Незнакомый муж Барбара Ханней
        Поцелуй — Harlequin #132
        Кэрри приходит в себя в больнице после падения с лошади и с удивлением узнает, что она замужем. Макс Кинсайд, ее муж, состоятельный владелец скотоводческой фермы в австралийской глубинке, делает все, чтобы к Кэрри вернулась память, воссоздавая самые счастливые моменты их жизни. Страсть между ними вспыхивает с прежней силой, но, когда амнезия отступает, Кэрри вспоминает, что незадолго до несчастного случая она решила бросить мужа и вернуться в Сидней. В отчаянии она вновь решается на побег, но любовь к Максу оказывается сильнее…
        Барбара Ханней
        Незнакомый муж
        Barbara Hannay
        The Husband She'd Never Met
        
          «Центрполиграф»
        Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.
        Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
        Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
        Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
        Глава 1
        Чемодан почти полон. Кэрри с ужасом смотрела на него. Как-то неправильно, несправедливо, что вся ее жизнь вот так быстро и легко уместилась в него.
        Три года замужества, и все ее надежды и мечты собраны и аккуратно уложены в этот серебристый чемодан. Она трясущимися руками расправила смявшийся свитер и залилась слезами.
        Кто бы мог подумать, что будет так тяжело, но этот заключительный шаг — закрыть чемодан и уйти от Макса — было невозможно сделать. Он пугал, как прыжок с вершины горы в пропасть. Но выбора не оставалось. Ей нужно уехать из Риверсли-Даунс. До того, как она ослабеет.
        Кэрри печально осмотрела скудное содержимое гардероба. Она собиралась впопыхах, понимая, что не сможет взять все сразу, выбирала на скорую руку одежду для города: несколько пар джинсов и футболки, совершенно не заботясь о том, что будет носить.
        Трудно предвидеть, что ожидает ее там, в будущем. Единственный способ пережить все это — постараться ничего не чувствовать.
        Она еще раз осмотрела все ящики. Как знать, может быть, получится втиснуть еще что-нибудь. И тут увидела на дне нижнего ящика небольшой сверток, завернутый в белую папиросную бумагу.
        Сердце сначала замерло, а потом бешено заколотилось. Нужно забрать его с собой.
        Борясь со слезами, она взяла сверток в руки. Он был почти невесомым. На мгновение она прижала его к груди, словно защищаясь от болезненных, разрывающих сердце воспоминаний. Потом, призвав все внутренние силы, копившиеся в ней все последние месяцы, нащупала место на самом дне чемодана и сунула белый сверток туда.
        Вот так. Она вернула одежду на место и с усилием закрыла чемодан.
        Все! Готова. Теперь остается только оставить тщательно обдуманное письмо мужу, положив его рядом с чайником на кухонном столе.
        Это было жестоко, но она не могла поступить иначе. Если бы она попыталась предложить Максу объясниться лицом к лицу, он бы увидел, как ей тяжело, и тогда она не смогла бы его ни в чем убедить. Она обдумывала это бессчетное количество раз, рассматривая ситуацию с разных сторон, и поняла, что это единственный честный и правильный способ. Единственный.
        Сквозь окно в спальне Кэрри видела огороженный палисадник, сиявший золотом в ярком австралийском солнце. Она почувствовала запах эвкалипта в легком ветерке и услышала, как трещит сорока. В горле застрял горячий и душащий ком. Она любила этот дом и сад.
        Уходи быстрее. Не задумывайся. Просто уходи.
        Взяв конверт и чемодан, она бросила последний взгляд на милую комнату, которую делила с Максом последние три года. Подняв подбородок повыше, расправила плечи и вышла.
        Когда зазвонил телефон, Макс Кинсайд не обратил на него никакого внимания. Он не хотел ни с кем разговаривать, кто бы там ни звонил. Боль была слишком сильна, чтобы выразить ее словами.
        Телефон продолжал надрываться, впиваясь в душу каждой ноткой. Сердито пожав плечами, он отвернулся от надоедливого звонка и вышел на веранду, когда-то любимое место отдыха. Отсюда открывался отличный вид на палисадник, пастбища и дальние холмы, которые он любил с детства.
        Сегодня вид не привлекал внимания Макса. Он был рад тому, что телефон наконец замолчал.
        В тишине послышались тихие шаги. К Максу подошла собака Кэрри, Кловер, смотревшая на него грустными и смущенными глазами.
        — Отлично понимаю твои чувства, старушка.  — Он наклонился и потрепал лабрадора по голове.  — Я сам не могу поверить, что она оставила и тебя тоже. Но думаю, ты не впишешься в городскую квартиру.
        Эта мысль снова вызвала острый приступ боли, которая мучила Макса с прошлого вечера, когда он, приехав домой со скотного двора, обнаружил, что Кэрри уехала, не оставив ничего, кроме письма.
        В письме она объяснила, почему оставила его, подчеркнув, что ее жизнь в глуши становится все более несчастливой, и она не может удовольствоваться ролью жены скотовода.
        На бумаге это выглядело очень неубедительно. Макс никогда бы не поверил ни одному слову в письме, если бы не был свидетелем того, как его жена в последние месяцы накручивала себя все больше и больше.
        Но все равно, в этом не было никакого смысла. Он никак не мог понять, почему женщина, совершенно счастливая два с половиной года, вдруг до неузнаваемости изменилась всего за одну ночь. У него возникали несколько предположений относительно последней поездки Кэрри в Сидней, но…
        Телефон снова зазвонил, сбив его с мысли.
        Черт.
        К сожалению, он не мог выключить стационарный аппарат, как это сделал с сотовым. И теперь в нем проснулась совесть. Ведь мог хотя бы узнать, кто пытается дозвониться до него. Правда, если что-то серьезное, можно было оставить сообщение.
        Он медленно вернулся в дом, на кухню, где на стене висел телефон. Там было два сообщения.
        Последнее от соседа Дуга Петерсона:
        «Макс, возьми трубку».
        И более раннее сообщение:
        «Макс, это Дуг. Я звоню из больницы Джилингда. Боюсь, что с Кэрри произошел несчастный случай. Ты не мог бы мне перезвонить?»
        Глава 2
        — Доброе утро, миссис Кинсайд.
        Кэрри кивнула молоденькой медсестре, вошедшей в палату. Она уже несколько раз говорила персоналу больницы, что ее зовут Барнс, а не Кинсайд. И главное, что она мисс и, конечно, никогда не была миссис.
        Эта новенькая медсестра из утренней смены убрала поднос с остатками завтрака, надела ей на руку манжету и начала мерить давление.
        — Как вы себя чувствуете?
        — Да все отлично,  — заверила Кэрри.  — Даже голова уже почти не болит.
        — Чудесно,  — улыбнулась медсестра во весь рот.  — Как только закончу тут, к вам зайдет посетитель.
        Посетитель? Слава богу. Кэрри наконец успокоилась, даже заулыбалась. Это, наверное, мама. Уж она-то наведет порядок в этой больнице, исправит ошибку, объяснит, что она Кэрри Барнс из Честерфилд-Крест, Суррей-Хиллз, Сидней. И никакая не миссис Кинсайд из Риверсли-Даунс где-то в Западном Квинсленде, как все здесь в больнице ошибочно полагают.
        Манжета от тонометра сжала руку, и Кэрри, вспомнив, что она пациентка, сосредоточилась на виде из окна. Кругом возвышались серебристые эвкалипты и простирались акры бледно-зеленой травы, словно футбольные поля, уходившие к низким фиолетовым холмам вдали, где были изгороди с колючей проволокой, и почти явно слышались крики ворон.
        Кэрри ощутила неприятные сомнения в самой себе.
        Вид за окном явно сельский, то есть совсем не тот, который она могла бы видеть из окна своего дома в оживленном пригороде Суррей-Хиллз в Сиднее. Она привыкла к стильным кафе, барам и ресторанам, небольшим книжным магазинчикам и броским антикварным лавкам. И силилась понять, как она здесь оказалась. И как отсюда выбраться.
        — Хм, давление слегка повышено.  — Медсестра хмурилась, снимая манжету с ее руки и записывая данные в таблицу на спинке кровати.
        — Наверное, это все последствие стресса,  — вслух размышляла Кэрри.
        — Не исключено,  — понимающе улыбнулась медсестра.  — Но вы явно почувствуете себя веселее, когда увидите мужа.
        Мужа?
        Кэрри бросило в жар.
        — А разве ко мне…  — начала она, но потом пришлось замолчать, настолько пересохло во рту.  — Это разве не моя мама?
        — Нет, дорогая. Здесь ваш муж, мистер Кинсайд.  — Медсестра, полная женщина лет пятидесяти, удивленно подняла брови и чуть было не ухмыльнулась.  — Могу гарантировать, что вы приободритесь, когда увидите его.
        Кэрри почувствовала себя так, будто проснулась, но все еще не осознала, что ей приснился кошмар. Страх и замешательство вернулись, хотелось накрыться одеялом с головой и просто спрятаться.
        Прошлой ночью врач рассказал ей жуткую историю. Оказывается, она упала с лошади, чего просто не могло быть, поскольку последний раз она приближалась к лошади, когда каталась на карусели. Муж и жена, Дуг и Мередит Петерсон, привезли ее в больницу, но она никогда не слышала о них. Потом врач рассказал ей, что она ушибла голову, и теперь у нее амнезия.
        Все это не имело абсолютно никакого смысла.
        Какая может быть амнезия, если она точно знает, кто она такая! И без труда может сообщить собственное имя, номер телефона и адрес. Как вообще возможно забыть о том, что говорил врач и другие? Например, что у нее есть муж?
        — Я уверена, что не замужем,  — заявила она медсестре.  — Я никогда не была замужем.  — Однако, сказав это, она ощутила панику от того, что заметила бледный след от обручального кольца на пальце левой руки.
        Когда это произошло?
        Как?
        Почему?
        Когда она попыталась задать эти вопросы, медсестры хмурились и делали какие-то записи. Потом следовал телефонный звонок специалистам. В конце концов Кэрри сообщили, что ей нужно сделать томограмму, но томографа в этой небольшой больнице австралийской глубинки не существовало. Ее придется везти в какой-нибудь более крупный медицинский центр.
        Просто безумие какое-то. И страшно-то как. К своему стыду, Кэрри заплакала, и врач прописал ей успокоительные лекарства.
        Те небольшие белые таблетки усыпили ее, потому что уже наступило утро. И мужчина, которого считали ее мужем, несомненно, уже проехал значительный путь от его животноводческого хозяйства.
        И в любую минуту может войти в ее палату.
        Чего от него ожидать?
        А чего ожидает от нее муж?
        Кэрри не имела представления, как выглядит сегодня утром. Наверное, нужно поискать расческу в упаковке с туалетными принадлежностями, которые ей дали в больнице, и, хотя бы причесаться. А впрочем, стоит ли волноваться о внешности, если она вообще не знает человека, который скоро появится здесь. Человека, который делает столь нелепые заявления.
        Но любопытство по поводу внешности пересилило. Кэрри нашла в сумке расческу и довольно маленькое зеркальце, поэтому пришлось исследовать свою внешность по частям. Она увидела царапину и сине-черный синяк на лбу, хотя, в общем и целом, выглядела почти, как всегда. Правда, когда она начала проводить расческой по волосам, они оказались намного длиннее, чем были. Не аккуратный боб, а длинные, почти до плеч, волосы.
        И когда это они успели так вырасти? И цвет какой-то совершенно простой — русый. А ведь она всегда ходила к Гевину, самому модному парикмахеру на Краун-стрит, и красилась в блондинку с медными и несколькими ярко-вишневыми перьями.
        Кэрри все еще гадала, как и когда исчезла краска с волос, когда в коридоре раздались шаги.
        Твердые, нет, чепуха, мужские шаги.
        Сразу замерло в груди. Она засунула расческу и зеркало в сумку и почувствовала, что вспотела. Неужели это ее предполагаемый муж, Макс Кинсайд?
        Вспомнит ли она его, когда увидит?
        Вспомнит ли вообще хоть что-нибудь?
        Что-нибудь?
        Она затаила дыхание. Шаги приближались. К ее палате.
        В дверях посетитель остановился.
        Он был высоким. Загорелым. С густыми темно-русыми короткими волосами. А еще, несмотря на свой рост, он был сложен как футболист. Широкие плечи, стройные бедра и крепкие икры.
        Глаза поражали синевой. Кэрри никогда не видела таких глаз, как у него. Хотелось смотреть в них и смотреть.
        Он был одет в джинсы, ладно облегавшие его, и голубую обтягивающую футболку, открывавшую шею, с длинными засученными рукавами. Явно сельская внешность все же притягивала взгляд.
        Макс Кинсайд был, как ни смешно, очень красив.
        Но Кэрри никогда, совершенно точно, никогда не видела его раньше.
        Это сумасшествие какое-то. Абсолютное сумасшествие. Такого мужчину она явно не смогла бы забыть.
        — Привет, Кэрри.  — Предполагаемый муж поставил коричневый кожаный чемодан к ее кровати.
        А у него приятный голос.
        Кэрри не ответила на его приветствие. Не смогла. Это прозвучало бы так, словно она соглашается верить в то, чего не может быть. Вместо приветствия она слегка кивнула ему.
        Он наблюдал за ней с неуверенной обеспокоенной улыбкой.
        — Я Макс.
        — Да,  — ее голос звучал непроизвольно холодно,  — мне так и сказали.
        Нахмурившись, он открыто смотрел на нее, изучая ярко-синими глазами лицо.
        — Ты правда меня не помнишь?
        — Да. Я так…  — Кэрри хотела было извиниться, но вовремя спохватилась. Макс Кинсайд не выглядел таким уж страшным, но она все еще не была готова доверять ему. Не могла избавиться от ощущения, что он самозванец.
        Она села, опершись на подушки, когда он подошел к небольшому столику рядом с ней.
        Кэрри наблюдала за ним. Изучала лицо, выискивая малейшие подсказки, которые могли бы пробудить память. Внимательно всматривалась. Форма бровей. Замечательные синие глаза с приподнятыми уголками. Сильный, слегка округлый подбородок.
        Ничего знакомого.
        — Твои вещи здесь?  — спросил он вежливо и притронулся к дверце прикроватного столика.
        Кэрри принялась рассматривать его руки, крупные, сильные, слегка поцарапанные и обветренные, без сомнения, от постоянной работы на улице. Ему явно приходилось иметь дело с хлыстом, клеймить несчастных коров или чем там еще занимаются животноводы. Ничего не скажешь, руки у него сильные, загорелые, покрытые мелкими выцветшими на солнце волосками.
        А еще от него веяло волнующей сексуальностью. Кэрри сердито взглянула на него.
        — Хочешь проверить мои вещи?
        — Я подумал, возможно, если увидишь твое водительское удостоверение, это поможет.
        Кэрри понятия не имела, есть ли оно в тумбочке, а даже если и есть, что с того.
        — Откуда мне знать, что удостоверение не поддельное?
        На этот раз нахмурился Макс.
        — Кэрри, это просто невозможно. Я просто хочу тебе помочь.
        Легко ему говорить. Ей все это принять намного труднее.
        Но она подумала, что ничего не добьется, если помешает ему.
        — Так давай открывай,  — резко потребовала Кэрри.
        Макс проделал все легкими прикосновениями кончиков пальцев.
        «Если это правда мой муж, его пальцы прикасались к моей коже под одеждой. Ах, эти пальцы».
        От этой мысли по спине побежали мурашки.
        В его грубоватых натруженных руках было что-то очень соблазнительное, они так отличались от бледных гладеньких ручек бухгалтера Дейва — ее последнего парня. С которым, по ее воспоминаниям, она встречалась.
        Эти мысли быстро улетучились, и она сосредоточилась на содержимом тумбочки, где лежала небольшая, довольно простая сумка из коричневой кожи со складчатыми вставками, более консервативная, совсем не в стиле Кэрри. Она конечно же не узнала ее.
        Макс с вежливой улыбкой протянул ей сумку, и она уловила, как в его ярко-синих глазах вспыхнули некие чувства. Может быть, грусть или надежда.
        Кэрри быстро опустила глаза, вздохнула и расстегнула молнию. Внутри лежали солнечные очки — аккуратные и безвкусные солнечные очки в черепаховой оправе. Еще более консервативные, чем броские очки, которые она обычно носила. Еще там была небольшая упаковка бумажных носовых платков, пилочка для ногтей, пара лотерейных билетов и телефон в аккуратном серебристом чехле. На самом дне притаился ярко-розовый в желтый горох кошелек.
        Кэрри внимательно посмотрела на него. Это она точно помнила, поскольку купила его в магазинчике за углом дома. Это было дождливым субботним утром, когда она отправилась посмотреть на витрины магазинов. Ее привлек яркий жизнерадостный цвет, и она не смогла удержаться.
        Но она не помнила, как покупала эту простую коричневую сумку или аккуратный серебристый телефон. И кроме того, если это действительно ее телефон, значит, возможно, и ее жизнь. Она могла бы позвонить матери и с полной уверенностью узнать, правда ли этот мужчина, стоящий у ее кровати в джинсах и сапогах для верховой езды, ее муж.
        Или нет.
        — Мне нужно позвонить маме,  — сказала она.
        — Конечно, пожалуйста.  — Макс Кинсайд привычно пожал широкими плечами.  — Я уже звонил ей и рассказал о несчастном случае, так что она будет рада услышать тебя.
        Это не сулило ничего хорошего. Слишком уж расслабленно и уверенно звучал его голос.
        С замиранием сердца Кэрри набирала номер мамы. Послышались гудки, но сразу же включился автоответчик.
        По крайней мере, голос мамы на нем звучал так же, как она его помнила.
        — Мам, это я,  — начала Кэрри, стараясь, чтобы голос не выдавал волнения.  — Это Кэрри. Я в больнице. Со мной все в порядке, я чувствую себя неплохо, однако не могла бы ты перезвонить мне?
        Пока она наговаривала сообщение, Макс терпеливо ждал, положив крупные руки на бедра. И кивнул, когда она закончила говорить.
        — Я уверен, Сильвия скоро перезвонит.
        Сильвия. Этот Макс Кинсайд знает, что ее маму зовут Сильвия.
        Занервничав еще больше, Кэрри взяла знакомый кошелек. Пока она ждет звонка от мамы, можно проверить водительские права.
        Пожалуйста, пусть там будет написано, что я Кэрри Барнс.
        В кармашках кошелька лежал привычный набор карточек, а справа на переднем плане водительское удостоверение. Кэрри сразу увидела, что, хотя фото было, как всегда, ужасным, это явно ее лицо. Никаких сомнений.
        А потом она стала рассматривать детали.
        «Имя: Кэрри Сузанна Кинсайд.
        Пол: женский.
        Рост: 165 см.
        Дата рождения: 8 июля 1985.
        Адрес: Риверсли-Даунс, Джиллджинда, Квинсленд».
        Сердце забилось, как у испуганной птички.
        Тук-тук-тук-тук.
        Вернулась головная боль. Кэрри откинулась на подушки и закрыла глаза. Либо это грандиозный обман, либо правы врачи, и у нее амнезия. Она забыла, что когда-то вышла замуж за Макса Кинсайда.
        — Я не понимаю,  — проговорила она.
        — С тобой произошел несчастный случай, Кэрри,  — тихо сказал он.  — Ты упала с лошади. Повредила голову.
        — Но я помню мое имя и имя матери, почему тогда я не вспоминаю всего остального? Почему я не помню тебя?
        Макс Кинсайд неловко пожал плечами.
        — Врачи уверены, что память вернется.
        Но дело в том, что сейчас Кэрри совсем не уверена в том, хотела бы она, чтобы память вернулась. Хочет ли, чтобы все это оказалось правдой? Что она больше не городская девушка? Что живет на ферме и вышла замуж за этого сильного мужчину?
        Все это так непривычно.
        Она хотела вернуть прежнюю и такую комфортную жизнь, которую она знала и помнила,  — жизнь незамужней девушки в Сиднее, несомненно, с интересной и хорошо оплачиваемой работой в рекламном агентстве и модной квартиркой в Суррей-Хиллз. Плюс ее друзья. Пятничные вечера в Хиллерз-баре. Субботние просмотры футбола или походы на пляж в Бонди или Куги. И воскресные вечера у мамы.
        Не странно ли, что она в состоянии все перечислить и вспомнить во всех живых деталях, но при этом не возникает никаких воспоминаний даже о том, как она познакомилась с Максом Кинсайдом. И еще более странным и пугающим было ощущение, что они, хотя и не знакомы, но были женаты.
        Неужели она действительно жила с этим странным мужчиной в австралийской глуши? И ведь знала, какая тяжелая там жизнь: жара, пыль, мухи, не говоря уже о засухе, голоде, пожарах и наводнениях. Она была уверена, что не выдержала бы такой жизни.
        Но, может быть, если она замужем за этим мужчиной, она должна была спать с ним. И наверное, не один раз.
        Невольно Кэрри снова стала рассматривать его широкие плечи и крупные руки. Крепкие бедра, обтянутые денимом. Представила, как он прикасается к ней. Ласкает грудь, бедра. По коже пронесся жар, разгораясь, как разгорается пожар в буше, разносимый ветром.
        Его синие глаза на секунду вспыхнули, словно он прочитал ее заветные мысли. Кэрри словно пребывала под гипнозом фантастических глаз Макса. Просто кинозвезда. Она вдруг подумала, что он собирается наклониться и поцеловать ее.
        В ожидании Кэрри затаила дыхание.
        Но Макс не двинулся с места и просто произнес:
        — Мне сказали, что тебя выписывают. Я отвезу тебя в Таунсвилль, чтобы сделать рентген.
        Кэрри вздохнула.
        Он взял сумку, которую принес с собой, и поставил на стул рядом с кроватью.
        — Я привез тебе чистую одежду.
        — Мою одежду?
        Он криво улыбнулся:
        — Да, Кэрри. Твою одежду.
        Он порылся в ее гардеробе и комоде с бельем, подбирая одежду. Нарушил ее личное пространство. Он что, просто такой заботливый муж?
        Если бы только она знала правду!
        — Спасибо,  — отозвалась она.
        — Тебе помочь?
        Инстинктивно она посмотрела на его руки. Вот опять. О, небо, она безнадежна.
        — Что ты имеешь в виду?
        — Помочь встать с кровати? Или одеться?
        Она была уверена, что покраснела.
        — Нет. Спасибо, сама справлюсь.
        — Тогда я подожду за дверью.  — С легкой улыбкой он вышел.
        В больничном холле Макс сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, словно пытался отогнать гнетущее беспокойство, охватившее его со вчерашнего дня, когда он узнал о несчастном случае с Кэрри. Никогда раньше он не испытывал такого страха, выворачивавшего душу.
        В тот момент он узнал, что такое испытывать ужас за любимого человека, когда знаешь, что тот в беде, а ты ничем не можешь ему помочь. Он хотел вскочить в машину и мчаться в больницу, но Дуг удержал его, сказав, что Кэрри уснула и, скорее всего, проспит до утра.
        Теперь Макс чувствовал себя более или менее спокойно. Кэрри вне опасности, правда, он остается один на один с неразрешимым вопросом: два дня назад от него ушла жена. А сегодня она даже не помнит, как вообще они познакомились.
        Чудовищная ситуация.
        Но одно остается неизменным: он ничего не собирается предпринимать в отношении Кэрри, пока она даже не знает, кто он такой. Но одновременно он, без сомнения, может заботиться о ней до тех пор, пока она полностью не восстановится. Как-никак, он ее муж, в конце концов. Пока. И все еще любит ее. И любит сильно.
        И он не мог избавиться от ощущения, что Кэрри тоже все еще любит его, и ушла от него, не до конца сознавая почему. Но, возможно, ему просто хочется так думать. Тем не менее существует большая возможность, что, когда память к Кэрри вернется, она вспомнит все до мельчайших деталей.
        От этой мысли у Макса все внутри похолодело, однако он решил, что побеспокоится об этом, когда придет время. А пока у него совершенно ясная задача.
        Кэрри осторожно подвинулась к краю кровати. Спустила ноги на пол. У нее закружилась голова, правда, совсем ненадолго. Шишка на голове побаливала, впрочем, не так уж сильно.
        Она вытащила одежду, привезенную Максом,  — джинсы, белую футболку, белый бюстгальтер и трусики ему в пару. В пластиковом пакете лежала пара обуви — простые темно-синие туфли на плоской подошве. Все очень хорошего качества, подобрано со вкусом. Странно, но Кэрри не верилось, что это ее вещи.
        Куда подевались веселые, яркие цвета, которые она всегда предпочитала?
        Вспомнив о мужчине, который ждал ее за дверью, она сняла больничный халат и надела белье. Бюстгальтер подошел отлично, как и трусики, джинсы и футболка.
        Она с удивлением и большим удовольствием отметила, что теперь довольно стройная. В прошлом у нее всегда были проблемы с весом.
        Кэрри причесалась, обследовала прикроватную тумбочку и нашла там пластиковый больничный пакет, тоже с одеждой, наверное, с той, в которой ее привезли сюда. Еще пара джинсов, рубашка в сине-белую полоску, белое белье и коричневые сапоги для верховой езды. С ума сойти! Ну надо же!
        Она чувствовала себя так, будто вся жизнь и мироощущение изменились. Эти вещи могли принадлежать разве что девушке с обложки журнала, которая демонстрировала одежду для сельской местности. Странно и непривычно. Как и когда это могло произойти? Почему она так изменилась?
        Вернулось беспокойство, внутри все снова замерло. Она положила пакет в коричневую сумку. Снова проверила телефон. Ответа от мамы пока еще не было.
        Мам, ну позвони мне, пожалуйста.
        Ей нужно было услышать мамин голос, чтобы успокоиться. И почувствовать себя увереннее. А сейчас Кэрри чувствовала себя как в каком-то научно-фантастическом фильме. Пришельцы стерли часть ее памяти, а Макс Кинсайд стал частью зловещего плана по ее похищению.
        Она понимала, как это глупо, но все равно с опаской подошла к двери, за которой ее ждал муж. Макс.
        Он вежливо улыбнулся.
        — Готова?
        Чтобы не выдать себя, она неопределенно пожала плечами и хотела взять сумку, но когда Макс протянул руку за сумкой, отдала ему.
        — Вам нужно подписать здесь и здесь,  — сказала девушка за стойкой и положила перед ней бланки.
        Кэрри тянула как могла дольше. Хотелось потребовать подтверждения, что этот человек ее муж.
        — Мне не нужно зайти к доктору перед отъездом?  — подстраховалась она.
        Девушка нахмурилась и снова посмотрела в бумаги.
        — Вас лечил доктор Бирн, но, извините, он сейчас занят. Все данные здесь в выписке, и вы достаточно окрепли, чтобы выдержать поездку.
        — У Кэрри назначение в Таунсвилль,  — заметил Макс.
        Девушка улыбнулась ему, заморгав ресницами, будто он какая-нибудь рок-звезда, подписавшая ей автограф.
        Не обращая внимания на Кэрри, она проговорила:
        — Назначение на два часа, так что вам следует поторопиться.
        Кэрри вышла с ним из дверей и взглянула на вид, открывавшийся со ступеней больницы. Вокруг стояли дома, крытые железом, как это принято в маленьких городках буша. Асфальтированная улица скрученной синей лентой уходила вдаль через бледно-зеленые луга с отдельными эвкалиптовыми деревьями и пасущимися коровами. А над ними в бесконечном бледно-голубом небе сияло солнце.
        Она снова взглянула на телефон. И снова никаких новых сообщений.
        — Кэрри,  — позвал Макс,  — ты можешь мне доверять. Обещаю, с тобой все будет хорошо.
        К ее удивлению, она ему доверилась. Таким честным и открытым было это лицо. Наверное, в этом и кроется секрет обаяния сельского парня, или, может быть, она просто вынуждена ему доверять. Как ни печально, у нее действительно нет выбора. Она в буше, и ей приходится куда-то ехать с совершенно незнакомым человеком.
        Макс открыл дверь запыленного внедорожника.
        Он тоже нервничал, как она заметила. В расстегнутом вороте рубашки были видны напряженные мышцы шеи, но, помогая сесть, он протянул ей теплую и сильную руку. Прикосновение вызвало глупую реакцию: по коже пробежал жар.
        Через мгновение он уже бросил сумку с вещами в багажник и сел на водительское место рядом с ней. Широкие плечи и крепкие бедра этого парня из буша вдруг оказались всего в нескольких сантиметрах от нее.
        — Просто попытайся расслабиться,  — посоветовал он, заводя мотор и выезжая с парковки.  — Закрой глаза. И поспи, если хочешь.
        Если бы все было так просто.
        Глава 3
        Они уже проехали двадцать километров и находились близ небольшого городка Джиллджинда, более того, даже почти миновали его, когда позвонила мать Кэрри.
        — С каким облегчением я получила твое сообщение и услышала твой голос!
        — Я тоже рада тебя слышать, мам.  — Ты. Даже. Не понимаешь. Насколько.
        — Как ты, дорогая? Неужели действительно потеряла память?
        — Ну да. Частично, по крайней мере. Особенно когда речь идет о недавних событиях. Я могу вспомнить все о Сиднее, о тебе и моих друзьях, но ничего не помню ни о встрече с Максом, ни о переезде в Квинсленд.
        — Как странно. Это, наверное, очень неприятно, дорогая.
        У Кэрри похолодело внутри. Она ведь надеялась, что мама скажет, будто все это ужасная ошибка. Недоразумение.
        Теперь стало ясно, что невозможное не только возможно, но и реально. Она замужем за Максом, животноводом из буша.
        — Да, все это очень неприятно,  — повторила она.  — И странно.
        — Макс сказал, что это произошло, когда ты упала с лошади?
        — Точно.  — Кэрри не добавила, что она абсолютно не помнила, что когда-либо училась ездить на лошади. Ситуация и так слишком необычная, не хотелось заставлять маму нервничать еще больше.
        Но все равно она услышала, как мама тяжело вздохнула.
        — Я всегда знала, что там с тобой случится нечто ужасное. А ведь я предупреждала тебя с самого начала, что не стоит выходить замуж за скотовода. Их стиль жизни так тяжел и опасен. Этот несчастный случай только подтвердил мои опасения.
        Холодная волна разочарования прокатилась в душе Кэрри. Ей нужна была поддержка или хотя бы немного материнского участия.
        — Я не так уж плохо себя чувствую,  — с неохотой добавила она.  — Голова почти не болит. Но мне нужно в Таунсвилль на обследование.
        — О боже!
        Кэрри бросила взгляд на Макса. Явно ее муж не в чести у матери. Интересно узнать, почему. Что он такого сделал? Или это потому, что он живет в глуши? И, кстати, сам-то он знает о негативном отношении ее родительницы?
        — Ты что, в скорой помощи?  — спросила мама.
        — Нет,  — пояснила Кэрри.  — Я с Максом. Он везет меня в Таунсвилль.
        — А!
        Кэрри не понравилось это «А». У нее обострились все страхи и сомнения, появившиеся с тех пор, как муж вошел к ней в палату сегодня. Она в буквальном смысле сама отдала себя в руки незнакомца, который якобы является ее спутником жизни. Ее возлюбленным.
        На парковке он сказал ей: «Кэрри, ты можешь мне полностью доверять, правда. Обещаю, все будет хорошо».
        Она хотела бы доверять Максу. Все указывало на то, что он действительно ее муж, так что, хочешь не хочешь, а приходится ему верить. И, насколько она могла судить, у него вполне открытое и честное лицо, хотя прямо сейчас он посмотрел на нее довольно хмуро, точно догадался, о чем они говорили с матерью.
        — Я надеюсь, Макс ничего не сказал о…  — К несчастью, мама замолчала посреди фразы.
        Кэрри нахмурилась:
        — Не сказал о чем?
        — О! И-и-извини. Не беспокойся, дорогая. Я просто так.
        Мама, ну ради бога.
        Макс притих и сосредоточенно смотрел на дорогу, вцепившись в руль сильными загорелыми руками.
        — На что ты намекаешь, мам? Расскажи.
        — Нет, нет, дорогая, не сейчас. Тебе сейчас не до стрессов. Тебе нужно попытаться расслабиться. Позвони мне после того, как доберетесь до Таунсвилля и ты закончишь с обследованием.
        Кэрри терпеть не могла, когда от нее вот так отмахивались. Мама чуть не проговорилась о чем-то явно очень важном.
        — Но что ты имела в виду? Чего я не знаю?
        Но на маму не надавишь.
        — А пока до свидания. Береги себя, Кэрри. Я буду думать о тебе, посылать мою любовь.
        Мама отключилась. Наступила тишина.
        Кэрри тихо застонала, бросила телефон на колени и снова ощутила беспокойство.
        «Вот так,  — подумал Макс.  — Дракон выпустил первую струю пламени».
        Но он оставил эту мысль при себе, прикусив язык, чтобы удержаться от комментариев. Кэрри и без того досталось.
        Она вздохнула.
        — Я что, частенько злюсь или расстраиваюсь после того, как поговорю по телефону с моей маменькой?
        Он премило улыбнулся, но она выглядела такой уставшей и смущенной, что ему захотелось не только улыбнуться. Как же ему хотелось остановиться на обочине и обнять ее. Как же ему хотелось разгладить поцелуем морщинку у нее на переносице, а потом поцеловать кончик ее остренького носа прежде, чем заняться сладкими пухлыми губами.
        Да, точно. Это могло бы кое-что исправить.
        Но вместо этого он только пожал плечами:
        — Думаю, ты догадалась, что Сильвия мечтала не о таком зяте, как я.
        — Мама заявила, будто предупреждала меня, что жизнь в буше мне не понравится.
        Макс кивнул:
        — Она говорила об этом с первой нашей встречи.  — Он никогда не хотел думать о своей теще как о драконе, но три года едва прикрытой враждебности с ее стороны не смогли бы сохранить добрые чувства ни у какого мужчины.
        Кэрри удивленно распахнула глаза:
        — Так мама была против того, чтобы я выходила за тебя замуж?
        Он усмехнулся:
        — Зато ты оказалась упрямой.
        Но тут он благоразумно замолчал. Конечно, он не мог рассказать Кэрри всего до конца. Сейчас она считает, что в Стране Кэрри и Макса были одни розы, а в их браке одно только счастье. И сегодня утром он заверил, что она может ему доверять. Что, естественно, было правдой, но несчастный случай позволил ему провести черту между тем, что было на самом деле, и тем, какими бы он хотел видеть их отношения.
        А теперь, заезжая на широкий укатанный луг, он усиленно думал, что же ему рассказать Кэрри. Было бы странно объяснять, что она отказывалась выходить за него замуж. Он не хотел обманывать и запутывать ее. Поскольку у нее пропала память, невозможно предугадать, насколько она правильно все поймет.
        И, кроме того, у них в распоряжении еще два часа, пока они доберутся до побережья. Два часа попыток обойти все подводные камин в их разговорах.
        — А как мы познакомились?  — вдруг спросила Кэрри.
        Макс сглотнул слюну, прогоняя неожиданно возникший ком в горле. Этого вопроса он ожидал меньше всего. Невероятно трудно принять этот факт, но она ничего не помнит из того, что запечатлелось в его голове навечно и сияло внутри неугасимым светом.
        Он просто рассказал, как все было.
        — Мы познакомились на свадьбе.
        Кэрри удивленно распахнула милые шоколадные глаза:
        — Правда? На свадьбе в Сиднее?
        — Да. Твоя коллега по работе Клео Марш выходила замуж за одного из моих приятелей.
        — Господи, я помню Клео. Она была такая веселая. Любила вечеринки. И вышла за животновода?
        Макс кивнул.
        — У Гранта животноводческая ферма, но он изучал медицину и теперь работает сельским врачом в Лонгриче. Он познакомился с Клео, когда они оба отдыхали на Каймановых островах.
        — Как романтично.
        — Очень,  — тихо согласился он.
        — Мне… мне хочется…  — начала Кэрри, покусывая большой палец. И, помолчав немного, продолжила:  — Вспомнить, как мы познакомились.
        Ее слова подействовали на него как настоящий взрыв. Может быть, ему стоит просто рассказать правду и больше к этому не возвращаться?
        — Как это произошло, Макс? Мы встретились взглядами в переполненной гостями комнате? Или ты начал за мной ухаживать?  — Кэрри посмотрела на обкусанный ноготь.  — Я с тобой флиртовала?
        Макс не сдержался и стал вспоминать ту удивительную ночь. Сверкающая гавань и взгляд Кэрри, от которого у него зашлось сердце. Ее сияющие темные глаза и улыбка, электрический ток, пробежавший между ними во время первого танца.
        И он тихо проговорил:
        — Думаю, мы вполне можем признать правдой все, что ты перечислила.
        — Ого!  — сказала она, но радости в ее восклицании не наблюдалось.
        Она тяжело вздохнула, отбросила волосы назад и откинулась на спинку сиденья, скрестив руки на груди и закрыв глаза, словно даже этот кусочек информации ей было трудно осознать.
        Кэрри захотелось спать. Она просто мечтала, чтобы эти несколько часов — это утомительное путешествие по бесконечным просторам в больницу Таунсвилля на обследование — завершились, и все закончилось. Желание сопровождалось мечтой о чудесном лекарстве, которое прочистит мозг, вернет память, и она вновь станет нормальной.
        А готова ли она вернуться к реальности?
        Готова ли проснуться и вспомнить каждую деталь своей семейной жизни в буше?
        Он снова бросила взгляд на Макса. Пришлось признать, что ей не к чему придраться во внешности мужа. Да, у него явно простоватый вид, но она не могла не отметить его сильные мускулы и пронзительно-синие глаза.
        Как бы ей хотелось вспомнить об их встрече на свадьбе Клео. А заодно и их собственную свадьбу. Кэрри снова посмотрела на левую руку и легкий след от кольца на безымянном пальце. Подумала, стоит ли спрашивать о кольце и почему она его не носит, но она не была уверена, что готова услышать его ответ.
        Конечно, причина могла бы быть самой простой — она сняла его из практических соображений, чтобы не поцарапать, однако ответ мог бы оказаться более сложным и неприятным, и в настоящий момент Кэрри не уверена, что сможет справиться с неудобной правдой. Так что, как бы ни было любопытно услышать ответ Макса, она решила, что будет разумнее тщательнее обдумывать вопросы. Лучше вернуться к прошлому. К их первой встрече.
        — Ты был в смокинге?  — спросила она.  — В тот вечер, когда мы познакомились?
        Макс выглядел удивленным и будто слегка повеселевшим.
        — Думаю, да.  — Он немного подумал.  — Да, конечно в смокинге. Это же вечерний свадебный прием. Официальный.
        — А в чем была я?  — Ей стало интересно, вспомнит ли она свое платье.  — Какого цвета было у меня платье?
        Он бросил на нее взгляд.
        — Женский мозг никогда не перестанет меня удивлять.
        — Почему?
        — Из всех вопросов, которые ты могла бы мне задать, и все, что хотела бы узнать,  — в чем ты была три года назад?
        Она прищурилась и почти игриво посмотрела на него.
        — Так ты не помнишь, да?
        — Конечно, помню.
        — Тогда скажи.
        — Ты была в платье медного цвета, с большим вырезом на спине. И оно очень подходило к твоим медно-рыжим волосам.
        Кэрри улыбнулась. Она не помнила того платья, но это похоже на то, что она могла бы выбрать, ей всегда нравилось подбирать одежду под цвет волос.
        Внезапно приободрившись, она спросила:
        — А мы спали с тобой в ту первую ночь?
        К ее удивлению, она заметила, как у него дернулась мышца на шее, и он надолго задумался, прежде чем ответил вопросом на вопрос:
        — А как ты думаешь?
        Кэрри покраснела, пойманная в ловушку собственным вопросом. Насколько она помнила, у нее не было привычки прыгать в постель к мужчине на первом свидании. К тому же она не могла вспомнить, чтобы когда-либо встречалась с кем-либо настолько сексуальным, как Макс.
        — Ну,  — осторожно начала она,  — если мы все-таки поженились, могу предположить, что между нами могла пробежать сильная искра.
        Макс не отводил глаз от дороги, только еще сильнее сжал руль и сильно покраснел.
        — Ну да,  — тихо подтвердил он.  — Искра была.
        Что-то в его голосе, то ли урчание, то ли угроза, вызвало в воображении Кэрри дикие картины. Она вдруг представила, как Макс срывает смокинг, стягивает бабочку, потом снимает с нее обтягивающее медное платье. Она увидела, как он наклоняется и прикасается губами к ее обнаженному плечу, берет ее груди руками и…
        О, ради бога. Она хорошо знал, что это не воспоминания. Это чистой воды фантазия. Но эта фантазия была полна картин, от которых у нее запылала кожа и загорелся огонь внутри.
        Притихшая от удивления, что ее тело среагировало подобным образом, она снова откинулась на спинку сиденья, сложила руки на груди и скрестила ноги. Пора заканчивать с вопросами. С этим мужчиной любые разговоры весьма опасны.
        Обследование наконец закончилось. Кэрри разговаривала с врачом из Таунсвилля. Что касалось повреждений головы, они оказались не опасными, и ее уверили, что память обязательно вернется, хотя доктор не мог знать наверняка, когда это случится. А пока Кэрри нужно следовать обычным предписаниям.
        Ей не следовало оставаться одной в течение двадцати четырех часов, она должна отдыхать и избегать стрессовых ситуаций. Ни в коем случае никакого алкоголя и не прописанных врачом препаратов, больше никаких поездок на лошади, по крайней мере, в течение трех недель, по прошествии которых ей нужно явиться на повторный прием.
        — Я уверен, что ваша память к тому времени уже восстановится,  — доверительно сообщил доктор, когда они выходили от него.
        Это хорошая новость, настолько хорошая, насколько вообще можно ожидать, и Кэрри должна быть благодарна этому. В какой-то степени она и была благодарна, поскольку могла надеяться на полное выздоровление, и у нее есть муж, который, казалось, желал помочь ей всеми возможными способами.
        Но потеря памяти ощущалась как огромная, невидимая сила, вставшая между ней и Максом. Она постоянно ощущала рядом его физическое, явно мужское присутствие, но совсем не знала его. Он все знал о ней, а она не знала о нем ничего. Совсем.
        Воспоминания явно притаились где-то здесь, в ее голове, но она никак не могла добраться до них. Словно жила с повязкой на глазах, не в состоянии ее сорвать.
        Она не помнила самых основных вещей — какие у Макса любимые блюда и какие фильмы он любит смотреть. Она не знала, за какую футбольную команду он болеет и какой бритвой бреется. И она ничего не знала о его характере. Его душе. Добрый ли он человек? Спокойный или вспыльчивый? Как относится к старушкам и котятам? Нравится ли ему быть животноводом?
        И главное, любит ли он ее?
        Глава 4
        — Я заказал квартиру,  — сообщил Макс, когда их машина проехала холм и перед ними открылся вид на синее море и зеленый остров вдали.  — На несколько дней, если тебе вдруг потребуется время, чтобы привыкнуть к мысли, что нам нужно возвращаться в Риверсли-Даунс.
        — Спасибо. Ты очень внимателен.  — Пока они ехали из больницы по городу, Кэрри заприметила большой торговый центр с ресторанами, кафе и одним или даже двумя кинотеатрами.
        — Если ты не можешь находиться в Сиднее, такой большой город, как Таунсвилль, будет лучше, чем возвращение на глухую ферму,  — заявила мама, позвонившая узнать, как дела у Кэрри.
        — Да, наверное.  — Но сейчас ей было интереснее выяснить, что собиралась сказать мама в прошлый раз.
        — Я не помню,  — заявила мама довольно резко. И потом уже более ровным голосом:  — Честно, дорогая, я забыла. Вряд ли это настолько важно.
        Кэрри была уверена, что мама лжет, но, очевидно, говорить об этом смысла нет.
        Теперь, перестав разговаривать по телефону, она спросила Макса:
        — А кто будет ухаживать за твоими коровами, если мы задержимся здесь на несколько дней?
        Вопрос вызвал улыбку.
        — Коровы некоторое время могут позаботиться о себе сами. У нас прошло достаточное количество дождей, так что запруды полны, на лугах много травы. Да и Барни рядом.
        Кэрри нахмурилась:
        — Кто такой Барни?
        Макс на мгновение удивился, будто считал, что об этом человеке нельзя забыть, но потом быстро ответил:
        — Он давно на пенсии. Живет на сбережения. Барни работал здесь шестьдесят лет. Еще на моего отца. А когда пришло время выходить на пенсию, он не смог покинуть буш, поэтому купил здесь небольшой домик и подрабатывает, когда в нем бывает нужда.
        — Что-то вроде сторожа?
        Макс ухмыльнулся:
        — Лучше сказать — сторожевой пес.
        Значит, похоже, Макс относится к старым работникам по-доброму. Кэрри подумала, что было бы неплохо составить список вещей, которые она должна узнать о своем муже.
        Совсем скоро она выяснила, что он выбрал довольно впечатляющую квартиру. Она располагалась на четвертом этаже в доме у самого моря, очень современная и блестяще обставленная, с белыми стенами и белым полом из плитки, с аккуратной кухней и милыми бледно-бордовыми барными стульями. В жилой половине стояла красивая плетеная мебель с синими подушками. Белые ставни открывались на балкон с видом на пальмы у ослепительного тропического моря.
        — Как мило,  — оценила она.  — Уверена, что место отлично подойдет для моего выздоровления.
        Синие глаза Макса потеплели, и он улыбнулся.
        — Я на это и надеялся.
        Кэрри осторожно ответила на его улыбку.
        — Мы же здесь не останавливались раньше, да?
        — Нет,  — подтвердил он.  — Но обычно мы приезжаем в Таунсвилль несколько раз в году, чтобы отдохнуть от деревенской жизни.
        Неужели? Похоже, недурной стиль жизни. Но прямо сейчас у Кэрри возник большой и неотложный вопрос — сколько здесь спален.
        Она нервно огляделась, считая двери, ведущие в жилую зону. Стало значительно легче, когда выяснилось, что их больше одной. Значит, им не придется спать вместе.
        — Это главная спальня,  — ровным голосом объяснил Макс, проследив, куда она смотрит. И подошел к двери.  — Идем, посмотрим, там неплохо.
        Все еще сжимая в руках небольшую кожаную сумку с вещами, Кэрри пошла за ним. Комната оказалась просто огромной, с бесконечным кремовым ковром и гигантской бело-синей кроватью. Тут были большие, от пола до потолка, окна, из которых открывался невероятно красивый вид на море с одной стороны и на небольшую пристань с начищенными яхтами — с другой. Еще одна дверь вела в ванную, такую же огромную, белую и роскошную, как и спальня.
        — Мило.  — Ее снова залило жаром, когда она подумала, планирует ли Макс жить с ней в этой же комнате, спать в одной кровати, прикасаться друг к другу…
        Он стоял всего в нескольких сантиметрах от нее, своими широкими плечами делая комнату меньше. У нее снова разыгралось воображение. Вот она лежит на этой огромной постели на гладких шелковых простынях в полупрозрачной сорочке. Макс выходит из ванной, обнаженный после душа, его мощное мускулистое тело сверкает в свете ламп. Он приподнимает простыню и ложится рядом.
        Кэрри испугалась, когда поняла, что он смотрит на нее, и судорожно вздохнула. Эмоции, промелькнувшие у него на лице, говорили о том, что он вспомнил кое-что из их прошлого. А вот интересно, что именно. Как бы ей хотелось узнать, сколько ночей они провели в подобной комнате. Этот Макс такой земной, такой мужественный. В глубине души она была уверена, что их ночи были бурными.
        — Ты… ты тоже планируешь спать здесь?  — осторожно поинтересовалась она.
        — Я подумал, тебе надо отдохнуть, поэтому предположил, что ты захочешь отдельную кровать, но выбор полностью за тобой.  — У него был намеренно равнодушный вид, будто он стер все эмоции.  — Мне не обязательно спать здесь. В квартире есть еще одна комната. Так что выбирай.
        Кэрри сглотнула слюну.
        — Ладно.  — Она суетливо оглядела комнату, настолько огромную, что она вполне в состоянии была вместить небольшую деревню.
        Кэрри смотрела на все, кроме Макса, ожидавшего ее решения.
        — Я поселюсь в другой комнате,  — тихо проговорил он.
        Она, должно быть, слишком долго думала. Потом взмахнула ресницами и, наконец, выдохнула. Столь роскошная кровать просто создана для двоих. Как ни глупо, но на мгновение ее охватило разочарование.
        Она поймала пронзительный взгляд Макса, все еще смотревшего на нее, и, не зная, что сказать, кивнула. И сразу пошла назад в гостиную; любопытство гнало ее посмотреть на другую комнату.
        Та была явно отделана под детскую, и намного больше главной спальни, без великолепных видов и с двумя отдельными кроватями, на которые было смешно смотреть, так малы они были для этого большого мужчины.
        Она повернулась к Максу, наблюдавшему за ней.
        — Тебе здесь будет неудобно. Нам нужно поменяться. Мне отлично подойдет одна из этих кроватей, и я так устала, что мне не нужны никакие виды из окон, и я не…
        — Кэрри, успокойся.  — Теперь Макс выглядел почти довольным.  — Все в порядке. Мне будет тут хорошо.  — У него появились лучики вокруг улыбающихся глаз.  — Тебе надо выздоравливать, а потому полагается лучшая комната, кроме того, в твоей спальне есть ванна.
        — Ну да, конечно,  — поспешила согласиться она.
        — А теперь пойдем на балкон и полюбуемся видом,  — предложил он.  — Я сделаю тебе чай.
        Макс больше походил на ковбоя, чем на официанта или повара, однако приготовил на удивление хороший чай, не спрашивая, что любит Кэрри — чуть молока и без сахара. Свидетельства того, что он действительно ее муж, начинали множиться, и она приняла это со смешанным чувством смятения, смущения и радости.
        Наверное, когда к ней вернется память, жизнь в одночасье станет чудесной. Безукоризненной. Намного лучше той, которую она может себе представить. Кроме разве того, что ее семейная жизнь проходит в буше.
        Но пока, по крайней мере, было очень приятно сидеть на балконе и чувствовать, как дует легкий прохладный бриз с моря. В воздухе пахло плюмерией, небо розовело под закатным солнцем. На вершинах деревьев внизу у воды переругивались какаду. По неподвижной серебристой гавани скользили яхты.
        Сплошная идиллия. Компаньон Кэрри — ее муж — красив и обаятелен. Ей хотелось наслаждаться моментом и ни о чем не беспокоиться.
        Если бы ситуация не казалась такой нереальной — какой-то ненастоящей, будто она попала во временную ловушку и живет чужой жизнью.
        Макс организовал обед, заказав еду из ближайшего китайского ресторана, накрыл на стол, воспользовавшись милым голубым обеденным сервизом, который нашелся в квартире.
        Ночь была ароматной, они зажгли свечи в стеклянных подсвечниках и поели на балконе. Лунный свет лился на воду, вдали сверкали огни на чернеющем силуэте Магнитного острова. От причала, мягко и безмолвно скользя в темной гавани, отошла яхта и направилась в море.
        Сочетание еды и лунного света произвело на Кэрри волшебное впечатление, и она почувствовала, как тело расслабилось, нервные узлы ослабли, хотя ее любопытство о браке с Максом выросло с гору.
        — Ты не знаешь, что я сделала с обручальным кольцом?  — Вопрос из сотни вопросов, циркулировавших у нее в голове, прозвучал раньше, чем она сообразила, о чем спрашивает.
        Выпалив его, она почувствовала себя неловко, особенно когда увидела удивление, а затем и боль в глазах Макса.
        Он ответил не сразу и снова занервничал, а у нее забилось сердце, как у испуганной птички. «Что-то не так?»  — хотела спросить она.
        Но когда он ответил, то говорил довольно спокойно.
        — Твое кольцо дома на туалетном столике.
        «Дома на туалетном столике». Это прозвучало невероятно обыденно и разумно. Тогда откуда это беспокойство?
        — То есть, когда ты живешь в буше, не стоит его носить все время?
        — Да, ты так решила.
        Правда, что-то в глазах Макса все равно ее беспокоило.
        — А какое у меня кольцо?
        — С двумя бриллиантами.
        — С двумя? Здорово.
        Макс улыбнулся:
        — Это кольцо моей бабушки. Она умерла после нашего знакомства, но хотела, чтобы ты его носила.
        — О!
        — И ты с радостью его носила. Бабушка тебе нравилась.
        Кэрри почувствовала себя чуть лучше, услышав это. Его слова подтвердили, что она была в хороших отношениях с бабушкой Макса. Но все равно остались сомнения, не дававшие расслабиться полностью.
        «А были ли мы счастливы?» Очень хотелось спросить, но не хватило смелости. Еще ее преследовал непонятный вопрос, который задала мама, после которого отсоединилась, оставив дочь без объяснений. Кроме того, у Кэрри сложилось такое чувство, что и Макс, и мама тщательно избегают говорить о том, что может ее взволновать.
        Возможно, пока стоит перестать задавать вопросы. Но как трудно оставаться терпеливой и просто ждать, когда вернется память.
        Они ели молча, наслаждаясь вкусными блюдами и приятным вечером, но вопросы продолжали кружиться в голове Кэрри.
        И в конце концов она спросила:
        — У нас был медовый месяц? Мы ездили в такие вот экзотические места?
        Макс улыбнулся:
        — Конечно. У нас был медовый месяц. Мы ездили в Париж.
        — В Париж?
        Пораженная, Кэрри даже уронила вилку на тарелку. Меньше всего она ожидала услышать о Париже. Макс был скотоводом в буше, ковбоем, который обожал природу. Он должен пасти коров, ремонтировать стойла. А в свободное время ловить быков или крокодилов.
        Ей бы и в голову не пришло соединить образ ковбоя со столь утонченным и культурным городом, как Париж.
        — Это… я… выбрала Париж?
        Он удивленно приподнял бровь:
        — Мы выбирали вместе. Просто бросали жребий, выбирая между Нью-Йорком, Парижем и Римом, потому что никак не могли решить, куда поехать. А потому сошлись на том, что бросили все три названия в шляпу.
        — А потом тянули билетики три раза, чтобы выбрать наилучший вариант?
        — Да.  — Он нахмурился, потом наклонился вперед, поставив локти на стол, его взгляд вдруг стал серьезным и изучающим.  — Откуда ты знаешь, Кэрри? Ты вспомнила?
        Она отрицательно покачала головой:
        — Нет, прости. Я ничего не помню о Париже, но всегда выбирала из трех вариантов. Даже в детстве, когда бросала жребий и пыталась принять решение, всегда бросала трижды.  — Она смущенно пожала плечами.  — Чтобы уж наверняка.
        — Конечно.  — Он криво улыбнулся, и Кэрри догадалась, что он раздосадован.
        Она сделала глоток: лимон, лайм и горький настой трав с кусочками льда.
        — Понимаю, что это, вероятно, звучит странно, но мне действительно приятно об этом услышать,  — призналась она.  — Мне всегда хотелось поехать в Париж и потому, в самом деле, хочется узнать, что ты думаешь по этому поводу. Нет, не о медовом месяце,  — быстро добавила она.
        Понимающий взгляд синих глаз Макса заставил ее покраснеть.
        — Я имею в виду сам город,  — уточнила она.  — Тебе там понравилось?
        Макс ответил не сразу. Его глаза смотрели обеспокоенно и рассеянно одновременно.
        О чем он думает?
        — Париж был чудесен, конечно,  — вдруг сказал он.  — Удивителен. Или, по меньшей мере, мне он показался удивительным, как только мы с большим трудом добрались в отель из аэропорта на такси.
        — Что, в Париже жуткое движение?
        — Да просто сумасшедшее.
        — А где мы жили?
        — В небольшой гостинице в Сен-Жермен-де-Пре.
        — Ого!
        — Отличное место. Мы могли пешком дойти до Сены, Лувра или Нотр-Дама. А кафе «Ле Дё Маго» находилось сразу за углом, и мы там несколько раз обедали. В нем любил бывать Эрнест Хемингуэй, а также Пабло Пикассо и куча других интеллектуалов.  — Лицо Макса потеплело.  — Мы пили дивное красное вино и французское шампанское, объедались фуа гра чуть не до сердечного приступа.
        — Звучит чудесно.  — Кэрри закрыла глаза, силясь вспомнить что-нибудь. Но ничего не вспоминалось.  — А достопримечательности?
        — Достопримечательности?  — повторил Макс, потом беспомощно развел руками.  — Разве Париж можно разделить на них? Там было так красиво, Кэрри. Сена и мосты, парки с весенними цветами и скверы. Небосвод. Все эти крыши и шпили церквей. Весь город просто пропитан историей.
        — Так тебе правда понравилось там?  — едва слышно прошептала Кэрри.
        У нее по коже побежали мурашки. Рассказ об их медовом месяце звучал очень романтично, именно так, как она всегда мечтала.
        — И это был весенний Париж?  — уточнила она.  — Это был май, да?
        — Ты настаивала, чтобы мы поехали именно в мае.
        — Это всегда был мой любимый месяц.
        — Я знаю.
        Они неуверенно улыбнулись друг другу.
        — Ты же не сочинил все это, правда?  — спросила она.  — Про Париж?
        Макс нахмурился:
        — Конечно нет. Зачем мне?
        Она пожала плечами:
        — Не знаю. Это так тяжело — ничего не помнить. Честно говоря, весь этот рассказ о медовом месяце в Париже кажется мне обманом, ведь я ничего не помню.
        — Ну, все может измениться в один момент.
        В свете свечей она увидела его симпатичную улыбку.
        — Память вернется, Кэрри, вот увидишь.
        — Да.  — Она знала, что не должна терять надежду. Кроме того, у нее амнезия всего один день. Она верила, что память в конце концов вернется. И вообще, ведь так интересно, каково это. Все сразу, как вспышка света? Или память будет возвращаться по кусочку, по частям, подобно тому, как пазлы складываются в единую картинку?
        Терпение, Кэрри.
        — Расскажи мне еще,  — попросила она.  — Мы пили кофе в этих маленьких кафе на набережной под полосатыми маркизами?
        — Каждый день. И ты полюбила парижский горячий шоколад.
        Она попыталась представить вкус горячего шоколада. На мгновение его насыщенный вкус появился у нее на языке, но она не была уверена, реальные ли это воспоминания или ее воображение. И в итоге сдалась.
        — А нас обслуживали красивые официанты в белых накрахмаленных нарукавниках?
        — Точно, и говорили на удивительно хорошем английском.
        — Но с очаровательным французским акцентом?
        — Да, и это тоже.  — Макс прищурился и насмешливо улыбнулся.  — Ты прямо млела от их акцента.
        — А ты ревновал?
        Он хохотнул:
        — Вряд ли. У нас же был медовый месяц.
        Их медовый месяц. В ее голове снова вспыхнула картинка: они в кровати. Она почти видела их нагие тела, предвкушение…
        На этом месте занавес опускался.
        Она совершенно не представляла, каково это, прикасаться к Максу, целовать его, знать форму его мышц, текстуру кожи. Как его большие руки могут гладить ее. Каково это, заниматься с ним любовью.
        Она снова тяжело вздохнула.
        — Тебе пора спать,  — заметил он.
        — Ты сейчас говоришь как мой папа.
        — Не папа, а сиделка.
        — Да,  — эти слова поставили ее на место. Она — больная, а Макс разумно и ответственно следует указаниям доктора, следит, чтобы она много отдыхала.
        Они собрали тарелки и столовые приборы, отнесли их на кухню. Пока Макс загружал все в посудомоечную машину, Кэрри приняла душ в роскошной огромной ванной. Макс привез для нее ночной халат — голубой хлопок, оборки с белой английской вышивкой и шнуровкой. Кажется, сегодня вся ее одежда была либо милой, либо очень изысканной. Ничего вызывающего, вроде фиолетовых штанов и зеленых футболок, в которых, насколько могла помнить, она любила спать.
        Кэрри нашла пушистый банный халат в шкафу, надела его, скромно завязав на талии, прежде чем выйти в гостиную и пожелать Максу спокойной ночи.
        Он расслабленно сидел на диване, смотря по телевизору какое-то шоу с приглушенным звуком, но встал, когда она вошла в комнату.
        — Спасибо за обед и за заботу обо мне сегодня.
        — Пожалуйста.  — В его глазах промелькнула смущенная грусть.
        У Кэрри внезапно перехватило горло. Макс расстроен тем, что она ведет себя не как его жена? Ну а чего он ждал от нее сейчас? Чтобы поцеловала его на ночь?
        Он подошел к ней по тростниковому ковру, и она задрожала, представив, как их губы встречаются в поцелуе. Интересно, какие у него губы? Теплые? Он обнимет ее и прижмет к своему твердому большому телу?
        Даже сквозь толстую ткань халата она почувствовала, насколько теплые и сильные у него пальцы, когда он положил руку ей на плечо.
        — Спокойной ночи, Кэрри.  — Он дружески потрепал ее по плечу и отступил назад.
        Вот так.
        Даже не чмокнул в щечку. Надо же, какой заботливый. Она поняла, что должна быть ему благодарна, поскольку нуждалась в заботе и хотела ее.
        Тогда почему она чувствует разочарование?
        — Спокойной ночи, Макс.  — Кэрри слегка улыбнулась, помахала рукой, повернулась и пошла в свою комнату.
        Макс перестал сдерживаться и выдохнул, взял пульт от телевизора и выключил его, вышел на балкон. Стоя у перил, он смотрел на темную атласную воду. Морской бриз, слегка влажный и прохладный, обдувал его лицо. В горле стоял ком, глаза щипало.
        Черт возьми.
        Кэрри едва не убила его здесь. Она выглядела такой беззащитной, стоя посреди комнаты в халате и босиком, с нервной улыбкой, подрагивающей в уголках рта. Такая красивая.
        Он чувствовал, что, если бы он обнял ее, она не стала бы отбиваться. В момент слабости он почти убедил себя, что судьба вернула ему прежнюю Кэрри, девушку, которую он когда-то безоговорочно полюбил.
        Все эти разговоры об их медовом месяце обернулись настоящей пыткой. Такие мучительные, страстные воспоминания. Было так соблазнительно воспользоваться ее неведением, притянуть к себе и поцеловать, вновь почувствовать ее в своих руках, такую мягкую, женственную и чувственную. Снова насладиться несдерживаемой свободой и восторгом прежних счастливых дней.
        Показать ей все, о чем она скучала.
        Но воспользоваться ее положением сейчас не слишком ли поздно? Да и стоит ли, ведь он все равно знает, что память к ней вернется, а с ней и все ее горькие обиды.
        Он сжал перила, представляя тот отрезвляющий момент, когда Кэрри все вспомнит. Он почти видел, как любопытство, сияющее в ее глазах, тает, сменяясь растущим пониманием и цинизмом. И, вполне возможно, гневом.
        У него вырвался тихий стон. Это была жуткая ситуация — заполучить Кэрри назад, беспомощную и нуждающуюся в нем. Просто немыслимо.
        Однако выбора нет. Ему придется пройти через это. Пока жена нуждается в нем, он должен сделать все, что может, для нее, а потом со смирением встретить шторм, который неминуемо последует.
        Кэрри, наконец, заснула, а когда проснулась, комнату уже наполнял бледный свет, проникавший сквозь занавески. Она слышала звуки, доносившиеся из кухни. Шумел закипавший чайник. Звенели чашки, которые ставили на гранитную поверхность.
        Ей нужно встать и присоединиться к Максу. Отбросив одеяло, она села.
        В тот же момент послышался стук в дверь.
        — Да?  — отозвалась она, потянувшись за одеялом.
        В дверях появился Макс с чашкой чая. Кэрри как завороженная смотрела на него. Он выглядел невероятно соблазнительно в черных шелковых шортах-боксерах и белой футболке, обрисовывающей мускулистую грудь.
        Как ни глупо, она совсем забыла прикрыться, и теперь его глубокие синие глаза в упор смотрели на нее. На растрепанные волосы, голые плечи, тонкую ткань ночной рубашки. Она испугалась, ощутив, как набухли соски, и была почти уверена, что он это заметил.
        Пульс бешено застучал.
        — Я подумал, ты захочешь чашечку чаю,  — пояснил он.
        — Спасибо.  — Кэрри знала, что получилось нервно, и не понимала, как с этим быть. Быстро встала с кровати и надела банный халат, который оставила на соседнем стуле.  — Я выйду.
        — Как хочешь,  — вежливо сказал он.  — Я буду на кухне.
        По удивлению и симпатии, появившихся в его глазах, она поняла, что он точно знает причину ее нервозности. Она была уверена, что он догадался о ее похотливом интересе к нему. Словно ее тело вспомнило… все…

***
        Они пошли завтракать в город. Макс предложил Кэрри самой выбрать, куда пойти, и она без тени сомнения остановилась на кафе со столиками, выходящими на море.
        Дружелюбный официант с бритой головой и золотой серьгой поприветствовал их сияющей улыбкой.
        — Давно вас не видел, ребята.
        К удивлению Кэрри, он подошел и расцеловал ее в обе щеки.
        — Привет, Джако.  — Макс от всего сердца пожал ему руку и похлопал по плечу.  — Рад тебя видеть.
        — Здорово, что вы вдвоем. Как у вас дела?
        Кэрри раздумывала, насколько хорошо она знает этого парня. И что можно ему ответить.
        — У нас все хорошо, спасибо,  — ровным голосом сказал Макс.  — Было много дождей, а это всегда большая помощь в работе.
        Джако кивнул, потом быстро бросил взгляд на столик рядом с водой.
        — Как будто знали, что вы придете. Ваш любимый столик свободен.
        — Долго придется ждать?  — ухмыльнулся Макс, пока они рассаживались.
        Кэрри надеялась, что ее улыбка не вызовет удивления у Джако; она развернула накрахмаленную салфетку и положила ее на колени.
        — Принести меню?  — спросил он, понимающе улыбнувшись.  — Или принести как обычно?
        Как обычно? Кэрри понимала, что выглядит удивленно и смущенно. Она быстро взглянула на Макса, тот ободряюще улыбнулся ей.
        — Конечно, как обычно. Мы не станем нарушать традицию,  — обратился он к Джако.
        Кэрри покачала головой, когда официант ушел.
        — Только не говори, что я выбрала наш любимый ресторан.
        Макс снова улыбнулся, и его синие глаза засияли так, словно внутри их зажглись звезды.
        — Невероятно,  — начал он.  — На этой улице полдюжины ресторанов, но ты остановилась прямо на этом месте, будто сделала единственно возможный выбор.
        — Не помню, что когда-либо приходила сюда.
        — Может быть, твои вкусовые рецепторы на языке помнят?
        И вот снова совершенно обезоруживающее ощущение. Неужели ее тело помнит то, что скрывает мозг?
        Кэрри глубоко вздохнула.
        — Интересно, из чего состоит мой обычный завтрак здесь?
        — Из блинов.
        — Правда?  — Она удивленно уставилась на него.  — Кто бы мог подумать. Ведь я всегда была так осторожна с углеводами.
        — Париж излечил тебя от этого,  — заверил Макс.  — Каждый раз, когда мы заходили сюда, ты всегда заказывала блины с голубикой и взбитыми сливками.
        Возвращаясь пешком по берегу моря по дорожке между роскошными тропическими садами, Макс все время боролся с желанием взять Кэрри за руку или обнять за плечи, как всегда делал в прошлом.
        Было соблазнительно игнорировать письмо, которое она написала, заявив, что устала от жизни в буше. Чертовски соблазнительно воспользоваться ситуацией и просто продолжать делать вид, что их брак был удачным.
        Он знал, что любовная химия все еще сохранилась, поскольку не единожды ловил на себе вопрошающий взгляд Кэрри и видел в ее глазах знакомые проблески интереса и желания.
        — Макс?  — Она повернулась к нему.  — Сколько ехать до твоего дома?
        Он нахмурился:
        — До моего дома?
        — Ну, до твоей собственности в Риверсли-Даунс.
        — Примерно шесть часов. Почему ты спрашиваешь?
        — То есть еще можно успеть засветло. Если быстро собраться.
        — Ты хочешь ехать туда сегодня?
        Она неопределенно улыбнулась:
        — Думаю, да.
        Макс затаил дыхание. В этом нет ни капли здравого смысла. Еще вчера Кэрри была смертельно недовольна своей жизнью в буше и казалась счастливой, очутившись в городе.
        — Я было решил, что тебе нравится идея остаться здесь,  — сказал он.  — Разве ты не хочешь пройтись по магазинам? Или, может, сходить в кино?
        А про себя решил, что у них есть шанс кое-что исправить до того, как к ней вернется память. Похоже, они смогут начать все сначала.
        Кэрри пожала плечами:
        — Уверена, что поход по магазинам и в кино будет не слишком приятным. Вчера я бы еще приняла эту идею.  — Ее губы сложились в робкую улыбку.  — Но это ведь мне не поможет, правда? Если мы останемся в городе, я хорошо проведу время, но не узнаю ни одной важной для меня вещи о нашей совместной жизни в буше.
        — Да, думаю, не узнаешь,  — неохотно признал он.
        — Я полагаю, память скорее вернется, если меня будут окружать знакомые, повседневные виды или хотя бы те вещи, которые должны быть мне знакомы.
        Макс подавил вздох, понимая, что она, безусловно, права, но при этом ясно осознавая, что все эти знакомые вещи, к которым она так стремится, почти наверняка не понравятся ей, когда память вернется. Если не раньше.
        — Как уже говорил, я готов и остаться, и уехать,  — отозвался он.  — Квартира снята на гибких условиях, так что выбор за тобой.
        — Спасибо, Макс. Мне кажется, я хочу поехать. Домой.  — Слово «домой» было обронено очень несмело.
        Макс снова нахмурился:
        — Ладно.
        Взгляд, которым она его одарила, сиял удовольствием.
        — Ты всегда такой сговорчивый?
        — Черт, нет,  — неудачно попытался пошутить он, скрывая за улыбкой желание возразить.  — Пользуйся, пока я в хорошем настроении.
        Глава 5
        Уже вечерело, когда они прибыли в Риверсли-Даунс. Макс свернул с главной дороги на грязный проселок. Их внезапно со всех сторон окружили эвкалипты, отбрасывавшие тень вперед.
        Кэрри чувствовала усталость, хотя дремала почти всю дорогу, но теперь она села, резко проснувшись, чтобы все рассмотреть. Так, значит, это и есть земля Макса. И ее тоже, ведь она его жена.
        Как же трудно поверить, что она потенциально могла владеть таким большим участком земли. Когда она росла в Сиднее, их участок состоял из газончика перед домом размером с носовой платок и небольшого заднего дворика. А теперь многочисленные повороты дороги позволяли ей видеть бесконечные загоны для скота и коров на зеленых пастбищах. Она весьма смутно представляла себе, какой они породы,  — наверное, мясной, а может, и молочной?
        Очень часто Кэрри натыкалась взглядом на русло реки, широкой и сонной, с плавными поворотами, песчаными пляжами и берегами, поросшими хвощом и тутовыми деревьями, тянувшимися гибкими ветвями к самой воде.
        — Представляю, как здорово плыть по такой красивой реке на лодке,  — сказала она Максу.
        — Да, неплохо.
        Он криво улыбнулся.
        — А мы плавали? У нас здесь имеется лодка?
        — Когда ты приехала сюда, это было твоим первым желанием. Мы плыли до самого Вайтхорс-Крик и ночевали в палатке у Биг-Бенд.
        — Боже.  — Кэрри не помнила, чтобы когда-либо в жизни плавала на лодке или ночевала в палатке, даже когда училась в школе. В детстве она была зачарована историями о Покахонтас и Гайавате, а потому пришла в восторг от того, что у нее есть собственная лодка и на ней можно плыть по безмолвной прекрасной реке, медленно несущей воды под нависающими деревьями, и ждать, что же откроется за следующим изгибом русла.
        — Мне нравилось?
        Вопрос вызвал еще одну кривую улыбку на лице Макса.
        — Да.
        Она без труда представила себя в лодке, но картинка растаяла, когда она подумала о палатке в буше, и что спать приходилось в спальном мешке прямо на земле. Интересно, это был двуспальный мешок, они с Максом спали вдвоем?
        Черт. Почти каждый раз, когда она думала о жизни с этим мужчиной, мозг тут же переключался на секс. Чем больше времени она проводила с ним, тем чаще это происходило. Ей было очень любопытно узнать, как сложилась их любовная жизнь. Да она просто сходила с ума от этих мыслей.
        Она всегда почти с отчаянием ощущала физическое присутствие Макса. Еще бы, ведь он такой большой и мускулистый. И конечно, Кэрри не могла не обращать внимания на его рост и силу, не думать о нем как о любовнике. Ее любовник! Она все время думала о том, какими секретами они делились в спальне.
        И как же ей хотелось отбросить эти навязчивые мысли. Пока память не вернулась, разумнее всего забыть, что Макс ее муж. Она думала о нем как о вежливом незнакомце, который сдал ей дом на день или два.
        К сожалению, мысль, что этот мужчина действительно был ее любовником, невозможно выключить. Она, как электрический ток, пробегала по Кэрри, заставляя постоянно дрожать и вспоминать о его широких плечах и сильных руках. О том, как волосы сзади падают ему на шею. Все в нем привлекало ее внимание. Чувственный изгиб губ. Огонек, таящийся в синих глазах и намекающий, что он знает о ней то, что скрывает от нее ее память.
        Ей было очень неловко, и она с радостью отвлеклась на дорогу, открывшуюся в густых зарослях. Потом они снова выехали на равнину, поросшую травой. Впереди раскинулась ферма, окруженная газонами, живыми изгородями и большими старыми тенистыми деревьями, а за ними пастбища с бледно-зеленой травой.
        Кэрри попыталась вспомнить, видела ли она все это раньше, но вспоминались лишь фотографии буша, которые она видела в журналах.
        Насколько можно судить, ферма была вполне типичной. Низкий широкий дом, с деревянными стенами, покрашенными белой краской, с железной крышей и широкими, дающими тень верандами, окружавшими строение с трех сторон. Подвесные корзины с папоротниками на них манили прохладой. Кэрри увидела стол и стулья, выставленные на траве в тени одного из деревьев.
        За домом находился скотный двор из выгоревших досок и мельница, ставшая символом буша, медленно крутившая крыльями на фоне оранжевого послеполуденного неба. Дальше стояли навесы для тракторов и другой фермерской техники, кроме того, один или два домика поменьше.
        Пока они подъезжали к дому, на передней веранде появилась собака — золотой лабрадор,  — завилявшая хвостом. Она сбежала по ступеням и бросилась к ним через газон.
        — Какая роскошная собака!  — восхитилась Кэрри.
        — Она твоя,  — пояснил Макс.  — Ее зовут Кловер.
        — Я назвала собаку Кловер?
        Он усмехнулся:
        — Ты даже настаивала.
        Когда она была маленькой, у нее была любимая книга о золотом щенке по имени Кловер. Как же она любила эту книгу и как удивилась сейчас, что не только вышла замуж за человека, которого не знала, но, оказывается, еще и завела настоящую собаку по имени Кловер.
        Макс свернул на подъездную дорогу перед фермерской усадьбой, покрытую гравием. Кловер нарезала счастливые круги, поджидая, когда выйдет Кэрри.
        Макс вышел из машины первым.
        — Потише,  — приказал он, взяв собаку за ошейник и придержав у своих ног.  — У нас было долгое путешествие, и Кэрри устала. Мы не хотим, что ты свалила ее на землю.
        Благодарная за его вмешательство, Кэрри вздохнула. Она никогда не была собачницей, а ведь огромная Кловер явно собиралась прыгнуть на нее. Макс открыл дверцу и подал ей руку, чтобы помочь выйти.
        Собака послушно стояла и жадно смотрела на Кэрри коричневыми глазами, размахивая хвостом, как метроном.
        — Можно ее погладить?  — спросила Кэрри.
        В глазах Макса промелькнула явная боль.
        — Конечно. Она не рабочая собака. Это твоя собака. Ты взяла ее в шесть недель.  — С натянутой улыбкой он добавил:  — Она любит, когда ей чешут за ушами.
        — Ладно.  — Кэрри знала, что глупо бояться. У Кловер вовсе не злое, а, напротив, доброжелательное выражение на морде. Она почти улыбалась.
        — Привет, девочка,  — поприветствовала Кэрри, осторожно дотрагиваясь до головы собаки. Ее золотистая шерсть была короткой и шелковистой. Кэрри потрепала собаку за уши и сумела не отпрянуть, когда Кловер поблагодарила, лизнув ей запястье влажным языком.
        — Она скучала по тебе,  — сказал Макс, выглядевший невероятно грустным.
        Собака подошла ближе, прижалась теплым телом к ногам Кэрри. Макс сделал три шага к веранде и открыл входную дверь.
        Кэрри последовала за ним.
        — Кловер — домашняя собака? Ее пускают в дом?
        — Конечно, особенно когда на улице гроза. Она ужасно боится шума, молний и грома.
        — Бедняжка.  — Кэрри снова погладила ее.  — Думаю, ты мне понравишься.
        — Но чаще всего она предпочитает валяться здесь, на веранде. Или бегать по газону, охотясь на ворон.
        Кэрри принялась осматривать веранды. Тут стояли стулья с сине-белыми полосатыми сиденьями и широкими подлокотниками, а в углу плетеный обеденный гарнитур. Она подумала, как было бы прекрасно обедать здесь, любуясь лугами и дальними холмами.
        У входной двери стояла пара сапог для верховой езды, пыльных и сильно поношенных. Она представила Макса, приехавшего домой на лошади. Вот он снимает сапоги, прежде чем войти в дом. На стене был ряд тяжелых крючков, на которых висели пыльные шляпы, темно-коричневый кожаный плащ и ярко-желтый дождевик. Интересно, ее ли это дождевик?
        Макс распахнул входную дверь, выкрашенную белой краской, с красными и синими стеклянными вставками, и Кэрри увидела длинный холл, ведущий в глубину дома, где в дальнем конце виднелась современная бело-лимонная кухня. Резные стены холла были белыми, полированный деревянный пол блестел на солнце.
        На стене висело большое зеркало, под которым на узком столике стояла синяя фарфоровая чаша с камнями и высокая ваза с прекрасными белыми лилиями. Кэрри пришлось хорошо присмотреться, чтобы понять, что цветы искусственные.
        Все было стильно, очень чисто и аккуратно.
        «Это мой дом,  — подумала она.  — Я, наверное, сто раз пылесосила и натирала этот пол. Мы с Максом обедали на этой веранде, и, без сомнения, я готовила еду на этой кухне».
        Но это все выглядело таким разочарующе странным и непривычным. Она ничего не помнила.
        Ничего.
        Отчаяние обрушилось на нее, как ушат холодной воды. Полнейшее крушение надежд.
        Кэрри надеялась, что знакомое окружение пробудит хотя бы частицу памяти. А теперь, войдя в эту незнакомую усадьбу, почувствовала, как узлы в груди завязались еще туже. Найдет ли она где-нибудь в этом доме собственное прошлое? Узнает ли что-то?
        — Проходи и располагайся,  — пригласил Макс, но его улыбка не могла скрыть беспокойства, которым были полны его глаза.  — Я принесу багаж.
        Кэрри прошла через холл, заглядывая в комнаты, выходившие в него. Мебель в гостиной и столовой была старинной. Даже антикварной. Похоже, служила в этом доме многим поколениям, однако за ней хорошо ухаживали, а потому выглядела она превосходно, сообщая интерьеру вневременной характер.
        У главной спальни Кэрри остановилась. Эту комнату она делила с Максом. Здесь они занимались любовью. От одной мысли об этом у нее перехватило горло.
        Комната была особенно красивой, со свежими белыми стенами и белыми занавесками на окнах. Деревянный пол в лучах послеполуденного солнца отливал медом. На кровати лежало белое покрывало и декоративные подушки. Прикроватный ковер переливался всеми оттенками лайма и зелени.
        Вкус отделки уже не удивлял Кэрри. Она явно выросла и отошла от своего пристрастия к ярким цветам, которые так любила в подростковом возрасте и ранней юности.
        Не успела она войти в комнату, как появился Макс с багажом. Поставил чемодан с ее вещами на пол рядом с дверью. Кэрри не могла заставить себя спросить, где он собирается спать. Она больше не хотела снова оказаться в глупом положении. Легче всего принять, что они будут спать порознь, пока к ней не вернется память.
        — Спасибо,  — просто сказала она.
        — Тебе что-нибудь нужно? Хочешь чаю?
        — Хочу, Макс, но я могу сама приготовить. Тебе не нужно ждать меня. Уверена, что смогу сориентироваться на кухне. У тебя, вероятно, есть чем заняться.
        Он кивнул:
        — Если ты справишься здесь, я тогда отправлюсь к Барни, расскажу, как у нас дела.
        — Как у нас дела?
        Он выглядел смущенным, пожал плечами:
        — О том, что ты потеряла память и все остальное.
        — Ах да, конечно.
        — Его дом сразу за сараем с техникой. Я ненадолго.
        Старый сторож сидел на веранде и в свете заходящего солнца ремонтировал седло. У его ног лежала старая собака.
        — Эй, привет,  — поприветствовал он.  — Видел, как ты подъехал.  — Сторож отложил седло на пол и темно-серыми прищуренными глазами посмотрел на Макса, словно пытался разобраться в ситуации.  — Как Кэрри?
        — Ну, на самом деле все довольно неплохо. Мне пришлось отвезти ее в Таунсвилль на обследование, однако никаких признаков серьезных повреждений не оказалось. Она чувствует себя хорошо, просто пока у нее немного побаливает голова и сохраняется чувство усталости.
        — Повезло.
        — Да.  — Они оба знали множество жутких историй о падениях с лошади.  — Единственная проблема — ее память,  — добавил Макс.  — В данный момент у нее, кажется, амнезия.
        — У нее пропала память?
        Макс кивнул:
        — Ее нельзя оставлять одну. Я привез ее сюда.
        У старика удивленно расширились глаза.
        — Сюда? В усадьбу?
        — Ей нужно отдохнуть и подождать, вот и все.  — Макс заметил удивление в глазах Барни и вздохнул.  — Знаю, ситуация очень странная, непростая. День-другой будет неловко. Кэрри ничего не помнит об этом месте.
        — Ничего?
        — Совсем.
        — Черт возьми. Так она не знает о…  — Барни замолчал и медленно, недоверчиво покачал головой. Потом попытался улыбнуться, но у него только перекосились губы.  — Так она не знает, какие между вами отношения?
        — Нет.  — У Макса потемнело в глазах.  — Она вообще меня не помнит. Даже то, как мы познакомились.
        Барни стащил шляпу и почесал голову — знак крайнего замешательства.
        — Ну просто как в книгах.
        Он открыл рот, будто собираясь что-то сказать, но потом передумал. Вместо этого хмуро встал, уперся руками в худые бедра и уставился на закат.
        — Ну, и как тут дела?  — поинтересовался Макс.  — Все в порядке?
        Барни заморгал, настолько резко тот сменил тему.
        — Да, конечно. Без проблем, Макс. Я проверил все пастбища и запруды и отвез корма в стадо на западном выгоне.
        — Молодец. Нам, наверное, придется на следующей неделе отнять телят от коров,  — бросая быстрый взгляд на усадьбу, сказал Макс.  — В любом случае, мне сейчас лучше вернуться, возможно, Кэрри что-нибудь понадобится. Я только хотел рассказать тебе и предупредить о ситуации.
        — Да, спасибо, парень.  — Мрачное выражение в серых глазах Барни на мгновение померкло, а затем резко исчезло. В следующий момент он уже ухмылялся.  — Как знать, Макс, а вдруг этот несчастный случай с Кэрри приведет к чему-нибудь хорошему?
        — Думаешь?  — Макс даже не стал скрывать сомнения.
        — А почему нет? Кэрри может быть — ну, не знаю,  — Спящей красавицей или что-то в этом роде. Глядишь, все и окончится хорошо.
        — Не поручился бы, старик.
        — Не будь пессимистом. Думаю, это дар свыше, и мы еще увидим тебя и Кэрри вместе, как в сказке.
        Макс не смог сдержать горького смешка:
        — Думаешь, она проснется и поймет, что я принц?
        — Почему бы и нет?
        От наивного оптимизма Барни Макса резануло как ножом.
        — Это жизнь, а не сказка,  — мрачно заметил он и резко повернулся, чтобы не видеть разочарования в глазах старого друга.
        Кэрри устала и понимала, что, наверное, лучше лечь. Доктор велел ей больше отдыхать. Но она не находила себе места и начала раскрывать тайны этого нового для нее дома.
        Держа в руках чашку чая, она обошла дом, изучая незнакомые предметы — кухонную утварь в шкафу на кухне, вещи в ванной, включая женский халат, висевший на крючке за дверью, и корзину для грязного белья, в которой лежали джинсы Макса и синие футболки. Здесь же стояли две раковины — одна с чашкой с бритвенными принадлежностями, другая — с милыми бутылочками с жидким розовым мылом и увлажняющим кремом.
        Все казалось «обжитым» и странно нормальным.
        В холле она остановилась перед картинами на стене. Ничего примечательного. Несколько очаровательных пейзажей, ваза с тропическими фруктами, другая ваза у открытого окна с дикими цветами. Приглядевшись, Кэрри увидела, что на всех картинах одна и та же фамилия. Марни Роззитер. Может быть, Марни — одна из родственниц Макса?
        В гостиной она нашла большой портрет, тоже написанный Марни: мужчина, очень напоминавший Макса. Его отец? Дедушка?
        Однако пока она не нашла ничего, что говорило бы о ее присутствии в этом доме. Кэрри чувствовала себя невидимкой. Обычная жена.
        В ней начал подниматься небольшой ураган паники. Возможно, это ужасный обман. И Макс ее похитил.
        Эта глупость чуть не превратилась в убеждение, и она поспешила войти в следующую комнату, столовую, где увидела коллекцию фотографий в серебряных рамках на старомодном комоде.
        О, мой Бог!
        Кэрри подошла ближе и увидела себя. В свадебном платье. Она выходила из церкви рука об руку с Максом Кинсайдом.
        У нее затряслись руки. Она поставила кружку на салфетку и взяла фото, чтобы лучше рассмотреть. Какое роскошное, мягкое, летящее и романтичное платье. С милым кроем, открывавшим плечи. Макс тоже выглядел потрясающе красивым в черном смокинге.
        Но внимание привлекла не одежда, а сияющее счастьем выражение на ее лице. И на лице Макса.
        Ослепительно — вот единственное слово, которым можно охарактеризовать то, как они выглядели. Ослепительно и триумфально. Сияя очевидной радостью.
        Боль в груди разрасталась, давила на ребра и заставляла горестно сожалеть, что она ничего не помнит, глядя на фото. Как же ей хотелось все вспомнить, снова испытать те подлинные чувства, которые она увидела!
        Кэрри поставила фото на место и почувствовала, как в ней медленно разливается ободряющая теп лота от того чувства, что Макс оказался настоящим. В общем, ничего страшного, что он понравился ей с первого момента появления в больничной палате. Не было ничего дурного в ее сразу же возникшей симпатии и в том, что та усиливалась с каждым часом, проведенным в его компании.
        Ей вовсе не требуется бороться с чувствами и желаниями, рождавшимися в душе. Он был и остается ее мужем. Он любит ее. Они любили друг друга. И… любят?
        Приободрившись чудесным образом, она стала рассматривать другие фотографии. Ее давние подруги Джоанна и Хейди — подружки невесты — были одеты в одинаковые наряды, антрацитового оттенка шелковые платья с розово-белыми букетами.
        Потом внимание Кэрри привлекла еще одна фотография. На ней она приезжала на свадьбу, выходила из сверкающего на солнце черного лимузина, украшенного белыми атласными лентами, и шла к церкви под руку с высоким и довольно представительным седовласым пожилым мужчиной. Он, вероятно, вел ее к жениху, но, хотя он и выглядел смутно знакомым, Кэрри не могла до конца узнать его. Он явно не ее дядя или старый друг семьи. Отца ведь она никогда не знала, тот умер, когда она была совсем маленькой.
        Кэрри все еще гадала, кто бы это мог быть, когда услышала скрип открывающейся кухонной двери и шаги Макса. Он вошел в холл и остановился в проеме.
        Кэрри повернулась.
        — Привет,  — тихо произнес он.
        От одного взгляда на него у нее забилось сердце.
        — Как Барни?  — догадалась спросить она.
        — Отлично. Я объяснил ему нашу ситуацию. Он ждет, когда сможет встретиться с тобой.
        — Ладно.  — Все еще чувствуя неловкость разговора о неизвестном Барни, Кэрри повернулась к фотографиям.  — Я только что нашла их. Думаю, это окончательное доказательство, что мы связаны в один узел.  — Она попыталась сказать это как можно легче и удивилась, что у нее получилось. Макс, понятное дело, устал от ее настороженного вида.
        — Ты была красивой невестой, Кэрри.
        — Ты и сам неплохо выглядел.
        Он быстро улыбнулся, но не стал выглядеть счастливее.
        Почему? Кэрри снова почувствовал приступ тревоги. Неужели она ведет себя не так, как обычно? Интересно, какой она была женой? Страстной? Импульсивной? Хотелось, чтобы Макс прямо сейчас обнял ее и разогнал все сомнения поцелуем.
        Но этого не произошло. Он слишком заботлив.
        Кэрри взяла фотографию, где она стояла вместе с незнакомым седовласым пожилым мужчиной.
        — Кто этот человек? Он вел меня к венцу?
        — Да.  — Макс подошел ближе и серьезно взглянул на фото в ее руках.  — Это наш сосед.
        — Сосед?  — переспросила она, чувствуя еще более запутавшейся, чем раньше.
        — Да.
        — Как его зовут?
        — Дуг Петерсон.
        — Почему, черт возьми, он вел меня к венцу?
        Глаза Макса засветились симпатией.
        — Кэрри, это твой отец.
        Глава 6
        — Мой отец?  — Потрясение просто взорвало Кэрри.
        — Да,  — мягко, но уверенно ответил Макс.
        Но у меня нет отца. Мой отец умер.
        В ней взбунтовались все чувства, сложившись в паническую смесь гнева, смущения и сомнения.
        Все детство она сожалела, что у нее нет отца. Столько раз пыталась представить его, призывая на помощь свою богатую фантазию: сильного, доброго, любящего мужчину, который бы ее баловал.
        Как же ей не хватало отца! Она заметно отличалась от других детей. Ее родители не были в разводе. Отец не приходил к ней по выходным и на каникулах. Он умер. Ушел навсегда.
        А теперь вот эта новость.
        У нее закружилась голова, ноги стали ватными. Она упала бы, если бы Макс не поддержал.
        — Эй, не переживай так.  — Его твердые, как камень, руки удержали ее, она почувствовала себя беспомощной и положила голову ему на плечо, благодарная за его силу.
        — Тебе нужно прилечь,  — посоветовал он.
        — Прежде всего ты должен рассказать мне, что все это значит. Как этот человек может быть моим отцом?
        — Не все сразу.
        И прежде чем она поняла, что он делает, Макс легко взял ее на руки и понес, словно она весила не больше котенка. Без дальнейших разговоров отнес в спальню.
        Несколько коротких мгновений она безрассудно наслаждалась тем, что ее несет сильный здоровый мужчина, но мгновения пролетели быстро, и вот она уже лежит на большой белой кровати.
        — Спасибо.  — Она буквально утонула в подушках.  — Со мной все в порядке, Макс. Это просто шок от известий о моем отце. Я не совсем понимаю.
        — Знаю. Я объясню.  — Он отошел на шаг от кровати с обеспокоенным и в то же время теплым выражением на лице.  — Но сначала принесу тебе воды.
        — Нет. Мне не нужна вода. Я только что выпила чашку чаю.  — В нетерпении Кэрри оперлась на локоть. Потеря отца всегда была черной дырой в ее жизни. Ей нужно было знать все.  — Расскажи мне о Дуге Петерсоне.
        Чуть поколебавшись, Макс снова подошел ближе. К ее удивлению и тайной радости, он сел на край кровати. Его бедро касалось ее ноги, заставляя мучительно осознавать их близость.
        — Я еще раньше преодолел шок, который вызвала новость о твоем отце,  — сказал он.  — Извини, но тебе придется пройти через все это снова. В прошлый раз тебе это далось с большим трудом.
        Кэрри нахмурилась:
        — Интересно, и когда это произошло? Как я встретилась с ним?
        — Дуг и Меридит были на свадьбе Гранта и Клео, на той самой, на которой мы с тобой познакомились.
        — Меридит — жена Дуга?
        — Да, его новая жена. Ну, не совсем новая. Они женаты около десяти лет. Она тетя Гранта.
        — О’кей.  — Кэрри едва справлялась, чтобы находить линии соприкосновения со всеми этими чужими для нее людьми.  — Итак, я встретилась с тобой и с этим мужчиной, который в тот же вечер заявил, что он мой отец?
        Это звучало невероятно.
        — Он твой отец, Кэрри.  — Голос Макса звучал тепло и был полон симпатии.  — Твоя мать вышла замуж за Дуга, когда ей было двадцать один год. Она призналась, что, скажем так, «ввела тебя в заблуждение», когда сказала, что твой отец умер.
        Ничего себе.
        Кэрри будто споткнулась и начала падать в черную дыру, полностью дезориентированная. Она не понимала, где верх, где низ. Все эти годы у нее, оказывается, был отец.
        Как могла мать лгать ей в таком важном деле?
        — Почему она так поступила?
        — Точно не знаю.  — Макс хмуро смотрел в пол.  — Как я понял, Сильвия осознала свою ошибку вскоре после того, как вышла замуж за Дуга. Она не могла жить в буше. Уединенная жизнь в глуши не для нее.
        Это, пожалуй, похоже на правду. Ее мама всегда была городской женщиной. Без всякого сомнения. Она не могла обходиться без подружек, походов в кафе, на выставки, в театры.
        — Сильвия не хотела, чтобы ты знала о Дуге,  — продолжил Макс.  — Боялась, что ты захочешь поехать к нему. Я думаю, у нее вызывала ужас сама мысль о том, чтобы отправлять тебя к нему на каникулы. Я всегда думал…
        Макс замолчал. Казалось, он подыскивал слова, чтобы наилучшим образом выразить то, что нужно было ей рассказать.
        — Я думаю, твоя мать боялась тебя потерять,  — нежно проговорил он.  — В любом случае, как бы там ни было, она убедила Дуга держаться на расстоянии.
        — Но говорить, что он умер, как-то чересчур, ты не находишь?
        Да, это жестоко.
        Зная маму, Кэрри подумала, что все это весьма вероятно. Она припомнила, как та обычно комментировала телевизионные новости о буше, животноводах или засухе.
        — Мама всегда говорила, что все, кто живет в буше,  — сумасшедшие. И считала, что они не должны жаловаться и просить у правительства помощи, поскольку сами приняли решение там жить.
        — Да, я знаю.  — Макс снова нахмурился, его губы скривились в мрачной усмешке.
        Кэрри задумалась, не обидела ли она его. Он больше не смотрел ей в глаза, и она не понимала, что бы это могло значить. Неужели она стала похожей на мать? И тоже считала жизнь в буше слишком тяжелой? Мысли об этом вызывали досаду, но они вполне оправданные и даже ожидаемые. Она, как и мама, городская девушка. Закоренелая урбанистка.
        Или нет?
        Если бы она только знала!
        Кэрри подумала, каким, наверное, сильным потрясением для всех, кто имел к этому отношение, стало открытие, что ее отец жив. Для нее, ее мамы, да и для отца тоже. Но теперь трудно понять, что это были за эмоции, ведь она ничего не помнила об их встрече.
        И вообще, ее больше интересовал мужчина, сидевший перед ней.
        — Расскажи мне о нас,  — внезапно попросила она.
        Синие глаза Макса расширились, он был почти потрясен.
        — О нас?
        — Мне очень понравилось, что мы такие счастливые на свадебных фото. Это все еще актуально для нас обоих?
        Макс сглотнул, некоторое время пребывая в ужасно расстроенном состоянии. Прекрасные синие глаза подозрительно поблескивали.
        Сердце Кэрри сжалось от страха. В чем дело? Неужели их брак в опасности?
        — Я буду честен с тобой,  — начал он в конце концов, его взгляд снова стал прямым и теплым, что заставило ее засомневаться, был ли он действительно расстроен всего минуту назад.  — Я все еще люблю тебя, так же как в день свадьбы, Кэрри.
        Она передернула плечами. Как же приятно услышать такие слова. Но странно, почему Макс выглядит так невесело? Или это просто из-за ее амнезии? А может, в этом кроется что-то еще?
        — А я? Я была хорошей женой?  — Боже, как пафосно это прозвучало. Она поспешила поправить ситуацию:  — Я сделала тебя счастливым?
        С душераздирающей кривой усмешкой Макс вытянул руку и нежно провел по ее щеке большим пальцем.
        — Ты сделала меня таким счастливым, каким я и не надеялся стать.
        Однако у него была такая грустная улыбка, что Кэрри неожиданно почувствовала себя подавленной и совершенно сбитой с толку.
        У нее вырвался тяжелый вздох.
        Макс расценил это как сигнал и встал.
        — Тебе не стоит волноваться обо всем этом сейчас. Надо как следует отдохнуть, набраться сил.
        Она согласилась с ним, хотя охотнее бы предалась отдыху, если бы ее не мучило сомнение, будто он не рассказал ей самого важного.
        — Расслабься, а я приготовлю тебе поесть,  — добавил он.
        Кэрри неожиданно села:
        — Не стоит беспокоиться.
        — Я приготовлю что-нибудь совсем простое. Например, тосты с жареным сыром. Подойдут?
        — О!  — Тосты с жареным сыром ее любимые бутерброды, и сейчас она не хотела бы ничего другого. Макс, должно быть, знает о ее вкусах. Она была готова расцеловать его.  — Это было бы чудесно,  — сказала она улыбкой.  — Спасибо.
        Он ответил ей улыбкой и, послав шутливый салют, вышел из комнаты. Интересно, это старая шутка, которой они всегда обменивались?
        Когда она обо всем вспомнит? Когда все это обретет хоть какой-то смысл?
        Когда на кухне зазвонил телефон, Макс быстро ответил на звонок.
        — Ах, это ты, Макс.  — Теща даже не скрывала своего разочарования.  — Я надеялась поговорить с Кэрри.
        — Она отдыхает, Сильвия. Боюсь, долгая поездка ее утомила.
        — Конечно, утомила. Не могу поверить, что ты решился тащить бедную девочку в такую даль, и это в ее-то состоянии.
        Макс поморщился:
        — Это было решение Кэрри — ехать домой.
        — Домой?  — Теперь в голосе Сильвии уже не было издевки.  — Уверена, что Кэрри больше не считает Риверсли своим домом.
        Макс едва сдержался, чтобы не выругаться, находясь уже на пределе терпения.
        — Но самое важное,  — продолжала теща,  — может ли моя дочь в таком состоянии принимать разумные решения.
        Этим вопросом задавался и сам Макс, но не был готов признаваться в этом Драконихе.
        — Кэрри выглядит совершенно здравомыслящей.
        Сильвия фыркнула:
        — Ну да, кто бы сомневался. Однако мне все это не нравится.
        Ничего удивительного. Сильвии всегда все не нравилось с того момента, как она узнала о Максе. А когда за их знакомством последовало «воскрешение» Дуга Петерсона, она так разволновалась, что даже провела ночь в больнице. Макс одно время жалел ее, но его симпатия серьезно поубавилась в последующие годы.
        — Сильвия, можно тебя попросить не говорить Кэрри о твоем отношении ко всему этому, когда будешь разговаривать с ней? Это все равно ничего не изменит.
        На том конце провода послышался явный вздох.
        — Благодарю тебя, но не стоит учить меня, как и о чем разговаривать с моей собственной дочерью.
        Не зная, как выразить чувства вежливо, Макс прикусил язык.
        — Думаю, я сама соображу, как мне с ней разговаривать,  — продолжала Сильвия.  — И еще, я хотела бы кое-что сказать тебе, Макс. Буду до конца откровенной.
        — Я весь внимание.
        — Не остри. Я переживаю за Кэрри. Меня беспокоит то, что ты планируешь воспользоваться сложившейся ситуацией.
        На этот раз Макс так громко заскрипел зубами, что у него чуть не раскрошились челюсти.
        — На что ты, черт побери, намекаешь, Сильвия? Что я соблазню Кэрри, пока она ничего не помнит?
        — Ну да. Об этом я и беспокоюсь. Кэрри сейчас такая беззащитная.
        — Знаю,  — холодно бросил он.  — Я бы попросил тебя поверить мне, я действую исключительно в интересах моей жены.
        — Ну да, но я случайно узнала…
        Сильвия замолчала. Макса охватили новые сомнения. Неужели теща узнала, что Кэрри планировала уйти от него?
        На том конце телефонной линии снова раздался вздох.
        — Придется поверить, что ты сдержишь слово,  — сказала Сильвия, хотя и не очень уверенно.
        — Я скажу Кэрри, что ты звонила и передавала ей привет.
        — Спасибо. Я перезвоню утром.
        Макс мрачно повесил трубку. Теща всегда была недовольна, что он увез ее дочь от ярких огней города в глубины буша.
        Однако Кэрри долго уговаривать не пришлось. Она сама решила уехать из города, когда они познакомились. С пылавшими восторгом глазами она заявила, что готова последовать за ним хоть в Антарктиду, на вершину Эвереста или на Тимбукту, только бы быть с ним вместе. К разочарованию ее мамы.
        Макс вспомнил, как Сильвия приехала в первый и последний раз в Риверсли-Даунс погостить. Она сразу же направилась в дом, едва присев на веранде. И провела все пять дней в гостиной, одетая так, словно ожидала приезда королевы.
        С тщательно уложенной прической, накрашенными ногтями, жемчугом на шее и в ушах. Разодетая в откровенное вечернее платье, она вышивала крестиком, когда у Кэрри не было времени ее развлекать.
        Все вздохнули с облегчением, когда она уехала. От нее остался подарок — вышитая диванная подушка с девизом «Семья навсегда».
        Макс воспринял это послание как угрозу.
        Но сегодня вечером ему есть о чем беспокоиться помимо тещи. Его преследовала мысль, что Кэрри пошла путем своей матери, и это увело ее из семьи. Сегодня она все же задала ему тот душераздирающий вопрос.
        Я сделала тебя счастливым?
        Он сказал ей правду. Она сделала его счастливее, чем он ожидал. Два с половиной года они гармонично работали вместе, были друзьями и страстными любовниками.
        Он не хотел рассказывать Кэрри остального — что она разлюбила землю и ушла от него. И в тот самый день растоптала его сердце тяжелыми сапогами.
        Сквозь белые занавески пробивался мягкий рассвет. Кэрри лежала в полусне и рассматривала комнату — картины с туманными холмами, белый туалетный столик и милую зеленую стеклянную чашу с кучей сережек. Все казалось знакомым. На мгновение показалось, что она вспомнила все. Но воспоминания заканчивались тем днем, когда позавчера Макс привез ее сюда.
        Как только она пыталась остановить воспоминание, оно улетало, как паутина на ветру, оставляя ни с чем. Ни одной зацепки, что она когда-либо видела эту комнату раньше, до несчастного случая, или дом, или мужчину, который жил здесь вместе с ней.
        Она не знала, где Макс проводит ночи. И не могла не думать, как было бы, если бы он спал здесь с ней. Она думала не о сексе, поскольку становилось слишком жарко и беспокойно, едва она только задумывалась об их обнаженных телах, соединяющихся в страсти. Зато она позволяла себе думать о других не менее интимных вещах.
        Дотрагивалась ли она до мужа ночью? Чтобы убедиться, что он лежит рядом, такой теплый и дорогой? Или она спала в его объятиях? Утыкалась в его теплую и сильную спину?
        Окончательно проснувшись от этого последнего предположения, Кэрри встала. Нашла чистую одежду во встроенном гардеробе. Выбрала джинсы и лавандовую футболку-поло. Оделась. Хотя всегда считала лавандовый цвет старушечьим. Но когда посмотрела на себя в зеркало у туалетного столика, с удивлением поняла, как он ей идет. Она перебрала украшения в зеленой вазе и хотела уже примерить золотые серьги, когда увидела за вазой небольшую стеклянную подставку для колец.
        А на ней простое золотое обручальное кольцо и красивый старинный перстень с двумя бриллиантами и очень тонким изношенным ободком.
        Это, должно быть, кольцо бабушки Макса. Оно ей сразу понравилось.
        Кэрри примерила кольца. Те подошли идеально. Она вытянула руку, любуясь ими. И снова удивилась, почему поехала кататься на лошади без них.
        Макс сказал, что она сделала его счастливым, а сам-то при этом выглядел таким грустным. Она не могла отбросить чувство, что за этим кроется что-то еще. Какая-то тайна, связанная с их браком.
        От беспокойных мыслей отвлекла Кловер, которая вошла в спальню и поприветствовала ее, энергично размахивая хвостом.
        — О, доброе утро, золотая красавица.  — Кэрри погладила собаку, и лед в сердце растаял, когда она увидела радость в глазах Кловер.  — Ты скучала по мне?
        Через мгновение она уже стояла на коленях и заглядывая в морду собаки.
        — Ты должна знать правду, Кловер. Мы с Максом счастливы? Как бы я хотела, чтобы ты могла мне все рассказать.
        Кловер просто перевернулась на спину, желая, чтобы ей почесали животик.
        Кэрри засмеялась.
        — Позже я отведу тебя гулять. Ты ведь хочешь гулять?
        От внезапного восторга, охватившего собаку, стало ясно, что она понимает слово «гулять». И значит, ответ был «да».
        Еще немного почесав Кловер за ушами, Кэрри пошла на кухню, где нашла у плиты записку, написанную от руки и подпертую сахарницей.
        «Привет, Кэрри.
        Мне нужно рано ухать, чтобы сделать кое-какие работы. Скоро вернусь, позавтракай сама. Все лежит или в кладовке, или в холодильнике.
        Я возьму спутниковый телефон и позвоню тебе в восемь тридцать. Если тебе что-нибудь понадобится до этого времени, позвони сама, номер рядом с телефоном.
        Да, звонил твой отец. Он приглашает нас на ланч в воскресенье.
        Макс».
        Как ни глупо, но настроение у нее сразу поднялось. Хотя и поняла, что зря надеялась, будто Макс будет сидеть и ждать, когда она проснется. «Но это разочарование хороший знак»,  — убеждала она себе. И ее странные опасения, будто что-то не так с их браком, могут оказаться совершенно безосновательными. Все это только в ее голове.
        А принимая во внимание амнезию, эта последняя мысль была вполне ироничной. Она улыбалась, выбирая пакетики чая, и, пока закипал чайник, открыла двери кладовой, чтобы выбрать себе что-нибудь к завтраку.
        Это была не кладовая, а мечта — почти отдельная комната, вся в полках, с хорошей вентиляцией благодаря небольшому окошку. Большие пакеты с мукой и сахаром стояли на полу, а на полках теснились всевозможные баночки и пакеты, всегда необходимые в хозяйстве потому, что супермаркеты находились далеко отсюда.
        Там было также на удивление много полок с аккуратно подписанными стеклянными банками, выглядевшими как домашние заготовки — чатни, огурцы, варенье и джемы.
        Кэрри выбрала одну банку. На этикетке, отпечатанной на компьютере, значилось: «Острый томатный чатни Кэрри К.». Этикетка выглядела довольно профессионально: черно-белый рисунок эвкалиптового дерева внизу, далее адрес — Риверсли-Даунс — и телефон мелким шрифтом.
        — Боже.
        Значит, она теперь Кэрри К.? К. и К.  — боже, какой сюрприз — научилась готовить чатни и джемы. В прошлом, когда она думала о домашних заготовках, если вообще когда-нибудь задумывалась об этом, считала их чем-то вроде древней черной магии.
        Только не говорите мне, что я превратилась в домашнюю богиню.
        Заинтригованная, она открыла банку джема из манго и решила попробовать его с тостами. Оказалось вкусно, особенно с горячим чаем. Кэрри намазала еще один кусочек, и тут зазвонил телефон.
        Она подскочила, когда резкий звук разорвал тишину в доме, потому быстро поспешила ответить.
        — Алло?  — Она растерянно раздумывала, как будет разговаривать, если звонящий ожидает, что она должна его знать.
        — Кэрри,  — завибрировал в трубке глубокий голос Макса.
        — А, привет.  — Внезапно пропал голос, без сомнения оттого, что ее поразил его густой баритон.
        — Как ты себя чувствуешь сегодня?  — спросил он.
        — Спасибо, хорошо.  — Она поняла, что в его вопросе почти наверняка есть некий подтекст.  — Но боюсь, никаких новых воспоминаний.
        — Ну ладно. У меня здесь еще есть работа. Если с тобой все в порядке, значит, я могу поработать еще час-другой.
        — Конечно, Макс. Я найду, чем себя занять. Да, и еще. Ты уже кормил Кловер?
        — Да.  — Она подумала, что он обрадовался ее вопросу.  — Так что ей ничего не понадобится до самого вечера.
        — Ладно. Спасибо.
        Поговорив с мужем, Кэрри набрала номер матери и после приветствий приступила прямо к делу.
        — Макс рассказал мне о Дуге Петерсоне, мам.
        — Ох!
        — Мы собираемся к нему на ланч в воскресенье.
        На это мама ничего не сказала.
        — Не могу поверить. Как тебе только в голову пришло сказать мне, что он умер?
        — Кэрри, сейчас не время это обсуждать.
        — Не время?  — Неужели мать не чувствует своей вины?
        — Мне трудно и больно все это объяснять. Ты все узнаешь, когда к тебе вернется память.
        — Это все, что ты можешь сказать? Подожди, пока не вернется память?
        — Извини, любимая. Не думаю, что стоит торопиться. Вы с Дугом в хороших отношениях сейчас. И в настоящий момент это самое главное.
        Кэрри разочарованно повесила трубку. Неужели у матери есть причины так расстроенно и туманно говорить о Дуге Петерсоне?
        Она огляделась, раздумывая, чем бы заняться. Интересно, что она обычно делала? Странно, оказаться в собственном доме, а чувствовать себя как в гостях.
        Она помыла кружку и тарелку, поставила их на место, потом застелила кровать и решила отвести Кловер гулять, как и обещала.
        Взяв шляпу с крючка у входной двери, пошла с собакой по дорожке, окружавшей луга и скотный двор. На деревьях вдоль ручья верещали сороки, над головой сине-зеленой молнией промелькнула стайка волнистых попугайчиков.
        Кэрри вдохнула чистейший, наполненный эвкалиптовым ароматом воздух и почувствовала неожиданный прилив жизнерадостной энергии.
        — Эй, привет!
        Она обернулась на неожиданно донесшийся с луга голос. И увидела пожилого человека, лысоватого, с остатками седых волос, одетого в типичные для этих мест джинсы и хлопчатобумажную рубашку с длинным рукавом. Мужчина размахивал шляпой, чтобы привлечь ее внимание.
        Это, наверное, Барни, старый животновод. Он надел шляпу и поспешил к ней. Кэрри, слегка припрыгивая, прибавила шаг и поспешила ему навстречу.
        — Доброе утро.  — Она вежливо протянула ему руку.
        — Доброе, Кэрри. Я Барни Леджер.
        — Я так и подумала.
        У него была жилистая фигура, как у человека, проведшего всю жизнь в буше. Он мягко улыбался, его глаза сияли.
        — Хорошо, что ты вернулась домой живой и здоровой.  — И он пожал ей руку.
        — Спасибо. Я тоже рада вернуться. Немного странно ничего не помнить.
        — Могу поспорить, так оно и есть,  — еще шире улыбнулся Барни.  — Но все равно, нет худа без добра.
        — Наверное.  — Кэрри почувствовала, что настроена не настолько оптимистично, как Барни, чей пристальный взгляд так и пронзал ее.
        — Я знаю, ты сейчас как в тумане, Кэрри, но не думаю, что открою тебе глаза, если скажу, что твой муж, Макс, отличный парень. Такого хорошего человека любая была бы рада заполучить.
        Искренность похвалы Максу глубоко тронула Кэрри. Она не знала, что ответить, и просто кивнула.
        — Он будет заботиться о тебе,  — добавил Барни, в его карих глазах виднелась прочувствованная серьезность, убеждавшая лучше всяких слов в том, что он по-настоящему любит и гордится Максом.
        Кэрри почувствовала также, что старик беспокоится о Максе, правда, не поняла, почему. Неужели она могла чем-то задеть или обидеть мужа?
        Эта неприятная мысль снова намекала на то, что в их отношения все не так уж гладко.
        — Макс прекрасно заботится обо мне,  — сказала она Барни, ободряя и его, и себя.  — Я очень ему благодарна.
        — Именно это я и имел в виду,  — снова улыбнулся старик, и его лицо от глаз до уголков рта прорезали глубокие морщины.  — Если тебе что-то понадобится, когда Макс будет занят работой, дай мне знать. Возьми телефон и набери шестерку. Это добавочный номер моего дома.
        — Да ладно, спасибо. Макс оставил мне список телефонных номеров с объяснениями.
        — Хорошо.  — Барни показал на небольшой домик, покрытый серебристым железом.  — Я живу вон там. Свободно заходи на чашечку чая в любое время.
        — Спасибо, Барни.  — Кэрри не знала, может ли она ответить таким же приглашением, потому что не помнила, каковы правила поведения в буше. Она посмотрела на Кловер, терпеливо сидевшую рядом с ней.  — Я обещала Кловер прогулку.
        Барни явно был рад это слышать.
        — Отличная идея.  — Он отсалютовал им обеим.  — Еще увидимся, и ты теперь знаешь, где меня найти, если будет нужда.
        — Это здорово. Еще раз спасибо за добрые слова.
        — А как же иначе, дорогая. Добро пожаловать домой.
        — Только к нему еще нужно привыкнуть.
        Кэрри посмотрела ему вслед. Она знала, что должна благодарить Бога за то, что все так оборачивается. Все могло обернуться намного хуже. Например, она могла получить серьезные повреждения, упав с лошади. Или очнуться и заблудиться в буше, потеряв ориентацию.
        Вместо этого она здесь, в уютном доме, о ней заботится муж. А этот старик и вообще полон такой открытой доброжелательности, которой так славятся люди, живущие в этих местах.
        В довершение всего в воскресенье она будет обедать с отцом.
        — Пошли к ручью,  — позвала она Кловер.  — Мне хочется осмотреться.
        Собака с радостью поспешила за ней.
        Когда вернулся Макс, Кэрри дома не оказалось. Он осмотрел все комнаты, чтобы удостовериться, его беспокойство росло с каждым новым пустым помещением, не мог сдержать страха и ожидал худшего. Неужели она все вспомнила? Все.
        У него все похолодело внутри. Проходя по дому, он приготовился к ее отчужденности, внезапной холодности в глазах, если она вернется в то состояние, в котором находилась до несчастного случая.
        Но Кэрри не было ни в одной из комнат.
        Он убеждал себя, что не стоит паниковать. С ней, конечно, все в порядке. Но, несмотря на разумные мысли не терять хладнокровия, он ощущал невольный страх, который, как змея, проползал по спине. Врачи могли ошибаться и неправильно оценивать состояние Кэрри. У нее могли обнаружиться какие-то скрытые повреждения.
        Макс поспешил на веранду.
        Собаки тоже не было. Слава богу, по крайней мере, Кэрри не одна. И все машины на месте. Еще одна хорошая новость. Она не могла уйти далеко. Даже если бы позвонила отцу и попросила приехать и забрать ее, Дуг Петерсон не мог увезти ее мимо Вайтхорс-Крик. Скорее всего, Кэрри должна быть в усадьбе.
        Стоя на верхней ступеньке, Макс сложил руки рупором и прокричал: «Кууии!»
        И тотчас же услышал ответный лай Кловер. Звук доносился от ручья. Макс снова похолодел. Что могла там делать Кэрри? Потерялась? Поскользнулась и упала?
        Он спрыгнул с лестницы и побежал.
        Но на полпути к ручью Макс резко остановился. Из кустарника показались две фигуры.
        Кэрри и Кловер.
        Макс стоял и смотрел на них, его сердце успокаивалось. Обе выглядели такими веселыми и довольными друг другом, женщина в джинсах и шляпе и собака, радостно носившаяся у ее ног. Это просто картинка из прошлого: так когда-то и было. Картинку хотелось сохранить.
        Но он должен помнить, что это всего лишь мираж. Когда правда выйдет наружу, он растает.
        Кэрри подошла ближе и помахала ему рукой.
        — Привет!
        Он поднял руку в ответ.
        Она улыбалась. Сияла. Ее темные глаза сверкали. Его Кэрри, Кэрри из прошлого. Он чувствовал, как разрывается сердце.
        — Я надеялась, что ты не будешь о нас беспокоиться,  — сказала она, подойдя.
        Он смог неопределенно пожать плечами и гадал, видела ли она, как он бежал к ним, как сумасшедший в панике.
        — Я знал, что вы не могли далеко уйти.
        — Мы так хорошо погуляли, правда, Кловер?  — Кэрри наклонилась и погладила собаку за ушами, больше не опасаясь, как вчера. Он не мог отвести глаз от ее форм в облегающих джинсах.
        Она снова выпрямилась, все еще улыбаясь.
        — Какой красивый ручей. Он будет еще лучше через месяц-другой, когда распустится мимоза.
        Максу хотелось ее поцеловать. Хотел почувствовать вкус ее милых улыбающихся губ, провести руками по мягким изгибам ее попки, прижать к себе.
        — Да, выглядит неплохо,  — почти простонал он.  — Дождей выпало достаточно.
        Кэрри засмеялась.
        — Зато теперь я знаю, почему так похудела. Это все здоровые занятия на свежем воздухе.  — Она выжидающе смотрела на него, словно хотела услышать подтверждения своим словам.
        — Конечно,  — быстро проговорил он. Не хотелось говорить правду, как ее радость по поводу прогулок и всего того, что связано с этим стилем жизни, сильно поубавилась за последние шесть месяцев.
        — Я встретила Барни,  — сообщила она.
        Барни. Черт. Это говорит о том, в каком он состоянии. Ему нужно было поговорить со стариком, прежде чем паниковать.
        — Он твой большой поклонник,  — добавила Кэрри.
        Макс нахмурился. Ему следовало предупредить Барни не болтать. Меньше всего нужно, чтобы старик превратился в сводника, пытающегося спасти брак своего хозяина.
        Они вместе вернулись в усадьбу, и Кэрри дружески спросила:
        — Так чем ты занимался все это время, Макс?
        На мгновение он подумал, что она возьмет его под руку и пойдет рядом, прижавшись, как они ходили обычно до того, как все пошло не так.
        Но никаких прикосновений не последовало, и он сосредоточился на ее вопросе. Трудно осознавать, что она ничего не знает о его повседневных делах.
        — Я раздавал корм коровам на истощенном пастбище. Потом ремонтировал изгородь, проверял дамбы на водоемах и водопроводы.
        Он ждал, что улыбку на ее лице сотрет обычная скука.
        Но вместо этого она улыбнулась ему еще теплее.
        — Мне хочется поехать с тобой когда-нибудь, посмотреть, как ты работаешь с коровами.
        О, Кэрри!
        Глава 7
        Макс вернулся со скотного двора в сумерках и выглядел еще более сексуальным, чем мог бы выглядеть любой другой парень в пыльных джинсах и мятой, вылинявшей рубашке. Кэрри широко улыбнулась и достала корзину для пикников, заполненную до краев.
        — Мне ужасно захотелось разжечь костер,  — объяснила она.  — Я подумала, что мы могли бы пообедать у ручья. Просто поджарить сосиски,  — и заметила, как он удивленно поднял брови.
        Она представила, какими вкусными и хрустящими будут сосиски, как на барбекю, только еще лучше.
        — И Кловер тоже могла бы присоединиться к нам.
        Кэрри видела, что ее предположение застало Макса врасплох. Он как-то растерялся.
        — Не хочешь?
        Он быстро пожал плечами.
        — Почему бы и нет? Звучит заманчиво.  — Его губы медленно растянулись в улыбку.
        Кэрри уже хотела предложить пригласить и Брани, но сексуальность улыбки Макса заставила ее передумать. Ведь ее задача состоит в том, чтобы лучше узнать своего мужа.
        Она обнаружила отличное место для пикника во время утренней прогулки и очень обрадовалась, когда Макс одобрил ее выбор. Низкий песчаный берег в излучине реки. Они вместе собирали дрова и бросали их в огонь, а Кловер путалась под ногами. Пока Кэрри бросала собаке палки, а та приносила их Максу, костер ярко разгорелся.
        Вечер прекрасно подходил для пикника, последние лучи солнца окрасили небо в лавандово-розовые оттенки, а в неподвижном густом воздухе висел запах дыма и горящих эвкалиптовых листьев.
        Кэрри протянула Максу пиво.
        — Уверена, что ты это заслужил.
        — Спасибо,  — он, усмехаясь, открыл крышку,  — а ты выпьешь?
        — Не сейчас.
        — Конечно. Прости. Я на мгновение забыл.  — Он поморщился.  — Просто вырвалось.
        Они оба улыбнулись, и странно, но на секунду Кэрри показалось, что она вспомнила смех, еду на костре почти в том же месте. Но ощущение быстро исчезло — так быстро, что она не смогла на нем задержаться и сосредоточиться.
        Она подумала: неужели эти мелкие дежавю — начало возвращения памяти?
        Но больше не хотела вспоминать, портить хорошее настроение. Ведь вокруг так волшебно. В неподвижной воде можно было рассмотреть отражения стволов тутового дерева. В сумеречной тишине слышались только легкое потрескивание костра и далекие крики какаду, перекликавшихся по пути домой.
        Вскоре сосиски и порезанный кольцами лук зашипели на сковородке, и заманчивый запах еще больше усилил волшебное настроение.
        Удобно устроившись на гладком стволе, еще теплом от дневного солнца, Кэрри сидела, погрузившись в окружавшую мирную картину. Насколько же права старая поговорка — самое простое и есть самое лучшее.
        Она поняла, что, наблюдая за Максом, наслаждается легкостью его движений, любуется, как он, поддерживая огонь в костре, подбрасывает в него дрова из кучи, которую они собрали вместе.
        Еще она посмотрела, как он носком сапога подбрасывает угли в центр костра, и перевернула сосиски на сковороде.
        — Угли готовы,  — сообщил он.
        — Отлично,  — предложила Кэрри.  — Я уже сделала салат.
        — Салат?  — удивленно и даже потрясенно переспросил он.  — Из зелени?
        — Ты не любишь салат?
        Он захихикал:
        — Люблю. Но ты терпеть не можешь сосиски с жареным луком и томатным соусом, завернутые в лепешку.
        И тут он усмехнулся так, что Кэрри расхотелось спорить.
        Они стояли на берегу ручья, наслаждаясь затухающим костром и серебристой дорожкой света от уже почти полной луны, волшебно сиявшей над вершинами деревьев.
        Кэрри, наевшаяся хрустящих сосисок, была рада, что Макс не торопится вернуться домой. Она сидела, обняв колени, с Кловер, устроившейся рядом, и украдкой поглядывала на профиль Макса на фоне костра.
        — Я сделал тебе предложение именно здесь,  — вдруг сказал он.
        Кэрри затаила дыхание, и почти сразу же у нее хлынули слезы из глаз, потому что она изо всех сил пыталась представить, каким был тот самый романтичный момент ее жизни.
        — Как э-эт-т-то было?  — заикаясь, спросила она.  — Чт-т-то ты сказал?
        Макс повернулся к ней, и его глаза засияли синевой. Потом он улыбнулся и вытащил палку из костра. На ее конце горел огонек.
        — Ничего необычного. Но на небе появилось послание.
        Он начал писать в воздухе палкой, и огненные угольки яркими красно-золотыми всполохами засветились на фоне ночного неба. Движения палки создавали надпись, светящуюся достаточно долго, чтобы Кэрри смогла ее прочитать.
        ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ
        Она радостно засмеялась:
        — Прикольно! Просто и прямо. А ответ я тоже написала?
        — Да,  — тихо ответил он.
        — Как могу догадаться, я написала «да»?
        Макс кивнул и снова сунул палку в огонь, пожал плечами и вздохнул.
        Кэрри показалось, что он расстроился. Это словно игра в одни ворота, когда только один из двоих сохранил воспоминания. Как бы ей хотелось, чтобы он хоть немного пофлиртовал с ней, как тогда, когда они познакомились. Интересно, почему он снова отвернулся и, более того, забеспокоился о чем-то?
        — Как давно твоя семья живет здесь?  — спросила она, почувствовав, что нужно перевести разговор в более безопасное русло.
        — Почти сто двадцать лет. В Риверсли обитает уже пятое поколение Кинсайдов.
        — Ого!  — Она немного помолчала, обдумывая его слова. Явно в семье должны существовать богатые традиции, связанные с Риверсли-Даунс. Красивая старинная мебель в доме, фамильные портреты на стенах — только часть их столетней тяжелой работы на этих бесконечных гектарах земли. Одна семья служит хранителем этого большого куска Австралии. Просто настоящее наследие.
        — И фамилия всегда была Кинсайд?  — не унималась она.  — Неужели всегда рождались сыновья?
        Макс пошевелил угли, подняв кучу искр.
        — Пока да.
        У Кэрри перехватило горло, когда до нее дошел смысл этой новости. Без сомнения, именно ей предстояло произвести на свет очередное поколение Кинсайдов. Мысль о том, что эту обязанность ей предстоит выполнить с помощью Макса, вызвала румянец на коже.
        Прошло довольно много времени, прежде чем любопытство заставило ее задать следующий вопрос.
        — А как я относилась к необходимости произвести на свет сына-наследника?
        Она крепко обняла колени, ожидая ответа Макса. В свете костра увидела его глаза, четко очерченные скулы, линию носа и подбородка.
        Он заговорил, глядя на огонь:
        — В прошлый раз, когда мы обсуждали это, ты была готова ответить на вызов.
        В прошлый раз, когда мы обсуждали это. Эти слова вызывали больше вопросов, чем ответов. Самый интимный вопрос в браке. Кэрри вдруг оробела. Очевидно, слишком рано выяснять подробности.
        — Так, а у тебя есть братья?
        — Две сестры.  — Выражение лица Макса стало спокойнее, и он улыбнулся.  — Джейн — физиотерапевт, замужем за юристом в Брисбене. Салли — журналистка. Работает в Великобритании.
        — Как хорошо.  — Кэрри попыталась их вспомнить. Как единственному ребенку, ей понравилось, что у нее есть сестры-золовки.
        — А твои родители?
        — Оба живы и здоровы. Они отошли от дел и живут в Саншайн-Коуст. Переехали туда вскоре после нашей свадьбы.
        — А я в хороших отношениях с ними?
        — Конечно.  — Теперь лицо Макса оказалось в тени, и она не видела выражение его лица.  — Они тебя любят, Кэрри.
        Его голос немного дрожал, когда он это говорил. У Кэрри даже волосы на руках встали дыбом.
        — Приятно узнать.
        — Мои родители готовы совсем отойти от дел и хотят передать ферму мне. Нам с тобой. Поэтому мы вольны распоряжаться всем имуществом по собственному усмотрению. Они по-прежнему регулярно приезжают сюда погостить. Прошлый раз приезжали на Пасху.
        — А!
        Потеря памяти, как кирпичная стена, отгораживала ее от всего вокруг. Наверное, хватит вопросов на сегодня.
        Разговор иссяк, и Кэрри стала собирать вещи в корзину. Макс затушил костер, залив его для верности водой.
        Для него этот вечер превратился в мучительное испытание выдержки.
        Весь вечер Кэрри выглядела такой счастливой, как та, прежняя Кэрри, на которой он женился. Она ела жареные сосиски с таким ликующим энтузиазмом, словно ребенок, закидывая голову назад, чтобы подхватить льющийся с них соус, и невинно демонстрируя белую шею и белую кожу в V-образном вырезе блузки.
        Она была точной копией той счастливой невесты с глазами-звездами, которую он привез в Риверсли несколько лет назад и которая настойчиво постигала премудрости жизни в буше, стремясь стать самой лучшей женой в округе, несмотря на печальные предостережения матери.
        Вероятно, не стоило начинать говорить о предложении. Максу было тяжело вспоминать, как они несколько раз занимались любовью здесь, на берегу ручья, расстелив на песке ковер для пикника, сбросив одежды около пламени костра, доводя друг друга до экстаза.
        Сегодня вечером ему понадобилась вся воля без остатка, чтобы держать дистанцию. Воспоминания обжигали и будили желание. Тем более что Кэрри пыталась с ним флиртовать. Ее любящие темные глаза сияли тем особым восторгом и предвкушением, которые он так хорошо помнил и которые лишь усиливали воспоминания о том, насколько ненасытной она была в любви.
        Воображение разыгралось не на шутку. Он уже чувствовал вкус ее губ, шелковистую гладкость кожи, мягкость груди под руками. Сегодня вечером было так легко позволить себе вольность. Соблазнительную, сладкую, славную вольность.
        Желание едва не убило его, но он дал слово Сильвии. А даже если бы и не давал, Кэрри пришла бы в ярость, когда вернувшая память дала бы понять, что он воспользовался ее слабостью.
        Жестокая ирония — наблюдать, как его жена Кэрри наслаждается костром и пикником в лесу и понятия не имеет, насколько сильно изменилась в последние месяцы. Потеряла интерес к занятиям любовью, разлюбила развлечения на воздухе, да и вообще, ей наскучила жизнь в буше.
        В любой момент она может все вспомнить, и Макс понимал, что не должен попадать под ее обаяние в силу хорошего сегодняшнего настроения. Его задача — наблюдать и ждать, готовиться к неминуемой ссоре.
        К воскресенью, когда они отправились в Вайтхорс-Крик, ничего не изменилось.
        Память к Кэрри все еще не возвратилась. Макс все еще спал в комнате для гостей. Кэрри все еще отчаянно пыталась удовлетворить свое любопытство по поводу их отношений. Они с Максом продолжали относиться друг к другу как вежливые приятели, а не как муж и жена.
        Для Кэрри ожидание нормального состояния становилось непереносимым.
        В субботу она сделала все возможное, чтобы выяснить все о жизни в Риверсли-Даунс. Встала на рассвете вместе с Максом и любовалась волшебным восходом золотого солнца над вершинами деревьев. Поехала с мужем на дальнее пастбище, и они с радостью наблюдали за тем, как раскладывают по кормушкам корма для коров.
        Еще больше ей понравилось наблюдать за тем, как Макс занимается ковбойскими делами: ремонтирует изгородь в загоне, легко поднимая тяжелые слеги, бесстрашно проходя между коровами с опасными копытами и рогами.
        Вернувшись в усадьбу, она просмотрела электронную почту, нашла огромное количество писем и множество рецептов домашних консервов. А кроме того, отыскала позади фруктового сада заброшенный огородик, который, по словам Макса, когда-то был ее гордостью и радостью.
        — Ты потеряла интерес к нему, и у тебя не стало хватать времени на уход за ним,  — сказал он, когда она спросила о грядках, поросших сорняками.
        Было печально узнать, что когда-то она увлекалась огородничеством. А теперь остались только несколько сморщенных и увядших перцев и томатов, сиротливо свисавших с веток, их перезревшие плоды гнили на стеблях.
        Столь заброшенный вид лишь усилил горестное настроение Кэрри и вызвал еще больше вопросов. К тому же перед ней вырисовывалась еще большая неопределенность, когда Макс свернул с шоссе на дорогу, ведущую в Вайтхорс-Крик. Сейчас она познакомится с отцом и его женой, но от этого она чувствовала себя незащищенной и покинутой как никогда.
        — Макс,  — оборонила она вдруг,  — до того, как мы вернемся в усадьбу, мне нужно спросить у тебя: все ли между нами хорошо?
        Он мрачно посмотрел на нее.
        — Что ты имеешь в виду?
        — У меня растет чувство, что у нас проблема. Пока я не знаю, с кем это связано, со мной или с тобой. Подозреваю, что проблема во мне, но, возможно, и в нас обоих. В любом случае что-то здесь не так.
        Макс в отчаянии смотрел перед собой и отмалчивался.
        — Ты ведь именно поэтому так вежлив и услужлив со мной, да?  — настойчиво продолжала Кэрри.  — И Барни тоже. Я, правда, почувствовала, что он беспокоится о нас, и не просто потому, что у меня потеря памяти.
        Она не слышала, как вздохнул Макс и заглушил мотор, зато заметила, как поднялась и опустилась его грудь, от этого ей стало еще грустнее.
        — Сейчас не время для обсуждений, Кэрри. Тебе предстоит познакомиться с отцом еще раз.
        Ну, что же, вполне разумная причина. Кэрри была уверена, что встреча с мистическим отцом, по идее, должна занимать ее больше, однако почему-то Дуг Петерсон по-прежнему оставался величиной неизвестной, смутной возможностью, не более того. Гораздо больше заботило и отвлекало от других эмоций состояние ее брака.
        С тех пор, как впервые увидела Макса в больничной палате, она почувствовала к нему сильное притяжение, и с тех пор поняла, что он нравится ей по-настоящему, и знала, что она ему тоже нравится. Это было видно по тому, как он смотрит на нее, заботится о ней так, будто любит ее.
        С каждой минутой, проведенной с ним, ее чувства становились все глубже и глубже. Вполне вероятно, она снова влюбилась в него. В очередной раз.
        Если между ними и возникли проблемы, то она очень хотела бы знать, какие именно.
        — Могу поспорить, мой отец в курсе нашей ситуации,  — предположила Кэрри.  — То есть ты, мой отец, его жена — вы знаете обо всем, а я, значит, буду сидеть за обедом как дура, чувствуя…
        Накапливавшееся в ней напряжение было готово выплеснуться наружу без всякого предупреждения. К своему ужасу, она почувствовала, что готова разрыдаться.
        Но нет, не сейчас. Она не может приехать в Вайтхорс-Крик в слезах.
        Кэрри перевела дыхание, пытаясь всеми силами успокоиться. Тем временем Макс уже остановил машину.
        Они находились посреди пыльной дороги в окружении эвкалиптов и густого кустарника.
        Макс повернулся к ней.
        — Понимаю, как это тяжело,  — заметил он тихо.  — Но поверь, мы заботимся о тебе. Хотим для тебя самого лучшего, Кэрри. Постарайся расслабиться и получить удовольствие от обеда. Никто не будет тебя ни в чем осуждать. Мы все понимаем.
        — А я нет!  — закричала она визгливым от напряжения голосом.  — Я ничего не понимаю.
        Легко ему просить расслабиться. Он и понятия не имеет, через что ей предстоит пройти. Она посмотрела на него, чуть не дымясь от праведного гнева.
        Однако, увидев лицо мужа, его прекрасные синие глаза, сиявшие подозрительным блеском, у нее забилось сердце.
        С каждым вздохом Кэрри осознавала то, что скрывала память. Сомнений уже не осталось. Она любит этого мужчину.
        Безо всяких «что и почему». Любит его до глубины души. И с этим пониманием пришло желание, обрушившееся на ее тело, как волна на серфингиста.
        С тихим вскриком она отстегнула ремни безопасности.
        — Кэрри!
        Она, конечно, услышала крик Макса, но не поняла, что это, предупреждение или приглашение. Даже не видела его за слезами, застилавшими глаза.
        Не имеет значения. Кэрри отключила здравый смысл, потому что таяла перед Максом, и только это теперь имело значение. Ей помогло, что он понял, что с ней творится, и встретил ее объятиями.
        О! Как хорошо, наконец, ощутить его тело, силу, почувствовать его губы, язык на своих губах.
        Так вот каков он на вкус. Так вот каково ощущать его поцелуи. Успокаивает и заводит одновременно. Будит чувственность. Пронзает желанием.
        Кэрри прижалась к мужу, обняла руками за шею. Он поцеловал ее голодным, отчаянным поцелуем, больше не сдерживаясь. Ее лицо было влажным от слез, потому что ее страсть нашла у него отклик. Было так приятно в конце концов получить то, что жгло и переполняло столько дней, почувствовать, как сердце расцветает от его поцелуев.
        Ощущение пространства и времени стерлось, осталось одно только взрывное желание. Бог знает, что бы произошло, если бы ее локоть не задел сигнал на руле.
        Внезапный гудок заполнил машину, напугав их. Инстинктивно они, будто их разделил рухнувший с неба топор, отпрянули друг от друга.
        Затаив дыхание, уставились друг на друга. Кэрри поняла, что Макс удивлен не меньше ее. Она с изумлением смотрела на его смятую расстегнутую рубашку, под которой виднелась загорелая мускулистая грудь.
        Не зная, что сказать, Кэрри откинулась на спинку сиденья. В конце концов, у них есть все права проявлять страсть. Они же муж и жена.
        И все же.
        Оставались еще тысячи таких «все же».
        И тут Макс, будто вспомнив о них, глядя в переднее стекло, проговорил сквозь зубы:
        — Извини.
        — Не извиняйся.
        Он бросил на нее мрачный вопрошающий взгляд.
        — Это моя ошибка.  — Кэрри покраснела.  — Думаю, мое любопытство сильнее меня.
        Макс грустно улыбнулся:
        — И только? Всего лишь праздное любопытство?
        — Ну, не совсем праздное.  — На этот раз Кэрри удалось выдавить робкую улыбку.
        Он тихо засмеялся:
        — Ты просто дерзкая девчонка, Кэрри Кинсайд.
        Он чуть не захихикала.
        — Давай-ка лучше поедем дальше,  — и он застегнулся, пока она причесывалась и подкрашивала губы. Слава богу, она не размазала ресницы, поскольку изначально не стала красить глаза, опасаясь, что может расплакаться, когда встретится с отцом. Правда, сейчас она плакала от того, какой у нее роскошный муж.
        — Готова?  — спросил он через некоторое время.
        — Да.
        — Ты правда в порядке?
        Кэрри не рискнула бы описать свое состояние как «порядок». Дрожь от поцелуя еще не прошла. Даже можно было сказать, что она все еще оглушена.
        Но одновременно она почувствовала себя намного спокойнее. Появилась уверенность, что с их браком не все так плохо, раз уж любовная химия привела к такой реакции.
        Она кивнула и даже смогла улыбнуться.
        — Со мной все хорошо, Макс.
        Она снова взглянула на его рубашку, которая все еще выглядела немного неряшливо. На его лицо, которое снова посуровело, будто он уже жалел об их импульсивности.
        Но они не подростки, прервавшие ласки и невнятно бормочущие оправдания при виде родителей.
        Произошло нечто очень важное, что, вероятно, изменит их жизнь. В этом Кэрри была уверена.
        Глава 8
        Дуг Петерсон, стоявший с женой на веранде своего дома, выглядел таким же представительным, как и на свадебных фотографиях.
        Макс вышел, открыл дверцу Кэрри и взял с заднего сиденья торт, который она испекла. Они вместе прошли через газон. Кэрри, все еще дрожавшая от поцелуя, почти летела рядом с Максом, едва касаясь земли.
        Дуг спустился по ступеням. У него была худощавая атлетическая фигура человека, привыкшего работать на земле, а седые волосы сияли на солнце. Темно-карие глаза были точно такими же, как и у Кэрри. Он протянул руки, чтобы поприветствовать гостей.
        — Кэрри, душа моя.
        Она не ожидала такого обращения и подумала, неужели этот человек — отец — сейчас обнимет ее. Но Дуг явно почувствовал неуверенность дочери и просто поцеловал в щеку, а потом пожал руку Максу.
        — Рады видеть вас обоих,  — сказал он.
        Кэрри подумала, что он с неким особым пониманием посмотрел на ее мужа.
        Его жена стояла рядом с ним.
        — Кэрри!
        Меридит, улыбаясь, взяла ее за руки.
        — Как чудесно видеть, что ты выглядишь по-старому. Бедняжка. Мы так о тебе беспокоились.
        У Меридит были седеющие рыжие волосы, которые она не красила, сияющие серые глаза и морщинки на открытом дружелюбном лице.
        — Спасибо,  — поблагодарила Кэрри, сразу ощутив к ней симпатию.  — Но вообще-то я прекрасно себя чувствую.
        — Ты так нас напугала,  — беспокоилась Меридит.
        — Я не хотела, простите.  — Испытав чувство вины, Кэрри только сейчас осознала, насколько мало думала о том, что могла заставить эту пару сильно поволноваться.
        — Ну, ты ни в чем не виновата,  — вставил Дуг.  — Если бы эта глупая лошадь не понесла…
        Кэрри понятия не имела, что он имеет в виду.
        — Я привезла торт.  — Она показала на контейнер в руках Макса.  — Лайм и кокосовый сироп.
        — Как мило!  — засияла Меридит, искренне обрадованная.  — Это самый любимый торт Дуга.
        — Да, Макс мне говорил.
        — О!  — помрачнела женщина.  — Я на мгновение подумала, что память к тебе вернулась.
        — Боюсь, пока нет.
        Жена отца смотрела на нее с симпатией, и Кэрри неожиданно сказала:
        — Это очень странно, ничего не знать о нескольких прошлых годах. Боюсь, я все еще считаю себя городской девушкой. Было удивительно узнать, что езжу на лошади, я вообще-то их никогда не видела вживую. Как я здесь оказалась тогда?
        Она почувствовала, как все напряглись и обменялись быстрыми взглядами.
        Дуг искусно перевел разговор на другую тему.
        — Ты просто приехала к своему старику,  — улыбнулся он и показал на дом:  — А теперь входите. Все готово.
        Обед проходил в очень приятной атмосфере.
        Меридит приготовила курицу и вкуснейший салат из свежих домашних продуктов.
        Дуг оказался очаровательным хозяином, и Кэрри все время посматривала в его сторону, придя к выводу, что между ними существует небольшое сходство в улыбке, повороте головы и смехе. Она ждала, когда же ее накроют эмоции. Ведь это давно потерянный отец. И понимала, что должна испытывать невероятные чувства.
        Но потерянная память — непреодолимый барьер для эмоций. У нее с этим человеком была история, о которой она ничего не знала. Несомненно, когда вспомнит о последних нескольких годах, она снова переживет тот момент, когда они встретилась первый раз, и боль от предательства матери. А пока их отношения не совсем реальны.
        Сейчас для нее отец чужой человек, такой же, каким был муж. До поцелуя.
        Во время обеда Кэрри не могла не думать об этом поцелуе, все еще пораженная его жаром и силой, заставившей замирать сердце. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. То есть насколько могла вспомнить.
        Теперь она уже не могла излечиться от мысли, что у них с Максом была по-настоящему фантастическая сексуальная жизнь, и ей с большим трудом удавалось следить за беседой за столом.
        Макс и Дуг обсуждали предстоящий пастбищный сезон. Они помогали друг другу заботиться о своих стадах, вместе нанимали сезонных работников. Мужчины проводили ночи в буше, сгоняя стада в одно место на ночевку, и спали под открытым небом. Кэрри пришла от этого в настоящий восторг.
        — Мы с Максом устроили пикник у ручья вчера вечером,  — сообщила она.
        Дуг удивленно поднял брови:
        — Тебе понравилось?
        Она посчитала вопрос странным.
        — Да, естественно. Это было так чудесно.
        Он выслушал ее слова слегка растерянно. Меридит, напротив, хмурилась и выглядела смущенной, в то время как Макс опустил глаза в стоящую перед ним тарелку.
        Их реакция озадачила Кэрри. Почему она не может получать удовольствие от приятных вещей? Неужели она была так настроена против жизни в буше до несчастного случая? Неужели превратилась в свою мать?
        Тем не менее, исключая этот загадочный момент, день продолжался довольно гладко, что, вероятно, воспринималось всеми с большим облегчением. По крайней мере, все было вполне хорошо, пока Макс и Кэрри не вышли на веранду, собравшись ехать домой.
        — О, мне нужно отдать твой чемодан, Кэрри,  — засуетилась Меридит.  — Тебе наверняка понадобятся какие-то вещи из него.
        Кэрри нахмурилась:
        — Мой чемодан?
        Она снова почувствовала напряжение, исходившее от всех троих. Дуг неловко переводил взгляд с жены на Макса. Долю секунды лицо Меридит выражало боль, словно женщина пожалела, что затронула эту тему, но быстро спрятала растерянность за теплой улыбкой.
        — Там несколько вещей, которые ты оставила,  — легко нашлась она.  — Я сейчас принесу.
        Она быстро прошла через холл в спальню. Дуг переключил внимание на собак, принявшись гладить и обещая погулять с ними после обеда. Макс стоял, засунув руки в карманы джинсов, не отвечая на вопросительный взгляд Кэрри.
        — Вот он.  — Меридит вернулась с довольно объемным серебристым чемоданом на колесиках.
        Кэрри внимательно смотрела на него, гадая, зачем принесла в дом отца столь огромный багаж. Но вопрос об этом, по ее ощущениям, стал бы той ложкой дегтя, которая испортила бы весь мед встречи.
        Макс понес чемодан в машину, все пошли за ним. Как только вещи убрали в багажник, о них больше никто не вспоминал.
        Все попрощались, обменялись поцелуями, объятиями и обещаниями вскоре встретиться снова.
        — Надеюсь, к следующей нашей встрече память ко мне вернется,  — пообещала Кэрри.
        Дуг и Меридит пробормотали, что тоже надеются на это. Но у Кэрри сложилось впечатление, что они совсем не хотели этого.
        Ей было о чем подумать по дороге домой. О таинственном чемодане. Стремительно возрастала уверенность в том, что за месяц до несчастного случая в ее жизни произошло нечто ужасное. Возможно, это как-то связано с ее браком.
        О поцелуе. И о глубоком отклике, который он вызвал у нее.
        Все это не добавляло спокойствия.
        Ей конечно же хотелось расспросить обо всем Макса, но когда появилась такая возможность, она струсила. Кэрри наслаждалась последними несколькими днями. Очень. Заново открывала, насколько ей нравится ее муж, как она уважает и, что там скрывать, желает его. Он волновал ее до поцелуя, а теперь она просто на грани помешательства.
        Но ее чувства сосредоточились не только на Максе. Ей нравилась усадьба Риверсли, и она полюбила прогулки с Кловер. Понравилось готовить по рецептам Кэрри К., и она даже начала полоть грядки в огороде.
        Жизнь протекала так хорошо, однако Кэрри начала подозревать, что амнезия явилась остановкой в какой-то войне. Все говорило о том, что с возвращением памяти вернется и вражда.
        При этом она питала слабую надежду, что этого все же не произойдет. Очень бы не хотелось узнать, что ее брак трещал по всем швам. Так что пока легче и безопаснее не задавать вопросов, которые могли бы заставить Макса рассказать неприятную правду. Возможно, это трусость, но она решила молчать, просто закрыть глаза и снова нырнуть в неведение.
        Макс молча вел машину. Кэрри задремала. Когда они добрались до Риверсли-Даунс, уже почти стемнело. На газон легли длинные пурпурные тени. Кловер, как всегда, радостно приветствовала Кэрри. Макс без слов достал чемодан и занес его в дом, поставив в углу ее спальни.
        Она заговорила об ужине, он согласился на что-нибудь легкое. Кэрри предложила поджарить яйца, Макс одобрил, сказав, что этого вполне достаточно. Они пытались вести себя как обычно, но она почувствовала, что что-то изменилось. В воздухе снова повисло напряжение.
        Кэрри подозревала, что все это из-за чемодана, и не знала, как спросить о нем у Макса. Но она также чувствовала сильнейшее желание отбросить все здравомыслящие аргументы, боровшиеся в ее голове, и следовать велению сердца — забыть о чемодане и продолжить изучать поцелуи мужа.

***
        Макс долго не ложился. Это было единственным средством самосохранения. Если он проведет еще немного времени в компании Кэрри, захочет продолжения того поцелуя. Он не мог думать ни о чем другом.
        Но с каждым часом приближалось время, когда память Кэрри вернется. В любой день, в любой час, в любую минуту все может измениться.
        Он находился в кабинете, проверял компьютерные записи о прошлогоднем пастбищном сезоне, когда в дверях появилась Кэрри, сразу лишив его кислорода.
        Она только что помылась, блестящие волосы рассыпались свободными локонами по плечам, ночной халат с длинными рукавами закрывал ее от подбородка до колен. Неужели халат может быть таким сексуальным?
        Да, он был чертовски сексуален.
        К тому же это ведь Кэрри, и Макс прекрасно знал, что скрывается под тонкой тканью.
        — Хочешь сказать спокойной ночи?  — спросил он самым простым тоном, на какой был способен.
        — Возможно,  — загадочно ответила она и вошла в комнату.  — Но мне также интересно…
        И замолчала, стоя у его письменного стола, переминаясь с одной босой ноги на другую.
        Румянец расцвечивал щеки.
        — Интересно, сколько ты еще будешь спать в другой комнате?
        Бум! Макса словно обожгло огнем. Кэрри не понимала, почему ему это так сложно.
        — Я думал, мы оба признали, что будет лучше спать порознь, пока к тебе не вернется память.
        — Но настоящей нужды в этом ведь нет, правда?  — Она произнесла это вполне невинно, хотя щеки запылали еще сильнее, став в тон ее халатика.
        — Кэрри, когда ты очнулась в больнице, то даже не знала, что я твой муж.
        — Но теперь-то я знаю.  — Она смело встретила его взгляд. Ее милые темные глаза сверкали, она покусывала пухлую нижнюю губу.  — Макс, этот поцелуй сегодня…
        — Был ошибкой,  — перебил он, грубее, чем хотел.
        Конечно, это ошибка. Он никогда не испытывал такой страсти. Да, наслаждался каждой секундой той ошибки. Какое было блаженство снова держать Кэрри в своих объятиях, такую мягкую, женственную, полную желания. Но это только ухудшит неизбежное отрезвление.
        — Но ведь чувства были вполне реальными,  — настаивала Кэрри.
        Не зная, что сказать, Макс встал.
        — Кэрри, я не думаю…
        — О, я знаю, ты все предусмотрел,  — нетерпеливо перебила она.  — Но мы ведь женаты, Макс. Мы муж и жена уже три года и должны спать вместе, в одной постели.  — Ее глаза были широко раскрыты от желания. Они волновали. Умоляли.  — Разве не так?
        Он кивнул, внезапно потеряв голос.
        — Я пыталась представить, как это может быть,  — сказала она, потупив взор и еще больше покраснев.  — Но воображение не помогло. Я просто схожу с ума.
        А он сходил с ума, вспоминая.
        Макс так крепко сжал спинку стула, что та едва не треснула. Теперь, высказав свое мнение, Кэрри уйдет.
        Но она не уходила.
        — Если сегодняшний поцелуй что-нибудь значил,  — продолжала она,  — нас ждет нечто особенное, Макс. Нечто удивительное.
        Черт побери, да. Но все дело в том, что нужно помнить о прошлом.
        Макс знал, что немедленно должен рассказать Кэрри все. Открыть правду и отправить спать одну в ее комнату. Пора ей понять, что ее интерес к занятиям любовью — это как прыжок в пропасть, так же как и интерес к жизни здесь.
        Но она выглядела такой беззащитной, стояла в ночной рубашке и почти предлагала себя.
        Предлагала себя ему.
        Она подошла ближе, лампа, оказавшаяся позади, высветила ее силуэт, фигуру, скрывавшуюся под тканью халатика. Он видел замечательные изгибы ее груди, тонкую талию, женственные соблазнительные бедра и ноги. В голове промелькнули другие подробности, вспомнилась гладкость и мягкость кожи и то, как она отвечала на его прикосновения. Он знал все интимные особенности ее тела как свои пять пальцев.
        И, черт возьми, никогда раньше так не хотел и защитить ее, и овладеть ею, наверстать то, что они упустили.
        Он пообещал себе, что этого никогда не случится. Кроме того, дал слово Сильвии никогда не соблазнять ее дочь.
        Но сейчас это идея ее дочери, не его.
        И он безрассудно спросил:
        — Скажи, тебе все еще любопытно узнать правду о нас?
        — Ужасно.
        Кэрри ответила легким шепотом и подошла еще ближе, так, что он почувствовал запах ее мыла. Аромат полночи и роз.
        — Надеюсь, ты помнишь: любопытство сгубило кошку.
        Он попытался предоставить ей последнюю возможность уйти. Прежде чем даст волю огненному желанию прикоснуться к ней. Целовать ее, заниматься с ней безумной, дикой любовью.
        Кэрри улыбнулась. И подошла еще ближе.
        — В таком случае хорошо, что я не кошка.
        Глава 9
        Кэрри нервничала от того, как бесстыдно вела себя в кабинете Макса. Так сказать, напала на льва в его собственном логове. Но сейчас, когда его синие глаза горели огнем, и он потянулся к ней, обхватил ее лицо руками и поцеловал, она почувствовала себя спокойнее и отдалась желанию.
        Этот жутко сексуальный мужчина был ее мужем. Ее мужем, хотя и незнакомцем.
        Это сочетание сводило с ума. Заводило. Особенно когда он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал еще более страстно.
        Сегодня поцелуи Макса были еще чувствительнее, словно он доказывал, что она принадлежит ему. Чтобы у нее больше не осталось никаких сомнений в его намерениях.
        Это должно было случиться. Рано или поздно. Нынешняя ночь, наконец, будет принадлежать им. Это подарок судьбы.
        Еще один шанс спасти их брак?
        У нее не было ответа на этот вопрос, но теперь это уже не имело никакого значения. Она ощутила желание, которому не могла больше противиться, когда его язык, вошедший в нее так глубоко, что заболел живот от распиравшего жара и желания насладиться мужем.
        Скоро этих сильных и так необходимых поцелуев перестало хватать. Держась за руки, они поспешили в спальню Кэрри — их спальню по праву, мягко освещенную лампами с абажурами.
        В углу уже не было чемодана, этого сурового напоминания, символа неминуемого рока. Кэрри спрятала его, не открывая, на дно одного из просторных встроенных шкафов.
        Теперь все их внимание сосредоточилось на огромной кровати, роскошной и манящей гладким белым покрывалом, яркость которого смягчал свет лампы. У Кэрри дико билось сердце. На секунду испугавшись, она подумала, стоит ли так рисковать, но сомнения улетучились, когда Макс снова прижал ее к себе, лишая любой возможности мыслить рационально еще одним глубоким, обжигающим до глубины души поцелуем.
        Они не разговаривали. Словно условились, что слова могут представлять опасность, разрушить чары.
        Не помня, как все было в прошлом, Кэрри была счастлива дать волю своим инстинктам. Обняв Макса за шею, она прижалась к нему всем телом.
        Он целовал ее глаза, брови, губы. С чудесным рвением, без оглядки и лишних церемоний. В какой-то момент он начал снимать рубашку — с ее небольшой помощью,  — и у нее вырвался легкий выдох, когда та была отброшена и открыла его широкие плечи, грудь и соблазнительные бедра.
        Трясущимися пальцами Кэрри притронулась к нему. Такой твердый и мускулистый. Такой мужественный.
        И он хотел ее. О да!
        Он снова поцеловал ее лицо, виски, щеки, подбородок. Почти лениво расстегнул пуговицы ее халата, медленно высвобождая шею. Она едва стояла на ногах, пока он теплыми губами проводил по обнаженной коже, покрывая поцелуями шею и плечи, вызывая дрожь по всему телу.
        — Кэрри,  — хриплым шепотом позвал он.
        Она подняла глаза и увидела, что он всматривается в ее лицо, его синие глаза ярко сверкали.
        Оставалось только надеяться, что он не остановится, поскольку просить о продолжении у нее не хватило бы храбрости.
        — Да,  — прошептала она в ответ.
        Вместо ответа он поднес ее ладонь к губам и поцеловал каждый палец. Так сладко и трогательно. У нее сердце едва не выпрыгнуло из груди.
        — Ты уверена, что хочешь этого?  — уточнил он.
        Открыто глядя в его глаза, Кэрри улыбнулась, довольная, что он спросил об этом.
        — Как никогда.
        Он рассмеялся:
        — Насколько ты можешь помнить.
        Тоже верно.
        — Как насчет контрацепции?  — поинтересовался он.
        О боже. Хороший вопрос. Она должна была позаботиться об этом сама.
        — Я, наверное, принимала таблетки?
        — Да, но не волнуйся. Я все предусмотрел.
        Прежде чем она ответила, он обхватил ее за талию, снова поцеловал и повел к кровати. Их кровати, откуда они вместе взмыли на небеса.
        Они лежали в свете лампы между сбившихся простыней, восстанавливая дыхание и успокаивая сердце.
        — Ого!  — Кэрри не могла сдержать удивления. Она никогда так не занималась любовью или, по крайней мере, не могла вспомнить ничего подобного. Сияла от счастья, чуда и еще более сильного чувства, схожего с тем, которое было вызвано утренним поцелуем.
        Она снова влюбилась в своего мужа.
        Однако, принимая во внимание тайну, окружавшую их прошлое, было бы опрометчиво признаваться в чувствах Максу сейчас.
        — Не могу поверить, что могла такое забыть,  — вместо признаний пошутила она.  — Удивлена, что ко мне до сих пор не вернулась память. Уверена, что принц разбудил спящую красавицу не только поцелуем.
        Она ждала, что Макс засмеется, но он молчал.
        Повернувшись к нему, она увидела, что он положил руки под голову и смотрит в потолок. Без тени улыбки.
        На смену счастью пришел страх. Страх и чувство вины, тем более она вспомнила, что именно он спросил у нее за несколько секунд до того, как они легли в кровать.
        Ты уверена, что хочешь этого?
        Тогда она подумала, что он подстраховался из-за ее потери памяти и общего смущения. А теперь, еще раз взглянув на его серьезный профиль, она не могла не задаться вопросом: не кроется ли за этими словами нечто большее?
        Возможно, ей следовало ответить таким же вежливым вопросом?
        Если у них были проблемы до несчастного случая, о чем она стала догадываться, то сегодняшняя ночь выбивалась из обыденности. Но она чувствовала, что страсть была настоящей. Что же не так с их браком?
        Обеспокоенная, Кэрри снова попыталась вспомнить хоть что-нибудь из их жизни с Максом. Но в который раз попытка оказалась бесплодной.
        Она повернулась на бок и посмотрела на него.
        — Макс?  — Он повернулся, но его лицо осталось в тени.  — Что-то не так?  — спросила она.
        Он издал тихий звук, похожий на сдавленный смех.
        — Странный вопрос, Кэрри. Учитывая наши обстоятельства.
        — Ну да, я знаю, со мной не все в порядке, только вот что не так между нами? Что с нашим браком?
        Когда он не ответил, она решилась на еще один вопрос:
        — Как давно мы не занимались любовью?
        Он вздохнул.
        — Довольно давно.
        — Довольно давно? Несколько месяцев?
        — Да.
        — О!
        Вновь обретенное счастье покинуло ее, как воздух из воздушного шарика.
        Именно этого она и боялась.
        — Мы что…  — Она не посмела продолжить, но чувствовала, что должна докопаться до истины.  — Так, все ясно. Значит, у нас были проблемы.
        Он ничего не ответил, и она задрожала от страха, будто от холода, понимая, что самое разумное оставить все как есть, подождать до восстановления всей картины, когда вернется память. Но поскольку понятия не имела, что могло случиться, ожидание действовало на нервы.
        — Ты не расскажешь мне, Макс?  — не удержалась она.  — Что за проблемы? У кого-то из нас роман на стороне?
        Вопросы вызвали только еще один вздох.
        — Не приставай ко мне, Кэрри. Я могу изложить только мою версию происходящего, и не уверен, что это поможет. Ты скоро сама все узнаешь.
        Он говорил устало, поскучнев, но она была уверена, что дело именно в этом.
        — Но если у тебя роман с другой женщиной, я имею право…
        — У меня не было никакого романа. Ни с какой женщиной.
        Она подумала, что его ответ должен ее убедить, но тогда… Она вздрогнула от пришедшей мысли. Неужели это она не верна?
        — Так это что, я изменила?
        — Не было никаких измен,  — устало проговорил он.  — Насколько мне известно.
        Это уже кое-что. Но тут Кэрри вспомнила о чемодане и задрожала еще больше.
        — Ну, если не роман…  — Ее голос затих, когда перед глазами возникла картина заросшего сорняками огорода, к которому она потеряла интерес.  — Я потеряла интерес к сексу, да?
        — Можно подумать, если я скажу «да», ты мне поверишь?
        Кэрри молча смотрела на его потемневшее лицо. Как она могла потерять интерес к сексу с таким роскошным мужчиной? Кроме того, секс не в той лиге, что и овощи. И с Максом, уж точно, был лучшим из лучших.
        — Все это бессмысленно,  — грустно обронила она.
        — И не говори.
        Она снова легла рядом с ним и тоже принялась смотреть в потолок. Все запуталось еще больше. Однако она в который раз поняла, насколько трудно было ее мужу.
        Сначала она потеряла интерес к браку, потом память, а теперь донимает его расспросами. А ее провокационное поведение сегодня вечером только все ухудшило.
        — Извини,  — заговорила она через некоторое время.  — Это ведь я набросилась на тебя сегодня.
        — Я мог бы послать тебя подальше.
        — Рада, что не послал.  — Она нашла его руку и робко пожала ее.  — Как мне хочется узнать, что случилось. Я совсем запуталась.
        — Всему свое время.  — Он оперся на локоть, позволив любоваться его широкими плечами.  — Мне пора идти.
        — Спать в другую комнату?
        — Да.
        Теперь пришла очередь Кэрри вздыхать. Она не хотела, чтобы он уходил, бросал ее, оставлял даже на одну ночь.
        — Тебе обязательно нужно уходить?
        Ответом стало молчание.
        — Мне бы хотелось, чтобы ты остался, Макс.
        Кэрри постоянно думала, что амнезия дает ей шанс, вполне возможно, очень важный шанс все уладить. Без сомнения, это довольно шаткая идея. Но сейчас, когда она лежала рядом с мужем, казалась правильной. И поскольку не осталось никаких надежных воспоминаний, приходилось довольствоваться собственными ощущениями.
        К ее облегчению, он снова лег.
        — Если я останусь, ты должна попытаться уснуть,  — заявил он.  — Предписание врача. Помнишь?
        — Конечно.  — Она подчинится, пойдет на что угодно, если это удержит его рядом.  — Спокойной ночи.
        — Спокойной ночи, Кэрри.
        Она почувствовала его губы на своем лбу, потом движения матраца, пока он устраивался удобнее рядом с ней. Кэрри улыбнулась и закрыла глаза. Как приятно ощущать его теплое мускулистое тело всего в нескольких сантиметрах от себя.
        Макс, как всегда, проснулся с восходом солнца. В жемчужно-сером свете он увидел жену, лежавшую рядом. Лицо расслабилось во сне, ресницы лежали темными полукружьями. Губы, хотя и побледнели во сне, мягкие, пухлые, манящие.
        Пока он любовался Кэрри, эти губы сложились в легкую улыбку, и он почувствовал, как в нем поднимается волна счастья, от которого в голове появилась и крепла безумная мечта, что отныне жизнь будет именно такой.
        Прошлой ночью Кэрри вновь превратилась в его жену из счастливого прошлого — страстную, податливую и энергичную. Были все шансы, что, если он разбудит ее сейчас, она поприветствует его с тем же неизменным восторгом, как случалось раньше. От этой мысли его бросило в жар.
        Я люблю тебя, Кэрри.
        Если бы только он мог сказать ей о своей любви, эта необходимость жгла огнем. Было так соблазнительно забыть о прошлом и вести себя так, будто они начали жить с чистого листа.
        Он мучился воспоминаниями о тех сладких первых днях брака, когда они не могли оторваться друг от друга; жизнь казалась одним сплошным медовым месяцем, и все в буше удивляло и интриговало Кэрри.
        — Я буду настоящей женой животновода,  — говорила она ему, едва приехав в Риверсли-Даунс.  — Как только научусь ездить верхом, стану пасти скот вместе с тобой. Научусь выращивать фрукты и овощи. А когда пойдут дети, буду учить их дома и готовить к школе. Мне никогда не будет скучно.
        Эти розовые мечты поначалу сбывались. Кэрри ездила с ним и другими пастухами на пастбища. Готовила на открытом огне бифштексы и булочки с золотым сиропом, спала по ночам рядом с ним в спальном мешке на земле.
        Она даже помогала в хлеву. И с энтузиазмом осваивала все стороны жизни в буше. Говорила о продолжении рода Кинсайдов, члены которого жили и работали в Риверсли-Даунс уже несколько поколений. Они оба считали своей обязанностью продолжить славную традицию и пришли к соглашению, что было бы хорошо заиметь троих детей.
        Потом, после поездки Кэрри в Сидней, мечта стала таять и всего за одну ночь превратилась в пыль. Единственной причиной, по мнению Макса, было то, что мать все же сумела убедить дочь в том, что жизнь в буше была ужасной ошибкой.
        Он знал, что для единственной дочери тяжело стать огромным разочарованием для матери. И теперь, вспомнив, как изменилась жена, вернувшись тогда домой, Макс быстро встал с кровати. Глупо оставаться, позволив Кэрри проснуться рядом и ждать, как она потянется к нему с улыбкой ожидания счастья.
        Он весь сжался от этой мысли, но, тем не менее, ушел. Вышел из комнаты. Было жестоко мечтать о том, чтобы хотя бы на несколько дней вернуть их брак в счастливую колею. Было так соблазнительно замести горькую правду под ковер на это время, но когда память вернется, станет еще тяжелее.
        Кэрри не заволновалась, когда проснулась и увидела, что Макс уехал. Она знала, что он ранняя пташка, как и все, кто жил в этих местах. Кроме того, после неземной страсти прошлой ночью у нее появилась уверенность в том, что все будет хорошо.
        В их занятиях любовью существовала искренность, которая не может растаять. Это глубже и важнее тех эмоций, которые заключались в чисто физическом наслаждении, и Кэрри настроилась на оптимистический лад.
        Какие бы проблемы ни одолевали их раньше, они остались далеко в прошлом, и, если повезет, их брак получит новое дыхание.
        Возможно, если дело было в ней, она сможет все исправить. Она отдала бы все, что угодно, лишь бы Макс перестал беспокоиться.
        Радуясь наметившимся позитивным переменам, она оделась и пошла поздороваться с Кловер, попутно составляя план на день.
        Макс присоединился к ней за ланчем. Она приготовила домашний суп из помидоров с базиликом — еще один рецепт Кэрри К., который нашелся в компьютере. А поскольку она знала, что Макс проголодается, то добавила бутерброды с ветчиной и сыром.
        — Отлично приготовлено,  — оценил он с теплой улыбкой, потянувшись за еще одним бутербродом.  — Всегда нравилось, когда ты это готовила.
        Она не ожидала, что будет так польщена.
        — Знаю.  — Она вздохнула, осознав, что сказала.
        Макс нахмурился и пристально посмотрел на нее:
        — Ты вспомнила?  — тихо удивился он.
        Кэрри тоже нахмурилась:
        — Я не знаю. Нет, не думаю. Бутерброды просто показались мне неплохой идеей. Но это странно. Как только ты сказал, что любишь их, я была совершенно уверена, что всегда знала об этом. Все дело в том, как намазать их маслом.
        — Да.
        Они смотрели друг на друга через стол.
        — Помнишь еще что-нибудь?  — вежливо спросил Макс.
        Кэрри было трудно сосредоточиться, попав под изучающий взгляд его синих глаз.
        — Нет, не думаю. Но может, дело в другом. Я даже не знала, что вспомнила о бутербродах.
        — Давай попробуем,  — настойчиво попросил он напряженным голосом.  — Когда твой день рождения?
        — Ну, об этом я уже знаю. Четвертого мая.
        — А мой?
        Кэрри открыла рот, надеясь, что вот так же просто назовет дату. Но попытка выловить хоть что-то в забытом прошлом вновь оказалась неудачной. Она словно пробиралась по не застывшему бетону.
        — Извини,  — сказала она.  — Понятия не имею.
        — Годовщина нашей свадьбы?
        — Ты говорил, наш медовый месяц был в мае, так что, могу предположить, свадьба была тогда же, когда и мой день рождения.
        — Довольно логично.  — Он пожал плечами:  — Думаю, не стоит торопить события.
        — Ты хочешь, чтобы я быстрее все вспомнила, Макс?
        Ему понадобилось время, чтобы ответить, и он ответил с загадочной улыбкой:
        — Это некорректный вопрос.
        — Ну, я не заставляю тебя отвечать.
        Она предположила, что он думает об их проблемах, какие бы они там ни были. Мысль угнетала. Сейчас уже трудно поверить, что у них могло быть что-то не так.
        Взяв чайник, она переменила тему:
        — Хочешь еще чаю?
        В конце ланча Макс заявил, что отправляется в дальний конец поместья ремонтировать насос на водяной мельнице.
        — Работа кропотливая,  — пояснил он.  — Мне будет помогать Барни, но это может занять весь день до вечера.
        Кэрри вышла из кухни.
        — Если ты надолго, давай поцелуемся на прощание.
        Он остановился в дверях с суровым выражением на лице. Кэрри решила, что муж собирается отказаться от столь заманчивого предложения. Но его глаза потеплели, выдавая его пытку сдержать улыбку.
        — Ах ты, шалунья,  — пробормотал он, притянул ее за талию к себе, приподняв, чтобы их губы оказались на одном уровне. Теперь, когда они смотрели друг другу в глаза, сказал:  — Ну, Кэрри, поцелуй меня.
        После прошедшей ночи она не удивилась, что ее будто ножом прорезало внутри. Макс не двигался с места. Просто стоял неподвижно, в то время, как ее сердце стучало так, что билось о ребра, а лицо запылало. Она, едва дыша, слегка приподняла подбородок. Теперь совсем рядом с его губами вдруг подумала: а не чмокнуть ли его просто в щеку? Но мысль умерла так же быстро, как и родилась. Соблазн почувствовать его на вкус оказался слишком великим.
        Еще немного, и ее губы дотронулись до его. Она почувствовала первый сладкий контакт, его напряжение, услышала, как он произнес ее имя, почти беззвучным шепотом. И тут она просто впилась в его нижнюю губу, наслаждаясь ее мягкостью, так контрастировавшей с мускулистой твердостью тела.
        Когда она дотронулась до верхней губы, он издал стон, который, казалось, исходил из самой глубины его души. Сердце забилось еще сильнее. Она прижалась к его бедрам. Потом он целовал ее, медленно и неторопливо, с полной отдачей, наслаждаясь каждым мгновением.
        — Ты здесь, Макс?
        В забытьи Кэрри повернулась и увидела на задней лестнице Барни, тот, покраснев и выпучив глаза, смотрел на них.
        — О, черт! Прости, босс.  — И бедняжка так быстро развернулся, что едва не свалился со ступеней.
        — Я сейчас тебя догоню, Барни!  — прокричал Макс ему вслед.
        Теперь он держал Кэрри за руки и смотрел на нее сверкающими синими глазами под полуприкрытыми веками.
        — Я получу нагоняй,  — пробормотал он.
        — Прости,  — прошептала она в ответ.
        — Не за что.  — Он улыбнулся, на лице появилось выражение приглушенного удовольствия.  — Поймаю тебя позже.
        Захлопнув за собой дверь, он побежал вниз, догоняя Барни.
        Кэрри оперлась на дверной косяк, перевела дыхание, улыбнулась и прикоснулась к губам, вспоминая соблазнительный момент, когда ее губы прикоснулись к губам мужа. То первое прикосновение было легким, как пух, но сила его могла сравниться, пожалуй, с силой землетрясения.
        Она все еще ощущала поцелуй на губах, собирая посуду с обеденного стола и складывая ее в посудомоечную машину.
        Вдали послышался шум заводившейся машины. Макс и Барни уехали ремонтировать насос на водяной мельнице. Она подумала, чем бы заняться после обеда, и решила, набравшись смелости, заняться тем, что она так старательно откладывала.
        В окна спальни лился послеполуденный солнечный свет, отражаясь от пола, на который опустилась Кэрри, чтобы открыть чемодан, привезенный из Вайтхорс-Крик. Как ни странно, она сильно нервничала, открывая замок и оглядывала сложенную одежду. Неужели это ее вещи?
        Как она и предполагала, там были синие джинсы, несколько футболок с длинными рукавами, бывшие de rigueur[1 - Обязательный, необходимый (фр.).] для женщин в буше. Но там была и другая одежда — летняя и зимняя. И платья. Довольно милые — на бретельках, темно-зеленое, белое, гламурное, с открытыми плечами и божественное маленькое черное с серебряной отделкой по короткому подолу.
        Кэрри стояла перед зеркалом, прикидывая платье на себя и удивляясь, почему носила такие вещи. Неужели ее жизнь в буше была намного оживленнее и разнообразнее, чем она представляла? Или собиралась переехать в город, когда отвезла эти вещи в Вайтхорс-Крик?
        Если так, то почему?
        Неужели она хотела уйти от Макса?
        От этой мысли ее затрясло. Неужели их отношения дошли до этой точки?
        Ослабев от такой догадки, Кэрри принялась яростно разгружать чемодан. Повесила платья на плечики в гардероб, уложила в шкаф джинсы и футболки, открыла сумку с разными туалетными принадлежностями, парой книг в мягких обложках, флаконом духов и мешочка с драгоценностями.
        На дне чемодана она обнаружила две пары тщательно завернутых и довольно модных туфель на высоких каблуках. Одна пара серебряная, другая — черная. И теперь на дне оставался один небольшой сверток в белой папиросной бумаге.
        Мгновение Кэрри смотрела на него, гадая, что это могло быть, и почувствовала странный трепет, почти удар током. Потом ее захватило по-настоящему сильное чувство дежавю.
        Она поняла, что уже видела этот сверток раньше.
        По рукам побежали мурашки. Сердце застучало пугающе быстро. Она испуганно закрыла глаза, сделала глубокий вдох, надеясь успокоить дыхание.
        А когда открыла глаза, сверток в белой папиросной бумаге все еще лежал на дне чемодана. Такой знакомый. Дрожащими руками она взяла его. Он был легким, как перышко.
        Опустившись на залитый золотистым солнечным светом пол, Кэрри почувствовала, как перехватило горло и бешено забился пульс, едва она положила сверток на колени.
        Она не знала, сколько просидела вот так, боясь развернуть упаковку. Только когда на мягкой бумаге остался след от упавшей слезы, поняла, что пришел момент, который она так ждала и которого боялась.
        Она точно знала, что найдет, открыв сверток.
        Она уже вспомнила.
        Вспомнила все. До мельчайших подробностей, разбивших ей сердце.
        Глава 10
        Пятью месяцами ранее, в Сиднее
        — Извини за не слишком хорошие новости, Кэрри.
        Врач, сидевший по другую сторону стола, поправил галстук-бабочку прежде, чем закончил выносить приговор. После анализа результатов компьютерного сканирования и рентгена он обнаружил у нее недоразвитость матки. Это оказалось настолько серьезно, что могло привести к тому, что у нее не будет детей.
        К сожалению, проблему невозможно было решить даже хирургическим путем, и, хотя ее овуляции были регулярными, отклонений в яйцеклетке не наблюдалось, матка не сможет выносить беременность. Поэтому он не предлагал ей ЭКО.
        Она никогда не родит.
        Никаких шансов зачать ребенка.
        Ни одного.
        Никогда.
        Это было невыносимо. Кэрри слышала слова врача, теоретически его понимала, но шок парализовал ее от головы до ног. Судьбоносное сообщение выстрелило в нее, как пуля. Все было бессмысленно, уцепиться не за что.
        В сером тумане сомнения она поблагодарила врача за беспокойство.
        Он выглядел несколько встревоженно.
        — Вы побледнели, дорогая.  — Наклонившись, он нажал на кнопку на столе.  — Сузи, не могли бы вы принести миссис Кинсайд чашку чаю?
        — Мне не нужно чаю,  — запротестовала Кэрри.
        — М-м-м, Сузи, чай отменяется.  — За очками в золотой оправе светились симпатией его серые глаза.  — Может быть, стакан воды?
        — Нет, я не хочу пить, спасибо. Со мной все в порядке.
        Врач выглядел встревоженным.
        — Эта новость настоящий шок, я понимаю. Обсудите ее с мужем. И возможно, вы захотите проконсультироваться со специалистом. Есть несколько хороших людей, с которым я могу вас свести.
        — Спасибо.  — Кэрри говорила на автомате.  — Я подумаю об этом.
        Врач принял ее заверения и проводил до двери. В холле у стола администратора Кэрри протянула кредитную карту и карту медицинского страхования улыбающейся девушке за столом.
        — Вас записать на новое посещение?  — поинтересовалась девушка.
        Кэрри отказалась. Не будет никаких новых посещений. Она машинально сложила полученный рецепт в аккуратную кожаную сумочку. Убрала карточки в яркий цветной кошелек.
        Не глядя ни направо, ни налево, она прошла мимо сидевших в очереди будущих мамочек. Автоматические стеклянные двери раскрылись перед ней, и она вышла на залитый солнцем тротуар Сиднея.
        Был жаркий яркий день конца весны. Мимо спешили машины. Кэрри видела красные крыши, разогретые на солнце. В соседних садах разбрызгивали мягкие капли фонтаны, цвели красными рождественскими цветами кусты в Новом Южном Уэльсе.
        Мир выглядел таким же, как час назад, когда она приехала на прием. Но врач только что сказал, что ее мир полностью изменился. Ничего из того, что они планировали с Максом, не случится.
        В это все еще трудно было поверить. Поверить, что это реальность.
        Она забросила ручку сумки на плечо и пошла по тротуару к станции метро. Шуршание шин по асфальту и стук ее каблуков по бетону были городскими звуками, так отличались от криков зимородков или стука лошадиных копыт о твердую землю.
        Кэрри чуть не улыбнулась, поняв, что деревенский шик стал ее жизнью.
        Она пыталась не думать о Максе, ее красивом, загорелом муже-ковбое, но его образ внезапно возник в голове и затронул сердце. Мысль о нем прогнала онемение в теле; на смену пришла такая пронизывающая боль, что она едва не споткнулась.
        Макс никогда не станет отцом.
        В Риверсли-Даунс не будет больше Кинсайдов, и это после пяти поколений, живших там.
        «О, Макс, дорогой, прости меня».
        По щекам Кэрри потекли слезы, пришлось рыться в сумке в поисках бумажных носовых платков и солнечных очков, прежде чем продолжить путь. Дойдя до станции, она поняла, что не может пойти к матери.
        Она никому не сказала о походе к врачу. Ни Максу, ни родителям. Она вообще не была готова разговаривать с ними об этом.
        Она все еще пребывала в шоке. Ей требовалось время прийти в себя, если это вообще возможно. И место, где она могла бы все обдумать.
        Имело смысл сесть на поезд в город. Кэрри даже в метро не снимала солнечных очков. На остановке у набережной она вышла из вагона и смогла сесть на паром за секунду до его отправления. Паром был переполнен, но она нашла место на верхней палубе с отличным видом на блестящую на солнце гавань.
        И уже тут, на сильном ветре, обдувавшем ее лицо и раздувавшем волосы, крепко скрестив руки на груди, она позволила себе обдумать каждую ужасную деталь, которую ей сообщил врач.
        Кэрри подозревала, что у нее могут быть проблемы, поэтому и обратилась к городскому специалисту, уверенная, что врач предложит ей решение. Сегодня существует очень много способов помочь при бесплодии. Она ждала, что он предложит ей лечение эндометриоза или расскажет о возможности ЭКО. Она даже была готова к хирургическому вмешательству.
        Было так тяжело поверить, что ничего нельзя сделать.
        Ничего.
        Как все это выдержать?
        И где найти силы, чтобы рассказать об этом Максу?
        Она чувствовала себя еще более несчастной, потому что вчера купила детский костюмчик. Кэрри увидела его в витрине магазина, хотя и опасалась, что, купив его до визита к врачу, бросает вызов судьбе. Но он был такой красивый, в винтажном стиле, на бретельках, пристегивающихся к передней части полукомбинезона. Кто бы устоял.
        «Костюмчик прекрасно подойдет к крестинам»,  — решила она. Белый и такой простой, что подошел бы как девочке, так и мальчику.
        Кэрри даже позволила себе представить эти крестины. Служба прошла бы в маленькой белой деревянной церквушке в Джиллджинде. Родители Макса приедут из Саншайн-Коуст, будут также ее мама и Дуг с Меридит, и она, возможно, попросит сестру Макса Джейн и ее мужа стать крестными. После церковной службы они отпразднуют крестины в Риверсли с друзьями из соседних усадеб.
        Кэрри даже нарисовала себе вечеринку — длинный стол на веранде или, может быть, на газоне под финиковым деревом. Она представляла белую скатерть, ряды блестящих хрустальных бокалов, наполненных шампанским. И красивый торт в ожидании, когда его разрежут на кусочки. Они с Максом будут резать вместе, держа ребенка на руках.
        Как это было бы хорошо! Простой, но вкусный обед. Макс пожарил бы мясо на гриле, а Кэрри сделала бы салат из свежих овощей из своего огородика, добавила бы чатни и закуски по рецептам Кэрри К.
        О господи боже.
        Какая она дура, что дала волю воображению! Одна только мысль об этих глупых планах вызывала у нее мучительный приступ рыданий.
        С отчаянным всхлипом Кэрри сорвалась с места и поспешила встать у перил парома. Отчаянно вытирая слезы, подчеркнуто внимательно следила за летающими над ним чайками, прекрасными яхтами, бороздившими воду у величественного моста через гавань, за лесом небоскребов на берегу.
        Хотя и удалось перестать плакать, она не могла прервать мучительного потока мыслей.
        У нее было так много планов на семейную жизнь.
        Такие счастливые мечты.
        Кэрри вспомнила плетеную колыбельку в сарае. В ней она спала ребенком в поместье отца. Меридит отдала колыбель им с Максом, чтобы они ею пользовались, когда будут готовы заиметь ребенка.
        Они хотели троих детей. И Кэрри точно знала, какую комнату в доме займет каждый из них. В воображении она уже ремонтировала комнату рядом со своей спальней, чтобы превратить ее в детскую: с белой мебелью, желто-белыми полосатыми занавесками и яркими мобилями над кроваткой. Тут должны были поместиться полки для книг и игрушек. И кресло-качалка. Еще она планировала обновить старинный комод, собиралась покрасить его в зеленый цвет. Или в ярко-красный.
        А теперь…
        Как она все это вынесет? Как донесет печальную, душераздирающую новость до мужа?
        Я бесплодна, Макс.
        Бесплодна. Какое ужасное слово, особенно для жены животновода. Больше века Кинсайды работали не покладая рук, чтобы усадьба Риверсли-Даунс плодоносила и процветала. И женщины вносили свой вклад, рожая сыновей.
        Макс был бы чудесным отцом. Такой уравновешенный. Спокойный и любящий. Кэрри уже поверила, что они станут великолепными родителями. Им есть что дать детям. Много любви, здоровый, полный приключений образ жизни.
        Она поняла, что должна попытаться не думать обо всем этом сейчас. Мечты только усиливали боль в сердце. В любой момент оно могло разбиться на мелкие осколки.
        Но она все равно не переставала мучить себя.
        Не давала покоя мысль о поколениях Кинсайдов, живших в поместье Риверсли-Даунс. Кэрри вспоминала великолепные деревья, посаженные прапрабабушкой Макса, семейные портреты, написанные его бабушкой, огород, устроенный матерью Макса. Эту традицию должна была счастливо продолжить она.
        А она принесет Максу и его семье отвратительную новость. В Риверсли больше не будет Кинсайдов. Под давлением семейной традиции и ожиданий она полагала, что им будет намного тяжелее, чем какой-то другой семье, услышать об этом.
        Мучительные мысли продолжали вертеться и кружиться в голове Кэрри, пока она плавала туда-сюда вдоль берега.
        Оглядываясь назад, она не могла вспомнить, когда именно составила план. Болезненный план. Но в тот горестный день не могла думать ни о чем, только оплакивала потерю мечты о материнстве. Мечты совершенно неисполнимой.
        Принимая во внимание ее горе, а также мысли, мучавшие ее, неудивительно, что придуманный план показался ей наилучшим выходом. К тому времени, когда она, вернувшись в город, на метро приехала к матери, план показался ей единственно верным решением.
        Риверсли-Даунс. Сегодня
        Слава богу, пока они ремонтировали насос на мельнице, Барни не упоминал о поцелуе, свидетелем которого он оказался утром. Макс знал, что старого болтуна просто распирало поделиться с кем-нибудь, но был ему благодарен за молчание.
        Его собственные мысли были в основном сосредоточены на ржавых болтах. Но он помнил вопрос Кэрри: «Ты хочешь, чтобы я все быстрее вспомнила?»
        Ему было стыдно от того, что честно хотелось сказать «нет». Конечно, его можно упрекнуть в том, что он предпочитал иметь жену, которая находила его привлекательным и желанным, но он хорошо понимал, что со временем его новая Кэрри, как и раньше, устанет и потеряет интерес к их жизни.
        Но когда они закончили работу и убирали инструменты, Барни все-таки кое о чем обмолвился.
        Подняв бровь, старый работник послал Максу виноватую кривенькую улыбочку.
        — Так что, дело выгорает, парень?
        Макс точно знал, что имеет в виду Барни, но притворился, что не понял.
        — Да, Барни. Мне осталось только заклеить подтекавший шланг, потом мы вновь установим насос и поедем домой.
        Барни посмотрел на него как на полоумного.
        — Я вообще-то не о чертовой мельнице. Я имел в виду…  — Он помолчал и растерянно добавил:  — Знаешь ли, тебя и Кэрри.
        — Один поцелуй еще ничего не значит.
        В ответ Барни понимающе улыбнулся:
        — Да, точно. Но с того места, где я стоял, выглядело недурно. А как она на тебя смотрит! Будто ты шоколадная мышь с кремом и вишнями, а она ничего не ела целую неделю.
        Макс заскрипел зубами.
        — Я не шучу, Барни. Кэрри еще ничего не вспомнила. Все изменится, когда вернется память.
        Это озадачило старика. Он поднял шляпу и почесал лысину — явный признак того, что заволновался.
        — Думаешь, она опять уйдет?
        От этой мысли внутри у Макса все оборвалось, будто разорвалась ведущая цепь. Однако что толку впустую надеяться.
        — Да, друг. Это именно то, о чем я думаю.
        Барни удрученно покачал головой и, уныло опустив плечи, посмотрел вдаль. В эвкалиптовых деревьях позади них закричали вороны. Кар, как, кар, кар!
        Макс бросил гаечный ключ в ящик для инструментов:
        — Ладно, поехали.
        Мужчины сели в машину. Барни захлопнул дверцу и повернулся к Максу, что-то придумав.
        — Тебе ведь этого не хочется? Ты же не отпустишь Кэрри без боя?
        Макс ничего не ответил. Его, как и Барни, удивило, что она снова всему радовалась. Конечно, ему это нравилось. И он не смог отказать ей, когда она смотрела на него как на самого сексуального парня из всех живущих на земле. Только мужчина, на девять десятых состоящий изо льда, смог бы устоять. И все же Макс понимал, что загоняет себя в ловушку.
        Проблема в том, что он не знал, что готовит ему возвращение памяти Кэрри. Если врачи правы, это может случиться в любой день, в любой момент, но он, как и все остальные, не имел представления, почему Кэрри так изменилась перед несчастным случаем.
        Почему разлюбила его. Собственно говоря, какой мужчина знает, почему у женщины пропадает наваждение. Впрочем, он и тогда совсем не собирался ни просить, ни умолять ее остаться.
        С другой стороны, если Кэрри снова захочет от него уйти, то, черт возьми, он не собирается смиренно указывать ей на дверь.
        Когда Макс вернулся в усадьбу, Кэрри была в спальне. Он нашел ее сидящей перед пустым чемоданом, который они привезли из Вайтхорс-Крик. У нее на коленях лежал белый сверток. Услышав его шаги, она подняла голову.
        Ее лицо распухло от слез, глаза и нос покраснели. Когда она взглянула на него, он заметил, что в ее глазах промелькнул страх. И у него оборвалось сердце.
        Он все понял.
        Кэрри все вспомнила.
        Первый импульс — наклониться и обнять ее, защитить от той боли, которая была в ее глазах. Но он не посмел. Не знал, примет ли она его или прогонит.
        — Привет,  — тихо проговорил он.  — Что-то не так?
        — Это случилось,  — приглушенно ответила она.
        — Твоя память?
        — Да.  — В это короткое слово вместилось все ее отчаяние.  — Полностью.
        Макс не мог видеть ее в таком состоянии. Какого черта это так ее расстроило? Что вызвало такую боль?
        Он оглядел комнату. Чемодан пуст. Только этот белый сверток у нее на коленях.
        Неужели все это из-за него? Неужели он вызвал стресс? И неужели это ключ к их разрыву?
        Он понятия не имел, что в свертке. Никогда не видел его раньше. Но от вероятности того, что он не единственная причина стресса у жены, ему стало чуть легче. Ведь он винил во всем себя…
        — Ты давно тут сидишь?  — Он подошел ближе.
        — Не знаю. Сто лет, наверное.
        — Помочь тебе встать?
        — Да, пожалуйста. Я словно окаменела и не смогу сдвинуться с места.
        Он дал ей руку и поддержал за талию, чтобы помочь встать.
        Она прижала сверток к груди.
        Он попытался рассмотреть его, угадать, что там.
        Какая-то одежда?
        Как она могла вызвать такой стресс?
        — Тебе нужно выпить чашку чаю,  — заметил он.
        Кэрри кивнула, не глядя на него.
        — Спасибо.
        Макс секунду постоял, раздумывая, что делать.
        — Со мной все в порядке, Макс.  — Кэрри указала ему на дверь.  — Сейчас умоюсь и приду к тебе на кухню.
        Он ушел. В холле услышал, как она захлопнула чемодан и открыла шкаф. Без сомнения, таинственный сверток был убран.
        Когда Кэрри вошла в кухню, она выглядела человеком, проплакавшим не один час: лицо опухло и покрылось красными пятнами, несмотря на то что она умылась.
        Макс заварил чай и налил заварки ей в кружку, добавил молоко и сахар так, как она любила.
        — Спасибо.  — Она прислонилась к шкафу и сделала глоток.  — Отлично. Как раз то, то нужно.  — Она сделала еще один глоток.  — Как мельница? Починил насос?
        К черту эту мельницу. Разве это сейчас важно?
        Но Макс убрал напряжение из голоса и ответил:
        — Конечно, насос в порядке.  — У него снова оборвалось сердце.  — Важнее другое: как ты?
        Кэрри опустила глаза:
        — Боюсь, что сейчас совершенно запуталась.
        — Это трудно.
        Она вздохнула:
        — Тяжело вспомнить все: и каково мне было до несчастного случая, и…  — ее карие глаза виновато посмотрели на него,  — и как я себя вела в последнее время.  — Он боялся надеяться и не хотел заставлять ее объяснять.  — Знаю, что тебе тоже трудно,  — сказала она.  — Но сейчас я не могу разговаривать на эту тему, Макс. Это пока еще тяжело.
        Что он мог сказать? Он очень хотел услышать ответы на свои вопросы. Но Кэрри выглядела такой измученной и напряженной. Заставлять ее объясняться сейчас, выяснять ее мнение по этому поводу — бесполезное занятие. Хотя и проявлять терпение равносильно самоубийству.
        — О!  — простонала Кэрри и постучала себя по голове.  — Я забыла об обеде.
        Однако обед мало волновал Макса, и он поспешил приободрить ее:
        — В холодильнике наверняка есть что-нибудь для микроволновки.
        Обед получился отличным. Они разогрели бефстроганов.
        Кэрри рано легла спать, ссылаясь на головную боль, что отнюдь не удивительно, принимая во внимание ее измученный вид.
        Макс проверил электронную почту и уселся перед телевизором, просто переключая с канала на канал. Ему было не до развлечений. Он не мог ни на чем сосредоточиться. И в конце концов понял, что бесполезно сидеть и пялиться на экран. Ему тоже нужно ложиться. Правда, приходилось принимать деликатное решение — присоединиться к Кэрри или снова лечь в отдельной комнате?
        Он долго не мог решиться. Не хотел давать Кэрри повода уйти от него. После близости в течение нескольких дней он был уверен, что они вернулись к прежним отношениям.
        Когда он тихо вошел в темную спальню, лунного света оказалось достаточно, чтобы увидеть, что Кэрри лежит на боку с закрытыми глазами. Он остановился с замиранием сердца. Волосы, разметавшиеся по подушке. Мягкий изгиб щек. Полураскрытые мягкие губы.
        Макс оставил одежду в ванной, оставшись только в боксерах, отодвинул одеяло и лег рядом с ней. Затаил дыхание, прислушиваясь к ритмичному дыханию Кэрри, свидетельствовавшему о том, что она действительно спит.
        Она затихла, почти замерла, так что, вполне возможно, что проснулась.
        Макса снова охватило напряжение. Кэрри вряд ли бросится к нему в объятия, как вчера ночью, но вдруг зашевелится? Повернется к нему? Пожелает спокойной ночи?
        Смогут ли они тихо и спокойно поговорить под покровом ночи? Или она все еще огорчена и воюет со своими воспоминаниями?
        Или, еще хуже, не планирует ли уже уйти от него?
        Кэрри не могла спать. Несмотря на усталость, она была как натянутая струна, когда Макс подошел к кровати, и почти уверена, что сегодня он останется спать в другой комнате, хотя и надеялась, что все же придет. Она не хотела оставаться одна.
        В совершенном мире они бы занялись любовью. Но ее мир так далек от совершенства! И, находясь в замешательстве, она не знала, как себя вести с Максом сейчас.
        В последние дни она глупо расслабилась, вела себя с ним так, будто и не было прошлого. А теперь так больно узнавать, какова реальная картина.
        Неделю назад она ушла от мужа; заявив, что их брак закончился, и взяв этот чемодан с теми немногими вещами, которые туда поместились, отправилась к отцу. Это была первая остановка в ее путешествии назад в Сидней.
        Через пару дней Макс забрал ее из больницы, и она снова оказалась в Риверсли, намеренно соблазнила его.
        Разве это не ужасно?
        Бедный парень даже не знает, за что ему все это.
        Она должна признать, что он ведет себя по-мужски.
        У Кэрри заколотилось сердце при мысли о том, как он занимался с ней любовью. Короткое время у них были сказочные отношения, подогреваемые чувствами, которые их соединили в самом начале. Было еще одно измерение — в глубине души у Кэрри не осталось никаких сомнений в любви мужа к ней.
        Если бы она только не бросилась на него. Это так неразумно и жестоко. Она едва не застонала вслух, поняв, какую кашу заварила.
        Теперь Макс лежал рядом. Она чувствовала его тепло, запах его мыла, но понимала: как бы ни хотелось, нельзя прикасаться к нему. Она потеряла это право.
        Поглощенная горем, Кэрри лежала, сжавшись, на боку, намеренно поддерживая безопасную дистанцию, и невольно перебирала вернувшиеся воспоминания, год за годом. Счастливые и горестные.
        Неожиданно она вспомнила ту ночь, когда они встретились с Максом на свадьбе Гранта и Клео.
        Глава 11
        В церкви Макс стоял в трех рядах перед Кэрри, и ей показалась удивительной его фигура сзади — широкие плечи, прекрасно сшитый костюм и аккуратная линия темных волос, закрывавших шею.
        Когда он обернулся, она впервые увидела его потрясающие синие глаза. Это был нокаут. Позже ей пришлось наводить справки через других гостей, прежде чем подстроить знакомство.
        В холле мать невесты пришла ей на помощь и предложила Максу познакомиться с подругами дочери. Макс всем мило улыбался и кивал, повторяя имена, которые они произносили. Когда же очередь дошла до Кэрри, она могла поклясться, что в его синих глазах загорелись дополнительные искорки, а очаровательная улыбка стала еще теплее.
        Она сдалась быстро, но по удачному расположению планет притяжение оказалось взаимным.
        Макс сумел слегка изменить их места за столом, переставив пару карточек, так что на протяжении всего свадебного обеда они сидели вместе. В перерывах между застольными речами болтали как заведенные, стараясь узнать друг о друге как можно больше, и, без сомнения, выглядели как глупые влюбленные.
        Макс, казалось, искренне заинтересовался Кэрри и был так не похож на тех парней, с которыми она обычно встречалась и которые стремились произвести на нее впечатление, говоря только о себе.
        — Ты потанцуешь со мной, да?  — спросил Макс после того, как речи закончились, и они наблюдали, как Клео и Грант исполняют прекрасный свадебный вальс.
        Но даже до этого обжигающего первого прикосновения она уже достаточно возбудилась. Положила руку на плечо Макса и почувствовала твердые мускулы под дорогим костюмом. Он положил одну руку ей на спину, а в другую взял ее правую руку. И это прикосновение пронзило ее с головы до пят.
        В танце она летала почти в экстазе, с бьющимся сердцем, уносимая ввысь сиянием его глаз и улыбки.
        Когда оркестр прервался на отдых, они вернулись к столу. Одна из подружек шепнула Кэрри на ушко:
        — Берегись, подружка! Думаю, вы оба полыхнете до окончания вечера.
        Кэрри не думала, что их влюбленность так очевидна, и покраснела, но ей не хотелось ничего приглушать в этот вечер.
        Макс явно чувствовал то же самое. Невеста только что бросила букет, они с женихом заканчивали последний круг, прощаясь с гостями, когда он прошептал Кэрри:
        — Думаю, никто не заметит, если мы сбежим отсюда прямо сейчас?
        Кэрри переспросила:
        — Сбежим?
        — Я остановился в гостинице.
        Улыбка выразила нужный баланс между робостью деревенского парня и его сексуальными намерениями.
        Кэрри никогда не чувствовала себя такой беззаботной и распутной. Никогда раньше не занималась сексом в первый же день знакомства.
        Они попрощались с Клео и Грантом и поблагодарили родителей Клео.
        Еще одна сексуальная улыбка Макса, и Кэрри отбросила все предосторожности. Она была уверена — этому парню можно доверять. Что бы из этого не вышло.
        Они поднялись в его номер на лифте, и едва закрылись двери, как Макс обнял и поцеловал Кэрри.
        О, какой это был горячий и страстный поцелуй! Обжигающий.
        Они так загорелись, что стали бешено сбрасывать одежду, бросая ее на пол. Однако, едва они бесстыдно улеглись, голые, между простынями, Кэрри почувствовала острый приступ страха. Разве это не полная глупость — ложиться в постель с незнакомцем?
        Зато Макс, словно поняв, о чем она думает, поцеловал ее нежно. Ласково. Успокаивающе. И страх тут же растаял, как туман под лучами солнца.
        Как, черт возьми, она могла забыть об этом?
        Все, что связано с Максом, было прекрасно.
        Пока на следующий день не позвонила мама.
        — Случилось нечто ужасное, Кэрри.  — У нее дрожал голос, будто она плакала.  — Я не могу говорить об этом по телефону. Тебе придется ко мне приехать. Пожалуйста. Это важно.
        Кэрри никогда не слышала, чтобы мама так дрожала. Неохотно попрощалась с Максом. Сказала, что, когда освободится, позвонит ему. Он остался еще на одну ночь в Сиднее, прежде чем вернуться в буш Квинсленда. Оба горячо заверили друг друга, что будут на связи в случае, если им не удастся встретиться.
        Потом Кэрри поспешила к себе на квартиру, чтобы переодеться и поехать к матери. Она как на американских горках мчалась от триумфа ночи с Максом к встрече с мамой.
        Сильвия выглядела мертвенно-бледной и постаревшей лет на десять.
        — Мам, что случилось? Ты вызвала врача?
        Из глаз матери брызнули слезы, она вытирала их носовым платком.
        — Тут кое-кто приехал, Кэрри. Ему нужно с тобой поговорить.
        Кэрри еще больше заволновалась. Почему этот человек так подействовал на маму?
        — Кто это? Он не напугал тебя, мам?  — Она уже пожалела, что не взяла с собой Макса.
        Сильвия нетерпеливо потянула ее за руку:
        — Не задавай лишних вопросов, Кэрри. Просто входи.
        Озадаченная и, мало сказать, взволнованная, Кэрри пошла за матерью в просторную гостиную. В дальнем конце комнаты у окна стоял высокий седовласый мужчина, глядя на городские крыши. Когда они вошли, он обернулся.
        — О!  — с удивлением воскликнула Кэрри, узнав в нем одного из гостей, бывших на свадьбе Клео и Гранта. Она не помнила его имени, слишком уж была поглощена Максом.  — Мы встречались вчера вечером. Не так ли? Вы сосед Макса Кинсайда из Риверсли-Даунс.
        Его загорелое лицо напомнило ей вчерашнего знакомого.
        — Да, Кэрри. Меня зовут Дуг Петерсон.
        Он улыбнулся и подошел к ней, однако Кэрри заметила, что улыбка была натянутой.
        Она оглянулась на мать, которая мяла в руках носовой платок и выглядела испуганной, будто ожидала смертного приговора. Что, черт возьми, тут происходит?
        — Понимаю, это будет для тебя совершенно неожиданно,  — начал Дуг Петерсон.  — И прошу прощения, что не подготовил тебя, но мы с мамой должны тебе кое-что сообщить.
        Мы с мамой. Почему-то это звучит так зловеще!
        Совершенно запутавшись, Кэрри села на диван рядом с Сильвией, а мужчина занял место в кресле напротив них.
        Мама с Дугом нервно переглянулись и рассказали Кэрри свою историю. Дуг, несмотря на поблескивавшие в глазах слезы, говорил спокойно и разумно, а мама плакала и постоянно оправдывалась.
        Да уж, ну и историю они рассказали. Как влюбились друг в друга и быстро поженились, но сильно об этом пожалели, когда мама столкнулась с реальной жизнью в буше. Как потом приняли спорное решение, что Кэрри не должна знать о Дуге.
        Слушая их, она молчала. Не могла говорить. Была слишком потрясена. Слишком удручена. Слишком разгневана. Насколько себя помнила, она всегда считала своего отца умершим. Никак не могла поверить, что мама все эти годы скрывала от нее правду. И Дуг с готовностью согласился уйти из ее жизни.
        — Дуг не хотел,  — призналась мать.  — Но я была уверена, что для тебя так будет лучше.
        — Почему?  — недоумевала Кэрри.  — Как это лучше — сказать, что мой отец умер?
        — Это было ошибкой, Кэрри,  — сказал Дуг.  — Серьезной ошибкой. Я не должен был на это соглашаться. И понял это, когда вчера увидел тебя.
        Все бы ничего, если бы это была сцена из фильма, но ведь это не так. Она не собирается просто так упасть в объятия отца, наверстывая упущенное. И они оба не будут обнимать маму, прощая ее.
        Кэрри только что встретила собственного скотовода и потому слишком взволновалась, узнав историю жизни своих родителей. Очень сердилась на мать и на них обоих. Она хорошо помнила все уничижительные замечания Сильвии насчет буша, та всегда ругала деревенский образ жизни. Так продолжалось все детство.
        Ситуация еще более осложнилась, когда Дуг заговорил о своем соседе Максе и о том, как они с Кэрри зажигали весь вчерашний вечер.
        — Скотовод?  — прошептала мама, побледнев, как лист бумаги.  — Кэрри, ты же не совершишь мою ошибку?
        Сильвия еще больше расстроилась, когда узнала, что Кэрри собирается еще раз встретиться с этим парнем.
        — О, пожалуйста, не надо. Не говорите мне, что это может повториться!
        И она упала на диван.
        Сначала Кэрри и Дуг только смотрели друг на друга, потом Дуг поспешил поддержать неудобно свесившуюся голову Сильвии, а Кэрри принялась набирать номер скорой помощи.
        — Я вызываю врача,  — заявила она.
        Только поздно вечером Кэрри позвонила Максу из больницы и рассказала о признании мамы.
        — Ее оставили на ночь для обследования, они возьмут несколько анализов,  — рассказывала она.  — Пока, кажется, ничего серьезного. Только стресс, как они думают. Сначала ей снизят давление.  — У нее вырвался тяжелый вздох.  — Не думаю, что смогу вырваться к тебе сегодня вечером, Макс.
        — Конечно,  — согласился он.  — Уверен, твоей маме нужно, чтобы ты была рядом.
        Это только укрепило ее веру в то, что он действительно хороший парень. Она не стала рассказывать о Дуге Петерсоне. Слишком уж все напоминало мыльную оперу.
        Они договорились встретиться снова.
        — Несколько недель я буду занят на пастбищах,  — сообщил Макс.  — Но потом постараюсь снова выбраться в Сидней. Или, может быть, твоей маме станет лучше, и ты сможешь приехать в Квинсленд.
        Кэрри улыбнулась:
        — Это уже похоже на план. Я пришлю тебе адрес моей электронной почты, и мы будем поддерживать связь.

***
        «Возможно, на этом бы стоило закончить тогда,  — размышляла Кэрри, лежа сейчас рядом с Максом, вся в сомнениях и воспоминаниях.  — Тогда бы я спасла всех от большей части нынешних терзаний».
        Но, конечно, в то время мысль разорвать отношения с Максом даже не приходила ей в голову. Когда пастбищный сезон закончился, она поехала в Риверсли-Даунс, где познакомилась с родителями Макса и с Барни. Старик принял ее с распростертыми объятиями.
        К тому времени Макс рассказал ей все, что знал о ее отце, и отвез в Вайтхорс-Крик, где она познакомилась с Меридит и лучше узнала Дуга. Ей понравилось общаться с отцом в его доме, и именно в Вайтхорс-Крик она брала первые уроки верховой езды. Она почувствовала, что со временем они с Дугом смогут сблизиться.
        Самым лучшим в той поездке было то, что Макс повез ее знакомиться с поместьем. Для Кэрри это стало настоящим приключением: они прикрепили лодку к внедорожнику, загрузили вещи в багажник, не забыли холодильник, плиту и все, что нужно для приготовления пищи на костре, и отправились в путь.
        Они плавали по реке, претворяя в жизнь ее девчоночьи мечты о Покахонтас и Гайавате. Ночью останавливались в палатке на берегу реки и готовили еду на костре. Занимались любовью под звездным небом и по утрам, когда над рекой поднимался туман, белый и прекрасный, как фата невесты.
        Чем больше Кэрри узнавала Макса, тем сильнее влюблялась в него. Открыла в нем спокойное чувство юмора и восхищалась его знанием буша. Казалось, он, как настоящий ботаник, знал все о растущих там деревьях и растениях. Обладал впечатляющими знаниями о птицах и животных.
        Он рассказывал Кэрри о птицах, каждое лето прилетающих из Индонезии и Новой Гвинеи и возвращающихся на север в конце марта. На реке показывал уток, ибисов и белогрудых морских орлов.
        — Ладно, Дэвид Аттенборо,  — шутила она,  — уверена, ты можешь опознать любую птицу, которую мы увидим.
        И он, естественно, без труда опознавал. Им встречались свистящие утки, коршуны, ястребы, австралийские журавли и пеликаны. И еще много других птиц, название которых она не запомнила.
        Кэрри также узнала, что Макс много путешествовал, жил полгода в Южной Америке, изучая сельское хозяйство, потом исколесил всю Европу и взбирался на Гималаи.
        К концу ее пребывания в Риверсли-Даунс уже не осталось сомнений, что Макс Кинсайд — мужчина ее мечты. Она обожала и его, и стиль жизни в буше, с нетерпением ожидала свадьбы и переезда. И даже мать не сможет переубедить ее.
        Хотя мама пыталась. И не раз.
        Даже за неделю до свадьбы в очередной раз предупредила Кэрри:
        — Ты еще пожалеешь о том дне, когда встретила Макса.
        Кэрри была уверена, что это предсказание никогда не сбудется, и рассердилась на мать за то, что та пыталась перекладывать на нее собственные предубеждения и страхи.
        Но Сильвия, как всегда, осталась при своем мнении.
        Кэрри все еще помнила, какое напряженное лицо было у нее на свадьбе. Из глаз полились слезы, когда Кэрри шла к венцу под руку с Дугом Петерсоном.
        «Но я была слишком влюблена, чтобы позволить ей нарушить нашу радость».
        Теперь же, борясь с рыданиями, застрявшими в горле, Кэрри лежала в темноте, отодвинувшись на край матраца, чтобы случайно не задеть Макса, и понимала, что должна была прислушаться к словам Сильвии.
        Болезненная правда в том, что мамины предостережения оказались пророческими. Кэрри пожалела о том дне, когда встретилась с Максом.
        После ужасного приговора врача по поводу бесплодия она окунулась в жуткий вязкий мрак. Возможно, это отложенный шок или депрессия, но чем бы ни было вызвано ее душевное состояние, Кэрри пришла к выводу, что она не та женщина, которая нужна Максу Кинсайду и его роду.
        И тут очень кстати пригодилась нелюбовь мамы к бушу. Кэрри пришла к выводу, что их с Максом брак пора прекращать.
        Макс вскоре осознал свою ошибку. Уснуть рядом с Кэрри не представлялось возможным. Они оба были напряжены, как звери в ловушке, невозможно даже повернуться с боку на бок, настолько мешал страх прикосновений.
        Просто какой-то заколдованный круг. Всего двадцать четыре часа назад в этой самой кровати они не могли оторваться друг от друга.
        Примерно в полночь он проснулся и пошел в свободную комнату, надеясь, что Кэрри, по крайней мере, сможет уснуть, если останется одна. Сам он не думал спать, но с удивлением проснулся на рассвете, проспав несколько часов.
        Не желая лежать и отчаянно обдумывать свою запутанную жизнь, он быстро встал и оделся. Заглянул в спальню Кэрри, убедился, что она все же уснула, лежа на спине и раскинув руки, как измученный пловец, добравшийся, наконец, до берега после тяжелого марафона.
        На это почти невозможно было смотреть.
        Он вышел из дома. Запряг Феникса, самого любимого коня из домашней конюшни. В прошлом Макс всегда успокаивался и начинал здраво мыслить, прокатившись верхом.
        Сегодня, к сожалению, пришлось снова воспользоваться этим способом. Несмотря на холодный осенний воздух, ясное синее небо и успокаивающий бег коня, он никак не мог освободиться от тяжелых мыслей о том, что его брак терпит крушение.
        Напряжение не ослабело, даже когда он вернулся домой, расседлал коня и хорошенько вытер его досуха. Все дело в том, что последние дни, дни после несчастного случая с Кэрри, были такими счастливыми и убежали в том, какими хорошими могли бы стать отношения между ними. Собственно, так оно и было до той роковой поездки Кэрри в Сидней в ноябре.
        Макс знал, что и она это понимает. Он похлопал Феникса по спине, прощаясь. И пошел в усадьбу, всей душой надеясь, что Кэрри не станет вести себя как недовольная гостья, как это случалось в прошлом.
        Хорошо еще, что сейчас он готов к этому и решил не отступать. Он будет стараться вернуть их отношения в прежнее русло.
        — Как хорошо пахнет,  — принюхалась Кэрри, входя на кухню. Она выглядела бледной и уставшей, словно не выспалась.
        — Хочешь поесть?  — повернулся к ней Макс.
        Он решил приготовить полный завтрак из кофе, яичницы с беконом, жареными помидорами и тостами, поскольку проголодался после прогулки верхом и надеялся выманить Кэрри из спальни вкусными запахами.
        — Умираю с голоду. Я сделаю тосты.
        Как только тостер выбросил два готовых ломтика хлеба, она уже была у холодильника. Достала масло, намазала на хлеб, пока Макс раскладывал по тарелкам содержимое шкварчащей сковороды.
        Несмотря на видимость нормальных отношений, он, когда сели завтракать, заметил, что не все так гладко. Макс хорошо знал Кэрри. Когда счастлива, она все время болтает, а сегодня утром ничего не сказала, только похвалила кофе и хорошо прожаренный бекон.
        Макс пару раз попытался начать разговор. Прокомментировал новости. И еще раз заговорил об их любимой футбольной команде. Но Кэрри сидела с отсутствующим взглядом человека, занятого собственными мыслями.
        Покончив с завтраком, Макс налил себе еще кофе и сел на стул, пытаясь выглядеть намного спокойнее, чем на самом деле.
        — Думаю, нам нужно поговорить.
        Кэрри напряглась и, неловко покачав головой, сказала:
        — Не думаю, что я готова, Макс. Я все еще в смятении.
        — В смятении из-за чего?  — У него возникли некоторые подозрения, однако требовалось подтверждение.
        Кэрри закрыла глаза, словно ей было трудно отвечать.
        — Из-за всего,  — проговорила она наконец.
        — Кэрри,  — Макс с усилием подавил нетерпение,  — я не собираюсь отпускать тебя. Не в этот раз. Не после этих счастливых дней. Все это бессмысленно.
        В ответ Кэрри открыла свои прекрасные глаза, в их шоколадно-карих глубинах отразилось чувство вины.
        — Знаю. Сейчас и для меня все это совершенно бессмысленно.
        Она снова опустила глаза и схватилась за чашку с кофе.
        — Прости, Макс. Я правда… Мне очень жаль, что я так вела себя, особенно когда набросилась на тебя.
        — Но почему ты сожалеешь?
        Она ведь явно получила удовольствие. Макс был уверен, что такую страсть нельзя сымитировать. Кроме того, также знал, что для спасения брака одного фантастического секса мало. И он мог помочь в этом.
        — Я ошиблась,  — сказала Кэрри.  — Я была не в себе. Забыла о своих чувствах.
        — Чувствах?
        — Да, о чувствах к этому месту.
        У него все заледенело внутри.
        — И вот,  — начал он холоднее, чем собирался,  — мы опять вернулись к тому, с чего начали. То ты говоришь, что обожаешь буш. Просишь пикник у ручья. А потом вдруг только и ждешь, лишь бы убраться из Риверсли. Ты об этом? Не хочешь ли ты сказать, что наш секс тоже был ошибкой? Ты только думала, что хочешь заняться со мной любовью? Тебе только показалось, что нравится это?
        Никогда еще Макс не видел, чтобы Кэрри выглядела такой несчастной. Она вздохнула и уставилась в пол. Было совершенно понятно: она пытается подобрать слова, чтобы объясниться.
        Потом зазвонил телефон, разрезавший тишину как мечом.
        Макс выругался. Самый неподходящий момент мешать их разговору.
        Кэрри, наоборот, похоже, обрадовалась звонку. Подскочив, поспешила ответить, воспользовавшись шансом прервать неловкую беседу.
        — Алло?  — Она повернулась к Максу спиной.
        Звонивший явно увлекся разговором. «Скорее всего, это Сильвия»,  — подумал Макс, морщась. Он начал собирать тарелки, понимая, что почти наверняка попытка серьезно и внятно поговорить с Кэрри закончилась неудачей.
        Но он выберет время и попытается снова. Позже.
        — Понятно,  — говорила Кэрри.  — Это ужасно. Да, я сейчас приеду. Да, конечно.
        Сейчас приедет?
        У Макса волосы встали дыбом. Какой дьявольский план разработала Дракониха на этот раз? Нет, он не отпустит Кэрри отсюда, не обсудив должным образом их отношения.
        На этот раз не удовольствуется туманными объяснениями. Он любит Кэрри. Если она недовольна отношениями, пусть выскажет претензии. Если повезет, и он, по меньшей мере, поймет, чего она хочет, можно будет обсудить стратегию.
        Его так поглотили эти мысли, что он не заметил, как изменилось выражение лица Кэрри, когда она повесила трубку. Только когда опустилась на стул, он увидел, что она сильно расстроена.
        — Что случилось? Кто звонил? Твоя мама?
        Она покачала головой:
        — Нет, это Джин, мамина соседка.  — В ее глазах стояли слезы, губы дрожали.  — Мама в больнице, у нее сердечный приступ.
        — О боже!
        Макс быстро подошел к Кэрри. Она почувствовала, что он гладит ее по голове, и хотела потянуться к нему, чтобы он крепко обнял ее и успокоил. Но она всю ночь провела, ругая себя за то, что проявляла слабость, так что сейчас никаких объятий.
        — Насколько плохо Сильвии?
        — Не знаю. Джин сказала, что она в кардиологическом отделении, а не в интенсивной терапии, поэтому, я думаю, все не так плохо.
        — Ты, наверное, хочешь поехать в Сидней как можно скорее.
        — Да.
        Она была благодарна ему за понимание, поскольку знала, что мама никогда не любила Макса. И также знала, что ему невыносимо тяжело расстаться с ней, не решив их семейных проблем. Кэрри чувствовал себя виноватой, что так и не рассказала ему всего, хотя такая возможность была.
        Но как это похоже на ее мужа — всегда ставит ее нужды перед своими.
        — Жаль, что ты распаковала чемодан,  — заметил он. Она смогла выдавить улыбку.  — Я поеду с тобой, Кэрри.
        Улыбка исчезала с ее лица.
        — Нет. У тебя слишком много дел на пастбищах, Макс. Тебе не нужно ехать.
        Он покачал головой:
        — Пастбищный сезон начнется через пару недель, и Барни сможет последить за делами здесь. Я хочу поехать.
        О, Макс.
        После ее недопустимого поведения, вызванного поездкой в Сидней, становилось понятно его нежелание выпускать ее из виду. Но, несмотря на амнезию и их близость в последние дни, большие проблемы между ними не исчезли. Она все равно бесплодна. И в любом случае нужно дать Максу свободу. Ей следует оторвать себя от мужа, чтобы их раздельная жизнь могла облегчить развод.
        Однако новости о матери испугали Кэрри. Она только знала, что жизнь мамы висит на волоске. И в глубине души очень хотела, чтобы Макс находился с ней в Сиднее.
        Ей нужна его успокаивающая сила. Его надежная любовь и поддержка. Но как она может просить о помощи, если все еще планирует уйти от него?
        Глава 12
        Макс был, как всегда, великолепен. Пока Кэрри, снова достав чемодан, принялась укладываться, он заказал билеты на самолет до Сиднея и номера в гостинице рядом с больницей.
        Ближайший большой аэропорт был в Таунсвилле, и они проделали знакомое путешествие, во время которого он воздержался от любых трудных вопросов.
        Они с Кэрри слушали по радио часовое интервью с одним из популярных писателей-детективщиков. Но когда началась передача о сельских жителях, Кэрри переключила станцию.
        Макс молча нахмурился.
        В аэропорту Кэрри купила несколько журналов, чтобы скоротать полуторачасовой перелет.
        После бессонной ночи она устала, но они поехали прямо в больницу, и ей стало легче, когда они туда добрались. Макс остался в комнате ожидания. Вполне разумно: его присутствие могло повредить ее матери.
        Кэрри с букетом любимых маминых розовых роз отважилась войти в кардиологическое отделение. Она нашла Сильвию в сознании и явно в неплохом состоянии. У той был слегка уставший и бледный вид, о болезни свидетельствовали только провода, подключавшие ее к мониторам.
        — Дорогая,  — сказала Сильвия,  — какой приятный сюрприз! Не ожидала увидеть тебя так скоро.
        Новости были неплохие, как вскоре узнала Кэрри, или, по крайней мере, намного лучше, чем она опасалась. Мама должна соблюдать постельный режим, но врачи заверили, что с ней все будет в порядке.
        Сильвия показала на стул рядом с кроватью.
        — Сядь, Кэрри. Расскажи мне свои новости.
        Кэрри была бы рада рассказать ей приятные, легкие новости.
        Она сообщила, что к ней вернулась память. Но не стала объяснять, что в теперешнем состоянии память — главный враг, и она бросила ее в реальность, о которой не хотела бы знать.
        — Меня очень беспокоило и волновало, как ты там одна в буше и без памяти,  — говорила мама.  — Бедняжка. Ты даже не знала, что не хотела там оставаться.
        — Да,  — согласилась Кэрри, радуясь, что та не знает о тех неприятных подробностях ее жизни в Риверсли-Даунс в последнее время.
        — Думаю, ты теперь останешься в Сиднее, раз уж приехала?  — поинтересовалась Сильвия.
        — Ну…  — Кэрри потупила взгляд, сожалея, что не может ответить быстро и не задумываясь. Уход от Макса вызывал у нее весьма противоречивые чувства.  — Я, конечно, останусь, пока буду тебе нужна.
        — Но ведь ты не вернешься к Максу? Сама говорила, что хочешь от него уйти. Что происходит?
        Снова Кэрри замялась. Легче всего заверить маму, что ее брак и жизнь в буше закончены, но она не готова предпринимать столь решительные действия. Она все еще сильно сомневалась.
        — Я пока ни в чем не разобралась,  — призналась она.
        И чтобы сменить тему, вытащила из сумочки журналы, которые читала в самолете.
        — Вот легкое чтение. Тебе понравится раздел о доме и домашнем хозяйстве, и тут есть хорошие рецепты по рекомендациям кардиологов.
        Кэрри побыла еще пять минут и сумела свести разговор к маминым интересам и друзьям.
        — Я ухожу, мам, тебе нужно отдыхать.  — Она наклонилась поцеловать ее в щеку.  — Мне сказали, чтобы я не задерживалась надолго. Увидимся завтра.
        — Жду с нетерпением.  — Глаза мамы сияли такой любовью, что Кэрри чуть не заплакала, уходя.
        Она нашла Макса в комнате ожидания. Как только увидел ее, он встал, невольно привлекая внимание к своему росту, силе и здоровому загару. Какой контраст с теми бледными и вялыми пациентами, которых она только что видела в кардиологии.
        Желание болью ударило Кэрри прямо в грудь. Она усиленно заморгала, опасаясь заплакать.
        Макс, вероятно, все понял. Нахмурился и смотрел с беспокойством, готовясь услышать плохие новости.
        — С мамой все в порядке,  — быстро заверила она.
        Он выдохнул с явным облегчением.
        — Отличная новость. Ты выглядела такой расстроенной, я уже начал волноваться.
        — Извини, просто я устала.  — Она не собиралась признаваться, что это его красота и соблазнительная внешность довели ее до слез.  — Но честно, мама вполне хорошо себя чувствует. Намного лучше, чем я ожидала.
        — Отлично.  — Макс кивнул на выход в конце коридора.
        — Пойдем отсюда.
        — Да, пожалуйста. Мне нужно выпить хорошего кофе.
        — Давай поищем кафе.
        Они уже были на полпути к выходу, когда Кэрри узнала мужчину, шедшего им навстречу. В белом халате и галстуке-бабочке. Он нес пачку файлов под мышкой.
        К сожалению, доктор Блай тоже узнал Кэрри.
        — Миссис Кинсайд,  — он остановился поприветствовать ее,  — как у вас дела?
        Кэрри почувствовала, как яркий румянец залил лицо. Она не рассказывала Максу о посещении больницы, где ей делали УЗИ и рентген, да и о последующих консультациях у гинеколога. До того, как приехала в Сидней в прошлом ноябре, она была уверена, что все можно легко уладить и потом все рассказать Максу, сообщив о небольших «женских» недомоганиях. Или вообще ничего не рассказывать.
        Теперь она уже не могла бы сделать вид, что не знает этого человека.
        — Здравствуйте, доктор Блай.
        — Все в порядке?  — спросил тот, словно забеспокоился, увидев ее в больнице.
        — О да,  — нервно заверила Кэрри.  — Я приходила навестить маму.  — Она кивнула в сторону кардиологического отделения.
        — А, хорошо. Надеюсь, с ней все в порядке?
        — Да, спасибо.
        Врач тепло улыбнулся Максу:
        — Привет, не думаю, что мы встречались.
        — Простите,  — вмешалась Кэрри, сильно испугавшись.  — Доктор Блай, это мой муж, Макс.
        Она подумала, что Макс может начать задавать вопросы, но он просто протянул врачу руку.
        — Приятно познакомиться, доктор.  — Макс вежливо улыбнулся, хотя и был немного напряжен.
        — И я очень рад познакомиться с вами, Макс.  — Доктор Блай еще раз тепло улыбнулся им обоим, но его лицо вмиг стало серьезным.  — Так, скажите, как дела у вас обоих? Вы пришли к какому-то решению?
        Решению…
        Врач, несомненно, заговорил о ее бесплодии.
        Кэрри замерла. Не могла придумать никакого подходящего ответа. Только представляла, к какой неразберихе привело ее решение. Сердце стучало так тяжело, что впору было лечь рядом с мамой в кардиологическую палату.
        — С нами все в порядке,  — смогла она выговорить, наконец, понимая, как неадекватно это может прозвучать.
        В глазах врача промелькнуло беспокойство, но, бросив еще один взгляд на Макса, который продолжал молчать, он кивнул.
        — Приятно слышать. Тогда всего доброго. Я побежал. Как всегда, опаздываю.
        Он помахал им и поспешил дальше по коридору.
        О господи!
        Кэрри дрожала, пытаясь посмотреть в сторону Макса.
        Он даже не делал попытки скрыть удивление.
        — Что, черт побери, все это значит?
        Чтобы скрыть, что нервничает, она продолжала идти и ответила, повернув голову через плечо.
        — Я была его пациенткой.
        — А какой это доктор?
        — Гинеколог.
        Макс нахмурился и притронулся к ее руке, пытаясь остановить.
        — Как давно это было, Кэрри?  — озадаченно спросил он.  — До того, как мы встретились?
        Кэрри и хотела бы солгать, но последние пять месяцев наговорила так много полуправды, что этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Кроме того, в голосе Макса она услышала сомнение. Понимала, как ему трудно поверить, что врач беспокоится о пациентке, которая была у него четыре года назад.
        — Я была у него в прошлом году,  — пробормотала она, повернулась и снова двинулась к выходу.
        Макс быстро поймал ее.
        — В прошлом году.  — Он был в бешенстве.  — Ты была у гинеколога здесь, в Сиднее, в прошлом году?
        — Да,  — ответила она, не глядя на него.
        — В ноябре?
        У нее еще сильнее заколотилось сердце, но она не остановилась.
        — Кэрри!  — Макс еще раз поймал ее за руку и заставил остановиться.  — Не играй со мной,  — предостерег он сквозь зубы.  — Мы оба знаем, что было после твоего возвращения из Сиднея в прошлом ноябре.
        Они стояли около поста медсестер, и Кэрри была уверена, что те слышали, как он взорвался.
        Только Макс ничего не замечал, слишком взволнованный и потрясенный.
        — О боже.  — Он взял Кэрри за локти.  — Этот врач сообщил тебе дурные новости, да? Ты не…  — Он замолчал, побледнел, несмотря на загар.  — Это… это серьезно? Окончательно?
        Кэрри задыхалась. Бедный муж выглядел ужасно.
        — Нет, Макс, нет,  — поспешила она заверить его.  — Вовсе нет.
        Она увидела стеклянную дверь выхода.
        — Давай уйдем отсюда.
        — Давай.  — Макс едва успевал за ней.  — Но ты мне все расскажешь.
        Они нашли довольно безлюдный дворик под кленовыми деревьями, со скамейками вокруг квадратного прудика с золотыми рыбками.
        Кафе поблизости не наблюдалось, но Кэрри так свело живот, что от кофе ее бы стошнило.
        — Отлично.  — Макс сел.  — Так что все это значит?  — У него гневно сверкали глаза, потемневшие, как море в шторм.  — Почему ты ездила к гинекологу в Сидней и ничего не сказала об этом мужу?
        — Я не хотела тебя волновать.
        Кэрри вздрогнула, поражаясь, почему оправдание сейчас звучит так неубедительно, хотя тогда она считала, что это именно так.
        — Ты же знаешь, мы пытались завести ребенка, но неудачно. Я забеспокоилась, у меня было ощущение, что со мной что-то не так. Но ведь я здорова, вот и подумала, что все можно легко исправить и мне не о чем беспокоиться. Просто выяснить причину.
        — Но оказалось, что все не так безмятежно?  — догадался Макс.
        — Да.
        Кэрри почувствовала, что ее душат рыдания, из глаз брызнули слезы. Она так долго держала все это в себе и теперь боялась, что не сможет рассказать, не разбив себе сердце.
        Глубоко вздохнув, она заставила себя продолжать:
        — Доктор Блай сказал, что я не смогу родить ребенка. Никогда. У меня проблема с маткой, порок развития, и это нельзя вылечить даже хирургическим вмешательством.
        — О, Кэрри!
        Боль в глазах Макса разбивала ей сердце. Он вдруг перевел взгляд на пруд и с силой сжал край скамьи руками.
        Если бы он повернулся к ней сейчас, если бы продемонстрировал хоть каплю симпатии, как было не раз в прошлом, она бы почти наверняка сдалась. Бросилась бы в его объятия и закричала от всего сердца, попросила бы простить ее. И даже, наверное, получила бы прощение.
        Но Макс не двигался, и Кэрри была слишком взволнована тем, о чем он думает, чтобы дать волю слезам.
        — Ты приехала домой с важной и судьбоносной новостью, так много значащей для нашего брака на самом глубинном уровне, и не посчитала нужным рассказать мне обо всем.  — У него было каменное лицо, в голосе звучала сталь, он продолжал смотреть на пруд, где золотые и серебристые рыбы плавали между зелеными водорослями.
        — Прости,  — прошептала Кэрри.  — Я думала, так будет лучше.
        Она знала, что случилось, если бы рассказала Максу о своем бесплодии. Он был бы разочарован. Горевал по детям, которых они никогда бы не смогли иметь. Но прижал бы ее к себе, пробормотал успокаивающие слова и сказал, что это не имеет никакого значения. Он ее любит. Они любят друг друга. И этого достаточно.
        Он бы благородно принял то, что стал последним Кинсайдом в Риверсли.
        Но она не хотела, чтобы он приносил себя в жертву. Это ее вина. Ее проблема. Не его.
        Она знала, что он никогда не поймет, поэтому и приняла собственное решение.
        Теперь он готов был ее спалить взглядом.
        — Вместо того чтобы сказать мне правду, ты приехала домой и потеряла ко мне интерес. Почему, Кэрри? Потому что мы не можем иметь полноценную семью? Разве дети — единственное, чего ты хотела от нашего брака?
        — Нет!  — ошеломленно закричала она.  — Ты неправильно все понял, Макс. Дело не в том, чего хочу я. Я сделала это ради тебя. Знала, как важно для тебя иметь детей. Пять поколений Кинсайдов сменилось в Риверсли. Ваше поместье — важное наследство. Это длительная традиция, и я не хотела, чтобы на тебе род прервался.
        — Ты, наверное, шутишь.
        Глаза Макса горели диким огнем, голос трудно было узнать от бурлящего гнева. Он вскочил и повернулся к ней, сжав кулаки. Но потом со стоном опустил руки.
        — Не могу поверить, что ты так мало думала обо мне. Неужели правда решила, что я откажусь от тебя, если ты не можешь иметь детей?
        — Нет,  — запротестовала Кэрри.  — Я знала, что ты так не поступишь. В том-то и беда. Я знала, ты скажешь, что это не важно. Проявишь благородство.
        — Благородство?  — Он посмотрел на нее как на помешанную.  — Так ты решила провести несколько месяцев, чтобы убедить меня в том, что устала от жизни Риверсил, от меня?  — Он беспомощно развел руками.  — Это самая безумная идея, которая когда-либо приходила кому-либо в голову.
        Самое ужасное, в его пересказе это выглядело действительно дико. Но что ей оставалось делать? Если бы она попыталась уйти сразу после поездки в Сидней, у него возникли бы подозрения. Он начал бы задавать вопросы и докопался бы до истины.
        Как бы там ни было, она посчитала, что легче начать критиковать буш, и у нее это получилось очень убедительно. Недаром же она всю жизнь слышала осуждающие разговоры матери о скотоводах и их образе жизни. Даже не пришлось ничего придумывать.
        Она попыталась объясниться:
        — Это единственный способ, который пришел мне в голову, чтобы освободить тебя.
        — Освободить меня?
        И снова Макс не верил услышанному. Кэрри поняла, что сама загнала себя в ловушку. Он со стоном разочарования повернулся и пошел прочь.
        — Ты же не бросишь меня?  — закричала Кэрри, но тотчас сама удивилась собственным словам. Разве не этого она заслужила, в конце концов?
        — Почему бы и нет?  — обернувшись, сказал Мак,  — Разве ты не этого хотела?
        Нет!
        У нее нет права протестовать, но он остановился и наполовину развернулся к ней, напряженный. Взгляд обжигал холодом.
        — Ладно, Кэрри. Теперь ты узнаешь мое мнение обо всем этом. Если бы ты рассказала мне, что не можешь иметь детей, я бы действительно сказал, что это не важно. Но не потому, что благороден. А потому, что я тебя любил.
        Любил. В прошедшем времени.
        — Почему ты не доверилась мне? Почему не верила, что наша любовь достаточно сильна, чтобы справиться со всем, что уготовила нам судьба. И в горе, и в радости.  — Его глаза сверкали.  — Я думал, моя жизнь кончена, когда ты ушла от меня.
        Он снова развернулся и ушел.
        Это был самый страшный момент в жизни Кэрри. Она осознала горькую правду. Она не сможет жить дальше без него.
        Но теперь уже поздно. Макс так рассердился, что не станет слушать ее. И даже если она попытается объясниться, не поверит ей.
        — Но скажи хотя бы, куда ты идешь?  — прокричала она вдогонку.
        — Не знаю,  — отмахнулся он.  — Наверное, найду другую гостиницу.
        — Не нужно, Макс. Мама дала мне свои ключи. Я поеду к ней.
        Он остановился, явно пораженный ее внезапной предусмотрительностью.
        — Ладно, мне все равно.  — Он сердито пожал плечами.  — Если тебе так лучше.
        Глава 13
        Пастбищный сезон в Риверсли-Даунс с долгими днями в седле и ночами на голой земле закончился. Скот был помещен в загоны, рассортирован и погружен на огромные автомобильные платформы, готовые отвезти его на продажу.
        Громкое шипение тормозов разорвало утреннюю тишину. Раздался рев моторов, и массивные машины медленно двинулись в путь, каждая везла по три платформы с коровами Риверсли-Даунс.
        Макс стоял рядом с Барни, наблюдая за медленным движением каравана, поднимавшего красную пыль по пути.
        — Еще один год прошел,  — отметил Барни, обмахиваясь шляпой уставшей от работы рукой.  — Могу тебе сказать, я вымотался.
        — Ты много работал, старик,  — согласился Макс.  — Тебе нужно несколько дней отдохнуть.
        — Не спорю.
        Мужчины выпили по чашке чаю на веранде усадьбы, болтая, как обычно, о пастбищном сезоне, погоде, состоянии коров, тех местах, где они побывали, и о том, дадут ли цену на рынке.
        Они не говорили о Кэрри. Она стала табу с тех пор, как Макс вернулся из Сиднея.
        Барни дважды пытался расспросить его о том, где она и вернется ли домой, но оба раза только получал отпор и больше не стал ничего спрашивать. За что Макс был ему благодарен. Но сам он думал о ней каждую минуту дня и ночи.
        Ее отсутствие ощущалось, как огромная дыра внутри его. Дни в седле и ночи с другими животноводами вокруг костра немного отвлекали, но он никогда не забывал о Кэрри, она всегда была в его раненом сердце.
        Макс знал, что сам виноват в их разлуке. Было трудно поверить, что он мог разозлиться и даже ушел от нее, когда она, наконец, рассказала о подлинной причине ее странного поведения. Он должен был догадаться, что под этим отсутствием интереса к нему и его любви кроется что-то еще.
        Его ослепила обида, что она держала свое состояние в тайне, было больно осознавать, что она не захотела поделиться с ним такой важной проблемой. Разве пары не должны переживать подобные трагедии вместе? А Кэрри, вместо того чтобы искать у него поддержку, решила изолировать себя в собственном горестном мире.
        Открытие, сделанное в Сиднее, глубоко ранило его, и он даже не подумал, что нужно выразить ей сочувствие или успокоить. Даже не дал ей шанса объясниться как следует. Ушел в облаке праведного гнева. И теперь все это обернулось почти месяцем отсутствия всяческих контактов.
        Конечно, эти недели он сожалел о своем поступке. Тогда он был поражен известием и тем, что случилось с Кэрри, с ним и его мечтами о полноценной семье.
        Но больше всего удручало и печалило то, что Кэрри убедила себя, будто должна уйти от него просто потому, что не может родить ребенка.
        Это так бессмысленно и непонятно до сих пор. Но сейчас, по крайней мере, он понял, что за нерациональными действиями жены прятались боль и страдания. Та же самая глубокая боль заставили и его взорваться и оставить женщину, которую он любил всей душой.
        Если бы планы на пастбищный сезон не были полностью утверждены, он бы постарался отложить все дела и заняться только своим браком. Но все пастухи, включая повара полевого лагеря, были наняты, корма заказаны, а еще Макс обещал помочь Дугу, который тоже подготовился к сезону в Вайтхорс-Крик.
        Он мог подвести стольких людей, если бы перенес дату начала сезона. Личное горе пришлось отложить.
        Но все время, когда он уезжал из дома, в нем жила глупая надежда на чудо. Вдруг Кэрри попытается связаться с ним. Прошлым вечером, вернувшись в усадьбу, он первым делом подъехал к почтовому ящику. Стоя на краю подъездной дороги, проверил конверты при свете фонарика, но нашел только гору счетов. Письма от Кэрри не было.
        Его не встретила даже Кловер, потому что он отвез ее в Вайтхорс-Крик на попечение Меридит во время пастбищного сезона. Он направился к телефону проверить сообщения на автоответчике. В кабинете включил компьютер. Кэрри не прислала и электронного письма. Почти месяц ни одной весточки от нее. Макс чувствовал себя живым мертвецом.
        Но теперь хотя бы деловые вопросы были улажены, и при свете дня он понял, что если хочет вернуть Кэрри, существует одно-единственное решение.
        В комнате ожидания в клинике бесплодия было, как всегда, много беременных женщин. Кэрри старалась не смотреть на их округлившиеся животы. Намучившись от кошмаров последних пяти месяцев, она пыталась не думать ни о последнем визите сюда, ни о предшествовавшем ему обследовании.
        Она села в углу, подчеркнуто внимательно рассматривая модный журнал. Модели одежды были великолепны. Последние три года Кэрри носила только джинсы и перестала следить за модой, так что теперь ей было на что посмотреть.
        Но ее мало интересовали все эти крои и ткани. Она никак не могла отвлечься от мыслей о пастбищном сезоне в Риверсли-Даунс и о том, что она его пропустит.
        Большой сезон — вершина года. С ним всегда связана большая радость. С первого раза она с восторгом ездила верхом по широким долинам, помогала искать коров, отставших от стада по оврагам и кустарнику, а потом отгонять стада на ночевку в загоны. Лучше всего было, когда после долгого и тяжелого дня в буше наступала прохладная ясная ночь под сводом небес, полным сверкающих звезд, и… Макс…
        — Миссис Кинсайд?
        Кэрри очнулась, услышав свое имя, и рассердилась на себя за то, что снова позволила мысленно унестись в Риверсли-Даунс. Ей следовало собраться с мыслями и подготовиться ответить на вопрос консультанта, зачем она пришла сюда. Но было уже поздно.
        Взволнованная и нервная, она вошла в кабинет. Это оказалась удобная гостиная с яркими диванами и эстампами на стенах. Вместо письменного стола и столика с медицинскими инструментами — кофейный столик и высокая ваза с осенними листьями.
        С одного из диванов, улыбаясь Кэрри, встала женщина лет пятидесяти с короткими волосами и теплыми темными глазами. Она была одета в зеленый свитер с широким воротом и белые джинсы. Золотые серьги-кольца в ушах и такие же браслеты на запястьях. Глаза светились добротой, а улыбка была по-дружески теплой.
        — Привет, Кэрри.  — Она улыбнулась еще шире. Браслеты на руках приятно звенели, когда она пожимала Кэрри руку.  — Меня зовут Маргарет.
        Кэрри улыбнулась в ответ:
        — Привет, Маргарет. Приятно познакомиться.
        Она сразу же почувствовала, что сможет с ней поговорить, и напряжение, сводившее плечи, спало.
        Когда Макс приехал в Сидней, было прохладно и ветрено. Небо, как всегда поздней осенью, было бледно-серым, дорожки и водосточные желоба устилала опавшая листва. Он чувствовал себя под стать погоде, когда позвонил в дверь тещи.
        Дверь была выкрашена в черный цвет, с медно-золотистой ручкой, по бокам стояли аккуратно подстриженные деревца в серых каменных горшках. Вход в квартиру был полной противоположностью усадебному входу, увитому пурпурной бугенвиллией, взбиравшейся по перилам на крышу передней веранды.
        Звонок, когда Макс нажал на него, издал каскад музыкальных звуков, затихших в глубине квартиры. Он насторожился, услышав шаги, гадая, кто откроет дверь — Кэрри или Сильвия.
        — Макс!  — изумленно воскликнула теща.  — Боже!  — Она поправила тщательно уложенные серебристые волосы рукой с безупречным маникюром.  — Что ты тут делаешь? Ищешь Кэрри?
        «Замечательная дедукция»,  — подумал он, не в состоянии отбросить цинизм, всегда окрашивавший его отношение к матери Кэрри, но ответил, как мог, вежливо:
        — Точно, Сильвия. Как ты себя чувствуешь?
        — О…  — Она одернула темно-синий кардиган.  — Хорошо, спасибо. Выздоровела, но продолжаю пить лекарства.
        — Выглядишь хорошо.
        — Спасибо,  — поблагодарила она.  — Боюсь, ничем не смогу помочь тебе, если ищешь Кэрри.
        Макс нахмурился:
        — Что ты имеешь в виду? Она не с тобой?
        — Она была здесь. Прожила несколько недель, ухаживала за мной, когда я выписалась из больницы. Но теперь я чувствую себя вполне неплохо, и Кэрри решила снять себе квартиру. Милую маленькую квартирку, как раньше… до…
        — До нашей свадьбы,  — закончил Макс, заглушая словами боль, стоявшую комом в горле.
        — Да,  — растерянно согласилась Сильвия, делая вид, что сожалеет.
        Макса охватило смятение, будто его облили холодной водой. Новость хуже, чем он мог предположить.
        — Значит, Кэрри живет где-то в другом месте. И вы не общаетесь?
        — Уже несколько дней.  — Сильвия стояла на пороге и хмуро смотрела на него.  — Должна признаться, я беспокоюсь о ней. Знаю, она очень расстроена вашим разрывом, хотя я думала, что она начнет отходить через неделю-другую. Но ей стало только хуже.
        Макс почувствовал беспокойство и надежду одновременно.
        — Сильвия, можно мне войти? Думаю, нам надо поговорить.
        Кивнув с несчастным видом, она отошла на шаг назад и впустила его в квартиру. Он прошел за ней по устланному ковром холлу в гостиную, довольно милую, но чисто женскую комнату с изящной антикварной мебелью, обитой парчой, и цветами в вазах с китайскими узорами.
        Он бывал здесь пару раз и помнил, как неловко всегда себя чувствовал здесь, будто был слишком велик и подвижен для этой комнаты, и постоянно боялся что-нибудь разбить.
        — Садись,  — предложила Сильвия, указав на кресло, выглядевшее довольно крепким, чтобы выдержать его.
        Макс сел с прямой спиной и аккуратно скрестил ноги.
        — Хочешь чашечку чаю?
        — Нет, спасибо.  — Он хотел как можно скорее узнать о Кэрри.  — Сильвия, я должен извиниться,  — начал он, чтобы с самого начала обозначить свою позицию.  — Я наломал дров, когда был здесь, в Сиднее, в прошлый раз. Кэрри, наверное, рассказала тебе о нашей ссоре. Боюсь, я разозлился и слишком бурно отреагировал. Уехал в Риверсли, даже не попрощавшись с ней.
        У тещи отвисла челюсть, она выглядела совершенно озадаченно, словно не знала, о чем он говорит.
        — Извини, а когда ты был в Сиднее?
        — Я привез Кэрри, как только нам сообщили, что у тебя сердечный приступ.
        Сильвия продолжала сидеть с удивленным видом.
        — Ты тоже приезжал? Как странно. Она мне не говорила.
        Да, дурной знак. Макс решил, что не стоит винить Кэрри. Зачем ей было рассказывать, что он бросил ее через несколько часов после приезда сюда?
        — Кэрри ушла от тебя, не так ли?  — спросила Сильвия с типичной для нее прямотой.
        Макс печально кивнул:
        — Таков был ее план до того, как она упала с лошади и забыла, что вообще со мной знакома.
        Теща поджала губы.
        — Да, когда все пошло не так.
        «Наоборот»,  — подумал Макс, вспоминая те несколько дней амнезии Кэрри, которые вернули ему ее любовь. Он был на волосок от потери счастливого брака — и так глупо дал ему снова треснуть.
        Макс нервно сглотнул, постучал пальцами по золотисто-кремовой парче на подлокотнике кресла.
        — Сильвия, я полагаю, Кэрри рассказала тебе, что не может иметь детей?
        Женщина вдруг оцепенела. Макс забеспокоился, что у нее опять сердечный приступ.
        — Не хотел пугать тебя,  — пояснил он.
        — Со мной все в порядке.  — Сильвия потеряла самообладание и уверенность и, казалось, уменьшалась в размерах у него на глазах.  — Она правда не сможет иметь детей?  — спросила теща тихим испуганным голосом.
        — Да, боюсь, не сможет.  — Теперь и Макс говорил тихо. Плохо, что жена никогда не говорила с ним об этом, но его удивило, что она не поделилась даже с матерью.  — Какая-то проблема с маткой. Порок развития.
        — О, моя бедная деточка.  — Впервые за все время, что Макс знал Сильвию Барнс, та выглядела такой съежившейся и постаревшей.
        — Извини. Я был уверен, что Кэрри рассказала тебе об этом.
        — Ты так думал, да?  — Она прижала руки к дрожащим губам и резко выдохнула, словно борясь с душившим ее криком. Потом грустно покачала головой.  — Начинаю подозревать, что существует еще масса того, чего я не знаю.
        Макс не ожидал, что будет жалеть тещу, но понимал, какой шок и боль она испытала. В этот момент он даже почувствовал, что он и Дракониха на одной стороне баррикад. Они оба любят Кэрри, и оба в отчаянии оттого, что она отвергла их помощь, когда нуждалась в ней больше всего.
        С восхитительным достоинством Сильвия встала.
        — Почему бы нам не пойти на кухню, Макс? Боюсь, мне нужно выпить чаю. И пока я буду его готовить, ты сможешь мне рассказать о дочери.
        На кухне Макс рассказал ей свою версию событий, которые разворачивались в последние месяцы в Риверсли. К удивлению, его не перебивали. Сильвия становилась все более виноватой, слушая его рассказ. Новость о бесплодии Кэрри и то, что это вызвано врожденным дефектом, казалось, потрясли ее уверенность в себе и веру в то, что на свете есть ее мнение, а остальное неправильно.
        — Должна признать,  — сказала она, наливая ему вторую чашку чая,  — я решила, что Кэрри пошла по моим стопам, когда стала показывать, что разлюбила Риверсли-Даунс. Она так настойчиво отстаивала желание выйти за тебя замуж и жить в буше. Но я подумала, что она осознала свою ошибку. Когда это случилось, я полагала, что мои дурные предчувствия полностью оправдались.
        — Кэрри была очень убедительной,  — согласился Макс.
        — Она воспользовалась мной, как ролевой моделью,  — виновато признала Сильвия.  — Не могу поверить, что она решила уйти, потому что не могла дать тебе ребенка.  — В ее глазах снова заблестели слезы, и она горестно покачала головой.  — Бедная девочка никогда не могла мыслить прямолинейно.
        — Да,  — согласился Макс.  — Верно. Она всегда пыталась взять все на свои плечи, если у нас возникали проблемы.
        — Да. Подозреваю, Кэрри было бы полезно проконсультироваться у специалистов. А может быть, даже вам обоим.
        Макс понял, что она права. Ему не очень нравилась идея идти на консультацию. Для него искать решение на стороне — против правил. Ему нравилось думать, что он сам способен найти решение своих проблем. Но он сделает все, чтобы помочь Кэрри и спасти их брак.
        — Я приехал, чтобы найти Кэрри и сделать все, что будет нужно,  — заверил он тещу.
        — А, да.  — Сильвия задумалась. Медленно вдохнула и выдохнула.  — Должна признать, я тебе лгала раньше. Я знаю, где живет Кэрри.
        — Это…
        Она прервала его резким взмахом руки.
        — Извини, Макс. В данный момент я не знаю, хочет ли Кэрри тебя видеть, поэтому не могу дать тебе ее адрес.
        К счастью, Макс сумел удержать ругательство, едва не сорвавшееся с губ.
        — Ради бога,  — настаивал он.  — Кэрри моя жена. Я ее люблю.
        Они с тещей проделали долгий путь сегодня. Случилось, хоть маленькое, но чудо — они достигли понимания на грани взаимного уважения, на что Макс уже не надеялся. Но сейчас он ощутил приступ прежнего разочарования. Неужели Сильвия никогда не сможет доверять ему?
        — Это не конец света,  — сказала она, вполне симпатично улыбнувшись.  — У тебя есть ее номер телефона.
        — Да, но она не отвечает.
        — Хорошо, так и быть, дам ей знать, что ты здесь и хочешь с ней увидеться. Если захочет с тобой поговорить, она с тобой свяжется. Это разумно, не правда ли?
        — Конечно.  — Он подавил вздох.
        Через два дня — самых длинных дня в жизни — Макс все еще ничего не слышал от Кэрри и не знал, что делать. Нанять детектива? Оставалось сидеть и ждать. Хотя здравый смысл подсказывал: если бы жена хотела с ним связаться, она бы уже позвонила ему.
        После еще одного одинокого обеда, выпив больше обычного одно-солодового виски, он улетел на север. Один. Решил, что теперь знает, что такое одиночество. Но вся предыдущая грусть оказалась лишь каплей в океане по сравнению с тем морем горя и отчаяния, которое заливало сейчас, когда он окунулся в жизнь усадьбы без Кэрри.
        Дорога из Таунсвилля в Риверсли-Даунс никогда не казалась ему такой долгой. Когда он вернулся, уже почти стемнело.
        Макс всегда любил проезжать последний поворот на дороге, окруженной кустарником, и выезжать на открытое пространство, позволявшее бросить первый взгляд на усадьбу. Его дом.
        Он особенно любил это время дня, когда появлялось золотистое мерцание над западными холмами и длинные тени от них падали на пастбища. Но сегодня эта картина показалась печальной и непереносимо одинокой.
        До сего момента изолированность дома в буше никогда не беспокоила его, но теперь он не мог не думать о том, каким сиротливым выглядит дом, и рисовал себе картину длинных одиноких месяцев и годов, ожидающих впереди, растягивающихся в единое одинокое будущее. Не было даже собаки, которая могла бы его поприветствовать. Кловер все еще находилась в Вайтхорс-Крик.
        Он припарковался у входа в дом, вытащил сумку с вещами, лежавшую на заднем сиденье, и вошел. Даже не стал запирать замок, оставив дверь открытой, бросил вещи и быстро прошелся по комнатам, не присматриваясь, просто, чтобы занять себя.
        Дойдя до задней двери, постоял, глядя на фруктовый сад, закрывавший огород, на дом Барни, где в розовеющих сумерках светились окна.
        Он увидел Барни на ступенях входной лестницы, радостно приветствовавшего его взмахом руки. Хоть кто-то рад его возвращению домой.
        Макс махнул в ответ.
        — Теперь нас только двое, старик,  — пробормотал он.
        Макс уже повернулся, чтобы пройти в дом, когда боковым зрением уловил легкое движение в саду.
        Может, кенгуру?
        Макс присмотрелся. Кажется, человеческая фигура.
        Из тени появился стройный силуэт, и его сердце скакнуло, как воздушный змей под порывом ветра. К нему шла женщина в джинсах и синей клетчатой рубашке с русыми волосами до плеч.
        У него помутилось в глазах, и пришлось протереть их тыльной стороной ладони. Но он понял.
        Это Кэрри спешила через луг, снимая садовые перчатки и засовывая их в карман джинсов.
        Глава 14
        Кэрри хотелось бежать к Максу, прыгнуть в его объятия, а он неподвижно стоял на верхней ступени, и мужество ее покинуло.
        У него такой суровый вид. Возможно, расстроенный, словно он и не рад ее видеть. Что вполне возможно. И он был мрачен.
        — Ты давно здесь?  — спросил Макс, когда она подошла к нему.
        — Приехала вчера. Села на автобус до Джулия-Крик, а потом мне повезло, меня подвезли на почтовом фургоне.
        — Я был в Сиднее, искал тебя.
        — Знаю. Барни сказал. Извини, Макс. По телефону всего не расскажешь. Мне нужно поговорить с тобой лицом к лицу.
        Хотя она и стояла сейчас рядом с мужем, смелости у нее не хватало. Макс больше не хмурился, но и не улыбался.
        Исходящий из кухни свет заливал его, освещая темные волосы и широкие плечи. Он стоял, загораживая вход в дом.
        — Я думал, ты осталась жить в квартире в Сиднее.
        — Это тебе мама сказала?
        — Да, она.  — Он сложил руки на широкой груди.
        — Я дала ей так понять. Если бы сказала, что собираюсь вернуться, мы бы подрались.
        — Понятно. И почему ты вернулась, Кэрри?
        Сейчас он выглядел таким же ошеломленным, как тогда в Сиднее, когда она его разозлила.
        Неужели до сих пор сердится? Кэрри знала, что не может винить его в этом.
        — Макс, мы все еще враждуем?
        — Не думаю. Но хочу знать, зачем ты здесь?
        — Приехала извиниться.
        Он кивнул:
        — Потому что не можешь родить ребенка? Кэрри, ты не должна за это извиняться.
        Одно слово «ребенок» уже вызвало боль в ее груди. Но сейчас она намного сильнее, вооружена хорошим советом консультанта. Она знала, что ее боль совершенно нормальна. Легитимна, как сказала бы Маргарет.
        — Прости за то, как я сообщила тебе плохие новости.
        Макс кивнул:
        — Я вел себя не лучше. Слишком сильно реагировал. Поэтому и отправился в Сидней. Найти тебя.
        — Так мы больше не воюем, да?
        И он улыбнулся:
        — Надеюсь, нет.
        Кэрри выдохнула с облегчением, понимая, что может теперь рассказать ему настоящую причину приезда домой. Она должна объясниться.
        — Я приехала потому, что люблю тебя, Макс. Люблю сильно. Больше, чем раньше. И надеюсь, что мы…
        — Ш-ш-ш.  — Он шагнул к ней и прижал палец к ее губам.  — Все хорошо, дорогая.
        И прежде, чем она поняла, что происходит, Макс подхватил ее на руки и понес в дом. Как только они оказались внутри, он закрыл дверь, подпер ее сапогом и закрыл, как ночью.
        Опершись на дверь, притянул ее к себе, обнял так, что она почувствовала все его чудесное тело с головы до ног.
        — Добро пожаловать домой, Кэрри.
        — Как хорошо снова оказаться здесь.
        Их губы соединились в нежном поцелуе, приветствуя друг друга, затем легкий поцелуй перешел в более страстный — поцелуй от всего сердца, от всей души. В поцелуй, прогнавший отчаяние.
        В поцелуй, укрепивший надежду.
        — Я тебя люблю,  — повторила Кэрри.  — Ты это знаешь, правда?
        — Конечно, знаю, моя дорогая девочка.
        — Я была на консультации, Макс.
        Он заправил прядь волос ей за ухо.
        — Это было умное решение.
        — Мне предложили много полезных вещей. Я тебе подробно расскажу обо всем. Маргарет заставила меня почувствовать себя намного лучше.
        — Это самые лучшие новости, Кэрри.
        Теперь, начав говорить, ей нужно было рассказать ему все.
        — Когда мне сообщили, что я бесплодна, у меня был жуткий шок. Мне нужно было обратиться за помощью.
        — Дорогая, ты должна была поделиться этим со мной.
        — Да, вместо того, чтобы проклинать и винить во всем себя.
        — Но ты была в таком стрессе, что не могла принять правильное решение.
        — Да, наверное, мое решение уйти от тебя, освободить — ужасно, но в то время я думала, что это единственный выход.
        — Все в порядке.  — Макс нежно поцеловал ее в лоб, щеки и шею.  — Теперь ты наконец здесь и больше никуда не уедешь.
        Он провел руками по ее спине и обнял за талию, опустился вниз по бедрам. Наткнулся на садовые перчатки, которые она положила в карман, и они упали на пол.
        Он засмеялся:
        — Ты уже начала работать в саду?
        — Не смогла удержаться. Привезла из Сиднея гору семян и хотела подготовить землю. Конечно, мне нужно было помыться, вымыть голову и ждать мужа с чем-нибудь вкусненьким в духовке.
        — А консультант тебе не сказала об этом?
        — Конечно нет. Хотя и предупреждала, что в будущем могут быть дурные моменты. Она сказала, что бесплодие — это как горе. Печаль накатывает волнами. Конечно, будут грустные дни. Для нас обоих. Думаю, часть меня будет всегда горевать о детях, которых я не смогла родить.
        — Да,  — тихо согласился он.  — Я тоже.
        И снова притянул ее к себе, прижал голову к груди, чтобы она слышала успокаивающий ритм его сердца.
        — Никогда я так не грустил, как тогда, когда подумал, что потерял тебя, Кэрри.
        — О, Макс.  — Несмотря на тепло его рук, Кэрри задрожала.  — Не могу поверить, что я когда-то думала, что так будет лучше.  — Она положила голову ему на плечо и ласково провела пальцем по его лицу.  — Думаю, хорошо, что я потеряла память.
        Макс прижал ее к себе еще крепче.
        — Я буду благодарен за это всю оставшуюся жизнь.
        Эпилог
        Два года спустя
        Еще один пастбищный сезон в Риверсли-Даунс прошел. Кэрри приготовила обед на открытом огне и была довольна своими блюдами. Тушеное мясо и карри, пудинги с золотым сиропом и обычная говядина в тесте. На столе было много подарков от гостей-животноводов.
        Как хорошо снова оказаться дома. Как хорошо снять всю эту походную одежду, бросить в стирку и полностью насладиться роскошной, горячей, мыльной ванной и намазаться увлажняющим кремом.
        Кэрри вышла из запотевшей от влаги ванной возрожденной и обновленной, нашла Макса в холле, у него радостно блестели глаза.
        — Салли прислала сообщение по телефону,  — сказал он.  — Она беременна! Уже три месяца!
        — О боже!
        Кэрри смотрела на него, веря и не веря. Вспоминала о тяжелых неделях, которые они пережили. Все закончилось в тот удивительный момент, когда сестра Макса приехала к ним из Великобритании, села за стол на кухне, такая серьезная и уверенная в себе, и согласилась стать суррогатной матерью для их ребенка.
        Сначала они удивились, потом испугались. Чуть не до сердечного приступа. Но, в конце концов, преисполнились надеждой и глубокой благодарностью.
        Во время пастбищного сезона Кэрри надеялась, как сумасшедшая, что с Салли все хорошо, и их крошечный эмбрион выживет, продержится все эти важные для развития недели после того, как его пересадили в матку Салли. Но Кэрри все равно боялась и готовилась к неудаче.
        — Салли сказала, чтобы я проверил электронную почту. Там ультразвуковой снимок. Я хотел подождать, чтобы мы посмотрели вместе.
        — О, Макс!  — закричала Кэрри и обняла его, очень быстро, потому что оба торопились к компьютеру.
        Вместе они пошли в кабинет. Макс уже загрузил почту и кликнул по приложению к сообщению сестры.
        И вот он — черно-белый снимок прекрасного крошечного человечка. Их прекрасного крошечного человечка, согнутого как стручок.
        Кэрри смахнула слезы.
        — Правда красивый?  — звонким от переполнявших чувств голосом спросила она.
        Макс улыбался:
        — Он похож на пришельца.
        Она шутливо шлепнула его.
        — Они все такие.
        — Да, знаю.
        — Интересно, это мальчик или девочка?  — прошептала она.
        — Разве это важно?
        — Ну, конечно, не важно. И я даже, наверное, не хочу знать пол до рождения. Это добавит радости и интриги.
        — Разве можно выдержать еще большую радость?
        Кэрри быстро повернулась, ожидая увидеть взволнованного Макса, но он улыбался, да что там, просто сиял. Она снова обняла его.
        — Ты веришь в это? Наш ребеночек к Рождеству?
        — Думаю, мы привыкнем к этой мысли.
        — Салли — самая чудесная сестра на свете, правда? Надеюсь, токсикоз не слишком будет ее мучить.
        — Сэл не будет жаловаться,  — сказал Макс с братской гордостью.  — Она настоящая спортсменка.
        — Она чудо,  — согласилась Кэрри.  — Нужно позвонить и поблагодарить ее еще раз.
        — Позвоним,  — пообещал Макс.  — Как только я поцелую самую восхитительную будущую мамочку с начала времен.
        Кэрри с недоверием посмотрела на него.
        — С начала времен?
        — В Южном полушарии.
        Кэрри провела много счастливых моментов в объятиях мужа, но никогда не испытывал такого ликования, как сейчас, когда он поцеловал ее.
        Макс отпустил ее, она трогательно улыбнулась ему.
        — Может, я самая восхитительная будущая мама в Риверсли-Даунс?
        — Никаких сомнений.  — И он снова ее поцеловал.
        notes
        Примечания
        1
        Обязательный, необходимый (фр.).