По рукам и ногам. Книга 1 Анна Шеол
        Белыми нитями. О страсти, свободе и лжи #0
        Работать официанткой в бордель-кафе не входило в мои планы. Но когда ты просыпаешься в канаве с разбитой головой, без семьи и прошлого, тебя особенно не спрашивают. Тряпку в зубы и марш драить столы после двенадцатичасовой смены.
        Здесь не платят за сверхурочные, нет перерывов на обед, и просто так не уволишься, ведь по документам ты записан собственностью этого злачного заведения. Могло ли все стать еще хуже?
        Спросите об этом у хозяина гарема, который меня только что купил. У него жуткие глаза, скверный характер, десять унизительных прозвищ для одной меня и столько же пугающих тайн в мрачном особняке. И пора решать, как выбираться из этой ловушки, пока они не меня не прикончили.
        Анна Шеол
        По рукам и ногам
        
        1. Проснись, крошка
        Так. Пиво с креветками девятому столику, бутылка виски двадцать седьмому, холодная рыба с овощами - первому. Главное, не забыть, а ещё важнее - не перепутать.
        Сколько здесь работаю, всё равно боюсь.
        Работая в утреннюю смену, важно смотреть не только по сторонам, но ещё и под ноги, потому что зазеваешься, и… Фу, пакость какая… Опять кто-то изрыгнул из себя остатки трапезы - перебрал со спиртным, чтоб его. Потом ещё убирать.
        Одно из крупнейших в мире бордель-кафе с похабным в своей прямоте названием «Шоколад» не закрывалось никогда, и вот, уже с самого утра - я на работе.
        Вся нехитрая суть подобных заведений заключалась в том, что посетителям помимо меню из «ночных бабочек» предлагали меню из еды, не такое богатое, правда, но для здешних посетителей сходило. Полноценное, ничем особенным не примечательное кафе располагалось в первом зале и представляло собой обширное полутёмное помещение с вытянутыми окнами под самым потолком, плетёные стулья, шесты для стриптиза и ничего настораживающего. Только крохотный тёмный коридор, в котором дыхание спирало от изобилия тяжёлых запахов, вёл к самому сокровенному.
        Бордель - вишенка, изюминка, клубничка, да как хотите - представлял из себя заведение вычурное и местами отчаянно требующее ремонта: маленькие комнатки, бордовые обои, навлекающие на постоянных посетителей головную боль, подушки, видевшие то, о чём ты точно знать не хочешь, интимное освещение и вся подобная атрибутика. Я там почти не бывала. Работа моя заключалась в другом, и хватало её по горло. Впрочем, в этих стенах даже такая нехитрая фраза звучала пошло.
        Расставив по местам заказы и прижав к груди засаленный поднос, я возвращалась на кухню с целью прикончить уже наконец сегодняшний скудный завтрак. Попутно получила ощутимый шлепок по заднице и даже зажмурилась невольно, стискивая края подноса, пытаясь унять волну усталого отвращения. Посетители шалят. Велено не обращать внимания. Краем глазом я заметила несколько до неприятного знакомых лиц и с удвоенной скоростью поспешила убраться, когда на весь зал мощным голосом главного менеджера послышалось тягучее:
        - Ро-о-оуз! Розмари-и!
        - Да вашу ж мать, иду! - сквозь зубы процедила я, только сильнее впиваясь пальцами в потёртые ребрышки подноса. Ну этого мне ещё не хватало.
        Главный менеджер - дамочка лет двадцати пяти, неизменно наряженная и приукрашенная, чтобы услаждать взоры посетителей как полноценная часть заведения, почти что мебель. Для мебели командовала она вполне разумно и всегда магическим образом была в курсе главных событий как замкнутой на себя вселенной «Шоколада», так и большого мира за его пределами.
        - Бегом марш в приёмную хозяина, всем девчонкам велено туда явиться! - Она дала мне ощутимый подзатыльник, в отместку получила сочувствующий последней идиотке взгляд.
        - Зои, а может, ты меня попутала с кем-то? С девчонками из борделя, например? У тебя совсем маразм?
        - Нет, - отрезала она, словно чиркнув в воздухе ножницами, и тут же подтолкнула меня вперёд, - хозяин сказал: вообще всех, значит, всех. Идём, я суть дела по дороге объясню. Чейс крупно проигрался в казино вчера, назанимал денег, но это не помогло, - она говорила громким шёпотом, при ходьбе чуть наклоняя голову, будто информация была не для широкого доступа и за её распространение вполне могло прилететь. - Теперь господа, у которых он остался в долгу, придут выбирать себе… наложниц.
        - На всю ночь?
        - На всю жизнь, недотёпа! - фыркнув, начальница трагически развела руками, скорее сочувствуя моей глупости, нежели бедным невольницам. И в прежнем тоне продолжила: - Слышала, там будут наш мэр, Ланкмиллер и другие… выдающиеся личности.
        - Ну, с мэром всё ясно. А второй ещё что за чёрт? - Я наморщила лоб, старательно вспоминая имя. Знакомое ведь.
        - Кэри? Как же, новый хозяин судостроительной корпорации, которая досталась ему от несвоевременно почившего отца и с которой он уже года два как успешно управляется. Слышала, дела у него идут на лад. А ведь лет двадцать семь ему, не больше! Можно сказать, по сути, мелочь пузатая. Говорят, ему в наследство кроме компании от батеньки целый гарем перепал. И чего ему только здесь понадобилось при таком раскладе?
        Я незаметно повела плечом, стряхивая появившийся после этих слов привкус отвращения. Что-то мне кажется, гарем от батьки - это такое себе приобретение, если поглубже вдуматься в суть…
        - Пришли уже! Причешись хоть, неряха! - меня ткнули под рёбра, больно, потому что локоть у старшего менеджера был острый.
        Чтобы избежать второго такого тычка, я без особого энтузиазма заправила волосы за официантский ободок и одёрнула передник, следуя за начальницей в приёмную. Там уже и без нас было людно, выстроилась целая шеренга из всех подряд, от куртизанок поневоле до обслуживающего персонала. Зои протиснулась меж своих подружек, а я, вздохнув, встала в конце в обнимку с несчастным подносом, который теперь уж некуда было бросить. Чёрт, только время тратить на ерунду… Завтрак, наверное, окончательно остыл, а ещё полы от блевотины протирать. Вот же не вовремя они с этим мероприятием.
        Дверь отворилась медленно и торжественно. В проёме тут же появился хозяин и с видом прожжённого тамады сделал пригласительный жест руками. Я мельком пересчитала гостей: восемь. Восемь вип-персон. Что ж, надеюсь, они не станут затягивать с выбором, иначе меня и вправду ждёт голодный обморок.
        Господа в костюмах, продукты совершенно другого мира, начали бродить от девушки к девушке, хмыкая то задумчиво, то придирчиво. Я заметила мэра, ещё парочку знакомых лиц. Вон тот, обросший, с ощутимой лысиной - Эдвард Флетчер. Из собравшихся личностей он ближе всего был к нам по духу и настроению, в своё время сколотил неплохую наркоимперию, но теперь и сам был её заложником. Он и в наше кафе поставлял свой товар, от которого летали и падали, иногда не поднимаясь. Но что с него возьмёшь, всё на официальных условиях.
        По позвоночнику вверх взлетел липкий морозный холод, потонув в лавине мысленных проклятий. Чёрт побери эту Зои, чем вливать мне в уши целый поток ненужной информации, лучше бы она предупредила меня не пялиться! На беду, как раз в тот момент Флетчер повернул голову и перехватил мой взгляд. Направился в левый конец шеренги, сокращая расстояние между нами и тем самым ввергая просто в первобытный ужас. Да что тебя так привлекло, мой рост метр с кепкой? Кожа, которая скоро просвечивать, на хрен, начнёт? Или, может быть, то, что обычные люди называют «волосы»? Их единственное преимущество, насыщенный чёрный цвет, зачастую придавал только большее сходство с вороньим гнездом.
        Расстояние между нами тем временем сократилось до ничтожного, шагнуть ближе наркобарон бы не смог: угрожал впечатать меня в стенку своим животом. Я вытянулась:
        - Что вам угодно, господин Флетчер?
        - Малышка… Как насчёт провести вместе время весело и приятно?
        Уже с первых его слов и манеры речи стало ясно, что он не совсем в себе. Может, ширнулся перед походом сюда или ещё что.
        - Я разношу еду. То, что вам нужно, находится правее, - вытянула руку, чтобы указать направление, и очень зря, потому что он тут же за неё схватился. Чувствуя, как кровь отхлынула от лица, я дёрнула на себя запястье, но наркобарон потянул в обратном направлении, вынуждая против воли прижаться к нему. Я почувствовала, как от нервов затряслись колени.
        - Кажется, вы, господин Флетчер, напугали её чуть ли не до потери пульса. Скоро пойдёт слух, что перед вами девчонки от страха в обморок падают. Ну и пятно на репутации. - Глубокий насмешливый голос словно вывел из оцепенения, я рванулась ещё раз, теперь удачно. Руку удалось высвободить.
        Флетчер смерил меня и моего спасителя недовольным взглядом, в котором было что-то крысиное, и всё с такой же перекошенной рожей отошёл в указанном направлении. А вот избавитель остался стоять. Я подняла лицо и встретилась с ним глазами. Пронзило.
        Он был выше меня ростом на полторы головы. И обладал неплохим, навскидку, телом. И очень неприятными глазами, они-то и смутили меня больше всего, заставив впериться в пол без возможности что-то ещё рассмотреть. И не надо. Мне стоит усвоить, что любопытство в таких историях лишнее.
        - Ну и как зовут тебя, напомни? - почти равнодушно поинтересовался мужчина, оглядывая меня с головы до ног. Без особого интереса, к счастью. Интерес пропал ещё на уровне груди.
        - Роуз. Розмари Майер.
        Он сосредоточенно хмыкнул, будто прикидывая что-то у себя в голове.
        - Официантка, значит? - ухмыльнулся многозначительно.
        Как-то с намёком на ролевую прозвучало, мерзенько. Я глянула на него исподлобья. Вся благодарность за спасение стремительно улетучилась.
        - Вроде того, - мрачнее не придумаешь.
        - Скажи мне, моя маленькая официантка, - он почти губами приник к моему уху, - а ты девственница?
        В первые секунды даже взяла оторопь.
        - Вроде того, - снова повторила я на манер заевшей пластинки, надеясь, что никто больше этой беседы не слышит.
        - Прекрасно, - тот мгновенно отстранился и обернулся к хозяину кафе. - Чейс, я с выбором определился.
        - Великолепно, - низкорослый, полный мужчина тут же засуетился вокруг нас, - отличный выбор, господин Ланкмиллер. Вот только она неопытная.
        Это? Это Кэри Ланкмиллер, владелец судостроительной корпорации, тот, с гаремом?
        - Тогда ещё более отличный выбор, - он ответил ехидной ухмылкой на слова владельца бордель-кафе, - даю два часа подготовить документы на эту прелесть. Потом я пришлю машину.
        С этими словами он вышел.
        А я осталась стоять, в оцепенении уставившись на дверь.
        Подождите, давайте отмотаем назад. И я скажу что-нибудь другое, подверну ногу, чтобы не оказаться здесь, умру и самозакопаюсь на заднем дворе. Давайте отмотаем назад, пожалуйста. Потому что иначе выходит, что меня…
        Меня только что купили в качестве игрушки для постельных утех.
        2. Гарем строгого режима
        Вообще-то, по документам, не только девочки из борделя, но и весь обслуживающий персонал, за редким исключением, являлся собственностью бордель-кафе. И я, точно так же, как и остальные, оказалась здесь не по доброй воле, а по велению случайности и давно уже должна была числиться в списках местных куртизанок, если бы не моя невинность. Хозяин решил придержать «ценный товар» для богатых клиентов, у которых фетиш на подобные дела, а пока таковые не объявились, назначил меня официанткой, чтоб не дармоедствовала. Потом все это забылось постепенно, и я так и осталась разносить еду.
        Зарплаты нам не платили.
        Чаевые отбирали, если не успеешь заныкать вовремя и спрятать неподозрительно. Кафе, правда, предоставляло работникам что-то вроде завтрака и ужина, но порции были нищенские, иногда и едой-то язык не поворачивался назвать. Так что ноги часто подкашивались прямо в разгар смены. Чейс был скрягой из скряг, и содержание целого штата невольников на подножном корму явно обходилось ему дешевле среднерыночных зарплат и социальной страховки.
        После появления Феликса, правда, мои финансовые дела пошли несколько на лад. Нейгауз был личностью загадочной и таинственной. Он остановился в гостинице, два этажа которой занимало наше заведение с примыкающим к нему общежитием работников. Магнат от мира сладостей и кофеен был нашим частым посетителем, испробовал всех мальчиков больше от жажды приключений, чем от потребности. А по вечерам долго сидел за любимым столиком с одной из местных газет.
        Мы с ним довольно быстро нашли общий язык и расставались хорошими друзьями, когда он уезжал. Я была несказанно благодарна ему за оказанную услугу. Благодаря новоприобретённому навыку я завязала с голодными обмороками, даже начала серьёзно откладывать на побег, правда и этот сомнительный жизненный успех обходился совсем не дешёвой ценой. Да и побег теперь плакал горькими слезами, судя по всему.
        На кухне стоял шум, звенели тарелки, и в большом, покрытым слоем жира котле опять готовилось какое-то вряд ли съедобное варево для местного персонала. Я сидела на табуретке в углу, безучастно уставившись на запачканный пол. В дверях появилась Зои:
        - Ты чего сидишь вся убитая горем? Не представляешь, как тебе повезло!
        - И как же мне повезло? - я, вздохнув, угрюмо уставилась на неё. - «Здрасьте, я ваша новая подстилка», - выразительно взмахнула руками, изображая предстоящий эпизод знакомства с Ланкмиллером. Более… глубокого.
        - Всё лучше, чем тут в борделе, - резонно заметила начальница. - Гарем и наше заведеньице - это как небо и земля. Наложниц всё ж не заставляют работать, только сидишь себе, следишь, чтоб кожа мягкая и гладкая была. Ну, и… сама понимаешь.
        Её трактовка была вольной и, пожалуй, слишком простой. Но поспорить с ней было трудно.
        Зои исчезла минут на десять, потом вернулась с чёрным кейсом и объявила, что бумаги на меня готовы, так что лучше бы нам поторопиться, потому что водитель уже ждёт. Я поднялась с табуретки и, как кукла, отправилась вслед за ней на деревянных, совершенно негнущихся ногах, как будто чужих.
        На заднем дворе действительно уже стояла машина. Огромный чёрный джип.
        Начальница перебросилась парой вежливых выражений с водителем и с натянутой улыбкой передала ему документы. Тот отворил заднюю дверь, многозначительно глядя на меня. Перед тем как опуститься на сиденье, я украдкой оглянулась назад, на вывеску «Шоколада», при свете дня притушившую свои многочисленные огни. Не было ничего сентиментального в том, чтобы прощаться с такой работой. Но сколько бы Чейс меня ни гонял, сколько бы смен подряд ни ставил, моё тело всегда оставалось у меня, только я была вправе распоряжаться им, хоть и не всегда делала это мудро. Но лишиться и этого означало потерять всё, что у меня осталось. Это осознание душило, жалило, и ужиться с ним было трудно.
        Дверь за водителем захлопнулась, глухо заурчал мотор. Машина дернулась, толкая свою тяжёлую тушу вперёд по брусчатой мостовой, и в стекло почти сразу забарабанил мелкий противный дождь.
        Больше на бордель-кафе я не оглядывалась.
        Ехали мы довольно долго. Стоило ожидать, что резиденция Ланкмиллеров находилась, скорее, вдали от пивнушек, публичных домов и прочих злачных местечек Шеля. Автомобиль плавно затормозил у внушительной высоты ворот в верхнем городе, обители благополучных. Водитель приоткрыл заднюю дверцу, помогая выбраться. Мы прошли через огромный, поразительной красоты сад, который тотчас забирал сердце и душу у того, кто в жизни ничего красивее покоцанной тарелки не видел. Снаружи имение было просто огромным, так что напоминало скорее дворец, чем загородный дом. Четыре этажа и широкие, скруглённые кверху окна по краям дома с витражами на месте стёкол. Та дверь, через которую меня провели внутрь, наверняка была чем-то вроде чёрного хода, слишком уж маленькая и неприметная для такого особняка, помогала избежать излишества церемоний.
        Я не успела толком ни вздохнуть, ни осмотреться, ни поздороваться, как меня с порога водворили в светлый, чем-то химически резко пахнущий кабинет с кучей перегородок. Без всяких прелюдий меня окунули с головой в то, что здесь называлось «полное медицинское обследование». На мой скромный взгляд, оно было даже слишком… полное. Я ощущала себя несчастной землянкой, которую на свой корабль утащили пришельцы и ставят чуть ли не вверх ногами, только чтобы побольше узнать о моём здоровье. Открой рот, скажи «а», нагнись, повернись, потянись, ложись, дыши ровно, не дыши вообще, расслабься, теперь напрягись. Какие-то проводки, пищащие аппараты, молоточек, которым мне знатно вдарили по коленкам. Даже вену на руке отыскали и, невзирая на мою анемичность, набрали, по ощущениям, целый литр крови.
        В конце концов этот кордебалет завершился, мне, совершенно изможденной, выдали местную одежду взамен официантской формы: дефолтное серое платье, не примечательное ничем, кроме на удивление приятной ткани.
        Врач, все это время командующий обследованием и что-то черкавший в своём блокноте, вызвался препроводить меня до кабинета господина. И это даже уже не казалось такой уж плохой затеей после всего пережитого. Ковёр в коридоре скрадывал каждый шаг, и от этого становилось немного не по себе. Стены с неяркими уютными светильниками и красивыми обоями, украшенными чем-то напоминающим народный орнамент. Строго и без излишеств вроде картин и трогательных фотографий в рамочках. Дверей оказалось огромное количество, видимо, в этот момент мы миновали как раз тот самый гарем. От всего этого - много комнат, мало чего-то… личного - поместье гораздо больше казалось похожим на отель, а не на чей-то дом. В коридоре тянуло чем-то тяжёлым и сладким, напоминающим восточные благовония. Может, это они и были, но меня как-то не тянуло спросить. Наконец мы остановились у самой светлой двери, выделявшейся среди остальных. Доктор приглушённо кашлянул и постучался.
        - Войдите, - послышался уже знакомый, пробивающий до дрожи голос.
        Мужчина приоткрыл дверь, пропуская меня вперёд, и вошёл следом. Хозяин кабинета поднял взгляд от монитора и воззрился на нас в ожидании доклада.
        - Господин Ланкмиллер, мы с ней закончили, - отрапортовал доктор, - в общем-то нареканий нет, она в целом истощена, но здорова, однако есть один небольшой… момент. Анализы показали, что девушка бесплодна.
        Я повела плечом, косясь на доктора. Это означает невозможность иметь детей? Что ж, в моём положении остаётся разве что счесть за плюс. Ланкмиллер отреагировал на удивление спокойно, ни досады, ни изумления не отразилось на его лице, и выражение на нём осталось прежним.
        - Можете быть свободны, - сухо бросил он доктору.
        Тот вышел, а я осталась, тоже на всякий случай попятившись назад.
        - Подойди, - велел Кэри, поднимаясь из-за стола.
        Я приблизилась осторожно, стараясь ни о чём не задумываться. На казнь лучше идти с пустой головой. Ланкмиллер окинул меня заинтересованным взглядом. В глазах что-то горело, плескалось, выглядело совсем не так безжизненно, как в первую нашу встречу. Вот уж не радость-то.
        - Я подробно посвящу тебя во все тонкости твоего теперешнего положения, но сначала предлагаю разобраться с твоей девственностью.
        - Неужели она так сильно тебя напрягает? - пробормотала я, глядя куда-то сквозь. Сквозь монитор, сквозь стену, сквозь его широкую грудь.
        - Не то чтобы напрягает, однако же у меня на неё большие планы, - шаг ко мне. - Так я одновременно проверю, не солгала ли ты. Обозначу тебя как свою собственность. И оставлю позади не такую уж долгую, но неприятную для тебя процедуру.
        Посмотри-ка, всё продумал. Я меланхолично пожала плечами.
        - Хорошо, пусть так.
        - Вырываться не будешь? - он удивлённо вскинул брови. - Как от Флетчера там, в приёмной.
        - Чтобы ты мне руку случайно сломал, пытаясь утихомирить? Ха-ха, нет, спасибо.
        Едва я это сказала, Кэри прижал меня лицом к столу, платье задралось, и я мгновенно залилась краской, мысленно примерив на Ланкмиллера пару крепких проклятий. Знал бы он, как мне пакостно от всей этой ситуации, как я просто хочу исчезнуть отсюда, не донимал бы идиотскими вопросами.
        - Слушай, - кончики пальцев легонько скользнули по внутренней стороне бедра, я напряглась ещё больше, - а ты когда-нибудь прибегала к самоудовлетворению?
        - Ну… - Во мне сейчас кровь свернётся от омерзения.
        - Это значит «да»? - спокойно, с нотками веселого злорадства, поинтересовался Кэри. Пальцы продолжали исследовать кожу, неотвратимо поднимаясь всё выше. Дерево стола холодило щеку. - Что, по-простому, без всяких изощрений?
        Кэри неожиданно потёр клитор, и я, охнув, закусила губу. Отвращение поддело нервную систему острым ножом, спускаясь покалыванием по внешней стороне ладони. Даже такие ласки не приносят удовольствия, когда получаешь их в столь… затруднительном положении. Ланкмиллера это не слишком-то беспокоило, судя по звуку расстёгивающейся ширинки.
        - Ноги пошире раздвинь, - скомандовал он весьма холодно, и я выполнила приказание, отчётливо понимая, что за этим последует. Постаралась расслабиться. Если зажиматься, будет только больнее - это первое, что учишь в борделе, даже если не являешься его частью. Я сосредоточенно наблюдала за тем, как потеет от моего дыхания гладкая поверхность стола, когда почувствовала, что его член, горячий и твердый, входит в меня сначала медленно, а потом резким рывком. Взвыла, выгнувшись и закусив губу, но Ланкмиллер поймал меня за волосы и снова прижал лицом к столу. Даже в глазах потемнело. Ну спасибо тебе, родной.
        - А поосторожнее никак нельзя было? - выдавила я сквозь неожиданно выступившие слёзы, царапая деревянную поверхность. Больше всего хотелось прервать эту пытку нефритовым жезлом, но на такое развитие событий Ланкмиллер явно не был настроен.
        - Ну-ну, - он отомстил за непрошенную реплику очередным резким толчком.
        На этот раз я вместо обветренной губы закусила указательный палец и зажмурилась, позаботившись о том, чтобы из горла не вырвалось больше ни звука. Резкая боль постепенно сошла на нет, оставшись только отголосками, пронимавшими с каждым движением. Язык почти поворачивался назвать это терпимым, только вот один козёл обещал мне быструю процедуру, а в результате пытка казалась чуть ли не вечной.
        Наконец он кончил и отстранился. Послышался звук застегивавшейся молнии, и только после этого я, болезненно морщась и придерживаясь левой рукой за поясницу, распрямилась с ощущением, что ноги как-то хреново меня держат. Вдоль позвоночника прокатывалась неприятная дрожь, перерождавшаяся в слабую тошноту. Ощущение, когда по внутренней стороне бедра стекает что-то тёплое, по праву можно списать в разряд самых отвратительных. Считай, меня только что изнасиловали.
        - Хорошая девочка, - по шее вверх к подбородку скользнули пальцы, Ланкмиллер склонился к моему уху, обдавая дыханием кожу, - такая маленькая и послушная… Даю десять минут привести себя в порядок, дверь там, - внезапно будничным тоном заявил Кэри, отстраняясь.
        Я обернулась в указанном направлении. Ванная? Что ж, спасибо за великодушие. Я коротко кивнула и поплелась в указанном направлении. Вслед донеслось ехидное:
        - Прихрамывать необязательно!
        - Да пошёл ты, - мрачно себе под нос парировала я.
        Ванная оказалась огромная, светлая и чистая. Не припомню, чтобы бывала в такой хоть раз и видела что-то кроме того ржавого корыта из общаги, к которому и притрагиваться-то никто не рисковал. Десять минут? Этого хватит только на то, чтоб кровь и сперму смыть, на то, чтобы избавиться от пакости на душе, понадобится гораздо больше времени, если вообще…
        - Предлагаю сесть и внимательно выслушать, - он заговорил, едва я только выглянула из ванной комнаты. Жестом указал на стул. - Не перебивая. Я терпеть не могу, когда меня перебивают.
        Ценное замечание. Учту.
        - Бумаги на тебя теперь лежат на моём столе. Знаешь, что это означает? - он вздёрнул брови, а я угрюмо кивнула, наградив его ненавистным взглядом. - Здесь уже не бордель-кафе, и правила совершенно другие. Рекомендую исполнять их неукоснительно, если хочешь избежать… м-м, проблем. Первое, что касается тебя лично: обращение на «ты» в мой адрес недопустимо. По имени звать тоже не принято, оно не для наложниц. Хочешь обратиться, называй «хозяин».
        Я больно прикусила язык, потому что это слово даже в его исполнении больно ударило по ушам, заставив дёрнуться, словно от пощёчины.
        - Второе. Как там тебя звали? А впрочем, неважно. Будешь Кику.
        В тот момент, когда я подумала, что у меня уже нечего отбирать, он делает со мной это. Я задохнулась, понимая, что не выдерживаю второго удара. Обезьянье тошнотворное имя, да будь проклят этот Ланкмиллер.
        - Остальное я ещё могу понять, ни для кого не секрет, что у вас принято вести себя как скоты. Но это… До такой омерзительной клички ещё додуматься надо! Ты…
        Меня заткнули хлёсткой пощёчиной. А хозяин гарема не привык церемониться со своими цветочками, надо же. Не то чтобы побои были для меня чем-то новым, но щёку обожгло таким пламенем, что я какое-то время просто дышала тяжело и часто, собирая все мысли заново по уголкам сознания. Ланкмиллер тем временем позвонил в колокольчик, и в комнату вошёл мужчина в форме здешнего охранника.
        - Здесь не любят новеньких, зайчик, - Кэри обратился ко мне, обдавая потоком пугающей приторности. Имел в виду он, очевидно, не только наложниц, но и вообще всех, за исключением, наверное, только его самого. И то с какой стороны взглянуть. - Так что, будь добра, не нарывайся на конфликты. И соблюдай дисциплину. Ох, ладно, - «господин» устало махнул рукой, видно, решив, что я сейчас не в состоянии впитывать его увещевания или делать вообще хоть что-нибудь, кроме как злобно дышать. - Поселите её в комнату к Николь. Увести.
        О-о-о, гарем строгого режима, вот, значит, как.
        Я встала и побрела к выходу вслед за охранником, не дожидаясь дополнительных пощёчин и подзатыльников. И без этих «доходчивых доводов» я не хотела находиться здесь ни секунды.
        3. Сломанные игрушки
        Комната Николь, теперь и моя, располагалась в самом конце коридора и была в гареме крайняя. Она оказалась небольшой, но вполне уютной, с двумя мягкими кроватями-однушками и тусклыми ночниками, кои создавали приглушённый рассеянный свет, читать при котором было невозможно. Читать, впрочем, особо и нечего. Это в моём новом обиталище расстраивало больше прочего. Странное дело, разве поддержать разговор на уровне - не долг хорошей наложницы? Хотя грех бухтеть на самом деле. Куда лучше, чем в общаге бордель-кафе.
        Моя соседка по комнате была спокойная, тихая и в целом вежливая девушка, даже самую малость застенчивая. Она говорила негромко, но живо, ни разу за вечер не повысив тона.
        Сразу спросила, как меня зовут, а когда выяснила детали моей непростой истории, то посоветовала представляться так, как велел Ланкмиллер. Иначе, если он прознает, заработаю неплохой шанс ознакомиться со здешней системой телесных наказаний. А они практиковались не в виде такой уж редкости и, наверное, должны были уже давно превратить наложниц в конченых психопаток с манией преследования и крайне дурным характером. Однако с Николь этого не случилось. Соседка по комнате казалась мне очень милой, даже мужественно приняла участие в мытье моей головы шампунем: он выедал глаза как ритуальный яд и вонял чесноком, так что любому понадобилась бы стойкость, чтобы мне ассистировать. И даже после этого изматывающего мероприятия она всё ещё осталась рядом и помогла мне расчесаться, когда после сушки я окончательно потеряла контроль над своими патлами.
        - Слушай, - уже после того, как завершилась серия моих мучений с феном, я перебралась к Николь на кровать, заворачиваясь серым пушистым пледом, сильно походившим на шаль. - А что это случилось такое с отцом Кэри? Он разве не должен был быть мужчиной в самом рассвете сил?
        - Никто точно не знает, - её волосы, густые, тёмно-каштановые, в свете ночника отливали бронзой. Я всё никак не могла заставить себя на них не пялиться. Глаза немного раскосые, а кожа светлая, без единого изъяна, что приводило меня в особый неистовый восторг. - Был слух, что хозяин скончался от какой-то болезни. Он и правда последние дни перед смертью был какой-то сам не свой, весь серый и синяки под глазами. Кто-то считает, что постарались конкуренты, но это всё лишь домыслы. Наложниц он в такое не посвящал. - Николь слабо усмехнулась. - Тем не менее юный господин усилил охрану после смерти отца, так что всякое может быть.
        Я слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Ведь выпал неплохой шанс узнать об этом месте немного больше, чем ничего. Может, если бы уделяла хоть чуточку внимания сплетням о высшем свете в бордель-кафе, дела с моей осведомлённостью не обстояли бы так плачевно. Ну, кто же знал.
        - И что, он единственный ребёнок в семье - такую империю прибрать к рукам? - поинтересовалась я как бы невзначай. Было бы странно - при таком внушительном количестве девушек и очевидном пристрастии к сексу у Ланкмиллера-старшего.
        - Нет, но единственный наследник, - Николь пожала плечами. - Двое мальчиков умерли ещё во младенчестве. У юного господина есть сестра. Но она здесь не живёт, хотя иногда заглядывает. Я здесь появилась, когда Кэри было только тринадцать, мы с ним ровесники, - она пояснила, будто угадав мои мысли.
        - Ого, это… Довольно рано.
        - Так сложилось, - наложница пожала плечами, и мне на секунду показалось, что в красивых тёмных глазах сверкнула грусть.
        - И что, здесь всем подряд раздают дурацкие клички? - тему я сменила как нельзя более резко и неестественно, ощутив, что предыдущая имеет неплохой шанс ввергнуть нас в депрессию всего за несколько минут.
        - Это в основном зависит от личных предпочтений. - Мне показалось, Николь сдерживает беззлобный снисходительный смешок. - Если уж господину так угодно…
        Потом нам принесли ужин. Надо ли говорить, что это стало какой-никакой причиной для радости, учитывая, что завтрак я пропустила, а обед был вообще не запланирован как таковой. Так что ложиться спать довелось в кои-то веки с тяжёлым желудком и уже привычно тяжёлым сердцем.
        - Проснитесь… пожалуйста, проснитесь, - меня тихонько трясла за плечо женщина в сильно накрахмаленном переднике, видимо, здешняя горничная или вроде того.
        В комнате было уже почти совсем светло, солнечные лучи из большого и единственного окна, пробираясь сквозь персиковый тюль, чертили по полу неровные продолговатые дорожки света. Николь ещё дремала, обняв подушку.
        - Который час? - шёпотом поинтересовалась я, старательно протирая глаза.
        - Восемь часов только. Но вы вставайте, так господин велел.
        - Только?! - я едва не поперхнулась от неожиданности. Вот это да. Обычно в пять утра - самое позднее - я была уже на ногах перед кучей работы: протереть столы, пол, окна, посуду, приготовить кафе, пока посетителей ещё мало.
        Однако собрать мысли в кучу вот так сразу всё равно оказалось непросто, я села в постели, протирая глаза и ощупывая себя на предмет сама не знаю чего. Освоиться с новой непривычной реальностью оказалось не так легко, но служанка продолжала упорно теребить моё плечо, приговаривая, что Ланкмиллер приказал немедленно быть у него. И что ему только понадобилось с самого утра? Впрочем, лучше бы я не спрашивала, потому что предположения рисовались не самые радужные, и я поплелась за служанкой по коридору босая, встрёпанная и в смешанных чувствах. Она даже умыться мне не позволила. То ли хозяин гарема действительно так торопил события, то ли она просто до смерти его боялась. Хотя и то, и другое сложно было назвать поводом для радости.
        Сам Кэри встретил меня уже в костюме и при параде. Я хмыкнула себе под нос. Если жизнь чему меня и научила, так это тому, что ничего хорошего не стоит ожидать от жаворонков. Они весь мир подстроили под себя и, кажется, не планируют на этом останавливаться.
        Ланкмиллер отослал служанку и обратился ко мне:
        - Одевайся, поедем.
        - Куда?
        - В город.
        Краткость его реплик всё больше навевала атмосферу тюрьмы, напоминавшей гарем только внешне, за счёт умело выстроенных декораций.
        Я начинала скучать по цветистым ругательствам, в стенах «Шоколада» бывших обычным делом. Они неплохо развлекали даже тогда, когда прилетали в твой адрес и сопровождались не менее убедительными угрозами. Теперь от того, что с тобой разговаривают командами, как с собакой, становилось муторно и тоскливо, и я поёжилась, обнимая себя руками.
        - Умыться хоть можно? - осведомилась без особого энтузиазма.
        Ланкмиллер только махнул рукой в сторону ванной, и я, расценив это за разрешение, поплелась туда. Чувство фантомности происходящего настигло сразу, как только я переступила порог. И ведь была здесь буквально вчера, но при таких обстоятельствах, в которых тебе особо не до изысков интерьера и прочих радостей. Теперь же я застыла в дверях, не уверенная, что это всё не картинка из журнала, что всё не рассыпется, едва я только сделаю шаг вглубь. Чудесная аквамариновая мозаика от пола до потолка: по мелким бирюзовым квадратикам приятно было ступать ногами. Тёплые и немного шершавые, они будто вытягивали из тела всё напряжение. Правее от входа в углублении располагалось джакузи, хотя размер и глубина вполне позволяли окрестить его и бассейном. В душевую кабину, судя по количеству кнопок, был встроен как минимум суперкомпьютер, поэтому приближаться к ней я даже не рискнула. Наверное, купаться тут каждый день - одно из величайших удовольствий.
        У двери я заметила вешалку с одеждой, судя по всему, предназначавшейся мне. Это было что-то на манер восточного платья, принятого в настоящих шайларрских гаремах, вот только носить на себе столько килограммов шёлка, пусть и самого дорогого, было тем ещё испытанием, поэтому я возблагодарила судьбу, что это всего лишь вариация на тему, которая вполне могла бы сойти за обычное платье с запахом, особенно если вымарать характерный орнамент из цветов и птиц. Кроме того, в эту одежду, к счастью, можно было облачиться вполне самостоятельно. Я кое-как привела себя в порядок и выскользнула обратно в кабинет, тут же наткнувшись, как на пику, на недовольный взгляд хозяина особняка.
        - Расчёсываться не пробовала? - с ядовитой сладостью осведомился он. - Слышал, нормальные люди так делают.
        Я бы даже мысленно обозвала его душнилой, если бы не изысканная издёвка в голосе. По моему опыту, такие тренируются годами и, как любое искусство, требуют особого склада характера.
        - Меня подняли как по тревоге, - пробубнила себе под нос мрачные оправдания. - И служанка эта ваша орала как потерпевшая.
        Ланкмиллер надавил на плечи, чем вызывал целую волну паники, я завертела головой, пытаясь оглянуться на него, хотя бы по выражению лица прикинуть, что меня ждёт.
        - Сядь, не вертись, - тотчас приказали мне, и я опустилась на стул, потому что от звуков его голоса перестали держать колени.
        Тёмный и гладкий гребень мелькнул в его руке, а потом я ощутила, как он коснулся волос. Жёсткие и посечённые, трогать их было неприятно даже мне, расчесать иной раз - и вовсе невозможно, хотя у Кэри это выходило на удивление легко, как у древнего заклинателя. Я-то уже приготовилась к боли. На каждом новом прикосновении всё равно непроизвольно задерживала дыхание и впивалась ногтями в стул. Почему-то близость Ланкмиллера очень меня нервировала, буквально до зуда в затылке, и это рождало вполне рациональный страх, что в какой-то момент я не выдержу и отскочу от его пальцев, чем навлеку на себя господский гнев. Так что, когда процедура закончилась, у меня вырвался невольный облегчённый вздох, почему-то вдруг развеселивший моего мучителя.
        Спускаясь за ним по лестнице мимо охранников в форме, я уставилась невидящим взглядом в пол, отчего-то чувствуя себя неловко. Может, от внимательных, потрошащих и выворачивающих наизнанку взглядов. Они знают, что я у него была.
        Какого дьявола меня вообще это беспокоит? Главное развлечение в гареме - сплетни, да и что с того?
        Мы спустились на подземную парковку, и Ланкмиллер, вопреки моим ожиданиям, направился не к уже знакомому чёрному джипу, а к выпендрёжному спорткару, такого красного цвета, который стоит перед глазами, когда тебя бьют по почкам.
        - Сами водить изволите? Да ну?
        - И что же тебя удивляет? - домашний тиран чуть изумлённо изогнул бровь, открывая передо мной дверь. Всё в его тоне и выражении давало понять, что мой издевательский официоз не уместен, и если я надеялась, что эта попытка поддеть ланкмиллерское самолюбие невинна, то эти надежды могут дороговато мне обойтись.
        Я тотчас заткнулась, подумав, что здравой идеей было бы отказаться от неумелых попыток вступить в разговор.
        - Пристегнись, - небрежно бросили мне.
        Но есть много вещей, которые я не в силах сделать нормально. Особенно если они со мной в первый раз. Я мгновенно по самые уши запуталась в ремне, который и так-то еле обнаружился. Ланкмиллеру пришлось меня выпутывать и пристёгивать собственноручно. Но мне показалось, что взгляд его потеплел.
        Вслед за нами с парковки выехала ещё одна машина, я предположила, что это как раз та самая усиленная охрана, потому что следовала она за спорткаром неотступно. Кэри привез меня в какую-то совсем незнакомую раньше часть города. И мне пришлось признать, что Шель, который я всю жизнь считала премерзким местом, на самом деле красивый, просто… Просто я так ни разу и не поднималась в верхнюю его часть. Брусчатые мостовые и старинные дома, плотно жмущиеся друг к другу. Здесь было уютно и очень оживлённо уже с самого утра. На первых этажах располагались всевозможные лавки и магазины то одежды, то сладостей, то сувениров, то вообще чего-то непонятного, но выглядевшего до странности привлекательно. Старый продавец сидел на веранде с котом на коленях, закусив длинную тонкую трубку, от которой в воздух поднимался аромат ментола и жжёного табака. Потом эта живописная картина сменялась какой-нибудь кофейней или забегаловкой с местными пирожками.
        Кэри оставил машину на парковке и объявил, что дальше мы пешком. Я была очень даже не против пройтись, только рядом с ним всё равно почему-то чувствовала себя неловко. Крамольная мысль скользнула приятным холодком по коже и тут же пробралась в сознание, не встретив даже намёка на сопротивление. Может, сбежать от него вот так? Толпа же. Затеряюсь, и не найдёшь.
        - О-о, правда не стоит, Кику, милая, - ухмыльнулся Ланкмиллер, выговаривая каждое слово с такой угрожающе-сладкой интонацией, что у меня буквально останавливалось сердце. - Одна попытка, и я сам, лично выбью из тебя всю дурь и в следующий раз выведу на люди с ошейником. Это бесперспективная затея, сама подумай. Тебя найдут в любой точке земли, вытащат даже из Ада и бросят к моим ногам. И тогда ты пожалеешь… не о своём поступке, нет. О том, что ты вообще появилась на этот свет.
        Доходчиво. Я тяжело сглотнула, продолжая пялиться на Ланкмиллера, хотя на самом деле мне очень хотелось закрыть глаза. Закрыть глаза и представить, что его здесь нет. Но это не сильно бы помогло, потому что пугающе глубокий голос всё равно достигал бы меня.
        - Ну идём, что встала посреди дороги, - он снова внезапно переключился из леденящего душу обратно на будничный тон, и я поплелась за ним.
        Этот уродский чёрт прав, как бы неприятно ни было признавать. Куда мне податься, даже если сбегу? Здесь всюду что ни полиция, то представители «Змеиного зуба». Ни один человек в здравом уме не согласиться помочь.
        Меня затащили в магазин одежды, в котором мгновенно началась куролесь, даже похуже той, которую довелось пережить на медосмотре. Ланкмиллера сразу окружило дикое количество консультантов, напоминавших хищных бабочек, предложив на выбор с десяток разных вариантов. После чего меня чуть ли не затолкали в примерочную с большим зеркалом и заставили по очереди надеть всё то, что он выбирал. Такого внимания к себе я не получала никогда и была, мягко сказать, напрочь обескуражена. Чувствовала себя новенькой куклой, которой как будто стремились примерить вообще всё, что есть в наличии. В груди аж защемило от близости этой параллели к реальности. Консультанты крутились вокруг, помогая то с молнией, то с рукавами, то пуговицу застегнуть, и я меланхолично подставлялась их стараниям, как живой труп.
        В итоге наряды были подобраны и унесены упаковываться на кассу. Меня наконец-то оставили одну в примерочной, позволив облачиться в свою одежду. То ли кто-то из уходящих последним не постарался прикрыть дверь как следует, то ли это с дверью было что-то не так, но она приоткрылась. Я не заметила по общей невнимательности, и очень зря.
        Услышала, как Кэри по ту сторону раздевалки вздохнул и тут же, дёрнув на себя блестящую ручку, оказался по эту.
        - И как это называется? - недовольный голос в очередной раз за сегодня буквально пригвоздил к месту, а пальцы скользнули по спине, указывая.
        - Ай, - я поморщилась, отодвинуться здесь было особо некуда. - Это, господин Ланкмиллер, называется «синяки». Хозяин бордель-кафе недавно отлупил: угораздило разгрохать дорогущий сервиз для вип-гостей, вот и…
        - «Нареканий нет…» - фыркнул Кэри, передразнивая слова врача, и вышел из примерочной.
        А я осталась пялиться на лиловые разводы, которые ползли по коже, перекрывая своим насыщенным цветом тусклые нити вен.
        Пока мы торчали в этом дьявольском магазине, от утренней почти романтичной дымки не осталось и следа, было невыносимо жарко и душно, спёртый горячий воздух не находил выхода и, поднимаясь потоками липкого зноя от мостовой, мариновался меж каменных стен, как в котле. Гулять по городу, несмотря на его красоту, сразу как-то расхотелось. Сказав, что у него намечена важная встреча и он вернётся позже, Ланкмиллер буквально втюхал меня одному из своих охранников вместе со списком поручений, даже заглянуть в который после пережитого было страшно.
        Следующей остановкой стал салон красоты. Бедный охранник и сам не знал, как подступиться к здешним мастерам. Он неловко сунул на стойке ланкмиллерскую то ли визитку, то ли кредитку, и с этого момента всё снова завертелось, как в адской карусели. Я и опомниться не успела, как оказалась в кресле напротив зеркала.
        - Работать много придётся, - присвистнул парикмахер, накрывая каким-то большим то ли одеялом, то ли… Держу пари, к ним нечасто попадает кто-то вроде меня. Но надо отдать мастеру должное, он продолжительно и мужественно колдовал с моими облезлыми прядями, применив, кажется, весь арсенал знаний и инструментов, лишь бы только сотворить что-нибудь путное.
        Когда напряжённое мероприятие кончилось, я с минуту бестолково таращилась в огромное зеркало под победно-одобрительную ухмылку парикмахера, упорно не узнавая себя. Ему бы того, кто оценит эти старания по достоинству, а то даже как-то неловко стало.
        За этим последовали другие процедурные экзекуции, с моими руками на этот раз. Бесконечные ванночки с целебными травами, пахучие кремы и бальзамы… Все это было настолько муторно, что хотелось повеситься. Я сидела на стуле как на иголках, про себя вознося молитвы мирозданию, чтобы следующей не стала эпиляция зоны бикини, потому что такого я точно не выдержу и сорвусь. К непередаваемому облегчению, как раз в тот момент деловая встреча Ланкмиллера подошла к концу, и он встретил нас на улице, прервав череду бесконечных неловких пыток.
        - Чего бледная такая? - осведомился Кэри, оглядывая с ног до головы, чтобы по всем фронтам оценить результат старания здешних гуру.
        - Ничего, - хмуро буркнула я, прикидывая, сколько ещё ламинирований и обёртываний я упустила, и не веря своему счастью.
        - Не беспокойся, осталось недолго. - Мне показалось, что в голосе Ланкмиллера просквозило плохо скрываемое ехидство.
        Он взял меня за руку, чтобы не потерять в толпе, и я вздрогнула, едва не выдрав свою ладонь обратно по инерции. У него была широкая и тёплая рука. Я почему-то представляла её… твёрже и тяжелее после вчерашней пощёчины. И от этого контраста меня обуяла какая-то растерянность. Вдруг представилось, что он в постели с девушками творит этими руками, и жаром тут же облепило щёки. О чём я думаю? Клянусь здоровьем своего рассудка, я не хотела этого представлять.
        То место, куда меня притащил Ланкмиллер, было очень под стать подобным мыслям.
        - Э-э, секс-шоп?
        Я слишком поздно это поняла, ошалело уставившись на грудастый манекен в витрине, обряженный в обтягивающую монашескую робу и чулки сеточкой. На улице, где стоял «Шоколад», подобных заведений было бесчисленное количество, и с тех пор я чётко усвоила: страсть к пошловатому юморку в оформлении витрин была свойственна всем владельцам подобных магазинчиков. Всем. Этот салон, хоть и находился вдалеке от знакомых мне, не особенно отставал. Я невесело поморщилась, перешагивая вслед за Ланкмиллером порог. Здаров, царство фаллоимитаторов.
        У входа стоял ещё один манекен - чуть сутулый дядька с козлиной бородой, суровым лицом и весь опутанный кожаными ремешками. Я с трудом подавила смешок. Бедный, кажется, он не слишком счастлив. Как и я, дружок, как и я. Ошейники, наручники, плётки и анальные пробки. Ассортимент можно было смело назвать пугающе широким. Хотя вон та, к которой хвост приделан, даже мило смотрится. Чёрт, что я несу, это всё от усталости…
        - Смотри, - Кэри положил руку мне на плечо, указывая на витрину, - ошейник и наручники выберешь себе сама. Насчет остального можешь не беспокоиться.
        Ошейник?!
        Насчет остального?!
        По позвоночнику прокатилась шипучая дрожь, угаснув только на затылке, о который словно затушили горящую спичку. Надо признать, у Ланкмиллера есть вкус в пытках: заставить меня самой выбирать орудия собственной экзекуции. Хренов бэдээсэмщик. Я наугад, обильно краснея и покрываясь испариной, ткнула куда-то в витрину и отвернулась. В спину донёсся снисходительный смешок.
        - Ты очаровательна в своём смущении, - с мечтательным злорадством заметил Кэри уже на выходе.
        Жаль, что моя очаровательность меня не спасла и покупки он всё же оформил.
        Сам Ланкмиллер, казалось, искренне наслаждался и всем процессом, и моей реакцией. Я украдкой поглядывала на него всю дорогу, пока мы шли до машины, и тут же переводила взгляд себе под ноги.
        - Плохо чувствуешь себя? - прежде чем сесть в машину, осведомился Кэри, разглядывая меня с преувеличенной внимательностью, от которой так и подмывало напомнить, что существующих во мне дырок ему вполне хватит и новые прожигать не нужно.
        Видно, я и правда была вся серая после сегодняшних процедур, к тому же голод давал о себе знать чуть ли не с самого подъёма.
        - Нет, - я стиснула зубы, - всё в порядке.
        - Ты никак обижаешься на меня? - он сощурился.
        - Помилуйте, что вы. За что на вас обижаться? Вы всего-то изнасиловали меня малость, дали дурацкую кличку вместо имени и ударили разок. Такая ерунда, правда? - Голос дрогнул, и это как-то плохо на меня подействовало, будто сорвало внутренние предохранители. - В конце концов, если бумаги на меня нашли пристанище на твоём столе, это ещё не значит, что я вдруг резко стала безвольной куклой!
        Тотчас опомнилась, но поздно, он уже занёс ладонь для очередной пощёчины. Сердце ёкнуло, и я зажмурилась в ожидании удара. Однако щека не вспыхнула. К ней так ничего и не прикоснулось. Но с моей стороны неразумно было предполагать, что я избежала кары.
        - Ты, может быть, хочешь вернуться под крышу к Чейсу? - голос разлился по венам парализующим сладким ядом. - Только скажи, и мы всё устроим. Правда, стоит ли говорить, что на место официантки тебе после этого рассчитывать не стоит?
        Я уставилась прямо перед собой невидящим взглядом, тихонько покачиваясь с носка на пятку. Возникло ощущение, будто волосы на затылке встали дыбом.
        Новое моё положение было безусловно гадким, но насчёт Чейса и его заведения я не питала иллюзий. За время, проведённое с Кэри, в борделе Тейлора я бы уже успела сойти с ума без всяких шуток и преувеличений. Чтобы работать там, нужна на редкость стойкая психика. Потому многие полагали, что я вытянула счастливый билет. Есть места, где с невольниками обращаются куда хуже. Где вместо уютной комнаты на двоих ты получаешь дай бог подстилку в сыром углу, а вместо парикмахера - тычок под рёбра. Где единственный плюс твоего положения в том, что ты можешь обижаться сколько угодно, хоть до потери сознания, потому что таким, как Чейс, нет до подобных мелочей никакого дела. Ну а в гареме и делать-то особо ничего не надо, всего-то слушайся и подставляйся. Это лучшее, на что я могла рассчитывать, стоя на исходной.
        Это лучшее. И от одной такой мысли ком стоит в горле холодной горечью.
        - Кстати, навестим-ка его. В профилактических целях.
        Я шумно втянула воздух. В профилактических - это же не значит, что он серьёзно собрался сдавать меня обратно? Сердце всё равно забилось с бешеной скоростью, и я опустилась на сиденье на ничего не чувствующих ногах. Кэри прекрасно видел мои сомнения и вовсе не спешил развеивать их. У него был весьма удовлетворённый, даже немного напыщенный вид, чем он невероятно раздражал и в той же степени пугал одновременно. Поэтому, когда спорткар притормозил у знакомой вывески, я, съёжившись, вновь взглянула в лицо Ланкмиллеру. И та ехидная снисходительная усмешка, которую я получила в ответ, нисколько меня не успокоила.
        - Вы же… на самом деле не собираетесь… - я сглотнула тяжёлый ком, мешавший говорить и дышать нормально, - хозяин? - кашлем царапнул по горлу, будто всю душу вынимая.
        В этот момент я поняла, что мне отвратительно всё в себе. И этот зудящий страх перед ним, и эта тошнотворная заискивающая манера, чтобы ему польстить. Но это сработало, потому что я наконец получила от мучителя свой ответ.
        - Нет уж, не в этот раз. Я тебя толком даже и не попробовал.
        Я пропустила мимо ушей уничижающий тон, что не очень, наверное, хорошо. Но облегчение захлестнуло с головой, и я даже выскочила на тротуар раньше самого мучителя, однако тут же застыла от неожиданной мысли. Кроме возвращения назад, я боялась только одного: встречи со старыми «клиентами». Ланкмиллер ещё не знает, и неизвестно ещё, как воспримет. Он ведь пребывает в уверенности, что я буквально «чистый лист».
        - Что застыла? - сварливый голос донёсся в спину, и я молча поплелась следом с чувством, как будто меня в кабинет к себе вызвал недовольный босс.
        Кэри выбрал столик не около окна, как нормальный человек, а где-то в глубине зала, рядом со стриптизёрским шестом.
        - Который час? - безрадостно поинтересовалась я, усаживаясь напротив.
        - Около двух, а что за интерес? - почти весело ответил он.
        - В два стриптиз начинается, «отличное» время мы выбрали.
        Я уронила голову на стол. В животе снова заурчало, и я поняла, что сил на споры у меня нет. К нам подскочила официантка и, учтиво поздоровавшись, положила на столик меню. Эта девушка была незнакома мне, что означало, Чейс нашёл замену с поразительной быстротой.
        - Может, ты сразу что-нибудь посоветуешь, Кику? - Ланкмиллер неприятно протянул моё прозвище, вынуждая очень быстро реагировать, чтобы только его заткнуть.
        - Баранью отбивную! С грибами. И морс, - я вскинула вверх указательный палец, а голову оставила лежать; голос от эмалированной поверхности отдавался глухо, может, меня ещё и не узнают.
        - Прекрасный выбор, - пискнула официантка.
        Ну ещё бы. Вообще-то, почти все напитки в кафе разбавляли водой, но морс разбавленный был как раз вкуснее, потому что не такой кислый. Что касается баранины, то её я никогда не пробовала, но носить старалась как можно быстрее, потому что запах от тарелки исходил совершенно сногсшибательный и до тебя со всеми деталями доходило, как ты голоден.
        - Неужели так напрягает перспектива просто даже заглянуть сюда ещё раз? - когда официантка убежала, Ланкмиллер вальяжно откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу.
        - Нет, но ужасно напрягает перспектива безропотно исполнять любой ваш каприз, - я ответила ему в тон, явно рискуя заработать пару дополнительных синяков и психическое расстройство.
        - Ты привыкнешь. Ещё влюбишься в меня.
        Я посмотрела на него так, будто он рехнулся.
        - Синдром идентификации заложника? - Разговор об этом несколько раз заходил на кухне под соответствующие передачки по телику, так что я очень слабо, но ориентировалась.
        - Синдром идентификации заложника - это когда жертва симпатизирует. И смиряется с положением, - мягко поправил насильник.
        - Н-ну… ты же отдаёшь себе отчёт, что это происходит… не по воле людей? Что я никогда по-настоящему не стану твоей, что бы ты там со мной ни делал.
        - Станешь, - с титаническим спокойствием отрезал Кэри. Даже бровью не повёл.
        Дальнейшему продолжения перепалки воспрепятствовал принесённый заказ. Я уставилась в тарелку и принялась есть, но уже без особого удовольствия. Хотя было вкусно, этого не отнимешь. Внезапно свет в зале чуть приглушили, и включилась негромкая размеренная музыка. Ясно. Два часа. Начало шоу.
        - Сможешь так же? - Ланкмиллер усмехнулся, кивнув на старательно отрабатывавшую прямо напротив нас стриптизершу.
        - Тебя б заставить, - глухо парировала я, не отрывая взгляда от своего стакана. В морсе отражались разноцветные лампочки.
        Я неожиданно представила, как Кэри, медленно раздеваясь, крутится у шеста, и даже выпрямилась зачем-то. Интересно, грудь у него мускулистая или так себе? Под сорочкой не видно. Ну ладно, что-то подсказывает, что у меня сегодня же вечером шанс будет.
        Скрипнул стул.
        - Я оставлю тебя на минутку, - Ланкмиллер неторопливо поднялся. - Дёрнешься куда-то - жалеть будешь долго, - мучитель как бы невзначай скользнул взглядом по паре призраков и своей охраны, сидевших за соседним столиком в тени. Потом направился прочь от нашего столика.
        Хотя одна я пробыла недолго. Не прошло и минуты две, как ко мне подлетела взлохмаченная Зои, чего раньше с ней не бывало. Я по привычке вытянулась, ожидая приказаний, но, когда сообразила, что их не будет, даже как-то расстроилась.
        - Розмари, как ты его сюда притащила?! - она плюхнулась на диван напротив меня.
        Розмари. Ну надо же, никогда б не подумала, что будет настолько приятно слышать собственное имя.
        - Кто ещё кого притащил, - пробубнила я, локтями опираясь на стол и уставившись в сторону окна.
        - Вся кухня об этом трещит! Как улей! - Зои всплеснула руками. Я раздосадованно цыкнула языком. Заметили-таки. - Надо же, как ты изменилась. Ну, признавайся, у вас уже было?
        - Если ты спрашиваешь о том, кончил ли он в меня, - с излишней прямотой уточнила я, - то да, он в меня кончил.
        - Ну наконец-то! - бывшая начальница так обрадовалась, как будто ждала этого всю жизнь. - А знаешь, что сейчас происходит в кабинете босса?
        - Что?
        - Ланкмиллерская охрана Чейса мажет лицом о стол, потому что твой новый хозяин какие-то там синяки у тебя обнаружил.
        - Чёрт возьми, вот нелогичное существо. Как будто Чейс знал, что меня отдадут в наложницы, - пробормотала я, зачем-то защищая хозяина бордель-кафе, хотя он был исправным подонком.
        Но Кэри и сам не дурак залепить затрещину, и потому его чрезмерная щепетильность в этом вопросе была мне непонятна.
        - Ой, - Зои подхватила свою юбку, вскакивая с места, - ну ладно, удачи тебе, подруга.
        Я повела бровью, прикидывая, в какой момент мы успели стать подругами, но до конца мысль додумать не успела, потому что как раз в этот момент к столику вернулся Кэри.
        - Идём, если доела, - скомандовал он как ни в чём ни бывало.
        - А счёт оплатить? - неловко заикнулась я, мучимая солидарностью к бывшим коллегам.
        - Это было за счёт заведения, - сухо осадил он, вытаскивая меня за собой из кафе.
        Отбивная, кстати, мои ожидания превзошла.
        4. Ночь, полная одиночества
        Кэри остановился, выжидающе глядя на меня. А я вперила взор в тёмно-красный цветок в саду у ворот поместья. Секунд пять назад туда забилась оса, и я всё ждала, что она вылезет. Но бутон только покачивался, и насекомое своей скудной тушки обратно на свет не являло.
        - Идёшь или нет? - поинтересовался Ланкмиллер.
        - Можно мне здесь остаться?
        - Оставайся, - он пожал плечами и двинулся в сторону поместья.
        Я проводила его скептическим недовольным взглядом. Наконец-то хоть пару минут побуду одна. Одна, без этого урода, его идиотских слуг и наложниц. Отложив подробный осмотр сада, я забралась под раскидистое дерево с гладкой корой, идущей пятнами по стволу, села прямо над траву и подтянула колени к груди. Отличное место, чтобы погрустить. Я фыркнула себе под нос. Приступы беспросветной тягучей тоски настигали меня где угодно, это происходило вне зависимости от места. Я уже язык отбила говорить себе, что справлюсь. Что были в моей жизни и худшие времена.
        На спину неожиданно легла ладонь, маленькая и тёплая.
        - Не переживай, - вполголоса пробормотала Николь, усаживаясь рядом. - Сначала у всех так. Потом легче будет.
        Я удивлённо обернулась, разглядывая свою «сокамерницу», и хотела в ответ что-то сказать, но не нашлась. Одно дело - парировать летящие в тебя грязные ругательства, другое - отозваться на это.
        - А что, наложницам разрешают гулять в саду? - Поэтому было принято решение сменить тему, как бы неловко это ни звучало.
        - Конечно, - Николь кивнула. - У нас и в доме общая комната есть, и даже библиотека. Если долгое время проводить в одиночестве, можно и рассудок утратить. К слову, тебе тут всяких штук притащили в комнату - не протолкнуться. Если хочешь, помогу разобрать покупки.
        Николь почему-то казалась грустной, будто вчерашнюю лёгкость у неё забрали.
        - Что у тебя случилось? - с языка сорвалось раньше, чем я успела осознать, что я совсем не мастер беседовать на такие темы.
        - Да так, поссорилась кое с кем, это пустяки, - наложница вымученно улыбнулась, пожав плечами. - У Норы характер вспыльчивый, тут уж ничего не попишешь.
        О, склоки между наложницами.
        - Повод хотя бы стоящий? - вяло усмехнулась я, мысленно уже кусая себя за язык и всячески одёргивая: из таких вопросов поддержка выходит не очень.
        - Столкнулись наши непримиримые позиции по поводу обновления состава, - насупившись, с игривой серьёзностью сообщила она, будто докладывает генералу умилительных войск, но и за пространной формулировкой причина хорошо просматривалась - я.
        - В общем… - Поднялась, отряхивая с себя налипшую траву и в очередной раз за разговор круто меняя тему. - Кажется, там что-то надо было разбирать.
        Безусловно, сильной стороной Николь было то, что она всё понимала быстро.
        Уже в коридоре на нашем этаже, проходя мимо фонтана, мы столкнулись со страшным страхом. Нет, девушка сама по себе была красивая, таких шлёпают на обложки глянцевым журналам, но глазами она метала такие молнии, что в воздухе почти ощущались разряды электричества. Если б только можно было убивать взглядом, кто-то из нас точно упал бы замертво. По привычному, ничего не выражавшему лицу Николь я поняла, что с большой долей вероятности это и есть та самая Нора. Наложниц не представляли друг другу, а потому ориентироваться было сложно. Она тут самая главная и любимая? Всех строит, потому что боится потерять статус? Ясно тогда, откуда столь бурный всплеск эмоций. Любой новичок в гареме - это повод чуть ли не для войны. Кажется, я и от Ланкмиллера успела услышать нечто подобное.
        Пол в нашей комнате действительно был завален сумками, и хотя большая часть барахла была действительно подписана моей новой кличкой, попадалось и кое-что для Николь. Я случайно вытащила со дна пакета её серёжки: глубокий синий сапфир, очень нежный, в обрамлении из золота с россыпью мелких драгоценных камней, которые будто светились изнутри, как капли воды на солнце. У меня в первый миг даже сердце от такой красоты замерло.
        И тогда до меня дошло. Она, именно она, а не та в коридоре! Именно Николь - главная любимица Ланкмиллера. Однако этот статус не совпадает по какой-то причине с тем, как её воспринимают другие наложницы, и именно поэтому в комнате на двоих Николь до сих пор жила в одиночестве. Я покосилась на неё со странным чувством недоверия, ведь если среди всех эта девушка пользуется наибольшей его благосклонностью, разве не должна она сейчас ревновать? Ведь новая игрушка, очевидно, отбирает его внимание.
        - Мне достаточно того, что он хорошо со мной обходится, - она перехватила мою мысль, так и не высказанную, будто из воздуха.
        - Хорошо обходится? А как он… - Я зачем-то оглянулась на дверь, прежде чем продолжить. - А как он в постели?
        Николь тихо рассмеялась.
        - Он вырос в гареме. Как ты сама думаешь?
        - Нет, я к тому, что… Мне показалось, он немного… грубоват.
        Девушка неопределённо пожала плечами, мягко намекая, что обсуждать тут нечего, и мне стало неуютно от этого разговора. Ближе к вечеру, когда уже стемнело, к нам в комнату заглянула старушенция-уборщица и командным тоном потребовала:
        - Кику, на выход!
        - Руки за голову, лицом к стене… - проворчала я себе под нос, неохотно поднимаясь с кровати. Меня уже клонило в сон, и выпутываться из одеяла, чтобы идти всячески ублажать его высочество, до ужаса не хотелось.
        Тётка ткнула мне в спину, выпихивая в коридор и очевидно проклиная мысленно за медлительность. Как будто если я не потороплюсь, Кэри умрёт от недотраха. О, поверь мне, женщина, это будет последнее, от чего он умрёт. Её б так кто ткнул в хребет, это больно, между прочим. Гренадёрша.
        В коридоре вечером было довольно атмосферно, тёплый свет в ночниках слегка подрагивал, разливаясь по стенам мягкими очертаниями, и пахло чем-то приятным вроде сандала. Правда, охранники в форме разрушали всю магию и наводили страха, прогуливаясь по коридору, как вестники грядущего апокалипсиса, большие и чёрные.
        Меня бесцеремонно впихнули в кабинет к домашнему тирану и тут же захлопнули дверь, чуть не пришибив при этом затылок. Интимное вечернее освещение совсем не настраивало на рабочий лад, навевая нехорошие мысли, как будто здесь только и делают, что трахаются. Хотя, собственно, зачем же иначе меня сюда водворили…
        Сам хозяин апартаментов увлечённо беседовал с кем-то по громкой связи, настолько не обращая на меня внимания, что я начинала потихоньку ощущать себя предметом мебели и с трудом подавила опасное для здоровья желание смыться из кабинета, пока он этого не заметил.
        - Нет, я полностью доволен, - Ланкмиллер покачал головой, - это как раз то, что мне было нужно. Язык, правда, длинноват. Но его и подрезать можно.
        Я вслушалась внимательнее, потому что вдруг показалось, что разговор идёт о моей персоне. Уж очень у мучителя был нехороший тон.
        - Не сомневаюсь в тебе… - послышался чей-то грубоватый мужской голос по ту сторону аппарата. - Но призываю оставаться начеку и не терять главного. Ох, ладно, думаю, скоро тебе всё равно наскучит…
        - Поживём - увидим, - Кэри плотоядно усмехнулся.
        - Ладно, страстной ночи.
        Аппарат пискнул и отключился. Маленькая зелёная лампочка погасла. Сути разговора я так и не смогла уловить, а времени на раздумья мне не дали. Ланкмиллер наконец поднял голову, и от его взгляда будто волной жгучей окатило. У меня в душе всё заныло от ненависти.
        - Ну, и чего встала? - медленно протянул он, впиваясь в меня взглядом, словно это был набор иголок из хозтоваров. - Как будто не догадываешься, зачем ты здесь.
        - Уж просветите по барской милости. - Он ведь только что распинался со своим странным полуночным собеседником о моём длинном языке, куда меня только черти несут?
        Мучитель нахмурился. Я тут же мысленно представила себя за авторством бестселлера «Как выбесить Ланкмиллера за пару секунд». Способ номер один - бухтеть.
        - Любишь ходить по краю, Кику?
        «Как выбесить Розмари Майер за пару секунд».
        Способ номер один - «Кику».
        - Меня зовут не так, - прошипела сдавленно и зло, так тихо, будто у меня отказали голосовые связки. Может, именно поэтому он и не услышал. Или сделал вид, что не услышал.
        - Девочка моя, - мягкий, почти что мурлычущий сменился на твёрдый приказной, - начнём, пожалуй, с минета.
        Сложно описать весь тот диапазон чувств, через который меня протащило всего за несколько секунд, оставив испарину на коже и дрожь в коленях. Где-то в недрах сознания застрял даже нервный смешок, потому что он попросил минет так, как просят годовой отчёт.
        - Я не умею! - брякнула первое, что пришло в голову. И, боже, это самая откровенная, прямая и тупая ложь, когда-либо бывшая в моей жизни.
        - Не умеешь? - мучитель изумлённо вскинул брови. - Чем же ты занималась в этом своём бордель-кафе?
        - Я была официанткой, мне казалось, мы это уже прояснили. - Насупилась ещё больше, если это вообще возможно было, и мрачно воззрилась на хозяина комнаты.
        Но ведь он знает, кем я работала. Издевается? Или у него просто слишком размытое представление о том, каким образом разделяют обязанности в таких заведениях. Я его ни разу не видела среди клиентов, что, впрочем, неудивительно.
        - Иди сюда, - поманил Кэри, улыбнувшись, и откинулся на спинку кресла.
        Его глубокий и бархатный голос как будто лишал воли, и я медленно приблизилась, не совсем понимая, чего от меня хотят. Он сейчас просто в рот трахнет? Будет грязно и неприятно. Неприятно - это даже слишком невыразительное слово, чтобы передать.
        К моему удивлению, Кэри усадил меня на колени, спиной к себе. Теперь его дыхание ложилось мне на шею, и эта чрезмерная близость лишала возможности сидеть спокойно, я сразу напряглась и заёрзала.
        - Нет ничего проще для наложницы, чем отсосать у хозяина, - томно прошептал Кэри мне на ухо, больно притягивая за волосы. - Смотри. - Он взял мою руку, положил туда, где была ширинка его штанов, я наблюдала за этим с отстранённым унынием, так, будто это тело принадлежало не мне. - Берёшь его нежно…
        Меня сейчас стошнит от отвращения, хотя мы ещё не начали.
        - Ладно, я всё сделаю! - я вырвалась, не выдержав его нажима.
        Мне вдруг показалось, что легче сдаться, чем терпеть весь этот концерт. Может, он хотя бы отстанет от меня. Может, даже отпустит обратно в комнату.
        - Ки-ику, - мне в самое ухо, поглаживая волосы. - Давай под стол.
        Я, обречённо вздохнув, опустилась на колени. Уверенно расстегнув пряжку на ремне и ширинку, высвободила напряжённый член. Хорошо хоть, расшевеливать не придётся. Про себя отметила выдающиеся размеры: неудивительно, что в первый раз мне было так больно.
        Из этого положения Ланкмиллер не мог видеть моего лица, и от этого становилось как-то… полегче.
        Я выждала секунды две, лишь опаляя горячую кожу своим сбившимся дыханием, потом взяла в рот головку и, плотно обхватив губами, медленно выпустила изо рта. В таком деле главное не спешить, если хочешь добиться качества. Я неторопливо слизывала капли смазки, поглаживая член у основания, потом скользнула языком дальше, обводя выступившие вены. Его пальцы легли было мне на затылок, но я тут же зашипела, скинув их.
        - Позволь мне самой разобраться, как тут что. Терпеть не могу, когда вмешиваются.
        Я легко коснулась губами уздечки, награждая Кэри осторожным поцелуем.
        Нет, всё время двигать головой туда-сюда слишком скучно, мне всегда больше нравилось работать языком, и разнообразия больше, и эффект отменный. Что на мучителя это тоже действует, я лишний раз убедилась, когда услышала, как ручка, которую он всё в пальцах вертел, покатилась по столу. Причмокивания раздавались самые развратные, но что тут сделаешь… Дыхание у него стало хриплым и отрывистым.
        Я, медленно проводя по горящей коже губами и порой дотрагиваясь языком, прочертила влажную дорожку от самого основания члена, снова взяла в рот, медленно вбирая глубже. Внезапно я ощутила давление его пальцев у себя на затылке и, от неожиданности даже не сопротивляясь, подалась вперёд и едва не поперхнулась от таких выкрутасов.
        Сперва даже не поняла, к чему это было сделано, но, видно, слишком увлеклась и пропустила момент, потому что в следующее мгновение рот наполнился вязкой и тёплой жидкостью. Будучи в «Шоколаде», я всегда бегала сплёвывать в туалет, но Ланкмиллер ждал от меня другого. Я сглотнула, преодолевая отвращение и навязчивые рвотные позывы. Отерев с подбородка белесые капли, стиснула зубы. Кэри застегнул ширинку и слегка отъехал от стола, чтобы увидеть моё лицо. А лицо у меня, наверное, было то ещё. Особенно для того, кто только что заставил одну мразоту кончить от умелых поцелуев.
        - Значит, ты соврала мне. Ну, и что будем с этим делать, м? - мягко проворковал Ланкмиллер. - У нас за такое вообще-то наказание причитается.
        - Хорошо, я умею делать минет, - созналась, всё ещё сидя на полу и глядя прямо перед собой. - Это всё знакомство с одним геем-куртизаном. Он мне, между прочим, этим жизнь спас. Я бы загнулась там, мы работали с утра до ночи, а на этом пайке нищенском долго не протянешь, так что кто чем мог…
        - И ты зарабатывала тем, что сосала у мужиков? - Кэри коснулся мой щеки подошвой ботинка, я хотела было отпрянуть, но только стукнулась плечом о какой-то угол: было особо некуда. Поэтому пришлось терпеть унизительную процедуру, мысленно посылая в его сторону такие проклятия, от которых даже у похмельного Чейса тотчас свернулись бы уши.
        - Давай, осуди меня за это. Будто у меня другой выбор был. Туда приходили только похотливые мужики с деньгами. Что им ещё предложить? Я каждый грёбаный раз молилась, чтобы только хозяин меня не застал за этим, иначе убил бы, ему ведь с этого ничего не перепадало.
        Неожиданно Кэри дернул меня наверх, усадив на кресло меж своих ног. Я позволила себе откинуться на его спину, лишь потому что заколебалась так, что сил не было.
        - Сперму с губ оботри, - усмехнулся мучитель, вроде бы даже беззлобно, но это всё равно вызывало во мне целый шквал жгучего раздражения.
        - Пошёл к дьяволу, - огрызнулась я, вытирая-таки губы.
        - Какая грубая девочка. - Тёплые пальцы скользнули по моей щеке и опустились на губы, чуть надавив на них. Заставив приоткрыть рот, скользнули внутрь. - Кику, не будь пассивной, - прошептал мучитель в самое ухо, и я вцепилась в столешницу, скрывая дрожь.
        Да ты мне ещё в глотку свои пальцы запихни. Судорожно сглотнула, проводя по одному из них языком, и в глазах мучителя отразилось скрытое одобрение.
        Я вылизывала его пальцы по очереди, ощущая, как внутри нарастает странное тянущее чувство, не то чтобы неприятное, но тёплое и тяжёлое, замедляющие мысли, превращая их в густой поток растопленной карамели.
        Наконец Ланкмиллер с довольным видом вынул пальцы у меня изо рта, оценивая эффект. Затем вдруг неожиданно наклонил меня вперёд, заставляя опереться ладонями о стол, задрал платье. Меня тряхнуло от прикосновения пальцев к внутренней стороне бедра, и я с шумом втянула воздух, ощущая, как они медленно поднимаются выше.
        - Кэри, ты грёбаный маньяк какой-то… - пробормотала я, растерянная от смешанных чувств, которые целиком меня затопили.
        - Ещё раз назовешь меня по имени, язык вырву, - ласково пообещали мне, и я фыркнула себе под нос.
        Ну, тогда с минетом можешь распрощаться, скорый на расправу господин Ланкмиллер.
        - Пойдём, - вдруг велел он, прерывая пытку и отстраняясь.
        - К-куда это? - Видимо, я так ошалело на него воззрилась, что это даже вызвало смешок.
        - В ванную, там расслабимся.
        Я почти услышала тот грохот, с которым рушатся мои надежды пораньше попасть к себе в комнату, и вяло чертыхнулась под нос, уже не обращая внимания на его присутствие.
        - Идём, свет мой… - Кэри ободряюще подтолкнул в спину, и я удручённо, но послушно поплелась в заданном направлении.
        Раздеваться перед ним не хотелось, ровно так же, как и лицезреть его обнажёнку. Хорошо хоть, я одна здесь, а то слышала, некоторые целые сонмы наложниц вокруг себя собирают. Это было бы совсем неловко.
        Пора привыкать к катастрофе, Розмари.
        Кику…
        Ванная всё же была лучшим местом этого дома, и сей факт малость утешал. В джакузи сразу уютно зажурчала вода, и пар от неё медленно заполнил комнату, поднимаясь к потолку, заволакивая матовой пеленой металл и поверхность зеркала. Я стояла как истукан, тупо уставившись на бортик, пока мучитель сзади бесцеремонно, совсем по-хозяйски принялся расстёгивать верхние пуговицы моего платья, но, едва его пальцы коснулись прохладной от волнения кожи на шее, мне стало невыносимо от этого безысходного унизительного процесса, где всё, что от меня требовалось, - это стоять как кукла. Я отскочила разом, зло сдергивая с себя одежду. Ланкмиллер только чуть изумлённо наблюдал за всеми моими манипуляциями, спиной прислонившись к стене и не спеша расстегивая свою сорочку.
        - Полегче, Кику, ну так же никакой романтики, - вяло протянул он. - Ну что ты как из дикого леса, в самом деле. Наложницам так себя вести не пристало.
        В ответ на это я беспомощно бросила верхнюю одежду на пол, к своим ногам, и уставилась на мучителя чуть ли не с мольбой. И тут же остолбенела. Он уже успел раздеться, и вид живого голого мужика привёл меня в ступор неожиданно для себя самой. Я зря не представляла его без рубашки, там было чем поддразнить своё воображение. Подтянутое тело, широкий разворот плеч, жилистые руки, от которых в первое мгновение сложно было отвести взгляд.
        - В общем, ладно, - он ловко опустился в ванну, - раздевайся до конца и давай ко мне. Не бойся ты, расслабляться тоже надо уметь.
        - В руках озабоченного хозяина хрен расслабишься, - хмуро буркнула я, силясь расстегнуть бюстгальтер.
        Кэри рассмеялся.
        - В руках озабоченного хозяина это обычно лучше всего выходит. Могу пену организовать, если даму так сильно подводят нервы.
        Осторожно опираясь на мокрый бортик, я попыталась кое-как попасть в джакузи и обойтись при этом без всяких происшествий. Но куда уж там. Неловко поскользнувшись, с плеском свалилась прямо на Ланкмиллера и сквозь зубы заскулила от досады, уткнувшись в его плечо. Кэри пригладил меня, словно домашнего зверька, чуть ли не за ушком почесал. Если он так пытался успокоить, то это хреновый способ.
        Я так и сопела обиженно в его грудь, не решаясь поднять голову. Ведь это подразумевает, что мне придётся встретиться с ним взглядом. Такое плохо себе представлялось в наших-то обстоятельствах.
        Неожиданно в сознание закралась странная мысль. Кэри вмешался тогда в «Шоколаде», когда ко мне прикопался Флетчер. Что, если бы Ланкмиллер этого не сделал, остался бы лишь наблюдателем? Почему я вообще его заинтересовала? И стоит ли мне благодарить его за то, что в ванной сейчас со мной не местный наркобарон со своей удручающей лысиной? При этой мысли я едва не прыснула почему-то. Ланкмиллер был ещё молод для лысин, и волосы у него на вид мягкие. Женским шампунем, небось, моет. Тем, который пахнет как средство от тараканов.
        Пены вокруг становилось всё больше. Мне от этого с каждой секундой было легче, и наконец хватило смелости отползти подальше, по возможности вообще не касаясь Кэри. Между нами уже успело повиснуть томительное молчание, и я принялась отрешённо выводить в пене круги указательным пальцем. Неуютно было и страшно немного, хотелось эмоционально оградиться от ситуации. В пузырьках разноцветными огоньками отражались лампочки.
        - Кику? - тон у Ланкмиллера был спокойный, даже чуть заботливый. Я вскинула голову, вырванная из своего оцепенения его голосом. - Ты меня боишься?
        - Нет, - после недолгих колебаний отозвалась я. Вышло не очень уверенно.
        - Тебе неприятно?
        - Я просто… я не могу так сразу…
        - Ах, вот оно… - он вдруг расплылся в нехорошей многообещающей улыбке. - Не огорчайся, к этому быстро привыкают. Сядь ко мне лицом.
        К нему лицом?! Да я и так уж практически на его член села.
        Поёрзала немного, устраиваясь удобнее, а потом укоризненно уставилась в лицо Кэри. Он невозмутимо выловил откуда-то из пены мою руку и положил себе на грудь. Похоже, ждал от меня чего-то, и я, чтобы не обострять, принялась аккуратно и старательно, самым кончиком указательного пальца, вместо пены выводить кривые круги на его коже, готовая в любой момент одернуть руку, словно от кипятка. Но мучитель наблюдал спокойно, ничего не говорил и не делал. Так что постепенно я осмелела и уже всей ладонью изучала его грудь, иногда спускаясь к животу, но строго не ниже.
        В конце концов Кэри прыснул.
        - В чём дело? - Я чуть было не добавила «засранец» к своему вопросу, но вовремя прикусила язык.
        - Прости… Просто у тебя вид был такой сосредоточенный.
        - Ну всё, я не могу так больше, - попыталась вылезти к чертям, но Ланкмиллер ухватил меня за руку и мягко вернул обратно.
        - Стоять. - Он с полочки у ванной достал мягкую пушистую мочалку и, усадив меня на прежнее место, принялся намыливать, методично и медленно, начиная с плеч.
        Вид у него был такой отстранённый, будто он думал о чём-то своём, вообще не связанном со мной. Руки, живот, а когда до груди добрался, хмыкнул придирчиво:
        - М-да, сисек у тебя, знаешь ли…
        - Заткнись, - неожиданно рявкнула я. - Сам выбирал!
        Нет, ну ещё жаловаться будет! Каков подлец!
        - Ну их же почти нет совсем… - примирительным тоном заметил Ланкмиллер, продолжая своё дело.
        - Нет, есть! - заупрямилась я. - Внимательней посмотри!
        Кто бы сказал мне, зачем я сейчас это ляпнула. Потому что он действительно… посмотрел. Придвинулся ближе, будто страдал от близорукости, потом вдруг обхватил губами сосок, лизнул, а затем, по-прежнему не выпуская изо рта, принялся легонько посасывать. От неожиданности я даже указательный палец закусила, подавляя рваный, рвущийся из груди вздох и прикладывая усилия, чтобы снова не свалиться на своего мучителя. В животе зарождался странный комочек лёгкости, она разливалась истомой по всему телу, заставляя чувствовать себя… непривычно.
        - Чего ты дышишь так? - Кэри отстранился, поднял глаза на меня.
        - Отвали, - мрачно буркнула я, отодвигаясь.
        Он отнёсся к этому философски.
        - В душ пошли, в пене всё, - скомандовал через секунду, помогая мне выбраться на этот раз, чтоб предотвратить неприятные эксцессы.
        Я безжизненно уставилась ему куда-то в грудь, пока упругие обжигающие струи хлестали по волосам и коже, смывая бесчисленные мелкие пузырьки. От густого пара сложно было дышать, босыми ногами я ощущала пупырчатый разогретый пластик, ступать по которому было приятно, и в глубине души мне хотелось, чтобы Ланкмиллер тоже удовольствовался этим, тем, что под горячими струями просто хорошо стоять, ничего друг другу не говоря. Но это были пустые надежды с самого начала.
        Кэри напряжённо вздохнул:
        - Кику, ты же ведь не живой труп и не кукла. Ты наложница. Это значит, когда возникает неловкая пауза, надо её чем-то заполнить, а не бестолково на меня пялиться.
        Я позволила взгляду спуститься ниже, изучая Ланкмиллера уже совершенно бесстыже и во всех деталях. Губы скользнули вверх по его ключице, осторожно стирая капельки воды с кожи, но Кэри явно ожидал чего-то более жаркого. Нетерпеливо вздохнув, он заставил меня уткнуться лицом в мокрую и чуть прохладную стенку. Подозревая, что ждёт впереди, я оперлась нервно стиснутыми кулаками о скользкую поверхность кафеля и вобрала в грудь побольше воздуха, чтобы восстановить плавное течение мыслей. Только это не очень-то помогло. Меня с головой и всеми потрохами медленно и неотвратимо захватывало предчувствие того, что снова должно произойти между нами, но жаркие струи душа помогали свыкнуться с этой мыслью, расслабиться хоть немного. Кэри прижался грудью к моей спине. Его ладони скользнули по талии, остановившись на бёдрах. Я почувствовала, как на шею легли горячие губы. Это был довольно бесцеремонный и собственнический поцелуй, который наверняка оставит в память о себе отметину.
        Я интуитивно расслабилась, позволив Ланкмиллеру вести самому, и он делал это уверенно, без колебаний. Пальцы надавили на мои бёдра, заставив прогнуться, и я втянула густой влажный воздух, чувствуя, как его член медленно входит в меня. Выдохнула, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Вот теперь он полностью во мне, и это… приятно? Я не знаю, это не должно быть приятно, ни на одном из уровней. Но Кэри замер, а я неожиданно для себя качнула бёдрами, подаваясь навстречу. Да что за…
        Первые несколько движений были какие-то беспорядочные, потом Ланкмиллер задал постоянный ритм, и я честно старалась под него подстроиться, потому что знала: так будет легче. Дыхание всё учащалось, и постепенно выдохи начали перемежаться со стонами. Я кусала губы, прижималась щекой к прохладному кафелю, но сделать с собой ничего не могла. У меня не было контроля над ситуацией, вообще. Но это и хорошо. Пугающе хорошо. Абсолютная, исступлённо горячая эйфория затопляла с головой, так что от мыслей оставались пустые бессмысленные обрывки.
        Уже немного позже, лёжа под одеялом в его кровати и бездумно уставившись в потолок, я сделала для себя два вывода.
        Трахаться в душе здорово, и меня пугает такой поворот событий.
        Кровать у Ланкмиллера была мягкая и большая, ты только раз касаешься её - и уже хочешь отдаться блаженству сна. На полу валялись махровые полотенца, отброшенные туда за ненадобностью. Сам Кэри сейчас лежал рядом, точно так же, как я, вперив взгляд в потолок. То ли отходил ещё, то ли размышлял о чём-то. Его близость эмоционально очень сильно выматывала меня.
        Отвернувшись, я перекатилась на самый край кровати и негромко поинтересовалась оттуда:
        - Так если грудь моя тебя не устраивает, зачем взял тогда? Вон сколько у тебя этих… своих…
        - Отцовских, - мгновенно поправил Кэри, - он их всех сам выбирал, сам же подгонял под свои привычки и предпочтения. Ты единственная в полном смысле моя.
        - Угу. И ты все два года ждал, пока Чейс Тейлор проиграется тебе в покер-шмокер, чтобы обзавестись своей?
        - Я не играю в покер-шмокер, - Ланкмиллер, покосившись на меня, усмехнулся, - я просто дал ему денег в долг, вот и всё. Во-первых. А во-вторых, банально не доходили руки. Все эти два года ушли на то, чтобы разобраться с бизнесом. За это время гадюшник в доме завязался таким узлом, что теперь и не развяжешь.
        Напряжённая атмосфера чувствовалась уже на пороге, когда ты ещё не успел посмотреть никому из здешних в глаза. Но меня удивило мужество, которое он нашёл в себе, чтобы открыто об этом сказать.
        - Я не ждала, что ты признаешь поместье гадюшником… ну, сам.
        - И я его часть. И ты ею станешь. Стоит только здесь пожить, весь воздух отравлен насквозь. Я оставил бы поместье насовсем. Но дела. - Ланкмиллер сообщал об этом будто и не мне, а потолку своему.
        - Сексозависимость.
        - Что?
        - Сексозависимость, а не дела, - проворчала я, сжимаясь в комочек.
        - Ну знаешь, такое иногда случается, если растешь в гареме, - с усталым смешком пояснил он. - Возвращаясь к твоему вопросу, почему я взял тебя. Мне нравится твоё тело. Твой голос, когда ты стонешь.
        Господи, он говорит обо мне, как о вещи. И я почти не нахожу в этом ничего удивительного.
        - А мне вот не нравится, - вдруг запальчиво проговорила я, к концу фразы едва успев прикусить себе язык.
        - Что именно? - совсем без интереса лениво осведомился Кэри.
        - Ты не нравишься. Своё положение. Рабство. Быть наложницей.
        - Ты человек подневольный. - Ланкмиллер с такой интонацией это сказал, будто этот простой факт устраняет любые недомолвки, любые вещи расставляет на свои места. Я снова вспыхнула, ярче прежнего.
        - И что же это объясняет, чёрт тебя возьми? Ты… ты вообще видишь во мне человека? Что ты обо мне знаешь, кроме… - Осеклась, потому что пересохло горло и внезапно перестало хватать воздуха, пришлось глотать его судорожно, сжимая в кулаке покрывало.
        Но, кажется, я уже и так сказала достаточно. Гораздо больше, чем хотела. За короткую передышку разум остыл, и я поняла, чего мне будет стоить лишняя болтовня.
        - Ну расскажи, - Кэри перекатился на бок и притиснул меня к себе, устраивая в объятиях, из которых я моментально попыталась выскользнуть. - Расскажи, что мне стоит о тебе знать.
        - Не то чтобы я могла… - Давать заднюю после изобличительных речей было не очень красиво. Ну что ж, сама виновата. Нечего было распаляться, если не готова была с ним откровенничать.
        - И как я должен это понимать? - не скрывая издевки, поинтересовался Ланкмиллер.
        - Я не помню значительную часть своей жизни. Несколько лет как будто вымарали. Они исчезли, будто их и не было. - Это глубоко личное переживание. Темой, на которую я так ни разу ни с кем не говорила. Я выдала это сейчас только от беспомощности. В надежде, что мы как можно скорее уйдём от этого разговора.
        Мучитель замялся, будто прикидывая, не вру ли я, а потом и вовсе уставился в потолок. Хотела бы я врать. Но в голову хоть колья вбивай до исступления, а белые пятна остаются белыми пятнами. Это так пугающе и болезненно, и ты не можешь сделать с этим ничего. Я думала, пройдёт со временем, но как бы не так.
        - Поясни-ка чуть подробнее, будь добра, - наконец потребовал Ланкмиллер, поворачивая моё лицо так, чтобы его было хорошо видно.
        - Я помню своё детство, но не очень хорошо, урывками. Здесь не о чем особо рассказывать. Много болела, зимой почти не выходила из дома, и единственным развлечением становились книги из местной библиотеки. Кажется, у меня была маленькая любящая семья, только отец и мать, больше никого. Их лица я помню размыто, только запахи остались. Пироги по праздникам, цветок на окне, школа. И в один день ты просто просыпаешься с разбитой головой в какой-то канаве, мокрый насквозь. Никого из них я больше не видела. Из полиции меня тогда передали в «Змеиный зуб», потому что, кажется, у них были на меня документы. Сам знаешь, что значит туда попасть. А оттуда меня уже выкупил Чейс за бесценок. Потом два года работы в бордель-кафе. Их я уже хорошо помню. Между этими двумя обрывками как будто прошло несколько месяцев или даже лет, не знаю. Когда в моей жизни всё стало так плохо? - Наружу из груди вырвался хриплый невесёлый смех. Оборвался резким выдохом за секунду.
        Я замолчала, прекратив бессмысленные и изрядно утомившие нас обоих попытки вырваться из ланкмиллерских объятий, и теперь лежала тихо, безучастным взглядом изучая полог над кроватью. За окном вовсю хлестал заунывный дождь, и мне впервые не надо было беспокоиться о том, что вода затечёт под раму и под кроватью будет потоп. Я бы даже расслабилась, если б не близость Кэри. Не знаю, спал ли Ланкмиллер; мерно сопел на ухо.
        - Кику, - наконец вздохнул он и продолжил серьёзно: - Рекомендую тебе распрощаться с прошлым. Теперь ты здесь. Привыкай, учись и слушайся. И, может быть, из тебя даже выйдет что-то путное.
        Я скривилась внутренне. «Что-то путное» - это то, что можно с комфортом трахать? Никто не ждал от него сочувствия, но от этих слов на душе всё равно остался скребущий осадок. Кэри лениво поглаживал мои волосы тремя пальцами, почти не шевеля ладонью, как это обычно делают с котом, когда он под вечер забирается хозяину на колени.
        Глубоко внутри колотилась тихая ненависть.
        Потом меня накрыл сон.
        Наутро мучитель вытолкал меня из своего кабинета чуть ли не пинками, потому что моё присутствие приходилось там как нельзя некстати. Срочный звонок, срочная куча дел, срочные проблемы требовали его немедленного внимания, которое сильно отвлекалось моим присутствием. Не то чтобы я сама горела желанием оставаться в его комнатах хоть на секунду дольше, потому исчезла быстро, не дожидаясь ни уговоров, ни пояснительных подзатыльников. Тем более от вчерашнего, местами даже сносного стебливого Ланкмиллера не осталось и следа, одни пафос и раздражение. В коридоре мне даже дышалось легче. Неизвестно, когда он снова меня позовёт, но это будет явно не в следующую секунду, что уже внушает кое-какой оптимизм. Можно пожить спокойно; и раз здесь есть библиотека, значит, надо её найти. Хорошо бы обошлось без сопровождения престарелых служанок и педантичных охранников.
        Ещё некоторое время я задумчиво постояла под дверью, размышляя о своём дальнейшем досуге и невольно подслушивая деловые ланкмиллерские беседы по телефону. Он практически через слово упоминал «Шиффбау», вторую в мире судостроительную компанию помимо его собственной, злейших конкурентов. О, этот суровый мир бизнеса, в котором я смыслю чуть меньше, чем ничего.
        Я с трудом, ощущая себя разбитой после прошедшей ночки, отлепилась от двери и поплелась вдоль по коридору для начала в свою комнату, чтоб хоть привести себя в человеческий вид. А на углу прямо лоб в лоб столкнулась с Норой и даже отскочила в сторону. Наложница тоже чуть отступила, окидывая меня странным, задумчиво-удивлённым взглядом. Босые ноги, встрёпанные волосы, помятый вид и сиреневый синяк на шее, оставленный мучителем специально, как грёбаная чёрная метка в этом гареме. Ну что обо мне можно было ещё подумать при этих вводных? Ничего, кроме того, что Нора уже подумала. Задохнулась, как будто её внезапно начали душить, и быстрым шагом направилась вдоль по коридору туда, куда шла. Я молча проводила наложницу взглядом и чуть опустила голову. Жаль её немного, у неё своя правда. Она была любимицей Ланкмиллера-старшего, если верить словам Николь. Должно быть, тяжело свыкнуться со своим нынешним положением.
        Николь едва проснулась, когда я вошла. Она сидела на кровати всё ещё в ночной рубашке и не спеша, старательно расчёсывала волосы большим перламутровым гребнем. Моё появление наложница встретила понимающим взглядом.
        - О, Кику, тебе тут опять принесли всяческой косметики: для мягкости, свежести и упругости, чтобы удалить волосы и пышнее вырастить их, для блеска и против блеска, и вообще, мне кажется, скоро они такими темпами изобретут эликсир бессмертия. Короче говоря, дел тебе сегодня предстоит немало, - она усмехнулась в кулак, а меня передёрнуло от этой собачьей клички из чужих уст.
        Кажется, это пока что худшая пакость, которую смог выдумать Кэри, чтобы отравить мне жизнь.
        - Вот как, - я повалилась ничком на кровать, протирая глаза. - Ничего неохота… К слову, я тут кое-что случайно услышала краем уха. Что это за компания такая, «Шиффбау»?
        Мне хотелось знать чуть больше обо всём, что происходит, потому что, как верно подметил Ланкмиллер, я теперь здесь. К этому можно по-разному относиться, но это факт, лучше быть осведомлённой о мелочах, чем неприятно застигнутой врасплох.
        - Судостроение, особенно мелкое, - очень прибыльное дело, - неуверенно пробормотала Николь, поглядывая на меня. - У меня раньше были знакомые, которые в магазине закупались на одном острове, работали на другом, а жили вообще на третьем. И всё это было рядом, через небольшие проливы. Паромы - это как автобусы для большой земли. И судостроением всегда занималась компания Ланкмиллеров, Golden Inc., и этот «Шиффбау» тоже был её частью до не столь давнего времени. - Она повалилась на подушку, раскинув руки. - Но потом он откололся, и сейчас у хозяина с ними буквально война за продажи. Это всё, что я знаю, да и тут больше рассказывать нечего.
        Хозяином. Она зовёт Кэри хозяином.
        - В общем, понятно… - пришлось топать в ванную за новым списком указаний по превращению меня в подобие хорошей наложницы, изображая вид, будто большого интереса в вопросах бизнеса Кэри у меня нет.
        А он был, я, признаться, даже понять не могла, откуда. Этот «Шиффбау», который просто взял и откололся… Семейные разборки? Но с кем? Николь ведь сказала, что кроме Кэри нет других наследников.
        Вдруг в дверь постучали, я даже обратно в комнату вернулась из интереса. Вдруг завтрак? А есть хотелось просто жутко, желудок впал в буйство, напоминая о голоде так активно, что игнорировать это было сложно. В дверях появилась молоденькая служанка, она странно, боком, будто у неё что-то болело, вошла в комнату и, сбито извиняясь за беспокойство, оставила на маленьком деревянном столике с единственной ножкой переполненную фруктами тарелку, после чего поспешно выскочила за дверь.
        - Странная она какая-то, - я хмыкнула тихо, себе под нос. - Впрочем, они все тут…
        - Может, новенькая? - Николь пожала плечами, видно было, что у неё этот визит тоже оставил смутное впечатление. - Я не видела её раньше.
        - У нее будто болит что-то, - сварливый тон сейчас был ни к чему, но после ланкмиллерской грубости с утра пораньше так и рвался наружу.
        Наложница деликатно пропустила это ворчание мимо ушей и, положив к себе на колени гроздь винограда для удобства, продолжила расчесывать волосы.
        Я тоже не стала надолго зацикливаться, всё-таки голод по-прежнему давал о себе знать весьма настойчиво. Схватила с тарелки яблоко, опасливо пренебрегая экзотикой, и снова ушла в ванную, но уже через каких-то пять минут вернулась, понимая, что больше ничего ни с волосами, ни с кожей сделать не в силах. Чувство было такое же, как тогда, когда нас в бордель-кафе однажды накормили протухшей рыбой. Мучила жуткая тошнота и озноб, пробиравший всё тело. Я оперлась на дверной косяк, прилагая ощутимые усилия, чтобы не сползти по нему на пол. Чувствуя, как неотвратимо подступает пора обниматься с «белым другом». Ох, как я всё это ненавижу…
        Николь при виде меня вскочила с кровати, но тут же тяжело осела обратно. Она была вся серая.
        5. Скорбящее божество
        Творилось что-то слишком отвратительное даже для моей жизни. Словно утопленная в тумане, я лишь изредка выныривала на поверхность, где был белый потолок, жёсткая койка, уколы, головная боль, жажда и тошнота. Тяжёлый запах спирта, пропитавший собой воздух, наволочки и стены. Так продолжалось, кажется, уже очень долго, так что монотонный писк приборов въелся в подкорку и потихоньку сросся с моим существом.
        Всё так сразу резко смешалось и оборвалось, что сейчас я ровным счётом ни черта не знала, не помнила, из мыслей будто не осталось ни одной целой. Все они потонули в вязкой туманной взвеси. И я тоже - вместе с ними погружалась всё глубже. Но однажды из забытья меня выдернул резкий голос Ланкмиллера.
        Я лежала, не двигаясь и часто моргая, уставившись в потолок, и чувствовала себя почти так же, как тогда на помойке под дождем, когда в памяти обнаружила огромную, ничем не заполнимую дырищу. Я уцепилась за голос Кэри, как за спасительную соломинку. Больше не хочу проваливаться в эту омерзительную бездну, возвращаться во тьму.
        Медленно и осторожно восстановила в памяти последние сохранившиеся моменты. Сразу стало легче чувствовать себя живой. Постепенно вернулась и возможность мыслить трезво и строить разумные предположения. Отравление, наверное? Мерзкая штука. Да какое сильное. Еле мизинцем пошевелить могу. Может, сдёрнуть с себя уже эту капельницу? Замучила, сил нет. И белый потолок тоже видеть больше уже не могу. Хотя если приглядеться, то на этот раз он бежевый.
        - Пусть так, - Ланкмиллер медленно выдохнул, - но почему я узнаю об этом последним?
        Он говорил спокойно, но тихую, клокочущую ярость в этом спокойствии мог не услышать только глухой.
        - Мне не приказывали поставить вас в известность! Если бы был приказ, тогда и…
        Беседа подобного содержания продолжалась уже несколько минут, и в конце концов я решилась поискать глазами её участников. Никогда б не подумала, что обыкновенный поворот головы будет стоить мне стольких усилий.
        Зато когда мои старания увенчались успехом и я заметила двух мужчин, разговаривающих у двери в комнату - а это была уже наша с Николь комната, а не больничная палата, - не смогла сдержать вздоха облегчения. Не знаю, с чего вдруг он вырвался. Просто страшно было бы одной быть после всего этого тумана.
        Тот, кого Кэри так остервенело отчитывал, был врач, в белом халате и взлохмаченный. Сам Ланкмиллер, одетый в чёрное, словно оттенял его, особенно элегантно смотрелась приталенная сорочка. Но разве под тёмный пиджак не светлое носят?
        - Срываете на мне злобу, - негромко ворчал доктор, складывая на груди руки.
        Я продолжала рассматривать Кэри во всех деталях, внимательно щурясь и не понимая, что в нём не так. Определённо что-то было, что-то очень важное. Он, видимо, как-то почувствовал мой взгляд, потому что неожиданно повернул голову в сторону кровати и бросил врачу сухое:
        - Свободны.
        Дверь тихо закрылась за ним.
        - Ты первый раз за четыре дня очнулась, - глухо констатировал Кэри, опускаясь на покрывало.
        На меня он не смотрел, взгляд будто бы проходил сквозь и устремлялся в никуда. Ланкмиллер не прикасался ко мне и не тревожил, он сидел, опустив голову и сцепив руки в замок. У него была двухдневная щетина, и это сразу делало его как-то мужественнее и старше. Я, прилагая немалые усилия, села, позволив себе пока что лбом упереться в его плечо. Наверное, надо что-то спросить, а то ведь и просидит так до вечера.
        - Слушай, Кэри…
        Он перевёл на меня усталый, рассеянный взгляд, но напрасно. Выдать что-то большее я оказалась не в состоянии. Во рту было сухо, и язык еле ворочался. Но было кое-что, что смертельно хотелось узнать.
        - Что-то я не вижу Николь, - слова вышли сухим шершавым потоком воздуха.
        - Ей повезло меньше, чем тебе, - безжизненным голосом отозвался Ланкмиллер. - Вчера похоронили.
        Мне словно пощёчину отвесили. Не то чтобы я успела сильно к ней привязаться, но она не заслужила этого. Она, чёрт возьми, не заслужила этого. Очень мягкая и живая, любимая наложница. У неё в глазах всё равно была грусть, и она не закончилась светом. Теперь никогда уже не закончится. Горечь скатывалась от этих мыслей на языке комьями, всасывалась в кровь.
        - Виновных уже нашли?
        - Я виню себя и никого кроме, - с неожиданно странной интонацией ответил Кэри. - Этого не должно было случиться. Если случилось, значит, где-то недоглядел.
        Он был таким беспомощным и подавленным, каким я не думала, что увижу его когда-нибудь. Он был богом этого дома, а богам не полагается скорбеть. Иначе все начнут видеть в них человеческое, а это… чревато. Я не знала, что ему сказать. Что вообще полагается говорить в таких ситуациях. Тугой колючий ком застрял и у меня в горле, поэтому я молчала, по-тихому пытаясь вытянуть из-под кожи иголку капельницы. Едва расправившись с ней, попыталась слезть с кровати и походить немного, чтобы изгнать из конечностей ощущение задубевшей ваты и перестать так сильно напоминать самой себе покойника. Правда, к подвигам подобного рода я оказалась не готова и, сделав пару неуверенных шагов, судорожно ухватилась за полку над кроватью, чтобы устоять на ногах.
        Кэри почти раздражённо усадил меня поперёк колен, как непослушного ребенка.
        - Прекрати свои глупости, ещё с тобой проблем не хватало.
        На столь близком расстоянии я заметила глубокие тени, залёгшие на лице, синяки под глазами. Он мучился бессонницей? Мучился. Как-то запоздало пришла мысль, что мне стоило бы вырваться, а не пялиться на него и не сидеть, прижавшись. Но теперь уже было поздно. Я несмело коснулась его виска, потом опустила ладонь, медленно проводя вниз по щетинистой щеке, и остановилась, врасплох захваченная осознанием, что лучше бы мне не делать то, что делаю, а то, не ровён час, уеду в дурку.
        Кэри молча взял мою руку в свою и чуть сжал, явно не спеша отпускать обратно. От него разило усталым отчаянием, и ощущения от этого рождались противоречивые. Не хочу к нему проникаться ни сочувствием, ни симпатией. Что бы там ни было, а ни одно даже самое человеческое чувство не извиняет того, что он мудак. Что ещё печальнее, моего плачевного положения это тоже не меняет.
        Едва я попыталась слезть с его колен, Ланкмиллер приподнял меня словно котенка и уложил на кровать, опустившись рядом и носом уткнувшись мне в шею. Спрашивать что-то сейчас было бесполезно, и я улеглась поудобнее, больше не пытаясь улизнуть. Чёрт с этим, пусть отдохнёт, что с него взять.
        Едва дыхание Кэри выровнялось, стало глубоким и ровным, я потихоньку вылезла из-под его руки и ушла спать на кресло.
        - Ки-и-ику…
        Я раздражённо отмахнулась. Даже во сне умудряется достать этот Ланкмиллер. Ну чем я так провинилась перед судьбой? Может, если талантливо притворюсь, что сплю, он отвалится?
        - Ки-ику, - уже куда более требовательно.
        Нет, эта кара меня окончательно постигла. С протестующе-досадливым стоном пришлось продирать глаза, чтобы разрушить последние надежды, удостоверившись, что это точно не сон и Ланкмиллер действительно нависает надо мной, опираясь на подлокотники кресла и внимательно заглядывая в глаза.
        - Проснулась наконец-то, - констатировал мучитель и выпрямился.
        Слов не было подобрать, как он меня раздражает. Когда ты едва не двинул кони и в целом ощущаешь, будто по тебе хороший трактор проехался, его рожа - последнее, что хочется лицезреть.
        - Вот скажи мне, - Ланкмиллер сцепил руки за спиной и отвернулся, вопрос был задан почти ласково, снисходительно уж точно, - неужели тебе не прельщает перспектива хотя бы спать со мной в одной кровати?
        - Спать в одной кровати приятно с тем, кого любишь. А тебя… - Я красноречиво замолчала в надежде, что он сам додумает.
        - А меня твои глазоньки видеть больше уже не могут, потому что я жуткий богомерзкий тиран и выпил тебе всю кровь, - Кэри театрально развёл руками и укоризненно взглянул на меня, - уж не настолько плохо я с тобой обращаюсь.
        Я насупилась. Спорить можно было до пены у рта и судорог конечностей, но у него своя правда, у меня - своя, и мы будто говорим на разных языках. Ни к чему всё равно не придём, так что в подобных спорах очень мало толку. Тем более меня сейчас занимали потребности более насущные.
        - Есть хочу… - посетовала негромко.
        - Тарелка ждёт на столе. Собственно, за этим я тебя и будил, вовсе необязательно было материться.
        Материлась? Я материлась? Ну, то, что случилось спросонок, - не считается. Я была не в себе.
        Тарелка действительно стояла на прикроватном столике, плоская и матовая, с тёмно-синей каемкой. В ней бултыхалось нечто вроде жидкой картофельной каши вперемешку с водой и без всяких специй. Но пахло вкусно. Хотя после четырёх дней вынужденной голодовки какая угодно баланда будет пахнуть вкусно. Я было взялась за ложку, но тут же резко выронила её и недоверчиво взглянула на Кэри.
        - Это есть можно, - доверительно шепнул он, склонившись к моему уху.
        Своим убогим дешёвым фарсом испортил весь аппетит. Впрочем, на этом он, видимо, счёл свой господский долг исполненным, потому что собрался уходить - обернулся ко мне спиной. И я тут же совершила глупость, поддавшись порыву.
        - Кэри!
        Он так быстро остановился, что носом пришлось врезаться между его лопаток.
        - Ты неправильно поступаешь, что не ищешь виновника. Это слишком страшная вещь, чтобы оставлять её безнаказанной. Что, если на этом дело не кончится? Мы ведь не знаем…
        - Даже слышать ничего не хочу, - он оборвал меня довольно резко, если не сказать грубо. - Это кто-то из дома, кто-то из людей, так или иначе близких мне. И я не хочу знать, кто.
        - Что за ерунда? Ты никогда не сможешь жить спокойно, не зная, кто. Будешь видеть в каждом врага и предателя. И очень быстро сойдёшь с ума от собственных подозрений.
        Но кто я, чтобы мне отвечать? Ланкмиллер вышел за дверь, даже не повернув в мою сторону головы, но я оказалась упорнее, чем сама от себя ожидала, и, высунувшись в коридор, вернула Кэри обратно в комнату. Взяла за рукав, усадила на кровать и только после этого принялась за еду. Вопреки ожиданиям, много в меня не влезло. Мучитель смотрел на всё это скептически, но, пока я жевала, рта не раскрывал.
        - В заложники меня взяла, что ли? - наконец фыркнул Кэри, складывая руки на груди. Весь его вид выражал нетерпение и недовольство, однако он почему-то оставался здесь.
        - Ты серьёзно собираешься меня бросить меня тут одну? Сейчас? Мне страшно. - Я будто давила ему на жалость, и в этом была какая-то особенная низость, но эти никчёмные угрызения совести можно вполне можно отбросить в нашей ситуации.
        Где-то в поместье ходит убийца. Он знает, что его не ищут, и наслаждается собственной безнаказанностью. Его целью могла быть Николь, любимая наложница хозяина. Или я, новенькая из на редкость паскудного места, которую здесь не ждали. Или мы обе. Сейчас никто не мог сказать с полной уверенностью, что убийца остановится на достигнутом. Он уже перешёл черту, и таким терять нечего. Внутри всё ходуном ходит от мысли, что останусь здесь в одиночестве. В этой комнате на двоих.
        - Ты четыре дня безвылазно провалялась чуть ли не в коме - и ничего, жива и, похоже, очень даже здорова. Я выяснил это пару часов назад, и за всё это время ничего с тобой не сделалось.
        Погодите секунду, в смысле, пару часов назад? Про меня забыли ему сообщить? И за все эти четыре дня он сам догадался выяснить, куда это я пропала? Какой чудесный хозяин, просто золото. Помнит только, когда не надо.
        - Послушай, ты просто не имеешь права оставить меня одну, - я была совершенно не в состоянии пускаться в объяснения, поэтому просто ещё раз угрюмо повторила сказанное, хватая его за пиджак.
        - Если будешь ходить за мной хвостом, всё станет только хуже, - он резко склонился к моему лицу, заставив затылком вжаться в спинку кресла. Цинично, но крыть абсолютно нечем. Значит, он тоже считает, что причиной этого стала ревность.
        Я в ответ нахмурилась, стискивая лацканы его чёрного пиджака. В молчаливом ожидании прошла минута.
        - Не отпустишь?
        - Нет.
        - Ладно, собирайся. Прогуляемся на свежем воздухе. Сколько же с тобой хлопот…
        Меня не очень прельщала перспектива прогуливаться. Меня не прельщала перспектива двигаться вообще. Но я всё равно пошла с Ланкмиллером, потому что знала: стоит мне остаться - сойду с ума. Топала за ним, совершенно не поспевая, и невесело ухмылялась собственным мыслям. Он обещал привести на набережную, но какое же у нас, должно быть, разное представление об этом слове. Возле бордель-кафе тоже была своя набережная, бурая от грязи, заплёванная до основания. Прибрежные заведения выставляли туда свои мусорные контейнеры, и запах стоял соответствующий, вдобавок ко всему с поразительной быстротой развелись крысы. Сквозь кладку мелкой бетонной плитки, вздувшейся от дождей, болезненно-серыми клочьями прорастала сорная трава, затоптанная рабочими с причала, вобравшая в себя всю пыль, которую только можно. Порт располагался совсем рядом, и грузовые корабли оставляли на воде широкие пятна мазута, они покачивались в волнах и на свете солнца отливали глянцевой ядовитой зеленью. Я даже не удивилась бы, узнай, что Ланкмиллер не видел этого места ни разу в жизни.
        Набережную богатой части города впервые видела я. Она окаймляла крутой обрыв, как брошенное ожерелье. Далеко внизу, пенясь о скалы, плескалось синее даже в мрачную погоду море. Я порывисто втянула морской воздух всей грудью. Удивительно, ветер не принёс запахов ни мазута, ни рыбы, только соль, хвоя и немного дождя. Судя по лужам, он совсем недавно кончился.
        Быстро идти я ещё не могла, поэтому то и дело внушительно отставала от широкого шага Ланкмиллера, а он останавливался и смотрел на меня полным укора взглядом. «На кой ты только за мной увязалась». В моём мире ненужных людей со временем привыкаешь к мысли, что никто к тебе не привязан, никто тебе не рад, тебя в лучшем случае терпят, и то - постольку-поскольку. В моём мире ненужных людей сложилась своего рода цеховая солидарность: никто не проговаривал этих простых истин так открыто, никто не вытаскивал их на свет. Ланкмиллер к нему не принадлежал, и его взгляд с непривычки ранил, потому что читалось в нём куда больше простого раздражения. В конце концов Кэри останавливаться надоело, и он облокотился на белый парапет, уставившись в море. Ветер, из-за которого мне постоянно всё плотнее и плотнее приходилось кутаться в пальто, действительно хорошо выветривал всякую дурь, все глупости, дерзости, низости. Я всё никак не могла справиться с шарфом, завязать его в нормальный человеческий узел. В конце концов его едва не вырвало у меня из рук новым порывом ветра, я и опомниться не успела, как Ланкмиллер его
поймал и возвратил обратно мне на шею, с измученным и многозначительным вздохом, завязывая нормально на этот раз. Так, будто делать это ему не раз уже приходилось.
        - Здорово здесь, правда? Красиво так… И птицы…
        Над нами пронеслась огромная белая чайка, скользнула к морю, когтями царапнув воду, и так же резко снова взмыла к облакам. У меня почему-то пронзительно заныло в груди и не отпускало, пока она окончательно не скрылась из виду.
        - Никогда не видела? - непритворно удивился Кэри.
        - Нет, видела, почему. Но они тут такие… жирненькие у вас. Там, у причала, встрёпанные были и жалкие, будто другой мир. - Я положила голову на перила. - Им хорошо. Летишь себе куда хочешь. Людям куда сложнее.
        Судя по кислому взгляду, Кэри не слишком высоко оценил эти детсадовские философствования, а намёк на моё собственное подневольное положение и вовсе пришёлся ему поперёк горла. Смахнув испарину с виска, он быстрыми шагами направился обратно к дому. Я сглотнула тяжёлый ком, помесь беспокойства, отчаяния и ещё чего-то нового, не менее терпкого. Поплелась за ним.
        - Господин Кэри, что-то вы сегодня бледный, вид у вас нехороший, - прямо у двери нас встретила служанка, точнее, встречала она Ланкмиллера, я была чем-то вроде невидимого приложения к нему, - давайте я вам лекарства в кабинет принесу.
        - Был бы очень признателен, - сухо бросил он через плечо и обернулся ко мне, - зайди, как переоденешься.
        Я даже кивнуть не успела, как он уже исчез на втором этаже. Служанка грубо, чуть ли не вперемешку с проклятиями, сдёрнула с моих плеч пальто и с демонстративной небрежностью перекинула его через руку, намереваясь вернуть в гардеробную. И весь этот театр одного актёра лишь только затем, чтобы напомнить мне моё место.
        Дьявол, как же я всё это ненавижу.
        Ступеньки под ногами мерно скрипели, я нарочито медленно поднялась по ним и в кабинет Ланкмиллера заявилась без стука, о чём поспешно пожалела: он снова говорил по телефону, и это делало меня невольным свидетелем разговора. Голос на том конце провода был прежний, уже знакомый мне: мужественный и глубокий.
        - Как ты?
        - Нормально уже, - Кэри кашлянул, массируя виски.
        - Давай держись там, работы просто по уши.
        «Работы по уши»? Он потерял близкого человека, а ему говорят «работы по уши»? Интересно, кто это там такой умник.
        - Ладно, ко мне пришли, - Ланкмиллер поднял свинцовый взгляд, и в комнате резко сделалось холоднее, - позже сможешь перезвонить?
        - Смогу.
        Я хрюкнула в кулак от странной мягкости интонаций, но потом представила предстоящий нам разговор, и стало уже как-то не смешно. Этот взгляд не обещал ничего хорошего.
        - О правилах приличия… - начал было Ланкмиллер, но, видимо, оценив мой скромный уровень знакомства с правилами приличия, осёкся и выдал задумчиво-обречённое: - М-да…
        - С кем это вы всё воркуете? - я попыталась одновременно сгладить накалившуюся атмосферу и соскочить с темы. Вышло не очень.
        - Партнёр по бизнесу, - чуть раздражённо пояснил мучитель и почти сразу же добавил: - Близкий друг.
        «Насколько близкий?» - издевательское уточнение чуть было не вырвалось у меня, но вовремя удалось сообразить, что я гораздо более значительно приближу себя к состоянию трупа, если продолжу в том же духе. Так что пришлось прикусить язык. Но на какой-то момент мне и правда показалось, что после «сможешь перезвонить» Кэри чуть не добавил «заинька».
        - Кику, ты не расцветаешь с момента, как ко мне попала, - Ланкмиллер поднялся из-за стола, не замечая моих внутренних терзаний, лицо у него было серьёзное. - Неужели я так плохо с тобой обращаюсь?
        Ах, значит, разговор пойдёт об этом. «Неужели я такой плохой, ведь ты обута, одета, накормлена? Ведь у тебя есть тёплая постель и кров. А если станем считать синяки на теле, не наберётся и десяти». Меня очень задевало его желание держать лицо. Казаться хорошеньким, при этом совсем не быть им.
        - А ты пихаешь, скажем, - я замялась, зная, что всё это плохо кончится, - этого своего бизнес-партнёра под стол, чтобы он тебе отсосал? Или, может, ты бьёшь его каждый раз, когда ему случается тебя перебивать? Насилуешь его, угрожаешь сдать в публичный дом? Тебе так сильно кажется, что всё нормально. Но на деле твоё отношение далеко от человеческого. Знаешь, чем Чейс симпатичен мне гораздо больше тебя? Своей честностью. Он был откровенной мразью и прекрасно знал это. Да и перед другими комедию ломать не пытался. От твоих вульгарных заигрываний с человечностью меня тошнит.
        Воздух в кабинете стал тугой и скользкий, так что дышать получалось с трудом.
        В дверь тихо постучали.
        - Да? - раздражённо рыкнул Кэри. Он уже убил меня несколько раз глазами, пока я говорила. Чудо, что не ударил.
        - Я вам лекарства… - начала служанка, высунувшись из-за двери, но он оборвал:
        - Начальника охраны сюда.
        Дверь мгновенно захлопнулась. Это зачем ему, интересно, сейчас начальник охраны сдался? Будем устраивать публичную казнь меня?
        - Подойди.
        Что-то такое, что-то в его голосе, тоне, оцарапало так, что похлеще острого лезвия, и из меня разом вымыло всю спесь. Я за спиной заламывала пальцы, смотрела в пол и стояла на месте как вкопанная. Наверное, так было только хуже. Расстояние между нами Кэри преодолел в два шага.
        - Тебе хорошо бы знать своё место, Кику, - он стиснул мои щёки, задирая подбородок. - Ты обыкновенная маленькая тупая стерва с непомерными запросами. Знаешь, как в этом доме воспитывают таких, как ты?
        Голос его пугал. Глаза пугали ещё больше. Уже только одним хищным прищуром он вгонял иголки под ногти. Он очень хорошо возвращал в реальность. Напоминал мне о моём месте со всей беспощадностью.
        - Извини, - бестолково промямлила я, не зная, зачем и к чему.
        - Извини? - выдохнул Кэри, он так угрожающе возвышался надо мной, что я только ещё больше съеживалась. - Ты когда-нибудь привыкнешь к правилам этого дома, или мне в тебя их гвоздями надо вдалб…
        Он внезапно осёкся. Сдавливая виски, привалился спиной к стене и медленно осел на пол.
        В этот момент дверь кабинета с шумом распахнулась.
        6. Допрос
        Стул подо мной был нечеловечески жёстким и скрипучим, будто уже сам по себе являлся орудием пыток. Всё, что только могло затечь, давно уже затекло, а сесть на нём хоть сколько-нибудь удобнее не представлялось возможным. Яркий свет лампы выедал глаза до такой степени, что время от времени по щекам градом катились слёзы, и кроме него больше ничего разглядеть не получалось. Но этим не ограничились, они связали мне руки за спиной крепким морским узлом, от запястий до плеч их ломило так, будто вот-вот лопнут суставы. В подвале дома Ланкмиллеров знали толк в том, как причинять боль.
        Генрих, а это был именно он, судя по голосу - а голос ланкмиллерского начальника охраны за время, проведённое здесь, я уже успела выучить, - надрывно кашлянул. Ольсен был странный мужик, густые каштановые волосы собирал в хвост, носил дорогой костюм, большие часы и суровое выражение лица. И было в этом безукоризненном порядке что-то ужасающее. Какая-то частичка хаоса, подрывающее внешнее спокойствие.
        Я говорила мучителю найти виновника вовремя, но, видимо, даже я опоздала тут со своими непрошеными советами, а теперь он и сам валялся с отравлением. По обрывкам доносившихся до меня разговоров можно было понять, что жизни ничего не угрожает и он уже совсем скоро придёт в норму. Ещё бы, как не откачать любимого господина. Его явно травили с другой целью и другим ядом, медленным и опасным, не потому что его хотели убрать, как нас с Николь, нет. Ему хотели отомстить. На нём хотели сорвать злость.
        Но сейчас ничто из этого было не важно, потому что начальник охраны Генрих Ольсен имел свои, очень специфические представления о произошедшем.
        - Зачем, - грубый тон ударил прямо в лоб, почти выбивая из лёгких воздух, - ты покушалась на жизнь господина?
        - Ты безнадёжен, Генрих, - простонала я, уронив голову на стол.
        - В глаза смотреть, - рявкнул сзади один из его помощников.
        У «гениального детектива» их было двое, но если последний отличался хоть относительной адекватностью, то первый зачислил сразу же меня в ряды врагов народа и неустанно продолжал гнобить. Я выпрямилась, хотя спина непередаваемо болела, и протянула медленно и надрывно:
        - Да я к нему и пальцем не прикасалась, к вашему господину.
        Хотя хотелось бы!
        Я пробовала разные стратегии: увещевать, хныкать, плеваться ядом в них, взывать к разуму, взывать к человечности - не помогало ничто.
        Разговор подобного содержания продолжался по ощущениям уже несколько часов. Если быть совсем уж честной, он начался ещё вчера, когда только всё случилось, правда, закончился он тогда не слишком продуктивно - моим голодным обмороком. Меня временно заперли в комнате, где из мебели только одна жёсткая кровать и была, но это было далеко не худшим развитием событий из всех возможных. Мне даже принесли поесть, пресную рисовую кашу с хлебом. Ночью начался озноб, отпустивший только к утру, сейчас я снова начинала чувствовать себя паршиво и молилась только о сне и о том, чтоб от моей спины уже наконец отстали, она уже вся трещала. Невозможно столько времени сидеть неподвижно на этой дьявольской табуретке.
        - Простейшие логические доводы говорят об обратном, - спокойно заметил Генрих, - ни разу до твоего появления подобного в доме не случалось, а многолетний опыт научил меня не верить в совпадения.
        - Да я не пошла бы на убийство!
        - На словах все ангелы, - начальник охраны осадил, не поведя и бровью, мои значительно ослабевшие попытки защитить своё честное имя.
        Меня пока ещё не били, меня даже почти не трогали, но я кожей чувствовала, как звенел между нами воздух, если всё будет так продолжаться и дальше, то есть серьёзные основания для беспокойства.
        - Меня и саму только недавно травили, тоже, скажете, я сама? От большой любви поваляться в обмороке?
        - Естественно, ты сама, - один из помощников за моей даже прыснул, словно это было ясно как белый день. - Для отвода глаз. Ты-то сейчас сидишь жива-здорова, а Николь по твоей милости лежит в сырой земле.
        - Да и господин вызвал меня именно в тот момент, когда ты находилась в его комнате. Тоже находишь это исключительным совпадением? - голос Генриха врезался в воздух, уже в тот момент, когда я хотела взвиться и пояснить им на повышенных тонах, что вешать на меня ещё и Николь - это уже просто бесчеловечно.
        - Да где здесь вообще хоть какая-то связь? - Его слова словно выбили почву из-под ног, и я снова безжизненно уронила голову на стол, снова почувствовала болезненный тычок в спину, но сил выпрямиться уже не оказалось.
        Как они утомили своей тупостью, своей упрямой твердолобостью, ввергающих в такие глубины отчаяния, где окончательно перестают видеть свет.
        - Всё. Мне это надоело, - Генрих стукнул кулаком по столу.
        У меня внутри что-то оборвалось. Я тоже сразу поняла, что всё.
        - Лучше бы ты во всём сразу созналась, - сокрушённо вздохнул второй помощник, который был потише, вроде бы Оливер.
        - В дрессировочную её, да? - первый заискивающе глянул на начальника, тот кивнул и быстрым шагом направился к выходу. Меня вздёрнули за шкирку и подтолкнули следом. К тому времени из-за шума в ушах я почти перестала слышать.
        Почему-то запоздало посетила какая-то совсем уж печальная мысль, что дело, может быть, и не в предвзятости, не в том, что все здешние обитатели живут в этом поместье, как в пузыре, изолированные от всего остального мира. Не в том, что они боятся всего, что приходит извне. Не в том, что они это ненавидят. Может, всё гораздо, гораздо проще. Они изначально не собирались искать истинного виновника. Ни Кэри, ни эта его служба охраны. Им проще всего выбить признание у меня и поставить на этом точку. Если не получится признание, то дух.
        Название у комнаты было чересчур безобидное для её содержимого, даже какое-то издевательское. Ещё недавно я сама была заперта в контуре другого такого пузыря, своего прежнего места работы. Когда тебя замыкают в пространстве, действительность начинаешь изучать по картинкам из разбросанных для посетителей журналов. Или с экрана телевизора на кухне. Много раз я видела там изображения правительственных камер пыток для беглых невольников. Хотя для того, чтобы их запомнить, для того, чтобы обречённость и ужас, пропитавшие там даже воздух, навсегда отпечатались в твоём сознании и возвращались в ночных кошмарах, достаточно было и одного раза. Им гордились и запугивали, бесконечно, по кругу. И на этом держался мир. Теперь я стояла в похожей камере. Но вместо ужаса не чувствовала ничего.
        Тяжёлые, каменные своды давили на голову. Окон здесь не было, а вдоль стен размещался целый пыточный арсенал: плётки, цепи, щипцы и ещё великое множество приспособлений, единственным предназначением которых было причинять боль. Ломкая тишина сильно сушила горло. Где-то в уголке своего сознания я решила, что не буду ни в чём сознаваться. По крайней мере, пока смогу терпеть боль. Может, так у меня будут хоть какие-то шансы.
        Взгляд невольно остановился на оковах, под которыми вся стена была выпачкана кровью. И я замерла как приклеенная.
        - Кого-то уже замучили насмерть? - Это должно было быть шуткой. Гарем - это всё-таки не концлагерь. Ну кого здесь можно замучить насмерть?
        - Много кого, - отстранённо, со значением отозвался Ольсен.
        - Раньше действительно были золотые времена, все новенькие попадали сразу сюда и выходили как шёлковые. А сейчас расхлябанность сплошная и никакой дисциплины. Этот Кэри… - Помощника заставили заткнуться неожиданно приставленные к носу ржавые щипцы.
        - Ни слова плохо о господине, - вкрадчиво предупредил Генрих, - и вообще, хватит болтать.
        Он лично подтолкнул меня к столу с какой-то грязно-белой плешивой клеёнкой. Я уперлась в его угол животом и глухо ойкнула.
        - Снимай майку и ложись спиной вверх, - спокойно, по-отечески приказал Генрих.
        Руки освободили только затем, чтобы через пару минут снова связать. Шум в ушах немного стих. Меня будут бить. Может, пороть. Но это всё ещё не так плохо, как могло быть. Клеёнка холодила живот, пахла химией и застарелой грязью, липла к щеке. Верёвка стёрла запястья, и обновлённый узел едва ли делал ситуацию лучше.
        - Мне нужно, - загробным голосом начал Генрих, - название яда, место его хранения, цели и причины покушения, а также имена заказчиков, если таковые есть.
        Я молчала, стиснув зубы в ожидании первого удара.
        Над ухом что-то свистнуло, и я с шумом сквозь сжатые челюсти втянула воздух. Боль была совсем незнакомая, дикая. На спину опустилась упругая вытянутая палка, будто сделанная из плотной резины, и ударом мгновенно вышибло дыхание из лёгких. В месте удара вспыхнул очаг, от которого по всему телу вязкой тугой волной прокатилась ломота. Геройствовать сразу расхотелось.
        - Кику.
        - Я ничего такого не делала, - хрипло отозвалась, почти не слыша своего голоса.
        На меня обрушилось сразу несколько коротких отрывистых ударов с небольшим замахом.
        - Кику, имена заказчиков, название яда, - прошилось сквозь шум в голове.
        Я помотала головой, зная, что слова в предложения собрать уже вряд ли выйдет. Следующие удары были уже с сильным размахом и оттяжкой. Теперь голоса доносились не просто сквозь вату, а будто я была заперта за толстым бронированным стеклом. Слышала голос, видела движение губ, но слов больше не разбирала. Генрих задавал вопросы после каждого удара, разобрать ни один из них было невозможно, и я постоянно только мотала головой. Начальник охраны со вздохом опять замахивался. Я вздрагивала после свиста, ещё до момента удара, и оттого было просто одуряюще больно. Когда бьют, надо расслабиться, так будет легче. Но тело уже не слушалось. Я царапала собственные пальцы, даже не видя их из-за бурой пыльной пелены перед глазами.
        - Перерыв, - наконец тяжело вздохнул Генрих. Умаялся поди, бедный.
        - Я вас заменить могу, если что, - сразу подхватился помощник.
        - Не надо. Иначе мы от неё так ничего и не добьёмся. Отвечай, - голову за волосы приподняли над столом, - где хранится яд?
        Я подслепнувшими глазами рассеянно уставилась на начальника охраны, часто моргая и щурясь.
        - А вы не переборщили? - с опаской поинтересовался Оливер. - Вон она какая тощая…
        - Живая, - успокаивающе констатировал начальник охраны. - Дайте ей время, до завтра созреет и всё скажет. А не скажет, отложим подобные нежности и будем разговаривать по-другому. Оливер, приберись здесь. Потом приходи в столовую, время обеденное.
        Послышались шаги, дверь хлопнула.
        Мужчина, даже, наверное, парень - он совсем ещё молодой был, - первым делом отвязал меня, помог подняться и сунул в руки измятую майку:
        - Вот, держи. Прикройся.
        Я бездумно кивнула, прижимая её к груди. Способность соображать возвращалась медленно, и я чувствовала, как всё внутри меня будто сопротивляется этому.
        - И что теперь? - Принялась раскачиваться туда-сюда на узкой деревянной скамеечке, пытаясь отвлечься от боли.
        Оливер обернулся:
        - Есть хочешь?
        - Сложно сказать. - Все ощущения словно смешали в единый комок, и извлечь из него хоть что-то было непросто теперь.
        Оливер, однако, счёл это слабым согласием, и мне на раскрытые ладони опустился пирожок, румяный и круглый. Прижимая майку локтями к груди, чтоб не сползала, я осторожно откусила его и начала жевать. Оказался с рисом.
        Закончив с уборкой, парень опустился рядом и неуверенно заговорил:
        - Может, ты лучше… ну… сознаешься во всём, зачем так мучиться? Всё равно тебя, можно сказать, поймали на месте. Отпираться особо смысла нет.
        - Было бы в чём сознаваться. И всё же я тут правда не при делах. Генриха в этом ещё можно хоть как-нибудь убедить?
        Боль потихоньку остывала. Она вряд ли не уймётся целиком, но хотя бы глаза слепить перестанет.
        - Думаю, он уверен в этом почти полностью. Его переубедят только неоспоримые факты. Или сам господин Кэри. Я слышал, ему уже значительно лучше.
        - Правильно слышал, - тяжёлый скрип открывшейся двери ударил по ушам так, что я невольно зажмурилась. Голос ударил ещё больнее.
        - Кэри… - Я чуть было не поперхнулась, никак не ожидала его здесь увидеть. Его образ у меня почему-то с подвалами не вязался. - Ты серьёзно думаешь, что я тебя…
        - Кику, солнышко, у меня для тебя сюрприз, - проигнорировав мои слова, Ланкмиллер с противной ухмылкой продемонстрировал мне чем-то наполненный шприц.
        - Усыплять собрался? - мрачно осведомилась я. Да он, мразь, здоровее всех здоровых. Хотя снова небритый.
        - Это быстродействующее обезболивающее, - деликатно поправил мучитель и тут же всадил иглу мне в шею чуть ли не с размаху без всяких там прелюдий, - расслабься, синяк же будет.
        Н-да, доктор из него вышел так себе. Всё тело моментально как-то одеревенело, а в кончиках пальцев чувствительность пропала вовсе. Это, однако, не обезболивающее, а уже какой-то наркоз. Хотя это именно то, что мне и нужно.
        - Спасибо, - тихо шепнула я Оливеру, доедая свой скромный паёк. Парень ободряюще улыбнулся.
        Кэри поднял меня на руки, и больше ничего, кроме его чёрной рубашки, я уже видеть не смогла.
        - Господин, она…
        - Она не могла этого сделать? - Ланкмиллер как-то полуснисходительно ухмыльнулся. - Мы с Генрихом уже об этом поговорили…
        Я будто погружалась в слоистый рыхлый туман, и очередной проблеск сознания наступил, только когда Ланкмиллер опустил меня на кровать в собственных апартаментах.
        - Кэри?
        - М?
        - Ты же ведь знал, что это не я? Ты с самого начала знал. Мог бы и раньше прийти. - Я с трудом перевалилась на бок, уткнувшись носом в мягкую синюю простыню.
        Голоса почти не было. Тихое измотанное сипение.
        - Я думал об этом, но потом посчитал, что тебе будет полезно.
        Вот сука паршивая. Он с такой расчётливой холодностью, с таким потрясающим цинизмом это сказал, что пробрало до костей. Ланкмиллер лёг рядом, а отодвигаться сил не было. Сил вообще ни на что не было.
        - Ты хоть представляешь, как это больно?
        - Поплачь, - равнодушно предложил Кэри, - должно помочь.
        Я криво усмехнулась в подушку. Меня трясло. Немного дрожали губы. Но слёзы…
        Слёз не было.
        7. Его имя
        После этой бодяги, называемой обезболивающим, наступил ожидаемо беспощадный отходняк. Я лежала на животе, чуть не воя, носом уткнувшись в большую, мягкую, пахнущую Ланкмиллером подушку.
        Сам Кэри большими шагами мерил кабинет, говоря с кем-то нарочито негромко, плотно прижав телефон к уху. Я наблюдала за ним краем глаза, стараясь, чтоб не заметил. Подсознательный страх потерять его из виду странно мешался с желанием никогда в жизни больше его не видеть. Весь его вид, его запах, исходящий от подушки, глубокий, намеренно приглушённый голос, всё это вызывало во мне странное зудящее чувство ненависти, будто горсть тяжёлого острого льда высыпали мне за шиворот и теперь от этого колотит мелкая изнуряющая дрожь.
        - Надо же… Некоторые оргазм так талантливо не симулируют, как ты сон, - задумчиво заключил мучитель, склоняясь надо мной по окончании своей приватной беседы, - хватит притворяться, сходи вниз, возьми таблеточку и возвращайся.
        Я неохотно и тяжело села, уставившись Кэри прямо в глаза исподлобья. Это было большой ошибкой, потому что Ланкмиллер тут же невозмутимо встретился со мной взглядом. Все споры и обвинения из меня как будто битой вышибло, остался только липкий холодный страх, мешавшийся с неприязнью. Предложение покинуть его апартаменты, хотя бы даже ненадолго, я приняла с радостью. На обратном пути долго думала, стоит ли возвращаться. Может, пойти лучше к себе в комнату на двоих и снова завалиться спать? Потом сошлюсь на больной бред… Меня ещё от того отравления не полностью откачали.
        Мне помешал страх. Он уже стал частью меня, жил, дышал вместе со мной. Боль… очень дисциплинирует. Мысль о том, что произошедшее со мной будет повторяться снова и снова, - пугала. Вряд ли хоть кто-то станет разбираться, насколько оправданы мои действия. Какое это имеет значение, если они идут вразрез с приказом. И я поднялась обратно на второй этаж. В апартаменты Кэри.
        Застав в его кабинете Генриха, я еле подавила желание выскочить обратно за дверь, но Ланкмиллер властным жестом пригласил внутрь. В присутствии начальника охраны я ослушаться не посмела. Прижалась к двери, всем сердцем желая, чтоб меня было не заметно, но взгляды обоих мужчин, как назло, обратились ко мне.
        - Здравствуй, Кику, - явственно ядовито произнёс Генрих, намекая на то, что я бы в знак уважения первой должна его поприветствовать.
        - Здрасьте. Как ваше плечо, не болит?
        Кэри усмехнулся краешком губ, проницательно уловив ответный намёк. Начальник охраны остался непроницаемым.
        - Ладно, что делать с Норой? Особые пожелания будут? - поинтересовался Генрих, возвращаясь, видимо, к прерванному мной разговору.
        - Поставьте ей клеймо и отпустите, - беспечно махнул рукой Кэри явно уже без желания продолжать беседы на эту тему.
        Меня внутренне передёрнуло. Та картинка, которая сложилась в голове от упоминания её имени и клейма, требовала времени, чтобы её переварить.
        Ужас оказался плохой приправой, и я чуть было не согнулась пополам, стоя прямо там, у входа в кабинет, прижавшись к двери. Значит, это была Нора. Но и наказание он для неё подготовил… Выгнать наложницу из поместья, без денег и документов, с клеймом. Он не оставил ей даже шанса. Он обрёк её на беспросветное отчаяние и мучительную смерть.
        С такими власти не церемонились, но никогда не убивали сразу. Все ведь любят зрелища.
        Ланкмиллер был расчётлив и нечеловечески жесток. Нора перешла черту, убив человека, и не мне судить Кэри за его решение, потому что кроме него никто и никогда не узнает, сколько у него отняли. Но от одной мысли, что это могло случиться со мной, останавливается сердце.
        Генрих, поклонившись, вышел.
        - Ну что, жизнь налаживается? - мне на плечо опустилась тяжёлая рука хозяина, ещё ничего не успев сообразить, я на автомате попыталась вывернуться из хватки, но в ответ на это Ланкмиллер только сильнее притиснул меня к себе, сжал в объятиях.
        - Да ладно тебе… - потёрся своей щекой о мою. - Как котёнок дикий.
        - Ты бриться хоть когда-нибудь собираешься? - поинтересовалась я, покосившись на его щёку. Царапает.
        Он мерзко хихикнул.
        - Что? Больше не вырываешься?
        Я булькнула в ответ что-то не совсем разборчивое. Из всех его прикосновений это было самым приятным. Если «приятный» вообще подходящее слово для характеристики. И это очень… сбивало с толку.
        - Нравится, когда так делают? - он повторил, но уже куда более медленно, с чувством, и это окончательно смешало в кучу все мои мысли, кончики ушей обожгло. - Это кошачья ласка, - заключил Кэри и тут же добавил: - У меня есть для тебя сюрприз.
        Он наконец отстранился и с совершенно непроницаемым лицом полез в ящик стола. Я наблюдала за ним чуть ли не с трепетом ужаса, затаив дыхание. Вряд ли Ланкмиллер сейчас выудит оттуда что-то хорошее с таким-то нездоровым энтузиазмом. Не угасала надежда, что, может, он вибратор какой-нибудь считает достойным сюрпризом или наручники.
        Но оказалось, он готовил совсем другое. В руке у мучителя мелькнула красная «корочка», и у меня тут же пересохло в горле. Секунду, это…
        - Паспорт?!
        - Не обольщайся, он фальшивый, - усмехнулся мучитель. Удивительно, что он сказал мне об этом сразу, а не поиздевался вдоволь перед этим. Было бы очень на него похоже.
        Я на миг задержала дыхание, раскрывая переданную мне корочку. Сюрпризы только начинались на этом.
        В графе «Имя» чёрным на фоне светло-голубых полосочек, словно приговор, было проштамповано: «Кику». Следом за ним, строкой ниже: «Ланкмиллер». Я почувствовала себя конченым идиотом, которому совершенно вздурили голову.
        - Л-ланкмиллер?! - подняла на него глаза. - Ты записал меня под своей фамилией?
        - А в чём ты видишь проблему? Ты же моя собственность, - Кэри равнодушно пожал плечами. Ах ты господи, лучше бы я не спрашивала. - Мне нужно уехать в Витто, есть дела в головном офисе. Это может затянуться, поэтому ты составишь мне компанию.
        Я стояла вся ошалелая, не зная, смеяться мне или плакать. Перспектива оставаться с ним наедине в далёком доме, где нет других наложниц, откровенно говоря, отталкивала. От одной мысли об этом начинало мучить чувство, отдалённо напоминающее тошноту. Но с другой стороны была Витториза.
        - Витториза - это же…
        - Да-да, - Кэри нудно завёл глаза к потолку, будто знал наперёд, что я собиралась ему сказать. - Это одно из немногих оставшихся государств, всё ещё не признающих рабство. Затем, собственно, тебе и паспорт. Пусть он и фальшивый, они вряд ли будут рассматривать слишком внимательно. Главное, чтобы пустили через границу. Хотя уж Витто всех пускает. Туда льётся огромный поток беженцев-невольников со всей округи, и они всех принимают, всем справляют новые документы… Плохо им придётся, когда Витто тоже наконец признает рабство.
        - Витто не признает… - хрипло буркнула я, уставившись на тёмный паркет.
        Во мне всё всколыхнулось: как спокойно он это сказал.
        Будто не понимает, что это единственная надежда для всех, кто оказался по ту сторону жизни. Есть ещё Валенсия, Порту, но они маленькие, и попасть туда куда сложнее.
        - Будь естественнее на границе. - Он наклонился низко-низко к моему уху и мягко прошептал: - Я же могу тебе доверять, девочка моя?
        - Ничего не обещаю… - чуть слышно выдохнула я и за прямодушие тут же поплатилась.
        Кэри ударил наотмашь, я даже не устояла на ногах. Падая, ударилась об угол стола и осталась сидеть на полу, который так внимательно разглядывала пару минут назад, прижав ладонь к ушибленной и прокушенной изнутри щеке.
        - Могу доверять? - вкрадчиво спросил Кэри, склоняясь до уровня моих глаз.
        Кончики пальцев медленно вниз скользнули по моей щеке, а потом его ладонь вдруг сжалась на горле, перекрывая ток воздуха.
        - Ладно, можешь, можешь, пусти, - прохрипела я, потому что все попытки вывернуться закончились провалом, а ситуацию спасать как-то надо было. Перед глазами уже плыло.
        - Знаю я, - Ланкмиллер выпрямился, - всё это бесполезно, отдам тебя Генриху, он с этим лучше справится. Что? Что ты так смотришь? - ткнул меня носком ботинка в бок.
        - Не надо, можешь доверять, правда. Я не сбегу… - Каждая секунда этого разговора будто вымораживала у меня внутри всё человеческое. Сколько людей предпочли бы пытки начальника охраны моим теперешним унижениям? Сколько из них не пожалели бы о своём выборе?
        - Нет, конечно, это будет практически невозможно. Просто не делай себе хуже бессмысленными попытками. Если что-то взболтнёшь на границе, убью и подстрою всё под несчастный случай. Мне проблем не нужно, таких как ты - миллионы. Найду замену, не переживай.
        Лучше б ты её раньше нашёл.
        Я сидела, насупившись, громко и тяжело дышала.
        - Хочешь, запру тебя в подвале, подальше от искушений? - участливо спросил Кэри.
        За то время, что я провела в доме у Ланкмиллеров, я уже убедилась в том, что он что-то вроде карикатурного киношного мажора из мелодрам по телику. Тип, который существует, чтобы быть мудаком.
        И всё же я всегда предполагала, что даже у таких мажоров должно, просто обязано быть что-то за душой. Что-то, что делает их живыми. Такими же людьми, как все. Знала бы я, как точно киноделы изобразили беспощадную реальность. Знают ли об этом они сами?
        - Запирай, делай вообще что хочешь, - глухо отозвалась я с пола, рукой пытаясь нащупать паспорт.
        - Ладно, поверю тебе на слово, не буду пока что прибегать к помощи Генриха. - Он присел напротив и растрепал мои волосы, с неожиданной простотой изучая взглядом. - Не хочешь ведь?
        - Не хочу, - буркнула я.
        В тот момент мне показалось безобразно несправедливым, что взглядом не убивают. Потому что моей ненависти бы хватило на десять таких Ланкмиллеров.
        Он отпустил меня из своего кабинета, сообщив, что выезжаем на рассвете.
        Тщательно сдерживая желание биться головой об стену, я отправилась в столовую.
        8. По причине того, что ты урод
        Солнце ещё не встало, поэтому за окнами кабинета плавала мутно-сиреневая жижа, сквозь которую даже очертания деревьев толком-то не проглядывались. Такая же плавала у меня в голове, оставляя из мыслей только вялые проклятия, которые одно за одним медленно бегущей строкой проплывали в сознании. Последствия генриховской порки давали о себе знать: добрую половину ночи я вертелась на кровати, выискивая, как бы поудобнее лечь, чтобы это не причиняло столько ярких ощущений. В конце концов меня просто вырубило, по-моему, от усталости и боли.
        Я стояла перед мучителем, лохматая, как чёрт, зевала, ни на что не реагируя. Проснувшаяся лишь условно. Большая часть меня ещё досыпала после ночи безудержного веселья.
        - Кого-то я предупреждал ложиться пораньше, - раздражённо фыркнул Кэри, облокачиваясь на стол и тыкая что-то там в своём телефоне.
        - Уснуть не могла долго, - огрызнулась я.
        - По причине? - Ланкмиллер был не со мной в комнате, а всё больше в контактах своего мобильника, что-то сосредоточенно там выискивая.
        По причине того, что ты урод.
        Когда мы уже поедем? Может, хоть в машине отосплюсь.
        В кабинете повисло сонное затянувшееся молчание, нарушаемое моим мерным сопением, которое меня же и убаюкивало. О, недосып, все муки Ада. К хорошему быстро привыкаешь, давно у меня не было смен в пять утра, как в старом-добром «Шоколаде».
        - Кофе? - Кэри вздёрнул бровь, всё так же не переводя на меня взгляда, поэтому мне показалось, что ослышалась. Или не так поняла его вопросительную интонацию.
        - А?
        Ланкмиллер выдал какую-то угрюмую усмешку, призванную, видимо, означать, что я совсем отсталая, и стукнул по звоночку на столе. И минуты не прошло, как в кабинет уверенной твёрдой походкой вошла служанка. Она вытянулась по стойке смирно и хорошо поставленным голосом услужливо поинтересовалась:
        - Что вам угодно, господин?
        - Латте, - коротко бросил Ланкмиллер, служанка, кивнув, вышла за дверь почти сразу же.
        Я оживилась. Всегда плохо разбираясь в сортах и разновидностях кофе. Кажется, это избитая классика для утончённых дам. Забавно было бы, если бы он и правда видел во мне такую. Я ещё раз глянула на Ланкмиллера исподлобья и обнаружила, что он вновь с потрясающим интересом уткнулся в телефон. Нет, глупости. Он едва ли вообще видит во мне человека.
        Когда кофе принесли, я чуть было замертво не свалилась со стула. Чёрт возьми, запах. Кажется, ничего лучше, чем этот латте, в моей жизни не было и не будет, и это стало абсолютно ясно, едва только горничная переступила порог.
        Кэри сдержанно поблагодарил, когда высокий прозрачный стакан водрузили на стол. Я почти на цыпочках подкралась к нему, но замерла в полушаге от стола, поймав на себе тяжёлый упрекающий взгляд горничной. Неужели я уже успела сделать что-то не так, ещё ничего не сделав? Мне требовалось поблагодарить его сначала или что? Упасть в ноги и яростно лобызать ботинки? Не удивлюсь, если здесь так принято.
        Горничная гордо удалилась, оставляя за собой шлейф неопределённости вперемешку за запахом стёклоочистителя.
        Видя, что я торможу, Кэри недоуменно приподнял брови.
        - Пьём! Что глазами лупим? Нам уже ехать пора.
        Что за… Неужели это он, а не я, сделал то, что здесь не принято? Что, наложницам кофе в пять утра не заказывают? Странно, Николь он вроде баловал, хоть и закончилось это грустно.
        Я взялась за стакан обеими руками, чтобы почувствовать ладонями его тепло. Осторожно подула на пенку, всё ещё купаясь в запахе. Он обволакивал, как тот шоколадный бархатный плед из детства, который доставали из шкафа только с наступлением зимы. Напиток не отдавал отчётливой горечью, как я ожидала, он был ласковым и молочным. И восхитительно вкусным. Я сделала пару небольших медленных глотков, ощущая себя отчего-то очень живой, стараясь дольше удержать кофейную терпкость на языке. Потом вдруг заметила, что Ланкмиллер краем глаза уже давно за мной наблюдает. Допила спокойно.
        - Одежду найдёшь на вешалке у кровати, - кивнул Кэри, собирая в кейс какие-то документы.
        Я скользнула за ширму, ни слова не говоря, но через пару мгновений выглянула обратно.
        - Всё… в порядке? Всего хватает? В смысле… там всё, что ты хотел мне дать? - Я старалась звучать вежливо, чтобы он даже по голосу не заметил моё негодование, но вместо этого вышло как-то потерянно и разбито.
        На вешалке у кровати висело тонкое летнее платье, светло-голубое, с узором из мелких полевых цветов, ткань его была приятная, но больше к нему ничего не прилагалось, и это очень смущало.
        - А чего ты ещё хочешь от меня получить? - с усмешкой отозвался мучитель, не отрываясь от своего занятия. Мне показалось, это был нехороший тон. Он точно знал, что это будет за разговор, может, даже представлял его у себя в голове. Иначе бы он так мерзко не ухмылялся. Я точно проиграла в его версии развития событий.
        Тоже мне сюрприз, ведь он не оставил мне и шанса.
        Я невольно вспыхнула, то ли от самого вопроса, то ли от тона, которым он был задан.
        - Нижнее бельё. Его не хватает.
        Мозгов у кого-то из нас не хватает.
        - Лифчик? - Ланкмиллер издевательски изогнул бровь. - Тебе и прятать-то туда нечего.
        Пришлось крепко сжать зубы: всё, что я могла воспроизвести в тот момент, - это поток нецензурной брани, угрожавший сделать моё положение ещё более шатким. Было бы не слишком-то умно.
        Когда-нибудь меня добьёт в этом доме какая-нибудь мелочь, вроде этой, так, что я кончусь.
        На фоне генриховских развлечений уже любые издевательства начинают казаться мелочью. Шевелить плечами, поднимать руки оказалось одурительно больно, как будто бы даже хуже, чем вчера. Поэтому, чтобы влезть в очень простое по своей сути платье, без всяких застёжек в труднодоступных местах, я убила несколько минут. И это было несколько минут мучений.
        - Кику, солнце, долго ты там? - проворковал Кэри по ту сторону ширмы. - Машина уже готова.
        Да у него, кажется, крупная беда в черепной коробке, раз одна только возможность просто унизить кого-то столь существенно поднимает ему настроение.
        Интересно, как там дела с самооценкой? Не стоило бы навестить психотерапевта? А то пока всё выглядит так, будто он самоутверждается о бывшую официантку бордель-кафе. Такие, как я, вообще в самом низу пищевой цепочки. Не лучшая кандидатура для самоутверждения, как ни крути. Я вышла к нему, зеркаля его похотливую усмешку своей мрачной, но всё равно не смогла избежать липких мурашек, которые скользнули вниз по лопаткам от его взгляда.
        Машина действительно уже была готова, тот чёрный джип, на котором я приехала в поместье Ланкмиллера в первый раз. Только без водителя. Кэри предложил мне первое сиденье рядом с ним, самостоятельно пристегнул. Машина плавно тронулась. От въезда в Витто было всего километров двадцать, которые мы проехали в молчании. Я сжимала коленки и сосредоточенно сопела. Ощущения были… непривычные. Утренние сумерки ещё не до конца развеялись, и машин на дороге почти не было. Я начала потихоньку подремывать, прислонившись виском к стеклу, проснулась уже почти у самой границы. Приоткрыла левый глаз и покосилась на мучителя исподтишка. У него не было этой милой привычки слушать радио в дороге: утренние новости, дурацкие песни… Вместо этого в салоне висела гнетущая тишина, которая действовала на нервы.
        - Мы будем жить в столице? - Я спросила, чтобы развеять тишину, не потому что мне очень хотелось поболтать о ерунде с мучителем, а потому что даже это было лучше его многозначительного молчания.
        - В пригороде. В столице слишком шумно.
        Ланкмиллер питает какую-то особую нежную любовь к пригородам, видимо.
        - Смотри, - он, не отнимая ладонь от руля, указал вперёд.
        Автомобильный поток стал плотнее, и мы мгновенно практически увязли в нём. Чуть вдалеке над дорогой виднелась внушительная арка, выкрашенная в цвета государственного флага, но кроме неё ничего нельзя было разобрать.
        - Кордоны?
        Мучитель кивнул.
        - Приготовь паспорт.
        Я полезла в карман и нащупала там шершавую прохладную корочку поддельного документа. Ланкмиллер расслабленно откинулся на спинку водительского кресла и спокойно наблюдал за дорогой в медленно двигающейся очереди из машин. Шель построил на границе целое военное укрепление. Это чтобы предотвратить отток людей, в основном беженцев-нелегалов, беглых рабов. Они всё равно каким-то образом умудрялись просачиваться по чуть-чуть, не все. Многих возвращали, кого-то убивали выстрелом в спину. Но в единичных случаях это всё же заканчивалось удачей, и многие ставили на кон жизнь, чтобы войти в число счастливчиков. Что-то мне подсказывало, что на той стороне границы всё выглядело гораздо менее угрожающе.
        Я достала свой паспорт и раскрыла его на странице с именем. У меня вообще был паспорт, хоть когда-нибудь, кроме этого? Не припоминаю. Интересно, где именно он отличается от подлинника? Ах да, в самом видном месте же. В графе «Имя». Я вывела пальцем «Розмари» поверх ненавистного «Кику», но на последней букве рука невольно замерла, так и не закончив слово. Кожа будто покрылась ледяной коркой. Собственное имя вдруг показалось мне безумно далёким и чужим.
        - Ты привыкнешь, - пожал плечами Ланкмиллер.
        Я вздрогнула от звука его голоса, как будто страдаю нервным расстройством. Он снова наблюдал за мной. Он снова, мать его… Шумно втянула воздух, но этого показалось мало, как будто я вдохнула густой и тёплый мазут, как будто я не вдохнула вовсе. Вдобавок к этим чудесным ощущениям закружилась голова и слегка потемнело в глазах. У меня аллергия на него. У меня реально, чёрт возьми, аллергия на него.
        - Кэри… - я тронула Ланкмиллера за плечо, - можешь опустить стекло? Немного.
        И заметила, как невольная судорога пробежала по пальцам от его имени.
        - Зачем это? - лениво спросил он, даже головы не повернув.
        - Сбежать собираюсь, знаешь?! Через окно! - Я от досады хлопнула по бардачку. - Мне нехорошо.
        - И что, ты рассчитываешь подышать освежающими выхлопными газами, которые сразу поправят ситуацию? - Лицо Ланкмиллера, кроме безучастной скуки, ничего не выражало, и это почему-то задевало меня довольно сильно.
        Мучитель направил на меня струи кондиционера и на этом успокоился. Стало немного лучше, трясучка чуть унялась.
        Мы без всяких проблем миновали границу Шеля, всех этих людей с автоматами, натасканных на человеческие запахи собак. Моего мучителя, очевидно, волновало кое-что другое. Впереди показался шлагбаум у въезда в Витто, и Кэри повернул ко мне голову.
        - Мне нужно напоминать тебе о том, что…
        - Я помню, - выпалила на выдохе, цепенея.
        Я помню, как твой начальник охраны чуть не забил меня до смерти, отчего я теперь даже вздохнуть не могу нормально. Я помню, как ты душил меня на полу своего кабинета, как угрожал подвалом. Я всё это прекрасно помню, и мне не нужно напоминать.
        - Хорошая девочка.
        У меня дыхание перехватило от этой фразы. Захотелось наклониться вперёд, обнять коленки и заорать. Этому помешал даже скорее пристёгнутый ремень безопасности, чем моя собственная сила воли.
        Пограничник долго вертел в руках поддельный паспорт, рассматривал под разными углами и на свет. В конце концов вернул обратно с абсолютно непроницаемым лицом, и шлагбаум перед нами открылся. Вот он, въезд в вольное государство, в котором я представляла лучшую из своих жизней, но никогда всерьёз на неё не надеялась. Кто бы мог подумать, что я попаду сюда вот так, в качестве наложницы.
        Вскоре начался город. Предместья, похожие на шелевские трущобы, облупленные стены, исписанные бранью, сточные канавы с комьями грязи.
        Здесь, очевидно, тоже было кому жаловаться на жизнь.
        - Сверкающая столица Анжи, - Кэри воспользовался моим смущением, чтобы поддеть. - Открыть тебе окно, чтоб почувствовала запах свободы?
        Я холодно усмехнулась. Анжи не был раем, просто лучший из миров. Странно со стороны Ланкмиллера предполагать, что я питаю по этому поводу излишне радужные иллюзии. Впрочем, неприглядные окраины вскоре плавно перетекли в главный город, сверкающий резким контрастом, обезоруживающий великолепием. Перед нами тянулись широкие светлые улицы, пустые ещё, и я не могла оторваться от окна, чтобы просто перевести дух. Золото совсем недавно взошедшего солнца нежными широкими линиями ложилось на стены домов, чуть дрожало на стёклах окон. Здесь откуда-то было невероятно много света. Он словно даже воздух собой вытеснил.
        - Приехали, - неожиданно сообщил Ланкмиллер, паркуясь под липой возле торгового центра. - В жилые районы с личным транспортом нельзя. Дальше пешком.
        Ишь ты, бодрый какой.
        Я мрачно съёжилась. Ещё далеко было до полудня, и от булыжников тротуара ещё поднималась ночная прохлада. Погодка была, как ни крути, не для летних платьев.
        - А что это снова у нас с лицом?
        - Холодно.
        А кто-то с утра отказал мне даже в нижнем белье.
        - Если ты замёрзнешь, только дай знать, мы тебя мигом согреем, - мерзко ухмыльнулся Ланкмиллер, всё больше подталкивая к мысли, что он выводит меня нарочно.
        Я не стала огрызаться с ним попусту, как ни крути, чем быстрее мы придём, тем быстрее окажемся в тепле. Пригород оказался более тихим и маленьким, уютные двухэтажные домики жались друг к другу, утопая в зелени. Это, видимо, элитная часть города, для избранных. Что-то вроде того района Шеля, где располагался фамильный особняк Ланкмиллера.
        Мучитель держал меня за запястье, пожалуй, даже излишне крепко. Так и подмывало спросить, неужто он так боится потерять свою прелесть. Но я могла нарваться за такие вопросы и потому рисковать не решалась.
        Мы шли мимо витрин маленьких магазинов и лавочек, половина из которых оставались закрытыми: книжные и антикварные лавки, товары для рукоделья, кофейни. У одной из них я вдруг остановилась как вкопанная. «Запах корицы». Я невольно закусила губу и оглянулась на Кэри. Это была его сеть, партнёрская. Кондитерская с лучшими пирожными в городе. По слухам, конечно же, попробовать ничего оттуда мне так никогда не доводилось.
        Витрина подсвечивалась неярким медовым светом, лампочками по краям, на покрытых вздымающимся шёлком полках стояли торты, пирожные, эклеры: шоколадные, бисквитные, щедро политые взбитыми сливками или просто глазурью.
        Рядом с бордель-кафе был один из их магазинчиков. Когда мне случалось ходить мимо, я всегда задерживала дыхание. Иначе восхитительный запах корицы и свежей выпечки острыми кольями застревал под самым сердцем. Я почти ненавидела его за это.
        Ланкмиллер, видимо, чтобы вывести меня из ступора, прибегнул к своему козырю. Я почувствовала, как его ладонь коснулась кожи чуть выше колена, правда, почти сразу же принялась подниматься выше, заставляя очень отчётливо вспомнить о том, что я в платье и что под ним нет ничего.
        Я принялась отпихиваться от мучителя локтями, сопровождая это злобным кошачьим шипением.
        - Ты что творишь, прекрати. Не… делай этого.
        Ладонь поднялась выше и скользнула к внутренней стороне бедра.
        - Ну хватит, хватит, всё, не нужно надо мной издеваться. Идём уже, холодно.
        - Как скажешь, - согласился Ланкмиллер, будто это не он только что устраивал мои пытки с таким дьявольским вдохновением.
        По поводу его дома в Витторизе я испытывала противоречивые чувства. Он был самым милым из тех, что мы вообще видели за сегодня: два этажа, красная двускатная крыша, балконы и окна с большими резными ставнями. Перед крыльцом на краю дорожки склонился фонарь, похожий на старинный, газовый, будто сошёл со страницы книжки со сказками. Изящные узорчатые перила и густо увитая плющом терраса на входе. Это тихое, уютное место угрожало стать моей тюрьмой. Здесь меня запрут с этим уродом, которому лишь отдалённо знакомо понятие человечности, который в неё играет, как будто он на сцене драного провинциального театра.
        Ланкмиллер первый этаж даже осматривать не стал, сказал, что он для прислуги и гостей и, кроме столовой, здесь буквально нет ничего интересного. На втором этаже располагался просторный рабочий кабинет, две спальни: одна большая, с огромной кроватью, ночниками по стенам, вторая маленькая совсем, только кровать, гардероб и большое окно с пыльным подоконником, выходившее во двор.
        - Ах, какая красота, - томно пропел Кэри, скользнув пальцем по перилам винтовой лестницы, - тишина и покой. Знаешь, что? Иди-ка в спальню и подожди меня там.
        Пользуясь предложением остаться в одиночестве хотя бы на время, я скользнула в просторную комнату, притворив за собой дверь. Это место можно было даже назвать уютным: светлый лёгкий тюль, словно из взбитых сливок, свисал до самого пола, с левой стороны к окну было придвинуто глубокое кресло с чуть потёртым правым подлокотником. Оставленный на нём плед с густой пушистой бахромой всему интерьеру придавал какой-то чуть сиротливый вид. Я мельком осмотрелась, не теряя надежды на лучшее, но окончилось это разочарованием, потому что нижнее бельё по-прежнему нигде не обнаружилось. Вот прикарманю его семейники, будет знать. Он вообще носит семейники?
        Ланкмиллер, словно в ответ на мои мысли о нём, появился в дверях большой спальни и кивком указал на кровать.
        Я отвлеклась от занимательного изучения вида из окна и перековыляла в указанное место, присела, свесив ноги, и выжидательно уставилась на хозяина. Тот встретил этот взгляд с титаническим равнодушием, у него было не очень приятное лицо, кислая какая-то мина, как будто ему сейчас нечто неприятное предстоит. Он наклонился, выудил из-под кровати что-то определённо тяжёлое и противно бряцающее, я едва только потянулась посмотреть, как цепь сомкнулась на моей голени.
        - Кэри, что ты сделал? - прошептала я, потому что едва ли меня хватило бы на большее. Он знал, что его ответ ни к чему. Я прекрасно видела, что он сделал.
        - Без истерик, - неприязненно морщась, предупредил мучитель. - Она достаточно длинная, не будет мешать передвижению по комнате. Уборная там, тоже достанешь, - он указал на неприметную белую дверь в углу, выпрямился и в упор на меня взглянул.
        - Ты… не видишь во мне человека, да?
        - Поверь, это для твоего же блага. Сниму, если научишься вести себя хорошо. - Он потянулся, чтобы потрепать меня по щеке, но я увернулась от этой ласки. - Ну и кто это тут заливал, что никогда не плачет?
        Напрасная попытка разрядить атмосферу.
        - Не дождёшься, - ресницы пришлось опустить. - Я… Меня, блин, от ненависти трясёт.
        - Ясно, - он таким голосом это сказал уставшим, будто это я тут замотала его вконец своими выкрутасами.
        - Сажать на цепь - и для моего же блага? Спасибо большое тебе, хозяин, - глухо проворчала я ему вслед, в дверь, захлопнувшуюся у него за спиной.
        Как у тебя совести хватает строить из себя обиженку после такого, прикрывая свои гнусные фетиши заботой. Позорник. Я поднялась с кровати и поплелась обратно к окну. Скоро возненавижу все постели в мире за одну только ассоциацию. Если научусь вести себя хорошо, он цепь быстрее снимет - он так сказал? Интересно, что в его понятии означает это самое «хорошо». Можно подумать, я бунтую тут с утра до ночи.
        Цепь бряцала от каждого моего движения, она даже не притворялась чем-то приличным или кокетливым, вроде тех ошейников, купленных им в секс-шопе. Ржавые болты и неприятно холодящий кожу металл, она была чем-то из мира пыток и пугала одним своим наличием. И тем, как это было унизительно, и тем, что мучитель мог достать из этого мира что угодно ещё. Что-то, что будет намного хуже. Я сжала голову руками, еле удерживаясь, чтобы не взвыть.
        День тянулся медленно, солнце перемещалось по комнате, переползая с одной стены на другую, бликами отражаясь от циферблата круглых настенных часов. Лежать ничком на кровати и при этом ещё как-то умудряться грызть ногти - занятие слишком-то не привлекательное. Альтернативы, впрочем, особо не было. Я уже облазила все ящики в комнате - и все оказались пустыми, кроме, наверное, тех, что заперты. Чуть не сорвала тут самый кружевной накрахмаленный тюль и почти поскользнулась в ванной. План был перевыполнен.
        Ланкмиллер какое-то время вроде бы как работал в кабинете по соседству, потом, наверное, отъехал по делам. Внизу слышались голоса его охраны, кто-то даже занёс мне поднос с едой, но я не успела рассмотреть, потому что исчез этот загадочный благодетель так же быстро, как и появился. Я вяло поковыряла овсяную кашу с сухофруктами, потом на какое-то время даже вырубилась, а когда проснулась, комнату затягивало в сумерки, песчаную сепию. Тишина стояла такая потусторонняя, что я на секунду испугалась, не склеила ли случаем ласты в этом мучительном одиночестве. Боль в рёбрах красноречиво намекнула, что нет.
        Входная дверь хлопнула, и на лестнице послышались шаги. Когда Ланкмиллер наконец заявился в комнату, я сделала вид, что не замечаю его, хотя испытала странное облегчение. После нескольких часов бездельного одиночества даже его общество показалось чем-то вроде… неплохого варианта?
        - Я в расцвете лет заработаю себе ревматизм, - Ланкмиллер с размаху упал на кровать, - или нервный тик.
        Ну, мой хороший, у тебя и так большие беды с головой, ты уже много чего себе заработал.
        Я осторожно выползла из-под его руки. Когда задыхаешься, игнорировать сложно. Это не помогло. Кэри на ощупь нашарил мой локоть и дёрнул за него, заставляя повалиться обратно.
        - Так… а в чём дело-то? - пробубнила я в воротник ланкмиллерской рубашки. Если буду отползать, руку вывернет.
        От чего вообще бывает ревматизм?
        - Кику, всё это сложно. Мне нельзя отравиться и выпасть из рабочего процесса. Всего день, а уже такие завалы работы, что хоть вешайся. Я либо за монитором, либо за рулём - спину ломит просто нечеловечески, - почти что простонал Кэри, ероша волосы. - Целый день то суды, то партнёры, то ещё кто…
        Я прикинула у себя в голове и тихонько хрюкнула. Ну, это, конечно, куда более напряжённо, чем весь восемнадцатичасовой рабочий день носиться между столиками пьяных похотливых мужиков, разнося их заказы, с перерывом на обед в пятнадцать минут. Я даже немного сочувствую.
        - Ну… я могу сделать тебе массаж. Если хочешь. - Он вроде говорил что-то там про инициативу. Может, он её имел в виду под хорошим поведением, за которое можно не сидеть на цепи, как горбатая псина. Стоит попробовать. Стоит попробовать выкрутиться хоть как-то.
        Кэри удивленно приподнял брови, выворачиваясь так, чтоб было видно моё лицо. Он изучал его несколько секунд.
        - А ты у нас и это умеешь, что ли? - лениво протянул он, приподнимаясь на локтях.
        - Угу. У меня диплом педиатра и сильные нежные руки, - пробухтела я, делая скучное лицо, но поспешила смягчиться прежде, чем огребу за свой хреновый сарказм. - Просто… тут вроде как больше нет конкурентов. Все твои нимфы остались в Шеле. Мог бы и не выпендриваться лишний раз…
        - Резонно, - усмехнулся Кэри, снисходительно отнёсшись к моему ворчанию. - Только разденься, прежде чем начнёшь.
        Я, кажется, поперхнулась. Не иначе, он воображает это таким уж для меня большим удовольствием, что я и к стриптизу ради него готова. Готова, чего уж. Только стриптиза не получилось, лёгкое платье в одну секунду почти без шелеста свалилось к ногам, я замялась немного, потом снова опустилась на кровать, позади принявшего сидячее положение Ланкмиллера. Может, это его практика с нижним бельем так действовала, или дело скорой привычки к трудностям - смущения я почти не чувствовала. Нарочито не спеша помогла ему снять пиджак. Он не торопил - некуда было торопиться. Закончиться всё это должно было постелью, я это понимала, а Ланкмиллер даже сомнений не допускал.
        О, так у него подтяжки сегодня. Как мило. Не люблю ремни. Не люблю звук расстегивающегося ремня ещё с детства, из скудных клочочков воспоминаний о том, как отец меня иногда за шалости любовно поддавал под задницу.
        Я спустила их и принялась одну за одной расстегивать пуговицы сорочки. У него запонки с золотым драконом. Это фамильный символ? Вроде того, что я видела на гербе в поместье. Чуть приподнялась на коленях, прижавшись к его спине, пытаясь достать до нижних пуговиц. Они поддавались на удивление легко, так, как будто у меня почти не дрожали пальцы.
        Кэри снял рубашку и отложил рядом на кровать, я в очередной раз замялась, разглядывая его обнажённые плечи. Начинать так сразу было неловко, вообще касаться его было неловко. Я аккуратно, в целях разведывания обстановки, провела пальцем по коже, едва касаясь. Была так близко, что чувствовала его запах, строгий мужской парфюм.
        - Ну хватит нежничать, покажи темперамент, Кику, - хохотнул Кэри то ли с издёвкой, то ли…
        - Какой там из меня темперамент…
        - Не прикидывайся, - он властно преклонил мою голову к своему плечу, - скромность тебя не красит.
        Я от злости сильно в него вцепилась и, видать, попала куда-то в нерв, потому что Кэри тут же зажмурился и зашипел.
        - Извини, - буркнула я, - выпусти, неудобно.
        Зачесались руки ещё куда-нибудь ему там нажать, но я для отрезвления больно прикусила себе щёку изнутри. Положила ладони ему на плечи и старательно, не спеша принялась за дело.
        Ланкмиллер молчал. Я сидела сзади него, поэтому, ему, может, удобно было откинуть голову на моё плечо, глаза он закрыл и, кажется, расслабился в моих руках. А если я ему сейчас нож какой-нибудь под рёбра всажу?
        Эх, был бы - всадила.
        Заканчивать не хотелось, после этого непременно последует неловкая пауза, а после неловкой паузы секс. Но руки уже болят.
        - Тебе… как? Лучше? - Мне ужасно не нравилась новая привычка спотыкаться полуслове, но ситуация очень мешала соображать, путала мысли.
        Мучитель ничего не ответил и даже на меня не взглянул. Кажется, он вообще настолько абстрагировался от реальности, что не особо хотел возвращаться обратно. Я потёрлась о его щёку, обиженно пыхтя. Не отзовётся - сейчас встану и уйду. О да, далеко я уйду с цепью-то на ноге.
        - Кэри! - снова требовательно боднула в щёку.
        Пальцы соскользнули с его плеч вниз по груди и животу. Здорово, я его трогаю, и мне хватает на это смелости. Если подумать, я ещё никого не касалась так. В своей прошлой жизни мне некому было делать приятно, и никто не делал этого со мной. Я неровно выдохнула, чувствуя, как в запястья приходит дрожь. Секс с Кэри определённо не был худшей частью моего нынешнего положения, хотя временами я боялась близости с ним. В моей голове Ланкмиллер жил монстром с чешуёй вместо кожи, и поэтому ощущать ладонью обычное человеческое тепло было так странно.
        Краешком сознания скользнула шкодливая мысль - а если ему тоже засос оставить? Хотя нет, вряд ли такое сойдёт мне с рук. Я осторожно поцеловала его в ключицу, потом, облизывая губы, случайно задела её языком. Перешла на шею. Я ничего этого не умею. Странно, что ему до сих пор не смешно ещё от моей старательности. Кэри неожиданно вдруг отстранил меня за плечи.
        - Ну нет, только не в губы, - нахмурился он.
        - Почему? А… Ах да, - перед глазами яркими вспышками пронеслись одна за другой сцены из прежней жизни, из «Шоколада». Наверняка, Ланкмиллер в силах примерно представить, как это было. То, что это осталось в прошлом, совсем не значит, что этого не было вообще. Он хорошо это понимает. Мне стало мерзко от себя самой, и я сделала попытку тихонько отползти от мучителя, но он взял меня за подбородок, сжимая щёки так, что стало больно.
        - И что, это всё?
        - Не знаю, чего ты ещё от меня ждёшь, - голос ослаб.
        Неосознанно сжимаясь, я опустила взгляд, чем вызвала ланкмиллерское:
        - Посмотри мне в глаза, милая. Почему ты такая зажатая у меня, скажи? - Эта сахарная ласка в голосе совсем не обещала его снисходительности. Как раз напротив, тут стоило испугаться.
        Наверное, выражение моего лица было очень смешное, но Ланкмиллер ни разу не улыбнулся. Я несколько раз пыталась честно поднять глаза, но через секунду опускала снова. У Кэри был неприятный тяжёлый взгляд, как будто он в чём-то меня обвиняет. Но он на всех так смотрит, кажется. Я просто не могу к этому привыкнуть. Глаза начало щипать. Я инстинктивно отстранялась от него, но издеватель только выше задирал мой подбородок. Он закончил эту пытку, когда казалось, что почти что прожёг во мне дыру. С изучения глаз перешёл на шею. Я слабая, оказывается. Отвратительно.
        Кончики его пальцев очертили линии вен, проступавшие под кожей, коснулись ямочки меж ключиц. Я почти даже расслабилась, но Ланкмиллер неожиданно схватил меня за горло, почти перекрывая дыхание. Кажется, он не совсем осведомлён о том, от каких махинаций человек может умереть, а от каких ещё не очень.
        Запрокинув голову, даже можно было дышать, но чёрные точки перед глазами мне решительно не нравились. Ну давай, задуши меня, и покончим с этим. Но Кэри медленно отнял руку, изучая оставшиеся на коже следы.
        - Восхитительно, - выдохнул он. - Тебе подойдёт ошейник.
        А тебе топор в голове.
        - Теперь ещё и ошейник? Ланкмиллер, ты издеваешься, - тоскливо простонала я.
        - Хозяин, - настойчиво поправил Кэри, отвлекаясь на шкаф со своими игрушками. Мне туда даже смотреть не хотелось, но, едва взгляд упал на ошейник, я даже пожалела краешком сознания, что мучитель меня всё-таки не задушил, как цыплёнка.
        Этот был почти как тот самый. Тот, который Кэри заставил меня самостоятельно выбрать. Я ткнула тогда в первый попавшийся, но сейчас бы узнала его сразу. Широкий, кожаный, почти что без излишеств. К нему ещё толстый чёрный шнур привязан был.
        От холодного прикосновения к шее я вздрогнула.
        - Хозяин? - Я поймала себя на том, что слежу за его руками, ожидая пощёчины. Как будто у меня получилось бы увернуться.
        - Хорошо, - одобрительный тон, кивок. По нижней губе скользнул его большой палец. - В постели только хозяин. За ошибки расплачиваться придётся дорого. Уяснила? - Ланкмиллер подкрепил свои слова щелчком ошейника.
        - Уяснила, - совсем глухо выдавила я.
        Мучитель удовлетворённо усмехнулся, дёргая меня к себе. Я вздрогнула от прикосновения к обнажённой коже - его ладонь легла на рёбра и медленно спустилась к животу. Знала, что он ждёт от меня инициативы, отклика на то, что он со мной делает, но всё, что осталось от моей храбрости и самовнушения, Ланкмиллер сам уничтожил этим ошейником и своими грёбаными гляделками, и сейчас я прикладывала усилия, просто чтобы оставаться на месте, не отстраняясь от его рук. Хотя дёрнись я, он, наверное, не заметил бы. Он был намного больше меня и намного сильнее. Почему так? Он вроде бы и не слишком жёстко со мной. Почему меня так выводит из равновесия его близость?
        Кэри заметил, что кроме частого прерывистого дыхания, походившего куда больше на всхлипы, я больше не подаю особо признаков жизни. Меня, аккуратно подхватив под поясницу, уложили на подушки.
        - Не бойся меня, - успокаивающе, в этот раз по-настоящему ласково прошептал мне на ухо. - Сейчас я не сделаю тебе больно.
        Я слабо усмехнулась краешком губ. Смелое обещание, хозяин. Особенно учитывая то, что ты делаешь мне больно уже одним своим присутствием.
        Он поцеловал кожу на шее, как раз под ошейником, и у меня перехватило дыхание. Я не сразу уловила то, как меняется отклик моего тела от его шёпота, от исходившего тепла. Оно доверяло ему, гораздо больше, чем моя сознательная часть, и это пугало, но разум слабел с жаром каждого прикосновения. Какая-то часть меня знала, что он не соврал, что пыток сегодня и правда больше не будет. Он стиснул вместе мои запястья, вжимая их в подушку над головой, вторая ладонь медленно скользнула по животу, вздымающемуся в такт с дыханием, и остановилась в самом низу.
        - Тише, Кику, - выдохнули в самое ухо, - расслабься.
        Я взглянула на него влажными растерянными глазами. Ты подчинил меня своей воле, ты снял все мои щиты - и, надеюсь, ради чего-то стоящего.
        9. Три способа исчезнуть
        Утро наступило на меня. Я не просыпалась, скорее, медленно приходила в себя, бездумно пялясь в потолок и прикидывая, какие части тела ломит больше. Я определённо не привыкла к таким активным упражнениям на гибкость. Ланкмиллер, оказывается, обожает эксперименты.
        Чёрт, что мы вытворяли ночью… Быть может, для Кэри это обычное дело, а вот во мне просыпался целый фонтан эмоций от одних только воспоминаний. Жгучий стыд, чувство вины и отвращение к самой себе, все они проистекали из одного. Из странного тягучего чувства, которое упорно не укладывалось у меня в голове.
        Мне всё ещё не нравился Ланкмиллер, у меня буквально живот скручивало от одной только его рожи. Но мне нравилось… с ним трахаться? Ощущать приятную тяжесть на бёдрах, его руки, вдавливающие в простыни мои запястья, чужое дыхание на щеке. Всё это словно плавило мне мозг, подчиняло волю и забирало себе контроль.
        Это чувство появилось ещё тогда, в душе, но в этот раз оно было… отчетливее. Может, со мной что-то не так. Может, я просто конченая. Но, как верно заметила Николь, он может быть сногсшибательным, если захочет.
        Господи, какой глубокий анализ собственной тупизны, которая явно того не стоит.
        Я издала булькающий страдальческий звук, натягивая одеяло повыше, чтобы закрыться от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза. Судя по свету, было уже где-то около полудня.
        Хорошо хоть, день не пасмурный, а то кукуха и так уже критически близка к полёту. Хотя почему нет, пусть в психлечебницах тоже сажают на цепь, так хоть не насилуют. М-да, Ланкмиллер бы сейчас злорадно заметил, что я была не очень-то и против.
        - Доброе утро, - довольным голосом пожелали со стороны окна. - Как настроение?
        Я с мученическим стоном села в кровати. Кэри обретался на широком подоконнике с чашкой кофе.
        - Поясница, - проскулила я. Засранец, если кому и надо делать массаж, так это мне… На бёдрах остались от его пальцев красноречивые синяки. - Хозяин не подскажет, случаем, где одежда?
        Ланкмиллер отставил чашку.
        - Ходи без одежды. Кроме меня, всё равно смотреть некому.
        «Тебя одного достаточно», - чуть было злобно не огрызнулась я, но оборвала себя ещё на вдохе.
        - Как чувствуешь себя? - он приподнялся с подоконника и потрепал меня по волосам, и без того дыбом стоящим.
        - Как будто меня жёстко отымели, - без тени промедления мрачно сообщила я, и лишь секундой позже дошло, что мой свежий утренний сарказм совсем не далёк от правды. - У меня всё тело болит. Спина не восстановилась ещё после невероятных приключений с Генрихом. Мне кажется, пару рёбер он мне всё-таки сломал. - Я угрюмо уставилась на мучителя, натягивая на своё девственное в прошлом тело мягкую простыню, чтоб уж совсем не развратничать. - Чёрт, Ланкмиллер, капец ты буйный, сколько раз ты успел кончить? - Откинула в сторону подвернувшийся под руку вибратор.
        - Мм-м… А ты? - вяло протянул он, разглядывая дно своей кофейной чашки.
        А Кэри знает, как вогнать в краску одним вопросом. Хотя дело тут, кажется, не в вопросах. Насладиться плодами своих моральных издевательств Ланкмиллеру не дали: в его кармане странную мелодию заиграл телефон.
        - Да? - Опять чуть ли не «Да, зайчик». Такое нежное и многозначительное «да». - Нет, всё уже в порядке. Я сейчас в Витто. Да, думаю, что надолго. Не один, - Ланкмиллер даже брови приподнял, смерив меня многозначительным взглядом.
        Пришлось прислушиваться.
        - «Шиффбау» опять хочет у тебя крупный заказ утянуть, - обеспокоенно сообщили с той стороны провода, - если так пойдёт и дальше, фирма придёт в упадок. Может, кто-то есть в твоей компании, кто сливает им всю информацию?
        - Да, я уже планировал сегодня к ним наведаться. Думаю всё исправить.
        - Знаешь, я через несколько дней тоже в Анжи заглянуть намереваюсь, - каким-то намекающе-хитрецким тоном пробасили вдруг из трубки.
        - Правда? - Ланкмиллер сразу же оживился. - Может, тогда заедешь? А то без тебя как-то совсем уныло.
        - Заеду, не переживай. И будь там начеку.
        - Да это прям ванильный боевик какой-то. Или мелодрама… - прокомментировала я, обнаружив всё-таки своё платье где-то на полу, безнадёжно смятое. Поспешно натянула его.
        Мучитель убрал телефон в карман и вновь перевёл на меня взгляд, на этот раз настороженный - он видел, что я грела уши. Пару секунд длилась внутренняя борьба, которая увенчалась оглушительным поражением сил разума.
        - Умоляю, не бей за то, что я сейчас спрошу. - Заёрзала на кровати, кусая губы и подбирая слова. - У тебя с этим… бизнес-партнёром… какого рода отношения?
        Кэри просто так нежно с ним, будто там большая платоническая любовь. Я не слышала у него этих интонаций в других беседах, ни с кем больше.
        - Какое твое дело? - вяло отмахнулся Ланкмиллер.
        - Постой, ты серьёзно? Ты всё-таки… - Я даже с кровати вскочила, правда, не рассчитав силы и длину запутавшейся где-то цепи, упала обратно. - Ты спишь с мужиками! - провозгласила уже в положении лёжа, воздевая руки к потолку.
        Это было… неожиданным открытием.
        - А похоже? - Кэри вдруг низко склонился надо мной, придавливая запястья к покрывалу.
        - Знаешь, вообще-то… не очень. Учитывая то, что ты вытворял со мной ночью, я бы, пожалуй, назвала это твоим… маленьким увлечением. Не основная специализация, а так, баловство.
        - Уже значительно ближе к правде, - удовлетворённо кивнул хозяин, усаживаясь сверху.
        Попытки выползти из-под него по-тихому не окончились успехом, поэтому я попросту вжалась в простынь под его тяжёлым внимательным взглядом.
        - Ланкмиллер…
        Договорить он мне не дал, мягко опустив кончики пальцев на губы.
        Медлил, да притом ещё и нарочно. Прошлой ночью он такой неторопливостью совсем не отличался.
        Дышалось мне плохо, я даже не могла понять, почему.
        - М-да, быстро спесь вышла… - с кривой усмешкой резюмировал Кэри. - Что, пробуешь на вкус, каково это, когда твоя жизнь принадлежит другому и ты не в силах сделать с этим ничего? Непривычно, да? Обожаю это выражение лица.
        И сущую ненависть на нём - тоже?
        Что-то он быстро забыл, что он, в общем-то, не первый мой хозяин, что до него был Чейс и что он тоже был непредсказуем, как чёрт, и совсем не отличался выдающейся добротой.
        Воздух в комнате был словно дрожащий от напряжения.
        - Слезь с меня, Кэри, - я дёрнула бедрами, - дышать нечем…
        - Нечем? - брови мучителя взлетели вверх. - Я вроде у тебя не на груди сижу. И вообще, за неё не принимался.
        - Ну этого ещё не хватало. Может, пошутишь по поводу её размера ещё раз? Вдруг до меня не дошло, - я мрачно хохотнула.
        Ланкмиллер ответил сахарной улыбкой, от которой меня мгновенно проморозило до костей.
        Он пока что не делал ничего такого непотребного. Но в том, что он делал, сквозило столько всеобъемлющей власти и похоти, что делалось не по себе. Всего лишь по щеке гладил, вроде бы и ласково даже. Но мне хотелось сбежать гораздо сильнее, чем вчера вечером. На мне сейчас не было ошейника, но я всё равно ощущала его очень отчётливо. То, как холодит загривок металлическая застёжка. То, как он сжимается на шее, душит, и от этого всё перед глазами расплывается неровными красными пятнами.
        Кэри вдруг резко подался вперёд, так что его губы оказались напротив моих. Он обдавал их своим горячим дыханием, привнося в мой маленький безрадостный мир очень много смятения. Я стиснула в кулаке нагретую солнцем простынь.
        Поцелует сейчас?
        Ланкмиллер в секунду опустился ниже и оставил на шее моей крайне качественный засос, прикусил зубами так, что я даже поморщилась от боли.
        Ах да, он же не особо жалует поцелуи в губы со мной. Точно.
        Кэри облизнулся и как ни в чём не бывало слез наконец с меня.
        Я задушила облегчённый вздох в подушке и вскочила сразу же, чтобы вновь не оказаться в уязвимом положении. Вскочила, запнулась о собственную цепь и рухнула на Ланкмиллера.
        Сам он едва ли пошатнулся от этого, но сразу же, пользуясь моментом, недвусмысленно прижал к себе. Мне очень многого стоило не выругаться ему в рубашку.
        - Бесит это платье, - я хаотично дернула за лямку, отвлекая его и своё внимание, - постоянно с плеч сползает.
        - У тебя красивые плечи. Нежные, - сказал вдруг Кэри с неожиданной теплотой, выпуская из своих объятий, и я застыла.
        - Есть ли ещё что-то… что тебе во мне нравится? - Голос вышел странный, абсолютно неживой и будто вообще не принадлежащий мне. Впрочем, кажется, мы оба сказали то, чего не хотели.
        - Почему ты смотришь на меня так, будто тебя ударили? Слушай, золотце… Готовить умеешь? - Кэри с головокружительной скоростью сменил тему, будто ему и самому вдруг стало от этого некомфортно.
        - Не особо, - вздохнула я, вновь безжизненно повалившись на кровать.
        - Готовить не умеешь, трахаться пока что - тоже. Чем ты только занималась в своём бордель-кафе? - он так спросил, будто сварливая маманя.
        - Еду разносила, ты интересовался уже. У кого из нас двоих тут проблемы с памятью?
        - Жаль… придётся опять приглашать прислугу, - он прошёлся по комнате, словно собираясь с мыслями, потом снова обернулся ко мне. - Хочу сегодня отвезти тебя к доктору, проверить, вдруг Генрих и правда что-то там повредил ненароком, уж больно вид у тебя нездоровый. - Он опустился на колено возле кровати и принялся возиться с замком на моих оковах. У меня аж сердце затрепетало от ожидания, что меня освободят.
        Ланкмиллер велел следовать за собой в столовую. Спустившись вслед за ним по лестнице, я обнаружила, что первый этаж до самого потолка затопило солнечным светом. Окна здесь были больше, и почти каждой стены, каждой доски в паркете коснулось солнце.
        Служанок видно не было, но кто-то, очевидно, здесь уже похозяйничал: у входа стоял привезённый нами чемодан, и уже на подступах к кухне витал абсолютно сногсшибательный запах еды. Неужели это… всё его рук дело? Будет очень забавно, если да.
        На столе обнаружились две тарелки: яичница с беконом и овощами, поджаренные тосты.
        Кэри смотрел на эту картину две секунды в задумчивости, потом спустил вторую тарелку вниз, пояснив это сухим, острым, как нож:
        - Кику ест на полу.
        Я так и не смогла выдавить из себя ничего, кроме несуразного:
        - Я не голодная.
        Это было ложью, я на деле с ума сходила от голода, но эта его выходка будто вообще отрезала мне все человеческие чувства.
        - Когда надумаешь, остынет, - мучитель равнодушно пожал плечами. Он будто не понимал, что делает со мной, хотя это, очевидно, было частью плана.
        - Вряд ли я надумаю.
        - Что ж, заставлять не буду. В таком случае иди собираться. Вещи увидишь в холле.
        Он так спокойно среагировал, потому что планировал проучить меня голодом - это прекрасно читалось у него на лице. Как мало он знает о том, что в Шоколаде нас по этой части мучили гораздо активнее. Чейс просто забывал списать еду для обслуги, и приходилось ходить голодным по два, по три дня, всю смену на ногах. Голодом меня не испугаешь. Приятного мало, конечно, но я хотя бы знаю, что могу его пережить. Первые несколько дней.
        - Какой же ты всё-таки урод, - не сдержавшись, выпалила я уже в самых дверях столовой. - Жаль, что не сдох так же, как твой отец. На хрен вообще вести человеческую жизнь, если в тебе ничего человеческого нет.
        Мне ещё несколько минут понадобилось, чтобы просто продышаться в коридоре, собраться с мыслями, напомнить себе, что я всё ещё человек и все ещё вроде как живой. Почему всегда, всякий раз, как мне кажется, что с Ланкмиллером можно ужиться, он начинает делать… это.
        Я втащила чемодан наверх, нарочно громко ударяя колёсиками о каждую попавшуюся ступеньку.
        Вопреки стараниям мучителя запрятать все нормальные вещи дальше, чем в самую задницу, мне всё-таки удалось после стараний и страданий обнаружить женское нижнее белье. Моё, судя по размеру. И одежду нормальную, к счастью, - тоже. Я выудила с самого дна тонкие плетёные босоножки, повертела в руках и неуверенно опустила на пол. Они выглядели как что-то… милое? Что-то, что дарят нормальным девушкам. Я переоделась в чистое, худо-бедно привела себя в порядок перед зеркалом в ванной. Уже спускаясь, обнаружила, что мучитель стоит в дверном проеме, снова уткнувшись носом в свой телефон. Ясно теперь, что там у него за дела.
        - Если ты меня ждёшь, то я всё.
        Ланкмиллер смерил меня пронизывающим взглядом и обернулся спиной. И хорошо, потому что я не смогла сдержаться и скорчила весьма кислую рожу в ответ на это демонстративное молчание. Какие мы ранимые, чёрт возьми.
        Весь путь до машины он тащил меня за руку, не очень-то обходительно, больно стискивая запястье.
        Молча открыл дверь переднего пассажирского сиденья, сам меня пристегнул, умудряясь при том всё так же демонстративно игнорировать. Сел за руль, мотор завёл, на дорогу выехал - всё совершенно молча. Не говоря ни слова. И это было какое-то… виртуозное молчание. Оно душило тебя, словно скисшая половая тряпка, дым десяти сигарет в маленькой курилке после двух ночи.
        - Слушай… - под нос пробурчала я, лбом прижавшись к стеклу; не выдержала, - тебя это сильно задело?
        - Нет, что ты, - ни тени эмоций в голосе. О-о-о, похоже, меня ждёт очередная незабываемая БДСМ-сессия от Генриха. Интересно, что случится раньше: я научусь держать язык за зубами или они тупо прикончат меня?
        - Ну конечно, да, - вспыхнула я. - Мне-то нормально с пола поесть, чего я возмущаюсь, правда? Как будто из нас двоих только тебе можно сделать больно.
        Он бросил на меня короткий и острый взгляд, я уже успела отвернуться, но от этого всё равно словно полоснуло лезвием и мгновенно бросило в пот. Я судорожно стиснула подол своего ситцевого платья, но с удивлением обнаружила, что снова могу дышать. На губах Ланкмиллера появилось какое-то подобие усмешки. Как будто моё признание в боли его удовлетворило. Как будто он только его и ждал. Он ведёт себя так, словно хочет всё во мне подчинить: мои слова, мои привязанности, мою ненависть, даже мой воздух. Показать, что дирижирует каждой стрункой моей жизни. Того, во что она превратилась.
        Машина затормозила на парковке, и на этом цепь сумбурных безрадостных размышлений прервалась. Я выглянула в окно на здание с вытянутыми окнами и стеклянными переходами меж корпусами. Серый. Зачем они всегда выбирают серый для мест, где и так не происходит ничего радостного? Медкабинет для персонала в бордель-кафе тоже был серым, снаружи и изнутри. И медсестра, которая там работала, лечила по уникальной методике: криком на ультразвуке. Поэтому к ней по возможности старались не попадать, даже если разваливались на части. До сих пор помню эту жуткую лампу в её кабинете, мигающую и покрытую внушительным слоем пыли.
        Здание медицинского центра было практически безукоризненным снаружи и изнутри; идеально чистый, ярко освещённый холл. Всё равно едва уловимо ощущался этот страшный тяжёлый запах, которого никогда не будет в хорошем месте. Кэри парой фраз объяснился у приёмной стойки, потом был коридор, лифт, снова коридор, табличка у двери с номером восемнадцать, на которой я даже не успела прочитать имя, прежде чем меня туда втолкнули.
        Здесь как будто было намного тише, чем в коридоре, хотя коридор был пуст, и единственный шум там, за границей этой комнаты, издавали наши шаги. И мы попали в замкнутый контур иной реальности, которая мало была похожа на кабинет врача. Светлый, чисто прибранный, небольшой. У одной стены книжный шкаф, напротив, ближе к окну, - стол с аккуратно разложенными стопочками бумаг, и рядом кресло для посетителей, в котором спокойно можно было бы полулежать. Какая-то пугающая конструкция. Интересно, на кой она чёрт.
        Я съёжилась и с трудом выдавила «здрастье» приятному мужчине средних лет, в очках, сидевшему за столом. Он был спокойным и неторопливым, и время вокруг него текло так же: спокойно и неторопливо, словно море в безветренные дни.
        - Давно не виделись, - с усмешкой поприветствовал Кэри, облокачиваясь на стену.
        - Ты же знаешь, - доктор даже поднялся из-за стола, - мои двери всегда для тебя открыты. Однако в Анжи с наложницами нельзя, - он сопроводил эти слова едва заметной хитрой полуулыбкой, по которой сразу стало понятно, что всерьёз журить Ланкмиллера никто не собирается.
        - Ничего-то от тебя не скрыть, - Ланкмиллер бесстыдно пожал плечами.
        Доктор подозвал к себе уверенным отеческим жестом, но я словно вросла в пол, слишком усердно притворяясь, что меня здесь нет, так что мучителю пришлось меня основательно подтолкнуть в спину, чтобы придать нужный импульс. Я неуверенно приблизилась, ступая по ковру, который скрадывал звук шагов. Давно ли в больницах есть ковры?
        - Ричард Фолиан, - приветливо представился доктор. - Так и что же тебя привело, ребёнок? - поинтересовался будничным тоном, жестом указывая на кресло.
        Я села и прямо-таки утонула в нём, безвозвратно соскользнув с края в самую глубину. Вид на ровный бежевый потолок открывался просто чудесный. Сразу захотелось спать.
        - Генрих немного перестарался, - пояснил за меня Ланкмиллер.
        - Ох уж мне этот Генрих, - доктор Фолиан ответил таким тоном, что сразу стало очевидно: это не в первый раз. - Ладно, я сейчас проведу осмотр, а ты подожди за дверью. Это не должно занять много времени. - Как тебя зовут? - Ричард, добродушно и по-простому улыбаясь, придвинулся ко мне. Но взгляд у него был не хуже ланкмиллерского: цепкий и насквозь пронизывающий, видящий гораздо больше, чем тебе хотелось бы.
        На беду, доктор спросил это, когда Кэри ещё не до конца закрыл за собой дверь, мучитель так и старался стоять на пороге, глядя на меня выразительно и внимательно.
        - Р… - Я кашлянула, подавившись воздухом, и, упрямо хмурясь, еле выдавила из себя: - Кику.
        Ланкмиллер с удовлетворённой рожей вышел, и доктор снова обратился ко мне:
        - Готова приступить?
        - Угу.
        - Сколько тебе полных лет?
        - Около семнадцати, - взгляд рассеянно скользнул по полу и наткнулся на докторские ботинки. Новенькая матовая кожа, приятный цвет молочного шоколада.
        - Около?
        Он мог бы не заметить того, как я напряглась от его вопроса. Мог бы сделать вид, что не заметил.
        - Точнее лучше спросить у Кэри, у него мои документы.
        - Не знаешь, сколько тебе лет?
        - Я… так вышло, что я забыла часть своей жизни, и в итоге всё… запуталось. Это так важно?
        - Какой, на твой взгляд, промежуток времени исчез у тебя из памяти? - Ричард тем не менее и бровью не повёл, словно я свой вопрос и не задавала.
        - Понятия не имею. - Странное дело, от него нечем было защититься. От этих глаз, от ровного и спокойного голоса. - Несколько лет, наверное? Какое это имеет отношение к моим пострадавшим рёбрам?
        - Значит, бил по рёбрам? - хмуро уточнил Фолиан, поправляя очки. - Возможно, придётся делать снимок, погоди.
        Я вздрогнула от прикосновения, но оно было холодным, точным и уверенным. Оно, может, и обещало боль, но боль совсем другого толка. Выносимую. Доктор внимательно ощупал мои рёбра, выспрашивая, в каком месте колет, режет или мешает сидеть, в каком положении я могу дышать, в каком нет.
        - Похоже, он довёл своё искусство до совершенства, - закончив, сухо заключил Фолиан. - Ни одного перелома. Всё пройдёт.
        - Вы это называете… искусством?
        - Кику, скажи, ты давно в гареме?
        Виртуозно игнорировать мои вопросы - вот где искусство. Доктор в очередной раз поставил меня в тупик, потому что по ощущениям - да, чертовски давно, будто я прожила с Ланкмиллером уже месяц, целую жизнь! Хотя, если считать, не наберётся и двух недель.
        - Можно сказать, я новенькая, - исподлобья глянула на Ричарда, потом снова сцепила руки в замок, возвращая взгляд к себе под ноги.
        - Постарайся вести себя осторожно. Ты же видишь, он бьёт так, что не остаётся синяков. Но это не самое страшное.
        Тепло чужой ладони на моём плече. Он говорил искренне, с неподдельной заботой в голосе.
        Смешно и странно, что он беспокоится обо мне, хотя видит впервые в жизни.
        - Я даже не хочу спрашивать, что вы имели в виду.
        - Поначалу всем тяжело, ты привыкнешь со временем.
        Да что они все твердят своё «привыкнешь», будто их выучили в одной школе, будто убедили, что от их «привыкнешь» кому-то становится легче. Я так и не смогла поднять на него глаза, разглядывая свои синяки на запястье. Кажется, их стало больше с прошлого раза.
        - И что, это всё? Это единственный выход - привыкнуть? - Голос немного дрожал, и оттого мне хотелось треснуть самой себе.
        Фолиан вообще знает, к чему он предлагает привыкнуть? Знает. Я мрачно усмехнулась. Он знает это даже лучше меня.
        - Есть несколько способов уйти из гарема, - мягко отозвался он. - Один из них - смерть. Вольная грамота, новый хозяин, и в общем, наверное, всё. Второй ничтожно маловероятен, третий, скорее всего, означает новый гарем или что-то хуже. Так что привыкнуть - лучшее из решений.
        - Всё ясно, - отозвалась бесцветным голосом, и доктор Фолиан продолжил так, будто между нами не было только что этой беседы. Дежурный размеренный тон, чуть громче прежнего.
        - Я вышлю Ланкмиллеру список лекарств, которые снимут боль и ускорят восстановление. Правда, в таких случаях он не всегда меня слушает, но это уже на его совести. Давай я провожу.
        Всё правильно, нужно меня проводить. Негоже наложнице таскаться одной в вольном городе. А то я выпрыгну в окно и немедля пущусь во все тяжкие. А Кэри с ума от горя сойдёт.
        Ланкмиллер стоял во всё таком же пустом коридоре, подпирая собой стену и копаясь в телефоне крайне сосредоточенно. Сейчас ему было совершенно вежливо на меня плевать. Фолиан передал меня лично, буквально из рук в руки, повторил приблизительно то же, что и мне, касательно пострадавших рёбер, назвал пару лекарств, более подробный список пообещал прислать.
        - А что насчёт… - начал было Кэри, но осёкся. Осёкся как-то многозначительно.
        - Я позвоню, - сухо ответил Ричард, они попрощались парой дежурных реплик, и доктор вернулся к себе в кабинет.
        - О чём ты хотел спросить его? - Я рассчитывала застать Ланкмиллера врасплох, пока он ещё не до конца вылез из своего телефона и может ответить на автомате, не задумываясь над тем, что скажет. Но мучитель оказался куда хитрее.
        - Это тебя не касается, моя хорошая, - вновь пробирающая до костей сахарная улыбка. - Ты посмотри на неё, всё-то ей надо знать.
        Одна его ладонь легла на моё запястье, вторая - на талию. Такой уровень близости, пусть и в пустом коридоре, мгновенно меня встревожил, но я всегда была на шаг позади его мыслей, и в этот раз ничего не изменилось. О том, что он задумал, я догадалась слишком поздно. Ланкмиллер резко вжал меня лицом в рубашку, отняв возможность привести ему в противовес парочку разумных доводов. И только теперь понятно стало, почему он стоял именно тут, напротив туалета, вместо того чтобы сесть на одно из кресел, длинные ряды которых тянулись вдоль обеих стен.
        Уборная, куда меня запихнули парой грубых толчков под лопатки, оказалась такой же больнично-чистой и серой, как и всё вокруг, от пола до потолка стоял густой запах хлорки, перебивавший все остальные. Белая плитка, ровный прямоугольник зеркала, в котором я поймала краешек нашего отражения. Такие убирают раз в пятнадцать минут, под подпись.
        Я кинула на Ланкмиллера замученный взгляд.
        - Что, прямо здесь? Не надо, заметят же.
        - Тебе на пользу острота ощущений. - Кэри затолкал меня в кабинку, даже не удосужившись удостовериться, что мы одни. - Получай удовольствие.
        Да будь ты проклят. Ты и твои странные способы получать удовольствие.
        Вместо обещанной остроты я ощущала только тусклую бетонную безнадёгу и беспомощность. Ему плевать, что я там бормочу под нос, он даже почти не слушает, и как бы сильно я ни хотела отсюда исчезнуть, он этого не позволит. Оставалась одна слабенькая надежда на то, что Ланкмиллер справится по-быстрому, и всё не станет хуже, чем есть.
        Мучитель запер кабинку изнутри. Для двоих в ней было тесно и неудобно, не развернёшься так, чтобы не получить локтем в бок. А получать локтем в бок в моём положении было довольно болезненно.
        - Эй, я, конечно, слышала, что многим такое нравится. Но ты мог бы хотя бы предупреждать заранее, а лучше вообще не поступать так со мной, - я продолжала причитать, пока он мерзко дышал мне в шею, ощупывал практически несуществующую грудь, задирал платье и, сетуя на наличие нижнего белья, отодвигал в сторону тонкую полоску ткани.
        - Не скули, милая. Просто наслаждайся моментом.
        Я почувствовала, как холодеют руки. Чуть не выкашляла пару проклятий, когда его прикосновения легли на открывшуюся кожу.
        - Оближи, - Ланкмиллер поднёс к моему лицу два пальца, но, даже несмотря на отрывистую команду, я всё равно несколько секунд просто смотрела на него, прежде чем разомкнуть губы.
        Мучитель умел угрожать одними глазами, молчанием, как он сделал это сейчас. И поэтому вместо того, чтобы снова начать уговаривать всё это прекратить, отпустить меня, подождать хотя бы до дома, я покорно выполнила приказание.
        - Вот так, умничка, - одобрил Ланкмиллер, когда язык скользнул по его пальцам.
        Он не отрывал от меня взгляда, будто каждое моё движение тоже присваивая себе, от этого было жутко не по себе и быстро слабели колени. Потом меня снова развернули лицом к стенке и задрали платье.
        Я приглушённо охнула, прикусив язык, чтобы не исторгнуть пару страшных проклятий.
        Как он сказал, наслаждаться?
        О да, я наслаждалась. Тяжёлый запах моющего средства, холодная стена кабинки, тошнотворное унижение и горячее тело хозяина, который трахал меня безбожно грубо даже для своей обычной манеры. Очень романтично, спасибо, Ланкмиллер.
        Одной рукой он сжимал за спиной моё запястье, второй - придерживал за бёдра; и в этой позе даже стоять было неудобно. Дышать - тем более. Только если ловить воздух судорожными всхлипами, когда придётся.
        Я уже даже не сопротивлялась, позволяя Кэри делать со мной, что хочется. Может, он так и правда побыстрее закончит. Глянцевое покрытие серой стенки, в которую меня вжимали щекой, расплывалось перед глазами, превращаясь в рябящую серую массу. Я тихо ненавидела всё подряд, и чувство это было паршивое. Все последующие подробности, включая стекающую по внутренней стороне бедра сперму и то, что нас в итоге действительно застукала уборщица, всё это превратилось в какое-то дребезжащее воспоминание-желе, мгновенно притягивающее к себе мысли, стоило только перестать их контролировать.
        - Секс в общественном туалете - это худшее, что ты вообще мог придумать. Извращение какое-то, - все ещё бубнила я уже на выходе из больницы. - Ты… ты просто…
        - Ну и кто же я? - снисходительная усмешка тронула его губы. - Внимательно слушаю.
        - Ты и сам знаешь.
        Я мгновенно сдулась, оставленная один на один с горьким осознанием: я не могу его достать. Не могу его задеть ни одним из оскорблений.
        - Ты принимаешь всё слишком близко к сердцу. - Не знаю, чего это Ланкмиллер вдруг взялся меня утешать, но получалось у него не очень. - Можно иногда и позволить себе нарушения общественных устоев. Вроде небольших шалостей.
        - Шалун, тоже мне, - беспомощно и злобно фыркнула я, под его чутким руководством залезая в машину и пристёгиваясь.
        Кэри благосклонно спустил мне шпильку.
        10. Опасность, пупсик, алкоголь
        Я провожала безразличным взглядом дома, перекрёстки и фонарные столбы, проносящиеся за окном. Мысли липли одна к другой и всё равно в итоге возвращались туда, в туалет на восемнадцатом этаже медицинского центра. Чувство, когда я вдруг поняла, что всё ещё заливаюсь краской при одном взгляде на мучителя, что в памяти сразу же всплывают события пятиминутной давности, было паршивым. Но к едкому унижению, через которое меня протащил Ланкмиллер, отчётливо примешивалось ещё и чувство… запретности? Лёгкое, томящее, пьянящее. Пронизывающее кончики пальцев миллионом острых иголок. Это будоражило. Знание, что ты делаешь что-то, что делать не принято, и что при этом у тебя нет контроля над ситуацией, вообще ни над чем.
        - Я помню, ты говорил, что у тебя проблемы на фирме, - резко втянула воздух и выдала фразу скороговоркой. Я готова была говорить о чём угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями, чтобы не захлебнуться в них. - Когда я была мелкой, судостроительной компанией ещё управлял Вестон Ланкмиллер. Это твой отец?
        - Логично было бы предположить, - пожал плечами Кэри.
        По тому, как он ответил, сразу ясно стало, что тему я выбрала неудачно.
        - А когда я только попала в «Шоколад», все как раз гудели о его смерти… Не было ни одной газеты, ни одного человека, ни разу об этом не упомянувших. Так вышло, что твой отец связал два обрывка моей жизни, как «до» и «после». Я только благодаря ему чувствовала себя живой в первые дни. Это было как будто напоминанием, что я нахожусь всё в том же мире даже несмотря на то, что многое изменилось в нём до неузнаваемости.
        - В том же, да не в том… - задумчиво проговорил Кэри, глядя на дорогу.
        Чёрт, о чём я только думаю. Это для меня Вестон - всего лишь гипотетический мужик в дорогом костюме, который погиб в рассвете лет при загадочных обстоятельствах. Для Ланкмиллера он всё же родной отец, близкий человек, о котором я распинаюсь так отстранённо и, наверное, цинично. Мне стало совестно, и я перешла на другую тему, менее острую.
        - Но я не помню «Шиффбау».
        - Это осколок от нашей компании. Часть акций когда-то принадлежала моему дяде, который не слишком удачно женился на одной дамочке с большими планами, в которые он не входил. У неё был доступ ко всем данным компании, включая уникальные технологии, особенности рынка сбыта. В итоге бесхитростный дядюшка почил загадочной смертью, акции по завещанию достались ей, а дальше только дело техники. Прековарная леди, надо сказать, без тени чести. Вы все такие?
        - Ты и сам такой, - язвительно пробубнила я. - Итак, теперь она твой главный конкурент, и ты…
        - Дело не только в этом, - холодно перебил Ланкмиллер и под немыслимым углом вывернул руль. - Ей мало быть главным конкурентом, она хочет всё и сразу.
        С новой силой взревел мотор, и я от неожиданности прижалась щекой к окну. Сразу стало понятно, зачем он всё время требовал, чтобы я пристегивалась.
        - Ты что такое творишь, мать твою?! Совсем с ума сошёл? - взвыла я, заметив, что скорость у машины значительно прибавилась.
        - Ухожу от слежки, - равнодушно пояснил Кэри, щурясь от солнца и кидая взгляд в зеркало заднего вида. - Ты посмотри, какие беззастенчивые, посреди бела дня развлекаются.
        Теперь, когда он это сказал, я тоже обратила внимание, синий автомобиль тащился за нами как хвостик, в точности повторяя даже перестраивание из ряда в ряд. Ланкмиллер верно подметил, слежка была совершенно нахальная, больше похожая на преследование, чем на слежку. Что будет дальше, даже не хотелось спрашивать.
        - Ну, может, у них первый рабочий день, - слабо пошутила я, цепляясь за ручку двери, - не разобрались ещё, что и как?
        - Нет, Кику. Они хотят, чтобы их заметили. Чтобы о них знали.
        Мучитель с таким серьёзным выражением это сказал, что мне стало не по себе. Я видела подобные сцены из боевиков по старенькому телевизору на кухне бордель-кафе. И там, как правило, всё оканчивалось перестрелками с кучей трупов. Совсем не здорово. И уж точно я бы не подумала, что однажды мне придётся наблюдать такую изнутри.
        - И насколько это опасно?
        - Не знаю и проверять не хочу, нам надо уйти, пока они не надумали познакомиться поближе. Держись.
        И меня снова вжало в кресло, когда Ланкмиллер вывернул руль. Огромная неповоротливая машина уже второй раз проскочила на красный, с трудом вписываясь в резкий поворот, - по асфальту взвизгнули шины. Я невольно зажмурилась, едва заметив, что из-за этих манёвров нас вынесло на встречку, прямо под колёса большому туристическому автобусу. Но Ланкмиллер каким-то чудом выровнял машину так, что нас даже не поцарапало.
        - Мы чуть не сдохли сейчас, ты в курсе? - отчего-то совершенно севшим голосом просипела я.
        Он, как и следовало ожидать, не обратил внимания, въехал в проём между домами, развернулся во внутреннем дворе и направил машину, вздымающую тучи пыли из-под колёс, в обратную сторону через другие ворота. Ланкмиллер, кажется, успел понарушать на два лишения водительских прав, но вот уже две минуты, как в зеркале заднего вида перестала маячить та самая синяя машина. Я перевела взгляд на дорогу впереди и поняла, какое судорожное, сбитое у меня дыхание, почувствовала, что руки ледяные, будто я минуту держала их под снегом. Что-то я разнервничалась гораздо больше, чем ожидала.
        Выражение лица Ланкмиллера не поменялось, было всё такое же беспристрастное и сосредоточенное. И делиться тем, что он скрывал за ним, Кэри совсем не спешил. Как и тем, что нам в действительности угрожало.
        - На фирму я сегодня уж точно не попаду, - паркуясь, невесело хохотнул Ланкмиллер. - Самое лучшее сейчас место - закрытое и в меру людное. Пересидим в кафе, я вызову Генриха.
        При упоминании начальника охраны я поежилась.
        Кэри отворил дверь переднего пассажирского сиденья, приглашая меня наружу. Но не тут-то было. Дрожащими руками, как выяснилось, не так-то просто отстегнуться обратно. Ланкмиллер со вздохом сам эту процедуру за меня выполнил, и из машины я буквально выпала к нему на руки.
        - Испугалась, Кику? - Он предпринял бесплодную попытку меня от своей рубашки отодрать и приподнять лицо за подбородок.
        - Если только твоих навыков экстремального вождения, - сквозь зубы процедила я, ещё сильнее в него вцепляясь.
        - Чудно, а теперь отлипни от меня, пожалуйста.
        - Почему ты вообще перемещаешься без охраны? - мрачно пробурчала я ему в рубашку.
        Он всё ещё прижимает к себе, хотя просил, чтобы я отлипла. А сам-то он часом не испугался?
        - Моему отцу охрана не помогла, - доверительно шепнул мне в ухо мучитель. - Чему быть, того не миновать.
        - Не знала, что ты так покорен судьбе, - фыркнула я, проскальзывая за ним в дверной проём кафе «Чёрный кот». Вывеска у него красивая была, как и положено, с котом, невероятно изящным, изогнувшим спину и опиравшимся лапками на буквы названия.
        Внутри пахло кальянным дымом и кофе. Неплохая смесь для кафе. Запахи родного «Шоколада» были куда более отталкивающими: там постоянно пахло сексом и немытой посудой, и это куда менее располагало к тому, чтобы просто посидеть у окна за чашечкой кофе. Хотя, впрочем, и ходили туда не за этим.
        На этот раз Кэри выбрал уютный столик у стены, не так чтоб у всех на виду. Вместо жестких стульев гостям предлагали обитые сиреневым бархатом диванчики, как на приёме у гадалки. Я стиснула руки в замок и уставилась на матовую поверхность стола, демонстративно не слушая, что мучитель там заказывать собрался. В прошлый раз мы руководствовались моим вкусом. Теперь его очередь.
        Отпустив официантку, Кэри принялся названивать своему начальнику охраны. Сначала отчитал его так резко, что я и сама основательно напряглась, потом отдал гениальное по своей формулировке приказание: решить проблему. Ни секунды не сомневаюсь, что, если Генриху сказано решить, он решит даже нерешаемое, выбьет показания из невиновных, воскресит покойника и достанет с неба луну. Такой уж он человек. Хоть бы только он сюда не заявился, иначе я залезу под стол, чтобы только его не видеть.
        Кэри, за неимением лучшего объекта, придирчивым взглядом изучал меня. А я - здешних официанток, как и положено, снующих туда-сюда. У них хотя бы форма была приличная: белая блузка с воротничком и юбка до колена. В горошек - это, правда, странный выбор, но он уже оставался на совести управляющего.
        За спиной у Ланкмиллера работал телевизор. Новости? Кажется, тысячу лет их не смотрела. Разумеется, здешние ведь? Какое счастье: смотреть новости, которые обходятся без секции со средней ценой на невольников.
        «Автономная область Виктория вынесла окончательное решение по невольничьему вопросу. Нынешнее законодательство уже со следующей недели позволяет их содержание территории области, - вещал деловой беспристрастный голос. - Вопрос о транспортировке в Викторию невольников из других государств остаётся неурегулированным».
        - Кэри? - я тихо позвала его, вытягиваясь на стуле и нервно кусая губы. - О чём там речь?
        - Автономная область Виктория находится под столицей, всего в нескольких десятках километров от Анжи, - спокойно пояснил Кэри, видимо, тоже прислушивающийся к новостной сводке. - Ну, у них уже давно был конфликт по поводу рабовладения, этого следовало ожидать.
        - То есть ты хочешь сказать, что это место здесь? В Витто?
        В Витто, всегда бывшим вольным государством, появится целая область, где можно иметь рабов? Мучитель перегнулся через стол и успокаивающе погладил меня по щеке.
        - Кику, ты сейчас в Витто, разве это многое для тебя меняет, подумай сама.
        Я отпрянула, уворачиваясь от его руки.
        - Для меня, может, и ничего не меняет, но другим-то повезло больше! Почему всё так… неправильно складывается? - И такая беспомощность в моём голосе, что самой от неё становится тошно.
        - Тебе, кроме других, беспокоиться не о чем, скажи? - Ланкмиллер устало вздохнул. Смотрел на меня, будто на непослушного ребенка, и под его укоряющим взглядом я невольно почувствовала себя таким. Дурачком, который решил, что всё может быть так, как он хочет. Что всё может быть хорошо.
        Я смяла в руках салфетку, борясь с желанием огрызнуться на пустом месте и огрести.
        Картинка на экране сменилась другой. Уже начался скучный экономический раздел, очередное повышение цен на топливо, комментарии экспертов, заинтересованных лиц, оправдания, прогнозы и объяснения. Я даже сперва не поняла, что же приковало моё внимание к экрану так прочно. Высокая темноволосая женщина с синими глазами, которые будто светились, ярко выделяясь на бледном лице.
        - Куда ни плюнь, везде она, - фыркнул Кэри, даже не оборачиваясь. Видно, узнал по голосу. - Что тебя так заинтересовало?
        Я сидела, намертво вцепившись в мягкий диван и уставившись на экран как заворожённая. Плечи сковала мелкая дрожь, и ладони вспотели. Ледяная, ужасно колючая волна тревоги поднялась неожиданно будто из ниоткуда и тут же задушила меня собой.
        - Не знаю…
        - Что, неужто вспомнила её? - Ланкмиллер даже как-то развеселился, в глазах появилась хитринка, и меня это только больше запутало.
        - Не знаю! Отвяжись! - я помотала головой, сгоняя наваждение и уже даже не смотря за тем, что происходит на экране.
        - Лукавишь, Кику, - Ланкмиллер чуть заметно сощурился.
        - Клянусь, что нет! Кто это? - проскулила я, умоляюще глядя на мучителя.
        - Так, одна безутешная вдова, - сладким голосом сообщил Кэри. - Моя хорошая знакомая.
        - Твоих знакомых-то я с какого должна помнить, умник?
        Так, я перенервничала, пора прикусить язык, пока Ланкмиллер не достал свои плоскогубцы для пыток. Новостной блок уже завершился, сменяясь рекламой, и я опустила глаза, вновь уставившись в чёрную поверхность стола. Упрямо и старательно, как пялятся в бесконечность. Слишком громко вздохнула, стараясь взять себя в руки, однако это у меня не особо вышло, и я ограничилась тем, что не особо талантливо состроила вид, будто взяла. Переключила внимание на заказ, который официантки в «гороховых» юбках принялись расторопно размещать на нашем столе.
        Отбивные в сырном соусе и картофельные оладушки - такие, совершенно восхитительные, с корочкой, с колечками редиски и листьями петрушки сверху, придающими ненужное, но чертовски аппетитное очарование. И запах, чёрт его дери, запах…
        Мне даже показалось, что я умру от восхищения задолго до того, как успею приступить к еде. Я, вообще-то, умирать начала ещё давно, просто ног под собой не чувствовала от голода ещё с утра, когда мой завтрак по прихоти Ланкмиллера оказался на полу. А сейчас мне просто пыткой казалось есть это нормально, а не как облезлый обезумевший волчара, который три дня подряд страдал от неудачной охоты. Я замерла, так и не дотянувшись до вилки, и недоверчиво уставилась на Кэри. Что, если он решит повторить свой утренний фокус?
        - Чего тормозим? Жуй, - ворчливо скомандовал он, и у меня отлегло от сердца.
        Когда голод был кое-как удовлетворён и тарелки мои оказались почти пустыми, я снова начала обращать внимание на всё остальное. Ланкмиллер казался преувеличенно спокойным для объекта ненависти и преследования, и это даже напрягало немного. Блюда он нам заказал одинаковые, но вот напитки… Себе мучитель взял дорогое красное вино, а мне… Рядом стоял высокий прозрачный стакан, заполненный светло-зелёной жидкостью, сверху плавали прозрачные льдинки вперемешку с тонко порубленной мятой. На край стакана долька лимона нанизана, ярко-жёлтая.
        Мята перебивала все другие запахи, я бы даже могла за сорт чая это принять по незнанию, но едва различимые нотки алкоголя всё-таки уловила. Кашлянула.
        - А что это?
        - «Каса-да-Моэда», коктейль. У вас в «Шоколаде», я так понимаю, его не подавали?
        - И много там алкоголя?
        - Как раз столько, сколько нужно, чтобы расслабиться.
        Ух ты, какой, побеспокоился.
        - Я просто… ну… плохо переношу такое. - Подперев щёку ладонью, я уставилась в сторону, принялась пальцем круги на столе чертить. Кэри окинул меня беглым взглядом с крайней степенью скептицизма, мол, да что ты говоришь такое, моя хорошая. - Велика вероятность, что я буду в хлам даже от лёгкого напитка.
        - Не знаю ни одного человека, который от безобидного коктейля был бы «в хлам», - ворчливо заметил мучитель, почти озвучивая мои мысли.
        - Иди к чёрту, - тихо буркнула я, придвигая к себе стакан.
        «Каса-да-Моэда» оказался очень даже неплох.
        Время тянулось медленно, я уже начала искоса поглядывать на дверь в уборную. Что, если отпроситься у него и по-тихому улизнуть, если там есть окно? Можно даже через дверь, Ланкмиллер сидит спиной ко входу. Рассказать кому-нибудь из официантов? Попросить помощи?
        - Может, чего-нибудь сладкого? М? - лениво поинтересовался Кэри, когда сам уже покончил с заказом, и пнул меня ногой под столом, для ускорения ответа.
        Я замялась, чувствуя, как стремительно рдеют щёки, будто меня поймали за руку на месте преступления. Ощущение было такое, словно сижу с черепной коробкой нараспашку и кто угодно может видеть мои внутренние метания. А уж мучитель-то тем более. С его дьявольскими глазами.
        - Я… не думаю, что… В общем, даже если ты… Не знаю, - выпалила я сбивчиво и спрятала руки под стол, чтобы хоть немного скрыть поднявшуюся бурю.
        - С ума сойти, - задумчиво резюмировал Ланкмиллер. - Никогда этот вопрос не вызывал столько трудностей. Ты что, стесняешься попросить?
        Кэри с невозмутимым видом, мотивируя это тем, что всё равно же Генриха ждем, всё-таки заказал мне банановое пирожное, которое принесли почти сразу же.
        - Спасибо, - тихо выдохнула я, обращаясь то ли к мучителю, то ли к официанту, который мгновенно растворился в воздухе, оставив передо мной тарелку с совершенно восхитительным содержимым. Воздушный корж с кремом, в котором можно было разглядеть свежие банановые дольки, и всё это сверху полито молочной карамелью.
        - Моя кондитерская поставляет сюда свою продукцию, - как бы между прочим сообщил Кэри. - Оцени.
        - Банановое с намёком заказал? Извращенец. - Хоть я и глянула на него с упрёком, но за ложку схватилась почти сразу же, не в силах противостоять соблазну.
        Кэри сначала слегка изогнул бровь, а потом рассмеялся.
        - Ух ты. И кто тут ещё извращенец, а? Мне такое даже на ум не пришло, а вот ты, гляжу, во вкус входишь.
        Я густо покраснела.
        - Как твоя спина?
        И вздрогнула от неожиданности. Надо же, и не заметила, как в полутёмном зале появился Генрих. Отползла в дальний угол своего диванчика и, оставшись там, ответила хмуро:
        - Уже ничего, а что, повторить хотите?
        - Хозяин прикажет - повторю, - заявил начальник охраны, усаживаясь рядом со мной. Ещё дальше в угол забиваться было уже невозможно, поэтому я просто принялась проклинать его мысленно, соревнуясь с самой собой в изобретательности. - Я уладил все вопросы на сегодня, господин. Охрана вам будет обеспечена, и, если позволите, я сам доставлю вас до дома.
        - Ясно, Генрих, - преувеличенно холодно отозвался мучитель. Сразу стало ясно, что хвалить за хорошую работу тут никого не будут. - Сегодня вечером нужно будет почтить своим вниманием презентацию нового проекта в «Лотте Плаза», есть там кое-какое дельце. Организуй, чтобы всё прошло нормально. Не как сегодня.
        - Господин… - начальник охраны будто бы впал в замешательство от такой просьбы, - это ведь не проблема, тут загвоздка в другом: у всех ваших наложниц просрочены паспорта, ни одну к вечеру невозможно будет провести через границу…
        - Зачем нам это вообще? - Ланкмиллер поморщился, как делал это всегда, когда ему казалось, что он слышал глупость.
        - Сами знаете, кто там будет… - Генрих кашлянул. - Нужно всё организовать по высшему разряду. Эскорт-агентство?
        Я даже поморщилась, очень нелестным словом поминая «Шоколад». На территории Витто владение рабами было запрещено, но вот эскорт-агентства процветали, и едва ли они по своей сути сильно уступали бордель-кафе, разве что больше подходили для искушённых. Для тех, кому хотелось чувствовать себя обласканным, а не обслуженным. Девушек там обучали в основном двум вещам: поведению в высшем обществе и сексу в разных его проявлениях. Высокий уровень образования в целом был принят в их среде, умение поддержать разговор ценилось. Но в остальном любое агентство действовало как самый обыкновенный бордель, сдавало девочек в пользование с почасовой оплатой. Они в основным были нужны, чтоб сопровождать господ на различных церемониях и не давать скучать ночью после. У некоторых девушек находилось даже нечто вроде родословной - преемственность в агентствах процветала. Это, наверное, довольно жутко, когда мамка заботливо пристраивает тебя на работу вроде этой. Хотя даже такая мамка будет лучше той, которая исчезает из твоей жизни в неизвестном направлении, чтобы никогда больше не появиться в ней. По крайней мере, эти
могут в любой момент отказаться от своей работы. Наверное.
        - У них всё расписано на месяц вперёд, - небрежно махнул рукой Кэри. - Не нужно ничего выдумывать, я тебя умоляю. У нас уже есть пупсик для этих целей, - кивком мучитель указал в угол, на меня.
        - Нельзя ли обойтись как-нибудь без пупсиков? - я мгновенно осклабилась в ответ, потому что от его обращения буквально передёрнуло. Ему же всего-то под тридцатник, а не за полтос. Это обязательно - быть таким мерзким?
        - Что поделать, дорогая? Ты тоже не всегда называешь меня так, как я хочу, - улыбка, мелькнувшая на его губах всего на секунду, была такой коварной, будто он затеял всё ради одного этого упрёка.
        - Она же… Безродная. Бескультурная, - кисло выговорил начальник охраны, до которого наконец дошло, что Ланкмиллер не шутит. Физиономия у него сделалась такая, будто он с трудом сдерживался от того, чтобы на пол сплюнуть прямо тут, и это при том, что я была так близко к нему, что можно было потрогать, протянув руку.
        - Я прямо здесь сижу вообще-то.
        - Вот и сиди, - ни грамма не смутившись, осадил Генрих. - Ты хоть знаешь, в какой руке вилку держать?
        - В ноге! - огрызнулась я. - Иди к чёрту, бестактный мужлан.
        С другой стороны, если задуматься… Задуматься и взглянуть на преисполненного достоинством мучителя, который, сидя за столом, ни разу не сгорбился, нарезал всё себе на мелкие кусочки блестящим ножичком, как спокойно ел, и все движения у него были плавные, не суетливые, ни одного рывка.
        Мне стало даже неловко за себя, но оттого я ещё больше ссутулилась, уставившись на дно своего стакана, где в остатке коктейля плавали листики мяты. Мои достижения, кажется, кончились тем, что я почти перестала материться после того, как мучитель неиронично пообещал промыть мне рот с мылом.
        - Вилку надо держать в левой руке, Кику, - примирительно-наставительным тоном сообщил Ланкмиллер. - И извинись перед Генрихом.
        - С чего ты взял, что я вообще буду… В смысле, извините за грубость, - быстро, одной нечёткой скороговоркой выпалила я, поперхнувшись в середине фразы, и ещё сильнее забилась в угол.
        Ланкмиллер смотрел на меня, прямо в лоб, будто хотел его прострелить. Такая изощрённая форма насилия, от которой кровь стынет в жилах. Он мог очень много обещать глазами, ни говоря ничего. И это сводило с ума очень качественно и прочно.
        - Ну ладно, не смотри на меня так больше… - выдавила я жалобно и как-то хрипло, потому что в горле разом пересохло.
        Мне казалось, что взглядом нельзя наносить увечья, но, как всегда, находятся люди, для которых нет ничего невозможного.
        - Извинения приняты, - негромко кашлянул Генрих, и мучитель только после этого прервал свою пытку.
        - Если ты закончила, можем идти, - сообщил Кэри, поднимаясь и кидая короткий взгляд на часы. Нахмурился.
        Пока я сидела, было ещё ничего, даже почти незаметно, но стоило подняться, как в голову ударил незначительный, но фатальный градус, пробираясь жаром по плечам, окрашивая щёки в алый. Генрих, кажется, выразил желание вести нас домой лично, отправив своих работничков сопроводительным кортежем, - уследить за ходом его мысли в таком состоянии было непросто.
        Кэри кое-как запихнул меня на заднее сиденье и сам запихнулся туда же.
        Перед глазами всё знатно расплывалось, словно это был чёртов калейдоскоп.
        - Кику, ну почему тебя так шатает, а? - сокрушался Ланкмиллер, пытаясь придать мне положение равновесия, угрожая какими-то «вертолётами». - Что, ситуация совсем критическая?
        - Не совсем! - строго поправила я, пытаясь его отпихнуть, потому что равновесие, по моему мнению, было совсем в другой стороне. - Меня ещё пока не тошнит!
        - Ну, только этого не хватало, - мучитель завёл глаза к потолку и отчего-то показался мне просто до смерти уморительным.
        Я дружески хлопнула его по щеке, чтобы приободрить, но он перехватил мою руку, дёрнул на себя.
        - Вот засранец, - я вжалась щекой в его рубашку, - ты это… - подобрать бы что-то вразумительное из этого запутанного клубка слов в башке, - со… и… ну… Буянить, что ли, хочешь?
        - Нет, думаю, это немного затруднительно в нашем положении, - иногда я серьёзно поражаюсь его терпению, - и мы будем смущать Генриха.
        Тот чем-то поперхнулся на переднем сиденье. Странно, должен же вроде быть привыкший.
        - Ну и хорошо… А то я собираюсь, ну… сопротивляться и драть тебе волосы, - умиротворённо сообщила я, хлопая Ланкмиллера по коленке.
        Держу пари, он уже жалел о своей идее тащить меня в высший свет.
        - Отпусти меня, дай поспать спокойно. О, там охрененный кабрик, - пылко отрапортовала я, заглядывая Ланкмиллеру через плечо, а потом беспомощно откинулась на спинку, потому что драться с мучителем вдруг стало невыразимо лень. Вместо того чтобы нормально заценить кабрик, Кэри не отрывал своего взгляда от меня, и это даже в моём состоянии казалось странным. - Чего ты так внимательно смотришь? Чёрт возьми, только что ведь был один, двоих мне ещё не хватало.
        - Больше ни капли спиртного, зарекаюсь, - Ланкмиллер, чуть хмурясь, щёлкнул меня по носу.
        Я издала протяжный раздражённый вздох, всё-таки соскальзывая ему на колени.
        Поздно уже, Кэри, поздно.
        11. Куда это тебя заносит всё время, Роуз?
        Проспавшись, я обнаружила себя в большой спальне в печальном состоянии тела, наполовину сползшего с кровати. Из кабинета за стенкой доносились приглушённые голоса: Ланкмиллер заперся там с Генрихом и что-то увлечённо обсуждал в полтона.
        - С чего бы это вдруг? - Его голос всё-таки можно было различить, прижавшись ухом к двери, что я и сделала, не испытывая ни малейших угрызений совести. - Я подобным никогда не занимался и даже не думал начинать. Это нездоровая конкуренция или подстраховка, как думаешь, а? - Наверняка мучитель говорил это, откинувшись на спинку кресла и водрузив свои бесценные хозяйские ноги на такой же бесценный хозяйский стол.
        - Они хотят, чтобы вы приняли их условия. Иначе они заменят вас на «Шиффбау», который, получив такого партнёра, запросто вас поглотит.
        - С «Шиффбау» я сам разберусь, - холодно прервал Ланкмиллер. - Как и с Артуром. Но вы - неужели вы не можете сделать так, чтобы они просто не таскались со мной посреди дня, как совсем охамевшие?! - О, вот сейчас по столу стукнул. - Это ж просто ни в какие границы.
        Как ни крути, Кэри страшен в гневе, так что лучше пойду-ка я отсюда, а то вдруг ему приспичит дверь открыть, а тут я. Во всей красе, чёрт бы его.
        Я была, наверное, то ли в отключке, то ли в совершенно неадекватном состоянии, но прежней одежды на мне не было, и вообще ничего, кроме белой рубашки, размером как раз под стать Ланкмиллеру. И это странно: зачем давать мне свою одежду, когда здесь и моей достаточно? Или такой вид его больше возбуждает?
        У зеркала в ванной комнате выяснилось, что примерно так оно всё и было. Судя по состоянию моего тела. Я как раз расстегивала третью пуговицу, продолжая более подробный осмотр, как в дверях спальни возник мучитель.
        - От того, что будешь смотреть на них, - не вырастут. Овощи надо кушать, Кику, - снисходительно посоветовал он, но в глазах у него нехорошо блеснуло, и я напряглась, поспешив сменить тему.
        - Чем мы занимались? Точнее, чем ты занимался, пока я была в отключке?
        - Работал, девочка моя, у меня проблем по горло. - Кэри сразу завалился с ноутбуком на кровать, даже не взглянул на моё плачевное состояние.
        - Тогда откуда у меня три засоса на шее?
        - Мы, по твоему предложению, устроили горячую двухчасовую групповуху на заднем сиденье. Вместе с Генрихом, - совершенно не меняясь в лице, доложил мучитель.
        - Мм… Генриха ты, верно, на себя принял? - мрачно осведомилась я, поджав губы.
        После всего пережитого здесь даже это не кажется столь уж невероятным вариантом.
        - Смотри, моя хорошая, - мучитель хохотнул и встрепал пятерней волосы. - Так ведь и дошутиться недолго. Протянешь язычок слишком далеко, и мои шутки о групповом сексе перестанут быть шутками.
        Я жестом показала, что рот застегиваю, а Кэри даже брови вскинул.
        - Что, не очень воодушевляет?
        Я отвела глаза, а потом и вовсе закрыла. Беспощадная тварь этот Кэри.
        - Пойдём, платье на вечер покажу, - лицо мучителя озарилось лучезарной улыбкой, он подвёл меня к большому старинному шкафу, подталкивая за плечи. Распахнул дверцу и, выудив платье почти наугад, повесил лицом ко мне.
        В первую секунду я замерла. Неуверенно перевела взгляд на Ланкмиллера, потом снова вернулась к платью. Ты не смог бы избежать избитости выражений, даже если бы захотел. Оно было именно кроваво-красным, никак иначе. Судя по крою, плотно прилегало к телу. Интересно, каково это, чувствовать кожей этот холодный поздний закат, догорающий во тьме костёр.
        - Ты… видишь меня в таком? - пробормотала слабым голосом, протягивая руку, чтобы потрогать ткань.
        - Тебе не нравится?
        - Нет, я… нравится, я просто не знаю, что сказать.
        Чувство растерянности всё никак не уходило, и я мялась на одном месте под пристальным хозяйским вниманием. Ланкмиллер непринуждённо взглянул на часы, однако всё, даже это мимолётное движение, было на самом деле частью плана, частью его спектакля.
        - Уже время. Думаю, можно начинать собираться. - Он прошёлся по комнате, дёрнув за верёвочку старой напольной лампы, и спальню заполнил уютный золотистый свет, вытесняя подступающие сумерки.
        - Мм, хочешь, чтобы я надела?
        Он ведь к этому вёл? Кивок. Ланкмиллер не собирался по-джентльменски выходить из комнаты или даже просто отворачиваться. Я усмехнулась вяло себе под нос: какая уж теперь разница? Одну за одной медленно расстегнула пуговицы его рубашки, позволив ей соскользнуть к ногам. Переступила по паркетным доскам, ответившим тихим скрипом. Мне не нужно было даже поднимать лицо, чтобы знать: Ланкмиллер следит за каждым моим движением. Я чувствовала, как его взгляд спускается по плечам и задерживается на запястьях, потом медленно проходится по рёбрам и животу, по коже, выхваченной тёплым электрическим светом ночника.
        Я уже было потянулась к вешалке, но Кэри прервал меня.
        - Погоди, есть ещё кое-что, - в вязкой вечерней тишине его голос звучал завораживающе, и с этим пугающе ничего нельзя было сделать.
        Я послушно замерла, наблюдая, как он поднимается из кресла, медленно подходит ко мне.
        В его руках мелькнуло что-то маленькое, бордовое, под тон платью. Бархатный чокер. На секунду перехватило дыхание, и губы тронула лёгкая усмешка. Это был ошейник, просто скрытый за формой мягкой податливой ткани. За формой, которая могла обмануть человека извне, но не меня. И не его.
        Ланкмиллер не спешил надевать свой подарок, застёгивать его на моей шее. Он стоял критически близко, и первое его прикосновение легло на ключицу, он медленно провёл по ней кончиками пальцев, и я отчётливо ощутила, как сводит грудную клетку. Воздух застрял где-то в гортани, ни выдохнуть, ни вдохнуть. Мучитель огладил ладонью бедро и притиснул меня к себе, выдохнул на ухо чуть хриплое:
        - Роуз.
        От звука собственного имени я вздрогнула. Подняла руки, чтобы оттолкнуть, но пальцы вместо этого сжались на лацканах его пиджака. С досадой поняла, что меня не очень-то держат ноги в данный момент.
        - Девочка моя, - ласково прошептали на ухо, - мне кажется, ты совсем запуталась в своих желаниях.
        На моей шее щёлкнул замок чокера.
        - Ланкмиллер, ты раздражаешь! - прошипела ему в ответ сквозь стиснутые зубы.
        - Одевайся, - мягко приказал он. И всё же это был именно приказ. Не просьба, не предложение. Приказ.
        Я наконец прикоснулась к ткани, позволила ей облечь себя. Кроваво-красный схватился на коже, загорелся ярче. Открытые плечи, от бедра спускался разрез, я хмыкнула - довольно смелое решение для светского вечера. Кэри, сидя в кресле, наблюдал за мной с грустной улыбкой. Это по меньшей мере казалось странным - совсем не свойственное ему выражение лица.
        - Залюбовался просто. Тебе очень идёт, - наконец вздохнул Ланкмиллер, откидываясь на спинку.
        Я сначала растерянно взглянула на него - потом, смущённо, на свои руки. И не узнала их. Кожа гладкая, без следа раздражения от мытья полов или посуды, даже царапин не было. Зато вдоль запястий появились небольшие округлые синяки от его пальцев. Я меняюсь.
        Ланкмиллер молча помог мне с молнией на спине.
        - Откуда у тебя это платье? Ты разве покупал такое?
        - Как много бесполезных вопросов, милая. Платье покупал не я, а отец ещё. Я думал, тебе подойдёт. И - как видишь. Что ж, пора выходить.
        Его сборы не заняли и пятнадцати минут. Костюм-тройка, идеально выглаженный и столь же идеально на нём сидящий. Я снова скуксилась немного, искоса наблюдая за Ланкмиллером. Статная фигура, лёгкая небрежность манер и отстранённость во взгляде - дамы этого вечера однозначно будут его. Зачем только он меня с собой тащит, надеюсь, хоть не забудет меня там, увлечённый очередной интрижкой.
        Последние наставления Кэри давал уже в машине, почти заботливо оборачивая вокруг моей шеи лёгкий шёлковый шарф, чтобы не простудилась в ночной прохладе.
        - Невоспитанность, в принципе, можно и скрыть. Достаточно не материться и всё время учтиво улыбаться. В остальном я подскажу по ситуации. Представишься кому-нибудь иначе, чем Кику, убью на месте.
        - Поиск подобных приключений не входил в мои сегодняшние планы, - пробубнила угрюмо, складывая на груди руки и параллельно прикидывая, на что стоит рассчитывать по возвращении. Затащит ли хозяин в койку или будет слишком утомлён для активной постельной деятельности. Интересно, он вообще может заснуть, не измеряя предварительно коэффициент прочности кровати? Я мысленно одёрнула себя. Во-первых, хватит об этой нездоровой ерунде, во-вторых, я, очевидно, переоцениваю его мощь.
        Генрих, на этот вечер подрабатывающий ещё и водителем, плавно притормозил у сверкающего отеля, и Ланкмиллер вышел. Приоткрыл дверь с моей стороны, подавая руку. Тёплая и твёрдая ладонь. Это прикосновение воскресило целую череду воспоминаний, и я едва удержалась от того, чтобы не отскочить. Он уже так много успел сделать со мной этими руками, что становится не по себе.
        Я тяжело вздохнула. Всего вечер. Не больше трёх часов.
        Отель возвышался во тьме ночного города этажей на тридцать, и все они сверкали подсветкой. Да, ровно так и должно выглядеть здание, проводящее элитные междусобойчики. Или что у нас тут сегодня за мероприятие намечается. Внутри банкетный зал выглядел примерно так же, как ты его представляешь до того, как переступишь порог. Полутьма, идеальные, без единой складки скатерти на столах, слабый запах духов, впечатляющий подсвеченный витраж с абстрактным узором в середине потолка. Что-то похожее было изображено на дверях из тёмного дерева, на которые я всё поглядывала в надежде, что там уборная, в которой можно будет уединиться на время, если не буду выдерживать.
        Всё шло неплохо вначале, Кэри обменивался приветствиями, перебрасывался всякими дежурными любезностями, иногда даже шутками с некоторыми мужчинами разного возраста, которые ближе всего к нам проходили. Нескольким представлял меня. Всего-то надо было улыбнуться и выдавить весьма лаконичное: «Очень приятно» - и стерпеть то придирчивый, то сочувственный взгляд их спутниц. Партнёры по бизнесу, чиновники или мафия местная. Я здесь почти ни о ком не слышала, но продолжала вымученно улыбаться, так что очень скоро заныли щёки. Не слишком уютно от чувства, что ты не в своей тарелке, постоянно под чьим-то внимательным цепким взглядом. Мучителю здесь явно просто нужно засветиться и с кем-то что-то обсудить. Всё в порядке. Иногда я слишком крепко сжимала его локоть от напряжения, но в целом получалось быть паинькой.
        Ланкмиллер раздражённо вздохнул, наблюдая, как от фонтана в середине зала к нам двинулась высокая, темноволосая женщина. И это была та самая. Та, которая вызвала у меня столько эмоций, просто засветившись по телику. Она направлялась к нам, это было видно и по весьма целенаправленной манере перемещения, и по мучительской кислой роже.
        - Кэри, я не уверена, что смогу, - пробормотала ему в плечо.
        Ланкмиллер ободряюще сжал руку.
        - Надо поздороваться, всё-таки родственники, - по лицу его вновь скользнула тень недовольства, на этот раз даже более отчётливая. - Не прячься за меня.
        Родственники? Кем же она ему приходится, интересно.
        - Каждый новый вечер у тебя новая спутница, а вот ты с годами не меняешься, дорогой племянник. Познакомишь? - Голос был низкий, певучий, очень гипнотизирующий.
        - Кику, - еле выдавила я, глядя в пол и разом забыв все хозяйские наставления. - Добрый вечер!
        - Амалия Ланкмиллер, - она очаровательно улыбнулась, и я застыла, прикованная взглядом к ярко-красной матовой помаде, оттенявшей одновременно и бледную кожу, и густые тёмные волосы. Настолько идеально, насколько это вообще возможно. - Что ж, приятно познакомиться.
        Его взгляд отличался от всех других, хоть и сложно было сказать, чем именно. Мне казалось, Кэри тоже замечает это и уже ответил на свой вопрос. Правда, спрашивать у него я не рискнула бы, учитывая градус неприязни. Что ж, теперь хотя бы ясно, откуда она взялась. Ведь, несмотря на его слова, ни разу они не родственники.
        Та самая Амалия. Роковая женщина, глава «Шиффбау» и просто настоящая заноза в заднице. Картинка сошлась у меня в голове, и эффект от этого был впечатляющий. Почему дамочка вообще взяла эту фамилию, интересно. Неужто ради бренда? Хотя почему бы и нет. Наверняка Ланкмиллеры уже давно ассоциируются с качественным судостроением, так что всё только сыграло ей на пользу. Что ж, предусмотрительно. Теперь мне действительно интересно, чья возьмёт в этой их маленькой схватке.
        На людях Амалия и Кэри изображали рьяно сочувствующих друг другу одиноких людей. Без тени вражды или яда какого-нибудь, зато с тоннами лицемерия сверху. Мне так муторно стало, что захотелось отойти, но Кэри решил иначе.
        - Что ж, дамы, вынужден оставить вас наедине буквально на пару мгновений. Прошу меня простить.
        Видимо, ему просто хотелось вежливо отделаться. А я… Я пришлась очень кстати. И о чём только с ней говорить? Всё время только улыбаться - плохой какой-то выход…
        - Ну… и как тебе с ним живётся? - она изящным жестом сняла бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта.
        Это был немного не тот разговор, что я ожидала. И лучше бы он не начинался вовсе.
        - Я не знаю, как ответить на этот вопрос.
        - Занимательно, - она улыбнулась чему-то, разглядывая искрящиеся пузырьки у себя в бокале. - Часто вы вот так появляетесь вместе?
        - Первый раз сегодня.
        Амалия вздохнула и подняла на меня глаза, уже намереваясь уйти. Видимо, моя манера вести светские беседы была ей не близка.
        - Роуз, Роуз, куда это тебя заносит постоянно в этой жизни, - сказала так отстранённо, будто её слова вовсе не предназначались мне. Потом вежливо кивнула и обернулась спиной.
        Я слишком долго соображала, что именно было не так в этой фразе. Потом до меня дошло: Амалия назвала меня по имени. По имени, которым я не представлялась. Повинуясь порыву, я уже было двинулась к ней с твёрдым намерением вернуть дамочку обратно и обо всём расспросить, но кто-то сзади вдруг с силой схватил за локоть меня, а на ухо шепнул тихим женским голосом:
        - Ты ведь его наложница, верно я полагаю?
        - Не наложница, а спутница, - кажется, так он меня сегодня представлял весь вечер. - И вообще, с чего бы. И чья.
        Сердце упало как-то нехорошо. Я могла бы ещё пару секунд успешно прикидываться валенком, но тут случай был явно неподходящий. Длинные ногти с новой силой впились мне в руку, едва я попыталась её высвободить, и тогда мне всё-таки пришлось развернуться, чтобы встретиться с этой женщиной лицом к лицу. Рыжий. Ослепляюще-рыжий цвет волос был первым, что бросилось в глаза, и только потом я смогла рассмотреть всё остальное. Она была ещё совсем молодая, кажется, старше меня, но ненамного. Живое непостоянство в манерах и жестах не давало составить цельную картинку, поэтому я пялилась на неожиданную собеседницу несколько секунд, не говоря ни слова, и тогда она снова взяла инициативу на себя.
        - Я вот обладаю другой информацией. Да ты не бойся, я доверенное лицо, никому не скажу. Но мне стало скучно, и Кэри позволил с тобой развлечься, - она хитренько улыбнулась, в странной манере закидывая голову чуть назад, обнажая шею.
        - Так уж и позволил, - буркнула я, делая миллиметровый шажок в сторону.
        Стискивают предплечье, а болит всё тело, кажется.
        - Ну почему же, я действительно ей позволил, - хозяин за спиной вырос моментально, будто кто-то для этого секунду назад специально в ладоши хлопнул. - Кику, сделай милость, прояви чуточку вежливости. Это Алисия, моя сестра.
        - Такое ощущение, что это не светский вечер, а парад твоих родственников. И каждому из них ты готов отдать меня на растерзание, - процедила я, глядя исподлобья на него, как на предателя - предатель он и есть, - я все ещё безуспешно пытаясь освободить свою руку.
        Только что отдал меня… попользоваться? Хорош, ничего не скажешь. Спасибо, хоть не мужику.
        Алисия, пока тянула меня за руку из зала и вдоль по душному полутёмному коридору, трещала без умолку, к счастью, не слишком громко.
        - Ты у нас недавно появилась? Да? А так вообще ты откуда? Не была наложницей? Официанткой работала? А где? - На большинство заданных вопросов она успешно отвечала и сама, и выходило из этого что-то вроде монолога в лицах.
        Кажется, пристрастие к туалетной эротике - в некотором роде дело семейное, потому наш казавшийся долгим путь вдоль по коридору окончился уборной. Я тяжело вздохнула, оглядывая умывальники и гигантские панорамные зеркала. Здесь не воняло хлоркой, как утром в туалете медцентра, но кто в принципе находит эротичным обжиматься в таких местах, всё ещё оставалось мне непонятным.
        Пока я размышляла в таком отвлечённом ключе, оказалась затянута в кабинку. Она была намного просторней, чем там, в больнице, соответственно, больше раздолья давала для эротических фантазий, в буйности которых я особо не сомневалась.
        - Ну, может, покажешь мне, что умеешь? - мурлыкнула Алисия, притираясь ближе.
        - Я ничего не умею, - вжалась в стенку кабинки, не слишком уж и прочную, почти полностью уверенная, что от Ланкмиллера мне влетит за это по первое число, ведь то, что я умею, не слишком подходит его сестре.
        - Не знаешь, как доставить удовольствие девушке? Ты же сама девушка! А как же страсть?
        - Да вы мне даже не нравитесь, - в полном смущении проскрипела я, с лихорадочной надеждой оглядываясь на дверь, будто, если бы она открылась сейчас, это бы как-то спасло ситуацию.
        - Так уж и не нравлюсь? - Алисия прижалась ко мне, вдыхая воздух у самой кожи, там, где на шее можно прощупать пульс, отстранилась на секунду, будто обдумывая результат, а потом вдруг прижалась к моим губам.
        И мне бы отступить назад от неожиданности, но я уже и так почти со стеной срослась, так что пространства для манёвра не было, как ни крути. Как-то с опозданием и тягуче до меня дошла мысль, что это мой первый поцелуй. Что я стою в красном платье, зажатая в кабинке туалета сестрой Ланкмиллера-мудака, и мои волосы намотаны на её кулак, чтобы нельзя было отстраниться.
        И… и всё не так плохо, как могло быть. Губы с клубничным блеском, тепло и мягкость чужого тела, запах духов - корицы и имбиря. Цветы с её платья расплывались в глазах от нехватки воздуха, оцепенение не отпускало. Я так и стояла, замерев, со вздрагивающими плечами, и думала, отвечать ли мне всё-таки или это странно будет выглядеть.
        Раскрасневшаяся Алисия отстранилась и хихикнула.
        - Ну, сейчас повеселимся, Кику.
        Я не успела уточнить, что в её понимании означает столь пространное обещание, прежде чем хрупкие пальцы скользнули по моей спине, прожигая за собой полосы.
        Я сильно закусила губу, жмурясь, задерживая дыхание. Мне всё ещё было больно и мерзко от того, что мучитель так легко распоряжается мной, отдаёт другим попользоваться. Но Алисия не вела себя так, будто мной пользуется. Она ласкалась нежно, как котёнок, целовала чувствительные места, и это… очень сбивало с мысли. Она точно поджигала меня изнутри. Ей достаточно только ногтем было шкрябнуть где-нибудь по разгорячённой коже, чтобы начать очередной всеобъемлющий пожар.
        И я с удивлением обнаружила, что меня перестают постепенно держать колени. Протянула руку к её щеке, зарылась пальцами в рыжие кудри. Алисия уловила намёк очень чутко и снова вернулась к моим губам. На это раз поцелуй вышел глубже и медленнее, наши языки переплелись, я почувствовала себе уверенней и начала понемногу отвечать ей. Горячее безумие захлёстывало с головой, и вкус у него был клубничный, как у её помады.
        Пальцы нашли разрез платья, начинающийся почти у самого бедра. Ощутив прикосновение к обнажённой коже, я непроизвольно сжала колени. Ещё чуть-чуть, и мне точно не избежать обморока.
        - В чём дело? - мягко осведомилась Алисия в перерывах между поцелуями, легонько зажимая в зубах мочку моего уха.
        В этот же момент дверь туалета грохнула так, будто её открыли пинком, и послышался вполне отчётливый голос мучителя.
        - Алисия, всё! Можно заканчивать.
        Как-то он не вовремя припёрся на этот раз.
        - Что, уже? - разочарованно вздохнула сестра. - Может, дашь нам хотя бы минут пятнадцать? Или, хочешь, присоединяйся.
        Похотливый тон, томный до издевательства. Отблески в глазах, пьяные и медовые. За одно это я готова была расцеловать Алисию. Снова.
        Кэри там, по ту сторону от обморочно горячего мира, поперхнулся.
        - Нет, хватит на сегодня. Нам пора уезжать.
        Алисия разочарованно вздохнула и грациозно выпорхнула из кабинки, а вслед за ней вывалилась я, растрёпанная, с припухшими от поцелуев губами, полурасстёгнутым платьем. До неприличного возбуждённая.
        И прямо Ланкмиллеру на руки. Он, к счастью, поймал, но удивлённым таким я его ещё ни разу не видела. Так непосредственно, почти по-детски. Алисия деловито прошла к зеркалу, цокая каблуками, поправила причёску, продолжая наблюдать нас в отражении. Лицом обернулась уже у самой двери.
        - Целую, братец. Встретимся как-нибудь, когда момент будет более подходящим. И да… она у тебя чудо.
        Потом она выскользнула за дверь.
        Кэри ничего не ответил, только молча и довольно бесцеремонно принялся возвращать меня обратно в товарный вид. Мне пришлось отстраниться от его рук, потому что кончилось всё тем, что он защемил кожу, слишком резко обойдясь с застёжкой платья.
        - Ты злишься на меня, что ли? Я уже успела накосячить? - спросила тихо, не поднимая глаз, и он склонился ниже, выдыхая ответ мне в шею.
        - Не злюсь, родная. Так, возникли некоторые проблемки. Но они решаемы. - Платье наконец село как нужно, и Ланкмиллер заметил отстранённо: - Пахнешь её духами…
        Руки у него были до смерти горячие. Может, потому именно дыхание у меня всё никак не успокаивалось и по-прежнему тряслись пальцы. Если оттолкну его, упаду точно. Долго ли ещё мы сможем вот так друг над другом издеваться?
        - И тебя это бесит… - Я приподнялась на цыпочках и, отогнув ворот его рубашки, легонько чмокнула в шею.
        - Если сейчас не прекратишь, - Ланкмиллер хрипло выдохнул, прикрывая глаза и сжимая мои пальцы почти до хруста, - я тебя прямо здесь изнасилую.
        - Не думаю, что это лучшее место для подобного, - дверь туалета приотворилась, и в проёме появился какой-то до невозможности чопорный дедушка. Он, пропустив приветствие, проворно проковылял ко мне и отогнул ткань платья на спине. - Метки нет? О, да тебе крупно повезло, Ланкмиллер.
        - Ну что вы, я уважаю законы чужого государства, - Кэри выдавил слабую приторную улыбку.
        - Странно от тебя это слышать, - будь у дедули трость, он бы наставил её мучителю в лицо для комического эффекта.
        - Я бы поспорил, однако нам пора. Идём, Кику.
        Выходя из уборной, Ланкмиллер предусмотрительно сжал моё запястье словно в тисках. Я беспомощно оглянулась на дедушку, но, так и не успев даже намекнуть ему, оказалась вытянута в коридор вслед за Кэри. Миновав открытую швейцаром дверь, мы вышли на улицу.
        Это решение было, пожалуй, лучшим за весь сегодняшний вечер. Ночная прохлада быстро остудила полыхающие щёки и помутнённый разум. Правда, Кэри так быстро шёл, что успеть за ним на каблуках было практически невозможно. Если бы он не тащил меня за руку, я бы давно и безнадежно отстала, потому что пробежки в вечернем платье - это отчаянно не моё. К тому же мучитель со злости явно как-то не так его застегнул, и теперь оно впивалось в кожу там, где заканчивалась молния.
        С левой стороны от нас начался городской парк, клёны за чугунной витой оградой и бисеринки подвесных фонарей, мерцающих в густой листве. Резко стало тише и словно ещё холоднее.
        Кэри только тогда притормозил наконец и набрал кому-то по телефону. Стоя в тени по правую руку от него, я внимательно вглядывалась в это лицо, стараясь угадать слишком много для моего нулевого уровня проницательности.
        Он не хотел отдавать меня сестрёнке? С его слов, от этих порывистых движений, похоже, будто это была вынужденная мера. Будто просто хотел убрать меня, пока решает эти свои… «проблемки». Интересно, связаны ли они с его очаровательной родственницей, по случайности знающей моё имя.
        Я уже открыла рот, чтобы озвучить вопрос, но в последнюю секунду передумала и закашлялась, будто таков был план. Если бы Ланкмиллер хотел, я бы уже давно об этом знала. Думаю, лучше ему будет пока не слышать об этом разговоре. Может, так у меня будет больше шансов незаметно что-то выяснить. Если захочу. К тайнам прошлой жизни меня не слишком-то и тянуло. Это была жизнь, приведшая в никуда, в тупик, из которого не выбраться.
        Так и не дождавшись ответа на том конце, мучитель сбросил вызов и обернулся.
        - Как ты, девочка моя?
        Я мрачно взглянула на него исподлобья.
        - Сойдёт. Ты?
        - Откровенно говоря, недолюбливаю подобные мероприятия. Голова после них болит, но что делать, все так любят подковёрные игры, и никуда не денешься… - Кэри вздохнул, запрокидывая голову к вязкому чёрному небу. Взъерошил волосы.
        Что, не любишь такие истории, Ланкмиллер? Те, в которых некуда деваться. Ты так мало знаешь о них, мой хороший. Я больно прикусила нижнюю губу, а потом снова подняла на него глаза.
        - Что, и сейчас голова болит?
        Может, мне просто так казалось, но вид у него действительно был уставший, и из-за того он выглядел старше своего возраста.
        - Девочка моя, что-то ты приуныла, - Кэри вскинул брови и легонько встрепал мои волосы. - Потерпи немного, скоро Генрих за нами приедет.
        Его голос прозвучал так заботливо и спокойно, что я сперва неосознанно подалась на ласку, потом испуганно одёрнула себя и застыла на месте, как неживая кукла. Меня совсем не баловали любовью, мне будет достаточно самой крохи, чтобы потерять голову, чтобы потащиться за тобой на край света. Но ты худший человек, с которым это может произойти. Он гладил меня по голове, словно котёнка, а я не знала, куда себя деть, только немного жмурилась.
        Фонари, откуда-то сверху, сквозь листву, лили на асфальт медовый свет, а воздух ночной, холодный, дрожащий от свежести, словно опутывал паутиной. На душе вдруг стало легко, даже несмотря на усталость, на моё неловкое смятение. Гулять по ночам здорово. Так же здорово, как по предварительному сговору с охранником сбегать ближе к рассвету из общежития - чтобы искупаться в заливе.
        Послышался мерный, деликатный шум мотора. К тротуару подъехал Генрих.
        - Знаешь, вы не очень-то похожи со своей сестрой. - Я забилась в угол на заднем сиденье и изо всех сил пыталась игнорировать руку Ланкмиллера у себя на талии. Сопела сосредоточенно.
        - Ничего удивительного, - тот равнодушно пожал плечами, - матери у нас разные.
        - И где она сейчас? Твоя мать?
        - В гробу, видимо. Покончила с собой, когда я был ребёнком, - щедро поливая слова сарказмом, сообщил Кэри. - Знаешь, так бывает, надоело человеку, и всё.
        Я сразу же заглянула ему в лицо. Шутит? Кто вообще так шутит? Но, кажется, хозяин был абсолютно серьёзен, и от этого мгновенно стало нехорошо.
        - Прости, - я внутренне поёжилась, - хоть ты так ужасно об этом сказал, но всё равно прости.
        - Не нахожу ничего ужасного, - Кэри пожал плечами. - Отец её любил, но, видимо, даже слишком сильно. Такое не каждый способен выдержать. Вот она и свела счеты с жизнью. Бедный папа, его ведь в конечном итоге тоже любовная история свела в могилу, да? - меня щёлкнули по носу.
        От Ланкмиллера несло цинизмом, едким, как перегар, так и подмывало отодвинуться подальше, но было особо некуда.
        - Знаешь, иногда мне бывает от тебя страшно, - тихо проговорила я, отворачиваясь к окну.
        - Господин тяжело переживал смерть обоих родителей, - неожиданно встрял Генрих с водительского сиденья.
        - Я тебя сейчас хоть о чём-нибудь спрашивал?
        От того, как Ланкмиллер это сказал, у меня чуть не остановилось сердце. Размеренно, голосом, в котором сущий лёд и металл. Мог бы вгонять в сердце колья с таким же успехом.
        - Прошу прощения, - сдержанно извинился не потерявший самообладания начальник охраны, хотя, видимо, и тот успел основательно испугаться.
        Интересно, если все в этом доме боятся Генриха, то кого боится сам Генрих? Кэри? Я вдохнула, убирая назад растрёпанные волосы. Нет, его подчинение основано не на страхе. Он предан Ланкмиллеру слепо, как пёс.
        - Тебя в детстве не любили? Ты так холодно о них отзываешься, - прозвучало едко, хотя не должно было. Это всего лишь новый дурной вопрос, вырвавшийся у меня только по глупости и недосмотру. Генрих там подавился чем-то и долго кашлял.
        - Нет, почему же, - Ланкмиллер пожал плечами, видимо, благосклонно счёл мои издевательства забавными. Чем-то вроде игры. - Я рос в атмосфере вседозволенности и всеобъемлющего обожания. Плохо на характере сказалось?
        - Хуже, чем ты сам себе представляешь.
        Беседа зашла в неисправимый тупик: в салоне на несколько минут повисло тягостное молчание, и Кэри, видимо, заскучал. Он с деликатной ловкостью убрал мои волосы так, чтоб они ему не мешали, и склонился к моей шее, медленно выдыхая. Щёки вспыхнули, и я мгновенно занервничала, принялась ёрзать на сиденье так, будто оно колючее. Хозяйские пальцы медленно-медленно повторяли линии вен, я скрипела зубами, притворяясь, что ничего не происходит, хотя вид у меня, наверное, был несчастный. С каждым вздохом словно что-то обрывалось в груди.
        Едва протянула руку, чтобы убрать наконец его пальцы, как мучитель перехватил её за запястье.
        - Кику? - недобро так прозвучало.
        - Мм? - судорожно пискнула я.
        - Неужели тебе настолько неприятно это?
        - Нет, я… Нет. Просто ты, наверное, не должен со мной так ласково. Я ведь тебе не настолько нравлюсь. Касаешься нежно, будто боишься разбить. Но ты ведь не боишься. Ты ведь хочешь совсем по-другому?
        Я замолчала, усилием воли прервав свою сбивчивую тираду. Странная полусладкая боль пульсировала на кончиках пальцев. Кэри ничего не говорил и не делал секунд пять, недоуменно изучая меня взглядом, потом молча и слишком крепко обнял, выдохнув, зубами оттянул полоску кожи чуть пониже уха. Руки сами как-то обвились вокруг его шеи, и я уткнулась лбом в ключицу Ланкмиллеру.
        Так лучше.
        Так намного лучше.
        Мне обязательно нужно помнить, что ты хозяин и что это на самом деле запредельно больно.
        - Приехали, - негромко объявил Генрих.
        - Чертовски не вовремя, - почти что простонал мучитель мой, отворяя дверцу, - жду у себя в спальне, моя маленькая любительница пожёстче.
        Я выпрыгнула вслед за ним и захлопнула дверцу. Надеюсь, мне хотя бы разрешат поесть. И лучше, если не с пола.
        Но ужин в поместье никто и не собирался готовить, потому что Кэри надлежащих распоряжений не давал.
        Так что я скинула каблуки с облегчением, с которым скидывают оковы, и, превозмогая все тяготы перемещения в полуубитом состоянии, со всей прилежностью перетащила себя вверх по лестнице в хозяйскую спальню. Просто мне очень хотелось снять уже это платье, и я знала, что мучитель непременно избавится от него, а остальное уже не казалось важным.
        Лишь на входе я задержалась на пару секунд, прижавшись к двери лбом.
        - Можно войти? - получилось хрипло и до ужаса несчастно.
        Кэри полулежал, опершись на подушки. Он лишь чуть заметно кивнул, тогда я проскользнула в комнату и тихонько прикрыла за собой дверь. Ланкмиллер был только после душа, в восточном халате с широкими рукавами, распахнутом на груди и прикрывающем разве что бёдра.
        - Знаешь, забавно, - он ни сесть не пригласил, ни чего-нибудь ещё, только перевёл на меня мутный уставший взгляд, - каждый раз, когда тебя обнимаю, ты вся дрожишь, а сердце бьётся так, как будто сейчас все рёбра переломает и выпрыгнет. О чём ты думаешь в такие моменты?
        - Ни о чём я не думаю. Мне каждый раз кажется, что сдохну.
        В голову не успело прийти ничего вразумительного или хотя бы достаточно гадкого, чтобы съязвить. Я вообще едва ли успела что-то сообразить, прежде чем с губ сорвалась именно эта фраза.
        Кэри только сдержанно фыркнул. Он не этого ответа ждал.
        - Ну иди сюда.
        С застёжкой он справился ловко, быстрее даже, чем Алисия, и платье кроваво-красным всполохом соскользнуло на пол. Кэри обласкал взглядом обнажённую кожу.
        - Давай, котёнок, в душ и ко мне, - скомандовал с усмешкой, сопроводив это дело звонким шлепком по заднице.
        «Котёнка в трусах у себя найдёшь», - мысленно огрызнулась я, закрывая за собой дверь ванной. Бодрящие струи воды остудили накал эмоций, я прохлаждалась явно дольше, чем положено, но никто нетерпеливо не колотил в стенку, так что могла позволить себе стоять в душевой кабине, периодически стукаясь о неё лбом. Я так сильно себя бешу. Выскочила только тогда, когда продрогла окончательно. К тому времени уже испарился запах миндального мыла, оставляя за собой только водопроводную известь. Завернулась в большое пушистое банное полотенце, от которого ещё пахло свежевыглаженным бельём, и ступила на паркет спальни. С меня ещё капала невысохшая вода. Ланкмиллер при моём появлении отложил ноутбук.
        - Кику, - голос мягкий, но властный.
        Я знаю, чего он хочет. Нервно оглянулась на тумбочку и едва ли не выругалась. Там лежал ошейник. Опять.
        - Давай, на этот раз должно быть уже легче, - Кэри чуть ободряюще махнул рукой. - Я и так тебя чересчур жалею.
        Я неопределённо передёрнула плечами. В прошлый раз это была попросту пытка где-то уже под конец удовлетворения всех его постельных изысков. И то, что он требовал, получилось у меня только после того, как Ланкмиллер меня так разгорячил, что я и соображать перестала. Ладно, может, если сделать всё по-быстрому, он отстанет.
        Я сделала несмелый шаг в сторону тумбочки, позволив полотенцу соскользнуть к ногам. Поёжилась от холода, сковавшего плечи. Медленно взяла ошейник с тумбочки, едва удерживая его в ослабших пальцах. На ощупь он был приятный, но шею мне натирал здорово. Ланкмиллер смотрел выжидающе и уже с едва уловимым укором, потому что я вновь затягивала, стоя возле его кровати и тиская в руках ошейник. Изнутри будто дребезжало всё.
        Ладно тебе, давай. Если с первого раза получится, можно потом будет уже не повторять это снова и снова. Я сглотнула тугой ком в горле и все-таки опустилась на колени. С удовольствием бы сейчас поплакала от отчаяния и злости, но боюсь, разведение слякоти только ухудшит всю ситуацию. Поэтому, кусая щёки изнутри, я протянула ему ошейник.
        - Хозяин…
        Чем мы, чёрт возьми, занимаемся. Ланкмиллер жуткий. И фетиши у него жуткие. Мне так сильно хотелось исчезнуть из этой спальни, что паркет почти ощутимо жёг колени. Господи. Я на секунду подняла глаза от пола и только тогда заметила, как сильно у меня трясутся руки. Кажется, кому-то из нас пора основательно лечить голову. Только я уже даже не знаю, может, обоим.
        Кэри принял ошейник не сразу, сначала погладил меня по щеке щедрым покровительственным жестом, большой палец скользнул по нижней губе.
        Я пыталась не думать об этом, чтобы стало легче, уйти мыслями в себя и остаться там, где-то далеко. Не здесь. Я хочу наблюдать за тем, как в месте, где я родилась, вечернее солнце медленно ползёт по зданию маленького театра, оставляя всё больше пространства для глубокой сумеречной тени. Я хочу подходить к морю только за тем, чтобы помочить ноги и отбежать. Я хочу круглый рыжий ковёр с узором и много-много растений в спальне. Хочу просыпаться с рассветом и молча сидеть у окна три часа подряд.
        Чего угодно, но… не этого.
        Замок ошейника щёлкнул.
        - Хозяин, мне можно задать вопрос? - я подняла глаза, но, просто пари держу, это невыносимо жалко выглядело.
        - Валяй, - великодушно разрешил Кэри.
        - Зачем вообще всё это нужно? Ты не можешь кончить без… ну…
        У меня остановилось сердце. Я не хотела этого, я не планировала договаривать. Его глаза сверкнули горячим блеском, и я почувствовала, как натягивается шнурок, прикреплённый к ошейнику. Мне конец.
        - Милая моя девочка, - Ланкмиллер привлёк меня к себе и снова легонько потрепал по щеке, бледной, как мел, как будто я была уже неживая. - Знала бы ты, - он специально тянул время, потому что видел, какой это производит эффект, - как тебе идёт ошейник. Тут любой бы кончил. Но дело… - короткий поцелуй за ухом, - дело не только в этом. Мне нравится, как ты стонешь подо мной, как раскрываешься. Нравится, когда на тебе нет одежды, когда наручники, приковывающие тебя к кровати, вынуждают тебя довериться кому-то, кого ты почти не знаешь. Тебе нравится грубость и… опасность. У всех свои вкусы.
        Это неясное болезненное чувство, которое он вселял в меня, имело горьковато-сладкий оттенок, словно кальянный дым, и струилось по венам, заставляя плечи подрагивать. Я глотала его, едва успевая в промежутках вздохнуть.
        - Чего притихла? - чуть хриплый от желания голос, насмешливый. Ланкмиллер говорил на выдохе, и его слова проходили сквозь меня электрическим током.
        - Я боюсь вас.
        - Ты не меня боишься, - спокойно поправил Кэри, вновь вальяжно откидываясь на подушки, - а себя. И своих желаний.
        Подозвал меня жестом, и я приблизилась, втягивая воздух у его кожи. Сок алоэ, белый дубовый мох. Так пахнет его шампунь? Его парфюм? Что бы это ни было, оно наверняка стоит немалых денег. Я в один момент неожиданно для себя оказалась снизу, Ланкмиллер вжал меня в простыни одним рывком, нависая сверху. Он был настолько больше, выше меня на целую голову, и, наверное, я ощущалась ему чем-то вроде тряпичной куклы.
        - Ты думала об этом, не так ли? - голос у него сейчас был почти мурлычущий, тихий, с хитринкой.
        - О чём? - едва слышное, на выдохе. Я ощутила, как его пальцы медленно поднимаются по внутренней стороне бедра. Кожа моментально покрывалась мурашками от этих прикосновений.
        - Сегодня в кафе ты думала о том, чтобы сбежать, - доверительно сообщил Ланкмиллер, внимательно наблюдая за реакцией, которая не заставила себя ждать. Сердце будто замерло на миг, а потом принялось колотиться с утроенной силой. Кажется, мы оба прекрасно слышали его в густой горячей тишине, окутавшей нас.
        Два пальца скользнули внутрь, заставив охнуть от неожиданности. Ланкмиллер так хорошо знал, что делает, был так фатально безошибочен, что я мгновенно выгнулась под ним, запрокидывая голову.
        - Нет, что за… - судорожно стиснула в кулаке уголок покрывала, безуспешно пытаясь вдохнуть.
        В ответ мягкое:
        - Не лги мне.
        Как он вообще узнал, как он, чёрт возьми, понял?! Будто я и правда сидела с распахнутой черепной коробкой! Может, не поймал ещё, может, блефует и ждёт, пока я сама себя сдам под таким напором? Чёрт, как же тяжело соображать, когда он…
        Пальцы внутри чуть сменили ритм, и вместе с прерывистым частым дыханием из груди начали вырываться стоны.
        - Хозяин, я не…
        - Ти-и-ихо, тихо, тихо, - Ланкмиллер прижал ладонь к моим губам, заставив умолкнуть. Одновременно с этим его ласки сошли на нет. - Просто имей в виду, здесь много таких, как ты, и никто не поможет им, потому что даже в вольном государстве всё покупается и продаётся. Только дёрнись, и я мгновенно найду тебя. А когда я найду тебя… - Он склонился к моему лицу, слова своих угроз томно выдыхая в самое ухо. - Я отдам тебя Генриху, и он сделает с тобой то, что посчитает нужным.
        - Правда отдашь меня? - выпалила, даже не до конца понимая, что говорю.
        На миг по его лицу скользнуло ничем не прикрытое удивление, даже растерянность какая-то. Но надо отдать ему должное, в руки он себя взял чертовски быстро. Так быстро, что я ещё не успела поверить в то, что он способен на человеческие эмоции. Мучитель низко склонился над моим лицом, я чувствовала его дыхание на своих губах, они почти соприкасались с его, полураскрытые и влажные. Это ничтожное расстояние казалось смертельным сейчас. Смертельным и непреодолимым рубежом, который нам не дано пересечь.
        Мне так стыдно, жутко и больно от того, что я этого хочу.
        Пожалуйста, поцелуй меня.
        Вместо этого Ланкмиллер рывком, почти одним движением переворачивает меня на живот, вжимая щекой в подушку, дёргает бёдра вверх, приподнимая их так, чтобы ему было удобно. Входит одним движением, я едва успеваю закусить указательный палец, чтобы не закричать. Инстинктивно прогибаюсь в пояснице, угол проникновения меняется от этого, и фонтан ощущений мгновенно топит в себе с головой. Это какая-то гремучая безысходность, то, как меня пьянит безграничность этой близости, её неотвратимость, жар случайных смазанных прикосновений. Его горячий член внутри, развратный шёпот на ухо, то, как он своим весом прижимает меня к кровати. Мои ответные стоны, проклятия, объятия. Всё это ему уже знакомо. Всё это он уже слышал, делал и пробовал с другими. Но если присмотреться, можно увидеть, что глаза у него блестят.
        12. На коротком поводке
        Я перевернулась на спину, задумчиво ощупывая оставшийся на щеке отпечаток подушки. Было уже далеко за полдень, судя по расплывшимся лужам света, переползшим с паркета на винтажные полосатые обои. Вместо мучителя рядом со мной валялся только халат мучителя. Откуда-то, наверное, с первого этажа, доносился густой и терпкий запах кофе. Ну что за неугомонное чудовище этот Ланкмиллер, уже не спит.
        Я осторожно ощупала ошейник плохо гнущимися пальцами. Всё ещё на мне? Твою мать. Он то ли подобран был не слишком удачно, то ли застёгнут чересчур плотно, но основательно натирал шею, и в некоторых местах кожа уже начала воспаляться. Я поспешно убрала руки, чтобы не причинять себе ещё больше боли.
        Пока лежала на смятой постели, бездумно пялившись в потолок, башка потихоньку собиралась в единое целое, восстанавливая вчерашний день по кусочкам и лоскуткам из неожиданных находок и откровений. Кэри потерял мать в юном возрасте, и взболтнул он об этом явно случайно, потому что Ланкмиллер не из тех, кто делится секретами. По крайней мере, с кем-то вроде меня. Так что вряд ли теперь я вообще когда-нибудь узнаю, почему это случилось. Доктор Фолиан сказал, что едва ли не единственный способ исчезнуть из гарема - это смерть. Может ли статься, что она выбрала этот выход? Я спрятала лицо в ладонях, закрываясь от эмоций, нахлынувших так внезапно. Сколько мужества нужно для этого. И сколько абсолютного одиночества.
        Я перекатилась на бок и обнаружила себя лицом в халате Ланкмиллера. Он пах мужиком, и ощущения от этого были странные. Я села на кровати, стискивая в пальцах приятную шёлковую ткань, словно лучше пытаясь понять её. Всё так же, как и вчера: терпкий чай, мох, древесина, чуть промокшая от дождя.
        - Что, нравится мой запах? - послышалось насмешливое. На пороге, самодовольно облокотившись о дверной косяк, стоял Ланкмиллер.
        - Надеялась, что ты испарился из моей жизни чудесным образом. - Я злобно швырнула на пол его халат, буквально скрежеща зубами от ответной снисходительной ухмылки.
        «Ну что за ерунда, у тебя теперь нет своей жизни, неужели забыла?» Он не произнёс этого вслух, но в остальном прекрасно донёс свою мысль. Да и пошёл бы ты к чёрту.
        - Ланкмиллер, - я, пошатываясь и кутаясь в простыню, встала напротив него. - Может, ты его снимешь уже? Пожалуйста.
        Чуть наклонила голову, освобождая доступ к застёжке.
        - Нет.
        - Что? - я даже как-то опешила от столь уверенного отказа.
        - Я хочу, чтобы сегодня ты носила ошейник не снимая.
        - Но он мне…
        - Ну-ка тихо.
        Я даже отпрянула от него, всерьёз опасаясь получить пощёчину или чего похуже.
        - Ты можешь хоть раз принять приказ без нытья и пререканий? Тебе вообще не положено их обсуждать, потому что ты… - Он зачем-то выдержал драматическую паузу, которой я незамедлительно воспользовалась, чтобы ввернуть услужливое:
        - Подстилка твоя?
        - Ну что за сообразительная девочка! - он ответил мне такой же наигранной умилительной улыбочкой, от которой жидкий металл потёк по венам вместо крови. - А теперь быстро в ванную, даю тебе полчаса, чтобы привести себя в порядок и душ принять. Хочу сегодня показать тебя кое-кому.
        - Что, уже мечтаешь от меня избавиться? Сплавить меня какому-нибудь извращенцу? - Я замерла на полпути, на одной ноге, едва не свалившись от резкого разворота в его сторону. Старалась звучать шутливо, но если прислушаться, то голос мой дребезжал.
        - Он не интересуется девушками, расслабься. Так, просто небольшое знакомство.
        А, так вот в чём дело. Я внимательно взглянула в серые ланкмиллерские глаза, чтобы уловить ответ ещё до того, как он будет произнесён.
        - С тем, кто партнёр по бизнесу, гей и просто любовник?
        Кэри притянул меня к себе, подцепив пальцем за ошейник, и почти эротично шепнул на ухо:
        - Язык свой придержи.
        Это значило только то, что я попала в самую точку.
        Офис почти пустовал в выходной. К тому моменту, как мы добрались до него, я уже была дико заинтригована, потому что на все вопросы о своём загадочном друге Кэри отвечал более уклончиво и расплывчато, чем вообще на что-либо. Я даже о семейных проблемах и делах своего мучителя была лучше осведомлена, чем об этой таинственной личности, с которой он собирался меня познакомить. Зачем - мучитель тоже так и не признался.
        Я топала за мучителем по коридору, который казался мне бесконечно длинным, как будто конечной точкой нашего назначения был не один из кабинетов главы компании, а эшафот. Приоткрытая дверь конференц-зала, таблички, имена, кулер и кофе-машина, запах офисной мебели и чернил. В зеркале на стене я поймала своё отражение и поняла: кожа на щеках, цветом больше похожая на выцветшую старую бумагу, идёт неровными красными пятнами. Естественно, с чего бы ей не идти, Ланкмиллер ведь так и не снял ошейник, его благодетель закончилась на майке с высоким горлом, которую мне разрешили надеть, чтобы прикрыть его. Но он по-прежнему был на месте, символ моего принадлежания и подчинения. Мы оба прекрасно об этом знали.
        Коридор закончился резко и неожиданно, оборвавшись дверью за очередным поворотом.
        - Заходи, - Кэри легонько подтолкнул в спину, - он уже ждёт.
        Я послушно и молча втолкнулась, прошла пару осторожных шагов, минуя секретарский предбанник, и оказалась на пороге уютного светлого кабинета, где и замерла, нахмурившись. На широком кожаном диване для посетителей, боком ко входу, вальяжно откинувшись на спинку, сидел мужчина лет сорока. Трёхдневная щетина, рубашка, расстёгнутая на груди, небрежно убранные волосы, спадающие на лоб. В целом эта комплекция, манеры, тягучие завораживающие движения, которые приковывали взгляд как-то сами собой. Мне потребовалась буквально пара секунд, чтобы сопоставить всё это у себя в голове, собрать в единый знакомый образ.
        Кэри ещё даже не успел поздороваться со своим загадочным бизнес-партнёром, когда я, выдохнув, бросилась ему на шею.
        - Феликс!
        - Роуз? Розмари! Дай я пригляжусь, это точно ты? - он отстранил меня на несколько секунд, а потом снова прижал к своей груди, здоровой, как у медведя. - Прости уж за клише, но точно не ожидал тебя здесь увидеть.
        От таких душевных объятий болезненно хрустнули рёбра, ещё отходившие от последствий генриховских пыток, и мне пришлось крепко сжать зубы, чтобы не заскулить.
        - Я жду от вас объяснений, - беззлобно потребовал Ланкмиллер, вставая напротив дивана. - Здравствуй, - это запоздалое лучезарное приветствие относилось уже сугубо к нашему общему другу.
        Мне стало неловко как-то разговаривать с мучителем, сидя на коленях у Феликса, поэтому я деликатно высвободилась и встала.
        - Мы познакомились в «Шоколаде». Он тогда жил недели две в гостинице, что с нами в одном здании, и заглядывал постоянно. Так вышло, что мы за это время сблизились, как друзья. Он очень выручил меня в одном деле, поэтому я вроде как у него в долгу, который вряд ли когда-нибудь отдам. - Удивительно, каким всё становится расплывчатым и уклончивым, когда дело доходит до Феликса. До Феликса, который на деле такой простой. - Знакомиться, я думаю, смысла нет, - отчего-то смущаясь, неразборчиво пробубнила я.
        - Ну почему же, девочка моя, думаю, тебе стоит представиться по-человечески.
        Меня аж передёрнуло, когда я поняла, к чему это Ланкмиллер ведёт. Нейгауз лишь брови вскинул.
        - Мф… - я отчаянно попыталась выдавить из себя хоть какой-то звук, прежде чем мучитель пришибёт меня прямо здесь. - В общем, теперь… теперь меня зовут Кику, - вышло так отчаянно и задушенно, словно я вообще ничего не сказала.
        - Громче, - закономерно потребовал Кэри.
        - Не нужно. Со слухом у меня, к счастью, пока ещё всё в порядке, - мягко, как только он умеет, сгладил ситуацию Феликс.
        Кэри со вздохом опустился в своё кресло, а я, оглядываясь то на одного, то на другого, пристроилась на диване, с краю. Вид у мучителя был едва ли не счастливый, хотя внешне это почти никак не выражалось - он вообще был не слишком эмоциональный, - но спокойнее стал, что ли.
        - А у тебя глаз-алмаз, Ланкмиллер, как и всегда, - с ленивой усмешкой протянул Феликс, закидывая ноги на журнальный столик. - Решил разнообразить свой малинник моей лучшей ученицей.
        Кэри бросил на меня короткий вопросительный взгляд, и… Чёрт бы тебя побрал, Нейгауз, ну вот зачем это нужно было делать?! Ланкмиллер, кажется, интересовался, кто обучил меня непревзойдённому оральному мастерству. Так вот, это были Феликсовы советы. Советы, которыми он спас мне жизнь, пусть и весьма… необычным способом.
        - Чёрт, я должен был догадаться, - мучитель расхохотался. Видимо, до него наконец дошло.
        - Она прилежная ученица, - Нейгауз игриво подмигнул мне, заставив застыть на месте, как статуя, спешно вылитая из гипса.
        - Надо признать, вносит кое-что своё в твои техники, - Кэри отозвался весело ему в тон.
        - Можно мы не будем это обсуждать, пожалуйста. - Лицо уже не просто шло багровыми пятнами, оно полыхало ярчайшими кострами ада. - Хреновы извращенцы, - уже тише, почти сквозь зубы.
        - Ну, все люди извращенцы в разной степени, - философски заметил Нейгауз. - Надо признать, я зря переживал за тебя, когда только узнал про новенькую. Он просто бывает неосторожен в своих выборах, - Феликс пытался говорить сразу на два фронта, обращаясь то к мучителю, то ко мне. - Кику - лучшее, что могло бы с тобой случиться, она чистая, как снег, в гареме такого не найдёшь.
        Я внутренне поёжилась, подмечая, что у Нейгауза какие-то очень своеобразные представления о чистоте.
        - Ты был противоположного мнения ещё вчера, - с усмешкой попенял Ланкмиллер. - Феликс, ты слишком меня опекаешь. Ни судьбу дядюшки, ни отца я не намерен повторять.
        От его пристального взгляда у меня совершенно не фигурально сдавило виски от боли. Можно подумать, я та самая девочка для битья, на которую надо вешать грехи всех женщин, которые когда-либо обидели его или его дражайших родственников.
        - Как будто я знал, что за бабу ты притащил в свой дом, - невозмутимо парировал Феликс. - Да ещё и из борделя, это хуже, чем с улицы!
        Мне даже как-то неловко было присутствовать при их почти семейной разборке. Так и подмывало уйти, но я знала, что в спину мне прилетит, как нож, приказ вернуться на место и сидеть смирно, поэтому я не дёргалась.
        К слову сказать, о Ланкмиллере-старшем. Такое ощущение складывалось, что толком никто и не знал, отчего он умер. Кэри сейчас так об этом сказал, что показалось, тот пострадал из-за своего же гарема. Любые попытки затронуть эту тему с кем бы то ни было в доме заканчивались мрачным взглядом и поспешным, совсем не деликатным её сворачиванием к чертям собачьим. Не удивлюсь, если его траванула какая-нибудь Нора его же собственным ядом. Хотя, может, мучитель, говоря о ранах, имел в виду собственную мать.
        - Честно сказать, я хотел просто увидеться, без всяких условностей, но знаешь, похоже, делового разговора нам всё же не избежать. - Кэри неохотно вздохнул и полез куда-то в шкаф, выуживая оттуда стопки документов в чёрных папках. - Возникли кое-какие проблемы с конкурентами, посмотришь? Нужен твой совет.
        Разговор у них зашёл о котировках, марже, зелёном камуфляже и остальных вещах, совсем не близких и непонятных мне.
        Я не вслушивалась. Сидела, меланхолично болтая ногами, и разглядывала Нейгауза исподтишка. Он был из тех людей, которые со временем практически не меняются. Все та же очаровательная многодневная щетина, тёмно-русые волосы, хитрый и тёплый взгляд. Феликс производил впечатление спокойного, рассудительного человека, и на моей памяти так ни разу из себя и не выходил.
        Я выдохнула с тихим облегчением. Когда всё меняется с такой несусветной скоростью, всегда приятно видеть хоть что-то постоянное.
        - Кэри? - я потянула мучителя за рукав, ужасно бестактно прерывая затянувшуюся беседу. - Может, мы уже… поедим?
        - Проголодался, маленький? - меня в ответ чуть ли не за ухом почесали, как котёнка. - Нет смысла больше оставаться на фирме, мы ведь уже закончили с документами, - Ланкмиллер кинул вопросительный взгляд на своего любовника, - продолжить можно у меня дома.
        Надеюсь, что продолжить они планируют без моего участия, однако же кое-какие сомнения меня всё равно терзают…
        Тем временем оказалось, Нейгауз заметил кое-что и притянул меня поближе огромными ручищами, приспуская воротник.
        - Носишь ошейник? Надо же! Да ладно, не сжимайся так, он тебе даже идёт, - Феликс по-дружески потрепал меня по щеке. Он уже пока говорил, заметил, как мне хреново от его слов, поэтому постарался сгладить ситуацию, а я отчаянно и безуспешно пыталась ему подыграть, выдавая замученную улыбочку.
        - Только натирает сильно, - отползла от него, поднимаясь с дивана и порывистыми неровными движениями вновь прикрывая нежелательную деталь гардероба.
        Я даже растерялась, почувствовав на своих плечах ланкмиллерские ладони. На роже у него явственно читалось недовольство, поэтому ничего хорошего не было в том, что он меня касался. Лицо вздёрнул за подбородок так бесцеремонно и резко, что я замычала в ответ что-то невразумительно-протестующее. Но Кэри проигнорировал эти возмущения, внимательно разглядывая покрасневшую шею. Бросил напоследок какое-то слишком сухое и раздражённое:
        - Если натирает, надо было сказать. Или у тебя языка нет?
        - Я пыталась тебе сказать, ты меня заткнул раньше, чем у меня это вышло. - Он уже вышел из кабинета к тому времени, поэтому никакой уверенности в том, что эти слова достигли его на этот раз, у меня не было.
        Феликс задержал меня в дверях, когда Кэри уже ушёл далеко по коридору и не мог слышать нас.
        - А ты изменилась, Роуз. Взрослее стала, что ли, - он окинул меня проницательным задумчивым взглядом, - серьёзнее и сильнее.
        Я молча опустила голову и сосредоточенно выдохнула. Значит, пока Кэри не слышит, всё-таки по имени? Как это в его духе. Эх, Феликс, о чём ты говоришь? Серьёзнее и сильнее? Вряд ли. С нашей последней встречи я разве только чуточку поумнела. Ровно настолько, чтобы понять, что не заслуживаю этих слов. Я так за всё время и не осмелилась даже в глаза тебе посмотреть.
        Сильнее. Ну да. Как же.
        Я сидела на ланкмиллерской кухне в гордом одиночестве и наслаждалась тортом из его кондитерской, пока Кэри с Феликсом наслаждались друг другом. Это продолжалось уже довольно долго: я почти весь остаток дня была предоставлена сама себе, что вылилось в бестолковое брождение по дому и не менее бесполезное залипание в распахнутое окно. Майский ветер, ласковый и ручной, принёс с собой прохладные антрацитовые сумерки с застывшими в небе прозрачными облаками.
        Вот сейчас я доем… ну, хотя бы этот кусок или тот, следующий… И придётся топать наверх, к ним. Я себе всей этой безысходностью кухонной больше напоминала алкоголичку, чем наложницу. Только что вместо самогонки - чай с розой и шиповником.
        Когда я поняла, что ещё больше торта в меня уже решительно не влезет, решительно отодвинулась от стола. Настало время идти. В конце концов, не так уж это и страшно, Ланкмиллер довольно мягко выдвинул предложение после этого своеобразного ужина посетить его кабинет, хоть права на отказ и не дал, как всегда. Но там будет Феликс, и чёрт знает, во что это может вылиться.
        Я, бросив на кухне невымытую посуду - непривычно-то как, чёрт возьми, - быстро поднялась наверх и замерла у чуть приоткрытой двери кабинета. Подглядывать нехорошо, но будем считать, что я уже стою внутри и они просто меня пока ещё не заметили.
        Ланкмиллер лежал на диване, опустив голову Феликсу на колени, тот перебирал его волосы мягкими неторопливыми движениями. Оба молчали. Теперь ясно, почему Кэри так любит эти встречи. Воплощённый покой. Тихое абсолютное взаимопонимание. Когда ничто не тревожит тебя и на какое-то время, хоть даже на полчаса, можно доверить себя дорогому человеку и тогда уже ни о чём не думать, просто расслабиться в его руках. Это завораживало.
        А Ланкмиллер точно уверен, что хочет меня здесь видеть?
        Дверь скрипнула, потому что я слишком сильно подалась вперёд, не рассчитав, и волей-неволей пришлось войти. Теперь моё существование в коридоре уже никак не скроешь, и нужно играть по-честному. В кабинете пахло дорогим коньяком и гиацинтами, видимо, их запах принесло с улицы. На меня, как это и ожидалось, совсем не сразу обратили внимание.
        Тусклый медовый свет настольной лампы обнажил усталые серьёзные черты лица моего мучителя, как будто подчеркнул возраст. Ланкмиллер выглядел чуть старше своих лет, и если подумать, ему пришлось быть старше, ведь руководство компанией легло на его плечи, когда ему было едва только двадцать шесть. Он был совсем ещё… Остановись, Роуз, ты ведь не собираешься его жалеть? Тогда почему ты не можешь оторвать от него взгляда.
        - Кику, - хозяин приоткрыл один глаз, как в фильмах ужасов. И только этого достаточно было, чтоб сердце ёкнуло.
        - Чего? - я вся как-то слишком напряглась и даже шаг назад сделала.
        - Поди сюда, мордашку испачкала, - он снисходительно улыбнулся моему смятению и с неохотным вздохом сел.
        Ах, ну да, чёртов торт… Я никогда не научусь аккуратно есть такие вещи? Теперь уже ничего не оставалось, кроме как послушно приблизиться. Ланкмиллер усадил меня на колени и все кондитерские излишества заботливо стёр платком.
        - И как тебе продукция моей обожаемой кондитерской? - как-то даже мурлыча, осведомился он.
        - Восхитительно, не соврёшь, - я насупилась, нашёл что спрашивать, будто он сам не знает. - Может, ты… уже всё-таки снимешь? - умоляюще заглянула ему в глаза.
        Он ничего не ответил, только сзади приглушённо щёлкнул замок, и я, избавившись наконец от ошейника, жалобно заскулила, потому что Ланкмиллер провел по шее пальцем, задевая почти до крови стёртую кожу. Оставалось только губу закусить, потому что прекращать это занятие он явно не собирался, о чём и ухмылка его свидетельствовала, и мои сжатые его рукой запястья.
        Я не вырывалась и не жаловалась, просто терпела, закрыв глаза и вздрагивая иногда от этих прикосновений.
        Ланкмиллер не знает ни уговоров, ни жалости, так что тут толку? Я очень устала от его выходок, от того, как просто у него можно впасть в немилость за две секунды, поэтому молча упражнялась сама с собой в остроумии, подбирая ему проклятия позатейливей и побольнее. Вот за этим занятием я и пропустила момент, когда воспалённой кожи коснулись уже не кончики пальцев. Губы тёплые и сухие, чуть шершавые. Вздох. Я подавилась воздухом. Новые ласки ощущались уже совсем по-другому. Даже к самым болезненным местам прикосновения казались мягкими и аккуратными. Это были странные для Ланкмиллера поцелуи. Слишком нежные для засосов, которые он обычно ставил с таким злорадным удовольствием, и я никак не могла понять, откуда в нём вдруг взялась эта несвойственная ему бережность.
        - Такая маленькая… - удивлённо пробормотал Кэри, отстраняясь. Будто в первый раз видит.
        Я сидела, прислонившись спиной к его груди, и чертовски отчётливо ощущала, как у Ланкмиллера немного сбилось дыхание.
        - Как твои дела, Кику? - Нейгауз подался чуть вперёд, дружелюбно поглядывая на меня.
        Я опустила голову. И что мне делать? Соврать, что всё в порядке, как всегда? «Ну, лучше, чем, например, у покойника. Это уже что-то».
        - Она ещё не привыкла к новой обстановке, - вздохнул Кэри, когда очевидно стало, что молчание моё слишком затянулось и оттого уже начинает казаться двусмысленным.
        - Вроде того, - сдавленно подтвердила я, и голос вышел таким, будто мне наступили на горло.
        - Не суди меня строго за то, о чём я сейчас попрошу, - Нейгауз даже замялся как-то, видимо, пытаясь подобрать слова, - но проявляй к своему хозяину чуть больше терпения и тепла. Он, в общем, не желает тебе зла, и вам обоим будет лучше, если эти отношения станут чуточку менее натянутыми.
        - Не нужно, Феликс. Всё, что мне от неё требуется, - это уважение, которое надлежит проявлять к хозяину. И послушание. В остальном я ценю искренность, и вас в качестве поддержки мне вполне достаточно. - Кэри расслабленно откинулся на спинку, чтобы я могла удобнее устроиться.
        - Вас? И много у тебя таких, кому ты можешь довериться?
        Мне почему-то вдруг показалось это смешным и нелепым, чтобы у Ланкмиллера вообще были близкие люди, чтобы рядом с ним оказался хоть кто-то, кто был хотя бы способен терпеть его добровольно. Но я ошиблась на этот счёт.
        - Трое, - мучитель вскинул в воздух пальцы, чтобы продемонстрировать нагляднее. - Феликс, Алисия, Генрих. Ещё немногим ранее я бы назвал Николь. Но она была скорее исключением, чем правилом. Обычно наложницы в эту категорию не вхожи.
        - Мм-м, весь такой аккуратный, смотрю. Встаёшь рано, одеваешься в гладко-выглаженное, людей делишь по категориям. И как, получается?
        - А ты ревнуешь, что ли? Расслабься, для тебя тоже есть своя категория, - охотно подхватил мучитель. - Сказать, какая, девочка из борделя?
        Я невольно стиснула подол своей юбки, опуская глаза.
        - Можешь оставить эту информацию при себе, для девочки из борделя такое слишком сложно. Я всё равно в этом не разбираюсь, у меня нет никаких списков и категорий, потому что у меня… У меня никого нет.
        Смысл этих слов окончательно раскрылся, осел в сознании только через секунду после того, как я их произнесла. Удивительно, как просто и словно бы между делом мне далась такая страшная и больная истина. Она ещё отдавалась эхом в моём затылке, когда я подняла глаза, чтобы заглянуть Ланкмиллеру в лицо. Он прав, ты с ним в разных категориях, Роуз, проснись. Он не знает и никогда не узнает, каково это, быть никому не нужным. И сколько бы боли ему по жизни ни выпадало, он никогда не почувствует этот страх перед вечным и абсолютным, эту едкую горечь на кончике языка.
        - Ну ладно, не стоит об этом. Немного прояснили ситуацию и хватит, а то вы сейчас поссоритесь. - Нейгауз хлопнул в ладоши, словно подводя итог этому разговору, отсекая и оставляя его в прошлом. - Кику, как ты смотришь на то, чтобы сегодняшнюю ночь с нами провести? Расслабишься заодно, а то какая-то ты замкнутая у нас.
        Ох, и Феликс туда же. Хотя я знала, что так будет, он и раньше намекал на такой поворот событий, ещё в начале нашего знакомства. Не то чтобы это добавляло мне особого энтузиазма.
        Я кашлянула в кулак, поперхнувшись собственными мыслями, и оглянулась на хозяина. Он обычно о таких вещах не спрашивал, просто делал, что ему нужно, и приказывал, что хотел.
        - Сердце колотится, словно вот-вот выпрыгнет. Ты боишься, что ли? - озадаченно пробормотал на ухо Кэри. - Не знаю. Не думаю, что она готова к подобного рода мероприятиям. А хотя… Стоит же начинать когда-то, верно?
        - Опыт надо приобретать, он сам собой не появится, - Феликс беспечно пожал плечами и вышел, бросив на пороге озорное: - Жду.
        - Кэри, - оставшегося в груди воздуха едва хватило на то, чтобы выдохнуть его имя, - такой поворот очень пугает меня, я ещё не…
        - Да знаю я, - неожиданно оборвал Ланкмиллер, - что ты ещё не. Не бойся, Кику, посмотри на меня. Ничего такого с тобой не сделают. Ничего такого, через что ты ещё не проходила. Я буду рядом, если что. Всё время. Вообще-то, это мне бояться надо, - выражение мучительского лица вдруг стало непередаваемо кислым, - у нас больше двух месяцев секса не было.
        Я слабо прыснула в кулак от этой его реплики. Мучитель был забавным сейчас, когда шутил и жаловался одновременно. Кажется, ни того, ни другого он до этого при мне никогда не делал.
        - Как вышло так, что вы спите вместе?
        - Отец лет с тринадцати отправлял меня к нему погости… - Кэри словно усилием воли оборвал себя, запнувшись прямо на полуслове. - Так вышло. Он неплохой, но некоторые недостатки приходится терпеть. Идём. Сейчас не время болтать об этом.
        - Подожди, - настойчиво позвала я, подошла вплотную, тыкаясь носом ему в грудь, - Кэри…
        Порывистый вдох. Руки сами собой скользнули по его спине, скомкали ткань сорочки. Я ещё отчётливей поняла, что очень мандражирую перед предстоящим. Быть с ними в спальне, видеть, как они… Мучитель тяжело выдохнул, прислоняясь своим лбом к моему. Я почувствовала, как он обнимает меня в ответ. Ладони медленно спускаются по талии и сквозь тонкую ткань майки ощущаются словно по обнажённой коже. Каждая игра с ним оканчивается плохо, пора уже к этому привыкать. У меня так сильно дрожат колени, что я наверняка сползла бы на пол, если бы Кэри так сильно не прижимал меня к себе.
        - Если мы займёмся друг другом сейчас, это будет не слишком справедливо и не слишком честно, - с явной досадой в голосе покачал головой Ланкмиллер, отстраняясь и своим хрипловатым голосом распаляя ещё больше.
        В спальне уже было душно, когда я переступила порог вслед за Ланкмиллером. Хотя, может, мне это только казалось. Приглушённый блеск прикроватной подсветки почти не рассеивал тьму, и глазам понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть. От одежды меня быстро избавили, не оставив возможности возразить. Здесь, на втором этаже, кожи не касались сквозняки, и шансов замёрзнуть майской ночью не было. Кэри посадил меня на пол у кресла, приковав наручниками к его подлокотнику.
        Нейгауз обещал, что я присоединюсь к ним позже, если желание возникнет. Порой на ум ему приходили не слишком удачные шутки.
        О моём присутствии в любом случае очень быстро забыли. Ланкмиллер и Феликс настолько были поглощены друг другом, что одно моё нахождение в комнате казалось уже сплошным уголовным преступлением. Будто ты подглядываешь за чем-то прекрасным и сокровенным, чем-то, что тебе не предназначается и не принадлежит, но всё равно не можешь отвести взгляд. Даже несмотря на смущение, мешающее дышать. Вдобавок ко всему, у меня очень быстро затекли руки, а пальцы я вообще через пару минут перестала чувствовать.
        Феликс был удивительным. И его полуотцовские, исполненные заботой чувства к хозяину - тоже. Он склонился над Ланкмиллером, прикусывая его нижнюю губу, руками ловко расправляясь с пряжкой ремня.
        Очаг дальнейших действий перешёл на кровать. Я как-то отстранённо подумала, что ей здорово достаётся по ночам, а она чудом ещё не скрипит. Ну, если только чуть-чуть, но это всё равно заглушают стоны, шлепки, сбитое прерывистое дыхание.
        Феликс что-то шептал жарко и едва слышно. Его ласки казались очень личными: поцелуи, ложившиеся на скулы и линию подбородка, укусы, объятия; это свело бы с ума любого стороннего наблюдателя. Они тёрлись друг об друга и оба уже тяжело дышали, каждым своим движением выжигая у меня на подкорке единственную осознанную мысль: «Я не должна здесь быть». «Я не должна здесь быть».
        Дальше смотреть и слушать стало уже совсем стыдно. Тело сковала необъяснимая болезненная дрожь. Я безотрывно уставилась в пол, почему-то часто моргая и чувствуя себя совсем без сил.
        - Эй, ты живая там? Соскучилась?
        Когда всё у них закончилось, Феликс похлопал меня по щекам, немного приводя в чувство.
        - Невозможно, - буркнула я, обводя мутным взглядом гейскую обнажёнку, - может, развяжешь? Я уже рук не чувствую.
        Наручники с глухим стуком свалились на пол, но я не сразу ощутила разницу. Не ожидала, что тело минут за двадцать - или сколько там они развлекались - может так бессовестно затечь. Именно поэтому, сделав два неуверенных шага на деревянных, будто бы не своих ногах, я сразу же свалилась на кровать, в не слишком удачную позу…
        - Ах, Кику, какой вид, - восхищённо вздохнул Ланкмиллер, оглаживая мою задницу с такой тщательностью, будто она попала к нему в руки впервые.
        Я невнятно заскулила о том, что в ближайшее время без посторонней помощи вряд ли смогу переменить своё незавидное положение, и вообще, пусть они оба имеют хоть капельку сострадания. И в ответ на это получилась подмята под хозяина. Он выцепил мою руку из смятых простыней и, ухмыляясь самодовольно, коснулся кончиков пальцев губами, поцеловал каждый. По запястью скользнул язык.
        - Так лучше?
        - У-угу… - я неуверенно кивнула, силясь до смешного слабыми движениями руку обратно отнять.
        Чувствительность возвращалась гораздо быстрее, чем я того ожидала, и даже какая-то слишком острая, но тело всё равно не слушалось, и мысли упорно не собирались в кучу. Я словно плавала в вязком густом тумане, зная только, что Кэри рядом, ориентируясь на тепло его тела.
        - Так что, присоединишься к нам? - Голос мягкий, ладони горячие.
        - Ты сейчас это всерьёз спрашиваешь? - А я вот говорила почти неслышно.
        У меня всё замирает внутри от того, что он делает, от того, как он меня касается. Может, я просто слишком долго, какие-то безумные двадцать с лишним минут, просидела в одиночестве, у кресла, наблюдая, каким нежным он может быть.
        - Да, моя радость, всерьёз, - ни капли иронии в его голосе не было. - Или хочешь уйти?
        Нечестно. Нечестно было спрашивать о таком сейчас. Сейчас, когда ему достаточно было поманить меня пальцем, немного погладить по голове, и я бы поклялась ему в верности на остаток жизни, просто потому что я настолько боюсь оставаться в одиночестве и холоде, за стеной соседней комнаты, что меня бьёт дрожь. Даже смешно становится, когда думаешь о том, что я готова делать с собой, чтобы только получить какие-то жалкие крохи тепла, которое достаётся другим просто, как воздух.
        Я ответила на его вопрос, не говоря ни слова, обвивая руками шею, притягивая его к себе.
        13. Изнанка моих желаний
        Воспоминания ворочались в голове раскалёнными отвратительными глыбами. Приходилось собирать их отрывками, через «не хочу», морщась практически каждую грёбаную секунду. Смутные образы, душная комната и сплошной разврат. Горькое раскаяние за содеянное и увиденное. Что-то вроде безалкогольного самовнушённого похмелья, сушняк от которого был самый настоящий. Как и головная боль. Улыбаться своей ничтожности оказалось больно - губы потрескались за ночь. Надо же, какое увлекательное, по сути, зрелище - потолок. Так бы и пялилась на него весь день. Такой потрясающе белый и большой… Единственная по-настоящему и во всех смыслах чистая вещь во всем доме.
        Я не хотела возвращаться ко вчерашним воспоминаниям, но всё равно жмурилась, задерживая дыхание, пытаясь прощупать их, понять заново. Может ли статься, что это уже то самое хвалёное «привыкнешь», о котором мне твердили все от Ричарда до Ланкмиллера.
        Так ни до чего и не додумавшись, я перешла к крайне дотошному обследованию собственного тела, что привело меня ко вполне утешительным выводам. Связанные руки, кости немного ломит, колени стёрты. На заднице и ляжках несколько следов от стека. Это ещё можно считать нормальным.
        Минуты две спустя на пороге спальни появился Ланкмиллер. Обычно, когда мы сталкивались с ним утром, это был уже чисто выбритый, всячески прилизанный и пахнущий кофе Ланкмиллер. Не в этот раз. В этот раз это был потрёпанный, явно не выспавшийся Ланкмиллер, на морде которого отчётливо читалось разочарование в этой жизни и всех её прелестях. Будто его появлению предшествовал не милый междусобойчик, а драка или основательная попойка.
        - Я затрахался, честно сказать, - уведомил он на выдохе, роняя себя на кровать.
        Ого. Никогда не думала, что вообще услышу от тебя эту фразу. В буквальном или фигуральном смысле, уточнять не стала, ибо кристально ясно было, что в обоих.
        Я уткнулась лицом в подушку, потому что хозяйское появление сразу всколыхнуло в сознании бурю осевших уже, кажется, образов. Он тем временем собрал себя по кусочкам и подошёл к окну раздвинуть тяжёлые занавески, сам же прижмурился от яркого света, хлынувшего снаружи. И только тут заметно стало, что кожа его покрыта кровоподтёками: спина, руки, даже живот кое-где. Нейгауз, кажется, немного перестарался ночью. Края у царапин воспалились и вид уже имели нехороший. Такие обычно скоро гноятся и очень долго заживают, причиняя кучу проблем.
        Я поморщилась и снова, ещё гуще покраснев, уткнулась в подушку. Спокойно. Всё равно рано или поздно просить придётся. Лучше уж сейчас, пока он не настроен отпускать эти свои издевательские шуточки, от которых щёки потом печёт.
        - Кэри… - пробурчала под нос еле-еле, язык казался каким-то неповоротливым и распухшим. - Ты можешь достать из меня вибратор? И руки развяжи, пожалуйста.
        Ланкмиллер подавил усталый смешок и скомандовал коленно-локтевую принять для удобства.
        - И расслабься, котик, тебе же легче будет.
        Я только тихо зашипела, с трудом заставляя себя не уворачиваться от его прикосновений. Сейчас, когда душный угар прошедшей ночи схлынул, они казались мне неприятными. Когда и руки были развязаны, я снова ничком повалилась на кровать, зарываясь носом в простыни.
        Ланкмиллер молча лёг рядом.
        - А Феликс где? - я осторожно выпуталась из покрывал, приподнимая голову.
        - В душе.
        - Погляжу, ты не в восторге от пережитого. - Я пыталась говорить аккуратно и звучать отстранённо, чтобы мучителю не казалось, что я лезу не в своё дело с преувеличенной настойчивостью.
        - Иногда это действительно бывает приятно, но прошлой ночью Феликс явно был не в том настроении, чтобы сдерживать свои порывы. У тебя-то там ничего, случайно, не сломано? - Это была слабая попытка пошутить, которую моё измученное воспалённое сознание с ходу не распознало.
        - Нет вроде, - я чуть удивлённо передёрнула плечами. Кроме психики разве что. - Как у вас вообще всё так вышло? В смысле, давно вы… вместе?
        Очередной бессмысленный заход на вопросы о личной жизни, на успех которого я и не рассчитывала. Но в сонной тишине утра, в этой комнате-аквариуме почти без движения воздуха, Кэри был чуть более разговорчивым, чем обычно.
        - Да, очень. Он был партнёром моего отца и хорошим другом семьи, к нам приходил часто и так же часто забирал меня к себе на несколько дней. Я иногда неделями у него жил. Всё с самого детства к этому шло, Феликс особо и не скрывал.
        - А отец твой? Он вообще знал об этом? - К тому моменту я уже перестала звучать отстранённо и незаинтересованно, потому что всё происходящее от слов Ланкмиллера казалось дико нездоровым и даже немного жутким.
        - Отец… - задумчиво выдохнул Кэри. - Согласно его политике, никто в доме в чужую личную жизнь не вмешивался. Нейгауз хороший человек, и ты об этом знаешь. Он в трудную минуту не бросает. А странности у каждого свои.
        Замечательно. Подложу своё дитя под бизнес-партнёра и постою в сторонке. Да он великий политик был, как я смотрю.
        - Скажи… - я замялась немного, кусая изнутри щёку, - а тебе вообще нормально жить эту жизнь? Ты вот президент компании и всё такое, устаёшь - и расслабляешься этими странными способами. Не хотел бы попробовать что-то… что-нибудь другое?
        - Президент компании, - Кэри прыснул, потому что я, кажется, как-то не так его назвала. - Да ты дашь расслабиться, как же. - Он умолк и задумался на некоторое время. - А знаешь, поедем сегодня в Викторию. Вдвоём. Поможет тебе отвлечься от того, что тебя гложет. Что, кстати?
        Я мгновенно нахохлилась, зарываясь в одеяло почти с головой. Слишком много всего, но давай начнём с того, что ты вообще не должен был об этом спрашивать. Чёрт бы тебя побрал, Ланкмиллер. Тебя и твою драную проницательность.
        - Какая ты интересная девочка, хочешь откровенного разговора, а сама не спешишь делиться своими секретами, - он звучал насмешливо и просто, но я всё равно не могла отделаться от навязчивого ощущения, что какая-то угроза, хорошо скрытая, читающаяся чисто интуитивно, в этих словах была.
        Ну, знаешь, если мы вычеркнем из списка моих секретов все эти бесконечные загоны, комплексы и страхи, то и секретов-то никаких не останется. Было бы чем делиться. Я кашлянула и совсем неделикатно сменила тему.
        - Кэри. Вот эти все порезы твои и другие последствия… бурной ночи надо бы по-хорошему обработать.
        - Переживаешь? - мучитель довольно покосился на меня.
        - Просто если ты сдохнешь, мне совсем не хочется уходить с аукциона в какой-нибудь публичный дом типа «Шоколада», - ядовито заверила я, чуть было не пихнув его пяткой в бок.
        - Ты очень добрая, Кику, - медленно и как-то не особо радостно протянул он. - Я отыщу какую-нибудь аптечку, а ты пока убери эту простыню. Кутаешься в неё, как привидение. Выглядит жутко, знаешь ли.
        - Что ж мне, голой, по-твоему, ходить? Кто виноват, что все мои вещи после каждой ночи с тобой испаряются в неизвестном направлении?
        - Мне этот вариант по душе, но, если очень уж хочешь облачиться во что-то, в чемодане ещё полно вещей, поищи хорошенько. - Кэри направился к двери. - Не так что-то? - уже на выходе заметив мой буравящий взгляд, он обернулся. - Не нравлюсь?
        - Вид у тебя тот ещё, - мрачно фыркнула я, нарочно сильнее назло ему кутаясь в простыню.
        - На свой посмотри. Хотя бы лицо вымой, - холодно парировал он и дверь за собой закрыл.
        Я поперхнулась от одних только догадок касательно того, что там может быть на моём лице. Отыскав на дне чемодана обещанную одежду, уже было направилась искать и латать этого раздражающего Ланкмиллера, но на выходе из спальни столкнулась с Феликсом, который, судя по всему, покинул тот самый душ секунды две назад, поскольку был ещё в полотенце на бёдрах и с мокрыми волосами. Ну, спасибо хоть на этом, зная его, мог бы обойтись и без полотенца.
        Меня вдруг словно тряхнуло электрошоком, и эта внезапная мысль мгновенно пригвоздила к полу, но оцепенение уже буквально секундой позже стряхнул нахлынувший поток эмоций. У меня… у меня, чёрт возьми, действительно хватит смелости обо всём сейчас попросить.
        - Феликс, тут такое дело… - я мгновенно схватила его за руки, зачем-то приподнимаясь на цыпочках, наверное, чтобы с высоты своего роста он лучше меня рассмотрел. - Надо поговорить.
        - Что такое? - он чуть нахмурился, и это был нехороший знак, потому что, конечно, тему разговора он предугадал за пару секунд до его начала и уже заранее начал выглядеть виноватым.
        Я немедля усадила Нейгауза перед собой на кровать и заговорила быстро и горячо, сбиваясь и проглатывая слоги, краснея пятнами и ощущая это почти физически.
        - Мне снова… Мне очень нужна твоя помощь. Я оказалась в этом гареме по нелепой случайности и живу здесь едва ли около двух недель, а за это время дважды чуть не… Я правда чуть не умерла, без шуток и преувеличений. Но это даже не самое худшее. Если раньше у меня была надежда как-нибудь выкарабкаться, по-тихому сбежать от Чейса, то теперь её нет, и это жутко, потому что… я так хочу исчезнуть отсюда! Помоги мне сбежать, выкупи, укради, что-нибудь! Только… в общем, помоги мне. Просто… кроме тебя некому тут помочь.
        Феликс глубоко вздохнул и поднял на меня серьёзный тяжёлый взгляд. Почти так же он смотрел на меня, когда уезжал из той гостиницы в Шеле, зная, что вряд ли мы встретимся ещё раз хоть когда-нибудь. Но судьба оказалась хитрее. Мы встретились.
        - Роуз, понимаешь… В другой ситуации… сложись обстоятельства иначе, - не спеша и вкрадчиво начал Нейгауз.
        Я поморщилась, мысленно передразнивая эти клочки из фраз ещё более скорбным голосом. «В другой ситуации»… «Сложись обстоятельства иначе»…
        Так уставшие родители уговаривают глупых малолеток с непомерными запросами. Наверное, в глазах Феликса я примерно так и выглядела, и от этого опускались руки.
        - Я бы, не раздумывая, постарался сделать для тебя хоть что-нибудь, - Феликс откинулся на кровать, закинув руки за голову, лицо у него было сосредоточенное, - но сейчас не обессудь, не в силах. Кэри тоже важный для меня человек, и я не могу поступить с ним так.
        Феликс был хорошим человеком, разумным, взвешенным и не жертвенным. Он знал все правила, по которым мы живём, принимал их, превосходно играл по ним. Ему хорошо известно было, что невозможно бросаться на помощь любому, кому повезло чуть меньше, чем тебе, потому что иначе ты очень скоро обнаружишь, что вокруг всё по-прежнему в таком же дерьме, а от тебя остались одни лишь истлевшие угольки. Он мог дать подсказку, направить на нужный путь. Но решать твои проблемы за тебя он никогда не станет. И это было его собственным правилом, которое он не нарушал.
        - Как - так? У него их сотни, таких как я, невелика потеря. - Надежда вразумить всё ещё звучала в голосе, надломлено-звенящая, бесполезная и пустая.
        Нейгауз искоса глянул на меня:
        - И где же они, эти твои сотни?
        - Не мои, а его, - я насупилась. - Ты прекрасно знаешь, что в Шеле у него целый гарем.
        - Однако ж сам он не в Шеле и из всей этой сотни взял с собой только тебя, - это было чем-то вроде утешения, судя по всему. - Он плохо обращается с тобой?
        Я тяжело сглотнула, потому что Нейгауз загнал меня в ловушку одним только этим вопросом. Я не могу жаловаться ему на Кэри. Не только из-за их привязанности друг к другу. Вряд ли ей что-то угрожает, скорее, Феликс сочтёт меня по итогу неблагодарной сволочью. Цепи, ошейники, пощёчины, еда с пола. Перечислять всё это казалось унизительным, горьким и… мелочным. Какая-то ублюдская ситуация, в который ты связан по рукам и ногам: ни двинуться, ни вздохнуть.
        - Да, бывает, - безжизненно отозвалась я, разглядывая паркет под ногами.
        - Я поговорю с ним, - по его голосу ясно стало: это большее, на что я могу рассчитывать. - Ладно, не грусти, Кику, - меня легонько потрепали по волосам. - Я тоже надолго в Анжи, так что будем часто видеться.
        Да? И часто после таких «свиданий» надо будет Ланкмиллеру обратно человеческий вид придавать?
        Я убито вздохнула и присела на краешек кровати, опустив голову. Хотелось верить в лучшее. Хотя бы в то, что Феликс грёбаный идеалист и сам не понимает, о чём говорит. Не видит, что мучитель потащил меня с собой, только потому что я новенькая игрушка, ещё не успевшая не надоесть. Не понимает, что говорить с Ланкмиллером бесполезно, хотя бы потому, что тот прекрасно знает, что делает.
        Я вдруг испугалась продолжать этот разговор, разочароваться в Феликсе ещё больше, вообще находиться с ним в одной комнате, и, тихо извинившись, сама не знаю, за что, я ушла искать своего мучителя, чтобы немного поправить последствия нашей весёлой ночки.
        Кэри был найден и, несмотря на слабое скептическое недовольство, обработан тем, что я нашла в аптечке, а потом, когда я всё-таки выпросила у него пятнадцать минут в душе, отправился приводить себя в порядок и собираться в Викторию. Не то чтобы я очень хотела куда-то ехать с ним, но скитаться целый день по замкнутому пространству, изредка обмениваясь друг с другом пошлостями и гадостями, а то и вообще на цепи сидеть, было куда менее прельщающей альтернативой. Надо признать, я уже задыхаюсь.
        Во дворе было жарко, почти как в доме, и остро пахло каким-то весенним растением, я так и не смогла вспомнить его названия, да и неудивительно. Всю сознательную жизнь прожив в бетонных блоках Шеля и центре, который совсем не блистал растительностью, как тут будешь разбираться в ней.
        Дорога убаюкивала, и я отвернулась к окну, притворившись, что сплю. Это помогало избежать разговоров с мучителем, но никак не спасало от собственных мыслей. Вот и Феликс меня отшил, да ещё так ловко и так талантливо. И надеяться мне больше не на кого, разве только на саму себя. Как всегда.
        - Кику, - послышалось настойчиво-нехорошее со стороны водительского сиденья.
        В мучителе неприятнее всего то, что с ним очень быстро теряешь бдительность, а он в любой момент из вполне сносного мужика может превратиться в чёртово грёбаное чудовище. И сейчас мы, судя по его голосу, кажется, вступали в ту самую вторую фазу. Я ещё пару секунд усиленно притворялась спящей - не с тем, чтобы выиграть эту игру, она с самого начала была в одни ворота. Просто чтобы оттянуть момент.
        - Кику, - ещё более настойчивое, всё-таки заставившее меня к нему повернуться. - О чём болтали?
        Эта непринуждённость в его интонациях была настолько фальшивой, что я невольно подавилась ей, она проскочила в горло вместе с воздухом и выпотрошила изнутри. Он хотел, чтобы, когда я услышала этот его вопрос, меня сковало ледяной коркой, так больно и холодно, что захочется взвыть, запрокинув голову.
        Это означало только одно: Ланкмиллер уже знал, о чём мы болтали. У меня на какие-то несколько секунд буквально остановилось сердце.
        - Да так, о ерунде, - прикрыла глаза, обнимая себя руками. Подсознательно уже готовясь к тому, что меня ударят. Может, даже изобьют.
        - Мм, вот оно что.
        Мне бы, наверное, покаяться, даже кинуться ему в ноги, потому что каждая его следующая фраза намного страшнее предыдущей, а ведь он ещё даже не начал меня пытать.
        - Мне вот интересно, родная, на какую жизнь ты вообще рассчитываешь на свободе? У тебя ведь ничего нет, ни жилья, ни денег, ни образования. Даже базового.
        - Ну что поделать, не всем так везёт, как Ланкмиллерам.
        - Я сейчас не членами с тобой меряюсь. Ответь на вопрос, что вообще ты собралась делать со своей свободой, к которой ты так стремишься? Пойдёшь драить полы в какой-нибудь вертеп вроде «Шоколада»? А кончишь тем, что будешь продавать себя за копейки, только чтобы было что купить на ужин?
        Я вжалась в сиденье, оглушённая этим потоком вопросов, которые я никогда себе не задавала, и у меня даже не было сил, чтобы поднести руки к лицу, заткнуть уши, остановить эту чёртову грёбаную безысходность, которая заполняла собой воздух в салоне так, что он уже трескался.
        Пусть он замолчит. Пожалуйста. Пусть не говорит больше ничего.
        - Хватит. Перестань, - произнося это тихо, надломленным слабым голосом, я сдавалась ему, признавалась в своей беспомощности, просила пощады. - У меня нет ответов на твои вопросы. Я знаю, что ничего не умею делать хорошо. Я знаю, к чему ты ведёшь: что попасть к тебе - значит вытянуть лучший билет из возможных. Но я не хочу жить с тобой, быть в твоём гареме. Это всё равно что в тюрьме. Ты пугаешь меня и делаешь мне больно. И вряд ли в каком-то другом месте мне придётся получше, просто я думаю, гораздо легче терпеть боль, которую ты сам для себя выбрал, вот и всё.
        - Расскажешь мне это ночью. Тебе бы взглянуть на себя со стороны. Когда ты стонешь подо мной, совсем не кажется, что такие вещи тебя беспокоят.
        - Не знаю, мне кажется, тебе тоже стоит взглянуть на себя со стороны. Увидеть, какой ты мерзкий.
        Он резко затормозил, и только ремень безопасности спас от того, чтобы приложиться виском о твёрдую поверхность от неожиданности. Ясно. Я его всё-таки довела.
        - И что теперь? Убьёшь меня? Давай только быстро, всё равно перспективки, которые ты обрисовал, были так себе.
        В груди рвалось больное, огромное чувство, вроде того, какое обычно бывает перед слезами.
        И я совсем не могла дышать. Да будь ты проклят, трижды проклят, грёбаный Ланкмиллер. Он потянулся ко мне, я не успела ни съёжиться, ни отпрянуть, как моя рука оказалась в его ладони. Маленькая и дрожащая. Он держал её до тех пор, пока дрожь не унялась и синие нити вен не перестали столь явственно выделяться на мертвенно-бледной коже. Я даже вырвать её не пробовала, сидела, как оглушённая, и пыталась понять, как у человека, который только что наговорил мне столько всяких мерзостей, может быть такая по-человечески тёплая кожа.
        После того, как он отстранился, мы ещё с минуту сидели совершенно молча, я только заламывала и царапала пальцы, глядя сквозь лобовое стекло куда-то совсем в никуда.
        - Приехали, - в конце концов как ни в чём не бывало объявил Кэри, а я прикусила кончик языка, чтобы заставить себя его слушать спокойно, и будто бы это не пытка сейчас была. - В Виктории сейчас неспокойно. Ты же помнишь, что это больше не свободный регион? Не хочу вдаваться в подробности, только предупреждение сделаю. Кику, пожалуйста, во имя твоей безопасности, не отходи от меня, ладно?
        Я механически кивнула, вылезая вслед за Ланкмиллером из машины. Сейчас-то, на таких трясущихся ногах, мне от него уж точно не сбежать…
        Мы несколько минут шли вдоль тихой, пахнущей лесом улицы, прежде чем свернуть в парк. Открытое пространство пошло мне на пользу, охладило пыл, вернуло порядок мыслям. Полуденный зной разворачивался, плыл над дорогой ленивым сонным покрывалом и тонул в стрекотании цикад. Что-то сегодня они особенно разошлись.
        Виктория была праздничная и лёгкая, гораздо наряднее Анжи. Кажется, на моей памяти о ней отзывались, как о курорте. Вдоль аллеи, словно декорации, тянулись всевозможные ларьки с уличной едой, наполняя воздух целым буйством из ароматов, которые напомнили мгновенно и очень явственно, что, в общем, позавтракать мне не дали.
        Кэри наблюдал за мной искоса, ненавязчиво и скоро заметил всё, судя по лукавой улыбке. Крепче, чем нужно, стискивая мою руку, он задержался у одной палатки, а потом повернулся ко мне и вручил свёрток с купленным. Я булькнула «спасибо», вышедшее отчего-то очень смущённым, и развернула бумагу быстрее, чем следовало, от чего в уголке она порвалась.
        В руках у меня оказался пышный квадратный кусочек хлеба, немного обжаренный и оттого хрустящий. С одной стороны он был покрыт зерном и семечками, с другой щедро смазан маслом, на которое нахлобучили плавленый сыр, зелень и поджаренный ломтик мяса, щедро политый соусом, посыпанный целым букетом пахучих приправ, от одного вида которых слюной начинаешь захлёбываться.
        - Не обляпайся только, - предупредил Ланкмиллер.
        - Я что, по-твоему, ребёнок?
        Как только я это произнесла, огромная капля соуса приземлилась прямо на платье, расплываясь по ткани внушительным бежевым пятном. Мне молча протянули салфетку. Мы нашли уютную лавочку прямо у старинного фонаря. Отсюда можно было наблюдать, как сменяют друг друга уличные певцы на небольшой импровизированной сцене. Я переводила взгляд с них на свои плетёные сандалии, объятые мягким солнечным светом, и старалась вспомнить, было ли в моей прежней жизни что-нибудь подобное. Когда можно так вот просто сидеть на скамейке в парке, никуда не торопиться, есть что-то невероятно вкусное и всё равно ощущать себя так, будто ты всплыл кверху со вспоротым брюхом в какой-то речке, каким даже не дают названий.
        - Что вообще у тебя любимое, из еды? - Кэри деликатно выждал, пока я перестану вгрызаться в свою пищу богов и всё как следует прожую, прежде чем задавать вопросы.
        - Если срок годности вышел меньше чем неделю назад, то уже любимое. Меня не очень-то баловали.
        - Для того, кто ухомячил вчера почти целый торт в одиночку, запросы довольно скромные.
        - Ты сам сказал, что можно.
        Кэри не ответил, только усмехнулся чему-то.
        Пока мы говорили, я болтала ногами и озиралась в поисках Генриха или других его прихвостней из охраны. Наверняка ведь кто-то из них за нами да потащился. В такой толпе было не разглядеть.
        - Зачем мы сюда приехали?
        - Хочу показать тебе кое-что… - Ланкмиллер глянул на меня, поднимаясь. - В последний раз я был здесь года три назад, вместе с Николь.
        Я замерла на секунду от упоминания своей первой соседки по комнате и потому едва не запнулась, вскакивая следом. У него словно нечаянно это вырвалось, будто он не хотел.
        - Ты… очень скучаешь по ней?
        О Николь он почти никогда не заговаривал, по крайней мере в моём присутствии. Но его глаза в тот день после похорон я до сих пор хранила у себя в памяти, чтобы иногда напоминать себе, что он тоже живой человек. Такой же, как остальные. И сейчас в его голосе отчётливо сквозила боль, с которой я не знала, что делать.
        - Из всех тех, кто остался в гареме, она обладала исключительными качествами, самым потрясающим из которых была верность.
        Да господи, почему ты не можешь сказать, что она была хорошей. Просто хорошей и всё, больше ничего, зачем кутать воспоминания о ней в этот отвратительный безвкусный целлофан из слов.
        - Хотя отец её почему-то не любил.
        - Может, это потому, что её слишком любил ты?
        Мучитель взглянул на меня удивлённо, но я уже опустила глаза, покрепче прикусывая язык. Мне не хотелось говорить с Ланкмиллером о боли и о любви, хотя бы потому, что я не была большим специалистом ни в первом, ни во втором. Но ещё потому, что, говоря о любви, он вполне мог иметь в виду любовь к какой-нибудь милой вещице или домашней зверушке применительно к человеку. И это пугало меня.
        К счастью, наш унылый обмен откровениями прервал телефонный звонок. Ланкмиллер вытянулся - судя по всему, там было что-то важное, - и его хватка на моём запястье ослабла, а через несколько секунд он и вовсе убрал руку, отступая на пару шагов. Некоторое время я просто пялилась на него ошалело, как на конченого идиота. Он ведь никогда раньше так не делал. Если нам и случалось быть в публичном месте, он глаз с меня не сводил, руку почти не отпускал, а сейчас… Я отступила немного назад, внимательно наблюдая за реакцией, но к тому времени Ланкмиллер уже и вовсе повернулся ко мне спиной, полностью поглощённый разговором.
        Я в несколько тихих аккуратных движений, стараясь не привлекать к себе внимания, оказалась за ближайшей палаткой с мороженым, прижалась спиной к её бревенчатой стенке, совсем не чувствуя её. Что, если он проверяет меня? Ещё не поздно притвориться, что я валяю дурака тут по округе, и ничего не докажет, если что. Однако ничего не происходило. В ушах шумело, время словно растянулось в бесконечный вязкий поток, который очень сложно было отслеживать, а вокруг всё не появлялись ни Кэри, ни Генрих, ни хоть кто-нибудь ещё. Я сделала осторожный шаг в сторону от ларька с мороженым, потом ещё один. Потом резко и уверенно выдохнув, потонула в людском потоке.
        Мысли метало из стороны в сторону, словно ураганом. Это мой шанс. Мне бы только вернуться в столицу, обратно в Анжи из этой проклятой Виктории. Мучитель пугал меня своими связями, но, может, только пугал, кто знает. Ведь всё равно есть люди, которым удаётся именно так попасть на свободу, сбежав в вольное государство. Вот только как бежать, куда? Как я вообще собралась делать это одна, без денег и документов? Если меня найдёт Генрих, он просто прикончит меня. О чём я только думала? Это мой шанс? Мой шанс сдохнуть только разве что.
        Так, спокойно. Выдохни. Нужно попробовать сделать хоть что-то. Собраться. Пока тебе просто нужно двигаться вместе с толпой, не выделяться, чтобы не быть подозрительной. Пока будешь идти, успеешь обдумать хоть что-нибудь. Может, удастся наткнуться на справочное бюро и всё разузнать. Может, там до столицы ходят бесплатные автобусы. Выкрасть у кого-то билет, насосать на него в крайнем случае.
        Я извинилась перед самой собой за эти ломкие неудачные шутки, которые, если быть до конца откровенной, и шутками-то не были.
        И тут людской поток вынес меня на площадь. В нос ударил отвратительный запах, тяжёлый и сильный. Запах спекшейся крови вперемешку с чем-то палёным. Догадка дольше себя ждать не заставила. В Шеле тоже было такое место, и пусть мне случилось побывать там лишь однажды, хватило этого на всю жизнь. В «Шоколаде» была идеальная дисциплина, потому что хозяин всем подряд угрожал отправить туда прямиком и без разговоров. На деле же туда отправляли только за тяжёлые преступления и только рабов, но даже отдалённая перспектива заставляла кровь в жилах стыть, потому что эти публичные казни далеки были от гуманных. Это не просто голову отрубили, и она по тротуару покатилась - вот и всё развлечение. Судя по количеству людей, сейчас самый разгар политических «карательств» беглых невольников.
        Какая-то часть меня вспыхнула саркастической усмешкой: прямо удивительно, что тебя к такому месту вынесло. Это то, что тебя ждёт. Может, даже сегодня.
        Я собиралась было уйти, забиться куда-нибудь в тень, обдумать всё в тишине и одиночестве, но сзади уже подмяла наступающая толпа, и я оказалась против воли вытолкнута в первые ряды. Посреди ничем не огороженной, густо залитой кровью площадки стояли столбы, разные по размеру и высоте, к которым были привязаны люди в лохмотьях, оставшихся от одежды. От нагретых солнцем бурых от крови булыжников исходил душный тяжёлый смрад, от которого воздух сворачивался в горле.
        Палач вздёрнул за волосы девчонку, которую уже отвязали от столба, и она некоторое время просто безжизненно лежала у его ног. Вздёрнул так, что в шее у неё что-то хрустнуло, и я поёжилась. Как бы не сломал.
        - И такое, - у него был громкий голос, грубый и невероятно отчётливый, толпа разом стихла, будто звук приглушили пультом, - такое случится с каждым, кто посмел пренебречь милостью своего хозяина, самовольно покинуть его. В вашей жизни нет человека милосерднее и добрее, чем он. И вы это запомните.
        Свою речь он завершил ударом невольнице в живот. И в абсолютной тишине послышался хруст рёбер, тихий надрывный кашель, секундой позже захлебнувшийся в гуле толпы. У неё был хриплый голос, видно, уже давно сорванный от бесконечных издевательств.
        Я будто попала в самый страшный из своих снов. От ощущения, что эти слова, произнесённые так вкрадчиво и отчётливо, относились ко мне, что эта девочка в его руках была отражением меня, невозможно было отделаться. Я даже почувствовала эту слепящую острую боль от удара в живот, от которого трещат кости. Внутри всё всколыхнулось, захватывая меня одной огромной, неудержимой волной: желание уйти, сгинуть отсюда куда угодно, лишь бы не стоять здесь и секундой дольше. Но теперь это было уже невозможно. Толпа схлынет, только когда окончится казнь.
        Судя по состоянию приговорённой, продлится она недолго.
        - Открой пасть свою, - рявкнул палач, тряся её за плечи так сильно, что голова казалась чем-то отдельным от тела. Отдельным и совсем безжизненным.
        Раз это такое ужасно увлекательное зрелище - смотреть, как мужик в рот имеет полумёртвую невольницу, то удивительно, что хозяин «Шоколада» до сих пор у себя платные просмотры не организовал. За день разжился бы до уровня какого-нибудь магната. Впрочем, я зря тут иронизирую, у меня не осталось сил улыбаться. Губы онемели, пальцев тоже почти не чувствую. Если я закончусь прямо здесь, будет ли это слишком? Кто-нибудь, заберите меня из этого ада, пожалуйста.
        Тем временем палач брезгливо размазал сперму девчонке по лицу и, не дав передышки, облил её волосы чем-то прозрачным из большой, наполовину полной канистры. Едкий запах бензина докатился до публики только секундой позже, когда в руках у мужчины уже вспыхнула зажигалка.
        Господи, да Ланкмиллер со своими ошейниками и цепями, даже со своим жутковатым Генрихом, уже казался мне самым безобидным чудаком с очаровательными странностями.
        Надорванные крики стихли. Пламя под ботинками палача - тоже. Оно ещё не успело сильно разгореться и только опалило щёки.
        Страх вскрывал изнутри, как тряпичную куклу, вместо головы, рук, ног оставляя только свалявшиеся комки ваты, пропахшей затхлостью и пылью. Все эти люди, которые ели клубничное мороженое там, в парке, слушали уличных музыкантов, которые были нормальными, блин, людьми. Как у них получается просто стоять и смотреть на это? Я старалась не поднимать глаза ни на кого из толпы, не слышать хруста заламываемых рук, даже не дышать, чтобы не чувствовать этот страшный запах палёного, который всё равно проникал в меня, застревал в носу, доводил мой ужас до исступления.
        - Несите саблю, - отдал короткий приказ палач.
        Только не говорите, что он это серьёзно. Остриё ослепительно сверкало на солнце в его руках. Я зажмурилась секундой позже, чем всё случилось. Лезвие вошло сразу по самую рукоять.
        Покачиваясь, словно пьяная, с трудом подавляя приступы тошноты, я упала на бордюр в тени от деревьев, опоясывавших площадь. Между казнями перерыв каждые минут пятнадцать-двадцать. И хорошо, что мне этого хватило, чтобы убраться.
        Я хочу домой. В тепло. Я хочу в чьи-нибудь объятия, чтобы меня прижали к груди и не выпускали весь оставшийся день. Это неподъёмно много для меня, об этом просят только избалованные девочки, девочки, которых любят. Я должна молить просто о том, чтобы выжить. Хотя бы ещё ближайшие часа два.
        Над головой будничным строгим тоном послышалось:
        - Проверка документов. Ваши, пожалуйста.
        А не пойти бы тебе к чёрту? Как насчёт этого?
        Я медленно подняла лицо, по ходу соображая, чего от меня хотят и каких масштабов эта трагедия. Всё ещё на деревянных ногах, я встала и сообщила мрачно:
        - Нет у меня никаких документов.
        Кто же знал, что всё кончится так внезапно и трагично. Да все знали. Ланкмиллер отдаст меня им. Он мне этого не простит. Я оглянулась исподволь, прикидывая, смогу ли ещё сбежать. Нет, полицейских на площади многовато.
        - Совсем? Водительские права, банковская карточка? - усатый мужчина в форме сдвинул брови. - В ином случае я буду вынужден проводить вас в отделение и заняться поисками хозяина.
        Пока он говорил, на ум пришла новая идея, наверное, ещё более обречённая, чем первая. Я судорожно огляделась и схватила из толпы за руку первого попавшегося парня.
        - Зачем его искать? Вот он. - Стиснула его пальцы так, что самой от этого стало больно. - Господин, я уже заждалась.
        Парень смотрел на меня такими несчастными, широко распахнутыми глазами, что сразу ясно стало: он прекрасно понял, куда его тут втягивают.
        - Вот этот? - полицейский указал на избранного мной кандидата, и на лице его явственно отразилось недоверие.
        - Да! - Я уцепилась за кандидатскую руку ещё сильнее, так, будто всю жизнь только и мечтала её сломать. Умоляю, подыграй мне. Пожалуйста.
        - И вы это подтверждаете? - Это было обращено уже к «хозяину».
        - Да? - В голосе моего новоиспечённого хозяина вопросов было куда больше, чем ответов. Он даже немного дрожал.
        - А ваши документы?
        Раздражённо вздохнув, парень полез в карман и свою тёмно-синюю корочку протянул усатому. Я даже на цыпочки привстала, заглядывая ему через плечо. Марко Бьянки - так звали моего неожиданного спасителя.
        - А документы на… собственность?
        Мне показалось, усатый запнулся перед этим словом, и больших усилий стоило скрыть едкую усмешку, которая была очень не к месту сейчас.
        - В машине забыл. - Кажется, в знакомых у Марко была какая-то очень забористая стерва, потому что лицо, которое он состроил, было не передать словами. Хотя мне, как бывшему работнику общепита, было слишком хорошо знакомо и выражение это, и интонации. - Ещё вопросы есть?
        - Ну ладно.
        Видно было, что полицейский уже потерял запал, хотя всё ещё старался держать лицо, но интереса в нём больше не осталось, только желание поскорее скрыться куда-нибудь, как это обычно бывает в таких случаях.
        - Сумасшедшая! Без головы! - сразу же накинулся на меня «хозяин», едва только усатый исчез подальше с глаз. - Ты б меня ещё родной мамкой обозвала - он и то бы легче поверил! Какого чёрта вообще?! Что мне делать с тобой теперь?!
        - Простить и отпустить? - сбивчиво предположила я, бестолково переминаясь на месте, переживая, что он орёт.
        Неожиданный спаситель, очень недовольный своим нынешним статусом, уже воздуха в грудь набрал, чтобы выдать очередную тираду гневную в ответ на эту наглость, но его заглушил мой урчащий живот.
        - А ты замолкни вообще, тебя забыли спросить, - щёки мигом залило краской, и я хлопнула по платью, стараясь унять эти страшные звуки из преисподней.
        - Понял, - трагически вздохнул Марко. - Пойдём, для начала накормлю тебя.
        Я улыбнулась. Значит, всё-таки человек.
        - Всё в толк не возьму, как они поняли?
        Кафе было тихое и уютное, с плетёными стульчиками и видом на парк далеко внизу, в выемке меж холмами. Там ещё ходили люди, притворявшиеся людьми, ели мороженое, слушали музыкантов. И Ланкмиллер, уже наверняка спустивший с цепи своего Генриха, тоже, скорее всего, был там, далеко внизу. Я перенервничала, и в ответ на это, как и всегда, во мне проснулся просто нечеловеческий аппетит. Это казалось жутким, потому что нормальным людям в такой ситуации и крошка в горло бы не полезла.
        Я же доедала шестой кусок пиццы с сыром и размышляла вслух.
        - С чего этот усатый взялся подойти именно ко мне? На площади столько людей, целая толпа ещё…
        - Шутишь, что ли? - Марко высоко поднял брови, будто я над ним сейчас издеваюсь. - У тебя вся шея в синяках и засосах, да и запястья не лучше, - смущаясь, сообщил он. - Абсурдом было бы к тебе не подойти и не спросить документы.
        - Мх!.. - я с силой хлопнула себя по лбу.
        Надо же было так просчитаться. «Если буду вести себя естественно, никто не заподозрит…» Дура! Вот же моя визитная карточка, прямо налицо. Эх, Кэри, как хорошо ты постарался со всем этим. Усложнил мне задачу до невозможного.
        Я исподлобья глянула на Марко, тихонько пытаясь потянуться к седьмому куску. Невольники вообще разные бывают по роду деятельности, но относительно моего глупо было бы сомневаться, особенно после его осторожного замечания.
        Так это странно: сижу в кафе, объедаюсь с человеком, о существовании которого я часа два назад даже не подозревала. А он исподволь изучает карту моих постельных утех, вплоть до каждого грубого поцелуя.
        В голове было пусто, я до сих пор не верила в это своё немыслимое везение, сидела, как сломанная кукла, с пустым взглядом, щёлкая ногтем по стакану с соком.
        - Ну вот что, - парень решительно поднялся, - если ты уже доела, прогуляемся! Проветрим голову, ты выговоришься, я выговорюсь. И придумаем, что с тобой делать. Идёт?
        Я охотно кивнула.
        Часа, наверное, два, а то и три мы просто бестолково бродили по улицам, что было само по себе и странно и восхитительно, потому что я нигде не видела улиц уютнее и красивей, чем в Виктории. Ласковый вечерний свет полз по ним медленным рыжим бархатом, опоясывая вытянутые тени. Фонтаны с цветными брызгами, кофейни на открытом воздухе. На углах улиц, во внутренних дворах за заборами расцветали кусты сирени. Казалось, что тот ужас сегодня на площади произошёл не здесь, а где-то далеко, вообще в другом мире.
        Бьянки рассказывал, как так вышло, что Виктория пала под натиском работорговцев и вынуждена была открыть округ. На деле всё началось ещё давно.
        В аппарате местного госуправления постепенно скопились люди вроде мучителя, которые целые гаремы тайно держали в вольном государстве. Ходили даже слухи, что в Виктории обосновался один из владельцев «Змеиного зуба», которому, конечно, запрет иметь невольников стоял поперёк горла. Если это действительно так, тогда в том, что Виктория закончила столь печально, нет ничего удивительного.
        «Змеиный зуб» - всемирная организация по торговле людьми, чьё имя было слишком хорошо известно тем, кто оказался «по ту сторону». Все сделки с людьми проходили через неё, и если бы это была только торговля: в реальности на их счету часто оказывались и шантажи, и похищения, и мошенничество. Родившись в свободной семье, я до сих пор не могла вспомнить, как именно попала к ним. Но по сравнению с тем масштабом, который был им доступен, всё это было мелочью. Подёргать за нужные ниточки, надавить на кого следует, сделать вольный регион рабовладельческим - такая ерунда для того, кто почти безраздельно владеет миром. Виктория всё время стремилась быть независимой от Анжи, но это же сделало её слабее.
        - Ладно, хватит о политике. Сделанного не воротишь, - увидев, что я приуныла, Марко хлопнул меня по плечу с размаху. - Твой-то хозяин как, жестокий?
        - Сравнительно с сегодняшним палачом на площади - не очень…
        - Ну, знаешь ли… Нет, она ещё и объективно судить пытается! Есть такие хозяева, которые со своих невольников пылинки сдувают, потому что понимают, как это тяжело - так жить.
        - Если понимают, что ж тогда не отпустят? - мрачно фыркнула я, складывая руки на груди.
        - Не все стремятся к такому исходу. - Взгляд у Бьянки был снисходительный, тон терпеливый, будто он разъяснял ребёнку очевидные вещи. - Если ты с рождения живёшь так, откуда ты знаешь, что такое свобода? Ты знаешь только, что такое хозяин и что такое приказ. Многим после вольной грамоты даже податься некуда, только если в петлю или в подворотни.
        Я шла рядом с ним притихшая, немного даже оглушённая сказанным. Кажется, такой разговор у меня сегодня уже был, только вот с другим человеком. Вот, значит, что Ланкмиллер пытался сказать. Вот откуда берётся эта преданность к хозяину, бывшая до сих пор для меня загадкой. В их жизни просто нет больше ничего, кроме хозяина, поэтому некоторые так сильно бояться его терять.
        Марко выждал паузу, давая мне поразмыслить, потом снова заговорил.
        - А ты-то… как оказалась одна? Потерялась?
        - Потерялась, - эхом неуверенно повторила я, потому что это вдруг показалось мне неплохой легендой. «Потерялась» - это хреново, конечно, но совсем не так ужасающе, как побег.
        - Тогда хозяин, скорее, больше волнуется о тебе, чем бесится, - отстранённо заметил парень, пожимая плечами.
        - Не очень-то похоже на Ланкмиллера, - это я уж совсем тихо и неразборчиво пробормотала себе под нос. - Он, скорее, голову мне свернёт, если встретит.
        - Как ты сказала? - Марко даже остановился, словно какая-то неведомая сила развернула его ко мне одним движением. - Ланкмиллер? Тот, что судостроительной корпорацией управляет? Это он тебя… У-у-у…
        Больше к этому своему печальному «у-у-у» Бьянки ничего не добавил, но в глазах читались до неприличия отчётливые соболезнования. Видимо, семейка была известна совсем не за ангельские повадки.
        - Знаешь, это чудо, что тебя ещё не нашли и назад не вернули под конвоем… - заметил мой спутник даже как-то чрезмерно патетически.
        - Чудо, - кивнула я без особого энтузиазма. - Слушай, а как можно отсюда до столицы добраться? На автобусе, например?
        Ветер принёс к нам откуда-то запах терпкого табака, и я немного поморщилась, задержала дыхание на пару секунд, ощущая на себе этот косой внимательный взгляд. Мы не проговариваем это вслух, но я признаюсь ему, что хочу сбежать.
        - Все междугородние автобусы сейчас шмонают, ситуация сама знаешь какая. Закончишь, как та сегодня на площади. Может, если на поезде… Там хоть будет где спрятаться во время проверки. - От его рассуждений энтузиазм во мне испарялся всё стремительней. Поезд - самая дрянная альтернатива из всех: вокзал, охранники, камеры… Но самая большая проблема была, конечно, не в охранниках. Но Марко оборвал сам себя, отвергая и эту альтернативу. - Да нет, ты без документов даже билет не купишь.
        Чёрт! Я от досады чуть не взвыла. Попала в эту Викторию, как в западню.
        - Ну… Наверное, я не совсем могу просить тебя о таком, но, может, ты позволишь хотя бы… переночевать у тебя? Хотя бы только сегодня? Может, удастся придумать что-то стоящее, но мне нужно чуть больше времени. Викторию совсем недавно закрыли, должны же оставаться хоть какие-то шансы отсюда исчезнуть.
        - Слушай, - Марко глубоко и медленно вздохнул, - я, наверное, покажусь тебе последней сволочью, Роуз, но нет. У меня семья, и оставлять тебя дома без согласия хозяина - значит подставлять под удар близких. Ланкмиллер из тех людей, которые разбираться не будут. Лучшее, что я могу посоветовать, это вернуться к нему. Даже если он тебя и убьёт, то точно не так мучительно. Смотри, всё закрывается, город пустеет уже. Сейчас самое время, когда одни полицейские патрули останутся на улицах. Поэтому искать какое-то убежище в незнакомом городе попросту опасно. Да и здесь, в Виктории, его нет. За поимку беглых рабов платят, и платят неплохо. Так что десять раз подумай, прежде чем действовать. Прости, я больше тебе не помощник. Очень бы хотел, но… сам не знаю, чем.
        - Да что ты… - я пожала плечами, чувствуя, как сзади по лопаткам ползёт вечерний холод, сковывает плечи, покрывая их ледяной коркой, как чешуёй. - Ты и так уже спас мне жизнь. И накормил. На большее никто и не рассчитывал, это и так небывалая для меня удача. Спасибо. Ну, я пойду, наверное… Я пойду.
        Пришлось как следует прикусить себе язык, чтобы прервать этот бессвязный поток лепетаний.
        - Вернись к нему, не дури! - крикнул Марко мне вслед, и голос его эхом разнёсся по совсем почти опустевшей улице. - Если не вернёшься, знаешь же, что до рассвета не доживёшь.
        Я уже ничего не отвечала и не оборачивалась. Должно быть, все заведения работают здесь по режиму, схожему с шелевским. Ближе к вечеру всё закрывается на два-три часа, чтобы с наступлением темноты открыться вновь, до неузнаваемости преобразившись.
        Ставни притворялись, двери захлопывались. Город медленно отходил ко сну, соскальзывая в мертвеющую вечернюю тишину. Солнечный свет сгущался, по цвету всё больше напоминая ржавчину, по углам его уже вытеснили зыбкие плотные тени. Они росли медленно и неотвратимо, обвиваясь прохладными длинными пальцами вокруг щиколоток. Остановишься - и они никогда тебя не отпустят. Смешно, что я веду себя так, будто они ещё ни разу меня не коснулись, хотя всё, что у меня осталось, - это отчаяние. Даже страха уже почти не было. Единственное, чего хотелось сейчас, это случайно не попасть на площадь, где, наверное, всё уже кончилось.
        На площадь я не попала, ноги вынесли меня к совершенно другому месту. Я замедлила шаг, окидывая растерянным взглядом пустующую автостоянку. На ней и машин-то особо не было, но та, единственная, стояла на месте, ровно там, где её и оставили, заставляя ухмыльнуться уголком рта. Ну вот я и… дома.
        Медленно поплелась к ланкмиллерской машине и, облокотившись на крышу, уронила голову на руки. С ума сойти, ещё не уехал. Сейчас он придёт, и мне конец. На самом деле, брошенная наедине с собой, я и его обществу была бы рада. Воспоминания о казни просто пожирали разум, я даже землю под ногами почти не чувствовала. Меня словно за шкирку возвращали в этот удушливый смрад, к хриплым истошным крикам, снова и снова, словно уже заперли в этой смерти, подписав приговор.
        - И давно ты здесь?
        Я вздрогнула от звука этого голоса. Забыла, какой он всепроникающий и глубокий.
        - Минут пятнадцать как… - Отлепившись от машины, я встала напротив Кэри, не в силах поднять на него взгляд.
        Да и по голосу, в общем, ясно было - всё даже хуже, чем я думала. Мы стояли друг напротив друга совершенно молча минуты, наверное, две, прежде чем он снова заговорил. Я думала, что же он со мной сделает, а Кэри как раз, видимо, тоже над этим размышлял.
        - Нагулялась?
        Я судорожно вздохнула, не зная, хочет ли он ответа на свой вопрос. Такие обычно задают, чтобы уколоть. Ну вот я сделала круг, прикованная цепью, на которую ты меня посадил. Вернулась к исходной точке. Что теперь ждёт меня: порка, подвал, та площадь? Точно, для начала пощёчина. Ланкмиллер уже занёс ладонь, я успела съёжиться и вдохнуть, но щёку так ничего и не обожгло. Он стоял какое-то время с рукой, занесённой для удара, потом просто опустил её.
        - Что, я настолько жалко выгляжу, что даже побить не тянет?
        Ничего, Генрих справится с этой работой куда лучше, мы оба знаем.
        - Что-то произошло, пока меня не было рядом?
        Я не сразу поняла, чем вызван этот странный вопрос, и лишь секундой позже дошло: у меня вздрагивают плечи, и я не в силах это унять, как бы крепко ни стискивала себя руками, как бы ни уговаривала.
        - Да нет, что могло произойти со мной, - я подняла на него взгляд, это вышло по большей части случайно, просто хотела понять, что его так пугает во мне.
        Ланкмиллер смотрел задумчиво и вымотано, с укоризной. И в его глазах не было того самого смертного приговора. Это очень… сбивало с толку.
        - Горе ты… На секунду отвернулся, её уже нет. В следующий раз надену ошейник и буду таскать за собой на поводке, потому что, видимо, это наш единственный вариант.
        Он принялся набирать чей-то номер, видимо, давать отмашку на отдых Генриху и подчинённым. Ведь если присмотреться, Ланкмиллер был не один. Его охрана держалась в стороне от нас, как всегда.
        - Я сама не поняла, как это вышло… - Тихо шмыгнула носом, не зная, куда деть руки, взгляд и вообще себя. - Скажи, ты специально меня сюда привёз? Чтобы я… увидела?
        Он даже телефон от уха убрал.
        - Что ты видела?
        - Ну…
        Мне не хотелось даже произносить это вслух, облекать словами ужас, выжженый на подкорке мозга. Но Кэри и сам уже понял, понял ещё до того, как задал вопрос. Он молча привлёк меня к себе, позволив уткнуться носом куда-то ему в ключицу, прижал покрепче, и несколько секунд я стояла замерев, не смея пошевелиться и всё никак не могла поверить, что снова чувствую его тепло. Он обнимал до тех пор, пока дрожь окончательно не унялась. Только тогда отпустил, когда убедился, что я перестала медленно умирать в его руках. Стоя на обочине у парковки, я впервые ощутила себя в безопасности рядом с ним.
        - Садись в машину, - велел наконец Ланкмиллер, со вздохом отступая назад, - дома поговорим.
        Дверца со стороны водительского сиденья хлопнула.
        Кэри гнал так, что мне отчего-то подумалось - машину разобьёт. Может, он злился, может, просто куда-то опаздывал. У меня не хватило смелости уточнять. Руки его крепко сжимали руль, и я невольно засмотрелась на них.
        Кашлянула, чтобы вытолкнуть из грудной клетки застрявший там комок воздуха, и дёрнула вниз подол платья, просто так, чтобы успокоить нервы.
        - Как там… Генрих?
        Мучитель усмехнулся, оценив, видимо, насколько издалека я подошла к этому разговору.
        - Вот даже не представляешь, как сильно тебе повезло, что он не нашёл тебя первым.
        - Думаю, что вполне могла бы себе представить…
        За окном уже почти стемнело, и, кроме гирлянды придорожных фонарей, было почти ничего не разобрать. Медными вспышками они освещали сосредоточенное лицо Ланкмиллера, на миг выхватывая его из мрака, а потом снова погружая в него. Когда мы добрались до Анжи, тьма уже окончательно погребла под собой город безмолвным ночным массивом. Время от времени луч прожектора с гор скользил по ней, почти совсем не рассеивая, только едва касаясь.
        - Иди на кухню, ужин должен быть готов. Потом ложись спать. День сегодня был тяжёлый. Утром поговорим.
        Это его «утром поговорим» звучало бы угрожающе даже для невиновного. О чём он вообще думает? Знает, что я пыталась сбежать от него? При его-то дьявольской проницательности. Или, может, всё же думает, что потерялась, потому что сам недосмотрел? Собирается придумывать мне наказание, отчитывать, бить? Я уже злилась на себя за то, что начала это всё, и теперь при каждом косом взгляде у меня трясутся колени. Пару пощёчин я точно заслужила хотя бы даже из-за своей исключительной тупости.
        - А ты что собираешься делать? - осведомилась с фальшивой непринуждённостью, почти выпадая из машины по причине ужасной измотанности.
        Я почти весь день провела на пределе, и сейчас силы меня оставили. Ланкмиллер тоже не выглядел очень бодрым.
        - Мне сегодня предстоит ещё одна важная встреча.
        У ворот нас встретил начальник охраны. Едва только услышав первые звуки его голоса, я вцепилась в Ланкмиллера намертво. Что-то он слишком спокойный был всю дорогу, может, лишь потому, что знал, что по приезду начальник охраны со мной разделается на свой вкус?
        - Господин, у нас уже всё готово, - дежурным тоном отрапортовал Генрих. - Секретарю не удалось до вас дозвониться, но он просил передать, что девочку подобрали очень хорошую, с сильным экономическим образованием, отзывы только лучшие.
        Озадаченная этим довольно странным отчётом, я, должно быть, ещё сильнее вцепилась в мучителя, потому что он устало и раздражённо выдохнул.
        - Ну что ты? Отцепись, Кику, не будет он тебя трогать. По крайней мере, я таких приказаний не давал. - Кэри как-то вяло попытался высвободиться. - Иди в дом. Нам надо поговорить.
        Обрадованная возможностью поскорее скрыться с глаз долой, я отлипла от Ланкмиллера и взбежала по ступенькам на крыльцо. Генрих всё же не упустил возможности зыркнуть так, как будто ему не только дали самый садистский приказ из всех, что только можно, но он ещё и кипел от нетерпения к его выполнению приступить.
        Перекусив картофельными оладьями на кухне, я поднялась на второй этаж, в ту самую маленькую спальню, в которой мне так почти и не удалось побывать. Из мебели здесь примостилась только кровать с нереально мягким матрасом, покрытым какими-то васильками, сиротливо-пустая тумбочка с хлебными крошками в качестве единственного наполнения и книжная полка на стене. Из плюсов - широкий подоконник, на котором удобно было сидеть. К моему большому сожалению, изнутри комната никак не запиралась, поэтому уже минут через пять я обзавелась очаровательной компанией.
        - Чем занята? - рядом со всей безумной неожиданностью момента опустился Генрих, заставив с огромным трудом душить в себе дикое желание забиться в самый дальний угол и беседу продолжить уже оттуда.
        Подле меня появился стакан молока с прозрачными стенками, и как-то смешно стало от мысли, что это у начальника охраны было чем-то вроде подношения древнему божеству, чтобы с ним поболтать.
        Я всё-таки отодвинулась подальше и ворчливо ответила:
        - Сокрушаюсь о своей невольничьей судьбе. А что, имеются предложения поинтереснее?
        Наверное, не стоит так выпендриваться перед тем, кто пугает тебя одним своим видом чуть ли не до смерти? Или он в тот раз отбил тебе все мозги? Был вообще хоть раз, когда твои встречи с ним заканчивались чем-то хорошим?
        Начальник охраны придирчиво хмыкнул.
        - Много сокрушаешься. Оно того не стоит.
        - О-о-о, да, вам, вольнонаёмным, оно-то, конечно, лучше знать.
        Это вырвалось у меня случайно и совсем тихо, но, судя по тому, в какой специфической позе Генрих замер, слух у него - просто позавидуешь.
        - Боишься меня? - вдруг ни с того ни с сего осведомился он, будто бы между прочим.
        - А с чего бы вас не бояться? Вы у нас человеколюбием не отличаетесь. Только и мечтаете о каких-нибудь карательных мероприятиях в моём отношении.
        - Я действую по приказу, и господин не давал приказа, - по-солдафонски радикально отрезал Генрих. - Не бойся ты так. Прямо врага во мне видишь. Я на самом деле ничего личного против тебя не имею, просто взбесило меня то, что такая мелкая, только появилась в доме, а уже намеревается отнять жизнь у человека, которого ещё совсем не знает. Мол, он поперёк её планов пошёл.
        «А что, если получше узнать человека, то можно отнимать жизнь?» - я не стала шутить так вслух, потому что всерьёз опасалась за целостность своей черепной коробки. Подтягивая колени к животу, исподволь уставилась на Генриха, надрезая его взглядом немножечко, силясь рассмотреть изнутри.
        Будучи начальником охраны в гареме, сколько он провёл откровенных разговоров вроде этого? Сколько видел девичьих слёз и пресёк интриг?
        - Я теперь знаю, что это была не ты. Не бойся. - Отеческие интонации говорили, что много. Но чтобы до конца им верить, нужно быть чуть менее сломанным человечком, чем я. Добрым и всепрощающим.
        - А Кэри это с самого начала знал, - пробухтела я, разглядывая свои пальцы, изодранные в кровь от волнения. - Знал и не сказал.
        - Что ты вообще чувствуешь к нему? - Нет, сегодня приз «внезапная внезапность вечера» забирает всё-таки Генрих. Этот разговор ещё более невероятен, чем тот факт, что меня всё-таки не ударили тогда на автостоянке.
        - Безграничную светлую любовь и благодарность, - монотонно пробубнила я, чтоб он отстал, и умолкла, силясь припомнить то, за что хозяина будет уместнее благодарить. За кров и пищу или за то, что он пока не затрахал до смерти?
        - А если честно?
        - Не знаю! Что вы пристали ко мне? - взвилась я неожиданно резко, будто на досуге обнаружила у себя пару ненужных рёбер и целую запасную голову.
        Честно во всём признаться? Смешно. Стоит мне сказать хоть одно честное слово, как ты его с ума сведёшь со своим бесконечным потоком из «С ней надо быть начеку!» и «Держать ухо востро, а то…»
        И вообще, с чего ты решил, что брутальный начальник охраны - это прям идеальная компания для вечерней сессии откровений. Даже если он и заявляется со стаканом молока. Удачно вспомнив о нём, я скованным движением цапнула стакан и притворилась, что пью и что мне сейчас не до глупых вопросов.
        Генрих многозначительно вздохнул и снисходительно позволил увести себя от заданного вопроса. Только, наверное, из соображений своей генриховской деликатности. Иначе бы доконал.
        - Где его, кстати, носит? - как бы невзначай поинтересовалась я, прерывая затянувшееся молчание. - Уже за полночь перевалило. Он у вас не потерялся случаем?
        Голос, более напряжённый, чем полагалось ему, прошил воздух колючей шерстяной нитью, да так и повис в нём. Я боялась этой встречи. Её и того, что за ней последует.
        - Не жди его, ложись спать, - мягко посоветовал Генрих. - Он будет, скорее всего, к утру.
        - А что так? - я склонила голову, уже теперь безотрывно и беззастенчиво наблюдая за начальником охраны. Что-то было в его словах настораживающе-странное, заставившее меня и саму держать ухо востро.
        - У него сегодня важная встреча. На кону весьма серьёзный контракт, если не вдаваться в подробности. И, между прочим, он должен был к ней готовиться, вместо того чтобы… - Начальник охраны явно усилием воли остановил себя от того, чтобы всласть почитать мне нотации, которые я, в общем, заслужила. - Как бы дело ни обернулось, он там с девушкой из эскорта. Останется с ней на ночь в отеле, скорее всего.
        - Он там… что?!
        Я выкашляла молоко, которым подавилась, поспешно утирая лицо рукавом.
        Генрих и бровью не повёл. И я тоже быстро себя одёрнула, уже секундой позже не понимая, что это меня так удивило в его словах. У Ланкмиллера, на секундочку, имеется целый гарем, и в его желании даже эту палитру разнообразить время от времени нет ничего необычного. Просто он… никогда при мне не делал этого раньше. Память вдруг снова вызвала на свет его руки - образ настолько яркий, что захватывало дыхание. Одинаково хорош в боли и наслаждении, он мог касаться ими так, что забываешь собственное имя и все системы отказывают. Но сегодня Ланкмиллер демонстрирует свои выдающиеся навыки той, из эскорта, целует её, оставляет наедине с собой в душном и безысходном сумраке, где нежная вуаль из случайных прикосновений оседает на коже ласками, сворачивается внизу живота приятной тяжестью. И это даже в чём-то весело.
        - Что, возбуждает высшее экономическое образование? - ехидно хехекнула себе в кулак так, чтобы не услышал Генрих.
        Мне стоило радоваться, ведь неприятный разговор с хозяином откладывался на утро. Если девушка из эскорта будет достаточно хороша, то, возможно, он не произойдёт вообще.
        И почему бы мне действительно не пойти спать. На этом подоконнике я отсидела себе уже всю задницу только так.
        14. Девяносто килограммов мудака
        Вообще, просыпаться было здорово. Если тебя, разумеется, никто не тормошил ни тем, что окна пора выдраить и столы, ни требованием утреннего минета. В такие дни, когда за окном не небо, а чистый свинец, а ты в одеяло укутался и сонный, как кот. Щекой греешься о подушку, придрёмывая время от времени, потому что ленивая тёплая нега ещё не до конца выпустила тебя из своих объятий. Просыпаться было здорово.
        Обнаруживать, что ты лежишь под чьей-то тяжёлой рукой, - не очень.
        - Ланкмиллер! - ошарашенно зашипела я. - Мы же по раздельности засыпали!
        Если мне не изменяет память, я вообще осталась в той самой маленькой комнате на матрасе с васильками. Слишком долго думала свои тупые мысли в тишине и случайно отрубилась, сама того не заметив. Почему я вдруг проснулась в хозяйской спальне, было для меня на данной момент основной загадкой человечества.
        Услышав в ответ сонное мычание, я поняла, что разбудила его по дурости, и сразу же приутихла, опасаясь ланкмиллерского гнева, но спустя минуту всё равно осторожно поинтересовалась, с опаской отодвигаясь чуть дальше:
        - З-зачем ты меня сюда притащил?
        Кэри сдавленно прыснул в кулак и поднял на меня прямо совсем какие-то бесстыжие глаза, в которых отчётливо читался подвох. Я растерянно нахмурилась, не понимая, с чего это он так радостно ухмыляется.
        - У тебя амнезия, а не склероз. Давай-ка, девочка моя, поднапряги память.
        Я сдвинула брови, следуя его совету, и досадливо заурчала, вспоминая детали минувшей ночи. Хотя, если быть до конца точной, это случилось утром. Я сама пришла к нему, потому что замёрзла нечеловечески. Одеяло в той комнате было тонкое, та же простынка по сути: в наступивший вместе с рассветом морозильник оно не грело совсем, поэтому я решилась на стратегическую передислокацию.
        В такой холод к кому угодно под одеяло залезешь, даже к Генриху. А мучитель как раз тогда вернулся из своих отелей. Кажется, тогда он даже бормотал мне что-то ласковое в макушку, что-то вроде «котик» и «замёрз, маленький».
        Кэри вдруг притиснул к себе так крепко, что даже перехватило дыхание. Любитель душевных объятий, которые очень сложно пережить, не задохнувшись. Я попыталась кое-как вывернуться из этой хватки, чем спровоцировала хозяйское недовольство.
        - Кику, ну не отпихивайся, это так утомляет, - Ланкмиллер навис надо мной, прижав запястья к покрывалу. - Все хорошо, разве тебе больно?
        И правда, чего это я. Замерла, глядя в его лицо, чувствуя вдруг странную болезненную потребность повторить за ним эти фразы. «Всё хорошо». «Мне не больно». Пришлось прикусить язык, буквально глотая их вместе с воздухом, чтобы они случайно не вырвались наружу. «Сделай так ещё». «Обними меня».
        Я порывисто вздохнула, подставляя шею под неторопливые поцелуи, ощущая, как будто зыбкий несмелый свет поднимается по лопаткам едва ощутимым прикосновением, пенится на загривке и топит в себе с головой, не оставляя шанса.
        Всё нормально, я нормальная, я могу перестать представлять на своём месте ту, с кем он провёл минувшую ночь. Я могу не чувствовать от этих поцелуев ничего, как раньше. Только надо решительно прекращать царапать простынь.
        Нас прервала настойчивая вибрация телефона на тумбочке где-то сбоку. Мучитель, с досадливым вздохом оторвавшись от меня, потянулся за трубкой. И едва только на неё взглянул, выражение лица у него сделалось совершенно кислое.
        - Да? Ну что ты, сейчас я совершенно свободен, конечно, могу говорить. - Он зажал трубку между щекой и плечом, выбираясь из постели.
        Я притихла, запутавшись в простынях, потому что ланкмиллерские интонации показались мне отчётливо издевательскими. Он не стал бы с бизнес-партнёрами болтать в таком духе, просто потому что не был идиотом, несмотря на все другие свои недостатки.
        - Поздравляю с отличным контрактом, - послышалось в трубке. - А ты большой прохвост, весь в отца. Ведь клиент был почти у меня на крючке, увёл прямо из-под носа.
        С той стороны ему ответили в том же духе. Голос был женский, и спустя пару секунд я даже узнала его: Амалия. В чём-то я даже понимала Кэри. Она была из тех людей, которые строят глазки тебе в лицо, откровенно мечтая отвернуть голову как-нибудь по-тихому, нож под рёбра вогнать так, чтобы ты не заметил раньше, чем нужно. Прекрасно знают, что это видно, и всё равно продолжают улыбаться. В честь чего это у них, интересно, утренний обмен любезностями?
        - И что, ты звонишь поздравить меня с выгодным контрактом? И только-то? Щедро, для такой занятой женщины, - Ланкмиллер фыркнул.
        - Да, просто звоню поздравить с контрактом. - Это была ложь, обнажённая, как лезвие ножа. Ложь, которая, судя по голосу, доставляла ей уйму удовольствия. - И заодно напомнить, чтобы ты следил внимательно за всеми другими своими контрактами. Например, со «Змеиным зубом».
        У неё был низкий грудной голос - засахаренный мёд. Она любила бесить Ланкмиллера. Видимо, он раньше как-то забавно на это вёлся. Сейчас её рядом не было, и она не могла видеть, как почернели его глаза. Но наверняка она превосходно себе это представляла.
        - Наши отношения со «Змеиным зубом» прекрасны, как никогда, - в голосе появилось ощутимое напряжение. Господи, она так быстро его поддела, того, кто казался мне совершенно невозмутимым.
        Легче сойти с ума, чем отыскать у таких, как Ланкмиллер, болевые точки. Но всё было проще в их ситуации. Она и есть его болевая точка.
        - Да? А вот мне кажется, что личный конфликт с одним из акционеров не сделает их ещё более прекрасными. Ты подумай над моим предложением, так, на всякий случай. - Она мурлыкала в трубку, наслаждаясь звуками собственного голоса, и выходило это почти эротично. - А то кто знает… может, придётся соглашаться на куда менее выгодные условия.
        Я прекрасно понимала это ланкмиллерское выражение лица, будто случайно проглотил что-то заплесневелое. Реплики у Амалии были основательно потасканные. Она специально выбирала слова так, чтобы вся беседа выглядела дешёвым фарсом, к которому и прикасаться мерзко, не то что участвовать. Кэри замер, получив очередной виртуозный удар под дых, он думал, как на него ответить, не потеряв лицо.
        «Пожелай хорошего дня ей», - подсказала одними губами. С обнаглевшими посетителями в кафе работало безотказно.
        - Хорошего тебе дня, - сладко улыбнулся Ланкмиллер и повесил наконец трубку.
        Я с трудом перевела дух, будто тоже подверглась только что моральной экзекуции. Мы ещё некоторое время сидели совершенно молча, пока тиканье настенных часов, оставшееся единственным звуком в комнате, не стало давить на психику.
        - А так всё прекрасно начиналось… - досадливо буркнул наконец мучитель, исчезая за дверью ванной.
        - У вас что… было, ну… - Бурный роман, оставленный в прошлом, стал самой первой моей догадкой, озвучить которую я так и не посмела. Ланкмиллер и так был в тихой и страшной ярости, так что шансы нарваться на комплименты и ласковости от него был критически высок. Но он и так это понял, без моих слов.
        - Что? Нет, - мучитель мгновенно вновь возник на пороге спальни, и эта смесь недоумения и отвращения на его лице отчётливо говорила, что он не врёт. - Кику, милая, как это вообще пришло тебе в голову?
        - Столько страсти в вашем общении, что сложно поверить твоим словам, - я не удержалась от ехидства в его сторону, хотя знала, чем это чревато.
        К тому же Амалия не выглядела сильно старше Кэри, ей и было-то, может, слегка за тридцать. Ланкмиллер проворчал что-то вроде «ещё одна» и скрылся в ванной.
        - «Змеиный зуб», значит, да? - Оставшись в одиночестве, я потихоньку сползла с кровати.
        Настроение шутить улетучилось, и я становилась тем мрачнее, чем дольше обдумывала этот разговор. Что за дела у него со «Змеиным зубом»? Что вообще у них может быть общего, кроме необычайной и преданной любви к человеческому рабству? Перевозки, скорее всего, ведь ланкмиллерская компания занимается и ими тоже. Впрочем, не удивлюсь, если Кэри и в число владельцев входит, скромно, процентов на пять-семь, может, даже меньше, иначе б не переживал так из-за контрактов.
        Чёрт возьми, ну почему он у меня такой мерзкий? Зачем ему обязательно связываться с этим проклятым «зубом»? Хотя, конечно, это я глупенькая. Кто в здравом уме откажется от такого покровителя? Ведь они почти что владеют миром.
        Кэри появился из ванной, снова прилизанный и выбритый, принялся одеваться. Свесив голову вниз с кровати, я меланхолично наблюдала за ним, прежде чем наконец вновь решилась спросить:
        - Чего она вообще хотела от тебя?
        Даже несмотря на весь фарс, это был разговор, полный загадок, из которого я мало что поняла.
        - Если коротко и ёмко, она хочет мой бизнес. Весь. Ей мало одного «Шиффбау». А если хочешь в деталях, почему бы тебе не уточнить у неё самой?
        Я уже открыла рот, чтобы спросить, как он вообще себе это представляет, но, набрав в грудь воздуха, просто выдохнула его вместе с десятком других глупых вопросов. Это была дежурная фраза-отмазка, которую не полагалось принимать всерьёз.
        - И то, что ты сказал ей, - неправда? - тихо поинтересовалась я, приземляясь на подоконник. - Твои отношения со «Змеиным зубом» не прекрасны?
        - Были прекрасны. И я не думаю, что моё маленькое дельце собирается их испортить. А вот Амалия может. - Он, кажется, сдержал пару основательных проклятий, которые должны были последовать за этим именем. Зря, наверное, ведь за два года работы в бордель-кафе мой слух привык к довольно грязным ругательствам, я и сама охотно пользовала некоторые из них. - Тебе это вообще не нужно, у тебя здесь совсем другая задача, и ты о ней превосходно осведомлена.
        Я вдруг отчётливо поняла, что совсем не знаю его. Вижу его чаще, чем себя в зеркале, сплю с ним - и едва ли представляю себе, что это за человек, чем он живёт и дышит. Ещё бы, ведь я здесь всего лишь наложница, и, наверное, мне даже везёт, что он отмахивается от меня так мягко.
        Облачённый в строгий костюм, Ланкмиллер остановился в дверях, давая инструкции на день:
        - Я собираюсь уехать, буду поздно, - поправляя запонку в форме змея на манжете своей сорочки. - А ты пока займись собой, ванну прими, расслабься. Не будь в своём вечно дрянном расположении духа и не балуйся без меня, иначе отшлёпаю по возвращении. - Он мимолётом чмокнул меня в щёку и вышел.
        Повезло, что всё это случилось быстро и он не увидел, как меня перекосило от его похабных обещаний. У Кэри слегка изменился голос, но меня больше беспокоил взгляд. Обречённые и удивлённые глаза, будто его предал кто-то очень дорогой ему, будто он всё для себя решил. Этот взгляд навевал нечеловеческую тоску, разъедающую душу потихоньку, с краешка.
        Предчувствие было не очень.
        Впрочем, я решила не пренебрегать хозяйским советом. День без травм, потрясений и странных знакомств - большая редкость для меня. Не пропустить ни один из приёмов пищи, поваляться в горячей ванне, а потом на кровати, утопая в подушках. Это то, за что так ценили долю наложницы многие из моих знакомых. Вряд ли они задумывались над тем, что безделье к третьему часу начинает сводить с ума. Я даже осилила практически весь набор литературы из соседней комнаты, несмотря на его скудность: пара бульварных романов, шайларрский словарь и юридический справочник. Хотя отсутствие чьего-либо навязчивого общества было неоспоримым плюсом этого положения.
        Закат уже догорел, он едва теплился над горизонтом тёмным гранатовым соком в западном окне, остальные части дома уже заволокла ночь. Телевизор работал в половину громкости, чтобы было уютно, и от этого бормотания плавно клонило в сон. Я уже потянулась было за пультом, как тут по ушам ударил настойчивый телефонный звонок. Звук был необычный - не припомню, чтобы Ланкмиллеру здесь кто-то звонил на стационарный, - и доносился он из соседней комнаты. Кабинет. Значит, звонок, скорее всего, рабочий, и явно что-то срочное, раз в такой час.
        Телефон разрывался настойчиво и долго, а потом вдруг перешёл на автоответчик:
        - Кику, я знаю, что ты дома! Взяла немедленно трубку!
        Твою мать, грёбаный Генрих, где же мне ещё быть, если вы сами меня здесь заперли?! Я подскочила с кровати как ужаленная при первых же звуках его голоса и поплелась в кабинет, уже прикидывая паршивость дельца, по которому звонит начальник охраны. Вряд ли ему захотелось поболтать вечерком перед лицом всепоглощающего одиночества.
        Пальцы дрогнули прямо над гладкой обтекаемой поверхностью телефонной трубки. Мной снова завладело то тоскливое глухое предчувствие, появившееся ещё утром. Что-то плохое произошло?
        - Да, Генрих, я внимаю.
        - Слушай, не перебивай, выполняй и не задавай вопросов.
        Я даже поморщилась от такого количества приказов, вылившихся на меня всего за несколько секунд.
        - Открой первый ящик стола в кабинете. Открыла? Вытащи оттуда серебристый браслет. Надень. Надела?
        - Да надела я! Генрих! Остынь, не кричи. В чём дело?
        - Пройдись, я должен удостовериться.
        Я, пожав плечами и слабо понимая, как ему это вообще поможет, прошлась из одного угла комнаты в другой.
        - Молодец. А теперь слушай очень внимательно. Я сейчас в Шеле, поэтому координировать вас буду на расстоянии. Спустись на первый этаж, там тебя ждёт Оливер. Дойдёшь с ним до клуба… «Республика», кажется, Оливер дорогу знает. Нужно, чтобы ты вытащила оттуда господина, по-тихому, без лишнего шума.
        - Что, - физически ощущая, как недоумение от этой просьбы скапливается в горле кучей вопросов, ни один из которых было толком не сформулировать раскисшим за день мозгом, - я сильно похожа на специалиста по ночным клубам в твоём видении или что?
        - Кику, он пьян. Очень сильно, - Генрих невероятно вкрадчиво произнёс эту свою фразу, и вышло у него так убедительно, что я даже представила Ланкмиллера, расплывшегося по барной стойке. - Он не слушает свою службу охраны, не реагирует на доводы здравого смысла, отключил телефон. Нужно, чтобы ты уговорила его… ну, по-женски.
        Забавно, если Генрих думает, что вагина даёт какие-то дополнительные преимущества в убеждении пьяных мужиков, но вслух я шутить об этом не стала, потому что длинный язык точно даёт кое-какие дополнительные преимущества, правда, в огребании болючих подзатыльников, скорее. Спорить тут себе дороже в любом случае.
        - Хорошо, я поучаствую в этой операции. Но обещаний не даю. В нём два моих веса, он меня просто погребёт под собой, если ему захочется.
        - Завязывай с болтовнёй, - бесцеремонно оборвал мои жалобы начальник охраны. - В браслете маячок, и я всегда буду знать, где ты. Ослушаешься, ни одной целой кости у тебя не останется.
        - Спасибо, Генрих, очень… вдохновляет. - Я с сомнением уставилась на новоприобретённый аксессуар, ношение которого вполне могло стоить мне жизни.
        Серебро плотно обхватывало запястье, и это моё-то, которое было совсем тонким. Если и избавляться от этой прелести, то только вместе с рукой.
        Голос в трубке затих, видимо, Генрих выдал все инструкции, которые планировал, а прощаться по-человечески было не в его правилах этикета. Ладно, допустим, мучителя мы вернём. Но что вообще довело его до такого состояния? Судя по беспокойству начальника охраны, не похоже, чтобы это было обычным ланкмиллерским стилем жизни. Я со вздохом вернула трубку на место и ещё секунд пятнадцать просто гипнотизировала её, словно в ожидании чуда какого-то.
        Внизу меня и правда ждал Оливер. Он был тихий и какой-то безрадостный. Возможно, за излишние фамильярности с чужой наложницей ему досталось ещё в прошлый раз, и он не хотел повторять ошибок. Мы почти не говорили всю дорогу до клуба, так, пара дежурных фраз о деле. Город к тому времени уже окончательно погрузился в сонную большую тьму. Здесь и среди бела дня было не слишком-то многолюдно, а сейчас улицы и вовсе стояли пустынные, словно замершие во времени. И звук шагов от этого было слышно отчётливо и громко, словно он отскакивал от тротуарной плитки.
        Минут через пятнадцать мы оказались у дверей «Республики», где тёрся ещё один безрадостный ланкмиллерский охранник, видимо, потерпевший за вечер неоднократное фиаско в попытках вызволить господина из алкогольного угара. На его лицо падали отблески здешней поистине психоделической вывески. Я даже потрясла головой, жмуря глаза от слепящих, скачущих, как бешеные черти, огней, и толкнула тяжёлую торжественную дверь, которая даже и не поддалась мне с первого раза. Внутрь попасть получилось, когда её придержал Оливер.
        Вот теперь ещё задача, Ланкмиллера найти. Ну, вряд ли он в таком состоянии, что Генрих описал, зажигает на танцполе. Разве только кверху задницей. Хотела б я на это посмотреть, но Кэри наверняка сейчас обретается у барной стойки, настойчиво повышая и так уж не низкий градус. Я, сдавленно матерясь, пока никто не слушает, пробралась сквозь толпу танцующих и обнаружила Ланкмиллера в точности там, где и ожидала.
        - Повторить! - Рюмка с силой опустилась на стойку, очевидно, далеко не в первый раз.
        - Да тебе уже достаточно повторять, ты глянь, во что превратился, - грустно попеняв мучителю, я забралась на соседний стул и отодвинула от его пальцев прозрачное стекло, пахнущее крепким алкоголем. - Я ожидала, ты будешь в компании, Ланкмиллер.
        Нет ничего печальнее, чем надираться в слюни в абсолютном одиночестве. Ну что, что случилось в твоей жизни? А главное, когда? Всё время же на виду был, как на ладони…
        - М? - Кэри поднял на меня мутные затуманенные глаза и удивился, по-своему, в меру остатков разума. - Ты как вообще оказалась здесь? Здесь.
        Это было даже в чём-то очаровательно, что он решил пояснить своё первое «здесь» и при этом счёл своё второе «здесь» куда более исчерпывающим. Генрих оказался точен и прав, хозяин опился до абсолютно свинячей степени, и если бы не дорогущий костюм, то он бы сейчас гораздо больше походил на бомжа какого-то.
        - Вы пришли… забрать? - проницательный, как и положено по роду занятий, бармен кивнул на владельца крупнейшей судостроительной корпорации, пьяного в щи.
        - Вроде того, - подтвердила чуть заметным кивком, - сколько он должен?
        Ужаснувшись и цене напитка, и количеству выпитого, я принялась обшаривать мучителя в поисках бумажника. Ну куда ж ты его задевал? Вот оно как - в кармане брюк. А ты несильно мудришь с деньгами, господин. Я выложила на стойку нужную сумму, бармен тотчас пересчитал бумажки.
        - Хорошие чаевые, - подмигнул.
        Хорошие чаевые - залог здоровой нервной системы, уж мне ли не знать. Ланкмиллер попытался опротестовать окончание своей попойки, и мне пришлось наклониться вперёд, заключить его лицо в свои ладони - это был единственный способ заставить Кэри смотреть на себя и слушать. Он как-то так доверчиво подался на эти прикосновения, что у меня ёкнуло сердце.
        - Пойдём домой? Пойдём, Кэри… - попросила, надеясь, что громкая музыка не заглушит мой шёпот, и в самое ухо выдохнула: - Хозяин.
        Это подействовало едва ли не идеально, если не считать, что с барного стула Ланкмиллер практически свалился. К счастью, Оливер успел вовремя, чтобы подстраховать. Вообще, в тот вечер я совсем не завидовала мучительской службе охраны: тащить на себе полуживого чёрта, который к тому же всю дорогу бессвязно, но громко протестовал, вряд ли было хоть чьей-то работой мечты. Ну и хитренький же этот Генрих, сваливает всю грязную работу на подчинённых. В Шеле он, видите ли. И что только забыл там. Хорошо хоть, этот неадекватный хозяин в своём алкоугаре ещё не устроил дебош. Жаль, эти горе-секьюрити не могут просто бросить его посреди улицы. Я бы бросила.
        В конце концов Кэри заволокли на второй этаж и оставили там на моё попечение. Очень зря, потому что эта неуправляемая туша была для меня явно великовата. А ещё потому, что у неё были в моём отношении серьёзные нездоровые намерения, которые она не замедлила обозначить.
        - А ты что, куда-то собираешься? Кто-то отпускал? - В стену коридора меня практически впечатали, перебив дыхание. - Я сейчас привяжу тебя к кровати и буду долго и методично драть, - заплетающимся языком сообщил Ланкмиллер, обдавая перегаром от выпитого коньяка.
        - Ты уже и так надрался, хватит с тебя, - проворчала в ответ раздражённо и измотанно, силясь увернуться как-нибудь аккуратно, но вместо этого меня заволокли в спальню. За шкирку, как котёнка. Это даже в таком состоянии почти не стоило ему усилий.
        - Не тебе спорить, милая. Напомнить, где твоё место?
        Ты напоминаешь мне об этом каждый день. Каждое твоё прикосновение, каждый чёртов взгляд, всё в тебе об этом напоминает. И не будь ты так чудовищно пьян, этот вопрос принёс бы, наверное, гораздо больше боли.
        Я наконец выкрутилась из ланкмиллерской хватки с твёрдым намерением улизнуть как-нибудь по-быстрому от этой неадекватной туши, да только туша упала не по той траектории, что я рассчитывала, и погребла меня под собой. Твою же ж мать, какой он всё-таки тяжёлый.
        - Давай, Кику, раздвигай ноги, - как-то очень уж сосредоточенно скомандовал Кэри.
        - Но ведь не встанет же, - устало вздохнула я, даже не пытаясь сопротивляться. Он совсем не в том состоянии, чтобы воплощать в жизнь эти смелые замыслы. И вот она, главное, - благодарность.
        - Молчать!
        Настойчивый мучитель принялся с энтузиазмом расстегивать ремень, и мне оставалось лишь без особого интереса наблюдать за его успехами. Ланкмиллер вдруг озадаченно тормознул.
        Я опустила глаза вниз и снова вздохнула.
        - Ну так ведь и сказала же, что не встанет.
        Я наконец вылезла из-под мучителя, пользуясь его замешательством, и в одно мгновение оказалась у двери. Вряд ли эта осечка разобьёт ему сердце, всё равно ведь утром ничего не вспомнит.
        - Ложись-ка баиньки, альфа-самец. Завтра тебя ожидает весёлое пробуждение, - напутствовала я у самого выхода, отправляясь искать таблетки от похмелья.
        Ему ведь уже около тридцати, и вряд ли его обойдёт стороной больная головушка.
        Жаль, что Кэри даже в пьяном состоянии не болтун. А то мне всё же хотелось бы знать, что там у него за повод для такой нечеловеческой пьянки.
        15. Время, смерть, любовь
        Не может по-настоящему хороший день начинаться с грозы, это было бы чем-то из ряда вон. Поэтому я с самого пробуждения была какая-то нервная и дёрганая, бродила из угла в угол, завтрак в горло не лез. Небо почти опустилось на землю, и из-за этого в то утро очень долго не наступал рассвет. Почти бурое, оно висело клочьями тумана на соседних крышах, то и дело вспыхивая от молний. Стекло той крохотной спальни на втором этаже было вполне способно выдержать натиск ливня, это не сгнившая рама общежития в кафе, из-под которой постоянно просачивалась влага, и в осенний сезон дождей постоянно приходилось бегать с тазиками и тряпкой. Но я не верила этому ощущению безопасности. Сидела, низко опустив голову, слушая, как раскаты грома перетекают один в другой, и постоянно вскидывала взгляд, проверить, как там оконная рама, не прохудилась ли, не пора ли нести ведро и затыкать прорехи ветошью.
        Раньше обеда в ланкмиллерскую спальню я даже заглядывать не пыталась. Делать там было нечего, разве что только попадаться под горячую руку и огребать. Потому что чего ещё можно ожидать от человека, который вчера напился до зелёных чертей, а сейчас вне всяческого сомнения мучается похмельем. Если уже проспался. Но вот спустя час после обеда беспокойное любопытство пересилило во мне все здравые доводы рассудка, и я осторожно приоткрыла дверь с твёрдым намерением узнать всё-таки: что можно делать, не выходя из комнаты, так долго и так тихо.
        Кэри своим ответом вовсе не удивил - страдать. Да, в его положении это вариант был вполне подходящий. Ланкмиллер лежал, уставившись стеклянными глазами в потолок, так что я первые секунды засомневалась, не помер ли. Но вода из стакана была выпита, и оставленной вчера таблетки тоже рядом не наблюдалось. Либо он ещё не прострадался как следует, либо осваивает древнее искусство похмельных медитаций.
        - Кэри? - я скользнула внутрь почти неслышно. - Я даже не буду спрашивать, в порядке ли ты. Живой хотя бы?
        - Вроде того, - с мужественным равнодушием отозвался Ланкмиллер, не отрывая очей своих от потолка. - Чем вчера всё это кончилось?
        О, нам всем гораздо интереснее, с чего это всё начиналось. Я сделала было пару шагов в направлении кровати, но потом остановилась, опасливо изучая благородно-серый оттенок его лица. На всякий случай удостоверилась:
        - Не блеванёшь?
        Будет не слишком-то удивительно - с такого-то лютого бодуна. Кэри лишь вздохнул, всем своим видом давая прочувствовать глупость заданного вопроса. Я, так уж и быть, присела на краешек.
        - Ты просто… сошёл вчера, так скажем, с пути истинного. Не внимал голосу разума и своих охранников. Так что Генрих мне позвонил и приказал вызволить тебя, алкаша, из клуба. А чтоб я не сбежала, заставил нацепить браслет какой-то дурацкий. Я боялась, что ты буянить будешь и всё такое, но ты до того напился, что и этого сделать был не в состоянии. Пытался, правда, уломать меня на секс… - я глубоко вздохнула, но так и не смогла одолеть собственную язвительность, - но у тебя не встал член, - сообщила с чертовски довольной рожей, складывая руки на коленях, как примерная школьница.
        - А я что, пытался… - Это выражение ужаса, смешанного с неверием, в его голосе абсолютно стоило того.
        - Да, ты пытался, - с готовностью подтвердила я.
        - Позор какой… - Кэри, морщась, потёр переносицу.
        - Не то слово… - задумчиво согласилась я и тут же выпрямилась. - Погоди. Ты это о том, что надрался и хотел меня изнасиловать, или о том, что у тебя член не встал? Сними, кстати, - под нос Ланкмиллеру был продемонстрирован чудо-браслет с сюрпризом.
        - Носи, тебе полезно будет.
        - Ну-у, с вами только связывайся… - протянула я, преисполнившись разочарования.
        И всё равно, если представится хороший шанс сбежать, эта побрякушка меня не остановит. Я же её сломаю просто. Нет ничего, что нельзя было бы сломать, в особенности если речь заходит о столь тонких технологиях.
        Я кинула короткий взгляд на Кэри, понимая, что выражение «лица нет» приобретает в моём сознании новые смыслы. Нет, лицо на нём, конечно, было и даже не совсем отдалённо походило на человеческое, но выглядело оно таким потраченным, что становилось даже немного жаль его обладателя.
        - Ну ладно, - я шмыгнула носом, - рассказывай, что там у тебя. Со «Змеиным зубом» и вообще.
        - Заболела? - Кэри приподнялся, расстёгивая свою вчерашнюю рубашку не первой свежести.
        - Немного, - я тряхнула головой и упрямо придвинулась ближе, нависая над ним, - ночью по улицам таскалась и простудилась слегка. От ответа не уходи.
        - Вот же приставучая девка. - Ланкмиллер одной рукой спихнул меня на покрывало, будто это не стоило ему никаких усилий, поднялся. - Многовато на себя берёшь, тебе так не кажется?
        Я с усталым вздохом села, собирая мысли, пытаясь найти те, что смогут его достать, объяснить, зачем я вообще хоть что-то у него спрашиваю. Это давалось не слишком просто. Хитрая мозаика, запутанная даже для меня самой. И чем дольше копаешься, тем страшнее становится от неё.
        - Ты переоцениваешь мою наглость, - получалось тихо. - Просто скажи что-нибудь, что меня успокоит. Ты ведёшь себя странно, и мне тревожно от этого. Люди вроде тебя никогда не напиваются вдрызг без причины, не смотрят этим страшным обречённым взглядом. Таким, как у тебя сейчас.
        Ланкмиллера что-то задело в моих словах, потому что тон его ответа изменился, стал резче, ощущался так, будто по коже с нажимом трут наждачной бумагой, и ты не можешь увернуться от этого, сколько бы ни пытался. Может, дело в том, что я отказываю ему в человечности сейчас, или в том, что вижу чуть больше, чем полагается.
        - Ну… - повёл плечом, придвигаясь ближе, - ты ведь тоже делишься со мной далеко не всем. Например, касаемо твоего прошлого… хотя нет, к чёрту прошлое. Давай лучше поговорим о Виктории.
        Я почувствовала это ещё до того, как он начал, до того, как произнёс бросающее в дрожь слово «Виктория». По спине прокатился нехороший, горячечный жар, опаляя нервные окончания. В горле как-то резко стало сухо. Я слабо пожала плечами в ответ.
        - А что про неё говорить, дело минувшее…
        Говорить в таком состоянии и правда было тяжело - язык как будто прилипал к нёбу.
        - Ну, моя девочка, ты же не надеешься, что мы просто об этом забудем? Притворимся, что ничего не было? - Он развернул меня к себе за плечи, заставил смотреть в глаза.
        Где-то на задворках сознания вспыхивали и затухали все самые чёрные проклятия, которые я когда-либо слышала. Эта манера разговора не предвещала ничего хорошего, от неё вверх по запястью до самого предплечья ползла гусиная кожа. Вот на кой мне нужно было к нему идти. Знала же, что он в дрянном расположении духа. Сама виновата, чёртова идиотка.
        - Я отвернулся на секунду, а тебя уже нет. Так что у меня к тебе два вопроса. Как это произошло? И где ты находилась целый грёбаный день?
        Он умеет становиться на редкость невыносимым, этот Ланкмиллер. Он умеет из человека за секунду превращаться в отвратительное чудовище.
        - Я и сама не знаю, как так вышло, отвлеклась на пару секунд, а потом поняла, что тебя нет рядом и…
        - И? - он стиснул меня за щёки, не давая опустить голову, так что пришлось просто закрыть глаза.
        Все силы уходили на то, чтобы преодолеть это отвращение, чтобы находиться здесь, рядом с ним. И никаких сил не оставалось на то, чтобы врать.
        - Выпусти, мне больно.
        Больно и страшно. И даже немного смешно от внезапного осознания: он знает ответы на все вопросы, которые сейчас задаст. Просто хочет помучить меня, посмотреть на то, как пытаюсь выкрутиться. Какая я маленькая и жалкая в его руках.
        - Кику?
        - Я хотела сбежать от тебя, чтобы больше ни разу в жизни не слышать твоего голоса, - каждую фразу выплёвывала как яд, и его горечь ощущалась вполне отчётливо на самом кончике языка, - не чувствовать твоих прикосновений и больше никогда не носить твой грёбаный ошейник. Доволен? Это хотел услышать?
        Кажется, мне не удалось договорить, прежде чем скулу обожгло пощёчиной. Падая, я приложилась затылком об угол тумбочки и только через несколько секунд отчётливо поняла, что лежу на полу, судорожно глотая воздух, потому что боли вдруг было очень много, она заполнила собой всё пространство моего маленького мирка, заставив сконцентрироваться на себе. Не дышать, не видеть, просто чувствовать её. Я хваталась за голову, шипя и жмурясь. Руки были холодные, словно у мертвеца. Меня не раз в этой жизни били, в том числе доставалось и голове. Почему это вдруг так больно?
        Едва только смогла выдохнуть, попыталась встать, но перед глазами вновь всё смазалось, и я со стоном свалилась обратно. Вспышки, одна за одной сменяя друг друга, наслаиваясь, слепили болью. Цвета и запахи. Воспоминания, заставляющие цепенеть.
        Я снова поймала эту реальность, лишь когда поняла, что меня неожиданно довольно мягко, бережно даже, подняли и усадили на кровать. Убрали волосы с моего лица, медленно проводя по нему пальцами, и дрожь унялась от тёплых прикосновений.
        По виноватому взгляду мучителя видно было: он понял, что переборщил.
        И только по этому взгляду я наконец полностью осознала, что рядом сидит Ланкмиллер. Всего секунды две назад я видела перед собой совсем другое лицо. Отец…
        - Это был он, это был он, он это сделал… - Губы едва слушались, но по какой-то неведомой мне причине я не могла остановить поток этих причитаний. Хваталась за голову, путаясь пальцами в волосах, больно прикусывая язык, буквально захлёбывалась воздухом, и всё равно они рвались наружу бесконечным потоком.
        Ужас был гораздо сильнее меня и гораздо больше.
        - О чём ты говоришь? - Кэри спросил это вкрадчиво и отрывисто, заглядывая мне в глаза.
        Я отпрянула от него, потому что эти попытки пробуждали в памяти отчуждённый взгляд человека, разочаровавшегося в моём существовании, с такой поразительной ясностью, что мне дышать становилось нечем. Я снова сползла на пол безвольным телом, не чувствуя в себе сил держать равновесие, не видя даже смысла в этом. И только там, отдышавшись немного, смогла наконец ответить.
        - Это отец продал меня в «Змеиный зуб». Вот как я там оказалась, - голос звучал надломленно и негромко, но в наступившей тишине его почти ничто не заглушало. - В тот день, когда я узнала об этом, тоже была гроза. Возвращаешься домой и встречаешь там молчаливых чужих людей, а они смотрят так… Кэри, ты же хорошо знаком со «Змеиным зубом», ты прекрасно знаешь, как они смотрят. Им даже говорить ничего не нужно, у них всё написано на лице. Ну, впрочем, это выносимо. Гораздо страшнее смотрел отец. В тот день я сбежала из дома.
        Мне понадобилось не больше пары секунд, чтобы понять, как он от меня избавился. Никто из них в тот вечер не успел заключить в слова эту новую простую истину. И поймать меня у них тоже тогда не вышло. Дальше в памяти снова начинался хорошо знакомый зияющий провал, и я могла лишь предположить, что так и жила на улице до тех пор, пока наконец не попалась в руки к «Змеиному зубу».
        Я откинула голову на бортик кровати, прикрыв глаза. Всё в порядке, эта мысль уже когда-то жила во мне, я должна быть способна уместить её в сознании и сейчас. Отец меня продал. И на то было две причины.
        После того, как мать ушла из семьи, он беспробудно пил, почти не работал, и у него накопились долги, по которым нужно было платить. Потому он и пошёл на этот шаг, сделал то, что многие в Шеле делают: сбагрил своего несовершеннолетнего ребёнка за деньги. Но ещё - ещё он сделал это потому, что я напоминала ему мать.
        Заложник неудавшейся любви, от которой остались только боль и горечь разочарований. Для отца я воплотила в себе их все. Каждую минуту из тех, что он провёл, ожидая, когда женщина всей его жизни вернётся к нему. Тот самый момент, когда он понял, что этого никогда не произойдёт. Я ходила мимо него каждый день, живая, воплощённая в жизнь агония, и я видела, как он на меня смотрел. И всё же, ничто из этого не сможет оправдать его хоть когда-нибудь.
        Я бы даже назвала этого человека с пустыми глазами бессердечным, если бы не видела, как он страдал.
        Густая взвесь за окном словно стягивалась, темнела, давила всей своей тяжестью. Меня легонько погладили по голове, и я сразу же отодвинулась, потому что чужие прикосновения делали сейчас только хуже. Хотелось вообще перестать чувствовать. В лучшем из вариантов - и вовсе существовать.
        Сейчас, когда в ушах стоит тугой гнетущий гул, только физические ощущения напоминают о том, как ты приземлён, как привязан ко всему этому дерьму, которое не вывозишь.
        Ланкмиллер - странный мужик. Он едва ли больше минуты назад дал мне такую затрещину, что до сих пор рябит в глазах, а теперь лезет ласкаться. Но у меня просто нет сил, всё, что я чувствую, - пустота.
        - Вот потому я и не хотела, чтобы они возвращались, эти воспоминания, - пробормотала, подтягивая колени к животу. - Потому что подозревала, что к этой жизни меня вряд ли что-то хорошее привело.
        - Кику.
        - А?
        Я только голову вскинуть успела, потому что слишком подозрительным показалось мне это его «Кику». Слишком нежным. Почувствовала, как всё внутри холодеет от страха. Что бы ты ни намеревался сказать сейчас, я тебя прошу, замолчи, заткнись, прикуси язык. Твой голос жуткий, и он не предвещает ничего хорошего.
        Кэри сидел на кровати с по-детски растерянным выражением лица. Близко. Чтобы коснуться меня ещё раз, ему не нужно было даже тянуть руку. Он шумно выдохнул и произнёс удивлённо и чуть досадливо:
        - Я влюбился. В девочку из эскорта. Её зовут Элен Райт.
        Дождь барабанил по раме. За окном медленно опускался вечер, и мир немного звенел. Я сидела на полу, оставшись один на один с этой чертовски простой и очевидной истиной. Нет никого, абсолютно никого, кто бы меня любил. Кому бы я нужна была хоть немножечко.
        - Ты серьёзно сейчас? - голос выходит охрипший и придушенный, не голос, а чёрт-те что.
        И Ланкмиллер будто не слышит моего вопроса. Он рассказывает, какая она замечательная, что у неё ласковый успокаивающий голос и глаза словно подсвечены изнутри, что она очень хорошо умеет шутить, но всё равно почему-то кажется уязвимой. Что она очень нежная и открытая и жутко любит книги по астрофизике. И что, когда она улыбается, у него останавливается сердце.
        - Тебе правда кажется, сейчас подходящий момент, чтобы поболтать об этом? Я только что поделилась с тобой чем-то очень личным, чем-то, что разрушило мою жизнь. И ты… ты даже ничего не сказал в ответ. Ты бы мог отозваться хоть как-нибудь, как это принято у людей. Я же здесь, рядом, сижу у тебя в ногах и даже дышать не могу от боли. Понимаешь, я не игрушка, которую ты можешь позвать к себе в спальню, когда тебе скучно, или одиноко, или не в кого засунуть свой член. Я, блин, живой человек.
        Горькая усмешка тронула губы. Живой человек? Неужели ты так уверена? Что в тебе осталось от человека? Ни хороших шуток, ни книжек по астрофизике. Я ещё раз взглянула на притихшего Ланкмиллера через плечо. Что ж, это хотя бы объясняет ту страшную безнадёгу в его глазах. Влюбился. Да ещё и в эскортницу.
        - Впрочем, если ты всё же хочешь услышать моё мнение, я скажу вот что. Ты идиот. Думал, что с тобой-то уж точно такого не случится, решил, что ты чёртов грёбаный властелин мира? Всё и всегда будет по плечу? И что, любовь порушила твои планы, больше ничего не контролируешь? Печально. Хотя знаешь, что? Это не так уж плохо, Ланкмиллер. Это значит, что ты по крайней мере хоть что-то чувствуешь. Ты не безнадёжен.
        Я поднялась на ноги, чувствуя во всём теле слабость, и, пошатываясь, как пьяная, направилась в сторону ванной.
        - Куда ты собралась? - немедленно прилетело вслед.
        - Покончить со всем этим.
        Какое счастье, что он не сразу понял, о чём я. Когда наконец догадается, будет уже поздно. Защёлка повернулась, и дверь оказалась заперта. Я прислонилась к ней затылком, оглядываясь.
        Жемчужная плитка без единого следа плесени. Гель для душа с запахом миндального молока.
        Тошнота, нездоровый холод, неведение и смерть.
        - Кику, выйди ко мне, давай поговорим. - Судя по голосу, он подошёл к двери. Стало быть, начал подозревать неладное.
        - Разве мы только что не славно поговорили? - с усмешкой осведомилась я, открывая водопроводный кран.
        Мучитель опять зовёт меня этой уродской кличкой. А мог бы быть хоть немного поделикатнее, раз уж он понял всё.
        - Выйди. Немедленно, - стукнул кулаком в дверь, заставив невольно вздрогнуть. Разозлился, поди.
        Видел бы он, как мне смешно от его приказов, орал бы, наверное, куда громче. Шум воды успокаивал нервы и отвлекал от того, что висело на плечах непосильным грузом. От того, что мне предстояло. Хорошо бы он мог заглушить и голос моего хозяина, но, к несчастью, тот различался всё так же чётко.
        - Я больше тебя не слушаю, Кэри.
        - Ну что ты там делать собралась? Маленькая моя, ты же у меня рассудительная, давай без глупостей. Открой дверь.
        Кажется, я становлюсь неудобной ему. Застрявшая в горле косточка, зуд в черепной коробке.
        Я распахнула шкафчик сбоку от зеркала в поисках чего-то подходящего, не совсем соображая, чем закончу, если поиски эти так и не увенчаются успехом. Аптечку я ещё в прошлый раз оставила у Ланкмиллера в кабинете, когда я лечила мучительскую спину после порки. А стоило быть предусмотрительнее. Что ж, таблетки отметаются.
        В крайнем случае можно было бы осуществить очередной побег. А потом быть пойманной и расчленённой Генрихом, съеденной заживо. Результат в конечном итоге выйдет один и тот же. Способ, правда, не слишком приятный, но это мелочи. Я тихо посмеялась этой идее без радостных перспектив, и смех вышел жутким, словно прямиком из могилы.
        Ланкмиллер за дверью приутих на какое-то время, пока я думала. Человек, считающий, что может распоряжаться моей жизнью и смертью в равной степени. Что он чувствует, стоя по ту сторону, догадываясь, что меня сейчас охватывают те же самые мысли, что свели в могилу его мать? Они оплетают воздух щупальцами, врезаются в кожу нитями, остаются на подкорке мозга странным расслабляющим послевкусием. Видел бы он. Знал бы.
        Под руку наконец попалась бритва, и я принялась выцарапывать из нее лезвие, оставляя порезы на пальцах, почти не ощущая боли. Острое. Как раз то, что нужно.
        - Кику, подойди к двери, не потроши мою бритву.
        Он распознал по звукам? Иногда мне с трудом верится в то, что он человек.
        - Да хватит звать меня этим дурацким именем, - огрызнулась в ответ, с большим упорством продолжая начатое.
        Руки немного тряслись от волнения, колени тоже, поэтому мне пришлось опуститься на пол, прислонившись спиной к двери. Я подошла, потому что он позвал. Но разве меня теперь волнуют его приказы?
        - Розмари, - мучитель вздохнул, и в его напряжённом голосе послышались легкие нотки смеха, которым смеются, когда для этого не остаётся поводов. - Ну а если я не стану сейчас выламывать дверь, спасать тебя, вызывать тебе доктора? Что будет?
        - Себе доктора вызови, - зло прошипела я.
        Ты знаешь, что будет. Может, даже немного лучше меня.
        В конечном итоге лезвие всё-таки было вытащено, и я быстро, без колебаний, полоснула по коже, вскрывая синие нити вен. Левое запястье. Правое. Словно тонкая бумага, купленная за бесценок, кожа разошлась под напором, и я, поморщившись, сжала зубы. Это было терпимо. Меня сейчас выжигало изнутри кое-что более страшное.
        - Подожди, ничего не делай. - Кэри не терял самообладания, только голос у него был какой-то глухой. А так… он сохранил даже прежний пробирающий до костей властный тон. Я только хохотнула в ответ, запрокидывая голову. Ланкмиллер тяжело замолчал на секунду, потом мрачно осведомился: - Уже?
        - Уже.
        Запястья неприятно пульсировали. Кровь из открытых ран лилась на кафель, тёмно-красная и густая. Гораздо медленней, чем я думала. Так у меня будет минут пятнадцать. А то и все полчаса, и это слишком долго. Хотелось, чтобы быстрее. Я, закусив губу, сделала ещё по надрезу выше и глубже и тут же тихонько зашипела, жмурясь.
        - Что, Кику, не получается? - со злым ехидством осведомился Ланкмиллер.
        - Я тебе сказала так меня не звать!
        Почему это меня вообще волнует сейчас? Такая мелочь. Кэри кашляет отчего-то, потом надолго замолкает, и до меня не доносится даже его тяжёлое медленное дыхание.
        Тишина наваливается на плечи, разливается в воздухе пустотой. Я вижу, как электричество дрожит в лампе под потолком. Хотя, может, это мне только кажется.
        Звуки тонут словно во влажной вате, и я отстранённо думаю о том, как люблю чай с мёдом, пустынные улицы и запах хвои после дождя.
        Кровь стекает на пол, попадая в ложбинки меж плитками. Голова медленно наливается тяжестью, и чувство холода подступает изнутри, обнимает плечи. Я перестаю ощущать кончики пальцев, и лезвие выпадает из них.
        Это по-прежнему немного страшно. Но, наверное, было бы куда паршивее, будь я одна. Но нас здесь двое. Мы сидим по разные стороны от реальности, от запертой двери, в своих мирах.
        - И что, ты готова вот так просто отдать свою жизнь? Без сожалений? Ничего после себя не оставив? Кику, ты… правда хочешь умереть? - Ланкмиллер подал голос через секунды две после того, как мои мысли вновь вернулись к нему.
        Вдыхая тугой загустевший воздух, я прижалась затылком к двери. Что мне ему ответить? «Да»?
        Половина из всех заданных им вопросов осталась за гранью восприятия для моего воспалённого разума. Я пялюсь на потолок, исходящий сиреневыми кругами, и с досадой осознаю, что собрать хоть какую-то мысль в целое предложение - не слишком простая задача для меня теперь.
        В ответ выходит выдавить только глухое беспомощное:
        - Иди ты к чёрту.
        Ко мне внезапно приходит мысль: а ведь это наш последний обмен любезностями. Последний раз, когда он зовёт меня этой дурацкой кличкой. Глаза подёргивает пеленой, сквозь которую почти ничего не видно, только плывущий свет.
        - Эй, Кэри?
        - Мм?
        - Я не оставлю после себя ничего, потому что я ничем не была. - К этому времени у меня уже почти нет голоса.
        Прежде чем уйти, прежде чем сдаться абсолютной бездонной тьме окончательно, я услышала, как Ланкмиллер, кажется, меня проклял.
        И мне бы ответить ему тем же - за его убийственную манеру задавать вопросы. За ответы, которые он вскрывал.
        Я не хотела умирать.
        Я хотела, чтобы меня любили. И чтобы меня спасли.
        Продолжение следует…