но сегодня ее дело было важнее жалости.
        - Поспорить? - переспросил Ромка и снова хмыкнул. - На тебя? Как это понимать, Сорокина?
        Да, без объяснений было не обойтись, это Катя знала. Как знала и то, что Ромка Давыдов, патологически честный человек, не способный на самую невинную ложь даже ради собственного спасения, ни за что не поддержит ее задумку. Но больше обратиться было не к кому.
        - Что тут понимать? - начала в волнении горячиться она. - Ты поспоришь с Олегом, кто первым меня добьется, и он… станет меня добиваться. А я…
        Рома посмотрел на нее, как на дурочку.
        - Добиваться? - с убийственной язвительностью переспросил он. - В каком веке ты живешь, Сорокина, чтобы парень тебя добивался? Джентльмены вымерли тыщу лет назад.
        - Оно и видно! - фыркнула Катя, однако тут же сменила тон: ссориться с Ромкой ей сейчас было не выгодно. - Ладно, не добиваться. Пусть хоть просто куда-нибудь меня пригласит, а там уж я сама разберусь.
        В его взгляде неожиданно появился живой интерес.
        - То есть, вышеназванный Олег - это не абстрактная величина? - спросил он. Катя фыркнула.
        - Нет, не абстрактная, Давыдов! Вполне себе материальная! Я полгода пыталась его внимание на себя обратить, а получила только то, что из Сорокиной превратилась для него в Катюшу! В «Катюшу», ты представляешь? Второй Строев! Удочерить бы меня еще попытался!
        Уменьшительное «Катюша» Катя Сорокина не терпела с тех самых пор, как в их с матерью жизнях появился Константин Витальевич Строев, неожиданно оказавшийся заблудшим Катиным отцом. Не то чтобы Катя ненавидела его или считала виновным в их с мамой былых трудностях, просто с детства привыкла с любыми задачами справляться сама, а Константин Витальевич неожиданно вообразил, что дочери нужна его защита и опека, и взялся за них с избыточным рвением. Ни Катя, ни ее мама, пятнадцать лет прожившие без мужского плеча и научившиеся весьма достойно существовать без него, не сумели донести эту мысль до нового члена их семьи, но если мама приняла мужнино внимание с благодарностью, то Катя обнаружила в нем посягательство на свою свободу и принялась яростно ее отстаивать. Обклеила стены спальни красивыми видами природы после того, как отец решил, что ей понравятся розовые обои с сердечками. Устроила скандал прямо на выпускном, с которого Константин Витальевич решил увести дочь в двадцать три нуль-нуль. Обменяла подаренный на совершеннолетие велосипед на электросамокат. И содрогалась всякий раз, когда слышала от
новоявленного отца удрученное: «Катюша…» Он не ругался и ни в чем ее не обвинял, словно общался с неразумным ребенком, а не с золотой медалисткой, отлично знающей, чего хочет в жизни. И всегда добивающейся своего.
        - Ладно, Катюха, не кипятись, - усмехнулся Ромка, и она против воли улыбнулась. Вот «Катюха» ей нравилось куда больше. Было в этом что-то душевное и равное, что ли. Кажется, в последнее время Кате очень не хватало именно этих вещей. - Давай начнем по порядку. Ты говорила своему Олегу, что он тебе нравится?
        Катя изумленно замотала головой.
        - С ума сошел! Конечно, нет!
        Рома пожал плечами.
        - Напрасно. Самое действенное средство. И почти стопроцентная вероятность получить желаемое.
        Катя фыркнула столь громко, что сидящая в середине салона кондукторша вздрогнула и неодобрительно покосилась на молодежь. Больше в стылом салоне автобуса ранним утром двадцать пятого февраля никого не было. Нормальные люди отдыхали за перенесенный с субботы День защитника отечества, и только студенты тащились на учебу, не давая покоя невыспавшимся кондукторам и водителям.
        - Я смотрю, у тебя большой опыт, Давыдов! - раздраженно прошептала Катя. Разговор заходил совсем не в ту сторону, в какую ей было нужно, а несвоевременное смущение не позволяло вернуть его в нужное русло. - И много девушек признавалось тебе в любви?
        В том, что таковых не имелось, Катя не сомневалась. Ромка Давыдов был не из тех, по кому сохнут девчонки. Нет, симпатичный, и фигура неплохая, и можно найти даже что-то завораживающее в ироничном прищуре черных глаз или чуть снисходительной улыбке. Но пары минут общения с ним обычно хватало, чтобы по быстрому распрощаться и впоследствии обходить его стороной. Со своей прямолинейностью он напрочь убивал любые попытки флирта, а кроме того, был помешан на компьютерных играх и во время разговора легко мог оборвать собеседницу, чтобы нырнуть в телефон и начать во что-то там рубиться. Это теперь Катя знала, что Давыдов мечтает разрабатывать видеоигры, и, в принципе, вполне одобряла его упорство в достижении цели.
        Но девчонки у него в школе точно не было.
        - Речь не обо мне, Сорокина, - почему-то не обиделся Ромка. - Ты же хочешь устроить личную жизнь, а я лишь пытаюсь тебе помочь. Так вот усвой: парни не понимают намеков. Никаких. Что бы ты ни делала, как бы ни хитрила, сколько бы ни ходила вокруг да около. Нужно говорить прямо и желательно четко. Тогда у тебя есть шанс получить желаемое. Хотя бы потому, что так до тебя еще никто не делал.
        Он усмехнулся, а Катя подавилась набранным в грудь воздухом. Собиралась высказать этому умнику все, что она о нем думает. А он, оказывается, просто ее поддел.
        - Ты же понимаешь, что я тоже этого не сделаю? - она откинулась назад и подняла глаза к тускло освещенному потолку. Рома пожал плечами.
        - Зря, - резюмировал он и замолчал. Катя ждала продолжения целую остановку, но так и не дождалась. Когда в автобус начали заходить пассажиры, она толкнула Ромку в бок.
        - Так ты поспоришь с Олегом? - потребовала ответ она. Ромка даже не открыл глаз.
        - Я похож на психа? - поинтересовался он. Катя резко выдохнула. Не хотела она прибегать к крайней мере, но на войне все средства хороши.
        - Ты мне должен! - зло напомнила она. - И обещал, что рассчитаешься при первой же возможности. Вот тебе возможность, Давыдов! И не говори, что мне все приснилось!
        Высказала - и замерла. Почему-то показалось, что Ромка сейчас вскочит, пошлет ее по всем известному адресу, припечатает сверху парой ласковых о том, где он видел ее благодеяние, посоветует найти себе другого дебила для шантажа - в общем, разругается с ней в пух и прах и будет совершенно прав. Катя и сама знала, что перегнула палку.
        Но Олег стоил того.
        Ромка сжал кулаки - и быстро их разжал. Хмыкнул.
        - Когда и где? - спросил он таким голосом, словно уточнял информацию о ближайшей паре. Спокойно и беззаботно, а у Кати стало гадко на душе. Так гадко, что перехватило горло, и она только буркнула в ответ что-то невразумительное и отвернулась к стеклу, не в силах справиться с собой. Прижала руку к заиндевевшему окну. Знала ведь, что ничего хорошего из этого не получится, да уж больно завлекательной показалась собственная идея по соблазнению Олега. Флиртовать Катя не умела: в школе ее интересовало будущее поступление и не интересовали мальчики, а в университете почти сразу грянула первая любовь, да еще не абы какая, потому что по избраннику сохла половина девчонок всего их факультета, и Катя совершенно растерялась. К такому она не готовилась.
        Олег Карпонос был фронтменом университетской команды КВН. Катя попала в это общество благодаря появившемуся возле расписания уроков объявлению о срочной нужде в декораторе. Она всегда неплохо рисовала, однако решила предложить команде свои услуги исключительно из желания как можно реже находиться дома. Но первый же взгляд на красивого, улыбчивого парня с чуть бесстыжими зелеными глазами заставил Катю забыть обо всем, потому что сердце ее замерло, а потом застучало сильно-сильно и радостно, как никогда еще не стучало, объясняя, что отныне все изменилось и что этот человек теперь будет самым главным в ее жизни. С тех пор прошло четыре месяца, и Катя только утвердилась в верности своего сердца и в правильности своего выбора.
        Олег был идеальным. Катя поначалу еще пыталась отыскать у него изъяны, рассчитывая таким образом избавиться от глупой несвоевременной влюбленности во всеобщего кумира, но Олег при каждой новой встрече все сильнее восхищал ее, не оставляя совсем никаких шансов на отступление.
        Он никогда не кичился своей популярностью и не зазнавался, зная по имени каждого из команды, включая подтанцовку и младшего декоратора Сорокину. Он искренне улыбался всем, заряжая своим позитивом на целый день. Он ни разу ни на кого не накричал на репетиции, даже если ребята откровенно валяли дурака, тогда как сам Олег относился к своему делу до приятного серьезно. Катя однажды, засмотревшись на него на генеральной репетиции, умудрилась поставить пятно в самом центре будущей избушки на курьих ножках и в панике ждала выволочки с требованием никогда больше не прикасаться к реквизиту, но Олег только потрепал ее по волосам и ввернул какую-то до слез остроумную шутку, которую Катя, как ни силилась, не могла вспомнить. Зато помнила охватившее ее тогда вдохновение, позволившее превратить пятно в эффектное украшение, отмеченное Олегом уже со всей теплотой. А еще чуть позже Катя узнала, что он бесплатно проводит праздники в детских домах.
        Нет, не любить его было решительно невозможно!
        К сожалению, точно так же думала еще пара сотен девчонок, конкуренцию которым Катя при всем своем желании составить не могла. Они были красивее, опытнее, раскованнее, наконец; они знали, чем завлечь парня, а Катя, прочитав десятки статей о правильном флирте, понятия не имела, как применить эти знания на практике. Тем более что при виде Олега все умные мысли из головы улетучивались, изгнанные разошедшимся сердцем и выплавленные мигом охватывающим смущением, и Катя, проклиная себя, могла только мямлить, поддакивая предмету обожания, и глупо хихикать над каждой его фразой. И как Давыдов представлял себе, что она скажет Олегу о своих чувствах? Совсем сдурел!
        Катя затылком попыталась понять, что сейчас делает Ромка, которого она решилась шантажировать, и не сумела сдержать новый вздох. По сути, он-то вовсе не виноват в ее неудачах на любовном фронте, но Катя не умела вовремя остановиться. Перла, как танк, когда видела цель и хотела ее достичь. А что получала в итоге?
        Они никогда не были с Ромкой друзьями, хоть и учились в одном классе и жили в одном подъезде. Он пришел в их школу в десятом классе, когда семья Давыдовых переехала на Урал. Отец у Ромки был военным и никогда не засиживался долго на одном месте. Вот и этой осенью они рванули куда-то на юга, в маленький закрытый городок, оставив сына справляться со всеми трудностями студенческой жизни в одиночестве. И наверняка у Ромки и так была куча забот помимо одуревшей от любви бывшей одноклассницы, но сделанного и сказанного не воротишь, и Катя могла теперь только предполагать, что в ответ сделает и скажет Ромка. От его неприязни стало так горько, что даже мечты об Олеге отошли куда-то в сторону, а ведь раньше ничего не могло с ними сладить. Вот тебе и удачный день. А ведь Катя была уверена…
        - Остановка «Университет», конечная! - так неожиданно раздалось в автобусе, что Катя вздрогнула. Увидела у дверей Ромкину спину и фыркнула над его обидчивостью. Подумаешь, об одолжении попросила! Не остров же ей подарить, а всего лишь с парнем на нее поспорить! Зря, конечно, про долг напомнила, но теперь угрызения совести растворились, как будто их никогда и не было. Не собирался Давыдов никакое слово держать! А значит, и Кате не в чем раскаиваться!
        Она гордо прошествовала по салону автобуса, стараясь не смотреть на кондукторшу, бросающую на нее сочувствующие взгляды, и так же гордо развернулась к выходу. И тут увидела Ромкину руку, предлагающую ей помощь при спуске. Мысленно охнула.
        В этом был весь Давыдов. Совершенно непредсказуемый и при этом так старомодно галантный. Он открывал перед девушкой двери, помогал донести сумку до квартиры, накидывал на плечи пальто, если представлялся случай. Когда они вместе ехали в переполненном автобусе, он легко впихивал Катю в салон, усаживал в самый дальний угол и нависал сверху, прикрывая от зорких глаз не в меру резвых дам, норовящих согнать с теплого места первокурсницу. Сегодня он впервые с начала учебного года сумел сесть рядом с ней, и Катя сочла это добрым знаком, чтобы ринуться в бой.
        Неужели все-таки была права?
        - Извини меня, - покаялась она, вложив в Ромкину руку свою и стиснув пальцы. - Я не хотела… так… Ничего ты мне не должен, я же сама тогда…
        - Ладно, Сорокина, сдавай пароли и явки, - рассмеялся Ромка и забрал ее рюкзак. - Кто, что. Не могу же я позволить тебе зачахнуть от неразделенной любви в расцвете лет. И потом, ты права, я действительно давал слово.
        Катя глянула на него с изумлением, а следом бросилась ему на шею и жарко поцеловала в щеку.
        Глава 2
        К делу Рома подошел со всей ответственностью. Откровенно говоря, до вчерашнего дня он знать не знал ни о каком Олеге Карпоносе, хоть тот и обитал на их с Катюхой факультете. Просто не интересовался ни КВН, ни университетскими кумирами, ни студенческой жизнью в целом. Неинтересно было, да и не до того, в принципе. Жить одному, без родителей, оказалось не так просто, как он предполагал, заключая с отцом договор, но не домашнее хозяйство занимало львиную долю свободного времени. Из-за собственной промашки он терял целый год и стремился хоть чем-то это компенсировать.
        На математический Рома не собирался. Он грезил информационными технологиями, мечтая разрабатывать видеоигры, и набрал на ЕГЭ достаточно баллов, чтобы поступить на выбранную специальность без особых проблем. Да вот беда: в последний момент в университете решили, что будущим программистам позарез необходим английский, и включили его в качестве дополнительного испытания для абитуриентов.
        С английским отношения у Ромы не сложились. То есть он неплохо ориентировался в тех фразах, что были необходимы для программирования, но экзамен проводился по всей школьной программе - и Рома его завалил. И автоматически выбыл из списка претендентов на бюджет.
        Думать о тех событиях не хотелось и теперь. Рома не помнил, как доплелся в тот день до дома и почему не зашел в квартиру, а уселся на ступенях и застыл в такой позе, вонзив взгляд в стену напротив и ничего вокруг себя не замечая.
        Таким его и застала Катюха, поднимавшаяся по лестнице на свой седьмой этаж.
        Кажется, она была единственной в доме, кто отказывался пользоваться лифтом, утверждая, что ходить пешком полезней для здоровья. Рома жил на четвертом и подобным энтузиазмом не отличался. Усмехался всякий раз за закрывающимися дверями лифта, глядя, как Катюха легко взбегает по ступеням.
        Полгода назад эта ее привычка стала его спасением.
        Они редко общались в школе, а уж после выпускного если и виделись, то лишь мельком пару раз. Где-то в голове у Ромы отложилось, что Катюха собиралась поступать в тот же университет, что и он, только на экологию. В том, что ей это удастся, он не сомневался: этот бронепоезд всегда добивался своего. В школе Сорокина являла собой неистощимый источник энергии, участвуя абсолютно во всех проектах и олимпиадах, занимая в них первые места и досадуя, когда случался недолгий простой. Пожалуй, будь у нее в сутках сорок восемь часов, она и тогда ни секунды не сидела бы на месте, придумывая себе все новые дела и решая задачи со свойственным ей огнем и воодушевлением. Она и сама походила на какое-то пламя, мелькая в школьных коридорах огненно-рыжими волосами и тараторя со скоростью пожирающего сухой лес пожара. Рома не любил подобных одержимых и старался держаться подальше от этого протуберанца, чтобы ненароком не зацепило какой-нибудь очередной грандиозной идеей.
        Собственно, грандиозная идея и вернула ему будущее.
        Катя почему-то сразу поняла, что он не поступил. Разбираться в причине ее проницательности Рома не хотел, поэтому просто кивнул в ответ на прямой вопрос и вернулся к созерцанию стены.
        - Ни в один? - уточнила, однако, навязчивая Сорокина, и Рома с каким-то глухим равнодушием рассказал о своем уговоре с отцом.
        Денис Денисович Давыдов, подполковник российской армии, видел в своем сыне исключительно военного и наперед распланировал всю его сознательную жизнь, принимая Ромино увлечение компьютерными играми за юношескую блажь. Когда же выяснилось, что блажь эта проходить не собирается, а на горизонте замаячил закрытый южный городок, в котором не было не только дельных ВУЗов, но и нормального интернета, двое Давыдовых схлестнулись в отчаянном споре о Ромином будущем. Уезжать в богом забытые края младший Давыдов не собирался, о чем честно сообщил родителю. Тот в ответ заявил, что сын может поступать, как ему угодно, но в этом случае пусть не рассчитывает на его содержание во время учебы и на квартиру, которую Денис Денисович сдаст «более покладистым и разумным людям».
        Разводила их по углам мать, которая очень мягко, но доходчиво объяснила обоим своим мужчинам, что каждый из них имеет право на собственное мнение, но в то же время должен уважать мнение родного человека и находить удовлетворяющие всех решения.
        Таким решением стала для Ромы возможность подать документы на выбранную специальность, чем он и воспользовался.
        - Одна попытка, - закончил он свою историю. - Если я провалюсь, уезжаю с ними на юг. Я провалился.
        Катя вздохнула - хотя, наверное, вздохнуть должен был Рома.
        - Все честно, - зачем-то проговорил он. Катя покачала головой.
        - Честно, - согласилась она. - Кроме того, что это твоя жизнь, а кто-то считает, что может ей распоряжаться.
        Рома поморщился. Правильные слова, но…
        - Уговор есть уговор.
        Катя фыркнула.
        - Ты же не хочешь в армию, Давыдов! Это совсем не твое! Вечная обязаловка, строй, «так точно, товарищ капитан!» Ты в школе-то все по-своему делал и авторитетов не признавал. А теперь ломать себя собираешься?
        Рома, вынырнув из омута печали, посмотрел на Сорокину с удивлением. Откуда она все это про него знала? Пусть даже президентом школы была, вряд ли подобные вещи водились в его досье.
        - Военным не буду, этого я не обещал! - твердо заявил он. - А в остальном… Отслужу, черт с ним, год всего. Заодно подтяну английский. А следующим летом снова поступить попробую. Не конец света…
        Кого он тогда уговаривал - себя, Катюху? Не хотелось, чтобы она его жалела.
        Как оказалось, Катя и не думала этого делать.
        - Потому ты и сидишь здесь, аки король на троне, - съязвила она и вдруг встрепенулась. - Ром, ты ведь еще не сказал отцу, что его взяла?
        Рома мотнул головой: стыдно было признаваться в собственном малодушии, но Катюху не интересовало и это.
        - Тогда пошли! - приказала она - и с такой радостной уверенностью, что у Ромы в душе против воли зажглась совершенно необъяснимая надежда. Он понимал, конечно, что Катюха Сорокина в сложившихся обстоятельствах ничем не может ему помочь, но все же покорно потащился за ней по лестнице на седьмой этаж, а потом чего-то ждал на кухне ее квартиры, пока сама она довольно громко разговаривала по телефону в соседней комнате за закрытой дверью. Когда закончила, глаза ее сверкали гневом, а лицо пылало.
        - Уломала Строева! - непонятно пояснила она и, плюхнувшись на соседний стул, потянулась к графину с водой. Отпила, к Роминому удивлению, прямо из него. Потом, в него же и глядя, продолжила: - Отец у меня декан факультета естественных наук. Не думай, что я по его протекции поступила, я вообще хотела с другой ВУЗ пойти, раз он тут, но он пообещал не вмешиваться, а я всю жизнь на экологию собиралась… В общем, неважно. Важно то, что он тебя к себе возьмет, я договорилась.
        - Куда «к себе»? - тупо переспросил Рома, не зная, что делать с Сорокиной, если его подозрения сейчас оправдаются. И они оправдались.
        - На любую специальность, куда пройдешь по баллам, - добила она. - Не информационные технологии, конечно, но через год ты сможешь перевестись, и не придется терять время. А родителям скажешь, что при приеме документов ошибка произошла, - Строев подтвердит, если понадобится. Он, конечно, терпеть не может подобные вещи, но я заставила его признать, что, если бы ты сразу подал документы на его факультет, он взял бы тебя без всяких вопросов. Можно же считать, что ты их и подал, Ромка! Имел право!
        Так Рома солгал первый раз в жизни. Должен был высказать неуемной бывшей однокласснице, что ее никто не просил вмешиваться, что он сам в состоянии решать свои проблемы, что из-за нее он нарушил данное отцу слово и теперь не будет себя уважать…
        Пожалуй. Но уважать себя после подобной истерики он не смог бы точно. Катюха, в конце концов, просто желала ему помочь, ничего не прося взамен, и он сам уже пообещал, что отдаст долг при первой возможности. Хоть это-то слово должен был сдержать.
        Раздобыть информацию о Карпоносе для Ромы было раз плюнуть, тем более что тот не скрывался, а напротив, всячески рекламировал себя, любимого, «дерзкого и остроумного ведущего самых разных мероприятий», и использовал любую возможность расширить свою клиентуру. Однажды он даже бесплатно провел праздник в детском доме, о чем руководство сего заведения не уставало напоминать на каждом углу, принося, вероятно, благодетелю немалую славу в нужных кругах. Впрочем, Рому это не касалось. Он искал способ заманить Карпоноса в обещанный Катюхе спор и, проанализировав все полученные сведения, нашел у того слабое место. Судя по всему, Карпонос был законченным карьеристом, а значит, не устоит перед теми перспективами, что могла обеспечить ему Катюхина протекция.
        Рома вон на себе испытал последствия этой протекции.
        Куда сложнее было заставить себя устроить весь этот спектакль, да еще отыграть его так, чтобы Карпонос не прочухал подставу. Потому что второго шанса не будет, а облажаться перед Катюхой совсем не хотелось. Да и в должниках Рома уже засиделся.
        Для достоверного эффекта пришлось потратиться на банку джина с тоником, потому как, на Ромин взгляд, ни один нормальный человек в трезвом уме не станет выставлять себя таким придурком, каким предстояло выставить ему. Вот же подвела его Сорокина под монастырь, поклон ей земной! И отец теперь на него косо смотрит, и Строев, ведущий матан, все время язвы на его счет отпускает, а теперь Рома и вовсе зарывался. И не скажешь теперь, где этот год был бы хуже: здесь ли, в армии ли. Но если летом не удастся перевестись, Рома будет поступать на первый курс. Учиться под началом благодетеля Строева он больше не станет.
        Где и когда найти Карпоноса, подсказала Катюха. Лицо у нее при этом снова горело огнем, и глаза были виноватые-превиноватые, и сама она как будто порывалась взять свою просьбу назад, но именно это ее смущение и утвердило Рому в своих намерениях окончательно. Неожиданно снова захотелось увидеть ее счастливой - такой, какой она была, когда он согласился похлопотать за нее перед Карпоносом. И когда у нее получилось спасти бывшего одноклассника от отцовского произвола. И когда… забавно, когда он открывал перед ней дверь или помогал затащить наверх тяжелый электросамокат. Сначала смотрела на Рому неверяще, как будто он вручал ей ключи от красной «феррари» или, по меньшей мере, выносил из горящего дома ее котенка. А потом сияла голубыми глазищами и согревала собственной радостью не хуже солнца. Ради такого взгляда можно было пережить и несколько неприятных минут ненавистного спектакля, и собственные угрызения совести. В конце концов, легко не ошибаться, плывя по течению. А если Катюха решила за себя побороться, почему он должен ей мешать?
        Ждать Карпоноса пришлось долго: репетиция затянулась и Рома едва не пропустил мнимого соперника, закемарив в одном из открытых кабинетов после ночи розыскных работ. Только голос Сорокиной в приложенной по инерции к уху трубке и привел в себя.
        - Ты где, Давыдов?! - зашипела Катюха. - Олег уже по лестнице спускается, а ты дрыхнешь опять?
        Как она об этом догадалась, выяснять было некогда. Рома подорвался к выходу, попутно заливая в себя джин. От дверей физтеха, где он томился в ожидании, до дверей ГУКа, откуда вот-вот должен был появиться Карпонос, была пара минут хорошего бега, и Рома, заскользив на последнем повороте, буквально въехал в Катюхиного избранника, устояв на ногах только потому, что вцепился в воротник его куртки.
        Лучшего начала для спора нельзя было и придумать.
        - Твою ж!.. - больше изумленно, чем возмущенно выдохнул Карпонос, пытаясь отделаться от повисшего на нем психа, но Рома держал крепко. Встал поустойчивее на ноги и резко тряхнул противника.
        - Чтоб я с Катюхой тебя больше не видел, ясно?! - чуть заплетающимся языком заявил он и дыхнул Карпоносу в лицо. Тот брезгливо поморщился, но Рома еще не закончил. - Я знаю, че ты вокруг нее крутишься: перед Строевым выслужиться хочешь! Напела уже Катюха про родственника своего любимого, только губешки-то закатать придется! Не про твою честь девочка! И не рассчитывай, что я делиться ей стану!
        От пошлости собственных фраз замутило. Родители не допускали в доме ни одного бранного слова, а мать, учительница русского языка и литературы, и вовсе приучила обоих Давыдовых к чистоте речи.
        Так что роль быдла Роме претила до глубины души. Но отступать было некуда.
        Карпонос, честь ему и хвала, по физиономии малоприятному знакомцу не съездил, только руки его наконец от себя отцепил и шагнул в сторону.
        - Отвали, парень! - посоветовал он. - Берега попутал - так пить надо меньше. Тогда и с девчонками проблем не будет.
        - У меня нет никаких проблем! - ухватился за представившуюся возможность Рома. - И Катюха тоже моей будет! Первым ее в постель уложу! Спорим?!
        Карпонос страдальчески возвел глаза к небу. Рома тоже не отказался бы от всевышней подмоги. Однако услышан не был.
        - Передавай привет Катюхе! - заявил Карпонос и попытался обогнуть неудавшегося соперника. Пришлось Роме рассчитывать только на себя.
        - Так не пойдет! - дернул он непробиваемого сорокинского возлюбленного за рукав с такой силой, что швы жалобно затрещали. - Я тебе честный спор предложил, а ты тишком решил свое взять! Думаешь, звезда - так все можно? А если я Катюхе про твой уговор с детским домом расскажу? Думаешь, она по-прежнему будет вокруг тебя виться и глазки закатывать?
        Теперь наконец Карпонос схватил его за грудки и подтянул к себе. Черты лица у него заострились. Он явно приближался к точке кипения.
        И все же сдержал себя.
        - Мне. Твоя. Катюха. Даром. Не нужна! - отчеканил он, выплевывая каждое слово Роме в лицо. - Забирай ее и…
        - Брешешь! - оборвал его Рома, пока разговор не ушел в другую сторону, и ударил Карпоноса по рукам, высвобождая куртку. - Катюха умная и красивая, и у нее сам декан в родственниках ходит! Только импотент от нее добровольно откажется! Ты импотент, Карпонос? Если так, извини, вопрос закрыт! Пойду обрадую Катюху!
        Кажется, Карпонос побагровел. При тусклом свете далекого фонаря это не было видно, но полыхнуло от противника весьма ощутимо.
        - Спорим! - бахнул Карпонос и смерил Рому презрительным взглядом с ног до головы. - На ящик пива! Не хотел я Сорокину трогать, но ты сам меня вынудил. В конце концов, сделаю доброе дело, избавлю ее от подобного быдла! Да и девочка действительно… хорошая…
        С этими словами он резко подался вперед и, оттолкнув Рому плечом, быстро зашагал к автостоянке. Очевидно, опасался, что полоумный бузотер станет его преследовать. Но Рома с удовлетворенной улыбкой направился в другую сторону, к автобусной остановке. Он добился своего, хоть и немного не так, как планировал. Остальное пусть расхлебывает Сорокина.
        Глава 3
        Катя сегодня с утра витала в облаках. Еще бы, ведь Олег пригласил ее на свидание! Вчера вечером, после очередной репетиции, подошел к ней, взял за руку, заглянул в глаза и предложил встретиться в менее шумном и многолюдном месте. Катя кивнула, не веря собственному счастью, а потом полночи выбирала себе наряд, вторую половину потратив на мечты и представления, каким оно будет, ее первое свидание.
        Катя еще никогда не ходила на свидания. Нет, в школе звали, конечно, и не раз, но, во-первых, ей всегда было некогда, а во-вторых, ровесники казались совершенными мальчишками: недалекими и неинтересными; и Катя, постоянно обставляя их в учебе, не видела, о чем бы могла с ними даже просто беседовать.
        Совсем другое дело - Олег. Он старше на два года, умнее любого из ее знакомых, интереснее в десяток раз. Когда он что-то рассказывал, Катя могла слушать его бесконечно. А еще он был очень веселым и обходительным, и Кате, несомненно, придется весьма постараться, чтобы не разочаровать его при более близком знакомстве, потому что вряд ли Олег в этом случае предоставит ей второй шанс.
        Он красив, популярен и, разумеется, быстро утешится в объятиях очередной поклонницы, даже проиграв спор. А Катя слишком хорошо знала, что способна оттолкнуть. Своим напором, своей поспешностью, своим зазнайством, если она вдруг оседлает в разговоре любимого конька и примется доказывать какую-нибудь бессмыслицу просто потому, что слишком привыкла это делать. А Олег любит девушек совсем других. Мягких, покладистых, заглядывающих ему в рот и готовых исполнить любое его желание. Говорил, что борьбы ему вполне достаточно в жизни, а с девушкой он хочет просто отдыхать. Способна ли Катя Сорокина стать для Олега тем идеалом, каким он стал для нее?
        Во всяком случае, она очень постарается.
        Строгий костюм, в котором она сдавала ЕГЭ: вряд ли Олег пригласит ее в какое-нибудь низкопробное заведение, а Катя не собиралась чересчур торопить события, выказывая себя легкодоступной девицей. Пусть она заставила Ромку поспорить на нее, но все же хотела, чтобы Олег относился к ней с уважением и ни в коем случае не заподозрил, на что она готова ради достижения цели. Да и чувствовала она себя в таком наряде куда спокойнее, чем в какой-нибудь короткой юбчонке или обтягивающих джинсах, а уверенность ей нынче была просто необходима. Один шанс. И Катя собиралась использовать его с лихвой.
        Жаль, конечно, что Ромка отказался рассказать ей, как прошла его встреча с Олегом: Кате не повредило бы быть во всеоружии, зная, как отреагировал Олег на этот спор. Она не сомневалась, что он не станет отыгрываться на ней за эту хитрость, тем более что Катя собиралась помочь ему выиграть, но все же хотела бы понимать, что Олег думает о споре и о самой Кате. Наверняка Ромке было чем с ней поделиться, но он почему-то только усмехнулся и пожелал Сорокиной удачной рыбалки.
        - Знатная рыба, Катюха! - заявил еще он и закончил: - Не упусти!
        В душе от этих слов стало горько, хоть в тоне Ромки вроде и не было особого сарказма. Но все же выходило, что боролась за победу Катя нечестно, а это до сих пор противоречило ее принципам. Она предпочитала проиграть, но не бросать тень на свою репутацию. И пусть прежде ей приходилось сражаться лишь в учебе, иная цель, пожалуй, ничего не меняла. А Катя в своем стремлении получить желаемое зашла слишком далеко.
        Не потому ли Ромка смотрел на нее сегодня исподлобья и явно с каким-то осуждением? Для него честность всегда была превыше всего. И одобрить Катиных методов борьбы он не мог априори.
        Впрочем, почему ее должно интересовать Ромкино мнение, когда она стремилась завоевать Олега? Только Олег и имел значение; Олег - и его к ней отношение. Никакая ложь, на самом деле, не заставит его влюбиться. Но, если это все же произойдет, если он ответит Кате взаимностью, значит, она все сделала правильно, всего лишь подтолкнув его к тому решению, которое он рано или поздно и сам бы принял. Так к чему откладывать? Катя и так ждала четыре месяца.
        Однако ее терпению пришлось подвергнуться новому испытанию. Сегодня у их группы было лишь три пары, тогда как у Олега - Катя давно выучила его расписание - полное лукошко, да еще и очередная репетиция сверху. Олег форсировал подготовку к следующей игре, чтобы разгрузить пятницу и выходные, на которые у него обычно имелись другие планы, и Катя порадовалась, что сегодня только четверг и что ни Олег, ни Ромка не стали откладывать собственные обязательства до лучших времен.
        Впрочем, Ромка был тут совсем уж ни при чем.
        Катя наскоро перекусила в местном буфете, ограничившись лишь чаем с булочкой, потому что в томительном ожидании кусок не лез в горло, и решила скоротать время в библиотеке, заодно разгребя напрочь забытое вчера домашнее задание. На репетиции ее сегодня не ждали, и Катя подумала, что стоит дать Олегу побольше свободы, не нервируя его собственным пожирающим взглядом из зрительного зала. В конце концов, ему не полагалось знать, что Катя жаждет этого свидания куда больше него. В его глазах она была невинной жертвой спора. И следовало соответствовать этому представлению.
        Катя не сдержала смешок, подумав о том, какую кашу заварила, и уткнулась во взятый учебник. Математика никогда не была ее коньком, хоть и давалась в школе вполне легко, а вот в университете приходилось прилагать немалые усилия, чтобы все сдавать вовремя. Может, причиной тому был лектор Константин Витальевич, которого Кате слишком часто хотелось уязвить его неспособностью доступно объяснить материал? Глупый детский протест, вылившийся в единственную четверку за прошлый семестр именно по матану, все каникулы не дававшей Кате покоя. Нет, она не могла позволить себе хоть в чем-то быть не лучшей. Тем более теперь, когда Олег наконец обратил на нее внимание. Он-то абсолютно безупречен. И Катя хотела чувствовать себя такой же.
        А потому - учебник Письменного по теме «Свойства векторного произведения» - и читать, читать, читать! Завтра Строев грозился спросить с нее долги, а тех становилось все больше. Вот и сейчас Катя раз за разом ловила себя на том, что давно забыла, зачем пришла в библиотеку, и вместо изучения занудной теории рисует на полях книги сердечки и розочки, а сама воображает, каким оно будет, ее первое свидание.
        Жаль, что Олег не сказал, куда они пойдут: Катя предпочитала знать, с чем ей предстоит иметь дело, даже если Олег захочет просто прогуляться с ней под руку по ближайшему парку. Пожалуй, это было бы совсем и неплохо. От понедельнишной промозглости не осталось и следа, и непредсказуемая уральская погода радовала сегодня почти весенним теплом, сдобренным пушистым веселым снегом, и Катя представила себе, как они с Олегом, поспорив о чем-нибудь, устроят снежную войну, выясняя, кто точнее бросает снежки, а потом Олег, получив ком снега за шиворот, зафырчит в притворном гневе, кинется на Катю, сгребет ее в объятия, обожжет горящим взглядом, и глаза у нее закроются сами, а губы наконец узнают вкус мужского поцелуя.
        Нет, вообще она уже однажды целовалась с мальчиком, и даже не слишком целомудренно: им тогда обоим было по четырнадцать лет и это приключение, пожалуй, осталось одним из самых интересных в Катиной летне-лагерной жизни, но, разумеется, не шло ни в какое сравнение с теми необыкновенными вещами, о которых пишут в романах.
        Томление, восторг, головокружение, ощущение выросших за спиной крыльев, молния, пронзившая тело, - Катя предвкушала настоящий фейерверк и гадала, сегодня ли уже его переживет или Олег отложит этот шаг до того момента, когда они лучше узнают друг друга. Ее устраивали оба варианта: в первом Олег казался охваченным страстью к ней, Катерине, а во-втором - честным и порядочным человеком, опасающимся обидеть подругу. Где-то глубоко внутри слабо подгрызала мысль, что Олег всего лишь желает выиграть спор и сегодняшнее свидание полностью заслуга Давыдова, но Катя нещадно с ней боролась. Он всего лишь дал ей шанс - как когда-то Катя дала ему, - а уж как она им воспользуется, зависит только от нее.
        Вернувшись к этой мысли раз в двадцатый, Катя неожиданно обнаружила, что библиотека закрывается, а она осталась ровно с тем багажом знаний, с каким и входила в нее. Пришлось брать шестисотстраничный учебник домой. Плечо, на котором висел рюкзак с книгами, как-то сразу грустно поникло, но Катя запретила себе впадать в уныние. После свидания, когда волнение уляжется, она соберется и все сделает. А если не сделает, тоже не трагедия. Кому, в конце концов, нужен этот матан на кафедре экологии? Катя, когда сюда поступала, рассчитывала изучать способы спасения Земли от человеческого воздействия, а вовсе не матрицы и интегралы. Как они могут помочь от загрязнения мирового океана или вымирания редких животных? Какой-то осел составил программу полсотни лет назад, и с тех пор никто даже не подумал ее откорректировать. А студенты мучились, изучая то, в чем не разбирались и разбираться не должны. И таскали пудовые учебники, будь они неладны! Катя специально сегодня бухнет его перед носом Строева: пусть знает, на что обрекает дочь. Папаша!
        До времени встречи с Олегом оставалось еще пятнадцать минут, однако, подходя к актовому залу, Катя неожиданно увидела его у дверей: с крохотным белым цветком в руках, который он протянул ей.
        - Подарок, - улыбнулся Олег с таким лукавством, что у нее тут же разбежались мысли и она с трудом сообразила приколоть цветок, оказавшийся брошью, к груди.
        - Спасибо!
        Олег отвесил легкий поклон и предложил Кате руку.
        - Рад, что сумел угадать, - довольно заметил он. - Очень оживляет твой костюм и делает его чуть менее неприступным.
        Намек Катя поняла.
        - Я не знала, куда мы пойдем, - принялась оправдываться она. - Не хотела поставить тебя в неловкое положение.
        - А выходит, что я тебя поставил? - покачал головой Олег. - Извини, не подумал. Впрочем, для грузинского ресторанчика ты одета как раз подходяще. Мужчины там горячие, а я предпочел бы обойтись сегодня без рукопашной.
        - И часто ты дерешься с горячими кавказскими официантами? - рискнула ввернуть остроту Катя. Олег качнул головой и потянул ее к выходу.
        - Пока не приходилось, - признался он. - Но до сих пор я и не рисковал появляться в их обществе со столь красивой девушкой.
        У Кати вертелся на языке вопрос, много ли девушек он вообще к ним приводил, но она решила не портить первое свидание собственническими замашками. В конце концов, не так важно, сколько у Олега было девчонок до нее. Если у них все получится, Катя станет единственной.
        Чуть задержавшись у гардероба, где Олегу, пока она одевалась, пришлось ответить на телефонный звонок, они отправились к машине. Черная трехдверная «Хонда Цивик» обожгла холодным сиденьем, и Катя вжалась в него посильнее, обхватив руками свой рюкзак, как будто тот мог ее согреть. Олег, однако, понял ее по-своему.
        - Не бойся, - приветливо улыбнулся он. - Я не собираюсь тебя обижать. У меня нет необходимости брать девушек силой.
        Катя тоже выдавила улыбку: сидеть становилось совсем уже неприятно.
        - Я знаю! - кивнула она. - Просто немного волнуюсь. Не ждала от тебя приглашения. Не знаю, как теперь себя вести.
        Олег улыбнулся еще шире и наконец завел машину.
        - Как обычно, - мягко ответил он. - Ты нравишься мне такой, какая есть, и я не хочу, чтобы ты кого-то играла. Спектаклей мне хватает на работе.
        Катя снова кивнула, обещая послушаться его совета, и Олег вернулся к управлению. «Хонда» взяла с места резко и мощно - впрочем, Катя этого ожидала. Пару раз она видела, как Олег ездит, и грустно вздыхала, понимая, что ей никогда не сидеть рядом с ним. Как же хорошо, что все изменилось! Что она нашла способ обратить внимание Олега на себя! И ни грамма ей не было стыдно за свой обман! Разве что немного - перед Ромкой.
        Чтобы избавиться от не вовремя проникшего в мысли Давыдова, Катя попросила Олега рассказать о последней репетиции. Он не стал возражать и весьма эмоционально поведал о том, что из-за Оксаны они сегодня не смогли сделать все, что планировали: у нее, видите ли, заболело горло и она решила пропустить сегодняшнюю встречу.
        - До следующей игры всего неделя, а мы вынуждены репетировать с Маратом вместо Калугиной! - возмущался Олег. - И это не в первый раз! То у нее бабушка в гости приехала, то сестру не с кем оставить, а теперь это! Нет, на следующей неделе я буду искать другую девчонку! Все равно от Калугиной как от актрисы толку нуль! Только фигурой и берет!
        Катя непроизвольно глянула на себя, но под квадратиками пуховика разглядеть собственную фигуру все равно не могла. Впрочем, она и так знала, что с Оксаной Калугиной ей не сравниться. Там и талия осиная, и грудь четвертого размера, и попа, как у самой Джей Ло - отсюда и все эти пропуски репетиций. Парни ей проходу не давали, а она и не отказывалась особо. Кате даже порой казалось, что в КВН Оксана пришла не за победами, а за популярностью. Олегу, конечно, такой подход был бесконечно чужд. И Катя целиком и полностью его поддерживала.
        - Объявление дашь или есть уже кто на примете? - сочувственно спросила она. Олег усмехнулся.
        - Посмотрим, - таинственно произнес он, и у Кати внутри перехватило от предчувствия. А вдруг он… ее имел в виду? Или хотя бы только сейчас решил, что Катя Сорокина ему вполне подойдет? Не то чтобы Катя всю жизнь мечтала играть в КВН, но перспектива гораздо чаще бывать с Олегом ей, несомненно, нравилась. Надо бы еще убедить его в том, что это прекрасная идея.
        Однако от воплощения этой идеи ей пришлось временно отказаться, поскольку «хонда» повернула в узкий проулок и затормозила напротив неприметной двери с веселым названием на вывеске «Пурмарили». Любопытно, что это значит?
        - Уже была здесь? - поинтересовался Олег, по-своему истолковав ее интерес. Катя покачала головой, и он удовлетворенно кивнул. - Что ж, значит, будем дебютировать вместе. Сумку можешь оставить в машине: после ужина я отвезу тебя домой.
        Катя мысленно восхитилась его предусмотрительностью. Сама-то она и не подумала, как станет возвращаться, если ужин вдруг затянется. Зимой автобусы ходили через раз на второй, а на такси в такое время Катя ездить побаивалась.
        Впрочем, с Олегом ей не о чем волноваться.
        Поблагодарить она его тоже не успела: он достал телефон, и Катя, чтобы не мешать разговору, выбралась из машины. Захлопнула дверцу и подняла глаза к темному небу. На щеки тут же опустилось несколько снежинок, и Катя даже засмеялась от удовольствия. Какой прекрасный вечер! И он еще только начинается!
        Олег не заставил себя долго ждать. Зажав телефон в одной руке, второй он предложил Кате пройти к кафе и открыл перед ней дверь.
        Внутри, в приглушенном свете, тут же возникла невысокая девушка в малиновом переднике и спросила, заказан ли у них столик.
        - Нас ждут, - удивил Катю ответом Олег. Она рассчитывала, что сегодняшний вечер они проведут вдвоем. Если у Олега были другие планы, ему, наверное, стоило ее предупредить.
        - Я… не помешаю? - прямо спросила она, когда девушка провела их в гардероб. Олег качнул головой и помог ей снять пуховик.
        - «Пурмарили» - весьма популярное место, и столики сюда бронируют за месяц, - не слишком понятно ответил он. Передал свою и Катину куртки усатому гардеробщику, дождался его напутственного слова и продолжил: - А мне тут клиенты встречу назначили: у них свадьба на носу и они хотят обсудить некоторые детали. Вряд ли это затянется надолго. А когда они уйдут, проведем с тобой вечер, которому все обзавидуются. Уверен, тебе понравится в «Пурмарили». А мне хотелось пригласить тебя в особенное место.
        Против последнего довода у Кати не нашлось возражений. И пусть для нее место их свидания не имело значения, если оно было важно для Олега, не ей его отговаривать. А будущих молодоженов она как-нибудь потерпит. В конце концов, когда-то и у них было первое свидание.
        Девушка, дождавшаяся Катю с Олегом у гардероба, повела их узким коридором между барной стойкой и окнами в зал. Уже здесь Катя почувствовала умопомрачительный аромат жареного мяса и каких-то специй. В животе преступно заурчало: все-таки, не считая уже забытой булочки, она не баловала его с самого утра. И даже ее рука в руке возлюбленного отнюдь не притупляла чувство голода. Катя быстро проглотила слюну, надеясь, что не выдаст столь неромантичное желание, и почти следом они вышли в большой зал, так густо заставленный столиками, что разочарованный вздох Катя уже не сдержала. И тот потонул в приглушенном гомоне сотен голосов, принадлежавших нашпиговавшим «Пурмарили» посетителям. Мечта побыть с Олегом наедине разбилась вдребезги.
        Вот тебе и первое свидание!
        Понурая, расстроенная, Катя безмолвно следовала за плавно ступающей проводницей и даже не пыталась вслушиваться в те слова, что говорил ей сзади Олег, однако оказалось, что она рано отчаялась. Миновав батарею столиков, они прошли в соседний, совсем небольшой зал, разделенный на несколько отдельных секторов темно-малиновыми - в тон с передниками официантов - занавесями. Всего пара из них была распахнута, открывая вид на пустой столик с табличкой «Забронировано»; за остальными, очевидно, ужинали не самые простые посетители.
        - Пятый столик, пожалуйста, - обозначила их место проводница и всучила им в руки по увесистому меню. Олег поблагодарил ее и распахнул перед Катей занавеси.
        - Руслан и Василиса, - представил он сидевшую за столиком пару. - А это Катя, моя девушка.
        Катя изумленно взглянула на него и тут же вспыхнула от восторга. Олег назвал ее «своей девушкой»! Перед совсем незнакомыми людьми, которые спокойно приняли бы и «одногруппницу», и вовсе «троюродную сестру из села Арамашево». Значит, не просто так все! И Олега интересует не только победа в споре!
        В совершенно разбушевавшихся чувствах она не обратила внимание ни на ответ Руслана и Василисы, ни на начавшийся следом разговор между ними и Олегом. Поймала себя уже на том, что несколько минут пялится в одну и ту же страницу меню и никак не может прочитать названия блюд. Сердце стучало слишком сильно, чтобы здравым мыслям хватало наглости его перебить, и лишь настойчивый вопрос официантки, определились ли они с заказом, вернул наконец Катю с небес на землю.
        Она быстро залистала страницы, не желая ставить Олега в неловкое положение своей заторможенностью, однако тут ее настигла новая незадача. Они не договорились, как будут оплачивать ужин, а в предположении, что Олег по-джентльменски возьмет это на себя, Катя понятия не имела о том, какую сумму он способен потянуть. Он, конечно, ездил в университет на машине, а не на трамвае, но все же далеко не настолько новой и шикарной, чтобы предположить его бесконечную платежеспособность. И не спросишь сейчас, при чужих людях, тем более что Олег явно старался произвести на них хорошее впечатление.
        В ее кошельке было около пяти сотен - Катя растрясла собственную копилку на непредвиденный случай - и вот на них-то, пожалуй, и стоило рассчитывать. По счастью, цены в «Пурмарили» были вполне демократичными, и Катя, заказав салат и кебаб, вполне уложилась в нужную сумму.
        - Десерт? - поинтересовалась официантка, и Василиса, схватив Катю за руку, принялась советовать ей взять местный чизкейк: «ты такой вкуснятины никогда в жизни не ела!»
        Десерт в сумму уже не вписывался, но четыре пары глаз смотрели на нее с таким интересом, что Кате пришлось срочно придумывать запрет на сладкое после шести, а следом выслушивать от кого сочувственные, а от кого - одобрительные замечания о ее решении.
        Чизкейк с каждой секундой хотелось все сильнее. Зря Катя взяла салат: без него денег вполне хватило бы на кусочек пирога, но до десертов она просто не успела долистать.
        Впрочем, долго сокрушаться по этому поводу ей не позволила Василиса. Придвинувшись к Кате ближе и наклонившись к ней, она принялась рассказывать ей историю их свадебных приготовлений с Русланом: от его предложения на яхте с белыми парусами до самого сегодняшнего дня. Потом остановилась на выборе ведущего.
        - Олег, конечно, совсем еще молодой, и опыта у него не слишком много, - понизила голос она, бросая проверяющие взгляды на Катиного парня в опасении быть им услышанной. - Но нам с Русланом такой ведущий и нужен: чтобы не зазнавался и делал ровно то, что от него требуется. У нас на свадьбе очень серьезные гости будут - партнеры Руслана и его отца, им не нужны дурацкие конкурсы с раздеванием и караоке. Все должно быть по высшему разряду. А у Олега лицо такое… аристократическое. Очень подходящее.
        Катя тоже бросила тайный взгляд на возлюбленного. Ей не слишком понравились слова Василисы о нем, но не воспользоваться шансом лишний раз полюбоваться им она не могла.
        Василиса подобрала для внешности Олега очень правильное определение. Та была именно аристократической. Чуть вытянутый овал лица с абсолютно правильными - без единого изъяна - чертами. Выразительные брови. Прямой нос. Тонкие губы. Светлые волосы в модной свежей стрижке. Он украшал собой любое общество, в котором появлялся, и Катю вовсе не удивило последнее признание Василисы. Однако чувствительно уязвило. Олег вовсе не племенной бык, чтобы выбирать его по внешним данным. У него масса достоинств, и Катя хотела, чтобы о них знали все на свете.
        - Уверена, у вас будет лучшая в мире свадьба, - натянуто улыбнулась она Василисе. - Олег сделает ее по-настоящему незабываемой. Все, у кого он вел праздники, остались очень довольны. Он настоящий профессионал и…
        Договорить ей не позволила официантка, принесшая им с Олегом заказ. Василиса, воспользовавшись возможностью, заказала себе еще один тортик и чашку кофе, а Катя взялась за нож и вилку, надеясь, что это избавит ее от продолжения Василисиных откровенностей. Однако та и не думала останавливаться. Немного повслушивалась в беседу своего жениха и Олега, а потом снова повернулась к Кате.
        - Хорошо, что ты сегодня пришла, - неожиданно заявила она, и Катя отложила вилку в непонимании. Василиса широко улыбнулась. - Руслан вздумал меня к Олегу ревновать, хотел уже от его услуг отказаться. Я ему возражаю: до свадьбы неделя, не время сейчас ведущего менять, а он уперся: возьму другого, и все тут. Я и уговаривать-то не могу: решит еще, что мне и правда Олег интересен. А на что мне Олег? Красивый, конечно, только разве за красоту мужчина ценится? Вот Руслан, например, готовить научился, чтобы меня завоевать: я же кулинарное шоу веду, ты видела, наверное, там выигрывает тот, кто сумеет из определенного набора продуктов приготовить лучший обед. Руслан говорит, что влюбился сразу, как только увидел меня на экране. Цветами задаривал, в рестораны водил, замуж звал, а мне все казалось, что это несерьезно. Сказала ему в шутку, что стану его женой, если он в моем ток-шоу выиграет. Думала, отважу, особенно когда он на три месяца исчез. А он вернулся, да еще как - разгромив соперников вчистую! Я когда его блюда попробовала, поняла, что именно о таком мужчине всю жизнь и мечтала. Нет, не о поваре,
конечно, а о том, который точно знает, что хочет, и будет своего добиваться. И никто другой мне теперь даром не нужен! Еще бы не ревновал меня по поводу и без. Олега-то нам хороший человек посоветовал, и обижать его совсем не хочется, но Руслан точно бы сегодня ему отказал, если бы ты не пришла. По тебе сразу видно, что ты Олега из своих лапок не выпустишь, так что, думаю, Руслан наконец успокоится на этот счет. И как это Олег догадался тебя привести? Сообразительный парнишка! Далеко пойдет!
        Катя раздраженно кивнула и уткнулась в свою тарелку. Продолжать разговор ей совсем не хотелось. Эта Василиса портила ей настроение каждым новым словом, за которое хотелось уцепиться и опровергнуть все ее гадкие намеки, даже разругавшись вдрызг.
        Вовсе не одной внешностью Олег хорош: Катя-то знает и про детский дом, и про то, что Олег кровь почти каждый месяц сдает, - куда до него всяким Русланам, которые только о себе и думают? А Олег о нуждающихся заботится, и совершенно бескорыстно, и это значило куда больше букетов и ресторанов! Но таким, как Василиса, этого ни за что не понять, так не стоило и связываться. Не дай бог подставить Олега, если его заказчикам вдруг не понравится поведение его спутницы! Пусть он сам с ними разбирается, как считает нужным! А Катя будет источать приветливость и дружелюбие!
        Приветливость и дружелюбие дались не слишком легко, потому что Руслан с Василисой как будто совсем не собирались уходить, а время неумолимо приближалось к критическому, после которого останется только распрощаться с Олегом и со всех ног припустить домой, чтобы Строев не организовал поиск пропавшей дочурки с сиренами и обзвоном больниц и моргов. Катя, конечно, попросила маму обуздать его отцовские чувства, но не слишком на это рассчитывала. То-то весело закончится ее первое свидание.
        Впрочем, кажется, оно даже и не начиналось.
        Катя бросила на Олега умоляющий взгляд. Ну же, он же должен найти способ избавиться наконец от дотошных заказчиков и спасти их вечер! Но Олег лишь со всем вниманием слушал очередные пожелания Руслана и делал в блокноте пометки. Василиса между тем перешла к историям из ее ток-шоу, но это точно было последним, что Катю интересовало. Кажется, следовало признать, что она проиграла, что ее план по соблазнению Олега Карпоноса с треском провалился, что Ромка был прав, когда утверждал, что у нее ничего не получится… Вот же поганец, напророчил ей поражение! Уж не с его ли легкой руки у нее и сорвалось свидание? А может, и спора никакого не было на самом деле, а Олег пригласил ее сегодня, чтобы не потерять выгодное предложение? А она обрадовалась, ухватилась, размечталась, как наивная простушка! Вот и верь после этого парням! А еще делают вид, что…
        Звонок телефона оборвал злые мысли, и Катя мысленно возблагодарила того, кто позволил ей наконец со всем на то основанием избавиться от Василисиных откровенностей и выбраться из-за стола, за которым она никому не была нужна. Мило извинившись, Катя пулей выскочила за занавеси и приняла вызов.
        Звонила Соня - бывшая одноклассница и лучшая подруга, летом перебравшаяся с родителями на берега Невы и там же поступившая в университет. С тех пор они ни разу не виделись, хоть Соня и звала к себе в гости на каникулы, но перезванивались с завидной регулярностью, и Сонька, разумеется, была в курсе Катиных страданий по Олегу. И - что характерно - отнюдь их не одобряла.
        Но сейчас Катя была так рада ее звонку, что не брезговала даже признать ее правоту. «Не пара», - как утверждала лучшая подруга, аргументируя свой вывод тем, что достойный Катерины парень никогда не предпочтет ей другую девицу и не будет смотреть мимо нее, не замечая ее неоспоримых достоинств. Катя, видевшая в Олеге средоточие таких достоинств, какие ей в себе предстояло еще воспитывать и воспитывать, спорила до дыма из ушей, но Соньку не удавалось переубедить никогда и ни в чем.
        - Не гони лошадей, Сорокина! - заканчивала та каждый спор безапелляционным утверждением. - Твой принц мимо не проедет. Сама только не спугни!
        Вот только Катя знала, что ее принц сидит сейчас за бордовыми шторами - так близко и так далеко, - а она понятия не имеет, как его не спугнуть и помнит ли он вообще о ее существовании.
        - В «Пурмарили»? - изумилась Сонька. - Вот ничего себе, Сорокина! И каким ветром тебя туда занесло? Или тихий семейный ужин, а я мешаю?
        - Ты не мешаешь, - замотала головой Катя и прикрыла трубку рукой, чтобы посторонние не услышали. - Меня Олег пригласил, и мы…
        - Твой Олег? - переспросила Сонька и восторженно охнула. А потом, не давая Кате и слова вставить, спешно распрощалась, пожелав всяческой удачи и «самого длинного в жизни вечера». И отключилась. А Катя так и замерла с трубкой возле уха. Что делать дальше, она не знала. Возвращаться за стол не хотелось: от самолюбования Василисы и Руслана ее уже откровенно подташнивало, а Олег совершенно явно предпочитал их общество ее, и навязываться ему Катя больше не хотела. Что ж, она сделала попытку - и куда более откровенную, чем советовал Давыдов, - и примет поражение, не теряя достоинства. И рыдать не станет, и вешаться Олегу на шею, и обвинять его в своих обидах, как бы ни было горько. В конце концов, Олег ничего ей не обещал, и если она…
        - Катюша! - он, взволнованный, показался из-за занавесей и стремительно двинулся к ней. Взял за подбородок, внимательно всмотрелся в лицо. - Что-то случилось? Плохие новости?
        Катя почувствовала, как в носу безжалостно защипало. Стало ужасно жаль себя - такую несчастную, обманутую в лучших надеждах, лишенную лучшего вечера в жизни, брошенную ради двух одержимых. И почему ей так не везет?
        Первое свидание…
        - Все нормально, - хлюпнула она носом и задрала голову, загоняя слезы обратно. Соврала: - Отец звонил. Мне… домой надо возвращаться.
        Она была уверена, что Олег сейчас скептически ухмыльнется, поинтересуется, сколько ей лет, напомнит, что она уже большая девочка, чтобы позволять себе изредка не слушаться папу, но он только очень серьезно кивнул.
        - Понял, - сказал он и убрал руку. - Сейчас отвезу.
        А вот тут стало совсем уже гадко. Как будто Катя подставляла Олега, срывая из-за собственных глупостей его уговоренности.
        - Не надо! - жалко выдохнула она ему вслед. - Я сама доеду. Мне бы только рюкзак с кошельком…
        Олег остановился, обернулся. Широко улыбнулся. А потом сделал три шага к Кате и быстро, легко коснулся губами ее губ. Она обомлела.
        - Я сейчас, - очень мягко пообещал он и снова скрылся за занавесями. А Катя так и осталась стоять, прижав руки к груди и утонув в собственном восторге.
        Глава 4
        Стук был странный: с одной стороны, резкий, настойчивый, барабанящий, с другой - словно бы какой-то неуверенный и даже жалкий. Не будь второй составляющей, Рома даже к двери бы не подошел: мало ли придурков по подъездам таскается? Тут же любопытство заставило оторваться от компьютера и заглянуть в глазок. По ту сторону двери стояла Сорокина - и это был сюрприз, который требовал незамедлительных объяснений.
        Рома щелкнул замком, но дверь открыть не успел: та распахнулась сама, впуская растрепанную, раскрасневшуюся Сорокину. Катюха влетела внутрь, привалилась к двери спиной и приказала:
        - Запирай!
        Рома пожал плечами, но спорить не стал.
        - От кого спасаешься? - поинтересовался он, почти на сто процентов уверенный в ответе. Чего тут было гадать, если она отправилась на свидание с Карпоносом? А теперь вон глаза блестят, губы исцелованы, блузка наполовину из юбки выдернута - явно свидание удалось. На кой черт она только к Роме в таком виде приперлась? Уесть тем, как он был не прав, а у нее все, как всегда, получилось?
        Вполне в духе Сорокиной.
        - Надеюсь, полицию следом ждать не придется?
        Катюха посмотрела на него огромными бессмысленными глазами, и Роме неожиданно стало холодно. Уж не случилось ли чего, на самом деле? Он пошутил про полицию, но, зная Сорокину…
        - Я дала Олегу пощечину!
        Рома хмыкнул. Вот это номер!
        - Обожаемому Карпоносу? - не сдержал сарказма он. - Подпортила картиночную физиономию?
        Катя как-то завороженно кивнула, а потом принялась лихорадочно приводить одежду в порядок. Рома следил за ней, ожидая ответной шпильки, однако Катя почему-то молчала. Лишь глянула исподлобья - и у него в голове сложился весь пазл. Черт, как он сразу не понял? Полураздетая, напуганная, глаза на мокром месте…
        Он шагнул вперед, насильно ловя ее взгляд.
        - Этот тип!.. Катька, он что?..
        Кажется, его тон был достаточно красноречивым, чтобы она поняла вопрос без недающихся пояснений. Замотала головой, как-то странно светло улыбаясь. Потом махнула рукой и сползла по двери на пол. Рома не нашел ничего лучше, чем сесть рядом.
        - Я… - начала было Катюха - и хрюкнула. Потом всхлипнула, снова мотнула головой - и закрыла лицо ладонями. Рома терпеливо ждал. - Блин, Давыдов, как так получилось, что прав был ты, а не я? Я же куда лучше тебя Олега знаю! Я все продумала, у меня должно было получиться! Всегда получалось, когда я старалась…
        Рома усмехнулся, но сбивать чувство собственного величия Сорокиной не стал.
        - Может, потому, что я парень? - провокационно предположил он. - И как бы… немного лучше в этом вопросе разбираюсь?
        Катюха снова хрюкнула и толкнула его плечом.
        - Тогда скажи, что мне теперь делать, Давыдов, - потребовала она, словно он действительно был ей должен. Впрочем, Роме почему-то по-прежнему не хотелось ее осаживать.
        - Зависит от того, что все-таки произошло и чего ты теперь хочешь добиться, - глубокомысленно заметил он. Катя послушно кивнула и задумалась. Сидеть на полу становилось холодно, но подниматься она как будто не собиралась.
        - Я… сама от себя не ожидала… - наконец пробормотала она и опустила голову. - Олег в кафе меня сегодня пригласил, а потом сюда отвез. В машине мы… ну… - щеки ее снова покрылись краской, а Рома поймал себя на том, что продолжение слышать, в общем-то, и не хочет. - Целовались, - наконец продолжила она, почти касаясь лбом коленей. - А потом Олег… То есть это правильно, наверное, если двое нравятся друг другу: мы же не в девятнадцатом веке живем, когда секс только после свадьбы. Но я… Вот дура-то, а, Давыдов! Оскорбленная невинность! Вырвалась, выскочила из машины, а когда он меня за руку схватил, ударила по щеке и бросилась к подъезду. Заперлась прямо у него перед носом, да еще и обругала через дверь. Кошмар! Дура и есть неадекватная! Вот что он обо мне подумал? Я же… Чего ты ржешь, Давыдов?! Что смешного, позволь узнать, я сказала?!
        Но Рома не мог ответить. С головой накрыло сначала непонятное облегчение, а потом и безудержное веселье. Слишком ярко он представил себе лощеную карпоносовскую физиономию, сначала огребшую оплеуху от скромницы Сорокиной, а после и перекосившуюся в осознании проигранного спора. Вот это Катюха дала! Давно у Ромы не было повода так радоваться!
        Так и не перестав смеяться, он поднялся на ноги и протянул ей руку.
        - Вставай, Сорокина, - посоветовал он. - Пойдем чаю попьем и покумекаем, что тебе делать дальше. Пока твой Карпонос ящик пива мне под дверь не притаранил.
        Катюха, явно готовившая разгромную речь, удивленно подняла брови, но руку все же дала.
        - Какой еще ящик пива? - не поняла она. Рома усмехнулся и вытряхнул ее из расстегнутого пуховика. Повесил его на крючок и ногой выцепил из-под шкафа тапки.
        - Выигранный, - пояснил он и махнул рукой в сторону ванной. - Можешь умыться, а я пока чайник поставлю. И не вздумай вены с горя резать: бритва у меня все равно безопасная.
        Катюха скорчила рожицу, явно объясняющую, где она видела подобные предупреждения, и Рома, снова рассмеявшись, отправился на кухню. Нажал кнопку на электрическом чайнике, достал две кружки, убедился, что чайные пакетики еще не закончились. Окинул взглядом пустой стол и поморщился: к чаю у него ничего не было. Он на днях купил новый мощный процессор для компьютера, потратив на него и все собственные сбережения, и месячное родительское содержание, и теперь приходилось жестко экономить. В сумке, правда, лежала плитка шоколада, которую Рома завтра планировал умять вместо обеда, и он, пару секунд поколебавшись, перебазировал ее на стол. Поломал на кусочки и разорвал обертку. Черт с ним, Катюхе сейчас нужнее.
        - Ты же не любишь пиво, Давыдов, - раздался ее голос за спиной ровно тогда, когда Рома разливал по кружкам кипяток. Он хмыкнул и, водрузив чайник на место, кивнул Катюхе на табуретку.
        - Ты поразительно много знаешь про меня, Сорокина, - заметил он и тоже оседлал табурет. - Что это? Издержки должности президента или ты за мной следишь?
        - Больно надо! - фыркнула Катюха и обеими руками обхватила кружку. Вздохнула удовлетворенно, словно отогреваясь. - Просто наши мамы в период одновременной беременности частенько пересекались в женской консультации и там в очереди на прием очень мило беседовали обо всем на свете. Ну а поскольку ты мне не посторонний, кое о чем мама и мне рассказывала. Только не делай такое лицо: никаких интимных подробностей и фотографий в ползунках и чепчиках. Про пиво я даже не вспомню, почему заговорили. Ты, кстати, как умудрился его невзлюбить, Давыдов? Это ж главная студенческая отрада.
        Рома поморщился, но решил, что это не та история, которую стоит скрывать.
        - Отец лет в двенадцать заставил целую бутылку выпить, когда застал нас с пацанами, пробующими твою отраду. И такая это дрянь оказалась, Сорокина, что я не то что вкуса, а даже запаха его до сих пор не переношу, - сообщил он. Катя снова удивленно вскинула брови.
        - Тогда зачем тебе целый ящик? - спросила она. Рома качнул головой.
        - Мне не нужен, это Карпонос твой возжелал. И, как я понимаю, мы все же должны помочь ему выиграть? Или ты уже передумала?
        Катя нахмурилась, а Рома поймал себя на мысли, что был бы совсем не против избавиться от Карпоноса раз и навсегда и избавить от него же Катюху. Нашла, на самом деле, по кому убиваться! Этот тип за ящик пива решил уложить ее в постель - неужели этого мало, чтобы послать и забыть о его существовании? Тогда Рома совсем ничего не понимал.
        - Вряд ли Олег после такого захочет снова… - начала было убито Катюха, и он, закатив глаза, подтолкнул к ней шоколад.
        - Ешь! - приказал он. - И не действуй мне на нервы. Надо подумать.
        Забавно, и чего он чувствовал за Сорокину ответственность? Такую, как она, следовало остерегаться, а не оберегать, но Рома, согласившись поспорить на нее с этим придурком, теперь словно бы за нее отвечал и не мог бросить на произвол судьбы. Если Катюхе действительно так паршиво без Карпоноса, почему бы не сделать ей одолжение и не помочь решить эту маленькую проблему? Надо только для начала выяснить, можно ли Карпоносу доверять, а то Катюха со своей влюбленностью и танковой напористостью еще в неприятности влипнет. А Рома потом крайним окажется.
        - Он точно решил, что я идиотка, - пробормотала Катюха в ответ на собственные невеселые мысли, затолкав за щеку немаленький кусок шоколада. Рома хмыкнул, раздражаясь.
        - Если он нормальный парень, то поймет, что ты не из тех, кто прыгает в койку на первом свидании! - отрезал он. - А если не поймет, то и жалеть не о чем. Отдам тебе свой ящик пива, будет чем отметить избавление!
        Катюха вздохнула и запила шоколад водой, даже не положив туда заварку. Потом взяла еще один осколок.
        - Я еще и рюкзак у Олега в машине оставила, - о совсем уже ерунде пожалела она. - А там Письменный, я его в библиотеке взяла, чтобы вечером позаниматься. Вот будет мне завтра веселье, Ром: сначала у Строева на паре, а потом - в библиотеке, когда объяснять придется, где книга.
        - Да куда она денется? - утешающе огрызнулся Рома. - Вернет твой Карпонос и книгу, и рюкзак. Чай не такой товар, чтобы на Авито продавать.
        Катюха насупилась. Шоколад неумолимо заканчивался.
        - Я бы на его месте просто выбросила его из машины - хотя бы в отместку за пощечину, - пробурчала она. Рома подавил усмешку. Рюкзак деканской дочери? Да ладно, Сорокина! Карпонос же не камикадзе, чтобы так подставляться.
        - И зачем тебе такой псих, а, Катюха? - поинтересовался он, но, увидев на себе испепеляющий взгляд, оставил эту тему. - Ладно, не драматизируй! Можешь моего Письменного сдать, мне он все равно без надобности. Печатей библиотечных, правда, нет, ну да сочинишь что-нибудь, ты у нас на это мастер.
        А вот теперь на Катюхином лице появилось выражение такой безграничной благодарности, что Рома смешался. Язвить неожиданно расхотелось. И вообще здравые мысли тонули где-то в бездонной голубизне уставившихся на него глаз. Вот же черт! И зарекался в них смотреть!
        - А ты как же? - полушепотом спросила она. - То есть, я верну тебе, конечно, как только куплю, но не в этом месяце, наверное…
        Рома махнул рукой.
        - Катюх, ну что ты, в самом деле? Если бы мне нужен был Письменный для понимания математики, я бы вылетел из универа еще до первой сессии. Так что бери и не парься…
        Она продолжала на него смотреть, теперь вообще в каком-то обожании, и Рома тряхнул головой, чтобы заставить себя услышать ее ответ.
        - А ты… можешь мне пару тем объяснить, Ром? - жалобно протянула Катюха. - То есть я сама почти разобралась сегодня, но некоторые места… - и свела умоляюще брови.
        Рома усмехнулся. Просить Сорокина не умела, только приказывать: это он усвоил за два года совместной учебы, потому и видел, как сложно даются ей сейчас унизительные фразы. Но коли уж она на них сподобилась, значит, дело было совсем швах. А Роме неожиданно очень захотелось ей помочь.
        - Да не вопрос, - добродушно отозвался он. - Не гарантирую, правда, что из меня получится хороший репетитор…
        - Очень хороший, Ром! - поспешно перебила его Катюха и улыбнулась. - А я обещаю стать твоей лучшей ученицей.
        - Ну уж в этом тебе нет равных, - сообщил Рома и отправился в комнату за тетрадью и ручкой. Письменного тоже прихватил, чтобы вручить его Катюхе: донести до нее основы матана он рассчитывал без помощи профессора.
        Шоколад был забыт: Катюха взялась за учебу с таким энтузиазмом, словно Рома открывал ей тайну возрождения Арала, с которой они не задружились еще в десятом классе. Сорокина тогда готовила проект по экологии и предложила несколько весьма спорных способов спасения озера от человеческого вандализма, а потом до посинения спорила с классной о том, что они имеют право на существование. Почему Рома это помнил, он не знал. Может, потому, что смотреть на увлеченную Сорокину было до странности приятно? Она словно светилась всегда в своем энтузиазме, даже когда была не права, и завораживала до бабочек в позвоночнике. Давно Рома такого не испытывал. В институте Катюха изменилась, словно растеряв тот свой пыл. Или это Карпонос его высосал? Дался же Сорокиной этот франт! Ничего ведь в девчонках не смыслит! У Катюхи же на лбу написано, что ей нужны отношения, а не перепихон на заднем сиденье автомобиля! Или он так привык к доступности своих поклонниц, что теперь всех под одну гребенку? Ладно, Рома вправит ему мозги! Объяснит, чего на самом деле такая девчонка заслуживает! А если тот не поймет - отвадит; и черт с
ним, с обещанием! Катюху в обиду он не даст! Даже если она этого не оценит.
        С Лопиталем они с ней кое-как разобрались, но на теореме Тейлора Катюху заклинило намертво. Она смотрела в формулы стеклянными глазами, послушно записывая их под Ромину диктовку, но, едва он замолкал, застывала с ручкой на весу и даже не пыталась продолжать самостоятельно. Рома взглянул на часы: время перевалило за половину одиннадцатого, и даже ему в столь поздний вечер матан давался с трудом. Катюха же уже так откровенно клевала носом, что Рома благоразумно предложил ей остановиться на достигнутом, но упрямая Сорокина затрясла головой, заявила, что не двинется с места, пока не разберется с темой, и потребовала дать ей какой-нибудь пример для решения.
        - Только не подсказывай! - приказала она и зевнула. - Я должна сама!..
        Рома пожал плечами, написал ей задачу попроще и оставил Катюху на кухне одну. Когда она заявилась к нему в гости, он уже почти выловил баг в игре и должен был закончить дело. Немного не то занятие, в котором он видел свое будущее, но за него давали неплохие деньги, а Роме сейчас было не до капризов. Счет за квартиру не оплачен, холодильник пустой - и только новый процессор радовал. Ну и Катюха на его кухне почему-то добавляла Роме хорошего настроения. На этом подъеме он и закончил работу в четверть часа - и только тут понял, что из кухни доносится негромкая мелодия. Очевидно, у Сорокиной звонил телефон, и столь же очевидно, что она не брала трубку. Заинтригованный, Рома прошел на кухню - и беззвучно рассмеялся. Катюха спала, положив руки на стол и пристроив на них голову, и вряд ли ее сейчас смогли бы поднять даже барабаны.
        Роме тоже не хотелось ее будить. Он оперся спиной о стену, сложил руки на груди, да так и замер, глядя на Катюху с какой-то легкой светлой головой. Телефон на столе замолчал, однако спустя полминуты снова занялся резкой, неприятной музыкой. Не желая, чтобы он мешал Катюхе, Рома взял его со стола и мельком увидел в окошке имя звонившего. Строев. Да, Катюха верна себе.
        Однако по всему выходило, что она не предупредила родителей о своем полуночном вояже и теперь родители вызванивали пропавшую дочь, пытаясь выяснить, где она и что с ней. И молчание было не лучшим решением в этом случае.
        Телефон снова ненадолго замолчал, и Рома виновато взглянул на спящую Катюху. Разбудить ее казалось слишком безжалостным, и, когда трубка снова завибрировала в его руках, Рома глубоко вздохнул и приложил ее к уху.
        - Добрый вечер, Константин Витальевич, - оборвал он разошедшегося было в возмущениях декана, не удосужившегося даже дождаться голоса ответчика. - Это Роман Давыдов. Катя сейчас не может ответить, но с ней все в порядке.
        На мгновение Строев утих. Потом ожидаемо рявкнул:
        - Где она?!
        Рома закатил глаза. Где, спрашивается, она могла быть?
        - Она у меня, - терпеливо объяснил он. Строев, очевидно, ждал продолжения, но не дождался. Приказал:
        - Дай ей трубку!
        Рома неслышно хмыкнул: именно этого он и не собирался делать.
        - К сожалению, не могу. Она спит.
        Зря он это сказал. Строев на том конце провода поперхнулся и зашипел:
        - Что значит «спит»?
        Интересно, а что в его представлении могло значить «спит»?
        - Математику учила - и вырубилась, - раздраженно отозвался Рома. - Вы бы поменьше, что ли, задавали, Константин Витальевич. На кой их группе матан?
        Такого заявления Строев явно не ожидал, потому что следом выдал:
        - А не врешь?
        Врет, конечно: Давыдов только и делает, что брешет на каждом углу.
        - Приходите посмотрите, если хотите! - жестко предложил он. - Только завтра тогда ее не дергайте, у нее и так уже нервный тик от ваших проверок.
        В трубке повисло молчание и слышно было только, как где-то вдалеке хнычет ребенок. А Рома за полгода уже отвык от подобных звуков.
        - Почему она у тебя математику учит? - наконец спросил Строев - немного придушенно, если Роме не показалось. - Если у нее какие-то проблемы с предметом, я всегда ей помогу.
        Этот разговор стал Роме надоедать.
        - Вы это Катюхе скажите, а не мне, - посоветовал он. - Разбудить ее и отправить домой? Если хотите…
        - Пусть спит, - неожиданно устало отозвался Строев. - Завтра увидимся.
        Рома пожал плечами и отключился. Веселенькие у Сорокиной отношения с папашей. Впрочем, и у него не лучше.
        Катя спала, ничего не слыша и ни на что не реагируя. Рома посмотрел на нее с минуту, потом удрученно качнул головой. Если оставить ее так, она завтра не разогнется. Или ночью с табуретки загремит - то-то весело будет. Но будить ее по-прежнему не поднималась рука.
        - Эх, Сорокина, навязалась на мою голову!
        Рома подошел, подхватил ее под спину и колени и осторожно поднял с табурета. В квартире было две комнаты и две кровати - специально чтобы у Строева не возникло повода подозревать дочь в распутстве.
        Катюха заегозила у него в руках, словно устраиваясь поудобнее, и сладко улыбнулась, приникнув головой к Роминой груди. В нос проник тонкий ягодный аромат, и в голове вдруг стало пусто. Рома не знал, сколько он так простоял, забыв о том, что вообще собирался делать. И только звук пришедшего на комп сообщения вернул на землю.
        Хотелось надеяться, что это плата за сделанную работу.
        Рома быстро прошел в родительскую спальню и уложил Катю на их же диван. Белья на том не было, только покрывало, но все лучше, чем стол и табурет. Катюха глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок, оказавшись к Роме спиной. Он усмехнулся и негромко пожелал ей спокойной ночи.
        Можно было вернуться к собственной игре.
        Глава 5
        Катя проснулась оттого, что неожиданно поняла, как одолеть этот проклятый пример. Решение так четко нарисовалось у нее в голове, что она спрыгнула с кровати и рванула на кухню, где на столе по-прежнему лежал исписанный листок и ручка. В окно светил уличный фонарь, и этого света ей вполне хватило, чтобы разглядеть клетки и быстро, восторженно перенести сложившееся решение на бумагу. Строчка за строчкой - и как Катя раньше не понимала, что все так просто? Одно из другого - и вот уже желанное «равно» и конечный ответ!
        Катя проверила еще раз свои записи и, удовлетворенная, откинулась назад.
        И тут же замахала руками, чуть не навернувшись. Нахмурилась удивленно: почему у них на кухне табуретки? Были же стулья со спинками. Неужели опять Строев наводит свои порядки?
        Память вернулась в тот момент, когда Катя недоуменно окинула взглядом стол. У них на нем всегда громоздились всякие вкусности: от вафель до конфет, а этот был неприлично чист, и только недоеденная шоколадка сиротливо ютилась между двух кружек.
        Катя медленно покрылась краской.
        Она совсем потеряла стыд. Напрочь, оставив его, вероятно, в машине Олега вместе с собственным рюкзаком и учебником Письменного. Иначе чем объяснить тот факт, что она после тисканья с одним парнем прибежала к другому, да еще и рассказала ему все как на духу? Не к родителям, конечно, было возвращаться в том раздрае, что был у нее вчера на душе, но и не к Ромке же! Он, во-первых, совершенно посторонний человек, во-вторых, парень, а не подруга, а в третьих, тот самый человек, которого она заставила поспорить на нее, чтобы получить Олега в безраздельное пользование. И ему же на Олега и нажаловалась. И как только Ромка не выставил ее за порог после всего этого спектакля? Другой бы и дверь не открыл после ее шантажа, а он выслушал, шоколадку подкинул, да еще и математику на ночь глядя объяснял. Вот уж чего Катя от него не ожидала. Кажется, она совсем его не знала, несмотря на все мамины рассказы.
        Катя глубоко вздохнула, борясь со смущением. Ну хорошо, математику она еще как-то помнила. А что произошло потом? Почему она проснулась в чужой квартире, в чужой постели, укрытая чужим пледом? Сон ее одолел совершенно точно за этим столом и над этим же листочком. Выходит, либо она лунатик, либо это Ромка перенес ее на диван. По его тщедушному виду, правда, сложно было предположить последнее, но… лунатизмом Катя точно никогда не страдала. Тем более в чужой квартире. А значит, все-таки Ромка.
        Катя улыбнулась, ощутив в груди мягкое тепло. Заботливый Давыдов. Да-да, он всегда таким был, просто она этого не понимала. И не ценила.
        Рука потянулась к шоколадке и нащупала в фольге последний кусочек. Чтобы убедиться в правильности своего вывода, Катя подтянула к себе обертку и заглянула внутрь. Да, пусто: она вчера приговорила почти целую плитку. Ромка, кажется, даже и не попробовал, а Катя после отказа от чизкейка так хотела сладкого, что не задумываясь схомячила все. Вкуснее шоколада она еще не пробовала. Надо запомнить марку и купить себе в следующий раз такой же. Да, и Ромке плитку вернуть: все-таки он не обязан ее кормить.
        От воспоминаний о вчерашних вкусностях неожиданно засосало под ложечкой. Катя непроизвольно огляделась вокруг и наткнулась взглядом на холодильник. Интересно, очень неприлично будет заглянуть внутрь и перехватить какую-нибудь мелочь, чтобы заглушить чувство голода? Кажется, Катя уже достаточно испортила о себе впечатление, чтобы не волноваться из-за подобных мелочей. Не последнее же она, в конце концов, собирается отнять у Давыдова.
        Загнав угрызения совести поглубже, она потянула на себя дверцу холодильника - и обомлела в изумлении. Внутри было девственно пусто, и даже в ящике для овощей не завалялось какой-нибудь прошлогодней морковки.
        Катя медленно закрыла дверцу и так же медленно опустилась на табуретку.
        Не последнее, ага - самое последнее, и Ромка, поганец, сам отдал ей эту несчастную шоколадку, зная, что останется голодным. А еще говорил, что джентльмены вымерли. Враль!
        Катя закусила костяшки пальцев, пытаясь что-нибудь придумать. Она понятия не имела, почему у Давыдова не было в доме даже хлеба, но совершенно точно не могла оставить все как есть. Но что ей сделать? Ромка - гордый, жаловаться не станет. И помощь после ее шантажа больше не примет: больно надо одалживаться у такой, как она. Наверное, лучшее, что Катя сейчас может - это сделать вид, что она ничего не заметила, и откланяться, поблагодарив за вчерашний вечер. Но душу терзал стыд и за шантаж, и за съеденную шоколадку, и лишь желание сделать для Ромки что-нибудь хорошее помогало с ним бороться. Катя должна добром отплатить за добро! Иначе сама себе не даст покоя.
        Вот странность-то: а за пощечину Олегу совесть не терзала. И вообще сегодня с утра все происшествие в машине выглядело совсем иначе, чем во вчерашней горячке. Ну да, Катя ответила на поцелуй Олега, и губы приоткрыла, когда он толкнулся внутрь, и за шею его обняла, и к себе притянула… Господи, она так долго об этом мечтала, столько раз представляла себе это первое соприкосновение их губ и так испереживалась, что его никогда не будет, что почти ничего не почувствовала, когда заветное случилось. Губы у Олега почему-то были очень сухими и вызывающе настойчивыми, и Катя, не ожидавшая от него подобного напора, вдруг растеряла всю свою уверенность, просто подчиняясь и позволяя новые вольности.
        Но ни в одной из своих фантазий она не собиралась отдаваться парню вот так сразу. Да и еще и в его машине, посреди собственного двора, под окнами собственной квартиры. И когда Катя в этом сумасшествии безжалостных губ почувствовала горячие ладони на своей спине, она перепугалась донельзя. Наверное, надо было просто отстраниться и объяснить Олегу, что она не готова к подобному шагу, но все благоразумие и вся привычная храбрость остались где-то у входа в это злосчастное «Пурмарили», и Катя увидела единственный способ защититься. Глупый, конечно, и утро подтвердило это предположение, но что сделано, то сделано, и Катя положа руку на сердце не жалела. Как сказал Давыдов про Олега: «Если он нормальный парень, то поймет, что ты не из тех, кто прыгает в койку на первом свидании!» Почему-то от этой мысли снова стало тепло. Выходит, Ромка видел ее настоящую, несмотря на тот способ, что она выбрала до получения желаемого. Кажется, Катя дала понять, что готова на все, чтобы получить Олега. А Ромка еще тогда сказал, что у нее ничего не получится. И не получилось.
        Но уж это Катю точно не печалило.
        Она поискала взглядом телефон, чтобы узнать, сколько сейчас времени, и обнаружила его возле чайника. Включила экран, увидела цифры «05:48» и выхватила взглядом трубку с пропущенными вызовами на верхней панели. Внутренне охнула. Вот же дура, родителей-то она не предупредила о том, что на ночь не вернется. То есть она и не собиралась, конечно, чересчур задерживаться у Ромки, но если родители так и не дождались ответа от нее - а они его не дождались…
        В груди пробежал холодок. Катя вытянула руку с телефоном и именно так, подальше от себя, проверила количество пропущенных вызовов. Если их штук пять, то еще можно надеяться на прощение и понимание, а если пара десятков, то стоит сразу собирать вещи и бежать за границу, ибо после такого Строев как минимум заточит ее в монастыре, а как максимум…
        Звонков оказалось два - и потом один отвеченный. Катя моргнула, поднесла телефон к лицу, уточнила время звонков: все правильно - отвеченный и после него тишина. Снова Ромка спасал? Строев бы не простил Катерине своеволия. И Ромка об этом знал. Может, единственный и знал, став на выпускном случайным свидетелем их ссоры и после - как-то походя - одобрив Катино упрямство. А она сидит, смотрит в телефон и даже не пытается придумать, как его отблагодарить.
        Когда все уже придумалось само.
        Ключи от квартиры, как и телефон, Катя, по счастью, держала в карманах пуховика, а потому попасть домой ей не составило большого труда. Прошмыгнув в темноте в свою комнату, она впотьмах переоделась в джинсы и свитер с высоким горлом, покидала в пакет тетради для нового учебного дня, а потом так же неслышно прокралась на кухню. Открыла холодильник, изучая его содержимое, - и тут же зажмурилась от зажегшегося света. Чей голос она услышит за спиной, гадать не приходилось.
        - Доброе утро! - проговорил Строев таким тоном, словно сразу предупреждал, что добрым оно будет не у Кати. - Что ищешь?
        - Уж не пиво! - буркнула в ответ она, словно отец обвинил ее в желании опохмелиться после бурных излияний. - Молоко ищу! Блинчики хочу с утра сделать!
        Сзади повисла тишина, но ненадолго. Молока Катя в холодильнике не видела.
        - Молоко Игореше ночью израсходовали: он кашлял сильно, - сообщил Строев, напрочь разрушив Катин замысел, да еще и явно укорив ее в том, что она где-то развлекалась, когда ее брат болеет. Как будто Катя его рожала! - В шкафу, кажется, есть сухое, если тебе подойдет.
        Сухое Кате подходило. Но намерения Строева еще не были ясны.
        Под его буравящим спину взглядом она достала из холодильника яйца, разбила их в диспенсер для жидкого теста, туда же отмерила растительное масло, залила воду для разбавления сухого молока и насыпала муку. Потянулась за сахаром и заметила, как подрагивают руки. Кажется, она проигрывала Строеву эту молчаливую битву. Пусть бы уже высказал все, что думает, чем испытывал ее терпение. Терпением Катя не отличалась.
        Бухнув сахара явно больше нормы, она закрыла диспенсер крышкой и повернулась к Строеву. Резко тряхнула пока еще не готовое тесто и пересеклась взглядом с взглядом отца.
        - Что? - вызывающе спросила она. В конце концов, он пятнадцать лет где-то пропадал, так что не Катю с ее одной ночью ему воспитывать!
        Строев посмотрел на то, как она судорожно взбивает тесто, потом покачал головой.
        - Как математика? - неожиданно спросил он. Катя на мгновение оторопела, но тут же разозлилась. Конечно, шесть утра - самое время для подобных вопросов.
        - Отлично! - заявила она. - Прямо сейчас проэкзаменуешь или подождем до встречи в университете?
        Строев, однако, не принял подачу. Сел за стол и Кате предложил последовать его примеру. Перемешивать тесто сидя было куда менее удобно, чем стоя, но Катя почему-то выполнила отцовскую просьбу.
        - Роман неплохо разбирается в точных науках, и, если он способен объяснить тебе какие-то вещи, я только за вашу дружбу, - начал Строев, как будто Катя спрашивала его разрешения или одобрения. - Но я хочу, чтобы ты знала: я всегда готов ответить на любые твои вопросы. Если тебе вдруг что-то по-прежнему непонятно…
        - Мне все понятно! - оскорбилась Катя: пусть даже не рассчитывает, что она еще когда-нибудь позволит себе запустить его дебильный матан! - Могу прямо сейчас теорему Тейлора доказать - надо?
        Строев внимательно на нее посмотрел, потом покачал головой.
        - Я ведь не об этом говорю, Катюша, - мягко, как с ребенком, начал он, а Катю привычно передернуло от этого обращения. - Я знаю, что ты очень умная и самостоятельная девочка, но даже умные и самостоятельные иногда попадают в затруднительное положение и им требуется помощь. Так вот, я был бы очень рад, если бы со своими проблемами ты в первую очередь приходила ко мне и лишь потом искала поддержки у чужих людей. Надеюсь, я не слишком многого от тебя требую?
        Катя стиснула зубы и глубоко, медленно вздохнула. Ах как хотелось высказать прямо сейчас зарвавшемуся родителю все, что она о нем думает! Кто ему сказал, что он Кате родной? Может, в их жилах и текла одна кровь, но по духу он был дочери куда дальше, чем тот же Ромка! Тот ни разу ни в чем Катю не упрекнул и ничего от нее не затребовал! Просто защищал, даже от незабвенного Строева.
        И именно поэтому Катя не собиралась сейчас ссориться с отцом и задерживаться дома хоть на одну лишнюю минуту.
        Она поднялась и боком обошла все еще ждущего ее ответа родителя.
        - Когда предлагаешь кому-то помощь, не стоит в ответ ничего требовать, - посоветовала она. - Иначе не удивляйся, если ее не захотят принять.
        Она выскользнула в коридор и уже там услышала громогласное:
        - Катерина! - но и не подумала остановиться. Подхватила еще пакет с тетрадками и выскочила в подъезд. Блины она пожарит у Ромки: уж лучше готовить их на неудобной сковороде, чем под неудобные разговоры. И как так получалось, что Ромка снова ее спасал? Даже сам того не зная?
        Катя улыбнулась, вспомнив их вчерашний разговор. Ромка ненавязчиво шутил и совсем необидно поддевал Катерину, явно стараясь отвлечь ее от переживаний, а она, хоть и ударялась в них с завидным постоянством, все же не ощущала себя загнанной в угол, как в последние годы - в родном доме. С Ромкой было удивительно легко. И Катя теперь могла только поражаться, как, зная его два с половиной года, не разглядела в нем отличного друга.
        Да, ради такого друга стоило помучиться с тяжеленной чугунной сковородкой, представляя, как Ромка удивится и обрадуется неожиданному завтраку. Может, за ним Кате удастся и выспросить у него тайну пустого холодильника? Главное - не давить и не требовать, как Строев. Иначе помощь Ромка не примет. А Кате его неприятности почему-то не давали покоя.
        Блинов получилось около десятка, и Катя закончила с ними всего за несколько минут до своего обычного подъема. Она еще поставила кипятиться чайник и только тут вспомнила, что по пятницам Давыдов учится со второй пары. Растерянно подняла брови, думая, что ей делать: то ли будить Ромку, то ли ограничиться запиской с объяснениями, как вдруг из его спальни донесся звонок будильника, и Катя поспешила туда.
        Ромка сидел на кровати с закрытыми глазами, уложив руки на согнутые колени и тщетно стараясь проснуться. Катя непонимающе смотрела на продолжающий пиликать сотовый и пыталась понять, зачем Ромка его поставил.
        - Сорокина, скажи мне, что ты решила прогулять первую пару и мне не нужно выбираться из-под одеяла, чтобы сопровождать тебя в универ и отгонять всяких извращенцев, - чуть хрипловато со сна потребовал он и на ощупь выключил будильник. Катя виновато пожала плечами: она не просила Ромку о такой услуге, но, кажется, вчера вела себя достаточно истерично, чтобы он ей озаботился.
        - Я решила твой пример, - глупо проговорила она, однако на его губах неожиданно появилась улыбка. Ромка приоткрыл один глаз и зачем-то взъерошил и без того растрепанные волосы.
        - А утро начинается с отличных новостей, - заметил он и потянулся. Катя видела его только благодаря заходившему с кухни свету и почему-то немного смущалась. - Еще бы умыкнуть у соседей пару блинчиков, которыми они дразнят весь дом, - и тогда сам черт сегодня не страшен.
        Катя едва не прыснула над его ошибкой, но вместо этого только выдавила короткое:
        - Хорошо! - и снова ретировалась на кухню. Чайник как раз закипел, и она разлила воду по двум кружкам, давая Ромке возможность спокойно встать и умыться. Однако не прошло и минуты, как он появился на кухне - в спортивных штанах и футболке и с неизменными кожаными браслетами на обеих руках. Кажется, он не снимал их даже на ночь.
        - Ты что, Сорокина, не только с задачкой расправилась, но и с соседями? - спросил он, глядя на стопку блинчиков, и на его заспанной физиономии появилось явное недоумение. Катя наконец рассмеялась.
        - Нет, я просто их напекла, - объяснила она и, кажется, чуть покраснела под изумленным Ромкиным взглядом. - Ну, услуга за услугу, Давыдов! - напомнила она. - Ты же деньгами за свое репетиторство не возьмешь, а Тейлора я только благодаря тебе раскусила.
        Она искренне опасалась, что Ромка начнет отказываться или, хуже того, обвинит ее в непрошеной благодарности, но он только широко улыбнулся и уселся за стол.
        - Тейлор в обмен на блинчики - отличная сделка, Катюха! - заявил он и без спроса взял с тарелки первый блин. - Ты обращайся, если что, а то я от таких деликатесов давно отвык.
        Катя не поняла, говорил ли он всерьез или прикалывается, но на слове его мысленно поймала: кто знает, как дальше пойдет у нее матан. И как скоро ей захочется побаловать собственной стряпней Ромку.
        Готовила Катя неплохо: в неполной семье пришлось очень быстро научиться заботиться о себе, а заодно и о маме, нередко приходившей с работы почти к ночи совершенно без сил. Будучи главным бухгалтером на одном крупном предприятии, она не имела права подводить ни его, ни семью, живущую лишь на ее зарплату; домашний же уют организовывала Катя. Было трудно, но они справились без Строева. И без его «требований».
        Ромка между тем уже умял добрую половину блинов, и с таким явным удовольствием, что Кате казалось, будто она слышит, как он мурлычит, приговаривая очередной блин. Катя же почему-то совсем не хотела есть. Она отщипывала кусочки от своего блина, задумчиво отправляла их в рот и вспоминала, как давно они не сидели вот так же вдвоем на кухне с мамой и не разговаривали с ней по душам. Обо всем на свете: им не важна была тема, лишь обоюдное понимание и желание быть услышанным и понятым. И они слышали и понимали, и не чувствовали себя одинокими. А потом в маминой жизни появился Константин Витальевич, и - почти следом - Игорешка, и Катя отошла куда-то на третий план. Оно и понятно: взрослая, самостоятельная, скоро свою семью заведет, а у мамы вторая молодость и первое женское счастье, и Катя не хотела рушить это самое счастье своей одержимостью. Она сказала маме, что рада за нее и что ничуть не сердится за ее выбор и решение, и мама поверила. А Катя осталась одна. И кажется, не всегда справлялась.
        - Катюха, если ты о Карпоносе опять своем печалишься, то я найду на него управу, - неожиданно очень серьезно проговорил Ромка, и Катя вынырнула из невеселых мыслей.
        Вот странность-то, за последние полчаса она ни разу не вспомнила об Олеге. А ведь по-хорошему могла бы сейчас ему блинчики печь, если бы не взбрыкнула в самый неподходящий момент. Умная и самостоятельная, ага!
        И опять позволяет Ромке себя спасать.
        - Да нет, я просто со Строевым поцапалась, - выдавила она улыбку, приказывая себе решать уже наконец проблемы самостоятельно. - Возомнил себя спасителем человечества в лице нашей семьи - и покоя от него нет! Надеюсь, тебе вчера от него не досталось? Он же звонил, искал меня?
        - Звонил, - согласился Ромка, заваривая пакетик чая: блины он поедал не запивая. - Я сказал, что ты спишь, и он не велел тебя будить. Вроде адекватный мужик, Катюх, - чего ты так на него ополчилась?
        Катя нахмурилась: говорить о своих отношениях с папашей ей совершенно не хотелось. Все равно Ромка не поймет. Если даже мама не понимала.
        - А знаешь что, Давыдов, - скрывая неожиданно подкатившую обиду, Катя поднялась из-за стола, - ты иди, пожалуй, досыпай: до второй пары еще полно времени. А я как-нибудь и без тебя до университета доберусь. И с Олегом поговорю тоже сама. В конце концов, я же эту кашу заварила, мне ее и расхлебывать.
        Чего она ждала? Что Ромка немедля начнет протестовать, утверждать, что не оставит ее одну, уговаривать, что хочет помочь? Кажется, именно так, потому и сгладила впечатление от резких слов последней примиряющей фразой. Но Давыдов и не подумал идти у нее на поводу. Только прожег насквозь черными глазами, а потом молча встал и вышел из кухни.
        Катя проводила его ошеломленным взглядом, зачем-то задержав его на Ромкиной спине. Обтягивающая трикотажная футболка очертила неожиданно широкие плечи и вполне себе крепкий торс - совсем не такой, к какому Катя привыкла на школьных уроках физкультуры. Давыдов возмужал за последние полгода, и именно этот факт неожиданно расстроил Катю. И чего, спрашивается, она наехала на Ромку за безобидный, в общем-то, вопрос? Может, с его, с мужской, точки зрения именно она выглядела взбалмошной девчонкой, не ценящей отцовской заботы? За него-то вон отец всю дальнейшую жизнь распланировал и едва не поломал ее из-за своей упертости. А Катя все-таки была сама себе хозяйкой. Поступила, куда хотела. Встречалась, с кем хотела. Делала, что хотела.
        И теперь она хотела помириться с Ромкой и сказать ему, как благодарна за вчерашний вечер. А он, кажется, слишком серьезно принял ее слова. И не собирался больше с ней связываться.
        Чуть судорожно вздохнув, Катя хлебнула из кружки воды, запивая свое горе, и вздрогнула от ироничного голоса за спиной.
        - Ты еще не готова, Сорокина? Я автобус держать не стану, сразу говорю. Так что дожевывай свой блин и вперед - грызть гранит науки. Вряд ли он так же вкусен, но выбирать не приходится.
        Катя обернулась: Ромка стоял уже полностью одетый и протягивал ей книгу с фамилией Письменного на форзаце. Катя резко выдохнула, совершенно не зная, что сказать. Только улыбнулась, и Ромка весело улыбнулся в ответ.
        Глава 6
        Хорошее настроение закончилось в тот момент, когда спускавшаяся по лестнице Катюха глянула в подъездное окно и остановилась как вкопанная.
        - Там машина Олега! - испуганно выдохнула она, показывая пальцем в первомартовскую мглу. Рома поморщился, но так, чтобы Катюха не заметила. Он, признаться, рассчитывал отложить эту встречу хотя бы до универа. Но уж коль скоро герой-любовник сам прискакал под окна своей возлюбленной на черном коне…
        - Соскучился! - все же буркнул Рома и тоже посмотрел в окно, определяя, какая из машин с зажженными фарами во дворе принадлежит Карпоносу. А Катюха неожиданно вцепилась в рукав его куртки и как-то затравленно охнула.
        - Что мне теперь делать? - прошептала она. Роме почему-то захотелось посоветовать ей вернуться домой и отправиться сегодня в универ с отцом на его машине, и пусть этот Казанова недоделанный утрется собственной важностью. Притащился он с утра пораньше! Что, за живое Катюхин отказ задел? Ничего, это только начало. А Рома сейчас добавит по доброте душевной. Для закрепления пройденного.
        - Подожди здесь, - решил он. - Я разберусь.
        Кажется, Катюха должна была возмутиться, заявить, что это не его, Давыдова, дело, что она лучше знает, о чем говорить с Карпоносом, что она никому не позволит вмешиваться в их отношения, но вместо этого она только покраснела и отвела глаза. Эх, Сорокина, опыта у тебя в общении с парнями кот наплакал, зато гонору - на семерых. Ладно, не привыкать. Рома обещал, что не даст Катюху в обиду, а уж себе он никогда не лгал и никогда с собой не торговался. Как бы ни было погано.
        - Ром, я не хочу… - пробормотала Катюха, все еще сжимая его руку. - То есть, я хочу… извиниться перед Олегом, но мне так стыдно перед ним, что я с места сдвинуться не могу. И слов не подберу. Разревусь, наверное, как дура, и окончательно все испорчу.
        Рома хмыкнул, загоняя внутрь не вовремя всколыхнувшуюся неприязнь к Карпоносу. И ведь не позвонил вчера, подонок, ни разу, не поинтересовался Катюхиным благополучием. Что ж сейчас приперся? Кто-то до Ромы вправил мозги?
        - Я тебя понял, Сорокина, - мрачно сказал он и расцепил ее пальцы. Перекинул сумку через плечо и, не слушая Катюхиных возражений, быстро спустился на два пролета вниз. Остановился у закрытой железной двери. Он сегодня полночи потратил на то, чтобы продумать модель собственного поведения с Катюхиным Карпоносом. Ужасно не хотелось снова включать быдлоспорщика, тем более что задача нынче у Ромы была совсем иная, нежели в прошлый раз. Но ни одной здравой идеи в голову так и не пришло. В ней то и дело всплывал аромат Катюхиных духов, затмевая любые разумные мысли, и так и тянуло встать, зайти в соседнюю комнату, убедиться, что Катюха по-прежнему спит в его квартире, вглядеться в безмятежное выражение ее лица, подтверждающее, что в ее снах не было места Карпоносу… И почему из всех окружающих ее парней Катюха выбрала именно этого недоумка? Он же ни в грош ее не ставит. Он вообще никого, кроме себя, любимого, не замечает. И как такому разъяснить, что за сокровище само плывет ему в руки? И заставить ценить это сокровище по-настоящему?
        И денег на джин сегодня нет.
        Рома нажал на кнопку домофона и вывалился в утреннее безветрие. В лицо неожиданно пахнуло весной, и Рома с удовольствием вдохнул запах подтаявшего снега. Надо же, как март с ходу взялся за дело. Пожалуй, и Роме следовало брать с него пример.
        Он вгляделся в полумрак, убеждаясь, что машина Карпоноса по-прежнему на месте. Так и есть: стоит, гад, ждет! Поди и букетик приволок - извиняться. Это только Катюха страдала в уверенности, что она навсегда оттолкнула от себя принца своей мечты, а Рома знал: Карпонос своего не упустит. А дочь декана была самым что ни на есть «своим». Да и спор ему проигрывать было не с руки.
        Рома выдохнул, успокаиваясь, досчитал до пяти и решительным шагом пересек двор. С силой стукнул в окно черной «хонды» и наклонился, зубоскаля.
        - Что, пиво привез? - победно поинтересовался он. - Быстро ты, респект!
        Негодование на физиономии повернувшегося к нему Карпоноса на мгновение сменилось удивлением и тут же снова затянуло вполне объяснимым раздражением. Он опустил стекло в машине и поморщился.
        - Ты здесь откуда, убожество?
        Желание немедля расквасить этому орлу орлиный нос Рома подавил. Начнем, пожалуй, с роли дурачка. Это становилось весело.
        - Кто еще из нас двоих убожество! - усмехнулся он. - Зря ты на кафешечки свои разорялся: ночь-то Катюха со мной провела, а не с тобой! Так что один-ноль в мою пользу. Можешь уже денежки на пиво копить. Я, кстати, «Хайнеккен» пред…
        Договорить он не успел. Карпонос резко открыл дверцу, едва не долбанув ею Рому, выскочил из машины и схватил его за грудки. Забавно. А нервишки-то надо лечить.
        - Ты с ней спал? - выплюнул ему в лицо Карпонос. Дебильный вопрос! Рома закатил глаза и легко освободился от его захвата. Нда, кажется, герой-любовник куда больше разыгрывал оскорбленного, чем был оскорблен в действительности. Но сверху, с Катюхиного места, смотрелся этот спектакль весьма неплохо.
        - Ну вот еще! - набычился Рома. - Чтобы потом из-под теплого одеяльца - прямиком в кирзачи и армейской кашей давиться? У нее знаешь кто папаша? Строев церемониться не станет, а у меня, знаешь ли, другие планы на ближайшие пять лет жизни.
        Карпонос сделал шаг назад и внимательно на него посмотрел. Ага, кажется, начал осознавать, во что ввязался. И отступать-то особо некуда.
        - На кой тогда спорил? - задал он резонный вопрос. Рома смерил его полным превосходства взглядом.
        - А чтобы ты все испортил и Катюха ко мне жаловаться побежала, - с завидной наглостью сообщил он. - Я-то знаю, какая она, Катюха! Она в койку с первым встречным не пойдет, ей уважение надо! Уважение, понимаешь, Карпонос! А ты с ходу ей под юбку - вот и получил, на что нарывался. А мне она теперь доверяет: я-то ее за разные места не щипал, хоть и имел возможность покруче твоей. И у папаши ее я теперь тоже на хорошем счету: он уверен, что я Катюхе матан объясняю. Ну а дальше дело техники: падет эта крепость, никуда не денется. Так что извини, братан, что попользовался, но ты сам виноват: больно уж легко тебя на понт взять. В знак примирения обещаю не трепаться Константину Витальевичу о вашем вчерашнем непонимании. Идет?
        Рома издевательски протянул сопернику руку, вполне понимая, как тот должен отреагировать. И Карпонос отыграл как по нотам, ударив его по руке, а потом еще и толкнув в грудь, чтобы очистить себе дорогу. Рома отступил на шаг и попал ботинком на ледяную корку. Нога тут же поехала, и сам он, не удержав равновесие, плюхнулся вниз - грузно, неловко, приложившись копчиком об землю, да еще и треснувшись о крыло карпоносовской машины головой. В ушах тут же загудело, и Рома зажмурился, не сдержав пары непечатных выражений. Карпонос хмыкнул, но добивать неожиданно не стал. Вместо этого только протянул руку и не слишком обидно заметил что-то о весьма скором возмездии.
        Рома беззлобно послал его, а потом медленно вдохнул и выдохнул, то ли усмиряя боль, то ли принимая решение. Но побрататься с Карпоносом ему было не суждено. Катюха налетела вихрем, оттолкнула своего кавалера, наградила его уничтожающим взглядом и присела рядом с Ромой. Взволнованно стиснула его руку.
        - Ты как?
        Кто из них с Карпоносом сильнее обалдел от ее эффектного появления, Рома не знал. Но победителем себя неожиданно почувствовал. Классное ощущение!
        - Нормально, Катюх, - со всей искренностью заверил ее он. - Поскользнулся…
        - Ну да, ну да, видела я, как ты поскользнулся! - зло заявила Катя и бросила на ошалевшего Карпоноса еще один убивающий взгляд. Потом повернулась к Роме и попыталась стянуть с него капюшон. - Дай посмотрю, вдруг разбил?
        Аромат ее духов снова стал дурманить, вырывая из дворовой первомартовской действительности, и только резкий голос сверху заставил вернуться на грешную - холодную и скользкую - землю.
        - Катя! Надо поговорить!
        Ага, разбежался: Катюха и ухом не повела. Она терпеть не могла грубость. А Карпонос уже во второй раз прокололся.
        И все же не отступал.
        - Катя, давай поговорим! - упрямо повторил он. - Пойдем в машину. Ничего с этим типом не случилось: он сам упал. Сам и поднимется!
        Катя напряженно сдвинула брови, и Роме показалось, что на ее щеке блеснула мокрая дорожка. Угрызения совести не заставили себя ждать. Вот черт, Катюха же влюблена в этого типа и явно молча страдает сейчас от разочарования в своем избраннике. А Рома пользуется ее заблуждением вместо того, чтобы развеять Катюхины сомнения и вернуть ей веру в возлюбленного. А ведь это так просто сделать.
        - Давай, Катюха, топай к нему! - чуть истерично отодвинулся он и отбросил ее руку. Кажется, в нем пропал неплохой актер, но вовсе не эта потеря жгла душу мерзкой кислотой. - Не теряйся, пока он не передумал! У него машина вон - это не со мной в автобусе зад морозить!
        Рома вскочил, старательно соображая, как заставить Сорокину понять его замысел. Судя по недоумению в голубых глазах, ему это не удавалось.
        - Ты чего, Ром? - с обидой произнесла она, тоже поднявшись. - Никуда я с ним не поеду! После того что он с тобой сделал…
        - Да ничего я с этим придурком не делал! - буркнул где-то в полумраке Карпонос, но Роме он сейчас только мешал.
        - Ничего он со мной не делал! - повторил Рома и сузил глаза. - Поскользнулся, упал, сказал же! Так что нечего меня тут жалеть - при своем хахале! И так уже все уши прожужжала его добродетелями - прямо ангел во плоти! Куда до него рубахе Давыдову? Только и у меня есть свое достоинство, ясно?! Так что спектакли свои перед кем другим разыгрывай! А я больше в них не участвую!
        - Спектакли здесь только ты разыгрываешь, убогий, - сообщил Карпонос и шагнул к Кате, но она в его поддержке тоже не нуждалась.
        - Рома!.. - предупреждающе проговорила она, но пока еще не отступила, и Роме пришлось пускаться во все тяжкие.
        - Что, Сорокина, нечем крыть? - поднажал он, отлично зная, что обижает Катюху, и мысленно ругая ее за недогадливость. - С десятого класса меня динамишь, а я все жду, как дурак! Вдруг у Катюхи если не чувства, так хоть совесть проснется? Но нет у тебя совести, Сорокина! Я тебе исключительно как жилетка и нужен - плакаться ко мне бегать! Только больше на это не рассчитывай! Вон у тебя теперь новая жилетка есть! Даже не жилетка, а целый пиджак с рукавами и авто в придачу! Пользуйся, пока ему не надоело! А я тебя чтоб больше не видел! Папаше привет!
        С этими словами он развернулся и гордо направился обратно к подъезду. Ноющий копчик выстреливал при каждом шаге, но прилетевшее в спину:
        - Ты псих, Давыдов! - едва не заставило победно рассмеяться. Ну да, все так: искренне и обиженно. Катюха так и не поняла его замысла, а значит, приняла все Ромины слова за чистую монету. И решила, что он действительно сорвался с цепи после драки с Карпоносом и захотел раз и навсегда избавиться от доставлявшей одни неприятности Сорокиной. Ну пусть так, успеет еще объясниться. А сейчас главным было чтобы Катюха села в машину к своему кавалеру и выслушала его извинения. В том, что Карпонос приехал извиняться, Рома не сомневался.
        Где-то в глубине души, прорываясь сквозь не отпустивший азарт, засвербело гадкое желание, чтобы Катюха дала-таки Карпоносу от ворот поворот, и Рома, подчинившись ему, даже глянул в подъездное окно. И чертыхнулся в голос, увидев, как Сорокина гордо вышагивает в направлении остановки, а Карпонос семенит за ней следом и, судя по активной жестикуляции, что-то втолковывает. Секундное ликование и гордость за Катюхину твердость тут же сменилось досадой на свои недоработки. Столько усилий псу под хвост! Обещание летело в тартарары, а больной копчик требовал хоть какого-нибудь удовлетворения.
        Рома вытащил из кармана джинсов мобильник и набрал Катюхин номер. Три гудка - и отбой: Сорокина и не думала ему отвечать. Вот мегера: чуть обидится - и не подойти! А кому, спрашивается, все это надо? Уж точно не Роме!
        Тем не менее он снова нажал вызов - и снова получил сброс звонка. Из одного только упрямства повторил еще раз - и тут увидел спускающегося по лестнице Строева. По ходу, нелюбовь к лифтам была у них в крови, но Рома увидел в декане возможность наконец достучаться до его дочери. И прежде чем тот успел открыть рот, Рома озадачил его своей просьбой:
        - Доброе утро, Константин Витальевич! Можно у вас телефон на минуту? Свой разрядился, а Катя у меня учебник забыла, будет искать.
        Строев посмотрел на него всевозможно недоверчиво, но за трубкой в портфель полез и Роме ее протянул. Рома благодарно кивнул и, не спрашивая позволения, свернул за лифтовую шахту. Придумать на ходу, как совместить матан и договор с Сорокиной, он не сумел.
        Катин номер был вытащен Строевым на главный экран и подписан нежно «Катюша». Рома криво усмехнулся и вызвал эту самую Катюшу на разговор.
        - Алло? - раздалось в трубке наполовину удивленное, наполовину недовольное. Рома снова усмехнулся.
        - Слушай меня, Сорокина, и не перебивай! - быстро выговорил он. - Психом я стал по твоей милости, когда согласился на всю твою авантюру. Но после всех моих стараний с твоей стороны будет свинством отшить своего Санчо Пансу и не дать ему второй шанс. Пожалей парня, он не так уж и плох, если присмотреться. А мозги - дело наживное: вправишь!
        Дожидаться ответа он не стал. Если Катюхе действительно нужен ее Карпонос, она разберется, что к чему. А его роль на этом заканчивалась. Он действительно сделал все, что мог.
        Вернувшись на лестничную площадку, он отдал телефон Строеву, откланялся, ничего не объясняя, и получил в спину:
        - Зайдешь ко мне после уроков!
        Кивнул, потом через ступеньку взбежал на свой этаж, завалился в квартиру и успел еще увидеть в окно, как Сорокина садится в черную «хонду».
        Рома бухнулся на табуретку и облегченно выдохнул. В нос забрался запах оставшихся блинчиков, и эйфория стала неминуемо отступать.
        Кажется, он должен был радоваться тому, что отделался от Катюхи вместе с ее опекой, ее одержимостью и ее не всегда честными приемчиками, но ощущения освобождения не было. Скорее, потери. Как будто он мог Катюху потерять. Они никогда даже друзьями не были, и сегодняшние ее блины оказались, пожалуй, самым большим, что их связывало. Блинов Рома не ожидал. То есть он вообще ничего не ожидал этим утром и даже в мыслях не лелеял какую-нибудь Катюхину благодарность: было бы за что благодарить, честное слово!
        Блины купили его с потрохами. Не какая-нибудь там яичница или бесконечно полезная овсяная каша - вполне в духе отличницы Сорокиной. Нет. Катюха заморочилась с блинами, а Рома не мог объяснить себе, почему это так его тронуло. Именно тронуло, родив в груди какое-то по-детски пьянящий восторг. Наверное, полжизни назад он так же чувствовал себя, когда мама пекла свои знаменитые пышки, от вкуса которых забывались все печали и радовала любая мелочь. Казавшаяся до этого скучной книжка, залетевшая в комнату оса, даже обычно ненавистное мытье посуды. Рома давно не испытывал этого чувства и никогда бы не подумал, что его способна вызвать Катюха Сорокина. Даже когда они сидели вдвоем, прислонившись спинами к входной двери, и она, краснея и смущаясь, рассказывала ему о своих промашках. Даже когда смотрела восхищенными глазами, начав наконец понимать этот злосчастный матан. Даже когда прижималась к Роминой груди - такая неожиданно беззащитная и ранимая, - и спала, подложив ладонь под щеку и чему-то улыбаясь.
        А потом приготовила Роме блины - как будто знала, чего ему поутру захочется больше всего на свете. Или ему так сильно их захотелось именно потому, что на кухне хозяйничала Катюха? За эту странную ночь Рома узнал о ней куда больше, чем за предыдущие два с половиной года их знакомства. Оказалось, что вовсе и не была она пробивной беспринципной карьеристкой, прущей, как танк, и не стесняющейся в средствах для достижения цели. Оказалось, что внутри, за всей этой мишурой самоуверенности, у Катюхи пряталась добрая, наивная и порой даже робкая девчонка, слишком сильно нуждающаяся в понимании и поддержке, а не в одной их видимости. Оказалось, что ей действительно нравится о ком-то заботиться, а Роме неожиданно понравилось, что этим кем-то стал он.
        Кажется, в последний раз?
        Рома бросил в окно еще один взгляд. Черной «хонды» у подъезда больше не было. Кати не было тоже. Недавнее возбуждение улеглось окончательно. Рома выиграл бой, но проиграл войну. Глупая мысль, которой не было места в сегодняшнем дне. Ему еще к Строеву на ковер тащиться, и там явно накопилась не одна претензия. Пора заканчивать с самодеятельностью, пока студент Давыдов не переквалифицировался в рядового. Тем более что до исполнения мечты Рому отделял всего один семестр.
        Он посмотрел на оставшиеся блины и принялся молча их доедать.
        Глава 7
        Катя сидела на переднем сиденье «хонды», судорожно сжимала одной рукой свой вновь обретенный рюкзак, а второй - букет из подмерзших хризантем и чувствовала себя полной дурой. Вот только не из-за Олега, который приехал к ней с извинениями и предложением начать все заново, а в ответ получил обвинение в рукоприкладстве и подозрения в бесчестных намерениях. Перед ним было стыдно, но этот стыд не шел ни в какое сравнение с тем, что теперь сжигал ее из-за Ромки.
        Нет, ну надо же быть такой идиоткой! Ведь она же знала Давыдова! Знала, что он по меньшей мере не истерик, а по большей - еще и честный парень, который держит свои обещания, даже когда те кардинально расходятся с его желаниями. И если он пообещал разобраться с Катиными проблемами, не мог пойти на попятную, да еще и приписать Кате левые грехи. А она поверила неумелой, и заметно ведь неумелой, игре - почему? Потому ли, что слишком привыкла доверять одной себе, а ко всем остальным относилась с предвзятостью и подозрением? И искала подвох в любых добрых намерениях? Сама-то вон тоже не за просто так другим помогала. С Ромки отплату потребовала за свое участие в его судьбе, хотя он и не просил ее вовсе о помощи. И за шантаж, по-хорошему, должен был послать лесом и перестать здороваться. Наверное, Катя так и не поверила до конца в то, что он станет ей помогать. Причем помогать самоотверженно и бескорыстно, переступив через собственную нелюбовь ко лжи и не остановившись, даже когда Катя уже не требовала. Кажется, у Ромки Давыдова, пофигиста и вечного охламона со странными браслетами на запястьях,
оказалось сердце рыцаря, а она была уверена, что таких людей уже не существует. Потому и попалась так глупо на его уловку, и сбрасывала потом в обиде его звонки, не желая разговаривать, а он не только не забил на нее с этими заскоками, но и умудрился вытянуть мобильник у Строева, чтобы объяснить свою задумку и чтобы Катя не сорвала собственный же наполеоновский замысел.
        Щеки горели с этого самого его звонка в пять фраз, и просто счастье, что Олег принимал этот пожар за смущение и раскаяние перед ним. А Катя бессовестно пользовалась его заблуждением, потому что никак не могла собрать себя и завязать хоть какой-нибудь разговор, без сомнения обязательный после подарков и извинений ее нынешнего спутника. Еще вчера она и мечтать не могла о том, чтобы именно так встретить сегодняшнее утро: в компании Олега, в тепле его многозначительных взглядов, в надежде на то, что столь долго лелеемое желание наконец начинает сбываться, а сегодня сама все портила. Долго ли Олегу захочется терпеть ее кислый вид и ее проглоченный язык? Это явно последний шанс, и Кате следовало вытрясти из него все, что можно!
        Она глубоко вздохнула, загоняя в самую глубь и стыд, и его виновника - Давыдова, потом перевела взгляд на Олега. Залюбовалась его строгим профилем - нет, все-таки Олег бы потрясающе красив и настолько же гармоничен. Светлые волосы, зачесанные на бок, касались правильной формы уха. Ровные, строго очерченные брови придавали лицу чуть надменное выражение, делая Олега похожим на Августа Октавиана. Зеленые глаза просто завораживали удивительно чистым, глубоким цветом. Гладко выбритый подбородок рождал неуправляемое желание погладить его пальцами, а еще лучше - прижаться губами, ощутить упругую мягкость, вдохнуть терпкий запах туалетной воды - Олег всегда предпочитал именно такие ароматы, и Кате они очень нравились. А почему бы и нет, в конце концов? Они же помирились, а Кате еще предстояло загладить собственную вину за вчерашнюю пощечину. Даже если Олег не ждал ее извинений. Зато ждал от Кати другого.
        Она благоразумно дотянула до момента, когда они остановились на светофоре, и коснулась тыльной стороной ладони его щеки. Чуть слышно вздохнула от удовольствия, зачем-то закрыла глаза, пропуская тепло через грудь, и почувствовала, как губы накрыли мужские губы. Сегодня очень мягкие, ласковые, и Катя заулыбалась, радуясь этому пониманию. Все-таки к другим поцелуям она пока не была готова. И больше не хотела торопить события.
        - Прости, что вчера тебя напугал, - еще раз покаялся Олег, возвращаясь к управлению. - Больше не повторится. Буду завоевывать тебя по всем правилам.
        Катя нахмурилась, ища в его голосе насмешку, но так ее там и не обнаружила. Неужели Олег не издевался такими словами?
        - Каким таким правилам? - решила подыграть ему она. Олег улыбнулся и указал на букет.
        - Цветы, - объяснил он. - Комплименты. Последний ряд в кино. Романтический ужин при свечах. Принимаю предложения с твоей стороны: а то вдруг у тебя совсем другие правила?
        А вот теперь намек был настолько явным, что отступать стало некуда.
        - Нет у меня никаких правил, - пробормотала Катя и отвела взгляд. - Просто я оказалась не готова… Так сразу… Не надо ни свечей, ни последнего ряда. Но хоть немного узнать друг друга!..
        Олег усмехнулся и повел плечами. Катя замерла, ожидая приговора.
        - Совсем без свечей, наверное, не получится, - наконец заметил он, позволив ей выдохнуть. Однако тут же снова зацепил: - Иначе обставит меня какое-нибудь убожество, которое на ногах стоять не может, а я, знаешь ли, не готов тобой ни с кем делиться.
        Катя снова вспыхнула. Но не из-за упрека Олега в ветрености, а из-за того, как он назвал Ромку. Он знать его не знал и не имел права судить о нем из-за одной лишь Ромкиной оплошности. Мог и сам поскользнуться и очутиться у соперника под ногами. И уж Ромка не стал бы добивать.
        - Рома - мой бывший одноклассник, - начала объясняться она. - Мы давние друзья, живем в одном подъезде, но и он, видимо, вообразил то, чего нет.
        Олег внимательно на нее посмотрел, но Катя выдержала его взгляд: уж тут-то она почти не соврала.
        - Точно нет? - уточнил Олег. Катя засмеялась и поцеловала его в щеку.
        - Абсолютно! - заверила его она. Однако Олег на этом не угомонился.
        - С какой стати ты тогда сегодня у него ночевала? - с заметными собственническими нотками спросил он, но у Кати и тут был честный ответ.
        - Да я заснула прямо за столом, когда математику решала, - разыграла раскаяние она. - Договорилась с Ромкой, что он мне пару тем перед контрольной объяснит, а мы с тобой поздно расстались, ну я и…
        Олег, однако, продолжал обжигать ее недовольными взглядами.
        - И нужна тебе эта математика, чтобы по ночам ей заниматься? - неодобрительно спросил он, но тут уж Катя не собиралась ему потакать.
        - Нужна, Олеж! - серьезно сказала она. - Если матан завалю, отчислят. А отцу только того и надо. Он всю жизнь мечтал, чтобы я дизайнером стала. А тут такой шанс.
        Она обворожительно улыбнулась, надеясь закрыть эту тему, но Олег, даже быстро ее поцеловав, решил расставить все точки над i.
        - То есть никаких нежных чувств к этому самому однокласснику у тебя нет?
        Катя мотнула головой.
        - Нет, Олеж. И никогда не было. Ромка - хороший парень, но…
        - Не хочешь ему об этом сказать? - перебил ее Олег, и вот тут Кати осеклась.
        - Зачем? - вызывающе спросила она, потому что единственной тому причиной, пришедшей на ум, был спор между Ромкой и Олегом, который Олег, кажется, слишком сильно хотел выиграть. А Катя не собиралась чересчур быстро ему это позволять.
        - Чтобы хороший парень не мучился в напрасных надеждах, - безмятежно ответил Олег и улыбнулся голливудской улыбкой. - Видела же, какую он тебе сцену сегодня закатил, да и мне перед этим нервы попортил. А повода-то тому и нет, лишь его разгулявшиеся фантазии. А вдруг он вены себе потом вскроет от несчастной любви или таблеток наглотается? Лучше образумить, пока не поздно.
        Катя лихорадочно соображала. Олег привел весомые доводы, чтобы прислушаться к ним и спасти Ромку от несчастной безответной любви. И выглядело все это весьма благородно и правдоподобно. Но вдруг Олег все же просто искал способ выиграть спор без особых усилий? У Кати не было ни одного доказательства обратного. Особенно после того, как она вчера распрощалась с Олегом и как сегодня его встретила. Нет, она должна была его к себе приучить, а для этого ей нужно время. Хоть несколько недель.
        - Ты очень хороший, Олег, - вздохнула Катя и быстро погладила его по руке. Ей не нравилась вся та ложь, к которой она собиралась прибегнуть, но ничего лучшего в голову не приходило. Может, хоть лесть скрасит впечатление от дальнейших ее слов? Тем более что в комплименте она совсем не кривила душой. - И ты, наверное, не поймешь меня и разочаруешься, - жалостливо и виновато продолжила она: играть так играть. - Но я не могу сейчас потерять Ромку. Мне не потянуть без него математику, а если я завалю сессию…
        - Отправишься в дизайн, я понял, - ответил он и резко выкрутил руль, перестраиваясь в другую полосу. Катя многозначительно промолчала, а он продолжил: - А ты не думаешь, что после нашего сегодняшнего знакомства он сам откажется с тобой общаться? Я бы…
        - Не откажется! - замотала головой Катя, сочиняя на ходу и мешая ложь с правдой. - У нас с ним уговоренность: он мне математику, я ему английский. Ромка же на АйТи поступить пытался, да язык срезал. После первого курса хочет перевестись. И поверь, это его желание куда сильнее, чем интерес к моей персоне. Он сутками напролет за компьютером сидит, оттого, думаю, и сорвался сегодня. Сейчас отдохнет, выспится и придет извиняться.
        - И ты простишь? - саркастически поинтересовался Олег. Катя снова вздохнула и посмотрела в темное окно.
        - Знаю, что ты совсем другой, - грустно и проникновенно начала она. - Бескорыстный. Ты детскому дому помогаешь и кровь сдаешь. Я давно тобой восхищаюсь, Олег, и думать никогда не думала, что ты обратишь на меня внимание. Это так… приятно… Но я не готова… после одного нашего неудачного свидания забить на учебу. Я поступила на специальность, которой хочу посвятить свою жизнь, и сделаю все, чтобы на ней удержаться. Уж это-то ты должен понять!
        О целеустремленности Олега Карпоноса Катя знала не понаслышке и очень надеялась, что та сейчас сыграет на ее стороне. Однако Олег умудрился совершенно превратно истолковать ее слова.
        - Отдашься нелюбимому из-за матана?
        Катя вспыхнула. Наверное, можно было списать эти его слова на тот спор с Ромой, что они затеяли, но даже в этом случае Олег не имел права считать ее продажной девкой. Никто не имел! И Катя не станет это терпеть!
        - Останови машину! - приказала она. Поймала на себе удивленный взгляд Олега и вцепилась пальцами в дверную ручку. - Я поеду на автобусе! - отрезала она. - Не собираюсь больше ни в чем перед тобой оправдываться! И видеть тебя не хочу!
        Кажется, в эту секунду она действительно готова была все оборвать. Да, она мечтала об Олеге Карпоносе почти полгода и была на седьмом небе от счастья, когда он наконец сделал первый шаг. Но это вовсе не значило, что она готова прощать ему любые закидоны и особенно оскорбления. Она не на помойке себя нашла, и, если Олег думал иначе, это его проблемы! Пусть готовит Ромке ящик пива! А Катя как-нибудь переживет!
        Машина вильнула к бордюру, и у Кати замерло сердце. Значит, и правда все? И Олег откажется от нее? Да, у них и не было ничего особо, и ссорились они куда чаще, чем целовались, и подкатил он к ней из-за одного лишь спора с Ромкой, но, кажется, Катя готовилась к тому, что он начнет извиняться и просить ее передумать. А сейчас нос немилосердно защипало, и она даже постыдно всхлипнула.
        Олег остановил машину на парковке и тут же крепко сжал Катин локоть.
        - Давай поговорим! - примирительно сказал он. Катя тяжело задышала, но руку выдергивать не стала. Все-таки потерять Олега прямо сейчас оказалось больно. И слишком хотелось убедиться, что она неправильно все поняла.
        - Давай! - кивнула она и отвернулась. Надо было несколько секунд, чтобы овладеть собой. У нее получится. Всегда получалось.
        Но Олег не хотел ждать.
        - Мне казалось, что я тебе нравлюсь, - без обиняков заявил он и замолчал, ожидая ответа. Катя еще раз глубоко вздохнула.
        - Нравишься, - согласилась она и выдержала паузу. Признаваться ему сейчас в любви она ни за что не станет.
        - Тогда что не так? - снова прямо спросил Олег. - Почему ты только и делаешь, что отталкиваешь меня? Возможно, я был чересчур резок, но…
        Катя еще раз вздохнула: а вот здесь пора было хвататься за правду.
        - Я не хочу отталкивать тебя, Олег, - старательно спокойно произнесла она. - Но я ничего не понимаю. Мы знакомы почти полгода, и все эти полгода ты видел во мне только коллегу или, в лучшем случае, доброго друга. И вдруг ты приглашаешь меня на свидание и следом называешь своей девушкой. Ничего не объясняя и надеясь, очевидно, на мою смекалку. Но пусть я покажусь тебе дурой - все лучше, чем продолжать фантазировать. Так вот что видела вчера я. Никакое это было не свидание: ты использовал меня, чтобы не потерять клиентов, а потом вместо того, чтобы честно это признать, решил расплатиться со мной жаркими объятиями. Ну или подумал, что вовсе неплохо будет провести со мной ночь, раз уж все так удачно складывается. Так я вчера и поняла, когда сбежала от тебя, и была уверена, что на этом наши отношения закончились. Почему ты приехал сегодня, для меня очередная загадка, но я понадеялась узнать ответ на свой вопрос, потому и поехала с тобой в университет. Но вместо этого получила порцию упреков и требование разругаться с Ромкой. Если это было второе свидание, Олег, то извини, оно пришлось мне по душе еще
меньше первого. И вряд ли я соглашусь на твои условия, как бы ты мне ни нравился!
        Она стиснула кулаки и зажмурилась, пережидая разбушевавшееся волнение. Нет, Катя Сорокина никогда не боялась отстаивать собственное мнение. Но иногда это давалось ей куда сложнее, чем виделось со стороны. И чем хотелось самой.
        - Ты тоже нравишься мне, Катюша, - заговорил наконец Олег, но она в сгустке эмоций не сумела прочувствовать столь долгожданное признание. - Ты сразу мне понравилась, - продолжил он, - но казалась такой холодной, неприступной, ни в ком не нуждающейся, что я решил не трогать тебя. И вчера - ты права - пригласил ровно с тем, чтобы ты разубедила Руслана отказываться от моих услуг. Ты с твоей уверенностью и чистотой подходила для этой роли идеально. Я рассчитывал, что ужин в таком заведении, как «Пурмарили», будет вполне достаточной благодарностью за твою помощь. Но когда перед уходом я увидел тебя такой… грустной, усталой, ранимой… Со мной что-то произошло. Я понял, что не могу тебя отпустить. А когда после ты еще и ответила на мои поцелуи…
        - Я почти убедила себя тогда, что у нас все же свидание, - прошептала Катя, слишком сильно желая ему поверить. Олег кивнул и обнял ее за плечо. Сладко поцеловал в висок.
        - Я думал над этим всю ночь, - продолжил свой рассказ он. - Понимал, что это какое-то наваждение, но с утра первым делом рванул к тебе. Мне надо было тебя увидеть. Ты умная девочка, ты все поняла правильно и не должна была прощать мне этого спектакля. Я хотел тебе все объяснить и боялся, что после вчерашнего ты не захочешь меня выслушать. Ждал тебя, всматривался в каждое светящееся окно, проверял часы: не пропустил ли. А тут этот твой поклонник с заявлением, что ночь ты провела у него и что у вас с ним…
        - У нас с ним только матан, - разнеженно закончила за него Катя и подставила губы для поцелуев. Олег не заставил просить себя дважды. Скользнул к ее рту, поцеловал тягуче и сладко, погладил пальцами по щеке. Катя подняла на него горящие глаза. - Но я тебе нисколечко не верю, - вызывающе заявила она. - Ты только сейчас все придумал, чтобы…
        - Чтобы? - с интересом переспросил Олег. Катя прикусила язык, едва не проговорившись про спор, о котором она знать не должна.
        - Чтобы обставить Ромку, который решил качать права, - вывернулась она. - Вы, парни, очень любите статью помериться и уесть один другого, а что девчонка при этом чувствует, вас не интересует.
        - Меня интересует, - искушающе прошептал Олег и коснулся губами ее уха. - Что ты чувствуешь, Катюша? Кого из нас двоих предпочитаешь? Все равно придется выбирать, я тобой делиться не намерен.
        Катя чуть отстранилась, беря себя в руки. Олег по-прежнему старался получить свое и по-прежнему не хотел считаться с ее желаниями. Но не будь она Сорокиной, если ей не удастся продавить его.
        - Я никогда не целовалась с Ромкой, - уклончиво ответила она и погладила пальцы Олега, не желая новой ссоры. - И не собираюсь этого делать, что бы он там себе ни напридумывал. Но давай на этом пока и остановимся. Если завтра тебе вдруг не захочется отпускать какую-нибудь другую девчонку, я хотя бы не останусь еще и без лучшего друга.
        Олег хмыкнул - не слишком довольно.
        - Считаешь, что я способен на предательство?
        Катя сдвинула брови: ей начинал надоедать такой разговор.
        - Ты же считаешь, что я способна, - раздраженно сказала она. - Хотя это точно не лучший способ начинать отношения.
        Олег снова замолчал. Катя устало смотрела в окно и ждала его решения. В душе против воли зрела уверенность, что она не обидит Ромку, даже если из-за этого ей придется расстаться с Олегом. Не после сегодняшней их ночи. Друзьями, не пожалевшими последнюю еду, не разбрасываются. И если Олег не собирается этого понимать…
        - Ладно, Кать, я перегнул, наверное, - наконец проговорил он и снова притянул ее к себе. - Дружи, с кем считаешь нужным, а уж я сделаю все, чтобы тебе не захотелось превратить эту дружбу в более близкие отношения.
        Катя поуютнее устроилась в его объятиях. Кажется, они опаздывали на первую пару, но это была малая жертва за примирение.
        - Не захочется, Олеж, - искренне проговорила она и удовлетворенно добавила: - Обещаю!
        Глава 8
        Рома жарил картошку, когда услышал звонок в дверь. Учитывая тот факт, что с незабвенным соседом Строевым он уже побеседовал сегодня в деканате, подозрение пало на его неугомонную дочь, ибо никто другой на Ромины пенаты не посягал уже полгода. Правда, Рома был уверен, что сегодняшний вечер Катюха проведет в компании более удачного спорщика, однако, заглянув в глазок, все же увидел знакомые рыжие волосы и ярко-алые щеки. И чем, интересно, вызван нынешний ее румянец? Лишь бы не новыми приключениями: на них Катюха горазда.
        Рома отпер замок и распахнул перед ней дверь. Одежда была в порядке. В одной руке Катюха держала оставленный вчера у Карпоноса рюкзак, а в другой - учебник Письменного - Ромин, новенький.
        - Рад видеть тебя, Сорокина, в добром здравии, - не слишком любезно проговорил Рома и посторонился, пропуская ее в квартиру. - Или не рад: что мне там положено по сценарию изображать, чтобы наш Отелло не расстроился?
        Саркастический тон появился сам собой, когда на шее проходившей мимо Сорокиной Рома рассмотрел откровенный засос. Настроение, и так не балующее с самого утра, упало ниже критической отметки. И кто, спрашивается, из них двоих с Карпоносом Отелло? И какого лешего Рому вдруг стали задевать любовные похождения Сорокиной?
        - По сценарию мы с Олегом помирились, - заявила Катюха и вызывающе уставилась на Рому. Он пожал плечами: или она думала, что от этого известия он пустится в пляс?
        - Весьма благоразумно, Сорокина, - сообщил он и направился на кухню. Картошка скворчала с опасным намеком на скорое сгорание. - Только сделай милость, потяни хоть пару недель с его безоговорочной победой, - крикнул он уже от плиты. - У меня пока денег нет на ящик пива. Вот разберусь с новым заказом…
        В коридоре послышался шум и шуршание, и следом в кухню ввалилась взъерошенная Сорокина - в пуховике, но без сапог. Их, что ли, снимала?
        - Да ты что?! - возмущенно воскликнула она. - И не думай даже! Я сама все куплю: я же поспорить тебя заставила! Не хватало, чтобы ты еще из-за меня последние деньги тратил!
        Ее пыл Роме понравился. Ее жалость - нет.
        - Не последние, Сорокина, не волнуйся, последние не отдам! - отозвался он и кивнул на картошку. - Видишь, разжился немного с твоей легкой руки. И перспективы вполне радужные, так что могу даже тебя на ужин пригласить и не считать, сколько картофелин ты у меня съела. Или ты сыта?
        По всем правилам после своих косяков Карпонос просто обязан был сводить Катюху в кафе, но время было слишком ранее, чтобы заподозрить ее в возвращении со свидания. И Катюха в подтверждение замотала головой.
        - Олег… - совсем не с того слова начала она. - Он собираться сегодня поехал. У них игра в воскресенье в Казани, а поезд завтра с самого утра. Так что мы расстались сразу после уроков.
        Интересно, она действительно считала, что Рома хочет об этом знать?
        - Я должен посочувствовать? - через плечо бросил он и принялся снова мешать картошку. Настроение не возвращалось.
        Сзади раздался виноватый вздох и еще более виноватый вывод:
        - Я должна была позвонить.
        Пока Рома пытался сообразить, о чем она говорит и как бы поироничнее ответить на сие сообщение, Катюха продолжила - немного грустно:
        - Ром, ну извини, а? - попросила она и снова вздохнула. - Я вела себя сегодня с тобой, как последняя дура! И я приму любые твои упреки, потому что у меня было почти двенадцать часов, чтобы попросить у тебя прощения, а я все откладывала, не зная, как начать.
        Рома был уверен, что за все эти двенадцать часов она ни разу не вспомнила о его существовании, но озвучивать эту мысль почему-то не стал.
        - Забей, Сорокина, - сухо посоветовал он, по-прежнему не оборачиваясь, будто важнее картошки ничего на свете не существовало. - Я не в обиде: уговор есть уговор. Надеюсь только, дальше ты сама справишься? Без моего благословенного участия?
        Катюха снова вздохнула, и это могло значить что угодно. И Рома только надеялся, что дальше не последует очередная жалоба на непонятливого Карпоноса и очередное же ожидание Роминой помощи.
        - Ну не смогла я позвонить, Давыдов! - неожиданно в голос выдала Катюха. - Трусихой оказалась, стыдно мне было, что я так тебя подставила! Номер набирала и тут же сбрасывала - на, можешь посмотреть! Вживую проще показалось. Но ты заставишь меня об этом пожалеть!
        Рома усмехнулся: в этом была вся Сорокина. Впрочем, он давно понял, что так она защищается. Еще когда в школе она устраивала великие наезды на одноклассников, не желающих перетаскивать стулья в актовый зал или танцевать вальс на последнем звонке. Ей же как президенту поручили, она была ответственна за выполнение учительской просьбы. А попробуй заставь таких великовозрастных лоботрясов сделать что-то против их воли. Вот и приходилось требовать, угрожать, где-то даже шантажировать, чтобы худо ли бедно ли сдвинуть кого-нибудь с места.
        Рома, кстати, среди этих самых пофигистов был на лидирующих позициях, порой беся своей неуступчивостью Сорокину до пара из ушей. Чего же теперь строил перед ней оскорбленную невинность, заставляя унижаться? Кажется, он уже вырос из подростковой строптивости.
        Он резко повернулся - и тут же сбил дыхание. Катюха, желая до него достучаться, подошла слишком близко - так, что он едва не коснулся своей грудью ее, обтянутую тонкой, искушающе закрытой водолазкой. Мысли из головы тут же устремились совсем в иное место. Чертовщина какая-то! И отступать некуда - позади сковородка с жарившейся картошкой. Правда, Рома, кажется, прожарился еще быстрее.
        - Раздевайся! - бахнул он, прежде чем сумел сообразить, что говорит. Катюха хлопнула глазами, а у Ромы предательски загорелись уши. Да хоть шаг назад сделай, Сорокина! Что ж ты такая непонятливая? А еще отличница!
        Взгляд, воровато отведенный от Катюхиной груди, упал на учебник в ее руках. Мозги попытались встать на место. Рома выдохнул.
        - Куртку снимай, руки мой, - чуть хрипловато пояснил он и боком выскользнул из этой ловушки, почти впечатавшись в раковину. - Матан только после ужина. На голодный желудок я бешусь сам и бешу других.
        Уф! Спасибо, Письменный, выручил! Давно Рома в такую засаду не попадал. А может, не попадал вовсе.
        - Да я… не за этим же… - начала было Катюха, но вдруг осеклась, отпрянула, бросила учебник на стол и выскочила в коридор. Еще пара секунд - и хлопнула входная дверь, окончательно приведя Рому в себя. Он выключил плиту и потерянно осмотрелся вокруг. И что это было?
        Сорокина ненавидит жареную картошку? Сорокина вспомнила, что у нее сейчас убежит молоко? До Сорокиной наконец дошло, из-за чего так торкнуло бывшего одноклассника, и она решила не искушать судьбу? Тогда совсем невесело. Тогда больше не вернется.
        Рома посмотрел на полную поджарок сковороду, но есть почему-то расхотелось. Кой черт дернул его связаться с соседским семейством? Одна нервотрепка и никаких дивидендов!
        Строев сегодня полчаса его мариновал, выясняя, по какой такой причине «Катюша» решила заниматься математикой именно с «Романом», припоминая, что «Роман» попал на кафедру вовсе не за прекрасные знания, что, очевидно, обесценивало их в его отношении в любом виде, а также намекая на то, что будет, если «Роман» вдруг решит воспользоваться ситуацией в неправедных целях. Рома терпеливо напомнил, что у него было два года, чтобы раскрутить Сорокину на «неправедные цели», не дожидаясь момента, когда его будущее будет напрямик зависеть от ее отца, а после предельно ясно посоветовал решать проблемы с дочерью не за его, Ромин, счет. Кажется, декан остался не слишком доволен разговором, но его удовлетворение было последним из Роминых желаний. Он дал себе зарок держаться подальше от всего этого семейства, а спустя всего три часа жалел о том, что сумел избавиться от первого. Кретин!
        Дверь снова хлопнула, заставив глупо замереть в ожидании. Снова шорох, топот ног, журчание воды в ванной. Руки отправилась мыть? Она с ума его сведет.
        Не представляя, чего дальше ожидать от Сорокиной, Рома достал две тарелки и наполнил их картошкой с горкой. Аппетит вернулся к привычному состоянию, а аромат свежепожаренной картошки после двенадцатичасового голодания рождал неукротимое неправедное желание опустошить обе тарелки, ни с кем не делясь. Но Рома благочестиво подавил его, за что был вознагражден появившейся на кухне Катюхой с горящими глазами и двумя стеклянными банками в вымытых руках.
        - И не смей отказываться, Давыдов! - заявила она, ставя банки на стол и позволяя разглядеть в одной из них аккуратные маленькие огурчики, а в другой - белые резаные кусочки еще каких-то солений. Рома явно сегодня вытянул счастливый билет. - Я последние из кладовки стащила - все ради матана, - с улыбкой продолжила Катюха и, взяв в руки тарелку, с удовольствием вдохнула аромат. - М-м, как я по жареной картошке соскучилась! - неожиданно сообщила она. - Мама, как замуж вышла, в изыски ударилась, чтобы мужа любимого баловать. Сегодня у нас дома на ужин котлеты из креветок с киноа. С киноа, Давыдов, представляешь? Нет, я не против, конечно, что-нибудь новенькое раз в неделю попробовать, но за твою картошку душу продам.
        Душа, очевидно, заключалась в одной из принесенных Катюхой банок. Рома взял ту, что была с неизвестной ему субстанцией, и резким движением открыл ее. В нос ударил запах уксуса, но выглядело все внутри на удивление симпатично.
        - Это белые грибы, - пояснила Катюха, отчего-то глядя на Рому восторженными глазами. - Вот что Строев умеет делать, так это мариновать грибы. Попробуй, пальчики оближешь! А уж с жареной картошкой!..
        Рома достал вилку и подцепил один кусочек. К грибам он относился без предвзятости, в отличие от Строева.
        - Странная ты девчонка, Сорокина, - заметил он. - Разве тебе не положено считать во всем калории и презрительно фыркать в сторону картошки?
        - Положено, - согласилась Катюха и забрала у него банку. Выложила по краю тарелки грибную опушку, а последний выловленный кусочек отправила в рот. Тут же заела картошкой и даже зажмурилась от удовольствия. - Тридцать восемь целых, семь десятых калорий, - заявила она и удовлетворенно вздохнула. - Ты у нас математик, Давыдов, считай, сколько мне еще можно.
        - Я составлю тебе дифференциал на эту тему, - пообещал Рома и рискнул наконец попробовать гриб. Да, Сорокина не соврала: с картошкой это было идеальное и до одури вкусное сочетание. Кто, интересно, у них грибы собирает? Неужели Катюха?
        - Дифференциалов с картошкой я еще никогда не решала, - поддержала она шутку, орудуя вилкой едва ли не быстрее Ромы. - Но, думаю, мне понравится такая математика. Черт, Давыдов, где ты научился так вкусно жарить картошку? У меня она постоянно в вареную превращается и разваливается, а у тебя - хоть в ресторане подавай. Есть какой-то секрет?
        Секрета у Ромы не было. А жаль.
        - Решишь все задачи - поделюсь, - самоуверенно пообещал он. Катюха прыснула, в глазах у нее веселились чертята. Роме очень нравилось на нее смотреть.
        - Ловлю на слове! - заявила она, как будто действительно собиралась брать у него уроки кулинарии. Рома пожал плечами, но возражать не стал: пожалуй, это было бы еще веселее матана.
        Картошка закончилась на удивление быстро. Грибов осталась половина банки, но возвращать ее Катюхе Рома не собирался.
        Когда он налил чай, Катя задала осторожный вопрос.
        - Ром, а почему… - она обвела кухню руками и, кажется, не нашла подходящего слова, - так? Тебе родители денег совсем не дают? Не довольны тем, что проспорили?
        Очевидно, она имела в виду его пустой холодильник. Пришлось рассказывать про собственный авантюризм и покупку процессора, пока она не напридумывала всяких ужасов и не зашлась новой жалостью. Этого добра Роме точно не было нужно.
        Катюха слушала его с завидным вниманием и даже как будто с одобрением. Потом задала новый неожиданный вопрос:
        - Ром, а сложно… жить одному?
        Он снова передернул плечами. Ответил неопределенно:
        - Смотря какие у тебя запросы, Сорокина. Я, как видишь, киноа с креветками не готовлю. А картошка много времени не отнимает.
        Катюха вздохнула и задумалась. Рома не удержался от своего вопроса.
        - Тебе зачем? Так осточертел декан в папашах, что хочешь снять квартиру на другом конце города?
        Прозвучало это грубо, но Роме вдруг пришло в голову, что Сорокина планирует переехать к своему Карпоносу и жарить ему по утрам блины. Рановато, конечно, для таких решений, но в груди стало тяжело и муторно.
        - И да и нет, - не обиделась Катюха и посмотрела куда-то мимо Ромы. - Когда родители поженились, Строев продал свою однушку и взял трехкомнатную квартиру в долевке. Перед новым годом ее сдали, сейчас там ремонт, а когда он закончится, мы должны будем переехать. Там хорошая квартира, просторная, и до университета пешком дойти можно. Но…
        - Не хочешь в строевское гнездышко? - понял Рома. Отпустило. И что, спрашивается, с ним творилось?
        Катя покачала головой.
        - Он тут-то себя царем и богом считает, а там я вовсе у него на полном содержании окажусь, - невесело произнесла она. - Не хочу. Я маме сразу сказала, что останусь в этой квартире: в конце концов, я совершеннолетняя, могу сама о себе позаботиться. Но как-то не думала ни разу, что могут быть… проблемы. Мы хоть и вдвоем с мамой жили, денег у нас всегда хватало. А у Строева я одалживаться не стану.
        Рома пожал плечами, не видя проблемы.
        - У студента полно способов заработать: рефераты, репетиторство, интернет, в конце концов, - резонно заметил он. - Когда есть желание, найдется и возможность. Время только требуется, в нем-то и вся загвоздка: сколько личного времени ты готова тратить на это дело. Когда в сутках всего двадцать четыре часа, порой хватает не на все.
        Катюха, задумавшись, ушла в себя, и Рома простил себе последнюю дурацкую фразу. Так и тянуло за язык сообщить, что придется выбирать: зарабатывать деньги или бегать на свидания. Спасибо, удержался.
        - Будут проблемы - обращайся, - постарался сгладить он неприятное впечатление. - Уж картошкой всегда накормлю.
        Катюха хрюкнула и вдруг очень доверчиво на него посмотрела. У Ромы снова что-то кувыркнулось внутри.
        - Оказывается, ты классный парень, Давыдов, - душевно сообщила она. - Почему я раньше об этом не знала?
        Рома глупо пожал плечами. Он тоже многого не знал про Сорокину.
        - Что бы это изменило?
        Она подумала и также пожала плечами.
        - Иногда важно просто с кем-то поесть картошку, чтобы понять, что твои проблемы вовсе не такого вселенского масштаба, как ты представляешь, - глубокомысленно заметила она, немного ошарашив Рому. Однако, как ему показалось, он ее понял.
        - Скучаешь по прежней жизни?
        Катюха ответила не сразу. Несколько раз сжимала руки на кружке, прежде чем отозваться:
        - Скучаю, Ром, - наконец призналась она. - Раньше маму редко видела, но мы все же успевали побыть вдвоем. Сейчас она все время дома, но как будто бы ее и нет. Костик, Игореша… Можешь считать меня эгоисткой, потому что мама теперь куда счастливее, чем была раньше, и заслуживает, конечно, этого счастья…
        Рома хмыкнул.
        - Не за твой счет.
        Она бросила на него быстрый удивленный взгляд и снова перевела его в кружку с чаем. Глубоко вздохнула.
        - А пожалуйся мне тоже, - неожиданно попросила она. - А то все я да я. Прямо какой-то сеанс психотерапии у доктора Давыдова.
        Рома рассмеялся. Все-таки Сорокина была совершенно непредсказуемым человеком.
        - Мужчины не плачут, - напомнил он всем известную фразу, но Катюху она вообще не удовлетворила.
        - Дурацкие стереотипы! - заявила она. - Девочки должны носить бантики, а мальчики - играть в хоккей! Кто это придумал? А может, я люблю хоккей и терпеть не могу бантики? Вот правда, всю жизнь терпеть не могла бантики, но как ни фото в школе - обязательно накручивай их на макушку! Видел бы ты меня…
        - А хоккей? - спросил Рома и внимательно посмотрел на Катюху. - На самом деле любишь?
        Разгоряченная Сорокина только передернула плечами.
        - Не знаю! Ни разу не смотрела! Я же девочка, мне же не положено!..
        Рома кивнул и мысленно усмехнулся. Зачем спросил? Какая ему, на самом деле, разница, совпадают ли у них с ней вкусы? Все равно она грезит Карпоносом и если когда и соберется на хоккей, то исключительно с ним. Или не на хоккей, а в какой-нибудь музей для особей с тонким вкусом. Именно таковой особью считал себя Карпонос. О чем сегодня прямо заявил в деканском кабинете.
        Подслушивать Рома не собирался, но Строев сам его вынудил, когда заулыбался заглянувшему в деканат Карпоносу, а потом выпроводил Рому из кабинета и демонстративно закрыл за ним дверь, оставив провокационную щель, через которую в предбанник просачивались занятные фразы. Там-то Рома и узнал, что капитан университетской команды КВН Карпонос чрезвычайно озабочен дружбой деканской дочери с неблагонадежным субъектом, позволяющим себе употреблять в местных аудиториях спиртосодержащие напитки и явно имеющим на Катерину совершенно определенные виды.
        - Катюша - очень добрая, но совсем еще наивная девочка, и я не хотел бы, чтобы она попала в дурную компанию, - напевал в деканское ухо Карпонос, а Рома откровенно восхищался его смекалкой. Далеко парень пойдет, если ради какого-то ящика пива не побрезговал подключить к их спору самого декана. Вряд ли Катюха догадывалась о «честности» своего избранника, но не Ромино это было дело, наставлять ее на путь истинный. Да и, пожалуй, от того Давыдова, что был знаком Олегу Карпоносу, «Катюшу» действительно стоило защищать.
        Рома помрачнел.
        - Ладно, Сорокина, допивай чай и пошли заниматься, - оборвал он по-прежнему разглагольствовавшую о стереотипах Катюху. - Матан не ждет, да и у меня еще свои дела есть.
        Она озадаченно хмыкнула, но спорить не стала.
        Глава 9
        Первым раздался мамин голос из спальни:
        - Катерина, еда на плите! Наверное, уже остыла, погрей…
        Следом послышался громкий лающий кашель, и Катя не стала отвечать, понимая, что маме сейчас не до нее. Есть она не хотела: Ромкина картошка уютно заполняла желудок и единственное, от чего бы Катя сейчас не отказалась, это кружка сладкого чая: после усиленной порции матана мозги требовали повышенной порции глюкозы. Но вот беда: на кухне горел свет, а это значило, что там обитал Константин Витальевич, общение с которым никак не входило в Катины планы.
        Она попыталась было прошмыгнуть в свою комнату, но отцовский голос настиг ровно на середине пути:
        - Катерина!
        Так, это было что-то новенькое: кажется, Строев не расставался с «Катюшей» даже на том достопамятном выпускном. И любопытство победило привычное желание притвориться глухой.
        Закинув рюкзак с учебниками в свою комнату, Катя уверенной походкой прошагала на кухню. Отец встретил ее на том же стуле и в той же одежде, что и утром, словно за весь день не сходил с места.
        - Звали, Константин Витальевич? - решила не отставать от него в оригинальности Катя, однако Строев не отреагировал на столь вызывающее приветствие. Вместо этого велел закрыть дверь, а потом подойти к нему ближе. Катя со все растущим интересом выполнила оба приказания. Однако следом едва не подпрыгнула.
        - Дыхни! - заявил отец. Катя даже не поверила в то, что услышала.
        - Я…
        - Дыхни, Катерина, я хочу знать, что ты не пила! - повторил он, и на лице у него появилась такая категоричность, словно он готовился лечь костьми у двери и не выпускать Катю из кухни до тех пор, пока она не подчинится.
        Катя покрутила пальцем у виска, но благоразумно решила не связываться с этим одержимым. Выдохнула на любимого родителя полной грудью и поинтересовалась, закатывать ли ей рукава, чтобы тот мог убедиться в отсутствии следов от уколов.
        Однако Строев ее остроумия не оценил.
        - Где ты была? - жестко спросил он. Катя хмыкнула и прислонилась к кухонному пеналу. Наверное, стоило бы послать его, а в случае сопротивления - пригрозить уходом из дома, но Катя за три года весьма неплохо успела изучить отца, чтобы понимать: он взбрыкнул не на ровном месте. При всех его властных замашках он отличался завидным терпением, а коль скоро то закончилось, то тому должна была иметься весьма весомая причина. И эту причину Катя хотела узнать.
        - У Ромки, - почти дружелюбно отозвалась она: кажется, картошка Давыдова творила чудеса, ибо обычная Катерина Сорокина уже десять раз бы вспылила и разругалась с родителем вдрызг. - Занимались математикой. Могу и примеры решенные показать.
        Однако примеры Строева неожиданно не интересовали.
        - И для этого ты вынесла банку огурцов? - резко спросил он. Катя закатила глаза: конечно, огурцами же только водку закусывают! Хорошего мнения Строев был о своей дочери!
        - Вишневое варенье плохо сочетается с жареной картошкой! - вызывающе сообщила она. - Но, если тебе жалко огурцов, в следующий раз я возьму его.
        Спесь на лице Строева наконец сменилась недоумением.
        - При чем здесь картошка? - глупо спросил он. Катя прожгла его обвинительным взглядом.
        - Догадайся! - огрызнулась она. - А то про водку-то ты быстро сообразил, а с картошкой вдруг заминка вышла.
        Он долго внимательно смотрел на нее, но Катя и не думала отводить глаза. Уж нынче ее вины ни на йоту не было. Знать бы еще, с чего вдруг…
        - Извини меня, - неожиданно совсем другим тоном проговорил Строев и с облегчением вздохнул. - Я не должен был в тебе сомневаться.
        Катя передернула плечами. Спускать подобное оскорбление она не собиралась.
        - Извиню, когда научишься сначала спрашивать, а потом обвинять! - припечатала она. - Можешь на работе подчиненных своих строить, а меня не смей! Я тебе ничего не должна! И имей совесть наконец это признать!
        Больше смотреть на отца она не хотела. К горлу подкатила незаслуженная обида, и Катя, резко развернувшись, вылетела из кухни. А потом, запершись в собственной комнате, набрала питерский Сонин номер. Она не хотела рыдать, страдая из-за очередного отцовского выступления и жалея себя. Но день, кажется, оказался слишком длинным и непростым, чтобы переварить его в одиночку. И, слушая в трубке длинные гудки, Катя мысленно торопила подругу, чувствуя, что перестает справляться. Если Сонька и вовсе не ответит…
        - Да, Сорокина! - наконец раздался в динамике недовольный, но такой родной голос. - Чего трезвонишь, как будто не знаешь, что у меня сегодня танцы? На часы смотреть разучилась?
        Катя со стыдом припомнила, что у Соньки действительно по пятничным вечерам фитнес-зал, и именно в это время, учитывая двухчасовую разницу с Питером.
        - Извини, Сонь, - покаялась она. - Совсем из головы вылетело. Перезвони мне, как освободишься.
        - Так, стоп! - возразила Сонька. - А что у тебя с голосом? Опять с отцом поцапалась? Или посерьезней появилась причина?
        Катя глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и не раскваситься окончательно от Сонькиного участия.
        - И то и другое, - пробормотала она. - Надо… много рассказать. Но ты занимайся, Сонь, я подожду.
        - Слышу я, как ты подождешь! - хмыкнула Сонька и на секунду задумалась. - Ладно, Катюха, черт с ними, с танцами, все равно сегодня грымза какая-то ведет. Давай я найду укромный уголок, и ты мне все расскажешь.
        Сил возражать Катя в себе не нашла. Сонька подвизалась на танцы из-за симпатичного тренера, и Кате не хватило бы совести испортить ее импровизированное свидание. Но коль скоро то испортилось само еще до ее звонка…
        - Все, Катюха, я готова тебя слушать и внимать, - весьма скоро сообщила Соня, и Катя при всей своей фантазии не смогла придумать, где она сумела уединиться в фитнес-центре. Впрочем, ей, пожалуй, было сейчас все равно, даже если бы ее жалобы попали бы в чьи-то посторонние уши.
        - С кого начать? - вздохнула Катя. Сонька в трубке усмехнулась.
        - То есть объекта все-таки два? - уточнила она. Катя неопределенно повела плечами, хотя Сонька, конечно, не могла ее видеть.
        - Даже три, - поправила она.
        - Ого! - изумилась Сонька. - Ты времени даром не теряешь, Сорокина. Вчера как будто еще только один Олежек был.
        Катя поморщилась: пренебрежительного Сониного отношения к Олегу она не любила. Но вряд ли сейчас было подходящее время высказывать единственной подруге свое недовольство.
        - Он один и остался! - все же раздраженно проговорила она. - Строев белены объелся! Решил, что я пьяная домой пришла!
        - Ты - и пьяная? - прыснула на том конце провода Сонька. - А что за повод? Чтобы Катюха Сорокина напилась, должны как минимум отменить глобальное потепление. Или я чего-то о тебе не знаю?
        - Ты как раз все знаешь, - зло отозвалась Катя. - В отличие от папеньки! Нет, ты только представь: засек меня с банкой огурцов и решил…
        - А зачем тебе банка огурцов, Сорокина? - не стала дослушивать Сонька. - Я бы в этом случае на месте твоего отца не в пьянстве тебя заподозрила, а в попытке его отравить.
        Катя фыркнула: с Сонькой невозможно было серьезно разговаривать. Впрочем, Катя не серьезности и искала.
        - Ромка картошку пожарил, - в очередной раз принялась объяснять она. - Ну не пустую же ее есть. Вот я и взяла из дома…
        - Ромка? - снова перебила ее Соня. Катя подтвердила. - Давыдов? - продолжил Сонькин выпытывающий голос. Катя недовольно передернула плечами.
        - Ну да, Ромка Давыдов! - повторила она. - Что тебя удивляет, Сонь? Что он картошку умеет жарить?
        Как бы не так!
        - Меня удивляет, подруга, что картошку с огурцами ты вкушаешь вместе с Романом! - заявила Сонька. - Разве не Олег у нас был в планах? И разве не с ним вы вчера тусили в «Пурмарили»?
        Катя снова вздохнула. О грандиозном плане по завоеванию Олега Карпоноса Соня не знала и, честно говоря, Катя не собиралась об этом распространяться. Но она сама загнала себя в ловушку, и теперь предстояло либо врать, либо колоться.
        Врать Катя не хотела.
        - Я заставила Ромку поспорить на меня с Олегом, - начала она свой некороткий и явно нескучный рассказ о последней неделе, во время которого Соня, вопреки своей привычке перебивать, уточнять и иронизировать, обходилась только междометьями и лишь в конце вынесла приговор:
        - Ну, Сорокина, ты и кашу заварила!
        Катя промолчала, вполне согласная с этим утверждением. Заварила. Знать бы еще, что из этого получится.
        Сонька ответа явно не имела, потому что следующей ее фразой стало:
        - И что ты собираешься со всей этой сказочной радостью делать дальше?
        Катя многозначительно покачала головой.
        - От Олега я не откажусь! - первым делом обозначила она и почти увидела, как Сонька махнула рукой.
        - В этом я не сомневаюсь: когда бы ты от своих сумасшедших идей отказывалась? - заявила она. - Только зачем ты с Ромкой тогда заигрываешь? Вряд ли Олежек это оценит, а ты сильно рискуешь.
        - Я не заигрываю! - возмутилась Катя, даже оставив в стороне гадкое «Олежек». - С чего ты взяла?
        - С блинчиков твоих и огурчиков, - вынесла вердикт Сонька. - Всем известно, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. И, судя по твоим рассказам, до сердца Давыдова тебе теперь куда ближе, чем до сердца Карпоноса.
        Катя резко выдохнула: вот же глупости!
        - Не собираюсь я покорять Давыдова! - отрезала она. - Просто хотела отблагодарить его за помощь! Или, по-твоему, надо было принять ее как должное?
        - Благодарная ты наша! - усмехнулась Сонька и что-то себе под нос запела. Это означало, что она глубоко задумалась. Катя не стала подливать масла в огонь. - Как тебе вообще удалось раскрутить Давыдова на подобный спектакль? Он же в школе был кристальной души человек. Помнишь, как Златка однажды притащила ответы по ВПР и мы все дружно их переписали? По алгебре это, что ли, было? А Давыдов заявил, что предпочитает честно провалиться, но не врать. Так кто его с тех пор испортил, Катюха? Уж не ты ли?
        Катя поджала губы, не довольная этим обвинением.
        - Ромке по алгебре не нужны никакие подсказки, - буркнула она. - Он матан как орешки щелкает, зачем ему…
        - А ты и это знаешь? - многозначительно заметила Сонька, и Катя прикусила язык. Еще немного, и подруга окончательно погрязнет в фантазиях, где Амур пронзил одной стрелой Сорокину и Давыдова. Нет уж, Катя вовсе не за тем звонила. И не собиралась менять тему!
        - Ладно, Сонь, с Ромкой я как-нибудь сама разберусь, - примирительно проговорила она. - Скажи, как мне влюбить в себя Олега. Спор спором, но я-то хочу не просто с ним переспать и расстаться. Мне он нужен! А я пока только и делаю что ссорюсь с ним.
        В отличие от подруги Соня Бессонова была весьма популярной девчонкой в старших классах и, несомненно, знала, как обращаться с сильным полом. И если кто и мог помочь Кате после того, как она дважды едва все не испортила, то только она.
        - Ссоры отставить! - с ходу приказала Сонька. - Парни любят, когда их слушают и когда с ними соглашаются. Даже если тебя воротит от его выводов, Сорокина, прячь норов и мило улыбайся. Никому не нужна склочная заучка. Парни хотят чувствовать себя умнее, опытнее и главнее. Это у них в крови, а против природы не попрешь.
        Катя вздохнула, признавая справедливость Сониных слов. Олег сегодня давил на нее именно потому, что считал себя правым, и не понимал, почему Катя упирается. По-хорошему, он и был прав, и вне спора Катя согласилась бы с его доводами. Так что, быть может, это и не будет так неприятно, как кажется на первый взгляд? Да и Кате, пожалуй, на самом деле стоит поумерить собственный пыл. Она уже не в школе. И Олег не глупый одноклассник, которого надо воспитывать. Он взрослый состоявшийся человек, и Кате, если она хочет быть с ним, придется считаться с его мнением.
        - Постараюсь, - пообещала она. - Но если вдруг мне что-то не понравится…
        - Никаких «но», Сорокина! - возразила Сонька. - Приручение - это долгий и трудный путь, и любая ошибка может полностью перечеркнуть все былые достижения. Парень должен понимать, что ты на его стороне. Всегда. Он должен научиться тебе доверять, и доверять без единой оговорки. Он должен чувствовать себя с тобой спокойно и уверенно, как ни с одной другой не чувствовал, - тогда и только тогда он пустит тебя в свою жизнь. Иначе не получится.
        Катя насупилась: ей этот абсолютизм совершенно не понравился. Не настолько хорошо она, на самом деле, знала Олега, чтобы быть уверенной в его желаниях. А ну как он потребует что-нибудь, что Кате совсем претит. Как в первый вечер, например. Или…
        - Не куксись, Сорокина, - без слов поняла ее молчание Сонька. - Никто не заставляет тебя ломать себя в угоду любви. Делай, что тебе угодно, но только не скандируй о своих принципах на каждом углу, как ты привыкла. Парни таких упертых не любят. Им нужны мягкие, покладистые, которые в рот смотрят и каждым словом восхищаются…
        Катя снова вздохнула, понимая, что подруга озвучивает ее собственные наблюдения за Олегом. А так хотелось, чтобы он оценил ее настоящую. Кате казалось, что только он на это и способен.
        - Так что придется тебе поиграть, Катюха, - продолжала между тем Сонька. - Покажи ему, что ты не такая, как все. Что тебя интересуют в первую очередь его желания и его стремления, поддержи их, только искренне поддержи, - и потом он с рук у тебя есть будет. Приручить всегда успеешь, главное не стартани раньше срока. Дай ему дозреть.
        Катя поморщилась, по-прежнему не представляя, как станет выполнять Сонькины наставления. Слишком привыкла она полагаться на себя и действовать своим умом. И отвечать за собственные ошибки. Жить чужой жизнью ей совсем не хотелось.
        - Надеюсь, твоя теория проверена на практике? - наконец кисло поинтересовалась она, ища повод отказаться от Сонькиных экспериментов, но подруга разочаровала.
        - Разумеется! - отрезала она. - Я два года практиковалась, прежде чем тебе советовать. На всех парнях, с которыми встречалась, такой способ опробовала.
        - И все у тебя с рук ели? - припомнила Катя неприятную Сонькину фразу и почти увидела, как Сонька закатила глаза. Но и здесь ошиблась.
        - Давыдов твой отказался, - с непонятной усмешкой ответила Сонька. - Я ж говорю, он на честности помешан и любой подвох за версту чует. Расколол меня на третьем свидании - на нем и расстались. Но общий счет один к двенадцати - согласись, неплохой процент для уверенности…
        Однако Катя уловила из ее подсчетов другое.
        - Ты что, с Ромкой встречалась, Бессонова? - с недоверием воскликнула она. - Когда? Почему я не знаю?
        Сонька на том конце провода ненадолго замешкалась.
        - Катюх, ну ты же всегда его немного «того» считала - с этими браслетами и помешанностью на видеоиграх, - наконец заговорила она. - А мне он, наоборот, как-то понравился сразу: серьезный такой парень, симпатичный, и к девушкам с уважением. Ну я и предложила ему в кино сходить. А он не отказался. Потом говорил, кстати, что его эта моя прямота и зацепила. Может, не реши я поэкспериментировать, и завязалось бы что серьезное. Но Давыдов не из тех, на ком можно ставить эксперименты. Он простой, как три копейки. Я, конечно, себя уговорила, что мне такой рубаха-парень даром не нужен, но, кажется, именно о нем чаще всего жалела. Какой-то он… настоящий, что ли. Впрочем, извини, к нашему делу это отношения не имеет, и Ромку как погрешность мы учитывать не будем.
        - Тебе виднее, - насупленно буркнула Катя. - Ты у нас на психолога учишься.
        В душе неожиданно появилась горечь. Разговор с Сонькой, и так-то не слишком приятный, перешел в разряд отталкивающих. Катя и подумать не могла, что подруга что-то от нее скрывала. Обычно она с охотой делилась своими победами и поражениями, и они вместе радовались одним и огорчались из-за других. Сонька меняла парней легко, весело, зная себе цену и не впадая из-за них в уныние, но никогда не предлагала подруге составить ей компанию. Знала, что Катя открестится, сославшись на дела, или… не хотела делиться? До сих пор Кате не приходила подобная мысль в голову, но известие об интересе Бессоновой к Ромке резануло какой-то пока непонятной истиной. И истина была не в том, что ее обманывали, а в том, что в действительности она ничего не знала о людях, которые много лет были рядом с ней.
        Например, о маме. Катя была уверена, что им хорошо вдвоем и что она никогда не примет в свою жизнь мужчину; тем более того, из-за которого в одиночку поднимала дочь. Но вот они со Строевым уже три года вместе, родили второго ребенка и счастливы так, что ни разу за эти три года не только не поссорились, но даже не повысили друг на друга голос. Смотрят один на другого влюбленными глазами, будто подростки, и радуются даже самым глупым нежностям. И Строев без единого упрека встает к Игорешке ночами, а мама оберегает мужа от неприятностей, даже когда они исходят от Кати.
        Или Сонька вот. Катя почему-то думала, что они поступят в один университет, пусть и на разные факультеты, и будут по выходным отрываться в какой-нибудь кофейне, делясь новостями, ругая преподов и обсуждая парней, а вон как все вышло на самом деле. Как Катя пропустила тот момент, когда Сонька засобиралась в Питер? И оказалась совершенно не готова к расставанию? А теперь вот еще узнала, что в школе Сонька встречалась с Ромой.
        Собственно, какую-то неделю назад ей было бы это совершенно безразлично, как был безразличен сам Давыдов, мелькающий пару раз в неделю в общем автобусе и знакомый ровно настолько, насколько позволяли дальнесоседские отношения. А ведь были два года в одном классе, в течение которых Катя смотрела сквозь Ромку, не думая, что он не просто часть окружающей ее бесформенной массы. Что у него, как и у любого другого, конечно, есть свои мысли, свои чувства, свои стремления, и они вовсе не крутятся вокруг Сорокиной, сколь бы ни считала она себя центром Вселенной. И даже та знаменательная встреча на лестнице, когда Катя решила Ромкину проблему с университетом, ничего для нее не изменила. Катя привычно разрулила чужие неприятности и не увидела повода узнать за ними человека.
        Все изменилось, когда проблемы появились у самой Кати и когда Ромка не только не отвернулся от них, но и сумел их решить. Никто, кроме мамы сто лет назад, не утешал Катю, не брал на себя ее ответственности и не разгребал сделанные ею завалы. Она ведь и не просила ни о чем - и тем больше поражалась тому Ромкиному поведению, и тем сильнее испытывала к нему благодарность… и тем ближе он неожиданно становился. И кажется, именно из-за этой нечаянной близости Кате было так горько сейчас. Она потеряла маму и Соньку и знала, как это больно. И от Сониных слов о том, что она зацепила Давыдова, в душе стало ровно так же пусто и одиноко.
        Его она тоже не удосужилась узнать.
        - Сонь, а что ты делала, когда испытуемый требовал от тебя то, что ты не могла выполнить? - как-то апатично спросила Катя, вспомнив, с какой настойчивостью Олег добивался сегодня, чтобы она дала Ромке от ворот поворот, и неожиданно поняв, что ее упрямый отказ был вызван не только их спором. Она не хотела терять Ромку. Просто не могла.
        В трубке послышался протяжный вдох.
        - Бросала его, Сорокина, - не порадовала ее Сонька. - Но нам же это не подходит?
        - Нет. Не подходит, - так же безразлично подтвердила Катя и тоже вздохнула. Нет, хватит, хватит! Пора брать себя в руки и выбрасывать из головы всякие глупости! Что Сонька, что Ромка, когда у нее будет Олег? Самый близкий и самый нужный человек. Однажды они по-настоящему будут вместе, и тогда уж Катя перестанет чувствовать себя одинокой. А для этого, пожалуй, можно и измениться. Хотя бы на время. Уж если у Соньки с ее характером получилось… - Спасибо за совет, Сонь, - улыбнулась она и решительно сбросила одолевшую хандру. - Обязательно им воспользуюсь!
        - И не забудь рассказать, что получилось! - потребовала Сонька, и Катя дала и такое обещание. Только почему вдруг захотелось включить телевизор и поискать хоккейный матч?
        Глава 10
        С командой Роме повезло. Пусть в большинстве своем на каток приходили взрослые состоявшиеся мужики, желающие отвести душу после тяжелой трудовой недели, на студента-первокурсника Давыдова они свысока не смотрели и судили о нем по игре, а не по возрасту. А уж в игре Рома отрывался, не жалея себя, не замечая усталости и не боясь неудач. Эти самые неудачи оставались в другой жизни, которой не было места на катке, на расчерченном лезвиями льду, в свете прожекторов, в окружении дышащих с ним одним воздухом людей, в соперничестве за шайбу и в стремлении поразить чужие ворота. Когда черный плоский снаряд оказывался на крюке, Рома словно сливался с клюшкой и видел лишь вратаря и тот путь, что до него надо было проделать. Парни после игры смеялись, что в Давыдова у чужих ворот вселялся дьявол и того даже видно в его лице и его глазах, а Роме нечем было крыть. Действительно, вселялся, словно мстя за те годы, что Рома был лишен игры. Пять лет прошло с тех пор, как он в последний раз стоял на коньках, - но не забыл, нет, ничего не забыл. Только злее стал - ну да это игре на пользу. А какое удовольствие, на
самом деле, после шести дней в университетских аудиториях и шести ночей - в лабиринтах чужих программ оторваться на льду, сбросив скопившееся напряжение и зарядившись энергией на новую неделю! И какая светлая мысль пару месяцев назад загнала его в соседний двор ровно тогда, когда здесь была игра. Рома оказался одним из немногих зрителей и так увлекся матчем, что сам не заметил, как стал подсказывать, какой партнер сейчас открыт и как лучше нанести удар. Мужики в хоккейных свитерах сначала усмехались, потом бросали на него далекие от восхищения взгляды, а после игры двое из них подъехали к бортику и предложили Роме, коли он такой умный, самому выйти на лед.
        Наверное, это был сарказм, но Рома, вместо того чтобы оскорбиться, пообещал прийти в следующее воскресенье и подтвердить советы на практике.
        Вряд ли парни ждали, что он сдержит слово, но Рома бухнул всю выручку за месяц на коньки и клюшку и заявился на каток с непробиваемым намерением сыграть матч.
        На его счастье, в тот самый день у одного из нападающих родился ребенок и его место на ближайшие пару месяцев оказалось вакантным, и Рома не преминул воспользоваться такой удачей. Поначалу, конечно, пришлось непросто, и новые смешки сопровождали его почти весь первый период, но Роме было плевать на них. Руки вспоминали, и ноги вспоминали, и вот он уже на эффектном повороте лихо загнал шайбу прямо под перекладину, а потом, обведя двух защитников, отправил ее между вратарскими щитками.
        Но и раздавшиеся аплодисменты не имели особого значения - лишь игра, ее пыл, ее азарт, ее скорость и ощущение бесконечной свободы. Как же Рома скучал по ним! И почти уверился, что расстался с ними навсегда.
        Сегодня они были особенно ценны. Отвратительная неделя, в которой оказалось слишком много богоподобного Карпоноса, требовала своей жертвы, и Рома носился по льду, как заведенный, отбирая, нападая, подсекая, не чураясь столкновений и чувствуя, как с потом выходит отвращение к самому себе и мерзкое ощущение грязи. Не раз и не два парни одергивали его, советуя поберечь силы на следующие периоды, но Рома знал, что силы будут. Не вся еще злость выдавилась из легких, она поможет, не даст сдуться раньше времени. И Рома жалел только, что игра закончится слишком быстро, а следующая будет лишь в следующее воскресенье. Тоскливая неделя на нелюбимой специальности под зорким оком декана всея естественных наук Строева. Субботу Рома прогулял, решив посвятить ее новому заказу и дать Константину Витальевичу переварить визит к нему Карпоноса, но завтра на матане за это явно придется расплачиваться. Не простит ему Строев прогула, прокатит на всю аудиторию, еще и не постесняется поинтересоваться, по какой причине Роман не может подняться субботним утром с кровати. И Роме придется терпеть в отсутствие другого выхода.
Терпеть еще три месяца. Черт, да тут никакого хоккея не хватит!
        Он размахнулся и с такой силой послал шайбу в ворота, что едва не порвал сетку. Счет стал 7:2 в пользу их команды, и только тут Рома заметил у бортика знакомый зеленый пуховик и зеленую же шапку на огненно-рыжих волосах. Катюха Сорокина. Стояла и смотрела на Рому, и даже рот, кажется, приоткрыла от удивления. Вот уж кого он не ждал. И вот кого, признаться, совсем не хотел сейчас видеть.
        Как назло, именно в этот момент прозвучал свисток арбитра, возвещающий конец второго периода. Можно было несколько минут передохнуть, и у Ромы не оставалось никаких шансов пройти мимо Сорокиной и хотя бы не поздороваться.
        Усталость навалилась из неоткуда, и Рома практически доковылял до бортика, чтобы очутиться лицом к лицу с восторженной Катюхой.
        - Привет, - глухо проговорил он, но она и не думала отвечать. Вместо этого обвела руками корт и с потрясением выдохнула:
        - Я не знала, что ты так умеешь!
        Рома пожал плечами: спасибо хоть об этом матушка не вытрепала.
        - Это хоккей, - глупо сообщил он. Катя кивнула.
        - Ты не говорил, что играешь в хоккей, - тем же тоном сказала она, и у Ромы загорелось между лопатками. Смотреть в ее восхищенное лицо равнодушно было совершенно невозможно.
        - Ты не спрашивала, - снова повел плечами он. Катя виновато улыбнулась, как будто это было ее обязанностью, и, подняв руку, вытерла ему бровь.
        - Снег, - завороженно проговорила она, и Рома ни в жизнь бы не сказал, откуда он там взялся. Но какая, черт возьми, разница, если в груди застучало сильнее, чем во время игры, а Катя как будто и не думала опускать руку, привлекая ближе и…
        Отрывистый кашель откуда-то из-за бортика привел в себя. Катя смущенно посмотрела вниз, потом подхватила на руки крепыша в синем комбинезоне и красных варежках. В одной руке тот крепко держал лопату, а со второй самозабвенно слизывал снег. Катя принялась немедленно очищать его варежку, а Рома протянул карапузу руку.
        - Роман, - представился он. Карапуз внимательно посмотрел на него, потом на Катюху, потом на Ромину пятерню и наконец положил на нее свою руку.
        - Это Игорешка, - объяснила Катюха, как будто она могла нянчиться с кем-то другим. - Ему получше стало, вот мы и выбрались на улицу. А тут ты…
        - Тут я, - согласился Рома и заметил, как младший Строев с интересом рассматривает его клюшку. Потом даже протянул руку в варежке, чтобы потрогать рукоятку.
        - Тоже хочу! - категорично заявил он. Катюха тут же принялась объяснять, что это чужая вещь, что это не игрушка, что она нужна для хоккея, что Игореша еще слишком маленький для такой вещи, а Рома неожиданно для самого себя перехватил его у Катюхи.
        - Дай-ка, - проговорил он и следом поставил его на лед. Младший Строев удивленно задрал голову, но Рома тут же протянул ему клюшку.
        - Меняемся на лопату? - предложил он. - Ненадолго, пока гол не забьешь.
        Игореха посмотрел было на сестру, но дожидаться ее решения не стал. Протянул Роме лопату и получил взамен обещанную клюшку. Та явно была тяжела для такого карапуза, но руки Игореха не разжимал. Вместо этого тараном пошел вперед, к воротам, толкая клюшку перед собой. О шайбе он и не вспоминал, но, наверное, это было и не столь важно. Пару раз он поскальзывался и падал, но поднимался сам, неловко подцеплял клюшку и снова топал к воротам.
        Добрался он до них аккурат к окончанию перерыва. Не желая задерживать игру, Рома попытался было снова взять Игореху на руки, чтобы передать его сестре, но тот продолжал увлеченно тыкать клюшкой в ворота, поворачиваясь к Роме спиной, с какого бы он бока к нему ни подошел, и огрызался на призывы Кати пойти к ней. На льду собирались парни из обеих команд и с интересом рассматривали Рому, очевидно ожидая, как он сладит с карапузом. И ничего, наверное, не стоило перехватить того поперек комбинезона и перекинуть через бортик, но Роме представилось, как его бы посреди атаки точно так же вытолкали с площадки, и он избрал другую тактику.
        - Ты тогда тут за меня поиграй, а я пойду пока Катю домой провожу, - провокационно заявил он. - А то поздно уже, темно, нельзя ее одну отпускать. Девочка все-таки, защищать требуется.
        Прием на младшего Строева подействовал безотказно. Он бросил клюшку, обжег Рому вызывающим взглядом, рыкнул:
        - Сам! - и засеменил к сестре. Пожалуй, он проделал бы в бортике дыру - с таким напором к нему шел - если бы Рома своевременно не распахнул перед ним дверцу. Игореха взял Катю за руку и, не оборачиваясь, чтобы попрощаться, потянул ее прочь от катка. Катя только и успела пробормотать:
        - Я скоро вернусь, - и виновато пожать плечами, как будто обещала Роме остаться. Он криво усмехнулся.
        - Я бы на его месте тебя не отпустил, - забавно заметил он, не зная, услышала ли его Катюха. Зато партнеры услышали точно.
        - Твои? - поинтересовался Дмитрий Александрович, фамилию которого Рома не знал, зато знал его отличный дриблинг и точнехонькие - аккурат на крюк - передачи. Врать ему смысла не имело.
        - Бывшая одноклассница и ее брат, - объяснил он и получил в ответ неодобрительный смешок.
        - Зря!
        Рома поморщился и указал на центр поля.
        - Ты, Дмитрий Саныч, лучше забивай с такой же скоростью, с какой языком мелешь, - посоветовал он, не собираясь распространяться о своей личной жизни. Тем более что и распространяться-то было не о чем. Катюха просто шла мимо и попала на красивый момент. Сейчас придет домой, отыщет фоточку Карпоноса, залюбуется на его светлые очи и думать забудет о своем обещании. Так что Рома не станет ее ждать. Не для того он, в конце концов, выходил на лед.
        - Зря! - снова сообщил годившийся ему в отцы Дмитрий Саныч и поехал на розыгрыш шайбы. Рома передернул плечами и встал позади него в ожидании отскочившего снаряда. Нет, не станет! Выкинет Катюху из головы и вернется к прежней жизни. К той, где не было Сорокиной, ее непривычной беспомощности, ее неожиданной заботливости, ее неуместного внимания, ее неправильной близости, ее..
        - Давыдов! - выдернул из грез громкий крик, и Рома едва увернулся от летевшего на него соперника. Выхватил у того шайбу прямо из-под ног и рванул к воротам. А взгляд против воли скользнул по бортику, хотя ни при каких допусках Сорокина не успела бы за эту минуту добежать до дома и вернуться обратно. Ее и не было среди нескольких подмерзших зрителей. Зато Рома запнулся на ровном месте и потерял шайбу. Тут же выправился и бросился в погоню, но гол в их ворота стал резонным ответом на секундную расслабленность. Рома чертыхнулся, ругая себя за оплошность, но тут же почувствовал ободряющее похлопывание по плечу.
        - Не беда, - утешил Дмитрий Саныч. - Сейчас расквитаемся.
        Рома кивнул и глубоко вздохнул, восстанавливая душевное равновесие. Вот бы отец хоть раз в жизни сказал что-то подобное. Сказал «мы» вместо привычного «ты» и столь же привычного «я». Но с отцом они никогда не были командой, в отличие от той команды, частью которой сейчас стал Рома. И ее он не мог подвести.
        Ему достало двух атак, чтобы с паса Дмитрия Саныча исправить предыдущую ошибку, - и тут уже Рома не позволил себе отвлекаться на зрителей. После игры будет время изучить их всех и убедиться в собственной правоте. А пока игра. А пока команда.
        Следующие несколько минут пришлось просидеть в глухой обороне, потому что соперники неожиданно собрались с силами и выдали, пожалуй, лучший отрезок своей игры. Рома снова и снова пытался прорваться в атаку, но его нещадно накрывали. И лишь когда на табло пошел обратный отсчет секунд, он выцарапал наконец шайбу и скинул ее Дмитрию Санычу. Тот умело выманил на себя соперников, а потом почти незаметно выдал пас на Рому. Он подставил клюшку - и зрители зашлись аплодисментами. Рома выдохнул - и услышал совсем рядом восторженный Катюхин голос. Обернулся, встретился взглядом с распахнутыми голубыми глазами. Заулыбался, чувствуя, как заполняет грудь тепло. Пришла. Обещала - и пришла. Вот ведь… дурочка…
        - Я все же тебя провожу, - чуть вызывающе проговорил Рома, подъезжая к бортику и не слушая новых похвал в свой адрес. Катя тоже заулыбалась. Игра закончилась, и они могли больше ни с кем не считаться.
        - Как ты ловко с Игорешкой! - с восхищением произнесла она. - Я уж думала, придется силком его утаскивать. Упрямый - сил нет. Даже мама с ним не справляется.
        Рома пожал плечами. Его сестре было всего на месяц меньше, чем Игорехе, и именно по ней Рома почему-то больше всего скучал.
        - Мне переодеться надо, - сообщил он. - Это недолго.
        Катя кивнула, не дожидаясь окончания его слов. Рома на скамейке сменил коньки на ботинки и натянул теплую куртку прямо поверх хоккейного свитера. Быстро попрощался с командой, весело огрызнулся на очередную поддевку Дмитрия Саныча и вернулся к Катюхе. Она ждала его на том же месте и зачем-то внимательно осматривала опустевший лед.
        - Не думала, что хоккей - это так увлекательно, - не дожидаясь его вопроса, объяснила она. - Скорость. И азарт. И мастерство. И… Ромка, ты меня просто поразил! Смотрела бы и смотрела! Где ты так научился?
        Он пожал печами и подал ей руку, помогая спуститься с подставки, на которую Катюха забралась, чтобы лучше видеть игру.
        - В секцию в детстве ходил, - ответил он. - До четырнадцати лет. Потом мы переехали к черту на кулички, и пришлось бросить. Оставить меня в хоккейном интернате родители не согласились.
        Катюха глянула на него испытующе, то ли проверяя, то ли ожидая продолжения. Но Рома не собирался пускаться в жалобы. Отболело уже, улеглось. Да и новое он себе увлечение нашел - ничуть не хуже старого. И уж от него-то его никто не заставит отказаться.
        Катя сжала его руку, из которой он, оказывается, так и не выпустил ее.
        - Страшно оставлять ребенка одного в чужом городе, - попыталась она оправдать решение его родителей, но именно это неожиданно заставило Рому вспылить.
        - Страшно отступиться от замысла сделать из ребенка свое подобие! - отрезал он и вытряхнул Катюхины пальцы из своих. - Страшно признать, что он другой и хочет другого! И не соответствует!
        Фыркнул еще в раздражении - и замолчал. И Катюха притихла, как будто именно ее он обвинил в этом отцовском упрямстве. Черт, это было уж совсем лишним. Рома глубоко вздохнул, угомоняя себялюбие.
        - Кать…
        Но она перебила.
        - Ром, если я достала тебя, ты так и скажи! Без намеков: сам же знаешь, что их не понимают! Я навязалась тебе на голову со своим спором и никак не отлипну. То математика, то хоккей этот теперь. А ты все терпишь, не посылаешь, ты же рыцарь, Давыдов! Вот тогда по-рыцарски, прямо, и скажи!..
        - Что тебе сказать, Сорокина? - ошарашенно переспросил Рома, пока она не наговорила еще каких глупостей. Навязалась - угу! Рыцарь - ну надо же! С Катюхой не соскучишься.
        - Ну, что я… - она запнулась и подняла на него глаза. Темные в неосвещенном дворе и какие-то бездонные. Рома ухнул в них, потеряв нить разговора; впрочем, замолчавшая Катюха как будто тоже ее упустила. И только щеки у нее темнели, словно в отражение и Роминого смятения, а ему до безумия захотелось шагнуть вперед, сунуть руку ей в волосы, прям под шапку, притянуть ее к себе, совсем близко, чтобы ощутить губами ее быстрое дыхание…
        Сбрендил, Давыдов! На чужой каравай!..
        - Что ты давно уже не президент школы, Катюха, и не обязана наседничать над нами? - заставил он себя тепло усмехнуться. Потом все же поднял руку и озорно натянул ей шапку на глаза. - Скажу, не сомневайся: за мной не заржавеет.
        - Ромка! - шутливо возмутилась Катюха и толкнула его в грудь. - Я серьезно, между прочим! А ты теряешь единственный законный шанс от меня избавиться! Второго я не дам!
        Кто ее знает, почему ей вдруг пришло в голову сказать подобные фразы. Рома в ответ пожал плечами и честно признался:
        - Я не хочу от тебя избавляться, Сорокина.
        Она немного помолчала, очевидно снова ожидая продолжение. И снова его не дождалась.
        - Это хорошо, - с чувствительным облегчением произнесла она. А потом мечтательно вздохнула и улыбнулась. - Ты потрясающе играл!
        Глава 11
        Олега Катя увидела издалека; впрочем, его светлые волосы и статную фигуру было трудно не узнать. Сердце забилось в предчувствии: как же Катя скучала! Почти четыре дня его не видела! В два раза больше, чем они встречались! Только бы Олег не решил отказаться от нее в этой поездке: все-таки Катя не могла быть до конца уверена в его к себе интересе. А за четыре дня…
        Катя сердито выдохнула и решительно направилась к Олегу, попутно надевая улыбку и припоминая Сонькины наставления. Не возражать, не огрызаться, не давить. Соглашаться и восхищаться. Катя все три дня репетировала свою роль и почти в нее вжилась. Она справится. Главное - сделать первый шаг.
        - Катя! - Олег помахал ей рукой, и у нее отлегло от сердца: нет, не передумал, иначе прошел бы мимо, сделав вид, что не заметил. Катя прибавила шаг и почти подлетела к нему. Заулыбалась уже искренне, глядя в чудесные зеленые глаза. Кажется, Олег за время разлуки стал еще красивее. Или она сошла с ума?
        - Как я рада твоему возвращению! - пробормотала она, не в силах придумать ничего умнее. Олег тоже улыбнулся, потом приобнял ее за плечо и потянул в конец коридора, к окну, где пока было не слишком много студентов.
        - Я тоже рад тебя видеть, - мягко проговорил он и быстро поцеловал Катю в губы. - Как ты здесь без меня? Скучала?
        - Скучала, - согласилась она и погладила его по руке. Все хорошо, все по-прежнему хорошо. Можно не волноваться понапрасну. - Минуты считала до твоего возвращения. А сегодня специально к первой паре приехала, чтобы поскорее тебя увидеть.
        Сказала - и заглянула преданно Олегу в лицо: не перебор ли? Не решит ли, что она чересчур навязывается? Но Олег только чуть удивленно поднял брови, а потом ласково погладил ее по щеке.
        - Я тоже думал о тебе, - сказал он. - Жаль, что не получилось позвать тебя с нами: билеты давно уже были заказаны, а у нас тут с тобой только закрутилось.
        Катя кивнула, и не думая обвинять его в недогадливости. Вряд ли она согласилась бы с ходу на такую авантюру, хотя, конечно, что могло быть лучше, чем провести несколько дней с любимым вдали от чужих глаз? Они бы прогулялись по набережной, зашли в Казанский кремль, загадали желание у башни Сююмкибе - и Катя знала, что бы она попросила, - а потом целовались бы в каком-нибудь укромном переулке, пока губы не стало бы саднить, а сердце - невозможно утихомирить. А уж победу команды отпраздновали бы со всей возможной фантазией. Олег наверняка придумал бы нечто такое, о чем сейчас Катя и мечтать не могла. Он на такие штуки был мастак. Один «Пурмарили» чего стоил.
        - Главное - что вы выиграли! - проговорила она, желая напомнить любимому о триумфе. - Ах как жаль, что я не видела тебя на выступлении! На тебя так приятно смотреть! Не помню, чтобы на кого-либо еще мне было смотреть столь же приятно!
        Сказала - и тут же вспыхнула в понимании собственного обмана. Не собиралась лгать, вспомнив, как тайком поглядывала на репетициях на сцену, не сводя глаз со своего кумира, и любовалась, и замирала от каждой его улыбки, и вздыхала потихоньку, и мечтала; но сейчас эту чудесную картину неожиданно затмила другая, не дававшая покоя уже второй день.
        Ромка.
        Ромка, черт бы его побрал, на коньках, на скорости, совершенно преобразившийся в этой своей увлеченности и страсти. Быстрый, резкий, разгоряченный; разгон, остановка, удар - пока еще ледяная струя из-под коньков не опустилась на землю - и Катя словно впитала тот его азарт, словно слилась с ним, прочувствовав каждую его эмоцию - и не избавилась от них даже сегодня. Внутри, в груди, как будто проснулся неведомый вулкан, который никак не мог излиться и освободить Катю от странного, ни на что не похожего жара. В жаре был восторг, было предчувствие, было желание, а Катя стыдилась их и не знала, что с ними делать.
        Знала лишь, что в воскресенье снова пойдет на каток, потому что слишком остро нуждалась в этих эмоциях. И кажется, никто, кроме Ромки, не мог их дать.
        Вот же глупость!
        - Спасибо! - улыбнулся Олег, по счастью принявший краску на ее щеках на свой счет. - Тебе очень идет румянец, Катюша! Жаль, что я не могу подольше побыть с тобой и полюбоваться на него: надо еще забежать в деканат и отчитаться по командировочным. Но, пока не забыл, не планируй ничего на четверг: у меня для тебя сюрприз.
        На этой таинственной ноте он собирался было ретироваться, но Катя, забыв обо всех Сонькиных наставлениях, вцепилась в рукав его пиджака. Сюрпризов ей вполне хватило в прошлый четверг.
        - Какой сюрприз, Олег? - жестко потребовала ответ она, и только его недоуменный взгляд напомнил о данном себе обещании. Катя зажмурилась, проклиная себя и за него, и за несдержанность. - Пожалуйста, скажи, чего ждать, - умоляюще проговорила она. - Иначе я все уроки как на иголках буду, а у меня сегодня коллоквиум и лабораторная с опасными реактивами.
        Она заискивающе улыбнулась, надеясь последней шуткой загладить предыдущую бестактность, и Олег сжалился над ней.
        - Ну, если с реактивами, да еще с опасными, - протянул он и поцеловал Катю в нос. - В театр пойдем, - открыл он секрет и теперь уже коснулся губами ее губ. - Я же обещал начать за тобой ухаживать - вот и начинаю. И никаких отказов слышать не хочу.
        Катя просияла: театр она обожала.
        - Ни за что не откажусь! - счастливо заявила она. - Хочу с тобой в театр! М-м, как же я хочу с тобой в театр!
        - Вот и отлично! - удовлетворенно проговорил Олег и, поцеловав ее еще раз, отправился по делам, а Катя замерла в предчувствии у окна. Как он догадался? Это просто невероятно! Ничего лучше он и придумать не мог! Нет, все-таки они очень близки духовно, даже если пока не всегда понимают друг друга! Мог бы ведь и в кино пригласить или, чего доброго, вообще в цирк на новую программу. А он выбрал театр! Мало парней любит театр, но Олег был одним из них. И уж это свидание ничего не испортит!
        Катя очень надеялась, что до четверга им удастся провести еще хоть пару часов наедине, но Олег с искренним сожалением сказал, что ближайшие вечера придется посвятить подготовке к следующей игре, а также поиску новой солистки: Оксана после очередного своего концерта в Казани получила от Олега решительную отставку. Катя проглотила разочарование из-за его невнимания к собственной персоне и не стала навязываться. Пусть на сцене она чувствовала себя как рыба в воде и легко запоминала номера целиком, раз решила, что будет во всем поддерживать Олега, самое время исполнять свое обещание.
        Тем более что такая тактика начала приносить немедленные плоды, и Олег пригласил Катю посидеть вместе с ним в отборочном жюри.
        - У тебя наметанный дизайнерский взгляд, - искушающе улыбнулся он. - Скажешь, кто будет хорошо смотреться со мной на сцене.
        Он словно испытывал ее, ожидая, что она предложит-таки себя в идеальные партнерши, но Катя мужественно промолчала и пообещала, что станет самым беспристрастным судией.
        Она снова солгала, потому что безупречно рядом с Олегом смотрелась полная, живая, немного грубоватая девица с короткой стрижкой и проблемами с дикцией, а ему, как и следовало ожидать, понравилась длинноногая блондинка с коровьими ресницами и сексуальным грудным голосом. И Катя согласилась, что вместе они составляют безупречную пару, хотя блондинка слишком явно переманивала зрительское внимание с остроумного Олега на свой четвертый размер в декольте, а вот колючая толстуха оттеняла его, всячески подчеркивая его достоинства и скрашивая его недостатки своими. Но слово есть слово, и новой солисткой «Шунут-камня» стала Диана Омельская, новоявленная университетская королева красоты и, вероятно, скорая Катина соперница за сердце капитана команды.
        Катя заставила себя справиться с приступом несвоевременной ревности. Если уже сейчас начинать подозревать Олега в подлости, как тогда вообще строить с ним отношения? Да и ей, пожалуй, не стоило слишком часто впадать в обиды, если она не хочет окончательно его оттолкнуть. Парни любят веселых и беззаботных девчонок, и именно такой Кате предстояло стать. Непростая задача, но мысль о том, что в четверг они пойдут с Олегом в театр, придавала оптимизма. Катя как бы невзначай уточнила, не нужно ли ей знать еще каких-нибудь подробностей нового свидания, но Олег рассмеялся и пообещал, что они будут только вдвоем.
        Вдвоем!
        Ах как грела эта мысль и как торопила Катя время, предвкушая настоящий праздник. Ведь Олег, видя ее неподдельный интерес к своему предложению, еще приоткрыл полог таинственности и сообщил, что билеты у них на премьеру «Обыкновенного чуда». Тут уж Катя окончательно возликовала. Как же она любила старый фильм Захарова с неподражаемыми Абдуловым, Мироновым, Янковским, Леоновым! Всякий раз, когда случайно попадала на него, досматривала до конца. Все песни знала наизусть и могла, наверное, спросонья на любую фразу ответить цитатой из фильма. Никто не знал об этой ее любви, кроме разве что мамы: одноклассники бы не поняли и даже современная Сонька бы засмеяла. А Олег… Неужели ему тоже нравится «Обыкновенное чудо»? Это было бы чудо совсем уж необыкновенное! Но Катя счастливо поверила в него.
        Сборы с утра заняли куда больше времени, чем она планировала: отглаженное вчера вечером платье неожиданно показалось слишком старомодным, поэтому она извлекла из недр шкафа ни разу не надеванный брючный костюм. Катя его не носила лишь потому, что деньги на него в свое время дал Строев. Совершенно глупая история: они ждали маму у женской консультации, и Катя невольно засмотрелась на манекен в соседнем магазине. В магазине этом продавались брендовые вещи, и позволить их себе Катя с мамой, разумеется, не могли. А Строев мог. Просто зашел внутрь и вышел обратно уже с бумажным пакетом, в котором лежал этот самый злосчастный костюм. Катя тогда онемела и даже не смогла высказать беспардонному родителю все, что думает о его навязчивости, но он в ожидании мамы с известием о подтверждении их подозрений, наверное, и не услышал бы Катиных возмущений. Поэтому она поступила иначе и просто забыла об отцовском подарке. А сегодня вспомнила.
        Ну да, она отказывалась от собственной гордости, уступая самонадеянности Строева, но разве Олег не стоил этой маленькой жертвы? Уж теперь она никак не могла его подвести.
        Костюм сел на Катю идеально, словно именно для нее и шился. В дополнение образа она чуть подвила волосы и заколола одну прядь над ухом. Все, теперь к ней было не придраться, и откровенно вытаращившийся на нее в университете Ромка подтвердил это, весьма побаловав Катеринино самолюбие.
        Пока она подходила к нему, он смотрел на нее нескрываемо восхищенным взглядом, а когда остановилась рядом, многозначительно хмыкнул.
        - Ты просто звезда, Катюха! Что за повод? Папеньке Орден почета вручают?
        Катя рассмеялась и с трудом подавила желание покрутиться перед ним. Почему-то в душе властвовала уверенность, что Ромка не осудит.
        - В театр идем, - объяснила она и добавила: - С Олегом.
        Ромка повел бровями. Глаза у него потемнели, хотя казалось, что это невозможно.
        - В Ла Скала? - как-то не очень приятно спросил он. Катя удивленно качнула головой.
        - Нет, в Музкомедию. На премьеру.
        Зачем она это уточнила, Катя тоже не знала. Ромка скривился, однако следом глубоко вздохнул и ошарашил окончательно:
        - Красивая ты девчонка, Сорокина! - заявил он и, посмотрев куда-то поверх Катиного плеча, быстро ушел. Катя обернулась и увидела, как по лестнице спускается Олег. Лицо у него было ничуть не приветливее, чем у Ромки.
        - Этот тип опять возле тебя околачивается? - не здороваясь, раздраженно проговорил он. Катя тоже нахмурилась: такой тон в свой адрес она никому не позволяла.
        - Мы просто встретились в коридоре, - стараясь не поссориться накануне свидания, сказала она. - Ромка тоже здесь учится, так что иногда мы с ним будем пересекаться.
        - Здесь также учится еще тридцать тысяч студентов, однако вижу я тебя постоянно именно с ним, - и не подумал отступать Олег. - А я рассчитывал, что эта тема у нас с тобой закрыта.
        - Она закрыта, - кивнула Катя и посмотрела ему прямо в глаза. Кажется, они обо всем уговорились? Или у Олега слишком короткая память? - Мы с Ромкой были и остаемся друзьями. Просто друзьями, Олег, как я и обещала. И как ты мне обещал - мне ведь не послышалось?
        Он фыркнул и нахмурился, явно не готовый признать ее правоту. Катя сжала за спиной кулаки. Прости, Сонька, но отказ от Ромки - это ровно то условие, которое Катя никак не могла выполнить.
        - Хорошо, - пошла на хитрость она. - Я больше не буду общаться с Давыдовым, но и ты тогда возьми в команду Леру вместо Дианы. Мне не нравится, как Омельская пожирает тебя глазами на репетициях, так что это будет вполне честно.
        Лерой звали толстушку, которую Олег отверг без единого сомнения и однозначно не собирался возвращать, так что Катя была уверена в победе. И Олег, немного пожевав губами, следом рассмеялся и примирительно обнял ее за плечо.
        - Мне очень нравится твоя находчивость, - сообщил он. - И твоя ревность тоже, хотя для нее нет ни малейшего повода. Мы с Дианой лишь коллеги, и так и будет, пока мы с тобой встречаемся. Я не играю на два фронта, кто бы что обо мне ни говорил.
        Катя сжала его руку и снова нашла его взгляд.
        - Ровно эти же слова могу сказать и я, - заметила она. - И если ты хочешь, чтобы я верила тебе, тебе придется верить мне. Иначе не получится.
        Сказала - и замерла в ожидании. Эх, слышала бы ее сейчас Сонька, устроила бы потом выволочку. Но в каких-то вопросах Катя не могла лгать. Они словно были опорой, на которой строилась вся ее жизнь, и любая несправедливость могла ее уничтожить, оставив Катю без столь необходимой поддержки.
        Ромка Давыдов неожиданно оказался одной из таких опор. И спор уже не имел к тому отношения.
        - Надеюсь, хотя бы в театре мы его не увидим? - пробурчал, сдаваясь, Олег. - Иначе я, честное слово, сам с ним побеседую!
        Катя заставила себя улыбнуться и отыграть дурочку:
        - Вряд ли нам с тобой в театре будет до Давыдова.
        Олег посмотрел на нее с подозрением, но Катя тут же захлопала ресницами и потянулась губами к его губам. На этом, по счастью, конфликт был исчерпан.
        Но каким же длинным казался сегодня день! Уроки по случаю завтрашнего Восьмого марта были сокращены, и Катя, пожалуй, вполне успела бы до спектакля съездить домой, но она побоялась пробок в предпраздничной суматохе и потому осталась дожидаться заветного часа в освободившейся аудитории. Надоедать Олегу на репетиции она снова не стала: зачем портить аппетит кусочничеством перед настоящим банкетом? К тому же Кате было чем заняться: Строев предупредил, что в субботу устроит проверочную по новой теме, а та совершенно не зашла. Катя честно вслушивалась в сухие отцовские объяснения на паре, но к концу каждого третьего предложения теряла нить его повествования и погружалась в мечты, а потому сейчас грустно смотрела на пробелы в лекционной тетради и вздыхала, понимая, что обманывает саму себя.
        А ведь обещала разобраться без Ромки! Клялась и божилась, что не станет больше донимать его своими проблемами и выказывать себя тупоголовой курицей, не способной справиться с элементарнейшим матаном! Ну что там, спрашивается, такого мудреного? Все те же логарифмы, все те же дифференциалы. Ну, составлено по-другому уравнение, смысл-то тот же: найти икс. В школе он почему-то находился на раз-два, а в универе вдруг стал недоступнее самого Эвереста.
        Просто Катя не хотела на Эверест. И не хотела решать матан. И ничего не могла с собой поделать.
        Упрямства хватило почти на два часа, но в итоге матан победил. Катя вздохнула и закрыла учебник. Теперь следовало решить, что меньше ударит по ее гордости: двойка за проверочную или Ромкины снисходительные разъяснения. То есть Давыдов, конечно, и не думал кичиться своими знаниями и способностью щелкать уравнения, будто орешки, это уж Катя сама придумала, чтобы найти повод отказаться от его репетиторства. Потому что в ином случае Ромка неожиданно получался каким-то уж слишком идеальным. Таким, что Кате становилось страшно. А еще - волнительно.
        Она тряхнула головой, выгоняя эти непрошеные мысли. Зачем она думает о Давыдове, когда впереди у нее несколько часов вместе с Олегом? И любимая романтическая музыка, которая превратит поход в театр в настоящее свидание? И вечернее возвращение домой в том самом приподнятом, насыщенном вдохновением настроении, когда все вокруг кажется немного волшебным и по-детски необыкновенным? В таком настроении сбываются самые главные мечты, это Катя точно знала. И едва могла ждать.
        Спустя четыре с половиной часа она выходила из театра со стеклянными глазами, мучительно давя рвущиеся наружу слова и почти неподвластные эмоции. Говорил Олег.
        - Как это смело, Катюша, и как… изумительно! - не переставал восхищаться он, начав еще в зрительном зале и продолжив потом в машине. - Гротеск, но какое надо иметь мужество, чтобы замахнуться на него после гениального Захарова! Если бы они попытались повторить его, это был бы провал. А они сделали совершенно, совершенно иное! «Медведя» не узнать! Ни акцента на классику! Так ярко, самобытно, вызывающе - и в то же время трогательно! Это однозначный шедевр!
        Катя вяло кивнула. Она никогда не думала, что можно ненавидеть гротеск и мужество его сотворить.
        Она их ненавидела.
        - А музыка! - не умолкал Олег, выезжая на проспект и даже не включая радио. - Такое преображение знакомых с детства мелодий! Джазовая аранжировка - чистый восторг! Так мощно, под кожу, я давно такого волнения не испытывал! С одной стороны, как будто добавили Диснея, но с другой - это настоящий взрослый Голливуд! Сумасшедший уровень! Такое и на Бродвее показать не стыдно!
        Катя сжала его колено в знак согласия, а сама отвернулась к окну. Не стоит сейчас Олегу видеть ее лицо. Он же не виноват, что она не ценитель джаза и Бродвея.
        - А костюмы! Настоящая феерия! - заворачивая в ее двор, все еще сыпал комплименты спектаклю он. - Да, поначалу кажется немного аляповато, но когда принимаешь, проникаешься, пропускаешь через себя… И все на нервах, на грани! Можно спорить об уместности подобных решений, но нельзя не признать, что это потрясающая находка! Незабываемая! Безумно талантливая!
        Катя не хотела ни спорить, ни признавать. Хотела лишь умыться и забыть те три часа, что ей пришлось провести на втором ряду партера, где даже глаза не закрыть, чтобы не видеть «потрясающую находку». За такие эксперименты над зрителями им надо доплачивать, а не брать с них деньги за допуск к «шедевру». Хорошо хоть Олегу понравилось. Все-таки…
        - Олеж, ты… Прости, я приняла приглашение, как должное, а билеты-то, наверное, безумно дорогие! Может, я могу как-то…
        Он улыбнулся и притянул ее к себе. Лицо у него светилось вдохновением и оттого казалось еще красивее обычного. В груди защекотало: Катя, кажется, начала смиряться с не угодившим ей спектаклем.
        - Не беспокойся, Катюша, это подарок от профкома за победу, - сказал он и поднес ее руку к губам. - Не думал, что у нас в профкоме разбираются в искусстве. Надо будет зайти поблагодарить за три часа удовольствия. Теперь бы выдохнуть, не перегореть перед завтрашней свадьбой. Фуф, немного не рассчитал с эмоциями.
        Катя ласково прижалась губами к его щеке. Слава богу, что он не потратился на билеты и Катя ему за них не обязана! Лишь бы Олег не стал спрашивать о ее впечатлениях. Портить ему настроение было бы настоящим свинством.
        - Могу я немного отвлечь тебя от восторгов? - искушающе прошептала она. Ей надо, просто необходимо было забыться сейчас в крепких объятиях, в горячих поцелуях, чтобы избавиться от липкой жижи в груди и наполнить ее сладким сиропом. Но Олег, погладив ее по щеке, поцеловал коротко и почти равнодушно.
        - Прости, Катюш, боюсь увлечься и потерять счет времени, - сказал он и еще раз коснулся ее губ - на этот раз все же немного углубив поцелуй. - А завтра очень важный день, от которого зависит мое будущее. Не сердись. В следующий раз обязательно наверстаем.
        Об «очень важном дне» Катя знала и не имела права осуждать Олега за выбор и чувствительный мандраж. Руслан с Василисой, за каким-то чертом решившие сыграть свадьбу в Международный женский день, могли сделать Олегу отличную рекламу - или уничтожить его одним своим отзывом. И Катя никак не желала последнего.
        - Обязательно, - улыбнулась она и все же поймала его губы своими, вырвав у вечных Олеговых дел несколько секунд внимания на себя. Он рассмеялся, поблагодарил Катюшу за новое вдохновение и протянул ей рюкзак с книгами. Катя безропотно его приняла.
        - У тебя все получится! - вспомнив Сонькины наставления, заверила Олега она. - Ты лучше всех! И всегда будешь лучше всех!
        Олег посмотрел ей в глаза - и в следующую секунду Катя наконец очутилась в его объятиях. Жадные губы нашли ее рот - и, наверное, это было самым ярким доказательством Сонькиной правоты.
        Глава 12
        Когда в дверь раздался требовательный стук, часы на сотовом показывали десять двадцать шесть. Это значило, что Рома спал почти восемь часов. Потрясающее достижение для пятницы. И черт бы побрал того, кто все же вытащил его из Морфеева царства: если это вдруг окажутся очередные рекламные агенты с новым потрясающим предложением…
        На пороге стояла Катюха Сорокина. В джинсах и голубой рубашке. В руках она держала круглое блюдо, накрытое полотенцем. От блюда аппетитно пахло какой-то смутно знакомой выпечкой.
        - Это пицца! - очевидно приняв Ромину озадаченность за разгадывание принесенного ей угощения, заявила Катюха и сунула блюдо Роме. - Но за нее тебе придется меня выслушать!
        Он пожал плечами и посторонился, пропуская ее. На лице у Катюхи была написана решимость пополам с растерянностью, и это интересовало Рому куда больше пиццы. Хотя и с ней Сорокина тоже неплохо придумала.
        - Для того я тут и поставлен, - не слишком удачно сострил Рома. - Судя по величине блюда, речь пойдет как минимум о вымирании черепашек-ниндзя?
        Катюха глянула на него было, как на душевно больного, но следом смешалась и несколько раз резко вдохнула и выдохнула. Рома поморщился, понимая, что речь сейчас пойдет о Карпоносе, и не желая о нем слышать от слова «совсем», но Катюха неожиданно удивила:
        - Скажи, как ты относишься к авангарду, Давыдов? - вызывающе поинтересовалась она. Рома пожал плечами: блюдо в руках откровенно мешало. Но пахло из-под полотенца офигенно. Неужели Катюха сама пекла? После блинов такое вполне можно было предположить.
        - Фамилия велит относиться строго положительно, дабы не позорить род, - саркастически ответил он и снова поймал недоуменный Катюхин взгляд. Но остановиться не сумел: - Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской, сабля, водка, конь гусарской, с вами век мне золотой[1 - «Песня» Д.В. Давыдов (1815 г.) (прим. авт.).].
        Катюха, кажется, подалась вперед ровно для того, чтобы потрогать его лоб, однако вовремя остановилась.
        - Это Денис Давыдов, да? - все-таки сообразила она. - Его стихи?
        - Поэт, герой, генерал-лейтенант, - перечислил Рома, не понимая, чего взбеленился из-за безобидного, в общем-то, вопроса. - Всегда на коне, всегда в авангарде. Пример всем потомкам.
        В Катюхиных глазах появилась жалость. Вот и приехали.
        - Ром, да я совсем не это имела в виду, - принялась оправдываться она. - Я про искусство. Про повсеместный авангардизм, будь он неладен! Только не говори, что у тебя на рабочем столе Пикассо! Тебя бы предок за это гусарским конем затоптал!
        Рома хмыкнул: умела Катюха сгладить неловкость.
        - Судя по всему, если я не хочу лишиться пиццы, мне следует немедленно предъявить тебе рабочий стол с «Мишками в сосновом бору»? - решил продолжить веселое препирательство он. Катя расплылась в широкой улыбке.
        - «Мишки в сосновом бору» - это хорошо, Ром, это прям бальзам на душу, - непонятно проговорила она и еще более непонятно вздохнула. - Знал бы ты, какого я вчера медведя видела! До сих пор не знаю, как развидеть!
        Это становилось интересно. Рома перехватил блюдо одной рукой, а второй предложил Катюхе выбирать иное помещение для продолжения беседы. Она почти не глядя пошла в зал. Рома направился за ней и, пристроив блюдо с пиццей на сложенный стол, уселся на ручку кресла. Посмотрел на Катюху, которая в необъяснимом волнении ходила по комнате и как будто собиралась с мыслями.
        - Вы вроде вчера в театр, а не в цирк ходили, - напомнил он, и этого хватило, чтобы Катюха взорвалась.
        - Вот именно! Шли в театр, а попали в цирк! Какой больной фантазией надо обладать, чтобы так изувечить «Обыкновенное чудо»? «Обыкновенное чудо», представляешь, Ром? Да Шварц бы в гробу перевернулся, представь он, что из его сказки можно сделать ужастик! «Новаторское воплощение», будь оно проклято, Ром! Три часа издевательства, а не новаторское воплощение! Я первый раз в жизни хотела выползти из зала на четвереньках, чтобы только больше не видеть и не слышать! Даже песни испоганили, весь смысл переврали! Я думала, ночь пересплю, успокоюсь, уляжется все, но мне надо выговориться, иначе я просто лопну! А кроме тебя…
        - Меня ты уже задобрила, - улыбнулся Рома, радуясь тому, что разлюбезный Карпонос в его жилище нынче не проник. - Так что выговаривайся, не тушуйся. А потом пойдем вместе писать на заборах всякую похабщину в адрес режиссера. Пусть попробует собственное же блюдо на вкус.
        Катюха прыснула и благодарно ему улыбнулась. Рома почувствовал, что по позвоночнику стрельнуло током.
        - С тобой не забалуешь, Давыдов! - заметила она, однако он тут же вернул ей шпильку.
        - Кто бы говорил, Сорокина? Два года нас воспитывала. Вот мы и воспитались.
        Катюха наконец весело рассмеялась, кажется избавляясь и от своего негодования, и от своего смущения. Снова заговорила она, во всяком случае, совсем другим тоном. Досталось, конечно, и режиссеру, и гримерам, и декораторам, и тексту; и пицца, кажется, остыла, пока Катюха выговаривалась, избавляясь от разъедающего негодования, но Рома слушал не перебивая и понимал, что такая - пусть раздраженная, пусть раскрасневшаяся, но очень искренняя - она ему непозволительно нравится. Как в школе, когда она увлекалась, отдаваясь на волю эмоций, а Рома ловил себя на том, что смотрит на нее не отрываясь и дышит ее страстностью. Он уже тогда душу готов был продать за то, чтобы узнать, с тем же ли пылом она целуется, а сейчас, как последний поганец, сжимал кулаки, только чтобы хоть как-то утихомирить собирающееся пониже живота вожделение. Вряд ли Катюха, придя к нему жаловаться на неудовлетворенность вчерашним вечером, рассчитывала познакомиться с неудовлетворенностью иного рода, но Рома никак не мог переключиться на менее опасные мысли. Эти пылающие гневом глаза, эта вздымающаяся в переживаниях грудь, эти губы, от
которых Рома не отводил взгляда, этот уже знакомый аромат, когда Катя проходила мимо него… Слишком близко…
        Черт, он так сорвется! Надо что-то безопасное. Скучное. Чтобы в сон потянуло, а не в…
        Катюха и спасла. Сшибла при слишком резком повороте лежавший у телевизора пульт, и Рома понял, что сделать. Включил экран, запустил онлайн-кинотеатр и в нем нашел то самое «Обыкновенное чудо», по которому его Катюха так сокрушалась во время своего рассказа. Катя замерла, едва увидев на экране Рабочего и Колхозницу, а потом услышав знакомую музыку. Голубые глаза засияли пониманием. Она бросила на Рому быстрый взгляд и снова перевела его на экран.
        - Ты серьезно?
        Рома пожал плечами и протянул ей пульт.
        - Почему нет? Или у тебя другие планы?
        Катя замотала головой и вздохнула с такой радостью, что у Ромы зачесалось между лопатками. Помнится, однажды она от восторга запрыгала и поцеловала его в щеку. Рома не отказался бы от повторения такой благодарности, только уже не отпустил бы. Обхватил бы за талию, прижал к себе, заглянул в потемневшие понимающие глаза…
        Черт!
        Он встряхнул на диване декоративные подушки и широким жестом предложил Катюхе усаживаться поудобней. Катя не заставила себя ждать. Устроилась напротив телевизора, сделала звук погромче и тут снова посмотрела на Рому.
        - А ты? Или не любишь?
        Рома усмехнулся. Большинство подобных фильмов прошло через него по приказу отца, решившего, что сын обязан знать советскую классику, а потому изначально воспринималось с протестом и стояло примерно на одной полке с классикой литературной, которой их нашпиговывали в школе. И Рома, разумеется, нашел бы ближайшим двум часам куда лучшее применение, нежели просмотр покрывшейся слоем пыли сказки, но вдруг пришло в голову, что Катюха в этом случае развернется и уйдет досматривать свой фильм дома. А Роме не хотелось ее отпускать.
        Нет, совсем не хотелось.
        - Убеди меня, Сорокина, что это куда интересней реферата по философии, - и я весь твой, - провокационно заявил он, и Катя умоляюще сложила руки.
        - Я напишу тебе реферат, Ром, на любую тему! - пообещала она. - Только посиди со мной! Мне надо отдышаться.
        Он хмыкнул, приветствуя неожиданную удачу, и тоже плюхнулся на диван. Катюха тут же примостилась ему под бок, да еще и быстро поцеловала в щеку. Среагировать Рома не успел.
        - Если замучаю цитатами, одергивай, не стесняйся, - решительно предупредила она. Рома поднял брови.
        - Зачем?
        Катюха поморщилась.
        - Не всем нравятся подобные выступления, - объяснила она. - А я часто увлекаюсь и перегибаю. Просто обычно одна смотрю, там некого пугать. А тут могу… ну…
        - Я не из пугливых, - заверил ее Рома. Катюха бросила на него еще один - испытующий - взгляд, но промолчала. Потом неожиданно осторожно коснулась пальцами его руки. На экране Абдулов лихо мчался на коне по барханам, а у Ромы засосало под ложечкой в предчувствии. - Что? - не желая слушать ответ, спросил он. Катя вздохнула.
        - Олег хочет, чтобы я с тобой порвала, - наконец призналась она. Рома хмыкнул: кто бы сомневался? А пицца - на откуп?
        - Порви, - согласился он. Получилось вполне безразлично. Ну, Давыдов, ты же не думал, что она все время теперь будет с тобой нянчиться?
        - Я не хочу! - возмутилась Катюха. - И не собираюсь! Я вообще не об этом, Ром!
        Внезапно! Тогда о чем?
        - Не хочешь - не рви, - продолжил сыпать глупостями он, не дождавшись ее пояснения. - С точки зрения нашего с ним спора тебе в данный момент это совсем не выгодно. Хотя, конечно, на месте Карпоноса я бы тоже не хотел иметь у себя под носом соперника. Особенно живущего от объекта вожделения через три этажа.
        Катюха покачала головой и посмотрела куда-то мимо Ромы и мимо телевизора. Снова вздохнула - так, что грудь под тонкой тканью рубашки шевельнулась ровно у Роминого бока. Кажется, ему тоже скоро придется искать коня, чтобы в бешеной скачке растрясти всю свою дурь.
        - Я не знаю, что выйдет с Олегом во всей этой авантюре, - проговорила Катя и не слишком весело усмехнулась. - Но, Ром, такого друга, как ты, мне точно больше не найти. Не думай, что я не понимаю и не ценю того, что ты для меня сделал и делаешь теперь. А я навязываюсь снова и снова, потому что… Ну потому, что, правда, Давыдов, я никогда и ни с кем не чувствовала себя так легко и так… уютно, что ли! Только с тобой, как оказалось, я могу побыть самой собой и знать, что тебя это не отпугнет: ты и правда не из пугливых. А еще ты в курсе, что я эгоистка, карьеристка, шантажистка, в конце концов, и все равно не пытаешься от меня избавиться и меня переделать. Это… ты не представляешь, сколько значит для меня, Ром! Скажешь, я тормоз: два года было в школе, чтобы тебя узнать…
        - Не скажу, - растроганно прервал ее Рома: услышать подобные признания от вечного диктатора Сорокиной дорогого стоило. Он-то ведь тоже слишком долго только таким тираном ее и видел и понятия не имел, что где-то в душе у Катюхи сидит маленький, напуганный и совершенно беззащитный птенец, которого она тщательно скрывает ровно потому, что безумно боится открыться кому-то, показавшись слабой и наткнувшись на равнодушие, а то и вовсе на насмешки. Но Рома не хотел над ней смеяться. И кажется, больше не мог быть равнодушным.
        И где, спрашивается, он был все эти два года?
        Катя еще раз вздохнула: ей этот разговор явно давался куда сложнее, чем ему.
        - Ну вот, - чуть виновато проговорила она. - Я сама не ожидала, что так получится. И не стала бы тебя этим грузить, но Олег намекнул, что сам отвадит тебя, раз я отказываюсь это сделать, а я… не знаю, как его отговорить. Ром, я боюсь…
        - Не бойся, Сорокина, не обижу я его, - буркнул Рома, против воли раздражаясь из-за ее приниженного тона. Умеет Катюха уесть, а он и забыл, что с ней всегда надо держать ухо востро. - И тебя не выдам, раз уж договорились…
        - Да не этого я боюсь, Ром! - вдруг с каким-то отчаяньем воскликнула она и даже отпрянула к краю дивана. Зажмурилась, словно готовясь к прыжку. - Я совсем объясняться разучилась в этом обмане, но уж не тебе врать! Я не хочу, чтобы он тебя обидел! Из-за меня! Как в прошлый раз! Ты-то тут совсем ни при чем! И не хочу, чтобы ты плохо про меня думал! Чтобы решил, что я вот так замыслила от тебя избавиться! Что мне самой не хватило смелости сказать тебе все в глаза, вот я другого парня и послала! Так вот, не так все! Я не хочу с тобой ссориться! Даже если из-за этого поссорюсь с Олегом - не хочу! Но я не знаю, правда, как избавить тебя от него! И чувствую себя последней сволочью, что втянула тебя во все это…
        С экрана раздались знакомые с детства слова о нелепости, безрассудности и волшебстве, и Рома с какой-то апатией отметил, как точно они обрисовали его мысли. Все-таки было что-то в Катюхином фильме.
        Он пересел к ней ближе и ободряюще приобнял за плечо. Зря, наверное, но уж больно хотелось ее утешить. И плевать, что зарывался все глубже. Выберется. Не за Катюхин счет.
        - Спасибо за предупреждение, - улыбнулся он и глупо порадовался тому, что руку его она не сбросила. - Так уж и быть, отобью я у твоего Карпоноса охоту бесчестно пари выигрывать.
        Катюха хлопнула глазами и накрыла его руку на плече своей.
        - Ром, - простонала она. - Да я же не за этим совсем!..
        - Зато я за этим! - отрезал он и быстро поцеловал ее где-то у макушки. Знакомый аромат тут же проник в нос и прокатился по позвоночнику, будто с горки, но Рома не позволил сбить себя с толку. - Не мешай мне веселиться, Сорокина! Я же тебе не мешаю!
        По всем канонам Катюха должна была теперь потребовать у него отчета в том, что он задумал, чтобы Давыдов не нанес непоправимый урон ее любимому Карпоносу, но она вместо этого вдруг прыснула, а потом соскочила с места и бросилась к своему блюду. Притащила его на диван, пристроилась снова под Ромину руку и сняла наконец полотенце, являя свету симпатичную круглую пиццу.
        - Со вчерашнего дня не ела: кусок в горло не лез, - призналась она и сунула пиццу Роме под нос, предлагая именно ему снять пробу. - Но ты настоящий волшебник, Давыдов! Угостишь меня своей пиццей? А я за это кофе тебе сварю.
        Рома рассмеялся и взял первый кусок.
        - Кофе с меня, Сорокина. - сообщил он. - Все-таки сегодня Восьмое марта, а я тебя еще так и не поздравил.
        Глава 13
        Катя с каким-то священным трепетом перелистывала полученную в подарок от Ромки книгу. Нет, не энциклопедию по экологии, которыми у нее был заставлен целый шкаф. И не банальный любовный роман, которые она терпеть не могла. У нее в руках был «Матанализ в комиксах», и лучшего подарка в сегодняшних реалиях Катя даже представить себе не могла.
        Как ему пришло в голову разориться на такой учебник? Восьмое марта, конечно, женский праздник: цветы, конфеты и все дела, но, во-первых, Ромка вообще не обязан был поздравлять ее: она-то его с Днем защитника Отечества и не думала поздравлять. А во-вторых, наверняка существовала масса вещей, на которые он мог потратить собственные деньги с куда большей пользой. Но он вместо этого отыскал для бывшей одноклассницы такой учебник по недающейся науке, который даже она могла понять без особых усилий. И при этом Ромка вовсе не пытался избавиться от надоевшей Катиной беспомощности.
        - Там самые основы, - чуть настороженно проговорил он, вручая ей перед прощанием подарок. - Разберешься с тем, что запустила, с остальным куда проще будет. Ну а не будет - приходи, напишем претензию автору и будем дальше колупать Письменного.
        Катя даже поблагодарить его как следует не сумела за такое внимание. Растерялась, смутилась, будто первоклашка, которую директор школы отметил за хорошо рассказанный стишок. Кажется, тогда Катя в последний раз и впадала в подобное состояние. Кроме последних полутора недель с Ромкой. Он теперь смущал ее с завидным постоянством.
        И как ему это удавалось? Ведь ничего же особенного не делал. И ничего особенного не говорил. И никак по-особенному не смотрел. По сравнению с Олегом не отпускал комплиментов и не приглашал на свидания. И даже на Восьмое марта подарил не цветы, а книгу. То есть совсем не пытался ухаживать, а значит, не с чего было неопытной Сорокиной и смущаться. Но краска сама раз за разом заливала лицо, и Катя ничего не могла с этим поделать. Рядом с Ромкой становилось тепло, как не было тепло ни с кем другим, даже с Олегом, даже в его объятиях, даже от его поцелуев. Нет, конечно, она любила Олега, она почти полгода его любила и одним им дышала, а с Ромкой знакома слишком давно, чтобы заподозрить у себя нежные чувства к нему. Но с этим теплом и с этим смущением не справлялась. Как не справлялась и с желанием снова и снова их ощущать.
        Иначе чем объяснить ее поведение?
        Вот зачем, спрашивается, она сегодня снова притащилась к Ромке, да еще и пиццу испекла, чтобы он точно не выставил ее за порог? Ясно же: ему от ее внимания одни неприятности. Он в этой самой дружбе, о которой Катя сегодня столько распылялась, вообще ничего не получал, лишь тратил. Тратил время, тратил деньги, тратил нервы - вдвойне, памятуя не только о беспомощной Сорокиной, но и о ее чересчур ревнивом кавалере. И по-хорошему, будучи добрым другом, Катя должна была освободить Ромку о своей навязчивости. Ну к чему ему ее жалобы на не понравившийся спектакль? К чему старый двухчасовой фильм? И к чему, в конце концов, Сорокина под боком с ее откровениями и неуемностью? Конечно, она не сдержалась, забылась, начала сыпать цитатами до того, как их произнесут герои, - а Ромка, как всегда, терпел, молчал, только дышал как-то очень глубоко и медленно и, кажется… кажется, смотрел куда чаще на Катю, чем на экран, а когда Медведь с Принцессой наконец оказались в объятиях друг друга, вдруг осторожно взял прядь Катиных волос и медленно, словно поглаживая, пропустил их между пальцами.
        Катя тогда, забыв про приближающийся поцелуй, повернулась и встретилась глазами с незнакомым Ромкиным взглядом. Таким… глубоким, внимательным, непонятно строгим, что у Кати что-то замерло в груди, а потом затрепетало и распалило щеки. В секунду стало все равно, что там происходит в любимом фильме, что происходит в ее жизни, что вообще происходит вне Ромкиного взгляда и этого необъяснимого притяжения, в котором никак нельзя отвести взор. И Ромка был так близко, а Катя так прикипела к его теплу, что, наверное, могла бы не вынырнуть сама, если бы экранный охотник не вынудил их обоих вздрогнуть своим возмущенным: «Ну?!» - и Ромка первым не отодвинулся от нее.
        - Извини, - без тени раскаяния произнес он, и именно отсутствие этого самого раскаяния неожиданно вдохновило Катю куда сильнее любимого «Чуда».
        - Ничего, - повела плечами она, пряча глаза. - Это просто фильм такой… романтичный очень…
        Ромка кивнул и, поднявшись, отнес на кухню кружки из-под выпитого кофе. Вернулся не сразу, дав Кате возможность собрать себя, а заодно решить, что пришло время ретироваться. Обдумывать последние события она планировала уже дома, потому что в Ромкиной квартире голова была непривычно пустой, и, куда бы Катя ни кинула взгляд, вспоминала только скептическую Давыдовскую усмешку, ироничные слова или обжигающий взгляд. Нет, кажется, она все же чересчур заигралась и с двумя парнями одновременно ей никак не справиться. Только вот…
        - Реферат за мной, - пробормотала она уже у дверей, по-прежнему не поднимая на Ромку глаз и прикрываясь освободившимся блюдом, точно щитом. Ромка кивнул и протянул ей книгу, которую Катя теперь листала с совершенно отрешенным видом и только нежно проводила пальцами по каждой новой странице. Нет, не из-за восхитительного изложения основ матанализа, а из-за того, что совсем недавно эта книжка принадлежала Ромке и он наверняка точно так же рассматривал страницы и забавлялся над комиксами и заключенными в них формулами, а Катя, думая об этом, снова ловила крохи сладкого и такого нужного тепла. Сумасшествие!
        И как теперь со всем этим разбираться?
        - Катюша! Тут к тебе! - раздался из коридора отцовский голос, и Катя сорвалась с места, почему-то уверенная, что сейчас снова увидит Ромку. И пусть у него не было совсем никакого повода заглядывать к ней в гости, Катя слишком хотела оказаться правой - и ошиблась. В дверях стоял незнакомый парень. В руках он держал пять метровых алых роз.
        Изумленная, Катя расписалась в получении, выслушала дежурное поздравление с праздником и, только заперев за курьером дверь, достала из упаковки карточку. И тут же наткнулась на заинтересованный взгляд Строева. В голову пришла шальная мысль.
        - Ваши проделки, Константин Витальевич? - спросила она, прикидывая, способен ли папенька на подобную детскую выходку. Однако брови у отца искренне сдвинулись на переносице, и Катя не стала продолжать. Не хватало еще поцапаться с отцом и испортить себе настроение после волшебного Ромкиного гостеприимства. Но не мог же он еще и с цветами заморочиться.
        «Мои извинения самой прекрасной девушке за то, что не могу разделить с ней сегодняшний день», - значилось в открытке, и ниже стояло имя, при взгляде на которое еще вчера Катино сердце забилось бы в сладком волнении, а сегодня только разочарованно притихло. Кажется, что-то безвозвратно изменилось. И кажется, Катя перестала понимать саму себя.
        - Так от кого цветы? - не терпящим возражений тоном поинтересовался Строев, и Катя снова не утерпела. Надо было его уесть. Просто жизненно необходимо!
        - От Олега! - заявила она и с удовольствием увидела, как сведенные брови родителя поползли удивленно вверх.
        - От Олега? - уточнил он, и Катя высокомерно кивнула.
        - От Олега Карпоноса! - подтвердила она и демонстративно понюхала розы. - Мы с ним встречаемся. Он не смог поздравить меня лично и прислал букет. А вчера мы с ним ходили в театр. А на прошлой неделе - в кафе. Надеюсь, это не противоречит твоим планам на меня? Я могу и дальше строить с ним отношения? Или у тебя кто иной для меня на примете?
        Если своим сарказмом она надеялась обезоружить отца, то ей это не удалось. Он переварил ее слова, не подавившись, а потом задал весьма неожиданный вопрос:
        - А Роман Давыдов?
        Катя фыркнула: что в лоб, что по лбу!
        - А с Романом Давыдовым мы друзья! - отрезала она. - Он мне помогает с математикой, а я ему - с философией. У нас взаимовыгодное сотрудничество на бесплатной основе. Все? Теперь я могу идти? Мне еще к завтрашней контрольной надо подготовиться.
        Строев долго внимательно смотрел на нее. Кате было лень играть с ним в гляделки, а потому она снова сунула нос в розы и отрешилась от отцовских причуд. Однако он снова сумел удивить.
        - Если пойдешь с нами в ресторан, отменю завтра контрольную, - пообещал он. Катя оторвалась от цветов: это было что-то новенькое. Родители вроде как вдвоем собирались Восьмое марта отпраздновать и заказали себе столик в каком-то шикарном месте. Катю не пригласили, да и она не думала им навязываться. С чего вдруг такие перемены, да еще и на Катиных условиях?
        - А Игорешка? - сразу пошла с козырей она: надо же было понимать, шутит Строев или все же серьезен. Чтобы он решил отменить контрольную, небо должно было упасть на землю. А оно, кажется, не падало. Разве что у Кати. - Один дома останется? Или вы хотите устроить в ресторане бесплатный спектакль?
        Выйти с младшим Строевым в свет и вернуться потом без нервного тика не представлялось возможным. Он бузил, требовал к себе внимания, заходился в истерике, от его неуправляемости теряла терпение даже мама, которая в обычное время сдувала с Игорешки пылинки и готова была часами умиляться, глядя в его чистейшие голубые глаза. Планировать с ним ресторан было все равно что рассчитывать оживить Стеллерову корову. И папенька об этом знал.
        - С Игорешей няня посидит, я договорился, - отозвался все предусмотревший Строев. - Так что у тебя вечер свободен, можешь распоряжаться им как душа пожелает.
        Он замолчал, позволяя Кате решить, что она предпочитает. Будь у нее хоть какие-то перспективы на ближайшие часы, она отказалась бы от его предложения, и плевать на заваленную контрольную. Но перспектив у Кати не намечалось. И Строев об этом знал. А Катя знала, что безумно не хочет зубрить в праздничный день математику, даже в Ромкиных комиксах. И пожалуй, совсем не против сходить в ресторан.
        - Мне надо реферат написать, - буркнула она, сдаваясь. - Если ждет, тогда пойду.
        - Ждет, - без единой, как ни странно, победной ноты ответил Строев. - Скажи, как закончишь, я вызову такси.
        Выяснять подробности Катя сочла ниже своего достоинства, а потому только кивнула и удалилась в свою комнату. Чтобы не сомневаться в принятом решении - все же она пошла у папеньки на поводу - Катя немедленно включила компьютер и забралась в дебри философии. Темы для реферата были одна лучше другой, и Катя решительно остановилась на «Антропологическом материализме Фейербаха». У их группы, в отличие от математиков, философия шла уже второй семестр, а потому Катя не только вполне сносно представляла себе это учение, но и умудрилась поспорить о его понимании с преподавателем, так что рассчитывала управиться вполне споро. Однако примерно на середине вынуждена была прерваться, потому что в комнату неожиданно зашла мама. Катя с удивлением посмотрела, как она плотно прикрывает за собой дверь, и ощутила легкую тревогу. Если мама готовилась попросить ее не портить им сегодня с мужем романтическое свидание, то Катя уже вообще ничего не понимала.
        Однако мама начала совсем с другого.
        - У тебя появился мальчик?
        Катя скептически поморщилась: только мама могла назвать Олега Карпоноса мальчиком. Хотя, конечно, это Кате он казался зрелым и уверенным в себе мужчиной, а маму был вполовину младше, так что, пожалуй, она имела право на такое обращение.
        - Мам, мне почти девятнадцать вообще-то, - напомнила Катя, отчаянно не желая дерзить, но почему-то именно это и делая. - Самое время для мальчиков. Не все же учиться, как проклятой.
        Почему мама только сейчас уразумела сей факт, Кате было неведомо. Когда она отпрашивалась в кафе и в театр, мама мягко улыбалась и отпускала без единого вопроса. С кем, по ее мнению, Катя туда ходила?
        - И это не Рома? - уточнила мама, невольно отвечая на ее вопросы. Катя снова закатила глаза: и почему родители вдруг решили, что она встречается именно с Ромкой?
        - Нет, не Рома, - подтвердила она и зачем-то снова бросилась в атаку, как будто иначе рисковала разочаровать маму. - Мам, мы два года вместе учились и не встречались; почему вдруг сейчас должно было что-то измениться? Мы дружим, да, но и только. В университете я встретила интересного парня, и нам с ним хорошо вместе. А ты…
        - А я слишком занята собой, Костей и Игорешей, чтобы что-то замечать, - вдруг покаялась мама и грустно покачала головой. - Прости, я не хотела тебя обижать.
        Катя непонимающе повела плечами.
        - Мам, ну я же не ребенок, чтобы истерики по этому поводу закатывать, - утешающе проговорила она. - Все понимаю: у тебя своя жизнь. Но и у меня своя, и я надеюсь…
        Она осеклась, когда мама взяла с полки старого игрушечного лисенка, которого Катя очень любила. Он был таким же рыжим, как обе Сорокины, и Катя, дожидаясь по вечерам маму с работы, часто утыкалась носом в его шерсть, чтобы не чувствовать себя слишком одинокой. С лисенком было куда спокойнее и веселее. И он всегда пах мамиными руками.
        Мама села на Катину кровать и усадила лисенка себе на колени.
        - Расскажи мне про Олега, - попросила она. Катя вскинула брови, хотя, пожалуй, не слишком удивилась. Все правильно, именно об этом должна спросить любящая и заботливая мать.
        Катя не хотела рассказывать.
        - Олег учится на третьем курсе, на астрономии, - скучно сообщила она. - Он капитан КВНовской команды и весьма целеустремленный молодой человек.
        Мама улыбнулась и покачала головой.
        - Нет, не так: я же не на работу его нанимаю, - возразила она. - Я хочу знать, чем он покорил мою дочь - абсолютно непокорную и весьма привередливую. Я уж боялась, что этого никогда не случится.
        Катя передернула плечами, чуть обидевшись на эти слова.
        - Мам, мне еще только восемнадцать: не рановато ли ты меня сватаешь? - недовольно проговорила она, но, увидев веселые мамины глаза, сама прыснула. Ну да, ну да: всего пару минут назад ей было уже почти девятнадцать. Но это же, по сути, ничего не меняло.
        - Так чем же? - лукаво спросила мама, и под этим взглядом Катя наконец оттаяла. Давно она его не видела; по крайней мере, на себе. А ведь когда-то именно с него начинались самые теплые и самые секретные разговоры. Может, сейчас пришло время вернуться в то непростое, но такое сладкое прошлое? Ведь не случайно же мама закрыла за собой дверь.
        Катя коротко вздохнула, принимая решение. Потом сохранила файл и пересела к маме на кровать. Посмотрела на лисенка, зачем-то погладила его хвост.
        - Олег… - начала она и неожиданно поняла, что не может подобрать нужных слов. Тех, которые не казенные и которые не для приема на работу. Тех, которые говорят о близких людях, не боясь солгать или показаться смешным. Тех, которые чувствуют душой, а не придумывают разумом. Еще вчера они были - и так много, что не помещались в груди. А сегодня казались Кате неискренними и чересчур приторными.
        Нет, это уж совсем никуда не годилось!
        - Олег понравился мне с первого взгляда, - проговорила она, возрождая в памяти день их знакомства. - Я попала в самый разгар репетиции, и он стоял на сцене, и казалось, что вокруг никого больше нет. Словно в каком-то ореоле, затмевающем всех остальных. Он шутил по сценарию, но с такой страстью, с такой натуральностью, словно проживал каждую свою фразу взаправду, и я… Я попала в его огонь и не смогла из него выбраться. Это как вспышка. Она зажгла меня и с тех пор горит в моем сердце. Восторг, восхищение - Олег заслуживает самых сильных, самых горячих чувств. Он… просто необыкновенный, мам! Другого такого не существует!
        Сказала - и заулыбалась вдохновленно, снова окунувшись в те свои эмоции. И ведь не исчезли они никуда за полгода, не притупились даже. Вот третьего дня, когда Олег выбирал солистку и репетировал с претендентками номер, Катю снова охватила знакомая эйфория от одной лишь его неотразимой улыбки. Из него снова так и била страсть, заставляя Катю трепетать и замирать от чего-то неизведанного. Почему же наедине эта страсть словно терялась и Олег превращался в холодного занудного тирана?
        Нет, об этом никак нельзя было думать!
        Мама взяла ее руку в свои и подержала, ничего не говоря. Катя дышала старательно ровно, успокаиваясь после своей эмоциональной речи, и почему-то отчаянно хотела забрать у мамы лисенка и уткнуться носом в его шерсть. Ему можно было ничего не объяснять. Он все понимал куда лучше Кати.
        - И он ценит тебя так же, как ты его? - наконец осторожно спросила мама. Катя бросила на нее непонимающий взгляд, и она тут же мотнула головой. - Нет, прости, Катюш, это глупый и неуместный вопрос, и я не должна была его задавать! Просто мне очень хочется, чтобы тебе было хорошо. И чтобы твой избранник уважал и любил тебя так, как ты этого заслуживаешь! Костя говорит, что Олег - очень достойный молодой человек, но я хотела…
        - Константин Витальевич? - перебила ее Катя и отпрянула в негодовании. - То есть вы уже успели обсудить нас с Олегом за моей спиной? И что же еще говорит разлюбезный папенька? Какие мне?..
        - Катя! Катя! - попыталась осадить ее мама и осуждающе покачала головой. - Никто никого не обсуждал. Костя лишь сказал, что знает Олега как серьезного и ответственного человека и что нам не стоит волноваться, пока ты с ним. По-моему, это очень хорошая характеристика для твоего избранника. И вряд ли какой другой отец отреагировал бы на известие о появлении у дочери первого ухажера с большей приязнью.
        - Уж точно не тот, кто растил ее с рождения! - огрызнулась Катя и забрала у мамы любимого лисенка. Посадила его на стол рядом с монитором и сама, сев в компьютерное кресло, развернулась к маме спиной. Говорить о Строеве Катя не желала. И особенно не желала слушать от мамы дифирамбы в его честь. Она все про него знала. И что бы он теперь ни делал, оправдаться за пятнадцать лет своего отсутствия в жизни дочери никогда не сумеет!
        Мама поднялась с кровати, горько вздохнула и направилась к двери. И, уже взявшись за ручку, неожиданно произнесла:
        - Этого лисенка Костя подарил мне на защиту диплома. Это был единственный его подарок, с которым я не сумела расстаться. Так что часть его души всегда была с тобой. Даже когда он не знал о твоем существовании.
        Катя фыркнула и не обернулась. Кого мама обманывала? Катя видела письмо, в котором мама сообщала Строеву, что у него родилась дочь, так что и речи быть не могло о том, что он «не знал». Мама, конечно, хотела, чтобы Катя приняла отца, потому и придумала всю эту слезливую историю вопреки доказательствам. Что ж, это было ее право - простить.
        Катя не простила.
        - Мне надо дописать реферат! - едко проговорила она, и мама, снова глубоко вздохнув, вышла из ее комнаты.
        Глава 14
        Карпонос нашел его сам. Аккурат после философии, на которой Рома получил «отлично» за Катюхин реферат, и теперь была его очередь выполнять обещание. Хотелось надеяться, что в последний раз.
        - Поговорим! - распорядился Карпонос, убедившись, что в коридоре никого нет и никто их милую беседу не подслушает. Очевидно, светить стервозную сторону было не в его планах.
        - Давно хотел, - ощерился и Рома: сегодня смотреть на лощеную Карпоносовскую физиономию ему было особенно тошно. - Да думал, может, проснется-таки у тебя совесть, вспомнишь, что такое честный уговор. Ну нет так нет, давай тогда воевать по-настоящему.
        Кажется, первый натиск Роме удалось сбить без особых усилий. Карпонос презрительно прищурился, но все же переменил тон с императорского на ректорский.
        - Ты будешь мне рассказывать про совесть? - задал идеально правильный вопрос он, и Рома не преминул этим воспользоваться.
        - Именно я - и именно про совесть, - дурашливо согласился он. - Прибегает тут ко мне Катюха вся в слезах, говорит, Олежек ревнует, требует, чтобы она одному ему внимание уделяла. И как это называется, Карпонос? Честность? Не, не слышали.
        Соперник нахмурился: явно не ожидал, что Катя поделится подобными сведениями с Давыдовым. Но ответить Рома ему не дал. Подступил чуть ближе и резко выдохнул, предупреждая:
        - Так вот что я скажу тебе, Олежек: или ты Катюхи по всем правилам добиваешься, без этих твоих подлых приемчиков, или я поведаю ей о нашем с тобой споре. Уверен, ее эта информация очень порадует! А заодно и Строева, к которому ты на забухавшего Давыдова жаловаться ходил! Я, знаешь ли, в твоем отношении не слишком сентиментален. Не побрезгую.
        Карпонос скрипнул зубами. Кажется, начал понимать, в какую передрягу попал. Однако тут же сбравировал:
        - Сам же первый и попадешь под раздачу! У тебя и так репутация ниже плинтуса, а тут такой подарок! Да и Катя вряд ли восхитится твоей идеей поспорить на нее.
        Он демонстративно надавил на слово «твоей», но это был выстрел в молоко.
        - Ну, мы-то с Катюхой и не такое проходили, помиримся, - усмехнулся Рома и наконец отодвинулся от явно растерянного соперника. - Да и за место я не держусь. В отличие от тебя. Так что играй честно, Карпонос! Не зарывайся - и не порти веселье! Оно только начинается!
        Слушать ответ он не стал. Если у Олежека есть хоть капля здравого смысла, он поймет, что Рома предлагает ему отделаться малой кровью. По сути, он выигрывал у Давыдова по всем статьям, оставалось лишь немного дожать Катюху, чтобы потом стричь купоны с победы. И рисковать сорвать джек-пот из-за мешающегося под ногами соперника было далеко не лучшим решением. Вот приручит он Сорокину, влюбит ее в себя окончательно, а потом как бы между ходом расскажет ей о глупом споре, благодаря которому сумел завоевать такую девушку. Катюха сделает вид, что простила, раз уж все теперь так замечательно складывается, и Ромина роль в этом сериале наконец закончится. Бинго!
        Настроение, и так поганое, упало ниже плинтуса. А после и вовсе провалилось в тартар, когда попавшаяся ему на крыльце Катюха чуть смущенно улыбнулась.
        - Олега жду. Он обещал меня сегодня проводить, но что-то задерживается.
        Если она рассчитывала, что Рома скрасит ей ожидание хотя бы в свете мнимого спора, то он решил иначе. Пожелал Сорокиной удачи и оставил ее утешать ненаглядного без своего участия. Кажется, глупо ретировался. Но после нежной сцены приветствия, свидетелем которой он сегодня утром стал, вторая такая же для Роминого душевного равновесия была явно лишней. Три пары потом понадобилось, чтобы уговорить себя, что именно так все и задумывалось, и не двинуть Карпоносу со всей дури за то, что тот облапал сегодня Катюху на виду у всего второго этажа и обслюнявил ее, якобы изнывая от вчерашнего воздержания. Рома почему-то был уверен, что подобного обращения с собой Сорокина ни за что не позволит: помнил, как в школе она уничтожала парней за один только косой взгляд, - и готовился сочувствовать Олежеку по поводу очередной пощечины. Но Катя только обхватила того за шею, прижалась к нему покрепче, поднялась на цыпочки, всем своим видом выражая бесконечный восторг, - а у Ромы чем-то обожгло в груди, и дышать стало тошно - так тошно, что он, кажется, умудрился неправильно решить задачу на Строевской проверочной,
потому что всю пару сражался с накатывающим раз за разом отвращением и уговаривал завтрак не стоять колом и не мешать ему дышать.
        Большей глупости нельзя было и придумать.
        Сам же согласился свести Катюху с ее Карпоносом и сам же бросился выполнять обещание с таким рвением, словно ему за это светило приглашение в Силиконовую долину. А чего, спрашивается, стоило немного придержать коней и дать себе время приглядеться к Сорокиной? Выяснить, какая она на самом деле? Подпустить ее чуть ближе, чем обычно? Да, все два года в школе она кусалась и возводила вокруг себя столь неприступную стену, что Рома поверил в бесполезность любой атаки. А потом за полторы недели узнал, что стена эта была нарисована на куске ватмана и стоило лишь свернуть ватман, чтобы за ним увидеть чудную и неожиданно желанную девчонку. Полторы недели, мать их, в которые уместилась целая новая жизнь. И Катюхины слезы. И Катюхины улыбки. И Катюхин аромат. И Катюхина близость, от которой до сих пор горел бок и сбивалось дыхание. Один фильм. Одна пицца. Одно доверчивое объятие.
        Так много и так мало.
        И Катюха теперь целовалась с другим парнем.
        Ну и черт с ней!
        Переживет!
        Рома почти бегом направился на остановку. Но, едва на кольце показался нужный ему автобус, телефон заверещал, требуя к себе немедленного внимания. Рома, одним глазом поглядывая за автобусом, второй скосил на экран мобильного, но номер был незнакомым. Решив, что до него добрались навязчивые рекламные агитаторы, Рома отбил вызов, однако настойчивый абонент тут же перезвонил снова. Рома отбил и на этот раз и принялся искать в телефоне черный список, но раньше получил сообщение: «Ответь, Давыдов! Я знаю, что ты не на паре!» Следом опять зазвонил телефон, и Рома заинтригованно нажал зеленую кнопку. Автобус гостеприимно распахнул двери, но любопытство оказалось сильнее.
        - Ты всегда такой тормоз, Давыдов? - раздался из трубки смутно знакомый голос. Рома поморщился, раздражаясь от развязности звонившей девицы и вспоминая, кто это может быть. Не так уж много у него имелось вариантов. - Если ты и с Катюхой так же трудно раскочегариваешься, я не удивлена, что она сбежала от тебя к другому.
        А вот теперь он понял. Катюхой президента школы осмеливалась называть только ее лучшая - и единственная - подруга. От нее Рома и перенял такую манеру обращения. Почему-то Сорокина на него за это не обижалась.
        - И тебе привет, Бессонова, - столь же любезным тоном отозвался он. - Какими судьбами? Соскучилась средь питерских ветров по нашей уральской весне?
        - По тебе соскучилась, Давыдов! - огрызнулась Сонька с явной угрозой в голосе. Интересно, а ей чем Рома не угодил?
        - Соскучилась - приезжай, - провокационно заявил он. - Горячий прием не обещаю, но по старой дружбе…
        - Губу закатай, - оборвала его Бессонова. - Уж если б и приехала, то к Катюхе, а не к тебе. Но поскольку до ближайших каникул еще чертова уйма времени, приходится идти окружными путями. Давай, Давыдов, рассказывай, что у вас там происходит, а то я и так пропустила все самое интересное.
        Автобус потихоньку наполнялся закончившими учебу студентами, и Рома ничего так не желал, как оказаться сейчас среди них, добраться поскорее до дома, там уткнуться в экран и забыть об универе и всех его пленниках хотя бы до понедельника.
        Тон Бессоновой намекал на то, что исполнение этого желания придется отложить.
        - Софа, ты же наверняка с подружкой каждый день лясы точишь, - грубовато отозвался Рома, но уж очень не хотелось отвечать на ее вопросы. Особенно сегодня. - За каким чертом тогда я тебе сдался? И с чего вообще…
        - Слушай, Давыдов, я на пару забила, чтобы с тобой поговорить, потому что знаю, что вечером ты опять напялишь наушники и до тебя будет не дозвониться! - ошарашила его Сонька то ли своей осведомленностью тем, как он проводит вечера, то ли неожиданно озабоченным тоном. Проблемы у нее, что ли? Но тогда при чем здесь Рома? - Так что будь добр не ерничать и не фантазировать, - продолжила между тем Соня. - Дело серьезное.
        В кабину вернулся куривший на улице водитель, а это значило, что автобус сейчас отправится. Рома раздраженно пнул отколотый от тротуара дворником кусок снега и повернулся к автобусу спиной. Разговаривать с Сонькой в людном месте было не лучшей идеей.
        - Рассказывай свое «серьезное», Бессонова, - вздохнул Рома. - Я весь внимание. Только поскорее: если я околею под твой треп от холода, проку от меня не будет.
        Сонька на том конце провода хмыкнула.
        - Девятое марта на дворе, Давыдов! - резонно заметила она. - Текут ручьи, поют грачи…
        - Минус восемнадцать с утреца не хочешь? - усмехнулся Рома и услышал в ответ невеселое оханье. - То-то и оно. Так что пожалей меня, не отвлекайся: я и так уже один автобус упустил.
        В трубке неожиданно повисла тишина, и Рома в ожидании переступил с ноги на ногу. Днем не особо потеплело, а он не рассчитывал на долгие прогулки.
        - Сорокина не с тобой? - внезапно уточнила Сонька, и Рома удержался от шпильки о том, что с этого надо было начинать. Лишь подтвердил, что нет, не с ним, отчалила в тепле и уюте в салоне авто. Сонька резко выдохнула, чем снова озадачила, и продолжила так же жестко: - Тогда рассказывай про ее Олега. Кто, откуда, чем живет. Хочу знать всю его подноготную!
        Рома хмыкнул: умела Сонька четко формулировать свои желания.
        - Тебе зачем, Бессонова? - поинтересовался он, забыв о том, что не планировал растягивать разговор. - Жаждешь у подруги отбить? Так я не по этой части.
        Сонька фыркнула - откровенно презрительно.
        - Знаю я, по какой ты части, Давыдов! - заявила она. - Про вашу авантюру со спором Катюха мне рассказывала. Я, конечно, долго не верила, что училась с подобными психами, но от правды не убежишь. И теперь хочу понять, кто из вас двоих больший псих: Сорокина, решившая заполучить парня подобным способом, или ты, согласившийся ей в этом помочь. Не разочаровывай меня, Давыдов, скажи, что Катюха заставила тебя это сделать, а на самом деле ты адекватный и местами даже разумный человек, несмотря на демонстрируемую заторможенность.
        Рома покачал головой. Выносить Сонькин словесный понос дольше пары минут ему обычно не удавалось. Но сейчас он должен был ее дослушать. Хотя бы потому, что ей не нравилась Катюхина идея со спором. И кажется, не нравился сам Карпонос.
        - Адекватный и местами даже разумный, - согласился он. - И я предупреждал, что этот способ не сработает, но…
        - Когда бы Сорокину это останавливало, - закончила за него Сонька и задумалась. Рома печально посмотрел вслед уехавшему автобусу, а потом еще более печально - в противоположную сторону, где на горизонте было девственно пусто. Засада. - Ладно, уже кое-что, - подытожила между тем Бессонова. - Теперь вернемся к Олегу. Катька, конечно, говорила мне о нем, но там сплошные дифирамбы и розовые единороги. А в натуре что? Уж ты-то не станешь приукрашивать его достоинства.
        Рома сжал зубы, запирая рвущиеся на волю слова. Ох и много у него накопилось эпитетов в адрес Карпоноса, а озвучить их до сих пор было некому. Вот только подставлять Катюху он не хотел. Пусть сама разбирается со своим ухажером и своей подругой. А Рома с краю постоит.
        - Зачем тебе, Бессонова? - снова спросил он. - Не думаешь, что Катя имеет право сама решать, с кем ей встречаться и по кому сохнуть? И твое мнение…
        - Нет, не считаю! - снова отрезала Сонька. - Катерина в этих вопросах невинней младенца, ее любая сволочь обмануть сможет, кто потом ей разбитое сердце склеивать будет? Уж точно не ты, Давыдов! Будь я рядом, все об этом Олеге выведала бы, прежде чем Катерину ему доверить! А теперь вот приходится к разным болванам вроде тебя за помощью обращаться. Так ты мне поможешь, Давыдов? Или тебе плевать на Катюхину судьбу?
        Роме было не плевать. Но он по-прежнему не доверял Соньке. Помнил ее эксперименты по приручению. И не хотел отдавать на опыты Катюху.
        - Почему ты считаешь, что он разобьет ей сердце? - решил все же подстелить соломку Рома. - Может, он души в ней не чает и будет всю жизнь на руках носить…
        - Тип, заметивший Катюху после спора на нее? - резонно фыркнула Бессонова и наверняка закатила глаза - это она умела мастерски. Рома хотел к ней присоединиться. - Не смеши мои тапочки, Давыдов! Это Сорокина в своей первой влюбленности может ничего не замечать, но ты-то должен понимать элементарные вещи. В лучшем случае этот Олег бросит ее, как только выиграет спор. А в худшем - попользуется по полной, а потом избавится, когда пользы от ее родственника больше не будет. Ты же не желаешь Катюхе такого будущего, Давыдов? Искренне на это надеюсь и уповаю.
        Нет, Рома не желал. Он всеми фибрами души жаждал отвадить Карпоноса от Катюхи. Куда сильнее, чем Бессонова. Но все же не хотел ставить свои интересы выше Катиных. Она-то ведь своего Олега любит.
        - Сонь, ты напрасно, на самом деле, поднимаешь бучу, - примирительно проговорил он. - Спор спором, но к Катюхе он со всей душой. Цветы дарит, в театры приглашает. Пусть развлечется, а там видно будет.
        К остановке наконец подъехал следующий автобус. Рома с надеждой глянул на замолчавшую трубку: может, Бессонова разочаровалась в нем и сейчас отключится? Он очень хотел в тепло. И домой.
        - Слушай, Давыдов, выключай клоуна и давай поговорим откровенно, - наконец проговорила Сонька, и Рома мысленно чертыхнулся. Минус восемнадцать, угу. А он в кроссовках. - Я действительно беспокоюсь за Катерину и хочу понимать, есть ли у меня для того повод. Я готова смириться и со спором, и с полугодовым игнорежем: в конце концов, влюбиться можно и в давно знакомого человека, если появится повод. Но на сердце у меня неспокойно, и я объясню тебе почему. Катерину в последнее время слишком часто предавали. Отец, внезапно появившийся в ее жизни и, как оказалось, вовсе ее не хотевший. Мать, простившая его и, по сути, предпочетшая его Катюхе. Брат, забравший у нее последнее родительское внимание. Я, бросившая ее в столь трудный момент совсем одну. У нее не осталось рядом близких людей, которым она могла бы доверять. А быть одному очень, очень сложно, Давыдов. Тут цепляешься за любые крохи тепла и придумываешь себе то, чего на самом деле нет, лишь бы не сломаться. Есть у меня подозрение, что Олег стал тем самым объектом Катюхиной нежности, которую ей не на кого больше тратить. Она придумала его себе и
влюбилась в собственные же фантазии. И хорошо, если этот самый Олег хоть сколько-нибудь им соответствует. Дай бог, чтобы он разглядел Катерину и оценил ее по достоинству. Но что-то мне подсказывает, что все будет иначе. И вот с таким предательством она уже не справится.
        В новый автобус набирался новый народ, но Рома больше на него не смотрел. В груди стреляло такой острой жалостью к Катюхе, что собственные неудобства отошли в сторону. Он-то и не знал, что у нее такие неприятности. Думал, обычное непонимание с родителями: у кого не бывает? А получалось, что она совсем не из вредности грызлась с отцом и грустила по прежним временам. И искала, как сказала Сонька, хоть какое-то утешение.
        Вот только не от Карпоноса ей было его ждать. Этот не оценит, нет. Он уже ни черта не ценил.
        - Что предлагаешь? - прямо спросил у Бессоновой Рома: время упражнений в остроумии ушло безвозвратно.
        Сонька на другом конце провода невесело вздохнула.
        - Ром, поверь, у меня нет потребности рассорить Катерину с ее Олегом, - еще раз объяснила она. - Лишь защитить ее от возможного разочарования, если он вдруг это замыслил. Можешь считать это данью совести: а она у меня есть, как ни странно. Потому я и хочу понять, что Олег за человек и чего от него ждать. К сожалению, из тех обрывочных сведений между Катюхиными восторгами у меня возникли определенные подозрения на его счет. Развеешь? Или мы все-таки в одном окопе?
        Рома прошелся по пустой остановке. Он не знал, каким образом Бессонова рассчитывала «защищать» Катю от произвола Карпоноса. Зато отлично представлял, что может сделать сам. Хотя бы попытаться, чтобы потом не кусать локти. Катюха заслуживала того, чтобы за нее побороться. Пусть даже ничего не выгорит, она хотя бы будет знать, что у нее есть настоящий друг. Который не даст ей остаться одной. Что бы ни случилось.
        Кажется, Роме хватит для этого сил.
        - Давай сделаем так, Бессонова, - наконец сказал он, принимая решение. - Стремительное наступление на Карпоноса пока отложим, а я пригляжу за Катюхой. Обещаю не спускать с нее глаз и в случае острой необходимости прикрыть собственным телом. Я все это заварил, мне и расхлебывать. Если не справлюсь, призову тебя на помощь: твой номер у меня теперь есть.
        Сонька посопела в трубку: такой вариант ее явно не слишком устраивал. Но все же неожиданно пошла на уступки.
        - Но чтобы больше никаких авантюр! - предупредила она. Рома кивнул: он уже зарекся.
        - Никаких! - торжественно пообещал он, а Сонька вдруг весело фыркнула.
        - Тортик ей испеки, Давыдов: кто же девушку картошкой соблазняет! - съязвила еще она и наконец отключилась. Рома хмыкнул и послал необидное проклятие в адрес Сонькиной проницательности.
        Глава 15
        Катя сидела в пустой аудитории и равнодушно поглощала «улитки» с корицей. Большая перемена только началась, и одногруппники разбрелись по столовым, чтобы подкрепить силы перед грядущей парой химии. У Ромки Давыдова химии никак не могло быть, но именно он первым зашел в кабинет и направился к Кате решительным, хоть и немного скованным шагом. Уселся за впереди стоящую парту, развернулся и вместо приветствия стащил из ее пакета одну булочку. Тут же запихал ее в рот и только после этого подал голос:
        - Слушай, Катюха, у меня к тебе деловое предложение…
        Она, однако, смотрела только на то, как двигаются его челюсти, пережевывая «улитку».
        - Вкусно? - не дослушав, поинтересовалась она. Рома кивнул и весьма красноречиво посмотрел на пакет, в котором оставалось еще несколько булочек. У Кати от этого взгляда почему-то защекотало в груди.
        - Очень, - отозвался Ромка. Катя склонила голову на бок.
        - И зубы от корицы не ломит? - снова спросила она. Ромка передернул плечами и перевел взгляд уже на нее.
        - А должно? - уточнил он. Катя придвинула пакет к нему.
        - У меня не ломит, - сказала она. Ромка взял еще одну «улитку» и зачем-то ее понюхал. Лицо у него посуровело, а у Кати замерло внутри: ведь не вернет же обратно, только не Ромка! Он не умеет так больно бить.
        - Карпонос нос воротит? - догадался он и откусил он половину второй «улитки». - Привет ему и благодарность за привередливость. А я уж думал, с пустым брюхом буду до вечера ходить.
        Катя мигом выбралась из своих страданий. Ну да, она встала сегодня чуть свет, чтобы испечь для Олега свои любимые булочки с корицей, уверенная, что ими обязательно покорит если не его сердце, то его желудок-то точно. Да, она везла их через полгорода, боясь помять в автобусе и представляя, как Олег удивится и обрадуется ее вниманию. Да, он совершенно убил ее этим своим пренебрежительным: «Прости, Катюш, не выношу корицу: зубы от нее ломит», но все эти мелочи не шли ни в какое сравнение с тем, что так обыденно сказал Ромка.
        - Ты почему без обеда? - забыла обо всех обидах она и схватила его за руку. - Денег нет? Или опять…
        - Компании нет, - прервал ее Ромка таким тоном, что стало ясно: о деньгах он говорить не хочет. Катя притихла: кажется, она сегодня все делала не так, как надо. - Да и дело у меня к тебе, Сорокина, не терпящее отлагательств. Аккурат касательно сегодняшнего беспредела.
        Катя потупилась и тоже принялась грызть «улитку», чтобы не отвечать. Ромка был умным парнем. Ему ничего не надо было объяснять.
        Он подождал с полминуты, очевидно рассчитывая услышать от нее резонный вопрос о своем деле, потом непонятно мотнул головой и положил перед Катей два билета с нарисованными на них парусными кораблями. О том, что это билеты, Катя догадалась по цене в правом нижнем углу. Ничего не понимая, она подняла голову.
        - Что это?
        Рома передернул плечами и указал на корабль.
        - Айвазовский, - сообщил он. - Живые полотна. Ты же, кажется, уважаешь русскую классику, Сорокина?
        Катя моргнула. Айвазовского она любила той нежной любовью, какой только можно любить море и его романтическую непредсказуемость. У его полотен она дольше всего стояла в Русском музее, когда они с мамой ездили в Питер. А когда в школе им задали написать сочинение по любой картине, она выбрала «Радугу». Но Ромка об этом знать не мог. И не должен был…
        - В профкоме билеты раздавали? - изобразила равнодушие Катя, жутко боясь, что не права. И удивленный Ромкин взгляд подтвердил худшие опасения.
        - А у нас есть профком? - поинтересовался он, и она со стоном закрыла лицо руками. Значит, купил. Сумасшедший рыцарь Давыдов.
        - Ромка, зачем? - выдохнула она. - Это же почти половина стипендии! А жить ты на что будешь?
        Даже сквозь ладони Катя почувствовала, как он весь подобрался и сверкнул глазами.
        - Это восемь процентов от того, что я получил за последнюю работу! - холодно отрезал он. - Так что не волнуйся, Сорокина, на паперть из-за этих билетов я не пойду. И не придумывай повод, чтобы отказаться: если это дурацкая идея, так и скажи, я без обид.
        Катя развела пальцы и посмотрела на Ромку, как на что-то невиданное. Он просто не представлял, какую чепуху говорил!
        - Это потрясающая идея, Давыдов, - наконец прошептала она, чувствуя, как внутри все оттаивает, избавляясь от горечи утренней неудачи. - Не знаю, какая вездесущая муза тебя надоумила, но я расцеловать вас обоих готова.
        Ромка усмехнулся - наконец-то без всякого напряжения.
        - Не обещаю насчет музы, но сам приму такую благодарность с удовольствием, - провокационно проговорил он. - А если она заартачится, то и за нее тоже.
        - Ах ты! - весело воскликнула Катя и небольно шлепнула его по лбу. Ромка вскинул брови и вытянул у нее из-под руки еще одну «улитку».
        - В счет оплаты музе, раз уж у тебя все поцелуи на строгом учете, - заявил он. - Но от своей доли не отказываюсь: тебя никто за язык не тянул.
        Катя легкомысленно прыснула, ни на секунду не веря в искренность такого Ромкиного желания. С чего бы ему хотеть с ней целоваться? После того как она на его глазах целовалась с Олегом? Даже если у него вдруг был к ней случайный интерес, ее столь явное предпочтение другого парня должно было убить этот интерес напрочь. И Ромино весьма сухое прощание в субботу на крыльце было лучшим тому подтверждением. Тогда Катя, правда, списала его на слишком легкую Ромкину одежду и его желание поскорее забраться в автобус, но подкараулившие уже вечером угрызения совести обрисовали совсем другую картину. И Катя провела, кажется, худшую ночь с самой маминой свадьбы, то вспоминая странную близость, что накрыла их с Ромкой во время просмотра «Обыкновенного чуда», то понимая, что ее никогда больше не будет и что она лишь сама в этом виновата. Да-да, нельзя усидеть на двух стульях, надо выбрать один, и Катя выбрала, ведь она так долго была влюблена в Олега и наконец добилась его внимания, а Ромку знала слишком давно, чтобы рассчитывать на пробуждение в нем нежных чувств к себе. Вот только ни разу в объятиях Олега она не
ощущала ни того уютного тепла, ни того сладостного трепета, что чувствовала у Ромкиного бока. И именно они вдруг оказались важны - куда важнее чужих холодных губ и красивых, но совершенно пустых слов. И именно от них Катя отказалась, позволив Олегу, согласно Сонькиному совету, делать то, что он хочет. А он явно хотел уесть мнимого соперника, иначе не стал бы столь вызывающе демонстрировать свои отношения с Катей. Он вообще не любил выставлять их на обозрение, всегда удостоверяясь перед поцелуями, что рядом нет посторонних. А Катя убедила себя, что слишком соскучилась и что он слишком соскучился.
        И оттолкнула Ромку.
        Вряд ли ему было больно на это смотреть, но уж точно неприятно хотя бы потому, что Катя таким образом показала свое предпочтение и унизила им Давыдова, откачивающего ее от каждого свидания с Олегом. Она не имела права пренебрегать им на глазах другого парня, и условия спора не имели к тому никакого отношения. И Катя себя не простила, запретив идти в соседний двор на хоккейную игру, как Игорешка ни тянул ее к корту. Но заглянуть в разочарованное - ею - Ромкино лицо было выше ее сил. Вторая полубессонная ночь заставила встать чуть свет и заняться выпечкой, надеясь хотя бы с Олегом не испортить отношений. Но Катя и тут оплошала. И меньше всего рассчитывала на Ромкино сегодняшнее прощение и совсем уже невероятное приглашение на… свидание?
        Сердце забилось в томительной сладости, но Катя мысленно прикрикнула на него и призвала на помощь разум. Что там Давыдов говорил про деловое предложение и сегодняшний беспредел? Кажется, в своем восторге она упустила что-то важное?
        - Рома… - осторожно пробормотала она, не желая верить тому объяснению, что пришло в голову. Может, не стоило и спрашивать? Оставить, как есть, и думать, что Давыдов хочет побыть с ней вдвоем? Она же хотела! Почему он не мог? - А с чего вообще вдруг?..
        Ромка криво усмехнулся: ему явно не понравился этот вопрос.
        - Слушай, ну надо же как-то приводить твоего паршивца в чувство, - на корню оборвал все несмелые фантазии он. - А то, по ходу, он уже уверовал в свой выигрыш и не особо чешется в плане твоего обольщения. Самое время напомнить о конкуренции и о том, что Катюха Сорокина долго без внимания не останется.
        Все это он протараторил с такой скоростью, словно готовился заранее, но Катя не позволила себе обмануться на этот счет. Просто Ромке неприятна вся эта ситуация в целом и Катина беспомощность в частности, вот он и старался решить возникшую проблему побыстрее. И Катя должна радоваться уже тому, что он не бросил ее вместе со всеми ее амбициями и метаниями, а снова протянул руку помощи, несмотря на ее отвратительное с ним поведение.
        Почему это не радовало?
        - Фальшивое свидание? - так же фальшиво улыбнулась она. Ромка, не глядя на нее, кивнул. Катя заметила, что мучает собственные пальцы, и спрятала руки под стол.
        - Главное - Карпоносу не говори, что оно фальшивое, - сказал какую-то глупость он, как будто Катя не понимала. Она тоже кивнула. Разговор больше не клеился.
        - А когда пойдем? - спросила она просто потому, что не готова была расстаться прямо сейчас, а повисшая тишина слишком явно намекала на то, что Роме пора уходить. Не пора! Только Катя не знала, как это объяснить.
        Он повел плечами и посмотрел на билеты, как будто на них был написан ответ.
        - Очевидно, когда ты не будешь занята, - резонно заметил он. - Я свободен в любой вечер.
        Показалось или он ждал, что она скажет «сегодня»? А Катя согласилась сегодня составить компанию Олегу в бильярде. У него была встреча с важным клиентом, но он очень не хотел терять еще один вечер, который «можно провести с Катюшей». Очевидно, таким образом он пытался сгладить впечатление от своего пренебрежения Катиной выпечкой, но она решила дать ему еще один шанс. Все-таки она была в него влюблена. Да и очередной одинокий вечер Катю теперь страшил.
        Кто ж знал, что Ромке придет в голову пригласить ее на Айвазовского? Она-то думала…
        - Завтра! - схватила она Ромку за руку, как будто после ее ответа он мог развернуться и уйти, забрав с собой билеты. - У тебя же завтра три пары?
        Он кивнул. У Кати было четыре.
        - Ок, подожду, - благодушно согласился Ромка, но Катя мотнула головой.
        - После третьей и пойдем! - заявила она, ничего не объясняя. - Чтобы побольше времени на свидание было. То есть… на Айвазовского!
        Она вспыхнула от своей оговорки и мысленно отругала себя, готовясь к Ромкиному недоумению, но он вдруг только улыбнулся и весело пожал ее пальцы.
        - Надеюсь, последним у тебя не матан? - с легкой подковыркой поинтересовался он. - Иначе потом придется наверстывать двойным репетиторством.
        Катя тоже улыбнулась и пожалела, что последним завтра английский. И что Ромка наверняка об этом знает.
        - Матан был сегодня, - искушающе промурлыкала она, вдохновленная его намеком. Кажется… Ромка завлекал ее к себе. И кажется, она была совсем не против к нему отправиться. - Какая-то убийственно сложная тема. Ничего не поняла. И в комиксах ее нет.
        Сказала - и посмотрела вызывающе. Ну же, только не отступи сейчас! Не замни тему! Не сделай вид, что не понял намека! Прямее Катя все равно не скажет.
        - Берешь меня на слабо, Сорокина? - дурашливо поднял брови Ромка, и она возликовала. - Думаешь, не сумею ее разгрызть?
        Кате не хватило сил на ответную шпильку. Грудь залило теплом, а сердце научилось делать тройное сальто.
        - Думаю, нет такой задачи, которая тебе не по зубам, Давыдов, - искренне сказала она. Ромка глянул на нее еще испытующе, потом неожиданно свернул пакет с оставшимися булочками.
        - Ну раз ты сегодня решила завалить меня комплиментами, пошли, я угощу тебя кофе, - проговорил он и, встав с места, поднял следом и Катю. - А то так и просидишь тут всю перемену. А я теперь знаю, какой ты любишь.
        Катя заулыбалась и еще крепче сжала его пальцы.
        Глава 16
        Денег хватило только на этого злосчастного Айвазовского. Рома честно перерыл весь интернет в поисках достойного повода пригласить Катюху на свидание и при этом не выглядеть на фоне Карпоноса последним нищебродом, но тот подбрасывал либо совсем бесперспективные прогулки в местных парках с романтичными клумбами и фонтанами - в марте, ага, - либо какие-то сумасшедшие клубы со столь же сумасшедшими ценниками за вечер. Заказчик, конечно, обещал перевести Роме аванс за работу в самое ближайшее время, но этого самого времени у него и не было: Карпонос обходил его на пару корпусов после чересчур позднего Роминого старта. Но что поделаешь, если Давыдов, в подтверждение Сонькиного стеба, в сердечных делах действительно оказался тормозом и разобрался, что к чему, только когда стало уже почти поздно? Когда Карпонос вцепился в Катюху всеми своими щупальцами, а Рома еще и бантиком повязал их с обратной стороны, чтобы крепче держалось. И только после этого осознал, что Катя нужна ему самому. И не как боевая подруга, которая накормит блинчиками и устроит в университет, а как девушка, которую можно приглашать на
свидания, с которой можно целоваться и которую хочется так, что закладывает уши.
        Бред. Бред запасть на Катюху Сорокину, с которой они учились вместе два года, почти не зная о существовании друг друга, но Рома запал и теперь выкарабкивался, как мог, мечась между двумя полюсами в сомнениях, что ему делать. То ли отдать Катюху Карпоносу, как и было задумано, и выкинуть из головы те две недели, что изменили отношение к ней бесповоротно. То ли попытаться отвадить этого дегенерата, который решил, что может пользоваться Катюхиной влюбленностью. Эта влюбленность с недавних пор не давала Роме покоя, перекрывая дыхание без всякой жалости, и он, наверное, променял бы все шансы создать собственную игру на уверенность в том, что Катюха просто выдумала ту самую влюбленность, как и говорила Сонька, а вовсе не мучается из-за нее и Карпоносовой слепоты и не видит в ней всю свою жизнь. Потому что тогда Роме ловить просто нечего. Настоящее не купишь никаким Айвазовским и никаким матанализом, это Рома теперь прочувствовал на собственном опыте. А ведь было-то всего четыре встречи вне университетских стен. И Рома просто поплыл.
        И казалось бы, что проще? Скажи Катюхе прямо о том, что она тебе нравится, как сам ей недавно советовал, - и узнай ответ, который разрешит сразу все сомнения. Нет так нет, к чему тогда разбивать лоб, пытаясь сокрушить неприступные стены, за которыми тебя не ждут? Рома всегда так поступал, оставляя в своей жизни как можно меньше неразрешенных проблем, которые на деле снимаются одним вопросом. А сейчас словно блок встал, заперший самое разумное решение и отправивший кружным путем. Извилистым, непроторенным, неверным, но единственно возможным. Рома должен был попытаться добиться Катюхиной взаимности. А с ней тараном в лоб никак нельзя идти.
        Выходные были веселыми. Рома забавлялся над самим собой, то и дело выпадающим из реальности в пространство воспоминаний, где Катюха не целовалась с Карпоносом, а пекла для Давыдова блинчики, восторгалась его хоккейным мастерством и грела его бок собственным теплом, вызывая слишком жгучее желание нарушить все договоренности и присвоить ее себе. Рома чересчур ярко представлял себе, как это будет, ощущая ладонями жар ее кожи, теряясь в ее обрывистом дыхании, упиваясь ее жадным желанием. Он хотел, чтобы Катюха его хотела, все зная о ее страстности. И ненавидел обстоятельства за то, что те были на стороне Карпоноса.
        Что ж, Роме не привыкать выжимать из минимума максимум. Катюха просила спор - она его получит. Лишь бы был хоть один шанс на победу.
        Рома был уверен, что пару Катюха ни за что не прогуляет - с ее-то одержимостью знаниями, - и заговорила вчера о длинном свидании просто из уязвления Карпоносовым пренебрежением, а потому приготовился ждать. Но Катя набрала его сразу после звонка на большую перемену и пообещала, что он не пожалеет, если променяет скучный обед в столовой на ее компанию.
        Ни секунды не сомневаясь в этом, Рома выразил готовность прямо сейчас отправиться на свидание с прекрасным. Катя назначила встречу в местном предбаннике и появилась там почти одновременно с Ромой, на ходу натягивая пуховик и завязывая шарф. Рома вжикнул замком куртки и поймал Катюхину улыбку.
        - Пешком пойдем, ладно? - с нескрываемой радостью предложила она, и Рома позволил себе часть этой радости записать на свой счет. В конце концов, он же был рад ее видеть, почему Катюха должна чувствовать иное? От их дружбы она точно не отказывалась. - Погода сегодня отличная, подышим весной.
        Рома не стал возражать: четыре остановки пешкодрапом с Катюхой куда лучше, чем те же четыре остановки в забитом автобусе. Кажется, свидание обещало быть добрым.
        - Билеты не забыл? - с таким лукавством поинтересовалась Катюха, когда он подал ей руку, чтобы помочь спуститься с крыльца, что Рома не удержался от собственного подкола.
        - Разве они не у тебя? Ты как будто заявляла, что ни за что не доверишь такое сокровище подобному мне разгильдяю. Или уже забыла?
        Катя удивленно посмотрела на него и, очевидно, прочла на его лице ответ, потому что тут же толкнула его в бок и рассмеялась.
        - Я никогда не называла тебя разгильдяем!
        Рома усмехнулся: верно, не было такого.
        - А как называла? - провокационно поинтересовался он. - Только честно, Сорокина, иначе я все-таки потеряю где-нибудь твой билет.
        Катюха сделала вид, что глубоко задумалась. У Ромы по спине пробежал холодок. Напросится, выдаст она ему пару ласковых: Сорокина никогда за словом в карман не лезла. И на яркие эпитеты не скупилась.
        - Кроме «рыцаря», Давыдов? - напомнила она и улыбнулась. - Кажется, еще был «классный парень» и что-то там про хоккей в восхищенных тонах. Запиши, чтобы в следующий раз не переспрашивать. А то никаких билетов не хватит.
        Рома хмыкнул, чувствуя, как загорелись скулы. Приятно же, черт побери! Даже в шутливой перепалке.
        Они прошли университетский сквер и вывернули на центральную улицу, даже в будний день заполненную людьми. Роме вдруг отчаянно захотелось взять Катю за руку, но повода не было. Не через дорогу же ее, будто маленькую, переводить.
        - Ром… - руки коснулись ее пальцы, но куда сильнее этого поразил ее напряженный голос, как будто она готовилась к выговору. А вроде бы только что дурачилась. - Я… обидела тебя?
        Рома стиснул ее пальцы, ничего не понимая.
        - Нет, - ответил он, но, кажется, слишком быстро, чтобы Катюха поверила. Метнула на него острый взгляд. Пришлось добавлять: - С чего вдруг?
        Она вздохнула и в задумчивости погладила большим пальцем его пальцы. У Ромы зашумело в голове.
        - Ну… я резкая очень, - наконец проговорила она. - Привыкла в школе командовать и не отвыкну никак. А парни этого не любят. Вот и с тобой сейчас…
        - Это Карпонос тебя воспитывает? - скрипнул он зубами. - Ты только скажи, Катюх, я ему мозги быстро вправлю!
        Она мотнула головой, и Рома решил, что сейчас она начнет защищать своего небожителя. К счастью, ошибся.
        - Нет, это Сонька учит меня с парнями общаться, - объяснила Катя. - У нее-то большой опыт, а я до Олега и не встречалась ни с кем. Парни меня стороной обходили, не хотели, видимо, связываться. Ну вот. Я спросила, как мне Олега удержать, а она объяснила, что надо менять манеру поведения. Быть ласковой, покладистой, соглашаться с ним во всем и поддерживать. Ну, правильно, конечно, сказала, и я стараюсь, как она говорит. Но вот не всегда получается.
        Рома глубоко и медленно вздохнул, отгоняя назойливые эмоциональные ответы. Ах как хотелось высказаться и о том, в каком гробу он видел Софин опыт и ее же эксперименты; и о том, что кретины те парни, которые обходят стороной Сорокину; и о том, что парень, которого надо удерживать, не стоит и сотой доли затраченных на него усилий, но вряд ли это было то, что Катюха хотела сейчас услышать. И что услышала бы.
        - Если ты будешь ласковой, покладистой и заглядывать мне в рот, я сдохну со скуки, - выбрал как будто самый безопасный вариант он. - После трех математик подряд пожалей меня, Сорокина, ты мой единственный способ разрядиться.
        Катя бросила на него быстрый взгляд, словно бы оценивая искренность, а Рома, сам того от себя не ожидая, поднял ее руку и быстро прикоснулся к ее пальцам губами. И плевать, что она сейчас насочиняет: пусть знает, что он ее ценит. Такую, какая есть.
        - Когда бы ты слушала Бессонову? - усмехнулся он, поймав теперь уже совершенно изумленный Катюхин взгляд. - И когда бы она давала дельные советы?
        Катя пару раз хлопнула глазами, а потом наконец прыснула.
        - И тебе серьезно нравятся мои закидоны, Давыдов? - спросила еще она. Рома, чтобы не быть голословным, припомнил эти самые закидоны, и честно кивнул.
        - Нравятся.
        - И мой острый язык? Тоже нравится? - не унималась Катюха. Рома снова кивнул.
        - Нравится, Сорокина. И твой бунтарский дух, и твоя любовь к авантюрам. А еще твоя человечность и стремление к справедливости. По мне, так надо быть последним кретином, чтобы променять все это на затравленность и вымученную покладистость. Станешь покладистой Катюшей, запру в кладовке и буду ждать, пока оттуда не выберется Катюха Сорокина и не даст всем прикурить за произвол.
        Пока он говорил, лицо у Кати прояснялось, а глаза загорались прежней знакомой радостью. Она не сказала ни слова в ответ, лишь в какое-то мгновение вспыхнула и отвернулась, а руку свою до самой выставки так и не забрала. Словно грелась об Рому. Вот же дурочка!
        Но Соньке он выскажет за все ее дурные советы! Надо же додуматься Катюху в рамки загонять! Она и так уже с этим Карпоносом на себя не похожа, а с такими загонами скоро и вообще гореть перестанет. И кому Бессонова втюхивала, что она о подруге заботится? С такой заботой и врагов не надо. Или она рассчитывала таким образом отвадить-таки Катюху от ее Олежека? Мол, надоест ей этот спектакль, забьет она на подобные заморочки и поищет себе парня попроще? А если не забьет? Если себя сломает, пытаясь доказать, что способна, - а Катюха привыкла идти до последнего, когда уже невозможно остановиться? Как потом ее в чувство приводить? И будет ли вообще шанс?
        Народу на выставке оказалось не слишком много: очевидно, давало о себе знать рабочее время. Раздевшись в гардеробной, они прошли в большой зал, на стенах и потолке которого транслировались полотна Айвазовского, а на полу лежали мягкие кресла-мешки, приглашая к себе в объятия для полного расслабления. Негромкая музыка и звуки моря довершали общее впечатление, и Рома отметил, что, пожалуй, не столь уж и глупой была идея заманить сюда Катюху, а она, пройдя по периметру и вглядевшись в каждый экран, потянула Рому в центр зала, чтобы занять лучшие места.
        - Как же здорово! - с восторгом прошептала она, когда они удобно разместились в креслах, бросив сумки с учебниками где-то в ногах. Рома согласился, хотя ему-то куда большее удовольствие доставлял вид вдохновленного Катюхиного лица, чем самые красочные картины. Нет, ему определенно нравился Айвазовский, несмотря на давнюю привычку в штыки принимать все, что касалось армии, а любые военные действия относились к ней автоматом. Но все же гений художника оказался сильнее мальчишеской предвзятости, и Рома под восхищенные Катюхины комментарии уже сам с интересом разглядывал алые краски ночного «Синопского боя», сменяемые дымом «Осады Севастополя», лазурью Черного моря и мрачностью «Дарьяльского ущелья». Приходилось признаться себе, что он и не подозревал о столь разнообразных сюжетах в творчестве Айвазовского. Зато после выставки было о чем поговорить с Катюхой.
        - М-м, Ромка, если бы ты знал, как мне угодил! - нараспев выдохнула она, когда они снова оказались на улице. - Это же такая красота! И идея просто блеск, и воплощение! Я теперь неделю вдохновленная буду ходить и вспоминать, и переживать заново…
        Рома рассмеялся, не в силах устоять перед ее радостью.
        - Через неделю придумаю что-нибудь еще, - самонадеянно пообещал он. Однако Катя вдруг истово замотала головой, и Рома осекся, осознав, что, кажется, зарвался с новым свиданием.
        - Моя очередь придумывать! - пояснила, тут же отогревая, Катюха и взглянула с показательной суровостью, чтобы он даже не пытался ей перечить. Впрочем, это было последнее, что Рома бы сделал. В отличие от острого желания подначить Катюху.
        - Пригласишь меня на свидание? - поинтересовался он. Катюха как будто ненадолго замялась, однако в долгу не осталась.
        - С удовольствием, Давыдов! - чуть вызывающе заявила она и в упор посмотрела на него. - Интересно, что скажет об этом Бессонова?
        Рома недоуменно пожал плечами.
        - Софа-то? Вероятно, решит, что это очередной эксперимент. И мне снова достанется за то, что я тебе в нем потакаю.
        На лицо Катюхи неожиданно набежала тень. Расстроилась из-за Сонькиного отношения к Карпоносу? Хотя та вроде не светит.
        - Вы разве… общаетесь? - чуть натянуто уточнила Катюха. Рома мысленно обозвал себя нехорошим словом: об их сговоре с Бессоновой Кате знать не полагалось.
        - Бывает иногда, - беспечно заявил он. - Все-таки бывшие одноклассники, порой хочется вспомнить хорошие времена.
        Он осторожно покосился на Катюху, проверяя, удовлетворило ли ее его объяснение. Она молчала, а на лице у нее застыло странное упрямое выражение.
        Загорелся зеленый свет, и они пересекли улицу, чтобы добраться до автобусной остановки.
        - Вы же встречались с Сонькой? - наконец спросила Катюха, и Рома бесхитростно кивнул. Впрочем, скрывать ему было нечего.
        - Встречались, - подтвердил он. - Не думал, правда, что Софа и меня посчитает.
        Шутка не удалась. Во всяком случае, Катя и не думала улыбаться.
        - И как? - задала она новый вопрос. Рома непонимающе вскинул брови.
        - Что «как»?
        Катя бросила на него быстрый взгляд, но тут же отвела глаза. Роме в голову не приходило ни одного удобоусвояемого объяснения ее допросу.
        - Жалеешь, что расстались?
        Рома передернул плечами.
        - Почему я должен жалеть? Это два года назад было: мало ли глупостей по юности делается?
        Катя снова помолчала. Это был какой-то странный разговор с замалчиванием с одной стороны и непониманием - с другой. И кажется, обоюдным.
        - У тебя сейчас никого нет, - наконец сказала Катюха, как будто это было весомой причиной для страданий по Бессоновой. Рома хмыкнул: пора заканчивать этот глупый обмен несвязными репликами.
        - Мне тебя хватает с головой, Сорокина! - заявил он. - Если я сейчас заведу себе еще одну девицу, двинусь от ваших причуд. А если она будет такой, как Бессонова, то это случится еще до того, как я проиграю ящик пива. Так что давай пока остановимся на нашем с тобой свидании. Признаться, Софа на нем совершенно лишняя!
        Катюха несколько раз хлопнула ресницами, потом снова отвернулась.
        - Я не знала, что вы встречались, - настолько глупую фразу сказала она, что Рома даже не стал отвечать. Ну, встречались, потом расстались, точка поставлена: чего переливать из пустого в порожнее? Сонька в любом случае никогда не интересовала его так же сильно, как Катюха. Не жгло огнем в груди от ее томных взглядов, не выскакивало наружу сердце от ее улыбок, не предавало дыхание от ее близости, не становилось тесно в джинсах от одного поцелуя в щеку. Не хотелось забрать все эти непонятные печали и вернуть на милое расстроенное лицо радость даже ценой собственных неприятностей.
        Не пропадали слова, когда они были так нужны.
        Катюха его доканает.
        - Кать, это так важно? - без всякого вызова спросил Рома. Она передернула плечами, однако следом пожала ими уже почти равнодушно.
        - Если тебе не важно, мне тем более! - заявила она. Рома хотел на этом и закончить разговор, но все же сказал:
        - Мне - не важно.
        Катюха посмотрела на него исподлобья, и глаза у нее были чуть покрасневшими. Со слезами, что ли, боролась? Они-то тут вообще при чем?
        - Скажи еще, что тебе и это нравится, - шмыгнула носом она, и Рому прорвало.
        - Да нравится, Катюха, ты вся мне нравишься, и хватит уже изводить себя подобными глупостями! - выдохнул он и привлек ее к себе. Скрестил руки у нее на спине и почувствовал, как она мелко часто задышала. Покачал растроганно головой, погладил ее по смешной шапке с большим помпоном. Досталось, что ли, Катюхе в последние дни: чего она так остро на все реагирует? И не скажет ведь опять, особенно если Карпонос виноват. Выбрала себе кавалера - не след признаваться в собственной ошибке. Даже Давыдову. - И извиняться не смей! - предупредил он, почувствовав, как она зашевелилась у него в объятиях и пробормотала что-то смутно напоминающее «прости». - Не хватало еще передо мной извиняться!
        - А перед кем тогда извиняться, если не перед тобой? - пробормотала ему в шею Катюха, и Рома едва не подавился ответом.
        - Ни перед кем! - хрипло отрезал он. - Чего ты, Катька, в самом деле? На что загоняешься? Если обидел кто, скажи, я разберусь…
        Она снова вздохнула, превращая рискованное положение в опасное.
        - А если я сама себя обидела. Ром? - многозначительно спросила она, но уж этим-то точно не могла его напугать. Автобус приехал и уехал, а они так и продолжали стоять, обнявшись.
        - Не думал, что скажу это, Сорокина, но уж на тебя-то я найду управу, - пообещал Рома. - Спасу тебя от тебя, как ты когда-то спасла меня от меня самого. Для того рыцари и существуют. Ну и еще - матан златовласым принцессам объяснять. Чтобы их дракон в деканском костюме не сожрал.
        Катюха прыснула. Звонко, откровенно, и Рома почувствовал, как расслабились наконец ее плечи и, кажется, ушло это долбанное ощущение загнанности. Права Бессонова: не справится Катя одна; во всяком случае, не сейчас. Но Рома не сдастся и не отступит. Что бы она еще ни придумала.
        - Ох, Ромка, слышал бы тебя Строев! - наконец сквозь смех проговорила Катюха и смахнула с его плеч нападавший снег. Рома и не заметил, когда он начался. Он уже вообще ничего не замечал.
        - Лишь бы ты услышала, - глупо и пафосно произнес он. Катя заглянула ему в глаза и опустила голову. Отошла на полшага.
        - Я услышала, Ром, - доверительно прошептала она. - Спасибо!
        Глава 17
        Катя не хотела подслушивать, но деваться ей оказалось попросту некуда. Она сидела на кухне и решала задачи по новой теме, а Рома, чтобы не мешать ей, ушел в спальню за компьютер. На раздавшийся звонок Скайпа Катя не обратила внимания, но остаться столь же безучастной, когда из спальни донесся разгневанный рокот, не смогла.
        - Двадцать восемнадцать, Роман! - раздраженно сообщил мужской голос. - Ты считаешь, что мне больше нечего делать, как только ждать твоего звонка?
        Катя удивленно глянула на часы. И верно, почти двадцать минут девятого. Куда делись последние полчаса после ужина?
        - Нет, не считаю, - как будто бы спокойно ответил Рома. - Но, очевидно, это так, раз ты все это время сидишь за экраном и отсчитываешь минуты. Лично у меня были дела поважнее.
        Катя невольно сжалась от напряжения в его голосе. Ромка явно был не рад этой беседе.
        - Важнее родителей?! - с убийственно холодным обвинением поинтересовался голос. Очевидно, он принадлежал Ромкиному отцу, и Катя немедля окрестила старшего Давыдова тираном и самодуром.
        - Важнее твоих правил, - и не подумал пугаться Ромка. - Ты решил, что я должен звонить вам по вторникам в восемь и по пятницам - в пять. Вряд ли Земля сошла бы с орбиты, если бы я позвонил после десяти. И поверь, я не стал бы поднимать все службы МЧС, если бы ты не снял трубку.
        Катя хихикнула и тут же зажала рот рукой. Не хватало еще, чтобы Ромка понял, что она все слышит. Все-таки это был семейный разговор.
        А вот старший Давыдов явно не оценил Ромкин юмор.
        - Дерзишь, сын? - жестко проговорил он. - Весьма опрометчиво по отношению к человеку, который тебя содержит!
        Катя так и представила, как Ромка после этого поморщился. Она-то видела, как его родители содержат. Холодильник пустой, да и ботинки у Ромки далеко не новые. И куртка не сходится в плечах, потому что те раздались. А родительское пособие, очевидно, нет. И Катя еще жаловалась Ромке на свои несчастья. А тех несчастий по сравнению с его проблемами кот наплакал.
        - Ты уже это говорил, - равнодушно напомнил Ромка. - А я честно предлагал выслать твою дотацию обратно. Но мы как будто договорились делать вид, что я очень в ней нуждаюсь, а ты не можешь оставить меня без поддержки? Чтобы мама не расстраивалась?
        Ответ последовал не сразу: вероятно, Денис Денисович его обдумывал.
        - Не хватало еще, чтобы Давыдов по интернетам всяким зарабатывал! - буркнул он. - Мне такого позора не надо! Увижу где-нибудь в этих ваших Тиктоках - мигом вся твоя эпопея с самостоятельностью закончится! Квартиру сдам, и выкручивайся потом, как сумеешь!
        Как будто без квартиры Ромка перестанет быть Давыдовым. Катя покачала головой, поражаясь бредовости подобного высказывания и запрещая себе поддаваться жалости. Нельзя, нельзя жалеть Ромку, нельзя обижать его этой слабостью! Он справляется, не падает духом, не выклянчивает себе место получше, а добивается его, значит, заслуживает только восхищения. И Катя давно им восхищалась. И совершенно напрасно об этом не говорила.
        - Ладно, пап, все это мы тоже уже проходили, - непривычно устало проговорил Ромка, и Катя вопреки всем своим установкам занялась жалостью. Ну как же так? Ну почему старший Давыдов вбил себе в голову, что сын должен пойти по его стопам, и не хочет принять его выбор? Ромка вон в математике разбирается не хуже Строева и с программированием на «ты» - зачем ему армия? Да пусть бы он даже актером стал или вообще в ПТУ подался - что же, за это любить его меньше? Гнобить за непокорность? Попрекать куском хлеба? Ух, Катя высказала бы этому напыщенному индюку все, что о нем думает! Кажется, никто ее еще так не бесил! И никогда ей еще не было так обидно. Не за себя - за Ромку.
        - Убедился, что я жив-здоров, галочку поставил - и чудно! - продолжал между тем младший Давыдов. - Дай мне Лизку, она в прошлый раз обещала кое в чем помочь. И да - я слышу, что она уже вернулась из садика.
        В ответ послышалось язвительное замечание о том, что хоть кто-то из их детей выполняет обещания, а после - быстрый, звонкий, радостный лепет. Лизой звали младшую Ромкину сестру. Слов ее было почти не разобрать, зато у Кати появилась возможность оценить обстановку и придумать, как отвести от себя подозрения в подслушивании. Невольном, конечно, но вряд ли Роме будет от того проще. Он так откровенно не хотел говорить о своих отношениях с отцом, что переводил разговор на другую тему всякий раз, как только та хоть косвенно касалась его семьи. И Катя не имела права не только осуждать его за это, но и вмешиваться в то, что ее не касалось. А Ромкина жизнь ее не касалась. Ведь не касалась же?
        В посторонних мыслях никак не хватало места для нужных, а потому о возникшей проблеме Катя вспомнила только тогда, когда Рома тяжело отодвинул кресло. Значит, через несколько секунд будет на кухне. В мгновение ока загнанный в ловушку мозг выдал решение, и Катя, подцепив пальцем лежащие в боковом кармашке рюкзака наушники, вставила их в уши. Засунуть штекер в телефон она уже не успела, лишь придвинула трубку и провод к себе поближе и сделала вид, что с головой ушла в музыку.
        И даже весьма правдоподобно вздрогнула, когда Рома плюхнулся на соседнюю табуретку и в упор посмотрел на Катю. Потом демонстративно вынула наушники и улыбнулась.
        - Я не заметила, как ты вернулся.
        Ромка, не отвечая, взял один наушник и поднес его к уху. Катя покраснела. Ромка вздохнул.
        - В чем Лиза обещала тебе помочь? - не нашла ничего лучшего для вопроса она. Но хоть не сразу в лоб про отца. Пусть Ромка немного выдохнет.
        Он посмотрел на нее и кивнул в сторону спальни.
        - Пойдем, это не секрет.
        Сгорая от нетерпения - хотя что там могло интересовать трехлетнюю девочку? - Катя потрусила за ним и увидела на черном экране восьмиэтажную блок-схему с кучей непонятных слов. Вскинула брови, недоуменно воззрившись на Ромку, но тот только невесело усмехнулся и прожал какие-то кнопки, меняя картину.
        Теперь на экране появились яркие сочные цвета. Зеленое поле, синее небо, желтое солнце. Грядки с морковкой и капустой, деревья с созревшими яблоками и грушами, ограда с веселым домиком за ней. У домика была красная крыша, круглые окна и дымящая труба. Катя заулыбалась, ощутив в душе теплые детские переливы.
        - Делаешь для сестры игру? - догадалась она. Ромка многозначительно поморщился.
        - Не только для нее, но она у меня первый испытатель, - пояснил он и снова защелкал клавиатурой. - И вот это ей совершенно не нравится.
        Средь полей и грядок возникли столь же яркие домашние животные: пятнистая корова, кудрявая овечка, чумазый поросенок. Все они приветливо улыбались, но при этом казались словно бы чужеродными, и Катя быстро поняла причину. Животные были слишком взрослыми, слишком естественными, словно бы в мультфильм вставили раскрашенные кадры из настоящей деревни. Им категорически не хватало сказочности и озорства, и Катя, несмотря на всю свою симпатию к Ромке, отлично понимала недовольство его сестренки.
        - Они немного… - замялась она, подбирая слово помягче, но Ромка не стал ждать.
        - Никакие, я в курсе, - без тени обиды согласился он и признался: - Я не умею рисовать.
        Идея в критической ситуации снова явилась незамедлительно, и Катя даже подпрыгнула от нетерпения. Наконец-то она хоть как-то сумеет отплатить Ромке за доброту!
        - Я умею! - радостно сообщила она и схватила его за руку, чтобы он не надумал ей перечить. - Пожалуйста, Ром, можно я попробую? Я детстве очень милых овечек рисовала, правда! Даже в конкурсе однажды победила! Ром, ну не отказывайся!
        К ее удовольствию, он и не подумал набивать себе цену, согласившись сразу же и даже как будто с удовольствием. И Катя, на каком-то подъеме расщелкав его задачки по матану, дома немедля вооружилась блокнотом и карандашом, чтобы не откладывать выполнение своего обещания в долгий ящик. Вдохновение сегодня било ключом, и Катя, с каждым новым рисунком представляя себе восторг незнакомой маленькой Лизы Давыдовой, так увлеклась, что перестала обращать внимание на время. Один рисунок сменял другой, как казалось, еще более удачный, а Кате хотелось рисовать еще и еще, и от этого занятия ее отвлекла только открывшаяся дверь и показавшаяся в темном проеме мама.
        - Ты еще не спишь, Катерина? - с легким беспокойством спросила она. - Сложная домашка?
        Катя, не отрываясь от блокнота, мотнула головой. Ей никак не давался поросячий пятачок, а она хотела закончить именно сегодня, чтобы завтра показать свои наброски Ромке.
        Мама немного постояла в дверях, очевидно решая, оставить взрослую дочь одну или все же еще попытаться вызвать ее на откровенность, потом приподнялась на носочках и заглянула в Катин блокнот.
        - Какая прелесть! - искренне вырвалось у нее, и она сделала шаг вперед. - А еще есть?
        Катя глянула на маму с подозрением, но потом все же протянула блокнот. Мама пролистала его, улыбаясь на каждой новой странице все шире, потом растроганно вздохнула и вернула блокнот Кате.
        - Как давно ты не рисовала для души, - просто сказала она. - Я боялась, что совсем забросила.
        Катя пожала плечами. Внутри встала уже привычная стена, за которую она никого не хотела пускать.
        - Это для Ромкиной игры, - настороженно проговорила она. - Персонажи.
        Мама чуть удивленно повела бровями, однако спросила не про игру.
        - Но ведь от души, а не по указке, - уточнила она. Катя поморщилась, хотя не могла не признать ее правоту. Даже рисуя декорации для КВН, она не чувствовала такого вдохновения и такой радости, как сейчас. И дело, кажется, было вовсе не в ее любви к овечкам.
        - Мам… - неожиданно даже для самой себя проговорила она. - А если бы я, например, в вольные художницы подалась? Не захотела поступать в институт, сняла бы себе студию на каком-нибудь чердаке, носила глупый берет и не имела бы в будущем никаких перспектив, ты бы стала меня любить?
        Мамины брови на мгновение взлетели вверх, но следом она присела рядом с Катей на кровать, взяла ее руку в свои и крепко ее сжала.
        - Катюш, я буду любить тебя всегда, - очень проникновенно сказала она. - Наверное, когда ты станешь мамой, ты сумеешь лучше понять, что невозможно не любить собственного ребенка, даже если он все делает не так, как ты хочешь. Он может обижать и обижаться, может грубить и самовольничать, может устраивать истерики или изводить молчанием, но здесь, - она приложила ее руку с собственной груди, - в сердце, он ничего не способен изменить. Эта любовь рождается у женщины в тот момент, когда она становится матерью, и никуда после не уходит…
        - А у мужчины? - не стала дожидаться окончания ее речи Катя. Да, возможно, однажды она почувствует то, что чувствует мама, но сейчас ей было мало просто слов. Она должна была понять.
        Мама чуть напряглась. Катя напряглась тоже.
        - Если ты о Косте… - начала было она, но Катя мотнула головой. Со Строевым она разберется позже. В данный момент ее интересовал Давыдов.
        - Я о Ромкином отце, - наконец прямо сказала она. - Я… случайно стала сегодня свидетельницей их разговора. Он ненавидит Ромку за то, что тот не пошел по его стопам! Он готов в самых несусветных грехах его обвинить и унизить за любую мелочь! Он требует от него беспрекословного подчинения, как на плацу, как будто Ромка не сын, а зеленый новобранец! Он!.. - она выдохнула, надеясь немного успокоиться, но это плохо помогло. И пожалуй, именно возмущение, перехватив горло, не позволило продолжить в том же духе. - Ты говоришь о безусловной родительской любви, мама, и я не имею права тебе не верить! Но разве это любовь? Разве это можно назвать любовью?
        Мама тоже вздохнула и погладила большим пальцем Катин большой палец, как раньше в минуты смущения.
        - Денис Денисович - сложный человек… - начала было она, но Катя снова перебила.
        - Он не сложный человек! - категорически возразила она. - Он эгоист и самовлюбленный фанатик! Попрекать сына за то, что содержит его, пока Ромка учится в институте! Разве это не его, родительская, обязанность? Сам же проспорил, а теперь тычет Ромку по делу и без повода! Он хочет, чтобы все было по его, не думая о том, что у Ромки собственная жизнь, собственные интересы, собственные мечты, наконец! Знаешь, сколько он работает помимо учебы? Ночами, и в автобусе, и на большой перемене: я знаю, видела! А то, что это работа за компьютером, так она не менее ценна, чем его марши на плацу! Таким сыном гордиться надо, а не требовать того, чего он дать не может! Вот тогда это будет любовь! А ты говоришь!..
        Мама, однако, напротив, замолчала. Смотрела на Катину руку, периодически качала головой и о чем-то думала. Катя ждала.
        - Эгоист и самовлюбленный фанатик, - наконец повторила мама и, подняв голову, улыбнулась Кате. - Именно эти слова я говорила Свете, когда она рассказывала мне про мужа. А она в ответ твердила, что Денис очень любит Ромку и хочет сделать из него настоящего мужчину.
        - Рома - настоящий мужчина! - отрезала Катя и теперь уже сама отвернулась, чтобы скрыть непрошеные слезы. - Настоящей многих! И уж точно настоящей своего недалекого папаши! Так и хотелось посмотреть этому ослу в глаза и высказать все, чего он заслуживает! Не представляю, как Ромка терпит!
        Мама снова помолчала. Потом снова покачала головой.
        - Тут, наверное, нельзя так однобоко судить, Катюша. У Дениса Денисовича тоже ведь была своя мечта, а с ней, знаешь, нелегко расстаться. Нет, я не оправдываю его поведение с Ромой, - поспешила добавить она, увидев, очевидно, раздражение на Катином лице, - лишь предлагаю взглянуть на ситуацию его глазами. Он мечтал о сыне как о продолжателе династии и был безумно рад, когда у них со Светой родился мальчик. Носил их обоих на руках, выполнял любые капризы, это Света так говорила. Даже согласился назвать сына Ромой, а не Денисом в продолжение традиции, потому что Света была убеждена в том, что два одинаковых имени в одной семье - к несчастью, и приводила пример рано погибшего свекра. Вообще, как я поняла, при всей суровости Давыдова-старшего именно Света незримо управляет их семьей, умело направляя своенравного мужа в ту сторону, в которую считает нужным. Но воспитание сына взамен отдала в его руки. Вот он и воспитал такого же упрямца и гордеца, как он сам. И не может его прогнуть, как ни старается.
        Катя фыркнула: жалко Давыдова-старшего ей не было ни на грош.
        - Ромку не надо прогибать! - отрезала она. - Он классный парень и замечательный человек! И ему было бы куда проще жить, если бы один… «воспитатель» перестал его дрессировать и вспомнил о том, как любить. Ну или хотя бы не вмешивался в его жизнь! В конце концов, Ромка не его собственность! И пора уже с этим смириться!
        Мама терпеливо выслушала ее, а потом вдруг улыбнулась и лукаво заметила:
        - Ты очень хорошо знаешь Рому, Катерина. А ведь вы вроде особо и не общались.
        Катя передернула плечами.
        - Не общались, и что? - снова включила защиту она. - Мне, в отличие от Дениса Денисовича, не надо сорок лет, чтобы разобраться в человеке и оценить его! Вон мы с Ромкой на выставку сегодня ходили, и я потом вела себя так… некрасиво, даже самой сейчас стыдно. А он и слова мне обидного не сказал, стерпел! Одного этого хватило бы, чтобы…
        - С Ромой ходили? - уточнила мама, и в ее голосе послышалось удивление. - А почему не с Олегом?
        - Ромка пригласил, с ним и пошла, - беспечно ответила Катя, на деле вовсе этой беспечности не ощущая. Словно надвигалась гроза, а Катя пока не знала, с какой стороны ее ждать. - Ума не приложу, как он догадался, что я Айвазовского люблю!
        Маму, однако, интересовало другое.
        - Рома пригласил? - снова переспросила она, как будто Катя говорила что-то другое. Она недоуменно кивнула. - И ты согласилась? - задала следующий глупый вопрос мама, однако теперь Катя начала понимать, куда она клонит.
        - Ну да, согласилась! - ощетинилась она. - А что такого? Сходила с бывшим одноклассником на выставку! Не на свидание же!
        При слове «свидание» загорелись щеки. И мама не оставила это без внимания. Посмотрела на Катю - как-то очень чисто и словно бы наивно - и так же чисто и наивно спросила:
        - Тебе нравится Рома, Катюша?
        Катя сверкнула глазами - надо было сверкнуть - и свела брови - надо было свести.
        - Что за чушь? Я встречаюсь с Олегом, и мне нравится Олег! А с Давыдовым мы просто друзья!
        Мама многозначительно покачала головой. Катя хотела - и должна была - рассердиться, но не рассердилась.
        - Прости, если задела тебя, - мягко и неожиданно попросила мама. - Просто ты очень тепло относишься к Роме, и мне показалось…
        - Тебе показалось! - снова отрезала Катя и раскрыла блокнот, всем своим видом показывая, что очень занята. Мама понимающе улыбнулась и поднялась.
        - Просто помни, что я всегда выслушаю тебя и всегда буду на твоей стороне, - проговорила она, прежде чем выйти. Катя кивнула, желая лишь поскорее остаться одна. Щеки по-прежнему пылали, а в голове роились совсем уже неуместные мысли. Нет, не нравится. Нет, не нравится; Ромка просто друг - быть может, слишком хороший друг, чтобы остаться к нему совсем равнодушной! Но влюблена она все равно в Олега! И встреч ждет - с Олегом! И о поцелуях мечтает - Олега! И свиданиями грезит - с Олегом! Ну и пусть поход в бильярд снова оказался не свиданием, а деловой встречей средь сигаретного дыма и непонятных терминов: все же Олег позвал на нее именно Катю, а не какую-нибудь там Диану. Ну и пусть Катя весь вечер чувствовала себя забытой и лишней на этом празднике жизни среди незнакомых мужчин, смотревших на нее либо высокомерно, либо снисходительно, зато потом Олег привез ее домой, и они долго-долго целовались у него в машине, и он пообещал, что следующее свидание будет ровно таким, как захочет Катя. Ну и пусть она потом всю ночь приводила себя в порядок, выгоняя из души опустошенность и собственную ненужность,
зато…
        Зато Ромка обнимал ее, утешая, и называл принцессой, и говорил, что она нравится ему такая, какая есть, и… кажется, вернул Кате саму себя, как и обещал, а она уже и забыла, когда бы прежде чувствовала себя такой свободной и по-детски безмятежной. И теперь она точно знала, чего хотела от нового свидания. Вот только в голову при этом слове приходил вовсе не последний ряд в кинотеатре и объятия платинового блондина, а зал игровых автоматов и черноволосая Ромкина голова, почти скрывшаяся в соседнем кресле. Ах как здорово было бы обставить его в какой-нибудь игре! Ключ на старт, каждому по рулю - и вперед, к победе! Нет, Ромка не откажется! Да и Катя не даст ему такой возможности!
        Она мечтательно вздохнула, представляя, как все это будет, и перевела взгляд в блокнот, в котором задумчиво что-то рисовала. С недавно чистого листа на нее смотрела ухмыляющаяся Ромкина физиономия. Изумленная, Катя зачем-то погладила изображение пальцем, а потом в озарении закрыла лицо ладонями.
        Мама была права.
        Кате нравился Ромка.
        Глава 18
        Кажется, Катюха все-таки решила свести его с ума, иначе чем объяснить ее последние поступки? Даже если оставить совершенно потрясающие эскизы для детской игры, которые Лизка не только одобрила, но и придумала каждому животному имя и велела прислать ей рисунки, чтобы она могла повесить их на стену, то следом Катюха поразила в самое сердце, весело и немного лукаво заявив, что хочет научиться играть в хоккей.
        - Правда, у меня коньки только фигурные, но я же, как ты, все равно не сумею, - не давая Роме опомниться, затараторила она. - Просто хочу попробовать! У тебя так глаза на игре горят, невозможно устоять!
        Вариант, что он не захочет ее учить, она не рассматривала, но Рома был ей за это благодарен. Если она хотела того же, чего хотел он, не было смысла искать какие-то подводные камни. Они договорились встретиться на катке ранним воскресным утром, потому что в другое время корт был занят, и в семь утра Катюха уже вызванивала Рому, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу около его двери. В руках у нее была треугольная сумка с коньками и… новехонькая клюшка. Даже из пленки не вытащенная. Рома моргнул и протер глаза. Сам он к ее приходу едва успел натянуть штаны.
        - Ты изверг, Сорокина, - пожаловался он. - Единственный выходной день!
        Как будто не он вчера обеими руками ухватился за это забавное свидание. Уж с Карпоносом она точно играть в хоккей не пойдет.
        - С меня домашка, Ром! - заявила вместо привета Катюха, едва не подпрыгивая от его медлительности. - Только пойдем скорее, у меня времени всего до девяти. Потом родители отчаливают и оставляют на меня Игорешку.
        Рома хмыкнул и потянулся, расправляя мышцы. Футболка поднялась, чуть обнажив живот, и Катюха как-то подозрительно быстро отвела от него взгляд. Рому обдало жаром.
        - Через два часа тебе самой понадобится нянька, чтобы добраться до кровати и не сползать с нее пару-тройку дней, - пообещал он и принялся наконец одеваться. - Ты на коньках-то давно стояла, Сорокина? Явно не в этом году.
        - Не в этом, - легко согласилась Катюха, - в этом не с кем было на каток ходить. Но я хорошо катаюсь, Ром, вот увидишь.
        Он вздохнул, понимая, что она безбожно переоценивает свои силы. Он сам-то после первого выхода на лед обычно с трудом переставлял ноги, а Катюха завтра вовсе не встанет. Если, конечно, немного не поумерит пыл. Но она этого не умела.
        - Поспорить бы с тобой на что дельное, да уж ладно, не стану усугублять, - пробурчал он, завязывая ботинки. На самом деле недовольство он, конечно, изображал, в действительности радуясь тому, что у него выдалось два часа наедине с Катюхой. Вот и придумала она свидание, как обещала. И Рома собирался выжать из него максимум. - Погоду-то хоть смотрела? - уточнил он. - А то, может, там уже лужа вместо катка, а ты клюшку купила.
        - Я не покупала, - улыбнулась Катя и постучала клюшкой по подъездному полу: зайти в Ромину квартиру она так и не сподобилась. - Мама Строевскую дала. Он, оказывается, тоже хоккей любит, до женитьбы даже в какой-то лиге непрофессиональной играл. А теперь три года уже недосуг ему и клюшка не нужна. Ну, я решила, что он не сильно расстроится, если я ей попользуюсь.
        Ромка усмехнулся, застегнул куртку и подхватил свои коньки.
        - Так это у вас семейное, Сорокина, - заметил он и вышел из квартиры, оттеснив от двери Катюху. А когда обернулся, брови ее были сведены на переносице. - Что?
        - Давай не будем портить прогулку исследованиями наших со Строевым родственных связей! - потребовала она. Рома передернул плечами. Нет так нет, просто к слову пришлось. Найдется и более интересная тема.
        - Как дела с Карпоносом? - брякнул он ровно то, о чем говорить вообще не хотел. Да, пожалуй, забыть о существовании Олежека было сейчас самым большим Роминым желанием. С другой стороны, требовалось знать силы врага и его намерения. Иначе, наугад, не победить.
        Теперь Катя передернула плечами. Но на лице ее, к счастью, появилась не горечь, а раздражение.
        - Он с вечера пятницы и до самого понедельника всегда занят, - пояснила она и нажала кнопку домофона. Рома немедля пролез между ней и металлической дверью и открыл последнюю: это правило отец вдолбил ему намертво. Катя улыбнулась. - Свадьбы, юбилеи - он становится все популярнее. Ну и КВН, конечно, отнимает много сил.
        - Не до свиданий, - подытожил Рома, понимая, что говорит жестокие вещи, но не в силах удержаться от них. Сколько еще Катюха собиралась терпеть этого свина? Чем он так ее приворожил? И что сделать Роме, чтобы она наконец поняла, что он ее попросту не стоит?
        - Ром! - предупреждающе проговорила Катя.
        - Тоже не та тема? - понимающе поднял он руки вместе с клюшкой. - Ок. Озвучь тогда разрешенный список, что ли, чтобы я каждый раз не лез под кожу.
        Катя посмотрела на него и вздохнула.
        - Извини, - покаянно произнесла она. - Просто утро сегодня чудесное, не хочется портить его всякими неприятностями. Давай о тебе поговорим: с удовольствием послушаю пару каких-нибудь интересных историй.
        Интересных историй на уме у Ромы не было. Было другое.
        - То есть я - приятность? - весьма провокационно поинтересовался он, но Катя даже не смутилась. Наоборот, улыбнулась светло и простодушно и кивнула.
        - Ну конечно, приятность, Ром! Абсолютная замечательнейшая приятность! И не смей со мной спорить!
        Спорить Рома не собирался. Напротив, с удовольствием воспользовался бы столь благоприятной для себя ситуацией, если бы Катюха не сказала эти фразы столь обыденно дружественным тоном, что Роме в нем явно ничего не светило. Нужно было ждать.
        Солнце уже нехотя вставало, освещая дворы, а к окончанию шнуровки коньков и вовсе залило корт вполне себе весенними лучами. На улице почти никого не было, разве что совсем редкий прохожий, позевывая, с удивлением смотрел на двух ненормальных, шурующих клюшками в такую несусветную рань.
        Катюха, как Рома и предполагал, взялась за дело весьма рьяно. Он едва успел объяснить ей, как держать клюшку, как она тут же попыталась отнять у него шайбу, выцарапывая ее с таким усердием, что даже чуть высунула язык. Рома усмехался, легко отбивая ее неумелые атаки, и боролся со всевозрастающим желанием схватить ее, такую упрямую и разгоряченную, в объятия, развернуть к себе разрумянившееся лицо, накрыть губами ее губы вместе с озорным язычком - и чтобы она забыла и о шайбе, и о хоккее, и о Карпоносе, и ответила ему с той же страстью, что сражалась, и…
        - Да! - возликовала Катюха, заполучив наконец эту злосчастную шайбу, и бросилась к воротам, чтобы оформить свой первый в жизни гол. Рома не стал ее перехватывать: зачем отнимать у Катюхи эту радость? Но вот коньки ее подвели: острый зубец в самый неподходящий момент зацепился за лед - и Катюха, проехавшись на животе пару метров, прилетела лбом аккурат в штангу.
        Рома рванул к ней.
        - Жива?
        Но Катюха словно и не заметила падения. Вскочила на ноги и победно толкнула оказавшуюся под ней шайбу в ворота. Вскинула довольно клюшку, но снова не рассчитала. Нога у нее поехала, Катюха неловко выгнулась - и Рома подхватил ее под спину, помогая вернуть равновесие. Катя выдохнула и счастливо рассмеялась.
        - Как же это сложно, Ромка! - заявила она, схватившись за его вторую руку и сияя глазами. - И как весело!
        - Весело, - согласился он, не в силах отвести от нее взгляд. Ну же, Катюха, разве сама не чувствуешь, как нам хорошо вместе? Без всяких Карпоносов, без бильярдов и «Пурмарили»? Без издевательств над собой и без слез из-за новой неудачи? Я же вижу, что ты сейчас счастлива! Как заставить тебя увидеть это же самое? И понять? - Хорош? Или продолжим?
        - Конечно, продолжим! - с забавным возмущением заявила Катюха и красиво, фигурно, змейкой отъехала от него. Выудила из ворот шайбу и прикрыла ее крюком. - Теперь ты попробуй отними!
        Тут уже и у Ромы пробудился азарт. Но невозможно, в самом деле, оставаться равнодушным к Катюхиному пылу. Он пытался еще как-то осторожничать, сдерживать темп, но Катюха снова и снова кидалась в нападение - и с такой улыбкой, с таким искушающим лукавством, с таким желанием снова одолеть умелого хоккеиста Давыдова, что Рома отпустил себя. Отбирал, обводил, забивал - красовался по полной и не чувствовал под восхищенным Катюхиным взглядом и капли стыда. Не было ему стыдно за ее и свою радость, сколько бы ни напоминала упрямая совесть о том, что Катюха встречается с другим и вроде как бы даже влюблена в него. На все было наплевать, кроме этих горящих глаз, горящих щек и горящего льда, который странно что не плавился от их обоюдного с Катюхой жара.
        - Шестнадцать - один, Сорокина! - самодовольно сообщил Рома, когда до девяти часов оставалось двадцать минут и стоило уже начинать собираться домой. Однако Катюха в ту же секунду каким-от обманным движением выхватила у него шайбу и бросилась к воротам. Рома, прижав к боку клюшку, зааплодировал ее настойчивости, и лед на этот раз не подвел. Легкий замах, удар - и вот Катюха уже прыгала на своих фигурках, как будто выиграла кубок Стенли.
        - Шестнадцать - два, Давыдов! - звонко подытожила она. - Скажи, я хорошая ученица!
        - Самая лучшая! - без секунды сомнений ответил Рома и, скинув краги, протянул Катюхе руку, чтобы обменяться с противником традиционным рукопожатием. Катя с улыбкой вложила в его руку свою, и Рома, не выпуская, притянул ее к себе. Вгляделся внимательно в голубые глаза, чувствуя, как перехватывает от ее близости горло. - Два бездарных года, Сорокина, а ведь давно мог научить тебя хоккею, - хрипловато выговорил он. Глупость, конечно, брякнул, но Катя, не отводя глаз, только как-то завороженно кивнула и сильнее сжала его пальцы. Разум начал предавать.
        - Ты сумасшедший, Ромка, - вдруг прошептала Катюха. Он рвано выдохнул и коснулся ее щеки.
        - Кать…
        От резкого звонка телефона они вздрогнули оба. Завертели головами, ничего не понимая и пытаясь сообразить, откуда раздается мелодия и что с ней вообще делать.
        Катя расчухалась первой.
        - Строев, наверное, не может дождаться, чтобы наследника мне спихнуть, - наполовину раздраженно, наполовину виновато предположила она и указала на брошенную у бортика сумку для коньков. Рома выдавил старательно беззаботную улыбку и дунул Катюхе в лоб, разметая челку.
        - В следующий раз бери наследника с собой, я найду ему занятие, - предложил он, и Катя, в первую секунду вскинув брови от удивления, следом искренне заулыбалась.
        - Скажу Строеву, пусть купит Игорешке клюшку, - согласилась она и поплелась к бортику. Уходить с катка ей, кажется, совсем не хотелось.
        Переобувались, однако, по возможности быстро. А вот идти в сапогах, как Рома и предполагал, Катюха сумела с трудом. Эйфория спала, и мышцы тут же дали о себе знать.
        - Тебе бы ванну сейчас расслабляющую, ну или контрастный душ, на худой конец, - сочувствующе проговорил Рома, великодушно подставив Сорокиной свой локоть. - А потом крепкий сон на пару-тройку часов - тогда, глядишь, до завтра и оклемаешься.
        Катюха вцепилась в его руку и показательно застонала.
        - Какая ванна, какой сон, Давыдов? Игорешку ни на минуту нельзя одного оставить, иначе потом дом не соберешь.
        Рома хмыкнул: да, этого бутуза он запомнил.
        - Тогда предлагаю шантаж. Завтра у тебя контрольная по матану, если я не ошибаюсь? Вот и предупреди Строева, что не сможешь прийти, если тебе откажут в ванне. Твой нынешний вид, поверь, сотрет все сомнения в твоей честности.
        Катя хихикнула и тепло вздохнула.
        - Попробую, Ром, - пообещала она. - Но если завтра меня не будет на остановке, ты знаешь, кого за это благодарить.
        - Себя? - подначил он ее, но Катя только закатила глаза и почти повисла на Роминой руке. Он забрал у нее сумку с коньками и клюшку. - Если что, зови на помощь. Много не обещаю, но на пару часов Игореху займу. Мне как раз нужен еще один испытатель для «Лизиной фермы».
        Он ожидал, что она зайдется благодарностью или начнет отнекиваться, напоминая, что Давыдов и так все время ее спасает, но Катя вдруг коротко выдохнула, а потом, напротив, глубоко вздохнула.
        - Хорошо, Ром, - пообещала она, и его неожиданно прошило до самых потрохов. Перед глазами так и встала сногсшибательная картина с голой Катюхой в ванне, полной пены. В штанах стало тесно, и Рома только молча кивнул, не рискуя доверять голосу. Он определенно становился озабоченным. И надо уже было что-то с этим делать.
        Дальше шли молча, но эта тишина вовсе не казалась тяжелой. Катя доверчиво прижималась к Роминому плечу, а он теперь поддерживал ее за талию и готовил категоричную речь в Катюхину защиту. В конце концов, если Строев сам играл в хоккей, не мог не понять, что дочери сейчас нужен отдых. Пусть отложат отъезд или берут Игореху с собой, а то взяли моду навешивать его на Катюху. Можно подумать, для нее рожали!
        - Ох! - выдернула Сорокина из праведного гнева, и Рома машинально всмотрелся в ее ноги, уверенный, что она от усталости неудачно ступила. Но следующее ее слово прояснило ситуацию. - Олег… - то ли изумленно, то ли виновато прошептала она, и Рома, подняв глаза, столкнулся с точно таким же праведным гневом на физиономии Карпоноса. Он стоял возле своей машины, сжимал в руке телефон и прожигал взглядом обнимавшихся Катюху с Ромой. Кажется, это он и звонил, оборвав их тренировку. И какого дьявола, спрашивается, ему здесь понадобилось?
        - Что это значит? - шагнул Карпонос вперед, и Рома почувствовал, как Катюха сжалась. Не дай бог сейчас еще оправдываться начнет. Этого Рома слышать не хотел.
        - А ты тоже на хоккей? - уже привычно включил дурачка он. - А чего так поздно? И без обмундирования? Впрочем, сегодня уже все равно ничего не выйдет: тренировка закончена, приходи в следующее воскресенье.
        Карпонос, надо отдать ему должное, не обратил на Ромины остроты никакого внимания, лишь продолжал обвинительно смотреть на Катю, и она, чуть нахмурившись, отошла от Ромы. Рома скрипнул зубами, но промолчал.
        - Откуда ты здесь? - и не думая оправдываться, потребовала она ответ от Карпоноса. - Да еще в такую рань? Ты же говорил, что будешь отсыпаться как минимум до полудня. Я тебя и не ждала.
        Вряд ли Карпонос ожидал подобного выговора от вчера еще покорной Сорокиной, однако снова не сплоховал.
        - Подвернулась отличная возможность провести этот день с тобой, и я не мог ей не воспользоваться, - заявил он, и, как Роме показалось, эта фраза куда больше предназначалась ему, чем Катюхе. Он и ответил.
        - Встань в очередь, Карпонос! Сегодня мой день свиданий! И, как видишь, я до полудня не отсыпаюсь и времени не теряю!
        - Да уж вижу! - усмехнулся тот, и Рома недовольно признал, то усмешка у Олежека вполне обоснована. На свидание их сегодняшняя тренировка с Катюхой не похожа даже с большой натяжкой. И как бы ни радовалась она сегодня, и как бы ни веселилась, если у Карпоноса хватит совести и догадливости организовать для нее настоящее свидание, он выиграет этот раунд. Тем более Катюха и не подозревала, что Рома давно уже боролся за нее по-честному. А он не спешил ей это доказывать.
        - Нам надо поговорить, Катя! - продолжил между тем свою атаку Карпонос. - Но без него, - кивнул он на Рому. - Надеюсь, мы теперь не будем ходить на свидания втроем?
        Катя помолчала, колеблясь. Вряд ли ей хотелось отказывать Карпоносу после его столь красивого жеста, как жертва собственным сном ради возлюбленной, но и Давыдова она обижать, очевидно, не желала. А Рома упорно стоял на своем месте, не собираясь больше изображать психа и давать сопернику очередную фору.
        - Для свиданий втроем поищи себе другую деваху, Карпонос, - не удержался-таки он от еще одной пошлости. - Катюха не из таких!
        Однако и эта острота осталась без внимания. Рома почувствовал себя лишним. Отвратительное ощущение.
        - Катя? - ровно и настойчиво проговорил Карпонос, несомненно куда выигрышнее соперника смотревшийся в этой своей сдержанности, и Сорокина ожидаемо произнесла:
        - Прости, Ром…
        Он даже дослушивать не стал. Резко развернувшись - и уже в спину получил продолжение:
        - Пару минут всего! Только не бросай меня одну: я без тебя до дому не доберусь.
        Рома передернул плечами и, протопав на детскую площадку, завалился на первую попавшуюся скамейку. Душу быстро завоевывал раздрай, и никакое обещание Сорокиной через пару минут избавиться от Олежека не спасало от жгучей ревности. Надо быть полным придурком, на самом деле, чтобы рассчитывать, что из них двоих с Карпоносом Катюха предпочтет Ромку Давыдова - бывшего одноклассника и вечного терпилу. Он даже Бессонову удержать на смог, и девчонки у него с тех пор не было, тогда как Карпонос в своей популярности был офигительно желанным экземпляром, и Катюха, несомненно, не случайно именно в него и влюбилась. И была верна своему чувству целых полгода, несмотря на то, что объект вожделения не обращал на нее внимания. Почему теперь, когда наконец обратил, Рома вдруг уверился, что может отбить Катюху? Ну и пусть она называла его другом, бежала к нему со своими печалями и сияла солнцем, когда он умудрялся ей угодить? Целовалась-то она с Карпоносом и его же хотела, а Роме во всей этой истории светила роль разве что жилетки, да и то которую можно скинуть за ненадобностью. Как сейчас, когда примчался принц и
предлагает прокатиться на белом коне. И действительно, ровно в этот момент Карпонос распахнул перед Катюхой дверцу своего автомобиля, а Рома так дернул ручку Сорокинской сумки с коньками, что оторвал ее напрочь.
        Придурок! Еще и оправдания теперь придумывай! Вот тебе и не «бросай одну». Не бросил бы, Сорокина, кабы…
        Но Катюха вдруг отскочила и категорично замотала головой. Слов Рома не слышал, только совершенно определенно недовольный ее тон; и в груди немного отпустило. Кажется, Катюха все же вернула себе характер, и хоть в этом Рома мог поставить себе плюсик. Об остальном пока стоило только догадываться.
        Они довольно эмоционально поговорили с Карпоносом еще пару минут, после чего он запрыгнул на водительское сиденье и рванул прочь со двора, а Рома, кажется, в первый раз нормально выдохнул. Второй раз он выдохнул, когда в голосе присевшей рядом с ним Катюхи не услышал слез.
        - Предложил поехать к его друзьям на дачу! - даже не дожидаясь Роминого вопроса, сообщила она. - Природа, шашлыки, он уже обо всем договорился. Нет, ты представляешь! - тут уже наружу прорвалось откровенное возмущение. - Ни о чем меня не спросил, даже свободна ли я, договорился и дал мне пятнадцать минут на сборы! Вот я, наверное, сижу целыми днями у окна, выглядываю на улицу, его жду! Да даже если б и так, что, мое мнение вообще никакой роли не играет? А может, я не ем шашлык! И не люблю дачи? А друзей его вообще знать не знаю, с чего бы вдруг?..
        Она еще распинала незадачливого ухажера за какие-то грехи, а Рома слушал ее, как любимую музыку, и одергивал себя раз за разом от почти неукротимого желания прямо сейчас прервать ее собственными губами, немедленно испытав удачу. Как же хотелось… уже до каких-то судорог то ли в груди, то ли в разбушевавшемся воображении. И только та самая сумка с оторванной ручкой, разделившая их с Катюхой на скамейке, не давала окончательно забыться.
        - Кать…
        Она замолчала и тоже посмотрела на сумку. Рома мысленно ругнулся, поняв, что так и не придумал дельного объяснения сему безобразию.
        - Извини, - только и пробормотал он, и она перевела на него какой-то странный, непривычно взрослый и глубокий взгляд. Рому обдало жаром с ног до головы. Она все поняла.
        - Я больше ни за что не унижу тебя таким выбором, - тихо произнесла Катя и, чертыхнувшись в голос, полезла за телефоном, во второй раз обломавшим сегодня Роме весь кайф.
        Глава 19
        Катя лежала в ванной, полной горячей воды и пены, а вынырнуть никак не могла из фантазий. Впрочем, не очень-то и хотела. Порой фантазии были единственным, что давало силы смиряться или двигаться дальше, но сегодня те просто купали в своих сладостных волнах, то набегая, закрывая по самую грудь, то отступая, тревожа где-то пониже живота и восхищая каждым новым своим витком. Катя упивалась этими необычными ощущениями, припоминая недавние волнующие эпизоды и тут же придумывая им продолжения, которых не случилось в реальности. И все больше убеждалась в осознанной сегодня истине.
        Она нравилась Ромке.
        Нравилась, несмотря на два с половиной года исключительно соседского знакомства, несмотря на ее властные замашки и порой отвратительное поведение, несмотря на то, что он сам помог ей завоевать Олега и после еще несколько раз мирил рассорившихся влюбленных. Да, так бывает, это теперь Катя знала по себе. И не хотела придумывать причины, доказывающие обратное. Ей-то ведь понравился Ромка вопреки всем причинам. Да так понравился, что напрочь вытеснил из головы и сердца Олега, оставив лишь понимание, что настоящая любовь - совсем другая. Не та, которую Катя вообразила себе, увидев красивого и уверенного в себе парня, и которую придумала за полгода его равнодушия. Не та, которую надо удерживать любой ценой, ломая себя и постоянно подпитывая ее собственными страданиями. Настоящая приходит сама, когда ей этого хочется, и остается вопреки, хозяйничая, будто имеющая право, и наполняя душу абсолютным чистым восторгом, а тело - совершенно новыми желаниями. И именно они открыли Кате глаза. И именно они изводили не первый день своими непристойностями - или, быть может, наоборот, своей естественностью? Разве
стыдно, в конце концов, что ей так хотелось потрогать Ромку? Олега - нет, не хотелось, а рядом с Ромкой ладони горели огнем от слишком острой потребности прикоснуться ими к его коже. Ощутить, узнать, почувствовать точно такой же ответный жар и точно такое же ответное желание. Катя уже читала его в черных Ромкиных глазах, уже пронизывалась им от его хрипловатого голоса, уже понимала его в странном, непривычно резком его дыхании. И замирала, и волновалась, и откликалась, даже когда вовсе от себя такого не ждала. Сегодня, например, когда Ромка потянулся и Катя случайно увидела его живот с темной полоской волос. В секунду стало так жарко, словно ее окунули в кипяток, а услужливое воображение дорисовало остальную картину, и в ней Катя запускала руки Давыдову под футболку, скользила ладонями по его крепкой спине, а сама вжималась животом в его живот, а он тоже вытаскивал ее водолазку из джинсов и…
        Между ног сладко затянуло, и Катя окунулась в воду с головой, не зная, что со всем этим делать. Ни разу у нее не возникало ни таких фантазий, ни таких ощущений рядом с Олегом. И желаний таких не возникало тоже. И в груди так сладостно не замирало, и пониже живота не тревожило, даже когда она целовалась с ним, как оголтелая, что потом губы по полдня болели.
        Губы болели, а тело не отзывалось. Не хотело оно Олега, даже когда он был так близко, как никогда не был Ромка. Кажется, оно куда лучше Катиного разума знало, что ей нужно. И кто ей нужен. А нужен ей был Ромка. И слава всем святым, что и она, кажется, нужна была ему не меньше.
        Эта несчастная оторванная ручка все объяснила. Ромка явно был уверен, что Катя прямо сейчас, у него на глазах, кинется в объятия Олега, отдастся его поцелуям, забудет напрочь о том, что только что сама же и обещала, и того, с кем провела сегодняшнее утро. И Катя, пожалуй, не могла обижаться на такие его мысли о себе. Слишком много глупостей она наделала в последнее время. И Ромке из-за них досталось больше всех.
        Но все это отныне не имело значения. Перестало иметь, когда Катя, отказав Олегу в свидании - да еще в таком свидании, о каком она недавно только мечтать и могла, - почувствовала не горечь, а облегчение. Она действительно не хотела никуда с ним ехать, и не поехала бы, даже если бы были в порядке ноги и ее не ждал беспризорный Игорешка. Она хотела остаться с Ромкой - и осталась, и в награду получила то самое доказательство его к себе неравнодушия. Как Ромка смотрел на нее, когда она возвращалась к нему, - как будто от ее слов зависело все на свете! И Катя была бесконечно рада, что не разочаровала его. И рисовала в мыслях такую сладкую картину, в которой она пригласит-таки Ромку помочь ей с братом, и в отсутствие родителей они останутся почти одни, и Катя отключит к чертовой бабушке свой телефон…
        Все разрушил Строев. Как всегда, из самых лучших побуждений, но кому бы от этого было легче? И даже горячая ванна, снимавшая напряжение в натруженных мышцах, как под действием волшебного снадобья, не перекрывала разочарование.
        - Что с ней? - угрожающе пророкотал папенька, когда Катя с Ромкиной помощью наконец добралась до квартиры. Рома переволок ее через порог и усадил на коридорный пуфик.
        - В хоккей переиграла, - сообщил он и плюхнул рядом с Катей ее сумку с коньками. Потом протянул Строеву клюшку и смешно, по-братски, растрепал Кате волосы. - Не грузите ее сильно, - посоветовал он еще, и Катя проводила его улыбкой и долгим взглядом. Почему он не воспользовался их уединением в лифте, куда запихал Катю, отказавшись тащить ее на седьмой этаж, она не знала. Там ведь и стоило-то только сделать самый крошечный шаг навстречу - и Катя не оттолкнула бы. И Ромка должен был это понять после ее слов на скамейке. Но, очевидно, не понял. «Парни не понимают намеков», - вспомнились ей его же слова, и сегодня Ромка подтвердил их собственным примером. Но как же тогда Кате все объяснить? Прямо сказать она точно не сможет.
        - Ты играла в хоккей? - вырвал из мыслей неверящий голос Строева. Катя передернула плечами и демонстративно достала из сумки мокрые коньки.
        - Шестнадцать - два, Ромка победил, - с непонятным злорадством проговорила она, как будто Строев должен был учить ее игре. - Но это он еще поддавался, иначе было бы совсем стыдно.
        Пристыдить ей, вопреки словам, хотелось папашу, который слишком долго осознавал себя родителем и пропустил все ее детство. Однако Строев задал совсем другой вопрос.
        - Роман играет в хоккей?
        Катя скривила губы, досадуя на его непробиваемость, и махнула рукой в неопределенном направлении.
        - По воскресеньям у них в соседнем дворе игры. Я недавно узнала, когда с Игорешкой на прогулке была. Ну и… попросила Ромку научить меня.
        Строев долго удивленно смотрел на нее, а потом перевел взгляд на фигурные коньки.
        - На этом? - неожиданно простонал он и вытер лицо ладонью. - Сумасшедшая! - заявил следом как-то очень по-домашнему, поразив теперь Катю. - Сегодня же куплю тебе нормальные коньки! А сейчас - марш в ванну, и чтобы не выходила из нее хотя бы час!
        - А Игорешка? - пробормотала Катя, от изумления даже не думая спорить. - С собой возьмете?
        Отец мотнул головой.
        - Дома побудем, пока ты в себя не придешь! - и добавил совсем уже разнеженным тоном: - Хоккеистка!
        Ни дерзить, ни возражать Кате почему-то не захотелось. Вот уж не думала она, что одна хоккейная тренировка способна так на него повлиять. Почувствовал наконец в дочери родную кровь? Ну а Кате это открытие и даром не нужно! Пятнадцать лет он ее знать не хотел, а теперь только и делает что портит жизнь! Тиран!
        Думать о Строеве сейчас совсем не хотелось. Скоро Катя заставит себя выбраться из ванны и потопает в комнату, но пока еще она была здесь, одна, и никто не мог ее потревожить…
        Ладони сами прошлись по обнаженному телу. Погладили шею, плечи, коснулись груди. Катя закрыла глаза, представляя вместо своих рук Ромкины. С длинными пальцами, смуглой - куда смуглее Катиной - кожей, с этими странными кожаными браслетами, о которых Катя так ни разу его и не спросила. Но и теперь ее интересовали совсем не они. Неужели Ромка однажды будет вот так же гладить? Скользить? Ласкать? Сжимать от распоясавшейся страсти, пожирая Катю бездонным взглядом? От слишком живой фантазии снова заныло внизу живота, и Катя стыдливо стиснула ноги. Нет, пусть Ромка, пусть сам! Катя хотела именно с ним ощутить настоящее наслаждение. Что же ей сделать, чтобы ему наконец отказала выдержка? Ведь не первый же раз он сегодня останавливал себя. А Катя не хотела, чтобы останавливал! Она измучилась, и оказалось, что измучилась именно по нему! А он…
        Глупый рыцарь Давыдов! Неужели все еще думает, что она влюблена в Олега, и именно поэтому не переходит черту? То есть он прав, прав, конечно, и так было честно, да и Катя ничем не дала понять, что ей на самом деле нужен именно он, а вовсе не придуманный идеал! И ей следовало бы сначала порвать с Олегом и лишь потом соблазнять Ромку. Тогда и совесть не будет мучить, и Ромка поймет, что с ним для нее все серьезно. Как просто, на самом деле, хотя и немного страшно. Но Катя сама все это заварила, ей и расхлебывать. И чем раньше она поговорит с Олегом, тем лучше!
        Кажется, никогда еще она не ждала понедельник с таким нетерпением! Отнимающиеся ноги не позволили вечером пойти посмотреть, как играет Ромка, и Катя только покаянно извинялась перед ним за свое отсутствие, когда Ромка позвонил узнать, как у нее дела. Он, по счастью, ничуть не обиделся, в отличие от Олега, который весь следующий день демонстративно не замечал Катю при случайной встрече и спешил отвернуть в сторону, если она вдруг появлялась у него на пути. Вероятно, решил таким образом наказать ее за выбор и неповиновение. Катя только усмехалась и качала вслед головой. Как ребенок, честное слово. Ну не проще ли высказать все обиды в лицо и решить их, как взрослые люди? К чему эта показушная обидчивость? Ведь не чувствовал же Олег к ней ничего, она в этом почти не сомневалась. Просто потому, что не может влюбленный человек думать только о себе. Это не любовь. А если и любовь, то исключительно к себе, неотразимому. И Катя могла только поражаться, как не замечала и не понимала этого раньше. Нет, наверное, даже скорее всего, Олег был замечательным человеком, но только не по отношению к Кате,
заставившей его за собой ухаживать. Она была ему не нужна, и не вина Олега в том, что он не сумел ее полюбить. Но какое же счастье, что Катя смогла избавиться от своей одержимости им куда раньше, чем уничтожила себя в желании стать для возлюбленного идеалом! Ведь был совсем другой путь. И совсем другой - такой замечательный - Ромка!
        - Пообедаешь со мной, Сорокина? - окликнул он ее в столовой на большой перемене. - Я и место для тебя охраняю, никого не пускаю, хотя сама Диана Омельская на него облизывалась.
        Катя рассмеялась: Диана Омельская по местным столовым не ходила. Лучшие из мужчин водили ее в лучшие из ресторанов. Ну или, в крайнем случае, в кафе.
        - Если ради меня ты отшил Диану Омельскую, я, пожалуй, позвоню сейчас Тимоти Шаламе и скажу, что никак не смогу составить ему сегодня компанию.
        Ромка хмыкнул, а потом, чуть помедлив, спросил:
        - А на выходные у тебя столь же грандиозные планы? Или есть шанс отбить тебя у очередной звезды?
        Катя решила сделать вид, что не поняла намека на Олега. Поставила поднос на стол, аккуратно села, расправив юбку, и только тут поняла, что Ромка явно неспроста завел разговор про выходные. А она, клуша, опять все портит.
        - Ради того, чтобы взять у тебя реванш, я отменю свидание даже с Шоном Мендесом, - соблазнительно улыбнулась она. - Тем более что и хоккейные коньки у меня теперь есть.
        Ромка снова усмехнулся и еще пару секунд помолчал.
        - Тогда субботу для меня освободи, - распорядился он. - На свидание тебя приглашу.
        Катя заулыбалась так, что даже зажмурилась. Как же это было хорошо - свидание с Ромкой! Только что же суббота так далеко? Целых пять дней! А так хочется уже сегодня!
        - Ой, Ром! - воскликнула она, вспомнив их недавний уговор. - Теперь же моя очередь тебя на свидание приглашать! Я же обещала!
        Ромка повел плечами, но отказываться и не подумал.
        - У тебя есть для этого пять дней до субботы, - резонно заметил он, и Катя мечтательно вздохнула. Ромка даже не представлял, что она для него придумала! И как же хотелось поскорее осуществить свою задумку и увидеть восторг и благодарное понимание в его глазах! Но сначала ей надо было порвать с Олегом. Чтобы уже ничего не мешало настоящему свиданию.
        - Я только… дело одно закончу, ладно, Ром? - попросила она и снова улыбнулась. - Его… надо закончить.
        Она очень не хотела, чтобы он спрашивал, что это за дело, и Ромка не спросил. Только очень внимательно посмотрел на Катю.
        - Но суббота за мной, ты согласилась, - зачем-то напомнил он. Катя кивнула и тронула ногой его ногу. От этого стало тепло и весело. Особенно когда Ромка глянул под стол и подавился отпитым компотом. Нет, его она ни за что не упустит!
        Теперь необходимость объясниться с Олегом встала особенно остро. Кате не терпелось пойти на настоящее свидание, пусть даже оно предполагалось в зале игровых автоматов - с Ромкой ей нигде не будет скучно. Только он умел превращать самые обыденные вещи вроде просмотра фильма или совсем неромантичного ужина в те самые настоящие свидания, которые Катя до сих пор отказывалась признавать. Чувствовала их душой, но отвергала разумом, каждый раз напоминая себе об Олеге и своих чувствах к нему. Но больше этого не повторится. На следующем свидании Катя будет совершенно свободна, и ей казалось, что Ромка разгадал причину отсрочки. Поглядывал он на нее, во всяком случае, с каждым днем все более вопросительно. А Катя виновато улыбалась и ругала себя за то, что никак не может выполнить задуманное. Олег по-прежнему избегал ее, не отвечая на попытки заговорить, а Катя, поддаваясь угрызениям совести, не смела настаивать.
        Но вечно так продолжаться не могло. В несвойственной ей нерешительности Катя пропустила все сроки, и в четверг после уроков ей оставалось думать уже не о том, как организовать второе свидание, а о том, как не испортить первое, обещанное Ромке. Потому что по пятницам Олег в университете почти не появлялся, готовясь к разного рода торжествам, а в другом месте Катя отловить его попросту не смогла бы. И она решила идти до конца.
        Олега она нашла в актовом зале в процессе репетиции. Села на задний ряд, где не было света, и запаслась терпением на долгое ожидание. Даже если ей придется просидеть здесь до завтрашнего утра, она не двинется с места. И перед оскорбленным Олеговым видом больше не отступит! Пусть себе оскорбляется после их расставания! Или - не оскорбляется, тем более что сейчас, на сцене, вовсю флиртующим с Дианой Омельской, он отнюдь не был похож на оскорбленного или хоть сколько-нибудь переживающего из-за размолвки с собственной девушкой человека. Впрочем, тем проще будет Кате сказать ему нужные слова.
        Но, наверное, даже в самых смелых и раздраженных мыслях она не думала, что возьмет быка за рога так скоро, как это получилось в действительности. Потому что, когда Олег в ответ на ее приветствие снова гордо вскинул голову и столь же гордо прошагал мимо, Катя произнесла ему в спину - четко и твердо:
        - Мы расстаемся, Олег!
        На мгновение он как будто заколебался, чуть замедлил шаг, но тут же снова выправил его и, так и не посмотрев на Катерину, покинул актовый зал. Он думал, что Катя бросится за ним, устроит сцену, начнет умолять не оставлять ее, прося прощения за свои предыдущие капризы? Катя выдохнула с огромным облегчением и с таким же облегчением плюхнулась обратно в кресло. Как же все просто оказалось на самом деле! И сколько глупостей она себе напридумывала! И сколько времени потеряла в этих своих поисках подходящего момента. А подходящим моментом оказался ровно тот, который Катя для себя выбрала. И сейчас она позвонит Ромке, расскажет, что только что сделала, они вместе посмеются над абсурдностью ситуации, а потом…
        Нет, не по телефону, Катя хотела сообщить эту новость лично. И увидеть в этот момент Ромкино лицо. Пусть даже съязвит, не выдавая собственных чувств, - Катя была уверена, что эти чувства будут! Яркие, сильные, сладкие! А может… может, они даже победят наконец Ромкину сдержанность, и Катя узнает, как это - целоваться с парнем, которому нравишься и которого хочешь. Это должно быть что-то потрясающее, если от одних лишь мыслей о Ромкиных ласках у Кати сбивалось дыхание, а внутри замирало от томительного предвкушения. Ах если бы прямо сейчас броситься ему навстречу, оказаться в его объятиях, задрать подбородок, зажмуриться, отдаваясь его желаниям… Но Катя сама отправила сегодня Ромку домой, не велев себя ждать, чтобы не было у нее повода отвернуть в самый напряженный момент и снова не разобраться с этой проблемой. Но сейчас-то та была позади, а Катя для чего-то теряла время, продолжая сидеть в пустом актовом зале, когда давно бы уже могла…
        Она подхватила рюкзак и весело побежала к выходу. Два пролета ступеней по центральной лестнице, на ходу застегивая пуховик, - и вот уже первая массивная дверь позади, а за второй…
        За второй ее ждал Олег, почти без движения стоявший напротив выхода и глядевший на Катю в упор. Она даже вздрогнула, никак не ожидая новой встречи. Замерла, не зная, что и думать.
        Олег тоже не сошел с места. Только сказал - негромко и очень сдержанно:
        - Я подвезу тебя до дома.
        Первым Катиным порывом было замотать неистово головой и сбежать как можно быстрее, потому что в душу в секунду проникла какая-то неясная тревога, но Катя остановила себя. Во-первых, она все же была перед Олегом виновата и так толком и не объяснилась, а во-вторых, она хотела как можно скорее попасть домой, а на машине это было сделать куда проще, чем на полуночном автобусе, которого еще поди дождись.
        И все же Катя сделала попытку отказаться.
        - Ты устал, Олег, я видела, как ты выкладывался на репетиции. А я совсем в другой стороне живу, я и на автобусе доберусь.
        Олег чуть кривовато улыбнулся.
        - Спасибо за заботу, Катя, мне она очень приятна, - мягко сказал он. - Позволь же и мне о тебе позаботиться. Ты задержалась в универе из-за меня, и я бы не хотел, чтобы из-за этого ты возвращалась домой по темноте. Мне будет спокойнее, если я увижу, что с тобой все в порядке.
        Тут уже у Кати не нашлось повода для возражений. Она только напомнила себе, как здорово начался сегодняшний вечер. Закончить его Катя хотела как минимум не хуже.
        - Хорошо, - согласилась она и проследовала за Олегом в машину. Устроилась на пассажирском сиденье, поставила на колени сумку и довольно посмотрела в окно. Давно ли она садилась сюда в предвкушении первой поездки с Олегом Карпоносом? Сегодняшняя будет последней.
        Олег неторопливо, но все же и без всяких задержек завел свою «хонду» и вырулил с парковки на дорогу. Катя продолжала улыбаться и подумывала, что, пожалуй, стоит рассказать Олегу о ее затее со спором между ним и Ромкой. Она бы ни за что не рассказала, устрой он ей неприятную сцену во время расставания. Но коль скоро он принял ее решение с таким достоинством…
        - Прости меня, - улыбнулся и Олег, едва они притормозили на светофоре. - Я не хотел, чтобы все это зашло так далеко.
        Катя пожала плечами, испытав легкий укол совести.
        - Не страшно, - тепло сказала она. - Мы просто не подходили друг другу, и, думаю, разорвать столь странные отношения стало лучшим решением для нас обоих.
        Олег, однако, неожиданно вздохнул.
        - Почему странные, Кать? - спросил он. - Мне казалось, у нас были неплохие отношения.
        Катя удержала себя от ответа, что ему это только казалось. Угу, неплохие. Такие неплохие, что Катя потом приходила в себя в Ромкиных объятиях.
        Впрочем, как раз это-то было просто замечательно.
        - У нас были чудесные отношения, и я буду вспоминать их с большой теплотой, - снова заулыбалась она, подумав о Ромке. - Но жизнь на этом не кончается, надо идти дальше.
        Олег, однако, вовсе не был склонен к такому же оптимизму.
        - Тебе, кажется, совсем не жаль, Кать? - с чувствительным уязвлением произнес он. И продолжил до того, как она нашла достойный ответ: - Это из-за твоего бывшего одноклассника? Он подсуетился, пока я зарабатывал деньги, чтобы организовать для тебя достойное свидание?
        Катя нахмурилась: ей откровенно не понравилось это давление. Да и странно было слышать подобное, когда в «Пурмарили» за ужин платил Руслан, в театр билеты выдал профком, а в бильярдной Катю разве что обкурили, но уж точно не научили играть. В отличие от катка.
        В груди по-хорошему замерло. Нет, все-таки Ромка невозможно положительно на нее влиял. Она даже злиться не могла, стоило ей о нем подумать. Чудеса!
        - Давыдов здесь ни при чем, - соврала она, но уж объяснять Олегу свои чувства к Ромке она точно не собиралась, даже застыди он ее действительными проступками. - Просто мы с тобой, наверное, слишком разные. Тебе хочется одного, мне - другого; тебе нравится одно, мне - другое. Мы попробовали понять друг друга, но у нас не получилось…
        - Я хочу понять тебя, Кать! - неожиданно горячо заявил Олег и резко тронул машину с места. - Я был уверен, что все делаю правильно, что ты довольна! Почему ты никогда не говорила, что хочешь чего-то другого? Неужели я не сделал бы так, как нравится тебе?
        Катя снова повела плечами. Сонькин эксперимент потерпел неудачу, но вовсе не из-за того, что Катя не справилась. Не справился Олег. Но она была ему за это даже благодарна.
        - Наверное, сделал бы, но мне не хотелось, чтобы ты ломал себя из-за меня, - покаялась Катя и быстро пожала его локоть. - Мне хотелось, чтобы тебе было хорошо со мной. Это глупо, наверное, с моей стороны…
        - Это не глупо, Кать, - оборвал ее Олег и, взяв ее руку, поднес ее пальцы к губам. - Это очень щедро с твоей стороны. Ни одна девушка еще не делала такого для меня, и я сожалею, что не оценил этого сразу. Но теперь моя очередь угождать тебе и делать счастливой тебя. Скажи, чего ты хочешь, и я обещаю это исполнить.
        Катя покачала головой и отняла руку. Интересно, если бы Олег с самого начала делал то, что обещал сейчас, отпустила бы его Катя? Заметила бы Ромку? Или так и упивалась бы своей придуманной любовью, отворачиваясь от настоящих чувств и настоящей преданности? Той, которой не надо очередности и лишних слов. Той, которая покорила Катю и заставила ее сердце биться совсем по-другому. Не в тревоге и стыде, а в радости и восхищении. Нет, Катя не хотела возвращаться к пройденному и отвергнутому. Ей было сейчас слишком хорошо, чтобы сомневаться.
        - Твоего любезного предложения подвезти меня до дома вполне достаточно, Олег, - улыбнулась она. - Зачем мучить себя дальше? И я, и ты понимаем…
        Он так резко бросил машину в правый ряд, что Катя вцепилась в сиденье и замолчала. В голову внезапно закралась мысль, что все может закончиться не так радужно, как она предполагала. Нет, Олег, конечно, не опустится до бандитской мести: он нормальный парень и предпочитал нормальные отношения. Но эта его нежданная забота и уступчивость родила в душе тревогу. Олег ни разу не уступал ей и не заботился о ней, даже когда они встречались. С чего бы ему так измениться после расставания?
        Он тем временем остановил машину на первой же попавшейся парковке и схватил Катю за руку. От неожиданности она вздрогнула, и Олег тут же привлек ее к себе.
        - Нет, Катюш, не бойся, я ни за что не обижу тебя! - горячо, страстно прошептал он, как никогда раньше еще не говорил с ней. - Я не понимал раньше, прости, я не думал, что все вот так получится! Наверное, надо потерять, чтобы оценить…
        - Олег… - чуть придушенно попыталась остановить его Катя, но он не слушал.
        - Я понимаю, что все это глупо сейчас прозвучит и ты не поверишь, наверное! - еще более проникновенным голосом продолжил он и уткнулся лицом ей в волосы. - Но я не могу не сказать, пока ты еще со мной! Ты удивительная девушка, Катя, такая чудесная, чуткая и не похожая на других, что я не сумел сразу понять, какой близкой ты мне стала за эти несколько недель! Никогда еще девушка не проникала мне в душу, ты стала первой, Катюша, и я никак не могу тебя отпустить, не попытавшись хоть что-то исправить.
        Катя дернулась, освобождаясь: от чужих, не-Ромкиных, объятий ее теперь мутило, а слова Олега еще добавляли отвращения. Она не верила ни одному из них! С чего бы ему вдруг в нее влюбиться? Он только из-за спора и желал ее вернуть! Фу, как это гадко!
        - Не нужно ничего исправлять, Олег! - воскликнула она и отодвинулась от него подальше. Наверное, надо было открыть дверь и выбежать из машины, оставив его одного, но Катя почему-то не открыла и не выбежала. Она хотела закончить здесь и сейчас. - И не нужно притворяться! Ты никогда ничего не чувствовал ко мне, и говорит в тебе сейчас лишь оскорбленное самолюбие из-за того, что я тебя бросила. Ну, если хочешь, брось меня сам, и я даже в универе буду всем подтверждать, что именно ты меня бросил, а не наоборот! Только не нужно сейчас…
        - Мне нужно, Катя! - снова прервал ее Олег и посмотрел так пронзительно, что Катя отвела глаза. - Мне все равно, кто и что скажет, кто и что подумает: я не хочу с тобой расставаться! Я не могу с тобой расстаться! Я не знаю, что мне делать без тебя, Кать!
        Она вцепилась в рюкзак, не желая этого слушать. Какая же она дура, что села к нему в машину! Ехала бы сейчас в автобусе, думала о Ромке и радовалась. Но Олегу зачем-то понадобилось все испортить.
        - Найдешь себе красивую сговорчивую девушку, - попыталась отшутиться она. - Возьмешь ее в команду, будете вместе на игры ездить…
        - Ты хочешь в команду, Кать? - немедленно оживился Олег, и она прокляла свой язык за новую зацепку. - Я возьму тебя, только рад буду! Почему ты сразу не сказала, что хочешь? Я думал, тебе это неинтересно!
        - Ты правильно думал, Олег, - тщательно выбирая слова, ответила Катя. - И я рада, что не в команде: так я никого не подведу из-за нашего расставания. И давай поедем домой, пожалуйста! Уже очень поздно, сейчас отец начнет звонить, искать меня…
        Она очень надеялась, что упоминание Строева немного охладит пыл бывшего возлюбленного или хотя бы собьет его с толку, и это, к счастью, сработало. Помолчав еще с минуту, Олег вывел машину с парковки и снова выехал на дорогу. Главный проспект был по-ночному пуст, и светофоры наконец оказались на Катиной стороне, организовав для черной «хонды» «зеленую улицу», и спустя всего восемь минут - Катя не отрывала взгляда от экрана телефона, делая вид, что ждет звонка, - показался ее двор. Катя попросила остановиться до заезда внутрь. Олег, как ни странно, выполнил ее просьбу. Кажется, эта молчаливая покорность и пробудила снова в Катиной душе совесть.
        - Прости, что все так получилось, - уже выбравшись из салона, покаялась она. - Я не хотела тебя обижать.
        Олег взглянул на нее с непонятным любопытством, а потом тепло улыбнулся.
        - Позвони мне, когда передумаешь, - без всякого вызова проговорил он, но Катя тут же мотнула головой. Ее это больше не интересовало.
        - Я не позвоню, Олег!
        Она махнула на прощание рукой и побежала домой. К Ромке.
        Глава 20
        Настроение у Ромы было оторви и выбрось, а все потому, что некто Сорокина обещала вчера вечером зайти к нему, намекая на какой-то сюрприз. Рома очень хотел надеяться, что этим сюрпризом будет ее разрыв с Карпоносом, и даже глупо загадал желание на отлов хитрейшего бага в новом заказе. Баг он отловил. А вот Катюха так и не явилась. И даже сообщение никакое не прислала. А Рома спустил вечер псу под хвост, не садясь за игру в опасении, что увлечется и пропустит Катюхин приход, а потом полночи наверстывал упущенное и, отрубившись под утро, проспал выезд не только в первой паре, когда еще мог поймать Сорокину на остановке, но и к своей второй. По-хорошему, стоило бы пропустить и две оставшиеся, чтобы закончить то, что не успел ночью, но необходимость увидеть Катюху и понять, что произошло, оказалась сильнее. Где-то внутри мерзко поднывало воспоминание о том, как самозабвенно она целовалась с Карпоносом, и Рома, сколько ни уговаривал себя тем, что с тех пор много воды утекло, не мог найти покоя. Катюха всегда держала слово. И если вчера предпочла забыть об обещании…
        - Ромка! - ее радостный голос выдернул из очередного витка сомнений и печалей, а следом и сама Катюха бросилась к нему почти бегом и с такой улыбкой, что отпустило разом. Нет, если бы собиралась отшить, не стала бы так улыбаться. С лукавством, с ожиданием и как будто даже с кокетством, которое никогда не было свойственно Сорокиной, но которое прошивало Рому совсем не детской ответкой. И вот что теперь думать?
        - Ты где был? - продолжила между тем Катюха и вцепилась в ручку своего рюкзака, будто бы останавливая себя от других действий. Глаза у нее сверкали. - Я на пару опоздала, пока тебя ждала, - а ты так и не пришел! Прогуливаешь?
        Рома повел плечом. Не хотелось сдавать все свои карты сразу же, но Сорокина, как всегда, не оставляла ему выбора.
        - Так я дома сидел, тебя ждал, - иронично напомнил он. - Ты же прийти обещала. Или я что-то неправильно понял?
        Катя вскинула брови, словно бы удивившись, однако следом неожиданно подалась вперед и поцеловала его в щеку.
        - У тебя вчера все окна темные были, я побоялась тебя будить, - объяснила она и снова широко улыбнулась. А у Ромы от ее дыхания в очередной раз отказали разумные мысли.
        - У меня еще спальня есть, - проговорил он. - Она с другой стороны дома.
        Катя кивнула. Глаза у нее по-прежнему лучились, а улыбка освещала весь унылый университетский коридор. Кажется, Рома скоро, подобно предку, начнет писать стихи.
        - Я обошла вокруг дома, и в спальне свет тоже не горел, - сообщила Катюха, и теперь кивнул Рома. Ну да, он же валялся на кровати в темноте и предавался мечтам об этом рыжем урагане. Кто ж знал, что тот озаботится его покоем куда сильнее, чем следовало бы?
        - А позвонить? - совсем уже не в тему поинтересовался Рома, потому что в тему было бы наконец спросить, какова была цель ее несостоявшегося прихода. Но Роме слишком нравилось смотреть на едва не подпрыгивающую от нетерпения Катюху и напитываться ее радостью. Вот бы свалить прямо сейчас из универа и потратить вторую половину дня с куда большей пользой, чем первую! У Ромы и идей был вагон и маленькая тележка.
        Катюха набрала было в грудь воздуха, чтобы пуститься в объяснения, но вместо этого только рассмеялась.
        - Сам-то тоже не позвонил, Давыдов! Иначе не строил бы сейчас из себя буку, а радовался вместе со мной! Я освободила тебя от спора!
        Рома хмыкнул, не позволяя себе раньше времени сделать колесо.
        - Мне показалось или ты сказала, что порвала с Карпоносом? - старательно безмятежно уточнил он. В груди колотилось так, что заглушало раздавшийся звонок на третью пару.
        - Порвала, - подтвердила Катя и на секунду зажмурилась, а потом еще и лицо ладонями закрыла. А Роме надо было его увидеть. Вот прямо сей час, немедленно, заглянуть ей в глаза и прочитать там ответ на еще один вопрос. Он шагнул к Катюхе, взял ее за запястья, потянул их в стороны, но Катя только отпрыгнула и замотала головой.
        - Сейчас убегаю, Ром, у меня химия в дальнем корпусе! - быстро-быстро выговорила она и уже на лестнице махнула рукой. - Встретимся на большом перерыве!
        - Встретимся… - тупо отозвался Рома, застыв на месте, как истукан, и тщетно стараясь вспомнить, какая пара должна быть у него и куда идти ему. Впрочем, какие уроки после таких событий? Если Катюха так хотела сообщить ему новость об освобождении от Карпоноса, что не поленилась заглянуть во все окна, это могло значить только одно. И это «одно», кажется, было именно тем, о чем Рома мечтал полночи, а вторую половину - видел в малоприличных снах. И он будет последним придурком, если не подыграет Катюхе и не попытает удачу. Кажется, та наконец повернулась к ней лицом.
        Он достал телефон, загрузил браузер и нашел магазины, где продавались воздушные змеи. До ближайшего было полчаса пешком, но Рому это вполне устраивало, чтобы успеть вернуться к большому перерыву. Глупая, наверное, идея, но в городе распустилась весна, а весна у Ромы почему-то всегда ассоциировалась именно с воздушными змеями. И Катюхе обязательно понравится - она любит все яркое и необычное. А матан - ну бог с ним, не первый прогулянный. Не философия - наверстает.
        Выбор в магазине оказался невелик, и продавец посматривал на великовозрастного покупателя с нескрываемым скепсисом, но все же Рома не ушел без покупки. Разноцветный параплан, завернутый в небольшой пакет, перекочевал в Ромину сумку, и сам он, весьма довольный, вернулся в универ, чтобы теперь уже с полным на то правом предложить Катюхе свидание.
        - Сегодня? - удивилась Катя, но глаза у нее уже загорелись, давая лучший ответ. - Ты же завтра планировал.
        - Я и завтра не отказываюсь, - нагло заявил Рома. - Но сегодня праздник, надо отметить.
        - Какой праздник? - недоуменно спросила недогадливая Катюха, однако следом понимающе хрюкнула, вспыхнула и потупила взгляд. - Праздник моего просветления, - чуть смущенно определила она. - Тут без салюта и фанфар не обойтись.
        - Фанфар не обещаю, - улыбнулся Рома и протянул ей руку. - Но кое-какие задумки есть. Идем?
        Катя вложила в его руку свою и даже сжала ее, но тут же нахмурилась.
        - У тебя же еще одна пара, Ром, - напомнила она. Рома передернул плечами.
        - Праздничный день, Катюха, какие уроки? - усмехнулся он. - Если мы не увидим первых ландышей, то опоздаем на всю весну[2 - Фраза из мультфильма «Паровозик из Ромашково».].
        Нет, похоже, он все-таки слегка двинулся со всей той романтикой, что сейчас так и била ключом, не помещаясь в груди. Весна? Или такая же солнечная и желанная Катюха Сорокина? И вот она-то явно не ожидала от прагматика Давыдова подобной лирики.
        - Тогда бежим! - счастливо улыбнулась она и потянула Рому прочь из универа. Прискоком с лестницы, держась за руки, а потом так же бегом - через сквер в заливистом Катюхином смехе, и воздух, такой теплый и талый, умывал лицо, а захватившие весь город солнечные лучи горячили кровь, напитывая сладостью и наполняя вдохновением. Рома не помнил, когда бы он чувствовал себя так же легко и беззаботно. И не надо было больше думать о Карпоносе и его правах на Катюху. И не надо было больше бояться, что она затыкает Роминым вниманием дыру в собственном сердце. И не надо было больше искать всякие поводы, чтобы унять собственную радость. И Рома радовался от всей души. Бежал, смеялся, сжимал пальцы запавшей в душу девчонки и ловил ее сияющие взгляды.
        - Катька!..
        - Что, Давыдов?
        Да ничего. Ему просто нравилось слышать ее голос. И нравилось, как она улыбается, когда понимает это. И нравилась она вся - от выбившихся из-под шапки рыжих волос до кончиков ногтей, царапавших его ладонь. Ничего лучше с ним еще не случалось.
        - Нам вообще-то в парк надо, - наконец сообразил Рома, краем глаза заметив сбоку фигуру с разноцветным зонтом. Для чего фигуре понадобился зонтик в столь солнечный день, сказать было невозможно, но о воздушном змее они оба Роме напомнили.
        - В парк, так в парк, - кивнула Катюха, даже не думая задавать вопросы. - Пешком пойдем?
        Топать до парка надо было около часа.
        - Отчего бы не пешком? - повел плечами Рома. Катя весело вздохнула, а потом неожиданно выпустила его руку.
        - Тогда подожди секунду! - проговорила она и направилась чуть назад, к голубому киоску с мороженым. Всмотрелась в витрину, выбирая, а Рома сглотнул слюну, вдруг поняв, что именно мороженого хочет сейчас больше всего на свете. Шагнул к киоску и поймал лукавый Катюхин взгляд. Она наклонилась к окошку, а обратно распрямилась уже с двумя брикетами в руках. Один из них протянула Роме.
        - Не знаю, какое ты любишь, - без тени смущения заметила она. - Взяла, какое люблю я.
        Против эскимо Рома ничего не имел.
        - Подходяще, - оценил он и разорвал упаковку. - Но разве не мне полагается угощать тебя мороженым, Сорокина?
        Угрызения совести, однако, и не думали являться. Если Катюхе вдруг захотелось сделать ему приятное, какое имели значение деньги?
        - В Штатах, между прочим, на тебя в суд бы подали за подобное посягательство на женское равноправие, - заявила она и откусила от своего эскимо. Рома подождал продолжения, но его не последовало. Тогда он раскрыл ладонь, снова предлагая Кате руку.
        - А так?
        Она как-то сладко вздохнула и провела пальцами по его пальцам, легко и щекотно погладив. У Ромы тут же защекотало и в менее доступных местах.
        - Не знаю, - негромко проговорила она. - Но кого это интересует? - и сжала его руку. Рома подтянул ее еще ближе к себе.
        - Безумно хотел мороженого, - неожиданно даже для самого себя признался он. Катя испытующе посмотрела на него, как будто не верила, а потом потупила взор.
        - Я рада, что угадала…
        Теплым похожим днем на улице было непривычно много людей, но Рома почти не замечал их. Куда там, если по дороге в парк они с Катюхой еще сразились на оставшихся от эскимо палочках, пару раз перепрыгнули через по-настоящему весенние ручьи, накормили завалявшейся в Катюхином рюкзаке булочкой стаю взъерошенных воробьев и поспорили о том, работает ли уже в парке детская железная дорога?
        Дорога не работала, так как в зимний период поезда пускали только в выходные дни, но ни Катю, ни тем более Рому это не расстроило. Его куда больше интересовала широкая центральная аллея без деревьев, где можно было запустить змея. Его он и достал из сумки под заинтересованным Катюхиным взглядом, а потом быстро собрал, отвоевав у змея пальму первенства за ее восхищение.
        - Мы раньше с родителями каждую весну запускали, - пояснил Рома, хоть и не дождался от Катюхи вопроса о своем мастерстве. Похвастался, угу, вот только в десять Роминых лет отец благополучно решил, что подобное ребячество его сыну не по статусу, и с тех пор о змее приходилось только вспоминать.
        Впрочем, лучше так, чем как у Катюхи.
        - А я вообще ни разу не запускала, - почему-то виновато сообщила она. - Дашь мне попробовать, Ром? Я с детства мечтала!
        Как будто он не за этим тащил ее в парк!
        - Держи! - протянул он Катюхе расправленного змея, а сам взял леер. Она вцепилась в каркас и вопросительно посмотрела на Рому. Он кивнул в ту сторону, куда дул ветер. - Отойди, на сколько хватит нити, и по моей команде подбрось змея вверх.
        - И все? - зачем-то спросила она.
        - И все, - кивнул он. - Потом подгребай обратно, буду учить тебя управлять зверем.
        Катя довольно заулыбалась и неторопливо, спиной стала отступать от Ромы, старательно следя за леером, явно боясь слишком сильно дернуть и испортить игрушку. Наконец ей пришлось остановиться, и Рома, проверив натяжение нити, дал Катюхе добро на запуск. Она посмотрела на полотнище змея, как на птицу, освобождаемую из клетки, и, подпрыгнув, выпустила его из рук.
        Рома принялся быстро сматывать леер, ловя тот момент, когда змею хватит воздушного потока, чтобы уверенно запарить. Наконец нить натянулась, змей дернулся вверх, и Рома, задрав голову, улыбнулся. Давно ему не приходило в голову запускать воздушного змея. И не пришло бы, если бы не Катюха…
        - Моя очередь! - раздался возле уха ее наигранно обиженный голос, и Рома кивнул. На душе было как-то по-волшебному хорошо, а Катюхино возвращение еще добавило тепла. - Ромка, ты обещал!..
        - Держи, - он протянул Кате леер, предвкушая ее удовольствие, но она неожиданно покачала головой и раскрыла ладони.
        - Научи!
        Учить, откровенно говоря, особо было нечему, но Рома не счел это достаточной причиной для отказа. Даже если заговорщический Катюхин тон ему только показался, он подал отличную идею. И Рома, стараясь не слишком дергать змея, развел руки в стороны и провокационно усмехнулся.
        - Тогда иди сюда.
        Он думал, что Катюха смутится? Как бы не так! Она ловко пристроилась к нему спиной, прижавшись так крепко, как для змея и не требовалось - а для Роминого спокойствия и вовсе было лишним, - а потом еще и ласково погладила его по руке, в которой он держал леер.
        - Очень трудно? - спросила она. Рома сглотнул, признаваясь себе, что это будет куда труднее, чем он рассчитывал. В голове уже сейчас становилось неуместно пусто, а Катюхины волосы, щекочущие нос, обещали не скупиться на новые испытания.
        Это Рома хорошо придумал.
        - Не труднее матана, - сдавленно пробормотал он и вложил в ее ладонь катушку с шелковой нитью. Потом обхватил ее руку своими, но сказать больше ничего не успел. Катя вдруг откинулась назад, на него, прижалась щекой к его щеке, да так и замерла. У Ромы с силой стукнуло сердце, толкая на безрассудства. - Кать…
        Она приникла щекой еще сильнее. Он чуть судорожно выдохнул и обхватил ее за талию, забыв и о леере, и о змее в целом. Ноздри разбередил знакомый ягодный аромат. Катя закрыла глаза.
        - Ром…
        Он ткнулся губами в ее щеку. Только не спугнуть, не дать опомниться. Черт его знает, чего Катюха на самом деле от него ждала. Может, просто поддержки искала после расставания со своим Карпоносом. Но вот Рома не из тех, кого стоило бы так испытывать. Он с собой уже не справлялся.
        - Ромка…
        Грудной, манящий голос проник в мозг, изгоняя остатки благоразумия. От ее тепла невозможно было оторваться. Рома скользнул чуть ниже, с жадностью пробуя ее кожу на вкус. Такая нежная, такая обжигающая. И губы уже преступно близко.
        Давай, Катюха, если я все неправильно понял, самое время сказать об этом. Больше возможности не будет.
        - Болван, - с придыханием пожаловалась она, и Рома, на мгновение улыбнувшись, накрыл ее губы своими.
        Глава 21
        Словно молнией прошило; Катя растеряла дыхание от горячих Ромкиных губ, сначала еще осторожно пробующих ее, а потом вдруг завладевших ими с каким-то голодом, ревностью, черт знает, с чем еще. Ох! Катя и не думала, что в вечно сдержанном Давыдове может быть столько страсти! Потому и искушала сама, не в силах ждать. Потому и подталкивала, не в силах бороться с собственным желанием.
        И попала в ураган.
        Оказалось, что Ромку не надо подгонять. Оказалось, что он сам так сильно хотел, что уже не мог остановиться. Оказалось, что она ничего не знает ни про поцелуи, ни про Давыдова, потому что…
        В его жаре невозможно думать. В его тесноте невозможно дышать. От его губ, так жадно терзающих ее губы, слабеют ноги, а сердце бьется так сильно, что Ромка наверняка слышит его. Только и Катя слышала его сердце, а еще чувствовала его горячие ладони у себя на затылке, и сама, незнамо когда развернувшись, стискивала руки у него на шее, и подставляла губы, и ловила его губы, и терялась, и таяла, и забывалась в желании, чтобы это никогда не кончалось.
        - Ромка…
        Он не сразу разобрал собственное имя. Увидел только совершенно шальные голубые глаза и где-то на задворках разума отметил, что у него самого глаза наверняка такие же. А ведь сколько раз уже целовал Катюху в собственных фантазиях, и казалось, что уж те-то должны быть всяко лучше реальности, когда два чужих человека пытаются подстроиться друг под друга.
        Чушь! Катюха целовалась, как одержимая, и Рома просто с головой ушел в этот ее огонь. Казалось - оторвись от ее губ, и небо рухнет на землю, а мир поглотит огромная волна лавы. И Рома целовал, спасая то ли мир, то ли себя от полного разрушения, потому что его первого и стерло бы с лица Земли этой волной, а он слишком сильно хотел еще хоть раз заглянуть в Катюхины глаза. Черт, кажется, только они и остались в этой ненасытности первых поцелуев.
        И они же вернули веру в будущее. Катюхе было с кем сравнивать, но если ее проняло сейчас ничуть не меньше, чем Рому…
        - Ничего не соображаю, - пробормотала она и чуть дрожащими пальцами потрогала его подбородок. Вряд ли Рома мог похвастаться обратным. Только спросил:
        - Зачем тебе соображать?
        Катя не знала зачем. Знала, что должна. Она еще никогда не теряла головы. Даже с Олегом, который был куда искуснее Ромки в науке поцелуев. Но что ей теперь Олег вместе со всем своим опытом, когда она узнала истинный смысл поцелуев? Да-да, когда кружится голова, когда в животе порхают бабочки, когда невозможно потом насмотреться на парня, который только что подарил такие необыкновенные ощущения. И еще сильнее хочется трогать его, изучать; присвоить себе, чтобы никто и никогда не отнял у нее такое счастье. Лишь бы Ромке тоже было с ней хорошо! В своем эгоизме Катя может и не заметить подвоха.
        - Чтобы понять… - она запнулась и резко вздохнула. Рома притянул ее ближе и тоже осторожно коснулся ее пылающей щеки.
        - Никаких намеков, Катюха, - напомнил он как-то слишком серьезно. - Если больше не хочешь, так и скажи.
        Она замотала головой и схватила его за воротник куртки.
        - Ты скажи! - потребовала она. Он погладил ее пальцем по щеке. Губы у нее приоткрылись и чуть припухли - от его поцелуев. Что уж тут говорить?
        - Выходит, я отбил тебя у Карпоноса?
        Ох, кажется, лучше бы и правда молчал. Брови у Катюхи сдвинулись, а в голубых глазах опасно сверкнули молнии. Рома набрал в грудь воздуха, чтобы как-то скрасить собственную бестактность, но Катя в этот момент дернула его к себе и сама прижалась губами к его губам.
        Выходит, отбил.
        Рома обхватил ладонями ее голову, с какой-то мальчишеской радостью ответил на поцелуй. Нет, не зря он столько Катюхиными губами грезил. Нежные, сладкие, так и хотелось пробовать их снова и снова, и Рома, сбросив и первую одержимость, и первую неуверенность, целовал неспешно, мягко, вкусно, не желая пропустить ни одного нового открытия. А Катюха, не отпуская, заманивала в какой-то омут, в который они падали вместе, потому что слишком явно Рома чувствовал и ее беспокойное дыхание, и ее немного судорожные объятия, и ищущие, ненасытные губы, которые лишали всякой воли и всякой сдержанности, а взамен дарили совершенно чистый восторг.
        - Катька!.. - Рома прижал ее к себе и уткнулся носом ей в висок, стараясь хоть немного протрезветь. В джинсах давно уже было тесно, но как раз на этом не хотелось заострять Катюхино внимание: слишком хорошо Рома помнил, чем закончилось ее первое свидание с Карпоносом. Сочтет еще, что он рассчитывает прямо сейчас ее в койку потащить, и оборвет все в самом зачатке. Нет уж, пусть привыкает к нему потихоньку. Да и Роме не помешало бы привыкнуть, чтобы не падать раз за разом в этот самый омут, где отказывают тормоза и остается только одно желание: не отпускать. Ни за что.
        - Ох, Давыдов! - Катя не открывала глаз, не желая выбираться из окутавшего блаженства. - Не знаю, что там с саблей и конем, но умение целоваться тебе точно от предка передалось. Говорят, гусары в этом большими мастерами были.
        Рома усмехнулся: кажется, ему в первый раз пришлось по душе сравнение со знаменитым родственником.
        - Гусар Давыдов к вашим услугам, сударыня! - отрапортовал он и, склонив голову, щегольски щелкнул кроссовками. Катя рассмеялась, присела в реверансе, а потом еще и руку Ромке протянула, будто на светском рауте позапрошлого века. А он, и не подумав ее одергивать, наклонился и коснулся ее пальцев губами.
        И только тут Катю осенило.
        - Ромка! - она выдернула руку и закрутила в отчаянии головой. - Я же змея нашего упустила! Забыла о нем совсем! И ты не сказал! Вот кто ты после этого?
        Рома рассмеялся и, поймав Катюху за рукав, снова притянул ее к себе.
        - Я тоже о нем забыл, - признался он и быстро поцеловал ее, смущенную, в губы. - И не принимаю никаких претензий: не каждый день, в конце концов, с Катюхой Сорокиной целуешься.
        Она тоже заулыбалась, погладила его по груди, потом приникла к ней. Довольно вздохнула.
        - Катюха Сорокина - раззява и зазнайка, - заявила она и быстро исподлобья взглянула на Ромку: все-таки было стыдно за свою потерю. - Где мы теперь будем его искать?
        Он покачал головой: вот же дурочка!
        - Ты золотая девчонка, Кать! - весело сообщил он, а потом указал на стоявшую неподалеку пожарную вышку. На ней, зацепившись леером, сиротливо висел их разноцветный беглец. - Сейчас сниму.
        Однако Катюха неожиданно вцепилась ему в рукав.
        - Можно я, Ром?
        Он поднял брови: Катюха умела удивлять.
        - Разве это не гусарское дело - выручать попавших в неприятности бедолаг? - задал резонный вопрос он. Однако она умоляюще вздохнула и даже руки к груди прижала.
        - Да тебе там дел на один зуб, Ром! А для меня это - настоящее приключение! Ну пожалуйста!
        Интересно, он действительно мог запретить ей сейчас лезть на башню? И Катюха Сорокина его послушает?
        Проверять Рома не стал, лишь кивнул, опытным взглядом определив расстояние от земли до низа лестницы. В голове зрел хитроумный план.
        Обрадованная и ничего не подозревающая Катюха быстро и благодарно поцеловала его в щеку и поскакала к башне. И уже возле нее растерянно остановилась и кликнула Рому.
        - Подсадишь?
        Он широко улыбнулся, довольный скорым воплощением плана в жизнь.
        - Только за плату, - заявил он и многозначительно посмотрел на Катю. - И плату потребую вперед. Я, знаешь ли, с некоторых пор не доверяю рыжим интриганкам.
        Катя, в первую секунду недоуменно хлопнув ресницами, следом состроила угрожающую рожицу.
        - Ах ты!.. - возмутилась она, но от «платы» отказываться и не подумала. Обвила руками Ромкину шею, подставила губы для новых поцелуев. Это будет лучшая весна в ее жизни! И она только начинается!
        А потом были чуть подрагивающие пальцы, цепляющиеся за металлическую лестницу; чуть кружившаяся голова, но не от высоты, а от взволнованного взгляда Ромки, следившего за каждым Катиным движением; чуть неловкое приземление в Ромкины объятия, когда они оба оказались на земле и едва успели обменяться быстрым победным поцелуем, прежде чем дать деру от засекшего их охранника. И конечно, после, убежав, он еще жарко целовались на какой-то узкой парковой тропинке, и снова запускали воздушного змея, а потом подарили его перемазанному в весенней грязи мальчугану, который показывал на парящего змея пальцем и не мог даже слова выговорить от восторга. Ничего лучшего с Катей точно никогда не случалось.
        И домой они вернулись совсем затемно, потому что снова шли пешком, держась за руки и не желая ни с кем делить свой сегодняшний день, и целовались на каждой случайной и намеренной остановке, и Катя могла только изумляться, что столько времени не замечала очевидного, а потом, с трудом распрощавшись с Ромкой на его этаже и не велев себя провожать, иначе «я тебя вообще не отпущу», ждала его у своей квартиры, и дождалась, и даже улыбнуться победно не сумела, глядя в озорные черные глаза, потому что в секунду стало не до улыбок и даже не до взглядов…
        В комнату потом пришлось пробираться тайком, чтобы никому и ничего не объяснять, и уже там половину ночи вспоминать, осторожно трогая зацелованные губы, переживать заново и мечтать о том, что завтра будет еще лучше.
        И завтра действительно было лучше, потому что уже утро началось с Ромкиных объятий и соскучившихся поцелуев. Нет, все-таки Катя была безнадежно слепа в своей одержимости Олегом. Придумала какую-то глупую идеальную любовь и какого-то глупого идеального парня и извела и себя, и Ромку. Не зря же он всегда так пренебрежительно отзывался об Олеге и так старался увериться, что отбил у него Катю. Наверняка ревновал все это время, а Катя предпочитала ничего не замечать, прикрываясь собственными обидами. Думала только о себе и использовала Ромку для удовлетворения собственных амбиций. Как он при всем этом еще умудрился на нее запасть, объяснить было невозможно. Но теперь уж она сделает все, чтобы он об этом не пожалел. Слишком хорошо вдруг оказалось с Ромкой. Слишком… необходимо.
        - Блинчики или пицца? - немного нервозно потребовала ответ она, усевшись в пустом автобусе Ромке на колени и с нескрываемым удовольствием его рассматривая. У Ромы от этого взгляда чуть сбивалось дыхание, а вот пониже живота на Катюхины ягодицы реагировало куда более бурно. Спасибо плотным джинсам, что пока удавалось это скрывать. - Чем я покорила тебя, Давыдов, признавайся?
        - А что, глаза и фигура уже не в чести? - иронично поинтересовался Рома: ему эта тема не слишком нравилась. И чего девчонок вечно тянет выяснять подобные глупые подробности? Ну запал и запал. Даже в голову не приходило разбираться в причинах.
        - Глаза и фигура у меня и в школе были, - резонно заметила Катюха, вынуждая продолжить тему. - Однако тогда ты меня в упор не замечал.
        - Так ты меня к себе и не подпускала, - столь же резонно ответил Рома. - Кололась и закрывалась. Кто ж знал, что ты девчонка?
        Катюха хлопнула наивными голубыми глазищами, а потом рассмеялась.
        - Я рада, что ты наконец-то это заметил, Давыдов! - заявила она. Рома повел плечами.
        - Я тоже, - признался он и притянул ее к себе.
        Целоваться с Катюхой было… ярко и как-то весело. Она то отвечала со всем своим рыжим пылом, заставляя забывать собственное имя, то вдруг начинала баловаться, распаляя Рому до невозможности. Вот опять: куснула легонько за губу и тут же лизнула ее - так, что Рома едва не взвыл. Ему сейчас в душ прямым ходом, а не в аудиторию. О чем он на математике будет думать? И как на философии заставит себя хоть что-то слушать, чтобы этот старый маразматик, явно заставший в живых еще Канта и с ним же обсуждавший теории познания за бокалом коньяка, не оставил Рому в конце семестра без зачета и не отправил постигать азы своего предмета в близлежащую казарму? Дай бог здоровья тому, кто ввел на их специализации философию!
        - Сегодня свидание с меня! - заявила Катюха перед расставанием в универе. - У меня потрясающая идея! Да-да, па-атрясающая!
        Последнюю фразу она произнесла голосом скво из «Человека с бульвара Капуцинов», и Рома рассмеялся.
        - Кажется, я забивал эту субботу, - из вредности напомнил он. Ему на идеи сегодняшней ночи не хватило.
        - Ты вчера пролез без очереди, так что сегодня я не принимаю никаких возражений! - распорядилась Катюха, и Рома кивнул, зная, что спрашивать заранее бесполезно: лицо у нее лучилось таинственностью и собственным превосходством, и Рома только быстро и по-хозяйски поцеловал ее в губы, а она, вопреки его уверенности в ее неминуемом возмущении, вздохнула глубоко и жарко ответила на поцелуй.
        Две пары под привычным изучающим взором Строева оказались неожиданно слишком длинными без Катюхи. Рома успел соскучиться, высмеять себя за подобную сентиментальность, отчитаться за прошлую тему и соскучиться во второй раз. Так и тянуло заглянуть в веселые голубые глаза, запустить пальцы в рыжие локоны, услышать собственное имя в перехваченном голосе. Все вчерашние сумасбродства оказались правдой, и Катюха - озорная, безбашенная, счастливая в этой своей свободе - попросту влюбляла в себя, не оставляя Роминой осторожности шансов.
        Да и какие шансы, когда после второй пары Катюха ждала его возле аудитории с обиженно-вдохновленным лицом?
        - Давыдов! У меня коллоквиум на носу, а я только о тебе и думаю! - пожаловалась она, и Рома с трудом сдержал широкую улыбку. Утянул Катюху в угол, пригладил чуть взъерошенные волосы, обхватывая ее голову руками.
        - Не думай обо мне, Сорокина, чего обо мне думать?
        И вот уже нежные руки обвили его шею - и стало плевать на все на свете. Рома жадно нашел ее губы, наверстывая три с лишним часа разлуки, и только чей-то взгляд, совершенно определенно прожигающий спину, вынудил оторваться от Катюхи - и упереться в точно такие же голубые Строевские очи.
        Катюха охнула и так стиснула Ромину руку, что он оберегающе задвинул ее за спину и вызывающе прищурился.
        - Что?
        - Ты в курсе, что она встречается с Олегом Карпоносом? - как будто бы спокойно поинтересовался Константин Витальевич - и Рома против воли почувствовал укол ревности. Вот черт, кажется, все еще не отпустило.
        - Больше не встречается! - заявил он, выдерживая деканский взгляд. Катя за спиной стискивала его пальцы с такой силой, что становилось больно.
        - Уверен? - между тем уточнил Строев.
        - Уверен! - отрезал Рома. Строев усмехнулся и покачал головой. Потом посмотрел за плечо Ромы на дочь.
        - А говорила, что матанализ тебе не нужен, - не слишком понятно заключил он и оставил наконец их в покое. Катюха тут же уткнулась лбом Роме в плечо.
        - Ром, извини, я не хотела…
        - Целоваться не хотела? - обернулся он к ней и приподнял ее подбородок. Катюхины щеки пылали, и Рома погладил по одной еще до ее ответа.
        - Неприятностей тебе новых не хотела! - выдала Катя и виновато всхлипнула. Ну, это уж было совсем ни к чему.
        - А целоваться? - поинтересовался Рома, подтягивая ее к себе. Катюха явно не хотела улыбаться, но не сумела справиться с собой. Повернула голову и коснулась губами его ладони.
        - От этого меня даже Строев не отвадит! - объявила она - и с таким обещанием, что у Ромы подсел голос.
        - Вот и отлично! - заключил он и снова стиснул Катю в объятиях.
        Глава 22
        Катя стояла у бортика хоккейного корта, сжимала руку Игорешки и не отводила глаз от носившегося по льду Ромки. Весна в воскресенье неожиданно взяла выходной, позволив состояться еще одному матчу, и уж его Катя никак не могла пропустить. Особенно ее радовало, что после каждого своего успеха Ромка искал взглядом ее взгляд и улыбался, показывая на пальцах, сколько он забил. За каждый гол Катя пообещала его поцеловать, и вряд ли сейчас у Ромкиной результативности был больший поклонник, чем она. Нет, кажется, за последние двое суток Катя совершенно сошла с ума, потому что совсем не в ее духе было так терять от парня голову, чтобы постоянно думать о нем, постоянно хотеть чувствовать его рядом с собой и постоянно выпрашивать у него поцелуи. То есть Ромка, конечно, и сам не скупился, используя любую подходящую возможность, чтобы заманить Катю в объятия, но она выжимала максимум и из неподходящих и сейчас с трудом удерживала себя, чтобы прямо посреди игры не кинуться Ромке на шею и не заявить при всех на него права. А то вон, облизывались на него уже пристроившиеся у бортика девицы. Еще бы не облизываться:
такой парень! Высокий, интересный, от улыбки можно мурашками по всему телу покрыться, а уж от поцелуев…
        Нет, тут уж Катя никому и самого крохотного шанса не даст! Глаза выцарапает за одно лишь кокетливое подмигивание! Двое суток - после двух с половиной лет равнодушия - и Катя, кажется, влюбилась. Влюбилась в бывшего одноклассника и соседа по подъезду, в котором неожиданно для себя открыла мужчину и не сумела перед этим мужчиной устоять. Ромка…
        Рома вдруг оказался тем самым человеком, который был так нужен Кате. Человеком, который понимал, поддерживал, выручал, наставлял, заботился - и делал счастливой. Просто счастливой - без всяких уступок и объяснений. И как Бессонова додумалась упустить его, предпочтя свои эксперименты такому настоящему? Не мог же Ромка как-то иначе с ней общаться, он притворяться вообще не умел, и она должна была такой же восторг рядом с ним испытывать и такое же мучительное томление, и…
        Катя замотала головой, изгоняя эти глупые мысли, обдавшие отвратительным холодом. Нет, не конкурентка ей Сонька за сердце Давыдова, она вон в Питер укатила, так стоило ли изводиться из-за столь давних их отношений? Еще месяц назад Катя только посмеялась бы, узнав о них, и уж точно не подумала бы ревновать. Но тогда она и не знала, какой он - Ромка Давыдов. Парень, который всегда был рядом, а теперь оказался слишком близко. Кажется, в самом Катином сердце. И обосновывался в нем все надежнее.
        Вчера они наконец-то сходили в зал игровых автоматов - м-м, так Катя никогда в жизни еще не отрывалась! До сих пор она была уверена, что не особо любит видеоигры, считая их развлечением для тех, кто не может занять себя чем-то более серьезным. Но Ромкин азарт раз и навсегда избавил от подобного самомнения. До чего же весело было сражаться с ним за первенство в самых разных вселенных! И до чего же трудно оказалось одержать верх хоть в одной! Ромка честно не поддавался, уходя в игры с головой, а Катя заражалась этой его увлеченностью и сама не замечала, как сливалась с гоночным болидом, или с космическим кораблем, или с теннисистом в партии один на один. Но лучше всего им с Ромкой удавались игры, где можно было выступать на одной стороне и уделывать виртуального соперника даже на самой высокой сложности. Ромка тогда подначивал Катю, разогревая своими комментариями, и она позволила себе отбросить взрослые заморочки, почувствовать себя ребенком, отдаться именно тем сильным, ярким и искренним чувствам - и понять, почему Ромка решил посвятить свою жизнь компьютерным играм.
        - Спасибо, Кать: давно так не отрывался! - так душевно поблагодарил он ее на выходе, что она невольно смутилась. Нет, она, конечно, именно ради него и задумывала этот поход и готова была к тому, чтобы потерпеть, если вдруг подобное развлечение ей придется не по душе, а в действительности наслаждалась происходящим ничуть не меньше Ромки - и снова рядом с ним. Так что получалось, что не по адресу была его благодарность.
        - А какая у тебя следующая игра в планах? - спросила Катя, когда они с Ромкой завернули в первую попавшуюся кофейню, чтобы немного передохнуть и сбить эмоции. Катя взяла себе десерт Павловой, но с куда большим интересом смотрела на нечто очень шоколадное и в шоколаде - на Ромкиной тарелке. Почему-то его выбор казался более удачным, чем ее собственный.
        - Следующая? - не понял Ромка и перехватил ее взгляд. Заинтригованно поднял брови. Катя вспыхнула.
        - После «Лизиной фермы», - пояснила она и расковыряла пирожное. Нет, она любила безе, и клубнику тоже любила. Но сейчас хотела Ромкин торт. - Наверняка же она была только пробой сил.
        Ромка усмехнулся и отпил кофе. Пирожное он почему-то не трогал.
        - Скорее, заполнением вынужденного простоя, - признался он. - Я сходу замахнулся на хоккейный симулятор, но там есть несколько вещей, которые я пока не могу раскусить: не хватает знаний. Кое о чем спрашивал на информатике: у нас препод - мировой мужик, но в играх, к сожалению, полный профан. А в сети информации вроде и много, а когда надо что-то конкретное…
        Катя понимающе кивнула. Потом улыбнулась.
        - Может, это и не актуально совсем, Ром, но я не только овечек рисовать умею, - постаралась ненавязчиво предложить помощь она. - Так что если вдруг понадобится дизайнер, можешь смело на меня рассчитывать. Я от твоей игры на льду до сих пор под впечатлением, руки так и чешутся.
        - Возьму тебя в штат, - рассмеялся Ромка, однако не отказался, и Катя возликовала. Кажется, она придумала еще один повод почаще видеться с Ромкой. И кажется, он был вовсе не против, потому что следом вдруг испытующе посмотрел на Катю и как бы между прочим сообщил: - Только у меня работа вся во вторую смену: порой допоздна приходится засиживаться, а иногда и вовсе ночь напролет вкалывать.
        Катя глубоко вздохнула, останавливая разошедшуюся фантазию. Первую - и единственную - ночь у Ромки она провела слишком бездарно и теперь могла только жалеть об этом. Но если, если…
        - Ночью как раз самое время для вдохновения, - как будто бы беззаботно произнесла она и погладила лежавшую на столе Ромкину руку. Он стиснул ее пальцы и тоже медленно вздохнул.
        - Можешь начинать прямо сегодня, - проговорил негромко, уже не глядя на Катю, и она с трудом утихомирила стукнувшее с силой сердце. Ткнулась лбом Ромке в плечо - и только тут вспомнила про обещание.
        - Сегодня с Игорешкой остаюсь: мои в театр вечером собрались, - виновато пробормотала она. - Не отдавай никому мое место до завтра, ладно? Там уж я сбегу из рабства.
        - Ладно, - рассмеялся Ромка и поцеловал ее в лоб. Потом взял за подбородок и так же весело поцеловал в губы. Катя заулыбалась и затянула поцелуй. В груди сладко и волнующе затрепетало. Завтра… И Ромка даже не подумал юлить или стыдить ее за нескромность. Может, она действительно нравилась ему именно такой, как была? Ведь Ромка совсем не умел врать…
        - А скажи мне, Сорокина, - поинтересовался он, когда они, доцеловавшись до легкого опьянения, заставили себя вернуться к пирожным, - какая светлая мысль надоумила тебя заказать себе это воздушное нечто, если даже я знаю, что ты жить не можешь без шоколада? Или опять «девочки должны»?
        - Оно на переднем плане лежало и так аппетитно выглядело, что дальше я и не смотрела, - призналась Катя и улыбнулась. - Это ты, Давыдов, привык все изучать и взвешивать, а я человек порыва: что загорелось, на том и останавливаюсь.
        Ромка с каким-то интересом погладил ее по щеке. Катя пожала плечами и довольно зажмурилась.
        - Тогда давай меняться, - неожиданно предложил он. - Ты оценишь мой долгий и взвешенный выбор, а я узнаю, какое на вкус безе.
        Катя удивленно хлопнула ресницами. Не могло быть, чтобы Ромка за девятнадцать лет жизни ни разу не пробовал подобный десерт. Или…
        - Гусарам не по статусу безе? - понимающе спросила она. Он передернул плечом и неохотно признался:
        - Типа того. Или тебе тоже стыдно рядом с парнем, жующим девчачий десерт?
        Катя охнула и поменяла тарелки местами, мысленно костеря неуемного старшего Давыдова. Вот же вбил себе в голову дурацкие правила и отравлял ими существование сына! Но уж Катя не собиралась становиться его последователем.
        - Ешь! - сурово приказала она. - Иначе буду кормить тебя с ложечки, и тогда стыдно будет тебе! Хотя… - тут она рассмеялась и подцепила вилкой кусочек десерта. Ромка обжег ее взглядом, потом отобрал вилку.
        - Ну уж нет! - заявил он и отправил безе в рот. Катя посмотрела на него в ожидании вердикта. Ромка съел еще кусочек, потом усмехнулся.
        - Занятная штука, - сообщил он. - Но в следующий раз я снова возьму шоколадное.
        - А давай и то и другое пополам поделим, - предложила Катя, и Ромка признал ее решение идеальным. Оно было скреплено долгим и вкусным - куда вкуснее десертов - поцелуем и полным удовлетворением друг другом.
        И все же Ромкино пирожное оказалось лучше.
        Воскресное утро Катя тоже не упустила - надо же было опробовать новые, хоккейные, коньки и показать задавале Давыдову, что в одинаковой с ним экипировке она способна сражаться на равных. Ну или хотя бы бегать по льду, не цепляясь зубцами и не падая в самый неподходящий момент. И Катя была настроена крайне решительно. Ей безумно хотелось удивить Ромку и добиться от него хоть капельки восхищения. Ну должен же у него на самом деле быть повод влюбиться в нее, помимо глаз и блинов! А больше Кате и похвастаться нечем. Это Ромка спасал даже во вред себе и восхищал до глубины души, а Катя только принимала это, как должное, и даже на благодарность, кажется, не всегда раскошеливалась. И смертельно боялась, что однажды Ромка может это понять, а Кате и удержать его будет нечем. Особенно после истории с Олегом. От нее до Ромкиного восхищения - как до Китая пешком.
        Но хоккейные коньки неожиданно оказались ей не союзниками, а врагами, потому что кататься на них надо было еще научиться, а Катя слишком сильно хотела одолеть эту неприятность сама, отказываясь от Ромкиной помощи, и в итоге не только не забила ни одного гола, но еще и так сильно ударилась локтем при падении, что тренировку пришлось закончить куда раньше срока.
        - Лед и покой! - категорично заявил Давыдов, не приняв никаких уверений в том, что она может продолжить игру, и почти силой заставив ее переодеть коньки. - И хорошо бы рентген сделать, чтобы убедиться, что нет перелома.
        Катя не хотела рентген. Она хотела остаться с Ромкой, и лучше всего до самого вечера, но после вчерашнего отдыха их обоих поджимала несделанная домашка, и требовалось решить эту проблему, пока она не вылилась во что-нибудь более серьезное. Уж подводить Ромку Катя никак не хотела: он и так прогулял из-за нее пятничные уроки и Строев не преминул как бы между прочим напомнить об этом Кате, заодно предложив передать Давыдову, что «Катина благосклонность в случае каких-то долгов у Романа никак не убережет его от отчисления». Катя, конечно, высказала разлюбезному родителю все, что думает о его вмешательстве в ее личную жизнь, но решила от греха подальше взять Ромкину успеваемость под свой контроль. Вылетать из университета ему было никак нельзя, а папенька после их субботнего разговора вполне мог задаться целью избавиться от Ромки, с самого поступления бывшего у него бельмом на глазу. Строев, как и Давыдов, не терпел нечестности и, взяв Ромку на свой факультет по настоянию дочери, явно искал повод, чтобы восстановить справедливость. А Катя подавала эти поводы один за другим.
        Но больше не хотела.
        Ушиб локтя, к счастью, оказался несерьезным, и вечером Катя отправилась на каток в предвкушении сразу двух удовольствий. И каким бы сладким и волнительным ни казалось второе, сейчас все ее внимание приковывало первое - Ромка, играющий в свой хоккей с каким-то небывалым вдохновением. То есть он и в прошлый раз играл так, что Катя засматривалась, но сегодня засматривались, кажется, и бывалые хоккеисты, потому что то один, то другой Ромкин партнер бросал в его адрес восхищенные реплики, а порой и соперники встречали его проходы овациями и разводили руками, признавая, что справиться с ним им не по зубам.
        Вот и только что, после девятого гола, капитан Ромкиной команды хлопнул его по спине и как-то понимающе усмехнулся.
        - Ну, Давыдов, ну ты даешь!
        Ромка только улыбнулся и подмигнул Кате, а она глубоко вздохнула, чтобы не лопнуть от гордости. Совершенно потрясающий парень! И Катя будет сегодня целоваться с ним до дрожи в ногах. А может, может…
        - Хочу так же! - оборвал ее мечты Игорешка, и Катя, глянув на него, поняла, что говорит он это не ей, а кому-то сбоку. Повернулась и с удивлением увидела отца, с азартом следящего за всем происходящим на льду. Когда он появился здесь, Катя не заметила. Но в ответ на желание сына он подхватил его на руки и показал на Ромку.
        - Так?
        Игорешка важно кивнул и показал ему палку, которой в перерывах между периодами гонял камень. Строев как-то растроганно поцеловал его в щеку и пообещал в следующем году отдать в хоккейную секцию, чтобы «научиться играть еще лучше». Игорешка просиял, а Строев неожиданно повернулся к Кате и сказал что-то совсем уж непонятное:
        - Я смотрю, Роман умеет заводить полезные знакомства.
        Не зная, о чем он говорит, но чувствуя в его тоне неприкрытый сарказм, Катя немедля ощетинилась, однако ответить не успела. Раздался свисток судьи, возвещающий об окончании матча, и капитан Ромкиной команды в ту же секунду помахал Строеву рукой.
        - Мое почтение, Дмитрий Саныч! - крикнул в ответ папенька, но остальная сцена их приветствия ускользнула от Катиного внимания, потому что к ней подъехал Ромка, и отпраздновать победу с ним оказалось куда важнее, чем любопытствовать на тему отцовского знакомства с загадочным Дмитрием Санычем.
        - Ты просто дьявол, Давыдов! - с трудом выдохнула в его крепких объятиях Катя и быстро, незаметно куснула его в шею. - Будь сегодня твоими противниками французы на боевых конях, ты бы и их порубил, лишь бы к цели продраться.
        Рома усмехнулся, чуть угоманивая прыгающее сердце. И ведь не игра была тому причиной, а Катюхино невинное озорство, обещавшее новое острое удовольствие, и Рома не стал скрывать правду.
        - Ты меня вдохновляешь, Сорокина. Надеюсь, и я тебя достаточно вдохновил, чтобы исполнить вчерашнее обещание?
        Катя коротко вздохнула, не справляясь с волнением. Она всю ночь про это обещание думала, то поддаваясь охватывающему томлению, то вдруг пугаясь собственной нескромности и неумелости. Нет, она знала, конечно, кое-что про секс, и весьма неплохо представляла себе сей процесс, но только в теории. До практики дело никогда не доходило, а Ромка, привыкший к ее вечному напору и уверенности в себе, мог, наверное, и ждать инициативы именно от Кати. Или, напротив, представлять свою девушку кисейной барышней позапрошлого века, которая краснеет от любого намека на близость, а Катя, вон, почти прямо предложила ему себя, да еще и время назначила. А сама…
        Ох!..
        - Нарисую все, что скажешь! - суть сдавленно проговорила она, решив немного схитрить и оставить за Ромкой наполнение сегодняшнего вечера. В конце концов, изначально же они говорили именно о дизайне игры. И это уже Катя придумала себе потайной смысл. А того, может, и не было вовсе.
        Ромка глянул на нее исподлобья, но промолчал и отправился переодеваться, а Катя против воли расстроилась. Вот как его понять, если он ничего не говорит? И если она ничего о нем не знает?
        Игорешку они оставили Строеву, а сами все в том же молчании направились к дому. Катя отчаянно придумывала, как загладить собственную бестактность, но в голову пришла только очередная глупость.
        - Слушай, Ром, а ты знаешь, кто такой этот твой Дмитрий Саныч? - задала она вопрос, чтобы наконец прервать неприятное затянувшееся молчание. - А то Строев как будто намекал, что он какая-то важная шишка.
        Рома пожал плечами. Дмитрий Саныч его сейчас не интересовал от слова «совсем».
        - Возможно: на игры он, во всяком случае, на «мерине» приезжает, - Рома кивнул в сторону стоящего на парковке черного «мерседеса». - Но на льду никому нет дела до твоей реальной жизни. Тут ты либо хороший игрок, либо плохой. Остальное неважно.
        Катя кивнула и отвернулась. Конечно, она это понимала, просто снисходительное замечание Строева требовало опровержения, и Катя была рада, что получила его. А еще немного стыдилась собственной подозрительности. Раньше она такой не была. Это папенька довел со своими заскоками.
        - Всю домашку осилил? - снова первой спросила Катя, своевременно вспомнив о другом своем обещании. - Работа работой, а на учебу нельзя забивать.
        Ромка снова бросил на нее удивленный взгляд.
        - Сорокина, ты решила вспомнить президентские обязанности? - поинтересовался он. - Или ищешь способ освободить от меня сегодняшний вечер? Если так, то скажи прямо: я, чай, не Карпонос, истерику тебе не устрою.
        К чему вдруг приплелся Олежек, Рома не знал. Резануло это Катюхино юление на обычный вроде бы вопрос. Уж принуждать он ее ни к чему не собирался. Сам считал, что на второй день отношений рановато разводить девушку на секс, но не удержался вчера, подначил Катюху: уж больно хотелось узнать, как она отреагирует и что вообще об этом думает. А она взяла и согласилась. Вот так прямо, без всякого кокетства и намеков, как будто сама хотела того же и не стала отказывать им обоим в удовольствии из-за ложной скромности. Будь на ее месте другая девчонка, Рома и не поверил бы такому ответу, решил бы, что теперь его испытывают или хотят посмеяться над простофилей Давыдовым. Но Катюха умела быть прямой и честной, и Рома полдня сегодня потратил на то, чтобы привести квартиру в божеский вид, чтобы Катю не перекосило от несвежей постели или пыли в углах, - отец приучил к чистоте. И даже при всем этом он допускал, что Катя может отказаться, - но только не что она начнет крутить хвостом, то ли набивая себе цену, то ли вообще водя Рому за нос. Потому и не стал откладывать свой вопрос в долгий ящик: уж лучше выяснить
все на берегу, чем заплыть в самую пучину, а потом выбираться оттуда без руля и парусов.
        Как Катюха умела рвать паруса, он уже знал.
        Катя сверкнула глазами: упоминание Карпоноса ей явно не понравилось.
        - Я всего лишь беспокоюсь о тебе, Давыдов! - довольно холодно произнесла она. - Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. Но если это лишнее, так и скажи! Я ведь не Бессонова, эксперименты ставить на тебе не буду!
        Рома ничего не понял про Софу, зато понял, что Катюха рассердилась, а это было последним, чего бы он желал. Не хватало еще поссориться после двух дней отношений - это будет рекорд даже в сравнении с его отношениями с Бессоновой. Там Рома продержался целых три дня.
        - Один-один, - примирительно проговорил он и притянул Катю к себе. Они прошли до дома уже полдороги, но примирение не терпело отсрочки. - И нет - я вовсе не против, чтобы ты за меня беспокоилась. Мне это даже приятно.
        - Вот и мне приятно проводить с тобой время! - очень серьезно ответила Катя и положила руки ему на плечи. - И я жутко соскучилась по тебе, пока делала этот проклятый матан и сочиняла доклад по биологии. И Олег тут совсем ни при чем - он давно уже ни при чем, Ром. Куда более давно, чем я это поняла. Ты имеешь, конечно, право припоминать мне недавние глупости…
        Роме стало стыдно - так стыдно, что лицо запылало, а взгляд против воли приковало к земле. Ну да, попрекать Катюху ее прошлыми отношениями - верх цинизма и весьма попахивает подлостью. Вот тебе и гусар! Что бы сказал по этому поводу знаменитый предок?
        - Извини! - твердо проговорил Рома и глубоко вздохнул, беря себя в руки. - Больше не повторится. Обещаю!
        - Ромка! - неожиданно освобожденно рассмеялась Катюха. - Да я же не о том совсем!
        О том или не о том, но он вместо ответа отыскал ее губы и с облегчением почувствовал, как жарко она ему отвечает. Нет, все же для Катюхи их отношения были так же важны, как для него, иначе она не стала бы ни останавливать его, ни оправдываться. Ни целоваться с ним так исступленно, словно тоже боялась потерять.
        - Мир? - пробормотал он, с трудом справляясь с дыханием, как будто не все еще было ясно. Катя нежно погладила его по щеке, а потом счастливо зажмурилась.
        - Мир, Давыдов! Тем более что по условиям капитуляции я получила куда больше тебя.
        Он тоже рассмеялся и быстро поцеловал ее в нос.
        - Посмотрим!
        Что он собирался смотреть, Катя не поняла, но на сердце у нее стало легко и весело. Что бы ни получилось у них сегодня, Ромка не даст ей об этом пожалеть - теперь она в этом не сомневалась. И не хотела портить сегодняшний вечер собственной неуверенностью и колебаниями.
        Глава 23
        И все же чем выше они оба поднимались по лестнице к Ромкиной квартире, тем сильнее ощущалась в их движениях и словах скованность. Кажется, они совершили ошибку, когда договорились о первой близости заранее, и то ли перегорели за последние сутки, то ли, напротив, перевозбудились. Наверное, лучше, когда такие вещи происходят спонтанно, когда страсть перекрывает любой здравый смысл, когда нет путей для отступления и совершенно невозможно остановиться, не получив желаемого. Сейчас же они вроде как знали, зачем сюда пришли, но не имели ни малейшего представления, что делать со своим знанием. И Катя снова лихорадочно искала способ рассеять ту неловкость, что они оба слишком явно ощущали, но выход на этот раз нашел Ромка.
        - Я в душ, Катюх: надо смыть трудовой пот после матча, - проговорил он, скинув ботинки, и неопределенно махнул рукой, указав сразу и на кухню, и на зал. - А ты располагайся. Можешь телек включить или…
        - Дай мне карандаш и бумагу, я пока набросаю, что в голову пришло, - улыбнулась она и сладко поцеловала его в губы. Рома чуть затянул поцелуй, потом довольно кивнул.
        - С меня двойная оплата за работу в выходной, - заявил он, и Катя лукаво закусила губу.
        - Я запомню, - негромко пообещала она, а потом прошмыгнула на кухню, чтобы расчистить себе место для рисования. Там, однако, был идеальный порядок - как будто в квартире никто не жил или как будто ее готовили к съемке перед сдачей. Катя удивленно огляделась вокруг, не зная, что и думать. Хотелось надеяться, что Ромка не разругался с отцом до такой степени, что тот решил выставить его из дома. Но ведь не скажет опять: он вообще ничего ей не говорит! «Мужчины не плачут». И не верят, что за них можно переживать.
        - Держи, - Ромка, появившийся на кухне так тихо, что Катя даже вздрогнула от звука его голоса, положил на выскобленный стол альбом, механический карандаш и стирательную резинку. - А этого, - он обвел руками блестевшую кухню, - не пугайся: это на меня обиход напал. Съезжать я пока не собираюсь.
        С этими словами он улыбнулся и отправился в ванную. Откуда он узнал Катины мысли, понять было невозможно: кажется, вслух она их все-таки не высказывала. Или Ромка по ее лицу читает? И о том, что она почти влюбилась в него, догадывается? Это было бы совсем уж…
        В ванной зашумела вода, и Катя тут же забыла свои вопросы, потому что услужливое воображение не поскупилось на самые яркие краски для чудной картинки принимающего душ Ромки. Черт, черт, и никакая девичья скромность не потребовала немедля от нее избавиться! Нет, Кате слишком нравилось представлять мокрые черные волосы и смуглую кожу, по которой стекали струйки воды. Широкие плечи, узкие бедра, сильные руки, которые так крепко обнимали Катю, что было трудно дышать. И еще будут сегодня обнимать. И может быть… может, она коснется и кожи, и плеч, и бедер, если только не струсит, как уже пыталась. Если отпустит себя, откликнется, затянет Ромку в собственный жар, позволит ему то, что никому еще не позволяла и о чем мечтала в последние дни слишком часто. Они с Ромкой совсем одни, и только сами теперь могут все испортить. Но если все-таки рискнуть, попробовать, хотя бы начать… Ведь дальше рухнут и запреты, и сомнения; Катя знала, она уже прочувствовала это в Ромкиных объятиях и поцелуях. От них забываешь все на свете, и хочется все больше и больше, и даешь себе такую волю, потому что сопротивляться
невозможно, и Катя хотела, хотела этих прикосновений, этого огня, этого познания…
        Внизу живота вдруг затянуло так сильно, что стало даже больно. Катя тряхнула головой, отгоняя чудесные видения, чтобы не сдаться им окончательно и не выдать себя раньше времени. Все-таки Ромка - мужчина, и ему решать такие вещи. А Катя подчинится. И не обидится, даже если ее желание вдруг не совпадет с его. Как ни крути, а Ромка вполне мог говорить и о своей игре.
        Она села за стол и раскрыла альбом. Несколько страниц были изрисованы детскими каракулями: очевидно, альбом остался после отъезда Лизы. Катя улыбнулась и неожиданно подумала, что если эти самые каракули суметь вписать в хоккейную форму, то Ромке наверняка будет приятно. Он любил младшую сестру, иначе не стал бы делать для нее игру и советоваться с ней относительно того, как та должна выглядеть. А значит, стоило попытаться воплотить Катину идею в жизнь. Но сначала - в любом случае - набросать хоть несколько силуэтов.
        Это оказалось просто и сложно одновременно. Просто - потому, что сегодняшней игры было для Кати вполне довольно, чтобы запомнить основные положения тел игроков и переложить их на бумагу. Сложно - потому, что, доходя до лиц, она раз за разом рисовала Ромку. Тут же стирала, бралась за карандаш заново - и опять видела на бумаге знакомое лицо со столь привычной ухмылкой. Отчаявшись бороться с собой, Катя остановилась на пустых овалах, лишь обозначив шлемы и маски.
        Теперь оставалось придумать, куда вписать Лизины закорючки, - но от этого дела ее отвлек вернувшийся Ромка. Он навис над Катей со спины, поставив руки на стол по обе стороны от нее, и она в секунду сбила дыхание от его близости. Какое уж тут рисование?
        - Катюх, класс! - с читаемым восхищением в голосе произнес Ромка, но Катя уловила еще и легкую хрипотцу. Да-да, ту самую, что в последнее время так часто появлялась, смущая и одновременно волнуя. Интересно, Ромка в душе тоже о Кате думал? И о том, что скоро должно произойти? И представлял…
        Живот снова затянуло, да так, что Катя зажмурилась от приступа. Это ей совсем уж не нравилось. Неужели и во время близости будет так же? Ну да, первый раз у девушек обычно болезненный, но не заранее же. Или тут страх виноват? Вперемешку с желанием? Ох, если признаться честно, то Катя об интимной жизни совсем ничего не знала.
        - Кать? - раздался недоуменный Ромкин голос, и она со смущением поняла, что в своих мыслях пропустила какие-то его слова. Переспрашивать было стыдно, а потому Катя только погладила пальцем его по руке и, случайно зацепив один из кожаных браслетов, с удивлением поняла, что тот мокрый.
        - Ты что, вообще их не снимаешь?
        Рома покачал головой и прижался щекой к Катиному виску.
        - Это обещания, Катюха, которые я еще не сдержал, - объяснил он, а она обхватила его за шею, не позволяя отдаляться, и чуть придушенно повторила:
        - Обещания?
        - Ну да, - он коснулся ее скулы губами. - Даешь себе обещание и завязываешь на запястье браслет. Не помню уже, откуда узнал про такой обычай, но он мне понравился.
        У Кати сильно стучало сердце, но и любопытство не отступало. Уж больно хотелось воспользоваться Ромкиной откровенностью - он себе нечасто ее позволял.
        - И какие обещания ты так заплел? - спросила она и тут же осеклась. - Если, конечно, не секрет.
        - Да нет, не секрет, - легко отозвался Ромка. - Первый завязал на то, что обязательно вернусь в хоккей - его, кстати, уже снял. Второй - что поступлю на IT - надеюсь, он не перетрется раньше, чем это случится. Ну и остальное - по мелочи. Отлично стимулирует, между прочим.
        Катя снова погладила его по запястью. Рома чуть напряженно следил за ней. До сих пор он почему-то был уверен, что Сорокина обязательно высмеет подобную традицию, а сейчас неожиданно показалось важным сказать ей правду. Пустить в свой мир. Открыть свою душу. Ведь не одной же физикой строятся отношения. А Рома не хотел Катю терять.
        - А этот? - и не думая потешаться, спросила она и указала на единственный ярко-оранжевый браслет. Рома усмехнулся: следовало ожидать. Рыжая искусительница.
        - А это я перед выпускным пообещал себе тебя на танец пригласить.
        Катя хлопнула глазами. В груди взмыли вверх взволнованные бабочки.
        - Меня? Ты же в школе меня едва выносил.
        Рома снова усмехнулся и прижался губами к ее виску.
        - Много ты знаешь, Сорокина, - пробормотал он, и Кате оставалось только признать, что нет, совсем ничего не знает.
        - А почему не пригласил? - совсем тихо спросила она. Неожиданно стало от этого почти до слез обидно. Вот с Бессоновой Ромка танцевал, это она точно помнила. А сама что не так сделала, если он даже данное себе обещание не сдержал?
        Почти год прошел - а у нее только сейчас открывались глаза.
        - Смеешься, Сорокина? Это среди ночи можно представлять себя этаким лихим гусаром, который с президентом школы на выпускном отожжет. А на деле никому не хочется после твоего отказа посмешищем перед всем классом оказаться. Ты ж тогда так никого к себе и не подпустила.
        - Да я!.. - Катя аж подскочила. Самая кошмарная вечеринка в ее жизни! Куча обязанностей, из-за которых Катя порой даже присесть не успевала. Строев этот, следивший за каждым ее шагом. Бессонова, уводившая из-под носа самых приличных парней. А с неприличными Катя, конечно, танцевать не собиралась - не привыкла довольствоваться объедками.
        Вот только Ромка к последним никогда не относился - уж в этом Катя не ошиблась.
        - Пригласи сейчас! - неожиданно даже для самой себя проговорила она и в упор посмотрела на Ромку. - Обещаю: не откажу.
        Рома пару секунд выдерживал ее взгляд, словно оценивал, а потом сорвался с места и исчез в собственной спальне. А еще через полминуты оттуда донеслись звуки самого узнаваемого танца в мире.
        - Вальс? - оторопела Катя, когда Ромка вернулся к ней и многозначительно протянул руку. - Я не умею, Ром!..
        - Я умею, - и не подумал смутиться он. Катя сжала в смятении руки.
        - Я отдавлю тебе все ноги!
        - Я переживу, - упорствовал Ромка. - И никому не скажу. Пошли, Катюха; тут, кроме нас с тобой, никого нет, некого стесняться.
        Мысль о том, что стесняться она могла именно его, почему-то не приходила в светлую Давыдовскую голову. Не хотела Катя предстать перед ним неумехой. И разочаровать.
        - Ром, ну почему нельзя выбрать танец попроще? - прибегла к последнему доводу она, но он категорично мотнул головой.
        - Потому что я хочу танцевать с тобой вальс, Сорокина! - отрезал он. - Гусары танцуют исключительно вальсы, а ты знала, с кем связалась. И кому пообещала не отказывать.
        Рука у него, несмотря на уверенный тон, чуть дрогнула, и Катя больше не могла артачиться. Сжала Ромкины пальцы и позволила увести себя в зал. В конце концов, уже половина мелодии прошла, вряд ли за вторую половину Катя успеет нанести комнате и ее хозяину столь существенные разрушения, что последний выставит ее за дверь. К тому же он сам напросился. И Катя, если что, ему это припомнит!
        Но глупые мысли и глупые страхи растворились, едва только Ромка положил руку ей на спину - так уверенно, знающе и немного вызывающе. Горячая ладонь обожгла даже сквозь блузку, и Катя пожалела, что ее рука должна лежать всего лишь на его плече. Хотелось так же пытать его собственным жаром, а еще лучше - дотронуться до самой кожи, услышать быстрое неровное дыхание, стереть эту снисходительную ухмылку с его губ…
        - Расслабься, Кать, - негромко и как-то очень проникновенно проговорил Ромка. - Ничего сложного нет: три шага с одной ноги и три шага - с другой. Я поведу, а ты просто следуй за мной. Обещаю, будет весело.
        - Ох, не обещай, Давыдов, а то места на запястьях скоро не останется, - простонала Катя, но возражать не стала. Зажмурилась еще на секунду, а потом выдохнула и улыбнулась. - Веди давай! Раз взялся!
        И Ромка повел. Шаг, другой, третий - Катя на удивление быстро приспосабливалась к его ходу. Он подтянул ее чуть ближе и улыбнулся, снова вспугивая бабочек. А потом вдруг закружил в повороте, прижал к себе так крепко, как никогда еще не было.
        - Опять скажешь, что я болван? - шепнул он, и Катя почувствовала его желание. Твердое, вызывающее - и Катю обдало жаром с ног до головы. Ничего не придумала, ничего не показалось. И нет больше никаких сил бояться.
        - Не скажу, - едва выговорила она и сунула наконец ладони ему под футболку. Рома резко выдохнул и впился ей в губы.
        Катька!..
        Откуда только взялась такая - смелая, отчаянная, пылкая до головокружения? Не стеснялась, не робела, словно тоже хотела - именно его, Рому, и хотела? И вжималась в него, и сжигала его, и целовала так, что земля уходила из-под ног. И не было сил терпеть и осторожничать.
        - Кать!..
        Он подхватил одной рукой ее затылок, а второй вытащил блузку из брюк. Собственные джинсы грозились лопнуть от любого неловкого движения, но откуда им быть ловкими, если Катюхины ладони вовсю путешествовали по его спине - сжимали, гладили, вдавливались, как будто впервые ощущали лопатки и позвоночник?
        Роме было не до них. В сладкий ягодный аромат вдруг подмешался другой - чуть терпкий, едва слышный, сводящий с ума этой Катюхиной уникальностью. Рома оторвался от ее губ, присосался к шее, чтобы его вдохнуть. Катя охнула, чуть задрожала под его губами и задышала так часто, так упоительно. Рома подлез наконец рукой под струящуюся ткань ее блузки, ощупал изгиб тонкой талии, поднялся выше, почти добравшись до груди…
        - Ром!..
        Где-то в мозгу кольнули совсем неуместные виноватые нотки. Да нет же, нет, Катюх! Ничего неправильного мы не делаем! Ну и пусть на третьем свидании! Ну и пусть - вот так, с трахты-барахты, ничего не обсудив! Мы же хотим друг друга, тут даже спрашивать не надо, тут все и так понятно! Так к чему?
        - Ром, пожалуйста!..
        А вот теперь точно не показалось. В голосе слезы, и руки уперлись в его грудь, не подпуская ближе.
        Роме понадобилось время, чтобы хоть немного притушить вожделение и суметь связно заговорить:
        - Кать, чего ты? Я не обижу, правда…
        - Я знаю, Ром! - с какой-то болью выдохнула она и вдруг так крепко стиснула руки у него на шее, что перекрыла кислород. Рома тряхнул головой, совсем уже ничего не понимая. - Прости, у меня… Так глупо, так не вовремя!.. Я и не поняла сразу!.. Иначе не стала бы так далеко заводить, правда! Живот болел, но я думала, что… В общем, мне домой надо, пока не опозорилась совсем! Прости, я правда не хотела!..
        Вообще Рома никогда не считал себя тугодумом, но то ли действительно все мысли переместились сейчас в штаны, то ли он просто ничего не понимал в девчонках и их психологии, но он все же удержал за руку рванувшую от него Катюху и всмотрелся в ее запунцовевшее лицо.
        - Меня не хотела? - прямо бахнул он. - Тогда какого черта? Я же сразу предлагал!..
        Катя хлопнула ресницами, пытаясь сообразить, из какой фразы ее скулежа он мог сделать подобный вывод. Потом закатила глаза к потолку, понимая, что придется все-таки обходиться без намеков.
        - Ты все же болван, Давыдов! - выдала она и закрыла лицо руками. - Месячные у меня начались! Не раньше не позже! Но у девочек такое бывает! Так что привыкай!
        С этими словами она запихала блузку обратно в брюки и выскочила из Ромкиной квартиры раньше, чем он сумел уразуметь смысл ее слов.
        Глава 24
        Сонька позвонила не вовремя. Настолько не вовремя, насколько только вообще было возможно: Катя почти закончила обе хоккейные формы - для своих и для соперников - и теперь торопливо наводила последние штрихи, чтобы следом спуститься к Ромке и показать ему свои работы. В том, что они ему понравятся, она почти не сомневалась и просто хотела поскорее его увидеть. Вот странность-то: их отношениям не было еще и недели, а Катя так привыкла к ним, но не могла ни одной лишней секунды обходиться без Ромки. Только усилием воли освобождала его от себя, когда видела, что он не успевает с учебой или работой - вот как сегодня, - и потом считала минуты до новой встречи. Наверное, это было каким-то наваждением, но Кате не хотелось от него освобождаться. Каждый день она узнавала Ромку чуточку больше - и чуточку сильнее влюблялась в него. А как иначе, если ей нравилось в нем все без исключения? Его внимательные черные глаза; его сильные и такие нежные руки с забавными браслетами на запястьях; его спокойствие и настойчивость; его откровенность и потребность ее защищать; его страстность и неспособность перед ней
устоять. Его объятия, его поцелуи, его ласки, его низкий, пропитанный желанием голос. И каждая фраза - от привычного «Катюха» до обезоруживающего «Я не обижу, правда». Как будто она не знала, что не обидит, как будто могла не верить ему и сомневаться в нем. Катя впервые так полно доверилась другому человеку, чувствуя сердцем, что он это доверие не предаст, - и перестала наконец ощущать себя одинокой. Мир рядом с Ромкой становился приветливым и по-весеннему теплым, и Катя купалась в этой первой своей настоящей любви и не хотела никого в нее пускать.
        Даже Соню, с которой, кажется, не разговаривала ажно с прошлых выходных, когда еще не рассталась с Олегом и снова выслушивала в свой адрес не самые приятные эпитеты, оказавшиеся, по сути, весьма верными. Да, упертая, сумасбродная, не желающая признавать ошибки и не видящая дальше своего носа - все это про нее, и Кате, наверное, стоило бы повиниться и признать Сонькину правоту в отношениях с Олегом: подруга этого заслуживала. Но вот разговоры с Бессоновой никогда быстро не заканчивались, а Катя не хотела опаздывать на свидание. Они с Ромой договорились встретиться в восемь, чтобы пойти в кино, и у Кати оставалось всего десять минут на сборы.
        Но если не ответить, Бессонова изведет ее звонками: она останавливаться вообще не умела. Так что следовало, наверное, постараться объяснить подруге, что занята, и пообещать перезвонить в самое ближайшее время. Главное - не сболтнуть лишнего, иначе Сонька не отстанет, пока все не выяснит, а Катя не готова была делиться последними изменениями в своей жизни. Ни с Бессоновой, ни с кем либо еще. Довольно и Строева: от его ехидных улыбочек хотелось удавиться. Скорей бы родители уже съехали в новую квартиру, так ведь еще до самого лета ждать. Два месяца…
        Катя вздохнула и наконец приняла вызов. Но сказать ничего не успела: Сонькин возбужденный голос занял сразу все ниши для начала разговора.
        - Что, Сорокина, как проблемы, так в любое время звоним, а в счастье старых друзей забываем? - наехала она, и Катя в первую секунду решила было, что Сонька знает про их отношения с Ромкой. Но задать собственный вопрос снова не сумела, ибо та, дав ей на угрызения совести буквально пять секунд, тут же продолжила: - Неужели добилась наконец взаимности от своего Олежека? Тогда прими мои поздравления и рассказывай, как тебе это удалось! Я, признаться, так и не верила в подобную авантюру, но теперь хочу знать все подробности! Вдруг когда-нибудь появится повод воспользоваться твоим опытом…
        - Ой, не надо, - рассмеялась, не удержавшись, Катя и закрыла альбом: большего ей сегодня все равно не удастся сделать. - Ты была права: нельзя строить отношения на обмане. Вот они и не построились.
        В трубке повисло молчание, и Катя видела, как быстро в голове Бессоновой одна реальность сменяет другую. А уж за словом в карман подруга никогда не лезла.
        - Неужели Олег узнал про спор? - сочувствующе проговорила она. - Но кто? Давыдов проговориться не мог.
        Катя качнула головой и подавила совершенно неуместный укол ревности. Ну пусть Бессонова Ромку припомнила, они точно так же два года вместе учились, почему она теперь вдруг должна забыть о его существовании?
        - Нет, Олег ничего не знает об этом, - старательно спокойно ответила Катя. - Просто я узнала его чуть ближе и поняла, что нам не по пути. Ну и… порвала с ним.
        В трубке установилась тишина, и Катя посмотрела на часы. Без шести восемь. Надо начать одеваться, чтобы не опоздать на сеанс.
        - Сама предложила Олегу расстаться? - наконец настороженно уточнила Соня.
        - Сама, - кивнула Катя и улыбнулась. Зажала трубку между плечом и ухом и распахнула шкаф.
        - И Олег тебя отпустил? - тем же тоном продолжила расспросы Сонька. Катя снова кивнула и оценивающим взглядом прошлась по нарядам. Жалко, что она истратила брючный костюм на театр с Олегом, а ведь именно в нем Ромка назвал Катю красивой девчонкой. А она тогда ничего не поняла. Теперь удивить его теперь было нечем.
        - Отпустил, - снова согласилась Катя. - Думаю, еще и вздохнул с облегчением, когда это произошло. Все-таки глупо было рассчитывать на то, что можно заставить кого-то полюбить тебя, если ты ему не нужна.
        О тех словах, что сказал ей Олег при расставании, она предпочитала не думать. Решила для себя, что это была его последняя попытка выиграть спор, и навсегда вычеркнула Олега из жизни. По счастью, и он не напоминал о себе, так что это оказалось несложно.
        Но Соньке она об этом рассказывать не будет. Во всяком случае, не сегодня.
        - И ты говоришь об этом так спокойно, Кать? - с неожиданной озабоченностью в голосе спросила Соня. - Слушай, я знаю, каково расставаться с парнем: это непросто, даже если он не особо по душе, а ты-то в своего Олега полгода была влюблена. Если для меня марку держишь, не держи, не мучай себя. Если хочешь, если нужно, я могу вообще к тебе приехать, только скажи! Если надо выговориться…
        - Да нет, Сонь, все в порядке, правда, - рассмеялась Катя и достала из шкафа любимое темно-синее платье в крупный белый горох. Она всю зиму его не надевала - может, Ромка и позабыл уже о нем? И сочтет его достаточно симпатичным, чтобы сделать Кате еще какой-нибудь комплимент? Ужасно хотелось услышать его именно от Ромки. - Никаких истерик и никаких депрессий: я сбросила камень с плеч и теперь снова радуюсь жизни.
        - Кать?.. - неверяще и предостерегающе проговорила Сонька, но Катя замотала головой и послала подруге воздушный поцелуй.
        - Извини, не могу сейчас говорить - убегаю в кино, - поспешила попрощаться она. - Обязательно позвоню в выходные, и тогда мы с тобой обо всем поболтаем. А пока…
        - С кем в кино? - попыталась было еще выяснить Сонька, но Катя, не отвечая, нажала «отбой» и сунула телефон под подушку. Может, вообще с собой его не брать, чтобы не отвлекал в кинотеатре? Они ведь с Ромкой не случайно вечерний сеанс выбрали. Найдут, чем заняться…
        Зажмурившись на пару секунд от наполнившего грудь счастья, Катя быстро переоделась, подхватила сумочку и альбом и, глянув еще раз на подушку, помахала телефону рукой. Пусть ждет здесь. Вместе с Сонькой, Строевым и всеми теми, кому вздумается именно сегодня поговорить с Катериной Сорокиной. Ее нет ни для кого. Только для Ромки. И его сладкой идеи с последним рядом.
        Катя уже из коридора крикнула маме, что задержится. Потом, не застегивая пальто, быстро спустилась на три этажа и постучала в Ромкину дверь. Подождала с полминуты, потому сделала еще одну попытку, погромче. Ромка, конечно, еще вчера дал ей ключ от собственной квартиры с формулировкой, что он, работая в наушниках, может так увлечься, что попросту не услышит Катин приход, но пользоваться таким способом проникновения в его жилище Катя не хотела до последнего. Ее все еще смущал их неудавшийся первый раз и причина сей неудачи, а вторжение в Ромкину квартиру без предупреждения почему-то еще усиливало это самое смущение, но иного выхода, если они не хотели опоздать в кино, кажется, не было. Катя еще покрутила в руках ключ, надеясь, что Ромка все же появится сам, потом виновато вставила его в замочную скважину и, дважды повернув, неслышно открыла дверь.
        Внутри был полумрак, только в Ромкиной спальне горел монитор, немного освещая и коридор. Катя потянулась было к выключателю, но рука замерла на полдороге.
        - Я тоже люблю тебя, Сонь, - сказал веселый Ромкин голос, и следом послышался звук отодвигаемого компьютерного кресла. - Ты по делу или исключительно в чувствах признаться?
        У Кати перебило дыхание. Нет, ерунда какая-то, она что-то неправильно разобрала! Не мог Ромка Бессоновой в любви признаваться - это бред, бред! Может, он «Лиза» сказал, а Катя услышала то, чего больше всего боялась? Ну и пусть сегодня не созвонный день! Мало ли что Лизе Давыдовой пришло в голову!
        - Теплое место в Питерском политехе - это предел моих мечтаний, Соф, - заявил между тем Ромка, и Катя поняла - нет, не Лиза. Зачем бы Лизе в три года понадобился университет? А вот Сонька как раз в политехе и училась, благо, там была кафедра психологии. Заявила, что в политехе куда проще найти себе соображающего парня, чем в какой-нибудь девчачьем гуманитарном, - так что же - и искать не пришлось? Старая любовь оказалась крепче расстояния? И у Ромки - тоже?
        В груди стало холодно.
        - Прямо сейчас выезжать или можно все-таки в кино сходить? - поинтересовался еще Давыдов, и Катя ухватилась за слово «кино». Сердце застучало быстро-быстро, немного отогревая. Да нет же, нет, Ромка не способен! Наверняка он прикалывается над Бессоновой, которая призналась ему в любви! А он любит ее, Катю! И ни за что ни в какой Питер не поедет!
        Он не бросит ее даже ради Стентона!
        Пожалуйста, ну пусть он просто шутит!
        - Ты удивительно догадлива, Сонь, и потрясающе проницательна, - как будто иронично заявил Ромка, дав Кате вздохнуть. Но тут же рубанул - абсолютно искренне: - Мне всегда это в тебе нравилось.
        Катя схватилась рукой за вешалку, чувствуя, что ноги больше не держат. Да, да, Ромке нравилась Бессонова! Ему нравились ее прямота и раскованность, которых никогда не было у вечного диктатора Сорокиной. Сонька была его первой девушкой, а первая любовь не забывается! И Сонька тоже жалела о том, что рассталась с Давыдовым, и прямо об этом Кате говорила! Может, раньше сама не понимала, а после разговора поняла. И захотела Ромку вернуть. И кажется… кажется, вернула?..
        - Если такое случится, я приеду к тебе сам, - уже без всякой насмешки, а как будто с какой-то теплотой произнес Ромка. - И даже не буду сопротивляться.
        В ушах зазвенело, и Катя с трудом поняла, что это лишь отзвук залившей все тело боли. Такому Ромкиному голосу она ничего не могла противопоставить. Так он говорил, когда сам верил в свои слова, когда они шли от сердца и когда ему было важно быть понятым. Когда-то он говорил так с Катей, а она, кажется, именно в такой его голос и влюбилась. А еще - в хриплый, низкий, шепчущий - ее имя. Неужели все это было неправдой? Неужели Катя все неверно поняла? Неужели ошиблась в Ромке?
        Подпустила слишком близко - и зря?..
        Но почему, почему? Зачем тогда все это? Зачем он ухаживал за Катей? Зачем обнимал, целовал? Зачем влюблял, если ему нужна была Сонька? Ромка не похож на прожженного циника. Если он любил Бессонову…
        - Поменьше экспериментируй, Соф, тогда и проблем с доверием не будет, - словно в ответ на Катины вопросы посоветовал Ромка невидимой Бессоновой, и у Кати все задрожало внутри, открывая правду и заполняя слезами. Ну да, конечно, все дело в Сонькиной склонности к экспериментам. Она в свое время тем и оттолкнула Ромку. Они рассорились, но чувства их, видимо, так и не остыли. Пока Давыдов был свободен, Сонька считала его своим и не особо беспокоилась, заигрывая с другими парнями. А когда поняла, что у нее появилась соперница, решила Давыдова вернуть. А он только того и ждал. Сам же говорил, что ему хочется вспомнить прежние веселые дни, а Катя тогда не приняла его ответ всерьез. И теперь расплачивалась.
        Собственным сердцем.
        - Не думал, что услышу от тебя подобные слова, Сонь, - забил последний гвоздь в гроб робкой Катиной надежды Давыдов. - Тебе идет чуткость.
        Катя заткнула уши, зажмурилась и замотала головой. Никаких слез! Не смей! Они их не стоят! Ни один из них не стоит! Они обманули тебя, предали! Лгали в глаза, пользуясь твоей доверчивостью, а сами потешались за твоей спиной! Потешались над тобой, так глупо верившей в дружбу и любовь! Так глупо верившей последним близким людям! Надеявшейся, что ты им нужна, потому что они нужны тебе! А ты им не нужна! Ни одному, ни второму! Не нужна, Сорокина! И не смей больше ни на кого рассчитывать! Ты одна! Давно одна! Так одна и борись! И не смей раскисать!
        Вдох… другой… третий - самый глубокий. Запереть душу, запереть чувства, запереть слезы. Ты однажды уже сделала это, сумеешь и снова. Только не показывай своей боли: надругавшиеся над твоим сердцем не стоят этого. А ты справишься. Ты сумеешь. Ты сильная. Ты очень сильная. У тебя все получится.
        Катя вздохнула еще раз и разжала сразу и уши, и глаза. Из спальни Давыдова еще донеслись странные задумчивые строки в его исполнении:
        «Ах, часто и гусар вздыхает,
        И в кивере его порой
        Голубка гнездышко свивает…»[3 - «Гусар» Д.В. Давыдов (1822 г.) (прим. авт.).]
        Но Катя уже не стала гадать, какие Сонькины слова вынудили вечно сдержанного Давыдова расщедриться на подобную романтику. Ее это больше не интересовало. Она, не разуваясь, прошла в его комнату и без единого слова протянула явно смутившемуся гусару альбом с последними рисунками.
        Теперь они действительно стали последними.
        - Кать? - дебильно удивился Давыдов. - Я не слышал, как ты вошла. По телефону говорил.
        Она подняла голову, не мигая посмотрела на него.
        - С кем? - поинтересовалась равнодушно, не сомневаясь, что Давыдов соврет. Однако он ответил неожиданно честно.
        - С Сонькой.
        - И чего она хотела? - спросила Катя, так и не дождавшись продолжения. Очевидно, Давыдов не собирался об этом распространяться. Или ему все же хватит честности сказать ей в глаза, что все кончено? Если так, то, может, он еще и не такой конченый человек, каким его окрестила Катя.
        Впрочем, ей ли теперь не все равно?
        - Я сам не понял, если честно. Скучно в Питере, что ли? Да, в общем, и неважно, - расплывчато ответил Давыдов, и Катя передернула плечом. Ан нет, и здесь ошиблась. Что ж ты так, Давыдов? Не сподобился на правду? А еще гусар!
        - Извини, если помешала, - сухо проговорила она и отклонилась, когда Давыдов подался к ней с поцелуями. Может, и стоило съездить ему по физиономии и высказать все, что она думает о них с Бессоновой, но Катя не собиралась доставлять им такого удовольствия. Ее унижения они не увидят. Как и ее слез.
        Как бы ни было больно.
        - Да ничего не помешала, Катюх, - немного удивленно отозвался Давыдов, а ее передернуло от этого обращения. Она позволяла его только близким людям. А таких больше не осталось. - Нам все равно уже пора выходить, чтобы в кино не опоздать. Или ну его в баню, этот кинотеатр? - неожиданно совсем другим - завлекающим - голосом проговорил он и легонько сжал Катины пальцы. - У меня дома ТВ совсем не хуже.
        Она даже отпрыгнула от подобного беспредела. Что?! Да он же только что Соньке в любви признавался, а теперь Кате постель предлагает? На два фронта играет? Пока Софа далеко, и Сорокина сойдет? И как Катя наскучит…
        Да он еще больший подонок, чем она сначала подумала! Да за такое!.. За такое!..
        - Кать?..
        Смотреть в его лживые глаза не было совсем никаких сил.
        - Я… телефон дома забыла! - ухватилась за спасительную мысль она. - У подъезда меня жди! Сейчас буду!
        - Возвращаться - плохая примета! - услышала она еще в дверях, но даже не обернулась. Плохая, Давыдов, как же! В зеркало на себя посмотри, вот где плохая примета - с тобой общаться! Но Катя себя не на помойке нашла! И она докажет, докажет, что с ней так нельзя! Докажет, что не такая уж она и безнадежная, как считали эти двое! Что ее тоже можно любить и хотеть! Олег вон, несмотря на Катин отказ, хотел с ней остаться, умолял дать ему шанс, называл удивительной, чудесной, не похожей на других, даже в команду обещал взять, доказывая крепость собственных чувств! И Кате вдруг стало наплевать, правда это или нет. Она должна была что-то сделать, чтобы не заорать в голос от сжигавшей боли и не сломаться на радость тем, кто так желал этого. И Олеговы объятия вполне подойдут, чтобы забыться хоть ненадолго, чтобы почувствовать себя желанной, чтобы… обмануть себя, уже в который раз. Ну и пусть! Катя попробовала любовь - настоящую, большую, о которой поют песни и пишут в книгах, - но та ей не понравилась. Больше никакой любви! Только холодный расчет!
        Настолько же холодный, настолько холодны десять цифр Олегова номера. Катя смотрела на них в упор, пока не услышала знакомый недоуменный голос:
        - Алло?
        - Алло, Олег, это Катя! Можешь забрать меня от «Киномана»? Минут через двадцать? Спасибо, я буду ждать.
        Она нажала «отбой» и, ничего не видя перед собой, вышла из дома.
        Глава 25
        Рома не понимал, что с Катей происходит. Она шла в кино сама не своя, почти не отвечая на его расспросы, шарахаясь от его прикосновений, убыстряя шаг и перебегая дорогу на красный, как будто опаздывала на экзамен. Строев опять довел и она никак успокоиться не могла? Так Рома нашел бы способ получше, чем эта непонятная гонка. В конце концов, пошел бы и лично поговорил с этим иродом, который только и знает, что до Катюхи докапываться! Рома даже попытался аккуратно прояснить этот вопрос, но она только огрызнулась, заявив, что ей плевать на всех Строевых на свете, и Роме пришлось искать другой источник ее обиды.
        К моменту подхода к «Киноману» он уже не сомневался, что причина ее психа в нем, Давыдове, но при всем своем желании не мог припомнить за собой греха, столь разозлившего Катюху. Ну, предложил он ей дома остаться вместо похода в кинотеатр - так вроде она подобных двусмысленных намеков не только не чуралась, но и сама их поддерживала. Помнил Рома, как она забралась ему под футболку и гладила спину, не давая вздохнуть. Да и после не строила из себя святую невинность, а напротив, сама заводила и обещала, так что стоило поискать что-то другое. И Роме следовало разобраться с этой проблемой, пока Катюха не вынесла из-за нее мозг им обоим. Как это умеют делать женщины, он знал не понаслышке.
        Рома еще раз перебрал в голове сегодняшний день. До расставания после универа все было хорошо: и на поцелуи Катюха отзывалась со всем пылом, и на веселые намеки о последнем ряде отвечала с самым явным кокетством и предвкушением. А вот вечером сразу колоться начала, Рома даже слова не успел сказать. Однако догадаться о том, что она насочиняла за время их разлуки, было выше его умственных способностей, а потому, когда они уже почти подошли к «Киноману», Рома дозрел до прямого вопроса.
        Но задать его не успел. Катюха, и так шедшая всю дорогу на корпус впереди него, неожиданно свернула не к входу в кинокомплекс, а к уличной парковке, где - и нет, Роме не показалось! - сияла в свете мощного прожектора знакомая черная «хонда».
        - Катька! - еще не понимая, что происходит, но уже чувствуя смутную опасность, позвал Рома, однако она лишь еще ускорила шаг, а потом, и вовсе перейдя на бег, с ходу бросилась в объятия стоявшего возле своей машины Карпоноса.
        - Привет! - на всю парковку заверещала она - и присосалась губами к его губам.
        Рома замерз так, как будто на Земле в секунду наступил Ледниковый период. Даже сердце закоченело.
        - Катя! - шагнул он еще было к Сорокиной, но она, оторвавшись от своего Олежека, нырнула в его машину и звонко захлопнула за собой дверь. Карпонос, даже не взглянув в сторону Ромы, последовал за ней.
        «Хонда» взревела мотором и рванула с парковки прочь.
        Рома с трудом вдохнул. Словно отказываясь верить в происходящее, достал еще телефон и набрал Катюхин номер, но она, как и следовало ожидать, сбросила звонок. Вторую попытку постигла та же участь. Третью тоже. Рома не знал, зачем звонил, когда и так уже все было ясно, но охватывающая злость заставляла снова и снова тыкать в иконку с Катюхиной фоткой, пока мерзопакостный женский голос не сообщил, что абонент находится вне зоны доступа сети. А это значило, что Катюха выключила телефон или кинула Ромин номер в черный список. И то и другое намекало лишь на одно.
        Все кончено.
        И Катюха не хочет, чтобы он что-то осознал и попросил прощения. Она хочет от Ромы избавиться. И кажется, она на верном пути.
        Рома рванул домой.
        Нет, чушь собачья, не могла Катюха так просто устроить ему подлянку! Она еще сегодня целовалась с ним так, что шумело в ушах, и глаза у нее сияли, и на губах светилась счастливая улыбка - нельзя так играть! Значит, весь этот цирк с Карпоносом был устроен только для того, чтобы уесть Рому. Был ли за ним на самом деле какой грешок или Катюха его себе только выдумала, сейчас не имело значения. Рома не сомневался, что она немного подуется и попросит Карпоноса отвезти ее домой, и он должен был перехватить ее до того, как она туда попадет - хотя бы чтобы не объясняться сначала с ее родителями. Светофоры, будто помогая Роме, высветили «зеленую улицу», и он мог с полной уверенностью считать, что оказался у подъезда первым: вряд ли Карпонос так просто уехал бы от Катюхи, не потребовав объяснений, а черной «хонды» у дома не было. Значит, где-то катаются, выжидают. Рома чуть продышался и занял наблюдательный пункт на скамейке детской площадки, напротив своего и Катюхиного подъезда. Свет в спальне Сорокиной не горел, что еще раз подтверждало Ромину уверенность в том, что она не дома.
        Но если поначалу его это порадовало, то через полчаса стало откровенно напрягать. Куда, черт возьми, они запропастились? Нормальный человек Карпоноса и четверть этого срока выносить не сможет, а Катюха вроде как в последнее время вернула себе адекватность. Во всяком случае, когда она послала Олежека подальше, Рома в этом уверился. Что же выходило, ошибся? И сегодняшняя ее выходка подтвердила возникшие опасения?
        Рома поежился: он взмок, конечно, когда гнал к дому, но теперь тот жар был уже в прошлом, а новые, пока еще не облекшие форму мысли вымораживали куда сильнее опускающихся вместе с ночью холодов. Могла ли Катька… Ну, не наказывать его вовсе за непонятно какой проступок, а… помириться со своим Карпоносом взаправду? Если предположить… чисто теоретически, потому что в реальности такого никак не могло быть, но если предположить… что они просто поссорились полторы недели назад? Крепко поссорились - так, что Катюха захотела с ним порвать, а теперь осознала, что любит все-таки своего Олежека? Или, хуже того, если она решила за что-то отомстить Карпоносу и использовала для этого втюрившегося в нее по уши Давыдова? Вокруг Карпоноса вон сколько девиц распрекрасных вилось, Катюха вполне могла и приревновать, и решить доказать своего кавалеру, что тоже не так проста, как кажется. Что и за ней будут парни бегать, стоит ей только захотеть. Что она без всяких проблем найдет Олежеку замену - и нашла ее. Но ровно до того момента, пока оный Олежек не опомнился и не прибежал просить прощения. И Катюха простила. И…
        Просто вычеркнула Рому из своей жизни. Честнее, наверное, было сказать ему об этом в глаза, но когда бы девчонки отличались подобным милосердием? Мол, увидел все лично, можно и не объяснять ничего, чай, не дурак, сам поймет. И Рома понял. Вот только, черт с ним, пусть будет дураком, но он заставит Сорокину сказать все языком, а не очередным спектаклем. Пусть посмотрит ему в лицо и даст от ворот поворот! Он хотел услышать ее оправдания или даже обвинения - плевать, может, тогда станет не так больно! Сейчас хотелось вгрызться зубами в угол скамейки, только чтобы не сжимать их так сильно, что сводило челюсть.
        Рома отломал от близстоящего турника намерзшую сосульку и сунул ее в рот. Неужели Катюха оказалась именно такой бессердечной девицей, какой выглядела в нынешнем своем поступке? Неужели Рома за два с лишним года ничего о ней не узнал и мог так в ней ошибиться? И Сонька еще со своей зашитой Сорокиной смутила: Рома поверил, что Катюхе нужна эта самая защита и нужен он, а на деле получалось, что защищать нужно от нее. Только Рома вот не защитился. Поэтому и сидел теперь на скамейке, один, грызя почти закончившуюся сосульку и сжимаясь всякий раз, когда во двор въезжала машина. Придумывал слова, которыми встретит бессовестную Сорокину, однако с каждым новым заходом те выглядели все более жалкими, и Роме как будто надо было оправдываться за это его ожидание, а гнев потихоньку истирался, заменяясь каким-то холодным безразличием. Кажется, только им можно было заглушить одолевающую горечь. Нет, не испытывала его Катюха и не хотела отомстить. Она просто его кинула. Без слов. И без жалости.
        Машины заезжали все реже, а окна в доме гасли, убивая последнюю отчаянную надежду. Рома равнодушно посмотрел на часы. Полпервого ночи. Очевидно, Сорокина уже и не приедет. Очевидно, она решила отпраздновать воссоединение с Карпоносом проведенной вместе с ним ночью. И никакие месячные ей сегодня не помеха. Впрочем, были ли они вообще или Сорокина, поняв, что зашла в своей мести слишком далеко, нашла единственный способ избежать Роминой постели? А он еще себя кретином называл, не понявшим ее сразу и заставившим перед ним унижаться. Кретин и есть, вот только совсем по другой причине. Из-за своей доверчивости и глупой, неуместной влюбленности не в ту девчонку. Ведь с самого же начала было понятно, что у них ничего не получится. Не получится, потому что мегера Сорокина не замечала его два с лишним года и не могла заметить только из-за того, что он накормил ее картошкой и помог с матаном. Будь проклят этот матан и все, кто с ним связан! Они упорно портили Роме жизнь и упивались этой своей возможностью. Да, Рома от них зависел. И ничего не мог с этим поделать.
        Он поднялся со скамейки, когда понял, что еще немного - и просто примерзнет к ней и будет потом ждать дворника, чтобы тот отковырнул его тушку от заиндевевшего сиденья. Прошелся по детской площадке, удивляясь, почему от каждого шага сбивается дыхание. Он попал в ловушку, из которой не видел выхода. Его обманул человек, который неожиданно оказался безумно близким и нужным, и то, что этим человеком была Катюха Сорокина, просто разрывало душу на ошметки. Сонька сказала правду: Рома давно запал на Катю, еще в школе, но тогда он не знал, какой она может быть на самом деле, не прижимал ее так сильно к сердцу, не пробовал на вкус ее поцелуи, не дышал ее смехом и ее отзывчивостью. Зачем ему сейчас все эти знания, он не представлял. Но избавиться от них так просто, кажется, не получится. Это придется пережить. Пережить! Перебороть! Оставить позади! И больше никогда не связываться с Сорокиной и ее семейством!
        Еще три часа: Рома поймал себя на том, что пинает сильно подтаявшую снежную горку и выдолбил уже вполне себе приличное отверстие, в котором вполне могла поселиться крысиная семья. Почему эта семья выбрала его душу и грызла ее сейчас, будто не евшая до этого несколько месяцев, Рома не знал. Зачем он торчит, промерзший до костей, на улице, он не знал тоже. Давно следовало вернуться домой, залезть под одеяло и выкинуть из головы Сорокину вместе с ее Карпоносом и их чудной жаркой ночью. А в голове против воли крутилась их едва не состоявшаяся ночь, и Катюхины ладони под футболкой, и ее такой сладкий шепот «не скажу», и ее ягодный аромат, будь он проклят, - хотя, кажется, только он и не давал сейчас околеть окончательно. Зачем все это? Откуда у Сорокиной такая циничность и такая жестокость? Ведь не была она никогда такой. Всегда помочь соглашалась, если помощь требовалась. Рому вон недавно с «Лизиной фермой» выручила. Или это лишь жалость? Обычная девчачья жалость, какой Рома, на ее взгляд, только и заслуживал?
        Нет уж, Сорокина, не сломаешь! И жалость свою себе оставь или вон, на Карпоноса, трать, он ее заслуживает! А Рома как-нибудь перетопчется. И без жалости, и без Сорокиной. Не так уж много между ними было, чтобы не суметь вычеркнуть это из памяти. А Рома и не с такими разочарованиями справлялся. Поднимался. Поднимется и сейчас. Даже если на этой долбаной площадке не останется ни одного куска снега.
        Надо только снова научиться дышать.
        Когда из подъезда в предрассветную темноту стали выходить люди, Рома все еще сидел на лестнице детской горки, свесив ноги вниз и считая отверстия на кроссовках. Отверстий каждый раз оказывалось разное количество, и это раздражало до какого-то бешенства. Почему не сделать одинаковое количество отверстий на каждой кроссовке? Ведь шнурки-то одинаковой длины засовывают? Или шнурки тоже разные? Да нет, вроде одинаковые, белые, один, правда, заляпан грязью из-за того, что Рома выпинывал правой ногой почти развалившуюся горку. Значит, все-таки разные? Чтоб он еще когда купил себе такие кроссовки! Надо с липучками брать, там точно заморачиваться не придется. Есть, интересно, взрослые кроссовки с липучками? Или только со шнурками, чтобы некуда было деваться? Сегодня же…
        Наглый свист выдернул из псевдофилософских размышлений, и Рома, подняв голову, увидел у собственного подъезда черную «хонду». Как он мог ее пропустить, если ждал почти десять часов? Или уже стало все равно? Вот черт, кажется, действительно стало все равно. Нельзя склеить то, что десять часов дробили дубовым молотком. Рому дробили. И теперь требовалось время, чтобы понять, как вообще себя собрать.
        Он неловко спрыгнул с горки, едва не навернувшись перед светлыми очами следившего за ним из окна своей «хонды» Карпоноса, но и на это было наплевать. Словно кто-то взял и отключил все эмоции. Впрочем, так было даже лучше. Так оставался шанс спокойно поздороваться с Сорокиной и так же спокойно пройти мимо нее, ничего не объясняя и ни о чем не спрашивая. О чем, на самом деле, спрашивать, если эту ночь она провела с Карпоносом, а Рома - со скамейкой на детской площадке? Всем сестрам по серьгам. И никто как будто не обижен.
        - Утро доброе, - неожиданно хмуро поздоровался Карпонос, выбравшись из своей машины и столь же хмуро глядя на Рому. Чего это, не по вкусу, что ли, Сорокина пришлась? Или не рад соперника на месте преступления встретить? Так Рома больше не соперник. Взял самоотвод.
        - Было бы доброе, не будь в нем тебя, - огрызнулся Рома, расправляя затекшие плечи. Нет, все-таки не дается ему спокойствие и самоуверенность. Так и тянет съездить по лощеной Карпоносовой физиономии. Но он не доставит Сорокиной такого удовольствия. Не хватало еще, чтобы она из одной постели в другую прыгала, а за нее парни дрались. Перебьется.
        - Согласен, - кивнул Карпонос, - я бы тоже предпочел провести это утро без твоего унылого вида. Но коль скоро у нас с тобой одна беда на двоих… - и он указал куда-то в машину. Солнце уже достаточно осветило двор, чтобы Рома мог убедиться, что та пуста. Прищурился, не понимая. Где-то под ребрами екнуло. А ведь думал еще, что Катьке стыдно выйти перед Ромой и она сидит там, внутри, ожидая, когда он уйдет. А на деле…
        - Что?.. - только и выдохнул он, не зная, с какой стороны ждать той самой обещанной беды. Карпонос в ответ только распахнул дверцу - и сердце пропустило удар. На заднем сиденье лежала Катюха с закрытыми глазами и в криво застегнутом пуховике.
        - Спит, - откуда-то издалека донесся голос Карпоноса, возвращая Роме твердую почву под ногами. А думал, что разучился чувствовать. Кретин. - Пьяная, - продолжил между тем равнодушно пояснять Карпонос. - Я надеялся, что до утра расчухается, а она ни сном ни духом. Есть идеи, как домой ее возвращать? Отпросилась-то она на ночь вроде как с тобой.
        Рома ошарашенно смотрел на спящую Сорокину. Она свернулась калачиком и подложила под щеку руку, и улыбалась, как будто видела во сне что-то хорошее, а у Ромы снова все стиснуло в груди, да так, что ему пришлось потереть ее кулаком, чтобы хоть немного разогнать спазм. Какого дьявола ты творишь подобные вещи, Сорокина? Ну ушла и ушла, отпустить-то надо, наверное? Или Рома сам себя еще не отпустил?
        - Я донесу ее до квартиры, - глупо сказал он, не в силах отвести от Катюхи глаз. Болван и есть. Но в последний раз же, так какая разница?
        - Строев тебя живьем сожрет, - озабоченно заметил Карпонос, как будто ему было до Роминого благополучия дело. Рома передернул плечами.
        - Подавится, - самоуверенно заявил он и подошел к машине. Карпонос и не подумал его останавливать. Вот же трусливый пес! Как увозить девчонку, так тут мы на коне и с флагом в авангарде. А как отвечать за нее - так в кусты. Выбрала ты, Сорокина, себе кавалера. Ну сама с ним потом и разбирайся. А Рома рассчитается по всем долгам, вернув ее Строеву. Может, тот еще и подсобит с долгами-то…
        - Давай помогу, - неожиданно предложил Карпонос, но Рома только мотнул головой: справится, в гробу он видал таких помощников. Да и не хватало еще, чтобы соседи увидели, как они вдвоем деканскую дочку домой возвращают. То-то будет Катюхе слава, вовек не отмоется.
        - Дверь мне в подъезд открой, - потребовал Рома, чтобы отвязаться от слишком любезного Карпоноса, и сунул ему в руки ключи. Выдохнул, когда тот без единого возражения потрусил к дому, и подтянул Сорокину к краю сиденья. Потом подхватил ее под спину и под колени и тоже зашагал к подъезду.
        В нос ударил явственный запах алкоголя: да, не соврал Карпонос, Катюха вдупель пьяная. И чего это она так набралась, спрашивается? Отметила избавление от Давыдова? Или воссоединение с обожаемым Олежеком? Впрочем, все это Рому больше не касалось. И никогда не будет касаться.
        Он весьма решительно направился к подъезду и не сразу заметил ни растерянное выражение на лице Карпоноса, ни появившийся в дверях силуэт их грозного декана. Строев ногой придерживал дверь и смотрел в упор на Рому, хотя именно Карпонос мяукнул что-то вроде:
        - С Катей все хорошо. Она просто немного силы не рассчитала.
        Рома мысленно хмыкнул: вот и пришла расплата, откуда не ждали.
        - У двери собирались ее уложить, чтобы не с кого спросить было? - жестко поинтересовался Строев, но эффект своим устрашением вызвал обратный: в Роме проснулась бравада.
        - Если вы так делали, неудивительно, что жена вас пятнадцать лет на порог не пускала! - заявил он и попытался пролезть в дверь. - Можно? Адрес я знаю.
        Карпонос что-то хрюкнул у него за спиной и, кажется, попрощался с жизнью. Строев каким-то неуловимым движением перехватил у Ромы Катюху и подбородком указал на парковку.
        - Я спущусь через две минуты и не дай бог не увижу хоть одного из вас у моей машины! - стальным тоном произнес он. - Можете пока грязь с нее обтереть: авось зачтется.
        Рома скривился, но больше возникать не стал. Не глядя на Карпоноса, прошел прямиком к Строевской «тойоте», прислонился к ней спиной и скрестил руки на груди. Это, на самом деле, становилось все забавнее, и Рома рассчитывал доиграть сегодня партию до конца. Кажется, у Строева было то же самое намерение.
        Карпонос приткнулся к машине с другой стороны, но, в отличие от Ромы, боком и достал из кармана пачку сигарет. Покрутил ее в руках, даже вытащил одну, однако раскурить не успел: Строев, как и обещал, вернулся спустя ровно сто двадцать секунд. На лице у него застыла непроницаемая маска, но Рома почему-то был уверен, что внутри он вовсе не так же спокоен. Сам он, пожалуй, после такой встречи легко переехал бы обоих паразитов, напоивших его дочь и вернувших ее домой только под утро. Впрочем, не факт, что Строев в итоге поступит иначе.
        - В салон! - категорично приказал тот, и Рома вместе с Карпоносом были удостоены чести воссесть на заднее сиденье деканской «тойоты». Внутри было довольно уютно, только холодно, как на улице. Впрочем, Рома долго еще не сумеет отогреться после сегодняшней ночи. - Один шанс, - снова заговорил Строев после небольшой паузы. Завести мотор в машине он и не подумал. - Я хочу знать, что произошло. Если Катин рассказ после будет отличаться от вашего хоть на одно слово, я вам не завидую.
        Рома пожал плечами. Ему если за что и предстояло ответить, то только за сломанную горку. Но вряд ли та интересовала Строева.
        - Эту ночь Катя провела в моей квартире, - неожиданно спокойно начал Карпонос и убрал наконец сигареты обратно в куртку. - По собственной воле. Мы два взрослых совершеннолетних человека, Константин Витальевич, и не находите, что за свои действия не должны отчитываться даже перед вами?
        - Нет, не нахожу! - рявкнул Строев так неожиданно, что и Рома, и Карпонос подпрыгнули на сиденье. Веселенький у Катюхи папаша. За таким на заржавеет и в ментовку их сдать, если появится хоть малейший повод. А Карпонос, кажется, на него уже почти наработал. - Тебя сейчас спасает только то, Олег Антонович, что я хорошо тебя знаю и уверен, что ты не станешь рисковать собственной карьерой ради победы в идиотском споре. Но, если я ошибаюсь, лучше скажи мне об этом сам. Добровольное признание…
        - Вы знаете про спор? - удивленно спросил Карпонос. Рома хмыкнул: а Строев-то не дурак. И выдержка что надо. Жаль, что дочь не в папу пошла. - Откуда?
        - Я знаю все, что мне полагается знать как отцу и декану! - отчеканил Строев, и не думая сдавать пароли и явки. - И вот что я скажу вам, молодые люди. Как отец, я не хочу отныне ни одного из вас видеть возле Кати. А как декан обещаю, что отчислю, не задумываясь, каждого, кто решит нарушить первое условие. Мы все здесь взрослые совершеннолетние люди и, уверен, отлично понимаем друг друга.
        Он глянул на них в зеркало заднего вида, и Рома кивнул.
        - Отлично! - подтвердил он. В душе неожиданно улеглось былое отчаяние. Сам того не желая, Строев подсказал ему лучший выход из положения. Конечно, ведь тогда не надо будет зависеть ни от него, ни от собственного отца. Ну а то, что IT придется подождать его на год дольше запланированного, так это небольшая потеря. Зато свободен. Зато принадлежит лишь сам себе!
        - Отлично, - буркнул Карпонос и криво усмехнулся. Покосился на Рому, но тот только улыбался, очевидно напоминая остальным присутствующим сумасшедшего. Но Роме было все равно. Он наконец понял, что сделает дальше. И радовался своему решению.
        - Тогда свободны, - отрезал Строев и подбородком указал на улицу. Дверцы Рома с Карпоносом открыли одновременно, однако Рома не удержался, чтобы перед выходом не бросить вполне себе искреннее «спасибо». Строев в ответ только завел машину и сорвал ее с места, как какой-нибудь лихач-первогодка. Кажется, этот разговор и Катюхин демарш дался ему куда сложнее, чем он стремился показать. Рома даже успел немного пожалеть хапнувшего проблем Катюхиного родителя, как вдруг оказался в захвате неожиданно крепких Карпоносовых рук.
        - Эта игра зашла слишком далеко! - угрожающе заявил Олежек и так тряхнул Рому, что у того мелочь зазвенела в кармане куртки. - И ты сегодня же пойдешь к Строеву и скажешь, что это ты затащил меня в этот долбаный спор! А потом можешь забирать свою Катюху и катиться с ней хоть до Галапагосских островов! Вы оба меня задрали до гребаных чертиков! Если Строев турнет меня из универа…
        - Не турнет, - спокойно отозвался Рома и так же спокойно скрутил разошедшегося Карпоноса в задний узел. Чуть потряс, приводя в себя, потом усадил на ближнюю скамейку. Вот и пригодились отцовские тренировки. Не по-гусарски, конечно, но и так сойдет. - Скажешь, что это я тебя вынудил, а ты его дочурку защитить от меня хотел, он поверит. Могу даже письмо с покаяниями написать, чтобы сомнений не возникло.
        Карпонос, едва отдышавшийся после болевого приема, посмотрел на Рому с подозрением.
        - Обойдусь, - буркнул он. - Попробует превысить служебные полномочия, я на него в профсоюз настучу. За тебя, кстати, тоже могу походатайствовать, у меня там есть нужные связи.
        Теперь и Рома почувствовал невольное удивление. Карпонос вдруг проникся к нему сочувствием? С чего бы? А когда вчера Катюху увозил, и тени смущения не испытывал.
        - Ладно, слушай, пора заканчивать с этой вашей игрой, - не давая ему ответить, заявил Карпонос. - Я же сразу понял, что со спором твоим нечисто, но решил подыграть, посмотреть, к чему все это приведет. Никак не мог понять, зачем тебе это. Ну вот же она, Сорокина, бери без всякого спора, так нет же, меня зачем-то приплел, хотя я тебе вообще конкурентом ни разу не был. За живое меня, понимаешь, взяло: никак мне смысл всего этого не давался. Уж я и так, и эдак, а ни ты, ни Сорокина не колетесь. Затянуло, короче, может, и перебрал где-то, уж извини. Вы играли, я тоже не отставал. Не думал только, что все это так далеко зайдет. Твоей головы мне в трофеях даром не надо.
        Рома криво усмехнулся. Да, накладочка вышла. Уделал их Карпонос, не напрягаясь, одной левой уделал и переиграл вчистую. А Рома все его кретином первостатейнейшим считал. А кретин-то вовсе и не он.
        - Идиотская была игра, - безучастно пожал плечами он. - Катюха в тебя втрескалась, а ты на нее внимания не обращал. Вот она и попросила меня поспорить с тобой на нее и проиграть. Ну, я и проиграл. Да, пиво с меня, - он достал из кармана мелочь и подкинул ее на ладони. - Дай мне минут двадцать…
        Карпонос хрюкнул. Откровенно и без всякого маскировки.
        - Бля, мне бы и в голову не пришло, что Сорокина сама… - выдохнул он, и Рома равнодушно пожал плечами. Может, и подло, что рассказал, но пора было кончать с этим фарсом. Если Катюхе нужен ее Карпонос, пусть завоевывает его честно. Правда, вот беда, Карпоносу она, кажется, так и не приглянулась. - Слушай, не надо никакого пива, не было у нас ничего с Катей. Она, как ко мне приехала, сразу вина попросила, мол, чтобы расслабиться, а сама давай вливать в себя бокал за бокалом. Я сначала решил, что это новая игра какая-то, ну а потом, когда она отрубилась прямо на кресле, не до игры уже стало. Извини, если и тебя по глупости зацепило. Не думал я…
        Рома глубоко вздохнул. Кажется, такое известие должно было принести облегчение, но облегчения не было. Вообще ничего не было. Вот теперь эмоции точно закончились безвозвратно.
        - Это уже не имеет значения, Олег, - проговорил он и встал. Протянул бывшему сопернику рук. Забавно, но тот ее пожал. - Я наигрался, - Рома еще раз вздохнул и посмотрел на темные окна собственной квартиры. Принял решение. - Гейм овер.
        Глава 26
        Неделю Катя болела. Не с бутылки вина, конечно: похмелье прошло хоть и мерзко, но быстро, а вот температура не была столь же милосердна. Главное - ни насморка, ни кашля, и горло не болело. Только голова раскалывалась всю неделю, и сердце стучало гулко и неровно, и температура никак не хотела уходить. Строев трижды вызывал врача, а Катя перерыла весь интернет в поисках своей загадочной болезни, но нашла только что-то вроде «реакции на сильный стресс» и прочей ерунды. Таким диагнозам она не верила. Откуда бы взяться этой самой реакции? Она вон отцовское возвращение в лоно семьи без всякой температуры пережила и рождение Игорешки - а здесь что? Ну опозорилась перед Олегом с этим вином - подумаешь, с кем не бывает? Тем более что он после того случая даже не позвонил ни разу, и Катя окончательно и бесповоротно вычеркнула его из своей жизни. Зачем ей парень, которому наплевать на нее? Хорошо хоть не переспала с ним, уберег ангел-хранитель, а то сейчас бы локти кусала. Не то чтобы Катя сильно берегла свою девственность, но потерять ее вот так, в пьяном угаре, с парнем, которому нет до нее дела и от
поцелуев которого мутит - врагу не пожелаешь. Нет уж, секс подождет до лучших времен. До тех, когда появится человек, который действительно оценит Катю. Которому будет нужна только она и который только ее будет видеть. Которого не понадобится соблазнять, под которого не придется подстраиваться, который полюбит Катю такой, какая она есть, и не станет сравнивать с прежней своей подружкой, и притворяться…
        Нет, об этом думать было нельзя: Катя себе запретила. Просто запретила и все. Фамилия «Давыдов» отныне была внесена в список табуированных слов, и любое случайное упоминание о нем каралось внеочередной задачей по математике. Да, Катя выучит матан! Осилит без всякой помощи. На крайний случай у нее был Строев, в последнее время с необыкновенным энтузиазмом откликавшийся на любые Катины просьбы. Кажется, перепугала она его с этой болезнью. Впрочем, Катя и сама перепугалась. Не каждый день напиваешься так, что потом не помнишь целую ночь, да еще и в таком виде показываешься на глаза родителям. Катя была уверена, что Строев как минимум от нее отречется. Он же даже не спросил ничего про ее состояние и его причину. А Катя в ответ дала себе слово никогда больше не пить. Даже из-за предательства. Даже в угоду бесконечной, кислотой сжигающей боли. Катя сильнее ее. И всем это докажет.
        Однако же в университет после выздоровления она стала ездить на машине с отцом. Он предложил, беспокоясь, как бы в автобусе она не хватанула на ослабший организм новую инфекцию, а Катя согласилась, не желая пересекаться в этом самом автобусе с бывшим одноклассником. Да, отныне именно так она называла Давыдова, убеждая себя в том, что он ничего для нее не значит. Ничего. Просто когда-то они вместе учились и жили в одном подъезде. Но с самого выпускного Катя ничего больше о нем не слышала. Кажется, он поступил в Питерский политех и уехал вместе с Бессоновой. А может, отправился с отцом в крохотный южный городок, названия которого Катя даже не знает. Бог с ним, ей-то что? Она давно забыла и черные глаза, и браслеты на запястьях, и широкие плечи, и горячее дыхание, и преступно жаркие поцелуи…
        Черт, опять матан! Давай, Сорокина, учись, отрабатывай собственную слабость! И не смей заглядывать в комиксы, чтобы облегчить себе задачу! Бывший одноклассник знал толк в правильных учебниках, но ты-то давно должна была избавиться и от книжки, и от Давыдова! И не терзать себя…
        Черт!
        Примеры не решались даже после отцовских объяснений. Да и какие там объяснения, если Катя, глядя на его руки на столе, видела на них кожаные браслеты, а вместо «Катюша» слышала «Катюха» и добрую усмешку над собственными математическими способностями? Давыдов засел слишком глубоко. И никак не желал вытравляться из сердца.
        Могла ли она ошибаться на его счет? Какая-то дурная надежда терзала всю болезненную неделю, утверждая, что Давыдов ни в чем не виноват, что Катя все неправильно поняла и убедится в этом, едва встретился с ним снова. В гости она его, естественно, не ждала - после того спектакля, что устроила на его глазах, - но почему-то иногда верила этой надежде. Ну… Ромку же словно обухом ударили, когда он увидел ее с Олегом. И потом он звонил не меньше десяти раз, пока уже Олег не посоветовал ответить, а Катя со злости не закинула номер Давыдова в черный список. Да, ее ждал еще один пример по матану, но эта глупая надежда, кажется, и помогла ей выздороветь. Катя слишком хотела заглянуть в черные Давыдовские глаза и услышать от него хоть слово.
        Но бывший одноклассник - да, так правильно - как оказалось, не появлялся в универе с того самого памятного Софочкиного звонка. Очевидно, не стал откладывать дело в долгий ящик и отправился в Питер первым же самолетом. А что, Бессонова кровать на первое время предоставит, а там уж разберутся как-нибудь. Главное - вместе и в полной гармонии. Давыдов недолго горевал по Кате. Впрочем, чего еще от него ожидать?
        Надежда умерла, а вместе с ней умер и всякий интерес к жизни. Катя ходила на занятия, делала уроки, гуляла с Игорешкой, сопровождала маму в магазины, даже в ресторане согласилась с родителями поужинать - но все это словно в каком-то полусне. Без эмоций, без желания, без какого бы то ни было стремления. Она запретила себе плакать - и хоть это свое обещание выполняла безукоризненно, и бессмысленно чего-то ждала. Каждый день, каждую минуту. Наверное, ждала, когда станет легче. Проще. Когда хоть немного отпустит эта тоска и уйдут эти изводящие сны, которыми заправлял дьявол по фамилии Давыдов. Ни одной ночи не давал Кате покоя, заставляя ее по утрам презирать себя за слабость, а после отбоя - оживать в жарких Ромкиных объятиях, в его ненавязчивой заботе, в его томительной близости. Кажется, Катя сходила с ума.
        Черт, да ведь даже недели общей не было! Ни секса, ни времени! За что же ей теперь такие мучения? И есть ли хоть какой-то шанс от них избавиться? Лучше бы вообще его не знать! Жила почти девятнадцать лет без этой страсти и такой настоящей, такой искренней нежности, а какие-то пять дней перевернули всю жизнь с ног на голову! И никакого матана не хватит, чтобы заставить о них забыть! И вычеркнуть предателя Давыдова из собственного сердца.
        В накатившей горечи Катя взяла в руки телефон и покрутила его. Хоть бы позвонил кто-нибудь: поболтать, отвлечься. Но кто станет звонить ей на новый номер? Старую симку Катя выкинула в окно, когда телефон высветит ей в окошке имя Бессоновой: уж с ней Катя говорить не хотела вовсе. Как это забавно, должно быть: твой парень и твоя лучшая подруга. Катя всегда в фильмах жалела героинь, оставшихся сразу без двух самых близких людей, но никогда не думала, что окажется на их месте. За воспоминания о Бессоновой Катя отправляла себя учить химию, но победа над ней не шла ни в какое сравнение с победой над матаном. Матан она победить не могла. Он был сильнее нее.
        Катя посмотрела в окно: там вовсю светило апрельское солнце, так и выманивая на прогулку. Но гулять Катя не хотела. Не хотела она и рисовать: кажется, ни разу за три недели не взяла в руки карандаш. Музыка в наушниках играла сплошь романтическая либо совсем уж печальная, а в последнее свое включение телевизора Катя наткнулась на «Обыкновенное чудо» - и едва не разрыдалась. Как так получилось, что все любимые ею вещи вдруг оказались связаны с Давыдовым? Она рисовала для него, она проживала жизнь Шварцовских героев - вместе с ним, даже погода теперь вызывала воспоминания о нем: солнце - и воздушный змей; снег - и Айвазовский; ветер - и каток. И везде Ромка, Ромка, Ромка! Его озорной взгляд, его искрометная улыбка, его насмешливый голос… Может, надо было взять себя в руки и сказать ему в лицо все, что она думала о его предательстве? А она малодушно сбежала от него - и теперь маялась из-за собственной трусости. Что ж, так ей и надо! В следующий раз умнее будет! И взрослее.
        - Искренне надеюсь на это, Сорокина! - раздался от двери ироничный голос, и Катя вздрогнула, не веря собственным ушам. Обернулась, уверенная, что двинулась в своих переживаниях.
        - Бессонова?
        Нет, не призрак: Сонька собственной персоной стояла перед ней, в ее комнате, откинувшись спиной на дверь и скрестив руки на груди. В ее взгляде читалось такое презрение, словно Давыдов нажаловался ей на Катину выходку с Олегом и Бессонова приехала клеймить подругу позором.
        - Бессонова! - кивнула Сонька и еще сильнее впечатала Катю в компьютерное кресло. - Собственной персоной! Три часа на самолете - и могу наконец лицезреть тебя, подруженька! Ну здравствуй! Соскучилась!
        Катя невольно поежилась от ее обвинительного голоса и тут же одернула себя. Стоп! А не ей ли надлежит обвинять и втаптывать? Не ее ли обманули и предали? Не она ли не желает ни видеть Бессонову, ни общаться с ней? Так какого черта?
        - Не могу ответить тебе тем же, - огрызнулась она и тайком вдохнула, овладевая собой. - Надеялась, что ты поймешь это по телефону, но, очевидно, придется объяснять лично.
        Однако Бессонова даже не смутилась.
        - Объясни, сделай милость! - заявила она. - Я за этим, собственно, и прилетела. Потратила единственный выходной. И меньше всего хочу слушать твои агрессивные высказывания и видеть твою постную физиономию!
        Катя нахмурилась: Бессонова была в своем репертуаре. Вот только Катю с недавних пор перестало это забавлять.
        - Не смотри и не слушай, - жестко посоветовала она. - Я тебя, если помнишь, в гости не приглашала.
        - Не помню! - резко ответила Сонька. - Помню, что зазывала, а потом вдруг пропала: на звонки не отвечаешь, и вообще телефон все время вне зоны доступа. Я с другого пробовала звонить - ан нет, та же история. Ну, думаю, неспроста все это! А вдруг с Катюхой беда какая приключилась, а я ни сном ни духом? Ну я на первый самолет, а потом на такси через весь город! А все почему? Потому что я хорошая подруга. В отличие от…
        - Хорошие парней не уводят! - отрезала Катя, не выдержав всего этого фарса. Сонька почти застыдила, почти! Но перестаралась. Катя не знала, какую цель она преследовала своим приездом, но молчать больше не собиралась. Даже на ноги встала, чтобы быть с Сонькой наравне. И прожгла взглядом теперь ее.
        - Вот ни фига себе! - даже оторопела Бессонова. - И кого это я у тебя увела, позволь полюбопытствовать? На память только тот придурок из седьмого класса приходит, но он вроде как уже не считается…
        - Давыдов тоже не считается? - выдохнула Катя, чувствуя, как больно застучало в груди сердце. А ведь обещала себе забыть. Ни черта не умела держать обещания.
        - Давыдов? - переспросила Сонька и, прищурившись, обошла Катю кругом. Катя терпела. Наверное, стоило бы вытолкать Бессонову за дверь и пригрозить вызвать полицию, если она еще хоть раз переступит порог ее дома, но Катя хотела услышать ответ. Глупо, мазохистски - но хотела. Может, хоть так получится его отпустить. И смириться. - Ох ты ж, голуба, вот уж чего я никак не ждала! - наконец продолжила Сонька, и в голосе ее не было и тени раскаяния и вины. - И когда ж это я у тебя Давыдова уводила - напомни, если не сложно! А то вдруг я что-то пропустила.
        Пожалуй, это был худший ответ из всех возможных. Катя приняла бы правду или ложь, но только не вот это кокетливое виляние. В нем Бессонова тоже была мастером.
        А Катя - полным профаном.
        - Уходи, Соня! - с горечью выговорила она и опустилась обратно на кресло. Отвернулась к окну. - Уходи, пожалуйста, я не могу тебя видеть! Возвращайся к Давыдову, скажи, что я дарю его тебе и не буду преследовать за предательство. Будьте счастливы. Только меня больше не трогайте! Меня для вас отныне не существует!
        В комнате повисла тишина, и слышно было, как за окнами поют птицы. Счастливые, для них началась настоящая весна, у них впереди любовь, тепло, целая новая жизнь. Они могут радоваться.
        Катя забыла, что это такое.
        - Катька, ты рехнулась, - неожиданно с какой-то жалостью, но без единой насмешливой ноты произнесла Сонька и обняла ее за плечи. - Что ты опять себе напридумывала? Каких мелодрам пересмотрела?
        Катю передернуло. Она скинула Сонькины руки и, снова вскочив, обернулась к ней. Гнев так и рвался наружу, и Катя наконец перестала его сдерживать.
        - Я пересмотрела мелодрам? - выкрикнула она, не заботясь о том, что ее могут услышать родители. - Я напридумывала? А ваши с Давыдовым признания в любви мне, вероятно, тоже послышались? И твое приглашение его в Питер на политех? И его обещание не сопротивляться? И его восхищение твоей проницательностью и твоей чуткостью? Ты очень чутка, Бессонова, просто феноменально! Так прояви ее, наконец, услышь меня и исчезни из моей квартиры и моей жизни! Ну! Я жду! Или мне уйти самой?
        Она едва могла дышать от переполняющей боли и почти упала обратно в кресло от облегчения, когда Бессонова наконец отступила. Однако дальше Сонька сделала то, чего Катя никак не ожидала. Она достала телефон и уткнулась в него, бормоча какую-то песню и не обращая на Катю ни малейшего внимания. Катя ждала, не чувствуя в себе сил начинать новую битву. Но если Бессонова ее вынудит…
        - Этот разговор ты слышала? - наконец спросила Сонька и нажала в телефоне какую-то кнопку. В трубке послышался щелчок, а дальше она заговорила голосом Бессоновой: «Лучи света тебе, Давыдов! Я сегодня всех люблю! И тебя больше всех, мой отважный друг!»
        Следом раздался смешок Давыдова и его веселый голос, заставивший Катю содрогнуться: «Я тоже люблю тебя, Сонь. Ты по делу или исключительно в чувствах признаться?»
        «Если скажешь, что Катерина сама своего Олега отшила и при этом не собирается счеты с жизнью сводить, я тебе не только в любви признаюсь, но и теплое место в нашем универе подберу», - ответил ему в тон Сонькин голос, и Катя уже знала, что услышит дальше. Эта фраза три с лишним недели не давала ей покоя, но сейчас ударила еще больнее, чем в первый раз:
        «Теплое место в Питерском политехе - это предел моих мечтаний, Соф. Прямо сейчас выезжать или можно все-таки в кино сходить?»
        «И ты в кино? - не дал осознать всей истины Сонькин голос и тут же продолжил уже с какой-то затаенной радостью: - Погоди, уж не с Катюхой ли? На ночь глядя? Последний ряд, Давыдов? Да ты времени даром не теряешь!»
        «Ты удивительно догадлива, Сонь, и потрясающе проницательна. Мне всегда это в тебе нравилось. Остальные вопросы, надеюсь, могут подождать?» - согласился Ромка, объясняя Кате свой первый - совершенно невинный - комплимент, а она перестала дышать.
        «Могут, - согласилась Соня и вдруг посерьезнела: Катя и не знала, что она может так говорить. - Кроме одного. Я помню, о чем мы с тобой в прошлый раз говорили, Давыдов, поэтому убеди меня, ради бога, что ты не просто очередное обещание свое выполняешь! Что тебе есть до Катюхи дело! Что ты не добьешь ее, в конце концов, когда она в тебя влюбится! Иначе я, честное слово, приеду и задушу тебя твоими же браслетами».
        Катя быстро заморгала и потерянно посмотрела на Соньку. В душе начинался настоящий раздрай. Неужели Бессонова могла это говорить? Неужели могла заботиться о ней, да так, что позвонила бывшему однокласснику и потребовала у него гарантий Катиного спокойствия? И Ромка их дал?
        «Если такое случится, я приеду к тебе сам и даже не буду сопротивляться», - на полном серьезе заявил он, и Катю обожгло стыдом. А она-то ведь каких только пошлостей не придумывала на эту фразу. А оказалось…
        «Значит, признаешь, что запал на Катерину еще в школе? - рассмеялась телефонная Сонька, добивая. - Я-то помню, как ты смотрел на нее все время, но кто б мне поверил?»
        «Поменьше экспериментируй, Соф, тогда и проблем с доверием не будет», - отозвался такой же телефонный Ромка удивительно невинной фразой, из которой Сорокина тоже умудрилась построить каменных колоссов. Права Сонька, напридумывала и пересмотрела. А Ромка… Неужели он с самой школы ее любил? Ведь на танец почему-то хотел пригласить. И не решился, потому что она кусалась. Она все время кусалась, и в этот раз тоже укусила. Как бешеная собака. От которой нет исцеления.
        «Ты еще учить меня будешь! - между тем изгалялась в остроумии телефонная Сонька. - Ладно, дуй в свое кино и не смей мне Катьку обижать! Она… наивная очень и ранимая, на самом деле, Ром, хоть и бесит иногда со своим тиранством! Но она заслуживает того, чтобы ее ценили и любили. По-настоящему».
        Сонька, на которую Катя, оказывается, все еще смотрела, неожиданно расплылась, а щеки стали мокрыми. Душу заполнило теплом от таких необыкновенных Сонькиных слов, а сердце сжалось, выпуская на волю раскаяние. Рехнулась - это еще мягко сказано. Соньке следовало бы по щекам отхлестать подруженьку за ее подозрения и за ее поведение. Но телефонный Ромка сделал это куда вернее, просто приняв Сонины слова и порадовавшись ее чуткости. Сонька еще посоветовала ему приберечь свои комплименты для Сорокиной, и разговор на этом закончился. А Катя сидела в кресле, придавленная чувством вины и собственной ошибки, смотрела завороженно на Соньку и не могла даже слова выговорить. Значит, вот как все было на самом деле? Значит, вовсе и не задумывали подлость самые близкие люди, а наоборот, заботились о ней, дорожили ей и - любили ее? А она в ответ…
        Господи!..
        - Надеюсь, ты не думаешь, что я прямо сейчас все это мысленно записала? - ехидно спросила Сонька, но Кате было наплевать на ее ехидство. Подруга имела права на любые упреки, и Катя вынесла бы их без единого возражения, лишь бы Сонька простила ей гадкие мысли про нее, потому что Ромка…
        Ромка не простит.
        Разве можно простить предательство?
        Катя вскочила, бросилась к двери, распахнула ее, едва не сорвав с петель. Не одеваясь, не в силах ждать ни одной лишней секунды, она на одном дыхании преодолела три этажа, отделяющих их с Ромкой квартиры, и забарабанила кулаками в его дверь. У нее не было никакой надежды, что Ромка откроет, но и сил дальше тонуть в болоте собственной вины не было тоже. Она должна была увидеть его лицо - пусть презрительное, пусть обвинительное, но без него она уже совсем измучилась. Пусть скажет, что ненавидит Сорокину, что не хочет ее видеть, что она последняя дура и сволочь - Катя все вынесет. Но только не эту удушающую тишину в ответ на свой стук. Может быть, что Ромка в наушниках так ушел в работу, что ничего не слышит? Может быть, что он решил забить на учебу, чтобы не встречаться с предательницей Сорокиной, так низко поступившей с ним? Может быть, что он все же внутри своей квартиры, хотя Катя за три с лишним недели ни разу не встречала его в подъезде или на улице?
        Страшная правда все сильнее заволакивала паникой, потому что ни на стук, ни на звонки Ромка не реагировал. Уже даже сосед услышал и выглянул в подъезд, а Ромка не откликался.
        - Нет там никого, Катюша, - сообщил встревоженный дед, с которым Катя обычно здоровалась в коридоре, но понятия не имела, как его зовут. - Роман недели три уже как съехал. Ключ вот мне оставил, чтобы я родителям его передал, а сам того… С вещичками, значит, вместе…
        У Кати остановилось сердце.
        Съехал…
        Куда, зачем? Уж точно не в Питер и не к Соньке: оказалось, что нет у них ничего общего, и только такая идиотка, как Сорокина, могла почти месяц делать вид, что ей безразлично исчезновение Ромки. Почти месяц, господи, за который могло произойти вообще все что угодно! Ромка мог попасть под машину, или пешком рвануть на Кавказ, или уйти в армию, попав под весенний призыв…
        Более страшные картины воображение рисовать отказалось, но Кате было довольно и этих, чтобы понять, что она должна разыскать Ромку. Должна узнать, что с ним стало, иначе не сможет спокойно дышать и вообще никогда не сдвинется с этого места. Сердце то колотилось, как сумасшедшее, то замирало в беспросветном отчаянии, но Катя все же умудрилась под каким-то абсолютно неправдоподобным предлогом выпросить у деда ключ. Тот самый, что бросила в Ромкиной прихожей в страшный день их ссоры. Сейчас ключ жег руки новым чувством вины, но Катя все же заставила себя вставить его в замочную скважину и отпереть дверь. Что она рассчитывала найти в пустой Ромкиной квартире, Катя не знала и сама. Знала, что должна что-то сделать, чтобы только не дать себе утонуть в собственной вине. Ничего еще не ясно. Ни-че-го! А значит, не время опускать руки.
        Квартира встретила ее точно такой же убивающей тишиной, а легкая затхлость в воздухе подтверждала слова соседа о том, что сюда никто давно не приходил. Тоска накатила с еще большей силой. Катя, как пьяная, прошлась по всем комнатам, шаря пустым взглядом по столь же пустым углам. На кухне открыла холодильник, но в том не было не только продуктов, но даже и света: очевидно, Ромка, уходя, отключил его от сети. Провод аккуратно свернут вокруг чайника - а ведь совсем еще недавно они с Ромкой пили из этого чайника самый вкусный на свете чай и смеялись над матаном, грибами и всем на свете. Катя погладила пальцами обивку табуретки, чувствуя, что дышать становится все сложнее, потом прошла в Ромкину спальню. Провела так же рукой по подушке, на которой он спал, не позволяя себе схватить ее в охапку и уткнуться в нее лицом. Кто она такая, на самом деле, чтобы трогать Ромкины вещи? Он слишком явно вычеркнул ее из жизни, чтобы оставалась надежда когда-нибудь снова стать ее частью. И только Катя в этом виновата. Почему не задала прямой вопрос, когда была такая возможность? Почему не сказала, что слышала его
разговор с Сонькой, и не потребовала объясниться? Почему так резко и решительно все оборвала, не оставив себе путей к отступлению? Ромка никогда не простит ей этого спектакля с Олегом! Он ручку от сумки с коньками оторвал, когда только думал, что Катя другого предпочитает. А тут она прямо перед ним начала с Олегом целоваться. И уехала с ним в машине. И не возвращалась всю ночь. Наверняка Ромка решил, что она переспала с Олегом, - а что еще он мог подумать? Катя из одного разговора насочиняла целый путеводитель по человеческой подлости, а Ромка все своими глазами видел.
        И даже никакой сцены не стал Кате устраивать. Просто ушел. И это был лучший ответ всем ее глупым робким надеждам.
        Взгляд сам упал на открытый платяной шкаф, словно в назидание и в укор ей уныло пустой, и Катя больше не смогла справляться с собой. Опустилась на пол прямо напротив распахнутых створок и разрыдалась в голос. Казалось, все так долго сдерживаемые горести в один момент прорвались наружу и выплеснулись в нынешнем несчастье. Катя размазывала слезы по лицу, не видя, что они капают на юбку, всхлипывала и подвывала, позволив наконец себе эту слабость и это очищение. Да, надо было очиститься хотя бы от гадких мыслей о Ромке, который в действительности оказался куда лучше, чем Катя представляла даже в самых восторженных своих мыслях о нем. Честный, порядочный, заботливый, самый удивительный парень на свете! И кажется, кажется он ее даже любил, а Катя, так мечтавшая об искренней и настоящей любви, уничтожила ее одной своей дуростью и теперь не знала, как ей со всем этим жить. Потому что даже убедив себя, что ненавидит Ромку, она тосковала по нему, а сейчас и вовсе не могла утешиться, понимая, что потеряла.
        Услужливая память снова и снова подбрасывала ей яркие моменты их с Ромкой марта. Вот Ромка пугается, не обидел ли Олег Катю, а потом отпаивает ее чаем с невозможно вкусным шоколадом. Вот он изумляется ее блинчикам и угощает ее картошкой, забавляясь, что она предпочитает ее, а не мамино киноа с креветками. Вот носится на коньках, как заведенный, и говорит, что не хочет от Кати избавиться. Вот называет ее красивой девчонкой и смотрит вместе с ней «Обыкновенное чудо». Вот уминает «улитки» с корицей и приглашает на Айвазовского. Вот утешает после неожиданного Катиного срыва и учит играть в хоккей. Вот придумывает для нее воздушного змея и пробует столь же воздушное безе. Вот обещает не обижать - и не обижает: ни разу, что бы Катя ни выкидывала. Ромка умеет держать обещания, даже когда те разрушают его жизнь. Ну почему, почему он не пришел к Кате, чтобы высказать все, что думает по поводу ее отвратительного поступка? Почему не обвинил ее в вероломстве и не потребовал объяснений? Катя бы тогда тоже напомнила ему о том ужасном телефонном разговоре, и они разобрались бы во всем этом безумии, которое Катя
заварила - и выварила настолько, что теперь не могла даже ложку воткнуть, чтобы хоть как-то расхлебать. Ромка всегда был слишком правильным и гордым, он счел ниже своего достоинства выяснять отношения с распоясавшейся Сорокиной - и просто ушел. И оставил Катю одну. Совсем.
        Навсегда.
        Потому что даже после одной неполной недели в Ромкиных объятиях она понимала, что никогда у нее не будет такой любви, как была с ним. Такой чистой, такой горячей, такой искренней - и взаимной. Хоть двадцать лет пройдет, хоть сорок, Ромка всегда будет первым - и единственным. Никого Катя до него не любила, теперь-то она это понимала абсолютно точно, и никто ей не был нужен так, как Ромка. И какой бес в нее вселился, чтобы понять Ромкины слова именно так, как поняла их Катя? Ведь даже по его тону было понятно, что он говорит не всерьез, а она все приняла за чистую монету - и разрушила их отношения. И кажется, сразу две жизни, потому что если Ромка любил, если она причинила ему боль, если он бросил университет из-за этой боли… Тогда Кате не было совсем никакого прощения. Она-то ведь лучше всех знала, как важна для Ромки учеба. Он и дело уже себе нашел по душе - всего-то и надо было защититься от отцовских посягательств на его желания, а Катя выбила у него почву из-под ног. Привыкла, дура, всеми командовать и считать лишь себя правой и безупречной - вот и получила! До конца жизни урока хватит!
        Вот только Ромке-то такой же урок за что? Он-то вообще ни в чем не виноват! Он просто влюбился не в ту девчонку…
        Катя еще раз всхлипнула и вынула из шкафа валявшуюся на дне оранжевую кожаную полоску. Тот самый браслет, что Ромка завязал, обещая себе пригласить Катю на танец, и снятый после их вальса. Вальса, который до сих пор обжигал. Который до сих пор сбивал дыхание. Который до сих пор заполнял теплом в сладком предвкушении, как будто ничего еще не кончилось и впереди самое необыкновенное.
        И Катя собралась отказаться от этих чувств и ощущений? Вот так сдалась после первой трудности, смирившись с уже случившимся? Отпустить Ромку, не попытавшись хоть что-то исправить? Да, шансов на его прощение почти нет, но, если она не сделает шаг навстречу ему, шансов не будет вовсе. Она уже разрушила так многое, просто отвернувшись от него, так неужели снова на те же грабли?
        Нет, это совсем не по-сорокински! Уж кто-кто, а Катя не умеет отступать. Пусть страшно, пусть трудно, пусть почти без надежды на успех, но она попытается вернуть Ромку! Объяснит, попросит прощения, поклянется, что подобное больше никогда-никогда не повторится, - и оставит за ним решение. Если он совсем отказался от нее, она смирится, зная, что заслужила это. Но если все-таки… Если все-таки…
        Сама не зная зачем, она распахнула окно, впуская в комнату весну, и глубоко вдохнула свежий теплый воздух. Он окончательно изгнал из души не только неуместные обиды, но и недавнюю безысходность. Все еще можно исправить. Хотя бы попытаться. И Катя попытается.
        Зажмурившись, она дала себе обещание. А потом завязала на запястье тот самый оранжевый браслет. Пусть он будет символом ее надежды - та, Катя чувствовала, еще ей понадобится.
        Вернувшись домой, она застала в своей комнате Соню. Прошептала одними губами: «Прости», - и взяла со стола телефон. Быстро набрала Ромкин номер и приложила трубку к уху.
        Соня смотрела за ее действиями с напряженным ожиданием, но не говорила ни слова. И скоро Катя поняла почему - когда отвратительный женский голос сообщил, что абонент находится вне зоны доступа сети.
        - Не отвечает, да, Сорокина? - догадавшись, кому она звонила, иронично спросила Сонька. - По ходу, вы на пару с Давыдовым от симок избавились. И я сочту себя удовлетворенной, а свою поездку - ненапрасной, если узнаю причину и его бойкота.
        Катя, горько выдохнув, опустилась на кровать. Смотреть на Соньку ей было стыдно.
        - Ты тоже Ромке звонила? - стараясь немного отсрочить неизбежное, спросила она. Соня кивнула.
        - С четырех телефонов: своего, родительских и у одногруппницы попросила: думала поначалу, что в опалу к нему попала. А оказывается, все куда хуже?
        - Хуже, - подтвердила Катя и посмотрела в погасший экран телефона. - Хочешь окончательно разочароваться в подруге, Бессонова? Или остановимся на том, что я жестоко обидела Ромку и теперь не знаю, как все исправить?
        Соня долго изучающе рассматривала ее и даже принялась напевать какую-то дурацкую песенку. Потом, очевидно, приняла решение.
        - Что ты еще выкинула, Катька? - потребовала ответ она. - Я даже самые сказочные варианты перебрала, но так и не придумала, что можно сделать такое, чтобы Давыдов психанул и пропал с радаров. Это вообще не в его стиле.
        Катя заставила себя проглотить вставший в горле комок. Чего уж теперь страдать из-за того, что пробила даже непробиваемого Давыдова? Надо решать проблему. А Сонька, что бы Катя недавно о ней ни думала, могла ей в этом помочь.
        - Целовалась на его глазах с Олегом, - придушенно проговорила она. - А потом уехала с ним и вернулась только под утро.
        Сонька охнула. Катя со всей силы ущипнула себя, чтобы хоть как-то оправдать навернувшиеся слезы. Если даже ей было сейчас так больно от своего поступка, то что почувствовал тогда Ромка? И она еще надеется на прощение?
        - Не было ничего, - пробормотала Катя, наверное впервые в жизни пытаясь оправдаться перед подругой. Но она нуждалась в ее понимании и ее поддержке. Больше рассчитывать было совсем уже не на кого.
        - Это радует, - без всякой насмешки заявила Сонька и, пересев к Кате на кровать, снова обняла ее одной рукой. Катя глубоко вздохнула и пристроила голову ей на плечо. - Влюбилась, да, Сорокина? - что-то совсем неуместное спросила она. - По уши? Раньше-то никогда тебе разум не отказывал.
        Катя снова вздохнула и кивнула. По уши. И выше ушей. Всем сердцем влюбилась. И совсем не могла без Ромки.
        - Ты к Давыдову мириться ходила? - поинтересовалась, не дождавшись ответа, Соня. - А он не открыл?
        - Нет его дома, - почти со стоном отозвалась Катя. - Сосед сказал, не появляется уже три недели. И в университет не ходит. Я не знаю, где он, Сонь! И не знаю, где его искать!
        - Ну давай подумаем, куда Ромка мог податься, - внесла здравое предложение Бессонова. - Питер вычеркиваем: гарантирую, ко мне в теплое гнездышко он не приезжал.
        - Прости, - пискнула Катя, осознав, что так еще и не извинилась перед подругой за свой демарш.
        - Прощаю, - легко согласилась Сонька и даже по-матерински поцеловала Катю в лоб. Катя хихикнула. - Давай дальше. Хотя странно, конечно, с квартиры съезжать, когда с девчонкой поссорился. Может, я еще чего не знаю, Катюха?
        Катя пожала плечами. Соня покачала головой.
        - Недостаток улик обычно ведет к неверным выводам, - глубокомысленно заметила она. - Вот у тебя улик было недостаточно, и видишь, до чего ты додумалась. По счастью, я всегда разговоры на телефон записываю - и новые сведения помогли нам решить задачку правильно.
        - Зачем? - спросила Катя, хотя ответ ее не особо интересовал.
        - Это нас в универе приучили, - пояснила Соня. - Психолог должен уметь найти причину проблемы клиента в разговоре с ним, а потому лучше всегда иметь этот самый разговор под рукой, чтобы в случае необходимости перепрослушать и разобраться во всем досконально.
        Катю подмывало задать вопрос, как часто Бессонова ищет проблемы подруги - и как часто их находит, - но ей не хотелось ссориться. И она промолчала.
        - Ладно, тогда попробуем с другой стороны, - продолжила неунывающая Сонька. - Говорят, источник всех психологических проблем стоит искать в родителях. Советую с них и начать. Есть у тебя связь со старшими Давыдовыми?
        Катя снова повела плечами. Наверняка у мамы был телефон Роминой матери, вот только…
        - У Ромки не лучшие отношения с родителями, - неохотно сказала она. - Так что вряд ли он поедет к ним.
        - У тебя тоже не лучшие отношения с родителями, но они как минимум знают, где ты! - живо возразила Бессонова, и Катя как будто проснулась. Ну конечно, даже если Ромка сменил телефон, он должен был дать новый номер родителям! А для Кати и он будет отрадой. Хоть какой-то луч света в ее темном царстве.
        - Ты гений, Бессонова! - восхищенно воскликнула она и, уже бросившись к двери, услышала нескромное согласие Софы с этим утверждением.
        Родителей и Игорешки, как ни странно, дома не оказалось, хотя Катя не заметила, когда они ушли. Вероятно, решили оставить их с Сонькой наедине и тактично самоустранились из квартиры. Впрочем, это не было особой проблемой. Катя тут же набрала маму и следом получила сообщение с номером Светланы Давыдовой. Глубоко вздохнула и посмотрела на Бессонову.
        - Сонь, ты извини, можно я… одна позвоню? - попросила она. - Я не знаю, честно говоря, каким будет наш разговор…
        Сонька закатила глаза и взялась за дверную ручку.
        - Когда ты стала так деликатничать, Сорокина? - усмехнулась она. - Ладно, не дрейфь, все получится. А я пойду пока на кухне у вас пошукаю: есть с дороги хочется.
        - Ой, Сонь, я разогрею тебе сейчас… - засуетилась было Катя, поняв, что Сонька после шестичасового путешествия и правда должна быть голодной, но та только шикнула на нее.
        - Звони! - приказала она. - Я подожду. У меня самолет только в восемь.
        Смысл последней ее фразы Катя пропустила, поскольку уже снова смотрела в телефон, придумывая, как начать разговор с Ромкиной матерью и как уговорить ее сдать пароли сына. Особенно если она вдруг в курсе их размолвки, а Ромка не хочет больше иметь с Сорокиной ничего общего. Вряд ли, конечно, он стал бы делиться с матерью неудачами на личном фронте и жаловаться на гадкую бывшую одноклассницу, но Кате все равно было неуютно. И пожалуй, она все же больше боялась не того, что сейчас получит от несостоявшейся свекрови на орехи, а того, что та попросту не захочет с Катей общаться. Она имела на это право. А Катя…
        Мысленно прикрикнув на себя за нерешительность, она нажала вызов, скороговоркой повторяя про себя слова приветствия и своей просьбы. Но растеряла их все, когда в трубке раздался смутно знакомый мужской голос.
        - Да? Кто это?
        В первую секунду Катя решила, что не туда попала, но манера общения собеседника неожиданно заставила поинтересоваться:
        - Добрый день! Это номер Светланы Давыдовой?
        - Он самый! - подтвердил голос. - Она не отвечает на незнакомые номера. Если скажете, кто вы и по какому делу, я передам ей трубку.
        Вот теперь Катя узнала Давыдова-старшего - ну конечно, а кто еще мог распоряжаться телефоном собственной жены и решать, с кем она может говорить, а кого ей следует игнорировать?
        Катя подобралась, готовясь к бою.
        - Меня зовут Катя Сорокина, - напряженно начала она. - Я училась с вашим сыном в одном классе и…
        - У меня больше нет сына! - оборвал ее Денис Денисович и бросил трубку раньше, чем Катя успела хоть что-то сказать или сообразить.
        Нет больше сына?
        У нее потемнело в глазах, а телефон едва не выпал из заледеневших пальцев. Ромка… Ромка…
        Руки сами ткнули кнопку повторного вызова - Катя бы не сумела. И какой-то чужой - хриплый, полумертвый - голос потребовал от Дениса Денисовича ответ:
        - Что с Ромкой? Он жив? Он?..
        Дальше Катя попросту задохнулась. И едва сумела разобрать снисходительные фразы:
        - Роман бросил университет и устроился работать в какой-то магазин, - холодно сообщил старший Давыдов. - Нарушил обещание и отказался от фамильной чести. После этого он не имеет права называться моим сыном и носить фамилию Давыдов. Так, надеюсь…
        - Да вы что?! - не дослушав, выкрикнула Катя. Гнев прорвался сквозь предыдущий страх и извергся из ее души подобно лаве из вулкана. - Вы совсем рехнулись, что ли?! Какая честь?! Какая фамилия?! - она явно говорила с идиотом и не стеснялась в словах. - При чем здесь институт и обещание? Ромка - замечательный, удивительный, самый честный, самый лучший человек на свете! И вы просто старый дурак, что отрекаетесь от него из-за каких-то своих закидонов! Я думала, вы поддержите его в трудный момент, а вы!..
        Голос сорвался вместе с таким же сорвавшимся дыханием. Катя задышала мелко и часто, стараясь хоть немного справиться с собой и обидой за Ромку. Отец, называется! Не разобрался, не поддержал, не расспросил, разумеется, - отрезал и выкинул, будто вышедший из моды мундир за ненадобностью. А Катя еще на своего отца жаловалась! Тот хоть не в глаза от нее отрекся. Да и вообще, кажется, осознал…
        - А вы? - неожиданно поинтересовался Давыдов-старший, и Катя только сейчас поняла, что почему-то все еще держит трубку возле уха, хотя давно следовало повесить ее и навсегда забыть о некоем Денисе Денисовиче. Однако вместо этого она уточнила:
        - Что я?
        - Вы его поддержали? - спросил Давыдов-старший, и из Кати после этого вопроса словно выпустили весь воздух вместо со злостью. Что, Сорокина, нечем крыть? Сама-то еще хлеще этого тщеславного индюка.
        - Нет, не поддержала! - выдохнула она. - Я такая же дура, как и вы, сэр! Потому и потеряла Рому. И вы его потеряете. Потому что он и без меня, и без вас справится. А вот мы…
        Она замолчала и закрыла свободной рукой лицо. Ждала ли она ответа? Вряд ли. Однако получила.
        - Что вы хотите знать? - неожиданно устало спросил Денис Денисович. Катя замерла, не веря собственной удаче.
        - Где мне его найти? Мне… очень надо с ним поговорить!
        Однако тяжелый вздох объяснил, что она рано обрадовалась.
        - Адреса и телефона у меня нет, - ошарашил старший Давыдов, - Рома отказался их давать. Но я попробую узнать. Перезвонить вам по этому же номеру, Катя Сорокина?
        Катя подтвердила, что именно по этому, и, только распрощавшись, вспомнила, что хотела вернуть прежнюю симку. Что ж, придется с этим повременить. Впрочем, Ромка все равно не позвонит, а больше звонка она ни от кого не ждала.
        - Ну как успехи? - первым делом спросила Сонька, когда Катя появилась на кухне. Она уже совершила набег на местный холодильник и теперь с удовольствием уплетала бутерброд, по размерам ничуть не меньший, чем делала себе Тося Кислицина.
        - Весьма спорные, - вздохнула Катя и кивнула на бутерброд. - Чего ты всухомятку? У нас сегодня индейка с гранатом - пальчики оближешь.
        - Пальчики я дома оближу, Сорокина, - так и не объяснила свой выбор Сонька. - А пока быстренько расскажи мне, что удалось выяснить, и вызови такси, иначе мой самолет улетит без меня.
        - Ты уже обратно в Питер? - расстроилась Катя. - Так скоро? Я думала, погостишь хоть пару дней.
        - Обязательно погощу, Катюш, но не в этот раз, - ласково ответила Сонька и погладила ее по руке. - Завтра у меня сложнейший зачет, и его никак нельзя пропустить.
        Катя удивленно хлопнула глазами. Она знала, что не стоит задавать этот вопрос, но все-таки спросила:
        - Сонь! Ты меня простишь?
        Теперь хлопнула ресницами Бессонова. Потом весело, задорно рассмеялась.
        - Я смотрю, ты совсем забыла наш позапрошлый апрель, Катюха, - непонятно объяснила она. - А я вот нет. И никогда не забуду. Проводишь до аэропорта? Давно мы с тобой по душам не болтали.
        Глава 27
        Этот голос Рома узнал бы из сотни других: властный и категоричный, он звучал почти каждый божий день, то отчитывая, то требуя, то убеждая. Он и сейчас отчитывал и требовал, и Рома, несомненно, прошел бы мимо, если бы в этот момент он не тащился вдоль заброшенной больницы, в чьих давно уже опустевших коридорах столь же давно не должно было быть ни души. Что чистюля и брезгуша Сорокина могла забыть в подобном месте, Рома не представлял. Но какая-то неведомая сила толкнула его вперед, и он повиновался ей под неожиданно гулко застучавшее сердце.
        Внутри здания оказалось еще хуже, чем снаружи. Кругом валялось битое стекло и столь же битые кирпичи; еще не рухнувшие стены были изрисованы граффити и исписаны похабщиной; воняло мочой и кем-то давно уже сдохшим, но в дверном проеме мелькнули рыжие Сорокинские вихры, и Рома забил на антураж. Голос Катюхи теперь звучал чувствительно громче, и Рома, разбирая отдельные слова, понял, что она грозит кому-то серьезными проблемами. Усмехнулся, узнавая президента школы, но следом услышал чей-то всхлип - да такой, что мысли о несерьезности происходящего тут же канули в Лету. А наглые грубые голоса в ответ только подтвердили холодные подозрения.
        - Последний раз предлагаю тебе убраться отсюда, рыжая! - с отвратительной усмешкой сообщил один из них. - Мы к тебе претензий покуда не имеем, у нас только к подруге твоей разговор. Но еще минута - и я перестану быть таким добрым. Время пошло!
        Следом послышалось испуганное девчоночье бормотание, и вот в нем-то Рома уже узнал Бессонову. Оторва-девка, не признающая границ. Неудивительно, что она вляпалась в неприятности. И столь же неудивительно, что Сорокина за нее заступилась: эта в беде никого не бросала. И сейчас не отступит, Рома это точно знал.
        Он осторожно, чтобы не выдать собственного присутствия раньше времени, пробрался вперед. Заглянул в дыру в стене, оценивая масштаб бедствия. Парней было двое - это весьма упрощало задачу. Но в руке у одного поблескивал нож, и вот это уже не радовало. Рома прикинул, как лучше начать нападение, а Сорокина между тем задвинула Бессонову за спину и снова принялась увещевать этих подонков. Рома криво усмехнулся и напрягся, выбирая момент. Тут один из парней поднял телефон, очевидно чтобы продемонстрировать закончившееся время, и Рома бросился вперед.
        - Бегите! - на ходу крикнул он оторопевшим девчонкам и двинул с ходу локтем в грудь парню с ножом, выбивая из того дыхание.
        Отец учил драться, считая, что российский солдат всегда должен уметь постоять за себя и за ближнего, и сейчас Рома был благодарен ему за науку. Вот только вряд ли подполковник Давыдов предполагал, что те самые ближние вместо выполнения приказа ломанутся на подмогу, вдвоем накинувшись на второго поганца и уделав его едва ли не быстрее, чем Рома разобрался со своим противником. Спустя пару минут оба недавних короля жизни с трудом подбирали сопли с щедро усеянного кирпичом пола и грозили отомстить, а Рома с освобожденными девчонками выбирался из развалин наружу. А когда опасность осталась позади, Катюха радостно завизжала и бросилась Роме на шею. А он прижал ее к себе и жадно впился в слишком давно не целованные губы…
        И проснулся.
        Черт, опять!
        Внизу живота беспощадно тянуло неудовлетворенностью, а Рома мог только проклинать себя за очередную слабость и слишком яркие сновидения. Вот только в реальности окончание было иным. Тогда Сорокина просто благодарно поцеловала его в щеку и благополучно забыла о его существовании. А Рома, наверное, ровно тогда в нее и влюбился.
        Две недели еще потом ходил за Сорокиной, то ли на случай, если те подонки вдруг вспомнят о своих угрозах, то ли рассчитывая на какое-то продолжение, пока не понял, что тут ничего не выгорит. Сорокина смотрела сквозь него, улыбаясь куда-то мимо, уходя в свои мысли и дела и абсолютно точно не понимая, почему этот странный сосед с третьего ряда и четвертого этажа все время ошивается возле нее.
        И Рома отступил.
        Глупо, на самом деле, было надеяться, что такая девчонка, как Катюха Сорокина, из всех пускающих по ней слюни парней выберет именно его. Президент школы, потрясающе яркая и интересная девчонка, зажигающая своим пылом и ничего на свете не боявшаяся.
        На кой черт он вспоминал об этом теперь, когда эта самая Катюха проехалась по нему пятидесятивосьмитонным Т-14 из одной своей прихоти, оставив от наивного самонадеянного Давыдова лишь вмятину? Понимал же, что чем раньше освободится от Сорокиной, тем проще ему будет строить новую жизнь, а сам ковырял рану, не давая той покрыться хоть сколько-нибудь существенной корочкой. Впрочем, для корочки, наверное, было еще рано. Потому Рома и поднимал голову при входе каждого нового посетителя с надеждой, что именно сейчас пересечется взглядом с голубыми Катюхиными глазами и согреется от рыжих вихров вокруг сияющего радостью лица. Но Сорокина не ходила в магазины видеоигр, предпочитая игры совсем иного толка. Те, в которые Рома играть отныне зарекся.
        Первые пару недель было проще. Тогда Рома злился так, как не злился до этого никогда в жизни, и за этой злостью больше ни о чем не мог думать. Потом злость отступила, дав волю воспоминаниям, сомнениям и непониманию. И стало почти невмоготу.
        Самым горьким неожиданно оказалось то, что Сорокина никогда не была жестокой. Жесткой - да, своенравной - да, невыносимой в своей самоуверенности - да, но не жестокой. Она жалела облезших худых воробьев в весенних лужах; несчастного шварцовского Медведя, загнанного в угол, и его создателя, вынужденного жить вечно; набедокурившую Соньку, проступка которой Рома так и не узнал. Она прикрывала в школе сорвавших репетицию первоклассников, выгораживала перед директором списывавших выпускников, выручала загнавшего себя в угол Давыдова. А значит, ей не могло прийти в голову просто взять и поиздеваться потом над ним же из приступа дурости. Значит, была причина такого ее спектакля с Карпоносом, и это не давало Роме покоя.
        В том, что это был спектакль, и спектакль именно для него, Давыдова, Рома с недавних пор не сомневался. Поначалу еще уверял себя, что Катюха за что-то расплачивалась с Олегом, продинамив его в ту достопамятную ночь, а потом, решив попробовать нарисовать наконец к своей игре хоккеистов, раскрыл оставленный Катей в его квартире альбом - и оторопел.
        На него смотрел он сам.
        Да, Катюха отлично рисовала, и ошибиться было невозможно. Абсолютно все наброски имели Ромино лицо, и он словно окунулся в какой-то омут, в темноту и тишину, из которых не было выхода, кроме одного - наверх.
        Выплыть.
        И Рома выплыл. Выплыл только потому, что слишком сильно хотел узнать, есть ли там что-то дальше, в этом альбоме.
        А дальше оказалось его имя. Катюха, очевидно, пробовала разные шрифты - хотя зачем бы, если в программе полно встроенных? - но она пробовала и каждым шрифтом выписывала слово «Ромка». Именно в такой, небрежно-ласковой форме, от которой у Ромы сводило лопатки, стоило ему только представить, как Катюха произносит его имя. Зачем? Ведь до сих пор было понятно, что она к нему равнодушна, но эта реальность растворилась ровно к окончанию страницы. Рома, словно в какой-то прострации, погладил пальцами карандашные буквы, а потом набрал Катин номер, понятия не имея, что хочет и может ей сказать. Но телефон все решил за него, сообщив, что вызываемый абонент недоступен.
        Наваждение немного отступило, напомнив о том самом вечере, когда Рома так же не мог дозвониться до Сорокиной, и следующей за ним ночи. Очередная игра, правил которой Рома теперь не знал? Сорокина отлично развлеклась с Олегом, но тот хотя бы разгадал ее намерения и сумел подстраховаться. А Рома попал под раздачу и повторения пройденного желал меньше всего на свете.
        После разговора со Строевым и Карпоносом он вернулся домой, подобрал в интернете несколько подходящих вакансий, прозвонился по указанным телефонам и нашел даже больше, чем рассчитывал. Владелец магазина видеоигр приглашал на работу продавца без опыта и под очень маленький оклад, зато предоставлял ему при этом же магазине жилье - небольшую комнатушку, совмещенную с кухней, и санузел. Рома собрался в полчаса и уже вечером приступил к своим обязанностям. Работа была непыльная и отвратительно скучная, зато в свободное время у Ромы была возможность заниматься своей игрой, а также подтягивать английский, без которого путь к нужному образованию ему был закрыт. Теперь о переводе на другую специальность можно было забыть, а значит, требовалось все начинать заново: ЕГЭ по английскому и попытка поступления в ВУЗ. Но уж на этот раз Рома подаст документы во все возможные учреждения, чтобы не остаться, как в прошлом году, у разбитого корыта и не оказаться должным кому бы то ни было за непрошеную помощь. Спасибо, нахлебался.
        Номер он сменил, когда отец, не дождавшись его звонка в назначенное время, позвонил сам и категоричным тоном потребовал отчета. Рома, психанув, послал его подальше, заявив, что бросил универ и отныне Денис Денисович может не тратить семейный бюджет на недостойного отпрыска. Отец, не особо задумываясь, пообещал отречься от него, после чего Рома выкинул симку в дождеприемный колодец и начал жизнь с чистого листа. Отныне его номер знала только Лиза - и то под строгим уговором не давать его родителям, но звонить в любое время, когда будет такое желание. За прошедшие недели только ее звонки, пожалуй, и были какой-то отрадой, хотя о чем особо можно говорить с трехлетней сестрой?
        Но меньше всего на свете он ожидал ее вызова в полдесятого утра. Получалось, что у Лизы сейчас еще только семь тридцать, и Рома поднял трубку с ощутимым беспокойством: что там могло случиться?
        Напряженный голосок младшей сестры поначалу подтвердил самые нехорошие подозрения.
        - Доброе утро, Ромочка, - поприветствовала она великовозрастного брата, и Рома велел себе успокоиться: кажется, особых неприятностей все-таки не произошло. - Прости меня, пожалуйста, - продолжала между тем бесконечно вежливая Лиза, - но папа очень просил меня позвонить тебе. Ему очень нужно с тобой поговорить.
        Рома передернул плечами: вот это новость! А Лизка - молодец, держит слово: так и не дала родителю Ромин телефон, сама номер набрала. Роме, пожалуй, стоит у нее поучиться дипломатии.
        - Хорошо, Лиз, спасибо, что предупредила, - глупо отозвался он, пытаясь представить, что вдруг понадобилось родителю до такой степени, чтобы он снизошел до просьбы к дочери и до звонка отвергнутому и освистанному бывшему сыну, и каким добрым словом встретить его желание пообщаться. Однако Денис Денисович избавил его от этих мук.
        - Катя Сорокина - знаешь такую? - не тратя время на приветствие, поинтересовался он. У Ромы брови поползли вверх.
        - Знаю, - согласился он. В голове крутилась сотня вопросов и сотня же язвительных замечаний, но он промолчал, желая как можно скорее услышать продолжение. К Кате Сорокиной у него не получалось быть равнодушным.
        - Звонила вчера, - вполне миролюбиво продолжил отец, а Рома оторопел. Катюха? Звонила его отцу? Кой черт дернул ее на подобный полоумный поступок? - Интересовалась, где может тебя найти. Что ей передать?
        - Катюха? - тупо переспросил Рома, не веря, что отец говорит правду. Но лгать тот себе никогда не позволял. - Искала меня?
        - Искала, - все тем же странным, непривычно душевным тоном подтвердил отец. - Чудная девочка. Позвонила на Светин телефон. Назвала меня старым дураком и велела немедленно с тобой помириться. Сам понимаешь, что в такой просьбе невозможно отказать.
        Рома ошеломленно плюхнулся на диван, вообще не понимая, что происходит. Ему и в самом фантастическом сне не приснилось бы, что Катя станет его искать. Да не просто искать, а звонить его родителям и вправлять отцу мозги по поводу его отношения к сыну. Нет, последнее как раз было очень похоже на Сорокину, но с чего вдруг? Спустя почти месяц после их расставания? Да вообще - с чего? Она забила на Рому, выкинула его из своей жизни и явно больше не желала с ним знаться, и Рома не сомневался, что между ними все кончено. Собственно, у него были все основания так думать. Но отец точно не стал бы сочинять. Черт, он вообще не позвонил бы, если бы не случилось что-то из ряда вон выходящего, и разговор с Катюхой, кажется, оказался именно таковым. Она заставила Дениса Денисовича Давыдова отказаться от своих принципов и первым пойти на примирение - это просто уму не постижимо! Зачем? Грехи Катька замаливала? Или, может, узнала, что Строев Рому из универа турнул и решила снова облагодетельствовать, несмотря на ссору? Вот это было ближе к истине. Снова жалость. И ничего стоящего.
        - Так что ей передать? - повторил отец предыдущий вопрос, и Рома глубоко, трудно вздохнул. Надо было принимать решение. Слишком непростое, чтобы справиться с ним кавалерийским наскоком.
        - Я сам с ней свяжусь, пап, - пообещал он и, закрыв глаза, то же самое пообещал себе. - Спасибо, что позвонил.
        - Добро! - согласился отец и, не прощаясь, закончил разговор.
        Рома бросил трубку на диван и потер лицо руками. Пообещал - надо выполнять. Это, наверное, будет самая сложная встреча в его жизни, но все лучше, чем гадать на кофейной гуще, придумывая поступку Сорокиной самые невероятные объяснения. Пусть скажет ему все в лицо: пожалуй, давно стоило это сделать, а у Ромы все не хватало мужества. Если очередная игра - что ж, тогда можно будет наконец поставить точку и не пускать слюни на заполненную его именем страницу альбома. А если все-таки вдруг что-то изменилось…
        Он вытянул с заставленной учебниками полки тот самый альбом с Катюхиными рисунками и уже в который раз вгляделся в ее наброски. Тонкие четкие штрихи, выстраивающиеся в аскетичные, но ухватывающие самую суть картинки - они удивительно верно отражали Катюхину суть. И только на форме хоккеистов были неожиданные узоры. У одного - волны внизу свитера, у второго - языки пламени по бокам, у третьего - ровные шестиконечные снежинки на рукавах. И вот эти-то снежинки и показались неожиданно знакомыми. Рома абсолютно точно видел их раньше и даже, кажется, помогал рисовать.
        Он перелистнул альбом в самое начало и резко вздохнул. Вот они - и снежинки, и языки, и волны. Лизка пробовала свои силы в рисовании, а Катя вписала ее каракули в форму Роминых хоккеистов. Не поленилась, заморочилась, придумала. Наверняка уйму времени потратила просто для того, чтобы… сделать ему приятное?
        Сумасшествие какое-то!
        Ведь сама же отказалась, сама Карпоноса предпочла! И даже говорить с Ромой не захотела!
        А потом искала, и отцу позвонила, и заставила его на мировую пойти. Что Рома упустил? Где неправильно понял?
        По телу вдруг прошлась горячая вдохновляющая волна, какой он не чувствовал уже почти месяц. Вот идиот: не ясно же еще ничего и никаких, по сути, особых надежд сегодняшний разговор с отцом не должен был внушить. Но внутри против воли все оживало, и дышать становилось проще, и тучи за окном согревали лучше вчерашнего солнца.
        Он скучал по Катюхе. Черт, он безумно по ней скучал, слишком привыкнув за два с половиной года к ее постоянному присутствию в своей жизни. Даже если они не виделись в каникулы по несколько недель, Рома знал, что она где-то рядом, и словно бы чувствовал это. А тут почти целый месяц - без весны в ее глазах и без света в ее улыбке. Будет ли Катя еще когда-нибудь улыбаться ему, Рома не знал. Сможет ли сам улыбнуться ей - не имел представления. Думать об устроенном Сорокиной спектакле было по-прежнему мучительно больно. Рома несколько раз пытался разобраться во всем полоумии того дня, но останавливался ровно на том месте, когда Катя от него сбежала, чтобы следом броситься на шею Карпоносу. Смотреть на их лобзания было сродни приступу аппендицита. Рома сам за пару часов до этого целовал Катюхины губы и просто загибался от ревности при одном лишь воспоминании о ее вероломстве. Только признание Карпоноса в том, что у них с Сорокиной ничего не было, позволяло хоть как-то смириться. Олегу Рома почему-то верил: тому, на самом деле, не имело смысла ему лгать. В отличие от Катюхи. И вот чему верить, когда дело
касалось ее, он совершенно не знал.
        А сейчас вдруг показалось, что доверие вернулось. Вернулось, когда отец сказал, что Катя на него наехала. Это не поддавалось никакой логике, но в отношении Катюхи ту искать никогда и не следовало. Ни одна нормальная девчонка не решилась бы - да и не додумалась - назвать Дениса Денисовича Давыдова старым дураком, но Рома и влюбился в ненормальную. И не сумел разлюбить, как бы ни храбрился и каких бы обещаний себе ни давал. Но, быть может, иногда и стоило их нарушать? Чтобы потом не кусать локти за упущенные возможности?
        Рома посмотрел за запястье. Так и тянуло завязать новый браслет на еще одну встречу с Катюхой, но данное отцу слово, пожалуй, было ничуть не менее крепким. Это обещание Рома выполнит, чего бы оно ему ни стоило. Слишком много накопилось вопросов. И слишком мало ответов, чтобы не перелистывать якобы чистую страницу своей жизни раз за разом назад.
        Он еще раз провел ладонями по лицу и резко поднялся. Давай, Давыдов, откапывай в себе гусара и вперед, в бой, пока знаменитый предок не сгорел в гробу от стыда за нерешительного потомка. Гусары не знают страха и не пасуют перед дамами сердца. Тем более когда те исписывают их именем весь свой альбом.
        Рома улыбнулся и потянулся за ветровкой. Но в этот момент за стеной раздался звонок, возвещающий о начале рабочего дня. Все верно, десять утра. А значит, в следующие десять часов отлучиться никак не получится.
        Рома беззвучно застонал и поплелся в торговый зал.
        Глава 28
        Ждать Катя не умела. К тому же не особо доверяла обещанию Давыдова-старшего. То есть она не сомневалась, что тот сдержит слово и сделает попытку выяснить у Ромки место его нынешнего обитания, но вот на сам разговор надежд почти не возлагала. Слишком хорошо помнила, в каких тонах отец и сын общаются. И Ромка запросто может взбрыкнуть или заартачиться и оставить родителя без своего адреса: о его чертовом упрямстве Катя знала не понаслышке.
        К тому же в голове крепко засела брошенная Соней фраза о том, что было бы странно съезжать с квартиры, поссорившись с девчонкой. Обмозговав ночью эту мысль, Катя пришла к выводу, что подруга была совершенно права, что Ромка меньше всех на свете похож на истерика и что должна существовать еще какая-то причина для подобного его решения. Путем нехитрых вычислений ровно к утру она остановилась в поисках этой причины на Олеге. Именно его Катя использовала, чтобы отомстить Роме, и именно он мог отомстить так, как самой Кате и не снилось. Что именно способен сделать Олег и зачем ему это нужно, переполненный собственными ошибками и раскаянием мозг придумывать отказывался, и Катя решила выяснить этот момент у Олега лично. И не стала откладывать дело в долгий ящик.
        Отец сегодня с утра собирался отвезти маму к какому-то врачу, поэтому на его машину не стоило рассчитывать, но, пожалуй, это было даже к лучшему: так Кате не пришлось объяснять, почему она соскочила с кровати в такую рань и помчалась в универ, не в силах ждать ни одной лишней минуты. Неукротимое желание поскорее все узнать гнало вперед, а ощущение столь близкого выяснения ответа на не дающий покоя вопрос подстегивало еще сильнее, и Катя, не обращая внимания на моросящий дождь, мерила в нетерпении шагами университетскую стоянку в ожидании приезда Олега. Наверное, разумнее было бы вылавливать его возле аудитории, но во-первых, тогда ее терпение подверглось бы еще большему испытанию, а во-вторых, возле аудитории обязательно будут посторонние, а Катя никак не хотела посвящать их в свое дело. Она и Олегу-то не сказала бы ни слова, но он сейчас был единственной ниточкой, связывающей ее с пропавшим Ромкой, и Катя подавила и гордость, и обиду, и решительно бросилась наперерез черной «хонде», наконец-то привезшей хозяина в университет.
        Тормоза взвизгнули, и еще через секунду из автомобиля выскочил то ли побледневший от испуга, то ли покрасневший от гнева Олег Карпонос. Больно схватил Катю за локоть и потащил ее в сторону.
        - Рехнулась, Сорокина? С собой решила покончить после своих выкрутасов? Так не за мой счет! Я еще после прошлой твоей подставы не отмылся! - выплюнул он Кате в лицо, кажется, накипевшее. Катя захлопала глазами, пытаясь понять, о чем он говорит и что вообще знает. Потому что знал он, судя по всему, куда больше, чем должен был.
        - Что ты имеешь в виду? - не нашла с ходу лучшего вопроса она. Олег выдохнул и зло прищурился.
        - Ровно то, что твой папенька пригрозил мне отчислением, если я еще хоть раз подойду к тебе ближе, чем на два метра, - сообщил он - и, кажется, правду. - Так что сделай милость, Сорокина, отойди подальше, чтобы у него лишнего повода не возникло. У меня, знаешь ли, большие планы на будущее!
        Катя задышала быстро и тяжело, чувствуя, как на плечи наваливается вина еще и из-за Олега, но он, очевидно, неправильно ее понял.
        - Вот только слякоть тут не разводи, - поморщился он. - Мне твои игры осточертели, и я больше ни одному твоему слову не поверю, так что можешь даже не пытаться меня разжалобить.
        - Да нет же! - воскликнула Катя и подалась было к нему, но Олег отодвинулся от нее с такой брезгливостью, что она тут же остановилась. Понурилась. Что ж, заслужила, никуда не денешься. И даже неинтересно, откуда Олег узнал про игру. Хотелось только хоть немного оправдаться. - Прости, я не думала, что все так получится. И не желала тебе неприятностей. Я обязательно поговорю с папой и все ему объясню. Обещаю, он тебя не тронет!
        Олег хмыкнул, явно не особо ей веря. Впрочем, после всего произошедшего Катя и сама бы себе не верила. И держалась от себя подальше.
        - Будь так любезна, - иронично заметил он. - И за бывшего одноклассника похлопотать не забудь, а то сам он, чувствую, не сподобится о твоем долге напомнить. Гордый.
        У Кати перехватило дыхание.
        - За Ромку? - распахнула глаза она, кажется начав все понимать. Олег передернул плечами, по-прежнему стоя от нее на расстоянии двух шагов.
        - Полагаю, у тебя много одноклассников, но да, за Романа, - с легким пренебрежением ответил он. - С ним-то ты за что так, Сорокина? Парень ночь тебя на улице ждал, а вы с папашей его из универа выкинули. Нехорошо. Не по-человечески.
        Катя охнула и закрыла рот руками. На глаза против воли навернулись слезы. Думала, вчера все выплакала, но куда там, если от жалости и чувства вины свело горло и загорелись щеки? Ведь знала же, знала, что портит Ромке жизнь, и даже сама говорила об этом, но только сейчас поняла, насколько верны были те мысли. Она и отцу, требуя устроить Давыдова на его факультет, ничего толком не объяснила, и спор это отвратительный затеяла, заставив Ромку раз за разом переступать через собственные убеждения, и над чувствами его посмеялась, когда он Кате открылся. А потом и последнюю свою подачку обесценила, поставив отцовскими стараниями перед выбором, в котором Рома в любом случае оказывался проигравшим. Господи, да от такой благодетельности подальше надо держаться, как Олег сейчас делал. Но он-то хотя бы при своем остался. А Ромка…
        - Прости! - выдохнула через плечо Катя и снова бросилась к автобусной остановке. Услышала еще в спину удивленное:
        - Эй, а чего хотела-то? - но даже не обернулась. Скорее, скорее! Хоть одну-то свою подлость она могла исправить, и должна была это сделать! Костьми ляжет, но заставит Строева вернуть Ромку в университет! Это, конечно, не загладит ее вины перед ним, но хоть позволит Кате нормально дышать. Если б она только знала, что ее дурость повлечет за собой столько неприятностей для него! Десять раз бы подумала, прежде чем что-то сделать! Да, подумала бы, несмотря на съедающую тогда ревность, и это понимание хоть немного грело сейчас душу. Катя хотела, чтобы Рома прочувствовал весь вкус измены, который испытала тогда сама, но она ни разу не желала испортить ему жизнь! Кто только просил Строева вмешиваться?! Тоже мне, папаша нашелся, не желавший пятнадцать лет знать дочь! А сейчас что? Нашел способ гной свой изливать и пользовался им без всякого зазрения совести? Но Катя перекроет ему плодородный источник! Все сегодня выскажет, в глаза, ничего больше скрывать не будет! Чтобы даже думать забыл, что имеет к ее жизни хоть какое-то отношение! И не смел в нее вмешиваться! Никогда!
        Путь до дома показался сегодня невыносимо длинным. Катя ненавидела и каждый светофор, горящий красным светом на ее дороге, и слишком старый автобус, едва взбирающийся в гору, и отвратительно неповоротливых пассажиров, еле-еле заносящих свои тушки в салон и выносящих их из него. Она всматривалась в окно в страхе увидеть на противоположной стороне Строевскую «тойоту» и разминуться с ним и ругала себя за то, что не дождалась отца на стоянке. Кажется, та сегодня была на ее стороне.
        Впрочем, как ни странно, и дом не обманул.
        С отцом она столкнулась в дверях. Вот прямо налетела на него, бегом поднимаясь по лестнице, зная, что по ней же Строев и будет спускаться. Одна кровь, будь она проклята!
        - Катюша? - удивленно спросил он. Катюша зыркнула глазами и сжала руки в кулаки.
        - Верни Ромку в университет!
        Строев удивленно поднял бровь. Катя с трудом сдержалась, чтобы не ткнуть его кулаком в грудь, до того он сейчас ее бесил.
        Наверное, он прочитал это на ее лице, потому что распахнул перед Катей входную дверь и движением руки предложил переместиться в квартиру. Катя, тяжело дыша, все же сочла это разумным шагом и первой прошла внутрь. Строев последовал за ней.
        - Я правильно понимаю, что ты возобновила с Романом отношения? - высокомерно спросил он, а Катя сжалась от прострелившей боли. Знал бы папаша, как ударил сейчас по больному. Возобновила, как же! Да прости ее Ромка, просто улыбнись ей, хоть вообще дай о себе знать - и она бросилась бы к нему, забыв обо всех Строевых на свете!
        А приходилось терпеть его язвительность и смиренно ждать его решения.
        - Нет, не правильно! - огрызнулась она. - Рома ничего не знает о нашем разговоре. Он вообще… ничего не знает!
        - Вот как? - недоверчиво покачал головой Строев. - С чего в таком случае ты взяла, что я имею какое-то отношение к его прогулам?
        - Прогулам?! - Катя едва не задохнулась от возмущения. - Ты же сказал, что отчислишь его, если он не оставит меня в покое!
        - Сказал, - легко согласился Строев. - Но что-то я не вижу, чтобы вы продолжали встречаться. Отсюда вывод, Катюша, что я его не отчислял. И следующий вывод - что он прогуливает. Кстати, уже вполне наработал на отчисление. Пожалуй, надо будет поднять этот вопрос у него на кафедре.
        - Не смей! - тихо, опасно предупредила Катя, и даже мама выглянула из спальни, зная, что это затишье перед бурей. - Не трогай Ромку! Он не виноват, что ему в жизни попадаются одни эгоисты и предатели! Если из-за тебя он лишится будущего, я никогда тебе этого не прощу!
        Строев вздохнул и поставил сумку на обувной пуф. Немного помолчал.
        - Наверное, это хорошо, что ты защищаешь его, Катюша, - наконец задумчиво произнес он. - Но тогда и меня пойми: я тоже защищаю тебя.
        Да, это были ровно те слова, которые детонировали взрыв.
        - А меня не надо защищать! - пока еще негромко, вкрадчиво начала Катя и чуть подступила к отцу. - Я не нуждаюсь в твоей защите, ясно?! Я пятнадцать лет жила без нее и горя не знала! А потом ты явился незвано-негадано и давай свои правила устанавливать! Надо-не надо - тебя не интересует, главное - что твоей левой пятке захотелось! Хочу - казню, хочу - милую! Так вот не будет больше твоего «хочу», ясно?! Если Ромку отчислят, я до ректора дойду, расскажу ему, какой беспредел на факультете естественных наук творится! А если и ректор покрывать тебя станет, министру напишу! Добьюсь, чтобы тебя сняли! Чтобы ты ответил наконец за свои поступки! Чтобы!..
        - Катя!.. - ошеломленно позвала ее мама, но Кате сейчас было не до нее. Она смотрела отцу в глаза и пыталась сжечь его собственным взглядом.
        Но Строева так просто было не пронять.
        - Сколько пафоса, Катюша, впрочем, это свойственно юности, - вполне себе спокойно заметил он. - Не хотел я говорить, но, чтобы ты сама себе не навредила, придется немного остудить твой пыл. Ты так заступаешься за Романа, а знаешь ли ты, что он на тебя спорил?
        Он надеялся выбить Катю из седла своей протухшей тайной? Напрасно.
        - Знаю! - издевательски усмехнулась она и тоже прищурилась. - Это я Ромку заставила, потому что мне нравился Олег, а он не обращал на меня внимания. И Ромка пытался меня отговорить, но куда там! Я же дочь своего отца! Я на слове его сыграла и добилась своего! А Ромка не сказал, правда? Потому что он рыцарь и прикрывает меня, даже когда я делаю мерзости! А теперь давай, отчисляй его за прогулы! Тебе хватит совести! Ирод!
        Строев слушал ее молча, все сильнее сжимая челюсти и заметно бледнея при каждой новой фразе. И когда Катя наконец замолчала, он отер лицо рукой и выдохнул с надрывом:
        - Ты не могла этого сделать!
        Катя злорадно усмехнулась, чувствуя горькое торжество от настигшего папеньку возмездия.
        - Отрекись от меня! - хрипло посоветовала она и продолжила, не обращая внимания на мамино «ох!» за спиной. - Однажды ты уже это сделал! Второй раз не будет слишком сложно!
        Теперь уже мама не стерпела.
        - Катя! - железным тоном приказала она. - Немедленно извинись перед отцом!
        - За что? - вызывающе поинтересовалась Катя: сдаваться она не собиралась, даже если вся семья вместе с Игорешкой встанут против нее. Пора было кончать с этим фарсом! И она чувствовала в себе силы дойти до конца. - За то, что он пятнадцать лет думал, нужна ли ему дочь?! За то, что все эти пятнадцать лет не хотел меня знать?! За то, что предпочел дочери свободу?! О, не делай такое лицо, мам, и не пытайся убедить меня, что все это время он не знал о моем существовании, - эта сказочка хороша только для Игорешки! А я видела письмо, которое ты ему писала! Писала, когда мне едва исполнился месяц, мама! И оно было вскрыто - и прочитано! Значит, ему все было известно, но он предпочел не появляться эти пятнадцать лет ни в твоей, ни в моей жизни! Не хотел видеть свое подобие, не так ли, папочка? Догадывался, в кого уродилась доченька? Конечно, как такую любить?! Она по трупам идет к своей цели! Ни о чьих чувствах не думает! Ничего и никого не жалеет, даже самых близких! Вот такая я, да! Использовала Олега, использовала Ромку, а потом ноги об обоих вытерла и думать забыла! Правильно, папочка, зачем тебе такая
дочь? Меня даже Ромка теперь знать не хочет! Ушел - и пропал! И я не знаю, где он! Не знаю!..
        Слезы потекли сами. Как Катя ни пыталась держаться, как ни требовала от себя жестокого равнодушия, мысли о Ромке и его обиде не оставили никаких сил сопротивляться. Катя опустилась на пол, закрыла лицо руками и уткнулась в колени, желая только остаться одна. Никто сейчас не мог ей помочь и никого она не хотела ни видеть, ни слышать. И когда входная дверь вдруг открылась и закрылась, Катя подумала, что отец в коем-то веке сделал то, что она желала, - исчез из ее жизни. Вот только легче от этого почему-то не стало. Наверное, потому, что было уже слишком поздно? Или потому, что своим побегом он только подтвердил Катины слова, а она в самом дальнем уголке сердца надеялась, что он их все-таки опровергнет? И что она хоть кому-то еще нужна?
        - Костя вернулся только потому, что увидел тебя, - неожиданно раздался над головой кроткий и какой-то одухотворенный мамин голос. - Он полюбил тебя с первого взгляда и больше не мог оставить. Только поэтому и нашел в себе силы простить меня.
        - За что простить? - устало спросила Катя, хотя ответ ее нисколько не интересовал. Мама опять начнет выгораживать отца своих детей. Она всегда это делала.
        - За глупость и предательство, - грустно вздохнула мама, и Катя против воли подняла на нее глаза. Мама пожала плечами, потом вдруг села на пол возле Кати и взяла ее руку в свои. - Не отцовская кровь в тебе бунтует, Катюш, а моя. Мне, правда, чуть побольше, чем тебе, было, когда я от Кости из-под венца сбежала. Двадцать два. Сразу после института.
        - К-как сбежала? - ошеломленно переспросила Катя. Слезы просохли в этом открытии. Неужели такое могло быть?
        Мама вздохнула и отвела глаза.
        - Вот так, - виновато проговорила она. - Мы еще на пятом курсе договорились, что поженимся после защиты дипломов, дату свадьбы назначили, готовиться начали. А тут мне мамина тетя работу предложила. Хорошую работу с отличными перспективами, о какой зеленая выпускница вроде меня могла только мечтать. У меня не возникло сомнений, что за нее надо хвататься. Мы в поселке тогда жили, далеко от города, каждый день не наездишься, надо было в город перебираться. А у Кости мать постоянно болела, он и из университета-то к ней срывался, а как дело к диплому пошло, так тут вообще почти бесконечная череда звонков и вызовов. Мы много с ним об этом говорили, думали, взвешивали. Я понимала, что он не бросит мать, и вроде бы даже смирилась. Он обещал, что обязательно найдет хорошую работу, что я не буду жалеть о своем выборе, и я соглашалась с ним. А в день свадьбы, уже стоя в белом платье, посмотрела в окно, ужаснулась окружающей разрухе, поняла, что мы никогда из нее не выберемся, потому что мать Костю ни за что не отпустит…
        - И бросила папу! - ахнула Катя. Мама кивнула - как-то судорожно.
        - Бросила, - подтвердила она. - Даже лично не сказала - записку оставила. Понятно, что Костя за мной не поехал, да я и сама не простила бы такого предательства. Тетя устроила меня на работу - действительно хорошую: зарплата, социалка, перспективы - тетя меня на свое место готовила. И жить в свою квартиру пустила, говорила, скучно ей одной, а я найду деньгам лучшее применение, чем на съем их тратить. Я, конечно, не знала, когда сбегала, что беременна: сначала думала, стресс, а потом уж, когда поняла… Спасибо тете, земля ей пухом, в чувство привела, не дала очередную глупость сделать, сказала, поможет, поддержит. Ангелом-хранителем моим стала, даже квартиру по завещанию мне оставила…
        Катя кивнула, хотя смутно вспоминающаяся прабабка сейчас мало ее интересовала.
        - Ты написала папе письмо, - напомнила она. - Не отрицай, я его читала!
        Мама кивнула и, обняв Катю за плечо, прижалась губами к ее виску.
        - Написала и отправила, - согласилась она. - Но он к тому времени уже уехал из дома. Он… трудно пережил мой побег. Запил - и так сильно, что едва не угробил собственную жизнь, - потому так и перепугался, когда решил, что ты по его стопам пошла. Но все же сумел справиться с этой напастью и покинул поселок, как только мать пошла на поправку. Вот у нее-то письмо и пролежало все пятнадцать лет. Уж не знаю, читала ли она его, нет ли: Костя говорит, что так запечатанным его в доме и нашел, когда мать похоронил. А как открыл - так сразу и сюда, ни дня не откладывал…
        - И ты веришь ему? - воскликнула Катя. Да, красивая была история и, наверное, вполне имела право на существование, вот только доказательств ее правдивости у Кати так и не появилось. Строев вполне мог прочитать это письмо раньше. Или узнать о Кате от матушки. А мама слишком любила его, да еще и считала себя чересчур виноватой, чтобы усомниться в его словах.
        Мама улыбнулась.
        - Если бы ты видела, как он смотрит на тебя, ты бы тоже верила, - мягко сказала она и как-то сентиментально вздохнула. - Сколько я его знала, столько он мечтал о дочери, и даже имя выбрал - Катюша. Я потому и написала ему, что не могла предать во второй раз. А оно видишь как все получилось.
        Катя промолчала. Ей требовалось время, чтобы собрать воедино мысли и решить, что теперь со всей этой информацией делать. Кажется, по всему выходило, что Строев вовсе не виноват во всех этих пятнадцати годах их разлуки. Более того, получалось, что он был такой же жертвой этой самой разлуки, как и Катя. Что он действительно не имел понятия о ее существовании, а когда узнал и понял, что у него уже пятнадцать лет есть дочь, о которой он мечтал и с которой не имел возможности находиться рядом…
        - Костя… - продолжила между тем мама, и теперь уже Катя сжала ее руку, почувствовав, как у нее дрогнул голос. - Он ни за что бы ко мне не вернулся и не рискнул бы начать заново, но совсем не мог расстаться с тобой. Потребовал разрешения навещать тебя. Я дала, конечно, хотя понимала, как тебе сложно все это понять и принять отца. А дальше ты и сама знаешь: он приходил каждый день и постепенно мы поняли, что все еще нужны друг другу… Я хотела рассказать тебе правду, Катюш, и не раз, но Костя запретил. Говорил, что мы и так лишили тебя нормальной семьи, не хватало еще, чтобы ты окончательно в родителях разочаровалась. Если б я только знала, что ты найдешь это злосчастное письмо и так его поймешь…
        Катя покачала головой. Как теперь общаться с отцом, она еще не решила. Но хотя бы стали понятны все эти его закидоны с гиперопекой. Он старался наверстать потерянные пятнадцать лет. Как будто это можно было сделать.
        В носу снова непрошено защипало: Катюха Сорокина становилась размазней.
        - Кажется, это становится моей болезнью - неправильно все понимать, - вздохнула Катя, стараясь все-таки сдержать слезы. Мама посмотрела на нее внимательно и тихо спросила:
        - С Ромой все так плохо?
        И вот тут-то уже справиться с собой стало совершенно невозможно. Катя хлюпнула носом и уткнулась маме в плечо.
        - Я такая дура, мам! - выплеснула она. - Приревновала Ромку к Соне и все испортила! Он никогда меня не простит! А я… совсем без него не могу…
        Мама погладила ее по спине. Очень нежно и очень долго.
        - Я тоже думала, что Костя не простит, - напомнила она. - Но время все лечит и открывает в другом свете.
        Катя застонала.
        - Пятнадцать лет, мам, я столько не выдержу! И дочери у нас общей с Ромкой нет, чтобы на нее надеяться. Ничего нет. Мы встречались меньше недели, а потом я сделала вид, что к Олегу вернулась. А Ромка… поверил… А я…
        Она говорила много, эмоционально, не скрывая ничего и делясь с мамой самым сокровенным. Наконец-то снова ничего не стояло между ними. Наконец-то она снова доверяла маме и чувствовала, что они близки, как прежде. Наконец-то можно было хоть с кем-то разделить это свое горе, выплакаться до какого-то опустошения, избавиться хоть от части съедавшей черной вины и освободить место для надежды. Если папа, пятнадцать лет считая маму предательницей, так и не сумел ее разлюбить, быть может, Ромка… Быть может, Ромка тоже…
        - Надо попытаться, Катюш, - поддержала ее решение мама и поцеловала в лоб, будто благословила. - Мы обязательно найдем, куда уехал Рома. Я сама позвоню Свете, поговорю с ней, объясню. А ты не падай духом. Уверена, Рома…
        Дверь, так и не запертая, распахнулась, и на пороге появился Строев - красный, строгий, почему-то с мокрой головой, как будто шел под дождем без зонтика. Он посмотрел на Катю и маму, сидящих на полу, и даже не удивился.
        - Поехали, - приказал он Кате. - Будем извиняться перед Романом.
        Катя вскочила на ноги, не веря собственным ушам.
        - Как извиняться? - только и выдохнула она. Строев дернул уголком рта.
        - Искренне! - отрезал он. - Или не хочешь?
        - Хочу! - уже не думая о том, насколько он серьезен, воскликнула Катя и подалась вперед. - Ты знаешь, где он? Но откуда?..
        - Дмитрий Саныч помог разыскать, - усмехнулся отец, пропуская Катю вперед и прикрывая за собой дверь. - Очень полезный знакомый. А твой Роман и знать не знает, с кем в хоккей играет.
        - Зонтики возьмите! - крикнула им вслед мама, но возвращаться они не стали. «Плохая примета», как сказал Ромка. Очень плохая, как знала теперь Катя.
        - Проверял? - спросила она, неплохо успев за почти четыре года изучить отца. Тот кивнул.
        - Проверял, - подтвердил он. - Уж больно твой «рыцарь» зацепил. Не хочется, чтобы ты обожглась.
        Катя вздохнула и покачала головой.
        - Я не обжигаюсь, я обжигаю, - с горечью напомнила она. - И действительно не думаю ни о чьих чувствах.
        Отец испытующе посмотрел на нее и открыл перед ней подъездную дверь. Катя вынырнула и потупилась.
        - Извини меня! Я…
        - Рассказала-таки Марина? - перебил ее отец и покачал недовольно головой, но тут уже Катя не стала дослушивать.
        - И давно надо было рассказать! - заявила она. - Я, может, и кажусь тебе истеричкой…
        - Не кажешься, - возразил он и улыбнулся. Катя потопталась на месте, под козырьком, ожидая продолжения, но когда бы отец был многословен? Скажет «а», а про «б» сама догадывайся. И только взгляд голубых глаз такой странный… проникновенный… и как будто взволнованный. И Катя сама не поняла, как протянула отцу руку.
        - Тогда мир? - предложила она, вспомнив забавную Ромкину мировую. Отец удивленно приподнял брови, однако руку взял в свою. А потом вдруг притянул Катю к себе и стиснул в чуть судорожных объятиях. И Катя, слегка смутившись, все же ответила ему с той же душевностью.
        Потом выскочила из-под козырька прямо под дождь.
        - Поехали! Пожалуйста!
        Отец не стал артачиться, и уже через минуту они были в пути. Катя не спрашивала, долго ли им ехать и кто такой на самом деле этот Дмитрий Саныч, для которого разыскать в целом городе никому не известного Ромку Давыдова было делом пары часов, просто смотрела в окно и мучила пальцы, не представляя, как Ромка ее примет. Пока она не знала, где он, пока не была уверена, что увидит его вообще когда-нибудь, этот страх отходил на второй план. А теперь накрыл с головой. Нет, Катя не собиралась менять свое решение, даже если этот самый страх к концу пути сумеет убедить ее, что Давыдов ни за что не простит бесчестность: она должна была попросить у него прощения хотя бы за те неприятности, что причинила против своей воли, и уговорить вернуться в университет. Но робкая надежда на его понимание то согревая своей яркостью, то морозя своей неверностью, изводила до дрожи, и только присутствие на соседнем сиденье отца неожиданно подбадривало. Вид у того был хоть и немного смущенный, но донельзя уверенный, и Катя не сомневалась, что он сдержит свое обещание и извинится перед Ромкой за то недоразумение с угрозой
отчисления. Теперь, когда с глаз спала пелена, Катя не могла не отдать должного его достоинствам, и порядочность была, пожалуй, самым главным из них.
        Он действительно не терпел бесчестности, а Катя, к сожалению, сделала все, чтобы самым бесчестным человеком в его глазах выглядел Давыдов. Устроила его по блату в универ, осталась у него на ночь, встречаясь с другим, заставила его поспорить на нее с другим парнем - неудивительно, что отец, узнав об этом, потребовал обходить его дочь стороной; и Катя положа руку на сердце не смела его в этом упрекать. Сама же и была во всем виновата. И наследственность - что папина, что мамина - тут ни при чем.
        - Не переживай, - неожиданно проговорил отец, кажется понявший ее состояние без всяких слов. - Нет в жизни безвыходных ситуаций, сегодня я это точно понял. И даже если кажется, что все идет наперекосяк и никогда не станет таким, как ты хочешь, надо всего лишь попытаться взглянуть на это другими глазами и зайти с другой стороны. А ты, к счастью, не умеешь сдаваться.
        Катя чуть грустно усмехнулась, но спорить не стала. Если папа окажется прав, она станет его вечной должницей и даже не будет тяготиться своим долгом. Только пусть бы он оказался прав! Большего Катя сейчас уже и не желала.
        Город неожиданно оказался слишком большим - или это дождь тормозил движение, создавая заторы даже на обычно спокойных перекрестках? Они давно уже проехали центр и направлялись на северную периферию, в которую зачем-то забрался Давыдов. Подальше от Кати, чтобы не пересечься с ней даже случайно в транспорте? Она очень хотела верить, что это неправильный ответ, но мысли - одна глупее другой - по-прежнему упрямо лезли в голову, отнимая последние силы и последнюю решимость. Скорей же, скорей, пожалуйста! Пока не случилось еще каких-нибудь неприятностей. И пока Катя еще верила в себя хоть немного.
        Наконец отец завернул в какой-то двор и подъехал к промокшему серому зданию, в торце которого спрятался неприметный магазин со столь же неприметным названием «Worldof games». Катя даже подскочила на сиденье и вцепилась руками в его обивку, глядя в темные стекла умоляющим взглядом. Ну конечно, конечно, следовало сразу догадаться, что Ромка, даже бросив университет, постарается быть поближе к своей мечте. Он же браслет завязал, пообещав себе стать айтишником, не мог же нарушить слово.
        Катя потерла собственное запястье, где со вчерашнего дня был накрепко завязан оранжевый браслет с весьма самонадеянным обещанием. Но Ромка же не отступал перед трудностями, и она не имеет права. Да и не сможет она теперь отступить, когда он наконец снова так близко и нужно лишь толкнуть дверь и переступить порог…
        - Пойдем? - голос отца заставил Катю вздрогнуть и перевести на него потерянный взгляд. Потом она замотала головой и снова стиснула кулаки.
        - Можно я одна, пап? Мне… надо одной поговорить с Ромкой… Это недолго…
        Он понимающе улыбнулся и достал из бардачка какой-то конверт. Протянул его Кате.
        - Передай Роману. Это мои извинения. Впрочем, если понадобится звуковое сопровождение…
        Катя недоуменно хлопнула глазами. А она думала, отец понял Ромку.
        - Он не возьмет денег, пап! Только не Ромка!
        - Это не деньги, - по-доброму усмехнулся отец и, раскрыв конверт, предложил Кате заглянуть внутрь. - Билеты на хоккейный финал. Думаю, от такого даже твой Давыдов не откажется.
        Катя заулыбалась, благодарная за понимание, и быстро обняла отца за шею. Потом сунула конверт в сумочку, зажмурилась на секунду и вышла из машины. Капюшона у нее не было, как и зонтика, и лучшее, что Катя могла сейчас сделать, это немедленно забежать в Ромкин магазинчик, но не вовремя нахлынувшая робость остановила под деревом, закрывающим обзор из витрин. Катя глубоко вздохнула и обхватила себя руками, стараясь успокоиться.
        Да, Ромка может выгнать. Да, он имеет такое право и Катя слова не скажет против. Да, после этого все будет явно, а Катя даже не придумала, как ей начать столь важный разговор. Как будто времени не было! И как будто не сейчас решалась ее судьба.
        Отец в машине нетерпеливо развел руками и показал на дверь. Конечно, это очень по-мужски - решать дело кавалерийским наскоком. Но Катя не была кавалеристом. И гусаром не была тоже. Даже возлюбленной гусара.
        И не желала, чтобы ей руководили.
        Она снова открыла дверцу машины и умоляюще сложила брови.
        - Уезжай. Пожалуйста. Я справлюсь сама. Я должна справиться сама.
        Отец было нахмурился, явно не приветствуя эту идею, и даже открыл с недовольным видом рот, однако следом вдруг усмехнулся.
        - В соседнем дворе подожду, - сказал он. - Но в ответ ты пообещаешь позвонить мне, если потребуется помощь. Любая помощь, Катюш! Я должен знать, что с тобой все в порядке!
        Забавно, еще пару часов назад Катя сочла бы эти слова посягательством на свою свободу, а сейчас увидела в них лишь отцовскую заботу. И со всей искренностью дала просимое им слово. Если Ромка не захочет ее знать…
        Нет, хватит, хватит пессимистических прогнозов! И так уже довела себя до того, что руки дрожат и губы дрожат тоже. Не хватало еще, чтобы Ромка из жалости пустил ее внутрь, а потом постеснялся отправить в дождь. Не это ей было нужно. Она хотела его любви. Она умирала в этом желании.
        Отцовская «тойота» наконец скрылась за поворотом, и Катя, на секунду прижавшись к мокрому стволу спиной, сделала решительный шаг к такому же мокрому крыльцу. И тут же отпрянула: закрываясь курткой от дождя, внутрь вбежал какой-то человек. Катя даже кулаком по коре стукнула, рассердившись и на него, и на себя. Нет, сейчас нельзя, она же даже отца отправила, чтобы никто не помешал им с Ромкой поговорить. Значит, снова придется ждать. И ругать себя за то, что упустила момент.
        Катя прижалась боком к дереву, буравя взглядом дверь и призывая несвоевременного покупателя поскорее свалить из магазина. Но тот, очевидно, не торопился обратно в дождь, не подозревая, что каждая украденная у Кати минута сгущает над его головой куда более темные тучи, чем те, что закрывали собой апрельское небо. Небо, не переставая, плакало, медленно, но верно превращая Катю Сорокину в мокрую курицу, а заветная дверь все не открывалась, словно мстя за первую нерешительность.
        Когда внутрь вошел еще один человек, Катя едва не взвыла. Рука так и потянулась к телефону, чтобы позвонить 112 и сообщить о пожаре в магазине «World of games». Пусть приедут и выкурят этих придурков на улицу! Сколько можно торчать внутри? Они там все игры, что ли, скупили? Или полное прохождение себе заказали?
        Катя осторожно подкралась к двери и заглянула внутрь. Хоть бы одним глазком Ромку увидеть, чтобы вообще понять, что он здесь и этот замечательный Дмитрий Саныч не обманул со сведениями. Но два проклятых покупателя закрывали своими телесами прилавок, и Кате оставалось только переминаться с ноги на ногу и надеяться, что они свалят все-таки раньше, чем появится кто-то еще. Впрочем, если появится, Катя решительно пойдет на перехват и скажет, что магазин закрыт на учет. А потом… Потом купит дымовую шашку и подбросит ее внутрь. Пусть Ромка сочтет ее окончательно сумасшедшей - все лучше, чем действительно сойти с ума в этом невыносимом ожидании. Да сколько же можно?! Или отставить в сторону свои заморочки и зайти в магазин прямо сейчас? Какая, в конце концов, разница, будет ли внутри кто-то лишний, - она все поймет по Ромкиному взгляду. Врать-то он никогда не умел.
        Катя зажмурилась и начала обратный отсчет от десяти. Медленно, но без всяких уступок. Если на «нуле» никто так и не выйдет, она зайдет внутрь сама. Устроит в магазине потоп, но, может, водным потоком оттуда вынесет этих двоих?
        Или она их…
        Дверь отворилась на «четверке». Из магазина - один за другим - выплыли сразу оба покупателя, а табличка «Открыто» на стене неожиданно сменилась на противоположную.
        Катя опрометью бросилась вперед, расталкивая спускающихся с крыльца неуклюжих покупателей, и рванула дверь на себя.
        И уперлась взглядом в черные изумленные глаза Ромки Давыдова…
        Глава 29
        Сил ждать и дальше попросту не осталось. Понедельник и так всегда был самым скучным днем, в который покупатели появлялись разве что ближе к вечеру, а то и не появлялись совсем, а нынче часы и вовсе тянулись с какой-то издевательской медлительностью. Да что там часы: Рома за пятиминутку умудрялся несколько раз посмотреть в телефон, а цифры на экране и не думали меняться. И игра сегодня не скрашивала время простоя: Рома постоянно ловил себя, что забыл, на чем остановился, и вместо кодов на экране монитора видит невесть когда отсканированные Катюхины рисунки. Про английский и говорить не стоило: любое слово немедленно воскрешало в памяти какой-нибудь момент, связанный с Сорокиной, и Рома просто выпадал из реальности, отдаваясь этим самым воспоминаниям, кажется слишком долго изгоняемым из души и из мыслей.
        Конечно, положа руку на сердце и сегодня у него не было особого повода давать им зеленый свет. Все последние события были на двадцать раз передуманы и вгоняли то в былую апатию, когда Роме удавалось доказать себе их бессмысленность, то, напротив, накрывая восторгом, когда смысл все-таки находился, и ровно такой, о каком мечталось даже в моменты полнейшей безнадеги.
        А если все-таки Катюха…
        Черт, он даже придумать не мог, что должно было измениться, понимая только, что сам хочет ее вернуть. Да, после всего того, что было и что еще недавно он называл предательством! Да, вопреки всем посылам разума и собственной гордости! Да, не имея представления, чем обернется его желание, - он хотел попробовать еще раз, и это желание становилось сильнее с каждой секундой. Надо было заставить себя поговорить тогда с Катей, чего бы ему это тогда ни стоило, но Рома никогда не был гусаром, не знающим страха и упрека. Он отступил, когда потерпел в бою поражение, - но теперь должен был попытаться выиграть войну.
        Или оказаться разбитым наголову, будь прокляты эти сравнения и метафоры! Но тянуть и дальше плен собственных сомнений просто не мог. И не хотел.
        Когда телефон высветил на экране «13:30», Рома позвонил своему работодателю и попросил разрешения отлучиться на пару часов. Он хотел попытаться перехватить Катюху сразу по окончании уроков возле аудитории в универе. Логичнее, наверное, было заявиться к ней домой, но там существовал высокий риск либо оказаться вообще не пущенным на порог Сорокиной, либо столкнуться со Строевым - с тем же исходом. Хватит ли у него энтузиазма на второй штурм, Рома не знал, а потому решил действовать наверняка. Пока не отобрали студенческий билет. И пока Рома не придумал повод снова отступить.
        Разрешение он получил без особых проблем, а вот неожиданно нагрянувший посетитель вытянул из него все жилы. Сначала тот искал игру, разбор которой видел несколько лет назад и, разумеется, не помнил ни названия, ни сюжета. Когда, перебрав весь магазинный ассортимент, они такую не нашли, у клиента появилась новая прихоть: он вспомнил, что играл в классную аркаду на каком-то автомате, и решил найти подобную. Торговый зал был перерыт по второму кругу, но клиента так ничего и не удовлетворило, после чего он потребовал жалобную книгу и сочинял в нее опус так долго, что Рома успел обслужить еще одного клиента. Тот, к счастью, точно знал, чего хочет, и Рома выдал ему нужный диск практически моментально, но первый посетитель, заинтересовавшись покупкой второго, пожелал узнать, о чем выбранная им игра и насколько сложное в ней управление, и сия познавательная беседа затянулась настолько, что Рома, чтобы не опоздать в универ, был вынужден придумывать надвигающийся визит налоговой и выставлять горе-покупателей из магазина почти силой. Кажется, никогда в жизни он еще не испытывал такого облегчения, как в тот
момент, когда перевернул на закрывшейся двери табличку.
        Рванул за ветровкой - и не сдержал крепкого словца, когда дверь за спиной вдруг снова распахнулась.
        Резко обернулся…
        …и увидел мокрую, взъерошенную, разъяренную - совершенно обалденную Катюху Сорокину.
        Оторопело отступил назад.
        - Катька!.. Ты как здесь?
        Она трудно вздохнула и стиснула до боли кулаки. Все правильные слова и намерения моментально отошли на второй план. Сейчас Катю интересовало только одно:
        - Скажи, что еще не поздно!
        Рома тряхнул головой. Катюха, казалось, пожирала его глазами, и от этого разлетелись все столько раз передуманные мысли.
        - Ну, вообще я как раз закрыл магазин…
        Ее глаза наполнились слезами. В секунду; только что еще были сухими, и вдруг слезы потекли по щекам. Она схватила его за руку, и Рома наконец опомнился.
        - Ром, прости меня! Я дура, я обидела тебя, я все испортила, я повела себя, как последняя дрянь!.. Я думала, у тебя с Сонькой роман, а я так, перебиться до времени! Ты по телефону сказал, что любишь ее, а я услышала случайно и решила, что раз тебе не нужна, то пусть тогда хоть с Олегом… Но у меня с ним ничего не было, правда! Что бы он ни говорил, не было! Я даже целоваться с ним не могла! Я вообще только о тебе все время думала и…
        Почти не слушая, он затянул ее внутрь, протащил через весь салон до собственной каморки, там сдернул с диванной спинки полотенце и принялся вытирать мокрые Катюхины волосы. Не хватало еще, чтобы она простыла! Дождь льет, как из ведра, а она…
        - Сколько ты там торчала?
        Катя жалко захлопала глазами.
        - Не знаю. Кажется… долго… Я хотела зайти, когда никого не будет. А эти двое… все никак не уходили…
        Он смотрел на нее во все глаза. Отыскала. Пришла. Ждет чего-то.
        Но какая разница, если он просто не мог отвести от нее глаз?
        - Ох и дура ты, Сорокина!
        Катя судорожно вздохнула, не зная, что думать. Но ведь не выгнал, не встретил безысходным молчанием, не шарахнулся от ее прикосновений. Смотрит, словно вспоминая каждую черточку, а сам уже гладит по мокрым волосам, раскладывая их по местам…
        Катя еще чуть придвинулась. Завороженно потрогала пуговицу на его рубашке. Она никогда не видела, чтобы Давыдов носил рубашки. Он был в ней… какой-то совсем другой… Взрослый и независимый.
        Катя неожиданно все вспомнила.
        - Ревнивая дура, - подтвердила она и убрала руку за спину. В груди стало больно. - И я испортила тебе жизнь.
        Рома хмыкнул. Испортила, Катюха, еще как: два года ни секунды покоя.
        Но ты же и раскрасила ее в рыжий цвет. Ярче которого просто не бывает.
        Он скользнул пальцами по ее щекам, заставив посмотреть на себя. Сил отказаться от этого и отпустить Катюху просто не было.
        - Только ты и нужна, - совершенно не в тему выдохнул он и жадно накрыл губами ее губы.
        Катя замерла на мгновение, не веря себе, но в жарких Ромкиных объятиях не было места ни для вины, ни для сомнений. Все потом, все. А сейчас только целоваться, целоваться, еще и еще, так, чтобы губам было больно и зубы терлись друг об друга, а языки…
        Катя стиснула Ромкину шею, вздрагивая от этой упоительной ласки. Пронзало бесстыжим удовольствием всякий раз, когда она своим языком касалась Ромкиного языка, и не пряталась в испуге, а трогала, гладила, приручала, едва не всхлипывая от восторга. Все тело заливало негой, а низ живота мучило острой сладостью, и Катя терялась в этих ощущениях - таких чувственных и таких желанных. А Ромка еще и вжимал ее в себя все сильнее и надежнее, словно на самом деле не было этой ссоры, не было такой долгой разлуки, не было обид, и боли, и непонимания, и страха. Все в прошлом, и больше никогда, никогда…
        - Кать… - совсем хрипло выговорил Рома и подтянул ее бедрами к своим бедрам. - Останови меня, пока не поздно…
        Глаза у него были совершенно шальными, а что творилось в штанах, Кате не надо было объяснять. У нее самой между ногами тянуло и ныло. Жаль, что Ромка не мог этого чувствовать, - тогда не стал бы сомневаться.
        - Уже поздно, Ром, - отозвалась она и не отвела взгляда от черных ждущих глаз. - Я в тебя влюбилась.
        Он резко выдохнул. В груди сильно стукнуло, а потом заполнило сияющей теплотой.
        Катюха Сорокина. Призналась ему в любви. Вот же… чудеса в решете…
        А он и не знал, что так бывает.
        - Катька! - с такой потрясающей нежностью выдал он, что она едва не расплакалась. Думала, будет сложно, будет стыдно - как можно девчонке первой о любви своей говорить? А оказалось так хорошо, так правильно - и Ромка ответил куда понятнее, чем если бы сказал три заветных слова. Таким голосом невозможно лгать. Таким взглядом невозможно прикрывать равнодушие.
        Давыдов…
        Он взял ее руку и сладко поцеловал в ладонь. Катя закрыла глаза и задышала часто-часто, впитывая его нежность. Ромка повел горячими губами дорожку к ее запястью, а Катя чувствовала, как от такой невинной ласки разгорается еще сильнее, и сама, не в силах дальше терпеть, скинула на пол мокрый плащ, а потом дрожащими пальцами расстегнула верхнюю пуговицу на блузке.
        У Ромы словно тормоза отказали. Он перехватил Катюхину руку, сам выдернул блузку из юбки и вытряхнул из нее Сорокину. Втиснул Катю в себя, завладел исцелованными губами, облапал ладонями влажную спину. Катюха пискнула, кажется выдавив его имя. А потом бесстыже вцепилась в ремень на его джинсах. Рома судорожно выдохнул, отчаянно ища хоть какие-то подходящие мысли. Что там дальше? Лифчик? Грудь?
        Он задрал у Катюхи юбку и сжал ее ягодицы.
        - Давыдов! - придушенно вскрикнула она ему в губы и еще ожесточеннее повела борьбу с ремнем. Рома впечатался губами ей в шею, прижал Катюху к себе, прямо к ноющему месту, и на секунду замер, давая себе передышку.
        - Катька…
        Она ткнула его в грудь.
        - Ты изверг, Давыдов, - пожаловалась обвинительно. - Специально такой ремень нацепил? Чтобы я просила тебя его расстегнуть?
        И совершенно не было стыдно даже за такую развязность. Ромкины руки по-прежнему хозяйничали у нее под юбкой, и Катя безумно хотела забраться ему в джинсы. Переступить наконец эту грань, которая отделяет чужих и своих. Ромка давно стал своим, и она могла позволить ему что угодно. Почему же он ее не пускал?
        - Попроси меня, Кать, - шепнул он ей на ухо так, что по телу пробежали мурашки. - Доставь удовольствие.
        Она вцепилась в его рубашку и зажмурилась. Кажется, никогда еще не просила. Но после признания в любви это уже игра на понижение.
        - Дай мне потрогать тебя, Ром, - умоляюще пробормотала она, но тут же ущипнула его за бок. - Иначе я не знаю, что с тобой сделаю!
        Рома усмехнулся: да, это почти победа.
        - Не очень-то похоже на просьбу, Сорокина, - заметил он, и, лишь одну руку вынув из-под Катюхиной юбки, резким движением расстегнул ремень. - Но я не привередливый. Пользуйся.
        Он думал, что следом она займется пуговицей? Как бы не так. Катюха просто сунула ладони ему в джинсы и блаженно зажмурилась. Она не знала, что там Ромка нашел в ее ягодицах, но его были… очень даже ничего…
        - Теперь сам раздевайся, - до невозможности довольно заявила она. - Я занята.
        Однако обыграть Давыдова неожиданно оказалось непросто.
        - Отлично, - сдавленно, но еще весьма бодро проговорил он. - Значит, не будешь мне мешать.
        С этими словами он накрыл рукой Катину грудь и осторожно, через ткань бюстгальтера, погладил. Второй рукой он по-прежнему стискивал ее бедро, и Катя задохнулась от сладкого удовольствия. Подалась к Ромке, подставляя губы, и он с жаром затянул ее в долгий, глубокий поцелуй. Его пальцы на ее груди становились все настойчивее, и Катя не сдержала первый короткий стон. Вытащила-таки руки из Ромкиных джинсов, стянула с него через голову рубашку - расстегивать все эти пуговицы не было никаких сил - вжала ладони в гладкую обжигающую спину. Рома подцепил лямку бюстгальтера…
        …и они оба вздрогнули от громкого незнакомого голоса:
        - Есть тут кто-нибудь?
        Катя изумленно закрутила головой, ничего не понимая. Рома застонал и уронил голову лбом ей на плечо.
        - Кать, прости, я клинический идиот! Я забыл запереть дверь в магазине.
        В его голосе было столько вины и разочарования, что Катя даже расстроиться не сумела из-за того, что им помешали в такой момент.
        - Я подожду, пока запрешь, - ласково шепнула она и, обхватив его за голову, сладко поцеловала в губы. Увидела вопрос в блестевших глазах и следом коснулась губами влажного лба под черными волосами. - У меня еще тьма вопросов к тебе, Давыдов, и я не уйду, пока не проясню их все! - со счастливой улыбкой проговорила она, и Рома, кое-как натянув вывернутую рубашку, вывалился в торговый зал.
        Там неспешно разглядывал полки с дисками мальчишка лет двенадцати. Услышав шаги, он повернулся и с любопытством осмотрел Рому. У того против воли прилила к лицу краска: кажется, этот шкет весьма правильно определил причину его отсутствия.
        - Здрасте, дяденька, - без тени смущения поздоровался он. - А чего это у вас закрыто? Я раньше всегда в это время приходил, и всегда открыто было.
        - Чего тебе? - скрипнул зубами Рома: у него не было ни одной лишней секунды на разговоры.
        Шкет пожал плечами.
        - Новинки бы посмотреть, - протянул он. - Что у вас свеженького есть? И расскажите подробненько про каждую, а я подумаю, что взять лучше.
        Рома хмыкнул: шкет явно решил его потроллить. И можно, наверное, было просто взять его за ухо и вывести за дверь, но Рома не хотел портить настроение ни себе, ни шкету. Он вытащил из-за прилавка три диска с новыми играми, а потом поставил на телефоне таймер на одну минуту и положил трубку перед мальчишкой.
        - Если до звукового сигнала свалишь из магазина, игра за мой счет! - предложил сделку он. Шкет воззрился на него неверящими глазами, но Рома тыкнул в экран с оставшимися тридцатью девятью секундами.
        Мальчишка оказался из понятливых. Моментально прочел названия и, схватив самую левую коробку, почти со свистом вылетел из магазина. Рома отключил раздавшийся сигнал и запер дверь. А потом и жалюзи опустил: черт с ней, с дневной выручкой, пусть Гарик из его оклада вычтет.
        Большего выигрыша, чем Катюха за стеной, у Ромы все равно никогда не будет.
        Он достал из ящика презерватив из тех, что были на продажу, сунул его в карман джинсов - и тут глубоко вздохнул, успокаивая неожиданное волнение. Он свалил в такой момент, что Катюха запросто могла теперь передумать. Или перегореть, пока он шкета выпроваживал. Или осмотреться вокруг и без лишних сантиментов оценить, в кого превратился Ромка Давыдов. А похвастаться в чужой комнате два на два было нечем.
        Он стиснул кулаки и еще раз выдохнул. Вперед, Давыдов, в атаку! Терять все равно нечего. Все, что мог, ты уже испортил.
        Всего пять шагов от кассы до комнаты. Рома заглянул внутрь.
        - Кать…
        Она напрыгнула на него почти с разбегу. Обвила ногами бедра, прижалась всем телом, впилась ему в губы, сжигая сразу все глупые мысли. Рома подхватил ее под ягодицы, вталкиваясь в собственную комнату. В голове зашумело, и тело откликнулось разом.
        Все полетело в сторону. Катин бюстгальтер, юбка, Ромина рубашка вместе с джинсами. Они вжимались друг в друга, соприкасаясь кожей, притираясь ею, распаляясь от взаимного жара, захлебываясь в совершенно новых ощущениях. Руки, губы, сплетение ног, слишком жаркий танец языков. Кто кого изучал, кто кого присваивал - было непонятно и не имело никакого значения. Они дышали в унисон, они задыхались в одном пламени, и торопились, как будто боялись новой помехи, и совершенно не могли остановиться. И Катя тянула к себе, и Рома так ее хотел, и то ли страсть, то ли просто любовь оборвала все пути к отступлению…
        - Ромка!.. - огромные Катюхины глаза вдруг стали еще больше и задрожали в первом познании. Рома вцепился в простыню всеми десятью пальцами, заставляя себя притормозить.
        - Очень больно? - вытолкнул сквозь пересохшее горло он. Катя дышала коротко, тяжело - совсем не так, как за секунду до его вторжения, но ноги, скрещенные на его бедрах, не ослабляла. Рома вжался губами в ее щеку, успокаивая то ли Катюху, то ли себя.
        - Нет… Почти нет… - срывающимся голосом отозвалась она и еще крепче сомкнула руки на его плечах. - Я так хотела тебя, Ромка, так хотела…
        Какая-то совершенно дурная фраза вырвалась в ответ раньше, чем Рома успел ее обдумать:
        - Больше не хочешь?
        Катя хлопнула густыми ресницами. Если она сейчас пошлет его, то будет совершенно права.
        Рома зажмурился и ткнулся ей в плечо.
        - Я двинусь, если скажешь, что не хочешь. То есть… не сейчас, а вообще…
        Катя чуть пошевелилась под его тяжестью. Он не представлял себе, какие глупости говорил. Да ничего на свете не было лучше, чем вот это вот ощущение его в себе. И на себе. И так близко, так рядом…
        - Болван, - счастливо прошептала она. - Теперь еще сильнее хочу.
        Жаркие, опьяняющие поцелуи стали лучшей наградой за искренность. И неприятная, саднящая боль словно бы растаяла в нарастающем снова жаре. Катя задышала глубже, чувствуя, как в тело возвращается желание.
        Она провела подрагивающими ладонями по Ромкиной спине, остановилась чуть пониже поясницы. Он едва ощутимо напрягся.
        - Скажи, что мне сделать, - попросил глухо и убрал с ее лба прилипшую прядь волос. Катя поскребла ногтями по его ягодицам и закусила губу, почувствовав, как от его совсем легкого движения стало приятно между ногами.
        - Ром, а мы можем… ну, еще попробовать? Хоть немножко?
        Вряд ли Катюха сама представляла, сколько в ее голосе было сногсшибательной завлекательности. Даже захоти Рома сейчас поберечь ее, не сумел бы отказать. Только бы хоть немного поосторожничать, пока она не готова. Он-то был готов на сто восемьдесят процентов.
        - Кто нам запретит? - снова глупостью ответил он, но Катя только улыбнулась дрожащей улыбкой и снова притянула Рому к себе.
        - И целоваться! - приказала она, но такому приказу он был только рад подчиниться. Сладко, тягуче приник к ее губам, чуть пошевелил бедрами, проверяя, не причинит ли новой боли. Но Катя лишь чувственно выдохнула ему в губы.
        - И еще немножко, - куда ниже обычного произнесла она - и, кажется, напросилась. Рома отодвинулся и снова вошел на всю длину - пока еще медленно, старательно аккуратно, но слишком хорошо понимая, что надолго его не хватит. Не тот опыт. И не та девчонка, перед которой можно устоять.
        - Так, Кать? - с трудом сглотнув, поинтересовался он. Она судорожно кивнула и распахнула просяще потемневшие глаза.
        - Еще, Ром! Пожалуйста…
        Больше выдержки не хватило. Он задвигался жадно, глубоко, едва обращая внимание на впивающиеся в плечи Катюхины ногти, зато отлично чувствуя, как она приподнимается к нему, как жарко принимает его, как между протяжными, похожими на стоны вдохами, бормочет «еще», «еще»…
        Достало ли ей его «еще», Рома не знал. Но запер Катюху в самый крепкие свои объятия и, все еще не расчухавшись, выдохнул:
        - Я тебя люблю!
        Катя словно бы всхлипнула, а потом несколько раз горячо поцеловала его в плечо.
        - Ромка!.. - осипло выговорила она. - Как ты всегда умудряешься сказать то, что я хочу услышать? Я же сама не знаю, что мне надо. А ты знаешь. И не жадничаешь.
        Рома усмехнулся, хотя, кажется, немного неестественно. Но где тут взяться естественности, когда в груди стучало так, что мешало дышать, а все тело до самых ступней ощущало собой Катюхин жар и не могло им насытиться?
        - Я вообще не жадный парень, если ты еще не заметила, - хвастливо сообщил он и несколько раз коротко поцеловал истерзанные Катюхины губы. Кажется, в этот момент он должен был трястись в маршрутке и придумывать, что сказать Сорокиной при встрече, чтобы не оказаться с ходу за бортом.
        Кажется, «за бортом» в ближайшем будущем ему не грозило.
        - Заметила, - счастливо заулыбалась и Катюха. - Последнюю шоколадку мне отдал. По-моему, именно тогда я в тебя и влюбилась.
        Рома снова усмехнулся - теперь уже более спокойно.
        - Надо прикупить шоколада, - чуть вызывающе заметил он. - И наварить из него приворотного зелья по проверенному рецепту.
        Катя качнула головой и потерлась носом о его нос.
        - Ты сам - лучшее приворотное зелье, - сообщила она и сладко потянулась прямо вдоль него. - Ты потрясающий, Давыдов! Просто бессовестно потрясающий.
        Он самодовольно хмыкнул, однако скулы у него предсказуемо заалели, и Катя удовлетворенно погладила его по щеке. Он перехватил ее руку и прижался к ладони губами. Катя сладко вздохнула и закрыла глаза от удовольствия.
        В комнате стояла совершенно удивительная тишина, и только дождь стучал по подоконнику. Кажется, Рома с сегодняшнего дня полюбит дождь.
        Он погладил еще пальцами Катину ладонь, а потом зацепился взглядом за знакомый оранжевый браслет на ее запястье. Не хотелось нарушать такое необыкновенное умиротворение, но любопытство оказалось сильнее.
        - Кать, - протянул ее имя Рома. - Ты в хиппи подалась?
        Она открыла один глаз и тут же вспыхнула, поняв, к чему относится его вопрос. И отступать было некуда.
        - Не смей смеяться надо мной, Давыдов! - приказала она и отвела взгляд. - Я же над тобой не смеялась!
        Он провел по браслету пальцем. Лицо у Катюхи было слишком серьезным, чтобы продолжать упражняться в остроумии.
        - Обещание? - уточнил он, не собираясь выяснять, какое именно. Однако Катя неожиданно с силой сжала его руку и резко вздохнула.
        - Обещание, - подтвердила она. - Что верну тебя. Ты был прав: отлично стимулирует.
        Она вызывающе уставилась на Ромку, вдруг смертельно испугавшись в ответ остроты о том, что ей придется носить этот браслет до старости. И никакие недавние признания не успокаивали замершее сердце. Все-таки она так жестоко обидела Ромку, что он может и не простить.
        Он одним резким движением разорвал браслет и сжал его в кулаке. Ошеломленная, Катя перехватила его руку и умоляюще воззрилась на него. Рома повел плечами.
        - Что? Вернула же - можно снимать.
        - Точно вернула? - потребовала подтверждение Катя. Рома улыбнулся и поцеловал ее в губы.
        - Абсолютно, - весело сказал он, однако тут же поцеловал Катю куда более долгим и непростым поцелуем. Катя приникла к нему всем телом, понимая, что пришло время разговоров, и Рома начал первым: - Теперь рассказывай, что там не так с Бессоновой? Мы с ней расстались черт знает когда и ни разу даже не заикались о любви.
        Катя вздохнула. Рассказывать о собственной дурости сейчас, когда от ее признаний и извинений как будто бы уже не зависела судьба, было не в пример сложнее, но, наверное, еще более необходимо. И Катя рассказала. Положив Ромкину ладонь себе под щеку, мужественно выдерживая его недоуменный взгляд и ни словом не приукрашивая ни своей неуместной ревности, ни столь же неуместных сомнений в Ромкиной честности. И чем больше говорила, тем сильнее убеждалась в том, что никогда больше не позволит себе ни того ни другого. В Ромке нельзя сомневаться. Он не способен на предательство.
        И его первые же слова подтвердили этот вывод.
        - Катька, прости! - с горечью проговорил он и, прижав Катю к себе, уткнулся лицом ей в волосы. - У меня просто настроение хорошее было - мы в кино с тобой собирались. Я с тобой вообще себя не узнаю, все время на ребячество тянет. Хочется лихим гусаром перед тобой казаться, чтобы ты…
        - Ахала и глаза закатывала от восхищения? - поддержала его Катя шуткой, чувствуя, как сложно даются Ромке эти признания. Поцеловала благодарно его в шею, а потом ущипнула весело за бок. - Я так и делаю, Давыдов, даже если не показываю этого. Но признания в любви отныне хочу слышать только в свой адрес! Даже шуточные!
        - Согласен, - усмехнулся Рома и повел дорожку поцелуев от ее макушки через висок и щеку к губам. Однако в последнюю секунду остановился. - Но и ты мне пообещай…
        - Больше никогда, Ром! - выдохнула Катя и порывисто обхватила его за шею. Чувство вины вдруг накатило с такой силой, что даже глаза защипало. - Мне никто не нужен, кроме тебя! Пожалуйста, поверь!
        Он кивнул и нашел в укрытии ее губы. Не хотелось даже думать о том, кто из них больше виноват во всем том сумасшествии, что случилось почти месяц назад. Оба начудили - обоим и досталось. И наверное, не раз еще придется и вспоминать об этом, и сожалеть, и удивляться собственной слепоте, и смеяться над собой, но все это потом. А сейчас хотелось только целовать Катюху, и ощущать ее ответные пылкие поцелуи, и забываться в них, и забывать все оставшиеся позади неприятности, и понимать, что все изменилось. Все на свете изменилось. И Катька…
        …любит…
        - Пообещай, что будешь задавать мне вопросы, на которые хочешь получить ответы, - наконец договорил Рома, глядя на Катю совершенно явно осоловевшими глазами. От нее почти невозможно было оторваться. А когда она сама еще и прижималась к нему так крепко, и обвивала его ноги своими ногами, и почти не давала дышать в своих объятиях…
        Кажется, он сглупил, когда захватил всего один презерватив…
        - Обещаю, - заулыбалась Катя и погладила его по груди. С ума сойти, как ей это нравилось. Как нравился весь Давыдов - от взъерошенных - ее стараниями - черных волос до крепких ягодиц, которые так и тянуло снова пощупать. Интересно, что Ромка скажет, если она попробует еще раз его соблазнить? Кажется, она уже чересчур по нему соскучилась. - Но тогда тебе придется на них отвечать, Давыдов.
        Рома чуть удивленно поднял брови, но, пожалуй, ее условие было вполне справедливым.
        - Договорились! - согласился он и вгляделся в такие завлекающие голубые глаза. Мысли ретировались с совершенно космической скоростью, но за одну из них Рома все же зацепился. - Хочешь в душ? Там тесновато, правда, но…
        - Целоваться не помешает? - лукаво спросила Катюха и сжала его руку. Рома закрыл на мгновение глаза, не веря собственной удаче.
        - Нет, не помешает, - пообещал он, и Катя удовлетворенно засмеялась.
        Глава 30
        Как ни пытались они растянуть удовольствие, а возвращаться на грешную землю все же пришлось. Некоторые вопросы требовали немедленного прояснения, потому что от них зависело будущее.
        Рома выбрался из постели, чтобы встретить курьера с заказанной пиццей: не тратить же, на самом деле, такой день на магазины и готовку, - а когда снова зашел в комнату, увидел на себе озабоченный Катюхин взгляд. В одной Роминой футболке, достающей ей до середины бедра, она выглядела безумно возбуждающе, но вот вопрос задала из отвратительно неромантичной темы:
        - Ром, а как же университет?
        Что ее подвигло на него именно сейчас, стоило только догадываться. Может, вынашивала с самого прихода, может, учебники на полке напомнили. Рома поморщился и ответил откровенно, как обещал:
        - Я не вернусь, Кать. - Он обвел руками свою каморку и находящийся за стенкой торговый зал. - Не сказать, что мне нравится все это, но здесь хоть какая-то свобода. От неусыпного контроля твоего и моего отцов я устал.
        Катя горько вздохнула: она слишком хорошо понимала Ромку, чтобы возражать. Но так же и понимала, что нынешняя жизнь совсем не для него. С его умом и его целеустремленностью он может добиться в жизни очень многого. Но для этого ему нужно образование. А они со Строевым и старшим Давыдовым Ромку его лишили.
        - Но ты же не можешь так… всю жизнь, - осторожно проговорила она, не зная, как начать уговоры. Рома улыбнулся.
        - Всю жизнь и не буду: нанялся до конца лета, - объяснил он. - Попробую пересдать английский и заново поступить сразу на IT. Если не получится, еще заочка есть. Была мысль вообще в другой город податься, но на кого я тебя тут оставлю?
        Она притянул Катю к себе и легко поцеловал ее в поникший нос. Ну подумаешь, год потеряет, было бы из-за чего расстраиваться. Тем более сегодня.
        - Ром, я поеду с тобой в любой город, если ты позовешь, - негромко проговорила Катя и погладила его по груди. - Переведусь в другой универ или поступлю заново: никто меня не остановит. Но я девчонка, мне все равно. А у тебя больше не будет отсрочки, даже на очном. И… может так случиться…
        Рома поморщился: да, об этом чудесном правиле он тоже знал. Вот только если еще вчера на него было плевать, то сегодня оно вдруг высветилось годовой разлукой с Катюхой. И кажется, именно это ее и расстраивало.
        - Кать…
        - Целый год! - со стоном выдохнула она, подтверждая его предположение. - Целый год, Ромка! Я с ума без тебя сойду! Я за месяц почти сошла, а тут в двенадцать раз больше! И не увидеться даже, не поговорить, не обняться! А ты!..
        - Кать, - снова позвал Рома, не зная, что ей сказать, но Катюха не была бы самой собой, если бы не решила все за него. Отскочила неожиданно, повернулась спиной, несколько раз напряженно вздохнула, потом снова посмотрела на Рому. В глазах у нее было знакомое непробиваемое упрямство.
        - В общем, Ром, глупости все это! - прежним своим президентским, не терпящим возражений тоном сказала она. - Я шла сюда, чтобы исправить допущенную по отношению к тебе несправедливость, и должна это сделать.
        Рома открыл было рот, чтобы сообщить, что она вообще не несет никакой ответственности за его не сложившиеся с универом отношения, но Катюха ему не позволила.
        Шагнула вперед и проникновенно заглянула в глаза.
        - Ты должен учиться, Ром! - заявила она. - Я знаю о вашем разговоре со Строевым, но это все поправимо! Отец - адекватный человек, он не станет портить тебе будущее из-за этого недоразумения! Тут дотянуть-то полтора месяца, а потом…
        Рома скрипнул зубами: значит, так и не поняла.
        - Меня не хочешь послушать, Кать? - довольно-таки резко поинтересовался он, но Сорокина словно бы его и не услышала.
        - Ром, я очень виновата перед тобой! - без всякого, однако, признака вины продолжила она и снова отошла. Отвернулась. - Этот дурацкий спор, из-за которого отец так разозлился… Но я все исправлю, честное слово! Я все-все ему объясню, чтобы у него не было ни малейшего повода к тебе придраться! Только пожалуйста, не делай сейчас опрометчивых поступков! Не ломай себе жизнь из-за моих глупостей! Ты-то тут совсем ни при чем…
        Рома слушал ее молча. В душе творилось черт знает что, потому что он слишком хорошо знал, что дорога в универ ему отныне закрыта, а Катюха не допускала даже мысли о том, что проблема вовсе не в ультиматуме Строева. Как и почти год назад, она полностью исключила из своего уравнения Ромино желание и данное им слово. Но в этот раз он не собирался ей потакать.
        - Тебе не придется даже со Строевым встречаться, я сама все сделаю, обещаю! - почти что весело заключила между тем Катя и наконец посмотрела на него. Осеклась. Ромкино лицо было непривычно мрачным и каким-то… упрямо непроницаемым. Катя хлопнула глазами. - Я… что-то не так говорю, Ром?
        - Отлично, Катюх! - жестко сказал он, но в противовес его словам Кате стало холодно. - Давай, решай мои проблемы, раз тебе это так нравится! Оправдывай меня перед отцом, закрывай мои прогулы, можешь здесь заодно поработать, пока я за партой лекции строчить буду! Я же сам ни на что не способен! Меня же надо за ручку водить и следить, чтобы я снова где не накуролесил! Болван Давыдов, с ним же так удобно в хорошую девочку играть! А он и пикнуть в ответ не посмеет! Да?
        Катя смотрела на него во все глаза. Внутри слишком быстро росла паника. Неужели он решил, что она не заботится о нем, а снова хочет его прогнуть? Просто так, по привычке? А она…
        Вот же идиотка!
        - Да нет же, Ром, нет, ты что! - она бросилась к нему и стиснула до боли руки на его шее: все остальное вмиг стало безразлично. - Я вовсе не хочу, чтобы ты!.. Я бы ни за что!.. Прости, я опять глупости делаю, вместо того чтобы задать вопрос! Но я не собиралась, правда!.. Не сердись, пожалуйста, я больше никогда так не буду, честное слово! И браслет завяжу, чтобы!..
        - Какой вопрос? - глухо спросил Рома, прижимаясь щекой к ее виску. Потихоньку отпускало. А ведь запросто бы все испортил из-за своей гордыни. Нет, даже собственный опыт ничему не учит.
        - Чего хочешь ты? - прошептала Катя и несколько раз горячо поцеловала его в шею. На шее остались ее слезы. Вот и приплыли.
        Рома подхватил ее бедра, устроил на своих и ровно так перенес Катю на диван. Сел, подтягивая ее к себе, зарылся пальцами в спутавшиеся рыжие локоны. Она отворачивалась, прятала лицо, и у него нашелся только один ответ:
        - Тебя, Катька! Я все время хочу тебя! И не могу отпустить!
        Она наконец подняла голову, и глаза ее засияли.
        - Не отпускай меня, Ром, - шепнула она. - И я тебя не отпущу!
        Он впился в ее губы, стягивая с нее футболку. Кто сказал, что у двух неумех не может быть жаркого секса? Когда между двух огней, когда страсть захватывает с головой, когда друг без друга невозможно даже дышать, когда весь мир - в этих глазах, в этом огне, в этой жадности, в этом обоюдном желании - и обоюдном же наслаждении? Нет, не отпустит и никому не отдаст! Если надо драться, будет драться! Слишком часто отступал. Слишком легко сдавался.
        - Катька…
        - Я буду задавать тебе вопросы, Давыдов! - едва дыша, пробормотала она. - Часто-часто… Постоянно… И ты будешь на них отвечать…
        Рома, расхохотавшись в голос, прижал ее к себе. Как здорово, что Катюхина одежда нисколько не высохла - они проверяли. Отличный повод не отпускать ее домой. А уж согреть ее у Ромы, кажется, получалось.
        - Со всей искренностью, Катюх! - пообещал он. - И с огромным желанием!
        Забытая пицца остывала на микроволновке, но до нее никому не было дела. Катя, усевшись на Ромкины бедра, с удовольствием изучала его, нежно водя пальцами по все еще влажной коже. Слева, под самыми ребрами, был едва заметный шрам, и Катя, погладив его, глубоко вздохнула.
        - Это… после того случая, да, Ром? - чуть придушенно спросила она. - Когда ты нас с Сонькой спасал?
        Он улыбнулся и погладил ее двумя ладонями по талии. Катюха просто не представляла, какой красивой была. И как сносила голову.
        - Кто кого еще спасал, - резонно заметил он. - Вы с Бессоновой так уделали того придурка, что он явно товарищу позавидовал. Ну а шрамы, в конце концов, украшают гусаров. Да и вспомнить есть что.
        Последние фразы Рома сказал специально, чтобы стереть с Катюхиного лица озабоченное выражение. Не хватало еще, чтобы она виноватой себя за его ранение чувствовала. С нее станется.
        - Ром… - ну вот, пожалуйста, уже и придумала себе новую ответственность. Вечный президент. - Ты, наверное, тогда решил, что я гордячка неблагодарная и не способна оценить, что ты для нас с Сонькой сделал и как рисковал…
        Рома усмехнулся: ну почти. Но правду она точно не узнает.
        - Кать, забей, - посоветовал он, но она мотнула головой. От Ромкиных рук было тепло и щекотно, когда браслеты слегка царапали кожу, а ей надо было все объяснить. Прямо сейчас. Хотя, возможно, момент был совсем неподходящий.
        - Я… крови боюсь… жутко… прямо до обморока, - выдохнула она и накрыла Ромкины руки своими. - И когда на боку у тебя увидела… Ладно Сонька сразу все поняла, утащила тебя. А мне потом так стыдно перед тобой было, что я даже глаз на тебя поднять не могла. Президент, называется, а первую помощь оказать не способна…
        - Ох, Сорокина, - рассмеялся Рома и притянул Катюху к себе, неожиданно сильно захотев ее поцеловать. - Прощаю тебе твою слабость. Я вот жаб боюсь до судорог, так что не вздумай при мне в лягушку превратиться. А то тоже буду по гусарской доблести страдать и тебя стороной обходить.
        Катя хихикнула, а потом сладко ответила на поцелуй, вытягиваясь на Роме всем телом. И что, спрашивается, могло быть лучше, чем просто валяться вот так вдвоем в постели, говорить о всяких пустяках и целоваться по поводу и без повода? Проблемы вернутся завтра и завтра будут решаться. Сегодня они имели право просто быть друг у друга.
        - Катюх, а Катюх, - Рома дунул в рыжую челку, собираясь задать совершенно бредовый вопрос, - как думаешь, у нас с тобой сейчас свидание? Вроде бы все атрибуты против: ни цветов, ни свечей, ни романтического ужина. И обстановка, мягко говоря, не вдохновляющая…
        - Совсем не вдохновляющая, - согласилась Катя и глянула вокруг. - Развращающая. И ты, Давыдов, самый главный развратник. Ни цветов, ни стихов - а девушку в постель уложил. А еще от своего гусарского наследия открещивался.
        Рома рассмеялся: развратником его еще никто не называл. Но если Катюхе после всего их сегодняшнего разврата хотелось стихов…
        Он подтянул ее еще выше и прижался подбородком к виску.
        - Томительный, палящий день
        Сгорел; полупрозрачна тень
        Немого сумрака приосеняла дали.
        Зарницы бегали за синею горой,
        И, окропленные росой,
        Луга и лес благоухали.
        Луна во всей красе плыла на высоту,
        Таинственным лучом мечтания питая,
        И, преклонясь к лавровому кусту,
        Дышала роза молодая.[4 - «Вечер в июне» Д.В. Давыдов (1826 г.) (прим. авт.).]
        Катя, в первую секунду изумленно хлопнувшая ресницами, следом заулыбалась и прильнула растроганно к Ромке. Она и не думала, что это может быть так приятно.
        - Мне еще никто никогда не читал стихов, - прочувствованно прошептала она, когда он закончил и с быстрым вдохом уткнулся носом ей в волосы. - Спасибо, Ром!
        - Предкам спасибо, - смущенно пробормотал он. - Один сочинил, другой заставил выучить. Не думал, что когда-нибудь пригодится.
        Катя тепло улыбнулась и прижалась губами к его щеке. Стесняющийся своей сентиментальности Ромка был до невозможности милым. А мысли о том, что стихи он читал ей голышом, прижимая к самому сердцу…
        - Ром… - Катя поскребла ногтями по его груди. - Мне сказать тебе кое-то надо. Только обещай, что не рассердишься. Хотя бы не сейчас.
        Он повел плечами и чуть напрягся, не зная, к чему готовиться.
        - Обещаю.
        Катюха вздохнула и спряталась ему под мышку. Невдохновляющее начало.
        - Я отца твоего дураком обозвала, - созналась в хулиганстве она. - Может, он и умолчит, конечно, об этом, но если тебе вдруг снова достанется, то это из-за меня. Прости!
        Голосок у нее дрогнул, и Рома сильнее сжал руки. Катюха тут же обхватила его поперек груди.
        - Я просто тебя искала и маме твоей звонила, - забормотала она, прежде чем он успел ответить. - А он сказал, что не знает, где ты, и что… - тут Катя осеклась, не уверенная, что Роме стоит слышать все подробности их разговора. Однако он сам продолжил, и весьма спокойно:
        - Что у него больше нет сына, в курсе, - Рома с нежностью погладил ее по щеке. - Ты моя героиня, Катюха! Я всегда твоей смелости поражался, но тут ты просто сама себя превзошла.
        - Да, Ром!.. - возмущенно выглянула из своего укрытия она. - Я же не за тем совсем!.. Я объяснить хотела!.. Чтобы ты не думал!..
        - Героиня! - весело повторил Рома и притянул ее к себе. Он все понимал, но не хотел сейчас об этом говорить. Хотел просто до очередного опьянения целоваться с Катюхой, избавляясь от всех былых невзгод и отгораживаясь от будущих. И ничего лучше ее поцелуев - сначала чуть встревоженных и виноватых, а потом жгучих, требовательных, терзающих, присваивающих - на свете не было.
        Но, кажется, этот самый свет сговорился против них. Потому что едва у Катюхи сбилось дыхание, как комнату огласила резкая, неприятная музыка, и Катя, вздрогнув, ошалело уставилась на свою сумку.
        - Строев? - усмехнулся Рома, и не думая отпускать ее от себя: поставленный Катюхой на папашу жуткий звонок он выучил еще в первую ночь. Но Катя вдруг рванула к сумке, вытащила из нее телефон и приняла вызов.
        - Пап! Прости, я не позвонила! Обещала же!..
        Рома вытаращился на нее, как на какую-то диковину. Давно ли Строев стал для Катюхи «папой»? И давно ли она прониклась к нему такой преданностью?
        - Ты обещала позвонить, если потребуется помощь, - напомнил Кате в ответ отец. - Я правильно понимаю, что она не нужна?
        Катя счастливо заулыбалась. Сегодня она узнала о любви к ней сразу двух самых близких и самых необходимых мужчин. Лучший день в ее жизни!
        - Правильно, - подтвердила она и, кажется, немного покраснела: щекам, во всяком случае, стало жарко. - И… не ждите с мамой меня сегодня. Я останусь у Ромы.
        Брови у Ромки взметнулись в изумлении вверх, и Катя только сейчас поняла, что ничего ему не объяснила. И он, кажется, до сих пор уверен в действии Строевского ультиматума. А Катя еще пыталась уговорить его вернуться в университет.
        Совсем разум от любви потеряла.
        - Катюш, я понимаю, что не вовремя, - неожиданно проговорил отец, и Катя против воли напряглась. Уж не слишком ли рано она поверила отцу? Не стоило ли быть поосторожнее? - Но мы тут побеседовали с Мариной, - продолжил между тем тот, - и… В общем, дай мне Романа, пожалуйста. А то не по-человечески как-то получается.
        - Х-хорошо, - чуть запнулась Катя и не слишком охотно передала трубку Роме. А потом со всевозрастающим волнением смотрела на него, пока он, сев на кровати, разговаривал со Строевым. Очень серьезное, скорее, даже суровое выражение Ромкиного лица заставляло ее все сильнее сжимать за спиной руки и пытаться из коротких Ромкиных ответов понять, что же задумал отец. И во что она опять втравила любимого парня. Нет, она головы поотрывает всем, кто только задумает его обидеть! Он теперь не один! И за него Катя объявит войну хоть целому миру!
        - Спасибо за откровенность, Константин Витальевич, - совершенно спокойно сказал между тем Ромка. - Рад, что мы наконец поняли друг друга.
        Он выслушал еще какую-то фразу в ответ, потом кивнул и вернул Кате телефон. Катя смотрела на него во все глаза. Это была просто невероятная картина: голый, едва прикрывшийся простыней отступник Ромка Давыдов говорил с ее отцом таким тоном, словно именно тот был набедокурившим студентом-первокурсником, а он - умудренным опытом деканом, готовым за своей мудростью простить проказы и дать еще один шанс. Потрясающий парень!
        Кажется, за последние несколько часов Катя влюбилась в него в десять раз сильнее.
        - Кать, у меня странное чувство, - Рома постучал ладонью по кровати, предлагая сесть рядом с ним. - Твой отец выдал мне сейчас целую лекцию о том, как он был не прав и как хочет оставить все былые недоразумения между нами позади. Черт, Кать, да даже ты со своими ультиматумами не заставила бы Строева признавать ошибки в том, в чем он их не видит. Чего я не знаю?
        Катя моргнула, удивленная не меньше него. Нет, отец обещал, конечно, извиниться лично, если билеты не помогут, но Катя еще даже не поднимала эту тему. Или так отец понимал «по-человечески»?
        Положа руку на сердце он был прав.
        - Я сказала ему лишь то, что ты не виноват в споре, - честно ответила Катя. - Что это я тебя попросила, а ты не смог мне отказать.
        Рома исподлобья посмотрел на нее, потом поднялся и прошелся по комнате. Шаг туда, шаг назад.
        - Тогда я уже вообще ничего не понимаю! - развел руками он.
        Катя тоже встала и с нежностью обняла его за шею. А вот она наконец все поняла.
        - Просто я думала, что он не любит меня, а оказалось, что любит, - улыбнулась она. - Он и найти тебя помог, и сюда привез, и велел не отчаиваться, и еще… - она снова бросилась к сумке и вытащила оттуда конверт, - вот.
        Рома нахмурился.
        - Катька!.. - предупреждающе начал он, тоже, очевидно, решив, что там деньги, но Катя уже достала два билета и развернула их к Ромке. Он закашлялся. Катя, улыбаясь, ждала.
        - Вы сумасшедшие! Оба! - наконец выдал Ромка и, не одеваясь, вышел из комнаты. Катя хлопнула глазами и непонимающе огляделась по сторонам. Что теперь она сделала не так? Кажется, вообще ни слова не сказала. Просто передала отцовскую просьбу. И… что теперь?
        Без Ромки моментально стало холодно, и Катя натянула на себя простыню. Упаковалась в нее с головой, скрестила ноги на кровати, и так сидела в домике до самого Ромкиного возвращения, не желая придумывать никаких несчастий и ожидая его решений.
        К счастью, он не заставил себя долго ждать. Прошлепал через комнату обратно - босиком и почему-то с мокрой головой - и, забравшись на кровать, обнял Катю сзади. Она тут же расслабилась и откинулась на него. Он сладко поцеловал ее в висок. Потом в щеку. Потом за ухом. Потом в шею. Потом в плечо. Мокрые черные волосы лезли Кате в лицо, но лишь потому, что она тоже пыталась поцеловать Ромку, а он никак не давался. Его руки крепко обвивали ее талию, и Кате оставалось только гладить его ноги, потому что не трогать его совсем она просто не могла. Особенно когда его горячие губы все настойчивее волновали шею, а ладони, проникнув под простыню, уже подбирались к груди…
        Но тут Катя накрыла их своими руками, останавливая.
        - Ты ведь что-то решил, Ром? - неожиданно осознала она. - Расскажи мне, пожалуйста!
        Он усмехнулся и потерся носом о ее ухо. Сорокину не проведешь. Но ему нравился свой выбор.
        - Билеты завтра верну Строеву. А в остальном последнее его предложение меня устраивает.
        - Какое предложение? - напряженно спросила Катя, скрестив пальцы на удачу. Рома поцеловал ее в висок.
        - Сдать экзамены экстерном и спокойно дорабатывать до сентября, как договаривался. А на второй курс - уже на IT. Если, конечно, сдам.
        - Обязательно сдашь, Ром! - в одновременном облегчении и возбуждении воскликнула Катя. - Что у тебя там? Математика в трех видах? Так это тебе на один зуб, это даже папа говорил! Компьютерные науки? Вообще не обсуждается!
        - Философия, - пожал плечами Рома: вот что не давалось, так не давалось. Но Катя и тут не нашла причин для уныния.
        - По философии я тебя поднатаскаю! - уверенно пообещала она. - Там на самом деле ничего сложного, надо только отключить технический мозг!..
        - Отключить мозг? - хмыкнул Рома и нежно погладил ее по щеке. - Кажется, я знаю, как это делается.
        В глазах у него промелькнуло такое искушение, что у Кати тут же стали пропадать здравые мысли.
        - Кажется, я тоже, - шепнула еще она - и говорить больше оказалось совершенно не о чем…
        Эпилог
        В гости Сонька заходить отказалась категорически, заявив, что хочет отметить окончание первого курса в кафе с размахом. Катя не стала возражать, тем более что в ее квартире сейчас царил бедлам в связи с переездом родителей, а приглашать в Ромкину Катя не чувствовала себя вправе. Хоть именно там они теперь жили вместе. Мама считала, что рано. А Катя с того самого дня примирения расстаться с Ромкой так и не смогла.
        На счастье, с ним они в этом оказались солидарны.
        Она как сейчас помнила, как после первой общей ночи они прощались в университетском коридоре. Кате надо было в аудиторию на пару, а Роме - в деканат, чтобы договориться со Строевым об экзаменах, и обратно в магазин. А они стояли, хотя уже прошли все сроки, держались за руки и молчали. И словно порывались что-то сказать, но всякий раз останавливались.
        Катя не выдержала первой.
        - Ром, а можно… - вдохнула она, глядя, как он перебирает ее пальцы и поглаживает то один, то другой, - я вечером к тебе загляну? Или ты занят будешь?
        О том, что у Ромки полно работы и помимо официальной, Катя знала не понаслышке, и не могла позволить себе лишить его заработка. Но от одной лишь мысли, что сегодня они больше не увидятся, ей хотелось плакать. Даже считая Ромку предателем, она почти не могла без него. А теперь не могла совершенно.
        - Я собирался встретить тебя после лекций и заманить к себе под предлогом занятий философией, - заулыбался он, а потом вдруг порывисто привлек ее в себе. - Не хочу расставаться, Кать! Скажи, что уже пора…
        - Не скажу! - замотала головой она и обхватила его крепко-крепко за талию. - Ни за что!
        Целовались они потом вкусно и долго, и Катя, конечно, опоздала на урок, и все пары только и думала о Ромкином обещании, но зато потом бросилась ему на шею, заглянула в счастливые черные глаза, растаяла в таких крепких и долгожданных объятиях…
        Больше даже вопроса не было о том, чтобы провести хоть одну ночь отдельно. Катя делала уроки, согнувшись в три погибели у витрины, и мешалась Ромке с его компьютером, и постоянно отвлекалась, чтобы поцеловать его или ответить на поцелуй, а потом бегала за продуктами, чтобы сообразить какое-нибудь необыкновенное блюдо в микроволновке, а они забывали о нем, едва на окнах магазина закрывались жалюзи.
        Только совсем недавно они вернулись в Ромкину квартиру на четвертом этаже. Старший Давыдов позвонил сам, и Катя не знала, о чем они с сыном беседовали, но впервые после разговора с ним Ромка не хмурился, а добродушно усмехался и утверждал, что Катюхино обаяние способно творить чудеса и растопить даже гусарское сердце. Катя пробовала выяснить, как сам Ромка относится к этому решению и не уязвило ли оно его, а в ответ получила совсем уж неожиданное:
        - Я теперь не один, Катюха, и не имею права думать только о себе.
        Пыталась было поспорить и объяснить, что она всегда будет на его стороне, но куда там. Ромка только утянул ее в постель и не выпускал из нее до тех пор, пока Катя не признала его абсолютную правоту. А он не признался, что она для него важнее любых амбиций.
        И ни разу они больше не поссорились.
        - Цветешь, подруга! - оценила Катю наметанным взглядом вместо приветствия Сонька и только после этого обняла. Катя улыбнулась, зная, что это не пустой комплимент, особенно если сравнить ее нынешнюю с той Сорокиной, что Сонька видела в последний раз. Но тогда Катя изнывала от предательства, а теперь купалась в любви. И знала, кого благодарить за собственное преображение.
        - Ты тоже похорошела, - искренне ответила Катя и по достоинству оценила необычное оживление на круглом Сонином лице. - Новое увлечение? Или наконец все серьезно?
        Сонька усмехнулась и вернулась к своему коктейлю. Судя по наполовину опорожненному бокалу, она сидела здесь уже какое-то время, хотя и Катя пришла раньше назначенного срока.
        - Не так серьезно, как у тебя, Катюха, - с легким вызовом заметила Соня, но Катя и не подумала обижаться на этот вызов. Да, у нее все очень серьезно. И да, лучше этой «серьезности» с ней ничего еще не случалось. - Давай рассказывай, как она, семейная жизнь: может, и мне захочется попробовать.
        Катя снова улыбнулась: как, на самом деле, можно рассказать о счастье? Оно не укладывалось в какие-то рамки, его нельзя было разложить по полочкам, им не хотелось хвастаться не в боязни спугнуть, а в ощущении того самого чуда, у которого нет секретов. Просто Катя разглядела это чудо там, где другие проходили мимо. И не уставала им восхищаться.
        - Мне нравится, - честно ответила она. - Я даже не знала, что люблю готовить и гулять по вечернему городу. Жалко только, что Ромка почти каждый день работает, даже сегодня не сумел пораньше освободиться.
        - Ладно, - махнула рукой Сонька и придвинула Кате меню. - Главное хоть с учебой его разрулили. Если не дождусь твоего айтишника, поздравишь его от меня с удачным переходом на желанную специальность: сама теперь что-то опасаюсь ему звонить.
        Катя отвела глаза: глупая история трехмесячной давности все еще накрывала стыдом и царапала отголосками боли. Нет, Катя больше не ревновала: Рома все ей доказал, да еще и не по разу. А вот сны из того отвратительного месяца порой снились.
        И, что безумно трогало, не только ей.
        Около недели назад она проснулась оттого, что Рома посреди ночи вдруг резко сел в постели и с надрывом выдохнул:
        - Катька!
        Потом извинялся за беспокойного соседа, ничего не объясняя, да Катя и не спрашивала. По себе знала, что лучший способ избавиться от ночных кошмаров - это жаркие объятия и не менее жаркое продолжение, так что переживать по этому поводу особо и не приходилось.
        - Рома вернул себе прежний номер, - уткнувшись в меню, ответила она. - А мне вернул разум. Так что можешь звонить, Сонь: истерить больше не стану.
        - Верю! - просто ответила Сонька и ткнула пальцем в один из десертов. - Вот этот попробуй: вместе с ложечкой проглотишь.
        Катя удивленно приподняла брови.
        - Ты вроде последний год в Питере провела - откуда знаешь?
        Сонька закатила глаза - и не ответила. Глянула в экран своего телефона и как-то раздраженно фыркнула.
        - Опять копаешь, Сорокина, там, где не надо! - неожиданно резко заявила она. - Научись уже принимать вещи такими, какие они есть, а не искать в них тайный глубокий смысл! Тогда и жить станет не в пример проще!
        Катя хмыкнула от такого выговора, но ни возражать, ни возмущаться не стала: в конце концов, и Соня имела право на плохое настроение. Кто там знает, как полет прошел или какие неприятности у нее дома. Катя, кажется, настолько увлеклась Ромкой, что совершенно забыла о подруге.
        А вот Соня, что характерно, не забывала.
        Чтобы больше не сердить ее, Катя заказала фиолетово-коричневый тарт и малиновый чай. Ромка недавно обмолвился, что ему очень нравится, как от нее пахнет летом и ягодами, и даже в его отсутствие ей захотелось сделать ему приятное. Интересно, если в следующий Ромкин выходной утащить его в лес собирать землянику? Катя ведь не удержится, начнет есть ее сразу в лесу - ягодка за ягодкой, а Ромка, Ромка…
        Глупая улыбка сама растянула губы, и Сонька, заметившая это, закатила глаза.
        - Не узнаю я тебя, Сорокина, - как будто бы пожаловалась она. - Я была уверена, что ты все шесть лет будешь думать об одной только учебе, жить в проектах, завоевывать гранты, может, даже за границу на стажировку уедешь - с твоим характером у тебя другого пути просто не было. Почему спустя двенадцать лет дружбы я узнаю, что есть еще и Катюша Сорокина, готовая бросить карьеру ради того, чтобы подавать ушлому Давыдову завтрак в постель и протирать монитор его компьютера, чтобы ему ничего не мешало клепать свои игрульки?
        Катя нахмурилась, но не столько из-за нарочно обидных слов Бессоновой, сколько из-за того тона, каким они были сказаны. Сонька всегда была за Катины отношения с Ромкой и искренне радовалась, когда они наконец выяснили отношения, и Катя верила той ее радости. Что изменилось сейчас? И почему?
        - Я сдала сессию на отлично, а проекты начнутся только в следующем году, - отставив пока сентиментальность, заметила она. - Но не в этом же дело, Сонь? У тебя какие-то проблемы?
        - Откуда бы? - огрызнулась Бессонова и впилась в коктейльную трубочку. - Я не влюбляюсь и не страдаю! А если какой-нибудь неудачник рассчитывает на обратное, то он кретин и проблемы будут у него!
        Никакие другие слова не смогли бы столь же верно убедить Катю в своей правоте, как нынешние Сонькины. А еще она отлично знала, как в этом случае вести себя.
        Катя поставила локоть на стол, оперлась на ладонь подбородком и улыбнулась со всем любопытством. Как же давно, на самом деле, у нее не было повода так сделать. И как давно они с Сонькой не беседовали по душам.
        - И чем же сей поганец не угодил тебе, Бессонова? - испытующе поинтересовалась она, но тут же исправилась: - Сонь, а если честно: может, стоит иногда убрать колючки и попробовать по-другому?
        Сонька сверкнула глазами и нахохлилась даже не кактусом, а ехидной, и не думая подпускать Катю к себе.
        - Чтобы в ответ получить, что у него нет на меня времени? - она ухмыльнулась и начала что-то быстро набирать на телефоне. - Скажи, Сорокина, как часто тебе Роман предлагает дождаться своей очереди? - Катя покачала головой: никогда. Он бросал все дела, чтобы выкроить любую лишнюю минутку с Катей, и она не могла представить себе ситуацию, когда Ромка отодвинул бы ее даже ради собственной игры. Правда, Катя и не злоупотребляла проверками. А вот Сонька легко могла. - Вот то-то и оно, - совершенно правильно интерпретировала Бессонова ее молчание. - Так что нет, Катюха, никакой любви, ну ее в баню! Мне, конечно, завидно на вас с Давыдовым смотреть, но, поверь, это белая зависть. Давно я вас шипперила, да все мимо кассы.
        - А почему мне про Ромку никогда не говорила? - задала давно мучивший ее вопрос Катя. - Если знала, что я ему нравлюсь…
        Она была уверена, что подруга закатит глаза и переведет разговор на другую тему, но Соня неожиданно ответила - очень тепло и немного грустно:
        - Не хотела все испортить излишней поспешностью. Ты же Давыдова в школе в упор не замечала; ты вообще никого из парней тогда не замечала, считала их чудиками из детского сада. Ну сказала бы я тебе про его интерес, ты бы только сильнее колючки выпустила и вообще его к себе не подпустила. А я, знаешь, в долгу у Романа за то апрельское спасение. Вот и надеялась, что ты хоть со временем его оценишь: все-таки соседи, один универ, да и у тебя рано или поздно должны были взыграть гормоны. Я только не рассчитывала, что они на другого парня взыграют. Как про Олега узнала, в ужас пришла, а когда ты еще и про затею эту вашу рассказала, и про то, что ты Ромку вынудила проспорить тебя другому…
        Катя почувствовала, что щеки у нее запылали. Все-таки в некоторых делах она была беспросветной дурой.
        - Если б я знала, что Ромка… - пробормотала она, но Соня не дала ей продолжить.
        - Ладно, в прошлом уже все, - смилостивилась она и широко улыбнулась. - Зато теперь я могу наконец спокойно вздохнуть и не беспокоиться о брошенной подруге: она не пропадет.
        - Теперь точно не пропадет, - согласилась и Катя, однако тут же посерьезнела и внимательно посмотрела на Бессонову. - Сонь, ты можешь мне не верить после того, что я тогда учудила, но ты должна знать: я всегда тебя выслушаю и поддержу, если будет нужно, и…
        Телефонная мелодия, полившаяся из Сониного телефона, не дала договорить. Нет, Сонька не бросилась сразу отвечать на звонок, напротив: отодвинула от себя трубку на вытянутую руку и с явным интересом уперлась взглядом в экран. Катя посмотрела на нее с удивлением: Сонька не отбивала, а просто ждала, когда звонки прекратятся. Потом положила трубку экраном вниз.
        - Тот самый, сильно занятой? - поняла Катя, и Соня поморщилась. Воспитывает.
        Когда мелодия зазвучала во второй раз, Катя была уверена, что повторится та же история. Однако Соня почти сразу приняла вызов, а вот трубку к уху подносила уже показательно неторопливо. Настолько, что мужской голос Катя услышала раньше, чем Сонино приветствие. Та, нисколько не смущаясь, перебила собеседника:
        - Бессонова, слушаю. А, это ты, - Сонька изобразила безразличие, как будто тот мог ее видеть. - Я твой номер в память телефона не занесла, не рассчитывала, что ты надумаешь перезвонить.
        Сонька явно разыгрывала спектакль, но Катя все равно почувствовала себя неловко: быть свидетельницей чужих разговоров она не любила. А один из них отбил подобную охоту напрочь.
        Она ковырнула десерт, чтобы не смущать подругу. Однако Сонька и не думала смущаться.
        - Извиняю, - с виртуозным спокойствием сообщила она собеседнику. - Нет, не обиделась: я не предупреждала, и ты не обязан был менять из-за меня свои планы.
        Если бы Катя не слышала до этого Сонькиных стенаний по поводу мужского невнимания, она бы поверила ее нынешнему безразличию. Очевидно, поверил и собеседник, потому что на губах слушавшей его Бессоновой промелькнула торжествующая улыбка, а карие глаза заблестели незнакомым оживлением. Ух ты, неужели Соньку кто-то действительно зацепил? Вот бы распытать, но ведь наверняка не скажет. Катя и про Ромку-то узнала совсем недавно, а там два с лишним года прошло. Подружка!
        - В кафе с друзьями: я же говорила, что у нас встреча, - продолжала между тем Сонька. - Часа два-три, не меньше. Потом по родственникам - и завтра на самолет. Не поздновато ли? Ладно, посмотрю, что получится. Потом перезвоню. Ок, договорились.
        Она нажала «отбой» и медленно положила трубку на стол. Катя смотрела на нее во все глаза и ждала пояснений. Но сказала Сонька вовсе не то, что можно было бы предположить.
        - Кать, - она вздохнула и провела пальцем по краю бокала - высшая степень неуверенности для Бессоновой. Катя чуть напряглась и вся превратилась в слух. - Мне нужен твой совет. Ты, конечно, скорее всего, скажешь, что тебя это не касается, и оно действительно не касается, но я хочу быть честной…
        - Я никогда не откажу тебе в совете, - ободряюще проговорила Катя и улыбнулась. - Хотя обычно это и твоя прерогатива. Это… касается звонка, да?
        Сонька посмотрела на телефон и снова вздохнула. Потом усмехнулась.
        - Знала бы, к чему все это приведет… - пробормотала она - и вдруг, зацепившись за что-то взглядом, широко улыбнулась и приветственно раскрыла руки. - Давыдов! Ну наконец-то! А мы уж почти отчаялись!
        - Ромка! - засияла Катя и вскочила ему навстречу, хотя до их столика Роме оставалось всего два шага. Но откладывать сладкий приветственный поцелуй даже на несколько секунд не было никаких сил. Они не виделись больше шести часов - это требовало немедленного возмещения.
        Ромка умудрился прижать ее к себе, хотя руки у него были заняты двумя маленькими симпатичными букетиками, и после нежного и многообещающего поцелуя он протянул один из них - розовый - Соньке, а второй - ярко-оранжевый - Кате.
        - С успешным окончанием сессии! - весело поздравил он их обеих, и Соня чуть иронично выгнула брови.
        - Какой же ты галантный, Давыдов: давно тебя не видела, уже и подзабыла, - заметила она. - Обниматься, извини, не будем, а то прилетит нам с тобой этими букетиками по физиономиям, а у меня еще планы на вечер.
        Катя чуть покраснела и спрятала лицо у Ромы на плече. В последние два месяца она все чаще пользовалась в случае необходимости этим укрытием и все реже принимала бой. Его за нее вел Ромка - и получал от того явное удовольствие.
        - Ты, главное, планам своим не говори, от кого букет, - посоветовал он и трогательно поцеловал Катю в висок. - А то эксперименты не на ком будет ставить.
        Бессонова закатила глаза и не осталась в долгу.
        - Кто бы говорил про эксперименты, так точно не вы с Сорокиной! - в тон ответила она, однако следом неожиданно заулыбалась. - Но как же приятно видеть вас такими, ребята, вы себе не представляете! - тепло добавила она и снова взяла телефон. - Дайте-ка я вас сфоткаю на память: буду в минуты печали смотреть и умиляться.
        В ответ она получила самые жаркие пожелания не печалиться, но пару снимков все же сделала. А дальше первое напряжение и неловкость встречи растаяли в веселых школьных воспоминаниях и рассказах о последнем годе жизни.
        - А помнишь, помнишь, как мы столы в классе повернули задом наперед и стол учительский к шкафам перетащили, чтобы урок сорвать! - весело смеялась Соня и толкала Рому в бок. - А Катюха, когда это увидела, бегала по рядам и грозилась нажаловаться на нас директору, да еще и в местной газете протащить!
        Катя, до сих пор возмущенная тем вандализмом, с которым ей так и не удалось тогда справиться, собиралась было высказать подруженьке пару ласковых, но Рома только притянул ее к себе и с нежностью поцеловал.
        - Но ведь не нажаловалась же, - напомнил он, и Катя растаяла от этой нежности. - Еще и шутку какую-то ввернула, когда историк на нас бочку покатил. Что-то там про фен-шуй.
        - Ну, он же все время нам про энергетику втирал, вот я и решила, что он оценит наши старания, - прыснула она, забавно радуясь тому, что Ромка все помнил.
        - И он оценил, ага, - состроила грозное лицо Бессонова. - Тебе грамоту выписал, а нас заставлял потом каждый урок стол его по классу таскать, чтобы Ци словить…
        И они все вместе покатывалась со смеху.
        Три с половиной часа пролетели незаметно, и Сонька первой, вызвав такси, засобиралась на выход.
        - Сонь, - тронула Катя подругу за руку в уборной, где Рома не мог их слышать. - Ты что-то сказать мне хотела - не думай, что я не помню…
        Однако Сонька только махнула рукой.
        - Не заморачивайся, Катюха, я-то уже точно забыла, - легкомысленно отозвалась она. - Посмотрела на вас с Давыдовым - и решила задачу. А ты пообещай, что больше глупостей делать не будешь! Ромка с тебя глаз не сводит; если умудришься просрать такую любовь, я от тебя отрекусь и в черный список до конца жизни отправлю! И сама… - тут она вздохнула и покачала головой, - никогда больше в любовь не поверю.
        Катя сердечно обняла ее и проводила до такси: Сонька уверяла, что едет ночевать к родственникам, но Катя ей не верила.
        - Обменяет билет и махнет к этому придурку, - сокрушалась она, когда такси скрылось за поворотом, а Рома обнял ее за плечо и потянул прочь от кафе. - Сумасшедшая!
        - Когда было иначе? - улыбнулся он и прижался губами к ее щеке. Катя тут же обхватила его за талию и довольно вздохнула: даже такая невинная ласка наполнила теплом и заставила сердце биться быстрее. На летнем небе собирались тучи, но это вовсе не портило настроение. Ни разу еще Кате не было скучно с Ромкой. И как здорово, что целый вечер сегодня все же остался им двоим…
        - Давыдов! - Катя, переплетя пальцы с Ромкиными пальцами, неожиданно обнаружила на его запястье новый браслет - ровно на том месте, что недавно освободилось от повязанного на поступление на IT. - Ты опять какую-то авантюру задумал? И мне ничего не сказал?
        Рома усмехнулся и потер запястье. Знала бы Катюха, по какому поводу его сегодня торкнуло. Но еще не время.
        - Скажу, как универ закончим, - пообещал он. - А раньше даже не пытай - все равно не узнаешь.
        - Вот как? - шутливо возмутилась Катя и, хитро подобравшись, принялась его щекотать. Да, Ромка боялся щекотки. И она уже отлично знала его слабые места.
        А Рома знал, что единственный способ отвлечь Катюху от экзекуции - это сгрести ее в объятия, прижать до восторженного писка к груди и засыпать поцелуями довольное обожаемое лицо. Самое любимое его занятие. Ну разве что после…
        - Ромка!..
        Дождь обрушился внезапно, оторвав друг от друга и заставив закрутить головами в поисках убежища. Но они застряли на мосту, и никакой надежды укрыться где-нибудь поблизости не было.
        - У меня нет зонтика! - плаксиво пожаловалась Катя, а Рома как-то завороженно взял в ладони ее лицо - такое же мокрое, как два месяца назад, когда она пришла к нему мириться. В груди сильно застучало сердце.
        - У меня тоже, - сдавленно выговорил он, и Катя хлопнула глазами. Потом провела пальцами по его щеке, бессмысленно стирая воду. Вдох получился неожиданно рваным.
        - Как хорошо… - шепнула она - и Рома нашел губами ее залитые дождем губы…
        Бонус
        Окончания Катюхиной учебы Рома не дождался: остановился на защите собственного диплома и прямо из универа отправился в ювелирный магазин. Он давно уже не экономил каждую копейку, найдя стабильную и весьма приличную подработку еще на третьем курсе, а сейчас при вполне себе наработанном опыте и приглашении от «Ланит» в кармане перспективы имел самые радужные и считал себя вправе предложить наконец Катюхе узаконить их отношения. Четыре года - как один счастливый день, и, быть может, глупо было придавать значение таким условностям, как штамп в паспорте, но Рома придавал и не собирался больше откладывать предложение.
        Кольцо выбирал долго - куда дольше, чем следовало бы для собственного спокойствия. Все представлял, как оно будет смотреться на тоненьком Катюхином пальце, и запрещал себе думать о том, что она его не примет. Не потому, что не любит, - нет, в ее чувствах Рома не сомневался все четыре года с момента их первой ночи - а из… Ну, из собственных убеждений, что ли. Она была абсолютно уверена в том, что семью надо создавать осознанно и только тогда, кода оба встанут на ноги и будут представлять собой полноценные сформировавшиеся личности, чтобы не пенять при первых неприятностях на себя и друг друга за поспешность и несерьезный подход к столь серьезному делу, как создание ячейки общества.
        «Ячейки общества» - так она и говорила, когда их разговор касался свадьбы - чужой, разумеется.
        Рома не знал, когда он сформируется как полноценная личность, знал лишь, что до одурения хочет назвать Катюху своей женой. Этому не было объяснения, лишь острая внутренняя потребность, и Рома понимал, что, если она вдруг решит скрасить свой отказ аргументацией, то легко оставит его не у дел, потому что у Ромы доводов не было. Только желание. И абсолютная необходимость.
        С цветами тоже пришлось помучиться, потому что в первых двух киосках не оказалось оранжевых цветов, а у Ромы давно именно этот цвет ассоциировался с удачей и настоящим счастьем, и ни с каким другим букетом отваживаться на подобный шаг он просто не мог.
        Наконец в третьем магазине ему повезло, и яркий, свежий, абсолютно Катюхин букет поднял настроение так, что в собственную дверь Рома звонил уже почти без единого колебания. Он не знал, что будет делать, если Катя откажет, - вернее, знал, потому что ничего ее отказ в их отношениях изменить не мог, - а потому просто запретил себе об этом думать. Гусар не боится ни пули, ни сабли, и настало наконец время это доказать.
        - Ромка?! - Катя распахнула дверь, не глядя в зрачок, и просто оторопела, увидев его на пороге. Господи, она испереживалась из-за чересчур долгой его задержки, не решаясь позвонить во время защиты диплома и не зная, что и думать. Даже радость от заслуженной стипендии Вернадского уже не спасала. Все сроки прошли, а Ромки все не было. Не защитился? Не получилось что-то? Не сошелся с комиссией во мнениях? Ромка упертый и резкий, но не могло быть, чтобы он ошибку где-то допустил! Он же всю сознательную жизнь к этой профессии шел, а тут последний шаг остался. И Кате запретил его встречать, - а теперь стоял перед ней в костюме и с цветами в руках. Нет, не с цветами - с сумасшедшим, ослепительным, восхитительно невероятным букетом, который он молча протянул Кате, а она…
        Она прыгнула на него. Да, как тогда, как в первый раз, когда совершенно не могла терпеть, думать и сомневаться. Когда так хотела Ромку, что забыла обо всех приличиях и других условностях. Когда в секунду отпустило, потому что Ромка вернулся, потому что смотрел на нее с непонятной надеждой и ожиданием, потому что был весь такой словно бы при параде - и потому что она не могла, совершенно не могла без него больше ни одного мгновения.
        - Катька! - он подхватил ее одной рукой под ягодицы, растерявшись и боясь испортить букет, и попытался еще увернуться от ее поцелуев, помня о своей цели и необходимости сначала выяснить исход, - но куда там! Катюха прочно скрестила ноги на его бедрах, обвила одной рукой его шею, впилась в губы, умудряясь второй расстегивать пуговицы на Роминой рубашке. Загривок тут же взмок, а в брюках стало тесно в ожидании скорого удовольствия.
        Черт!
        - Катька, мне поговорить надо!
        - Потом все разговоры, Давыдов! - лихорадочно пробормотала она, запуская свободную руку ему под рубашку и вжимая в повлажневшую кожу. - Сейчас я не могу разговаривать! И думать не могу! Змей-искуситель!
        Рома сунул цветы на какую-то полку, забивая на собственные намерения. Четыре года ждал, и еще подождет! Сопротивляться Катюхе он не мог. И не хотел.
        Он выдрался из ботинок, уже теряя голову от жгучих Катюхиных поцелуев. Да, эта рыжая бестия знала, как его завести, чтобы не было никакой возможности отказаться, и бесстыже пользовалась своими знаниями, когда хотела проверить на Роме собственную власть. И он бросал и работу, и курсовые, и финал мирового первенства по хоккею, чтобы только снова сделать ее своей, снова испытать жар ее любви, снова стать этим единым пульсирующим целым, слаще и важнее которого ничего не было.
        Впрочем, и Рома не отставал в своих притязаниях. Заваливался к Катюхе в душ, домогался ее под романтические фильмы, оттаскивал от плиты, когда телесный голод заглушал обыкновенный, - а Катька постоянно давала поводы. Пресытиться ей было невозможно, и какая, в конце концов, разница, кто из них первым затевал эту чувственную игру? В выигрыше оказывались они оба.
        - Давыдов!.. - преступно низким голосов выдохнула Катя, потому что его горячие ладони уже забрались ей под кофточку и вовсю резвились, заставляя терять самообладание. Но Катя еще помнила, знала, что хочет ему доставить удовольствие. Освободить от этой неожиданно заведшей одежды, уложить на кровать, пройтись по всему его сильному телу, не оставляя ни одного миллиметра без своего внимания, - да, она хотела ощутить Ромку на вкус, хотела вдохнуть его запах, хотела заставить его дышать через раз и едва выговаривать ее имя между неуправляемыми стонами; хотела смотреть на него, хотела трогать его, хотела чувствовать его - и пусть все разговоры на свете подождут! Она слишком соскучилась. А он был слишком желанным.
        Рома позволял ей любые фантазии, не в силах посягнуть на этот бархатный, бездонный, совершенно бесшабашный взгляд, по себе зная, как важно иногда бывает именно так выразить свою любовь. Но, когда его любовь победила благоразумие, он перевернул Катюху на спину и уже сам взялся за дело. Нет, терпи, Катька, теперь моя очередь. Я тоже хочу довести тебя до исступления, услышать такие сладкие мольбы из обычно категоричных уст, почувствовать неукротимый жар, ощутить свою необходимость…
        И сдаться судорожным объятиям и совершенно нереальной близости.
        - Люблю!..
        - Никогда тебя не отпущу, Давыдов! - едва выговорила Катя и ткнулась ему в плечо мокрым от слез лицом. Ромка всегда старался, чтобы ей было хорошо с ним, но сегодня, сегодня… - Сумасшедший…
        Он быстро и жарко целовал ее во взмокший висок. Связных ответов в голову не приходило.
        - Кать… чего ты?..
        - В костюме еще этом и с букетом… - продолжила жаловаться она, а сама, найдя его руку, зачем-то все крепче стискивала его пальцы своими. - Где ты столько оранжевых цветов нашел, чертов романтик? По всему городу ездил скупал?
        Рома улыбнулся - наверное, криво, но очень весело. Он обожал Катюху! Разве можно было ее не обожать?
        - А костюм при чем? - по-прежнему неумно спросил он. Вытащил ее руку на свет, прижался к ней губами. Катя поелозила щекой по его плечу, тоже улыбаясь.
        - Ты в нем такой… непривычный… важный… серьезный… - попыталась объяснить она, хотя мысли все еще разлетались и нужные слова не подбирались. - Как будто в «Ланит» на собеседование собрался… или предложение мне сделать…
        Она закусила губу и вдруг очень нежно поцеловала его под подбородком. У Ромы переполнило этой нежностью грудь, изгнав оттуда последние сомнения.
        - Не так я все это задумывал, - вздохнул он и, подцепив брошенные на полу брюки, достал из кармана красную бархатную коробочку. Открыл крышку, сунув под нос замеревшей Катюхе кольцо, и ласково убрал с ее лба прядь рыжих волос. - Что скажешь?
        Катя хлопнула густыми ресницами и подняла было руку к коробочке - но тут вдруг заверещала восторженно и бросилась Роме на шею. Он обхватил ее за талию, едва успевая отвечать на быстрые, жаркие, какие-то отчаянно веселые поцелуи, и, кажется, получил ответ куда раньше, чем услышал его в действительности.
        - Ты потрясающий, Ромка! Я всегда знала, что ты потрясающий! - Катя чуть отодвинулась и посмотрела на него горящими глазами. - Екатерина Константиновна Давыдова - только послушай, как звучит!
        Он рассмеялся, признавая, что звучит очень даже приятно, и надел наконец на Катюхин палец кольцо. Она глубоко и медленно вздохнула, глядя на свою руку, а потом снова напала на Рому со счастливыми поцелуями.
        Чего он вообще боялся?
        Рома прижал Катю к себе и сдернул с запястья последний браслет…
        notes
        Примечания
        1
        «Песня» Д.В. Давыдов (1815 г.) (прим. авт.).
        2
        Фраза из мультфильма «Паровозик из Ромашково».
        3
        «Гусар» Д.В. Давыдов (1822 г.) (прим. авт.).
        4
        «Вечер в июне» Д.В. Давыдов (1826 г.) (прим. авт.).