Фея с улицы Иркутской дивизии Лариса Олеговна Шкатула
        Что любит женщина больше всего на свете? Естественно, давать советы своим подругам и приятелям! Сима Назарова - не исключение. Но проблема в том, что ее советы, в общем-то верные, снова и снова приводят к самым неожиданным последствиям… «Серая мышка», из которой Сима сделала красавицу, увела ее супруга… Тихая скромница превратилась в коварную соблазнительницу, тайно изменяющую мужу… А сотрудник фирмы превратился в настоящего маньяка, добивающегося внимания женщин весьма неожиданными способами… В общем, помогать другим - легко. Но самой Симе помочь не может никто. Впрочем, есть один человек, который, похоже, готов признаться ей в своих чувствах… Вот только хватит ли ему решительности?
        Лариса Кондрашова
        Фея с улицы Иркутской дивизии
        Глава 1
        Неожиданно сентябрь выдал такую жару, что южане, расслабившиеся было после летних плюс сорока, опять стали ворчать насчет пресловутого глобального потепления, когда не знаешь, какое на дворе время года. Точнее, знаешь, что солнце не должно бы особенно жарить, можно потихоньку готовиться к «пышному природы увяданью» и, как факт, к похолоданию, а тут на тебе, опять плюс тридцать два!
        Опять включай кондиционеры и сплит-системы, опять в ходу топы на тонких лямочках и голые пупки…
        Продлилось лето, и хуже всех пришлось ученикам, потому что учебный год никто не отменял и приходилось ходить в школу, вместо того чтобы бегать и резвиться, как на каникулах.
        А у Симы и так волей-неволей получились каникулы или, точнее, эдакий лежачий отпуск.
        На самом деле она просто упала. То есть не просто, а с переломом правой нижней конечности.
        Надо же такому случиться: каблук-шпилька Серафимы увяз в асфальте, а она продолжала делать шаг, слишком резко дернула ногу, в ней что-то хрустнуло… Потом эта самая нога подломилась, и Сима рухнула на нее всеми своими шестьюдесятью двумя килограммами.
        Увы, не скажешь: очнулся, гипс. Страшная боль, от которой даже в мозгу что-то взорвалось, в глазах потемнело, пронзила ее, будто острая длинная спица. Насквозь… Но сознания Сима не потеряла и чувствовала боль до того самого момента, пока медсестра в травматологии не воткнула ей в ногу шприц с обезболиванием.
        Но и в этом несчастье не обошлось без некоторого везения. По крайней мере ее подруга Вера непременно бы так подумала: даже здесь Назаровой повезло.
        Серафима сломала ногу буквально в одном квартале от травматологического отделения городской больницы…
        Какой-то сердобольный молодой человек донес Серафиму до этого самого отделения, усадил на стул перед кабинетом врача и пожелал скорейшего выздоровления.
        - Такие красивые ноги не стоит ломать,  - бросил он напоследок, явно сожалея о том, что пришлось познакомиться с симпатичной девушкой в такой, скажем так, не лучшей ситуации.
        По его лицу все можно было прочесть. Ведь травмированная девушка теперь не меньше, чем на месяц, вышла из строя, а тут еще можно на море поехать, продлить теплые деньки еще неизвестно на сколько. У него были свои планы.
        В другое время молодой человек непременно познакомился бы с ней поближе. Было в девушке что-то такое… неординарное. Он почувствовал это, когда ее нес. Некое энергетическое поле, от которого в сердце что-то засбоило. Его обуяла тихая сладостная грусть, как он с удивлением о себе подумал. Надо же, вроде романов он не читал, как и книг вообще, а тут вдруг навеяло.
        Уже отойдя от здания больницы, под впечатлением собственных мыслей, молодой человек чуть было не вернулся обратно, потому что вдруг осознал, что с ней из его жизни что-то ушло. Точнее, так и не вошло.
        Потому он стал убеждать себя, что у них бы все равно ничего не получилось. Травмированная девушка явно была его старше… Он задумался, прикидывая… Лет на пять, наверное…
        То-то бы он удивился, узнав, что не на пять, а на пятнадцать! Так вот Серафима выглядела. Молодо. А уж о том, что у нее трое детей, никто бы не подумал, глядя на ее по-девичьи стройную фигуру.
        В общем, она почти сразу же после травмы попала в руки врачей, что очень хорошо, как сказал осматривающий ее медик. Обычно такое случается редко. Чтобы вот так сразу - и к дверям травматологии. Мягкие ткани не успели сильно травмироваться, раз ее несли. Так что выздоровление наступит быстрее, чем в любом другом случае. Если, конечно, соблюдать рекомендации врачей.
        Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. В том смысле, что не так уж Серафиме и повезло. С ее точки зрения. Потому что как раз на следующий день температура воздуха упала до нормальной среднемесячной, люди перестали маяться от жары, а Сима, промаявшись вместе с ними, теперь маялась от боли в ноге, так что не могла в полной мере оценить наступившее благодатное похолодание.
        То, что с ней происходило, было ни на что не похоже. Никогда прежде она вот так не лежала в постели посреди рабочего дня. И вообще посреди дня. Она никуда не бежала, ничего не делала, а изнывала от невозможности снять гипс и опять прийти в движение. Что-то делать, куда-то идти. Проще говоря, жить как прежде.
        А жила Серафима Назарова со своей семьей в микрорайоне «Солнечный». Такие районы обычно называют спальными из-за отсутствия в них каких бы то ни было учреждений культуры, вроде филармонии, драматического и музыкального театров или дворца спорта, наконец.
        Отсюда уезжали по утрам на работу, а вечером приезжали, чтобы поужинать, посмотреть телевизор и лечь спать…
        Когда-то ее дом располагался на окраине города, но теперь туда, где он стоит, к улице Тридцатой Иркутской дивизии в частном секторе, со всех сторон подбираются многоэтажки. В район протянулись провода троллейбусных линий, по асфальтовым дорогам микрорайона засновали многочисленные маршрутки. И появился-таки «очаг» - кинотеатр «Горизонт» с двумя зрительными залами и четырьмя кафе.
        Из-за того, что микрорайон «Солнечный» разместился на берегу реки, вдали от всевозможных производственных предприятий - сколько бы их ни осталось, с его домами улучшенной планировки - не чета «хрущобам» в центре города, постепенно в нем стало престижно жить, а значит, цены на жилье существенно выросли.
        - Повезло тебе,  - говорила на этот раз ее подруга Вера,  - вздумай ты продавать свой дом, получишь за него раза в три больше, чем затратила.
        «В четыре раза»,  - мысленно поправляла ее Сима.
        Почему вообще все время в их кругу шел разговор о везении Назаровой? Да потому, что, по мнению подруг, Серафима никогда не тонула в житейском море, а из неприятных ситуаций выскакивала, словно мячик.
        - Мы на тебя равняемся,  - говорили ей подруги.  - Ты не такая, как все, потому что твоя жизнь - образец того, как человек может стать свободным, ни от кого не зависеть, добиваться всего, чего хочет.
        Может, они так думали потому, что Сима никогда на жизнь не жаловалась, не ныла, а преодолевала трудности с улыбкой и песней. На самом деле, работая, Сима любила напевать. Она легко смеялась, хохотала, запрокидывая голову. Так заразительно, что, глядя на нее, улыбались самые закоренелые нытики. Никому и в голову не приходило, глядя на Серафиму, что у нее могут быть какие-нибудь трудности, что она может с чем-то не справляться.
        Ведь в конце концов все ее заморочки разрешались самым счастливым образом.
        А поскольку о том, как именно она это делала, Сима тоже не распространялась, то друзья между собой стали звать ее Феей, вкладывая в это слово и свою симпатию к ней и то, как легко она свою жизнь строит, будто с помощью волшебной палочки.
        Этот случай с ногой вообще, кажется, первое серьезное невезение в ее жизни. Если она прежде и падала, то без травм, без серьезных повреждений. Одним словом, везунчик. Нынешнее исключение лишь подтверждает правило. Хотя наедине с самой собой она говорила, что не звонок ли это. Ну, в том смысле, что не все коту Масленица и пора приготовиться к настоящим испытаниям.
        Недаром, все недаром! Правда, подруги наверняка решат, что и этот перелом тоже какая-то стадия везения. Значит, как раз в это время ей не нужно было быть на работе, и когда другие за нее надрывались, она лежала себе да в потолок поплевывала.
        Совсем уж ничего не делать было, конечно, невозможно, потому Сима послала своего младшего сына в киоск «Роспечати» и теперь, обложенная печатной продукцией, лениво читала новости, суперновости, из ряда вон выходящие новости, а когда прочла, перешла к объявлениям.
        Она открыла страницу газеты как раз на том месте, где некая бабушка Серафима крупными буквами предлагала: «НАЧНИ ЖИЗНЬ С ЧИСТОГО ЛИСТА!» И обещала в этом помочь всем желающим. Чем? Своими недюжинными магическими способностями.
        Кто не откликнется на такой призыв? Нормальный человек без тараканов в голове, но таких, похоже, в городе остается все меньше и меньше.
        Зато желающих одним махом разрешить свои проблемы становится все больше.
        Сима порассуждала, что совсем уж с чистого листа она бы начать не хотела, ведь тогда бы у нее не было ее детей, которые получились у нее, без ложной скромности, один лучше другого. Между прочим, как-то на пляже Черного моря, где она отдыхала со своими детьми, какая-то женщина сказала ей с некоторой завистью:
        - До чего же у вас красивые дети! Таких надо делать и делать!
        Прозвучало грубовато, но и отдыхающие рядом с ней пришли к тому же мнению. Кто у нее тогда был из мужей? Кажется, третий…
        Но Серафима отвлеклась. Ее тезка в числе своих магических услуг обещала обратившейся к ней женщине полное и бесповоротное избавление от соперниц. «Физиологически и психологически мужчина не сможет быть ни с кем, кроме вас».
        Очередь к офису бабушки, наверное, на два квартала!
        Сима обычно не обращала внимания на такие объявления. Даже и не вчитывалась, а тут от безделья взгляд зацепился за категоричные обещания тезки. И уж когда вчиталась…
        Вот если бы в наше время ведьм сжигали на кострах, эта бабушка загремела бы одной из первых. То есть не загремела, а заполыхала. Такая наглая бабка «из рода сибирских целителей, маг и ясновидящая». Это же надо, какие права себе присвоила!
        Кто-нибудь задумывался когда-нибудь над тем, что такое приворот?
        Многие усмехнутся: ерунда, глупости!
        Некоторые, те, что верят, скажут:
        - А что, помогает, если, к примеру, надо кого-то приворожить.
        Именно к привороту порой прибегает женщина, если на нее не обращает внимания мужчина, который ей нравится. И к привороту же прибегает, когда мужчина от нее уходит. Не все, конечно, женщины, а те, которые с головой не дружат и у которых на первом месте «я», а на втором - «хочу»!
        Получается, в такой ситуации мнение и желание самого мужчины нисколько не учитываются. Он вообще рассматривается лишь как нечто убежавшее от своей хозяйки и которое надо вернуть, чтобы привязать на веревочку. Как бычка.
        «Один сеанс - и Ваш избранник будет принадлежать только Вам! Блокада сексуального влечения на стороне!»
        Что это значит? А то, что теперь мужчина будет приговорен к опостылевшей жене. Или к женщине, которую не любит. Ни с какой другой женщиной он не сможет спать по причине отсутствия присутствия. Иными словами, с другой не встанет… Сима слышала, что такое бывает.
        Большинство женщин скажет: так ему, кобелю, и надо!..
        Все мы в той или иной мере собственницы. И когда уходит мужчина, мало кто думает: а не я ли в этом виновата? Но он ушел, он уже не твой, вернее, можно его уже не жалеть, и тогда против него все средства хороши.
        Вообще-то Сима никогда к магам и ясновидящим не ходила и в какую-то их действенную помощь не верила. Если кто-то ходит, то последствия такого поступка и будут на его совести.
        Да и мало ли кто какие объявления дает! Уже можно было бы успокоиться, но не успокаивалось.
        Нужно ввести в стране мораторий на приворот!.. Даже странно, куда смотрит закон? Если приворот нельзя пощупать руками и точно определить нанесенный им урон, значит, это как бы и не преступление. Человеку могут жизнь испортить, привести чуть ли не к суициду, и ничего не будет преступнику от магии…
        Чего вообще Серафима так разошлась? Надоели всякие зовущие на сеансы бабушки Василисы и Ангелины? Земфиры и Есении?
        Не нравится - не ешь! В смысле не читай. Тебя же насильно к ним никто не тянет. А есть женщины, которым это необходимо. Бедные мужчины! Бедная Сима, у которой от безделья уже крышу сносит!
        Нет, когда вот так, как она, полулежать целыми днями, уставясь в окно, и когда уже не сидится и не лежится, начинаешь как-то по-особенному относиться к жизни. Внимательнее, что ли.
        Наверное, так на глазах «умнеют» преступники, которые до сих пор особенно над своей жизнью не задумывались, а тут вдруг получили возможность философствовать целыми сутками. Твоя жизнь проходит перед глазами, и тебя обуревают бесплодные сожаления: эх, почему не задумывался, не ценил, что такое свобода, не поостерегся?..
        Вот и Сима считала, что всегда сможет пойти куда захочет, и думать не думала, что вместо полноценной ходьбы только и останется, что прыгать на одной здоровой ноге, выставляя перед собой другую в виде огромного куска гипса с чем-то живым внутри…
        Надо же, чтобы такое редкое имя - Серафима,  - как у нее, предъявила к опубликованию во всех местных газетах эта самая «бабушка». Наверняка шарлатанка. А Серафиму Назарову на работе теперь задразнят: бабушка Серафима! Если, конечно, народ тоже читает эту газету.
        Она поерзала, устраиваясь поудобнее.
        - Мама, я пойду к Кольке?  - заглянул к ней в комнату ее средний сын Алексей.
        - Иди,  - кивнула Сима.  - Только имей в виду, я проверю вечером, готовы у тебя уроки или нет. И не вздумай рассказывать байки, будто у вас нет дневников, потому что классручка взяла их на проверку. Елена Львовна говорила, что проверяет дневники один раз в месяц, обычно в первой декаде. То есть это было на прошлой неделе.
        Леха потихоньку крякнул, но Серафима услышала.
        - А ты как хотел? Вовсе безнадзорным расти? Кстати, а кто у тебя последний раз дневник подписывал?
        - Володя,  - нехотя ответил сын.
        Совсем избаловался! Взрослого человека зовет Володей. Если Сима позволяет себе не слишком с Володькой церемониться, то уж дети могли бы уважать старших!
        - Я же говорила, чтобы дневник на подпись давал только мне!  - едва сдерживаясь, чтобы не заорать, прошипела Сима.  - Опять наплел Сумятину что-нибудь. Вроде, что маму надо беречь, она и так ногу сломала, а тут опять станет расстраиваться…
        И по разочарованным глазам Лехи поняла: угодила в самую точку. Это Симу развеселило.
        - Неужели ты хотел меня так дешево развести?  - насмешливо сказала она языком самого Алексея.  - Давно пора привыкнуть, что я и сама в школе училась, и так же пыталась родителей дурить. Но мне это удавалось, потому что они в подобных делах были неискушенны. Учились на пятерки, безо всяких там подчисток в дневнике или рассказывания не слишком правдоподобных легенд. Тебе, парень, не повезло. У тебя мама сама была разбойницей, и чтобы ее провести, надо быть умнее или хотя бы изобретательнее. У тебя же нет ни того ни другого… Так что, может, сначала уроки подучишь, а потом уже к Кольке пойдешь?
        - Я только из школы пришел!  - заныл Леха.  - Что же, с одних занятий - на другие?
        - Ой, а ты прямо переучился!  - фыркнула Сима.  - Иди-иди, открой хотя бы учебник…
        И усмехнулась про себя, наблюдая, как сын потащился в свою комнату, тяжело передвигая ноги.
        А Володьке надо врезать как следует. Конечно, морально. Своих детей не имеет и думает, будто воспитывать их ничего не стоит. Вот они и охмуряют мужика. Все трое. Пользуются его добротой.
        Каждый раз, когда он идет в магазин, то оповещает на весь дом:
        - Я иду за хлебом!
        Тут же сразу прелестные детишки выглядывают из своих дверей и кричат вразнобой:
        - Мне «Эм-эм-дэнс»! Мне «Дирол»! И фанту!
        Хотя вздумай Сима послать кого-то из них в магазин, сразу окажется, что все ужасно заняты.
        Правда, Валерия ничего ему не заказывает. Стесняется. Все-таки она уже взрослая. Как о себе говорит. В смысле совершеннолетняя. Она не кричит, как младшие, а просто смотрит своими серыми глазищами, как бы вперед и немного в сторону, и Володька сам ее спрашивает:
        - Тебе тоже фанту?
        - Фанту,  - несколько помедлив для виду, соглашается Лера.
        Ездят они на нем, фигурально говоря. Но Симе своего гражданского мужа Владимира Сумятина не жалко. Знал, на что шел. Несмотря на всю эту маету, в которой он уже почти год живет, Володя продолжает ее уговаривать:
        - Ну давай поженимся. А то уже перед детьми неудобно.
        Серафима его, честно говоря, не понимает. Свободных девчонок нет, что ли? Да любая к нему в койку кинется, едва он запоет в микрофон: «А белый лебедь на пруду качает павшую звезду…» Голос у Володьки прекрасный. Всем мужик вышел: и ростом, и статью. И вот даже голосом. Потому подруги завидуют: повезло Симе, у нее муж красивый, молодой… Еще одно везение, ко всем привычным остальным.
        Не то чтобы Володька так уж молод. Всего на полтора года моложе Симы, но подруги любят говорить, что у Симы Назаровой муж моложе.
        Все же в процессе выбора своей половины мужикам куда как легче. Он возьмет себе жену на двадцать лет старше, и никто ничего не скажет, а Серафиме из-за этих проклятых полутора лет чего только не приходится выслушивать!
        Ну да ладно. По крайней мере она в любой момент может дать ему пинка под зад, тем более что один недостаток в этом со всех сторон положительном мужчине все же присутствует. Примерно раз в месяц - как бы и не алкоголик!  - Володька напивается. В зюзю. Характер его тут же портится самым кардинальным образом. Он начинает говорить гадости, несмешно шутить и выводить ее из себя язвительными замечаниями, по большей части просто оскорбительными. Он сразу забывает, что живет у Серафимы на птичьих правах и вообще ей никто…
        То, что копит в себе в течение трезвого периода, Володька вываливает на ее голову с претензиями и чуть ли не истерикой. Он припоминает обиды, дает странные интерпретации происходящему между ними и оповещает о том весь дом. Детям не запретишь, даже выгнав их в свои комнаты, не прислушиваться к Володькиным крикам.
        И что интересно, в этот период его тяга к интиму ничуть не ослабевает. Даже в полубессознательном состоянии он всегда готов. И надолго. Просто феномен какой-то… Правда, в подпитии с настроениями Симы он не очень считается, и это раздражает ее больше всего.
        От возмущения - оказывается, недовольство Володькой уже переполняет чащу ее терпения - она не заметила даже, как дернула ногой и тут же почувствовала, что на самом деле перелом - это не просто лафа: лежи себе и отдыхай. Это как лежачее наказание: лежи и терпи, даже если хочется зареветь. Народ не поймет. Чтобы Сима, оптимистка и сильная женщина, ревела?
        Глава 2
        Она вспомнила, как познакомилась с Владимиром Сумятиным. В компании на старый Новый год.
        Привела Володьку Алла, его сослуживица, а он чего-то на Симу запал. Алла с горя напилась, Сима - вместе с ней, но поскольку была крепче, то кое-что помнила. И как Володька потащил ее в одну из комнат огромной дачи, где они как раз гуляли, и как потом, под утро, беспокойно пошевелился, и Сима проснулась, с усмешкой наблюдая, как мужик тщетно морщит лоб и оглядывается.
        - Не помнишь, где ты?  - спросила она. И назвала фамилию друзей.
        - А ты кто?  - глупо спросил он, и в другое время Сима могла бы обидеться, а тут чего-то развеселилась.
        Веселье это не было весельем в чистом виде, потому что, как ни крути, поступила она не лучшим образом и, протрезвев, успела как следует себя изгрызть: можно подумать, что она не многодетная мать, а непорядочная особа на букву «ш».
        Нарочно рявкнула ему в ухо:
        - Серафима!
        - В смысле ангел?
        - Говорят, фея,  - пошутила она.
        Но он и тогда не сразу ее вспомнил. А когда вспомнил, тут же и облапил…
        Что-то она забуксовала. Бог с ним, с Володькой. Живет, и ладно. Деньги домой приносит. По дому все делает, даже обед, когда Серафиме готовить не очень хочется. Особенно хорошо у него получается борщ. Володька варит большую, семилитровую кастрюлю, и Серафимино семейство ест его целых три дня. Причем борщ получается густым и наваристым - мяса Володька всегда кладет много, так что после него можно вполне обходиться без второго…
        - Мама, к тебе тетя Вера.
        В комнату заглянул ее младший, Кирилл, и его хитрая мордашка, как обычно, сияла таким лукавством, будто Кирка собирался осуществить некогда задуманную грандиозную аферу.
        Пройдошистый парнишка. В третьем классе учится, а в своих ухватках не уступит и семикласснику. Чему же он так бурно радуется? Неужели Вера опять ему на мороженое дала? Умеет ее младший сын слезу прогнать. Небось наплел что-нибудь, мол, мама на больничном, а он не хочет у нее деньги брать, она и так мало получит. Вроде все остальные в ее семье скорее простодыры, а этот… Ну вот в кого такой мошенник уродился?
        То есть в папочку, конечно. Ему Сима говорила:
        - Кто тебя, Сеня, обманет, три дня не проживет!
        - А лучше было бы, чтобы меня каждый мог обмануть?  - хмыкал он.
        - Нет, но уж со своими-то близкими мог бы и не хитрить.
        - Если ты хитришь, то со всеми, невзирая на степень родства,  - отшучивался он.
        Она так и не могла смириться с этой его хитромудростью. Он обводил вокруг пальца всех окружающих. И Симу в том числе. Развести лохов - было его спортом. В разряд лохов попадали все, кто давал себя, по его определению, развести. А когда у человека нет ничего святого, станет ли он хорошим мужем, даже если он все «несет в семью». Сохранение супружеской верности для него такой же нонсенс, как честность…
        В связи с этим она под особым контролем держала воспитание младшего сына. Не дай Бог, станет таким же, как папочка.
        Новость о случившемся с Симой несчастье мгновенно облетела всех ее друзей, и теперь то один, то другой - в основном подруги - стали приходить, чтобы ее проведать. Хорошо, что не в один день. Наверное, им было непривычно видеть неусидчивую и энергичную Серафиму лежащей. С одной стороны, непривычно, а с другой - удобно. Теперь она могла лежать и выслушивать каждого приходящего, прилежно отвечавшего на ее же вопросы:
        - Ну, как ты живешь?
        И неожиданно для себя она обнаружила, что, оказывается, ни один из ее друзей не жил без проблем. То есть раньше она знала, что у той подруги муж заболел, у этой - ребенок школу прогуливает, но о том, что у них могут быть прямо-таки кардинальные проблемы, она не подозревала. Причем выводы, которые Серафима делала, слушая их подробные рассказы, говорили вовсе не в пользу друзей. По крайней мере для их большинства.
        Почти все ее подруги были замужем, за исключением разве что Веры, это если иметь в виду ее близких подруг, а сколько других, тех, что она называла приятельницами, она и считать не хотела.
        О замужних подругах Сима думала, что у них нет таких проблем, как у нее: чем и когда заплатить за обучение, за курсы, за спортивные секции, на что купить форму, ранец и прочее, и прочее.
        - У меня трое детей,  - напоминала она собеседникам, которые пытались жаловаться на жизнь. В самом деле, много ли женщин в ее окружении воспитывали в одиночку троих детей? Иное дело, что в одиночку она почти не жила…
        - Вера, чего ты там застряла?  - крикнула Сима.
        - С твоей Валерией общаюсь,  - сообщила подруга, входя к ней в комнату.  - Какие у тебя дети все-таки разные.
        - Так немудрено,  - засмеялась Сима и тут же болезненно сморщилась - нога на ее движение опять отозвалась болью.  - Отцы у них тоже разные.
        - А что, каждому мужу родила по ребенку.
        В голосе Веры появились завистливые нотки, но Сима привычно не обратила на них внимания.
        - Я бы и Володьке родила, если бы он не пил. А то родится какой-нибудь дауненок…
        - Четвертого?!  - ахнула Вера.  - Тебе же…
        - Договаривай - тридцать восемь лет. Разве женщины в таком возрасте не рожают?
        - Рожают, но как же ты, с четырьмя…
        - Так же, как и с тремя!  - фыркнула Серафима, укладывая поудобнее ногу - дети пристроили под нее плед, чтобы нога была повыше.
        - Завидую я тебе,  - вздохнула Вера.  - Никогда ты не боялась с мужьями разводиться и, что самое странное, опять замуж выходить… Одно слово - Фея!
        Чего тут странного? Вера имеет в виду количество детей. Она просто не знает, что мужчине нужны не столько дети или их отсутствие, сколько сама мать… Шутка! Но подумалось, может, зря она считает Веру своей подругой? Что это за подруга, которая повторяет как заведенная: завидую я тебе, завидую я тебе! Да еще и удивляется, что та замуж выходит!
        - И ты бы не хуже жила, если бы не тратила время на зависть,  - проговорила, усмехнувшись, Сима. Можно подумать, это так просто: выходить замуж, разводиться. Для Верки, значит, целая жизнь Серафимы заключалась всего в этих двух словах?
        - В каком смысле?  - удивилась Вера.
        - В таком. Не причитала бы, «почему ей все, а мне ничего», брала бы судьбу в свои руки. Наши деды, знаешь, как пели? «Мы - кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастия ключи!»
        Сима и пропела, улыбаясь про себя ошарашенному виду подруги. Наверное, она считает, что вот так распевать песни может лишь тот, у кого не все дома или просто чересчур легкомысленный. Ну да, она все пытается понять, что у Симы за натура - уж слишком та не похожа на саму Веру.
        - Чего там ковать, когда мне скоро тридцать пять, а я еще ни разу замужем не была?
        - Всего тридцать пять, вся жизнь впереди,  - поправила Сима и привычно заметила: - Если бы у меня было время, я бы сделала из тебя человека…
        Она и в самом деле думала, что Верка потому не дает ладу ни себе, ни своей жизни, что не умеет этого делать. Ведь не уродина, не калека, а относится к себе как-то без любви, что ли. И уж тем более без какого-нибудь творчества.
        - Так у тебя как раз и есть время,  - вдруг сказала Вера и уставилась на нее с надеждой,  - это раньше у тебя времени не было. А теперь у тебя его просто бездна. Все равно ведь лежишь. Давай делай!
        Серафима с удивлением посмотрела на подругу: серьезно она говорит или так, от нечего делать? Но Вера была сама серьезность и в самом деле думала, будто Сима может ей чем-то помочь. Дать кусочек своего счастья, что ли?
        - Давай. Легко сказать… Что я тебе, в самом деле фея и у меня есть волшебная палочка?
        Вера тут же сникла. Ну несерьезно же это: ждать, что Сима ее жизнь изменит. До чего люди странные! Вместо того чтобы самим что-то делать, ждут, когда к ним счастье с неба упадет.
        - Вот видишь! Ты и сама понимаешь, что я невезучей просто уродилась! И ничего уже нельзя с этим поделать.
        - То есть как это нельзя?  - встревожилась Сима.
        Она не терпела слова «нельзя». Нельзя - значит, все, конец? То есть ты еще и бороться не начала, а уже сдаешься? Сама она обычно трепыхалась до последнего, продумывая и прикидывая все варианты выхода из кажущегося безнадежным положения. А тут… Чего нельзя-то? Руки-ноги есть. Глаза видят, уши слышат… Кстати, ей приходилось видеть людей, находивших счастье, несмотря на отсутствие зрения, слуха и даже, к примеру, ноги…
        Мужчины, кроме всех прочих ее достоинств, любили Серафиму и за неиссякаемый оптимизм. Сколько обломков кораблекрушения прибивало к ее берегу, она всех возвращала к полноценной жизни. Но это же мужчины! Мало кто из них борется с жизненными трудностями до конца. Большинство если не спивается, то соглашается на самые недостойные условия существования, в то время как при небольшом усилии могли бы такой высоты достигнуть!
        Мужчинам вообще жить легче, может, но, с другой стороны, они и легкоуязвимые. Если задуматься, многое в жизни, если не все, у них зависит лишь от некоего интимного органа, который порой бывает таким капризным… И они панически боятся, что в один прекрасный момент… В самый главный момент… В отличие от женщин мужчины куда менее защищены, несмотря на свою силу и власть над миром. По крайней мере как они это себе представляют.
        Сима потому и палец о палец не ударила, чтобы подруге помочь. Думала, что уж Вера, женщина умная, с высшим образованием, с квартирой в центре города, имеет все условия для того, чтобы устроить свою судьбу. А не устраивает только потому, что не очень хочет.
        До сего времени она помогала только мужчинам. Не всем, конечно, самым близким. А в жизнь женщин вообще не любила соваться. Потому, что женщины устраивали жизнь по своему разумению, а, как известно, ученого учить - только портить.
        Сима продолжала бы так думать, если бы не сломанная нога. Наверное, это вообще полезно: вот так иной раз остановиться и оглянуться. И что-то сделать обстоятельно, не на бегу, обдумывая каждый свой шаг. Если ты сам этого не сделаешь, то жизнь, вольно или невольно, тебя заставит шевелиться.
        Вера смотрела на нее сейчас как-то слишком истово - так смотрит на идейного пророка обожающий его электорат. Будто и в самом деле считала, что вот Серафима вынет свою волшебную палочку и начнет превращать карету в тыкву.
        Все-таки фее с Золушкой повезло куда как больше. Ей не нужно было менять характер самой девушки, чему-то там учить. Она дала ей платье, туфельки и весь прочий антураж, а все остальное было уже делом самой Золушки. Мол, иди и сама покоряй свои вершины. Единственно, время покорения ограничила. Только до двенадцати часов ночи. Так и Золушка была совсем молоденькой, и ей не по возрасту было гулять до утра…
        А Верка… Одень ее хоть в шелка, она так и останется овцой… с такими вот жалобными глазами и будет ныть, что шелка у нее не такие яркие, как у других, а потому и пытаться не стоит что-то в своей жизни изменить. Все равно у нее ничего не получится!
        И ведь обеспечена, получает прилично. Может, и не больше Серафимы, так и тратит она только на себя одну. При этом покупает себе тряпки линялые какие-то, которые, несмотря на всю их дороговизну, могут украсить далеко не каждую женщину. К таким нужен яркий макияж, насыщенный цвет волос, голливудская улыбка.
        Сима одевается ярко, раз и навсегда для себя решив, что для ее смуглой кожи черный, серый и коричневый цвета противопоказаны. В конце концов, надо учиться у природы: если бабочки приманивают самцов своим ярким оперением, почему не делать этого женщине?.. Но это так, философия. Можно подумать, Симе только самцы и нужны…
        А что это Вера уставилась на нее и все еще будто ждет чего-то? Ах да, она ждет ответа: соберется наконец Сима сделать хоть что-то для своей преданной подруги? Пойти за нее познакомиться с каким-нибудь мужчиной или отдать ей своего? О чем она вообще думает, курица эта?!
        Она сейчас злилась на Веру, потому что ей не хотелось ломать голову над ее жизнью. Ничего хорошего из этого не выйдет. Сначала она станет спорить и нервировать Симу своими возражениями - что ли она Веру не знает! Потом нехотя - словно это желание только Симы - станет шевелиться…
        Проговорила это мысленно и смутилась: что делать Вере, если она до сих пор не знает, как вести себя с противоположным полом? Многие женщины с таким знанием рождаются, а у Веры, видимо, женская интуиция, в таких случаях помогающая, начисто отсутствует. Как ни крути, а придется все же ей помочь.
        - Расскажи мне какой-нибудь анекдот,  - с некоторой расстановкой, словно еще неуверенно, сказала Серафима.
        - Какой?  - испуганно уставилась на нее Вера.
        - Не важно. Любой, какой вспомнишь.
        - Но я не знаю…
        - Ни одного, что ли?
        Та пожала плечами. Взглянула подозрительно: не издевается ли над ней Сима?
        - А зачем тебе анекдот?
        Представить себе ту же фею - чего это сегодня Серафиму на сказки потянуло?  - как она начала бы работать с Золушкой типа Веры Корецкой. Принеси, говорит, мне с огорода тыкву. А та: зачем, крестная, тебе тыква? Для чего тебе мыши? Что ты будешь с ними делать? Я боюсь мышей, а тыква для меня чересчур тяжела.
        В конце концов фея просто взяла бы да залепила чересчур любопытной Золушке рот. Или уплыла на своем облаке куда-нибудь подальше. К Золушке посговорчивее.
        - Значит, так,  - решительно проговорила Сима, подозревая, что именно сейчас протаскивает в свою жизнь совершенно ненужный ей элемент. Добровольно создает себе головную боль, в то время как прежде жила себе и горя не знала. Пока ногу не сломала.  - Я беру над тобой шефство.
        - Сима, а может, не надо?
        Ну и что прикажете делать в таком запущенном случае? Только что умоляла: помоги!  - и тут же готова бежать прочь… Вот сейчас, пока еще не поздно, надо бы сделать обиженное лицо: ах так, значит, ты мне не веришь, ты со мной споришь, уходи с глаз моих долой… Ну и так далее. Совесть не позволила. Внутренний голос разнылся: что, тебе трудно помочь подруге?
        - Ты о чем меня только что просила? Молчишь? Чуть ли не рыдала: помоги мне. Так я не поняла: надо помогать или не надо?
        - Надо.
        - Значит, так: сейчас ты выходишь из моего дома и в первом же киоске «Роспечать» покупаешь сборник анекдотов.
        - Зачем?
        Спокойствие. Не обращать внимания на эту дуреху, не злиться и не спорить.
        - Не перебивай. Завтра придешь и расскажешь мне… три анекдота!
        - А если там нет?
        - Чего?
        - Анекдотов.
        Сима тяжело вздохнула и сцепила перед собой руки.
        - О Господи, нет, так найди! В книжном магазине, на развале… Может, тебе и денег дать?
        - Зачем?  - гордо вскинулась Вера.  - Я хорошо получаю…
        - Тогда свободна!  - прошипела Сима и со вздохом откинулась на подушку.
        Никому о своем временном помрачении рассудка она рассказывать не будет. Потому что Володька, например, точно начнет ржать над ней, а та же Валерия скажет что-нибудь вроде:
        - Мама, почему ты всегда ищешь себе приключений на одно место?
        Да и другие подруги ее засмеют. Они все как-то снисходительно относятся к Вере. Как к женщине, у которой не все дома, а если дома, то спят.
        Все время, пока они, так или иначе, встречаются с Верой - в основном на праздниках у Симы,  - они осторожно обходят ее стороной, словно опасаются, что она заразит их своей серостью…
        - Мама,  - заглянула к ней в комнату Валерия,  - а чего это тетя Вера так быстро от тебя ушла?
        - Она торопилась к новой жизни,  - фыркнула Сима.
        - Представляешь, я за хлебом ходила, так она мне уже во дворе вот этот пакет с апельсинами вручила. Передай, говорит, маме, а то я забыла отдать. О чем же это вы так заговорились, что твоя подруга забыла, зачем пришла?
        - Ты ходила за хлебом?..  - ворчливо заметила, не отвечая на вопрос дочери, Сима.  - Хоть каждый день ноги ломай, чтобы в доме порядок был…
        - Нет уж, каждый раз за хлебом ходить я не согласна. Если ты помнишь, кроме меня, у тебя еще двое детей. А за хлебом в нормальных семьях ходят младшие дети, а вовсе не те, кому скоро девятнадцать лет.
        - Тебе два месяца назад восемнадцать исполнилось!  - заметила Сима.
        - Ну и что же, зато я уже студентка и, между прочим, на бюджетном отделении учусь, денег с тебя не тяну.
        Сима промолчала, что, кроме оплаты за учебу, дочери постоянно требуется то одно, то другое, потому что на бюджете учатся в основном дети богатых родителей, то бишь преподавателей, им, видите ли, влом платить за учебу! Зато всякие прочие поборы с учащихся принимают легко, как само собой разумеющееся.
        Влом. Нахваталась Сима от своих детей всяческих новоизобретенных словечек!
        Так вот, это именно богатые родители проявляют инициативу: собирают деньги на день рождения преподавателей, скидываются на ремонт перегоревшего компьютера… Да мало ли! Не говоря уже о том, что одеваются все студенты бюджетного отделения так, будто не учатся, а по крайней мере в банке работают, где зарплата у них по две штуки зеленых в месяц.
        - Иди сюда, моя ты взрослая дочь, я тебя поцелую!
        - Вот еще!  - хмуро отозвалась Лера, но для поцелуя к матери подошла.
        Стесняется показать, что она так же хочет материнской ласки, как и младшие. И вообще, она уже позволяет себе некоторый покровительственный тон по отношению к матери, которая, как ей кажется, живет не так, как надо, критикует, пытается даже советы давать.
        Сима посмеивается, но не слишком обидно.
        - Посмотрю, как ты свою жизнь устроишь!
        На самом деле в глубине души она понимает, что присутствие в доме одного за другим двух отчимов - трех, если считать с ее гражданским мужем,  - не слишком понравится любому ребенку. Валерии в этом смысле досталось больше всех. Правда, никто из них плохо к девочке не относился, но ведь к каждому ей приходилось привыкать, а Лера вообще трудно сходится с людьми…
        Что же делать, если Серафима Назарова - человек гордый и не может прощать измены, равнодушия, неуважения… И разве это семья, если все это присутствует?
        Если уж на то пошло, лучше вообще подобные семьи не создавать. Но как узнать, глядя на положительного во всех отношениях человека, какой порок обнаружится у него с течением времени? Если бы это было явно с самого начала, многие женщины прежде бы сто раз подумали, выходить ли вообще за них замуж. Все трое ее мужей были такими белыми и пушистыми до свадьбы, оставалось на них разве что молиться, а потом вдруг выглядывало из них такое мурло…
        Время от времени Серафиме приходит мысль: а не провести ли оставшиеся годы - тут ей самой становится смешно: можно подумать, она старая женщина!  - в одиночестве? По крайней мере ни от кого не зависеть, решать свои проблемы самостоятельно. Но стоит ей остаться одной, как тут же в ее жизни появляется кто-то, с кем у нее рано или поздно устанавливаются серьезные отношения, плавно переходящие в брак…
        Глава 3
        Вообще, несмотря на уверения подруг, что одиноких мужчин мало, Серафима то и дело с ними сталкивается. Наверное, все дело в ее характере, благодаря которому она с места в карьер начинает участвовать в жизни своего очередного бойфренда. Если у него какие-то болячки, то лечить, если проблемы с работой - помогать найти другую.
        Она гладит их по голове, успокаивает, покупает новую одежду - понятно, не на свои деньги, альфонсов она не терпит. Следит, чтобы одеты были всегда чисто. В этом смысле она чистюля каких поискать. Стиральная машина-автомат крутится у нее каждый день - шесть человек, попробовала бы она вручную всех их обстирать!
        В общем, не успевает мужчина оглянуться, как уже привыкает к свежим рубашкам, белым носкам - любит она на мужчинах светлые носки. К вкусной еде - Сима хорошо готовит. И к теплой атмосфере семейных обедов-ужинов…
        Он начинает бояться, что такой рай может кончиться, и торопится вести Симу к алтарю. Но едва сыгран марш Мендельсона, как ее муж расслабляется - уж теперь-то она от него никуда не денется - и позволяет себе не скрывать более свое подлинное лицо.
        Вера думает, что Симе всего лишь везет. На детей - какие они у нее умненькие да симпатичные, на мужчин - чувствуют себя у нее в доме своими, как будто и не ее рук это дело. И что Серафима не ценит своего счастья, не держится за мужей…
        Впрочем, что взять с Веры? Как ей объяснить, что везение в ней самой, спит до поры до времени мертвым сном? А может и не проснуться. Если в нем не возникнет необходимости.
        - Вов, скажи честно,  - допрашивала ночью Сима своего гражданского мужа Владимира,  - тебе моя подруга Вера нравится?
        - Чего вдруг она должна мне нравиться?  - удивился Володька.
        - Как - чего?  - рассердилась Сима; мужик не воспринимал всерьез ее вопросов и считал, что в них вполне может крыться ловушка.  - В конце концов, она - молодая женщина…
        - Вообще-то, если разобраться, не очень молодая,  - лениво пробурчал он.  - Бесцветная, неинтересная. Потухшая какая-то. Впрочем, для того чтобы потухнуть, надо как минимум гореть, а твоя Вера гореть не может. Потому что бетон не горит.
        - Ты, Сумятин, как скажешь!  - вздохнула Серафима.  - Хорошо, что Вера не слышит. А я, выходит, женщина немолодая?
        - Я ничего такого не говорил!  - сразу стал защищаться Володька.  - Ты мне лишнего не шей, у меня и своих грехов хватает!
        Что-что, а защищаться он умел. Сима как-то слышала, как Володька в кругу мужчин произносил спич на тему «Женщина - что это такое?».
        - Женщина,  - вещал он,  - такое непредсказуемое существо, с которым постоянно надо быть настороже. Никогда не знаешь, как она истолкует не только твое слово, а даже один звук или одно нечаянное движение. Прощелкаешь клювом, нападет, порвет на куски - и совершенно напрасно надеяться на свою физическую силу…
        - А если сразу в рог?  - спросил кто-то.
        - Бесполезно. Потом будет только хуже. Затаится, выждет момент и так отомстит, мало не покажется!
        - Что ж, против нее и противоядия нет?  - удивился другой.
        - Есть. Ласка и еще раз ласка. А также вид полного раскаяния…
        - Это не по мне,  - фыркнул самый молодой из мужчин.  - Гнуться перед бабой? Не дождется.
        - Молод ты еще, пороха не нюхал,  - с сожалением заключил Володька.  - Ласковый теленок…
        - Двух телок…  - смачно закончил еще один собеседник, и все они дружно заржали.
        «Ты посмотри, Сумятин, юный натуралист!» - подумала тогда Сима.
        Этого трезвого взгляда на женщину Сумятину хватало ненадолго, потому что стоило ему выпить, как эти взгляды кардинально менялись. И она всегда ждала этого его «прихода» с неким холодком в груди, который раз за разом выстуживал все большую поверхность ее души, где на место симпатии к Володьке приходило раздражение пополам с ненавистью…
        Но сегодня ее гражданский муж был сам душка. Он обнял ее покрепче - правда, не без определенных намерений; у Володьки любое прикосновение означало это самое намерение.
        - Ты у меня молодая. Молоденькая. И дашь фору самым молодым…
        - Ты лучше не начинай говорить комплименты,  - покачала головой Сима,  - а то они у тебя почему-то всегда двусмысленно звучат. Если Вера не очень молодая, а я на три года ее старше, значит, я вообще старая?
        - Сказал - не гавкай, значит, я собака, а раз собака, значит, сука, а раз сука, значит… Мама, он меня б…ю назвал!.. Сима, это анекдот!
        - Что же сделать, чтобы Вера загорелась?  - задумчиво пробормотала Сима, не обращая внимания на его негодование.
        Володька воспользовался моментом - ну, что Серафима не замечает его телодвижений, и стал потихоньку расстегивать ее пижаму.
        - Сима,  - начал он осторожно, обжигая ее шею горячим дыханием,  - у тебя ведь только нога сломана, а не кое-что другое.
        - Кое-что другое мне сломали еще в семнадцать лет,  - холодно отозвалась Сима.
        - Ты все опошлишь,  - сказал он печально.
        - А ты, Сумятин, готов на секс в любое время суток!
        - Так ведь ночь же.
        - Ну и что?
        - Так когда, если не ночью? Завтра суббота, рано не вставать. Между прочим, у тебя нога быстрее заживет, если я гормонов подкину.
        Она, не выдержав, рассмеялась:
        - И куда мне с гипсовой ногой деликатным делом заниматься?
        - А ты и не будешь заниматься. Лежи себе и все,  - сразу оживился Володька, услышав в Симином голосе некую для себя надежду.
        В самом деле, четыре дня его до «комиссарского тела» не допускают, а Сумятин, по словам известного юмориста, вполне может быть без женщины… какое-то время суток!
        - Дверь запри,  - расслабленно шепнула она.
        Эту задвижку на дверь спальни Володька сам и установил. Эмоциональные дети Симы могли ворваться сюда в любую минуту. Если разобраться, половина одиннадцатого - для них и не ночь вовсе.
        Через некоторое время Володька с радостным вздохом отвалился от нее, и Серафима сразу заговорила о том, о чем не давали ей покоя мысли. Она не умела вот так скоренько, как Володя, получать удовольствие, но, учитывая его физиологические особенности, частенько уступала домогательствам темпераментного мужика.
        Она всегда понимала и сопереживала своим мужчинам, только до тех пор, пока они не начинали наглеть и садиться ей на шею.
        - Представляешь, Верка мне завидует.
        - И правильно делает, есть чему.  - Володька собственническим жестом погладил ее грудь.  - Никто не скажет, что у тебя трое детей. Все при тебе. И талия тонкая, и… ну, все остальное в норме… Может, и мне родишь, а Сим?
        - Что я тебе, родильная машина?  - возмутилась Серафима.  - К тому же у нас в стране и так олигофренов хватает.
        - Я нормальный здоровый мужик,  - обиделся Володька,  - или ты до сих пор этого не поняла?
        - Вот пить брось, тогда я подумаю.
        Она не обманывала. Ну, получалось у нее легко переносить беременность и детей рожать, что называется, один к одному. Как-то получалось, что они ее не сильно и обременяли. Вернее, она легко забывала про связанные с воспитанием детей трудности и всегда была готова повторить.
        Наверное, дело это богоугодное, потому что ведь до сих пор не пропала, и детей так или иначе поднимает, и сама себе работу хорошую находит.
        В резюме она обычно не пишет о том, сколько у нее детей. Чтобы работодателей не пугать. То есть вообще не пишет о детях. Ставит прочерк в соответствующей графе и мысленно просит прощения у своих отпрысков: простите, ребята, для дела так надо.
        Нарочно для этого паспорт как бы потеряла, чтобы в графе «Дети» никого не писать. А что в этом такого? Мало, что ли, она в свое время намаялась, не находя по этой причине работы? У кого сейчас трое детей? Может, на иное предприятие один работник найдется, а то и ни одного.
        - Мошенница ты, Серафима,  - говорил ее второй муж, человек законопослушный и сам работавший в милиции. Правда, в информационно-аналитическом отделе. Сугубо милицейскую работу он не выполнял,  - в смысле поиском нарушителей закона и всякими прочими следовательскими мероприятиями не занимался,  - но форму носил, как и все. До подполковника дослужился. Собственно, он и сейчас служит. А в женах у него женщина тихая и таки законопослушная. Правда, детей нет. Потому порой он и появляется в поле зрения ее семьи, обувает-одевает сына Лешку… Нет, не поэтому, чего уж Сима зловредничает. Просто он любит своего сына и потому навещает.
        За Лерой он тоже приглядывает. В том смысле, что и ее он воспитывал - пять лет как-никак. В садик водил, из садика забирал. Потом и в школу, в первый класс… Нет-нет да и подбросит денег. Говорит обычно, несколько смущаясь:
        - Купи что-нибудь Валерке. Ну, там, трусиков красивых или лифчиков. Не мне же самому ходить по магазинам женского белья…
        Симе все легче. Она особо и не препятствует. Правда, Алексей почему-то о папе сильно не тужит. Видит его раз в месяц, и ему хватает. Может, считает отца виновным в распаде семьи и потому простить не может?.. Ей Алешка ничего такого не говорит и на ее попытки вызвать его на откровенность не откликается… Ну да ладно, может, постарше станет, расскажет, что к чему?
        Вот только Кирилла бывший второй муж не жалует. Ведь именно с его отцом Серафима ему когда-то изменила. Ради него разрушила хорошую семью. И его злит, что Лешка как раз в этом с ним не солидарен. Кирюха чует, что его не слишком любят, и старается на глаза отцу брата особенно не попадаться. Да и не нуждается он в любви чужого дядьки в милицейской форме. Брата порой подкалывает:
        - Ну что тебе твой мент сегодня подарил?
        Обидно мальчику, что его родной папочка такого рвения не проявляет. Другие папы своих детей любят, а его - нет. Может, поэтому Сима старается Кирюшке больше внимания уделять. Брат с сестрой не обижаются, понимают, он еще маленький. И хорошо, что им не до этих тонкостей…
        Сколько она все-таки намудрила со своими мужьями! Что бы ей быть не такой категоричной, уметь прощать и терпеть?
        Хотя вот кого не надо было терпеть, так это отца Валерии. Этот - беглец. Первое время алименты вроде платил. Так он с Серафимой договорился. Мол, на работе знать не должны, что он алиментщик. А потом как-то его рвение сошло на нет. Говорили, что он женился. И во втором браке у него девочка.
        Но когда Серафиме удалось его как-то поймать, стал плакаться, что получает мало, чуть ли не впал в нищету…
        - Может, я буду тебе алименты платить?  - спросила Сима.
        - Смеешься,  - горестно ответил первый.
        Хотела Сима в суд сходить, да подумала и плюнула. Заставишь его платить, а в старости он к Лерке сунется: мол, теперь ты содержи меня, несчастного. Как говорится, не тронь «г», не будет «в». Ежели мужик - не мужик, лучше с ним вообще дела не иметь.
        Это она по глупости за него вышла. В семнадцать лет у девчонки какой ум? Влюбилась в школьного приятеля, год повстречалась, да и замуж выскочила. И ведь родила не сразу, на это ума хватило.
        Жили плохо. Денег постоянно не хватало, к тому же молодой муж имел привычку прятать от жены деньги. Причем в заначку уходили деньги не случайно заработанные: премия там или шабашка, а именно из семейного бюджета. А уж любил выпить, чуть ли не каждый день навеселе являлся. Приятели у него по всему городу были. То с одним «макнет», то с другим. Теперь уже, говорят, дня не может прожить без спиртного.
        По глупости она и решила: а вдруг с рождением ребенка что-то переменится? Тем более он как узнал о ее желании родить ребенка, недели две не пил… Вышло же по поговорке: «Горбатого могила исправит». Мало того что жадным оказался, еще и непорядочным. Не приходил домой ночевать, нагло врал, глядя ей в глаза своими голубыми гляделками. «Врать на голубом глазу» - эта фразочка как раз о ее первом муже.
        А между делом, как позднее выяснилось, он еще и спал с подругами Симы. Вначале до нее долетали сплетни. И при встречах с друзьями порой она слышала от них шуточки на эту тему, иногда рискованные:
        - Да, Сима, у тебя муж - котяра еще тот!
        Сдуру она недоумевала: почему они так ее мужа не любят?
        Потом, когда она с ним разошлась и вышла замуж за отца Алексея, то одна из них, Зойка, пришла к Серафиме и все рассказала.
        - Представляешь, заявился ко мне твой бывший… то есть тогда еще не бывший, домой поздно вечером, когда муж был в командировке, сказал, что ему нужно со мной поговорить. Я думала, может, вы поссорились и он хочет с тобой помириться. Поставила бутылку, покормила. Рассчитывала, за ужином мне все расскажет. Детей уложила спать. А он на меня напал. Прямо на полу в кухне почти что изнасиловал. То есть я же шуметь не могла, поотбивалась как сумела, а потом махнула рукой… Ты, наверное, меня не простишь?
        Зойку она простила. Тем более что та клялась и божилась, что с того вечера обходила бывшего мужа Симы дальней дорогой.
        Вот тогда она и догадалась, что скорее всего было это не только с Зойкой: теперь догадки ее, как оказалось, не на пустом месте строились. А ведь прежде она себя за такие мысли ругала. Мол, как можно подозревать в неверности собственного мужа, если он не давал ей повода? Почти. По крайней мере он никогда не задерживался где-то без причины. У него были просто сногсшибательные причины, из-за которых сомневаться в его опозданиях было стыдно. Как и в том, почему он приходил подшофе.
        Например, он мог сказать, что встретил своего старого коллегу, с которым он работал - тут называлось место прежней работы, сослуживцев с которой она не знала.
        - Представляешь, у Витьки (Кольки, Петьки) умерла жена. Он один в пустой квартире. Пригласил посидеть. Подумай, как я мог его бросить?
        Историй было множество, Серафима даже удивлялась, почему с ней никогда ничего такого не происходит, а у Виталика - первого мужа - сплошь и рядом. У его знакомых, которых Сима не знала, горели дома, у них грабили квартиры, они хоронили близких родственников, а ее муж, как будто сотрудник МЧС, приходил к ним на помощь. И спасал, спасал…
        Ну да чего это вдруг Сима о грустном?
        Второй муж был полной противоположностью первому. Такой весь из себя положительный, ни о какой его измене она могла не беспокоиться, но очень уж любил в земле ковыряться. Каждые выходные ездил в станицу к маме и работал там на ее пятнадцати сотках. Нет, Сима была не против. Сначала. Но если каждую неделю муж в пятницу после работы уезжает за семьдесят километров от города, чтобы приехать в воскресенье вечером… Ничего в этом хорошего нет.
        Она подозревала, что дело даже не в том, что он любил именно копаться, а то, что он считал своим долгом помогать матери, и на этот самый долг не могло повлиять ничто. Ни появление семьи, ни рождение ребенка. То есть по происхождению он был сельский житель, но взял жену городскую, жил и работал в городе, оставив при этом свои сельские привычки. Как казалось со стороны.
        Может, Сима была не права, требуя к себе внимания?
        Свекровь помогала старшему сыну Вале, у которого было к тому времени двое детей. А ее муж помогал маме. Он женился поздно, в тридцать два года. Наверное, слишком долго чувствовал себя пришпиленным к материнской юбке, вот и, женившись, продолжал к ней стремиться. Нет, даже не стремиться, а чувствовать себя обязанным, хотя мать его была женщиной нестарой, пятидесяти пяти лет, да и выглядела моложе. Она именно казалась молодкой средних лет, с хорошей фигурой и здоровым румянцем. Если ей трудно было обрабатывать свои пятнадцать соток одной, то разве не могла она уменьшить эту норму до той, которая была бы ей по силам, не отбирая для этого сына у его семьи?
        Ему Серафима родила Алексея, надеялась, что ради сына он больше времени станет уделять жене, но так и не дождалась… Ей в то время было уже двадцать четыре года. Могла бы стать поумнее. Не в том смысле, что она жалела, будто родила Лешку, а потому что глупо ждать от взрослого мужчины, что он переменится только из-за рождения ребенка. Если бы он его рожал да потом кормил, еще можно было бы чего-то от него ждать, а так…
        Сима могла бы написать книгу для женщин, которые думают: «Вот рожу, и куда он денется?!» Туда же, куда бы и делся, не будь ребенка. Не привязывайте к себе мужчину с помощью ребенка, а то это получится и не брак вовсе, а так, торговля, какое-то коммерческое соглашение, в котором ребенок становится кем-то вроде заложника.
        Третий муж… Опять у нее время воспоминаний. На бегу, когда ты постоянно занят, не на работе, так домашними делами, не до них. А когда лежишь и ничего другого не остается, как копаться в себе, вот и поднимается на поверхность то, что до срока лежало на дне.
        Это как раз к вопросу о том, какая Сима счастливая. Кстати, не только Вера об этом говорит, но и многие другие ее знакомые. У тебя трое детей? Счастливая! У тебя свой дом? Счастливая! Сколько ты получаешь? Столько-то. Счастливая!.. Да не счастливее других. Все-таки рожать детей могут большинство женщин, на это особого ума не надо, а вот сохранять семью…
        На самом деле она и чувствовала себя счастливой. Оттого, что любила своих детей и они платили ей тем же. Оттого, что большинство своих задумок она осуществила, потому что привыкла доводить свои дела до конца. Оттого, что она любила мужчин и те ее любили. Оттого, что жила полноценной жизнью и никому не завидовала, пусть порой ее дела шли не так, как бы ей хотелось.
        Глава 4
        К вопросу о счастье. Все ее знакомые и друзья считают: у Серафимы Назаровой есть все, что нужно для этого. Одна Сима с ними не согласна. Вот, например, не было у нее мужа, с которым она хотела бы прожить до гробовой доски и умереть в один день. Довольно быстро она понимала, что не то, совсем не то хотела она от своего очередного мужа. Скорее всего дело в самой Серафиме, и никто из мужчин просто не может ей этого дать. То есть ее мечты несбыточны.
        - Не умеешь ты выбирать мужчин,  - сказал ей как-то дядя, брат ее отца.
        Может, не спешила бы она выходить замуж, подумала бы лишний раз и нашла бы своего единственного мужчину?
        Третий муж был чистый бабник. То есть во всем остальном - не нахвалишься. И не пил без повода - по крайней мере не выдумывал для этого поводов, как первый, и руки у него росли оттуда, откуда нужно,  - все по дому делал, а вот насчет женщин - не пропускал ни одной юбки. Если первый делал это время от времени, то третий - постоянно.
        На всяких там праздниках и торжествах, куда их приглашали, он вел себя, как охотник в лесу, полном дичи. Присутствие рядом Серафимы его ничуть не смущало. Когда-то он вот так же выцепил ее на дне рождения кого-то из друзей и так же добивался, пойдя даже на брак, хотя штамп в паспорте ничего для него не значил. Всего лишь небольшая жертва, которую он должен был принести для достижения своей цели.
        При этом ни один из мужей добровольно не соглашался на развод. Во всех трех случаях в суде Серафиму разводили только со второго раза. Третий муж вообще удивлялся разводу больше других. Чего этой женщине не хватало?
        Характер у него был легкий, без тормозов по отношению к женскому полу, но и здесь находил себе оправдание: он же всегда возвращался домой! Деньги приносил и клал на полку в шкафу. Разве что себе на карманные расходы оставлял. Немного. Но и это не было у него заначкой, потому что если у Симы заканчивались деньги, он выуживал из своих карманов все, что у него было, и отдавал ей.
        - А как же ты?  - спрашивала Сима.
        - Обойдусь,  - махал он рукой.
        Не спится ей. Оттого, что днем высыпается. А что еще можно делать, если весь день лежишь? Дети сами себя обихаживают, Володька за всем хозяйством присматривает. И то, что он сейчас дрыхнет без задних ног, а не пытается поговорить с Симой, тоже понятно. Ему завтра на работу, а сегодня он тоже не груши околачивал, трудился, как он только и умеет. С полной отдачей.
        Но говорила себе это Серафима как-то без особого огня. Может, люби она Володьку, что-то пыталась бы делать с его пьянкой, а так… Объявила сто сорок первое Китайское предупреждение: мол, чтоб это было последний раз. Это - в прошлом месяце. Значит, не сегодня-завтра Сумятин явится во всей своей красе, уверенный, что Сима ему просто угрожает, а на самом деле ни за что от себя не прогонит.
        Выходит, она не просто лежит и размышляет о том о сем, а вынашивает планы, как Володьку от себя прогнать. Знал бы он!
        Главное, что у Серафимы имеется, так это прекрасный дом. Аж на двух уровнях. Есть где размещаться и детям, и каждому, кто прибивается к ее оживленному берегу.
        Дом построил Джек. То есть Серафима. Точнее, она сделала все для того, чтобы он был построен.
        Неожиданно ей обломилось наследство. Не так, чтобы очень большое,  - домик в селе.
        Но село оказалось непростое. Поблизости, в горах, обнаружили какие-то чудодейственные минеральные источники, и к ее приезду в селе построили уже два санатория, как раз недалеко от наследного дома. Земли у покойной было много, целых тридцать соток, так что получила Серафима за дом и участок кое-какую наличность.
        И сразу вложила их в строительство, памятуя, как легко уходят из ее кошелька деньги и как много в ее хозяйстве «дыр».
        Это было короткое время безмужья - как раз между третьим мужем и Володькой.
        Строила, конечно, не сама, но нашла себе недорогого прораба, полубомжеватого мужика, который в ее тогда маленьком доме - она купила его вместе с землей, собираясь в дальнейшем сносить,  - жил в небольшой комнатенке типа кладовки.
        Строителей тот привел почти таких же, как и сам. Денег за свою работу они брали немного, а что после работы напивались в стельку, было уже не ее дело. За всем смотрел Витек, тот самый прораб.
        Как ни странно, дом вышел ладненький и по меркам города, в котором жила Серафима с семьей, вовсе построенный за копейки.
        Где-то Витек доставал пеноблоки чуть ли не по бросовым ценам, так же утеплитель, а потом и гипсокартон. Приходили электрики, газовщики, сантехники - сплошь похмельного вида мужики. У Витька везде были знакомые. Говорили, когда-то он считался чуть ли не лучшим строителем города. Пока не спился. Со всеми договаривался, взятки давал маленькие - по Симиным деньгам.
        Чего там говорить, и детям ее пришлось поработать,  - когда стали подходить к концу деньги, а маляры за работу запрашивали дорого. Так что и окна-двери сами красили, и обои клеили. И вот дом построили.
        Правда, он до сих пор не сдан в эксплуатацию. Нужно по кабинетам ходить, в очередях стоять. У Симы терпения не хватило. И Витек, как назло, куда-то делся. Может, паленой водкой отравился? Или в сугробе замерз. Той зимой было непривычно снежно.
        Как бы то ни было, а дом стоит. И при всем при том электричество в нем есть, газ подается, как и вода.
        Этому, кстати, Вера ей тоже завидует. Что у Серафимы дом есть. Мол, у нее самой всего лишь однокомнатная квартира и никаких перспектив на улучшение жилья.
        На ее бы месте Серафима квартиру продала. Та в элитном доме в центре города находится, можно хорошие деньги за нее получить. Потом купить землю где-то на окраине и начать строить. Это если ты так уж дом хочешь. Какое-то время придется пожить с родителями, но такая жертва вполне окупится…
        У Симы вообще, как говорят друзья, мозги неординарные. Услышав о чьих-нибудь трудностях, она сразу начинает искать выход. И ведь находит! Она могла бы неплохо зарабатывать, если бы брала за свои советы деньги.
        Но Вера ее не послушает. Скажет, что терять квартиру в центре глупо. Словом, она, конечно, хочет, чтобы кто-то пришел и дом ей подарил. А сама она в этом бы никак не участвовала. К примеру, только что у нее ничего не было, а глаза закрыла и через пару секунд открыла: вот она, вожделенная мечта!
        Ничего из ее затеи с перевоспитанием Веры не получится. Любое подобное предприятие требует жертв, напряжения, не только морального, но и физического.
        Чего тогда женщину зря обнадеживать? Лучше честно ей сказать: ты не сможешь перемениться, потому что, как обычно, не дашь себе труда напрячься!
        Вот завтра придет Вера, Серафима ей так и скажет. Мол, прости, но все дело в тебе. Кто виноват, что ты такая… квашня!
        Так-то, конечно, не скажет, зачем же человека обижать. Подберет слова другие, помягче, но с тем же самым смыслом.
        На другой день Вера пришла к ней чуть свет - в девять часов утра, когда семейство Симы только-только продрало глаза. Все-таки суббота, кто так рано встает?
        - Вот слушай,  - сказала она, не обращая внимания на суету, которую произвела своим приходом. Володька как раз стоял у плиты - варил себе и Лере кофе: та рано поднялась, шла сдавать какой-то досрочный зачет.
        Раз пришла гостья, он помчался в спальню переодеваться. Свой роскошный, темно-синий с белым махровый халат, в котором любил расхаживать поутру на манер старорусского барина, сменить на джинсы и футболку.
        Вера не принадлежала к близким людям, членам семьи, к которым можно выходить в дезабилье. Она как раз столкнулась с ним, выходящим из комнаты,  - Серафима, конечно же, так в спальне со своей ногой и лежала.
        - Кто тебе калитку открывал, Валерия?  - просто на всякий случай поинтересовалась Сима.
        Вера кивнула, мол, да, она, но упорно продолжала:
        - Нет, ты послушай. «Родители выбивали из меня дурь. Но я всегда знала, где достать еще».
        - Да? Смешно.
        - Следующий,  - как на экзамене проговорила Вера и открыла рот.
        - Погоди. Выйди и скажи Володьке, чтобы он и мне кофе сварил.
        Вера сказала и вернулась, опять сев на край постели.
        - Надо полагать, ты рассказала мне анекдот?  - утвердительно спросила Сима и поинтересовалась: - А тебе самой было смешно? Ну, когда ты его читала? Ты ведь выбрала, на твой взгляд, три самых смешных анекдота? Как ты считаешь, если рассказать его в какой-нибудь компании, народ будет смеяться?
        Вот, кстати, чего она прежде не замечала. Оказывается, у Веры нет чувства юмора.
        - У тебя какие ко мне претензии?  - рассердилась между тем она. Некоторое время соображала, будет смеяться пресловутый народ или не будет, и, ничего не решив, разозлилась: - К качеству анекдота или к тому, как я его рассказываю?
        - И к тому, и к другому!  - отрезала Сима и задумалась. Без чувства юмора можно и прожить. Надо только объяснить Вере, чтобы она смеялась там, где остальные смеются.  - Наверное, я не с того начала… Ну-ка, отойди от меня подальше.
        - В каком смысле?  - испугалась Вера.
        - Стань на середину комнаты, я хочу на тебя со стороны взглянуть.
        Несколько мгновений она молчала, разглядывая подругу, а потом спросила с некоторой заминкой:
        - Вера, ты только не обижайся, но я тебя кое о чем спрошу, а ты ответь честно: у тебя кривые ноги?
        Вера остолбенела. Она и в самом деле чуть было не обиделась - на ее лице промелькнула целая гамма чувств, сменившаяся натужно спокойным:
        - Вроде нет, а что?
        - Тогда приподними юбку. Хотя бы до колен… Ты права, ноги как ноги. А я уж было подумала… Сколько мы с тобой знакомы?
        - Четыре года.
        - Вот, и за все четыре года я твои ноги видела разве что в области лодыжки. У тебя вечно юбки по щиколотку. Почему?
        Вера пожала плечами:
        - Раньше, когда я с родителями жила, мама не разрешала носить короткие юбки, а потом я и сама привыкла.
        Привыкла. Как Серафима и думала, все у Веры на самотеке. Когда-то заданная программа действовала независимо от меняющихся обстоятельств.
        - Но сейчас твоей мамы нет, царство ей небесное, потому… достань-ка вон в той тумбочке портняжный мел и большие ножницы.
        Вера вспыхнула и даже невольно отступила к двери, словно Сима могла спрыгнуть с кровати и начать выкручивать ей руки.
        - Ты что, хочешь резать эту юбку? Не дам! Это же Крис Берг, я за нее шесть штук отвалила.
        - Хорошо, оставим в покое твоего Берга. Тогда открой мой шкаф и достань мою мини-юбку, ту, которая под кожу.
        Вера без возражений полезла в шкаф, отыскала юбку и нерешительно приложила к себе.
        - Вот эти трусы? Ты думаешь, я могла бы такое носить?
        - Сама ты трусы!  - возмутилась Сима. Юбку она носила по очереди с Лерой.  - Видимо, укорачивать надо постепенно, а то ты еще стресс заработаешь… Хорошо, выгляни, если Валерия еще не ушла на свой зачет, пусть зайдет ко мне.
        Заглянула Валерия:
        - Мама, я тороплюсь.
        - Полминуты дела! Помнишь ту коричневую юбку, что я тебе купила?
        - Эту длиннющую? Я носить ее не буду!
        - Не кричи. Принеси ее мне и иди себе куда шла.
        Валерия метнулась в свою комнату и, вернувшись, бросила матери на постель небольшой коричневый комок.
        - Эту юбку моя дочь носить не стала. Слышала, говорит, длиннющая. А тебе будет в самый раз. Примерь. Да не морщись ты! Ее никто не носил. Тоже мне, чистоплюйка. Это, между прочим, вовсе не ширпотреб. Я ее в «Эльдорадо» на распродаже купила, тоже фирменную. Понятно, не за шесть тысяч, а за сколько - не скажу, чтобы тебя не травмировать…
        Вера, отвернувшись, стала снимать свою юбку. Почему отвернувшись, было непонятно, словно повернуться к подруге упругой округлой попкой было лучше. Кстати, и фигура у нее вполне приличная. Только непонятно, почему никто из мужиков этого не замечает.
        Вот уж действительно волшебство - смотреть, как благодаря одежде меняется облик человека. Словно вместе с юбкой Вера сняла с себя по меньшей мере пять лет возраста.
        - Туфли мои надень!  - почему-то крикнула ей Серафима, приподнимаясь на кровати, не веря своим глазам. Вера, качнувшись, стала на каблуки - и у нее обнаружились ноги. Да еще какие!
        - Ну и куда твоя коричневая юбка к моей серой футболке?
        - Открой шкаф!  - теперь увереннее командовала Сима.  - Возьми на средней полке мой кремовый батник…
        - Я такое не ношу!  - сварливо протянула Вера.
        - Не носишь?  - Сима, забыв о больной ноге, села на кровати.  - Вон - Бог, а вон - порог! Выметайся и живи своей убогой жизнью! Но без меня!
        - Сима, ну ты чего?  - заныла будущая Золушка.  - Мне и в самом деле непривычно.
        - А кто тебе сказал, что я в угоду тебе буду лепить все тот же унылый образ? Нет, ну как у нас любят рассуждать на тему бессмертной сказки! Даже цикл фильмов выдумала под общим названием: «Золушка наших дней»! Какая фея, интересно, стала бы возиться с неблагодарной особой, которая не только ее не слушается, но и вообще уверена, что осчастливить ее невозможно?! Если хочешь знать, то даже будь у меня волшебная палочка, я бы ничего не смогла сделать… с таким запущенным случаем!.. Ты слышала про леди Годиву?
        - Ту, которая голой по городу верхом проехала?
        - Вот именно, чтобы защитить крестьян, которых притеснял ее тиран-муж. Женщина ради других себя на позор отдала, а ты строишь тут аристократку, которая носит только дорогие, только фирменные шмотки. И что толку? Иная в юбке за двести рублей выглядит лучше, чем ты за двадцать тысяч.
        - Это запрещенный прием,  - пробурчала уязвленная Вера.
        - А чего ты хотела? В обычном наряде ей по улице пройти, видите ли, стремно. Тогда чего тебе от меня надо? Чего ты являешься чуть свет, не давая мне спокойно болеть?!
        Видимо, до Веры дошло, что нынче не время выказывать свой дурной нрав, потому она покорно опустила голову и сказала:
        - Я сделаю все, что ты скажешь.
        - Вот это другое дело… Итак…  - Сима помедлила, складывая указания в одну фразу, и выпалила: - Ты оставляешь свою юбку у меня и ходишь в этой коричневой… три дня. В том числе, конечно же, на работу.
        - На работу?  - смешалась Вера.  - Да меня засмеют!
        - Не перебивай. К этой юбке ты купишь топ на тонких лямках.
        - Топ - тот, что открывает полгруди?
        - Именно. Надевать станешь туфли на шпильках. Те, что ты купила в прошлом году и носила, кажется, всего два дня.
        - Три.
        - Не слышу твоей реакции,  - грозно нахмурилась Сима.
        - Оденусь так, как ты сказала. Что-то у тебя магическое число - три, ты не находишь?
        Сима сделала вид, что не слышала.
        - Сумка у тебя есть?
        - Догадываюсь, о чем ты: такая холщовая типа сумы, с которой по дорогам ходили попрошайки.
        - Вот видишь, ты и сама все знаешь. Через три дня придешь ко мне и расскажешь анекдот. Чтобы я смеялась.
        - А вдруг у тебя не будет настроения?
        - Мы позовем Володьку и детей. Если они будут смеяться, значит, ты анекдоты рассказывать научилась.
        - Ну зачем ты меня мучаешь?!  - с неожиданной экспрессией воскликнула Вера.  - Неужели ты думаешь, что я смогу настолько перемениться, чтобы вообще не быть самой собой?
        - Пусть тебя это не волнует. Что я думаю, что не думаю. Обычно Золушки видят конечный результат и не рассуждают, как у феи это получилось. Понятно?.. Ты можешь быть свободна!
        - А туфли… Можно сейчас я надену свои туфли? Хотя бы до дому доехать.
        - Туфли - можно,  - благосклонно разрешила Серафима.  - Ты и сама поймешь, что твои башмаки на плоской подошве с такой юбкой не катят, как говорит мой младший сын.
        Вера удалилась, скользнув взглядом по своим словно только что открытым у нее ногам. Наверное, природа плачет, глядя на то, что делают с собой созданные ею разумные существа.
        - Мама,  - заглянул к ней в комнату Кирилл,  - а что это с тетей Верой?
        - В каком смысле?
        - Она такая странная, как будто начинающая балерина. Идет и пол носками туфель щупает.
        - Иди ко мне, психолог,  - рассмеялась Сима и чмокнула подошедшего сына в стриженую макушку.  - Тетя Вера и в самом деле как раз сейчас разучивает сольную партию в балете «Новая жизнь». А что ты еще новенького в ней заметил?
        Кирилл, как человек ответственный, задумался.
        - Со стороны кажется, что к ее туловищу приставили другие ноги.
        - Молодец!  - удовлетворенно кивнула Серафима, отпуская рвавшегося из рук сына - он, как всегда, торопился.  - Возможно, я начала обновление не с той части тела.
        Она послушала, как сын мчится по лестнице вниз - большинство жилых комнат было на втором этаже Симиного особняка,  - и задумчиво добавила:
        - Все-таки надо было начать с головы. Вернее, с лица, потому что голова у нее - самое проблемное место.
        Глава 5
        - Дорогая!  - воскликнул Володька, заходя к ней сразу же после ушедшего Кирилла.  - Что ты сделала с Верой?
        - Хочешь сказать - тебе не понравилось?
        Она нарочно оттягивала время, не объясняя, чтобы выговорились все ее мужчины. По крайней мере поподробнее объяснили бы ей свои впечатления от вида изменившейся Веры.
        - Удивило до глубины души. Я думал, у нее и ног-то нет. Так, палочки для поддержки туловища. Такое впечатление, что ты откопала из снега нижнюю часть прекрасной статуи…
        - Любишь ты красивости, Сумятин,  - буркнула Сима, однако довольная собой.
        - Ты меня перебила.  - Володьке нравилось ее внимание, потому он не мог обойтись без театральных жестов.  - Я хотел сказать, а поднимешь глаза повыше… Вах, какие ноги испортила!
        - Подожди, дай срок…  - загадочно произнесла Серафима и взглянула на Володьку своими серо-зелеными глазами.
        Что за женщина! Каждый раз, когда он на нее смотрел, всегда желал. И ведь не скажешь, что красавица, но все в ней так живо, так женственно, такое очарование исходит от каждой черточки ее лица, плавного движения рук… Да что там говорить! Даже гипс на ее ноге выглядит донельзя эротично…
        - Володька, ты хотел виноград подвязать,  - напомнила Сима, уловив его жадный взгляд.
        - А чем подвязывать?
        Он надеялся, что она забыла приготовить, и он под шумок станет ей помогать, слово за слово, она женщина добрая, не станет его мучить. Жестоко не напоить умирающего от жажды…
        - Вон, в кресле целая куча тряпочек, я приготовила.
        Никогда ничего не забывает! Прокурор, а не женщина.
        Но вообще-то Володька работать любил. Он только не любил, когда Сима старалась его куда-нибудь услать. С глаз долой. Ему тогда становилось тоскливо, и он понимал, что любимая женщина не слишком им дорожит, а он готов был для нее сделать все, что угодно. Или почти все. Потому что бросить пить у него не получалось. Он старался держаться, но потом наступали такие вот минуты, когда равнодушное лицо Симы наводило на мысли о том, что он, Владимир Сумятин, не нужен не только ей, вообще никому. Вот возьми он сейчас и умри - кто о нем заплачет… Разве что парочка бывших любовниц. После него на земле даже его генного набора не останется. Жизнь Сумятина в детях не продолжится, потому что у него нет детей!
        Наверное, он давно бы ушел из этого дома, но стоило ему отойти даже недалеко, как неодолимая сила тянула его обратно. И уже забывался двухкомнатный рай, который сулила ему некая молодая женщина по имени Алла, работавшая с ним в одной фирме, к ней назло Симе иной раз подумывал уйти Володька.
        Ей-то, может, он будет и нужен, да она ему не нужна. Разве можно сравнить Аллу и Симу? Эти две женщины - небо и земля, настолько разные. И если Алла может перед ним унижаться, заглядывать в глаза, уговаривать, то Симе достаточно пальцем поманить, и Сумятин к ней побежит…
        - Она тебя не ценит,  - шептала Алла змеей, когда замечала такую вот грусть в глазах Сумятина,  - а я бы с тебя пылинки сдувала… Она подлая, она тебя у меня украла.
        Сумятин в глубине души джентльмен, он не мог сказать женщине, что она выдает желаемое за действительное и никогда он ей не принадлежал. Разве можно украсть не твое?
        Она постоянно возле него крутилась, выдумывая порой самые смешные предлоги, чтобы просто с ним заговорить.
        - Пылинки сдувать!.. Хочешь сказать, я такой грязный, что даже пыльный?!  - как-то рассвирепел Володька. Конечно, не от такого предположения, а от того, что она ему просто надоела.
        - Нет, я же не в том смысле,  - испугалась Алла,  - я хотела сказать… люди так говорят, ты что, не понимаешь, что ли!
        Почувствовала, что он нарочно ей грубит, и тоже рассердилась. Правда, тут же спохватилась. Нельзя было ей сердиться. По крайней мере до тех пор, пока ей не удастся приручить этого дикого, шалого мужика.
        Вот так в этой жизни плохо всем, а если бы он мог оторваться от вредной Серафимы, кто знает, может, и нашел бы свое счастье. Взаимное.
        Он подвязывал виноград, когда услышал, что у калитки кто-то звонит. И вышел открыть.
        Все ясно, очередная подружка. Он и забыл, как ее звать. А может, и не знал. Распахнул калитку и свои объятия, вроде страшно рад.
        - Проходите!
        - А я думала, мы будем на ты,  - проворковала та.
        Все они пытаются с ним заигрывать. Видела бы Серафима… А впрочем, ей все равно. Она как будто не знает, что такое ревность. Он бы на ее месте таких подруг гнал поганой метлой. Вот сейчас заговори с этой Таней, намекни ей на то, что можно было бы неплохо провести время, и она поведется. Не вспомнит даже о такой подруге, как Сима.
        - Танюша, как я рада!
        Значит, ее Татьяной зовут. Володька довел ее до комнаты, где Сима лежала, и испарился. Услышал только завистливое:
        - Какой у тебя мужик хозяйственный! Я и не знала, что ты замуж вышла.
        - А я и не вышла,  - посвятила ее в свои дела Сима.  - Это мой бойфренд. Или, как теперь говорят, гражданский муж.
        - Симпатичный. И где ты таких находишь? Причем сразу видно, что руки у него растут оттуда, откуда нужно.
        А Сумятин как раз вышел к калитке с секатором, и из кармана полоски ткани для подвязки лозы торчат - их Сима нарвала из старой наволочки. Вот пусть и послушает, как другие бабы про ее мужа говорят. Может, задумается, начнет ценить?
        С Татьяной Великановой Сима работала в сетевом маркетинге. Продавала желающим косметику «Мэри Кей».
        И когда та пришла, чтобы ее проведать, очень удивилась. Они не виделись года два, с тех пор как Татьяна приносила ей косметику.
        - Распродаю запасы,  - призналась она тогда,  - своим подругам - с самой большой скидкой.
        Теперь Татьяна, как выяснилось, вернулась в школу, где она прежде работала учительницей математики.
        Внешне Таня была не самой эффектной женщиной, но при этом доброй и беззлобной, и Сима ей откровенно обрадовалась.
        Она считала, что Татьяна хорошо устроена и имеет способности к маркетингу, каковые у самой Серафимы начисто отсутствовали. Она проработала в этой системе меньше месяца и вовремя смоталась. По крайней мере теперешняя работа ее полностью устраивала.
        Но Татьяна…
        О личной ее жизни Сима знала немного. Знала, что та в одиночестве воспитывает сына, родив его вне брака. В то же время в браке она считалась бесплодной, именно из-за этого он в свое время и распался.
        Вот уж действительно кому не везет, так это ей!
        - Ну как, нашла себе мужа?  - спросила она Татьяну.  - Помнится, ты собиралась замуж.
        - Наши желания с кандидатом в мужья не совпали,  - призналась подруга.  - Оказалось, замуж хотела я, а он не хотел жениться.
        - И что, ты по-прежнему одна?
        - Естественно, с такой-то фигурой.
        Татьяна любить поесть. И оттого теперь, при своем выше среднего росте, она выглядела гром-бабой. Оттого и была не уверена в себе. В самом деле, такая фигура понравится далеко не каждому, но при этом она ничего не пыталась сделать. Например, поменьше есть, а думала, что хорошая фигура упадет ей с неба.
        Серафима вздохнула про себя. Интересно, Татьяна тоже другим завидует? Стройным. Но при этом ее мучают комплексы, и оттого глаза выглядят тоскливыми, что, безусловно, шарма ей не придает. Но все же сказала успокаивающе:
        - Хочешь сказать, что мужчины женятся только на худеньких?
        - Наверное, на всяких. Но мне, кроме стройности, не хватает еще кое-чего.
        - Например?  - заинтересовалась Сима.
        - Нахальства, уверенности в себе, умения добиваться своей цели.
        Ее взгляд упал на страницу газеты, которую Серафима недавно просматривала.
        - Вот видишь!  - Она так резко ткнула в заинтересовавшую ее заметку газеты, что острым ногтем прорвала ее насквозь.  - Бабушка Серафима. Это, случайно, не ты?
        - Увы, не я!  - фыркнула Сима.
        - Жалко. Ведь она предлагает как раз то, чего мне не хватает. Обретения уверенности в себе уже после первого сеанса… Не говоря уже о прочих интересных вещах.
        - Вот и сходи к ней.
        - И схожу!
        Татьяна подхватила газету, словно в откровение, впиваясь в набранные крупным шрифтом строчки. Чего это она, первый раз такое объявление видит? Ведь они печатаются везде - какую газету ни откроешь. Не говоря уже о том, что расклеены на всех столбах…
        - Она еще обещает приворот,  - подсказала Серафима.  - У тебя нет кого-нибудь на примете?
        - Есть!  - сказала Татьяна, и лицо ее осветилось светом торжества, словно она уже обрела в себе пресловутую уверенность или обещанный приворот дал плоды.  - Я представляю, как он громоздится на эту свою… щепку, а у него - тю-тю!
        От такой неприкрытой злорадности Сима даже оцепенела. Женщина, которую она считала воплощением доброты и справедливости, вовсе таковой не была. Выходит, она Татьяну попросту не знала. Все то же верхоглядство…
        Сима знала только, что такое злорадство не приходит в одночасье. Оно накапливается со временем. Когда не можешь добиться того, чего хочешь - не прикладывая особого труда!  - и когда другим почему-то везет и от мужчин нет отбоя. Эти «щепки» легко выходят замуж, и даже не по одному разу!
        Но по крайней мере в тот момент, когда они познакомились, Татьяна уже была такой, не слишком доброжелательной. Почему же Серафима ничего этого не видела? Казалось бы, сейчас она сломала только ногу, а будто весь мир в ее восприятии странным образом переменился.
        Однажды Володька попробовал заикнуться, что ее подруги далеко не всегда такие святые, как о себе рассказывают. Сима тогда цыкнула на него, мол, не твое дело, разбирайся со своими подругами, а моих - оставь в покое. Пошутила. Но как, почему она оказалась такой незаинтересованной?
        Но тут же пришла мысль: а надо ли так уж встревать в чужую жизнь, чтобы замечать в ней подобные мелочи? А, заметив, что делать? Сообщать об этом самому человеку? Расставаться с ним?
        А с другой стороны, не анализируя, не пытаясь разобраться, где правда, а где ложь, можно жить себе, не особенно заморачиваясь. Может, той части общения, где ее друзья себя так или иначе проявляли, ей вполне хватало? Для дружбы.
        - Ты знаешь, я прямо сейчас и пойду,  - продолжала щебетать Татьяна, захваченная предстоящим действием.  - Можно я позвоню с твоего телефона?
        - Звони.
        Некоторое время она с кем-то говорила, выясняла, каким транспортом к «бабушке» можно подъехать.
        - А если прямо сейчас?
        Видимо, на том конце провода ей ответили согласием, так что Татьяна подхватила сумку, направляясь к двери.
        - Я пошла. Выздоравливай!
        Кажется, на самом деле выздоровление Симы теперь ее не слишком волновало.
        - Позвони мне, расскажешь свои впечатления,  - рассеянно проговорила Серафима вслед уходящей подруге.
        Подруге. Как легко у нее, оказывается, получить этот титул! У Серафимы Назаровой - полгорода подруг! Одна другой закадычней.
        Нет, есть у нее и настоящие подруги. И с института, и друзья детства. У каждой свой ранг. Кто-то ближе к сердцу, кто-то подальше. Так и с Татьяной она дружила. Встретятся, посидят, выпьют, потрещат как сороки, вот и вся дружба.
        Володька вернулся с садовых работ через час.
        - Все подвязал или завязок не хватило?
        - Даже две осталось.
        Он положил полоски ткани на кровать.
        - Может, отнести тебя в сад? Посидишь, свежим воздухом подышишь?
        - Ну отнеси,  - согласилась Сима.
        Он легко подхватил ее на руки.
        - Здоровый ты мужик, Сумятин!  - не могла не восхититься Сима.
        Он довольно улыбнулся:
        - Если бы я еще зарядку делал или там бегал по утрам… Что прилично весит в тебе, так это кусок гипса на ноге,  - сказал он, все-таки к концу своего продвижения запыхавшись.
        Все же лестница довольно крутая, обратно будет не в пример тяжелее. Таким образом она затолкала обратно ворохнувшуюся было нежность к Володьке. Зачем обнаруживать перед ним то, чего и так совсем немного, да еще и грозит иссякнуть при первой же возможности? А он поверит в то, что Сима его любит, и куда труднее станет отдирать его от себя…
        Он посадил ее на садовую скамейку, под ногу свою старую куртку положил и присел рядом.
        - Какая-то сегодня ты задумчивая, тихая, непривычно мне это.
        - Да вот, обвиняю саму себя в верхоглядстве. В том, Что подруг у меня тьма, а я их по-настоящему не знаю.
        - Ты и меня по-настоящему не знаешь,  - не удержался от упрека Володька. Но, взглянув на ее вмиг построжевшее лицо, тут же добавил: - А я тебе всегда об этом говорил. Не может быть так много настоящих подруг.
        - Это почему же?  - из вредности возразила Сима.
        - А потому что хороших женщин не так уж много, как принято считать. И по теории вероятности они не могут все сконцентрироваться вокруг Серафимы Назаровой.
        - А она - хорошая женщина?
        - Хорошая,  - сказал Володька с некоторой заминкой, взглянул на нее: не смеется ли?
        - А как же тогда говорят: скажи, кто твой друг, я скажу, кто ты? Иными словами, если мои подруги - плохие, значит, и я сама такая?
        - Запутала меня и радуешься. Я вовсе не это хотел сказать… По крайней мере эта Таня, что сегодня приходила, надеюсь, к разряду твоих подруг не относится?
        Ну вот, как говорят в штате Алабама: дай негру палец - откусит всю руку. Стоило ему позволить обсуждать ее подруг, как Сумятин тут же стал их перебирать и отсеивать, не спрашивая мнения самой Симы!
        - До чего же ты строга ко мне, Серафима!  - усмехнулся он, почувствовав перемену в ее отношении.  - Все оттого, что знаешь: я тебя люблю. Человек всегда так или иначе эксплуатирует чувства другого, если в них уверен.
        - Ну и как же я эксплуатирую твои чувства?
        - Держишь меня в напряжении типа: шаг влево, шаг вправо - и иди, Сумятин, куда глаза глядят.
        Сима смутилась. Ей казалось, что он не догадывается, что уже стоит на пороге и один его срыв - все: она больше его подле себя не потерпит!
        - Ты уж совсем меня каким-то монстром выставил,  - нарочно обиделась она, отмечая про себя: недаром говорят, что любящее сердце - вещее.
        Может, она не знает как следует и Володьку? Думает, что может им вертеть, как хочет, а в последний момент вдруг выяснится…
        Что бы ни выяснилось, Сима и одна не пропадет. Так что не стоит забивать себе голову, что у Володьки там, глубоко внутри. Что бы ни было, ей по большому счету неинтересно.
        Глава 6
        После выходных дней Сима опять осталась в доме одна. То есть дети приходили из школы и уходили - редко кто, кроме Леры, торчал дома просто так. У всех дела. Особенно у младшего, Кирюшки. Этот снует туда-сюда, словно шустрый жучок. Топ-топ-топ - пробежал в свою комнату, что-то схватил и опять - топ-топ-топ - вниз по лестнице.
        Сима слегка подтянулась на руках - от долгого лежания у нее заныла спина. Что-то она совсем рассобачилась. Некоторые говорят, что даже при переломах надо понемногу двигаться, так кости быстрее срастаются. А она лежит да философствует. Второй день размышляет о том, насколько она до сего времени толком не знала своих друзей и знакомых.
        Одна Вера из всех - на виду. От нее сюрпризов ждать не приходится. Как чукча, что видит, о том и поет. В смысле говорит. И предсказывать можно заранее, как она на Симины действия отзовется.
        Та будто почувствовала, что Сима о ней думает, позвонила:
        - Ты дома?
        - Конечно, нет,  - ядовито отозвалась Сима.
        - А где?  - растерянно удивилась та.
        - По саду гуляю!  - И чуть ли не крикнула в образовавшуюся тишину: - Да где же мне еще быть, загипсованной?!
        - А я думаю, мало ли, может, тебя Володя на руках вынес.
        - Он же на работе.
        - Так я еду?
        - Конечно, езжай! Давно бы уже в дороге была, все с экивоками…
        - Какая ты, Назарова, умная,  - отчетливо вздохнула в трубку Вера.
        Она и в самом деле почти тут же появилась у Симы, видно, звонила ей уже из маршрутки. Вошла в босоножках на каблуках, упруго ступая. Не привычная Вера, а будто совсем другой человек.
        Алексей, услышав звонок, открыл ей калитку. Но обрадовался, что теперь мать не будет так внимательна к нему и он сможет потихоньку улизнуть из дома. Потому что она от нечего делать - мысленно он мог позволить себе покритиковать родительницу - пристает к нему с уроками, а когда он сидел над книгами сразу после школы?
        Вера вошла в комнату к подруге какая-то взъерошенная, раздраженная и тем опровергающая недавние рассуждения Симы о том, что она предсказуема.
        - Надеюсь, мою юбку ты никуда не задевала? Не продала, на кусочки не изрезала?  - с порога сварливо поинтересовалась она и взглянула на Симу неприязненно, словно уличила подругу в каких-то кознях против нее. Как если бы намеревалась наконец с ней разобраться.
        Серафима удивленно вскинула брови, но ничего не ответила, потому что вопрос был глупый. Спросила только:
        - Чего это ты разгуливаешь посреди рабочего дня? Раньше, насколько я знаю, ты никогда не позволяла себе удирать с работы. К тому же Володька еще не пришел, а значит, в холодильнике - шаром покати. Чем, скажи на милость, я буду тебя кормить?
        - В крайнем случае, с твоего позволения, сама пойду и в холодильнике пошарю… И не сбивай меня!
        - Ах, простите, вы же небось речь заготовили! Давай, валяй!
        - Куда ты меня толкаешь, а?  - продолжала напирать Вера.  - Кого ты из меня лепишь, Пигмалион доморощенный?
        - Вообще-то Пигмалион ваял, а не лепил,  - все же заметила Сима. Пока еще спокойная.
        - Ты хочешь сказать, что во мне не может быть ничего интересного, кроме ног?!
        Опять недоуменное молчание.
        - А какая у меня душа, сколько извилин в голове, что, никому не интересно?!
        - По одежке встречают, по уму провожают,  - пожала плечами Сима.  - Народный фольклор. Да и природа, как ты считаешь, по какому принципу устроена? Например, ты когда-нибудь задумывалась, почему так красивы бабочки?
        Сима напоминала себе особу из анекдота, которая учила сына тому, что происходит между мужчиной и женщиной на примере птичек. Дались ей эти бабочки, что она все примеры берет именно из их жизни?
        - Потому, что мало живут. Им побыстрее нужно спариться, а потом окуклиться, если я не забыла биологию… Что ты меня запутываешь своими бабочками. При чем здесь это?
        Сима откинула голову немного назад, чтобы как следует оглядеть подругу: что же это ее так разозлило? Злость на саму себя - не могла сообразить того, что ей подсказали? И она изменилась так, что, наверное, знакомые не узнают. К таким ногам ей захотелось приставить что-нибудь соответствующее, но пока не может самой себе ладу дать. То есть она не знает, что делать дальше, и потому злится. Не получается без Симы обойтись.
        - А при том, что живут они недолго и потому им некогда философствовать. Тем более что нечем. Главное - да, друг друга заметить и спариться… Теперь мимо тебя, я думаю, мужчины равнодушно не проходят, даже при том, что пока ты - всего лишь полуфабрикат.
        - Прекрасно. Теперь ты еще и уверяешь, что у меня ума столько же, сколько у бабочки с ее булавочной головкой!
        «Да-а,  - подумала Сима.  - Кажется, мое участие в судьбе Веры становится похожим на работу режиссера в драмкружке психбольницы! Куда я полезла, а? Надо было и ее к бабушке Серафиме отослать. Но теперь, наверное, уже поздно отрабатывать задний ход?» А вслух она поинтересовалась тем же тоном:
        - Анекдот выучила?
        - Выучила!  - передразнила Вера.  - Можно подумать, это стихотворение. Что там учить, одну-две фразы скажешь, и все ржут.
        - Так да или нет?
        - Ну, слушай! Молодой женщине говорят: «Ты такая милая, такая хорошая, только шепни, и мы исполним любое твое желание!» А она отвечает: «Вообще-то с утра мне хотелось повеситься!»
        Серафима прыснула, но взяла себя в руки. Разве так рассказывают анекдоты, с такой вот постной миной?! Но с другой стороны, потому и смешно, что от такого выражения лица ничего смешного не ждешь. Пусть ее рассказывает с любым лицом, главное, что она не безнадежна, как выясняется.
        - А ты раньше кому-нибудь рассказывала анекдоты?
        - Нет. Я вообще считаю, что рассказывать анекдоты глупо. Значит, у тебя самой никаких интересных мыслей нет, вот ты и заимствуешь у других… И что ты вообще привязалась с этими анекдотами?
        - Скоро, кажется, я и сама начну их сочинять. Хочешь, первый? Фея взмахнула волшебной палочкой, и тыква превратилась… в кусок дерьма!
        - Серафима! Чего это ты вдруг?
        Вера почувствовала, что подруга злится, и сразу отошла на прежние позиции просителя. В самом деле, Сима обязана, что ли, будучи на больничном, подвергать стрессам свою нервную систему?
        - Адрес у тебя какой-то странный,  - заговорила о другом Вера,  - улица Иркутской дивизии… Вот у меня: улица Гимназическая. Просто и со вкусом.
        - Улица Тридцатой Иркутской дивизии,  - уточнила Сима.  - А ты собралась мне письмо написать? Значит, нет? А я-то размечталась!.. Может, расскажешь, почему ты ко мне такая взъерошенная явилась?
        - Да потому, что меня стали мужчины задевать!
        - В смысле - их личности?
        - Нет, в смысле приставания. Один даже пропел: где взяла такие ножки?
        - И тебя это раздражает?
        - Раздражает! Неужели они такие животные? Ноги-ноги-ноги! Можно подумать, у меня нет глаз, волос, талии, наконец,  - какие там еще комплименты говорят женщинам?
        Серафима фыркнула:
        - Помню, в отрочестве я такую песню слышала: «Не заменит внешность губ неярких нежность, маленького сердца - большую доброту…»
        - Почему ты надо мной все время смеешься, а, Назарова? Как будто я дебилка, а ты - интеллектуалка.
        - Ну а если бы было наоборот, разве ты бы ко мне с такой просьбой пришла?
        Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, а потом Сима первой отвела глаза. Она чувствовала себя виноватой. И в самом деле, чего это она с ног начала? Так все дело можно испортить.
        - Я думала, ты мне поможешь!  - выкрикнула Вера.
        - А я что делаю?
        - Ты… Черт знает, что ты делаешь!
        - Если ты ссылалась на пьесу Бернарда Шоу, могу напомнить: Генри Хиггинс первым делом учил Элизу Дулитл правильно говорить, я этого делать не стала, у тебя и без моего участия так хорошо подвешен язык, что ты все время с его помощью нападаешь на свою бедную учительницу.
        - Бедная, как же!
        - Итак, возможно, ты и сама не заметила, как сказала комплимент моему недавно разработанному методу превращения незаметных дурнушек… нет, нельзя сказать, что ты дурнушка, но то, что незаметная, однозначно. Так вот, это значит, что я пошла по верному пути, только не стала вначале промывать тебе мозги, и это было ошибкой.
        - Ты говоришь так, будто я неодушевленная марионетка…
        - Ладно, кончай ерунду пороть, Корецкая! У тебя было время сделать все это самой - целых тридцать пять лет, и как ты ими распорядилась?
        - У меня было два романа с мужчинами,  - гордо сказала Вера.
        Серафима так и покатилась со смеху. Правда, смеялась недолго, заметив, как исказилось лицо подруги.
        - Прости, я жестокая дура,  - сказала она, касаясь плеча насупившейся Веры.  - Но если ты по-прежнему будешь мне доверять, у тебя в активе будет не два романа, а целых двадцать два!
        - Разве дело в количестве?
        - Конечно же, нет,  - ответила Сима, задумавшись, и попросила: - Подойди ко мне поближе, я прикину, что делать с твоими волосами.
        Волосы оказались густые, но при этом какие-то невидные, пепельно-русые, и будто неживые.
        Почему в самом деле Сима никогда особенно не приглядывалась к внешности Веры? Не до того было? Сама она жила постоянно на высоких скоростях, с работы мчалась домой, по-быстрому забрасывала еду в голодные рты своих детей и мужей, вихрем пролетала по дому с мокрой тряпкой в руках. Это если прекрасные детишки не выполняли ее заданий по уборке дома. Телевизор смотреть она не любила, отметив как-то, что таким образом время проходит еще быстрее, чем хотелось бы. Разве что совсем уж в плохую погоду. А в хорошую - устраивала выходы в город. И они обязательно что-нибудь покупали. Если был «денежный» период, то не слишком экономя, а если «экономный», то какую-нибудь мелочь вроде леденцов, семечек или сладкой ваты, хотя Сима была уверена, что детям сладкое вовсе не полезно, как, очевидно, считали государство и кондитерская промышленность.
        В крайнем случае она просто ходила с мужем гулять по округе. Володька с некоторых пор тоже полюбил эти вечерние гулянья. У них уже имелись свои любимые лавочки, на которых Володька ее обнимал и целовал, как в юности.
        Но это она отвлеклась.
        Серафима к внешности Веры как-то сразу привыкла. Подружилась с ней, такой обыденной и невзрачной, скорее поневоле,  - обе работали на одном заводе и вместе ходили на обед в столовую,  - лишь заметив про себя, что женщина могла бы и косметикой пользоваться…
        Ухватив обрывок недодуманной мысли, Сима опять к ней вернулась. Итак, почему внешний вид подруги до сих пор ее почти не интересовал?
        Она просто здраво рассудила: раз Вера ничего с собой не делает, значит, такой она себе нравится. Тогда чего лезть с советами к тому, кто в них не нуждается?
        Подруга не пользуется косметикой? Может, у нее аллергия? Не красит волосы - хочет выглядеть естественно? Ну и так далее.
        Познакомились они сравнительно недавно. У Симы были подруги старые, то есть не по возрасту, конечно, а те, с кем она долго дружила. С кем-то она училась на одном курсе в вузе, с кем-то вместе работала - например, мастером на участке перемотки двигателей. Тогда она только окончила Политехнический университет. Потом с теми, с кем работала в супермаркете или в развлекательном центре…
        Серафима долго работала не по специальности, а кем придется. По-настоящему диплом инженера-механика понадобился ей четыре года назад. И эта последняя работа ей по-настоящему нравилась.
        Нравился коллектив, который возглавлял молодой директор, он же хозяин предприятия - выкупил разваливающийся на части, разворованный временщиками завод измерительных приборов. Приобрел самые передовые и «умные» станки, насобирал квалифицированных мастеров со всего города. Ничего не поделаешь, с некоторых пор специалисты-металлообработчики были в большом дефиците.
        В свое время их особенно не ценили. До тех пор, пока не пришлось возить сложные детали на обработку за рубеж. По самым смелым прикидкам это стоило раз в десять дороже, чем на нынешнем заводе, который после оснастки не мог бы изготовить разве что атомную бомбу. И то лишь по причине отсутствия в городе урана…
        Вера работала заместителем главного бухгалтера и считалась классным специалистом. Сначала они не слишком общались. На заводе существовало две касты: бухгалтерская, самая малочисленная, и механическая. А потом директор завода предложил Серафиме стать его заместителем, и она перешла в другую не касту, прослойку. Она относилась уже к администрации завода.
        Самому директору, Вадиму Николаевичу, приходилось частенько бывать в отъезде, и он мог со спокойной совестью оставлять завод на Симу.
        - Серафима Евгеньевна,  - говорил он ей вчера по телефону,  - имейте в виду, что через две недели мне нужно уезжать в Японию.
        - Вообще-то доктор говорил, что кость срастется через месяц,  - заметила она, прикидывая, что со дня перелома прошла всего неделя.
        - Так это у обычных людей. Тех, кто любит поваляться в постели. А тебе,  - он машинально перешел на ты,  - это еще не надоело?
        - Надоело,  - призналась Сима,  - уже к перевоспитанию одной неподдающейся личности приступила, чтобы занять себя хоть чем-то. Правда, успехи пока так себе.
        - Интересно…  - протянул директор, и по тону его Сима услышала, что он улыбается.  - Признаться, я по вас соскучился. Когда человека видишь каждый день, так привыкаешь к этому, что и не замечаешь, как он тебе необходим, а когда его рядом нет…
        - Что такое, Вадим Николаевич,  - кокетливо спросила Серафима,  - уж не в любви ли мне вы признаетесь?
        - В любви, а как же иначе!  - рассмеялся тот.  - Побыстрее выздоравливайте, а то вокруг меня, оказывается, одни мужики. Вон и главного инженера нового взял. Прожужжал ему все уши, какой у меня замечательный помощник. Он уже смеется, что там за легендарная личность такая.
        - Женат?  - привычно пошутила Сима. То есть это было у нее началом шутки, а дальше можно было сказать: ну ничего, разведем!
        - Представьте себе, нет. Наши женщины, по-моему, уже охоту за ним устроили… А впрочем, сами увидите.
        - Говорите, хороший специалист?
        - Прекрасный!  - Чувствовалось, что директор говорит от души.  - Кажется, сбывается моя давнишняя мечта: я теперь смогу быть только администратором, а вы в паре с новым главным и будете управлять заводом. Мне повезло, я откопал двух первоклассных специалистов в нашем, таком небольшом городе.
        - У нас жителей почти миллион,  - напомнила Сима, очень ревностно относящаяся к оценкам родного города.
        - Что такое миллион с нашими-то масштабами!  - рассмеялся директор и посетовал: - Простите, Серафима Евгеньевна, вынужден бежать. Дела. А вы там не залеживайтесь.
        - Как только доктор разрешит, так и прискачу,  - пообещала Сима.
        - Директора на заводе нет?  - поинтересовалась Сима.
        - Почему нет? Есть,  - пожала плечами Вера.
        - Тогда ты отпросилась?
        - Нет, я пошла в банк, но сделала свои дела быстрее, чем нужно, вот у меня и образовался лишние час-полтора.
        - Я рада, что ты это время решила потратить на меня.
        - На себя,  - поправила ее Вера.  - Решила выяснить с тобой отношения.
        - А ты не забыла мое условие? Не нравится - тебя никто и не держит.
        - Не забыла, госпожа сатрап! Но мне все-таки хочется отвоевать право самой решать…
        - Не дам я тебе такого права!  - перебила ее Сима.  - Если ты им прежде не воспользовалась, то теперь из-под моей руки ты будешь это самое право выгрызать, не помогая мне, а только мешая. Если ты пришла ко мне за помощью, так и принимай ее в полном объеме, а если не веришь мне, то у нас с тобой ничего и не получится!
        Вера отчетливо застонала.
        - А как же ты думала?  - не смягчилась Сима.  - Ломать старое и строить новое всегда трудно.
        Нет, как сказала, а? Как будто на митинге. Революционерка Сима.
        Глава 7
        Интересно, а Вера на нового главного инженера среагировала или нет?
        Это первым делом Серафима и стала выяснять, как только подруга появилась, легкая на помине.
        - Что ж ты мне не рассказываешь, что в нашей администрации прибавление?
        - Ты имеешь в виду главного инженера? Мужик как мужик,  - пожала плечами Вера.
        - Так ведь не женат!  - упрекнула ее Сима; странная женщина, могла бы поинтересоваться, что за человек. Вряд ли он старый. А Вера, если она хочет выйти замуж, могла бы держать руку на пульсе, по крайней мере обращать внимание на неженатых мужчин.
        Правда, как-то Вера высказывала мнение, что если она в двадцать пять лет не вышла замуж, то уж в тридцать пять ее шансы на брак уменьшились не меньше чем наполовину.
        Так если не шевелиться, то в твоей жизни вообще ничего происходить не будет.
        - По-моему, он слишком молод.
        - Что значит, по-твоему? Не могла поинтересоваться его возрастом?
        - У кого, у Раисы?  - Вера имела в виду начальника отдела кадров.  - Ты же знаешь, мы с ней не в ладах. И потом, я не люблю молодых. Мне нравятся мужчины постарше.
        - Как можно любить мужчин в зависимости от возраста?  - возмутилась Сима.  - Сколько ему лет, ну хотя бы с виду?
        - Не знаю, может, столько, сколько тебе.
        - Спасибо за комплимент,  - съехидничала Сима.
        - Я имею в виду…  - Она замялась.  - Какой-то он слишком энергичный, что ли. Я так и представляю таких мужчин в виде стихийных бедствий, перед которыми устоять я не смогу. Это твоя прерогатива - воевать.
        - Вон ты какого обо мне мнения,  - удивилась Сима,  - что я чересчур воинственная, даже агрессивная, потому со мной трудно жить… Что ты еще мне не сказала?
        - Но ведь у тебя было уже трое мужей, и где они теперь?
        - Ужалила-таки! Подруга называется. Может, ты возле меня крутишься вовсе не потому, что считаешь меня своей подругой, а просто хочешь…
        Она чуть было не сказала «подбирать крошки с моего стола», но вовремя опомнилась. Разве можно так обижать своих подруг? И главное, ни с того ни с сего… Правда глаза колет. Вера не солгала: где они, ее мужья?!
        Неожиданная мысль пришла Симе в голову.
        - А Володька тебе нравится?
        - Какой Володька?
        - Мой гражданский муж.
        К удивлению Симы, подруга покраснела, прямо-таки пунцовая сделалась. Пискнула:
        - А почему он должен мне нравиться, твой муж?
        - Что здесь такого, если бы и нравился? Вообще я просто так спросила. Чтобы знать, какого возраста мужчины тебе нравятся. Примерно такого, как Сумятин, да? А я Сумятина на полтора года старше, то есть если главный инженер мой ровесник, то он даже старше Володьки. Ты совсем завралась, подруга!
        Вера кивнула, кажется, толком не вникнув в такое обвинение, и нарочито равнодушно поинтересовалась:
        - Ты так и будешь мои волосы в руке держать?
        - А у тебя нет желания их покрасить?
        - В зеленый цвет?
        - Нет, в такой медово-желтый, с рыжинкой.
        - Никогда не задумывалась над этим.
        Она дернула головой, как лошадь, отгонявшая прилипчивую муху. Все еще под впечатлением от вопроса Симы, на который, кстати, так и не ответила.
        Но так ли уж нужен был Серафиме ее ответ? Достаточно было реакции Веры, чтобы убедиться в подозрении: подруга влюблена в Володьку! Потому и ходит к Симе в гости не часто. А когда приходит, проскакивает к ней в комнату, стараясь на Володьку не смотреть. Сегодня вон даже среди дня пришла, точно зная, что его нет дома.
        Если бы она видела, какой Володька бывает в подпитии, небось не завидовала бы Серафиме. А если она в самом деле в него влюблена, куда бы ее любовь и делась! Но это потом…
        - Тогда вот что: иди в наш магазин, тот, который на углу, и купи краску для волос. Немецкую. Такой еще моя мама красилась, но тогда ее не всегда можно было приобрести.
        - Может, мне лучше в парикмахерскую сходить?
        - Может, но вдруг они не тот цвет тебе подберут? Нет, в таком деле ошибаться нельзя.
        Вера принесла краску ту самую, которую нужно.
        - Давай я тебя покрашу,  - предложила Серафима, но Вера замотала головой:
        - Еще чего! Это процесс почти интимный. Чтобы я перед… чужим мужчиной ходила в краске!
        - Хорошо, тогда отправляйся в парикмахерскую,  - сказала Сима.  - Скажи, чтобы волосы сначала тебе подровняли, а потом красили…
        - Да уж догадаюсь!  - сердито отмахнулась Вера. Наверное, Серафима перестаралась со своей опекой.
        А та откинулась на подушки: чего-то вдруг ослабела, как старая бабка.
        - Иди, Веруня, в самом деле что-то я сегодня устала… Завтра обязательно приходи, я хочу посмотреть, что получилось.
        До ее прихода Сима дважды пропрыгала в туалет и, достаточно натрудив ногу, все же старалась не пить больше одной таблетки болеутоляющего. Она всегда была сама себе доктором, стараясь прием назначенных врачами лекарств максимально сократить. Теперь перелом вовсю давал себя знать.
        Вера ушла, и Сима все-таки выпила таблетку, чтобы через некоторое время, засыпая, успеть подумать: «Вот так я привыкну спать днем и буду на работе клевать носом…»
        Проснулась отдохнувшей, хотя, судя по часам, проспала всего сорок минут. Лежала, смотрела в потолок, пытаясь анализировать то, чем она занимается в своем лежачем положении.
        В отличие от других женщин ее никогда не тянуло заниматься какими-нибудь поделками. Ну, там, вышивать или вязать. То есть будь она прикована болезнью к кровати, целыми днями вот так же лежала бы и пялилась в потолок.
        Серафима в своих рассуждениях частенько представляла себе, как с ней случится что-то страшное - ну, там, она обездвижется или ослепнет, но, несмотря ни на что, все равно найдет выход из на первый взгляд безвыходного положения.
        - Тебе бы ужастики писать,  - посмеивался над ней Володька, когда она делилась с ним подобными мыслями.
        Вот что Серафима сделает: вечером попросит перенести ее в гостиную. И соберет всю семью на ужин. Дети обрадовались неожиданной свободе и теперь только заглядывают к ней в комнату, чтобы поздороваться и поскорее скрыться с глаз, пока мать не стала расспрашивать, как у них в школе, и требовать дневник.
        Валерия в отличие от младших братьев заперлась в комнате, откуда прежде ее регулярно «выковыривала» Сима. В самом деле, молодая девушка ведет себя, как старец Пимен, на дискотеки приходится буквально выгонять. Серафима считала, что страсть затворничества со временем не проходит, а еще больше усугубляется. Да сама она в годы Леры убегала из дома под любым предлогом. В кого дочь такая анахоретка?
        Ест теперь каждый, когда захочет, и когда дети приходят домой, только и слышно, как хлопают дверцы холодильника. При Серафиме все ели в одно и то же время.
        Странно, что она так и думает, что было при ней, а что - не при ней. Вроде она не ногу сломала, а куда-то надолго уехала.
        Но, как выяснилось, ничего нельзя загадывать.
        Володька после работы неожиданно пришел не один, а с каким-то своим другом, которого Серафима раньше не видела.
        - Познакомься, это Михаил,  - сказал он, перенеся Симу на диван в гостиной даже прежде того, как она его об этом попросила.  - Он у нас коммерческий директор.
        Симе это ничего не говорило, и она взглянула вопросительно: мол, не из-за его же должности ты привел в дом человека.
        Ответил на ее вопрос сам Михаил.
        - Володя так много рассказывал мне о вас,  - с некоторой заминкой проговорил он.  - Ну, про то, как вы свою подругу… сделали другим человеком.
        Сима рот приоткрыла от удивления. Она считала, что Сумятин на ее опыты внимания не обращает.
        - Это нечаянно,  - с улыбкой пояснила она.  - От безделья. Лежу, делать нечего. И потом, что значит, сделала? Немного подтолкнула в нужном направлении, а так ей еще работать над собой и работать… А что, у вас в связи с этим какие-то вопросы ко мне имеются? Есть какая-нибудь женщина, которой нужна аналогичная помощь…
        - Это я сам,  - поспешно сказал Михаил, чтобы она зря не гадала.  - Мне нужна помощь.
        «Ее удивлению не было предела!» - подумала она сама о себе, словно прочла это в книге.
        Она незаметно оглядела его: мужчина как мужчина. На вид лет тридцать - тридцать два. Одет… Что же на нем такие закрытые туфли? Жара на дворе. Темные носки… Затянут как в мундир. Прическа - классически строгая, словно он постоянно обедает с дипломатами. Насколько Сима помнит, они с Володькой работают в фирме по благоустройству города. Под началом Сумятина - цветоводы. Те, что следят за клумбами и цветами в офисах. Михаил отвечает за коммерцию. А глядя на то, как он одет, можно подумать, что выпускает искусственные цветы для похоронных венков… Или иконы рисует. Даже на ее приглашающую улыбку не ответил.
        Под ее взглядом он поерзал, но лишь просительно заглянул ей в глаза. Наверное, чтобы она не подумала, будто он чего-то там боится. Да он просто не знает, что к чему. А вот Сима ему подскажет, он ее послушает и сразу начнет новую жизнь… Не думает же он в самом деле, что так все и случится!
        Сима посмотрела на Володьку - тот пожал плечами. Мол, помочь ничем не могу, ты уж сама. Как-нибудь.
        На самом деле ее гражданский муж вообразил, что она ужасно тоскует в своем вынужденном лежании, и вот решил ее поддержать, привел работу на дом…
        Глупый, добрый Володька… Не то чтобы глупый, а вот увяз в отношениях с Серафимой Назаровой, которые, увы, никуда не ведут…
        Что же с этим Михаилом не так? Взяться за его дело или послать подальше? Совсем недавно она возмущалась некоей бабушкой Серафимой, а теперь сама чем занимается.
        Она вздохнула и подумала: а чего не попробовать? Это может быть интересно. Главное, поставить правильный диагноз. А для этого он должен был бы озвучить свое беспокойство.
        - А что с вами не так?
        - Друзья говорят, что я не умею выбирать женщин,  - сказал он, и Сима подумала: «Кажется, недавно я где-то слышала похожую фразу. Но уже применительно к себе». И при этом она не подумала, что ей требуется помощь. Решила, что сама выкарабкается. Все-таки женщины куда живучее мужчин, в который раз подумала она.
        - Но вы же выбираете женщин не для друзей, а для себя?
        - Мне кажется, вот она, та, о которой я мечтал, я знакомлюсь поближе, оказывается, она или дура, или хищница.
        - А вам, значит, нравятся травоядные?
        Он нерешительно улыбнулся. Странно, что коммерческий директор такой нерешительный… Как же он с клиентами общается? Или там он не в пример уверенный и решительный?
        - Миша, может, ты хочешь руки помыть?  - спросил его Володька, мимолетно со значением взглянув на Симу.
        Проводил гостя до санузла и быстро вернулся.
        - Ты думаешь, что он и в жизни такой же мямля?  - проговорил Сумятин, торопясь.  - Нормальный крепкий мужик, по-своему жесткий. Он просто боится женщин.
        - А что, есть такие мужчины?  - удивилась Сима.
        - Большинство!  - ухмыльнулся ее гражданский муж.
        - Ты бы посадил меня за стол,  - сказала Сима,  - я бы могла картошку почистить.
        - Какая картошка!  - Володька показал ей огромный пакет, судя по всему, с продуктами.  - Мы с Михаилом зашли в супермаркет. Оказывается, теперь в магазине все можно купить, начиная от всевозможных салатов до рыбных котлет. Сегодня мы взяли еще и драники.
        - Оказывается! Ты же сам все время по магазинам ходишь.
        - Хожу. Но в эти отделы я почему-то не заглядывал. Мы же не в командировке. Зачем брать полуфабрикаты, если можно приготовить свежее?
        - Скажи, у него деньги есть?  - задумчиво поинтересовалась у него Сима. Свежее! Когда кто-то все время стоит у плиты.
        - В каком смысле?
        - В прямом! Для того чтобы человека преображать, я должна знать, какие траты ему по плечу.
        - Любые,  - заявил Володька, но, взглянув на недоверчивое лицо Серафимы, поправился: - Или почти любые.
        Михаил вернулся и присел рядом с Симой на кухонном угловом диване. Он скосил глаз на Володьку, который двигался по кухне, как танцор по сцене, наслаждаясь собственной незаменимостью и умением, которое давали ему полуфабрикаты.
        - Может, мне чем-нибудь тебе помочь?  - поинтересовался его друг.
        Володька, не отвечая, бросал на разогретую сковороду отбитые куски мяса.
        - Ты был прав,  - сказал он наконец Михаилу.  - Мужчина теперь вполне может обходиться без женщины на кухне. Особенно там, где нужно всего лишь разогреть или потушить. Что раньше мужиков напрягало? Именно это. Неумение готовить. Вопрос решили. Стала процветать кулинария. Неумение стирать? Промышленность дала машины-автоматы…
        - Нужна женщина? Купи резиновую,  - ехидно подсказала Сима.
        - Нужен ребенок? Возьми в детдоме,  - подсказал Михаил и смутился: - Простите, шутка неуместная. У меня знакомые ребенка усыновили, и я, видно, все еще под впечатлением.
        - А у вас дети есть?
        - В том-то и дело, что нет. Хотя я уже дважды был женат… Так что, вы беретесь за мой случай?
        Он заторопился.
        - Вы не думайте, будто я просто так буду отнимать у вас драгоценное время. Я стану платить вам, как платят преподавателю, или визажисту, или парикмахеру. Сколько скажете.
        Теперь Сима еще и деньги станет зарабатывать? На советах?
        - Мишка, ты что!  - возмутился Сумятин.
        - А ты молчи, я не с тобой разговариваю!  - сказал тот, и по его тону Сима поняла, что Михаил и в самом деле может быть жестким.
        Он выжидающе уставился на Симу.
        - Понимаете,  - медленно проговорила она,  - та девушка, на которую вы недавно ссылались, мне верила…
        Чего врать-то? Верила, что может измениться, но при этом спорила, отвоевывала каждый сантиметр перемен.
        - И я верю!
        - Слушала меня во всем.
        - И я буду слушать,  - горячо пообещал Михаил.  - Мне, как никому другому, известно: только экспериментатор представляет себе в полной мере, что нужно сделать для успеха опыта. Приказывайте, я на все согласен.
        Володька ревниво покосился на приятеля:
        - Может, сначала поедим?
        - Поедим,  - решила Сима.  - Тем более что все равно вечер, а дело лучше начинать с утра… Если честно, то мне сразу же захотелось потянуть время. Ведь я же не специалист. Наверное, есть люди, психологи, которые умеют давать советы. Мне же приходится изобретать велосипед, и при этом я вовсе не уверена в положительном результате.
        Михаил промолчал насчет того, что лучше начинать с утра. Но по лицу его можно было прочесть: он хочет сразу и сейчас. Хотя и промолчал. Наверное, надеялся, что Сима еще передумает.
        Как и Вера, этот ее… клиент тоже торопится. Хочет, чтобы волшебство превращения началось как можно быстрее. А лучше всего сразу, как только она взмахнет… нет, не палочкой, а хотя бы рукой.
        - Володя, «Магнолия» до которого часа работает?
        - По-моему, до десяти, а что?
        «Магнолия» была парикмахерской, самой дорогой в городе. И когда появлялись деньги - такие, которые ее семья тратила, не боясь, что завтра нечего будет есть,  - Серафима водила туда своих мальчишек. Странно, что Алексей - гораздо старше Кирилла - относился к модным прическам прохладно. Вздумай Сима постричь его наголо, он бы не стал возражать, а вот Кирюха подходил к вопросу стрижки очень трепетно и обычно рассказывал Константину - молодому, но модному мастеру,  - какую прическу он бы хотел. Тот посмеивался:
        - Мой самый требовательный клиент.
        Вот к этому Константину она и хотела отправить Михаила. Только вряд ли он покорно согласится отказаться от этой своей стрижки - волосок к волоску, с пробором, чтобы поменять ее на что-то молодежное. Другому типу лица классическая стрижка, возможно, и подходила, а облик Михаила она делала каким-то унылым. Даже старообразным. Таким же, как его закрытые туфли среди жаркого лета.
        Сима взяла лежащую на диване трубку городского телефона и набрала номер «Магнолии».
        - Скажите, Константин сегодня работает?
        - Работает,  - ответили ей.
        - А вы не могли бы спросить, примет он одного человека без записи?
        - Минуточку.
        Слышно было, как по плиточному полу процокали каблучки, и через несколько секунд ей сообщили:
        - Примет. Подходите в двадцать тридцать.
        Володька, конечно, не мог знать всех ее мыслей, потому приподнял в удивлении брови, слушая ее разговор.
        - Так я не понял,  - тут же озвучил он собственное удивление,  - ты согласилась Мишку превращать или нет?
        Превращать! Посмеивается. Ну и пусть. Сима даже стала ощущать кураж от того, что к ней обращались за советом на тему: как себя кардинально переделать?
        - Согласилась. Но условие прежнее: слушать меня во всем.
        - Я согласен,  - повторил ее клиент.
        - Тогда сейчас поедим, и вы с Володей отправитесь в парикмахерскую.
        В глазах Михаила мелькнул тревожный огонек.
        «И хочется, и колется, и мама не велит,  - мстительно подумала Сима.  - Еще один недоверчивый. А как же ты хотел? Искусство требует жертв, а искусство перевоплощения - особенно!»
        Правда, смятению этот Михаил предавался недолго. За ужином, который прошел довольно весело, Сима рассказала анекдот, что вычитала по ее заданию Вера. Надо сказать, народ смеялся.
        - Хотел бы я на нее взглянуть,  - сказал вдруг Михаил.  - Ну, чтобы посмотреть, как человек может перемениться.
        - Ты же не видел ее до того,  - сказал Володька.
        - Ну и что же, я вполне представляю, что значит невзрачная женщина. Сейчас ты говоришь, уже есть на что посмотреть?
        Сима с любопытством взглянула на гражданского мужа. А делал вид, что ему все глубоко безразлично. Бетон не горит! Никому из мужиков нельзя верить, подумала Сима, даже таким внешне преданным, как Сумятин.
        - Когда вы все у меня пройдете курс перевоплощения,  - сказала Сима,  - я соберу вас вместе, всех своих «выпускников», и вы своими глазами увидите, как много может человек.
        - Приятно слышать, что вы верите в мое перевоплощение,  - отозвался Михаил,  - ведь вы уже включили меня в число выпускников?
        - Да, Серафима, неординарная ты женщина,  - подвел итог Володька.  - Вон какое впечатление произвела на моего шефа. Он даже на ты с тобой перейти не может.
        А потом оба ушли в парикмахерскую.
        К ней же в комнату пробрался Кирилл. Видно, сегодня в школе он не успел проштрафиться и дневник мог показывать без боязни. А может, просто соскучился по матери.
        - Мама,  - проговорил он, приваливаясь к ее боку и осторожно устраиваясь возле нее на кровати,  - я сегодня папу видел.
        «С очередной любовью»,  - подумала про себя Сима, но как-то без укола ревности, будто о незнакомом человеке. Другая женщина бы переживала, вспоминала, а она почти без перерыва - всего через месяц - привела в дом Сумятина.
        - Я спросил, почему папа к нам не приходит, а он сказал, что ты долго не переживала.
        Вот гад! Еще и сына настроит против нее. Как будто Серафима должна была несколько лет после развода лить слезы и седеть от горя, в то время как его прекрасный папочка переживал очередную любовь.
        Странно, Кирилл с ней об уходе отца почти не говорил, и Сима думала, что ребенок вовсе не страдает от развода родителей.
        - Ты хотел бы, чтобы он вернулся?  - спросила она.
        - Хотел бы. Ему там плохо. Он сказал мне: «Сынок, лучше твоей мамы женщины нет».
        Она даже растерялась. Ей донесли - люди любят сообщать друг другу плохие вести, что ее третий - Артем - неплохо устроился. «Живет с какой-то врачихой в ее шикарном доме. Сима пожелала ему счастливой жизни и постаралась выбросить все это из головы. Но не тут-то было. А ведь прошел уже целый год…
        - Тебе Володя не нравится?
        - Нравится,  - мудро ответил ее ребенок,  - но ведь папа родной.
        Она задумалась: хотелось бы ей вернуть мужа? Но все ее подсознание вздыбилось: ни за что! Опять бессонные ночи в ожидании беспутного муженька, ощущение непрочности жизни с ним. Нет, женщина, особенно с тремя детьми, должна иметь хоть какую-то стабильность, какую-то уверенность в завтрашнем дне.
        - Ты мог бы ходить с папой куда-нибудь. Ну, там, в зоопарк или в развлекательный центр.
        - Папа говорит, что ему некогда,  - вздохнул Кирилл.
        Горбатого могила исправит. Папе некогда, потому что он на охоте, стреляет очередную дичь. А к Симе он бы, пожалуй, вернулся только потому, что она никогда не закатывала ему скандалы, делала вид, что верит всем его объяснениям, где он задержался или почему не пришел ночевать. Терпела, пока терпелось, а потом враз выгнала, и все!
        - Я купила тебе путевку - на осенних каникулах поедешь в Санкт-Петербург,  - напомнила она.
        - А, там все будут ходить толпой, и учительница все время будет нас пересчитывать,  - махнул он рукой.
        - А как же ты хотел? Ведь ей и сдавать вас надо будет по счету,  - пошутила Сима.  - Зато на Новый год мы всей семьей поедем в Лаго-Наки, и ты сможешь покататься на лыжах.
        Она давно не ездила никуда всей семьей. Но на этот раз, как говорится, кровь из носа, а свое обещание выполнит!
        Кажется, эта перспектива примирила сына с действительностью.
        Володька вернулся домой в половине одиннадцатого, а Серафима, не дождавшись его, заснула. Хотя могла бы дождаться и поинтересоваться, как там у них с Михаилом все прошло.
        Ее гражданский муж осторожно прилег с края, но все не мог заснуть от возбуждения и ворочался, как тюлень на лежбище, так что в конце концов Сима спросонья прикрикнула на него:
        - Ну чего тебе неймется?
        - Слу-ушай,  - зачастил он,  - а как ты догадалась, что такая стрижка ему не идет?
        - А как ты не догадался об этом?
        - Привык, наверное,  - решил Володька,  - глаз замылился. Получился совсем другой человек. Я боялся, что Константин может все испортить. Мало ли. Все-таки мы пришли к нему в конце рабочего дня, он устал, но нет…
        - Талант не пропьешь!  - с усмешкой подсказала Сима.
        - Думаешь, он тоже пьет?  - удивился Сумятин, насмешив Симу своим «тоже».
        - Это я пошутила,  - сказала она, засыпая.  - И ты спи, об остальном - завтра.
        Чего это она сегодня так устала? От советов, что ли? Или от ответственности?
        Глава 8
        Володька еле дождался утра, чтобы получить ответы на свои вопросы. А Серафима, которая прежде просыпалась даже раньше всех, теперь спала столько, сколько спалось.
        - Сим,  - стал ныть он,  - ну сколько можно спать? У тебя же времени куча, днем выспишься.
        - Хорошо,  - согласилась она, открывая глаза,  - чего тебе нужно?
        - Узнать, как ты это делаешь.
        - Что - это?  - поинтересовалась она совсем не сонным голосом, потому что проснулась некоторое время спустя и наблюдала за метаниями Володьки из-под прикрытых ресниц.
        - Я насчет Мишки. Никто ему никогда не говорил: смени прическу. Одна ты. Он полчаса нудел: как она догадалась, что мне нужно это сделать? Я говорю: такая вот она у меня талантливая.
        Отчего-то ее резануло это «у меня», хотя она почти год жила с Володькой и он вполне мог так считать. И про Мишу - нудел! Что Сумятина в этом раздражает? Ревнует, что ли? Или удивляется тому, что Серафима предстает перед ним какой-то иной, не той, что он знал прежде?
        - Но все-таки ему понравилось?
        - Ты Мишку не знаешь! На такие вопросы он никогда сразу не отвечает. Сказал только: мне к этому еще надо прицыкнуть… Потом. А вначале, по-моему, он испытал шок, и все трогал свои волосы, пытался их пригладить, пока Константин на него не прикрикнул.
        - Константин - прикрикнул?  - удивилась Сима; она не представляла, что мастер мог на кого-нибудь прикрикнуть, такой он всегда был вежливый и предупредительный.
        - «Грязными руками не хватайся за волосы!» - передразнил парикмахера Володька.  - Откуда у него руки грязные, у Мишки-то, он такой чистюля!
        - Значит, Михаилу все-таки не понравилось?
        - Я же тебе рассказываю. Он все смотрел и смотрел на себя, как будто не верил собственным глазам. И взгляд его при этом был какой-то очумелый.
        - Это плохо. Шоковая терапия не каждому подходит.
        Сима подползла к краю кровати и осторожно шевельнула ногой в гипсе. Та отозвалась болью, но уже какой-то приглушенной.
        - Ты в туалет? Давай отнесу,  - спохватился Володька.
        И в самом деле отнес и ждал под дверью, когда она закончит все свои дела, чтобы отнести обратно.
        Теперь она могла сесть, и Володька заботливо положил ей под спину обе подушки.
        - Мне все равно надо вставать, на работу собираться.
        Сима не стала обманывать его ожидания.
        - Давай я расскажу тебе, какое впечатление производил твой Мишка с первого взгляда, и ты поймешь, почему я решила, что ему надо сменить имидж.
        - Давай,  - оживился тот.
        Ему хотелось знать, но Сима - как всякий «маэстро» - вела себя в таких случаях как капризный гений и вполне могла ничего не объяснять.
        - Глядя на твоего Михаила, любой решит, что он педант и зануда. Женщины среднего возраста скорее всего это оценивают положительно, а молодые девчонки наверняка от него шарахаются.
        - Это так и есть.  - Володька взглянул на Симу с уважением.
        - К тому же он одевается совсем не как молодой человек. Вот скажи, почему он носит темные брюки летом? Ну, пусть и осенью, так температура все еще за двадцать. Он что, вокруг себя других мужчин не видит?
        - Мишка считает, что на работе нужна официальная одежда.
        - Официальная одежда тоже может быть белой.
        - Она кажется ему легкомысленной… Но мы говорим о прическе.
        - А прическа просто к его типу лица не подходила. Она как будто существовала сама по себе. С такой, как у него была, лицо казалось излишне вытянутым и оттого унылым. Как я поняла, Костя это тоже увидел.
        - Еще как увидел. Он сделал из Михаила лихого, и даже крутого, пацана. У него взгляд стал таким открытым, а то раньше казалось, что он все время смотрит на тебя исподлобья. А теперь его волосы подрезаны как бы клочьями…
        Володька хихикнул.
        - Но клочьями не случайными, а вполне прикольными. У парня появился модный стиль.
        - Да, такая стрижка и в самом деле может шокировать правильного мальчика.
        - Но все-таки ему должно было понравиться. Если с утра он не передумает и не сострижет все Костины изыски у другого парикмахера… Тогда у тебя ничего не получится.
        - Ничего не хочу слышать!  - сердито сказала Сима.  - Он обещал меня слушаться беспрекословно? Вот и напомни ему об этом сегодня. У вас есть возможность на час-два уйти с работы?
        - Конечно, есть. Мы сами себе начальники.
        - Вот и поезжайте в модный мужской магазин, где купите - Володя, я доверяю твоему вкусу!  - нормальную легкую одежду. У нас до ноября тепло, к чему нам черные костюмы? Купи ему модный костюм - выбирай только пастельные тона, светлые носки, сандалии. Если он не захочет надевать их на босу ногу, так и быть, скажи, что я разрешаю носки, но только белые или в крайнем случае цвета кофе с молоком…
        - Представляю, что будет за шум!
        - Ничего, пусть пошумит. Или тебя это беспокоит?
        - Ничего не беспокоит,  - смутился Володька, который как раз в этот момент размышлял, в каком ключе разговаривать со своим приятелем.
        Но Симу обмануть было затруднительно. Она прищурилась на Сумятина:
        - Ты его ко мне привел? Привел. Твой Михаил обещал мне подчиняться?
        - Ты это уже говорила.
        - Знаю, я повторяюсь, но меня заранее злит, когда приходится спорить и доказывать, что ты права. Так и скажи своему дружку: при первой же попытке сопротивления моим указаниям я умываю руки!
        - Какая ты суровая! Рабочие на заводе тебя, наверное, боятся?
        - Ни черта они не боятся!  - с непонятным для себя раздражением ответила Серафима. И, помедлив, добавила: - Да, и позвони мне, как пройдет ваш шопинг.
        - Почему мне всегда хочется сказать - жопинг?
        - Потому, что ты по натуре хулиган,  - сказала она и про себя добавила: «Если бы ты еще не пил, цены бы тебе не было!»
        Володька догадался, о чем она подумала, и заявил:
        - Не так-то много я и пью.
        - А что для тебя немного - бутылки две-три?
        Он промолчал, потому что знал: этот спор заведет их в тупик. Самого себя он вовсе не считал алкоголиком. Алкоголики пьют каждый день, а он… Подумаешь, раз в месяц. Если уж на то пошло, то Серафима просто не понимает своего счастья! Сколько женщин Владимир Сумятин мог бы иметь, не споткнись он об эту строптивую женщину! Не перечесть.
        Эти мысли были написаны на его физиономии. Сима отчетливо видела все его усилия - он пытался освободиться от ее гнета. Шутка, конечно. Кто его гнетет? Сам напрашивается.
        С самого начала, когда он попытался высказать ей свои претензии… Точнее, пытался поднять хвост, мол, какой он весь из себя замечательный, и если бы захотел…
        - А ты захоти!  - разозлилась Серафима.  - И иди себе.
        Но это было неинтересно. Вот если бы она его удерживала…
        - Кстати, твой Михаил женат?  - спросила Сима, опять с помощью Володьки меняя положение своей больной ноги.
        - Совсем некстати!  - фыркнул Володька.  - Чего вдруг ты этим заинтересовалась? Я ведь говорил вчера: он разведен.
        - Если был бы женат, его жена могла бы все испортить. Какой женщине понравится, что другая выступает советчиком у ее мужа?
        - Не женат, успокойся. И женщины у него сейчас нет. Так что никто твое место советчицы не займет… Ты смотри, не очень-то заглядывайся!
        - Нельзя?
        - Нельзя. У тебя свой мужчина есть. Он, между прочим, человек порядочный и не станет отбивать у друга его женщину… К тому же он моложе тебя.
        Хотя это замечание слегка ее задело, Сима сделала вид равнодушный и заметила:
        - Когда это кому-нибудь мешало?
        - Какая ты все-таки стерва!  - вспылил Володька, в запале застегивая рубашку не на ту пуговицу.
        - Мне обидеться?
        - Нет!  - крикнул он, выскакивая из комнаты, и уже из-за двери сказал ей, видимо, успокоившись: - Я на связи. Звони, если что понадобится.
        Фактически злиться ему было не на что. Знал, что у нее острый язычок. Да и все разговоры о Михаиле так, чтобы его позлить. Что за женщина!
        Когда все разошлись,  - Сима слышала, как младшенький хлопнул холодильником - допивает фанту сестры, она некоторое время лежала в постели, пытаясь заснуть, но ничего не вышло.
        Она поднялась и пропрыгала к окну, чтобы посмотреть, как Кирилл закрывает в вольере Айбека, а потом замыкает калитку. Но она увидела, как сын впускает во двор знакомую женщину. В гости к ней опять пришла Татьяна.
        Повезло ей. Последний из уходивших - им оказался Кирилл, никогда в школу не торопящийся,  - не только открыл ей калитку, но и держал за ошейник собаку, пока гостья не зашла в дом.
        В раскрытое окно Сима слышала, как он пугает Татьяну:
        - Мне некогда привязывать Айбека, тетя Таня, придется вам у нас пожить.
        - Подумаешь!  - фыркнула Татьяна, тем не менее поспешно проскальзывая в дверь.  - Назарова!  - закричала она, поднимаясь по лестнице.
        «Напилась, что ли?» - подумала Сима, отыскивая взглядом костыль. Странно, что до того два года о Серафиме не вспоминала, а тут вдруг зачастила.
        Гостья зашла в комнату и торжественно выставила на прикроватную тумбочку набор косметики. Недешевый, как знала Сима.
        - День рождения у меня через три месяца,  - напомнила она.
        - Это благодарность,  - уточнила Татьяна.
        - Какая благодарность? За что?!
        - За дельный совет.
        - Но я ничего тебе не советовала.
        - А к своей тезке кто меня посылал?
        - К тезке?
        Что-то у нее с памятью: она и думать забыла о бабушке Серафиме, которую и так всерьез не принимала. Но кому-то, выходит, помогло.
        - А что она тебе наколдовала?  - осторожно поинтересовалась Сима; она все еще боялась, что на самом деле Таня на нее обиделась и сейчас таким образом обиду высказывает. Чтобы Серафиме стыдно стало.
        - Не наколдовала, а объяснила.
        Татьяна взглянула на нее даже снисходительно.
        - И я в самом деле подумала: чего дурью маюсь? Умница, красавица, талант, и вдруг комплекс неполноценности. Да эти мужики должны быть счастливы, что такая женщина на них внимание обратила!
        - На кого - на них?
        - Взять хотя бы того же Комарова. Сколько он у меня крови выпил! А бабушка мне объяснила: это все от того, что он меня любит, но так как не может быть со мной рядом - все-таки женат,  - потому он меня ревнует, и мучает, и сам мучается.
        Сима помнила историю с Комаровым - она длилась у Татьяны года четыре. Мужчина он был себе на уме, порой Таньку откровенно использовал и позволял себе разговаривать с ней грубо, нисколько не щадя ее чувств, так что частенько Татьяна рыдала на плече подвернувшейся под руку подруги. То, что Комаров может от чего-то там мучиться, было сказкой.
        Но вот же бабушка Серафима сделала так, что Таня перестала видеть мир в привычном свете. Палец о палец не ударив для того, чтобы изменить внешность, фигуру и вообще поработать над собой, она успокоила мучащуюся Татьяну тем, что надо любить себя, и в этом все дело. Вся причина ее неудач с мужчинами в этом, в нелюбви к себе.
        Теперь она, обновленная, станет рассказывать себе сказки о том, чего нет. Такой приятный самообман: посмотреть на проблему с другого конца бинокля.
        - Давай мы с тобой выпьем,  - между тем продолжала говорить Татьяна, доставая из сумки небольшую бутылочку коньяка.  - За мое духовное возрождение.
        - А насчет того, чтобы похудеть, например, эта бабушка ничего не говорила?
        - А зачем, у меня и так все в порядке.
        В таком свете то, чем сейчас пытается заняться Серафима, ничего не стоит. Она почувствовала себя человеком, который до сего времени шел по дороге совсем в другую сторону от того места, куда хотел дойти.
        Ничего у нее не получится: ни с Верой, ни с Михаилом. Она нисколько не удивится, если вот сейчас позвонит Володька и скажет: «Мишка отказался покупать то, что ты сказала. Категорически».
        А Вера опять придет в своей до пят юбке, с теми же тусклыми волосами и заявит что-нибудь вроде: «Знаешь что, Назарова, не умеешь, не берись».
        И в эту минуту зазвонил телефон.
        - Сима, Сим, ты дома? Фу, что я говорю! А ничего, если мы с Мишкой сейчас к нам заедем, как бы на обед? Я ничего тебе не буду говорить, сама увидишь! Я, например, фигею.
        - Поставить разогревать твой борщ?  - осторожно поинтересовалась Сима.
        - Ага, поставь, он же его так и не попробовал. Между прочим, Мишка сказал, будто завидует тому, как мы с тобой живем… Да подожди ты! Трубку у меня пытается вырвать. Ладно, не буду ничего ей говорить, сам скажешь. Между прочим, он прав, мы и в самом деле с тобой отлично живем!
        Володька сказал это с нажимом, мол, вот другие люди нам завидуют, а ты не ценишь.
        - Кто звонил? Твой Володя?  - Татьяна обратила взгляд на ее обеспокоенное лицо.  - Что он сказал?
        - Сейчас он придет домой, с другом, а у нас, кроме борща, кажется, ничего нет… Вообще-то я забыла, вчера он со своим другом принес целый пакет с продуктами. Но наверное, это же полуфабрикаты…
        - Нашла о чем беспокоиться,  - сразу оживилась Таня.  - Я сделаю салат и яичницу с помидорами.
        - Но я не знаю, есть ли помидоры.
        - У меня с собой есть, я же домой шла.
        - А как же ты?
        - Еще раз зайду в магазин, я все равно домой хожу мимо него.
        Она помогла Симе доковылять до кухни, но ножа в руки не дала, как та ни просила.
        - Сиди и смотри, как я готовлю. Ты еще успеешь наготовиться.
        - Значит, он придет не один? У нас собирается целая компания. Как раз четверо… А его друг - мужчина симпатичный?
        - Почему вдруг ты им заинтересовалась?
        Сима не знала, что сказать. Татьяна была настроена так решительно, как будто Сима или Володька обещали ее познакомить с хорошим человеком и вот теперь эта встреча должна состояться.
        - Представляешь,  - оживленно говорила та, и в самом деле ловко собирая на стол, в то время как огромная «Володькина» кастрюля с борщом закипала на плите,  - бабушка Серафима сказала мне, что я встречу свою любовь даже быстрее, чем думаю. И он уже в пути…
        - Ты думаешь, это Михаил?  - осторожно поинтересовалась Сима, сама робея перед напором Татьяниной энергии.
        - Не знаю, но если он, я ведь должна быть во всеоружии, не так ли?
        - Они зайдут ненадолго. Только…  - Сима чуть не обмолвилась о том, что это ее муж приведет друга, которого она опекает так, как совсем недавно собиралась опекать Татьяну.
        Сима не хотела давать дополнительные козыри в руки той, которая так уверилась в своем могуществе, что теперь сметает со своего пути все преграды, как солдаты Урфина Джюса.
        Казалось бы, не все ли ей равно? Но вот же выходило, что нет. Уж не сама ли Серафима положила глаз на Володькиного приятеля? Или ей стало завидно, с какой легкостью ее подруга пытается организовать свою судьбу? Одним махом семерых убивахом…
        - Они зайдут только перекусить, потому что Володька обещал покормить друга своим хваленым борщом.
        При этом даже не сказала себе: «Сима, ты должна быть с Татьяной заодно, вы обе женщины. Ты же всегда говорила, что женщины должны быть друг с другом заодно, а не объединяться с мужчинами».
        Но ей вдруг стало жалко Михаила. Это что же получается? Татьяна его еще не видела, не знает, что у него сейчас самый ответственный период: личинка вылупляется из кокона. А такое грубое вмешательство в его жизнь может все испортить.
        Женщины не должны идти на мужчин в атаку, подумалось ей. Когда женщина хочет взять мужчину силой, это выглядит как извращение.
        К счастью, Татьяна в своем предвкушении нагаданного ей мужчины не заметила перемены в настроении подруги. Она резала, кромсала овощи, что-то напевала под нос, успевая задавать вопросы Серафиме:
        - Володя часто приводит с собой друзей на обед?
        - Еще ни разу не приводил,  - честно призналась Сима в некоторой задумчивости.
        Плохо, что у них расположилась Татьяна. Она даже не поинтересовалась, не будет ли ее присутствие лишним. Ее вообще никто не приглашал остаться, но сказать об ей этом у Симы не повернулся язык.
        Ей хотелось, чтобы эксперимент прошел в чистом виде. Она первая все осмотрит, оценит, а потом, что называется, даст Михаилу путевку в жизнь. Разве она не имеет на это права?
        Увы, эксперимент в жизни не проходит без сучка и задоринки. Вот и у нее возникло препятствие в лице подруги, и теперь ей придется вести себя так, как если бы она сидела сразу на двух стульях или качалась бы на одном из них, стоявшем всего на двух ножках.
        Глава 9
        Мужчины явились оба взбудораженные. Правда, присутствие Татьяны их сильно охладило. Ведь речь должна была пойти о таком почти интимном действе, как восприятие Симой нового облика Михаила. Это ведь была ее идея, и он срочно нуждался в одобрении своего учителя.
        А посмотреть было на что. На такое кардинальное изменение человека, о котором можно было бы сказать: произошло чудо.
        Михаил был хорош. Словно он сбросил с себя какую-то не принадлежащую ему шкуру, надетую по ошибке. И попутно расправил плечи. Сима прекрасно помнила неестественно выпрямленного человека, у которого, казалось, побаливает шея. Остеохондроз прихватил.
        Неуютно ему было в собственном обличье и, казалось, вообще в этом мире. Странно, что при этом он ведь не был неудачником или там человеком неприглядной внешности. Будь Серафима психологом, она бы попыталась копаться в его прошлом и вытащить на свет божий какую-нибудь давнюю обиду, нанесенную взрослыми маленькому Мише: трудное детство, тиран-отец или чересчур строгая мать.
        Серафима на днях посмотрела передачу об одной многодетной семье, в которой мать третировала собственных детей числом семь. Зачем стольких рожала?.. Но это она отвлеклась.
        Полежишь целыми днями, побеседуешь с самой собой, еще не то на ум придет. Особенно после просмотра таких вот передач отечественного телевидения. Неужели есть люди, которые смотрят всякие бытовые кошмары и получают от этого удовольствие?
        Почему он к ней обратился? Почему вообще возник между мужчинами разговор о том, что гражданская жена Сумятина может ему помочь? Да и в чем помогать человеку, судя по всему, вполне успешному?
        В целом неулыбчивое лицо молодого человека, по необходимости выдававшее улыбку с некоторым напряжением, любого бы удивило. Ведь если он работает в крупной фирме, неплохо получает, наверняка имеет собственное жилье, чего ему ходить по свету с такой постной миной?
        Как ни крути, а утверждение о том, что русскому человеку не нужен психоаналитик, потому что его с успехом заменяет друг с бутылкой, слишком категорично. Он и после междусобойчика понял бы, что ничего в его жизни не изменилось. Как бы временно сняла боль легкая анестезия вместо капитальной операции.
        Серафима - дилетант и принялась направо и налево раздавать советы и рекомендации, по сути, не имея на это права. Но раз сами пациенты этого хотят, то стоит ли ей упрекать себя в излишней самонадеянности?
        Михаил мог бы дожить до старости и ничего другого не захотеть. Но отчего-то же он чувствовал дискомфорт?
        Отчего-то же бывшая жена с ним рассталась.
        Значит, в быту, в общении с ним существовало нечто, чего женщина не вытерпела. Никто этим не интересовался. Мало ли мужчин разводятся, и их сослуживцы не знают подлинных причин!
        Получалось как в древности: вместо пусть и каменного топора - кусок камня. И это не мешало ему в работе?
        Выходит, нет, раз он легко продвигался по служебной лестнице и, будучи младше Володьки, добился большего.
        По крайней мере самому Михаилу из отпущенного природой удалось сотворить официальное, «начальственное» лицо, а вот лицо души компании не вылепливалось.
        Теперь перед Симой предстал мужчина новый, другой, еще немного неуверенный в собственной привлекательности, но уже одобряющий свое обновление. Вряд ли это существенно повлияло на его характер… Или повлияло?
        В любом случае от собственного преображения Михаил завелся. В прежде равнодушных его глазах зажегся огонь, а в движениях появилась несвойственная ему лихость. То есть Сима не могла бы утверждать этого наверняка, но по крайней мере впечатление было именно такое. Как если бы от каменной глыбы отвалился ненужный кусок.
        А Татьяна просто обалдела. Бабушка Серафима кого-то ей пообещала, но чтобы такого красавца!
        - Садитесь, я вас буду кормить!  - между тем провозгласила Татьяна, и мужчинам ничего не оставалось, как, оглянувшись на Серафиму, вдвоем отправиться в ванную мыть руки.
        - Супер!  - восхищенно проговорила Сима, когда они вернулись к столу, понимая, что просто обязана как-то прореагировать.
        - Что - супер?  - не поняла Татьяна.
        - Миша купил себе новые брюки,  - вышла из положения Сима,  - вот я и говорю, как они на нем прекрасно сидят, правда же?
        - Правда,  - охотно подтвердила подруга,  - на такой фигуре все должно хорошо сидеть.
        - Да, познакомьтесь,  - спохватилась Сима,  - это Таня, моя подруга. Она пришла меня проведать.
        - Владимир,  - наклонил голову Сумятин.
        - Мы же с вами вчера знакомились,  - напомнила Таня, обратив сияющий взгляд на его друга.
        - Михаил.  - Тот галантно представился. Откуда-то и замашки новые проклюнулись.
        То есть, возможно, они у него и были, но пользоваться ими не хотелось.
        - Значит, говорите, хорошо?  - не удержавшись, опять спросил он у Симы.
        - Очень!  - подтвердила та.
        Он расцвел. Крякнул. Потер руки, будто предвкушал нечто особенное, подошел к Татьяне, заглянул ей через плечо:
        - Говорят, вы готовите что-то вкусненькое?
        Та зарделась, а Серафима мысленно ахнула: Боже, зачем это он? Небось без всякой задней мысли с ней заигрывает, а в настрое подруги это как раз укладывается в строку. Вон девушка вся заневестилась. Решила, что судьба преподнесла ей подарок. И этому подарку она откровенно радовалась.
        - А как ваши брюки, жене понравились?  - спросила Сима вроде равнодушно.
        «Какая жена?» - мог бы удивиться он. Однако Михаил в момент усек, что вопрос задан неспроста.
        - Она еще не видела,  - подхватил он переданный ему пас.  - Но достанется мне на орехи. Мы ведь на новую стиральную машину собирали.
        Татьяна ошеломленно переводила взгляд с одного на другого. Ну что ты с ней будешь делать? Она ведь и в самом деле, один к одному, приняла гаданье «бабушки» насчет встречи с женихом. Предварительно даже не спросила у Симы: а он не женат ли? Сразу решила для себя: это именно он! «Ты чуть вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала…» Лучше Пушкина ситуацию и не изложишь.
        А он ничего и не заметил. То есть восхищение Татьяны наверняка уловил, но отнес его всего лишь к своему измененному облику и уж ни в коем случае не к таким далеко идущим планам, как женитьба.
        - Можно я позвоню вам сегодня вечером?  - спросил Михаил.
        - Можно. Конечно, звоните,  - встрепенулась Сима.
        - Расскажу, как на работе среагировали.
        Таня опять не понимала. На что должны были реагировать? Не на брюки же? А раньше он в чем ходил? В спортивных штанах?
        Она поняла, что скорее всего у них есть какая-то общая тайна, в которую ее не хотят посвящать. Но почему? Ведь она же из их племени!
        Сима встряхнулась: что это она только что себе нафантазировала? За Татьяну говорила и думала, и за нее же обижалась… Она взглянула на безмятежное лицо подруги: на нем эти страсти вовсе не отражались. Только растерянность. Программа, вложенная в ее голову гадалкой, явно дала сбой, а взамен у женщины ничего не имелось.
        Откуда в людях порой появляется такая истовая вера в предсказания? И ничуточки сомнения. Если Сима хоть что-то понимала в мужчинах, Татьяна Мише не понравилась. И вовсе его не заинтересовала. Он же не думал о том, что вот эта толстая, бесформенная тетка приготовила его себе в женихи.
        Серафима опять на себя прикрикнула, потому что побаивалась злых женщин вообще и не хотела позволить никакому злорадству возобладать над собственными чувствами. Не всем быть красавицами. Разве мало тому примеров, когда и толстушки устраиваются в жизни не хуже фигуристых моделей?
        Ладно, отбросим способность Тани заинтересовать мужчину. Да и Михаил дальше легкого флирта не пошел. Он весь в эйфории. Никак не насладится собственным превращением. Как знать, может, он всегда мечтал так выглядеть, но просто не умел, точнее, не знал, как этого добиться. Сима всего лишь открыла ему дверь в этот другой мир, перед которым он до сего времени в нерешительности стоял.
        - Володя, все, мы торопимся!  - Михаил первый вскочил из-за стола и доверительно улыбнулся женщинам.  - Вы не поверите, но я впервые покинул службу по личным мотивам. Да мы просто сбежали, и все… Сима, вы не позволите оставить у вас мои пакеты и коробки, а то это слишком - заявиться с ними на работу.
        - А ваш измененный облик?  - напомнила Сима.
        - Как-нибудь отобьюсь. Придумаем по дороге,  - беззаботно улыбнулся он и обратился к Татьяне: - Позвольте вашу ручку.
        Он с чувством поцеловал ей руку.
        - Все было изумительно вкусно! Завидую вашему мужу.
        Потом поцеловал руку Симе.
        - С вами, думаю, мы еще сегодня увидимся, если вы не против.
        - Пожалуйста, приходите,  - кивнула она, отметив про себя недовольный взгляд Володьки.
        - Какой мужчина!  - вздохнула Татьяна, глядя вслед уходящим.  - А что за измененный облик ты имела в виду?
        Все-таки Сима попалась. Она почему-то думала, что на ее оговорку Таня не обратит внимания. Как теперь выпутываться?
        - Облик? Ну, это я так, пошутила. В смысле надел новые брюки, хотя на работу приходил в других.
        Трудно врать, когда ты к этому не готов.
        - Неужели и правда он женат?
        - Ты так спросила, как будто он на женатого не похож,  - заметила Сима.
        - В том-то и дело, что похож. Неженатые обычно и неухоженные. На такого посмотришь и сразу скажешь: живет без женского догляда.
        «Знала бы ты, чей догляд на нем отпечатался»,  - подумала Сима.
        - А может, он плохо живет? С женой-то?  - продолжала допытываться Татьяна.
        - Не знаю. Я его всего второй раз вижу.
        - А твой муж его к тебе ревнует,  - помолчав, заметила она.
        - Пусть не приводит,  - пожала плечами Сима.
        - Он поцеловал мне руку,  - продолжала Татьяна.  - Я ему понравилась. Просто он не захотел при вас этого показывать. Послушай, а что, если я позвоню ему на работу?
        - Зачем?  - не поняла Сима.
        - Ну, предложу встретиться где-нибудь в кафе.
        - Но я не знаю его телефона.
        - А ты дай мне телефон своего мужа. Я у него спрошу.
        - Таня, это может быть неудобно.
        - Почему?
        Не скажешь же, по кочану! Обидится. И потом, чего это Серафима взялась охранять покой почти незнакомого ей мужчины? Если Таня считает, что ему понравилась, и думает, что, поцеловав ее руку, он дал ей некий аванс, пусть звонит.
        Она продиктовала на память телефон Владимира и все-таки спросила:
        - А как же жена?
        - Если он преданный семьянин, то не согласится прийти, а если поглядывает на сторону, то чем черт не шутит, значит, его можно увести из семьи.
        - И ты с чистой совестью это сделаешь?
        - При чем здесь совесть? Не я, так другая. Или ты предлагаешь беспокоиться о сохранности неизвестной мне семьи?
        Она наклонилась и чмокнула Симу в щеку.
        - Выздоравливай. Мне тоже пора. Я как чувствовала, пришла сегодня к тебе. И бабушка Серафима мне сказала: есть семья, ходить в гости в которую для меня благо.
        Вот так. Как говорится, ни прибавить, ни убавить!
        - Калитку запри, а ключ брось в почтовый ящик,  - попросила она.
        - Сделаю!  - крикнула с лестницы Татьяна.
        В открытое окно Симе было слышно, как Татьяна простучала каблуками по дорожке, как залаял на нее Айбек и как звякнул ключ в почтовом ящике, ударившись об его оцинкованный край.
        Вечером Володька выражал Серафиме свое неудовольствие:
        - Чего это твоя Татьяна вздумала звонить ко мне на работу?
        - А у тебя что, режимное предприятие?  - огрызнулась она.
        Он сразу снизил тон, но не угомонился:
        - Пойми, Михаил - мой начальник. Мы до сего времени с ним особенно и не дружили, а тут… Зачем этой Таньке понадобился его телефон? Она даже не стала отвечать на мой вопрос, а заявила: «Мне нужно!»
        - Спроси что-нибудь полегче.
        Сима уже и сама раскаивалась в том, что дала Татьяне телефон Сумятина, но в тот момент она даже немного растерялась, не нашлась, как женщине в этом отказать, а уж признаться в том, что приятельница собралась назначить Михаилу свидание, теперь, спустя некоторое время, и вовсе показалось ей верхом глупости.
        Но с другой стороны, бесполезно объяснять человеку то, что она должна была бы почувствовать сама. Она же не маленькая девочка…
        - Между прочим, Татьяна ему вовсе не понравилась,  - заметил Володька, успокаиваясь.  - Он даже сказал: «Какая неприятная женщина!»
        - Зачем же тогда он ей руку целовал?  - рассердилась Сима.
        - Обычная вежливость. Наверное, он решил, что Татьяна тебе близкий человек, и таким образом выказывал признательность не ей, а тебе.
        - Чего теперь гадать?  - вздохнула Серафима, подозревая, что затея подруги ничем хорошим не кончится.
        И как в воду глядела. Вечером у Назаровых был занят телефон - Алексей торчал в Интернете, переговаривался с другом. Зато с утра, едва Сима осталась одна, позвонила Татьяна.
        - Ну, у тебя и друзья!  - с ходу начала она гневно.  - Ни воспитания, ни такта - ничего!
        - В чем дело?
        Сима тоже умела говорить холодно, так что, натолкнувшись на противодействие, та поутихла.
        - Что он о себе возомнил, этот ваш дружок? Нахамил мне безо всякого повода…
        Она замолчала, словно давая возможность Серафиме принести ей извинения или хотя бы начать успокаивать.
        - Нахамил? Мне показалось, он человек воспитанный. Но я вовсе не говорила, что Михаил - наш друг, он всего лишь Володин начальник и зашел пообедать… Чего вдруг ему тебе хамить?
        Сима отчетливо слышала, как Татьяна возмущенно сопит в трубку.
        - Сказал, что не хочет со мной встречаться!
        - И где здесь хамство?
        Подруга все еще не понимала, что Серафима вовсе не разделяет ее возмущения.
        - Я спросила - почему?
        - А он?
        Можно было не спрашивать, но Серафиме стало ее жалко, а как объяснить Татьяне, что она сама напросилась, не знала. Подразумевалось, что всякая женщина должна была просто чувствовать, желанна она или нет.
        - А он сказал, что терпеть не может дур! Знаешь, милочка, так меня еще никто не оскорблял! Я сто раз пожалела, что позвонила ему. Он и в самом деле производил впечатление воспитанного человека!..
        Не дождавшись ответной реакции, Татьяна бросила трубку, а Серафима подумала, что скорее всего в эту минуту она лишилась одной из своих многочисленных подруг. Причем не испытывала ни малейшего сожаления по этому поводу.
        Глава 10
        Однажды, спустя несколько дней после произошедших событий, в течение которых Татьяна и в самом деле ей ни разу не позвонила, Серафима проснулась среди ночи. Прислушалась к себе - нога не болела.
        Скоро три недели, как она валяется дома. Вот-вот закончатся теплые денечки, а она все ждет, когда срастутся кости.
        Днем позвонил ее директор, сообщил, что завтра, то есть уже сегодня, улетает в Японию. Счастливый!
        - Оставляю завод на главного инженера, но с некоторой опаской,  - признался он Симе.  - Уж больно крут. Чуть что - «вы уволены»! Не успеешь глазом моргнуть… Вот где я, скажите на милость, взамен Петровича токаря найду? Ну пьет, ну прогуливает, так ведь руки золотые!
        - Олега Петровича уволили?  - ахнула Сима.
        - Уволили,  - подтвердил директор.  - Боюсь, как бы не пришлось опять к нему на поклон идти. Посмотрю, может, у Юры получится?
        Юра был молодым слесарем, а завод - его первым рабочим местом после профессионального училища.
        - Хотя куда ему со своим вторым разрядом с шестым Петровича сравниться! Да плюс талант старика. Такой не пропьешь!.. И ведь у нас на выходе вещица сложная. Немцы за нее евриками заплатили. Представляешь, сколько такая работа у них стоит, если к нам на самолете возить детали выгоднее!
        - Представляю…  - протянула Сима.
        Надо же, страна, которая прежде славилась своими умельцами, постепенно теряет эти самые умелые руки. Спиваются хозяева рук. А сколько можно было бы ими сделать!
        Сначала, когда Сима пришла на завод, она была удивлена атмосферой вседозволенности, которая царила в рабочей среде.
        Прежде она считала, что, обнаружив кого-то из токарей или слесарей подшофе, тут же должна отправить его домой. По крайней мере по технике безопасности так положено. Но когда пьют все… Она даже стеснялась об этом кому-то рассказывать. Сколько раз ей приходилось видеть в обед, как шумная компания металлообработчиков усаживается принимать пищу с непременной бутылкой. При этом они ничуть не боялись, что Сима застукает их.
        Она, помнится, в первый раз примчалась к директору. Намеревалась произнести гневную обличительную речь, а Вадим Николаевич на ее негодование лишь грустно усмехнулся:
        - А что мне прикажете делать, Серафима Евгеньевна? Закрыть завод? Свое детище, которое я так долго вынашивал. И на чем прокололся? Как говорится, на человеческом факторе. Вы знаете, что спецов, как Олег Петрович, у нас в России - по пальцам перечесть? Он может делать такие сложные детали - у инженеров-проектировщиков голова кругом идет. И при этом…
        Он даже закашлялся, потому что от волнения хватанул воздуха больше, чем нужно.
        И Серафима, которая всегда находила выход из сложных положений, здесь опустила руки. Проходила мимо пьющих рабочих и делала вид, что ничего не видит. Что было просто унизительно. Не должны инженеры с такими нарушениями мириться. И в то же время, что им остается делать?
        Для того чтобы завод мог успешно работать, набирая темпы, требовалась молодая смена, а где ее взять?
        Еще неделя, и у Серафимы снимут гипс. А там - на работу! Интересно будет посмотреть на нового главного, который уволил самого Олега Петровича! Странно, что директор говорил об этом так спокойно. Верил, что главный инженер найдет выход? Может, в трудных случаях он сам становится к станку?
        Что-то еще Симу беспокоило. Жужжало в голове назойливо, а не вспоминалось. И вдруг вспомнила: Вера куда-то запропастилась и уже дней десять не заходит и не звонит. Наверное, пригласительный билет на бал получила. Вот только Сима не успела ее проинструктировать насчет того, что в двенадцать часов она должна с него уйти. В том смысле, что, не привыкнув тусоваться, она может попасть в переплет. Может, ее платье от какого-то Берга в лохмотья и не превратится, но душу могут порвать в клочки.
        Впрочем, это уже ее фантазии. Какой, к черту, бал! Да и старовата Вера для Золушки. Время упущено. Есть мужчины - на днях один такой выступал на шоу «Самые известные женихи России»,  - которые просто-таки не реагируют на зрелых красавиц. И этот побитый молью жених утверждал, что с девушками старше двадцати лет он принципиально не встречается!
        Интересно, в других странах такие же проблемы? И там тоже нарасхват даже пожилые мужчины? Куда же они деваются - неужели пьют все, кто может держать в руке стакан?
        Сильный пол и прежде чувствовал себя хозяином жизни, а теперь, в эпоху тотального саморазрушения, и вовсе процветает. Сделай небольшое усилие и не пей - вот все, что от тебя требуется. Остальное понемногу берут на себя женщины.
        А вдруг в России появился доныне нераспознанный вирус, который незаметно подтачивает мужские гены и под этим воздействием мужчины мельчают… Не может же вырождаться только сильный пол! Или может?
        Но она, кажется, отвлеклась. В конце концов, охать и ахать может каждый, а вот сделать что-нибудь конкретное…
        Если уж на то пошло, свою работу Серафима не закончила. Подумаешь, все, что успела, так это заставить Веру покрасить волосы. Или остальное она уже сообразила сама? Ну, да флаг ей в руки! Всего полмесяца назад чуть ли не в ногах валялась: Симочка, помоги! А как первые результаты увидела, так головка и закружилась. Можно подумать, Сима претендовала на какую-то особую благодарность…
        Глава 11
        Именно сегодня пришло ощущение: валяться надоело. И даже вопреки указаниям врачей хотелось снять гипс и начать разрабатывать ногу. Сима села на край кровати и потянулась за костылем. И в это время зазвонил сотовый телефон, лежащий тут же, у ее руки, и в трубке раздался жизнерадостный голос Зои:
        - Назарова, у тебя ведь нога сломана, а не язык! Ты что, позвонить нам не могла? Случайно Алешку в городе увидела и только тогда узнала, что ты болеешь.
        Вот так всегда. Вместо того чтобы повиниться - столько времени не звонила, не знала, что у подруги перелом, сама нападает… Да, а когда это она Лешку видела, если он все время у Симы на глазах? Кроме занятий в школе, конечно.
        - И когда ты его видела?
        - Сегодня… О, я же обещала, что тебе ничего не скажу. Ты его не ругай. Сделай вид, что я тебе ничего не говорила, ладно? Не подводи подругу. А то скажет: тетя Зоя - сексот!.. Так мы с Диной сейчас к тебе придем. Динка уже с работы отпросилась, а я, как ты помнишь, сама себе хозяйка.
        - Только учтите, у меня разносолов никаких. Кроме Володькиного борща.
        - Догадываемся,  - рассмеялась Зоя,  - потому кое-что с собой принесем. Ты хоть знаешь, что если не пить за здоровье, то выздоровление происходит куда медленнее? Не смейся, это научный факт… Да погоди ты! Динка требует, чтобы мы к тебе ехали и на месте все это говорили, а то уже одну маршрутку пропустили. Короче, мы бежим, маршрутка полная, остановилась не на остановке, а метров двадцать вперед проехала.
        Сима приподнялась было, но тут же легла обратно. В самом деле, что она сейчас сможет сделать, прыгая на одной ноге? Правда, с костылем ей передвигаться сподручнее. И если бы некому было готовить и наводить в доме порядок, Сима, наверное, давно бы уже приспособилась делать что-то по дому, но раз есть кому ее подменить…
        В другое время она сейчас бы метнулась на кухню, уже чего-нибудь вкусненькое готовила бы к приходу подруг, а теперь… Ничего, перебьются.
        Дружат они втроем уже… больше двадцати лет! С тех пор, как поступили в институт и учились в одной группе. Институт за это время превратился в политехнический университет…
        А вот видятся так редко. Может, потому, что их интересы теперь лежат в разных областях?
        Из их институтской троицы одна Сима работает по специальности. Точнее, на производстве. Дина преподает в институте, а Зоя окончила курсы визажистов и сейчас трудится в самом дорогом салоне города. Там у нее свой кабинет… Интересно, почему, когда Сима начала создавать Вере новый имидж, она не вспомнила про Зою, которая вообще могла бы нарисовать той совсем другое лицо?
        Может, в таком случае и не понадобилось бы мучить Веру разучиванием анекдотов да требованием обрезать юбку… Если она расскажет подругам, чем занимается во время своего невольного лежания и бездействия… То-то они посмеются!
        И тут вдруг Сима вспомнила, что калитку-то открыть будет некому! Запиралась у них калитка на замок, и ключи были у каждого члена семьи. Во-первых, потому, что дворовая собака - огромный кавказец Айбек - имела какую-то странную привычку подкапываться под вольер из сетки, пролезая при этом в довольно маленькую дыру, и расхаживать по двору. Во-вторых, поскольку Сима была больна и оставалась одна в доме. А ведь ей со второго этажа одной не спуститься! Если она сейчас со своим костылем начнет спускаться с лестницы, она может так загреметь - костей не соберешь.
        Пришлось перезванивать на мобильник Зое и рассказывать о проблеме.
        - А у вас через забор перелезть можно?
        - Можно. Айбек сегодня вроде бы не копает.
        - Тогда что ж, придется рискнуть одной из лучших подруг.
        - В каком смысле?  - не поняла Сима.
        - В таком. Динке придется лезть. У нее джинсы пошире, а то я в своих, узких, и ногу не смогу поднять.
        - Ох, боюсь я, что физическая недоразвитость может сыграть с кем-то из вас злую шутку…
        - Эй, потише! Мы - девчонки спортивные. Да и Дине к чему заранее волноваться. Наоборот бы, сказала: ништяк, девочки, прорветесь! А ты пугаешь.
        - Скажи Динке, чтобы она, как перелезет, подошла к окну и крикнула. Я ей ключи сброшу - и от калитки, и от дома.
        И надо же, все получилось. И Динка перелезла благополучно - правда, Зоя жаловалась, что она ей все плечи оттоптала, и двери открыли. А теперь подруги колдовали на кухне уже так долго, что Сима, не выдержав терзаний своего любопытства, к ним приковыляла. Припрыгала. Между прочим, с костылем, если привыкнуть, можно почти спокойно ковылять по всему дому. Но лень. Тогда Серафима будет не больная, а как бы здоровая. Придется становиться к плите. Нет уж, болеть так болеть!
        - Что-то вы долго возитесь,  - упрекнула она подруг.  - Меня пришли проведать или есть?
        - Заодно и поесть,  - отмахнулась Зоя.  - Не станешь же на работе себе обеды готовить, а в кафе - дорого.
        - Кому дорого, тебе?  - не поверила Сима.
        - Не обращай внимания,  - лениво отозвалась Дина,  - это Зойка так шутит.
        Только когда сели за стол - Дина всегда была прекрасной кулинаркой - и Сима вдохнула запах тушеного мяса, она поняла, что устала от полуфабрикатов типа «домашних» котлет или замороженных пельменей из кулинарии все в том же магазине «Магнит», которые вся ее семья с удовольствием потребляла.
        - Господи, сто лет не ела такой вкуснятины!  - восторженно ахала Серафима, разрезая ножом податливую отбивную.  - Как ты так быстро управилась?
        - Коммерческая тайна,  - рассмеялась Дина.  - Мой муж говорит, что он мог бы уйти когда-нибудь от меня как от женщины, но как от кулинарки - ни за что!
        - Сомнительный комплимент,  - хмыкнула Зоя,  - но все же комплимент, мне от моего «му» и такого не дождаться.
        Так они пересмеивались, ели, пили красное вино «Южная лоза», пока Сима не почувствовала некоего напряжения, исходящего от Дины.
        - Что у тебя случилось?  - спросила она.
        - Ничего,  - фальшиво ответила та, пряча глаза.
        - Да ладно тебе, от кого ты прячешься? Симка у нас аналитик еще тот! Одно слово - Фея. Ее не обманешь… Влюбилась наша прекрасная Дина!
        - Как влюбилась? В кого?  - Серафима не поверила своим ушам.  - У нас в городе появились инопланетяне?
        Уж если можно о ком-то такое сказать, так это о Зойке или о ней, о Симе. Дина же никогда ни в кого не влюблялась. Она за мужа-то своего вышла не потому, что его страстно полюбила, а потому, что он слишком настойчиво за ней ухаживал. Подруги давно уже решили, что у Дины отсутствует какой-то ген, вызывающий тягу к сильному полу. Тогда-то, еще на третьем курсе, сама же Зойка и говорила:
        - Уж если Дина в кого и влюбится, то разве что в пришельца.
        - Вот и я говорю: тебе сколько лет, не забыла?  - отчего-то продолжала злиться Зойка.
        - Но я ничего не могу с собой поделать!  - сказала Дина и вдруг расплакалась.
        Ревет от любви женщина, которой не отлили медаль за бесчувственность лишь потому, что у людей ее не измеряли. Причем влюбленность настигла ее не в юношеском возрасте, а уже под сорок, когда жизнь налажена, казалось бы, раз и навсегда. Что за дикие капризы природы? Сима могла предположить, на что способна женщина во время поздней любви. Если одной фразой - на любые безрассудства!
        - Кто он?  - спросила Серафима у Зои.
        - Новый препод. На факультете прикладной математики. Доктор наук. Говорят, умница необыкновенный.
        - Да-а, если у него внешность под стать уму, перед такой адской смесью никто не устоит!.. Женат?
        - Женат,  - сказала Дина и опять заплакала.
        - Любовь делает человека не сильным, а слабым,  - заключила Сима,  - и никто не убедит меня в обратном.
        - Это называется - пришли человека проведать!  - Зоя укоризненно посмотрела на подругу.  - А вместо положительных эмоций принесли свои проблемы.
        - У тебя-то никаких проблем нет!  - отпарировала Дина.
        - Вот вам здрасьте!  - удивилась Зоя.  - Даже странно слышать от тебя это. Вроде бы как упрек. Если у меня нет проблем, значит, я как бы на других людей не похожа? Нет людей без проблем!
        - Ты чересчур категорична,  - не согласилась Сима.  - На самом деле богатые тоже плачут.
        И правда, обе Симины гостьи жили в основном обеспеченно. У Зои сын заканчивал школу, а у Дины дочь училась на первом курсе университета. Мужья были обычными мужчинами: в меру пили и в меру ухаживали за другими женщинами. По крайней мере без последствий для целостности семьи. И вот на тебе! Беда пришла совсем не с той стороны, откуда ее ждали… Это же надо, назвать бедой любовь!
        - Так чего же ты в настоящий момент от жизни хочешь?  - поинтересовалась Сима у подруги.  - Разлюбить или своего ученого развести? В смысле - брачного развода. А то у наших деток глагол «развести» означает совсем не то, чему нас учили в школе… Смелее, высказывай, чего ты хочешь. Я как раз в этом месяце исполняю желания. Могу выполнить одно из твоих, по старой дружбе.
        - Почему одно?  - сквозь слезы улыбнулась Дина.  - Золотая рыбка предлагала три.
        - У золотой рыбки не была сломана нога… Я имею в виду плавник… Так, попрошу не отвлекаться: чего ты конкретно хочешь?
        - Конечно же, разлюбить!  - повысила голос Зоя.  - Тут и думать нечего.
        - Я не тебя спрашиваю!  - оборвала ее Сима таким строгим голосом, что Зоя уважительно примолкла.
        - Я хочу, чтобы он тоже в меня влюбился!  - выпалила Дина.
        В кухне наступила тишина.
        - Вот дурында!  - все-таки не сдержалась Зоя.  - Ты хоть представляешь себе, что тогда начнется?
        - Взаимная любовь начнется,  - мрачно пробормотала Дина.
        - Взаимная любовь!  - передразнила Зоя.  - Да что ты в этом понимаешь! Если все останется как есть, ничего не разрушится. Ты переболеешь, перебесишься - вот и все. А если загоритесь оба, тут никому мало не покажется.
        - Ну и пусть!
        - Нет, какая ты эгоистка! А муж, а дочь?  - Зоя разве что не подпрыгивала от возмущения.
        - У дочери уже жених имеется, а муж… Муж без меня не пропадет.
        Сима задумалась. Шутки шутками, а если помогать Дине, то идти против своей совести… Подумала так и мысленно посмеялась: при чем здесь совесть Серафимы? Дина хочет получить любимого мужчину - это ее единственное желание. Причем не с помощью приворота - вот бы ее к бабушке Серафиме направить!  - а с помощью самых обычных женских ухищрений. Ведь не думает же она, что Сима может сотворить что-то запредельное? Пытаться просто изменить ее намерение, наверное, бесполезно. Да и зачем?
        - Значит, ты хочешь заставить его влюбиться. Но, говорят, есть такие люди, которым подобное чувство неведомо, а значит, мы лишь попусту станем биться лбом об стену… Нет, это исключение, и такой вариант мы даже не будем рассматривать…
        - Не будем!  - передразнила нетерпеливая Зоя.  - Да сама Дина и была совсем недавно этим самым исключением. Забыли?.. Все, все, молчу!
        Сима нарочито тяжело вздохнула. Мол, как можно работать в таких условиях?!
        - Вот скажи, он на тебя смотрит?
        - Не знаю. Мы с ним виделись всего два раза: один - на юбилее университета, другой… Смотрит, конечно, чего уж там! А глаза у него! Ты никогда таких не видела: синие-синие! Он только взглянул на меня, а я уже вся, без остатка, ему принадлежала. По-моему, в тот первый раз он меня толком и не разглядел. А потом мы с ним случайно встретились на лестнице и остановились немного поболтать.
        - Кто первый остановился?
        - Разве это так важно?
        Сима вздохнула:
        - А я, между прочим, и в самом деле хотела тебе помочь. Причем раньше, как ты помнишь, никогда ничего подобного не делала. И была-таки права. Мужчины, не в пример тебе, существа дисциплинированные. С ними работать одно удовольствие. Вопросов почти не задают, возражений в строю не допускают. Просто верят своему сэнсэю, и все…
        - Подруга, ты не слишком вошла в роль?  - попыталась одернуть ее Зоя.
        - Или сиди и молчи, или сходи по садику пройдись. Сумятин недавно виноград подвязывал, а я не могу проверить.
        - Я буду молчать,  - пробормотала Зоя. Станет она выходить куда-то, когда здесь такая каша заваривается!
        В комнату заглянула Валерия:
        - Мама, ты не одна? А кто впускал твоих подруг?
        - Сами впустились!  - сказала Зоя, сияя белоснежной улыбкой.  - Лерочка, а чего у тебя такой макияж невзрачный? Ты бы зашла ко мне, я бы тебе сделала совсем другое лицо.
        Она сказала это с нажимом, потому что всегда удивлялась, почему со всеми своими проблемами подруги идут к Серафиме, которая по образованию инженер-механик, а она - визажист - до сего дня не пользуется авторитетом.
        - Тогда меня никто и узнавать не будет!  - отшутилась Лера.
        И поторопилась уйти, потому что не любила, когда Зоя вот так снисходительно с ней общалась.
        Но Симу не так просто было сбить с настроя.
        - Повторяю вопрос: кто первый остановился на лестнице?
        - Ну он,  - нехотя произнесла Дина, хотя Сима не могла понять почему. Это же нормально, что инициативу проявляет мужчина.  - Остановился и сказал: «Как поживаете, Дина Валерьевна?» И так в глаза мне посмотрел, всю душу перевернул! Я даже не сразу нашлась, что ему ответить. Стояла и блеяла, что все хорошо, жаль только, что юбилеи так редки. «А зачем вам юбилеи?» - рассмеялся он. «Только там можно увидеть всех… преподавателей…»
        - Все ясно. Он сразу решил, что перед ним какая-то росомаха!
        - Зоя, еще одно замечание, и ты выйдешь из класса, а вернешься с родителями!
        - Очень смешно!
        - Дина, ответь, как ты оцениваешь положение на сегодняшний день: ты этого профессора интересуешь или он к тебе совершенно равнодушен?
        Дина на секунду задумалась.
        - Пожалуй, скорее первое, чем второе.
        - Тогда какого черта тебе нужна чья-то помощь?  - возмутилась Зоя, которую призывать к порядку было бесполезно.  - Ты вообще мужчин соблазнять разучилась?
        - Да я никогда и не умела… Мой Сашка сам меня высмотрел, а потом ходил за мной по пятам, привлекал внимание то цветами, то дурацкими выходками. А перед тем как раз я с мамой поругалась. Серьезно. И она три дня со мной не разговаривала. Вот я пошла и назло ей Сашке отдалась. Он так обрадовался, что тут же предложил нам пожениться. Мы пошли, написали заявление в загс, а, когда мама решила меня простить, было уже поздно.
        - Можно подумать, ты прогадала.  - Опять Зоин комментарий.  - У тебя такой муж, дай Бог каждому.
        - Дай Бог,  - согласилась Дина,  - только полюбить его я почему-то так и не смогла. Живу как-то по привычке. Сначала с родителями жила, потом к Сашке перешла. Как будто так и надо, из-под одной опеки в другую.
        - Вот уж никогда бы не подумала, что ты жизнью недовольна,  - проговорила Сима, в который раз удивляясь, как много она прежде не замечала.  - Но знаешь, не все так мрачно, как тебе представляется. Ты же сама себе противоречишь. Говорила, вроде бы в первый раз он тебя не заметил - и при этом остановил тебя на лестнице, чтобы поболтать…
        - Вот именно,  - подхватила ее рассуждения Зоя.  - Мужики - они, знаешь, какие хитрые! Тебе кажется, что он только взглядом скользнул, а он уже успел разглядеть твои ноги и глаза и определить размер лифчика!
        Дина время от времени рассказывала о своей жизни, но без подробностей. Если о чем подруги помногу говорили, так это о детях. Дочь Дины была почти вундеркиндом. По крайней мере она легко поступила на факультет экспериментальной физики, что всегда считалось неженским делом. А с другой стороны… Что же, Сима стала бы спрашивать: «Как, дорогая подруга, ты оцениваешь свои отношения с мужем?» Все в норме, и ладно! Да и сама Дина тогда, пожалуй, ничего бы нового не сказала. Она и в самом деле считала: не хуже, чем у других. Тогда к ним в университет еще новый профессор не пришел…
        «В любви все возрасты проворны»,  - сказал юморист, перефразировав Пушкина. Сима могла бы добавить, что поздняя любовь так меняет человека, как возраст не меняет внешность. Тут юные меняются местами со зрелыми людьми. Юный как ни страдает, но в глубине души понимает, что впереди еще целая жизнь и будут еще другие Любови. Зрелый человек почти всегда считает: это уже все, последней осени последние цветы. И совершает такие безумства, куда там юным!
        Права Зойка в своем беспокойстве. Запуская этот механизм, они ставят под угрозу не только судьбу Дины, но, возможно, и саму жизнь. Тут могут такие страсти закипеть, попробуй не обжечься!
        Подруги, помыв посуду, ушли, а Серафима все сидела на кухне и размышляла.
        - Позвони мне завтра,  - сказала она перед уходом Дине,  - только с того телефона, с которого ты сможешь спокойно говорить, без помех.
        - Из дома и позвоню. Сашка будет на работе, а у Лёльки - первые две пары в универе.
        Вот ведь как дела заворачиваются! Подруги как сговорились: помоги! При том, что и Сима не отказывалась принять посильное участие в разрешении их проблем… Вот только как можно разрешить проблему Дины? В случае если ее желание сбудется, под угрозой разрушения окажутся сразу две семьи, а если не сбудется, она всю оставшуюся жизнь будет чувствовать себя несчастной. В такой ситуации у нее будет лишь один выход: перевестись на работу в какой-нибудь другой вуз…
        Но тут Сима себя оборвала: никто не просил ее просчитывать варианты будущего Дины. Надо надеяться, она сама дает себе отчет в том, что может произойти.
        Глава 12
        На следующее утро, в девять часов, Дина и в самом деле позвонила. Хорошо, что все близкие Симы разошлись по своим заведениям и она могла спокойно говорить, не будучи осмеянной. Дети все как один хихикали, когда она кому-нибудь давала советы. Да что там советы, тот, кто интересовался, что и как делать, получал целый пакет этих самых советов. Программу действий.
        Ее второй муж говорил, что Серафиме нужно было бы составлять компьютерные программы - как поступать в тех или иных ситуациях. На все случаи жизни.
        - Будут уходить влет!  - утверждал он.  - Назовешь их «Советы Серафимы Назаровой».
        Как теперь выясняется, это была всего лишь предварительная работа. Подготовка к более серьезным действиям, каковые ей приходится производить теперь. Разница, как между школой и вузом.
        Причем раньше она советы давала как бы между прочим, естественно входя в положение друзей и отыскивая выход. Если Симу об этом просили. Ей нравилось показывать нуждающимся в ее советах то, чего они не могли сами увидеть. Словом, как бы лицом к лицу. А теперь стала заниматься этим сознательно, сама предлагая свою помощь.
        То есть те ее советы были невинными, точнее, малозначительными, могли решать что-то в обозримом пространстве и уж никак не претендовали на революцию в судьбе. Теперь же она замахнулась на такое, которое могли бы себе позволить разве что высшие силы.
        Здесь нельзя было ошибиться, слишком чреватыми могли оказаться последствия. Но она уже погрузилась в эти проблемы с головой и не хотела, пока не поздно, отойти в сторону, оставив своих подруг и друзей самостоятельно их решать.
        Конечно, прежде всего это было интересно. И она могла понять Бога, который сотворил Землю и все сущее, получая от этого огромное удовольствие. А иначе для чего сотворять?
        Итак, Серафима лежала в постели, проснувшись чуть свет, думала о Дине и ее любви. Как заставить Профессора - такая у него теперь была кличка - обратить внимание на Дину?
        Прежде всего чаще попадаться ему на глаза.
        Так она и сказала подруге, когда та позвонила.
        - Как это - попадаться? Я же не просто фланирую по этажам. Я, между прочим, в университете работаю. У меня лекции, практические занятия…
        - Как-как,  - передразнивала ее Сима,  - кверху каком! Неужели трудно узнать расписание его лекций?
        - Не трудно.
        - То-то же! Одеться броско ты сумеешь. Подчеркни свою тонкую талию. Обозначь грудь… Приурочь к этому времени и свои появления в местах, где он бывает, под каким-нибудь предлогом. Но ни в коем случае не смотри на него преданными коровьими глазами! Скользнула взглядом, поздоровалась и иди себе прочь, покачивая бедрами. Если он окликнет, постой немного рядом. Отпусти ему какой-нибудь комплимент насчет того, как он мужественно выглядит… Для начала хватит. После каждой встречи мне - подробный отчет! Как смотрел, что говорил.
        Она не замечала, что уже напрямую командует подругой. Но та и не сопротивлялась, не иначе испуганная силой, с которой нечаянная любовь тащила ее к себе. Противостоять этому не было никакой возможности.
        - Тоже мне, фея!  - непременно уела бы ее Зоя.  - Да тут и никакого чуда нет, это всякой женщине известно. Мелькай перед ним почаще, пусть привыкнет, пусть получше рассмотрит…
        Всякой, да не всякой. Дина же, к примеру, не знала. И воспринимала советы Симы как откровение.
        - Знаешь, Сим,  - вдруг, помолчав, выпалила она,  - мне страшно!
        У Симы дрогнула рука, держащая трубку. Она показалась себе заговорщиком, которого ждет неминуемая расплата. Казнь. Страшно. Разве может быть страшно, когда влюблен?
        - Я в момент как будто перестала себе принадлежать,  - рассказывала Дина.  - Теперь я - это совсем не я, а какая-то незнакомая мне женщина. Для меня перестали существовать жизненные ценности, которые прежде вообще определяли мою жизнь. То есть я не перестала любить свою дочь и уважать своего мужа, но теперь это для меня стало как бы не очень важным, понимаешь… И на первое место вышла я сама со своей любовью.  - Она тут же заторопилась исправить сказанное: - Нет, грех так говорить. Дочь - вот что самое главное! Дети - то, что спасает нас… Но меня почему-то не спасает.
        Понимала, что сама себе противоречит, но такая уж болезнь ее поразила, когда человека бросает из одной крайности в другую и порой он и в самом деле перестает себе принадлежать.
        Дина еще помолчала и призналась:
        - Только вот почему я не думаю о дочери, когда вспоминаю о нем? Неужели я - плохая мать? То, что я - плохая жена, это понятно, иначе я не посмела бы делать то, что собираюсь сделать… Вчера, во время супружеского интима, я вдруг представила, что вместо мужа со мной он, Профессор, и такое выдала! Не голосом, конечно, телом. Мой супруг просто обалдел: «Ты, оказывается, можешь быть такой страстной! Если бы ты подала хотя бы один повод для подозрений, я бы подумал, что у тебя есть любовник». Я пролепетала какую-то глупость. Он посмеялся и вроде бы ничего не заподозрил. Как будто в меня кто-то вселился. Может, я всего лишь одержима дьяволом?.. Не слушай меня, говорю все, что в голову приходит. На самом деле мне так плохо, так больно, когда я только подумаю, что как раз в это время он со своей женой… Нет, это невыносимо!
        В голосе Дины прозвучал надрыв. Это уже не смешно. Смотреть, как человека, можно сказать, на твоих глазах вот так корежит! Еще один довод в пользу того, что все хорошо в свое время. А средний возраст у женщины, пожалуй, чреват такими взрывами, куда там мужикам с их бесом в ребро!
        - Дина,  - осторожно сказала она, делая последнюю попытку остановиться и остановить подругу,  - а может, лучше помучиться, да и забыть? Ведь Зойка права. Мы поджигаем бикфордов шнур, на конце которого - две семьи. Взорвутся ведь - концов не найдешь.
        - Ну и пусть!  - сказала Дина и повесила трубку.
        Не будь у Серафимы нога в гипсе, она предприняла бы что-нибудь существенное. Что? Ну например, пошла бы да посмотрела на этого Профессора. Что там за мужчина, который свел с ума приличную, респектабельную женщину?.. Может быть, и поговорила бы с ним… Хотя нет, не осмелилась бы. Чужая жизнь, чужое чувство… А вдруг Дина ему совершенно безразлична и вообще не в его вкусе?
        Она еще долго лежала, уставясь в потолок, и все думала, думала, словно от ее мыслей Динкина любовь могла бы получить хороший конец… А ведь хорошего конца и быть-то не могло!
        А потом пришла Вера. Просто удивительно, как небрежно стала она относиться к своей работе. Разгуливает по городу посреди рабочего дня.
        Но эти мысли шли как бы вторым планом, фоном к общему впечатлению от вида подруги: офигеть! Уж если Сима и пыталась как-то изменить ее имидж, то, во всяком случае, не так кардинально. Или, точнее, не в ту сторону.
        Итак, Вера додумалась сама, что ноги у нее красивые, и решила сделать на них акцент. Теперь на ней была мини-юбка, которая, по мнению Симы, больше пристала бы шестнадцатилетней девушке. Кожаную юбку Симы в сравнении с этой можно было бы назвать бриджами по отношению к шортам. То есть к такому образу Вера опоздала почти на двадцать лет.
        Волосы она таки выкрасила, но в ярко-рыжий цвет, и теперь, выстриженные по новой моде клочками, они придавали ее лицу выражение девицы с запоздалым развитием. Все-таки при самой смелой фантазии ей никак нельзя было дать не то чтобы шестнадцать лет, но даже и двадцать лет.
        Внешне от бывшей Веры в ней ничего не осталось. Зрительно она выглядела похудевшей, постройневшей. Глаз за темными очками было не видно, и потому на имидж играли ноги и прическа.
        - Боже, за что?!  - тихо простонала Сима.
        Вот тебе и фея. Ее волшебная палочка оказалась с браком. И потому получилось, как в песне, «сделать хотел грозу, а получил козу…».
        Хотя при чем здесь палочка? Если быть точным, то она попала не в те руки. Просто новоявленная Золушка решила сама себя делать, но, учитывая, что ее представление о себе самой расходилось с действительным, выходило гротескно…
        - Не нравится?  - ласковым шепотом поинтересовалась Вера.  - А почему? Разве я что-то сделала не так?
        - Тебе самой-то нравится?
        - Нравится,  - самодовольно провозгласила Вера.  - Между прочим, позавчера я познакомилась с классным парнем. Ему двадцать три года, но он выглядит гораздо старше…
        Сима мысленно произвела нехитрый арифметический подсчет: мальчик на двенадцать лет моложе.
        - И вы решили пожениться,  - с невольным ехидством прокомментировала Сима.
        - Нет, куда мне торопиться. Я же тебе говорю, мы всего два дня знакомы… Но если я захочу…
        Самодовольство прямо-таки перло из нее.
        - А что говорят на работе?
        Вопрос она задала вполне нейтральным голосом, но Вера отчего-то взвилась.
        - Завидуют!  - выкрикнула она.  - Представляешь, кто-то накапал шефу, тот вызвал меня в кабинет и сказал, что я все-таки представляю собой лицо компании и потому должна одеваться поскромнее. И так ехидно спрашивает: у вас ничего не случилось? В смысле, может, мне нужна какая-то помощь… Наверное, имел в виду психиатра. Я ему прямо так и сказала: я не устраиваю вас как работник? А он: вполне устраиваете, но одеваться вы должны, скажем так, более официально… Ага, в комбинезон! Я же все-таки не у станка стою и не рельсы таскаю…
        - А ты чего?
        - А я попросила неделю в счет отпуска. Знаешь, ты права, к новому образу не сразу привыкаешь. Кажется, что все смотрят с осуждением, что на тебе все сидит не так, как на других…
        - …девочках!  - подсказала Сима.
        - Но ты, конечно, не ожидала,  - продолжала Вера, совершенно игнорируя подколы Симы.  - Ты не думала, что я так быстро пойму, чего хочет от меня моя учительница. Но я поняла. Ты открыла мне глаза, позволила начать новую жизнь. Можно я приду к тебе в гости с Валериком?
        - Его звать Валерий?  - кивнула Сима, чтобы хоть что-то сказать.  - Знаешь, давай подождем, пока я выздоровею. А то у нас в холодильнике, кроме борща, ничего нет, а ты же знаешь, как я люблю принимать гостей.
        - Что есть, то есть,  - согласилась Вера.
        Она еще немного поболтала и ушла, довольная собой, Симой - та не смогла почему-то сказать, что она думает о новом имидже подруги,  - и вообще своей новой жизнью.
        Пока Вера спускалась по лестнице на первый этаж, Серафима подтащилась к окну и некоторое время смотрела, как подруга идет вприпрыжку по двору. При этом она испытала разочарование на грани вины - ведь это с ее подачи Вера решила так измениться, что сделалась… неузнаваемой! По крайней мере бывшая Корецкая была куда симпатичнее в своих несколько не по возрасту пристрастиях, чем эта, выскочившая из возраста так далеко назад, что это уже могло бы и в самом деле заинтересовать психиатра, женщина…
        - «Беда, коль пироги начнет печи сапожник!» - пробормотала она самой себе.
        - Мама, ты что-то говорила?  - заглянула к ней в комнату Валерия.
        - Доча, ты ничего не заметила во внешнем виде тети Веры?
        Девушка вошла и присела на краешек постели.
        - Я не хотела тебе говорить, мама, боялась, что ты обидишься, но, по-моему, ты чересчур широко замахнулась своей волшебной палочкой.
        Сима смущенно хмыкнула:
        - И не говори!.. Что же мне теперь делать?
        - Может, она сама переболеет?.. Ну, если она в свое время пропустила пубертатный период.
        Сима расхохоталась:
        - Юмористка ты моя!
        - Так есть в кого,  - дернула плечом дочь, выходя из комнаты. И добавила, обернувшись: - Я бы с тобой посидела, но у меня завтра зачет.
        Кто вообще тянул Серафиму за язык? Началось вроде бы с шутки, а теперь ее домашние, так или иначе, на все лады повторяют: фея, волшебная палочка.
        Вообще-то Феей впервые прозвал ее Володька. Причем произнес эту кличку в компании, на каком-то празднике, а она к ней и приклеилась.
        Дети употребляли это слово с маленькой буквы, как если бы это было настоящей ее профессией.
        Была бы феей, первым делом перелом бы свой срастила. Или хотя бы выздоровление ускорила.
        Для того чтобы не случалось никаких сюрпризов, надо вначале продумывать свои действия, а потом уже идти к результату. При этом желательно исключить всякую самодеятельность со стороны участвующего в эксперименте субъекта. По крайней мере если нельзя его строптивость исключить, лучше за дело такого человека вообще не браться. Или брать с него клятву повиновения, подписанную кровью. Вот как достала Серафиму Вера, что ее тянет на такие поэтические отклонения.
        Можно было бы махнуть на нее рукой - не получилось, ну и пусть, но срабатывала привычка доводить свои дела до конца. В противном случае получится, что это Вера оказалась на коне, если смогла вывести из равновесия Симу и все повернуть по-своему.
        Надо как следует подумать, в каком направлении вести разговор, а потом позвонить Вере, пусть еще раз придет для серьезного разговора.
        Она взглянула на часы. Два часа пополудни, а дома никого нет. Валерия убежала сдавать зачет и о родной мамочке не побеспокоилась: вот так и помрешь с голодухи, лежа с костяной - то есть с гипсовой - ногой.
        Сима потянулась к костылю и поковыляла на кухню. Обнаружила в холодильнике огурец, несколько подсохших редисок, пакет кефира, полпакета сметаны, пару яиц, кусок колбасы, принесенный ее подругами и, непонятно почему, не съеденный детьми. Она решила сделать окрошку. Конечно, литр кефира на ее семейку - это капля в море, но Серафима добавила к нему сметану, разбавила все это кипяченой водой, сварила яйца. Картошки побольше - благо у них своя. Нашелся в дальнем углу холодильника зеленый лук и немного петрушки.
        Окрошка получилась на ура. Она так увлеклась готовкой, что и про больную ногу забыла, а когда вспомнила, то как раз пришло время возвращаться в свою комнату и ложиться. Скоро придут дети и гражданский муж. Володька почему-то обижался, когда она говорила друзьям:
        - Мой гражданский муж.
        - Нельзя сказать просто: муж?
        - Нельзя,  - говорила Сима,  - потому что все знают, мы с тобой не зарегистрированы.
        - Так в чем же дело?
        - Все в том же!
        Выходить замуж, лишь бы выйти, ей не хотелось, как и мириться с Володькиным пьянством.
        Тем более что он бросать пить не собирался, а причиной своих запоев называл Серафиму. Если бы она так наплевательски к нему не относилась… В общем, это была сказка про белого бычка. Он забалтывал ее, чтобы не говорить о своем пороке.
        Подумала о нем и будто сглазила. Как только поняла, что сегодня после работы его можно скоро не ждать. В обычные дни в седьмом часу он уже открывал калитку, а сегодня опаздывал больше чем на час. Не то чтобы Сима так трепетно его ждала, но ее заранее накрывала злость: опять припрется на автопилоте и будет устраивать театр, позволяя себе над ней куражиться и выливать на Серафиму все, что накопил в душе до сегодняшнего дня.
        Конечно же, Володька напился. И так, спасибо, почти месяц продержался. Благодаря ее больной ноге. Все же чувствовал за нее некоторую ответственность, а как увидел, что дело пошло на поправку, ослабил вожжи.
        Казалось, на этот раз он надрался особенно сильно, с дракой - въехал соседу Мите по физиономии. Дмитрий попытался защищаться, но они с Сумятиным были в слишком разных весовых категориях. Все попытки соседа оказались обречены на поражение.
        Володька даже особой силы к нему не применял, а только таскал его перед собой на вытянутой руке, время от времени касаясь кулаком Митькиного лица где-то в районе подбородка легкими скользящими ударами. Не столько бил, сколько издевался.
        Сима видела все это в окно, но ничего поделать не могла, а только кричала со своего второго этажа:
        - Володя, перестань! Прекрати! Иди домой, гад такой!
        Дело спасла жена соседа. Она выскочила на крики из дома и накинулась на Володьку. К счастью, женщин он не бил даже в самом жестоком подпитии, так что Валентина таскала его за волосы и царапала физиономию, а он продолжал говорить:
        - Все равно, Валька, я твоему дармоеду п…лей навешаю! И зря ты за него заступаешься. Еще вздумал мне замечания делать…
        - Ты кто такой?  - кричала Валентина.  - Ты жирный боров, на тебе пахать можно, а ты руки распускаешь!
        Вообще-то Володька был вовсе не жирный, а просто большой. Он тоже это слово в речи соседки уловил и пытался доказать:
        - Я вовсе не жирный. Это у меня мышцы. Вот, пощупай.
        Валентина, увидев перед своим лицом огромный кулак, венчавший мускулистую руку, опомнилась и отступила к своей калитке.
        - Только тронь Митьку, получишь еще!  - крикнула она из-за забора.
        Сима не знала, плакать или смеяться.
        Теперь ей придется идти к соседям и кланяться, просить прощения за своего ополоумевшего гражданского мужа. Что в этой ситуации хорошо, так это ее травма. Соседка знает, что у Серафимы нога сломана, потому визит с извинениями можно отложить под благовидным предлогом.
        Володьке же завтра на работу. Как он будет выглядеть с такой расцарапанной физиономией? Наверняка его коллеги подумают, что это Сима распускает руки. Доказывай всем, что у нее вовсе не имеется такой глупой привычки.
        Глава 13
        Говорят, первый муж от Бога, второй - от людей, а третий - от черта. Четвертый муж, надо думать, опять от Бога. Но то, что это не Володька, очевидно.
        Сима еще на первом муже обожглась - еще тогда ее тошнило при виде мутных глаз супруга и его помятой физиономии.
        Возможно, не будь у нее такого печального опыта, она как-то примирилась бы с Володькиными «заплывами» в алкогольное море. А так у нее срабатывала реакция - привычная захлестывающая ярость, доходящая до ненависти. Уговаривать ее не обращать внимания было бесполезно.
        В минуты подпития он был двулик, как Янус: все граждане страны, кроме самых близких, казались ему сволочью, которую только бить и стоит, а к домашним у него возникала столь же неистовая любовь, доходящая до обожания. Если, конечно, в этот момент кто-то из них не слишком на Сумятина наезжал.
        Первым эту любовь сегодня испытал Кирилл, попавшийся пьяному Сумятину на глаза,  - его Володька одарил сотней долларов. Парень не мог поверить своему счастью, но при этом не забыл как следует рассмотреть купюру на свет - а вдруг фальшивая?
        Сима не стала вмешиваться, потому что это был лишний повод для Володьки побузить. Он даже несколько замедлил выдачу Кирюхе этой самой купюры, ожидая от Серафимы возмущения. Ведь она неоднократно прежде втолковывала ему, что давать деньги мальчику не надо. Он еще слишком мал, и за удовлетворением его нужд мать сама проследит. Но Сима сделала каменное лицо, так что в конце концов Володька просто сунул деньги Кириллу со словами:
        - Купи себе что-нибудь.
        Не встречая ожидаемой реакции на свои выходки, он как будто на мгновение прозревал и мог оценить собственное поведение, но потом волна принятого алкоголя опять захлестывала его.
        Мальчик тоже покосился на мать и, не дождавшись окрика, поскорее скрылся за дверью своей комнаты. Впрочем, подозревая, что от экспроприации в дальнейшем это его не спасет. Почти три тысячи рублей! В тяжелые времена этих денег семье Назаровых хватало на неделю.
        Такой же трюк Сумятин пытался проделать с Валерией, но та гневно дернула плечиком:
        - Оставьте себе на похмелье!
        Этим Володьку она настолько смутила, что тот снова попытался вынырнуть в трезвый мир. Он как-то особенно трепетно относился к Валерии и очень ее уважал за самостоятельность суждений и неподкупность.
        - Ты думаешь, я слишком пьян?
        Валерия окинула его взглядом подчеркнуто медленным с ног до головы.
        Володька терпеливо стоял перед ней как примерный ученик.
        - Не слишком,  - сказала девушка,  - пару месяцев назад вы были куда пьянее.
        - Куда?  - глупо переспросил он.
        - Лыка не вязали.
        - Ты похожа на свою мать,  - заключил он печально.
        - А вы не знали, что я - ее дочь?
        Он мотнул головой, опять ныряя в алкогольный туман.
        - А жаль!
        Чего жаль, было непонятно.
        Алексей к раздаче денег не поспел, задержался в своем авиамодельном кружке. Так, бедный, и не узнал, чего он пропустил. Даже если у Кирилла сотню баксов не изымут, он ни за что не признается брату, что у него есть деньги. Знает, что за таким признанием изъятие последует еще быстрее, чем от матери.
        Сима наблюдала со стороны за выступлением Володьки, и ей было грустно. От того, что она жалела себя. Ну почему ей не достался самый обычный мужик? Как у той же Дины. Она-то и требований особых к нему бы не предъявляла. Пусть бы не напивался как свинья, любил дом и детей, не обязательно много получал - она бы все равно смогла на эти деньги содержать дом, готовить и стирать, и так же любить своего мужа, как он ее. Она бы не стала заводить романов на стороне…
        Господи, что это с ней?! Прямо плач Ярославны!
        Почему-то именно сегодня Серафима поняла: ее терпению пришел конец. Володька, наверное, тоже это понял, потому что куражился над ней, как хотел.
        - Что, не нравлюсь?  - говорил он, подбоченясь и стоя на пороге, будто долгожданный гость.  - Нашей Симе трудно угодить. Она ведь ищет особенного, с золотыми яйцами!
        Он всегда начинал хамить, когда не встречал готовности к диалогу. Если бы она кричала, била посуду или его самого, он бы ничуть не обиделся. Так и должна вести себя женщина, чей любимый мужчина назюзюкался. Но эта равнодушная маска на лице женщины его бесила. Почему она его не любит. Чем он плох? Разве Серафима не знает, что это именно из-за ее равнодушия Сумятина тянет принять на грудь?
        Так удобно было провозглашать, что во всех его бедах виновата Серафима. Как будто до встречи с ней он вообще не пил, хотя на самом деле ее брезгливость к алкоголю Сумятина сдерживала. В трезвом состоянии он порой признавался, что Сима его здорово дисциплинирует. А то, что она хочет от него невозможного…
        Женщинам всегда мало. Давай, давай - что денег, что послушания. Еще бы привязала его на поводок, к своему поясу!
        - Да знаешь ли ты, скольким женщинам я нравлюсь?
        Как всегда в подпитии, он не мог долго удерживаться на одной теме.
        - Догадываюсь. К тебе наверняка стоит большая очередь. Как в Мавзолей.
        - Чего?  - не сразу сообразил Володька.
        - Говорю: доступ к телу ограничен, в то время как желающих - пруд пруди.
        И так до бесконечности. Если бы еще он тут же отправлялся спать, а Володька как раз спать не хотел. Душа просила куражу. Еще немного, и он станет тащить ее в постель. Не для сна, понятное дело.
        Серафима терпеть не могла секс по пьянке - если он не случился по каким-то особенным обстоятельствам, а повторялся с завидной регулярностью.
        В общем, она, улучив минутку, вдруг взяла и позвонила… Вере. Сама не зная почему. Отчего-то вспомнила взгляды подруги на Сумятина украдкой, чтобы никто не заметил, как она им любуется.
        - Говоришь, мой Володька тебе нравится? Спросила без предисловий. Но удивилась про себя неожиданному «мой». Все мы, бабы, стервы?
        Вера испугалась:
        - Ты чего, Сим, я же ничего такого не позволяла… Никогда!
        Прямо-таки поклялась, все еще не понимая, чего вдруг Сима об этом заговорила.
        - Приезжай,  - сказала Серафима,  - срочно!
        - Зачем?
        - Увидишь.
        - Уже поздно, а мне завтра на работу…  - Вера заныла на всякий случай, не ожидая для себя в этом приглашении ничего хорошего.
        - Возьми такси,  - продолжала командовать Сима,  - я оплачу.
        - Я и сама неплохо получаю,  - как всегда, заметила Вера.
        Но приехала. Когда она позвонила в калитку, Сима послала Кирилла проводить ее в дом.
        Видно было, что Вера торопилась, хотя глаза подвела, прическу подправила. В общем, выглядела на тысячу баксов, чего раньше за ней не водилось. В смысле макияж, прическа… Она никогда не уделяла этому особого внимания. Все было раз и навсегда отработано: волосы, схваченные резинкой или закрученные в узел, из гардероба - длинная юбка, невзрачного цвета футболка, а зимой - разве что юбка потеплее да вместо футболки свитер. Все-таки Сима кое-чего добилась. Теперь на женщину было приятно посмотреть. Не красавица, но и не серая мышка…
        Правда, мини не надела, на Вере была все та же подаренная Серафимой юбка, впрочем, достаточно подчеркивающая ноги, но без особых вольностей.
        Сима усмехнулась: как меняются во времени приоритеты: то, что недавно казалось главным, в следующий момент может не удостоиться внимания.
        Вера подкрасила глаза! Подумаешь, что здесь такого. Между прочим, глаза у нее при таком подкрашивании стали казаться круглыми, точно у испуганного ребенка,  - подкрашивала она их неправильно. Это называется, как Бог на душу положит. Надо будет сказать, что можно было бы с помощью карандаша слегка удлинить их к вискам…
        - Ты чего меня звала?  - поинтересовалась та, осторожно, будто ее здесь могли побить, вступая в кухню-столовую, где на импровизированной сцене как раз царил Владимир Сумятин.
        Если не принимать во внимание его лихорадочно блестевшие глаза, Володька был на диво хорош. Сима заметила, как Вера в какой-то момент им невольно залюбовалась: до чего же красивый мужик, и где подруга таких находит?!
        К тому времени Володька заставил Кирилла принести коробку с караоке, которое сам недавно купил, и наказал установить.
        - Концерт у нас, не видишь!
        Мальчишка подчинялся ему с удовольствием, предвкушая некоторое развлечение. Если, конечно, мать не отправит его в свою комнату.
        На кухне у них тоже стоял телевизор, как почти во всех комнатах дома. Отрыжка прошлых заработков Серафимы на ниве отечественного сетевого маркетинга. Это был ее единственный крупный заработок. Просто повезло. Но даже он не заставил Серафиму остаться и работать в деле, не нравившемся ей.
        - Что у вас случилось?  - спросила Вера шепотом, испуганно взглядывая на взъерошенного Володьку.
        - Последняя гастроль артиста,  - разжала возмущенные губы Сима.
        - Последняя?  - подивилась Вера, присаживаясь рядом с Симой на кухонный диванчик.  - А потом?
        - А потом - свободный полет.
        Вера все еще не врубалась: чего вдруг ее позвали в гости в такую поздноту? Когда это ее приглашали участвовать в семейных разборках?
        Она не знала, до чего Серафима зла. И на свою перекособоченную жизнь, и на Володьку, и на таких, как Вера, которые не устают твердить ей, какая она везучая! Радуйтесь, сглазили. По крайней мере раньше ее жизнь была спокойной. Если у нее и начинали шевелиться сомнения, то Сима тут же принималась перечислять самой себе плюсы собственной жизни вообще и в сравнении с другими женщинами. По крайней мере в ближайшем окружении.
        - А, Буратина заявилась!  - нарочито обрадовался Сумятин, именно так и произнося имя знаменитого героя детской книжки с окончанием на «а».
        - Почему - Буратино?  - обиделась Вера, жалобно глядя на Володьку.
        Но в такие моменты взывать к его милосердию было напрасно.
        - Как, разве не тебя мама Серафима выстругала из полена?
        Вера беспомощно оглянулась на подругу: для этого ее позвали? Чтобы мужчина, который ей нравился, унижал ее в присутствии других?
        - Не спеши с выводами,  - остановила ее Сима - у Веры на лице все было написано, не стоило и гадать.  - Слушай дальше. Тебе показывают иллюстрацию к картине «Счастливая жизнь Серафимы Назаровой».
        Она говорила почти в полный голос, потому что Володька в своем пьяном упоении все равно ничего и никого не слушал.
        - Обратите внимание, это наша мать Тереза, которая жалеет всех, даже приблудных котов, но не жалеет тех, кто живет рядом с ней! Она и меня подобрала, да, отмыла-отчистила. Если бы я еще не гадил по углам! Но что поделаешь, дорогая, коты - они такие. А ты меня выгони. Найди себе другого…
        - И выгоню!  - ровно сказала Сима. Она сидела на угловом диванчике, как в театре на первом ряду, выставив перед собой загипсованную ногу.
        Володька услышал. Он вдруг пошел на нее, выставив перед собой руки и перебирая пальцами воздух, как если бы уже сжимал ими Симину шею. Вера взвизгнула и вскочила, чтобы загородить ему дорогу, но Володька оттолкнул ее от себя, как мячик.
        И тут произошло непредвиденное. Лера, которая на визг выглянула из комнаты и увидела картину, способную ошеломить любого, среагировала на нее так быстро, что никто не успел ее остановить. Она схватила ведро - в нем отстаивалась вода для комнатных цветов, в изобилии росших по всему дому,  - и вылила Володьке на голову.
        Он замер на месте, как внезапно выключенный робот. Некоторое время постоял, покачиваясь, и рухнул на пол со словами:
        - Какие же вы все суки!
        Вера беспомощно оглянулась на семейство Назаровых - третий муж Симы поменял фамилии не только Серафиме, но и ее детям от первых двух браков,  - из своей комнаты выскочил уже и Алексей, стал рядом с Кириллом. Но никто не сделал и шага, чтобы помочь Володьке подняться.
        - Володя, вставай, что же ты сидишь в луже!  - запричитала Вера, бросаясь к нему на помощь.
        - Отстань!  - Он пытался ее оттолкнуть, но Вера продолжала его поднимать.
        - Цирк,  - печально вздохнула Сима и прикрикнула на детей: - А вы что здесь забыли? Идите к себе и закройте двери с той стороны!
        И потом она уже говорила Володьке, которого Вера теперь пыталась отряхнуть. От воды!
        - Сумятин, я тебя предупреждала, что твою пьянку терплю в последний раз?
        - Предупреждала,  - нехотя подтвердил он, как-то враз протрезвевший.
        - Так в чем же дело? Собирай свои манатки и проваливай!
        - Куда?  - спросил он и икнул.
        Вера стыдливо отошла от него и присела на край дивана.
        - Это твои проблемы. Поговори с Верой. Может, она пустит тебя пожить?
        - Но, Сима…  - испуганно пискнула та.
        - А почему нет?  - жестко поинтересовалась Серафима.  - Ты же наверняка во всем случившемся винишь меня. Считаешь, будто я над беззащитным мужиком издеваюсь. Тебе его жалко? Жалко. А Володечка только и мечтает о том, чтобы его жалели… Собирай вещи, что стоишь!
        - Ты жестокая,  - сказал он с удивлением, будто только теперь ее разглядел, хотя ничего нового для себя не видел.
        - Жестокая,  - согласилась она.  - Я из-за пьянки с первым мужем разошлась, отцом Леры. Мужа-пьяницу не стала в доме терпеть, так почему мне терпеть то же самое от чужого мужика?
        - Чужой мужик. Я тебе чужой мужик?  - стал заводиться Володька, но, посмотрев на замкнутое лицо Серафимы, упрямо тряхнул головой: - Едрить твою налево, Клеопатра! Думаешь, без тебя не проживу?
        Он, покачиваясь, отправился в спальню, и слышно было, как там с грохотом что-то швыряет, хотя Сима точно знала, в его вещах ничего тяжелого нет.
        Вышел Володька минут через пять со своей дорожной сумкой, с той, что и приходил почти год назад. Серафима, между прочим, его вещи в нее еще в прошлый раз сложила, но почему-то, как обычно, пожалела, не стала выгонять. И ведь ничего это не дало.
        - Ну что ты стоишь? Пошли!  - требовательно сказал Сумятин Вере.
        - Куда?
        Она почему-то взглянула на Симу: мол, что же мне делать, но та сидела с невозмутимым лицом.
        - К тебе, куда же еще? Не думай, я заплачу. У тебя дома выпить есть?
        - Не знаю.  - Вера, кажется, только теперь стала осознавать, какая перемена в ее жизни грядет, и очень этого испугалась. Она даже попятилась назад, как если бы одумалась, но это уже ничего не могло изменить. Они с Володькой были в разной весовой категории. Морально.
        - Ничего, зайдем в магазин и все, что надо, купим. Я не какой-нибудь там альфонс, у меня деньги имеются.
        Он по-хозяйски взял Веру под руку и повлек к выходу, не глядя на Серафиму. Та знала, что утром ее бывший гражданский муж будет смотреть на все другими глазами, но ей это было уже все равно. Почти все равно.
        Глава 14
        Серафима вышла на работу, когда директор завода был все еще в отлучке. То есть говорили, что из Японии он уже вернулся, но задерживался в Москве.
        Конечно же, первым делом она познакомилась с главным инженером. Причем в качестве знакомства схватилась с ним не на жизнь, а на смерть как раз тогда, когда в своем кабинете он подписывал заявление на увольнение оптикошлифовщика Касаткина - лучшего специалиста завода.
        Касаткин был здорово навеселе даже в этот момент, что называется, с утра пораньше.
        - Виктор Леонидович,  - у двери остановила его Серафима,  - а что это у вас в руках?
        - Увольняюсь я, Серафима Евгеньевна!  - ехидно осведомил ее рабочий, нисколько не испуганный решением начальства. В его глазах даже самодовольство светилось: мол, вы еще ко мне придете! Вы еще передо мной попляшете! А я еще подумаю, соглашаться на ваше предложение вернуться или нет!
        Серафима вообще-то пришла в кабинет главного с самыми добрыми намерениями: познакомиться с коллегой, а вместо этого получился скандал, хотя прежде Сима никогда не позволяла себе ничего подобного по отношению к тем, с кем работала.
        Понятно, скандалили они не при всех, а за закрытыми дверями кабинета главного, только от этого было не легче.
        - Лучше Касаткина в городе нет специалиста,  - с разбега сухо заметила она, в момент забыв имя-отчество нового работника, на которого директор - сдуру, как подумала Сима,  - оставил завод. Какая, к черту, Япония, когда с самых первых ее шагов на родном производстве начинаются свои иероглифы! Как же его звать-то, самодура этого? Имя, точно, какое-то простое. Ага, Иван, а отчество… Матвеевич…
        - Сейчас нет, а потом - будет.
        - Я бы попросила вас, Иван Матвеевич, уточнить, когда - потом и откуда такой специалист найдется.
        Ее злило, что он не понимал самых простых вещей, и она считала, что главный всего лишь устраивает спектакль, хочет показать всем, какой он принципиальный.
        - Из профессионального училища.
        - Ха-ха!  - сказала Сима.
        - А вот и не ха-ха!  - поджал губы главный инженер.  - И я вам докажу! Вы с вашим директором пошли по линии наименьшего сопротивления. Думаете, в советское время дураки жили? Они не жалели денег, чтобы «воспитать достойную смену», вот как это называлось. Мне отец рассказывал, он работал начальником цеха на станкостроительном заводе. Том самом, на месте которого выстроен ресторан «Паук»… Так вот, как ни странно, у нас в городе до сих пор существуют училища, где учат ребят обрабатывать металл. Только их почему-то наши частные директора не принимают всерьез. Еще бы, из этих ребят еще надо делать специалистов, на это нужны деньги, а нам хочется сразу и сейчас!
        - Долой хозяина-кровососа!  - подсказала Сима.
        Главный споткнулся на полуслове и подозрительно взглянул на нее.
        - Я смотрю, вы с нашим директором большие друзья. Вон как вы его защищаете.
        Теперь настала пора Серафимы споткнуться. Она вовсе не это имела в виду. А то, что директор считает свои денежки, так и правильно делает. Копейка рубль бережет, не нами сказано.
        - Ну и сколько, вы думаете, нужно времени на обучение будущих профессионалов?
        - С полгодика, не меньше,  - проговорил инженер, прикинув.
        - А в это время кто будет выполнять заказы? Те, за которые мы уже деньги получили?
        - Надо искать выход. Может, заказывать наиболее сложные детали на других заводах.
        - Да, кроме нас, их никто не делает!  - взорвалась Сима. Но нисколько не поколебала невозмутимость главного.
        - Вы себе льстите,  - отозвался он.  - Вы знаете это не наверняка. Еще бы, так приятно говорить себе: я лучший, я профессионал, замену мне не найти… И пользоваться этим, и не обращать внимания даже на технику безопасности! Вы хоть представляете себе, что пьяный слесарь - это все равно что пьяный водитель за рулем? Обезьяна с гранатой! Придумали, закрывать глаза на пьянку! Так вот знайте, я в вашем марлезонском балете участвовать не намерен!
        Сима разозлилась. Еще немного, и он договорится, что замдиректора Назарова вместе с директором чуть ли не борются за повышение травматизма на производстве. И надо же, выражение подобрал: марлезонский балет. Имеет в виду, что Сима с директором перед рабочими вытанцовывает?!
        - Вы еще скажите, что незаменимых людей нет!  - возмутилась Серафима.
        - Незаменимых людей… есть,  - вдруг проговорил он, нарочито коверкая язык.
        - Издеваетесь!  - возмутилась она. И вдруг вспомнила его фамилию: Гвоздев. Как будто нарочно для главного инженера придуманную. Гвозди бы делать из этих людей! Гвоздев бы делал на этих людей. Вот ведь какая дурь в голову лезет!
        - Кто знает,  - нарочно медлительно протянул он,  - может, не будь в Германии Гитлера, не было бы Второй мировой войны…
        - Не было бы Ганнибала, не было бы Клеопатры…
        - А вы, кажется, знаете историю,  - почти миролюбиво заметил он.
        - Иными словами, до сего времени вы отказывали мне в элементарном образовании?!
        - В умении руководить рабочими,  - подсказал он.  - Ведь пошли же вы у них на поводу. Черт знает что такое. В цеху устроили распивочную! А представители администрации ходили мимо и делали вид, что ничего не замечают… ставлю сто против одного: даже гордились, какая вы дипломатка, как умеете ладить с коллективом! Я еще мог бы понять Вадима Николаевича. Он - частник, ему прибыль давай, но вы-то, вы, ставшая инженером еще в советское время. Как вы могли не обращать внимания на то, что рабочие у станков стоят нетрезвые?!
        Серафима выскочила из кабинета главного инженера, хлопнув дверью.
        Черт знает что творилось в этот первый ее рабочий день после вынужденного месячного перерыва. Уволить двух специалистов высочайшего класса буквально за неделю! Но вот что странно: ничего, как она боялась, не рухнуло, и оказалось, что и в самом деле не все внутренние резервы на заводе были прежде задействованы.
        Слесарь Синицын, которого все просто звали дядя Толя по причине возраста - тот был старше любого рабочего на заводе,  - сумел заменить уволенного фрезеровщика.
        - На время,  - сурово проговорил он, когда Серафима подошла к нему по наводке мастера цеха. Когда-то дядя Толя прекрасно фрезеровал, а потом решил, что всех денег все равно не заработаешь и незачем ему жилы рвать…
        Он это сам подтвердил:
        - На время могу поработать, как говорится, на подхвате, а чтобы все время… нет, Серафима Евгеньевна, и не уговаривайте.
        Симе было и этого достаточно. Она получила небольшую передышку, хотя незадолго до того думала, что ей теперь одна дорога - уволиться, чтобы избежать позора: еще ни разу не случалось, чтобы завод не мог в срок выполнить заказ. Директор старался держать марку.
        - Я хочу, чтобы нас считали лучшими в своем деле,  - говаривал он,  - у нас все для этого есть.
        Главный инженер полдня отсутствовал, к концу дня вернулся на завод с двумя молодыми парнями лет по восемнадцать.
        - Вот,  - сказал он, подталкивая их к Серафиме,  - прошу любить и жаловать.
        - Ваши новые работники хоть совершеннолетние?  - спросила она.
        - Мне уже девятнадцать,  - смешно пробасил один из ребят.  - А что, это так важно? Нам казалось, что вам нужны прежде всего специалисты.
        Однако! Из молодых да ранних. Хорошо бы, у них руки были так же подвешены, как языки…
        Но, поймав себя на некоем злорадстве, Серафима этому очень удивилась. Казалось бы, главный все делает для того, чтобы ей же хорошо работалось, а она встречает его усилия в штыки, словно он вредитель какой-то. Ревнует к его успехам. Даже не успехам, а к неординарности мышления. Сама она, придя на завод, поплыла по течению, не пытаясь в сложившихся условиях хоть что-то переделать, хотя рабочая вольница ее коробила своей непредсказуемостью и откровенной опасностью не только для производства, но и для здоровья их самих.
        - Садитесь с нами обедать, Серафима Евгеньевна,  - всегда приглашали ее рабочие, когда она в обед невзначай проходила мимо.
        - Приятного аппетита,  - говорила она.  - Спасибо, меня ждут.
        Чаще всего ее никто не ждал, но Серафима была уверена: последнее, что она сделает, так это сядет с ними обедать за стол, в который превращены станины двух неработающих станков и где посреди него бесстыдно красуется бутылка водки - символ анархии на производстве.
        Водка была, кроме всего прочего, вызовом, который она не приняла. Сделала вид, что ее не замечает, и таким образом сразу проиграла поединок.
        Директор его тоже проиграл, но он был, что называется, по другую сторону баррикады. А точнее, он сидел на троне вверху, а внизу шевелилось производство, которое Серафиме предлагалось возглавлять. Директор был хозяином и имел право в конце концов разозлиться и повыгонять всех к чертовой матери, пусть даже себе в ущерб. Это грозило потерей работы - они все здесь неплохо получали. А он закрывал глаза даже на то, что в рабочее время токари, слесари, фрезеровщики делали так называемые шабашки. То есть выполняли заказы, деньги от которых клали себе в карман. Причем не всегда из материала заказчика. А из металла, который привозил на завод сам директор. Он давал им заработать. Наверняка считал это естественной убылью, как былую усушку и утруску советских времен.
        А что могла дать Сима? Вот именно, проходить мимо рабочих, пряча глаза. Директор не позволил бы ей уволить такого, к примеру, уникального специалиста, как Петрович. Тогда почему он позволил сделать это главному инженеру?
        Потому, что Иван Матвеевич знает, чем это обернется, но все равно не боится. Это уверенный в себе человек. Он не страшится того, что рабочие как-то не так о нем подумают. Например, скажут, что он перед хозяином выслуживается. Ничего подобного. Они знают: то, что требует главный, справедливо. Так положено.
        А хозяин… Что ж, он дорожит хорошими работниками. Их, не то что в прежнее время, остается все меньше. Но и с другой стороны, нельзя же в самом деле наглеть, а они, если честно сказать, и вовсе распустились! Петрович вон тоже думал, что незаменимый. Выходит, зря думал…
        А на следующий день на заводе появились наладчики.
        - Японцы, японцы,  - переговаривались между собой рабочие, посматривая на двух небольшого роста мужчин явно азиатской внешности в аккуратных комбинезонах с яркими бэйджами, украшенными иероглифами.
        Наладчики суетились возле станка, который, насколько Серафима знала, уже два года стоял в цеху без движения.
        - Это такой станок!  - восхищенно цокал языком Вадим Николаевич, устраивая экскурсию к станку всякому, кто поступал работать на завод.  - Он все может. Если его запустить, половину рабочих можно уволить.
        То ли кто-то из рабочих и в самом деле поверил в то, что может попасть под сокращение, то ли специалисты не хотели терпеть рядом конкурента, пусть и неодушевленного, но, в отличие от мастеров своего дела, совершенно непьющего, а только станок так и не запустили в работу. Видимо, думали, а вдруг освоит какой-нибудь сопляк-пэтэушник программу и начнет клепать деталь за деталью. Тут-то Петрович и иже с ним вообще больше не понадобятся!
        Как посмеивалась Серафима, кто-то шибко умный нажал на пупочку, дернул за кувылдочку, и станок умер, не успев родиться.
        - Полмиллиона долларов!  - убивался директор.  - Пятьсот с лихом тысяч баксов коту под хвост!
        Были вызваны специалисты-ремонтники с одного из засекреченных заводов, но «умельцы» то ли слишком хорошо что-то нажали, то ли не слишком разбирались в японской технике, а починить станок так и не смогли.
        И вот теперь Иван Матвеевич, новый главный инженер, нашел где-то японцев… Он что, не знает, сколько за их работу придется заплатить? Главное, что и ребятишки из профессионального лицея - как напророчил кто-то - тоже терлись возле японцев и даже пытались говорить с ними… на английском! Неужели так изменилась жизнь, что молодые люди со средним профессиональным образованием могут «спикать»? А Серафиме рассказывали, что выходцы из училищ все сплошь одноклеточные. В том смысле, что не о каких языках, кроме матерного, и слыхом не слышали.
        - Чего это вы за станок взялись?  - не могла не поинтересоваться Сима.
        - Это к вопросу об изыскании внутренних резервов,  - пошутил главный.  - Вы же не думали, что у нас с вами их нет?
        «У нас с вами»! Подсластил пилюлю.
        - А откуда у вас деньги?  - на всякий случай поинтересовалась Серафима у своего коллеги, когда в очереди в столовую стояла перед главным инженером. Собственно, он ее пропустил, когда заметил, что она становится в хвост.
        Сказал громко, на весь зал:
        - Серафима Евгеньевна, идите сюда, я вам занял очередь.
        Никто, понятное дело, и пикнуть не посмел, а Серафима тоже не стала отказываться. Дают - бери. Хотя обычно не пользовалась своим служебным положением. Или служебное положение здесь было ни при чем?
        Во всех действиях главного инженера она пыталась разглядеть подвох. Хотя зачем бы ему это понадобилось? Ему вовсе не нужно было ее подсиживать, он и так был главный.
        Странно вообще вела себя госпожа Назарова. Была тихая как мышка. Никто бы из сослуживцев не поверил, что дома это властная хозяйка, которая легко берет бразды правления в свои руки. И строит своих мужей по ранжиру. Одного за другим…
        Здесь, на заводе, ее словно кто-то подменял. Она становилась неуверенной в себе, и не только дети, даже ее подруги вряд ли признали бы в этой тихоне свою решительную подругу.
        Теперь же, глядя на Ивана Матвеевича, она как бы стала подтягиваться, что ли. Как подтягивают животы толстушки, когда мимо них идет стройный, подтянутый мужчина.
        - Интересно, где вы раньше работали?  - как-то спросила она Гвоздева.
        - В армии,  - охотно пояснил он.
        - То есть вы офицер запаса?
        - Так точно,  - сказал он и добавил: - Военный инженер-механик.
        Чтобы Сима не подумала, будто он дилетант, а потому и не церемонится со специалистами.
        И ведь возмутил их тихое болото. Бутылка водки в момент исчезла с обеденных столов. Застолья прекратились, потому что стали неинтересны без алкоголя, и дружная компания распалась. Кое-кто стал ходить в столовую, а кто-то наскоро перекусывал принесенными из дому бутербродами…
        Итак, Сима с Иваном Матвеевичем дружно взяли подносы и сели за один столик. Вот тогда она и спросила насчет денег, а главный инженер ответил:
        - Мне директор оставил. На непредвиденные расходы.
        - Но вряд ли столько, чтобы приглашать иностранных специалистов,  - не отставала она.
        Иван Матвеевич взглянул с одобрением: мол, умеет считать.
        - Правильно. Но я предложил остальные деньги восполнить за счет частичного выполнения заказа, который должна выполнить эта японская фирма в нашем городе… Хоть некоторые думают, что бартер себя изжил, но в случае необходимости он вполне может сработать…
        - Да бросьте!  - не выдержала Сима.  - Никогда не поверю, что кто-то из наших бизнесменов мог вызывать специалистов, живущих от нас за половину земного шара!
        - Согласен, не всякий бизнесмен стал бы приглашать спецов из самой Японии, а вот Минобороны вполне могло.
        Он над ней смеется. Издевается! Иначе откуда эти чертики у него в глазах? Зачем-то военных сюда приплел. И главное, при этом серьезен донельзя. Как бы то ни было, работа делается, в отсутствие хозяина, а когда он приедет… Ничего не скажет, потому что победителей не судят.
        Чего вообще она злится? Не хочет смириться с тем, что мужчина как организатор может сделать больше, чем она, или с тем, что Серафима Назарова вообще плохой организатор?
        С большим трудом Сима заставила себя переключиться на другое. Скользнула по вороту его голубой рубашки - девственно чист. А еще говорили, будто у него нет жены. Так чисто мужчина стирать не может! Наверное, в прачечную отдает. Или рядом с ним живет женщина, которая ему стирает.
        - Вы с мамой живете?  - поинтересовалась она.
        - Нет, не с мамой!  - усмехнулся он.  - Вам уже сообщили, что я не женат, и вы думаете: а кто же тогда ему стирает?
        Она смутилась: проницательный мужик. А вроде за ее лицом особенно и не следил.
        - Между прочим, в наше время это уметь вовсе не обязательно. Достаточно хорошо изучить инструкцию к стиральной машине-автомату. А готовить я и сам умею.
        Вот так, и на вопрос конкретно не ответил, и вроде по носу щелкнул: любопытство не порок, а большое свинство, как говорили ее друзья детства. Если главный даже и не женат, у него вполне может быть знакомая женщина, которая вышеупомянутую инструкцию как раз изучила.
        Но это все мелочи. Потому что если сначала Сима общалась с главным относительно дружески, оставляя за порогом - то есть мысленно - не относящиеся к делу рассуждения, то когда дошло до дела, тут-то все и случилось. Иными словами, тут они и сцепились.
        Теперь Серафима поняла, почему Вера - женщина в то время одинокая и на холостых мужчин посматривающая - всерьез Ивана Матвеевича не приняла. Вернее, приняла настолько всерьез, что к себе это отношение никак не применила. Она, видимо, и представить себе не могла, что такой педантичный и даже занудный человек может испытывать к женщине какие-то неофициальные чувства.
        Бывают такие мужики, которых в постели представить трудно. На трибуне, в президиуме - да, а вот в интимной обстановке - ну, хоть убей, никак!
        Может, Сима сама его спровоцировала. Может, он только и ждал момента, но наехал на нее по полной программе.
        - Вадим Николаевич, понятно, человек романтический, мечтатель…  - почему-то назидательно заговорил он.
        Директор - и вдруг мечтатель? Сима чуть не захохотала во весь голос.
        - Он представляет себе будущее,  - невозмутимо продолжал главный,  - как торжество квалифицированного труда. И работники при этом сплошь все как один люди сознательные и без дурных привычек вроде пьянства на рабочем месте.
        Это главный так шутит, поняла она. Имеет в виду, что директор не видит ничего плохого в том, что рабочие пьют прямо у станка, а думает, будто в конце концов они сами усовестятся и это прекратят.
        - Так о чем я говорю?
        - О том, что это его завод,  - нудно заметила Серафима,  - пусть как хочет, так себе его и представляет.
        - Он идеалист, но вы-то!  - продолжал наезжать на нее, как выяснилось, этот Иван Матвеевич.  - Вы почему его не остановили, почему не объяснили, что он не должен был идти на поводу у работников? Причем как раз не у сознательных рабочих, а у анархически настроенных заводил. Которые решили, что никто не посмеет с ними разобраться по закону, а так и будет закрывать глаза на все эти безобразия… Мы же с вами инженеры!
        - Ну и что же?  - фыркнула Сима.  - Подумаешь, инженеры. Я уже давно этим не горжусь.
        - Вот и напрасно,  - сказал тот с сожалением и взглянул как-то свысока, словно Сима сморозила бог знает какую глупость.
        «Я превращу его в жабу!  - мстительно подумала она.  - Он будет сидеть и раздуваться от важности, но, кроме «ква», ничего не сможет сказать!»
        Главный инженер что-то прочел в ее глазах и удивленно качнул головой:
        - А вы не любите критику.
        - Кто ж ее любит?  - сказала Сима, поднимаясь из-за стола. У нее сразу пропал аппетит. Угораздило же сесть за один стол с этим… критиком! Кто вообще дал ему право так с ней разговаривать?
        - Вы же не доели,  - заметил он с некоторой виноватостью.
        Догадался, что не стоит вести серьезных разговоров за обедом?
        - Спасибо, не хочется!  - сказала Сима и пошла от стола. Но, вспомнив, что оставила сумочку на стуле, вернулась.
        Иван Матвеевич уминал свой обед как ни в чем не бывало. Толстокожий носорог! И аппетит у него… просто обжора какой-то. Сейчас она уйдет, а он втихомолку доест ее обед!
        Сима нарочно так себя разозлила и нарисовала себе картину, которая, конечно же, не могла иметь место, но тем не менее села опять за стол и спокойно все доела, не обмолвившись с Гвоздевым ни словом.
        Глава 15
        Все еще вне себя от разговора с главным инженером, Сима пошла в бухгалтерию. Она хотела увидеть наконец Веру и попенять ей на то, что та уже десять дней не объявляется. Ни по телефону, ни являясь лично, хотя до того, как Серафиме сломать ногу, она могла по два раза в день вроде невзначай появляться в цеху, чтобы увидеть подругу и поговорить с ней.
        Сима недаром решила сделать первый шаг, причем лично, потому что чувствовала себя несколько виноватой в том, что она просто-таки навязала Вере пьяного Володьку. Она же знала, что Вера вовсе не боец, что она не сможет строить Сумятина так, как строила его Сима. Вера наверняка будет идти на поводу у Володьки, и в конце концов он сядет ей на шею. Станет говорить ей гадости, в запойные периоды яд из него прямо-таки сочился, приходить домой поздно и при этом чувствовать себя хозяином в Веркиной квартире.
        В бухгалтерии никого не было - все разбежались на обеденный перерыв. В кабинете Вера сидела одна и, уставясь в одну точку, задумчиво жевала булку с йогуртом.
        - Вера,  - окликнула ее Сима.
        Та от неожиданности подскочила и жалобно уставилась на подругу.
        - Ты меня испугала.
        - Чего это ты такая нервная - бояться средь бела дня? Что-то ты меня совсем забыла.
        - А я думала, это ты… сердишься на меня из-за Володи… Так нехорошо получилось!
        - В каком смысле нехорошо? Он что, уходить от тебя не хочет?
        Вера опустила глаза и стала сосредоточенно скрести ложкой по коробке.
        - Вообще-то я его и не выгоняла… Или ты считаешь, что должна была? Просто я подумала, что раз он тебе больше не нужен…
        - Не нужен,  - согласилась Сима.
        Вера облегченно вздохнула:
        - Значит, ты не сердишься?
        - Конечно, не сержусь, глупенькая. Я же сама предложила, чтобы он к тебе ушел. А потом переживала. Думала, надо же - такого обалдуя подруге навязала!
        - Ничего, я даже рада. Все не одна…  - Она с испугом взглянула на Симу, но, отметив ее равнодушное лицо, добавила: - Только он уж очень много борща варит.
        Серафима фыркнула, не в силах сдерживаться, и расхохоталась. Потом, смяв улыбку, все же спросила:
        - А во всем остальном он тебя устраивает?
        Вера опять помедлила. Ее положение и в самом деле было двусмысленным: одно дело, когда подруга уступает тебе свою юбку, и совсем другое - мужчину.
        - Непорядочно это как-то,  - высказала она вслух обрывок мысли, но Сима поняла.
        - Брось! В этой ситуации я вижу только одно «но» - если ты в какой-то момент разочаруешься в Володьке и станешь винить во всем меня.
        - Не стану.
        - Тогда что ж, тогда успехов тебе. Кто знает, может, Сумятин искал как раз такую, как ты, и столкнулся со мной по чистой случайности…
        - Я думаю, он меня не любит,  - нехотя произнесла Вера,  - но, с другой стороны, все это еще может перемениться, не правда ли? Бывает же, что человек влюбляется не с первого взгляда, а после того как поживет, осмотрится…
        - Бывает,  - подтвердила Серафима, впрочем, не очень уверенно. Но с другой стороны, недаром говорят французы, что в каждой паре один целует, а другой подставляет щеку. Иными словами, и сила любви, и способность к любви каждого - величина такая относительная, что ожидания Веры не лишены основания…
        - Одно плохо: теперь мы, наверное, с тобой не сможем видеться. Вне работы, я имею в виду.
        - Почему?  - удивилась Сима.
        - Ну, как же, все-таки ты жила с Володей почти год, а теперь он живет со мной.
        Серафима все еще не понимала.
        - И что же? Если ты думаешь, что меня это будет задевать…
        - Может, тебя и не будет,  - вдруг повысила голос Вера,  - а меня - будет!
        Сима удивленно взглянула на подругу: как, однако, быстро они поменялись ролями! Только что здесь говорилось, что это Серафима может сердиться на Веру, потому что это ей нанесен моральный урон, и Вера должна была бы всю жизнь за нее Бога молить, а оказывается, все с точностью до наоборот.
        А что, правильно: мое - не тронь! Это Сима всю жизнь живет по большевистскому принципу: главное, чтобы не голодал народ в далеком Гондурасе! А как в это время живем мы сами, не важно.
        Между прочим, дети уже высказывали матери свое «фе». Почему выгнала Володю? Он хороший. Вернее, мальчишки стояли за него горой, а Лера промолчала. Лишь взглянула на мать многозначительно. Мол, что, опять ошиблась? Тоже, наверное, думает, что мать не умеет выбирать мужчин…
        Что поделаешь, она права: Симе с Володькой не следовало и начинать. Ведь, несмотря на весь его мужественный вид, внимание женщин, он с самого начала не произвел на Серафиму особого впечатления. Как-то не задел. Что в таких случаях в человеке срабатывает, трудно сказать. Смотришь и думаешь: не мое это. А спроси кто-нибудь причину, наверное, и объяснить не сможешь.
        В народе говорят проще: кому нравится поп, кому - попадья. Даже самый красивый мужчина не нравится всем женщинам. Кто-то из них скажет: он красив как бог! А кто-то: он красив до приторности.
        Володька прицепился к ней, наверное, из чувства противоречия: в то время как другие женщины смотрели на него с обожанием, Сима лишь равнодушно скользила взглядом. Он решил во что бы то ни стало ее добиться и не заметил, как сам влип. Как стало трудно жить без Симы. И даже к ее детям он привык, как к своим…
        Сначала она испытывала к нему чувство благодарности, но долго на этом чувстве не продержишься. И потом, что за благодарность к чувствам? В чувствах никто никому не должен, это вам не касса, не магазин…
        Интересно, а почему ничего такого она не могла бы сказать о главном инженере? Ну, например, что он ее не заинтересовал? К тому же он почему-то разговаривал с ней так, словно Сима как женщина не могла представлять для него какого-нибудь интереса. Уж ее-то в этом деле не проведешь, она на лету ловит флюиды заинтересованности, если таковые исходят от мужчины. Но главный… От него ничего такого не исходило. Между ним и Симой будто экран стоял, который отражал или поглощал эти самые флюиды.
        Она заглянула в висящее на стене зеркало. Вроде из-за перелома ноги не стала хуже. Скорее всего она не во вкусе Ивана Матвеевича. А жаль… Воспользоваться собственными советами, которые она давала влюбленной Дине? Но это глупо. В главного инженера она не влюблена, тогда чего и начинать? У Симы еще ни разу не было служебных романов. Пусть и не будет. «Забудем»,  - сказала она себе.
        Но забыть не получалось, саднило уязвленное самолюбие. Она такая вся из себя особенная, а интереса у коллеги-мужчины не вызвала. А вдруг Ивану Матвеевичу вообще чужды нежные чувства?.. Что это, Сима пытается оправдать его равнодушие к ней?
        Может, он просто ярый противник служебных романов, потому не позволяет себе замечать тех женщин, которые работают с ним рядом?
        А может, он болен? Скажем, не может иметь с женщиной нормального секса… Но нет, так думать непорядочно. Здорово же он ее зацепил! Теперь можно придумывать что угодно, в том числе и мужское нездоровье. Да может быть элементарно: Сима не в его вкусе, как и он - не в ее.
        Забыть о нем и не вспоминать. В упор не видеть.
        Но доходило уже до смешного. Даже возвращаясь домой на маршрутном такси, она все продолжала думать о своем разговоре с ним. Задел ее Иван Матвеевич, ох, задел! Все в нем было, по ее мнению, каким-то странным. Даже имя-отчество. Какое-то несовременное. Будто он из прошлого века явился. А улыбка. Он же улыбается не добродушно, а язвительно. Не широко, а лишь чуть губы раздвигает!
        Она так разозлилась на свои мысли о нем, что чуть ли не заставила себя думать о Вере, о том, как подруга ее почти отшила. Да что там почти! Прямо так напрямую и сказала, что видеться им впредь не стоит.
        Если подумать, глупо у нее все получается. В последнее время. Как-то Сима взялась вдруг решать чужие судьбы, лучше бы о себе подумала!
        То есть Сумятина она бы все равно от себя прогнала, но взять вот так и отдать, как вещь, подруге… По крайней мере ей самой никто мужиков не отдавал… Да и нуждалась ли она в этом? Вроде бы нет.
        Чего-то опять пришла на память Дина. Вот и в ее жизнь Серафима, скажем так, нос сунула. Полезла со своими советами, сбила с толку. Лучше бы попыталась отговорить ее от глупой страсти, посоветовала бы что-нибудь дельное. Например, предложила ей поехать куда-нибудь с мужем. За границу. Глядишь, и семью бы сохранила…
        Теперь Дина не звонит, и она сама - тоже. А вдруг у подруги что-то случилось? Например, Саша - ее муж - обо всем узнал. И устроил жене маленькую Варфоломеевскую ночь…
        От одного упоминания о таком варианте развития событий Симе сделалось не по себе.
        Нет, глупо так думать. Александр - мужик серьезный и, скорее, флегматичный, не станет кипеть эмоциями. При том, что вряд ли Дина доэкспериментировалась со своей влюбленностью до того, чтобы ему изменить. Но верилось в эти выкладки с трудом.
        Наверное, у Серафимы с Диной совпали телепатические волны, потому что едва она открыла дверь в свой дом, как услышала телефонный звонок. И сразу подумала: звонит Дина. Ей пришлось мчаться по лестнице, чтобы добежать на второй этаж до трубки, валявшейся на диване в гостиной. Хорошо, что у подруги хватило терпения не отключаться, зная, как в большом доме Назаровых порой подолгу ищут телефон, потому и не сразу отвечают.
        - Слава Богу, ты дома!  - облегченно выдохнула Дина.
        - Я только что пришла,  - удивленно произнесла Сима, взглядывая на часы.  - Половина шестого. Я редко в такое время прихожу. Потому что не всегда удается втиснуться в маршрутку. А если к тому же еще и в магазин нужно зайти…
        Надо сказать, что в этом - отсутствии регулярного пополнения продуктов - она сразу почувствовала, что ей не хватает Сумятина. Никому в этом не признавалась, потому что уверена была: народ станет смеяться. Заводить мужика не только для постели, но и для того, чтобы он ходил по магазинам.
        Причем воспринялось это самым естественным образом. Вроде Володька всю жизнь таскал для Назаровых сумки с продуктами…
        И потом, разве не приятно было приходить вечером домой и видеть, как он уже суетится в кухне, стремясь избавить Симу от кухонных работ.
        - Ты пока отдохни, в душ сходи,  - советовал он ей, и эта забота тоже дорогого стоила. Как теперь выясняется.
        Только Дина ничего такого - в смысле сожаления - в ее тоне не восприняла. В смысле чтобы ей посочувствовать. Не до Симы ей было.
        - Да-а?  - рассеянно сказала она.  - А я на часы и не взглянула. Мне кажется, сегодня время не бежит, а просто-таки ползет.
        - А что, сегодня какой-то особый день?
        - Конечно. Сегодня мы встречаемся с Сергеем.
        - С твоим профессором?
        - А с кем же еще? Ты знаешь, я тебе так благодарна! Случилось все в точности, как ты предсказывала. Он мной заинтересовался и стал вроде невзначай появляться на нашем этаже, хотя, по логике, ему совершенно там нечего было делать.
        - Сегодня вы встречаетесь в первый раз?
        - В первый. Саньке наврала, что у нас ученый совет начинается в девять вечера, потому что ректор уезжает в зарубежную командировку, и все поэтому стоят на ушах. Между прочим, ректор на самом деле уезжает, так что всё, кроме ученого совета, правда…
        - Ну а потом?  - спросила Сима.  - Что будет потом, когда вы встретитесь…
        - Какая ты странная. Что будет - кто может сказать? Наверное, некий акт…  - Дина незаметно для себя даже пританцовывала на месте.
        - Я не о том.
        - А о чем? Имеешь в виду, не станем ли мы тут же разваливать наши семьи? Дай сначала нам встретиться. Может, я… все это напридумывала, а он окажется грубым и неумелым мужланом.
        - Шутишь…  - Что-то в тоне Дины настораживало, несвойственная ей лихость, что ли? И попытка представить будущие отношения только как секс… Нет, не так. Как будто, кроме секса, Дину в этих отношениях ничего не интересовало. Это было так на подругу не похоже.
        - Кстати, а где вы встречаетесь?
        - Есть одна квартирка его приятеля, который уехал в Америку.  - Дина хихикнула.  - Как нарочно, все двинулись за рубеж! Ты не находишь, что это судьба?
        - А ты отдаешь себе отчет, что назад дороги нет?
        - В каком смысле?
        - В прямом. У тебя в жизни сразу все изменится. Ты вообще приобретешь другой статус.
        - Ты меня интригуешь.
        - Динка, ты можешь быть серьезнее? Что с тобой такое? Неужели любовь не только ослепляет, но и оглупляет?
        - Сима, ты становишься похожей на синий чулок, старую деву, которая всех осуждает… У тебя, наверное, давно не было мужчины!
        - У меня давно не было такой тревоги, как сегодня за тебя.
        - А что может случиться? Сережка окажется сексуальным маньяком, начнет меня душить в момент оргазма?
        - Как девчонка, честное слово! Дина, ну я тебя прошу, пока не поздно…
        - Ах, перестань! Не говори навзрыд. Что у меня изменится? Появится любовник, как у многих женщин. Делов-то!
        - Я имею в виду, что до сегодняшнего дня ты была верной женой. Ты ни разу не изменяла мужу, у тебя не было любовника, ты могла с чистой совестью причислить себя к лику святых… Шучу, конечно, но до сего дня ты смотрела на мир открыто и без сомнения. А с сегодняшнего дня ты перейдешь в разряд преступниц, неверных жен. Ты - порядочная женщина - будешь теперь лгать и изворачиваться, тебе будет стыдно смотреть в глаза мужу…
        - Все, я уже испугалась!  - снисходительно рассмеялась Дина, и Серафима подумала, что смеется она зря, потому что и не представляет себе всех последствий этой затеи.  - Ты, случайно, не скооперировалась с моим мужем?
        - Я случайно подумала, что толкаю тебя на путь греха.
        - Скажи еще, на путь греха и разврата. Слушай, Сим, а я, оказывается, до сих пор так скучно жила. Серо, однообразно. Дом - работа, работа - дом. И все. Мой муж ходил с приятелями пить пиво, или на рыбалку, или в карты играть, а я в это время… стирала, убирала, как будто на весах жизни мои стирки-уборки весят столько же, сколько пиво и рыбалка!
        - Значит, веселья захотелось? Будет тебе веселье!
        - Ты, как Кассандра, пророчествуешь. Но я все равно не боюсь.
        Не по себе Серафиме, ох, не по себе! Какие-то нехорошие предчувствия появились. Хоть и понимала, что поздно заступать Дине дорогу, да и не остановится она теперь, все-таки хотелось попробовать ее придержать, что-нибудь придумать, стараясь уберечь подругу от ошибки. Спросила нарочно обидчиво:
        - Ты мне для этого позвонила? Похвастаться?
        - Ты же сама говорила: держи меня в курсе.
        - Ох, чувствую, рассердится за мои художества мой ангел-хранитель и бросит меня.
        - Да ладно тебе причитать! Испугалась ответственности? Так я и не собираюсь на тебя сваливать свои ошибки. Не бойся, Сима, прорвемся. Я уже не маленькая, мне и ответ держать.
        В голосе Дины прозвучала гордость собой: как будто она собиралась в разведку, а не на роковое свидание. Сима споткнулась об это слово. Не хватало ей нагнетать обстановку. Лучше думать о том, что все кончится хорошо.
        - Ты мне все-таки позвони,  - жалобно произнесла Сима, не понимая, чего вдруг ее сегодня так растащило. Какая-то особая чувствительность в ней прорезалась. Больше того, она даже испугалась, что кто-нибудь и в самом деле потребует от нее ответа. За что? За легкомысленное отношение к жизни.
        Сима привычно переоделась в домашнее платье и стала к плите. Как ни крути, а готовить надо. Скоро заявятся ее детишки и запросят еды. Какое им дело до ее метаний и сердечных мук? «Мать, дай пожрать!»
        Она невесело рассмеялась.
        Глава 16
        Директор завел обычай: на праздники все инженерно-техническое руководство завода должно было выходить на дежурство. Как в советские времена.
        - У нас дорогие станки,  - говорил он.  - Налаженные, между прочим, так, что теперь мы смогли позволить себе провести сокращение численности рабочих. Низко кланяюсь Ивану Матвеевичу. Обещаю ему нехилую премию, как говорит мой сын. За что? За экономию…
        «Правильно кланяешься»,  - отчего-то со злостью подумала Серафима, а вслух сказала:
        - А зачем мы тогда деньги охране платим? На сигнализацию завод поставили.
        - Береженого Бог бережет,  - важно ответил директор и подмигнул ей.  - Между прочим, Серафима Евгеньевна, я тоже буду дежурить. В любое время, которое останется. А вам - право первой выбрать один из трех дней. Любые двенадцать часов. Ни у кого особых пожеланий нет? Ну, может, кто на свадьбу идет или сам юбилей празднует. Очень удачно, между прочим: нас как раз шестеро, по два человека на день.
        - Вы забыли еще одну ночь, сегодняшнюю,  - напомнила Сима.
        - Не забыл. На сегодняшнюю я договорился с начальником охраны: он поставит двоих охранников с условием, чтобы уже завтра с утра пришел кто-то из наших инженеров.
        - Мне тоже все равно,  - подал голос главный инженер.
        - Давайте, я приду завтра с утра,  - решила Сима.  - Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь.
        Директор неодобрительно крякнул:
        - Шутки у вас!
        - А я приму у вас смену в двадцать часов,  - предложил главный.
        - Я с утра послезавтра,  - подал голос мастер цеха.
        И так быстренько они распределили время дежурств.
        - Отгулы-то будут?
        - По два на нос,  - царственным жестом взмахнул директор.
        - Щедрости вашей нет предела,  - буркнул главный механик. Он же инженер по технике безопасности.
        Странную аксиому вывела для себя Серафима. Большинство людей вовсе не работяги, как считается, а лентяи. Трудоголиков на свете, может, процентов пять. Остальные не хотят лишний раз шевелиться.
        Может, и правда, что человечество родом из рая, где ничего делать не надо? Все растет на деревьях и чуть ли не само падает в рот. Ходи, гуляй, грейся на солнышке. Есть захочешь, наклони ветку и съешь. Даже сексом не надо было заниматься. Вот с той поры есть мужчины и женщины, которые занимаются этим неохотно, потому что - труд!
        В большинстве случаев человека заставляют трудиться. Обстоятельства или другие люди. Даже трудоголики - те самые пять процентов - и то не абсолютные трудяги. То есть они могут пропадать на работе, сгорать, что называется, но в то же время ленятся делать, например, зарядку, или отказываются помочь жене по дому, не говоря уже о том, чтобы заняться воспитанием детей… Тогда что же получается? Абсолютных трудяг вообще нет? Или процент ошибки имеется - что-нибудь около ноль целых, ноль-ноль-ноль один.
        Если бы ее саму спросили, к какой категории она себя относит, не сомневаясь, ответила бы: конечно, к лентяям. То есть до конца она ничему не отдавалась. Работе давала своей энергии столько, сколько считала нужным. Ведь в какое-то время она могла бы вступить в борьбу с добреньким Вадимом Николаевичем, с рабочими, которые делали все для того, чтобы не соблюдать производственную дисциплину. Может, поэтому она так злится и раздражается от одного вида главного инженера, что он сделал то, что должна была делать Серафима?
        Он не побоялся конфликта с директором и не хотел быть добреньким с рабочими, и, между прочим, к нему они как раз и относятся с куда большим уважением, чем к ней. К Серафиме они, скорее, снисходительны: что поделаешь, слаба. Не может прикручивать гайки, а как без этого на производстве?
        Не позволяй душе лениться… Интересно, тот, кто сказал эти строки, трудился день и ночь? В смысле его душа? Вот еще один пример лени. Не объясняя чего-то - труд!  - просто взять и навесить на вещь или явление ярлык.
        О, да этот вопрос практически бесконечен. Нет ему ни конца, ни края. И если задуматься, то уходы Серафимы от своих мужей тоже из-за лени. Ну, первого мужа переделывать было напрасным трудом, это она прекрасно понимала, хоть и была всего восемнадцатилетней дурочкой. А вот второго мужа могла бы и перевоспитать. Пусть говорили, что это невозможно, но хотя бы попробовала. Сима, кстати, и поверила в это утверждение: перевоспитать взрослого мужчину невозможно, потому что так легче. И не захотела это утверждение проверить. А еще ее гордость поднялась на дыбы. Как так? Сима родила ему сына! Кроме которого у него нет больше детей. Другой бы гордился, а этот… Каждые выходные мчался к мамочке. Причем не старой, не больной, здоровой деревенской тетке, которая пахала свои пятнадцать соток, будто трактор, а сыночек даже не попытался заработать деньги, например, на квартиру - ведь тогда молодая семья жила с родителями Симы, а ее мама тоже имела не самый легкий характер. То есть и работоспособность второго мужа тоже избирательного характера. Он же не делал особых усилий, чтобы, например, сохранить свою семью или
объяснить жене, что… Короче, ну хоть что-нибудь объяснить!
        В последние дни Серафима все чаще вспоминала свое прошлое, словно будущего у нее уже не могло быть, и все из-за этого несчастного Ивана Матвеевича! То есть он совсем не несчастный, но он ее уже достал: своими требованиями, и тем, что лез в каждую дырку, и что учил ее, как руководить производством, хотя она и сама стояла ничуть не ниже на иерархической производственной лестнице.
        Сейчас Сима сидела в своей каморке при одном из цехов и пыталась читать детектив, который взяла с собой на дежурство. Глаза безуспешно скользили по строчкам, и в голову ничего не лезло. Это главный поселил в Серафиме сомнения в собственной значимости и самодостаточности. Она теперь все время оценивала свои поступки и, поскольку всегда старалась быть честной с собой, далеко не всем им находила оправдание.
        Наверное, потому, что она слишком углубилась в свои мысли, она не сразу услышала посторонний звук. Звуки. Идея дежурства в выходные дни - вместе с праздником известной революции, столкнувшей Россию с отведенного судьбой пути,  - пусть и три нерабочих дня, казалась ей донельзя глупой.
        Охранник был на своем рабочем месте. Всего полчаса назад Серафима ходила, чтобы позаимствовать у него немного сахара, поскольку в ее кабинетике он закончился. Остался лишь чай в одноразовых пакетиках. В обед она собиралась сходить в кафе - напротив через дорогу - и пообедать, а до обеда можно было еще не раз попить чаю, от нечего делать.
        Сахара ей дали. Немного она потрепалась с Аркадием Григорьевичем, пенсионером-отставником, который пошел на работу, чтобы содержать молодую жену и недавно родившуюся дочь.
        Ходить на работу ему нравилось, хотя чего хорошего, сиди в своей будочке двадцать четыре часа и не имей возможности чем-нибудь толковым заняться.
        - Я здесь отдыхаю, доверчиво признавался охранник.  - Дочь у нас все время капризничает, жена с ней устает, вот я и стараюсь помогать по мере сил. Зато потом так сам валюсь с ног…
        «Сил-то остается все меньше»,  - мысленно договорила за него Сима, хотя Аркадий Григорьевич выглядел еще очень браво, потому, наверное, ровесницы казались ему дряхлыми старухами, а молодая женщина что сделала первым делом? Родила!
        Собственно, для первородящей женщины она была не слишком молода - чуть моложе Серафимы, но поторопилась, пока замужем и муж жив - родить ребенка. Между тем охранник обмолвился, что ему самому детей бы и так хватило. Вон они уже взрослые, все трое. От двух браков. А у молодой жены свои планы. Ей мало, что она просто молодая, она хотела своему мужу подарить ребенка. Подарок, которого, оказывается, он не слишком и хотел.
        Вот Сима разошлась! Ее теперь хлебом не корми, дай только порассуждать. Словно судьба подбрасывает ей темы - а ну-ка, что ты скажешь вот на эту ситуацию?  - и мадам Назарова тут же бросается себе объяснять, что к чему. Какое ей дело до жены охранника? Как и до него самого!
        Итак, охранник был на месте, в своей будке на проходной, тогда откуда в цеху появился посторонний звук? Не зная почему, она не стала объявляться сразу, не бросилась тут же выяснять, в чем дело, а осторожно выглянула из приоткрытой двери - та, к счастью, не скрипела. В цеху работают такие умельцы, что не допустили бы подобного непорядка. Потому Сима могла, присев за токарный станок, взглянуть на постороннего в цеху. Оказалось, не совсем постороннего и посторонних, потому что их было двое. Рабочих, которые зачем-то возились со станком, так любовно налаженным главным инженером. С помощью японских наладчиков, конечно.
        И она не нашла ничего лучшего, как на цыпочках выйти и коридор, отойти подальше и позвонить домой Ивану Матвеевичу, мысленно умоляя его быть дома. Собственно, у нее был и номер его мобильного телефона, но он остался в записной книжке, в ее сумочке, там, в кабинете.
        К счастью, главный оказался дома. Пребывал в отличном настроении. И кажется, не один, потому что в отдалении что-то бубнил женский голос.
        - Иван Матвеевич,  - от волнения хрипло проговорила она,  - у нас в цеху появились Петренко и Якушев - что-то делают с тем, японским станком. Не знаю, как они прошли мимо охраны. Я звоню вам на всякий случай, вдруг не смогу их остановить, если они задумали что-то…
        - Я сейчас приеду,  - коротко бросил он, не дослушав,  - а вы постарайтесь им на глаза не показываться, но если они почему-либо соберутся удрать, попробуйте их задержать.
        Он отключился, а Сима с усмешкой подумала: ничего себе, попробовать задержать! С одной стороны, вроде позаботился о ней - не показывайтесь на глаза, а с другой - попробуйте задержать. А еще во всех книгах только и прославляется хваленая мужская логика.
        Сима так же на цыпочках вернулась в цех и присела за станком, тяжелым, сплошь металлическим, как делали в прежние советские времена. Его изготовили, наверное, в начале советской власти, и ей было непонятно, почему директор от станка не избавляется. Даже странно, что его не вывезли, когда прежний завод измерительных приборов растаскивался направо и налево.
        Помнится, когда Сима искала себе работу, а директор только выкупал эти два цеха в свою собственность, при ней последняя машина вывозила огромную металлическую ванну, в которой, кажется, в особом растворе замачивали электродвигатели из цеха намотки.
        А как рвали на куски громадный компрессор, вывезенный во двор завода одним из арендаторов! Словно прожорливые акулы умирающего кита.
        Она проходила мимо, пряча глаза. Кстати, а почему она вечно проходит, пряча глаза? Мимо всякого безобразия. Но тут же Сима напомнила себе, что она всего лишь слабая женщина, а у нее на иждивении трое детей, двое из которых несовершеннолетние… Вот порой как легко найти оправдание любому бездействию!
        Вот и главному она позвонила, чтобы иметь возможность самой не вмешиваться, а просто сидеть в засаде. Долго на корточках не посидишь, и она пристроилась на небольшом выступе станины, похваливая себя за то, что не надела на дежурство светлые джинсы. Сейчас бы вся изгваздалась.
        Со своего места ей был виден кусочек окна и безоблачного синего неба. Только на юге в начале ноября может стоять такая ясная солнечная погода с температурой плюс восемнадцать градусов.
        Раньше люди в этот день ходили на демонстрацию, пели песни, веселились, а теперь лазают на предприятие, на котором работают, чтобы украсть… Интересно, что можно украсть на станке? Программный чип? Но он совершенно бесполезен для любого другого станка.
        Главный приехал быстро. Ей даже показалось, что она слышит визг покрышек его машины, когда он резко затормозил во дворе. Но этого не могло быть, потому что окна цеха выходили совсем на другую глухую улицу. Разве что все чувства ее обострились настолько, чтобы слышать несуществующий визг. Он мог подъехать тихо. Да и ждать бы пришлось, пока охрана на воротах откроет их перед ним.
        Кажется, главный инженер надел мягкие тапочки или кроссовки, потому что она услышала его осторожные шаги и так же тихо почти выползла в коридор, чтобы обсудить предварительный план действий.
        - Будем вызывать милицию?  - шепотом спросила Сима.
        - Думаю, сначала нужно разобраться, в чем дело,  - так же тихо ответил он.
        Теперь они, уже не скрываясь, вошли в цех, где Якушев, бесцеремонно влезший в панель управления, как раз собирался огромной отверткой отодрать материнскую плату - насколько могла понять Серафима. К сожалению, когда она училась в техническом вузе, такие станки они не изучали. То есть они проходили только первые в стране ЧПУ - станки с числовым программным управлением. Этого «японца» можно было сравнить с ними разве что как самолет «Ан-2» с реактивным аэробусом «Ту-86».
        - А ты хоть представляешь себе, сколько стоит такой станок?  - громко спросил главный инженер.
        - Иван Матвеевич!  - ахнул Якушев, отшатнувшись, а его подельник Петренко - никак в процессе не участвовавший - тяжело вздохнул:
        - Ну вот, я так и знал!
        - Полмиллиона долларов,  - продолжал Гвоздев.  - У вас есть такие деньги? Если мы сейчас вызовем милицию и оценим ущерб… Даже тысяч пятьдесят зеленых, думаю, не покажется вам слишком маленькой суммой.
        Сима вообще ничего не могла произнести. Были бы это какие-нибудь охламоны, новички, неумехи, наглые рвачи, она бы могла понять. Но профессионалы с шестым разрядом - обычные воришки? Или просто люди, пожелавшие вывести из строя слишком умный станок?
        А ведь у них - самые высокие заработки на заводе. Если приплюсовать сюда те шабашки, что рабочие делают и деньги за которые кладут только в собственный карман… Где они еще смогут получать столько же? Сима слышала, что за двадцать тысяч зарплаты, например, на нефтеперегонном заводе его работникам приходится трудиться так, что дым из ушей валит…
        - Какая у вас цель, ребятишки?  - озвучил ее мысли главный инженер.  - Просто раздолбать, чтобы не работал, или кое-что продать?
        - Кое-что продать,  - нехотя проинформировал Якушев.
        - И на сколько вы хотели навариться?
        - Может, штуку баксов,  - пожал плечами Петренко.
        - Главное,  - насмешливо продолжал инженер,  - сразу двух зайцев убиваете: и деньги за минуту хлопот, и возвращение былой анархии?
        - Анархия!  - Теперь Якушев ловко завернул болты, ранее им открученные, и отошел от станка.  - Что ты понимаешь! Раньше мы ходили на работу, как на праздник, а ты появился, и опять как в зоне!
        Он нарочно обращался к Гвоздеву на ты, чтобы разозлить. Наверное, уже решил, что придется увольняться, и хотел сделать это, что называется, с музыкой.
        - Тебе, конечно, виднее,  - согласился тот, не дрогнув ни одной жилкой. Сима невольно наблюдала за ним.
        - После праздника на работу можно не выходить?  - обреченно спросил Петренко.
        - Это Вадиму Николаевичу решать. А вообще сейчас дежурство Серафимы Евгеньевны, меня здесь быть не должно.
        Не успела Серафима облегченно выдохнуть, как услышала шепот Петренко - тот произносил слова, не шевеля губами:
        - Притворяются! Не верь, Жека!
        И она вдруг увидела всю сцену другими глазами, не конфетно-благодушную, а напряженную и даже опасную. И то, как главный инженер вроде невзначай опирается на небольшой ломик, который прихватил тут же, возле станка, и то, как Якушев сразу напрягся и как бы незаметно подвинулся к главному.
        - Иван!  - предупреждающе шепнула она.
        - Вижу,  - так же, как недавно Петренко, сказал он, не разжимая губ.
        Господи, неужели из-за тысячи долларов они могут устроить здесь драку или что похуже? Вон как недвусмысленно Якушев сунул руку в карман.
        Сима ничего не понимала. Она всегда считала, что настоящие профессионалы в своем деле не могут быть преступниками. Что ими становятся те, что не находят себе нормального дела. Любимого дела. Преступниками становятся от нечего делать. Ведь надо куда-то девать свою внутреннюю энергию. Если ты не имеешь возможности созидать, начинаешь разрушать.
        Но те, которые стояли перед ней, были именно работниками. Они неплохо зарабатывали. По крайней мере по сравнению с другими рабочими. Якушев, например, в прошлом году купил себе иномарку, деньги на которую, как он сам хвастал, заработал всего за полгода. Что их толкнуло на такую мелочь, как кража? Они ведь не могли не понимать, что после этого их поступка станок наверняка не может работать…
        Может, прав главный и в этом все дело? После того как стал работать станок, завод уже мог обходиться без их работы. То есть не было необходимости делать вручную то, что станок изготавливал по программе с помощью операторов. Тех самых мальчишек, пэтэушников, как называли их старые рабочие.
        И тут она сделала то, что не ожидали от нее не только мужчины, но и она сама. Серафима подскочила к Петренко и отвесила ему пощечину. Потом другую.
        - Скотина!  - закричала Сима.  - Скотина!
        Других слов у нее не было. И наверное, ударила бы еще, но тут главный инженер схватил ее за руку:
        - Серафима Евгеньевна, что вы делаете?!  - И крикнул рабочим: - Уходите живо! Чтобы я вас больше здесь не видел!
        Сима увидела, как рабочие метнулись мимо нее и зачем-то побежали, и как наконец Иван Матвеевич выпустил из руки лом, и он со звоном упал на каменные плиты цеха.
        - Серафима Евгеньевна, вам плохо?  - тревожно спросил он, когда Сима обмякла в его руках.
        - Послушайте, это же страшно,  - проговорила она тоскливо.
        - Что страшно - воры?
        - Нет, страшно, кто ворует. Они же рабочие, пролетариат. Сознательные… должны быть.
        Главный инженер негромко фыркнул.
        - Бедная наивная девочка,  - он даже погладил ее по голове,  - а я-то думал, сухая, равнодушная, чистый технарь без особых изысков души…
        - Вон какой вы меня представляли!  - обиделась Сима.  - Чем же это я вам так насолила, что в оценке и снисхождения не заслуживала?
        Гвоздев явственно смутился:
        - А что я мог еще подумать, когда увидел, что на заводе происходит?.. Вообще я сразу посчитал, что это вы во всем виноваты.
        - Еще не видя меня?!
        - Вот именно, не видя вас. Вадим-то был весь на виду. Купил себе завод. Он немного заигрался, как мальчишка, но вы-то! Раз его не одергивали, значит, либо равнодушны, либо имеете от этого какую-то корысть.
        - Корысть?  - изумилась Сима.  - Какая здесь может быть корысть?
        - Мало ли… Закрывали глаза на сверхкрупные шабашки. Имели с них свой процент… Только меня попрошу не бить!
        Он заметил, как построжело ее лицо, поджались губы и в глазах зажглись недобрые огни. Но, заметив его нарочитый испуг, Сима вздохнула и отвела взгляд в сторону.
        - Может, вы не только ко мне так строги, а к женщинам вообще?  - сказала она.
        - Наверное, вы правы,  - усмехнулся он.
        - Чем же это мы вас так достали?
        - Да уж нашли чем,  - буркнул он.  - Разве в вашем женском арсенале мало средств для этого?
        Он наконец опустил руки, оказывается, все это время держал Симу за плечи.
        - Я могу продолжать дежурство?  - сухо спросила она, поводя плечами. Им было так уютно в его руках, и она пыталась сбросить это странное наваждение. Подумаешь, мужчина ее приобнял!
        - Продолжайте,  - ответил он тем же тоном и пошел прочь не оглядываясь.
        Обиделся на нее, что ли? Вроде не за что.
        Она смотрела вслед на его удаляющуюся фигуру и вскоре услышала, как он на высоких тонах разговаривает о чем-то с охранником.
        Хотела уйти в свой кабинетик дочитывать книжку, но вскоре главный инженер опять появился перед ней.
        - Охранник уверяет, что мимо него никто не проходил,  - задумчиво проговорил он.  - Думаю, не врет. Как же они тогда влезли?.. Давайте-ка, Серафима Евгеньевна, пройдемся с вами по периметру цеха, посмотрим, где у нас тут образовалась черная дыра, через которую в цех являются пришельцы.
        Они пошли по цеху, трогая, казалось бы, намертво закрытые окна с толстыми металлическими решетками. Причем Иван Матвеевич шел впереди, а Сима следом, считая, что такая проверка глупа. Лазать через окна в цех - кому может прийти в голову? Что здесь красть? А для того, что можно украсть, металл, например, или станки помельче, вроде гильотины, понадобился бы грузовик и уж никак не окно. Но выяснилось, что она ошибалась.
        - Вот оно!
        Возглас главного инженера заставил ее вздрогнуть. За открытым окном коридора, ведущего во второй, сборочный цех, якобы закрытым решеткой, имелось вполне достаточно места, чтобы, чуть отодвинув ее в сторону, пролезть довольно упитанному мужику. Она даже покачала головой, как умело провода сигнализации были сняты с окна и проведены мимо него по стене.
        - Вот и портал обнаружился.  - Главный инженер потрогал пальцем аккуратно спиленные электропилой петли решетки. Тут же, поодаль от окна, стопкой лежали приготовленные «навынос» какие-то шестеренки и другие неизвестные Серафиме металлические детали. Главный пояснил ее вопросительному взгляду: - Запчасти к иномаркам. По-моему, уже в промышленных масштабах… Кажется, добрый Вадим Николаевич, разрешив выносить с завода одну деталь в день, как шабашку, пробудил в наших мастерах нешуточные аппетиты… Нельзя давать такие поблажки никому. Если человеку внушить, что он может взять немножко, то, будьте уверены, его понятия количества резко разойдутся с понятием того, кто это разрешил…
        Он быстро пересчитал.
        - Сорок восемь штук. Два месяца можно выносить. А мне тут сказки рассказывали, будто Якушев взял кредит и дом строит. Я еще подумал: на какие шиши кредит, его же отдавать нужно? Даже с шабашками нужно не один месяц, да что там, не один год работать, чтобы строить дом в трех уровнях из итальянского кирпича с бильярдом и зимним садом… Считаете, я не прав? Еще бы, вы же поддерживаете директора в его популистских взглядах: если от много взять немножко, будет не грабеж, а дележка! Так? Или воровать у частника не зазорно? Дело не в том, что частная собственность так же защищается законом, как и государственная, а в том, что если человек ворует постоянно, ему глубоко наплевать на то, кому это принадлежит…
        Он оборвал свою горячую речь и покосился на Серафиму: не смеется ли она над ним?
        - Простите, я всегда завожусь от того, как наплевательски в нашей стране относятся к воровству.
        - Потому что те, кто приставлен к охране, тоже воруют. Помните Жванецкого: что охраняешь, то и имеешь!
        - Иной раз мне хочется уехать,  - вдруг с тоской проговорил он.  - Куда-нибудь подальше, пусть и туда, где чиновникам рубят головы за взятки. В противном случае начинает казаться, что у людей нет ничего святого. Если гражданина нельзя оскорбить словом «вор», это страшно… Подождите минуточку, сейчас я принесу сварочный аппарат.
        - Все равно ведь обрежут,  - сказала Сима.
        - Не обрежут! На праздники мы будем передавать друг другу этот «ход» по смене, а в рабочий день я прикажу заварить окно намертво!  - Он покосился на Симу.  - Не поможет - заложим окно кирпичом! Это неправда, будто воровству нельзя противостоять!
        Серафима предпочла ему не возражать. Кажется, ее здесь назвали наивной? Как говорит мама Серафимы, косой кривому глаз колет!
        Глава 17
        Сима колдовала на кухне. За целый месяц безделья она даже соскучилась по кулинарии, и потому готовила нечто изысканное, со всевозможными ингредиентами.
        То есть эти самые ингредиенты не пришлось покупать, а надо было всего лишь набросать в кастрюлю предварительно обжаренные кусочки полузасохших, заветрившихся в холодильнике колбас, ветчины и даже остатки курицы-гриль, которую на днях приносила забежавшая к ней Зоя. Курица была вкусная, но большая, размером, пожалуй, с небольшую индейку, так что за один присест даже семейство Назаровых не смогло ее одолеть…
        Она переложила мясную нарезку в кастрюлю, а на сковороду выложила нарезанный полосками лук и морковку. Можно было бы открыть банку с солеными огурцами, но Сима предпочитала в солянку вместо огурцов добавлять сок лимона. У каждого кулинара свои секреты.
        Блюдо называлось «солянка», и каждый раз имело какой-то иной привкус, потому что составляющие его компоненты назывались «то, что завалялось в холодильнике».
        - Что там у тебя может заваляться?  - насмешливо интересовалась Зоя.  - Дети растут, всегда голодные…
        - Всегда, да не всегда,  - отмахивалась Сима.  - Они предпочитают что-нибудь свеженькое, а кусок сырокопченой колбасы могут гонять по холодильнику целый месяц.
        - Для меня это тайна, покрытая мраком,  - задумчиво проговорила Зоя.  - Насколько я знаю, мои доходы даже превосходят твои, но ты ухитряешься при этом так питаться, как я, например, не всегда могу себе позволить…
        - Вот именно, питаемся мы хорошо, а вот чтобы одеться помоднее, мне приходится так изворачиваться… Вон порой даже курсовые студентам политеха черчу. Лера за переводы берется. Лешкиных алиментов ждем как манны небесной… Конечно, с Володькой было не в пример легче…
        Зойка посмотрела на нее соболезнующе:
        - Зато теперь твоей Вере не в пример легче! Ты, Назарова, совсем спятила. Такого мужика из дома прогнать.
        - Не обсуждается!  - коротко сказала Сима - подцепила фразу из американских боевиков.  - Ты лучше скажи мне, как там Дина.
        - А она мне не звонит,  - обиженно сказала Зойка,  - и все потому, что я пыталась ей посоветовать…
        - Знаю, как ты пытаешься. Берешь за горло и душишь.
        - Душу,  - согласилась та,  - но я же хочу как лучше! Я же люблю вас, дурехи! А молча смотреть, как вы сами себе жизнь портите, у меня просто сил нет!
        - Кто может знать, как лучше другому,  - философски заметила Сима.
        - Распалась наша дружба,  - подвела итог подруга.  - И ради чего? Ради того, что никогда не произойдет!
        - Не поняла,  - подняла брови Сима.
        - А тут и понимать нечего. Не получит она своего Профессора, зря только нервы тратит! Он и в самом деле симпатяга - я на всякий случай пошла посмотрела. Студенты его любят. Жена наверняка тоже… Правда, детей у них нет, но для этого ему лучше сойтись со студенткой, а не со старой бабой!
        - Дина - старая?
        - Так-то не старая, а чтобы рожать - не молодая!
        Сима мешала солянку и задним числом удивлялась: чего Зойка так злится? Завидует тому, что Дина ничего не боится? Сама Зойка тоже как-то влюбилась. Пару лет назад. И мужчина был разведен. Но она сказала тогда:
        - От добра добра не ищут!  - А подумав, добавила грубее: - Хрен на хрен менять - только время терять.
        Сима решила, что она нарочно произносит эту пошлую поговорку, оправдывая свой ход назад. Менять устоявшуюся обеспеченную жизнь неизвестно на что ей не хотелось. Для этого определенная смелость нужна. А вернее, настоящая любовь, ради которой можно чем-то и поступиться.
        Для солянки, однако, не хватало фасоли, и Сима послала в магазин Алексея, первого, кто попался ей под руку, и тот принес ей банку натуральной фасоли - «Казачьи разносолы».
        Солянка была уже готова, осталось заправить ее зеленью - в огороде у Серафимы этим летом уродился укроп, и она никогда не забывала добавить его в очередное блюдо.
        - Это полезно!  - заявляла она в ответ на робкие сетования своих домашних, утверждавших, будто они все пропахли этим дурацким укропом.
        И тут зазвонил телефон. Серафима резала хлеб, потому, привычно прижав трубку к плечу, она поинтересовалась:
        - Алло, кто звонит?
        - Это я, Михаил,  - ответили ей с некоторой заминкой.
        Михаил? Какой Михаил? В запарке она даже не сразу сообразила, кто это и почему звонит ей домой.
        - У вас опять проблемы?
        - Проблемы,  - согласился он поспешно.
        Сима на мгновение задумалась: одно дело, когда Михаила в дом приводил Володька. Приводил и уводил, а в каком качестве заявится он в дом к женщине, которая теперь живет одна? Как ей вести себя с ним?
        - Вы солянку едите?  - спросила она.
        - Что?  - не понял он.
        - В общем, приходите. Но если хотите успеть к ужину, поторопитесь.
        Наверное, Михаил удивился, что Сима его торопит, но она не любила, когда гость опаздывал к столу. Не ждать же им четверым, когда в дом чужой дядя заявится!
        К столу собрались все. После того как Серафима почти месяц проторчала в своей спальне и ее домашние были не то что предоставлены самим себе, но соскучились по домашнему очагу, по веселой атмосфере ужинов и завтраков выходного дня, они подтягивались теперь к оговоренному ею часу.
        - Чтобы в семь тридцать вечера были дома! Кто не успел, тот опоздал.
        - Что, и его не накормят?  - интересовался младший сынок.
        - Будет есть сам, и то, что останется. Как в санатории. Дежурное блюдо.
        А сегодня у них еще и должен появиться гость.
        - Опять!  - фыркнула Лера, заметив, что Сима выставляет пятый прибор.
        - Что значит - опять?  - возмутилась Сима; до чего распустились эти деточки!
        - «Что-то давно никого не было»,  - Лера хочет сказать,  - смягчил мамин рык Лешка.
        В отсутствие будущего гостя, конечно. А пока Кирилл был отправлен матерью открыть калитку.
        Дня три никто не приходил, а детки уже ехидничают. И что плохого, что у Симы открытый дом, в который с удовольствием приходят друзья?
        - Вот погодите,  - с ехидцей заметила она,  - скоро дожди зарядят, слякоть начнется, сами будете ныть, почему в гости никто не приходит!
        Михаил явился с таким огромным тортом, что дети, кажется, тут же переменили свое мнение о вреде гостей.
        - Присаживайтесь к столу,  - сказала Сима, как всегда, не спрашивая, хочет он есть или нет.
        - Да вообще-то я уже ел…  - несмело начал Михаил, но Сима его перебила:
        - Извините, но у нас обычай: гостя кормить. Мы даже и не спрашиваем, ел он или не ел. Все равно то, что у нас, он нигде не попробует.
        Кирилл хихикнул, но осекся: а то мать еще подумает, что он сомневается в съедобности ее фирменного блюда.
        - Ну, раз обычай,  - согласился Михаил, усаживаясь со всеми за стол. А потом, увлекшись, так приналег на солянку, что незаметно для себя начал даже урчать, как их кот Тишка.  - До чего вкусно!
        Назаровы переглянулись: интересно, когда это он «уже ел»? Вчера, что ли?
        Дети быстро доели солянку и стали с нетерпением посматривать на гостя, который никак не мог доесть свою порцию. Серафиме даже стыдно стало за них: можно подумать, этих деточек она не воспитывает! Или их не кормит. Ждут, когда подадут сигнал: «К торту приступить!»
        Может, оно и к лучшему. Быстро попьют чай и, умиротворенные большим количеством сладкого, отправятся по своим комнатам.
        Торт таял во рту. Даже Валерия, которая обычно остерегалась есть торт - из-за сладкого она поправилась на целый килограмм!  - попросила добавку. И отправилась к себе с блюдечком в руках - доедать за компьютером. Серафима не стала делать замечания. Ей самой не терпелось узнать, с чем пожаловал к ней приятель Володьки. Во всяком случае, не уговаривать же Серафиму принять Сумятина обратно!
        Она ли не знала своих детишек? Поспешили разойтись, в надежде, что Сима не станет оставлять кого-то из них - убирать со стола посуду, а потом и мыть ее.
        Не стала. Странно, что едва она поднялась из-за стола, чтобы сложить грязные тарелки в раковину, как Михаил остановил ее:
        - Позвольте, я помогу вам? Я же знаю, вам только недавно сняли гипс.
        - Недавно? Уже больше месяца прошло. К тому же все зажило, как на кошке,  - сказала она, внимательно глядя ему в глаза.
        Предисловие заставляло задуматься. Можно подумать, кто-то снабжает его информацией о Серафиме. Володька, с той поры как она отправила его с Верой, в доме не появлялся. Значит, он сам поинтересовался? У кого?
        Но потом сама же над собой мысленно посмеялась: подумаешь, бином Ньютона! То, что гипс снимают через месяц, и так каждому известно.
        Можно было бы его спросить. Прямо, в лоб, но не хотелось его смущать. Михаилу явно от нее что-то нужно. Иначе он бы так и сказал:
        - Я зашел вас проведать.
        Кстати, он перед ней все еще робеет, всё зовет на вы, а она его - на ты… Где-то в шкафчике завалялось полбутылки коньяка. Володька в отличие от многих других алкоголиков не подбирал по дому недопитый алкоголь, а всегда покупал в магазине…
        Лимона в холодильнике больше не нашлось, остававшаяся половинка пошла на солянку, и Сима порезала апельсин, поставила на стол остатки торта - кто сказал, что он большой?  - при этом поглядывала на несколько напряженную спину Михаила, который мыл составленную в раковине посуду. Причем делал это сноровисто, значит, не в первый раз приходится мыть, он это не напоказ делает, а и в самом деле считает, что Серафима еще недостаточно здорова…
        Ладно, она позволит себя пожалеть. Тем более раз у него к Серафиме дело, пусть заранее отработает услугу, которую она ему окажет.
        Сима села на кухонном диванчике, привычно вытянув вперед ногу, как если бы она все еще была в гипсе.
        Теперь он вытирал посуду, чего в доме Назаровых не делали. Посуду просто укладывали в сушилку, и все.
        Делал он это не очень быстро, как будто оттягивал время. Да что с ним случилось?!
        - Сима…  - Он осторожно присел на край диванчика, и она усмехнулась про себя: как маленький мальчик перед строгой учительницей. Неужели она производит впечатление такой серьезной, неприступной особы?
        Если это так, то ничего хорошего. Она всегда располагала к себе мужчин скорее доверительностью и открытостью. Не то чтобы обликом своего парня, а просто женщины сердечной и понимающей…
        Но чего гадать, можно же просто спросить.
        - Миша,  - не дожидаясь, пока он полностью освоится, начала говорить она, хотя следовало бы потерпеть, пока он сам осмелится сказать,  - у вас что-то случилось и вы думаете, что я смогу вам помочь?
        Поневоле и она стала держаться с ним официальнее. Как аукнется, так и откликнется.
        - Случилось,  - согласно кивнул ее нежданный гость.  - Я влюбился.
        - Так это же хорошо!
        - Не совсем,  - мрачно пробурчал он,  - если учесть, что эту женщину любит мой друг.
        - А она?
        - Что - она?  - Теперь он уставился на Симу, не отводя глаз, так что она даже почувствовала неловкость. Какой-то неадекватный мужик.
        - Ну, она кого из вас любит?
        - Это неизвестно.
        Сима, не выдержав, расхохоталась.
        - Но от меня-то что вы хотите? Чтобы я с ней поговорила? Или с вашим другом?
        - Ну вот, я так и знал, что все запутается!  - вздохнул Михаил.  - Вы действуете на меня, как дудочка факира на змею.
        - Лестное сравнение… Но в любом случае вам, как я думаю, нечего бояться. Вы с виду настолько положительны, что любая женщина, конечно же, выберет вас. По крайней мере я так думаю…
        Опять возникло молчание, в течение которого Сима еще раз оглядела Михаила, то ли погруженного в раздумья, то ли пытающегося выйти из ступора.
        Однако до чего он хорош! Когда он приходил в первый раз, это был совсем другой человек… Но с другой стороны… Что-то ее вдруг встревожило. Теперь, не спеша, она увидела в Михаиле еще что-то. Никакой одеждой и прической этого не исправишь, как ни старайся! Чего - этого? Опасности, которая исходит от этого мужчины.
        Он поднял голову и опять посмотрел на нее долгим взглядом. Что за тягомотина! Просто какой-то нудный толстый роман, который Серафима вынуждена читать, потому что ничего другого под рукой нет.
        Она почувствовала опасность? Какая глупость! Ничего опасного в нем нет и быть не может! Уж Володька рассказал бы об этом еще в прошлый раз. Или не привел бы его в дом.
        Да и вообще, придет же в голову такая глупость. Видимо, так на нее подействовал слишком сладкий торт. Не надо было есть его так много.
        - Я сказала что-нибудь не то?
        Он взглянул на нее даже с некоторой досадой.
        - Сима, как вы не понимаете, речь идет о вас!
        - Приехали,  - теперь смутилась она.  - А ваш друг, надо понимать, Сумятин?
        Михаил кивнул.
        - Тот самый, который в настоящее время живет с моей подругой Верой?
        Она нарочно сказала открытым текстом, потому что экивоки ей изрядно надоели. А то странно в связи с этим обстоятельством выглядит упоминание о ней как о женщине, которую любит этот самый Сумятин.
        Мужчина смешался: она думала ему помочь, а вышло, что лишила приготовленной реплики. Теперь ему надо было перестраиваться и опять собираться с духом. Такое впечатление, что Михаил никогда прежде не влюблялся и вообще имел крайне малый опыт в общении с женщинами.
        - Он говорит, что вы сами его выгнали.
        - А почему - не говорит?
        - Говорит… Вам не нравилось, что он пьет.
        - А другим женщинам нравится,  - усмехнулась Серафима.  - И этим я выбиваюсь из общего ряда.
        - Ну зачем вы так? Просто войдите в мое положение: я люблю женщину, которую… которая…
        - Которой!  - подсказала Сима.
        Он тоже засмеялся, глядя, как она в смехе запрокидывает голову и какие у нее ровные белые зубы.
        - Итак, я вошла в ваше положение, но все равно не понимаю, что вам от меня нужно.
        - Любви, конечно!  - Казалось, он оскорблен в своих лучших чувствах.
        Она покачала головой и вздохнула:
        - Увы!
        - И это все, что вы можете сказать?
        - Похоже, я исчерпала лимит своих любовей. Это слово вообще не вызывает в моей душе никакого отклика. Раньше только в американских фильмах говорили: займемся любовью, а теперь уже и в наших. Так что с этим словом ассоциируется у меня только секс.
        - Наверное, вы правы,  - неохотно согласился он,  - но я могу надеяться… черт, опять глупо звучит! Но вы ведь могли бы, к примеру, провести со мной выходной день? Как вы смотрите на то, чтобы поехать вместе с моими друзьями на природу? В субботу одному из них исполняется тридцать пять лет. Грех не отметить. Поехали, а? Вам понравится. Друзья у меня веселые, их женщины доброжелательные и будут только рады моему выбору… Я имею в виду, будут рады познакомиться с женщиной, которую я…  - Он взглянул на нее и улыбнулся: - Представляю, какое у вас сложилось мнение обо мне: человек двух слов связать не может, а сам - один из руководителей солидной фирмы. Но вы на меня так действуете.
        - Да, я помню, как дудочка на змею… То есть в моем присутствии вы столбенеете и теряете дар речи?
        - Типа того.
        Она задумалась. Опять судьба, словно в насмешку, подсовывает ей решение проблем и при этом не оставляет времени подумать. Только скажи «да» этому, по сути дела, чужому человеку, и на другой день он переберется в ее дом с вещами и будет давать ей деньги на хозяйство, так что Симе не придется ломать голову, кого первого из детей одевать, а кто еще потерпит.
        Симпатичный молодой мужчина… Излишне молодой для нее… Смешно, разве можно быть молодым излишне?
        - А сколько вам лет?
        - Мне тридцать пять. Скоро исполнится.
        - Моя дочь спустя два месяца после дня рождения тоже стала говорить, что ей скоро девятнадцать…
        Сима уже открыла рот, чтобы отказать Михаилу: что-то у нее начался период молодых мужчин, и каждый последующий будет теперь моложе предыдущего? Неужели она начала комплексовать из-за этого? Четыре года, такая ли уж большая разница в возрасте? Наверняка подруги начнут посмеиваться над ней. Мол, еще немного, и она сможет быть для своих мужчин заботливой матерью…
        - Ладно, поеду,  - сказала она назло самой себе, потому что не любила самоуничижения.  - В самом деле, нужно расслабиться, а то в последнее время в моей жизни произошло слишком много событий. Причем далеко не самых радостных.
        - Конечно, надо расслабиться,  - обрадовался Михаил.  - Так я заеду за вами послезавтра?
        То есть в субботу. А что, ребятишки у нее уже достаточно большие. Вон даже Кирилл умеет кое-что готовить. По крайней мере охотно варит себе пельмени из пачки. Тут уж особого ума не нужно.
        - А обращаться друг к другу мы так и будем на вы?  - не удержавшись, ехидно спросила она.
        От ее согласия Михаил сразу приободрился, на глазах обрастая уверенностью.
        - Ну, до субботы у нас еще бездна времени. По крайней мере мы могли бы выпить на брудершафт.
        Он протянул руку за бутылкой, которую Сима выставила на стол, но отчего-то забыла предложить, разлить коньяк по рюмкам. Сейчас представился повод.
        Когда он потянулся губами к ее губам, внутренний голос Симы хихикнул: «А что, он и в самом деле очень симпатичный мужчина. Еще один повод заставить некоторых приятельниц завидовать. Что-нибудь вроде: где она находит таких красавчиков? И говорить между собой: это при трех-то детях!»
        Глава 18
        Сима ни о чем не подозревала, протягивая ему губы для невинного поцелуя. Подумаешь, брудершафт! Выпили, чмокнули друг друга, вот и весь фокус. И уже - ты.
        Она не ожидала никакого подвоха. Особенно после того, как Михаил стеснялся и робел в ее присутствии. Вот она и восприняла его не как мужчину, а как, скажем, ученика. Как принимала на работе своих подчиненных. Мало ли кому она нравилась?.. Сима вовсе не думала, что это накладывает на нее какую-то ответственность. Но слегка поиграть, пококетничать - почему бы и нет?
        Потом она подумала: не была ли его робость слишком наигранной? Может, он просто усыплял ее бдительность? Раньше, когда пришел к ней в гости вместе с Володькой и изображал серенького.
        Но нет, он же позволял с собой проделывать такие коренные изменения. Тем более что видел Серафиму в первый раз. Или не в первый?
        Поздно гадать. Поцелуй в один момент перевернул их отношения. Только что между ними ничего не было, и вот уже их бросило в объятия друг к другу, чего от себя Сима никак не ожидала.
        Тоже мне, железная леди! Так по крайней мере она себя называла, уверяя, что всегда контролирует свои эмоции и в любой момент может остановиться…
        - Давай поедем ко мне,  - оторвавшись от нее на мгновение, предложил Михаил.
        - Но у меня есть своя, отдельная спальня,  - насмешливо пояснила она.
        - Я стесняюсь твоих детей.
        Это ее умилило. Он прежде всего подумал о детях! Обычно мужчина вспоминает о них в последнюю очередь. Даже о родных.
        - Но как же так… из дома, на ночь глядя?
        Посмотрела бы она на себя со стороны! Куда в момент девалась ее прежняя решительность?
        - Ты думаешь, они без тебя не заснут?
        - Нет, но…
        - Один раз ты можешь себе это позволить?
        А почему один раз? Он ее слишком идеализирует… Сима встряхнулась: чего это ее ведет? Как после солидной порции алкоголя. Нельзя же считать ею тридцать граммов коньяка.
        - Хорошо, подожди, я быстро.
        Она побросала в сумку вещи: ночнушку, зубную щетку - и зашла в комнату к дочери.
        - Лерочка, ты покормишь завтраком мальчишек?
        - А ты не сможешь?  - удивилась дочь.
        - Я уеду. На ночь.
        Она смутилась, потому что до сего времени если ей случалось не ночевать дома, то это выходило спонтанно. Она просто звонила домой и наказывала закрыть калитку на засов и выпустить Айбека. А сегодня… Что подумает о ней дочь?
        Но та выглядела абсолютно невозмутимой.
        - Конечно, езжай,  - кивнула Лера, понимающе, как взрослая женщина.  - Ты и так все вечера дома, надо и тебе развеяться.
        В комнаты к мальчишкам Сима заходить не стала, чему сама удивилась. Теперь, выходит, она стесняется собственных сыновей. Значит, делает что-то неприличное?
        Глупость какая-то! Что же у нее, выходит, не может быть личной жизни? Еще не уехав из дома, она стала оправдываться. Пусть и перед самой собой.
        Лера вышла, чтобы закрыть за ними калитку, и Серафима как-то судорожно чмокнула ее на прощание. Будто на войну отправлялась.
        - Мы будем ехать очень медленно,  - поспешил предупредить Михаил, подсаживая ее в свою машину,  - потому что я выпил, чего за рулем себе обычно не позволяю. Будем надеяться, что милиция в такие часы не слишком бдительна и останавливает только тех водителей, которые, например, превышают скорость.
        - Что же ты ничего не сказал?  - попеняла ему Сима.  - Я не подумала, что ты приехал на машине.
        - Может, ты подумала, что у меня ее нет?
        По голосу чувствовалось, что он гордится своей машиной и в то же время негодует на Симу, которая отнеслась к нему не так, как надо. Это был наверняка дорогой джип. В темноте она не определила его марку.
        - Но ты же мог приехать, например, на маршрутке.
        Получалось, что она оправдывается. Вернее, его успокаивает. Что ж он вскинулся из-за такой ерунды? Похоже, Михаилу постоянно нужны уверения в том, какой он особенный и какое особенное у него все.
        - Не мог. Мне же хотелось произвести на тебя впечатление. Когда бы ты стала провожать меня до калитки…  - Он осекся. Проболтался, что на такой исход он и не надеялся. Опять она поторопилась!  - А потом, когда ты поставила коньяк и у меня появилась возможность выпить на брудершафт… О, в тот момент я обо всем забыл.
        Михаил сел на место водителя и опять потянулся к ней. Чмокнул в щеку.
        - Я до сих пор не могу поверить,  - признался он.  - Ты мне казалась такой недосягаемой. Я все время боялся, что ты укажешь мне на дверь.
        - Иными словами, я тебя разочаровала?
        Сима была уязвлена. Когда мужчина не думает, что сказать, а говорит, что в голову придет, имеешь возможность услышать то, что тебе не понравится.
        - Что ты!  - Он схватил ее руку и поцеловал, словно поклялся.  - Ты меня очаровала. Я раньше читал в романах, что от поцелуя может закружиться голова, и очень над этим потешался. Оказывается, действительно может.
        Непонятно, что ею двигало. Михаил сказал: поехали,  - она собралась и поехала. Насколько Володькой командовала, настолько здесь вдруг сделалась мягкой, как пластилин: лепи, Мишенька, все, что захочешь. Сказать, что она вдруг влюбилась? Нет, но теперь они как будто поменялись с ним местами. Он играл на дудочке, она под звуки этой музыки танцевала на хвосте…
        По дороге они заехали в магазин «24 часа», Михаил что-то покупал, временами спрашивая:
        - Ты это любишь?
        Сима скользила взглядом по упаковке и кивала. Он складывал пакеты в тележку, так что в конце концов покупок оказалось на три тысячи рублей, и Михаил не моргнув глазом заплатил. А Сима так же отстраненно подумала: «Не жадный».
        Его квартира выглядела чистой и опрятной, как-то не по-мужски. По крайней мере не соответствовала стереотипу квартиры одинокого мужчины, до сих пор в ее мозгу бытовавшему.
        Но это промелькнуло как-то вторым планом, потому что, бросив на пол пакеты, он стал ее целовать и, снимая с нее нарядную кофточку с кружевами, уронил ее на пол, и Сима босой ногой отметила приятную тонкость натурального хлопка. «Хорошо, что я ее купила!» Она тоже помогла ему расстегивать пуговицы на рубашке, а потом дала привести себя к большой кровати…
        - Я всегда мечтал иметь такую,  - как сквозь туман услышала она, опускаясь на упругий матрас. Он еще что-то говорил.  - Ах да,  - белье я сегодня поменял. Как чувствовал.
        У Симы было три мужа. Так получалось, что она переходила из одного брака в другой почти без задержки. По документам между вторым разводом и третьим браком у нее был всего один день, и что же? Теперь выясняется, что ничего у нее не было. Просто кто-то взял, да и зачеркнул ее прежние опыты, чтобы она могла начать сначала, с чистого листа. По крайней мере в сексе.
        Она утонула в море нежности. И уже не хотелось ей размышлять, почему прежде она ничего такого не ощущала, почему сердце стало биться у нее совсем в другом месте и почему золотой дождь перед глазами рассыпается тысячами искр, каждая из которых составляет фейерверк нового необычного наслаждения.
        - Почему я не знала, что так бывает?  - шептала она.  - Почему я прежде ничего такого не чувствовала?
        - Потому что никто не любил тебя так, как я,  - сказал он ей на ухо.
        И она опять протянула к нему руки, чтобы забыть обо всем в его объятиях. Михаил знал, что в сексе неординарен. Хорошо, хоть в этом он был уверен, потому если и попытался ее очаровать, то только постелью. В остальном, наверное, как он считал, не было необходимости делать особых усилий. После интима он некоторое время лежал, прижимая ее к себе. Потом чмокал в макушку и говорил:
        - Спи.
        Сам при этом мгновенно засыпал.
        В первую ночь Сима долго лежала без сна. Ей хотелось поговорить с ним о своих ощущениях. И даже о своих планах на будущее. Неужели у него не было никаких планов? Он хотел иметь ее в будущем или думал только использовать, и все?
        Наутро, когда они сидели у него на кухне и пили кофе, Михаил сказал ей как о давно решенном:
        - Надеюсь, ты не возражаешь, что я стану тебе помогать? Материально. Ведь это не будет обидой, как будто я плачу тебе за секс. Глупо, правда, думать так о близком человеке?
        Может, он вообще не умеет говорить о чувствах? Такой вот сухарь.
        Он вроде незаметно сунул ей в сумочку деньги, и потом на работе она увидела - не при нем же их считать и рассматривать!  - пятьсот долларов. Наверное, он и в самом деле хорошо получал.
        Нет, ей не было обидно, но стало как-то неуютно. Когда ей давал деньги Володька, это выглядело как само собой разумеющееся, ведь они жили вместе. Как бы семьей.
        И как бы Михаил ни объяснял, что это его помощь, все равно почти с самого начала Сима стала ощущать себя содержанкой. Деньги - что, одинаковые бумажки с разными банковскими номерами. Все дело в том, кто и как тебе их дает.
        На работе в обеденный перерыв она не пошла в столовую, а взяла себе булочку, нагрела чай в электрическом чайнике и села одна, подумать. Как ни странно, о том, как ей с ним себя вести.
        Он не думал о том, что Сима оставляет детей дома, а просто говорил: «Я за тобой заеду». И заезжал.
        Она с большой неохотой оставалась у него ночевать. Ведь у нее был свой дом и дети, и получалось, что она оставляет свой дом ради секса с чужим мужчиной! Вот что ее смущало: она так и не стала считать Михаила своим мужчиной.
        Но и кроме этого ей все равно многого не хватало. То ли все произошло слишком быстро…
        На самом деле у нее получился киношный пример американской любви: встретились и стали заниматься любовью, что в ее представления об этой самой любви никак не вписывалось. Ей не хватило предварительного ухаживания, узнавания. Это походило на теорию ее первого мужа, который всегда говорил:
        - Мужчине и женщине нужно знакомиться одним способом: через постель.
        Можно было бы говорить о прелести постепенного узнавания, но у нее с Михаилом получилось наоборот: они как будто сразу все друг о друге поняли. По крайней мере в постели говорить им было не о чем, а к страсти, в конце концов, можно просто привыкнуть.
        Но даже не в этом было дело. Она никак не могла расслабиться с Михаилом чисто психологически. Почему-то все время ждала от него какого-то неприятного для себя поступка. И дождалась.
        Все произошло из-за такой ерунды, которой она и не придала никакого значения.
        Утром они сидели у Михаила на кухне и разговаривали. Так, обо всякой ерунде. Он пошутил, Сима расхохоталась, неловко взмахнула рукой и опрокинула чашку с чаем ему на джинсы. Обычные домашние джинсы, правда, чистые, как и все белье у него.
        - Прости,  - сказала Сима с раскаянием.
        Но не успела она подняться, чтобы взять тряпку, как почувствовала словно резкий ожог на щеке. И даже не сразу сообразила: Михаил ее ударил! Дал ей пощечину!
        Она даже задохнулась от осознания того, что считала позором и кошмаром наяву. До этого момента ни один мужчина в жизни не поднимал на нее руку. Симу вообще никто никогда не бил!
        В запале она бросилась к своей сумке, чтобы тут же уйти из его квартиры, но не тут-то было.
        - Ты куда?  - спросил Михаил зловеще, цепко хватая ее за локоть.
        Она взглянула в его глаза и поразилась: те словно потеряли свет. Только что у него были серые глаза, и в момент они сделались блекло-водянистыми.
        Сима всерьез испугалась. Как будто заглянула в черную зловещую пропасть.
        - Я ухожу,  - пробормотала она, не в силах отвести от него глаз.
        - Никуда ты не пойдешь, пока я не разрешу!  - прошипел он и опять ее ударил.
        Что же такое делается? Почему она не защищается? Кто факир, кто дудочка, а кто - змея?
        - Ты перепутала меня с кем-то!  - криво улыбнулся он, держа ее за шею.  - С Володей Сумятиным, этим размазней, который не может сделать одного-единственного усилия, чтобы изменить свою жизнь к лучшему! Это он мог позволять тебе обращаться с ним как с бездомной собакой, а я от тебя никак не завишу. Это ты от меня зависишь.
        - Каким образом?  - Симе наконец удалось высвободиться, чувствуя, что вместо полноценного голоса из ее горла вырываются какие-то хриплые каркающие звуки.
        - Ты моя женщина и будешь слушать то, что я скажу!
        Теперь ей хотелось рассмеяться, так театрально выглядело это объяснение между ними. Вернее, выглядело бы, если бы до сих пор не горели щеки и не болела стиснутая его железными пальцами шея. Наверное, синяки останутся, подумала она отстраненно.
        - Если ты думаешь, что можешь так же легко вышвырнуть меня из своей жизни, как Сумятина,  - продолжал цедить он,  - то жестоко ошибаешься!
        «Хорошо, что я не привела его в дом,  - мысленно проговорила она себе.  - Дети всего этого не видят. Их мать, которую они, как я надеюсь, уважают и считают сильной женщиной, избивает какой-то… дебил!»
        Наверное, он прочел это по ее лицу, потому что закусил губу и вгляделся в ее лицо, надеясь прочесть на нем еще что-то, но Сима успела стереть с него любое отражение своих мыслей. Еще не время!
        Но при этом она ощущала непреходящее чувство вины перед своими детьми. Получалось, что она променяла их даже не на любовь, а так, всего лишь на секс, пусть и неординарный, но с человеком недостойным. Настолько, что теперь она начинает стыдиться этого самого секса.
        То, что она в свое время проделала с внешним обликом Михаила, на его внутреннем содержании не отразилось. То есть он не стал другим человеком, всего лишь сменив прическу. Скорее так: его комплексы как раз и влияли на то, что рядом с ним не было женщины. По крайней мере уважающая себя женщина рядом с ним бы не задержалась, а неуважающая ему была не нужна… «Лечиться тебе надо»,  - чуть было не сказала ему Сима.
        Может, он и был хорошим руководителем, но работа, кажется, не приносила ему особого удовлетворения. Она не позволяла ему проявляться в должной мере. Пожалуй, из него получился бы какой-нибудь маньяк, дай он себе волю. Но даже того, что она увидела, хватило для того, чтобы впредь обходить его дальней дорогой.
        - Только попробуй от меня уйти!  - сказал он, следя за выражением ее лица с зоркостью стервятника.
        - И что тогда будет?  - рискнула она спросить; не так-то легко выбить парочкой ударов бунтарский характер из свободолюбивой женщины.
        - Лучше бы тебе и не пробовать,  - спокойно сказал он, а у Симы по спине пробежал холодок.
        Он скорее всего психически нездоров, подумала она. Хотя сам так вовсе не думает.
        Даже влюбленность в Симу оказалась вовсе не любовью, как он пытался ее в том уверить, а так, скорее благодарностью за то, что она оказала ему помощь. Точнее, поучаствовала в его жизни, впрочем, без особой для нее пользы. Да, на него стали обращать внимание женщины, но и это обстоятельство не принесло ему особого удовлетворения. Он не того хотел. А чего конкретно - не знал. Это про таких, как он, в русских сказках говорилось: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!
        А потом, приблизившись к ней, он решил, что благодарность - это чувство не для него. Сегодня он поднял на нее руку, а завтра чего ей ждать?
        И ведь она могла бы обеспокоиться и раньше. Например, однажды, когда у обоих выдался тяжелый день, Михаил предложил:
        - Давай сегодня выпьем?
        - Как будто всякий раз мы этого не делаем,  - улыбнулась Сима, несколько удивленная этим его с нажимом предложением.
        - Всякий раз мы пьем понемножку, для разогрева, а сегодня я предлагаю выпить как следует.
        - До полной отключки?
        - Ну, или почти до полной.
        - Я не возражаю,  - согласилась она. Тогда в глубине ее души опять заворочался некий противный червячок сомнения, который, как обычно, стал ее понемногу грызть и грызть, но ей показалось, что не из-за чего. И она от него отмахнулась. Задавила его в себе.
        Они выпили, потом еще. Казалось, Михаил совсем не пьянеет, только глаза у него стали блестеть как-то влажно.
        - Я говорил тебе, что был женат?
        - Не-ет,  - протянула Сима, ругая себя за отсутствие интереса к его прошлому. Раз уж они так тесно общаются, могла бы спросить. Хотя бы из вежливости.
        - Я ценю твою деликатность.
        Он опять чмокнул ее, как целуют закадычных подружек, без особой страсти, но с чувством благодарности за то, что они есть.
        - Так вот, я был женат, и у меня даже есть дочь.
        - И ты с ней видишься?  - удивилась Сима. В самом деле, он помогает ее детям, а она даже не знала, что у Михаила есть свой ребенок.
        - Не вижусь.
        - Почему?  - живо заинтересовалась она, разом опровергая его собственное утверждение в том, что Серафима деликатна.
        - Так решила жена. Она вышла замуж во второй раз, и ее новый муж усыновил мою дочь. Психологи сказали, что у девочки очень нестабильная нервная система и ей противопоказаны нервные нагрузки. Жена решила, что девочка должна знать одного папу.
        За две минуты своей пылкой речи он уже два раза сказал фразу: «Жена решила».
        - А что решил ты?
        - Что она права,  - сухо ответил он.
        То есть она объяснила себе все по-другому. Мягкостью его характера. А теперь, пожалуй, можно было бы найти другое объяснение. Например, то, что девочка родилась нервной и нестабильной неспроста. И жена недаром ушла от него, такого хорошего, обеспеченного, забрав ребенка. Редко случается так, что жены оставляют мужьям квартиры. Чаще - наоборот. Выходит, жена Михаила готова была оставить ему все, что угодно, только бы быть от него подальше. Да еще чтобы он с дочерью не встречался.
        «Во что ты опять влипла, Назарова?!»
        Глава 19
        В тот день Сима пришла на работу - даже странно об этом вспоминать!  - со следами пальцев Михаила на шее. В запале она не сразу почувствовала, что ей вдруг стало трудно дышать. Но потом он разжал пальцы, и Сима задышала, а потом как-то и забыла. В транспорте ехала - с шарфиком на шее, а в кабинете разделась и сразу села за стол, документы просматривать.
        Сима была так удручена своим - как говорит сын Алексей - попадаловом, что взглянула на себя лишь в карманное зеркальце, губы подкрасила, да и все.
        Хорошо, первым заметил синяки Гвоздев и спросил изменившимся голосом:
        - Что это у вас на шее, Серафима Евгеньевна?
        Ругая про себя собственное легкомыслие, она подбежала к большому зеркалу, висевшему перед ее кабинетом, одному на двоих с главным инженером, увидела на шее медленно чернеющие синяки.
        Она покраснела - как стыдно-то перед Иваном Матвеевичем!  - поспешно набросила на шею шарфик.
        - Да это так, один урод схватил,  - буркнула она, закрывая дверь своего кабинета во избежание новых вопросов.
        Что Гвоздев о ней подумает!
        Но он все-таки заглянул к ней минут через двадцать.
        - Серафима Евгеньевна, а вам не нужна моя помощь?
        - В каком смысле?  - растерянно спросила она, погруженная в бумаги. Опять забыла про синяки.
        - Например, справиться с этим самым уродом.
        - А что, это мысль!
        Она исподтишка оглядела крепкую фигуру главного инженера. В самом деле, если Михаил станет доставать ее, требовать встречи, можно сослаться на то, что у нее теперь другой мужчина. И попросить, чтобы Гвоздев ее проводил.
        А она еще мимоходом подумала: не завести ли служебный роман? Станет Гвоздев связываться с женщиной, позволяющей кому ни попадя себя душить! Это она так пошутила.
        Неужели она совсем не умеет разбираться в людях? Вот потому и меняет мужчин, что не видит в них очевидного. Того, с чем она не сможет жить.
        Мужчин… Только ли мужчин? Ведь Серафима почти так же прокололась и с Верой. Тоже особенно не утруждала себя рассуждениями. Может, это ей наказание за то, что лезет в чужую жизнь?
        Вообразила себя… феей! Будто она может то, что другие не могут. А вы говорите почаще, что Серафима - особенная, она и будет стараться!
        Отчего Сима решила, что, надев на Веру платье Золушки, этим изменит ее суть?
        Теперь она понимала, почему в свое время потянулась к ней Вера. Ей наверняка Сима показалась любимицей фортуны, и хотелось понять секрет ее успехов. Все тех же отмеченных ею вех: несколько мужей, свой дом, трое детей. Всегда неунывающая яркая Сима.
        Ее охватило уныние. То есть до сего момента Серафима Назарова нравилась самой себе. И то, как у нее все ладно получается в жизни, и как она удачно вылезает из самых пиковых ситуаций. Впору закричать: хотите завидовать, завидуйте, есть причина!
        А теперь она взглянула на себе со стороны. Самонадеянная особа без чувства самокритики. Не привыкшая себя утруждать долгими размышлениями. Живущая по принципу «что хочет моя левая нога».
        Потому она и влипает во все эти романы и неудачные браки. Несется по жизни, закусив удила. И все ей по барабану! Завидуют ей, видите ли! До поры до времени, а стоит завистникам хоть чуточку укрепиться в своих жизненных позициях, как они ее же начинают презирать…
        Ну если и не презирать, это она, конечно, загнула, то позволять себе высокомерное отношение к Симе: слишком легко идет по жизни, скользит, вот и нет у нее ничего серьезного, основательного, вот и уходят от нее мужики!
        Или она их бросает… По крайней мере пытается бросить. Еще не хватало, в самом деле, скрываться от Михаила. Неужели он станет домогаться ее, несмотря ни на что?
        Но сегодня после работы его поблизости не оказалось, зато ее, возвращающуюся с работы, подкараулил Володька. Сидел в машине несколько поодаль от калитки, так что Серафима не сразу его заметила. А если бы заметила сразу? Да уж не побежала бы прочь, не испугалась. Ей было грустно и отчего-то жаль Сумятина, а вовсе не себя.
        То есть в какой-то момент она думала, что у нее появится очередной гражданский муж, а завела любовника. Причем в таком качестве мужчины у нее давно не было. По крайней мере бегать на свидания ей не приходилось лет десять. Михаил звонил ей на работу и говорил, куда ей подъехать или куда он за ней заедет.
        Они пару раз ходили в кино, два раза - в кафе и несколько раз встречались и ехали прямо к Михаилу на квартиру. У Симы было такое чувство, что она на некоем обязательном дежурстве. Обязана быть там-то и там-то, и все!
        То есть встречалась она с Михаилом около месяца и лишь вчера поняла, с кем именно встречается. Интересно, как бы прореагировал Сумятин, заметив следы пальцев на ее шее? Стал требовать имя того, кто посмел?.. Тут же бросился бы к Михаилу требовать объяснений? Или не стал бы - тот все-таки его начальник.
        Вот, даже действия Володьки не может предсказать, хотя до сего времени считала, что знает его вдоль и поперек.
        Для чего Сима ему сегодня понадобилась? Забыл у нее что-нибудь? Но после выселения гражданского мужа со своей жилплощади Сима частым гребнем прошлась по всем вещам в своем гардеробе и на полках ванной, собрала остатки Володькиной парфюмерии и кое-чего из белья, что задержалось в стирке. Сложила в пакет и передала их Вере.
        Та еще брать не хотела. Поджала губы:
        - Не надо, мы Володе все новое купим.
        Так бы и дала ей по искривленной физиономии, чтобы вообще набок съехала.
        Сима даже испугалась своей ярости. А кто ее просил делать добро тому, кто не просил? Вот какой у нее каламбурчик получился!
        - Тогда выброси своей рукой!  - разозлилась Сима и положила сверток ей на стол.  - А то еще решит, что я его вещички себе присвоила или оставила на память. Мне они тоже без надобности.
        Вера теперь раздражала Симу откуда-то появившейся снисходительностью по отношению к ней. Как ни крути, а по производственным делам нет-нет да и приходилось им встречаться. Не станешь же из-за Верки увольняться с работы, которая ей нравилась. Да и вообще, много чести. Обращать внимание на ту, которая начала считать себя выше Серафимы. Теперь у нее был мужчина, а у Симы - нет.
        Наконец-то настал праздник и на улице Веры Корецкой. У нее был не просто мужчина - супермен. По крайней мере внешне. Сима, зная Сумятина, вполне могла представить, с каким садизмом он унижает Веру, сколько гадости она слышит в свой адрес, но вот ведь терпит. Ради чего? Ради того, чтобы иметь при себе мужчину. Своего. Почти законного. Кто из женщин знает изнанку их отношений? Кроме Симы, никто. Но с ней можно не видеться.
        А что нужно Володьке? У него теперь тоже все в порядке. Вон Верка полюбила рассказывать сослуживцам, как они с Сумятиным хорошо живут. Сима слышала кусок такого разговора:
        - Мы с Володей купили телевизор. Жидкокристаллический… Он подарил мне кольцо с бриллиантом… Он сказал, что мы с ним весной поедем в Египет!
        Может, Сумятин потому и приехал, чтобы Симе рассказать, как он теперь хорошо живет? С новым-то телевизором.
        - Привет!  - сказала она, когда Володька, увидя ее, вылез из машины и поспешил навстречу.
        - С Мишкой встречаешься?  - спросил он без приветствия.
        - Тебе-то что?  - огрызнулась она с непроницаемым лицом.
        - А то, что я его предупредил: «Не оставишь Серафиму в покое, я тебя убью».
        Сима некстати хихикнула:
        - Мне как раз анекдот на днях рассказали. Муж застал у жены своего друга и убил его, а она говорит: «Так у тебя и друзей скоро не останется!»
        - Классный анекдот,  - процедил он.
        - Не придумывай, Вовик,  - сказала она сердито, нарочно называя его уменьшительно-ласкательным именем, которого он терпеть не мог,  - ты живешь с другой женщиной, забыл?
        - Разве ты не сама меня к ней спровадила?
        - Это уже частности. Ты с другой, я с другим… Оставим все как есть. Ты же понимаешь, что ничего обратно не вернешь, но капризничаешь, как ребенок, как будто от этого что-то изменится. Михаил здесь ни при чем. Он честно старался устоять, но у него ничего не вышло.
        - Ты и его бросишь!  - сказал он уверенно.
        - Кто знает?  - Она пожала плечами.  - Захочу - брошу.  - И, не удержавшись, добавила: - Кто знает, может, уже бросила.
        Все-таки играть роль хозяйки жизни куда приятнее, чем безмозглой щепки, которую по течению тащит неизвестно куда.
        - Ты ведьма, ты привораживаешь мужчин, вот они и таскаются за тобой, гони, не гони…
        - Ведьма?  - Сима подняла бровь.  - Буквально месяц назад говорил - фея. Какие вы, мужчины, непостоянные существа!
        - Существа!  - с закипающим раздражением повторил он.  - Снисходишь?
        Если бы он знал, как Сима относится к себе и к своим романам с мужчинами. Если бы только догадывался, что от Михаила она почти ушла… Наверное, не вел бы себя так. А постарайся он ее уговорить, прикинься раскаявшимся, даже, кто знает, пообещай ей невозможное: никогда не брать в рот спиртного… И кто знает, вдруг она бы захотела вернуть Сумятина? Чтобы заслониться им от Михаила.
        Вера? Нет, она бы не стала больше жалеть ее. Не потому, что злилась, а потому, что захотела показать чересчур самонадеянным особам, что вовсе не они заказывают музыку…
        А вместо этого она стояла и нарочно злила его. Черт знает что, садистка какая-то!
        - Сима-а,  - протянул он тоскливо,  - я скучаю по тебе.
        - Володечка,  - заговорила она, переставая играть жестокосердную пофигистку,  - ты лучше постарайся меня забыть, а? Ты на самом деле хороший парень, и я честно старалась тебя полюбить. Но ведь сердцу не прикажешь…
        - Да есть оно у тебя, сердце?!  - чуть ли не со слезами вскричал он.
        - Прости, пожалуйста, прости меня!  - сказала она и, к удивлению Володьки, заплакала.
        Он никогда прежде не видел ее плачущей, а сейчас схватил в охапку, прижал к себе, и она стояла, уткнувшись ему в грудь и поливая слезами его новую голубую рубашку, так шедшую к его глазам.
        - Но ведь ты и раньше меня не любила, а жила,  - напомнил Володька.
        - Жила,  - всхлипнула Сима, отстраняясь,  - а кому от этого было лучше?
        - Мне,  - тяжело вздохнул он,  - мне было лучше. Между прочим, с тобой я напивался один, максимум два раза в месяц, а с Веркой - день через день.
        - И она терпит?
        - Терпит, куда ж ей деваться,  - с нечаянным самодовольством проговорил он.  - Иной раз самому стыдно: как я над ней издеваюсь, а она все терпит.
        - Что ж,  - пожала плечами Сима,  - я давно поняла, что жалость порой благодарнее любви. Жалость - она и есть жалость, а любовь часто бывает так жестока…
        У Симы в сумке затренькал мобильник.
        - Это госпожа Назарова?  - спросил ее незнакомый мужской голос.
        - Назарова.
        Отчего-то у Серафимы внезапно сел голос.
        - Ваша подруга Дина Романова в больнице… И дала ваш телефон.
        В больнице! От неожиданности Сима даже задохнулась. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы протолкнуть внутрь некий комок, который мешал ей дышать.
        - Хорошо, я сейчас приеду.  - Она сунула мобильник в сумку и умоляюще взглянула на Сумятина: - Володя, отвези меня во Вторую городскую больницу. Пожалуйста!
        - Кто?  - только и спросил он.
        - Дина.
        Больше ничего говорить не понадобилось. Сумятин и так все понял. Как и ее испуг, и то, чем он вызван.
        Наверное, так боится плохих известий хирург, делавший сложную операцию в состоянии алкогольного опьянения. Вроде все правильно делал, но даже свою собственную оценку он вынужден подвергнуть сомнению: а вдруг рука была нетверда, а вдруг диагноз поставил неправильный, а вдруг что-то проглядел?
        - А вдруг у нее самый обыкновенный аппендицит?  - соболезнующе предположил Володька. В трезвом состоянии он никогда не пытался над ней издеваться.
        - Это было бы слишком хорошо,  - вздохнула Сима, исполненная самых дурных предчувствий. Она молчала до самой больницы, и Володька, крутящий руль, тоже вздыхал вместе с ней.
        - Ты меня довези и езжай,  - сказала Сима; она считала, что теперь не имеет права задерживать при себе Сумятина, как в былые времена.
        - Почему?  - удивился он, вовсе так не думавший. Он в момент забыл о том, что живет теперь в другом месте, и перед ним была только одна проблема: у любимой женщины неприятности.
        - Когда мне понадобится уехать, я просто вызову такси. А тебя дома ждут.
        Он с некоторой надеждой взглянул на нее: уж не ревнует ли? Но лицо Серафимы было непроницаемым.
        - Я останусь с тобой,  - твердо сказал он, и Сима пожала плечами. Мол, я тебя предупредила.
        До больницы добрались быстро. Володька много чего умеет делать хорошо. Как и водить машину. Если бы она его любила, в который раз с сожалением подумала Сима, кто знает, может, она стала бы за него бороться и добилась бы, чтобы он бросил пить. Приучила же она его носить летом белые костюмы, белые джинсы и вообще модно одеваться.
        С некоторой ностальгией она вспомнила былые времена. Как сослуживцы, в основном женщины, говорили Володьке - он, конечно, с удовольствием пересказывал это Симе:
        - Что у тебя за женщина появилась? Прямо другим человеком сделала.
        А он якобы отвечал:
        - Есть одна фея, а у нее - волшебная палочка.
        В эти слова он вкладывал определенный смысл и посмеивался, что коллеги понимали его буквально. Некоторые спрашивали:
        - Она что, магией увлекается?
        - Увлекается,  - так же серьезно подтверждал он.
        Теперь Володька ей вроде чужой человек. Только он сам так не считает. Вот добровольно взялся ее опекать, хотя Сима просила только подвезти ее.
        Он прошел вместе с ней в приемное отделение, потом по коридорам к отделению травматологии. Она все время чувствовала рядом его плечо и в душе радовалась, что есть на кого опереться. Особенно сейчас, когда она ощущала себя такой неуверенной, да что там неуверенной - виноватой в случившемся.
        К сожалению, предчувствия Симы оправдались.
        - У вашей подруги серьезные травмы,  - сказал ей дежурный врач отделения.  - Тяжелое сотрясение мозга, плюс сломаны рука и два ребра.
        - Вы хотите сказать, что она попала в аварию?
        - Нет, у Романовой бытовые травмы. Ее жестоко избили. Здесь побывала милиция, но говорить больная хочет только с вами.
        - Могу я найти где-нибудь белый - или какие тут у вас цвета разрешены - халат?
        Володька, который до сего времени держался как бы в стороне, выдвинулся вперед и, взяв врача за локоть, отвел в сторону. При этом другой рукой он вынул из кармана брюк денежную купюру и сунул в карман халата медика.
        Тот на мгновение скрылся за дверью с надписью «Ординаторская» и вынес оттуда белый халат, который Володька передал Симе.
        Знать бы раньше! У нее дома три халата, но тогда надо было заходить за ними, а ей пришлось торопиться. То есть скорее всего здесь можно было взять халат напрокат, но Володька, как всегда, взял решение вопроса на себя.
        В первый момент Симе показалось, что Дина вся забинтована, но потом она разглядела, что повязка у той на голове и руке, а остальная часть тела прикрыта простыней. В капельнице возле кровати медсестра как раз меняла бутылку с физраствором.
        Дина лежала тихая, до синевы бледная, но при виде Симы лицо ее озарилось улыбкой. Правда, она тут же скривилась от боли, но проговорила почти прежним тоном:
        - Слава Богу, что ты пришла. Я тут себе места не нахожу. Вообще начинает казаться, что я одна на белом свете… Ты можешь кое-что узнать для меня? Прямо сейчас.
        - Конечно. Сделаю все, что смогу.
        - Пожалуйста, узнай… Сережа жив?
        - Какой… Ты имеешь в виду Профессора?
        - Его. Ты знаешь, оказывается, он совсем не умеет драться… Мальчик из интеллигентной семьи… У них все в роду только хорошо бегали. Целая династия ученых, которые проповедовали единственный вид спорта - бег по утрам. Все бегали: и дед, и отец… Саша так страшно его бил. А я ничего не могла поделать… Мой муж… он в юности боксом занимался. Мне первой как дал, я и с копыт! Ничего больше не помнила. Только в машине «скорой помощи» очнулась…  - Она с надеждой взглянула на Симу.
        - Хорошо, я узнаю.
        Сима сделала попытку присесть рядом с кроватью Дины.
        - Нет, ты не садись. Со мной все в порядке. Узнай про Сережу. Прямо сейчас.
        - Диночка, ну что от этого изменится: сейчас, не сейчас?
        - Все изменится. Если Сергей погиб, то и мне незачем…
        Ее лицо так искривилось, что Сима испугалась, как бы подруга не начала умирать прямо сейчас. Она схватила Дину за здоровую руку:
        - Сейчас же перестань! С ней, видите ли, все в порядке. А говорить так - нормально?.. Между прочим, я не знаю даже его фамилию.
        - Лозовский его фамилия. Сергей Леонидович.
        Вообще-то Дина беспокоила Серафиму куда больше неведомого Профессора, но ничего другого не оставалось, как тут же заняться поисками. Володька тенью последовал за ней.
        На всякий случай она пошла в ординаторскую к тому же самому врачу и спросила его:
        - Скажите, доктор, к вам в отделение не поступал сегодня некий Лозовский?
        Губы врача тронула понимающая ухмылка.
        - Как же, как же, поступал. Помнится, доставлен был «скорой помощью» с того же адреса, что и ваша подруга… Слышали бы вы, как убивалась его жена…
        В голосе доктора послышалось осуждение, как если бы это Сима привела его пациента к такому печальному исходу.
        - Есть опасения, что его травмы несовместимы с жизнью?
        - Я ничего такого не сказал,  - тут же открестился от подозрений врач.
        «Помнится, Зойка предупреждала, чем все может кончиться,  - подумала Сима,  - да только кто же стал ее слушать?!»
        - Ну так скажите что-нибудь!
        Невольно в голосе Серафимы прорезалась истерическая нотка. Она была все еще под впечатлением общения с Диной. Это же надо так влюбиться, чтобы своей жизнью не дорожить!
        Володька, услышав беспокойство в голосе Симы, опять вышел вперед и почти незаметно коснулся кармана врача. Тот моментально поменял отчужденное выражение на внимательное.
        - Лозовский травмирован куда меньше, чем ваша подруга. У него есть ушибы мягких тканей, небольшое сотрясение мозга, но ничего серьезного лечащим врачом не зафиксировано. Завтра больному будет сделан рентген. Но это так, скорее всего для подстраховки.
        И вот так всегда, женщинам достается «на орехи» куда больше, чем мужчинам.
        Сима вернулась в палату к Дине.
        - Ну что?
        Она, кажется, даже попыталась приподняться, так что Серафиме пришлось на нее прикрикнуть.
        - Все в порядке. И перестань дергаться. Врач, между прочим, сказал, что ты в гораздо худшем положении, чем он.
        Подруга облегченно улыбнулась:
        - Ну, слава Богу!
        - Как же ты так подставилась?
        Сима все-таки присела на стул рядом с кроватью Дины. Под ее взглядом даже юбку поправила. Неужели Дина хотела опять послать ее куда-нибудь, на этот раз к своему Лозовскому?..
        - Как-как? Да точно так же, как в анекдотах говорится: возвращается муж из командировки, а у жены любовник…
        Она слишком глубоко вздохнула, и ее лицо опять исказила болезненная гримаса.
        - Проклятие, как болят эти ребра!
        - Ты как будто веселишься.
        - Так смешно же… Еще как чувствовала, хотела дверь на цепочку закрыть, да Сережка набросился на меня, мы ведь целых три дня не виделись, и он изголодался.
        - Врач сказал, что его жена очень переживала.
        Лицо Дины приняло замкнуто-холодное выражение, а Сима ругнула себя: неужели не могла промолчать? Что ей за радость пинать бедную Дину? Решила исполнить роль того самого лимона, который сделал бы ее улыбку кислой, а вовсе не торжествующей.
        - Даже если весь свет против меня ополчится, я все переживу,  - после некоторого молчания проговорила Дина,  - лишь бы Сережка от меня не отрекся!
        - А есть такое подозрение, что он на это способен?
        - Я убеждаю себя, что такого не может быть, но… В любом случае с Сашей придется развестись.
        - Послушай, ты бы не спешила…  - нерешительно проговорила Сима.
        - Тебя когда-нибудь избивал собственный муж?
        - Не-ет.
        - А ты можешь такое себе представить?
        Сима честно напрягла свое воображение: кто бы из мужей мог поднять на нее руку?
        - Черт их знает!
        Но тут же она вспомнила вчерашнее происшествие и невольно коснулась шеи, задрапированной шарфиком. Провела рукой по лицу. Хорошо хоть пощечины не оставляют следов.
        - Вот то-то и оно,  - вздохнула Дина.  - Не можешь.
        Она Симу не так поняла.
        Глава 20
        Сима опять лежала в постели без сна. Последнее время с ней это случалось все чаще. Вернее, сегодня она спала минут двадцать, но при этом ей приснился такой страшный сон, что Сима проснулась с бьющимся сердцем и теперь не могла заснуть, раздумывая: включить свет и почитать или выпить валерьянки и снова попробовать заснуть. Ей же завтра на работу.
        Приснилась ей Дина. Во сне ее убивали. Сима не видела, кто это делал, но почему-то стояла в бездействии и смотрела. Лицо у Дины было все в крови, а рот беззвучно открывался, и в нем не было зубов!
        Но Дина и так в больнице. Чего же им еще надо?! Кому - им? Не ее же Александру, которого арестовали за нанесение жене и гражданину Сергею Лозовскому тяжких телесных повреждений?!
        У Симы было такое ощущение, будто некто злорадствующий и наблюдавший прежде за ее жизнью издалека вдруг приблизился так, что было слышно его дыхание.
        Определенно, Серафима сломала не только ногу, но и заспала еще пару извилин, месяц провалявшись дома.
        Открытие, сделанное ею походя - она живет не так, как надо, и делает ошибки сплошь и рядом,  - привело ее к бессоннице. А между прочим, с каждым днем остается все меньше времени для того, чтобы исправить допущенные ошибки или хотя бы постараться больше их не допускать.
        Вот, например: что плохого сделал ей Александр Романов, муж Дины? Почему она не подумала о нем, когда помогала подруге? Сколько раз они встречались за одним столом, вместе ездили на природу и всегда при этом оставались добрыми приятелями… За сколько грехов Симе еще придется расплачиваться?!
        А с другой стороны, как бы она могла себя повести в той ситуации? Прийти к нему и предупредить, что жена пошла вразнос?
        Сима не видела Александра месяца полтора, но вполне представляла себе его чувства. Они обе сбросили его с весов. Вернее, решили, что он и так не пропадет. Ошибочка вышла.
        Но Дина - понятно, у нее была любовная эйфория, но Серафима-то! Совсем разучилась прогнозировать результат. Фея убогая.
        Она представила, как изумились случившемуся Сашины родные и друзья. Рассудительный, спокойный человек, почти рафинированный педант, вдруг будто с цепи сорвался. Наверное, именно про таких в народе говорят: в тихом омуте черти водятся.
        Ударить жену! То, что он избил любовника, еще можно понять, но поднять руку на женщину…
        Эй, что за патетика! Он должен был взглянуть на них, предававшихся греху прелюбодеяния прямо на супружеской постели, и тихонько закрыть дверь?
        Определенно, сегодня Симу тянет на что-то книжное. На слезливую мелодраму, в которой обманутый муж самое большее что мог сделать, так это собрать чемодан и, уходя, хлопнуть дверью, а он решил разобраться. Сразу с обоими.
        Все-таки легкомысленность женщин в таких вопросах проистекает от того, что они считают мужчин неспособными на глубокие переживания. Подумаешь, жена изменила! А он уйдет и найдет другую… Якобы даже обрадуется: вот он, повод уйти из семьи.
        - Я подам на развод,  - сказала Дина, когда передавала навестившему ее следователю заявление о том, что ни она, ни гражданин Лозовский не имеют претензий к гражданину Романову.
        Заявление для подписи носила Сергею медсестра. Все отделение травматологии было в курсе их романа, и сочувствовали, как ни странно, всем троим. Любовникам - они не виноваты, сердцу не прикажешь! И мужу, который сражался за свою семью и потому навалял предательнице и ее хахалю. Пусть скажут спасибо, что вообще не убил!
        Александра к тому же не хотели выпускать, так что - цирк, да и только!  - Дине пришлось давать взятку следователю за то, что он закроет дело. Все-таки, как ни крути, а это муж, с которым прожили вместе больше девятнадцати лет. Точнее, в этом году Романовы собирались отметить двадцатилетний юбилей.
        - Сашка сказал, что из нашей квартиры он не уйдет. Мол, мы вместе с ним ее приобретали,  - жаловалась Дина, когда Сима приходила к ней в больницу,  - а ему идти некуда. И если я не хочу видеть каждый день его рожу - дословно так и сказал!  - могу уйти со своим любовником на квартиру.
        И в самом деле, когда-то в начале семейной жизни Романовым, как молодым специалистам, дали на двоих однокомнатную квартиру, а потом уже, когда у них родился ребенок, они приобрели трехкомнатную. Кстати, по случаю, не очень дорого, но еще лет пять выплачивали долги, которые в спешке набрали у друзей и знакомых…
        - Ну и где вы со своим Сережей будете жить?  - между прочим интересовалась Сима.
        - Придумаем что-нибудь,  - беззаботно махала рукой ее травмированная подруга.  - Вначале, думаю, будем снимать квартиру, а потом купим что-нибудь.
        Несмотря на болевшие сломанные ребра и прочие переломы, Дина была на удивление весела и беспечна.
        Сергея выписали на неделю раньше Дины, и та радовалась, что сердечный друг так легко отделался.
        - Это я во всем виновата,  - твердила она.  - Могла же что-нибудь придумать. Снять, к примеру, номер в той же гостинице… Но все хорошо, что хорошо кончается…
        Говоря об этом с Симой, она вдруг запнулась о какую-то свою мысль и помрачнела.
        - Вот только почему он не зашел ко мне, когда его выписывали? Даже странно…
        - Наверное, все объясняется просто: из больницы его забирала жена. Может, с детьми…
        - У них нет детей,  - сухо поправила Дина, как будто забывчивость подруги в таком важном вопросе казалась для нее чуть ли не кощунственной.
        - Но и присутствие его жены тоже достаточно уважительная причина,  - мягко проговорила она, мельком подумав, что, вот так подставляя свою грудь под амбразуру, всегда можешь получить если и не пулю, то ядовитую стрелу.
        - Не понимаю я таких женщин,  - раздраженно проговорила Дина.  - Уж наверное, ей расписали во всех подробностях, при каких обстоятельствах ее муж попал в больницу, так нет, опять хватает его своими цепкими руками, опять не хочет отпустить от себя!
        «Может, потому, что он и сам не хочет «отпускаться»?» - подумала Серафима, но вслух произнести это поостереглась.
        Но когда через неделю в больницу пришел муж Дины Саша и при этом сам бегал по врачам, брал какие-то выписки, подруга, позвонившая Симе с просьбой забрать ее из больницы, заботам мужа подчинилась.
        А Симе при этом еще и досталось от Александра.
        - Ты-то что тут делаешь? Цирка ждешь? Так его не будет!
        Нашли крайнего. Правильно говорят: свои собаки грызутся, чужая не встревай. Теперь уже не только Дина на нее обижается, но и ее муж.
        Против ожидания он вовсе не отступился от своей грешной жены! Мало того что он каждый день навещал Дину в больнице, он и приехал за ней на своей машине, ничего не видя в том особенного. Наоборот, всем своим видом он говорил: вы можете думать обо мне все, что вам заблагорассудится! Меня это совершенно не волнует. В конце концов, это моя жена, и я сам буду решать, прощать ее мне или не прощать!
        Да и сама Дина, кажется, не видела в этом ничего странного. То есть недавно осуждала жену Сергея за то же, за что своего мужа не винила. Держится, хватает своими цепкими руками, значит, есть причина.
        Зато потом, дня через два после того, как Дина вышла на работу, она среди дня вдруг позвонила Симе и, захлебываясь от рыданий, стала просить, чтобы та срочно ушла с работы, потому что им необходимо встретиться. Сима едва упросила ее подождать до перерыва, а потом кланялась в ножки главному инженеру, чтобы в случае чего - должен был прийти один из самых важных заказчиков - он смог ее прикрыть, поговорить с ним сам.
        - Что-то случилось?  - осторожно спросил Иван Матвеевич.
        - Случилось. У подруги какая-то беда. Рыдает и просит встретиться. Я, конечно, постараюсь уложиться в обеденный перерыв…
        - Не спешите,  - заботливо проговорил главный инженер,  - за пару часов ничего на нашем любимом производстве не случится.  - И, помедлив, спросил: - Случайно, это не та подруга, к которой вы все время ездили в больницу?
        Сказать, что Сима удивилась, значит, ничего не сказать. С губ ее рвалось: что, откуда вы знаете? Но с другой стороны, выяснять это - можно и завязнуть в выяснениях, а она торопилась.
        Только сказала, как будто главный, само собой разумеется, был в курсе всех ее дел:
        - Та самая.
        Лучше вот так коротко, не давая ему никакого шанса. Ведь он же ждет, что она начнет его расспрашивать.
        - Вы знаете номер моего мобильного телефона?
        Спросила так, на всякий случай.
        - Естественно,  - не стал скрываться он.
        - Тогда мне не о чем беспокоиться: наше дело в надежных руках.
        Он несколько замедленно кивнул, будто ожидая от нее какого-то подкола, но не дождался.
        Сима торопливо шла к автобусу, мысленно сетуя, что так и не собралась купить себе машину. Хоть самую маленькую. «Хонду» там или «фольксваген»… А что, и помечтать нельзя?
        Дина ждала ее у входа в кафе, от нетерпения перебирала ногами. Прикладывала платок к глазам и нервно озиралась. Как будто кто-то следил за ней.
        - Это такой кошмар, такой кошмар!  - повторяла Дина, когда подруги усаживались за столик в кафе «Меридиан», где они часто бывали и чью кухню любили за вкус и демократичные цены.
        Сима оглянулась по сторонам - на них уже обращали внимание - и сжала локоть подруги. Та ненадолго понизила голос, но, забывшись, опять стала громко причитать:
        - Я не переживу этого!
        Но при этом что-то в ее голосе убедило Симу, что Дина говорит так скорее по привычке. В уме она создала свой собственный образ горюющей… жены? Просто женщины?.. Нет, не брошенной любовницы, этот образ она, несмотря ни на что, отринула.
        Между тем Дина вынула из сумочки сигареты и дрожащей рукой попыталась прикурить от зажигалки.
        - У нас не курят!  - тут же появился перед их столиком официант.
        - Ах да, простите, я машинально!
        Дина спрятала сигареты в сумочку и посмотрела на Симу с ожиданием, чему та удивилась. Вроде это Дина звала ее для разговора.
        - Я ужасно выгляжу, да? Глаза, наверное, опухшие, красные. После рева я всегда ужасно выгляжу.  - Она прерывисто вздохнула.  - Хотя, если разобраться, я стала участницей фарса, который почему-то называла любовью двух близких людей.
        - А нельзя подробнее?  - спросила, не глядя на нее, Сима, рассматривая меню, которое принес им официант.  - Грибы будешь?
        - Буду!  - кивнула Дина и проговорила с ожесточением: - Так ты готова меня выслушать?
        - Готова, почему нет, у меня уши не заняты.
        - Считаешь, я собираюсь пичкать тебя какой-то ерундой? Потому и ерничаешь.
        Сима удивилась:
        - У меня и в мыслях такого не было. Ты не нервничай. Просто вспомни, я всегда была и буду на твоей стороне, что бы ни случилось.
        - А я уже подумала, что ты стала жалеть моего Сашку.
        «Моего»! Непонятно, откуда и куда дует этот шальной ветер.
        - Между прочим, я так и не услышала сути. Не можешь подобрать слов или считаешь, что я тебя не так пойму?
        Дина в какой-то момент вдруг поникла, ее воинственность на глазах сползла с нее, будто панцирь краба при линьке. Серафима видела такое однажды в большом морском аквариуме. Панцирь с краба упал, и под ним обнаружилось живое розоватое мясо. Ей даже стало не по себе, словно она невольно подсмотрела некий интимный процесс, для чужих глаз не предусмотренный. Дину ей стало жалко.
        Вот чего они друг перед дружкой будто спектакль разыгрывают? Но и Дина прониклась тем же настроением, потому что выпалила уже безо всякой подготовки:
        - Представляешь, сегодня идет он из столовой с женщинами своего факультета. Увидел меня и спрятался за одну из них. Так глупо, по-детски, и так обидно!
        Она судорожно вздохнула, втягивая внутрь подступившие к глазам слезы.
        - А тебе не показалось?  - осторожно спросила Сима.
        - Хотела бы я ошибиться,  - прошептала Дина.
        - Ты его окликнула?
        - Нет, я прошла мимо и сделала вид, что-таки его не заметила.
        - А почему? Почему ты не подошла и не поздоровалась? И не назвала его каким-нибудь интимным словечком вроде Лапусик или Медвежонок?
        - Хочешь сказать, если твой… друг поступает… как скотина, ты должна ему уподобляться?
        - Ах, какие мы благородные!  - рассердилась Сима и тут же оборвала себя: имеет ли она право осуждать подругу? Попробовала бы себя представить на ее месте. Очень мало на свете женщин, которых никто никогда не предавал. Но и тех, что в подобных ситуациях ведут себя достойно, вряд ли большинство… К тому же Дина ведь его любит. Как же она, бедненькая, это все переносит?
        - Не смотри на меня с такой жалостью!  - вспыхнула Дина.  - Честное слово, будто я калека.
        - Представляю, какой это для тебя удар.
        - Не представляешь,  - сухо проговорила Дина; ее лицо как-то дернулось, будто она собиралась не то зарыдать, не то сбросить надоевшую маску, которая стискивала лицо и не давала эмоциям вырваться наружу. По крайней мере отобразиться на нем.
        - Погоди, если тебе неприятно мое присутствие…
        - Я такого не говорила.
        - Но ты попросила меня приехать, а теперь разговариваешь так, будто я перед тобой виновата. Считаешь, я должна была тебя отговорить?.. То есть думаешь, у меня бы это получилось?
        - Конечно же, нет,  - выдохнула Дина и неловко погладила Симу по плечу.  - Просто ищу виноватого, неужели непонятно? А ты как раз рядом.
        - Куда ты пойдешь сейчас?
        - Домой, куда же еще?  - Дина устало улыбнулась, словно ей предстояло нести на плечах огромную ношу.  - Скоро придет с работы Саша, а у меня в холодильнике шаром покати.
        - Саша… Хочешь сказать, что ты возвращаешься к мужу?
        - Вообще-то я от него и не уходила. Вон даже любовника к нему привела.
        - Он тебя простил?
        - Простил. Целую теорию выстроил. Мол, женщины тоже боятся старости, потому и бегут навстречу новой любви… И что он тоже в этом виноват. Забыл о том, что женщине нужно уделять внимание, даже если ты женат на ней целых двадцать лет. Долго говорил. О кризисе среднего возраста. И что он бывает не только у мужчин… У тебя-то как дела?
        - Нормально,  - бесшабашно ответила Сима; пусть, как и прежде, думает, что у нее нет никаких проблем.
        Она могла бы рассказать Дине, что и ей достались побои, хотя она и вполовину не была так же виновата перед тем, кто ее бил.
        Вопреки опасениям, что Михаил станет ее преследовать, он не появлялся и даже не звонил. С одной стороны, она этому обстоятельству порадовалась, а с другой - удивилась: а как же угрозы ее не оставлять? Он не похож на человека, который о своих обещаниях забывает…
        Дина ничего этого не знала, да и знать не хотела. А спросила насчет ее дел, как спрашивают посторонние люди, между прочим, не надеясь на ответ.
        - Тогда я побегу.
        - Конечно, ведь и мне на работу нужно вернуться.
        Ну вот, и в перерыв уложилась. Опоздает всего минут на десять, так что Гвоздеву не придется за нее работать…
        Дина ушла, а Сима еще некоторое время стояла и смотрела ей вслед, так и не найдя ответа своему вопросу: подруга решила поставить на себе как на женщине крест или приходит в себя после крушения надежд, чтобы жить дальше, но уже совсем с другими надеждами?
        В жизни шекспировские страсти, конечно, имеют место, но гораздо реже, чем о том можно подумать. Те, у кого с психикой все в порядке, находят выход - не лезть в петлю и не резать вены.
        Глава 21
        Вера пришла к Серафиме в обеденный перерыв. Зная подругу - кажется, уже бывшую - достаточно хорошо, Сима могла бы почувствовать, как та напряжена.
        Но у нее самой настроение было не из лучших - она все время помнила о страданиях Дины, чувствовала себя виноватой. И вообще, была недовольна ни жизнью, ни собой.
        Как-то разом кончились все деньги, а, как назло, дети стали - не требовать, нет, но робко намекать на то, что им для школы кое-что нужно.
        Недавно ей позвонил муж Дины, и они встретились опять-таки в ее обеденный перерыв, но он-то не резиновый, и скоро, похоже, главный инженер станет просить себе прибавку к зарплате за то, что все время подменяет замдиректора.
        Саша Романов был, впрочем, настроен миролюбиво, хотя не без ехидства намекнул, что далеко не всем женщинам нужно разводиться с мужьями и постоянно искать себе новых.
        Но потом сменил тон, извинился за то, что накричал на нее в больнице, неожиданно предложил:
        - Хочешь, я познакомлю тебя с хорошим мужчиной? Он разведен, неплохо получает, вот только жилья у него нет. Но у тебя ведь есть свое…
        Сима чуть со стула не упала: чего вдруг Романов решил о ней заботиться? Еще ни разу она не пользовалась тем, чтобы найти себя мужа через знакомых.
        К тому же, как бы ни был хорош тот мужчина, а скорее всего он просто устал скитаться по квартирам. Интересно, Саша сказал ему, что у Симы трое детей?
        А может, Романов просто волновался, что она, будучи без мужчины, станет дурно влиять на его жену, которую Саша с трудом вернул.
        - Не волнуйся,  - сказала она ему,  - я не собираюсь сбивать твою жену с пути, так что нет тебе необходимости меня пристраивать.
        Саша на мгновение отвел взгляд в сторону. Выходит, Сима угадала?
        - Напрасно ты отказываешься,  - пробормотал он,  - мужик и вправду отличный. Я ему так и сказал: «Есть женщина, которая будто твоя потерявшаяся половинка, так вы друг на друга похожи».
        - Не будем торопиться,  - усмехнулась Сима,  - мне надо подумать, а то я перехожу из одного замужества в другое, а количество никак в качество не переходит.
        В общем, Романов ушел со встречи успокоенный.
        - Ты Дине не говори, ладно?  - попросил он.
        - Не волнуйся, не скажу,  - пообещала она.
        В общем, ничего хорошего в ее жизни не происходило. Да и отсутствие денег не прибавляло мажора в ее настроение.
        У молодежи, кстати, это словечко обозначает вовсе не бодрый музыкальный лад, а человека - безбашенного тусовщика, который ни о чем не думает, кроме развлечений…
        Как раз в этот момент Сима сидела на своем рабочем месте и соображала, где бы достать денег. Идти подрабатывать технической служащей, как делали некоторые женщины, в одиночку воспитывающие мужей, ей не хотелось. Инженер с метлой - совсем, уж жалкое зрелище.
        Можно было бы написать родителям - они жили в четырехстах километрах от нее, в городке на Волге, имели свое хозяйство и порой пытались предложить ей денег, но Сима была слишком горда, чтобы просить о помощи. Тем более что однажды на предложение родителей она сказала:
        - По-хорошему, это я должна была бы вам помогать!
        - Ты себе помоги,  - вздохнул тогда отец.
        - Должны же вы на кого-то в старости надеяться.
        - Мы и надеемся… на внуков! Вон Леха обещал на будущий год помочь мне сарай перестроить.
        - Он же собирался в этом.
        - В этом ему некогда было,  - рассмеялся отец. И, посерьезнев, добавил: - Ты, дочка, нас до срока со счетов не сбрасывай, лады? Мы пока, слава Богу, при силе и при деньгах. Вон у матери спроси: на всех троих внуков в банке счета открыли. Понемногу складываем, когда лишняя копейка заводится. Глядишь, к свадьбам кое-что и набежит, с процентами…
        Вот так, занятая собственными переживаниями, она не заметила истеричной воинственности Веры и потому пропустила момент, когда еще можно было что-то исправить. Ну, к примеру, разрядить напряжение каким-нибудь анекдотом… Что, в самом деле, она помешалась на этих анекдотах!
        - Мне надо с тобой поговорить,  - решительно сказала Вера.
        Как раз был обеденный перерыв.
        - Но я хотела пойти в столовую,  - попыталась ускользнуть от объяснения Сима.
        - Не умрешь с голоду,  - холодно остановила ее Вера.  - В крайнем случае я принесу тебе из буфета бутербродов.
        - Ладно,  - пожала плечами Сима,  - могу и поголодать, если дело того стоит.
        - Стоит, стоит,  - криво улыбнулась Вера, и только тут Сима поняла, что дело неладное. То есть еще ничего не случилось, а в ее мозгу уже зазвенел тревожный звонок: осторожно!
        Только этот ее звонок был слишком слаб для того урагана, который несла в себе Вера. Тихая серая мышка, которая вдруг, будто силой черной магии, приобрела над Симой непонятную власть.
        - Значит, говоришь, подарила мне своего бойфренда?  - начала закручивать вихрь Вера.
        - Послушай, ну сколько можно жевать одно и то же?  - нарочито лениво поинтересовалась Сима, отмахнувшись от поежившейся в предчувствии интуиции.
        И тут Вера на нее бросилась. Хотя это все равно, что сказать: и тут соседский цыпленок напал на курицу.
        Вера тоже не умела драться, как и некий Лозовский, нанесший Дине предательский удар. Теперь удары пришлось держать Серафиме Назаровой.
        Хорошо, что был обеденный перерыв. Хорошо, что главный инженер, с которым у Симы были смежные кабинеты, ушел в столовую. Иначе хоть с работы уходи, такая предстала бы глазам постороннего человека отвратительная сцена.
        По большому счету Сима тоже не умела драться, но она была совсем другой весовой категории, чем худая, и даже тщедушная, Вера.
        От боли - соперница вцепилась ей в волосы - Сима вскрикнула и оттолкнула нападавшую от себя. Та пролетела по инерции метра три и, задев спиной кресло, рухнула на пол. Наверное, здорово ударилась, потому что некоторое время без движения лежала на полу, прислушиваясь, не сломала ли чего при падении.
        - Ты что, с ума сошла?  - возмутилась Сима, подавая ей руку. Та руку приняла, но не столько для того, чтобы подняться, сколько для того, чтобы опять протянуть к ее лицу свои огромные накладные ногти.
        На этот раз Вера учла прежний опыт неудачного нападения и попыталась драться, как боксеры, на короткой дистанции.
        Она, кажется, ничего не видела и не слышала, по крайней мере не обращала внимания на все увещевания Серафимы. Теперь той приходилось совсем туго, потому что Вера училась технологиям уличного боя, что называется, на лету.
        И вдруг что-то произошло. То есть Сима смогла наконец увидеть белый свет, до того закрытый разбушевавшейся женщиной, потому что Веру от нее оттащили. Причем не кто иной, как Иван Матвеевич, главный инженер завода.
        Он как-то странно держал драчунью за талию одной рукой, а другой защищал лицо от ее рук, которыми женщина махала, как ветряная мельница крыльями.
        - Прекратите, Корецкая!  - крикнул он ей в самое ухо.  - Или я вызову милицию. Вы не забыли, что находитесь на предприятии?!
        - Защищаете эту гадину?  - горько сказала та, бессильно обмякнув в руках главного.  - Еще бы, ее все защищают. А она пользуется этим.
        - Как я пользуюсь, как?!  - выкрикнула Сима, которая в этой атмосфере ненависти и истерии сама завелась настолько, что не могла никак успокоиться и восстановить дыхание или хотя бы взглянуть на себя в зеркало и поправить прическу.
        - Одной рукой отдаешь, а другой забираешь! Вы, Иван Матвеевич, тоже попали под ее обаяние, не так ли?  - ехидно поинтересовалась Вера, решительно освобождаясь из его рук.  - Она и вас тоже использует, вот увидите.
        - Значит, обаяние все же имеет место?  - пошутил тот, взглядывая на скандалистку с подозрением: не придется ли опять ее держать?
        - Отдать отдала, а потом жалко стало, да?
        Выражение лица Веры сделалось жалким и плаксивым. Ее явно бросало из одного состояния в другое. Впрочем, и без особого анализа было ясно, что она переживает период безответной любви и винит в этом Симу. А кого же еще?
        - Да объясни же в конце концов, что я тебе сделала?  - теперь уже рассердилась и Сима.
        - Зачем ты опять его поманила? Он собирается к тебе вернуться. Он обращается со мной как с последней тряпкой…
        - Володька собирается вернуться?  - изумилась Сима.  - Но с чего он взял, будто перед ним откроются двери? Я никаких авансов ему не давала.
        - Ты врешь! Ты наглая врунья! Если бы не давала, не стала бы брать его с собой в больницу к Дине.
        - Так это же было… дней десять назад! И потом, что значит брала? Мне надо было срочно ехать, а он как раз… приехал ко мне и ждал у ворот.
        Серафима осеклась: она уже и забыла про этот Володькин визит, хотя после больницы он отвез ее домой, не обращая внимания на ее возражения.
        - Вот видишь, приехал к тебе! Ну и кто ты после этого?
        Вера тяжело вздохнула и опустилась на стул. При этом ни одна ни другая не обращала внимания на главного инженера, который стоял и недоуменно переводил взгляд с одной женщины на другую.
        Но видимо, недаром Иван Матвеевич, несмотря на свой достаточно молодой возраст, уже много лет занимал на предприятиях, на которых работал, руководящие посты. Он умел в трудную минуту взять руководство на себя.
        - Я все понимаю,  - сказал он, присаживаясь на кресло за рабочим столом. Теперь все выглядело так, словно он вызвал женщин на совещание.  - Нерешенные проблемы, личные дела, но не на работе же. Неужели, Корецкая, вы настолько не владеете собой?
        - А почему Корецкая, а не Назарова?  - огрызнулась Вера.
        - Но ведь это вы пришли к ней, а не она к вам. И к тому же это не Назарову мне пришлось удерживать от того, чтобы драка наконец прекратилась. Могу признаться, женскую драку я видел впервые. Есть на что посмотреть.  - Он осторожно коснулся своей расцарапанной щеки.  - Кажется, и мне досталось. В другой раз будет наука. Не лезь в разборки, а сразу набирай ноль два… Серафима Евгеньевна, вы ничего не хотите сказать?
        - А чего тут говорить? Прости меня, Вера, если сможешь, за все. И за то, что Володьку к тебе спровадила, и за то, что не ожидала, что все так получится. Видишь, я сама к нему серьезно не отношусь, думала, и ты тоже. Прости! Ну скажи, что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала?
        - Сдохла!  - выкрикнула Вера.
        Главный инженер удивленно посмотрел на нее:
        - Однако, госпожа Корецкая, никогда бы не подумал, что вы такая… злая!
        - Вот и моя бывшая подруга тоже не подумала. До сих пор ходит по моим чувствам в грязных сапогах и не понимает этого…
        - Ой, как романтично! У кого прочла?  - ядовито поинтересовалась Сима.
        - У меня хорошие учителя…
        - У тебя плохие учителя! Ты что же думала, что я в самом деле, как фея, дам тебе все, а самой лишь останется на это любоваться? Скажи, что ты сама сделала? Ты думаешь, в жизни, не в сказке, принцев получают готовыми? Всякий, а тем более дареный мужик - всего лишь полуфабрикат. Тебе еще надо сотворить из него принца, подогнать под себя…
        - Я тебя не слушаю, я тебя не слышу! Ты гонишь мазут! Думаешь, я поверю и опять стану тебе кланяться? Ты меня боишься! А Володя… он сам ко мне ушел! А ты думала, можно вот так запросто взять и подарить мне мужчину?!
        Почувствовав, что ее словесный пафос, мягко говоря, не соответствует действительности, она запнулась. Но тут же поднялась и стала отступать спиной к двери, словно боялась, что кто-то из остающихся в комнате мог бы ударить ее в спину.
        Никто не тронулся с места.
        - Вы, конечно же, не пообедали,  - мягко проговорил Иван Матвеевич, и Сима коротко вздохнула.
        Она была все еще не то чтобы в шоке, а как бы в некоей заторможенности. То есть не могла дать оценку случившемуся, а почему-то лишь мысленно повторяла: «Так мне и надо! Так мне и надо!»
        - Серафима Евгеньевна!  - через некоторое время услышала она голос главного инженера и удивленно подняла на него глаза.  - Поешьте, а то вы такая бледная, как будто целую неделю голодали…
        Он поставил перед ней тарелку с отбивной котлетой, которую в столовой делали на редкость хорошо. Правда, стоило блюдо гораздо дороже остальных, но работники завода, как и двух близлежащих предприятий, могли иной раз себя побаловать. Вот Иван Матвеевич и подсуетился. Странно, что Сима так глубоко ушла в свои переживания, что даже не заметила, как главный уходил…
        - Картошки уже не было, потому на гарнир я взял гречку.
        Кто его просил? И вмешался в их… разборки с Верой, как будто Сима сама не могла с ней разобраться. Она запоздало начинала злиться, но так как на себя - было неинтересно, злилась на Гвоздева.
        - Но я не хочу!
        - Поешьте,  - настойчиво проговорил он и буркнул, сердясь, на себя ли, на нее: - А не хотите, так заверните в пакетик и выбросьте в мусорную корзину.
        Он вышел и закрыл за собой дверь.
        Эта противная котлета так воняла… В смысле очень даже хорошо пахла, и Сима перестала кочевряжиться, как сказала она самой себе, а не заметила, как проглотила все содержимое тарелки.
        Как ни странно, нечаянный обед не только придал Серафиме бодрости, но и направил ее мысли совсем в другую сторону.
        Только что она злилась на Веру, на себя, что в свое время поддалась порыву и приняла такое горячее участие в ее судьбе. «Не делай добро, не получишь зла»,  - напомнила она себе.
        Но вот хорошая пища настроила ее на благодушный лад. И она, наскоро сполоснув тарелку, отправилась из кабинета, вроде как вернуть тарелку в столовую. По крайней мере каждый понял бы это, увидев, как Сима демонстративно тарелку несет.
        Но у лестницы на второй этаж она свернула и быстренько взбежала наверх, остановившись у двери с надписью «Бухгалтерия». Открыла дверь и увидела испуганный взгляд Веры, оглянувшейся на дверь кабинета главного бухгалтера. Если Сима станет качать права - обед-то уже закончился,  - как в глазах коллег будет выглядеть Корецкая, имевшая до того времени безупречную репутацию по части дисциплины?
        - Выйдем на минуточку,  - проговорила Сима, и Вера торопливо кивнула. Из-за двери, возможно, сотрудники шума не услышат.
        - Я сейчас вернусь,  - сказала она кому-то в глубину комнаты, Сима выяснять не стала.
        Ну, понятно, эйфория у подруги кончилась, так что драку уже не спишешь на состояние аффекта.
        - Между прочим, ты главному инженеру лицо расцарапала,  - сказала Сима вполголоса, едва закрылась дверь.
        Вера побледнела.
        - Ты серьезно?  - ужаснулась она.
        - Серьезно, несерьезно, сама увидишь. Хорошо, что у него жены нет, а то прибежала бы к тебе с выяснениями. Пойдем со мной в столовую,  - предложила Сима,  - я отнесу тарелку, а заодно и поговорим.
        - Так ты не будешь драться?
        - А я похожа на сумасшедшую?
        - Значит, я похожа?
        - Нет, совсем чуть-чуть на спятившую.
        Сима рассмеялась и с удивлением услышала, как Вера вторит ее смеху.
        - Так ты меня простила?
        - Дурочка, ты все не так поняла. Я выходила из маршрутки, а Сумятин ехал мимо. Предложил меня подвезти.  - Тут, конечно, Сима слукавила. Она ведь говорила вначале, что он к ней приехал, но авось Вера не заметит и решит, что в первый раз просто не так ее поняла.  - Я отказалась - до дома два шага. Но тут позвонили из больницы и сказали, что Дина у них. Володь… В смысле Сумятин и предложил подвезти. А потом посчитал, наверное, неудобным оставить меня одну. Хотя я, между прочим, его гнала…
        - Гнала… А он и рад,  - горько проговорила Вера.
        - Слушай, хочешь я дам тебе один совет?
        - Спасибо, ты мне уже надавала советов!
        - Не хочешь, не надо.
        Вера прикусила губу, любопытство рвалось наружу.
        - Говори, что у тебя там за совет?
        - Роди ему ребенка, а?
        - Ребенка?!  - Казалось, что Вера не может поверить ее словам.
        - Ребенка,  - спокойно повторила Сима.  - Он давно мечтает, но женщины, с которыми… которых он раньше знал, наверное, боялись: отец - алкоголик…
        - А мне, считаешь, нечего бояться?
        - Ну, у него ведь бывают периоды, когда он не пьет. Можно выбрать время… Да и чего тебе терять? Родишь от любимого человека. По крайней мере память будет.
        - Память! Думаешь, я одна его воспитаю?
        - Володька своего ребенка не бросит!
        - А ты думаешь, что меня бросит? Так уже и представила себе, как я останусь одна, а ты его цап - и опять себе под крыло!..
        Она опять, распаляясь, заводила себя все больше и больше. Но теперь Сима на нее не сердилась, поняв, в каком напряжении живет подруга все это время. Тут не то что с кулаками кинешься, в петлю полезешь… ну, или еще что безрассудное совершишь.
        - Вера, Вера, очнись!
        Сима помахала рукой у нее перед лицом.
        - Совсем меня за идиотку держишь?
        - Не хочешь, не слушай.
        - Да не могу я сейчас.  - Вера замялась, а потом выпалила: - Понимаешь, я ему в еду лекарство подмешиваю, от пьянства. Он, как только на алкоголь взглянет, сразу начинает блевать! Сам себе говорит: «Все, Сумятин, ты допился!»
        Сима расхохоталась:
        - Ну, Корецкая, с тобой не соскучишься! А если он узнает?
        - Убьет!.. Но ты ведь не скажешь?
        - За кого ты меня принимаешь?!
        - А больше никто не знает… Не представляю, что было бы!
        - Да, лишить Сумятина любимого развлечения… Ему нужно срочно подобрать другое занятие, иначе он тебя изведет. С такой-то дурной энергией!
        - Теперь ты понимаешь, что с ребенком придется повременить. Вдруг и на него эта отрава как-нибудь подействует?.. Ну что, у нас с тобой мир?
        - Конечно же, мир. Ты молодчина, Вера. Я тебя уважаю. Если бы я любила мужчину, тоже за него бы боролась. И знаешь, что еще? Оказывается, я тебя совсем не знала… Ты и сама могла бы всего добиться. Честно говоря, ругаю себя за то, что полезла к тебе со своими советами.
        - Ну, и напрасно ругаешь! Не будь я такой неблагодарной, в ноги бы тебе поклонилась. Всего какие-нибудь два месяца назад я и думать не думала, что моя жизнь такой зигзаг сделает. И все благодаря тебе.
        - И благодаря себе тоже.
        - Спасибо. Я побежала? А то у меня финансовый отчет горит.
        - Беги, конечно. Я рада, что мы с тобой выяснили отношения. А то женщинам драться как-то стремно.
        - Вот только как теперь у главного инженера прощения просить?
        Она хмыкнула и прикрыла за собой дверь. Сима пошла к себе, покачивая головой и мысленно разговаривая с собой. Хорошо, что ее никто не видел, а то подумали бы, что у заместителя директора крыша поехала.
        - Серафима Евгеньевна, у вас дома все в порядке?  - осторожно спросил главный инженер, заходя в ее кабинет.
        - В каком смысле?  - не поняла она.
        - Ну, никто из детей не попал на заметку в милицию, не увлекся чем-нибудь недозволенным, не получил двойку в четверти?
        - Что вы такое говорите?!  - возмутилась Сима. - У меня с детьми все в порядке… А что?
        - А то, что в последнее время вы ходите будто сама не своя. Я вчера проводил планерку, а вы меня совсем не слушали.
        В голосе его прозвучала забота, и Симе вдруг захотелось ему все рассказать.
        - Понимаете, кажется, я сунулась не в свое дело. Или разворошила гнездо с осами. Или открыла фирму «Чужую беду руками разведу!». Звучит?
        - Звучит,  - согласился он.  - Может, вам отпуск взять?
        - Не до отпуска мне,  - вздохнула Сима,  - если вы помните, как раз перед моим великим переломом у нас случился новый учебный год.
        - Догадываюсь.
        - А как вы думаете, троих детей одеть-обуть сколько денег надо?
        - Прилично,  - кивнул он. - У моей сестры двое детей, а от этих затрат их бюджет просто-таки содрогнулся. Пришлось этак ненавязчиво помочь. Одному племяннику форму купил, другому - ранец.
        - Она тоже одна детей воспитывает?
        - Нет. Просто у нее муж - поэт.
        - Настоящий?
        - Самый что ни на есть!
        - Что вы говорите!  - ахнула Сима.  - Вот ведь несчастье какое…
        Но это она пошутила. Просто сразу представила себе человека не от мира сего, который не думает о какой-то там прозе жизни.
        - Вот и я так думаю, а сестра вокруг него на цыпочках ходит: он талант!
        - Вообще-то я насчет несчастья вовсе не уверена. Он же, наверное, романтик. Катает ее на своем крылатом коне. Я имею в виду Пегаса.
        - Я понял.
        Он как-то странно взглянул на нее, только на мгновение задержал взгляд, а Сима почему-то смутилась.
        - Почему вы на меня так смотрите?
        - Как - так?
        - Будто не можете решить, как ко мне относиться. Это после визита Корецкой?
        - И после визита тоже. А вы, оказывается, страшная женщина, Серафима Назарова! Мужчинам от вас достается. А вы с ними расправляетесь, как повар с картошкой. Чуть что - и в помойное ведро!
        - Что вы имеете в виду под выражением «чуть что»?  - Она дерзко взглянула ему в глаза.
        - Ну, как повар… червоточинку заметит…
        - Червоточинки - в яблоках, а в картошке - гниль.
        - Ого!  - сказал он.  - Ив то же время выясняется, что вы романтик…
        Она пожала плечами, но потом встрепенулась и взглянула на него с подозрением:
        - Вам-то откуда известно, как расправляюсь я с мужчинами?
        - Сорока начирикала.
        - Все вы путаете! Яблоко с картошкой, сороку с воробьем!
        - Видите, вы уже и на меня нападаете.
        - Нет, на своих коллег я не нападаю… И только посмейте сказать, что вы сразу это поняли, когда увидели, какой бардак на заводе с дисциплиной! У вас все к одному сводится. Да, я плохой руководитель, да, я не умею изыскивать резервы, да, у меня отвратительный характер…
        Но в это время случилось невозможное. Гвоздев обнял ее и поцеловал в губы.
        - Иначе вас никак не остановить!  - пробормотал он и вышел из кабинета.
        Черт знает что творится на этом заводе! Мало того что дисциплина хромает… хромала, так еще и главный инженер позволяет себе неформальные отношения с персоналом… Нет, с представителем администрации!
        Глава 22
        Валерия задерживалась уже на два часа. В конце концов, совсем распустилась девчонка, не думает о том, что мать может волноваться.
        Алексей заметил, что Сима обувается, и спросил:
        - Мама, ты куда в такую поздноту?
        - Пойду Леру встречу. Как ты сам заметил, позднота, а девчонку где-то носит. Я волнуюсь.
        Голос ее невольно дрогнул. Старшая дочь у нее была, что называется, домашней девочкой. Именно это Симу и беспокоило. Ее предполагаемая беспомощность перед жизненными трудностями. Или, точнее, перед сюрпризами, которые эта жизнь преподносит. Вот за Кирилла она волноваться не будет. Тот уже сейчас в этой жизни как рыба в воде. И друзья у него - на два-три года старше. Чем-то же он умеет их заинтересовать, что здоровые мальчишки уже с ломкими голосами приходят в гости к третьекласснику…
        А Валерия - совсем другое дело. Потому, в то время как другие матери старались удержать дочерей подольше дома, Сима, наоборот, просто выпихивала ее на всякие молодежные мероприятия. Но при этом всегда знала, куда дочь идет, с кем. По крайней мере она могла за нее не волноваться. Почти.
        - Я пойду с тобой,  - решительно заявил подросток.  - Можно подумать, с тобой ничего не может случиться. Ты у нас вон какая молодая!
        - И я пойду!  - выглянул из комнаты Кирилл. Как бы это без него в доме что-то происходило. Все слышит и все видит.
        - Ты-то куда, малявка?  - не мог не подколоть старший братец.  - Можно подумать, ты сумеешь дать отпор бандитам.
        Господи, чего это он вдруг про бандитов? Неужели с девочкой что-то случилось?! У Симы от такого предположения даже руки задрожали.
        - Не смогу,  - ничуть не смутился мальчишка,  - но мы можем взять на поводок Айбека. Уж он-то с любым разберется в случае чего. Да, если хочешь знать, с Айбеком я и сам мог бы пойти.
        - Давайте берите собаку,  - согласилась Сима,  - заодно и пес прогуляется.
        Сегодня у Валерии была какая-то внеплановая вечерняя лекция, а девчонка обычно после занятий не задерживается. В крайнем случае - обязательно предупредит.
        И как назло, в доме на этот раз нет мужчины. Сима подумала, что уже больше месяца она живет одна. Как будто сглазил кто-то.
        «Старею»,  - неожиданно подумала она, чего себе раньше никогда не позволяла. То есть как-то сомневаться в своих способностях, а тем более приплетать к этому возраст. Не она ли когда-то заявляла, что и старушкой будет достаточно привлекательна, чтобы иметь любовника?
        Определенно сглазили, расхваливая на все лады, какая Серафима особенная женщина и как вьются вокруг нее мужики. Она оглянулась на свое сопровождение. Лешка сосредоточен сверх меры, словно идет на боевую операцию, а Кирилл ведет собаку и снисходительно улыбается матери с братом.
        Через некоторое время они уже стояли на остановке троллейбуса - маршрутки уже не ходили - и ждали.
        Надо сказать, совсем недолго. К счастью, семья Назаровых жила недалеко от троллейбусного депо, так что все троллейбусы ходили мимо их дома. Даже самые последние.
        Лера приехала и, заметив мать и братьев, подбежала к ним:
        - Меня встречаете? Мои родные!
        - Я же говорил вам, что с Леркой все в порядке,  - поднял к ним довольную мордашку Кирилл.
        Но Валерия обняла мать, а потом обоих братьев и вдруг, неожиданно для всех, разрыдалась.
        - Что случилось?  - испугалась Сима. Она ведь ничего плохого не чувствовала. Просто отметила, что время позднее. Уже интуиция ей изменила.  - Успокойся, доченька, скажи нам, кто тебя обидел?
        - На меня напали какие-то отморозки,  - рассказала девушка, всхлипывая.  - Ты ведь знаешь, я всегда хожу по самым светлым улицам, а когда поздно и на дороге нет никакого транспорта, вообще стараюсь идти по шоссе. А они схватили меня за руки и потащили в темноту. Я кричу, зову на помощь, а на улице - никого. Откуда он взялся, я даже не поняла.
        - Кто - он?  - перебил любознательный Кира.
        - Не знаю, мужчина какой-то.
        - Молодой?  - поинтересовался Лешка.
        - Старый. Такой приблизительно, как мама…
        «Спасибо, доченька,  - мысленно вздохнула Сима.  - Вот так, походя, сказала матери приятное!» А дочь продолжала рассказывать:
        - …как налетел на них, как начал их валять… Они меня выпустили, ну, я и побежала…
        - Ты его бросила?  - презрительно сморщился младший брат.
        - Я побежала к телефону, звонить в милицию и «Скорую помощь».
        - «Скорую»-то зачем?  - спросил Леша.
        - Я увидела, как один бандит ударил его по голове. Палкой. Мужчина покачнулся, но устоял. Вот я и подумала, что ему помощь медиков может понадобиться.
        - А ты сама ему эту помощь оказать не могла?  - все допытывался Кирилл.
        - У меня же с собой все равно ничего нет. И потом, вдруг у него сотрясение мозга?
        - Все-таки я бы не убежал,  - твердо сказал Алексей.
        - Какие вы все смелые!  - рассердилась Сима. Хорошо, конечно, осуждать испуганную девчонку.  - Хотела бы я посмотреть, как вы бы сражались в одиночку против… троих?
        Лера согласно кивнула.
        - Я бы ему только мешала,  - упрямо проговорила девушка.  - Ему бы пришлось защищать и себя, и меня, а так… я стояла за углом и смотрела, чтобы, когда приедет милиция, заступиться за человека, если его станут во всем обвинять.
        Какая разумная у Симы дочь! Зря она боялась, что девочка спасует перед жизненными трудностями. По крайней мере она сделала все, что могла. Хотя, если взять саму Серафиму, она бы так здраво не рассуждала, а просто кинулась бы помогать своему защитнику, а там - будь что будет! Только вышло бы от этого лучше, вот в чем вопрос.
        - А когда приехала милиция?  - спросила Сима.
        - Хулиганов как ветром сдуло! То есть они разбежались, едва только фары машины их осветили. Один милиционер за ними бросился, но недалеко. Наверное, подумал, темно, попробуй их найди.
        - И ты к ним не подошла?  - не мог успокоиться Кирилл.
        - Нет, я так и стояла за углом, на всякий случай сняла туфли…
        - А туфли-то зачем?  - изумился Лешка.
        - Как зачем? Они же на каблуках! А вдруг эти хулиганы меня бы подкараулили, и пришлось бы убегать?.. Между прочим, «скорая» почти тут же подъехала. Я посмотрела, что мужчине голову перевязывают, и пошла домой. Как раз, на мое счастье, троллейбус подошел.
        - Да,  - протянул старший из братьев,  - ты могла конкретно влипнуть.
        - Я вот что думаю,  - подала голос Сима,  - тут мне предложили курс лекций прочесть в частном колледже по металловедению. Обещали хорошо заплатить.
        Трое ее деток с недоумением уставились на мать.
        - Не купить ли нам какую-нибудь плохонькую машинешку? Тогда бы я могла встречать вас, если кто-нибудь, как сегодня, задержится на занятиях.
        В свое время, будучи второй раз замужем, Сима сдала на права и изредка водила машину мужа - с ней он пришел к ней в дом. С ней потом и ушел. Правда, это удавалось редко. Когда свободное время было у обоих, муж уезжал к матери в деревню как раз на этой самой машине.
        - Зачем - плохонькую?  - возмутился Кирилл.  - Покупать надо новую. А то старая еще больше денег сожрет, только и будем ремонтировать.
        - На новую у нас денег нет.
        - Давай возьмем в кредит. Между прочим, у Толика - лучшего друга Кирилла - родители «рено-меган» взяли. Класс!  - Он восхищенно цокнул.
        - А как его выплачивать? Мы вон куртку тебе купить не можем.
        - Так ведь он плохонькую не хочет, непременно импортную, модную,  - съехидничала Лера.
        - Человек должен стремиться к лучшему,  - важно сказал младший брат.  - Если с детства привыкнешь ходить во всяком тряпье, вырастешь уродом…
        Ну почему сразу уродом? Сима тяжело вздохнула. Это он называет тряпьем куртку, из которой вырос,  - помнится, отдали за нее две штуки, в то время как Лере, девушке, купили за полторы.
        Айбек потянул поводок к кустам, и вся семья остановилась, поджидая, когда пес сделает свои дела.
        - Между прочим, я видел в американском фильме,  - заметил Лешка,  - собак выгуливают не как попало. Носят с собой совок и пакет, куда какашки складывают. А мы сами загаживаем свой город.
        - Интересно!  - разозлилась Сима.  - Ты сам хоть раз взял с собой совок, когда выгуливал Айбека?
        - Не взял ни разу. Так и я не лучше других,  - подвел итог подросток.
        Они некоторое время шли по улице в молчании, но возле универсама «24 часа» на углу Сима остановилась и зашла внутрь. За ней последовал Кирилл, поспешно передав поводок брату.
        - Мама, купи мне жвачку.
        - Я собиралась купить торт.
        - А нельзя и то и другое?  - мудро поинтересовался ребенок.
        Купили.
        Симе захотелось как-то отметить счастливое избавление дочери от возможных неприятностей.
        А когда уже подходили к дому, Кирилл как бы подвел итог происшествию с участием сестры:
        - А все-таки плохо, что ты человеку даже спасибо не сказала.
        - Наверное, увидишь его в городе и не узнаешь,  - поддержал брат,  - а человек, между прочим, ради тебя здоровьем рисковал!
        - Чего это не узнаю, узнаю!  - горячо откликнулась Лера. Понимала справедливость замечания брата. Но она так испугалась.  - И спасибо скажу. Правда, у нас город не такой уж большой, обязательно встретимся, и я ему все объясню.
        - Так, диспут на тему «Если бы да кабы» своей властью прекращаю,  - решительно сказала Сима.  - Пусть кто-то еще скажет хоть слово упрека своей сестре, сразу будет лишен своей порции торта.
        - На ночь!  - заметила Лера, но когда вся семья села пить чай, от торта не отказалась.
        - Это ты, мама, правильно сделала, что купила торт!  - говорил Кирилл, как всегда с шумом прихлебывая чай. Говори, ни говори, всегда фыркает, как слон на купанье.  - Теперь мы этот день запомним и назовем его День везения.
        - Тебе бы только праздники,  - усмехнулся Алексей,  - и тогда можно объедаться тортом. Твою сестру сегодня чуть…  - он замялся, подбирая нужное слово,  - не изуродовали.
        Лера, не выдержав, прыснула.
        - Да ладно вам трепаться. Мама же сказала, что лишит торта главного говоруна.
        Мальчишки замолчали.
        На самом деле ее дочери сегодня повезло, думала Сима, разбирая на ночь постель. Встретила бы этого мужчину, в ноги ему поклонилась. Кто знает, какую травму могла получить девчонка!
        Но когда на следующее утро Сима пришла на работу, удивлению ее не было предела. Гвоздев уже был в своем кабинете. Она заглянула к нему, чтобы поздороваться. Но остановилась в дверях, заметив, что его голова перебинтована. Оказалось, все так просто - в смысле найти того, кто буквально спас ее дочь. Какой он все-таки благородный человек! И почему она сразу этого не заметила? Злилась на него за справедливые, кстати, упреки…
        - Значит, это вы?  - проговорила Сима с восхищением. Бывают же такие совпадения, нарочно не придумаешь!
        - Не понял, что - я?  - в замешательстве поинтересовался он, взглядывая на Симу.
        - Я хотела сказать, это вы спасли мою дочь от бандитов, правда же?
        Глаза Ивана Матвеевича округлились.
        - К сожалению, не имею чести знать вашу дочь, а то бы непременно спас!
        Сима покраснела. Опять она торопится. Ведь ей достаточно было бы пары вопросов, чтобы выяснить причину травмы Гвоздева. Да что там пары, одного: что с вами случилось?
        - Простите, но вчера на мою дочь напали хулиганы, а какой-то незнакомый мужчина ее спас.
        - Спасибо, конечно, что вы так хорошо обо мне подумали, а только на роль героя я никак не гожусь. Мои травмы получены в банальной мужской драке, вовсе не за честь прекрасной дамы, а скорее за место под солнцем.
        Он проговорил эти слова с некоторой досадой, словно Сима заставила его признаться в чем-то недозволенном.
        - Кто-то претендует на ваше место в администрации завода?
        - Просто - на мое место в жизни.
        Все равно ничего не было понятно, ну, да и это ее никак не касается. С кем выясняет отношения Гвоздев вне работы, только его дело.
        А тот поцелуй… Он и не вспоминает о нем, потому что по-прежнему смотрит на Симу строго официально, словно ничего и не было. А она… Что почувствовала она, когда ее губ коснулись губы Ивана Матвеевича? Вспышку. В глазах на мгновение что-то полыхнуло, и тут же все кончилось.
        Делает вид, что ничего не произошло, ну и ладно! Она тоже перейдет на прежний официальный уровень общения. Правда, когда он занимает очередь в столовой, отказываться не стоит.
        - Знаете, Серафима Евгеньевна,  - сказал он ей за обедом,  - кажется, появилась возможность нам с вами заработать. Ведь у вас это сейчас самая главная задача. По крайней мере вы думаете об этом даже во время обеда.
        - Что? Как вы догадались?
        - Логика,  - улыбнулся он.
        Рядом с ними за столиком оказались нормировщица и секретарь директора, но Гвоздева это не смутило. Он лишь немного понизил голос и теперь разговаривал с Симой, то и дело склоняясь к ее уху, как будто между ними были страшные секреты.
        Лучше бы все делал наоборот, добавил теплоты в их отношения наедине, а перед остальными заводчанами не делал вид, будто у них с Симой много общего и надо вот так склоняться и говорить вполголоса из-за всякой ерунды.
        - Так я не понял, нужны вам деньги или нет?
        - Еще как нужны!  - сдалась Сима.  - А о какой сумме идет речь?
        - Мне это нравится!  - восхитился главный инженер.  - Первым делом вас интересует сколько, а потом уже - что?
        - А потому что, если «сколько» мне покажется непривлекательным, я не стану интересоваться, за что их дадут.
        - Примерно пять тысяч долларов на двоих.
        - Около шестидесяти двух тысяч, учитывая нынешний курс.
        - Быстро же вы посчитали.
        - Всего лишь возвела в квадрат двадцать пять и передвинула на один знак запятую. Получилось - шестьдесят два пятьсот. Это вполне можно проделать в уме.
        - Значит, с математикой у вас все в порядке?  - обрадовался Гвоздев.  - Тогда вы и будете считать, а на себя я возьму нормы…
        - Что именно?
        - Ага, заинтересовались? Нам нужно рассчитать смету на некий интересный магазинчик… Да что там магазинчик! Огромный магазинище.
        - Смету? Но сметчиков учат на специальных курсах.
        - И все равно их не хватает. А человеку нужно срочно. Конечно, деньги не слишком большие, но зато живые и из рук в руки.
        - Я согласна. Вы даже не представляете, как это было бы кстати.
        - Отчего же не представляю? Представляю. Если бы у меня было трое детей, я тоже бы озаботился и перешел на работу более высокооплачиваемую.
        - Считаете, такую найти просто?
        - Скажем так: не просто, но можно… Только об этом потом. Придется работать по вечерам. Будем оставаться на работе?
        - Давайте лучше - у меня дома,  - предложила Сима.  - Хотелось бы держать своих детишек в поле зрения. А для этого достаточно моего присутствия. У нас в кухне большой стол, за ним удобно будет работать. А заодно я буду кормить вас ужином. Как напарника.
        - Ужин - это заманчиво,  - пробормотал Гвоздев, как будто думая о чем-то своем.  - А впрочем… Я согласен! Со своей стороны обязуюсь возить вас с работы домой. Начиная с завтрашнего дня. А сегодня… мне надо решить кое-какие свои проблемы.
        Что-то царапнулось у Симы внутри: наверное, он хочет объяснить женщине, с которой живет, что некоторое время он будет приходить домой очень поздно. Но тут же она оборвала себя. Какая разница, что у него за проблемы! Если у них и в самом деле получится вместе зарабатывать, ей не нужно будет идти преподавать, там будут платить гораздо меньше, а времени станет уходить куда больше. Да и дети останутся без присмотра.
        Глава 23
        Она уже забыла и думать про Михаила. Решила, что его угрозы не оставлять ее так угрозами и останутся. Но оказалось, что он ждет ее после работы у ворот завода, и, когда Сима увидела его машину, она подумала было, не вернуться ли обратно и попросить кого-нибудь из рабочих подвезти ее до дома, но потом устыдилась собственной трусости. Неужели бывший любовник ее так запугал?
        В конце концов она запретила себе бояться, вышла из ворот и с гордо поднятой головой прошествовала мимо его машины, боковым зрением отметив, как он выскочил из машины и догнал ее. С букетом цветов, между прочим!
        - Сима, подожди!
        Голос просто-таки медовый. Действительно, не станет же он выяснять отношения при людях - конец смены, вокруг уйма народу. Но при этом он чуть ли не насильно вталкивал в ее руку цветы и так цепко держал Симу за руку, что было никак не вырваться. Понимал, что не станет устраивать ему скандал на виду у всех.
        - Что ты рвешься, глупая?!  - цедил он сквозь зубы, все толкая Серафиму к своей машине.  - Разве можно быть такой злопамятной?
        - Злопамятной?!
        Она резко повернулась и задела его другую руку, причем Михаил дернулся и зашипел от боли:
        - Тише ты, больно!
        - Чего вдруг? Я ничего такого тебе не делала.
        Он закатал рукав пуловера и показал повязку на руке от локтя и до запястья.
        - Что это с тобой?
        - Твой защитничек!  - фыркнул он и настойчиво предложил: - Пойдем в машину.
        Она так удивилась, что почти без сопротивления последовала за ним. Какой защитничек? Она ни о чем таком никого не просила.
        Привычно села на переднее сиденье и спросила:
        - О каком защитнике ты говоришь?
        - А ты не знаешь?
        - Представь себе, не знаю.
        - Я тоже не знаю, но догадываюсь, что он работает с тобой на одном заводе.
        - Да кто он-то?!
        - Говорю же тебе: такой здоровый амбал, который вчера…  - он замялся,  - попытался меня отметелить.
        - Здоровый… пытался…  - В голове у Симы забрезжила догадка.  - Как же тебе удалось пресечь эту попытку?
        - Хороший удар по чердаку,  - самодовольно стал рассказывать тот,  - приводит в лежачее состояние и не таких крепышей. Он чуть не сломал мне руку!
        - Чуть - по-русски не считается,  - привычно ответила Сима поговоркой своего младшего сына и желчно предположила: - Наверное, когда он повернулся спиной?
        Она вовсе не подозревала Михаила в том, что он бьет в спину, просто решила вывести его из себя, но он нисколько не смутился.
        - Естественно, если ты не можешь победить в открытом бою, приходится применять приемы тайных служб… А пусть не поворачивается! Чего это я должен жалеть тех, кто сует нос не в свое дело!
        - Но я не представляю, кто это мог быть,  - схитрила Сима, вполне теперь представляя,  - и чего бы это он стал приставать к постороннему человеку?
        - Вряд ли он настолько посторонний, если знает, что я позволил себе… слишком сильно сжать твою нежную шейку. Мало ли, не рассчитал силы, сжал сильнее, чем ожидал. Вспомни, кому ты на меня жаловалась.
        - Никому. Не жаловалась, это точно. А вот синяки на моей шее кое-кто видел. Только не помню, чтобы я ему тебя показывала.
        - Поклонник?  - желчно осведомился Михаил.
        - Просто человек, который терпеть не может тех, кто бьет женщин.
        - Бьет - это слишком громко сказано. Если вас не бить, вы, пожалуй, возомните себя вершительницами судеб. А так - надо всего лишь иной раз опускать некоторых, слишком борзых, на землю.
        - Вот и опускай кого хочешь, но почему меня?  - разозлилась Сима. Она поняла, что если таким, как Михаил, не давать отпора, они не остановятся.  - Неужели я не могу просто уйти, и все?
        - Не можешь!
        - Почему?
        - Потому что я этого не хочу.
        Он проговорил свою реплику, резко выворачивая руль налево и выезжая совсем не на ту улицу, которая вела к ее дому.
        - Куда ты меня везешь?
        - В одно тихое местечко, где мы сможем поговорить без помех и где твоих воплей никто не услышит.
        - Моих воплей?  - Голос Симы дрогнул.  - А почему, собственно, я должна вопить?
        - Будешь вопить, куда ты денешься. Потому что я собираюсь тебя немножко поучить, как нужно вести себя с настоящими мужчинами.
        Он держался за руль и даже не смотрел на нее. Даже мысли не допускал о том, что она каким-то образом попытается сопротивляться его намерениям. Симе стало жутко. На улице еще не стемнело, навстречу им попадались прохожие, идущие по обеим сторонам тротуаров и не подозревающие о том, что Серафима находится в смертельной опасности. Что же делать? Закричать? Открыть дверцу и выпрыгнуть?
        - Не удастся,  - усмехнулся Михаил, наблюдая за ней.  - Я заблокировал дверцу. Думаешь, ты одна такая умная? А попробуешь крикнуть, так получишь по морде - никакая пластика тебе не поможет.
        Господи, да он просто монстр какой-то! Сима никогда не думала, что такое бывает. То есть она, конечно, читала детективы, смотрела документальные фильмы про маньяков, но что они могут быть такими… привычными, такими обыденными, что ли, у нее в голове не укладывалось.
        Но он ее плохо знал. Сима никогда не сдавалась. Он думал, что запугал ее. Как свою бывшую жену. Она, видимо, постаралась поскорее выйти за другого, чтобы и в самом деле иметь защитника. А новый муж, естественно, помог ей принять меры, чтобы бывший ей не докучал. Что-то Гвоздев говорил про решение суда, но Михаил вряд ли стал бы его придерживаться, если бы не знал, что ему дадут отпор…
        Если бы жена оказалась такой же злопамятной, как бывший муженек, сейчас этот экстравагантный - кто его таким сделал?  - такой на вид обольстительный мужчина видел бы небо в крупную клетку!
        Какой же он самодовольный - в предвкушении, как он теперь сможет Симе отомстить! На полную катушку! Она подозревала, что и за того парня, то есть за бывшую жену, Симе достанется.
        - Вот мы и приехали,  - усмехнулся ей в лицо Михаил, щелкая кнопкой открытия дверцы.  - Если ты будешь умницей, я не стану тебя долго мучить. Подумай, от тебя так немного требуется - всего лишь послушание. Выходи. Но убегать не вздумай. Все равно догоню, а тогда точно мало не покажется.
        Сима нашарила в сумке баллончик с дезодорантом. Недорогой, но на спирту. Очень хорошо дезинфицирует порезы и ссадины. Вот его она выхватила и брызнула ему прямо в глаза, выскакивая из машины. И побежала прочь.
        Он завез ее в какой-то проулок с покосившимися домишками - Сима даже не знала, что в городе есть такие дебри,  - здесь был тупик, потому она побежала обратно, против их движения.
        Проулок был странно безлюден, а ведь было всего лишь шесть часов вечера. Тем более надо отсюда убегать. И хорошо, что на ней балетки - купленные на распродаже туфли из натуральной кожи на низком каблуке. Бегать в них одно удовольствие.
        - Ты куда бежишь?  - гаркнул кто-то ей прямо в ухо - она слишком приблизилась к забору, и какой-то шутник подал голос из-за калитки.
        Сима метнулась к дороге, а он довольно расхохотался.
        Она выскочила на оживленную магистраль и отчаянно замахала руками первой попавшейся машине. Это оказался какой-то крутой, навороченный джип. В нормальном состоянии она никогда бы такой не остановила. Но, как говорится, не до жиру.
        - Пожалуйста, отвезите куда-нибудь!  - задыхаясь, бросилась она в любезно приоткрытую дверцу. И боковым зрением увидела, как из проулка на скорости выезжает машина ее преследователя.
        - Бежим?  - поинтересовался водитель, захлопывая дверцу.
        - Это так заметно?  - переведя дух, сказала Сима.
        - Конечно, заметно,  - рассмеялся водитель.  - А то, думаешь, я сам не бегал?
        Он взглянул в боковое зеркальце.
        - Кого ты так зацепила? Ага, вижу. Посмотри, какой настырный. То ли ему здорово насолили, то ли безумная любовь.
        - Откуда там любовь!  - фыркнула Сима.  - Он и слова-то такого не знает.
        - Ну, слово, положим, знает, а вот применительно к себе им не пользуется. Считает, наверное, что женщины, подходящей ему по достоинствам, на свете нет… Как говорят следаки, висит на хвосте. Крутой мачо, да? А мы ведь можем хвостом и махнуть…
        И тут только Сима спохватилась, взглянув на водителя. Чего это она распелась? Еще неизвестно, куда сама попала. А вдруг из огня да в полымя?
        - Да ладно тебе шугаться!  - усмехнулся водитель.  - Теперь ты решила, что я тоже опасный? У меня одна курочка была, которая говорила, что на джипах только бандюки ездят. Так вот я, между прочим, всего лишь отделочник…
        - Отделочник?  - не поняла Сима.
        - Маляр, штукатур, плиточник - все отделочные работы. А также, при случае, могу установить сантехнику и даже электропроводку. Такой вот универсал… Что, разочаровалась?
        - Нет, посожалела, что у меня сейчас денег на ремонт нет. Хороших специалистов еще поискать надо.
        - Сегодня нет, завтра появятся.  - Он вложил ей в руку визитку, на которой было написано: Бакалдин Владимир Антонович и коротко - мастер.
        Кажется, этот человек знает себе цену. И она ничуть не усомнилась, что в своем деле он действительно мастер.
        А он как ни в чем не бывало выворачивал руль, объезжая не слишком расторопных водителей и посматривал в зеркальце.
        - Висит как приклеенный!.. Кстати, у тебя дети есть?
        Это было не совсем кстати, но она не обратила внимания. Сказала гордо:
        - Трое.
        - А на вид не скажешь. Молодо выглядишь. Тогда тебе скидка причитается: двадцать процентов.
        - Ого!  - От неожиданности она даже присвистнула.  - У вас муниципальное предприятие?
        - Нет, у меня частная фирма. Ты удивляешься насчет скидки? Так я, между прочим, гораздо больше государства забочусь о будущем поколении. Один детский дом курирую, покупаю им все, в чем администрация от бедности отказывает. Поэту одному помогаю. Между прочим, отличный поэт.
        - Детский?  - поинтересовалась Сима, вспомнив рассказ Гвоздева.
        - Почему детский? Он для взрослых пишет. Но стихи, что ты, класс! Вот послушай:
        Язык твой - друг твой,
        Если не болтать,
        А, затаив дыханье, жадно слушать,
        Как яблони в саду твоем и груши
        Пытаются агукать, лопотать.
        Чтоб вдруг заговорить -
        На внятном, русском,
        Загадочном и чистом языке…
        И плавают туманы по реке,
        И так светла слеза реки в руке,
        И светляки сигналят вдалеке,
        И понимать их - радостно и грустно.
        И до рассвета длиться и страдать
        Свирельной той, хрустальной русской речи,
        Где тень и свет,
        И светотень Предтечи,
        И ожиданье неизбежной встречи…
        И нет нужды фальшивить или лгать[1 - Стихи Алексея Горобца.].
        В очередной раз резко крутнув руль, он внезапно замолчал и взглянул на нее с ожиданием, так что Сима поторопилась сказать:
        - Думаю, вы правы, такому поэту стоит помогать.
        - Правда? Если честно, я думал, что… Ну, не понимаю ведь ничего в поэзии. Да и парни стали надо мной смеяться. Пишет, мол, всякую фигню, а я купился. Говорят, в Союзе писателей люди поумнее его, и раз до сих пор его не заметили, значит, того не стоит… Потому я и прочел тебе, как человеку постороннему. Ты ведь не станешь говорить комплименты человеку, которого не знаешь. В конце концов, это же не он тебя подвозит…
        - Вот именно, в будущем мы можем и не встретиться, так что какой мне смысл говорить неправду? Отличные стихи!
        Ни за что бы не подумала, что такой мужчина… с грубым, будто вытесанным лицом, и обритый наголо, на джипе, явно не бедный, и вдруг - болеет душой за какого-то там поэта!
        Нет, положительно, Серафима - раба стереотипов. Будто те, кто ездит на джипе, непременно имеют не больше одной извилины.
        Вот и Гвоздев помогает семье поэта, но его можно понять, там родная сестра…
        Она еще раз оглядела своего спасителя. Никак нельзя было заподозрить в нем романтика. А он стихи читает. Ведь нарочно же выучил. Нет, не пропала еще Россия, если такие мужчины читают посторонним людям стихи знакомых поэтов. И смотрят с надеждой, и ждут одобрения, будто сами их написали.
        И она в который раз поняла, что никого не следует подгонять под одну гребенку. И бесцеремонно пытаться кроить человеческий характер под какие-то свои представления. Все люди разные! Даже Золушки. Что одной хорошо, то другой не подходит.
        Однако и в самом деле судьба преподнесла Серафиме неожиданный подарок. Сесть в машину к первому встречному, ехать и бояться, ожидать чего-то опасного, а вместо этого слушать стихи… Она не заметила, что улыбается.
        Водитель, приободренный ее похвалой, проговорил:
        - На самом деле рука дающего не оскудеет. Я тебя решил подвезти, а ты за это меня поддержала. А то в последнее время я как-то разуверился в людях, что ли. Одной девчонке помог…  - Он запнулся, но потом решительно продолжил: - Дал денег - ей нечем было заплатить за семестр учебы в институте. Она разжалобила: мол, живет на квартире, платит бешеные деньги какой-то жадной старухе, оставил ее у себя дома… Ну, чтобы пожила немного, пока деньги не заработает, а она меня обокрала и сбежала.
        Сима ахнула:
        - Не может быть!
        - Может… Оказывается, ни в каком институте она не училась. Я ходил, узнавал, как дурак… Думаю, может, и поэт на жалость давит, а сам… мало ли, у кого-нибудь эти стихи списал или еще чего… Что-то я, как баба старая, кости парню перетираю, слезы лью. Кто виноват, что другой уши развешивает и позволяет себя дурить?  - Он подождал, не скажет ли Сима еще чего, и сам спросил: - Ты от этого мужика насовсем убежала или так, прикалываешься? Мол, пусть побегает.
        - Насовсем.  - Сима споткнулась о слово, которое сама не употребляла. Они незаметно перешли на ты, так что она сказала: - Ты не мог бы отвезти меня в центр, там я на маршрутку пересяду.
        - Давай тогда от этого клопа оторвемся, а то, видишь, он никак отстать не хочет. Высажу тебя, а он опять схватит.
        Водитель хохотнул и резко прибавил скорость.
        - Терпеть не могу, когда женщин принуждают. Сам всегда только по взаимному согласию, а по принуждению - какой кайф?
        Сима украдкой принялась его разглядывать. Бритая голова, но не потому, что лысеет, а потому, что так ему нравится. Глаза небольшие, но не глубоко сидящие, а слегка раскосые, что ему очень идет. Такой разрез глаз при голубом их цвете выглядит привлекательно. Экзотически, что ли? Она считала, что раскосые глаза непременно карие.
        Между тем водитель подрезал впереди идущую «тойоту», пробормотав:
        - Прости, брат!
        Тот возмущенно гуднул вслед.
        Потом совершил тройной обгон, что-то сообщая водителям, которые будто могли его услышать.
        - А твой знакомый рисковать не любит. Это нам на руку. Тогда мы его на раз сделаем.
        - Не любит рисковать,  - повторила Сима.  - Это точно. Он всегда действует наверняка. А сейчас он не знает, кто в джипе сидит. Может, связываться себе дороже. Лучше выждать, пока я останусь одна.
        - Тогда я лучше тебя домой отвезу. Там есть кому защитить?
        - Есть,  - с запинкой отозвалась Сима,  - у меня кавказская овчарка по двору бегает.
        Но с некоторым холодком в груди она подумала, что, не дай Бог, Михаил вздумает ей мстить. А у нее сразу три уязвимых момента - ее дети. Но тут она сказала себе, что он же не преступник и вряд ли пойдет на прямое нарушение закона.
        Сима прикинула, сколько они встречались: чуть больше месяца. И ведь не просто встречались, делили ложе, как написали бы в старых романах. А она, выходит, своего любовника так толком и не узнала. То есть пока не получила по физиономии, не стала об этом думать.
        - Лучше все-таки кому-то из друзей-мужчин позвонить,  - посоветовал водитель.
        И Сима решилась.
        - Наверное, ты прав.
        Она достала из сумочки мобильный телефон, куда буквально сегодня забила телефон главного инженера, и набрала его номер.
        - Что-то случилось, Серафима Евгеньевна?  - озабоченно спросил он.
        - Вы не могли бы подъехать к универмагу «Краснодар»?  - Она прикинула, что минут через пять как раз к нему они будут подъезжать.
        - Подъеду,  - сказал он,  - через три минуты.
        Даже не спросил, почему и зачем. Уверен, что Сима просто так его не побеспокоит?
        - Теперь я за тебя спокоен,  - одобрительно кивнул водитель джипа.  - Честное слово, я бы и сам разрулил твою ситуацию, но у меня важная встреча. Можно сказать, судьбоносная.
        - Сколько с меня?  - спросила она, когда джип остановился.
        - Поцелуй. В щечку,  - улыбнулся водитель, и Сима с удовольствием его поцеловала.
        - Спасибо, ты меня так выручил!  - с чувством сказала она.
        - Что ж, не всегда же мне делать добрые дела для недостойных людей,  - пробормотал водитель, имени которого в запале она даже не спросила.  - Есть же на свете и достойные.
        Сима взглянула на запруженное машинами шоссе. Авто Михаила она не увидела и немного успокоилась.
        Главный инженер - теперь вне работы можно было бы по имени-отчеству - уже ждал ее в своей машине, приткнувшись у бордюра.
        - Скорее садитесь,  - поторопил он,  - здесь стоянка запрещена.
        - Довезите меня до дома,  - попросила она Гвоздева.
        - А тот, в джипе, не мог?  - ревниво поинтересовался он.
        - У него свои дела,  - сказала она, нервно оглядываясь на дорогу.  - Это случайный человек, который спас меня от… того, кто разбил вам голову… Вы взяли документы для расчета сметы или сегодня мы не будем работать?
        - Погодите с документами,  - обеспокоился Иван Матвеевич.  - Я совершенно случайно оказался в этом районе. А если бы я не смог так быстро подъехать, что бы вы стали делать?
        - Забежала в универмаг и попросила бы девушек, чтобы разрешили выйти со служебного выхода на другую улицу. Чтобы запутать следы. А там такси бы вызвала… А почему вы меня об этом спрашиваете?
        - Потому что эти предосторожности оказались бы ничуть не лишними… Значит, вы догадались, кто ваш… любовник?
        Сима покраснела. В его устах это прозвучало так, как будто она изменила лично Гвоздеву. А между прочим, она свободная женщина и может встречаться с кем захочет. У него самого неужели нет какой-нибудь женщины?
        - Что значит догадалась?  - сказала она сердито.  - О чем таком я должна была догадываться? Просто у него неустойчивая психика, он не умеет вести себя с женщинами. А откуда вообще вы его знаете? И каким образом вы столкнулись так, что получили даже травму. Я не помню, чтобы просила вас об этом.
        Теперь настал черед смущаться ему.
        - Так получилось, что я вначале увидел вас вместе на спектакле Кировского театра оперы и балета. Вы смотрели балет «Щелкунчик», помните?
        Конечно, она помнила. Тогда в ее отношениях с Михаилом было все так благостно. Они сидели и ворковали, как голубки. Но и в этом случае на лице Михаила не было написано, какая у него фамилия и кто он такой… Кстати, Гвоздева она почему-то не видела. Или не замечала в тот момент ничего вокруг?
        - Я запомнил номер машины и через своих друзей навел справки…
        - Какое вы имели право?  - закричала Сима.  - Кто вас просил следить за мной? Вы, что же, проверяете таким образом всех своих коллег по работе?!
        Она ничего не понимала, и от этого злилась еще больше. Ей казалось, что Гвоздев перешел все границы, что он шпионит за ней, хотя Сима Назарова всего лишь его сослуживица… Слово какое-то корявое: просто работает на одном предприятии…
        Но Гвоздев в момент замкнулся и посмотрел на нее чуть ли не с презрением.
        - Конечно же, не всех,  - проговорил он глухо.  - Скажу больше: мне впервые захотелось навести справки, потому что мне не понравилось лицо этого человека.
        - Лицо?  - Она почти задохнулась. - А что в нем такого, в его лице?
        - Немотивированная злоба, вот что!
        - Как можно таким образом определять злобу: мотивированная, немотивированная… Тем более у человека, который не имеет к вам никакого отношения.
        - Зато он имел отношение к женщине, которую я… в общем, которая была мне небезразлична.
        Это уже признание. А Серафима думала, будто его поцелуй был случайным. Ну, решил таким образом успокоить взвинченную женщину.
        Что, в самом деле, она злится? Человек беспокоился о ней, причем, как выясняется, не зря… Понятно, почему злится. Предстала в таком жалком виде перед тем, перед кем не хотела бы такой представать.
        Признание Ивана Матвеевича обдало ее теплой волной, и стало легко на душе и отрадно. И чуточку тревожно: а вдруг он в ней разочаруется?
        Еще между ними ничего не было, а связь уже установилась. На самом деле она вовсе не злилась от того, что Гвоздев о ней беспокоится. По большому счету она на себя злилась.
        - И что же вы узнали?  - спросила она уже тоном ниже.
        - Что он три года назад стрелял в свою жену из ружья и только чудом не убил. Ранил в плечо. Она лежала в больнице, а он каждый день торчал в ее палате, вымаливая прощение. Главным образом для того, чтобы она не возбуждала против него дело. Откупился от жены всем, что у него было. И принял ее условие ни в коем случае не пытаться видеться с дочерью. Теперь она вышла замуж за нормального человека. А этот ваш Михаил просто потенциально опасен. Когда я увидел синяки на вашей шее, то понял, что вы тоже в опасности… Подошел к нему, когда он ждал вас в своей машине у ворот, и предупредил, что, если он не оставит вас в покое, я сообщу в милицию об очередной его попытке убийства. Показалось, он все понял, но едва я повернулся к нему спиной, как он ударил меня по голове… кажется, монтировкой, и удрал.
        - Простите меня!  - вырвалось у Симы.  - Это я во всем виновата.
        - С одним условием,  - сказал он, останавливая машину у обочины.  - Вы меня поцелуете.
        Что у нее за день сегодня: все требуют одного и того же! Может, Всемирный день поцелуя?
        Глава 24
        Вместо одного поцелуя получилось… Сима сбилась со счета. Они целовались и целовались, пока он не прошептал:
        - Давай ко мне поедем, что ли!
        - Я думала, что тебе не нравлюсь,  - сказала она невпопад.
        - Ты - мне - не нравишься?  - удивился он, ворочая слова, как глыбы, потому что она заставляла его выныривать из этого омута, в который он с таким удовольствием погружался.
        И тогда он продекламировал, считая, что она выдумывает неизвестно что:
        Чаще наша жизнь - ненастья.
        Очень редко - сладкий зной.
        …Попадется омут счастья -
        Сразу прыгай. С головой![2 - Стихи Владимира Нестеренко.]
        - Нет, ты подожди,  - настаивала она,  - не отвертишься. При чем здесь стихи? Когда это я тебе понравилась? Уж во всяком случае, не с первого взгляда. С первого взгляда ты почувствовал ко мне неприязнь.
        - Не придумывай,  - отмахнулся он, развязывая шарф на ее шее.
        - Иван, прекрати!  - Она отчего-то стала злиться. Ей казалось, что он не воспринимает всерьез ни ее саму, ни желания, которые она высказывает. А просто тащит ее по тропе собственных желаний. Приспичило ему, вот и все, а вовсе не потому, что он так уж в нее влюблен.  - Иначе я рассержусь.
        - И что ты мне сделаешь?  - Теперь он запустил руки под ее водолазку.
        - Дам тебе пощечину,  - произнесла Сима ледяным тоном.
        И тогда он опомнился. Значит, она не шутит? Но ведь только что все было хорошо, она отвечала на его поцелуи и была в его руках такая ласковая, такая нежная…
        Он со стоном отодвинулся.
        - Ну чем я опять провинился?
        - Ты меня не слушаешь!
        - А зачем ты в такие минуты говоришь? Неужели всякие там разговоры не могут подождать?
        - Потому что я хочу понять!
        - Что?  - Теперь уже и он построжел, разозлился на нее.
        Но у нее вдруг кончились слова. И пришло чувство, что вот сейчас, в эту минуту из их отношений уходит что-то важное, настоящее, а она со своей дотошностью чего-то там выясняет. Бывают минуты, когда слова лишние. И оказывается, именно женщины все портят, продолжая прямо-таки с маниакальной настойчивостью выяснять отношения.
        - Понравилась - неточное слово,  - после некоторого молчания заговорил он.  - Понравиться может картина, рубашка, костюм, а женщина… Просто в один момент вдруг поймешь, что это она, та, которую так долго ждал…
        - …что не обязательно ей об этом и говорить,  - насмешливо закончила за него Сима.
        - До чего же ты язва, Серафима,  - вздохнул он и спросил: - Куда тебя везти-то? Адрес свой скажи.
        - Странно, а разве ты не знаешь?  - съехидничала она, уже не в силах остановиться.  - Мне показалось, ты вызнал обо мне все, что мог.
        - Вызнал! Вот ведь и слово какое подобрала. Злое.  - Он тронул машину с места и только спросил: - Как ехать, прямо?
        - Через два поворота свернешь налево,  - сказала она.
        - А почему ты меня все-таки оттолкнула?  - опять стал допытываться он.  - Знаешь, как говорят на Востоке: уходит - не задерживай, приходит - не отталкивай.
        - А ты уже пришел?  - лукаво спросила она по принципу: и хочется, и колется, и мама не велит. Теперь уже и ее кокетство выглядело наигранным.
        - Я бы давно пришел, если бы ты остановилась и подождала меня.
        Опять намек! На то, что она торопится со своими мужчинами и связывается не с теми, с кем нужно?
        - Ты мне ничего не сказал насчет документов: ты взял их с собой?
        Ей ничего не оставалось, как перевести разговор на другую тему, чтобы не выглядеть совсем уж глупой.
        - Да взял я, взял!
        - Вот как раз сейчас и поработаем.
        - Опять ты все испортила.  - Он нарочито тяжело вздохнул. И поинтересовался: - Что, совсем плохо?
        - Ты о чем?  - не поняла Сима.
        - О деньгах.
        Как раз машина подъехала к ее дому. Сима оказалась права: номер ее дома Гвоздев знал. Он приткнул свой автомобиль почти у самого ее забора и включил габаритные огни. Уже было довольно темно, сумерки сгущались с каждой минутой.
        И тут произошло неожиданное: какая-то машина, стоявшая поодаль, у соседнего дома, стала набирать скорость и вдруг понеслась прямо на Гвоздева с Симой.
        Она ничего предпринять не успела. Просто обомлела и стояла столбом, представляя собой отличную мишень. Зато Гвоздев среагировал достаточно быстро. Он схватил Симу в охапку и прыгнул вместе с ней вдоль забора, под защиту своей машины.
        А потом и вовсе она перестала что-либо понимать, потому что прогремел выстрел, пуля взвизгнула, ударившись о металл, и нападавшая на них машина, вильнув в сторону огнями, помчалась вперед, чтобы вскоре скрыться за углом.
        - Что это было?  - задыхаясь, спросила Сима, поднимаясь с земли.
        Она упала и ушиблась, так что теперь ее колени горели, и на левой ноге даже без ощупи чувствовалась громадная дырка на колготках.
        - Подозреваю, что все тот же твой знакомый. Надеюсь, бывший бойфренд.
        Подколол! Все никак успокоиться не может.
        - Откуда у тебя пистолет?
        - Да это так, пугач. Ничего, кроме шума.
        Ничего себе, пугач! Звук пули, ударившейся о металл, она точно слышала.
        - А тот, который скрылся, он хотел нас задавить?
        - Ну, если и не нас, то тебя уж точно.
        - Думаешь, это Михаил?
        - А кому еще ты могла досадить настолько, что он захотел бы тебя убить?
        - Досадить!  - с обидой выдохнула Сима.  - Получается, это он так ответил мне на добро? Я же его, считай, преобразила!
        Что она говорит! В такую минуту не может не сморозить глупость.
        Гвоздев, пропуская ее в калитку, которую Сима перед тем успела открыть, в удивлении даже придержал ее за локоть.
        - Преобразила, значит, поучаствовала в судьбе, на манер той же Веры Корецкой?
        Сима кивнула.
        - Вы, мадам Назарова, совсем не делаете выводов из своих ошибок,  - сказал он тоном строгого учителя.  - Преобразила. Что это у тебя за мания: вмешиваться в жизнь людей! И в самом деле возомнила себя феей?
        - Иван, мы сейчас с тобой поссоримся,  - закипая, сказала она. Но через мгновение - они некоторое время шли по двору к дому молча, каждый переваривая сказанное,  - она спросила жалобно: - Зачем ты меня обижаешь?
        - Злюсь,  - признался он.  - Что ты, в самом деле, как маленькая?
        Сима открыла дверь коридора, и он тоже вступил вместе с ней в огромную прихожую, которую Сима всегда щедро освещала, несмотря на прочую экономию средств.
        Он помог ей раздеться, повесил на вешалку ее пальто и свою куртку и, не скрываясь, огляделся.
        - Не по средствам живете, Серафима Евгеньевна!
        - На заводе подворовываю,  - фыркнула она.
        - Мама, ты пришла? Наконец-то!  - раздался детский голос.
        У края лестницы возникла вихрастая голова ее младшенького.
        - Что значит «наконец-то»?  - строго спросила Сима.  - С каких это пор вы разучились без меня обходиться?
        - С таких самых, как Лешке в школе пробили голову…
        Он осекся, заметив, что мать покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Гвоздев ее не подхватил.
        - Парень, ты бы поосторожнее сообщал плохие новости!  - заметил он мальчишке.
        - А что же, никого нет, я один с ним вожусь. Может, ему «скорую» вызвать? Еще и Лерка где-то шастает, хоть бы она его перевязала.
        Гвоздев, приловчившись, подхватил Симу на руки и понес по лестнице. Поднявшись, он положил свою ношу на диванчик в столовой, быстро осмотревшись, налил в стакан воды и, похлопав женщину по щекам, заставил ее выпить.
        - Пришли в себя? Полежите немножко, а я пойду взгляну, что там с вашим Лешкой.
        Он опять стал звать ее на вы, наверное, чтобы не раскрываться перед детьми.
        Кирилл терпеливо ждал его, ничуть не удивляясь, что в доме появился незнакомый мужчина. Но спросил:
        - Как вас зовут?
        - Хочешь, зови дядя Иван или Иван Матвеевич.
        - «Дядя Иван» лучше,  - сказал мальчик, увлекая Гвоздева за собой.
        В комнате, куда его привели - о принадлежности ее определенному хозяину говорили стоявшие на полках модели самолетов, тут и там валявшиеся к ним запчасти и книги типа «Российская авиация. Начало»,  - он увидел лежащего на кровати подростка, одетого, с мокрым полотенцем на голове.
        - Где тут раненый?  - бодро спросил Иван Матвеевич.
        - А вы кто, врач?  - Взгляд Алексея испуганно заметался по лицу, отыскивая подтверждение своему вопросу.
        - Не врач, но первую помощь оказать сумею,  - проговорил он и обратился к Кириллу: - Аптечка в доме есть?
        - Есть. Я уже принес. Только перевязывать не умею. Лерка палец перевязывала, я смотрел. Запоминал. А как голову перевязывать, не могу сообразить: она же большая.
        Рана оказалась неглубокой. Что-то - скорее всего камень - прошлось по касательной, сорвав лоскуток кожи: на месте удара наливалась шишка.
        - Голова кружится?
        Лешка повертел головой и проговорил неуверенно:
        - Кажется, нет.
        - «Кажется»… Где это тебя угораздило?
        - Игорь Малышев. Камнем,  - мрачно сообщил Лешка.  - Ну ничего, я ему припомню!
        - Тоже его камнем отоваришь?
        - Этот Малышев - такая гнида,  - вмешался Кирилл.  - В спину камнями бросает.
        - В спину? И правда, гнида,  - сказал Гвоздев, открывая пузырек с йодом.
        - Не хочу йодом!  - захныкал Лешка.  - Щипать будет.
        - А я тебе на рану подую, и пощиплет совсем немного. Терпеть можно… Или ты не мужик?
        - Мужик!
        - То-то же, терпи!
        И тут в комнату ворвалась Сима:
        - Лешенька, что с тобой?
        - Сейчас начнется,  - шепнул Кирилл, но мать услышала.
        - Я тебе дам «начнется»!  - Она привычно отвесила младшему подзатыльник. И попыталась оттолкнуть Гвоздева.  - Дай я посмотрю!
        - Сима, ты бы пошла на кухню, разогрела чего-нибудь,  - предложил Гвоздев, накладывая на рану марлевую повязку.
        - На кухню?  - удивилась она. В своем доме ей не дают делать то, что она хочет, и всем командует посторонний мужчина. Отправляет ее на кухню, как будто только там ей и место.
        - А правда, мама, мы проголодались,  - поддержал его Кирилл, что тоже ее удивило. Откуда эта сплоченность?  - И Лешка тоже поест. Скажи, братан. А то мама думает, если человека по башке ударили, он сразу и есть не захочет!
        Сима покачала головой, скосила глаз на травмированную голову сына, ничего страшного не увидела и покорно отправилась на кухню.
        Алексей в запале и не почувствовал, как незнакомый ему мужчина наложил марлевую повязку на голову и закрепил ее медицинским пластырем, сказав при этом:
        - Все, до свадьбы доживет.
        - А вы кто?  - поинтересовался мальчик.
        - Дядя Иван,  - просветил его Кирилл.  - С мамой пришел.
        - Вы к нам насовсем?  - спросил старший из братьев.
        Гвоздев смутился.
        - Вообще-то я в гости пришел.
        - А в гости можно и надолго,  - заметил младший.  - Вон к нам тетя из Новгорода приезжала. Целый месяц у нас жила.
        - Кирка!  - одернул его Алексей.  - Чего ты к человеку пристал?  - И, будто прислушавшись к чему-то, добавил: - А у меня, кажется, голова не болит.
        - Чего бы ей болеть?  - отозвался Гвоздев.  - У меня, между прочим, по медицине пятерка была.
        - Значит, вы все-таки врач?
        - Нет. Просто у нас в институте была такая дисциплина: «гражданская оборона». Нас основам медицины как раз и обучали. Чтобы мы могли первую помощь оказать…
        - В случае войны?  - жадно поинтересовался Лешка.
        - В случае если кое-кто, например, травму головы получит… Пойду я, пожалуй, вашей маме помогу. Что ж она там одна?
        - А она привыкла,  - солидно проговорил младший.
        - Вот и плохо, что привыкла. Могли бы матери и помочь. Что же она, и на работе трудится, и дома у плиты?
        - Это еще и не так, как раньше женщины трудились,  - глубокомысленно изрек Алексей.  - Раньше вообще говорили: бабья дорога от печи до порога.
        - И у женщин ни машины стиральной не было, ни посудомоечной,  - поддержал его брат.
        - Ну, вы, ребята, смотрю, и грамотеи. Все знаете, а вот то, что женщины гораздо слабее мужчин, не думали? Посмотрите, какие они хрупкие. И от перенапряжения вполне могут заболеть…
        - Вы думаете, до смерти?  - испугался Кирилл.
        - В самом деле, что это я глупость всякую говорю?  - спохватился Гвоздев и отправился в сторону кухни, краем глаза отмечая, что мальчишки потянулись за ним следом.
        - Народное ополчение спешит на помощь,  - пошутил Иван Матвеевич, входя в большую кухню-столовую.
        Ему нравился дом Симы. Вроде и не очень большой, но производящий впечатление удачным расположением всех помещений. Вот и столовая была странным образом полностью открыта с одной стороны - не имела четвертой стены. Частично ее заменяла кованая узорная решетка, по которой из красивого керамического кашпо вилась лиана с узорными бордовыми с белым листьями. Отсюда же вела лестница на первый этаж. Выложенная плиткой под мрамор, она создавала впечатление изящного, почти дворцового интерьера. В общей же сложности площадь дома на первый взгляд не превышала ста шестидесяти метров, что для дома в двух уровнях было вовсе не много.
        Гвоздев поймал себя на том, что ему тоже хотелось бы жить в таком доме, где каждый уголок устроен с любовью и вкусом.
        Сима удивленно обернулась на его слова:
        - Ты привел мне помощников. И какими словами уговорил?
        Она посмеивалась, раскрасневшаяся, увлеченная приготовлением ужина - на плите были задействованы две кастрюли и сковородка - и просто до неприличия красивая.
        - Совсем не уговаривал, сами пришли,  - немного слукавил Иван Матвеевич.
        Мальчишки благодарно взглянули на него и наперебой принялись предлагать:
        - Мама, давай я картошку почищу! А я могу и лук порезать!
        - Что ты с моими лентяями сделал?  - удивилась Сима.
        - Не такие уж мы и лентяи,  - заметил Алексей.
        - Просто заняты очень,  - добавил Кирилл.
        И тут уж Сима расхохоталась:
        - Занятые вы мои! А я уж было печалиться стала: трое детей, а помочь некому.
        - Мама, мы же тебе часто помогаем,  - не выдержал обвинений Кирилл.  - Дядя Иван может подумать, что ты совсем одна по дому работаешь.
        - Стесняетесь дяди Ивана? Что ж, тогда не буду на вас напраслину возводить. Конечно же, вы мне помогаете! Покажем Ивану Матвеевичу, как наша семейная команда может трудиться. Берите ножи, и за работу.
        - А я?  - подал голос Гвоздев.
        - А ты… Не мог бы ты починить кран в ванной? А то уже два дня, как течь начал.
        - Инструменты есть?
        - Алексей, покажи!
        Оставшись вдвоем с Кириллом, Сима спросила:
        - Говоришь, понравился вам Иван Матвеевич?
        - Если хочешь знать, мама,  - обстоятельно заговорил мальчик,  - по-моему, он лучше всех. Ну, тех, что раньше были… Видела, как он Лешке перевязку сделал?
        - Только из-за этого?
        - Не только. Он с нами насчет тебя поговорил. Чтобы мы тебя берегли…
        - Будет вас гонять в хвост и гриву.
        - Ну и пусть гоняет, зато мужчина в доме.
        Сима даже застыла на месте от неожиданности. А ей прежде казалось, что дети в глубине души осуждают ветреную мамашу за ее неудачные попытки найти им нового отца. Выходило же, что они скучают по мужской руке.
        - Он мне, между прочим, предложения еще не делал.
        - Конечно, тебе будет трудно его приманить,  - согласился Кирилл.  - Все-таки трое детей. Он испугается, что мы все такие лентяи, ничем не будем вам помогать.
        Серафима отвернулась в сторону, чтобы сын не увидел, как она смеется. Надо же, слово какое выдумал: приманить! Раньше она ни о чем таком не думала. И что у нее дети, и не каждый мужчина решится создать семью с такой многодетной женщиной…
        Нет-нет, не думать! Так и вовсе комплексы замучают. Начнешь в себе сомневаться, а это первый шаг к поражению.
        - До чего ж ты у меня деловой!  - Сима потрепала ребенка по голове.  - Все уже решил. Зачем я ему? Вон сколько молоденьких девушек в городе. Причем совсем без детей.
        - Что ты, мама, говоришь? Молоденькие!  - обиделся за нее Кирилл.  - Они, знаешь… глупые, да я как-то слышал, Володя по телефону своему другу говорил. Он даже хуже сказал: дуры!
        - Далеко не всем мужчинам нравятся умные женщины,  - начала она рассуждения, но тут же замолчала.
        - Ну что, починили мы ваш кран,  - зашел на кухню Иван. Кирилл с самым деловым видом чистил картошку.
        - Хватит, хватит.  - Сима отобрала у него нож.  - Это мне на суп. Иван, ты любишь суп-харчо?
        - Сто лет его не ел. Далеко не каждая женщина умеет готовить харчо.
        - Наша мама все умеет!  - заверил его Кирилл.
        Алексей молча сидел у края кухонного стола, чуть ли не с обожанием посматривая на Ивана.
        «Как быстро он моих мальчишек приручил,  - подумала Сима, в то время как ее руки продолжали привычную работу: поджаривая, смешивая, добавляя.  - Только вот не тороплюсь ли я опять? А с другой стороны, чего тянуть? За шкирку - и в загс».
        Она передразнила саму себя. Вот будет смешно, если у него и в мыслях ничего такого нет!
        - А как вы посмотрите, парни, если я попрошу у вас руки вашей мамы?  - проговорил вдруг Иван.
        - Руки?  - удивленно переспросил Кирилл.
        - Это значит, что дядя Иван просит у нас разрешения жениться на нашей маме,  - шепнул ему брат.
        - А что, я согласен,  - серьезно ответил Кирилл.
        - Может, надо было бы сначала у меня спросить?  - ехидно поинтересовалась Сима, хотя могла бы и промолчать.
        Она взглянула на мальчишек, глазами показывая, чтобы они оставили ее с гостем наедине. Те дружно кивнули и нехотя поплелись в комнату Алексея. Понимали, что здесь сейчас будет происходить самое интересное.
        Но, подслушивая, они были бы разочарованы, потому что Гвоздев спросил Симу шепотом, совсем тихо,  - они все равно за дверью не могли бы расслышать:
        - Но ведь целоваться тебе со мной понравилось?
        Сима покраснела. Как скажешь «нет», если она от него едва оторвалась?
        - Понравилось.
        - Уверяю тебя, что и все остальное будет не хуже.
        - Какой ты самоуверенный!  - буркнула она.
        - Ты не сказала: «да» или «нет»?
        - Наверное, все же «да», чем «нет».
        - Наверное!  - передразнил он.  - Впрочем, и я тебе могу признаться. Я боялся, что ты меня пошлешь подальше. Вот на всякий случай и пер напролом. Сказал себе: помирать, так с музыкой! Ты не сердишься?
        - Не сержусь,  - улыбнулась она и подумала: «Попробую еще раз!»
        notes
        Примечания
        1
        Стихи Алексея Горобца.
        2
        Стихи Владимира Нестеренко.