Вторая жена доктора Айболита Евгения Халь
        Где ж ты раньше была, милая? Тебя же не любить нужно, а пить залпом, как родниковую воду. За таких, как ты, рвут кресты и душу продают сатане. Где ж ты была, моя хорошая, когда я еще не стал каменной сволочью?
        Сердце выбрало ее сразу. Айболит застыл. Аж руки задрожали. Он отвернулся от пациентки, приподнял маску и тихо выдохнул. Тебе мало женщин, Айболит?
        - Мне мало огня - ответило сердце.
        Отец и мой жених всё решили без моего согласия. Я должна стать второй женой. А вторая - всегда горькая. Одно утешение: доктор с добрыми глазами, моя первая и нежданная любовь.
        Вторая жена доктора Айболита
        Евгения Халь
        - 1 -
        ГДЕ Ж ТЫ РАНЬШЕ БЫЛА, МИЛАЯ?
        АЙБОЛИТ
        Мужчина выбирает женщину сразу. Сам того не понимая. Вначале он еще сопротивляется, потому что мужская природа с сердцем не дружит.
        - Вокруг полно телок, - говорит мужское естество.
        - Их нет. Есть только одна, упрямец. И я тебе это докажу, - не соглашается сердце.
        Эта девушка раскрылась перед ним, и Иван Елагин, которого еще со студенческих времен все называли Айболитом, забыл, что каждый день видит множество женщин. И что смотреть совсем не в женские лица - его работа.
        Сердце выбрало эту девушку сразу. А он не принял этот выбор. Только не она! С ней точно нельзя. Тебе мало женщин, Айболит? Ты же гинеколог с многолетним стажем. А сейчас так застыл, как студент, который в первый раз увидел, откуда жизнь берет свое начало. Аж руки задрожали. Фууух! Он отвернулся от пациентки, приподнял маску за край и тихо выдохнул.
        - Мне мало огня - ответило его из разбитое, но заново слепленное из осколков сердце.
        Где ж ты раньше была, милая? До того, как я стал каменной сволочью? Тебя ж не любить нужно, а пить залпом. Как водку на поминках, не закусывая. За таких, как ты, рвут кресты и душу продают сатане. Где ж ты была, моя хорошая, когда я еще всё это мог? Что ж ты мне высохшую и обескровленную душу тупым лезвием раскромсала? У тебя же не глаза, а сотня ножевых ранений! Я в твоих глазах потерялся, как та иголка в стоге сена.
        - Всё в порядке, доктор? - девушка беспокойно заерзала в кресле.
        - Да, извините, - поспешно ответил он, натянул маску и повернулся к ней. - У меня в клинике уже несколько дней какая-то проблема с вентиляцией. Техники должны приехать, но они, как обычно, не торопятся.
        - Да, я обратила внимание, - она прикрыла промежность юбкой. - Мне тоже как-то трудно дышать.
        - Прошу прощения, Марья, вынужден… немного… вот так, - Айболит осторожно приподнял край легкой черной юбки в белый горох.
        - Да-да, конечно, простите, Иван Сергеевич, - она старалась держаться непринужденно, но ее щеки пылали даже не красным, а багровым румянцем.
        - Ну зачем же так официально? - улыбнулся он. - Можно просто Иван.
        - Тогда и меня зовите Машей, - робко улыбнулась в ответ она. - Марья - это только для документов.
        - Принято! Сейчас будет немного неприятно, совсем чуть-чуть, - он осторожно попытался ввести детское гинекологическое зеркало, позволяющее проникнуть через отверстие в девственной плеве без ее повреждения.
        Несмотря на горячие просьбы жениха Маши и ее отца, а по совместительству бывшего тестя Айболита, он не стал проводить мучительную процедуру осмотра, которая проводится пальцевым методом через прямую кишку. Детского зеркала вполне достаточно. И так понятно, что она девственница.
        Маша прерывисто вздохнула, вздрогнула и сама того не осознавая намертво зажала мышцы. А черта с два пробьёшься! Уговаривать бесполезно. Попробуй попросить женщину что-нибудь сделать против ее воли и натолкнешься на еще большее сопротивление.
        Айболит посмотрел на экран телевизора, висящего на стене напротив кресла. Там всегда был включен один и тот же канал - модный. Ничего так не отвлекает женщин от медицинских проблем, как рассматривание очередных находок кутюрье. По подиуму важно шествовали модели в деревянных ящиках на голове. Отлично! Как раз то, что нужно!
        - Еще немного, совсем чуть-чуть, - пробормотал Айболит. - Какие прекрасные наряды. Интересно: если я маме такой ящик закажу, она оценит?
        Маша рассмеялась и немедленно расслабилась. Айболит быстро и ловко ввел зеркало.
        - Вряд ли, - продолжая смеяться, ответила девушка. - Думаю, что вы надолго останетесь без маминых котлет.
        - Только не котлеты! - мрачно изрек Айболит. - Это, знаете ли, нужно только начать. Сначала без котлет, потом - не дай бог - без компота. И там и до борща дойдем.
        Пациентка заливисто захохотала и Айболит, пользуясь случаем, быстро вытащил зеркало.
        - Ну вот, в принципе, и всё… - договорить он не успел.
        - Ну как дела, доктор? - жених Маши без разрешения зашел за ширму. - Печать на месте?
        Девушка сжалась и закрыла промежность руками, одновременно пытаясь натянуть юбку на разведенные в стороны колени.
        - Выйдите! - резко приказал Айболит.
        И так резко вскочил на ноги, загораживая собой пациентку, что опрокинул вертящийся стул. - Я не разрешал вам входить.
        - Тише, Айболит. Не кипешуй! - улыбнулся жених, поднимая стул и аккуратно ставя на место. - Я должен знать, что там у нее. Это же моя.
        И всё! Не моя невеста. Не моя женщина. Просто моя. Кобыла, корова, матка на ножках. Моя вещь! Всё меняется. Луну уже почти освоили. На Марс скоро полетят. А эти не изменятся никогда. Горские евреи, или джууры - так они сами себя называют - как продавали девочек из бедных семей вторыми женами в богатые семьи, так и будут продавать.
        Маша… таких, как она, мужчины не забывают никогда. Что странно. Они не писанные красавицы. Не одеты в секси юбочку. Не складывают губы уточкой. Они не яркие птицы. Они - подранки. Потому и запоминаются. Каждый, кто хотя бы раз в жизни видел упавшую с неба птицу, помнит это удивление в круглых глазах-бусинках.
        Она еще смотрит вверх. Она еще не понимает, что та голубая высь для нее больше недоступна. Она еще не осознала, как страшно родиться слабой и не там, где нужно. И время от времени глядя на белых лебедей, гордых своей красотой, невольно вспоминаешь ту птицу, что беспомощно била крыльями на заплёванном асфальте.
        Так и эта девушка Маша. Надеется на лучшее. Робко поглядывает на купившего ее жениха. И на него самого - доброго доктора Айболита, который устроит ее жизнь наилучшим образом.
        Где-то рядом будут биться в страстях ее ровесницы. Менять мужчин, плакать в подушку, задыхаться от счастья. Жить обычной женской жизнью. У нее этого не будет никогда. Потому что ее народу наплевать на двадцать первый век и полеты в космос. Как продавали девушек, как кобыл, так и продолжат продавать. Вот таких, как Маша, которым не повезло. Не родились они в семье уважаемого человека. Поэтому они - расходный материал. Ходячие инкубаторы.
        - Так что, Айболит? - жених вскинул руку, поправляя часы стоимостью с новую крутую тачку. - Целка настоящая?
        Айболит едва сдержался. Сейчас бы хорошим хуком справа припечатать эту наглую рожу. А потом выгнать его вон. Если бы не тесть, летел бы ты у меня, горский винторогий козёл, посвистывая дырочкой в правом боку! Целка… мерзость какая!
        - Да, плева не повреждена, - сквозь зубы ответил Айболит.
        МАША
        Почему отец так меня позорит? Что я сделала? Мой жених Амир относится ко мне, как животному. Красивый доктор с добрыми глазами старается мне помочь. Но что он может один? Только подсластить горькую пилюлю. Всё решено без моего согласия. Я - вторая жена. А вторая - всегда горькая, как говорят у горских.
        Едва ли не силой доктор вытолкал Амира из-за ширмы в кабинет, давая мне возможность одеться. Я быстро стащила новые белые носочки и попыталась натянуть колготки. Руки так дрожали, что одеться никак не получалось.
        В сумочке зазвонил телефон. Я поспешно бросилась к нему. Это, наверняка, отец. Не отвечу - потом будет кричать, что не уважаю его.
        - Ты еще в клинике? - отец, как обычно, не поздоровался.
        - Да, я одеваюсь, папа.
        - Хорошо. Уже подъезжаю. Всё в порядке?
        - Нет, - очень хотелось сдержать слезы, но не получилось.
        Голос прервался от рыданий.
        - Перестань! - немедленно разозлился отец. - Что ты сопли распускаешь, да?
        - Как я могу перестать, папа, если уже неделю чувствую себя рабыней?
        Это началось в прошлую субботу с обычного теткиного бурчания. Она разбудила меня в шесть утра.
        - Сколько можно спать? - тетка Раиса стащила с меня одеяло и хлопнула по попе. - Кто тебя такую замуж возьмет, Соню-засоню? Всё проспишь! Мужа, детей, жизнь вообще проспишь. Ээээ… дедей тюри кином! - она встряхнула одеяло и выругалась.
        - Маму не трогайте! - от ее любимого ругательства, которое затрагивало честь моей мамы, сон улетучился сам собой.
        Я вскочила и набросила халат. Что за манера у нее? Чуть что - так сразу крыть по матери?
        - Как не ругать тот проклятый живот, из которого ты вылезла? - Раиса вскинула ладони вверх. - Шабат сегодня. Отец приедет обедать в полдень. А ты еще даже не встала. У меня в твоем возрасте уже двое детей было. А ты что? Двадцать пять лет корове и всё валяешься. У меня в десять утра в шабат уже дом блестел, мясо зажарено было, чуду в духовке горячие стояли. И сама уже красавица: накрашена и одета. И чуду мои не такие, как твои деревянные, а мягкие и ароматные. Потому что у моей покойной свекровки - чтоб ей в аду гореть - попробуй такие пироги, как твои, на стол поставь! За косу бы оттаскала!
        Дались ей эти чуду! Терпеть не могу эти горские пироги. И есть, и готовить. Они так с ними носятся, как будто это золотая медаль на Олимпиаде или самая важная вещь на свете. А как по мне они практически не отличаются от осетинских мясных. Правда, говорить это в лицо горским нельзя. Закопают!
        - А ты вся в мать! - тетка удалилась на кухню, но ее визгливый, как бензопила, голос, разносился по дому. - Та тоже с утра валялась, книжки читала. Тьфу!
        - Ну извините, что моя мама была интеллигентным человекам и любила читать, - огрызнулась я, выдавливая зубную пасту на щетку.
        - Ты мне тут носом не крути! - Раиса возникла на пороге ванной, ожесточенно натирая кухонным полотенцем дно кастрюли. - Книжки женщине читать можно, когда обед готов. Сначала еда, потом книжки. А не до или вместо еды. Твой муж бумагу жевать будет, да?
        Папа приехал ровно полдень. Есть не стал. Окинул взглядом щедро накрытый стол, отломил кусок мясного пирога чуду и жестом остановил суетящуюся на кухне тетку:
        - Потом, Раиса. Не до еды сейчас. Сядь. Разговор есть. И ты, Маша, сядь, - он указал на пустой стул напротив себя.
        У меня сердце ухнуло в пятки, чуя беду. И неспроста.
        - Ты уже взрослая, дочка. И должна помогать решать проблемы семьи. Поэтому станешь второй женой одного очень уважаемого человека и родишь ему ребенка.
        С ума они все посходили, что ли? Это не может быть правдой! Это какой-то фильм про дикие народы.
        - Что? Папа, прости за грубость, но это ерунда какая-то! - у меня даже воздух в легких закончился. - Я же не вещь! Какая вторая жена? Двадцать первый век на дворе!
        - Это не бред, дочка, - терпеливо пояснил отец. - Ты не вещь, конечно, но часть семьи. А в семье все друг другу помогают. Ты ведь знаешь, что наши обычаи позволяют мужчине привести в дом вторую жену, если первая жена не может родить. Моя дочь не может. Ты родишь вместо нее. Иначе ее муж Амир с ней разведется и нашу семью ждут нищета и позор.
        - Она не понимает, что такое семья, - возмутилась тетка. - Эти русские не такие, как мы. Они - перекати-поле. У них брат с сестрой могут всю жизнь не разговаривать. Нисим, что ты наделал? Зачем ты тогда упал на эту проститутку, ее мать? - Раиса стащила с головы платок, закрыла им лицо и горько зарыдала.
        - Не смейте оскорблять мою маму! - я вскочила с места.
        - Сядь! - прикрикнул отец. - А ты, Раиса, прикрой рот с той стороны! А еще лучше пойти и вымой его с мылом.
        - Видел, как у этой бандитки глаза загорелись? - жалобно заскулила тетка. - Она бы меня сейчас ударила бы, если бы не ты.
        - Ерунду несешь, - процедил отец сквозь зубы. - Я объясню, и Маша поймет. Она моя дочь, в ней течет горская кровь. Неважно, что только наполовину. Наша кровь сильная. Так что Марья должна понимать, что мы так жили веками. Так же будут жить наши дети и внуки.
        - В ней прежде всего течет русская кровь ее матери, - прошипела тетка.
        Отец бросил на нее гневный взгляд, побледнел и тихо продолжил:
        - Твоя мать рано умерла, Маша. Тебе тогда и восьми лет не было. Я мог сдать тебя в интернат. Никто бы и не узнал, кто я для твоей мамы. Мы ведь с ней скрывались. Никому ничего не рассказывали. Но я привёл тебя в дом своей сестры. И мы вместе с Раисой вырастили тебя.
        - И твоя сестра, папа, меня каждый день попрекает куском хлеба, - я схватила кусочек хлеба с блюда, отщипнула мякоть и принялась нервно катать из нее шарики.
        Раиса, которая не терпела непочтительного отношения к еде, немедленно отняла хлеб и шлепнула меня по рукам. Потом поцеловала хлеб и положила на блюдо.
        - Раиса тебя любит, Маша. Но пойми: моя жена много лет живет с камнем в сердце. Потому что знает, что ты живешь у моей сестры. И твоя тетя это знает и понимает. Поэтому ей обидно, что ты не хочешь помочь семье. А ты ведь можешь. Настало время отблагодарить за всё то добро, что мы для тебя сделали.
        - Да не могу так, папа! Как ты не понимаешь? - я не выдержала и расплакалась. - Ну это же дикость какая-то!
        - Тогда убирайся на вокзал, где тебе и место, раз не можешь! - заорала тетка. - Слышал, Нисим, как она заговорила? Дикие мы для нее. Тоже мне принцесса Диана!
        - Замолчи, Раиса! - заорал отец. - Ни на какой вокзал она не пойдет! Она моя дочь. Точно такая же, как и все остальные.
        Ой ли? У отца три дочери и единственный сын. Была еще одна, самая старшая дочь Диана. С послушанием у нее было так же плохо, как и у меня, хоть в ее жилах и текла стопроцентная горская кровь. Она сначала вышла замуж за русского, своего однокурсника из мединститута, а потом погибла.
        Но сводные сестры, встречаясь со мной на семейных торжествах, в лучшем случае цедили сквозь зубы: "Привет!" И быстро разбегались кто куда. Чтобы их мать, законная жена моего отца, не увидела, что они со мной общаются. Сама она даже не здоровалась со мной. Лишь злобно щурила глаза и поджимала и без того узкие губы. Единственный и самый младший папин сын Рафаэль меня ненавидел и даже не считал нужным это скрывать. Он как раз со мной активно общался, считая себя главным, после отца, конечно, мужчиной в семье. Но за столько лет я и двух добрых слов от него не услышала. Рафик всё время проверял, где я бываю, что делаю. И использовал малейшую возможность меня упрекнуть. А так же напомнить, как повезло такой дворняжке, как я, что ее взяли в уважаемую семью.
        Теперь главной головной болью папы была вторая по порядку дочь Анжела, которая стала самой старшей, так как ее сестра умерла. Именно за ее мужа и пытался сосватать меня отец.
        Этим браком гордился не только папа, но и вся семья. Еще бы! Амир Абрамов был членом одного из двух самых могущественных и богатых горских кланов. Его отец был владельцем многочисленных бизнесов и щедрым спонсором многих, менее удачливых соплеменников. Таких, как мой отец. Амир был единственным сыном, что сразу увеличивало его значимость в глазах отца и всего клана. Потому что несмотря на заверения, что горские всех детей любят одинаково, но сыновья всегда получали больше, чем дочери. И вот этот сын вместо того, чтобы осчастливить весь клан многочисленными наследниками, желательно мужского рода, не мог заделать даже одного ребенка. И обвинял Анжелу в бесплодии. Эти разговоры периодически доносились до меня, но я как-то особо не прислушивалась. До сегодняшнего дня. Пока это не коснулось меня лично.
        - Понимаешь, дочка, - мягко сказал отец, - Анжела замужем три года, но родить не может. И вся горская родня со стороны ее мужа уже поговаривает, что я им подсунул порченый товар. И что ее муж Амир должен привести вторую жену, чтобы родить ребенка. Но тогда моя дочь потеряет все права на имущество. Ты же знаешь наши традиции: та, что больше рожает, больше получает. Особенно если родится сын. Анжеле, конечно, назначат пожизненное содержание, но нам всем это не поможет. Во-первых, мои дела в последнее время идут плохо. У меня пытаются бизнес отжать.
        - Горские? - осмелилась спросить я.
        - Нет, конечно, - поморщился отец. - Те, до кого горские добраться не могут, - он посмотрел вверх. - Понимаешь меня?
        Я кивнула.
        - Мне нужна защита, - отец устало потёр глаза. - Платить за неё бешеные деньги я просто не могу. А если ты войдёшь в эту семью, то мне дадут защиту автоматически. Так как вы с Анжелой обе будете в семье Амира.
        Но главное даже не это, а то, что к моим младшим дочерям уже два года не засылают сватов. С тех самых пор, как Анжела вышла замуж за Амира и через год не родила. Тогда горские насторожились и затаились. И принялись ждать,
        пока Анжела подарит мужу наследника. А она, как назло, никак.
        - Но при чем здесь остальные твои дочери, папа? - никогда не привыкну к их этой стадной манере мерять всех под одну гребенку. - Если Анжела не может родить, то другие тоже? Это же бред!
        - Это для тебя бред! - не выдержала тетка. - А у нас считается, что одна овца все стадо портит. Значит, на семье порча лежит. И другие тоже не смогут. Анжела вон уже где только не была! И у Стены Плача молилась, и к раввинам ходила.
        - А может, лучше к врачу? - я постаралась, чтобы это не прозвучало ядовито.
        - Да была она у врачей! - отец нахмурился. - Куда только не возили! Не может она родить, никак не может. Когда Амир увидел результаты обследований, был в таком бешенстве, что чуть не поубивал всех. И меня, и Анжелу. Выгнать ее хотел. Я его еле уговорил. Сказал, что свои косяки мы сами и исправляем. И пообещал ему тебя. Конечно, в Москве второй брак не признают. Здесь же двоеженство считается преступлением. Но зато признают в Израиле, в раввинате. Горские - не единственная еврейская община, у которой разрешено двоеженство. Так что будем делать помолвку в Москве, а свадьбу в Израиле. Иначе Амир женится на чужой, из другой семьи. И тогда нам всем конец.
        Я все еще не могла поверить в то, что происходит. Несмотря на то, что выросла среди горских. Или - как они сами себя называют - джууров. И, конечно, более-менее, понимала язык и обычаи. Вернее, думала, что понимаю до сегодняшнего дня. Но о такой дикости мне слышать не приходилось.
        - Значит, папа, меня, фактически, приносят в жертву ради благополучия семьи?
        - Мой бог, какая же ты тупая! Дедей тюри кином! - всплеснула руками тетка.
        - Не ругайся, Раиса! - прикрикнул на нее отец. - Зачем рот пачкаешь? Еще и по матери ее покойной кроешь. Девочке и так тяжело! Нехорошо это! Совсем нехорошо! Маша умная. Маша поймет. Правда, дочка? - обратился он ко мне.
        Я сглотнула сухой ком в горле. Он все набухал, набухал, и, наконец, прорвался слезами.
        - Папа, ну как же так-то?
        - Ээээ… - отец махнул рукой. - Ну что ж ты мне душу травишь, дочь? Думаешь, мне легко было? Знаешь, что я пережил, когда пришлось жене признаться, что у меня есть женщина на стороне? Какой позор перенес! В лицо мне плевали. Отец жены и вся ее родня. Никогда не забуду, как тесть мне сказал: "Мужчина тогда зовется мужчиной, когда он умеет уважать жену и род. И, прежде всего, это касается того, что в штанах. Удержать не смог - так хотя бы скрой результат". А я не хотел скрывать, дочка. Я тобой гордился. И твоей мамой гордился.
        - Ну да, вторая жена - не позор. А на стороне - позор, - всхлипнула я. - Дикость какая-то средневековая. Боже мой, папа, двадцать первый век на дворе!
        - Вот овца тупая! - снова не выдержала тетя. - Голова ватой набита! Вторая жена - это по горскому закону. А твоя мама - любовница, да еще и не наша, не из горских! И ребенок вне брака. Твоему отцу легче всего было тихо тебя в детдом сдать. И забыть навсегда, что ты есть. А он здесь на этой кухне, - тетка постучала по столу, - рыдал у меня на груди и кричал, что своих не бросает. Что ты в этом интернате погибнешь. И, знаешь, что? Мы, может, и не такие интеллигентные, как вы, русские. Книжек не читаем и в театры не ходим. Мы, может, и средневековые. Только у нас на Кавказе нет детских домов. Совсем нет, понимаешь? Если, как у тебя, что-то с матерью случается, то ребенка забирают соседи или родня. Нисим тебя ко мне и пристроил. А у меня свои дети есть. Но разве кто-то с этим считался? Отец тебя поил, кормил, и где бы ты была без него? А сколько отцов своих детей бросают? И теперь тебе нужно просто вернуть то добро, что ты получила. Иначе все будем побираться на старости лет. Разве мы это заслужили?
        А разве я заслужила быть инкубатором семейного благополучия? И вдруг в голове молнией блеснула идея. Я ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.
        - Папа, а если я тоже не смогу? Я ведь еще… ну ты понимаешь... - произнести фразу: " я еще девственница" так и не решилась.
        - Мы это предусмотрели, дочка, - отец обнял меня за плечи. - Мой зять Иван, которого я не считаю бывшим, муж моей покойной дочери Дианы, он ведь гинеколог. Очень знающий врач, один из лучших в Москве.
        - Он про Айболита, - поспешила пояснить тетка. - Ты его видела у моей дочки на свадьбе, помнишь?
        Я даже не знала, что этого врача зовут Иваном. Привыкла как-то, что все зовут Айболитом. Вся женская часть горской родни у него регулярно проходила осмотры. Когда теткины дочки замуж выходили, она все богу молилась, чтобы Айболит хорошие новости принес насчёт их женского здоровья. Я его пару раз видела мельком. В основном, на семейных торжествах, куда меня приглашали крайне редко. Отец хоть и не скрывал сам факт моего существования, но старался приглашать только к тем, кто точно не обидит. А таких было мало. В большинстве случаев мне, как Золушке, приносили в каморку вкусные подарки со свадеб, помолвок, бар-мицвы и бат -мицвы * - обрядов совершеннолетия для мальчиков и девочек: конфеты торты и пироги.
        - Ну как? Ты согласна? - отец с надеждой посмотрел на меня.
        Можно подумать, что у меня есть выбор! Я кивнула, зарыдала и тихо сжала в кармане мамин крестик. Очень хотелось перекреститься, чтобы бог уберег от беды, но при тете не решилась. Отец очень спокойно относился к тому, что я другой веры. Просто просил не афишировать на людях. И покреститься в церкви так и не разрешил, боясь, что об этом узнает родня. А тетка каждый раз на дыбы становилась, если ловила меня во время молитвы крошечной иконке, которую я прятала в письменном столе или с крестиком в руках. Потом она жаловалась отцу.
        - Чужая она для нас, чужая! - кричала тетка. - Как ты не понимаешь, брат? Не наша кровь! Не наша вера! Сколько волка не корми, все равно в лес убежит.
        - Нельзя человека к богу на веревке тащить! - злился на нее отец. - Пусть молится, кому хочет! Это личное дело каждого! Бог для всех один!
        _____
        *Бар-мицва - еврейский обряд посвящения мальчика во взрослую жизнь. Обряд проходят мальчики в 13 лет.
        Бат-мицва - еврейский обряд посвящения девочки во взрослую жизнь. Обряд проходят девочки в 12 лет.
        Согласно законам иудаизма, когда ребёнок достигает совершеннолетия, он становится ответственным за свои поступки и становится духовно взрослым.
        - 2 -
        ЕГО ТАЙНОЕ НАВАЖДЕНИЕ
        АЙБОЛИТ
        Иван отошел к раковине помыть руки. В кабинет без стука зашел отец Маши и по совместительству бывший тесть Айболита Нисим Ирганович. Бывший ли? Можно ли считать бывшим тестя, если его дочь не развелась с Иваном, а умерла? Руки в мыльной пене слегка задрожали.
        - Хватит! - мысленно прикрикнул он на себя. - Сейчас не время. День - время работы и забот. А для слез и дрожания рук есть ночь. Когда можно дать волю эмоциям, лежа в постели. Ему говорили, что боль отступит через два года. С тех пор, как погибла его жена, прошло семь лет. Боль и не думала утихать. Она просто научилась прятаться за дневными хлопотами. Зато ночью, как вампир, воскресала.
        Вдовец. Какое мерзкое слово! Кто его придумал к чертям собачьим? Шелестящее, шипящее, как паук, который раскорячившись на паутине, ждет жертву. Только разреши себе сдаться. Разреши себе привыкнуть к этим шести буквам, и слово опутает тебя безысходностью. Оно засосет тебя в паутину, серую и мерзкую. И ты сдохнешь, жалея себя, жену, вашу дочку, весь мир вокруг.
        - Я не вдовец. Я просто одинокий не по своей воле, - шептал Айболит, глядя в темноту воспаленными от бессонницы глазами.
        - Здравствуй, дорогой! - тесть подошел к Айболиту, обнял за плечи и по кавказскому обычаю щедро расцеловал в обе щеки.
        - И вам не хворать, Нисим Ирганович! - Иван похлопал тестя по плечу.
        Тесть привычно поморщился. Еще много лет назад он требовал от зятя называть его папой, но Айболит так и не смог научиться выговаривать это сложное слово. Он сам рос без отца. Поэтому и привычки к слову не было.
        Красная от смущения Маша вышла из-за ширмы в кабинет.
        - Ты иди подыши воздухом, дочка, - Нисим махнул рукой в сторону двери. - Нам тут с Айболитом нужно кое-что обсудить.
        Девушка покорно пошла к выходу, но на пороге остановилась и бросила на Айболита затравленный взгляд.
        - Спасибо, доктор! - шепнула она.
        - Пожалуйста, - Айболит постарался вложить в улыбку максимум доброжелательности.
        - Ну не томи! Меня сейчас инфаркт хватит! - Нисим рубанул ладонью по горлу. - Как там у нее… всё это женское хозяйство? На месте ли пломба? Родить она сможет?
        - Анализы хорошие, - Айболит взял бумажное полотенце и принялся тщательно вытирать руки. - Всё на месте. Но точно никто и никогда ничего сказать не может. Душевное состояние тоже очень важно. У женщин оно вообще определяет все, без исключения, физиологические процессы. Характер женщины - это не набор привычек, а маятник гормонального фона, понимаете? У них всё зависит от гормонов, даже интеллект. Поэтому вы бы не давили на дочь. Иначе может выйти только хуже. Так бывает довольно часто, что вроде бы женщина здорова, а забеременеть не может.
        - Правда? - прищурился Нисим. - А иногда они беременеют вопреки. Тебе ли об этом не знать? Одно такое "вопреки" уже семь лет зовётся твоей дочкой и моей любимой внучкой
        Леночкой. Я стараюсь не давить. Ты знаешь, дорогой зять.
        Нисим не считал его бывшим зятем. У джууров - как называют сами себя горские - нет понятия "бывшие родственники". Если ты один раз вошел в их семью, значит, остался в ней навсегда.
        - Вы понимаете, что это, фактически, изнасилование? - резко спросил Айболит и бросил мокрое полотенце в урну.
        - Вай, ерунду не говори! - возмутился Нисим. - Изнасилование-шмизнасилование. Тебя что прокурор укусил? Ты мне для того и нужен, чтобы никто этих глупостей не говорил. Никто ее не тронет. Сделаем подсадку ЭКО в Израиле. Ты в этом большой спец, вот и сделаешь. Просто израильтяне страшные бюрократы. Там при подсадке ЭКО нужно пять тонн документов заполнить. Что никто не возражает, что женщина согласна. И еще и психолога могут пригласить. Чтобы он точно вытянул из девочки: не принуждают ли ее? Наши говорят, что горские у них на подозрении. Без психолога у горских ни одно ЭКО не проходит. Мол, знают они про наши обычаи, и эти дуры-феминистки и прочая шушера бдит. Сделать, конечно, ничего не могут, но ставят палки в колеса. Вот ты и проведешь процедуру. Документы наши юристы подготовят. Но ты-то психолога перед ЭКО точно требовать не будешь. Так что никто ни на кого не давит.
        Айболит вздохнул. Если сравнивать его тестя с другими, то по горским меркам он, действительно, не давил. Особенно когда Айболит встречался с его дочерью без его согласия. Другой бы за это убил. Но тесть предпочёл всё скрыть. Умный мужик, он понимал, что жизнь изменилась, и старался лавировать между новыми временами и старыми обычаями. Да так, чтобы никто ни о чем не догадался. А еще Айболит точно знал, что свою старшую дочь Нисим Ирганович Амирамов любил больше, чем многовековые традиции. В отличие от своего единственного сына Рафаэля, который, несмотря на молодость, словно шагнул в Москву из средневековья.
        Айболит задумчиво посмотрел на дверь, за которой скрылась Маша. Его жена Диана была такая же тоненькая и испуганная в тот день, что навсегда изменил его и ее судьбу. Когда Иван подошёл к ней в вестибюле медицинского института.
        АЙБОЛИТ, ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД
        Диана торопливо бежала по огромному вестибюлю, дробно стуча каблучками полусапожек. Белый пушистый свитер плотно облегал тоненькую фигурку, юбка в крупную шотландскую клетку открывала острые и какие-то беззащитные коленки. Тяжелая коса оттенка молочного шоколада никак не хотела ложиться под капюшон белого полупальто. Диана торопливо набросила пальто на ходу, одновременно пытаясь завязать шарф, чтобы выйти в промозглую московскую осень. Широкие соболиные брови девушки были озабоченно нахмурены.
        Там, снаружи, ее уже ждал брат Рафаэль, нетерпеливо сигналя и ругаясь с проезжающими мимо водителями. Он был младше сестры, но чувствовал себя мужчиной, который должен следить за сестрой и охранять ее. Каждый день он приезжал за Дианой в институт, поэтому Иван постарался перехватить ее в вестибюле.
        Времени было в обрез. Иван достал из-за пазухи розу. Одну-единственную, зато очень красивую: алую и на длинном стебле. На большее денег не было. Он учился на последнем курсе и одновременно подрабатывал в больнице и на скорой.
        Диана растерялась и улыбнулась. Иван давно заметил, что она украдкой бросает на него осторожный взгляд, когда они сидят вместе на лекциях. А при первом посещении анатомички в морге она попыталась рухнуть в обморок. Тогда он оказался рядом и подхватил ее, не давая упасть. Безвольной куклой обмякнув в его руках, Диана открыла миндалевидные карие глаза с длинными ненакрашенными ресницами и восхищенно посмотрела на него. Тогда-то он и пропал. Сердце Ивана распахнуло его грудную клетку, как незапертую дверь, и намертво прилипло к Диане.
        - Ты в порядке? - шёпотом спросил он.
        - Да, доктор Айболит, - улыбнулась она.
        И Иван залюбовался искорками, что вспыхнули в ее карих, с золотистым отливом, всегда немного влажных глазах.
        - Почему Айболит? - рассмеялся он. - Меня зовут Иваном.
        - Нет, Айболитом, - не уступила она. - У меня весь день болела голова, а теперь боль ушла. Так умеет только добрый доктор Айболит.
        С тех пор кличка намертво прилепилась к нему.
        Эта тихая, нежная и абсолютно несовременная девочка жила в закрытом мире, куда ему не было доступа. Брат или отец каждый день привозили ее в институт и после занятий забирали домой. Ей нельзя было ходить на вечеринки и встречаться с одногруппниками в кафе. Тогда-то Айболит и услышал впервые это странное слово: джууры.
        Покопавшись в интернете, он с удивлением выяснил, что среди евреев есть разные общины и многие из них очень далеки от привычных для Москвы Рабиновичей. И что джууры - это горские евреи, выходцы с Северного Кавказа: из Нальчика, Дербента, но есть также большая община в Азербайджане. А главное: что это самая закрытая и загадочная община, которая благодаря этой своей закрытости не только дожила до наших дней, но и прославилась тем, что на плечах двух могущественных кланов успешно держала, как минимум, треть криминальных бизнесов Москвы.
        Диана стала его наваждением. Айболит подстерегал ее в библиотеке, коридорах института и в кафетерии. И с ликованием замечал, как радостно вспыхивают ее глаза, когда он оказывался рядом.
        Он признался ей в любви между подготовкой к зачетам, вдыхая библиотечную пыль. А она ему ответила шепотом, не поднимая глаз от учебника анатомии, что тоже влюблена.
        Ее никуда не выпускали одну. Разве что за хлебом. Поэтому ей пришлось срочно полюбить горячие и очень свежие булочки. И все их свидания проходили в супермаркете возле ее дома. Айболит ждал там часами. Сначала изображал, что это вышло случайно. Мол, был в гостях у друга, который живет рядом, зашел молока купить, а тут - какая неожиданность - Диана. После трех случайных встреч Диана ехидно заметила:
        - Как же все-таки хорошо, что в Москве молоко закончилось и осталось только в нашем супермаркете.
        - Оно здесь особенно вкусное, - бодро соврал Айболит. - Фермерское.
        Она молча взяла из холодильника пакет с молоком, озорно сверкнула глазами, открыла молоко и протянула Айболиту:
        - Пей, если вкусное.
        Он выпил три глотка, а на четвертом молоко полилось через нос. Кто бы только знал, как ему с детства ненавистно не только молоко, но и вообще все молочные продукты!
        - Вот черт! - огорчился он, вытирая рот. - Нужно было про пиво врать, а не про молоко. Как-то я этот момент не продумал.
        Диана звонко расхохоталась и отняла у него пакет.
        После этого они начали назначать свидания в открытую. Иногда ей удавалось позвонить. И тогда они часами разговаривали обо всем на свете. Но посылать сообщения на ее телефон было нельзя. Потому что отец и брат все время проверяли звонки и переписку.
        Иногда Диану выпускали погулять с потенциальными женихами, которые приезжали свататься. Максимум, что позволялось при первом знакомстве, после того, как родители и сваты уже обсудили все подробности - просто сделать круг по району с заходом в местное кафе не больше, чем на полчаса. Айболит шел за девушкой и ее, возможно, будущим женихом, чувствуя себя идиотом, и жутко ревновал.
        В грудь втыкали нож и проворачивали его сто раз. Он знал, что сейчас этот винторогий козел незаметно ощупывает Диану взглядом, примеряясь. И представляет себе, как будут выглядеть ее роскошные волосы, рассыпанные на подушке. Что у нее под платьем, и какое белье она носит. Он сам был мужиком. Поэтому понимал, что чувствует очередной жених. Это сводило его с ума. Он так сжимал зубы, что скулы сводило судорогой.
        Иногда Диана оборачивалась и украдкой бросала на него виноватый взгляд. После очередного сватовства Айболит понял, что ждать больше нельзя. Диана пришла на свидание в супермаркет и, перебирая теплые булочки, прошептала:
        - Меня выдают замуж. И я ничего не могу с этим поделать. Потому что моя сестра Анжела, та, что на пару лет младше, тоже ждет сватов. А по еврейским законам нельзя сватать младшую сестру, если старшая еще не вышла замуж.
        - Что за бред, Диана? Ты не должна приносить в жертву свою свободу! - возмутился Айболит.
        - Ты не понимаешь, Ванечка, - в ее глазах олененка Бэмби блеснули слезы. - На Анжелу положил глаз сам Амир Абрамов. Это самый видный жених у наших горских. И он даже поговорить с моим отцом не может, потому что я еще не пристроена замуж. Если отец упустит такую возможность, он мне никогда этого не простит. Заветная мечта каждого горского отца - породниться с семьей Абрамовых.
        - Это те Абрамовы, которые владельцы Черкизоны? - спросил Айболит.
        - И не только, - кивнула она. - Легче перечислить, чем они не владеют.
        Диана осторожно взяла Айболита за руку, пряча пальцы в его рукав, чтобы со стороны ничего не было видно, и шепнула:
        - Прости, что морочила тебе голову! Наши отношения с самого начала были обречены на провал. Просто хочу, чтобы ты знал, Ванечка: ты был самым лучшим, что случилось в моей жизни.
        - Что значит: был? - взвился он. - Я есть, Диана! Я здесь! И никуда не уйду. Я тебя не отдам этому мелкому бандюку!
        Она воровато оглянулась, убедившись, что рядом никого нет, и погладила его по щеке.
        - Как у вас говорят: бодался телёнок с дубом, - она привстала на цыпочки и едва коснулась губами его щеки.
        - Прощай, Ванечка! Будь счастлив! - Диана схватила со стеллажа пару булок и быстро пошла к кассе.
        Айболит прислонился к деревяному стеллажу с хлебом, тяжело дыша. Нужно было решительно действовать. О том, чтобы честно поговорить с ее отцом не могло быть и речи. Замуж, говоришь? Сестре дорогу освободить? Ну ладно. Будет тебе замуж. И светлый путь твоей сестре тоже. Все зеленые светофоры до ЗАГСа откроем! Долетит твоя сестричка на своем бандюке-черкизонёнке аж до полной победы еврейского коммунизма, причем без пересадки.
        Для горских отцов их дочери - не просто любимые девочки, а имущество. Вернее, выгодное вложение. Поэтому Диану и всех остальных так тщательно охраняют. Что-что, а беречь свое имущество евреи умеют. Ну мы тоже не лыком шиты.
        - Я вам не Иван-дурак! - прошептал Айболит, подцепив со стеллажа буханку черного хлеба.
        В его голове созрел план. Рисковый, и, возможно, обидный для Дианы. Но выхода не было. На следующий день он решительно толкнул дверь цветочного магазина и купил самую дорогую розу. Продавец сонно наблюдал, как он потрошит кошелек, отсчитывая купюры, и звенит мелочью, выгребая из карманов последнее. Спрятав розу под поношенную куртку, Айболит поехал в институт.
        Брат Рафик уже ждал сестру у входа, облокотившись о машину и нервно пытаясь прикурить сигарету на злом осеннем ветру.
        Диана нерешительно взяла розу и спрятала ее в изящный кожаный портфель, в котором носила учебники.
        - Поедем сегодня на день рождения Сашки, - прошептал Айболит, захватывая ее руку в горячий плен нервно дрожащих пальцев.
        - С ума сошел, Ванечка? - она испуганно округлила глаза. - Там Рафик ждет. Как я выйду? Да еще и с тобой!
        - Через окно на первом этаже, - заговорщицки подмигнул он. - Ну же, решайся, Ди! У Сашки родители свалили куда-то в загранку и оставили ему дачу под Москвой в полное его распоряжение. Там весь курс соберется. Когда еще выпадет возможность так оторваться?
        - Отец меня убьет, - прошептала она.
        - Не убьёт! - Айболит решительно взял ее за руку и повел за собой. - Я буду рядом. Обещаю! Сам приведу тебя домой и поговорю с ним.
        - Даже не думай! - испуганно возразила она. - Тогда он убьет и тебя.
        Айболит лишь улыбнулся. А вот это мы посмотрим! Если все получится так, как он задумал, то поговорить с отцом всё равно придется. Не исключено, что папаша начнет махать кинжалом или чем там пользуются горские? Ну ничего. Мы в Москве, в конце концов, а не в Нальчике.
        АЙБОЛИТ, СЕЙЧАС
        От воспоминаний его оторвала Маша. Она зашла в кабинет и ее отец замолчал, оборвав самого себя на полуслове.
        - Жакет забыла, он там, за ширмой, - Маша в нерешительности замерла на пороге.
        - Я принесу, - Айболит вскочил со стула и пошел за ширму.
        - Что-то ты витаешь в облаках, дочка, - резким тоном заявил отец. - Спустись немного на землю нашу грешную. Сейчас нужно сосредоточиться.
        - Я постараюсь, - Маша покраснела и протянула руку за жакетом.
        Но Айболит галантно развернул жакет и стал за ее спиной. Девушка залилась алым цветом и от волнения никак не могла попасть в рукава. Айболит осторожно взял ее за руку и помог одеться. Для этого ей пришлось повернуться и почти прижаться к нему. И в ее глаза плескалось явное и очень теплое счастье.
        Он растерялся. Как человек может быть счастлив от того, что кто-то помог одеться? Это же как нужно было затюкать девушку, чтобы она так светилась от простой вежливости! Хотя… если так подумать, то счастье и складывается из маленьких и неприметных вещей. Из "спасибо", "пожалуйста", "ничего страшного", "всё будет хорошо". Такие мелочи и составляют большое, теплое и ярко-желтое, как солнце, счастье.
        - Да что же ты копаешься сегодня, да? - вспылил ее отец. - Как назло, когда я спешу, так ты еле двигаешься, клуша-копуша!
        Счастье вмиг исчезло из глаз Маши. Она вздрогнула и беспомощно взглянула на Айболита снизу вверх. Он почувствовал, как затрепетала вся ее тонкая фигурка. Он готов был поклясться, что в ее глазах была мольба о помощи. Она слегка сжала его руку. То ли перепутала с рукавом, то ли нарочно подала знак. Но от этого прикосновения сердце Айболита вдруг сделало два лишних удара и всё тело пронзил электрический ток.
        Быть этого не может! В последний раз с ним такое случилось ровно семь лет назад. Когда Диана, выходя из дома, прижалась к нему в коридоре их квартиры. Тогда Айболит решительно стащил с нее пальто, подхватил на руки и помчался в спальню.
        - Отпусти меня, псих! - смеясь, отбивалась Диана, - опаздываю же! Дашка ждет! Она меня прибьёт! Ты же знаешь ее казацкую натуру. И потом беременным же нельзя, дурак!
        - Подождет! - шептал Айболит, ловко и быстро раздевая ее. - Я осторожно. На седьмом месяце еще можно, если знать как.
        - Маньяк ты, Елагин! Как есть маньяк! Где это ты наловчился так ловко раздевать женщин, а?
        - В темном переулке, когда маньячу по ночам, - страшным замогильным голосом ответил он, прикусывая ее шею. - Когда уставшие граждане крепко спят, мы, чикатилки, выходим на кровавую охоту. И бледная луна вздрагивает от нашего сатанинского смеха. О-хо-хо!
        - Мамочки! Перестань, ненормальный, я же боюсь! - взвизгнула Диана, прижимаясь к нему всем телом.
        Если бы он тогда знал, что она больше никогда не вернется в их маленькую уютную квартирку. Он бы, как старый пес, лег у порога и никуда бы ее не отпустил. Он бы разбил все часы в доме, чтобы она не знала, когда день сменяет ночь. А если бы она даже спросила, он ответил бы, как барон Мюнхгаузен:
        - Сейчас шесть часов дня. Спи любимая, спи!
        Если бы… всегда оно, проклятое. Если ад существует, то на его воротах написано: "Если бы ты знал ".
        - Ваня, с тобой все в порядке? - тревожно спросил Нисим.
        Айболит вынырнул из омута памяти и электрического поля в тысячу киловатт, которое накрыло их с Машей.
        - Извините, Нисим Ирганович, - Айболит быстро помог Маше надеть жакет и поспешно отошел к компьютеру. - Ночью не спал. У пациентки были очень тяжёлые роды.
        - А ты чего? - обратился Нисим к Маше. - У тебя тоже роды? В коридор иди, чего здесь уши греешь? Не видишь, что у нас мужской разговор?
        - Извини, папа, - пробормотала Маша и поспешно вышла в коридор.
        - Я хочу, чтобы ты ее полностью сопровождал во время всего этого… эээ… процесса в Израиле. Ну как, согласен? - Нисим придвинул стул к Айболита и уселся, решительно положив обе ладони на стол.
        - Я другого не понимаю: почему не провести всю процедуру в Москве в моей клинике? - Айболит открыл медицинскую карту Маши и принялся ее заполнять. - Зачем тащить нас всех в Израиль?
        - Потому что так удобнее и лучше, - отец потер нос.
        Ну точно врет! Люди, когда лгут, часто трут нос. Что-то он не договаривает, старый лис. Но из него же и каленым железом не вытащишь. Нечего и пытаться. Тут и не поймёшь, чего в нем больше: еврейской скрытности или кавказской осторожности?
        - Помогу чем смогу, - кивнул Айболит.
        - И еще… ты приглашен на помолвку моей дочки Маши послезавтра, - Нисим встал и застегнул длинную черную кожаную куртку. - Адрес ресторана я тебе сброшу на телефон.
        - Постараюсь быть, Нисим Ирганович.
        - Нет, не постараешься, сынок, а будешь, - Нисим положил ему руку на плечо и наклонился, заглядывая в глаза. - Ты - член семьи. Уважение. Ты помнишь это, да? Хотур, сынок, хотур!
        Как такое забыть? Хотур. Уважение. У них в Нальчике, из которого они прибыли в Москву, да и на всем Кавказе, отсутствие этого самого уважения становилось причиной кровопролитных войн, которые длились десятилетиями. А иногда и веками.
        - Я приду, - кивнул Айболит.
        - Слушай, у тебя здесь кофе подают, а?
        - В кафетерии внизу. Пойдемте, - Айболит встал.
        - Ээээ… не умеешь ты красиво жить, - улыбнулся Нисим. - В кафетерии. А где секретарша с ногами от ушей, чтобы прямо возле твоего кабинета кофе варила? Перед глазами ходила туда-сюда, рассекала, как белый лебедь. А белый лебедь на пруду качает павшую звезду, - запел он неожиданно молодым и звонким голосом песню группы " Лесоповал".
        - Я решу этот вопрос, - улыбнулся Айболит. - Как-то не до того было. А пока пойдемте в кафетерий.
        Они спустились на первый этаж.
        - Ты пойми, сынок, мне очень важно чтобы всё получилось. - Нисим задумчиво размешивал сахар в крепком черном кофе. - Как говорится: сам накосячил, сам и исправил. Если первая жена не может Амиру родить, значит, родит вторая. И обе они - Анжела и Марья - мои дочери. Так что все останется в семье.
        - Но вы же понимаете, что в России такой брак не признают, - возразил Айболит. - Здесь запрещено двоежёнство.
        - Ну мы просто запишем моего зятя, как отца, и всё. А все документы оформим в Израиле.
        - А там разве признают такие браки? - Айболит отхлебнул горячий кофе и поморщился.
        - Правильный вопрос! - Нисим поднял указательный палец. - Важно то, что в Израиле основная законодательная власть в таких делах - это раввинат. Высшая инстанция, которая имеет такие же полномочия, как Верховный Суд. А в вопросах крови над ними только бог. И, соответственно, раввинатский суд признает вторых жен, потому что у многих еврейских общин есть двоежёнство. Так исторически сложилось. Евреи были рассеяны по всему миру. Женщины ведь тогда не работали. Они дома сидели с детьми и ждали, пока муж кусок хлеба принесет. И если погибал кормилец, то соседи-мусульмане часто похищали незамужних еврейских девочек и обращали в ислам. А потом женились на них. И чтобы этого не случилось, кто-то из родни или друзей покойного мужа женился на этих девочках, даже если им было пять-шесть лет. Конечно, их никто не трогал. Никому бы в голову не пришло спать с ребенком.
        Но мусульмане тогда этих девочек не трогали, потому что для них семья и брак тоже священны. Мужчин тогда было меньше, чем женщин. Вот и пришлось раввинам начать признавать двоеженство. В Европе такого не было никогда. А на Кавказе, в Северной Африке и странах Магриба, где евреи жили рядом с мусульманами, таких случаев было полно. С тех по всё изменилось. Но обычаи остались. И раввинат хоть и со скрипом, но все же признает такие браки и все права детей. А мы Маше сделаем израильское гражданство. И ее ребёнку тоже. Будет жить на две страны. Мы, горские, все так живем. Бизнес-то у всех в России, в основном. Или в Америке. А семьи в Израиле сидят.
        - Да, я знаю, - кивнул Айболит.
        У него тоже было израильское гражданство. В свое время тесть настоял. Айболит получил его автоматически, как муж еврейки. Но уехать не хотел никогда. Да и Диане больше нравилась Москва.
        - Чем смогу, помогу, - кивнул Айболит.
        - Вот и молодец! - Нисим отхлебнул кофе. - Сам-то ты как? Всё один да один. Жениться тебе нужно, сынок. Если что, я не против. Молодой мужчина, с дочкой. Ну куда это годится? Мама твоя - дай ей бог здоровья и до ста двадцати лет жизни - не вечная же! Случись что - не про нас будет сказано - кто Леночку воспитает? Нам же ты ее не отдаешь.
        - Нисим Ирганович, давайте закроем эту тему. Я больше никогда не женюсь.
        - Чего вскипел, как чайник, э? - Нисим отвесил ему легкую затрещину. - Я тебе вместо отца, - мягко сказал он. - Своего-то у тебя нет. Поэтому и говорю: нельзя молодому мужчине одному. Семь лет прошло. Отплакал ты свое. Бог не любит, когда плачут. Уныние - это грех, что у вас, христиан, что у нас, евреев.
        - Я вообще атеист, - Айболит отодвинул чашку и встал. - Вы извините меня, работы очень много. Пойду.
        - 3 -
        НАЕДИНЕ СО ЗВЕРЕМ
        МАША
        Отец молчал всю дорогу до дома. И, судя по тому, что он даже не ругал ослов-водителей, которые купили права, я поняла, что он в очень плохом настроении. У меня было не лучше. Тетку мы застали почти на пороге. Она переносила к лифту плотно набитые банками и контейнерами большие клетчатые баулы.
        - К дочерям еду, - тетка с трудом подняла двумя руками очередную сумку. - Вот оно как бывает: прилетели дочки с мужьями и детьми на помолвку, а живут у родителей мужей. Потому что их мать бедная. Квартира у нее и так маленькая, а тут еще и ты, Марья, место занимаешь. Подержи-ка, - тетка вручила мне тяжеленный баул в ярко-синюю клетку, который я едва не уронила. - Но ты разве понимаешь все те жертвы, что мы с твоим отцом за тебя приносим? Господи, - она подняла руки. - Мне в раю уже земля полагается. Как минимум, десять соток. Ты уж не подведи меня, бог! Хоть там дай хороший участок земли.
        - Хватит, Раиса! - осадил ее отец. - Езжай с богом к детям.
        - Я-то поеду, - огрызнулась она. - Но ты бы заранее предупредил эту тупицу, чтобы вела себя с женихом нормально. Иначе будет, как в этой бедуинской поговорке: дорра-морра. Вторая - горькая.
        - Я поговорю, - отец перетаскал сумки в лифт. - У тебя что камни здесь?
        - Ага! С сердца моего свалились, - всхлипнула тетка. - Но там еще много осталось. Ой, боже, - она обеими руками схватилась за большую и тяжелую грудь, - если бы кто-то сейчас лизнул мое сердце, он бы сошел с ума!
        Я поспешно зашла в квартиру, чтобы не слышать ее причитаний. Отец зашел за мной и закрыл дверь.
        - Доченька, сейчас придет твой жених Амир. Нужно, чтобы вы заранее познакомились, поговорили. Чтобы возникла какая-то химия между вами.
        Мне очень хотелось сказать отцу, что лично у меня уже возникла химия: крысиный яд и прочие отравляющие вещества. Но я промолчала. Как всегда, впрочем.
        - Ты приведи себя в порядок, Маша. Надень красивое платье. Волосы причеши. Он через час уже придет. Вам нужно поговорить наедине нормально. А то на людях это все не получится. Да и его жена первая будет там, на помолвке. Опять-таки неудобно.
        Этого только не хватало! Я думала, что у меня есть еще два дня жизни до помолвки. А оказалось, что терпеть незнакомого мужика, разговаривать с ним, улыбаться и прочее мне нужно начинать сейчас. Подавив острый приступ тоски, я сказала:
        - Хорошо, папа. Тебе приготовить поесть до того, как я пойду мыться?
        - Нет, дорогая. Я пойду. Дел у меня невпроворот.
        - Как это пойдешь? - я замерла на пороге ванной. - Разве мне можно быть с ним наедине? Тетя же точно не вернётся в ближайший час.
        - А что такого? - пожал плечами отец. - Не чужой человек. Он мне один раз зять. Сейчас еще на второй заход родства пойдем. Я ему доверяю.
        Вот как! Интересно: почему мне ты, папа, не доверяешь? Я даже на дни рождения одноклассников нормально никогда сходить не могла. Да и сейчас отчитываюсь о каждом шаге. Работаю в детском саду воспитательницей. Не успеваю закончить рабочий день, как тетка уже трезвонит:
        - Где ты? Почему домой не идешь?
        И сразу отцу жалуется. Он мне перезванивает и грозно спрашивает, почему я еще не по дороге домой, когда рабочий день уже пятнадцать минут, как закончился? И иногда Рафика, сына своего посылает за мной следить. Тот за углом спрячется и смотрит: не кокетничаю ли я с каким-нибудь папашей, который за ребёнком пришел?
        Или мне бесплатно ничего нельзя? А если речь идет о таких больших деньгах, то горские законы сразу меняются? Первая жена… как это ужасно звучит! Мне кажется, что я смотрю исторический фильм. А я вторая. Как такое может быть в наше время? Дорра-морра, бедуины. Ужас!
        - Ладно, не буду мешать твоим женским финтифлюшкам и штучкам-дрючкам, - отец пошёл к двери.
        - Подожди, папа! - не выдержала все-таки, потому что сердце испуганным зайцем металось в груди. - Ты бы не мог задержаться, пока он придет? Мне как-то очень неловко.
        Отец внимательно посмотрел на меня, потом демонстративно вскинул руку, изучил циферблат дорогих массивных часов в золотом корпусе и вздохнул:
        - Ладно, дочка. Побуду с тобой.
        - Я тогда чай заварю.
        - Не нужно, я сам заварю. Ты иди в ванную прихорашивайся.
        Я слегка накрасилась, надела вязаное платье нежно-розового оттенка в пол, но по фигуре. Отец окинул меня критическим взглядом.
        - Ты извини, Машенька, но нельзя ли как-то… эээ… побогаче и поконкретнее? Чтобы так четко было, - он описал в воздухе причудливые загогулины. - Ну ты поняла меня.
        - Это очень дорогое платье, из бутика. Сейчас вязаные платья в пол - это писк моды! - возразила я.
        - Писк-шмиск - это ваше женское. А мужчины немного не так смотрят на вещи. Все-таки первое впечатление. Сама понимаешь: оно самое важное. И он придет один, без родни. Так что смотреть нужно только на его вкус. А я своего зятя знаю. У тебя есть то красное платье, что я тебе привез из Италии. Оно такое… фигуру делает, Амиру понравится, - отец окинул быстрым взглядом мое тело, которое как раз таки особой фигуристостью никогда не отличалось.
        Тетка все кормила меня пирогами и булками, и все время сокрушалась:
        - Куда оно падает? Почему на попе не оседает? Ни груди, ни бедер, ни аппетитных ножек. Плоская ты, Машка, как гладильная доска. Кто тебя такую замуж возьмёт?
        - Тот, кто худеньких любит, тот и возьмет, - огрызалась я, отодвигая от себя корзинку с булками, потому что они у меня уже в горле стояли.
        - Ээээ… лапшу с ушей сними, да? Знаешь, кому нравятся маленькие си? Тому, у кого на большие денег нет.
        - Сейчас худоба в моде, - не сдавалась я.
        - У кого? У нищебродов, потому что им женщину кормить не на что? Конечно, они такую моду ввели. Это выгодно! Травы пучок ей в зубы сунул, вот и обед. Или у гондурасов модно? У этих - да. Им бы девочку, что похожа на мальчика. Самое оно. А наши горские не собаки. На кости не бросаются. Им подавай таких, чтобы взял в руки и почувствовал, что есть вещь, - тетка растопыривала руки, обхватывая что-то невидимое размером с хороший тазик для белья. - Особенно богатые! Чем больше денег у горского, тем фигуристее жена!
        - Ладно, папа, - я надела красное платье, едва доходящее до колен, которое подчеркивало талию и грудь, потому что сверху было на пуговичках, а внизу расходилось широкой юбкой.
        Пояс затянула потуже. В последние дни опять похудела из-за всех этих переживаний. А затянутый пояс автоматически увеличивает бедра и грудь. Тонкие колготки телесного цвета и красные туфельки на маленькой шпильке дополнили наряд. Волосы я хотела поднять в высокую прическу-ракушку. Но отец буркнул, не поднимая глаз от чашки:
        - Волосы распусти. Они у тебя красивые. Точно, как у твоей матери, - он вдруг улыбнулся, - я ее из-за этого русалкой называл. Они у нее так струились по спине и плечам, как шёлковые волны.
        В дверь требовательно и настойчиво позвонили. Я вздрогнула. Звонок был хозяйским, уверенным. Вообще по тому, как незнакомый человек звонит в дверь, можно сразу узнать его характер. Отец открыл дверь:
        - Аааа… здравствуй, дорогой! - он обнял зятя.
        - И тебе не хворать, отец, - Амир так покровительственно похлопал папу по плечу, словно это он был тестем, а папа зятем.
        Я стояла в конце коридора, в дверном проеме гостиной. Амир решительно подошёл ко мне, окинул меня внимательным взглядом и улыбнулся:
        - Ну здравствуй, моя невеста!
        - Здравствуйте, - мой голос неожиданно дал петуха.
        Отец с Амиром рассмеялись.
        - Волнуется моя дочка. Ты уж ее не обижай, дорогой зять, она у меня скромная очень, - отец вышел на лестничную клетку. - Я по делам. А вы знакомьтесь, молодежь.
        Дверь за ним захлопнулась. Возникло неловкое молчание.
        - Располагайтесь, - я махнула в сторону пафосных тёткиных диванов в гостиной, обитых вишневым бархатом и украшенных золотыми финтифлюшками. - Вам чаю или кофе? - я пошла на кухню.
        - Мне тебя, - он вышел за мной на кухню и стал за моей спиной.
        Чайник едва не выпал из рук. Я резко повернулась, уперевшись попой в стол. Амир был огромный, мощный и очень пугающий. В нем чувствовалась какая-то первобытная мужская сила. Такая, что может подмять под себя, припечатать, поработить. Я буквально задыхалась рядом с ним.
        Он навис надо мной. Наклонился, заглянул в глаза. Его губы растянулись в напряженной, почти хищной улыбке. Я выставила чайник впереди себя, пытаясь отвоевать хотя бы пару сантиметров свободного пространства. Он выхватил чайник из моих рук, бросил в раковину, схватил меня, поднял и посадил на стол. Властно взял меня за колени, развел их в стороны и вклинился мощными бедрами между ног.
        - Отпусти! - хрипло попросила я.
        - Да ладно, - хмыкнул он. - Ты же все равно моя. Какая разница когда? Нужно начать как можно раньше. Мне нужен ребенок. Ты ведь знаешь. Так что на все эти охи-вздохи времени нет, - он поднял мою юбку и погладил по бедру.
        - Какая ты нежная вся, - задохнулся он и впился поцелуем в мою шею.
        Его руки заскользили по моему телу, ощупывая каждый сантиметр. Так проверяют помидоры на базаре, боясь прогадать.
        - Да отпусти же! Так нельзя! Это первое знакомство! - я уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть.
        - Ерунда, - не обращая ни малейшего внимания на попытки сопротивления, он быстро и ловко одной рукой расстегнул пуговицы на платье. - Первое, двадцать первое, сорок первое… - второй рукой он расстегнул брюки, - я тебе не мальчик, чтобы со мной играться. Привыкай!
        Я запахнула платье, закрывая грудь. Попыталась сжать колени и почувствовала, что вот-вот случится то, чего у меня еще ни разу не было. От страха у меня внутри всё сжалось. Амир везде был мощный и большой. И там тоже. Я чувствовала эту агрессивную мужскую природу, которая стремилась получить то, что ей полагалось по праву спасителя нашей семьи.
        - Нет! - я изо всех сил оттолкнула его и сжала колени. - Не могу! Подожди! У меня эти дни!
        - Что? С какой стати? - он еще тяжело дышал и шарики с роликами в его мозгу явно с трудом ворочались, сосредоточившись на управлении нижней частью тела.
        Красные пятна расцвели на его узком лице с высокими скулами. Черные глаза гневно сузились.
        - За дурачка меня держишь, да? - он вдруг больно схватил меня за волосы и оттянул мою голову назад. - Думаешь, со мной можно играть?
        - У меня правда эти дни, - я схватила за его руку, пытаясь освободить волосы.
        Виски запульсировали от боли, так крепко он тянул меня за волосы.
        - Врешь! Ты только была у доктора. Как он тебя смотрел, если у тебя эти дни?
        - У меня перед твоим приходом начались. От волнения. Со мной такое часто бывает. Да отпусти же. Больно!
        Амир отпустил меня и ударил ладонями по столу рядом со мной. Я зажмурилась и сжалась в комок. Сейчас он ударит меня и конец! Звериная сила и вспыльчивый кавказский характер - это кошмарное сочетание. Не дай бог под руку попасться! Горские и вообще-то вспыльчивые, как сухой порох. Даже мой отец вот вроде спокойный, но когда в голову ударит, теряет над собой контроль. А от Амира просто искры во все стороны летят.
        - От волнения, говоришь? - вдруг нехорошо улыбнулся он. - А мы сейчас проверим.
        - Не смей! - я натянула платье до колен.
        Он отошел от меня, открыл холодильник, свинтил пробку на апельсиновом соке и жадно отхлебнул.
        - Я тебя научу раз и навсегда, - он ткнул в меня пальцем, - что со мной никто не шутит. Одевайся, мы едем к твоему этому Айболиту. Пусть он подтвердит, что у тебя месячные. И если обманула, тогда смотри у меня, - прорычал он, нависая надо мной. - Я тебя накажу! Да так, что ты на всю жизнь запомнишь. Меня умные люди предупреждали, что ты не совсем горская, поэтому покорности не обучена. И вести себя с уважением не умеешь. Так я научу.
        С уважением? Это у него называется уважением? Попытаться изнасиловать меня на кухне? И я должна была радостно отдаться ему и еще спасибо сказать? За что мне это всё? Я, конечно, знала, что жизнь большинства горских женщин очень тяжёлая. Но всегда думала, что меня это обойдет стороной, просто потому что вообще не собиралась замуж. Тем более за горского.
        Разве я могла знать, что всё решат за меня? Что мне теперь делать? Как жить? Если Амир сейчас потащит меня к гинекологу, то доктор сразу скажет ему, что никаких месячных у меня нет. И отец явно не сможет меня защитить. Что этот псих сделает? Изобьёт меня? Это какой-то бред! Не может быть, чтобы это происходило со мной! Да еще и в России! Мы же не в Афганистане, в конце концов.
        - Я никуда не пойду, - осмелилась возразить я.
        - А я тебя спрашиваю? - он поднял бровь, снял меня со стола и вытолкнул в коридор.
        - Одевайся! - он надел светлое кашемировое пальто. - Это твое? - он снял с вешалки мою куртку.
        - Нет, я хочу жакет. Вот тот, - я показала на любимый жакет на вешалке.
        Амир повертел в руках мой любимый светло-бежевый и мягкий жакет из верблюжьей шерсти.
        - Чего ж так по сиротски-то? - недовольно пробурчал он. - Куртку лучше надень. Она красивее, - он снял с вешалки ненавидимую мной кожаную куртку с вышивкой на лацканах и россыпью стразов, которую меня заставила купить тетя.
        Горские без кожаной куртки или кожаного пальто - это как джигит без лошади. Я с тётей тогда в магазине и спорить не стала. Потому что это было бесполезно. Но эту куртку так ни разу не надела.
        - Не хочу куртку, - я потянулась к жакету.
        - А мне начинает нравиться твое сопротивление. Это возбуждает, - Амир наклонился ко мне и положил руку на талию. - Только запомни прямо сейчас: я - твой муж почти. Я лучше знаю, в чем нужно ходить моей жене. Ты поняла меня? - сильными пальцами он ухватил мой подбородок.
        Я молчала. Язык просто не мог повернуться, чтобы сказать: "Да!"
        - Не слышу ответа! Прошепчи его твоими чудесными губками мне на ушко, - Амир прижался ухом к моему рту.
        - Звоню отцу, - прошептала я. - Меня это всё не устраивает, - я оттолкнула его и метнулась в гостиную, чтобы взять телефон.
        - Куда ты звонишь? - ехидно осведомился он, следуя за мной.
        - Папе. Не хочу за тебя замуж, - я разблокировала телефон, собираясь набрать номер отца.
        В конце концов, сейчас не средние века. Папа меня любит и всегда любил. И, честно говоря, он старался не вбивать мне в голову эти их горские заморочки. Даже не настаивал, чтобы я учила язык джуури. Хотя в голове многое отложилось, так как тетка Раиса всё время мозг утюжила, что я обязана знать язык отца. И часто со мной говорила на горском. Мне всегда казалось, что папе нравился тот факт, что я больше русская, чем горская. И понятно почему: я напоминала ему мою покойную маму, которую он очень любил.
        Амир выхватил телефон из моих рук и швырнул на диван.
        - Да что… ты… себе… позволяешь? - я даже запинаться начала от возмущения.
        Попыталась схватить телефон, но Амир опередил меня и сунул его в карман.
        - Выйдем от доктора - получишь телефон назад. Ты что еще ничего не поняла, да? Кукла безмозглая! Твой папа спит и видит, как бы скорее тебя сплавить мне, потому что он в таких долгах, что уважаемые люди давно бы его прибили, если бы я за него не вписался. Мы ведь своих не бросаем. Но и для любой помощи есть свой предел. Твой папа его уже раза три перешел. Так что теперь он мне должен. Иначе его порченая доченька, моя первая жена, пойдет к такой-то матери. Поняла меня?
        Так что даже если я тебя сейчас здесь оприходую раза три подряд, папа только счастлив будет, что официально ты уже моя. Я тебя еще не купил, но уже заплатил залог за товар. Ты ко мне прилеплена намертво. Согласно заповеди: да прилепится жена к мужу своему. Сказать чисто конкретно, куда я тебя прилеплю? Или сама знаешь? Помнишь, как у нас говорят? Еки санг гэрдо, еки гарабэч! Один может быть камнем, другой орехом. Ты - не камень, женщина. Ты - орех. Вот так тебя расколю! - он сжал кулак и постучал по нему вторым кулаком.
        Не веря своим ушам я опустилась на скамеечку, что стояла в прихожей. Одна, без связи с внешним миром и наедине с каким-то чокнутым зверем. Без поддержки и помощи. В центре Москвы в двадцать первом веке. Мозг отказывался это осознать. Но интуиция нашептывала, что всё именно так, как он говорит. Почему я была так убеждена, что меня это всё обойдет стороной? Какая же идиотка!
        Я залилась слезами. Амир удовлетворено улыбнулся и сказал уже спокойнее:
        - Вижу, что ты начинаешь понимать. Так что решила? Ублажишь мужа или по-прежнему будешь утверждать, что у тебя эти дни? Предупреждаю сразу: в эти женские глупости не верю. Потому что заранее у тетки Раисы выяснил, что они у тебя в этом месяце уже были. Поэтому я пришел сюда. Знал ведь, что можно. И если доктор скажет, что ты врешь, я тебя проучу. Так что подумай: стоит ли продолжать это hулум-hузи?
        Я молча кивнула, продолжая плакать. Это с моей стороны коварное вранье - hулум-hузи? Это они всё подстроили заранее: тетка уехала, чтобы мы остались наедине. Отец не зря так спешил и старался мне в глаза не смотреть. Они оба, Раиса и папа, знали, что здесь случится.
        - Не понял: hулум-hузи или эти дни? - повторил Амир.
        - Эти… дни, - упрямо повторила я.
        Не знаю, на что рассчитывала. Добрый доктор Айболит тоже часть семьи. Он был женат на Диане - старшей дочери моего отца. Так что скорее всего я просто отсрочу свой приговор.
        Что еще сильнее разозлит Амира. Он ведь мне потом не простит!
        Но заставить себя отдаться ему здесь и сейчас я не могла. Хоть немного еще подышать. Хоть чуть-чуть!
        - Ладно! Тебе же хуже. Ох ты и упрямая! Сразу видно: русская кровь. Ну ничего. Еще не таких кобылок объезжали! - Амир вытащил из кармана айфон в золотом футляре, набрал номер и включил динамик, подмигнув мне.
        - Слушаю, - раздаю в трубке мягкий баритон.
        - Доктор, здравствуй, дорогой! Это Амир беспокоит. Виделись сегодня.
        - Помню. Добрый вечер! - сухо ответил Айболит.
        - А мы вот с моей невестой к тебе в клинику собрались. У нас тут женские заморочки. Нужно, чтобы ты глянул.
        - Что случилось? - обеспокоенно спросил доктор. - Дайте мне, пожалуйста, Машу к телефону.
        - А зачем тебе Маша? Ты просто дождись нас.
        - Но я не на работе, а дома.
        В моем сердце робко завозилась надежда, что Айболит не сможет приехать и тогда у меня будет время хотя бы до утра.
        - А ты подскочи на работу. Мы ж не чужие люди. Родня все-таки! Ради семьи-то можно от телека оторваться. Твой тесть сказал, что ты прям, как Айболит, всегда готов своих вылечить. Свои ведь тоже всегда тебе помогут. Вот и клинику помогли купить. Так что нос задирать - оно вроде как и некрасиво. Не по-братски, да?
        - Я сейчас приеду, - сухо ответил доктор и отключил телефон.
        Моя последняя надежда тихо умерла, не успев даже окрепнуть. Единственное, что радовало: я снова увижу доктора. Даже если он мне ничем не поможет. Всё равно. Рядом с ним как-то спокойно, что ли?
        Он такой большой и добрый, как слон. Рост не меньше, чем метр девяносто. Темно-русые волосы мягкими прядями спадают на лицо. Он всё время хмурится, но светло-голубые глаза не льдистые, а, наоборот, очень добрые и бесконечно усталые. Что-то очень горькое похоронено там, внутри. Улыбка скупая, через силу. Как будто ему нужно каждый раз прикладывать усилия. При этом губы растягиваются в улыбке, а глаза остаются печальными.
        Он мало разговаривает, скупо роняя слова. Так посмотришь со стороны: серьезный и малообщительный мужик, который явно хочет только одного - чтобы его все оставили в покое. Но его большие и нежные руки так осторожно прикасались ко мне, что я почувствовала себя дорогущей вазой какой-то мудрёной китайской династии. Мне нравилось, как он сгибается чуть ли не пополам, присаживаясь на вертящийся стул возле гинекологического кресла. Как серьезно и вдумчиво задает вопросы. Конечно, было неловко. Всё-таки чужой мужчина. А тут я напротив него распластана, как цыпленок табака.
        Но в том-то и дело, что я почему-то не воспринимала его, как чужого. Хотя до этого лишь пару раз видела мельком на семейных торжествах. И сейчас мне хотелось, чтобы между мной и этим животным Амиром стоял доктор. Тогда мне хоть чуть-чуть стало бы легче. Даже если Айболит мне не поможет. Ведь он не должен. Кто я для него?
        Пока я выиграла совсем чуть-чуть времени. А потом даже страшно подумать, что Амир сделает, когда впадет в ярость. Он и сейчас уже закипает. Видно по нему. Такой же огромный, как Айболит, но пугающий, опасный. От него за километр пахнет агрессией. Он словно дикий и очень голодный зверь только и ждет, когда можно будет вцепиться в добычу. У него даже ноздри трепещут.
        Мои руки задрожали от страха, когда я надела эту чертову кожаную куртку.
        - А обувь? - Амир посмотрел на мои красные туфельки. - Там холодно. Пока до машины дойдешь, простудишься.
        А я и забыла про обувь. В таком состоянии можно голой выйти и не заметить. Я взяла свои любимые коричневые
        полусапожки на платформе, которые стояли под вешалкой.
        - Ээээ… поморщился Амир. - Это что за лошадиные копыта?
        Он наклонился, рассматривая ряды обуви под вешалкой. Взял замшевые ботиночки на высокой шпильке, которые я терпеть не могла, так как они были очень вычурные - с ажурной аппликацией и любимого горского цвета: бордового. Естественно, меня их заставила купить тетка вместе с курткой. По цветовой гамме они подходили. Но я их надевала только когда мы ехали в гости к горским. Да и то под теткино шипение:
        - Чего ты оделась, как хушкэ мучов? Старая кляча, да? Что это за вязаные обноски и обувь, как у мужика?
        - Это стиль такой, тетя, - терпеливо объясняла я. - Демократический. Бохо называется. Сочетание блеска, этнических мотивов и нарочитой нищеты. Сейчас вся продвинутая интеллигенция так одевается.
        - Куда продвинутая? В направлении дурдома? Шмохо! - морщилась Раиса, поднимала глаза к потолку и ныла: - За что мне это, бог? За что? Разве я плохо молилась? Разве я не помогала бедным? Что ни скажешь ей - все не так! Я ей слово - она мне десять поперек. Ээээ… грехи наши тяжкие, - она обхватывала голову и начинала горестно раскачиваться из стороны в сторону.
        - Надену, надену, не плачьте только! - я торопливо натягивала очередное нечто: расписное, аляповатое, в стразах, "как у приличных людей".
        Не вставая со скамеечки, я наклонилась застегнуть молнию на ботинках.
        - Я помогу, - Амир присел на корточки, положил мои ноги к себе на колени, погладил щиколотки.
        Его рука поднялась выше. Я замерла. Рвотный спазм сжал мое горло. Противная и жадная ухмылка скользила по его лицу. Пальцы любовно и по-хозяйски оглаживали мои ноги. Так гладят любимую машину, а не человека. Он застегнул молнию на ботинках и вдруг схватил меня за шею и крепко поцеловал губы.
        - Аааах, какая ты сладкая! - воскликнул он. - Жду-не дождусь, когда ты вся будешь моя! - он встал и хлопнул в ладоши: - Ялла-ялла - как говорят в Израиле! Давай-давай!
        Он наклонился, рассматривая ряды обуви под вешалкой. Взял замшевые ботиночки на высокой шпильке, которые я терпеть не могла, так как они были очень вычурные - с ажурной аппликацией и любимого горского цвета: бордового. Естественно, меня их заставила купить тетка вместе с курткой. По цветовой гамме они подходили. Но я их надевала только когда мы ехали в гости к горским. Да и то под теткино шипение:
        - Чего ты оделась, как хушкэ мучов? Старая кляча, да? Что это за вязаные обноски и обувь, как у мужика?
        - Это стиль такой, тетя, - терпеливо объясняла я. - Демократический. Бохо называется. Сочетание блеска, этнических мотивов и нарочитой нищеты. Сейчас вся продвинутая интеллигенция так одевается.
        - Куда продвинутая? В направлении дурдома? Шмохо! - морщилась Раиса, поднимала глаза к потолку и ныла: - За что мне это, бог? За что? Разве я плохо молилась? Разве я не помогала бедным? Что ни скажешь ей - все не так! Я ей слово - она мне десять поперек. Ээээ… грехи наши тяжкие, - она обхватывала голову и начинала горестно раскачиваться из стороны в сторону.
        - Надену, надену, не плачьте только! - я торопливо натягивала очередное нечто: расписное, аляповатое, в стразах, "как у приличных людей".
        Не вставая со скамеечки, я наклонилась застегнуть молнию на ботинках.
        - Я помогу, - Амир присел на корточки, положил мои ноги к себе на колени, погладил щиколотки.
        Его рука поднялась выше. Я замерла. Рвотный спазм сжал мое горло. Противная и жадная ухмылка скользила по его лицу. Пальцы любовно и по-хозяйски оглаживали мои ноги. Так гладят любимую машину, а не человека. Он застегнул молнию на ботинках и вдруг схватил меня за шею и крепко поцеловал губы.
        - Аааах, какая ты сладкая! - воскликнул он. - Жду-не дождусь, когда ты вся будешь моя! - он встал и хлопнул в ладоши: - Ялла-ялла - как говорят в Израиле! Давай-давай!
        - 4 -
        ТЕБЯНЕХВАТАНИЕ В ОСТРОЙ ФОРМЕ
        АЙБОЛИТ
        Тяжело вздохнув, он осторожно снял с коленей примостившуюся со счётными палочками и лентами букв Ёлку. Домашние задания первоклашке еще не задавали, но Айболит и его мама шли с девочкой вперед, чтобы потом, в классе, ей было легче.
        - Извини, Ёлочка, на работу вызывают, - Айболит поцеловал дочку в теплую макушку, поднял и осторожно опустил на диван.
        Он с самого рождения называл ее Ёлкой. Потому что она была, как по Хемингуэю: праздник, который всегда с тобой. Новый год начинается не вечером тридцать первого декабря, а в тот момент, когда домой приносят пушистую ёлку и начинают ее наряжать. Так и с его дочкой Леночкой: она родилась с пухом, который забавно топорщился на крошечной головке. И ее глазёнки так же ярко горели восторгом, как шары на ёлочке.
        - Какая ты праздничная, - прошептал Айболит, беря ее на руки. - Не девочка, а новогодняя ёлка, - он прижал Леночку к себе, пряча слезы.
        Жаль, что его жена Диана так и не успела ее увидеть.
        - На работу? - мать Айболита, Мирослава Казимировна Елагина подняла очки на лоб и отложила в сторону учебник для первого класса, который внимательно изучала до этого.
        - Да, мама, представь себе: врачей иногда вызывают вечером на работу, - сухо бросил он, направляясь в прихожую.
        - Не смей лгать, Иван, я всё слышала, - мать встала и перегородила ему дорогу. - Динамики твоего телефона очень высокого качества. Что это за необузданный в своей дикости горный козел? Опять у тебя дела с этими зверьками?
        - Прошу тебя, мама, не при ребенке! Это ее семья! - взмолился он.
        - Я тоже тебя просила, причем неоднократно, покинуть этот мафиозный клан, который ты упорно называешь семьей. Я никогда не буду считать своей родней это примитивное зверье. И тебе не позволю. А уж о Леночке и говорить нечего.
        - Мама, окажи любезность: дай мне пройти. Меня ждут! - Айболит положил руку ей на плечо.
        - Подождут! - она досадливо поморщилась и дёрнула плечом, сбрасывая его руку. - Они, эти питекантропы, могут подождать человека из дворянской семьи, которая поколениями служила лекарями при царском дворе!
        - Ну, начинается, - поморщился Айболит.
        - А ничего и не заканчивалась, - взвилась мать. - Как я просила тебя не жениться на Диане! Ты не послушался. И что теперь?
        - Мама, разве я виноват, что так случилось? - его глаза потемнели от гнева. - Что же ты мне сердце рвешь? Это может с любым произойти. Никто не виноват. Какая разница, в какой семье родилась Диана? - он понизил голос и прошептал: - Ее больше нет. Оставь в покое хотя бы память!
        - А я уверена, что другая бы на ее месте не попала бы в такую ситуацию.
        - Что ты несешь, мама? - взвыл Айболит, позабыв, что рядом дочка. - Это был несчастный случай!
        - Не верю! Это были очередные их мафиозные разборки. И в результате моя внучка Леночка осталась без матери и с таким безответственным отцом, как ты! Еще счастье, что у нее есть я. Но я же не вечная! - она всхлипнула. - Мне бы хоть до шестнадцати лет ее дотянуть. Чтобы успеть вложить всё, что получают дети в нашей семье.
        - Ба, не плачь, пожалуйста, ба! - Ёлка вскочила, подбежала к бабушке и обняла ее.
        - Не буду, милая. Ты меня береги! Иначе - не дай бог - останешься в зоопарке.
        - Со зверюшками? - радостно засмеялась Ёлка.
        - Если бы… с очень специфическими зверюшками на двух ногах. Но шубки у них роскошные. Жалко, что мозгов нет.
        - Мама, хватит! - крикнул Айболит. - Мы не имеем права их осуждать! Мы не пережили то, что они. Ты знаешь, что у многих из них, тех, кто родился еще в СССР, до сих пор в графе "национальность" написано: таты, а не евреи? Потому что их язык относится к татской группе. Поэтому они скрывали свое еврейство и записывались татами - кавказским народом персидского происхождения, который к ним не имеет отношения. Это разве не дикость со стороны власти заставлять человека скрывать свои корни?
        - Дикость - это тебе, потомственному дворянину, жениться на горной козе, покрытой буркой. Твои предки служили при императорском дворе. А ее предки по горам овец гоняли. Неважно, что они евреи. Это торгаши. Цеховики. Пуховые кофты и шубы продавали в советские времена. А когда наших предков прижала советская власть, они у нас скупали фамильные драгоценности за копейки.
        - Не все такие! - поморщился Айболит.
        - Все до единого! Им же все мало! - закричала мать. - Ты знаешь, что твоего дорогого тестя в 80-годы чуть не расстреляли? Это было знаменитое "луковое дело". Твои дорогие горские зады грели на теплых должностях начальников овощебаз. Я работала гинекологом в больнице и получала хорошую по тем временам зарплату сто двадцать рублей. А потом заходила в овощной магазин и покупала мокрый подгнивший лук. Потому что твой тесть с родственниками его специально мочили, чтобы вес был в два раза больше. Их когда поймали, то двести человек чуть не схлопотали расстрел. Горбачев их спас. Он тогда ещё не был генсеком, но уже хорошо сидел в Москве. Они ему занесли миллион рублей за это. Ты понимаешь, что такое миллион деревянных советских рублей, когда самая дорогая машина "Волга" в 80-е годы стоила двадцать тысяч рублей? И Горбачев их всех отмазал. Жалко, что тогда твоего тестя к стенке не поставили!
        И из всех девочек из прекрасных семей, которые учились с тобой в мединституте, ты выбрал именно ее! Вон ее подруга, Дарья Власова, какая девушка хорошая была. До сих пор влюблена в тебя, как кошка, и не скрывает этого. И семья какая! Отец - настоящий казачий атаман из станицы! Какая порода! Ты помнишь, что написано у Булгакова? "Ах, королева, вопросы крови - самые сложные вопросы в мире! Кровь - великое дело".
        - Мама, ты путаешь реальность и литературное произведение! - закричал Айболит. - В самом деле, приводить в качестве аргументов цитаты из романа - это просто смешно!
        - Кричи на мать, кричи, - всхлипнула она. - Можешь даже ударить. Ты же это всё время видишь у своей родни. Какое счастье, что твой отец не дожил до этого ужаса!
        Айболит тяжело вздохнул и беспомощно махнул рукой. Хоть бы один раз нормально выйти из дома без истерик матери! Он устало закрыл глаза, пошел в прихожую, но по дороге врезался лбом в дверной косяк. Схватился за голову, постоял пару минут, пережидая боль от ушиба. Очень хотелось удариться еще пару раз. Лоб болел, но мысли прояснились. Недаром древние греки вместо анестезии били пациента молотком по голове. Дешево, сердито и психотерапия заодно. Айболит быстро обулся, накинул длинное чёрное пальто, взял ключи от машины.
        - Еще немного подожди! - донесся из гостиной голос матери, - меня не станет, и ты сможешь спокойно предаваться их диким ритуалам. Включая пляски у костра в разноцветных шкурах.
        Айболит открыл входную дверь и оценивающе посмотрел на дверь лифта. Стукнуться лбом еще раз или всё же не стоит?
        Он вышел из подъезда, открыл черную "Ауди", сел за руль и завел мотор. Дарью вспомнила. Мать так и не простила ему, что он выбрал Диану вместо ее подруги.
        АЙБОЛИТ, ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД
        - Да что ж такое-то? - Дарья высунулась из машины и сощурилась, рассматривая номер дома на высоком деревянном заборе. - Кажется, мы заблудились, - она нервно забарабанила по рулю и резко дала задний ход.
        Дарья получила права всего полгода назад, но водила уверено, размашисто, по-мужски. И даже лихо высовывала из окна локоть. Поэтому московские таксисты из братских республик принимали ее за свою и радостно сигналили.
        Диана даже вскрикнула от неожиданности и вдруг прижалась к Айболиту всем телом. Айболит осторожно обнял ее за плечи.
        - Дашка, ты нас убьешь. Потише веди, что ли? - возмутилась Диана. - Улица узкая. Это же тебе не Москва. Это дачный посёлок. Еще вмажемся в дом какой-нибудь и вляпаемся в историю!
        - Спокуха, сестренка! Не писай в компот, там повар ноги моет - как говорит мой папа, - отмахнулась Дарья. - Закон на нашей стороне. Так что никуда мы не вмажемся и не вляпаемся. Еще раз назовёшь меня Дашкой, Дашей, Дашечкой и прочей мими-фигней, высажу посреди бескрайнего русского поля и будешь замшевыми сапожками чернозём месить. Дарья я. Дарья!
        Айболит не знал, как насчёт компота, но насчёт "не вляпаться" был уверен на все сто. Папа Дарьи был настоящим атаманом казачьей станицы. Ее родной старший брат - начальником милиции всего Краснодарского края. Так что закон точно был на стороне Дарьи. Причем всегда.
        - Тише! Слышите? - Дарья нажала на кнопку, опуская стекла машины.
        В салон ворвалась веселая музыка.
        - Да, звук идет оттуда, - Диана махнула рукой назад. - Правда, Айболит?
        Он машинально кивнул. Если бы ему сейчас сказали, что звук идет из инопланетной тарелки или из подводной лодки, заблудившейся в полях Подмосковья, он бы тоже согласился. Так как слышал и чувствовал только одно: тело Дианы, прижавшейся к нему.
        - Ну все, сейчас вольемся в коллектив, - радостно засмеялась Дарья, разворачивая машину. - Вкатим на тусовку и накатим!
        Он проехали две узкие улочки. Музыка становилась все громче. Наконец, машина замерла перед добротным трёхэтажным домом, что прятался за высоким железным забором.
        - Ничего себе дачка! - присвистнул Айболит. - Это поместье какое-то!
        - Мда? - Дарья критически оглядела дом. - Наш дом раза в три больше. Но ничё так, для погудеть сойдет.
        Огромный сад уже оккупировали пьяные парочки, которые громко целовались. Чавкающие звуки доносились из всех кустов. Влюблённым студентам не мешал ни мелкий дождь, ни холодный ветер, ни промозглая осень.
        - Мы так долго были в дороге, что меня уже хватились. Брат с отцом, наверняка, половину Москвы уже перевернули, - Диана тревожно посмотрела на часы. - Дарья, очень прошу: по бокалу коктейля, полчаса посидим и поедем обратно. Я телефон специально не заряжала. Скажу, что разрядился, я засиделась у тебя и не обратила внимания на время. Ладно?
        - Ты можешь сказать, что я тебя украл, - Айболит взял три бокала с большого стола, уставленного напитками и закусками, наполнил и протянул Дарье и Диане. - У вас ведь на Кавказе принято красть девушек.
        - У нас, горских, никого не крадут, - покачала головой Диана. - Так что номер не пройдет.
        - Эх, Айболит, не ту ты крадешь! - Дарья двумя руками взялась за грудь и вскинула ее вверх, поправляя лифчик. - Меня укради! Вот я вся твоя. И родители не против. Я же казачка. Со мной плохо не будет. Только вот Дианка может мне в патлы вцепиться.
        - Дурында ты, Дашка! - Диана улыбнулась и обняла подругу.
        - Ой, отобью у тебя доктора. Ой, отобью! - вздохнула Диана и залпом осушила бокал.
        Подняла руки, поймала сложный и чувственный хип-хоп ритм группы "БандЭрос", изогнулась, выпятила крепкую попу и запела:
        Коламбия Пикчерс не представляет,
        Как хорошо нам с тобою бывает…
        Она схватила Айболита за руку, резко развернула его с такой силой, что он растерялся, прижалась попой к его животу, наклонилась вперед, положила руки на колени и задвигалась в такт музыке. Диана покраснела и нервно глотнула из бокала. Айболит понял, что это провал. Горячую казачку уже было не остановить. Выход был только один: смотаться. И как можно скорее. Он прижал ее попу к себе, легко и осторожно подтолкнул девушку вперед. Дарья упала на руки именинника Сашки, который как раз пробегал мимо.
        - Какие люди у Халивуде! - пропел Сашка, подхватил Дарью и увлек танцевать.
        Айболит наклонился к Диане и прошептал:
        - Здесь слишком шумно. Сбежим?
        Она кивнула. Он взял ее за руку и повел наверх. На третьем этаже никого не было. Айболит толкнул первую попавшуюся дверь и они оказались в кабинете. Массивный стол, черные кожаные диваны, стеллажи с книгами и камин. Здесь было тихо, темно и уютно.
        - Я разожгу камин, - Айболит присел на корточки и взял с подставки возле камина длинные спички.
        - А если нельзя? - испугалась Диана.
        - А мы только немного согреться, - беспечно улыбнулся он.
        Они сидели рядышком на диване и смотрели на огонь. Красные сполохи отражались в огромных миндалевидных глазах Дианы. Айболит наклонился и коснулся ртом ее пухлых губ.
        - Ты мне очень нравишься, Ваня, но нам нельзя. Не трогай меня, пожалуйста! - тихо попросила она. - Мы не сможем быть вместе. Всё, что у нас есть - эта единственная вечеринка. И если сейчас между нами что-то произойдёт, то семья меня просто убьет. И это не метафора. Мне уже приготовили жениха. Поэтому мою честь так берегут. Отец и брат не дают и шагу ступить. Там очень влиятельная семья. Но замуж берут только девственницей. И если ты сейчас… я… мы с тобой, - она запнулась и покраснела. Короче, потом никто из своих меня замуж не возьмет.
        - Я возьму, - прошептал Айболит. - Выходи за меня! - он достал из кармана серебряное колечко с россыпью мелких гранатов.
        - Ты с ума сошел! - растерялась она.
        - Разве ты можешь ставить диагноз, не изучив все симптомы? - упрекнул ее Айболит, становясь на колено. - Ты же почти врач!
        Она смотрела на кольцо, блестевшее в бархатной коробочке.
        - Извини, что оно такое! Когда стану врачом, заработаю денег и куплю тебе любое. Какое захочешь! Даже "Картье".
        - Мне очень нравится, - она взяла кольцо и надела его на палец.
        Вытянула руку, полюбовалась гранатами.
        - Похоже на кровь, - прошептала она.
        - Это последние капли, которые я теряю. Доктор, спасите! - он упал на спину и заелозил ногами по пушистому ковру. - Помираю! У меня страшная и неизлечимая болезнь.
        Диана очень серьезно посмотрела на него и прошептала:
        - Не шути так, дурачок!
        - Да какие шутки! - возмутился он. - Мне жить осталось пять минут! Неужели вам, как врачу, чуждо милосердие?
        Она опустилась на ковер рядом с ним, положила руку на лоб и озабочено нахмурилась:
        - Да вы весь горите, больной. И как же называется ваша болезнь?
        - Тебянехватание в острой форме, - он схватил ее, положил на ковер и приподнялся над ней. - Я люблю тебя, Диана! Будь со мной, пожалуйста!
        Она молча освободилась от объятий и повернулась к нему спиной. Айболит вскочил на ноги, нервно забегал по кабинету но внезапно замер перед ней.
        - Не умею я совсем в романтику. Ты уж извини! Я потомственный сухарь, пять покорений врачей.
        - Неправда, - она села по-турецки, схватила его за рукав, усадила на ковер и положила руку на его колено.
        Он схватил ее руку, прижал к груди и серьезно сказал:
        - Хотел, чтобы было кайфово, легко, как в кино. Но не получается. Когда я впервые увидел тебя на первом курсе, у меня закончился кислород в лёгких. И с тех по живу в безвоздушном пространстве. Я…
        Он в отчаянии замолчал. Как объяснить ей, что его пугает одна только мысль о том, что она будет где-то, с кем-то, но не с ним? Что будет жизнь, в которой будет всё, кроме нее. Но будет ли это зваться полноценной жизнью?
        Не согласен я без тебя. Жить, плыть по течению, что-то строить, ломать, терять, искать. Не согласен. Без тебя.
        Никак! Милая, как тебе это сказать? Не умею я в романтику. И в чувства не умею. Задыхаться умею, дохнуть без тебя, ревновать, томиться в ожидании. С ума сходить, представляя, что кто-то сейчас может тебя коснуться, посягнуть на место рядом с тобой. Только рассказать тебе не умею.
        Что никак мне без тебя. Двести ножевых ранений - и ни одного шва! Наживо ты меня кромсаешь, без анестезии. И умирать без тебя я буду медленно, живя своей этой обычной нормальной жизнью. Как все.
        Чтобы не хуже. Чтобы как у людей. И кардиограмма у меня будет хорошая. Сердце будет работать, как мотор. Если умирать медленно, много лет подряд, то кардиограмма всегда прекрасная.
        Половина моих знакомых с чудной кардиограммой, но давно мертвые. И ты будешь мертвой, милая моя. Может быть, когда-нибудь, окруженная внуками, не нашими, а чужими, ты вспомнишь о забавном Айболите…
        Он судорожно вздохнул и хрипло произнес:
        Тебя настолько нет, что ты везде.
        В чужих словах, в течении под кожей.
        Ты мне не снишься, в этом нет нужды,
        Ты наяву мерещишься в прохожих*.
        - Молчи! - она закрыла его рот рукой. - Закрой глаза.
        Он повиновался. Она встала. Раздался тихий шорох упавшей на ковер одежды.
        - Теперь открой глаза! - велела она.
        Он открыл и замер. Она стояла перед ним совершенно обнаженная.
        - Давай просто будем, - прошептала Диана. - Ты у меня, я у тебя. Не нужно обещаний, не нужно ожидать невозможного. Давай просто будем друг у друга тихо, молча и по-настоящему.
        Он обхватил ее колени руками, прижался к ним лбом.
        …Камин давно погас. Но им не было холодно. Они лежали на ковре, глядя друг на друга. Где-то там, вдалеке, умирала прежняя жизнь. Зато здесь рождалась новая: вдвоём в горе и радости. Навсегда!
        - 5 -
        ТЫ НЕ БУДИ МЕНЯ, МИЛАЯ!
        Они только успели выйти из лифта, как дверь квартиры Дианы распахнулась. Отец девушки, Нисим Ирганович вылетел на лестничную клетку и с размаху влепил дочери пощечину.
        - Не смейте ее бить! - Айболит шагнул вперед и передвинул маленькую и хрупкую Диану себе за спину.
        Он возвышался над ее отцом, прерывисто дыша. Отец, видя так близко молодого сильного парня, автоматически поднял руку, защищаясь. Но Айболит не собирался с ним драться.
        - Бейте меня, - он вытянул руки по швам. - Ваша дочь была со мной. Я виноват. Мне и отвечать. Только не трогайте ее, пожалуйста. Иначе я за себя не ручаюсь.
        - Что ты сказал, мразь? - Рафик, младший брат Дианы, выскочил на площадку и с размаху ударил Айболита в солнечное сплетение.
        Тот охнул и согнулся. А Рафик схватил его за плечо, приподнимая, и влепил два удара по печени. Айболит побледнел и свалился ему под ноги.
        - Ванечка! - завопила Диана и бросилась к нему.
        Упала на колени, принялась гладить его по лицу и плакать:
        - Ванечка, миленький, тебе больно? Ой-вай-вой! Ой-вай-вой! Папа, ну скажи Рафику, чтобы больше не бил! Умоляю тебя! Он же боксер! Он его убьет!
        - Тебя забыли спросить, подстилка. В дом зайди! - брат попытался ухватить ее за волосы, но отец оттолкнул его.
        - Хватит! Всё! Руки не распускай!
        - Но эта шл…
        - Рот закрой, я сказал! - зарычал отец. - Зашел в дом быстро! Два раза повторять не буду.
        Он склонился над Айболитом. На лестничную клетку выскочила жена Нисима Тамара. За ней бежали три дочери. Все в черном, они столпились возле Айболита и громко зарыдали.
        - Ой, боже, за что ты меня наказываешь? - мать Дианы сорвала с головы черную в белый горох косынку и ухватила себя за волосы. - Почему руку сына не остановил? Нисим, мальчика же посадят! Скажи мне, что он его не убил. Ой-вай-вой! - завыла она, раскачиваясь из стороны в сторону. - Горе в наш дом пришло, горе!
        - Мамочка, мамочка, ой, ой! - зарыдали сестры Дианы, хватаясь за мать.
        - Тише! - заорал Нисим. - Замолчите все! Никто никого не убил. Живой он, живой, просто болевой шок у него. Оклемается сейчас. Нум худой кумек - с божьей помощью! В дом зайдите все. Что я богу сделал, что он меня наградил этим бабьим царством? Не могли у меня родиться только сыновья? Ээээ! - он схватился за голову. - Если бог хочет наказать человека, то он его наказывает через детей!
        Соседская дверь приоткрылась. Бабуля-божий одуванчик, просунула через щель острый, как у Буратинки, носик, и завопила:
        - Опять шумите, да? Я сейчас в милицию позвоню! Убирайтесь на свой Кавказ и там шумите! Покоя от вас нет!
        - Мать, я тебя прошу: закрой дверь, не доводи до греха, - Нисим прижал руки к груди.
        - А ты мне не указывай, чурка! Развели здесь цыганский табор! Людей уже прямо в подъездах убивают! Совсем страх потеряли! Сталина на вас нет! - она захлопнула дверь.
        - Ты как? - Нисим протянул руку Айболиту и помог подняться.
        - Если вы об ударе по печени, то это, знаете ли, очень бодрит, - тяжело дыша, ответил Айболит, пытаясь разогнуться.
        Нисим подхватил его подмышки и повел в дом. Усадил на черный, с серебряным позументом диван в гостиной, укрыл леопардовым пледом. Женщины, включая Диану, столпились в углу гостиной, тоненько подвывая. Рафик, сверкая глазами и сжав кулаки, стоял возле них.
        - Вышли все! Говорить буду, - зарычал Нисим. - И успокойтесь уже! Пархат бире!
        Вся семья послушно засеменила вон.
        - А ты, - он ткнул пальцем в жену, - чай завари.
        - Хооорооошооо, - прорыдала она.
        - Нисим Ирганович, - Айболит поморщился и с трудом встал с дивана. - Прошу у вас руки вашей дочери.
        - Вот те раз! А не жирно тебе будет, молокосос?
        - Не жирно. Тем более, что Диану ваши теперь замуж не возьмут. Она же больше не девушка. По горским законам нельзя. Я узнавал.
        - Я тебе сейчас башку откручу, - Нисим толкнул его обратно на диван. - Ты мне, отцу, в лицо такие вещи говоришь? Опозорил мою дочь и теперь еще издеваешься?
        - Это факт, - Айболит упрямо вскинул подбородок. - Говорю, как есть. И не опозорил. Я очень уважаю Диану. И вас тоже. Просто если бы я пришел до того, вы бы меня с лестницы спустили. А так вынуждены разговаривать. И даже согласиться на наш брак.
        - Ну ничего себе ты дерзкий, щенок! - в голосе Нисима даже послышалось восхищение. - Прямо как я в молодые годы.
        Он отошел к окну, засунув руки в карманы. Постоял, глядя на улицу, раскачиваясь с носка на пятку, и спросил:
        - Ты специально это сделал, да?
        - Да, - честно ответил Айболит. - Если бы не ваши законы, я бы, может, еще долго не решился. А так… пришлось… ну вы понимаете меня.
        Нисим отошел от окна, сел рядом с Айболитом, положил руку ему на плечо, заглянул в глаза и тихо спросил:
        - Любишь ее?
        - Очень, - твердо ответил Айболит.
        - Понимаю, - прошептал отец Дианы.
        Тогда Айболит еще не знал, что его тесть сам ради любви решился на измену. Что много лет скрывал от всех любовницу. А когда она умерла, не отказался от дочки той женщины, которую любил. Ему пришлось пройти через гнев жены, полный разрыв отношений с ее родителями, через плевки и презрение. От него требовали, чтобы он избавился от незаконнорождённой дочери. Но он не согласился сдать ее в приют.
        Через месяц Диану стошнило прямо на занятиях в университете. Тест показал те самые две полоски. Еще через месяц поспешно сыграли свадьбу, пока не округлился живот. Потом отец Дианы потратил целое состояние на документы, согласно которым его внучка родилась якобы семимесячная. Чтобы скрыть тот факт, что Диана была на третьем месяце, когда выходила замуж. Айболит не понимал, зачем такие сложности. Тесть терпеливо объяснял:
        - Чтобы моя внучка Леночка считалась законнорожденной в браке. Потому что по еврейским законам ребёнок, которого сделали до свадьбы, считается незаконнорождённым. И у него могут быть проблемы с вступлением в брак. Особенно, если ее жених будет из религиозной еврейской семьи, которая соблюдает все обычаи. Особенно, если она будет замуж выходить в Израиле. Такого ребенка раввины не признают. Не дадут разрешение на официальный брак. Зачем девочке мучиться? Мы же с тобой еще не знаем, за кого она замуж пойдет. Поэтому нужно подстраховаться.
        - Значит, будет выходить замуж в Москве.
        - Да? - кипятился тесть. - А если нам повезет и она выйдет замуж за коэна? Знаешь, как там родословную проверять будут?
        - Что это еще за коэны? - пожимал плечами Айболит.
        - Это, сынок, потомки тех самых еврейских первосвященников, которые служили в храме Соломона, от которого осталась только одна стена в Иерусалиме - Стена Плача. Им нельзя жениться на девушках, чьем происхождение не безупречно. Все те, чя фамилия Левин, Коган и так далее - это и есть коэны.
        - Нисим Ирганович, это же бред! - хватался за голову Айболит. - Мы-то здесь причем?
        - Мы-то фдесь прифём? - передразнивал его тесть. - А при том, что эти самые коэны держат всю алмазную биржу США, да и у нас в Москве неплохо совсем сидят. Только не афишируют себя. И зачем нам Леночке сразу с рождения двери в хорошие дома закрывать? А вдруг повезет?
        Айболит с трудом сдерживался. Но оставшись наедине с Дианой, гладил живот и шептал:
        - Средневековье какое-то! Коэны, храмы. Еще скажите: масоны.
        - Не злись, милый! - Диана прижимала его к себе и целовала. - Ты просто ничего не понимаешь. От тебя это всё очень далеко. Но насчет сказок это ты зря. Например, в очень современном Израиле из-за этих самых коэнов изменили маршруты самолетов. Самолеты раньше пролетали над кладбищем, а коэнам на кладбище ступать нельзя.
        - И? При чем здесь это?
        - А при том, - терпеливо поясняла Диана, целуя его в пышную шевелюру, - что если коэн сидит в самолете, который пролетает над кладбищем, то он, получается, нарушает заповеди. Сложно, муторно, понимаю. Но что же делать, если евреи обожают усложнять себе жизнь? Я же уже кровь не солью. Другой не будет.
        Айболит скрипел зубами, негодуя в душе, но предпочитал не спорить. Тем более, что по мнению тестя, возникла еще одна большая проблема. Зять такого уважаемого человека, как Нисим Ирганович Амирамов, не может быть врачом в обычной больнице. И пока Айболит проходил интернатуру, тесть уже готовился к покупке частной гинекологической клиники. Айболит ни за что не соглашался взять деньги. Но тесть настоял. Эта клиника спасла его, когда Дианы не стало. Айболит работал сутками. И если бы не работа, которая отнимала все силы, он бы не выжил. Через два года его клиника стала одной из лучших в Москве.
        АЙБОЛИТ, СЕЙЧАС
        Красное на белом. Это было первое, что увидел Айболит, войдя в вестибюль клиники. Белое лицо Маши, на котором алым пятном выделялись неумело нарисованные помадой губы. Маша сжалась в уголке кожаного дивана. Ее жених сидел рядом, развалившись по-хозяйски и занимая весь диван.
        - Слышь, доктор, тут такая история… - Амир поднялся и навис над Айболитом.
        Иван сам был не маленького роста. Но даже ему пришлось приподнять голову, чтобы заглянуть в лицо Машиного жениха.
        - Короче, тут такая тема, - Амир наклонился к самому уху Айболита и зашептал, обдавая его горячим дыханием:
        - Девка явно дурит меня. Я заранее узнал у ее тетки, когда у нее эти женские дни. Вроде должна быть чистая. Ну я к ней, а она - в глухой отказ. Типа красный флаг выбросила. Я психанул и притащил ее сюда. Ты глянь, как там и что. Если врет, сразу мне скажи. Как мужик мужику. Ты же понимаешь, да?
        - Не понимаю, - медленно произнес Айболит, - зачем это всё вообще, если речь шла вроде бы о ЭКО? Или я неправильно понял Нисима Иргановича?
        - Да ладно тебе, - ухмыльнулся Амир. - ЭКО само собой. Но можно попробовать и дедовским методом. Зачем время тянуть? Мне ребенок сейчас нужен. Вчера уже. А вдруг так получится? И тогда вообще вся эта хрень не нужна будет? И потом… - он наклонился еще ниже и почти прижался ртом к уху Айболита, - девчонка сладкая, нетронутая. Моя жена, кстати. Я ж не насильник какой. Свое беру. Если я с ней спать не буду, какая ж она мне жена?
        - Насколько мне известно, по вашим горским законам спать - это только после свадьбы. А у вас еще даже помолвки не было, - Айболит брезгливо отстранился.
        - Эээээ… - протянул Амир и рассмеялся. - А ты у нас чего раввином заделался? Мне про наши обычаи рассказываешь? Кто там узнает? У нас помолвка послезавтра. Свадьба через месяц. Какая разница, когда ей ноги раздвигать? Знаешь, сколько я за эту девочку заплатил? Ты таких денег даже во сне не видел. Неужели я не заслужил немного радости за всю эту головную боль? Первую жену в Израиле оставил, сюда прилетел. А тут такая сладенькая конфетка. Я что, железный, что ли? Мне на распухших шарах летать, как Винни-Пуху, да? А она мне сразу в позу встала. Еще не женился, а уже дурит меня. С бабами же как? Сразу нужно на место ставить. Иначе потом на голову сядут. Вот я чую, что нет у нее ничего. Это она так выделывается просто. Ты мне подсоби по-братски, а я в долгу не останусь.
        Айболиту очень хотелось сказать этому самоуверенному винторогому козлу, что таких братьев он имел… в крупном плане. С трудом сдерживая себя, медленно произнес, старясь, чтобы от злости не сбилось дыхание:
        - Проведу осмотр и скажу, как обстоят дела.
        Они зашли в кабинет. Амир тут же развалился в кресле за столом Айболита.
        - Выйдите, пожалуйста. И подождите в коридоре, - тон Айболита прозвучал резче, чем следовало.
        - Мне и здесь не дует, - осклабился Амир. - Послушаю, о чем вы там шепчетесь. Хорошая у тебя работа, доктор. В женские прелести заглядывать. И чего я гинекологом не стал? И деньги, и удовольствие.
        Спорить было бессмысленно. Этот волчара привык не доверять никому. Ладно, придется импровизировать. Айболит завел Машу за ширму. Она нерешительно села в кресло и сжала колени, с мольбой глядя на него. Айболит приложил палец ко рту и одним губами почти беззвучно спросил:
        - Есть? - он показал на ее живот.
        Она отрицательно покачала головой и залилась слезами, закрыв рот ладонью, чтобы заглушить всхлипывания. Он погладил ее по волосам, наклонился и прошептал:
        - Тише, милая, тише.
        Ну вот и всё. Ты, Айболит, внезапно оказался с другой стороны. Хотя тысячу раз давал себе обещание сохранять нейтралитет. Работая с женщинами это очень сложно. Кого он только не видел в своем кабинете: ревнивых мужей, осторожных любовников, грозных отцов. И очень много испуганных женщин. Каждая боялась чего-то своего. И каждой хотелось, чтобы доктор помог, успокоил, обнадежил. А как иначе? Айболит понимал, что он для женщин не совсем врач. Он нечто между любовником и подружкой. Ну а как еще можно воспринимать мужчину, который видит самое сокровенное? Поэтому еще в самом начале Айболит приучил себя быть нейтральным. И много лет с трудом, но держался. Иногда человеческое брало вверх над медицинским, и тогда он напоминал себе:
        - Ты - Швейцария. Абсолютно нейтрален и не зависишь ни от кого, кроме матери-природы и медицинских фактов.
        И вот Швейцария пала. Нарушая все принципы невовлечения в конфликты, она выбрала сторону и примкнула к оппозиции. Фиговый из тебя дипломат, Айболит! Может, нужно было воображать себя не Швейцарией, а Монако? Да один черт! Хоть Лихтенштейном! Легче не станет.
        Если сейчас выйти из-за ширмы и честно сказать Амиру, что никаких этих дней у Маши нет, то трудно себе даже вообразить, какой скандал разразится. Кому станет легче от этой правды? Никому. Маше так точно нет. Все на нее набросятся: и жених, и папаша. Но Нисим какой жук! ЭКО… старый врун. Или он, действительно, не знал, что жених попытается потребовать супружеский долг старым дедовским методом и еще до свадьбы? Ладно, не время сейчас размышлять. Нужно спасать девочку. Вон у нее глаза какие… как крик. Крик о помощи.
        Не смотри ты на меня, милая, не смотри, хорошая. Было у Вани сердце живое, а стало каменное. Забрала его хозяйка горы. Заточила Ваню горская жена внутри черной горы, где самоцветов нет, одни агаты темные. Каменный цветок не просила вырезать. Да он бы и не смог. Заблудился Ваня в темноте этой аспидной. Иногда видит луч света, что снаружи пробивается, а выйти все равно не может. Потому что не хочет он чёрную гору покидать. Привык жить внутри своего горя. И забыл, что такое радость.
        Ты не буди меня, милая! Не нужно! А то вспомню, что я живой, когда моя жена мертвая. Вспомню и захлебнусь. В чувствах, что на меня обрушатся да в слезах. Ты, Маша, хорошая, светлая очень. Только мне теперь светлые не нужны. Не поймут меня такие, как ты, которые жизни не видели и горя не хлебнули. Не удержишь ты меня на плаву. Сам утону и тебя на дно утащу. Так что помогу я тебе. А потом ты иди. Не трогай меня больше. Пожалей каменного Ваню, что так цветок и не вырезал. Пожалей доктора, что по узким да кривым улочкам, как Иисус, бредет босой да на себе крест деревянный тащит: дочку маленькую, которая ни в чем не виновата. Мы с тобой встретились, Машенька, как у того камня на сказочном перекрёстке. Налево пойдёшь или направо - всё равно что-то потеряешь. Поставила ты меня перед выбором. Я-то его сделал. Ты только со своим не ошибись. За мной не иди. Мне налево, тебе - направо. Тебе вверх, мне - вниз, под землю. Вот помогу тебе и разойдемся. Ты по своей дороге, я по своей.
        МАША
        - Тише, милая, тише, - прошептал он, гладя меня по голове.
        Я не выдержала и расплакалась. Со мной никто никогда так не разговаривал. Даже папа. Милая! Слово-то какое красивое! И голос у него мягкий, с легкой хрипотцой.
        - Пожалуйста, поднимитесь на кресло, - громко сказал Айболит.
        Я попыталась было положить ноги на поручни, но он одной рукой опустил мои колени вниз и покачал головой.
        - Сейчас будет немного неприятно. Извините, - он поднял руку ладонью вверх и скорчил забавную гримасу: мол, давай, пошуми немного.
        - Ой, доктор! Больно! - захныкала я.
        Он удовлетворенно кивнул и поднял вверх большой палец.
        - Ничего страшного. Не нужно краснеть и стесняться. Я ведь врач. Считайте, что меня здесь нет. Только… немного… вот так.. чтобы не подтекало. У вас платье красивое, боюсь, чтобы не запачкалось, - он положил руку себе на грудь и показал мне, чтобы я вздохнула.
        Я честно задышала и застонала.
        - Всё-все! Я закончил. Одевайтесь, пожалуйста. Средства гигиены в шкафчике. Вот здесь. Берите, что хотите
        Он ободряюще улыбнулся и снова поднял вверх большой палец. Наклонился ко мне и прошептал:
        - Оскара нам! Обоим!
        Его волосы коснулись моего лица. Меня захлестнула острая волна благодарности. Никто никогда меня не спасал. Мне так хотелось, чтобы он сейчас наклонился еще ниже, обнял меня и закрыл от всего мира. Чтобы он, большой и сильный, заслонил собой солнце, звезды и небо. Чтобы только я и он, добрый доктор Айболит.
        Я не удержалась, схватила его руку, поцеловала в запястье и прижалась щекой к его большой и крепкой ладони. Он растерялся и застыл, беспомощно глядя на меня.
        - Спасибо, - прошептала я одними губами.
        Он вздохнул, молча отвернулся, слегка отодвинул ширму и протиснулся в узкую щель, закрывая меня собой.
        Оказавшись с той стороны, немедленно плотно задвинул проем в ширме и пошел к крану. Я услышала, как льется вода.
        - Ну что? - громко спросил Амир.
        - Выйдем в коридор, пока девушка одевается.
        АЙБОЛИТ
        - Ну не томи, доктор, - Амир нетерпеливо крутил в руках ключи от машины.
        - Месячные, - кивнул Айболит. - Обильные и очень болезненные.
        - Да как так-то? Отчего кран сорвало, э? - возмутился Амир.
        - Оттого, что вы ее напугали. У нерожавших женщин вся эта система вообще очень нестабильная. Чуть переволновалась, малость устала - и всё, начались женские дни.
        - Да чем я ее напугал-то? С первой женой таких проблем не было. Как легла, так и дала.
        - Вы с первой женой сколько встречались до свадьбы?
        - Ну полгода где-то. Ну как встречались? Сначала договорились о свадьбе, а потом в кино иногда ходили, в ресторан. Но не одни. При свидетелях. Большой компанией. А что?
        - А то! Вас Марья видит в первый раз в жизни. Она по характеру робкая. А тут столько новостей и волнений. Ну вот и пришли "гости", когда не ждали. Так что пенять можете только на себя.
        - Вот те раз и Гондурас! - Амир расстроенно хлопнул себя по бедрам. - Ну ладно. Спасибо тебе, Айболит. Буду знать, что она цаца и что с ней нужно, как с хрустальной вазой. Но вообще-то это ещё больше возбуждает, что она такая вся нежная, - он осклабился и подмигнул.
        Айболит гадливо поморщился и сухо произнёс:
        - Извините, у меня еще много дел, раз уж приехал на работу. Не смею больше задерживать.
        Он подошел к лифту и нажал на кнопку. И в этот момент двери распахнулись и из лифта шагнула в коридор высокая, крупная блондинка. Она улыбнулась и обняла Айболита:
        - Ну здравствуй, Ванечка!
        - Дарья? Что ты здесь делаешь? - растерялся Айболит.
        - Да вот жену родного братика привезла на обследование и рожать. Думала сначала позвонить. А вдруг койко-места не найдётся? Ты же у нас теперь медицинская звезда. А потом подумала: не отправишь же ты нас обратно. Если в твоей койке для меня места не нашлось, то хоть для жены брата отыщи койку в своей клинике, - она крепко поцеловала Айболита в губы.
        - А ты всё такая же, - улыбнулся он. - Не сдаешься. И похорошела еще больше.
        - Так для тебя стараюсь, - хмыкнула она. - Замуж-то из-за тебя так и не вышла. Все жду Ванечку своего. Пока дождусь, так ведь завяну вся. Поэтому превратилась в консерву. Консерва - она не портится.
        Айболит рассмеялся и прижал ее к себе.
        - Кстати, братик мой - начальник полиции всего Краснодарского края. Так что ты, Ваня, обращайся, если что.
        - Непременно, если кого-то убью, прибегу за защитой. Ты мне лучше скажи, что с женой брата? Медкарта с собой?
        - Естественно. Но ты сам сделай еще раз все анализы. Да и, - она понизила голос, - медкарта не понадобится, когда увидишь, - она подошла к грузовому лифту, двери которого начали медленно открываться.
        Мощный крепыш, очень похожий на Дарью, выкатил из лифта кресло на колесиках, в котором сидела грузная, отекшая женщина. Она прижимала к себе сумку и тяжело дышала.
        - Помогите, доктор! - прошептала она. - Они от меня все скрывают. Говорят, что все в порядке. А я знаю, что нет. Плохо мне! Очень плохо! - она заплакала.
        - Ну что вы? - Айболит взял ее за руку, наклонился и улыбнулся. - Ваше самочувствие - это нормально. Природа-мать никаких правил беременности не прописала. Это очень индивидуально. Все будет хорошо. Вы здесь. Я здесь, с вами. И ничего плохого не может случиться. А вот хорошее точно. И очень скоро.
        - Все беременные красивые такие. А я вся в пятнах и отекшая… - она залилась слезами.
        - А ты у меня самая красивая! - крепыш присел на корточки и взял ее за руку. - Гляди, какой пончик! А я пончики люблю! Григорий, брат Дашки, - он протянул руку Айболиту.
        Тот пожал крепкую, жилистую руку и снова обратился к женщине:
        - Где вы видели идеально красивых беременных? В кино? В рекламе? Потому что в жизни такого не бывает!
        Он вызвал медсестру.
        - Положите в первый люкс, - распорядился Айболит.
        - Это хорошая палата? - спросил Григорий. - А то нам самая лучшая нужна. За мной же не заржавеет. Ты же понимаешь, доктор.
        - Лучше не бывает, - заверил его Айболит. - У меня там жены губернаторов рожают. Устроит такой вариант?
        - Ну если губеров, тогда да, - кивнул Григорий.
        Медсестра взялась было за поручень кресла, но Григорий решительно, но мягко отодвинул ее в сторону:
        - Сам! Иди погуляй, девонька.
        - Нет, самому нельзя. Есть правила, - попыталась возразить медсестра.
        - Для меня правила не писаны. Правда, доктор? - подмигнул Григорий Айболиту.
        - Нет, неправда, - строго покачал головой Иван. - Но довезти до палаты разрешаю.
        - Ты, Гришка, не бузи. Тут тебе не ментовка твоя, - осадила брата Дарья. - Здесь доктор решает как, что и когда.
        - Как скажешь, док, - улыбнулся Григорий и повез жену к лифту.
        - Видел да, как она вся распухла? - тревожным шёпотом просила Дарья.
        - Видел, - кивнул Айболит. - Преэклампсия?
        - Она самая.
        - Я так и подумал. Судя по отекам. Медкарту покажи.
        Дарья протянула ему планшет. Айболит озабоченно листал результаты анализов. Повышение артериального давления, головная боль, дисфункция почек, сбой в работе сердца. Хорошо, что до нарушения работы печени и помутнения зрения дело пока не дошло.
        - Сердце ее мне не нравится, - покачал головой Айболит. - Возможен отек легкого.
        - Рентген легких не делали, думали, что здесь уже. Может, кесаря? - Дарья с надеждой посмотрела на него.
        - Посмотрим, - покачал головой Айболит. - Общую анестезию не дам. Опасно. Максимум, регионарную. Да и та под большим вопросом. Пусть пока полежит пару дней. А там видно будет по результатам обследования. Раньше-то чего не привезли?
        - Да лучше не спрашивай! - отмахнулась Дарья. - Она из этих, которые все природным путем. Насмотрелась Инстаграма, дурочка! Знаешь, там эта Зверева, что дома детей пуляет одного за другим, как хомячиха?
        - Наслышан, - Айболит скривился, как от лимона. - Мне потом ее поклонниц привозят с осложнениями после этих домашних родов по методу Инстаграма.
        - Ну вот. Эта Зверева вся в белом, прям мадонна с младенцем. И муж ее всё на видео снимает. Ну Катька тоже хотела в белом, дома и в джакузи рожать. И еще и снимать это на видео. Она всё травками лечилась и прочей хренью. Утром по траве босиком ходила. Силу матери-земли собирала. Еле уговорили пройти обследование. Да и то только потому, что ей уже самой так плохо, что она еле живет. Испугалась за ребёнка, а в нашу больницу все равно ехать не хотела. Я ей сказала, что привезу к тебе. И тогда только она позволила. Упёртая такая баба!
        Айболит молча посмотрел на Дарью и поднял одну бровь. Кто бы говорил об упертости?
        - Нет, ну у меня же другая ситуация! - возразила она.
        Айболит продолжал молча смотреть на нее.
        - Ой, да ладно. Поняла тебя, Ванечка. Хорошо. Сама такая же! Не парь мозг, а? - взмолилась она. - И так тошно!
        - Всё будет хорошо! Пойдем, я тебя кофеем напою с пирожными. У нас в кафетерии такой кофе, что по всей Москве не найдешь, - Айболит машинально и очень по-дружески обнял Дарью за плечи и вдруг услышал скрежет металла.
        Гадкий, мерзкий, рассекающий уши и душу пополам скрежет. Айболит вздрогнул и опустил руку, которую вдруг словно пронзило током.
        - Даша ни в чем не виновата, - напомнил он себе.
        - 6 -
        ПРЕДЛОЖЕНИЕ, ОТ КОТОРОГО НЕЛЬЗЯ ОТКАЗАТЬСЯ
        Дарье просто повезло. Она выжила, потому что сидела на пассажирском сиденье в машине Дианы. Основной удар пришелся на сторону водителя. Тогда Даша сказала, что не помнит, кто их с Дианой преследовал и кто подрезал. Ничего не запомнила: ни цвет машины, ни марку. Она была в сильном шоке. Айболит ни в чем не винил ее. Но иногда в ночной тишине вязкой бессонницы в голове нет-нет да и проскальзывала гаденькая мыслишка: почему его Диана, а не Дарья?
        Почему Дарья жива, а его родная и самая любимая лежит под белым камнем, на котором выбито черной, якобы рукописной вязью:
        Тебя настолько нет, что ты везде:
        В чужих словах, в течении под кожей.
        Ты мне не снишься, в этом нет нужды,
        Ты наяву мерещишься в прохожих.
        - Что с тобой, Ванечка? Ты в порядке? Чего побледнел, как мел? - обеспокоено спросила Дарья.
        - Устал сильно. А так все в порядке.
        - К черту кофе! Давай поужинаем вместе, Ваня. Вон какой худой стал! Мясо тебе нужно. Поедем в хороший кабак.
        - Извини, не могу. Мне домой нужно. Ёлка ждет.
        - Тогда завтра, - не сдавалась Дарья.
        - Точно нет. Нужно вплотную заняться твоей родственницей. И вообще работы много. А я хочу постараться закончить все завтра, чтобы послезавтра уйти пораньше. У родни Дианы помолвка. Ты же знаешь ее отца: отказы не принимаются.
        - А возьми меня с собой, - оживилась Дарья. - Никогда не была на горской помолвке. Вы же с Дианой сразу свадьбу делали, без прелюдий. Там, наверное, пироги будут. Вкусные они у них! Я так люблю! - она закатила глаза. - Заодно и отцу Диане здравия пожелаю. Я его столько лет не видела, а он меня любил когда-то.
        - Ладно. Возьму. Мне веселее будет, - кивнул Айболит.
        - Тогда послезавтра заезжай за мной. Заодно посмотришь мою московскую квартиру.
        - А когда ты успела квартиру купить в Москве? - удивился он. - У тебя же дом в Кащеевке? Или как там ваша станица называется?
        - Так отец подарил, - пожала плечами Дарья. - Он уже оставил надежду выдать меня замуж у нас. Ну и подумал, что если будет квартира в Москве, то жениха быстрее найду. Мол, богатая невеста, с приданым. Он же не знает, что я тебя жду.
        - Хорошо, заеду, - улыбнулся Айболит, изображая, что не слышал ее последнюю фразу.
        Через два дня Айболит припарковал машину возле отреставрированного сталинского дома на Кутузовском проспекте. Неплохо живут наши полицейские и их родственники! Он толкнул массивную дверь. Навстречу ему поднялся портье.
        - Вы к кому?
        - К Дарье Власовой.
        - Проходите. Она предупредила, - кивнул портье.
        Айболит поднялся на лифте на последний этаж. Стоя перед дверью, поправил пиджак и воротник рубашки. Глупо как-то. Как на свидание пришел. Бред! Но почему ему все время так кажется? Наверное, потому что он сто лет никуда не выходил. И темно-синий итальянский костюм скучал в шкафу.
        Дарья распахнула дверь и восхищенно цокнула языком:
        - Какой красавчик! - она посторонилась, пропуская его.
        Айболит шагнул в дверной проем и был немедленно зажат крепким женским бедром, прикрытым лишь шелковым алым халатиком.
        - А ну дай посмотрю на тебя! - Дарья потащила его в просторную и светлую гостиную.
        Внимательно осмотрела с ног до головы, смахнула невидимую пылинку с пиджака, поправила несуществующую складку на воротнике и погладила его по шее.
        - Почему без галстука? К такой ярко-белой рубашке просится голубой шёлковый галстук.
        - Ненавижу галстуки! - отмахнулся Айболит.
        - Ну хорошо, - улыбнулась она и показала на светло-бежевые, угловые кожаные диваны, - располагайся. Я мигом. Только платье надену. Налей себе чего-нибудь, - она показала на столик, заставленный пузатыми бутылками с виски и коньяком.
        - Спасибо, не пью за рулем, - Айболит сел на диван и положил ноги на специальную подставку.
        Дарья убежала в другую комнату. Но через пару минут вернулась в гостиную в длинном бирюзовом платье.
        - Ух ты! - искренне восхитился Айболит.
        Платье облегало фигуру, подчеркивало длинные ноги, крепкие широкие бедра, тонкую талию и большую грудь.
        - Мне идет, да? - Дарья повернулась, вытащила из волос шпильку.
        Пышная волна светлых волос рассыпалась по обнажённой спине.
        - Очень!
        - Застегни, пожалуйста, я не дотягиваюсь, - она подошла к нему и повернулась спиной.
        Айболит встал, взялся за молнию, которая пряталась в самом низу. Там, где гладкая спина с шелковистой кожей теряла свое благородное название. Его ладонь случайно соскользнула на аэродинамический изгиб круглой попы.
        - Прости, - забормотал он, смутившись. - Язычок молнии маленький очень, тяжело подцепить, - стараясь не дотрагиваться до ее попы и спины, он аккуратно взялся за молнию. - Боюсь, что…
        - А ты не бойся, Ваня! - она резко развернулась и прижалась к нему.
        Сквозь тонкую ткань рубашки он почувствовал тяжёлую налитую грудь, которая крепко прижалась к нему.
        - Что ты делаешь? - мягко спросил он, пытаясь отстраниться.
        - Подари мне ребенка, Ванечка, - прошептала она. - Пожалуйста! Я ничем тебя не побеспокою больше. Если хочешь, даже не скажу малышу, кто отец. Просто хочу, чтобы был сын. С таким же русыми волосами, как у тебя, голубыми глазами и сильными руками. Мой собственный маленький Ванечка. Но если будет девочка, тоже не обижусь.
        - Даша, не нужно, - тихо попросил он. - Пожалуйста. Зачем ты… так?
        - Мог бы и замуж взять. Не видишь, сколько лет по тебе сохну? Ты же молодой мужик еще. Ну случилось это с Дианой. Ну не изменить больше ничего, Ваня! Жизнь продолжается. А лучше, чем я, тебе не найти. Я и Диану любила. И тебя знаю. И Ёлка твоя мне будет, как родная. Ну что не так-то?
        - Хватит, Даша! - Айболит отошел к столику, налил полный стакан воды и залпом выпил. - Дело не в тебе. Ты красивая, умная сильная. Ты замечательная, правда! Но я больше никогда не женюсь. Я так решил.
        - Ой, не зарекайся, Ваня! - он подошла к нему, обняла и прижалась лицом к его спине. - Так бы и стояла всю жизнь, - прошептала она.
        Ну что с ней делать? Не отталкивать же женщину! Вон как обхватила крепко. Всем телом. Аж дрожит вся. Каждый нерв ее вибрирует. Как же нужно любить мужика, чтобы так унижаться! А ей это должно быть особенно тяжело. Настоящая казачка! Гордая, резкая, яркая. Ненавидит сюсюканье. Потому и обижается, когда ее зовут Дашей. И это правильно. Не Даша она, не Дашуня, не Дашка. Она - Дарья. Такая может любого мужика взять силой и он еще скажет спасибо. А она всегда хотела быть с ним, с Айболитом. И не скрывала этого.
        - Ой, отобью у тебя Ваньку! - говорила она Диане. - Ох, отобью!
        Диана только улыбалась.
        - Ладно, отпущу я тебя, - Дарья пошла к двери гостиной. - Нужно ехать. А то еще пять минут, и ничего тебя, Ванечка, не спасет. Ты подумай о моей просьбе. Пожалуйста! Не хочу я замуж. А ребёнка очень хочу. От тебя. Понимаешь, Ваня? Только от тебя и больше ни от кого.
        - Неправильно это. Нельзя так, Дарья, - тихо сказал Айболит.
        - Можно, Ванечка. И даже нужно. Подарить женщине ребенка - это милосердие. Понимаешь? Милосердие!
        Помолвку праздновали на широкую ногу в центре Москвы, в кавказском двухэтажном ресторане. Айболит вышел из машины и галантно подал руку Дарье. Фасад ресторана переливался неоновыми огнями, как новогодняя ёлка. Вход был украшен аркой из живых цветов.
        У входа гостей встречали Маша с Амиром. С двух сторон от них стояли родители Амира и Нисим с Раисой.
        - Поздравляю! - Айболит вежливо поклонился и протянул Амиру конверт с деньгами.
        - Ваня, сынок, ну зачем ты? Ну что ты? - возразил тесть.
        - Нисим Ирганович, от души! - Айболит положил правую руку на сердце.
        - Спасибо, дорогой! - тесть обнял его.
        - Спасибо! - прошептала Маша, бросив на Айболита затравленный взгляд.
        Бледная, с кругами под глазами, она едва держалась на ногах. Белое платье с серебряным пояском вместо того, чтобы благородно полнить фигуру, еще больше подчеркивало худобу девушки. Ключицы торчали из декольте, как крылья птенца. Роскошные волосы были подняты в высокую прическу и перевиты жемчужными нитями.
        Какой, к чертям, жемчуг, когда под ним этот пронзительный взгляд? Сердце Айболита дрогнуло от жалости, столько боли было в ее широко распахнутых глазах.
        - Дарья, дорогая, сколько лет и зим! - Нисим обнял Дашу. - Ай, красавица какая! Раиса, ты глянь. Как цветок распустилась! - он сложил щепотью пальцы и поцеловал их. - Замужем? Детки есть? Сколько?
        - Ой, да какие замужи, Нисим Ирганович! - отмахнулась Дарья. - Мужики такие хлипкие пошли! Они подо мной трещщат.
        Все присутствующие захохотали. Амир бросил на нее быстрый и жадный взгляд, задержавшись на круглой попе и высокой груди, упакованной в бирюзу.
        Ах ты ж мразота! Айболит едва сдержался, чтобы не поморщиться. Рядом невеста стоит. Первая жена в Израиле ждет. А ты еще и девок разглядываешь, крысина ты помойная!
        Чувствуя, как лицо уже пошло красными пятнами, он поспешил в холл, увлекая за собой Дарью. В центре холла были установлены шоколадные фонтаны с тремя видами расплавленного шоколада: белого, черного и молочного. На столах рядом с фонтанами громоздились горы фруктов и ягод. Официанты накалывали фрукты на длинные, обернутые фольгой палочки, макали в шоколад и раздавали всем желающим.
        Весь холл был заставлен столами. Горские блюда: чуду - мясные пироги, - ловаш ругъани - слоеные лаваши с жареным луком соседствовали с европейскими закусками. Креветками, устрицами и даже новым западным кулинарным хитом, на котором помешались США и Европа: крабовыми пирожками.
        Разношёрстная публика налегала на закуски и выпивку.
        - Нужно было солнечные очки надевать, - прошептала Дарья на ухо Айболиту. - В глазах рябит от брульянтов.
        Айболит засмеялся. Помолвка и свадьба - это главный деловой выход горских женщин. Ошибиться нельзя. Женщина - визитная карточка мужчины и витрина его социального успеха. Все, что на ней надето - плоды неустанных трудов мужа, которые нужно показать всем окружающим. Половина сделок заключается на свадьбах и помолвках. Здесь договариваются о сватовстве и закладывают фундамент будущих семейных капиталов.
        - Количеству мехов, драгоценностей и золота на горских женах позавидовала бы даже английская королева, - прошептал Айболит.
        - Да что там королева! Просто старая и мелкая засранка, - отмахнулась Дарья. - Вот где королевские сокровища спрятаны. Евреям просто корону из зависти не дают.
        - Кажется, мы с тобой антисемитствуем, - Айболит взял протянутую официантом клубнику, политую белым шоколадом, и положил в рот целиком.
        - Неа, мы откровенно завидуем, - Дарья забросила в рот две крупные виноградины, с которых стекал молочный шоколад.
        - Ваня, сынок, вот ты где! - к Айболиту подошел тесть. - А я тебя ищу. Кое-кто хочет сделать тебе предложение, от которого невозможно отказаться.
        Рядом с Нисимом стоял невысокий и худенький мужчина с роскошными усами. За его спиной маячили два телохранителя с невозмутимыми лицами, больше похожими на трансформаторные будки, украшенные табличкой: "Не влезай - убью!"
        Айболит успел подумать, что лицо мужчины ему очень знакомо. Явно они уже где-то встречались.
        - Хочу вот познакомить тебя, Ваня, с очень уважаемым человеком, - тесть по-лакейски заискивающе поклонился усатому. - Это мой зять, Иван Елагин. А это… - тесть сделал эффектную паузу, - Гельман Исраилов, бизнесмен.
        Так вот где он его видел! По телевизору и в сводках новостей. Первая десятка "Форбс". Один из самых богатых людей в России.
        - Пойдемте в тишине поговорим, - Исраилов протянул Ивану руку.
        Его ладонь была сухой, твёрдой и очень цепкой. По рукопожатию чувствовалось, что этот человек своего не упустит.
        Тесть повел их в кабинет хозяина ресторана. Тот подобострастно поклонился, изогнувшись, как вопросительный знак, и хлопнул в ладоши. Стайка официантов быстро заставила широкий круглый стол большими блюдами с многочисленными закусками. Хозяин вышел из кабинета, плотно закрыв дверь. Сын Нисима Рафик вошел без стука и сел на диван в углу.
        - Тут вот какое дело, - начал Исраилов, - хочу открыть клинику в Израиле, - он подцепил с блюда кубик сыра и положил в рот. - По женским делам клинику. Как раз по вашему профилю, Иван. Мне нужен свой проверенный человек в качестве владельца. У вас же в Москве клиника есть. Предлагаю открыть филиал в Тель-Авиве. Будет сеть.
        - При всем уважении, я не могу принимать пациентов без израильской лицензии. Там с этим строго, - возразил Айболит.
        - А принимать никого не нужно., - Исраилов повертел в руках пучок зелени и оторвал от него веточку. - Врачи уже есть, свои, горские. Нужно только, чтобы официальный владелец был гражданином Израиля. Так легче прорваться через их драконовские законы. А мне Нисим Ирганович сказал, что гражданство Израиля у вас уже есть.
        Айболит кивнул. Хоть он никогда и не хотел уехать, но Диана настояла на том, чтобы он получил гражданство, как муж еврейки.
        - Нашим горским женщинам такая клиника давно нужна, - неспешно продолжил Исраилов. - Чтобы все было спокойно было и тихо. По традициям, но современно и на высшем уровне. Израильтяне это умеют, если им хорошо заплатить. Туда будут приезжать горские женщины со всего мира. Не горские тоже.
        - Двери всегда открыты для тех, у кого есть деньги, - засмеялся Нисим.
        - Да, - согласился Исраилов. - Бухарским вот тоже нужно. Они же на нас во многом похожи. Если вы, Иван, не в курсе, бухарские - это евреи из Узбекистана. Они по обычаям и традициям очень на нас, горских, похожи.
        - Я в курсе, - кивнул Айболит.
        - Слушай, а он в теме, а? - обрадовался Исраилов, обратившись к Нисиму. - Ай, молодец!
        - Ну я же вам говорил: он много лет в семье. Всему уже научили, - радостно подтвердил Нисим.
        - А то русские как слышат еврей, так сразу про Рабиновичей вспоминают. Как будто кроме ашкеназов и нет никого, - в голосе Исраилова прозвучала горькая обида. - А мы все, кто в Европе не родился, пейсы не отрастил и лапсердак не носит, вроде как погулять вышли.
        - А это потому, что мы тихо сидим. А ашкеназы всегда вперед лезут. Хотя это еще нужно проверить, кто больше еврей, - подал голос Рафик. - Мы еврейские законы больше соблюдаем. Смелее нужно быть. И всем рассказывать, что мы существуем.
        - Ээээ… дурак ты! - прикрикнул на него отец. - Пусть и дальше так думают. Их, ашкеназов, перебьют, а мы, горские и бухарские, останемся.
        Все, кроме Айболита, рассмеялись.
        - Ну, значит, по рукам! - Нисим потер ладони.
        - Подожди, Нисим, подожди, дорогой, - возразил Исраилов, - Иван еще свое слово не сказал.
        - Да я его знаю, своего сынка. По глазам вижу, что он согласен. Мы же с ним родные люди. Я даже внучку свою ему без споров отдал. Хотя мне все говорили:
        - Ээээ, Нисим, как же так? Девочка с отцом растет. Нужно в семью брать Нельзя так! Чужой вырастет. Не по законам это. Но я понимаю, что отец - это отец. Правда, Ваня? - он лукаво посмотрел на Айболита.
        Тот опустил руку вниз и сжал пальцы в кулак. Я тебя понял, старый ты лис. Как ловко по больному ударил! Родные люди. Ты даже сам не понимаешь степень своего цинизма! Эту фразу нужно брать в жирные красные кавычки. Только так мы с тобой "родные люди". И никак иначе!
        - 7 -
        СИНИЕ ТРИКО СУПЕРМЕНА
        Айболит понимал, что если бы Нисим захотел, он бы просто увез Ёлку и спрятал бы ее. Причем надежно. В Израиле. Выдрать у израильтян ребёнка совершенно невозможно. Особенно нееврею. Такой же случай был с Настей Калманович, вдовой убитого олигарха Шабтая Калмановича. Он перед смертью вывез дочь в Израиль. И Настя много лет за нее боролась, но вернуть так и не смогла. Не помогли ни огромные деньги, которые ей оставил покойный муж, ни связи. Она была счастлива, что ей позволили изредка видеться с дочерью.
        Айболит хорошо понимал, что тягаться с такими людьми не может. Ему просто нужно дождаться, когда Ёлке исполнится восемнадцать лет и она сама будет решать свою судьбу. Тогда ее уже никто не увезет.
        - Чего молчишь? - взорвался Рафик. - Прояви уважение, да? Хотур! Забыл о нем? Солидные люди твоего ответа ждут, а ты воды в рот набрал. Тебя, дворнягу, взяли в семью, так умей уважать тех, кто тебе помогает!
        - Ай-яй-яй! Осади! - закричал Нисим. - Что ты себе позволяешь?
        - Да, перебор явный, - недовольно покачал головой Исраилов. - Мужчина должен уметь разговаривать. Тихо, уважительно и по делу. А ты, Рафик, оскорбляешь, как базарная баба. Зачем, а?
        Айболит исподлобья сверлил взглядом Рафика. Тот не уступал и глаза не отводил. Наглая ухмылка расползалась по его физиономии. Ну, давай, доктор, что же ты? Или слабо?
        Не слабо, тварь, совсем не слабо. Но не сейчас. Я своего часа дождусь. Понимаю, как тебе хочется меня подставить перед родней. Готов даже по ряшке получить. Ты немного подожди, и мы с тобой все счета закроем.
        - Я согласен, - Айболит встал. - С вашего позволения, - он кивнул и направился к двери.
        - Да, конечно, - хором ответили Исраилов и Нисим.
        Айболит вышел, спустился вниз.
        - Ну куда ты пропал, Ваня? - Дарья бросилась к нему, держа в обеих руках бокалы с коктейлем из морепродуктов.
        И вдруг замерла. Ее глаза полыхнули такой ненавистью, что Айболит растерялся. Но через пару секунд понял, что смотрит она не на него, а куда-то за спину. Он медленно повернулся. За ним стоял Рафик, растерянно глядя на Дарью.
        - Ты? - с угрозой произнесла она.
        - Здравствуй, - буркнул он и попытался проскочить мимо нее.
        - Не могу пожелать тебе того же. Не хочу, чтобы ты здравствовал! - и с этими словами она выплеснула на него оба бокала. - Давно хотела так сделать! - она медленно поставила бокалы на стол.
        Рядом с ними образовалось пустое пространство. Окружающие шептались, ожидая, что сделает Рафик. Даже музыка смолкла.
        - Что происходит? - Нисим, который только что спустился вниз, бросился на помощь сыну.
        - Все в порядке, - Рафик вдруг улыбнулся и стряхнул куски креветок и крабов с белой рубашки. - Не вписался в поворот. С кем не бывает? Продолжаем веселиться. Ну что застыли? - крикнул он оркестру и певцу в снежно-белом костюме и лакированных туфлях с золотыми пряжками. - Играйте! У нас сегодня радость! Опппа! - он поднял руки и протанцевал в сторону туалета.
        Айболит не поверил своим глазам. Рафик, задиристый, как петух, который взрывался от любого косого взгляда, вдруг с легкостью уступил. И кому? Женщине!
        - Что между вами произошло? - Айболит протянул Дарье салфетку, чтобы вытереть руки.
        - Да так, старые счеты, - ее лицо пылало.
        Она с таким остервенением начала вытирать пальцы, что они покраснели. Айболит взял ее за дрожащую руку и спросил:
        - Какие счеты? Это связано с Дианой?
        - Нет, Ваня, это между нами и не связано ни с кем, - отмахнулась она.
        В ее голосе прозвучала явная фальш.
        - Посмотри на меня, Дарья!
        Она, не поднимая глаз, продолжала вытирать руки. Красные пятна гнева со щек сползли на шею. Ее декольте пылало алым.
        - Посмотри на меня, - он отнял у нее салфетку, скомкал и зажал в руке.
        Она медленно подняла глаза.
        - Повторяю вопрос: что произошло между тобой и Рафиком и когда?
        - Да поругались как-то сто лет назад, - неохотно ответила она. - С тех пор друг друга на дух не выносим!
        - Зачем ты врёшь, Дарья? Ты ведь врешь! Неумело причем. Это связано со смертью Дианы?
        - Да что тебе в голову взбрело? Почему? - разозлилась она.
        - Потому что Диана мне не раз говорила, как она рада, что вы с Рафиком друг друга игнорируете вместо того, чтобы ссориться по любому поводу. Ты его всегда ненавидела из-за того, что он изображал главу семьи и указывал Диане, как жить. Он тебя не терпел, так как ты ставишь себя вровень с мужчинами. Диана еще смеялась, что вы заключили молчаливый пакт о ненападении и просто обходили друг друга по широкой кривой. Когда вы успели стать врагами? Это связано со смертью Дианы?
        - Ваня, что с тобой? - возмутилась она. - Зачем ты ерунду придумываешь? Сам же сказал, что мы с ним друг друга не выносим.
        - Я сказал, что вы друг друга игнорируете. А это, - он махнул рукой в сторону пустых бокалов на столе, - ну никак не похоже на игнор. И еще я знаю, что ты мне чего-то не договариваешь. С того самого дня, как Дианы не стало.
        - Бред! Я ничего не помню! - огрызнулась она. - Почему вдруг ты заговорил об этом именно сейчас?
        - Потому что я никогда не забывал. Ложь! Скажи мне только одно: Рафик как-то причастен к той аварии? Кто там был, Дарья?
        - Да не помню я ничего! Ты же знаешь, Ваня, я башкой приложилась и отключилась.
        - Но до того ты же видела, кто именно вас подрезал на шоссе?
        - Не помню я. Не помню! Ты же сам врач! Не знаешь, что у людей из-за сильного шока отшибает память? Я потеряла самую близкую подругу. Диана мне была, как сестра. Еще до того, как она с тобой познакомилась. Мы с ней вместе к поступлению готовились, вообще всё делали вместе. Я сама еле выжила в той аварии. Мне тупо повезло. Ну давай, обвини меня в том, что я жива!
        - Нет, что ты… я… ты неправильно поняла, - смутился Айболит.
        - Правильно я все поняла. И не виню тебя, Ваня. На твоем месте я бы тоже так думала: почему эта выжила вместо… - она не договорила и отвернулась, пряча слезы.
        - Прости меня, - он взял ее за руку. - Пойдем на улицу подышим.
        - Не нужно, я еду домой, - она освободила руку и спрятала за спину.
        - Перестань! Просто пойдем подышим, - он взял ее за плечи и решительно увлек к выходу.
        Какой же ты дурак, Айболит! И скотина порядочная. Фактически в лицо ей сказал то, о чем на самом деле не раз думал. Почему Диана, а не она? Что с тобой в последнее время? Память словно взбесилась. Был период, когда она как-то уже притихла. Дала возможность работать и жить в ватном ящике, куда не доносятся звуки из большого мира. Работа, дом, Ёлка. Ёлка, работа, дом. По кругу, как белка в колесе. И хорошо. Иногда рутина - лучшее лекарство от боли. И вдруг этот круг распался, белка вылетела из привычного бешеного ритма и упала, хорошенько так приложившись башкой. Но что остановило колесо? Ты сам знаешь, Айболит. Маша. Эта девочка свела тебя с ума. Хорош уже самому себе сказки рассказывать, что тебе всё равно. Из-за нее вернулась память. Из-за нее вернулись кошмарные сны. В них Диана висела на краю пропасти, ты изо всех сил тянулся к ней, ваши пальцы вот-вот должны были сцепиться и… она падала вниз. Но теперь в этих снах вместо Дианы была Маша. И ты каждый раз даешь упасть ей в пропасть, вместо того, чтобы спасти.
        Потому что ты никого спасти не можешь. Ты никчемный, слабый, у тебя ничего не получается. И твоя работа - это просто попытка повернуть колесо времени вспять. Каждая спасенная тобой пациентка - это попытка вернуть Диану. Каждый младенец, которого ты принимаешь в свои руки - это победа над смертью, которая отняла у тебя жену.
        Но тебе мало! Ты реально думаешь, что можешь спасти всех. И Машу тоже. Ты не можешь. Не пытайся ничего не изменить! Ты не бог. Ты просто дамский доктор. Вспомни главную заповедь Гиппократа: Primum non nocere, примум нон ночере. Во-первых, не навреди!
        НЕ причиняй лечением больному большего вреда, чем сама болезнь.
        И перестань мнить себя супергероем. Все синие трико Супермена разобрали. Тебе оставили белый халат. Дианы нет. Мир не совершенен. Тебе его не исправить. Аминь!
        - Примум нон ночере! - прошептал Айболит, ведя к выходу Дарью и проходя мимо бледной Маши, которая сидела за столиком в углу в окружении горских женщин.
        Она посмотрела на него взглядом утопающего, что медленно, но верно идет ко дну, понимая, что всё уже закончилось.
        - Примум нон ночере! - снова напомнил он себя.
        - Что ты там бормочешь себе под нос? - спросила Дарья.
        - Разговариваю с умным человеком.
        - С кем? - она оглянулась по сторонам.
        - С самим собой! - он решительно толкнул дверь ресторана.
        МАША
        Я думала, что это никогда не закончится. Бесконечный парад гостей, коробок с бантами и конвертов с деньгами. Мы с Амиром стояли у входа в ресторан, поминутно благодаря. В какой-то момент я потеряла счет гостям и перестала различать лица. Амир всё время тихо прикасался ко мне. Опустил руку вниз и гладил по ноге. Пару раз его рука соскальзывала на попу, когда его родители и Раиса с папой были заняты бесконечными благодарностями и взаимными пожеланиями.
        - Эз беде чумъо, беде айнарао дур гердошит - чтобы вас не сглазили!
        - Сат сала гердош - сто лет жизни вам! - доносилось со всех сторон.
        А потная ладонь Амира в этот момент нащупывала мою руку и гладила между пальцами. Даже самый невинный жест у него был мерзким!
        Мать Амира оказалась на удивление приятной. Она все время мне улыбалась и подбадривала шепотом:
        - Не волнуйся, деточка! Сейчас это закончится и мы сядем отдохнем.
        Наконец, мы сели за столы. Мне повезло: я устроилась так, что с одной стороны у меня была огромная ваза с цветами и стена с окном. Хотя бы здесь будет тишина и покой. С другой стороны уселась тетка.
        - Ой, ноги как болят! - пожаловалась она, тихо сбрасывая под столом туфли на каблуках. - Мама у Амира нормальная. Со свекровкой тебе повезло. Говорят, что добрая женщина. А не так, как моя - чтоб ей в аду гореть! Она ведь с нами жила, с моим покойным мужем и со мной, когда свекор помер. Сразу после его похорон и переехала. А у меня тогда только первая дочка родилась. И по нашим законам, если свекровка с нами живёт, то она всем семейным бюджетом распоряжается. Мой покойный муж, бывало, зарплату принесет и просит ее: "Мама, давай Раисе платье новое купим. Я хорошо зарабатываю. Порадовать жену хочу". А она ему: "Сильно балуешь ее. Не заслужила. И так дерзкая. Вот будет свадьба чья-то, тогда и купим. Чтоб перед людьми старыми одеждами не позориться". Знаешь, как мне обидно было? А слова не скажешь. Как-то один раз не выдержала и мужу сказала, что мать его - ведьма и меня со свету сжить хочет. Так он меня за волосы схватил и как заорет: "Не смей мать оскорблять! Права она. Дерзкая ты".
        - Если вам плохо жилось, значит, и другим должно быть так же? - мои руки задрожали, когда я налила себе стакан холодной воды.
        - Эээ… что тебе плохо, дурочка? - всплеснула руками тетка. - Твоя свекровка даже не явилась к нам домой проверять приданое перед помолвкой. Сказала, что потом посмотрит. Я ей просто перечислила по телефону золото, что есть. Свое тебе подкинула, кстати. Потом Амир купит, так отдашь. Посуда новая, сервизы чайные и кофейные. Все, что собирали много лет. Ковров две штуки. Кастрюли в коробках еще. Все добро, что невеста должна в дом принести.
        Я неоднократно наблюдала эту унизительную опись имущества. У горских так принято: жених дает квартиру и машину. Невеста - все, что в этом доме будет, включая мебель. Выглядит это ужасно. Ходят тетки в черном с цеплючими глазами и щупают всё вплоть до трусов.
        Так как такое количество шмотья за короткий срок не купишь, то все без исключения горские женщины собирают приданое с того самого момента, как их дочерям исполняется двенадцать-тринадцать лет. Кладовки забиваются наборами постельного белья, полотенцами, упакованными в целлофан и переложенными ароматными сушёными травками. А также кастрюлями, сервизами и прочей утварью, что есть в каждом доме.
        - Мебели только нет пока, - подытожила тетка. - Ну так она и не нужна. Ты же с Амиром будешь жить у него в доме в Израиле. И на том спасибо. А то мы с Нисимом вообще бы с ума сошли. И так такие расходы! Куда ещё мебель? А моя-то свекровка явилась перед помолвкой и все ощупала. Трусы на свет рассматривала: настоящее ли кружево? Ложки серебряные перекусала, скотина старая: проверяла или это реально серебро.
        К нам подошла опоздавшая на торжество женщина с взрослой дочерью.
        - Поздравляю вас! Радость-то какая! - она расцеловала Раису.
        - Спасибо, моя дорогая! Дай бог скоро и у вас! - отвечала Раиса, громко чмокая ее в щеки.
        - Ой, да какое там! Бог меня наказывает через дочку, - женщина скорбно поджала губы и взглядом показала на дочь лет тридцати, которая протиснулась в узкую щель между столиком и стеной, села рядом со мной и шепнула:
        - Держись, бедолага! Очень сочувствую! Можно я здесь у тебя в закутке отсижусь пару минут, чтобы не делать круг по ресторану и не видеть эти поганые морды?
        - Конечно! - я даже растерялась от такой откровенности.
        - Видала, как моя мамаша рыдает? - она взяла пустую тарелку и принялась наполнять ее едой. - Меня вон тоже десять лет пытаются замуж выдать. А хрен им! Не сдамся. Я в восемнадцать лет в Америку сбежала. Там денег срубила, сюда вернулась, образование получила. Сама зарабатываю и вертела их на… спиннере.
        - Ты очень смелая! - искренне восхитилась я. - Но как тебе это удалось?
        - Да не очень легко, - она пожала плечами. - Гавкалась со своими так, что стены тряслись. Опять-таки из-за этого в Штаты и рванула. Ну а когда вернулась, так они уже мне и перечить боялись. Сестры мои правда замуж так и не вышли из-за меня. Пришлось их пристраивать за чужих, не за горских. Родители теперь от горских помощи никакой не получают. Мол, чужие вы и сами живите, раз против традиций пошли. Мать плачет всё время. А я что должна была свою жизнь им дарить?
        - Не должна, - тихо ответила я.
        - Вот и я так думаю, - она запихнула в рот кусок мясного пирога. - Конечно, я мечтаю о счастливом браке, любви, но думаю, это так и останется мечтой. Совсем перестала верить в парней. Не вижу хороших. Среди горских подруг все несчастны, но большинство из них просто не показывают этого и молчат. Правда, их глаза выдают. Помню, как до побега в Америку боялась каждого свата. В мыслях только одно было, когда приходили свататься: когда же они уберутся из моего дома? Все окружающие думают, что я - сумасшедшая. А я просто устала видеть женские слезы. Вот не верю, что встречу человека, который согласится, чтоб я стала его единственной. Вокруг сплошная жестокость. Ни разу не видела любви в горском браке. Один расчет. И что безумного в том, что я хочу любви? Разве храня верность мужу мы не заслуживаем быть любимыми? Разве мы, рожая детей и оберегая домашний очаг, не заслуживаем уважения? Почему все мужики так легко разрушают семьи? Почему они никак не поймут, что достаточно уважать и защищать свою жену, чтоб она была покорна ему? И еще говорят, что семья держится на женщине. Да ерунда! Семья держится на
мужчине! И всё в браке зависит от отношения мужа к жене.
        - Ты это горским расскажи, - тихо сказала я.
        - Рассказала уже. Потому и считают сумасшедшей, - улыбнулась она, встала, отряхнула ладони от крошек. - Ладно, долг крови выполнен.
        Пойду я. Не могу на эти еврейско-кавказские пляски смотреть. С души воротит.
        - Ой-вай-вой! - вдруг шёпотом запричитала Раиса. - Смотри, Маша, кто идет, - она показала на двух пожилых женщин, которые опираясь друг на друга, медленно, но верно приближались к нашему столу. - Накидку мою возьми. Быстро! Да не спи ты! - она сорвала с себя меховое манто из норки и сунула мне в руки под столом. - Засунь это за вазу, да поглубже, чтобы видно не было.
        Я быстро затолкала меха за вазу.
        - У этих старых гадюк мужья при советской власти держали самые большие в Союзе нелегальные меховые цеха. Они с первого взгляда, не щупая, определят, что моя норка фальшивая, - заскулила шепотом Раиса. - А я виновата, что дела идут плохо и такие расходы? У детей брать стыдно. А им же не объяснишь. На весь свет опозорят. Скажут, что Раиса в обносках на торжества ходит. Ой, я не переживу это всё! - она оторвала кусок чуду и разжевала. - Еще чуду в этот раз не удались. Как назло! Кто-то глаз положил на мои чуду. Завидуют, что у меня всегда самые мягкие и вкусные. Свекровка твоя будущая хорошая, но на чуду мои завидует. Всё пытается выведать секрет моего теста. Ты ей не рассказывай, ладно?
        Я кивнула. Секрет был не в тесте, а в советской старинной плите с газовой духовкой. Тетка всю Москву обегала в поисках этой плиты. Потому что бабушки горские хором говорили, что ни в одной электрической духовке такие чуду не выходят. С тех пор на теткиной кухне две плиты стоят: одна новая, а вторая ветхая, советская. Специально для чуду. Прекрасная родня мне достаётся! Даже на пироги завидуют. И это называется хорошей свекровью!
        - Ты со свекром когда говоришь, не забывай глаза опускать. Сейчас-то еще ладно. Времена немного изменились. А я своего свекра никак в первые два месяца рассмотреть не могла вблизи. Потому что глаза опускала. Ну всё, пошла пить змеиный яд, - Раиса приподнялась, радушно улыбаясь, раскинула руки и собралась было пойти поприветствовать двух заклятых подруг.
        Но в это момент к столику быстрым шагом подошла женщина лет пятидесяти. Я даже сначала ее не узнала. И только когда она обратилась ко мне, злобно шипя, поняла, кто она: Тамара, жена моего отца.
        - 8 -
        ВРАЧУ, ИСЦЕЛИСЯ САМ!
        - Вот ты какая стала, - злобно усмехнулась она. - Вся в мать! Тихоня, нежный цветочек, только шипы железные. Твоя мать ко мне в семью влезла, а ты в семью моей дочки. Амиру второй женой. Ай, молодец! И еще глазками хлопает. Типа не такая!
        - Томор, что ты несёшь? - вступилась за меня Раиса. - Домой иди! Зачем пришла? Себе сердце рвать и людям праздник портить? - она подошла к ней, ухватила за локоть и попыталась увести от стола.
        - Подожди, тетя, - я встала и подошла к Тамаре. - Вы о чем? Почему я в чужую семью влезла? Мне отец сказал, что я должна…
        - Эй, что за дела? - папа подскочил ко мне и прервал на полуслове. - Что вы позорите меня перед людьми? - зарычал он на нас обеих.
        - Как же ты меня даже не пригласил, Нисим? - шепотом осведомилась Тамара.
        - Я не хотел тебе душу тревожить, - тихо ответил он. - Зачем зря волноваться? Не трогай девочку! Она хочет спасти нашу с тобой дочь. Анжела сейчас от нее зависит. Мы же всё с тобой обсудили. Ты согласилась со мной…
        - А много лет назад я тоже согласилась? - перебила она отца. - Да? Когда ты меня поставил перед фактом, что у тебя другая… - она не договорила и заплакала, закрыв лицо платком.
        - Да сколько же можно? Ее уже нет в живых, а ты всё никак не успокоишься. Пойдем домой, - папа обнял ее за плечи. - Рафик, - обратился он к сыну, который маячил за его спиной, - отвези мать домой. - Что же ты, Томор, при всех?
        - А здесь все свои, - она вытерла слезы. - Чужих нет. И стесняться некого. Все всё знают! И кто она такая, - она ткнула в меня пальцем, - тоже знают. И из кого вылезла, - ее лицо исказила гримаса отвращения. - Одно радует: что это ненадолго. И что ни мне, ни моей доченьке Анжеле не придется больше ее видеть!
        Что? Я не поверила своим ушам. Что она имеет ввиду? Как они могут меня не видеть, если я за Амира выйду замуж?
        - Хватит, Томор! Рот закрой! Иначе я с тобой по-другому поговорю! - зарычал отец, схватил жену за руку и потащил к выходу.
        - Что она имела ввиду? - обратилась я к тетке.
        - Ой, не слушай ее! - отмахнулась Раиса. - Ерунду несет! Она когда злится, то совсем за языком не следит. Всю жизнь такая. Берегов не видит и края не знает. Это ей еще повезло, что твоей отец не слишком любит руки распускать. Можно сказать: идеальный муж. За столько лет, может, раза два только и ударил ее. Потому что заслужила. Другой бы ей давно кости переломал! Мягкий у меня брат. Очень мягкий!
        АЙБОЛИТ
        - Здравствуйте, Томор! - Айболит все же поздоровался с тещей, хотя момент был не подходящий.
        Тесть тащил ее к выходу. Гости открыто пялились на них, продолжая есть и танцевать. Теща Айболита Тамара или Томор - так звучало ее горское имя - лишь успела на ходу кивнуть ему.
        Айболит не слышал всего их разговора. Он подошел позже. Но ее последняя фраза до сих пор звучала в ушах: "Одно радует: что это ненадолго. И что ни мне, ни моей доченьке Анжеле не придется больше ее видеть!"
        Это как? Если Маша станет официальной женой Амира, то им как раз придется ее видеть. Конечно, обладая таким деньгами, Амир вполне может позволить себе поселить их в разных квартирах. И даже в разных странах. Но общий ребенок - это как раз таки повод встречаться часто и с Анжелой, и с ее матерью, даже если не хочется.
        Внутри зрело тревожное чувство, что здесь что-то не так. Вернее, не что-то, а вообще всё не так. Да, внешне всё логично и пристойно, комар носа не подточит. Но откуда чувство, что его втягивают в чужую игру? Грязную игру, нечестную, по незнакомым правилам.
        Тесть вернулся и подошел к нему.
        - А ты чего такой грустный, сынок? Веселись, ешь, пей, - он похлопал Айболита по плечу.
        - Нисим Ирганович, что Томор имела ввиду, когда сказала, что ей больше не придется видеть Машу? Каким образом?
        - Ты меня сейчас удивил! - разозлился Нисим. - Сам с бабами имеешь дело. Должен знать, что у них между языком и словом мысль не проскакивает. Она ерунду несет, а ты повторяешь. Грузины правильно говорят: "Послушай женщину и сделай наоборот". Вот и ты думай наоборот.
        - Ай-я-яй! - к ним подошел Исраилов и осуждающе покачал головой. - Что-то ты, Нисим, совсем нюх потерял. Распустил своих женщин так, что дальше некуда уже! Это очень портит твою деловую репутацию. Как можно вести дела с мужчиной, который даже в своём доме навести порядок не может?
        - Наведу, уважаемый Гельман, еще как наведу! - пообещал ему Нисим. - Домой приду и покажу ей, как языком молоть. Честно скажу: давно не бил. Думал, что можно без этого. Но ошибался. Значит, сам свои ошибки буду исправлять. Башку ей откручу! Чтобы место свое знала! - он сжал кулак и потряс им в воздухе. - Это всё Москва. У них здесь совсем мозги набекрень. В Нальчике она у меня пикнуть не решалась.
        - Это да, - горячо поддержал его Исраилов. - Прав ты, дорогой. Я вот свою в Турции держу давно. С одной стороны, всё современное и ей там не скучно. С другой, все-таки восточная страна и весь этот блуд московский от нее далеко. Отель ей там открыл. Пусть занята будет.
        - Что сама управляет люксовым отелем? - удивился Нисим.
        - С ума сошел? Да нет, конечно! - рассмеялся Исраилов. - Кто женщине такое доверит? Там профессионалы у меня под ней ходят. Но я им сказал, чтобы всё делали тихо и изображали, что она всему хозяйка. Умнее нужно быть, Нисим, дорогой! Умнее и хитрее!
        Айболит отошел, чтобы не слышать этого бреда. Нет, к этому никогда не привыкнуть! Средневековье оно и есть средневековье, даже если его со всех сторон облепить айфонами и компьютерами.
        Он посмотрел на Машу. Она сидела в углу, неподвижно глядя в одну точку. Плечи опущены, губы подрагивают. Явно борется с собой, чтобы не заплакать.
        Айболит подошёл к ней и отодвинул стул. Она вздрогнула от резкого звука. Айболит согнул ноги, намереваясь присесть, тяжело вздохнул, отодвинул стул и опустился перед ней на корточки.
        - Столько лет жизни в окружении кавказцев накладывают свой отпечаток, - пожаловался он.
        Маша рассмеялась. Он поразился этой мгновенной перемене. Еще секунду назад в ее глазах застыла такая безысходность, что хоть вешайся. И вот эти же глаза загорелись лучиками смеха.
        - Я пришел помощи попросить, - Айболит снова вздохнул. - У меня большая проблема. Там шоколадные фонтаны, три штуки, - он поднял вверх три пальца, - и гора фруктов. А я попробовал только половину. Потому что одному скучно есть. И нужна помощь. Деньги-то заплачены!
        - А это уже последствия долгих лет жизни среди евреев? - шепотом осведомилась Маша.
        - А шо делать? - спросил Айболит с характерной поющей интонацией, - из пэсни слов таки не выкинешь!
        Маша закрыла рот рукой и затряслась в приступе смеха.
        - Не могу отказать вам в помощи, доктор, - ответила она и встала.
        Они подошли к фонтану.
        - Вам что обмакнуть? - официант взял в руки палочку, обернутую фольгой.
        - Мы сами обмакнем, - Айболит отобрал у него палочку и шепнул Маше: - Они плохо макают, я всё подсчитал! Шоколада на фруктах должно быть в два раза больше.
        - Перестаньте! - пискнула Маша, заходясь от смеха. - У меня сейчас тушь потечет!
        - Ваша тушь дешевле, чем шоколад. Сколько там той туши? Две капли? - возразил Айболит. - Они думают, шо таки могут меня обмануть? За мои деньги? Ха! - он наколол на палочку сразу два кусочка манго, макнул в растопленный шоколад и принялся возить туда-сюда.
        Маша схватила салфетку со столика и принялась аккуратно промакивать глаза.
        - Вот! Держите! - Айболит подложил под палочку с шоколадным манго салфетку и протянул ей. - Понял, что значит макать? - обратился он к официанту. - От души! Чтобы шоколад тремя слоями, а не одним тоненьким, как у тебя.
        - Так мне так сказали! - принялся оправдываться официант. - Я же не виноват! Я человек подневольный!
        Маша засмеялась еще громче. Ее рука затряслась и она вытянула ее, чтобы не запачкать шоколадом платье.
        - А ты мозгами думай, а не другим местом, - проворчал Айболит, нахмурившись. - Это же еврейское мероприятие! Здесь все евреи, даже те, кто нет. Кстати, те, что таки нет, еще хуже, - прошептал он, наклонившись к Маше, - потому что ученики всегда превосходят своих учителей.
        Маша, которая в этот момент забросила в рот манго в шоколаде, двумя руками схватилась за рот, не давая ему открыться в очередном приступе смеха. Ее глаза молча просили Айболита остановиться. А ему так нравилось, как она смеется, что он готов был продолжать острить всю ночь.
        Вот тебя, конечно, понесло, доктор! Вроде в особом остроумии не замечен, а тут прямо соловьем заливаешься. Он полюбовался, как дрожат ее ресницы, как блестят глаза. Дал девушке немножко отдышаться, прожевать. Взял еще одну палочку, наколол на нее крупную, янтарную виноградину, обмакнул в шоколад, протянул Маше и пошел на второй заход юмора.
        - Кушайте, гости дорогие! Кушайте, только не забывайте, как всё дорого! - прошептал он.
        Маша протянула руку, да так и застыла, глядя куда-то за спину Айболита. Ее глаза снова погасли. Уголки губ опустились. Она вся сжалась и даже втянула шею в плечи. Айболит медленно повернулся. За его спиной стоял Амир.
        - А вам здесь весело, как я погляжу, - улыбнулся он.
        Его улыбка не была злобной или издевательской. Она была обычной и даже вполне дружелюбной. Но Айболит увидел, как напряглась Маша, глядя на жениха. В точности, как кролик на удава.
        - Я рад, что тебе хорошо, - Амир подошел к ней. - Правда, рад. Мне нравится, когда ты смеешься. Пойдем потанцуем!
        Оркестр заиграл лезгинку. Гости немедленно встали в круг и захлопали в такт музыке. Амир взял Машу за руку и вывел на середину. Лихо вскрикнув, он закружился вокруг нее. Она опустила глаза, подняла руки и поплыла. Айболит залюбовался. Тоненькая, хрупкая, она невесомо парила в танце и ее руки были похожи на крылья. Айболит встал в круг и захлопал вместе со всеми.
        Маша проплыла мимо него и вдруг робко посмотрела из-под длинных ресниц. Но немедленно снова опустила глаза. И вдруг Айболит представил себе, как в таком же белом, но свадебном платье она идет с ним под руку среди гостей, что стоят двумя рядами и бросают в них цветы. А потом он представил их детей. Почему-то сразу двоих: мальчика и девочку. Просторный дом с деревянной верандой под Москвой. Он, Айболит, приезжает с работы. Маша бросается навстречу, держа на руках детей и жалуясь, что они слишком тяжелые для нее. А вокруг них скачут с громким лаем две собаки. А чуть поодаль важно сидят в ряд три кошки. Айболит уставший, но вся эта веселая орава требует внимания.
        - Мне бы поспать чутка, - робко просит он.
        Но дети вырываются из Машиных рук и вешаются на него. А собаки трутся о колени. И едва Айболит садится в кресло, как кошки, фыркая на собак, занимают почетные места на спинке и подлокотниках. А дети устраиваются на коленях.
        - Малышня! - вздыхает повзрослевшая Ёлка и, смешно двигая попой, оттирает детей и тоже устраивается у него на коленях.
        - Ну ты-то куда, Ёлочка? - осмеливается возразить он.
        - А я разве не твоя девочка? - немедленно обижается она.
        - Моя, конечно! Все мои! - он целует теплую макушку и принюхивается.
        Их кухни доносится аромат яблочного пирога.
        Что со мной? Айболит устало потёр глаза. Что это было? Странное и бредовое кино! Может, заснул на ходу? Тебе нужно выспаться, дорогой доктор. Недаром в Евангелии от Луки сказано: "Врачу, исцелися сам!" Иначе как ты собираешься исцелять других, если у тебя глюки? Да еще такие термоядерные! Хватит! Домой и в люлю! Спокойной ночи, малыши! Айболит хотел выйти из круга, но в этот момент в круг вихрем ворвался Рафик. Он закружился вокруг Маши с такой скоростью, что по рядам гостей прошёл ветер. Она остановилась, растерянно посмотрела на Рафика и схватилась за виски.
        Что это с ней? Айболит сделал шаг вперед. Маша закрыла глаза, покачнулась и упала в обморок. Айболит едва успел ее подхватить.
        - Воздуха! Дайте воздуха! Разойдитесь! - закричал он и повернулся к выходу.
        - Эй, дай ее мне! - Амир протянул руки.
        - Я просто вынесу ее на воздух, - возразил Айболит.
        - Я сам вынесу, - не уступил Амир. - Дай, Пилюлькин! Не кипешуй!
        Айболит не ответил и молча повернулся, решительно направившись к двери.
        - Ты не слышал, что тебе сказали? - Рафик перегородил ему дорогу. - Ты тупой или прикидываешься? Убери руки от чужой бабы!
        - Я ее личный врач, - тихо ответил Айболит.
        - Ты никто! И звать тебя никак! - прошипел Рафик. - Быстро убрал от нее лапы и передал Амиру!
        - Хватит уже! - подоспевший на помощь Нисим схватил его за плечо и отшвырнул в сторону. - Нашёл время, ишак! Ваня, неси ее на воздух!
        Айболит быстро пошел к выходу. Амир поспешил за ним. Рафик болтался позади, выглядывая из-за плеча отца.
        - Кресло возьми! - приказал Нисим сыну.
        Рафик молча взвалил на плечи кресло и понёс на улицу.
        Айболит осторожно усадил Машу в кресло. Она открыла глаза и непонимающе посмотрела на него
        - Всё хорошо, - Айболит взял ее за руку, нащупывая пульс. - Это бывает. Нервы, духота, сейчас пройдет.
        - Можно мне воды? - попросила она.
        - Конечно, - Айболит встал.
        - Я принесу! - Амир пошел в ресторан.
        - Тебе легче, дочь? - Нисим склонился над Машей.
        - Да, сейчас воды попью и будет хорошо, - виновато улыбнулась она. - Извини, папа!
        - Да что ты! Ничего страшного! Со всеми может случиться, - Нисим погладил ее по руке.
        Амир вернулся со стаканом воды, протянул его Маше и шепотом спросил:
        - Что это с ней? Она что какая-то больная?
        - Да нет, - успокоил его Айболит. - У нее женские дни, и так организм на пределе работает.
        - Чего это на пределе? У них же каждый месяц эта история, - пожал плечами Амир.
        - Ну и что? Думаете, это легко? - горячо возразил Айболит. - А вы знаете, что каждая женщина в эти дни испытывает до семи видов боли? И в этот момент как раз помолвка, духота, напряжение, стресс, узкое и неудобное платье. Да еще и каблуки. Вот и упала. Ей сейчас нужно отдохнуть. Понимаю, что мероприятие важное. Понимаю, что люди приглашены. Но думаю, что стоит это всё свернуть и повезти ее домой отдыхать. Она сильно измотана. Это явно видно даже без анализов. Боюсь, при таком уровне стресса будет совсем не готова к перелету в Израиль, подготовке к свадьбе и тому, что для вас важнее всего. Вы бы ее поберегли. Это я вам как врач говорю.
        - Я понял, - кивнул Амир. - Ладно, в принципе, мы и так уже собрались заканчивать. Ночь на дворе. Если ты говоришь, что она на нуле, тогда отправим девушку домой.
        - Ты его не слушай, Амир! - вдруг вмешался в разговор Рафик. - Он тебе еще и не такого наговорит! В лицо улыбается, а сам ненавидит нас!
        - Что ты несёшь? - возмутился Нисим.
        - А что не так? - Рафик еще больше завёлся. - Он даже свою мать не привел на помолвку. Брезгует нами. И свою дочку тоже дома оставил. Это неуважение ко всем нам! Где твоя любимая внучка, отец, а? - обратился он к Нисиму.
        Тот промолчал. Но в его взгляде, устремлённом на зятя, читался немой упрек: видишь, сынок, все всё понимают. Рафик ловко и привычно наступил на любимую мозоль кованым сапогом. Что-что, а манипулировать отцом и подливать масло в огонь он умел, как никто другой.
        Как же Айболит устал от этого постоянного перетягивания каната! Ёлка была тем самым якорем, который намертво привязал его к горской родне.
        - Одиннадцать лет, - мысленно напомнил он себе. - Они пролетят быстро. Перетерпи. Ради Ёлки, ради матери, ради себя самого. И тогда ты всех пошлешь на хутор бабочек ловить.
        Рафик издевательски ухмылялся, открыто наслаждаясь замешательством Айболита и недовольством отца. Память услужливо подсказала, как за день до свадьбы Рафик зло бросил Диане:
        - Лучше бы ты умерла!
        Айболит тогда набросился на него с кулаками. Рядом с этим дикарем он и сам невольно становился диким.
        - 9 -
        КАК ВЫЖИТЬ В ПОСТЕЛИ С ЖИВОТНЫМ?
        МАША
        Я еле дожила до конца помолвки. Моя комната показалась мне раем. Тихо, темно, никто не трогает. Несмотря на усталость, долго не могла заснуть. Казалось, что по телу шарят липкие руки Амира. Но когда сон все же пришел, стало легче. Мне снился Айболит и деревянный дом под Москвой. Я сидела на веранде, а вокруг шумели наши с ним дети. Лаяли собаки, мурлыкали кошки. А он смотрел на меня и улыбался. И пахло яблочным пирогом. От этого запаха я проснулась. Наскоро умылась и вышла на кухню, где уже вовсю кипела работа.
        - Наконец-то ты научилась сама просыпаться! - обрадовалась Раиса.
        Она вытащила из духовки противень с пирогом и взглянула на часы:
        - Семь утра, а ты уже на ногах. Молодец, девочка! Можешь, когда хочешь. Я пирог испекла яблочный, со сметанной заливкой. Но скажем, что это твой. Рецепт потом тебе запишу. Будешь мужу готовить. Это старинный рецепт. Мне от бабушки достался. А я тебе передаю. Мой покойный муж когда начинал зудеть, я быстро - раз, и пирог. Он сразу замолкал.
        Я молча налила себе чаю. Начинать день не хотелось. Сегодня придет Амир с родителями. Еще ничего не началось, фактически, а меня уже воротит от семейной жизни.
        Амир и его родители приехали в одиннадцать утра. Вместе с ними приехал мой папа. Отец Амира Натан Абрамов был высоким, коренастым, с грубо высеченными чертами неулыбчивого лица. Даже поздоровавшись, он не улыбнулся. Мать Белла, наоборот, была улыбчивой и симпатичной. Жаль, что Амир характером явно пошел не в мать, а в отца.
        - Доброе утро, дочка, - Белла обняла меня и поцеловала в щеку.
        - Пойдемте, я вам покажу жииз эн гэрус - Машенькино приданое, - льстиво завиляла хвостом тетка.
        - Можно и позже, - снова улыбнулась Белла.
        - Сходи глянь, Белла, - буркнул Натан, бросив на нее такой взгляд, от которого она тут же поспешно встала.
        Раиса повела ее в мою комнату. Я поплелась за ними.
        - Вот золото, - Раиса открыла шкатулку, что стояла на туалетном столике, и принялась вытаскивать оттуда ее же собственные украшения, которые она выдала за мои.
        Я никогда не любила золото. Мне больше нравилось серебро, да и то без фанатизма.
        - А это от меня, - Белла достала из сумки бархатную коробочку и протянула мне.
        - Ой зачем же вы? - всплеснула руками Раиса.
        - Как зачем? - удивилась Белла. - Мы тоже соблюдаем традиции. Подарок от свекрови. Теперь же всё в сокращенном варианте. Гудушпенду уже не делают.
        - Да, - покачала головой тетка. - Уже никто и не помнит почти.
        - Гудушпенду - это когда из дома жениха идут с подарками для невесты, - пояснила Белла, заметив, что я не понимаю, о чем речь. - Я еще помню, как в моем детстве в Дербенте из дома жениха выходила такая процессия. Сначала жених, потом музыканты, а за ними женщины с подносами на голове. А на подносах были тэбэхo - подарки. Ты открой коробочку, дочка.
        Я открыла. Раиса ахнула. На бархатной подушечке лежали длинные бриллиантовые серьги, оправленные в белое золото, и кольцо "маркиз", в центре которого красовался крупный изумруд в окружении бриллиантов.
        - Давай помогу надеть, - Белла ласково убрала прядь с моего уха и сама продела серьги мне в уши.
        Я надела кольцо.
        - Ай, какая красота! - цокнула языком Раиса.
        - Не знаю, кто красивее, - улыбнулась Белла. - Ты, Марья, или бриллианты.
        - А здесь вот вещи. Всё есть! - гордо заявила Раиса, открывая шкаф. - Пальто, шуба, сапожек четыре пары, - она начала вытаскивать вещи из шкафа, но Белла, взглянув на меня, схватила ее за руку.
        - Не нужно, дорогая, - мягко попросила она. - Знаю, что вы достойные люди и всё у вас есть. Давайте просто посидим и поболтаем, пока мужчины заняты. Познакомимся поближе.
        - Да, но вы же еще не видели сервизы, - огорчилась Раиса. - И белье. Чистый хлопок и два шелковых комплекта на первую брачную ночь.
        - Я вам верю на слово, - кивнула Белла. - Девочки, пойдемте лучше чай приготовим. На кухне, в тишине. Мне на кухне всегда уютнее всего.
        - Понимаю, - улыбнулась Раиса. - Сама люблю. Единственное место, где можно указывать мужикам, что делать.
        Раиса вышла из комнаты. Я пропустила Беллу вперед, но на пороге она задержалась и прошептала:
        - Я знаю, что ты чувствуешь. Сама очень не хотела замуж. Страшно покидать родной дом и идти к незнакомому мужчине. Никто из нас, женщин, не хочет этого. Но потом привыкаем. Вот увидишь: всё наладится.
        - Надеюсь, - осторожно ответила я.
        Понимая, что она пытается максимально сгладить ситуацию, я все же не могла на нее полагаться настолько, чтобы начать жаловаться и ныть. В любом случае, даже при всем ее хорошем отношении, она будет на стороне своего сына. То есть, во враждебном лагере.
        Мы приготовили чай и подали его в гостиную. Я села рядом с отцом и Раисой. Амир оказался напротив. Он отхлебнул чай, но при этом продолжал смотреть на меня поверх чашки. Его глаза буквально гипнотизировали меня. Миндалевидные, темно-карие, почти черные, с поволокой и длинными ресницами, они сверкали из-под черных бровей. Странный контраст: его волосы были светло-коричневыми, удлиненными и зачёсанными назад. А глаза почти черными. И брови еще темнее, чем глаза. Из-за этого казалось, что глаза глубоко посажены, хотя это было не так. Но самым странным был его взгляд: неподвижный, почти немигающий, как у змеи.
        ????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????Как я буду с ним жить, если мне даже смотреть на него страшно? Айболит говорил, что иногда женщины не могут забеременеть от страха и от нервов. Может, в этом мое спасение? Может быть, я вообще не смогу родить ему и тогда он со мной разведется?
        - Ой, про пирог забыла! Вот я глупая! - Раиса хлопнула себя по лбу. - Всё подала, а самое главное забыла. А ведь Маша с утра уже с ним возилась. Встала затемно. Хотела дорогой родне приятное сделать., - она вскочила с места.
        - Подожди, сестра, - папа схватил ее за руку. - Пирог Машенькин, вот пусть Марья его и подаст. А ты отдохни пока.
        - Да, сейчас принесу, - я встала.
        - Блюдо возьми большое, с золотой каемкой, - забеспокоилась тетка.
        - Знаю, тетя, - я вышла на кухню.
        Раиса очень гордилась большим старинным блюдом с каймой из настоящего золота. И сладости для гостей подавались только на нем.
        - И нож потом не забудь правильно положить в раковину, хорошо?
        Поймав непонимающий взгляд родителей Амира и укоризненный взгляд моего отца, она поспешно пояснила:
        - Невестам положено быть рассеянными. Боюсь, как бы нож от молочного пирога не бросила в раковину для мясного.
        Она была права. В таком состоянии я могу и мясо сметаной полить и не заметить. Правила кашрута в теткином дома соблюдались очень строго. В кухне было две раковины: одна для посуды, из которой ели молочное, другая - для мясного. Естественно, наборов посуды было тоже по два: чашки, кастрюли, сковородки и прочее четко разделялось на мясное и молочное, и даже хранилось в разных шкафах, чтобы не перепутать.
        Я с детства привыкла не класть сыр на бутерброд с колбасой, во всяком случае дома. Но так и не привыкла к этому разделению посуды и иногда путала. В этот момент лучше было выпрыгнуть из окна. Раиса устраивала бурю. Выбрасывала посуду, которую я по ошибке ставила не в ту раковину, жидкой хлоркой мыла саму раковину, а потом звонила отцу и рыдала, что из-за меня приходится всё время покупать новую домашнюю утварь. И что сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
        - Это хорошо, что вы кашрут соблюдаете, - Натан впервые за всё время улыбнулся. - Я заметил, что в Москве многие отошли от этой традиции, что совершенно недопустимо. Как же можно назвать дом еврейским, если в нем не соблюдают главную заповедь разделять мясное и молочное? Мы поэтому с Беллой здесь, в Москве, крайне редко у кого-то дома пьем или едим. Спросить про кашрут неудобно, но нарушать заповедь нельзя. Поэтому просто отказываемся от всего, что предлагают.
        - У нас вам бояться нечего, - заверил их мой папа.
        - Да, - подхватила Раиса. - У нас все кошерно.
        - Кроме твоего грязного рта, тетя, - очень хотелось сказать мне, - в котором все ругательства на двух языках смешиваются совершенно не кошерным образом.
        Я вышла на кухню, достала из холодильника противень с пирогом - яблочным, со сметанной заливкой. Приготовила блюдо и начала аккуратно нарезать и перекладывать на него пирог. И в этот момент в кухню вышел Амир.
        - Помощь нужна? - он стал за моей спиной.
        - Спасибо, сама справлюсь.
        - Ну как же сама? - он провел рукой по моей шее и вдруг поцеловал ее там, где начинаются волосы.
        Его губы были горячими, но по моей коже поползли холодные мурашки. - Блюдо тяжелое. Ты хрупкая, нежная. Моя жена не должна напрягаться. Для этого есть я, - он прижался ко мне бедрами.
        Я выронила нож и повернулась к нему лицом.
        - Пожалуйста, Амир, не нужно. Там родители твои и мои. Это неудобно!
        Но взывать к его совести было бесполезно. Он был так разгорячён, что его тело просто пылало. От него, действительно, шел жар, как от духовки. Всегда считала, что это метафора из женских романов, пока не столкнулась сама.
        - Ты почти моя жена. Через три недели свадьба, - прошептал он, подхватил меня под мышки, поднял и посадил на стол. - Всё удобно. Все всё понимают. А ты привыкай к моим рукам, - он сжал мою грудь одной рукой, а второй схватил меня за затылок и поцеловал.
        Если это вообще можно было назвать поцелуем. Я целовалась только один раз в жизни. На выпускном. С мальчиком, которому очень нравилась. Это было так давно, что я почти забыла все ощущения. Помню одно: мне было очень хорошо. А сейчас было отвратительно. Он обхватил мои губы ртом и жадно всосал внутрь словно хотел проглотить всю меня. Жуткая и тошнотворная волна отвращения поднялась откуда-то из желудка и я почувствовала рвотный спазм.
        Боже! Меня сейчас вырвет прямо на него! Собрав все силы, я толкнула его в грудь. Он отлетел на несколько шагов. А я соскочила со стола и бросалась в ванную. Открыла кран и жадно припала к холодной воде.
        - Это хорошо, что ты такая дикая и непокорная! Мне очень нравится, - Амир зашел за мной в ванную, снял с крючка полотенце и подал мне. - Чую, что в первую брачную ночь нам не будет скучно, - он отобрал у меня полотенце и начал осторожно вытирать мое лицо.
        - Можно мне? - я попыталась вырвать у него полотенце.
        - Нельзя, - прошептал он. - Сам хочу, - он осторожно вытер виски и шею.
        Его рука скользнула вниз, к груди.
        - Хватит, всё уже сухое, - я схватила его руку и остановила ее.
        - Правда? А у меня нет! - хмыкнул он.
        Бросил взгляд на круглую ванну и сказал:
        - Моя ванна больше. Я тебя положу в теплую водичку и буду сам мыть, везде, - он прикоснулся к моему животу.
        Я вздрогнула.
        - Мне так нравится, как ты дрожишь! - он задохнулся от возбуждения и закрыл дверь, повернув защелку.
        - Нет! - я попыталась прорваться к двери.
        - Да! Всего пару минут и один горячий поцелуй, - он зажал меня в углу между дверью и ванной и впился губами в мой рот.
        Ну вот и всё. Сейчас я просто задохнусь от отвращения. Что мне делать? Огромный, мощный, он обхватил меня, заслонив собой всё. Воздух закончился сразу. Ноги подкосились. И в последний миг, когда сознание, не справившись с этим ужасом, уже хотело сделать мне подарок и уложить в обморок, я вдруг увидела Айболита.
        Его лицо, голубые глаза, добрую улыбку. Я почувствовала его мягкие нежные руки вместо цепких лап, которые шарили по моему телу. Вот оно, спасение! Теперь знаю, как выжить. Знаю, как не умереть в постели с этим животным. Я буду думать о докторе. А что мне еще остаётся? Неужели все женщины, что замужем за нелюбимыми, так живут?
        АЙБОЛИТ
        Ранним утром Айболит вышел из родильной палаты, едва держась на ногах. Качаясь от усталости, он спустился в холл, где ждали Дарья и ее брат Григорий.
        - У вас сын, - улыбнулся Айболит. - Богатырь. Три восемьсот. Поэтому так сложно было.
        - Ах ты ж дорогой ты мой человек! - заорал Григорий, сгреб Айболита в охапку и приподнял.
        - Поставь его на место, дурак! - разозлилась Дарья. - Он на ногах еле стоит.
        - Да я его сам куда хочешь донесу! - продолжал орать Григорий. - Сын! Сын! У меня сын!
        - Как Катерина? - спросила Дарья.
        - Стабильна. Подержим здесь немного, подлечим, всё будет нормально. Она оказалась сильнее, чем я думал. И если учесть, что нормального медицинского ухода почти всю беременность не было, не считая хождения по росе, как завещают великие коучи из Инстаграма, то всё гораздо лучше, чем должно было быть.
        - Айболит, я тебе по гроб жизни теперь обязан. Проси, что хочешь! Всё сделаю! - в избытке чувств Григорий приложил обе руки к груди. - С меня пацанский подгон. Только озвучь, что нужно.
        По гроб жизни. Айболит ненавидел эту фразу. Именно ее он услышал от Рафаэля, брата Дианы, когда ее не стало.
        - Ты по гроб жизни будешь виноват, - сказал тогда Рафаэль. - Тебе не отмыться. Ты ее убил!
        АЙБОЛИТ, СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД
        Он хотел всех спасти, добрый доктор Айболит. Только свою жену не спас. Нужно было выбирать: или жена или ребенок? До родов оставалось пару недель. И этот выбор ему нужно было сделать прямо в палате реанимации. Айболит даже на миг не задумался и выбрал Диану. Но она вдруг открыла глаза и из последних сил схватила его за руку.
        - Умоляю! Спаси ее… дочку… мне… без нее… не жить!
        По ее разбитому опухшему лицу потекли слезы. Он хотел возразить, что они молоды. Что у них еще будут дети. Но натолкнулся на ее взгляд, который слишком хорошо знал.
        - Отпусти меня… ее спаси… без нее… жить… не буду, - задыхаясь, хрипела Диана.
        Айболит знал, что она не будет. У внешне мягкой и спокойной Дианы был железный внутренний стержень. И если бы не этот стержень, она бы никогда не пошла против воли отца. А еще она никогда не врала своему Ване, не манипулировала и не пугала. Она просто обещала и делала. И если сказала, что жить вместо дочки не будет, значит, не будет. Айболит кивнул, опустился на колени, обхватил ее двумя руками и заплакал.
        Когда всё закончилось, их вывезли из операционной. Ёлку - в кювез перинатального отделения, Диану - на нижний этаж, в морг. Айболит, который знал эту больницу, как свои пять пальцев, так как в студенчестве подрабатывал здесь, помчался к грузовому лифту. Дождался, пока медбрат вывез каталку с Дианой, оттолкнул медбрата, сорвал простыню, которая покрывала ее с головой, и лег рядом. Обхватил жену двумя руками и затих.
        Начался переполох. Вокруг собрались врачи и медсестры. Женщины плакали, гладили его по голове и умоляли отпустить. Мужчины нервно вздыхали и матерились, не решаясь прикоснуться к нему. Но Айболит еще крепче сжимал ее в объятьях. Он их не слышал. Он рассказывал своей Диане, насколько она не права, что ушла от него так быстро. Из его рта не вырвалось ни звука. Он разговаривал с ней мысленно. Но она всё слышала. Айболит знал, что Диана его слышит.
        Она даже мысленно ему отвечала:
        - Ну что ты, Ванечка! Что ты! Кто бы мог подумать, что ты так отреагируешь! Сам же говорил: "Пять поколений врачей, потомственный сухарик", и вот так…
        Сквозь толпу медиков пробился главврач больницы. Уговорами, просьбами, а потом и грубой силой ему удалось оторвать Айболита от жены. Обнимая Ивана за плечи, он довел его до своего кабинета, усадил на диван и закрыл дверь на ключ. Достал из ящика стола коньяк, два стакана, поставил на низкий журнальный столик рядом с диваном и сел рядом с Айболитом.
        Помолчал, вскочил, грохнул кулаком по письменному столу и сказал:
        - Твою же дивизию! Мне пятьдесят пять лет. У меня две жены, бывшая, нынешняя и любовница. Дети - взрослые уже, охламоны. Квартира в центре Москвы, дом за городом. Регалии и прочая ерундень. И знаешь что, Ваня? Когда я сдохну, они начнут делить мои бабки. Никто из них вот так не ляжет рядом. Никто меня не обнимет. На поминки соберётся вся Москва. Нажрутся сначала, а потом будут анекдоты травить. Да чтоб меня… - он сел за стол и обхватил голову руками. - Это я к чему… у твоей жены было то, о чем все мечтают. Пусть недолго, но было. Я даже не знал, что в этом долбаном мире такое еще бывает. Всё бы отдал. Клянусь тебе! Всё! Только чтобы испытать это… чтобы кто-то… вот так… да ёлки ж зеленые! - его голос дрогнул, он закрыл глаза руками. - Откуда ж вы такие вот берётесь среди всего этого дерьма?
        - Аааа, - тихо сказал Айболит.
        - Что? Не понял, - главврач отнял руки от лица.
        - Аааа… - во весь голос завыл Айболит, раскачиваясь из стороны в сторону. - Ааааа!
        - Ожил, слава тебе, господи! - врач вскочил и побежал к нему.
        Трясущимися руками налил коньяк в стакан и протянул Айболиту.
        - Давай! Сейчас отпустит. Давай!
        - Ааааа! - Айболит выбил стакан из его рук и завопил.
        Его голос прервался на самой высокой ноте, захлебнувшись хрипотой.
        И тогда пришли слезы. А вместе с ними и облегчение.
        После похорон потянулись серые и тоскливые будни. Ёлка росла. Айболит души не чаял в дочке. Но иногда, глядя на нее, ловя в ребёнке черты ушедшей матери, думал, что у них с женой ещё могли быть дети. А Диана только одна. Он не понимал, как это могло случиться.
        Диана была осторожным водителем и никогда не лихачила на их старенькой иномарке. Но возиться с ней не любила. И Айболит каждый раз сам проверял машину. Проверял он ее и в тот день. До родов оставалось пару недель. Диане не давали ездить одной. Ее всегда кто-то сопровождал: мать, сам Айболит, отец Дианы, но чаще всего Дарья. Иногда, видя, что подруга неважно себя чувствует или рассеяна, как многие беременные, Дарья силой заставляла Диану пересесть на пассажирское сиденье и садилась за руль. Но в тот день Диана прекрасно себя чувствовала. На редкость хорошо, поэтому и решила, наконец, поехать за город к очередным родственникам, у которых только что родился ребенок.
        Айболит с ней почти не ездил. Он работал сутками. Иногда даже спал в клинике, потому что не было сил доехать домой. Он мечтал вернуть деньги отцу Дианы. Потому что именно Нисим после свадьбы пришел к нему и сказал, что несмотря на то, что Иван для них чужой, он, Нисим, очень любит свою дочь. Поэтому и согласился на свадьбу. Но нужно, чтобы доктор был уважаемым человеком, а не гинекологом районной больницы. И купил зятю частную клинику.
        Айболит уже пытался отдать ему хотя бы часть денег, но тесть оскорбился. Вместо этого он сделал зятя главным гинекологом горской общины. От пациентов не было отбоя. На многое приходилось закрывать глаза. Тем более, что Иван не мог упустить возможность продвинуться, так как был из бедной семьи. Своего отца он не помнил. Тот умер от сердечного приступа, когда Айболиту было три года. А отец Дианы помогал материально его матери, пока Иван не встал на ноги. Причем помогал так, чтобы она об этом не знала. Через Айболита. Мама тогда ушла с работы, потому что плохо себя чувствовала. И Айболит ее содержал.
        За два дня до той аварии Айболит сам забрал машину из гаража. И не понимал, как могли отказать тормоза. Ему потом сказали, что тормоза были неисправны. Поэтому Диана не смогла вовремя остановиться, когда какой-то подонок ее подрезал на шоссе, и машина на полном ходу врезалась в бетонный барьер.
        Вся эта история была странной. Дарья выжила чудом. Ее буквально по кусочками собирали в реанимации. Поэтому она ничего не помнила. Айболит даже спросил у Нисима: есть у них кровники? Может быть, кто-то им мстит?
        - Ой, глупости не говори! - разозлился Нисим. - Нет у нас кровной мести в семье. Мы никому ничего плохого не сделали. И нам тоже. У нас вообще кровную месть можно осуществить только в течении трех дней. И не больше. Кто не успел, тот опоздал. Так что не придумывай.
        Айболит ему не верил. Он надеялся, что правда выплывет наружу. Она всегда выплывает рано или поздно. Но пока приходилось молчать. По законам горских дочь, у которой умерла мать, должны растить родители покойной. Но Айболит настоял на том, что будет сам растить ребёнка вместе со своей матерью. Нисим переживал, но не спорил. И Айболит молчал.
        - Не буди лихо, пока оно тихо, - говорил он сам себе.
        - 10 -
        А Я СВОБОДЫ НЕ ХОЧУ
        АЙБОЛИТ, СЕЙЧАС, ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ПОСЛЕ ПОМОЛВКИ
        Стюардесса авиакомпании "Эль-Аль" под бурные аплодисменты пассажиров красиво и грациозно показала, что нужно делать в случае непредвиденной ситуации.
        - Ай, какая! - цокнул языком Рафик. - Может, к ней подкатить? - спросил он у Раисы. - Как думаешь, тетя, она мне даст… номер телефона?
        - Ой, да больно ты ей нужен, - Раиса озабоченно рылась в сумочке. - Она тут каждый день таких, как ты, видит. Еще и покрасивее, и побогаче.
        - Чего это покрасивее? - оскорбился Рафик. - Я каждый день в спортзал хожу. Вон какая мышца, потрогай! - он закатал рукав тонкой рубашки и протянул руку Раисе.
        - Вот здесь мышца слабая, - Раиса постучала его по лбу. - А она у мужчины самая главная. Даже главнее, чем то, другое.
        - Да что ты понимаешь в мужчинах? - разозлился Рафик. - Эй, я не вкурил: а чего Айболит уселся рядом с Машей? А ну-ка, Раиса, поменяйся с ним местами.
        - Да сиди уже! Какая разница? - возмутилась Раиса. - Всё равно все рядом, как шпроты в банке. - Здесь сиди. Еще не хватало, чтобы вы поругались во время полета!
        Айболит обернулся и благодарно взглянул на нее. Раиса понимала, с кем имеет дело, и пыталась сгладить острые углы.
        - А чего нам ругаться? - не сдался Рафик. - В крайнем случае я ему втащу по-родственному, если будет выделываться. Удобно. Чё? Он же рядом.
        Айболит почувствовал, как внутри закипает злость. Он открыл рот, чтобы ответить, но поймал умоляющий взгляд Маши, которая сидела рядом с ним у окна.
        - Уступи! Ты же умнее! - безмолвно молили ее глаза.
        - Да замолчи ты уже, гиж! Дурень какой! - разозлилась Раиса. - Тихо сиди! Евош-евош!
        - У вас всё в порядке? - к ним подошла улыбающаяся стюардесса.
        За ее спиной стоял мужчина в штатском, но с очень специфической военной выправкой. В руках он держал дорожную сумку. На вид обычный пассажир, но взгляд цепкий, профессиональный. Не мигая, он смотрел на Рафика.
        Вот и хорошо. Сейчас его снимут с рейса и всем будет спокойно. Айболит очень на это рассчитывал.
        - Да-да! Конечно! - расплылась в улыбке Раиса. - Мы четверо - семья. Родня мы. Вот летим на свадьбу. И невеста с нами. Просто по-дружески подшучиваем друг над другом.
        Мужчину ее речь явно не впечатлила. На его лице явно были написаны недоверие и настороженность. Он продолжал сверлить Рафика взглядом. Раиса толкнула племянника локтем.
        - Да, мы просто шутим, - Рафик растянул губы в улыбке.
        - Приятного полета! - улыбнулась в ответ стюардесса.
        Она пошла по узкому проходу. Мужчина двинулся за ней, но несколько раз оглянулся на Рафика, сел в последнее в ряду кресло и немедленно свесился в проход, продолжая наблюдать за ним.
        - Ой-вай-вой! - зашипела Раиса. - Нас сейчас снимут с рейса из-за тебя! Это же израильская авиакомпания "Эль-Аль"! Здесь среди пассажиров всегда есть офицеры безопасности. Это все знают. Если ты еще раз откроешь рот, я тебя сама придушу! И туф шенде, плевать мне, что ты племянник!
        - Есть еще один неприятный момент, - Айболит повернулся к ней. - Они во время полёта передают в аэропорт данные о пассажирах, которые бузят по дороге. И там им устраивают усиленную проверку безопасности. Так что пять-шесть часов в аэропорту нам уже гарантированы. И очень повезет, если обратно не отправят. У них это быстро. И, главное, без объяснений. Угроза безопасности страны - и привет, Москва!
        - Тебя еще не слышали, - прошипел Рафик, но немедленно замолчал, сникнув под сверлящим взглядом Раисы. - Да ну вас всех! Лучше посплю. Сутки на ногах, - он натянул на глаза тканевую маску и, наконец, замолчал.
        - Вот лучше всего. Я тоже умираю, как спать хочу, - пожаловалась Раиса, закрыла глаза и сложила руки на груди, приготовившись ко сну.
        Маша приникла к окну, разглядывая серо-черную массу грозовых облаков. Айболит посмотрел на ее тонкие пальцы, которые вцепились в подлокотник кресла. Он положил руку на свой подлокотник. Несколько сантиметров отделяли их друг от друга. И ему вдруг ужасно захотелось накрыть своей ладонью ее руку. Но он сдержался.
        - Все в порядке? - едва слышным шепотом спросил он девушку.
        - Да, - она повернулась к нему и улыбнулась.
        Ее взгляд соскользнул с его лица вниз, на шею.
        - Ой, а у вас пуговица на ниточке висит, - прошептала она.
        Это и есть одиночество. Оно в мелочах. Выходишь из дома, и никто даже не скажет, что пуговица вот-вот потеряется. Он нащупал пуговицу и хотел ее оторвать.
        - Нет! - она схватила его за руку. - Подождите, я сейчас!
        Маша вскочила и пошла по проходу, ища стюардессу. Айболит посмотрел на свою руку, которая еще хранила прохладу ее тонких пальцев. Прикосновение было минутным. Но его обожгло, словно огнем, хотя ее рука была холодной.
        Маша вернулась через несколько минут, держа в руках круглый дорожный набор крошечных катушек с иголками.
        - Стюардесса дала, - объяснила она.
        Деловито открыла набор, отмотала нитку, отрезала ее миниатюрными ножницами и протянула ему:
        - Закусите нитку, пока я пришиваю. Понимаю, что это звучит глупо, но меня с детства приучили, что так нужно делать. Это по еврейской традиции, чтобы счастье не пришить.
        Айболит невольно вздрогнул. Так всегда говорила Диана. Понятно, что у них, Маши и Дианы, было общее воспитание, общие традиции, и это нормально. Но его сердце вдруг сделало один лишний удар. Он с трудом взял себя в руки и улыбнулся:
        - Ну если счастье, - он послушно закусил нитку.
        Маша продела нитку в иголку и наклонилась к нему. Ее русая теплая макушка оказалась возле его губ. Он вдохнул тонкий аромат фруктового шампуня. Вот также быстро и сосредоточенно Диана пришивала на нем пуговицы. Каждый день она проверяла его перед выходом из дома: всё ли зашито, выглажено, причесано и начищено?
        - Господи, я не понимаю, как ты умудряешься всё время терять пуговицы? Почему они у тебя вечно на ниточке? - удивлялась она, обнаружив очередную пуговицу, которая вот-вот собиралась рвануть в открытое плавание. - Подожди, сейчас пришью.
        - Да меня узнают и без пуговицы, - отмахивался Айболит. - Родная моя, ну спешу я, спешу! Мне уже нужно выходить!
        - Вот еще! Нитку закуси, - возражала она, просовывая обрывок нитки между его губами. - У тебя там полно молоденьких медсестер. Одна из них начнет с тобой кокетничать, положит руку на грудь, увидит пуговицу и скажет:
        - Какая у него жена говнючка, что дает мужу так выйти из дома!
        - А ты не будешь ревновать меня к ней? - смеялся Айболит.
        - Зачем ревновать? - пожимала плечами Диана. - Я просто приду к ней и убью.
        - А потом убьешь меня? - испуганно спрашивал Айболит.
        - Нет, тебя нет. Горские жены своих мужиков не трогают. Они их берегут. Предпочитают убивать любовниц, чтобы эти стервы не зарились на чужое добро.
        А теперь ничего этого нет. Пуговицы висят на нитках и отрываются. Никто не проверяет телефон. Вот что странно во внезапном, незапланированном одиночестве. Якобы свобода. О ней многие мечтают. Только и ждут, когда за второй половинкой захлопнется дверь.
        Никто не требует ласки и заботы. Никто не спросит в самый неподходящий момент:
        - О чем ты думаешь?
        Не нужно искать подарки к праздникам и дарить букеты, стоя в диких очередях перед восьмым марта. Не нужно придумывать комплименты. И всем всё равно: надел ли ты шарф? Все те бытовые мелочи, которые так угнетают, о которых столько говорят и жалуются, вдруг уходят.
        Казалось бы, вот она: свобода. Черпай ее пригоршнями! Но тебе она не нужна.
        - А я свободы не хочу, - шепчешь ты по ночам.
        Потому что тебе нравился этот семейный плен. Нравилась несвобода, и то, что деньги вроде есть, а по барам пошляться с друзьями возможности нет. Нравились все эти проблемы, которыми наполнен брак. И даже знаменитое: "Давай поговорим об отношениях" во время кубка по футболу нравилось тоже. Так много мужиков мечтают об этой свободе! А пришла она к тебе. К тому, кому совсем не нужна. К тому, кто любил, что всегда есть та, что ревнует, тихо читает эсемески, когда ты в ванной, и борется с непокорными пуговицами. Свобода - это оправдание для тех, кого никто больше не любит.
        МАША
        Я медленно пришивала Айболиту пуговицу. Можно было справиться за пять минут. Но я тянула время. На его шее билась жилка и мне вдруг отчаянно захотелось прикоснуться к ней губами. Щеки залило жаром. Моя рука соскользнула, случайно прикоснувшись к его груди. Я почувствовала, как его сердце глухо бьется о ребра.
        Ужасно хочется оказаться там, внутри его сердца. С разбегу ворваться туда, не думая о последствиях. Ударяясь о ребра до слез и синяков. Он самый лучший на свете! Самый добрый, самый нежный. Я бы свернулась клубочком у него в душе и заснула бы, как кошка на печке. Мимо проносились бы дни, годы, облака, поезда и самолеты. А я бы так и дремала, наслаждаясь покоем.
        Он бы не понял, откуда я взялась. И тогда я бы спросила:
        - Можно я немного погреюсь здесь, у вас в сердце? Ведь снаружи зима лютая, даже если лето. Ведь снаружи больно, даже если все вокруг улыбаются.
        А он бы взял меня за руки, отогревая застывшие пальцы. И сказал бы:
        - Оставайтесь, конечно. Вдвоем и в снегу теплее.
        А потом он бы обнял меня, закрывая от всех. Знаю, чувствую, что он тоже этого хочет. Я ему пуговицу пришиваю, он мне дышит в макушку. И, кажется, что он целует меня дыханием, не прикасаясь.
        Как и предполагал Айболит, проверка безопасности в аэропорту "Бен-Гурион" была долгой и изнурительной. Нас продержали почти семь часов. Наконец, мы вышли из аэропорта. Снаружи уже ждал смуглый и хмурый мужчина лет пятидесяти. Он опирался на серебристый "Майбах". Завидев Амира, он быстро открыл дверь и застыл в почтительном поклоне.
        - Это мой водитель и моя машина, располагайтесь, - кивнул Амир.
        - А тебя же вроде другой был водила. Наш, горский, - удивился Рафик.
        - Был, потому и уволил. По-горски понимал, по-русски понимал, болтал много, - Амир помог Раисе сесть на заднее сидение. - Потому и взял местного. Он только на иврите чешет, да и то строго дозированно. В основном, молчит.
        - Как-то кисло для твоих бабок "Майбах", - скривился Рафик. - Мог бы и "Мазерати" взять. Или "Ламборгини".
        - Это тебе не Москва, - улыбнулся Амир. - Понторезы здесь не катят. Я тебе покажу моего соседа, которому принадлежат почти все здания в городе. А город - один из самых дорогих в стране. Он ездит на "Мерсе" старой модели и ходит в тапках с базара по два бакса. Не принято здесь бабки светить. У кого есть бабло, дают детям образование, на частных врачей тратят миллионы, скупают квартиры и земли, а не машины.
        Видимо, для дома Амир сделал исключение и все-таки засветил деньги. Машина остановилась возле белоснежной виллы в два этажа, которая пряталась за высоким бетонным забором. Весь забор был увит зеленым плющом. А сразу за ним плескалось море.
        - Добро пожаловать в славный город Ришон-ле-Цион, - Амир открыл дверь и помог выйти мне и Раисе. - Вот мой, а теперь и твой, Марья, дом.
        Он распахнул калитку. Мы зашли в тенистый сад. Здесь было очень красиво. Яркие клумбы, оливковые, апельсиновые и лимонные деревья. И две пальмы, что застыли у входа в дом, как караульные.
        Нас встретила Анжела. Я ее знала по Москве. И хотя папа старался, чтобы мы не пересекались, но все же приходилось встречаться на свадьбах и помолвках. Она изменилась, немного располнела. Что странно. Раиса говорила, что у них по женской линии все худые, потому что нет склонности к полноте. И все женщины из-за этого переживают, так как по мнению горских мужчин, много женского тела не бывает. Наверное, это у нее после гормональных препаратов из-за попыток забеременеть.
        Черные длинные волосы Анжелы были забраны в хвост. Глаза у нее были в точности, как у ее матери: цепкие, злые. Она мне улыбнулась, а у меня мороз по коже пошел.
        - А я уже начала волноваться. Дело к вечеру, обед стынет, а вас все нет и нет.
        - Ну теперь-то уже не обед, а ужин. Привет, сестричка! - Рафик наклонился, чтобы обнять невысокую Анжелу.
        - А ты уже зубами от голода щелкаешь, - рассмеялась она. - Давайте-ка, руки мыть и за стол. Ай, какой ты стал, Ваня! - она всплеснула руками, глядя на Айболита. - Возмужал, заматерел!
        - Ты хотела сказать: постарел? - улыбнулся Айболит.
        - Не морочь голову! - отмахнулась она. - Мужчину возраст украшает. Так, все за стол.
        Мы сели за большой деревянный стол, который стоял в тени оливковых деревьев. Анжела носилась туда-сюда с тарелками и блюдами. Раиса, наскоро умывшись, ей помогала. Я тоже вышла на кухню. Раиса и Анжела, которые шептались по-горски, замолчали.
        - Хочу помочь. Давайте что-нибудь отнесу, - я взяла пару тарелок со стола.
        - Нет-нет, - Анжела отняла у меня тарелки и поставила на стол. - Сегодня ты - гостья. Иди к мужчинам. Мы сами все подадим.
        Я пошла в сад. Амир с Айболитом и Рафиком сидели за столом и бурно обсуждали футбол. Я подошла к калитке и открыла ее. Прямо за ней шумело ярко-бирюзовое море. Я сделала всего два шага, как вдруг кто-то схватил меня за плечо.
        - Стой! - раздался за спиной голос Амира. - Ты куда? - вся его доброжелательность улетучилась.
        Глаза сузились, ноздри затрепетали от злости.
        - Я к морю хотела. Вот же оно, рядом, - растерялась я.
        - Запомни, что скажу: ты никуда не выходишь без разрешения. Только в сад. Если хочешь к морю, должна спросить.
        - Но оно же рядом. Почему нужно спрашивать?
        - Потому что ты - моя жена. А море за забором. Оно не на моей земле. Повторяю еще раз: без моего разрешения ты не выходишь за забор. Поняла меня? - он больно сжал мою руку.
        - Да, отпусти, мне больно.
        Его лицо вдруг пошло красными пятнами.
        - Не говори мне эту фразу!
        - Какую? - не поняла я.
        - Мне больно. Не говори так.
        - Но почему, если ты делаешь мне больно?
        - Потому что меня возбуждает, когда тебе больно, - прошептал он и вдруг впился поцелуем в мои губы
        Я хотела его оттолкнуть, но он сам оторвался от меня, оглянулся на дом и выдохнул:
        - Не доводи до греха. Иначе не посмотрю, что здесь Анжела и что скоро свадьба. Я хочу, чтобы все было по правилам, но из-за тебя не получается.
        Вот как? А в Москве он что-то не очень-то и думал о правилах и традициях. Наверное, это было написано на моем лице. Потому что Амир пояснил:
        - Да, в Москве я себе позволил лишка. Признаю. Виноват. Но там я был один. А здесь моя первая жена. А ты вот-вот станешь второй. Поэтому хочу дотянуть до этого "вот-вот", чтобы не оскорбить дом и жену. И тебя тоже. Но я же не железный. Наоборот, очень горячий. А ты… такая сладкая! Поэтому постарайся не возбуждать меня. Иначе я ни на что не посмотрю. Просто не выдержу и наплюю на все. Слушайся меня, не спорь, не перечь и не говори слово "больно". И все будет хорошо.
        Господи, да он просто псих! Только садиста может возбудить слово "больно". Внезапно море перестало казаться безмятежным. Я вдруг поняла, что мы здесь совершенно одни. На побережье никого нет. И если он захочет… ну уж нет! Повода не дам. Тем более, он предупредил.
        - Хорошо, - как можно спокойнее сказала я.
        Почти не дыша, повернулась и сделала всего один шаг, чтобы вернуться в дом.
        - Мммм… - вдруг глухо зарычал Амир, схватил меня и прижал к себе. - Ты меня с ума сводишь, - он прижался губами к моей шее. - Не понимаю, что в тебе такого, что у меня всё горит внутри. Аж голова кружится. Хочу заломить твои руки за голову, держать их одной рукой, а второй схватить тебя за горло и вбить в этот песок! Хочу, чтобы ты кричала подо мной до хрипоты. Вот так выглядит полуденный бес из местных сказок. Тихий, скромный, нежный. Он не приходит ночью, как все бесы. Он приходит днем, когда никто о нем не думает. Когда светит солнце и голубое небо кажется таким невинным. Поэтому его никто не боится. Ведь все знают, что бесы выходят только ночью. И их никто не ждёт в полдень. Но полуденный бес приходит тихо, проникает в человека и сжигает изнутри адским пламенем, заставляя совершать ужасные поступки. И никто потом не понимает, как уважаемый человек пошёл против традиций, закона, семьи и самого себя. Он и сам не понимает, как внезапно сошел с ума. Только помнит этот жар в крови, что высушил изнутри, не оставляя ничего. Ты - бес. Полуденный бес! Ты уже в моей крови! - он укусил меня в шею.
        Я вскрикнула, потому что он мне сделал очень больно. Но тут же закусила губу, боясь возбудить его еще больше. Господи, откуда этот псих на меня свалился? Неужели мой папа не знал, что он такой чокнутый? Как? Ведь его дочь замужем за Амиром. Неужели никакие слухи не доходили? Обрывки разговоров? Глаза наполнились слезами. Неужели моему папе настолько всё равно?
        - Беги отсюда! Быстрее беги! - шепнул Амир и хлопнул меня по попе.
        Я помчалась по песку. До калитки было всего шагов десять. Я остановилась, переводя дыхание. Постаралась зайти в сад спокойно, изображая, что ничего не случилось. Но мне это не удалось. Анжела, которая в этот момент ставила на стол больше блюдо с мясом, взглянула на меня, побледнела и поджала губы. Но тут же взяла себя в руки и сказала:
        - Марья, садись за стол.
        Она даже улыбнулась. Я видела, как тяжело ей это далось. Но привычка взяла верх над чувствами. Горские жены вообще очень сдержанные, когда нужно. Он с детства привыкают терпеть и делать вид что всё в порядке. Сколько раз я видела на семейных торжествах, как муж тихо щипает жену, или, затащив в укромный уголок, хватает ее за волосы и дает пощечину. А потом она выходит с полными слёз глазами и улыбается, изображая, что всё в порядке. И все всё видят. И все всё знают, но молчат.
        Я опустила глаза, чтобы не встречаться взглядом с Анжелой, и села за стол. Айболит, чуткий и всё понимающий, спросил меня шёпотом:
        - Маша, всё хорошо?
        Я кивнула и уткнулась в тарелку.
        После ужина Анжела повела нас с Раисой на вторую половину дома. Здесь был отдельный вход со стороны задней части здания. Вторая половина была меньше, чем первая, но здесь были две ванные комнаты, два туалета, большая гостиная на первом этаже и две просторные комнаты наверху. Из одной комнаты был выход на плоскую крышу, где стояла плетеная мебель, горшки с цветами и кадки с пальмами.
        Кухни не было. Лишь уголок в гостиной на первом этаже, оснащенный электрической плиткой и чайником на мраморной стойке. Над стойкой висели на медном кронштейне несколько маленьких кастрюлек и две медные джезвы с причудливой арабской чеканкой. Между двумя половинами была дверь на случай, если ночью нужно пройти на кухню в большую половину дома, не выходя в сад.
        Большую часть моей комнаты занимала кровать, застеленная леопардовым бельем. Белый комод, белый шкаф и туалетный столик с большим зеркалом дополняли обстановку. Мои чемоданы лежали на кровати.
        - Ты еще не разложила вещи? - Раиса заглянула в комнату.
        - Я завтра. Устала сильно.
        - Ты права. Я тоже пойду в ванную и спать. С ног валюсь, - Раиса зевнула и вышла.
        Я открыла чемодан, чтобы достать ночную рубашку и шелковый халатик. И в этот момент в комнату зашла Анжела и плотно закрыла дверь.
        - Хочу сразу на берегу решить все вопросы, - она подошла ко мне и я невольно попятилась.
        Анджела села на кровать и закинула ногу на ногу. Ярко-розовый халат распахнулся, обнажая смуглые, округлые, очень красивые ноги. Она перекинула копну тяжёлых волос на спину и заявила:
        - Не забывай, что ты - вторая жена. Амир мой. И если хочешь спокойно и нормально жить, делай, что велю, и не тяни на себя одеяло. Я в этом доме хозяйка. И я буду всё решать. А твое дело слушаться меня и тогда всё будет хорошо. Раздевайся.
        - Что? - не поняла я. - В каком смысле?
        - В прямом. Одежду сними. Хочу посмотреть, какое на тебе белье.
        - Я не буду этого делать. Нет! Почему я должна показывать тебе свое белье?
        Она молча взяла мой чемодан, открыла его и вывалила все вещи на кровать.
        - Что ты делаешь? - я попыталась забрать чемодан, но она грубо оттолкнула меня.
        - Сиди тихо, глиста в обмороке! - рявкнула она и принялась рыться в моем белье.
        Я стояла рядом, не зная, что делать. Это отвратительно! Но не драться же мне с ней!
        - Я так и думала! - грозно заявила Анжела, брезгливо зажав двумя пальцами мои белые кружевные трусики.
        Она помахала ими в воздухе, взяла из-под туалетного столика мусорную корзину для бумаг и бросила туда трусы.
        - Это сразу нет! - решительно заявила она.
        Следом за белыми трусиками в корзину полетели черные и бирюзовые.
        - Носить будешь эти, - она аккуратной стопкой разложила на кровати бежевые и белые простые хлопковые трусы без всяких украшений и кружева.
        - А если не буду? - не выдержала я, потому что кровь ударила в голову.
        - Тогда вообще без трусов будешь ходить. Порежу их на куски, - пообещала она. - И платье надень подлиннее.
        Я посмотрела на себя в зеркало. На мне было легкое светлое платье в незабудках, немного не доходящее до колен.
        - Нормальное у меня платье, - возразила я.
        - Нормальное для подстилок, - скривилась она. - Нечего ноги показывать. Здесь Израиль. Здесь шармут не любят.
        - Кого?
        - Шармута - это девушка легкого поведения на арабском. И если женщина одевается вызывающе, значит она к себе специально привлекает мужское внимание. И это позор для мужа. Так что не пачкай честь Амира. И насчёт первой брачной ночи между тобой и моим мужем.
        - Ты и в это вмешиваешься? - горько усмехнулась я.
        - В это в первую очередь, - она встала и взяла корзину с моим бельем подмышку. - Если ты попытаешься удивить его чудесами, как шармута, так я тебе все волосы повырываю. Веди себя скромно. Потому что для чудес есть я. А ты здесь для другого. Для того чтобы, как говорят местные: "Титмодэди вэ уфтахи ба шэм".
        - Не понимаю.
        - Я переведу, - зло усмехнулась Анжела. - Раздвинь ноги и положись на всевышнего! В том смысле, что твое дело сначала принять в себя то, что дадут, а потом выродить, что получится. И не более того.
        Всё. Терпение лопнуло. Щеки пылали. Глаза заволокла пелена слез, Сдерживаясь из последних сил, я бросилась вниз, в сад.
        Опустилась на ступеньки крыльца из прохладной марокканской плитки: белой, в ярко-синих изразцах. Рядом тихо шелестели многочисленные кусты: жасмин и что-то незнакомое, в больших фиолетовых цветах. Сладкий аромат и вся эта пёстрая красота еще больше подчеркивали безнадёжность моего положения. Как такое может быть, что среди этого райского сада я оказалась в аду? В черном и беспросветном колодце? Что же мне делать? Позвонить в Москву и попросить отца меня забрать? Нет, он не согласится. Как же ты мог, папа, так поступить со мной? Как же можно своего ребёнка обрекать на такие страдания? У меня нет детей, но даже я понимаю, что родители так не поступают. Для чего это все? Ради денег? Ради благополучия всей семьи? Но я же тоже твоя семья, папа. Зачем же ты меня тогда забрал к Раисе? Почему не отдал в детдом? Боль и страдания легче принять от чужих людей. Но когда все свои, то даже пожаловаться некому. Я закрыла лицо руками и заплакала.
        - Эй, что за потоп? - из-за угла дома вышел Айболит и сел рядом со мной на ступеньки. - Мы, конечно, на Святой Земле, но, боюсь, что за ночь нам ковчег не построить.
        Я улыбнулась сквозь слезы.
        - Вот и хорошо, - он встал, зашел в гостиную, взял с мраморной стойки бумажные полотенца и принес мне.
        - Ну-ка, вытри слезы. Я пока позвоню Ною.
        - Кому?
        - Ною, - как ни в чем ни бывало ответил Айболит. - Ты же нас затопить собралась. Вот я у него попрошу чертежи ковчега.
        Удивительно, как в присутствии этого мужчины мне всегда становится легче.
        - Сами же сказали, что за ночь не успеем, - я вытерла слезы бумажным полотенцем.
        - А я у него попрошу подрядчиков. Они у него явно хорошие были.
        Он подождал, пока я успокоилась, и серьёзно спросил:
        - Что случилось, милая?
        Милая! Какое слово замечательное! Мне никто никогда так не говорил.
        - Да так… женские разборки.
        - С Анжелой? - уточнил он.
        Я кивнула.
        - Ну эта может до слез довести. Помню, как моя покойная жена Диана с ней вечно ссорилась и всё говорила, что если бы был конкурс по стервозности, то Анжела бы была там председателем жюри. Ты просто не обращай на нее внимание.
        - Постараюсь.
        - Нет, милая, не постараюсь, а не обращай. Она из всех дочерей Нисима самая вредная. Даже мой тесть иногда не выдерживает ее характер. Что уж о других говорить? Ну же, пообещай мне!
        - Обещаю.
        - Вот и славно. А теперь иди спать. Перелёт был тяжелый. Нервов нам евреи в аэропорту потрепали - мама, не горюй! И, главное, что не пожалуешься никому. Если бы я заявил, что это погром, так мне бы сразу ответили, что все авторские права на погромы принадлежат только евреям. А они своего не отдают. И нечего посягать.
        Я рассмеялась и встала.
        - Спасибо вам. Спокойной ночи!
        - Не за что. Если захочешь поговорить, то смело буди меня. Всё равно плохо сплю. Возраст, подагра, мигрэнь, - он встал и вдруг затряс головой и руками, изображая древнего старика.
        Я зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться на весь сад.
        - Нехорошо, детонька, смеяться на дедушкой, - укоризненно покачал головой Айболит.
        - 11 -
        ШКОЛА ПРАВИЛЬНОЙ ЖЕНЫ
        АЙБОЛИТ
        Айболит дождался, пока Маша поднялась на второй этаж, и решительно направился к Амиру. Тот сидел за столом в саду и внимательно просматривал кипы документов, извлеченные из кожаных папок.
        - Нужно успокоить Анжелу, - Айболит сел рядом с ним. - Я сейчас был свидетелем их конфликта. Иначе Маша будет в таком стрессе, что нормального зачатия не получится. И даже если да, для ребенка будет плохо, если она все время будет в напряжении. Не понимаю, зачем Анжела достает Машу? Она ведь должна быть первая заинтересована в том, чтобы все было хорошо.
        Амир оторвался от бумаг и презрительно скривился:
        - Бабы. Где ты у них логику увидел? Я с ней разберусь.
        - Очень на это надеюсь, - Айболит повернулся и вышел за ворота.
        Подошёл к морю и сел на песок. Самая дерзкая волна нахально подкралась к нему и едва не лизнула ногу. Он зачерпнул немного соленой воды и плеснул в лицо. Теплая! Середина октября, а вода, как парное молоко. Он достал из кармана телефон и позвонил другу детства Марку, который когда-то жил этажом ниже. Они были не разлей вода, пока Марк в семнадцать лет не уехал в Израиль.
        - Ну ты и поросенок! - возмутился Марк. - Чего ж заранее не предупредил, что летишь к нам? Я бы встретил тебя, привез к себе. Кстати, ты где? Хочу, чтобы ты у меня остановился.
        - Не могу. Я тут по работе. Сопровождаю пациентку.
        - Ну так вези ко мне и пациентку тоже. У меня же дом свой под Иерусалимом, на холме. Всем места хватит. Детей тебе покажу. А то дочку ты живьём не видел никогда. Только на фотках. Ей уже пять лет. А сына моего ты видел, когда он родился. А сейчас козлина такая здоровая. Не поверишь, какой осёл вымахал. Алинка моя наготовит . Ей же только повод дай. Я прямо сейчас пришлю за тобой служебную машину с водителем. Ты где вообще?
        - В Ришон-ле-Ционе.
        - Ну по вечерней трассе без пробок за час доедете.
        - Не понял, откуда это у простого израильского полицейского служебная машина с водителем? - удивился Айболит.
        - Чего это у простого? - обиделся Марк. - Я, голуба моя, заместитель начальника полиции Иерусалима и округа. Это тебе не жук чихнул! Так что прошу уважать мой высокий социальный статус.
        - Респект! - одобрил Айболит. - Но все равно не могу. Здесь сложная ситуация. Я потом тебе расскажу. Давай завтра встретимся?
        - С радостью. Набери меня, когда освободишься.
        МАША
        Ночью я почти не спала. Лишь перед рассветом ненадолго задремала. И когда в шесть утра одетая и бодрая Раиса зашла в мою комнату, я сразу села в постели.
        - Ты что так рано, тетя?
        - Вставай давай, - она присела на краешек кровати. - Дел по горло. Сначала завтрак приготовить. Потом платье выбрать по каталогам. Потом поехать примерить. Прическу нужно придумать. Опять-таки посмотреть по свадебным салонам, где какие цены и что предлагают.
        Лучше бы этот день никогда не начинался! Я наскоро умылась и оделась. Мы пошли в главную половину дома. Анжела уже крутилась на кухне. На сковороде шипели блины.
        - О! Вы вовремя, - обрадовалась она. - Мясо крутите для начинки. Электромясорубка уже на столе. Амир любит с утра блины с мясом. Сейчас тесто подойдет, накручу ловаш с луком. Лук еще пожарить нужно. Раиса, в холодильнике куриные шницели. Возьми оттуда, тоже пожарить нужно. А ты, Маша, салат нарежь. Помидоры и огурцы вон помытые уже, - она кивнула на большой мраморный разделочный стол посреди кухни.
        Я взяла деревянную доску и принялась резать салат, складывая нарезанные кусочки в стеклянную миску.
        - Эй, ты что делаешь? - Анжела грозно нахмурилась, подойдя ко мне. - Кто так режет? Это что вообще? - она схватила восьмушку помидора и потрясла перед моим носом.
        - Анжела, ты чего кричишь? - вступилась за меня Раиса. - Не умеет она резать салат по-израильски. Мы дома так режем: половина, четверть, восьмушка. А ты вот так делай, Маша, - она взяла нож и начала мелко крошить помидоры малюсенькими кубиками размером с горох. - Это у них в Израиле крошку едят вместо салата. И огурцы так же нарежь.
        Я начала резать так, как показали, но нож выскользнул из моих рук.
        - Вот безрукая! - прошипела Анжела. - Кошмар какой!
        - Ничего! Нож упал - это к ней мужчина спешит, - снова вступилась за меня Раиса, но тут же прикусила язык.
        Шутка была неуместной. Тете лучше бы промолчать. Анжела закусила губу и отвернулась.
        - Ой-вай-вой! - прошептала Раиса и хлопнула себя ладонью по губам.
        Глупая ситуация. Чтобы разрядить обстановку, Раиса преувеличенно бодро сказала:
        - Нужно составить список дел, чтобы ничего не забыть. Маша, возьми лист бумаги. Будешь писать, что сегодня, что завтра. А то запутаемся. Платье, свадебные салоны, прическа. Что там еще?
        - Волосы ей нужно покрасить, - Анжела взяла себя в руки и повернулась от плиты ко мне.
        - Зачем? Я никогда их не красила, - возразила я.
        - Оно и видно, - Анжела подошла ко мне и приподняла мои волосы. - Блёклая очень. Поярче нужно. Так… что с лицом? Подойди к окну, на свет посмотрю, - она потащила меня к окну и открыла жалюзи.
        Яркий солнечный свет залил кухню. Я зажмурилась.
        - Ай -яй -яй! - покачала головой она. - Раиса, ты что ей перед помолвкой лицо ниткой не чистила? Как так?
        - Так у нее ничего не растёт! - пожала плечами Раиса. - Гладкая она. В маму пошла. У той так же было.
        - Где там гладкая? Пушок у нее, - Анжела провела рукой по моим щекам и я невольно вздрогнула.
        - Нормально у меня все, - я попыталась отойти от окна, но она не отпустила.
        - У тебя на лице персик. В Москве не так видно. Там пасмурно. А здесь яркое солнце. Как выйдешь днем на улицу, так все сразу увидят, что у тебя на щеках колосится спелая пшеница. А женщина должна быть гладкой, как шелк! Я тебя сама ниткой почищу.
        Этого только не хватало! Она мне лицо уничтожит! Эту процедуру удаления волос на лице с помощью суровой нитки я регулярно наблюдала у Раисы. Сама на себе она это делать не умела, да и больно это самой себе. Поэтому к ней каждые две недели приходила подруга и тогда квартира тетки оглашалась ее криками.
        - А что наши и здесь ниткой чистят? - удивилась Раиса. - Я думала, что у вас здесь лазеры-шмазеры, воски и прочая ерунда.
        - Да ой, все эти новомодные методы лицо сжигают. Или прыщи дают, - отмахнулась Анжела. - Наши еще и местных на это дело подсадили. Этого же никто больше не умеет. Только наши горские и еще бухарские. Так вот в парикмахерских как начали делать, так местные ломанулись и забросили свой воск и лазеры. Наши девочки здесь миллионы на этом рубят. Потому что после нитки ни раздражений, ни воспалений, ни ожогов. Лицо горит, конечно. Но это даже полезно. Кровь разгоняет и омолаживает.
        АЙБОЛИТ
        Он проснулся от чудного запаха. Спать в этой стране решительно невозможно. Он оставил жалюзи открытыми и солнце залило всю комнату. С ума сойти! Середина октября, а здесь лето. А в Москве уже давно слякоть и дождь. Он наскоро привел себя в порядок и вышел в сад. Стол уже был накрыт.
        - Вовремя вы, доброе утро! - улыбнулась Маша. - А я уже хотела вас звать.
        Айболит в ужасе осмотрел стол. Как можно столько есть с утра, да еще в такую теплынь?
        Раиса принялась было наполнять его тарелку блинами, куриными шницелями, салатом и яичницей. Но он поспешно сказал:
        - Нет-нет! Только яичницу и салат. И кофе.
        - Ты что, девочка, Пилюлькин? - хмыкнул Амир. - Мужик должен плотно есть, особенно с утра. Силы где возьмешь?
        - Найду, - Айболит откусил яичницу.
        Маша вяло ковыряла крошечный кусочек яичницы в тарелке, думая о чем-то своем.
        - Ты что не ешь? - спросил ее Амир. - Неудивительно, что такая худая!
        - Не трогайте ее, - вмешался Айболит. - У нее акклиматизация. Я сам еле заталкиваю кусок в горло. Мы сюда из дождей в эту жару прилетели. Организм едва справляется с таким контрастом.
        - Ну ладно, - Амир вытер рот и встал. - Анжела, я у себя в кабинете поработаю пару часов, а потом в офис поеду. Чай мне принеси! - он пошел в дом.
        - Чай ему приготовь, - велела Анжела Маше.
        Маша взяла пустую чашку, налила в нее чаю из большого и пузатого керамического чайника, что стоял на столе.
        - С ума сошла! - всплеснула руками Анжела. - Он тебе эту чашку сейчас в голову запустит и будет прав. Кто так мужчине чай подает?
        - А как? - растерялась Маша.
        - Нужно чайник наполнить свежим и горячим чаем. Заново его заварить. Этот уже спитый, - она решительно отобрала у Маши чайник. - Прямо с чайником ему подать, а потом через час поменять. Господи, тебя совсем не научили ухаживать за мужчиной! - возмутилась она. - Раиса, как так? - спросила она у тетки.
        - Где я тебе возьму мужчину в три часа ночи? - огрызнулась Раиса. - Ты забыла, сколько лет я вдова?
        - Но наш отец приходил к вам. Она ему что чай не подавала? - не успокаивалась Анжела.
        - Да не любит твой отец чай. Он кофе пьет! Ты что этого не знаешь? Анжела, не беси меня с утра! - Раиса пододвинула к себе вазочку с выпечкой и нервно откусила кусок песочного печенья. - Эээ… что твоя мама ела, когда тебя носила? Верблюжьи колючки?
        - За мной, в кухню. Быстро! - прикрикнула Анжела на Машу.
        Та встала и покорно поплелась за ней.
        Айболит отодвинул тарелку. Аппетит пропал напрочь.
        МАША
        Я поставила поднос у двери, открыла ее, присела на корточки, подняла тяжеленный поднос с чайником и медленно пошла к столу, за которым сидел Амир. Он оторвался от компьютера, облокотился на спинку кресла и с улыбкой смотрел, как я муравьиными шагами ползу к столу. Мог бы и помочь. Поднос тяжелый, чайник горячий. Еще чашка по нему ездит туда-сюда. У меня руки занемели. Как бы не обвариться кипятком.
        - Ай, красиво идешь! - он поцокал языком.
        Я поставила поднос на стол и облегчённо выдохнула.
        - Постепенно научишься быть хорошей женой, - он сгреб меня в охапку и усадил на колени. - Посиди, отдохни.
        - Мне нужно идти, извини! - я попыталась вырваться из его рук, но он держал крепко.
        - Если муж говорит: посиди, значит, посиди, - он прижал меня к бедрам.
        Я попыталась сползти подальше от опасной зоны, которая явно была сильно оживлена, но он подкинул меня вверх, катая на коленях, как ребенка. Только вот получилось это у него не смешно, а мерзко и пошло, и очень мало походило на катанье. Его недвусмысленная ухмылка подчеркивала умышленную эротичность движения.
        Я вспомнила, как он говорил, что мое сопротивление его возбуждает, поэтому неподвижно застыла у него на коленях, уставившись на книжные полки.
        - Ты горячая, знаешь? - он положил ладонь мне на лоб.
        - Знаю, - кивнула я. - Мне жарко. Доктор говорит, что это акклиматизация.
        - А тебе везде жарко? - он прижался губами к моему уху.
        Его рука скользнула под юбку и погладила внутреннюю сторону коленей.
        - Я пойду, мне там на кухне нужно помочь, - я попыталась встать, но он еще крепче прижал меня к себе.
        - Я задал вопрос. Почему не отвечаешь?
        Что делать? Тут как не ответь, всё равно прозвучит эротично. А мне это совсем не нужно. Мне бы выскользнуть поскорее из его цепких и мерзких рук!
        - Мне на кухню нужно. Туда, - я махнула рукой в сторону двери.
        - А мне очень нужно сюда, - лихорадочно зашептал он мне на ухо и просунул руку дальше между ног.
        - Отпусти! - я резко вскочила.
        Он, видимо, не ожидал такой прыти, поэтому его руки разжались.
        - Ух, горячая какая! - ухмыльнулся он. - А в Москве такая не была. Разбудил я тебя, а?
        Мне не до ответов было. Я промчалась через кабинет к двери, выскочила в коридор и прижалась к ней спиной, переводя дух.
        Вдох-выдох! Поправить волосы и спуститься вниз было делом пяти минут. В кухню я зашла, тщательно следя за выражением лица. Но Анжела, едва завидев меня, переглянулась с Раисой, бросила на стол полотенце, которым вытирала чашку, и сказала по-горски:
        - Вот позорница! Раиса, ну ты глянь, а? Уже залезла к нему в штаны.
        Видимо, она считала, что я по-горски не понимаю. Раиса растерялась, покраснела и прошептала:
        - Она понимает, Анжела!
        - Да, она понимает, - подтвердила я на джуури. - И никуда я не лезла. С чего ты взяла?
        - А с того, что я тебя насквозь вижу! - Анжела подлетела ко мне. - Я тебя предупреждала, чтобы ты его чудесами не удивляла? Предупреждала тебя, шармута? Я сейчас устрою тебе школу правильной жены!
        Ну настоящая ведьма! Только метлы не хватает.
        - О чем вы? Чего ты завелась, Анжела? - тетка ловко вклинилась между нами.
        - А то, что я ей сказала, чтобы скромнее себя вела. А она ходит тут, светит своей…
        - Тихо! - выкрикнула Раиса.
        Она схватила Анжелу за руку, оттащила от меня и прошипела:
        - Ты хочешь ребенка, идиотка? Она приехала тебе его родить. Имей уважение! Твой муж, Анжела, всё решил. И ты должна его слушаться. И не срывать на Марье свои нервы. Думаешь, я не понимаю, в чем дело?
        - В чем? - язвительно осведомилась Анжела. - Говори, я послушаю, - она уперла руки в бедра.
        - А в том, что ты перед Амиром пикнуть не смеешь! Глаза боишься лишний раз на него поднять. Но внутри-то тебя это гложет. Ой, как гложет! Аж жжет вот здесь! - Раиса сложила пальцы щепотью и ткнула ей в лоб. - И вот ты увидела маленькую и слабую девочку, и решила на ней отыграться. Потому что она ответить не может. Тебе никто не виноват, что ты до сих пор не родила. Она тем более, - тетка кивнула на меня. - Вы должны быть подругами, а не врагами. Если Амир узнает про вашу войну, то бить он будет обеих. Но тебя, Анжела, больше. Потому что ты старше. И потому что рожать ей, а не тебе. Так вот научись жить с Марьей мирно. Сегодня ты ее прикроешь, завтра она тебя. Жены должны друг другу помогать. У вас обеих и так жизнь не мед. Если еще собачиться начнете, так обе отсюда вылетите. Какой мужчина потерпит бабский бардак в доме? А? Отвечай мне! Зачем развела здесь змеиное гнездо?
        Анжела молчала, тяжело дыша.
        - Отвечай мне! - Раиса встряхнула ее, как куклу, держа за плечи. - Я старше тебя. Что за неуважение? Почему молчишь? Я сестра твоего отца. И если твоя мать не здесь, то я тебе вместо матери.
        - Ты меня еще жизни не учила! - огрызнулась Анжела.
        - Не учила, нет, сейчас начну, - Раиса размахнулась и влепила ей такую пощечину, что Анжела отлетела к холодильнику и ударилась о него спиной.
        Я вскрикнула.
        - Рот закрыла! - Раиса повернулась и ткнула в меня пальцем. - Когда старшие говорят, мелкие огрызки молчат! Распустились? - зашипела она полушепотом. - Так я вас быстро соберу обратно. Обеих! Я за вас здесь отвечаю. Вместо матери вам. И если вы думаете, что позволю разбить жизнь себе и всей нашей семье, то очень глубоко ошибаетесь. Я дождусь, пока мужчины уйдут, и за волосы вас проволоку по всему дому. Еще раз увижу, что вы собачитесь, конец вам, дуры дикие!
        - Кто это здесь дикий? - в кухню, улыбаясь, зашел Айболит.
        Мы все втроем в полном шоке уставились на него.
        - Ты что тоже понимаешь по-горски? - растерянно спросила Раиса.
        - Ну не то, чтобы понимаешь, - Айболит взял со стола большую, спелую, бордовую грушу и откусил кусок. - Но пару десятков слов знаю. Так кто дикий? - обратился он ко мне.
        - Да так… цветы здесь дикие какие-то в саду, - выдавила я, на ходу придумывая несусветную чушь. - Растут так странно. Буйно слишком. Как дикие.
        - Ага, - Айболит еще раз откусил грушу и недоверчиво взглянул на меня. - Я так и понял. Ладно, замнем для ясности. Раиса, я вот по какому вопросу, - обратился он к тетке. - Хочу встретиться со своим другом детства. Он сейчас машину пришлет. Поеду в Яффо, посидим там с ним у моря, поговорим. Хочу с собой Машу взять. Ей положительные эмоции и морской воздух - это в данный момент лучшая терапия.
        - А и правильно, - кивнула Раиса. - Чего ей дома сидеть? С дикими… эээ… цветами в саду, - она бросила гневный взгляд на Анжелу. - Пусть проветрится. Потом не до того будет. Платье мы в каталогах ей сами найдём. Все равно нам со стороны виднее, что ей больше идет. Она нам для этого и не нужна. А то потом как начнутся хлопоты перед свадьбой, так и не до прогулок будет. Так что сейчас самое время. Забирай ее, Ваня.
        АЙБОЛИТ
        Я бы забрал. Совсем. Навсегда. Взял бы на руки и унес. Мне бы в спину неслось:
        - Куда? Как можно? Нельзя!
        А я бы вдыхал запах твоих волос и смеялся бы из-за всех этих "нельзя".
        Я бы понес тебя к реке. А лучше к морю. Я бы положил тебя в волну и лег бы рядом. Я бы пил соленую воду и тебя, милая, тоже соленую, пил бы. А потом начались бы будни. Не серые, с тобой серых быть не может. Я бы бежал домой радостный, а ты бы засыпала, не дождавшись меня, твоего мужа. На цыпочках я бы крался в спальню и любовался бы, как розовеют от поцелуев подушки твои щеки. И я бы даже за сто лет не привык бы к тому, что ты теперь моя. Лишь тихо прикасался бы к тебе, проверяя: не сон ли ты?
        Я бы тихо ложился рядом, боясь разбудить, боясь сбить ровное дыхание. Засыпал бы, но в ужасе просыпался бы, боясь, что ты - всего лишь сон. И видя, что ты настоящая, я бы даже плакал от радости. Тихо, молча, чтобы ты не видела. Как тебе объяснить, что невозможно привыкнуть к этому счастью: знать, что ты всегда рядом.
        - 12 -
        НАПАДЕНИЕ ДИКОГО ГОРЦА
        АЙБОЛИТ
        - Вот зараза, ты ж не стареешь и не полнеешь, скотина! - Марк вскочил из-за столика рыбного ресторана у самого моря и бросился к Айболиту. - Законсервировался у себя в снегах!
        Марк схватил Айболита, сцепил руки замком за его спиной и поднял, сжимая в объятьях.
        - Зато ты набрал массу - таки будьте мне здоровы! - Айболит рассмеялся, болтая ногами в воздухе.
        Маша захохотала, поражённая их привычной для старых друзей манерой общения.
        - Хорош! Все ребра переломаешь! - Айболит с трудом освободился из медвежьего захвата и отошел на пару шагов, рассматривая Марка. - Не пойму: ты располнел или накачался? Такой был задрот. Маша, ты бы видела! - обратился он к девушке. - На ветру качался.
        - И то, и то, - хмыкнул Марк. - Но больше раскабанел. Слушай, это жуткая страна. Я тебе говорю! С утра встанешь - на столе уже кофе, гора круассанов и рогаликов с шоколадом. На работу придешь, там совещание. Опять кофе и бурекасы - пирожки такие слоеные с разными начинками. К следакам зайдешь, там угощают печеньем, подлецы! Я им говорю: "Евреи, шо вы столько жрёте?"
        - А они что в ответ? - давясь от смеха, спросила Маша.
        - Девушка, милая, они ж не отвечают, - Марк прижал обе руки к груди. - Потому что они даже в этот момент жрут!
        Маша закрыла лицо руками и затряслась в беззвучном хохоте.
        Сразу два официанта, молодые и проворные арабы, принялись быстро ставить на стол многочисленные блюда.
        - Именно поэтому ты уже успел заказать всё, что было в ресторане, - Айболит показал на столик, свободного места там не осталось.
        - Да ты что! Это же самый знаменитый рыбный ресторан в стране! - возмутился Марк. - Это просто преступление против человечности не попробовать всё, что они готовят. Давай, садись. Время не жрёт! Тьфу ты! Я хотел сказать: не ждёт. Кстати, это еще не всё. Главное блюдо: шашлык из лосося еще не подали, потому что он еще не готов. Они его выдерживают на мангале с кипарисовым хворостом, чтобы дымок был.
        Девушка-красавица, садитесь. Не стесняйтесь.
        - Девушку зовут Марья, - подсказал Айболит.
        - Лучше просто Маша, - улыбнулась она.
        - Садитесь, Машенька. Рекомендую начать с жареных морских гребешков на грибах.
        - Ой, мы только позавтракали, извините. Если вы не против, я посмотрю спектакль уличного театра, - она показала в сторону толпы, окружившей актеров, одетых пестрые в балахоны.
        - Да успеете, - отмахнулся Марк. - Спектакль длится всего полчаса. Потом десять минут перерыва и всё заново. Вы поешьте пока.
        - Да не закармливай Машу насмерть, - улыбнулся Айболит. - Вот его мама такая же, - объяснил он Маше. - Я от нее выходил, так у меня из ушей торчали куриные ножки. Иди посмотри спектакль. Ты бы тоже лучше духовной пищей питался, - он похлопал по животу Марка.
        Марк дождался, пока Маша отошла подальше, смешавшись с толпой зрителей, и подмигнул Айболиту:
        - Ох, ты на нее и запал. А ну колись, кто это?
        - С ума сошёл? - Айболит отхлебнул глоток безалкогольного черного пива, - это моя пациентка. Я ее сопровождаю.
        - Да ладно, - ухмыльнулся Марк, перекладывая с блюда в тарелку Айболита несколько морских гребешков на грибной подушке. - А то я тебя первый день знаю. Вон глаз как горит! Так на нее смотришь, как кот на сметану.
        - Я, собственно, с тобой посоветоваться хотел насчёт Маши, - Айболит ковырнул вилкой грибы, - вот чую я: что-то здесь не то. А понять что конкретно не могу. С одной стороны, Израиль вроде бы демократическая страна. Строгие законы, особенно в отношении женщин. С другой, вся эта история с Машей странная. Может, ты со стороны посоветуешь.
        Он быстро и кратко изложил суть дела. По мере его рассказа лицо Марка всё больше мрачнело.
        - Вот же ёлки! - он с досадой бросил вилку в тарелку.
        - Что? - Айболит с тревогой перегнулся через столик, напряженно слушая друга.
        - Да ерунда это всё, фигня на постном масле. Демократическая страна… - хмыкнул он. - Законы строгие в отношении нас с тобой, Ваня. Вот если мы, два европейских человека попытаемся не просто ударить, а обругать жену, то на нас обрушится судебная система, феминистки, психологи, социальные работники, законы, полиция и все остальные. Со свету сживут! Но если дело касается общинных дел, то у полиции строгое распоряжение не лезть. От слова "совсем". Арабы, эфиопы, горские, - он принялся загибать пальцы, - друзы, бедуины, бухарские - это табу. Потому что здесь собрались поцы со всего мира. Разбросало евреев в свое время по задницам мира, ну они и нахватались. А неевреи типа арабов и друзов всегда так жили, еще до основания Израиля. Поэтому наше правительство в сложные национальные традиции старается не вмешиваться. У нас своего хватает. С одной стороны, йеменские евреи, у которых одновременно было по две жены. У них тоже официально разрешено двоежёнство. Молодые уже другие совсем. Это да, но у их отцов у всех по две жены было. Поэтому в их семьях вечные споры о наследстве, имуществе, и даже поножовщина и
криминал. Не у всех, конечно. Но часто бывает. С другой стороны, бедуины. Там у каждого шейха, это они так старосту деревни или главу рода называют, по четыре жены. Он своих дочерей даже по именам не помнит. Поэтому спит с ними.
        - С дочерьми спит? - ужаснулся Айболит.
        - Ага, с дочерьми. И попробуй слово сказать. Мы, полиция, знаешь, как в бедуинские деревни заезжаем? По четыре полицейские машины и спецназ с автоматами. А ещё они своих девственниц продают в Иорданию как временных жен.
        - Это как? - спросил Айболит.
        - А вот так, в крытых грузовиках провозят ночью через границу, как скот. Мусульманам же нельзя спать с женщинами вне брака. Поэтому в Иордании и в Египте сидят судьи, которые дают разрешение на временный брак. Девушку одевают как невесту. Подписывают быстро документы. Там где суд, там уже ресторан и гостиница. Вот в этой гостинице с девушкой спят пару дней подряд, и потом судья брак расторгает. А чтобы правоверные мусульмане потом на порченой женщине не женились, их метят как скот. Татуировку делают: "неприкосновенная". А ты говоришь: горские. Не до горских нам, уж поверь.
        - Мрак какой-то! И это называется новым и освобождённым Ближним Востоком? Но есть же феминистки, - возразил Айболит. - У вас в Израиле они серьезная сила.
        - Да ой, - отмахнулся Марк. - Феминистки - сила, когда можно безопасно сидеть в кафе в Тель-Авиве и требовать, чтобы из рекламы по телеку убрали обнажённых красоток. Чего-то я их ни разу не видел в арабских деревнях, где каждое четвертое убийство совершается на почве семейной чести. Арабская девочка улыбнулась соседу - всё, проститутка. Папа и брат ее режут, как барана. Потому что другие дочки замуж не выйдут. На глазах у всей деревни режут причем. И никто ничего не видит. А горские внешне выглядят ещё пристойно. Ну, второй брак. Ну так это же еврейская традиция. Из песни слов не вычеркнуть. Никто ж не виноват, что наряду с Европой евреев по всему миру разбросало. Попробуй слово скажи, сразу обвинят в расизме. Тут и так непрекращающаяся война между ашкеназскими евреями из Европы и восточными из стран Северной Африки. Ещё и горских сюда приплести - так вообще с ума сойдём. Поэтому твои горские и делают свадьбу в Израиле, а не в Москве. Тут такой бардак, что концов не найдёшь. Всегда можно сказать, что это национальная еврейская традиция, и чтобы государство не лезло. А оно и не лезет. Тут бы с
соседями разобраться. То из Ливана ракеты летят, то из Газы. В Иерусалиме каждую неделю потасовка арабов с полицией. Из мечети вышел и вместо фитнеса пошел бить морды евреям. Бесплатно же! Чё нет? Куда еще тратить ресурс на общинные разборки? И так людей не хватает. Не говоря уже о том, что горские спонсируют и раввинат, и политиков, и точно так же, как в Москве, никто не спрашивает, откуда бабки берутся. Единственное что: если речь идет о детях, то вот тут все законы и срабатывают. Только не в сторону твоей Маши. Ее этот муж по-любому гражданин Израиля. Черта с два ты выцарапаешь отсюда ребенка или подойдешь к нему. Разорвут!
        - Я в шоке, честно говоря, - Айболит потер виски, которые заломило от обрушившейся на него информации. - Как-то привык думать, что если тут евреи, то…
        - Здесь восток, прежде всего, - горько усмехнулся Марк. - И после долгих лет жизни здесь могу тебе сказать одно: хоть обвешай их до пупа айфонами и компами, вот здесь, - он постучал по лбу, - ничего не изменится. Но самое ужасное, что европейцы, которые приезжают сюда, вообще не понимают, что такое восток. Знаешь, был такой поц Эдвард Саид. Араб, которого ребёнком вывезли на Запад. Говнюк был еще тот, но он адын умный весч сказал. Вывел он целую теорию ориентализма, от которой западные либералы писают кипятком. Она гласит, что европейцы видят не настоящий восток, а воображаемый. Даже приезжая сюда, они привозят с собой восток в чемодане.
        - Судя по тому, что ты мне рассказал, он был прав, - заметил Айболит.
        - Еще как! - Марк перегнулся через столик и шепотом сказал: - Вот посмотри осторожно влево, только не пялься. Там сидит арабская пара. Вот что ты скажешь, глядя на них? Особенно на нее?
        Айболит взял стакан, отпил один глоток и, прикрываясь стаканом, посмотрел на пару. Молодые, лет по тридцать. Мужчина что-то озабоченно писал в телефоне. Женщина была одета в длинное, наглухо закрытое черное, в белых цветах, платье. Из-под него виднелись черные лосины. Ее волосы скрывала косынка. Но из-под нее были видны длинные яркие серьги, пропущенные через косынку вниз. Все пальцы женщины были в золотых кольцах, сверкающих бриллиантами. На шее красовались сразу три цепочки с золотыми кулонами.
        - Ну богатые они, - улыбнулся Айболит. - Она ухоженная и хочет всем показать, что у нее богатый муж, который ее любит и балует. Все украшения, что есть в доме, напялила. Да и диету соблюдает. Боится красоту потерять. У нее на тарелке только зеленый салат. У него и рыба, и закуски, и лепешки. Она явно хлеб не ест. И вообще ест плохо. Еле ковыряет вилкой в тарелке.
        - Ну это как раз то, о чем я говорил, - без улыбки сказал Марк и нахмурился. - А теперь я тебе расскажу, что происходит. Они давно женаты. Он к ней охладел. Потому что когда восточному мужчине нравится женщина, он ее закармливает до смерти. Все время сам ей режет еду в тарелке, подкладывает, наливает и так далее. А этому все равно, что она взяла только салат. Но главное не это: то, что ты принял за ухоженность, вот это дикое количество украшений - это страх внезапного развода. У местных мусульман достаточно, чтобы муж вывел жену на улицу, внезапно, в любой момент, когда ему захочется, и сказал при свидетелях три раза: "Инти минталлака. Ты разведена!" В этот момент она обязана вернуться в дом родителей в том, в чем стоит. Поэтому эта несчастная женщина носит на себе все самые дорогие украшения, чтобы не остаться ни с чем. Потому что есть такие мужья, которые потом всё отдают. Подавись, мол. А есть такие, которые наказывают: голая пришла, голая и уйдешь. А украшения следующей жене пригодятся. Так что если ты видишь зачуханную и неухоженную арабку, то она счастлива в браке и ничего не боится. И
наоборот.
        - Мрак какой-то! - Айболит схватился за голову. - Это же бред! Это же средние века!
        - Только не вздумай говорить это им, - Марк предостерегающе поднял указательный палец. - Под суд пойдешь. Как европейский культурный центрист-расист, что ставит свою великую культуру в центре мира и не считается с национальными традициями якобы малых народов, которые ни хрена не малые. Просто выкинь из головы тот воображаемый восток, который ты видел в кино. Здесь тебе не халва с пахлавой. Восток жесток. Он только выглядит милым, ярким, веселым и забавным. Да, здесь любят смеяться и улыбаться. И вот с этой улыбкой тебе перережут горло. А твои горские на Кавказ прибыли с Востока. И учитывая силу их традиции, ничем они от наших местных не отличаются. У них голова по-другому устроена, Ваня. Тебе их никогда не понять. Хоть сто лет с ними проживи.
        - Думаешь, они хотят отнять у Маши ребенка? - тихо спросил Айболит.
        - Не знаю, - ответил Марк. - Но то, что здесь какая-то нечистая игра - это факт. Насчёт второй жены вот еще что… - договорить он не успел.
        До них донёсся пронзительный крик Маши. Айболит и Марк вскочили на ноги и хотели броситься к ней. Но Маша уже сама мчалась к ним. За ней бежал Рафик.
        - Эй! Эй! Эй! Ацор, гевер! Остановись, мужик! - послышались со всех сторон громкие крики.
        Мужчины вскакивали из-за столиков, перепрыгивали через заграждения и бежали вслед за Рафиком.
        - Ма еш ло? Чего это с ним? - неслось со всех сторон.
        - Йя мефагер! Йя маньяк! Вот придурок! Псих! Оставь девушку в покое!
        Рафик перепрыгнул через большой декоративный камень, который подпирал плакат с рекламой ресторана. Он почти схватил Машу, но сзади на него обрушился солдат. Он схватил Рафика за руки и закричал на ломаном русском:
        - Фсо! И хватыт!
        - Да пошел ты, долбодятел! - Рафик, не поворачиваясь, наступил каблуком ему на носок ботинка, резко ударил локтем в живот и перебросил через себя.
        Парень упал. Рафик помчался за Машей.
        - Позоришь нашу семью, да? - кричал он на бегу. - Стоишь рядом с мужиками в легком открытом платье, все об тебя трутся, а ты и довольна, подстилка! Еще и цветочки тебе дарят, шармута!
        Маша успела выиграть время и влетела за спину Айболиту, который встал, загораживая ее собой.
        - Ну ты нарвался, гнида! - Рафик попытался броситься на Ивана, но Марк внезапно прыгнул на него и сбоку ударил в солнечное сплетение. Рафик охнул и согнулся в три погибели. А Марк заломил ему руку и положил плашмя на стол.
        - Полиция Израиля! - крикнул он. - Успокоился! А то сейчас наручники нацеплю. Хочешь браслеты, царевна Несмеяна?
        Рафик что-то тихо пробурчал, впечатавшись лицом в стол.
        - Ты чего за ней погнался? Ваня, что это за дикий горец? - обратился Марк к Айболиту, продолжая удерживать руку Рафика в болевом захвате, вытягивая ее назад и вверх.
        Рафик скулил, но не всё равно не сдавался.
        - Это брат Дианы, моей покойной жены, - поспешил объяснить Айболит. - И сводный брат Маши.
        - Что случилось? - Марк слегка ослабил захват, давая Рафику отдышаться. - Внятно, четко и коротко расскажи, какого черта ты за ней гнался?
        - Она стояла в толпе мужиков, - зашипел Рафик. - Прямо рядом с ней стоял какой-то козел и аж кончал от нее. Я за ней наблюдал, за этой… тот мужик пошел в киоск, купил там цветочек и подарил ей. И она взяла, шармута!
        - Рот закрыл! - Марк встряхнул его и снова прижал к столу.
        - Я не взяла, - выкрикнула Маша из-за спины Айболита. - Он сам мне его прицедил на сумочку. Я не хотела брать!
        - Ты у него всё хотела брать! Всё! Если бы он тебе что другое дал, ты бы взяла, мразь! Потому что ты шармута! И только изображаешь из себя тихоню. Я отцу все время говорю, что тебя прибить нужно. Веры тебе нет. Всем бабам нет, но тебе особенно! - Рафик попытался встать, но Марк крепко держал его.
        - Еще раз рыпнешься, - пригрозил он, - закую в наручники. Я не шучу! Сопротивление полиции - очень серьёзная статья.
        - И кандалы ему, и наручники, и морду всю разбить мерзавцу! - к Марку мелко семенила благообразная старушка, которая сидела неподалёку с подругой. - На бедную девочку набросился! Вот тебе, получай! Фашист! - бабуля принялась избивать Рафика сумочкой.
        - Мама, отойдите! - взвыл Марк. - Вы мешаете работе полиции.
        - Если бы она работала, то такого бы не случилось, - бабуля продолжала яростно орудовать сумкой, как дубинкой.
        - Оттащите ее кто-нибудь! - взмолился Марк.
        Крепкий мужчина подошел к старушке и вцепился в сумку с другой стороны.
        - Мать, я тебя прошу. Дай ему нормально провести задержание, - попросил мужчина.
        - Видели мы ваши задержания! - на помощь старушке поспешила молодая женщина с ребёнком на руках. - Правильно она сказала: мужики называется! А ну наваляйте ему! Или я сейчас сама наваляю.
        Ребенок на ее руках, с виду лет трех, смачно и метко плюнул в Рафика ярко-розовой жвачкой. Жвачка залепила ему один глаз и Рафик громко завопил, матерясь сразу на двух языках.
        Гудящая от возмущения толпа окружила Марка. Одной рукой он держал Рафика, прижимая к столу, другой защищал его от нападок толпы. Айболит встал рядом с ним, закрывая тылы и не давая жаждущим справедливого отмщения людям напасть сзади. Обстановка накалялась. Айболит смотрел на возмущенные лица всех цветов радуги. Со всех сторон доносились проклятия на многочисленных языках.
        - Марк, может подмогу вызовем? - тревожно просил Айболит.
        - Да сами справимся, подожди чутка, - отмахнулся Марк. - Ты мне главное скажи: мне его забирать в отделение, писать протокол и предъявлять обвинение?
        - Ни в коем случае! - испугался Абйолит. - Он Машу со света сживет!
        - Понял тебя. Я это и имел ввиду, - кивнул Марк и заорал, перекрывая шум толпы:
        - Евреи, ша! Не будьте вы евреями хоть раз в жизни! Дайте сказать!
        Толпа стихла.
        - Пожалуйста, дайте мне выполнить свою работу, - попросил Марк. - Я очень благодарен всем за помощь, но дальше я сам.
        - Ой, когда это вы работали? - презрительно заметила женщина с ребенком. - Вы только налоги жрете!
        Толпа одобрительно загудела и снова качнулась к Марку. Айболит напрягся, готовясь защищать друга. Ему казалось, что этих людей уже не успокоить. Они яростно жестикулировали, шипели, плевали на мостовую. Каждому явно хотелось навалять Рафику. Айболит четко считывал это на многочисленных лицах толпы, окружившей столик. Особенно возмущались женщины.
        - Все претензии по работе полиции вы можете высказать на сайте министра полиции, - спокойно продолжил Марк.
        - Лучше сразу написать на куске льда и оставить его на солнце, - презрительно фыркнула бабуля, сжимая любимое орудие расправы: сумочку. - Лодыри и воры!
        - Они не отступят, - прошептал Айболит на ухо Марку.
        - Следите за руками, юноша, командовать парадом буду я, - едва слышно ответил он.
        - А я что виноват? - возмутился Марк. - Да, воры! Но не я же! Все претензии в Кнессет! Все воры там. Новости читали сегодня? Они опять проворовались! А мы с вами ничего с этого не имеем! Так зачем ссориться?
        - А кто проворовался? - спросил солдат.
        - Ха, кто еще может? - пожал плечами седой мужчина рядом с ним. - Вы бы видели эти деньги!
        - О какой сумме идет речь? - толпа заволновалась и окружила мужчину.
        Тот принялся подробно объяснять, кто украл и сколько. Про Рафика моментально забыли.
        - Видал, Ваня? - хитро прищурился Марк. - Единственное, что может отвлечь еврея от расправы - это подсчет чужих ворованных денег.
        - С ума сойти! - покачал головой Айболит. - Я думал, они сейчас тебя разорвут вместе с Рафиком.
        - А ты думал: мне должность просто так дали? - Марк снял с пояса наручники и застегнул на запястьях Рафика. - Это же жуткая страна. Тут даже задержание невозможно провести. Все участвуют!
        Рафик яростно дернулся, пытаясь ослабить наручники.
        - Успокойся, дорогая! Ты приехала, - Марк чмокнул воздух рядом с Рафиком.
        - Ты что гондурас? - брезгливо поморщился Рафик.
        - Я нет, - улыбнулся Марк. - Это я тебе готовлю к теплому приему в КПЗ. Там у нас много радужных. Они как увидят такую красапэточку свеженькую, как ты, обрадуются просто несказанно! Сразу обцелуют дорогого гостя. Как говорили во времена моей молодости: "Полюби меня сзади, спереди и привыкнешь!"
        - Ты его куда? В кутузку? Нет, Марк. Его нельзя задерживать! - зашептал Айболит. - Боюсь, он потом на Маше отыграется.
        - Я его подержу в ближайшем отделении пару часов, чтобы он остыл, а потом отпущу. Когда он отдохнет в КПЗ с нашими арабскими братьями, я ему подробно объясню, что здесь не Москва. У тебя будет время успокоить девушку, - он кивнул на Машу, которая сжалась за спиной Айболита. - Телефон свой дай, - он протянул руку.
        Айболит, не задавая вопросов, отдал ему телефон. Марк принялся быстро устанавливать какие-то приложения.
        - Это что? - не понял Айболит.
        - Это приложение "Янго". Ваше "Яндекс-такси" здесь, в Израиле. Работает на русском языке. Вызовешь машину, когда понадобится. А это, - он прикоснулся пальцем к ярко-алой кнопке на дисплее телефона, - тревожная кнопка. Новая разработка. Пока только у полиции. В широкие массы еще не пошло. Я ее через свой рабочий пароль сгрузил. Нажмешь один раз - и сразу установишь со мной прямую связь. Я туда вбил свой номер вместо диспетчера. Теперь твой диспетчер я. В случае угрозы сразу нажмёшь два раза, даже не вызывая на разговор. Можно в кармане, если другой возможности нет. Я сразу получу все твои координаты через спутниковую навигацию и примчусь. Или ребят пошлю. Бывай пока. На созвоне, - Марк взял Рафика за плечо и повел его вниз по крутой улочке, к парковке.
        Айболит повернулся к Маше и застыл. Впервые она глядела на него, не отрываясь. Не так, как обычно: мельком, смущенно отводя глаза и краснея. Она смотрела на него долгим взглядом. Так смотрят за минуту до того, как говорят: " Я люблю тебя. Прощай!"
        - 13 -
        ДВЕСТИ НОЖЕВЫХ И НИ ГРАММА АНЕСТЕЗИИ
        Маша открыто признавалась ему в любви и прощалась с ним, потому что понимала: этого ей не простят. Рафик выйдет из кутузки, накрутит Амира, родню. И неизвестно, чем всё это закончится. Айболит вдруг ясно понял то, что Маша поняла еще до него: она обречена. И осознает это здесь и сейчас. Конечно, ее не тронут до свадьбы. Если не считать того, что, возможно, Амир ее изобьёт за фривольное поведение. Не сильно, наверное, даже не по лицу, чтобы не осталось следов. Но изобьет, чтобы проучить и приучить к покорности. Уж Рафик-то постарается описать всё в красках. Но потом, после свадьбы, когда мышеловка захлопнется, ей припомнят всё и не пожалеют. Особенно, когда она родит. Если родит. Неважно. Сейчас важно только одно: ты никого не спас. К Диане просто не успел. Да и не твой это профиль: реанимация. Но Марью можно спасти здесь и сейчас. Она молит тебя о помощи. И что ты выберешь? Стоять в стороне, а потом плакать по ночам?
        Ты в ответе за нее, потому что приручил. Да, ты это сделал. Среди всей черноты, что она видела, ты стал светлым пятном. И она потянулась к свету. А ты шутил, помогал по мелочам, но сразу отходил в сторону.
        И если с ней что-то случится, то виноват будешь ты. Потому что она тобой насквозь прожжена. А ты не сообразил, что ранил ее. Ведь в твоей груди уже давно кусок пенопласта вместо сердца. Ты выдохся, устал, смирился. И когда она пришла к тебе, простая и понятная, когда ее глаза молят: "Не губи!", ты испугался. Что сердце перестанет быть каменным. Что любовь ее превратится в балласт. Что снова нужно душу распластывать, а ты ведь забыл, как это делается.
        Что ты скажешь ей сейчас?
        - Знаешь, милая, я хотел просто поддержать тебя, но случайно воткнул в твое сердце нож. У меня самого от тебя двести ножевых и ни грамма анестезии! Я не знал, что с тобой нельзя пошутить и поиграть, а потом забросить в пыльный чулан памяти. Я, милая, боялся, что ты меня не захочешь. Кому нужен высохший столетний вампир, для которого давно приготовлен осиновый кол? Я медленно умираю. Ты - мой последний сладкий сон. В нем я видел, как мы гуляем по осеннему лесу, сидим, завернувшись в плед. Я дышу на твои руки, согревая их. А потом мы идем по берегу моря жарким летним днем. И теплое море лижет твои ноги. Видел, как мы одной ложкой едим из ведерка мороженое. Как качаемся на радуге, словно на качелях, черпая ладонями одно на двоих веселье. Но проснувшись я терялся в тебе. Как игла теряется в расшаренной вене. А ты приняла меня такого, как есть. И ни слова не сказала об измене.
        Как же паршиво, наверное, вот так любить. Обесточенным пульсом, где не осталось ни одной живой искры. Где надежда умерла, даже не вылупившись. Но ты смогла. А я нет. Потому что… потому что ты - трус, Айболит! Как красиво ты говоришь. Как поэтично. В тебе сдох великий поэт, подавившись истиной. Только Машу это не спасет. Ты не долбанная Швейцария! На высоком шпиле вертеть твой нейтралитет, страхом расшаренный!
        Просто будь мужиком и спаси ту, которая тебя любит. И ту, которую любишь ты. Да, не бойся этого слова. Не ждал, не гадал, но случилось. Так действуй же, добрый доктор Айболит. Не ходите, доктор, в Африку гулять. Но если уж пошел, так умей найти дорогу в джунглях. Бармалеи дышат в спину. Неужели ты им отдашь эту девочку?
        Маша вдруг медленно подняла руку и, глядя куда-то за спину Айболита, перекрестилась, что-то едва слышно шепча. Ноги Айболита приросли к декоративным булыжникам, которыми был вымощен старый Яффо.
        - Ты… не еврейка? - хрипло спросил он, едва выталкивая слова из внезапно пересохшего горла.
        - Наполовину. Но фактически нет. Мама была русской. Еврей только папа.
        В голове Айболита что-то звонко щелкнуло. Пазл сложился. Вот оно! Вот что было не так! Он слышал, что мать Маши была любовницей Нисима, но он никогда не спрашивал, кто она по национальности. Ему просто в голову не пришло, что в горской семье кто-то, пусть даже незаконнорожденная дочь, может быть не евреем. Кроме самого Айболита, конечно. Но он был мужчиной. А родство у евреев считается только по матери, поэтому никто из горских на эту тему никогда не говорил. Ёлка по умолчанию была горской еврейкой.
        Интуиция давно нашёптывала ему, что вся эта затея со свадьбой фальшивка. Он терялся в догадках, пытаясь сообразить, что именно задумали тесть и Амир. А разгадка лежала на поверхности.
        - Можно я зайду в церковь помолиться? - спросила Маша.
        - Да, конечно. Почему нет?
        - Папа не любит, когда я молюсь по христианским правилам. Но он еще как-то мирится с этим. А тетка Раиса аж на дыбы становится каждый раз, - объяснила Маша. - Хотите со мной?
        - Нет, спасибо. Я здесь у входа в церковь подожду.
        Маша зашла в церковь. Айболит выхватил из кармана телефон и набрал Марка.
        - Скажи мне, Марк, ты Рафика в отделение отвез?
        - Да мы уже почти доехали. А что? Ваня, хочешь, чтобы я его подольше подержал? По нашим законам могу на сутки задержать, не предъявляя обвинение. И ордер судьи для такого дела не требуется. Могу его отправить ночь провести в КПЗ с нашими арабскими братьями. Ему там скучно точно не будет.
        - Да нет. Не нужно. Боюсь, что он будет Марье мстить. Просто хотел знать приблизительно, когда ты дома будешь. Марк, можно я к тебе приеду? Очень срочно нужно посоветоваться. Завезу Машу домой и приеду.
        - Ну где-то ближе к вечеру. А что случилось? И главное: когда? Мы же только виделись. Мне не нравится твой голос, Ваня.
        - Это долгий разговор. Случилось многое. Первое давно, когда я родился идиотом. Второе прямо сейчас, когда ты этого барана увез.
        - Понял тебя, - коротко подытожил Марк. - Так бери Машу с собой и приезжай прямо сейчас. Алина, жена моя дома. Она вас встретит.
        - Нет, не могу. Машу нужно домой завезти. Это разговор с глазу на глаз.
        - Хорошо, Ваня. Встретимся вечером. Жду тебя.
        Айболит отвез Машу домой и сам рассказал, что случилось с Рафиком. Вся семья собралась в саду. Анжела злорадно усмехалась, глядя на Машу. "А я говорила!" - было ясно написано на ее лице.
        - Ой-вай-вой! - схватилась за голову Раиса. - Я так и знала, что он здесь нагадит! Как я просила Нисима оставить его в Москве! Но мой брат заявил, что Рафик, кроме него, единственный мужчина в семье, поэтому должен следить за порядком. Доследился! Что теперь делать?
        - Ничего, - сухо ответил Амир. - Подержат и отпустят. Заявления нет. Ведь нет? - он строго посмотрел на Машу.
        - Нет, - она покачала головой.
        - Не понимаю: почему он вообще вмешался? Ведь не может же мужчина просто так устроить скандал на ровном месте, - недоверчиво протянул Амир, продолжая сверлить Машу взглядом.
        - Рафик может, - заявил Айболит. - Ему это раз плюнуть.
        - Не верю, - отрезал Амир и хлопнул ладонью по столу. - Что случилось?
        Маша сжалась, втянула голову в плечи и нерешительно начала:
        - Я отошла от столика в ресторане посмотреть спектакль уличного театра. А там был мужчина…
        Амир побледнел и медленно встал из-за стола. Айболит понял, что ситуация критическая. Он вдруг представил себе эту картинку глазами кавказского мужчины. Беда! Интерпретация должна быть другой.
        - Там было много мужчин, - перебил Айболит Машу. - И все актеры. В труппе всего пара девушек. Они какую-то восточную сказу ставили вроде "Тысяча и одной ночи". И в конце представления актёры начали бросать зрителям цветы, - вдохновенно врал Айболит. - Один из цветков упал на плечо мужчины с ребёнком на руках, который тоже смотрел спектакль. Он, не глядя, передал цветок Маше. Ну зачем мужику цветы? Рафик это увидел и всё неправильно понял. И решил, что кто-то за Машей ухаживает. Ну, собственно, с этого начался конфликт. Рафик вспылил, а ему это недолго. Он же, как сухой порох! И погнался за Машей. За ним местные побежали. Началась ссора. Мой друг полицейский Рафика успокоил. И толпу заодно тоже.
        - Так и было? - Амир, который до этого стоял, облокотившись спиной о ствол дерева, подошел к Маше, склонился к ней и взял за руку.
        - Да, так и было, - едва слышно ответила она.
        - Посмотри на меня, - Амир двумя пальцами взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
        - Амир, ну что ты? Из-за одного цветка, - вмешалась Раиса. - Рафик просто нервный. Я брату давно говорю: женить его нужно, чтобы немного пар выпустил. Так ему никто не нравится, а нужно…
        - Очень прошу: не вмешивайтесь, Раиса, - не глядя на нее, попросил Амир.
        - В самом деле, Амир… - начал было Айболит.
        Он видел, как побелели пальцы Амира, которые держали подбородок Маши, как тяжело вздымается его грудь от прерывистого дыхания. Амир был в бешенстве. Еще секунда - и он ее ударит. Это было ясно видно. И тогда Айболит не удержится. Если ты, козел винторогий, ее тронешь, я тебе твою же руку ампутирую без инструментов и вставлю прямо в трахею. Ты не причинишь ей вреда. Айболит, тяжело дыша, сделал шаг к Амиру, готовясь вмешаться. Больше никогда!
        - Молчи, доктор! - Амир резко выбросил руку ладонью вперёд, - когда я разговариваю со своей женщиной. - Цветок был? Он тебе его подарил? Этот мужик?
        И вдруг Айболита осенило. Цветок! Вот что вызвало взрыв. В тот день, когда он, Айболит, тайком увез Диану из мединститута на день рождения одногруппника, он подарил ей цветок. Розу на длинном стебле. Когда после дня рождения Айболит и Диана приехали к отцу Нисима, она держала цветок в руках. И тогда Рафик крикнул ей в лицо:
        - Подстилка дешевая! Он тебе один цветочек подарил, а ты сразу ноги раздвинула!
        Нужно было сразу догадаться. Как же он не понял? Рафик не доверял ему. Звериное чутье подсказало, что Айболит чувствует по отношению к Маше. Рафик не верил Айболиту от слова "совсем". Он подсознательно ждал, что Айболит нарушит планы его семьи так же, как он сделал это много лет назад. И этот цветок послужил детонатором бомбы.
        - Это я виноват, не трогай ее! - Айболит решительно шагнул к Амиру.
        - Что за бред? Ты здесь при чем? - поднял бровь Амир.
        - Цветок. Я подарил сестре Рафика Диане цветок. А потом увез ее без разрешения. Рафик тогда напрасно прождал ее возле мединститута, где мы вместе учились. А потом мы с Дианой… были вместе. И Диана стала моей женой в ту ночь. Без разрешения отца. А когда мы вернулись домой, Диана держала в руке тот самый цветок. И Рафик…
        - И Рафик подумал, что история повторяется? - Амир отпустил подбородок Маши.
        - Видимо, у него психологическая травма, связанная с цветами. Потому что история повториться не может. Никак. И никогда, - твердо сказал Айболит, глядя в глаза Амиру.
        - У него травма с детства, - закричала Раиса, поднимая руки к небу. - Он на голову ударенный, потому что при рождении на нее упал! Сколько раз я говорила Нисиму, что его лечить нужно. Избаловал его мой брат. Единственный сын потому что. Вот и не видит берегов. Ээээ! Бред какой! От цветочка он взорвался! Может, в саду тоже все цветы вырвать? Идиота кусок! Амир, умоляю тебя, - она молитвенно сжала руки, - не принимай близко к сердцу! Никто тебя не обманывает. Никто ничего плохого не замышляет. Марья к тебе еще не привыкла, да. Так она ведь девушка чистая и застенчивая. Ты же это сам видишь. Не ломай жизнь себе и нам! Будь умнее, чем этот бешеный щенок.
        - Ладно, - Амир отошел от Маши и снова сел за стол. - Я поговорю с Рафиком, когда его выпустят.
        - Амир, а может, ты бы замолвил словечко, чтобы его пораньше отпустили? - взмолилась Раиса. - Там мой брат, его отец, в Москве волнуется очень, что Рафик в ментовке сидит. У тебя же есть связи?
        - У меня связи есть, - кивнул Амир. - Но просить никого и ни о чем я не буду. Заявления нет. Его подержат и отпустят. А он пусть выучит раз и навсегда, что здесь, в Израиле, нужно действовать тоньше и осторожнее. Здесь не Москва. И тем более не Кавказ. Пусть посидит и отдохнет на нарах. Ему полезно остыть. Если его отец не научил, значит, придётся мне.
        Холмы, зелень и вечный город у ног. Белый город Иерусалим жил своей жизнью много тысяч лет. И не было ему дела до человеческой боли и страданий. Даже тот, кто свой крест нес на плечах по его узким улочкам и щербатым булыжникам мостовой, не смог растрогать каменную душу вечного города.
        - Что застыл, Ваня? Впечатляет? - Марк вышел из дома встретить друга у ворот.
        - Очень, - честно признался Айболит. - Как подумаешь, сколько лет этому великолепию.
        - Не-не-не! Лучше не думай! - затряс головой Марк. - Я сам поначалу здесь всё ожидал Иисуса увидеть. Чуть не свихнулся, пока привык. Проходи! - Марк распахнул ворота.
        Айболит зашел в тенистый сад, весь засаженный оливковыми деревьями. Сад окружал небольшой, но двухэтажный белый коттедж с красной черепичной крышей.
        - Ванечка, как я рада тебя видеть! - на порог дома вышла мама Марка и раскинула руки.
        - Здравствуйте, Фрида Соломоновна, - Айболит наклонился, давая ей возможность себя обнять.
        - Ой, какой стал красавец! Дай поцелую! Марк говорил, что у тебя своя клиника. Таки выбился в люди. Не то, что некоторые, - она бросила гневный взгляд на сына. - Как я тебя просила, чтобы ты стал врачом. Умоляла на коленях. Но ты же разве слушаешься?
        - Да ладно вам, - улыбнулся Айболит. - Марк вон какой крутой стал!
        - Ой, я тебя умоляю! Какой приличный человек будет бегать за всякими хулиганами? Еще в Москве был порядочный мальчик. А как сюда приехал, так свихнулся. Сначала пошел в спецназ. Как я это пережила, до сих пор не понимаю. Шо ты знаешь, Ваня? Шо я имела! - Фрида Соломоновна прижала руки к необъятной груди, которая возмущенно колыхалась под широкой цветастой блузой. - Желтую жизнь я имела с его этой армией! Я же ни одной ночи не спала. Это еще счастье, что эти арабы все поцоватые с рождения. Тратят такие деньги на оружие! Учитывая их количество, они могли все одновременно помочиться, и мы бы все сразу утонули. А потом Марик в полицию пошел гоняться за босяками. У меня такое впечатление, что он это делает специально, чтобы меня живьём положить в гроб!
        - Мама, кто-то же должен за ними гоняться, чтобы ты спокойно жила! - засмеялся Марк.
        - Да, ну почему это должен быть ты? Мало здесь хулиганов? Пусть они друг за другом бегают!
        - Мама, уже оставьте его в покое! Что вы начинаете? - из дома вышла жена Марка Алина.
        - Давайте, набрасывайтесь все на меня! Мать же самая глупая! Мать всегда не права, - Фрида Соломоновна воздела руки к небу. - Подождите, мне уже недолго осталось. И когда меня не станет, вы буде жалеть, что никогда не слушались. Зачем нужно было иметь детей? Лучше было иметь камни в почках. Они таки тоже болят, но хотя бы молча.
        Айболит едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Фрида Соломоновна хоронила себя ровно столько, сколько он ее помнил.
        - Алина, что ты стоишь? - обратилась она к невестке.
        - Мама, а что ей делать? Танцевать? - поинтересовался Марк.
        - Пусть она танцует в направлении кухни и стола. Ванечка пришел голодный. Так вы будете ему рассказывать майсы вместо того, чтобы кормить дорогого гостя? - она, тяжело ступая, направилась в дом.
        - Майсы - это сказки, - пояснил Марк Айболиту.
        - Я в курсе, - улыбнулся Айболит. - Я таки шо первый день знаю Фриду Соломоновну? Выглядит она хорошо, хоть и жалуется на здоровье.
        - Она всегда жалуется. И при этом еще вполне может управлять маленькой страной на девять миллионоа населения. Не понимаю, как она до сих не пришла к главе нашего правительства и не сказала ему: "Извини, подвинься!" - пожал плечами Марк.
        Когда Айболит под чутким руководством Фриды Соломоновны попробовал все двадцать блюд, что стояли на столе, женщины ушли в дом. Марк с Иваном, наконец, остались одни. Айболит вкратце описал другу ситуацию.
        - Если Маша вообще не еврейка, то я ни черта не понимаю, что здесь происходит. Как Амир собирается на ней жениться, да еще и официально через раввинат? Такое разве возможно? - Айболит напряжённо смотрел на Марка, ожидая ответа.
        - Смотри, Ваня, - Марк задумчиво катал по столу несколько миндальных орешков. - Есть три течения в иудаизме: консерваторы, умеренные и реформисты. Консерваторы, они же ортодоксы, они же пейсатые в черных шляпах и лапсердаках - это те, кто держит раввинат и всю законодательную власть в стране, проталкивая нужные им законы. Умеренные, они же "вязаные кипы" - это те, кто следует традициям, но мягко, понимая, что многое устарело. Вернее, восемьдесят процентов религиозных канонов нужно давно заменить. И, наконец, реформисты. Эти самые либеральные. Топят за ЛГБТ, браки между евреями и неевреями и усыновление геями детей. В США есть даже женщины-реформистские раввины. У нас пока таких нет. Так вот из того, что ты мне рассказал и по моему опыту, я могу тебе сказать, что здесь готовится грандиозная афера.
        - Какая афера? - Айболит нервно сжал руки и положил их на стол.
        - Думаю, что они сделают так: наймут раввина-реформиста, снимут зал торжеств, поставят там свадебный шатер -хупу. Раввин проведет обряд. Во время свадьбы под хупой молодожёнам выдается свидетельство о браке: ктуба.
        - А разве такую ктубу признает раввинат? - спросил Айболит.
        - Нет, конечно. А это и не нужно, - пожал плечами Марк. - Но у нас же, кроме раввинатского суда есть еще гражданский - слава тебе господи! Который ненавидит раввинат, кстати. Вот для гражданского суда и затеяна вся эта катавасия. Если твоя Маша подпишет свидетельство о браке, то есть ктубу, это будет означать, что она согласилась на этот брак. Потом она родит, ребёнка заберут, Машу где-то закроют. У вас или у нас не суть. Важно, что она будет до конца своей жизни на содержании Амира и без остановки рожать ему детей. Скорее всего, закроют ее у вас, а ребёнок останется здесь. Никому его Израиль не отдаст. Да еще и не еврейке. Шансов забрать этого ребёнка никаких. Значит, твою Машу будут шантажировать малышом. Мол, не подчинишься, так вообще никогда его не увидишь. Схема прокатанная. Маша твоя не первая такая. Были у меня в практике подобные случаи. Никто ничего не доказал.
        - Но ребенок тогда тоже не еврей, - возразил Айболит.
        - А кто узнает? Ну ты наивный, Ваня, - рассмеялся Марк. - Они будут изображать, что это ребенок от первой жены. Как ее там?
        - Анжела, - подсказал Айболит.
        - И потом есть еще один тонкий момент. Вот скажи мне: человек, рожденный не от русских, может стать русским?
        - Марк, что за бред? Нет, конечно! Генетику же никто не отменял, - возмутился Айболит.
        - Правильно, - хитро прищурился Марк. - Потому что русские - это нация с научной точки зрения. А евреи - это вероисповедание. Потому что каждый может стать евреем. Внимание, сейчас будет смешно - как говорил покойный Задорнов. - Все знают, что у евреев национальность считается по матери. То есть, все уверены, что ребенок, рожденный от еврейки, тоже еврей. Так вот это не совсем так. На самом деле, ребёнок, который признан сыном или дочерью еврейки, тоже еврей. Чувствуешь разницу? Признан, а не рожден.
        - Кем признан? - спросил Айболит.
        - Отцом, - пояснил Марк. - Ребенку же выдается свидетельство о рождении. Там записаны мама и папа. Мамой запишут Анжелу. Если Амир себя запишет отцом, то он согласится с тем, что ребенок от него и Анжелы. Раввинат тоже согласится. И все остальные бюрократы. Поэтому для Амира ребёнок Маши будет евреем, если его таковым официально признают. Даже если ему не все равно, а ему явно абсолютно до лампочки: еврей или не еврей, лишь бы был. И лишь бы не начинать бракоразводный процесс из-за бездетности Анжелы. Ну вот, а ты мне еще и сказал, что здесь открыли горскую клинику и тебя пригласили ею руководить. Вот начнет Маша анализы делать, а имя на анализах будет Анжелы. Якобы она беременная ходила. Она ведь не работает?
        - Нет, не работает.
        - Ну вот. Посидит Анжела дома девять месяцев. А потом выйдет с ребенком. Свои ее не сдадут. А чужие ничего не докажут. У горских круговая порука хуже, чем у итальянской мафии.
        - Подожди, ты вот сказал про гражданский суд, которому раввинат вообще не указ, - Айболит глотнул остывший кофе.
        - Так для него как раз это все и затеяли, - хмыкнул Марк. - Даже если твоя Марья подаст в суд, что ее принуждали, то суд такое не признает. Потому что она стояла под хупой и подписала брачное свидетельство. Если ты здесь, в Израиле, подпишешь просто клочок газеты, а там потом напишут сверху, что ты должен миллион долларов, то ни один суд не пойдет тебе навстречу. Подписал? Значит, был согласен. Понимаешь теперь, где тут собака порылась? Они хотят себя обезопасить. Поэтому и провели помолвку в Москве. Твоя Маша там была. Все ее видели. Никто ничего не докажет. Так что они в безопасности. Со стороны закона всё гладко.
        - Она может заявить, что на нее было оказано психологическое давление. Я дам свидетельство, - сказал Айболит.
        - Кому? - хитро прищурился Марк.
        - Суду, - подал плечами Айболит. - Двум судам даже. И гражданскому, и раввинатскому.
        - А теперь сюрприз, - горько усмехнулся Марк. - В раввинатский суд ты даже на порог зайти не можешь. Потому что там дают свидетельство только евреи. И если тебя это утешит, то только мужчины. Свидетельства женщин там тоже не рассматривают. Гражданский суд затребует тот самый брачный договор, без которого не проводится ни одно бракосочетание. Ктуба, то есть. Потому что они хоть и в контрах с раввинатским судом, но если есть ктуба и брак был заключен по еврейской традиции, то ктуба - это основной документ, признанный МВД Израиля, и обойти раввинов гражданский суд не может. В ней, в ктубе, написано обычно, что женщина получает при разводе. И если Амир впишет туда гигантскую сумму, то твою Машу еще и обвинят в том, что она фиктивно вышла за него замуж. Такие случаи уже были. Как увидит эту ситуацию гражданский суд: аферистка из России захомутала хорошего еврейского мальчика, который платит налоги, соблюдает законы и еще жертвует на благотворительность. Думала, что может выйти за него замуж, быстро развестись и забрать бабло. Если она вообще всё подписала, то кто ее принуждал? Невозможно доказать
принуждение в таком случае.
        - Но почему Маша? Почему не еврейка? Значит, сделать такое с горской они не могут? - спросил Айболит.
        - Нет, конечно, - ответил Марк. - У горских девушек же защита семьи. Отцы, братья, дяди. А твою Машу сам отец, фактически, продал. Никто за нее не заступится. Учитывая, что свадьба будет фейковой, то Амир останется женат только на одной женщине. Ему и жену, и молодую любовницу для утех, и ребенка, и еще чист перед законом. Он еще ее может обвинить в аферизме. Поэтому твоя Маша, боясь, что ей даже не покажут ребёнка, будет сидеть очень тихо и рожать от Амира, сколько скажут. И вообще делать, что велят. Правда, содержание ей назначат хорошее до конца жизни. Они хоть и подлецы, но в этом плане железно держат слово. У вас вон рэппер есть Димати. Знаешь такого?
        - Я как-то в музыке не очень, - признался Айболит.
        - А я не про музыку, Ваня, - усмехнулся Марк. - У Димати этого есть любовница Шишкина. Так вот она ему родила, а ребенка мама Димати отобрала. Шишкиной назначили содержание, а к ребенку не подпускают. И всё открыто и официально. И что кто-то заступился за нее? Мамаша хоть и не горская, но тоже из наших. И, видимо, о схеме явно слышала. Вот из твоей Маши вторую Шишкину и сделают. Кстати, о ктубе. Судя по тому, что Амир не заинтересован в разводе с Анжелой, в этой ктубе явно прописана такая сумма, что ему просто невыгодно с ней разводиться. Иначе он ей до конца жизни будет платить. И еще, зная эту публику, я абсолютно уверен, что часть бизнеса Амира переписана на Анжелу, чтобы снизить налоги. Особенно, если у него есть квартиры и дома. Там такие суммы налогов, что может дойти до пятидесяти процентов налогов в случае, если у человека есть две и больше квартиры. И какой идиот захочет государству платить налог в половину стоимости недвижимости? Многие здесь так делают: переписывают имущество на родню. Иначе содержать это имущество невыгодно. А вкладывать большие деньги здесь, в Израиле, больше некуда.
        - Да что же они за люди такие? - Айболит схватился за голову, вскочил и забегал по саду. - Как же можно так? Неужели за столько лет никто ни разу не поинтересовался, что у них внутри общины происходит? Ну есть же гуманитарные фонды, правозащитники, организации разные.
        - Горские, говоришь? - усмехнулся Марк. - Правозащитники? Подожди, я тебе сейчас кое-что покажу, - он встал, пошел в дом и вернулся через несколько минут, держа в руках толстую папку. - Вот смотри, это мое личное расследование. Никто мне официально на него разрешения не даст. Сам много лет интересуюсь и собираю материалы, - он открыл папку и бросил на стол пачку фотографий.
        Айболит взял в руки черно-белые фото, явно переснятые с очень старых документов. На них были запечатлены смуглые женщины. Все в косынках, наглухо закрытых платьях и босые. Лица худые, измождённые. И в черных глазах застыло страдание.
        - Кто это? - Айболит повернул снимки, рассматривая надписи на обороте.
        - Это, Ваня, йеменские еврейки. Знаменитое здесь в Израиле дело о похищенных йеменских детях. "Моссад" в 50-х годах провернул одну из самых знаменитых операций: вывез около пятидесяти тысяч евреев из Йемена в Израиль. У них там традиции, как у горских, только хуже. Тоже двоеженство и все прелести. Женщин не учили читать и писать. Не полагалось. Ходили они все босые. И сюда приехали босые. Самолета в жизни не видели и называли его ястребом. Зато рожали они, как хомяки. По десять-пятнадцать детей. Там, в Йемене, при антисанитарии и жаре дети были живы и здоровы. А как приехали сюда, дети, вернее, младенцы новорождённые, начали умирать. Ну они сначала не разобрались. Думали, что, мол, акклиматизация, смена питания и так далее. И только через много лет, в 70-х, один врач-гинеколог, мучаясь от вины, перед смертью признался, что эти младенцы не умирали. Их похищали врачи и передавали в ашкеназийские семьи. Потому что Гитлер до Йемена хоть и добрался, но король Йемена евреев в обиду не дал. Они и не знали, что такое Холокост. А многие европейские евреи не могли иметь детей после концлагерей. И вот они
решили, что, если йеменцы войну пересидели в тепличных условиях и вообще не заметили ее, будет справедливо поделиться детьми. Многих продали за границу. В США и Европу.
        - Какой ужас! Но сейчас-то виновных нашли и наказали? - спросил Айболит. - И что значит: продали? Они этим за деньги занимались, что ли? Или из чувства справедливости, что, мол, эти страдали, а те нет?
        - А ты что видел еврея, который что-то сделает просто так? Нет, конечно, - горько усмехнулся Марк. - И не наказали никого. Двадцать пять комиссий создали, сто пятьсот следователей и всё с одной целью: скрыть имена тех, кто этим занимался. Потому что они стояли у власти. Там такие фамилии! Сплошь отцы-основатели государства. Уважаемые люди. Такое публиковать нельзя! Всё прахом пойдет.
        - Детей нашли? - Айболит оперся о стол и заглянул в глаза Марку.
        - Очень немногих, к сожалению, - тихо ответил Марк. - Похищены были несколько тысяч, а нашли человек тридцать от силы. Вот что хорошо умеют евреи, так это хранить секреты. Я помогаю йеменцам иногда. Они сами ищут, частным образом. Третье поколение уже пытается хоть какие-то ниточки найти. Я участвую в свободное от работы время. А ты говоришь: горские. Все мы хороши, Ваня, - горько сказал он.
        - Знаешь, Марк, я вот всю жизнь как-то старался всё делать по закону, - Айболит сел за стол и обхватил голову руками. - А сейчас думаю: чего стоит это закон, если подонки его с такой легкостью обходят? Может, нужно не по закону?
        - Ну как полицейский я тебе должен сказать: и думать забудь. А как человек, - Марк хитро прищурился, - я тебе так скажу: тут тоже есть прокатанная схема. И если один еврей придумал закон, то всегда найдётся другой еврей, который знает, как этот закон обойти. Вопрос в том: как далеко ты готов зайти?
        - А придется далеко?
        - Дальше не бывает, Ваня, - серьёзно ответил Марк.
        - Рассказывай. Я слушаю, - кивнул Айболит.
        - Просто пациентка, говоришь? - ехидно осведомился его Марк.
        - Да ладно тебе, не ёрничай. Рассказывай, что делать!
        - Нет, я хочу услышать главное: Маша для тебя просто пациентка или…
        - Или я тебе в нос сейчас дам, - пообещал Айболит и встал.
        - Ты осторожнее! - Марк шутливо выставил перед собой кулаки. - Прошли те времена, когда ты мне в Москве вламывал. Я, может, в спецназ из-за тебя пошел, чтобы как-нибудь при случае втащить за свое поруганное московское детство. Ладно-ладно! Остынь и слушай.
        Когда Марк закончил, пораженный до глубины души Айболит сидел молча.
        - Кофе еще хочешь? - Марк встал. - Пойду заварю. Или хочешь холодного апельсинового сока? С моего дерева, кстати, - он любовно погладил ствол апельсинового дерева, под которым стоял стол. - Не гадость в пакетах.
        - Да не люблю я апельсиновый сок, - поморщился Айболит.
        И вдруг понял, что нужно многое менять. Срочно и незамедлительно. Не думал он, что в его жизни будет что-то серьезное после Дианы. Спорил со всеми, кто объяснял ему, что молодой мужик должен жить полной жизнью и найти себе если не жену, то хорошую женщину для крепкой связи. Привык жить один, замкнувшись в горе. Но хватит привычек! Нужно что-то менять. Вернее, всё. Резко и сразу.
        - Дай мне апельсиновый сок, пожалуйста, - попросил он Марка.
        - Вот те раз! - удивился Марк. - Ты ж только что сказал, что не любишь его.
        - Я просто не понимаю его вкуса. А нужно научиться понимать то, что непонятно. И начинать с мелочей. Поэтому кофе не нужно. Давай твой сок с личного дерева.
        - 14 -
        ТОЛЬКО НЕ ПАДАЙ, РОДНАЯ!
        АЙБОЛИТ
        Айболит остался ночевать у Марка. До рассвета они составляли подробный план действий. Как только белые камни Иерусалима окрасились розовыми лучами восходящего солнца, Марк пошел вздремнуть перед работой. Айболит поехал в Тель-Авив знакомиться с частной клиникой.
        Заспанный охранник отпер ему дверь. Айболит осмотрел клинику.
        Она располагалась в самом центре старого Тель-Авива на трех этажах. Неброско, респектабельно и очень дорого. Белые стены, умиротворяющие пейзажи на стенах, дорогая мебель в холле, ультрасовременные кровати в палатах и гинекологические кресла. Плохо! Очень плохо! Не к чему придраться. А придраться нужно обязательно. Он пошел в операционную и осмотрелся. Вот здесь уже есть с чем работать.
        - Доброе утро! - раздался за спиной тихий голос.
        Айболит повернулся. Перед ним стоял горский лет пятидесяти.
        - Амнон, временный управляющий клиникой, - он протянул Айболиту руку.
        - Иван. А как вас по отчеству? - осведомился Айболит, пожимая руку.
        - У нас здесь отчеств нет, - улыбнулся мужчина. - Я уже и забыл, как меня по батюшке. А вы ранняя птичка, как я погляжу.
        - Да, вот приехал дела принимать. А то устал отдыхать.
        - Понимаю, - улыбнулся Амнон. - И как вам наше оборудование? Есть замечания?
        - Есть, - ответил Айболит. - Мне здесь не хватает многого.
        - Давайте пройдём в ваш кабинет и вы мне подробно расскажете, что закупить. Этим пока занимаюсь я.
        - Занимались до сегодняшнего дня, - мягко поправил его Айболит. - Теперь я сам. И без медицинских посредников. У меня в Москве своя клиника. Я давно работаю только с одной проверенной временем кампанией. И летаю к ним сам.
        - Далеко? - спросил Амнон.
        - Ну это смотря откуда лететь. Из Израиля близко.
        Айболит достал телефон и набрал Исраилова. Приятный женский голос сообщил ему, что абонент временно не доступен. Тогда он набрал тестя.
        - Не разбудил, Нисим Ирганович?
        - Да какое там! - - отмахнулся тесть. - Я всю ночь не спал. Волнуюсь, как там Рафик в КПЗ. Как бы чего не случилось. Тебя не виню. Раиса мне все рассказала. Сам виноват мой сын. Нужно бы мне прилететь и разрулить там у вас всё. Да не могу. Дел в Москве по горло.
        - Понимаю, - сказал Айболит. - У меня тоже, честно говоря. Я тут дела в клинике принимаю. Сейчас позвонил Исраилову. Хотел обсудить кое-что. А он вне зоны доступа.
        - Спит еще, наверное, он вообще ночная птица. У него десять утра - это глубокая ночь. А ты чего хотел, Ваня? Я могу передать.
        - Нисим Ирганович, мне нужно его разрешение на закупку оборудования для операционной.
        - Тогда не беспокойся и покупай, что нужно. Мне Исраилов раз двадцать сказал, что всё на твое усмотрение. Деньги на счету клиники есть. Доступ к деньгам у управляющего. Просто скажи ему и Амнон всё сделает.
        - А вот здесь загвоздка, - вздохнул Айболит. - Я так понял, что всё закупали через посредников. Мне это не подходит. Я сам лично всегда летаю за оборудованием, чтобы на месте посмотреть как и что.
        - Ну так слетай. А далеко?
        - Да нет, здесь рядом. Кипр. И лететь нужно сегодня. Там как раз выставка медицинского оборудования. Со всего мира спецы прилетят. Жаль упустить такую возможность.
        - Ваня, сынок, ты делай всё, что нужно. Я с Исраиловым поговорю.
        - Тогда я сегодня и слетаю на несколько дней.
        Айболит закрыл телефон. Всё. Время пошло. Теперь нельзя терять ни минуты. Он вышел из клиники, сел за столик кафе, заказал кофе и быстро сделал несколько звонков. Не успел он отхлебнуть кофе, как позвонил Марк.
        - Ваня, билеты готовы.
        - Все? По всему маршруту? - удивился Айболит. - Как так быстро? Ты что волшебник?
        - Обижаешь ты меня всё время, - вздохнул Марк. - Прямо как моя мама. Я тебе русским языком говорю: я - высокопоставленный офицер полиции. У меня бронь на билеты во все страны мира двадцать четыре часа в сутки плюс два человека. То есть, могу еще двоих с собой взять. Сфоткай сейчас свой загранпаспорт и перешли мне.
        - Зачем? - не понял Айболит.
        - Затем, что глава пограничного контроля в аэропорту мой друг. Он на тебя глянет, выйдет встретить и посадит в самолёт. Чтобы шмон не устраивали. И на обратном пути тоже поможет.
        - Спасибо тебе, Марк! - тихо сказал Айболит. - Даже не знаю, как бы без тебя справился.
        - Ой, только не надо этих розовых соплей, - отмахнулся Марк. - Аль тибальбель ли эт ха бейсес!
        - Чего? - не понял Айболит.
        - Не крути мне то, что курица сносит каждое утро! На созвоне! Удачи не желаю - плохая примета. Пожелаю, как в нашем спецназе: чтоб ты сдох!
        - И тебя туда же! - рассмеялся Айболит.
        Он заказал такси. Таксист оказался бывшим москвичом, обрадовался земляку и замучил Айболита вопросами о столице. Зато он с радостью согласился подождать у ворот дома, пока Айболит возьмет вещи.
        Амир как раз вышел из дома с кожаной папкой в руках, явно собираясь на работу. Айболит пересказал ему заученную легенду о поездке на Кипр.
        - Понимаю тебя, - кивнул Амир. - Сам такой же. Никому не доверяю. Украдут, обманут, подставят. Молоток ты! - он похлопал Айболита по плечу.
        - Амир, - осторожно начал Айболит, - хотел с тобой поговорить насчёт Маши. Ты не дави на нее, пожалуйста. Я вернусь и плотно займусь анализами и проверками. Хочу прогнать ее через полное обследование. Но насчет морального состояния… ты понимаешь. Если она здесь останется одна, чувствуя себя во враждебной обстановке, то потом будет очень сложно привести ее в порядок. Не стану же я перед беременностью кормить ее антидепрессантами! Сейчас Рафик вернется из КПЗ, как бы не случилось чего. Я беспокоюсь.
        - Я тебя понял, Пилюлькин, - кивнул Амир. - Ты не волнуйся насчет Рафика. Это мой дом. Здесь я решаю всё, - отчеканил он. - Если он откроет рот, выставлю его к чертям собачьим в гостиницу. Пусть там сидит и клопов кормит. Мне здесь скандалы не нужны. Особенно в таком районе, где живет тихая и очень богатая публика. Видел, какая здесь тишина? Даже музыки не слышно. За эту тишину здесь дорого платят. И тем, кто ее нарушает, приходится очень несладко. Я не привык гадить там, где живу, и другим не позволю. Легкого пути! - он вышел за ворота и сел в машину.
        Айболит взлетел на второй этаж, быстро бросил вещи в сумку и спустился вниз. Анжела с Раисой уже возились в кухне. Маша явно еще не спускалась вниз. Он не удержался и снова поднялся наверх.
        - Неправильно это. Нельзя давать ей надежду. Она не умеет притворяться. Это может нарушить весь план, - говорил он себе.
        Но ноги сами несли его к двери ее комнаты. Он тихо постучал. Она распахнула дверь, словно ждала его. На ней был легкий нежно-розовый халатик. Из-под неплотно запахнутых лацканов виднелись худые ключицы. И ему вдруг ужасно захотелось поцеловать эти ключицы. А потом спуститься ниже. Он затряс головой, отгоняя чудесное видение.
        - Голова кружится? - забеспокоилась Маша.
        Он улыбнулся. Какая же она все-таки наивная.
        - Нет, просто… мелочь. Забудь. Я уезжаю.
        Она нервно сжала руки. По ее лицу пробежала тень испуга.
        - Всего на несколько дней, - поспешно добавил он. - Максимум, три дня. Возможно, справлюсь быстрее.
        - Домой летите? Что-то случилось?
        - Нет, на Кипр. По работе. Зашел попрощаться.
        - Не нужно прощаться, - тихо сказала она. - Плохая примета, - в ее глазах заблестели слезы.
        - Ну что ты? - прошептал он и осторожно погладил ее распущенные волосы. - Я же вернусь. Ты и оглянуться не успеешь.
        - Успею, - прошептала она. - Мне страшно, когда тебя нет рядом.
        - Ну… ерунда какая, - растерялся он, не ожидая такой откровенности. - Ты же здесь не одна. Ты же…
        - Совсем одна, если рядом нет тебя, - прошептала она, поднялась на цыпочки и вдруг неумело чмокнула его в щеку.
        Неловко, глупо, но очень трогательно. И замерла, испугавшись собственной смелости.
        - Это… было… лишним, - слова застревали в горле Айболита.
        - Ты прав… - ее лицо вспыхнуло красным цветом.
        - Нет… правда… как-то.. некрасиво… - он попятился к лестнице.
        - Извини, сама не понимаю, как это вышло, - прошептала она.
        - В доме твоего жениха, Маша.
        - Да, я глупая. Прости меня… Ваня.
        Ваня. Не Иван. Не доктор, а Ваня. Он подошел к лестнице, постоял пару секунд, ожидая услышать, как хлопает, закрываясь, дверь. Но ничего не случилось. Он обернулся. Она стояла на пороге, глядя на него. Ее щеки заливала краска стыда, а из глаз катились слезы, прочерчивая прозрачные дорожки среди алых пятен.
        - Я… больше… никогда так не сделаю. Прости… те! - пролепетала она, снова возвращаясь к официальным отношениям.
        - И это будет самым верным решением, - строго заметил Айболит.
        Да к черту! Он прыжком оказался возле двери, влетел в ее комнату, закрыл дверь, наклонился, взял ее за талию и осторожно, но решительно поцеловал. Язык он в буквально смысле засунул в собственное горло, чтобы не пугать ее чувственностью, о которой она пока что не имела ни малейшего представления. По своему профессиональному опыту он знал, как болезненно реагируют многие женщины на проникновение. Любое. Даже языком. Особенно, если у них не было никакого опыта.
        Маша прерывисто вздохнула и обвила его руками, прижавшись к нему всем телом. Айболит вдруг потерял ощущение времени. Прошел день, наступила ночь. Закончился год, пролетело столетие. Где-то там, снаружи, гремели войны, эпидемии, падали правительства, осенние листья и температура планеты, готовившейся к ледниковому периоду. Айболиту было все равно. Он пил ее поцелуй, слегка солёный, слегка сладкий, испуганный и дрожащий от внезапно обрушившихся на нее чувств. Осторожный и дерзкий. Несвоевременный и такой желанный. Вот за это и рвут кресты. За это продают душу сатане. И целого мира мало, если этого нет. Кому он нужен, этот чёртов мир, если нет рук, чье тепло проникает сквозь кожу? Если нет губ, что шепчут твое имя?
        На ее губах горечь от невыплаканных слез. От того, что прожито мало, а боли уже так много! Оттого она и серьёзна не по годам. Милая ты моя, никому я тебя не отдам! Заслоню тебя собой от всех. Ты еще этого не знаешь. А я тебе не скажу. Ты ведь всё равно мне не поверишь! Ты, главное, продержись несколько дней. И всё!
        Айболит с трудом оторвался от Маши и метнулся к двери. Силы оставили ее и она села на кровать. Он открыл дверь, вышел, обернулся. Нет, невозможно уйти! Он снова метнулся в комнату. Пусть ты сейчас совершишь самую большую ошибку. Пусть ты сейчас разрушишь жизнь себе и ей. Да кому, к чёрту, нужна такая жизнь, если не говорить правду? Он шагнул к ней, взял подмышки, поднял. Держа ее на весу, прижался к ней лицом и прошептал:
        - Видишь? Ты висишь в воздухе и не падаешь!
        - Потому что ты меня держишь, Ванечка, - прошептала она.
        - Я буду тебя держать всегда, даже если меня нет рядом. Запомни это ощущение! И не падай, слышишь меня, родная? Только не падай! Воздух держит только тех, кто верит, что под ногами нет бездны.
        - Я постараюсь, - всхлипнула она.
        - Обещай мне! Слышишь? Обещай мне! - настойчиво повторил он, - что ты продержишься несколько дней, пока меня не будет рядом. А потом…
        - Что потом? - она заглянула ему в глаза.
        - Потом… я приеду. И мы… сядем пить чай, да?
        - Да, - покорно согласилась она.
        - И говорить, говорить, говорить. Да?
        - Да, Ванечка!
        Ванечка! Может, послать всё к чёрту и прямо сейчас забрать ее у этих горных козлов? Нет, нельзя! Ты всё испортишь. И станет только хуже. А нужно, чтобы стало лучше. Он медленно опустил ее на пол и пошёл к двери, не оборачиваясь. Только теперь он понял, почему библейскому Лоту запретили оборачиваться. Когда уходишь от самого дорогого, нельзя смотреть назад. Иначе ты, как жена Лота, превратишься в соляной столб.
        Айболит бросился вниз по лестнице.
        АЙБОЛИТ
        Москва встретила его грозой. Айболит ехал в такси из аэропорта, невольно вжимая голову в плечи. Ему казалось, что вот сейчас он обязательно нарвется на знакомого. Москва при всех ее размерах - большая деревня. И как только соврешь, что тебя нет в городе, так обязательно найдутся приятели, которые радостно бросятся навстречу. Главное, чтобы эти знакомые не оказались родней Нисима. Будет очень сложно объяснить тестю, почему он соврал, что летит на Кипр, а вместо этого оказался в Москве.
        Только когда такси остановилось возле его дома, он испытал облегчение. Но ненадолго. Непогода снаружи показалась детской игрушкой по сравнению с ураганом, который организовала его мать.
        - Куда лететь? Зачем? - вопрошала она, трагически заломив руки. - Ёлка в первый класс пошла. Ребенок только привык к коллективу. Срывать ее сейчас, через неполных два месяца после начала первого учебного года - преступление. Я уже не говорю о том, что менять школу в Москве на какую-то Тьмутаракань - это идиотизм!
        - Мама, мне тоже жаль, но это необходимо, - терпеливо уговаривал ее Айболит, собирая вещи дочки. - Прошу тебя: поторопись. Нам в аэропорт выезжать через час.
        - Расскажи мне, что случилось, Иван! Я не прошу. Требую! Это из-за этих диких зверей мы в спешке покидаем дом?
        - Мааа, сейчас некогда. Потом все объясню! - Айболит устало потер виски. - Неужели нельзя хоть раз в жизни сделать так, как я прошу, не задавая вопросов?
        - Раз в жизни? Ты уже просил меня породниться с этими пещерными людьми. И я это сделала. И с тех пор всё полетело в тартарары! Хоть сейчас скажи мне: почему я должна бежать ночью, как преступница?
        - Ты не преступница, мама. Но бежать нужно. Ты права. Обещаю все рассказать по дороге.
        В Краснодаре их встречали с размахом. Вереница черных "Гелендвагенов" въехала прямо на летное поле. Едва Айболит с Ёлкой и матерью спустились с трапа, как к ним бросилась Дарья. Она широко раскинула руки и закричала:
        - Какая красивая девочка к нам приехала! - она подхватила Ёлку на руки.
        За спиной Дарьи маячил здоровенный амбал в чёрном костюме. Он протянул Ёлке большой пакет, доверху набитый шоколадками.
        - Это маленький первый подарочек. Чтобы ты не скучала в дороге. А дома тебя ждут другие подарки, - объяснила Дарья.
        - Дашенька, голубушка, право, это совершенно лишнее, - мать Айболита всхлипнула и прижала к глазам платочек.
        Всем своим видом она выражала скорбь. Черная одежда, черная косынка на голове, сухие воспаленные глаза. Мирослава Казимировна Елагина горевала и не собиралась скрывать это от окружающих.
        - Мирослава Казимировна, а что же вы вся в черном? - испугалась Даша. - Словно кого-то хороните, не дай бог!
        - Это траур, деточка, по моей загубленной жизни, - мать Айболита скорбно поджала губы.
        - Да ладно вам, - Дарья, не спуская с рук Ёлку, погладила ее по плечу. - Нет худа без добра. Так бы и не выбрались ко мне. Сколько лет обещали приехать, да всё некогда было. Теперь зато погостите от души. Садитесь в машину. Холодно очень.
        Все тот же амбал распахнул дверцу машины и помог Мирославе Казимировне сесть. Остальные здоровяки уже спешили к "Гелендвагенам" с багажом семьи Айболита.
        Дом брата Дарьи стоял на пригорке, чтобы вся станица Кащеевка сразу понимала, кто здесь хозяин. Трехэтажный особняк в старинном стиле с белоснежными колоннами был весь увит плющом. С двух сторон от дома, как караульные, располагались две белые беседки, украшенные пухлыми амурами, которые целились в гостей из луков с плоских крыш, засаженных диким виноградом. В огромном саду царил английский порядок: клумбы строгих геометрических форм, ровный, под линеечку подстриженный кустарник и деревья с пышными, но аккуратными кронами. Сбоку чередой шли теплицы со стеклянными крышами.
        Машины замерли перед крыльцом, на котором уже стоял Григорий, брат Дарьи и по совместительству начальник милиции всего Краснодарского края.
        - Ну как тебе пацанский подгон, док? - он сбежал с крыльца и протянул руку Айболиту.
        - Спасибо большое, что помогли и приютили. За всё спасибо! - Айболит крепко пожал широкую, как лопата, ладонь Григория.
        - Да ладно, харэ! - улыбнулся Григорий. - Я ж тебе в Москве сказал, что по гроб жизни обязан. Если бы не ты, не было бы у меня сына. Да и жены, скорее всего, уже бы не было. А казаки слов на ветер не бросают. Ты не боись, горские твои ребята, конечно, серьезные. Но против нас не попрут. Сюда точно не сунутся. Понимают, что мы им тут писю к носу сразу подтянем. Пока подождем малёхо, а там уже порешаем вопросы. У нас большой опыт по производству Золушек из козлов. Оземь ударим, свистнем, гикнем и в полночь из тыквы выйдут красавэллы пуще прежнего, - он загоготал. - Правда, Штырь? - он подмигнул одному из амбалов, который легко подхватил из машины сразу три чемодана и еще два ящика с продуктами.
        - Ага, - басом ответил Штырь, заходя в дом.
        - Коллектив у меня замечательный, - Григорий радостно потер руки. - Сплошные спецы по международным отношениям. Дипломированные - не жук чихнул. Один Штырь чего стоит. Звезда нашей дипломатии. Гордость, можно сказать.
        - Я вижу, - рассмеялся Айболит. - По лицу видно, что у него за плечами пять лет МГИМО. И фамилия такая дипломатическая: Штырь. Это звучит гордо!
        - Лучше тебе не знать, док, почему ему такую кличку приклеили, - рассмеялся Григорий. - Но у него зато своя фирма по доставке людей со всего мира в Кащеевку. "Штырь-экспресс" называется. Ну что? Пройдёмте в дом. Откушаем, чем бог послал. Добро пожаловать, гости дорогие!
        Айболит помог матери подняться по ступенькам, стараясь не смотреть в ее глаза.
        - Из огня да в полымя, - едва слышно прошептала она. - Господи, помоги нам! - она широко перекрестилась.
        Огромный стол в роскошной столовой был уставлен блюдами и тарелками. Прислуга в белых фартуках молча вносила всё новые и новые блюда. Черная икра влажно блестела в хрустальных вазочках. Большие ломти мяса скрывались под горой зелени. Запотевшие штофы водки гордо возвышались над столом.
        Айболит молча ел, стараясь не смотреть по сторонам. Потому что взгляд то и дело прилипал к золоченой лепнине на колоннах столовой, расписанному под Микеланджело потолку, белым бархатным стульям с золотыми спинками и посуде, украшенной инкрустацией.
        Мать Айболита едва прикоснулась к еде и спешно ретировалась в свою комнату. Григорий тоже встал после того, как Штырь шепнул ему что-то на ухо.
        - Поеду, дела не ждут. Буду утром. Остаешься за хозяйку, сестренка, - он чмокнул Дарью в затылок. - Жаль, что моя жена уехала к родителям погостить. А то бы ты, док, посмотрел на сынка, которого сам и вытащил, - обратился он к Айболиту.
        - Далеко уехала? - Айболит отпил вишневого компота из бокала, украшенного золотом.
        - Так в Испанию. Я родителям там домик купил. Чего им здесь в дождях и слякоти делать? Пусть кости греют в тёплых краях. И сынку моему там хорошо, - Григорий вытащил из-за пояса брюк пистолет, перезарядил и положил во внутренний карман черного пиджака. - Насчет школы, кстати, не беспокойся. Я завтра брякну в местную администрацию. Лучших учителей домой пригонят. Будет твоя дочка на домашнем обучении.
        - Спасибо большое! - Айболит прижал руки к груди.
        Столовая опустела. Ёлка с трудом жевала пирожок. Ее глаза слипались.
        - Сейчас за столом заснешь, - проворчал Айболит. - Пойдем уложу.
        - Ой, а можно я? Ну, пожалуйста! - взмолилась Даша.
        - Ну если Ёлка захочет.
        - Ёлка захочет, - кивнула девочка и положила недоеденный пирожок на тарелку.
        - Ты моя красавица! - Дарья прижала ее к себе и поцеловала. - Завтра поедем по магазинам, вдвоем, как подружки. Накупим разного. Всего, чего захотим!
        - А ты любишь папу? - вдруг спросила Ёлка Дарью.
        Даша растерялась, бросила на Айболита смущенный взгляд.
        - Так, это ты уже расшалилась, - нахмурился Айболит. - А ну быстро спать!
        - Люблю, - тихо и очень серьёзно ответила Даша. - Он же мой друг. Мы сто лет знакомы. А не любить друзей нельзя!
        - А я никого любить не буду, - заявила Ёлка.
        - Это почему это? - спросил Айболит.
        - Потому что это больно, - объяснила она.
        - 15 -
        ЧЁРТОВ ПРАВИЛЬНЫЙ СУХАРЬ
        - Так, Ёлка, пойдем-ка я тебя спать уложу, - Айболит подхватил ее и усадил на закорки. - Ох, меньше ешь пирожков, - он согнулся и поморщился. - Еще три дня здесь и конец моей спине! - он перекинул дочь на спину.
        Дойдя до дверей, он осторожно протиснулся в проём и возмущенно пробурчал:
        - Это пдосто у кого-то слифком уфкие двери!
        Дарья захохотала и звонко выкрикнула, поправив на переносице воображаемые очки:
        - Нет, это пдосто кто-то слифком много ест!
        Ёлка заливисто засмеялась, обхватила его за шею обеими руками и зашептала в ухо:
        - Пап, а можно Дарья будет моей мамой? Она такая прикольная!
        - А можно я тебя съем? - Айболит перебросил ее вперед и зарычал, шутливо кусая в шею: - Съем тебя, вредная, маленькая девочка, которая пахнет пирожками и мучает старого бедного отца!
        Ёлка хохотала, отбиваясь от него. Дарья, подперев подбородок рукой, как зачарованная смотрела на них.
        Уставшая от впечатлений Ёлка заснула, едва ее голова коснулась подушки. Айболит на цыпочках вышел из комнаты, осторожно прикрыл дверь и зашел в свою комнату, которая располагалась рядом с комнатой Ёлки на третьем этаже огромного особняка. Он зажег свет и вздрогнул от неожиданности. Дарья сидела на кровати. На ней был только черный шелковый халатик, расписанный серебряными китайскими драконами.
        Айболит только хотел спросить ее, что она здесь делает. Но Дарья сбросила халатик, под которым ничего не было, и подошла к нему.
        - Даже твоя маленькая дочка всё понимает, но только не ты. Прошу тебя, Ваня, подари мне ребенка!
        - Я тоже тебя прошу, Дарья: никогда не выпрашивай любовь. Особенно, если её нет. Любовь ведь нельзя заслужить, её нельзя выпросить. И если её нет, то это отсутствие ничего не изменит. Не обижайся, но у меня просто не горит при мысли о тебе, понимаешь? И ты с этим ничего не сможешь поделать. Разве что с достоинством принять этот факт. Живи своей жизнью, и я уверен, что когда-нибудь ты обязательно встретишь своего мужчину. Тебе ничего не нужно будет у него просить. Он сам даст тебе всё. И ребенка тоже. Оденься, пожалуйста, - он поднял с пола ее халат.
        Стараясь не смотреть на ее наготу, набросил халат на плечи Дарьи, повернулся к ней спиной. Она прижалась к нему и крепко обняла. Он почувствовал ее тяжелую и горячую грудь на своей спине.
        - Когда-нибудь? Мне нужен от тебя ребёнок сейчас, Ваня! - прошептала она. - У меня как раз сегодня залётные дни. Это бог послал мне тебя именно в этот день. Всё неспроста. Вымолила, выплакала, лежа на полу в церкви. Неужели я не заслужила такой подарок за столько лет? Я же верная, как собака! Ни на одного мужика даже не взглянула за все эти годы. Не слушала тупые разговоры, мол, Дашка, заведи себе мужика, как анальгинчик, для здоровья. Что же ты мне отказываешь в такой малости? Это же безбожно! - она заплакала, схватив его за руку. - Безбожно! Я так мечтала о нас с тобой! Много лет подряд вижу один и тот же сон: паровозик, старинный такой, весь в медных бляшках. А внутри ты и я. Мы едем по Европе: Париж, Ницца, швейцарские Альпы. Мы смотрим старое кино, целуясь на задних рядах. Мы пьем горячий чай в крошечной гостинице в Альпах. Я дую в твою чашку, чтобы ты не обжёгся. А потом мы в Италии. Рвем тяжелые спелые апельсины с дерева. И вдруг начинается ливень. Но это не вода. Это падают золотые звезды и превращаются в крупные капли. Мы прячемся под этим деревом. Ты берешь апельсин, снимаешь кожуру и не
делишь его на дольки, а ломаешь на большие, сочащиеся сладким нектаром куски, и протягиваешь мне на ладони. И я ем эти куски с твоей ладони. По подбородку течет сок. И ты целуешь меня, жадно слизывая с меня оранжевую сладость.
        - Мы с тобой друзья, Даша! А друзья не спят друг с другом! - устало возразил Айболит. - Знаю, что это звучит грубо. Но нам нельзя обниматься, целоваться и…
        - Мы не друзья, Ваня, - она повернула его лицом к себе, - я люблю тебя. Давно и безнадёжно. Я умираю от любви к тебе, чертов правильный сухарь! До дрожи, до мурашек, до беспамятства. Почему ты такой хороший? Неужели хоть раз в жизни не можешь побыть беспринципной сволочью и переспать с женщиной, которую не любишь? Это ведь ради благого дела. Ты меня спасешь, если подаришь ребенка! Умоляю тебя! - она опустилась на колени.
        - Встань! Не смей так, слышишь? - он подхватил ее на руки и положил на кровать. - Я приехал сюда, чтобы спасти другую женщину. Ты ведь знаешь. Я не врал тебе.
        Он встал, чтобы отойти подальше, но Дарья вскочила, схватила его за руку и положила на себя. - Если ты сейчас уйдешь, я с собой что-то сделаю. Потому что всё равно не выживу в одиночестве, Ваня! Мне плевать, кого ты там спасаешь. Мне плевать, что ты любишь не меня, а твою эту Машу. Мне не привыкать к тому, что между нами всегда стоит женщина, которую ты любишь вместо меня. Сначала это была Диана. Теперь Марья. Наплевать мне! Я просто хочу ребенка от тебя. Если ты не захочешь его видеть, то никому не расскажу, что ты отец. Всё сделаю так, как скажешь, Ванечка!
        Он замер, лёжа на ней. Отчаянные глаза. Умоляющий взгляд. Быть с ней - предать себя, принципы и Машу. Не быть… а ведь она не шутит. Она, действительно, готова сделать с собой страшное. Он слишком хорошо знал этот женский взгляд. Женщины плачут и кричат, когда хотят изменить свое решение, но сами не могут. Тогда они привлекают внимание мужчины, чтобы он всё сделал за них. Чтобы взял ответственность за ошибки и боль. Но если женщина что-то решила, то во всём мире нет силы, способной изменить это решение. Тем более, если речь идет о Дарье. Казацкая кровь, невероятная, неженская решительность в сочетании с бешеной натурой. Ты ведь себе потом не простишь, Айболит. Хочешь не спасти еще одну? Тогда тебя впору переименовать в доктора Айнеспас.
        Она ждала решения Айболита, глядя на него снизу вверх.
        - Безбожно, говоришь? - горько усмехнулся он. - Согласен, хоть и неверующий. А знаешь, что еще безбожно? Врать мне много лет. Расскажи мне, что тогда случилось с Дианой. Только не смей лгать, что ничего не помнишь! Дай мне то, что нужно мне. И я дам тебе то, что нужно тебе.
        - Хорошо, - она осторожно отодвинула его и села, завернувшись в одеяло. - В тот день мы с Дианой вышли из дома. А во дворе был пьяный Рафик на "Харлее". Диана спросила: откуда мотоцикл? Он ответил, что друг купил и дал покататься. И что из-за такой сестры, как она, у него никогда "Харлея" не будет. И бросил ей в лицо приглашение на свадьбу того парня, за которого она должна была выйти замуж, если бы не…
        - Не я? - спросил Айболит.
        Они кивнула и тихо, ежеминутно запинаясь, продолжила: - Тот несостоявшийся жених Дианы был очень богатым. Его семья и родители Дианы давно договорились поженить детей. И когда ты нарушил их планы, Нисиму пришлось доставать огромную сумму денег, потому что у Нисима и отца этого парня был совместный бизнес. Ну и разозлённая семья жениха сразу вышла из бизнеса и оставила Нисима одного. Плюс еще подключили важных людей. Твоего тестя тогда не слабо так прессанули. Он влез в долги и проблемы. Всё это Рафик ей напомнил прямо во дворе. Диана разозлилась, села в машину. Рафик начал стучать в стекло, чтобы она открыла окно, так как он еще не договорил. Она дала по газам. Рафик вскочил на "Харлей" и поехал за нами. Мешал все время. Лез прямо под колеса, выныривая то справа, то слева и кричал, чтобы она остановилась. Но Диана его послала, куда подальше. Потом начал петлять и кричать, что вот так Диана должна была уворачиваться от… господи, прости меня, Ваня! - она замолчала.
        - От чего? - не понял Айболит.
        - От твоего семени, чтобы не забеременеть и не выйти замуж за нищего, да еще и чужого. Диана злилась. Кричала ему, чтобы он отстал. А он прицепился, как банный лист. Потому что был бешеный и страшно пьяный. Я пыталась его вразумить. Кричала, что Диана беременная, что ей может стать плохо за рулем. Я умоляла ее пустить меня за руль. Но она закусила губу и уже ничего не слышала от злости. Сам знаешь: она вроде так тихая была, но за своих могла порвать кого угодно. За тебя особенно.
        А потом мы въехали на тот злополучный участок шоссе. И этот идиот вырвался вперед, хотел развернуться, чтобы поехать нам навстречу, но перевернулся. Он в одну сторону полетел, "Харлей" в другую. И наша машина мчалась прямо на него. А трасса узкая и никак не объехать. Диана резко свернула влево, не удержала машину и на полном ходу врезалась в бетонное заграждение. Дальше ничего не помню. Открыла глаза уже в реанимации.
        - Поэтому они и придумали историю с неисправными тормозами? - тихо спросил Айболит.
        - Ну да, Ваня. А как иначе было выкрутиться?
        - Почему ты столько лет молчала, Даша? - Айболит схватил ее за плечи и затряс. - Почему ты молчала?
        - Ко мне пришел Нисим и сказал, что его дочку уже не вернуть. А сына посадят. Ёлку отберут и он ее больше никогда не увидит. И еще он очень боялся, что ты убьешь Рафика и сядешь. И тогда Ёлка останется сиротой. Мне на Нисима плевать, но я тоже испугалась, что ты его убьешь и пойдешь на зону. Мне не нужно было Диану за руль пускать. Я всегда лучше водила. Я бы справилась, - заплакала Дарья, обхватив его за плечи. - Я виновата. Я!
        Айболит закрыл руками лицо и замер. Немного притихшая боль вдруг взорвала сердце с новой, удвоенной силой. Айболит замычал, раскачиваясь из стороны в сторону.
        - Тише, тише, не нужно, пожалуйста! - Дарья обхватила его, скинула одеяло и прижалась всем телом.
        Айболит воспаленными глазами смотрел в одну точку. Там невидимый киномеханик крутил одну и ту же короткометражку: удар, скрежет металла о бетон, визг скорой помощи, синий свет мигалок, разрывающий темноту и жизнь в клочья, морг, каталка с телом жены, накрытым простыней, могила Дианы. Семь кадров. По кругу. Без остановки. С самого начала и до конца.
        И чем быстрее мелькали кадры, тем холоднее ему становилось. Лютый мороз сковывал тело. Могильный холод заползал в легкие, не давая дышать. Айболита бил озноб.
        - Тише, Ванечка, тише! Я сейчас. Я здесь, - Дарья прижалась к нему и накрыла их обоих одеялом. - Вот так… хорошо… тихо, тепло, безопасно, - ее горячие губы прижались к его рту.
        Женское тепло. Здесь, рядом. Против могильного холода и невыносимых мук памяти. Понятное, близкое тепло, готовое утешить и подарить забвение хотя бы ненадолго. Он положил руку на ее обнажённое бедро и прижал Дарью к себе.
        - Ванечка, - прошептала она, не веря своему счастью.
        Он опрокинул Дарью на спину, уткнулся лицом в ее плечо и ворвался в безопасное убежище, в котором нет смерти. Только жизнь.
        Рано утром Айболит проснулся и повернулся к Дарье. Но постель была пуста. Он оделся и спустился вниз. Дарья варила кофе на кухне.
        - Ты вовремя, - она поставила перед ним чашку с бурлящим кофе.
        Восхитительный аромат крепкой "арабики" с шоколадным трюфелем поплыл по всему дому.
        - Ешь, - она достала из духовки стопку блинов, положила на тарелку, подвинула к Айболиту мед, варенье и вазочку с запотевшей от холода красной икрой.
        Села рядом и взяла с тарелки два ажурных блина, щедро полив их медом.
        - Приятного аппетита! - улыбнулся Айболит.
        - Аппетит хороший, - кивнула она, надкусывая блин. - Потому что он уже здесь, - она погладила себя по животу.
        - Ты не можешь этого знать, - осторожно заметил Айболит.
        - Это вы, мужики, ничего не знаете, - хмыкнула она. - А я баба. Я нюхом чую. Он уже во мне.
        - Дарья, - мягко начал и он положил вилку на стол, - то, что произошло сегодня ночью было не просто ошибкой. С моей стороны это было подлостью по отношению к тебе и той, другой…
        - Хватит, Ваня, - перебила она его и взяла за руку. - То, что ты сделал, было величайшим подарком. Если, конечно, я забеременела. И тебе не за что себя винить. Наоборот, ты должен знать, что я всегда буду тебе благодарна. И никогда ничем не попрекну. И даже не напомню ни о чем. Мешать твоим планам тоже не буду. Только помогать. Всегда, когда тебе понадобится помощь. И давай закроем эту тему навсегда. Тем более сейчас, когда никто ни в чем не уверен, - она положила руку себе на живот.
        - Мне пора, - Айболит встал. - На самолёт опоздаю. Жаль, не успел попрощаться с мамой и Ёлкой. Что-то они заспались.
        - А у нас здесь воздух такой, что все, кто из Москвы приезжает, первые несколько дней спят беспробудно. Пойдем, провожу тебя, Ваня, - она встала из-за стола.
        Айболит сел в черный "Гелендваген". За рулем сидел молчаливый парень с непроницаемым лицом. Айболит обернулся. Дарья стояла у дома, зябко кутаясь в большую шаль. Она печально улыбнулась и перекрестила отъезжающую машину. Айболит почувствовал острый укол совести. Неправильно это. Не нужно было уступать ей. Получается, что поматросил да и бросил. Но с другой стороны, иногда дать женщине ребёнка - это милость и подарок. Она просила. А он нуждался в давно позабытом женском тепле. Ему необходимо было отделить от себя прошлое. И что может быть лучше, чем вместо смерти подарить кому-то новую жизнь? Или ты, Айболит, законченный подлец и сам себя уговариваешь из чувства самосохранения.
        Он прилетел в Москву. Времени до следующего самолёта было в обрез. И лучше бы пересидеть в аэропорту. Тем более, что так меньше шансов нарваться на знакомых. Но ему не сиделось. Он должен был попрощаться, повиниться, поговорить. Айболит вызвал такси. По дороге попросил водилу остановиться возле цветочного, вышел и купил одну розу на длинном стебле.
        На кладбище было тихо и пустынно. Айболит положил цветок на могилу Дианы, опустился на колени, положил руки на белые буквы, высеченные на черном камне:
        Тебя настолько нет, что ты везде:
        В чужих словах, в течении под кожей.
        Ты мне не снишься, в этом нет нужды,
        Ты наяву мерещишься в прохожих.
        - Всё не так, моя хорошая. Всё без тебя наперекосяк. Наделал я ошибок. Запутался, заблудился в себе, в тебе, в жизни. Уже не понимаю, что правильно, а что нет. Плохо мне без тебя, родная. Очень погано. С тобой я точно знал, что нужно делать и как. Вот берег левый, вот берег правый, а между ними мы с тобой. И всё было понятно и честно. А теперь меня бросает из стороны в сторону. И я не вижу берегов. Хочу всё сделать так, как нужно. Хочу всем помочь, а выходит наоборот. Ты прости меня, милая, за то, что не уберег. За то, что не был рядом, - прошептал он. - Никогда тебя не забуду, родная моя. И Маша… это продолжение тебя. Ее спасу, если тебя не смог, - он обнял могильный камень и заплакал.
        МАША
        Почему Айболит уехал? Так внезапно оставил меня одну. Понимаю, что у него неотложные дела. Что его жизнь не крутится вокруг меня. Не я - центр его вселенной. Но так страшно оставаться одной, когда привыкла, что он рядом. Не представляю, как буду жить без Айболита, когда выйду замуж за Амира.
        - Маша, ты что сидишь одна? - Раиса, как обычно, без стука, зашла в мою комнату. - А ну-ка живо приведи себя в порядок и спускайся завтракать. Кстати, могла бы и помочь на кухне, - она недовольно поджала губы. - Опять за старое взялась? Встаешь поздно, сидишь в комнате. Ты это бросай! Вот-вот станешь замужней.
        - Мне не хочется завтракать, тетя. Можно я здесь посижу?
        - Нет, нельзя, - отрезала она. - Ты должна быть частью семьи и подчиняться общему распорядку дня. Живо! - она подошла к шкафу, достала оттуда черную юбку в горох, белую блузку и красный пояс. - Надень. Тебе этот наряд очень идет. Волосы причеши, реснички накрась, помадой пару раз мазни светлой. Там Анжела уже с утра при полном параде. Губени намазала, аж светофор потух от зависти. А ты распустёха! Бледная, как моль.
        Я пошла в ванную и встала под душ в надежде на то, что можно понежиться под тёплыми струями в одиночестве. Но тетка решительно зашла в ванную комнату.
        - Если надумала прохлаждаться тут полчаса, то и думать забудь. Ополоснулась и хватит, - она сняла с крючка полотенце и бросила мне. - Быстро! Чтобы через пять минут была готова. Я жду в комнате. Без тебя не спущусь.
        Я поспешно причесалась, оделась и мы с Раисой спустились в сад. Анжела бросила на меня быстрый взгляд, на миг задержавшись на красном поясе, который подчёркивал мою тонкую талию. Скривилась, положила обратно булочку, намазанную маслом и вареньем, и прикрыла пухлый живот скатертью.
        - Доброе утро! - Амир взял кусок хлеба, намазал его мягким сыром с кусочками зеленых оливок и протянул мне. - Ешь. А то слишком худая.
        - Вот и я говорю, - Раиса поставила передо мной чашку чая. - Надо бы жирка нагулять малость. А то вон Анжела пышечка-красавица какая! А ты, Маша, догоняй.
        Анжелу перекосило от злости. Она резко встала, отодвинув стул. Но в этот момент зазвонил ее телефон.
        - Алло! - прошипела она.
        Но через пару минут разговора ее лицо расплылось в улыбке.
        - Моя двоюродная сестра родила, - радостно сообщила она. - Ее мать позвонила только что. Они все в больнице в Хайфе. Приглашают приехать.
        - Ай, какая радость! - воскликнула Раиса. - Так прямо сейчас и поедем. Тебе сейчас удобно, Амир?
        - Нет, мне нужно посидеть с документами, - покачал головой он. - Так что давайте сами. У нее сын или дочь?
        - Сын, - сообщила Анжела.
        - Ну значит все равно придется ехать на обрезание. Там и поздравлю. А сегодня давайте сами. Без меня. Полтора часа туда, полтора обратно, плюс в больнице еще час точно. Нет, не успею.
        - Маша, одевайся, - скомандовала Раиса.
        - Ээээ… это не самая хорошая идея взять туда Машу, - Анжела села за стол и принялась задумчиво теребить скатерть. - Мать моей двоюродной сестрёнки - родная сестра моей мамы. И она не очень любит Машу, так как хорошо помнит ее мать. Она и с моим папой едва здоровается после того, как он признался, что мать Маши…
        - Достаточно! - оборвал ее Амир. - Мы поняли. Значит Маша останется дома со мной. А вы поезжайте. Сейчас сообщу водителю, чтобы машину подготовил.
        Мы с Амиром остались наедине за столом. Он отпил чай, пристально глядя на меня поверх чашки. По спине пробежал холодок. Я вскочила и принялась убирать со стола, стараясь не встречаться с ним взглядом. Я как раз перемыла всю посуду, когда Раиса и Анжела, оживлено болтая, быстро пошли к воротам. Послышался звук отъезжающей машины.
        Всё! Мы наедине. Я быстро поднялась в свою комнату и заперла дверь на ключ. Что делать, если он придёт? Сказаться больной? Соврать, что голова болит и акклиматизация еще не закончилась? Да, это выход.
        Ручка двери заходила ходуном.
        - Марья, открой! - послышался из-за двери голос Амира.
        Сердце ухнуло в пятки. Пытаясь восстановить дыхание, я медленно произнесла:
        - Мне очень болит голова. Хочу отдохнуть.
        - Я просто посижу рядом. Нужно поговорить, - он снова начал дергать ручку двери.
        Какое счастье, что я догадалась запереть дверь! Но радость моя была недолгой. Щелкнул ключ в замке, ручка повернулась и Амир распахнул дверь.
        - 16 -
        КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ
        - Ты чего закрываешься от меня? - Амир зашёл в комнату.
        - Не люблю открытые двери. У меня агорафобия - боязнь открытого пространства.
        - Это зря. Твоя дверь должна быть всегда открыта для меня, - улыбнулся он. - И бояться ты должна только одного: моего гнева и неудовольствия. Дай лоб пощупаю. Может, заболела? В октябре у нас здесь очень много вирусов, - он положил руку на мой лоб. - Нет, всё в порядке.
        - Я просто плохо спала. Хочу отдохнуть. Не мог бы ты оставить меня одну?
        - Вообще-то мужья и жены обычно спят вместе, - он обнял меня и прижал к себе. - Ты бы начала привыкать, что ли? Хочешь отдохнуть? Вместе и отдохнем. Разденься, будет удобнее, - он расстегнул красный пояс на моей талии.
        - Да я так прилягу. Просто полежу немного и всё, - я попыталась выскользнуть из его объятий.
        - Так не нужно, - он взялся за верхнюю пуговицу моей блузки. - Дай хоть посмотреть на тебя.
        - Нет! - я схватила его руку и попыталась убрать от пуговицы.
        Мне не удалось даже чуть-чуть сдвинуть его пальцы.
        - Какая ты недотрога! - он перехватил мою руку второй рукой. - Раньше это забавляло. Но сейчас начало подбешивать. Всему есть предел, Машенька.
        - Пожалуйста, оставь меня одну, - взмолилась я. - Очень голова болит. Мне нужна таблетка.
        - Тебе нужен мужик. Причем давно. Оттого у тебя и голова болит. Дозрела, а рядом никого. Это хорошо что ты меня дождалась и никому не дала. Но сейчас хватит ломаться, слышишь? - он попытался поцеловать меня.
        Я в этот момент хотела упереться руками ему в грудь и невольно сделала шаг назад. Забыла, что он до сих пор крепко держит мою блузку. От движения назад тонкая ткань затрещала, пуговицы посыпались на пол и блузка распахнулась.
        - Я тебя предупреждал, что со мной играть нельзя. И сопротивляться тоже! - глаза Амира вспыхнули, лицо пошло красными пятнами.
        Он схватил меня за грудь и толкнул на кровать.
        Я упала на спину, немедленно перекатилась на край и хотела вскочить . Но он бросился на меня, коленями придавил мои ноги, разорвал на мне юбку и взялся за трусы.
        - Нет, не нужно! - закричала я. - Пожалуйста!
        - Мы почти женаты, - зарычал он, целуя меня в шею. - Сейчас или через две недели - какая разница? - одной рукой он разорвал на мне белье.
        Я сопротивлялась изо всех сил, но он был огромный, тяжелый и вообще никак не реагировал на мои попытки сбросить его с себя. Он их просто не замечал. Рыча от возбуждения, Амир целовал мою грудь, шею, живот, бедра. Потом навалился всем телом, прижал меня к кровати и я вдруг почувствовала, как он возбуждён. Еще немного - и я, действительно, стану его женой.
        Я ничего не видела. Не могла дышать. Повсюду был он и его мощное агрессивное тело, которое стремилось слиться с моим. Мое лицо уткнулось в его плечо. Он нависал надо мной, как огромная гора. Как женщины соглашаются на такое? Быть внизу, в положении бабочки, распятой на картонке гербария? И когда я почувствовала, что ему почти удалось, то из последних сил выгнулась под ним дугой и закричала:
        - Остановись, Амир! Я же твоя жена. За что ты меня так унижаешь? Почему силой? Почему? Господи, помоги мне! Ты же верующий! Соблюдаешь заповеди. Как же ты можешь так поступать со мной? Разве этому учит тебя твой бог?
        Он замер, тяжело дыша. Я боялась пошевелиться, чтобы не распалять его еще больше. Он и так весь горел и пылал. Амир выдохнул, одним прыжком вскочил на ноги и застегнул брюки.
        - Бес! - прошептал он. - Полуденный бес! Да что в тебе такого особенного, что я чуть не взял грех на душу? - он схватился за голову, покачнулся, бросился к стене и изо всех сил ударил по ней кулаком. - Не знаю, что со мной! Не понимаю. Как? Бесов нужно изгонять. Элоим! - закричал он, глядя в потолок. - Господи, зачем ты меня испытываешь!
        Амир бросился к двери, вылетел в коридор и крикнул оттуда:
        - Запри дверь и оставь ключ в замке. Не отпирай, даже если попрошу. Мне нельзя быть с тобой наедине. Будь проклята ты и твой бес!
        Я вскочила, заперла дверь, оставила ключ в замке и сползла на пол. Всё тело болело от его рук. На груди наливался багровым гигантский засос. Закрыв рот обеими руками, я тихонечко завыла. И вдруг внизу, в саду, послышался не то стон, не то плач. Не дыша, я на цыпочках подошла к окну.
        Амир дрожащими руками наматывал на левое предплечье тфилин - черный ремешок, который используют для молитвы. Обмотав руку, он прикрепил ко лбу коробочку, соединенную с ремнем на руке, накинул на себя талит - белое молитвенное покрывало, и принялся истово молиться, раскачиваясь вперед-назад. Из всей молитвы я понимала только два слова, потому что слышала их, когда молился мой отец: "элоим" - господь мой и "рахэм" - смилуйся.
        Я подняла с пола разорванную юбку и вынула из кармана крестик. Зажав его руках, я начала просить бога избавить меня от этой свадьбы, от Амира и от всех остальных. И в эту минуту вдруг ясно поняла, что моя жизнь окончена. Я не смогу быть его женой. Не выживу в первую брачную ночь и во все последующие. Как мне жить? Зачем? Если меня предал даже родной отец! Это из-за него я так страдаю. Из-за него должна прожить остаток своих дней в каждодневных муках, с ужасом ожидая ночи. Я осторожно положила крестик на кровать. Нельзя держать крест в руках, если чувствуешь острую ненависть. А я в эту минуту возненавидела своего отца. И если бы он сейчас был здесь, то, наверное, я даже смогла бы плюнуть ему в лицо. А потом сказать, как его ненавижу!
        Если бы Айболит сейчас был здесь! Хоть одним глазком посмотреть на него! Уверена, что мне стало бы легче. Но как жить дальше? Через две недели я стану женой Амира и смогу видеть Айболита только изредка, украдкой. Может быть, если я забеременею, то смогу видеть его чаще. Но как это будет ужасно: смотреть на мужчину, которого любишь, и носить в себе ребенка от того, кого ненавидишь. Разве можно так жить? Как же живут все эти горские женщины, которых вот так же отдали замуж за нелюбимых? Привыкают? Наверное. Но я точно знаю, что не смогу. И изменить ничего не смогу тоже. Наверное, когда бог писал мою судьбу, то каллиграфическим почерком выводил алыми молниями на темных небесах: казнить нельзя помиловать. Но так и не решил, где поставить запятую.
        Я посмотрела на себя в зеркало. Растрёпанная, испуганная, дрожащая. Неужели это я? Да, собственной персоной. Вечная жертва. Все меня предали и продали: отец, тетка. Я подошла к зеркалу и всмотрелась в свое отражение. Бескровные губы, заплаканные глаза. И мне вдруг стало так противно! Как можно было позволить им всем так с собой обращаться? Та смелая горская девушка на моей помолвке рассказала, что сбежала в Америку и ничего они с ней не смогли сделать. Почему я осталась?
        Почему позволила Амиру так себя вести? Я - дрянь. Безвольная, слабая и трусливая. Я - рохля. И они все это знают. Поэтому и делают, что хотят. Как же мне раньше это в голову не пришло? Всех обвиняла, но только не себя. А ведь сама виновата во всем. Потому что боялась вырваться из привычного уюта, из комфорта. Если можно так назвать те условия, в которых я жила. Да, тетка вечно пилила меня, но при этом кормила и поила. Отец, который продал меня, все-таки обеспечивал. И я боялась потерять ту малость, что есть. Хотя для кого-то это, наверное, очень много.
        Я привыкла к тому, что мной все помыкают в обмен на теплую постель, на еду и на уверенность в том, что завтра всё будет так же, как вчера. И что в любом случае не останусь одна, без крыши над головой, голодная и холодная. Значит, я - дрянь и приспособленка! Бежать - вот что мне нужно. Пусть я останусь без хлеба и крова. Буду жить на улице. Но зато так, как хочу. И никто не посмеет вот так лечь на меня, как Амир сегодня.
        Словно в ответ на мои мысли, откуда-то вдруг повеяло теплым ласковым ветерком. Вот он, ветер свободы! Одна, никому не нужная, посреди огромной дороги. Зато сама себя хозяйка.
        АЙБОЛИТ
        Он прилетел в Израиль под вечер. С замиранием сердца подошел к воротам дома Амира. В саду за столом сидел Рафик и жадно ел. Раиса сидела рядом, подливала, подкладывала и сочувственно кивала. Рафик глотал, не жуя, и ругал местную еду.
        - Вообще-то тюрьма - это не санаторий, - ехидно заметил Амир, зачерпнув горсть орехов с большого блюда в центре стола.
        - Вообще-то я уже понял, - огрызнулся Рафик.
        - Ну дайте мальчику поесть, - укоризненно покачала головой Раиса. - Вон как оголодал. - Чи ху! Ешь давай!
        - Шалом, - улыбнулся Айболит и поискал глазами Машу.
        В саду ее не было.
        - Ты как раз к ужину. Садись, тарелку сейчас дам, - Раиса вскочила на ноги.
        - Я уже, - Маша вышла из дома, держа в руках пустую тарелку.
        Она поставила ее на стол, но при этом неотрывно смотрела на Айболита. Бледное лицо, заплаканные глаза, дрожащие руки. Он понял, что в его отсутствие здесь что-то произошло. Воображение немедленно нарисовало черным углём мрачную картину: Амир, Маша, его удовольствие, ее слезы. А ты, Айболит, в это время… он заскрипел зубами от досады и злости на самого себя.
        - Хлеба еще принеси, - буркнул Рафик, смерив Машу злобным взглядом.
        - С возвращением, доктор, - улыбнулась она, не глядя на Рафика.
        - Я говорю: метнись в кухню и принеси хлеба! Ты что оглохла? - Рафик стукнул кулаком по столу.
        - Хватит! - крикнул Амир, поднимаясь. - Я смотрю: тебя ничему не научили в полиции. Значит, плохо учили. Слушай меня внимательно, Рафаэль, - он оперся на стол, нависая над Рафиком. - В моем доме только я могу приказывать своей будущей жене.
        - Она моя сестра вообще-то, - Рафик вскочил на ноги. - И пока ты еще не ее муж, я за нее отвечаю вместо отца, который в Москве.
        - Ай, всё! Завёлся, петух! - Раиса тоже вскочила и стукнула Рафика ладонью по лбу. - Лэгэйтуре сэхт сох! Закрой рот! Иначе я немедленно звоню Нисиму! Бешеный стал какой! Ээээ! - она рубанула ладонью воздух. - Совсем дикий! Вообще уже управы на тебя нет! А ну в дом пошел! - она схватила Рафика за рубашку и потянула.
        - Перестань, тетя! - возмутился он.
        - Не перестану! - вскинулась Раиса. - Сейчас Амир тебя из дома выгонит и будет прав. Позор какой! Вести себя не умеешь! Забыл про уважение к хозяину дома? Хотур, Рафаэль, хотур! Уважение! Завтра же в Москву отправлю к отцу. Закрой рот и марш в дом! - она схватила его за руку и потащила за собой.
        Красный от злости и стыда Рафик покорно поплелся за ней, не решаясь спорить. Но пару раз обернулся, бросая на Машу злобные взгляды.
        Айболит опустил глаза в тарелку, стараясь не смотреть на Рафика. Его рука судорожно сжала нож. Он поймал себя на этом движении и отложил нож в сторону. Не сейчас. Не при всех. Успеется.
        Маша села рядом с ним, держа двумя руками чашку с чаем. Ее пальцы мелко дрожали.
        - Что-то в нашем доме все перессорились после того, как сюда приехала одна серая мышь, - заметила Анжела, которая до этого молча сидела рядом с Амиром.
        Амир медленно повернулся к ней. Она, опустив глаза, резала на тарелке козий сыр и помидоры.
        - Если кому-то что-то не нравится, то дверь открыта, - отчеканил он.
        Анжела вспыхнула, подняла на него глаза, но немедленно снова опустила их. Амир молча ждал ее реакции. Анжела порезала один помидор, второй, третий. По ее щеке медленно поползла слезинка.
        - Ты рубашку мне на завтра погладила? - ядовито осведомился Амир. - У меня в десять утра встреча в Рамат-Гане на алмазной бирже.
        - Ты не сказал мне погладить, - возразила она.
        - А я и не должен. Хорошая жена сама понимает, что если у мужа встреча с важными людьми, значит, он должен выглядеть на все сто. Хорошая жена должна думать о муже день и ночь, предугадывать его желания и помогать во всем. Помнишь, что поют еврейские мужья каждый шабат, когда возвращаются из синагоги? Песню об эшет хаиль - хорошей жене. Каждый еврейский муж восславляет свою жену в священный шабат. Жену доблестную - эшет хаиль - кто найдёт? Намного выше жемчуга её цена. Уста свои открыла с мудростью, и поучение милосердия у неё на языке. Слышишь, Анжела? Поучения милосердия, а не яд. Считаешь, мне есть кого прославлять? Я так не думаю! Следит она за происходящим в доме её и хлеб ленности не вкусит. А помнишь стих, который идет сразу за этим?
        Анжела медленно отодвинула тарелку, взяла салфетку и вытерла слезы, которые быстро догнали ту, первую слезинку, и теперь размазали всю косметику на ее лице. Она судорожно всхлипнула и попыталась задержать дыхание, чтобы справиться с рыданиями. Но получалось плохо.
        - Помнишь или нет, Анжела?
        Она кивнула.
        - Тогда произнеси это.
        Она молчала.
        - Не слышу ответа! - рявкнул Амир.
        Анжела вздрогнула и тихо прошептала:
        - Вэ якуму бнэа, вэ яашруа… - она закусила губу и плечи ее затряслись от рыданий.
        - Нет, по-русски, пожалуйста, чтобы все понимали! - Амир хлопнул ладонью по столу.
        - И встанут сыны ее, и восхвалят ее… - Анжела громко заплакала, не в силах больше сдерживаться.
        - Правильно! - кивнул Амир. - И встанут сыны ее. Разве дала ты мне сыновей? Разве могу я петь тебе эту песню в шабат, когда в этом пустом доме не раздаются детские голоса? Разве можешь ты после этого возмущаться той, которая приехала сделать твоего мужа самым счастливым на свете? Отвечу за тебя: нет. Зайди в дом, Анжела. И подумай о том, как тебе стать хорошей женой. Чтобы мне было кого прославлять в шабат. Может, тогда у тебя не останется времени на глупости.
        - Ты ужинала? - обратился к Маше Айболит, чтобы нарушить неловкое молчание, возникшее после выволочки, что устроил Амир жене.
        Она непонимающе посмотрела на него, думая о своём.
        - Это я к тому, что хочу ее завтра с утра забрать в клинику на анализы, если ты не против, - объяснил Айболит Амиру. - Поэтому Марья должна соблюдать пост двенадцать часов. Лучше всего было бы сейчас поесть и до утра уже поститься.
        - Не против, - кивнул Амир. - Ты там поколдуй со своими склянками-банками, чтобы всё потом было тип-топ. Слышала, что доктор сказал? - Амир подвинул к Маше плетеную корзинку с хлебом и булочками. - Ешь. Тебе потом до утра голод терпеть.
        Маша взяла булочку с корицей и надкусила. Айболит услышал громкую музыку сверху. Он поднял голову. Рафик сидел на подоконнике, держа телефон в руках.
        - Давай, до свидания! - лихо выводили певцы с сильным кавказским акцентом.
        Недоумок! Нет, не вытерпеть! Не дожить до того момента, когда руки сомкнутся на шее этого винторогого козла! Лучше пойти к себе, иначе - не ровен час - он сорвется. И тогда весь план псу под хвост. А от него зависят люди. И, прежде всего, Марк, который погонами рискует.
        - Пойду лягу, простите. Очень устал с дороги, - Айболит встал.
        - Спокойной ночи! - Амир отрезал большой кусок шоколадного пирога и положил на тарелку Маши.
        - Красивых снов! - Маша, наконец, подняла глаза от чашки с чаем.
        - Лучше вообще без них, - улыбнулся Айболит. - Утром жду тебя здесь. Мы на пару дней уедем в клинику, поэтому возьми, пожалуйста, запас всего необходимого.
        Она кивнула.
        Сон был тревожным. Ему снился Рафик. До утра Айболит успел убить его раз десять, и все время разными способами. И даже во сне был сильно разочарован каждый раз, что это уже случилось.
        Утром он сложил небольшую сумку, чтобы не вызвать подозрений. Остальные вещи придется оставить здесь. Ну и чёрт с ними! Ровно в восемь утра Айболит уже сидел за столом в саду, дожидаясь Машу. Она вышла в четверть девятого, держа в руках небольшую дорожную сумку. Маленькая женская сумочка на длинном ремне висела на ее плече.
        - Я приеду вечером навестить тебя, - Амир поцеловал ее в затылок.
        Айболит увидел, как Маша вздрогнула.
        Айболит едва дождался, пока водитель тронул машину. Он надеялся больше никогда не увидеть этот дом.
        Едва зайдя в вестибюль клиники, Айболит немедленно набрал Марка.
        - Машина готова, - не здороваясь, доложил Марк. - Мои ребята ее поставили с другой стороны улицы, у служебного входа, чтобы не светить с парадного. Ключи на магнитном брелке под левым передним колесом. С богом, Ваня. На связи.
        - А где мне вещи положить? - спросила Маша.
        - Сейчас найдем им место. Пойдем, - Айболит пошел через вестибюль.
        Дойдя служебного входа, он остановился и шепотом сказал:
        - Мы сейчас выйдем. Ты не будешь задавать вопросов. Когда отъедем, всё объясню. Лады?
        Маша удивлённо посмотрела на него, но спорить не стала. Последние шаги к ее свободе он прошел неторопливо. По сторонам не смотрел. Дойдя до серебристого внедорожника "Ниссана", принадлежащего Марку, присел на корточки, достал ключи из-под колеса и отпер машину. Маша, не дожидаясь пока он откроет ей дверь, шмыгнула на переднее сиденье. Айболит мягко тронул машину с места и включил навигатор.
        - Через двести метров поверните налево, - сообщил по-русски приятный женский голос.
        Айболит проехал до конца узкой улочки и послушно повернул. Клиника скрылась из виду и он, наконец, выдохнул. Радоваться рано. Нужно хотя бы выехать из Тель-Авива. Не то, чтобы за ними кто-то гнался. Амир приедет только вечером, значит, до вечера их не хватятся, но лучше все же не расслабляться.
        Он чувствовал на себе взгляд Маши, которая молча ждала его объяснений. Его поразила эта покорность. Она не паниковала, не смотрела по сторонам. Просто ждала, пока он заговорит.
        - Возможно, я ошибся и это не то, что ты хочешь, - начал Айболит, продолжая смотреть на дорогу. - Я увожу тебя от Амира и родни. Надеюсь, что ты их больше не увидишь. Возможно, и отца ты больше не увидишь. Сама понимаешь, он будет в ярости. Тогда просто скажи "нет" и мы вернемся.
        - Да, - спокойно сказала она.
        - Что да? - переспросил он.
        - Мне всё равно куда и как. Лишь бы с тобой и подальше от них всех, - объяснила она. - Это побег?
        Он кивнул. Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Он начал медленно тормозить.
        - Нет-нет! - испугано прошептала она, не отнимая руки от лица. - Не останавливайся! Пожалуйста! Это я от радости плачу.
        Машина снова набрала скорость.
        - И ты не спросишь, куда мы едем? - поинтересовался Айболит.
        - Нет, мне все равно. Спасибо тебе, Ваня! Ты очень хороший!
        МАША
        Он побледнел, когда я это сказала.
        - Ошибаешься, - сквозь зубы процедил он. - Я совсем не такой, каким кажусь. Я… - он нервно сглотнул, - пару дней назад очень некрасиво поступил. Неправильно. И когда ты всё узнаешь, то поверь, резко изменишь мнение обо мне.
        - Нет, не изменю, - ответила я. - Что бы ты ни сделал, верю, что у тебя были веские причины. И это не отменяет того факта, что ты вырвал меня из этого ада. Только я очень боюсь, что нас найдут и тогда у тебя будут проблемы, - я осторожно прикоснулась к его руке.
        - Надеюсь, что не найдут, - он попытался изобразить, что не чувствует моего прикосновения, но я видела, что ему приятно. - Мой друг Марк - большой чин в полиции. Он нам помогает. Маша, хочу быть до конца честным с тобой. Я спросил: не хочешь ли ты повернуть назад, потому что у Амира очень большие связи. И мы с Марком опасаемся, что если он их подключит в полном объеме, то…
        - Какие связи? В полиции? - перебила его Маша.
        - Хуже - Айболит закрыл окна и включил кондиционер. - В спецслужбах. А у них в этой стране неограниченные полномочия. Поэтому выехать отсюда официально через аэропорт мы не сможем.
        - А как же тогда?
        - Обходными путями, - уклончиво ответил Айболит.
        Какая наивная я была, когда решила бежать сама. Меня бы поймали через полчаса. Максимум, через час. И если бы не Айболит, то никакой надежды у меня бы не было. Меня затопила такая горячая волна благодарности, что ее невозможно было держать внутри.
        - Я даже не знаю, каким способом отплатить тебе за все то добро, что ты для меня делаешь, Ваня.
        - Не нужно, - отмахнулся он. - Не говори ничего. Никогда не был суеверным, но на всякий случай давай не будем забегать вперед.
        Мы ехали несколько часов. Повсюду на трассе стояли полицейские кордоны. Айболит каждый раз тормозил перед ними, полицейские бросали беглый взгляд на номера машины и знаками показывали, чтобы мы проезжали.
        - Что-то случилось? - я прилипла к окну, рассматривая очередной кордон, возле которого скопились разномастные машины. - Они кого-то ищут?
        - Случилось, - кивнул Айболит. - Семьдесят с лишним лет назад, когда создали эту страну. С тех пор покоя здесь нет. Вот они и бдят. Поэтому мой друг Марк и дал нам свою машину. На ней козырные номера офицера полиции. Если бы не они, нас бы ни один пост не пропустил бы без проверки.
        Остановились мы только один раз на заправке. Айболит заплатил наличными. Мы ехали по пустынной сельской местности. Изредка нам попадались фермерские хозяйства, прятавшиеся в тени роскошных виноградников. Потом дорога нырнула в рощу, а после нее справа и слева потянулись пустоши, заросшие желтым редким кустарником.
        Мы объехали гигантскую белую скалу, и я увидела бедуинский поселок. На входе раскинулись несколько шатров. Возле них лежали верблюды в цветных попонах, равнодушно жуя жвачку. За шатрами стояли маленькие деревянные домики, больше похожие на шалаши.
        Мы остановились возле шатров. Навстречу нам вышли вооружённые мужчины. Один из них жестами приказал остановиться.
        - Ничего не бойся, Маша, - шепнул Айболит. - Мы несколько дней поживем у бедуинов. Потому что сюда даже полиция не суется. Местный шейх должен моему другу Марку. У шейха давние терки с одним из главарей "Хамаса", они друг другу объявили кровную месть. Младший сын шейха попал в тюрьму за торговлю наркотиками, и там сын хамасовца попытался его убить. Марк его спас. И теперь шейх ему должен.
        Айболит вышел из машины и сказал по-английски:
        - Мы по приглашению шейха Файзи.
        - Мы вас ждали, - кивнул мужчина с автоматом Калашникова. - Пожалуйста, попросите вашу спутницу выйти из машины.
        Я вышла, не дожидаясь приглашения. Ко мне подошли две молодые девушки в джинсах, свитерах и с косынками на голове, и быстро ощупали меня. Я обернулась. Айболита проверяли мужчины.
        - Извините, вынужденная мера предосторожности, - сухо извинился мужчина с автоматом.
        - Мы понимаем, - кивнул Айболит.
        - Меня зовут Амджад. Я - старший сын шейха, - представился мужчина. - Пойдемте со мной.
        Нас провели вглубь поселка. За деревянными развалюхами прятались вполне современные разборные домики наподобие финских. Белые, чистенькие, с зелёной синтетической травой возле них и яркими полосатыми тентами от солнца. Если бы я не знала, что это бедуинский поселок, то подумала бы, что мы в европейском кемпинге.
        - Какой разительный контраст, - улыбнулся Айболит. - Там, на въезде в поселок - средние века, а здесь современность.
        - За современность туристы не готовы платить, - рассмеялся Амджад. - А на средневековье мы хорошие деньги зарабатываем, - он остановился возле домика с ярко-зеленой крышей и такими же жалюзи.
        - Это ваш дом. Вещи принесут сюда из машины. Саму машину отгонят подальше от въезда, чтобы не бросалась в глаза. Слишком солидные номера. Такие бывают только у офицеров полиции. Это машина Марка?
        - Да, - подтвердил Айболит.
        - Разумно, - одобрил Амджад. - На арендованной машине вас бы не пропустил ни один полицейский кордон. Они туристов проверяют особо тщательно. А на такой машине можно всю страну проехать и никто не остановит.
        Мы обошли еще несколько домиков и вышли на небольшую площадь перед большим двухэтажным домом. Половину площади занимал деревянный стол под белым тентом. Во главе стола сидел худой мужчина лет шестидесяти, с резкими чертами лица. Он был одет в длинное, ниже колен белое платье и белые брюки. На голове был причудливо накручен белый платок с черным обручем.
        - Это друзья Марка, отец, - представил нас Амджад.
        Айболит шагнул вперед и учтиво поклонился:
        - Я - Иван. Это Марья, моя спутница.
        Черные глаза шейха Файзи ощупали меня с головы до ног, как рентген. Увиденное ему явно понравилось. Он кивнул и показал на стулья рядом с собой. Вообще-то стулья были заняты. На них сидели две женщины, закутанные в платки. Но после жеста шейха они быстро освободили места. Мы сели. Перед нами начали тут же сновать дети и женщины, заставляя весь стол блюдами с едой. Пожилая женщина в чёрном платке поставила перед нами медную закопчённую джезву, только что снятую с костра, который потрескивал неподалёку от стола. Она осторожно перелила густой и очень горячий кофе в маленькие медные чашки и улыбнулась:
        - Пейте, пока горячий.
        Я отхлебнула кофе. Ничего подобного никогда в жизни не пила. Шейх любезно подвинул ко мне медный поднос с сухофруктами и орехами.
        - Бери финики, - сказал он по-английски. - Мы называем их хлебом пустыни. Выращиваем и сушим сами. Никакой химии. Только солнце.
        - Спасибо, - я взяла финик и надкусила.
        - Так когда вы женитесь? - спросил шейх Айболита.
        - Совсем скоро, - Айболит забросил в рот горсть орехов.
        Что он сказал? Мы с ним женимся? Или это легенда для шейха? Может быть, так нужно?
        - 17 -
        ГДЕ ТВОИ КРЫЛЬЯ?
        От неожиданности я подавилась фиником. Задыхаясь, потянулась за стаканом воды. Ко мне бросились несколько женщин, но Айболит опередил их и стукнул меня по спине. Шейх изменился в лице.
        - Пожалуйста, не прикасайтесь к вашей женщине при шейхе, - попросил Амджад. - Это считается оскорблением.
        - Извините ради бога, - Айболит встал, поклонился шейху и прижал руки к груди. - Я не знал. Правда. Просто она подавилась и…
        - Для помощи женщинам есть другие женщины, - шейх, видя горячее раскаяние Айболита, сменил гнев на милость и улыбнулся.
        - Понял, осознал, больше не повторится, - Айболит продолжал стоять перед шейхом.
        - Садись, - кивнул шейх.
        К столу потянулась целая вереница девушек с блюдами, наполненными едой. Хрустящие лепёшки упоительно пахли дымом. Большие миски с тушеной бараниной пузырились кипящим темным соусом. Салаты, хумус, политый оливковым маслом с разбросанными по нему кедровыми орешками, приправы в крошечных мисочках - всё это ставили перед нами и с улыбкой говорили:
        - Минфадлак.
        - Минфадлак - это по-арабски пожалуйста, - объяснил шейх. - А эти девушки - мои дочери.
        - Все? - Айболит не донес кусок лепешки до рта.
        - Нет, только часть, - пожал плечами шейх. - У меня их много. Двадцать три? - спросил он у Амджада.
        - Двадцать шесть, - поправил тот отца. - Аааа… ну да, - согласился с ним шейх. - По пять от двух первых жен, восемь от третьей - неудачная она у меня, да сохрани ее Аллах, сыновей почти не дала, и восемь от четвертой - благослови ее Аллах, она мне шесть сыновей родила.
        - Тяжело запомнить точное количество, когда так много детей, - улыбнулся Айболит.
        - Нет, сыновей я помню всех. Дочек только путаю, - шейх отхлебнул кофе. - Правда, Фатьма? - обратился он к женщине лет пятидесяти в черном платке.
        - Да, - кивнула она. - Но я напоминаю, если что. Так как я - старшая жена, то обязана помнить всех - сохрани их Аллах, - она села рядом со мной. - Ешь, дочка, а то худенькая ты очень.
        Я хотела поблагодарить ее, но в этот момент на площадь въехал военный "джип". Из него выпрыгнули четверо мужчин в черных брюках военного покроя и черных футболках. Двое остались у машины, один за рулем. Один подбежал к шейху, поздоровался и быстро затараторил по-арабски.
        Шейх изменился в лице, встал и поспешно пошел в дом. Мужчина в черном пошел за ним. Амджад что-то крикнул и все мужчины, что были на площади, бросились за ними.
        - Что происходит? - обеспокоенно спросил Айболит Фатьму, которая сидела рядом со мной и как ни в чем не бывало пила кофе.
        - Это ШАБАК - служба внутренней безопасности, - ответила она и видя, что я побледнела, немедленно успокоила нас с Ваней:
        - Не волнуйтесь, не за вами. Из Рафаха - крупного палестинского города на Синае - прорвались на территорию Израиля несколько хамасников. А мы, бедуины, самые лучшие следопыты на всем Ближнем Востоке. ШАБАК часто просит помощи в поимке врагов, а взамен не лезет в наши дела. Ешьте спокойно.
        - Как-то расхотелось, - шепнула я Айболиту и обратилась к Фатьме:
        - Можно нам пойти отдохнуть? Это не будет считаться неуважением?
        - Идите, - улыбнулась она. - Только жалюзи плотно закройте, - она подмигнула. - Всё, что вы делаете за закрытой дверью и окнами - ваше личное дело. Но алла истер - не дай бог, если это увидят.
        Мы с Айболитом встали и вдруг меня кто-то толкнул в спину. Вернее, в попу. От неожиданности я ткнулась животом в стол, ойкнула и обернулась. За мной стоял белый, как снег, верблюжонок.
        - Какой хорошенький! - я погладила его по плюшевой мордочке, которой он тыкался в мою руку, как кошка.
        - Осторожнее! - предупредила Фатьма и махнула рукой в сторону белой верблюдицы, которая спешила к нам. - Это любимица моего мужа. Она недавно родила и до сих пор кормит верблюжонка. А кормящие мамочки очень нервные.
        Верблюжонок крутился возле меня, подставляя то голову, то бочок и балансировал на тоненьких, как спички, ножках. Его мамаша подошла ко мне и строго взглянула карими глазками-маслинами.
        - Обещаю, что не причиню ему вреда, - я почесала белый плюшевый бочок.
        - А мне можно? - Айболит медленно протянул руку к верблюжонку.
        Его мамаша нервно всхрапнула. Как будто кто-то дунул в большую трубу.
        - Мужчинам она не доверяет, - хитро подмигнула Фатьма.
        - Понял! Мамаша, не будем волноваться! - Айболит шутливо поднял руки и спрятал их за спину.
        Мы пошли к выделенному нам дому, а верблюжонок брел за нами. Мамаша следовала за ним на расстоянии нескольких шагов, ревниво наблюдая за своим ребёнком. Все бедуины, что встречались нам по дороге, старательно обходили верблюдицу по широкой кривой.
        В домике на всю мощь работал кондиционер и царила прохлада.
        - Сначала ты иди в душ, а потом я, - Айболит снял с единственной кровати шерстяное одеяло и подушку, положил на пол и сел.
        Несмотря на то, что мне очень хотелось принять душ, сначала нужно было выяснить самое главное.
        - Там за столом ты сказал шейху, что мы скоро поженимся, - я села на пол рядом с ним. - Что это значит?
        - Это значит, что у нас с Марком есть план. Позволь не посвящать тебя во все подробности. Так будет лучше и спокойнее для всех, - уклончиво ответил Айболит. - Пока что мы приехали сюда, на юг, так как здесь рукой подать до Египта. Бедуины проведут нас в обход пограничных кордонов через Синай. Они знают тайные тропы. В Египте мы спокойно и не прячась доедем до аэропорта. А там будет видно.
        - Но ты сказал…
        - Я сказал это, чтобы не оскорбить шейха, Машенька. Они не дали бы убежище мужчине с женщиной, которые связаны друг с другом… - он запнулся, подбирая слова.
        - Греховной связью? - помогла я.
        - Да, - кивнул он. - Что-то вроде этого. Нас ведь поселили в одном доме с одной постелью. При том, что они помогают, но знать все подробности им не нужно.
        - Это правильно, - я встала и пошла в душ.
        Теплая вода стекала по телу, но при том, что было совсем не жарко, а для Израиля даже прохладно, мне стало душно. Там, за тонкой стенкой, сидит мужчина, которого я люблю. И мы впервые остались наедине. Я насухо вытерлась, замотала волосы полотенцем и вышла. Айболит спал на одеяле, широко раскинувшись на спине. Его рука лежала на полу. Я осторожно переложила ее на одеяло. Легла и выключила ночник.
        Сквозь плотно закрытые жалюзи все же пробивались полосы света с площади, где ярко горел большой костер. Айболит спал в той же позе. Мне очень хотелось лечь рядом с ним и прижаться к его широким плечам. И с этим несбывшимся желанием я заснула.
        Меня разбудил шум воды. Айболита на полу не было. Он мылся в душе. И так как там было занято, я осталась в постели. Он вышел, я поспешно закрыла глаза, изображая, что сплю. Как удобно, когда ресницы длинные! Можно следить за кем-то, а он не заметит.
        Айболит на цыпочках прошел в комнату, завернув узкие бедра полотенцем. Его грудь блестела от воды. Он был худым и жилистым. Грудь в меру накачанная, без фанатизма. Явно когда-то занимался спортом, но не убивался в спортзале. Его светлые волосы были зачесаны назад и от воды казались темнее. Он сбросил полотенце на пол и я быстро закрыла глаза. Совершенно автоматически. Дура! Можно было и посмотреть. Но я как-то испугалась. Да и неловко подглядывать за голым мужчиной. Даже если очень хочется. Когда он оделся, я потянулась, изображая, что просыпаюсь.
        - Доброе утро, - Айболит застегнул ремень на светлых джинсах. - Я сейчас выйду, чтобы не мешать тебе, - он вышел из домика.
        - Спасибо! - вдогонку бросила я и встала.
        Когда я вышла из душа и оделась, в дверь постучали. Вернулся Айболит. В руках он держал большой круглый серебряный поднос, на котором дымился кофе в маленьких медных чашечках. Свежие лепешки, варенье, мед и печенье горкой лежали возле чашечек.
        - Завтрак, - он осторожно поставил поднос на небольшой стол.
        Я отпила кофе. Айболит тоже отхлебнул и сказал:
        - Нам нужно поговорить. Хочу рассказать тебе кое-что. Чтобы ты понимала, что в этой жизни есть не только такие, как твоя родня и Амир.
        - Я знаю, что есть хорошие люди. Ты, например, Ваня, - возразила я.
        - Нет, Машенька. Я не хороший. Есть гораздо лучше. Те, кто нам с тобой помогает. И не только нам. Есть здесь, в Израиле, организация*, у которой нет имени, фондов, членских взносов и даже названия. Это просто люди, которым не все равно. И которые пытаются сделать этот мир немного лучше. В ней состоит мой друг Марк и его друзья. Они вывозят отсюда женщин, попавших в беду. Из арабских районов, из ультрарелигиозных семей, из таких, как твоя семья, из Сектора Газа и так далее. Это ведь не важно, какая религия. Важно, что женщины до сих пор в наши просвещенные времена не чувствуют себя свободными. В этой организации состоят полицейские, которые недовольны законами, но не могут вмешиваться в частную жизнь граждан. Военные, которые вынуждены выполнять дурацкие приказы, противоречащие логике. Раввины, имамы, христианские священники, арабы, русские, коренные израильтяне и еще очень много людей. Нормальных людей с обеих сторон, которые понимают, что так больше продолжаться не может. Они помогают женщинам, которых насилуют, заставляют идти в террористические организации или силой выдают замуж. И хотя этой
организации не существует официально, у них есть один тайный знак, - Айболит вытащил из кармана ключи от машины и показал мне брелок: серебряные крылья.
        Он положил брелок мне в ладонь. Крылья были широко распростерты. На глаза навернулись слезы. Именно так я себя чувствовала сейчас: словно за спиной раскрылись крылья.
        - Крылья - вот что они дают женщинам и не только, - продолжил Айболит. - Они и мужчинами помогают, - он погладил брелок, - почти как в песне "Наутилуса": где твои крылья…
        - Которые нравились мне, - подхватила я.
        Его лицо помрачнело:
        - Маша, если со мной что-то случится, ты должна взять этот брелок, сесть в кафе или ресторане и терпеливо ждать, пока к тебе подойдут. Кто-то обязательно увидит, что тебе нужна помощь.
        - Не пугай меня, пожалуйста, Ваня! - попросила я и мысленно добавила: "Я без тебя просто не справлюсь. Не хочу без тебя справляться, Ванечка".
        В детсаду, в котором я работала, была одна пожилая и очень мудрая нянечка. Она всегда говорила:
        - Девочки, запомните: женщина может всё, но не под каждым мужиком.
        Наверное, женщина, действительно, всё может сама, если вдруг останется одна. Но не после каждого. Не смогу я одна после Вани. Слишком широко раскрылись мои крылья. Сами. Внезапно. Когда я ничего не ждала. Но вот в чем беда: раскрываются они только рядом с ним.
        ­­­­­­­­­­­Я погладила серебристые крылышки. Металл приятно холодил пальцы, но на сердце потеплело. От того, что есть вот такие люди, у которых точно так же, как у всех, много проблем и хлопот. Но при этом им не всё равно. Они думают о тех, кому хуже, чем им самим. И, наверное, не всё так плохо в нашей сложной жизни, если такие люди существуют.
        В дверь постучали. Айболит пошел открывать. На пороге стоял Амджад.
        - Отец пригашает вас позавтракать вместе с ним. Отказы не принимаются, - добавил он, бросив взгляд на поднос с кофе и выпечкой.
        Мы пошли на площадь. Едва завидев нас, шейх Файзи улыбнулся и показал на пустые стулья рядом.
        - Субах эль хыр, - сказал он. - Доброе утро! А вы должны ответить: Субах эль нур - светлого утра!
        - Субах эль нур! - хором ответили мы с Айболитом и сели за стол.
        Белый верблюжонок, раскачиваясь на тонких ножках, подошел к шейху и положил мордочку ему на колени.
        - Ах ты хитрец! - рассмеялся шейх. - Печенье увидел, - объяснил он нам. - Обожает печенье с орехами. Сразу становится ласковый, как кошка, - Файзи взял со стола пару печенек и дал верблюжонку.
        Тот захрустел свежей выпечкой, довольно поблескивая карими глазенками..
        - Балуете вы его тоже, как любимого котенка, - засмеялась я.
        - Ну, конечно, - хитро подмигнул шейх. - Сначала я его, потом он меня будет баловать.
        - Ну да, туристы их, верблюдов, любят, наверное, - предположила я.
        - Да что там туристы! - шейх скормил верблюжонку еще две печеньки. - Его папа был чемпионом подпольных верблюжьих боев. Мы эту верблюдицу, - он кивнул в сторону мамы верблюжонка, которая пощипывала колючки рядом с одним из домиков, - специально с ним свели. Много денег заплатили за случку. Этих верблюдов мы сначала продаем в Турцию. Они там проходят первые бои. И если становятся чемпионами, то их выкупают шейхи из Эмиратов. Один такой чемпион несколько лет кормит весь посёлок.
        - А почему подпольные бои? Это запрещено законом? - Айболит надкусил печенье и верблюжонок нервно посмотрел на него.
        Айболит тут же скормил ему печеньку.
        - Да потому что защитники животных весь мозг выедают. Мол, негуманно это и так далее, - скривился шейх. - Вся наша жизнь негуманная. Живем, как дикие звери: или ты, или тебя.
        - Бедный! - я погладила верблюжонка по замшевой холке.
        - Это мы бедные, - из-под стола вынырнул мальчик лет десяти, схватил печеньку и снова скрылся под столом. - Шейх отрывает голову каждому, кто хотя бы раз крикнет на верблюда. Поэтому тот еще вопрос: кто из нас верблюд? - обиженно заворчал он, сидя возле моих ног.
        Мы все рассмеялись.
        Двое мужчин поднесли к столу ящик, откинули брезент и замерли перед шейхом. Я едва не поперхнулась кофе. Ящик был наполнен оружием: пистолеты и автоматы лежали в нем горой.
        - Отлично! - обрадовался шейх. - Несите в арсенал.
        - Можно? - Айболит сел на корточки рядом с ящиком.
        - Умеешь пользоваться? - хитро прищурился шейх.
        - Да, - Айболит достал из ящика пистолет. - На Кавказе когда-то научили. Родня покойной жены. Я бы купил. Если продадите, конечно.
        - Потом поговорим, сейчас давайте завтракать… - шейх хотел добавить еще что-то, но в этот момент откуда-то из-за домиков раздались крики, выстрелы и рев мотора.
        На площадь ворвалась машина и понеслась прямо к столу.
        АЙБОЛИТ
        - Барра! Все вон! Ялла-ялла! Быстрее-быстрее! - крикнул шейх, подхватил верблюжонка на руки и бросился в сторону.
        Айболит схватил Машу на руки и побежал за шейхом. Амджад и еще несколько вооруженных мужчин выскочили вперед, стреляя по колесам.
        Автомобиль споткнулся, едва не перевернулся, но удержался на пробитых колесах и замер в полуметре от стола. Взвизгнули тормоза, дверь распахнулась и оттуда выпал абсолютно пьяный Рафик. Мужчины замерли, держа его на прицеле.
        - Кус эммок, йя сгорт! Мать твою, придурок! Ты кто такой? - крикнул Амджад по-английски, держа Рафика на мушке.
        - Я тебе сейчас расскажу, кто он такой! - Айболит поставил Машу на землю и бросился к ящику с оружием, который по-прежнему стоял у стола.
        Айболит выхватил из ящика пистолет, быстро вставил обойму, подошел к Рафику и ткнул пистолетом ему в лоб. В ушах Ивана заскрежетало. Металлом о бетон. Раздался визг Дарьи и крик Дианы. В нос ударил запах морга: дикая смесь формалина и антисептиков. Вот сейчас всё и закончится. Не выжить тебе, мразь!
        - Ванечка, не стреляй! - Маша бросилась к нему и схватила его за руку.
        - Отойди, Маша, - Айболит одной рукой передвинул ее за спину и процедил сквозь зубы:
        - Это родственник моей невесты. Трусливый шакал, который воюет с женщинами. Который убивает их, потому что боится сунуться к мужикам.
        - Сам ты шакал, - поморщился Рафик. - Крыса ты мусорная, которая шарится по чужим домам и ворует то, что плохо лежит. Думал, что я тебя не найду? А я давно установил на телефон этой подстилки маячок. Знал, что ты не удержишься. Потому что ты - вор и чмо, которое не способно себе бабу найти, только можешь уводить чужих невест, как падальщик, - он плюнул под ноги Айболиту и заорал: - Ну! Давай! Ты же крутой! Стреляй! Что? Не можешь? Правильно! Потому что ты трусливый говнюк! - он выбил пистолет из руки Айболита и ударил его кулаком в лицо.
        Айболит упал, но немедленно вскочил на ноги. К Рафику бросился Амджад и еще несколько мужчин. Они скрутили его и поставили на колени.
        - Отпустите его! - Айболит снова схватил пистолет. - Мы сами разберемся!
        - Не нужно, - спокойно сказал шейх, подойдя к Айболиту.
        Он взял из его рук пистолет и сунул за широкий кожаный ремень, который перепоясывал его длинное белое платье. - Я расскажу тебе кое-что. Как-то один человек сделал большую гадость другому. Тот обиделся и решил отомстить. Много лет вынашивал план мести, состарился, ослаб, и, наконец, убил обидчика через тридцать лет. И когда тот упал замертво, человек посмотрел на него с сожалением и сказал: "Поторопился я. Слишком горячо еще. Месть - блюдо, которое подают холодным". Это я к чему… если ты сейчас выстрелишь, то не успеешь насладиться его болью. Поэтому не торопись! Если ты сразу не убил его, значит Аллах пока этого не хочет. Нужно выждать и сделать все по умному. А не так, чтобы свою жизнь потерять. Иначе ты своему врагу сделаешь подарок. У него жизнь отнимешь, но помни, что все убиенные находятся в раю. И он оттуда будет смотреть, как ты горишь в аду. Нужно сделать наоборот. Чтобы он мучился даже после смерти. Как? Подумай. А сейчас бери свою невесту и уезжай. Мы этого бесноватого задержим.
        - Вы правы в одном, шейх: оружие использовать не нужно, - Айболит подошёл к Рафику и попросил Амджада:
        - Отпустите его, пожалуйста! Ну давай, урод! Один на один. Не обгадишься?
        Файзи был прав, что остановил его. Пуля - это моментальная смерть. Он убьет этого гада голыми руками. Он будет медленно душить его, наблюдая, как из этой твари по капле выходит жизнь.
        - Капец тебе, Пилюлькин! - злобно ухмыльнулся Рафик.
        Амджад посмотрел на отца. Тот кивнул. Амджад ослабил хватку. Рафик немедленно бросился на Айболита и повалил его. Сидя на Айболите, он бил его в лицо.
        - Ваня, нет! Умолю: разнимите их, - Маша вцепилась в руку шейха. - Рафик убьёт Ваню. Он псих! И он пьян. Без тормозов вообще. Сделайте что-нибудь, ну пожалуйста!
        Шейх осторожно освободил свой рукав и спокойно сказал:
        - Пусть выпустят пар. Не волнуйся! Мы следим за ситуацией. Трупы нам здесь ни к чему. Нужно будет - вмешаемся.
        - Если успеете, - подумал Айболит, уворачиваясь от прямых ударов в лицо.
        Он улучил момент, когда Рафик немного выдохся и изо всех сил ударил его кулаками по ушам. Тот взвыл, скатился с противника и рухнул на землю, как куль с мукой.
        Айболит, шатаясь, поднялся на ноги, схватил Рафика за волосы и впечатал прямой хук в печень. Рафик захрипел и согнулся в три погибели.
        - Спаси ее, Ванечка… без дочки… жить… не буду, - в ушах Айболита прозвучал голос Дианы.
        Он ударил по печени еще раз.
        - Мы можем спасти только одного: или мать, или ребенка, - перед глазами появилось лицо врача реанимации.
        Айболит заревел и рывком поднял Рафика. Бросил его на стол. Раздался грохот: стаканы, ножи, вилки и медные поносы с чашками посыпались на землю. Айболит сплюнул кровь с разбитой губы и ударил кулаком по лицу Рафика. Тот заклокотал от крови, собравшейся в горле, и сплюнул два зуба. Из его рта потекла струйка крови. Он выпучил глаза, потому что скопившаяся во рту кровь попала в горло, мешая дышать.
        - Нет, - улыбнулся Айболит и на его губах вспучился кровавый пузырь, - сам ты не сдохнешь. Я тебе не позволю.
        Он перевернул Рафика на бок, чтобы тот не задохнулся раньше времени. И увидел Диану, которая лежала на каталке морга, накрытая простыней. И себя самого, когда он лег рядом и обнял ее двумя руками.
        - Отпусти, мужик, отпусти! - умоляли его врачи и медсестры. - Дай ей спокойно уйти!
        Удар кулаком - голова Рафика глухо стукнулась о деревянные доски стола. Еще удар, и еще, и еще! Рафик хрипел, закрыв глаза. Руки Айболита онемели. А он продолжал бить урода.
        - Всё! Хватит! - Амджад схватил его сзади и попытался оттащить от Рафика.
        - Пошел ты! - хрипло выдохнул Айболит и ударил еще раз.
        - Халлас! Хватит! - крикнул шейх. - Мне трупы здесь не нужны! Урф! Поднимите его!
        Амджад поднял Айболита и отбросил в сторону. Тот едва не упал, с трудом удержался на ногах и снова бросился к столу. Но двое молодых крепких мужчин схватили его, заломили руки, потащили к шейху и силой усадили на стул рядом с ним.
        - Халлас - я сказал! Хватит! Ты отомстил, как мужчина, теперь вытри лицо, - шейх бросил ему бумажный платок.
        - Господи, боже мой! Мамочки! - Маша бросилась на колени перед Айболитом, опрокинула на платок бутылку минеральной воды и начала вытирать ему лицо.
        - Вот, возьми, - Фатьма протянула ей вату, тканевое полотенце и йод.
        - Ванечка, не нужно так. Что ты! Умоляю тебя! - Маша, рыдая, вытирала ему лицо и мазала йод на ссадины. - Будь он проклят! Он - зверь и сволочь. Но ты же не такой!
        - Хуже, - Айболит перехватил ее руку с полотенцем. - Понимаешь? Я хуже, чем он! Потому что догадывался, что это он убил мою жену, но молчал. Видел, как он издевается над тобой, и тоже молчал.
        - Ты просто ждал удобного момента, - всхлипнула Маша.
        - Я просто струсил, Маша. Понимаешь? Струсил, что придется что-то менять в своей жизни.
        - Это не так! - заплакала она. - Нет!
        - Да! Это правда. Но теперь мне все равно. Я их всех вот так… - он кивнул в сторону Рафика.
        Мужчины сняли Рафика со стола и подхватили с двух сторон. Но он оттолкнул их, вырвался и заорал по-русски:
        - Я сам! Пошли отсюда, уроды! Сам!
        Мужчины подняли руки, показывая что уступают ему, и отошли на несколько шагов, не спуская с него тревожных взглядов. Рафик повернулся лицом к столу, грузно оперся о него и постоял пару минут, тяжело дыша. И в этот момент сзади к нему подбежал верблюжонок и толкнул мордочкой в спину. Рафик заорал:
        - Это что за хрень?
        Повернулся лицом к животному и зло сплюнул.
        - Уберите верблюда! - заорал шейх. - Кто его пустил сюда?
        Но было поздно. Рафик, матерясь, ударил верблюжонка ногой в живот. Верблюжонок жалобно закричал, его тонкие ножки подломились, разъехались и он плюхнулся на бок. Айболит даже не успел ничего сообразить. Только увидел, что мужчины, которые стояли рядом с Рафиком, бросились врассыпную. А один из них вскинул автомат.
        - Не стрелять! - шейх выдернул из его рук автомат. - Голову откручу! Барра, йа сгорт! Пшел вон, придурок! Все назад! Назад! Все в дом! - закричал шейх, схватил за руки Айболита, Машу и потащил их к дому.
        Женщины похватали детей и громко вопя бросились кто куда. Несколько подростков закатились под машину Рафика и там застыли, испуганно выглядывая из-за пробитых колес.
        А на площади появилась белая верблюдица. Она трубно заревела, опустила голову и понеслась к Рафику. Тот опешил, машинально отпрыгнул назад, но уперся в стол. Верблюдица подбежала к нему и плюнула. Густая слюна белой пеной полностью закрыла его лицо.
        - Да чтоб тебя, тварь! - заорал он.
        А верблюдица поднялась на задние ноги и ударила Рафика передними ногами по голове. Рафик завопил и упал под ноги разъярённому животному. Верблюдица еще раз вскинула передние ноги и изо всех сил ударила его по позвоночнику. Раздался противный хруст. Маша закричала и потеряла сознание. Айболит едва успел ее подхватить. А верблюдица всё продолжала бить ногами по спине Рафика. После первых двух ударов он еще хрипел. Но верблюдица прицелилась и ударила его по голове. Рафик захрипел в последний раз и затих. А она все продолжала избивать его бездыханное тело.
        - Алла истер! Алла истер! - покачал головой шейх.
        - Что? - шёпотом переспросил потрясённый Айболит.
        Он сел на крыльцо и положил Машу себе на колени.
        - Упаси нас бог! - перевёл шейх. - Нет ничего страшнее, чем мать, которая защищает своего ребёнка. И верблюдица становится тигрицей.
        Верблюдица еще раз пнула Рафика, убедилась, что он не дышит. Подошла к верблюжонку, опустилась на землю рядом с ним, прижала к нему нервно вздымающийся бок и начала облизывать своего ребенка. Люди потихоньку возвращались на площадь, старательно обходя верблюдицу стороной.
        _____
        * Эта организация существует на самом деле. Официально ее якобы нет. Только один раз бывший глава правительства Биньямин Нетаньягу упомянул ее в интервью зарубежному телеканалу. Журналист спросил его: "Правда ли, что Израиль ведет партизанскую войну с террором и тайно вывозит из Газы тех, кто не хочет воевать и вообще жить по традициям?" На что Нетаньягу ответил: "Да, правда. Мы каждый год вывозим оттуда от двух до семи тысяч мужчин и женщин, которым угрожают, потому что они хотят жить, как свободные люди, не хотят воевать с нами, выходить замуж по системе договорных браков и не желают оставаться в средневековье. Мы даем им новую жизнь и… крылья".
        - 18 -
        НЕ ДАЙ ИМ ПРОЖИТЬ ЖИЗНЬ ЗА ТЕБЯ
        АЙБОЛИТ
        - Мы обязаны вызвать полицию, - заявил шейх. - Прятать тело не стану. Своих проблем выше головы. Уезжайте. Я дам вам два часа, чтобы вы успели уехать как можно дальше. Сожалею, что не смог до конца выполнить обязательство перед Марком, но никто не ожидал такой развязки.
        - Что вы скажете полиции? - спросил Айболит.
        - Правду, - ответил шейх. - Но не всю. Про вас мы ничего не скажем.
        Амджад подошел к телу Рафика, достал из кармана телефон, бросил в пыль и раздавил каблуком ботинка. Поднял сим-карту и спрятал в карман.
        - Карту я сожгу, но не здесь, - он рукавом вытер пот, струившийся со лба. - Отъеду в пустыню и сожгу там. Вас здесь не было, - обратился он к Айболиту. - Скажем, что он был пьян, ворвался сюда, чуть не передавил людей, ко всем приставал и ударил верблюжонка. Тем более, что так и было. Не теряйте времени. Вам нужно ехать. Мы не знаем: успел ли он кому-то сообщить о вашем местонахождении.
        - Пойдем, милая, - Айболит взял за руку Машу, которая с ужасом смотрела на тело Рафика.
        Они бегом направились в домик.
        - Господи, я же не хотела так… - Маша села на кровать, закрыла лицо руками и заплакала.
        - Милая, он получил то, что заслужил, - Айболит быстро побросал вещи в ее сумку, подошел к ней, сел рядом и обнял.
        Она моментально затихла в его руках. Не привыкай к ней. И ей не позволяй привыкать к твоим рукам. Ваше притяжение - это просто отсутствие тепла. Долгая зима в сердце. Когда вьюга металась по пустой душе. Когда искрили оголенные, разорванные ветром провода. Когда зеркала стали лютыми врагами. И этот побег, как весна и для тебя, и для нее. Ты ведь не хочешь, чтобы потом разлукой по сердцу, как стеклом по венам. Отвыкнуть ты не сможешь. Поэтому просто не привыкай!
        - Послушай меня, нужно взять себя в руки, - он погладил ее дрожащие колени. - Выхода нет. И дороги назад нет. Если Амир нас найдет… - он замолчал, не закончив фразу.
        Ему не хотелось ей говорить, что они будут так же лежать в пыли, как Рафик. Только сначала долго мучиться. Она поняла сама.
        - Да, ты прав. Я сейчас… быстро, - она побежала в душ, схватила зубную щетку и бросила в сумку.
        Айболит вытащил из кармана телефон, набрал Марка и кратко изложил ему ситуацию.
        - Вот это анус, я тебе скажу, Ваня! - присвистнул Марк. - Маячок на телефон Маши установил? Кус эмммок!
        - Чего? - не понял Айболит.
        - Маму его так-растак, только бедуинам этого не говори. Кто же думал, что этот горный му…жик такой хитровы…кроенный? Мне и в голову не пришло, что он дружит с технологиями. Ладно, проехали! Сейчас проверю, кто у меня в полиции юга есть. Из своих. Чтобы не начали сильно копать, а быстро составили протокол смерти и закрыли дело. Так, планы меняются. Бери Машу и приезжайте ко мне в Иерусалим. Будем использовать вариант "б". Помнишь его?
        - Да, Марк. Помню.
        - Отлично. Жду вас у себя. Будешь подъезжать - позвони. Своих пришлю, чтобы сопроводили на въезде.
        - Теракт? - забеспокоился Айболит.
        - Да нет. Маленькая локальная интифада. Абонементы в фитнес-клубы и тренажерные залы опять подорожали, так наши арабские братья вместо спорта бросают камни в солдат, туристов и жителей Иерусалима. Раззудись, плечо! Удобно же! Камни под ногами валяются, поднял, побросал, кровь разогнал, заодно прослыл борцом за освобождение угнетенного народа. Экзальтированные европейские дамочки как это видят, так сразу губы начинают разминать. И потом ублажают героических бойцов с режимом израильского апартеида прямо на брошенных камнях. Сплошная польза, как ни крути! Но не бойся! У меня окна в машине бронированные. Просто на въезде в Иерусалим кордоны. Полиции не хватает, потому что наши ребята тут в Старом городе машутся, шо демоны. Так пограничников пригнали. А погранцы - ребята шибко нервные. Они же в Газе работают, поэтому подозревают даже собственную маму. Туристов особенно не любят. Чуть что - сразу: "Предъявите ваш аусвайс, мордой в землю, прикиньтесь ветошью и не отсвечивайте". И что хуже всего: у них одна база данных с безопасностью, особенно по туристам. Сразу пробивают, кто такие, откуда и с какой
целью прибыли в нашу деревню Сраиловку. Так что Амир вас на раз-два вычислит. Поэтому будет разумно, если мои ребята вас сопроводят ко мне.
        Айболит и Маша выскочили из домика. Амджад подогнал их машину к дому.
        - Подождите! - Фатьма торопилась к ним, одной рукой приподнимая подол длинного черного платья, которое путалось в ногах. - Вот возьмите, - она сунула в руки Маше пахнущий свежей выпечкой бумажный пакет. - Здесь печенье, лепешки и пахлава, - она обняла Машу. - Береги себя, девочка!
        - Спасибо вам! Я постараюсь, - Маша уткнулась в ее пахнущее специями плечо.
        - Помни главное: что бы ни случилось, ты хотя бы была свободна, - шепнула ей Фатьма.
        Айболит искоса взглянул на нее.
        - Мужчинам не понять, - она скорбно поджала губы. - Вы и так свободны. А мы, женщины, в боли рождаемся, живем в неволе и слезах, умираем в страданиях, - она замолчала, махнула рукой и быстро ушла, пряча мокрые от слез глаза.
        - Ты посмотри, кто пришел попрощаться, - улыбнулся Айболит, показывая куда-то за спину Маши.
        Она обернулась. Верблюжонок ткнулся носом ей в ладони и потянул зубами пакет.
        - Ах ты, мой хороший! Бедненький! Тебя ударили, - Маша погладила белую плюшевую мордочку, бока и поцеловала его в нос.
        Верблюжонок потерся головой о ее руку. Его мать неспешно подошла к ним и подтолкнула своего ребенка к Маше.
        - Смотри, Ваня, она разрешает! - улыбнулась Маша. - Какая умница! Сразу видит, кто ее малышу друг, а кто враг! Ешь давай, - она открыла пакет и принялась скармливать верблюжонку печенье.
        Они ехали по пустынной местности. Дорога петляла между желтым, выгоревшим на солнце кустарником и песчаными холмами. Маша уткнулась носом в стекло и тоскливо смотрела на унылые окрестности.
        Маленькая сгорбленная старушка. Глаза потухшие. Устала, почва выбита из-под ног. Ему захотелось остановить машину, прижать ее к себе и зацеловать. Всю! Она так близко. Впервые за все время! Но вместе с тем так далеко! Его руки помнили ее всю. Гладкую кожу, худые ключицы, шелковистые волосы. Какая же это мука: всё помнить и понимать, что вряд ли сможешь почувствовать это еще раз. Потому что между ними незримой тенью стоит та ночь, когда он был с Дарьей.
        Можно, конечно, просто промолчать и ничего ей не говорить. Но это будет нечестно. Она сейчас от него зависит. И если он ее обманет, что получится, что от одного деспота она сбежала, а другой сразу же воспользовался ситуацией. Спаситель хренов! Нельзя! И точка! Она сама должна к тебе потянуться, если захочет. А ты, Айболит, просто выпустил птичку из клетки. Но вернётся ли она к тебе потом?
        Когда нет выбора, то любой, кто слово доброе скажет, уже кажется лучшим на свете. А когда он есть, этот выбор? Да и сможет ли она простить Дарью? А смог бы ты? Наверное, да. Потому что он - мужчина. И потому что он - дамский доктор.
        Чего ты только не слышал в своей богатой практике! Много всего. И давно понял, что мужчины крайне редко понимают своих женщин. И не понимают главного: женщины живут в своём собственном времени, где нет вчера и завтра, есть только сегодня и сейчас. Привет тебе, Эйнштейн, от доктора Айболита! В ухо можешь засунуть себе свою теорию относительности. И туда же запихать время и пространство. Вы, девочки, всё это освоили еще до него, до Эйнштейна, просто лень было записывать и проталкивать. Мужик может за вас бороться, убиваться. Луну с неба достать, звезду из дальней галактики под ноги бросить. Но стоит мужику один раз ошибиться сегодня, и вы сразу забываете всего его предыдущие подвиги за вчера и позавчера.
        Машина поднялась на холм. Айболит облегчённо выдохнул. Внизу показался поселок. От силы двадцать или тридцать домов, окруженных виноградниками.
        - Предлагаю остановиться и выпить кофе, - Айболит на секунду отвлекся от дороги и посмотрел на Машу.
        - Ваня, впереди! - крикнула она.
        Он едва успел надавить на тормоза. Прямо посреди дороги стояли несколько упитанных овец, равнодушно глядя на машину.
        - Да чтоб вас! - Айболит с досады хлопнул по рулю.
        Он вышел, топнул, хлопнул себя по бедрам и крикнул:
        - Пошли вон!
        Овцы продолжали смотреть на него, демонстрируя полное безразличие. Айболит вернулся к машине и взял пакет, который им дала Фатьма.
        - Может, они тоже печенье любят? - он открыл пакет.
        - Они же не верблюды, - улыбнулась Маша.
        В ее глазах вдруг вспыхнули озорные искорки. Айболит невольно залюбовался. Он готов был расцеловать этих овечек, которые сумели растормошить совсем поникшую Машу.
        - А я не знал, что верблюды любят печенье, - заявил Айболит. - Мне всегда казалось, что в пустыне выпечка из песка не растёт, - он пошел к овцам и кинул им печеньку.
        Они даже не посмотрели в сторону еды.
        - Не получылось, - сказал Айболит голосом толстого мышонка из мультика про кота Леопольда. - А если так? - он начал хлопать в ладоши, приплясывать на месте и всячески пугать овец, заставляя их освободить дорогу.
        Маша захохотала, глядя, как Айболит вихляет бедрами, вспоминая на ходу танец "тектоник", который был на пике моды в его студенческие времена.
        Какая чудесная музыка, этот ее смех! Айболит лихо исполнил пару движений из верхнего брейкданса, который танцевал на школьных вечеринках, и огорчённо заметил:
        - Чё-то как-то им не нравится. Кажется, они не поклонники брейка!
        - А может, исполнить классику? - хитро прищурилась Маша.
        - А это мысль, - одобрил Айболит и добавил:
        - Знаешь, что? А ну-ка иди сюда, женщина! Я что должен один отдуваться?
        Маша вышла из машины и подошла к нему.
        - И заметь, что это не я придумал, а ты, - Айболит вытянул руки в сторону, сцепил руки Маши со своими наподобие решетки, запел мелодию из "Танца маленьких лебедей" и попрыгал в сторону, волоча за собой Машу.
        - Там-там-там-там-тара-рам-пам-пам! - старательно пел он, высоко побрасывая ноги. - Ну пой, чего ты?
        Маша, сгибаясь от смеха, прыгала боком вместе с ним.
        - Хватит! Я больше не могу! Прошу тебя, Ваня! - взмолилась она.
        - Не филонь, женщина! - строго заметил он. - Тут тебе не здесь! Высокое искусство - это тяжёлый труд. Там-там-там-там-тара-рам-пам-пам!
        - Браво! - внезапно раздался сзади густой бас.
        Айболит и Маша разжали руки, остановились и обернулись. За их машиной припарковался на обочине белый грузовичок "Ситроен". Кузов машины был завален мешками. Из машины вышел высокий мужчина лет шестидесяти. Загорелое лицо, абсолютно лысая голова, грузное телосложение, но при этом военная выправка, которую не берут ни года, ни лишние килограммы. На поясе серых запыленных брюк военного кроя висела кобура пистолета.
        - Вот что такое страна с великой культурой! - уважительно сказал он по-английски. - Даже в пустыне исполняют Чайковского. Кстати, овцы очень благодарные слушатели.
        - Мы это… хотели отогнать, - смутился Айболит. - Чуть не врезались в них.
        - Ага, - улыбнулся мужчина, сунул руку в машину и несколько раз нажал на клаксон.
        Овцы подпрыгнули от резкого звука и дунули в кусты.
        - Не Чайковский, конечно, зато эффективно. Спасибо, что задержали беглецов! Выношу благодарность! - он прижал руки к груди.
        - А это ваши, да? - спросила Маша
        - Нет, это соседа моего. Он их с утра ищет. Весь поселок перевернул. Сейчас ему позвоню, - он достал из кармана брюк телефон.
        Айболит напрягся. Мужик явно бывший военный. Кому он позвонит? Местность пустынная. Никого нет. Глупо было устраивать перфоманс, когда нужно быть тише воды и ниже травы. Но с другой стороны, Маша хотя бы ожила.
        - В машину, быстро! - тихо сказал ей Айболит.
        Они сели в машину. Айболит вставил ключ зажигания, но машина словно умерла. Не зажглась панель, не завелся мотор.
        - Что за черт? - Айболит попытался еще раз.
        Бесполезно. Внедорожник превратился в груду металла.
        - Аккумулятор сдох? - мужчина подошёл к ним.
        - Судя по всему да, - Айболит попытался завести еще раз.
        - Сейчас попробуем прикурить вас, - мужчина пошел к своей машине, подогнал ее к "Ниссану", открыл капот внедорожника и достал из машины пусковой кабель. - Я, кстати, Амос, - он протянул руку Айболиту.
        - Иван, - Айболит пожал крепкую мозолистую ладонь с цепкими пальцами. - А это Марья.
        - Отлично! Будем знакомы, - Амос закрепил прищепки кабеля на клеммах аккумулятора, сел в грузовичок и завел мотор. - Искра пошла? - крикнул он Айболиту из кабины.
        - Нет! - крикнул Айболит в ответ.
        Машина никак не заводилась.
        -А ну-ка, освободи место, - решительно приказал Амос, подойдя к "Ниссану".
        Айболит вышел из машины. Амос сел на водительское сиденье, внимательно посмотрел на брелок, болтавшийся на ключе зажигания, а потом бросил настороженный взгляд на Айболита.
        Внедорожник завелся только с третьего раза.
        - Спасибо большое, Амос! - поблагодарил Айболит.
        - Да не за что. Ребята, вы далеко не уедете. Здесь так нельзя, - Амос вышел из машины, достал из кармана бумажный платок и вытер лысину. - Заглохнете по дороге, а дело к вечеру. Местность опасная. Тем более, что террористы сюда прорвались из Газы. Их ищут. Не дай бог нарветесь. А если не на них, так на безопасность. Сейчас вертолеты будут всю округу прочесывать и задерживать всех без разбора.
        Айболит настороженно посмотрел на него.
        - А нам бояться нечего! - заявила Маша.
        - Ну вы же туристы, - пояснил Амос. - Зачем вам эти разборки? Предлагаю вот что сделать: поезжайте за мной. У меня большой дом здесь, в поселке. Места всем хватит. Сосед мой автосервис держит. Он закажет аккумулятор, его до завтра точно привезут. И он сам вам его и поменяет. Оно так надежнее.
        - Кажется, он понял, что мы в бегах, - прошетала Маша на ухо Айболиту. - Тебе он не кажется подозрительным?
        - Не знаю, Маша, - едва слышно ответил он.
        Айболит не знал, что делать. Он пока не двигал машину с места, хотя "Ситроен" Амоса уже медленно тронулся по пыльной дороге. С одной стороны остаться здесь со сдохнувшим аккумулятором посреди пустынной местности очень опасно. Тем более, что нужно бы бензин залить. А мотор глушить нельзя. Аккумулятор потом не оживет. С другой, что-то с этим Амосом было не так.
        Амос дал задний ход, подъехал к ним вплотную и остановил грузовичок бок о бок с "Ниссаном".
        - Ну что же вы замерли? - он опустил стекло.
        Айболит, наоборот, поднял стекло. Маша была права. По настороженным глазам Амоса он увидел, что этот прожжённый мужик и явно бывший военный понял, что они в бегах. И руку он все время держал на кобуре, даже когда возился с кабелем. Нет, рисковать нельзя!
        - Да мы как-то сами, спасибо! Нас ждут тут неподалёку, - прокричал Айболит и помахал ему рукой из-за закрытого стекла.
        Амос заглушил мотор, вышел из машины и решительно направился к ним, обходя грузовичок с другой стороны. И в этот момент Айболит горько пожалел, что не догадался положить в машину хотя бы какую-нибудь корягу, которая могла бы послужить дубинкой. Амос шел неторопливо, но несмотря на грузное тело, его шаг был легким и пружинистым. Так ходят, когда собираются напасть, внезапно прыгнуть, побежать или даже ударить.
        Айболит нажал на кнопку, запирающую двери. Замки так громко щёлкнули, что Маша вздрогнула.
        - А если он стекло разобьет? - шепотом спросила она.
        - Оно бронированное, - Айболит поставил ногу на педаль тормоза и переключил рычаг передач, собираясь двинуть машину с места.
        Но в этот момент Амос подошёл к двери с его стороны.
        - Открывай! - он хлопнул по стеклу.
        Айболит не отвечал, не снимая ногу с педали тормоза, чтобы машина ненароком не поехала. Амос облокотился о стекло. Не хватало его еще сбить!
        - Отойдите от машины! - Айболит махнул рукой.
        - Открывай! - Амос дернул ручку.
        - Отойдите от машины, я сказал! - Айболит повысил голос.
        Амос вдруг улыбнулся и сунул руку в карман. Маша взвизгнула. Айболит отпустил педаль тормоза. Машина двинулась с места. Амос отскочил назад, ударился о свой грузовичок и вытащил руку из кармана. Он приложил ее к стеклу и Айболит резко затормозил. В его натруженной смуглой руке ярко блестел серебром брелок с большими, широко раскрытыми крыльями.
        Айболит облегченно выдохнул, открыл дверь и выскочил из машины.
        - Сильно ударились? - забеспокоился он. - Дайте смотрю.
        - Да все в порядке, - отмахнулся Амос. - В первый раз, что ли? Я весь разбитый и перебитый. Ничего страшного. Не девочка. Замуж не выходить.
        - Почему вы сразу не сказали? Вас кто-то прислал? - Маша бегом обогнула машину и подбежала к мужчинам.
        - Никто меня не присылал, - покачал головой Амос. - Просто пытался вашу машину завести и увидел знакомый символ. И понял, что вам помощь нужна.
        - А если мы сами помогаем? Почему вы решили, что мы в ней нуждаемся? - в Маше вдруг некстати проснулся следователь.
        - Я тебе потом расскажу, когда ко мне домой приедем. Посреди дороги как-то неудобно. Поезжайте за мной, ребята.
        Дом Амоса прятался среди роскошных виноградников. Ворота распахнулись, две машины въехали на широкую аллею, которая вела к дому. Сложенный из белого известняка, он был по всему периметру окружен деревянной верандой. Из дома вышла женщина лет шестидесяти. Невысокая, крепко скроенная, она была одета в клетчатый сарафан до колен. Смуглые покатые плечи блестели на солнце. Крепкие, очень смуглые, слегка кривоватые ноги были босы. Она спустилась с крыльца и поздоровалась:
        - Шалом!
        - Шалом! - дружно ответили все трое.
        Женщина что-то гортанно произнесла на иврите, обращаясь к Амосу.
        - По-английски, Далия, по-английски, наши гости не понимают на иврите.
        - Я говорю: откуда ты привёз мне таких молодых красавцев, старый хулиган? - улыбнулась женщина.
        - Вот те на! Опять недовольна! - нарочито нахмурился Амос. - Один приезжаю - плохо. С гостями приезжаю - тоже плохо. Эта женщина сама не знает, чего хочет! - он обнял ее и поцеловал в макушку, прикрытую белой косынкой.
        - Эй! При людях! Как не стыдно! Тьфу на тебя! - она густо покраснела.
        - Она у меня застенчивая, - подмигнул Амос. - Ее зовут Далия. И она моя жена.
        - Вот позорник! - она оттолкнула его. - Жена! Мы же в раввинате не были. Так живем.
        - А мне не нужно, чтобы ребе с бородой, как у Санта-Клауса и с пейсес до бейсес, давал разрешение называть тебя женой, понятно? А теперь принимай гостей.
        - Что такое пейсес я знаю, - авторитетно заявила Маша. - Это пейсы, кудряшки такие на висках у очень религиозных евреев. А что значит: до бейсес?
        - Да не слушай этого хулигана! - возмутилась Далия, - и не стыдно тебе девочке такие гадости говорить? - она стукнула Амоса по плечу.
        - Ну ей же не три года! - он неожиданно ловко отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от ударов жены, и объяснил: - Бейсес - это то, что курица несет каждое утро, а еще это бывает у муж...
        - Убью тебя сейчас! Замолчи! Эээ… - Далия вдруг вытянула два пальца, указательный и средний, покрутила перед носом Амоса и насмешливо протянула: - Йалла! Мин ха шэддим!
        - Не обращайте внимания! - заявил Амос Айболиту и Маше. - Это она когда стесняется, сразу переходит на родной йеменский. И на нем сильно ругается. Вот сейчас бесовским созданием назвала.
        Айболит с Машей рассмеялись.
        Далия быстро накрыла стол на веранде. В центре поставила запотевший от холода стеклянный кувшин с темным виноградным соком. Вокруг него мисочки с салатами, оливками, блюдо с рисом и противень с жареными в духовке куриными бедрами. Рядом положила деревянную круглую доску, на которой лежал круглый, упоительно пахнущий черный хлеб.
        - Ох, какой запах! - не выдержал Айболит. - Это домашний хлеб?
        - Ты попробуй, - Амос отрезал большой ломоть.
        Из темной мякоти выглядывали светлые вкрапления орехов.
        - Далия сама печет. По старинному семейному рецепту ее бабушки.
        - Не крути людям голову. Дай поесть. Начал уже… рецепты, джаддати, бабушка моя, то есть, - пояснила Далия, садясь за стол рядом с Машей. - До смерти можешь людей заговорить. Ешь давай. Хоть рот закроешь ненадолго.
        - Строгая она у меня. Все время ругает, - пожаловался Амос, с обожанием глядя на жену. - Вот помру, потом плакать будет и жалеть, что ругала.
        - Ой, кому ты на том свете нужен? - отмахнулась Далия, накладывая в тарелку Айболита гору риса и огромные куски курицы. - Тебя и на этом еле терпят. До ста лет проживёшь, можешь не сомневаться.
        Айболит невольно засмотрелся на них. Они ворчали друг на друга, притворно злились. Но в их глазах светилась искренняя любовь, которой они согревали окружающих. Маша явно чувствовала то же самое. Она подперла лицо рукой, согнув ее в локте, и с явным удовольствием наблюдала за непрекращающейся перепалкой.
        И Айболит вдруг подумал, что хотел бы вот так же сидеть за столом с Машей. И ворчать друг на друга. И чтобы у них были седые волосы и морщины на лице. Чтобы позади была долгая, пусть трудная, но очень счастливая жизнь. А вокруг были дети, внуки, кошки и собаки.
        После еды Амос налил всем сока в высокие стаканы, украшенные разноцветными цветами, и спросил:
        - А вы от кого бежите, ребята? Да не бойтесь, не выдам, - заверил он их, увидев, что оба они напряглись. - И как вас занесло к шейху Файзи?
        Маша поперхнулась соком, закашлялась и спросила:
        - Откуда вы знаете про бедуинов?
        - Да ладно, - улыбнулся Амос. - У меня глаз наметанный. Я всю жизнь прослужил в ШАБАКе - внутренней безопасности. Сразу отличаю, кто прячется. А вас так на раз вычислил. Во-первых, печенье, которое вы бросили овечкам, умеет печь только Фатьма, жена шейха. Я его лет тридцать знаю. Во-вторых, двое русских, не говорящих на иврите, вдали от туристических маршрутов, без гида, зато на машине с номерами офицера полиции. А еще лица не загорелые и не обветренные, хотя ехали от бедуинов. Значит, на верблюдах по пустыне не катались. А сидели под тентом или в помещении. То есть, внутри поселка. Потому что снаружи бедуины изображают средневековой уклад для туристов. И в шатре вы бы за полдня обгорели. Там ветер из пустыни дует, как горячий фен.
        - С ума сойти! - поразился Айболит. - Ну вы, конечно, профи. Надеюсь только, что те, кто нас ищет, разбираются во всем этом хуже вас.
        - Если они молодые, то можешь не сомневаться, - подтвердил Амос. - Они же сегодня все с телефонами, компьютерами, а глаза у них… филь тыззы, извините за выражение. В заднице, то есть, как говорят по-арабски.
        - От горской родни бежим, - Айболит взял Машу за руку. - Ее хотят замуж выдать. Второй женой взять, чтобы родила ребёнка вместо первой бесплодной.
        - Горские? - удивлённо спросил Амос. - А девушка не похожа на горскую. Больше на русскую.
        - Я половинка, - сказала Маша. - И всё сложно.
        - Я так и понял, - ответил Амос.
        Снаружи, из-за ворот раздался звук клаксона. Кто-то отчаянно сигналил.
        - А вот и мой друг с тягачом подъехал. - Сейчас машину заберет, а завтра будет, как новая. Иван, пойдем со мной, - Амос поднялся из-за стола.
        МАША
        - А мы с тобой кофе выпьем со сладеньким, пока мужчины возятся со своими железками, - Далия поставила на стол поднос с кофейными чашками и большим шоколадным кирпичом.
        - Ела такое когда-нибудь? - она повернула кирпич разрезом ко мне и я увидела трехслойную халву, покрытую шоколадом.
        - Нет, никогда. Как красиво!
        - Это называется халва "Халаби", то есть, сирийская халва. Слой обычной халвы, слой с добавлением какао и слой шоколадной массы, похожей на "Нутеллу". А сверху шоколадная глазурь. После такой халвы даже самый холодный мужчина ведет себя, как проснувшийся вулкан, - она подмигнула, отрезала большой кусок, положила на блюдце и поставила передо мной.
        Я молча опустила глаза, рассматривая это восточное кондитерское чудо вблизи.
        - Я вам, кстати, постелила в одной комнате. Это ничего? - Далия отрезала себе кусок халвы.
        - Спасибо, все в порядке.
        - Да что ж ты замороженная такая? - рассердилась вдруг она. - Спасибо, пожалуйста. А у самой глаза, как у побитой собаки. Расскажи мне, что на сердце. Ничего не таи. Знаю, что у вас, русских и европейцев не принято перед незнакомыми людьми душу раскрывать. Но здесь восток. Здесь люди умеют ценить, если ты с ними делишься. Нельзя в себе всё держать.
        И меня словно прорвало. Заливаясь слезами, я рассказала ей всю свою историю от начала и до конца.
        - 19 -
        ТВОЙ ВЕРНЫЙ РЫЦАРЬ ЛАНСЕЛОТ
        Когда я закончила, по смуглому лицу Далии струились слезы.
        - Извините, что расстроила вас, - я налила себе и ей по стакану изумительного, густого и терпкого виноградного сока из кувшина, что стоял на столе. - Никогда такого не пробовала. Это из ваших виноградников?
        - Да, - кивнула она. - Мы с Амосом выращиваем виноград и делаем вино. Виноград - он как дети: чем больше ему даешь своего сердца, пота и труда, тем больше к тебе возвращается. Знаешь, Марья, а мы ведь с тобой похожи. Только тебе повезло больше, чем мне.
        - Разве вы не хотели выходить замуж за Амоса? Мне казалось, что он такой хороший человек.
        - Очень, - согласилась она. - Только вот мы с ним вместе всего лишь три года. А до этого я прожила очень трудную жизнь. Вернее, ее прожили за меня.
        - Это как? - не поняла я.
        - А вот так, - горько усмехнулась она. - Я ведь родилась не в Израиле, а в Йемене. В очень религиозной семье. А других у нас и не было. Мы жили на юге, в горах, в деревне, где дома были высечены прямо в скалах. А вокруг лес. До пятнадцати лет ни разу не видела прямую дорогу. Веришь?
        - С ума сойти! - поразилась я.
        - Наш дом был разделен на две половины. В одной половине мы, в другой жила арабская семья. Между половинами дома мужчины прорезали дыру, чтобы было удобно передавать разные вещи и еду. Мы жили одной семьей. Ели вместе, праздновали все праздники: и еврейские, и мусульманские. В той семье самым старшим был мой ровесник, мальчик по имени Салем. Мы с ним были не разлей вода. С утра до вечера вместе. А когда нам исполнилось по четырнадцать лет, он вдруг признался мне в любви и сказал, что собирается сделать предложение моему отцу. У нас ведь предложение делают не девушке, а ее родителям.
        - А вы? Вы его любили?
        - Лет с десяти, - она глотнула сока. - Даже по ночам снился. Дышать без него не могла. Но признаться стеснялась. Воспитание такое: нельзя у нас женщинам о любви говорить до свадьбы. Только после, да и то исключительно наедине с мужем. Сказано - сделано. Тянуть он не стал. Мой отец его внимательно выслушал и промолчал. А потом вечером пришел ко мне и сказал, что все понимает: и Салем чудесный парень, и семья замечательная. Вот только они мусульмане. А евреи женятся только на своих. А через две недели к нам пришли люди из "Моссада" и сказали, что всех вывозят в страну, которую создали евреи. Эта операция называлась "Крылья ястреба". Мы ведь самолетов никогда не видели. И думали, что нас везут сюда большие железные птицы. Вроде королевского ястреба.
        Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
        - Да ладно, смейся, - разрешила Далия. - Вижу, что тебе хочется. Это ты еще не видела, как наши старики впервые увидели телевизор. Они его обошли с другой стороны и заглянули между ним и стенкой. Искали людей, которые за ним прячутся, не нашли и торжественно объявили, что это мин ха шеддим. То есть, бесовская вещь. И что держать ее в доме не кошерно, - она рассмеялась, но ее лицо тут же омрачила тень, и она печально продолжила: - И вот приехала за нами повозка. Бедная лошадка еле-еле вскарабкалась в гору. А отец Салема его специально послал за хворостом, чтобы он не видел, как я уезжаю. А Салем все равно узнал. Меня посадили на торце повозки. Сижу я, ноги свисают вниз, подпрыгиваю на кочках. И вдруг вижу: из леса выскакивает мой Салем. Бросает вязанку хвороста и бежит за повозкой. Изо всех бежит. Падает, поднимается, по запыленному лицу текут слезы. И на щеках такие мокрые дорожки, смешанные с песком. Вот здесь, - она провела рукой по своим щекам.
        - Боже, какой кошмар! - я заплакала, взяла ее смуглую руку с натруженными ладонями и крючковатыми пальцами, и принялась ее гладить.
        - Это еще не кошмар, девочка, - горько усмехнулась она. - Кошмар начался через месяц. Мы приехали в Израиль. Нас поселили в караванном поселке, в домах из тонкой фанеры. А через месяц мне исполнилось пятнадцать лет и мой отец выдал меня замуж. Жениху было семнадцать. Меня даже никто не спросил: нравится ли он мне? Просто мой папа ходил с ним в синагогу, которую выстроили тоже из фанеры. И ему понравился набожный, скромный и приличный мальчик из хорошей семьи. Я тогда выскочила из дома, села в автобус и поехала, куда глаза глядят. Доехала до севера страны. Три дня жила в апельсиновой роще. Ела плоды с дерева. Но меня нашла полиция и вернула домой. А через год уже родился старший сын. Родов я боялась страшно. Нам ведь никто не говорил, откуда дети берутся. Мама мне сказала, что ребенок должен выйти через колено. И я ходила по улице и боялась. А вдруг я на колено упаду и с ним что-то случится? Потом пошли еще дети. Четверо - чтоб они были мне здоровы! Муж умер, когда мне и сорока не было. Надорвался на работе. Всё хотел, чтобы у нас все было. А больше всего хотел, чтобы я хоть раз в жизни сказала,
что люблю его. А я так и не смогла. Вот, бывало, обнимает он меня ночью, а у меня перед глазами мой Салем. Как в пыль падает, поднимается и снова бежит за повозкой, - она стащила с головы косынку и закрыла лицо
        Ее плечи затряслись от рыданий. Я встала, придвинула к ней стул и обняла ее за плечи.
        - Ну вот дети выросли, пошли внуки. Осталась я одна. Дом продала. Купила маленькую квартирку. Что мне одной нужно? И как-то сижу у себя дома и вдруг слышу стук в окно. А у меня квартира была на первом этаже. Соседка моя, подружка близкая, из ваших, кстати, из русских, кричит: "Далия, срочно открой мне!". Ну я окно распахиваю, а она говорит, что там мужчина сидит на скамейке во дворе. Вроде араб, пожилой, но говорит только по-английски. И меня спрашивает. Я выхожу и… вижу моего Cалема. Сколько лет прошло, а я его сразу узнала. Сидит на скамейке, плачет, руки ко мне тянет и говорит: "Вот и свиделись, интаумри". Интаумри - это по-арабски "жизнь моя". Его тоже женили. И так как часть Йемена была английской колонией, то ему дали британское гражданство. И он с семьёй потом уехал в Англию. Вырастил детей и внуков. Жил себе и жил. А потом выяснилось, что у него эта болезнь.
        - Какая болезнь? - не поняла я.
        - Та самая. От которой многие умирают. Только не произноси ее название! Не хочу, чтобы это слово звучало в моем доме, - испуганно прошептала она.
        - Хорошо, не буду, - пообещала я, догадываясь, что речь идет об онкологии.
        - И Салем меня нашел, чтобы хотя бы перед смертью увидеться. И вот сидим мы с ним, оба загнабуты - старые развалины по-нашему, по-йеменски - и плачем. И думаем только об одном: как же мы позволили другим прожить за нас эту жизнь? Разве бог хочет, чтобы мы так страдали? И если да, то почему его тогда называют внепонимающим и милосердным? Всю ночь я тогда не спала. Утром встала, сняла свою религиозную одежду: юбку в пол, кофту с длинным рукавом, что носила в жару, косынку, что полностью волосы закрывала, закрытую обувь и колготки.
        - Как можно в этом всем выдержать в сорокоградусную жару? - поразилась я.
        - Невозможно, - согласилась она. - Но раввины говорят, что еврейские женщины должны так одеваться из скромности. Мол, так бог велел. Чтобы не соблазнять мужчин даже маленьким кусочком обнаженного тела и не мешать им изучать священные книги, - саркастически хмыкнула она. - А мне тогда стало все равно, чего хочет бог. Я надела платье до колен с коротким рукавом, которое до этого носила только дома, когда никто не видел. Взяла сумку с вещами, села на автобус и как в пятнадцать лет отправилась, куда глаза глядят. Даже не смотрела на расписание автобусов. Просто садилась в него, ехала до конечной, выходила и пересаживалась на другой. Так я оказалась на юге. Стемнело, я сидела на автобусной остановке одна. Ночь, вокруг никого, пыльная дорога и звезды над головой. Там меня и нашел Амос. Привел к себе. Здесь я и осталась.
        - А дети и внуки как это приняли? - осмелилась спросить я.
        - Как и должны были, - она вытерла лицо косынкой и бросила ее на пустой стул рядом с собой.
        Вытащила заколку из волос, и я ахнула. Роскошные, густые, черные волосы рассыпались по плечам и спине.
        - Заявили, что я проститутка. Вдова, в возрасте, одета, как падшая женщина: плечи открыты, ноги голые. И еще и живу с мужчиной во грехе, без свадьбы в раввинате и благословения. И все до единого от меня отказались.
        Я погладила ее по волосам. Она взяла мою руку и прижала к груди.
        - Я тебе зачем все это рассказала, девочка… не дай им прожить твою жизнь за тебя. Никто этого не стоит! Ни семья, ни бог. Ничего не бойся! Живи наотмашь, как будто сегодняшний день - последний. И люби своего мужчину. Люби сегодня, потому что завтра может не наступить. Вы ведь даже ни разу не были вместе.
        - Откуда вы… - я задохнулась от удивления, не закончив фразу.
        - Да это сразу видно, - засмеялась она. - Ну что я не отличу пару, которая уже таки да или еще, о боже, нет? Иди к нему! Тем более, что я вам постелила новое белье из египетского хлопка. Амос купил. Всё надеется, что мы пышную свадьбу сыграем. Без раввината, но с фатой и кучей друзей. И у нас будет настоящий медовый месяц. Вот дурак! - лукаво прищурилась она.
        - Почему дурак, Далия? Он вас просто любит! Это же здорово!
        - Да ой! - отмахнулась она. - В нашем возрасте, если при поцелуе ничего не болит и не колет, так это уже считается и медовым месяцем, и первой брачной ночью, и большим счастьем. И без египетского хлопка.
        Ворота распахнулись. Оживленно обсуждая что-то, Амос и Айболит
        прошли по аллее и поднялись на террасу.
        - Кофе? Чаю? Поесть? - Далия легко, как молодая, вскочила с места.
        Словно и не плакала навзрыд десять минут назад.
        - Уважаемая Далия, пожалейте! - Айболит приложил руки к груди. - Внутри меня что-то булькает и тяжело ворочается. Я просто физически столько есть и пить не могу.
        - Эх, мельчают мужчины, - вздохнула Далия. - А ты во всех смыслах такой нежный? - хулигански прищурилась она.
        - Далия! - одернул ее Амос.
        - А что такое? Я просто спросила, - она принялась собирать стаканы со стола.
        - Пойду спать с вашего позволения. Очень устал. Большое спасибо за все! - Айболит зашел в дом.
        - А ты чего? Спать иди, - шикнула на меня Далия.
        - Далия, а может, ты не будешь руководить хотя бы этим процессом? - осведомился Амос.
        - Ой, молчи! - прикрикнула она. - Сейчас такая молодёжь пошла, что руководить нужно всем. Включая "зиги-зиги".
        Амос, который в этот момент налил себе сока, поперхнулся и закашлялся.
        - Только не проси меня, Марья, переводить, что это такое, - взмолился он.
        - Это как раз то, о чем мы говорили, - шепотом просветила меня Далия. - Иди давай.
        Я поднялась на второй этаж и зашла в просторную комнату. Айболит был в ванной. Мерно шумела вода. Я откинула одеяло на двухспальной деревянной кровати с мягкой бежевой кожаной спинкой. Египетский хлопок жемчужного оттенка в больших серебристых каплях приятно холодил пальцы. Я честно разделила четыре подушки, разложив их по две на каждую половину кровати. С одной стороны на тумбочке лежала белая длинная ночная рубашка на тонких бретельках. Вот Далия, конечно, своя в доску. Даже об этом подумала.
        Сумерки затемнили комнату. Айболит вышел из ванной в длинных светлых шортах и белой майке. Все это на нем болталось. В эти вещи вполне можно было завернуть еще одного Ваню.
        - Вот Амос поделился пижамой, - улыбнулся он, заметив мой взгляд.
        Он взял с комода пушистый плед и бросил его пол.
        - Зачем, Ваня?
        - Ну… чтобы спать, - растерялся он.
        - Не нужно, - я взяла рубашку и пошла в ванную. - Кровать большая. Места хватит. Ты и так у бедуинов спал на полу. Спину пожалей.
        - Спасибо, - он лег на краешек кровати и укрылся одеялом, тщательно распределив его так, чтобы большая часть досталась мне.
        Я взяла свою сумку и отнесла в ванную. Приняла теплый душ, достала из сумки дезодорант и зубную щетку. Далия предусмотрительно оставила на полочке под зеркалом две новые щетки. Но мне было неудобно их брать. А вот мягким и большим полотенцем я с удовольствием воспользовалась.
        На полочке под зеркалом на видном месте стояли духи. Я открыла флакончик с синей наклейкой, на которой была нарисована кошечка, сидящая на желтом лунном серпе. "Митнайт", парфюмерный дом "Хлавин" вились золотые буквы по синему фону. Запах был просто невероятным! Пряным, чуть сладким и при этом загадочным. Я побрызгалась и удивительный аромат поплыл по ванной. А ведь действительно ночной запах. Недаром он называется "Полночь".
        Я вернулась в комнату. Стемнело, но фонарь на веранде золотистым контуром очерчивал все предметы в комнате. Не зажигая света, я легла. Айболит прерывисто вздохнул на своем крае кровати.
        Я оправила рубашку. Руки дрожали от волнения. Не знаю, как это делается. И как вообще он всё это воспримет? Если бы он сам, первый, было бы легче. Но Ваня даже дышать старался тихо. Я подвинулась к нему и погладила его русый, вихрастый затылок.
        Он вздрогнул и резко повернулся. Лицо в лицо. Глаза в глаза. Он смотрел на меня и не двигался. Вообще. Как кукла. Я осторожно прикоснулась губами к его губам.
        - Что ты делаешь, Маша? - он вздрогнул, но не сдвинулся с места.
        Я растерялась.
        - Я недостоин тебя, - хрипло прошептал он. - Я… изменил тебе с другой женщиной, когда уезжал якобы на Кипр. На самом деле был в России. И переспал с…
        - Молчи, - моя ладонь зажал его рот. - Не хочу слышать. Не желаю знать. Я тоже тебе изменила. Почти переспала с Амиром.
        - У тебя не было выбора, Маша.
        - Выбор есть всегда. Могла отказаться, сбежать из дома, сделать что-нибудь. А я мешок, который передают друг другу. Я - трусиха и квашня. Мы оба не идеальные, Ваня. И не нужно даже стремиться к идеалу. Потому что жизнь такая сложная, что после того, как меня продал папа, которого я любила больше всего на свете, уже не понимаю: кто прав, а кто виноват. Знаешь, это прозвучит глупо, но я даже рада, что ты был с другой женщиной. Очень сложно любить идеального человека. А ты был идеальным. Слишком правильным, слишком хорошим и слишком смелым. Бросился мне помогать, не думая о дочке, маме. Готов всю свою жизнь зачеркнуть. А я… всего боялась. И ждала, когда за меня всё сделают другие. И сейчас за меня всё делают другие. Посмотри, сколько людей меня спасает. Как я могу всем им отплатить добром?
        - Никто и не требует, - возразил он.
        - Я требую, Ваня! Сама от себя требую! Мне кажется, что я всю жизнь спала и только что проснулась. И после того, что ты мне сказал, мы квиты. Оба не смогли противиться обстоятельствам. Давай просто перевернем страницу. И начнем все заново.
        Он вдруг резко вскочил и схватил меня. Я даже вскрикнула.
        - Прости ради бога! Не хотел тебя напугать! Я - идиот!
        - Ничего. Все порядке, - прошептала я.
        Он медленно и нежно поцеловал меня в шею.
        - Если что-то не так, неприятно и больно, ты сразу мне скажи, и я остановлюсь, слышишь, милая?
        - Да, - я закрыла глаза и растворилась в нем.
        Он спустил бретельки рубашки и поцеловал мои плечи. Взял меня за руку и губами прошелся по пальцам. Осторожно поднял ночную рубашку. Я погладила его накачанную грудь и поцеловала в плечо. Шёлковая ночнушка скользнула на пол. Туда же полетели его шорты и майка.
        Он стоял на коленях, любуясь мной. А я смотрела на него. На его сухопарое и сильное тело.
        - Можно? - прошептал он, гладя мои колени.
        - Да, Ванечка.
        Я оказалась под ним. Обняла его мощную, крепкую спину. И вдруг меня охватил страх. Дыхание прервалось. Я почувствовала запах Амира. Вспомнила, как он вот так же заслонял собой всё.
        - Это Ваня, мой Ваня. Это не Амир! - металась в голове суматошная мысль.
        Но ничего не помогало. Страх перекрыл дыхание. Воздух закончился в легких. Одна. Наедине с мужчиной, сильным и беспощадным, который может сделать со мной все, что захочет. И ничего ему за это не будет. Нет!
        - Нет! Не нужно! Умоляю! - прохрипела я.
        Айболит ту же вскочил. Я села, согнувшись пополам. Мне нечем было дышать. От панической атаки свело руки и ноги.
        - Спокойно! Я здесь, милая. Дыши, дыши! - он взял мою кисть и схватил с тумбочки часы, отсчитывая пульс.
        Встал, побежал в ванную и вернулся со стаканом воды.
        - Пей, милая!
        - Не могу. Не могу, - я раскачивалась на кровати, обхватив колени.
        Если буду вот так сидеть, скорчившись, до меня никто никогда не доберется. Так хорошо, так спокойно. Так все закрыто. И никто не смотрит мне внутрь.
        - Ну чуть-чуть, прошу тебя! Ну же, милая! Посмотри на меня. Это я, Ваня. Я ничего плохого тебе не сделаю. Все будет так, как хочешь ты.
        АЙБОЛИТ
        - Ты не понимаешь! Никто не понимает! - она зарыдала как ребёнок, кулаком размазывая по лицу слезы.
        Да, мужчины не понимают. Но он понимает. Слишком часто видел это у своих пациенток. Страх перед проникновением. Любым. Об этом не принято говорить.
        - Будь смелой, будь сексуальной! - кричат со всех сторон.
        Фильмы, книги, соцсети - все помешаны на знойных красотках, которые управляют мужчинами одним движением наманикюренного пальчика. Потому что умеют принимать этого самого мужчину. Какая женщина захочет признаться, что для нее секс - это пытка? Что даже слишком страстные поцелуи пугают ее, потому что это тоже вторжение в женскую суть, в ее личное пространство. Что она боится того самого момента, когда кто-то чужой, пусть даже официально признанный и закольцованный в ЗАГСе, покусится на то, что от природы принадлежит только ей! Ведь недаром природа создала мужчину и женщину так, что у мужиков это все снаружи, а у женщин внутри. Бог намекал, что у женщин, у которых веками отнимали всё, есть тайное место, принадлежащее только им самим. Есть разные обходные пути, чтобы не испугать женщину вторжением. Но мужчины слишком ленивы, чтобы этим интересоваться. Им достаточно того, что есть, чтобы гордиться самим фактом обладания женщиной.
        "Как все, так и ты". "Мать-природа поможет". "Как легла, так и дала" - вот что с детства вбивают в голову всем женщинам. И они старательно рисуют пухлые губы. Отращивают волосы, как у русалок. Надевают обтягивающую одежду. Всё для сексуального фронта! Всё для победы! Если ты не секси, тебя нет в этой реальности. И искренне считают, что это и есть женское предназначение. Им и невдомек, что всю эту оголтелую сексуальность придумали мужчины. И тщательно ею манипулируют. Потому что денежный оборот индустрии красоты лишь ненамного отстает от оборота продажи оружия. И потому что мужчинам удобно, чтобы женщины были всегда и на всё готовы без всяких прелюдий и долгих ухаживаний. Поэтому все те женщины, которые так и не сумели запрыгнуть в этот поезд сексуальности, всегда чувствуют страх и вину.
        Таких женщин Айболит опознавал сразу. По тому, как они, лежа в кресле, пытались до последнего момента сдвинуть колени. По тому, как они закусывали губу, когда он медленно вводил расширитель. Сидя у них в ногах, он осторожно бросал взгляд на их лица. Он никогда не смотрели на него. Всегда в потолок. Но он видел этот дикий страх в их расширенных от ужаса глазах. Сейчас такой же страх заполнил глаза Маши.
        - Я здесь. С тобой, милая, - он схватил одеяло, полностью завернул ее, прижал к себе и начал качать, как ребенка. - Вот так, все будет, как ты хочешь.
        - Он… меня…
        - Я знаю, милая. Я знаю. Не нужно! Не думай об этом!
        - Я… почти чувствовала его внутри. Почти! Я ничего не видела. Амир… такой тяжелый… навалился… а я внизу… дышать не могу… только он и его запах. Такой мужской запах! Почему женщины всегда внизу? - зарыдала она.
        - Тшшш! Не думай, не думай! - он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку. - Все прошло. Это я. Он никогда не вернется. Ты больше его не увидишь. Обещаю!
        Айболит заскрипел зубами. Кажется, планы нужно менять. Думал, что сможет уехать и просто увезти ее от Амира. Но сейчас ему хотелось зубами вцепиться в горло этого подонка. Он сам закрыл глаза, представляя себе эту страшную сцену. Как здоровенный мужик подмял под себя эту хрупкую девочку. Как рычал, когда лапал ее, думая, что вот она, беззащитная и беспомощная. Как от этой мысли фонтаном взрывались гормоны этого козла. Айболит так скрипел зубами, что едва не прикусил себе язык.
        Маша постепенно затихла. Рыдания смолкли. Он сел повыше, облокотился о мягкую спинку кровати, положил Машу на колени, подоткнул одеяло со всех сторон. Она всхлипнула и заснула у него на руках. Айболит сидел всю ночь, глядя в темноту воспаленными газами. Руки и ноги затекли, но он боялся пошевелиться. Спи, моя милая, спи! Я буду беречь твой сон. Чтобы ни во сне, ни наяву к тебе не подкрались чудовища. Их так много, этих злобных монстров! Но я - твой рыцарь. Твой верный Ланселот! Отгоню всех монстров, убью дракона и спасу свою принцессу, заточенную в высокой башне из слез и страданий. Потому что всем женщинам нужно, чтобы их спасали.
        - 20 -
        ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ
        АЙБОЛИТ
        Айболит проснулся на рассвете от стука в дверь. Маша, сонно моргая, прошептала:
        - Ой, извини! Я не дала тебе нормально отдохнуть.
        - Все в порядке, Машенька, - улыбнулся он, разминая затекшие руки.
        Она встала и в одеяле побежала в ванную.
        - Войдите! - крикнул Айболит, быстро натянув майку.
        - К вам приехал друг, - Далия приоткрыла дверь.
        Айболит оделся и побежал вниз. Возле дома стояла машина скорой помощи. Рядом с ней, облокотившись на капот, стоял Марк, болтал с Амосом и пил кофе.
        - Это что? Откуда скорая? - Айболит обошел по кругу белый автомобиль с красной полосой.
        - Лучше не спрашивай! - Марк нахмурился. - Видимо, этот урод Рафик успел скинуть Амиру номер моей машины и локацию. Мне позвонили знакомые ребята из безопасности и сказали, что он едет сюда. У нас времени от силы час.
        - Куда сюда? - не понял Айболит. - Никто не знает, что мы здесь. Может, к бедуинам?
        - Ну какая разница? - пожал плечами Марк. - Кто-то мог вас видеть. Посёлок опять-таки, все на виду, - он кивнул на ворота. - Ты можешь поручиться за этих людей, которые живут в округе? Ребята говорят, что Амир весь Израиль перевернул, чтобы вас найти. Поэтому и поедем на скорой. Эта машина, - он похлопал по капоту, - часть нового плана.
        - Тоже тайными тропами? Не через аэропорт? - уточнил Айболит.
        - Забудь ты про аэропорт! - отмахнулся Марк. - Аэропорт перекрыт наглухо. Нынешнее правительство получает большую помощь от горских. Поэтому министр МВД дал распоряжение закрыть для тебя выезд. Это незаконно. Но пойди доживи до суда. Поэтому попробуем с другой стороны.
        - А скорая при чем? - спросила запыхавшаяся Маша, подбегая к ним.
        - Увидишь, - улыбнулся Марк. - Где моя машина? Нужно ее отогнать куда-нибудь и спрятать.
        - Она и так спрятана, - Амос подлил Марку еще кофе из медного кофейника. - Ее мой сосед поставил у себя в гараже. Вот пусть там и остаётся.
        - Спасибо! Когда все закончится, приеду забрать, - Марк отхлебнул кофе. - А теперь берите вещи и в машину.
        Он отдал Амосу пустую чашку и сел за руль. Далия поцеловала Машу и сунула в руки бумажный пакет.
        - Здесь бутерброды, булочки и кофе. Вам пригодится в дороге. Береги себя, девочка! - она поцеловала Машу. - А ты смотри мне! - она погрозила Айболиту пальцуем. - Обидишь ее - сама лично найду и убью!
        - Она может, - согласился Амос. - Подтверждаю!
        Скорая выехала за ворота.
        - Значит, план такой, - сказал Марк. - Довезу вас до Иерусалима, а там вас будут ждать два моих друга. Мне там с вами нельзя. Я половине города снюсь в страшных снах. В пятак все знают. Спалю контору к чертовой матери! Поэтому вас будет сопровождать парочка - Абрам и Сарочка. На лицо ужасные, добрые внутри. Вы их слушайтесь и не обращайте внимания на шум, который они оба производят.
        - В каком смысле шум? - не понял Айболит.
        - В прямом! - рассмеялся Марк. - Эти два поца - закадычные друзья. Друг без друга полдня прожить не могут. Но собачатся страшно. Потому что один еврей, а другой араб. Вам может показаться, что они сейчас друг другу вломят, но на самом деле это от любви.
        - Оригинально, - протянула Маша.
        - Ну это у брутальных восточных мужчин такая фишка есть: изображать, что они очень сердитые. Боятся показаться мягкотелыми. Не дай бог кто-то поймет, что у них очень доброе сердце. Это же зашквар - как говорит нынешняя молодежь.
        Видя растерянные лица Маши и Айболита, Марк добавил:
        - Восток - дело тонкое, ребята. Здесь всё не такое, каким кажется.
        Не доезжая до Иерусалима, скорая свернула в заросли кустарника. За белым валуном пряталась серая потрепанная "Субару". Из нее вышли двое мужчин в синих костюмах парамедиков. Один из них был маленьким, тщедушным и все время поправлял вязаную кипу, которая свободно гуляла по его кудрявой голове. Второй был невысокий, но коренастый, плотный, крепко сколоченный. На голове топорщился седой "ежик". Смуглое лицо выражало хроническое недовольство жизнью.
        - Шалом! - мрачно изрек он.
        - Что шалом? Куда шалом? - затараторил маленький по-английски. - Тебе ясно сказали, что люди туристы. Не местные. Переходи сразу на английский.
        - Шалом понимают все, - пробурчал седой. - Я - Кнаан, - он кивнул Маше и протянул Айболиту широкую, как лопата, ладонь.
        - Ицхак, - расплылся в улыбке маленький. - Но можно просто Ицик. Ум и красота нашего тандема.
        - А я тогда кто? - удивился Кнаан.
        - Тупость и грубая сила, - любезно пояснил Ицик.
        - Это потому что я араб? - огрызнулся Кнаан.
        - Это потому что я тебе не ООН, комплиментами, не имеющими под собой реальной основы, бросаться не буду, - объяснил Ицик и подмигнул Маше. Видя, что Кнаан набрал воздуха в легкие, собираясь ответить, Марк вскинул руку, сложил пальцы щепотью и потряс ею в воздухе. Айболит уже видел этот восточный жест. Он означал: "Подождите!"
        Мужчины одновременно замолчали, уставившись на Марка.
        - Привезли? - коротко осведомился он.
        - А то! - Ицик бросился к машине. - Я же все подготовил. Он разве может? Он же тупой с рождения!
        - Кто бы говорил! - Кнаан немедленно бросился за ним к машине. - Мой лучше, чем твой.
        Они открыли багажник и достали два рюкзака.
        - А можно узнать, что происходит? - осторожно спросила Маша.
        Марк молча закатил глаза. Мужчины вернулись, открыли рюкзаки и вытащили два силиконовых накладных живота.
        - Вань, помоги Маше это надеть, - Марк внимательно рассмотрел оба живота и взял один у Кнаана.
        - Я могу помочь! - Ицик нахлобучил на макушку кипу, которая сползла на правое ухо и умильно взглянул на Машу.
        - Ой, молчи уже! Тоже мне помощник, - огрызнулся Кнаан.
        - Это ты мне завидуешь, потому что у меня жена красивая, - Ицик положил живот обратно в рюкзак.
        - Это да, - согласился Кнаан. - Красивая, но зато видит плохо.
        - Чего это?
        - Если бы она видела хорошо, то никогда бы за тебя не вышла замуж, - охотно объяснил Кнаан.
        - Скучно нам точно не будет, - сообщил Айболит Марку.
        - А то! - ухмыльнулся он и хлопнул в ладоши, - так, освобожденные пролетарии востока, а ну развернули корму и стали к лесу передом, к девушке задом! - Марк первый отвернулся.
        Айболит открыл дверь скорой, чтобы хоть как-то прикрыть Машу. Она покраснела, как помидор, и подняла платье. Айболит наложил живот на ее талию и закрепил липучки.
        - Удобно? Не давит? - он осмелился взглянуть на нее.
        - Нет, - прошептала она. - В самый раз.
        Он застыл. Ее лицо почти прижалось к его щеке. Губы были так близко, что он не мог оторвать от них взгляд. Маша тоже не торопилась. Она молча смотрела на него и словно ждала. Айболит засмотрелся на этот круглый живот, который туго натягивал платье. А если бы там, действительно, был ребенок? Его ребенок? По сердцу прошла волна тепла. Маша погладила руками живот и смущенно взглянула на Айболита.
        - Я похожа на кита, - шепнула она.
        - Нет ничего красивее беременной женщины, - он положил руку на ее пальцы, сжимающие живот.
        - Гхм-гхм! - громко прокашлялся Марк, стоя спиной.
        Айболит отмер. Маша поспешно опустила платье.
        - Можно, - разрешила она.
        Ицик повернулся и воскликнул:
        - Ой, как красиво! Дай бог, чтобы вскоре у вас такое было!
        Кнаан толкнул его в спину. Ицик вздрогнул, покраснел и принялся оправдываться:
        - Нет, я имел в виду, что…
        - Спасибо, - сказал Айболит.
        - Значит так, ребята, а теперь все слушаем меня внимательно, - приказал Марк.
        Скорая въехала в Иерусалим.
        - Тебя где высадить, Марк? - спросил Кнаан, который сидел за рулем.
        - Да почти у вашего пункта назначения. Вы же все равно едете до Старого города. Вот там возле Яффских ворот на парковке и высадишь. А там меня ребята из отделения подберут. Заскочу домой, нужно переодеться перед работой. А то я же в гражданском, - он показал на свои тёмные джинсы и черную футболку. - А вы, - обратился он к Маше и Айболиту, - от Яффских ворот пешочком пойдете через Старый город. Тихо, спокойно, медленно. Там все близко. Он же маленький. Ицик с Кнааном вас проведут.
        - Заодно и святыни посмотрим, - улыбнулась Маша. - Всегда мечтала.
        - Святыни только мельком. Осторожно! Не зависните там. И все время держите связь со мной.
        Дорога укачала. Маша задремала, положив голову на плечо Айболита. Она проспала тот момент, когда скорая на подъезде к Яффским воротам уперлась в пограничный кордон.
        - Что за черт? - Кнаан с досадой хлопнул по рулю. - Еще пару часов назад его здесь не было.
        Марк молча вытащил из кармана джинсов планшет с эмблемой полиции и бегло взглянул на него.
        - Знаете что, ребята, можете подавать на гражданство. Вам даже еврейство доказывать не нужно. Так дадут. Потому что у вас таки настоящее еврейское счастье в больших и жирных кавычках. С таким счастьем хорошо прыгать с крыши десятиэтажки, если надумаете покончить с собой. Абсолютно безопасно. Потому что даже в этом вам не повезет.
        - Что случилось? - спросонья не поняла Маша.
        - Сводку получил, - Марк потряс планшетом. - Те террористы, что прорвались в Израиль, благополучно добрались до Иерусалима. И теперь их будут ловить здесь. По сведениям разведки, они хотят устроить теракт в Старом городе. Там же яблоку негде упасть! Потому и погранцов пригнали. На всех входах и въездах в город кордоны поставили. Так, Маша, давай на носилки.
        - А разведка не могла вместе с данными поймать и этих ослов? - пробурчал Кнаан. - Вот евреи, вся ваша суть. Только болтать умеете. Им джаддати - бабушка моя - напела, что будет теракт.
        - Ой, заткнулся бы! - не стерпел Ицик. - Это твои братья, кстати.
        - Это твои братья, - огрызнулся Кнаан. - Потому что мозгов у них нет так же, как у тебя. Йа хмар!
        - Сам ты осел! - Ицик поймал кипу на кончике левого уха и нахлобучил на макушку.
        Маша села на носилки.
        - Маску кислородную держи, - Ицик помог ей надеть маску. - Под ней лицо плохо видно. Если остановят, начинай громко рыдать и стонать. Поняла? Ты же рожаешь. Тебе больно. Быстрее. Подъезжаем.
        - Да, - Маша поправила маску и собралась лечь.
        И вдруг побледнела и судорожно втянула воздух.
        - Тихо! Ша! Рано! Мы еще не подъехали, - Ицик поймал кипу на лбу и водрузил на законное место.
        - Ваня… - голос Маши сорвался до хрипа. - Там… - она ткнула пальцем в стекло.
        Айболит повернулся. Рядом с пограничниками стояли несколько крепких мужчин в черных военных брюках и футболках. А рядом с ними стоял Амир, всматриваясь в каждую машину.
        Небритый, с воспаленными красными глазами, Амир сжимал в руке телефон и что-то тихо говорил мужчинам в черном, что стояли рядом с ним.
        - Ну всё, план в очередной раз пошел к чёртовой матери. Да что ж такое-то? - Марк с досадой хлопнул себя по колену. - Я хотел, чтобы скорая въехала в Старый город. Довезла вас почти до пункта назначения. Скорые никто не проверяет и не останавливает. Тем более, если внутри беременная женщина. Там пройти-то оставалось три шага. Ладно, поздно пить боржоми, если почки отказали. Ваня, пригнись. А лучше сядь пока на пол.
        Айболит послушно уселся на полу.
        - Будем импровизировать, - продолжил Марк. - Кнаан, видишь тех арабских подростков, что сидят возле ворот на бордюре?
        - Да, - кивнул Кнаан.
        - А ну-ка позови их по-вашему. Сейчас будем прорываться без боя, но весело.
        Марк быстро изложил план действий. Кнаан опустил стекло и свистнул подросткам. Они подошли к машине.
        - Двести шекелей заработать хотите?
        - Триста, - самый высокий и крупный из них сплюнул на асфальт.
        - Так ты же еще не знаешь, что делать, - возмутился Ицик.
        - Если узнаю, будет четыреста, - подросток открыл жевательную резинку и засунул в рот.
        - Ладно, держи, - Кнаан вытащил из кармана деньги. - Танцевать умеешь? - он перешел на арабский и быстро изложил подросткам суть дела.
        Они захихикали и радостно закивали. Один из них вытащил из рюкзака на плече колонку блютуза, отошёл от сокрой и включил музыку на всю громкость.
        - Что он им сказал, Марк? - шепотом спросил Айболит.
        - Сейчас увидишь, - улыбнулся тот.
        Из колонки полилась веселая арабская музыка. Зажигательная дробь на дарбуках - восточных барабанах - перекрыла весь шум в округе.
        - Ялла-ялла-ялла! - закричал подросток.
        Ловко лавируя, побежал между машинами, в мгновение ока оказался возле Амира и вскочил на крышу машины, возле которой стояли мужчины в черном.
        - Эй! - заорал Амир.
        Другой подросток хлопнул его по плечу сзади. Амир обернулся. А мальчик одним прыжком вскочил на капот и принялся лихо отплясывать, виляя бёдрами в ритм барабана. Остальные не оставали. Они свистя и улулюкая, окружили Амира и его друзей из службы безопасности. Те, как волчки, завертелись в разные стороны, пытаясь понять, что происходит и остановить внезапное веселье.
        - Мой выход, - Ицик поправил кипу.
        - Ты это… осторожнее там, - проворчал Кнаан. - А то сам на ужин пригласил, а тебе сейчас тут морду набьют и ты в больницу угодишь. Чего вы, евреи, только не сделаете, чтобы сэкономить на гостях!
        - Да пошел ты, морда антисемитская! - Ицик расплылся в радостной улыбке. - Видали, да? - обратился он к Маше и Айболиту. - Выкормили и вырастили на свою голову.
        - Оставайся в машине. Я пойду, - Кнаан решительно отстегнул ремень безопасности.
        - Тебе нельзя, - с сожалением заметил Марк. - Ицик не сможет проехать туда, куда можешь ты.
        - Ладно, - с сожалением проворчал Кнаан. - Да когда ж ты уже заколки для кипы купишь? - он нахлобучил на голову Ицика кипу, которая в очередной раз сползла на ухо.
        Ицик выпрыгнул из скорой, пригнулся и быстро побежал между машинами. Добрался до той, где подростки устроили импровизированную дискотеку на крыше, и заорал:
        - Люди, что же это делается? Что же вы молчите? Мы же половину налогов на этих сволочей тратим, а им все мало! И они еще и издеваются. Да кто ж вас воспитал, таких ослов малолетних? Как же вам не стыдно? - он воздел руки к небу и возмущенно потряс ими.
        Айболит открыл рот, глядя на спектакль, который набирал обороты со скоростью снежного кома. Люди, возмущенно крича, начали выскакивать из машин. Один из подростков подскочил сзади к Амиру и от души дал ему подзадник. Амир побагровел, подпрыгнул на месте, резко повернулся и погнался за подростком. Другой подросток прыгнул на мужчину в черном. Сорвал с его головы каскетку и бросил за машину. Мужчина, громко ругаясь, побежал за ним. А подросток свистнул, захохотал и вскочил на крышу машины. Перепрыгнул на следующую, подождал, пока мужчина добежит до него, исполнил несколько танцевальных движений, показал неприличный жест, спрыгнул на землю и бросился наутек. Мужчины в черном помчались за ним.
        - Хорошо, - Марк потер ладони, надел солнечные очки, чёрную каскетку и натянул козырек на лицо.
        - Ваня м Маша, теперь выходим, - он открыл дверь машины. - Идем быстро, но не бежим. И что особенно важно: прямо за мной, гуськом, след в след, потому что я постараюсь не попадать в камеры, которые здесь везде натыканы. Не останавливаемся, башкой по сторонам не вертим. Маша, давай руку, - он помог ей выйти из машины. - Кнаан, будешь их ждать с другой стороны.
        - Понял, - Кнаан завел мотор.
        Они прошли через Яффские врата и сразу же свернули на узкую улочку.
        - Как мы пройдем по Старому городу? - забеспокоился Айболит. - Сам же говоришь, что здесь камеры везде натыканы.
        - Это не то слово, - вздохнул Марк. - Они и ещё и выводят изображение на центральный пункт безопасности, который располагается здесь же, возле Стены Плача. Тот пункт, которого якобы не существует. Только тихо! Это большой еврейский секрет, о котором знают все дети от Тель-Авива до Беер-Шевы.
        - Ничего не понимаю, - прошептала Маша. - Так мы же попадемся!
        - Как хорошо, что здесь живут правнуки предусмотрительных евреев из России и Восточной Европы, которые когда-то купили дома еще в Палестине. Государства Израиль и в помине не было, а по городу бегали англичане и турки, периодически паля друг в друга. И не лень же им было в такую жару! - Марк приподнял каскетку, вытер лоб бумажным платком и тут же натянул каскетку на лоб, закрывая лицо.
        Они прошли через несколько узких улочек Старого города и остановились возле двери в стене крытого прохода.
        Марк постучал в дверь. Им открыл высокий мужчина в черном лапсердаке до колен. Из-под черной широкополой шляпы затейливо вились рыжие пейсы.
        - Шалом, Лейбович! - радостно воскликнул Марк.
        - Ой, вэй! Не думал, что скажу это, но лучше бы ты, Марк, был налоговой инспекцией, - проворчал мужчина по-русски, но с сильным акцентом, растягивая слова.
        - Я так не думаю! - ещё радостнее сказал Марк. - Потому что если мы с налоговой вскроем пол только в твоей спальне, то из него до потолка ударит фонтан денег. А если во всей квартире, Израиль затопит деньгами полностью
        - Ой, тише! Чего ты орешь, бандит? - у Лейбовича даже глаз задергался. - Это же все для нашей ешивы. Ты знаешь, сколько детей из бедных семей там учатся бесплатно и на полном пансионе, включая четырёхразовое питание? Я так налоговой и скажу. Так что гуляй отсюда.
        - А про квартиру в Тель-Авиве, которую ты сдаешь и которая записана на бабушку жены, чтобы не платить налоги, тоже скажешь? - прищурился Марк.
        - А если бог даёт девять детей, так он даёт и на детей, - скромно потупился Лейбович.
        - В декларации для налоговой ты, Лейбович, так и пишешь, что бог велел не платить ровно восемьдесят процентов налогов?
        - Что за антисемитская математика? - возмутился Лейбович. - Всего лишь несчастные сорок процентов детям на хлеб и учебу. И квартирка - собачья будка фактически.
        - Пять комнат, - скромно поправил его Марк.
        - Но в ужасном районе, - не сдался Лейбович.
        - Самом дорогом в Тель-Авиве, - еще скромнее сказал Марк.
        - Метраж, как у скворечника! - возмутился Лейбович.
        - Сто восемьдесят квадратных метров, - шепнул Марк.
        - Ой, не делай мне нервы! - Лейбович снял шляпу и начал нервно обмахиваться. - Что тебе нужно, бессовестный человек, который считает чужие деньги?
        - Пройти, - ответил Марк. - Только и всего. Мы даже ноги вытрем, - он старательно завозил подошвами кроссовок по булыжникам.
        - Ты меня в могилу положишь когда-нибудь, и только тогда успокоишься, - вздохнул Лейбович. - Заходите.
        Он провел их по длинному коридору на кухню. Возле плиты, на которой шипела сковорода, крутилась женщина в длинном платье и косынке на голове.
        - Вы как раз вовремя, - улыбнулась она. - К обеду.
        - Спасибо, мы потом как-нибудь, - вежливо ответил Марк.
        - Рахель, дорогая, это не гости. Это оккупанты, - страдальчески скривился Лейбович.
        Он распахнул дверь кладовки.
        - Прошу!
        - Сюда? - растерялся Айболит.
        Он шагнул в крошечную кладовую, все стены которой были увешаны полками с бесконечными банками, пакетами с мукой, макаронами и прочей бакалеей.
        - Мы здесь будем прятаться? - спросила Маша.
        Марк молча погладил полку и она вдруг отъехала в сторону, открывая проход и лестницу, ведущую вниз.
        - Счастливого пути! Вот вам фонари, - Лейбович сунул им в руки фонари, - и ключи. Они помечены. На каждой номер нужной двери. Марк, вернешь потом, - он вышел в кухню и закрыл дверь кладовой.
        - Позвони им всем, чтобы не пугались! - крикнул Марк ему вслед.
        - Хрена тебе лысого, еврейский бандит! - визгливым голосом прокричал Лейбович из-за двери. - Буду я еще деньги на звонки тратить.
        - А к кофе я люблю рогалики! - еще громче заорал Марк. - И чтоб свежие!
        Из-за двери послышалась длинная тирада на языке идиш.
        Айболит по интонации понял, что ничего хорошего в ней нет, но все же спросил Марка:
        - Это идиш, да? Помню, в нашем общем детстве твоя мама на нем разговаривала.
        - Ага, - согласился Марк. - Он самый, идиш. Этот пейсатый засранец сейчас с педантичностью ученого перечислил все неформальные и незаконные половые связи, в которые вступали все мои предки по женской линии. Ну ничего! Мы с ним еще сочтемся! Я ему покажу, у кого бабушка работала верхней частью тела в одесском порту, потому что к задней так никто и не смог пристроиться ввиду ее больших размеров!
        Марк зажег фонарь и первым спустился по старинным, вырубленным из камня ступеням.
        - Мамочки, что это? - в ужасе прошептала Маша.
        - Продолжение графа Монте-Кристо, - Айболит подхватил ее подмышки, помогая спуститься.
        Они очутились в длинном коридоре.
        - За мной! - Марк уверенно направился вперед.
        Они прошли метров сто и оказались в тупике перед дверью со ржавой решеткой. На решётке болталась медная бляшка с выбитой цифрой "1". Марк перебрал ключи на связке, нашел нужный и вставил в замок. Сразу за дверью начиналась лестница. Они поднялись по ней. Марк приготовился постучать, но не успел. Дверь распахнулась. На пороге стоял молодой мужчина в таком же лапсердаке, как у Лейбовича.
        - Проходите, - кивнул он и посторонился. - Лейбович мне только что звонил.
        Марк, Айболит и Маша оказались в кухне, прошли через очередной коридор и зашли в комнату. На двухъярусной кровати спали дети.
        - Тише! - мужчина приложил палец к губам и отодвинул книжный стеллаж.
        За ним оказалась очередная лестница. Айболит, Марк и Маша снова спустились в подвал. Через час ныряний в подвалы, коридоры и проход по чужим квартирам Айболит потерял счет времени.
        - Теперь вы поняли, почему я назвал предусмотрительными тех евреев, что когда-то приобрели здесь дома? - спросил Марк, отпирая очередную дверь в подвале. - Эти квартиры были куплены до образования государства Израиль. Поэтому они хоть и подпадают под нашу юрисдикцию, но полиции и безопасности легче застрелиться, чем сюда попасть. Нужно брать тысячу пятьсот ордеров и судебных постановлений, чтобы просто постучать в дверь.
        - А зачем были построены эти тайные ходы? - спросила Маша.
        - Ну как зачем? - пожал плечами Марк. - В Иерусалиме кто только не шастал: англичане, турки, иностранные легионы. На улицах было опасно. Плюс местное мусульманское население. Вот евреи и придумали способ, чтобы из любой точки города можно было безопасно и незаметно выйти к Стене Плача на молитву или к любым воротам, чтобы покинуть город, - он отпер очередную дверь.
        Сверху послышался шум многочисленных голосов.
        - Пришли, - Марк уселся на ступени, ведущие вверх, снял каскетку и вытер ею лицо. - Теперь слушаем мои инструкции. Маша, ты сейчас будешь исполнять главную роль. И от того, насколько хорошо ты сыграешь, зависит дальнейший успех нашего предприятия.
        - 21 -
        КРЕСТ НА ТВОИХ ПЛЕЧАХ
        МАША
        - Что мне нужно делать, Марк? - спросила я.
        - Ты знаешь, что такое Иерусалимский синдром? - вопросом на вопрос ответил Марк.
        - Никогда не слышала.
        - Это психическое заболевание, которое развивается у людей только в Израиле и только в Иерусалиме, - улыбнулся Марк. - Когда впечатлительные люди сюда попадают, особенно впервые, у них от обилия истории на квадратный метр сносит башню и они начинают воображать себя то Иисусом, то Магометом, то Моисеем. Так вот этот синдром ты и разыграешь. Учитывая, что ты якобы беременная, может прокатить. Мы сейчас выйдем к Шхемским воротам. Это пеший проход в Восточный Иерусалим, в Мусульманский квартал. Я доведу вас до ступеней. Там стоят наши пограничники. Главное: пройти через них. Эту схему я ни разу не пробовал, так как раньше мы пользовались подземными проходами в Мусульманский квартал. Но они обвалились. И сейчас их очень тихо ремонтируют, чтобы на поверхности ничего не было слышно. Так что будем импровизировать. За воротами с правой стороны есть большая парковка. Там вас уже ждет Кнаан. Юридически Восточный Иерусалим находится под контролем Израиля. Фактически, нам там очень сложно что-то контролировать. Так что на короткое время вы в относительной безопасности. Но батоны расслаблять не рекомендую. Если
у Амира связи с безопасностью, то лучше сидеть тихо. Безопасность в Восточном Иерусалиме регулярно тихо гуляет по буфету.
        - А как туда Кнаан проехал, если с этой стороны никого не пускают? - поинтересовался Айболит.
        - Ему можно. Он житель Восточного Иерусалима. Поэтому с другой стороны объехал, через не нашу территорию. Сядете в скорую и Кнаан отвезет вас до следующего пункта назначения. А там - в добрый час - и до главной цели уже недалеко.
        Мы вышли из подъезда старого здания в двух шагах от Шхемских ворот.
        - Давай, Маша, - шепнул Марк.
        Я схватилась за живот и застонала.
        - Еще чуть-чуть, дорогая, еще немного, - Айболит вступил в игру, подхватил меня под руку и заботливо повел вниз, по широким ступеням, которые каскадом спускались к Шхемским вратам.
        Сами ворота были узким проходом через арку, вырубленную в городской стене. Вход в арку загораживали железные турникеты. Рядом с ним двумя плотными рядами стояли пограничники с автоматами наперевес.
        - Боже, как больно! - честно стонала я, закатывая глаза и держась за живот.
        - Мы уже почти пришли. Еще немного. Уже все, - Марк подхватил меня с другой стороны.
        Они вдвоем с Айболитом приподняли меня и поднесли к воротам. Один из пограничников, высокий смуглый парень с резкими восточными чертами лица и властными манерами, явно старший из них, отодвинул мужчину, который что-то ему говорил, нервно жестикулируя, и побежал к нам:
        - Что случилось? Нужна скорая? - обеспокоено спросил он по-английски, моментально разглядев в нас с Айболитом туристов.
        - Нет, - покачал головой Марк. - Нам на ту сторону нужно пройти. Причем срочно.
        - Спецпропуска есть? - парень окинул нас настороженным взглядом.
        Марк вытащил из кармана полицейское удостоверение.
        - Недостаточно, - покачал головой парень. - В связи с беспорядками на Храмовой Горе и побегом террористов вход и выход с обеих сторон временно закрыт. Исключение только для владельцев спецпропусков.
        - Очень вас прошу: помогите! - взмолился Айболит. - Моя жена рожает. Мы договорились, что роды будут принимать в женском монастыре. Думали, что у нас еще есть время в запасе. Как минимум, недели две. И вдруг ее прихватило. А мы на экскурсии были. Вызвали скорую, нас довезли до Яффских ворот, а там все перекрыто. Ну вы же знаете.
        - Так нужно было разворачиваться и ехать в больницу "Хадасса Эйн- Керем". Она здесь рядом. На скорой десять минут езды. Что же вы роженицу тащите пешком через Старый город? - возмутился парень.
        Марк завел руку за спину и ущипнул меня за попу, принуждая начать играть свою роль.
        - Ой! - я от неожиданности даже подпрыгнула.
        Но тут же сообразила, что мой возглас как раз в тему и еще раз воскликнула:
        - Ой, вы не понимаете! Мой ребёнок должен родиться в монастыре. Это новый мессия. Он спасет весь мир! И вашу страну, в первую очередь.
        Парень обалдел. Его рот широко раскрылся. Он бросил нервный взгляд на Марка.
        - Ну именно это я и имел ввиду, - объяснил Марк шёпотом.
        - Да, нннно… - заикаясь от пережитого шока начал было пограничник.
        - Бесы - они везде, - я сделала шаг к нему и взяла за рукав. - Они рядом. Поэтому так все плохо. А мой ребенок всех спасет! И если ты не дашь ему родиться в нужном месте, то станешь на сторону зла. Мне было откровение…
        - Милая, только не волнуйся, я тебя прошу, - Айболит поцеловал меня в щеку.
        Парень отлетел от меня, как от чумной, нервно дернул ворот военной рубахи, извлек оттуда шнурок, на котором болталась хамса - раскрытая ладонь с нарисованным на ней синим глазом - и поцеловал ее.
        - Хамса-хамса-хамса! - прошептал он.
        - Брат, помоги! - Марк приложил руки к сердцу. - Это мои друзья. Накрыло девушку капитально. Иерусалимский синдром подкрался незаметно. Ночью сбежала из дома и в белой рубашке бродила босиком по Иерусалиму. Пропусти, а? У тебя ведь тоже есть девушка, или жена, или сестра. Ну какой вред может причинить кому-то беременная женщина?
        Парень оглянулся, подумал пару секунд и махнул рукой:
        - Проходите! Давайте за мной! - он пошел впереди.
        Марк с Айболитом потащили меня к воротам. Парень подошёл к пограничникам и что-то зашептал, сильно жестикулируя и кивая в нашу сторону. Глаза пограничников в буквальном смысле выехали из орбит. Они в ужасе уставились на меня.
        - Крестись, Маша! - прошептал Марк.
        Я перекрестилась. И еще раз, и еще. Пограничники, преодолев шок, быстро отодвинули заграждение.
        - Проходите, - махнул рукой смуглый парень. - Вы вдвоем. А ты нет, - он упер ладонь в грудь Марка. - Извини! Тебе нельзя.
        - Как скажешь! Спасибо, брат! Тода раба, ахи! - на нервной почве Марк перешел на иврит. - Если что нужно, приходи. Чем смогу - сразу помогу.
        - Все в порядке, брат, сочтемся, - шепотом отвтеил пограничник и похлопал Марка по плечу.
        Мы прошли через Шхемские ворота. Не успели подойти к парковке, как нам навстречу подъехала скорая.
        - Добро пожаловать на другую сторону луны, - улыбнулся Кнаан, распахивая дверь.
        Мы сели в машину. Я перевела дух. Сердце выскакивало из груди. В жизни не думала, что у меня есть актерский талант. Хотя… так испугалась, что сама на пару минут поверила, будто больна Иерусалимским синдромом.
        - Водички попей, - Кнаан передал мне бутылку содовой воды, запотевшей от холода.
        - Спасибо! - я жадно припала к бутылке.
        - Пограничники не сильно мусолили? - Кнаан плавно двинул машину с места и включил сирену.
        - Зачем это? - не понял Айболит
        - Как зачем? Рожаем мы! - пожал плечами Кнаан.
        - Не сильно, - я передала бутылку Айболиту. - Только начальник этих пограничников странно себя вел. У него на шнурочке хамса. Он ее вытащил и поцеловал, когда я говорила, что мой ребенок новый мессия.
        - Что на шнурочке? Не понял, - переспросил Айболит.
        - Ну кулон в виде раскрытой ладони с глазом посередине. Тетке моей Раисе такой привозили из Израиля. На удачу. Это самый известный на Востоке символ, талисман от сглаза и порчи.
        - А парень смуглый был? - Кнаан расхохотался.
        - Да. А что?
        - Ну понятно. Из восточных общин. Те евреи, которые приехали из Северной Африки и Ближнего Востока, там жили среди арабов, в основном. Ну и нахватались от местного населения суеверий. Главное суеверие, что хамса защищает от дурного глаза и от бесов. Поэтому на ней и нарисован глаз. Хамса по-арабски - пятерня, ладонь или цифра "пять". Когда человек пугается, он что делает? Выставляет вперед раскрытую ладонь. Поэтому люди верят, что если показать бесам ладонь с нарисованным на ней глазом, то они сбегут. Потому что синий глаз может даже чертей одолеть. А синий он, так как в мусульманских странах никогда голубоглазых людей не было, пока туда не пришли европейцы. Их голубые глаза арабов пугали просто до икоты. Люди ведь всегда боятся всего нового и непонятного. Вот они и подумали, что голубые глаза - признак чертовщины и колдовства. И поэтому такой синий колдовской глаз - лучшее средство от нечистой силы.
        - По принципу: подобное лечится подобным? - рассмеялся Айболит.
        - Ну да, - хмыкнул Кнаан. - Вот он тебя, Маша, и принял за "маджнуну", то есть одержимую бесами. А демон с тебя может на него перескочить. Поэтому парень хамсу и целовал. Защиты и помощи просил. Значит, ты была очень убедительна. Кстати, можешь живот снять.
        Я приподняла платье и с облечением расстегнула липучки на силиконовом животе.
        - Убедительна - это не то слово, - засмеялся Айболит. - Даже я на минуту поверил. Как у тебя так вышло?
        - Старалась, - уткнувшись в прохладное стекло машины разгорячённым лбом, я закрыла глаза.
        Не хотелось ему объяснять, что в этот момент видела только искаженное от злобы лицо Амира. Поэтому и сыграла на "Оскара".
        - Видите вон ту колокольню? - Кнаан показал на часовню, которая располагалась на высокой горе и поэтому возвышалась над городом. - Ее называют "Русской свечой". Это Елеонский Вознесенский женский монастырь на вершине Елеонской горы. Многие христиане называют ее Масличной. И нам туда.
        Скорая остановилась возле ограды монастыря. Навстречу нам вышла высокая пожилая женщина в черной одежде монахини. Лицо обрамлял черный платок, но даже он не мог приглушить мягкий свет ее голубых глаз. Я невольно засмотрелась.
        - Удачи, ребята! - Кнаан помахал нам, посигналил на прощание и уехал.
        - Я - матушка Феофания, - представилась монахиня.
        Мы с Айболитом поклонились.
        - Настоятельница уехала по делам на несколько дней. Я вместо нее. Вы проходите. И ничего не бойтесь. Здесь вы в полной безопасности. Мы хоть и находимся в Израиле, но это территория Русской Православной церкви. Сюда не может попасть ни полиция, ни армия, ни служба безопасности. Нужны специальные разрешения.
        - Но получить эти разрешения все же можно? - спросил Айболит.
        - Можно, но сложно. Мы всячески помогаем тем, кто бежит от несправедливости и ищет помощи. Поэтому пока они получают разрешения, наших гостей и след простывает, - рассмеялась она.
        Мы зашли в тенистый сад и меня сразу отпустили все тревоги и беды. Здесь было так хорошо! Пряно и сладко пахло кипарисами. Белые здания, шёпот деревьев и покой. Боже, какая же я дура! Вот куда мне нужно было бежать из Москвы. В монастырь подальше от столицы.
        - Мы сейчас вас разместим в жилом комплексе, - матушка Феофания шла неторопливо и говорила тоже размеренно, без суеты. - Приведите себя в порядок и сразу идите в трапезную. Сейчас как раз время ужина.
        - Спасибо вам большое! - Айболит приложил руки к груди. - Надеюсь, мы вас не стесним.
        - Что вы! - замахала руками она. - У нас здесь всегда много паломников. Вот как раз завтра за ними автобус придет, с ним и уедете рано утром. Так что после ужина постарайтесь хорошо отдохнуть.
        Мы прошли мимо часовни. В одной ее стене была вырублена небольшая ниша, в которой горкой лежали камни за синей оградкой. Над нишей висел синий козырёк с фонарями вокруг иконы.
        - Это что? - я невольно остановилась.
        - На этом месте стояла Богородица во время Вознесения Иисуса, - благовейно прошептала Феофания. - Протяни руку к камням.
        - Боже мой! - я послушно протянула руку.
        Кончики пальцев приятно кольнуло.
        - Что это?
        - Почувствовала, да? - улыбнулась Феофания. - Значит, твоя душа чиста. Не все чувствуют. Атеисты называют это полем и городят кучу ерунды. А истинно верующие знают, что это тепло от слез Богородицы, когда она увидела, как сын ее воспарил на небеса. Недаром тебя зовут Марья. Это один из вариантов имени Мириам - так в действительности звали Марию, жену Йосифа.
        Мы прошли мимо еще одной маленькой часовни. Удержаться было невозможно. Впервые я могла спокойно зайти в церковь без оглядки на тетку и отца.
        - Можно мне хотя бы на минутку? - взмолилась я.
        - Ты слышала об этой часовне, да? - спросила Феофания.
        - Даже не знаю, как она называется. Но очень хочется зайти.
        Матушка Феофания бросила на меня внимательный взгляд.
        - Что-то не так, матушка? - спросил Айболит.
        - Да нет, все в порядке. Просто Марью неудержимо тянет туда, где была найдена голова Иоанна Крестителя, - матушка первая зашла в часовню, прошла внутрь и остановилась возле углубления в полу, выложенного мозаикой.
        Вокруг ямки была выстроена золотая оградка, похожая на птичью клетку. - Вот это место, - благовейно прошептала Феофания.
        Я стояла там, потеряв ощущение времени. Феофания деликатно кашлянула.
        - Давай после ужина помолимся вместе, - Феофания взяла меня за рукав. - Тебе сейчас нужно привести себя в порядок.
        - Нельзя к богу не умывшись? - вдруг спросил Айболит, который до этого молча шел рядом.
        - К богу можно всегда и в любом виде, - мягко ответила Феофания. - А вот с людьми приходится считаться. Так что после того, как умоетесь с дороги, приходите в трапезную. Это в углу сада, - она махнула рукой назад. - В саду есть указатель. Там написано, как пройти к трапезной Филарета Минского. Или я сама за вами приду.
        - Благодарю! Не хочется вас беспокоить. Мы сами найдем, - ответил Айболит.
        Келья, выделенная мне, была небольшой, но уютной. Строгие беленые стены, узкая кровать, застеленная простым, без рисунков и узоров постельным бельем серого оттенка. Распятие над кроватью и главное: крошечная душевая.
        Я с наслаждением помылась и достала из сумки последнюю смену чистой одежды: длинную, намного ниже колена белую юбку в больших красных маках, белую футболку и белый платок. Волосы заплела в косу, перекинула ее на грудь и завязала платок сзади. Вышла в коридор и сразу же наткнулась на Айболита. Он застыл, глядя на меня.
        - Что-то не так? - я быстро осмотрела себя.
        Вдруг юбка задралась сзади? Или с футболкой что не так?
        - Всё так, - он опустил глаза, - просто ты… очень красивая.
        Мои щеки вспыхнули. Я не знала, как реагировать. Вообще со мной и с Ваней происходило что-то странное. Когда я была несвободна, то между нами все время искрило поле в тысячу киловатт. Казалось, что оставшись наедине, мы тут же набросимся друг на друга. Но когда мы оказались на свободе, то поле не исчезло, нет, просто мы оба стали осторожны. Что это? Выбор? Испуг оттого, что ничего не вышло, когда мы остались наедине в доме Далии и Амоса? Или он просто разлюбил меня? Или у нас все наоборот? Люди сначала медленно привыкают друг к другу. А потом у них начинаются отношения. У нас не было этого конфетно-букетного периода. Волнующей переписки, походов в кино, долгих разговоров по телефону бессонными ночами. Значит, этот период возник сейчас? Мы словно обнулились и начали все заново.
        - Пойдём есть, а то матушка будет недовольна, - Айболит взял меня за руку, едва прикоснувшись к моим пальцам. - Неудобно опаздывать. Эти люди так к нам добры!
        - Ты прав, - я хотела было пойти по коридору, но он вдруг поднял мою руку, припал к ней губами и так и застыл.
        И я застыла. Его роскошные, еще мокрые после душа волосы рассыпались пшеничными прядями и упали на глаза. Я осторожно откинула их с его лба. Айболит вдруг опустился на колени и прижался лицом к моему животу.
        - Я очень боялся за тебя, Машенька!
        - И я за тебя, Ванечка! - наклонившись, я поцеловала его в макушку.
        Мы пошли по саду и быстро нашли трапезную. Огромное помещение, светлое, с арочными окнами, было заставлено деревянными столами и скамьями. За столами сидели паломники и монахини. Матушка Феофания села рядом со мной.
        Ужин был простым и вкусным. В центре стола стояли круглые доски с тяжелыми, вручную выпеченными хлебами. Оливки, козий сыр, домашний творог, вареные яйца, помидоры и огурцы - всё было очень свежим.
        - Отведайте, что бог послал. Попробуйте сыр, мы сами его делаем. И оливки тоже из нашего сада, - Феофания подвинула к нам с Айболитом керамические плошки с сыром и оливками. И квас тоже наш, - она взяла большой кувшин и налила в простые граненые стаканы густой темный квас.
        - Шедеврально! - закатил глаза Айболит, попробовав кваса.
        Мы поели. Внезапно зазвонили колокола.
        - Ты хотела помолиться, Маша? Самое время, - Феофания торопливо поднялась со скамьи. - Пойдем на вечернюю службу.
        Паломники торопливо дожевывали на ходу, ручейком стекаясь к выходу. Мы прошли через сад и подошли к Храму Вознесения. Колокольный звон был громким, но не оглушал. Наоборот, успокаивал. Я приложила руку козырьком к глазам, пытаясь рассмотреть главный колокол на часовне, которая находилась неподалёку от Храма.
        - Нравится? - улыбкой спросила Феофания.
        - Очень! - честно призналась я. - Такая скрытая сила в этом звоне!
        - Женская сила, - шепнула Феофания.
        - Почему? - не поняла я.
        - Там четырнадцать колоколов. Но самый главный и большой колокол слышно лучше всех. Он был подарен купцом Александром Рязанцевым, изготовлен в Москве и украшен искусно выполненными узорами и надписями. В 1885 году по морю он прибыл в Яффо. Но ты ж знаешь, как это далеко отсюда! На другом конце страны. Тогда Яффо был портом, а сейчас - часть Тель-Авива. И оттуда колокол был перенесен руками более чем сотни паломников в Иерусалим. Вес колокола составляет пять тонн, а больше половины людей, переносивших его, были женщинами, поэтому и сила в нем женская. Разве мужчины так могут? Женщины дали ему силу, и к женщинам эта сила и возвращается. Вот увидишь, Машенька, что после молитвы под этим колоколом вся твоя жизнь изменится. Обретешь то, что ищешь.
        - А что я ищу, матушка?
        Знать бы самой!
        - Себя, милая. Все мы ищем себя, - улыбнулась она. - Бог указывает путь, но, главное: с него не сбиться. И если Он привёл тебя сюда, то это знак. Научись читать знаки свыше и тогда путь к себе будет не таким тернистым. Хотя у каждого из нас свой крест на плечах. И нужно понимать, что не от каждого креста нужно и хочется избавляться. Вот подумай, как Иисус через весь Иерусалим нес на плечах тяжелый крест. Разве не хотелось ему бросить эту ношу? Но он дошел с крестом на плечах. Поэтому и стал богом. Так что реши сама для себя: хочешь ли ты его нести, твой крест?
        - Матушка Феофания, а разве без креста на плечах можно?
        - Можно, - горько сказала она. - Но иногда с крестом легче. Потому что ты уже знаешь, в чем он. Хуже всего, когда думаешь, что счастливо избежал горя, беды и несчастий. Живешь себе такая беззаботная, как птичка певчая. И вдруг этот крест внезапно пятитонной силой падает на плечи. Разве выживет птичка после такого?
        После вечерней службы я вышла из Храма, пошла в сад и села на белый валун. Под ногами лежал Иерусалим со всеми его монастырями,
        синагогами, мечетями и крепостями. Ярко горели огни. Пряный аромат кипарисов кружил голову. На склоне горы подо мной был Гефсиманский сад. Наверное, Иисус так же сидел здесь, глядя на этот никогда не спящий город.
        - Научись читать знаки свыше, и тогда путь к себе будет не таким тернистым, - сказала матушка Феофания.
        Иисуса тогда ждал терновый венец. И крест тоже уже ждал его. А мой венец уже впился в голову колючками. И все это время я пыталась его сбросить. Крест на моих плечах волочился сзади через всю мою жизнь, оставляя глубокий след за спиной.
        - Но иногда с крестом легче. Потому что ты уже знаешь, в чем он, - прошептала я.
        Вдыхая запах кипарисов, слушая вибрирующий от силы воздух, я вдруг почувствовала, как терновый венец упал к ногам. Крест еще давил на плечи, но все равно стало легче. Потому что я поняла, что с ним делать. Слабость, нерешительность, страх - вот мой крест. Я вытянула руки и посмотрела на свои запястья. На одном из них еще темнел след от пальцев Амира, когда он заломил мои руки, пытаясь овладеть силой. Я вдохнула всей грудью, расправила плечи и… внезапно услышала удар главного колокола на часовне. Всего один удар. Но мне хватило. Вот он, знак свыше. Кровь в венах бурлила. Те паломницы, что тащили главный колокол от Яффо к Иерусалиму, смогли сделать это, потому что сбросили тяжелый крест с плеч и на его место водрузили колокол. На этой освобождённой от креста женской силе они принесли его в Иерусалим. И не зря столько разных людей, далёких от христианства, привели меня сюда. Теперь просто не могу их подвести после того, что они для меня сделали. Я вытащила из кармана крестик и повесила его на шею. Больше не буду его прятать. Больше никого не боюсь.
        Автобус для паломников прибыл в пять утра. Мы тепло распрощались с матушкой Феофанией и сели в самый последний ряд. Айболит молча смотрел на меня, не отрываясь, и в его взгляде читалось удивление.
        - Машенька, с тобой все в порядке? - спросил он.
        - Почему ты спрашиваешь, Ваня?
        - Потому что в тебе что-то неуловимо изменилось. Но не могу понять, что именно.
        Милый, добрый мой Айболит, разве ты поймешь? При том, что ты очень хорошо понимаешь женщин, но такое тебе недоступно. Слишком ты далек от этого всего. Тем более, что ты, доктор, заядлый атеист. И для тебя монастырь всего лишь учебник истории.
        - Просто хорошо выспалась, в монастыре так тихо и спокойно!
        АЙБОЛИТ
        Нет, с ней явно что-то не так. Он пытался понять что, но не мог. Нервная, вся издерганная, она вдруг словно расправила крылья. Из забитого жизнью и болью подранка Маша за одну ночь превратилась в сильную и красивую птицу. Как такое возможно?
        Через час автобус затормозил возле пропускного пункта "Мост Алленби" на границе Израиля и Иордании. Многие паломники успели задремать, но проснулись от громких ругательств водителя.
        - За что ты наказываешь меня, Аллах? - кричал водитель и бил по рулю.
        Пропускной пункт был забит транспортом.
        - Мда, это надолго, - повернулся к Маше и Айболиту сидящий впереди мужчина лет тридцати пяти с окладистой бородой и большим крестом на шее. - Что-то сегодня вообще белый пушной зверь. Прости меня, господи, за нехорошие слова и очень матерные мысли! - он перекрестился.
        Айболит едва сдержал улыбку. Мужчин в автобусе было мало. Поэтому бородач резко выделялся на общем фоне. Здоровяк с красным лицом, огненной шевелюрой и огромными руками, он больше походил на братка, чем на паломника.
        - Я - Колян, кстати, - мужчина пригладил рыжую бороду, похожую на щетку.
        - Я - Иван, а моя невеста - Марья, - ответил Айболит.
        - Серьезно? - рассмеялся Колян. - Иван да Марья? Прикольно!
        - А вы что не в первый раз? - спросила Маша.
        - В третий, - кивнул бородач. - Грехов на мне много. Две отсидки по малолетке. Ну а когда откинулся, решил все начать заново. Женился, детишек забацал. Жена у меня хорошая, но очень, верующая. Я ее обманул. Не знала она, что я из сидельцев. Как узнала, так развестись решила. Я и так просил, и эдак. Дети, говорю, ну куда разбегаться? Она к батюшке своему пошла. А тот и говорит: "Пусть Колян грехи замаливает". Ну вот мотаюсь по святым местам. В Иерусалим с Иорданией третий раз уже приезжаю.
        - Никак не отпускают грехи? - сочувственно спросил Айболит.
        - Да не то чтобы. Просто каждый раз как сволочь вижу, что не понятиям себя ведёт, так морду и бью. Ну и батюшка меня опять на круг отправляет. Три набитых морды - три круга паломничества. Прости, Господи! - он снова широко перекрестился.
        Айболит закрыл лицо рукой, изображая, что трет глаза. Неудобно же смеяться человеку в лицо! И вдруг Маша схватила его за руку и шепнула:
        - Ваня, пригнись! - она сползла с кресла.
        Не задавая никаких вопросов, Айболит пригнулся и только тогда шепотом спросил:
        - В чем дело?
        - Там… возле пропускного терминала… Амир, - одними губами прошептала она.
        - 22 -
        Я ТВОЮ БОЛЬ ЗАБЕРУ
        - Пригнись и не волнуйся, - Айболит сполз вниз и уперся коленями в спинку кресла Коляна. - Марк не зря настаивал, чтобы мы выезжали через это КПП. Оно самое загруженное в Израиле. Поэтому здесь не проверяют всех пассажиров автобусов. Просто быстро смотрят у водителя разрешение на въезд с оплаченными визами на всех паломников. А у нас все оплачено: виза на трёхдневное пребывание в Иордании и таможенные сборы. Марк побеспокоился заранее. Когда пограничники зайдут в автобус, просто притворись спящей.
        - А если Амир зайдет? Рядом с ним служба безопасности. Они могут зайти, - возразила Маша, в свою очередь сползая с кресла.
        - Да не зайдет он. Видишь? Он снаружи стоит и смотрит. Нас он не заметит. Мы ведь пригнулись.
        Айболит приложил все усилия, чтобы его речь звучала убедительно. Но сам далеко не был уверен в том, что говорил. Вот урод хитровыкроенный! Если из всех КПП на границах Израиля он выбрал именно этот, значит, примерно представлял себе план их побега. Почему здесь? Почему не на границе с Египтом? Ведь они были на юге, а там до Египта рукой подать. В Иерусалиме он их точно видеть не мог благодаря суматохе, которую устроили подростки и Ицик. Оставался только один вариант: Амир понял, что Айболит не просто пытается вывезти Машу из Израиля, но и обеспечить ей неприкосновенность на будущее. А в этом случае оставался только один выход. И Амир прекрасно понял, какой именно. Айболит заскрипел зубами. Нет, тварь! Ты больше не протянешь лапы к этой девочке. Я тебе не позволю. Костьми лягу, наизнанку вывернусь, но вырву ее из твоей вонючей пасти.
        Автобус тронулся с места, продвинулся на пару метров к терминалу КПП и снова остановился. Возле терминала творился ад. Машины, грузовики и автобусы без остановки сигналили. Ругались мужчины, орали дети. Уровень шума был такой, что даже привычный ко всему водила автобуса вздрагивал, когда очередной страждущий проехать в Иорданию нетерпеливо сигналил.
        - Кус эммок, арс! - вскрикивал водила и сплевывал под ноги.
        - Не ругайся! - прикрикнула на него женщина, сидящая рядом с Коляном.
        Полная, мощная, лет пятидесяти с небольшим, она стащила с головы белую косынку в черный горох, выложила на плечах и шумно выдохнула:
        - Уф! Даже осенью жарища. И шум, как в аду. И еще этот орет все время.
        - А ты что, мать умеешь шпрехать по-ихнему? - осведомился Колян. - Я ваще не понимаю, чего он там трындит.
        - Да кто ж не научится? - возмутилась женщина. - Я сюда каждые два года приезжаю. И каждый раз одно и то же: кус эммок да кус сохтак! Матерей поминают, сволочи, каждые пять минут. Тьфу на них! Прости мя, господи! - она перекрестилась.
        - На всю голову отбитые, - поддержал ее Колян. - Вот я здесь третий раз и одно и то же повсюду: как пять минут надо светофоре постоять, так они сигналят, как будто у них хата горит. Ни граммульки терпения!
        - Восток - дело тонкое, Петруха! - к Коляну повернулась еще одна женщина, сидящая перед ним. - У них здесь еще в детстве кукуху сносит. То жара, то теракт, то война. Вот и нервные. Темперамент у них! - она одернула синюю, в белый цветочек, блузку. - Но жара ужасная. Что-то кондиционер не справляется. Скорее бы проехать. Говорят, что в Иордании не так влажно. Ой, ноги как болят! - поморщилась она. - Отваливаются прям, пока по всем святым местам пройдешь, - она положила ногу на ногу, задрала черную брючину и начала массировать ногу.
        Наконец, пограничники добрались до автобуса. Двери мягко разъехались в стороны. Два пограничника с автоматами наперевес зашли в автобус. Один стал спиной к водителю, разглядывая пассажиров.
        - Маша, сядь ровно, - шепнул Айболит, выпрямляясь.
        Маша без возражений приподнялась в кресле и села, положив руки на подлокотники.
        - Не смотри на пограничника, - шепнул Айболит.
        - Угу, - Маша уставилась в окно.
        Второй пограничник взял у водителя стопку документов, пересчитал, сверил с количеством пассажиров, кивнул и спрыгнул с подножки. Первый немедленно последовал за ним.
        Пронесло! Айболит выдохнул.
        - Машенька, теперь опять пригнись, - он собирался уже снова сползти с кресла, но в этот момент в стекло что-то стукнуло и раздался крик:
        - Таацру! Остановитесь!
        За стеклом стоял Амир. Он подпрыгнул и еще раз ударил ладонью в стекло, с ненавистью глядя на Айболита.
        - Мамочки! - прошептала Маша.
        Автобус замер, метров сто не доехав до терминала КПП. Амир бросился к передней двери автобуса. За ним метнулись два мужика в черной одежде. Амир кричал что-то на иврите и бил по двери автобуса. Айболит и без перевода понял, что он требует открыть дверь.
        - Тифтах эт ха делет! - надрывался Амир. - Тифтах! - жилы на висках так вздулись, что грозились вот-вот лопнуть.
        Водитель и не думал открывать. Он кричал в ответ непристойности сразу на двух языках и понятными всем жестами посылал Амира куда подальше. К двери подбежали сразу три пограничника. Один из них схватил Амира за плечо, пытаясь оттащить от автобуса. Мужчины в черном оттеснили его, показывая удостоверения. Завязался ожесточенный спор.
        Один из мужчин в черном приложил удостоверение к стеклу и смерил водителя таким взглядом, что он побледнел и немедленно открыл двери. Пока мужчины в черном спорили с пограничниками, Амир ворвался в автобус. Маша истерически завизжала. Айболит ухватился за оконное стекло, рванул его вверх и крикнул:
        - Прыгай! - он схватил Машу, поднял ее и попытался просунуть в окно.
        Но она от страха зацепилась ногой за сидение. Миг - и Амир оказался рядом. Айболит, который стоял у окна, бросился ему навстречу, закрывая собой Машу.
        - Ну ты урод! Думал, я тебя не достану, падаль? - заорал Амир и прыгнул на Айболита.
        Вернее, хотел прыгнуть. Но навстречу ему поднялся почти двухметровый Колян, загородил проход и пробасил:
        - Ты чего беспределишь, отморозок?
        - Рот закрой! Я тебе сейчас колени в обратную сторону выверну! - огрызнулся Амир и взял его за плечи, собираясь отшвырнуть.
        Но споткнулся и наступил на ноги женщине в синей блузке. Она взвыла от боли и завопила:
        - Ах ты ж скотобаза! На больные ноги своими копытами! Да чтоб тебя три раза подбросило и один раз поймало! - она так стукнула Амира по плечу, что он просел в проходе.
        - Обалдела, мать? - заорал он.
        - Тамбовский волк тебе мать! - заорала женщина. - Я б такого сына задушила бы еще в пелёнках!
        За Амиром столпились пограничники. Один из них попытался ухватить Амира, но его дернул за плечо мужчина в черном. Пограничник повернулся, вскинул руки и заорал что-то на иврите. Паломники вскочили со своих мест. В узком проходе началась давка. Один из мужчин в черном толкнул пограничника. Тот немедленно заломил ему руки.
        - Эх пойду я на четвёртый круг! Да и черт с ним! Прости меня, боже! - заорал Колян, стащил белую льняную рубаху, поцеловал крест, снял его с шеи и положил в карман брюк.
        Широко перекрестился, сжал кулак и стукнул Амира по лбу. Амир закатил глаза и молча, вытянувшись во весь рост, упал на мужчину из безопасности, который стоял за ним. А тот, в свою очередь, повалился на пограничника. Сработал эффект домино. Люди по цепочке валились друг на друга по всей длине прохода. Никто не понял, кто ударил первым. Поэтому каждый воспринял толчок и падение, как акт агрессии. Горячая восточная кровь, усиленная влажной жарой, ударила в голову, и пограничники с мужиками из безопасности сразу забыли, что они при исполнении. Самый последний пограничник, который стоял возле водительского кресла, поднырнул под мужика в черном, ухватил его в боевом захвате и швырнул на пол. Тот немедленно вскочил на ноги и ударил пограничника в печень.
        Началась потасовка. Женщины визжали. Мужчины пытались перекричать друг друга. Колян, как молотобоец, размахивал кулаками, валя на пол всех подряд. Женщина с больными ногами вцепилась в волосы пограничника и таскала его по проходу с криками:
        - Ноги у меня болят, ноги, скотобаза проклятая!
        Женщина с косынкой на плечах, что сидела возле Коляна, рванула футболку на одном из мужиков из безопасности. Футболка клочьями повисла на нем.
        - Охренель? - выкрикнул мужик, вытаращив большие карие глаза.
        - Я тебе сейчас и охренель, и оборзель, и твою через коромысель! - она рванула лоскут футболки, скомкала его и запихнула в широко раскрытый рот мужика. - Люди к богу едут, а эти бусурмане лапы свои тянут к девочке. Ах ты ж вражина!
        Водила вообще выскочил из автобуса и побежал на КПП.
        Пользуясь суматохой, Айболит быстро протолкнул Машу в окно и схватил за руку, держа на весу.
        - Есть? Стоишь? - крикнул он.
        - Да! - всхлипнула она.
        Айболит быстро просунул ноги в окно и спрыгнул. Амир, увидев, что они ускользнули, зарычал и отшвырнул Коляна. Бросился к окну, ухватился за раму, повиснув на ней, перекинул ноги вперед и оказался на земле.
        - Ну вот и свиделись, Пилюлькин! - ухмыльнулся он и впечатал мощный хук в лицо Айболита.
        Иван упал, как подкошенный.
        МАША
        Амир бил его страшно. Он уселся на Ваню сверху и молотил кулаками по лицу. Ваня сначала пытался сопротивляться. Но с каждым ударом вздрагивал все слабее.
        - Ванечка! Кто-нибудь! - хотела закричать я, но из горла вырвался только хрип.
        Людей вокруг было полно. Но Амир настиг Ваню за автобусом. А люди были заняты дракой с пограничниками и безопасностью. Кое-где уже завязалась потасовка между людьми, которые вообще не имели отношения к конфликту. Просто воздух был наэлектризован злобой и ненавистью.
        Кулаки Амира были уже полностью крови. И вдруг все звуки смолки. Меня словно контузило. Не осталось ничего. Только оглушительная тишина и удары.
        Удар - и Ваня вздрогнул. В автобусе в беззвучном крике раззевал рот Колян, размахивая кулаками направо и налево, и пытаясь пробиться к открытому окну.
        Удар - женщина в синей блузке схватила одного из безопасников за волосы и стукнула головой о мягкую спинку кресла.
        Удар - и Ваня вдруг замер. Но Амир не остановился. Потому что он его не бил. Он его убивал. Моего Ванечку.
        И вдруг в голове ясно ударил колокол. Большой колокол Вознесенского монастыря на Масличной горе. А в памяти всплыли слова матушки Феофании:
        - Иногда с крестом легче. Потому что ты уже знаешь, в чем он. Хуже всего, когда думаешь, что счастливо избежал горя, беды и несчастий. И вдруг этот крест внезапно пятитонной силой придавил плечи.
        Я даже согнулась от свинцовой тяжести, которая внезапно обрушилась на меня. Потому что эта тяжесть была одинокими ночами, горькими слезами, чёрным платком вдовы. И если вдруг его не станет… что значит: не станет? Я больше не услышу его голос? Он не улыбнется мне? Его не будет вообще нигде и ни с кем? Никогда?
        Кто-то завыл. Я обернулась, ища источник этот дикого воя, и вдруг поняла, что он рвется из моего горла. Дикий, исконный, нутряной бабий вой. Некрасивый, неэстетичный, вой бабской матки, которая вот-вот останется одна. Когда понимаешь, что сделать ничего нельзя. И что вот это страшное уже почти пришло. Оно уже закрыло небо и солнце. Туча беды. Аспидно-черная, в которой вместо дождя - слезы.
        Нет! Нет! Ни за что! Вой достиг самой высокой ноты и вдруг стих. И в муторно-контуженной тишине послышался громкий стук и шорох опилок. Это упал с моих плеч огромный, тяжёлый, деревяный крест. Упал и разлетелся на куски. Потому что я его тащила до Масличной горы. И меня на нем уже распяли. А теперь он рухнул, так как меня с него уже сняли. Во рту еще горчил вкус древесных опилок, которые воткнулись в воспалённое нёбо, когда куски креста разлетелись по округе и набились в мой широко открытый рот. Но над головой было чистое небо. Огромное и очень близкое. И оно меня звало. Потому что куда еще может деться человек, снятый с креста? Только вверх.
        Кто-то невидимый включил звук. На меня обрушились крики, стоны, вопли, гудение машин и клаксонов.
        - Не смей! - закричала я и прыгнула на спину Амира.
        Схватила его волосы на лбу и изо всех сил дернула одной рукой. Второй я вцепилась ему в глаз. А ногами била по почкам.
        - Ах ты шармута! - огрызнулся он и сбросил меня.
        Я упала на асфальт. Амир на минуту отвлёкся от Вани, поднял меня и ударил по лицу. Я снова упала на спину. Но мне не было больно. Вернее, было. Но вместе с болью от горящей щеки пришло облегчение. Ведь этот удар был вместо Ванечки. Значит, ему достанется на одну боль меньше.
        - Не смей поднимать на меня руку женщина! - прорычал Амир. - Никогда, слышишь, подстилка дешевая? - он пнул меня тяжелым армейским ботинком в ребра.
        Я задохнулась, скорчилась на земле, закрыла глаза и перевернулась на бок. Амир наклонился, поднял одно веко, проверяя не потеряла ли я сознание.
        - Ненавижу тебя, мерзкое, тупое, вонючее, грязное животное! - я плюнула ему в лицо. - Ненавижу так, как никого и никогда! Ты мизинца Вани не стоишь! - вот рту пересохло, но я с трудом собрала последнюю слюну и еще плюнула в его физиономию.
        Он ощерился, как волк, резко поднял меня за шиворот, прижался лицом к моей щеке и прошептал в ухо:
        - Ты у меня на карачках будешь по всей спальне ползать и ноги мне целовать! Умолять будешь, чтобы пожалел. А я тебя… как уличную девку… во все щели, - он засунул грязный, покрытый кровью палец мне в рот и оттянул щеку так, что мой глаз с этой стороны закрылся. - Живого места на тебе не оставлю, продажная тварь! На части буду рвать, но не снаружи, а изнутри, пока не забеременеешь. А когда родишь, снова рвать и бить. Так и будешь кочевать между больницей и роддомом, пока не нарожаешь мне детей. А потом разрешу тебе сдохнуть, - он еще раз ударил меня.
        На этот раз в солнечное сплетение. Я опять упала. Это ничего. Я твою боль заберу, Ванечка!
        - Аль тарбиц ла! Аль тарбиц ла! Не бей ее! - высокий детский голос вибрировал от возмущения.
        Я обернулась. Перед Амиром стояла израильская девочка лет семи и сжимала в руках литровую стеклянную бутылку с апельсиновым соком. Амир молча сплюнул, не отвечая ребенку, и снова повернулся к Ване. Из последних сил я поднялась, выхватила у девочки бутылку и со всего размаха ударила Амира по голове. Он покачнулся, коротко всхрапнул, обернулся, удивленно посмотрел на меня, закрыл глаза и рухнул на асфальт.
        - Ванечка! Ванечка! - я упала на колени перед Айболитом.
        - Я… в… порядке, - прошептал он, едва шевеля разбитыми губами.
        Один глаз полностью заплыл. Второй был подбит, но открыт. На руках Вани расплывались кровоподтеки. Он попытался встать. У него не получилось.
        - Держись за меня, Ванечка! Вот так, мы сможем, - я поднырнула под него, подставила плечи и попыталась поднять.
        Но он был слишком тяжелым. У меня ничего не получилось. К нам подбежали люди. Кто-то помог ему подняться. Кто-то протянул бутылку воды. Ваня вылил воду на голову, отряхнулся, как тюлень, и, опираясь на двух молодых парней, встал.
        - Как ты? - я стащила с головы косынку и принялась вытирать ему лицо.
        - Нормально, все хорошо, - он вытер разбитый нос тыльной стороной ладони и прошептал: - Машенька, быстро иди в автобус. Возьми наши сумки и документы. Визы у водителя. Видела кипу документов?
        Я кивнула.
        - Давай, найди там наши, а я пока здесь разберусь.
        К нему уже спешили пограничники с аптечкой.
        - Посмотрите на мой палец, - пограничник поднял указательный палец вверх. - Следите за ним. Хорошо. А теперь приложите кончики пальцев к носу. Сначала одной рукой, потом второй.
        - Да все в порядке. Я сам врач. Нет у меня сотрясения, - ответил Айболит.
        Я быстро пошла к автобусу.
        АЙБОЛИТ
        - Это хорошо, что нет, - зло осклабился мужик в черной футболке, который стоял рядом с пограничником.
        - Но в больницу все равно нужно, - пограничник достал из аптечки спиртовую салфетку и начал вытирать его, Айболита, лицо.
        - Сначала к нам, - подхватил второй мужик из безопасности, - а потом уже в больницу.
        - А вы не опухли, ребята? - резким тоном возразил начальник КПП, который, придерживая на боку автомат, чтобы не бился о бедро, подбежал к ним. - Не вижу никакой причины для задержания иностранного гражданина, на которого напали на КПП.
        - Это потому, что ты не видел, как мы за ним по всей стране гонялись. Это по нашей части. Таким, как ты, не сообщают подробностей.
        - Это каким же таким? - огрызнулся начальник КПП. - Ты о чем, а?
        - О том, что твое дело маленькое: на границе, как пес, гавкать, поэтому иди в свою будку и не лезь в серьезные дела.
        - Ага, а ты, значит, очень важная свинья? - поинтересовался начальник КПП. - Ордер на задержание покажи!
        - Ты кого свиньей назвал? Ничего тебе показывать не буду, - мужик побледнел от злости. - Сказал, что забираю, значит, забираю.
        - Ничего не знаю! - не уступил начальник КПП. - Этот терминал в ведомстве погранвойск и под моей личной ответственностью. Никого ты отсюда без ордера не заберёшь. Потому что при проведении любой операции меня всегда предупреждают. Если ордера нет, значит, ты тут за свой интерес шарашишь. Сейчас протокол составим по всей форме. Пока не будет протокола, никто отсюда и шагу не сделает. И его документы я хочу видеть, - он показал на Амира, который все еще неподвижно лежал на асфальте. - Это он все начал. Вот я и хочу знать: какого беса здесь происходит?
        Айболит краем глаза увидел, что Маша выходит из автобуса с двумя сумками на плече, и сделал шаг к ней.
        - Ты куда? - спросил его один из пограничников, пока его начальник препирался с мужиками из безопасности.
        - Можно я в автобусе посижу? - спросил Айболит.
        - Можно, - кивнул парень. - Помочь дойти?
        - Спасибо, сам, - Айболит заковылял к автобусу.
        Маша выглянула из-за автобуса. Он незаметно показал ей жестом оставаться там. Неспешно подошел к ней, взял под руку и прошептал:
        - Сейчас тихо, спокойно, ни на кого не глядя, идем вперед. Так идем, чтобы по прямой линии автобус нас закрывал от погранцов и безопасников. То есть, по самой обочине идем.
        - Куда мы пойдем, Ванечка?
        - К терминалу.
        - Мы же не дойдем!
        - Не дойдем, - согласился он.
        Они дошли до брошенного мотоцикла, хозяин которого, очевидно, активно участвовал в разборках.
        - Садись, - шепнул Айболит и сел на мотоцикл.
        - Эй, ты чего, мужик? - парень лет двадцати уже спешил к ним. - Даже не думай! Это мой байк! Убери от него руки!
        - Извини, брат, я верну. Очень надо! Это тебе за беспокойство, - Айболит достал из кармана рубашки двести долларов и швырнул на асфальт.
        Мотоцикл взревел, заводясь.
        - Держись крепче! - заорал Айболит.
        Маша села сзади и обняла его двумя руками. Байк рванул с места и
        понесся к терминалу, ловко виляя меду грузовиками, легковыми машинами и автобусами.
        - Стоять! Немедленно остановись! - пограничники у терминала бросились вперед, подняв руки.
        Айболит еще больше увеличил скорость.
        - С дороги! - заорал он.
        Пограничники поняли, что он не затормозит, и брызнули в разные стороны. Мотоцикл нырнул в терминал и вырвался на мост Алленби, который с другой стороны границы назывался мостом короля Хусейна. Они помчались по мосту. Айболит обернулся и увидел пограничные джипы, которые на бешеной скорости проскочили терминал.
        - Не успеем, Ваня! Догонят! - крикнула Маша, сжимая его обеими руками.
        Она вся дрожала, прижавшись к его спине.
        - Не волнуйся, милая! Я тебя никому не отдам!
        - Немедленно остановитесь! Вы незаконно пересекли границу! - раздался сзади голос из громкоговорителя.
        Айболит снова обернулся. Пограничные джипы, легкие и маневренные, почти догнали их. За ними неслись белые машины безопасности с синими мигалками на крышах.
        Вдруг впереди послышалось гудение. Айболит всмотрелся, пытаясь сморгнуть жёлтую пыль, которая облаком обвилась вокруг него. На середине моста шеренгой выстроились машины иорданских пограничников.
        - Сюда, к нам, скорее! - закричал один из них в громкоговоритель.
        Айболит выжал скорость до максимума. Два джипа поравнялись с ними. Пытаясь закрыть байк внутри, они медленно пошли на сближение. Айболит бросил мотоцикл в вправо. Начальник КПП, который сидел за рулем, тоже свернул направо, опасаясь столкновения. Это дало Айболиту еще несколько минут для маневра. При всей легкости джипу понадобились как раз эти несколько минут, чтобы не врезаться в ограждение и вырулить на середину моста. Небольшой форы во времени Айболиту хватило для рывка вперед.
        Мотоцикл мчался к шеренге пограничников. Те кричали и улюлюкали.
        - Еще немного! Ну давай! - заорал Айболит, выжимая скорость из байка.
        Иорданские джипы выехали ему навстречу. Айболит проскочил мимо них. Джипы резко развернулись боком, перекрывая мост. Всё! Проскочили! Айболит затормозил.
        Из израильских машин горохом посыпались пограничники и безопасники.
        - Амира среди них нет, - радостно прошептала Маша, улыбаясь разбитыми губами.
        Она с трудом слезла с байка и села прямо на асфальт.
        - Эй, ты! Мы их забираем! - самый наглый из мужиков в черных футболках подбежал к иорданцам.
        - Это ты в своей стране будешь командовать, а здесь я тебя… - иорданский пограничник чмокнул губами и показал неприличный жест.
        - Это мост Алленби! Граница между двумя странами! - начальник КПП выскочил из джипа. - Они незаконно пересекли границу, без проверки. И еще украли транспорт.
        - Мы не украли, мы взяли в аренду, - возразил Айболит. - Я байк здесь оставлю, на мосту. Забирайте его.
        - Здесь начинается территория Иордании на мосту короля Хусейна. Понял? - ответил иорданец. - Ты что думаешь: там, где ты свою задницу положил, там уже твоя земля? Так выкуси, осел! Здесь ты никто! Это наша страна. Хочешь задержать? Подавай рапорт в МИД Израиля, а они нам уже передадут. А пока подашь, они останутся здесь.
        - Да чтоб тебя! - начальник КПП сплюнул. - Научили на свою голову. Еще вчера на ослике рассекал, а теперь умный стал. Но если на осла налепить корону, то он королём не станет. Он останется ослом в короне. Аль хэмар-хэмааар! - протянул он по-арабски.
        - Пойди бабушке своей расскажи! Инта хэмар! Сам ты осел! - огрызнулся иорданец. - Йом - ассаль, йом - бассаль. День - мёд, день - лук. Сегодня у тебя очень слезоточивый лук, еврей! Не всё тебя мёд ложками жрать. Слипнется!
        Иорданец повернулся в Айболиту и сказал:
        - Поезжайте за мной к терминалу, - он cел в машину.
        - 23 -
        ЕДИНСТВЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ СПАСТИ ЕЕ
        - Ну вы и задали жару, - начальник КПП завел Машу и Айболита в офис и налил им холодной воды.
        - Вы нас задерживаете? - спросил Айболит.
        - Нет, конечно, - пожал плечами пограничник. - Я вообще вас не видел. Вы прорвались через терминал и сразу исчезли. Хотел просто воды дать, аптечку принести и предупредить, что у вас виза на три дня. Так вот за это время Израиль может потребовать выдачи правонарушителей, которые оскорбили и избили офицеров погранвойск.
        - Но мы их не трогали! - возразила Маша.
        - Но они-то скажут, что да. Для того, чтобы вас заполучить. Поэтому посоветую вам не ждать три дня, а завтра же покинуть страну, если можете. Пока сегодня МИД Израиля даст запрос в МИД Иордании, пока все раскачаются, пройдет не меньше суток. Так что двадцать четыре часа у вас в запасе есть точно. Хотя… - он задумался.
        - Что? - не выдержала Маша.
        - За вами гнались не только пограничники, но и служба безопасности. Вот что меня настораживает. У них здесь, среди нашей безопасности, полно друзей. Они часто друг другу делают одолжения, чтобы не иметь дела с бюрократами. Очень плотно сотрудничают, а главное: совершенно тихо, под ковром. Боюсь, как бы на вас не вышла иорданская безопасность. Это вам не лентяи из МИДа, которые сутками задницу раскачивают. Ребята очень мобильные, быстрые и ловкие.
        - Вас понял. Мы так и собирались уехать отсюда как можно скорее, - Айболит налил еще воды и дал стакан Маше.
        - Отлично! - пограничник встал. - Сейчас аптечку принесу. Может, врача вызвать? Якобы мне, не вам.
        - Спасибо большое! - Айболит поднялся со стула. - Нас там ждут возле терминала. В гостинице себя в порядок приведем.
        - Держитесь! - пограничник вскинул кулак вверх. - Нет, но вы, конечно, израильтянам нос утерли, - хмыкнул он. - За это отдельное спасибо!
        Возле терминала их ждал худой мужчина с картонкой в руках, на которой были нарисованы крылья. Увидев Машу и Айболита, он побледнел и прошептал по-русски, но с акцентом:
        - Боже мой! В больницу? Меня зовут Абдалла.
        - Спасибо, не нужно. Нам бы в гостиницу, привести себя в порядок, и как можно скорее в аэропорт, - Айболит поморщился.
        Адреналин начал отпускать. Его место немедленно заняла боль. Ныло всё тело, лицо, зубы. Дрожали руки. Маша выглядела не лучше.
        - Нет, в аэропорт в таком виде нельзя, - нахмурился Абдалла. - Поступим так: отвезу вас в гостиницу, как и было задумано раньше. Возле нее есть магазин одежды. Купите вещи, приведете себя порядок в номере, переоденетесь. А я пока добавлю в план то, чего в нем не было. Позвоню своей племяннице, она стилист и очень хороший визажист. Пусть приедет и закрасит все ваши синяки. Иначе вы привлечете слишком много внимания в аэропорту. Садитесь в машину.
        Айболит и Маша сели в белую "Тойоту". Через полчаса машина припарковалась возле небольшой и уютной гостиницы. Рядом сверкала разноцветными лампочками витрина одежного магазина.
        Айболит и Маша быстро схватили с вешалок по несколько комплектов одежды. Не меряя, оплатили все и поспешили в гостиницу.
        Номер был маленьким, но чистым и светлым. На столе уже стояли контейнеры с едой.
        - Так, еда на столе. В холодильнике полно воды и соков. Давайте в ванную. А я племянницу привезу. Может, все-таки в больницу? - Абдалла, морщась от сочувствия, осмотрел их синяки и ссадины. - А если переломы?
        - Нет переломов, - покачал головой Айболит. - Я сам врач.
        - Ладно, спорить не буду. У вас шесть часов до самолета. Но в аэропорт нужно приехать за два часа. На дорогу час. Значит, на отдых всего три часа. Из них час на маскировку синяков. Поэтому через два часа вернусь с племянницей. А вы пока постарайтесь отдохнуть и поесть.
        - У вас хороший русский, - похвалила его Маша.
        - Учился в Москве, в меде, - улыбнулся он. - Там и женился. Жену привез сюда. У нас трое детей и все говорят по-русски так же хорошо, как и по-арабски.
        Абдалла вышел из номера.
        - Давай сначала ты, Машенька. - Айболит растянулся на кровати.
        - Не оставляй меня одну, Ваня, - устало попросила она. - Пойдем мыться вместе.
        МАША
        Никогда в жизни так не радовалась горячей ванне. Густая пена обволокла синяки, успокаивая боль. Вибрация джакузи расслабила напряженные мышцы, принеся долгожданное облегчение. Ваня разделся и сел с другой стороны ванны. Он взял с бортика пушистую мочалку. Я протянула руку, отобрала мочалку и начала медленно намыливать его.
        Он вздрагивал при каждом прикосновении. У меня сердце сжалось от жалости.
        - Очень больно, Ванечка?
        - Совсем нет. Я ж мужик. Меня шрамы украшают, - бодро соврал он, посмотрел на меня и улыбнулся.
        - За меня никто и никогда так не сражался, - я провела мочалкой по его шее, на которой багровели кровоподтеки, и поцеловала их.
        - Потому что они не понимают, что за таких, как ты, нужно рушить миры, - он взял мою руку и поцеловал пальцы.
        Нежно и осторожно провел по моим разбитым губам. Я невольно поморщилась.
        - Извини! - прошептал он и поцеловал краешек моего рта.
        - Ничего, тебе больше досталось, - я провела мочалкой по его груди и позволила руке медленно скользнуть вниз, под мыльную пену.
        Он вздохнул и осторожно перехватил мою руку.
        - Это я еще сдерживался. Боялся показать им свое боевое искусство. Иначе нас бы не выпустили из Израиля.
        Что? О чем он?
        - Не поняла, Ваня, прости!
        Он вскинул руки и вполголоса воскликнул:
        - Кийаяя!
        Вытянул ногу верх, скорчил зверскую физиономию и выдохнул:
        - Йа-а! У! А! О! Кийяаа! - он вытянул губы трубочкой, изображая Брюса Ли или Джекки Чана, и рубанул воздух ребром ладони.
        - Вот балда! - я расхохоталась.
        Все напряжение последних дней и часов, вся та пружина, которая сжалась до максимума, вдруг развернулась и взорвалась хохотом. Я не могла остановиться и плюхнулась на спину, взметнув вверх клочки пены. А Ваня все изображал ожесточенный бой с невидимым противником, корча страшные рожи.
        - Напрасно ты сейчас смеешься! - с обидой сказал он. - Если бы они увидели, насколько я хорош, то меня бы не выпустили из Израиля. - Такие спецы по боевым искусствам всем нужны. А маленькой и вечно воюющей стране особенно.
        - Перестань, сейчас умру! - я закрыла рукой глаза.
        - Да что там их Бонд! - не унимался Айболит. - Он рядом со мной просто пионэр в коротких штанишках.
        Он так и сказал: пионэр.
        - Разрешите представиться: агент ноль-ноль-раз Иван Соломонович Бондштейн!
        - Иван Соломонович, - просипела я, уходя под воду.
        - А шо такое, девушка? Шо вам таки не нравится? Урданту можно, а мне нет?
        - При чем здесь Урдант?
        - Как это при чем, Машенька? Я на вас немножко удивляюсь! Иван… дальше Урдант… и физиономия, как у главного раввина Израиля. Когда всё это вместе выходит на сцену, так его еврейская родня переворачивается в гробу, а на православных церквях сам по себе звонит колокол, потому что бог тоже угорает. У него таки есть чувство юмора!
        - Ой! - простонала я, задыхаясь от смеха.
        Айболит вдруг резко вскочил, упал на меня сверху в воде и поцеловал в губы.
        - Какая ты красивая, когда смеешься! - он убрал с моего лба мокрые волосы. - Готов быть клоуном в московском цирке и каждый день выходить на арену, лишь бы ты смеялась!
        Я замерла. Мне хотелось продолжения. И я дала ему понять, что готова. Но он еще раз припал к моим губам, встал, вышел из джакузи, взял пушистое белое полотенце. Осторожно поднял меня на руки и завернул в полотенце.
        - Нам нужно поспать, - шепнул он. - Остается только один пункт плана. Самый главный.
        Я вдруг поняла, что в эту финальную часть плана меня так никто и не посвятил.
        - Специально ничего тебе не говорил, - Айболит словно прочитал мои мысли. - Мы поговорим об этом позже. Когда благополучно доедем до цели. А пока нам нужно поспать перед самолётом.
        - Куда мы летим, Ваня? В Москву?
        - Пока нет, милая. Еще один шаг, а дальше - Москва. Если всё… прости… когда всё получится.
        АЙБОЛИТ
        Он отнес Машу в кровать. Она прижалась к нему избитым, зябко дрожащим телом. Чудо, что этот подонок ей ребра не сломал. На них расползлась гигантская гематома.
        Айболит сжал зубы. Он бы сейчас многое отдал за то, чтобы оказаться рядом с Амиром. Не бить его, нет, этого не хватит, а убить. Страшное ощущение. Но он его уже переживал, когда погибла Диана. Тогда он тоже думал только об одном: своими руками растерзать тварь, которая ее убила.
        Айболит волновался насчет последнего пункта плана по спасению Маши. Как она его воспримет? Цель, конечно, благородная. Но вот средство…
        Ведь она бежит от невозможности выбора. А он, Айболит, снова решает за нее. Марк не сомневался в правильности их поступка, когда они до утра сидели в его доме в Иерусалиме. Он объяснял Айболиту, что финал их авантюры - это прокатанная схема и по-другому никак. И что Маше нечего бояться, что Амир ее вернет.
        Но Айболит все равно чувствовал себя агрессором и диктатором. Кто сказал, что мужики втайне обожают это чувство? Бред! Айболит не выносил, когда женщину ставили перед фактом. Он всегда был на стороне женщин. Приятели постоянно издевались над ним еще в институте, называя хроническим подкаблучником. Ему объясняли, что у женщин такая доля: во всем зависеть от мужиков. Айболит видел многочисленные мемы в интернете о сильных и независимых женщинах, которые в рваной одежде мешками скупали кошачий корм по акции. Эти мемы создавали мужики, чтобы оправдать свое предназначение править миром. Быть доминирующей стороной во всем. В каждой минуте и секунде жизни.
        Айболиту было наплевать на насмешки. Он твердо стоял на своем: у каждой женщины должен быть выбор, всегда и во всем, несмотря на войны, реформы, бедность, дурное окружение, политические катаклизмы, кучи опилок, которыми набиты головы властных самцов и прочие апокалипсисы.
        Айболит лег рядом с Машей, которая заснула, едва коснувшись головой подушки. Обнял ее и задремал.
        В дверь осторожно постучали. Айболит встал и приоткрыл ее. В коридоре стоял Абдалла и девушка лет двадцати пяти.
        - Это вам, - Абдалла протянул Айболиту два бумажных пакета и картонный поднос с кофе из "Старбакса". - Там сильные обезболивающие и еда, - он зашёл в номер и закрыл дверь. - Вам нужно поесть, выпить кофе и принять лекарства. Иначе как раз к самолету загнетесь от болей.
        Айболит разбудил Машу. Они наскоро перекусили шаурмой и салатом.
        - Так, кофе будете пить потом, в процессе, - девушка уперла руки в бока, внимательно их рассматривая. - Меня зовут Ясмина, - сказал она по-английски. - Я - племянница оптимиста Абдаллы, который думает, что за час можно нарисовать вам нормальные лица, - она закатила глаза. - Да там одного тоника с консилером по пять слоев!
        - Все так плохо? - спросила Маша.
        - Да, но постараюсь придать вам приличный вид. Иначе весь аэропорт будет на вас пялиться. Начну с тебя, - она показала на Айболита. - С тобой работы больше. У Марьи лицо все же получше будет. А вот ты, красавчик, просто мечта кинопродюсера.
        - Почему это? - не понял Абдалла.
        - Потому что он может сниматься в фильмах ужасов без грима. Это же гигантская экономия! Грим - штука не дешевая.
        Она приступила к работе, тщательно замазывая синяки и ссадины на лице Айболита. Через полчаса он не узнал себя в зеркале. С Машиным лицом Ясмина справилась быстрее. Но все равно заканчивала под нетерпеливые реплики брата.
        - Время, Ясмина, время, - Абдалла показывал на наручные часы.
        Аэропорт "Королева Алия" гудел, как растревоженный улей. Абдалла довёл их до терминала.
        - Удачи вам, ребята! - он сунул в руки Айболита еще один маленький бумажный пакет.
        Айболит открыл его, посмотрел, что внутри и улыбнулся.
        - Зачем вы? Мне неловко. Сколько это стоит?
        - Нисколько, - улыбнулся в ответ Абдалла. - Это подарок от меня, - он приложил руку к сердцу. - Вам ведь точно не того было. Да и по прилету не будет времени на все эти дела.
        Айболит молча обнял его.
        - Все в порядке, мужик! - шепнул ему Абдалла. - За нее стоило бороться. Я тоже за свою боролся. Она у меня русская, не мусульманка. Вся семья была против. А я знал, что она стоящая.
        - Это что? - Маша хотела заглянуть в пакет, но Айболит быстро спрятал его в карман.
        - Это сюрприз. Покажу по прилету.
        Объявили посадку. Выйдя на летное поле, Айболит обернулся. Абдалла смотрел им вслед. Заметив, что Иван смотрит на него, он поднял руки и изобразил раскрывающиеся крылья.
        В аэропорту Кипра пришлось задержаться. Европейская промозглая осень согнала сюда туристов, жаждущих тепла. Айболит с Машей выстояли долгую очередь. Наконец, они вышли из здания. Айболит повернулся, ища кого-то с картонкой в руках.
        - Иван Елагин? - на его плечо легла тяжелая рука.
        Айболит обернулся. Перед ним стоял коренастый мужчина с широким лицом, лет шестидесяти на вид.
        - Я - Андрей. Картонку с крыльями забыл дома. Извините, - улыбнулся он.
        - Ничего, бывает, - рассмеялся Айболит.
        - А вы Марья? - Андрей галантно поцеловал Машу руку.
        Она покраснела от удовольствия.
        - Добро пожаловать на Кипр! Я буду вашим гидом и помощником в ближайшие, - он взглянул на часы, - двадцать два часа.
        - Разве мы не пробудем здесь три дня? - спросил Айболит.
        - К сожалению, нет, - вздохнул Андрей. - За вами тянется такой шлейф, что лучше поскорее добраться до Москвы. Местные чиновники побили все рекорды коррупции. И если будет запрос в МИД, то эти бюрократы за небольшую мзду будут вас здесь мариновать до потери пульса. Поэтому мы всё ускорили. Сейчас отвезу вас в гостиницу. Приведете себя в порядок. Я приеду ближе к вечеру, заберу вас и мы всё сделаем. Ночь отдохнете, а на рассвете - в аэропорт. Дайте ваши документы. Иван, вы написали данные, которые я просил?
        - Да, в самолете как раз, - Айболит вытащил из кармана густо исписанный листок бумаги. - А разве не нужно собеседование проходить?
        - Вообще нужно. Но вам нет. Я обо всем позаботился.
        Андрей привез их в маленькую гостиницу на побережье. Первым зашел в номер, всё осмотрел, включил кондиционер и хлопнул себя ладонью по лбу:
        - Ах да, чуть не забыл. Мог с ним и уехать, - он положил на стол целлофановый пакет. - Это телефоны. Регистрацию пройдите сами. Провайдер международный. Нужно только ввести данные и пароли.
        - Спасибо вам большое! - Айболит открыл пакет.
        - С возвращением в цивилизацию, - рассмеялся Андрей, толкая дверь номера.
        Маша села на кровать и внимательно посмотрела на Ивана. Незаданный вопрос повис в воздухе. Вот оно, время все объяснить.
        - Нам нужно поговорить, Машенька, - мягко начал Айболит, присаживаясь на кровать рядом с ней. - Остался последний пункт. Это... - дыхание перехватило, и он замолчал, не зная, как выговорить это слово.
        - Не бойся, Ваня, я все пойму, - Маша взяла его за руку.
        - Это наша с тобой свадьба, милая, - Айболиту, наконец, удалось вытолкать эти слова из горла.
        И видя, что она собирается что-то сказать, торопливо продолжил:
        - Подожди! Дай мне закончить, милая. Кипрские браки - самые быстрые в мире. И признаются законодательством всех стран. Друзья Марка организовали регистрацию буквально за два дня. Все понимаю: это выглядит ужасно. Спас от тебя от одной свадьбы и тут же притащил на другую, даже не спрашивая разрешения. У тебя снова нет выбора. И опять ты ничего не решаешь, как может показаться на первый взгляд. Но поверь: это не так. Амир человек религиозный. А в иудаизме один из самых страшных грехов - это прикоснуться к чужой жене. Поэтому жениться на тебе - единственная возможность уберечь тебя от него. Пока ты будешь свободна, он не остановится. Будет преследовать тебя, пока не добьется своего. Потому что всегда привык получать желаемое. А еще потому, что гордому горскому мужчине плюнули в лицо, обведя его вокруг пальца. Амир не простит. Поэтому ты должна быть замужем за мной хотя бы пару-тройку лет, пока он не угомонится. Можешь жить отдельно от меня, если захочешь. Потом, когда все закончится. У меня есть дача под Москвой. Мы ею почти не пользуемся. Или можно еще сделать так…
        - Ваня, я согласна, - прошептала она.
        - Я сниму тебе квартирку, буду во всем помогать, - он сначала даже не услышал то, что она сказала, торопясь успокоить и показать, что не собирается лишать свободы, как Амир.
        Внезапно до него дошло сказанное ею, и он удивлённо спросил:
        - Что?
        - Я согласна быть твоей женой, - просто сказала она. - Я люблю тебя, Ваня.
        Он молчал, глядя на нее.
        - Наверное, ты должен сказать в ответ, что любишь меня, а потом мы поцелуемся и вместе убежим в закат, держась за руки. Но я не буду просить ответа. Если бы ты не любил меня, разве пожертвовал бы собой? Разве сделал бы так много? Ведь тебя чуть не убили, - в ее глазах заблестели слезы. - А ты даже не задумался. Ты просто пошел на Амира, прекрасно понимая, что силы не равны. Поэтому я буду терпеливо ждать, пока ты сам всё скажешь. Потому что мне нужно это услышать. Мы, девочки, любим ушами.
        Айболит хотел возразить, что она сама себя не понимает. Что это просто чувство благодарности. А женщины часто путают его с любовью. Но промолчал. Маша и так слишком многое пережила. Все это можно оставить на потом.
        - Ну тогда нужно соблюдать приличия, - Айболит сполз с кровати, встал на одно колено и поморщился.
        Каждое движение отзывалось болью во всем теле. Он достал из кармана бумажный пакетик, который дал ему Абдалла, достал оттуда коробочку и открыл. Тоненькое обручальное колечко лежало на розовом бархате.
        - Согласна ли ты стать моей женой? - он протянул ей кольцо.
        - Да, - прошептала Маша. - И в горе, и в радости, и в ортопедическом отделении. Думаю, нужно будет все же сходить на рентген, когда мы вернёмся домой.
        МАША
        Сегодня я выхожу замуж за любимого человека. Наверное, это сон. Мы оба с ним уставшие и разбитые в прямом смысле этого слова. Но у нас будет свадьба. Не знаю, как дальше сложится. Даже думать не хочу. Важно другое: Амир останется в прошлом навсегда. Еще несколько дней назад я сидела в Израиле, в ужасе думая о предстоящей свадьбе. И сейчас должна была как раз терпеть звериную дикость Амира, насмешки Анжелы, занудство тетки Раисы.
        Глотая слезы, примерять свадебное платье. Пробовать торты и еду в залах торжеств. И все время ловить на себе завистливые и ненавидящие взгляды горской родни. И вот всё это осталось там, в другой жизни. И все эти дни я даже о них не вспоминала. Ну кроме Амира, разумеется. И все это благодаря Ване. Я словно умерла и заново родилась. Воскресла из пепла, как птица Феникс.
        - Давай приляжем на полчаса, а потом будем собираться, - Айболит калачиком свернулся на кровати и моментально заснул.
        А я сидела рядом, глядя на его худое жилистое тело, закрытые глаза с длинными светлыми ресницами. На спину, покрытую синяками.
        Мой милый и добрый доктор Айболит. Ты всю жизнь лечил людей, теперь тебе самому нужна помощь. Никогда тебя не разлюблю. Что бы ты ни делал! Я тихонько легла рядом с ним.
        Но вылежать не смогла. Встала, открыла дорожную сумку. В Иордании, когда мы покупали одежду, я увидела белый марлевый сарафан, длинный, по щиколотку, с тонкими бретельками и кружевной оторочкой по подолу. Не знаю зачем, но купила его и бросила в сумку. Теперь он пригодился. Я надела его, забрала волосы в низкий узел. В косметичке нашлась белая заколка-невидимка с тремя жемчужинками. Я вколола ее сбоку.
        С лицом ничего сделать было нельзя. Макияж, который сделала сестра Абдаллы в Иордании, смылся в душе. Невозможно же не мыться! Кое-как я замаскировала тональным кремом синяк от пощечины Амира. Провела по губам светлой помадой. Другой цвет только бы подчеркнул синяки и ссадины на лице. Тон помады в тон синякам - это слишком смело для меня.
        В дверь номера постучали. Я открыла. На пороге стоял Андрей. Увидев спящего Айболита, он решительно направился к нему.
        - Иван, просыпайтесь. Нужно выходить.
        Айболит вскочил. Сонно моргая, уставился на меня и застыл на кровати. Андрей, видя, что он спросонья забыл, где находится и что происходит, деликатно кашлянул.
        - Да, сейчас. Я уже! - Айболит схватил дорожную сумку и метнулся в ванную комнату.
        Ровно через пять минут вышел в белой рубашке и светлых широких брюках.
        Мы пересекли маленький холл отеля и вышли к морю. На белом песке стояла маленькая, синяя свадебная арка, собранная из воздушных шариков. Небо полыхало алым закатом. Тихо шумело бирюзовое море. Возле арки нетерпеливо переминалась с ноги на ногу женщина лет тридцати. Она деловито просматривала какие-то бланки.
        - Она из муниципалитета, - шепнул Андрей. - Подойдите к ней.
        Айболит улыбнулся, взял меня за руку и подвел к арке.
        Церемония была ультракороткой. Женщина увидела наши раскрашенные синяками физиономии, нервно сглотнула и спросила:
        - Согласны ли вы быть мужем и женой?
        - Да, - хором ответили мы.
        - Тогда обменяйтесь кольцами.
        Айболит достал из кармана две коробочки и одну из них протянул мне. Я в ответ протянула ему руку. Тоненькое колечко точно по размеру моего пальца засверкало в лучах заходящего солнца. Я в свою очередь одела кольцо на его палец.
        - Это ваши свидетельства о браке. Подпишите здесь и здесь, - женщина дала нам те самые бланки, которые до этого держала в руках.
        Сразу после этого она убежала.
        - Поздравляю вас, ребята. А теперь ужин. К сожалению, у нас нет возможности сделать всё красиво и романтично. Обычно мы ведем молодожёнов на пешую экскурсию до мыса Афродиты, там, где она вышла из воды. Но кое-что нужно сделать прямо сейчас, - он взял пластиковый стул и поставил возле меня. - Сядьте, Марья.
        Я послушно села. Он встал на колено, достал из кармана ручку и взял меня за ногу. Снял мою туфельку и протянул ручку.
        - Напишите на подошве любые имена. Штук десять. Родных, знакомых, кого хотите. Это не так важно. Главное: чтобы мужских и женских имен было поровну
        - Зачем? - не понял Айболит.
        - Потом расскажу, - загадочно улыбнулся Андрей.
        Родни? Даже вспоминать их не хочу! Я написала имена всех тех, кто помогал нам с Ваней в дороге. И первыми на подошве появились имена Марка, Далии и Амоса.
        Андрей посадил нас в свою машину и через десять минут мы вышли возле греческой таверны на берегу моря. Столы стояли прямо возле лини прибоя. Звучала потрясающая греческая музыка, вся посвященная любви к жизни. Таверна была битком набита людьми. Радостные мужчины пели и танцевали. Ухоженные женщины с легким снисхождением кивали им.
        Вот что сразу бросается в глаза на Кипре - это ухоженность местных женщин и их любовь к себе. Что такое женская ухоженность? Это не богатый муж и не дикое количество денег. Это самоуважение. В гордых взглядах киприоток оно выплёскивалось через край. Мужчины за ними не ухаживали, нет. Им милостиво позволяли быть рядом. И они с радостью соглашались служить женщинам. Почему у горских не так? Да и не у горских тоже? Почему эти мужчины научились уважать своих женщин? Почему они поняли, что красивая женщина - это, в первую очередь, свободная женщина? А не забитое бесправное существо, которому не позволяется одеваться, как хочется, выходить из дома без спросу, работать, учиться, самой строить свою жизнь. Чего так боятся мужчины в других религиях и культурах, что заставляют женщин быть домашним скотом?
        - 24 -
        СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК
        Официанты быстро заставили стол многочисленными плошками и тарелками.
        - Куда столько? - удивился Айболит.
        - Это мезе, - Андрей взял блюдо с козьим сыром и разложил по тарелкам. - Или мезедеполион, как говорят в Греции. Много разных блюд небольшими порциями, чтобы вы всё попробовали. Советую морепродукты. Свежайшие и очень вкусные.
        Мне есть как-то не хотелось. Но Андрей, как истинный киприот, мог уговорить даже мертвого. Следующий час мы с Айболитом жевали, глотали, грызли и запивали. Веселье в таверне достигло нужного градуса и все пошли танцевать, выстроившись в один большой круг. А посередине танцевал парень лет двадцати со стаканами на голове. Каждый раз, когда он поворачивался, я зажмуривалась, готовясь услышать звон. Но он не разбил ни одного.
        Время пролетело незаметно. На очередном витке танца Андрей озабоченно взглянул на часы и шепнул:
        - Вам пора в номер. Отдохните пару часов. А потом отвезу вас в аэропорт. А сейчас самое главное: Марья, снимите, пожалуйста, обувь.
        Я скинула туфли. Андрей взял в руку одну светлую туфельку и осмотрел подошву, на которой я писала имена друзей. Всё стерлось. Остались только три имени: Фатьма - жена бедуинского шейха, Марк и Далия.
        - А что мы делаем? - поинтересовался Айболит. - Это какой-то заговор на счастье?
        - У вас будет трое детей: две дочки и сын, - улыбнулся Андрей. - Это старинная киприотская традиция: узнавать заранее пол и количество детей.
        Он явно ожидал, что мы в этот момент начнем обниматься и целоваться, но мы с Ваней растерялись. Андрей непонимающе взглянул на нас. Он ведь не знал про нашу сложную ситуацию и запутанные отношения.
        Этот инцидент с именами детей очень испортил настроение нам обоим. Словно напоминая, что вся эта свадьба, по сути, фальшивка. Шутить не хотелось. Разговаривать тоже. Вернувшись в номер, мы молча легли по разные стороны кровати.
        Хотя… если нас тянет друг к другу, то почему фальшивка? Может, это как раз возможность здесь и сейчас стать парой? Я придвинулась к нему и обняла. Он не спал, но лежал неподвижно. Тогда я приподнялась, дотянулась до его губ и поцеловала их. Он обернулся. Какие у него глаза красивые! Серо-голубые.
        - Милая, не время сейчас. Не хочу, чтобы это было вот так, - он встал, взял телефон и вышел из номера.
        Я свернулась калачиком на кровати. Хотелось плакать и сладкого.
        АЙБОЛИТ
        Не уснуть. Это очевидно. Да кто бы смог, когда рядом горячо любимая и почти обнаженная, если не считать легкой рубашечки, женщина? Но взять ее сейчас, значит, воспользоваться растерянностью и усталостью. И чем тогда он лучше этого урода Амира?
        Айболит спустился вниз, прошел через холл, вышел к морю и сел на тёплый песок. Зашел в "Телеграм", залогинился и просмотрел личные сообщения. Сверху в списке висело сообщение от Дарьи с приложенным к нему видеофайлом. Айболит открыл видео. На экране появилась Дарья. Она сидела на кровати, зябко кутаясь в белую шаль. Вздохнув, она посмотрела прямо в объектив камеры и тихо сказала:
        - Я не беременная, Ваня. У меня "эти дни". Да, знаю, что иногда бывают "эти дни" и беременность. Нет, я проверила. Сделала анализ крови. И знаешь, это прозвучит бредово, но я очень рада. Представляю, что ты сейчас думаешь: психопатка, сама не знает, чего хочет. Раньше так и было. Меня на тебе заклинило, Ваня. Бывало, часами в церкви молилась, чтобы бог мне дал ребёнка именно от тебя. Помнишь, как я сказала, что если ты прилетел ко мне именно в залётные дни, то этого хочет бог? Так вот бог четко дал понять, чего он хочет. Я очень благодарна тебе, потому что если бы наш ребенок родился, то он был бы вечными укором нам обоим. А это ведь неправильно. Ребёнок - это радость. Он не может быть отпущением грехов. Ты был прав. Я должна жить своей жизнью, избавиться от прошлого и не вымаливать любовь. Прости, что пыталась коснуться твоей души. Что бегала за тобой. Что напролом шла к заветной цели, не обращая ни что внимания. Прости, что была в твоей жизни! Ты - самое светлое и хорошее, что со мной случилось! Начнем все с чистого листа. Ты с Машей. Я с кем-то другим. Вы с ней подходите друг другу. Люди похожи
на времена года. Ты, Ванечка, зима. Уютная печка, возле которой хочется сидеть, прижав ладони к изразцам, дуть на горячий чай и говорить, говорить, говорить, пока не оплывут свечи. А твоя Маша - весна. Нервная, чуткая, еще не проснувшаяся, но уже оттаявшая. Она - оттепель. А я осень. Горькая, пряная, дождливая. Не помню начала, не вижу конца. Мы с тобой должны были соединиться, чтобы понять: после нас всегда приходит весна. А мне нужно лето. Я рада, что у нас была одна ночь, а кроме нее ничего. Что мы не горели, не пылали, не ругались и не мирились. Почти классика, - она тихонько запела, со слезами на глазах:
        Мне нравится, что вы больны не мной
        Мне нравится, что я больна не вами.
        Спасибо вам всем сердцем и душой
        За наше негульянье под луной, за солнце не у нас над головами.
        Дарья вытерла слезы и улыбнулась:
        - Ну вот, я плачу. Прости! Сам виноват. Разбудил во мне сентиментальную женщину. Господи! Кто бы мог подумать, что где-то внутри она у меня есть? - Дарья закатила глаза. - Просто хочу, чтобы ты знал: ты самый замечательный, Ваня! Но даже если будет… вернее… когда у меня будет мужчина, ты все равно останешься моим другом. Самым лучшим и самым близким. Потому что не побоялся сказать в лицо горькую правду. И я всегда буду тебе помогать. Когда вернёшься в Москву, мои люди тебе позвонят. Они уже там. Ждут, когда появишься. Знаю, что ты гордый. Но не смей возражать! Это мой свадебный подарок тебе и твоей девочке: спокойная и безопасная жизнь. Мама и Ёлка в полном порядке. Пусть пока побудут у меня, пока у тебя и Маши всё наладится.
        ????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????Запись закончилась. Айболит еще долго сидел, глядя на море. Еще одна нить из прошлой жизни оборвалась сама по себе. Дарья права: пора всё начинать с чистого листа. И на этот раз писать набело, без помарок. На работу над ошибками уже нет времени и сил.
        Москва встретила их дождем и холодом. Айболит и Маша, привыкшие к теплу Ближнего Востока и Кипра, замёрзли, едва выйдя из аэропорта. Они быстро сели в такси и закрыли все окна.
        - Кажется, придётся эмигрировать в теплую страну, - стуча зубами, пожаловалась Маша.
        - Я буду участвовать, - Айболит, зябко ёжась, крепко прижал ее к себе.
        Он привез Машу в свою квартиру. Ёлка с мамой пока гостили у Дарьи. Айболит постелил Маше в комнате дочери. Она долго нежилась в теплой ванне. Айболит пока сбегал вниз, в супермаркет. Купил продукты, чтобы хоть немного заполнить зияющий хирургической чистотой и пустотой холодильник. Пока Маша мылась, он приготовил чай и нарезал бутерброды.
        Она едва прикоснулась к еде. Айболит убрал остатки ужина в холодильник и поцеловал Машу в лоб:
        - Спокойной ночи!
        - Спокойной! - ответила она.
        Айболит лежал в постели и смотрел в потолок невидящим взглядом. За стеной лежала Маша. Больше всего на свете ему хотелось вскочить и пойти к ней. Но как она это воспримет? Что он, фактически, заставляет ее быть благодарной? Черт, доктор, а может не заморачиваться и тогда мать-природа поможет? Нет, нельзя. В прошлый раз в доме Амоса и Далии с ней случилась истерика, хотя она сама этого хотела. Слишком сильная травма ржавчиной разъедала душу и тело Маши из-за этого подонка Амира, который чуть не надругался над ней.
        Нужно ждать знака, ее решения, согласия, еще чего-то. И даже если она захочет, нужно быть готовым остановиться в последний момент. Потому что он, как врач, слишком хорошо знал, насколько тяжелыми бывают такие вот травмы. Но попробуй остановиться! Он ведь тоже не железный!
        Дверь тихонько скрипнула. На полу нарисовался прямоугольник света. Айболит зажег ночник возле кровати. Маша стояла у двери в том самом светлом сарафане, в котором выходила замуж на Кипре.
        Айболит молчал, любуясь ею. Она подошла к кровати, села на краешек и спокойно сказала:
        - Я твоя жена, Ваня, поэтому пришла.
        Что же ты, милая, мне сердце рвешь? Я же не железный! Ведь не в первый раз себя сдерживаю. Легкое платье скорее подчеркивает, чем скрывает формы тела. Только руку протяни - и под белой тканью откроется нежная и теплая кожа. Пустая квартира, тишина, из звуков - лишь твое дыхание. По глазам вижу: хочешь, но боишься. Этот страх еще живет внутри тебя.
        Айболит обнял ее, прижал к себе и положил на колени, скрестив ноги по-турецки. Маша, вопреки ожиданиям, не закрыла глаза. Наоборот, она смотрела на него и легкая улыбка скользила по ее губам.
        Лучше бы плакала! От этой улыбки у него сжалось сердце. Всем своим видом она словно говорила:
        - Я готова, Ванечка. Хочу этого. Потому что не ущербная, а такая, как все.
        Вот она, истинная мотивация: быть, как все. Доказать своему мужчине и самой себе, что с ней все в порядке. Но что же делать ему? Как, наконец, соединиться с ней и не мучиться потом от чувства вины? Не заглядывать в любимые глаза, ища спрятанные глубоко слезы? Не прислушиваться к ее дыханию во сне, пытаясь определить: не снятся ли Маше кошмары?
        Был один способ. Айболит о нем слышал и читал в спецлитературе. Но ни разу не пробовал. Не с кем было. С Дианой все шло прекрасно. И после ее смерти он больше и не был ни с кем, если не считать Дарьи, у которой тоже не было ни малейших комплексов. А если не сработает? А если он снова причинит Маше душевную и физическую боль? Тогда она никогда не придет в себя.
        Пауза затянулась. Маша смотрела на него и ждала. И он решился. Если ты сейчас налажаешь, Айболит, то никогда себе не простишь. Сделай всё, как нужно. Сдерживаясь из последних сил, он прокрутил в голове прочитанное. Ага, попробуй сдерживать мужской инстинкт и одновременно вспоминать научную статью! Ситуация трагикомическая. Но ему не привыкать. Вся его жизнь была трагикомедией. Украсть жену у мафиози при помощи таких разных и комичных кадров, как Марк и друзья - разве это не водевиль?
        Айболит провел пальцем по губам Маши и спустил с плеча бретельку. Она села, сбросила сарафан. Кровь ударила ему в голову при виде ее полностью обнаженного тела. Медленнее, Айболит, медленнее, не пугай девочку звериными порывами. Она не поймет! Дрожа от нетерпения - да что же ты, как пацан, в самом деле? - он положил ее на спину. Схватил две подушки и подложил под ее попу.
        Вот она, вся в твоих руках. Он поцеловал ее плечи и спустился вниз. Прижался щекой к животу. Осторожно взял за руку, поглаживая запястье. Тихо и незаметно проверил пульс. Считать не пришлось. Ее сердце выпрыгивало из груди. Он поднялся наверх и поцеловал ее в лоб. Так и есть. На лбу испарина от страха. Все тело Маши превратилось в комок нервов. Женщины любят ушами. Не молчи ты, как истукан, Айболит. Не на осмотре!
        - Я люблю тебя, милая, - он заглянул ей в глаза. - Я - старый врун и скотина, влюбился в тебя еще на первом приеме, но молчал. Сам боялся поверить.
        - Ты - самый лучший, Ванечка! Я тоже в тебя сразу влюбилась.
        - Тогда почему ты меня боишься, милая?
        - Я не…
        - Не ври доктору, - он осыпал поцелуями ее лицо и шею. - Не ври, прошу тебя. И не бойся! Просто расслабься. Это же я, Машенька! Твой добрый доктор Айболит!
        Она вздохнула, пытаясь изо всех сил сдержать всхлип. Он переплел свои пальцы с ее пальцами, чтобы чувствовать малейшее напряжение, малейшее изменение.
        - Это я, милая! И я скорее отрежу себе руки и всё остальное, чем причиню тебе вред. Просто доверься мне и… впусти!
        Сдерживаться не было никаких сил. Его несло. Всё тело горело. Мужская природа яростно боролась с деликатностью, любовью, воспитанием и кучей медицинских знаний, которые роились в голове. И природа медленно побеждала. Отпусти это, Айболит! Иначе зверь сейчас вырвется и начнет всё крушить!
        Айболит покрывал ее тело поцелуями, шепча белиберду, не слыша, что говорит. И это сработало. Маша расслабила мышцы. Всё! Готова! У тебя есть только одна попытка, Айболит. Не ошибись, твою ж через коромысло!
        Он приподнял ее бедра, чётко следуя инструкциям гениального врача, американского психотерапевта Эдварда Эйчела, который первым додумался, как лечить подранков - женщин, переживших насилие и навсегда потерявших радость от секса. Его методика "полового равнения" творила чудеса.
        Айболит приподнялся на руках, тщательно контролируя тело. Это было нелегко. Первобытный инстинкт пещерного человека требовал подмять, сжать и грубо овладеть, рыча от чувства собственного превосходства. Айболит оперся одной рукой о кровать. Второй он продолжал сжимать пальцы Маши. Они слегка подрагивали, но были расслаблены. Это хорошо. Первое, что делает женщина в испуге - судорожно сжимает руки, сама того не осознавая.
        Он уткнулся лицом в ее плечо, продолжая держать тело строго параллельно ее телу, и прижался к ней бедрами. Маша глубоко вздохнула. Мышцы полностью расслабились. Она обмякла в его руках. Айболита захлестнула ликующая волна радости.
        Вот оно! Она чувствует, что он не нависает над ней, не довлеет. Не набрасывается, подминая под себя. Это и пугает женщин больше всего: мужской контроль. Но они с Машей сейчас равны. Он прижал бедра к ее бедрам, стараясь двигаться так медленно, словно движения не существует вовсе. Его бедра мягко надавливали на одну важную для женщин область, которая, как поплавок, поднималась из воды и отвечала за расслабленное "пляжное настроение".
        В этом суть гениальной методики Эйчела: не захват женского тела мужским, не борьба с лихорадочными движениями и тяжелым, прерывистым дыханием самца, а море, пляж и лодка. Они с Машей сейчас лежат в лодке, которая почти не скользит по воде. Лишь мягко покачивается на волнах.
        Они оба равны, тела сплетены в объятье, их бедра на одной прямой линии, никто никого не подавляет - вот что сейчас чувствует Маша. Только не раскачивай лодку, Айболит! Словно услышав его мысли, Маша обняла его поясницу ногами. Это было лучшее, что она могла сделать. Для этой методики главное: переплетение тел партнеров. Она тебе доверяет, Айболит. Только не спеши! Он позволил морским волнам слегка качнуть их. Словно прибой накатился на песок, а потом отступил, и лодка снова замерла.
        Но внутри Маши уже нарастала своя волна, не похожая на морскую. Она подхватила ее и передалась Айболиту. Терпи, доктор, терпи! Ни единого лишнего движения! Ты все испортишь! Господи, дай мне сил! До знакомства с Машей твое сердце, доктор, всё жаловалось, что ему мало огня. Теперь ты весь - пламя! Вулкан, что клокочет внутри. И только от желания твоей женщины зависит, когда кипящая лава вырвется на поверхность. А ты, доктор, будешь терпеть ради нее. Потому что до тебя эволюция создала миллионы муд… мужчин, равнодушных и грубых, которым все равно, что чувствует женщина. Зато ты, Айболит, мессия секса, что несет спасение всем обиженным… мать моя-женщина! Какую же фигню на постном масле ты несёшь!
        Но продолжай. Эта ерунда здорово отвлекает от того, что происходит в твоем теле. Нужно перетерпеть, пока Маша к тебе не привыкнет. Потому что эта женщина, ради которой ты в буквальном смысле тело узлом завязал, заслужила не бояться физической близости и не вспоминать каждый раз этого горского винторогого козла Амира, видя обнаженного тебя со всем твоим мужским "неприкосновенным запасом" наперевес.
        Маша вздохнула, приподняла бедра, схватила его за попу и прошептала:
        - Еще!
        В ее интонации больше не было испуга и страха. Только требовательность. Она не просила. Она приказывала своему мужчине отдать то, что принадлежит ей по праву. И Айболит дал себе волю.
        Американский психотерапевт Эйчел улыбнулся, подмигнул и улетел прочь, сметенный вулканом, что проснулся в них обоих: и в Маше, и в Айболите.
        Айболит проснулся в полной темноте, поёживаясь от холода. Маша, уютно свернувшись калачиком, сопела, уткнувшись носом в его плечо. Она полностью завернулась в одеяло, как в кокон. Айболит, наоборот, спал обнаженный, запутавшись ногами в скомканной простыне. Он осторожно приподнялся. Одной рукой придерживая голову Маши, подложил подушку вместо своего плеча, встал и на цыпочках прошел в ванную.
        Зомбируя по кухне, он сварил кофе, отпил несколько глотков и проверил забытый на кухонном столе телефон. Двенадцать пропущенных звонков высветились на мониторе. Два от Дарьи, десять с незнакомого номера. Кто это в такую рань? На часах около шести утра. Может, пациентке плохо? Но секретарь клиники должна была всех обзвонить и предупредить, что доктора нет в Москве. Айболит торопливо набрал незнакомый номер.
        - Але, - буркнул хрипловатый мужской бас. - Ну ты и здоров дрыхнуть, медицина. Пушкой не разбудишь!
        - Кто это? - не понял Айболит.
        - Это Штырь от Дарьи. Нам сама Дарья и ее брат, наш шеф, сказали прибыть в Москву и подсобить. Ну мы и прибыли. Возле твоего дома сидим в тачке третий час уже, как девочка на шаре.
        - Спускаюсь, - коротко сообщил Айболит.
        - Давай, - разрешил Штырь. - Кофею захвати, а то отъехать не могли, тебя ждали. А здесь все закрыто. Башка трещит - сил нет.
        - Сейчас принесу!
        Айболит быстро заварил полный термос кофе, взял картонные стаканы, две пачки печенья, накинул пальто и спустился вниз.
        Штырь прихлебывал кофе и неторопливо излагал план действий. Кроме него в машине сидели еще двое.
        - Разреши представить тебе, медицина, моих коллег, - Штырь махнул рукой назад, где на сиденье развалились еще двое мордоворотов.
        - Бульдозер, - он кивнул в сторону блондина с квадратным лицом и маленькими цепкими глазками, которые прятались под кустистыми бровями. - А это Обанат, - Штырь кивнул на второго, который был заметно ниже ростом, но широк в кости и в плечах. - И это не то, что ты подумал. Я про имя, - хмыкнул Штырь.
        - Ну я вообще-то ничего не подумал, - осторожно начал Айболит. - Не успел.
        - Он просто когда с носака в будку бьет, всегда орет: "Оба-на!" - пояснил Будьдозер.
        - Значит, ты понял, да? - Штырь завел машину. - Едем в банк, берём бабки и к родне. У тебя какой банк?
        - "Триньков-банк", - Айболит застегнул ремень безопасности. - Но только нам ждать придется долго возле банка. Он же только в восемь открывается. А сейчас и семи нет.
        Обанат и Бульдозер дружно заржали.
        - Что не так? - Айболит повернулся к ним.
        - Это для всех остальных он открывается в восемь. А для своих он откроется, когда нужно, - пояснил Штырь. - Ты, кстати, новости вчера смотрел?
        - Нет, не успел. А что?
        - Держи, - Бульдозер наклонился к нему, похлопал по плечу и сунул в руки телефон.
        Айболит взял телефон, нажал на запись новостей с застывшим на экране диктором.
        - Звук погромче сделай. Третий раз слушаю и аж тащусь, как удав по пачке дуста, - хмыкнул Штырь.
        Айболит выжал до упора кнопку звука. Диктор отмер и затараторил со скорбным лицом:
        - Вчера вечером, в Иерусалиме, в тракторном теракте погиб известный российско-израильский предприниматель Амир Абрамов. Около пяти вечера террорист на тракторе поддел его машину ковшом, поднял и протаранил ею стену. Абрамов погиб на месте. Террорист скрылся с места преступления. Полиции и службе безопасности пока не удалось установить его личность.
        Пульс застучал в висках Айболита. На видео машина Амира, которую волочил ковш, раз за разом врезалась в стену. Но при этом тело водителя было закрыто черным квадратом, чтобы не шокировать зрителей кровавыми подробностями.
        - А теперь сюрприз, - заржал Штырь. - Готовь попкорн и занимай место в первом ряду. Видос без цензуры с близкого расстояния, - не снимая руку с руля, второй рукой он выхватил телефон у Айболита, нашел нужное видео и вернул телефон Ивану.
        Бульдозер с Обанатом дружно заржали и даже наклонились вперед, чтобы лучше видеть лицо Айболита. Он смотрел, как на надменном лице Амира появляется выражение ужаса. Как он в последний момент пытается открыть дверь и выскочить из машины. Но ковш корёжит дверь, вбивая Амира в руль. И не давая ему даже понять, что происходит, поднимает машину и впечатывает в стену. Когда видео остановилось, Айболит снова нажал на просмотр. Сердце выпрыгивало из груди, дыхание сбилось. Он не мог остановиться. Открыто наслаждался кровавым зрелищем, думая только об одном: вспомнил ли ты Амир, как сам вот так же впечатал Машу в кровать? Как своими лапами, как ковшом, давил ее?
        Неужели бог один раз в жизни поступил справедливо и помог террористу выбрать нужную мишень? Не старика, не ребёнка, не слабую женщину, а тварь, которая не заслужила дышать. Стоп! Бог? Айболит только сейчас сообразил, что террорист скрылся с места преступления. Они же все смертники! И даже если случайно выживают, гордятся содеянным. А этот смылся. Значит, это…
        - Свадебный подарочек не хилый, правда? - Штырь явно наслаждался произведённым эффектом. - Мы так и подумали, что тебе понравится пацанский подгон.
        - А мне кажется, что нужно было сервиз покупать, - огорчился Обанат. - Чёйта как-то у дохтура средняя температура по больничке, как у жмура. Энтузазизьму ноль!
        - Да неее, - протянул Бульдозер. - Он типа просто не вкурил еще.
        - Я хотел сам, - сухо пояснил Айболит. - Лично и своими руками.
        Он чувствовал разочарование. Потому что еще на Кипре вынашивал план мести. Но тогда было не до того. Поэтому мечты о мести он отложил до конца операции по спасению Маши. А теперь ему остро не хватало крови Амира на своих руках.
        - Да куда тебе самому? - загоготал Штырь. - Тебя ж смерть покакать пустила. Ты ж через раз дышишь! Давай выдыхай, ручонками не сучи, изображай радость. Народ старался, между прочим, креативил от души. У Бульдозера вон мозг в первый раз в жизни заработал. Что ты душный такой, медицина? Приехали! - машина остановилась возле банка.
        Через час Айболит в сопровождении Штыря, Бульдозера и Обаната звонил в дверь Нисима. Штырь нежно облапил чемоданчик, в котором лежали деньги.
        - Может, уехал уже? Пропустили? - зевнул Обанат. - Жалко будет. В такую рань пёрлись. А всё ты, Штырь: он улетит в Израиль, давайте с утреца. Могли и подождать.
        - Да нет, он точно дома, - Штырь заколотил в дверь.
        Нисим распахнул дверь, даже не спросив, кто за ней. Стук его явно не испугал.
        - Доброе утро, Нисим Ирганович, - Айболит сказал это спокойно.
        - Не могу пожелать тебе того же, зятек, - устало ответил Нисим и посторонился: - Заходите.
        Они прошли в гостиную. Окна были завешены тяжелыми шторами. На диване сидела жена Нисима и горько плакала, прижав к лицу чёрный платок. Увидев Айболита, она вскочила и набросилась на него с кулаками:
        - Будь ты проклят, сволочь! Гадина! Одну дочь забрал, вторую дочь без мужа оставил. Сына моего в могилу положил! Где ты взялся на нашу голову, тварь подзаборная? - она молотила кулаками по его груди и плечам.
        - Эй, мамаша, стопэ! - возмутился Штырь.
        - Рот закрой, - бросил ему Нисим, взял жену за плечи и вывел из гостиной. - Пойдем, Томор, пойдем, не нужно показывать им наше горе. Не радуй слезами этих шакальих детей, - уговаривал он жену.
        Нисим вернулся в гостиную и сел на диван. Штырь передал Айболиту чемоданчик с деньгами. Айболит открыл его и положил на журнальный столик перед тестем.
        - Здесь все деньги, что я у вас брал на бизнес, Нисим Ирганович. Еще и с процентами.
        Нисим даже не взглянул на деньги. С трудом дыша, спросил у Айболита:
        - У меня только один вопрос к тебе, Ваня: за что? Когда ты хотел жениться на Диане, все были против. Все до единого. Только я пошел тебе навстречу. Потерял деньги, влез в проблемы, мне в лицо плевала родня жениха, за которого Диана должна была замуж выйти. Но я молчал, всё глотал и продолжал тебе помогать. Человека из тебя сделал. Бизнес открыл. А ты мою вторую дочь оставил без мужа. Анжела теперь возвращается домой почти ни с чем. Общих детей у них с Амиром не было. Кто она для его родни? Никто! Сына ты тоже у меня отнял. Дом мой разрушил. За что, скажи мне? - закричал он и вскинул руки. - За что ты предал свою семью? - Нисим закрыл руками лицо и глухо застонал, раскачиваясь из стороны в сторону.
        - Мы больше не семья, - тихо ответил Айболит. - В семье не продают дочерей.
        - Дурак ты, - устало сказал Нисим, отнимая руки от лица. - Столько лет с нами прожил, но ничего так и не понял. Для женщины самая лучшая судьба - это обеспеченность на всю жизнь. Марья бы ни в чем не нуждалась. Не работала бы. Мир увидела бы. И нужно было только тихо рожать.
        - А как же строить свою жизнь? - спросил Айболит. - Вы ее вообще спросили, чего она хочет?
        - Как строить? - возразил Нисим. - Спать с мужиками бесплатно, как у вас принято? Ты это называешь свободой? В пятницу в клубах не протолкнуться от пьяных девочек, которые ищут, кто их поимеет, чтобы заплатить за коктейль. Минет в туалетах ночных клубов и ресторанов - это твоя свобода? Мало абортов ты сделал вашим свободным женщинам? А скольких детей они родили и отказались от них, а? До того дошли, что детей выбрасывают в мусорку, как бездомных щенков. Вы же даже специальные окна-приемники в больницах сделали, чтобы младенцы не замерзали, пока их находят. Чтобы ночью вот такая свободная могла подойти, сунуть ребенка в ящик и оставить в больнице. Гадость какая! - он сплюнул на пол. - Видел ты такое у горских когда-нибудь? Да такую свободную любой отец своими руками бы задушил, - Нисим с яростью сжал кулаки. - А что еще ты понимаешь под женской свободой? Мотаться на работу, не видя семью и детей? Уставать? Ждать, что мужик выкинет что-то или уйдет к другой? Это лучше по-твоему? Я пытался своих дочерей уберечь от вашей этой мерзости, которую вы называете свободой. Как мог пытался.
        - Плохо могли, - ответил Айболит. - Моей дочери Ёлке вы такую же жизнь приготовили? Не трудитесь отвечать, Нисим Ирганович! Знаю, что да. У вас больше нет внучки. Вы к ней не подойдете! Забудьте о ней и о Маше. Навсегда!
        АЙБОЛИТ. ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
        Айболит вернулся домой почти в полночь. Он припарковался возле своего дома в подмосковном элитном поселке и потушил огни машины, чтобы никого не будить. Поднялся на веранду, сел в кресло и вдохнул острый, осенний, пахнущий пихтой воздух.
        Это был его ежедневный ритуал с тех пор, как они с Машей три года назад построили этот дом. Белый двухэтажный коттедж с большой деревянной верандой. Такой же, как у Амоса и Далии в Израиле. Возле дома устроили детскую площадку и поставили еще один маленький домик. Наконец-то Маша исполнила свою мечту и открыла частный детский сад для жителей поселка. Дети обожали ее. Их родители готовы были платить любые деньги, видя радость в детских глазах. Тем более, что в их поселке деньги вообще ни для кого не были проблемой.
        Из-за двери послышалось тихое поскуливание. Брошка, беспородная дворняга, подобранная прошлой зимой и выхоженная Машей и Ёлкой, уже ждала его на коврике в прихожей. Айболит вздохнул. Попробуй побыть в одиночестве, когда в доме две собаки, три кошки, два ёжика и два хомяка. И все со своей историей, все побитые жизнью. И все приползли к порогу, ища помощи и защиты. Айболит попытался было сначала объяснить жене и дочке, что можно передать животных в заботливые руки. Но на него уставились две пары страдающих женских глаз, наполненных слезами, и он сдался. Потом к двум парам глаз добавилась еще одна. И такая же жалостливая. Их с Машей общая дочка Таточка еще мало понимала в делах взрослых по причине малого возраста, ей было всего четыре года, но она уже активно участвовала в женсовете. Причем ее мнение было решающим. Даже мама Айболита с ней не спорила. Не говоря уже о Ёлке, которая чувствовала себя обязанной воспитывать младшую сестру. И потому не расставалась с ней ни на минуту.
        Поэтому покой Айболиту только снился. Мало того, что женщин было четверо, так еще и все подобранные животные были женского пола. Поэтому в доме с утра до вечера звучал детский смех, лай, мяуканье, поскуливание и перестук лапок хомяков и ежей, которые топали по паркету по своим неотложным делам.
        Айболит зашел в спальню. Под ногами проскочила Брошка и уселась на ковре перед ним, высунув язык. На огромной кровати перед тихо бурчащим что-то телевизором спали в обнимку Маша, Ёлка, Тата, собака Жужа и все три кошки. Рядом с кроватью в кресле дремала мама Айболита, держа в руках журнал "Театр".
        Айболит остановился на пороге, любуясь своими девчонками. Такими родными и любимыми. Такими разными, но очень сильно любящими друг друга. Мама Айболита, Мирослава Казимировна Елагина, вопреки опасениям сына, очень хорошо приняла Машу.
        - Бедная девочка! - заплакала она, выслушав сильно сокращённую и тщательно отредактированную Айболитом версию Машиного спасения. - Она, как мы, пострадала от этого дикого зверья!
        Правда, она тут же взяла себя в руки и быстро проанализировала поведение сына:
        - Мне нравится Маша, но боюсь, что ты, сын, ее не любишь. Просто спасаешь так же, как всех своих рожениц. Потому что это незакрытый гештальт. Ты не смог спасти свою первую жену, поэтому спасаешь других. Но нельзя прожить семейную жизнь на благородстве. Ты не можешь спасти всех!
        - Я хочу спасти ее, потому что люблю Машу. Пожалуйста, мама, помоги мне хотя бы раз в жизни. И хотя бы раз в жизни не спорь!
        Ёлка сначала держала дистанцию, но потом прилипла к Маше намертво и с тех пор не отлипала.
        - Это мой хвостик, - смеялась Маша, целуя девочку.
        Та везде ходила за ней и даже уроки делала, сидя на кухне, пока Маша, обложившись кулинарными книгами, пыталась научиться готовить.
        Ёлка первая пробовала все блюда и давала ценные указания: досолить, дотушить, подсластить или выбросить в мусорное ведро. Первые полгода мусорное ведро питалось лучше, чем вся семья. И после очередного неудачного кулинарного эксперимента мама Айболита тяжело вздыхала и занимала место у плиты. Но через полгода дело пошло на лад. И Маша даже испекла первый пирог, который не подгорел сверху и не прилип намертво к противню.
        Айболит улыбнулся. Единственный, кроме него самого, мужик в доме пока спал в животе у Маши и до его рождения оставались считанные недели. Айболит даже подпрыгнул от радости, когда увидел на УЗИ, что будет сын. И тут же натолкнулся на осуждающий взгляд женских глаз: Маши, Ёлки, мамы и даже Таточки, которая, несмотря на возраст, уже вполне овладела женским искусством убивать взглядом.
        - Ну я просто рад, что будет с кем на охоту ходить. Я ж мужик. Мне нужно мамонтов валить, семью мясом обеспечивать, - попытался оправдаться Айболит. - Охота на мамонта - это не женское дело.
        - А чудо-женщина сама охотилась и вообще воевала лучше, чем мужчина, - авторитетно заявила Ёлка.
        - И при этом на каблуках, в бронелифчике и при полном макияже, - поддержала ее Маша.
        - Так в том и дело, - объяснил Айболит. - До нее враги и дичь добегали и изумленно замирали, видя эту полную боевую выкладку, что давало ей фору. Пока они ее рассматривали, она их мечом в капусту, - он постучал ребром ладони по руке, показывая, как именно рубят капусту.
        - Господи, взрослые люди, а такую ерунду несут! - вздохнула мама Айболита. - Теперь я понимаю, почему в гостиной паркет приподнялся. Это не строительный подрядчик мерзавец. Это ты, Иван, пытался пахать плугом на паркете.
        Айболит пошел на кухню и открыл кастрюлю. От аромата густых мясных щей слюна пошла, как у собаки Павлова. Айболит тоскливо посмотрел на тарелки в шкафчике, взял ложку и принялся хлебать еще горячие щи из кастрюли.
        - Боже мой, Ваня! Ну как пещерный человек, честное слово! Сядь, я налью, - Маша вышла на кухню, торопливо запахивая на ходу небесно-голубой шелковый пеньюар, чмокнула мужа в щеку и взяла тарелку и половник.
        - Ты ведь тоже устала, милая. Целый день с детьми.
        - Отчего это мне уставать? - возразила она, ставя перед ним тарелку и корзинку с хлебом. - Я же дома. И даже когда на работе, тоже дома. Мне всё только в радость, Ванечка.
        Она повернулась к раковине. Айболит вскочил, обнял ее и поцеловал в шею.
        - Можно сразу десерт? - прошептал он.
        - Нет, сначала первое, - строго сказала она. - Будь хорошим мальчиком.
        - Не могу! - вздохнул Айболит. - Во мне проснулся хулиган и пещерный человек. Это он жрал суп из кастрюли. Ты же сама только что видела, - Айболит сунул руки под пеньюар и нащупал трусики.
        Потянул их вниз, но в этот момент зазвонил телефон.
        - Кажется, у тебя там кто-то рожает, - засмеялась Маша. - Так что скажи пещерному человеку, чтобы срочно вернулся в цивилизацию.
        - Ну что ты будешь с ними делать? Я же перед уходом всех предупредил: девочки, ночью сегодня не рожать, ждать до утра. Доктор тоже человек! Вот они нарочно, да? - Айболит вздохнул.
        Почему-то его пациентки предпочитали рожать именно ночью, когда у доктора были назначены два волнительных свидания: сначала с женой, потом с подушкой.
        Он ответил на звонок.
        - Ваня, не разбудил? - бодро спросил Марк.
        - Нет. Как ты, Марк? Всё в порядке? Мама здорова? - забеспокоился Айболит.
        - У меня всё пучком. Но есть проблема. Девочку из хасидской семьи отправляю в Россию. У вас там хасидам легче затеряться. Замуж отдали без согласия. Издеваются, потому что она забеременеть не может. Там вообще много фишек по твоей гинекологической части. Совсем крылья сложила птичка. С небоскрёба вчера сняли. С крыши пыталась сигануть. Встретишь ее? Нужно, чтобы она у вас с Машей пожила, пока придумаем, куда ей дальше.
        - А то, - улыбнулся Айболит. - Встретим птичку, подлечим, всё сделаем. Большие и красивые крылья нужны всем.
        КОНЕЦ