Моя желанная студентка Майя Чи
        Он хотел приятно провести вечер. Ее вынудили станцевать приват особому клиенту. На первый взгляд - ничего необычного, если бы не одно “но”.
        Он преподает в университете, а она его студентка.
        Глава 1. Клуб
        Граф
        - Ваша текила.
        Бармен ставит передо мной стакан, блюдце с закуской и отходит к следующему клиенту. Я смотрю на аккуратно разрезанные дольки лимона и тихо зверею.
        Сегодня меня раздражает все, что находится на грани идеала.
        Рядом садится облизанный желторотик с лихорадочным блеском в глазах. Дешевый пиджак, белый воротничок и дурацкий зажим на галстуке напоминают мне о том, кто сначала переспал с моей женой, а потом отнял у меня, возможно, единственный шанс пробиться выше.
        Прорыв науки, черт возьми!
        Вспоминаю бурные аплодисменты, удивление научного сообщества по поводу того, как прыщавый пацан смог сделать открытие года, и вижу перед глазами ее гребанную улыбку.
        Мат. У меня на уме только мат.
        Залпом опрокидываю в себя текилу, закусываю лимоном и со стуком ставлю стакан обратно. Называть себя неудачником с двумя вышками больше не вижу смысла, но вопрос о том, чего ей не хватило, задаю уже в сотый раз. Все есть: машина, квартира, дача, платиновая карточка и ежедневный, чтоб его, стояк!
        Снова матерюсь, чтобы не скатится к жалости к самому себе. Был бы быдлом, с удовольствием плюнул бы кому-то в ноги, а лучше в лицо. Например желторотику, который с таким восторгом смотрит на сцену.
        Оборачиваюсь и я.
        Стриптизерша трясет грудью под арабские мотивы, и ее движения порождают мою похоть. Понимаю, что больше не намерен терпеть. Хочется нажраться, как свинья, забыться в объятьях красивой женщины, сбросить пар, переключится на кого угодно, лишь бы забыть Аню.
        Но прежде я достаю телефон, собираясь позвонить Бурову и осчастливить его прекрасной новостью - мы упустили миллионы. А все почему? Потому что моя жена дала не тому.
        Сука.
        Кто-то сталкивается со мной, и мой смартфон плашмя падает на пол.
        - Простите, пожалуйста. Я вас не заметила.
        Нечто блондинистое мелькает передо мной, обволакивает душным ароматом цветов, и я трезвею. Она наклоняется в поисках телефона и что-то бормочет под нос. Я же в смешанных чувствах смотрю на идеальные формы и осознаю, что нашел себе подружку на этот вечер. Чудо разворачивается, демонстрируя потрясающую генетику: большие глаза, вздернутый тонкий нос, строго очерченные полные губы… Больше рассмотреть не успеваю. Она кладет мой телефон на стойку и уходит, вскоре теряясь за дверью персонала.
        В это же время сцена освобождается и остается пустой нетипично долго. Я сажусь обратно на барный стул и смотрю немигающим взглядом на красный занавес, который вскоре расходится и на пилон выходит та самая девчонка. В костюме студентки.
        Как символично. Завтра пары у первокурсников, среди которых как минимум пять симпатичных девушек. Жаль, профессиональная этика не даст перешагнуть грань, да и не хотелось бы мне прослыть извращенцем.
        Я смеюсь над самим собой.
        Заказываю еще текилу и, опрокинув ее, иду к администратору.
        - Этим вечером двойной тариф, - пытается напугать он, но я настаиваю, отсчитывая за приват нужную сумму. - Девочка здесь временно. Да и неопытная совсем. Может, кого получше возьмете?
        Я смотрю на сцену, где “неопытная девочка” садится в идеальный шпагат, поглаживает себя и наслаждается мужским вниманием. Кладу на стойку еще несколько крупных купюр, и глаза администратора начинают жадно блестеть. Сломался. Все ломаются, когда речь заходит о деньгах. Даже я. Иначе не стоял бы тут и не пытался бы запить свои неудачи.
        Официантка провожает меня в вип-комнату, сервирует стол алкоголем и закусками, просит подождать. И я жду. Тихо зверею, понимая, что мой заказ опаздывает на тридцать минут, хотя должна была явиться сразу.
        Претензия персоналу сразу меняет дело. Уже через пару минут открывается дверь, и за прозрачным занавесом, на подсвеченном подиуме появляется она. Сценическое имя - Лиза.
        Девочка несколько секунд стоит как вкопанная, а потом несмело хватается за шест. Я наблюдаю за ее зажатостью и пытаюсь найти в ней хоть что-то развратное, хотя бы часть того, что было показано на сцене. Но Лиза только полирует одним местом шест, отгоняет руками невидимых мух и начинает откровенно бесить.
        Я хочу расслабиться, увидеть ее большие наивные глаза между своих ног, толкнуться в пухлые губы, почувствовать мягкость щек…
        - Подойди! - приказываю ей.
        Девочка застывает в нелепой позе, но, опомнившись, выгибается в пояснице, превращается в кошку, грациозно и нарочито медленно идя ко мне на четвереньках.
        - Смелее, - подбадриваю ее, уже представляя, как в этой самой позе беру ее. Меня трясет от желания, но я растягиваю удовольствие, наблюдая за действиями юного тела.
        В памяти всплывает мой последний секс с женой. Как после вкусного завтрака, приготовленного ею, я беру ее языком прямо на кухне. Как наслаждаюсь тихими стонами, сучьим взглядом, которая вот уже год спит с…
        Маленькая ладонь ложится на мое колено, и я вздрагиваю, выныривая из воспоминаний. Смотрю на Лизу, на ее испуганные глаза и приоткрытые губы. Что бы я не испытывал сейчас к Ане, секс с другой все равно состоится. Плевать!
        Лицо стриптизерши спрятано под кружевной маской. Я наклоняюсь и, найдя узелок, развязываю ее.
        - Так-то лучше, - ловлю горячее дыхание и целую в сомкнутые губы. Она не отвечает, но я настойчиво добиваюсь взаимности, осознавая, как давно не завоевывал чей-то рот. Аня ни разу не отказала. Всегда с готовностью отзывалась на ласку и просила еще…
        А какая-то стриптизерша рождает во мне давно забытое желание.
        Мысль о том, что во рту у девушки мог побывать кто угодно, отрезвляет. Я едва ли не плююсь. Отстраняюсь, беру ее холодную худую ладошку и кладу на ширинку.
        Девчонка испуганно округляет глаза.
        - Не медли, Лиза. Я заплатил не за танец у шеста. Сделай дяде приятное.
        То, что ей едва ли за двадцать, видно невооруженным глазом. По сравнению с ней я не старик, но разница в возрасте ощутимая.
        - А…
        - Давай. Не впервой же тебе сосать. - Намеренно унижаю ее, выплескивая ненависть, скопившившуюся глубоко в душе.
        Она прячет глаза под пышными ресницами и тянется к ремню, расстегивает молнию и снова смотрит на меня умоляющим взглядом.
        - Не хочешь сосать, становись раком.
        - Я… Я еще ни разу.
        - Что ты еще ни разу? - Раздражаюсь.
        - Я не спала с мужчинами.
        Смотрю на смущенное лицо, опущенные плечи, тяжело вздымающуюся грудь…
        - Может, мы договоримся как-то иначе? - Она невинно хлопает глазами, и я теряю самообладание.
        - Ты издеваешься?
        Я не собираюсь скрывать свое негодование. Более того, у меня возникает смутное подозрение, что кое-кто в этой комнате набивает себе цену. Я не такая, я жду трамвая. К черту такие игры!
        Встаю, хватаю ее за локоть и тяну вверх. Как только она поднимается, сжимаю тонкую шею и впиваюсь в приоткрытые губы. Она что-то мычит, пытается отстраниться, но заламываю девчонке руку и припечатываю к себе. И пока малышка привыкает к мысли, что не удастся сбежать, с удовольствием исследую ее рот языком, улавливая вкус каких-то ягод, втягивая аромат душных полевых цветов и понимая, что теряю контроль. Месяц без секса действует на меня логичным образом - я завожусь, как кобель.
        Ловким движением пальцев расстегиваю кружевной лифчик, и не дожидаясь ее протеста, склоняюсь и ловлю губами торчащий сосок. Он гордо сносит мои поцелуи, укусы и искусную игру, что должна раскрепостить бедную Лизу, попавшую в лапы своего мучителя. Ее кожа покрывается мурашками, а ладонь на моем плече подрагивает. Да! Ну наконец-то мы вошли в нужное русло. Интересно, она уже хочет меня?
        Лиза вздрагивает и прерывисто дышит. Мои пальцы исследуют ее, избегая главного украшения женского тела. Тихий стон малышки действует на меня как афродизиак. Я снова ее целую. Отпускаю руку и сжимаю округлую ягодицу, маленькую, как и сама девчонка, ростом метр шестьдесят пять, не больше. Черт! Не могу терпеть. Она сводит с ума, доводит разум до исступления, где на задворках сознания возникают самые развратные позы. Там, в своей голове, я отымел ее уже сотни раз, в реальности же толкаю на мягкий диван, и как только она садится, развожу ей ноги.
        У каждого свой фетиш.
        Мой странен до безумия.
        Я впиваюсь губами в ее кожу сквозь тонкое кружево и вдыхаю аромат похоти. Чувствую себя безумцем, но не могу остановиться, потому что девчонка пахнет иначе, не душит тяжестью и терпкостью, а, словно изысканный фрукт, очаровывает незнакомой мне пряностью.
        - П-подождите… - вяло протестует Лиза, пока я пытаюсь стянуть ее трусики через дьявольские каблуки.
        И пусть она стриптизерша! Сейчас, когда все, что ниже пояса, сжимается в болезненных спазмах, я хочу лишь одного - доставить удовольствие нам обоим.
        Но ей не нравится.
        Все, что я начинаю вытворять, каждая моя ласка не вызывает в ней восторга. Наоборот, она трезвеет, стыдится и пытается отстраниться. Журналы, газеты, телевизионные шоу твердят: женщины мечтают увидеть мужчину у своих ног, но неужели есть те, кому это не нравится? Новое открытие меня потрясает. То, что я считают своим коньком, чем могу завоевать абсолютно любую женщину, на нее не действует. Меня это задевает.
        - Что же тебя возбуждает, малышка? - шепчу в ее губы и накрываю их. Снова мычит. - А если так?
        Лиза вздрагивает и откидывает голову назад. Ощущение, словно через минуту я либо вознесусь на седьмой небесный этаж, либо размажусь на бетон подземной парковки.
        - Нравится? - спрашиваю, и вместо ответа слышу стон.
        Рот наполняется слюной. Желание достигло предела, остается лишь ее подготовить.
        - Мне больно, - стыдливо признается Лиза, и едва я пытаюсь взять ее, вскрикивает и с силой впивается в мою руку ногтями.
        Огромные глазища даже при тусклом свете блестят от слез. Лиза прикрывает руками грудь, прячет то, что я уже успел разглядеть и как следует обласкать, и пытается незаметно отползти.
        Стою, как вкопанный, с безумным стояком, и впервые не знаю, что делать. На столе лежат сигареты. Достаю и закуриваю. Предполагаю, что она уйдет, так и не доделав работу до конца, но девочка продолжает сидеть на диване, поджав колени. Она следит за каждым моим движением. Неужто и вправду девственница? Тогда почему она здесь?
        Мне хочется узнать имя той, которая сумела окончательно испортить мой вечер, но правила клуба запрещают. А я ведь, по мнению Ани, весь из себя такой правильный, до тошноты и зубного скрежета. Со мной скучно и тоскливо… Вспоминаю ее полные презрения глаза. Всего пару часов после последнего нашего секса, и моя женщина, та, вокруг которой вертится вся моя Вселенная и без которой я не вижу будущего, меняется до невозможности. Аня становится чужой.
        Потом выясняется, что такой она была всегда.
        - Я… - опять что-то мямлит девица.
        К черту!
        Достаю из бумажника две розовенькие купюры и бросаю их на диван.
        - Моральная компенсация за то, что не трахнул. - Молчит. Строит из себя невинную. - Не расстраивайся. На десятку чаевых ты потянула.
        Она опускает голову, и я замечаю, как дрожит ее подбородок. Терпеть не могу дешевую игру.
        Наливаю стакан виски, осушаю его и выхожу из комнаты. Надо же было в такой день попастся на фригидную! Чтоб ее…
        Ночная прохлада приводит в себя. Я закуриваю еще одну сигарету и прислоняюсь к фонарному столбу.
        Запоздало вспоминаю о том, что хотел позвонить Бурову, но когда достаю из кармана телефон, вижу четыре пропущенных вызова и сообщение от друга: “Я в курсе, что случилось. Расслабься. Тилл и Маккалох* смогли. Мы тоже сможем. Только в следующий раз связывайся с женщинами-учеными. И тем более не женись на них. Пожалей мои миллионы. “
        И еще одно:
        “В понедельник начнутся лекции. Спасибо, что выручил”.
        Долгая затяжка и медленный выдох расслабляют. Смотрю сквозь сигаретный дым на подъехавшее такси и решаю снять его, но тут из переулка выскакивает Лиза. Все в той же юбке-карандаш, на невысоком каблуке и с пиджаком в руке. Она всхлипывает, вытирает слезы и садится в машину, а я почему-то чувствую себя дерьмом. Хотя к черту! Сама виновата. Здесь ей не сцена большого театра, где похвалят за умение тянуть носок.
        Докурив сигарету, бросаю ее в урну и иду к своей тачке с мыслями, что приду домой и завалюсь спать. В пустой квартире, где все пропитано Аней…
        ______________________
        Примечание:
        Из сообщения Бурова:
        *Джеймс Тилл и Эрнест Маккалох - американские ученые биоинженеры. В 60-х годах прошлого века первыми привели экспериментальные доказательства того, что стволовые клетки действительно существуют в природе. Они облучали мышей летальной дозой радиации, а затем спасали их, пересадив одну стволовую клетку.
        Сегодня, путем многочисленных исследований их последователей, таким образом лечат от онкологических заболеваний(речь идет о сеансе химиотерапии).
        Глава 2. Сплетня
        Вероника
        Закон подлости существует.
        Я открываю дверь нашей квартиры, и аромат куриного бульона ударяет в нос. Присутствие мамы меня огорчает. В последнее время ее нотации настолько раздражают, что я стараюсь находиться здесь только, когда родителей нет. Так спокойнее и безопаснее для моей нервной системы.
        Увы, в этот раз подгадать время не получается.
        - Ника, это ты? - доносится до меня из кухни. Строгий голос предвещает беду. Я бы хотела обозвать ситуацию матным словом, но в нашей семье исключительно высококультурные люди, которым не положены человеческие слабости.
        - Да! - кричу в ответ и вешаю ключи.
        - Я же просила тебя приходить утром.
        - Мам, Динка заболела, пришлось бегать в аптеку. Свете понадобилась помощь. - Я подхожу и целую ее в плечо и принюхиваюсь. - Твоя маска пахнет жвачкой. - Делаю комплимент в надежде сгладить ситуацию.
        Она с укором щурит глаза и, отложив вилку, которой секунду назад давила вареную картошку, медленно выдыхает. Начинается.
        - Ника, чужие дети - это не твоя проблема. Светлане пора самой справляться с ребенком, которого она так бездумно нагуляла!
        - Мама!
        - Не мамкай мне! - Она снова берет в руки столовый прибор и с остервенением продолжает свое дело. - У тебя завтра первые лекции. Ты должна думать о своем будущем, а не о чужих выродках и проблемах. Красный диплом и знания с неба не упадут…
        - Мы об этом уже говорили. - Вздыхаю и решаю уйти. - Пойду переоденусь.
        Злить ее своим присутствием и слушать бестолковые лекции совершенно не хочется. Тем более после того, что я пережила прошлой ночью.
        До сих пор перед глазами его лицо, кривая усмешка и слова, режущие искуснее ножа. Мой путь скользок, и я знаю это сама. Но и оставаться на попечении у родителей и делать исключительно то, что они говорят, не буду.
        Я снимаю пиджак, проклятую блузку, надетую исключительно ради того, что показать маме, как сильно дорожу ее подарком, и смотрюсь в зеркало. Черные круги под глазами и характерная краснота выдают бессонную ночь. Если бы не Света, которая все утро поила меня чаем с мелиссой, то у родителей точно возникли бы вопросы: действительно ли я ночую у подруги?
        Я давлю в себе обиду на самых близких мне людей, избавляюсь от юбки и иду в душ. Хочу смыть с себя последствия ночи.
        - Не задерживайся, через полчаса накрою стол, - говорит мама и, наверняка, провожает меня недовольным взглядом. Видимо, неприятный разговор продолжится и во время обеда. Остается надеяться на папу. Может, вернется и отвлечет ее умными беседами? Вчерашний симпозиум по генной инженерии открыл новые таланты. В утренних новостях писали про какой-то научный прорыв. И вот черт меня дернул полезть туда и увидеть фотографии участников!..
        Я застываю перед ванной и смотрю на свои босые ноги. Взгляд невольно скользит выше и останавливается на холмике, скрывающим то, что еще, слава богу, девственно. Я словно наяву вижу его лоб, прикрытые от удовольствия глаза и острый нос. Чувствую, как влажный язык касается клитора, настойчиво ласкает, будто невзначай проникая между складок. Вспоминаю пальцы, входящие в меня и горячее дыхание на груди. Поцелуй, из-за которого у меня даже сейчас подкашиваются колени.
        Мой первый сексуальный опыт.
        Стыд опаляет щеки. Я открываю кран и лезу под струи теплой воды. Нельзя об этом думать. Нельзя. Тем более, что я узнала его.
        Папа сегодня сильно возбужден. Он приезжает к обеду и начинает в красках рассказывать о новом, но пока еще экспериментальном способе лечения рака. О том, как хорошо был принят его доклад и как весьма молодой ученый совершил прорыв, в то время как Граф и Буров, его самые опасные конкуренты, сильно облажались, не представив научному сообществу ни единой разработки.
        При упоминании фамилии Граф я немного теряюсь. Кажется, будто весь мир знает о нашем с ним нетривиальном знакомстве, но мама небрежно машет рукой и делится сплетнями.
        - Графа даже жена бросила. Я с ней недавно пересекалась. Поменяла мужчину и стала выглядеть счастливой женщиной. Ничего общего с тем, что было раньше. Замухрышка превратилась в леди.
        - Анна? - уточняет папа, но мне эта беседа становится неприятной.
        - Да. В прошлом году выступала с докладом про лимит Хейфлика и преодоления его порога.
        - Помню. Правда, извлечение пептида из эндолутена слишком сложен. Их команда проделала огромную работу, но, согласись, доклад был слабым и скучным.
        Я молча ем пюре и злюсь - мои родители словно с другой планеты. Порой мне кажется, что я совсем не их дочь. У меня нет предрасположенности к точным наукам, а про любовь к биоинженерии, которую так старательно пыталась привить мне мать, вообще молчу. Она не случилась.
        И даже сейчас, когда они впихнули меня на этот факультет, думаю лишь о том, как быстрее уйти из-под их опеки и заняться тем, что мне действительно интересно.
        Мама с папой продолжают обсуждать свойства пептидов, а я окончательно теряю аппетит. Ставлю в сторону вилку и, поблагодарив за еду, ухожу к себе. И хоть дверь моей комнаты прикрыта, до меня все равно доносятся шепотки о моей молчаливости, подозрительных ночных отлучках и разочарованной констатации - дочь отбилась от рук.
        На глаза наворачиваются слезы. Их амбиции и безграничное честолюбие ломает мою жизнь.
        Мне жаль, но доверие и умение слышать друг друга мы растеряли еще несколько лет назад, когда моей тайной страстью стали танцы. Тогда, увидев профессиональную пилонистку на уличной сцене, я была вне себя от восторга. Она, словно роскошная орхидея на длинном стебле, расцвела перед публикой и показала совершенно иной мир, полный силы и грации. Приковала к себе внимание толпы, восторженно следящей за каждым движением элегантных ног. И пусть мама обозвала ее шлюхой, заклеймила позорным ярлыком, не попытавшись найти разницу между стриптизом и спортом, эта девушка навсегда перевернула мою жизнь.
        Я искала уроки в сети, убегала во двор, чтобы вместо привычной гимнастики изучать сложные па. Даже нашла школу, готовящую профессионалов…
        Меня туда никто не пустил.
        Черт.
        Я достаю из шкафа парадную форму и бросаю ее на кровать.
        - Ника. - Мама смотрит с укором. - Что за безалаберное отношение к одежде?
        Она подходит к моей постели, берет в руки блузку и оглядывает меня с ног до головы.
        - Доченька. - Ее голос теплеет, а в глазах воскрешает давно забытая нежность. Кажется, вот-вот произойдет чудо, и мы преодолеем возникшее между нами недопонимание, сумеем сказать то, что накопилось в душе и тяготит нас обеих; она обязательно меня поймет, пойдет навстречу, даст совет, обнимет, поцелует, погладит по щеке… - Я так рада за тебя! Вот бы мне вернуться в молодость и снова посвятить себя науке. Если бы мне дали второй шанс, я совершила бы какое-нибудь значимое открытие и…
        - И не родила бы меня? - задаю вопрос совершенно точно зная - он принесет ей боль.
        - Что за вздор!? - Мама злится. - Ника, ты лучшее, что случилось со мной в этой жизни! И я очень рада тому пути, который ты выбрала. - Она подходит и кладет руку на мою щеку, но ее ласка сейчас подобна оплеухе. - Доченька, ты достойна большего. Знаешь, я мечтаю увидеть тебя на главной сцене мира, с золотой статуэткой в руках, перед всем научным сообществом. Уверена, ты сможешь сделать то, на что не хватило моих мозгов.
        Мама улыбается. Она сейчас так красива и воодушевлена, что мне не остается ничего, кроме согласия.
        Киваю ей в ответ и отбираю блузку.
        - Пойду поглажу. Завтра важный день.
        - Конечно, солнышко…
        Когда остаюсь наедине, то позволяю себе немного горьких слез. Я устала метаться между родителями и мечтой. Хочется хотя бы чьей-нибудь поддержки, хотя бы каплю понимания…
        Да, у меня есть Света, но, несмотря на мою бескорыстную помощь, наши отношения никогда не выходят за рамки приятельских.
        Я глажу блузку, затем нахожу на брюках пятно и обреченно выбираю для первого учебного дня юбку.
        Во время ужина снова кусок не лезет в горло. Папа рассказывает о работе, то и дело вспоминая ЕГО… Человека, с которым я надеюсь больше никогда не встретиться и о котором я не хочу даже думать. И все равно, оказавшись в постели, лезу в сеть, ищу о нем информацию, разглядываю фотографии с интервью и лекций, удивляясь, насколько скучным может быть мужчина, обозвавший меня шлюхой. Злорадствую и делаю единственно правильный вывод в этой ситуации: он просто урод, любящий молоденьких девочек.
        Наверное, я дура, но деньги, оставленные им на диване вип-комнаты, забрал кто-то другой. Возможно, уборщица… Неважно. Это был мой последний вечер в стриптиз клубе. Я собрала уже больше половину нужной мне суммы. Остальное действительно неважно.
        Утро начинается не с трели будильника, а строгого голоса мамы. Под монотонные инструкции я умываюсь, одеваюсь, ем и выхожу из квартиры. Хочется послать все к черту, но ее радость настолько тяготит и не дает возразить, что я как сомнамбула тащу себя за шкирку в универ, заставляю принять свою участь и успокаиваю безрадостной мыслью “это всего лишь на один год”.
        Однако улыбаться не получается.
        Я вместе с группой стою сначала в холле, затем, получив расписание, следую за толпой из пятнадцати абсолютно счастливых людей, готовых завоевывать мир науки и понимаю - дальше будет только хуже. До скончания моих дней я буду ползти где-то позади и пытаться хоть как-то оправдаться перед матерью за свою несостоятельность. Не хочу!
        Безумная мысль уйти прямо словно разряд молнии пронзает мой мозг, и все тело немеет. А едва меня отпускает, как я отворачиваюсь от ребят и смотрю себе под ноги.
        - Ура, - шепчу вполголоса и улыбаюсь собственной смелости.
        Но тут в поле зрения попадают мужские черные туфли, возвращающие меня к реальности. Я скольжу взглядом по брюкам, замечаю ремень, и думаю, что где-то видела точно такой же, смотрю на руки, держащие увесистую папку с бумагами, а потом вижу его лицо.
        Хмурое, как грозовая туча.
        Он достает ключ из кармана и передает его кому-то из ребят. Студенты дружно приветствуют куратора, увлеченно о чем-то болтают, а я продолжаю смотреть на его лицо, осознавая, что теперь точно надо бежать.
        - Студентка Валевская, - произносит он строго. Таким же тоном, какой я слышу каждое утро в своей комнате, а затем в течении всего дня. - Вы так и будет стоять в коридоре?
        - Нет. Я…
        - Ну так входите!
        Я на негнущихся ногах захожу в зал, поднимаюсь на пятый ряд и сажусь рядом с белокурой девушкой. И все это время меня волнует только один вопрос.
        Неужели он меня не узнал?
        Глава 3. Знакомство
        Граф
        Люди не умеют ценить время: ни свое, ни чужое. Особенно чужое.
        Иначе как объяснить то, что едва я вхожу в деканат со стаканчиком кофе в руке, как на меня обрушивается замечательная новость. Я - куратор первокурсников. Это как минимум две лишние пары, а максимум - роль няньки семнадцати оболтусов. Из них, дай бог, двое заинтересуются предметом, и может быть один будет работать по специальности.
        Но что больше всего возмущает, так это халатное отношение руководства. Почему бы ответственность не возложить на плечи более опытного педагога? И когда они успели принять решение, если я здесь нахожусь только в третий раз? Было совещание? Или кто-то сверху приказал?
        Мое искреннее негодование утопает в патоке, которая льется из уст декана. Откровенное лизоблюдство и даже легкий флирт, угадывающийся в каждом ее движении, раздражает. К счастью, профессор Кутуков, так вовремя зашедший к прекрасной, но уже немного округлившейся с годами, леди, спасает нас от скандала. А ведь я бы его устроил!
        Секретарь в приемной передает мне документы, одарив дежурной улыбкой. Я понимаю, что отныне буду обращаться только к ней. Терпеть не могу тех, кто смешивает работу и личную жизнь.
        В кафедре я коротко изучаю список студентов, спотыкаясь уже на первой фамилии.
        Недоумение и неприятное волнение ведут меня к досье моей подопечной. Хватает одного короткого взгляда на фотографию девушки, и на лбу проступает пот.
        - Елена Григорьевна, - обращаюсь я к завкафедрой. - Студентка Валевская Вероника Сергеевна - дочь доктора биологических наук и члена международной ассоциации академических наук, Валевского Сергея Платоновича?
        - М? - женщина сначала заинтересованно смотрит на меня, а после, обдумав вопрос, кивает. - Она поступила на бюджетной основе. Красный диплом, внушительный список наград, участница международной олимпиады по биологии, почетное четвертое место - сами понимаете, такие студенты здесь на вес золота.
        - Понимаю, - отстраненно говорю ей и возвращаюсь за свой стол. Мысленно же выдаю такую тираду мата, от которой у моих замечательных коллег-женщин завяли бы уши.
        Я чуть не трахнул дочь Валевского. Твою ж… ж!
        - Станислав, с вами все хорошо? Вы побледнели, - спрашивает секретарь, а я не сразу понимаю, что ее забота адресована мне.
        - Все хорошо, - говорю осипшим голосом, прочищаю горло в кулак и собираюсь на пару.
        Иду по коридору, несу в руках пиджак и увесистую папку, в которую чего только не напихал второпях, а в мыслях только она - Лиза, оказавшаяся на самом деле Вероникой.
        Блять.
        Я останавливаюсь у лестницы и едва сдерживаю истерический смех. Красный диплом, семья ученых, докторов наук и… стриптиз клуб? Какого лешего она там оказалась? Администратор говорил, что она танцует только на сцене, но даже если так, в курсе ли родители, чем занимается их дочь по ночам? Или Валевский настолько жаден, что дочери самой приходится зарабатывать себе на хлеб?
        У меня появляются вполне оправданные сомнения насчет ее красного диплома. Но как объяснить почетное место на международной олимпиаде? Его-то не купишь. Не с теми связями, которые есть у Валевского - точно.
        Вздохнув и успокоившись, я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, внутренне готовясь к встрече с малолеткой. Запоздало понимаю, что ей всего девятнадцать лет. И пусть возраст согласия далеко позади, но секс с юными девчонками меня не привлекает.
        Вроде.
        Поднимаю глаза и вижу длинные ноги, обтянутую юбкой округлую попу, пиджак, небрежно висящий на сумке и светлые волнистые локоны. Ее напряженность и воинственно сжатые кулаки удивляют меня. Вероника разворачивается, и я замечаю тень решимости на бледном лице. Словно еще мгновение, и натянутое как струна тело вздрогнет, туфельки застучат каблуками по мозаичной плитке и ее след простынет навсегда.
        Это было бы замечательно, если бы не одно но…
        Я давлю в себе мужское начало, которое находит ее слишком секусуальной, нарочно хмурюсь и подхожу к группе.
        Вероника не сводит испуганного взгляда с моего лица, и мне это нравится. Чем сильнее она будет боятся, тем быстрее я узнаю правду, еще про себя назову ее “девушкой легкого поведения” и разочарованно забуду о ночи, когда вдыхал ее запах и трахал языком.
        Черт!
        - Студентка Валевская, - говорю ей и стараюсь не смотреть в глаза. - Вы так и будете стоять в коридоре?
        - Нет. - Девушка запинается, смотрит себе под ноги, а я не могу отвести взгляда от трепещущих ресниц. - Я…
        - Ну так входите! - повышаю голос и тут же себя одергиваю. Причина моей злости ясна, однако следует держать себя в руках.
        Вот только сделать это не так уж и просто - воспоминания о субботней ночи всплывают в памяти. Как я мог допустить такое? Зачем вообще напился? И ведь совсем забыл о ней…
        Лекцию я начинаю со знакомства. Как только называю свое полное имя, какой-то прыщавый паренек вскакивает и с радостью меня приветствует.
        - Я читал вашу диссертацию!
        - Какую именно? - невольно улыбаюсь. Кажется, я обнаружил того самого, который не только завершит диплом с отличием, но и будет работать по специальности.
        - Способы повышения чувствительности опухолевых клеток к апоптозу. И мне кажется, что…
        - Отлично! - прерываю его дальнейшую речь. - Студент…
        - Григорьев Павел.
        - Павел, давайте мы сначала со всеми познакомимся. Если заходите обсудить предмет моей диссертации, то я выделю для вас свободную пару.
        Парнишка воодушевлен и сияет, предвкушая занимательную беседу. Жаль только, что понимаю и разделяю его радость только я. Четырнадцать постных лиц указывают на полное отсутствие интереса к предмету, а Вероника прикрывает себя ладонью, делая вид, что чешет лоб.
        - Хоть одного из вас не хватает, начнем, пожалуй, перекличку. Валевская?
        - Я. - Она напряженно встает и упирается взглядом куда-то между мной и входной дверью.
        - Расскажите пару слов о себе.
        - Я… Меня зовут Вероника. Девятнадцать лет. Призер международной олимпиады по биологии, чем очень горжусь. Поступила по настоянию родителей. Увлекаюсь… танцами.
        - Кх-кх…
        Честно слово, я кашляю не специально. Просто мне становится так смешно, что приходится скрывать свое веселье. Танцами она увлекается. Я даже знаю какими и где. И эти самые танцы возникают в памяти мгновенно: вот она на сцене крутится вокруг шеста, а вот ползет ко мне на четвереньках, как кошечка. Ох, черт…
        - Спасибо. Присаживайтесь, - говорю ей и перехожу к следующей фамилии. - Вишневский?
        В ответ мне летит тишина. Впрочем, уже через секунду, дверь распахивается, и в аудиторию влетает запыхавшийся пацан. Он со свистом делает пару выдохов, упершись руками о колени, достает из кармана телефон и заглядывает в экран. Я смотрю на длинное загорелое лицо, обильно покрытое веснушками и стараюсь вспомнить, где я его видел раньше. Если бы на нем был костюмчик, то может быть и узнал, но протертые джинсы, кожаная байкерская куртка никак не вяжется с кругом моих знакомых.
        - Группа 114?
        - Да. - отвечаю. - Вы, я полагаю, Вишневский Андрей?
        - Ага! Извините за опоздание. Попал в пробку. Обычно на моцике получается проскочить, но сегодня водилы озверели просто. Я…
        - Мы поняли. Проходите.
        - Ага!
        Он бегло оглядывает зал и быстрой пробежкой поднимается до пятого ряда, плюхаясь на скамью рядом с Вероникой. Та вмиг расцветает смущенной улыбкой и тянет к нему руку. Милое знакомство, вызывающее у меня зубной скрежет, приходится прервать.
        - Григорьев?
        - Я! - вскакивает уже знакомое мне лицо, и я пытаюсь больше не замечать перешептывание голубков. Однако, в ходе переклички несколько раз встречаюсь взглядом с Валевской, на этот раз абсолютно безразличным, потому как все ее внимание занимает новый друг. Вот и славно. Сделаем вид, будто ничего не произошло.
        Введение в образовательный процесс, разбор расписания и объяснение пока что общих предметных направлений занимает все оставшееся время. К концу пары мне удается возбудить интерес в еще паре глаз, в том числе Вишневского, делающего заметки в блокноте каждый раз, когда я прошу обратить особое внимание на некоторые моменты.
        Когда короткий звонок оповещает о перемене, я прошу пацана задержаться. Хочется узнать, где мы виделись раньше. Оказывается, в эту субботу он тоже был на научном симпозиуме, но его отец, доктор медицинских наук, Леонид Вишневский, в этот раз ничего не докладывал.
        Стоит ли говорить о моем разочаровании? В научном сообществе всегда есть несколько лагерей, действующих инновационными либо, в противовес, старыми проверенными методиками изучения объекта. Так и у нас с Валевским случилась нелюбовь из-за принципиально отличных подходов к лечению опухолевых заболеваний, которая тянется уже десятилетие. К несчастью, Леонид входит в его близкий круг друзей.
        Теперь мне становится понятна реакция Вероники. Только я пока не знаю, как относиться к ее близкому знакомству с Вишневским, потому что даже отпустив парня, и выйдя следом, я вижу их, увлеченно болтающих о чем-то и ловлю себя на негативных эмоциях. Давно забытых эмоциях.
        Кажется, в последний раз я ревновал свою жену года четыре назад, когда мы были на медовом месяце в Испании. А потом?
        Неужели я сам разрушил свой брак, допустив фатальную ошибку и забыв, что в любви важно отдавать?
        До меня доносится звонкий смех Вероники. Девушка сначала запрокидывает голову, а потом стесняясь своего вызывающего поведения, прикрывает ладонью рот. Она смущенно смотрит на парня и после его слов, снова привлекает внимание заразительным хихиканьем. Этот флирт словно расставляет все по местам, указывая на возрастную пропасть между нами. Такого грубого и неотесанного меня стоит бояться. Таких как он - любить.
        Я… Наверное, я скучаю по тем дням, когда мог вот так же кадрить девочек.
        Нет, не ври самому себе.
        Оглядываюсь назад, и понимаю, как многое я упустил в своей жизни из-за любви к науке. Может, потому что она не терпит конкуренции с женщинами? Учеба и исследования отняли у меня не только восемнадцать лет жизни, но и драгоценную молодость, семью, любимую женщину… Наука не оставила ничего, чем можно было бы увлечься.
        Смотрю снова на девушку и встречаюсь с ней взглядом. В них плескается интерес и желание что-то сказать. Но она краснеет, берет под руку Вишневского и заворачивает за угол, исчезая из моего поля зрения.
        Я хмыкаю. Чертов старпер! Вообразил себе невесть что.
        Достаю телефон и набираю номер Бурова, который вроде как собирался этим вечером отдохнуть с девочками в клубе.
        Надо бы и мне отвлечься, пока не начал кидаться на собственных студенток.
        Глава 4. Визит
        Вероника
        Я сгораю от стыда. Все то время, пока длится пара, мое лицо пылает. Кажется, еще мгновение, и весь мир узнает о том, как низко пала Вероника Валевская. Вот только куратор воодушевленно рассказывает о своем предмете, а Андрей, так вовремя появившийся в аудитории, отвлекает от постыдных мыслей и отпускает шуточки про Графа.
        Да, мужчина, которому я танцевала приват в стриптиз клубе, носит красивую и весьма специфичную фамилию. Он и сам привлекателен настолько, что девочки, коих в нашей группе всего четверо, смущенно прячут взгляд под накрашенными ресницами и перешептываются каждый раз, когда тот отворачивается к доске, чтобы сделать пометку. Моя соседка и вовсе раздражает, хищно разглядывает его и при каждом удобном случае строит глазки. Если бы только они знали, чем в ночное время балуется куратор, наверняка перестали бы флиртовать!
        Неожиданная мысль пугает меня. Вдруг он воспользуется шансом напакостить отцу, и расскажет ему о моей неприличной деятельности? Я смотрю на мужчину, объясняющего в общих чертах предмет инженерной энзимологии, и теряюсь в догадках. Пойдет ли он на подлость? И даже встретившись с ним взглядом, ощутив на себе полное безразличие, понимаю, что сама себе вырыла яму.
        Когда пара заканчивается, Андрей просит меня подождать его. Страх того, что друзья нашей семьи тоже прознают про стриптиз клуб тревожит, не дает расслабиться… Я как дура смеюсь над шутками Вишневского, делая вид, будто покорена его остроумием, отвешиваю какой-то дешевый комплимент, отвожу взгляд и замираю, замечая, как жадно на меня взирает Станислав Юрьевич. В его глазах бушует похоть, и она передается мне в самых неприличных позах. Вот я танцую перед ним, а вот двигаюсь к нему на четвереньках, провожу ладонью по ноге, сама не осознавая, настолько провокационно действую, как сильно завожу его внутреннего зверя… Кажется, словно в этой самый момент мои губы пылают от поцелуя, случившегося целых тридцать пять часов назад… Совсем недавно, но ощущение, будто прошла вечность.
        - Ника? - выводит меня из забытья Андрей, и тоже переводит взгляд на куратора.
        Я пугаюсь, как бы друг не заподозрил чего-нибудь, и хватаю его за руку.
        - Пойдем. Надо успеть на следующую пару.
        Он смеется над моим усердием и называет ботаником.
        - Может, сбежим? - предлагает, когда мы уже спускаемся в холл.
        - С ума сошел?!
        - Да ладно тебе, Валевская. Общая биология - это не тот предмет, о котором стоит переживать. Тем более, что мы с тобой изучили ее уже вдоль и поперек.
        - Все равно! - настаиваю на своем, искренне негодуя, как ему вообще пришло в голову нарушить дисциплинарный кодекс студента. Можно сколько угодно бунтовать против общественного порядка, заявлять о своих правах и высказывать гражданскую позицию, но человек, живущий в социуме, должен выполнять свои обязанности.
        - Какая же ты скучная!
        - Ничего подобного. Я ответственная и исполнительная. Это совсем другие вещи.
        - То есть если я тебе предложу прокатиться на мотоцикле по самому оживленному проспекту и даже чуть-чуть нарушить правила, ты не согласишься?
        Я замечаю смешинки в его глазах и понимаю, что меня берут на слабо.
        - Только после пар. И если обещаешь сильно не гнать.
        Донельзя довольный тем, что сумел меня уломать, Андрей направляется вместе со мной в другой корпус. Пока пожилой профессор рассказывает о своем предмете и дает первую тему, я с улыбкой наблюдаю за скучающим другом. Мне всегда казалось, что он любит этот предмет. Неужели мы с ним похожи?
        Как только звенит звонок, как демонстративное страдание Вишневского сменяется задором. Парень игнорирует окрики одногруппников и, бодро шагая прочь, тянет меня за собой.
        - Первый курс такой скучный! Уверен, профессоры и сами это понимают, но у них нет другого выбора.
        - Не соглашусь. Наш биолог, конечно, старик, но зато как горят его глаза! - говорю я, в ответ слыша смех и совсем нездоровую шутку.
        - Он таким образом отвлекает внимание от песка.
        - Андрей! Имей уважение! - щипаю его за руку.
        - Какая же ты правильная, Валевская. Надо срочно тебя испортить.
        Я показываю ему язык и прячу улыбку, с притворным интересом разглядывая пожелтевшие листья.
        На парковке у меня возникает ощущение, будто за мной следят. Я оборачиваюсь и смотрю на окна, но из-за отражения слепящего солнца, никого не вижу. Хотя, повреки логике, хочется еще раз увидеть его лицо, почувствовать на себе полный желания взгляд, понять, каково это, по-настоящему спать с мужчиной. Я пугаюсь собственных чувств, неестественно смеюсь и признаюсь Андрею, что раньше не каталась на мотоциклах.
        - С тобой все хорошо?
        Он кладет ладонь на мое плечо и участливо заглядывает в глаза.
        - Да, все отлично! - улыбаюсь, но Вишневский мне не верит.
        - Держись крепче и не смей отпускать руки.
        - Любишь, когда тебя лапают?
        - Люблю, когда не визжат в ухо.
        Как только мы трогаемся с места, я клещом цепляюсь за Андрея, испытывая настолько яркие и сильные эмоции от поездки, что немею, не в силах выразить свои чувства. Кажется, будто адреналин разгоняет кровь с удвоенной силой. И хоть шлем защищается мои уши от свиста и рева машин, звуки все равно накрывают меня волной. Я чувствую, как сильно бьется сердце, как дрожит нутро, а волны непередаваемых ощущений поднимаются из живота и поступают к горлу. Каждый поворот - это смесь страха и свободы. Когда мы доезжаем по адресу, и я слезаю с мотоцикла, то чудом не оседаю на асфальт.
        - Ты как?
        - Не чувствую ног, - смеюсь, наблюдая за удивленным Андреем.
        - Тогда тебе точно понравится вечерняя гонка.
        Заметив мой интерес, он рассказывает про ночное ралли, которое устраивается на краю города.
        - Прости, но я вряд ли пойду. Ты же знаешь моих родителей…
        Стыдно признаваться, что тебе девятнадцать, а ты все еще зависишь от мнения своих предков. Однако Вишневский меня не осуждает, а предлагает зайти прямо сейчас на чашечку чая и пригласить при маме.
        - Поверь, мне она точно не откажет.
        Я вспоминаю, как часто она просила обратить свое внимание на Андрея, хвалила его как “примерного мальчика”, и соглашаюсь на авантюру. Стоит только представить, как до полуночи буду корпеть над учебниками, и становится не по себе. Лучше маленькая ложь, чем унылый вечер.
        - А что мы скажем? - задаю логичный вопрос, пока мы поднимаемся на лифте.
        - Что примерные детки исключительно ради науки будут жрать весь вечер пиццу и изучать в каком процентном соотношении этанол наиболее вреден для клеток человеческого мозга.
        - Ты моей смерти хочешь?
        - Нет. Хочу узнать, на что ты способна, когда пьяная, - смеется он, за что получает кулаком по руке.
        - Ай! Я же шучу.
        - Ни слова об алкоголе! - шикаю на него и отворяю дверь в квартиру.
        Вначале мне кажется, что дома никого нет, но пока мы копошимся у двери, из гостиной выходит мама. Она молча поправляет очки и пытается разглядеть того, кто стоит спиной к ней и не может избавится от ботинок.
        - Блин! - говорит наш гость. - Что за напасть такая? - И наконец-то снимает застрявшую обувь.
        - Андрей?! - удивляется мама и смотрит на меня почти восторженно. Я уже знаю, что творится в ее голове: дочь поумнела и нашла себе достойного молодого человека. Правда, при виде кожанной куртки и потертых джинс она недовольно хмурится. Ну вот откуда в ней столько ханжества?
        Почему, если человек не в рубашке и брюках, то он либо нищий, либо не умеет вести себя в “приличном обществе”? О том, что сама выходец из деревни, мама благополучно забыла.
        - Здравствуйте, Алла Васильевна. - Андрей протягивает ей руку, и та пальцами сжимает его ладонь. При этом во взгляде столько снисхождения и благодушия, что мне остается лишь гадать о причине ее перепадов настроения.
        - Как давно ты у нас не был! Проходи в кухню. Ника, переоденься и присоединяйся к нам. Ты голоден? - обращается снова к Вишневскому.
        - Если честно, да.
        Я оставляю их на несколько минут одних, а когда выхожу из своей комнаты, стол уже оказывается заваленным едой. Андрей сидит в кресле, но на его лице читается неловкость. А пока он пытается свыкнуться с мыслью, что его сейчас вкусно накормят, мама вовсю шинкует зелень для салата.
        - Ника, плов разогрелся. Накрой.
        Немногим позже, когда тарелки пустеют, и мы расслабляемся, Андрей рассказывает немного о новостях из своей жизни, словно невзначай упоминая куратора.
        - Кстати, кого вам назначили? - интересуется мама.
        - Графа! - простодушно заявляет наш гость, вызывая ужас в глазах моей родительницы.
        - Как? Почему именно он? Должен же быть Островский или в крайнем случае Буров!
        - Но приказом сверху решили поставить Графа, - говорю ей строго. - И он весьма компетентен, мам.
        - Ну конечно! Знаю я его компетентность. За последнее десятилетия одна ересь. То ли дело Бутков. Еще четвертый десяток не разменял, а уже прорыв в науке!
        - Сомнительная слава, - прерывает ее речь Андрей.
        - Отчего же?
        - Насколько мне известно, Бутков увел жену у Графа. И хоть он ничем выдающимся в это время не занимался, а только протирал штаны в институте биоинженерии, его научный прорыв выглядит очень подозрительно. Еще мне известно, что команда Графа и Бурова хотела кое чем удивить научное сообщество, но… они не выступили. Понимаете, к чему я веду?
        - Вздор! - Мама машет рукой и встает со стола. - Я очень хорошо знакома с Аней, она не смогла бы так поступить с мужем. Хоть тот и мудак.
        - Женщина, которая, не развелась прежде, чем совершить измену, тоже далеко не святая.
        Видя, что этот разговор может привести к скандалу, я перевожу тему в более мирное русло.
        - Мам, а я сегодня впервые села на мотоцикл. Непередаваемые ощущения!
        - Надеюсь, о защите ты позаботилась?
        - Конечно. Андрей мне все предоставил.
        - Кстати! - Вишневский косится на меня. - Наша группа этим вечером собирается в пиццерию, надо отпраздновать начало учебного года. Может, и ты придешь, Ник?
        Я умоляюще смотрю на мать, и замечаю, как поджимаются ее губы.
        - Вы же не против, Алла Васильевна? - невинно уточняет гость.
        - Если обещает, что с университета не поступит никаких жалоб по поводу плохой успеваемости, то пусть идет.
        Обрадованная этой новостью, я тотчас ее обнимаю, а как только мы проводим Андрея, начинаю собираться. Вообще, для подобного мероприятия следует обуть каблуки и надеть облегающее платье, ну или короткие шорты с топом. Однако под зоркий глаз мамы я “наряжаюсь” обычными джинсами и белым топом. Ну правильно, это же пиццерия! Ничего особенного!
        При виде моего унылого вида Андрей смеется.
        - Ник, это никуда не годится. У тебя есть кто-то, у кого можно попросить одежду?
        - Может, Светка? - предлагаю, думая при этом, как не впасть в отчаяние.
        - Звони! В крайнем случае, попрошу знакомых девочек тебе помочь.
        - Неужели все настолько плохо? - спрашиваю с надеждой.
        - Катастрофа, если честно.
        Что ж, надежда умирает последней.
        Светка отвечает после первого гудка. У меня создается ощущение, что моего звонка ждали, ведь не успеваю я раскрыть рта, как она просит посидеть этой ночью с ребенком.
        - Ника, если я в этом месяце не выйду в смену хотя бы пять раз, придется сократить статью расходов. А куда мне с Диной? У нее то сопли, то горло, то еще что-то…
        Я теряюсь с ответом, не зная какие слова подобрать. Она столько раз прикрывала меня перед родителями, что с моей стороны отказ выглядел бы свинством. Поэтому я прошу ее подождать немного, чтобы сообщить о своих мыслях Андрею.
        - Ника, я уже забронировал местечко в клубе, да и Оля согласилась передать тебе флаг на втором старте! - громко шепчет одногруппник.
        - Но Света…
        - Ты ее единственная подруга?
        - Нет.
        - Тогда не думай. Поехали. Я могу опоздать.
        Мое оправдание перед Светой выходит жалким, и брошенная трубка с многозначительным “ясно” мучает совесть настолько сильно, что мне становится тошно от самой себя. В то же время я понимаю: я не раз привозила им лекарства и ночевала вместе с простуженной Диной, пока она исправляла свою финансовую ситуацию. Могу же я хоть раз поступить не в ущерб своим интересам!
        Перед тем, как мы трогаемся с места, Андрей набирает свою подругу и, уточнив размер моей одежды, просит достать сногсшибательное платье, идеально сочетающееся с белоснежными кроссовками.
        - Извини, туфли не стал просить, у нее сорок второй. Там такие ласты… - смеется он, заводя мотор.
        Когда над городом опускаются сумерки, и мы доезжаем, то я чуть не роняю челюсть. Плевать, какой у девушки размер ступни, если у нее ноги от ушей, то все, абсолютно все становится неважным. Настолько красивых и пропорциональных девушек я не встречала даже в стриптиз клубе, а ведь там за ее танец заплатили бы раза в три больше, чем мне.
        Понимая, что измеряю внешность людей в гонорарах, я мысленно даю себе подзатыльник. Это не должно становиться привычкой.
        Глава 5. О вьюнках и орхидеях
        Граф
        Мне часто приходится жертвовать своим досугом ради работы. Уже не сосчитать, сколько часов счастья было упущено из-за желания выделиться, придумать то, о чем никогда не догадаются другие и сделать великое открытие. А все почему? Потому что гордость не позволяет быть ниже остальных, а перфекционист, заложенный во мне природой, скрытый в недоступной для изучения части ДНК, не терпит беспорядка. Все должно быть сделано сейчас и непременно в лучшем виде.
        - О чем задумался? - спрашивает Серега и делает затяжку.
        - Об упущенном времени.
        - Только не говори, что была бы твоя воля, то перевернул бы мир с ног на голову и нашел бы панацею от всех болезней. - Смеется он, хотя чья бы корова мычала. Сам такой же, как я - дай волю, месяцами будет чахнуть среди образцов и стеклянных колб.
        - Я об Ане думаю. - Говорю ему правду. - Завтра разводимся.
        - Жалеешь, что потерял?
        - Нет.
        Вру.
        Серега хмыкает и пускает пару колец дыма.
        - Когда Аленка от меня ушла, я тоже винил себя. Женщины, они ведь как цветы. Все разные, но требуют одного - ухода и внимания. Одни любят прятаться в тени и наслаждаться прохладой, другие требуют ласкового солнца и восхищенных взглядов. Кто-то ценит тебя за умение обильно орошать ее листья - неважно чем, ведь у каждой свои требования, - а кто-то вытягивает влагу корнями, иногда оставляя тебя ни с чем.
        - Как это сделала твоя Алена?
        Он хрипло смеется, и я вместе с ним.
        - Надо отдать ей должное. В ботаническом саду она занимала бы место очаровательной орхидеи, которую садовник хоть и любит, но устает поливать…
        - В тебе еще осталось место для романтики?
        - А что делать? - разводит он руками и сигналит официанту. - Повторите нам. - Указывает на пустые стаканы.
        Мы оба замолкаем, размышляя каждый о своей беде. Прохладный вечер отлично проветривает мозги, очищает разум от мусора, оставляя там только самое важное - мысли о любимых, которых мы потеряли. Мне горько признаваться, но я любил ее.
        - Ты чего? - удивляется Серега моему цоканью.
        - Я думал, будет действительно клуб.
        - За кого ты меня принимаешь? - Его хохот привлекает внимание других посетителей. - Со мной разве что в литературный ходить. Ну или сюда. Мне, знаешь ли, приятнее общаться с женщинами в здравом уме, а не с амебами, влившим в себя три бутылки мартини и готовыми в любой момент уединиться в вонючем туалете.
        - Вот поэтому у тебя до сих пор и не жены.
        Теперь мы оба хохочем.
        - Ты прав, в здравом уме никто на меня не клюнет. Ну и мне жаль мои будущие миллионы.
        - Если моя совесть уснет, ты обязательно ее разбудишь и напомнишь о том, что я лох. Спасибо.
        - Да всегда пожалуйста. - Он достает еще одну сигарету. - Передай зажигалку.
        Я выполняю его просьбу, встаю и и смотрю на ясное небо, алеющее на горизонте. Острый аромат цветов и тихая музыка успокаивают, а машины, проезжающие в пятидесяти метрах отсюда, возвращают к реальности, напоминают, что мы все еще в пределах города, но чуть-чуть соприкоснулись с дикой природой.
        - Тут неподалеку молодежь балуется, не хочешь глянуть? - говорит Буров. - Вроде как ночные гонки на мотоциклах будут.
        Я вспоминаю, как часто эта самая молодежь пчелиным роем проносится под моими окнами и хмурюсь.
        - Ты же не любишь большие скопления людей. Хотя там будет просто рассадник твоих любимых цветов.
        - Скорее сорняков.
        - М?
        - Как тебе сказать. Я люблю орхидеи из-за их исключительной роскошности. Каждый раз когда ты смотришь на них, то открываешь с новой стороны, как будто вчера на лепестках было полсотни знакомых тебе пятнышек, а сегодня их стало пятьдесят один. Такое многообразие есть только в женщинах постарше. А малолетки - это вьюнки. Простовата и очаровательно нежна, но как опутает, пиши пропало.
        - Тогда зачем предлагаешь?
        - Хочу отвлечься. - Беров поднимается со стула и встает рядом. - Вдруг меня осенит, и я сделаю новое открытие. Теперь-то в нашей команде женщин нет, а значит, меньше проблем.
        Я вздыхаю и немного злюсь. Хотя понимаю, как сильно налажал.
        - Ваше виски. - Официант заменяет пустые стаканы полными.
        - Ладно, - соглашаюсь я. В конце концов, нам обоим не помешало бы развлечься. Моя субботняя попытка закончилась полным разочарованием. С тех пор тяжесть в паху только усилилась, а помогать себе рукой, как прыщавый подросток, не очень-то хочется.
        - У тебя на лице все написано, - смеется внезапно Серега.
        - И что же там написано?
        - Что лейка переполнена, и тебе плевать, кто будет первой: орхидея или вьюнок.
        В том, что я не силен в ботанике, отрицать бессмысленно. Женщины в моем понимании вовсе не цветы, а набор генов. Удачный или нет - это уже другой разговор. Поэтому, когда мы приезжаем к довольно популярному молодежному клубу, мой определитель идеальных пропорций ломается еще на парковке. Кажется, будто сюда съехались самые красивые девушки в городе. И мало кого из них интересуют старперы вроде нас с Серегой.
        - Тебе не кажется, что мы тут будем лишними? - спрашиваю у него, и наблюдаю, как голубая рубашка летит на заднее сидение, а вместо него Буров натягивает красную майку поло, скручивает штанины до икр, переобувается в кроссы и треплет себе волосы. - Даже не знаю, что сказать.
        - Ничего не говори. Ты в отличие от меня одет нормально.
        Я с ним не спорю, но про себя удивляюсь - насколько продуманный у меня друг. Хотя, если бы он завалился сюда в своем безупречно выглаженном костюме и белоснежной рубашке, вряд ли бы вписался в местную тусовку.
        В клуб, внешне похожий на заброшенный ангар со времен развала СССР, мы заходим только спустя полчаса. До тех пор гуляем среди мотоциклов, которые будут участвовать в гонке. Неподалеку, в метрах ста, замечаем две дорожно-патрульные машины, а значит, власти города в курсе и бдят. Запоздало вспоминаю, что я вообще-то уважаемый в научном сообществе человек, а с недавних пор еще и числюсь профессором в престижном университете. Меня в таком месте быть не должно. Но когда мимо нас проходит брюнетка с невероятно длинными ногами, все становится неважным.
        - Тощая, - заключает Буров, пока я подбираю свою челюсть с пыльного асфальта.
        - Серега, ты либо слепой, либо поменял ориентацию.
        - Не люблю кости. И кстати вон та девочка будет намного лучше. - Он указывает в сторону низенькой блондинки в коротком лимонном платье и кроссах. - Да, ноги не от ушей, зато какие пропорции. И есть за что подержаться.
        - Ну да… - говорю отстраненно, так как замечаю рядом с ней Андрея Вишневского, с которым только этим утром беседовал. А приглядевшись получше, понимаю, что блондинка - это никто иная, как Вероника Валевская.
        Легкий мороз иглами проносится по коже. Кажется, в одно мгновение все вокруг замирает, и я сосредотачиваюсь только на ее образе: прямых гладких ногах, округлых бедрах, тонкой талии и в хвосте, что шаловливо дергается каждый раз, когда она крутит головой или запрокидывает ее из-за смеха.
        - Стас?
        Я рассеянно смотрю на друга, и наваждение спадает.
        - Ну нет, я ее первым увидел!
        - В смысле? - не сразу понимаю, к чему он клонит.
        - Блондинка в лимонном платье - моя. Я был первым, ясно?
        Глава 6. Гонка
        Вероника
        Понятие сногсшибательного платья у всех разное. И я это понимаю, как только вижу то, что мне принесла Оля. Ядерный лимонный оттенок, больше напоминающий жилетку дорожного работника, спускает меня на землю. Я уже подумываю, не остаться ли мне в джинсах и футболке, но глядя на местных девчонок, сдаюсь на милость победителя. В его роли у нас выступает Вишневский. Он показывает палец вверх, едва я покидаю машину и подхожу к нему.
        - Я и не думал, что у тебя такие красивые ноги.
        Андрей восхищенно на них смотрит, а я немного смущаюсь.
        - Да ладно тебе. Разве это ноги?
        - Только не сравнивай себя с Олей. У нее вообще все, что ниже ушей - ноги.
        - Я все слышу. - Девушка присоединяется к нам и смотрит на Вишневского так уничтожающе, что я невольно смеюсь.
        - Это комплимент! - Он поднимает руки в примирительном жесте, и наша общая знакомая, покачав головой, уходит.
        - Вредная… - жалуется друг, и мы вместе смеемся, потому как выглядят их отношения очень мило.
        В этот момент к нам присоединяется Буров Сергей Анатольевич, член международного научного сообщества и один из самых известных молодых хирургов в стране. Он фривольно кладет руку на мою талию и отвешивает весьма странный комплимент. Что-то про цветок, ботанический сад и систему орошения. Шутка про лимон с намеком на мой внешний вид вообще ни в какие ворота не лезет…
        Андрей сначала во все глаза смотрит на человека, который так часто выступает с кафедры, ведет семинары и получает одну награду за другой, а потом громко хрюкает от смеха. Я в отличие от него не выдерживаю и хохочу в голос.
        - Сергей Анатольевич, а что вы тут делаете? - спрашиваю, вытирая проступившие слезы.
        Он изумленно всматривается в мое лицо и пытается, видимо, угадать, откуда я могу его знать. Вспомнив, чья я дочь, тут же осекаюсь. На помощь приходит Андрей.
        - Здравствуйте, эм… Господин Буров. Не ожидал вас здесь встретить.
        Он представляется мужчине, а я, убрав чужую руку со своей талии, спешу быстрее покинуть это место. Не хватало еще выдать себя. Запоздало вспоминаю, кем приходится Буров нашему куратору и оглядываюсь, нет ли поблизости Графа. Всматриваюсь хорошенько, но при этом очень боюсь спалиться.
        Не найдя знакомое лицо, решаю посидеть в машине, ведь до начала гонок еще целый час.
        - Валевская? - хриплый голос раздается у самого уха, и горячие ладони ложатся на мои бедра.
        Я замираю, и земля начинает уходить из-под моих ног. Будто мгновение назад меня поразила молния, а теперь тело обмякло и вот-вот грузно свалится на бетон.
        Станислав Юрьевич ловко меняет положение рук, и вот уже сильная рука обвивает мою талию. Горький аромат табака и терпкие духи туманят разум. Что-то невероятное творится внизу живота, настолько сильное, что мои колени подкашиваются. Боже! Он всего лишь меня обнял!
        - П-простите, - прихожу немного в себя и выпрямляюсь, внезапно ощущая попой то, о чем в принципе не должна была знать.
        - Ничего, - говорит он, и отпускает. - Не ожидал тебя здесь встретить.
        - Да… - Придумываю на ходу отговорку. - Собирались в пиццерию с группой, а занесло на ночные гонки. Но как приличные люди, мы тут долго не задержимся, конечно же.
        Он сжимает и кривит полные губы. Я замечаю, каких усилий ему стоит не рассмеяться. В моей памяти тут же возникают наши пикантные ситуации из прошлого, взгляд вопреки всему падает на выпуклость его джинс, и меня накрывает удушливая волна стыда. Я думаю, что будь передо мной все те мужчины, увидевшие меня в самых непристойных позах, то не так бы смутилась, как от пронзительного взгляда черных глаз.
        - Простите. Мне пора.
        Не выдержав зрительной пытки, я банально сбегаю. Вхожу в клуб, в разгоряченную толпу танцующей молодежи и замираю. В груди все колотится от страха и чего-то еще, пока необъяснимого никакими словами. Одна мысль о его объятиях сводит с ума и отдает болезненным спазмом там, где по-хозяйки гулял его язык, в самом сердце моей женственности.
        Я жмурюсь, и будто наяву ощущаю его сильную руку на своей талии. Он такой высокий и сильный…
        Нет, Валевская, приди в себя! Это же Граф, твой куратор! У него есть или была жена - не важно. Если она от него ушла, значит, есть какие-то проблемы. Готова ли ты сталкиваться с чужими проблемами?
        Нет.
        Сердце робко протестует, произнося “да”, но нельзя его слушать.
        Я иду дальше, ближе к сцене, где поет какая-то малоизвестная группа и решаю попрыгать вместе со всеми под пару песен, однако прихожу в себя, когда позади уже пять, а время наверняка подходит к главному событию этого вечера. В унисон моим мыслям звучат барабаны, а после на сцене появляется мужчина с видом байкера и просит всю толпу выйти на улицу, где оборудована полоса старта и финиша.
        Я выбираюсь среди последних и нахожу фургон Оли. Девушка в этот момент втирает масло в свою кожу и массирует почти досуха.
        - Держи. - Вручает мне второй тюбик. - Это чтобы при свете фонарей ноги не смотрелись сплошным белым пятном.
        - Там же пыль… - Выдаю вполне логичную мысль.
        - До того, как эта пыль попадет на твои ноги, их увидит две тысячи человек и снимет четыре камеры с разных ракурсов.
        - Камеры? - Эта новость действует на меня, как ушат холодной воды.
        - Да. Местный развлекательный телеканал, два инвестора и еще организатор. Ты чего застыла? Мажь икры! Не переживай, все равно твое лицо где-то бы мелькнуло. Все со смартфонами.
        Я сглатываю и настраиваюсь на исключительно положительный исход этого вечера. О способах умерщвления одного дуралея буду думать завтра, а пока под музыку популярного диджея, я втираю в кожу масло, крашу розовой помадой губы и иду вслед за Олей.
        - Пока ты пропадала на танцполе, мы немного изменили порядок: будешь третьей. Заодно поймешь, как надо действовать.
        К старту в два ряда подъезжают спортивные автомобили. Оля с минуту совершает дыхательные упражнения, пока толпа ревет, как умалишенная, приветствуя гонщиков. Длина пути двадцать километров, два из которых в черте города. Меня волнует вопрос, кто вообще разрешил проводить подобное мероприятие. Оля говорит, что у сына мэра города сегодня день рождения, а когда веселятся русские чиновники, весь мир курит травку от зависти.
        Моторы ревут. Девушка легкой походкой от бедра с флагом в руках выходит на дорогу и встает посередине. Она настолько органично вписывается в местный антураж, что я испытываю зависть. Почему Вишневский позвал меня, если на такую роль выбирает только длинноногих красоток?
        Флаг разрезает воздух, касается земли и десяток машин пролетают мимо нас, обдавая горячим воздухом. Как только они скрываются за поворотом, я обнимаю себя за плечи и первые за весь вечер ощущаю холод.
        Я забыла, что с наступлением сентября приходит прохлада. И пусть мороз пока не вонзается иглами в кожу, не кусает оголенные участки тела, все равно холодно.
        Оля возвращается обратно и обговаривает второй выход со следующей девушкой. Я смотрю на прямые медные волосы, и немного завидую их длине.
        Вздыхаю.
        С тех пор, как начала вести тайную жизнь и познала много нового, я то и дело испытываю неприятные чувства. Словно теряю нечто важное, словно жизнь проходит мимо меня, а наслаждаться ею имею право только избранные, вот такие свободные и красивые люди, как Андрей и девочки. А ведь так хочется прикоснуться к совершенно другому миру - не тому, который открылся мне в стриптиз клубе. Туда вообще лучше не возвращаться…
        - Вероника! - Оля обращает мое внимание на себя. - Ты замерзла?
        - Немного, - признаюсь ей.
        - Я не могу отойти, надо встретить ребят на финише. В фургоне есть два пледа, принесешь?
        - А успею?
        - До твоего выхода минут тридцать.
        - Хорошо.
        - Они в салоне, лежат прямо на сиденье.
        Она передает мне ключи, и я пробиваюсь сквозь толпу к машине. Нахожу пледы, и сразу оборачиваюсь в один. Запоздало вспоминаю, что не предупредила маму о задержке, поэтому теряю еще минуту на сообщение. Странно, но за вечер она ни разу не позвонила, хотя раньше дергала бы каждый час.
        За спиной слышу рев мотора - первый финалист уже есть! Я почему-то улыбаюсь, испытывая несвойственный мне азарт. В груди бурлит незнакомое волнение, нечто среднее между предвкушением и… страхом? Что бы это могло значить? Интуиция?
        Когда ставлю фургон Оли на сигнализацию и иду обратно, то взгляд касается одинокой фигуры, сидящей на капоте автомобиля. В руках мужчины тлеет сигарета, временами загораясь оранжевыми всполохами; дым тонкой струей тянется вверх. Я замираю, узнав профиль своего куратора. И почему-то мне тоже становится ужасно одиноко. Интересно, подойди я к нему и спроси, все ли в порядке, какой будет реакция?
        Он оборачивается и смотрит в мою сторону. Кажется, узнал…
        Очередной рев мотора напоминает мне, зачем я тут, поэтому сжав в руках плед, ухожу с парковки.
        Когда возвращаюсь к дороге, вижу первую тройку, достигших финиша. Оля уже стоит между ними с флагом в руках и улыбается так, словно это она сейчас получит огромные деньги и спорткар.
        Спустя несколько минут все гонщики пересекают заветную черту, и ведущий просит подготовится к марш-броску мотоциклистов.
        Андрей подъезжает к старту первым. Я вижу, насколько он возбужден, как ему не терпится сразиться с соперниками. Его хищный оскал внушает уверенность в победу, поэтому когда вторая девочка выходит на стартовую линию, и фары ярко освещают ее ноги, то я вместе со всеми кричу слова ободрения. Адреналин в крови повышается, мне становится теплее, и все нутро начинает дрожать от эмоций. Я искренне за него болею, однако внезапный образ одинокого мужчины все портит. Меня тянет обратно, на парковку. Туда, где видела Станислава Юрьевича. Почему он один? Зачем вообще сюда приехал?
        Мотоциклы трогаются с места, и я вздрагиваю.
        Девчонка возвращается к нам с Олей.
        - Замерзла? - спрашиваю ее и, замечая стучащую челюсть, отдаю плед.
        - Я - Зина, - представляется рыженькая.
        - Ника.
        Мы обмениваемся улыбками и смотрим в темноту, из которой скоро вынырнут гонщики. Это происходит спустя четыре минуты, когда мимо нас, на бешеной скорости проносится черный байк Вишневского и отправляется на второй круг. Пыль, что едва улеглась, высокой стеной встает между нами и толпой с другой стороны дороги. Следующую минуту нас окутывает облако мелких частиц, отчего приходится закрыть нос - гонщики выжимают из своих байков все.
        Когда Андрей во второй раз пересекает финиш, Зина поднимается вместе с ним на пьедестал, машет всем ручкой, улыбается…
        Мне кажется, что прошло не более получаса, но когда я обращаю внимание на часы, то ужасаюсь. Время близится к полуночи, а на старте появляются спорткары. Мне в руки передают флаг, и подталкивают к линии.
        Ведущий шутит, что лимонный - цвет победителя, и главный претендент на победу, с машиной такого же цвета, что и мое платье, нажимает на педали со всей дури. Я вздрагиваю, но улыбаюсь. По команде ведущего поднимаю флаг…
        Кто-то стартует раньше времени. Вслед за ним проносится целая вереница гонщиков, а я только и успеваю, что закрыть уши. Чувствую, как ко мне прилипает пыль, неприятно царапает кожу и становится тяжелее с каждым мгновением.
        Холодно.
        Я поднимаю с земли флаг, который уронила от испуга, и улыбаюсь. От скрежета зубов меня передергивает. Какого черта согласилась на это? Мне даже не заплатят!
        Пока стою и жду победителей, ощущаю на себе чей-то взгляд. Сердце колотится от одной мысли, что это наш куратор, но я не знаю, как к этому относиться, поэтому забиваю. Надо подождать конца мероприятия и вызвать такси. Судя по тому, как нажирается Андрей, добираться до дома придется своими силами.
        Мы слышим рев мотора. Лимонная тачка вырывается из тьмы и пересекает финиш уже через три с половиной минуты. Из нее выходит парень моего возраста, в котором я узнаю сына мэра города, постоянного клиента Даши из стриптиз клуба, самой битой девочки из всей команды. Почему битой? Потому что этот засранец - любитель снимать вип-комнату с особыми атрибутами. И хоть Даша получает за его визиты большие деньги, никакие деньги не оправдывают униженное достоинство и синяки на теле.
        Рука Краснова на моей пятой точке и похабная улыбка раздражают, однако я вместе с ним поднимаюсь на пьедестал.
        - Малышка, откуда ты такая кисленькая взялась? - спрашивает он меня, игнорируя своих соперников.
        - По особому приглашению, - говорю многозначительно, снова скаля зубы как идиотка.
        - Ммм… - Он сжимает мою ягодицу и шепчет на ухо.
        - Тогда я тоже тебя приглашаю.
        - Куда? - Гулко сглатываю и смотрю на его шею. Там, из-под ворота спортивной футболки выглядывает татуировка в виде китайских иероглифов.
        - В свою тачку. Уверен, в такой ты точно не трахалась.
        Страх настолько сильно меня накрывает, что вот еще мгновение, и слезы брызнут из глаз.
        - Ну чего ты застыла? Думаешь, я тебя не узнал? М? - Он улыбается еще шире и шепчет мне на ухо мое сценическое имя: - Лиза…
        Я скидываю его руку и постояв еще с минуту, сбегаю со сцены. Ключи от фургона Оли все еще у меня, а значит, надо только добраться до машины, переодеться и вызвать такси. О том, с каким выражением лица меня встретит мать, стараюсь не думать.
        Я дрожащими пальцами жму на кнопку, снимаю сигнализацию и быстро выполняю задуманное, обращая внимание на отсутствие ответа на мое сообщение. Хотя оно прочитано.
        Так как Олю нигде не нахожу, то связку ключей отдаю удивленной Зине.
        - Погоди, веселье в самом разгаре! - Она придерживает меня за локоть и заглядывает в лицо. - Вероника, все в порядке?
        - Да… То есть нет. Мне плохо, лучше поеду домой.
        Девушка ободряюще улыбается и отпускает. Я же, пользуясь моментом, возвращаюсь на парковку, набираю такси и жду машину, все время оглядываясь по сторонам. Да, возможно я параноик, а этот урод уже забыл обо мне. Быть может, он вовсе пошутил. Вот только с меня хватит рисков. Завтра после пар схожу, заберу деньги у администратора клуба и буду думать о подработке в более приличном месте.
        Входящий вызов оповещает о том, что машин нет. Приходится набирать следующий номер, молясь на пять процентов зарядки телефона. Однако ни по второму, ни по третьему номеру машин нет. Время неумолимо летит вперед. И вот, спустя десять минут в одиночестве, когда и по четвертому номеру свободных такси не оказывается, экран смартфона тухнет, а я остаюсь без связи.
        - Черт! - ругаюсь вслух и пинаю рядом стоящую машину. Срабатывает сигнализация.
        - Вероника?
        Я оборачиваюсь и вижу нашего куратора. Станислав Юрьевич с пьяным Буровым в обнимку подходит к визжащей машине и прислоняет к ней свою ношу. Противная мелодия замолкает, а я испытываю неловкость.
        - Простите. Нервы.
        - Придержи дверь.
        Видимо, он меня не расслышал, занимаясь делом поважнее - упаковыванием своего приятеля на заднее сиденье автомобиля. Но привыкнув к тому, что меня никто никогда не слышит, я помогаю ему, а потом, подавив в себе смущение, прошу позвонить. Услышав куда именно, Станислав Юрьевич спокойно говорит:
        - Садись в машину. Подвезу.
        - Но…
        - Не спорь. - Резко произносит он. - И не смотри на меня так затравленно. Я не твои прыщавые дружки, на девок не кидаюсь.
        - Я и не думала о вас такое, - шепчу в ответ, но он снова будто не слышит меня.
        - Ты едешь?
        Глава 7. Её запах
        Граф
        Буров пьяный в зюзю. Я смотрю на него, на девушку, которая вот уже минут пятнадцать намекает ему на уединение, и понимаю - пора спасать друга.
        - Прошу прощения. - Улыбаюсь очаровательно хищной блондинке и беру Серегу за подмышки. - Уходим.
        - Куда? - Он не может даже взгляд на мне сосредоточить, что уж говорить о сексе.
        - Домой.
        - Меня там никто не ждет. - Серега волочит ноги, из-за чего мы едва передвигаемся. Черт! Какого кабана откормила Алена!
        - Тем не менее мы поедем именно туда.
        - Я тебя ненавижу. Ты… Ты хоть понимаешь, как это больно, Стас? В ней же все! Все, ради чего я день за днем шел вперед, выигрывал эти чертовы награды. Сука, я даже камасутру исследовал вдоль и поперек, а она все равно ушла. Понимаешь? - Он пьяно щурит глаза. - Ах, да, тебя же тоже бросили. Значит, понимаешь.
        - Осторожно, порог.
        Буров все-таки спотыкается, но мы чудом не падаем. Впрочем, какое там чудо? Банальные тренировки, которыми я пренебрегаю вот уже с месяц - не для кого стараться.
        Мы идем в сторону парковки. Там, возле своей машины я замечаю девушку. Она стоит, запрокинув голову, и смотрит на звезды. Я даже успеваю подумать о Нике - у той такие же чудесные пшеничного цвета волосы и сексуальный носик…
        - Черт!
        Сигнализация реагирует на ее пинок мгновенно. Кажется, у моей знакомой проблемы…
        - Вероника?
        Она оборачивается и испуганно округляет глаза. Ну, конечно. Это же не ее прыщавые друзья, которые весело проводят время, гоняя на черных байках, а всего лишь куратор факультета биоинженерии и биоинформатики, скучный профессор Граф.
        Ника что-то лепечет, оправдываясь за пинок, но меня это только злит. Я рявкаю на нее, а потом и вовсе настаиваю на совместной поездке. Наблюдаю, как она неуверенно отказывается, а после пары аргументов, все так же неуверенно садится на переднее пассажирское сиденье. Неужели у нее совершенно нет инстинкта самосохранения? Она только что согласилась на поездку с двумя мужчинами, один из которых неприлично пьян. За такую беспечность надо пороть, желательно плеткой…
        Я представляю, как стягиваю с нее джинсы, глажу упругую задницу, хватаю за горло и, смотря в янтарные глаза… Нет, не бью. Сжимаю, целую, ласкаю, мучаю ее до тех пор, пока она сама не попросит большего. А после…
        - Кхм, - мне становится смешно. Дожил ведь - о малолетках мечтаю. Еще в таком ключе, в котором так и не сумел не представить Аню. Наверное, вся моя нежность ушла вместе с ней, и теперь женщин хочется только драть. Либо вообще не видеть.
        Мы выезжаем с парковки.
        Буров что-то бормочет, несвязно матерится, видимо, вспоминая свою бывшую жену, а я думаю: как же так получилось, что наши с ним браки разрушились почти одновременно? И почему вместо того, чтобы занять себя исключительно работой, я то и дело смотрю на профиль девушки, которой я и даром не нужен?
        - Он живет в шести кварталах отсюда, сперва подвезем его, - говорю ей, но вместо ответа получаю немой кивок.
        До дома Сереги мы едем в молчании, если не брать в расчет пьяный храп. А когда доезжаем, то Вероника помогает мне не только вытащить его из машины, но и шустро открывает двери, подставляет Бурову хрупкое плечо и всячески избегает моего взгляда, смотря куда угодно, только не в глаза.
        Раздражает. Хотя, к черту! Она моя студентка. Все. Точка. Не надо ждать большего.
        Как только мы выходим обратно во двор, она несмело спрашивает:
        - Станислав Юрьевич, который час?
        - Половина второго, - говорю и прячу смартфон обратно в карман. - А что? Для тебя поздно? - Пытаюсь шутить, намекая на ее развлечения в стриптиз клубе.
        - Нет. - Ника поджимает губы. - Едем?
        Я секунд десять слежу за сменой эмоций на ее лице и понимаю, что там, кроме страха, ничего нет.
        - Может, расскажешь в чем дело?
        Девчонка направляет на меня взгляд, полный слез. Я теряюсь. Наука всегда давалась мне легко, но быть преподавателем и другом для детей, я так и не научился. Впрочем, и она уже не ребенок.
        - Вероника?
        - Нет. Ничего. - Отворачивается и идет к машине.
        Бл*ть! Ну что за женская натура! Сколько живу, всегда наблюдаю одно и то же. Ей плохо, но ты не смей лезть в душу - рискуешь прослыть невежей. Ты сделал одолжение, не стал расспрашивать - мудак, которому на все плевать. И самое отвратное, что ты либо невежа, либо мудак - третьего не дано.
        - Расскажи, что произошло. - Хватаю ее за локоть, вынуждая смотреть на меня.
        - Мне надо домой, - говорит безэмоциональным голосом, а у самой глаза на мокром месте. - Телефон разрядился. Мама будет переживать.
        - Если бы тебя волновали переживания матери, то я бы не познакомился с тобой в стриптиз клубе…
        - Да что вы прицепились к этому клубу?! - кричит и откидывает мою руку. - Как будто каждая, кто переступает порог неприличного заведения, обязательно шлюха! На нее сразу вешают ярлык, даже не озаботившись узнать, а почему она туда вообще пошла?..
        - Не ори, - говорю ей, наблюдая за тем, как блестят щеки от слез.
        - Я не ору. Это крик души.
        Вероника вроде успокаивается, но теперь обхватывает себя руками. Жалкое зрелище, если честно. Я терпеть не могу женщин, которые выглядят жалкими. Конечно, жизнь ломает даже самых стойких, независимо от пола и возраста, однако человек не должен терять достоинства. Признавать ошибки так же важно, как и их не совершать.
        - Ну и зачем ты туда пошла? - Мне интересно. Если она приличная девочка, то ответ должен быть в духе “Мне понадобились деньги”.
        - Не ваше дело.
        - Ника, это твой шанс оправдаться. - Понимаю, что давлю, и все же.
        - В чем? Может, вам и нужны оправдания, но мне они ни к чему. Я сделала то, что посчитала нужным. Завтра получу за это деньги, а потом… - В больших глазах снова дрожат огоньки. Не могу понять, почему она плачет. Словно… Словно проблема в другом.
        - Что потом?
        - Брошу учебу и переведусь туда, где мое настоящее место! Хотя чего вам рассказывать? Вы такой же как они - думаете, что наука превыше всего. Если человек не выводит новый сорт растений, не спасает жизни, не летает в космос или не бурит глубоко под землю, чтобы свершить очередное открытие, то он зря тратит свое время. Он бесполезный кусок дерьма, которому лучше бы не родиться.
        - Я так не считаю, Вероника. Все увлечения ценны…
        - Но не танцы, да? - Она поднимает свои невозможные глаза и смотрит на меня с обидой. Кажется, я понимаю, в чем проблема, и мне за это хочется прибить Валевского. Неужели один из самых светлых умов науки не удосужился банально поговорить со своей дочерью и выяснить, чего она хочет от жизни? Какие у них отношения в семье? Судя по тому, что она обманом и весьма неприличным занятием зарабатывает на свою мечту - никакие.
        - Тебе нравится стриппластика? - задаю наводящий вопрос, а сам пытаюсь не думать о том, какой откровенной она может быть на сцене.
        - Что? - Ника краснеет. Черт, она краснеет из-за банального вопроса. И ее смущенный вид меня возбуждает. Граф, ты точно сумасшедший. Тебе человек душу открывает, а ты думаешь, как бы ее завалить. Впрочем, хоть я и выпил немного, но еще способен держать себя в руках. - Н-нет! Я… - Она делает глубокий вдох и признается. - Я люблю спортивные танцы на шесте. - Видимо, оно дается ей с трудом, потому как решимость в глазах девушки настолько слабая, словно она боится говорить это вслух. - Но они несовместимы со взглядами родителей. И с вашими наверное - тоже. Впрочем, ладно. Что бы я ни сказала, общество все равно будет следовать стереотипам. Оно воспринимает девушек на пилоне, как шлюх, а между тем они очень спортивны и элегантны. Знаете, когда я впервые ее увидела, действующую четырехкратную чемпионку по пол дэнсу, то чуть не расплакалась от восхищения! На нее смотрели все. Одни с осуждением, а другие, как я, с открытым ртом. И…
        Ее лицо преображается. Страх и обида куда-то исчезают, уступая место восторгу. Она рассказывает о приложенных стараниях, в то время как я не могу отвести взгляда от раскрасневшихся щек. Сложно сказать: так действует на нее воодушевление или ночная прохлада, но чем дольше я смотрю, тем отчетливее вспоминаю себя в ее возрасте.
        - Знаешь, - перебиваю девчонку и гашу в себе внезапное желание, - я думаю, ты станешь изумительным танцором, если не растеряешь свой пыл. Только не ищи легких денег, Ника. В попытке достигнуть вершины, ты опускаешься на самое дно болота, из которого мало кто выбирается.
        - Но я же сказала, что больше не пойду туда! - Она мгновенно вспыхивает и злится. - И вообще, вам стоило бы извиниться!
        - В чем же?
        Ника снова мнется, видимо, не решаясь ответить. Правда, и не стоит.
        Я понимаю ее без слов. Вот только банальное “извини” тут точно не сработает. Подхожу к ней и смотрю сверху вниз на воинственно сжатые губы, раздувающиеся крылья носа… Промозглый ветер развевает ее волосы, и я слышу аромат духов - что-то свежее, морозное, цитрусовое. Кажется, начинаю понимать, почему меня так тянет к ней. Все дело в очаровании и молодости. Вероника словно глоток бодрящего чая с лимоном, которым я так часто балую себя по утрам. Она возвращает мне забытое чувство, когда ты юн, полон сил и амбиций. Хотя вряд ли бы я пришел к такому выводу, если бы она не была столь откровенна со мной.
        Я прикрываю глаза и снова вдыхаю ее запах, теперь еле уловимый. А когда вместо тьмы снова вижу ее лицо, растерянное и невинное, не выдерживаю и касаюсь губами нежной щеки.
        - С-станислав Юрьевич? - Маленькие ладошки ложатся на мою грудь, надавливая, отталкивая, но делают это настолько несмело, что меня это только раззадоривает.
        - Тшшш… - шепчу ей на ухо, и чуть не срываюсь.
        Серега прав - надо успокоить себя, иначе будет уже все равно, с кем спать. К тому же, я не кидаюсь на девушек, не пристаю.
        Роняю голову на ее плечо и снова вдыхаю аромат духов. Уверен, принадлежи он другой женщине, то не было этой легкости.
        - Станислав Юрьевич, я замерзла, - шепчет Вероника.
        “Согрейте меня” - договаривает мое воображение, и рисует ее образ на заднем сидении. Как со свойственной ей неуверенностью она расстегивает курточку, снимает с себя футболку, и я целую ее грудь. Как мои пальцы лезут в трусики, а она тихо всхлипывает, откидывает голову, произносит мое имя, и вместе с ним с ее губ срывается сиплое дыхание. Как ее руки касаются моего члена… Блять!
        - Поехали, - говорю ей и отстраняюсь.
        Вероника растерянно смотрит на меня и, спохватившись, прячет глаза под пышными ресницами.
        - Если сейчас же не сядешь в машину, я сорвусь.
        Она испуганно округляет глаза и отворачивается. Вид ее попки в обтягивающих джинсах только усугубляет ситуацию. Сам не понимаю, почему так завелся, но мне жизненно необходимо ее трахнуть и успокоиться. Пусть не всю. Только рот. Всего один поцелуй, о котором позже непременно пожалею.
        Хватаю ее снова за локоть и прежде, чем она успевает произнести мое имя, целую в губы. Снова это недовольное мычание… Валевская, знала бы ты, как мне плевать на твой протест!
        Скольжу ладонями вдоль ее тела, делаю шаг вперед и, едва она упирается спиной о машину, сжимаю ягодицы. Какая она упругая! Представляю девчонку на шесте, раздвигаю ей ноги и приподнимаю ее.
        Тихое “ой” вызывает улыбку, но едва я отстраняюсь, чтобы сказать, как эта бессовестная девчонка зажимает мне зубами нос!
        - Ссссс…. - шиплю сквозь зубы. - Пусти, дурная!
        Другой бы на моем разозлился, но я откидываю голову и смеюсь над ситуацией. Так меня еще не отшивали.
        Затем смотрю на ее испуганное лицо, глаза, полные слез, и осознаю, что, вероятно, переборщил. Но в то же время, какая она красивая, сексуальная, желанная…
        Минутная слабость испаряется с приходом мысли о том, чья она дочь. И хоть мне по барабану, как отреагирует на подобное сам Валевский, что-то меня останавливает. Правда, понимать причину сомнения не хочется.
        Опускаю ее обратно на землю.
        - Думаю, теперь мне нет смысла извиняться. Ты отомстила самым неординарным способом. - Снова смеюсь. Она же вспыхивает, как спичка и, проскользнув между мной и автомобилем, вскоре садится на переднее пассажирское сидение.
        Я с минуту стою на улице, вдыхая холодный воздух и надеясь, что он освежит мозги. После тоже сажусь в салон, завожу мотор и, стараясь не смотреть на девчонку, жму на газ.
        Всю дорогу мы молчим, и только, когда подъезжаем по адресу, она уточняет номер подъезда, шепчет короткое “спасибо” и убегает домой. Я еще долго торчу здесь, наверное, час. Жду, когда зажжется свет в ее комнате, но видя, что все окна теряются в темноте, понимаю: окна их квартиры выходят на другую сторону.
        Как и Сереге, ехать домой, возвращаться в пустоту, оставленной любимой женщиной, совершенно не хочется… А действительно ли я ее люблю? Может, это только тень былых чувств, привязанность, возникшая с годами? Когда жизнь превращается в рутину, и даже былой огонь вспоминается, как кадр из фильма, а не собственный опыт?
        Нет. Не хочу об этом думать. И о Нике тоже. Надо забыть, переключиться, уйти в работу и воспринимать ее, как свою студентку, не более того. Она всего лишь одна из многих, и торчать здесь бессмысленно. Я - не влюбленный прыщавый подросток, а мужчина среднего возраста, которому надо заниматься работой, а не ждать силуэта в окне. Ей-богу, веду себя как придурок.
        Я открываю дверь машины и пару минут еще проветриваю салон. Если избавиться от запаха, то уменьшится риск провокации мозга. Ему нечем будет подпитываться и закреплять воспоминания. Вот только, это не помогает. Запах Вероники застыл в носу, в легких, внутри меня.
        Глава 8. Угрызение совести
        Вероника
        Я слышу, как стучит мое сердце. Есть только легкий шум в ушах и бесконечный набат в груди. Весь дом спит, во дворе тишина. Где-то там, в городе, кипит жизнь, но она невидима, ее разве что ощущаешь седьмым чувством. А все потому, что пять предыдущих онемели, а шестое, интуиция, предпочитает прятаться и молчать, как я сама: сижу на на лестничной площадке, в тени, отбрасываемой широкой перекладиной, и украдкой смотрю на машину Станислава Юрьевича.
        Почему он не уезжает? И сколько времени уже прошло?
        Мне страшно даже сдвинуться с места. Я знаю, что всего в одном пролете от моего укрытия находится наша квартира, - мама не спит, ждет, чтобы настучать по голове нерадивой дочери, которая шляется неизвестно где, - и все равно продолжаю сидеть, вспоминая произошедшее, пытаясь понять, почему он так поступил.
        Кажется, Граф сумасшедший. А как иначе объяснить его действия, если не сумасшествием, хоть и будоражущим все мое тело? Может, он страдает тем же недугом, что и сын мэра? Любит пожестче?
        Какой-то шум привлекает мое внимание. Я слышу открывающую дверь и мамин дрожащий голос.
        - Сереж, она ушла с Андрюшей. Он ответственный мальчик!
        - Знаю я этих ответственных мальчиков! Сегодня пьют со мной чай, а завтра трахают за забором мою дочь.
        - Господи, ну что ты такое говоришь? Погоди, вот ключи. Может, и я поеду?
        - Не надо. Сам справлюсь…
        - Папа? - Я несмело поднимаюсь по лестнице и вижу заплаканное лицо мамы. Перевожу взгляд на отца в плаще и теряюсь.
        - Быстро! - сквозь зубы шипит он, и я пулей влетаю в квартиру, стягиваю обувь и уже собираюсь спрятаться в своей комнате, когда в спину доносится. - В кухню.
        Серьезного разговора не избежать. И самое обидное, что все ими сказанное завтра разобьется в пух и прах, когда по новостям покажут, как отдыхает семья мэра. А в том, что родители узнают, где шаталась их блудная дочь, я не сомневаюсь. И все же иду в направлении кухни. Что бы не произошло, самое страшное позади - меня никто не тронул, не изнасиловал, не убил, не ограбил…
        - Надеюсь, пицца стоила того, чтобы выключить телефон, - говорит папа, и я чувствую, как от его тона подкашиваются колени. Он всегда был суров. Если мама преисполнена амбиций и честолюбия, то отец порой перебарщивает со строгостью. Конечно, свой характер он проявляет только в критические моменты, но и этих редких моментов достаточно, чтобы понять - лучше не злить.
        - Батарея разрядилась. Я не смогла вызвать такси.
        Сажусь за стол и наблюдаю, как папа медленно снимает пальто, передает его маме.
        - А как же Вишневский?
        - Андрею пришлось уехать, - говорю непринужденно. - Я никак не могла найти транспорт, но потом один из знакомых заметил меня идущую по улице и предложил подвезти.
        - Ты села в чужую машину? Ночью? - Он впивается в меня тяжелым взглядом, вынуждая ощущать себя мышкой, пойманной во время похищения сыра. - Ника, мы тут чуть с ума не сошли, переживая о тебе!
        - Папа, мне не десять лет, и я не впервой езжу в вечернее время. К тому же, это всего-навсего наш куратор, поэтому…
        - Граф?! - восклицает мама с ужасом. Видимо, мне стоило молчать, но, увы, сказанного не воротишь.
        - Не понял. - Отец хмурится. - Этот современный нигилист стал куратором Ники?! Куда катится мир? Они там совсем с ума посходили в своем университете?
        - Папа, Станислав Юрьевич прекрасный лектор, и свои взгляды он никому не прививает.
        - Это пока! - заводится он, и следующие полчаса я выслушиваю целый поток грязи в сторону Графа. Учитывая усталость и в целом неприятный вечер, эта длинная тирада негатива отнимает остатки сил, оставляя взамен разочарование и злость, потому что в отличие от них, моих дорогих родителей, любящих перемыть косточки каждому, кто восседает в их палате, либо достиг каких-нибудь высот, Станислав Юрьевич ведет себя иначе. Не могу это объяснить, но просто он другой.
        Когда я наконец-то вырываюсь из кухни и иду в ванную, мысли о кураторе возвращаются. Мне до слез обидно из-за его грубой настойчивости, но в тоже время, стоит закрыть глаза, как горький аромат духов ощущается будто наяву. Кажется, словно он вот-вот скользнет руками по моей коже, сожмет ягодицы так, что волна желания пронесется по всему телу, а откровенный поцелуй унесет остатки разума.
        Я не знаю, почему я заплакала этим вечером - оно само. Скорее всего, это случилось от избытка чувств. Раньше мне не доводилось ощущать хоть что-то подобное, я бы даже сказала - прекрасное…
        Интересно, а у родителей было так же? Почему люди женятся именно по любви? И сносит ли у них крышу от одного лишь поцелуя?
        Я прислоняюсь к холодной стене и прикусываю губу. Пальцы сами находят клитор. Раньше мастурбация виделась мне просто забавой, способом почувствовать себя взрослой, но ни разу она не ассоциировалась с конкретным мужчиной. Сейчас же передо мной стоит то строгий профессор, водящий маркером по электронной доске и требующий тишины в аудитории, то безумный, дикий и необузданный, со всей свойственной ему страстью, проводящий языком по самому сокровенному участку на теле женщины.
        К сожалению, я так и не достигаю пика удовольствия. Одних мыслей мало. Мне нужен он. И эта мысль пугает, вынуждает перекрыть воду, покинуть ванную комнату и спрятаться у себя.
        Но даже в постели, когда в пятом часу утра меня одолевает сон и все то же возбуждение, я не чувствую хотя бы десятой доли того, что ощущала под умелыми пальцами куратора.
        Я размышляю: не глупость ли это? Почему мысли так или иначе сводятся к нему? Ответа на этот вопрос не нахожу и засыпаю.
        А утром в начале девятого меня будит взволнованная мама.
        - Ника, вставай. Ника!
        - Что случилось? - смотрю на нее сквозь едва открывающиеся веки.
        - Ты знала, куда вчера отлучился Андрей?
        - Ммм… Допустим, а что?
        - Ника… - Мама обреченно опускает плечи. - в новостях сейчас передали, что разбился он.
        - Как разбился?!
        Похоже, я все еще сплю.
        - На мотоцикле. Не справился с управлением. Но, говорят, жив, в областную повезли.
        Закрываю обратно глаза и думаю о том, что все это выглядит очень плохой шуткой. Вспоминаю, как вчера лилось шампанское, а Андрей в окружении приятелей опрокидывал в себя один бокал за другим. Что случилось потом, могу только предположить.
        - Доченька, ты к нему сходишь? - спрашивает мама. Я смотрю на ее обеспокоенное лицо и, несмотря на ее старания спрятать свой замысел, угадываю в серых, как грозовая туча, глазах коварный план. Неужели она еще грезит идеей свести меня с “хорошим мальчиком из приличной семьи”? Сама за такого же вышла замуж. Правда, что-то мне подсказывает, папа совсем не святой, иначе она не глотала бы успокоительные по вечерам, а в последние три съезда научного сообщества, надела лучшее платье и вышла в свет вместе со своим мужем.
        Конечно, я ей по-женски соболезную, но каждый сам ответственен за свою судьбу. И если она, будучи взрослой, самодостаточной, уважаемой в высших кругах женщиной не в силах изменить свою жизнь к лучшему, то разве смогу сделать это я?
        - Схожу после пар, - говорю ей и встаю.
        - Ты так и не подготовилась к ним.
        - Лекции только начались, не обязательно проводить ночи напролет над книгами.
        - И то верно, - внезапно соглашается она, и я замечаю грусть.
        - Мам, все хорошо?
        - А? - Она снова витает где-то в облаках. - Да, все отлично. Сходи пока умойся, я приготовлю завтрак.
        В зеркале ванной отражается нечто лохматое, красноглазое и прилично помятое - это я. После утреннего туалета и душа, кое-как привожу себя в божеский вид, правда, глаза выдают мою усталость.
        - У меня сегодня пять пар, поэтому буду поздно, - говорю маме и целую ее в щеку. - Спасибо за бутерброды. Как всегда, вкусно.
        - Деньги возьми, на тумбочке оставила, - кричит она мне вслед. - Сходишь к Андрею, купи фруктов.
        Я благодарю и выбегаю из квартиры, старательно избегая взгляда отца. Тот все утро сам не свой, словно, скажи кто одно неосторожное слово, и в доме разразится скандал. Злится на меня? А может, между ними что-то произошло? Внезапная мысль об их возможном расставании приносит боль. Сердце сжимается. Я останавливаюсь у выхода из дома и перевожу дыхание. Что, если мои поступки приведут к раздору в семье? Все-таки хорошо, что уже сегодня я с этим покончу. Раз и навсегда.
        В университете все проходит гладко. По пути туда, я очень беспокоюсь, какой будет встреча с куратором, но во временном расписании пар с ним нет, поэтому расслабляюсь и получаю удовольствие, слушая прекрасных лекторов, вводящих нас в курс дела.
        Сев в первый день рядом с блондинкой, похоже, я зарабатываю себе хвостик, следующий за мной по пятам. Диана Яковлева все время находится рядом, пытается вести беседы “о девчачьем”, но мне трудно отвечать ей взаимностью. И все из-за ревности.
        Сидя на одной из лекций я отчетливо понимаю, что уступаю ей в привлекательности, и скорее всего, оценив перспективы, Станислав Юрьевич выберет не меня…
        Осознав, какие мысли роятся в моей голове, решаю отбросить образ куратора куда подальше и сосредоточится на сегодняшних делах. Пора взять себя в руки и идти к своей мечте! Однако об этом легко только говорить, а не делать. После ссоры с администратором стриптиз клуба у меня большие сомнения, отдаст ли он все положенные по договору деньги.
        Проблема в том, что в случае обмана, обратиться к юристу будет проблематично. Не хотелось бы, чтобы родители узнали. Надо справиться с проблемой самой.
        Глава 9. Предательство
        Вероника
        После пар я еду в больницу. Переживаю, пустят ли меня к больному, но уже в пятом часу с авоськой в руках захожу в общую палату, где лежит Андрей и еще один мужчина. При виде меня, до сих пор задумчивый и бледный Вишневский скалит зубы. На впалых щеках появляется румянец, из чего я понимаю, что меня рады видеть.
        - И куда ты вчера сбежала, лимонная девочка? - чуть ли не в голос смеется он.
        - Лучше тебе о вчерашнем не вспоминать, иначе вторая рука тоже окажется в гипсе.
        - Вообще-то у меня голова перевязана!
        - Намекаешь, что ты больной по всем фронтам, а лежачего не бьют? - Кладу фрукты на тумбочку.
        - Именно! О, бананы? - Он смешно играет бровями, намекая на всякие непристойности, и за эту шалость расплачивается его здоровая рука. - Ай! Не щипайся, лимонная девочка!
        - Перестань меня так называть. Раздражает.
        - Хорошо, не буду, - вздыхает Андрей, и тушуется под моим взглядом. - Что?
        - Не расскажешь, как ты до такой жизни докатился?
        - В том и дело, что не докатился. Какая-то неведома зверюшка выпрыгнула на дорогу, прямо под колеса, и меня выбросило на обочину. Чуть не влетел в сосны. - Он отбрасывает край одеяла и с видом бравого солдата мне сообщает. - У меня еще нога перевязана!
        Я невольно смеюсь, как раз в тот момент, когда в палату заходит медсестра с капельницей. Улыбка Андрея тут же меркнет, и он грустным взглядом сопровождает каждое ее движение, заискивающе смотрит на белое с правильными чертами лицо, пристально изучает худые руки с тонкими длинными пальцами, и почти с болезненной решимостью в глазах провожает уходяющую женщину.
        Видя, как Вишневский стискивает зубы и бледнеет, я ничего не спрашиваю, не лезу в душу. Однако его сосед по палате, лишенный тактичности, задает вопрос в лоб:
        - Что, страдаешь, малой? - Он чешет седые усы. - Не по зубам тебе Лика? Я тут уже третью неделю лежу, она как неприступная крепость. Заколебешься завоевывать.
        Андрей мрачно смотрит на мужчину и не совсем дружелюбно отвечает:
        - Семен Валерьевич, не лезьте не в свое дело. Я сам решу, какая крепость мне по плечу.
        Я испытываю неловкость и уже нахожу, чем разрядить обстановку, как эта женщина снова входит уже со второй капельницей. Следующие несколько минут она инструктирует мужчин и, как мне кажется, всячески избегает разговора с Андреем. Это подозрительно, тем более, что по взгляду друга понимаю - он к ней не просто неровно дышит, он влюблен. И судя по всему - безответно.
        После ее ухода атмосфера в палате меняется. Гнетущее молчание и грустный взгляд Андрея вызывают во мне противоречивые эмоции. Я чувствую себя лишней, поэтому быстро собираюсь и, пообещав непременно заглянуть еще, покидаю больницу. Теперь на очереди поход в стриптиз клуб. Он откроется через пару часов, а значит, девочки уже готовятся к выступлениям.
        Я сажусь в автобус и, пока нахожусь в пути, размышляю об увиденном. Кем была та женщина? Почему хватило пары минут ее присутствия, и Вишневскому словно под дых дали? К тому же, если он ее любит, то разве его не смущает разница в возрасте? Ей ведь точно под тридцать.
        Вспоминаю свою реакцию на Графа и вчерашний поцелуй…
        Все-таки возраст любви не помеха. Хотя, разве можно говорить о каких-либо чувствах, если мы так мало знакомы, а он успел уже дважды напугать и, одновременно, восхитить своей страстью?
        Выйдя на остановке, я направляюсь в клуб и выбираю черный вход, чтобы не особо светиться. Нутро дрожит от волнения: как все пройдет? Администратор в прошлый раз был настроен совсем недружелюбно, более того, он поступил низко, шантажом заполучив у меня приват, пригрозив неуплатой денег вовсе.
        Может, волнение лишнее и все будет гладко?
        Но нет.
        Как только я вхожу в зал, на меня налетает Даша. И одному Богу известно, что случилось бы, если бы мне не удалось увернуться от удара.
        - Эй! Ты с ума сошла, что ли? - возмущаюсь несмело, наблюдая за ее яростью.
        - Это ты у нас попутала, Лизок! Из-за тебя я понесла убытки на пару месяцев вперед. Не думай, что отвертишься. Ты мне все вернешь, до копейки!
        Она снова на меня кидается, и на этот раз успевает схватиться за волосы.
        Наша потасовка длится недолго. Света с Аишой растаскивают нас подальше друг от друга. Даша тем временем кричит, что в тихом омуте черти водятся, и я отняла у нее постоянного и, пожалуй, самого прибыльного клиента. Ничего не понимая, переспрашиваю кого именно.
        - Не строй из себя невинную овцу, Ника. - Это уже говорит Света. - Лучше скажи, где это ты с сыном мэра снюхалась? Помнится, вчера я тебя просила выручить, а сегодня в клубе переполох. Может, ты вовсе не девственница?
        - Конечно, нет! - подключается к обвинениям Даша. - Она тихушница, которой сейчас мало не покажется.
        Я теряюсь. Зачем они так со мной?
        - У меня с ним нет никакой связи, - отвечаю подруге с обидой и обращаюсь к обезумевшей коллеге: - Даша, драться из-за придурка, который избивает тебя каждую смену, верх глупости.
        - Молчи! Ты ничего не понимаешь! - кричит она в ответ.
        - Конечно, не понимаю. Разве подобное может уложиться в голове нормального человека?
        - Он платит большие деньги!
        - Никакие деньги не заменят утраченного достоинства.
        - Тебе ли говорить о достоинстве? - снова в разговор вклинивается Света, смотря на меня с презрением.
        - Может, ты перестанешь? - Во мне закипает злость, но не хотелось бы ее выплескивать вот так, необдуманно.
        И все же! Почему, когда я ссорюсь с родителями ради того, чтобы действительно посидеть с ее ребенком, то мне нет цены, а как только отказываю, то бессовестная падшая девушка, опустившаяся до пилона ради мечты?
        - Девочки, - подает голос Аиша, известная своими образами диснеевских принцесс. - Может, перестанем ссориться?
        - Не перестану, Ника, - с раздражением произносит Света, игнорируя призыв коллеги. - Я все лето прикрывала твою задницу, поила чаем после смены, давала возможность что-то заработать, уступая собственные часы, а когда мне понадобилась помощь, ты пошла охмурять мажора.
        - Это не так! - Я все-таки закипаю.
        - А как?
        - Все имеют право на личные интересы. И разве не ты предложила занять твое место, пока сама будешь уделять время ребенку? Почему, как только что-то случается не по-твоему, я должна испытывать вину? Значит, когда ты оставляла на меня Динку, чтобы ходить на свиданки со своим Валерой, все было нормально, а стоило мне хоть раз пренебречь своими интересами, я тут же стала неблагодарной тварью.
        - Что здесь происходит? - голос Гриши, администратора клуба, действует на девчат волшебным образом. Вон стоят, улыбаются, делаю вид, что погода чудесная.
        - Мы обсуждаем последние новости, - говорит Света.
        Он с подозрением оглядывает нас и останавливает взгляд на Даше.
        - Будешь устраивать беспорядки, уволю.
        Затем смотрит на меня и зовет с собой.
        Я следую за мужчиной, чувствуя при этом, как две змеи плюются ядом мне в спину, хотя если из-за Даши нет смысла переживать, то за предательство подруги обидно. Это был первый раз, когда я пренебрегла ею, но почему она так жестока со мной?
        Мы входим в кабинет Гриши, который выдержан в той же стилистике, что и весь клуб - обои в стиле барокко, классические вычурные стулья на ножках и большой дубовый стол. Он опускается в свое кресло и смотрит на меня: оценивающе, с прищуром, как управляющий, задумавший что-то плохое.
        - Я пришла за выплатой. - Улыбаюсь ему, как маленькая наивная девочка, которая искренне верит в доброту взрослого дяди, выглядящего моложе своего возраста, благодаря многочисленным косметическим процедурам.
        Гриша хмыкает и достает из сейфа белый конверт. Он уже давал мне один, раза в два тоньше, поэтому я удивляюсь:
        - Мне полагается больше?
        - Если ты сейчас меня выслушаешь и согласишься, то к концу недели получишь еще два таких конверта. - Он с достоинством управляющего вертит в руках деньги, сначала раздумывая над своими словами, а потом сверля тяжелым взглядом. - Все зависит от того, как ублажишь клиента.
        - Что? - Кажется, я ослышалась. - Какого клиента?
        - Ника, давай начистоту. Не знаю, чем ты так зацепила этого парня, но он вчера мне чуть ли не устроил дебош, пока ты спокойно спала в своей постельке и ждала сегодняшнего вечера…
        - Погодите! - перебиваю мужчину и вскакиваю, - Я согласилась выйти в приват только раз, потому что вы пригрозили мне деньгами. Теперь, когда я выполнила ваш приказ, рискуя собственной честью, вы заставляете меня еще раз наступить на те же грабли?!
        - Грабли здесь другие. Не кипятись.
        - Как мне не кипятится, если вы нарушаете наш договор?!
        - Ника, сядь. Давай поговорим на более низких тонах. Тебе ведь нужны деньги? Вот я тебе и предлагаю…
        - Не таким способом!
        - Краснов потребовал три приватных танца. Он уверен, что после ты сама к нему приползешь просить еще.
        Я представляю дьявольскую улыбку сына мэра, что этот безумец может сделать со мной, каким зверствам подвергну себя, если соглашусь, и ужасаюсь.
        - Видимо, он привык, что женщины подобно собакам ползут и ластятся к нему, как к своему хозяину, но я не шавка, Гриша. Отдай мой гонорар, и я уйду.
        - Вот, значит, как? - задумчиво произносит он. Затем достает большую часть голубеньких купюр из конверта и вручает мне остаток. - Мы смогли бы тебя защитить, как собственность клуба, но теперь разбирайся с этим психом сама. Если честно, рад твоему отказу. Одной проблемы меньше.
        Я только киваю ему в ответ, забираю деньги и выхожу из кабинета. Здесь меня встречает Света, но говорить с ней нет никакого желания.
        - Извини, у меня не было другого выхода, - произносит мне в спину подруга и тут же прячется за одной из дверей.
        О чем она говорит, становится понятно, когда я выхожу из клуба и вижу знакомую машину, грозную фигуру в плаще и тушуюсь под тяжелым отцовским взглядом. Он пригвождает меня к земле одним лишь своим видом, а белый конверт в моей ладони будто горит синим пламенем, жжет ладони, тяготит. Светка… За что ты так со мной?
        - В машину! - командует мне папа, и я на негнущихся ногах выполняю его указание.
        Глава 10. Гнев отца
        Вероника
        Мы молчим всю дорогу. Под пристальным взглядом отца я прячу конверт в сумку, кладу свою поклажу на заднее сиденье и продолжаю смотреть в окно. Мимо проносятся старые многоквартирные дома, окна, отражающие лучи заходящего солнца, узенькие улочки, улыбающиеся люди… А надо мной тем временем сгущаются тучи. Хочется закрыть глаза, произнести незамысловатое заклинание и обратить время вспять. Будь у меня второй шанс, то я выбрала бы совсем другой способ достижения цели, но, увы, получить новую возможность не суждено. Такой функции в бесконечном цикле попросту не предусмотрено. Река не потечет обратно, если ты ей прикажешь это сделать. И жизнь не вернет тебя в счастливое детство, потому что там тебе было хорошо, а быть взрослым не понравилось.
        Но у нас есть время все исправить. Может, и у меня получится?
        Вскоре мы подъезжаем к дому. Поднимаемся на лифте до квартиры, и как только закрывается входная дверь, я ощущаю себя запертой в клетке зверушкой. Раньше эта атмосфера тишины наводила тоску, а сейчас она давит и угнетает. Чувствую, что вот-вот разрыдаюсь, потому что они не спросят о причине, не попытаются узнать о моей боли…
        - В кухню, - твердо говорит папа и следует за мной по пятам. Состояние дежавю. Вчера было то же самое, вот только на этот раз мне удастся отвертеться от разговора, напомнив им о Графе. Не выйдет.
        Когда я захожу в комнату и оборачиваюсь на шум, замечаю в его руке мою сумку, оставленную ранее в прихожей.
        Он достает конверт. Рюкзачок с шумом падает на пол, и я опускаюсь на корточки, чтобы собрать рассыпанные тетради и пенал.
        - Сорок три тысячи рублей, - произносит он с неопределенным тоном и зовет маму. - Алла, у нас дочь зарабатывать стала! Гляди-ка, почти со мной наравне!
        Я поднимаюсь как раз в тот момент, когда в комнату заходит абсолютно равнодушная мать. Она подходит к плите и как ни в чем не бывало ставит чайник.
        - Ну что ты молчишь? Гордись! Девятнадцать лет, а голова вон как хорошо работает! Хотя что-то мне подсказывает, что все это она заработала жопой.
        - Прекрати, Сережа, - одергивает его мама.
        - Что значит, прекрати? Я на тебя дочь оставил, можно сказать, а ты вместо того, чтобы выполнить свою прямую обязанность, затыкаешь мне рот?! - Он швыряет купюры, и те медленно оседают на пол.
        Честно говоря, мне становится их бесконечно жаль. Да, не совсем приличные деньги, но как вспомню о бессонных ночах, проведенных в работе… О маленькой лжи, которая переросла в аферу. О том, что стоило остановиться уже после первого выступления, когда щеки пылали от стыда и вырученные деньги показались грязными. Совесть грызет до сих пор, вот только я очерствела. Мне жаль деньги. Мне жаль свое время. И, пожалуй, все.
        Я снова опускаюсь на колени и начинаю собирать бумажку за бумажкой, складываю их в конверт… Однако отцу мои действия не нравятся, поэтому он хватает меня за руку и тянет вверх, заставляя встать.
        - Отстань! - кричу ему в лицо, понимая, что сдержаться вряд ли получится. - Это мои деньги! И только мне решать, швырять ими или беречь!
        - Как ты смеешь мне перечить? - Папа нависает надо мной осадной стеной, и я, будучи очень маленькой, пугаюсь. - Все эти годы мы вкладывали в тебя только лучшее! Репетиторы, дополнительные уроки, красный диплом, олимпиады, гимнастика, рисование, чертово пианино, которое меня бесило день ото дня, но даже оно поселилось в гостиной для тебя, и что взамен?! Я тридцать лет строил блестящую карьеру, работал над репутацией, и ты на всем этом ставишь крест! Неблагодарная!
        Он отталкивает меня, и я чуть не падаю, но вовремя успеваю схватиться за край столешницы. На глаза наворачиваются жгучие слезы.
        Обида. Она за долю секунды нарастает до размеров огромного шара и тут же лопается.
        - Если ты так печешься о своей репутации, тогда, может, начнешь с себя? - говорю в ответ, замечая тень страха в его глазах. - Думаете, я не вижу, как вы строите из себя примерную семью, а по факту мама глотает успокоительные, а ты один ездишь по симпозиумам? Может, дело не в том, что пригласительных билетов мало, а совершенно в другом? Точнее в другой…
        - Ника! - предупреждающим тоном говорит мама.
        - Я не слепая, в отличие от вас. Все эти годы вы вкладывали в меня деньги, потому что того хотели сами. Мои желания не учитывались ни разу. Я, как запрограммированный робот, выполняла каждую вашу прихоть! - Подбородок трясется, и я замолкаю на несколько мгновений. - Вспомни, как к нам пришел профессор Родионов, папа. Ты начал хвалиться, что растет ученый нового поколения, который без ума от биологии и инженерии. А меня ты спросил хоть раз, так ли это на самом деле?
        - Не переводи стрелки! - говорит он сурово. - Даже если мы в прошлом ошиблись, то только из добрых побуждений, а что ты взамен? Стриптиз-клуб! Сколько мужчин за это время успели облапать тебя?
        - Не надо…
        - Почему не надо? Может, ты давно не девственница?! - Он медленно разводит руки в стороны, и резко захлопывает ладони в неприличном жесте. - А может, ты за деньги с ними еще и спишь?
        - Сережа! - Мама прикрывает руками рот, и я впервые за долгое время вижу ее в слезах.
        - Молчи! Мне через три дня снова ехать на международную научно-практическую конференцию. Ребята из двадцати стран будут ждать от меня наставлений, а что я им скажу, если по новостям показывают, как моя дочь с полуголым задом машет флагом? Или того хуже, трясет сиськами перед какими-то стариками!
        Я прикрываю глаза и пытаюсь хоть на какое-то время уйти в себя. Он прав. Неважно, какой он на самом деле отец, важно то, какая я дочь. И я не оправдала их надежд.
        - Что ты ревешь?! - Видимо, нотации только начинаются, потому как папа подходит к бару и достает ополовиненную бутылку с виски. - Давай, расскажи мне, что я о тебе еще не знаю? Может у тебя и хахаль есть? После последних новостей сомневаюсь, что ты с кем-то остановилась на стадии поцелуев! Блять, какого хрена ты не родила мне сына, Алла? - Он берет из шкафчика стакан и плескает в него янтарную жидкость. Потом присматривает и заливает до краев. - Так и знал, что бабу растить - себе дороже.
        Я сглатываю и ощущаю прилив небывалой боли. Только во время ссор можно услышать истинное отношение человека к тебе. Сколько бы он твердил о любви, какую бы обиду не таил, если опустился до подобных заявлений, то ты мало что для него значишь. И да, в горячке можно много чего наговорить, но потом подойти и извиниться…
        Папа никогда не умел извиняться. Он вообще не умел слушать. Впрочем, как и мама. Хотя сейчас, стоя на кухне и смотря на дрожащую мать и развалившегося на стуле злого отца, я кое-что четко осознаю. Она выполняла всё, что он ей говорил. Все ее требования учится, забить на мечты и прочее - это попытка угодить отцу. Уверена, будь на моем месте сын, он почувствовал бы тоже самое, если бы сам не влюбился в дело отца. С таким отношением, вряд ли это произошло.
        Почувствовав укол в сердце, я словно во сне хватаю рюкзак, чтобы направиться к себе. Но стоит мне снова дотронуться до конверта, как щеку жжет от яростной оплеухи.
        Не будь рядом опоры, то я несомненно упала бы. Видимо, обидных слов мало, и папа решает опуститься ниже меня.
        - Не смей их брать в руки. С этого дня даже не думай о чем-либо другом, кроме учебы. И не дай Бог, я увижу рядом с тобой хотя бы одного мужика…
        Давя в себе рыдания и понимая, что так больше не смогу, я делаю вид, будто выхожу в коридор и направляюсь к себе, а сама, пока он отвлекается на очередной стакан, тихо надеваю кроссовки и, прежде, чем родители успевают понять, что произошло, выбегаю из квартиры. В спину доносится окрик мамы, но из-за обстоятельств, которые небывалым грузом лежат на моих плечах, из-за чувств, давящих грудь, не оборачиваюсь и не останавливаюсь. Не могу.
        Глава 11. Развод
        Граф
        Жизнь парадоксальна. Вчера она сулила тебе удачу, богатство, семейное благополучие, а сегодня ты стоишь у дверей ЗАГСа и ждешь своей очереди на развод. Я думаю, что ненавижу свою жену, готов в любое мгновение поставить подпись и навсегда расстаться с ней, вычеркнуть из прошлого, закрыть дорогу в будущее… Но стоит увидеть ее, и уверенность начинает колебаться. С каждым ее шагом, моя ярость утихает, и когда я уже чувствую знакомый душный аромат, могу протянуть руку, дотронуться до белой бархатной кожи, заглянуть в большие серые глаза, то она исчезает вовсе. Злости больше нет. Остается только пустота.
        Да, я мужчина. Мне следует быть сильным и непоколебимым. Но прежде всего я человек, и мне не чужда боль. Наоборот, я весь переполнен противоречивыми эмоциями. Хочется всего и сразу: то сомкнуть пальцы на ее шее и обрушить на нее всю свою обиду, то порывисто обнять, ощутить прежнюю душевную наполненность и уверенность в будущем. Вот только я продолжаю стоять, словно каменное изваяние.
        Аня дежурно улыбается, словно перед ней просто знакомый или чужак. Я возвращаю ей такую же мертвую улыбку, которая не более, чем условность.
        - Идем? - спрашивает она.
        - Там сейчас другая пара.
        - Хорошо, подождем.
        Ее удаляющиеся шаги меня успокаивают. Чем дальше женщина, делившая со мной постель, будет находиться, тем легче потечет время. А оно, как известно, способно притупить любую боль.
        Черт! Я не могу отвести от нее взгляд, Смотрю на строгое, но чертовски сексуальное платье, выглядывающее из-под пальто, и пытаюсь вспомнить его, листаю перед внутренним взором гардероб и не нахожу ничего похожего. Значит, купила совсем недавно. А прическа все та же… Может, она не отпустила прошлое? Может, так же как и я, хочет все вернуть, но не знает как?
        Я допускаю вероятность ее раскаяния, но холодные серые глаза возвращают меня в небес на землю - ей плевать.
        Хочу курить.
        Руки сами ныряют в карманы, достают оттуда пачку, но в этот момент пожилая пара выходит из здания, и мне приходится отложить затяжку.
        Процедура развода проходит словно во сне. Все это время я себя одергиваю, чтобы не смотреть на все еще любимую женщину, но взгляд сам ее находит. Он знает каждый ее изгиб, помнит все тридцать четыре родинки, готов нарисовать образ с любого ракурса, но разве это сейчас важно? Ей - нет.
        Я ставлю размашистую подписть и отказываюсь от того, что до сих пор меня сводит с ума. От той, что влезла под кожу, стала единым целым со мной, соглашаясь разделить горе и радость. А в итоге…
        Аня улыбается. Она выглядит довольной, счастливой и свободной. Неужели брак со мной настолько ее сковывал? Когда я, бл*ть, оступился?! А главное - где?
        Эти вопросы навсегда останутся без ответа.
        Она встает и выходит первой. Глухо стучит каблуками по ковру и покидает комнату. Я смотрю на женщину, сидящую напротив, и замечаю в ее манерах кокетство. Все, абсолютно все, даже глубоко замужние, способны изменить своим принципам и переспать с понравившимся мужчиной. Ну не суки, а? Медленно выдыхаю, и больше не глядя на переспелую ягодку в вишневом костюме, покидаю здание ЗАГСа.
        А там, во дворе, вижу их. Мою Аню и Буткова. Она смеется, берет его под руку и что-то бурно рассказывает, удаляясь по аллее.
        Мне становится смешно, и я тоже беззвучно трясусь. Однако хватает одного взгляда на затянутое серыми тучами небо, и нервная дрожь ломает пальцы. Теперь хочется выдуть всю пачку сигарет, однако уже первая падает на каменный пол. Матерюсь. От бессилия. От того, что уже ничего не изменить. Матерюсь так, как не делал этого раньше, потому как всего несколько минут назад я обрезал последнюю нить, связывающую нас. Теперь неважно, как сложится жизнь. Не приму. Не дам нам больше и шанса. Я мужчина. Я не могу быть слабым.
        Надо отвлечься. Звоню Сереге, но тот не отвечает, видимо, продолжая дрыхнуть после вчерашней пьянки. В лабораторию идти не хочется - в таком состоянии только что-нибудь испорчу, домой тем более - там есть все шансы сойти с ума. Остается университет. Буду играть роль примерного куратора, заботящегося о половозрелых детках, которые уже сами могут рожать и становиться отцами. Вспоминаю Валевскую и еще раз матерюсь. Еще одна с…
        Я одергиваю себя и иду к машине. Хватит вешать ярлыки, Граф! Ты сам виноват в случившемся, поэтому расслабься, попытайся исправить свою жизнь, не дай ей уйти под откос, не превратись в брюзжащее дерьмо с кучей комплексов и сексистскими взглядами.
        Завожу мотор и, наконец-то выдохнув, жму педаль газа. Пусть все останется позади: неудачный брак, неудачная женщина, неудачный проект… Хотя, нет. За последнее я еще намерен отомстить!
        А в универе тем временем меня ждут неприятные новости. Вся кафедра взбудоражена и возмущена тем, что Вишневский лежит в больнице. Вчерашний лихач нашел-таки приключения на свою голову. Причем, по словам Елены Григорьевны, в прямом смысле.
        Решая себя занять хоть чем-то, я заявляю, что навещу пацана, чем вызываю восхищение у женщин. Черт, и они туда же! Общество дам сегодня определенно раздражает, поэтому, для вида взяв список будущих мероприятий и расписание на завтра, я спешу покинуть кафедру. Тем более, что один взгляд готов прожечь во мне дыру, лишь бы я обратил на нее свое внимание.
        Спускаюсь на первый этаж, где в кафетерии заказываю двойной эспрессо с пирожным. И снова ради того, чтобы отвлечься. Конечно, я мог бы зайти в ближайший бар и нахрюкаться до бессознательного состояния, но мне хватило субботних приключений. Кстати о них.
        Взгляд цепляется за знакомую белокурую макушку. Валевская выходит из главного корпуса и неспеша направляется в сторону остановки. Без понятия, что ее тревожит, но выглядит она настолько потерянной, что я начинаю немного ей сочувствовать. Так, бывает, когда сам в говне. Будь я счастлив и позитивен, вряд ли бы заметил чужие переживания…
        - Станислав Юрьевич? - Ко мне подходит Руслана… ни фамилии, ни отчества я не запомнил. - К вам можно?
        Категорически нет, но с моей стороны отказ прозвучал бы грубо, поэтому киваю и встаю, чтобы галантно отодвинуть ей стул. Девушка тут же демонстрирует счастливую улыбку, впрочем, настолько фальшивую, что у меня сводит челюсти от злости. Раздражает. Меня все раздражает!
        - Руслана… - я задумчиво тяну время, но она нарочно опережает его:
        - Можно просто по имени. - Ее улыбка напоминает об Ане. Есть в них какое-то сходство. Возможно, дело в типаже, а может, в глазах, таких же серых, как унылые осенние облака. Вот только от их вида мне становится тошно.
        Я мимолетом изучаю ее фигуру, и понимаю, что моя бывшая, по сравнению с ней худенькая и статная, выглядит сногсшибательно. Даже если я обращу свое внимание на нее, то это будет суррогат. Просто заменю оригинал на подделку.
        - Станислав Юрьевич, с вами в порядке?
        - Что?
        - Гм, вы выпали из реальности.
        - Ох, да! Простите. Некрасиво вышло.
        Я понимаю, что ее общество - совсем не то, что мне нужно, поэтому собираюсь уйти. Но как только встаю, Руслана мягко берет меня за ладонь.
        - Вы не доели, Станислав Юрьевич.
        - Аппетита нет. - Разрываю тактильную связь. - Да и идти пора. Приятного аппетита.
        Оставив на столе чаевые, хватаю папку и выхожу во двор. По факту, убегаю, но кого сейчас волнует мой комфорт? Уж точно не Руслану. Женщина, позволяющая себе такие вольности, сама требует внимания, желательно, сексуального характера. Но пока она питает надежды, моя психика отталкивает все хоть немного похожее на Аню. Стоя посреди двора, я вдруг отчетливо понимаю, что хочу забыться с той, которая будет диаметральной противоположностью бывшей жены. И даже на мгновение теряюсь в воспоминаниях, найдя в них подходящую кандидатуру.
        Глава 12. Потерянный
        Граф
        Звонок от Сереги оказывается очень кстати. Мы договариваемся встретиться в шесть вечера, а чтобы в очередной раз убить время, я покупаю бутылку минералки и еду в больницу к Вишневскому. Если врачи будут лечить его от ушибов, то моя задача, как хорошего куратора, спасти студента от похмелья.
        Однако для больного мой подопечный выглядит слишком бодрым и довольным. Сначала я решаю, что дело в минеральной воде, встреченной им с большим энтузиазмом, но потом он вдруг говорит:
        - Лучше бы я был тяжелобольным, Станислав Юрьевич, может быть, тогда у меня была бы причина чаще ее видеть.
        - Начинается… - закатывает глаза его сосед. - Он с утра только о ней и говорит. Как на смену подступила, уже дважды притворился, что ему плохо. Причем, такого актера еще надо поискать.
        - Семен Валерьевич, - смеется Андрей, - в жизни все решают чувства!
        - Как же! - качает головой мужик. - Твой учитель сам подтвердит, что в жизни все решает **й. Если он не встает - значит, не судьба. Несколько раз получилось - значит, хорошенькая попалась. Встает достаточно долго - можно попробовать что-то продолжительное.
        - А если он вообще не падает? - интересуется молодежь.
        - То хватай и тащи в берлогу.
        Я невольно смеюсь. Сколько банальщину не приукрашай, суть - одна. И ее понимает как образованный человек, так и простой трудяга.
        - И что, вы кого-нибудь привели в берлогу? - спрашивает Вишневский, а я смотрю на часы и замечаю, что уже почти пять. Пора выезжать.
        - Моя Зина умерла в прошлом году, - произносит мужик, и мы оба на миг замираем. - Я ее в берлогу притащил тридцать лет назад. Как увидел, так и понял, что моя. Она сначала нос воротила, мол, не выйдет замуж за бедняка, а потом сама, как кошка приластилась, наплевав на мнение всех, кто ей мозги пытался вправить. Может, и доброе дело хотели сделать?.. - Он грустно улыбается. - Четверых похоронила, и сама вслед за ними ушла.
        - Кхм… - На фоне последних событий я чувствую, как на меня накатывает тоска. - Я сегодня развелся.
        Сам не осознаю, как выдаю эти слова, но мы с Семеном Валерьевичем понимаем друг друга без слов. А после его взгляда, полного боли и личных переживаний, в которые чужому человеку лучше не лезть, встаю и, обещав еще как-нибудь заглянуть, выхожу из палаты. Прощаюсь с медсестрами, стоящими возле одной из дверей, спускаюсь вниз и вдыхаю уже вечерний аромат прохлады. Хотя казалось бы, еще нет пяти, солнце сядет только через часа полтора, но ощущения все равно приятные.
        Уже стоя возле машины, вижу подозрительно знакомую личность. Валевская с авоськой, полной фруктов, плетется и задумчиво разглядывает слегка пожелтевшие кроны деревьев. Не надо быть гением, чтобы понять, к кому она идет, и меня это задевает. Ника останавливается у входа, достает помаду и парой легких движений красит губы. От мысли, что эти губы вчера принадлежали мне, меня накрывает волна возбуждения. А когда она скрывается за дверьми, то я невольно сжимаю кулаки.
        Одно успокаивает, даже если она ищет расположения Вишневского, тот сейчас увлечен другой.
        И все же, пока я еду к другу, визит Валевской не дает покоя. Не знаю, когда это началось, но страх упустить нечто важное в жизни давно преследует меня. Он идет по пятам и в моменты одиночества встает рядом, как давний приятель, треплет по плечу и напоминает обо всех неудачах. Почему я вспомнил о нем сейчас? Потому что потерял Аню? Или потому что стою на пороге нового?
        Вечер в компании друга проходит… Кхм, романтично?
        К моему приезду Серега готовится основательно. Во первых, от вчерашнего бардака не остается и следа, а во вторых, меня ждут ужин из ресторана и вино в достаточно интимной обстановке, если таковой считать барную стойку с желтым точечным освещением.
        - Мне есть о чем беспокоиться? - спрашиваю у друга, тщательно скрывая улыбку.
        - Только о потерянных миллионах.
        Закатываю глаза.
        - Ты опять? Я же сказал, что мы решим эту проблему. - Хорошее настроение уступает место раздражению, однако Буров, заметив мое состояние, сразу начинает рассказывать о своей новой идее.
        - Понимаешь, украсть проект - это одно дело, но довести его до ума, понять причинно-следственную связь, в короткие сроки исследовать то, что мы делали на протяжении четырех лет, нереально. Только представь, сколько у них займет оценка динамики белка Мс1-1 при комбинированном воздействии цисплатина и депривации сыворотки. А вклад аутофагов в изменение Мс1-1 при индукции клеточной гибели? Они же не идиоты, чтобы слепо следовать записям? Тем более, что мы ищем не панацею от всех опухолевых заболеваний, а способ лечения конкретного рака.
        Я вздыхаю и сажусь на барный стул.
        - Серега, Аня работала с нами. Она прекрасно знает, каким записям можно верить, а каким - нет. Сам подумай. Нас было трое, теперь там целая команда спецов. Мы не обгоним их, даже при желании.
        - Ты пессимист, Стас. - Он качает головой и устраивается напротив.
        - Я утром развелся. Дай мне немного пострадать.
        - Еще халатик на спину накинь и капельницу рядом подвесь, чтобы страдалось легче.
        - Ты забыл про фотографию жены и ее подарок на годовщину. Те еще сопли.
        - А может, ну его? - машет рукой, затем берется за бутылку. - Вина?
        - Покрепче ничего не найдется?
        - Сегодня - нет. Ты мне нужен более менее трезвым.
        Я смеюсь и выпиваю вместе с ним. А потом слушаю его предложения по ускорению апоптоза и устранению иммуногенного ответа, например, при действии антрациклинов.
        Вначале все кажется бредом, но чем дольше Буров приводит аргументы, тем сильнее я загораюсь его идеей. Примерно к полуночи мы оба не выдерживаем и едем в лабораторию, где пробуем экспериментальную методику на зараженных раковых клетках.
        Когда же глаза банально закрываются, а мозг отказывает в работе, за окном розовеют предрассветные сумерки. Тут-то я и понимаю, что до первых пар с моей группой осталось от силы три часа, а у меня нет готового материала. На помощь приходит Серега, подбросив тему для лекции, созвучную с тем, что предлагает учебная программа. Я вливаю в себя очередную чашку кофе, после чего мы с другом расходимся. Он едет домой отоспаться, а я - учить науке своих касатиков.
        Они, к слову, выглядят очень бодрыми и в чем-то счастливыми. Честно говоря, я им завидую. Была бы возможность обратить время вспять, лет на двадцать назад, то я обязательно ею воспользовался бы, сделал бы все иначе. Но беда в том, что машина времени крутится только лишь в одну сторону - вперед. И сколько бы ты не жалел об ошибках прошлого, назад дороги нет.
        Оглядев присутствующих, понимаю, что отсутствуют сегодня двое.
        - С Вишневским понятно, что случилось, а где Валевская?
        Григорьев, которого мы еще в первый день выбрали старостой, вскакивает и извиняется за одногруппницу.
        - Если не появится ко второй паре, позвоню ей.
        - Хорошо
        Начинается пара. Я записываю тему и только собираюсь начать изложение, как с тихим стуком в аудиторию заходит Вероника. Девчонка извиняется за сорванный учебный процесс и просит разрешение сесть. Киваю и продолжаю рассказ, краем глаза отметив внешний вид Валевской: вчерашние брюки, блуза, курточка… только вместо туфель кроссовки совершенно не из этой оперы. На протяжении всей пары я замечаю ее сонный взгляд. По ней видно, настолько далеко улетели мысли, и чем они полны. Уж точно не радостными моментами, потому как девчонка нет-нет да тянет сопли. Простудилась, что ли?
        На перерыве я продолжаю следить за своей студенткой. Яковлева зовет ее выпить кофе, но та лишь грустно улыбается. Отказывает. Начинаю гадать, что могло случиться прошлой ночью. Вижу, как Ника смотрит на бутерброд Григорьева, и чуть не матерюсь. Почему у нее голодные глаза?
        К окончанию второй пары, когда девчонка поражает меня своей бледностью, решаю с ней поговорить и прошу задержаться на пару минут
        Валевская испуганно распахивает глаза и медленно собирает свои вещи. Все уже оказываются за пределами аудитории, а она продолжает тянуть время.
        - Поторопитесь, Вероника.
        Девочка подходит к кафедре и севшим слегка охрипшим голосом спрашивает:
        - Вы что-то хотели, Станислав Юрьевич?
        Я смотрю на темные круги под глазами, кое-как расчесанные волосы, общую помятость и нервно подрагивающие пальцы. Огибаю стол и кладу ладонь на ее лоб. Она отстраняется.
        - Вы…
        - Ты горишь. Вероника, что произошло?
        - Ничего. - Поджимает губы.
        - Почему твои родители отпустили тебя в таком состоянии? Ты еле стоишь на ногах.
        Она вздрагивает и начинает тяжело дышать.
        - Какая вам разница? Это все, что вы хотели узнать?
        - Вероника! - предупреждающе произношу ее имя, но в ответ молчание. - Не расскажешь? - Качает головой. - Я мог бы помочь.
        - Не сможете. У вас своих проблем выше крыши, какое вам дело до моих?
        Хоть она смотрит себе под ноги, по дрожащему подбородку и мокрым ресницам становится понятно - еле сдерживает слезы.
        Черт. Подхожу и, несмотря на сопротивление, обнимаю ее.
        - Станислав Юрьевич! - пытается вырваться, но настолько слабо, что хватает десяти секунд, и руки, что так рьяно желали оттолкнуть, жадно цепляются за мой пиджак, а она начинает реветь. Не громко, почти беззвучно, и от этого страшнее всего. Хотя, может, проблема мелочная? Женщины способны раздуть из мухи слона. Даже если это какая-нибудь несущественная мелочь.
        Заметив, порванный в плече рукав, на который я раньше не обратил внимания, понимаю - случилось нечто серьезное.
        - Ника, расскажи мне. - Хватаю ее заплаканное лицо ладонями и повторяю просьбу. - Ну же.
        Глава 13. Потерянная
        Вероника
        Рассказать. Но о чем? Как выразить свои чувства, чтобы Станислав Юрьевич их понял? И поймет ли? Я уже знаю его ответ: “Нельзя убегать из дома. Надо вернуться. Родители за тебя волнуются, ты должна отдохнуть, учиться дальше! Перспективы, слава, деньги, мировое признание!..” Не нужно мне ничего из этого! Мать с отцом тоже не волнуются! Ведь вчера за мной никто не помчался.
        Полночи я ошивалась около своего двора в надежде увидеть в подъезде хотя бы маму. Мне была важна, просто катастрофически необходима ее поддержка. Хватило бы теплого шарфа, пледа, три рубля в конце концов, потому как на объятья даже не стоило надеяться. Но в четвертом часу, разочаровавшись и осознав свое одиночество, я побрела куда глаза глядят, просидела в заброшенном доме, случайно порвала рукав любимой куртки, когда пыталась протиснуться через старый деревянный забор, и все это время ревела.
        Подруга предала, к другу не могу обратиться - ему самому нужна помощь, а сама я, как оказалось, глупая. Нет, чтобы взять заначку из комнаты, и так уйти. Махнула рукой сгоряча, убежала. Теперь же приходилось слушать жалобное урчание живота, понимая, что надо поскорее решить новую проблему. Я ведь хотела самостоятельности. Так вот она!
        Увы, но отогреться получилось только в университете. Поэтому и пришла на пары. Плевать, что голодная, зато не холодно.
        - Ника, расскажи мне. - Станислав Юрьевич хватает мое лицо ладонями, при этом участливо смотрит в глаза. - Ну же.
        - Я… Я ушла из дома. - Признаюсь и со страхом ожидаю длинную тираду о том, какой это позор для семьи. Ужасно боюсь разочароваться в людях окончательно. Но вместо обвинений, он тяжело вздыхает и снова обнимает.
        Я не знаю, как реагировать на неожиданное поглаживание моих волос, на терпкий запах кофе и его бешено стучащее сердце. Неужели, мой куратор за меня волнуется? А казалось, он умеет только зажимать и лапать молоденьких девчонок.
        - Когда ты ела в последний раз?
        Станислав Юрьевич отстраняется и смотрит на наручные часы.
        - Вчера.
        - Ужин?
        Качаю головой.
        - Вероника, нельзя же так с собой!
        Я поднимаю взгляд, вижу темные круги, покраснение глаз, общую бледность и забавно торчащие волоски на макушке.
        - Вам бы воспользоваться своим же советом, - невольно улыбаюсь тому, как смешно взлетают его брови и в удивлении вытягивается лицо. Красивый он. Хоть и видно, что уставший, но даже такой - красивый.
        - У меня сейчас окно, потом еще одна пара. - Деловито говорит мужчина. - Пойдем перекусим в кафе.
        Снова качаю головой:
        - Я не могу.
        - Почему? Ты же голодная!
        Стыдно признаться в отсутствии денег, но, кажется, он понимает меня без слов.
        - Я угощаю, и никаких пререканий не хочу слышать.
        - Но…
        - С профессором Кутуковым разберусь сам, тебе не засчитают прогул.
        Я не перечу ему и иду следом. Правда, сложно поспеть за тем, чьи шаги в полтора раза шире и очевидно быстрее. Он и сам намного выше меня, широкоплечий и, наверное, из тех, кого называют защитниками, каменной стеной. Но тогда почему от него ушла жена? Может, мужчины только вначале кажутся идеальными? Создают образ заботливого и надежного, а потом, спустя годы, когда женщина теряет форму и уходит в заботы о детях, они заводят любовниц, забивают на семью…
        - Подожди немного.
        Он заходит в кабинет кафедры. Спустя пару минут появляется с сумкой, перекинутой через плечо и коротким пальто. Едва мы оказываемся на улице, как уютная и пропитанная ароматом его туалетной воды верхняя одежда ложится на мои плечи.
        - Надень. Сегодня ветер какой-то противный.
        - Спасибо. - Сразу засовываю руки в рукава, из-под которых выглядывают только кончики моих пальцев, и запахиваю пальто. Наверное, ему совсем не холодно, раз он смело шагает дальше. - Я думала, мы сходим в кафе на первом этаже.
        - Мне не нужны лишние уши и, тем более, глаза. На две минуты присядешь к девушке, и предприимчивые коллеги пустят слух, что я с ней уже спал.
        Он недовольно корчит лицо и почему-то раздражается. Вряд ли по моей вине, однако его настроение передается и мне.
        Мы заходим в пиццерию, находящуюся в двухстах метрах от здания университета. Сразу делаем заказ, и пока его ждем, Станислав Юрьевич выбегает в аптеку, а потом возвращается с градусником и жаропонижающими таблетками.
        Честно говоря, я совсем не понимаю, зачем ему это. Неужели его совсем не обременяет трата денег на совершенно чужого человека? Мне стыдно за свою слабость, но его помощь я принимаю без пререканий, надеясь, что он не потребует за все эту непристойную плату. Хотя, попроси куратор поцеловать его, как бы я поступила? Кошусь на его щеку, небритую и, наверняка, колючую и понимаю - решиться на большее не хватило бы смелости.
        - Почему ты так на меня смотришь? - спрашивает он, потягивая чай, который уже принесли.
        Я стыжусь под его проницательным взглядом и делаю вид, что что-то ищу в сумке.
        - Осторожно, уронишь градусник.
        К нам подходит официантка и раскладывает сначала столовые приборы, а после ставит передо мной суп. Я достаю стекляшку с ртутным столбом, смотрю на свои тридцать семь и пять градусов и вздыхаю. Простудилась. Как же теперь быть?
        Пока пью таблетки, Станислав Юрьевич следит за каждым моим движением. Это нервирует, но в то же время мне приятно его внимание. Я благодарна за объятья, за пальто, еду и лекарства. Будет стыдно просить о большем, но найдя в себе силы, произношу:
        - Вы случайно не знаете, у кого можно было бы снять комнату?
        Без понятия, откуда сейчас возьму деньги на жилье, но вдруг у него есть знакомые, которые пойдут навстречу и подождут с оплатой хотя бы до конца месяца?
        - Ты не собираешься возвращаться домой?
        Станислав Юрьевич отставляет чашку с дымящимся чаем в сторону и, по-видимому, намеревается устроить мне допрос.
        - Нет, - говорю твердо, чтобы мое намерение было ясно и не вызывало ни капли сомнений.
        - Почему?
        - Я не готова сейчас общаться с родителями. Мы слишком взвинчены и злы друг на друга.
        - Не поделишься? - Он наклоняется и готовится слушать, но разве правильно говорить о своей боли совершенно чужому человеку? Впрочем, позавчера я уже сболтнула лишнего. Мечты тоже сокровенны, возможно, даже больше, чем страдания. Ведь боль знакома каждому. Да, у всех она своя, но ощущается абсолютно одинаково. А мечты… Есть большая вероятность, что за них тебя осудят или обсмеют. И если ты слаб по духу, то спустя годы они не станут частью тебя, а так и останутся вне досягаемости, вместе с призрачным счастьем.
        Говорят, нельзя тянуться к журавлю в небе, но синица, которую мне с такой охотой подсовывают, тоже не нужна!
        - Это из-за клуба. - Шепчу куратору, размышляя о правильности своих поступков. - Отец узнал. Простите, в подробности вдаваться не буду.
        - И не надо. - Станислав Юрьевич смотрит на меня долгим взглядом, чем сильно смущает и вынуждает есть дальше суп. - Сколько пар у тебя осталось? - спрашивает спустя несколько минут задумчивости.
        - Еще две.
        - После второй жди меня на парковке.
        - Зачем?
        - Организуем тебе временное жилье.
        - А где?
        Я смущаюсь, отгоняя внезапную мысль. Ну не возьмет же он меня к себе домой, да и жить под одной крышей с мужчиной - это слишком. Тем более с Графом. Это действительно дорога в пропасть, которая с момента, как родители узнают, будет только расширяться! Они же ненавидят его! Но за что?
        Смотрю на мужчину, выпивающего свой чай, и внезапно осознаю. Мама с папой всегда отзывались о нем негативно, мелочно перемывали косточки, но ни разу так и не произнесли вслух истинную причину своей неприязни.
        - Станислав Юрьевич, - решаюсь спросить у него, - почему вас недолюбливают в научном обществе?
        Он застывает с чашкой в руке и удивленно на меня смотрит. Черт! Что я такого сказала?
        - Разве меня недолюбливают?
        Его изумление настолько искреннее, что вгоняет меня в краску. Щеки вмиг загораются, и вскоре я понимаю почему. Взгляд. Он смотрит прямо в душу. В ясных карих глазах отражаются открытость и спокойствие. В них столько силы, уверенности, умиротворения… Если соединить их с заботливостью и вниманием, которым он так неожиданно меня окружил, то можно безвозвратно нырнуть в пучину, влюбиться или еще чего… Боже, о чем я думаю?!
        - Мои родители часто о вас отзывались не с лучшей стороны, особенно после разрыва с вашей женой… - Он хмурится. - Простите! Я не говорю это с целью вас обидеть, и знаю, не мое это дело, не надо совать нос в…
        - Ника. - Станислав Юрьевич улыбается, а потом тихо смеется. - Успокойся. Тебе нельзя волноваться, иначе толку от таблеток будет середина бублика.
        - Извините. Во всем виноват жар. Я бы не стала лезть в чужие проблемы.
        - Все в порядке. Доедай суп и пойдем. Сможешь отсидеть две пары? - Киваю. - Вот и хорошо. Но если почувствуешь себя плохо, звони.
        - А…
        - Запиши номер.
        Он с улыбкой диктует цифры и, пока я краснею, вбивая его имя в контакты, заказывает нам обоим пирожные. Возможно, дело в моей болезни, но меня все время бросает в жар. Впервые не знаю, куда деть глаза, как избавиться от проницательного взгляда, от непристойных мыслей, желания пересесть поближе и снова получить дозу обнимашек. Наверное, так выглядит нехватка человеческого тепла и участия. И так люди находят того, кому хотелось бы раскрыть душу.
        Я думаю об этом во время пар и большой перемены. Яковлева недовольно косится на меня, все время дергает с вопросами, а узнав про температуру, с паникой настаивает на походе к врачу. Мой отказ ее не удовлетворяет, и она решает взять инициативу в свои руки. Но когда во время лекции по математике к нам заглядывает Станислав Юрьевич и, извиняясь, передает Григорьеву постоянное расписание, то одногруппница напрочь забывает о моем плохом самочувствии. Теперь ее мысли занимает куратор.
        - Какие у него губы, а глаза… Ника, ты видела эти глаза? Он похож на миллиардера с журнала Форбс!
        - Тебе напомнить сколько в том журнале стариков? - невольно смеюсь с ее сравнения.
        - Тьфу на тебя! А как же этот, Цукерберг? Молод и входит в десятку самых богатых людей мира.
        - Ты забыла слово “женатых”.
        - Тишина в аудитории! - Профессор Зуев делает нам замечание, и мы обе замолкаем. Правда, до конца пары я продолжаю наблюдать за ней, замечая то мечтательность, то решимость, а то и вовсе хитрую ухмылку.
        Не могу сказать, что меня это не беспокоит. Хватает одной лишь картины, где Станислав Юрьевич обнимает ее или, хуже того, целует, и тяжесть сдавливает грудь. Мне определенно это не понравилось бы.
        Я покидаю лекционный зал спустя несколько минут после звонка. Несмотря на принятые лекарства ощущаю головокружение и лихорадку. Ох, лишь бы не доставить ему проблем.
        На парковке ко мне подходит Елена Григорьевна, заведущая нашей кафедрой, которая подъезжает сюда минутой ранее. Она спрашивает, не был ли кто из нашей группы у Вишневского? Я с неохотой рассказываю о своем визите к нему, пытаясь описать его не слишком бодрым. И все бы хорошо, после короткого разговора можно было бы и уйти, но она заговаривает про ночные гонки и внезапно просит меня не пятнать честь своих родителей и университета. Если бы не плохое самочувствие, то я несомненно бы ей нагрубила. А так говорю лишь, что приняла к сведению, и направляюсь, куда глаза глядят. Знаю, что Станислав Юрьевич будет ждать, но чувствую, из-за встречи с куратором на меня повесят еще и ярлык “шлюха”. Злые языки страшнее пистолета. Не хотелось бы испортить ему репутацию.
        Он звонит, когда я уже вовсю реву, сидя на лавочке в парке. Ветер с яростью хлещет в лицо и проникает сквозь тонкую курточку. Неподалеку гуляет с коляской молодой отец, а кроны деревьев редеют, раскидывая вокруг желтеющую листву. Вроде красиво, но все равно хочется плакать.
        - Да, - говорю более-менее спокойным голосом.
        - Вероника, ты где? Я уже минут двадцать жду тебя на парковке.
        - Станислав Юрьевич, спасибо, но я выкручусь сама. - Неосознанно всхлипываю. - Спасибо за лекарства и обед.
        - Где ты?
        - Станислав…
        - Валевская, отвечай, - цедит он сквозь зубы, а я не понимаю, почему он злится.
        - В парке, который рядом с университетом, - шепчу в трубку.
        В ответ доносится мат, и я окончательно теряюсь. Не говоря больше ни слова, куратор завершает звонок, и мне кажется, так даже лучше. Может он и не приедет…
        Но моим надеждам не суждено сбыться. Он появляется на краю аллеи уже спустя минут десять и грозной быстрой походкой подходит ко мне. Ни слова не говоря, укрывает своим пальто, проверяет, насколько горячий лоб и уводит за руку на выход.
        - Станислав Юрьевич, - тихо произношу его имя охрипшим голосом, но он не слышит из-за ветра. А противостоять нет сил. Не хочется. Слишком уютно в его одежде. Слишком тепло от его руки. Слишком приятно от хмурой заботы… Почему-то до слез.
        Когда мы оказываемся в машине, я не слышу ни единого упрека. Мужчина медленно выдыхает, затем рычит мотор, и колеса плавно трогаются с места. Кажется, будто этот момент очень значимый в моей жизни, его надо запомнить до мелочей, но из-за качки и плохого самочувствия, я вскоре засыпаю, сквозь полуприкрытые веки успевая заметить, как играют его желваки.
        Глава 14. Плохая идея
        Граф
        Вероника лежит в моей постели. То, чего я не мог представить даже в своих самых смелых фантазиях, сегодня сбылось. Впрочем, это была необходимость.
        Едва я привез ее к себе домой и попытался привести в чувство, как она заметалась, затряслась и начала тяжело дышать. Жар никак не сбивался. Таблетки не помогали, да и я испугался. Кто знает, где именно она ночевала, и насколько там было холодно… Пришлось звонить в скорую помощь, в полной мере осознавая, что сам не справлюсь, изведусь в неведении и переживаниях. Однако мне посоветовали семейного врача из поликлиники, а Нике повторно дать жаропонижающее. Столбик термометра на отметке тридцать девять их не убедил.
        Вот только у меня нет времени гулять по больницам, ее одну пустить - тоже не вариант. Поэтому, выполнив их указания, я звоню другу.
        Сергей отвечает не сразу. Если быть точным - только на третий раз. Неприличные звуки на фоне его слишком довольного “да” дают понять - я совсем не вовремя.
        - Хотел спросить, - говорю ему, стараясь не рассмеяться, - нет ли у тебя знакомого врача, которого можно вызвать на дом.
        - Тебе для каких целей?
        - Лечебных, Серег. У меня тут девушка с температурой лежит. Завтра надо бы ее к семейному…
        - Девушка? - недоуменно спрашивает он.
        - Студентка моя…
        - Граф, ты сбрендил?
        - Успокойся. - В висках начинает стучать. - Я не собираюсь с ней спать. Вероника попала в непростую ситуацию, приютил на пару дней.
        - О-о-о… - произносит он многозначительно, чем выводит из себя.
        - Короче! Как закончишь со своим новым "цветочком", скинь номер хорошего врача, если есть.
        - Окей. Да, детка, вот так… Нет, ниже… - По ту сторону трубы раздается тихий стон. Мой организм моментально реагирует на звуки женской похоти, и я завершаю звонок. Хоть бы прервался на пару минут. Не он один тут страдает от отсутствия секса. Вот же ж черт!
        Приходится отложить ужин и заглянуть в ванную. Все равно не мылся со вчерашнего дня. Да и остудиться не помешало бы. Но контрастный душ не помогает. Все мои мысли занимает вначале загадочная женщина друга, а потом Вероника. Молодость всегда манит мужчин. В упругих телах таится особенная красота, словно ты прикасаешься к чему-то незапятнанному, девственному и чистому. Это будоражит. Кровь закипает. И когда ты смотришь на спящую красотку, кажется, что весь мир перед тобой, в твоей власти.
        Юные глупцы наполняются чувством всевластия и вседозволенности, бездумно пользуются подарком судьбы, однако чем старше мужчина становится, тем он более осторожен, боясь самому не попасться в капкан, во власть девушки, которая и сама не осознает силу своей красоты.
        Что же до Валевской… Обычная девчонка, попавшая в беду. Стоит ли ее спасать? Нужно ли это мне? Я подставляю свое лицо под струи теплой воды и, закрыв глаза, думаю. Порой важно вовремя расставить приоритеты, чтобы жирная точка еще на первых строках листа разозлила и вынудила перевернуть его, так и не узнав, о чем там дальше написано.
        Мне нравится, как трепещут ее ресницы, как вздымается грудь и дергаются во сне пальцы. Я смотрю на нее, и чувства обостряются, желания обнажаются, а от ощущений сносит крышу. И хоть девчонка болеет, жар сжигает ее изнутри, у меня все равно на нее стоит. Особенно, когда она лежит в моей постели, под моим одеялом и, главное, в моей футболке и шортах. Что мне со всем этим делать?
        Звон бьющейся посуды вынуждает меня насторожиться и выключить воду. Неужели проснулась? Наскоро вытеревшись, я натягиваю спортивные штаны и замечаю в зеркале, что ими вряд ли удастся скрыть стояк. На помощь приходит смекалка. Выхожу из ванной с полотенцем в руках, которым вытираю волосы и, одновременно, прикрываюсь.
        В кухне тем временем небольшой бардак. Валевская с совком в руках пытается собрать осколки стакана. Растрепанная, раскрасневшаяся и вспотевшая - она тяжело дышит, то и дело прикрывая глаза.
        - Вероника? - осторожно окликаю ее.
        Девчонка вздрагивает и смотрит на меня растерянным взглядом.
        - Станислав Юрьевич?
        Заметив в ее глазах слезы, я подхожу к ней и, наклонившись, отбираю совок.
        - Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу.
        Она послушно выполняет указания, правда, видно, что едва стоит на ногах. Чертыхнувшись, приношу из спальни градусник. Пока Валевская затравленно следит за моими действиями, полностью убираю мусор, контрольно прохожусь пылесосом, и только потом наливаю ей стакан воды.
        Термометр не показывает высокой температуры, но ей определенно надо отоспаться.
        - Так, дуй в постель. Хотя нет, стой. Может, перекусишь чего-нибудь.
        Вероника качает головой и хриплым голосом просит сменную постель. При этом сильно смущается, зачем-то прикрывая руками грудь. Зря. Я не настолько извращенец, чтобы воспользоваться ситуацией, хотя, каюсь, грешен. Пока переодевал ее, не смог себе отказать в удовольствии коснуться их.
        Я направляюсь в спальню, где из шкафа достаю чистую постель.
        - Станислав Юрьевич, можно я сама?
        - Нет, лучше присядь.
        - Но, - она хватает меня за локоть и заглядывает в страхе в глаза.
        - Вероника, не упрямься. Считай, что ты в гостях.
        - Я… - Она опускает виновато голову и смотрит под ноги. - Я испортила вашу одежду и постыню. Простите. Я все возмещу…
        Каким образом Ника испортила, я понимаю, когда одергиваю одеяло. Вот же ж! Даже несколько лет брака меня к такому не подготовили. Аня всегда заботилась о подобных вещах, не допуская проколов. А Вероника… Что-то мне подсказывает, что виной всему было ее плохое самочувствие.
        - Можно я уберу? - повторяет Вероника свою просьбу, а сама краснеет, как помидор. Хотя красный цвет сейчас вызывает у меня другие ассоциации. Валевская тем временем едва ли не плачет. - Я хотела выпить воды, а потом привести тут все в порядок, но не успела. Простите.
        Подхожу и зачем-то оставляю поцелуй на горячем виске. Не хватало ей еще переволноваться. И так еле дышит.
        - Лучше сходи в душ. Я тут уберу и спущусь в магазин. У тебя с собой ничего нет, ведь так.
        Она кивает и поджимает губы. Стыдится. Глупая.
        Решив избавить ее от неловкости, я вручаю девчонке полотенце со сменной одеждой, и отправляю ее в ванную, прося не задерживаться и не стоять подолгу под горячей водой. Сам же меняю постель и, долго не думая, сую ее в мусорный пакет. Давно пора выкинуть то, что напоминает мне об Ане. И кровавое пятно на ее любимом комплекте - отличный повод это сделать. Начнем, пожалуй с малого. Впрочем, проходя мимо столика, где когда-то стройным рядом стояла вся косметика бывшей, а сейчас остались только старые духи, хватаю и их.
        Внезапно мне становится так спокойно, словно в одно мгновение груз обиды и вины спадает с плеч. Когда оказываюсь на улице, то и вовсе ощущаю небывалую легкость. Тянет улыбаться, и это странно. Мне казалось, что с уходом Ани, мой мир погрузится во мрак, а лучшими друзьями станут алкоголь и сигареты. Но нет. Сейчас, стоя на крыльце, я отчетливо ощущаю свободу. Неужели наш брак тяготил меня? Но почему? Что в нем было не так? Ведь мы оба в свое время потеряли голову от любви друг ко другу. Даже если Аня скажет, что никогда не любила меня, в жизни не поверю. Тогда, в чем была ошибка? Где мы оступились? И отчего сейчас во мне есть только любопытство, но не боль?
        Я вздрагиваю - в кармане вибрирует смартфон. На экране высвечивается фото матери. Ох, ё…
        - Да, мам.
        - Стасик, это правда?! - чуть ли не кричит она в трубку.
        - Что именно? - Бросаю пакет в недалеко стоящую урну и направляюсь в круглосуточный магазин.
        - Я говорила с Анютой.
        - Я бы послушал ее версию, - хмыкаю. Вот интересно, как она сообщила свекрови?..
        - Сынок, скажи правду, ты ей изменил? - Мама всхлипывает, а я останавливаюсь у пешеходного перехода и недоуменно смотрю на мигающий красным светофор.
        - Разве что с работой. Она, кстати, тоже женского пола.
        - Не паясничай, Стас! Почему ты мне ничего не рассказал, и я узнаю все только спустя два месяца?
        - Потому что я давно не мальчик, и могу справится со своими проблемами сам. И да, рога выросли у меня, мам. Но говорить об этом сейчас уже поздно, да и не хочется. Я теперь разведен и остался при своем. Кстати, спасибо за брачный договор. Он облегчил процесс развода до банальных формальностей. Даже не пришлось судится.
        - Ты выглядишь слишком беспечным для того, кто носит рога, - вздыхает она, а я смеюсь.
        - Мне кажется, или ты рада этому?
        - Не то, чтобы рада. Просто я воспитала мужчину, умеющего хранить верность, и, пожалуй, эта мысль меня успокоит.
        - Я тоже тебя люблю, - говорю ей, зная, что она ждет этих слов. - Ты там как?
        - Выписалась уже. Может, я приеду?
        - Нет! - Моя твердость ее настораживает. Черт!
        - Так-так-так…
        - Мама, правда, не сейчас. Мне надо побыть одному.
        - Хорошо… - тянет она многозначительно, и я чуть не матерюсь вслух. А когда завершаю звонок, понимаю, что раз она задумалась о визите, то наверняка нагрянет на днях. И что тогда делать с Вероникой? Может, встретится с Валевским?
        “Мои родители часто о вас отзывались не с лучшей стороны, особенно после разрыва с вашей женой… “ - всплывают в памяти слова девчонки.
        И вправду, бредовая идея. Старый хрыч не то, что полезет в драку, обвинив меня во всех смертных грехах, он даже слушать не станет.
        В магазине я беру пачку прокладок и, вспомнив, про белье, прохожусь вдоль стеллажей, куда отродясь не заглядывал. А чтобы не привлечь внимание продавщицы, покупаю еще шоколад и пачку макарон. Уж лучше сойти за заботливого семьянина, чем извращенца. Так думаю я… Но не молодняк, который завидев в моих руках две пары женских трусиков, хихикают как идиоты. Неужели и я когда-то был таким?
        Да уж… Мне все-таки неловко.
        Обратно иду быстрым шагом. Почему-то по дороге возникает тревожная мысль: все ли с ней хорошо? Вдруг опять что-то разобьет? А если поранится? А если свалится в обморок? Как же с больными тяжко! Снова провожу параллель с бывшей женой и удивляюсь ее самостоятельности. Хотя, сейчас отчетливо понимаю, что меня не интересовали ее болезни. Идиот. Я вообще редко интересовался своей женой! Значит ли это, что уродом в нашем любовном треугольнике был именно я?
        Вхожу в квартиру в прескверном настроение, которое, едва я замечаю свою студентку, тут же улетучивается. Вероника выглядывает из спальни. С мокрых распущенных волос капает вода, на полотенце видны влажные следы, а на ее лице чертовски обаятельный румянец. Да, она болеет, и это не должно быть сексуально, но картина настолько уютная, что я невольно улыбаюсь.
        - Я… - произносит она смущенно и замолкает.
        - Пройди в ванную, я принесу тебе пакет. Купил все необходимое.
        Вероника ступает в прихожую, и при виде ее обнаженных ног мой стояк возвращается.
        - Спасибо, - произносит девчонка и сайгаком скрывается за дверью.
        Я же, словно околдованный, прохожу в кухню, оставляю продукты и возвращаюсь обратно.
        - Кхм, Вероника?
        Ответа нет.
        - Ника… Ника, все в порядке? Я вхожу.
        - Подождите.
        Дверь приоткрывается, и смущенная девушка забирает пакет.
        - Спасибо.
        Я решаю, что на этом моя пытка закончена. Но кто-то сверху думает иначе, потому как что-то падает, Вероника вскрикивает, а я, переволновавшийся, залетаю в ванную.
        - Станислав Юрьевич, извините, это… Уронила бутылку с жидким мылом. Сейчас все уберу…
        На ней мои спортивные штаны и футболка, сквозь которую видны очертания груди и сосков. А еще запах… Черт! Она пахнет мной…
        - Станислав Юрьевич?
        Я вспоминаю, как двумя ночами ранее она свела меня с ума своим запахом, и прикрываю глаза. Преподаватели не спят со студентками. Нет, Граф, даже не думай об этом.
        - Станислав Юрьевич, - ее горячие пальцы дотрагиваются моей кожи, и от обжигающего прикосновения едва не сносит крышу…
        - Ника… - Открываю глаза, и вижу ее лицо в непозволительной близости. Нет. Нельзя. - Будь осторожнее. И загляни потом в кухню, надо что-нибудь перекусить.
        Выйдя из ванной, медленно выдыхаю. Взять ее к себе было плохой идеей. Такими темпами, я могу не сдержаться и наломать дров. К тому же, она сама не понимает, насколько провокационно выглядит в мужской одежде. Надо бы прикупить ей чего-нибудь еще.
        Опираюсь о столешницу и невольно матерюсь. Это будет сложнее, чем я ожидал.
        Глава 15. Поддержка
        Вероника
        Я прихожу в себя в уютной, освещенной оранжевым светом комнате. В нос сразу ударяет запах лекарств и пота. Приподнимаюсь на локтях и сонно оглядываюсь, но из-за внезапного головокружения заваливаюсь обратно на подушку, а футболка неприятно липнет к телу. Да и постель насквозь мокрая…
        Где я? Последнее, что мне помнится - это злой Станислав Юрьевич за рулем своего автомобиля. Куда он меня привез? Неужели к себе? То, что я не у себя дома, понимаю сразу, всего лишь оглядевшись: вместо белых стен и деревянных поверхностей здесь стоит глянцевый комод, шкаф с большим зеркалом и тяжелые шторы. Видимо, его бывшая жена была любительницей красного цвета. Его обилие давит на мою психику. Стоп!
        Я внезапно осознаю, что на этой постели куратор спал со своей женой, и вскакиваю. Взгляд цепляется за знакомые духи от Армани. Такие же, как у моей матери, которая не изменяет своему бренду десятилетиями, утверждая, что он для сильных, амбициозных женщин.
        Снова смотрюсь в зеркало, и едва не вою в голос, ведь выгляжу я не лучшим образом. К тому же… Внезапная боль внизу живота вынуждает напрячься, а парой секунд спустя меня накрывает паника. Я все тут изгадила, в том числе чужую одежду. Надо оттереть хотя бы шорты! А потом выйти в магазин… Запоздало вспоминаю, что денег нет, и стискиваю зубы - мои труды полетели коту под хвост. Ну почему я такая глупая? Почему, не подумав, выбежала без денег?
        В горле першит, и я решаю сначала выпить воду, а потом убраться. Вряд ли смогу скрыть то, что натворила, так хотя бы не буду свиньей.
        В остальной части квартиры темно. И если по коридору я двигаюсь на ощупь, прислушиваясь к шуму, доносящейся из ванной, то уловив очертания кухни, ищу выключатель. Яркий свет больно режет глаза, зато воду я нахожу почти сразу, как и стакан с красивым позолоченным ободком и узором из белых лилий. Правда, стоит мне его наполнить водой из графина, как внезапно кружится голова, и звон стекла разлетается по квартире.
        Глаза заволакивает пеленой жгучих слез. Я нахожу совок и начинаю собирать осколки, остерегаясь мелких частиц, чтобы случайно не поранить ступни, но тут слышу шаги.
        - Вероника?
        Оборачиваюсь и вижу сначала босые ноги, затем топорщащиеся в неприличном месте спортивные штаны, а следом оголенный торс. Невольно сглатываю.
        - Станислав Юрьевич?
        Куратор проводит полотенцем по мокрым волосам, а затем пытается спрятать свое возбуждение. У него это совсем не получается.
        - Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу, - говорит он и принимается за уборку, которую не дал мне закончить. Я слежу за каждым его движением, невольно смущаясь видом обнаженного тела. Кажется, будь это кто-то другой, мне было бы все равно. Того же отца я вижу по пояс голым каждый день, но ведь сейчас передо мной Станислав Юрьевич! Он целовал меня, он трогал меня там, куда, кроме мамы в детстве никто не прикасался, и он позаботился обо мне, когда я осталась одна.
        - Тебе плохо? - Его ладонь касается моего лба, и я вспыхиваю спичкой от смущения.
        Мужчина молча выходит из кухни и вскоре возвращается с градусником.
        - Проверь температуру.
        Вспомнив, что градусник лежал в спальне, а там мною знатно загажено, я начинаю снова паниковать. Как в таком вообще признаться? Что делать? Может сказать напрямую, извиниться? Хотя, у него же была жена, он должен быть знаком с подобным. Точно! Надо просто произнеси вслух.
        Но я не решаюсь. Ни когда он заканчивает уборку, ни после, когда преподносит стакан воды. А стоит мне заикнуться по сменную постель, сам идет убираться. Бегу следом за ним, пытаюсь остановить, потому что мне ужасно стыдно, но ничего не получается. В результате, смотря на растерянное лицо куратора, начинаю реветь.
        - Можно я уберу? - умоляю в последний раз, и вместо ответа получаю заботливый поцелуй в висок, вдыхаю аромат его тела, мятный и острый, сводящий с ума… Боже, какие у него сильные руки, как красиво сложены… Пока он дает мне все необходимое для душа, я словно во сне наблюдаю за ним и теряюсь в собственных ощущениях. Да, меня ужасно трясет из-за температуры, страшно даже представить, как себя чувствовала бы, окажись в таком состоянии на улице, но в то же время мне ничего не мешает хотеть коснуться его.
        Едва я захожу в ванную комнату, как романтический флёр испаряется. Рядом с мужским шампунем стоят красные баночки с уходовыми средствами для женщин, а в зеркальном шкафчике их и вовсе навалено вагоном с маленькой тележкой. Здесь все пропитано его женой. И хоть меня не должно такое волновать, я чувствую себя не просто гостьей, а чужаком. С большим огорчением осознаю, что ревную его к женщине, с которой даже не знакома, но которая наверняка занимает очень много места в его жизни. От близких так просто не отказываются. Впрочем, наша с родителями ситуация портит позитивную статистику.
        Я провожу в душе около получаса. И за все это время трогаю только одну баночку среди множества более подходящих - мужской шампунь.
        Оказавшись в коридоре, я разочарованно осознаю, что Станислав Юрьевич еще не вернулся. Стыдно перед ним щеголять в полотенце, но я вновь боюсь испачкать его одежду. Да и мое белье уже пришло в негодность…
        Захожу снова в спальню и вижу темно-зеленую постель, при этом совершенно случайно замечаю, что духов на туалетном столике больше нет. И зачем их прятать?
        Входная дверь отворяется, и я выглядываю в прихожую. Станислав Юрьевич выглядит мрачнее тучи, но встретившись со мной взглядом, замирает. Он… Он смотрит на меня, изучает мое тело голодными глазами зверя, перед которым бросили долгожданный кусок стейка, но потом словно приходит в себя. Как и я.
        Немногим позже я стою в ванной и разглядываю купленное белье. Это и смешно, потому что кассирша наверняка удивилась выбору взрослого мужчины, но в то же время мило до слез. Никто еще, кроме родителей, не заботился обо мне. Вот так, в мелочах, с предельным вниманием и нежностью.
        Переодевшись и, наконец, почувствовав себя человеком, я решаю кое-что постирать. Кроме баночки жидкого мыла ничего лучше не находится, но и оно выскальзывает из рук, со стуком ударяясь на дно ванны. Колпачок, который я немного открутила, вылетает, а сюда забегает взволнованный Станислав Юрьевич, оценивают ситуацию и выдыхает. Правда, мои оправдания пропускает мимо ушей, уставившись на собственную футболку так, словно увидел что-то занимательное и очень пикантное. Проследив за его взглядом, я вспыхиваю от стыда.
        - Станислав Юрьевич? - громко шепчу, но тут же облизываю губы, потому что от прожигающего взгляда сбивается дыхание. В темных как сама ночь, глазах бушует страсть, от которой меня бросает в дрожь. Что же, черт возьми, с нами происходит?!
        - Станислав Юрьевич, - не удержавшись, прикасаюсь к его руке и ощущаю, как под подушками пальцев бьется венка.
        Он тяжело выдыхает, будто судорогой свело легкие, и невозможно быть спокойным. Низ живота скручивает от внезапного желания. Прикрываю глаза, отчего чувства обостряются. Я словно схожу с ума!
        - Ника… - Мое имя звучит все так же близко, на грани срыва, над пропастью. Неужели он дотронется до меня? Неужели я почувствую не только его крышесносный запах, но и губы, дыхание… - Будь осторожнее. И загляни потом в кухню, надо что-нибудь перекусить.
        Я распахиваю глаза, так как наваждение спадает в одно мгновение.
        Он почти убегает. Хотя нет. Он действительно пулей вылетает из ванной, оставляя меня в растерянности. И это все? Почему он сделал еще один шаг? Зачем остановился? Внезапная боль в животе напоминает мне, что ничего бы и не случилось, даже если мы пошли бы дальше… Но ведь можно было хотя бы поцеловать? А?
        Я с горечью усмехаюсь. Он мой куратор, я его студентка. О каких поцелуях может идти речь? К тому же, фамилия Валевская совсем не располагает к романтике. Вот ни капли.
        Смотрю на его подарок и для себя решаю: как бы меня к нему не тянуло, надо убраться отсюда как можно быстрее. Завтра же попытаюсь устроиться куда-нибудь, хотя бы официанткой на вторую смену, а в течении недели съеду.
        - Вероника? - Станислав Юрьевич окликает меня, и я, быстро завершив свои дела, направляюсь в кухню, где уже дымится разогретая пицца.
        Мы ужинаем в молчании. Он несколько раз отвлекается на телефон, что-то записывает, сам берется за мытье грязной посуды, и все это происходит в напряженной атмосфере. Хотя очень хочется ее разрядить: убрать с его лица хмурость, пошутить, рассказать забавную историю, возможно поделиться планами. Последнее особенно важно для меня, потому что сидеть на шее у чужого человека могут только наглые и беспечные люди. Я к таким себя не отношу.
        - Станислав Юрьевич.
        - М? - Он откладывает в сторону тряпку и окидывает меня коротким взглядом. Создается ощущение, что прямой зрительный контакт ему неприятен. Это напрягает.
        - Спасибо вам, - говорю искренне. - Вы позаботились обо мне, хоть и не были обязаны.
        Мужчина не отвечает. Просто слегка улыбается и принимается снова за работу. От моей помощи он уже отказался, поэтому настаивать на мытье посуды нет смысла. Если ему важно показать себя гостеприимным, не стоит мешать. Тем более, что куратор с тряпкой в руках - это непередаваемое эстетическое удовольствие. Сложно объяснить почему, но мне нравятся его слаженные движения, игра мышц на прямой, натянутой как тетива спине, сосредоточенность и частые перекатывания выразительного кадыка.
        - Я… Я завтра поищу работу, - делюсь с ним планами. - И комнату заодно. Если вы не будете против, то можно я переночую у вас еще одну ночь?
        Станислав Юрьевич резко выдыхает и оборачивается. Я замечаю его волнение. Оно сквозит в каждом жесте.
        - Ни о какой работе даже не думай, Вероника. Возможно, ты примешь мои слова в штыки, но тебе надо учиться, а не обхаживать толпу извращенцев.
        - Я не собираюсь в клуб! - Мои пальцы невольно сжимаются в кулаки.
        - А куда?
        - Официанткой, продавщицей, хоть кем-то…
        - Официантки и продавщицы не работают на полставки. Это преимущественно дневная смена. А ночью гулять молодым девушкам опасно.
        Станислав Юрьевич складывает руки на груди и, сделав глубокий вздох, смотрит прямым взглядом прямо мне в глаза. Я вижу его решимость и твердость, понимаю, что он хочет сказать, но упрямство не позволяет дать задний ход.
        - Вы не вправе мне указывать, даже если один раз позаботились.
        - Я твой куратор.
        - Но не отец, не брат и не муж.
        - Вероника.
        Я вздрагиваю от тона, которым произнесено мое имя.
        - Перестаньте делать, как он. - На глаза наворачиваются слезы. - Иначе я перестану вас уважать.
        - А как он делает?
        Меня застают врасплох. Выносить сор из семьи - это последнее, чем стоит заниматься. Такие темы, как правило, болезненны для рассказчика, и ничего не значат для слушателя. У каждого своя боль.
        - Мне важно чувствовать себя самостоятельной. Если я хоть раз остановлюсь или сверну с пути, вся жизнь пойдет коту под хвост.
        - И? - с усмешкой произносит он.
        - Не говорите со мной в подобном тоне. Вы скептичны, но что бред для одного, жизненно необходимо другому.
        Станислав Юрьевич устало стонет.
        - Вероника, перестань говорить загадками. Я уже понял, у тебя есть мечта - связать свою жизнь с профессиональными танцами, - но ты идешь не по тому пути, по которому следовало бы. Ты не обязана доказывать родителям свою самостоятельность. Достаточно поделиться с ними, и я уверен…
        - Ваша уверенность ошибочна! - произношу чуть резче, чем следовало, отчего у меня начинает стучать в висках. - Сколько бы раз я не заикнулась, я всегда слышу один ответ - нет! Блядская профессия, недостойная семьи Валевских. Всю жизнь я только и делаю, что потакаю им! - Мой голос срывается, и я продолжаю чуть тише. - Нельзя гулять, ходить на вечеринки, ночевать у подруг, одеваться в яркое и пестрое, распускать волосы, потому что в приличных семьях девочки носят косички и хвостики, нельзя общаться с мальчиками - только с теми, с кем разрешает мама. И всю эту жизнь я только и делаю, что сижу и зубрю биологию, физику, химию, не высыпаюсь перед олимпиадами, а после всех трудов слышу: - “Могла бы лучше постараться. Четвертое место - не первое, а Валевские не имеют права проигрывать. А сами что? Чаек попивают и косточки перемывают другим, поговаривая: вот дочь вырастет, станет известным ученым, и о нас скажут, какие мы хорошие родители…
        - Вероника. - Станислав Юрьевич кладет ладонь на мой лоб и говорит: - У тебя жар. Тебе лучше прилечь.
        Все верно. Никому не интересны чужие проблемы. И человеку, от которого ушла жена, совсем не до какой-то там юной особы.
        - Не хмурься так. - Я слышу в его голосе нежность, и поднимаю голову.
        Его взгляд ласкает. Кажется, будто он меня понял, и только за одно это понимание мне хочется его обнять и почему-то разрыдаться. В голос. Выплеснуть все, что накопилось за долгие годы. Вознегодовать, что единственная подруга тоже покинула меня. Только за то, что я пренебрегла ее желаниями, не выручила. - Пойдем.
        Станислав Юрьевич тянет меня за руку, и я послушно встаю, оказываясь с ним в непозволительной близости. Его ладони ложатся на мои щеки, а губы касаются лба. Вот только коснуться его в ответ не решаюсь.
        - Мой друг скинул номер хорошего семейного врача. Если за пару дней не оправишься, сходим.
        - У меня обычная простуда, Станислав Юрьевич.
        - Этого ты не знаешь наверняка.
        Я не нахожу что ответить.
        - Не буду скрывать, - продолжает он, - в моей ситуации брать ответственность за другого человека немного сложно, но так уж получилось. Придется. Поживешь пока тут. Я редко бываю дома, так что смущать присутствием тебя не буду. Тем более, что у нас с Буровым новый проект…
        Станислав Юрьевич огорченно вздыхает, и смешно горбится. Будто ему это настолько в тягость, что идти дальше его заставляет только одно слово “надо”.
        - Поздно. - Он отводит взгляд от настенных часов и смотрит на меня. - Проверь еще раз температуру и ложись спать. Утро вечера мудренее.
        - Угу, - произношу и направляюсь в спальню.
        - Ника! - кликает он вслед, и как только оборачиваюсь, говорит: - Я тебя понимаю.
        Я улыбаюсь в ответ. Неужели нашелся тот человек, для которого мои слова - не пустой звук? От прилива благодарности у меня сжимается грудь. Чувства, с которыми я ложусь в постель, невозможно передать. Мне все еще хочется реветь, но теперь от тихой радости. И пусть я все равно уйду, не стану его обременять затратами и кормежкой еще одного голодного рта, простые слова поддержки не забуду никогда.
        Ночью я несколько раз просыпаюсь от дрожи в теле. Температура трясет меня практически до предрасветных сумерков, пока усталость и сон не берут своё.
        Зато будит меня вовсе не Станислав Юрьевич или будильник, а какая-то женщина с недовольно поджатыми губами и выразительным взглядом голубых глаз, в которых отражается недоверие и легкое презрение.
        Глава 16. Мать
        Граф
        Я сплю как убитый. Бессонная ночь, утомительный день и волнительный вечер словно молотом пригвождают меня к постели. Сны мне тоже снятся, впервые за многие годы. В них происходит что-то невообразимо прекрасное, эроическое, возбуждающее… пока чья-то рука не начинает настойчиво сжимать мое плечо. Видение вылетает из памяти в одно мгновение, а вместо него звучит голос мамы.
        - Стас, просыпайся.
        - Ма, ты откуда здесь? - спрашиваю и пытаюсь сглотнуть, но в горле настолько сухо, что получается с трудом.
        - От верблюда. Ключом дверь открыла и вошла, а теперь требую объяснений.
        - Каких объяснений? Ты о чем?
        Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок, мечтая только об одном - закрыть обратно глаза, вернуться туда, где мне было хорошо… Кажется, я видел во сне Аню. Не такую, как в последний раз, - холодную и в то же время окрыленную свободой, - а совсем еще юную, со смешной челкой, не менее забавным хвостиком и тонкой талией. Помнится, я любил ее прижимать к телу и думать, что она вся соткана из моих идеалов, предрешена мне судьбой, создана для того, чтобы стать смыслом моей жизни…
        - Что за девушка спала в твоей постели, и почему ты сам на диване?
        - Моя студентка, - признаюсь и тут же вздрагиваю от возмущенного крика.
        - Кто?!
        - Вероника, - нехотя называю имя Валевской, - моя студентка. Ма, дай поспать, а.
        - Какой спать, Стас? Десятый час пошел. Даже твоя… студентка на ногах!
        Видимо, другого выхода нет. Я тру глаза и, собравшись духом, встаю с постели. Только сейчас, перейдя в вертикальную плоскость, понимаю, что произошло, пока я видел десятый сон.
        - Где Ника? - спрашиваю у мамы, которая недовольно поджимает губы.
        - Кажется, она здорово перепугалась, когда увидела не тебя, но знаешь, это ни в какие ворота не лезет, Стас. Ты только развелся, постель еще не остыла за одной женщиной, а я уже нахожу в ней другую. Понимаю, ты мужчина, надо сбросить пар, но, может, рога у тебя наставлены неспроста?
        - Мама! - Она замолкает и снова поджимает губы. Видимо, ее выводы далеки от приличий, раз так завелась. - Вероника всего лишь моя студентка. Я с ней не спал. Она оказалась в тяжелой ситуации, поэтому я на время принял девчонку в дом. Пока не выздоровеет.
        - Это не девчонка, а половозрелая девица. - Она тоже встает. - Ей пора справляться со своими проблемами самой. Знаю я таких. С виду наивные, а на деле только приоткрой одеяльце, в любую щель протиснутся, лишь бы приватизировать бесхозного мужика.
        - Мам, перестань.
        - Не перечь мне! - Со строгостью произносит, вызывая еще большее раздражение. - Стас, я приехала тебя утешать, а не гнать из твоего дома всяких там девок! А тут…
        - Погоди. - Я замираю. - Что ты сделала?
        - Прогнала ее. Оно и ежу понятно, что ты не признаешься, но у ней-то все на лбу написано. Не удивлюсь, если все это… Стас! Стас, стой! Что ты делаешь?
        - Возвращаю Веронику обратно!
        Я вылетаю в коридор и сразу достаю из шкафа пальто. Раз мама такая взвинченная, значит, это случилось только что. Ника просто не могла уйти далеко… Вчера она еле стояла на ногах. Черт! А вдруг у нее снова жар? К тому же, она вряд ли взяла с собой лекарства и средства гигиены, которые я ей купил.
        - Стас!
        - Мама, - смотрю на нее и не знаю, как поступить. Кричать на женщину, которая меня родила, обижать ее словами и корить, не в моих правилах. Да и не примет она мои слова, не смирится с таким отношением, обидится. Вот только решать за меня я тоже не позволю. Возраст давно не тот. - Девчонка попала в беду, и вытащить ее из сложившейся ситуации могу только я. Пусть с виду и кажется, будто мне там делать нечего, в ее жизни, но вчера, пообщавшись с ней, я отчетливо для себя решил помочь хотя бы одному человеку не совершать моих ошибок. В общем, ты поспешила с выводами - раз. И распоряжаться моими гостями могу только я сам - два. Если Ани в этом доме больше нет - это вовсе не значит, что я готов отдать роль хозяйки другой женщине.
        - Стас… - Она сводит брови, наверняка, собираясь переубедить меня, но родительская мораль давно потеряла свою силу. Наверное, еще с тех самых пор, как ее любимый и во всем потакающий сын, бросил юридический факультет и перевелся туда, где и нашел свое призвание. Вопреки всем ее амбициям.
        Адвокат из меня при всем желании получился бы средний, а вот в науке я до сих пор неплохо отличался.
        - Мам, будь, добра, поставь чайник. Я вернусь, и мы позавтракаем.
        - Но…
        - Втроем!
        Спрятав в карман ключи и бумажник, я выхожу из квартиры и думаю, что теперь придется искать Нику по всему кварталу, но она оказывается совсем рядом. Сидит на ступеньках с телефоном в руках и смотрит в окно.
        - Вероника?
        Девчонка поднимает на меня взгляд больших карих глаз, от недавних слез кажущихся до того ясными, что во мне пробуждаются давно забытые чувства. Я восхищен. Правда, опомнившись от наваждения, подхожу к ней с намерением вернуть обратно.
        - Станислав Юрьевич, я…
        - Прости, - говорю ей искренне и сажусь на корточки рядом. - Проснись я чуть раньше, то предотвратил бы непонимание. Пойдем обратно.
        Она качает головой.
        - Нет. Я тут говорила с Андреем, у него своя студия. Пока лежит в больнице, останусь там.
        Я стискиваю зубы и сквозь них произношу ее имя:
        - Вероника.
        - Станислав Юрьевич, знаете, я и вправду не такая, как обо мне можно подумать. - Внезапно говорит Валевская. Она пытается казаться сильной, но ее лицо все равно искажается от слез и затаившейся обиды на весь мир. Я узнаю это состояние. Девчонка, сама того не зная, напоминает мне о моей юности. Но мы с ней разные. И где я справлялся упорством, ей помогают слезы. - Мы не застрахованы от ошибок, - говорит она, срывая голос до хрипоты. - Все, что я умею делать - зубрить и танцевать. И…
        - Вероника, - перебиваю ее и сажусь рядом. Шарю в карманах и выуживаю не совсем свежий платок, но какой уже есть. - Перестань корить себя. Я не считаю твое занятие постыдным, а умения бесполезными. Человек, который одним лишь упорством смог собрать столько наград, просто не может быть глупым. Скорее - не приспособленным к жизни. - Утираю ее мокрые от слез щеки и дотрагиваюсь до лба. Она снова горит. - Давай вернемся. У тебя температура.
        - Это ваша мама, да?
        - Мама.
        - Она похожа на мою.
        Я вспоминаю внешность ее матери и пытаюсь понять, где же сходство.
        - Такая же принципиальная. Цепляется за репутацию, думает о мнении других людей и видит в вас того, кому суждено стать светилом науки. Многие это назовут поддержкой, верой в собственного ребенка, но на самом деле, они пытаются залатать свои неудачи нами. - Вероника проводит пальцем по экрану и открывает сообщения. Я вижу на экране слова, которые задевают даже меня, хотя я давно стал непробиваемым. Это сейчас, когда из моей жизни ушла Аня и ворвалась светловолосая девчонка с умопомрачительным запахом, что-то во мне изменилась. Но всего пару месяцев я был совершенно другим. Прошлый “я” мог бы найти этого старого идиота и свернуть башку за неумение обращаться с собственным ребенком. Однако нынешний считает это дело бесполезным.
        Я отбираю у нее телефон и парой ловких движений удаляю сообщение.
        - Эй!..
        - Не хочу, чтобы ты сидела и перечитывала. Вероника, послушай меня. - Заглядываю ей в глаза и вижу в них пустоту. Еще бы! - Он не стоит твоих слез. Да, это твой отец. В свое время меня тоже задевали слова родителей, но даже если он тебя родил и воспитал, он не имеет права клеймить своего ребенка. Понимаешь меня?
        Вероника прячет взгляд, но я мягко беру ее за подбородок, вынуждая снова смотреть на меня.
        - Ты не обязана делать то, что не смогли в свое время они. И не принимай их слова за правду. Тем более такие.
        - Вы вправду не считаете меня распущенной? - Теперь моя очередь прятать глаза. И прежде чем, я успеваю ей что-то ответить, она делает свои вывода. - Ясно.
        В такие моменты, когда наступает бессилие перед женской логикой, хочется выть от раздражения. Как же с ними сложно!
        - Вероника! - Хватаю ее за руку и не даю уйти. Я знаю прекрасное лекарство от глупых мыслей, и хоть я потом пожалею об этом, все равно тянусь к ее губам, сухим и до того горячим, что хочется подняться обратно в квартиру и устроить матери разбор полетов. Девчонка тут же сжимает рукава моего пальто и с отчаянием отвечает на поцелуй. Неготовый к такой смелости, я теряюсь, но утренняя особенность мужского организма напрочь выбивает мысли. Хотя нет, одна остается. Казалось бы совсем неважная, но черт возьми, именно она вынуждает оторваться от губ и отстраниться.
        - Пойдем. Надо умыться и позавтракать. - Беру ее ладонь в свою и тяну за собой.
        - Станислав Юрьевич…
        - Вероника, распущен здесь только один человек - я. И у Вишневского ты жить не будешь.
        - Почему? - Она округляет в удивлении глаза.
        - Я против.
        - Но…
        - У меня есть другая идея.
        - Какая?
        - Расскажу попозже. Сначала решим вопрос с неожиданной гостьей.
        - Вы же не выгоните ее?! - испуганно произносит девчонка, а потом тянет меня за рукава, умоляет: - Не надо, Станислав Юрьевич. Только не из-за меня.
        - Мы никого выгонять не будем. Успокойся.
        Я открываю дверь и поторапливаю Валевскую. Правда, одному человеку этот факт совсем не нравится, если судить по раздувающимся крыльям носа.
        Вероника скована. Она снимает верхнюю одежду, обувь и смущенно делает несколько шагов вперед. Я замечаю, как именно смотрит на нее мать, вижу презрение и злость, прекрасно осознаю, что виной тому мой выбор в пользу какой-то девчонки. Ведь я пренебрег ее решением, сделал по-своему, а судье с двадцатилетним стажем не пристало идти у кого-то на поводу, склонять голову и признавать свое поражение.
        - Проходи, - снова подталкиваю Нику в спину и спрашиваю у мамы: - Ты чайник поставила?
        - Да. - Ее тоном можно охлаждать воду, создавать айсберги и пускать их свободное плавание в океан, не беспокоясь, что те растают. По крайней мере не в этом веке.
        - Отлично! - Натянуто улыбаюсь. - Пойду умоюсь. Вероника, проверь пока температуру.
        Девчонка молча кивает и прячется в спальне. Я же, зайдя в ванную комнату, подолгу смотрюсь в зеркало и задаю себе закономерный вопрос:
        “Что же ты творишь, Граф? Какой, к черту, поцелуй? Зачем ты прыгаешь в эту пропасть? Ты только вчера вылез из другой ямы, смирился с разбитым счастьем”.
        Ответа нет. Я ищу его, пытаюсь понять самого себя, но ответа нет. Единственное, в чем я уверен абсолютно - меня тянет к Валевской. Один только взгляд карих глаз, наивный и чистый, сводит с ума. Может, мне просто не хватает секса, вот и сносит крышу?
        Из кухни доносится шум и высокий женский голос. Мать ругается. Поэтому я быстро умываюсь и выхожу. Там уже обнаруживаю обеих женщин. Ника вытирает пол тряпкой, а мама озлобленно глядит на нее сверху вниз. Нет уж, это ни в какие ворота не лезет! После завтрака она покинет эту квартиру! Да, некрасиво так поступать с матерью, но я не из тех людей, кто пренебрегает объективностью.
        - Что здесь происходит? - спрашиваю, входя в пределы кухни.
        - Твоя студентка криворукая, Стас.
        - Мам, еще одно слово, и я попрошу тебя уйти, даже не позавтракав.
        Обиделась.
        Она демонстративно садится за стол, где уже стоят чашки с чаем и пирог, по-видимому, попавший в мою квартиру вместе с ней. Я же решаю не обращать внимания на токсичное поведение и склоняюсь к Веронике, отжимающей тряпку.
        - Сходи помой руки. Позавтракаем.
        Удивительно, но Валевская не пререкается, не настаивает на чем-либо, а послушно выполняет мою просьбу.
        Еще вчера она готова была костьми лечь, но выполнить задуманное, а сегодня, сейчас… Я улыбаюсь ей вслед и плюю на недовольство матери, просто потому, что мы с Никой ступили на новый этап доверия. Когда понимаем друг друга с полуслова. Я это чувствую. Хоть и бегу впереди паровоза, хоть и думаю совершенно не о том, о чем следовало бы, но мне от этих мыслей хорошо.
        Без понятия, к чему мы дойдем. Где нас встретит тупик? И встретит ли? Главное, донести до нее некоторые важные, на мой взгляд, вещи и не дать близким людям растоптать ее мечты в пыль. А дальше… Через год-другой я ей уже не понадоблюсь.
        Внезапное недовольство моего эго приходится гасить. Она годится мне в дочери. И хоть я был бы очень молодым папашей, это и есть та мысль, которая сегодня не дала насладиться поцелуем, не разрешила сделать шаг навстречу, переступить через себя, наплевав на общественные нормы. Я никогда не считал себя старым, но теперь у меня складывается стойкое ощущение, что я стал им. По крайней мере, для нее.
        Мы завтракаем в напряженной атмосфере. Преимущественно молчим, наблюдая друг за другом. И все протекает более менее спокойно, пока мама не задает вопрос, ответ на который будет подобен бомбе.
        - Итак, Вероника, вы выбрали то же направление науки, что и мой сын. Вы продолжаете дело кого-то из родителей или просто любовь к биологии выросла в нечто большее?
        - Мой отец занимается тем же, чем Станислав Юрьевич.
        - Вот как? - Удивляется она, косясь в мою сторону. - Я могу его знать?
        - Возможно, - уклончиво отвечает девчонка, а потом тверже произносит: - Его зовут Валевский Сергей Платонович, доктор биологических наук и член Международной Ассоциации Академических Наук.
        Лицо мамы вытягивает в удивлении. Она смотрит на меня сначала с ужасом, затем с подозрением и, наконец, с улыбкой. Без понятия, что творится в ее голове, но мне это совершенно не нравится.
        - Вот как… Приятно познакомиться, в таком случае. Граф Ольга Дмитриевна, судья.
        - Я о вас слышала, - говорит Ника.
        - Не от своего ли отца, случайно?
        - Может, и от него.
        - И в какую беду ты попала, Вероника?
        - Кажется, нам пора. - Я встаю со стола, и девчонка вскакивает вслед за мной. - Мам, прости, но я не смогу тебя приютить в ближайшее время. Сама понимаешь, ситуация так сложила.
        - Ничего. Переживу. Главное, что тебе не скучно и по своей горячо любимой Анечке ты больше не страдаешь. Хотя вчера по телефону мне показалось иначе. Видимо, показалось.
        Ну вот зачем она так?
        Я смотрю в спину уходящей Веронике и чувствую вину. Не следовало ее целовать.
        Черт! Граф, ты идиот!
        - Стас. - Мама оказывается рядом и заглядывает мне в лицо. - Не знаю, что ты затеял, и что вообще творится в твоей голове, но если Валевский начнет прессовать, звони. У меня с ним старые счеты.
        Я молчу.
        - И еще. Мое мнение о… ней, - она кивает в сторону спальни, - остается прежним. Пойду оденусь. С грязной посудой разберетесь сами.
        Глава 17. Неловкость
        Вероника
        Я растеряна. Это утро - сплошное противоречие. Сначала светловолосая женщина, шипя, выгоняет меня за порог, потом отец присылает сообщение, из которого ясно, что дома мне будут не рады, а после случается нежнейший поцелуй со Станиславом Юрьевичем. Кажется, будто он готов взвалить на свои плечи все мои беды, принять меня такую, какая я есть, сходить с ума от возбуждения так же, как и я… Но интимный момент заканчивается, едва успев начаться.
        Граф возвращает меня в квартиру, дает возможность привести себя и свои мысли в порядок и проверить температуру. Она держится на отметке тридцать семь, и мое чутье подсказывает, что в поликлинику нет смысла идти. Разве что следует немного отлежаться. Всего денек. А завтра можно будет привести в исполнение задуманное. И пусть Станислав Юрьевич по каким-то своим убеждениям запрещает работать, мне не десять лет, я не могу сидеть на шее у мужчины, не сейчас, не когда хочется доказать всему миру свою самостоятельность.
        - Вероника. - Он стучится в дверь, хотя это его спальня. - Я могу зайти.
        - Да.
        Станислав Юрьевич заглядывает в комнату и бегло оглядывает ее. Вряд ли его интересует порядок, но все же я горда собой, потому что успела тут прибраться и даже несколько минут проветрить.
        - Мама уже ушла, - говорит он спокойно, но по нему видно, как неловкость сковывает движения, а в глазах таится сожаление. Я все думаю о нашем поцелуе. Насколько он искренен? Может, это был всего лишь порыв? Наверняка, мужчина хотел меня таким образом поддержать, только и всего. Но разве вот так успокаивают? Для чужих друг другу людей достаточно объятий и слов.
        - Вам не следовало так резко с ней обращаться, - набравшись смелости, произношу.
        - Она это переживет, - цедит он сквозь зубы, подойдя к окну и встав ко мне спиной.
        Я слежу сначала за его руками, утопающими в карманах брюк, а после забываюсь, глядя на обтянутое тканью тело. Как бы стыдно не было за свое поведение, не могу не отметить его подтянутость. И вообще, мне кажется, что я становлюсь помешанной. Не надо быть шибко умной, чтобы догадаться - нас тянет друг ко другу, как только мы оказываемся в опасной близости, нам сносит крышу. И хоть я ни разу не спала с мужчинами, та завеса, которую приоткрыл мне Станислав Юрьевич, подобна запущенному таймеру бомбы замедленного действия. Я напоминаю себе самку, вошедшей в период брачных игр, когда феромоны самца напрочь выбивают здравость, оставляя только инстинкты. Они, как оголенные провода, искрят и бьют напряжением, едва его пальцы касаются моей кожи, дыхание смешивается с моим, обжигая губы, вынуждая их гореть.
        Я чувствую тугой узел внизу живота, который с каждой мыслью о возможной близости с Графом, закручивается все сильнее и сильнее.
        - Вероника.
        Станислав Юрьевич оказывается совсем рядом, заглядывает в глаза и обеспокоенно уточняет:
        - Ты как? Опять плохо? Тяжело дышишь…
        - Все хорошо. - Скидываю его ладонь со своей руки и сама подхожу к окну, открываю его и вдыхаю свежий воздух.
        - Вероника, ты рискуешь еще больше заболеть. Тут сквозняк.
        За спиной закрывается дверь.
        - Уже нет, - смеюсь.
        - Не смешно. Тридцать семь.
        Я оборачиваюсь и вижу в его руках градусник. Станислав Юрьевич задумчиво чешет лоб, видимо, решая, стоит ли нам ездить в поликлинику.
        - Думаю, к вечеру пройдет, - говорю ему. - Я чувствую себя намного лучше.
        - Точно?
        - Да, не надо никуда меня отвозить. Только… - Набираюсь смелости, чтобы снова попросить. - Можно я у вас еще раз переночую?
        - Оставайся, сколько понадобится. Меня все равно почти не бывает дома.
        - Спасибо, - произношу, испытывая неловкость.
        - Сейчас мне надо в университет, поэтому решение, что делать дальше, откладываем до вечера.
        - Хорошо, - соглашаюсь и замираю в нерешительности.
        Поблагодарить? Но стоит ли, если уже произнесла слово “спасибо” несколько раз. Спросить о поцелуе? А готов ли он сам об этом говорить? Судя по тому, как избегает прямого взгляда - нет. Уточнить, почему против Андрея? Я и сама начинаю понимать причину, и от ее осознания испытываю некое удовлетворение.
        Конечно, отношения с кем-то, тем более со своим куратором, не желательны. Нас не поймут. Но судя по тому, как я замиранием сердца жду его действий, а он не решается уйти, мы желаем этой близости, хотим попробовать…
        Боже, Ника, о чем ты думаешь?!
        Отворачиваюсь к окну и спрашиваю у Станислава Юрьевича пароль от вай-фая. Не могу же я целый день слоняться без дела. Хоть чем-то себя займу. Он предлагает свой ноутбук, но встречает мой отказ. Лучше не искушать себя, иначе изменю своим принципам и полезу смотреть личное. Да, возможно, этого не случится, но мой интерес к этому мужчине слишком нездоров. Я не хочу наломать дров. Хватит. Достаточно.
        Глава 18. И снова сплетни
        Граф
        Мне хочется выть от бессилья. Почему я не могу взять себя в руки и уйти? Зачем стою и ловлю ее взгляд? Это похоже на безумие, на самообман, будто я действительно могу испытывать такие сильные эмоции к кому-то, кроме бывшей жены. Да даже с ней подобного не было. А если и случалось, то очень давно. Проклятье.
        И все-таки я нахожу в себе силы. Оставляю Веронике пароль от вай-фая, ключи, пару тысяч наличными и с облегчением покидаю собственный дом. Лучше выбросить ее из головы. Хотя бы до вечера, пока веду лекции и ошиваюсь в лаборатории с Буровым. А там уже как-нибудь справлюсь. Работа способна отвлечь от всего, уверен, и здесь она не подведет.
        Я приезжаю в университет за пару минут до начала пары. Забегаю в кафедру, оставляя там пальто, и с опозданием вхожу в лекционный зал, где меня встречают серьезные ребята. Второкурсники не выглядят такими желторотиками, как мои подопечные. С ними легче общаться, они выдают более прогрессивные идеи и не заглядывают мне в рот, соглашаясь с каждой мыслью, а пытаются докопаться до истины. Это воодушевляет, дает надежду, что среди пару десятков ребят хотя бы четверть выберут путь ученого. И пусть я отношусь к работе спустя рукава, но свое дело люблю. Иначе не пошел бы наперекор матери, прекратив с ней общение на пять лет и делая вид, что ее, настолько принципиальной, не существует. Да, это жестоко, и жалеть о своей ошибке я не перестал даже спустя годы. И все же люди открывают глаза, начинают искать тебя и, наконец-то слышать лишь тогда, когда кажется, что безвозвратно потеряли.
        Стоит переключится на первокурсников, как мой пыл остывает. Когда видишь огонь только в одной паре глаз, то волей не волей опускаются руки. Хотя Григорьев, так рьяно интересующийся всем, что я рассказываю, к концу пар, разжигает пламя в одногруппниках, и меня начинает распирать гордость за своих ребят. Разве что раздражает откровенный взгляд одной из девчонок, которую как не игнорируй, все равно вынуждает на нее смотреть. Именно она, едва заканчивается пара, подходит ко мне с неожиданным вопросом.
        - Станислав Юрьевич, а вы репетиторством занимаетесь?
        Я смотрю на медленный взмах ресниц, полуулыбку и искорки в глазах. Флирт настолько явный, что мне в какой-то мере становится тошно. Ну вот куда она лезет? Невольно вспоминается другой взгляд, полный смущения и бесконечного доверия. Проведенная параллель между двумя противоположностями делает выбор в пользу второй. Я не люблю наглых девиц, не люблю слишком робких, но больше всего терпеть не могу актрис. Не тех, чей удел - сцена и тысячи поклонников, а обычных женщин, возомнивших себя богинями, способными одним взглядом соблазнить любого, даже того, кто годится в отцы.
        - Нет, Диана. Мне некогда давать дополнительные лекции, тем более индивидуально, - отвечаю ей, и приступаю к сбору бумаг.
        - Но мне не все понятно.
        - Я предоставил вам перечень литературы. Если освоишь одну книгу за другой, именно в том порядке, который я обозначил, то многое станет ясным.
        - Извините, - внезапно произносит она, вынуждая спросить:
        - За что?
        - Родители по-любому наймут мне репетитора, чтобы я лучше поспевала за программой, но обычно это какие-то старики, на чьих лекция можно заснуть. А вы так интересно рассказываете…
        - И поэтому ты вместо записи конспекта прожигаешь во мне дыру?
        - Н-нет.
        Снова опускает взгляд, а затем смотрит исподлобья. Откровенно говоря, Диана очень красивая. Худенькая, складная, смазливое личико, и мозги на месте, когда не думает о глупостях, вроде индивидуальных уроках с профессором помоложе, но есть в Яковлевой что-то отталкивающее и холодное. Сразу понимаешь, что лучше не ввязываться, иначе потом не оберешься проблем. То ли дело другая…
        Я мысленно даю себе по лбу, одергиваю от неуместных мыслей и прошу Диану покинуть кабинет. Девушка, понурив голову и опустив плечи, выходит из аудитории, демонстрируя чудеса плохой игры, но чтобы ее подбодрить, и не показаться совсем уж бесчувственным чурбаном, даю ей маленькую надежду:
        - Если будет совсем туго с репетитором, можешь подойти через пару месяцев, ближе к концу первого семестра.
        - Правда?! - Она удивленно оборачивается и вглядывается в мое лицо. - Спасибо, Станислав Юрьевич! Я очень рада.
        Мои пальцы оказываются в ее ледяных ладошках, а в голубых глазах читается хитрость. Опасаясь, как бы ее жест не вызвал подозрений, я мягко избавляюсь от захвата и чуть холоднее произношу:
        - У меня среди знакомых есть прекрасные специалисты, которым иногда нечего делать. Кого-нибудь тебе подберем.
        Ее энтузиазм гаснет, хотя заискивать она не перестает. Зато я обозначаю границы, через которые переступать не хочется. Почему так? Отчего подозреваю неладное? У меня перед глазами есть наглядный пример того, как подобные отношения, даже чисто профессиональные, могут испоганить жизнь человека. Буров давно преподавал бы, если бы не один весьма досадный случай со студенткой.
        Я оставляю девушку в одиночестве, а сам отправляюсь за своим пальто. Но в коридоре сталкиваюсь с Судаковой, заведующей кафедрой.
        - Ой, Станислав Юрьевич, как хорошо, что я вас встретила. Тут такое дело…
        Елена Григорьевна выпучивает глаза и сокрушенно качает головой. Затем картинно выдыхает:
        - Ваша студентка, Станислав Юрьевич, просто крайне невоспитанная особа.
        Я сразу думаю о Диане. Неужели она и к другим преподавателям полезла с просьбой о репетиторстве и двусмысленным намеком? Если это так, то придется решать проблему долгим разговором. А мне лень. Хоть бы один человек подумал, насколько мне в тягость что-то делать, особенно после последней неудачи, позорного провала, просто катастрофической неудачи в личной жизни и на работе. Нет, никто не думает. А между прочим, тут страдает одинокий Граф.
        - Я вчера подошла к ней по-человечески, - тем временем продолжает жаловаться Судакова. - Постаралась дать взрослый адекватный совет, а это девчонка даже не удосужилась поддержать разговор. Я понимаю, сейчас молодежь свободных нравов, но, может, она вас послушает?
        - Вы о ком? - уточняю, на всякий случай.
        - О Валевской, конечно же! Вы разве не в курсе? В газете, в новостях, в интернете, на телевидении - везде мелькает наша студентка, дочь одного из многоуважаемых людей научного сообщества, доктора наук, между прочим! Это же позор! До сих пор перед глазами отвратительное лимонное платье, которое едва прикрывает ноги.
        Я теряюсь. Так вот почему Вероника оказалась на улице. Старый маразматик не потерпел удара по репутации и возможно чем-то пригрозил. Или он действительно сам выставил ее за дверь? Судя по смс-сообщению, которое я прочитал этим утром, то скорее второе. Похоже, у меня появляется все больше причин его ненавидеть.
        - Что вы ей сказали?
        - Ну как же, - хмурится женщина, - про порчу репутации. Она же часть нашего университета, и если родители недоглядели, то мы обязаны хотя бы попробовать ее образумить. Тот же Вишневский! Я не против развлечений, но имя нашего университета не должно мелькать под скандальными заголовками.
        Я начинаю понимать, почему вчера Вероника не дождалась меня на парковке и, несмотря на непогоду, сидела в одиночестве. Вместо участия на нее навалились ненависть близких и общественная мораль. А в такие моменты, когда человек оступился, ему нужно вовсе не это. Он способен сам сделать выводы, сам достичь согласия со своей совестью и разумом, выбрать правильный путь, пойти вперед, только надо дать ему верный толчок. Все же вокруг в обвинительном жесте ткнули пальцем. Правда, есть надежда, что вчера я сумел достучаться, действуя несколько другими методами.
        - Валевская простудилась, Елена Григорьевна. - Женщина тут же удивленно вздергивает тонкие брови, но мне следует заранее предупредить неверные выводы. - Еще вчера на паре она чувствовала себя не лучшим образом. Не знаю, когда состоялся ваш разговор, но, думаю, ей просто было не до него из-за самочувствия.
        Судакова снова хмурится.
        - Но вы не переживайте, как только Вероника вернется в университет, я побеседую с ней.
        - Как бы это не было воспалением хитрости, - качает она головой.
        - Сомневаюсь. У нее был высокий жар, - встаю на защиту и тут же демонстративно смотрю на часы. - Простите, Елена Григорьевна, но мне пора в лабораторию.
        - Ой! - вдруг жалостливо говорит Судакова. - Я слышала о случившемся. Поговаривают, ваша жена ушла от вас, забрав важный проект. Я не была на съезде, но муж рассказал, что вы собирались в следующем году представить блестящий доклад, но вас бессовестно опередил…
        - Это всего лишь сплетни, - прерываю ее, пока она не сказала лишнего. Ведь стоит человеку что-то произнести вслух, как он неосознанно начинает в это верить. - Не верьте всему, что говорят. Всего доброго.
        Женщина остается где-то позади, а я, заскочив за своим пальто, спешу покинуть здание университета. Меня все больше раздражает общество женщин. Правда, они же оказывают позитивное влияние на мое настроение. Я начинаю отходить от событий последних двух месяцев, отношусь чуть мягче к людям и с большим интересом к работе. Или это заслуга конкретно одной светловолосой девчонки с невозможными карими глазами? Как она там? Не повысился ли снова жар? Поела хоть что-то?
        Я набираю короткое сообщение, уточняя только ее самочувствие, и с нетерпением жду ответа. Однако получаю его только спустя минут двадцать, когда пересекаю черту соседнего района и нахожусь неподалеку от лаборатории.
        “Все хорошо, Станислав Юрьевич”.
        И все. Больше никаких подробностей.
        Провожу параллель с Аней, которая вот так же отвечала, если я проявлял хоть какое-то беспокойство. Разве что не столь официальным тоном.
        Кладу телефон на сиденье и, выруливая на парковку, улыбаюсь. Мне сложно представить, как из уст Вероники звучит имя Стас или хуже того ненавистное Стасик, которое меня доводит чуть ли не до икоты, но противостоять в этом вопросе матери - себе дороже.
        Звук оповещения привлекает внимание, и я вижу имя Валевской. Не желая гадать, что там, открываю. Короткий текст “Простите” дополняет фотография разбитой чашки. Красной. Значит, принадлежала бывшей. Прислушиваюсь к себе и облегченно осознаю - негативного отклика нет, зато присутствует безразличие: ленивое и циничное. Может, вот так наступает свобода?
        Глава 19. Новость
        Граф
        Чуть позже я захожу в лабораторию. Буров смотрит на мой небрежно накинутый халат и качает головой.
        - В последнее время ты плюешь абсолютно на все правила. Понимаю, что вездесущей Ани больше нет, но хотя бы создай видимость, что ты и без нее ответственный человек.
        - Перестань, - устало произношу и сажусь на табурет.
        Друг снова в спецодежде, копается в веществах, смешивает, колдует. Одним словом - развлекается. Мне же все настолько надоело, что плечи опускаются, одолевает зевота и хочется взять пару дней выходных.
        - Выглядишь неважно, - говорит он, оторвавшись от колб.
        - Хочу отпуск.
        - Я тоже, но расслабляться рано.
        - Может, небольшой перерыв? - предлагаю ему, уже заранее зная ответ.
        - Студентка поменяла планы?
        Нет, такого вопроса я не ожидал.
        - Дело не в ней.
        - В Ане? Ты уже в курсе новостей? Сочувствую. Теперь это выглядит такой большой глупостью, что мне ее даже жаль.
        - Ты о чем?
        - Упс. - Серёга отводит взгляд, а после избавляется от очков.
        Я жду пока он соберется мыслями, зевнет и нарушит тишину стоном.
        - Не хотелось мне быть тем, кто донесет до тебя эту новость! - Я чувствую напряжение, которое вмиг сковывает руки. Оно тонкой нитью закручивается в груди и вынуждает подозревать, что кто-то умер. Иначе как объяснить тень, ложащуюся на лицо друга? - Короче, Аня рассталась со своим хахалем. Так говорит она. А по факту, как только команда Буткова получила активное вещество, записи нашего проекта и образцы, она им стала не нужна. Твоя жена повелась на красивые слова, и слила им все, оставив за бортом не только нас, но и себя. Любовь прошла, завяли помидоры. Бутков, получил билет в светлое будущее и чихать он хотел на женщину за тридцать, которая в будущем может стать помехой.
        Я не нахожусь ответом. Это что же получается, причина ее ухода - пустые надежды? Тогда и наш брак не имел смысла, если побег за иллюзией был единственным выходом из токсичных для нее отношений.
        - Эй! - Буров машет рукой перед моим лицом. - Прием! Я здесь.
        - Ее жизнь меня больше не касается. Я вообще собираюсь взять отпуск и заняться ремонтом.
        - Ремонтом? - удивляется друг, а затем начинает хохотать. - Граф, ты себя сейчас слышишь? Какой, к черту, ремонт?
        Я тоже начинаю смеяться, аргументируя свое решение ещё большей глупостью:
        - Женщины меняют прическу, а я сменю кровать.
        - Тебя настолько зацепила девчонка?
        - Я не собираюсь с ней спать. По крайней мере, сейчас.
        - О-хо-хо! Чувствую, здесь назревает что-то серьезное. - Я пытаюсь развеять его домыслы, но он только разогревается: - Сначала ты ее подвозишь домой, да-да, если я пьян, это вовсе не значит, что ничего не помню. Потом ты ищешь ей врача. А дальше? Приютишь на время?
        - Кхм…
        - Третья стадия уже наступила?! Ну ничего себе!
        - Вообще-то, я вчера впервые испытал за кого-то страх. Черт его знает, что произошло. Вроде умный человек, бывало даже первую помощь оказывал, в стрессовых ситуациях всегда спокоен, а тут из-за какой-то температуры…
        Буров поднимается со скамьи и снимает перчатки.
        - Когда моя Алена шла на операцию, Никита отказался ее резать. Хирурги часто дают заднюю, если дело касается близких.
        - Валевская мне ни разу не близкая.
        - Кто? - Буров даже рот открывает от неожиданности. - Дружище, я, конечно, все понимаю, но ты уверен, что стоит в это влезать? Он же тебя в порошок сотрёт.
        - Сомневаюсь, - хмыкаю я. - Если бы он дорожил своей дочерью, то общение было бы совсем иным. Неважно, в чем провинился твой ребенок, это не даёт тебе права обращаться к ней как к проститутке. К тому же такого мелочного скота еще поискать.
        - Теперь я думаю, что тебе и вправду нужен отпуск. Обои там переклеешь в перерыве между лекциями, шторы поменяешь, ту же кровать..
        - Издеваешься?
        - Нет, сочувствую. Мой тебе совет, Стас, реши сначала свои проблемы, а потом лезь в чужие.
        И он прав. Вот только не могу я сейчас оставить девчонку в беде. Черт знает, почему. Просто не могу.
        - А я тут думал, что сорвал куш. Такую красотку вчера подцепил! - мечтательно произносит друг. - Эх, сплошное разочарование. Вот почему, если есть мозги, то страшная, а если их нет, то красивая? Где найти такую, чтобы все вместе?
        - Надо было в университет идти работать, тогда нашел бы.
        - У тебя есть кто-то на примете? - оживает он.
        - Я тебе не сваха. Захочешь, сам найдешь, - говорю и решаю вернуться домой. - В общем, я поехал. С отпуском разберусь завтра.
        - А лекции?
        - Буду вести, конечно же! Извини, но мне нужен перерыв.
        Буров понимающе улыбается и зовет меня покурить. Простояв какое-то время на улице, и обсудив дела, мы приходим к выводу, что отпуск возьмем вместе. Вчерашний эксперимент, поначалу казавшийся нам гениальным, провалился. Нам обоим требуется перерыв, желательно приятный. Я надеюсь утрясти свои дела и немного поваляться в постели, посмотреть что-то псевдонаучное или почитать художественную литературу. Сергей же собирается прогуляется по клубам. Там, где он в своей стихии.
        По пути домой из моих мыслей все никак не выходит Аня. Невозможно в один миг взять и выбросить из сердца человека, которого любишь. У меня не получается. Но… Если ее чувства хотя бы на сотую долю оказались бы настоящими, то, возможно, я смог бы простить. Каждый человек может оступиться. Однако становится неудачником, держащимся за юбку женщины, которая вытерла об меня ноги, я не хочу. Поэтому итог ясен.
        Мне не хотелось бы, чтобы она вернулась. Не сейчас. Не когда я могу дать слабину.
        Оставив машину на парковке, я поднимаюсь на лифте до квартиры. Запоздало вспоминаю, что не заказал ужин, однако стоит войти в прихожую, как сглатываю от умопомрачительного аромата, который вмиг возбуждает аппетит. Первая мысль: неужели мама вернулась? Я же просил! Однако пройдя дальше, замираю на пороге кухни.
        Вероника сидит за кухонным столом и что-то активно записывает в тетрадь. Из наушников доносятся биты, а на экране телефона быстрой строкой транслируется имя исполнителя. Перевожу взгляд на духовку. Там на противне золотится картофель, а на столешнице в салатнице видна нарезка из помидоров и лука. Тут же вспоминаю, были ли в холодильнике и на балконе продукты, ведь с тех пор, как ушла Аня, я закупился только дважды. И… Неужели Валевская умеет готовить? Судя по запаху, да. Причем, весьма недурно.
        Я подхожу к ней, сидящей ко мне спиной, и кладу ладонь на плечо. Она опасливо оборачивается и испуганно смотрит, затем медленно выдыхает и с улыбкой на губах снимает наушники.
        - Привет. - Не могу понять, что на меня нашло, почему словно пригвоздило к полу, и нет сил отвести взгляд. - Что делаешь?
        - Искупаю свою вину. - Смеется девчонка. - Надеюсь, на вкус он такой же, как и на запах. Кажется, это единственное, что я умею печь.
        - Понятно.
        - Станислав Юрьевич, извините ещё раз.
        - Да нет проблем. - Отмахиваюсь и все-таки отстраняюсь, тянусь за стаканом и графином с водой. Надо промочить горло. Хоть чем-то. - Чашка все равно принадлежала не мне.
        - Во-о-от как? - тянет она задумчиво, а затем чуть бодрее сообщает: - А я работу нашла!
        Глава 20. Всего лишь студентка
        Вероника
        Станислав Юрьевич удивленно вздергивает брови - первая эмоция с момента, как он вошел. А ведь до сих пор нависал надо мной, как застывшая на постаменте горгулья, и только шумно дышал, изредка роняя фразы.
        - Что за работа? Я ведь просил тебя не спешить.
        - Будь я чуть моложе, возможно, послушалась бы вас, но мне пора становиться самостоятельной. - Я встаю и, намеренно игнорируя хмурый взгляд, выключаю духовку. - Голодны?
        Станислав Юрьевич закрывает глаза и бесшумно выдыхает. Как бы он ни был зол, как сильно не трепетали бы крылья прямого и безусловно красивого носа, мое решение от этого не измениться. Мне хватило целого дня, чтобы подумать и осознать лежащую на поверхности правду: люди безусловно меня поймут, посочувствуют, даже помогут на первых парах, но никто не отнесется позитивно к наличию взрослой девицы, сидящей на шее. А именно к такому поступку способствует Станислав Юрьевич.
        - Хорошо. И куда же ты устроилась?
        - В танцевальную школу, в соседнем районе.
        - Хм… - Он берет в руки хлеб и доску.
        - Я буду уборщицей.
        - Кем?! - Те с хлопком падают на столешницу. - Вероника, какая еще уборщица?
        - Благородная профессия, между прочим. - Мне становится смешно. Совсем чуть-чуть. - Андрей подсобил, и я смогла быстро договориться.
        - Андрей, говоришь? - В его голосе появляется угроза, но замечать ее не хочется.
        - Именно. Меня приняли во вторую смену. С утра буду в университете, потом до девяти вечера на работе, а после…
        - После?..
        Куда мне идти “после”, я еще не подумала. Оставаться здесь дольше пары дней выглядело бы наглостью, но и комнату пока снимать не на что. И что мне делать?
        - Вероника? - Станислав Юрьевич смотрит на меня вопросительно, ожидая ответа. Будто ему так важно знать, что же там после. А ничего! Снова буду просить помощи у друга.
        - Это пока секрет, - говорю ему, не желая выдавать свою недальновидность. Пусть думает и удивляется, какая я самостоятельная. Может, хоть от него услышу доброе слово, без упреков, без обвинений в неблагодарности и зря потраченных годах жизни.
        Из раздумий меня отвлекает звонок его мобильного. Он достает из кармана смартфон и пусть не специально, но я успеваю заметить имя, которое высветилось на экране, в тот же миг делая свои выводы. Правильно. Лучше побыстрее уйти. Мое пребывание в его квартире может стать помехой. Вдруг он пожелает снова помириться с женой?
        От этой мысли становится грустно, однако я не та, кто имеет право на что-либо претендовать. Я всего лишь его студентка, попавшая в неприятности. И едва они утрясутся, закончится и забота.
        - Нет, Аня! - до меня доносится полный ярости голос. Я делаю пару шагов в направлении коридора и вздрагиваю от резкости куратора. - Как приехала, так и вали отсюда! Я передам через такси. Не переживай, все твои безделушки упакую в лучшем виде, хотя странно, что убегая к любовнику, ты их не прихватила. Мне не о чем с тобой говорить.
        Я слышу тихий мат и поражаюсь ненависти, с которой он посылает собственную жену. Это что же получается, их отношения разрушены окончательно?
        Внезапную радость я моментально подавляю. Представляю, как больно человеку осознавать предательство той, с которой жил под одной крышей долгие годы. Хотя, если вспомнить нашу первую встречу, Станислав Юрьевич тоже не выглядит образцовым семьянином. Или он пришел в стриптиз бар от отчаяния, чтобы хоть как-то заглушить тоску?
        - Подслушивала? - вопрос куратора застает меня врасплох.
        - Извините, - волна стыда душит, но я стойко ее выдерживаю, вмиг возвращаясь к ужину.
        - Любопытная Варвара, - с усмешкой произносит он и неожиданно обнимает меня за талию. Я замираю с тарелкой и ложкой в руках, испугавшись его дальнейших действий. Однако Станислав Юрьевич опускает голову на мое плечо и молчит.
        Спина словно загорается от внезапной близости. Каждая клеточка тела приходит в тонус, а в голове упрямо вертится только одна мысль: что делать? Как утешить мужчину, если знаешь причину его разочарования? Обнять в ответ? Возможно. А если он твой учитель, и все, о чем ты можешь думать - поцелуй, случившийся этим утром?
        - Картошка с фаршем?
        Я прихожу в себя и смотрю на противень, где уже остывает ужин.
        - Нашла замороженное мясо в морозилке.
        - Похоже, ты истощила все припасы, - смеется он, но настолько фальшиво, что мне становится его искренне жаль.
        - Мне хотелось вас хоть как-то отблагодарить.
        - Если хорошо себя чувствуешь, попозже сходим в круглосуточный, здесь недалеко.
        Предложение звучит обыденно, как само собой разумеющееся, поэтому, растерявшись, я соглашаюсь:
        - Сходим…
        Станислав Юрьевич отстраняется, и теперь я не решаюсь поднять глаза. Зачем было так поступать? Сейчас он поест, прогуляется, успокоится, займется своими делами и забудет о собственном поступке. У меня же словно отключился мозг. Я на автомате накрываю стол, кое-как улыбаюсь, и даже ем. И все это время мысли только о нем, о его близости, о словах, которые следовало бы сказать, об объятиях… Почему с ним так сложно? Отчего бы честно не признаться в своей слабости? Или ему нужно вовсе другого рода утешение?
        Мы оба вздрагиваем, когда раздается звонок в дверь.
        Станислав Юрьевич медленно кладет вилку и шумно втягивает воздух в легкие. Спокойный взгляд становится злым. Пальцы сжимаются в кулаки. Мне хватает пары секунд, чтобы среагировать. Быстро поднимаюсь, отправляю в рот последний кусок картофеля, кидаю посуду в посудомойку, хотя знаю, что потом достану и помою сама.
        - Что ты делаешь? - спрашивает мужчина, как мне кажется, еще больше приходя в ярость.
        - Какие бы у вас ни были отношения, Станислав Юрьевич, я не хочу своим присутствием компрометировать своего учителя.
        - Вероника, твои действия лишние, - произносит он мне в спину, и его слова тонут в очередной трели.
        Я хватаю свою сумку, куртку, обувь, забегаю в спальню за косметичкой и в дверях сталкиваюсь с Графом.
        - Вероника, перестань. В этом нет необходимости. - Он нависает надо мной и хмурит брови. Будто его суровость может меня остановить. - Дальше порога она не пройдет.
        Я ласково улыбаюсь ему в ответ. Какие все-таки мужчины наивные. Если женщина даже после порции мата в свой адрес продолжает настаивать на встрече, значит, она не просто пройдет дальше порога. Она здесь все разворошит! И лучше, если не найдет меня. Не хочу в это встревать. Не желаю снова ловить на себе осуждающий, презрительный взгляд. Мне всего девятнадцать лет, и несмотря на проступки, я прежняя, домашняя девочка, которой сейчас, когда не на кого положиться, хочется просто сесть и зареветь в голос. Или закопаться в своей комнате, включить любимую музыку и просмотреть все чемпионаты по пол-дэнсу.
        - Буду на балконе. - Неловко кладу ладонь не его плечо. - Постарайтесь выяснить отношения чуть быстрее. Он хоть и крытый, но не отапливается. А куртка у меня не теплая.
        Я направляюсь в кухню. Оттуда забираю телефон, вылезаю на балкон, немного досадую о том, что двери застеклены слишком низко и, постелив кусок картона, сажусь так, чтобы меня не было видно. Прекрасно осознаю, насколько по-детски это выглядит, какой глупышкой могу показаться в глазах куратора, но не хочу ничего слышать и видеть. Пусть разбираются без меня.
        Из комнаты доносятся голоса: высокий женский и громкий мужской. Они приближаются, и я невольно начинаю различать произнесенные слова.
        - Она сказала, ты водишь сюда студенток. Совсем чокнулся?!
        - Я более чем уверен, что информацию она донесла до тебя иначе, но ты сделала свои выводы. Неправильные.
        - Да ладно?!
        - Аня, не тебе меня осуждать за что-то. Ты хотела забрать свои чашки и тарелки, так валяй. Я устал и хочу спать.
        - А это что такое? - Она начинает хохотать. - Ужин? Стас, ты же не умеешь готовить.
        - Утром мама заходила. И тебя мое пропитание, как и вся моя жизнь, не касается уже два месяца.
        Гремит посуда, а следом что-то разбивается.
        - Стас, каждому свойственно ошибаться, - произносит она чуть тише. Стучит шкафчик - видимо, принялась за уборку. А значит, надо настраиваться на долгое полулежание на балконе. Черт!
        - Дай угадаю, негде жить? - Язвительно произносит мужчина. - А как же твои сбережения?
        Тишина. Разве что слышны копошения.
        - Вон то алое безобразие тоже прихвати. Еще шторы в спальне не забудь и хлам в ванной.
        - Стас…
        - Аня, я не собираюсь ждать всю ночь, пока ты подметешь за собой.
        - Стас, может мы…
        - Никаких, мать твою, мы! - кричит он неожиданно, отчего я почти вжимаюсь в пол. Разве она, прожив с ним столько лет, не поняла, что лучше не будить спящих демонов? Я видела лишь однажды, каким грубым может быть Станислав Юрьевич, и то сразу на ус намотала. - Уйди. - Говорит он чуть тише. - Сейчас же взяла свою сумку, чашку, хренашку и ушла отсюда.
        - Стас, перестань кричать. Мы ведь оба понимаем, что в жизни всякое бывает. Думаешь, с другой тебе будет лучше, чем со мной? Никто не потерпит твое равнодушие.
        - И с чего это вдруг ты решила стать добрым самаритянином?
        - Потому что чувства не остыли. Я-то думала, ты пойдешь за мной, вернешь, покажешь, насколько я тебе важна, но ты не стал. И расстался… Подписал документы…
        До меня доносятся всхлипы. Она начинает о чем-то слезно бормотать, и все это время от Станислава Юрьевича ни слова. Я же думаю об измене, которую женщина умоляет простить. Ведь ясно как день, что ей, по общему счету, плевать на его чувства. Насколько ему было тяжело без нее, как он переживал, почему слонялся по клубам, что ел и с кем спал - ей все равно.
        Понимаю, что жалеть только одну сторону, не зная всей ситуации, как минимум не объективный поступок, но все же.
        Я вновь вздрагиваю, но теперь от внезапной неприятной мысли. Что, если он смягчится и поведет ее в постель? Нет! Не желаю это слушать. Надеюсь, ему хватит мозгов оставить входную дверь открытой, чтобы я тихо могла отступить, уйти, не мешать.
        И все же моя грудь болезненно сжимается. Но почему?
        Перестань думать о нем, Ника. Перестань же! Завтра съедешь, найдешь, где жить, попросишь помощи у Андрея или пойдешь на поклон хоть к кому-нибудь…
        Тишина становится слишком долгой. Я слегка приподнимаюсь и краем глаза замечаю их, стоящих посреди кухни. Замечаю как ее губы что-то шепчут, как его стеклянный взгляд смотрит на накрытый стол, а руки, в чьих объятьях мое сердце замирает, безвольно висят, сгорбливая спину, склоняя голову, делая из него послушную куклу, готовую принять изменницу любой, лишь бы была рядом.
        На глаза наворачиваются слезы, а челюсть сводит от желания поплакать. Никому ты, Ника, не нужна. У родителей репутация, у Светы принципы и обиды, у куратора семья, а Андрей хоть и друг… но не настолько близкий.
        Опускаюсь обратно, сворачиваюсь калачиком и смотрю на кипу коробок, сложенных ровной стопочкой. В какой-то момент выпадаю из реальности, просто забываясь в своих мыслях, в плане, который надо незамедлительно придумать и наполнить свою жизнь смыслом, в переживаниях о внезапных чувствах…
        - Вероника? - Станислав Юрьевич выходит на балкон и опускается рядом со мной на корточки. - С тобой все в порядке?
        Глава 21. Пропажа
        Граф
        Девчонка лежит на полу и даже не смотрит на меня. Я не знаю, все ли она слышала. Дверь была плотно закрыта, а звукоизоляция в квартире неплохая. И все же, видя ее отрешенность, я испытываю вину. За что? Не понимаю. Просто противно тянет в груди.
        - Вероника? - опускаюсь рядом с ней, растерянно соображая, как сейчас поступить. - С тобой все в порядке?
        Пожалуй, самый идиотский вопрос, который только мог сейчас прозвучать. Но Валевская переводит на меня пустой взгляд, абсолютно лишенный теплоты, полный одиночества и болезненного принятия своей участи. Она напоминает мне меня же пару минут назад. Когда я слышал шепот Ани, вслушивался в ее лепет, дешевые извинения, какую-то отвратительную ахинею о разбитом сердце, о том, что пусть и вечно холоден, но только я ее люблю по-настоящему, и ощущал, как с каждым произнесенные словом во мне росла дыра. Эту пустоту я вижу и у Валевской.
        - Да, все хорошо.
        Вероника улыбается, зачем-то прикрывает веки, пряча от меня остекленевшие глаза. И прежде, чем я придумываю, как реагировать, замечаю крупные капли на ресницах. Они стремительно увеличиваются, и уже через мгновение катятся широкой полосой по белоснежной коже.
        - Эй… - касаюсь ее щек, и девчонка распахивает глаза, полные слёз. Тяну на себя, обнимаю, прижимаю так, словно от этого станет легче нам обоим…
        Резкие рыдания вырываются из ее груди, и я замираю. Вероника ревёт с надрывом, в голос, так, будто только что потеряла самое важное в жизни, приводя меня в замешательство и вынуждая усиленно соображать. Вот только мыслей нет. Ее пронзительный плач делает из меня размазню, который вот-вот сдастся и, стиснув зубы, завоет на пару с девчонкой. Хочется крикнуть: "Замолчи! Перестань! Не надо!", но вместо этого я беру себя в руки, приподнимаю ее и усаживаю на колени. Что могло произойти, остается только догадываться… Неужели снова написал отец?
        - Станислав Юрьевич, - она отстраняется и заплаканное лицо вызывает во мне противоречия. Вспоминаю Аню, ее крокодильи слезы, маску великомученицы и стискиваю зубы. Потом сравниваю с искренностью Вероники. Улыбаюсь.
        - Что? - спрашиваю у девчонки, убирая с ее щек прилипшие волосы.
        - Поцелуйте меня.
        - …
        - Пожалуйста. - Тонкие пальцы касаются моих губ. - Как этим утром. Всего минуту.
        Минуту?! Она хоть осознает, о чем просит? Я не выдержу минуты! Не сейчас, когда от одного ее взгляда немеет тело. Когда длинные ресницы слиплись от влаги, маленький нос забавно покраснел, а щеки покрыты румянцем.
        Я прикидываю, насколько разумно идти у нее на поводу. Если соглашусь, то она преисполнился надеждой, будет воображать то, чего нет. А откажусь - обреку девчонку на еще большее одиночество.
        - Хорошо, - улыбается. - Я не буду настаивать.
        - Вероника…
        Встает, отряхивает колени.
        Сначала я решаю, что это вновь игра, только более искусная, но ее неуверенная походка, дрожащие пальцы и отстраненность - настоящие.
        Корю себя за слабость. Понимаю, ей это необходимо, а я не готов. Не после того, как выпроводил Аню, навсегда поставив точку между нами.
        Звон тарелок выводит меня из оцепенения. Валевская убирает стол, достает все из посудомойки и, собрав маленькую гору в раковине, принимается за мойку. Непривычно. Смотрю на нее, и тело натягивается как тетива от внезапного осознания.
        Только что мы сделали шаг назад. Вернулись туда, откуда даже не начинали. Это намного дальше, до нашей встречи. И все из-за моей нерешительности. А может, это благоразумие? Та самая мудрость, которая приходит с опытом, с первой сединой?
        Встаю и направляюсь в душ. Надо остыть. Успокоиться.
        Зависаю там на долгое время, пока, выключив на время воду, не слышу голос Вероники. Она с кем-то говорит по телефону, но различить слова невозможно. Одеваюсь и выхожу. Уточняю все ли хорошо, и снова получаю в ответ вежливую улыбку, за которой Вероника пытается скрыть свои чувства. У нее это получается, ведь я не могу ничего понять.
        Да и мысли сейчас вовсе не с ней. Я словно в подвешенном состоянии, как маленький котенок, которого взяли за шкирку и сотрясают в воздухе, проверяя рыпнется он или нет.
        Чуть позже лежу на диване и силюсь уснуть. Безуспешно. До утра пялюсь в потолок, ворочусь на диване, раздумываю обо всем и ни о чем одновременно. А едва засыпаю, как начинает звенеть будильник.
        - Ты как? - спрашиваю Валевскую за завтраком.
        - Чувствую себя неважно. В университет пойду завтра.
        Это все. Мы не произносим больше ни слова. Выхожу из квартиры, еду в машине, пишу заявление об отпуске за свой счёт, на время покидая лабораторию, и ощущаю себя разбитым. Мне не хватает чего-то. Мне не хватает кого-то. И я не могу понять - это Аня или… Стоит вернуться домой и прочитать оставленную Вероникой записку, многое становится на свои места.
        Звоню ей, но телефон выключен. Набираю Вишневского, но тот не отвечает. Я просто выпадаю из реальности. Может, вернулась домой? Помирилась с родителями? Тогда почему ничего не написала, кроме "Спасибо, что приютили и помогли"? Это все, на что я годен? Накормить и предложить свою постель? Меня распирает от злости на самого себя!
        - Да. - Как только перезванивает Андрей, я тут же отвечаю.
        - Станислав Юрьевич, - смеется этот прыщ. - От вас тринадцать пропущенных. Кто-то умер?
        - Нет. Где Валевская? - задаю главный вопрос. Если он не даст ответа, придется искать ее по всему городу.
        - Эм.
        - Вишневский, не тяни кота за причинные места. - Меня пробирает злость, но вскоре удается взять себя в руки, выдохнуть и успокоиться. Тем более, что Андрей начинает выдавать необходимую мне информацию.
        - Вероника временно поселилась у моей подруги. Говорит, проблемы дома.
        - Адрес.
        - Что?
        - Ты меня прекрасно слышал.
        Я уже готов мысленно запоминать, но до меня доносится тяжелый вздох.
        - Станислав Юрьевич, без понятия, что произошло между вами, но ей нужна передышка. Ника приходила сегодня, и знаете, это пи**** как фигово, когда ты никому не нужен. Поэтому дайте ей оправиться. Тем более, что она нашла работу.
        Я втягиваю воздух и сажусь на край постели, замечая, что моя бегунья ее сменила.
        - Хорошо. Извини, что побеспокоил.
        - Да ладно вам, я все понимаю. Сам вон задрался завоевывать крепость. На днях выпишут, придется увеличить геолокацию, ловить ее по всему городу. - Вот же ж романтик. - Вы это, не переживайте. Думаю, в универе встретитесь… Семен Валерьевич, осторожнее! Подождите, помогу!
        Звонок завершается, и я кладу смартфон на покрывало. Встаю, оглядываюсь и понимаю, что пора многое менять. Конечно, можно забить на перемены, окружить себя алкоголем и предаваться жалости, считая себя жертвой обстоятельств и просматривая фильмы для взрослых - все бабы же суки, зачем на кого-то тратить время?
        Усмехаюсь.
        Не все. По крайней мере, я видел нормальных, верных, чутких и заботливых. Они знают цену себе и своим чувствам, не размениваются по мелочам, не рубят с плеча, не молчат… Аня всегда молчала. Я тоже не особо любил разговоры. К чему это привело?..
        Вечер я провожу за расхламлением квартиры. Пока соседи отдыхают, за окном опускается глубокая ночь, а из динамиков компьютера тихо играет джаз, достаю чемоданы и заполняю их барахлом, принадлежащим Ане. Пустота в шкафах вовсе не давит, а наоборот, кажется чистым листом, с которого я начну новую жизнь. Без нее.
        Если бы она не пришла, если бы не несла чушь про любовь, попутно обвиняя меня в равнодушии, то, возможно, я испытывал бы сейчас противоречивые чувства, раздумывал, как все исправить, вернуть. Но мне все равно.
        Доедаю вчерашний картофель, вызываю грузовое такси и в полночь отправляю пожитки бывшей жены по адресу ее родителей. Черт его знает, где она сейчас живет, а тыкать пальцем в небо не хватает азарта.
        Практически до утра я смотрю детективный сериал, игнорируя трель мобильника, чихая на ярость тестя, и на четвертой серии засыпаю. Правда, с мыслями об одной девчонке. Может, оно и к лучшему, что она ушла? Кто знает, в какой момент я сорвался и натворил бы делов? Вспомнил, как настойчиво добивается своего Вишневский. Нет, это уже не для меня, осаждать крепость.
        Впрочем, и без присутствия в квартире кого-нибудь еще, совсем туго. Кота, что ли завести?
        Глава 22. Съём
        Вероника
        - Проходи.
        Оля отстраняется от двери, давая мне возможность войти в прихожую. В целом, обычную, ничем не примечательную, разве что плитка с цветным узором мандала смотрится здесь несколько инородно. Я снимаю обувь, радуясь тому, что наконец-то мои ноги отдохнут.
        День прошел впопыхах. Сначала был визит к Вишневскому, который пытался выведать всеми способами, почему я жила у куратора, потом пробная рабочая смена, где мои глаза со зверским голодом наблюдали за танцорами, а после - изнурительная тряска в городском транспорте. Надеюсь, вечер будет недолгим, и вскоре я смог пролистать учебник или хотя бы поспать.
        - Выглядишь неважно, - говорит Оля и направляется в кухню, откуда доносится свист чайника. Я иду следом, оглядывая уютное помещение с белыми стенами и оливкового цвета мебелью.
        - Устала немного, - улыбаюсь ей коротко.
        - Андрей сказал, что ты устроилась в танцевальную студию. Интересуешься танцами?
        - Немного. Но пока что я там не в качестве танцора.
        - М? А кого?
        - Уборщицы, - смеюсь.
        Оля мимолётно меня оглядывает, но смысл ее взгляда остается мне неизвестным. Впрочем, все равно. Главное, больше ни разу не услышать постыдные слова в свой адрес. Несмотря на глупый проступок, я их не вынесу.
        - Кушать будешь?
        - Можно просто чай, - отвечаю, подавляя в себе желание полноценно поесть. Стыдно. С меня и так месяц не возьмут денег, выручая до первой зарплаты. Я не готова быть нахлебницей.
        Она заваривает два пакетика, достает корзинку с печеньем из шкафа и попутно рассказывает о себе. Так я узнаю, что подруга Андрея занималась десять лет бальными танцами, потом поступила в театральный, а сейчас готовится к защите диплома.
        - Я редко участвую в мероприятиях вне театра, - поясняет она, вспоминая ночные гонки и наше в них участие. - Но наш общий друг умеет уговаривать. Кстати, Андрей о тебе раньше почти ничего не рассказывал. Я уже испугалась. Думала, он плюнул на Лику и решил развлечься. Оказалось, нет. - Берет печеньку, кусает, после чего и я тянусь к корзинке. - А знаешь, вы даже чем-то похожи. Обе блондинки.
        - Лика, - пробую на слух новое для меня имя. - Не знаю такую. Да и с Андреем мы только приятели. Это родители тесно дружат.
        - Понятно. Все равно о тебе раньше не слышала. А Лика - любовь всей его жизни. Там у них такие сложности, что Санта Барбара отдыхает. - Оля делает глоток чая и достает из кармана сигареты. - Не против, если я закурю?
        Отрицательно киваю головой и продолжаю слушать о жизни моей новой сожительницы, боясь говорить что-либо о себе. Да и рассказывать нечего. О родителях не хочется, о работе пока нечего, а о Станиславе Юрьевиче стыдно вспоминать.
        Как я могла попросить поцелуй? Да ещё и так жалобно, будто бездомная выпрашивает подаяния. Что он обо мне подумает? И так растерялся. Отказал. Устроил бойкот, роняя только редкие фразы, когда невозможно молчать, и тишина становится невыносимой. Оно и понятно. Студентка оказалась неблагодарной. Мало того, что воспользовалась гостеприимством, так ещё и не шее повисла, соплями измазала, приставать начала. Стыдоба…
        И почему я не сумела написать полноценное письмо или отправить смс? А пропущенные звонки? Столько раз набирал… Надо было ответить, не выключать телефон.
        Вздыхаю, чувствую себя отвратительно.
        - Эй, ты меня слушаешь?
        Поднимаю глаза и встречаюсь с недовольным взглядом. Оля своеобразная, несколько грубая в жестах, но раз меня приютили, надо быть повежливее.
        - Прости. Я пропустила твои слова мимо ушей.
        - Похоже, я тебя утомила. - Она гасит в пепельнице сигарету и встает. - Если ты все, пойдем покажу, где что находится - освежишься, отдохнёшь.
        Вскакиваю следом и, после короткого инструктажа, стою под душем, размышляю о жизни и в который раз решаю во что бы то ни стало доказать всем, кто во мне усомнился, что я не пустое место. Надо лишь грамотно распределить время и воспользоваться той возможностью, которую подарила судьба. Под крылом родителей я вряд ли смогла бы стать лучшей копией себя. Так, может быть, сейчас все получится?
        Я переодеваюсь и выхожу.
        - Прикольная футболка, - смеется Оля, замечая надпись на моей спине. - Только не логичнее ли назваться "Богиней молекул"? Или эта футболка принадлежит твоему парню? Тоже биолог?
        - Ты права, она не моя, - отвечаю смущённо, надеясь, что она не станет задавать больше никаких вопросов. - Я пойду лягу?
        - Конечно. Доброй ночи.
        Направляюсь в выделенную мне комнату, ощущая неловкость. Но уже у порога Оля меня кличет, вынуждая обернуться.
        - Ник, расслабься. Я вижу, как тебе стыдно, но ты зря грузишься. Андрей у меня по полгода жил, и ничего. Я на самом деле люблю хорошую компанию, поэтому не парься ни о чем. И в следующий раз нормально поешь, а то я чувствую себя надзирателем в концлагере.
        - Спасибо, - улыбаюсь ей с благодарностью и, скрывшись за дверью, обхватываю себя руками.
        Какой, к черту, парень? Я бессовестно забрала с собой футболку Станислава Юрьевича, надеясь, что он о ней забыл. Выудила первое попавшееся под руку и спрятала в рюкзак. Воровство в чистом виде. Просто понимаю, что скорее всего наши отношения никогда не станут прежними. Он так мило позаботился обо мне, а после понял, насколько его мать была права, потому и отстранился.
        Вдыхаю аромат ополаскивателя, который выветрится после первой же стирки и позволяю себе еще немного слёз. Как же страшно бывает, когда остаешься одна. Вмиг расклеиваешься, переживаешь, думаешь о глупостях и ошибках. И зачем я ушла? Рядом с ним ведь так хорошо и уютно. А как приятно видеть беспокойство в его глазах, ощущать заботу обо мне, чувствовать, как бьется сердце во время наших объятий, поцелуев… Все это перечеркнула. Сама.
        Вникая в собственные переживания, я не замечаю, как наступает глубокая ночь. Ноги немеют от сидения на корточках, а тело знобит. Понимаю, что простуда еще помучает меня, поэтому залезаю под одеяло и тут же засыпаю. А едва звенит будильник, вскакиваю и начинаю одеваться. Сегодня к первой паре, нельзя опаздывать. Может, мои мечты и противоречат выбранной родителями профессии, но теперь у меня есть человек, которого не хотелось бы расстраивать.
        Оля что-то бормочет под нос, указав мне, где лежат запасные ключи, и укрывается полностью одеялом. Тихо натягиваю куртку, обуваюсь и покидаю квартиру.
        По дороге в университет меня не покидают переживания - снова в той же одежде. Что обо мне подумают девчонки? Но ведь быть самостоятельной нелегко, и внешний вид - не главная проблема в период безденежья. Так я себя успокаиваю, пока не вхожу в аудиторию, где, встретившись взглядами с Яковлевой, чувствую себя донельзя неловко. Мой вид вызывает у нее вопросы, которые она, несмотря на начавшуюся пару, решает задать немедленно.
        - Ника, у тебя все хорошо? - шепчет Диана, пока профессор Кутуков записывает на доске тему лекции.
        - Да, а что?
        - Ты трижды приходишь в одном и том же.
        - А, это…
        - И куртка тонкая. В такой же запросто можно замерзнуть.
        Сначала мне кажется, что девушка переживает, наверняка, спрашивает из сочувствия, но заглянув в ее глаза, я вижу там насмешку. Становится неприятно. Впрочем, чего еще ждать от общества, где человека встречают по одежке?
        Дав уклончивый ответ, я до конца пар ощущаю себя не в своей тарелке, благодаря небеса, что сегодня нет лекций со Станиславом Юрьевичем. Если и он обратил бы внимание на мой внешний вид, то впору было бы под землю провалиться от стыда. Только где я возьму деньги? Андрей, конечно, одолжил мне немного, но этого едва хватает на проезды и незначительные перекусы. Мысль о возвращении домой, я отметаю сразу. Не хочу. В таком случае, как выйти из положения?
        Об этом я думаю до конца пар, но когда настает время идти на работу, то возникает новая проблема. И хоть она обложена в красочный фантик, выглядит, как Аполлон, соизволивший спуститься к смертной, я вмиг осознаю опасность. Надо бежать.
        Юрий Краснов стоит возле крутой тачки, наверняка, своей, и смотрит на меня. Он держит в руках мобильный телефон и улыбается, задрав повыше нос - точно бог, делающий своим появлением великое одолжение смертной, то есть мне.
        Я слышу за спиной девичий возглас. Видимо, кто-то из студентов уже впечатлился его красотой и богатством. А в следующую секунду рядом оказывается Диана. Она дружелюбно обнимает меня за плечи и, поглядывая на неожиданного визитера, шепчет:
        - Если он пришел к тебе, то поздравляю. Ты отхватила лакомый кусочек. С таким, как он, весело тусить. Говорят, расточительный…
        Я вздыхаю и отстраняюсь от нее. Сейчас сведения о чужом достатке меня волнуют меньше всего. Самой бы выкрутиться. Хожу в одном и том же, а скоро и вовсе есть будет нечего.
        - Мне пора.
        Не обращая внимания на сыночка нашего мэра, я быстрым шагом иду мимо парковки, но парень, не готовый смиряться с моим равнодушием, вмиг догоняет и хватает меня за руку.
        - Ну привет, Лимонная Девочка.
        Я скидываю ее, и победная улыбка на его лице уступает место удивлению.
        - Я не Лимонная Девочка.
        - М-м-м… - На миг он теряется, но вскоре зловеще растягивает губы. - Я бы поспорил. Пообедаешь со мной?
        - Нет. У меня дела. До свидания.
        Он снова хватает мою руку.
        - Лиза…
        - Я больше там не работаю! - выкрикиваю неожиданно для самой себя, и тут же осекаюсь. Неподалеку стоит Яковлева и с интересом наблюдает за происходящим. - Отпусти.
        Юрий ослабляет хватку, давая возможность освободиться, и провожает долгим взглядом. Без понятия, что у него в голове, но от пристального внимания у меня горит спина.
        Внезапная трель звонка вынуждает остановиться. Я нервно достаю из кармана телефон, смотрю на незнакомый номер, и не решаюсь ответить. А когда преподношу к уху девайс, снова слышу голос Краснова:
        - Может, все же передумаешь, Лимонная Девочка? Как насчет ужина?
        Оставляя вопрос без ответа, завершаю звонок, кидаю номер в черный список и выключаю телефон. Неважно, с каким намерением он пришел, как достал мои контакты, чем руководствовался, являясь в университет. Мне не нужно дважды повторять, что с этим человеком общаться опасно, не обязательно напоминать, как он развлекается с девчонками в стриптиз клубе, и не стоит убеждать в его исключительной крутости. Все и так ясно, лежит на поверхности. Только включи мозги и не попадайся в ловушку.
        Я дохожу до остановки, жду свой автобус и перед тем, как сесть, оглядываюсь, с радостью отмечая отсутствие Краснова. Не хватало, чтобы меня вдобавок ко всем существующим проблемам еще и преследовали.
        Глава 23. О мечте
        Вероника
        В танцевальной студии тем временем кипит работа. Когда я захожу в зал, то моему взору открывается картина идеально сложенных тел, сильных рук, способных удерживать на значительной высоте танцовщиц, каблуков, цепляющихся за шест, счастливых улыбок и горящих глаз. Девушки наслаждаются танцем, извиваясь на пилоне как змейки. Их движения откровенны, но на грани. Их взгляды томны, но скорее от усталости, чем от желания флиртовать…
        - Вероника. - Я вздрагиваю. - Пойдем. Оформим документы.
        Женщина в возрасте, тонкая, как тростинка, ведёт меня в уже знакомый кабинет. В душном сером помещении мы проводим около двадцати минут, после чего она отправляет меня работать. Я вновь слежу за тем, как кто-то исполняет мою мечту, в то время как мне приходится полировать стекло и вытирать пыль.
        Несправедливость гложет.
        Стискиваю зубы и решаю во что бы то ни стало стать одной из них. Хотя бы ради удовольствия, не ради наград и побед. Мысль о танцах настолько навязчивая, животрепещущая, что я не замечаю, как групповое занятие заканчивается. Девушки покидают зал. Тренер уходит к себе. А я остаюсь наедине с парой десятков шестов. Усмехаясь самой себе, беру в руки тряпку с дезинфицирующим средством и продолжаю уборку. Сейчас моя работа заключается в другом.
        Когда смена подходит к концу, и я провожаю взглядом ещё одну группу учениц, меня начинает клонить в сон. Однако вновь наступает долгий час, в течение которого приходится подавлять свои желания и орудовать шваброй.
        Наверное, прозвучит смешно, тем более, что позже я действительно хохочу над самой собой, однако в какой-то момент мне даже начинает нравиться то, что я делаю. Мысли, до сих пор пребывающие в хаосе, выстраиваются в стройный ряд, и происходит то самое осознание, после которого человек меняется, делает шаг навстречу новому "я", выбирает другой путь. Я оглядываюсь назад, в прошлое. Туда, где была послушной домашней девочкой, беспрекословно исполнявшей все, что говорят родители, и впервые понимаю: а было не так уж и плохо!
        Они требовали роста, достижений, наград, но и взамен давали немало. Их амбиции воспитали во мне трудолюбие, которое многие не могут взрастить в себе до самой смерти.
        В какой-то момент мои глаза наполняются слезами. Я скучаю по маме. Хочу обнять, получить необходимую поддержку. Но… Медленный выдох помогает прийти в себя. Решила стать самостоятельной, так перестань реветь!
        Доделываю работу и закрываю по порядку залы, лишь в последнем задержавшись дольше положенного. В надежде, что меня никто не увидит, снимаю обувь, подхожу к шесту и решаю сделать пару трюков. Благо одежда не скользкая…
        - Вероника, если я не ошибаюсь? - раздается голос за спиной, и я подпрыгиваю на месте от неожиданности, так и не поднявшись на шест.
        Оборачиваюсь и вижу тренера, собравшегося уйти домой. Судя по портфолио, она принесла не одну награду школе пол-дэнса, правда, понаблюдав за ней сегодня, я не испытала особого восхищения - тело выглядит перекаченным, отчего даже самые простые трюки кажутся резкими и грубыми. В таком спорте очень важно сохранить эстетический вид. Впрочем, не он является решающим фактором во время соревнований, а выносливость, чистота исполнения трюков и их сложность.
        - Да, - отвечаю ей, боясь огрести за выходку. - Убираюсь вот…
        - Я заметила, как ты смотришь на шест. Не хочешь присоединиться к групповым занятиям?
        Замираю в нерешительности. Неужели меня никто не будет ругать?
        - Фигура у тебя складная, формы тоже красивые. Глядишь, научишься чему-нибудь, понравится.
        Задумываюсь над предложением и понимаю, что пока на это нет денег.
        - Мне уже нравится. Давно, - произношу с сожалением. - Но я не потяну по финансам.
        - Можно оставить часть зарплаты в качестве залога. Ты не первая, кто приходит уборщицей, а уходит с золотой медалью, взятой на международном конкурсе.
        - Вот как…
        Снова оцениваю размер своего дохода, и с огорчением вздыхаю. Оплата съемной комнаты, коммунальных услуг, проезда, а также покупка еды и одежды - на все это едва ли хватит тех денег, которые я заработаю в этом месяце. И ведь здесь лишь половина расходов. Из-за работы ухудшается успеваемость, бюджетные места не резиновые. Что я буду делать потом, когда придется платить за учебу?
        Хотя совсем недавно я и не горела желанием учиться. Почему же не хочу терять это место теперь?
        - Все равно не потяну, - отвечаю, стиснув снова зубы.
        Мечта рядом, только скажи "да", но мне вновь приходится давать заднюю. Если бы я могла обернуть время вспять, не дать отцу разбросать мои деньги. Выбери я другой путь…
        Она цокает языком, потом снова растягивает губы в улыбке.
        - Не расстраивайся. И заканчивай быстрее с уборкой. Уже поздно, уродов в нашем городе полно. Не дай бог, пристанет кто.
        Женщина уходит, оставляя меня наедине со своим маленьким горем.
        Но ничего! Я справляюсь! Найду способ!
        Закончив дело, ловлю свой автобус, радуясь тому, что не придется пересаживаться, и вскоре доезжаю до своего временного жилья. В небольшом магазине, стоящем при дворе, покупаю продукты, на которые в состоянии раскошелиться и, войдя в пустую квартиру, решаю что-нибудь приготовить.
        К приходу Оли, я уже корплю над учебником, готовясь к завтрашним парам и встрече со Станиславов Юрьевичем. Без понятия, как она пройдет, но мысли о мужчине, отвергнувшем меня, не дают сосредоточиться. Впрочем, чего я хотела от того, кто видит во мне малолетку? Я ведь не роскошная тридцатилетняя женщина, которой можно простить даже измену! А простит ли он ее? Неужели…
        - Ой, Ника. Ты ещё не спишь? - Оля заглядывает в комнату и блаженно улыбается. - Я тут немного того… выпила. У нас был ма-а-аленький корпоратив в театре.
        - Кушать будешь? - Хочется хоть как-то отблагодарить ее за гостеприимство.
        - Неа… А ты что делаешь?
        - Готовлюсь к паре.
        Внезапная мысль вынуждает меня вскочить и схватиться за голову.
        - Что-то случилось? - спрашивает она слегка заплетающимся языком.
        - Я не постирала брюки! И футболку!
        Не дожидаясь ее комментариев, хватаю одежду и бегу в ванную. Как же так?! Они же не высохнут до утра!
        - Это твоя единственная одежда? - заглядывает в ванную Оля, зевая на ходу.
        - Да, - отвечаю честно и тут же оправдываюсь: - Так получилось.
        Она кивает сначала мне, потом своим мыслям и, бормоча под нос песню, прячется в спальне. Как только я заканчиваю со стиркой и вешаю одежду на балкон, то новая знакомая заваливает мою постель шмотками.
        - Сейчас мы выберем.
        - Оля…
        - Она самая, - снова бубнит слегла пьяненькая девушка. - Ты не смотри, что я такая. Я пью только по праздникам. О! Нашла.
        Она выуживает из горы шмоток спортивные штаны, следом водолазку, а после, задумавшись, приносит оливкового цвета куртку с толстым слоем меха.
        - Если к этому добавить кепочку, то будет как у итальянцев: белиссимо! К тому же, твои белые кроссы отлично будут сочетаться с верхом…
        - Оля, - пытаюсь достучаться до девушки, ведь мне совесть не позволит все это взять.
        - Знаешь, ещё недавно я была в такой заднице, Ник. Вот реально! По уши в долгах! И никто, - она тыкает указательным пальцем вверх, - слышишь, никто обо мне не позаботился. Всех как ветром сдуло! Поэтому, пока люди добры к тебе, принимай помощь с благодарностью.
        Я сглатываю тугой ком в горле и едва ли не плачу. Сдерживаюсь. Нахожу в себе силы просто произнести "спасибо".
        - Я там твой борщ попробовала. Во! - А увидев большой палец, тянущийся вверх, и хитрое лицо на его фоне, я и вовсе начинаю улыбаться.
        Оля же берет всю одежду в охапку и уносит в свою комнату, по пути теряя пару колготок и футболку. Убираю за ней беспорядок и, после непродолжительной беседы о жизни, тихо прикрываю за собой дверь.
        Тронутая до глубины души поступком теперь уже точно подруги, я завариваю себе большую чашку чая и залезаю в сеть в поисках ещё одной подработки. Даже если это будет всего пара тысяч рублей, сейчас любая копейка на счету. К тому же, ощущение несамостоятельности не даёт покоя. Злость на саму себя вынуждает сжимать кулаки. Хочется перевернуть весь мир с ног на голову, но добиться твердо стоящих ног и полного кошелька! Потому что зависимость от кого-то губительна, даже если этот человек к тебе чрезвычайно добр.
        Примерно во втором часу ночи, когда глаза слипаются, а поиски подработки заходят в тупик, меня отрезвляет внезапное уведомление из социальной сети. Я хмурюсь, а следом, открыв вкладку, прихожу в ярость.
        И здесь достал!
        Глава 24. Соперница
        Вероника
        Я листаю профиль Краснова и все больше разочаровываюсь - типичный кобель и гуляка. А когда прилетает сообщение "Привет, Лимонная Девочка", то блокирую его аккаунт, а свой спешу закрыть, хотя более чем уверена - мои фотографии он уже видел.
        Звонок тоже отклоняю, ощущая, как во мне нарастает злость. Да как так можно? Разве непонятно, что я против общения? Или он не привык к отказам? В груди зарождается волнение. Интуиция вопит об опасности. Он готов был заплатить за мое общество огромные деньги! Значит ли это, что мне стоит ждать осады?
        Я выдыхаю, мысленно даю себе оплеуху и настраиваюсь на позитив. Завтра будет новый день, сложный из-за Станислава Юрьевича, но безусловно хороший. Ведь точно будет?
        Мои ожидания не сбываются. Едва звенит будильник, и я подключаюсь к сети, как получаю длинное сообщение от мамы. Она просит вернуться домой и переживает о моем состоянии. Сердце сжимается, легкие сдавливает невидимая тяжесть. Меня разрывает от противоречивых эмоций, ведь хочется поддаться ее просьбе и найти так нужное сейчас утешение, но… Нет.
        Я встаю и открываю окно. Утренняя прохлада врывается в комнату, и колючее дыхание сентября кусает пятки. Запрыгнув в мягкие тапочки, иду в ванную. Мысли то и дело возвращаются к письму от самого близкого мне человека, но упрямство не дает согласиться. Будь я хоть на год моложе, непременно прибежала бы искать защиты от всех бед, свалившихся на мою голову, но сейчас, когда цель выбрана, нельзя останавливаться.
        Приведя себя в порядок, я одеваюсь, перекусываю печеньем и вскоре еду в университет, путь до которого кажется мне долгим и слишком нервным. Примерно через несколько минут, как я сажусь в автобус, прилетает очередное сообщение от Краснова. На этот раз номер неизвестен, и это пугает сильнее прежнего. От выражения "Лимонная Девочка" у меня уже дергается глаз. Я оглядываю дорогу, не вижу никаких подозрительных машин, и вскоре успокаиваюсь. Хотя до дверей университета иду с опаской. Стыдно признаться в своей слабости, но из-за страха я забываю о других переживаниях.
        Захожу в аудиторию, приветствую ребят, сажусь рядом с донельзя довольной Яковлевой, которая сегодня при параде и зачем-то красится перед парой.
        - Я смотрю, у тебя все наладилось, - говорит девушка, отвлекаясь от зеркала.
        - В смысле?
        - Одежда, - указывает она на куртку Оли. - Я уже думала, ты каждый день будешь в одном и том же.
        - Обрадовалась, небось. - Не могу сдержать издевки, так как ее тон начинает раздражать. И почему я подошла к ней? Привычка? Не слишком ли быстро она сформировалась? Может, сразу пересесть?
        - Ну-у-у, - задумывается Диана, а после выдает нечто совершенно ненормальное. - Я бы предпочла, чтобы у меня не было соперниц. А ты привлекаешь внимание учителей своими… - Ее взгляд цепляется за мою грудь, и брови недовольно сводятся на переносице. - Формами.
        - Да ладно?
        - Конечно! Да и женщины смотрят на тебя особенным взглядом. Видимо твои прошлые награды дают им надежду, что и этот университет прославится.
        - Тук пусть прославляется. Причем тут я? Здесь полно шикарных специалистов.
        - Международные награды, Ник. Не каждый способен их завоевать. Одним, как, например, тебе, все дается легко, по щелчку пальцев, а другим, таким, как я, приходится проявлять смекалку.
        Меня передергивает от ее слов. По щелчку пальцев?! Серьезно?!
        - Диана. - Я сжимаю пальцы в кулаки. - Не удешевляй труд других людей.
        - Да ладно тебе… Чего сразу заводишься? Будь мои родаки такие же богатые, как твои, то и мое личико светилось бы в газете.
        Я встаю с намерением отсесть подальше, но тут в зал входит Станислав Юрьевич, и ноги словно пригвождаются к полу. Он спокойным взглядом оглядывает аудиторию, даже на секунду не задержавшись на мне, а после с улыбкой приветствует всех. Громче всех здоровается Диана. Упав обратно на скамью, в непонимании смотрю на Яковлеву. Девушка поправляет волосы, прилежно открывает тетрадь, учебник, берет в руки авторучку и цепляет на лицо настолько добродушную маску, что я невольно кошусь в сторону куратора. Тот, не обращая никакого внимания на копошение студентов, достает бумаги, включает ноутбук, проектор - в общем, все как всегда.
        - Что ты делаешь? - спрашиваю у сидящей рядом девушки, негодуя и злясь. Да, именно эти гнетущие чувства меня и накрывает. Неужели Диана решила всерьез охмурить учителя? Ее совсем не беспокоит его репутация?
        Ответа на свой вопрос я не получаю. Пара начинается, аудитория заполняется низким мужским голосом, серьезно вещающего нам о строении биополимеров и о процессах, в которые они вовлечены, а мое настроение уверенно ползет вниз. Мне не дает покоя тот факт, что я ушла, не предупредив Станислава Юрьевича об этом заранее. С другой стороны, он разрешил пожить у него еще некоторое время. Может, стоило остаться?
        Когда ребята начинают задавать первые вопросы, то Диана поднимает руку и спрашивает о каком-то пустяке. Вся группа отводит взгляд в сторону и испытывает за нее испанский стыд. Она вообще присутствовала на паре? Даже несмотря на самокопание, в моей тетради исписано порядка трех листов. И ведь это лишь заметки. Что же до одногруппницы - пару строчек да неразборчивые каракули.
        Однако вскоре стыд уступает место смущению. Станислав Юрьевич смотрит на нее с удивлением, затем переводит взгляд на меня.
        Вселенная замирает. Все вокруг растворяется, исчезает, уносится прочь. Остаемся только мы с ним. Вдвоем. Одни. Его глаза, в которых можно увидеть тысячи невысказанных слов и мои, запоминающие каждую черточку на мужественном лице. Сердце щемит от острых, как лезвие ножа, чувств. Они пробуждают во мне неодолимое желание, перехватывают дыхание, словно окунают в бездну, где высокое давление сдавливает грудь, а тьма поглощает безвольное тело.
        Он отводит взгляд в сторону, и стрелки часов с удвоенной скоростью запускают свой ход. Хочется закричать: Нет! Смотри на меня! Однако я всего лишь набираю воздух в легкие и медленно выдыхаю в попытке унять громко бьющееся сердце.
        Мы терпеливо ждем, когда Станислав Юрьевич объяснит Диане то, что ей следовало знать еще в школе, и радуемся, когда наступает перерыв. Я провожаю его взглядом и решаю, что после второй пары обязательно извинюсь. Непременно остановлю его!..
        Рядом со мной мечтательно вздыхает Диана.
        - Ника, кажется, я влюбилась.
        Смысл ее слов доходит до меня очень медленно. Будто вдали звенит тревожный звоночек, а потом он же набатом бьет по вискам.
        - В кого? - уточняю на всякий случай, чтобы не ошибиться с выводами.
        - В Станислава Юрьевича. - Она улыбается, и я замечаю хитрость в глазах. - Надо срочно его завоевать.
        - Зачем?
        - А ты разве не понимаешь? - На меня смотрят, как на дуру. - Ника, он же такой красавчик! - произносит шепотом. - Да, это наш куратор, и он старше нас, но ты только вдумайся, каким горячим может быть такой мужчина!
        - Диан, он только развелся… - Сообщаю ей в надежде поумерить пыл, но делаю я это зря.
        - Тем более! Одинокий, страдающий мужчина - это же как мишень посреди поля! К тому же, мне кровь из носу нужен высший балл по всем предметам.
        - Он не дурак. И какие чувства между вами не вспыхнули, подставляться перед коллегами не станет.
        - Ох, Ника. Вот сразу видно, что ты девственница.
        - А по тебе сразу видно, что ты - нет.
        Не готовая к подобной наглости со стороны одногруппницы, я беру в руки тетрадь с учебниками и пересаживаюсь на другой ряд.
        - Не поняла. - Недоумение Яковлевой замечают все, однако я игнорирую его и, мило улыбнувшись, отвечаю:
        - Избавляю тебя от конкурента. Дерзай!
        Кивнув, сажусь позади Григорьева, нервно поправляющего очки и видимо пребывающего в шоке. Первый раскол в группе только что произошел, но то ли еще будет!
        Конечно, мой поступок может вызвать неуместные вопросы, однако терпеть ее надменность, сидеть рядом и улыбаться, в сердцах ревнуя и тихо ненавидя - слишком не в моем характере. К тому же, стоит представить Диану в объятиях Графа, как руки начинают дрожать. Может, эта химия, возникшая между нами, у него случается с каждой женщиной? А я просто наивная девочка, которая влюбилась, совершила кучу ошибок и теперь ищет понимания?
        Связь с реальностью теряется. Влюбилась? Я? В него?
        Станислав Юрьевич возвращается со звонком. Я опускаю голову и всю последующую пару смотрю исключительно в тетрадь, лишь изредка обращая внимание на доску.
        Когда звенит очередной звонок, куратор первым покидает зал. А Диана, отказав одному из ребят в походе в кафе, громко заявляет, что идет искать Графа. Общее недоумение вскоре улетучивается.
        - Он обещал мне индивидуальные задания. Надо убедиться, что не передумал.
        Я не смотрю на нее, делаю вид, что мне это не интересно, но чувствую колючий взгляд спиной. А едва стук ее каблуков удаляется, то Григорьев, вновь поправив очки, говорит:
        - Дополнительные занятия ей точно понадобятся.
        - Это ж надо, не знать программу десятого класса, - удивляется еще кто-то.
        - Зато она, в отличие от меня, на бюджете, - произносит третий.
        - Ой, да ты еле-еле вытянул тройку на экзамене. Скажи спасибо, что вообще приняли.
        Их пререкания я предпочитаю больше не слушать. Удобнее перехватываю книги и направляюсь в соседний корпус. О том, что сейчас может произойти между Яковлевой и Станиславом Юрьевичем, даже не хочется думать. Меня слегка потряхивает даже от упоминания о них. Я знаю, Диана пыталась меня задеть, поэтому и сморозила глупость, слегка подставляя себя и вызывая неуместные мысли у своих одногруппников, но ее слова все равно выбивают почву из-под ног. Перед глазами пролетают кадры того, как именно могут проходить индивидуальные занятия. Я вспоминаю взгляд Графа, устремленный на бывшую, и о том, как глупо жалела, ревела и воспринимала его боль, как собственную. В те мгновения мне казалось, что никто не способен понять чувства брошенного мужчины. И что в ответ? Он тут же возвел между нами стену и поставил меня на место. Так стоит ли искать с ним встречи?
        Сердце бьется. Нет, не как это бывает обычно. Иначе. С волнением.
        Ну и глупая же ты, Ника. Я останавливаюсь посреди пути и решаю отныне не страдать. Подумаешь, сорвался пару раз, поцеловал… Так ведь мужчины устроены иначе! Это вовсе не значит, что он выбрал меня. Совсем не значит.
        В расстроенных чувствах я кое-как отсиживаю еще три пары. Меня задевает то, что Яковлева появляется только к последней, сияя от радости. Ну просто донельзя довольная! Но я беру себя в руки и продолжаю с интересом слушать лектора. Что бы не случилось между ней и Графом, это касается только их. И пусть отчаянно хочется плакать - не буду. Не мое это дело! И вообще!..
        Заметив, что до начала моей смены в танцевальной школе остается лишь тридцать минут, я вылетаю из аудитории, едва звенит звонок. Если опоздаю на этот рейс автобуса, то рискую получить выговор во второй день официального трудоустройства. Осознавая возможные последствия, прибавляю ход, однако уже на полпути приходится остановиться.
        - Вероника! - кличет кто-то позади меня и, прежде чем я оборачиваюсь, рядом, словно по мановению волшебной палочки, оказывается Краснов.
        - Привет, Лимонная Девочка. - Он протягивает мне белую розу, перевязанную салатовой ленточкой, а я смотрю еще на одну счастливую мину и начинаю тихо ненавидеть всех, кто в этот момент счастлив. - Это тебе.
        - Я не люблю розы. - Хмурю брови и с видом сурового тракториста направляюсь на автобусную остановку. Глаза застилают слезы, но я со злостью их смахиваю. Не нужна мне романтика! Не сегодня. И уж точно не сейчас, когда приходится перейти на бег и махать руками водителю, чтобы дождался опаздывающего пассажира.
        Глава 25. Соперник
        Граф
        Я покидаю аудиторию, едва раздается звонок. Больше не в силах смотреть на опущенную голову Валевской, ловить на себе взгляды Яковлевой и слушать лепет студентов, которые сегодня напоминают дохлых рыб. Для кого я распинался две пары? Зачем? Непонятно.
        Отвратительный день!
        Останавливаюсь посреди коридора и думаю, что сделал не так. Не винить же магнитные бури. Может, моя подача страдает? Или я слишком занят мыслями об одной девчонке? Вот уже вторую пару думаю, не вернулась ли она домой? Это было бы замечательно, если бы не одно обстоятельство: собственный отец сравнивает ее со шлюхой, и в таком адском прессинге мало кто выдержит. Тогда откуда у домашней девочки средства на все эти шмотки? Причем видно же, что не дешевые. Ухажер? Вишневский понял, что не завоюет свою крепость и переключился на запасной вариант? Не может такого быть!
        Кто-то ударяется о мою спину, и на пол падает телефон.
        - Ой, - слышится позади знакомый голос, и я оборачиваюсь, зверея на пустом месте.
        Диана опускается на корточки, демонстрируя мне свой бюст, затем виновато качает головой.
        - Простите, Станислав Юрьевич, не заметила вас.
        - Меньше надо в телефоне копаться, Яковлева. К тому же, посреди коридора напороться на человека… - смотрю на нее с осуждением.
        - Ой, у меня и не такое бывает. А у вас сейчас пара? - переводит неожиданно разговор в иное русло, все больше напрягая своим явно не случайным появлением. У них же занятия в другом корпусе.
        - Да, - отвечаю, думая, как побыстрее отвязаться.
        - Как жаль…
        - У вас она тоже есть, Диана. Не прогуливай.
        - Да я просто чай хотела выпить в кафе. А вы не идете обедать?
        Вздыхаю.
        - Нет. Не иду. Всего доброго.
        Отворачиваюсь и ухожу прочь, недоумевая, что может творится в голове девушки. Судя по грубейшим ошибкам в терминологии, незнанию базового материала, она мало что смыслит в предмете. Тогда откуда взялись высокие баллы? Родители подсуетились? Или учителя за красивые глаза оценки налепили?
        Устав от вопросов, я выдыхаю и сосредотачиваюсь на следующей паре. Она, как и последующая, проходят в атмосфере диалога. Второкурсники и третьекурсники, словно охотники за сокровищами, сыплют меня вопросами, слушают с интересом и вновь внушают веру в свои силы. Видимо, оттого, что первый год обучения отсеивает тех, кому предмет вовсе не интересен, оставляя только самых стойких. Многие поступают в университет с единственной целью - чтобы родители не клевали темечко. После, выстрадав чертов диплом, сидят за кассой в супермаркете.
        Дав еще три пары, я заглядываю в кафедру, а на выходе уже встречаюсь с Судаковой и Русланой. Елена Григорьевна вновь чем-то недовольная, всплескивает руками и закатывает глаза. Странная женщина. У меня все чаще складывается ощущение, что ей нравится разбрасываться негативом и сплетнями, в то время как рядом стоящая коллега скромна и прекрасно понимает, насколько выгоднее в присутствии мужчины говорить только по делу.
        - Добрый день, Станислав Юрьевич. - Руслана коротко улыбается и отводит взгляд.
        - Ой, Станислав Юрьевич, это просто беспредел. Вы так и не поговорили с Валевской, да?
        - Допустим, поговорил. А что?
        - Да вот гляньте! Сыночек мэра во дворе. - Я послушно подхожу к окну и вижу Нику, стоящую с каким-то парнем. Цветы в его руках я тоже замечаю. А Елена Григорьевна тем временем продолжает возмущаться. - Не хочу наговаривать на семью Красновых, но вырастить такого распутного молодого человека - еще надо умудриться. И Валевским, видимо, тоже тяжко придется.
        - Почему же? - спрашиваю, скорее для галочки, даже не вникая в смысл сказанных ею слов. Меня больше заботит, что сделает Ника. Пока она раздумывает, принимать цветы или нет, я натягиваюсь как тетива в ожидании ее решения. Не понимаю, зачем мне это нужно, но все равно продолжаю сверлить взглядом стоящую внизу парочку. - Мало того, что девчонка по странным мероприятиям гуляет, так еще и с хулиганом водится!
        - Хулиганом? - вылавливаю последнюю фразу, теперь уже прислушиваясь к сказанному.
        - Конечно! Он учится в Академии Экономики и Юридического права. Тамошние коллеги уже поделились со мной, как им нелегко приходится. И девок по углам зажимает, и на пары приходит через раз, а если и придет, словно барин соизволил на чаек заглянуть. Говорят, девок портит одну за другой. Вот еще одну дурочку нашел.
        Вероника тычет в парня пальцем и, гневно высказавшись, убегает прочь. Я провожаю хрупкую фигуру взглядом. Далее ее скрывают покрасневшие кроны деревьев, и мне приходится смотреть на двух женщин, которым явно не нравится моя отстраненность.
        - Станислав Юрьевич, вы вообще меня слушали? - Судакова поджимает губы.
        - Я вас слушал, Елена Григорьевна, и сделал неутешительные выводы.
        - Какие же?
        - Что вам стоит больше внимания обращать на то, как вы относитесь к студентам, а в частности к молодежи. Веронике девятнадцать лет. Она сама решает, с кем крутить романы. Так же как и молодой человек.
        - Станислав Юрьевич!
        Я выдыхаю, чувствуя, что если не уйду сейчас, то обязательно наговорю лишнего.
        - Доброго вечера, дамы. Желаю вам с таким же рвением уделять время своей личной жизни. Думаю, пользы будет в стократ больше.
        - Станислав Юрьевич? - зав кафедрой бледнеет, и я уже предугадываю, что мой выпад не останется без внимания. Однако мне не до ее капризов. Я направляюсь к выходу, сжимая кулаки.
        Не успела Ника выйти из моего дома, как к ней присосался клещ. И хоть она не впечатлилась цветами, все мое нутро воспротивилось самому факту - у Валевской могут быть поклонники. Неприятное чувство туманит мой разум. Я начинаю злиться. И непонятно: на себя, на нее или на обстоятельства. Надо поговорить, но о чем? Как будет выглядеть мое появление?
        Сев в машину, я еще долго раздумываю, как поступить. Нормальный учитель не стал бы соваться не в свое дело. Но разве я - всего лишь преподаватель? Неужели все мои размышления были пустым времяпровождением? И чем же я занят? Сижу и ломаюсь, как девка. Который день!
        Вскоре, машина выруливает на проезжую часть. В нашем городе только две школы танцев, где преподают стрип пластику и пол дэнс, если верить статьям в сети. И судя по тому, на какой автобус могла сесть Валевская, я нашел ее место работы.
        Глава 26. По следу
        Граф
        Это похоже на сумасшествие. Кто бы мне сказал, что я буду караулить собственную студентку, в жизни не поверил бы. Однако, вот он я. Солнце уже давно перестало отражаться на стеклах, над городом повисли сумерки, а я продолжаю сидеть в машине и ждать, когда же Вероника покинет стены студии "Luv". На втором этаже танцуют тени, иногда мелькают девушки в спортивной одежде. Они же порой стоят и пьют воду, вглядываясь куда-то вдаль, и только Валевской все нет.
        Наконец, появляется знакомая фигура. Девчонка с тряпкой в руках проходится по подоконнику, потом мелькает макушкой то в одном, то в другом окне. Идет уже десятый час, когда из дверей школы танцев вылетает Ника и прежде, чем я успеваю среагировать, бежит к подъехавшему неподалеку автобусу. Что ж. Со вздохом завожу мотор и следую за городским транспортом, в очередной раз коря себя за странное поведение. Без понятия, о чем буду говорить с ней, но внезапно хочу узнать, где она живет, все ли с ней хорошо и почему сегодня так отчаянно прятала глаза, давая понять, что не готова к разговору.
        Мы въезжаем в приличный район города. Вероника вылетает из автобуса и забегает сразу в магазин. Немного подумав, ставлю машину на сигнализацию и следую за ней. Правда, тут же передумываю подходить - на выходе Ника сталкивается с двумя девушками. Они удивляются неожиданной встрече и громко хохочут. Я прислоняюсь к столбу с потухшим фонарем и невольно подслушиваю их разговор, радуясь наступившей ночи.
        - Нику-у-уся, мне дали главную роль! - визжит девушка, кидаясь в объятия Валевской. - Ты даже не представляешь, какой это шанс!
        - Ну почему же не представляю. Это мечта многих, - устало произносит та.
        - Я даже не мечтала! Думала, опять эту старую грымзу возьмут, Шукшину. Или стерву белобрысую.
        - Оль, стерва больше не устраивает Демского. Постарела, - не женским басом произносит третья.
        - Не дай бог, он ко мне приставать начнет!
        - И что ты сделаешь?!
        - То же, что и соседу! Кста-а-ати, Ник, ты там осторожнее. Сосед напротив, из сто девятой, сегодня друзей собрал, пьянку развел. Козел, хренов. Короче, дверь никому не открывай.
        - Хорошо. Спасибо, что предупредила. А я тут купила пирожных, думала, посидим.
        - Прости, но нас мальчики позвали. Сама знаешь, некоторым невозможно отказать.
        Подружки весело хохочут, теперь шушукаясь, а Ника с теплой улыбкой прячет взгляд. Я смотрю на ее профиль и сам начинаю улыбаться. Правда, вскоре настроение летит к чертям. Думаю, насколько правильно было бы связаться с той, которая моложе меня на восемнадцать лет? Снова смотрю. Ловлю ее жесты, в которых читается не столько скромность, сколько усталость. То, как убирает локон за ушко, как прикрывает ладонью рот, чтобы не смущать прохожих громким смехом, вызывает во мне восхищение. Скольжу взглядом по фигуре, вспоминаю, какая она на самом деле красивая, ведь я видел пусть не все, но многое, и запрокидываю голову назад. Где-то там в вышине есть звезды, но из-за городских огней их не видать. А так хотелось бы дотянуться взглядом хотя бы одной из них, воскресить в себе романтика и совершить отчаянный шаг. И опять я смотрю на профиль. Опять борюсь со своими желаниями, осознавая, что теперь зациклен на собственной студентке. И это так паршиво. Я не готов. Не готов, черт возьми, бороться!
        Вот только едва она прощается с подругами, я отталкиваюсь от места и следую за ней, как окаянный. Все еще не знаю, о чем буду говорить, но иду. Шаг за шагом становлюсь ближе к девчонке, в чьих глазах видел бездонную пропасть. Понимаю, что утону в ней, и все равно иду.
        Уже возле дома, к которому она направляется, подумываю ее окликнуть, но двое раздолбаев вываливаются на улицу и со свистом провожают мимо прошедшую Валевскую.
        Стискиваю зубы и подхожу к уже закрытой двери. И как теперь быть?
        - Эй, мужики, - кличу пьяную быдлоту, закурившую неподалеку сигарету. - Я ключи, кажется, потерял. Не откроете дверь.
        Они оба прищуриваются, переглядываются и выдают:
        - А ты точно из наших?
        - Да, из сто восьмой.
        - Опана! - Ржет один из них. - Олькин хахаль, что ли? Так твоя баба ушла только что с подругой. Андрюхе яйца помяла и сбежала.
        Делаю удивленное лицо.
        - За что помяла?
        - Так он не знал, что Олька занята. Еще и интеллигентом.
        - Ему не хватает только этого. Илюх, как там Сергей говорил?
        - Портмоне!
        - Точно!
        Они пьяно гогочут, а я жду, когда насмеются вдоволь и снова спрашиваю:
        - Кхм, так вы дверь откроете?
        Мужики снова прищуриваются. Один цокает языком, закатывает глаза и подходит. Я настораживаюсь, в любой момент ожидая подвоха, - не ровен час и под дых получу, - но он великодушно прикладывает магнитный ключ к домофону и говорит:
        - Смотри, рогами косяк не задень.
        Если бы он знал, насколько его слова верны, то, вероятно, еще раз загоготал бы. Но он только плюется под ноги и снова закуривает сигарету.
        Оказавшись внутри, я ищу сто восьмую квартиру. Немного задерживаюсь перед дверью, жалея, что тоже не закурил, - успокоил нервы стоило бы до того, как зашел, - но устав заниматься фигней и торчать на лестничной площадке, жму на звонок. Один раз. Второй. Третий. Уже переживаю, не ошибся ли дверью. Однако вскоре она приоткрывается, и оттуда выглядывает Валевская с полотенцем на голове.
        - Станислав Юрьевич? - большие испуганные глаза застают меня врасплох.
        Я втягиваю воздух в легкие, окидываю ее взглядом и замираю, заметив на Нике свою футболку с очень знакомой эмблемой нашей лаборатории на груди.
        - Не понял, - произношу на выдохе.
        Глава 27. Наваждение
        Вероника
        Меньше всего в это время я ожидаю увидеть Графа. Под конец вечера он и вовсе забывается. Но реальность такова, что мой куратор стоит перед дверью и не сводит с меня глаз. Точнее со своей футболки. Которую я взяла без спроса. За-ме-чательно!
        Это именно то, что мне нужно было в одиннадцать ночи - провалиться сквозь землю от стыда и угрызения совести.
        - Я все объясню, - жалобно произношу, все сильнее испытывая вину.
        Станислав Юрьевич переводит взгляд на мое лицо и неожиданно улыбается: с насмешкой, но такой доброй, что меня вконец одолевает растерянность.
        - Тебе идет. Поговорим?
        Не зная, куда деть глаза, я приглашаю его войти. Тут же замечаю, что на мне нет штанов, охаю и, прежде чем уйти, снова ловлю на себе потемневший взгляд.
        - Проходите. Я пока оденусь.
        Спрятавшись в своей комнате, я опускаюсь на корточки и закрываю лицо ладонями. Как можно так попасться? Что он обо мне подумает? А если потребует футболку обратно? Наверное, так будет правильно. Все же она не моя. С другой стороны, я имею право отказать и предложить купить новую, ведь это единственная вещь, которая напоминает мне о нем.
        Я натягиваю штаны, разматываю полотенце и, слегла осушив им волосы, выхожу в коридор. Станислав Юрьевич стоит здесь же, задумчиво смотря на ковер. Как только я появляюсь, он вновь изучает меня, ласкает взором фигуру, спрятанную под свободной одеждой, но для него нет преград. Он будто знает, что именно под ней спрятано, видит насквозь мои сокровенные желания, о которых никогда никому не рассказывают, храня их на задворках памяти до конца своих дней.
        - Кажется, я стал привыкать к тому, что на тебе моя одежда. - Его губы снова растягиваются в полуулыбке, а в глазах мелькает искра. О, нет! Надо срочно сменить тему.
        - Чай будете? Есть пирожные. Правда, с нормальным ужином вышел прокол. Я только вернулась, не успела…
        - Вероника, не оправдывайся.
        Он подходит ко мне и опять смотрит так, словно мечтает проникнуть в душу, узнать все мои тайны, обнажить их и использовать в коварных целях. Ощущение, будто передо мной вовсе не взрослый мужчина, а хулиган, которому только дай зеленый свет, и он натворит какую-то пакость.
        - Вы голодны? - спрашиваю и тут же вспыхиваю от смущения. Он говорит: - Очень.
        Произносит на выдохе, словно достает слова из глубин сердца.
        - Станислав Юрьевич, вы меня пугаете.
        Прячу взгляд, и уже через пару секунд слышу совершенно неожиданные слова.
        - Извини, если напугал. Ты сегодня другая. Красивая. Особенная.
        - Так вы голодны? - Вторая попытка оказывается более успешной, и наконец-то мне отвечают нормальным тоном. Не так, словно через пару мгновений прижмут к стене и лишат здравого головокружительным поцелуем, а спокойно. Впрочем, если бы между нами вспыхнули чувства, наверное, я была бы непротив. С другой стороны, на что тогда стали бы похожи наши отношения? Если мы их вообще обозначили бы.
        Эти мысли немного отрезвляют, и я приглашаю его в кухню. В тишине ставлю чайник, достаю корзинку с печеньем, сразу решив прикупить завтра еще - стыдно истощать чужие запасы.
        - Шоколадный или ягодный? - предлагаю, выудив из холодильника пирожные.
        Мужчина, не думая, выбирает первый вариант и продолжает нагнетать обстановку своим молчанием. У меня уже спина горит от его взгляда и пробирает необъяснимая злость. Взгляд касается стрелки часов, висящих над кухонным столом, и я решаю, что хватит тянуть время.
        - Вы хотели поговорить.
        - Да.
        - Я слушаю.
        - Если честно, сам не знаю, с чего начать.
        Невольно смеюсь. Видеть растерянность на лице своего куратора непривычно. Я бы сказала, странно.
        - Станислав Юрьевич, простите, что ушла, не сказав ничего. - Все-таки правильнее будет, если извинюсь прежде всего я. - Мое пребывание в вашем доме могло бы вас обременять, особенно после… После нашего диалога на балконе. Мне неудобно висеть на чужой шее. Не знаю, о чем вы хотели поговорить, но если об этом, то вопрос закрыт. - Я достаю чашки и начинаю заваривать чай, попутно говоря о своих чувствах. - Возможно, не будь меня в вашем доме, то вы не постеснялись бы в выражениях. Наверняка, поругались бы с женой, и тут же бурно помирились бы. Присутствие чужого человека всегда сковывает. К тому же, она явно хотела остаться…
        - Вероника, - мое имя звучит совсем близко, и я оборачиваюсь, ударяясь плечом о грудь мужчины.
        - Ой! - Он делает еще шаг, и мне приходится слегка отстраниться.
        - Аня все равно ушла бы ни с чем, Вероника. Она предала мое доверие. Не буду вдаваться в подробности, просто знай, что этой женщине больше не место в моей жизни.
        - Хорошо. То есть, совсем нехорошо, но хорошо. Ну вы поняли! - окончательно запутываюсь в терминах, чувствуя, как напрягся мужчина, как разволновалась я сама.
        - Вероника. - Его ладонь касается моей щеки. Я думаю, надеюсь, уже настраиваюсь на поцелуй, даже приоткрываю губы, но он нежно касается моего лба. - Я переживал за тебя. Рад, что ты нашла, у кого пожить. Молодец, что наметила цель и неуклонно следуешь выбранному пути. Если тебе понадобиться моя помощь, ты всегда можешь на нее рассчитывать.
        - Мне без надобности, - произношу с недовольством. Да, винить его за неоправданные ожидания - глупо. И все же! Поцелуй в лоб? Я что, похожа на покойника? И почему он смеется?
        - У тебя все на лице написано.
        - И что же на нем написано? - смотрю на него с вызовом.
        - Все.
        - На лекциях вы объясняете конкретнее.
        Станислав Юрьевич снова улыбается и невесомо проводит ладонью по щеке. Следом его губы касаются моих. Я ожидаю бурю, но меня овевает ласковый ветер. Он бережно захватывает в плен, вынуждает желать большего, но при этом с упоением наслаждаться нежностью, принимать ее и не решаться на нечто страстное, потому что и так хорошо.
        - Осторожнее, - мужчина тянет меня на себя, и я только сейчас понимаю, что сильно наклонилась, едва не задев собой чашки с кипятком.
        Я не успеваю опомниться. Чувствую спиной холод стен, а губами ловлю горячее дыхание. На этот раз поцелуй ощущается иначе. Словно прелюдия перед торнадо. Меня кружит в водовороте чувств, а внизу живота появляется желание, которое тут же закручивается в спираль, болезненным спазмом доставляет удовольствие и бурной волной поднимается выше. Я не могу вдохнуть, но и выдохнуть не получается. Зато стон, внезапно вырвавшись из моих уст доводит до состояния, когда мало одних губ и несмелых движений.
        - Вероника. - Станислав Юрьевич отстраняется, но разве я могу его отпустить? Мне хочется большего. Не поцелуев, после которых тлеют угли, а его рук, сжимающих мою грудь, ладоней, скользящих по бедрам, прерывистого дыхания и будоражащего взгляда.
        Он будто слышит мои мысли. Обнажает грудь и припадает к ней губами. Руки настойчиво приподнимают меня и, не в силах удержаться на носочках, я обхватываю его ногами, прижимаюсь к торсу, ощущая, как сильно он возбудился, как его желание обладать мной будит во мне незнакомое чувство. Оно намного ярче и сильнее того, что я испытывала, лаская себя. Как наркотик, от которого не случается передозов.
        - Станислав Юрьевич…
        - Тшш. - Вновь целует, затем обхватывает ладонями мое лицо и говорит: - Девочка моя, скажи правду. Обещаешь? - Неопределенно киваю, согласная сейчас на все, лишь бы успокоить свое тело. - Ты ведь ещё ни с кем не спала? - Киваю и замечаю в его глазах вспыхнувший огонь. Что бы это могло значить, понять не успеваю. Он отстраняется, видимо, намереваясь, прекратить наше маленькое безумие. Однако я цепляюсь за одежду.
        - Нет, пожалуйста, - умоляю и сама нахожу его губы.
        - Ника.
        - Разве это так важно? Она вам мешает? Тогда давайте избавимся…
        - Девочка, так нельзя. Не разбрасывайся своей девственностью.
        - Я не разбрасываюсь. Я… Я хочу… - перевожу дыхание, - Вас. Сейчас.
        Без понятия, что я несу, но от собственных слов мое тело распаляется, низ живота загорается пламенем. Если он уйдет… Если только посмеет сейчас уйти!..
        - Дурочка.
        У меня сносит крышу от нового поцелуя. Футболка летит на пол и горячие ладони до боли сжимают мою грудь. Кажется, я должна воспротивиться, но колени дрожат, а мужчина устраивает невыносимую пытку.
        - Я…
        Пальцы нежно касаются там, где температура накалена до предела. От ловких движений меня щекотят молнии.
        Закрываю глаза. Выдыхаю стон, больше похожий на нетерпеливое хныканье. Оно лучше всего отражает мое состояние.
        - Нравится? - Хриплый голос Графа творит магию. Я зажмуриваюсь, наслаждаюсь ощущениями и дышу так, словно невидимые силы обхватили горло и не дают вдохнуть. - Какая же ты чувственная, Валевская…
        Шнурок, завязанный в узел, ослабевает, и я чувствую его пальцы сквозь последнюю преграду - ткань моего белья.
        - Нет..
        - Тебе не нравится?
        Не нравится?! Что? Он остановился? Нет! Кладу ладонь поверх его руки и начинаю злиться. Почему он такой медленный? Зачем тянуть? Я ведь хочу…
        Тянется резинка белья, и я цепляюсь за плечи, ищу поцелуя, но Граф избегает его. Кусает мочку уха, оставляет влажные следы на шее, мнет грудь и не перестает ласкать. Боже! Я на грани безумия. Мне мало.
        - Знала бы ты, как я хочу тебя, девочка.
        Вновь этот хриплый шепот.
        - Тогда..
        - Не-е-ет, - хитро улыбается. - Не здесь.
        Я негодую. Думаю возразить, но он медленно вводит в меня палец, и мысли выветриваются напрочь. Я дрожу в его объятиях от удовольствия, жмурю глаза и слышу собственный стон. Сладкая, тягучая, как мед, нега, растекается по телу.
        - Вот так, моя девочка.
        Поцелуй.
        - Моя желанная.
        Ещё один. Я слышу только его шепот и звуки: порочные и слишком громкие для маленькой кухни.
        Обнимаю его. Прижимаюсь. Буквально висну на мужчине, но, кажется, он не против. Смотрю в его глаза и задыхаюсь от нежности, от смеси желания и восхищения. И это чувства моего куратора. Он счастлив? Почему он выглядит настолько довольным?
        - Ты очаровательна, Вероника.
        - Я…
        - Теперь я точно проголодался.
        - А…
        - Нет, не здесь.
        - Но почему?
        - Чай стынет. - Он глухо смеется.
        Но как же так?! В мой живот упирается его… Его! А он! Он поднимает руку и машет передо мной пальцами. Издевается. Определенно хочет пристыдить.
        - Проводишь меня в ванную?
        Волна жара проносится по моему лицу.
        - Станислав Юрьевич!
        Лицо мужчины озаряется хулиганской улыбкой, а следом его губы касаются моих с такой нежностью, что все мое нутро замирает.
        - Мы обязательно все попробуем, Вероника. Но не сейчас, не в чужой квартире. Хорошо?
        - Да. Только как же вы?
        - Я вел себя, как мудак при нашей первой встрече. Будем считать это наказанием.
        Он делает шаг назад, обводит взглядом всю меня и, дернув кадык, поднимает валяющуюся на полу футболку.
        - Я в ванную. Давай перекусим.
        Как только я остаюсь одна, то прячу лицо в ладонях. Боже! Что это сейчас было? Мысли проясняются и меня одолевает такой стыд! Я была мокрая. И громкая. И бесстыжая. И…
        - Вероника, тут нет полотенца.
        Я подрываюсь с места, трясущимися пальцами натягиваю одежду и бегу на помощь. А весь оставшийся вечер старательно избегаю пристального взгляда, все больше негодуя, почему Станислав Юрьевич остановился. Может, его не привлекают девственницы? Или это большая ответственность? Отчего он так улыбается? Каждый раз, перед тем как спрятать глаза, замечаю его ухмылку. Как только он доедает пирожное, то просит проводить до двери. В прихожей снова обнимает, снова возбуждает до предела и уходит, на этот раз оставив нас обоих ни с чем.
        Я прислоняюсь к стене и, обессилев, сползаю по ней. Сердце переполняют чувства. Хочется улыбаться, прикасаться пальцами к губам и бесконечно воображать, как получаю удовольствие в объятиях именно этого мужчины, но все портит мысль об Яковлевой. Что, если она в итоге добьется своего? А вдруг моей судьбой окажется разбитое корыто? Выдержит ли сердце такие волнения? И что они сегодня делали почти три часа? Диана прогуляла пары, а потом вернулась взъерошенная и слишком довольная.
        Настроение падает ниже плинтуса. Я убираю стол, мою посуду, затем долго смотрю на стену, у которой получила первый оргазм в своей жизни. Настоящий, ничего общего не имеющий с тем, чего я достигала собственными усилиями. Вспомнив его взгляд и настойчивые ласки, я краснею, почему-то вновь улыбаюсь и ложусь спать, решив обязательно поговорить с ним о Диане. Надо развеять сомнения, чтобы не страдать без причин, не ревновать.
        Вздрагиваю от звука принятого сообщения.
        "Я дома. Сладких снов".
        Сладких? Отныне мне снятся только непристойные!
        Глава 28. Двойные стандарты
        Граф
        - Станислав Юрьевич.
        Вероника произносит мое, и я вздрагиваю от неожиданности. Маленькая ладошка ложится на живот. Острые коготки царапают его. А я завороженно наблюдаю, как девчонка приближается, нависает надо мной, обхватывает ногами мои бедра, седлает…
        - Что ты тут делаешь? - спрашиваю и бегло оглядываю комнату: знакомая спальня, темно-зеленая пастель, тяжелые красные шторы, все те же обои…
        - Вы мне не рады? - Вероника жалостливо сводит брови и опускает уголки губ.
        - Как ты вошла?
        - Вы же сами дали мне ключи.
        - Точно, сам..
        Валевская опускает голову. Ее волосы щекочут мое лицо. Убираю их ладонью и завороженно изучаю ее: нежная, чувственная и такая уютная. Она пахнет табаком и мятой. Пахнет мной.
        - Станислав Юрьевич, вы так и будете просто смотреть?
        Глупая девчонка. Думает, бросит мне вызов, и я не приму его? В одно мгновение оказываюсь сверху, ловлю ее дыхание губами, ласкаю, прижимаюсь к юному телу и, кажется, теряю рассудок. Откуда в ней столько смелости? Почему так отчаянно целует? Зачем провоцирует?
        Одежда летит на пол, и мой взгляд блуждает по молочной коже. Ни единого изъяна. Нет даже родинки. Словно это кукла, которую сделали из воска и наделили только совершенствами. И даже на ощупь она упругая, гладкая, почти как шелк.
        - Вероника… - шепчу ее имя. Повторяю раз за разом, словно теперь оно - часть моей жизни, и в нем есть сокровенный смысл.
        - Вам нравится? - Валевская кусает губы, уводит в сторону взгляд и заливается краской. Моя фантазия сбывается наяву. Осталось только стянуть белье и получить то, что не взял вчера. Хотя и сейчас я колеблюсь. Страшно до дрожи. Вдруг наломаю дров? Но разве можно себе отказать в удовольствии прикоснуться?
        Я стягиваю последнюю преграду, провожу пальцами по нежной коже, борясь с собственной волей. Она стонет. Выгибается. Подается навстречу, безмолвно умоляя не затягивать с ласками.
        - Ты очень красивая, Вероника, - отрывисто произношу. Дыхание сбивается, и мой разум затуманивается. Хочу ее. Всю. Сейчас.
        Она распахивает глаза и с опаской косится на меня.
        - Значит, мы сделаем это?
        - Это? - Во мне просыпается ехидство. - Что именно ты хочешь сделать, Вероника?
        - Ну… Когда будильник перестанет звенеть, мы же вынесем шкаф?
        - Шкаф? Какой шкаф?
        - Тот, что в гостиной. Уродский такой, похожий на гроб.
        Ее руки тянутся к орущему будильнику, и я наклоняюсь следом. Выключаю его, а после смотрю перед собой на подушку в шелковой наволочке и с сожалением вздыхаю. Переворачиваюсь на спину, долго пялюсь в потолок, думая о том, почему вдруг вместо Ани ко мне во сне приходит Вероника? А еще: правильным ли было уйти вчера, даже не предложив помощь?
        “Мне важно чувствовать себя самостоятельной”, - проносятся в мыслях ее слова. Кажется, именно они меня и остановили, не дав совершить безумие - забрать к себе малышку. И почему я чувствую вину за свое бездействие? Почему от одной лишь мысли о ней болезненно сводит пах? Правильно ли я поступил? Может, не стоило идти на поводу девчачьих амбиций?
        Я закрываю глаза и вспоминаю каждое мгновение проведенное с ней. То, как отчаянно она цеплялась за меня, как кусала губы и с дрожью во всем теле стонала. Как билась в моих объятиях, сжимала мою руку, шептала что-то непонятное, распаляя меня все больше. Даже сейчас я сожалею, что ушел. Но в то же время понимаю - все идет своим чередом. Сегодня, завтра и в ближайшую неделю Верника будет думать только обо мне. Уверен в этом. А там… Там уже поглядим. Надо лишь выполнить задуманное.
        “Что же ты сделаешь, если она вернется домой?” - спрашиваю себя, и невольно начинаю смеяться. Я и вправду обезумел. Она же моя студентка, а я ищу возможность сделать ее своей. Девочку, которой следовало бы учиться, добиваться поставленных целей и крутить любовь со сверстниками. Будь мне двадцать, решение далось бы намного легче. Горячая голова не разменивается на сомнения. Но когда за плечами десятилетний брак, перед тобой одна за другой вырастают стены. Ты хочешь преодолеть, снести их к чертовой матери, но опыт мешает. Хотя, он так же способен стать преимуществом.
        Очередная трель будильника отвлекает от самоанализа. Может, ну его?!
        У меня отпуск. Я получил его без пререканий, раньше, чем того требует закон. Это ли не удача? К тому же, я даю себе неделю. Всего семь дней на то, чтобы окончательно в себе разобраться. Тянуть дольше бессмысленно. Столько лет позади… Они полны достижений, но измеряются вовсе не ими, а бессонными ночами, проведенными вдали от вчера еще любимой женщины. Может, появление Валевской - это способ исправить ошибки?
        Вскочив с постели, я направляюсь в ванную.
        Мое утро начинается рано. Впервые за долгое время первым пунктом стоит пробежка. И хоть за окном свистит промозглый осенний ветер, я все равно выбираю единение с природой. Моросит дождь. К подошвам липнут мокрые листья. А я бегу и, кажется, наконец-то понимаю, чего хочу от жизни. И позже, заваривая чай всего в одной чашке, накладывая завтрак в одну тарелку, снова вспоминаю ту, что заполнит пустоту. Если, конечно, у меня получится.
        Хмыкаю и беру в руки телефон. Разве я не привык добиваться своего?
        “Доброе утро, Вероника”.
        Сообщение улетает, а мой день, полный перемен, продолжается.

* * *
        Расхламление квартиры, разбор книг, уничтожение всего, что мешает двигаться вперед, занимает у меня целых два дня. А на третий, стоя посреди пустой комнаты, оглядываясь на коробки в коридоре, я наконец-то ощущаю свободу. Ту самую, которой мне так не хватало. Это похоже на чистый лист, не стирающий прошлое, но дающий надежду на светлое будущее.
        Тянет улыбаться, но внезапный звонок Бурова все портит. Счастливый тем, что теперь тоже отдохнет от работы, он обещает завтра заглянуть. И хоть я давал себе обещание больше не пить, чувствую, придется пренебречь им.
        В университете все как всегда. Это странно, но жизнь словно пролетает мимо меня. В позитивном смысле. Две пары провожу на одном дыхании. Третью - окно - в обществе коллег-мужчин, за чашечкой чая. А после веду лекцию у своих первокурсников, всем своим существом пытаясь держать лицо, ни в коем случае не подать вид, что в зале сидит особенная девчонка. Да и Вероника ведет себя сдержанно, лишь порой выдавая свое смущение и отводя взгляд. Кажется, все прекрасно. Вот только… Едва заканчивается пара, как рядом снова оказывается Яковлева.
        - Прекрасная лекция, Станислав Юрьевич.
        - Спасибо, но можно было поблагодарить меня в аудитории, не следуя по пятам.
        - Ну-у-у, мне неудобно перед всеми.
        - Не вижу в этом проблемы.
        - Некоторые вещи лучше говорить наедине, - произносит она вкрадчиво.
        Я останавливаюсь и смотрю на девушку, делающую вид, будто в ее поведении нет никакой подоплеки. Что ж. Поговорить с ней начистоту не помешало бы.
        - Это была последняя пара? - уточняю, смутно помня их расписание.
        - Да. - Диана удивленно распахивает глаза.
        - Тогда через пятнадцать минут загляни в кафедру. Есть разговор.
        Она воодушевленно улыбается, словно не верит своему счастью, кивает и тут же бежит вдогонку за первокурсниками. Мне искренне ее жаль, но с такими надо сразу расставить точки над “i”. Все же я не дурак. Вижу, что происходит.
        По пути набираю сообщение Валевской:
        “Заеду за тобой после смены”.
        Я прекрасно осознаю нелогичность поступка, но когда от одного взгляда больших карих глаз закипает кровь и хочется совершать безумные поступки, то становится совершенно все равно где и когда видеться с ней. К тому же, вдруг забудет обо мне? Да, самому смешно. И все же, проводить Веронику домой, на прощанье получив поцелуй - именно так мне хочется завершить сегодняшний вечер.
        На кафедре тем временем идут бурные обсуждения, которые слышно даже в коридоре. Правда, при моем появлении наступает тишина, и Судакова демонстративно покидает помещение.
        - Она не может простить вам грубость, - с легкой улыбкой на губах произносит Руслана.
        - А разве я грубил?
        - Вы не согласились с ее мнением, - шепчет она, стараясь не рассмеяться.
        - Теперь несогласие равно грубости?
        - В случае с Еленой Григорьевной - да.
        Женщина разводит руками и тихо смеется.
        - Получается, вас я тоже обидел? - задумываюсь, что именно в моих словах могло звучать неэтично.
        - Для старой девы вроде меня пожелание заняться личной жизнью - это, скорее, ценный совет, чем издевка.
        И вновь улыбка. Не слишком ли Руслана мягкая? Студенты замечают наши слабости прежде, чем мы успеем их спрятать. И если не проявить стержень сразу, то учитель рискует потерять авторитет.
        - В таком случае, знайте: я не хотел все обидеть. К тому же, очень странно, что кто-то не оценил вашей привлекательности.
        - Вы делаете мне комплимент?
        - Станислав Юрьевич, - произносит Яковлева, и я отвлекаюсь от разговора.
        - Диана, ты вошла, не постучав?
        - Ой! - краснеет девушка и тут же опускает голову. - Извините.
        Вздохнув, приглашаю ее сесть. Она с неохотой подходит, опускается на стул и косится в сторону моих коллег. И хоть я стараюсь быть максимально вежливым, разговор не ладится с самого начала. Несмотря на тихий монолог с просьбой соблюдать субординацию и уделить время учебникам, а не ходить за мной по пятам, Диана отвечает громко, задираясь и злясь.
        - Я не всегда понимаю вопрос, поэтому прошу разъяснений. К чему эта беседа?!
        Последняя коллега покидает кафедру, и я тоже перехожу на нормальный тон.
        - Потому что я не слепой, Диана. В твоем аттестате одни пятерки, в списке наград - призовые места по олимпиадам, но вместо того, чтобы доказывать свои знания, беречь бюджетное место, ты намеренно принижаешь себя.
        - Что плохого в том, чтобы чего-то не понимать? - Она кусает губы.
        - Ничего. Только ловить меня по коридорам не надо. И флиртовать - тоже.
        - А может, вы мне нравитесь, как мужчина?! - Вскидывает голову и смотрит с вызовом. Я невольно смеюсь, теперь понимая, что поступил правильно. Этот разговор действительно своевременный. Конечно, не совсем приятный, но опыт Бурова лучше перенять сразу, пока не обжегся и не вылетел с работы. - Я как увидела вас!..
        - Диана! - Строго перебиваю ее. - Я женат.
        - Разведены. И поэтому…
        - Погоди, - выставляю перед собой руку, уже предчувствуя, чем закончится наш разговор. - Объясню иначе. Внимание мужчины лучше заслуживать усердием и старанием, Яковлева.
        - Как это делает Валевская?
        Я не совсем понимаю ее намека, но с осторожностью соглашаюсь.
        - Но не всем дано быть гениями!
        - Она и не гений. Впрочем, как и другие ребята.
        - Тогда почему ей вы мило улыбаетесь, а меня отчитываете?
        - Мы зашли в тупик, - вздыхаю и берусь снова за объяснение. - Диана, ты поступила на сложную специальность.
        - Вы собираетесь мне читать мораль?
        - Нет, но возможно, в будущем, от твоих идей или разработок будет зависеть чья-то жизнь. И вместо серьезного отношения к учебе, ты прогуливаешь пары и заигрываешь со мной на глазах у всего университета. Меня пока мало беспокоит успеваемость моих учеников, потому что знаю: многие только разгоняются. Я лишь не хочу смешивать личное с работой, понимаешь? Ты - красивая девушка, но есть профессиональная этика, которую я не намерен нарушать.
        Ее глаза вмиг наполняются слезами. Неужто переборщил? Но ведь это еще мягко сказано. Я достаю платок и передаю ей, но видя, что меня игнорируют, просто кладу его на стол.
        - Знаете что? - Яковлева сжимает губы в тонкую линию, затем обиженно смотрит на меня. - А не пошли бы вы со своей этикой…
        - Диана!
        Она вскакивает прежде, чем я успеваю ее снова окликнуть, и выбегает прочь, сталкиваясь в дверях с Русланой и чуть не сбивая ту с ног.
        - Станислав Юрьевич, что происходит? - Женщина удивленно смотрит на меня, вот только ответить мне нечего.
        - Видимо, я переборщил, - устало выдыхаю.
        - Отчитывать за прогулы и плохие отметки пока рано, - замечает коллега и кладет на свой стол папку с документами.
        - Тут немного другое.
        - Помочь советом? - Руслана опускается на стул напротив, где всего несколько мгновений назад сидела моя студентка. Мне самому становится тошно от возникшей ситуации, а она еще просит о ней рассказать? И кому? Женщине с глазами моей бывшей жены? Ну уж нет!
        - Спасибо, но здесь я как-нибудь сам.
        - Понятно. - Руслана уводит взгляд и замирает. Неловкость момента нарушает вошедший профессор Кутуков, а я сам вскоре покидаю университет, думая лишь о том, как исправить ситуацию. К счастью, у меня есть друг. И завтра мы непременно обсудим этот вопрос.
        Когда над городом нависает ночь, а часы пробивают девять, я отбрасываю все мысли, сосредоточившись только на встрече с Вероникой. Да, мое поведение попахивает двойными стандартами, и все же. Я гоню машину, как умалишенный. Паркуюсь у танцевальной студии, предвкушая встречу, и… наблюдаю за тем, как моя студентка, даже увидев меня, отворачивается, садится в автобус и уезжает.
        Только сейчас понимаю: ответ на мое сообщение так и не поступил. Но ведь Ника прочитала его!
        Что же тогда происходит?
        Глава 29. На вторых ролях
        Вероника
        Это подло. Яковлева счастливо улыбается, а я иду следом и думаю, как же подло он поступает. Пальцы дрожат, грозясь выпустить из рук телефон. Сжимаю его в руке, стискиваю зубы… Всего мгновение назад мое сердце трепетало от предвкушения долгожданной встречи, но стоило появится Диане, и ядовитые слова проникли в самую душу и отравили ее.
        Она заметила. Ей хватило одного лишь смущенного взгляда, обращенного в сторону Станислава Юрьевича, и выводы сложились сами собой. А дальше… Я на вторых ролях. Встреча с ней состоится через несколько минут, а моя - позже, когда никто не увидит. Как же обидно! Даже если она врет, то почему меня это так задевает? Может, все дело в том, что между мной и Графом по сути ничего нет? Он никак не обозначил наши отношения. Всего лишь намекнул о будущем, но какое оно будет?
        - Вероника, ты на работу? - Григорьев придерживает мне входную дверь и по привычке поправляет очки.
        - Да.
        - Сложно, наверное, совмещать. - Он задумчиво чешет лоб.
        - У меня нет другого выбора.
        - А родители?
        - Паш, давай не будем. И так тошно от жизни.
        Он грустно улыбается, опускает голову, затем хмыкает и, натянув хулиганскую улыбку, говорит:
        - Если вдруг понадобится помощь, обращайся. Я знаю, где заработать.
        - Где? - останавливаюсь и неосознанно цепляюсь за его рукав. Деньги в моей ситуации лишними не будут.
        - В интернете. Если ты сможешь выделить пару часов в день, то вечером обсудим.
        Я прищуриваюсь, ища в его словах подвох. Ведь точно так же звучат предложения по заработку во всяких пирамидах, но Григорьев начинает смеяться и кладет свою ладонь поверх моей.
        - Да не бойся ты. Там нет ничего криминального.
        - Точно?
        - Тебе понравится. Это намного лучше, чем драить полы или разносить еду в ресторане.
        - Ладно. Тогда часов в десять напиши. В это время я точно буду дома.
        Попрощавшись, я спешу на автобус. По пути точу булочку с маком, раздумывая о том, как быстро мне надоедят перекусы. А после включаюсь в работу. Она вновь меня успокаивает, приводит мысли в порядок. И даже громкая музыка не мешает думать, расставлять приоритеты и прийти к единственно верному выводу: сейчас в моей жизни не должно быть места чувствам. Случившееся между мной и Станиславом Юрьевичем - это слабость, которую я проявила по тем или иным причинам, его боль, которую ему хотелось чем-то или кем-то загасить, и обстоятельства, которые просто сложились. Конечно, Диана могла соврать, но… Нет! Ее глаза не врали.
        - Тяжко, - шепчу на выдохе, и сдаю смену, передав ключи охране.
        На улице тем временем вовсю лютует промозглый ветер. Он словно чувствует мое поганое настроение и подбадривает затяжным воем. Я с минуту стою у входных дверей, смотрю на поредевшие кроны деревьев, подобно мне, дрожащих от холода, и неспешно иду к остановке. Вскоре замечаю знакомый автомобиль. Станислав Юрьевич выходит из машины. Мигают фары, рычит мотор автобуса, и я решаю, что лучше этот вечер провести одной. Обида не дает сделать шаг навстречу. Вдруг он станет роковым? Может, для Графа я - всего лишь способ развеять скуку?
        Черт возьми! В голове проносятся одна мысль за другой, и каждый раз все хуже и хуже. К тому моменту, как выхожу неподалеку от временного жилья, я уже накручена так, что почти ненавижу его! Шагаю вперед, с яростью шлепая по мокрому тротуару, и чем громче наступаю, тем сильнее злюсь. На себя, на него… Почему с недавних пор у меня не получается мыслить здраво? Куда же делась спокойная Вероника?! Что с ней стало?
        - Ника!
        Я замираю, так и не дойдя до двери. Вот же она. Трусливая девчонка, которая, несмотря на решение быть сильной, бежит от собственных чувств. Оборачиваюсь и вижу Станислава Юрьевича, видимо, приехавшего сюда раньше меня. Но зачем?! И что мне делать: подойти или спрятаться в доме? Может, не стоит убегать?
        - Ника. - Он делает решительный шаг навстречу.
        - Подождите.
        Вдыхаю запах дождя, временами моросящего на людские макушки, и сама иду к нему, не сводя взгляда с застывшей на полпути фигуры.
        - Почему ты не ответила на мое сообщение?
        Я не готова к оправданиям. В них нет смысла. И вопросы здесь должен задавать вовсе не он.
        - Прогуляемся? - предлагаю, проходя мимо, но Станислав Юрьевич не дает мне далеко уйти.
        - Холодно, - говорит, схватившись за мою ладонь. - Давай поговорим в машине. Судя по твоему поведению, нам есть что обсудить.
        Хочется воспротивиться ему, выкрикнуть обидные слова, но свистящий ветер так отчаянно хлещет крупные капли дождя по лицу, что я соглашаюсь, послушно следую за ним, сажусь на заднее сидение его машины, отвожу взгляд в окно. Мужчина включает лампочку, и на стекле отражается взволнованное лицо. Брови, хмуро сведенные на переносице, крылья носа, раздувающиеся от тяжелого дыхания, губы, сжатые настолько, что обычно плавные черты заостряются - он напряжен сильнее меня. И зол. Непривычно зол.
        - Все хорошо?
        - Вроде, да.
        - Тогда почему ты меня избегаешь?
        - Разве? Я, конечно, вас заметила, но не пропускать же из-за этого автобус. Вдруг у вас там были какие-то дела?
        - Ника, в том районе у меня только одно дело - ты. И я сообщил тебе об этом еще в обед.
        Он берет меня за руку, но я одергиваю ее.
        - Я не хотела вас видеть, - вру. И от этой лжи подо мной словно разверзается пропасть. - Не понимаю, почему вы пришли. Скоро весь университет узнает о ваших отношениях с Яковлевой. Девочки из группы уже судачат… - Перевожу дыхание и стараюсь говорить как можно спокойнее, но голос срывается. - Если вас совсем не беспокоит репутация, если вы настолько неосторожны и ради нее пренебрегаете профессиональной этикой, тогда зачем вам я?
        К горлу подступает ком. Пальцы дрожат, отчего приходится собрать их в кулак. Не надо показывать слабость. Я же… Я же… Передо мной все расплывается. "Не смей плакать!" - кричу самой себе в мыслях. Глупая ревность не должна быть причиной для слез!
        Холодная ладонь касается моей щеки, и я распахиваю глаза. Станислав Юрьевич мягко обращает мое лицо к себе и заглядывает в глаза.
        - Ника, я не совсем понимаю, о чем ты, хотя и смутно догадываюсь… - Взволнованно переводит дыхание. - Девочка моя, я всего лишь хотел провести этим вечером с тобой хотя бы полчаса. Подвести до дома… - Он наклоняется и невесомо касается моих губ своими. - Поцеловать. И сделать это не один раз.
        - Но… - Признание дается тяжело. - Я не хочу быть на вторых ролях. Ваша рана еще не зажила. Вы то и дело думаете о бывшей жене. Помимо этого Диана…
        - … ищет моего внимания, ты права. Сегодня между нами состоялся разговор. Не скажу, что приятный, но я дал понять ей, что следует сосредоточиться на учебе.
        - Мне тоже надо учится, - шепчу. - И работать. Сейчас не время для романтики.
        Он убирает руку, и наступает тягостное молчание. Каждый раздумывает о чем-то своем, хотя вполне возможно - об одном и том же.
        Двор освещается вспышкой молнии, а следом гремит оглушительный гром. Тело неосознанно реагирует дрожью. Я обхватываю себя руками, и спустя пару мгновений слушаю хаотичную дробь. Крупные капли дождя теперь безжалостно барабанят по стеклу. Пока мое сердце рвется на куски от обиды и все той же ревности, природа запирает нас в салоне автомобиля. Но нужно ли это нам?
        - Видимо, мне не стоит тянуть, иначе произойдет какая-то хрень, - задумчиво произносит Станислав Юрьевич и пересаживается поближе. - Девочка моя, иди ко мне.
        Я смотрю на раскрытые объятия и стискиваю зубы. Неужели он не понимает? Меня этим не возьмешь!..
        - Ника, - вздыхает, - единственная, кто сейчас в моих мыслях - это ты. Прости, что пренебрег твоей просьбой. Ну же, иди ко мне.
        - Какой просьбой? - Не понимаю, о чем он.
        Вместо объяснений я снова ощущаю поцелуй на губах. Голодный, полный нежности и боли, не сравнимый с предыдущими…
        - Ника… - говорит он, отстранившись. - Моя маленькая девочка.
        - Я не маленькая.
        - Для меня - да.
        - Мне сейчас обидно. - Мужчина внезапно улыбается, а из моих уст срывается правда. - Я ревную вас, Станислав Юрьевич. К Анне, к Диане… Появись другая женщина, тоже буду ревновать.
        Наверное, это признание в чувствах. Корявое, правда, но уж какое есть. Не могу же я сказать напрямую, что влюбилась, и одна только мысль о том, что рядом с ним будет другая, приносит боль. Это как сдать крепость без боя. Поднять белый флаг раньше, чем завоеватель приложит хоть какие-нибудь усилия. Хотя, может, мои бастионы уже пали, и сейчас я бесполезно трепыхаюсь?
        Тишина затягивается. Снова гремит гром. Дождь барабанит сильнее прежнего. Мое терпение вот-вот лопнет. Сколько можно молчать?
        Его рука тянется к единственному источнику света и, после щелчка, мы погружаемся в полумрак.
        - Станислав Юрьевич?
        - Тшш, - раздается совсем близко.
        Глава 30. Я вернусь
        Вероника
        Наверное, это сон. В реальности мужчины так не поступают. Они не шепчут слова, от которых замирает сердце, не целуют до умопомрачения и не ласкают с предельной нежностью. Впрочем, как много я о них знаю?
        - Станислав Юрьевич. - Я отстраняюсь и перевожу дыхание. Хочу уловить любую перемену в его лице. Вдруг он соврет? А мне важно услышать правду. Ту самую, способную навсегда расставить точки над “i”. - Скажите, почему вы приехали? Зачем помогаете, здороваетесь по утрам и желаете спокойной ночи?.. Я не хочу строить догадки.
        Он касается пальцами моей щеки, убирает выбившийся локон за ушко и скользит ими по шее. Будоражит. Соблазняет. Сводит с ума.
        - Умеете же вы, женщины, выбрать момент для серьезного разговора, - тихо смеется мужчина.
        - Извините, просто я…
        - Не извиняйся по мелочам. - У меня пробегают мурашки по телу от низкого голоса. - Ты мне нравишься, Вероника. А еще… - Он кладет руки на мои бедра, пододвигает ближе к себе, упирается естеством прямо в пах, и меня накрывает волной возбуждения. Слова хриплым шепотом слетают с его губ. - Я хочу тебя. Каждый раз, когда вижу, хочу до безумия.
        Жар приливает к лицу. Я не была готова к такой откровенности. И все же, я ей рада. Если его чувства настоящие, если он, подобно мне, горит желанием, то почему мы медлим?
        Его губы вмиг отвечают на мой поцелуй. Одежда летит на переднее сиденье. Холод кусает спину, но горячие объятья распаляют меня. Воздух накаляется. Внизу живота рождается уже знакомое чувство.
        - Ника… - Пальцы начинают дрожать. Никто еще не произносил мое имя с такой страстью. - Моя нежная девочка. - Он задирает лифчик и целует в ложбинку, обхватывает ладонями грудь, втягивает губами сосок и кусает. Из моих губ вырывается крик, который сразу тонет в оглушительном раскате грома.
        - Стас… - говорю на выдохе, и мужчина останавливается.
        - Скажи еще раз.
        - М? - Не понимаю, о чем он. Как только его пальцы минуют белье, касаются там, то просьба забывается.
        - Боже… Стас…
        - Вот теперь мне нравится.
        Он перекладывает меня на спину, стягивает обувь, избавляет от штанов, вместе с которыми исчезает и белье. И хоть здесь мало места, хоть мои ноги на его плечах смотрятся непривычно, все это становится неважным. Голодным зверем он впивается в мою кожу, ласкает языком, тянет кожу, наполняет салон машины развратными звуками, распаляющими меня все сильнее. Это настолько запретно, что я готова умереть со стыда, но прежде прощаюсь с реальностью из-за нахлынувших чувств. Мне мало его губ, мало его пальцев.
        - Стас… Пожалуйста.
        Он замирает. Прерывистым дыханием согревают кожу в самом интимном месте. А после касается языком. Слизывает, оставляя после себя влажный след, и хоть я не вижу его глаз, знаю наверняка - он смотрит на меня. Решает, сделать ли шаг вперед. Сейчас. В машине. Где даже не развернуться толком. Хотя мне плевать на неудобства.
        Пока мужчина борется с нерешительностью, я опускаю ноги. Ловлю его губы. На них еще остался мой вкус, и этот факт все больше раскрепощает меня. Руки тянутся к пряжке ремня, но, видимо, звон металла отрезвляет его, срабатывает стоп-сигнал, который сейчас совершенно не нужен.
        - Нет, Вероника. Не здесь. - Он сжимает мои ладони, останавливает на полпути.
        - Стас, я хочу его попробовать, - шепчу и краснею. Боже, что я сейчас сказала?
        Яркая молния освещает наши лица. Я замечаю его затуманенный взгляд, расслабленное лицо, приоткрытые губы и взъерошенные волосы. Мое обнаженное тело на фоне пиджака, рубашки и брюк выглядит настолько беспомощным, что я незамедлительно расстегиваю ремень, надеясь уравнять наше положение. Он нависает надо мной. Смотрит на все мои действия свысока. Наверняка не ждет ничего особенного - что взять с неопытной юной девицы? Но я хочу доказать обратное, хочу услышать его стон, хотя даже не знаю, стонут ли вообще мужчины. Хочу, чтобы он был моим, и только моим. Здесь. Сейчас. И, быть может, потом.
        Когда весь город спрятался от дождя, и ни одна живая душа не подозревает, насколько развратной я могу быть, мои губы несмело касаются бархатной кожи. Терпкий вкус остается на моем языке. Запах похоти ощущается настолько остро, что разум туманится. Я обхватываю нежную головку губами. Слышу тяжелое дыхание. Чувствую, как сильно напрягся Граф. Ему нравится?
        Широкая ладонь касается моих волос.
        - Ника… - Он двигает бедрами, и я зажмуриваюсь, принимаю лёгкую грубость и сжимаю пальцы ног. Возбуждение сильной волной проносится по телу, а до моих ушей долетает стон. Глухой и хриплый. - Ника… Постой…
        Не останавливаюсь. Не даю ему передышки. Хочется снова услышать его голос, почувствовать власть над ним, свести с ума, чтобы отныне в его мыслях была только я.
        - Блять.
        Внезапный мат сковывает меня. Что я сделала не так?
        Ладони мягко обхватывают мой подбородок, а едва я выпускаю изо рта член, его место занимают губы. Стас приподнимает меня, садится, прижимает к паху. Я двигаю бедрами, трусь об него, представляя как он в меня входит, как получаю столь запретное и желанное удовольствие.
        - Когда-нибудь, - говорит он мне в ухо, тут же прикусывая мочку, - я в этой самой машине… - Я обхватываю ладонями его член, и он впивается губами мне в шею.
        Боже…
        - Я хочу тебя, Стас.
        Снова раздается мат. Пальцы грубо трут клитор. С моих губ срывается стон.
        - Когда-нибудь, я тебя здесь трахну. Не языком и пальцами, а по-настоящему. И поверь, Валевская, это случится очень скоро.
        Палец скользит в меня, и весь мир сосредотачивается только в одном желании - получить оргазм.
        - Вы обещаете? - спрашиваю его, сжимая его в себе.
        - Я не бросаю слов на ветер, девочка.
        Я закрываю глаза, и уже спустя мгновение опускаю голову на его плечо. Тело расслабляется. Легкие горят огнем. Тянущая боль, словно перчинка в изысканном блюде, добавляет остроты ощущениям.
        Стас берет мою ладонь и кладет на член. Мягко сжимает мои пальцы, направляет, и хоть я боюсь сделать больно, кажется, у меня получается доставить удовольствие мужчине. По крайней мере, липкая жидкость на моем животе тому доказательство.
        Я сижу на коленях у своего куратора и смотрю в еле различимые черты.
        - Моя девочка. - С ухмылкой произносит он, снова целует, водит руками по плечам и груди.
        - Станислав Юрьевич…
        - Стас. Когда мы не в Университете, называй меня так.
        - Хорошо. - Кое-что в его словах меня задевает, но я не решаюсь сказать это вслух. Мне кажется, он не поймет.
        - Отношения, которые придется некоторое время скрывать от общества - меньше всего я хотел бы таких проблем, - смеется мужчина. и его смех отзывается во мне бурей противоречивых эмоций. - Но знаешь, малыш. - Его голос заполняется нежностью. - Если это ты, то я не против бороться с общественным мнением.
        - Стас… - Я теряюсь, не в силах найти верные для ответа слова. Значит ли это, что я для него особенная?
        - Ты похожа на меня в юности. - Тем временем говорит он. - Совершаешь те же ошибки, идешь тем же путем, пробивая себе дорогу сквозь колючие заросли. Да, я пришел в итоге к своей мечте, и все же столько всего можно было избежать.
        Я молча слушаю. Может, мужчины после разрядки любят о чем-то поболтать?
        - Вероника, - он снова обхватывает мое лицо ладонями, - запомни, я не хочу тебя в чем-либо ограничить. Этого не случится никогда. Но позволь мне облегчить твою жизнь.
        - Станислав Юрьевич. Ой! То есть, Стас. Я не понимаю, о чем ты.
        - Вернись.
        - Эм.
        - Я тут небольшой ремонт затеял… - Мужчина кашляет в кулак. - Еще дней пять, и твоя комната будет готова. Конечно, в наведении уюта я профан. Даже при всем желании не смогу сделать все в лучшем виде, но если вернешься, я помогу тебе во всем.
        - Стас…
        Я просто не знаю, что сказать.
        - Подожди отказывать. - Горячие руки ложатся на мои бедра, скользят ниже, сжимают ягодицы, внезапно рождая новую волну желания. - Комната достаточно большая. Там спокойно можно поставить шест и тренироваться в танцах. - Краска приливает к моему лицу. И в спину сразу веет холод. Боже! Он это серьезно? - Я бы мог выделить для этого дела и другое помещение, но ставить трубу в гостиной - не комильфо. Все же, иногда у меня бывают гости. Это вызовет много неуместных вопросов.
        - Стас.
        - Мне нравится, как ты произносишь мое имя. - Он вновь прижимает меня к себе, и пальцы, до сих пор лежащие на попе, скользят меж половых губ, медленно входят в меня, снова распаляя. К игре присоединяется вторая его рука. Он ласкает интимные зоны, водит пальцами по нежной коже, в какой-то момент надавливая и проникая в колечко, пожалуй, самой провокационной части человеческого тела.
        - Стас, нет… стой… Я…
        - Тшш.
        И вновь мой разум туманится. Его поцелуй сводит с ума. Вот только из губ моих срывается вовсе не стон, а жалобное и очень недовольное хныканье.
        - Мы продолжим игру позже.
        - Ты жестокий.
        - Нет, я сумасшедший. Замерзла?
        - Немного.
        Настроение летит к чертям. Вроде все хорошо, но вдруг отчаянно тянет реветь.
        - Вероника. - Наши лбы соприкасаются. - Маленькая моя, доверься мне. Я знаю, отношения развиваются слишком быстро, но я в том возрасте, когда не хочется тянуть. Ты мне нравишься, девочка. Моя нежная и чувственная девочка. - Кожа покрывается мурашками от удовольствия. Его слов. Голоса… - Нравишься до безумия. Поэтому просто доверься. Хорошо?
        Киваю сквозь неожиданные слезы и порывисто обнимаю его. В груди так щемит от нахлынувших чувств, что я отчаянно цепляюсь за мужчину, наслаждаясь ласковыми поглаживаниями волос и спины.
        - Мы прилипли друг ко другу.
        Стас начинает глухо хохотать, и я вместе с ним.
        - Ты испортил важный момент, - отстраняюсь и оглядываюсь в поисках того, чем можно было бы вытереться.
        - Прости, я не со зла.
        - Ага, как же.
        - Вероника. - Он снова привлекает меня к себе.
        - М? - Утыкаюсь носом ему в шею.
        - Все будет хорошо, моя девочка.
        Эти слова отзываются во мне невыразимым волнением. Доверится ему? А смогу ли я? Не будет ли нас преследовать тень его прошлого? А мои родители? Они же придут в ярость, когда узнают! Впрочем, им придется смириться, ведь, кажется, я по-настоящему влюбилась.
        - Ты вся дрожишь, - произносит он и целует меня в плечо. - Вероника?
        - Еще минутку.
        - Понравилось со мной обниматься?
        Я слышу в его голосе издевку и слегка кусаю шею, строго проговаривая:
        - Станислав Юрьевич, вы совсем не умеете флиртовать.
        В ответ меня только сильнее прижимают к себе, снова целуют, наверное, в сотый раз. И этого становится так тепло на душе. Сегодня я открылась мужчине, о котором знаю очень мало и о котором хочу многое узнать. Но получится ли у нас быть друг с другом? Насколько далеко я готова зайти ради своего счастья? А он - бороться?
        На мои плечи ложится куртка.
        - Посидим еще немного. Дождь скоро закончится.
        - Стас, - тихо шепчу.
        - Чего? - таким же шепотом спрашивает он.
        - Я вернусь.
        Глава 31. О важном
        Вероника
        Я забыла, когда в последний раз просыпалась с улыбкой на устах. Cердце переполнено нежностью и восторгом, а нервы словно оголились. Теперь каждое движение ощущается иначе, с особенной остротой. Кажется, вот-вот случится нечто прекрасное, запредельное напряжение сменится негой, а в душе поселится спокойствие. Разве что останется страх за собственное будущее.
        А как оно будет, это будущее?
        Колени дрожат.
        Я предвкушаю его или боюсь? А может, я давно готова к переменам? И сейчас, когда остался лишь один шаг, мое нутро всего лишь замирает в ожидании?
        Закрываю глаза. Представляю лицо мужчины, изменившего мой мир за какие-то три недели и удивляюсь: как же это мало! Всего ничего, по сравнению с целой жизнью. Да и проблемы юности теперь кажутся таким пустяком, стоит только ясным взором посмотреть на то, что ожидает впереди. Кто его знает, как сложится у нас со Станиславом Юрьевичем. И сложится ли вообще?
        - Ника, - дверь тихонько приоткрывается, и ко мне заглядывает Оля. - Просыпайся, соня. У нас гости.
        Она хитро улыбается и играет бровями, видимо, намекая на заглянувшую к нам личность, но у меня нет никаких вариантов, поэтому просто поднимаюсь с постели и одеваюсь.
        Пока девушка обхаживает подозрительно тихого гостя, мышкой юркаю в ванную комнату, где привожу себя в божеский вид. “Все будет хорошо” - говорю себе одними глазами, смотрясь в зеркало. Правда, чем больше отхожу от дремы, тем сильнее начинаю сомневаться. А правильно ли было согласиться на переезд? Вдруг мы сразу поссоримся, и я снова окажусь на улице? Может, поговорить с Олей? Напрягать людей тоже не вариант. Но ведь мы сдружились…
        - Ника, все хорошо? Вылезай оттуда, чай стынет. - Подруга стучит пальцами по двери, и я слышу удаляющиеся шаги.
        В кухне тем временем витает мрачная аура. Вишневский сидит, насупившись, и смотрит в одну точку, в то время, как Оля накрывает стол. На первый взгляд, улыбка на ее лице искренняя, но, приглядевшись, становится понятно - девушка тоже на нервах.
        - О, медвеженок вылез из берлоги. Садись за стол, - щебечет подруга, убирая какую-то посуду в шкаф. - Андрей сегодня умница, пришел с тортиком. Знает, как меня порадовать.
        - Привет, - здороваюсь с парнем, получая в ответ кивок. - Все хорошо? Рука зажила?
        Парень демонстрирует перевязанную конечность, смотря на меня исподлобья, а Оля тут же переводит тему.
        - Андрей, а мне дали главную роль в предстоящем спектакле. Представляешь, какое счастье привалило? Старые грымзы теперь точат на меня зуб. Все им не то. И по эмоциям я не вытягиваю, и текст сухо произношу…
        Я продолжаю смотреть на парня, которого, по-видимому, болтовня только напрягает.
        - Не расскажешь? - шепчу ему.
        - Выписали, - роняет он одно слово и снова утыкается взглядом в одну точку.
        - Ник, не лезь к человеку. Он сегодня страдает. Лучше давайте пить чай! Отпразднуем мой успех!
        - И который день ты его празднуешь, актриса? - спрашивает устало парень. - Смотри, а то раздует.
        - Так, значит, торт - это коварный план по превращению меня в колобка на тонких ножках?
        - Скорее нежелание приходить с пустыми руками. - Внезапно улыбается он. - Ник, а у тебя как дела? Помирилась с родаками?
        Я отрицательно качаю головой и пробую лакомство.
        - Нет, я с ними даже не разговаривала. Мама написала только раз, и все.
        - Понятно. А с Юрьевичем?
        - Эм…
        - Да ладно тебе. Он после твоего переезда к Оле, мне несколько раз звонил, адрес требовал.
        Я чувствую, как краска приливает к лицу. Стас меня искал? Значит, мои сомнения излишни?..
        - Ой, это ее парень? - воодушевляется Оля. - А почему Юрьевич? Шишка какая-то?
        Андрей косится на меня, и я едва заметно качаю головой. Если захочу, сама расскажу.
        - Я в девчачьи секреты не лезу, - хмуро отзывается он и демонстративно делает глоток чая.
        - Вот вредные! - Оля тоже берет в руки чашку. - Ну и не рассказывайте. Все равно рано или поздно узнаю.
        Она продолжает щебетать про дела в театре, и мы даже некоторое время поддерживаем разговор, но вскоре болтовня “ни о чем” начинает утомлять. Благо звонит ее телефон, и мы с Вишневским остаемся наедине.
        - Не расскажешь? - повторяю свой вопрос. Пусть Оля и перевела разговор в другое русло, любопытство никто не отменял.
        Андрей хмыкает:
        - Нечего говорить, Ник. Моя очередная попытка покорить любимую женщину провалилась. Это знаешь как? Будто ты в пустыне, а перед тобой высокая крепостная стена, за которой спрятан райский уголок. Но вот, блять, сколько ты ее не осаждай, сколько ни бейся, итог один - сидишь и жрешь песок со стеклом.
        - Может, стоит попробовать иначе? - произношу с улыбкой.
        - Например?
        - Игнорируй.
        - Ты сейчас издеваешься?
        - Я, конечно, не гуру в любовных отношениях, и все же. Когда человек привыкает к тому, что он кому-то нужен, то начинает принимать твою любовь как должное. Пока ты рядом, она спокойна, но стоит тебе пропасть…
        - Это не мой вариант, Ник… - Вишневский качает головой, встает и подходит к окну.
        - Почему нет?
        - Потому что я сам не вынесу разлуки. Не уверен, что ты меня поймешь.
        - Не пойму, - соглашаюсь с ним. - Я только начинаю понимать.
        Он оборачивается и прищуривается.
        - Все-таки Граф? - Заметив мое смущение, начинает улыбаться. - Ты никогда не искала легких путей.
        - И по тернистому устаешь идти, Андрей.
        - У вас ситуация другая, Ник. Не хочу тебя обнадеживать, но если он серьезен, то… Блин. Вдвоем всегда идти легче! А вот одному…
        - О чем шепчетесь? - Оля возвращается в кухню, как ураган, и мы вынужденно продолжаем чаепитие, снова игнорируя болезненные темы.
        Вскоре Андрей уезжает. Сожительница спустя час тоже покидает квартиру. Я же, пользуясь выходным, захожу в интернет и изучаю информацию, присланную Григорьевым. Уже к вечеру пишу первую статью, скидываю на суд одногруппнику и тут же получаю одобрение. Я принята в штаб! Теперь в свободное время буду заниматься наполнением его сайта, загружая готовые рефераты для школьников, и в перспективе беря заказы. Не самый лучший способ обогатить знания детей, и все же сумма, предложенная Пашей, приходится мне по душе.
        В какой-то момент, когда солнце закатывается за горизонт, мой телефон начинает разрываться от звонка. Фотография мамы вводит меня в замешательство. Страшно отвечать. Если она начнет слезно просить о встрече, вряд ли я смогу отказать. Несмотря на обиду, она всегда останется близким человеком.
        - Да, мам.
        - Вероника, ты где? - Ее голос полон волнения, и это меня напрягает.
        - В чем дело?
        - Ты так и не ответила на мое сообщение. Может, уже пора вернуться домой и поговорить, как взрослые люди?
        Наверное, произнеси она эти слова чуть ласковее, то я несомненно испытала бы чувство вины за свой поступок, но ее резкость вызывает отторжение. Я стискиваю зубы.
        - Взрослые люди не умеют со мной говорить, мам. Им выгоднее возложить на меня невыполнимую миссию, забить на мои желания, - даже если те всего лишь временная прихоть, - и потом унизить. Непременно дать оплеуху, обозвать шлюхой…
        - Вероника!
        - Мам, я тебя очень люблю. Всем сердцем. Правда-правда! Но после слов, написанных мне отцом, не хочу возвращаться. По крайней мере, не сейчас.
        Она тяжело вздыхает, и некоторое время молчит.
        - Это все, о чем ты хотела поговорить? - подгоняю ее, чувствуя, что чем дольше висит звонок, тем больше вероятность дать слабину. Не хочу плакать при ней. Не хочу показывать свою слабость и несостоятельность. Возможно, для них мое поведение кажется неуместным капризом, но для меня оно имеет гораздо большее значение.
        - Ко мне приходила Анна, жена Графа, - сообщает с какой-то обреченной усталостью.
        Тело тут же реагирует на новость. Замираю. Перестаю дышать. И жду. Ведь неспроста же она об этом заговорила.
        - Не помню, чтобы мы когда-то были подругами. Тем не менее, она пришла с гостинцами, нахваливала мою стряпню, про тебя спрашивала…
        - И что ты? - спрашиваю в нетерпении.
        - А что я? Я ничего. Вот звоню узнать, у кого живет моя дочь, потому что намеки совершенно чужих людей не значат ничего только до той поры, пока не вскроется правда. Впрочем, я и сама еще не решила, хочу ли знать ее? Правду эту.
        - Если тебе станет от этого легче, то сейчас я живу у знакомых.
        - У Светы тебя нет.
        - Она не единственный мой друг.
        - Андрей?
        - Мама.
        - Что мама? - Возмущается. Ей претит моя отчужденность. Как и любая мать, она годами выстраивала наше доверие, кладя один кирпич за другим, но сейчас этот мост сломан. Я не могу сказать, что моей вины в том нет. Я прекрасно осознаю свой проступок. Но обида никуда не делась. Да, мне хочется отринуть все, и поплакать в объятьях матери. Чтобы ее рука, как в очень далеком детстве, коснулась волос, ласково погладила их, а из уст вновь лились только добрые и нежные слова. Разве я много прошу? Нет.
        - Знаешь, я виновата перед вами. - На глаза вдруг наворачиваются слезы. Тяжело признавать ошибки. - Но…
        - Но?
        Теперь она поторапливает меня.
        Я хмыкаю и улыбаюсь сквозь слезы.
        - Не знаю, что там тебе наплела эта женщина, но я бы точно не прислушивалась к той, что, потеряв остатки гордости, является к бывшему мужу после своей же измены.
        - Вероника… Неужели… Как ты…
        - Никаких неужели, мам. Извини, но мне пора.
        - Вероника! - Я отстраняю телефон от уха, не желая слышать ее крик. - Очнись! Он тебе в отцы годится! Господи, девочка моя, ты совсем с ума сошла? Вот же гад! Одной женщине жизнь испортил, теперь и до тебя добрался? Так, значит, ты у него?!
        - Нет.
        - Так я тебе и поверила. Сережа, ты слышал это?
        Я застываю в очередной раз, но теперь словно пораженная громом. Она разговаривала при отце? При том, кто…
        - Вероника! - Вздрагиваю. Голос отца полон ярости. И это логично, ведь я позволила себе влюбиться в человека, чье имя никогда не произносилось в нашей семье в позитивном ключе. Однако:
        - Знаешь, пап. Перестань слышать только то, что тебе удобно. Вам с мамой только дай хорошего человека оболгать! Причем, беспочвенно!
        - Ты меня жизни не учи! Еще молоко на губах не обсохло, а уже голос повышает. Значит так, если через час не будешь дома, я лично приеду и набью ему морду! Поняла меня?!
        Я кладу телефон в сторону, не выключая его. Динамик трещит под тяжестью обвинений, летящих в адрес Стаса. И, наверное, мне впервые в жизни становится интересно, это лишь неприязнь или нечто большее? Почему родители так ненавидят его? Может, я чего-то не знаю?
        Взяв обратно в руки девайс, завершаю звонок и направляюсь в душ. Я знаю, что угрозы отца - не пустое сотрясание воздуха. Если он сказал, что поедет, то непременно это сделает. Но стоит ли мне идти у них на поводу? И изменит ли мое появление хоть что-то? Уверена, Стас все равно попадет под удар.
        Я останавливаюсь на полпути и, вдохнув полной грудью, набираю номер своего куратора. Если он предложил жить вместе, значит, вскоре наши проблемы станут общими. Или они уже таковыми стали?
        Однако ни с первого, ни даже с пятого раза, я не дозваниваюсь. Даже успеваю понервничать, пока Стас сам не набирает меня.
        - Вероника?
        Стоит только услышать его голос, как меня пробивает на слезы. Черт возьми, что мне делать?
        - Я… Стас, я создала тебе проблемы. Прости.
        - Ты о чем? - взволнованно уточняет он и следом смеется: - Серег, не ломай мою мебель. Ты ведь знаешь, какой я еврей. Возвращать будешь трехкратно.
        До меня доносится мужской хохот, на фоне которого включается музыка.
        - У тебя гости? - Испуганно уточняю, представив, как отец заваливается к нему посреди веселья.
        - Скорее раб, который не только соберет шкаф бесплатно, но и доплатит за эту возможность. Нет, Серег, я тебе больше не налью. - Музыка утихает, а Стас, кашлянув, говорит: - Извини, отвлекся. Так какая там проблема?
        - Да… Кажется, это не так важно.
        Зачем я даю заднюю? Может, не хочется портить ему веселье?
        - Маленькая, перестань так делать. Все, что касается тебя, важно! Так что выкладывай.
        Зажмуриваюсь. Сильно-сильно! Даже перестаю дышать. Но уже спустя пару мгновений медленно выдыхаю, избавляясь от сомнений и страха. Только что мой мужчина произнес слова, которые больше всего хотелось услышать в такой момент. Разве не будет ли кощунством солгать ему, тем более, что толку от моего геройства шиш с маслом?
        - Вероника, ты тут? Не молчи.
        - Да. Я тут.
        “И, кажется, теперь я люблю тебя еще сильнее”, - договариваю про себя, а сама рассказываю о разговоре с родителями. Все. Без утайки. Ведь отношения на лжи не построишь. Как и жизнь. Жаль, поняла я это не сразу.
        Глава 32. Замешательство
        Граф
        - Не понимаю, зачем цепляться за какую-то малолетку, если можно провести время чуть разнообразнее? - зевая, спрашивает Буров.
        - Даже не знаю, что тебе ответить, - развожу руками и направляюсь в бар.
        - Можешь не отвечать, в принципе, - доносится мне в спину. - И так все ясно: вьюнок опутал по самые яйца. Нет, я бы понял, будь это женщина лет тридцати, в самом соку, твердо стоящая на ногах…
        Кто о чем, а лысый о расческе.
        - Можно подумать, ты клюешь исключительно на таких.
        - Вот только не надо поминать прошлое!
        - Не собирался, - шепчу, доставая припасенную бутылку виски. Надо успокоить нервы и приготовиться к трудному разговору с Валевским.
        Конечно, я бы мог сейчас поступить, как трусливый пес - поджать хвост и не высовываться. Но если Вероника выбрала путь диалога и доверилась мне, я не имею права оставаться в стороне. Не в этой ситуации.
        - Хорош грузиться! - Буров садится напротив и тяжелым взглядом буравит бутылку. - Ты хоть раз проигрывал Валевскому в аргументации? Нет. Вот и тут скажешь какую-нибудь белиберду про любовь, и делов-то!
        - Серег, мне до Валевского нет дела. Я думаю о… - вздыхаю и говорю вслух о своих намерениях, хотя те звучат слишком бредово. - Я думаю о своей девушке.
        - Оу! - Он выпучивает глаза, в замешательстве оглядывает комнату и снова возвращается к моему лицу.
        - Что?
        - Твоя девушка? - прячет улыбку за глупой гримасой.
        - Да, моя девушка. Нет, я понимаю твою реакцию, но мне уже давно не двадцать, чтобы выкуривать по две пачки в день и убиваться по неверной жене.
        - Я тебя не осуждаю. Наоборот, удивлен. - Он достает бокал из шкафа и наливает себе алкоголь. - Путь, в котором одни обязательства, выматывает, Стас. Думаешь, почему я меняю девчонок? Не хочу ни на ком зацикливаться. После Аленки все не то.
        - А она все не спешит прощать…
        - Смеешься? - хмыкает друг и делает глоток. - Ух, ядерная! Где достал-то?
        - Тесть подарил.
        - Ясно… Так что делать будем?
        - Собирать шкаф.
        - А если приедет?
        - Я не девка, чтобы прятаться, Серег.
        - И то верно… - тянет задумчиво друг, затем машет передо мной бокалом. - Второй заход?
        - Нет, пошли работать.
        - Эх, никакого удовольствия от законного отпуска, - ворчит, но топает за мной.
        Мы собираем мебель и обсуждаем волнующие нас вопросы. Буров подумывает назначить встречу знакомому биологу. И я соглашаюсь с ним.
        Идея переобуться и заняться любимым делом под эгидой частного исследовательского центра зреет в моей голове давно. Перебраться в Европу и вовсе хотелось еще в молодости. Вот только ни одна моя работа не увенчается успехом, пока я сам не сойду с подвешенного состояния, не решу вопросы, от которых будет зависеть мое будущее. Впрочем, о чем это я? Большая часть вопросов сейчас сводится только к одному человеку, так внезапно ворвавшемуся в мою жизнь.
        Наверное, я сумасшедший. Хотя другие могли бы назвать меня влюбленным идиотом. Да, я почти уверен, что это безумие. Не прошло и трех месяцев после предательства, казалось бы, близкого человека, а мой мир, до сих пор наполненный только работой и редкими минутами в объятьях жены, сосредоточился в юной девушке. Словно вся Вселенная уместилась в одном человеке. И это не кажется мне проблемой. Наоборот, вот уже третий день, как я мечусь между работой в университете и домашними делами, напоминая себе атласного шалашника, готовящего гнездо к приходу самки.
        Все же людей от животных отличает только более развитый интеллект. И, пожалуй, сомнения. Даже если я выгляжу отбитым на всю голову, столько противоречивых чувств мной не было испытано никогда.
        - Одиннадцатый час пошел, Стас. - Буров немного пьяно поглядывает на часы. Сколько он выпил? И сколько можно зализывать раны таким вот образом? Мог бы уже смириться. - Он уже не приедет.
        - Плевать! - машу рукой. - Главное, чтобы он не доставил проблем Веронике. - Друг согласно кивает, и я прищуриваюсь. - Кулаки почешешь в другой раз.
        - Раскусил, да? - смеётся. - Понимаешь, он ведь сто процентов замешан в краже. И хоть кажется, что Аня ушла в третий лагерь, моя интуиция вопит совершенно о другом.
        - Может, оставим эти разговоры. Давай вызову такси.
        - Вызывай. И своей Веронике обязательно позвони. Хотя это и семейные разборки, но мой опыт показывает: если вовремя не спохватиться и не сунуть нос, останешься у разбитого корыта.
        - Философ, - усмехаясь, набираю такси.
        Как только Буров отчаливает на серой Тойоте, я действительно тянусь к телефону. Вот только звоню вовсе не девочке с большими карими глазами, а женщине, с которой следует обсудить вопрос доверия.
        - Стасик? - Если мама и удивлена, то старается не подавать виду.
        - Привет.
        - Ты так редко меня набираешь, что я забеспокоилась: все ли хорошо?
        - Это ты рассказала Ане о Веронике? - спрашиваю в лоб, совершенно не ожидая правды. Судьи тоже врут, особенно если дело касается денег и репутации.
        - О чем ты?
        - Мам, - вздыхаю, - я серьезно. Что ты ей наплела?
        Она некоторое время молчит, и затянувшаяся тишина начинает действовать на нервы.
        - Ну! - поторапливаю ее. - Однажды ты уже влезла в мою жизнь. Вспомни, по чьей наводке я познакомился с Аней.
        - Стас, ты выпил?
        - Я думал, ты на моей стороне.
        - Я всегда буду на твоей стороне. Я - мать, и забочусь о будущем своего ребенка. Если сейчас не отвадить от тебя девку, то разразится скандал. А Валевский ни за что не допустит удара по репутации.
        - Он может такого наворотить… - с усмешкой говорю.
        - Он - трус! - кричит в трубку, заставая меня врасплох. - Трус, каких еще поискать! Поверь, я знаю, о чем говорю. Ради тепленького местечка готов пожертвовать всем, даже чувствами, даже остатками гордости и человечности!
        - Ты так близко с ним знакома?
        - Ближе, чем ты можешь представить, Стас. - Вздыхает. - Ты очарован ей. Это заметно. Мне хватило одного взгляда, чтобы увидеть вашу влюбленность. Но Валевский - последний человек, с которым я хотела бы связываться. Если хочешь, осуждай, злись, можешь даже устроить очередной бойкот. Я не обижусь, привыкла. Только забудь о девчонке. Не лезь в это болото. Не повторяй моих ошибок. - Она всхлипнула, затем кашлянула, беря себя в руки.
        - Ты редко плачешь. Что произошло?
        - Воспоминания нахлынули. И за Аню прости. Пришла, прости господи, тетеря, строящая из себя умницу-красавицу. Помогите, мол, вернуть Стаса. Я как на нее глянула, поняла, что смотреть не могу. Напомнила мне одну стерву, тоже крокодильи слезы лила, семью сберечь пыталась, а сама…
        Что именно сама, она так и не произнесла. Да и я все понял без слов, хватило намека. Только дети не должны расплачиваться за грехи своих родителей.
        - Мам, Вероника не просто мимолетное увлечение. Прошу, не лезь в это. Даже из добрых побуждений. Надеюсь, ты меня услышала.
        - Не очень приятно это слышать, - произносит с горечью, и все же со смехом.
        - Мы всегда говорим друг другу неприятные вещи, - поддерживаю ее напускное веселье.
        Попрощавшись с матерью, я ухожу в прострацию. Ее связь с Валевским кажется чем-то инородным, не вписывающихся в картину моего мира. И все же приходится это принять, теперь только гадая, что же произошло между ней и матерью Вероники. Почему я всегда думал о чисто рабочих разногласиях? В громком деле Сахарова шестилетней давности, где обвинителем был никто иной, как сам Валевский, ненависть мамы выглядела подозрительной, однако мне даже в голову не пришло - увидеть в оправдании одного из шарлатанов научного общества личные счеты. Сахаров вышел на свободу несмотря на общественный резонанс.
        Я разочарованно вздыхаю и набираю Веронику. После ухода друга в квартире вновь повисла пустота. Мне нужно кем-то ее заполнить. Просто необходимо. И взволнованный голос девушки - теперь точно моей, раз я это произнес вслух - отлично справится с этой миссией.
        Утром я, по обыкновению еду в университет. В моем расписании стоят две пары у второкурсников и одна - в группе Вероники, после которых планирую заехать в мебельный магазин, но всю дорогу меня занимают совсем другие мысли. Перед глазами то и дело возникает волнительная картина: как вхожу в аудиторию, как моя девочка смущается, кусает губы, прячет взгляд, лишь изредка поглядывая исподлобья. Неприличная фантазия никак не вяжется с образом строгого профессора, но я никогда не был святошей. К тому же в пределах университета не позволил бы себе лишнего, будь там даже моя жена.
        Переполненная парковка, шумный холл, группы студентов в коридорах - все кажется обыденным и привычным, ничего особенного, однако меня не покидает ощущение надвигающейся беды. Чувствуется напряжение. И оно исходит вовсе не от окружающих. Это интуиция.
        - Станислав Юрьевич, - сразу обращается ко мне Судакова, стоит только войти в кафедру, - вас просили заглянуть в деканат по срочному делу.
        - И вам доброе утро. До перерыва не подождет? У меня через четыре минуты начнется лекция.
        - Ой, не стоит переживать. Вас уже заменила Русланочка.
        Секундное замешательство перетекает в негодование. Почему замена лекторов произошла без предупреждения?
        - Советую поспешить. Вас заждались, - ехидно улыбается Елена Григорьевна, и я понимаю, что стоит приготовиться к худшему. Иначе эта женщина не злорадствовала бы.
        Глава 33. Раздрай
        Вероника
        Я до последнего боюсь идти в университет. Кажется, что там меня непременно поджидает отец. Но даже если это так, я до последнего буду отстаивать свою точку зрения. Потому что на моей стороне Стас. Потому что иначе до конца жизни буду прогибаться под других людей. Не хочу этого допустить. Ни сейчас, ни потом.
        Раньше авторитет папы был неопровержим, и если мы с матерью шли наперекор ему, то осознанно ждали скандала. Маленькой девочке, привыкшей слушаться во всем родителей и жить в среде абсолютного патриархата, было невдомек, что может быть иначе. Лет так до пятнадцати. Но к тому времени высказывать свою точку зрения я уже боялась, да и мама всегда была на его стороне. Отчасти по последней причине я и выбрала путь обмана, всеми способами скрывая свою подработку.
        Однако теперь уверенности во мне больше. Со мной мужчина, которому важно не только наше общее будущее, но и мой успех. В любом деле, будь то учеба или танцы.
        Думая об этом, я вхожу в аудиторию с улыбкой. Мне хочется хоть на мгновение подарить ему позитив. Чтобы суровый взгляд смягчился, а в тусклых глазах появилась искра. И хоть дрожат колени от страха, и я молюсь всем богам, дабы там не оказался никто из моих родных, все равно улыбаюсь.
        Впрочем, лектором у нас оказывается вовсе не Стас, а брюнетка в темно-зеленом костюме. Заметив мое замешательство, она здоровается и представляется:
        - Руслана Аркадьевна Чолокова. Я буду вести у вас предмет. А вы, Вероника Валевская, полагаю?
        - Д-да. - запинаюсь, не зная даже, что думать. На всякий случай оглядываю аудиторию. - А где Станислав Юрьевич?
        Женщина слегка прищуривает глаза, затем с полуулыбкой сообщает:
        - Он временно отстранен. Проходите, Валевская. Долгие разговоры нарушают учебный процесс.
        - Извините, - говорю и на негнущихся ногах продвигаюсь вглубь зала. Сажусь на последний ряд, зачем-то смотрю на Диану, видимо, очень недовольную тем, что произошло, и перевожу взгляд на нового лектора.
        Обычная, но по-своему красивая женщина продолжает монолог, часто привлекая внимание к своим волосам. Непослушные локоны скользят по коже, и хоть длинные пальцы их старательно убирают за ухо, они все равно свисают на румяное лицо.
        Я пропускаю мимо ушей всю лекцию, думая лишь о том, что могло произойти. Почему его отстранили? Где он? Это из-за меня? Папа пришел в универ? И еще с десяток вопросов, которые хотелось бы задать Стасу уже сейчас. Но если я его подставила каким-то образом, то не стоит усугублять ситуацию. Поэтому лишь отсидев пару, беру в руки телефон и, выбегаю из аудитории, на ходу набирая номер Графа. Мелкая дрожь бьет по телу, а механический голос сообщает “абонент находится вне зоны доступа”.
        Прячу телефон в карман. Значит, поеду к нему домой. Вот только отсижу еще одну пару. Наверное.
        - Валевская, ты куда это бежишь? - спрашивает Яковлева и, обогнув меня, встает лицом к лицу.
        - Тебе какое дело? - Меньше всего мне хочется ссориться.
        - Слушай, Валевская. Я не понимаю, что происходит, но моя чуйка подсказывает, что ты в этом замешана.
        - Твоя чуйка тебя подводит, Диана. - произношу сквозь зубы, закипая. То, каким тоном она со мной говорит, выводит из себя. Поэтому я делаю шаг назад и предлагаю. - Пошли на пару? У нас химия.
        - Знаешь… - тянет она гласные, как отъявленный мафиози, владеющий опасной информацией.
        - Не знаю. Мне пора.
        Я пытаюсь уйти, но девушка вцепляется мне в руку и называет “тихушницей”. Наверное, будь мы где-нибудь на улице, то я непременно ответила бы грубостью, но я лишь скидываю ее клешни и прошу больше меня не трогать.
        На пару все-таки не иду. Снова начинаю звонить Стасу, раз за разом слушая механический голос. Покидаю здание университета в полном раздрае, думая лишь о нем. Это похоже на наваждение, на болезнь, на чертову одержимость, когда тебе всего лишь надо услышать, что с дорогим человеком все хорошо.
        - Вероника! - кто-то окликает меня, но я предпочитаю не смотреть. Это не Стас, значит, сейчас не стоит моего времени. - Вероника!
        И вновь в мою руку вцепляются, словно та - магнит для неприятностей, но теперь я оказываюсь лицом к лицу с Юрием.
        - Привет. Может, поговорим?
        - Мне некогда, - бросаю в ответ и пытаюсь освободиться, но не получается.
        - Я уже который день пытаюсь тебя позвать хотя бы на чашечку кофе. Могла бы выслушать.
        - Краснов, отстань! Ты мне не интересен. И вообще, у меня парень есть.
        - Да ладно! - улыбается, как черт. - Не ври, у тебя не получается. К тому же, я расспросил ребят, ты вообще еще ни с кем не встречалась.
        - Твои источники недостоверны.
        Я жду, когда он меня отпустит, но он продолжает изучать мое лицо, скользит темным взглядом, словно что-то ищет.
        - Ты красивая, - выдает неожиданно и наклоняется слишком близко.
        Сама от себя не ожидая, я влепляю ему пощечину, звон которой привлекает внимание неподалеку стоящих студентов. Игривый огонек в глаза начинает яростно бушевать.
        - Ника, ты ведь понимаешь, что сейчас сделала?
        - Да. А если ты меня не отпустишь, я еще и закричу.
        Нервы сдают. Тянет реветь. И хоть присутствие Юрия пугает, в мыслях по-прежнему Стас.
        - Ты странная.
        - Правильно! Красивая, но странная, поэтому отстань от меня. Найди себе игрушку в другом месте.
        У меня-таки получается вырваться и, уже не сдерживая слезы, уйти подальше. Правда, в спину опять доносится: “Вечером поговорим”.
        Да хоть тысячу раз! Плевать! Такого раздрая у меня еще не было никогда. Поэтому на все плевать.
        Ехать к Стасу я передумываю еще на автобусной остановке, вспомнив угрозы отца. Вместо этого пораньше приезжаю на работу и, пока вытираю пыль, караулю телефон. В какой-то момент устаю ждать звонка, отправляю сообщение с просьбой связаться и приступаю к мытью полов. Но ответа так и не получаю. Даже в десятом часу, по дороге домой с трепетом гипнотизирую экран телефона, но тот продолжает молчать. С волнением захожу в магазин, стоящий неподалеку от дома, с надеждой шагаю до подъезда, думая, что он наверняка уже ждет. Это наивно и глупо, но сердце не переубедишь. Оно бьется, сжимается в клубок, разрывается в клочья, рассыпается на кусочки и собирается обратно, чтобы снова забиться, снова напомнить мне о чувствах, терзающих душу. Оказывается, быть увлеченным кем-то - больно. И я без понятия, почему люди восхваляют чувства. От них одни беды.
        - Вероника! - Теперь уже знакомый голос застает меня врасплох.
        - Что ты тут делаешь?
        Краснов выходит на свет, льющийся из фонаря, и я невольно отступаю.
        - Следил за тобой, - смеется. - Пару дней караулил у дома, но ты там так и не появилась. Оказывается, переехала от родаков.
        - Зачем ты пришел? - сглатываю и отступаю еще на шаг. Я не готова к такой встрече. Одно дело - видеть его днем, когда вокруг полно людей, а совсем другое - сейчас, когда до полуночи остается чуть более часа.
        - Не понимаю, почему ты меня боишься? Может, расскажешь в чем дело?
        - Мне не о чем с тобой говорить.
        - Вероника! - Он тяжело и даже со злостью вздыхает. - Я просто хотел пригласить понравившуюся девушку в кафе. Всего-то!
        - Ты пригласил меня не в кафе, Юра, а на заднее сидение своего спорткара! Разницу улавливаешь?
        - По пьяни же! - возмущенно разводит руками. - Да, некрасиво вышло, но, черт возьми, меня еще никто так не динамил! Какого хрена?!
        - Такого! - говорю со всей серьезность, хотя меня вдург тянет смеяться. Неужели сам не понимает? - Я занята. Любовь-морковь, и все дела. Ты - третий лишний. Все, уходи.
        - Нет, постой, - хватает он меня за плечо. - Кто твой парень?
        - Не твоего ума дело!
        - Я привык получать то, что хочу.
        Я закрываю на мгновение глаза, а потом смотрю на него ясным взглядом. Так и хочется сказать грубость, влепить еще одну пощечину и послать куда подальше. Так было бы логично. Но вместо этого, я мягко убираю его руку и честно признаюсь:
        - Юра, у меня действительно есть любимый человек, поэтому даже если ко мне сейчас подойдет какой-нибудь крутой перец, то я откажу. К тому же, ходить в заведения по типу стриптиз клуба чревато. Так или иначе о твоих пристрастиях в интиме узнают. Прости, но ты меня пугаешь. Не приходи больше.
        И отворачиваюсь в надежде, что это сработает.
        - Погоди, о каких таких пристрастиях?
        - Я не могу сказать.
        - Почему это?! - снова останавливает.
        - Потому что не хочет, - раздается до боли знакомый голос, и я оборачиваюсь, теперь завороженно следя за тихой поступью Стаса. Он делает затяжку и, подойдя к нам, бросает окурок в мусорный бак.
        - Ты еще кто такой? - хмуро спрашивает Краснов, готовый, видимо, к скандалу. Иначе как объяснить его стойку?
        Я даже успеваю испугаться. Вдруг они сцепятся? Однако Стас протягивает ему руку для рукопожатия, а после дружелюбного жеста просит не пугать девушек по ночам. Это выглядит странно…
        - Ты как? Все хорошо? - с нежностью в голосе уточняет и, получив в ответ кивок, предлагает зайти в дом. - Доброй ночи.
        Последнюю фразу кидает в сторону Краснова. Тот вроде как начинает петушиться, но его пыл вмиг утихает, стоит невесть откуда появиться Вишневскому.
        - Юра? - с изумлением произносит мой друг. - Ты-то здесь каким боком?
        - Я… - Мой преследователь теряется.
        - О, Станислав Юрьевич? Не ожидал вас тут увидеть. - И подмигивает мне, чем сильно смущает, особенно перед Стасом. - Слышал, вас отстранили на время.
        - Как быстро до тебя доходят новости, - с усмешкой говорит мужчина, уже приобнимая меня за плечи. Заметив это движение, Краснов хмурится, щурит глаза, сжимает губы, но молчит.
        - Вы как? В порядке? - тем временем ведет диалог Андрей.
        - В норме.
        - Ну и славно. Ник, держи. - Я забираю почти невесомый пакет. - Оле передашь. Она попросила достать ей шмот. Только не открывай. Там это, личное.
        - Хорошо…
        Я наблюдаю за очередным мужским рукопожатием в полной растерянности. И как Вишневский чуть ли не волоком тащит отсюда подальше Краснова, а Стас проверяет свои карманы, достает сигареты и бросает всю пачку в мусорный бак - тоже в недоумении. А едва мы остаемся одни, горький вкус табака щекочет мое нёбо, губы любимого мужчины обжигают губы, а руки, до сих пор обнимающие за плечи, теперь крепко держат за талию.
        - Я волновалась, - признаюсь, как только Стас отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза.
        - А я отходил от новостей и все думал о тебе.
        Теперь я улавливаю острый аромат крепкого алкоголя, и замечаю пьяный блеск в глазах.
        - Стас…
        - Что? А, это? Ну каждый отходит по-своему. Вчера напился Буров, сегодня - я.
        Он улыбается. Касается подушечками пальцев моей щеки и улыбается, хотя вряд ли ему весело.
        - Ника. - Холодный ветер бьет в лицо. Он обнимает и шепчет на ухо: - Поехали ко мне.
        Горло сушит. Я сглатываю.
        - Сейчас поехали, - продолжает уговаривать. - Ничего не будет, если ты не захочешь. Просто побудь со мной.
        - Ты же не сядешь пьяным за руль? Это опасно.
        - Ну сюда же я как-то приехал! - смеется, только мне не смешно. - Сегодня столько всего произошло…
        - Расскажешь?
        - Только, если ты сядешь со мной в машину.
        - Это шантаж?
        - Называй, как хочешь.
        Мои губы снова оказываются в его власти, и под напором долгого поцелуя я сдаюсь.
        - Минуту, оставлю Оле пакет. Вдруг там что-то важное?
        - Вещи собери! - бросает он мне в спину, когда дверь за мной почти закрывается. Я замираю на несколько секунд, затем глубоко-глубоко дышу, пытаясь унять часто бьющееся сердце. Небывалый восторг зарождается так же безмолвно, как наступает темная безлунная ночь. Однако, будучи не готовая услышать эти слова так скоро, я опираюсь о перила и жду, когда пройдет дрожь в ногах.
        После стрелой поднимаюсь на нужный этаж, забегаю в пустую квартиру, закидываю в рюкзак только белье и учебник, который понадобится завтра на паре. Уходить, не поговорив с Олей, считаю некрасивым поступком, поэтому забирать свои немногочисленные пожитки, не тороплюсь. Достаточно того, что вместо учебы я бросаюсь в объятья мужчины. Это уже за гранью поведения “домашней девочки”…
        Вспомнив, как бессовестно танцевала на сцене стриптиз, я мысленно хохочу. Нет, я уже давно не тепличное растение, и всего за полгода совершила столько непристойных вещей! Мысль о том, сколько мне предстоит еще совершить, вводит в краску. Словно наяву я ощущаю его вкус. Воспоминания настолько острые и явные, что тело сводит в судороге. Боже, дай мне сил устоять! Кажется, к серьезному шагу я еще не готова. И все же оставляю на кухонном столе записку, закрываю дверь на ключ и бегу по лестнице вниз, к нему, навстречу неизвестности, в объятья чего-то нового и запретного, но такого желанного. Страшно, но предвкушение вносит ту самую перчинку, от которой вкус поданного на ужин блюда становится только ярче.
        Глава 34. Слезы и слабость
        Граф
        - Проходи, - мягко толкаю в спину Нику, и закрываю за нами дверь.
        - Ой!
        - Что такое? - Ее реакция вызывает у меня настороженность.
        - Тут столько коробок… - в растерянности произносит девушка, снимая верхнюю одежду.
        - Ремонт, - развожу руками.
        Вероника бесшумно ступает по коридору, оглядываясь по сторонам. Словно впервые сюда попала. Я, конечно, вынес из квартиры многое, но ее интерес кажется мне странным. А стоит ей зайти на кухню, как тут же изумленно спрашивает:
        - Посуды почти нет. Вы и ее выбросили?
        Глядя на большие, полные недоумения, глаза, я прячу улыбку.
        - С недавних пор меня ужасно раздражает красный цвет. А жизнь нужно начинать исключительно с белого листа. Желательно, без каких-либо пятен. Кстати, сколько пар у тебя завтра?
        Подхожу к ней вплотную, думая, что увижу смущение, но она смотрит ясным взглядом и улыбается.
        - Всего одна. Первая. Ну и вечером на работу.
        “Драить полы” - говорю себе мысленно и вздыхаю.
        - Что-то не так? - вмиг принимает на свой счет Вероника, но я не нахожусь ответом, поэтому прошу ее достать оставшуюся посуду.
        - Курьер должен быть с минуты на минуту.
        Девушка охотно принимается за дело, накрывая на стол пока что пустые тарелки.
        На самом деле, меня раздражает ее выбор. Танцевать с пылесосом вместо того, чтобы уделить время правильным вещам, способным открыть двери в лучшую жизнь - разве это правильно? Она достойна большего. Нет, не так.
        Она создана для большего!
        Только почему вместо объяснений, казалось, столь важных для девушки вещей, Валевский подавил в ней веру в собственные силы? Теперь каждый ее шаг вперед - всего лишь бесполезное трепыхание. Но имею ли я право требовать у нее более взвешенного решения? И если я готов взвалить на себя всю ответственность, поделится ли она хотя бы частью?
        - Стас. - Вероника кладет ладонь на мое плечо и заглядывает в глаза. - Все в порядке? О чем ты задумался?
        - О нас, - признаюсь, замечая в ее взгляде перемену. - Ты вся светишься.
        - Просто… - кусает губы и склоняет голову. - Я думала о том, что сегодня произошло. Была уверена, что ты обвинишь меня.
        - Вероника, ну что за глупости? - Беру ее лицо в свои ладони. - Девочка моя, ты здесь не при чем.
        - Не говори со мной, как с ребенком. Я догадываюсь, что папа накосячил. И судя по тому, что тебя отстранили от работы, по-крупному. Прости, не стоило начинать этот разговор. Ты ведь пригласил меня для другого. - Снова кусает губы. Смущенно опускает ресницы и даже не подозревает, как сильно я ее хочу в такие моменты. Стянуть бы с нее свитер, выбросить джинсы, скрывающие очаровательно длинные ноги, расстегнуть белье, освободить полную грудь, втянуть губами сосок и сквозь мягкую ткань ее трусиков ощутить как пульсирует женское лоно, как сжимаются бедра, немеет тело, ослабевают колени и с желанных губ срывается стон, хрип, мое имя…
        - Стас. - Вероника касается моей щеки, и прежде, чем я осознаю, что происходит, обвивает руками шею. - Когда ты смотришь на меня вот так, - шепчет в самые губы, - я начинаю думать, что и впрямь нужна тебе. Конечно, в них нет любви и прочих глупостей, всего лишь желание. И все равно, приятно знать, что ты видишь во мне женщину.
        Она краснеет. Коротко зыркает, смущается и судорожно вздыхает:
        - Я хочу, чтобы этот вечер стал особенным. Нет! - Тут же округляет в страхе глаза. - Я не в том смысле! Я не предлагаю себя! Я…
        - Достаточно, - шепчу в ответ и наслаждаюсь сладостью ее губ. Прижимаю к себе, такую мягкую, податливую, неопытную, наивную девочку. Что мне с ней делать? Согласится ли стать моей? А может, зря я сомневаюсь? Ну правда, чего тянуть?
        - Стас.
        Ловлю ее дыхание губами, делаю шаг вперед, смотрю в мутные от возбуждения глаза и решаюсь сказать то, что вряд ли произнесу в трезвом уме:
        - Вероника, я и вправду хочу тебя, но это не просто возбуждение, и ты не просто женщина. - Поправляю выбившийся из прически локон и ласкаю румяную щеку. - Ты особенная. Запомни, маленькая, ты особенная для меня.
        Длинные ресницы слипаются от влаги. Вытираю ее слезы, чувствуя, как у самого в груди натягивается тетива. Она звонко дрожит, как если бы лучник выпустил стрелу, и медленно успокаивается под трель дверного звонка. Никогда не думал, что испытаю это чувство снова. Порой думаешь, что у тебя будет только одна любовь, и ты с гордостью пронесешь ее через всю жизнь, но потом “ёкает” и… конец моногамии. Ты больше не чертов однолюб.
        - Курьер. - Снова целую свою малышку и заглядываю в глаза. - Надо открыть.
        Пока Вероника разбирает мясо, я переодеваюсь и с грустью размышляю о своей жизни. День сегодня и вправду не задался. Мое чутье меня не подвело. И пусть Валевский не стал устраивать скандалов, не постучал в мою дверь с намерением вытребовать дочь, он нашел, за какие ниточки дергать. Говорят же: не стоит конфликтовать с женщинами, особенно с теми, кто отомстит втройне. Думаю, месть Судаковой удалась. Да и наш декан не особо расстроилась тому, что придется со мной расстаться. Я усмехаюсь. Временное отстранение? Черта с два! Меня вынудили написать увольнительную по собственному желанию, потому что глядя на противную рожу Валевского, я не дал заднюю. Видимо, в тот момент во мне воскрес романтик. Правда, стоило получить по лицу, и он тут же пропал.
        Снова вспоминаю, как врезал в ответ, и с гордостью улыбаюсь - славная вышла стычка.
        - Стас? - Вероника стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, открывает ее. - Ой! Извини! Я не хотела…
        Натягиваю футболку и иду к ней.
        - Готово?
        - Угу.
        - Тогда пойдем. Я ужасно голоден.
        Пока мы едим, Ника все время косится на меня. Порой я ловлю ее откровенный взгляд, блуждающий по моему телу. В такие моменты она начинает болтать всякие глупости, выговаривая их на одном дыхании, и после шумно дышит, возвращая себе спокойствие. Ей неловко и стыдно, а мне… Пожалуй, я наслаждаюсь. Как хорошо не быть одному, знать, что мне накроют стол, расскажут забавную историю, улыбнутся и посмотрят взглядом, полным восхищения. Как приятно осознавать, что я кому-то действительно нужен. Я - не привычка, не жилетка, не просто ступень карьерной лестницы, и не лох, которому можно наставить рога, а потом вернуться и унизить еще больше. Я - мужчина. А она - женщина. Вернее ею станет. Сегодня.
        - Стас, ты так на меня смотришь…
        - Как? - Я не узнаю собственный голос.
        - Будто впервые видишь.
        - Ты поела? - спрашиваю, глядя на пустую тарелку и вставая со стола.
        - Да.
        - Тогда пойдем в душ.
        - Что? - Вероника улыбается, но вскоре в возмущении округляет и без того большие глаза. - Что-о-о?! Вместе?!
        - Вместе.
        - Но…
        - Тебе понравится, - уверяю ее.
        - Но… - Моя малышка бледнеет, поэтому я, подхожу и снова ловлю ее губы, теперь не давая возможности отстраниться. А когда до моих ушей доносится стон, шепчу ей:
        - Ника, теперь мы все будем делать вместе. И купаться в том числе.
        - Мне страшно. - Ее глаза снова блестят от слез.
        - Доверься мне, малыш.
        Она долгим взглядом изучает мое лицо и кивает.
        Это похоже на сон. Мы оставляем одежду в коридоре, бросаем, как ненужные тряпки на такие же ненужные коробки с хламом. Я целую ее хрупкие плечи, ласкаю мягкие волосы, дрожу вместе с ней, волнуясь как девственник. Хотя, черт возьми, я же мужчина! Но когда в руках оказывается сокровище, маленькая жемчужина, которой суждено стать главным украшением моей жизни, нужна осторожность. Наверное, будь мне двадцать, единственным моих желанием было бы трахнуть ее побыстрее. Как это случилось когда-то с бывшей. Однако, мне давно не двадцать, и одного тела теперь будет мало. Слишком мало.
        - Стас. - С той минуты, как в квартире зашумела вода, Вероника смотрит только мне в глаза, стесняясь опустить их. - А я уже несколько дней статьи пишу!
        - Объясни.
        Я провожу мочалкой по нежной коже, и девушка вздрагивает, продолжая дрожащим голосом:
        - Григорьев набирают команду для наполнения образовательного сайта. На мне раздел биологии.
        - Бесплатно? - Обхватываю ладонью грудь, сжимаю пальцами сосок, и Ника снова дергается. - Повернись спиной.
        Она послушно выполняет просьбу, продолжая отвлекать меня разговорами.
        - Нет. Мне заплатят. Это не большие деньги, но все же. Если буду писать хотя бы пять статей в неделю, смогу оплатить уроки в танцевальной школе. Конечно, придется экономить, но я не хочу давать заднюю, когда так далеко зашла.
        - На все нужно время, Ника. - Втягиваю носом ее аромат и прикусываю нежную кожу.
        - М-м-м… Я найду время. - Она закидывает голову назад…
        - И на меня тоже? - прижимаюсь к ней бедрами, толкаюсь вперед, трусь о мягкие складочки, восхищаясь ее мягкостью, гладкостью, нежностью… Вероника поворачивает голову и сама находит мои губы.
        Я тону в ощущениях. Пах болезненно пульсирует. Хочу ее до одури. Прямо здесь и сейчас провести рукой по спине, прогнуть в пояснице, очертить ладонями упругие ягодицы, войти в нее, сорвать с губ стон, и иметь раз за разом, наслаждаясь близостью, юностью, чувственностью…
        Выключаю воду. Набираю в ладонь мыла и, хоть моя девочка дергается с непривычки, сам омываю ее. Каждый сантиметр тела, уделяя особое внимание груди.
        - Стас, я сама, - упрямиться Вероника.
        - Сегодня мы все делаем вместе. Забыла?
        - Тогда и я должна? - Впервые она опускает взгляд. Замирает. Облизывает губы, сглатывает, и я вместе с ней. Меня начинает бить мелкая дрожь. Тонкие пальцы касаются моей кожи, и я отстраняюсь.
        - Не сегодня.
        - Почему?
        - Не хочу, чтобы все закончилось, так и не начавшись.
        - Ты же обещал, что ничего не будет, если я не захочу.
        - Я делаю все, чтобы ты захотела, - смеюсь, замечая искорки в карих глазах.
        - Тогда не перечь.
        Напускная смелость и вправду выглядит забавно, особенно в моменты, когда девственница пытается помочь тебе рукой. Прерываю ее, смываю с нас пену, и вскоре, тяну за собой в спальню. Да, я обещал, но черт возьми, разве можно отказаться от нее в такой момент? Не смотреть на пышную грудь с острыми, как пики, вершинами, на плоский живот, округлые бедра и длинные ноги? Серьезно?
        Она ложится на темное покрывало. Теплый свет, льющийся из коридора, подчеркивает женственные и изящные изгибы. Я стою перед ней, смотрю на рассыпанные волосы, розовые колени, смущенно сомкнутые в попытке спрятать сокровенное, и думаю лишь о том, как она красива.
        Грудь тяжело вздымается. Губы приоткрыты. Глаза со страхом глядят в ответ.
        - Вероника, - произношу ее имя и опускаюсь у ног. Беру в руки ступню, замечаю, как она приподнимается на локтях, наверняка, не понимая, что происходит. Я же… Давно не пьян. Алкоголь выветрился еще до того, как мы доехали до квартиры. Но с ней я теряю разум. Только сегодня, здесь и сейчас, я хочу, чтобы моя малышка почувствовала себя богиней. Самой красивой. Самой желанной.
        Мною желанной.
        - Стас, что ты делаешь?
        Целую. Оставляю сухие следы на ступнях, коленях, бедрах, животе… Обхватываю губами соски, ласкаю каждую вершину по очереди и терпеливо жду момента, когда моя девочка сама попросит взять ее.
        Сложно думать. Я вообще мало что соображаю. В голове бьется только одна упрямая мысль, но торопиться нет смысла. Она будет моей. Сегодня. Завтра. Всегда.
        Холодные пальцы касаются моего лица.
        - Я не думала, что ты можешь быть таким нежным. - Она смущена, но находит в смелость сказать: - Мне нравится…
        Отводит взгляд, снова облизывает губы, в которые я впиваюсь и ласкаю до тех пор, пока она не начинает ерзать рядом со мной. А после и подо мной, вздрагивая и выгибаясь навстречу. Я трахаю ее языком, держась из последних сил. Я трахаю ее пальцем, думая, что еще мгновение, и выдержка подведет меня. И наконец, спустя время, шепча пошлости и ловя безумный, полный страсти взгляд, вхожу в свою малышку.
        Она шипит. Плачет. Произносит мое имя и, цепляясь за спину, снова шипит.
        Целую. Хоть и сам боюсь этих слов, но говорю, что люблю.
        - Стас.
        - Люблю тебя.
        - Любишь? Но ведь прошло всего ничего…
        Вытираю слезы с ее глаз и повторяю:
        - Мне хватило, чтобы понять. Слышишь, малышка? Я люблю тебя.
        - Я же…
        - Тшшш. Ты идеальная.
        - Стас.
        - Перестань реветь. Ты ведь сильная девочка!
        - При тебе можно, - шмыгает носом.
        - Да, - улыбаюсь, - при мне можно.
        Она обвивает шею, сама толкается вперед, отнимая остатки моего разума, отдаваясь полностью и, несмотря на боль, доверяя до последнего. Наверное, оттого, мне впервые в жизни так хорошо. Наверное, потому я рад, что сегодня не отказался от нее, а отстоял свой выбор до “первой крови”. Наверное, поэтому, едва она засыпает в моих объятиях, я впервые, за все годы моей жизни, позволяю себе тоже пустить слезу.
        Кажется, у меня появилась слабость. С пшеничного цвета локонами, большими карими глазами, пухлыми губами, чувственным телом, в котором нет изъянов, и упрямым характером. Она ведь до последнего будет держаться за “половую тряпку”, за статьи в интернете, за учебу, которая, возможно, ей уже не интересна и за мечту.
        Я провожу рукой по щеке.
        Ей щекотно, а мне смешно.
        Но прежде, чем усну, я вновь целую, внезапно получая в ответ сонное бормотание:
        - Стас, он упирается в живот. Убери.
        Да уж.
        - Как только, так сразу, - теперь уже точно смеюсь.
        Глава 35. Сомнение
        Вероника
        Жарко. Я осторожно откидываю одеяло и продвигаясь к краю постели. Взгляд цепляется за широкую грудь, плечи и губы, один вид которых пробуждает неприличные воспоминания: развратные, но наполненные нежностью и… любовью? Без понятия, что нашло на Стаса. Вот только стоит вспомнить о произнесенных им словах, как на душе становится теплее. Возникает чувство наполненности. Я тоже кому-то нужна. И это вселяет едва не потерянную в последние дни уверенность.
        - Не смей убегать. - Горячая ладонь ложится на мой живот, и я вздрагиваю. - Краснеть тоже не надо.
        - Стас, я…
        Он мягко хватает меня за руку и тянет обратно под одеяло, а все те же манящие губы касаются виска.
        - По какому предмету сегодня пара?
        - По физике…
        - Сложно?
        - Пф, - фыркаю я. - Это, конечно, не биология, но пятерка у меня заслуженная. Не стоит недооценивать свою женщину, Граф.
        - Ммм…
        Он улыбается и внезапно нависает сверху, смотря прямо в глаза. Точно так же, как этой ночью. Когда признавался в любви, ласкал мои ноги, руки, шею… О более интимных вещах вспоминать стыдно, хотя мало кто в наше время вообще стыдится сексуальных подвигов. Просто… Будь это лишь пара поцелуев и непосредственный половой акт, то я восприняла бы все с большим скептицизмом, встала поутру и спокойно ушла бы. Но когда мужчина исследует губами каждый сантиметр твоего тела, не оставляя ни единого шанса на загадочность, хочется прижаться к нему, наслаждаться теплом и уютом, принимать любовь.
        Он знает меня всю. Даже такой, какой я себя не видела. И это смущает. Ведь мы должны находиться на разных полюсах. Две противоположности, север и юг, мужчина и женщина… А получается, что одно целое.
        - Какая же ты красивая, - шепчет Стас и целует в шею. Пальцы невесомо касаются груди, словно пушинка щекочут кожу. Волнующе. Возбуждающе. - О, кто тут у нас такой смелый. - Он широко улыбается и прежде, чем я пойму, о чем речь, накрывает губами торчащий сосок.
        - Стас, перестань, - смеюсь. - Мне надо на пару.
        Он отвлекается на мгновение, но вовсе не для того, чтобы ответить на мое возмущение.
        От легкого дуновения холодок проносится по коже. Влага, оставленная на бугорке заостряет чувства, и новое прикосновение ощущается слаще прежнего.
        - Ты обязательно на нее пойдешь, но позже.
        - Позже я опоздаю, - уже хохочу. - Щекотно! Остановись!
        - Скажи. - Он снова смотрит в глаза. - На сколько по десятибалльной шкале у тебя развито чувство долга?
        Я задумываюсь и отвечаю:
        - Пожалуй, на девятку. А что?
        - Отлично! Значит есть десятипроцентная вероятность, что ты не будешь упираться.
        - В смысле? Что ты задумал?
        В ответ он лишь ухмыляется и, не стесняясь, откидывает одеяло. Я не отворачиваюсь, провожаю его взглядом, смотрю на подтянутое тело и чувствую жажду. В горле пересыхает.
        - Ты раньше занимался спортом?
        - Бегом. Участвовал в любительских марафонах. - Он направляет в ванную, продолжая говорить. - Забросил после того, как начались конфликты с Аней. Хотя, может и раньше.
        Упоминание бывшей задевает меня, но я не подаю вида. Тоже поднимаюсь с кровати, прикрываю наготу и, подождав, пока освободится ванная, юркаю внутрь. На душе вдруг становится гадко. Интересно, сколько еще он будет вспоминать о ней? Конечно, каждому нужно время, чтобы забыть, но разве так сложно сообразить, что мне неприятно слышать имя другой женщины после проведенной ночи?
        Зажмуриваюсь и решаю об этом не думать. Люди приходят и уходят, но память остается. Мы можем претендовать на тело, завоевывать сердца, однако мысли по-прежнему будут во власти хозяина. Как и воля. В этом и заключается доверие. Здесь и ставится невидимая черта, которая позволяют человеку быть с тобой, но по-прежнему чувствовать свободу, наслаждаться комфортом и драгоценными для обоих минутами.
        Стас просил довериться. И я это сделаю.
        Приведя себя в порядок, выбираюсь на кухню, где уже вовсю хозяйничает мой мужчина. Улыбчивый, непривычно ласковый и заботливый - он целует мои волосы, вдыхает мой запах, обнимает как самое главное сокровище в жизни. Кажется, будто еще мгновение, и все это пропадет, но Стас не дает почувствовать себя одинокой.
        - Тебе кофе или чай?
        - Чай.
        - Сейчас заварю.
        Я наблюдаю за его действиями, пытаюсь сунуть нос и чем-то подсобить, но меня как куклу усаживают за стол и велят подождать.
        - Если долго будем тянуть, я опоздаю, - говорю ему. - Что ты хотел предложить? И почему так хитро смотришь? Стас?..
        Он ставит чашки на стол и, наклонившись близко-близко, заглядывает прямо в глаза.
        - Прогуляешь сегодня? - вырывается из его уст, а я теряюсь.
        - В смысле?
        - Побудь сегодня со мной. - Он касается тыльной стороной ладони моей щеки. - Если не захочешь, я пойму. Все-таки чувство ответственности на девятку - это сильный аргумент.
        - Ты просишь меня пренебречь наукой? Что-то тут не сходится. И вообще, это очень странно. Станислав Юрьевич, как мой куратор, вы просто обязаны следить за порядком, а не нарушать его! - говорю с напускной строгостью.
        Он вздыхает и, подвинув поближе ко мне стул, садится напротив.
        - Из-за… - морщится, будто съел лимон. - Из-за отстранения у меня появился свободный месяц. И я хотел бы его использовать по-максимуму.
        - Предлагаешь мне прогуливать весь месяц? - смеюсь, ожидая какую-нибудь романтическую лабуду. Все-таки с каким бы скептицизмом я не относилась к красивым словам, иногда хочется их услышать. Чтобы как ласковое солнышко, они согрели душу, чтобы…
        - Не совсем, - улыбается в ответ Стас. - Я хочу выехать на какое-то время за границу. Надо уладить рабочие вопросы. И пока я этого не сделал, было бы здорово провести с тобой как можно больше времени.
        - Похоже, я слишком наивная.
        Его слова бьют в самое сердце. Неприятно. Мы ведь только сблизились. Я не готова к расставанию.
        - Ты о чем?
        - Да так…
        - Ника. - Стас отводит в сторону чашку чая и, наклонившись, вновь касается ладонью моего лица. - Маленькая моя девочка…
        - Я не маленькая.
        - Я сделаю все, чтобы нам с тобой было комфортно. Поэтому доверься мне, хорошо?
        Я киваю и позволяю себя обнять. Но сомнения сильнее веры. Если он уедет, то мне по-прежнему придется остаться у Оли. Как же хорошо, что я не забрала вещи. Никогда не знаешь, к чему приведет чрезмерная радость. Все в этом мире имеет свойство заканчиваться, но не мой оптимизм.
        - Если я останусь, чем займемся? - произношу, расправив плечи.
        - В девять приедет мой знакомый, вынесем хлам из прихожей. Тебе помогать не обязательно. А потом я хотел бы пообедать где-нибудь, поговорить. Уверен, у тебя полно вопросов, в том числе о случившемся в Университете.
        - Не думаю, что стоит портить день разговорами о моем отце.
        - Не грусти, Ник. Прорвемся.
        Я ловлю его улыбку и возвращаю такую же, ласковую. А после, воззвав к своей совести и даю согласие на незапланированный прогул. Вот только одна маленькая горошинка сомнения мешает мне расслабиться. Да, мы прекрасно завтракаем, выносим коробки, замечательно проводим время в кафе, где заказываем аппетитных крылышек и делимся планами, но даже на работе, и после нее я продолжаю испытывать вину. Словно что-то важное было упущено. И это что-то мне еще аукнется.
        Ближе к ночи, когда смена подходит к концу, Стас пишет, что задержится на встрече с другом, просит подождать. Ключи в кармане становятся в тягость. Мне следует соблюдать договоренность и вернуться в его квартиру. Однако я прошу не беспокоиться обо мне и еду к Оле, вспоминая при этом все, что сегодня произошло.
        Отъезд Стаса беспокоит меня. Кажется, будто я - лишь короткий эпизод. И неважно, насколько глубоко он залез под кожу, как сильно задел мое сердце и стал ли тем самым белым принцем на коне. Сомнения продолжают атаковать сознание, причиняя боль, рождая ревность к несуществующим женщинам, которые могут появиться и отнять то, что мне дорого.
        Только выйдя на знакомой остановке, я прихожу в себя. Если я так хочу быть с ним, почему не поехала к нему? Обида?
        В темноте, под мрачный вой ветра шагаю до временного приюта. Тяжело поднимаюсь по лестнице. Открываю дверь.
        Тихая расслабляющая музыка вызывает улыбку - Оля дома. И судя по приглушенному свету из кухни и аромату лаванды, должна быть в хорошем расположении духа. Однако, скинув верхнюю одежду и обувь, я слышу приглушенный мужской стон. Замираю на полпути. Прислушиваюсь. Стон повторяется. Что происходит? Я пришла не вовремя?
        - Оля… Она… Оля…
        - Тшшш. Спи.
        Сглотнув, я делаю несколько шагов вперед и вижу Андрея, лежащего на кровати моей новой подруги. Голый по пояс, с помятым видом - он без единого намека на здравомыслие смотрит в потолок. Оля же в одном белье сидит рядом, держа его за руку.
        Эта картина мне кажется странной, пугающей и ни разу не интимной. Ведь помня о словах друга, о его любви к женщине по имени Лика, я не могу представить его в постели другой.
        - Оля? - шепотом зову девушку. Та вмиг вскакивает.
        - Ника? Я не думала, что ты сегодня придешь. В записке не было уточнений. - Она нервно надевает халат, суетливо убирает одежду парня с пола и, бросив их куда-то в сторону, выходит из комнаты.
        - Что происходит? Что с Андреем?
        - Выпил лишнего, вот и бредит, - мило улыбается девушка, настораживая своей беззаботностью.
        - Это очень странно.
        - Да что странного? Довели парня до белого каления.
        - Оль, может, врача?
        - Никого не надо вызывать! Он просто пьян.
        Девушка разводит руками и шаркает тапочками в сторону кухни. Я иду следом, надеясь услышать правду, но безрезультатно. Выпив воду, она уходит в спальню.
        - Вы будете спать вместе? - бросаю ей вслед, замечая, как сильно ее насторожил мой вопрос.
        - Да без разницы. Не впервой же.
        Я смущаюсь подобного ответа и прячусь в выделенной мне комнате. Ощущение неправильности происходящего никак не покидает меня. Но кто я, чтобы вмешиваться? И разве может Оля, которая всегда так приветливо встречает Андрея, идет на любые уступки и выполняет даже самые безумные просьбы, причинить ему вред? Глупость! Или нет? Я разрываюсь между желанием прервать их сон и приличиями, но в итоге решаю подождать утра.
        Когда в квартире наступает полная тишина, я осторожно иду в ванную и, приняв душ, зарываюсь в компьютер, так любезно предоставленный мне еще несколько дней назад подругой. Правда, вскоре вздрагиваю от внезапного звонка и, чтобы никого не разбудить, незамедлительно отвечаю.
        - Ника, ты в порядке? Голос грустный… - взволнованно спрашивает Стас, и в груди теплеет.
        - Все нормально.
        - Я тут внимательнее огляделся и понял, что ты вчера ничего с собой не взяла.
        - Прости. Я знаю, что прозвучит нелепо, но я не могу так просто взять и переехать. К тому же, - признаюсь на выдохе, - я никак не могу избавиться от сомнений. Стас, ты сказал, что уедешь…
        - Вероника, давай перенесем этот разговор на завтра, - перебивает он меня, и слова, которые так хотелось бы произнести, застревают в горле. - Кажется, у меня гости.
        - Эм…
        - Доброй ночи, маленькая.
        Я слышу короткие гудки и в растерянности опускаю руку. “Мне страшно! Поговори со мной!” - кричу в собственных мыслях, но даже так меня все равно никто бы не услышал.
        Я смотрю на белый потолок. Если представить, что это чистый лист бумаги, то, что я на нем написала бы? Какие цели поставила бы перед собой? Почему, когда надо быть спокойной и сильной, я продолжаю копаться в себе?
        Закрываю глаза и выравниваю дыхание. “Неважно, что будет дальше, Вероника,” - говорю себе. - “Просто сделай все возможное для своей независимости”.
        Выдохнув разом все сомнения, я дописываю статью, сплю крепким сном и ожидаю от нового дня бодрого начала. И оно действительно бодрит! Благодаря крику и мату, разбудившим меня в седьмом часу.
        - По твоему, это смешно!? Оль, не улыбайся как идиотка. Ты прекрасно знаешь, что между нами не могло ничего быть! - Слова Андрея полны ярости, но и Оля не уступает:
        - Это ещё почему? Потому что у меня не тот блонд? Так может, мне перекраситься?
        - Дело вовсе не в волосах.
        - А в чем?! У тебя встает только на замужних?
        Оля визжит, и я уже решаюсь выйти, но слышу то, от чего холодок по спине происходит.
        - Я за нее даже убить готов. Держи язык за зубами, Оль.
        Тихое бормотание девушки превращается в звонкое "Вон!".
        Топот. Крики. Уверения, что дружбе конец. Хлопок двери. И тишина.
        Я бесшумно тяну дверную ручку и вскоре вижу забившуюся в угол Олю. Она поднимает на меня блестящие от слез и обиды глаза и шепчет:
        - Что бы я не делала, как бы я не пыталась, он никогда не выберет меня, Ник.
        - Вы ведь не переспали? - осторожно спрашиваю ее, теперь отчётливо понимая, что надо верить звоночкам своей интуиции.
        Девушка качает головой.
        - Раз уж я не создана для любви, думала, что пусть хотя бы трахнет разок. Мне ведь много не надо для счастья, Ник. Совсем чуть-чуть…
        - Оля. - Опускаюсь перед ней на корточки.
        - Все в ней. В этой бабе. А ведь она замужем. У нее ребенок. И блядская морда, которая так и бесит! Знаешь, я так давно хочу, чтобы ее муж все узнал. Рассказала бы сама, но на такую подлость мне духа не хватит. - Она с грустью усмехается. - Думала, пойду другим путем, удержу сексом… А воз и ныне там. Дура, да?
        - Дура, - соглашаюсь. - Только это не повод плакать. Давай-ка ты в душ, а я займусь завтраком.
        - Ты собираешься съехать? - вдруг спрашивает, с надеждой заглядывая в глаза. Сложно понять, с какой целью был задан вопрос, но сейчас честность - лучший способ понять друг друга.
        - Мой… Мой мужчина хотел бы этого, но я пока в сомнениях. Не хотелось бы оказаться на улице.
        - Мудаки они все, Ник. Блин, я все испортила! Я больше никогда его не увижу… - Оля бледнеет. Пальцы с аккуратным маникюром начинают дрожать, а из глаз текут крупные слезы. Девушка выглядит до того безутешной, что мне приходится остаться с ней подольше. Лишь к полудню, когда она засыпает, я покидаю квартиру и бегу на пары. Еще месяца не прошло, а у меня уже три прогула. Такими темпами и вовсе вылечу, так и не доучившись.
        Вот только, доехав до университета, я совсем не ожидаю увидеть там Стаса и женщину, очень похожую на бывшую жену. Так и застываю на месте, с растерянностью смотря на удаляющуюся машину.
        А ведь он этим утром мне даже не написал.
        Глава 36. В ней
        Граф
        - Станислав Юрьевич!
        Я оборачиваюсь на знакомый голос. Запыхаясь и едва удерживая в руках высокую стопку книг, Чолокова громко стучит каблукам по пустому холлу главного здания университета.
        - Руслана Аркадьевна? Доброе утро, - здороваюсь и мягко отбираю у нее книги.
        - Ох, уже день… - Женщина переводит дыхание. - Спасибо вам.
        - Были в библиотеке?
        - Да. Я не была готова к работе с первокурсниками. Приходится собирать материал. - Она резко выдыхает и, смотря серьезно в мои глаза, говорит: - Я поговорить хотела.
        - О чем же?
        - О вашем увольнении. Неужели ничего нельзя было изменить?
        Я понимающе ей улыбаюсь и прежде, чем ответить, уточняю:
        - Вы домой? - Женщина кивает. - Давайте тогда поговорим на улице. У стен есть уши.
        - Конечно.
        Я пропускаю ее вперед, невольно оценивая скромный вид. Наверняка, она из тех, кто придерживается выбранных принципов. Идейная. Иначе, подобно той же Судаковой, бахвалилась бы дорогим костюмом и с презрением оценивала бы менее успешных на поприще коррупции коллег.
        - Знаете, - почти шепотом говорит она, когда мы оказываемся на улице, - мне грустно, что все так случилось. Вы прекрасный специалист, и этот скандал в деканате… Вас же оклеветали?
        Я прочищаю горло и опровергаю ее домыслы.
        - Вовсе нет.
        - То есть… - Она с растерянностью смотрит мне в глаза.
        Я вздыхаю:
        - Не верьте всему, что сказал Валевский, Руслана. Но и во мне не стоит искать идеалы. У нас с Вероникой действительно завязались романтические отношения, но мы взрослые люди, и сами вправе решать, строить отношения или нет. Конечно, социум устроен так, что мы вынуждены держать себя в рамках профессиональной этики, однако хочу заметить - в стенах университета я не позволял себе лишнего. В отличие от других.
        - Вы это сказали при декане?
        - Я вообще при ней ничего не хотел говорить - бесполезно.
        - Простите меня за прямоту, но я считала вас умнее, - разочарованно говорит она. - Вы далеко не первый, кто зажимает студенток или заводит с ними серьезные отношения. Могли бы отрицать связь. Это всего лишь физиология…
        - Если бы люди объясняли свои чувства только с научной точки зрения, боюсь, в мире не осталось бы места романтике, - произношу с улыбкой, хотя держать себя после услышанного удается с трудом. - Вы правы, я мог бы, как профессор Кутуков, занижать отказавшим мне девушкам отметки или, как Судакова, прятать в сумочку белые конверты. А еще не заявлять открыто о том, что теперь зациклен на очаровательной девушке. Но на то мы и взрослые люди, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо. И не оправдывать себя там, где делать это бессмысленно.
        - Значит, решили всю ответственность взять на себя? Как человек чести?
        Я невольно начинаю смеяться. Я скорее скотина, совративший неопытную девушку и готовый сейчас сделать все, чтобы создать для нее будущее, о котором она мечтает… Но никак не человек чести. По крайней мере, моя ложь меня совсем не красит.
        - Предлагаю на этом закончить разговор.
        - Конечно. - Руслана отвечает на автомате, так и застыв взглядом на растущих неподалеку соснах.
        - Вас подвезти? - предлагаю ей, заметив полную растерянность. - Не вижу вашей машины.
        - Ой, ну что вы. Я на автобусе доеду.
        - Мне на Кутузовскую. Если что, прошу…
        Она на мгновение задумывается и согласно кивает. Я вновь скольжу взглядом по ее лицу и сравниваю с той, на кого она так похожа. Все-таки Руслана простовата на вид, да и хитростью, присущей многим женщинам, не выделяется. Хотя чаще всего именно такие девушки очень добры.
        Ох, о чем ты думаешь, Граф?
        - Прошу, - открываю перед ней дверь и, заметив румянец на лице, понимаю, что с галантностью поторопился.
        После небольшого крюка, я доезжаю до Бурова. Тот встречает меня с кислой миной.
        - Все в порядке? - уточняю на всякий случай. Я уже настолько настроился на смену деятельности, что совсем не готов к провалу. Тем более сейчас, когда на кону стоит будущее. Причем, не только мое.
        - Да, только в последнее время мне не спокойно, - отвечает он.
        - Почему же?
        - Я теряю друга!
        - Я серьезно спросил.
        - А я серьезно ответил. Между прочим, нам могут отказать. Нет, я конечно попросил Лютера пошуршать, но не факт, что у него получится.
        - Ты режешь без ножа. - Я опускаюсь в кресло и с притворной скорбью смотрю на друга. - Сегодня подвозил Руслану. Ну, помнишь, я говорил, что очень похожа на Аню.
        - У Валевской появилась соперница?
        - Да ну. Я не об этом. Знаешь…
        - Знаю, - перебивает он меня. - Ты решил убежать от своего прошлого и угодил в путы вьюнка. А она оказалась настолько очаровательным цветком, что выбраться уже не хочется. Наоборот, ты только “за”.
        - Ты говоришь слишком очевидные вещи. И вообще, почему мы снова говорим о моей личной жизни?
        - Ты сам начал! К тому же, у меня личной жизни нет и вовсе, так что… Давай обсудим твою!
        - Только если что-то нальешь.
        Он бросает короткий взгляд на часы и невозмутимо сообщает.
        - В это время могу налить только… еды.
        - Наливай.
        - Заодно подумай над тем, как ужасно ты поступаешь.
        - Да, мамочка, обязательно!
        Мы переглядываемся и смеемся оба в голос. Наконец-то атмосфера разряжена. Хоть с Буровым-то я могу быть честным? Тем более, что с самим собой не получается.
        - Я вот думаю, - говорит Серега, разогревая обед. - А ведь ложь - не способ строить отношения.
        - Знаю.
        - Может перестанешь бояться и перекладывать на ее плечи ответственность за ваше будущее?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Я много думал об этом, Стас. Ей девятнадцать, но по сравнению с тобой, она еще ребенок. Я более чем уверен, что ее мысли сейчас крутятся вокруг отца. Она корит себя за ошибки старших и попытается их загладить.
        - А еще думает, что я ее трахнул и теперь бросаю. Если к этому добавить увольнение, то вообще отдалится.
        - Ты не сказал? - удивленно вздергивает брови друг.
        Я в ответ лишь хмыкаю и достаю тарелки. Раньше обеды и ужины в компании друга случались чаще. Знакомство на первом курсе принесло свои плоды - дружбу, ставшую крепкой, как сотни канатов, соединенных между собой. Мы горели идеями и амбициями…
        - Ты чего застыл? - спрашивает он, заметив мою задумчивость.
        - Думаю о переменах.
        - Пф, - машет рукой. - Расслабься и просто делай, как хочется. Заметь, я не сказал “как надо”.
        Заметил. Более того, согласился и принял это за правду, произнося вслух главное свое решение:
        - Если МАИР* выгорит…
        - Есть все шансы, - с уверенностью говорит Буров.
        - …тогда я заберу ее с собой.
        - Даже так? - прячет он улыбку, немного раздражая.
        Я только киваю, прекрасно осознавая, что мои решения кажутся поспешными. Раньше я ставил работу на первое место. Мне было все равно, что происходит с Аней. Привыкший к тому, что она рядом и никуда не денется, уделял время только себе. Однако недавно до меня дошло, что заботиться намного приятнее, чем наслаждаться вниманием. В такие моменты я чувствую себя хозяином своей жизни и осознаю ответственность за другую. Я оживаю! Сбрасываю заплесневелую одежду, меняя ее на новую, более тяжелую, но в тоже время более нужную. И как бы не хотелось бы потерять ту, которая делает меня счастливым всего лишь находясь рядом.
        - Перестань о ней думать, хотя бы когда ешь, - все так же весело отзывается Серега.
        А мне что? Я представляю реакцию Вероники этим вечером. Как она отреагирует на сюрприз? Примет ли его? И спадет ли напряжение, возникшее между нами?
        - Хотя делай, что хочешь, только про работу не забывай, - ворчит друг, но я уже всецело в представлениях, во встрече с Никой, которая наверняка уже приняла мой отъезд.
        Однако вечером, когда я вижу ее в дверях школы танцев, понимаю, что ситуация только ухудшилась. Девушка пребывает в еще большем напряжении и внезапно выдает слова, к которым я оказываюсь не готов.
        - Я не перееду к тебе! - твердо произносит и поправляет воротник в попытке спасти себя от холодного ветра.
        Но если она думает, что я отступлюсь только по причине ее сомнений, тогда она меня плохо знает.
        - Можешь не переезжать, - соглашаюсь с ней, отмечаю внезапное замешательство. Вероника сжимает губы, сводит брови, возможно коря себя за поспешность, за то, что легла в мою постель, доверилась… - Но ко мне ты сегодня поедешь, и тут без вариантов.
        Я целую ее в висок, тяну за собой в машину и наслаждаюсь ее колючим доверием. Несмотря на злость, она следует за мной, смущенно отводит взгляд, позволяет по пути взять ее за руку и даже произносит два слова:
        - Купим мяса?
        В контексте моего романтического настроя это звучит настолько нелепо, что я смеюсь и вскоре паркуюсь у супермаркета. Кажется, будто она оттаяла, но гуляя среди стеллажей, заставленных продовольствием, я встречаю свою коллегу из лаборатории, молодую женщину с пышными рыжими волосами и очень скверным характером. Вероника мою с ней любезность воспринимает в штыки, и вплоть до дома молчит. К тому времени ее бойкот уже начинает нервировать, и как только она заходит в квартиру и прячется в ванной, я, коротко постучав, захожу следом.
        - Может, объяснишь, что происходит? - спрашиваю, закрывая за собой дверь.
        - Стас…
        - Ника, нельзя молчать, если тебя что-то не устраивает. И тем более соглашаться с этим.
        Я обнимаю ее со спины и, смотря на отражение в зеркале, касаюсь губами шеи. Рваный выдох действует на меня, как красная тряпка для быка. Представляю, как беру ее на этом самом месте, как она стонет и царапает мою спину острыми коготками, и заявляю.
        - Что бы ни было в твоей голове, запомни: ты мне нужна.
        Она сама тянется за поцелуем. Сама прижимается и воскрешает во мне безумца. Я сжимаю ее в объятьях, усаживаю на тумбу, нахожу губами маленькие коричневые горошины и ласкаю их губами, языком…
        - Стас. - Звук растягиваемой молнии немного отрезвляет меня.
        - Ты уверена, что готова? Ничего не болит?
        Ответом мне становится поцелуй. Ее ладонь ложится на пах, и уже через мгновение пальцы обхватывают член. Я смотрю, с какой нежностью они ласкают меня, перевожу взгляд на ее раскрасневшееся лицо, вижу лукавую улыбку, впитываю этот образ и чувствую себя похотливым кобелем. Но, черт возьми, удержаться невозможно.
        Сдергиваю с нее одежду, сквозь ткань белья обнаруживаю влагу и вновь целуя, вновь доказывая ей, как сильно она мне нужна, соединяю наши тела.
        - Смотри на меня.
        Вероника медленно распахивает ресницы. В затуманненых глазах плескаются удовольствие и похоть. Я дарю ей то, чего она так желает. Раз за разом. Медленно. Наслаждаясь тем, как она принимает меня, как сжимает бедра, как тяжело дышит, откидывает голову, подставляя шею для моих поцелуев. Она идеальная. Она настолько идеальная для меня, что я не в силах молчать.
        - Ника, девочка моя.
        - М?.. - Она скрещивает ноги за моей спиной, а я замедляюсь, отмечая про себя ее недовольство.
        - Малыш, ты мне очень нужна.
        - А Аня?
        - А что с ней? - Невольно хмурюсь.
        - Я… Я вас видела.
        - Я не встречался с ней, - говорю, обхватил ее лицо ладонями.
        - На парковке университета.
        Сообразив, что к чему, улыбаюсь в ответ.
        - Это была Чолокова. Я подвез ее, и на этом все. Ревнуешь?
        - Вовсе нет, - краснеет, смотрит вниз, туда, где соединены наши тела и, стоит мне совершить еще одно движение, с отчаянием впивается в мои губы.
        - Стас, мне страшно. - В ее глазах блестят слезы. - Пожалуйста, не бросай меня.
        - Я и не собирался.
        - Поездка…
        - Я хочу дать тебе то, чего лишили родители.
        - Стас. - Уголки ее губ опускаются, а по щекам катятся крупные капли слез.
        - А еще любить… и уж, прости, мучить сексом. Долго и часто.
        Она со стоном запрокидывает голову и пододвигается ближе к краю. Я вновь наблюдаю за тем, как она принимает меня и окончательно для себя решаю, что нашел свое место. Рядом с ней. И в ней. В своей девочке.
        ________________________
        Примечание:
        *МАИР (Международное агентство по изучению рака) - организация, занимающаяся исследованием и разработкой научных стратегий борьбы с онкологическими заболеваниями.
        Глава 37. На моей стороне
        Вероника
        Я отчаянно цепляюсь за него. Пальцы дрожат, в груди колотится сердце, а внизу живота бушуют волны удовольствия. Смущение, не позволившее раскрыться при первой близости, испаряется с каждым движением бедер. Он изучает меня. Он ловит каждый мой выдох. Он говорит именно то, что мне важно услышать. Это раздражает. Это приводит в ярость! Но чувства, похожие на теплый огонек одинокой свечи, постепенно разжигают удовольствие и развеивает дурные мысли. В какой-то момент их не остается вовсе, а тело, до сих пор отчаянно желающее получить разрядку, постигает нирвану.
        Я смотрю на влагу, стекающую с живота, безумную эрекцию, кожу, блестящую от пота, мужественное лицо, внезапно ставшим мягким, и чувствую, как нежность к стоящему передо мной мужчине переполняет мое сердце. Именно сейчас у меня есть возможность рассмотреть его, понять, что испытываю на самом деле. Понять сейчас, а не когда останусь наедине с собой.
        Он улыбается. Как мальчишка, совершивший подвиг и оставшийся чрезвычайно довольным собой. Красивый… Мой.
        Я касаюсь колючей щеки. Стас тоже дотрагивается до моего лица, чтобы приласкать. Вновь целует. С благодарностью и по-прежнему голодом.
        - Ты такая красивая, - говорит, и я начинаю смеяться из-за ощущения дежавю.
        - Где-то я уже это слышала.
        - Это только начало. Дальше будет больше.
        - Куда уж больше? - с иронией указываю на предмет его мужественности, и мы оба заливаемся смехом. Впрочем, с приходом умения мыслить, возникают все те же сомнения.
        Я до сих пор испытываю их. Страх тоже не исчез. Тем не менее нахожу в себе силы успокоиться и принять его слова за правду. Он всего лишь подвез Руслану Аркадьевну до дома. Всего лишь…
        - Опять о чем-то плохом думаешь?
        Качаю головой и спрыгиваю с тумбы, удивляясь, как мы ее не сломали.
        - Ну разве о том, что ты жуткий пошляк.
        - Да ладно? - смеется.
        - Да-да.
        - Не вредничай, - Он обнимает меня со спины и целует в плечо. - И я говорил правду. Я не собираюсь оставлять тебя без внимания.
        - Судя по тому, как “он” угрожает моему копчику, охотно верю.
        - Правильно, верь, - смеется. - Проверять будем позже.
        Мне сложно сдержать улыбку. Все то время, пока мы приводим себя в порядок, пока его пальцы и губы вновь оголяют мои чувства и дарят наслаждение, я таю. Отдаю всю себя, раскрываюсь и обнаруживаю удивительный мир нежности и удовольствия.
        Но стоит покинуть ванную и ради интереса открыть зал, как на меня нападает легкое оцепенение.
        - Нравится? - спрашивает Стас, становясь рядом.
        - Когда ты успел?..
        - Сегодня утром привезли и установили, - не без гордости сообщает и подходит к подиуму, где в вазе стоит букет цветов. - Хм, если вытащу, расплескаю воду. Будем считать, что я их уже подарил.
        Он неловко смеется, а я в неверии смотрю на подиум, шест, зеркало на полстены и раскладной диван с белым шкафом, установленным ранее.
        - Стас…
        - Только не реви, - предупреждающе вытягивает руку.
        - И в мыслях не было! - восклицаю громче, чем следовало бы. - Знаешь, я очень сомневалась в эти дни, особенно после того, как ты сообщил, что уедешь. Теперь же, увидев все это, твои старания…
        - Ты будешь смело идти к своей мечте? - он подходит ко мне и берет за руку.
        - Я не подведу!
        Горячие губы невесомо касаются моего лба. Он даже не представляет, как много сделал, насколько воодушевил и наполнил мое сердце уверенностью в своих силах!
        - Станцуешь для меня? - вкрадчиво спрашивает Стас.
        Стоит посмотреть на довольное лицо, уловить искорку в глазах и ощутить его желание вновь, я оставляю поцелуй на колючей щеке и шепотом признаюсь.
        - Я такая голодная. Давай покушаем.
        Этот вечер, как и последующие девять, я провожу в компании своего мужчины. Но чем ближе его отъезд, тем сильнее сдают нервы. К тому же, начинает волновать вопрос с родителями. Мне стыдно за поступок своего отца, обидно за материнскую холодность, и так хочется разрядить то напряжение, которое из-за нашего молчания ощущается острее прежнего. Я привыкла к тому, что они рядом, и вместе с тем до дрожи боюсь встречи. Гордость и упрямство не позволяют сделать шаг вперед, первой пойти на контакт, а ведь дни сменяют друг друга, и чем дольше откладывается важный разговор, тем слабее моя привязанность.
        К счастью, мама решает мою проблему сама. За день до отъезда Стаса я получаю от нее приглашение встретиться в кафе, и это настолько воодушевляет, что я, окрыленная возможным примирением, лечу к ней, боясь опоздать или упустить. Несмотря ни на что, она думала обо мне и, наверняка, мы придем к согласию. Иначе и быть не может!
        Однако моя радость испаряется, едва я захожу в уютный зал, где витают ароматы выпечки и кофе. Годы жизни под одной крышей не проходят бесследно. Она по-прежнему холодна и неприступна, а глаза, в которых так и хочется найти намек на любовь, смотрят на меня со строгостью и недовольством, придирчиво оценивают внешность и, особенно, одежду. Но почему? Неужели так сложно меня простить и принять со всеми заморочками? Или я настолько непутевая дочь, что пряник мне противопоказан до конца жизни?
        Родителей не выбирают. А детей?
        - Рада, что ты пришла, - говорит мне мама, несколько нервно перебирая в руках кофейную ложечку.
        Мое приветствие прерывает появление официанта, а с его уходом я натягиваю на лицо улыбку.
        - Как дела? - задаю самый нелепый вопрос в нашей с ней ситуации. И звучит он так, словно передо мной чужой человек. Будто это не встреча двух людей, проживших под одной крышей девятнадцать лет, а светская беседа.
        - Отлично! - отвечает она снисходительно, согласно этикету. Говорят, нельзя увидеть то, чего нет. Однако невидимую стену, внезапно ставшую толще прежнего, я прекрасно вижу! - Я решила, - тем временем продолжает мама, - что пора моей дочери перестать гулять где и с кем попало и вернуться домой. - Я стискиваю зубы. Почему она так высокомерно со мной разговаривает? Ведь можно же иначе? С теплотой, например. - Вероника, мы с отцом посовещались и решили простить тебе твой проступок. К тому же, мы не хотим, чтобы ты голодала или в чем-то нуждалась. На дворе октябрь, погода ухудшилась, и тебе понадобиться зимняя одежда. Вечно жить на иждивении у своих подруг или… Кхм, возлюбленного, ты не можешь.
        - Я в силах обеспечить себя сама.
        - Ты учишься из ряда вон плохо.
        Я усмехаюсь:
        - Мам, прошел всего месяц.
        - А у тебя уже стоит тройка и два прогула. Ты не думаешь о своем будущем!
        Спокойно, Ника! Это не самое глубокое разочарование за последний месяц. Просто спокойно дослушай и уйди.
        - Мне кажется, что и ты о нем не думаешь…
        - Глупости! - восклицает она. - Ника, перестань упрямиться и вернись домой. Выспись, отдохни, займись исключительно учебой. Если ты откажешься, то это приведет к вылету из бюджета, а отец вряд ли тебе поможет. Тем более зная, с кем ты шляешься!
        - Мама. - Делаю глубокий вдох, затем выдох и, успокоив сильно бьющееся сердце, говорю ей с вызовом: - А я справлюсь! Уже справляюсь! Свою тройку я уже исправила двумя пятерками. Так что общий балл не пострадает, бюджетное место останется за мной. На работе дела идут отлично! Успеваю! Ну а тот, с кем я так беззаботно шляюсь, во всем меня поддерживает. Чем не повод порадоваться за свою дочь?
        - П-постой. Ты сказала “работа”?
        - Именно!
        - Вероника! - Она едва не выкрикивает мое имя.
        - Что?
        - Ты опять устроилась в этот бордель? - давит на меня громким шепотом. - Тебя жизнь ничему не учит?
        - По-твоему, я могу реализовать себя только в таком месте?
        - Не передергивай мои слова! Нет, я знала, что Граф тот ещё мудак, но чтобы отпустить тебя в такое место!.. Его вышвырнули с работы, и теперь он эксплуатирует мою дочь?! Вот же гад!
        Я смотрю на то, как раздувается ее ноздри. С какой яростью она сжимает ложку в руках и настолько глуха к словам своей дочери.
        - В смысле, вышвырнули? Его только отстранили.
        - Уволили, а не отстранили. Неужели думаешь, что он будет честен с тобой до конца? Мужчине не пристало налево и направо говорить о своих слабостях. Ника, подумай о своем будущем, не держи никого на своем горбу! И вот еще. - Она достает из сумки конверт и кладет его передо мной. - Твои деньги. Собрала после того, как ты убежала. Подумала, все равно понадобятся. Раз уж упертая, то хотя бы буду знать, что не голодаешь.
        Я проглотила одну шпильку за другой, сосредото учились только на одной новости. Почему Стас мне соврал? Нет, с одной стороны, мало что меняется, но с другой - зачем утаивать? Я не считаю увольнение слабостью! Впрочем, как бы там ни было, теперь действия отца кажутся мне еще более ущербными.
        - Я пойду, - говорит мама и встает, несколько медля. Видимо ожидает от меня каких-нибудь слов, но что мне сказать. И стоит ли что-то говорить? Смысла ведь нет. Каждая из нас останется при своем мнении.
        Вот только мама, в отличие от меня, смелее. Она невесомо касается губами моего виска и просит:
        - Береги себя.
        Я слушаю стук ее каблуков, смотрю на знакомый конверт и на деньги, оставленные за счет. Меня обуревает растерянность. Значит ли это, что я - любимая дочь? Можно ли мне надеяться на нежность с ее стороны? Впрочем, мысли о матери почти сразу уступают место Графу.
        Завтра он уедет. Стоит ли задавать вопросы сейчас? Правильным ли будет испортить нам обоим настроение?
        Убрав конверт в сумку, я еду домой, к Стасу. Наверняка, он уже собрал чемодан…
        На этой мысли я окончательно теряюсь, приходя в себя только у дверей его квартиры. Следующий месяц, а может и больше, она будет в моем распоряжении. И хоть здесь ничего ценного, кроме мебели, нет, я до сих пор удивлена его доверию.
        - Пришла. - При виде меня, ставшим родным за столь короткое время, Стас улыбается. Место, которое он занял в моей жизни, настолько значимо, что не могу представить, как выдержу расставание.
        - Немного задержалась. Извини, - целую его в щеку и прохожу в свою комнату.
        - Я еще не обедал. Перекусим вместе.
        - Конечно, только переоденусь.
        Я только начала узнавать его привычки, наслаждаться вкусным какао, приготовленным для меня в промозглый вечер, засыпать в объятиях… Слышать, как гремит в кухне посуда, звенит крышка кастрюли и пахнет жаренным мясом.
        - Готово!
        Я смотрю на мужчину, стоящего в дверях, и у меня вдруг появляется стойкое ощущение - он не хочет расставаться. Улыбка на его лице лишена веселья, а в глазах медленно тлеет грусть. Но вместе с тем там плескается кое-что еще, незнакомое мне. Страх?
        Не знаю, а потому вздыхаю. Что бы это ни было, ему тяжело не меньше моего. Поэтому заводить разговор об увольнении и маленькой лжи так и не решаюсь. А все свободное время посвящаю любимому человеку, всем сердцем желая ему успеха, а мне стойкости.
        Лишь на следующий день, когда возвращаюсь с аэропорта позволяю себе немного грусти. Совсем чуть-чуть. Без слез и нытья. Ведь пока его нет, я должна стать лучшей копией себя.
        Столько работы впереди…
        Взгляд цепляется за пилон, и занятие на все последующие вечера определяется само собой.
        Глава 38. “Лиза”
        Вероника
        Дни летят стремительно. Настолько, что я их перестаю замечать. Октябрь сменяется ноябрем, а вместо счастливых вечеров с любимым человеком я смотрю на экран телефона. Повод для грусти, да. Но стоит вспомнить тех, кто вовсе одинок, как я смиряюсь и улыбаюсь в ответ на его шутки и забавные рассказы о новой работе. Сама же хвастаю тем, что держу его квартиру в порядке, скоро получу вторую зарплату и, благодаря статьям, которые пишу для сайта Пашки Григорьева, смогу оплатить учебу в танцевальной школе.
        Стоит только напомнить о танцах, как глаза Стаса сужаются. В его копилке уже несколько провокационных видео, после получения которых он не только признавался, как сильно меня хочет, но и очень смешно психовал. И пусть он только в шутку заговаривает о ревности, я точно знаю - он жалеет, что далеко. Особенно, когда слышит про ребят из университета или, не дай Бог, про Андрея. Почему он так категоричен к Вишневскому, остается под вопросом.
        О приезде я спрашивать стесняюсь. Узнав, куда Стас устроился работать, я лишь могу подбадривать его и желать успеха в нелегком деле…
        Хотя какой к черту успех?! Мне так его не хватает, что порой тянет выть! Но зная, что меня никто не услышит, я не реву - повторяю День Сурка по бесконечному кругу и работаю над собой.
        Однако сегодня не сдерживаюсь и решаю намекнуть:
        - Первое декабря уже. Какие планы на Новый Год?
        Стас прячет лукавую улыбку, и на сердце становится теплее.
        - Не скажешь? - продолжаю пытать его. Вдруг выдаст тайну?
        - Давай мы сделаем вид, что ты ни о чем не спрашивала, и сюрприз останется сюрпризом. Хорошо?
        - Стас, ждать сюрприз тридцать дней - это слишком долго! - возмущаюсь уже по-настоящему.
        - А кто сказал, что я заставлю тебя ждать еще месяц?
        Сердце замирает, и я неверяще смотрю на экран смартфона. Он начинает надо мной смеяться, а у меня впервые за долгое время наворачиваются слезы.
        - Так, ты что, плакать собралась?
        - Вот еще! - задираю нос. - Я не реву с тех пор, как ты уехал.
        - Звучит даже немного обидно.
        - Зато справедливо! Слёзы лить надо только от радости. Поэтому я жду, когда приедешь.
        Стас ласково улыбается, а я гашу в себе негативные эмоции, не желая показаться слабой. Он снова предлагает мне денег, но меньше всего хочется быть на иждивении у мужчины, поэтому я увожу разговор в другое русло.
        - Если так хочешься потратиться, то ты всегда мне можешь что-то подарить.
        Мой мужчина мечтательно смотрит куда-то наверх, и спустя мгновение произносит настолько пошлые слова, что я краснею с головы до пят. И добивает:
        - Но прежде ты станцуешь в том, что я тебе подарю.
        - Полагаюсь на ваш вкус, Станислав Юрьевич. Если вам не понравится, вы всегда можете меня наказать тем, что озвучили под первым пунктом.
        - Вредная, - заключает он. А мне нравится быть именно такой. Хотя и приластиться хочется до одури.
        - Но ведь ты меня любишь даже такой, - смотрю с надеждой, уже наверняка зная ответ.
        - Люблю… - соглашается он с какой-то отрешенностью.
        Наверное, это первый раз, когда мы завершаем наш разговор на грустной ноте. Однако есть в нем что-то такое, от чего щемит сердце. Наверное, это надежда. Мы ведь скоро встретимся. Совсем скоро…
        Целую неделю провожу в подготовке к контрольным работам, отнимая время у занятий на пилоне. А в один из дней в дверь стучится Оля и силой убеждения выбивает из меня согласие на прогулку. Подруга, которая по-прежнему страдает по Андрею, но находится уже далеко за пределами френдзоны, все сильнее огорчает своим видом. Она раздавлена. Былой блеск потух. И хоть девушка успешно выступает в театре и хватается главными ролями, порой приходит ко мне и, не скрывая слез, просит ее просто обнять. В такие минуты я думаю, а что будет со мной, если в моей жизни не станет Стаса, и он найдет себе другую? Грудь давит тяжесть. Значит, ничего хорошего.
        Одиннадцатое декабря не отличается ничем особенным. Все как прежде: университет, работа, дом. Разве что с самого утра меня не покидает тревога. Часто приходится переводить дыхание и прогонять назойливую мысль, что может случиться нечто непоправимое. И чем обильнее метет за окном снег, тем сильнее я переживаю, сама не понимая почему.
        - Вероника! - Администратор подзывает меня к себе. - Сегодня третий зал можешь не убирать. Там второй день нет занятий, да и всю неделю не предвидится.
        - Хорошо.
        - И закончи пораньше. Погода нынче отвратительная. Черти что на дорогах творится.
        Я вновь киваю и, воодушевленная тем, что сэкономлю час времени, принимаюсь за работу. А уже к девяти часам передаю ключи охраннику. Может, зря я весь день испытывала странные ощущения?
        Однако, выйдя на улицу и увидев настоящую метель, понимаю, что крупно попала. Транспорт движется с маленькой скоростью, всюду сугробы, а снег все продолжает падать из небесной бездны и липнуть к одежде. Я натягиваю шапку, шмыгаю носом и плетусь на остановку. Правда, далеко уйти не успеваю.
        - Валевская? - кто-то кличет меня, и вскоре сквозь снежную завесу я вижу Краснова.
        Парень подбегает ко мне, расталкивая ногами белый ковер и, смущая меня неприятным блеском в глазах, говорит:
        - Привет! Неожиданная встреча.
        - Здравствуй.
        - Домой собираешься?
        - Да, - отвечаю с опаской.
        - Понятно. Хочешь, подвезу?
        - Нет, спасибо. Скоро приедет автобус.
        - Ты шутишь? По таким дорогам он сто лет плестись будет, да и ехать в консервной банке - так себе удовольствие.
        Внезапный ветер бьет в лицо. И хоть небо должно быть занавешено тучами, он оказывается очень хлестким и холодным. Боясь ненароком заболеть, я прощаюсь и спешу уйти, но парень продолжает клеиться ко мне, уговаривая подвести. За двадцать минут мимо нас не проезжает ни один городской транспорт. Ноги замерзают, пальцы коченеют, а сопли, если вовремя не вытереть, грозятся превратиться в сосульки. Краснов к тому времени начинает злиться и устав меня уговаривать, со злостью топает куда-то.
        Я с радостью желаю ему больше не возвращаться. В мыслях. Однако уже через пару минут он подъезжает на своей машине и громко заявляет:
        - Ника, солнышко, поехали!
        - И не лень вам тут стоять, если машина есть? - ворчит рядом пожилая женщина.
        - Если хотите быстрее доехать, то он сегодня добрый, подвезет, - улыбаюсь ей в ответ, замечая при этом, как стушевался Краснов.
        - Ника, не упрямься, а. Заболеешь ведь, солнышко!
        - Юрий, езжайте без меня! Ваше солнышко вас ждет в другом месте.
        - Вот молодежь пошла! - снова возмущается эта дама. - Жопу отморозит, а добро не примет. Иди уже! Парень ради тебя распинается.
        Я делаю вид, что не услышала ее. Но тут подъезжает один из маршрутных автобусов, и звук гудка злит всех стоящих. Под напором возмущенных людей и упрашиваний Краснова, я сажусь в машину и, едва мы трогаемся, предупреждаю его.
        - Попробуешь меня тронуть, мало не покажется.
        В ответ он только хмыкает и уточняет адрес.
        Мы едем около часа. И все это время меня мучают жара в салоне, из-за которой приходится расстегнуть куртку, и вопрос, который я задаю, едва автомобиль въезжает в знакомый двор.
        - Ну и зачем ты устроил этот цирк? Я ведь говорила не лезть ко мне.
        - Допустим, я просто хотел помочь.
        - В таком случае спасибо. Третий подъезд, - подсказываю ему, однако он, не доезжая, глушит мотор.
        Я сжимаю в руках дверную ручку, но не успеваю открыть. Краснов тянет меня за рукав.
        - Эй, ты чего?!
        - Ника, давай поговорим. - Его лицо оказывается в опасной близости, но взгляд чем-то пугает меня. Все тем же блеском, вероятно. Да и зрачки сильно расширены, словно… Нет, не может быть. Это лишь домыслы.
        - Мне не о чем с тобой разговаривать, - произношу чуть резче обычного и чуть мягче добавляю: - Я благодарна, что ты меня довез в целости и сохранности, но, если помнишь, между нами ничего общего.
        - Кроме одной маленькой тайны.
        Я игнорирую его слова, прекрасно понимая, на какую больную мозоль он сейчас будет давить, и снова пытаюсь открыть дверь, но та не поддается.
        - Краснов, это уже не смешно! Открывай!
        - Я тебя отпущу, как только поговоришь со мной.
        Тревога, о которой я успела забыть, возвращается. Спорить бессмысленно. Кто знает, что у него на уме? И почему меня так беспокоят его глаза?
        - Хорошо, говори.
        - Брось этого старпера и встречайся со мной.
        Мне становится смешно и в то же время грустно. Я думала, Стас приедет в первых числах декабря. По крайней мере, надеялась, но скоро уже середина месяца, а его все нет.
        - Юра. - Я специально делаю паузу. - Мой любимый человек не старпер, а мужчина средних лет. И мне совершенно не важен его возраст. Любовь не имеет возрастных ограничений.
        - Любовь? Ты шутишь?
        - Я похожа на клоуна?
        - Ник, не гони, а. Ты ведь замутила с ним ради денег. Андрей мне говорил, что он во Францию укатил еще в октябре. Неужели думаешь, что вернется? Да он этих француженок на хую вертит каждый вечер, пока ты тут любви ждешь.
        - Возможно, ты прав. - В горле становится сухо. Мне настолько неприятно это слышать, что уставший за день организм дает сбой. Я начинаю нервничать.
        - Конечно, прав! - улыбается он довольно.
        - Только это не значит, что я брошусь в твои объятия.
        Он меняется в лице и наклоняется ко мне. Казалось бы, никаких перемен нет, но глаза выдают его.
        - Юра, ты не в адеквате. Открой чертову дверь! Ты ведь сделал доброе дело…
        - А чо ты такая напряженная? - возмущается парень и кладет ладонь на мою ногу.
        - Я предупредила заранее.
        - Ника, давай встречаться. Тебе понравится. В отличие от твоего потерянного во Франции старпера, я умею доставлять удовольствие девушкам.
        Теперь я понимаю, что это вовсе не звоночек, а уже набат. И чем чаще Краснов тянет ко мне руки, тем звонче колокола стучат в моей голове.
        Я оглядываюсь в поиске кнопок - как-то же он дверь закрыл. И не найдя ничего, понимаю, что скорее всего они находятся на подлокотнике водительского кресла. То есть на другой стороне. Мне не достать.
        - Хорошо. Допустим, я соглашусь, что дальше?
        Она широко улыбается.
        - А ты все-таки сука, Валевская. Как и все остальные. Вот так и знал. Вытащить бабу из стрип клуба можно, а потом бляскую сущность из нее - никогда.
        - Можно без оскорблений?
        - Конечно, солнышко.
        Он вновь улыбается, только еще безумнее. Зачем-то ломает свои пальцы, хрустит ими…
        Меня начинает трясти. В машине нет запаха алкоголя, да и я не первый раз его вижу, чтобы понять, что он ведет себя странно. Неужели под кайфом? Вдруг я нарвалась на наркомана? Боже! От страха руки начинает сводить судорога. Надо придумать что-нибудь.
        Я цепляю улыбку на лицо.
        - Вот видишь, ты можешь быть нежным.
        - Любишь понежнее? - Он вновь касается меня, а спустя мгновение впивается в мои губы. Надо что-то делать, но что?
        - Постой, - отталкиваю парня, но мягко. А заметив недовольство, спешу успокоить. - Я не очень люблю в машине.
        - Ты еще не пробовала?
        - Не стоит недооценивать меня, - улыбаюсь еще шире и касаюсь его руки, глажу, успокаиваю, убеждаю, что не убегу, хотя все мое нутро трясется. - Давай поднимемся ко мне.
        - Хочешь развлечься на постели своего любимого?
        - Ну ты же сказал, что блядскую сущность из баб не выбьешь.
        Он смеется и снова впивается в мой рот. С очередным оцепенением я справляюсь лучше. Сама кладу руку на его лицо и снова прошу:
        - Ну что, поднимемся?
        Щелчок дверного замка становится мне знаком. Бинго!
        Я подмигиваю ему и как только открываю дверь, пускаюсь в бег, надеясь, что успею убежать. Ведь не может быть иначе. Этот день, так странно начавшийся, не может закончится тем, что меня изнасилуют или убьют. Или все вместе. Да даже работая в стриптиз клубе я такого страха не испытывала. Впрочем, один раз было. Со Стасом…
        - Стас…
        Мне кажется, будто я вижу его лицо. Мельком. Словно во сне. Будто на грани больного воображения, которое хотело бы, чтобы я поверила в спасение. Но Юра сбивает с ног. Я сразу понимаю, что разодрала ладони. Но к порции мата и его рукам, лапающим меня везде, оказываюсь не готова.
        Все заканчивается так же быстро, как и началось. В какой-то момент тяжесть исчезает, а до меня доносятся мужские крики, удары и вой. Человеческий и одновременно животный.
        Поднимаю голову и вижу мужчину в пальто, который бьет Краснова по уже окровавленному лицу. Так яростно, что я пугаюсь за своего спасителя. Кое-как поднимаюсь и подхожу к ним.
        - Остановитесь. Вы убьете его!
        Хватаю незнакомца за руку и сама не успеваю понять, как оказываюсь сидящей на мокром от снега асфальте. Ладони саднят сильнее. Я осматриваю их и поднимаю голову, внезапно узнавая в мужчине Стаса.
        Мне не показалось? Он действительно тут?
        - Блять, - Он сплевывает кровь и смотрит на меня, тут же смягчяясь и даже улыбаясь. - Ника, звони в скорую.
        - Стас…
        - Давай, маленькая. У меня руки мокрые.
        - Ты его сильно побил? Стас, нас ведь не посадят.
        - За что?
        - Это сын мэра. Он хотел подвести меня, я отказывалась, но в итоге села. А потом начал приставать.
        - Уроды, блять! - кричит Юра и заплетающимся языком продолжает материться.
        - Так, с ним все ясно. Возьми мой чемодан и поднимись наверх.
        - Но…
        - Давай. Он где-то тут должен быть.
        Я оглядываюсь, но ничего не вижу. Хотя вскоре замечаю черную поклажу на тротуаре.
        - Вставай! - Стас хватает Краснова за воротник и толкает обратно в машину.
        Я же поднимаю его чемодан, шипя от боли. А подошедшему ко мне Графу, моему Графу, реально стоящему рядом, обнимающего за плечи передаю телефон.
        - Не плачь. - Его поцелуй оказывается таким долгожданным.
        - Я испугалась…
        - Знаю. Тише. Сейчас мы кое-кому позвоним. Черт, номер не помню. Восемь или семь на конце, - произносит мысли вслух.
        - Стас…
        - Чего?
        - Я соскучилась.
        - И замерзла, видимо. Так, давай поднимайся наверх, я тут разберусь.
        Он открывает мне дверь, дотаскивает чемодан до лифта, а сам возвращается на улицу.
        Я словно во сне поднимаюсь на нужный этаж, захожу в квартиру, опускаюсь на пуф… И наступает звенящая тишина.
        Я дождалась его. Дождалась.
        Глава 39. Сильная
        Граф
        Я хочу его убить. Не просто разбить морду, как это сделал минутой ранее, а закатать в асфальт, переломать кости! Блять, прибить к чертовой матери! Но вместо этого приходится включить голову и звонить Вишневскому. Кто как не он может повлиять на случившееся?
        Этот мелкий пиздюк продолжает что-то бормотать, раздражая меня и мешая сосредоточиться на долгих гудках. Однако ответа нет. Приходится несколько раз перезванивать, пока низкий голос не произнесет слова приветствия.
        - Леонид Сергеевич, это Граф.
        - Станислав Юрьевич? Чем могу быть полезен в это время?…
        Кажется, проходит целая вечность, прежде чем во двор въезжает гоночный байк. Андрей скидывает шлем и бежит на помощь другу, игнорируя мое присутствие. К тому времени я уже исследовал мэрского сынка, даже утер салфетками кровь с лица, поэтому прекрасно осознаю, кто тут у нас под кайфом… Правда, сообщать об этом Вишневскому не вижу смысла. Парень закрывает дверь автомобиля и задумчиво чешет лоб.
        - Даже не хочу спрашивать, что он натворил. Отец сказал притащить его к нам, но по ходу придется снова отправлять на лечение.
        Он прислоняется к машине и запрокидывает голову.
        - Под чем он, Андрей? - спрашиваю ради интереса.
        - Без понятия. В прошлый раз в крови находили опиаты. Полугодичный курс вроде как привел его в норму.
        - Хреновый у вас курс! - Я с отвращением кривлю губы. - Наркоман, значит…
        В ответ Вишневский отводит взгляд. С таким вслух лучше не соглашаться, пусть это и очевидность, которую невозможно скрыть. Король не гол, на нем платье. Примерно так и выглядит ситуация.
        - Станислав Юрьевич, я пожалуй отвезу его.
        - В обезьянник?
        - Смешно, - хмыкает он. - Вы же сами понимаете, что к чему. Поэтому и не позвонили ментам.
        - Понимаю. И жалею, что не вмазал еще пару раз.
        Каким бы праведным не был мой гнев. Как не хотелось бы уничтожить мэрского засранца, мне приходится просто отвернуться и уйти в дом. Он напал, но ничего не сделал. Ника отделалась испугом. Поэтому нам нечего предъявить. Впрочем, оно и к лучшему, что нечего.
        Я застываю посреди лестничного пролета и смотрю на свои дрожащие пальцы. Если бы я не приехал сегодня, могло бы случиться непоправимое. А будь рядом раньше, то и вовсе не пришлось бы переживать. Я в бессильи опускаюсь на ступени и смотрю в окно. Смотрю и стараюсь представить перед собой лицо Ники. Мне нет оправдания. Я просто смирился. Сейчас следовало позвать ментов, составить протокол и влепить ублюдку срок… Будь он не сыном мэра.
        Блядская сущность бытия!
        Я поднимаюсь дальше, открываю дверь своей квартиры и вижу Веронику. В одежде. Сидящую в полутьме.
        - Ника?
        Она переводит пустой взгляд на меня и внезапно улыбается.
        - Ты все решил?
        - Ну, если можно так сказать. Твой принц оказался слабаком, Ника.
        - Мой принц оказался рядом, когда мне угрожала опасность. Это вполне достаточно.
        Я подхожу и опускаюсь перед ней на корточки. На заплаканном лице вновь расцветает улыбка.
        - Он не тронул меня, не переживай. Даже если мы хотели бы, то не смогли бы сдать его. - Улыбка превращается в слезы, но она давит их. - Я счастлива, что ты здесь.
        А мне нечего ответить. Я могу лишь обнять ее. Помочь переодеться, обмыть и обработать руки. Полежать рядом, пока не уснет.
        В полночь мне перезванивает Леонид Сергеевич. Он сообщает то, что я и так знаю - Краснов под дурью, и попутно пытается убедить никуда не заявлять.
        - Стас, ты ничего в этой ситуации не поделаешь. Тем более, что прокурор на короткой ноге с Красновым и Шевцовом. Второй еще более влиятельная фигура. Задавят, не очухаешься.
        - Он напал на мою девушку, Леонид. Представь, что какой-то пиздюк валит твою женщину на землю…
        - Я не хочу это представлять. Пацана ждет реабилитация. А Краснов-старший скорее всего попробует отбиться деньгами.
        - Пусть засунет их себе в жопу.
        - Ты так и не научился выбирать выражения.
        - Это все? - спрашиваю скорее для галочки, очевидно уже решив для себя, что буду делать.
        - Да. И запомни, не делай глупостей.
        Я бросаю трубку. Это слишком для меня. Это слишком для Ники. Стискиваю зубы.
        - Стас? - Вздрагиваю, услышав ее голос. - Ты почему здесь?
        - Не спится. А тебе точно следовало бы отдохнуть.
        - Тогда пойдем вместе, - она подходит ко мне и заключает в ласковые объятья. Черт, если бы она знала, как я испугался и как сильно меня накрыла ярость! Касаюсь губами ее живота, прижимаю к себе и понимаю, что во всем виноват сам. Не следовало ее оставлять одну. Как бы ни геройствовала, прежде всего Ника - слабая девушка. Идиот!
        - Хватит дрожать, Стас. - В ней есть силы смеяться? - Все позади. И я сама виновата, пошла на поводу у других и села в машину.
        - Ты не виновата! - говорю сквозь стиснутые зубы. - Он нарик, Ника! Он обдолбанный нарик!
        - Значит, меня неспроста смутили его глаза.
        - Прости.
        - Ой, да все ведь нормально уже. И вообще, где мой подарок?
        Я смотрю на худое лицо, которое даже в полумраке мне кажется особенным и красивым.
        - Я скучала. - Нежные губы касаются моих. - Спустя неделю, как ты уехал, меня так накрыло. Думала, с ума сойду. Все ждала, что откроешь дверь, поцелуешь…
        Ника осторожно садится на мои колени, смотрит в глаза, хотя сейчас мало что можно разглядеть.
        - Стас, поцелуй меня.
        - Ника… - Я не могу избавится от оцепенения.
        - Не смей отказывать. Второй раз я тебя не прощу.
        - Ты всю жизнь будешь напоминать мне балкон?
        - Если захочешь, - смеется и сама тянется за поцелуем.
        А до меня только сейчас доходит, насколько она сильная. Насколько красивая. Насколько чувственная. Желанная. Моя.
        Разве я достоин ее?
        - Стас, давай уедем? - шепчет, отрываясь от губ.
        - Честно говоря, я за этим и приехал.
        - Ну вот и хорошо.
        Эпилог
        Вероника
        - У тебя все получится! - Стас целует мои пальцы и заглядывает в глаза. С даром убеждения у него всегда были проблемы, но восхищенный взгляд все равно вселяет уверенность.
        - Мне кажется, костюм слишком откровенный.
        - Об этом надо было думать раньше, - говорит он строго. - И вообще, ты готовилась к этому выступлению полтора года. Ты справишься!
        - Мне не светит золото…
        - Не ной! Золото сегодня будет твоим, даже не сомневайся.
        Он кладет ладони на мои щеки, и наши лбы соприкасаются.
        - Ника, тут полно страшных француженок. Они мелкие, прыщавые и неказистые, а ты статная, красивая и техничная. Ты сейчас выйдешь и всех за пояс заткнешь. Ну, малыш, ты же мне веришь?
        Я киваю, едва сдерживая смех. Думаю, на этом мотивация закончилась, но Стас продолжает меня подбадривать в своей манере:
        - После того, как ты возьмешь золото, мы будем ковыряться в улитках, похрустим жабьими лапками и займемся самым лучшим сексом в нашей жизни…
        - Фу.
        - Надеюсь, ты сейчас не про секс со мной.
        - Конечно, нет!
        Он убирает руки, и я замечаю, как подрагивают его пальцы. И кому из нас нужна психологическая помощь? После того вечера он открылся мне с другой стороны. Стас организовал не только мой перевод во французский ВУЗ, но и создал все условия для самореализации. Продвинул до высот, о которых, будучи одной, я могла бы только мечтать. Или надеяться, что через пять, а то и больше лет, мне все-таки удастся пробиться, несмотря на предвзятое мнение о выборе моего увлечения.
        Но вот она я. Стою за кулисами и жду своей очереди. На живот приклеен порядковый номер, а в голове только один вопрос: почему Стас теперь переживает больше, чем я? Или он…
        Я прослеживаю траекторию его взгляда и щурю глаза.
        - Так говоришь, я красивее любой француженки?
        - Однозначно!
        - Стас.
        - М?
        - Перестань на нее пялиться!
        Он невозмутимо смотрит на меня и говорит:
        - Но она же прошлогодняя чемпионка! Врага надо знать в лицо!
        - А ты смотришь на жопу.
        - Я не виноват, что там нет разницы!
        - Ладно, выкрутился, - отвожу взгляд в сторону и чувствую прилив раздражения. Зачем-то вспоминаю маму, которая только на днях ответила мне…
        - Скоро твой выход. - Стас обнимает меня за плечи. - Дать воды?
        - Нет. Я в норме.
        - Ника.
        - М?
        - А ты меня любишь?
        - Боже, нашел время спросить! - смеюсь ему в ответ.
        - Я серьезен.
        Без понятия, что на него нашло, но киваю.
        - А губами?
        - М… Люблю.
        Он берет мою ладонь в свою, что-то достает из кармана и, прежде чем я успеваю сообразить, что к чему, надевает кольцо на безымянный палец.
        - Значит, скоро поженимся.
        Я смотрю на ободок с синим камушком, перевожу взгляд на его серьезное лицо и слышу свое имя. Как коршун к нам подлетает ассистентка и ведет на сцену. Меня. Шокированную. С пальцем на кольце! То есть наоборот. Боже! Нет! Я не давала согласия!
        Я оборачиваюсь и вижу донельзя довольную улыбку. Ловлю на себе восхищенный взгляд. Он знает, что не уйду без кубка. Знает, что я готова показать себя в лучшем виде. Но черт возьми, нельзя на сцену с кольцом! Нельзя!
        Конец