Снежная ночь с незнакомцем Джейн Фэйзер
        Сабрина Джеффрис
        Джулия Лэндон
        # Что согреет душу, заледеневшую от одиночества? Что станет лучшим подарком на Рождество?
        Конечно, любовь!
        Любовь пламенная, страстная и романтичная, чувственная и нежная. Любовь - такая, как в этом сборнике, в который вошли повести трех королев исторического любовного романа - Джейн Фэйзер, Сабрины Джеффрис и Джулии Лэндон.
        Снежная ночь с незнакомцем
        Джейн Фэйзер
        Рождественские игры
        Глава 1
        Кажется, снег никогда не кончится, мрачно думал Нед Вейзи. От его дыхания стекла на окнах тесной кареты запотели, и он, наклонившись, протер стекло затянутой в перчатку рукой. Правда, снаружи оно оказалось залеплено снегом, пропускавшим слабый свет, поэтому ничего не было видно.
        Нед откинулся на кожаные подушки и вздохнул. Карета, сделанная с первоклассной элегантностью и удобством и оснащенная наилучшими рессорами, после трехнедельного путешествия казалась виконту Аллентону почти такой же удобной, как если бы это была запряженная ослом телега. Снегопад уже усиливался на выезде из Ньюкасла, а теперь, когда они пробирались между Чевиотскими холмами, превратился в настоящую метель. Лошади с трудом удержались на крутой дороге, которая большей частью представляла собой проложенную телегами колею, тянувшуюся между холмами, только Богу известно до какой высоты, думал Нед. Вероятно, верхние перевалы окажутся закрыты. К счастью, его путь лежал не к холмам, а в сторону от них.
        Олнуик, небольшой красивый городок в Нортумберленде. Таким он запомнил его, но прошло уже десять лет с тех пор, когда он последний раз посещал родительский дом. Еще до того, как его, так называемую паршивую овцу своей семьи, отправили в ссылку после скандала, который сейчас казался ему страшной глупостью. Поскольку кровные узы давно были разорваны, он не ожидал теплого приема здесь, на этом Богом забытом холодном севере.
        И если бы его брат Роберт выжил, Нед по-прежнему наслаждался бы знойной Индией. Однако Роб во время охоты не заметил изгороди, и оба, и лошадь и всадник, свалились в канаву, которую не было видно с их стороны. Лошадь сломала две ноги, а Роб - шею. Что сделало вполне довольного своей жизнью младшего сына, Эдварда,
«паршивую овцу», наследником семейного состояния и титула. А младший сын искренне предпочитал вести жизнь ничем не выдающегося Неда Вейзи, индийского набоба, Эдварда Вейзи, виконта Аллентона.
        Но такова судьба, думал Нед, кутаясь в длинное пальто. Десять лет назад его отец совершенно забросил имение, все ветшало и разрушалось, и, судя по письмам агента, Роб довел разрушение до конца. И младшему сыну, который умудрялся извлекать пользу из своего изгнания, предстояло собирать все по кусочкам.
        Карета покачнулась, лошади споткнулись, ступив в глубокую рытвину на уже обледеневшей дороге.
        К сожалению, остановка не спасла бы их. Они бы все замерзли, включая кучера, форейторов и лошадей.
        Карета, хотя и очень медленно, все еще продвигалась вперед. Нед, с трудом отдирая налипший снег и лед, открыл дверцу и вылез наружу, в окружившую его метель. Он пробился к кучеру и ближайшему форейтору.
        - Сколько времени нам еще предстоит выбираться отсюда? - крикнул он, в то время как снег забивал ему рот и нос.
        - Трудно сказать, милорд, - откликнулся кучер, погоняя кнутом напрягавшихся лошадей. - С такой скоростью мы за час проедем не больше мили.
        Нед выругался в залепивший ему лицо снег, и ветер унес его слова.
        - Вам лучше сесть обратно, сэр, - крикнул с козел кучер. - Лошади не почувствуют лишний вес, а вам не стоит мерзнуть.
        Нед кивнул и забрался снова в карету, все еще проклиная себя за то, что промерз до костей и теперь не мог согреться в ледяном холоде кареты.
        Если они когда-нибудь доберутся до Хартли-Хауса, то по крайней мере он найдет там желанное тепло. Там в доме царит праздничное веселье. Дружеская атмосфера и радостный дух Рождества, бурно создаваемые лордом Хартли, станут приятным средством отвлечься от холодного запустения его собственного дома. Сара будет ему хорошей женой…
        - Кто-то… кто-то там есть.
        Слова кучера нарушили ход мыслей Неда, и он схватился за ручку дверцы, когда карета резко остановилась. Открыв дверцу, он соскочил на землю. Впереди на дороге мелькал свет фонаря, и в густо падавшем снегу с трудом просматривались четыре фигуры, стоявшие у перевернувшегося кабриолета. Пони уже выпрягли, и он стоял, выпуская из ноздрей пар, и бил копытами.
        - Оставайся с лошадьми, - бросил Нед через плечо. И, перешагивая через сугробы, двинулся к месту происшествия.
        - Что здесь случилось?
        Один из стоявших, юноша, повернулся к нему.
        - У пони застряло в рытвине копыто, сэр, - сказал он с заметным нортумберлендским акцентом, которого Нед не слышал лет десять. Однако с некоторым удовлетворением он обнаружил, что без труда понимает его.
        Для приезжих этот язык звучал как иностранный.
        Нед наклонился осмотреть ноги пони, опытной рукой ощупывая сухожилия.
        - Не вижу никаких повреждений, - сказал он, выпрямляясь. - Почему вы запрягли пони в кабриолет, да еще в такую ночь?
        - А почему вы выехали на лошадях, да еще в такую метель? - спросил юноша явно вызывающим тоном.
        Несмотря на падавший снег, утром, когда они выезжали, не было никаких признаков приближавшейся пурги, однако Нед не имел желания спорить с наглым молодым человеком. Он повернулся и направился к своей карете.
        Неожиданный удар в шею скорее вызвал у него удивление, а не боль. Он упал в снег на колени, и кто-то легко вскочил ему на спину и обхватил его за талию. Чьи-то руки скользнули в глубокие карманы его пальто, а затем под пальто. Все это произошло в мгновение ока. Небольшой вес исчез с его спины, и Нед поднялся на ноги. Нападавшие и пони исчезли за стеной снега позади него. Кабриолет оставался на месте. Похоже, это был отработанный прием, применявшийся для ограбления беспечного путника на безлюдных дорогах.
        Нед проклинал свою глупость. Чевиотские холмы кишели бандами бродяг и разбойников; он просто не ожидал, что станет жертвой в такую непогоду. Нед проверил карманы. Там всегда лежал кошелек с пятью гинеями, чтобы было проще рассчитываться в придорожных гостиницах. Кошелек исчез.
        - Что там случилось, милорд? Ничего не видно. - Кучер слез с облучка, но ни он, ни форейторы не отходили от лошадей.
        - Ничего особенного, - сказал Нед, забравшись в карету, теперь уже не только замерзший, но и промокший. - Поехали.
        Карета тронулась, и он ощупал подкладку пальто. Из кармана его жилета исчезли карманные часы. Шустрые пальцы юноши продемонстрировали ловкость опытного карманника. В плотной пелене падающего снега Нед не разглядел ни одного из нападавших, закутанных в плащи с надвинутыми на лицо капюшонами, но был уверен, что при случае узнает прикосновение этих пальцев к его груди.
        Денежная потеря была невелика, но совсем другое дело его оскорбленное самолюбие. Лет десять назад он не попался бы в такую ловушку, но пребывание в Индии, очевидно, расслабило его, с отвращением к себе подумал Нед. Он научился делать деньги, много денег, но при этом что-то утратил. Это что-то он должен восстановить, если вынужден снова стать английским джентльменом и жить в северной Англии.
        Боже, как холодно. Он только теперь начал сознавать, что приходится переносить этим несчастным, сидящим снаружи.
        Что-то стукнуло в крышу кареты. Кучер. Нед снова с трудом отодрал примерзшую дверцу и выглянул наружу.
        - В чем дело? - Его слова исчезли в снегу, но кучер, едва видный в белой мгле, указал куда-то кнутом. Нед всмотрелся в снежную завесу и заметил вдалеке блуждающий огонек.
        - Мы не можем ехать дальше, милорд, - выкрикнул кучер. - Лошади не выдержат, и я промерз до костей. Думаю, нам надо попытаться кого-нибудь разбудить.
        - Согласен, - крикнул ему Нед. - Я пойду вперед и посмотрю, что там. Я быстрее дойду туда пешком. - Он выпрыгнул в сугроб, утонув в нем до колен. - Форейторы, берите лошадей под уздцы и ведите их следом за мной.
        Двое мужчин, утопая в снегу, пробились к головам лошадей. Нед двинулся вперед, проваливаясь по колено в снег, не спуская глаз с мерцавшего огонька. Спустя мучительных пятнадцать минут огоньки стали ярче и ближе. Он слышал позади себя тяжелое дыхание запыхавшихся форейторов и лошадей, но спасение было еще далеко.
        Длинная подъездная дорога привела их к большому каменному зданию, из многочисленных окошек которого сквозь пелену снега пробивались лучи света. Когда путешественники подъехали ближе к каменным ступеням, ведущим к двойным парадным дверям, до них донеслись слабые звуки музыки. Нед отряхнул от снега пальто и подошел к дверям. Он застучал в дверь большим медным молотком и виде головы грифона, думая о замерзших лошадях и растерянных кучере и форейторах, стоявших по колено в снегу перед ступенями.
        Он услышал шаги, стук засовов, и дверь медленно раскрылась. Из нее вырвалось тепло и свет. В дверях стоял облаченный в ливрею дворецкий, с изумлением смотревший на нового гостя.
        - Могу я чем-то помочь вам, сэр?
        В первое мгновение Нед был готов рассмеяться от нелепости этого вопроса. Но только на мгновение.
        - Да, - коротко ответил он. - Я виконт Аллентон, направляюсь в Олнуик. Эта снежная буря застала нас в дороге ночью, и нам надо где-то переночевать. Я буду вам признателен, если вы проводите меня к хозяину, но сначала пошлите за кем-нибудь, кто отведет моих кучера и форейторов на конюшню, а затем к кухонному очагу. - Говоря все это, Нед прошел мимо дворецкого в холл.
        - Да… да, конечно, милорд. - Обернувшись, дворецкий позвал лакея. - Позаботься, чтобы лошадей лорда Аллентона накормили и устроили на ночь, и отведи его слуг на кухню. - Дворецкий снова повернулся к Неду: - Позвольте взять ваше пальто, милорд?
        Нед заметил, как по мере таяния снега на одежде увеличивается лужа у него под ногами.
        - Извините, что порчу вам пол.
        - Забудьте об этом, милорд. Мы привыкли к здешней погоде, и полы у нас соответствующие. - Дворецкий улыбался, почти с благоговением снимая намокшее пальто с плеч Неда и укладывая его на скамью, казалось, предназначенную для этого. - Не подождете ли вы у камина, милорд, а я сообщу лорду Селби о вашем прибытии.
        Он подвел Неда к массивному камину в конце роскошного зала, лишь на минуту остановившись налить ему бокал шерри из графина, затем поклонился и вышел.
        Селби. Нед сделал глоток шерри. Роджер Селби. Один из старейших землевладельцев в Нортумберленде. Семейная история: грабежи и мошенничество. Говорили, будто в недалеком прошлом среди них были разбойники. Не так уж необычно для семей, правивших пограничными землями. Пару столетий назад семья Аллентон имела немало разбойников в своих рядах. Но они давно не занимались разбоем как средством обогащения. Однако отец Селби был признанным бароном разбойников, который до сих пор жил по-старому, как лет пятьдесят назад, а отец Неда всегда считал теперешнего лорда Селби способным переступить грань, когда ему этого хотелось.
        Нед встречался с Роджером Селби только однажды, на выставке лошадей в Морпете. Добрых пятнадцать лет назад, подсчитал он, потягивая шерри и поставив намокший сапог на решетку камина. Селби был примерно лет на десять старше его и уже тогда имел титул барона, ибо его отец пропал таинственным образом на одном из высоких перевалов в Пеннинских горах.
        Нед помнил, как его волновала эта тайна и он даже завидовал этому человеку, который получил независимость и освободился от семейных уз еще таким молодым. Он отвернулся от камина, услышав громкие шаги и знакомый голос.
        - Аллентон… до нас доходили слухи, что вы возвращаетесь… и мы очень огорчены несчастным случаем, произошедшим с вашим братом. - В зал стремительно вошел Роджер Селби и протянул ему руку. - Но какой скверный ветер! Добро пожаловать, дорогой. Неподходящая ночь, чтобы оказаться в дороге человеку или зверю. - Он сжал довольно тонкую руку Неда своей огромной ладонью.
        Роджер был высокого роста, его крепкая фигура обросла жиром, как это случается с бывшими спортсменами, когда они переходят к сидячему образу жизни. Шея у него потолстела, и на накрахмаленном шейном платке покоилось несколько подбородков. Лицо Роджера было красным, и глаза налились кровью, но его улыбка выглядела искренней, а рукопожатие казалось твердым и теплым.
        - Совсем не похоже на Индию, - сказал он с веселой усмешкой. - Боже мой, друг мой, да вы совсем замерзли. - Он дружески похлопал Неда по плечу, продолжая пожимать ему руку.
        - Признаюсь, я забыл, как суровы эти северные зимы, - сказал Нед, освобождая свою ладонь. - Вы должны простить мне бесцеремонное появление.
        - Да нет… это совсем не так. Знаете, как мы, нортумберлендцы, гордимся своим гостеприимством в нашей неприветливой стране. Сомневаюсь, что вы, судя по такой метели, уедете от нас раньше чем через неделю. Дорога отсюда до Олнуика будет закрыта по крайней мере на несколько дней.
        Нед кивнул. Он ожидал этого.
        - И никак нельзя отправить посыльного?
        Роджер Селби покачал головой.
        - Вас кто-то ждет?
        - Меня ожидают в Хартли-Хаус на Рождество. - Нед обреченно пожал плечами. - Я надеялся приехать в Олнуик сегодня вечером.
        - Теперь они уже не ждут вас, - заявил Селби. - Они только выглянут в окно и сразу все поймут.
        - Да, уверен, что так и будет. - Нед повернулся, услышав чей-то тихий кашель, послышавшийся в темноте у лестницы. Из темноты вышел дворецкий, впустивший его сюда.
        - Простите, лорд Аллентон. Но ваш кучер внес сюда ваш сундук. Я взял на себя смелость и велел отнести его в спальню, а слуга готовит для вас горячую ванну.
        - Хорошо, хорошо, Джейкобс. Это то, что нужно, - сказал Селби. - С вами, Аллентон, будет все в порядке, как только вы снимете мокрую одежду. Мы подождем с обедом ради вас. Джейкобс, скажи повару, чтоб обед подали на час позже… Этого времени вам хватит, Аллентон?
        - Больше чем достаточно, - поспешил его заверить Нед. - Вы слишком добры, Селби. Я не хотел бы доставлять вам неудобство, да еще в канун Рождества…
        - Чепуха, дорогой… никаких неудобств. Возьмите с собой шерри. - Он сунул в свободную руку гостя графин и подтолкнул его к лестнице, где его ожидал дворецкий, чтобы проводить наверх.
        Нед поблагодарил хозяина, и сам направился впереди дворецкого с бокалом и графином в руках. Гостеприимство нортумберлендцев стало легендой, на что имелись все основания. Никогда еще среди этих холмов ни одному зимнему путнику не отказали в приюте, но прием, оказанный Роджером Селби, был уж слишком теплым и, казалось, превосходил просто обязанность.
        Все же они были соседями, подумал Нед, войдя в хорошо обставленную большую спальню. Это и объясняло такой теплый прием.
        - Лорд Аллентон, это Дэвис, и он будет рад стать вашим слугой на время вашего пребывания здесь, - сказал дворецкий, указав на лакея, распаковывавшего сундук Неда. Дэвис поклонился и исчез.
        Не забыть бы как-нибудь отблагодарить кучера за то, что тот в такую пургу принес сундук в дом, думал Нед, разбирая свои вещи. Большинство людей при таких обстоятельствах просто бросили бы его, и ему пришлось бы обедать в чужом, у кого-то одолженном халате.
        - Ванна готова, сэр, - объявил слуга. - Я отнесу на кухню ваш синий сюртук, и Салли погладит его. Он очень помялся, осмелюсь заметить, а он понадобится вам к обеду.
        - А там не найдется менее мятого? - спросил Нед, со вздохом облегчения сбрасывая свой намокший сюртук. - Думаю, нет необходимости заставлять кого-то делать это за такое короткое время.
        - Нет, милорд. Другого, не мятого, нет, а нашей Салли это совсем не трудно, - обиделся Дэвис. - Лорд Селби любит, когда все в порядке. Он очень привередлив.
        - Ладно, тебе лучше знать, - весело сказал Нед, расстегивая штаны. - Я был бы благодарен, если бы ты что-нибудь сделал с моим пальто. Оно намокло, и вполне вероятно, его уже нельзя починить, но пока у меня нет замены. По-моему, пальто осталось в холле.
        - Мистер Джейкобс позаботился о нем, сэр, - сказал Дэвис. Он начал доставать из сундука рубашки и шейные платки, благоговейно разглаживая их перед тем, как аккуратно уложить в ящик в шкафу. - Хорошая ткань, сэр, осмелюсь заметить.
        - Ты прав. Индийские портные прекрасно работают с тончайшим полотном.
        - А эти сюртуки, сэр, не шьются в Индии! - воскликнул Дэвис, поднося к свету сюртук из тончайшего зеленого сукна. - Это работа одного из лондонских портных.
        - Правильно. - Нед, раздевшись, ступил в медную ванну, поставленную у камина. - Шульц или Уэстон, мне нравятся оба.
        Он опустился в воду и с наслаждением положил голову на край ванны.
        - Вот этого стоило подождать. Передай мне шерри.
        Дэвис протянул ему вновь наполненный бокал.
        - Я только отнесу сюртук Салли. Я нужен вам в течение следующих пятнадцати минут?
        Нед закрыл глаза.
        - Нет… нет, Дэвис. Не спеши. - Нед погрузился в успокаивающую теплоту, чувствуя, как напряжение покидает его. Он должен был приехать к Хартли утром, но их не удивит, если он так и не сможет до них добраться. Пурга бушует на всем протяжении до Олнуика. Им остается только беспокоиться, найдет ли он приют под чьей-то крышей, но сейчас он никак не сможет успокоить их. Никакой посланец не пробьется сквозь эту метель, сказал Роджер Селби. Похоже, он проведет по крайней мере Рождество в Селби-Холле.
        Честно говоря, Неда не очень огорчало, что он задерживается в пути, опаздывая в Хартли-Хаус. Столько времени прошло с тех пор, как он сделал предложение Саре Хартли. Тогда ему было девятнадцать, а Саре семнадцать лет. Они с раннего детства знали друг друга. Приграничные городки и деревни Нортумберленда создавали особую атмосферу, в которой местные семьи, немногочисленные и живущие далеко друг от друга, в отношении светской жизни целиком зависели от своих соседей. Между Ньюкаслом и Эдинбургом не было ни одного большого города. Это была пустынная суровая местность, в которой жители берегли взаимозависимость внутри своего круга и в то же время яростно протестовали против независимости чужаков.
        Сара была милой девушкой. Нед прикрыл глаза, пытаясь воссоздать ее образ. Очень светлая пухленькая блондинка с глазами цвета барвинка. Конечно, с возрастом она могла измениться, сформироваться как женщина. Она рыдала, когда он уехал, и ждала его все эти десять лет. Как писал о ней Роб в своих редких письмах. Сара так и не вышла замуж, оставшись уже старой девой. Все говорили, что она тосковала по своей первой любви. И когда его вызвали домой, Нед не видел другого выхода, кроме как выполнить свое юношеское обещание. Своим приездом на Рождество в Хартли-Хаус он подтверждал обещание и собирался сделать это прежде, чем приступить к восстановлению разрушенного семейного имения.
        Для этого у него было достаточно средств и собственных идей о том, как надо вести фермерское хозяйство, о разведении лошадей и об управлении имением. И план их осуществления, безусловно, увлекал его. И ему потребовалось бы присутствие рядом жены, женщины, знающей земледелие. Сара была бы хорошей женой. Так почему он не чувствовал искреннего энтузиазма? Все, что он сейчас чувствовал, было мрачное смирение перед взятым на себя обязательством.
        Звук открываемой двери вернул его в незнакомую спальню.
        - Наша Салли прекрасно поработала над вашим пальто, сэр, - сообщил Дэвис, осторожно раскладывая его на кровати. - Мистер Джейкобс сказал, что обед подадут через полчаса.
        - В таком случае я не заставлю хозяина ждать. - Нед встал, расплескивая воду, взял висевшее у огня нагретое полотенце и, выйдя из ванны, завернулся в него. Затем провел рукой по подбородку и поморщился. - А ты не мог бы побрить меня?
        - О, конечно, сэр, - ответил Дэвис, наливая воду из кувшина в тазик. - Я в этом деле мастер, сэр. Я обычно брил моего папу, когда у него дрожали руки. - Он взял длинное острое лезвие и с силой стал править его на ремне.
        Нед сел на табурет около умывальника и отдал себя в руки лакея. Дэвис работал быстро и умело. И минут пятнадцать спустя он был готов присоединиться к хозяину. Теперь он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, неприятности этого дня остались позади. Только что отглаженный сюртук прекрасно сидел, сапоги приятно поблескивали, белье было белым, как свежевыпавший за окном снег, а замшевые штаны - мягкими. Нед не считал себя тщеславным, но ему нравилось производить хорошее впечатление, и, не сдержавшись, он, прежде чем выйти за дверь, удовлетворенно кивнул своему отражению в настенном зеркале.
        Спускаясь по лестнице, Нед услышал тихие звуки пианино и голоса, доносившиеся из гостиной, находившейся справа от холла. Голоса были в основном мужские, иногда вступал женский голос. Видимо, он попал на настоящий званый вечер. Нед направился через холл к двойным дверям, где стоял лакей, ожидавший его, чтобы представить.
        Глава 2
        В гостиной находились около двадцати человек. Комната была украшена зелеными ветками, среди которых блестели кроваво-красные ягоды остролиста. С люстры свешивались ветки омелы, и Нед понял, что стоит под самой большой ветвью с яркими светлыми ягодами, только когда от толпы отделилась женщина и, сопровождаемая веселыми смешками, подошла к нему.
        - Добро пожаловать, незнакомец, я требую рождественского поцелуя.
        И прежде чем он что-то понял, поцеловала его в губы, а в комнате раздались громкие аплодисменты. Женщина отступила и посмотрела на него скорее с насмешкой, чем с улыбкой. У нее были чуть затуманенные глаза и раскрасневшиеся щеки.
        Нед решил, что она немного пьяна, но поддержал дух игры, которую здесь разыгрывали, и склонился передней в низком поклоне.
        - Ваш покорнейший слуга, мадам.
        - Сойдите с этого места, Аллентон, прежде чем все присутствующие дамы не поприветствуют вас под этой омелой… если, конечно, вы не желаете этого. - Роджер Селби с сияющей улыбкой и протянутой рукой направился к нему.
        - Это доставило бы мне огромное удовольствие, - сказал Нед, тем не менее поспешно отходя от двери, чтобы поздороваться с хозяином.
        - И в самом деле, дружище, у нас целая компания прелестных женщин, - сообщил Селби, беря его под руку. - Позвольте представить вас. Все в восторге, что увидят новое лицо. Вот он, леди и джентльмены. Наш новый сосед виконт Аллентон, только что из Индии.
        Нед кланялся каждому, кому его представляли. Ни одно имя не было ему знакомо, что очень удивило его. Он предполагал, что на праздновании Рождества в доме Селби соберутся местные землевладельцы, чьи фамильные имена ему по крайней мере знакомы. Скоро он догадался, что гостями были не совсем обычные люди. Во всех пяти женщинах присутствовало нечто вульгарное. Сначала ему было трудно разобраться, но когда ему в руку вложили бокал кларета и вокруг него собралась целая группа, он начал замечать их особенности. Голоса звучали слишком громко, платья были слишком безвкусные, чтобы называться элегантными, а изобилие драгоценностей просто ослепляло. Мужчины большей частью были старше женщин, и это тоже казалось неприличным, несмотря на вечерние туалеты.
        И в этом сомнительном положении Нед вел себя дружелюбно, смеялся вместе с ними, улыбался довольно частым, несмотря на присутствие женщин, непристойным шуткам и отвечал на бесцеремонные вопросы о своих намерениях в отношении наследства. Говорил он очень коротко и скупо, насколько это было возможно, полагая, что гости достаточно набрались алкоголя, чтобы замечать его неискренность.
        - Кто-нибудь видел Джорджиану? - раздался у дверей чей-то голос, и все, как один, повернулись к мужчине примерно одного возраста с Недом, только что вошедшему в гостиную. Это был крупный мужчина с широкими плечами и телом, как бы созданным для боксерского ринга. Его румяное лицо светилось пасторальной красотой, светлые глаза были ясными и взгляд пристальным, но что-то расчетливое и хитрое мелькнуло в глазах, когда он увидел нового гостя.
        - А, вы, должно быть, настигнутый темнотой виконт Аллентон, - протянул он руку. - Годфри Белтон, к вашим услугам.
        - Очень рад, - сказал Нед, крепко пожимая ему руку и удивляясь, почему присутствие этого человека вызвало у него мгновенную ярость. Обычно у него не сразу возникала неприязнь к незнакомцам.
        - Надеюсь, вы получите удовольствие от нашего праздника, - сказал Белтон, доставая из кармана и открывая ногтем коробочку. - Позвольте предложить вам понюшку… необычная смесь: думаю, вам понравится.
        Нед покачал головой:
        - Благодарю вас, но я не пользуюсь этим.
        - А я думал, вы, индийцы, увлекаетесь этим… имеется в виду, что это полезно в таком ужасном климате, - заявил Белтон, беря для себя большую понюшку.
        - Я не нахожу этот климат ужасным, - любезным тоном заметил Нед. - Он просто не всем подходит.
        Годфри Белтон помолчал, выжидая, затем громко расхохотался, однако его смеху не хватало искренности и он повторил свой вопрос, обращенный ко всем, находившимся в комнате:
        - Кто-нибудь видел Джорджиану? Я искал ее везде и всюду.
        - Несносная девушка, вечно исчезает, - проворчал Роджер Селби. - Полчаса назад она была в своей комнате. Я сообщил, что обед задерживается. Тогда она была там.
        - Ее там не было, когда я постучал минут пять назад.
        - Как я понимаю, речь идет обо мне, - прозвучал из боковой двери тихий голос. - Я была в библиотеке, искала там книгу.
        Молодая женщина, вошедшая в комнату, была совсем не похожа на женщин, находившихся в гостиной, как луна не похожа на миску творога, подумал Нед. Она была изящной и прямой как стрела, а ее платью из тонкого шелка цвета слоновой кости, с золотым чехлом позавидовала бы любая дебютантка в «Олмаке». Все ее украшения состояли из тройной нити безупречного жемчуга и таких же серег. А ее волосы представляли собой восхитительную массу медного цвета локонов, свободно падавших на плечи. Впрочем, беспорядочная прическа в отличие от платья не получила бы одобрения в «Олмаке». Но видит Бог, она этого и хотела.
        Как и у многих рыжих, у нее были зеленые глаза и белоснежная кожа. Интересно, обладает ли она вошедшим в поговорку темпераментом, думал Нед, пряча улыбку.
        Джорджиана тихо закрыла за собой дверь и вошла в гостиную.
        - Простите, если заставила вас ждать, кузен.
        - Ничего… ничего, - сказал Роджер Селби. - Позволь познакомить тебя с нежданным гостем. Лорд Аллентон… моя подопечная, леди Джорджиана Кэри.
        Нед поклонился, леди небрежно присела в реверансе.
        - Догадываюсь, вы попали в метель, лорд Аллентон, - своим спокойным тоном сказала она. - По дорогам нельзя проехать.
        - Вы совершенно правы, леди Джорджиана.
        - А где вы были весь день, Джорджиана? - спросил Годфри Белтон слегка недовольным тоном. - Я искал вас повсюду. Я же говорил вам, что мы встретимся в Длинной галерее.
        - В самом деле, говорили? Должно быть, я забыла. Простите меня. - Она лукаво улыбнулась и положила руку ему на плечо.
        - Годфри и моя подопечная помолвлены, - сообщил Селби Неду. - Весной они поженятся.
        - Мои поздравления, - сказал Нед с полупоклоном в сторону этой пары. Он заметил, что Белтон накрыл ладонью ее руку, как только невеста прикоснулась к нему. Джорджиана сделала попытку высвободиться, но Белтон лишь крепче сжал ее пальцы.
        Она чуть заметно поморщилась:
        - Я хотела бы немного шерри, Годфри.
        - Не уверен, что, появившись так поздно, вы его заслуживаете, - сказал он. - Из-за вас задержался бы обед. - Не выпуская ее руки, Белтон направился к группе гостей, собравшихся у камина, но Нед успел заметить выражение лица леди. На какое-то мгновение ярость блеснула в этих зеленых глазах и так же мгновенно исчезла, сменившись на сдержанную и кроткую улыбку.
        - Обед подан, милорд, - возвестил появившийся в дверях Джейкобс.
        - Хорошо… мы все умираем от голода, - заявил Селби. - Джорджиана, проводи лорда Аллентона к столу. Сегодня он наш почетный гость. Но это не надолго, Аллентон. - Он громко расхохотался. - Завтра вы станете одним из нас, а с завтрашнего дня до двенадцатой ночи будет править Князь беспорядков. Мы выберем его сегодня после обеда.
        Нед хорошо знал средневековую легенду о рождественских празднествах, которыми правил Князь беспорядков. Предположительно такой обычай зародился в Древнем Риме, где на празднике все общепринятые в цивилизованном обществе порядки предавались забвению. В новые времена Князя беспорядков выбирали участники праздника, и на целых двенадцать дней он становился правителем, требовавшим абсолютного повиновения в выполнении его самых эксцентричных приказаний. Эта традиция все еще сохранялась в некоторых семьях, живших в этих краях, но ее никогда не соблюдали в доме отца Неда и он никогда не принимал участия в этих пресловутых двенадцати праздничных днях. И не думал, что ему этого хочется, ибо они предоставляли слишком много возможностей для неприятных шуток.
        - У вас такой испуганный вид, лорд Аллентон. - Рядом с ним оказалась леди Джорджиана, и он заметил, как она, рассеянно поглаживая руку, улыбнулась ему. - Не бойтесь, мы не переходим границ.
        - Рад это слышать, мэм, - сказал он, подавая ей руку, - в доме моего отца это не было принято.
        - Но развлечения могут быть забавны, - сказала она, когда все направились через холл в столовую, находившуюся в другом конце дома. - И поскольку Князь беспорядков человек добросовестный, дело не зайдет слишком далеко. - И она подвела его к месту за длинным столом из красного дерева.
        Нед выдвинул ей стул и затем сел справа от нее.
        - Вам, видимо, очень хорошо знакомы эти празднества, леди Джорджиана.
        - Мне хочется, чтобы меня называли Джорджи, - резко сказала она. - В городе меня все так зовут.
        Он посмотрел на нее с удивлением. Ее голос так изменился. Робкий тон исчез, и в четко произносимых словах слышалось раздражение.
        Затем она, встряхнув салфеткой, улыбнулась ему и сказала прежним голосом:
        - Мне до сих пор трудно привыкнуть, когда меня называют полным именем, сэр. Но мой опекун настаивает. И я уверена: лорду Селби лучше знать. - Ее глаза были такими ласковыми, улыбка такой милой. И Нед подумал, что та поразительная перемена ему, должно быть, лишь почудилась.
        - Но вас его мнение не беспокоит, - сказал он.
        На мгновение Неду показалось, что Джорджиана заколебалась, бросив на него настороженный взгляд, но ей так и не пришлось высказаться по этому поводу.
        - Итак, Аллентон, что вы ожидаете увидеть, когда доберетесь до дома? - Годфри Белтон, сидевший напротив него, разломил хлеб и уставился на Неда.
        - Не имею представления, - спокойно ответил тот. Нед чувствовал намек в вопросе Белтона, и намек на что-то неприятное. - Десять лет прошло.
        - Так вот, вы ужаснетесь, дружище, - громко вмешался Селби, сидевший во главе стола - Бог знает, о чем думал ваш брат, делая… разрушая и разоряя имение. - Он покачал головой. - Ужасные потери, я бы сказал.
        - О, Роба Вейзи интересовали только лошади, карты и игра в кости, - заявил Белтон, засовывая в рот отломанный кусок хлеба и обильно запивая его вином.
        Нед посмотрел на него с легким высокомерием:
        - В самом деле?
        - Да, не обижайтесь, Аллентон, - сказал Годфри со смешком. - Мы здесь все соседи, и у нас нет никаких секретов. Вы знаете, мы их просто не допускаем.
        Неду удалось изобразить на лице улыбку.
        - Надеюсь, я поправлю дела, - сказал он, глотнув кларета.
        - Вам потребуются полные карманы, мой мальчик, - прорычал мужчина с конца стола. - Селби прав: все в руинах и развалинах, как я слышал.
        Нед пытался вспомнить имя этого человека. Его звали Джайлс Уоринг. Вокруг старого Берика жили поколения Уорингов, они называли себя фермерами, но на самом деле были разбойниками. И среди них не нашлось бы ни одного джентльмена. Правда, сам Джайлс выглядел несколько неподходящим для разбойничьей жизни. Но и признаки цивилизации были ему чужды, если судить по тому, как он обращался с женщиной, сидевшей справа от него. Она определенно не была ему женой. Та леди сидела дальше, между двумя мужчинами, которые, казалось, находили ее общество таким же привлекательным, каким ее муж находил общество своей соседки.
        Нед сосредоточил внимание на своем бокале, ограничившись еще одним уклончивым «В самом деле?».
        Краем глаза он посмотрел на соседку.
        - Как давно вы живете здесь, леди Джорджиана?
        - Восемнадцать месяцев две недели и три дня. - Она взяла крохотный кусочек жареного фазана с поднесенного ей лакеем блюда. - Мы жили в Лондоне, когда умерла моя тетя. Лорд Селби мой опекун.
        Нед не знал, как ответить на горькую точность ее ответа, а затем решил, что сейчас не время и не место для уточнений.
        - Селби ваш кузен, вы говорили. - Он набрал полную тарелку еды. У него было такое ощущение, что он ничего не ел неделю.
        - Это дальнее родство. - Джорджиана взяла с блюда три зеленые фасолины. - По-моему, со стороны моей матери. - Она слегка пожала худеньким плечом, как будто ей это было безразлично.
        - Во всяком случае, Нортумберленд далеко от Лондона, - заметил Нед, накладывая себе бобов и придвигая блюдо с жареным картофелем, которым пренебрегла его соседка.
        - Никто еще не делал более точного замечания, лорд Аллентон, - сказала она снова тем же другим резким тоном.
        - Джорджиана, вам надо есть, - крикнул ей с другой стороны стола Годфри Белтон. - Посмотрите на свою тарелку. Тут и котенку не хватит. Ради Бога, нарастите хоть немного мяса на ваши кости. Какой мужчина согреется ночью в постели рядом с такой палкой.
        Нед с трудом сдержал себя. И почувствовал, как напряглись мышцы Джорджианы. Она напомнила ему кошку, готовящуюся броситься на жертву. Но она спокойно сказала:
        - Я не голодна, Годфри.
        - Вам нужно поупражняться, Белтон, - предложил кто-то из мужчин. - Чем скорее, тем лучше.
        Новые раскаты смеха встретили эту шутку. Джорджиана, казалось, не обратила на нее внимания, старательно разрезая свою порцию фазана на мелкие кусочки.
        - Джейкобс, положи леди Джорджиане большую ложку пюре из репы и картофеля, - распорядился Белтон.
        Джейкобс смутился, но поднес накрытое крышкой блюдо Джорджиане.
        - Позвольте мне, миледи?
        - Не думаю, что у тебя есть выбор, Джейкобс, - вполголоса заметила она, но это был другой голос, тот, который, как решил Нед, был настоящим голосом Джорджианы Кэри.
        Нед смотрел, как дворецкий, не обращая внимания на крики «еще, еще!», положил ей на тарелку лишь ложечку.
        - Да от этого и птичка сдохнет, - возмущенно заявил Годфри, когда дворецкий отошел от стола.
        - А теперь оставь ее в покое, Белтон, - сказал Селби. - Она никогда не отличалась хорошим аппетитом.
        Видимо, слово Селби было законом. Годфри вернулся к своей тарелке, и общий разговор продолжился.
        - А где вы жили в Лондоне? - спросил Нед.
        - На Брук-стрит. Тетя была моей опекуншей. - Джорджиана с плохо скрываемым отвращением ткнула вилкой в реповое пюре. - Я никогда не знала своих родителей, лорд Аллентон. Они умерли, когда я была еще младенцем. Моя опекунша являлась сестрой моей матери, и когда она умерла, меня передали лорду Селби.
        И опять горечь. Нед был заинтригован, но не мог же он начать разбираться в противоречиях за этим обеденным столом.
        - Но есть и преимущества в здешней жизни, мэм, - сказал он. - Горы здесь прекрасны.
        - И долины восхитительны, - продолжила Джорджиана, подцепив вилкой кусочек фазана. - Великолепная рыбная ловля, а охота, как я слышала, еще лучше, и мне не надо слушать об этом еще раз. Вместо этого расскажите мне об Индии. - Она повернулась к нему, и он увидел жадный интерес в ее глазах. Джорджиана Кэри истосковалась по внешнему миру, миру, в котором выросла. А за этой жадностью крылась решительность, которая озадачивала его.
        - И что бы вы хотели знать?
        Джорджиана задумалась. Она хотела сказать: «Все, что угодно. Все, что не имело бы ни малейшего отношения к этому месту и этим людям», - но чувствовала, что уже достаточно заинтересовала виконта, и не решалась рисковать дальше. Она уже один раз поступила глупо сегодня, поддалась порыву, и теперь, с трудом избежав последствий своего поступка, не могла позволить себе играть с судьбой. Пришла пора снова уйти в тень.
        - Там очень жарко, как я понимаю, - сказала она тихим голосом. - И там жарко весь год? Я думаю, это должно быть утомительно.
        Нед попытался скрыть свое разочарование. Он ожидал более острого интереса и большего интеллекта. Она же говорила совсем как скучающие мисс, с которыми он встречался в Лондоне и чьи мамочки пытались навязать их ему, самому богатому и самому привлекательному холостяку города.
        Смешно, как бывшая «паршивая овца» превратилась в звезду сезона, думал он, скривив губы в иронической усмешке. Поразительно, как получение богатства может изменить брачные перспективы.
        Джорджиана заметила улыбку и прикусила язык. При других обстоятельствах она прямо спросила бы его, какая мысль вызвала эту улыбку. Но такой вопрос задала бы Джорджи, а не Джорджиана.
        - Я люблю жару, - мягко заметил Нед. - В отличие от многих других. - Он глотнул вина.
        - А вы убили тигра, лорд Аллентон? - спросила соседка, сидевшая слева, выразительно содрогаясь. - Вы там были с одним из… о, как они там называют королей? Такое глупое слово, - болтала она, прикрываясь веером.
        - Махараджи, - подсказала Джорджиана. - Они называются «махараджи», миссис Эддингтон. И ездят на слонах в чем-то под названием «паланкин». А когда их охотники выслеживают тигра, то убивают его. Очень мужественно, полагаю. Не так ли, лорд Аллентон?
        Нед посмотрел на нее с нескрываемым веселым интересом. Ее презрение было настолько явным, что он не мог поверить, будто никто больше из сидевших за столом не расслышал его. Но никто даже не удивился, и Белтон сказал:
        - Вы слишком начитанная, Джорджиана. Я всегда это говорил: женщине не следует… высказывать с вои идеи.
        - Какие идеи, Годфри? - спросила она сладким голоском. - Вы должны объяснить, чтобы я знала, о чем не надо думать.
        И Джорджиана тут же прокляла свой непокорный язык. Она снова рисковала. Не с Годфри, который не понимал сарказм, даже если бы его вбивали ему в голову крикетной битой. Зато этот виконт Аллентон принадлежал к совсем другой породе.
        Она сжалась на своем стуле, как будто могла совсем исчезнуть из его поля зрения.
        - Нет, это далеко не мужество, - тихо сказал Нед. - Но почему вы пытаетесь спрятаться под стол?
        - Я не пытаюсь, - с пылающими щеками упрямо возразила она. Она понимала, что только осложняет свое положение, но прошло два года с тех пор, когда ее беспокоило, что кто-то видит ее насквозь в ее маленьких представлениях. Никто, даже Роджер Селби, не подозревал, что ее покорность и уступчивость неискренни. А этот незнакомец, казалось, за один час точно оценил ее. Но не до конца, напомнила она себе. Этого не могло произойти.
        - Моя ошибка, мадам, - сказал Нед с усмешкой и, к ее радости, не обращался к ней, пока на стол не поставили второе блюдо.
        - Я должен поздравить вашего кузена: у него хороший повар, - сказал он и взял на вилку кусок цыпленка в сливках. - Удивительно вкусно.
        - Почему удивительно? - спросила Джорджиана, помешивая ложечкой мусс из спаржи.
        - Насколько я помню, пища в этих краях очень простая, сытная, но никаких деликатесов, - сказал он. - Эта же имеет очень тонкий привкус.
        - О, вы можете поблагодарить за это мою подопечную, сэр, - заявил Селби, протягивая руку к графину, лицо у него стало краснее, чем обычно. - Как только вошла в дом, она произвела в кухне настоящую революцию. И она не брезгует время от времени своими руками готовить соус. Разве это не правда, Джорджиана?
        - Иногда мне нравится что-нибудь приготовить, кузен, - ответила она.
        Годфри разразился грубым смехом.
        - И такая вкуснота выходит из рук женщины с аппетитом птички.
        - Эти птички, Годфри, в день съедают корма в двадцать раз больше, чем весят сами, - парировала Джорджиана. - Сомневаюсь, что это сравнимо с моим аппетитом.
        Раздался общий смех, и Годфри сердито посмотрел на нее. Джорджиана знала, как далеко может зайти, не возбуждая в нем ярость. Годфри не выносил, когда на людях становился мишенью шуток, а собравшееся здесь общество едва ли стало бы сдерживать его. Поэтому она успокаивающе улыбнулась, надеясь, что он остынет, не дойдя до точки кипения. И к ее радости, он пробормотал что-то и уткнулся носом во вновь наполненный бокал.
        Нед услышал ее тихий вздох облегчения и почувствовал, как расслабились мышцы ее тела. Что-то здесь происходило, что-то определенно вызывавшее беспокойство. Отчасти Нед жалел, что судьба не занесла его в пургу в какое-то другое место, но сильнее всего его мучило любопытство. Эта потрясающая Джорджиана Кэри была загадкой, которую ему очень хотелось разгадать.
        Джорджиана с нетерпением ждала минуты, когда она, выполнявшая обязанности хозяйки дома своего кузена, могла подать дамам знак, что им следует удалиться. Чем скорее она скроется с глаз Годфри, тем скорее тот забудет ее шутку на дне графина.
        Наконец Джорджиана оттолкнула свой стул, и в то же мгновение Аллентон вскочил на ноги и подхватил ее под локоть. Остальные женщины вышли следом за ней из столовой, и она впервые позволила себе по-настоящему расслабиться. Женщины не представляли собой для нее угрозы, если не считать скуку, но Джорджиана к этому привыкла.
        В гостиной она разлила чай, и как только дамы принялись громко обсуждать сплетни, подошла к пианино. Здесь по крайней мере могла найти мир и покой. Правда, лишь до тех пор, пока не появится Годфри и не потребует сыграть что-нибудь веселенькое, если ей вообще разрешат играть.
        Погруженная в музыку, Джорджиана не сразу заметила фигуру, стоявшую немного в стороне. Прислонившись к дивану и сложив на груди руки, виконт пристально смотрел на нее. Ее пальцы застыли на клавишах.
        - Лорд Аллентон, я не знала, что вы здесь.
        - Простите, - сказал он, - я не хотел мешать вам. Вы превосходная пианистка, леди Джорджиана.
        Она пожала плечами.
        - Не совсем так. Я знала многих, кто играл значительно лучше меня. - Чуть сдвинув брови, она посмотрела на него. - Вы что-то рано отказались от портвейна, сэр.
        - Я предпочитаю оставаться с ясной головой.
        - Ну тогда вы одиноки в этой компании, милорд. - Джорджиана решительно закрыла пианино и встала. - Впереди еще двенадцать дней Рождества.
        - Вы говорите это так, как будто предстоящие праздники не очень радуют вас, - заметил он, не сводя острого взгляда с ее лица.
        - Это всего лишь двенадцать дней, - ответила она, проходя мимо него к подносу с чаем.
        - Правда. - Нед пошел следом за ней. - А кого сегодня выберут Князем беспорядков?
        - Выбор будет между Годфри и моим кузеном. И они предпочтут моего кузена… если что-то соображают, - сказала она не задумываясь. - Он единственный, кто, даже будучи пьяным, способен овладеть ситуацией, если она выйдет из-под контроля.
        - Тогда я и буду так голосовать. - Нед покачал головой и нахмурился.
        - Что случилось? - резко спросила Джорджиана. - Почему вы так на меня смотрите?
        - Честно говоря, не знаю, - признался он. - Есть в вас… что-то знакомое. Я чувствую уверенность, будто мы раньше встречались, и в то же время знаю, что этого не случалось. Десять лет назад, когда я уехал в Индию, вы еще носили короткие юбочки.
        - Мне было десять лет, - сказала она. - Конечно, мы не встречались. Но такое ощущение бывает… просто дежа-вю. Так сколько времени вы пробыли в Лондоне после возвращения из Индии… до того как приехали сюда?
        - Только четыре недели, - сказал он, охотно меняя тему разговора. - Я подумал, что несколько недель, проведенных на юге между Индией и морозным севером, помогут мне адаптироваться. - Нед рассмеялся. - Сомневаюсь, что это получилось.
        Джорджиана рассеянно улыбнулась. Из холла донеслись возбужденные голоса, возвещавшие появление остальных джентльменов.
        - Сюда, сюда, больше никакого безвкусного пойла, - заявил Роджер Селби, входя в гостиную с двумя бутылками шампанского в руках. За ним следовал Годфри тоже с парой бутылок. - Это Рождество, леди, и я приказываю, что сегодня ночью никто не будет пить чай… как и во все двенадцать рождественских ночей. - Роджер взмахнул бутылками. - Годфри, открывай свои, а я открою мои.
        Пробки выскочили, и полилось золотистое вино. Нед хотел занять Джорджиану разговором, но она избегала его, почти все время оставаясь рядом с женихом: наполняла его бокал, гладила по плечу, ласково улыбалась. Но Нед заметил, что она только прикасается к своему бокалу, искусно изображая, будто немного пьяна. Он наблюдал эту сценку с равнодушием чужого человека, хотя его интересовало. Что же в действительности происходит.
        Только в конце вечера она единственный раз обратилась к нему, когда поднесла стеклянную чашу с горстью бумажных листочков.
        - Сделайте свой выбор, лорд Аллентон. - Джорджиана дала ему чистый листочек, он написал на нем имя Селби и, прежде чем положить в чашу, аккуратно свернул его. Она коротко кивнула ему и пошла дальше, собирая голоса.
        Когда все проголосовали, Джорджиана повернулась в сторону от собравшихся, делая вид, что перемешивает листочки, произнося при этом ничего не значащие таинственные слова, затем снова встряхнула чашу и высыпала на стол бумажки. При подсчете оказалось, что двенадцать голосов подано за Селби и восемь - за Годфри Белтона.
        Белтон казался оживленным, и среди всеобщего громкого одобрения и сочувствия ему ничего не оставалось, кроме как сохранять довольную мину. Селби воспринял выбор как должное, и наконец гости разошлись.
        В холле гости зажигали принесенные ими свечи от стоявшего на столе около лестницы большого подсвечника и разбредались по своим комнатам, но Нед был почти убежден, что между спальнями происходило какое-то движение. Но это было не его дело: все, чего он хотел, - это покоя и тишины в собственных апартаментах.
        - Доброй ночи, леди Джорджиана, - сказал он, зажигая свечу и прикрывая пламя ладонью, протянул ей.
        - Доброй ночи, лорд Аллентон. Надеюсь, вас удобно устроили.
        - Поверьте мне, мэм, сегодня мне было бы удобно и в сарае, - усмехнулся он. - Удобнее, чем на перине.
        - Пойдемте, Джорджиана, я провожу вас до постели. - Подвыпивший Годфри, пошатываясь, направлялся к ним, размахивая горящей свечой.
        - Я могу сама найти дорогу, Годфри, - возразила она, ловко ступив на лестницу, когда он привалился к столбику перил. - Крепкого сна вам, сэр. - И взбежала, легкая как воздух, вверх по лестнице и скрылась в темноте, а ее жених поплелся, спотыкаясь, следом за ней.
        Ладно, Годфри Белтон сегодня не побеспокоит ее, подумал Нед. Этому типу повезет, если он в таком состоянии доберется до собственной кровати. Он подошел к Белтону и поддержал его за локоть.
        Тот, казалось, удивился, но от помощи не отказался. Наверху он пробормотал пожелания доброй ночи и, пошатываясь, пошел по галерее. Нед следил за ним, пока тот не отыскал дверь и не застучал в нее. Открыл ему слуга, очевидно, поджидавший Годфри, который и исчез в дверном проеме.
        Глава 3
        Нед закрыл за собой дверь спальни и постоял минуту, наслаждаясь тишиной и покоем.
        - Я приготовил вам ночную рубашку, милорд, - выпрямился Дэвис, поправлявший горевшие в камине дрова. - Не хотите ли рюмку коньяка?
        Нед, соблюдая осторожность, весь вечер воздерживался от вина, но теперь, когда остался один, решил позволить себе небольшое удовольствие.
        - Да, спасибо, Дэвис. А потом можешь идти.
        - Разве вам не понадобится моя помощь, когда вы будете ложиться, сэр? - с некоторой обидой сказал Дэвис, подавая ему бокал.
        - Я уже много лет справляюсь сам, - улыбнулся Нед, принимая бокал. - Спасибо за предложение, но я уверен: ты сам рад добраться до своей постели.
        - Хорошо, милорд. - Дэвис поклонился и направился к двери. - А в какое время принести вам утром воду для бритья, сэр?
        - О, не раньше семи, - рассеянно сказал Нед, вдыхая аромат коньяка, наполнявшего бокал с широкими краями, и одобрительно кивая.
        - Хорошо, милорд, - как-то неуверенно сказал лакей и направился к двери. - Его милость обычно не завтракает раньше одиннадцати.
        - Это не имеет значения. Я завтракаю хлебом и сыром. Принеси мне их вместе с горячей водой… и кофе.
        - Очень хорошо, сэр… Спокойной ночи, сэр.
        - Спокойной ночи, Дэвис. - Нед сел перед камином, вертя в пальцах бокал. Едва ли его удивил такой поздний завтрак в доме, где бодрствовали в позднее время и напивались. Нед отставил бокал и, сняв шейный платок, бросил его на пол, сбросил башмаки и, протянув к огню ноги, пошевелил пальцами, чтобы быстрее их согреть.
        Не привиделась ли ему сцена в гостиной? Он был уверен: Джорджиана во время своих притворных заклинаний вытряхнула горсть бумажек из чаши, затем ловким движением руки бросила в чашу другие бумажки. Нед мог поклясться, что, перед тем как повернуться лицом к гостям и перевернуть чашу, она спрятала в рукаве настоящие записки.
        Джорджиана хотела, чтобы выбрали ее опекуна. И нетрудно догадаться почему. Селби, даже пьяный, не терял самоконтроль. Годфри Белтон был опасен даже трезвым. Пьяным он становился неуправляемым.
        Потягивая коньяк, Нед прикрыл глаза и задремал. Когда он проснулся, в камине тлели угли, свечи оплыли, а сам он окоченел. Проклиная все на свете, он встал и наклонился к камину, чтобы снова разжечь его. Нед сбросил сюртук и собирался снять рубашку, когда осознал, что сон уже прошел. Он продремал больше часа, и этого хватило, чтобы спать больше не хотелось.
        Нед глотнул коньяку и зажег новые свечи в большом подсвечнике, стоявшем на умывальнике. Ему требовалась книга, чтобы отвлечься от смятения мыслей, проносившихся в его голове. Сара Хартли… ожидавшая его на руинах родного дома… Джорджиана Кэри.
        Последняя хотя бы на короткое время отвлечет его мысли. Как только он вырвется из Селби-Холла, мысли о ней исчезнут из его головы.
        Нед зажег свечу в переносном подсвечнике и, осторожно приоткрыв дверь, прислушался. Обычный скрип и потрескивание деревянных панелей, и никаких признаков жизни. Он выскользнул в коридор и, осторожно ступая в одних чулках, вышел к лестнице, откуда начиналась галерея и где тускло светился настенный канделябр. Нед пересёк холл и вошел в гостиную. Там было темно, и только в камине светились догоравшие угли.
        Он поднял свечу, и мелькающие тени побежали по комнате. Прошлым вечером Джорджиана вошла в гостиную через боковую дверь позади пианино. Она вела в библиотеку, как сказала Джорджиана. А в библиотеке он найдет какую-нибудь книгу. Ему на глаза попался слабый свет, видневшийся из-под двери.
        Нед поставил свечу на пианино и, подойдя ближе, остановился, подумав, не нужно ли постучать. Там или кто-то находился, или последний из слуг, отправлявшихся спать, забыл погасить свечу.
        Вероятно, так и есть, решил Нед. Ведь сейчас было почти три часа утра, а хозяин и его гости легли спать вскоре после часа. Он приподнял задвижку и открыл дверь. Входя в комнату, он услышал звук захлопнувшегося ящика и какой-то шорох. Свет исходил от свечи, стоявшей на большом квадратном письменном столе, вдвинутом в нишу между окнами. У стола стояла Джорджиана, в мигающем пламени свечи ее роскошные волосы отсвечивали медью. Она выглядела более бледной, чем обычно, и что-то подозрительно похожее на панику на мгновение блеснуло в ее зеленых глазах и исчезло, как только она увидела вошедшего.
        - Какого черта вы тут делаете среди ночи? - резко спросила она разгневанным, но приглушенным тоном.
        - Я могу спросить об этом и вас, - сдержанно заметил он. - Так случилось, что я не мог уснуть и пришел сюда за книгой. По-моему, вполне логично найти ее здесь. - Он, вопросительно подняв бровь, указал на полки, с пола до потолка заставленные книгами.
        - Пожалуйста, вы можете взять любую, какую найдете, - сказала она. - Я думаю, за последние пятьдесят лет, а то и больше, никто не раскрывал этих книг. Мой кузен не книголюб.
        - А вы?
        Джорджиана пожала плечами.
        - Вы слышали моего жениха. По его мнению, я книжный червь и синий чулок.
        Казалось, она перестала притворяться кроткой, послушном опекаемой, как только ее обычная публика отправилась спать. Нед усмехнулся и пристроился на подлокотнике кресла. Скрестив ноги, он слегка покачивал лодыжкой, разглядывая Джорджиану.
        - Так что вы делаете в три часа утра, Джорджи?
        - Я кое-что искала, - сказала она чуточку настороженно, как ему показалось. - Лист бумаги… Я думала, что обронила его и он завалился за стол, когда я была здесь прошлый раз.
        - А, - кивнул Нед с мрачным видом. - Почему-то в это не верится.
        - Представить не могу почему, - отрезала она. - В любом случае не ваше дело, милорд, что я делаю и когда.
        - В этом я согласен с вами. Но может быть, я могу помочь вам… с этой бумагой?
        - Нет, не можете, - сказала она, отходя от стола и показывая ладони, как бы подтверждая, что сказала правду.
        - Это была важная бумага?
        Выражение ее лица чем-то напоминало загнанную в угол лису.
        - Нет, нисколько.
        - Можно простить предположение об ее важности. Люди обычно не ищут сокровища в ночных рубашках и в такой ранний час. Если только не ищут что-то очень важное. - Нед встал с кресла, приблизился к столу сзади нее и встал на то же место, где стояла она, когда он вошел. Когда он открывал, дверь, то слышал, как щелкнул замок поспешно закрываемого ящика. Сейчас ящик был закрыт, но бумагу положили неаккуратно и уголок ее выглядывал оттуда.
        Нед выдвинул ящик и услышал, как Джорджиана беззвучно ахнула. Ее щеки вспыхнули, а в глазах мелькнула тревога.
        - Кажется, тут что-то застряло, - предположил Нед, полностью выдвигая ящик. - Вот что. - Он положил пергамент обратно, разгладил его и снова тихо закрыл ящик. - Он должен быть запертым?
        С легким вздохом Джорджиана придвинула к нему маленький золотой ключик. Он взял его, запер ящик и вопросительно посмотрел на нее.
        Джорджиана снова с невольным вздохом протянула руку. Нед вложил ключик в ее ладонь. Она повернулась и подошла к книжным полкам в дальней стене. Выбрала книгу, раскрыла ее и опустила ключик в углубление в переплете. Затем поставила книгу на место и отступила назад посмотреть, как это выглядит.
        - Осмелюсь предположить, что вашему опекуну надо внушить, будто никто не знает его секретов, - как бы между прочим заметил Нед.
        - А нам всем не надо? - ответила она. - Вы намерены хранить мои, лорд Аллентон?
        - Обязательно. Хотя мне страшно хочется понять, что же на самом деле происходит.
        Она повернулась к нему, придерживая тонкую муслиновую нижнюю юбку.
        - Роджер Селби не честный маклер, лорд Аллентон. Советую вам помнить это, когда будете иметь с ним дело.
        - А я и не собирался иметь с ним какие-либо дела, - сказал Нед, внимание которого было поглощено видом ее чуть прикрытой груди и изящных изгибов, плохо скрываемых мягким муслином.
        - Зато, как мне кажется, он намерен иметь дела с вами, - сообщила она, видимо, заметив его неожиданное внимание к ней.
        - Это предупреждение?
        - Добрый совет, - ответила она. - Я не знаю подробностей, но знаю своего кузена. - В ее голосе слышалась горечь, челюсти сжались, а ноздри слегка раздувались. Затем она повернулась к двери. - Затушите свечу, когда закончите, лорд Аллентон. Желаю вам доброй ночи.
        - Джорджиана… Джорджи, подождите минуту. - Нед шагнул к ней, протягивая руку. Она повернулась к нему.
        - Да?
        - У вас какие-то… трудности?
        И тут с ней произошла поразительная перемена. Она рассмеялась - искренне и весело.
        - О, если бы вы только знали! Доброй ночи, милорд.
        И ушла, оставив его в одиночестве. Нед чувствовал себя дураком, а ее смех все еще звучал среди пыльных фолиантов.
        Нед подождал несколько минут, пока не остались лишь знакомые обычные звуки спящего дома, а затем подошел к книжным полкам, отыскивая том со спрятанным ключом. Он не смог разглядеть его название, но хорошо запомнил место на полке, где тот стоял. И нашел его с третьей попытки. «Путешествия Гулливера». Нед подумал, нет ли особого смысла в таком выборе.
        Он достал ключ от стола и выдвинул ящик, не понимая, почему роется в личных бумагах другого человека. И не просто другого человека, а гостеприимного хозяина, приютившего его в пургу с теплотой и великодушием. И вот как Нед за это расплачивается, копаясь в его личных документах.
        Он взял стопку документов и просмотрел их. Бумаги касались какой-то земельной сделки между Селби и Годфри Белтоном. Тысяча гектаров в болотистых низинах вокруг Грейт-Райл. Отличная земля, насколько было известно Неду. Он и не знал, что это часть большого имения Селби. Но как бы то ни было, сделка выглядела так, будто Селби отдавал эти земли без каких-либо условий. А они должны были быть - договор о собственности такой величины не мог являться просто подарком. Если только это не было связано с приданым Джорджианы. Он перебрал страницы, внимательно читая их. Нигде не было и упоминания о помолвке.
        Очень странно, но какое ему дело? Нед аккуратно сложил бумаги, закрыл и запер ящик, вернул ключ «Лилипутам» и только тогда почувствовал, как устал. Его пыл, очевидно, угас. Он задул свечу, стоявшую на столе, и вернулся в гостиную. Принесенная им свеча сгорела, и он оставил ее там и начал пробираться сквозь тени, отбрасываемые мебелью, в холл, а затем поднялся в свою спальню.
        Нед разделся около камина, забрался на кровать под пологом и, утонув в пуховых перинах, натянул на себя одеяла. Кровать была холодной, все остатки влажного тепла от грелки давно исчезли, но Нед почти не замечал холода. Глаза его невольно закрылись, и он уже не думал о сегодняшних драмах и тайнах. Они подождут до завтра.
        Последним из осознанных им видений были контуры ее тела, прикрытого складками муслина, и грудь с темными сосками.
        А в своей комнате перед камином стояла Джорджиана, дрожь пробегала по ее телу. Она так стремилась проникнуть в библиотеку, так ждала, когда все в доме уснут, что не потрудилась надеть пеньюар и сейчас страдала от холода. Но от пеньюара было бы мало пользы. Завещания не оказалось в ящике стола. Продолжению поисков помешало неожиданное появление в библиотеке виконта.
        Хотя он появился не вовремя, но его появление не было, как она вынуждена признать, таким уж нежелательным. Уже очень давно она не имела случая побеседовать с цивилизованным мужчиной из того самого мира, из которого она происходила. И этим мужчиной оказался Эдвард Вейзи. Конечно, здесь повлиял контраст между его манерами и поведением других гостей ее кузена, не говоря уже об омерзительном и непристойном поведении Годфри Белтона. Но было что-то еще.
        Виконт Аллентон выделялся в толпе самых элегантных членов высшего общества. У него был вид человека, который совсем не думает о своем внешнем виде, но Джорджиана провела достаточно времени в мире моды, чтобы определить безупречный покрой его сюртука, искусно уложенный шейный платок и аккуратно подстриженные густые каштановые волосы. Высокий рост и стройная фигура подчеркивали атлетическое сложение, а цвет глаз был скорое золотым, чем карим. А как восхитительна была его улыбка, когда он позволял себе улыбаться!
        Но он не был счастлив. Что-то беспокоило его, и Джорджиана понимала его. Впереди, когда он наконец приедет домой, чтобы принять наследство, он столкнется с большими проблемами. Это не могло быть приятным будущим. И если он любил свою жизнь в Индии так сильно, как говорит тогда он, вероятно, в одной с ней лодке. А она вынуждена вести такой образ жизни, который бы она сама не выбрала никогда.
        О. она не собиралась безропотно смириться с такой судьбой.
        Джорджиана опустилась на колени и отодвинула ковер перед очагом. Затем старательно ощупала широкие дубовые половицы, пока ее палец не попал и небольшое углубление. Она нажала пальцем, и две половицы бесшумно раздвинулись. Показалось маленькое темное отверстие. Джорджиана сунула в нее руку и вытащила мягкий замшевый мешочек. Он тяжело лег на ее ладонь.
        Джорджиана встала, ногой откинула ковер на место. Она не ожидала никого в такой час, но привычка к осторожности крепко укоренилась в ней, ибо слишком дорого могла обойтись даже минутная беспечность. Она взяла мешочек с собой в постель, развязала его, вытряхнула содержимое на середину кровати, на толстое стеганое одеяло. Золото, серебро, медь, случайные камешки блеснули в свете свечи.
        Джорджиана внимательно пересчитала накопленное, что делала каждую ночь. Сегодня драгоценностей стало больше, чем накануне. Скоро у нее будет достаточно. Если бы только она нашла проклятое завещание. Она видела его, но только однажды, когда стряпчий тетки объяснял ей его содержание. Джорджи являлась единственной наследницей своих родителей, а наследство было значительное, состоявшее из дорогой собственности в Лондоне и Нортумберленде и акций. Джорджи не могла осуществить свой план, не имея на руках завещания в тот день, когда станет совершеннолетней. А оно где-то у Роджера. И еще у него в какой-то шкатулке хранились главные драгоценности ее матери. Бриллианты семьи Кэри. Только одного из них хватило бы на ее сегодняшние нужды. Так где же, черт его побери, он спрятал их?
        До дня рождения, когда ей исполнится двадцать один год, оставалось шесть месяцев, и Годфри Белтон рассчитывал, что месяца за три до этого он сделает ее своей женой.
        Джорджиана ссыпала свои сокровища обратно в мешочек, положила в прежний тайник, сдвинув половицы и накрыв ковром. Она приблизилась к окну, пытаясь разглядеть через обледеневшее стекло, не прекратился ли снег. Метель спутала все.
        Джорджиана ничего не могла рассмотреть. Снег скопился на подоконниках, мешая что-либо увидеть. Она попыталась раскрыть окно, но в четыре утра это казалось нелепым. Нельзя было закрыться от снега в комнате, а ей и так уже было холодно.
        Дрожа от холода, она загасила свечи и, бросившись на кровать, устроила себе гнездышко в пуховой перине.
        Нед еще спал, когда в комнату вошел Дэвис с горячей водой и полотенцами в руках. Когда слуга раздвинул шторы, Нед пошевелился, затем приподнялся на подушках и удивленно посмотрел на слабый свет, пробивавшийся сквозь засыпанные снегом окна.
        - Доброе утро, Дэвис.
        - Доброе утро, милорд. Могу поспорить, еще никто не встал. - Он повернулся к кровати. - Я сейчас принесу кофе и завтрак.
        - Спасибо… и веселого Рождества. - Нед отбросил одеяла и встал. Потянувшись, он почувствовал необычную скованность в мышцах. Вероятно, из-за того, что он так долго просидел скорчившись в тесной карете, не говоря уже о том, как пробивался сквозь сугробы, доходившие до пояса. Сейчас ему пошла бы на пользу долгая пешая прогулка, но в такую погоду это было невозможно.
        Набросив халат, Нед подошел к окну и отодвинул засов. Окно открывалось наружу, и стена снега, прилипшая к нему, отвалилась, оставив лишь ледяные узоры на стекле. Студеный воздух ворвался в комнату.
        Не обращая внимания на холод, Нед высунулся из окна. Снег падал такой плотной стеной, что он едва мог различить свою вытянутую из окна руку. Он убрал руку и с силой захлопнул окно. Ему предстояло провести целый день в компании гостей, и, кроме внезапной простуды, уложившей его в постель, он не находил иного повода, не нарушая законов вежливости, уклониться от выполнения своих светских обязанностей.
        Но ожидалась и награда, и весьма значительная. Леди Джорджиана Кэри. Она тоже будет заперта здесь, а Нед уже успел заметить, как искусно она устраивала все так, как ей хотелось. Нед подозревал, что ее вкусы во многом совпадали с его собственными, и был готов предложить себя в соучастники преступления. Две головы всегда лучше, чем одна.
        Вернувшийся Дэвис принес кофе, горячие булочки, сыр и тарелку ветчины.
        - Надеюсь, пока этого достаточно, сэр, - поставив поднос на стол перед камином, неуверенно сказал он. - Повар слишком занят большим завтраком, чтобы приготовить сейчас что-нибудь горячее.
        - Вполне достаточно, - сказал Нед. - Надеюсь, я не доставляю слишком много лишних хлопот.
        - О нет, сэр, нисколько, - обрадовался Дэвис, разливая кофе. - Леди Джорджиана тоже встает рано. Она завтракает на кухне. Любит яйца пашот и сама их готовит. И очень вкусно.
        Нед глотнул кофе и сказал:
        - Дэвис, я передумал, очень люблю яйца пашот, поэтому пойду поищу леди Джорджиану. Скажи, как пройти на кухню, будь добр.
        Дэвис удивленно посмотрел на него:
        - Это не принято, милорд. Гости обычно не заходят на кухню. Это может не понравиться повару.
        - Но если леди Джорджиана там, что мешает мне присоединиться к ней? - настаивал Нед, направляясь к двери. - Раз уж я не парадно одет, поднимусь по черной лестнице, если ты покажешь мне дорогу.
        У Дэвиса не оставалось выхода.
        - Сюда, сэр, - сказал он и направился к двери.
        Глава 4
        В кухне кипела работа, жар от огромной плиты добирался до каждого уголка. Мальчик поворачивал над огнем вертел с молочным поросенком, а женщина вынимала из печи, выложенной кирпичами рядом с пылающим очагом, готовые буханки. Две судомойки чистили картофель и резали овощи на длинном сосновом столе, стоявшем в центре кухни. Только один человек заметил появление Неда.
        Джорджиана, в отделанном мехом халате, стояла у плиты и большой деревянной ложкой помешивала что-то в огромном медном котле. Когда вошел Нед, она оглянулась, и ложка застыла в ее руке.
        - Доброе утро, лорд Аллентон, - сказала она, нахмурившись. - Что привело вас в рождественское утро не куда-нибудь, а на кухню?
        - Намерение пожелать вам веселого Рождества, - сказал Нед, добавив со скрупулезной честностью: - А кроме того, яйца пашот. Дэвис сказал, вы готовите себе завтрак, и я решил попросить вас приготовить двойное количество.
        - А я отказалась от этой идеи, - сказала она, продолжая помешивать. - В духовках не хватает места. Они заполнены бейкуельскими тортами, которые мой кузен считает крайне необходимыми для рождественского обеда. И более важными, чем рождественский пудинг. - Джорджи указала ложкой на два горшка с пудингами, от которых шел пар. - Поэтому я делаю омлет вместо яиц пашот.
        - Омлет я тоже люблю, - с грустью сказал он.
        Она засмеялась.
        - Здесь полно еды. Садитесь, только подальше от огня. Если нарежете хлеб и намажете маслом пару ломтей, вы нам поможете.
        - Конечно. - Нед нашел на другом конце стола еще не остывшую булку, нож и золотистое масло, по виду только что сбитое. Он отрезал несколько ломтей и щедро намазал их маслом.
        Джорджиана принесла сковороду. Проходя мимо буфета она сняла с полки пару тарелок, поставила их на стол и быстро поделила омлет.
        - Еще есть кофе в кофейнике или немного пива, если хотите.
        - В такое время только кофе, - сказал он, глядя, как она достает из буфета дне неглубокие чаши. Джорджи двигалась быстро и грациозно, и ее движения были очень точными. Тонкую талию подчеркивал туго затянутый пояс халата, а тело словно купалось в струящихся шелковых волнах, когда она потянулась за глиняным горшочком, от которого шел ароматный пар. Медные локоны были небрежно перевязаны зеленой шелковой лентой под цвет халата. И снова им овладело чувство, что это дежа-вю, и Нед раздраженно тряхнул головой, отгоняя напрасные воспоминания.
        Джорджи налила кофе в чашки.
        - Сливки?
        - Да, пожалуйста.
        Она пожила сливки в чашки и села, держа свою чашку обеими руками и вдыхая аромат кофе.
        - Одно надо признать: у Селби прекрасное стадо молочных коров.
        - Только одно? - подняв бровь, спросил Нед, вонзая вилку в омлет.
        - Просто я так выразилась, - рассеянно ответила Джорджи, взяв свою вилку.
        Некоторое время они ели молча, а затем она неожиданно спросила:
        - Что привело вас в Индию? Какой странный выбор места жительства.
        - А это и не было моим выбором, - признался Нед, отхлебнув кофе и отрезая еще один ломоть хлеба. - В Лондоне у моего отца был знакомый владелец брокерской конторы. У него имелись в Индии связи, и решили, что я должен поехать туда и разбогатеть… или умереть в попытке достигнуть богатства от какой-нибудь местной болезни, - добавил он с саркастической усмешкой.
        - Но вы не умерли, - сказала она. - Значит, разбогатели?
        Нед кивнул.
        - И получал огромное удовольствие, делая это. И кажется, теперь я должен вложить свои деньги в содержание родового имения Вейзи.
        Джорджиана уперлась локтям и о стол, снова держа чашку обеими руками, и пристально посмотрела на него.
        - А почему это был не ваш выбор?
        - Я почему-то и думал, что это заинтересует вас. - Нед отрезал еще один ломоть хлеба. - Между прочим, омлет очень вкусный.
        Джорджи нетерпеливо кивнула.
        - Вы мне ответите?
        Нед пожал плечами.
        - Это не секрет… старая история. И довольно обычная. - Она молча ждала ответа, и он коротко ответил: - Я убил человека.
        - Случайно? - Казалось, ее это не потрясло и даже не очень удивило.
        - Не совсем. На дуэли. Я поймал его на мошенничестве в карточной игре и вызвал на дуэль. Он назвал меня лжецом, и следующее, что я помню, это его секундантов, явившихся ко мне. - Нед добавил кофе в свою чашку. - Мы встретились на рассвете, обычная драма… Я собирался отказаться от дуэли. Все это дело представлялось мне, как, впрочем, представляется и сейчас, совершенно смехотворным. Но один из моих секундантов якобы слышал, будто мой соперник постарается убить меня. И я сделал то, что должен был сделать. К сожалению, я довольно хороший стрелок.
        - Поэтому вам пришлось покинуть страну?
        - И довольно поспешно, - признался Нед. - Дуэли не одобрялись, а убийство человека на дуэли осуждалось еще строже, - сухо добавил он. - Поэтому я уехал в Индию и даже шесть месяцев назад не имел ни малейшего желания возвращаться.
        - А теперь вас зовет долг.
        Нед, подтверждая ее слова, наклонил голову, а затем сказал:
        - Ваш жених, Годфри Белтон, из здешних мест? Я не помню такого имени.
        Выражение лица Джорджианы изменилось. Губы сжались. А зеленые глаза холодно блеснули.
        - Он друг моего опекуна. Я не знаю, где они познакомились. - Она вышла из-за стола и начала убирать грязную посуду.
        - А где вы будете жить после свадьбы? - настойчиво продолжал Нед. - Откуда-то он ведь появился.
        - Конечно, - коротко ответила Джорджи, поспешно отступив от него к тазу, в котором мыли посуду. - Я не знаю откуда. Но по-моему, он где-то владеет землей и строит дом около Грейт-Райл.
        Подарок Роджера Селби, вспомнил Нед. Может быть, это был свадебный подарок от Селби новобрачным. Джорджиана получит прекрасный дом, а ее муж прекрасную землю. Это как будто все объясняло, но почему-то Нед в действительности не находил соответствия этому плану. Уж слишком просто и мило для мрачной атмосферы этого дома.
        Он смотрел, как Джорджиана складывала посуду на деревянную сушилку. Каждый мускул на ее спине напрягался, и он снова представлял себе кошку, готовую к прыжку.
        - В том доме вы и собираетесь жить?
        Она повернулась к нему и смахнула со щеки выбившийся локон.
        - Видимо, так.
        - Но вам не хочется этого, - заключил Нед.
        Джорджиана взглянула на него, и он увидел печаль и ярость в ее глазах, но она только сказала:
        - Это бессмысленный разговор. Извините меня, но я пойду одеваться.
        - Конечно. - Нед вежливо поднялся, когда она прошла мимо него, и тоже направился наверх с той же целью. Казалось, он попал в какую-то грязную таинственную историю. А может быть, не такую уж и таинственную. Джорджиана была отрезана от всего, что знала раньше, здесь, - в пустошах Нортумберленда. Рядом с нею не было друзей, с которыми она могла бы повидаться. А ее опекун имел власть поступать с ней, как ему заблагорассудится. Не принуждают ли ее вступить в этот брак? А если так, то с какой целью?
        Когда Нед вошел в спальню, Дэвис раскладывал его одежду.
        - Я подумал, синий сюртук, сэр, и замшевые штаны, - сказал он, почти с благоговением разглаживая одежду хозяина, разложенную на кровати. - И я почистил ваши высокие сапоги, сэр. Сколько Шейных платков вам приготовить?
        - Одного хватит, спасибо. - Неда немного удивил этот вопрос. - А почему мне недостаточно одного?
        - Ну, я знаю, сэр, что следящему за модой джентльмену требуется полдюжины, пока у него получится требуемый узел, - объяснил лакей. - Мой дядя служил в городе одному джентльмену. Он знает такие вещи.
        - Ладно, вероятно, это относится не ко всем мужчинам, - весело сказал Нед. - Я нахожу, что завязать платок как мне нравится очень легко с первой попытки.
        - Да, милорд. - Дэвис был явно разочарован, и Нед почувствовал себя чуть виноватым в том, что не оправдывает ожидания своего лакея.
        - Можешь еще раз побрить меня, - предложил он, сбрасывая халат. - Вчера ты сделал это превосходно.
        - Благодарю вас, милорд. - Дэвис поднял халат и повесил в гардероб.
        - О, не поищешь ли мое пальто? Я хотел заглянуть в конюшню, посмотреть, как там мои лошади, - сказал Нед. - Кстати, ты не знаешь, где находятся мой кучер и форейторы?
        - Над конюшней, сэр, в помещении с другими конюхами, - ответил Дэвис, наливая горячую воду в умывальник. - Они хорошо устроены и получили хлеб с мясом вместе со всеми нами.
        - Хорошо. - Нед кивнул. Какие бы тайны ни скрывались в этом доме, он не мог не признать гостеприимство хозяина. И было бы неблагодарностью копаться в личных делах Селби. Тем не менее там, где дело касалось Джорджианы Кэри, он именно так и поступит.
        Прошло около часа. Дэвис помог Неду надеть пальто и заставил взять перчатки и шляпу.
        - Погода очень быстро портится, милорд, - сказал он. - Плохо и для человека, и для животного.
        - Я только дойду до конюшни, Дэвис, - напомнил ему Нед. Разве никто нес расчистил дорогу?
        - Все время чистят, сэр. Но ее мгновенно засыпает снегом.
        - Я рискну.
        Когда Нед спустился с лестницы, в холле оказался Джейкобс.
        - Вы не собираетесь выходить из дома, сэр?
        - Только до конюшни, - сказал Нед. - Какая дорожка ближе?
        - Я покажу вам, - послышался тихий голос, и из гостиной вышла Джорджиана. - Джейкобс, не принесете ли мне мои сапоги и накидку?
        - Они только что высохли после вчерашнего, миледи, - сообщил дворецкий.
        - Но все же высохли, - улыбнулась Джорджиана. - Я не могу весь день сидеть в доме, а конюшня недалеко.
        Джейкобс покачал головой и ушел, что-то ворча себе под нос, но вернулся с теплыми сапогами и тяжелой накидкой с капюшоном.
        - Не понимаю, почему вы не можете посидеть в тепле, как и все богобоязненные люди, - сказал он, поставив сапоги на пол рядом со скамьей у входа.
        Джорджиана, смеясь, натянула сапоги.
        - Очень приятно, что ты беспокоишься, Джейкобс, но, поверь мне, в этом нет необходимости. Немного снега не убьет меня.
        Дворецкий опустился на одно колено, чтобы зашнуровать сапоги.
        - Да один порыв ветра унесет вас, - возразил он.
        - О, лорд Аллентон удержит меня, - ответила небрежно она, закутываясь в принесенную Джейкобсом накидку. - Вы же не позволите мне улететь, не правда ли, милорд?
        Неда смущало, что этот разговор происходил в присутствии дворецкого, который, однако, казалось, не был шокирован или удивлен. И действительно, Джейкобс держал себя с подопечной своего хозяина так, как будто знал ее с раннего детства.
        - Которая же дорога короче? - спросил он самым естественным тоном, каким ему только удалось.
        - Через кухню. Идите за мной. - Джорджи направилась в глубину дома, прошла через кухню, где вовсю кипела работа и суетились слуги. Затем они миновали несколько буфетных и кладовок и выбрались во двор.
        Снег падал так обильно, что Нед, опустив голову и пробираясь вперед, словно раздвигал белый занавес. Джорджиана, закутанная в накидку с капюшоном, быстро и уверенно шла между сугробами по узкой тропинке. Снег покрывал дорожку дюйма на четыре. Очевидно, ее недавно расчистили, хотя Неду казалось, что убирают снег слишком медленно. Он крикнул:
        - Помедленнее, Джорджи, я почти не вижу, куда мне идти.
        - Нам осталось пройти около двадцати ярдов, - откликнулась она; падающий снег заглушал ее голос.
        Джорджи открыла ворота, и он вошел следом за ней. Неожиданно впереди показались стены здания, на верхних этажах горел свет. Нед с облегчением вздохнул. «Слабею», - подумал он. Годы, проведенные в солнечной Индии, плохо подготовили его к зиме.
        Джорджиана повозилась с засовом на двери конюшни, уперлась в нее плечом и толкнула с неожиданной, как подумал Нед, для такого хрупкого существа силой. Но он уже давно пришел к заключению, что Джорджиана Кэри была совершенно не такой, какой представлялась миру.
        В конюшне было тепло. Лошади стояли, покрытые одеялами. В стойлах лежало свежее сено. Нед обнаружил своего кучера и форейторов играющими в карты. На столе стоял кувшин с элем.
        - Все ли в порядке? - поинтересовался он.
        - Да, сэр, - вскочил с места кучер. - Лошади вчера нисколько не пострадали, чувствуют себя хорошо, милорд. Им дали хороших отрубей и почистили. С ними все в порядке, чего не скажешь о карете.
        - Это не важно, - Нед взял кучера под локоть и отвел в сторону от компаньонов. - Я хочу поблагодарить тебя за то, что принес мой сундук. Видимо, это было нелегко в таком снегопаде. - Нед незаметно вложил в руку кучера две золотые гинеи, и тот мгновенно зажал их в кулаке.
        - Благодарю вас, милорд. - Он быстро опустил награду в глубокий карман своего пальто. - Значит, мы пробудем здесь некоторое время?
        - Пока не прекратится снег и не расчистят дороги, - подтвердил Нед. - Еще несколько дней, думаю. Мне жаль, что ты не встретишь Рождество в кругу семьи.
        - О, это не имеет значения, сэр, - с довольным видом сказал кучер. - Нам и здесь хорошо. Нам всего хватает.
        Нед усмехнулся.
        - Вижу. Ну так наслаждайтесь. Мы займемся каретой, когда придет время.
        - Да, сэр. - Кучер вернулся к игре, а Нед вышел из помещения, где хранилась упряжь, удивляясь, куда могла деться Джорджиана.
        Он нашел ее в стойле, где она разговаривала с серой в яблоках кобылой.
        - Какая прелестная лошадь, - сказал он, положив сложенные руки на низкую дверцу стойла. - Она ваша?
        - Да. Ее зовут Афина. - Джорджиана прижалась щекой к шее лошади и взглянула на Неда.
        - Воинственное имя, - заметил он.
        - Эта леди очень горячего нрава, - ответила Джорджиана, с улыбкой протягивая лошади кусок яблока. - Благородное сердце.
        Лошадь взяла яблоко с ладони и тихо заржала.
        - Вы закончили здесь свои дела? - спросила Джорджиана.
        - Да, но с удовольствием подожду вас, если вам надо что-то еще сделать.
        - Нет, больше ничего. Что еще делать в такую мерзкую погоду. - Джорджи погладила шею лошади и осторожно подула ей в ноздри, прощаясь, затем вышла из стойла и задвинула засов на дверце. - Нам все равно пора возвращаться. Скоро подадут завтрак. - Джорджи направилась к главному выходу на двор конюшни.
        - Присутствие обязательно? - следуя за ней, спросил Нед.
        - Короче говоря… да. - Она положила руку на затвор. Нед поморщился от ее тона. Он тоже двинулся к двери, но что-то попало в поле его зрения. Длинный ряд стойл протянулся во всю длину здания, и в самом конце этого ряда он заметил голову выглядывавшего из стойла пони. Животное с любопытством смотрело на него своими опушенными длинными ресницами глазами. Нед ответил ему долгим озадаченным взглядом. Затем отвернулся и последовал за Джорджианой в падающий снег. Нед догнал ее, когда они вышли из двора.
        - Сколько вам лет, Джорджи?
        Зеленые глаза озорно блеснули. Снег налип на длинные ресницы и выбившиеся из-под капюшона пряди.
        - Невежливо задавать такой вопрос леди, милорд.
        - Глупости, - усмехнулся он. - Отвечайте.
        - Мне двадцать, если вам так надо это знать. Хотя не понимаю зачем. - Она шла дальше по глубоко засыпанной снегом узкой тропинке.
        - И я догадываюсь, что вы выйдете замуж за Белтона прежде, чем достигнете совершеннолетия, - сказал он, обращаясь к ней через плечо, ибо тропинка оказалась слишком узкой для двоих.
        В ответ Джорджиана лишь пожала плечами, и Нед снова почувствовал, как она наряжена. Больше он ничего не сказал.
        Нед появился к завтраку, когда часы пробили одиннадцать, и был несколько удивлен, увидев там всех вчерашних гостей, которые наполняли свои тарелки из закрытых крышками блюд, а Джейкобс и его помощники разносили бокалы с шампанским.

«У них крепкие головы и хорошее пищеварение», - думал Нед, любезно отвечая на хор
«Веселого вам Рождества», которым встретили его гости. Он положил себе на тарелку немного почек и ветчины. Он предпочел шампанскому эль и сел рядом с Годфри Белтоном, который держал у себя под рукой наполненную до краев кружку эля и гору копченой селедки на тарелке.
        - Нет ничего лучше, чем начинать день с селедки, - заметил Годфри, покосившись на тарелку соседа. - Но не для вас, как я вижу, лорд Аллентон.
        - Нет, - признался Нед. - Скажите мне, Белтон, я так давно не был в этих краях, что почти все забыл… Я не помню вашу семью. Откуда вы родом?
        Белтон, вытащив изо рта горсть рыбьих костей, аккуратно раскладывал их по краям тарелки, на его щеках вспыхнул румянец.
        - Видите ли, моя семья родом из Камберленда.
        - А, тогда понятно, - вежливо сказал Нед, цепляя на вилку почку. - Вы одновременно и местный и чужой.
        Конечно, Камберленд и Нортумберленд расположены настолько близко друг от друга, что знатная семья, проживавшая в одном графстве, была бы известна в другом.
        Или их род не является знатным, или они приехали совсем из других мест.
        Годфри, уткнув нос в селедку, что-то проворчал.
        - Леди Джорджиана говорила мне, будто вы строите дом около Грейт-Райл, - сказал Нед, добавляя горчицу к почкам.
        - Леди Джорджиане следовало бы не касаться моих дел, - заявил Годфри. - Вы знаете этих женщин, Аллентон. Не умеют держать язык за зубами. - Он попытался рассмеяться, как бы разделяя мужское недовольство противоположным полом, но из его жалкой попытки ничего не вышло.
        Нед улыбнулся.
        - Конечно… конечно, - согласился он. - Впрочем, если этот дом будет принадлежать ей, наверное, она не знает, что это секрет.
        Его собеседник замолчал и отвлекся на пиво, через минуту со стуком поставил кружку на стол и потребовал еще. Лакей поспешил наполнить его кружку элем. Напротив него сидела Джорджиана и смотрела на своего жениха, и по холодному взгляду зеленых глаз нельзя было понять, о чем она думает.
        Роджер Селби со скрипом отодвинул стул и встал.
        - Леди и джентльмены, я Князь беспорядка и приказываю: сегодня утром мы будем играть в пикет по шесть пенсов за очко. После первой партии один выигравший играет с другим выигравшим. А в конце игры проигравшие платят штраф, установленный Князем беспорядка. Однако последний победитель сам выберет штраф для игрока, проигравшего ему.
        Приказ встретили аплодисментами, и Нед был обречен провести скучное утро. Денежные ставки были низкими, шесть пенсов за очко, а штрафы Князя сулили лишь грубые шутки, хотя, возможно, и менее жестокие у Селби, чем были бы у Белтона, окажись тот на его месте. Нед слыл отличным карточным игроком. Это высоко ценилось в кругу британских раджей в Индии, и он без особых усилий расправлялся с противниками.
        Когда, закончив партию, Нед встал и поклонился проигравшему сопернику, то обнаружил, что прошло всего два часа. Игра с хихикающей миссис Эддингтон закончилась быстро. Он так и не понял, была ли леди на самом деле туповата или просто притворялась, считая это очаровательным. Она отдала ему пятьдесят шестипенсовиков, не переставая обмахиваться веером и восклицать, какая она глупая. Однако она и не надеялась выиграть у такого прекрасного игрока, как виконт.
        Теперь у него оставалась последняя игра, и он оглядел комнату: кто еще продолжает играть? Осталась только одна пара. Джорджиана сидела напротив своего жениха за карточным столом в дальнем углу гостиной. На ее лице читалось равнодушие, и ее голос, когда она объявляла карты, быстро и уверенно меняя их, был лишен всякого выражения. Белтон раскраснелся и явно был в плохом расположении духа. Он швырял свои карты на стол, ругался, объявляя карты, и непрестанно прикладывался к бокалу с вином.
        Нед как бы случайно подошел к ним. Он встал позади Джорджианы, сложил на груди руки и, прислонившись к стене, стал наблюдать за игрой. И чем дольше он смотрел, тем больше удивлялся. Она мошенничала. С той же ловкостью рук, которую проявила накануне при голосовании, Джорджи сбрасывала ненужную карту себе на колени, заменяя ее картой, которую доставала из рукава. Безусловно, играть она умела, ибо только по-настоящему умелый игрок мог бы так искусно мошенничать. Но почему она намеренно злила своего суженого? Ибо его настроение было последствием ее поступков.
        Когда Годфри Белтону не удалось перейти Рубикон, он с силой оттолкнул, почти отшвырнул стул и встал.
        - Ну, мадам, уверен, что вы считаете себя очень умной, - заявил он. - А вам просто везет, вот и все.
        - Я уверена, Годфри, что везет, - сказала она с притворной скромностью, убирая карты.
        - Сейчас сыграем или потом?
        Это была неприятная ситуация, и Нед подумал, что Белтон взорвется от ярости, но подошел лорд Селби, с довольным видом потирая руки.
        - Все в добром расположении духа, Белтон, все в добром расположении, - заявил он. - Отдай девушке, что ей причитается, ну вот и хороший мальчик. Остались только Джорджиана и Аллентон, и судя по тому, как он играет, эта работа как раз по ней.
        Это замечание, казалось, не успокоило Годфри Белтона, но вмешательство Селби все же охладило его. Он достал из кармана горсть мелочи, бросил на стол и, пробормотав что-то неразборчивое, отошел.
        Джорджиану это, видимо, нисколько не беспокоило. Она собрала монетки, положила их в ридикюль, в котором они удовлетворенно звякнули, смешиваясь с монетами, уже лежавшими в нем.
        - Бедный Годфри, - сказала она. - Он просто ненавидит проигрывать. - Джорджи взглянула на Неда. - Посмотрим, ненавидите ли и вы проигрывать, лорд Аллентон. - Она указала на стул, на котором прежде сидел Белтон. - Не присядете ли? - Ее руки мелькали, собирая карты, перетасовывая и меняя их местами.
        Нед не мог разобраться, что больше беспокоило или интересовало его в этой мизансцене. Но, со вздохом соглашаясь, занял место за столом. И жестом предложил ей сдать первую карту. Джорджи в ответ показала ему валета треф. Он сделал ход и вытянул из колоды десятку бубновой масти.
        - Вы сдаете? - спросил он, зная, что, как опытный игрок, она выберет. Сначала она утратит этим преимущество, но приобретет его в последней партии.
        - Я сдаю, - подтвердила она и быстро сдала каждому по двенадцать карт.
        Ник огляделся и увидел, что Селби ушел и в эту минуту никто не наблюдал за ними.
        - Я буду весьма благодарен, если вы воспользуетесь картами только из этой колоды, - тихо сказал он. - Мне не нравятся те, которые вы прячете в рукаве.
        Нед с удовлетворением увидел, как она покраснела. Прикусив нижнюю губу, она подняла на него глаза.
        - Черт побери, - сказала она. - Вы видели?
        Нед кивнул.
        - Зачем? Вы хотели разозлить его?
        - Нет, но это было неизбежно. Мне нужны его деньги, - просто объяснила она.
        - А не могли бы вы получить мои деньги другим путем? - с любезной улыбкой спросил Нед.
        - В этом нет никакого смысла, если вы станете за этим следить.
        - А зачем вам его деньги? - спросил, разглядывая свои карты, Нед.
        Джорджиана ответила не сразу. Она смотрела в свои карты, удивляясь, почему ей так хочется довериться этому незнакомому человеку. Он был для нее никто. И все же в нем чувствовалось что-то дававшее ей надежду. Джорджи не испытывала этого ощущения с тех пор, как приехала восемнадцать месяцев назад в этот роскошный ад. Все ее надежды на будущее исчезли в то же мгновение, когда она поняла намерения своего опекуна.
        Ее ожидала жизнь в постоянном страхе под пятой Годфри Белтона. Судьба, которая была хуже смерти. Но Джорджиана Кэри не собиралась принять будущее, навязанное ей, и боролась как только могла. Рассудок говорил ей, что нельзя посвящать в свои тайны чужого человека. Но что-то другое подсказывало ей, что этому незнакомцу можно довериться.
        - Деньги всегда нужны, - сказала она. - Опекун сторожит мое состояние с особым усердием.
        Нед бросил на нее быстрый взгляд. Она осунулась и помрачнела, несмотря на то что не отрывала взгляда от своих карт.
        - Понимаю. Или по крайней мере думаю, что понимаю, - сказал он. - Это не такая уж редкая ситуация.
        Джорджи подняла глаза, и Нед увидел, как в них вспыхнул гнев и, в чем мог бы поклясться, блеснули сдерживаемые слезы.
        - Разве я это сказала?
        - Нет, - признался он. - Не сказали. Играем дальше? - Нед прекрасно понимал, что, если у нее прольется хотя бы одна слеза, это будет катастрофой. На мгновение он поднял и показал ей свои карты. - Карт-бланш.
        Джорджиана поморщилась. Это заявление давало ему преимущество, на которое она не могла ответить. Они упорно играли в течение часа. Нед догадывался, что она не мошенничает, но иногда сомневался. Он был склонен позволить ей выиграть, и если бы не сомнения в правдивости некоторой части ее рассказа, он так бы, вероятно, и сделал. Однако азарт игрока, который помог ему разбогатеть, проявлялся все более настойчиво. Джорджи показала себя хорошим игроком, но он был лучше.
        Нед сделал последний ход, который поставил его в невыгодное положение, и Джорджиана впервые по-настоящему оценила талант виконта как картежника. Нед никогда не ошибался, его расчеты были точными, и она не могла не восхищаться им вопреки ее растущему недовольству собственным несовершенством. Она тихо проворчала себе под нос что-то не подобающее настоящей леди. Сдавая последнюю карту, Джорджи сразу поняла, что ее следовало бы придержать. Она подумала, переживет ли унижение от того, что не сумела набрать сто очков. Но когда игра закончилась и очки подсчитали, она по крайней мере избежала этой участи.
        Джорджиана собрала карты.
        - Поздравляю вас, милорд. Вы превосходный игрок.
        Он посмотрел на нее с чуть заметной улыбкой.
        - Вы, конечно, играли не хуже.
        - Я не всегда мошенничаю, - тихо сказала она краснея. - Только когда это необходимо. Я не была готова проиграть Годфри.
        - Наверное, это такая политика, - нахмурился Нед. - Белтон был в отвратительном настроении. - Он поклонился. - Благодарю вас за игру, мадам.
        - Аллентон, вы должны выбрать штраф Джорджиане, - объявил Селби. - Что это будет?
        Джорджиана посмотрела на Аллентона. Виконт стоял перед камином, улыбаясь ей, и обдумывал вопрос. Целью штрафов являлось развлечение гостей. Селби выбирал для предыдущих проигравших наиглупейшие задания - например, держать на голове наполненные бокалы или ходить по комнате с завязанными глазами. Вполне безобидные игры. Годфри потребовал бы штрафы намного неприятнее.
        - Пусть леди покажет нам карточный фокус, - предложил он. - Я уверен, у нее их много в рукаве.
        Джорджиана прикусила губу. Он поддразнивал ее, и она не знала, смеяться ли ей или швырнуть в него чем-нибудь.
        - Я не знаю никаких карточных фокусов, - возразила она.
        - Ну хорошо. Я уверен, что знаете. Может быть, фокус с вон той стеклянной вазой, - указал он на чашу, которой она пользовалась накануне, собирая голоса для Князя беспорядка.
        Негодник видел и это! Джорджиана пристально смотрела на него. Его шутки граничили с истиной, и все равно она была уверена: он не выдаст ее.
        Нед рассмеялся.
        - Это не имеет значения. Я снимаю штраф. Вы прощены, леди Джорджиана. - И он еще раз поклонился ей.
        Раздались крики: «Позор!», - но появление Джейкобса, объявившего, что ленч подан, мгновенно успокоило всех, и гости поспешили в столовую, оставив Неда и Джорджиану наедине.
        - Полагаю, я должна поблагодарить вас, - сказала Джорджи.
        - О, не спешите меня благодарить, - небрежно заметил он. - Возможно, я собираюсь попросить что-то иное взамен.
        Что еще этот дьявол имеет в виду? Джорджиана последовала за ним. Они вышли из комнаты, но вместо того, чтобы пойти вместе со всеми в столовую, как и виконт, она повернула в сторону и стала подниматься по лестнице в свою спальню. Виконт Аллентон как-то странно действовал на нее, и ей требовалось время, чтобы прийти в себя.
        Глава 5
        После второго завтрака отяжелевшие от вина, пирогов с дичью и сливовых пудингов гости разбрелись кто куда, а Нед направился в библиотеку за книгой, чтобы скоротать время. Джорджиана не выходила к столу, но поскольку ни опекун, ни жених ничего не сказали по этому поводу, Нед догадался, что они привыкли к ее отсутствию за столом. Его тоже мало привлекал этот ленч: прошло еще так мало времени после обильного завтрака, и он ел очень умеренно, зная, что впереди рождественский ужин. В Индии он привык к праздничным столам. Там переедание было нормой. Но этому по крайней мере предшествовала какая-нибудь физическая деятельность, после которой подавались горы еды и океаны вина, поглощаемые под приятным ветерком, создаваемым опахалами.
        Нед со вздохом подумал о своей конторе в Мадрасе, где он занимался делами, расчетами, создавая свою империю. Там все продолжит работать и без него - он хорошо подготовил своих подчиненных, - однако его мозг требовал деятельности почти так же настойчиво, как и тело.
        Нед вошел в библиотеку и остановился.
        - Надеюсь, я не помешал.
        - Нисколько, дорогой друг, нисколько. - Роджер Селби, сидевший в глубоком кресле у камина, не выпуская из руки трубку, жестом пригласил его войти. - Входите, возьмите бокал портвейна - очень полезно для пищеварения. - Он взял хрустальный графин, стоявший у него под рукой, и наполнил второй бокал. - Садитесь, мой дорогой.
        - Спасибо. - Нед взял бокал и сел в кресло по другую сторону камина. Он потягивал вино и искал безобидную тему для разговора, но его хозяин сам избрал тему.
        - В самом деле, как удачно получилось, Аллентон, что вы появились на моем пороге, - сказал Селби, задумчиво попыхивая трубкой. - Нам надо обсудить одно неприятное дело… И лучше всего поговорить о нем, сидя у камина с бокалом в руке. Мы можем поговорить как друзья.
        Нед чувствовал, как в нем растет возмущение, но не понимал почему. Похоже, Селби приготовил какую-то гадость.
        - Пожалуйста, продолжайте, - равнодушно сказал он и сделал глоток вина.
        - Ну, дело в том, Аллентон, что ваш брат задолжал мне. И я хотел бы знать, когда вы сумеете вернуть долг.
        - А. - Нед облегченно вздохнул. Когда речь шла о деньгах, он бывал совершенно спокоен. - Может, вы объясните мне, при каких обстоятельствах? Я не знал, что у вас с моим братом возникли какие-то деловые отношения.
        - О, это была обычная сделка, сэр. Я продал ему хороший кусок земли, но есть кое-какое неприятное затруднение. Жаль, ваш брат был уже не таким, каким вы видели его в последний раз. - Селби с грустью покачал головой. - Короткая у него стала память. Он оспаривал сделку, хотя у меня имелась купчая. Сказал, что земля не стоит таких денег, но у нас был договор, подписанный и закрепленный печатью.

«Мой кузен нечестный брокер». Сейчас Нед думал, что Джорджиана совершенно права.
        - А где находится эта земля? - спросил он спокойным и доброжелательным тоном.
        - Сразу же за пиком Кочрейн. - Селби выпустил колечко дыма.
        - На тех холмах земля не годится для ведения фермерского хозяйства.
        - Хороший выпас для овец, - сказал Селби. Он пристально смотрел на Неда, полуприкрыв глаза.
        - У нас нет овец в Аллентоне и никогда не было, - сказал Нед, удивляясь, по какой причине Роб так легкомысленно решил расширить поле деятельности. Он всегда был импульсивным и полным блестящих идей, на которые тратились деньги, но никогда не получалось ничего полезного.
        - У вашего брата возникла некая идея, и, когда мы это обсудили, он заявил, что ему нужна земля под пастбище. Я сказал, что у меня есть немного, и тогда мы и заключили эту сделку.
        Селби снова наполнил свой бокал и предложил второй гостю, но тут увидел, что Нед почти не притронулся к своему. Он постучал трубкой по стенке камина.
        - Ваш брат отказался от соглашения. Он сказал мне, что передумал, когда увидел эту землю. Но в наших краях сделка остается сделкой, хотя вы, может, забыли наши обычаи, - добавил он с хитрой улыбкой.
        - А у вас есть купчая на землю? - осведомился Нед по-прежнему дружелюбным тоном.
        - Да, это у меня есть. - Селби выбрался из кресла и подошел к письменному столу. - Я всего несколько минут назад просматривал ее.
        Он принес документ. Нед пробежал глазами единственную страницу. Это не был составленный согласно закону документ. Похоже, его писали в таверне. Подпись Роберта была сделана дрожащей рукой, строчки вылезали за края бумаги. Он взглянул на Селби.
        - Мой брат был пьян, когда подписывал это?
        - А какое это имеет значение? - В голосе Селби прозвучали враждебные нотки. - Он подписал ее и обещал заплатить две тысячи гиней. И я спрашиваю вас, милорд: когда вы намерены заплатить долг вашего брата? Вы будете непопулярны в этих краях, если не выполните обязательство. Но я допускаю, что вы так долго отсутствовали, что забыли, как у нас делаются дела.
        И снова эта ухмылка. И неожиданно прищуренные глаза.
        - Так случилось, - сказал Нед, - что я ничего не забыл, Селби. Вы рассказываете мне, что мой брат купил эту вашу землю не глядя? Не поставив условие, что может изменить свое решение, после того как посмотрит ее? - Даже Роб был не настолько глуп.
        - Вы не верите моему слову, сэр? - выпрямился в кресле Селби.

«Не верю».
        Но вслух Нед только спокойно сказал:
        - Нет, почему не верю? Но прежде чем взять на себя этот долг, я намереваюсь сам взглянуть на эту землю. Я хотел бы знать, что покупаю… и еще хотел бы показать этот документ моему личному адвокату для удостоверения.
        Он сложил бумагу и положил себе в карман.
        - Как только все формальности будут закончены, я с удовольствием заплачу этот долг. - Нед встал, улыбаясь. - Благодарю за портвейн. И за своевременное напоминание о том, как ведутся дела в этих краях. - Он кивнул и вышел, лишив хозяина возможности что-либо возразить.
        Неудивительно, что Селби вел себя так гостеприимно. В неожиданном появлении соседа он увидел возможность вернуться к делу, от которого отказался, когда умер Роб. Он был твердо убежден, что, будучи гостем, Нед окажется в затруднительном положении, как и в том, что долгое пребывание под горячим солнцем Индии притупило остроту врожденного ума Неда. Грабитель всегда остается грабителем. Даже если ограбление совершается менее жестким образом, чем в прошлые времена. Конечный результат одинаков. Так или иначе, является преступлением.
        Нед поднялся на второй этаж, решительно избегая общества остальных гостей. Они представляли собой группу неотесанных грубиянов, и не первый раз Нед удивился, где Селби набрал их. Ему уже второй раз не удалось осуществить свое намерение зайти в библиотеку, но прогулка вокруг дома, вероятно, помогла ему лучше, чем чтение книги у камина, и он вспомнил, как накануне вечером Белтон говорил о Длинной галерее. Может быть, стоило ее посетить.
        Нед не спеша прошел до конца коридора, где находились двойные двери, ведущие в галерею, высокие окна которой тянулись вдоль стены и выходили в парк. На остальных стенах висели, как обычно, портреты предков. На паркетном полу были в беспорядке расставлены диваны.
        Нед шагнул в комнату, остановился, затем отступил назад.
        - Говорю вам, женщина, научитесь держать язык за зубами… Зачем вам понадобилось рассказывать этому высокомерному сукину сыну о Грейт-Райл? - Голос Годфри Белтона все повышался и повышался.
        - Это не секрет, Годфри, - возразила Джорджиана.
        Нед вошел в комнату. Голоса доносились из-за занавеси, прикрывавшей нишу в конце комнаты. Занавесь была раздвинута, и он видел спину Джорджианы, повернувшейся лицом к Белтону. Нед, тихо ступая, направился к ним, стараясь держаться поближе к окнам, чтобы не попадать в поле их зрения.
        - Это мое дело. И я не позволю, чтобы вы болтали о нем со всеми. К тому же вы слишком по-дружески держите себя с Аллентоном. Я видел, как вы строили ему глазки, - не думайте, будто я этого не заметил. И видит Бог, вы еще узнаете, насколько я не потерплю, чтобы моя женщина смотрела на кого-то другого.
        В его голосе сквозила ярость, и Нед услышал, как у Джорджианы перехватило дыхание и она сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Когда она сказала: «Отпустите меня, Годфри. Вы делаете мне больно!», - Нед быстрым шагом двинулся к ним.
        - О, я сделаю и похуже, - заявил ее суженый, - если увижу, что вы смотрите на другого мужчину. - Если он и собирался сказать что-то еще, то его слова заглушил другой звук - Белтон взвыл от боли.
        Нед, который уже не старался оставаться незамеченным, ясно видел происходящее. Джорджиана, как разъяренная кобра, молниеносно и решительно нанесла удар. Она пнула Годфри коленом в пах, а правой рукой била его по шее, которую он нагнул, задыхаясь от боли и пытаясь что-то сказать.
        - Никогда больше не смейте причинять мне боль, Годфри, - сказала Джорджиана. - Будьте уверены, я ударю вас сильнее.
        Она с отвращением отвернулась от свалившегося и стонущего жениха и в нескольких футах от себя увидела Неда, стоявшего так, что Годфри не мог его заметить.
        Нед быстро вернулся к двери, и Джорджиана последовала за ним.
        - А что вы здесь делаете? - Вопрос был коротким и сердитым, след последних нескольких минут все еще оставался в выражении ее лица и глаз.
        - Я случайно проходил мимо и, услышав ваш спор, подумал, может быть, вам требуется помощь. Но как видно, ошибся.
        Нед стоял, глядя на нее, и удивлялся, как он, черт его подери, не заметил этого раньше. Больше никакого дежа-вю. Джорджиана Кэри была воровкой и карманницей, в засаде подкарауливавшей путников, застрявших в снегу. Нельзя было ошибиться, глядя на то, как она двигается, на особенности ее фигуры и деловитую жестокость, проявлявшуюся в тех случаях, когда она решала свои проблемы. Теперь, глядя на ее расправу с Годфри Белтоном, Нед как бы снова почувствовал удар по собственной шее, полученный, когда она сбила его с ног. И ничего удивительного в том, что этот пони в стойле показался ему знакомым.
        Джорджи остановилась в нерешительности, прижав руки к губам.
        - В чем дело? Почему вы так на меня смотрите?
        Он улыбнулся.
        - Никакой причины, кроме восхищения вашей способностью заботиться о себе. - Он посмотрел на Годфри, все еще издававшего какие-то булькающие звуки. - Что теперь хотите с ним сделать?
        - Оставить здесь, - холодно сказала она.
        - А не захочет ли он отомстить?
        - Возможно.
        - Вам лучше заручиться поддержкой вашего опекуна, - предложил он. - Он наверняка не одобрит подобную грубость.
        - Мой опекун находится в дурной компании, - тем же холодным тоном заявила она. - Конечно, вы можете понять это, судя по гостям, которых он приглашает. То, что вы считаете грубостью, для него вполне приемлемое поведение.
        Джорджиана почувствовала боль от оставленных синяков и рассеянно растирала руки, раздумывая о последствиях только что случившегося. Годфри, безусловно, захочет отомстить. И ей, вероятно, не следует в это время находиться здесь. Но куда она сбежит в такую метель.
        Нед заметил, как она все больше бледнеет, как в ее глазах появляется страх.
        - Пойдемте, - предложил Нед. - Вам надо побыть в своей комнате. Скажите горничной, что вам нездоровится и вы намерены провести вечер наверху. - Он взял ее за руку и повел за собой. - Заприте дверь, если вам так спокойнее.
        - Я не боюсь этого болвана, - яростно возразила она, но позволила Неду увести ее. Затем остановилась и посмотрела на него. - Конечно, моим единственным преимуществом было его неведение того, на что я способна. Теперь ему это известно, а он намного сильнее меня.
        - Однако не так быстр, - сказал Нед, положив руку ей на поясницу и подталкивая вперед. - И не настолько сообразителен. А куда мы идем?
        - В левый коридор, но вам нет необходимости идти дальше. - Неожиданно она испугалась, что начинает полагаться на теплую силу, исходившую из его руки. Искушение было велико, как и желание довериться ему. Но Джорджиана знала, что положиться она может только на саму себя.
        - Я провожу вас до двери, - сказал Нед. - Я действительно за многое вам благодарен, Джорджи.
        - О?
        Как он и надеялся, эти слова отвлекли ее, и она искоса взглянула на него. Они шагали по коридору, и его рука по-прежнему уверенно лежала на ее пояснице.
        - За что?
        - Предупредили относительно вашего опекуна. Селби определенно не назовешь честным брокером.
        - Чего ему понадобилось? - Джорджи повернула замок, распахнула дверь и уступила искушению. Она не хотела, чтобы он уходил, и к черту все последствия. - Входите и расскажите мне.
        Нед зашел вслед за ней в просторную и уютную комнату. В камине горел огонь, и были зажжены свечи.
        - Ну, кажется, Селби заманил моего неисправимо беспечного брата в ловушку, заключив какую-то так называемую сделку о покупке участка земли, но Роб умер, когда еще не завершился этот спор. И Селби кажется, будто меня можно уговорить добровольно заплатить этот долг.
        Нед с усмешкой покачал головой и бросил выпавшее полено в огонь.
        - Похоже, он думает, будто я вчера родился.
        - О, он пойдет на все ради нескольких гиней, - сказала Джорджиана, устраиваясь в уголке дневной кровати и сбрасывая туфли. - Он такой жадный, что легко может сделать ошибку. - Она откинулась на подушки, и Нед, стоя перед камином, ощущал на себе ее проницательный взгляд.
        Нед чувствовал, как его пронзает этот взгляд зеленых глаз. Он посмотрел на нее, их взгляды встретились, и его неожиданно охватило чувство, будто это мгновение - в этой комнате, с этой женщиной - ожидало его всю жизнь. У него возникло ощущение абсолютной правильности того, что она здесь, с ним. Он бессознательно отошел от камина, приблизился к ней и, наклонившись, поцеловал в губы.
        Она не пошевелилась, не стала сопротивляться, но и не ответила на его поцелуй. Медленно отстранившись, все еще не отрывая от нее взгляда, он увидел в ее глазах множество вопросов. Она коснулась пальцем своих губ и, как будто в подтверждение чего-то, кивнула.
        - Что? - осторожно спросил он.
        Джорджи улыбнулась и ответила:
        - Я всегда думала, каким должен быть настоящий поцелуй. Я уже думала, что никогда этого не узнаю. Спасибо, что показали, как это бывает.
        Однако Нед ожидал совсем другой реакции. Ведь он поцеловал ее, а не преподнес букет цветов. Он удовольствовался ироничным поклоном, пробормотав: «К вашим услугам, мадам», - и вышел, плотно закрыв за собой дверь. И почти в ту же минуту услышал, как в замке повернулся ключ.
        Нед в раздумье постоял немного у закрытой двери. Для него было непостижимо, как могла Джорджи не чувствовать связи между ними, которую чувствовал он. Эта связь была настолько сильной, почти ощутимой, что не верилось, будто только он один чувствует ее. Наверное, он становится глупцом, ибо - всегда прагматичный и деловой - теперь уступил порыву романтизма.
        Единственное, в чем он не сомневался, что не сможет жениться на Саре Хартли. Когда-то он смирился с идеей удачного и выгодного брака между старыми друзьями. Но тогда не было другой женщины, к которой он питал бы нежные чувства. А теперь - теперь он хотел Джорджиану Кэри, и все избитые банальности казались свежими и умными.
        Он влюбился, по уши влюбился, встретив любовь всей своей жизни, и теперь не мог жить без нее.
        Нед рассмеялся. Он смеялся над собой и одновременно удивлялся всем этим невероятным событиям. Джорджи будет принадлежать ему. Но прежде чем это произойдет, он должен разорвать сеть, в которую она попалась. Или она делала все это в своих интересах?
        Он найдет отгадку чуть позднее. Нед шагал по коридору, снова направляясь в Длинную галерею.
        Приблизившись к ней, он увидел стоявшего в дверях Годфри Белтона. Вернее, тот не просто стоял, а, тяжело дыша, опирался на косяк. Обычно красная, его кожа была серой и казалась липкой.
        Он зло смотрел на приближавшегося Неда.
        - Что вы тут делаете, Аллентон?
        Нед посмотрел на него с невинным любопытством.
        - Я собирался пройти по этой галерее, - ответил он. - Небольшая физическая нагрузка полезна после ленча. - Он поднял бровь. - Что-то случилось, Белтон? У вас нездоровый вид.
        - Я прекрасно себя чувствую, - проворчал Белтон. Он выпрямился и неожиданно качнулся вперед, ткнув пальцем в грудь Неда. - А вы не заглядывайтесь на Джорджиану, Аллентон. Она - моя и скоро узнает об этом. Если хотите оказать ей любезность, держитесь от нее подальше. Понятно?
        Нед брезгливо взял его палец и вернул владельцу.
        - Какой же вы нецивилизованный грубиян, Белтон, - дружелюбно заметил он. - Буду вам признателен, если вы придержите ваши пальцы. - Затем он обошел его и ступил в галерею.
        Годфри, повернувшись, наблюдал за ним.
        - Ты пожалеешь об этом, Аллентон, - заявил он. - Ты теперь чужой здесь, и если ты воображаешь, будто имя Аллентонов что-то значит, то будешь неприятно удивлен. Такие, как ты, больше не имеют здесь власти. Пройдет несколько месяцев, и мы с Селби будем владеть всеми землями от побережья до Пеннинских гор и выгоним Аллентонов и всех им подобных.
        Нед стоял молча, глядя в одно из высоких окон и ожидая, когда уйдет Годфри.
        Наконец тот удалился, прихрамывая.
        И что именно он имел в виду под этими словами: «от побережья до Пеннинских гор»?
        На запотевшем стекле Нед пальцем изобразил схему. До него начал доходить смысл сказанного Белтоном.
        После того как Нед ушел, Джорджиана села у камина и, протянув к огню ноги, пошевелила пальцами. Она была поражена, осознав, что с ней произошло нечто удивительное. И она по наивности ожидала, что Нед это поймет. Как он мог не понять - ведь то же самое произошло и с ним?
        Джорджиана смотрела на него, спокойно говорила с ним о Селби, а в ней возрастало непреодолимое желание. Желание прикоснуться к нему, желание, чтобы он прикоснулся к ней, и она уступила бы его силе. Как ей хотелось, чтобы кто-то разделял ее страхи, делал их ничего не значащими. Но сильнее всего Джорджи хотелось быть любимой так, как хотела бы любить она сама. Ее жизнь была пуста, бесцветна, в ней не было любви. А окружавшие ее люди старались что-нибудь получить от нее или как-то воспользоваться ею. И вот впервые появился человек, который наполнил эту пустыню светом, теплом и безграничными возможностями.
        Джорджиана обхватила плечи руками - невольная поза, к сожалению, она не заменяла объятий Неда Вейзи. Джорджи купалась бы в сиянии этих золотисто-карих глаз, а губы чувствовали сладкую теплоту его губ.
        Она разочаровала его своим прозаическим ответом, но ничего не могла с этим сделать. Все было так ново, свежо и многообещающе, что Джорджи не находила нужных слов. Но он вернется, она была в этом уверена, и когда это случится, она постарается не разочаровать его снова.
        Ее руки опустились на колени, холодная реальность поглотила мечты. Если в этом обещании она видела свое будущее, то ей было совершенно необходимо сбежать от Годфри, пока снова не попадет в его руки. Она ругала себя за свою глупость, ей не следовало сбрасывать так старательно сохраняемую маску покорности. Она собиралась продолжать эту игру, пока не сможет благополучно сбежать. Вместо этого, в припадке временного помешательства, она раскрыла свои истинные чувства в тот момент, когда не могла считать себя в безопасности.
        А Годфри расскажет Селби, что произошло. А может быть, не расскажет? Возможно, ему будет слишком стыдно кому-либо признаться, что потерпел поражение от рук слабой женщины. Но как бы он ни поступил, все равно жребий был брошен.
        Глава 6
        В этот вечер Нед медленно и неохотно переодевался к обеду. Ему не хотелось провести еще один вечер под властью сумасбродного Князя беспорядков, и он подозревал, что Роджер Селби после сегодняшней встречи вряд ли останется дружелюбным. Их разговор явно не принес Селби желаемого результата. Еще был Годфри Белтон, которого Нед также сделал своим врагом. И он не найдет друзей среди других гостей. Так же как и настоящей благовоспитанности, и правил приличия. Кроме того, если их хозяин настроен против одного из гостей, то, как Нед подозревал, они, как послушная свора охотничьих собак, по приказу хозяина набросятся на этого гостя.
        А что же с Джорджианой? Появится ли она или останется за запертой дверью? Нед все же надеялся, что она выберет последнее - для него одной заботой меньше, - однако был не настолько оптимистичен, чтобы думать, будто она предпочтет осторожность отваге после всего им увиденного.
        В душе она и была разбойницей с Чевиотских холмов. Нед собирался выяснить это еще до наступления ночи. Кроме всего прочего, он хотел вернуть свои украденные вещи. Он не жалел о похищенных гинеях, но золотые карманные часы принадлежали еще его деду, с которым у его было больше общего, чем с собственным отцом. Неду они были дороги. За последние пару дней не было возможности продать или заложить их, поэтому он обсудит это позднее, а тем временем добьется объяснений от леди Джорджианы Кэри.
        - Вот так, сэр. Очень элегантно, милорд. - Дэвис с удовлетворением разгладил мягкую серую шерстяную материю на плечах Неда. - Я могу что-нибудь еще сделать для вас?
        - Нет, спасибо, Дэвис, - ответил Нед. - Отправляйся ужинать. И не надо меня ждать: я могу вернуться очень поздно.
        Дэвис поклонился.
        - Хорошо, сэр. Если вы в этом уверены, милорд.
        - Уверен. Это рождественская ночь, и все такое прочее. Повеселись как следует в этот вечер. - Нед улыбнулся и, отпуская его, махнул рукой в сторону двери. Он подождал, пока лакей ушел, плотно закрыв за собой дверь, и только тогда достал из гардероба свой портплед. Дэвис уже вынул из него все, что нашел, но он не знал о потайном отделении. Нед приподнял подкладку на дне портпледа, затем твердое кожаное дно. Под ним он хранил пистолет и другие ценности. Но сегодня ему понадобился пистолет. Он был небольшой, с отделкой из слоновой кости, и в руках лорда Аллентона выглядел устрашающе.
        Нед протер его, зарядил и спрятал во внутренний карман сюртука, где он уютно устроился под мышкой. Нед посмотрел на себя в зеркало и удовлетворенно кивнул. Умело скроенная одежда прекрасно скрывала спрятанную вещь. Почему он предполагал, что ему сегодня потребуется пистолет, оставалось тайной. Это было по меньшей мере необычно: садиться за праздничный стол вооруженным, - но лучше предусмотреть, чем сожалеть. В прошлом Нед не раз получал этот урок. В Индии ни один хотя бы немного соображающий человек не выйдет из дома безоружным или без вооруженной свиты. Угрозу представляли как люди, так и звери.
        Чувствуя под мышкой знакомую тяжесть, Нед держался намного увереннее. Однако если бы ему пришлось стрелять, выбираясь в метель из этого дома, то попал бы из огня в полымя, с мрачным юмором размышлял он, спускаясь вниз в гостиную.
        Все гости были в сборе: одни пили вино, другие играли в кости на покрытом сукном столе, стоявшем в нише у окна. Здесь царила атмосфера, более похожая на кабак или бордель, а не на гостиную джентльмена перед званым обедом, подумал Нед, взяв бокал вина с подноса разносившего вино лакея. Никаких признаков Джорджианы.
        Он направился к Селби, занятому разговором с Белтоном.
        - Добрый вечер, джентльмены, - поклонился Нед. Годфри отошел, а Селби в ответ лишь коротко кивнул.
        - Я хочу взять обратно купчую, Аллентон. Это мое доказательство.
        - Конечно, - миролюбиво улыбнулся Нед. - Как только стряпчий просмотрит ее и обсудит это дело с моим агентом, я обязательно верну ее вам.
        - Мы держим свое слово в этих краях, - заявил Селби. - Как я уже говорил, вы окажетесь персоной нон грата, если не отдадите.
        Нед, соглашаясь с ним, кивнул.
        - Я уверен, что это так, Селби. Но если вы помните, это было не мое слово. - Он поднес бокал к губам и ждал реакции хозяина.
        Селби одним глотком осушил бокал и приказал лакею принести еще вина.
        - Тогда вы рискуете своей головой, Аллентон, - сказал он и отвернулся, больше не обращая внимания на Неда.
        Нед пожал плечами и пошел дальше. Он видел любопытные взгляды, слышал разговоры вполголоса, которые замолкали при его приближении. Но тут открылась дверь и пошла Джорджиана.
        На ней было изумрудно-зеленое платье, перетянутое под грудью шелковым поясом цвета бронзы. Длинные рукава облегали руки и на запястьях заканчивались небольшими изумрудными запонками. Рыжие волосы, высоко зачесанные, оставляли открытой шею, в ушах сверкали два изумруда. Джорджи стояла на пороге с горящим взглядом.
        Она великолепна, подумал Нед, у которого перехватило дыхание. Великолепная и вызывающе смелая, готовая дать отпор своему опекуну, жениху и толпе пьяных гостей.
        Джорджиана встретила его взгляд и чуть заметно улыбнулась. Почувствовала себя сильной, ей было удивительно легко теперь, когда она решила бросить притворство. Теперь ей было нечего терять.
        - Моя дорогая подопечная, я так рад, что вы решили присоединиться к нам, - сказал Селби, подходя к ней. - После небольшой неприятности сегодня днем я был уверен, что вы останетесь в своей комнате.
        Что именно Годфри рассказал Селби о происшествии в Длинной галерее? Наверняка не правду. Она была бы слишком унизительна для него. Улыбка Джорджианы заморозила бы и василиска. Она изобразила реверанс.
        - Я не помню никакой неприятности, милорд. Должно быть, вы заблуждаетесь.
        Селби, прищурившись, смотрел на нее.
        - Я сомневаюсь в этом, моя дорогая. Очень сомневаюсь.
        - Извините меня, сэр. - Джорджи отошла от него и через всю комнату направилась, по пути здороваясь с другими гостями, к месту, где стоял Нед. Она скорее почувствовала, а не увидела, как Годфри шагнул к ней, и заставила себя улыбнуться. Без сомнения, если проигнорировать Годфри, он не устроит ей скандал здесь, у всех на глазах.
        Но она не была в этом уверена и немного успокоилась, когда добралась до Неда.
        - Добрый вечер, леди Джорджиана, - поклонился Нед. - Позвольте предложить вам вина?
        Он подозвал лакея.
        Джорджиана взяла с подноса бокал и незаметно покосилась в сторону Годфри, который стоял в нескольких футах от нее, пожирая злобным взглядом.
        - Не беспокойтесь, - тихо сказал Нед. - Если он устроит скандал, у меня с собой пистолет.
        Джорджи изумилась:
        - Не может быть!
        - Конечно, может, - холодно улыбнулся он. - Я вечный странствующий рыцарь. Всегда готовый вступиться за попавшую в беду принцессу.
        Ее глаза на мгновение весело блеснули и снова потемнели. Она начала что-то говорить, но Годфри перебил ее.
        - Вы обижаете меня, мадам, не обращая внимания на своего жениха, - сказал он с нескрываемой угрозой. - Ваш долг быть рядом со мной, а не с кем-то еще. - Он повернулся к Неду, его глаза от ненависти сощурились и налились кровью. - А вам тут нечего делать. Уходите, сэр.
        Нед заколебался. Но он не хотел осложнять обстановку, и открытая враждебность ничего бы ему не дала. Он ободряюще улыбнулся Джорджиане.
        - Позвольте на минуту оставить вас, мадам.
        Нед немного отошел от них и, остановившись у камина, встал, опершись рукой о каминную полку и поставив ногу на решетку. Медленно потягивая вино, он открыто наблюдал за Джорджи и Белтоном.
        Джорджиана улыбалась, уверенность вернулась к ней. Имея за спиной Неда, она могла справиться с Годфри.
        - О чем же вы желаете поговорить со мной, Годфри? - спросила она, поднося к губам бокал.
        - Поговорить с вами? - удивился он. - Почему мне надо хотеть о чем-то говорить с вами? Просто не желаю, чтобы вы беседовали с Аллентоном. Я уже говорил вам об этом. И не хочу, чтобы мне не повиновались.
        - Вы становитесь утомительным, Годфри, - сказала Джорджи, отворачиваясь от него. Белтон схватил ее за руку, и она, взглянув на него через плечо, остановилась. - Отпустите меня. Не хотите же вы повторения того, что произошло сегодня днем, здесь, перед всеми.
        Было рискованно и глупо возражать ему, но она столько месяцев переносила его грубость с улыбкой, покорно потакая ему и подчиняясь, что сейчас Джорджи владело удивительное ощущение свободы, от которого кружилась голова. Сегодня она ничего не боится и готова на все. И знала почему.
        Ее не остановило и выражение лица Годфри. Было ясно, что он вне себя, лицо его пылало, глаза угрожающе налились кровью. Вена пульсировала у него на виске, а рука сжимала ее предплечье, уже покрытое синяками, полученными в этот день, так сильно, что слезы были готовы брызнуть из глаз от боли.
        - Вы пожалеете об этом, Джорджиана, - пообещал он. - Потом. Я позабочусь об этом. - После чего он отпустил ее руку, почти отбросив от себя, и направился к игрокам в кости.
        Холодок пробежал по ее спине. Она шагнула было в сторону Неда, но он, почти неуловимым движением качнув головой, остановил ее. Конечно, чтобы ни придумала Джорджиана, ее поведение ничего не могло изменить. Она отвернулась от Неда и подошла к дивану, на котором сидели и о чем-то болтали две женщины.
        - Добрый вечер, миссис Эддингтон, миссис Мэрифилд. - Джорджиана села на стул рядом с диваном. - Надеюсь, вы провели приятный день?
        - Да уж, леди Джорджиана, очень приятный, - подтвердила миссис Эддингтон и заговорщически подмигнула миссис Мэрифилд. - Развлечения в доме вполне могут возместить недостаток развлечений на свежем воздухе. - Она подмигнула с вульгарной многозначительностью.
        - Ох. Перестаньте, дорогая миссис Эддингтон, - сказала миссис Мэрифилд, прикрываясь веером. - Постыдитесь, мэм. Чувствительность леди Джорджианы слишком деликатна для таких разговоров.
        Ее компаньонка только рассмеялась.
        - Еще всего лишь несколько месяцев, дорогая моя подруга. Как только она выйдет замуж и разделит ложе с мужем, то присоединится к нашему обществу, попомните мои слова.
        - О да. - Миссис Мэрифилд многозначительно кивнула и посмотрела на Годфри Белтона. - Какой мужчина! Вас можно поздравить с такой удачной добычей, моя дорогая Джорджиана. Из него получится прекрасный муж. А тот дом, что он строит для вас… все говорят, это будет самый прекрасный дом во всем графстве.
        - Не знаю, мадам, - сказала Джорджиана, скрывая свое отвращение. - Со мной не советовались.
        - А чего вы хотели, моя дорогая? - воскликнула миссис Эддингтон. - Разве это женское дело - иметь свое мнение в таких делах. Предоставьте это вашему мужу, дитя. Ему лучше знать.
        - Я уверена, - сказала Джорджиана, постукивая сложенным веером по колену. - Годфри должен знать лучше.
        Объявили, что обед подан, и гости направились через холл в столовую, где вдоль стен выстроились слуги. Приглашенные к обеду стали за своими стульями перед длинным столом, и из холла послышался рождественский гимн «Слава кабаньей голове». Все глаза обратились к двери. Вошел повар с большим золотым подносом в руках, на котором поблескивала голова кабана, обложенная листьями лавра и розмарина, с вложенным в рот яблоком. За ним шествовали слуги с блюдами, украшенными гирляндами остролиста и можжевельника. Они пели традиционные древние песенки.
        Гости присоединились к финальному припеву, как раз когда великолепное блюдо поставили на стол среди ярко горевших свечей и лорд Селби взял особые нож и вилку для нарезки мяса. Он оглядел стол и улыбнулся.
        - Джорджиана, вы награждаетесь яблоком, - объявил он в сопровождении весьма негромких аплодисментов. - Оно удовлетворит ваш несколько скромный аппетит. - Селби достал вилкой яблоко изо рта головы и положил на подставленную поваром тарелку.
        Тарелку поставили перед Джорджианой, которая слабо улыбнулась шутке. Гости расселись по местам. Кабанья голова и молочный поросенок были разрезаны и распределены. В комнате было жарко, и сильный густой запах мяса, не рассеиваясь, стоял в ней. Горело столько свечей, что их свет ослеплял. Джорджиана взглянула на сидевшего напротив нее Неда и не увидела никаких признаков, что происходящее доставляет ему хотя бы небольшое удовольствие. Он словно почувствовал ее взгляд и чуть заметно прикрыл один глаз. Джорджи мгновенно почувствовала себя сильнее.
        Нед, насколько это было возможно, держался в стороне весь этот бесконечный вечер. После обеда Князь беспорядка объявил игру в жмурки. Обычно в этой игре кому-то завязывали глаза. Когда водящему удавалось поймать другого игрока, он хлопал его по плечу, и теперь тому завязывали глаза; так игра и продолжалась. А в этой игре удар по плечу заменялся поцелуем. И игра быстро превратилась во всеобщий пьяный разгул, мебель бросали на пол, бокалы разбивали, поцелуи заменялись похотливыми объятиями.
        Джорджиана держалась с краю, грациозно увертываясь от ловца, как будто играла по-настоящему, но ни минуты не рискуя быть пойманной. Она заметила, что Нед делал то же самое. Было совершенно очевидно, что он, как и она, знал: им грозит скрытая опасность. Если им завяжут глаза, они станут беспомощными жертвами буйной компании.
        Когда часы пробили полночь, Годфри стал ловцом. Среди всеобщего веселья Селби завязал ему глаза шарфом, три раза повернул его, отступил назад и, поднеся ко рту бокал, прикрыл глаза, наблюдая.
        Годфри двигался с удивительной для такого крупного, к тому же пьяного человека ловкостью. Он подкрадывался, прислушивался и вертел головой, как будто принюхиваясь к кому-то. Джорджиана отошла в дальний угол гостиной. Нед стоял у дверей, пристально наблюдая за ним. Неожиданно Годфри повернулся в сторону Джорджианы. Он начал пробираться среди мебели, и у Неда перехватило дыхание. В движениях этого человека чувствовалась целеустремленность, выбор направления, и Нед догадался, что Годфри все видит. Селби так завязал шарф, что снизу оставалось открытое пространство, через которое тот мог видеть.
        Не договорились ли они между собой заранее? Джорджиана должна быть наказана за непослушание. С огромным усилием Нед держал себя в руках, глядя, как широко раскрылись глаза Джорджианы, когда она поняла, что Годфри направляется прямо к ней. Она отошла в сторону. Он последовал за ней. В комнате царила какофония смеха и радостных возгласов. Казалось, все участвовали в этой шутке, кроме Джорджианы и Неда.
        Джорджиана отгородилась стулом, но кто-то оттолкнул его и в тот же момент Годфри бросился вперед. Он поймал ее, загнав в угол, сорвал с глаз повязку, и в комнате все громче и громче раздавались аплодисменты. Белтон обхватил ладонями ее лицо и прижался к ее губам. Джорджиана задыхалась от отвратительного запаха его горячего дыхания, мокрых мясистых губ, тяжести тела, прижимавшего ее хрупкую фигурку к стене. А в ушах гремели злорадные торжествующие аплодисменты присутствующих.
        Нед опустил руку в карман сюртука, и его пальцы сжали сделанную из слоновой кости рукоятку пистолета. Инстинкт подсказывал ему, что надо сдержаться. Если бы он и выстрелил, то только в воздух. И тогда вся обстановка превратилась бы в настоящую катастрофу. Нед не раз видел бунт и знал, как это происходит даже с такой маленькой группой в соответствующих условиях. А здесь условия вполне созрели для драки. Все гости были пьяны, агрессия витала в воздухе, и ее легко мог спровоцировать главарь. И Селби, и Белтон были готовы первыми бросить камень.
        Но Нед просто не мог больше смотреть, как Белтон слюнявил и лапал Джорджи, и медленно вытаскивал пистолет из кармана.
        И вдруг все кончилось. Белтон отступил, тяжело дыша и прижимая руку к боку. Джорджиана, освободившись, вышла на середину комнаты. Она казалась спокойной, но ее лицо было мертвенно-бледным, а глаза лихорадочно блестели.
        - Извините меня, лорд Селби, я чувствую, что устала, - сказала она твердым как скала голосом. - Я хочу лечь. Доброй ночи, Годфри. Леди и джентльмены. - Вместо почтительного реверанса она кивнула и повернулась к двери.
        Нед распахнул перед нею дверь, и, проходя мимо, она взглянула на него. Он закрыл дверь, пытаясь догадаться, что она сделала Годфри, ибо тот свалился в кресло, одной рукой зажимая бок, а другой поднося ко рту бокал с вином. Как бы то ни было, это прошло незаметно для всех, кроме жертвы. Нед раздумывал, не требуется ли Годфри помощь.
        Напряжение развеялось, гости бесцельно слонялись по комнате. Селби предложил игру в шарады, но это не вызвало большого энтузиазма и толпа начала расходиться. Гости направились к лестнице, чтобы забрать переносные свечи. Поднимаясь по ступенькам, некоторые спотыкались, некоторые неуверенно покачивались, хватаясь за перила.
        Нед собирался последовать за ними наверх, когда за его спиной раздался голос Селби:
        - На одно слово, Аллентон.
        Нед медленно повернулся и оказался лицом к лицу с Селби и Белтоном, стоявшими перед ним плечо к плечу.
        - Конечно, - сказал он с любезной улыбкой. - Чем могу быть вам полезен, джентльмены?
        - Не здесь, - сказал Селби. - Там, - кивнул он в сторону гостиной.
        Нед взвесил свои возможности. Он не доверял ни одному из них, но у него был пистолет. И его все же интересовало, что им от него понадобилось - кроме, конечно, двух тысяч гиней за ни к чему не пригодный кусок земли.
        Он пожал плечами.
        - Если желаете. - Он отошел от лестницы.
        Селби и Белтон переглянулись и встали по обе стороны от него.
        - Добрый человек, - заявил Селби, - у меня есть совершенно особенный прекрасный коньяк, и я хотел бы, чтобы вы попробовали его.
        Они, зажимая его между собой, провели через гостиную в библиотеку.
        Белтон плотно закрыл за ними дверь и запер на ключ. С неприятной, зловещей улыбкой он обратился к Неду.
        - Было бы намного лучше для вас, если бы вы нашли себе другой приют, Аллентон, - сказал он, похрустывая косточками пальцев.
        - Неужели? - Нед приподнял бровь. - Как это понимать?
        - Вы оскорбили мое гостеприимство, Аллентон, - заявил Селби. - Вы опозорили мою подопечную, невесту Белтона…
        - И как же я это сделал? - перебил его Нед. - Не говорите чепухи, воображение заводит вас слишком далеко.
        - Я видел, как вы смотрите на нее… и видел, как она смотрит на вас, - сказал Белтон, подступая к нему. - И скажу вам: после того как я разделаюсь с вами, на вас нельзя будет посмотреть без сожаления. - Без всякого предупреждения он ударил Неда кулаком в живот.
        От боли у Неда перехватило дыхание. Но Белтон был пьян и ослабел. Нед же, наоборот, физически окреп за годы, проведенные в Индии. Он не копался в цифрах, сидя за столом, а целыми днями верхом на лошади разъезжал по своим владениям и плантациям. Он охотился вместе с махараджами, фехтовал и соревновался в стрельбе с офицерами Ост-Индской компании, и слабый удар, полученный от Годфри Белтона, хотя и неожиданный, напоминал скорее укус блохи, а не укол осиного жала.
        Нед размахнулся и кулаком ударил Годфри в челюсть. Тот свалился на стоявший рядом стул, а Нед повернулся к Селби.
        - Я не считаю, что оскорбил ваше гостеприимство, Селби, зато уверен, что вы нарушили законы гостеприимства. Разве вы всегда натравливаете ваших прирученных разбойников на гостей, если те отказываются платить за постой?
        Нед задумчиво потер косточки пальцев.
        - Я могу лишь предположить, что вы требуете с меня две тысячи гиней за комнату и стол. Мне это представляется несколько излишним. А теперь извините: я не буду пить предложенный вами коньяк. Прощайте, сэр. - Он поклонился и подошел к двери. Затем повернул ключ, каждую минуту ожидая услышать ответ Селби. Но ничего не услышал.
        Селби только посмотрел, как за Недом закрылась дверь, и перевел взгляд на скорчившегося Белтона.
        - Тебе и правда приходится нелегко, Годфри, - сказал он. - Я всегда говорил тебе: не лезь со своими кулаками, особенно к Джорджиане. У нее в одном мизинце больше мозгов, чем у тебя во всем теле.
        Он разлил коньяк по бокалам и протянул один распрямившемуся Годфри. Селби задумался.
        - Я начинаю думать, тот ли ты человек, который мне нужен, - размышлял он.
        Годфри удивленно посмотрел на него:
        - Мы же заключили соглашение, Селби. Я справлюсь с Джорджианой. Можешь не беспокоиться.
        - Я на это надеюсь, Годфри. Очень надеюсь. - Селби поставил бокал. - Желаю тебе доброй ночи… и большей удачи с ней завтра. На твоем месте я бы постарался держаться от нее подальше. Я не видел, что она сделала с тобой минуту назад, но, должно быть, что-то очень неприятное. - Селби с издевкой усмехнулся и вышел из библиотеки, бросив через плечо: - Погаси свечи перед уходом.
        Годфри злобно выругался. Он допил вино и швырнул бокал в камин, где хрусталь разбился вдребезги. Его бок словно жгло огнем, но он не знал, как она это сделала. Он то прекрасно себя чувствовал, то его пронзала невыносимая боль, какую ему еще никогда не приходилось испытывать.
        Но ее надо покорить. Джорджиана была такой маленькой, такой хрупкой. Смешно даже подумать, что он не справится с нею. Теперь он подготовился.
        Кто предупрежден, тот вооружен.
        Глава 7
        Нед в ожидании сидел в своей комнате у камина, с бокалом вина в руке. В его жизни, вспоминал он, было несколько необычно проведенных рождественских праздников. Никто не мог бы рассказать, что ел кабанью голову и пропитанный бренди рождественский пудинг и пел рождественские песни в полуденную жару в Мадрасе в декабре месяце. Англичане благоговейно соблюдают свои традиции в самых невообразимых обстоятельствах. Однако последние двадцать четыре часа превосходили весь его опыт. И Нед был совершенно уверен, что они изменят ход его жизни, изменят навсегда. При этой мысли улыбка мелькнула на его губах.
        Нед подождал, пока часы пробьют один раз, и затем встал и подошел к двери. Он открыл ее и, выйдя в коридор, прислушался. Там царила тишина, а на стене в конце коридора, ведущего в галерею, горел единственный светильник.
        Нед тихонько подошел к лестнице. Ни звука. У лестницы он остановился. Внизу, в полутемном холле, также горел единственный светильник. Не слышалось ни звука, кроме потрескивания деревянных половиц старого дома. Осторожно ступая, он спустился по лестнице, пересек холл и открыл дверь в гостиную. Там оказалось темно, и когда он направился к двери в библиотеку, то увидел, что она закрыта и из-под нее не виднеется предательской полоски света.
        Нед вернулся к лестнице, снова поднялся наверх, но, вместо того чтобы направиться в свою спальню, свернул в коридор, в котором уже побывал вместе с Джорджи. Нед остановился перед ее дверью. Снизу из-под двери пробивался свет. Он тихонько постучал.
        - Джорджи, откройте мне.
        Ответом была лишь тишина. Он уже собирался снова постучать, когда услышал, как в замке повернулся ключ. И дверь приоткрылась. Нед вошел, и Джорджи, поспешно закрыв ее, снова повернула ключ.
        - Я не разбудил вас?
        Она покачала головой и просто сказала:
        - Нет. - Она повернулась к огню, где на камне стоял маленький котелок. - Я подогреваю себе немного молока. Хотите?
        - Нет, - отказался он. Это было так умиротворяюще, так по-домашнему, а он никогда такого не чувствовал. - А что еще у вас есть?
        Джорджиана, наклонившаяся к своему котелку, выпрямилась и засмеялась.
        - А на десерт коньяк. Я люблю добавлять немножко в молоко.
        - Звучит отвратительно, - сказал Нед, наполняя бокал. - А что вы сделали Белтону?
        - Ударила по почкам, - спокойно ответила Джорджи. - Незаметно, но очень чувствительно. - Она сняла котелок с огня, собираясь вылить молоко в приготовленную чашку, но отставила ее в сторону. - Нет, вероятно, вы правы. Сейчас не время для горячего молока. - Она встала и повернулась к нему.
        - Где вы научились этим трюкам? - спросил Нед, пристально глядя на нее.
        - Каким трюкам? - насторожилась Джорджиана.
        - Вы прекрасно знаете каким, - сказал он. - Хотите коньяку?
        - С удовольствием… а если вы имеете в виду мою способность защищаться, то этому меня научил сын Джейкобса, боксер-профессионал.
        Нед рассмеялся, подавая ей бокал.
        - Я подумал, что у вас с Джейкобсом какие-то необычные отношения.
        - Он мой верный друг, - призналась Джорджи с некоторой осторожностью. - Он знал моего отца. Они росли вместе.
        - Так ваша семья родом из Нортумберленда? Кэри… Я не узнаю это имя.
        Джорджиана устроилась на кушетке. Казалось бессмысленным держать в тайне историю ее семьи. И желание довериться Неду Вейзи было непреодолимым. С тех пор как Джорджи оказалась в этом месте, бесцеремонно оторванная от своих лондонских корней, она жила своим умом и старалась держаться в тени. Никому ничего не рассказывать, никому ни в чем не доверять. Вся ее энергия была направлена на поиски способа выбраться из злополучной ситуации, в которую ее насильно вовлекли. Но между нею и этим мужчиной возникло что-то непредвиденное. И ее инстинкт настойчиво подсказывал ей, что она может на него положиться.
        - Мой отец был младшим сыном в семье Данстон. Детей было шестеро, и по законам первородства он ничего бы не наследовал. - Джорджи безнадежно махнула рукой: законы, касавшиеся собственности, непоколебимы. - Когда один из дальних родственников, Джеремайя Кэри, предложил усыновить его, ибо у них с женой не было детей, лорд Данстон ухватился за это предложение. Оно означало, что его младший сын будет хорошо обеспечен. Так, в возрасте десяти лет моего отца отправили в Лондон к Джеремайе, где он и жил, принял их имя и после смерти Джеремайи наследовал его состояние. Он удачно женился. Родилась я, а потом оба родителя в течение двух месяцев друг за другом умерли от тифа.
        Джорджи пила коньяк и поверх бокала холодно смотрела на него.
        - Вот и все, просто, неприкрашенно. Довольно обычная история.
        - И тогда сестра вашей матери взяла вас к себе? - Нед наблюдал за выражением ее лица. Под казавшимся спокойствием и хладнокровием он чувствовал ее беззащитность и начинал понимать, как она одинока в этой жизни.
        - Тетя Маргарет, - продолжила Джорджиана, - была добра ко мне, дала образование, посылала в Бат, в академию для леди, чтобы приготовить к светской жизни… И почти добилась этого, - с грустной усмешкой добавила она. - Делала меня такой чопорной и благонравной, что я боялась задохнуться. Но затем случился мой первый сезон, во время которого, как предполагалось, я найду себе мужа. К несчастью, - мрачно добавила она, - этого не случилось.
        - Вам не делали предложений? - Ему стало смешно. Молодая красивая дебютантка и, как Нед догадывался, с неплохим приданым просто не могла провести сезон, не приобретя нескольких достойных женихов.
        Джорджиана саркастически рассмеялась.
        - Да. Их было множество, - презрительно скривилась она. - Охотники за приданым, даже слабохарактерные особы королевской крови, но я не увидела ни одного, с кем бы пошла к алтарю. - Она снова нахмурилась. - Конечно, если бы я знала, что в будущем меня ожидает Годфри, я бы немного поступилась своими принципами.
        Нед начинал понимать тот особый взгляд Джорджианы на вещи, который отпугивал более осторожных членов лондонского общества. В ней было что-то непокорное, вольнолюбивое, какое-то пренебрежение к условностям, чего не терпели педанты, устанавливавшие правила.
        - Значит, ваша тетя умерла и вы каким-то образом оказались здесь, - подсказал Нед, когда она, казалось, передумала продолжать.
        Джорджи снова пожала плечами.
        - По какому-то капризу судьбы после смерти последнего графа я оказалась единственным выжившим членом семьи Данстон. Титула больше не существует, но наследство достается мне. Следующим претендентом является дальний родственник по материнской линии, Роджер Селби, и по завещанию я владею, или буду владеть, когда достигну совершеннолетия, большими участками земли от…
        - …Побережья до Пеннин, - перебил ее Нед, задумчиво покачивая головой. «Так вот что хотел сказать Годфри!» Он подозревал нечто подобное, но не был в этом уверен.
        - Именно так. - Джорджиана с любопытством посмотрела на него. - Откуда вы знаете?
        - Просто Белтон проговорился. - Нед снова наполнил свой бокал. - Не завещание ли вы искали прошлой ночью?
        - Если я не буду иметь его на руках, то мне придется сдаться, - с горечью сказала Джорджи. - Нет никакого смысла сбегать отсюда без завещания.
        Нед кивнул, соглашаясь с ней.
        - Нет, никакого. А вы, конечно, страшно заняты, подготавливая побег. - Он с улыбкой посмотрел на нее. - А теперь, Джорджи, скажите мне, сын Джейкобса сопровождал вас в этом разбойничьем деле? - Нед уселся на подоконнике и смотрел на нее поверх бокала.
        - О чем вы говорите? - Она тоже наблюдала за ним, поднося к губам свой бокал.
        - О, не надо, Джорджи, вы прекрасно знаете, о чем речь. И я хотел бы получить обратно мои карманные часы. Они много значат для меня. И не только из-за своей стоимости.
        Почему-то она не испугалась и не удивилась тому, что он знает. Нед Вейзи был не тем человеком, которого легко обмануть.
        - Как вы узнали?
        - Пони в стойле… Джейкобс сказал, что вчера в метель вы выезжали… Я видел, как вы расправились с Белтоном в Длинной галерее, да и моя шея помнит тот удар. Полагаю, я сам виноват: не ожидал засады, - но погода была такая мерзкая, что мне и в голову не пришло, будто такое случится со мной.
        - Это был наш последний шанс, пока метель не перекрыла все дороги, - сказала она так, будто это было вполне логичное объяснение совершенно обычного поступка. - У меня оставалось мало времени, поэтому я не могла не воспользоваться удобным случаем.
        Нед кивнул.
        - Мы еще поговорим об этом, через минутку. Но сначала… - Он протянул руку. - Мои часы, пожалуйста.
        Джорджи вздохнула и ногой отбросила коврик. Затем опустилась на колени, раздвинула половицы и достала кошелек.
        - А ваши гинеи тоже вернуть?
        - Нет… нет, - сказал Нед, отмахиваясь. - Я рад внести эти деньги на правое дело. Мне нужны только часы. - Он смотрел, как Джорджи вытряхивает содержимое кошелька на кровать.
        - Их тут несколько, - неуверенно заметила она. - Я не знаю, которые ваши.
        - Ох какая же вы неисправимая воровка, - сказал Нед вставая. - Позвольте мне взять мою собственность. - Он подошел к кровати и посмотрел на ее сокровища, сложенные в блестящую на свету кучку.
        - Эти мои. - Нед взял свои часы и положил в карман. - Благодарю вас. - Он взял в ладони лицо Джорджи и поцеловал ее, и, целуя, подумал, что за этим он и пришел сегодня к ней, а не за своими часами и не для того, чтобы слушать историю ее жизни. Только за этим.
        Сначала ее губы были мягкими и податливыми, но когда она обняла его за шею, стали яростными и жадными.
        Джорджиана погрузилась в странный алый пылающий мир желаний. Эти ощущения были для нее новыми и в то же время такими знакомыми, ибо они рождались в ней самой. Ее тело откликалось на чудо физических требований другого тела. Джорджи гладила спину Неда, мяла пальцами его ягодицы и всем телом прижималась к его возбужденному напряженному телу. Она чувствовала на своей щеке его дыхание, чувствовала, как его губы покрывают поцелуями ее лицо и шею, спускаясь все ниже. Уступая ему, она откинула голову, и Нед, проведя влажным настойчивым языком по контуру ее лица, принялся покусывать ее ушную раковину. Он спустил пеньюар, и ее соски, затвердевшие и темные, стали видны под прозрачным белым шелком ночной рубашки.
        На мгновение отступив, Нед смотрел на ее раскрасневшиеся щеки, сияющие глаза, мягкую линию грудей, обрамленных кружевами ворота ее рубашки. Глядя на нее, он прикоснулся кончиком пальца к векам, спрашивая позволения, хотя и так знал ответ. Джорджи ответила ему, быстро расстегнув маленькую перламутровую пуговку на вороте ночной рубашки и обнажая грудь.
        Нед наклонился и, приподняв, освободил груди из их шелкового плена, провел влажным языком по их округлостям и, слегка прикусывая, поцеловал упругие соски. Пробравшись под шелковую рубашку, он обхватил ее плечи, скользнул руками по узкой спине и пояснице, со всей страстью прижал ее к себе.
        Джорджи, изогнувшись, смотрела на него глазами, полными страсти, чуть приоткрыв губы, а на ее шее бешено билась жилка.
        - Я хочу этого, - тихо сказала она. - Пожалуйста, Нед. Мне это нужно.
        Он медленно кивнул.
        - Мне тоже. - Нед аккуратно расстегнул последнюю пуговку и, спустив с плеч рубашку, отбросил ее. Джорджиана, обнаженная, стояла перед ним. Он опустился на колени и целовал ее груди, живот, положил руку между ее бедрами, ожидая сопротивления, но Джорджи немного раздвинула ноги и он коснулся пальцем самого интимного места и почувствовал, как оно становится влажным, раскрываясь навстречу осторожному проникновению в самую его глубину.
        Обхватив его плечи и откинув голову, Джорджи чувствовала, как внутри ее нарастает невероятно острое ощущение чего-то неизведанного. Ничего подобного Джорджи никогда еще не испытывала, но в то же время чувствовала, что это было самое естественное ощущение, которого она ждала всю свою жизнь. И когда ее охватил жар, она оперлась на его плечи, а ее губы раскрылись от перехватывавшего дыхание восторга.
        Нед поднял ее и отнес на постель. Во власти собственного желания, он опустил ее на покрывало. И, быстро сбрасывая одежду, все острее ощущал на себе ее взгляд, по мере того как все больше и больше обнажалось его тело. Раздевшись, Нед сел на нее, как в седло, и Джорджи сразу же ухватилась за его возбужденный пенис, с любопытством и удивлением ощупывая его бесспорное доказательство желания.
        Нед взял подушку и, подсунув ее под бедра Джорджи, немного приподнял их. Он снова прикоснулся к ней, чувствуя, что она готова принять его, и быстрым движением бедер вошел в нее. Джорджи сдержала крик боли при первом остром ощущении. А Нед приостановился, с беспокойством глядя на нее, но она тотчас же улыбнулась ему, тронув его губы кончиками пальцев:
        - Не останавливайтесь.
        Нед поцеловал ее, его движения стали медленными. Он ожидал, что Джорджи девственница, и не ошибся. Однако Джорджиана не испугалась происходящего, а приготовилась полностью отдать себя. Она с удивлением чувствовала, как растет ее наслаждение, с каждым толчком внутри ее все сильнее и сильнее сжималась пружина, и она думала, что больше не вынесет этого. Слезы блестели на ее ресницах, когда она взглянула на него и в его глазах увидела изумление. Нед легкими движениями прикасался к самому чувствительному месту, и пружина распрямилась, ее тело содрогнулось. Джорджи услышала свой крик, приглушенный его поцелуем. На грани оргазма он вышел из ее тела.
        Он упал на постель рядом с Джорджианой и обнял ее, они лежали молча, пока их дыхание не стало ровным. Чудная истома удовлетворения медленно исчезала.
        - Мне хотелось бы, чтобы это продолжалось вечно, - после долгого молчания тихо произнесла Джорджиана.
        Нед прижал ее к себе.
        - Трагедия человечества, моя дорогая девочка. Истинное наслаждение длится лишь мгновение.
        Джорджиана повернулась на бок и, опершись на локоть, погладила его по груди.
        - Есть одно преимущество, - улыбнулась она. - Это эфемерное наслаждение можно получать бесчисленное количество раз.
        - С небольшими передышками, - уточнил Нед, целуя ее пальцы.
        Джорджиана рассмеялась и с завидной живостью спрыгнула с кровати.
        - Я разожгу огонь и нагрею молоко, - заявила она. - Сейчас у меня подходящее настроение.
        Нед промолчал: в эту минуту его внимание поглотил вид Джорджи, наклонившейся к котелку, - затем тряхнул головой, как бы возвращаясь в реальность.
        - Теперь я должен уйти, пока дом еще не проснулся.
        - Но нам надо составить план, - сказала она, оглянувшись на него и стоя на коленях перед очагом. - Нам надо выбраться из этого дома. Или по крайней мере мне надо, и чем скорее, тем лучше.
        Нед указал на окно.
        - Кажется, природа намерена помешать вам.
        - Нет, если пошевелить мозгами, - заявила она. - Сбежать из этого дома вовсе не значит, что надо сбежать в метель.
        Она присела, по-прежнему вопросительно глядя на него через плечо.
        Нед приподнял бровь.
        - Продолжайте.
        - Ну, вы всегда можете сбежать со мной, но если мы исчезнем вместе, это, вероятно, заставит сделать определенные выводы, - задумчиво сказала она, опуская палец в молоко, чтобы определить достаточно ли оно нагрелось.
        - Наверняка, - согласился он. - И они не будут приятными.
        Она пожала плечами.
        - Это не имеет большого значения. Хуже, чем сейчас, уже не может быть, но у меня есть идея получше. Исчезну я. Уверена, Селби поднимет шум, но это им мало поможет. И пока они будут бегать кругами, я, в тепле и покое, буду за ними следить.
        - А, - понимающе кивнул Нед, вставая с постели. Он голым пересек комнату, чувствуя на себе пристальный взгляд Джорджи, и наполнил свой бокал. От этого пронзительного взгляда зеленых глаз Нед начал возбуждаться. Он постарался сосредоточиться на деле.
        - Итак, где вы предполагаете прятаться?
        - На чердаке, - сказала Джорджи, неохотно возвращаясь к своему котелку. Она налила молока в чашку, затем, не вставая, повернулась к собеседнику. Когда она обхватила чашку обеими руками, вид у нее был довольно самоуверенный. - Прямо у них под носом. Я некоторое время обдумывала это. Джейкобс позаботится обо мне, пока я на самом деле не сбегу… Не нальете сюда немного коньяку? - протянула она ему свою чашку.
        Нед принес графин и добавил в молоко коньяку. Он стоял и задумчиво смотрел на нее.
        - А в чем будет заключаться мое участие?
        - Видите ли, в этом и вся прелесть. Как вы понимаете, я не могла рассчитывать на сообщника, но с вашим появлением все становится гораздо проще.
        Джорджи уселась на коврике перед камином, повернувшись спиной к огню.
        - Я догадываюсь, что прежде всего Селби, узнав о моем исчезновении, проверит, на месте ли завещание. И мне кажется, что вы сможете оказаться поблизости, когда он будет это делать. Так вы увидите, где он прячет завещание. Селби и Годфри впадут в панику, когда я убегу, и даже не подумают, что вы имеете к этому какое-то отношение. Вы просто человек, которого Селби собирался ограбить, и пока вы под его крышей, он не сможет так легко отказаться от этого замысла.
        Джорджи сделала большой глоток разбавленного коньяком молока.
        - Пока я прячусь и они все суетятся как безголовые курицы, вы находите завещание, и тогда, как только расчистят дороги, мы бежим. Далее отвезем завещание стряпчему в Олнуик, удостоверим его и поместим в надежное место, а мне останется лишь держаться подальше отсюда до дня моего рождения. - Джорджи просто сияла от предвкушения.
        Сказать, что Неда ошеломило это быстрое описание его роли в заговоре Джорджианы, это ничего не сказать.
        - Я должен украсть завещание?
        - Это не будет кражей, поскольку оно принадлежит мне. И вы делаете это для меня, - успокоила его Джорджи. - Во всяком случае, я не думала, что вы будете особо щепетильны, после того как Селби попытался обобрать вас.
        - Но видите ли, у меня нет вашего преимущества предыдущего опыта, - смущенно признался он. - Мне еще никогда не доводилось что-либо красть… или, признаюсь, шпионить за кем-нибудь.
        - Ну, это довольно просто, - заявила Джорджи, небрежно махнув рукой. - И это не труднее засады на дорогах. Вы почувствуете себя увереннее, если только как следует все продумаете.
        - Вы меня убедили, - сухо сказал Нед и оглянулся в поисках своей одежды. Нагота казалась неподходящим обстоятельством для продолжения разговора. Натянув штаны и рубашку, он сразу же почувствовал себя увереннее. - И когда совершите свой побег и спрячете завещание в надежном месте, где вы намерены скрываться до достижения совершеннолетия?
        - Вот для этого я и храню мою неправедно полученную добычу, - сказала Джорджи. - Надо оплатить дорогу, на чем бы я ни поехала, и жилье в таком месте, которое я найду, подальше отсюда. И как только все закончится, я вернусь в Лондон независимой женщиной.

«И свободной любить кого выберу сама!» Последнюю фразу она не произнесла вслух. Делать подобные заявления было еще слишком рано, несмотря на то что ей очень хотелось.
        Нед кивнул. Ему казалось маловероятным, что такая удивительно молодая женщина сумеет сделать все, что задумала. Он решил внести свои изменения в ее план в более подходящий момент.
        - Так вы это сделаете? - неожиданно настойчиво спросила она, и уверенность в ее глазах слегка поколебалась от оставшегося в них следа беззащитности.
        - Да, дорогая моя девочка, я сделаю это. Предполагаю, что все получится и этот бандит Белтон не прикончит меня в темном коридоре.
        - Не думаю, что Годфри способен на убийство, - с сомнением заметила Джорджи.
        - Но он не прочь напасть и ограбить, - заметил Нед. - Я думаю, от него можно ожидать всего, раз уж он потерял вас, свою добычу.
        - Нет… вероятно, нет. - Она, задумавшись, смотрела в свою чашку. - Вам только надо быть сверхосторожным. Я уверена, вы с ним справитесь… Если хотите, я могла бы попросить сына Джейкобса, Колина, дать вам несколько уроков борьбы без оружия. Однако, - она снова нахмурилась, - вы уже однажды убили человека.
        Нед расхохотался, на минуту забыв, что находится в комнате чужой невесты глубокой ночью, в погруженном в сон доме. Он поспешил подавить смех.
        - Благодарю за доверие, - несколько неуверенно произнес он. - Думаю, я справлюсь с Белтоном.
        - Конечно. - Джорджи поднялась с пола и подошла к нему. - И вы будете посещать меня в тайнике на чердаке, как только у вас появится возможность. - Она встала на цыпочки и поцеловала его.
        Ее губы хранили запах молока с коньяком, а нагретая у камина кожа пахла древесным дымом, смешанным с ароматом розовой воды и лаванды. Нед прижал ее к себе, проводя руками по хрупкому телу и стараясь запомнить линии ее фигуры. Затем он неохотно поднял голову и отступил назад.
        - Вы спрячетесь прямо сейчас?
        Она покачала головой.
        - Сначала я должна поговорить с Джейкобсом. Но сейчас пойдемте со мной: я покажу, куда вам приходить. - Джорджи надела сброшенную рубашку, накинула пеньюар и оглядела пол в поисках атласных туфелек, которые раньше были на ней. Одну она нашла в углу, а другую - под кроватью. - Удивительно, как они попали сюда, - с хитрой улыбкой проворчала Джорджи, надевая туфли. - Захватите свечу. - Она взяла его за руку. - Пойдемте. - Она прижала палец к губам и вывела его из комнаты.
        Джорджи провела его по темной некрашеной лестнице, находившейся за незаметной дверью в конце коридора. Нед высоко поднимал свечу, их тени падали на крутые ступени и изгибы лестницы. Лестница упиралась в дверь в потолке, Джорджиана открыла ее. Хорошо смазанные петли не скрипели. Внутри виднелось пространство, заставленное старой мебелью, накрытой чехлами словно саванами.
        - Теперь сюда. - Джорджиана уверенно пробиралась через препятствия. Она бедром оттолкнула в сторону комод, и за ним обнаружилась узкая дверь. Та тоже беззвучно открылась на смазанных петлях, и перед ними оказалась маленькая круглая комнатка со слуховым окошком, засыпанным снегом. На узенькой кровати лежала гора одеял. Грелка с углями не горела, но было видно, что она в порядке. Стол и стул составляли остальную мебель.
        - Видите, - сказала она, разводя руками, - разве здесь не уютно?
        - Да, но вам не захочется надолго оставаться замурованной здесь. В вас слишком много энергии, дорогая моя. Через пару дней вы с ума сойдете от скуки.
        Джорджи посмотрела на него, скрывая улыбку.
        - Я рассчитываю, что время от времени вы будете разгонять мою скуку, сэр. И проделывать со мною упражнения несколько раз в день.
        - Какая же вы распутница, - улыбнулся Нед, обнимая ее. - Никто бы не поверил, что не прошло и часа с тех пор, как вы были девственницей.
        - О, я всегда быстро всему училась, - ответила она, дотронувшись кончиком языка до его губ. - А не проверить ли нам постель?
        - Ради Бога, Джорджи, уже утро. Вы слишком беспечно относитесь к себе и другим, - упрекнул он с улыбкой, но совершено серьезно. - Скоро встанут слуги и мало ли кто еще.
        - Только не Селби со своими гостями, - с презрительным неодобрением сказала она. - Они не появятся до полудня. - Джорджи вздохнула. - Но полагаю, вы правы.
        - Прав, - уверенно сказал Нед и повернул ее к двери. - Пойдемте. - Он положил руку ей на поясницу, ощущая приятное тепло, и подтолкнул вперед, всеми силами стараясь не уступить волне вновь нахлынувшего желания.
        У подножия лестницы Нед отдал ей свечу.
        - А теперь идите. Я присоединюсь к вам через несколько минут.
        Джорджи подставила губы для прощального поцелуя.
        - Я не приду на завтрак. Приходите ко мне сегодня днем.
        - Возможно, я буду слишком занят шпионажем, - пошутил он, целуя кончик ее носа. - А сейчас поспеши.
        Джорджиана проскользнула в дверь, повернулась и послала ему воздушный поцелуй, а затем исчезла облачком шелка и муслина.
        Нед выждал минут пять, затем вышел в коридор, тихо закрыл за собою дверь и ленивой походкой не спеша направился в свою комнату. Теперь светильники горели, и он слышал звуки, доносившиеся снизу. Слуги чистили и разжигали камины. Нед поспешил войти в свою комнату и защелкнуть замок. В его распоряжении оставалось несколько часов, чтобы продумать свое участие в осуществлении плана Джорджи, так внезапно навязанного ему.
        Пожалуй, размышлял он, сбрасывая одежду и укладываясь в холодную постель, ему следует начать уступать требованиям хозяина дома. Немного обмануть Селби, предлагая возможную капитуляцию, так чтобы тот старался побольше общаться с Недом, позволяя тем самым удачно шпионить за собой.
        В темноте Нед улыбнулся. Если возникнет необходимость, он заплатит этому человеку две тысячи гиней. Это невысокая плата за Джорджиану.
        Глава 8
        Очутившись в безопасности своей спальни, Джорджиана была слишком возбуждена, чтобы уснуть. Она легла в постель и, откинувшись на подушки, разглядывала отблески огня на потолке. Она медленно ощупывала свое тело, не найдутся ли какие-то изменения после тех минут экстаза, испытанного в объятиях Неда. Джорджи улыбнулась, наслаждаясь легкой болью между бедрами. Она поняла, что даже легкое возбуждение провоцирует неутолимую страсть. Знание, которое она могла бы никогда не получить. И конечно, она никогда не узнала бы истинной страсти с Годфри. Пока в ее жизни не появился Нед Вейзи, у нее не было повода воображать, будто кто-то другой предоставит ей такую возможность. Но ее жизнь изменилась, давая ей новый шанс.
        Джорджи дотронулась до сосков, отвердевших от прикосновения пальцев. Она снова почувствовала, как ее охватывает возбуждение от ощущения на своей груди легкого покусывания его зубов. Воспоминания заставляли ее метаться по постели, невольно призывно раздвигая ноги.
        До этого вечера Джорджи думала только о побеге. А то, что произойдет после него, оставалось слишком туманным, чтобы раньше времени заботиться об этом. Но теперь она видела перед собой дорогу. И видела, кто пойдет по этой дороге вместе с ней.
        Джорджи в нетерпении вскочила с кровати. Слишком много предстояло сделать этим утром, а времени для этого оставалось так мало.
        Прошло несколько часов. Когда Дэвис тихо проскользнул в дверь, Нед все еще спал. Слуга поставил на умывальник кувшин с горячей водой и раздвинул занавеси на окнах. Этот звук разбудил Неда. Он приподнялся на подушках и неуверенным жестом провел рукой по спутанным волосам.
        - Дэвис, принеси ванну, будь добр.
        - О, да вы проснулись, милорд. - Дэвис раздвинул и полог кровати. - Снег потихоньку ослабевает.
        - Давно пора. - Нед повернулся к окну. За ним по-прежнему все было бело. - А ванна? - повторил он.
        - Да, милорд. Сейчас будет, сэр. А завтрак тоже принести?
        - Пожалуйста. - Нед, опершись на подушки, смотрел на окно. Если снег ослабевает, то потребуется больше двух дней, прежде чем станет возможно проехать по основным дорогам. Или по крайней мере верхом, но только не в карете. Им с Джорджи потребуются лошади. У нее есть славная кобылка Афина, но у него самого не было верховой лошади.
        Роджер Селби одолжит ему коня. Конечно, он не будет даже подозревать о своем великодушии. Нед ухмыльнулся. В холодной белизне утра ему начала нравиться идея обмана и воровства. Но похищение завещания не будет воровством. Оно ведь принадлежит Джорджи. Он просто вернет собственность законному владельцу - и восстановит справедливость.
        Неудивительно, что этим утром Нед был полон энергии и энтузиазма. Конечно, думал он, вылезая из постели и с наслаждением потягиваясь, ночь удовольствий способствовала этому состоянию. И еще предстоящее продолжение этих удовольствий.
        Он пил кофе, в то время как Дэвис и двое лакеев возились с кувшинами горячей воды, наполняя медную ванну, поставленную у горевшего камина. Нед быстро вымылся, поел хлеба с ветчиной, оделся и отправился на поиски Джейкобса.
        Он застал дворецкого в холле, где тот рассматривал пятно на оловянной чаше, стоявшей на дубовом столике у стены.
        - Доброе утро, Джейкобс.
        Тот повернулся и поклонился.
        - Доброе утро, лорд Аллентон.
        Во взгляде этого человека Нед увидел все, что хотел узнать.
        - Полагаю, леди Джорджиана сейчас занята, - предположил он.
        - Да, милорд, так и есть. - Джейкобс потер тряпочкой пятно. - Она попросила меня сказать вам, что, вероятно, в ближайшее время будет занята. - Он аккуратно выбирал слова, расставляя ударения.
        - Понимаю. А ее опекун и жених уже знают об этом?
        - Нет, сэр. Пока еще нет. Я думаю, они поймут это чуть позднее, когда соберутся на завтрак.
        - Понимаю, - улыбнулся Нед. - Спасибо, Джейкобс. Ты будешь держать меня в курсе, когда нужно.
        - Конечно, сэр. - Джейкобс поднес чашу к лампе и критически осмотрел. - Если пожелаете выйти из дома, милорд, я пошлю за вашим теплым пальто.
        - Я и собирался пройтись до конюшни. Насколько я понял, снег немного ослабел.
        - Да, сэр. Похоже, что так. Не желаете, чтобы мой сын проводил вас? - Джейкобс поставил чашу на стол и посмотрел Неду в глаза.
        - Думаю, это очень поможет мне. Спасибо, Джейкобс.
        - Одну минуту, сэр, я приведу его. - Джейкобс исчез и появился через несколько минут с молодым человеком крепкого сложения, который нес пальто Неда. - Вот мой сын Колин, милорд. Можете быть уверены, что он окажет вам любую помощь.
        Нед дружелюбно кивнул молодому человеку, пытаясь узнать в нем участника засады на дороге. Правда, видимость тогда была настолько плохой, что он видел только силуэты.
        У Колина были могучие плечи, но он не выглядел тяжеловесом. И все же вид у него был самоуверенный, он казался довольным собой - качества, которые давно ценил Нед, особенно в тех людях, которые служили ему. Они вышли из дома и направились по той же дорожке, проложенной от кухни, по которой они с Джорджи шли накануне. «Неужели это было всего лишь накануне?»
        - Мне потребуется лошадь, Колин, - без лишних слов сказал он, когда они миновали огород и направились к воротам в конюшенный двор.
        - Да, сэр, - равнодушно ответил Колин. - Я так и думал. Вам потребуется конь для верховой езды с надежным шагом. Дороги будут скользкими, и снегопад заставит некоторое время ехать медленно.
        - А в конюшне лорда Селби найдется такая лошадь? - Они вошли во двор, и Нед поднял глаза к свинцовому небу. Снегопад определенно кончался, и он мог бы поклясться, что заметил слабый намек на голубое пятно, мелькнувшее за облаками.
        - Несколько, сэр. - Колин остановился и пристально оглядел своего компаньона, его сухощавую высокую фигуру. - Большинство из них не подходят вам по весу, милорд. Они возят его милость. Я покажу, какую приглядел для вас. - Он зашагал по сугробам в конюшню.
        Нед зашел следом за ним в теплое помещение, где в спертом воздухе пахло лошадьми, кожей, душистым сеном и навозом. Сначала Нед проверил своих упряжных лошадей, которые казались сонными и довольными, и затем направился с Колином вдоль ряда стойл.
        Гнедой мерин, ширококостный, с крепкими плечами, жевал сено из полных яслей.
        - Вот это Маг, сэр. - Колин облокотился на низкую дверцу стойла и щелкнул языком, конь лениво повернул голову и посмотрел на посетителей коричневыми глазами, опушенными длинными ресницами. - Прекрасное сильное животное.
        - Да, он неплохо выглядит, - согласился Нед, протягивая руку к коню, который быстро ответил на приветствие и повернулся так, чтобы высунуть голову.
        Нед погладил его по шее и что-то прошептал ему, и конь навострил уши и тихо заржал.
        - О, вы с ним помчитесь как на пожар, - предсказал Колин. - Когда леди Джорджи даст мне знак, я подготовлю его. Его и Афину.
        - Хорошо. - Нед одобрительно улыбнулся. - Я только посмотрю, все ли в порядке с моими кучером и форейторами.
        Проходя мимо ряда стойл, он искал пони, но животного нигде не было видно. Он остановился около стойла Афины, кобылка повернулась к нему и как будто узнала его. Он погладил ее по шее, прошептал ей несколько слов на ухо и пошел дальше, довольный, что лошади для них с Джорджи подобраны.
        Он вернулся в дом чуть позже одиннадцати и прошел в столовую, где хозяин дома и его гости уже завтракали.
        - А, Аллентон, я уж думал, вы решили не завтракать с нами, - сказал Годфри, накладывая себе в тарелку почек из кастрюли, стоявшей на серванте. - И подумал, может быть, вы находите наше общество слишком буйным для вас. - Он сел, злобно глядя на Неда.
        - Нисколько, - добродушно сказал тот. - Доброе утро, Селби, леди… джентльмены… - Он положил себе на тарелку яйца и сел напротив Годфри. Джорджи, конечно, не появилась, и Нед ждал, что будет, когда она так и не появится.
        Прошло почти полчаса, прежде чем Селби, который регулярно посматривал на часы, не выдержал.
        - Куда, черт побери, делась эта девчонка? Она знает: завтрак точно в одиннадцать.
        Он раздраженно позвонил в колокольчик, лежавший рядом с его тарелкой, и мгновенно явился Джейкобс.
        - Вы звонили, милорд?
        - Да. Где леди Джорджиана? Ты видел ее сегодня утром?
        Джейкобс принял озадаченный вид, как будто старался вспомнить. Затем покачал головой.
        - Думаю, что не видел, милорд. И думаю, что она еще не выходила из своей комнаты.
        - Ну а ее горничная видела ее?
        - Точно не знаю, сэр.
        - Так иди и найди ее. - Селби раздраженно махнул рукой, и Джейкобс поклонился и исчез.
        Спустя минут пять он вернулся со служанкой.
        - Лорна сказала мне, что леди Джорджиана не вызвала ее сегодня утром, - сообщил Джейкобс. - Расскажи его милости, девушка.
        Как и можно было предположить, горничная страшно напугалась, что объяснялось покрасневшим лицом лорда Селби и гневом, разгоравшимся в его бесцветных глазах. Горничная присела.
        - Я ждала, когда мадам мне позвонит, милорд. Но она так и не позвонила.
        - Иди наверх и узнай почему. - Селби уткнулся в свою кружку с элем. Сидевшие за столом перестали есть и с загоревшимися от любопытства глазами ожидали решения этой загадки. Белтон, однако, продолжал расправляться с горой почек, прерываясь только чтобы приложиться к элю. Горничная вернулась спустя несколько минут, с широко раскрытыми от ужаса глазами. Ломая руки, она присела несколько раз и только потом выпалила:
        - Леди Джорджианы в комнате нет, милорд. И из гардероба исчезла половина ее одежды.
        - Что? - Селби отшвырнул стул, кровь отхлынула от его лица, а затем снова прилила к запылавшим щекам. Годфри выронил вилку, звонко стукнувшую об его тарелку.
        Селби вышел из комнаты, Годфри последовал за ним, а гости начали возбужденно обсуждать случившееся. Нед съел яйца, тост с маслом, выпил кофе и теперь ждал. Спустя некоторое время он услышал, как в холле отдает распоряжения Селби.
        - Она не может далеко уйти в такой снегопад, дороги засыпаны снегом, - рычал он. - Джейкобс, забери всех людей из конюшни и перекройте все дороги. И посмотри нет ли следов.
        Ни каких следов не оказалось, но это объяснялось сплошным снегопадом, не прекращавшимся всю ночь.
        Однако из конюшни пропал пони. Нед подумал и нашел этому объяснение. Вероятно, пони забрал Колин с земляками. Никто бы не поверил, что Джорджиана уйдет пешком в такую погоду. Беглянка сделала удачный выбор. Крепкое животное, менее ценное и, безусловно, не такое породистое, как лошади.
        Вокруг него шумели и галдели гости. Селби и Белтон не вернулись к столу, и Нед, подождав несколько минут, лениво встал из-за стола и направился в гостиную. Дверь в библиотеку была открыта, и он слышал разъяренный приглушенный голос Селби, периодически перебиваемый ворчанием Белтона.
        Нед, быстро оглянувшись по сторонам, тихо подошел к полуоткрытой двери и прислушался.
        - Она там и дня не продержится, - уверенно заявил Селби.
        - Но куда, черт побери, она могла отправиться? - спросил Белтон. - В этих краях никто не примет ее. Все знают, кто она, и ее сразу же отправят обратно.
        - Да, но, как я уже вам говорил, Белтон, Джорджиана не дура. Она что-то задумала, и найти ее будет нелегко. Но пока она не имеет на руках завещания, нам не о чем беспокоиться. Когда мы найдем ее - а мы ее обязательно найдем, - вы сразу же женитесь. Ее собственность переходит вам в руки, и наше соглашение вступает в силу.
        Нед приложил глаз к щелке между дверью и косяком и увидел Селби, склонившегося над чем-то лежащим на столе. Предмет походил на шкатулку. Он ждал, насторожившись, на случай если кто-то войдет за его спиной в гостиную. Селби вынул из шкатулки лист бумаги.
        Нед отступил в сторону и не спеша широко раскрыл дверь.
        - Простите мое вторжение, Селби, но дверь была открыта. Я обдумал ваше предложение и изменил свое решение, - объяснил он, входя в библиотеку.
        Мужчины уставились на него. Селби держал в руках бумагу, а на столе лежала открытая шкатулка.
        - Сейчас мне не до этого, Аллентон, - сказал Селби. - Вы слышали, что Джорджиана пропала.
        - О да, конечно, - сказал Нед тем же беззаботным тоном, - но не могу представить, куда она пойдет в такую погоду. Я уверен, вы скоро поймаете ее. - Он посмотрел на собеседников с некоторым недоумением. - Странно однако, что ей пришла в голову такая идея, вам так не кажется?
        - Только между нами, Аллентон: у девушки не все в порядке с головой, - сказал Селби, не глядя на собеседника и аккуратно укладывая бумагу обратно в шкатулку. Он запер замок и положил ключ в карман. - Она получила это от своей матери. Странная была женщина. С очень сильным воображением.
        С натянутой улыбкой Селби отошел от стола.
        - Вы правы: мы спокойно предоставим поиски моим людям. Так что вы там решили? - Он сел у камина и указал Неду на стул напротив.
        Нед сел, чувствуя на себе злобный взгляд Годфри, на которого Селби, казалось, не обращал внимания.
        - Я подумал, что, возможно, вы правы. Возможно, честь обязывает меня оплатить долг брата. Я не хотел бы произвести плохое впечатление на здешних людей.
        Селби с важным видом кивнул.
        - А вы разумный человек. Я знал, что у вас хватит здравого смысла. Вы даете мне чек на две тысячи гиней, получаете договор о продаже, и больше мы к этому не возвращаемся. - Глаза у него заблестели.
        - Мне надо договориться с местным банком, чтобы иметь доступ к таким деньгам, - сказал Нед, покачивая ногой и дружелюбно улыбаясь, - Но я дам вам обязательство в письменной форме.
        Селби был недоволен.
        - У меня уже есть одно такое, - сказал он. - И какая мне от него польза?
        - А, это то, что подписано моим братом? - заметил Нед. - Моим покойным братом. Теперь оно ничего не стоит: уверен, вы это знаете. Однако ради добрососедских отношений я готов дать вам мое обязательство. - Неожиданно его улыбка стала менее приятной. - Я уверен, что вы сможете положиться на слово джентльмена, лорд Селби.
        На лице Селби отразилась борьба с мыслью об отложенном удовлетворении. Но он не мог отказаться поверить в слово Неда.
        - Ладно… ладно, могу сказать, что согласен, - наконец проворчал он. - Надеюсь, к завтрашнему утру вы сможете продолжить ваше путешествие. Снегопад уже прекратился. И мои люди расчистят дорогу по меньшей мере до соседней деревни.
        - Могу вас заверить, Селби, что я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством ни одной лишней минуты, - сказал Нед вставая. Он повернулся к Белтону. - А вы намерены принять участие в поисках вашей невесты? Я и сам собираюсь присоединиться.
        - В этом нет необходимости, - сказал Годфри. - Это не ваше дело, Аллентон.
        Нед пожал плечами. «Это как посмотреть».
        - Извините меня, джентльмены. - Нед кивнул взамен поклона и, выходя, оставил дверь открытой. В гостиной все еще было пусто, тихо и спокойно, но во всем доме слышались крики, хлопанье дверей и топот ног, нарушавшие тишину.
        Теперь он знал, что следует искать. Шкатулку, и довольно большую. И логично было предположить, что Селби прячет ее где-то в библиотеке. Это было намного проще, чем искать один листок бумаги. А он почти не сомневался, что, даже не имея ключа, Джорджиана сумеет открыть шкатулку. Наверняка взлом замков окажется еще одним из ее необычных талантов.
        Он потоптался у полуприкрытой двери в надежде обнаружить место, где Селби прятал шкатулку. Несмотря на узкую щель, он разглядел, как тот подошел к книжному шкафу в дальнем углу комнаты и наклонился, но его объемистая фигура мешала увидеть, что он там делал. Но теперь Нед знал больше, чем раньше. Джорджиана была права, предполагая, что прежде всего Селби хватится завещания.
        Нед вышел из гостиной и присоединился к возбужденной толпе гостей, собравшихся у открытых входных дверей и выглядывавших наружу, как будто рассчитывая каким-то чудом извлечь пропавшую женщину из снега. Темные фигуры рассыпались по всей территории, отыскивая следы. Нед улыбнулся и пошел наверх, уверенный, что его исчезновение заметят не скоро.
        У двери в спальню Джорджи оказалось тихо, несмотря на то что дверь была открыта настежь, а в комнате царил страшный беспорядок, как будто ее обыскивали. Нед быстро прошел мимо и, осторожно оглядевшись, открыл дверь на чердачную лестницу и скользнул внутрь. Поднявшись по узкой лестнице, он открыл наверху другую дверь и шагнул в темноту.
        Нед оттолкнул в сторону комод, на цыпочках подошел к двери и, постучав, шепнул
«Джорджи» в замочную скважину.
        Дверь открылась, и показалось ее лицо с сияющими глазами и раскрытыми губами.
        - Входите. - Она схватила его за руку и, втащив внутрь, заперла дверь. - Я даже здесь слышу суматоху. Что происходит? - Она смеялась одновременно от возбуждения и беспокойства. - Я и представить не могла, как это трудно - не иметь возможности видеть, что происходит.
        Нед прислонился к закрытой двери. Он чувствовал, Джорджи напряжена как сжатая пружина, да и сам он с трудом преодолевал желание схватить ее и положить на постель, а не говорить с ней спокойным размеренным тоном.
        - Все идет так, как вы и задумали, Джорджи. Я видел в руках Селби завещание и…
        - Где же он его прячет? - перебила она, сжимая в руках ткань юбки.
        - В шкатулке, где-то в библиотеке. Я предполагаю где, но не уверен. Сегодня ночью я это узнаю, - спокойно сообщил он. - Я не обладаю талантом взламывать замки, но надеюсь, вы им обладаете.
        - О да, с хорошим инструментом, - согласилась она. - Кажется, снегопад кончился.
        - Да, кончился, и к тому времени, когда армия Селби прочешет окрестности, дорога для нас будет расчищена, - сказал он. - Сегодня ночью мы найдем завещание и на рассвете отправимся в путь. Как ни жаль, но мы не можем ехать в темноте, как бы нам этого ни хотелось.
        - Полагаю, что нет. - В ее голосе слышалось сомнение. - Но не лучше ли, если мы проедем большую часть нуги ночью, до того как они узнают, что и вы тоже исчезли?
        - Все же это безрассудная храбрость. Я понимаю ваше нетерпение, дорогая, - тихо, но настойчиво убеждал он, - но иногда благоразумнее подстраховаться.
        Джорджиана кивнула. С тех пор как поняла, что ее отсутствие обнаружено, она находилась в состоянии почти лихорадочного возбуждения. Отчасти оно было вызвано страхом, что ее найдут и все на этом кончится, и, с другой стороны, опьяняющим сознанием вызывающей храбрости своего поступка.
        Нед улыбнулся.
        - Я знаю надежный способ избавить вас от нетерпения, - улыбнулся Нед и потянул ее к кровати. - Надеюсь, она не слишком громко скрипит. - Он упал на спину и прижал к себе Джорджи. - А вас не интересует очень приятное занятие, если его рассматривать с новой точки зрения, мадам?
        - О, безусловно, - ответила она, укладываясь на нем, приближая губы к его губам. - Я всегда готова расширить свое образование, милорд.
        Прошел час до того, как Джорджиана проснулась и не поняла, где находится. Ее одежда оказалась в беспорядке. Похоже, она потеряла чулки и подвязки, нижнее белье существовало только в ее памяти.
        Джорджи села на узкой кроватке и увидела Неда, который стоял у слухового окошка и пытался раскрыть его. Она с облегчением снова легла и, прикрыв рукой глаза, ждала возвращения в реальность. Волна ледяного воздуха ускорила этот процесс, и Джорджи возмущенно вскрикнула, снова садясь и прикрывая юбками оголенные ноги.
        - Что вы делаете?
        - Смотрю, какая погода, - объяснил Нед, закрывая окно, и повернулся к ней. - Какой же восхитительно распутный у вас вид! Вы сможете собраться с мыслями и поговорить о том, куда мы сегодня ночью отправимся отсюда?
        - Олнуик, - ответила она. - Прежде всего я должна повидать нотариуса и заверить завещание. Оно должно закрепить право наследования.
        - А потом?
        - Не знаю. - Она откинула упавшие на глаза волосы. - А куда вы ехали?
        - У меня есть одно дело, которое я должен закончить, - сказал Нед, подходя к кровати. Он сел на краешек и взял Джорджи за руку. - Немного затруднительное, как я подозреваю.
        - О?
        - Я ехал в Хартли-Хаус на Рождество, - объяснил Нед.
        Джорджиана кивнула.
        - Вы, конечно, знаете семейство Хартли. Они ваши ближайшие соседи.
        - Да. - Нед заколебался. - Я знал Сару Хартли еще с детских лет.
        Джорджи пристально посмотрела на него. Она что-то уловила в его голосе.
        - И?.. - поторопила она.
        - И возобновить давно сделанное Саре предложение руки и сердца, - сказал Нед, проводя пальцем по ее ладони.
        Джорджиана усмехнулась.
        - Желаю вам в этом удачи. Но очень надеюсь, что это не затронет ваше сердце. Мне не хочется видеть вас разочарованным.
        Нед крепко сжал ее руку и резко спросил:
        - Что вы хотите этим сказать?
        - Только то, что Сара уже пять лет как помолвлена с лейтенантом Черного полка британской армии. Свадьба назначена на это лето. Лейтенант был с Веллингтоном в Пенсильвании, и они много раз откладывали свадьбу, но наконец, похоже, она будет замужем к середине июня.
        Нед удивленно покачал головой:
        - Какого черта Хартли даже не сообщил мне?
        - А вы назвали ему главную причину вашего визита? - спросила Джорджиана, склонив набок голову и по-прежнему улыбаясь.
        - Из письма Роба, - снова покачал головой Нед, - я понял так, что Сара все еще не замужем, и подумал… ох уж этот шутник. - Нед рассмеялся над собой. - Я думал, Сара горюет о своей старой, давно утраченной любви, поэтому честь обязывала меня повторить мое предложение. И, - с грустью добавил он, - я думал, она станет хорошей женой и со временем мы притремся друг к другу.
        - И вы были готовы пойти на это? - недоверчиво спросила Джорджиана.
        Нед поднес к губам ее руку и поцеловал.
        - Пока не встретил вас - да.
        - А сейчас? - Глаза Джорджи заблестели.
        - А теперь я не вижу причины, почему все земли между побережьем и Пеннинами не должны принадлежать нам, - посмеиваясь, заявил Нед. - Я люблю тебя, - просто сказал он. - И никогда раньше не испытывал ничего подобного. Я хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь. И не представляю себе другой жизни.
        Зеленые глаза Джорджи смотрели на него с непривычной лаской и нежностью. Он все еще не выпускал ее руку, и ее пальцы гладили его ладонь.
        - Это предложение, лорд Аллентон?
        - Очевидно, должно им быть, - ответил Нед, сдерживая улыбку. - У меня нет привычки делать предложения, поэтому в нем, возможно, чего-то не хватает.
        - О, я думаю, все очень хорошо, - сказала Джорджи, целуя его в уголок губ. - Я люблю тебя, Нед Вейзи.
        Он обнял ее.
        - В таком случае, мадам, скрепим наш контракт поцелуем.
        Глава 9
        Остальную часть дня Нед провел с гостями, ни один из которых, казалось, не знал, чем бы ему заняться. Князь беспорядка большую часть времени отсутствовал; появившись на несколько минут за ленчем, он вскоре снова исчез. Часть людей продолжали прочесывать окрестности и возвращались ни с чем. Годфри Белтон бродил, бросая злобные взгляды на все, что попадало ему на глаза, и на Неда в особенности. По мере того как проходило время, беспокойство все сильнее охватывало гостей.
        - Я так беспокоюсь, Роджер, - сказала миссис Эддингтон, когда ей удалось поймать хозяина. - Джорджиана - такое маленькое существо. Она не переживет ночь без крыши над головой. Что же делать?
        - Я делаю все, что могу, Белла, - сказал Селби, стараясь скрыть раздражение, обеспокоенно покачав головой. - Мои люди не могут больше искать в темноте. Мы надеемся, что она найдет приют в каком-нибудь доме. Люди, живущие здесь, не откажут ей.
        - А нам остается только молиться, - сказала леди с глубоким вздохом.
        - Но я не смогу сегодня спать спокойно, думая, как она там, на таком холоде.
        - Это было ее собственное решение, - прорычал Годфри, наливавший себе портвейна. - Если она такая дура, что готова рисковать своей жизнью, то сама виновата.
        - Боже мой, Белтон, вы не можете так думать! - воскликнул один из джентльменов, искренне возмущенный таким бесчувственным заявлением. - Она же будет вашей женой.
        - Да. Бедная девочка, наверное, не в себе, если так поступила, - вставил кто-то еще из гостей. - Ей нужно побольше внимания и заботы, когда она вернется.
        - О, она их обязательно получит, - проворчал Годфри, мрачно глядя на Неда, который не обращал на него внимания, уткнувшись в старый экземпляр «Газетт».
        Обед прошел скучно, и гости рано разошлись. Селби и Белтон отправились в бильярдную, а Нед оставался в гостиной, читая старые журналы, пока не пришел Джейкобс, чтобы разжечь камин.
        - Лошади понадобятся нам как раз перед рассветом, - сказал Нед, как бы продолжая разговор и не отрывая глаз от газеты.
        - Сделаем, сэр. - Джейкобс продолжал возиться с огнем, как будто никто ничего не говорил. Вскоре он ушел, а Нед, немного задержавшись, заглянул в бильярдную, словно по пути в свою комнату. Оттуда слышались звонкие удары кия и тихие голоса. Он ничего не мог сделать, пока Селби и Белтон не отправятся спать. Лишь бы только Селби не взял шкатулку с собой. Хотя у него не было причины для этого.
        На лестнице Нед заколебался: ему хотелось зайти к Джорджиане в ее каморку на чердаке, - но устоял перед искушением. Риск был слишком велик, пока Селби и Белтон все еще бодрствовали. Селби могло прийти в голову посетить своего гостя и возобновить требования заплатить за ни на что не пригодный кусок земли, и ему показалось бы странным, если бы он не застал Неда в его комнате в такое время.
        Он вызвал звонком Дэвиса и поболтал с ним, пока тот помогал ему приготовиться ко сну. Лакей был в курсе всех разговоров и предположений слуг о том, где находится леди Джорджиана.
        - Только между нами, милорд. Никто из нас не удивлен, что леди Джорджи сбежала. Она слишком хороша для тех, кому предназначена. Прошу прощения за то, что я высказался, сэр.
        - Я ничего об этом не знаю, Дэвис, - равнодушно сказал Нед, усевшись в кресло перед камином с бокалом вина и газетой. - На сегодня это все, спасибо. Увидимся утром.
        - Да, сэр. - Лакей поклонился и вышел, а Нед приготовился ждать, но был уверен, что завтра утром, когда Дэвиса спросят об отсутствии лорда Аллентона, он не сможет сказать ничего существенного.
        Спустя некоторое время Нед встал и подошел к гардеробу, где стоял его саквояж. Он не мог обременять себя большим количеством багажа, но были вещи, которые ему требовалось взять: одежда, деньги, несколько дорогих ему вещей и, конечно, пистолет.
        Когда часы пробили три, он выскользнул из спальни и бесшумно спустился по лестнице в библиотеку. Войдя, Нед запер за собой дверь. По крайней мере это послужит предупреждением о чьем-то появлении. В комнате было темно, только в камине светились догоравшие угли, и он зажег стоявшую на каминной полке свечу, а затем направился к книжному шкафу у дальней стены, где видел Селби в то утро. Сначала казалось, будто шкаф ничем не отличался от других. Слегка запыленные тома выстроились на полках, пространство между полками везде было одинаково, а книги расставлены в алфавитном порядке.
        Нед стоял и смотрел на шкаф. Отогнав прочие мысли, он рассеянно провел взглядом вдоль полок. Он не знал, что искал. И вдруг увидел. В середине нижней полки корешки книг прилегали так плотно друг к другу, что между ними не поместился бы и листок бумаги. Он не понимал, как кто-то сумел так плотно их поставить.
        Нед опустился на колени, чтобы вынуть одну из книг, и только тут догадался, что это не книги. А достаточно большой брусок дерева, на котором были наклеены полоски книжных корешков, скрывавших каждый миллиметр дерева. Случайный взгляд не обнаружил бы обман, а сколько людей становились на колени, чтобы посмотреть на экземпляры на нижней полке высокого шкафа?
        Нед провел рукой по бруску дерева, его ширина соответствовала полдюжине книг. Приблизительно это и был размер шкатулки. Нед вынул книги, стоявшие по бокам бруска, и ощупал его. Затем просунул ладонь под полку, отстоявшую от пола всего на полдюйма. И тут он нащупал замок, врезанный в дерево. Нед нажал на него, но тот не раскрылся. Попытался сдвинуть его, тоже безуспешно. Он мог действовать только на ощупь, не видя, что делает. Нетерпение перерастало в отчаяние, Нед старался сдвинуть его то вправо, то влево. Когда он еще раз сдвинул брусок влево и, как по волшебству, деревянный брусок превратился в дверку, распахнувшуюся перед ним, Нед увидел позади шкафа глубокое отверстие в стене.
        Там, в самой глубине, стояла шкатулка. Она оказалась не очень тяжелой, но замок выглядел крепким. Оставалось надеяться, что умение Джорджи не подведет ее. Как только она достанет завещание, он вернет шкатулку в тайник - конечно, если только сумеет поставить все на место.
        Джорджиана весь вечер ходила взад и вперед по маленькой комнатке на чердаке. Она сгорала от нетерпения. Сознание собственного вынужденного бессилия было невыносимо. Она отдала дело своего спасения в чужие руки, хотя всегда все делала сама, полагалась только на себя, а сейчас во всем зависела от Неда.
        Джорджи знала, что он не может ничего сделать, пока не убедится, что все уже спят, но, казалось, прошла уже целая вечность. Она полностью приготовилась к отъезду. Собрала свои неправедно приобретенные драгоценности, необходимую одежду, собственные драгоценности. И ей оставалось только ждать. Это было самое трудное из того, что ей приходилось делать.
        Наконец Джорджи услышала тихий свист и распахнула дверь.
        - О, ты отыскал его? - шепотом спросила она. - Где оно было?
        Нед прошел в каморку и запер за собой дверь.
        - Она была спрятана в своего рода сейфе в книжном шкафу, - сказал он. - Найти ее было довольно просто, но я дьявольски измучился, пытаясь открыть сам сейф. А ты справишься с замком?
        - Посмотрим. - Джорджиана поставила шкатулку на стол и, сведя брови, рассматривала замок. Затем достала шпильку из зачесанных в пучок локонов и вставила ее в замок.
        Нед, прислонившись к стене и сложив на груди руки, наблюдал за ней. Она прикусила кончик языка и, сосредоточенно хмурясь, старалась открыть замок. Когда засунутая в замок шпилька сломалась, Джорджи тихо выругалась, а Нед, несмотря на напряжение, усмехнулся. Это выругался разбойник, но ни в коем случае не настоящая леди.
        Джорджи вынула другую шпильку и снова занялась замком. Мелкие капли пота выступили на ее лбу. Пару раз она вытирала руки об юбку. И тут раздался щелчок.
        - Доконала тебя, мерзавец. - Джорджи одарила Неда лучезарной улыбкой. - Повезло.
        - Прекрасно! Давай вынем завещание, и я отнесу шкатулку туда, откуда взял. - Он поднял крышку и вынул лежавший сверху лист бумаги.
        - Это оно? - нетерпеливо требовала Джорджиана. - Дай мне посмотреть.
        - Терпение, детка, - шутливо сказал Нед, положив листок на стол и разгладив его. - Почему бы нам вместе не посмотреть на него?
        - Я сгораю от нетерпения, - сказала Джорджиана, наклоняясь над документом.
        - Кто бы сомневался. - Нед поцеловал Джорджи в макушку и перегнулся через нее, чтобы самому прочитать завещание.
        Внушительного вида красная печать - свидетельство нотариуса - врезалась в толстый лист бумаги. Они оба молча прочитали его, затем Нед выпрямился и коротко сказал:
        - Кажется, все правильно. Положи его куда-нибудь, а я отнесу обратно шкатулку.
        - Позволь мне посмотреть, что там есть еще, - попросила Джорджиана, доставая остальные бумаги. Она вынула лежавший под бумагами на дне шкатулки футляр.
        - Я так и знала, что он не поместит их в банк, - сказала она, открывая футляр.
        Неда ослепил блеск драгоценных камней, лежавших на черном бархате.
        - Они великолепны, - тихо сказал он.
        - Бриллианты семьи Кэри. - Джорджиана вынула ожерелье, и камни переливались в ее руке. - Селби позволил мне взять все остальные драгоценности моей матери, но эти оставил себе. Он сказал, что здесь у меня не будет повода носить их, и, кроме того, они слишком дорого стоят, чтобы хранить у себя. Якобы он положит их в банк и отдаст мне в день моей свадьбы, в чем я очень сомневаюсь, - добавила она с грустной улыбкой.
        - Чем скорее мы спрячем их в безопасное место, тем лучше, - заметил Нед. Он положил бумаги в шкатулку и закрыл ее. - Встретимся у конюшни через пятнадцать минут.
        Казалось, он решил полостью взять на себя проведение этого дела, подумала Джорджиана, укладывая бриллианты в потайной мешочек, хитроумно пришитый к ее накидке, в котором уже лежали неправедно добытые сокровища. Она подумала, нравится ли ей это, и решила, что ничего не имеет против. По крайней мере в данный момент. Раньше она не допустила бы такого, но теперь, когда столкнулась с реальностью, поняла, что не могла бы совершить это одна, без чьей-то помощи.
        Джорджи опустила завещание во внутренний карман жакета, поближе к сердцу, взяла мешочек, завернулась в толстую накидку с капюшоном, погасила лампу и крадучись спустилась с чердака.
        В доме было темно, но ее глаза уже привыкли к темноте, когда она ступила на лестницу, ведущую вниз, в кухню. Здесь царил полный непроницаемый мрак, и, спускаясь, Джорджи была вынуждена держаться за стену. В кухне в плите горел огонь, и она зашагала более уверенно. Неожиданно дверь кладовки распахнулась.
        - Лорд Аллентон только что вышел, миледи, - сообщил Джейкобс. - Сюда в любую минуту придут слуги. Вам лучше поторопиться.
        Джорджиана прижала руку к груди, к своему бешено бьющемуся сердцу.
        - Ты так меня напугал, Джейкобс.
        - Простите, леди Джорджи. Но не думали же вы, что я не выйду проводить вас?
        - Полагаю, что думала, - призналась она, подошла к нему и поцеловала в щеку. - Спасибо, друг мой.
        - А теперь уезжайте, - сказал он покраснев. - Я думаю, с лордом Аллентоном вы будете в безопасности.
        - Я тоже так думаю. - Она поспешила к двери. - А Колин проведет нас по дальним тропам?
        - Да, они еще завалены снегом, но он считает, что вы все равно доберетесь до матушки Джейкобс. Сегодня он проехал по этому пути на телеге с запряженным быком и пропахал дорогу плугом.
        - Что бы я делала без вас обоих? - Она послала ему воздушный поцелуй. - Когда я поселюсь в имении Аллентона, вы оба приедете ко мне в гости, не правда ли?
        - Леди Джорджи, можете на нас положиться, - заявил он с довольной улыбкой. - Я очень рад это слышать. Кажется, он хороший человек, этот виконт.
        - Я в этом не сомневаюсь, - сказала Джорджи и вышла в предутренний жестокий мороз.
        Во дворе стояли Нед и Колин, притоптывая, чтобы не замерзнуть. Лошади с попонами под седлами беспокойно переступали копытами по покрытым снегом булыжникам, которыми был вымощен двор.
        - А вот и вы наконец, - воскликнул Нед, когда вышла Джорджи. - Поспешим, нам надо уехать отсюда до того, как начнет светать. - Он взял ее саквояж, передал Колину, и тот привязал его позади седла Афины. - Садитесь.
        Быстро проверив подпругу и длину стремени, Нед поднял Джорджи и усадил в седло.
        Нед вскочил на Мага, который вздрогнул от тяжести всадника и вскинул голову, как бы решая, не стоит ли пожаловаться. Нед успокоил его, погладив по шее и что-то прошептав в настороженное ухо. Колин сел на крупного пони и повел их через задние ворота в поле, покрытое глубокими сугробами. По периметру поля вилась расчищенная узкая дорожка, и Нед немного отстал, показывая Джорджи, чтобы она ехала между ним и Колином. Ехать было тяжело, дорожки оказались едва проходимы и очень узки. Взошло солнце, и снег ослепительно засверкал в его лучах. Колин спешился и надел шоры на глаза лошадей, чтобы защитить их от яркого света, но у всадников не было такой защиты, они ехали почти вслепую, со слезящимися от мороза глазами. Они проехали несколько часов, не встретив ни одного человека, и наконец Колин молча указал вперед, на маленький домик, из трубы которого клубился дымок.
        - Мы еще не отъехали достаточно далеко от Селби, чтобы останавливаться, - сказал Нед, ехавший позади Джорджи.
        - Не беспокойтесь, это домик бабушки Колина, - объяснила Джорджи. - Она ожидает нас. Или, вернее, ожидала меня. Полагаю, Селби даже не подозревает о ее существовании. Следует дать отдых лошадям, и днем нас никто не должен видеть. Мы проведем здесь весь день и часть ночи и тронемся в путь завтра до рассвета, прежде чем нас кто-нибудь увидит.
        Это было вполне разумно, и Нед не возражал против предложения погреться. Ведь они не так уж и торопились. Их единственной целью было избавиться от Селби.
        Бабушка Колина была, как и все ее соотечественники нортумберлендцы, неразговорчивой женщиной. Она оказала Джорджи довольно теплый прием, но искоса поглядывала на Неда, пока внук не шепнул ей что-то, после чего она удостоила его кивком, что он счел признанием, поманила в кухню к столу и угостила густой, подслащенной медом кашей.
        Колин поел и куда-то ушел, а старушка вышла покормить кур и собрать яйца. Джорджиана зевнула.
        - Чувствую себя так, будто не спала дня два. По правде говоря, если подумать, то так и было.
        - А сейчас нам предоставляется такая возможность. - Нед со вдохом удовлетворения оттолкнул от стола свой стул. - Нам обоим это не помешало бы. Вопрос в том - где? - Он немного растерянно оглядел кухню. - Ты можешь занять кресло-качалку у камина, а я устроюсь на скамье.
        - Я уверена: у матушки Джейкобс найдется что-нибудь получше, - сказала Джорджи. Она сняла с крючка свою накидку, висевшую у камина, и вышла в садик, через который добралась до курятника. Минут через десять она вернулась с сияющими глазами и раскрасневшимися от холода щеками.
        - Наверху. - Джорджи указала на лестницу в углу кухни. - Там, где яблоки. Матушка Джейкобс говорит, там для меня есть кровать и достаточно стеганых одеял, чтобы устроить ложе на полу, если, конечно, мы не слишком привередливы, - добавила она со смехом. - Я заверила ее, что не привередливы.
        - Сейчас я уснул бы и на гвоздях, - сказал Нед, направляясь к лестнице. - Пойдем, Джорджи, ты первая.
        Он уступил ей дорогу, и она поднялась по лестнице, а он поощрительно подталкивал ее сзади. Нед поднялся следом за ней в круглую комнату, где пахло зимними яблоками и соломой, в которой они лежали.
        Джорджиана, дрожа от холода, стащила с ног дорожные сапоги, сняла жакет и юбку и, в одной нижней юбке нырнув в постель, свернулась калачиком под толстым стеганым одеялом.
        - Скорее, - поторопила она, гостеприимно откидывая край одеяла, - холодно.
        Нед не тратил времени. Он разделся до рубашки и нижних штанов и скользнул к ней под одеяло. Им было тесно, но Джорджи прижималась всем своим небольшим телом к нему, наслаждаясь его теплотой. Затем она положила голову ему на плечо, и ее глаза непроизвольно закрылись. Нед смотрел, как она засыпает, и чувствовал, как расслабляется ее тело в его объятиях. Он улыбнулся и смахнул рыжий локон, щекотавший его подбородок.
        Уже близился вечер, когда Нед проснулся от того, что у него онемела рука под тяжестью лежавшей на ней Джорджи. Он старался не разбудить ее, но как только потянул руку, она зашевелилась и протестующе вздохнула.
        - Прости, дорогая, но у меня рука онемела, - пробормотал Нед, отодвигая ее от себя. - Вот так лучше. - Он облегченно вздохнул и потряс рукой. - Как ты себя чувствуешь?
        - Еще не разобралась, - сказала Джорджи, пытаясь сесть и прикрываясь одеялом. - Нос у меня ничего не чувствует. - Она потерла нос ладонью. - Но в общем мне тепло.
        - Ложись на бок, - сказал Нед, пытаясь повернуть ее так, чтобы не соскользнуло одеяло. - Вот так лучше. - Он прижался к ее спине, нащупывая руками мягкие округлости грудей. - Намного лучше, - прошептал он.
        Спустя минуту Джорджиана сказала:
        - А мы подумали, что сделаем после того, как заверим завещание у нотариуса в Олнуике?
        - Видишь ли, мы не едем в Олнуик, - сказал Нед, дыша ей в затылок.
        Джорджи напряглась, стараясь повернуться.
        - Конечно, едем. Это самое важное, что мы должны сделать. Причем сразу же.
        - Нет, - мягко возразил Нед, - не это самое важное.
        Джорджиана боролась с ним и победила, прижавшись к его груди. Она лежала на нем и гневно смотрела на него своими зелеными глазами, уже не замечая холода.
        - Это мой план. И мы сделаем так, как я задумала.
        Нед покачал головой, отвечая улыбкой на ее возмущенный взгляд. Он отвел от ее лица волосы и подложил руку ей под голову.
        - Любовь моя, прежде всего я собираюсь жениться на тебе. А потом мы заверим завещание и поместим в надежное место.
        - Гретна-Грин, ты хочешь сказать? - искренне изумилась Джорджи.
        - Ни минуты не откладывая, - заявил Нед. - Мне жаль, если у тебя более романтические представления о ганноверской площади Святого Георгия и обо всем этом свадебном представлении. Однако это, очевидно, единственный выход, если мы не хотим ждать шесть месяцев до твоего совершеннолетия, и нам не потребуется разрешение Селби. И я, честно говоря, не думаю, что мы можем позволить себе это.
        - Нет, конечно, я не мечтаю о пышной свадьбе, - сказала Джорджи, и негодование исчезло из ее глаз. - Как раз об этом я и не думала. В любом случае трудно вообразить что-то более романтичное, чем свадьба, на которой кузнец венчает над наковальней. Как же умно ты придумал. И как чудесно звучит: «Виконтесса Аллентон».
        Нед взял в ладони ее лицо. Рыжие локоны рассыпались по плечам, и он страстно поцеловал ее.
        - Как ты думаешь, сумеем мы снять одежду, не вылезая из-под одеяла? - поинтересовался он, задирая ее нижнюю юбку и нащупывая завязки панталон.
        - О, думаю, вместе мы сможем все!
        Сабрина Джеффрис
        Когда летят искры
        Глава 1
        Йоркшир
        Декабрь 1823 года

«Дорогая Шарлотта!
        Теперь, когда ваши ученики разъехались на Рождество, в школе, должно быть, пусто. Надеюсь, ваши друзья или соседи заглянут к вам. Одинокая женщина никогда не чувствует себя в безопасности.
        Ваш заботливый кузен

    Майкл».
        Больше никаких ярмарок невест! Вот лучший рождественский подарок, который Элинор Бэнкрофт сделает себе в этом году. Карета с Элинор и молодыми беспокойными кузенами и их другом направлялась к Шеффилду, где они собирались провести праздники. Не обращая внимания на глупые шутки кузенов, Элли глубоко, от всей души, облегченно вздохнула. Она предпочитала сидеть старой девой дома в Шеффилде, чем пережить унижение еще одного лондонского сезона. Одна мысль о том, чтобы снова попасть в водоворот светского общества всего лишь спустя три месяца, вызывала у нее тошноту.
        Теперь ей оставалось убедить тетю Элис отказаться от надежды выдать ее замуж. Хотя это было маловероятно.
        - Самый лучший рождественский гусь бывает у дяди Джозефа, - сказал одиннадцатилетний Перси Меткаф своему тихому школьному приятелю Чарлзу Диккенсу, приехавшему вместе с ними на праздники. - Он покупает самого большого, какой только найдется в городе.
        - А сливовый пудинг будет? - засунув в рот большой палец, осведомилась пятилетняя Мег Меткаф. - Я люблю сливовый пудинг.
        - Надеюсь, у нас будет «горящий дракон», - сказал Тимоти Меткаф восьми лет.
        - Мне бы хотелось, чтобы был, - сказала Элли, - но сомневаюсь, что папа это позволит. Он скажет, что выхватывать изюминки из чаши горящего бренди слишком опасно.
        - Но «горящий дракон» - это рождественская традиция, - возразил Перси.
        - А если мама позволит нам поиграть с «драконом», то почему дядя Джозеф будет против? - сказал Тим, надув губы. - Остановите карету, и мы попросим маму убедить его. Я хочу ехать с ней, все равно Перси дрыхнет на своем месте.
        - Если бы вы не свели ее с ума сегодня утром, - возразила Элли, - то могли бы сейчас ехать с ней. Дайте ей подремать, одной, и я уверена, что она обрадуется мысли ехать вместе с вами и Мег в своей карете, когда мы доедем до следующего города.
        Когда они на корабле приплыли из Лондона в Халл, то обнаружили, что их ожидает одна из папиных карет, чтобы отвезти в Шеффилд. Дела требовали его присутствия в Ланкашире, но он обещал вернуться к Рождеству. К сожалению, карета была тесна для них всех, хотя няня детей, заболевшая лихорадкой, осталась в Лондоне. Для багажа им пришлось нанять почтовую карету.
        - А можно будет петь рождественские песенки? - спросила Мег.
        - Если тебе хочется, - ответила Элли. - А как насчет «О, Рождество наступит завтра»?
        - Давайте споем «Веселую праздничную чашу», - предложил. Тим. Казалось, сегодня у него в голове были только чаши с вином.
        - Она слишком длинная, - возразил Перси. - Я хочу «Остролист и плющ».
        - Ты вчера выбирал рассказ, а я должен выбрать песенку, - пожаловался Тим, толкая Перси локтем в бок.
        Перси толкнул Тима, тот ударился о Чарли, который сказал:
        - Перестаньте, вы, петухи, - и толкнул их обоих. Несколько секунд, и воинственные мальчишки уже дрались. Опять.
        - Хватит! - Элли наклонилась, чтобы растащить их. - Прекратите эти глупости!
        И тут она почувствовала, как Перси случайно ударил ее в грудь.
        - Ох! - вскрикнула Элли и отодвинулась.
        Мег, которая боготворила свою девятнадцатилетнюю кузину со всей страстью, обычно проявляемой только к котятам и лимонным леденцам, приготовилась броситься в драку.
        - Ты ударил ее! Нельзя бить мою Элли!
        Затем она тут же залилась слезами, что остановило шумную драку, поскольку мальчики обращались с Мег как со сказочной принцессой.
        - Да ладно, не плачь. - Перси, успокаивая, неуклюже похлопал ее по плечу.
        - Убирайся! - возмутилась Мег, отталкивая его руку. - Ты обидел Элли!
        Сдерживая улыбку, вызванную яростной защитой Мег, Элли посадила ее себе на колени.
        - Все хорошо, малышка. - Она прижала нос к душистым белокурым локонам. - Никто не сделал мне больно. - Она недовольно взглянула на Перси поверх головы Мег. - Во всяком случае, не очень.
        Перси выставил вперед свой подбородок с ямочкой.
        - Я не хотел ударить тебя в… ну, ты знаешь куда.
        - В сиську? - услужливо подсказал Тим.
        - Тим! - упрекнула Элли. - Не следует употреблять такие вульгарные выражения!
        - Такие вульгарные выражения, - повторил он жеманным тоном, задрав нос, и фыркнул с отвращением. - Последнее время ты стала чопорной и правильной. С тобой было веселее, пока ты не уехала в эту школу.
        - Она пытается поймать мужа, вы, деревенщина, - сказал Перси. - Вот этому их учат в Школе для невест.
        Элли сердито посмотрела на Перси:
        - Не называй ее так. Кроме этикета, нас учили литературе и науке. И знаешь ли, не для того, чтобы поймать мужа.
        Но так оно и получалось, и Элли была обречена на неудачу. Она не была красавицей, как ее подруга Люси Сетон или миссис Харрис, хозяйка Школы для молодых леди, которую посещали Элли и Люси до своего выхода в свет. Элли была невзрачной и чуть полноватой. Вопреки моде ее прямые черные волосы сопротивлялись любой попытке превратиться в локоны, поэтому она была вынуждена заплетать их в косу и укладывать короной на голове.
        Люси хвалила ее зеленые глаза, но поскольку Элли носила очки, от глаз не было никакой пользы. Она пробовала отказаться от очков, но обнаружила, что без них вообще невозможно обойтись. Красота - это цветок, увядающий со временем, как утверждал Томас Нэш, один из ее любимых поэтов, но она все равно хотела бы побыть этим цветком, по крайней мере еще некоторое время.
        Да и что об этом знает мужчина? Нэш и понятия не имел, каково это - не иметь никаких внешних достоинств, которые могли бы привлечь мужа.
        - А для чего тебе нужен муж? - спросил Чарли. Он не отличался разговорчивостью, но иногда бывал довольно милым. - У вас есть мы, чтобы заботиться о вас.
        - Да, Элли, - вступил в разговор Тим. - Я на тебе женюсь.
        Приподняв бровь, она протерла очки.
        - Ты утверждал, будто все девчонки глупые.
        - Но ты не девчонка. Ты Элли. - Лицо Тима просветлело. - Подумай только, как мы будем веселиться: забираться на деревья, ходить на рыбалку и ездить верхом на охоту с собаками.
        Элли невольно улыбнулась.
        - Тебе придется надеть что-нибудь более подходящее, чем эта глупая штука. - Тим указал на ее редингот.
        - Мне нравится это платье. - И это было единственное платье, в котором она выглядела почти хорошенькой.
        - Знаешь, а ты не умеешь чистить рыбу, - заметил Тим.
        - Я вообще не собираюсь чистить рыбу, даже для тебя. Кроме того, на что мы будем жить, если займемся рыбной ловлей?
        - У тебя есть состояние, не так ли? - с категоричностью, свойственной молодости, сказал Тим. - На эти деньги мы и будем жить.
        Улыбка исчезла с ее лица, и Элли надела очки, чтобы скрыть неожиданные слезы. Даже Тим знал, что самым главным ее достоинством были деньги. По крайней мере он признавал это, чего нельзя было сказать о большинстве джентльменов. К счастью, она за десять шагов могла разглядеть охотника за приданым благодаря своему обучению в школе, не говоря уже о сведениях, полученных в письмах анонимного благотворителя школы, «кузена Майкла».
        Как самая богатая невеста в северной Англии, Элли вызывала интерес на ярмарке невест - и никаких чувств.
        Как она была наивна до своего выхода в свет, мечтая о браке с безумно романтичным мужчиной, похожим на лорда Байрона, но без его широко известных недостатков! Вместо этого перед ней постоянно появлялись люди, в душах которых не только не было ничего поэтичного, но все они обладали недостатком, с которым она не могла смириться, - жадностью. Они глазели на нее как на корову, выставленную на продажу, и заставляли чувствовать этой самой коровой.
        Хватит с нее. Приехав домой к отцу, играя роль хозяйки дома, она собиралась остаться здесь. Навсегда. Тетя и кузены вернутся в Лондон без нее.
        - Ты слишком молод для Элли, - с чувством превосходства сказал Перси своему младшему брату. - Элли могла бы выйти за меня, только я не собираюсь жениться. Мы с Чарли хотим стать солдатами, а она просто нам будет мешать.
        Тетя Элис никогда не отпустила бы его на войну. Несмотря на свой мягкий характер и молодой возраст - тридцать два года, - их мать обладала стальной волей, а дети были смыслом ее жизни. В том числе и Элли, как любимая дочь единственной сестры тети Элис. Это тетя Элис после смерти мамы убедила папу поместить Элли в школу миссис Харрис, и она же устроила Элли выезд в свет. Она была уверена, что со временем Элли найдет превосходного мужа. Тетя не одобрила бы решение Элли не выходить замуж.
        Но она готовилась к этому и тренировалась на Люси: училась высказывать свое мнение и не изменять свое решение. Элли всегда легко удавалось сохранять твердость с детьми, только надо научиться быть твердой с… с детьми намного старше.
        Подумав о детях, она вздохнула. В этом был недостаток ее плана - милая Мег и умница Перси не принадлежали ей.
        Она еще крепче прижала к себе Мег. Это не имело значения. У нее были двоюродные братья и сестры и их дети. Это лучше, чем связать себя браком с человеком, который заводит любовницу, потому что в жене его привлекают только деньги.
        - А ты смотрела в окошко, Элли? - Перси смотрел в окошко, и на его пухлом лице отразилось беспокойство. - Все обледенело.
        - Что? - Элли раздвинула занавески на окне, которое было ближе к ней, и с ужасом увидела на деревьях мокрые сосульки. Теперь не было надежды, что они доберутся до Шеффилда до наступления темноты.
        Она слышала, как папин кучер Джарвис что-то крикнул форейтору наемной кареты, которая ехала впереди. Элли старалась рассмотреть, что там происходит, но в этот момент они заворачивали в сторону у какого-то леса и ей было плохо видно.
        Неожиданно где-то впереди на дороге раздался крик, и их карету резко качнуло. Мег свалилась с колен Элли, а мальчиков разбросало по карете как спички.
        - Проклятие! - Джарвис остановил карету и соскочил на землю. Проверив лошадей, он стал с трудом пробираться вперед по покрытой ледяной коркой траве, опираясь, чтобы не упасть, на палку.
        - Оставайтесь здесь, - приказала Элли детям, выбралась из кареты и пошла следом за ним. Она увидела мост, к которому он, по-видимому, направлялся. Ее очки мгновенно облепил мокрый снег, и ей пришлось спрятать их в карман. Теперь она едва что-то видела, но ей показалось, что Джарвис исчез где-то на берегу около моста.
        Неожиданное предчувствие охватило ее, пока она спешила за ним, пытаясь заглянуть за его плечо. Джарвис осторожно спускался по склону, и совсем рядом с рекой у воды лежала карета, разбившаяся о толстый дуб.
        - Тетя Элис! - закричала Элли.
        - Стойте на месте, мисс, - приказал Джарвис. - Мне только не хватало, чтобы вы свалились в речку.
        Поврежденная нога Джарвиса плохо слушалась, особенно сейчас, когда снег, смешавшись со льдом, образовал на земле предательскую корку. А почтальон едва справлялся с вырывавшимися лошадьми.
        Джарвис окликнул тетю Элис, но ответа не последовало и Элли впала в панику.
        - Что случилось? - спросил позади нее Перси.
        Она обернулась и увидела трех мальчиков, вылезавших из кареты, а из окошка выглядывала Мег.
        - Где мама? - жалобно спросил Тим.
        У нее дрогнуло сердце, когда они выстроились по ранжиру - все голубоглазые и белокурые, кроме более темного Чарли Диккенса. Они выглядели такими маленькими и беззащитными - худенький Тим разглаживал свои измятые штаны, крепыш Перси нетерпеливо откидывал волосы, а их болезненный друг Чарли моргал от блестевшего льда.
        Должна ли она сказать им правду? Нет, они не должны приближаться к реке, а они это непременно сделают, если догадаются, что с их матерью случилась беда. Элли пошла им навстречу, успокаивая их улыбкой.
        - Джарвису надо оправиться, вот и все. Забирайтесь обратно в карету.
        - Я устал сидеть в карете, - захныкал Перси. - Я хочу пойти с Джарвисом.
        - Нельзя!
        Он с подозрением посмотрел на нее. Отчаянно пытаясь отвлечь от происходящего его и остальных детей, Элли сказала:
        - А разве мы не собирались петь рождественские песни? Давайте споем «Остролист и плющ» и «Веселую праздничную чашу». Мег они понравятся. - Стараясь загнать их обратно в карету, она запела: - «Остролист и плющ, когда вырастут большими…» - пока остальные не присоединились к ней.
        Скоро дети воспрянули духом и оживились, но она не переставала оглядываться, не зная, все ли в порядке с Джарвисом и не следует ли ей помочь ему.
        Вдруг с дороги донесся громкий голос:
        - Ради Бога, что тут за кошачий концерт?
        Слова песни застряли у них в горле. Обрадованная появлению помощи, Элли повернулась, приготовившись договориться о содействии с их спасителем.
        Разглядев появившуюся перед нею туманную фигуру, она онемела от страха. Существо ростом более шести футов сидело верхом на огромной лошади, и лишь горящие глаза выделялись на фоне его темного силуэта. На мгновение он заставил ее вспомнить папины сказки о странных зверях, бродивших в лесах вблизи Шеффилда.
        Затем Элли прищурилась и поняла, что это существо - мужчина. Теплое черное пальто облегало его торс, а на его черных как вороново крыло волосах была обледенелая бобровая шляпа. Лицо его казалось черным, за исключением мест, где виднелись следы мокрого снега, похожие на сажу. И от него пахло гарью.
        Шахтер? Должно быть. Кто еще ездит по дорогам в таком виде?
        Она шагнула к нему, чтобы поговорить, но Перси схватил ее за руку.
        - Осторожно, Элли. Любой тип, которому не нравятся рождественские песни, может оказаться негодяем.
        Мужчина подъехал ближе.
        - А любой тип, который оскорбляет проезжающих, просто боль в…
        - Сэр! - воскликнула Элли, зажимая кузену уши, чтобы он не слышал сквернословие этого человека, к тому же с Йоркским акцентом. - Здесь дети!
        - Да, и для них, как я вижу, не нашлось места похуже. Вам надо ехать, мадам, пока дороги не стали непроходимыми из-за льда. - Незнакомец прищелкнул языком и тронул с места лошадь.
        - Подождите, сэр, пожалуйста, - взмолилась она. Когда тот, грязно выругавшись, остановился, Элли на минуту задумалась, разумно ли связываться с этим неблаговоспитанным человеком, который может оказаться вором или кем-то еще похуже. Но Джарвис не мог вынести тетю Элис из кареты без чьей-нибудь помощи, а этот шахтер выглядел достаточно сильным. Дареному спасителю в зубы не смотрят.
        - Произошел несчастный случай, - торопливо объяснила Элли. - Карета моей тети съехала с дороги…
        - Где? - рявкнул он, не давая ей закончить.
        Она указала на берег, его грубость мешала ей говорить. Шахтер спешился и быстрым шагом направился к реке.
        - Только уберите с дороги сопляков.
        Не обращая внимания на его поразительную грубость, Элли принялась за дело.
        - Пойдемте, дети, - сказала она, подталкивая их к карете.
        Но Перси с побледневшим липом преградил ей дорогу:
        - Мама пострадала?
        - Точно не знаю, - призналась Элли. - Джарвис все еще пытается добраться до кареты.
        - Тогда я должен помочь! - воскликнул Перси, обходя ее.
        Она ухватила его за руку.
        - Пусть Джарвис с незнакомцем займутся этим.
        - Но мы даже не знаем, можно ли доверять этому типу!
        - Все будет хорошо, не беспокойся. - Если бы незнакомец намеревался сделать им что-то плохое, он бы уже воспользовался случаем. Его мрачная грубость странным образом успокаивала ее, особенно после месяцев, проведенных в светском обществе, где мужчины, которым она могла меньше всего доверять, казались просто очаровательными.
        Когда Перси заколебался, Элли добавила:
        - Нам надо приготовить место в карете для твоей мамы. На случай если она пострадала, ей нужны одеяла и подушки.
        Это заставило мальчиков устроить уютное гнездышко на одном из сидений, в то время как Мег забилась в угол и, засунув палец в рот, тихонько заплакала.
        - Все в порядке, Мег, - сказал ей Перси, взбивая подушку. - Как только мама будет с нами, мы поедем в гостиницу и выпьем шоколаду, не правда ли, Элли?
        - Конечно. - Важнее всего было найти к мальчикам правильный подход.
        - Этот человек назвал нас сопляками, - пожаловался Тим, раскладывая одеяло. - Он нас даже не знает!
        - Я убеждена, что если бы знал, то не назвал вас так, - успокоила их Элли и вылезла наружу поискать флягу с виски, принадлежавшую Джарвису. Она могла потребоваться тете Элис.
        Услышав какой-то шум, Элли взглянула в сторону берега и увидела, что незнакомец направляется к ним и на руках несет тетю Элис. Форейтор и Джарвис шли за ним и вели лошадей из почтовой упряжки.
        - С моей тетей все хорошо? - с замиранием сердца спросила Элли.
        - Она жива, - ответил мужчина, - но без сознания. Думаю, у нее сломана нога и она получила сильный удар по голове. Ей сейчас срочно нужен доктор.
        Элли поспешно открыла дверцу кареты.
        - А есть ли доктор в ближайшем городе?
        Мужчина заглянул в карету и положил пострадавшую на сиденье с нежностью, неожиданной в таком мрачном человеке. Затем хмуро посмотрел на Элли.
        - Как я уже объяснил вашему кучеру, вы не доберетесь до Хенсли - это в восьми милях отсюда. Даже если одолеете этот ледяной холм возле моста. Мой дом неподалеку - можете там переждать непогоду. А я пошлю кого-нибудь за доктором.
        - Боже мой, я не знаю, - прошептала Элли. Как может этот незнакомец разместить лишних семь человек в своем домишке, да еще накормить и найти место, где могли бы лечь мальчишки? Они могут застрять на несколько дней. - Может быть, вам сначала посоветоваться с вашей женой?
        - У меня нет жены. А у вас почти нет выбора.
        Если бы они доехали до ближайшего города, то смогли бы купить все необходимое, но он считал это невозможным.
        - Он прав, мисс, - сказал Джарвис. - Там за мостом сейчас не проехать. А дорога обратно наверняка не лучше.
        Все смотрели на нее, ожидая решения. Было так странно чувствовать свою ответственность, обычно всем занималась тетя Элис. Но если Элли не совсем доверяла этому измазанному сажей незнакомцу, то доверяла Джарвису.
        - Полагаю, у нас нет другого выхода.
        Пока мужчины обсуждали, как развернуть карету, Элли поняла, что ей и детям потребуются вещи, оставленные в брошенной почтовой карете. Она только добежит до реки и возьмет кое-какую одежду и другие вещи. Она могла бы вытащить и…
        - Куда это вы, черт побери, собрались? - окликнул ее незнакомец, когда она направилась к берегу.
        - Взять кое-что необходимое из наших сундуков.
        - Оставьте их там. - Шахтер пошел следом за ней. - У нас нет времени на такую чепуху.
        - Но там вещи, которые нам нужны, - возразила она.
        Схватив Элли за руку, он потащил ее к карете.
        - Ради этого не стоит рисковать и тонуть в реке, мисс Бэнкрофт.
        - Не говорите глупости. - Элли напрасно вырывалась из железной руки. - Я не собираюсь… постойте, как вы узнали мое имя?..
        - Мне сказал ваш кучер, что вы дочь Джозефа Бэнкрофта. - Шахтер распахнул дверцу кареты и бесцеремонно втолкнул ее внутрь. - Теперь сидите тут, черт побери. У меня хватает забот, чтобы еще вызывать гнев вашего богатого отца после того, как вы сломаете вашу дурацкую шею, спасая свои модные платья.
        - Но я не это хотела сделать…
        - Но и не то, чего хотел я…
        Шахтер захлопнул дверцу и отошел. Ошеломленная, Элли сидела, хлопая ресницами, там, куда тот толкнул ее, - на полу кареты. Ладно! Ну разве он не неотесанный ребенок? Если бы он не спас тетю Элис, она бы все ему высказала.
        И как получается так, что даже незнакомые люди знают, что у нее есть деньги?
        Джарвис со смущенной улыбкой подошел к окошку и сказал:
        - Я уверен, что его милость будет рад послать потом кого-нибудь за вашим багажом, мисс.
        - Его милость? Неужели этот грязный, плохо воспитанный тип может быть джентльменом?
        Джарвис придвинулся к стеклу.
        - Барон Торнклиф, мисс. Но вы не беспокойтесь, что он тот самый Черный Барон. То, что о нем люди говорят, - просто глупые сплетни.
        Черный Барон! Это из-за его странной привычки расхаживать выпачканным в саже. Элли содрогнулась, представив, каким должен быть его дом. И ей было очень интересно, что о нем говорили люди.
        Но она не успела спросить: Джарвис уже отошел, а тетя Элис, застонав, отвлекла ее внимание. Элли пощупала ее пульс. Он оказался нормальным, а тетя дышала свободнее.
        - Элли?
        Радость охватила девушку.
        - Да, я здесь.
        Тетя попыталась сесть, но со стоном опустилась на подушки.
        - У меня… болит голова.
        - Я знаю. - Элли отвела светло-каштановые волосы с ее побледневшего лба. - Произошел несчастный случай.
        Голубые глаза тети Элис широко раскрылись, хотя взгляд был рассеянным.
        - Дети…
        - Дети здесь, и они не пострадали. Мы везем вас к доктору. - Элли не хотела сейчас загружать тетю путаными объяснениями. - Вам следует отдохнуть.
        Кивнув, та закрыла глаза.
        - Мама поправится? - спросила Мег, сидевшая на коленях у Перси.
        - Конечно, - сказала Элли с убеждением, на какое только хватило ее сил.
        Желая сделать больше, она уложила тетю поудобнее, стараясь не касаться сломанной ноги, лежавшей на подушке, которую подложил под нее лорд Торнклиф. Подоткнув одеяло, Элли не знала, что еще сделать, кроме как молить Бога, чтобы лорд Торнклиф как можно скорее привез доктора. Причем такого, которому они могли бы доверять.
        В то время, пока Джарвис и их спаситель поворачивали карету, Элли достала очки и теперь могла разглядеть его в окошко получше. Лошадь незнакомца выглядела великолепно, и он держался с достоинством, свойственным его происхождению.
        Если бы не его грязный внешний вид, она могла бы поверить, что он лорд. Учительница однажды заявила им, будто мужчины или животные, или джентльмены. Или животные, выдающие себя за джентльменов. Могла существовать и четвертая категория - джентльмены, выдающие себя за животных? Все-таки лорд Торнклиф спас их. Безусловно, это означало, что где-то в глубине души он джентльмен.
        Пожалуй, даже в очень большой глубине, судя по его скверному характеру. Вероятно, он вел себя так, потому что слишком трусливые окружающие мирились с этим.
        Элли не могла ничего сделать с тем, что она и ее семья причиняли Торнклифу неудобство, но и не собиралась позволять ему командовать, не считаясь с ее мнением. Кто-то должен противостоять ему, и это должна быть она.
        Ей просто надо оставаться спокойной и дать ему понять, что он не запугает ее. И надеяться, что Шекспир прав в том, что «каким бы свирепым ни был зверь, он не лишен жалости». Ибо если под маской грубости не скрывался истинный джентльмен, их ожидали бы большие беды.
        Глава 2

«Дорогой кузен!
        Иногда мне нравится побыть одной. Сторож живет в сторожке недалеко от нашего дома, а мой сосед совсем рядом. Когда девочек здесь нет, он заходит ко мне проверить, все ли у меня в порядке. Так что вам не надо беспокоиться о моей безопасности.
        Ваш друг и родственница

    Шарлотта».
        Сгорбившись, Мартин Торнклиф ворчал что-то себе под нос, продвигаясь навстречу снегу. Оставив кучера Бэнкрофтов продержаться сколько тот сможет, Мартин отпустил свою лошадь, хорошо знавшую дорогу к Торнклиф-Холлу. Сегодня для него выдался плохой день. Изобретенные им предохранители при испытании их в угольной шахте перегорали слишком быстро. Затем, когда он направился домой, начался гололед. А теперь вот это.
        Декабрь был для него достаточно трудным и без нашествия на граничащую с ним землю богатых захватчиков с детьми, которые адски терзали слух своими рождественскими песнями.
        О чем думал Джозеф Бэнкрофт, отправляя семью в путешествие почти без охраны? Человек, владеющий «Йорк силвер», самой большой в Англии серебродобывающей компанией. Уж ему-то следовало подумать, прежде чем полагаться на пожилого кучера и какого-то бесполезного молоденького почтальона. Если бы эти женщины и дети принадлежали Мартину, он сумел бы получше позаботиться о них.
        Он презрительно фыркнул. Верно. Так, как он защитил Руперта. После того, что произошло с его старшим братом, ни одна здравомыслящая женщина не прибегла бы к защите опасного Черного Барона.
        Зловещее прозвище, данное ему обществом, заставило его поморщиться. В любом случае ему не требовалась жена, мешающая ему проводить опыты и требующая заботы. Однако временами ему хотелось…
        Просто смешно. Его жизнь сложилась так, как он и заслуживал. Это его брат был веселым хозяином поместья: одинаково легко общался и с арендатором, и с герцогом и виртуозно управлял имением. И одновременно привлекал к себе внимание всех хорошеньких девушек этой части Англии.
        Мартин же умел только взрывать.
        А теперь, помоги ему Господи, к нему нагрянули гости. Торнклиф-Холл был не местом для раненой женщины и ее распевающего песенки потомства. Мартин приходил в ужас при мысли о том, что эти мальчишки кинутся исследовать старый каменный сарай позади дома, где он проводил свои эксперименты. Хорошо еще, ему не придется беспокоиться за их кузину. Сарай не был привлекательным местом для модно одетых богатых девиц. Все в ней указывало на избалованную богатую девчонку, начиная с ее дорогих лайковых сапожек и таких же перчаток и кончая взглядом, пронизывающим насквозь. Как и ее не к месту нарядное платье. Хотя оно подчеркивало ее женственную фигуру лучше, чем если бы это была шерстяная накидка. Вероятно, поэтому она и носила его - молодые леди, такие как она, требовали внимания. Они с малых лет были нацелены на привлечение к себе внимания и получения от этого удовольствия.
        Но она от него этого не получит, как бы ни казались привлекательны ее формы и сверкающие зеленые глаза. Пока был жив Руперт, Мартин встречал много девушек, подобных ей. Брат заставлял его появляться в обществе. Мартину даже нравились некоторые из них. Но после смерти Руперта пошли разные слухи, от него отвернулись. Он не соответствовал женскому представлению о том, каким должен быть джентльмен. Мисс Бэнкрофт, без сомнения, была среди них.
        Еще хуже, у нее отсутствует здравый смысл. Надо же придумать - доставать какие-то вещи из багажа. Девушка совсем рехнулась? Неужели она не знает, как ненадежен и опасен гололед? Вероятно, ее беспокоило, что появится какой-то негодяй и украдет ее драгоценности и меха. Как будто кто-то решится на вылазку в такую погоду. Торнклиф задумался. Драгоценности подождут - у него еще есть дела в поместье, которые надо уладить, пока не выпало слишком много снега.
        Доехав до аллеи, барон опередил всех. Его дворецкий мистер Хаггетт уже посыпал гравием наледь на дорожке, пересекавшей низкую каменную стену, окружавшую поместье. Вот дьявольщина, Мартин даже не подумал, как создавшаяся ситуация отразится на его малочисленных слугах.
        После смерти Руперта он закрыл половину комнат и теперь каждый час бодрствования проводил в сарае. Поэтому он отправил на покой всех слуг, кроме тех, без которых нельзя было обойтись. К счастью, Хаггетт отлично со всем справлялся. Справится и с этим бедствием.
        - Я привез к нам несколько человек, - спешившись, сообщил Мартин.
        - Гостей? - Лицо Хаггетта светилось от радости. - У нас гости?
        - Правильнее сказать - незваные гости, - проворчал Мартин. - Одна из их карет сломалась, и мне пришлось предложить им остановиться в моем доме.
        Хаггетт захлопал в ладоши.
        - Отлично! Как раз вовремя, на праздник!
        - Хаггетт, - заговорил Мартин угрожающим тоном.
        - Я знаю, как вы относитесь к Рождеству, сэр, но прошло уже три года, и вот у нас появились гости. Мы просто должны принести зелень и, может быть, рождественскую свечу или две свечи, я уж не говорю о жареном гусе и сливовом пудинге…
        - Хаггетт! - Когда Мартин вновь завладел вниманием дворецкого, он добавил: - Сейчас не до праздников, среди них есть пострадавшая.
        - О Боже, - прошептал Хаггетт.
        - Я должен послать тебя за доктором Причардом. И не забудь отправить кого-нибудь за подковами с особыми гвоздями - под снегом ледяная корка. - Мартин взглянул на выехавшую на аллею карету. - Полагаю, нам потребуется провизия, только, ради Бога, никаких гусей и сливовых пудингов. И позаботься, чтобы было чем накормить детей.
        - Детей! - снова обрадовался Хаггетт. - Сколько их?
        - Точно не знаю. Кажется, много. И еще есть молодая женщина, их кузина. - Хаггетт понимающе улыбнулся, и Мартин нахмурился. - И не бери ничего себе в голову. Она не из тех, какие мне нравятся. К тому же она с первого взгляда невзлюбила меня.
        - Не представляю почему, - сухо сказал Хаггетт. - Вы всегда так мило улыбаетесь хорошеньким леди.
        Мартин сурово посмотрел на него.
        - Правда, сэр, - хмыкнул Хаггетт, - но вы и должны ожидать, что прекрасный пол будет шарахаться от вас, когда у вас такой вид, как будто вы вывалялись в углях.

«Вывалялся!» Мартин оглядел себя и обнаружил, что весь перепачкан сажей. Он так торопился выбраться из шахты, что даже не умылся. Дьявольщина!
        - Может быть, вам даже захочется держать в узде ваш выразительный язык в присутствии детей, - заметил дворецкий, когда появилась роскошная дорожная карета.
        Мартин был готов обуздать своего дворецкого, дав хорошего пинка, но к дому подъехала карета, распахнулась дверца, и во двор высыпали дети.
        На этот раз он сосчитал их - трое мальчишек, которые трещали как сороки, и крохотный херувимчик с нимбом золотистых локонов. Он лишь надеялся, что в карете под подушками не прятались орущие младенцы.
        За ними выскочила мисс Бэнкрофт в очках, делавших ее слишком серьезной. Если она до этого не носила их, то, как предположил Мартин, они должны были производить впечатление. Вот ведь еще одна из причуд, свойственных дамам света!
        Мисс Бэнкрофт остановилась около него:
        - Моя тетя пришла в себя, но кто-то должен отнести ее в дом, так что не будете ли вы так добры…
        - Конечно. Это мой дворецкий, мистер Хаггетт. Он пошлет за доктором.
        При этих словах Хаггетт поспешил дать указания ожидавшему конюху, а Мартин успел услышать, как мисс Бэнкрофт воскликнула:
        - Это здесь вы живете?
        Удивление в ее голосе задело его за живое. Ладно, значит, Торнклиф-Холл с его почерневшими стенами из песчаника не был похож на виллу в греческом стиле, считавшемся в высшем свете в то время модным, но Мартин гордился им. Возможно, его следовало немного подновить, но он более двухсот лет принадлежал его семье. А это чего-то стоило.
        Эти люди едва ли оценят его.
        Однако дом сохранился благодаря ему.
        - Да, - огрызнулся Мартин, - это мой дом. И судя по погоде, может оказаться вашим на несколько дней, так что вам лучше примириться с тем, что на этот раз придется обойтись без лондонской роскоши.
        - Я не хотела… О Боже, Мег, не смей есть грязный снег! Извините меня, сэр, я должна заняться детьми.
        Мисс Бэнкрофт убежала, а Мартин с удивлением посмотрел ей вслед. Она присматривала за своими кузенами? Непохоже, чтобы этим занималась избалованная богатая невеста. Более того, такие женщины, как она, любят распоряжаться. Храни Бог мужчину, за которого она выйдет замуж, - возможно, он станет богат, но платой за богатство будет масса требований, которые ему придется удовлетворять.
        Мартин нашел миссис Меткаф в карете, где она сидела, закрыв рукой лицо.
        - Мадам? - окликнул он.
        - Где мы? - спросила она неземным голосом, так похожим на голос его матери перед смертью.
        Это испугало Мартина, хотя она и была в сознании.
        - В Торнклиф-Холле. Теперь вы почувствуете себя лучше. - Мартин наклонился, взял ее на руки и понес в дом.
        Дети столпились около них, задавая вопросы. Только этого ему не хватало.
        - Мисс Бэнкрофт, придержите этих сопляков…
        - Не называйте их сопляками, - перебила она. - Они вполне благовоспитанные дети, которые недавно узнали, что их мать пострадала. Проявите сочувствие, пожалуйста.
        Барон растерялся от такого выговора. Большинство женщин трепетали от страха перед ним. Но почему не эта?
        Не обращая внимания на приглушенный смех Хаггетта, Мартин внес Элис в дом. Хаггетт и лакей шли рядом с ним, и он давал распоряжения, как бы не замечая мисс Бэнкрофт и мальчишек, следовавших за ним.
        - Мы разместим миссис Меткаф в моей спальне, а остальных…
        - Нельзя этого делать, - заявила мисс Бэнкрофт, когда они прошли через огромный холл и поднялись по лестнице. - Она молодая вдова, а вы не женаты.
        О, ради всего святого!
        - Я не собираюсь там с нею спать, глупая вы женщина. - Он чувствовал тяжесть ее тети на своих руках.
        - Дело не в этом, - сказала Элл и с раздражением. - Неприлично ей проводить ночь в спальне неженатого мужчины независимо от того, там вы или нет.
        - Она права, милорд, - сказал Хаггетт. - Если станет известно…
        - Этого не узнают, я позабочусь. - Барон остановился в холле, куда выходили двери спален. - Должен же я где-то поместить ее. И это самая удобная комната, не говоря уж о том, что она единственная, приготовленная для гостей.
        - Прекрасно, - произнес слабый голос. Он опустил глаза и увидел, что миссис Меткаф смотрит на него.
        - Поверьте, сэр, вы очень… очень добры.
        - Видите? - обратился он к Хаггетту и мисс Бэнкрофт. - Вот здравомыслящая леди.
        Он вошел в свою спальню и тут услышал, как заныл один из мальчишек:
        - Элли, я хочу на горшок!
        Другие тоже начали проситься на горшок.
        - Я должна сначала уложить вашу маму, - начала она, - и если вы подождете…
        - Не беспокойтесь, мисс, - сказал лакей. - Я займусь малышами.
        - Спасибо. - Она поспешно вошла в комнату, где Мартин укладывал Элис на постель.
        Мисс Бэнкрофт сразу же начала хлопотать около пострадавшей, взбила подушку, налила воды из кувшина, прекрасно играя роль заботливой сиделки. Но ее надолго не хватит.
        - Какие комнаты приготовить для молодой леди и детей? - спросил Хаггетт.
        - Я останусь здесь с тетей, - решительно сказала мисс Бэнкрофт, искоса взглянув на Мартина.
        И вдруг он понял.
        - Поэтому вы были так разборчивы, выбирая комнату для ночлега. - Обычно он не обращал внимания на такую реакцию, но сегодня у него стало тяжело на сердце. - Вы догадались, кто я.
        - А кто… кто он? - тихо спросила миссис Меткаф с постели.
        - Лорд Торнклиф, вот и все, - сказала мисс Бэнкрофт. - Мистер Хаггетт, пожалуйста, проследите, чтобы тетя выпила немножко воды, пока я поговорю с его милостью в холле!
        - Конечно, мисс.
        Не ожидая ее, Мартин вышел, затем, когда она присоединилась к нему, повернул ее лицом к себе и закрыл дверь.
        - Все дело в этом, не так ли? - прорычал он. - Вы слышали о Черном Бароне, поэтому боитесь оставить ее одну в комнате.
        - Я боялась оставить ее одну, потому что она ранена, - сказала с недоумением Элли. - Я только хотела побыть с ней, на случай если ей что-нибудь понадобится.
        Мартин пропустил мимо ушей ее разумное объяснение, раздраженный ее прямотой.
        - Послушайте, мисс Бэнкрофт, я не собираюсь ходить на цыпочках вокруг собственного дома только потому, что вы, капризные светские леди, слышали абсурдные сплетни об ужасном Черном Бароне. И не допущу, чтобы мои слуги крутились вокруг ваших маленьких со… кузенов, в то время как вы будете суетиться возле пострадавшей. Так что оставайтесь с детьми там, черт побери, где Хаггетт поместит вас.
        - Вы так думаете? - прищурилась она.
        Этот холодный тон должен был предостеречь его, как и ее спокойствие. Но ему хватило одного этого дня, чтобы у него исчезло желание уступать, и голова была как в тумане.
        - Я знаю, что подобные вам привыкли, чтобы им льстили, ухаживали за ними, кормили всякими деликатесами…
        - Подобные мне? - Буря негодования сверкала в ее зеленых глазах.
        - …но мы оказались в критическом положении и вынуждены обходиться тем, что у нас есть. Поэтому оставьте при себе ваши мелочные жалобы и не обременяйте моих слуг излишними требованиями. Иначе, какие бы глупости вы ни слышали обо мне как о Черном Бароне, вы увидите, насколько они смешны по сравнению с моим истинным крутым нравом!
        - Я содрогаюсь, представляя это, - проворчала она себе под нос.
        - Что? - грозно переспросил он, думая, что неправильно понял ее.
        - Ничего. Вы закончили, сэр? - Мисс Бэнкрофт не выглядела испуганной, хотя подбородок у нее дрожал, и это заставило его замолчать.
        - Э… ну… да.
        - Прекрасно. Я сделаю все, что могу, чтобы выполнить ваши требования, - сладким голоском сказала она, но он мог поклясться, что под этой сладостью слышался сарказм. - А теперь извините меня, я должна заняться моей тетей, пока мне еще позволено оставаться с ней.
        Гордо вскинув голову, мисс Бэнкрофт поспешила обратно в комнату. И только теперь до него дошло, что, может быть, он был слишком настойчив со своими требованиями. При вспышках гнева он иногда говорил что-нибудь, о чем потом жалел.
        Но прежде чем Мартин придумал, как смягчить свои слова, дверь распахнулась, и на пороге с трагическим выражением на лице снова появилась она.
        - Если вы не хотите, чтобы люди называли вас «Черный Барон», сэр, вы могли бы согласиться хотя бы время от времени умываться. Я уверена: это безмерно улучшило бы вашу репутацию.
        Он смотрел, как она вплыла в комнату словно египетская царица. Умываться? Какого черта? Быстрый взгляд в висевшее в холле зеркало напомнил о саже, покрывавшей его лицо. Но она, конечно, не думала, что именно поэтому его называют «Черным»…
        Дьявольщина. Она не знала и, очевидно, не слышала гнусных сплетен, преследовавших его после смерти Руперта. Решила, что его прозвали так из-за сажи. Вот почему она не испугалась его, как это происходило с другими дамами.
        Мартин направился в комнату, чтобы объясниться, но остановился, когда вернулся лакей с мальчишками. Когда они промчались мимо него с таким же озабоченным видом, какой имела и их кузина, он вдруг подумал, что не должен говорить мисс Бэнкрофт, как он получил такое прозвище.
        Зачем ему это? Она посмотрит на него по-другому или, еще хуже, расскажет своей тете. Тогда у него на руках окажутся две истеричные женщины, пытающиеся убежать из его дома, опасаясь за свою жизнь или добродетель.
        Мартин продолжал стоять, размышляя, как в данном случае не показаться страшным Черным Бароном, когда услышал, как Хаггетт говорит мисс Бэнкрофт:
        - Нет никакой необходимости оставаться в одной комнате с тетей, мисс. Рядом расположена комната, принадлежавшая матушке его милости. Между ними есть дверь. И вам с маленькой девочкой будет там намного удобнее, и вы всегда, когда пожелаете, сможете заходить к миссис Меткаф, никого не потревожив. Мальчики могут спать в зеленой комнате. Там есть раскладная кровать.
        - Его милость, похоже, считает, будто я должна повсюду сопровождать детей, - сдержанно заметила она.
        - Не беспокойтесь, мы справимся с несколькими ребятишками, если они будут путаться под ногами, а кроме того, зеленая комната как раз напротив, и вы услышите, если они выйдут.
        - Спасибо, мистер Хаггетт. Это очень удобно.
        Ее теплый тон задел Мартина за живое, поскольку с ним она таким тоном не разговаривала. А ведь именно он спас их.
        - А теперь я предлагаю переодеть детей в сухое, - сказал Хаггетт.
        - Боюсь, это невозможно, - возразила она. - Их одежда в наших сундуках, а его милость не позволил достать их из второй кареты. - Ее возмущенный тон снова вызвал у него раздражение.
        Мартин подошел к открытой двери. Дети, словно солдаты, выстроились по обе ее стороны, а маленькая девочка схватилась за ее руку, как только он показался на пороге.
        Не обращая внимания на детей, он смотрел на мисс «Великая мира сего».
        - Вы, безусловно, разложили вещи отдельно для гостиницы и отдельно…
        - Только в сундуки. - Мисс Бэнкрофт холодно улыбнулась. - Если вы помните, я говорила вам, что в них самые необходимые вещи.
        Вспоминая их короткий спор, Мартин поморщился. Она действительно говорила ему об этом, но он был слишком озабочен, стараясь стащить ее с этого проклятого льда. И предположил, что сундуки были лишним багажом. Непонятно почему. Вероятно, по той же причине, что думал, она знает о его репутации. Мартин начинал сомневаться в правильности своих предположений.
        Когда они все, даже Хаггетт, в ожидании смотрели на него, он с трудом удержался, чтобы не выругаться.
        - Я пошлю лакеев за вашими сундуками, - резко сказал он. Затем смягчил тон: - Вам нужно еще что-нибудь?
        Его заботливость, казалось, удивила ее. Затем нежная улыбка тронула ее губы.
        - Нет, сейчас нет. Спасибо за заботу, сэр.
        Эта нежная улыбка взволновала его. Прошло три года с тех пор, когда ему в последний раз улыбнулась молодая женщина. Эта улыбка согрела его сердце. И взволновала. И эта улыбка заставила его заметить и шелковистые черные волосы, и приятную фигуру, и мелодичность речи, которая напомнила чистый высокий голос, поющий рождественскую песню.
        Дьявольщина. Мартин не мог так думать о какой-то богатой девице, которая даже не знала, кто он такой. Кроме того, в этой женщине было что-то большее, чем приятная внешность. И он бы не удивился, если бы в этой головке, кроме обычной глупости и увлечения модой, находилось что-то еще. Он не хотел иметь жену. Ему не нужна жена.
        - Пойду погляжу, что там с сундуками, - пробормотал он.
        И убежал.
        Глава 3

«Дорогая Шарлотта!
        А ваш сосед человек с хорошей репутацией? Чем он занимается? Он женат? Будьте осторожны: многие мужчины охотятся на одиноких женщин, пользуясь их затруднительным положением.
        Ваш по-прежнему заботливый кузен

    Майкл».
        В этот день Элли больше не видела барона. Это не имело большого значения; она была слишком занята, чтобы думать о нем. Вскоре после его ухода приехал доктор, и когда он осмотрел тетю Элис, последовало длинное обсуждение ее состояния. К счастью, рана на голове не была такой страшной, как казалось, но ногу она действительно сломала.
        От этого дети впали в истерику, поскольку это означало, что они не попадут на Рождество в Шеффилд. Элли и их матери пришлось давать самые невероятные обещания предстоящих удовольствий, чтобы успокоить их. Хорошо еще, что детские подарки находились в сундуках, которые принесли после того, как уехал доктор, как и обещал барон.
        Мистер Хаггетт, который оказался настолько же очаровательным, насколько его хозяин страшным, отправил верхового посыльного сообщить ее отцу о случившемся. Но при данном состоянии дорог и находясь в Ланкашире, папа мало чем сумел бы помочь.
        Остальное время Элли потратила, устраивая всех на ночлег, проверяя, удобно ли тете, и советуясь с Хаггеттом, чем накормить детей. И к тому времени, когда наступил обед, она чувствовала себя с ним совершенно свободно.
        И только поэтому решилась задать самый опасный вопрос.
        - Мистер Хаггетт, - тихо спросила она, так чтобы дети, бежавшие впереди нее, не слышали. - Почему вашего хозяина называют Черным Бароном?
        Его побледневшее лицо и выражение тревоги на нем напомнили ей лицо отца, когда она задавала ему неделикатные вопросы.
        - Я… я, видите ли, мисс… - заикаясь начал Хаггетт.
        - А это не может быть из-за сажи?
        - Сажи? Ах да, сажа. - Хаггетт задумался, спускаясь вместе с ней по лестнице. - Дело в том… э… это из-за его одежды. Вы заметили, он носит только черное.
        Элли заметила. И все же…
        - И это единственная причина, почему его так называют?
        - А какая иная может быть, - упрямо сказал Хаггетт, не глядя ей в глаза. - Между прочим, доктор сказал, что вашей тете надо давать только мягкую пищу, пока мы не убедимся, что рана на голове не опасна, поэтому я взял на себя смелость нанять повара.
        Пока Хаггетт нес этот вздор, Элли поняла, что ее вопрос попал в цель. Однако ей показалось жестоким заставлять дворецкого передавать сплетни о своем хозяине. Странно, насколько этот милейший человек был предан лорду Торнклифу. Это свидетельствовало о том, что его милость, может быть, не так страшен, как казалось. Кстати, барон проявил себя с самой лучшей стороны: несмотря на свое ворчание, как можно удобнее устроил их в своем доме; не мешкая послал за доктором и даже за сундуками; охотно уступил им свою спальню. А когда они вошли в столовую, Элли убедилась, что он не только благороден.
        Лорд Торнклиф вымылся. Мужчина, стоявший у камина, повернулся к ним, и она увидела, что он ничем не походил на человека, спасшего их.
        На нем был тот же самый черный сюртук, жилет и шейный платок, только выглядело все свежевыстиранным и выглаженным. А его лицо… Боже мой, у Черного Барона мог быть дикий темперамент, но его лицо было потрясающе красиво. У него оказалось много общего с пиратом, героем байроновского «Корсара», которого Элли с удовольствием часто перечитывала, невзирая на скандальную репутацию автора.
        Только волосы барона были не черные, а темно-каштановые с рыжинкой. И теперь, когда на нем не осталось и следа сажи, а дети не отвлекали ее, Элли рассмотрела настоящий цвет его глаз - серые, словно в дымке, опушенные длинными темными ресницами.
        Это не была классическая красота; черты лица слишком резкие, а подбородок слишком выдвинут для утонченной красоты, признаваемой в Лондоне, - но он притягивал взгляд и этого было достаточно, чтобы у нее ослабели колени. Элли совершено забыла об осторожности. Привлекательные мужчины пугали ее, а ей только этого не хватало - теряться в присутствии его милости.
        Однако его изменившаяся в лучшую сторону внешность произвела противоположное впечатление на Мег: она подбежала к нему и с любопытством принялась разглядывать.
        - Кто вы?
        - Я Торнклиф. А кто вы, юная леди?
        Узнав его голос, Мег отшатнулась и сунула палец в рот. Элли выступила вперед, чтобы замять неловкость.
        - Простите, сэр. Я забыла, что вы еще не знаете их имена. - Она представила ему детей, довольная тем, что малыши на этот раз вели себя как леди и джентльмены.
        Но когда лакеи внесли блюда с едой в столовую, собираясь поставить на сервант, мальчики подбежали посмотреть, что они будут есть.
        - О, как хорошо: тут есть говядина, - сказал Тим, глядя, на большой кусок. - Я умираю с голоду!
        - Посмотри, Чарли, тут еще ветчина, - кричал Перси с другого конца стола. - И пудинг.
        - Может быть, мы сядем, - тихо сказал лорд Торнклиф, - пока мальчишки не сметут обед стоя?
        Так начался их первый вечер в Торнклиф-Холле.
        Элли не ожидала, что так проголодалась, и предоставила мальчишкам свободно разговаривать. Те забросали хозяина дома вопросами. Его милость отвечал на неожиданные вопросы вежливо, но без большого энтузиазма.
        Даже Мег осмелилась спросить:
        - А почему вы были сегодня таким грязным, сэр?
        - Мег! - упрекнула ее Элли. - Невежливо задавать такие вопросы.
        - Да, действительно, - ледяным тоном подхватил хозяин. - Вы можете глазеть на человека, делать какие-то предположения и сплетничать с друзьями, но никогда не задавайте ему прямых вопросов. Нельзя, если вы хотите соблюсти установленный порядок в обществе.
        Неужели он отчитывает ее, этот грубиян дьявол?
        - Вы должны слушаться его милость, - вставила Элли. - Он умеет отвечать на прямые вопросы. - А когда он взглянул на нее, добавила: - Нет, подождите, это прямые приказы, а не вопросы, которые умеет отдавать лорд Торнклиф. И это разные вещи, хотя он владеет обоими.
        Было слышно, как мистер Хаггетт, стоявший у серванта, подавил смешок, но лорд Торнклиф рассмеялся.
        - Да, я целые годы совершенствовался в этом. Спасибо, что предоставили мне возможность попрактиковаться на ком-то еще, кроме слуг и шахтеров.
        - Так вот почему вы покрыты сажей! - воскликнул Перси. - Вы работаете в угольной шахте.
        - Я действительно владелец угольной шахты. Она принадлежала моему отцу, а когда отец умер, перешла к старшему брату. А я стал ее владельцем после… - Боль исказила его лицо, - после того как Руперт умер три года назад.
        - Мне так жаль, - тихо сказала Элли.
        Мартин кивнул в ответ на ее соболезнование, затем отвернулся, посмотрел на тарелку Перси и сразу же сменил тему разговора.
        - Так вам, мастер Перси, я вижу, нравится говядина.
        Это вызвало у Перси бурю восторгов, но Элли теперь увидела лорда в новом свете. Бедный, он потерял всю семью в ранней молодости. Неудивительно, что он такой угрюмый.
        Когда разговоры прекратились, Мег снова пропищала:
        - А где ваша пахучая зелень?
        Барон удивленно поднял бровь:
        - Пахучая зелень?
        - Она хочет сказать «ветки», для Рождества, - пояснил Перси. - Знаете, их развешивают на перилах и полках. Мама любит можжевельник. А Мег не нравится запах.
        - А.
        Не получив ответа на свой вопрос, Тим повторил:
        - Так где она?
        - Не груби, - сказала Элли. - Я уверена, что слуги его милости принесут зелень, когда наступит время. - Она и представить себе не могла, что этот человек делает все сам.
        - Но Рождество уже скоро! - Тим умоляюще посмотрел на его милость. - Вы прикажете им сделать это завтра?
        Лорд Торнклиф напрягся, но ответил сдержанным тоном и с внешне спокойным видом.
        - Я не могу загружать моих слуг подобными делами. Им и так хватает работы. - Когда кто-то хмыкнул, он посмотрел на своего дворецкого. - Особенно когда дом полон гостей. Не правда ли, мистер Хаггетт?
        - Так и есть, сэр, - уклончиво ответил мистер Хаггетт. Теперь, когда лорд Торнклиф упомянул об этом, стало очевидным, что у него не хватает слуг. Элли не видела женщин-служанок, а только нескольких лакеев, конюхов, повара и мистера Хаггетта. Этим и объяснялось запущенное состояние поместья.
        Или же заброшенный вид объяснялся тем же, что и недостаток слуг: нехваткой денег.
        Должно быть, все дело в этом! Это объясняло многое - и его язвительные замечания по поводу ее богатства, и простую черную одежду, и постоянные занятия, связанные с шахтой. Ее отец был владельцем серебряного рудника, но он никогда не приходил домой грязным. Только люди, работавшие недалеко от рудника, позволяли себе это. Очевидно, его шахта не окупала себя.
        А теперь они, захватив его дом, пользовались его запасами. Это тоже наверняка явилось причиной его резкого поведения. Как и корсар Байрона, он был «слишком тверд, чтобы сдаваться, и слишком горд, чтобы склоняться» и не хотел признаваться в своей бедности.
        Придется объяснить ему, что не надо делать долги, чтобы прокормить их. Они не требовали бифштексов и ветчины - они довольствуются птицей. Или Элли найдет какой-нибудь деликатный способ предложить ему деньги за провизию и проживание. Было бы несправедливо пользоваться его гостеприимством и ничего не давать взамен.
        - У вас есть лошади, сэр? - спросил Перси. - Похоже, есть, ведь я видел вашего конюха. Не могли бы мы завтра покататься?
        - Но не в такую погоду, - вмешалась Элли, не желая ставить лорда Торнклифа в неловкое положение, если он не может позволить себе содержать конюшню, полную лошадей.
        - Сомневаюсь, что ваша мать позволит вам кататься по льду.
        Барон выпрямился и вытер рот салфеткой.
        - Но когда лед растает, я не буду против, если вы воспользуетесь моей конюшней. У меня недостаточно верховых лошадей, но вы можете кататься по очереди.
        - А что у вас в том каменном сарае, который мы с Перси видели в окне? - спросил Тим.
        - Держитесь подальше от сарая! - мгновенно помрачнев, резко сказал лорд Торнклиф. Заметив вопросительно поднятую бровь Элли, он добавил: - Это единственный приказ, который должен выполняться, мисс Бэнкрофт.
        - Как пожелаете, сэр, - произнесла Элли с сарказмом, но мальчики не были такими же послушными, особенно после его неожиданной вспышки гнева.
        - Почему? - спросил Перси. - Что у вас там хранится?
        - Ничего, что бы тебя касалось, - проворчал лорд Торнклиф.
        - Это там вы храните ваши охотничьи ружья? - возбужденно спросил Тим.
        - Нет, черт возьми! - Стул барона со скрипом отодвинулся от стола, когда лорд выпрямился в полный рост. - Даже не подходите к нему! Если подойдете, клянусь, я выпорю вас всех! Понятно?
        Никто еще не грозился поднять руку на изнеженных мальчиков ее тети. Они смотрели на него раскрыв рты, не зная, что ответить.
        - Ради Бога, лорд Торнклиф… - начала Элли.
        - Понятно? - повторил он, стукнув кулаком по столу.
        Мальчики вздрогнули. Затем у них затряслись головы. Мег расплакалась. Это, как ни странно, приглушило у лорда Торнклифа приступ гнева. Он смотрел на нее, как будто видел ее впервые, с почти комическим выражением ужаса на своем лице. Затем он тихо выругался и выбежал из комнаты.
        - Элли-и-и! - рыдала Мег, протянув к ней руки. Элли сразу же взяла ее на руки, сердце у нее стучало, а в ушах шумело после этого бурного проявления нрава человеком, которого она начинала жалеть. Он заглушил ее порыв. Как он осмелился угрожать детям?
        - Мне не нравится этот злой человек! - рыдала Мег. - Я… я хочу домой!
        - Скоро поедем, - заверила ее Элли, - обещаю.
        К ним подошел мистер Хаггетт.
        - Вы должны извинить моего хозяина, мадам, - тихо сказал он. - Я уверен, он не хотел испугать вас, но он… очень чувствителен, когда дело касается этого сарая.
        - Да, он очень убедительно доказал это, - язвительно сказала она. - Только я не понимаю, зачем надо было проявлять свою силу и власть.
        - Вы правы, мадам, я поговорю с ним.
        Дворецкий принялся успокаивать их всех, предлагал детям сладости на десерт, затем отвел их к матери, чтобы они посидели с ней, помог Элли приготовить им постель, чего обычно дворецкие не делали.
        Однако, хотя мистер Хаггетт на следующий день предлагал множество занятий детям и отвечал на вопросы мальчиков об угольной шахте, становился таинственным как сфинкс, как только речь заходила о его хозяине. Элли никогда не встречала слугу, который так решительно отказывался сплетничать. На любой вопрос о бароне или его сарае был только один ответ: «Вам следует спросить его милость», - а любое резкое замечание о крутом нраве его хозяина получало ответ: «Он просто переутомился, но завтра, я уверен, ему будет лучше».
        Элли не была в этом так уверена, как совершенно не верила и в то, что мистер Хаггетт поговорит, как он обещал, с бароном, а если и поговорит, будет ли от этого какой-то толк. Но когда на ее глазах Мег плакала, пока не уснула, а мальчики перешептывались, лежа в постели, очевидно, подготавливая тайный заговор с целью раскрытия колдовских секретов каменного сарая, она решила не посвящать в это дворецкого.
        Элли не собиралась позволять их грубияну хозяину обратить свой гнев на ее кузенов. Даже если придется войти в логово льва.
        Мартин ходил по кабинету, по пути разбрасывая свою одежду. Сначала он швырнул на кресло у камина тесный, облегающий фигуру сюртук, затем бросил на стол душивший его шейный платок. Прошло три года с тех пор, когда он переодевался к обеду, но после того как он явился перед гостями в таком устрашающем виде, ему захотелось показать, что он может вести себя в какой-то степени прилично.
        И сначала, как ему казалось, он поступил правильно, ибо мисс Бэнкрофт смотрела на него с явным женским интересом. Потом даже бесконечные расспросы детей не очень досаждали ему, а мисс Бэнкрофт делала свои любезные замечания и временами улыбалась ему.
        Конечно, Мартин напоминал себе, что она так любезна с ним только потому, что не слышала сплетен, ему все равно это было приятно. Как и ее милая привычка непрестанно поправлять очки. Или как она прикусывала пухлую нижнюю губу, когда что-то удивляло или пугало ее.
        Как, например, его взрыв гнева в конце. Мартин поморщился. В этот момент она смотрела на него с ужасом в глазах. Можно было подумать, что он угрожал убить ее кузенов, а не всего лишь приструнить.
        Он не ожидал, что выйдет из себя, но холодел при мысли, что дети будут резвиться в сарае, где он ставит свои опыты.
        Нельзя сказать, что его угрозы помогли. Мальчишки по-прежнему сгорали от любопытства - он это видел по их глазам. Завтра ему придется все там убрать, прежде чем они начнут свои поиски. Он не мог не спускать с них глаз - уже скоро Рождество и День подарков, а у него было несколько обязанностей, связанных с имением. И мальчишки не отнесутся к его строгому запрету серьезно. В их возрасте никогда не принимаешь запреты всерьез. Он не принимал.
        Но девочки совсем другое дело.
        Мартин тяжело вздохнул, вспоминая слезы херувима. Он вовсе не хотел напугать бедняжку. Да и мисс Бэнкрофт тоже.
        Он снова тяжело вздохнул. Дьявольщина. Он все погубил. Мисс Бэнкрофт больше не станет нежно улыбаться ему.
        Вероятно, это и к лучшему. В конце концов она узнает о сплетнях и отнесется к нему, как и все остальные. Даже если и нет, он не позволит женщине войти в его жизнь. Так что для него лучше, если она перестанет все больше и больше нравиться ему. И он перестанет слишком часто думать о ней.
        - Милорд, не могу ли я поговорить с вами?
        Мартин чуть не потерял сознание, услышав этот мелодичный голос. Неужели эта женщина читает чужие мысли? И что она задумала, пробравшись тайком к нему в кабинет? У него были свои причины находиться в этом крыле дома, черт побери!
        - В чем дело, мисс Бэнкрофт? - сквозь зубы спросил он, надеясь, что такой тон отпугнет ее и избавит его от нравоучительной лекций. Но она, казалось, приободрилась. Так как вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
        - Мне надо поговорить с вами о детях.
        - Мне тоже. И это поможет, пока еще никто не пострадал.
        Мартин посмотрел на нее, и у него перехватило дыхание.
        Без очков мисс Бэнкрофт выглядела совсем по-другому, не такой неприступной, как школьная директриса. Она не поражала красотой, но у нее были чудные глаза, ее кожа сохранила девическую гладкость, вызывавшую в воображении весенние персики, мягкие, нежные персики, в которые так и хотелось вонзить зубы. А ее роскошная фигура…
        - Где ваши очки? - резко спросил Мартин, лишь бы не думать, что бы ему хотелось сделать с такой фигурой, как у нее.
        - А где ваш сюртук? - вопросом ответила Элли, напоминая ему, что он одет не так, как следует быть одетым джентльмену, принимающему у себя даму.
        Мартин сдержал порыв принять более презентабельный вид. В конце концов, он не просил ее являться к нему в кабинет.
        - Он там, где я всегда держу его, когда не ожидаю гостей. Скажите, а вам всегда нужны очки?
        Элли озадаченно посмотрела на него.
        - Я бы их не носила, если бы они не были нужны.
        - Сейчас вы без очков.
        - Правда, - вздохнула она. - Дело в том…ну…я подумала, мне легче будет разговаривать с вами, если я не буду вас видеть.
        Не такого ответа он ожидал. Сегодня днем она казалась такой уверенной в себе. И каким образом без очков ей легче разговаривать с ним?
        - И вы поступаете так с каждым мужчиной или только со мной?
        - Только с мужчинами, которые действуют мне на нервы.
        Он действовал ей на нервы? Конечно, действовал. И на большинство женщин.
        - Но я пришла поговорить не об этом.
        - Я так и не думал, - сухо сказал Мартин.
        - Прежде всего я поняла, что мы доставляем вам большие неудобства.
        - Вы и представить не можете, - пробормотал он себе под нос.
        Прелестный румянец вспыхнул на ее щеках.
        - Уверяю вас, мой отец будет рад оплатить все расходы, которые вы понесли из-за нас: еда, доктор и все прочее.
        - Мне не нужны деньги вашего отца. - Мысль, что она пытается заплатить ему, снова возмутила его.
        - Конечно, нет, но это лишь справедливо - вознаградить вас за…
        - Не нужны мне ваши деньги, черт вас возьми! Здесь не гостиница, мисс Бэнкрофт, где вы даете приказания и платите за их выполнение. И вам приходится обходиться тем, что я могу предложить. А если вы не можете, то вольны уехать в любое время.
        Элли криво усмехнулась:
        - Вы прекрасно знаете, что пока это невозможно.
        - В таком случае вы должны смириться с плохим гостеприимством.
        - Я не сказала, что оно плохое! - Она явно теряла терпение. - Боже, вы такой вспыльчивый. Вы разозлите даже каменное сердце, как говорил Софокл.
        Мартин удивился:
        - Вы цитируете Софокла? Что же вы за богатая невеста?
        - Так получилось, что я много читаю, - оправдалась она. - Большей частью поэзию. Вы могли бы узнать об этом раньше, если бы поговорили с нами за обедом, вместо того чтобы кричать и ругаться. - Она скрестила на груди руки. - Именно поэтому о вас и распускают сплетни. Вам не приходило в голову, что люди, возможно, называют вас Черным Бароном потому, что у вас черная душа?
        Если бы она только знала!
        - Благодарю вас за комментарии к моему характеру, мисс Бэнкрофт. А теперь прошу извинить…
        - Я еще не закончила, - спокойно сказала она. - И как я уже говорила, мы очень благодарны вам за то, что в трудную минуту приютили нас. - Она многозначительно помолчала.
        - Но?..
        - Но это не дает вам позволения пугать детей.
        Ему страшно не нравилось, когда она оказывалась права.
        - Я не собирался пугать их, - раздраженно сказал Мартин. - Я только хотел убедиться, что они не подойдут к моему сараю и вы, может быть, захотите помочь мне в этом.
        - Ради Бога, да что там такого важного в вашем драгоценном сарае?
        - В нем полно взрывчатых веществ.
        - Взрывчатых веществ? - Элли широко раскрыла глаза. - Да зачем вам держать взрывчатку в своем сарае?
        - Я работаю над предохранителями, чтобы сделать их более безопасными в шахте. Необходимы эксперименты с черным порохом, серой и подобными веществами, и все они очень опасны.
        - Но почему здесь? Почему не там?
        - Потому что в шахте слишком многие смогут иметь к ним доступ. - Как это случилось с Рупертом. - Здесь мне проще следить за ними. Мои слуги знают, что будут уволены, если подойдут к сараю или позволят кому-нибудь приблизиться к нему. - Мартин мрачно посмотрел на нее. - Но с вашими кузенами может возникнуть проблема, поскольку известно, что мальчишки непредсказуемы.
        Это, казалось, немного успокоило ее.
        - А если вы просто расскажете им, что такое взрывчатка…
        Мартин усмехнулся.
        - Правильно. Рассказать группе любопытных мальчишек о том, что совсем рядом находится сарай, полный удивительных химических веществ. Это все равно как поднести спичку к пороху. Разве вы не заметили, как разгорелись у вашего кузена глаза, когда он спросил, не храню ли я там ружья? Неужели вы вообще ничего не знаете о мальчиках их возраста?
        - Нет, не знаю! - В ее голосе слышалось отчаяние. - Я не привыкла заботиться о них!
        Это была правда. Как узнал Хаггетт, у их няни хватило ума уклониться от присмотра за непоседливыми детишками в праздничные дни. И едва ли Мартин мог ожидать, что их богатая кузина достаточно компетентна, чтобы занять ее место.
        - В таком случае вот вам маленький урок, - сказал он. - Мальчики в этом возрасте любят что-нибудь взрывать. Я, например, любил. И прежде всего из-за этого и заинтересовался взрывчатыми веществами. И если ваши шельмецы кузены узнают, что у меня в сарае хранится такая замечательная вещь, как черный порох, удержать их будет невозможно.
        Элли вздохнула.
        - Теперь, когда вы пробудили у них любопытство, они наверняка все равно попытаются это сделать. Держать их в неведении плохо, не лучше, чем рассказать им правду.
        - Тогда соврите им, черт возьми! Скажите им что хотите, мне все равно, только держите их подальше от этого сарая!
        - Постараюсь, - сказала Элли, устало покачав головой. - Но я не могу ничего обещать. Иногда они поступают по-своему.
        - Прекрасно… Но если своенравие приведет их в мой сарай, я спущу с них шкуру.
        - Не посмеете! - возразила она. - Не имеете права!
        - Это не остановит меня.
        Элли уперлась кулаками в свои пышные бедра.
        - Если вы только их пальцем тронете, клянусь, вы пожалеете об этом.
        - В самом деле? - сказал он, сдерживая смех.
        Ее зеленые глаза впивались в него, а грудь дрожала под низким декольте. Она была похожа на ангела мести. Или по меньшей мере на мстительную молочницу.
        - И что вы сделаете?
        Было видно, что об этом она еще не подумала.
        - Я… я… скажу своему отцу, - решительно заявила она.
        - Так давайте. - Мартин двинулся к ней. - Скажите ему, что я приструнил его безрассудных племянников, пока они не поубивали себя. Спорю, что в этом деле он будет на моей стороне. Он знает, что такое взрывчатка.
        Элли побледнела при его приближении.
        - Все равно он вас не одобрит.
        - Пусть осуждает, это не изменит моего мнения. Пусть он до полусмерти изобьет меня, мне наплевать.
        - Не говорите чепухи. Папе почти пятьдесят - он просто не сможет избить вас.
        - Так чего вы добиваетесь, пугая меня им? - Мартин подошел к месту, где она стояла перед закрытой дверью, явно с намерением смутить.
        Выпрямившись, Элли смерила его взглядом.
        - Отойдите, сэр.
        Одним плечом Мартин прислонился к двери.
        - Или что? Скажете папе?
        - Я сделаю так. - Элли ударила его ногой по лодыжке.
        - Ох! - воскликнул он, отталкиваясь от двери и растирая больное место. Девчонка дала ему неплохой пинок, черт возьми.
        - Это за то, что ведете себя как животное, - строго произнесла она. - И если вы продолжите так относится ко мне или детям, я ударю по другой лодыжке. Смотрите теперь, чтобы у меня не возникло повода.
        Повернувшись, Элли взялась за ручку двери, но Мартин успел схватить ее за плечо. Он повернул ее лицом к себе, не обращая внимания на возмущение, затем почти прижал к двери.
        - Так значит, я веду себя как животное? - грубо спросил Мартин. - Очень хорошо. Раз уж вы отказываетесь поступать рассудительно относительно ваших кузенов, то можете ударить меня и по второй лодыжке. Считайте это авансом за то, что я спущу шкуру с этих мальчишек, если они отправятся туда, куда им ходить не следует.
        Мартин не хотел больше терять контроль над своими чувствами, но ему никогда не нравилось, если ему угрожали, а тем более какая-то девчонка из высшего общества.
        - Если вы не отойдете, сэр, я вас опять ударю, - заявила Элли, но щеки у нее разгорелись, а голос утратил угрожающий тон.
        Неожиданно он почувствовал, насколько она близко. Внезапно он осознал, какими мягкими и теплыми были ее груди, то опускавшиеся, то поднимавшиеся от дыхания. Как близко находились ее бедра от прижимавшихся к ней его бедер. В эту минуту Мартин забыл и о мальчиках, и о сарае, и о ее отце. Особенно когда она в волнении прикусила пухлую нижнюю губу, которая искушала его попробовать ее вкус, почувствовать прикосновение и познать сладость.
        Его взгляд не отрывался от ее губ, дыхание участилось… и всей своей кровью, всем сердцем и всем телом он отзывался на ее нежную теплую плоть.
        - Давайте же, ударьте меня, - низким голосом сказал он. - Вы же все равно ударите меня после того, что я сделаю.
        Мартин наклонил голову и крепко поцеловал ее в губы.
        Глава 4

«Дорогой кузен!
        Мой сосед - респектабельный женатый адвокат, у него трое детей. Если эти факты вы найдете недостаточно убедительными, то всегда будете желанным гостем в моем доме.
        Как всегда сгорающая от любопытства, кто вы,

    Шарлотта».
        Элли была потрясена, она не могла пошевелиться. Привлекательный, полный сил мужчина целовал ее. И он не был охотником за приданым.
        Такого с ней еще никогда не случалось. Правда, ее целовали только два человека, и ни один поцелуй не был таким. Горячим. Жадным. Страстным.
        Очень, очень страстным. Его губы прикасались к ее губам с такой уверенностью, как будто этот человек прекрасно знал, что делает. И с кем. Какая опьяняющая мысль! Мужчина целовал ее, потому что ему этого хотелось.
        Нет, невероятно, чтобы это было причиной.
        Элли отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо и узнать причину.
        - Почему вы…
        - Не знаю. - Он был явно взволнован, его глаза блестели серебром, заставляя ее сердце трепетать. - Просто у вас был такой вид, как будто вы хотели, чтобы вас поцеловали. И мне захотелось, чтобы это сделал я.
        Мартин перевел взгляд на ее губы и сглотнул. Затем взял ее за подбородок и провел пальцем по нижней губе.
        - Боюсь, вам придется подождать с вашими пинками.
        - Что? - Это было все, что ей удалось сказать, прежде чем он снова поцеловал ее.
        Только на этот раз он сделал это по-другому. Он раздвинул языком ее губы и стал сначала осторожно, затем смелее, ласкать ее язык. Это было самое потрясающее из всего, что мужчина когда-либо делал с ней.
        Ноги Элли задрожали, потом ослабели. Если бы он не прижимал ее к двери, она бы соскользнула на пол. И чтобы не упасть, ей пришлось обхватить его за шею.
        Когда она сделала это, он издал тихий горловой звук, притянул ее к себе, навалился на нее всем телом, обволакивая своим жаром. Элли чувствовала этот жар даже сквозь его полотняную рубашку. Невозможно вообразить, что совершал его язык, у нее кружилась голова от доставляемого им наслаждения…
        - Милорд? - раздался голос так близко, как будто прямо над ее головой. Затем в дверь постучали, и они оба вздрогнули. - Вы здесь?
        Мистер Хаггетт! О Боже.
        Лорд Торнклиф тихо выругался, но не пошевелился.
        Элли не возражала. Ей нравилось ощущать его тело так близко. Ей стало так уютно. В том, как он, не спуская с нее горящего взгляда, гладил ее бока, затем бедра, было что-то интимное. Его ласки обжигали ее.
        - В чем дело, Хаггетт? - спросил он тем же гортанным голосом.
        - Я сказал мисс Бэнкрофт, что поговорю с вами… - начал объяснять дворецкий.
        - Все в порядке. - Улыбка скользнула по его губам. - Она сделала это сама.
        - Но я обещал ей…
        - Спокойной ночи, Хаггетт, - твердо сказал лорд Торнклиф. - Я уверен, то, что ты должен был сказать, может подождать до завтра.
        - Очень хорошо, сэр, - ответил дворецкий, и они услышали его удалявшиеся шаги.
        Наступила тишина. С ужасом осознав, что их чуть не застали в компрометирующем положении, Элли выскользнула из щели между дверью и лордом Торнклифом.
        Его безрассудный поцелуй удивил ее. Польстил ей. Смутил ее. Ее поцеловал этот грубый барон! Элли не могла взглянуть на него, не могла вздохнуть, а в животе у нее что-то пугающе трепетало, и она чувствовала себя так, как будто все внутри у нее перевернулось.
        Что должна сказать настоящая леди после того, как мужчина целовал ее до потери сознания?
        Надо признаться, что прежде всего она не должна была позволять целовать себя до потери сознания.
        - Простите меня, мисс Бэнкрофт, - сказал он, - мне не следовало… то есть я понимаю, это была дерзость с моей стороны… - смущенно бормотал Мартин.
        - Ничего. - По крайней мере он, как и она, чувствовал себя растерянным. - Я не обиделась.
        - Хотя бы так.
        Это странное заявление заставило ее посмотреть на него. Неожиданно он показался ей слишком молодым для нее.
        - Сколько вам лет?
        Вопрос, казалось, удивил его.
        - Двадцать девять. А что?
        - Я думала, вы… старше, - зачем-то сказала Элли. - Но… вы не так уж намного старше меня.
        Мартин помрачнел.
        - А я не ищу себе жену, - заявил он.
        После того что произошло между ними, эти слова прозвучали как пощечина.
        Должно быть, она почувствовала к нему отвращение, ибо Мартин выругался, затем добавил:
        - Я не то хотел сказать.
        - Ничего, я поняла. - Собрав остатки чувства собственного достоинства, Элли изобразила на лице улыбку. - К счастью, я также не ищу мужа. - Ей надо было поскорей уйти, пока он не догадался, что обидел ее. - В любом случае мне лучше уйти.
        - Мисс Бэнкрофт, я не имел в виду, что вы не…
        - Увидимся за завтраком, сэр, - сказала она прежде, чем он успел еще больше испортить положение, и, не обращая внимания на его тихие ругательства, поспешила уйти.
        Элли сдерживала слезы, пока не подошла к своей комнате, но ей пришлось остановиться перед дверью, потому что слезы потекли из ее глаз. Обычно Мег спала крепко, но нельзя, чтобы она проснулась и застала Элли в слезах. За этим последовало бы объяснение причин и тайны, которые не сумела бы сохранить пятилетняя девочка. А Элли лучше бы умерла, но не позволила бы лорду Непредсказуемому узнать, как сильно его холодное замечание ранило ее.
        Сжав руки в кулаки, она старалась побороть свои кипящие от негодования чувства.

«Я не ищу себе жену».
        Конечно, он не искал. Во всяком случае, не искал такую некрасивую, как она. Элли прислонилась к двери. Джентльмен с титулом мог позволить себе выбирать леди, каким бы отвратительным ни был его характер.
        Но почему он поцеловал ее? Элли вспомнила их разговор. Ну конечно. Вероятно, он рассчитывал отвлечь ее внимание от угрозы наказать мальчиков. И ему это удалось. Зная о его финансовых затруднениях, Элли должна была бы радоваться, что он не зашел дальше. Если бы он позволил Хаггетту застать их в объятиях друг друга, то получил бы то, чего не получал ни один охотник за приданым. И это стало бы катастрофой. Не меньше.
        Ее глаза снова налились слезами. Жаль, но она не чувствовала, что чуть не попала в беду. Но кто мог осудить ее? Он был первым мужчиной, пробудившим в ней желание. Беспокойная мысль промелькнула у нее в голове: а не станет ли желание некой компенсацией неудобств брака с человеком, женившимся на ней ради денег?

«Глупости. Не существует никакой компенсации, и ты это знаешь».
        Так почему же ей стало так больно, когда он отверг ее? Ей следовало бы радоваться. На лестнице раздался какой-то звук, и Элли вздрогнула. Она не могла простоять здесь всю ночь, успокаивая свою раненую душу. Видит Бог, ее чувства ранили не раз. И она вытерпит снова.
        Элли тихонько вошла в комнату, разделась и легла рядом с Мег. Милая девочка всегда прижималась к ней, и когда Элли легла, она прижалась к Мег, успокаиваясь. Но даже приятный запах малышки не мог заставить Элли забыть то, что произошло. Если бы не унизительная фраза, она могла бы представить лорда Торнклифа в образе мужа. Он, безусловно, казался опасным и неуправляемым, однако в его поцелуях было достаточно поэзии. Элли пролежала без сна несколько часов, восстанавливая в памяти каждую минуту.
        Даже после того, как она крепко уснула, ей снилось, будто она была амброзией, растущей среди лилий. Когда за цветами пришел лорд Торнклиф, он, не заметив, наступил на нее, и она, растоптанная, лежала на земле.
        После беспокойной ночи Элли проснулась слишком рано. И уже не спала, когда на рассвете в комнату ворвались мальчишки.
        - Мег! Элли! Посмотрите в окно! - кричали они, кружась вокруг кровати. - Кругом столько снега!
        Тим потянул ее за руку:
        - Давайте вставайте! Мы хотим лепить снеговиков!
        - Уходите, - проворчала она, уткнувшись в подушку. Ей совсем не хотелось возиться с кузенами.
        Однако им это не помешало. Они прыгали по кровати, пока Мег не рассердилась и не ударила их ногой. Последовавшая свалка убедила, что возможности поспать больше не представится.
        Дети хотели сейчас же отправиться гулять, но Элли уговорила их сначала умыться, зайти поздоровиться с матерью, а затем заставила потеплее одеться. После этого мистер Хаггетт соблазнил детвору обещаниями горячих булочек и паточного пирога и таким образом смог еще какое-то время удержать в доме.
        Когда мальчики проглотили свой завтрак, мистер Хаггетт наклонился и тихо спросил:
        - Насколько я понимаю, вы поговорили вчера с его милостью о каменном сарае.
        Стараясь не краснеть, Элли встала и отвела его в сторону, где дети не могли их слышать.
        - Да, поговорила. Он поведал мне о своих… э… экспериментах. К сожалению, его поведение за обедом лишь подогрело мальчишеское любопытство.
        - Может быть, мы с лакеями поможем вам найти им занятие.
        - Нет, лорд Торнклиф особо подчеркнул, что он не собирается из-за нас загружать вас лишней работой, - сказала Элли. - Кроме того, мы уже достаточно воспользовались его скудными запасами, и я не хочу больше кого-то обременять.
        - Скудными запасами? - удивленно спросил мистер Хаггетт.
        - Не беспокойтесь. - Она похлопала его по плечу. - Уверяю вас, никто из слуг не сплетничал, и я понимаю, почему вы не можете обсуждать такие дела с посторонними. Но я сама пришла к такому выводу. Нехватка слуг, состояние имения… ясно, у вашего хозяина финансовые затруднения.
        Мистер Хаггетт, слушавший Элли с раскрытым ртом, закрыл его и задумчиво посмотрел на нее.
        - Как вы сказали, было бы нехорошо с моей стороны обсуждать подобные дела.
        - Я понимаю. Поэтому я вчера всю ночь думала, как бы мне самой справиться с мальчиками. - Так она думала в те минуты, когда пыталась не вспоминать сильные руки и жаркие поцелуи лорда Торнклифа. - Раз уж вы и другие слуги будете заняты и не станете собирать зеленые ветки для обычных рождественских украшений, то я подумала, что дети вместе со мной могли бы заняться этим. Таким образом мы поблагодарили бы его милость за доброту и еще за то, что оберегает мальчиков от беды.
        - Собирать ветки! - воскликнул мистер Хаггетт, и его глаза заблестели. - Отличная идея. Великолепное времяпрепровождение для молодых джентльменов.
        Элли кивнула.
        - Мы делали это последние несколько лет, и знаем, что и как собирать. Мальчишки взбираются на деревья как обезьяны. Я уже поговорила с тетей, и она от души одобрила мои намерения. Меня беспокоила мысль о том, что им придется давать в руки топор, но она сказала, что Перси делал это и раньше, а его друг Чарли выглядит достаточно сильным. Однако мне придется попросить некоторые вещи у вас.
        - Конечно! У нас есть топоры и тележка, если вы соберете очень много веток. - Хаггетт поднял бровь. - Вы ведь собирались принести их достаточно, чтобы украсить весь дом, не так ли?
        - О, да столько, сколько сможем.
        - Обязательно разбросайте ветки по всему дому, - сказал он со странным удовлетворением в голосе. - Не помешает и здесь устроить праздник.
        - Мы сделаем все очень красиво. Большой дом заслуживает этого.
        Хаггетт пристально посмотрел ей в глаза.
        - Так вам нравится это место? Вы не находите его слишком мрачным?
        - Мрачным? Вовсе нет. - Элли окинула взглядом просторный холл: стены с дубовыми панелями, старинный гобелен на одной из стен и старые, стертые временем полы. - Я вспоминаю рисунок, который видела однажды в королевском дворце в Хатфилде, где любила останавливаться королева Елизавета. Это тот самый старинный дом, напоминающий о славных былых временах. - Элли вдруг покраснела. - Простите меня. Я начиталась поэзии, и порой это сказывается при разговоре.
        - В этом нет ничего плохого - это придает вам особый блеск.
        Элли рассмеялась.
        - А я и не знала.
        - Поверьте мне, мисс Бэнкрофт. - С искренней улыбкой Хаггетт подвел ее снова к столу. - Вы не должны позволять ворчанию хозяина портить вам настроение. Вы самый яркий луч света, впервые за долгое время попавший в этот дом, и вы сами тоже должны получить удовольствие. Вы и дети.
        - Хорошо, - сказала она, немного приободрившись. - Я постараюсь.
        Полдня Мартин убирал подальше химические вещества, черный порох и кремний, которые использовал в своих экспериментах. Еще больше времени отняли попытки перестать думать о мисс Бэнкрофт и ее удивительных губах. Даже поездка на шахту верхом на лошади убедила его, что и погода не препятствует ему думать о ней.
        Тяжело вздохнув, Мартин умылся в конторе управляющего шахтой. Но сколько бы он ни плескал в лицо холодной водой, она не смывала с губ ее вкус и не охлаждала жар, охватывавший его тело, когда он вспоминал, какой податливой была Элли, а также неотразимое сочетание ее пламенной страсти с невинностью. И если бы он по-настоящему ухаживал за ней…
        Ухаживать за ней! Да он, должно быть, сошел с ума. Он не мог за кем-то ухаживать, и уж конечно, не сейчас, когда стоял на пороге создания правильной формулы для
«безопасных предохранителей». Даже после того как он составил нужную смесь пороха и нашел способ применения ее в составе взрывчатки, могли потребоваться месяцы испытаний в различных условиях. Ни одной женщины не должно находиться поблизости во время таких экспериментов. Это опасно, смертельно опасно.
        К тому же мисс Бэнкрофт все еще не знала, что брак с ним плохо отразится на ее жизни в обществе. Начнут говорить, будто он женился на ней только ради денег, так же как говорили, будто бы он убил своего брата, чтобы наследовать титул и богатство.
        И не имело никакого значения то, что ему не требовался ни титул, ни деньги. Он не подчинялся светским правилам поведения для джентльменов. Одному Богу известно, почему ее не оттолкнуло отсутствие у него светских манер. А может быть, оттолкнуло. Бесспорно, идиотские слова, которые он произнес после вчерашнего поцелуя, судя по тому, как она побледнела, ужаснули ее. Возможно, ему следовало бы рассказать ей о сплетнях и закончить этим. Она отдалится от него на безопасное расстояние, избавив его от искушения и оградив от неразумных попыток близости.
        Что тоже не нравилось ему. Обругав самого себя за эти мысли, он надел чистый жилет и сюртук и отправился домой. Уже давно стемнело. К обеду он опоздал. Нельзя сказать, что это его огорчало - ему бы не хотелось еще раз разделить трапезу с мисс Бэнкрофт. Она, черт бы ее побрал, слишком сильный соблазн.
        Он подъехал к дому и передал лошадь конюху. В дверях почувствовался запах свежесрезанного можжевельника. Мартин удивился. Над дверью были развешаны зеленые ветки. Когда и как они попали сюда?
        Хаггетт, конечно. Проклятый дворецкий не выполнил его приказания! Только подождите, он доберется до этого негодяя. Пользуясь присутствием в доме посторонних людей, Хаггетт чересчур обнаглел, и он не потерпит этого!
        Распахнув дверь, Мартин вошел в холл.
        - Хаггетт! Иди-ка сюда, мерзавец! Ты, черт тебя побери, прекрасно знаешь, что я думаю об этих рождественских выдумках.
        У окна послышался тоненький голосок.
        - Почему вы называете это выдумками, сэр? - Мартин резко повернулся и увидел темноволосого мальчика, в одиночестве стоявшего у окна и смотревшего на Мартина широко раскрытыми глазами. Это не был один из Меткафов. Чарли Дикс или Дикерс - что-то в этом роде.
        Едва ли Мартин мог рассказать мальчику правду - все связанное с Рождеством напоминало ему о несчастье, случившемся с Рупертом.
        Затем Мартин заметил что-то красное над головой мальчика. Боже мой. Ветки оказались не только над входными дверями. Зелень украшала каждую арку, каждое окно и камин в большом холле. Букетики зелени были разложены на обеденном столе, вокруг которого стояли большие толстые желтые свечи, которые по традиции зажигали в канун Рождества. Мартин шел словно в тумане, глядя на большие венки из веток, вплетенные в них яркие красные ленты, завязанные на концах в пышные банты.
        Это не было затеей Хаггетта. Только женщина могла это сделать. Вернее, одна определенная женщина.
        - Что вы об этом думаете? - услышал Мартин неуверенный голос своей мучительницы, которая, очевидно, вошла в то время, когда он оглядывался по сторонам. Моля Бога, чтобы она не слышала сказанное им юному Чарли, Мартин посмотрел на нее. У него перехватило дыхание, а в жилах закипела кровь.
        Элли стояла в окружении детей в сверкающем платье из модного красного атласа, с глубоким декольте, привлекавшим внимание к ее роскошной груди, более соблазнительной, чем любая рождественская сладость. Она же, казалось, не замечала его горящего взгляда и продолжала говорить:
        - Мистер Хаггетт был так добр, что отвел нас на чердак, где хранятся ленты и другие рождественские украшения. К счастью, там нашлись даже совсем новые праздничные свечи. Очевидно, вы хранили их с прошлого Рождества.
        Мартин заставил себя посмотреть ей в лицо.
        - Вероятно, это делала моя мать. Брат всегда привозил из города новые свечи, и я… э… э зажигал их с… э…
        - Его милость говорит, что Рождество просто ерунда, - вмешался Чарли.
        На лице Элли мелькнуло удивление, и Мартин поспешил оправдаться:
        - Я так не говорил. Ну, не совсем так. Я имел в виду привычку мистера Хаггетта манкировать своими обязанностями, чтобы получился настоящий праздник. Я не понимал, что мисс Бэнкрофт…
        - Клянусь, мы не воспользовались услугами лакеев или мистера Хаггетта, - заверила она, и следы обиды стерлись с ее лица. Она поправила очки, изящно соскользнувшие на кончик носа. - Мы с мальчиками все сделали сами - пошли в лес, срезали ветки, отыскали ленты и свечи и украсили дом. Единственное, что сделал мистер Хаггетт, - это подсказал, где искать. И дал нам тележку.
        - И отвел вас на чердак, - сухо закончил Мартин. Он мог поспорить, что за всем этим скрывался Хаггетт.
        Но его гнев утихал. Странно, но зелень напоминала ему не столько об ужасном Рождестве, когда погиб Руперт, сколько о праздниках своего детства, когда мать и отец в Рождество все еще сидели за праздничным столом. Яркое воспоминание подавило все его чувства, и он отвернулся, скрывая нахлынувшую боль потери.
        - Вы проделали отличную работу, - выдавил он. - Впечатляет.
        - Так значит, вам нравится, - сказала она изменившимся тоном.
        Мартин кивнул, не в силах произнести и слова. Дети почувствовали себя свободнее и окружили его, показывая, что сделали своими руками: как Перси рубил ветки топором, как Тим и Чарли перевязывали их лентами под руководством Элли.
        Хотя Мартин уже раньше слышал, как они называли ее «Элли», он не сознавал, как это имя подходит ей. «Мисс Бэнкрофт» или даже «Элинор» звучало бы очень элегантно в высшем обществе. «Элли» напоминала свежую деревенскую девушку, с которой мужчина мог поваляться на сене.
        Господи. Он не должен так о ней думать!
        - Все готовы к обеду? - спросил появившийся в дверях Хаггетт.
        Мартин удивленно посмотрел на мисс Бэнкрофт.
        - Мы не хотели садиться за стол без вас, - объяснила она. - Это было бы невежливо.
        Вежливо или невежливо, но никто никогда не садился за стол, не дождавшись его.
        Он не сосчитал приборы, так как был уверен, что Хаггетт ждет в кабинете, пока он закончит дневную часть своей работы. И это было не обедом, а потреблением пищи. Обеды были тогда, когда во главе стола всегда сидела его мать. И так происходило, пока она не умерла десять лет назад. И она даже говорила, что если его не будет за столом вовремя, то обеда он не получит. А такое случалось довольно часто, и поскольку он был непокорным ребенком, увлеченным научными опытами, то забывал о времени.
        - Мне взять лакеев на сервировку стола? - спросил Хаггетт.
        Мартин взглянул на своего дворецкого и на этот раз заметил, с каким волнением смотрит Хаггетт, ожидая его реакции на зеленые украшения. Но вопрос относился не только к обеду. Дворецкий ожидал одобрения. Он хорошо понимал, что, заботясь и поддерживая мисс Бэнкрофт и детей, переходит границу дозволенного. Теперь ему требовалось прощение. Вопрос состоял в том, даст ли ему Мартин это прощение. Он должен это сделать, потому что, ругая Хаггетта, он осуждал бы мисс Бэнкрофт, а Мартину так не хотелось еще раз ранить ее. Он подошел и остановился во главе праздничного стола.
        - Да, Хаггетт, пусть нас обслуживают лакеи. Мы готовы.
        Глава 5

«Дорогая Шарлотта!
        Будьте осторожны, моя дорогая. Наступит день, когда вы будете меньше всего этого ожидать, а я появлюсь на пороге вашего дома, и вы увидите, что я совсем не такой, каким вы меня представляете.
        Ваш кузен

    Майкл».
        В течение следующей пары дней Элли заметила, что у них с лордом Торнклифом наступило неустойчивое перемирие. Он казался менее раздражительным. Она судила об этом вовсе не по его отношению к праздничным украшениям, ибо Чарли продолжал настаивать, что его милость назвал их «рождественской ерундой». Примерно так же он выразился насчет рождественских песенок, когда спасал их. Совершенно очевидно, что ему особенно не нравились эти праздники.
        И несмотря на это Торнклиф не только терпеливо переносил хлопоты, но пытался по-своему проявлять дружелюбие; Хотя днем, пока она и дети знакомились с его обширными владениями, барон куда-то пропадал, вечером он обедал дома. И даже сидел с ними после обеда в гостиной, где стены были выкрашены в тон панелям из орехового дерева. Торнклиф просматривал газеты, или наблюдал, как дети разыгрывали шарады, или слушал, как она читала вслух «Осаду Коринфа» Байрона. Иногда он сам читал детям.
        Но дружелюбие заканчивалось, когда Элли отводила детей спать. Тогда он исчезал и они снова становились чужими друг другу. Даже если она и возвращалась в гостиную, Мартин не возвращался. Иногда, читая в одиночестве или сидя с тетей Элис в ее комнате, она сомневалась, а не существовал ли тот изумительный поцелуй лишь в ее воображении.
        На четвертый вечер их пребывания в Торнклиф-Холле, когда до сочельника оставалось два дня, дети предложили сделать «горящего дракона».
        - Вы с ума сошли? - возмутился барон. - Об этом не может быть и речи. В моем доме не будет чаш с горящим бренди.
        - Знаете, в этом нет ничего плохого, - заметила Элли, хотя его слова не удивили ее, - если соблюдать все предосторожности.
        - Лучшая предосторожность - не играть вообще. Такая ерунда может убить человека.
        - «Горящий дракон»? - скептически сказал Перси. - Это всего лишь игра для гостиных, сэр. Мама каждый год разрешает нам в нее играть.
        - Значит, ваша мама глупа.
        Когда детей возмутили эти слова, Торнклиф нахмурился и встал.
        - Простите меня, сегодня вечером я не гожусь для общества, - коротко сказал он и вышел.
        Что это с ним? Обычно человек, проводящий опыты со взрывчатыми веществами, не может считать горящего дракона опасным - может быть, только скучным, И уж конечно, не убивающим людей. Это нелепость.
        Элли задумчиво смотрела ему вслед. Перси повернулся к ней и спросил:
        - А теперь нам можно играть в дракона?
        - Нет, конечно. Непорядочно делать что-то запрещенное за спиной его милости в его же собственном доме.
        Разговор был окончен. Но позднее, после того как Элли уложила детей спать и сидела у тетиной кровати, рассказывая ей о событиях этого дня, последнее столкновение не выходило у нее из головы. Ей хотелось узнать, почему он такой вспыльчивый и непредсказуемый. Поэтому она только сейчас задала тете этот вопрос - не хотелось без крайней необходимости пугать тетю Элис.
        - Вы когда-нибудь слышали о джентльмене, которого называют Черным Бароном?
        Тетя тяжело вздохнула.
        - А я все думала, когда же и до тебя дойдут слухи о репутации нашего хозяина.
        - Вы знали?
        - Конечно. Кто-то из детей упомянул его прозвище, и я вспомнила об этих слухах. Сначала это меня тревожило, но он был добр к нам, и это важнее любых сплетен.
        - Бесспорно, - сказала Элли. - И его удивительно неуживчивый характер еще не повод презирать его. Иногда он бывает грубым и делает выводы о людях, не имея для этого абсолютно никаких оснований, но…
        - Он тебе нравится?
        - Да. - Элли успела заметить, что тетя как будто понимала ее. - Нет! Я хочу сказать, не так, как вы думаете. Я просто благодарна ему за помощь, вот и все. - Тетя Элис еще выше подняла бровь, и Элли возразила: - Он не из тех, кто мне нравится, - слишком неуравновешенный характер. Кроме того, любой мужчина, считающий Рождество пустой выдумкой, - материал, не годный для брака. - Даже если бы его интересовал брак. Чего о нем не скажешь. Но Элли не собиралась говорить тете жестокую правду.
        - Его нельзя обвинять в том, будто он не любит Рождество, ведь его брат умер во время праздников.
        - Что? Откуда вы это знаете?
        - Все знают. Человек погиб от взрыва, произошедшего в шахте.
        - О Боже. - Так вот почему лорд Торнклиф не любит Рождество. Потому, что оно напоминает ему о тяжелом времени. У нее сжалось сердце - как ужасно она себя вела, строя всякие планы, даже не поинтересовавшись его мнением! Что он должен был думать, что чувствовать…
        Но позвольте: мистер Хаггетт, конечно, знал. Почему он не остановил их?
        - Вот поэтому нашего хозяина называют Черным Бароном, - продолжала тетя Элис. - Некоторые обвиняют его в том, что случилось.
        - Почему? - спросила Элли. - Что же случилось?
        - Никто точно не знает. Вот почему люди и придумывают мерзкие истории, чтобы найти объяснение. Кажется, покойный брат его милости на Рождество принимал здесь гостей, и те видели, как ссорились братья. Теперешний лорд Торнклиф отправился в шахту, а старший брат последовал за ним. Спустя некоторое время раздался взрыв. Так погиб Руперт Торнклиф. Но это не значит, что виноват хозяин дома. И расследование полностью оправдало его. Но в результате Мартин получил все наследство, почему некоторые и считают, будто младший брат воспользовался удобным случаем получить титул и всю собственность.
        - Я этому не верю, - упрямо сказала Элли.
        - Я тоже.
        Чем больше Элли думала о Мартине, тем сильнее разгорался ее праведный гнев.
        - Да он, кажется, даже не думает о титуле. Совершенно очевидно, что он не хочет власти над другими людьми. Об обществе он говорит с отвращением.
        - Я думаю, в этом заключена часть проблемы. Его брат был общительным человеком, Руперта любили и восхищались его великодушием. В то время, как я понимаю, лорд Торнклиф был таким же, как и сейчас. Люди склонны становиться на сторону тех, кто им нравится, даже вопреки логике.
        - Но они не должны распространять сплетни, если не знают всех обстоятельств. Черный Барон, надо же.
        Это просто жестоко.
        - Безусловно. - Тетя поджала губы, как будто скрывая улыбку. - Но я не понимаю, почему ты так переживаешь, если всего лишь благодарна ему за помощь.
        Элли опустила глаза под пронизывающим взглядом тети.
        - Я просто не могу не думать о человеке, которого несправедливо считают негодяем. - Притворно широко зевнув, она встала, настолько охваченная эмоциями, что это становилось невыносимым. - Пожалуй, я пойду лягу. Завтра дети хотят отправиться на поиски рождественского полена, а это утомительное занятие.
        - Спокойной ночи, дорогая, - тихо сказала тетя.
        Элли поцеловала ее в щеку и перешла в соседнюю комнату. Все время, пока она устраиваясь в постели рядом с Мег, ей не давала покоя тайна смерти предыдущего барона.
        Сама мысль о том, что Торнклиф мог подготовить убийство брата, была возмутительна! Элли не могла этому поверить. И не станет верить. Но тем не менее она провела беспокойную ночь в напрасных попытках уснуть, которые закончились на рассвете крепким сном без всяких сновидений.
        Проснувшись, она сразу поняла, что проспала дольше, чем обычно. В доме было тихо, слишком тихо, ибо мальчики обычно просыпались на рассвете. Не было слышно даже Мег, хотя, заглянув в комнату тети Элис, Элли обнаружила ее прижавшейся к матери, которая ей что-то читала.
        - А где мальчики? - спросила Элли.
        Тетя Элис подняла голову.
        - Гуляют, я полагаю. Перси сказал мне, куда они пойдут, пока мы ждали завтрака. Ну а я попросила их не будить тебя.
        Неужели мальчики одни ушли в лес? Конечно, нет. Это на них не похоже - отправиться куда-то, не позавтракав. Однако смутное чувство опасности подтолкнуло ее к окну в своей комнате, которое выходило в сторону леса. Элли распахнула раму и услышала угрожающие звуки, которые, как она безошибочно догадалась, издавал его милость.
        О нет! Каменный сарай. Элли сразу же увидела застывших на месте преступления, у дверей сарая, мальчиков и шагавшего к ним лорда. Черт возьми, как это скверно.
        Набросив накидку поверх халата и застегнув его, Элли сунула ноги в свои полусапожки и, как на крыльях, слетела вниз по лестнице и побежала по дорожке к стоявшему невдалеке приземистому строению. Приближаясь к толпе, собравшейся у сарая, она увидела на двери замок, из которого торчало что-то похожее на кусок проволоки. Они пытались взломать замок? Да он убьет их!
        Лорд Торнклиф схватил Перси и Чарли за шиворот и приподнял их. Поскольку Тим стоял в стороне, он накинулся на всех.
        - Вы что, глупые дети, никогда никого не слушаетесь? Я сказал, не подходите к нему, и я не шутил. Видит Бог, выпорю вас всех за это, выпорю розгами…
        - Милорд, пожалуйста! - крикнула она и бросилась вперед.
        Когда он посмотрел на нее горящими от гнева глазами, Элли сразу же остановилась, вспомнив выражение ужаса на его лице, когда он объяснял ей, почему дети должны держаться подальше от сарая. Что еще он сказал? Сказал, что в шахте слишком многие имели бы доступ к опасны веществам.
        Как его брат?
        О Боже, так вот почему мысль о том, что кто-то находится рядом со взрывчаткой, выводила его из себя. И вероятно, поэтому он ищет, экспериментируя, способы снизить риск от применения взрывчатых веществ. А она и дети мешали ему уже одним своим присутствием.
        Как она могла осуждать его за то, что он сердился на детей? Ведь он старался их уберечь!
        - Я должен наказать их, - с сожалением сказал Мартин, пристально глядя на нее.
        Элли сглотнула.
        - Да, вы правы.
        Мартин посмотрел на нее.
        - Что? - завопил Перси, извиваясь в руках барона. - Элли, ты же не позволишь ему выпороть нас!
        Не спуская взгляда с Перси, она сложила на груди руки. Тетя Элис не обрадуется этому, но она же не захочет, чтобы ее мальчиков при взрыве разорвало на части.
        - Он предупредил, чтобы вы не подходили к сараю: яснее и не скажешь, - а вы не обратили внимания на его предупреждение.
        - Я вам говорил: надо подождать! - крикнул старшим мальчикам Тим. - Я говорил вам, что он еще не вышел из дома.
        Лицо лорда Торнклифа покрылось красными пятнами.
        - Ты думал спрятаться от меня, да? - встряхнул он Перси. - Дурачки! Слава Богу, мне понадобилось кое-что взять отсюда. Придет день, когда вы будете этому рады, как и розгам, которыми я собираюсь…
        - Пожалуйста, сэр, не надо! - заплакал, извиваясь, Чарли. У него хватило ума понять, что у них есть шанс поторговаться, поскольку Элли была не на их стороне.
        - Мы клянемся, что это последний раз; больше никогда не подойдем к вашему сараю.
        - Уж это точно, черт побери! - прорычал барон и встряхнул их обоих.
        - Пожалуйста, розгами не надо, - присоединился к нему Перси. - Мы больше не будем, клянемся!
        - И вы думаете, я вам поверю? - мрачно сказал он.
        Элли не могла не заметить, что до сих пор он только ругал их.
        - Жизнью клянемся! - сказал Перси. - Скажи ему, Элли.
        Хорошо, что нашелся кто-то, кто внушал мальчикам страх божий.
        - Сказать ему что? Я сама не уверена, что вам можно доверять.
        - Элли! - Тим, ясно сознавая свое предательство, разразился бурным потоком слез.
        - Мы только… сделали это, потому что вы… не позволили нам играть в «горящего дракона».
        - Так ты говоришь, это я виновата? - возмутилась она.
        - Заткнись, Тим! - крикнул ему Перси. - От тебя никакого толка!
        Но Тим уже завелся.
        - Ту-ут так скучно, - между рыданиями жаловался он. - Наши игрушки остались дома, а мама… все время устает, а ты…
        - Ради Бога, - проворчал лорд Торнклиф, опуская обоих мальчиков на землю, - перестаньте обвинять в этом вашу кузину. Она с ног сбилась, стараясь справиться с вами.
        Элли удивленно посмотрела на него:
        - Как вы узнали?
        - У меня же есть глаза, не правда ли? Кроме того, когда я вернулся, Хаггетт рассказал мне все, что вы… - Барон, слегка покраснев, пробормотал ругательство, затем снова сердито посмотрел на мальчиков: - Ладно, я не стану вас пороть, но вы все утро будете чистить горшки на кухне. Ясно?
        Мальчики дружно закивали.
        - После этого вы должны дать обещание, что все остальное время проведете с Элли. Иначе…
        - Мы обещаем! Мы обещаем! - закричал Перси.
        Элли чуть не задохнулась. Барон не только смягчил свое отношение к мальчикам, но и защитил ее. Он даже назвал ее по имени. Сделал ли он это сознательно? И вообще, что это значило?
        Взглянув на все еще шмыгающего носом Тима, Мартин вздохнул.
        - И если вы сдержите свое обещание и будете сегодня хорошо себя вести, - он слегка задумался, - тогда мы вечером будем играть в «горящего дракона».
        Мальчики, потрясенные, смотрели на него, затем раздался радостный вопль.
        - «Горящий дракон»! - кричали они, приплясывая вокруг него. - Сегодня «горящий дракон»!
        - Только если будете вести себя хорошо! - крикнул он, перекрывая шум. Когда они притихли, он, понизив голос, сказал: - Потому что, если снова застану вас у сарая, я высеку вас до полусмерти. Понятно?
        - Да, сэр! - дружно закричали они.
        - Теперь идите завтракать. А я пока схожу к повару и расскажу ему о ваших обязанностях.
        Дети побежали в дом, но Элли не двинулась с места. Она стояла и смотрела, как лорд Торнклиф отпер замок, проверяя, не сломан ли он, и затем ступил в сарай. Она вошла следом за ним.
        Поправив очки, Элли быстрым взглядом окинула это таинственное место, вызывавшее столько беспокойства. У одной стены стояли бочонки, а у другой - длинный верстак, как раз под большим застекленным окном, вставленным в крышу. Очевидно, это было сделано специально, чтобы солнце освещало половину сарая, ибо в каменных стенах окон не было. Разнообразные ящики и коробки валялись на полу. Пахло дымом, серой и углем.
        - Что вам нужно? - резко спросил Мартин, недовольный ее осмотром. - Вам не следует здесь находиться. Вы можете пострадать.
        Беспокойство в его голосе тронуло Элли.
        - В отличие от моих кузенов мне неинтересно рыться в вашей взрывчатке. - Он промолчал, и она добавила: - И еще я хотела поблагодарить вас. Мальчишки не заслужили вашей снисходительности, но я все равно признательна вам, милорд.
        - Мартин, - проворчал он, заглядывая в ящик шкафа. Она придвинулась к нему.
        - Что?
        - Мое имя - Мартин. Вы могли бы называть меня так. - Вынув перочинный ножик, он положил его в карман. - Ненавижу это дурацкое «милорд». Кажется, будто Руперт по-прежнему лорд Торнклиф. Титул подходил ему больше, чем мне.
        У Элли разрывалось сердце. Как могло общество думать, что он способен убить брата ради титула?
        - Все хорошо. И спасибо тебе… Мартин.
        Он замер, затаив дыхание.
        - Знаешь, а я выпорю твоих кузенов, если они не будут хорошо себя вести, - сказал он, словно оправдываясь.
        - Я знаю.
        - Если бы ты вовремя не вышла, я бы уже положил их себе на колено.
        - Не сомневаюсь.
        - Потому что им здесь нечего делать…
        Элли рассмеялась.
        Он повернулся к ней:
        - А что, черт возьми тут смешного?
        - У тебя уже больше нет необходимости ворчать - они ушли. В отличие от мальчишек я совершенно уверена в твоей способности изображать из себя свирепого Черного Барона, как только это потребуется для их защиты.
        Мартин словно впервые заметил ее распущенные волосы и застегнутую накидку, под которой скрывалась «неприличная» часть ее одежды. Он так внимательно и долго рассматривал ее, что у нее по спине побежали мурашки.
        - Ты обвиняешь меня в притворстве, Элли?
        Ее имя, произнесенное таким интимным тоном, взволновало девушку.
        - Я обвиняю тебя в том, что ты проявляешь более дурной характер, чем твой собственный.
        Неожиданно на его лицо легла тень.
        - Ты ничего не знаешь о моем истинном нраве.
        - Так случилось, что знаю. - Наступило время ему узнать, что не все против него. - И что бы там ни говорили, я не верю, что ты убил своего брата.
        Глава 6

«Дорогой кузен!
        Да, да. Вы, без сомнения, вызываете у меня интерес. Может быть, мне следовало бы догадаться, кто вы, а вы бы сказали мне, насколько я далека от истины. Может быть, вы родом из Гессена и обожаете лимонный пирог? Стареющий шпион из министерства иностранных дел? Или даже женщина? Нет, я знаю, что вы не женщина. Женщина не может быть такой высокомерной, как вы.
        Ваша „родственница“

    Шарлотта».
        Мартин не сводил с нее глаз. Неужели она сказала то, что он думал? Да, поэтому она таким пристальным взглядом следила за ним. Она слышала сплетни, и теперь хотела выяснить, правдивы ли они.
        Мартин тяжело вздохнул. Последние несколько дней были мучительны, он наслаждался теплом ее невинных улыбок, предаваясь безумным мечтам, как это все выглядело бы, если бы Элли была его женой, заботившейся о его детях. Три ночи он воображал, как она в его постели ласкает его, прижимаясь бедрами, так, как может ласкать только женщина. Ему было невыносимо видеть, как изменилось выражение ее лица, когда она поняла, что он действительно виновен в смерти Руперта. Мартин направился к двери.
        - Поскольку ты, очевидно, узнала истинную причину, по которой меня называют Черным Бароном, то нам больше не о чем говорить, не так ли?
        Элли схватила его за руку, когда Мартин попытался пройти мимо нее:
        - А я бы хотела услышать твое объяснение, ибо то, что я узнала от своей тети, было лишь сплетнями.
        Мартин застыл на месте, не глядя на нее, боясь увидеть то, что было в ее глазах.
        - Я удивлен, что она не приказала тебе увезти ее отсюда. И тем более удивлен, что и ты не потребовала того же.
        - Не говори глупости. Мы знаем, чего стоят глупые сплетни. Как говорил Шекспир,
«слухи - это трубка, в которой тлеют подозрения, ревность, догадки».
        Мартин усмехнулся, слушая, как она свободно цитирует Шекспира, в то время как он ожидает, что она сбежит.
        - Ты даже не представляешь, как это верно.
        - Конечно, не представляю. Вот ты и объяснишь мне это.
        Мартин взглянул на нее. Осмелится ли он? Элли в ожидании смотрела ему в глаза. В этих глазах, немного затуманенных очками, он не увидел осуждения, но это мало что значило. Она будет презирать его. Только Бог знал, как он презирал себя.
        Он подошел к верстаку.
        - Тебе лучше уйти. Мне надо спрятать некоторые химикаты, на случай если твои кузены попытаются снова забраться сюда. Самые опасные я спрятал несколько дней назад, но вчера мне понадобилось вынуть несколько пузырьков…
        - Мартин, - решительно сказала она, перебивая лихорадочный поток его слов. - Может быть, тебе будет легче, если ты с кем-нибудь поговоришь. Расскажи, что в самом деле произошло. Обещаю, судить тебя не буду.
        Дьявол ее побери за эти слова. Кто-то будет слушать и не осуждать. Нет, не кто-то… она. Слуги не осуждали его, как и местные горожане, и только люди ее положения считали его виновным.
        Эта мысль помогла ему посмотреть ей в лицо:
        - Это не секрет, - сказал Мартин. - Шахтеры видели, как это случилось. Хаггетт все знает. Если кто-то действительно хотел бы знать, они бы узнали. И все же ты оказалась первой из общества, кто задал мне прямой вопрос. Большинство предпочитает придумывать страшные истории, а не заниматься скучными поисками правды.
        - Тебя не так уж легко спросить, - заметила она. Он замолчал, эти слова охладили его.
        - Полагаю, что это так. - Мартин прислонился к столу, скрестив на груди руки.
        - Но раз уж я убедила сделать это, ты мог бы по крайней мере ответить на вопрос, - настойчиво сказала она, подходя к нему.
        На минуту шелковые пряди волос, достававших до ее бедер, игриво взволновались и привлекли его внимание. Мартин не мог поверить, что Элли ходит с распущенными волосами. Неужели она только что с постели? От одной этой мысли он напрягся, воображая, как ее роскошное тело раскинулось на блестящих, черных как уголь локонах. А на ее губах играет улыбка, манящая и соблазняющая его…

«Идиот, опять ты позволяешь своему воображению далеко завлечь себя! Она не могла прийти сюда прямо с постели - светские дамы так не поступают. Кроме этого, на ногах были сапожки и накидка аккуратно застегнута. В таком виде леди не встают с постели. Вероятно, Элли одевалась, когда услышала голоса его и мальчиков, и ей уже было не до прически».
        - Скажи мне хотя бы, как такой джентльмен, как ты, дошел до экспериментов со взрывчатыми веществами, - настаивала она. - Это из-за смерти брата?
        Мартин оторвался от своих фантазий.
        - Нет. Это началось намного раньше. - Она от него не отступится, ведь так? И может быть, даже лучше, если она все узнает. Если она отвергнет его, он избавится от искушения впустить ее в свою жизнь. Его полную опасности нелегкую жизнь, в которой женщине нет места. Вздохнув, Мартин заговорил:
        - Меня всегда интересовала химия, поэтому, когда я был еще мальчишкой, отец брал меня с собой, когда ехал консультировать управляющего шахтой. Однажды мы приехали на шахту как раз тогда, когда там произошел сильный взрыв. Мне тогда было десять. Я видел то, что не приснится в самых кошмарных снах: одного шахтера с оторванной рукой, другого без… - Мартин спохватился, заметив, как Элли побледнела. - Я был потрясен. И когда отец предложил мне выбор, обычный для второго сына: поступить на службу, пойти в армию или флот, или стать священником, - я сказал, что хотел бы заняться наукой. Я читал все, что мог достать, о горном деле. Взрывы на шахтах считались неизбежным злом, но я знал, что добычу угля можно сделать безопаснее. Надо только знать как, мне требовались знания. К моему удивлению, отец согласился, позволив мне заниматься тем, что меня интересовало.
        - А он не думал, что это занятие не для джентльменов?
        - Нет, он понимал меня. Он сам видел множество несчастных случаев, поэтому учил Руперта управлять имением, а мне разрешил поступить в Эдинбургский университет. Вернувшись домой, я работал над совершенствованием оборудования шахт. И мы первые применили лампы безопасности Дейва.
        - Твой отец, должно быть, гордился тобой, - тихо заметила Элли.
        Он гордился, но только потому, что умер раньше, чем увидел, что стало с его сыновьями.
        - После смерти отца мы с Рупертом по-прежнему занимались каждый своим делом. Будучи владельцем шахты по праву наследования, он давал мне полную свободу проводить эксперименты по усовершенствованию оборудования. Между нами все было прекрасно.
        Его голос звучал все напряженнее.
        - Пока на Рождество он не погиб.
        Мартин хорошо помнил запах зелени и жареного гуся, взрывы смеха, и рождественские песенки, и полный дом гостей.
        - Руперт пригласил на праздники несколько человек гостей. От него гости узнали, что я провожу опыты с новым, менее взрывоопасным веществом, они попросили разрешения посмотреть. Руперт разрешил, но я отказался что-либо показывать им. Я объяснил, что это слишком опасно.
        Глядя куда-то мимо Элли, Мартин будто снова видел перед собой лицо обиженного Руперта.
        - Мы поспорили, и я ушел, сказав ему, что, если он приведет кого-нибудь туда, я вышвырну их вон. Чего я, конечно, не имел никакого права делать.
        - И поэтому он пошел туда, чтобы подтвердить свои права?
        - Некоторым образом. Руперт решил, что я унизил его перед его гостями. Он явился на шахту пьяным, но, к счастью, в одиночестве, и попытался сам произвести взрыв, продолжая повторять, что именно он владелец шахты и не хуже меня знает, как это делается.
        Оттолкнув стол, Мартин заходил по комнате.
        - Руперт разозлил меня, и я сказал ему, мол, пусть он делает все, что хочет, затем ушел. Рабочие не знали, как им быть. Руперт же был хозяином. Когда он приказал им произвести взрыв, они так и сделали. Но черный порох погас, не достигнув взрывчатого вещества, что иногда случается. Руперт снова хотел поджечь его, несмотря на то что ему кричали: этого нельзя делать, не убедившись, что порох полностью погашен.
        Мартин содрогнулся.
        - Порох не погас. - Если бы только Руперт их послушал, если бы только Мартин не ушел.

«Если бы только… если бы только… если бы только…» Эти слова мучили его по ночам. Взрыв произошел в ту самую минуту, когда Руперт стоял совсем рядом. Он погиб мгновенно.
        От наступившей тишины Мартин похолодел. Он боялся взглянуть на Элли, уверенный, что она в ужасе. Да и как тут не ужаснуться? Мартин погубил родного брата. Он в гневе покинул его, и результат оказался ужасен.
        Но Элли думала совсем о другом - рассказанное Мартином было трагедией, такой тяжелой и страшной, что она не знала, как облегчить его боль.
        - Мне так жаль, - прошептала она. Мартин перестал ходить по комнате, но молчал, и Элли продолжила: - Наверное, это было так тяжело для тебя.
        - Не так уж тяжело, как сказали бы некоторые, имея в виду, что я получил после его смерти. - В его короткой фразе звучало признание вины.
        - У того, кто так говорит, нет сердца, - прошептала Элли, а у нее самой разрывалось сердце от боли за него.
        Мартин перевел дыхание.
        - И ты не обвиняешь меня в том, что произошло? - удивился он, по-прежнему не глядя на нее.
        - Конечно, нет. Почему я должна обвинять?
        - Потому что я отвечал за это, черт возьми! - Мартин повернулся к ней. - Я не собирался убивать его, но вел себя так, как будто приставил пистолет к его голове.
        - Глупости! - Элли подбежала к нему, стоявшему, прямо и неподвижно, как стоят оловянные солдатики с тяжелой ношей, тяжелее металла. - Прости меня, что я плохо отзываюсь о мертвом, но твой брат сам виновник своей смерти.
        Мартин отрицательно затряс головой.
        - Ты не понимаешь. Я не должен был оставлять его одного. Я должен был проявить твердость. Я должен был…
        - Но это не твоя вина! - Элли, успокаивая его, положила руку ему на плечо. - Братья ссорятся и в менее трагических обстоятельствах.
        Мартин со страдальческим выражением лица посмотрел на нее.
        - Но я не должен был оставлять его. Угрожая расправиться с его гостями, я должен был увести его с того места.
        - Это еще больше распалило бы его гнев. А шахтеры попали бы в затруднительное положение, выступая против своего хозяина.
        - По крайней мере он остался бы жив, - сказал Мартин.
        - Может быть. А может, и нет. Иногда люди совершают глупые поступки, как бы мы ни старались остановить их. - Элли погладила его руку, подыскивая слова, которые помогли бы ему облегчить рожденное болью потери чувство вины. - Расследование признало тебя невиновным.
        - Да, но общество не признало. Гостям моего брата слишком уж хотелось поскорее сбежать и рассказать всему свету свою версию произошедшего. Вот почему все думают, будто я убил брата ради наследства.
        - Наплевать на общество! Кого интересует, что они думают? Только не меня.
        Не веря своим ушам, Мартин недоверчиво вглядывался в ее лицо.
        - И ты действительно так думаешь?
        - Конечно. - Слезы душили ее, он все еще не был в ней уверен. - Если гости твоего брата распространяют о тебе сплетни, это еще не значит, что все в обществе слушают их. Или верят им. - Элли отвела глаза. - Знаешь, некоторые из нас неплохие люди.
        То, что он ранил ее чувства, было настолько очевидно, что Мартин сказал:
        - О, Элли, прости меня. Я не хотел опять тебя обидеть. - Мартин откинул назад ее волосы и пропустил пряди сквозь пальцы. - Дело в том, что я все еще не привык, чтобы женщина не думала обо мне только плохое. Особенно та, что так соблазняет меня.
        - Я соблазняю тебя? - не решаясь поверить ему, переспросила она. Мартин стоял слишком близко, а его слова ласкали слух. И это заставляло Элли желать всего, чего он не мог дать ей.
        Мартин протянул руку и погладил ее по щеке.
        - Вот уже три года, как я скрываюсь от мира, в котором ты живешь, - с волнением продолжал он. - Я был уверен, что не хочу становиться его частью, и мне это не нужно. Теперь, когда появилась ты, я понял, чего хочу.
        Мартин смотрел на нее так, как будто только что нашел что-то очень вкусное и ему не терпится попробовать.
        С потемневшим взглядом Мартин решительно снял с нее очки и положил их на стол. На этот раз в его движениях не было неуверенности и мучительной нерешительности. Он поцеловал ее с такой жадной страстью, которая заставила бы любую женщину проводить ночи без сна, мечтая о подобном поцелуе.
        Затем он расстегнул ее накидку, в которую она была завернута от шеи до самых ног, но Элли так потряс поцелуй, что она почти не обращала на это внимания. Как могли поцелуи этого угрюмого человека быть такими чувственными, такими восхитительно сладостными?
        И зачем ему целовать ее? Он уже сказал, что ему не нужна жена, и, насколько ей было известно, с тех пор ничего не изменилось. И вообще не следовало допускать поцелуи. Он разобьет ей сердце, и ради чего? Успокоить его раненую гордость? Дать ему минуту удовлетворения?
        В отчаянном порыве самосохранения Элли оторвалась от его губ, но Мартин, просунув руку под расстегнутую накидку, притянул к себе ее разгоряченное тело, покрывая поцелуями ее шею и щеки.
        - Пожалуйста… Мартин… - умоляла она.
        - Позволь мне только на минуту обнять тебя. - Он провел рукой по ее груди и удивленно спросил: - А где твоя остальная одежда, моя любимая?
        Он произнес слово «любимая» с грубостью йоркширского шахтера, но ее это не смутило. Ее еще никогда не называли любимой.
        - У меня не было времени… я торопилась… - только и смогла она сказать. Мартин гладил под рубашкой ее груди, спускаясь ниже, до ягодиц, и ее сердце было готово выскочить из груди.
        - Спаси меня, Боже, - прошептал он, отшатнувшись, - ты почти голая. - Их взгляды встретились, и его глаза были так прекрасны от светившейся в них страсти, что боль пронзила ее грудь. Затем в них блеснуло нечто похожее на ртуть, и он снова овладел ее губами.
        На этот раз его поцелуй был таким обжигающим и страстным, что Элли уже не могла думать о чем-либо, кроме того, как получить как можно больше наслаждения от каждого момента, когда его ласки становились все более и более смелыми. Мартин возбуждал ее, лаская ее соски, пока они не стали твердыми и до боли чувствительными.
        Элли понимала, что это нехорошо, но ей было все равно. Мартин вызывал у нее такие чувства, каких она никогда не испытывала.
        В ответ на слабый прилив силы воли она оторвалась от его губ.
        - Мы не должны делать этого.
        - Нет, - согласился Мартин, но, вместо того чтобы выпустить ее, распахнул ее накидку и посмотрел на нее.
        - Но мне хочется потрогать тебя, совсем немножко. Ты мне позволишь?
        - Кто-нибудь может нас увидеть, - слабо запротестовала она, взглянув на открытую дверь.
        - Мальчики не придут сюда, ваша тетя не сможет, а слугам и в голову не придет приближаться к сараю, тем более заходить в него.
        - Даже мистеру Хаггетту? - спросила она.
        Его разгоряченный взгляд обжег Элли, и ее кровь закипела.
        - Даже Хаггетту, - прохрипел Мартин. Неожиданно он схватил ее и посадил на верстак. Затем, запустив руку под накидку, бесстыдно ласкал ее грудь. А когда Элли так же бесстыдно выгнулась под его рукой, Мартин, раздвинув ее бедра, прижался к ней, не переставая жадно целовать в шею.
        Элли ухватилась за его плечи, и накидка скользнула на верстак. Мартин принял это за разрешение расстегнуть ее халат и, обнажив одну грудь, взял в рот сосок.
        Боже правый… это было изумительно. Он играл им, ласкал, дразнил языком, доставляя наслаждение, доводившее ее до безумия. Элли следовало остановить его, пока она еще не обречена навечно, но вместо этого она обхватила его голову обеими руками так, чтобы он мог взять и вторую грудь. Издав глубокий горловой звук, Мартин охотно исполнил ее желание.
        Это было безумие. Их было так просто обнаружить.
        И все так плохо кончится? Значит, он должен будет жениться на ней.
        Нет, Элли тоже не хотела этого. Но и не хотела упустить шанс иметь мужчину, который вот так, по своей воле, ласкал ее, не заботясь о ее будущем.
        И не просто какого-то мужчину, а Мартина, который не только заставлял ее тело петь от наслаждения, но и уважал ее как личность. Может быть, он не хотел брать ее в жены, но желал ее как женщину. И это было больше того, на что она когда-либо надеялась.
        Затем он провел рукой вверх по ее бедру, как бы прокладывая дорожку для черного пороха, которая неуклонно приближалась к тому месту, где не хватало только искры, чтобы в любую минуту взорваться в глубине ее живота.
        - Я должен остановиться, - услышала Элл и его хриплый голос. - Останови меня, любимая.
        Она услышала его сквозь дымку наслаждения, в которое была погружена.
        - Почему?
        У Мартина вырвался стон. Он поднял голову и снова поцеловал ее. Одной рукой лаская ее грудь, другой он добрался до того места у нее между ног, которого она касалась, только когда мылась.
        Боже милостивый. Он трогает ее «там»! Даже хуже: она ему это позволяет. Какая же она распутная дрянь!
        - Вот так, - шептал он, отрываясь от ее губ, только чтобы позволить себе другие вольности с ее грудью. - Позволь показать тебе… Ты такая… невероятно сладкая… я хочу… Боже, помоги мне…
        - Ты погубишь меня, - прошептала она, почти надеясь на это.
        - Нет, клянусь. Я должен сделать это, иначе сойду с ума.
        - Мартин… ты… О Боже…
        - Ты совсем мокрая, любимая, как сочный персик… я хочу взять тебя и насладиться тобою…
        Каждое слово доходило до нее словно сквозь туман, ибо она достигла последней грани и могла только стонать и метаться.
        Вдруг этот взрыв обрушился на нее с яростью молнии, у нее из горла вырвался крик, который он заглушил поцелуем.
        Тело Элли еще содрогалось, но вскоре она затихла в его объятиях. Она поняла, что это было то, чего она хотела - захватывающей близости с мужчиной, который был к ней неравнодушен.
        Если бы только она могла сообразить, как удержать его. Ибо, познав страсть с Мартином, она никогда не найдет удовлетворения с кем-то другим.
        Глава 7

«Дорогая Шарлотта!
        Думаю, вы находите забавным подсмеиваться над моим высокомерием, но мы с вами больше похожи друг на друга, чем вы признаете. У вас тоже есть некоторая склонность к надменности.
        Ваш кузен

    Майкл».
        Мартину хотелось кричать от восторга, а затем рыдать. Никогда в жизни он так не желал женщину и никогда не был так свободен в удовлетворении этого желания. А он стоял здесь, болея за нее душой и зная, что у него никогда не будет возможности слить свою плоть с ее плотью, заявив, будто она принадлежит ему. Должно быть, у него вырвался какой-то страдальческий звук, потому что Элли, так мило раскрасневшаяся, отстранилась и прошептала:
        - С тобой все в порядке?
        Дьявольщина, он сомневался, что снова когда-нибудь будет в порядке. Он постарался улыбнуться.
        - Это я должен спрашивать тебя.
        Все еще держась за его плечи, она поцеловала его в подбородок.
        - Не думаю, что «в порядке» описывает мое состояние. Я… чувствую, что пьяна, но голова у меня ясная.
        Мартин печально усмехнулся.
        - Как странно; не могу сказать этого о моей. - Он с сожалением расстался с ее телом и опустил рубашку. - Но я и не собирался заходить так далеко.
        Элли с ужасом посмотрела на него:
        - Мы не… ты не…
        - Нет, ты все еще невинна.
        Она рассмеялась:
        - Невинна? Это было слишком хорошо для невинности.
        Ее сверкающие глаза вызывали у Мартина желание вернуться к тому, что они только что делали. Тяжесть в его пенисе усиливала это желание.
        Мартин боролся с ним, натягивая на ее плечи накидку. Никогда еще его самообладание не давало такой сбой, особенно с девственницей. Элли действовала на него подобно пороху.
        Но она была создана не для его удовольствия, а для супружеской постели, - что было невозможно.
        - Именно поэтому, с моей стороны, было бы нехорошо…
        - Не говори так. - Элли дотронулась пальцем до его губ. Ощущение было чудесным.
        Сердце Мартина ликовало. Ее обожающий взгляд так радовал его, что он, не подумав, воскликнул:
        - О Боже, как я смогу отпустить тебя? - Не успев договорить до конца, он уже пожалел о сказанном, ибо это явно обрадовало ее.
        - А тебе и не надо отпускать меня, - тихо сказала она.
        Раньше ему было легче устоять перед ней. Мартин рассчитывал, что она утратит интерес к нему, когда узнает, как умер Руперт. Но она все еще хотела его.
        Мартин умолк, и Элли, опустив глаза, добавила:
        - Конечно, при условии, что ты хочешь жениться на мне, чего ты явно не желаешь.
        Покраснев от унижения, Элли попыталась слезть с верстака, но Мартин не позволил. Ему было невыносимо думать, какой же, в ее глазах, он оказался скотиной.
        - Ты единственная женщина, о которой я бы подумал, если бы собирался жениться, - бормотал он, уткнувшись лбом ей в лоб. - Но я не могу. - Он не мог рисковать, оставляя ее здесь. Это было слишком опасно.
        - Почему? - тихонько спросила она.

«Разве это не очевидно? - хотелось ему закричать. - Оглядись, посмотри, на что я трачу свое время!»
        Ее это не беспокоило. Женщины всегда стараются не признавать опасность. Или даже хуже: решать проблему, создав определенные условия. И Мартин раз и навсегда отказался от прекращения экспериментов. Он устал смотреть, как погибают или становятся калеками шахтеры.

«К тому же что она в этом понимает? А если она смирится с этим?»
        Мартин усмехнулся. Элли никогда не осознает полностью, насколько это опасно. Достаточно лишь, чтобы однажды вечером она пришла позвать его к обеду, пришла со свечой в руке…
        Нет, он не станет рисковать ее жизнью.
        Элли назвала его страхи необоснованными. И вероятно, так и было, но страх овладевал им каждый раз, когда он представлял ее лежавшей, как Руперт, на земле.
        Ему следовало привести такой довод, который убедил бы ее хорошенько подумать, прежде чем выходить за него замуж.
        - Твой отец никогда не согласится на наш брак, и я уверен, что он тоже слышал сплетни обо мне.
        Странное выражение тревоги появилось на ее лице.
        - А его одобрение важно для тебя?
        - Нет, но, я думаю, важно для тебя.
        Элли улыбнулась.
        - Ты и представить не можешь, как мало это значит. Кроме того, он рассудительный человек. Когда я расскажу ему правду, он поймет, что это не твоя вина.
        Мартин тщетно старался проглотить ком, застрявший в горле.
        - Не у всех такое великодушное сердце, Элли.
        - Отец выслушает меня, клянусь. - Она подняла голову, слезла с верстака и расправила свою одежду. - Если я объясню ему, что хочу выйти за тебя замуж, он не станет возражать. Главное для него - это мое счастье.
        Она так плохо знала мужчин.
        - Я не сомневаюсь в этом. И он будет знать, что, выйдя за меня, ты приобретешь массу проблем. Во-первых, тебя перестанут принимать в высшем обществе: ведь ты станешь женой Черного Барона. Подумала об этом? Пойдут сплетни, начнут говорить, будто я женился на тебе из-за приданого, или прочую грязь. Кроме того, они сочтут тебя чудовищем, ибо ты вышла замуж за человека, о котором всем известно, что он убил родного брата.
        Ее глаза вспыхнули гневом.
        - Мне это безразлично.
        - Со временем не будет. Ты не знаешь, каково это, быть отвергнутым, когда о тебе шепчутся и избегают тебя…
        - Кажется, ты с этим достаточно хорошо справляешься.
        - Это потому, что я не люблю людей. Всех, кроме тебя. - Когда Элли в ответ улыбнулась, Мартин заговорил резким тоном. - Мне наплевать на общество, но ты воспитана для него. Ты светская женщина. У меня нет времени ездить за покупками в Лондон, Шеффилд и Йорк, а тебе не захочется туда ездить из-за предвзятого отношения к моему имени. - Мартин немного сгустил краски. Но как еще избавиться от этого соблазна, как еще не потерять рассудок?
        Элли сердито смотрела на него:
        - Неужели ты ничего не заметил за несколько этих прошедших дней? Я прекрасно чувствую себя в деревне. Мне нравится читать, шить и совершать долгие прогулки. Я ничуть не похожа на светскую даму.
        - Ты обучалась или не обучалась в дорогой школе для молодых леди? - спросил он.
        - Да, но…
        - И была ли ты представлена королеве? Танцевала ли ты в «Олмаке»? И не все ли твои друзья воспитаны также?
        - А какое это имеет значение? - возмутилась она.
        - Ты утверждаешь, будто не светская женщина. А я напоминаю, что светская. - Когда она открыла рот, чтобы возразить, он поспешил добавить: - Это образ жизни, подходящий для дочери Джозефа Бэнкрофта.
        - А какой же подходит для жены лорда? - резко спросила она.
        - В глазах общества я лорд всего лишь потому, что убил своего брата. Правила для других титулованных людей меня не касаются. Поверь мне, Черный Барон не может обеспечить тебе достойную жизнь.
        - Может быть, я не хочу такой жизни!
        Мартин покачал головой.
        - Ты не знаешь, чего хочешь. Да и как можешь это знать, проведя в Торнклиф-Хаусе всего несколько дней. Побудь здесь еще неделю, и ты начнешь безумно скучать.
        - А ты даже не хочешь дать мне шанс узнать, так ли это, да? - сказала она, застегивая накидку. - Ты отшвыриваешь меня в сторону из-за какой-то сомнительной попытки защитить от… от чепухи. - Элли скрестила на груди руки. - Я говорила: меня это нисколько не беспокоит, и если ты предпочитаешь не верить…
        - Я предпочитаю поступать так, как лучше будет для тебя.
        - Именно так, - с жаром ответила она. - Я заслуживаю мужчину, который хотел бы меня.
        - Я хочу тебя!
        Румянец выступил на ее великолепной коже.
        - Если бы ты хотел, то нашел бы способ овладеть мною, а не выдумывать разные оправдания.
        - Это не оправдания!
        В эту минуту они услышали снаружи какой-то шум. Дьявольщина, он забыл, что полчаса назад велел конюху оседлать для него лошадь. Как раз тогда он и заметил мальчишек, пытавшихся забраться в сарай.
        До них донесся голос Хаггетта:
        - Я не нашел его в доме, должно быть, его милость где-то там.
        - Наверное, - ответил конюх. - Это на него не похоже - заставлять так долго ждать.
        - Милорд? - окликнул его дворецкий, подойдя на безопасное расстояние и зная, что не следует приближаться к дверям.
        - Черт бы всех побрал, - тихо прошипел Мартин. - Я должен ехать.
        - Ну и поезжай, - насмешливо сказала Элли, поворачиваясь к верстаку. Она пошарила ладонью по столу в поисках своих очков. Нашла их и надела.
        Казалось, она не собиралась уходить, и Мартин ворчливо сказал:
        - Я не оставлю тебя здесь одну.
        - О, да ради Бога. - Не обращая внимания на его протянутую руку, Элли пошла впереди него, покачивая соблазнительными бедрами, от чего ему захотелось взять все сказанное им обратно.
        Мартин быстро поравнялся с ней и схватил за руку. Как раз вовремя, чтобы успеть вместе выйти из сарая.
        - Я здесь, Хаггетт, показывал мисс Бэнкрофт свой сарай. - Когда они вышли на ослепительно яркий солнечный свет, Хаггетт и конюх уставились на нее.
        Но было уже поздно. Мартин вспомнил о ее распущенных волосах, хотя в остальном у нее был вполне презентабельный вид.
        - Вы пустили мисс Бэнкрофт в сарай? - многозначительно осведомился Хаггетт.
        Мартин собирался поставить на место своего слишком самоуверенного дворецкого, когда Элли ответила:
        - Признаюсь, я пришла сюда следом за ним, и он выгонял меня. - Она холодно взглянула на Мартина. - Благодарю за то, что показали мне, милорд. - Вырвав у него свою руку, она коротко кивнула и затем направилась к дому.
        Мартин смотрел, как она удалялась, в своей накидке, почти не скрывавшей ее прелестей, и что-то шевельнулось в нем. Может быть, он только объяснял свои поступки. И может быть, брак еще возможен. Он еще мог броситься за ней и попросить остаться и разделить с ним жизнь…
        Его полную опасности одинокую жизнь.
        Он подавил этот порыв.
        - Хаггетт, я сказал мальчикам, что им придется чистить горшки на кухне в наказание за то, что пытались забраться в сарай. Проследи за ними, ладно?
        - Да, сэр, - сказал Хаггетт, а конюх поспешил к лошади, ожидавшей его перед домом. Дворецкий пошел рядом с Мартином. - У мисс Бэнкрофт красивые волосы, не правда ли? Это уравновешивает ее довольно невзрачную внешность.
        - Невзрачная внешность! - отозвался он. - Ты с ума сошел?
        Когда Хаггетт вопросительно поднял бровь, он тяжело вздохнул.
        - Брось, приятель. Я уже говорил тебе, что здесь не место для женщины.
        - Почему? Потому что она сделает это место теплым и уютным? - В голосе Хаггетта слышалась жалость. - Освободит вас от этой слепой одержимости?
        В Мартине закипал гнев.
        - Потише, Хаггетт!
        - Простите меня, сэр. Я не хотел быть таким самонадеянным и позволять себе лишнее.
        Мартин ускорил шаги. Конечно, проклятый дворецкий собирался высказаться. Он всегда был самоуверенным. Но это не означало, будто он всегда был не прав.
        Мартин садился на лошадь, стараясь поскорее забыть близкое к истине описание Хаггеттом его жизни. Его «слепая одержимость» имела достойную цель. Если его эксперименты окажутся удачными, он спасет сотни жизней.
        И разрушит свою собственную.
        Поворачивая на дорогу к городу, он мрачно усмехнулся. Все было хорошо, пока эти люди не нашли убежище в его доме. Пока Элли…
        Ее сияющее от радости лицо возникло перед ним. Видит Бог, как бы ему хотелось никогда не видеть их на этой дороге. Раньше он жил в благословенной отрешенности от мира, которая ничего не позволяла ему, кроме работы.
        Неужели, узнав ее, он больше никогда не сможет так жить?
        Все утро Элли кипела от ярости. Мартин и его воображаемая высокомерная светская дама - надо же придумать такое. Он совсем не знал ее.
        Но по мере того как утро перетекало вдень, даже поиски вместе с мальчиками рождественского полена не избавляли ее от мыслей.

«Признайся, Элли. Ты будешь скучать по балам и танцам. И тебе захочется поехать за покупками. И как же посещение школы в Лондоне или визит к Люси? Неужели ты откажешься от всего этого?»
        Ей не придется отказываться от этого, если он просто всем расскажет, что на самом деле произошло с братом Мартина. Он всего лишь упрямый. И гордый.
        И реалист. Слухи отражаются на жизни. Возможно, грязные сплетни забудутся, когда он женится, но могут и возрасти. А эти сплетни распространятся и на нее, как он уверяет.
        Ее это не пугало! Пока они с Мартином вместе, это не имеет значения. Перешагнув через гнилой обрубок. Элли задумалась. Это неправильно. Мартин - хороший человек. Он заслуживает верных друзей и приятное общество, и еще жену, которая любит его.
        Любит его?
        Когда истина ударила ее подобно полену, слезы подступили к глазам, и Элли плохо видела, куда идет. Только посмотрите, что он с ней сделал - заставил влюбиться! И это было так несправедливо.
        Но она не могла ничего изменить. Да и кто бы не влюбился в мужчину, который тратит время на то, чтобы улучшить условия работы в своей шахте? Его не беспокоили грязные сплетни, пока он занимался своими экспериментами. Мартин готов на все ради того, чтобы люди вокруг него были в безопасности. Он даже в конце концов заставил и ее выйти из сарая, так как считал, что там слишком опасно…
        О-ох. Была ли это истинная причина его отказа жениться на ней? Из-за страха? Или опасения, что то, что случилось с его братом, может случиться и с ней?
        На одну минуту Элли остановилась на этой версии, ибо она заглушала боль в ее сердце. Но как бы ей ни хотелось в это верить, в ней не было смысла. Почему Мартин должен беспокоиться о ее безопасности? Она же не станет расхаживать возле шахты. И вполне способна держаться оттуда подальше, если бы он попросил. Смешно думать, будто он ради этого отказывается от своего счастья.
        Скорее всего она не так уж нужна ему, чтобы вносить какие-либо изменения в свою жизнь.
        Элли чуть не задохнулась. Ведь она некрасива. Мартин хочет ее, но, с другой стороны, множество мужчин желали женщин, но не хотели жениться на них. Здесь долгое время не бывало женщин, поэтому Мартину возможно просто понадобилась женщина. И это не означало, что он хочет провести с нею всю свою жизнь.
        Смахнув слезы, Элли поспешила вслед за мальчиками и лакеями, направлявшимися по другой тропинке в лес. Они занимались поисками настоящего рождественского полена уже два часа, отвергая каждый неинтересный кусок дерева, который она предлагала. Почему эти особи мужского пола всегда такие капризные и делают все, чтобы отравить женщине жизнь?
        Ну, с нее довольно. Она недостаточно хороша для его милости? Прекрасно. Теперь она будет с ним любезна и холодна.
        Но в этот вечер, когда они пообедали, она уже засомневалась, что сможет. Мартин продолжал смотреть на нее со странным выражением тоски, и это еще больше сбивало ее с толку. Хотел он ее или не хотел? Какие еще тайны, способные объяснить причину его нежелания жениться, скрывались за этим странным загадочным взглядом?
        - А когда мы будем играть в горящего дракона? - спросил Перси после десерта.
        Мартин неслышно выругался.
        - А я надеялся, что вы о нем забыли.
        - Нечего и думать, - сухо сказала Элли. Ее кузены никогда не забывали обещаний, даже данных им по принуждению.
        - Хорошо, - сказал Мартин. - Я это устрою.
        - А я пойду уложу Мег. Она еще мала для таких развлечений. - Элли взглянула на девочку, клевавшую носом. - К тому же уже поздно.
        Подхватив на руки свою маленькую кузину, она направилась к лестнице.
        - Но ты вернешься, правда, Элли? - спросил Тим.
        - Да, - присоединился к нему тихий голос Мартина. - Обязательно приходи.
        Эти слова возбудили в ней приятное волнение. Но когда она бросила на него удивленный взгляд, он добавил:
        - Ты же не думаешь, что я в одиночку справлюсь с этими молодцами без твоей помощи.
        Элли замерла, ей захотелось сказать, что он здесь хозяин, но горящий серебристый блеск его глаз заставил сдержаться.
        - Дай мне несколько минут.
        Когда Элли вернулась, все было готово. На почетном месте посередине стола стояла неглубокая чаша, полная бренди, и по всему столу были рассыпаны изюмины, собрать которые требовалось мужество независимо от того, горел там огонь или нет.
        Когда она подошла, Мартин устанавливал правила:
        - Не кидать изюмом в других игроков. Хаггетт будет считать, сколько штук собрал каждый из вас, и вы должны признать верность его счета. Снимите сюртуки и засучите рукава. Я не хочу, чтобы у кого-нибудь из вас обгорели манжеты.
        - А как же я? - спросила она. - У меня такие узкие рукава, их не завернешь.
        У него от волнения исказилось лицо.
        - Ты собираешься играть?
        - Элли всегда играет, - как само собой разумеющееся сказал Тим. - Прошлый раз она всех обыграла. Это потому, что у нее маленькие пальцы. Она быстрее собирает изюмины.

«Господи, спаси нас». Мартин обреченно посмотрел на нее.
        - Я не надеюсь отговорить тебя.
        - Даже не думай, - сказала она, но его несомненное беспокойство смягчило ее.
        - Хорошо. - Мартин указал на ее рукава. - Заверни их насколько возможно. - Он повернулся к мальчикам. - Если случайно вы что-нибудь подожжете, бросьте эту вещь в одно из ведерок, которые я поставил на каждом углу стола. Но что бы вы ни делали, не лейте воду на бренди - от воды пламя распространится еще дальше.
        - Слушайте его внимательно, мальчики, - вставила Элли. - Его милость знает об огне абсолютно все.
        Чарли уставился на чашу:
        - А где счастливая изюминка?
        - А что это? - спросил Мартин.
        Элли достала золотую пуговку.
        - В Лондоне мы кладем то, что называем «счастливой изюминкой», в чашу. Тот, кто достанет ее, получает право попросить кого-то из играющих выполнить его желание, - Бросив пуговку в бренди, Элли с усмешкой взглянула на Мартина. - И кто бы что ни попросил, его желание должно быть выполнено. Иначе того, кто не выполнил, ждет страшная судьба.
        Мартин приподнял бровь.
        - Страшная судьба? Тогда я уверен, что она достанется мне.
        Хрипловатый тон его голоса волновал ее. Если он думал что она позволит ему выиграть, то его ожидает сюрприз. Черный Барон выиграл у нее больше, чем она могла позволить себе потерять. Настала ее очередь побеждать.
        Хаггетт поджег бренди в чаше и погасил свечи, и только зловещее синее пламя играло над чашей.
        Мальчики тотчас же запели:
        Вот пылающая чаша,
        Вот пришла и радость наша
        Хватай, дракон! Хватай!
        Мы народ не жадный,
        Мы народ отважный.
        Хватай, дракон! Хватай!
        Синий у тебя язык,
        Я к такому не привык.
        Хватай, дракон! Хватай!
        Они еще не успели закончить последний стих, как Тим сунул пальцы в яркое пламя и выхватил первую изюминку, и игра началась.
        Набравшись храбрости, Элли бросилась вперед и выхватила из огня свой приз. Она положила его в рот и перекатывала изюминку языком, чтобы не обжечься, затем пожевала горячую ягоду и потянулась к чаше, собираясь взять еще одну.
        С минуту Мартин только наблюдал за ними и качал головой, когда они жаловались на обожженные пальцы и одновременно совали их в огонь. Но тут он начал сам выхватывать изюминки, и делал это с такой аккуратностью, что она не могла с ним сравниться.
        - Расскажи еще раз, почему мы это делаем? - проворчал он, бросил в рот посиневшую ягоду и поморщился.
        - Потому что это весело! - воскликнула она и рассмеялась, глядя на его недовольное лицо.
        Когда Чарли радостно завопил, схватив сразу две изюминки, она заметила, как на губах Мартина промелькнула улыбка.
        Она наклонилась, чтобы разглядеть золотую пуговку, что было непростой задачей при слабом свете синего пламени. Она заметила пуговицу одновременно с Перси, который тоже рванулся вперед. Он задел рукой ее голову, ее коса распустилась, и шпильки посыпались прямо в бренди. Ей все же удалось схватить счастливую изюминку, но в огонь попал кончик ее косы.
        Едкий запах жженого волоса распространился по комнате. Мартин схватил ее косу и потащил Элли к ближайшему ведерку.
        - Я знал, это безрассудство, - ворчал он, несколько раз окуная косу в воду. -
«Горящий дракон», надо такое придумать! Вы, люди, не имеете здравого смысла.
        - О-о! - воскликнула Элли, не зная, плакать ли ей от боли или смеяться. - Знаешь ли, коса - часть моей головы; перестань так сильно тянуть за нее!
        Выпустив из рук ее косу, Мартин сердито смотрел на нее, не обращая внимания на мальчиков, которые продолжили игру, как только увидели, что с ней все в порядке.
        - И ради Бога, скажи, зачем тебе понадобилось лезть в огонь?
        - Я пыталась достать вот это. - Она с улыбкой показала ему счастливую изюминку. - И это у меня получилось, не правда ли?
        - У тебя почти получилось сжечь всю голову! - возразил он с волнением в голосе.
        - Но все обошлось, правда? - Элли перекинула через плечо косу и осмотрела кончик. - Он почти не обгорел.
        - Это только потому, что ты так туго заплела ее. Это замедлило… - Он замолчал, широко раскрыв глаза. - Да вот оно, Боже мой. Вот оно!
        - Что? - спросила она. - Замедлило что?
        Однако его мысли были уже далеко. Мартин поспешно погасил пару свечей, затем накрыл чашу блюдом, чтобы загасить синее пламя.
        - Подождите! - закричал Перси. - Мы еще не за кончили!
        - Нет, закончили, - коротко ответил Мартин. - Мне нужно уйти, и я не оставлю вас здесь одних с чашей горящего бренди.
        - Куда вы? - спросил Тим. - Можно мы с вами?
        - Ни в коем случае, - прорычал Марти, набрасывая пальто.
        - Почти десять часов, сэр, - предупредил Хаггетт. - Сейчас очень опасно ехать на лошади, дороги покрыты льдом…
        - Я никуда не поеду. - Мартин направился к двери. - Проследи, чтобы они снова не зажгли бренди, Хаггетт. - Он был уже на полпути к двери, когда вдруг остановился и, повернувшись, подошел к Элли, в изумлении глядевшей на него.
        Она не успела догадаться о его намерениях, как Мартин уже схватил ее руку и поцеловал ладонь.
        - Спасибо. - Он смотрел на нее горящими глазами так пристально, что у нее порозовели щеки. - Ты даже не знаешь, что сделала.
        - Конечно, не знаю, - рассердилась она, но он уже, не слыша ее, снова направился к двери.
        Когда он ушел, Перси, покачал головой:
        - Странный он тип, правда, Элли?
        Она не назвала бы его странным. Скорее страстным.
        Ее руку все еще жгло, но не горячими изюминками. Элли смотрела на то место, которое он поцеловал, затем сжала ладонь: ей так хотелось, чтобы поцелуи можно было сохранять. От прикосновения его губ все непристойные чувства, пережитые этим утром, снова нахлынули на нее.
        Со сдержанностью и холодностью было покончено.
        - А что ты сделаешь со счастливой изюминкой? - спросил Чарли?
        Элли разжала ладонь и посмотрела на золотую пуговку.
        - Не знаю.
        - Ты могла бы попросить Тима не быть таким дураком, - сказал Перси, толкая локтем младшего брата.
        - Или попроси Перси поумнеть, - ответил Тим, и сам толкнул брата.
        - Перестаньте, вы, оба, - сказала Элли не отрывая глаз от пуговки. - Я сохраню ее, пока не придумаю.
        Но что тут придумывать? Только один человек мог исполнить ее желание, и, бесспорно, это не были ее кузены. Ибо она мечтала о ночи страсти с Мартином.
        Если она все равно решила не выходить замуж, то какое значение имеет утраченная девственность? Разумеется, это противоречило всем принципам, которые внушала им миссис Харрис. Однако ей казались более привлекательными принципы Николя Шамфора, заключавшиеся в том, что когда мужчина и женщина охвачены непреодолимой страстью, они принадлежат друг другу по законам природы и становятся любовниками по правам провидения, вопреки человеческим условностям и законам.
        Конечно, Шамфор был французом. Однако как она могла прожить свою жизнь, не испытав истинной страсти с единственным человеком, которого любила?
        Мартин должен выполнить ее желание. И она хотела, чтобы он выполнил его, какими бы ни были последствия.
        Глава 8

«Дорогой кузен!
        Я не высокомерна, а осторожна. Я понимаю, как мужчина может принять осторожность за высокомерие, но, уверяю вас, женщина - никогда. Вообще женщины намного лучше знают опасности этого мира, чем предполагают мужчины.
        Ваша ужасно осторожная родственница

    Шарлотта».
        Канун Рождества начинался с холодного и ясного утра, но Мартин едва замечал это. Он всю ночь оставался в своем сарае, увлеченно проводя опыты с новым изобретением, - предохранителем, состоявшим из веревки, пропитанной черным порохом. И сейчас проводил третье испытание. С каждым разом результат становился лучше и лучше. Мартин подсчитал, что к середине дня получит образец, который стоило бы для большей надежности испытать в шахте.
        Как это он раньше не догадался, что следовало использовать веревку?
        Потому что тогда рядом не было Элли: Элли с ее привычкой что-либо заплетать… Элли с ее ободряющими взглядами… Элли, которая одобряла рождественские традиции, вызывающие пожары. Беспечная дурочка. Эти минуты, когда на ней загорелись волосы, стоили ему десяти лет жизни. А она даже не вздрогнула. Только легкомысленно дразнила его, когда искала эту идиотскую пуговицу, как будто не рисковала вспыхнуть вместе с бренди.
        Девица явно немного сумасшедшая, как и ее кузены. И чем скорее они все уедут в Шеффилд, тем лучше. Тогда его жизнь станет прежней. Предсказуемой. Спокойной… Одинокой.
        Нахмурившись, Мартин склонился над верстаком, нарезая полоски джута, чтобы обмотать ими стержень поверх пороха, который изобрел. Как он так быстро привык к удовольствию сидеть в приятной компании за обеденным столом? К вечерам, проходившим за чтением книг или музицированием? И если мальчишки были плутишками, то маленькая Мег, когда ее что-то расстраивало, так очаровательно совала в рот большой палец, а Элли…
        Бог мой, Элли. Когда вернется в Лондон, она, без сомнения, найдет мужа, который не имеет склонности устраивать взрывы, приводящие к несчастным случаям. Это будет респектабельный джентльмен из хорошей семьи, который станет танцевать с ней на балах, и обедать дома, и удаляться на ночь в их супружескую постель.
        Перочинный ножик вонзился в его указательный палец.
        - Дьявольщина, - проворчал он себе под нос. - Эта проклятая женщина доконает меня.
        Ему было невыносимо представлять ее в постели другого мужчины, ненавистна мысль, что другой мужчина будет целовать ее пухлые губы, перебирая пряди волос и касаясь каждого кусочка мягкой теплой плоти.

«На все нужно время. Ты забудешь ее, когда она уедет. Память сотрется, и жизнь войдет в привычную колею».
        Тогда почему образ не тускнеет в его воображении, когда он каждое утро продолжает свои эксперименты? Почему, когда Хаггетт позвал его перекусить, он разочаровался, узнав, что Элли и мальчики наверху с миссис Меткаф? И с трудом удержался, чтобы не пойти наверх всего лишь для того, чтобы увидеть ее улыбку.
        После полудня Мартин отправился в шахту, взяв с собой три опытных предохранителя. Они сработали блестяще. Несмотря на обнаруженные в ходе испытаний недостатки, шахтеры были поражены результатами, и, Мартин уже не сомневался, что наконец нашел решение, которое так упорно искал.
        И все, же, несмотря на поздравления с успехом и празднование кануна Рождества на шахте, появилось желание вернуться в дом. Мартин убеждал себя, что ему хочется лишь отдать ей должное, поскольку именно благодаря ей у него возникла эта идея. А не для того, чтобы увидеть, как улыбка озарит ее лицо, когда она примется хвалить его достижения, и заслужить поцелуй. Конечно же, нет.
        И вместо того чтобы выпить с шахтерами, как это было в прошлое Рождество, Мартин ушел рано. Он быстро умылся и около девяти часов подъехал к дому в надежде, что Элл и еще не ушла спать. Она не ушла. Он застал ее сидящей в одиночестве у камина в большом холле. Около камина лежал чудовищный кусок ствола.
        - По-видимому, я опоздал на зажигание рождественского полена, - сказал он, подходя к ней.
        Элли подняла глаза от книги, которую читала, и на ее губах появилась радостная улыбка.
        - Да, и к обеду тоже, хотя думаю, что мистер Хаггетт оставил поднос с едой в твоем кабинете. Он сказал, что там ты обычно и ешь.
        - Так и есть. - Мартин неожиданно понял, что после полудня он ничего не ел, а только выпил эля, да и то немного.
        Он протянул ей руку.
        - Не посидишь ли со мной, пока я поем? Мне надо многое тебе рассказать.
        - Конечно. - Взяв его руку, Элли встала, оставив книгу на стуле. Они пошли вместе, и, положив руку ему на локоть, она заметила: - А у тебя усталый вид.
        - Устал и проголодался, ночью спал лишь урывками.
        - Дети расстроились, что тебя не было, когда праздновали канун Рождества, - стараясь казаться равнодушной, сказала она.
        - Только дети? - не сдержался и спросил он.
        - Конечно, не только. - Элли с игривой улыбкой посмотрела на него. - Мистер Хаггетт явно был обескуражен твоим отсутствием.
        Мартин рассмеялся.
        - Этот мерзавец, вероятно, получал огромное удовольствие, бегая с мальчишками и разжигая рождественское полено, пока тут без меня некому было его утихомирить.
        Мартин накрыл ладонью ее руку.
        - Но я не избегал кого-либо из вас. Я работал над своим новым изобретением.
        Они дошли до кабинета, где его ждал поднос с хлебом, холодной ветчиной и сыром. Элли села напротив него, и он между глотками начал рассказывать о безопасном предохранителе. Радостное возбуждение еще не покинуло его и, должно быть, передалось Элли. Ибо она оживилась, как и он, даже если не поняла и половины из его рассказа о разных типах химикатов и правильном использовании джута.
        До этой минуты Мартин даже не сознавал, как жаждал с кем-нибудь поделиться своим успехом. Ему казалось, что Элли радуется вместе с ним. Даже его отец этого не делал, и Мартин был глубоко тронут.
        Отодвинув поднос, Мартин склонился над столом.
        - И знаешь, все это благодаря тебе, потому что на эту идею навела меня твоя коса.
        - Ты хочешь сказать, что идея пришла к тебе, когда ты поджег мою косу, - поддразнила она. - Мне кажется, что раз я рисковала жизнью ради твоего дела, то должна получить хотя бы половину дохода от твоего безопасного предохранителя.
        Мартин усмехнулся.
        - Я у тебя действительно в долгу, - подхватив ее небрежный тон, сказал он. - Я должен тебе вдвое больше, если только ты уже не забрала счастливую изюминку и право на желание.
        Упоминание о желании почему-то стерло улыбку с ее лица. Элли расправила юбки, поколебалась с минуту, затем резко встала и направилась к открытой двери.
        - Дело в том, что я… э… надеялась, что ты исполнишь его сегодня вечером.
        Элли выглянула в коридор, затем закрыла дверь на замок, и он нахмурился. То, что она задумала, похоже, большой секрет. Что-то для ее тети, может быть?
        Но Элли положила очки в карман и Мартин понял, что это будет не обычная просьба. Она, явно взволнованная, подошла к столу.
        - Я… э… ну… Я подумала, и я надеялась… это…
        - Ради Бога, Элли, говори, чего ты хочешь. Я с радостью сделаю это для тебя…
        - Я хочу ночь страсти, - решительно заявила она. Угли, тлевшие в нем со вчерашнего дня, после того, что произошло в сарае, неожиданно вспыхнули мощным пламенем. Потребовалась вся его сила воли, чтобы затоптать их.
        - Что, черт возьми, ты хочешь сказать? - Он надеялся, что не понял ее.
        Элли расправила плечи и посмотрела ему в глаза.
        - Я хочу, чтобы ты занялся со мною любовью. Сегодня, если ты не очень устал.
        Очень устал? Да он прямо сейчас был готов перепрыгнуть через горы, лишь бы переспать с ней. Но это просто неразумно.
        - Ты шутишь?
        - Нет! - У Элли задрожал подбородок. - Я… подумала, что ты не откажешься дать мне то, чего я хочу с тех пор, как ты захотел меня.
        - Я хочу тебя, и даже очень, - признался Мартин, не зная, что ему теперь делать. - Но дело не в этом. Ты невинная девушка. Когда-нибудь ты выйдешь замуж, и твой муж будет ожидать…
        - Я никогда не выйду замуж, - убежденно сказала она. - Так что мне предстоит сделать выбор между положением старой девы, никогда не знавшей страсти, и одной ночью с тобой. И я предпочитаю ночь с тобой. Если ты не против.
        Кровь вскипела в его жилах. И он не знал, сколько времени сможет продержаться теперь, когда она вызвала в его воображении их обоих в одной постели.
        - Элли, - постарался сказать он спокойным тоном, подходя к ней. - Конечно, ты выйдешь замуж. Почему нет?
        Она сердито сверкнула глазами.
        - Если ты собираешься унижать меня, то забудь, что я сказала.
        Элли повернулась к двери, но Мартин остановил ее.
        - Я не хотел унизить тебя. Все, что я хотел сказать - и неудачно, как выяснилось, - это что какой-нибудь респектабельный мужчина обязательно сделает тебе предложение. - Черт бы побрал везучего негодяя.
        - Респектабельный охотник за приданым, ты хочешь сказать.
        - Нет, я совсем не то имел в виду!
        - Потому что это единственный тип мужчин, которые когда-либо делали мне предложение, - продолжила Элли страдальческим голосом, и Мартин чувствовал, как дрожит ее рука. - Я не перенесу еще одного сезона этих притворных улыбок и любезных разговоров, в то время как все эти джентльмены не спускают глаз с моей подруги Люси. Я лучше умру, чем выйду за человека, который ко мне равнодушен.
        Отняв у него свою руку, Элли посмотрела на него. В ее глазах он увидел столько боли, что это потрясло его.
        - Я понимаю, почему и ты не хочешь жениться на мне. На мое несчастье, ты человек с характером. Тебя, как многих мужчин с характером… - Ее голос дрогнул, она подавила слезы и взяла себя в руки. - …не подкупишь одним богатством. Я могу даже… согласиться с этим, но не понимаю, почему это мешает тебе показать мне, что такое страсть.
        Мартин все еще пытался разобраться в ее путаных рассуждениях, когда Элли добавила разрывающим сердце голосом:
        - Я… я знаю, что недостаточно красива, чтобы выйти замуж… - Теперь она уже плакала. - Но ты же считаешь меня достаточно привлекательной, чтобы делить с тобой ложе… только на одну… ночь.
        - Элли, Бог с тобой, - прошептал Мартин, когда наконец до него дошло, что она задумала. Обхватив ладонями ее голову, Мартин заставил ее посмотреть на него. - Недостаточно хороша, чтобы выйти замуж? Ты с ума сошла? Я уже несколько дней мучаюсь, стараясь не прикасаться к тебе. Я не могу заснуть, мечтая, как это могло бы быть, если бы ты оказалась в моей постели.
        - Так почему ты не займешься со мной любовью? - выдохнула она. - Обещаю, что никто никогда не узнает. И это будет только одна ночь.
        - Одной ночи никогда не бывает достаточно, - убежденно сказал Мартин. - Черт возьми, как ты не поймешь? Ты именно такая, какую я хотел бы взять в жены. У тебя сердце большое как мир. Ты честная и умная. У меня вскипает кровь, когда я вижу тебя. - Мартин смахнул пальцем слезы с ее щеки. - И ты красивая. Да, ты красивая. Для меня ты красива так, как может быть красива только женщина. Не знаю, что эти олухи в Лондоне говорили тебе, но они врали.
        Элли опустила глаза.
        - Ты говоришь это только по своей доброте.
        - Я говорю это, потому что это правда, любовь моя. Клянусь я прямо сейчас женился бы на тебе, если бы не…
        - Если бы не что? - Взгляд ее ласковых невинных глаз остановился на его глазах. - И не говори, что это как-то связано со сплетнями, ты ведь знаешь, что я не обращаю на них внимания. Кроме того, ничто не заставило бы меня страдать, кроме брака с мужчиной, который не любит меня. И если я тебе не нужна, буду жить с папой и никогда не узнаю страсти в супружеской постели…
        - По крайней мере ты будешь жива! - воскликнул Мартин. Эти слова просто вырвались из его груди. Он не мог допустить, чтобы она думала, будто не нужна ему, - это было бы жестоко.
        - Так вот о чем ты? Ты не женишься на мне, потому что беспокоишься о моей безопасности?
        - Как ты не понимаешь? Я не перенесу, если с тобою что-то случится. - Он должен был заставить ее понять. - Я не женюсь, потому что не хочу рисковать твоей жизнью. Не могу.
        Глава 9

«Дорогая Шарлотта!
        Мужчины не верят, что женщины осторожны, потому что мы время от времени наблюдаем за вашими безрассудными поступками. Даже вы должны признать, что позволяете вашим чувствам доводить вас до беды.
        Ваш хладнокровный рассудительный кузен

    Майкл».
        Элли смеялась, у нее от радости кружилась голова, когда она думала, что действительно желанна. И ей не верилось, что Мартин позволит страху за нее встать между ними.
        - Я знаю, что говорю, черт тебя подери! - рассердился Мартин, отступая от нее. - Здесь, в Торнклифе, слишком опасно. - По выражению его лица она понимала: Мартин верит в то, что говорит. - То, чем я занимаюсь, - риск.
        Когда он нервно заходил по комнате большими быстрыми шагами, Элли стала серьезной.
        - Я это понимаю. И не прошу тебя отказаться оттого, что для тебя важно. Но твои слуги спокойно живут здесь, в то время как ты занимаешься своими экспериментами.
        - Заметь, среди них нет ни одной женщины. Это сделано сознательно.
        - Потому что женщины более пожароопасны, чем мужчины? - язвительно заметила она.
        Мартин сердито свел брови.
        - Можешь смеяться надо мной, если хочешь, но мои слуги мужчины согласны рисковать. Этого нельзя ожидать от женщины. Достаточно неудобно уже и то, что мне требуются слуги. Но когда я представляю себе несчастную горничную, умирающую потому, что не в тот момент проходила мимо сарая… - Мартин потер затылок. - Не смогу этого вынести.
        - Однако тебя не пугает мысль о слуге-мужчине, умирающей жертве несчастного случая?
        - Нет! - Он тихо выругался. - Ты не понимаешь. Я держу мало слуг, что снижает риск. Но жене требуется больше слуг - горничных, лакеев и няни для детей… - Он с ужасом посмотрел на нее. - Дети. Спаси меня, Боже! Можешь представить? Ты уже знаешь, как трудно уследить за ними.
        - Если ты не мучаешь их своими предупреждениями о таинственном сарае и учишь их с самого начала быть осторожными, их можно контролировать так же, как всех остальных. Это могут делать и слуги. - Она вздернула подбородок. - И жена. Люди проявляют осторожность, если они понимают, зачем это нужно.
        - Так же, как ты прошлым вечером.
        - О, ради Бога. Да что могло с нами случиться! Ты затушил пламя, когда оно еще не разгорелось. Это я могла бы сделать и без тебя.
        - Дело в том…
        - Дело в том, - перебила она, - что ты ведешь себя так, как будто во всем мире не существуют опасности, но это не так. Огонь - постоянная угроза в самых лучших домах: там горят свечи и искры летят из камина. - Она отмечала каждый свой пример, загибая палец. - Люди падают с лестниц - так ты закроешь свои лестницы? Только по Божьей милости моя тетя не погибла в карете. Или то, что мы не налетели на деревья, когда кареты скользили по льду? Так ты выбросишь и кареты из своей жизни?
        - Если это спасет жизнь людям, которых я люблю, то да!
        И вдруг Элли поняла его страхи. В них не было ничего от разума. Это таилось в каком-то глубоко скрытом источнике.
        - О, Мартин, мне так жаль.
        Он недоверчиво взглянул на нее.
        - Чего?
        Элли подошла и приложила руку к его щеке.
        - Всего. Того, что произошло с твоим братом, того, что это сделало с тобой.
        Его глаза, суровые, серые как сталь, пристально смотрели на нее.
        - Я не понимаю, что ты хочешь сказать. - У него перехватило дыхание.
        - Нет, понимаешь. - Элли провела рукой по пробивавшейся на его щеке щетине. Ей так хотелось успокоить его раненую душу. - Ты наказываешь себя за смерть Руперта. - Мартин закрыл глаза.
        - Это никак не связано с наказанием, - проворчал он.
        - Нет, связано. Ты мог бы рассказать всю историю и покончить с этими слухами. Вместо этого ты придумываешь какие-то нелепые причины, чтобы жить здесь в одиночестве. Отрезанный от всех, кто мог бы позаботиться о тебе. И это потому, что ты сам наложил на себя наказание за смерть Руперта.
        - Нет, - прошептал он и попытался отойти в сторону.
        Но Элли обвила руками его шею и не отпускала.
        - Да, легче обречь себя на одиночество, чем признать жестокую правду, что в жизни есть опасности. Что не в твоей власти уберечь тех, кого любишь, оттого, что случается. Есть вещи, которые должны быть предоставлены судьбе. - Элли перешла нa шепот: - Твоя вина является для тебя оправданием, чтобы не сближаться ни с кем и таким образом избегать риска, что это случится опять.
        - Ты не понимаешь. - Глаза Мартина; потемневшие от муки, гневно блеснули. - Я бы умер, если бы что-нибудь случилось с тобой, или нашими детьми, или…
        - Я бы тоже. - Элли прижала палец к его губам. - Но выход не в том, чтобы отказаться от своей семьи, или друзей, или любви. Это только отравляет душу. Обрекая себя на эту одинокую жизнь, ты никого не спасаешь.
        - Но, впуская тебя в мою жизнь, я рискую твоей безопасностью.
        - Не больше, чем ты сам рискуешь собой каждый день. И пока мы будем вместе, я справлюсь с любой опасностью.
        Что-то дрогнуло в его лице:
        - А если не смогу я?
        - Тогда это ты обрекаешь меня на одинокую жизнь.
        - Я этому не верю. Бесспорно, все поймут, какое ты сокровище. Найдется мужчина, который сможет дать тебе все, чего я… - Ему не хватило дыхания.
        Элли воспользовалась его ревностью.
        - И этого ты хочешь.
        В отчаянном стремлении заставить его понять, от чего он отказывается, Элли коснулась губами его горла.
        - Чтобы я нашла другого мужчину?
        Она чувствовала, как под ее губами пульсировала его кровь.
        - Я хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива.
        - В постели другого мужчины?
        Мартин пробормотал какое-то ругательство.
        - Позволяя ему делать все эти чудесные вещи, которые ты вчера проделывал со мной? - с сожалением продолжала она. - Позволяя ему целовать и ласкать меня…
        - Нет, черт тебя побери, нет! - прорычал Мартин, закрывая ей рот рукой. - Ты знаешь, что не этого я хочу.
        Когда Элли поцеловала его ладонь, Мартин схватил ее за подбородок и мучительно долго смотрел на нее. Затем прижался к ее губам.
        Мартин целовал ее с яростной страстью, которую никогда не проявлял раньше. Теперь это был пылкий любовник, которого Элли видела в своих мечтах и который не мог жить без нее. Казалось, он никак не мог насытиться, лаская ее и позволяя себе такие вольности, которые опьяняли ее.
        - Элли… - Тяжело дыша, он покрывал горячими поцелуями ее лицо. - Элли, почему ты так настойчиво хочешь лечь со мной в постель?
        - Потому что это отдаст тебя мне, - честно призналась она. - И я буду бороться за то, чего хочу.
        Мартин коротко рассмеялся. Затем взял ее на руки и понес к двери, находившейся в дальнем конце кабинета.
        - Куда мы? - выдохнула она.
        - Ты победила, любовь моя. - Мартин жадными глазами посмотрел на нее. - Ты хотела ночь страсти, и я несу тебя в комнату, в которой спал последнюю неделю. - В его голосе слышалась хрипотца. - Я несу тебя в свою постель.
        Сердце Элли от радости чуть не выпрыгнуло из груди. Это было больше, чем она надеялась. Но очутившись в комнате, поняла, что и этого будет недостаточно. Даже в его временном жилище все говорило о нем - монограмма на бритвенном приборе, лежавшем на столе, черный жилет на спинке стула, запах селитры, впитавшийся в одежду от которого невозможно было избавиться…
        Элли спрятала лицо на его груди. Ей не хотелось думать о завтрашнем дне.
        Мартину, очевидно, этого тоже не хотелось, ибо он посадил ее на кровать и принялся срывать с себя одежду - так дикий зверь, рвущийся на свободу, сбрасывает путы цивилизации.
        - Ты думаешь, будто справишься с опасностью? - Его глаза потемнели, когда Элли распустила волосы и расстегнула платье. - Ты думаешь, что сможешь жить с моими непредсказуемыми часами занятий, моим нежеланием общаться… моими опасными экспериментами?
        Невысказанное обещание будущего, звучавшее в этих вопросах, заставляло сердце Элли радостно биться.
        - Да. - Она выскользнула из платья. - Я не боюсь ни опасности, ни риска. - Под его пристальным взглядом она протянула за спину руку, чтобы расшнуровать корсет. - И я не боюсь тебя.
        - Какая смелая малышка, - пробормотал Мартин. Оставшись в нижнем белье, он лег позади нее. Он слишком спешил, чтобы ждать, когда она кончит возиться со своим корсетом. Мартин распускал шнуровку корсета, поцелуями прокладывая дорожку от плеча до уха.
        - Интересно, - продолжал он, - что останется от твоей храбрости, когда ты поймешь, что будет дальше. - Мартин бросил корсет на пол и, взяв в ладони ее груди, стал ласкать их. - Интересно, как ты отнесешься к тому, что я буду вести себя с тобой как развратный сладострастный любовник…
        - Делай все! - Элли повернулась к нему. - Все, все, что хочешь! - Охваченная пробудившейся страстью, Элли распахнула его рубашку, и когда Мартин сбросил ее, увидела его голую грудь, мускулистую, смуглую, украшенную черными вьющимися волосами. И все это предлагалось ей.
        - Помоги мне Боже, - тихо сказал Мартин, когда Элли ощупывала его тело, а его дыхание становилось все более и более прерывистым. Когда она в смущении остановилась у пояса его кальсон, Мартин поймал ее руку и заставил ласкать его
«там».
        - Ты же уверяла, будто не боишься… - поддразнил Мартин.
        - Я не боюсь, - уверенно ответила Элли, хотя и растерялась, не зная, что делать с этим его толстым и длинным органом. Изображение на статуях довольно скромных гениталий создало у нее совершенно другое представление о том, как выглядят настоящие мужчины. - Должна сказать, что это внушительная… картина.
        Мартин усмехнулся и подвел ее руку к своим «шарикам».
        - А теперь сними с меня штаны. Давай посмотрим, какая ты на самом деле смелая, любовь моя.
        Элли выполнила его просьбу, немного волнуясь, но это было ничто по сравнению с тем, что она почувствовала, когда обнажилась его восставшая плоть, требовавшая ее внимания.
        - Боже, - прошептала она, наполовину от возбуждения, наполовину от ужаса.
        - Все еще хочешь свою «ночь страсти»? - спросил Мартин.
        В ответ Элли сбросила сорочку, забралась в постель и легла на спину, боязливо улыбаясь. Мартин лежал с широко раскрытыми глазами, затем с мучительной медлительностью оглядел ее тяжелые груди, округленный живот, широкие бедра.
        - Я ошибался, - напряженным голосом прошептал он, укладываясь рядом с ней. - Ты не просто красивая, любовь моя. Ты прекрасна. Ты прекраснее, чем мог бы желать мужчина.
        Слезы снова подступили к ее глазам, но не от его слов, а от того, что в них слышалось благоговение. Элли никогда не надеялась услышать такое от какого-нибудь мужчины, и вот…
        Мартин стрепетом касался каждой части ее тела, которую она считала непривлекательной. Он ласкал ее груди, живот и бедра, возбуждая ее так сильно, что Элли просила его утолить ее желание. К тому времени как он добрался до самой нежной чувственной плоти, она почувствовала почти облегчение.
        Он подготавливал ее постепенно.
        - Как тепло, как приятно, - шептал Мартин, проникая в ее тело. - И это все мое.
        - Да, твое. - Элли ухватилась за его плечи, с беспокойством от незнакомого ощущения. Он, такой живой, твердый и настойчивый, был внутри ее.
        - Побудь еще немного смелой, любовь моя, - прошептал Мартин, сдерживая себя. - Если ты сможешь продержаться, обещаю, что будет не так страшно.
        Страшно?
        Мартин остановился. Изумление Элли от того, что он так глубоко вошел в нее, оказалось сильнее, чем боль. Затем он стал целовать ее и двигаться там, внутри ее, и эта мимолетная боль была забыта.
        Чем быстрее были его движения, тем сильнее становилась ее страсть, заставлявшая выгибаться ему навстречу и впиваться ногтями ему в спину.
        - Элли… любовь моя… я хочу… мне нужно… помоги мне Боже… ты нужна мне, - прохрипел Мартин, подводя ее все ближе и ближе к наслаждению, которое обещало каждое его движение, сотрясавшее ее тело.
        - Ты мне тоже нужен, - прошептала Элли, опасаясь признаться ему в чувствах еще более острых, чем просто желание. - Возьми меня, Мартин. Навсегда.
        Они поднимались все выше, дальше, быстрее, пока не взлетели на самый гребень волны.
        Элли вскрикнула. Или это, может быть, был Мартин. Она только знала, когда он содрогнулся и выпрямился, что после этого она скорее умрет, чем расстанется с ним. Чувствовал ли Мартин то же самое? Этот вопрос мучил ее, даже когда он прижался к ней, покрывая неторопливыми поцелуями щеку и волосы.
        Но когда Мартин расслабился и удовлетворенно вздохнул, Элли поняла, что должна спросить его, как отразятся любовные ласки на их будущем. Возможно, он думал, что все устроилось, но среди его ласковых слов, которые он шептал в пылу страсти, не слышалось ни слова о любви или браке. Если это была всего лишь «ночь страсти», она должна знать это, чтобы спрятать осколки своего сердца.
        - Мартин, - помолчав, прошептала Элли. Молчание. Она отстранилась и посмотрела на него. Глаза у него были закрыты. А дыхание стало спокойным и ровным. Надо же, этот бесчувственный подлец спал!
        - Мартин! - резко окликнула она.
        Он проснулся, но лишь для того, чтобы поудобнее устроиться рядом, и затем снова погрузился в сон. Рассерженная, Элли бросилась на подушки. И тут вспомнила, что Мартин последние два дня почти не спал.
        Элли вздохнула. Вероятно, он проснется еще не скоро. К сожалению, она не могла, оставаясь в его постели, ждать его пробуждения. Она должна быть в своей комнате, когда проснутся дети и ее тетя. И если она пролежит здесь еще какое-то время, дело кончится тем, что они оба проспят до полудня. Это было слишком рискованно даже для новой, смелой Элли.
        Кроме того, лучше поговорить обо всем утром, когда Мартин полностью придет в себя. Она не собиралась заставлять его жениться. Он взрослый мужчина, который имеет собственное мнение, а у нее есть свои аргументы. Если он все же настолько глуп, что предпочитает одинокую жизнь, она не будет просить у него любви. Оставаться старой девой даже лучше.
        Встав с постели, Элли без посторонней помощи постаралась одеться как можно аккуратнее. Затем подошла к нему и задержалась на минуту, чтобы убрать от лица каштановые локоны и поцеловать его в лоб.
        - Доброй ночи, моя любовь, - прошептала Элли. Она выскользнула за дверь, а Мартин даже не пошевелился.
        Глава 10

«Дорогой кузен!
        Вы хотите сказать, что я позволяю своему сердцу довести меня до беды. Охотно в этом признаюсь. Но в отличие от вас, сэр, я уверена, что ни одно сердце не приведет человека к чему-либо плохому.
        Ваш эмоциональный друг

    Шарлотта».
        Элли провела ночь в эротических снах, а вскоре после восхода солнца ее разбудил какой-то шум. Она поспешила в соседнюю комнату, где ее тетя ковыляла на костылях, которыми начала пользоваться накануне. Она пыталась успокоить мальчиков и Мег, сбившихся в кучу на ее кровати. Каждый из них отстаивал свое право первым рассказать ей страшные новости.
        - Слава Богу, ты уже встала, - сказала тетя Элис, увидев Элли. - Приехал твой отец. И по-видимому, хочет увезти нас всех отсюда сразу же, как мы соберем вещи. Так мне передали дети.
        - Сразу же? - с упавшим сердцем воскликнула она. К ней бросился Тим.
        - Да, вот такой ужас. Дядя Джозеф велел разбудить тебя и маму, потому что мы сейчас же уезжаем! Мы даже не должны раскрывать наши подарки и вообще ничего! И мы не попробуем жареного гуся, сливового пирога, и йоркширского пудинга и…
        - А что на это сказал лорд Торнклиф?
        Дети переглянулись.
        - Не знаем, - сказал Перси. - Он еще не спускался вниз.
        - Образумь отца, - попросила тетя. - Забрать нас отсюда в самое Рождество? Не представляю, о чем он думает…
        Элли одевалась, пока из другой комнаты доносились громкие жалобы ее тети. Затем она спустилась вниз, где увидела отца, который допрашивал несколько растерянного мистера Хаггетта. Мартина нигде не было видно, хотя как он мог спать в такой суете, было выше ее понимания.
        - Мне неинтересно, какой роскошный обед вы приготовили, сэр, - гудел ее отец. Его бочкообразная грудь тряслась от гнева. - Моя дочь и все остальные не останутся ни одной лишней минуты под этой крышей. Где ваши лакеи с сундуками…
        - Папа! - вскричала Элли. Она была рада видеть его и в то же время приходила в ужас оттого, что он намеревался сделать.
        - Элли, девочка моя! - Он бросился к ней, схватил и обнял ее, как будто не видел целые годы, а не неделю. - Прости, что не мог приехать раньше. Я не получил твое письмо и узнал обо всем лишь два дня назад. А на дорогах все еще гололед. Поэтому я так долго добирался сюда.
        - Все хорошо, - заверила она. - Даже прекрасно. Лорд Торнклиф был очень добр.
        - Торнклиф - настоящий дьявол, - прошипел он, бросив на мистера Хаггетта злобный взгляд, и отвел дочь в сторону. - Я знаю, ты не слышала о его репутации, но люди думают, будто он убил своего брата, чтобы получить наследство. Почему местные власти не арестовали его, остается только догадываться, но, безусловно, не следует двум респектабельным леди марать свою репутацию, оставаясь под его кровом без сопровождающих.
        - Глупости! Он ни в чем не виноват, - вступилась Элли за Мартина. Ее раздражало, что отец слепо верит сплетням. - Мы очень благодарны его милости, что он приютил нас. Иначе мы бы оказались в ужасном положении. И я знаю об этих слухах, но все это ложь. Лорд Торнклиф благородный человек. Если вы этому не верите, спросите тетю Элис.
        Отец хмыкнул.
        - Твоя тетя ранена, и едва ли ее умственные способности в порядке, чтобы она могла иметь собственное мнение. Иначе, я не сомневаюсь, она бы не позволила Черному Барону обмануть вас всех.
        - Не называйте его так! - Элли возмутилась, а глаза отца угрожающе сузились. - Он не обманывал нас. Ничего дурного не произошло.
        - Все равно. Мы уедем, как только эти проклятые лакеи уложат сундуки.
        - Но, папа, было бы невежливо уехать, даже не поблагодарив его милость!
        - Я бы с радостью сказал ему пару слов, если бы он был здесь, но его нет. - Бэнкрофт повернулся к мистеру Хаггетту. - Так заявил его слуга.
        - Что? - Пока отец отошел к двери посмотреть на приближавшуюся карету, Элли подошла к мистеру Хаггетту. - Где лорд Торнклиф? - спросила она, стараясь говорить спокойно.
        - Он спустился вниз еще до рассвета, мисс, и спросил, не встали ли вы. Когда я сказал, что нет, он сообщил, что уезжает и вернется спустя несколько часов. - Мистер Хаггетт наклонился к ней с многозначительным видом: - Он велел специально сообщить это вам, в случае если вы встанете рано.
        - А он не сказал, куда едет?
        - Извините, мисс, не сказал. Однако сарай заперт. Шахта сегодня тоже закрыта, поэтому я не думаю, что он поехал туда.
        - Найдите его, пожалуйста! - Стараясь не впасть в панику, Элли снова приблизилась к отцу.
        - Папа, мы должны по крайней мере подождать его возращения.
        - Нет. Ни за что. Я не желаю ждать, пока этот мерзавец развлекается. Если он хочет поговорить с нами, то без труда найдет нас в гостинице в Хенсли.
        - В Хенсли? - Элли немного успокоилась: это было недалеко.
        - Я останавливался там, чтобы заказать комнаты еще до приезда сюда. Я хочу до нашего отъезда посоветоваться с врачом по поводу Элис. Но поскольку сейчас Рождество, то я подумал, что мы там останемся на ночь и вернемся в Шеффилд на следующий день.
        - Отличная идея. - Элли поспешила одобрить его планы, тщательно скрывая свою радость.
        Бэнкрофт окликнул лакея, спускавшегося по лестнице:
        - Эй, ты там, сундуки уложены?
        - Думаю, что да, сэр.
        - Элли, помоги своей тете. - Бэнкрофт окинул презрительным взглядом скудно обставленный холл. - Мне не терпится уехать из этого мрачного места.
        - Оно не мрачное! - возразила Элли. - По-моему, даже… поэтичное.
        Бэнкрофт покачал головой, как это делал всегда, когда слышал ее «фантазии».
        - Поэтичное или непоэтичное, чем раньше мы отсюда уедем, тем лучше.
        После того как отец сам поднялся наверх, чтобы поторопить сборы, его уже было невозможно удержать. Элли утешала себя тем, что, если они уедут до возвращения Мартина, он поедет следом за ними. Хотя бы для того, чтобы попрощаться.

«Если только он не воспользуется случаем, чтобы избавиться от меня, не поднимая шума».
        Нет, Элли не могла в это поверить. И не будет верить.
        Когда все вещи были уложены и папа на руках вынес тетю, чтобы устроить ее поудобнее в карете, Элли отвела в сторону мистера Хаггетта.
        - Скажите его милости, что он приглашен сегодня на рождественский обед в Хенсли в
«Розе и короне».
        - Да, мисс. - Но Хаггетт избегал смотреть ей в глаза.
        - Вы ему непременно скажете? - настаивала она.
        - Скажу, клянусь вам, - вздохнул мистер Хаггетт. - Но не могу обещать, что он приедет. Вы его знаете.
        - Он должен, - возразила Элли, решив прислушаться к своему сердцу, а не страху. Она вынула из кармана золотую пуговку. - Отдайте ему это. Скажите, что он должен исполнить мое желание. - Он мог приехать следом за ней, хотя бы для того, чтобы оспорить гнусные слухи. В любом случае она должна увидеть его до того как они навсегда покинут эти края.
        - Да. - Мистер Хаггетт с грустью улыбнулся ей. - Что бы ни случилось, вам следует знать, что для нас было честью прислуживать вам. Я могу сказать от имени слуг, что мы будем счастливы, если вы вернетесь.
        - Спасибо вам, мистер Хаггетт, - прошептала она, преодолевая комок, застрявший в ее горле. - Надеюсь, мы скоро снова увидимся.
        Когда обе кареты отца отъехали, Элли дышала только одной надеждой вернуться. Ибо если она не вернется, то для нее не будет никакого Рождества.
        Мартин проснулся на рассвете и увидел, что Элли вернулась к себе. Он спустился вниз и застал там Хаггетта, вместе с лакеями занятого приготовлениями к рождественскому утру. Несмотря на то что он уже несколько дней назад прекратил попытки остановить предпраздничную суету, в такой обстановке Мартину было трудно собраться с мыслями. У него неожиданно возникло острое желание сбежать отсюда, пока не проснулись дети и не внесли свою лепту в этот хаос. Ему надо было подумать и решить, что делать дальше.
        Мартин бесцельно бродил по окрестностям и наконец оказался на могиле брата вдалеке от усадьбы, в любимом месте Руперта, около озера, на котором он любил кататься на лодке.
        Все это время Мартин приходил сюда каждую неделю. Он убеждал себя, будто отдавал должное памяти брата и шахтеров, но после прошлой ночи думалось иначе. Элли оказалась права. Это было искупление - все его одиночество, строгие правила для прислуги и даже запущенный дом. Он наказывал себя, и не только за смерть Руперта, но и за то, что работал, ел и дышал, в то время как брат лежал в могиле. Это было неправильно. Это было несправедливо. Но ведь жизнь обычно не бывает ни правильной, ни справедливой, как говорила Элли. Он нашел в смерти Руперта причину для того, чтобы защититься от жизни, а вместо этого окружил свое сердце бесплодной пустыней, где его вина становилась каким-то утешением. Смертельным, разрушительным утешением.
        Затем его жизнь наполнилась Элли - с ее светлыми улыбками и поэтическими цитатами, с ее чудесным всепрощающим сердцем. Теперь ему следует сделать выбор: принять счастье, которое она предлагает, или дальше пестовать свою вину, которая стала его тюрьмой. Не могло быть чистым совпадением то, что ее появление принесло ему решение проблемы предохранителей, которое мучило его три года. Трудно работать эффективно, когда мысли путаются от горя.
        Мартин не мог избавиться от чувства вины, до сих пор тяжелым грузом лежавшей на его душе, и сомневался, что когда-нибудь окончательно избавится от этого. Зато он сможет обрести счастье и наладить свою жизнь. С Элли. С женщиной, которую полюбил.
        На мгновение страх охватил Мартина. Полюбил? О Боже! При одной этой мысли его душу охватывал страх. Самой страшной опасностью была любовь. Если что-то случится с нею…

«Не лишай себя семьи, или друзей, или любви. Это только отравляет душу». Сэмюел Джонсон говорил: «Обрекая себя на одинокую жизнь, ты никого не спасешь, даже самого себя».
        Слабая улыбка пробежала по губам Мартина. «Предоставь своей Элли цитировать чопорного старого писателя для доказательства своей правоты».
        Его Элли?
        Да. Его. Что бы ни случилось, он не смог бы жить без нее.
        Мартин постоял еще немного над могилой, затем снова надел шляпу.
        - Прости меня, Руперт, но я должен идти. Рождество. И я думаю, пора перестать оплакивать на Рождество смерть, а начать праздновать рождение.
        Легкой походкой Мартин направился к дому, к своему желанному будущему. В холле было тихо как в могиле, где он понял: что-то случилось.
        Где дети в ожидании подарков? Лакеи, накрывающие стол? Где Элли?
        - Они уехали, - послышался печальный голос. Мартин повернулся и увидел безутешного Хаггетта, сидевшего на стуле у камина, в котором еще тлело рождественское полено. - Мистер Бэнкрофт приехал и увез их в Хенсли в «Розу и корону». Завтра они уезжают в Шеффилд.
        Элли уехала? Не дождавшись его, не поговорив с ним об их отношениях? Сомнений не было: это дело рук ее отца. На какое-то мгновение Мартину захотелось принять это как приговор судьбы, но он еще не сошел с ума.
        Затем он вспомнил милое лицо Элли, болтовню детей и надежду, которую она привезла с собой.

«Я буду бороться за то, что нужно мне», - сказала она тогда.
        А теперь так рассуждал и он.
        - Молодая мисс велела передать вам приглашение присоединиться к ним за рождественским обедом в «Розе и короне». - Хаггетт встал и с мрачным видом подошел к нему. - И я должен вручить вам вот это. - Он протянул Мартину золотую пуговку.
        Какого черта? Ах да, «счастливая изюминка».
        - Я сказал молодой мисс, что маловероятно, что вы пожелаете поехать, но она велела напомнить вам, что вы должны исполнить ее желание.
        Мартин засмеялся, испугав Хаггетта, и положил пуговку в карман. У него еще никогда не было так легко на сердце. Ему следовало бы знать, что Элли никогда не отступится от него.
        - Скажи-ка мне, Хаггетт, как ты думаешь, смогут они там, в «Розе и короне», сегодня достать гуся? Или что-нибудь еще, подходящее для приличного рождественского обеда?
        На лице Хаггетта промелькнула надежда.
        - Меня бы очень удивило, милорд, если смогли, особенно за такой короткий срок.
        - А ты, случайно, не припас все необходимое для того, чтобы накормить большую семью?
        - И в самом деле припас, сэр, - сказал Хаггетт зазвеневшем от волнения голосом.
        - Ладно, тогда забирай все - каждый пирог, горшок и булку хлеба. Мы едем в город.
        Глава 11

«Дорогая Шарлотта!
        Следуйте вашему сердцу, если не можете иначе, мадам. Я полагаю, так поступают все женщины, особенно в это время года.
        С наилучшими пожеланиями
        веселого Рождества

    Майкл».
        Если бы не тревожно бьющееся сердце, Элли могла бы рассмеяться, слушая оживленный разговор ее отца с хозяином гостиницы. «Роза и корона» не ожидала к обеду семь человек. Жена хозяина гостиницы собиралась подать только легкую закуску, поскольку слуги праздновали Рождество со своими семьями, что как раз и пытался объяснить хозяин гостиницы, седой йоркширец.
        - Нам следовало остаться в Торнклиф-Холле, - тихо заметила тетя Элис, стоявшая рядом с ней. - Твой отец бывает таким несдержанным.
        Элли вздохнула. Со времени их отъезда мальчишки только и делали, что жаловались, а Мег, не переставая спрашивала, когда они снова увидят лорда Торнклифа, - вопрос, на который хотела бы получить ответ и Элли.
        Неожиданно Чарли, стоявший у окна, крикнул:
        - Идите все сюда! Тут парад!
        Парад? В Рождество, в таком провинциальном городке как Хенсли? Маловероятно. Но когда все бросились к окну, Элли подбежала тоже. От увиденного, она чуть не задохнулась.
        Мартин возглавлял процессию слуг, которые ехали на телегах. Он сидел на своей огромной, величественно выступавшей черной кобыле. Ленты развевались вокруг его седла. Зеленые ветви, которыми она и дети украсили дом, теперь украшали телегу, в которую впрягали лошадь Хаггетта, высоко державшего рождественскую свечу. А на телеге были…
        - Смотрите! - закричал Перси. - Его милость привез нам рождественский обед!
        Слезы подступили к глазам Элли, и она зажала себе рот, чтобы не разрыдаться от радости. Это был Мартин. И он приехал за ней. Он приехал! В эту минуту Мартин поднял глаза и увидел в окне ее. Сорвав с головы шляпу, он улыбнулся и эта улыбка согрела каждый уголок ее сердца.
        - Вот так картина! - сказал хозяин гостиницы, выглядывая за дверь. - Не видел такой улыбки у его милости с того страшного дня, когда погиб его брат. Кто-то говорил, будто он никогда не оправится, - так он переживал.
        Ее отец взглянул на хозяина гостиницы, а потом перевел взгляд на Элли.
        - Разве это так? Я слышал совсем другое.
        Отец начал расспрашивать о подробностях, а хозяин стал рассказывать все, что знал. Но Элли не обращала на них внимания. Она подхватила свои юбки и выбежала из дома.
        Спустившись вниз, она подбежала к двери в ту самую минуту, когда ее открывал Мартин. Не думая, что кто-то их увидит, он обнял ее и поцеловал так крепко, что слуги, стоявшие позади него, одобрительно закивали.
        Его глаза, сияли. И Элли получила долгожданный ответ. Но не успел Мартин выразить словами свои чувства, как наверху на лестнице появился отец.
        - Послушайте, сэр. Уберите руки от моей дочери!
        - Папа, - начала Элли.
        - Позволь мне, любовь моя, - тихо сказал Мартин, обнимая ее за талию. - Доброе утро, сэр. Я вижу, вы благополучно добрались сюда.
        - Никакого «доброго утра» со мной, мерзавец, - спустившись с лестницы, сказал Бэнкрофт. - Я хочу знать, что вы делаете рядом с моей дочерью.
        Мальчики и Мег столпились позади него с широко раскрытыми от любопытства глазами, а хозяин гостиницы помог Элис немного спуститься, чтобы она лучше видела, что происходит.
        Элли взглянула на Мартина, ее сердце рвалось из груди, а в его глазах замелькали искорки. Он что-то достал из кармана.
        - Это очень просто. Недавно вечером мы с вашей семьей играли в горящего дракона, и я выиграл вот это. - Мартин показал золотую пуговку. - Мне сказали, что это
«счастливая изюминка», дающая право потребовать, чтобы кто-то из играющих исполнил мое желание. Так вот, я решил потребовать этого от вашей дочери.
        Перси фыркнул.
        - Но ведь это Элли…
        - Тихо, Перси! - прошипела тетя Элис, испугав его.
        Бэнкрофт с прищуренными глазами направился к ним.
        - И какое это желание?
        Мартин прижал Элли к себе.
        - Получить ее руку, сэр. - Он посмотрел на нее сияющими, как золотая пуговка, глазами.
        - Я люблю тебя, Элли. Мне и дня без тебя не прожить. Ради тебя отказываюсь от своего искупления. Возьмешь ли ты меня, со всеми опасностями и всем прочим?
        - Да, Мартин, да, - прошептала Элли, - я тоже люблю тебя.
        - А теперь послушайте, - вмешался Бэнкрофт. - Вы не первый мужчина, соблазнившийся приданым моей дочери, но это не значит…
        - Меня не интересует ее богатство, сэр, - спокойно сказал Мартин под пристальным взглядом Бэнкрофта. - Хотя мы предпочли бы получить ваше благословение.
        - А что, если мое благословение дорогого стоит? - сурово спросил Бэнкрофт. - Вы откажетесь от ее богатства ради моего благословения?
        - Папа! Я хочу выйти за него замуж, и он заслуживает…
        - Не беспокойся, Элли, - тихо сказал Мартин. - Я с самого начала говорил, что мне не нужны твои деньги.
        - Это правда, ему деньги не нужны, - подтвердил хозяин гостиницы. - Всем известно, что имение его милости приносит более пяти тысяч дохода в год. И шахта теперь дает больше, чем когда она принадлежала его брату.
        - Что? - Элли повернулась посмотреть на слуг.
        - Но мистер Хаггетт сказал…
        - Простите меня, мисс, - покраснев, ответил дворецкий. - Вы так уверились, что его милость переживает тяжелые времена, что было бы жестоко разочаровывать вас.
        Элли засмеялась, вспомнив, как осторожно Хаггетт убедил ее украсить дом к празднику, вопреки желанию своего хозяина.
        Она взглянула на Мартина, не спускавшего с нее глаз, и Хаггетта, имевшего озадаченный вид, и одарила их головокружительной улыбкой.
        - Очень хорошо, сэр, я выполню ваше желание, хотя у меня есть собственное.
        - О? - поднял бровь Мартин.
        - Ты должен обещать мне, что никогда не отпустишь мистера Хаггетта.
        Мартин рассмеялся, и Элли засмеялась вместе с ним. Затем к ним присоединились дети и стали танцевать вокруг них; лорд Бэнкрофт стоял, пораженный происходящим, а Элис сияла.
        - Пойдемте, - позвал Мартин и, взяв Элли за руку, повел в гостиницу. - Еда остывает, и нам пора обедать.
        Когда слуги внесли жареного гуся, рождественский пудинг и сливовый пирог, мальчики были вне себя от радости. Вскрикивая от восторга, они пробовали каждое новое блюдо.
        - Его милость, - сказал хозяин гостиницы, - знает, как надо правильно праздновать Рождество, уж вы мне поверьте.
        Маленький Чарли Диккенс оглядел все пиршество и радостно воскликнул:
        - Благослови нас всех, Господи!
        И он благословил.
        Джулия Лэндон
        Снежная ночь с незнакомцем
        Пролог
        Лондон, 1806 год
        Леди Гилберт, объявившая себя великой любительницей собак, однажды в холодный день была приглашена на чаепитие в Мейфэр и привезла с собой своего дрессированного терьера. Там она заставляла маленькую собачку проделывать разные трюки. Песик охотно ходил на задних лапах, выпрашивая угощение, перекатывался на спине по указанию хозяйки. Взлетал в воздухе на два фута от земли и цеплялся за кусок кожи, которым леди Гилберт размахивала перед ним. Потом висел на нем, извиваясь, полный решимости не выпускать его из зубов. Когда леди Гилберт наконец сжалилась над ним, песик гордо прошествовал по комнате с куском кожи в зубах, остановившись только на минуту, чтобы поднять заднюю лапку и пометить подол леди Осборн.
        Во время последовавшей суеты в гостиную вошел лондонский дворецкий графа Лэмборна и доложил хозяйке, сестре графа, леди Фионе Хейнс, что пришли два официального вида джентльмена и настаивают, чтобы их приняли.
        Фиона пригласила их в малую гостиную. Она немного раскраснелась, пытаясь помочь леди Гилберт поймать провинившегося песика, что закончилось опрокинутым стулом и разбитой хрустальной вазой. Заправляя за ухо выбившуюся прядь, Фиона объяснила, что сейчас ее брат, граф, отсутствует и неизвестно, как долго будет отсутствовать.

«Вечно», - подумала она, зная о разразившемся в Лондоне скандале.
        Фиона очень любила своего брата. Джек слыл неисправимым повесой, что было известно как в их родной Шотландии, так и в Лондоне и, вероятно, даже в далекой Ирландии. Она также знала, что Джека обвиняют - по его словам, ложно и несправедливо - в любовной связи с принцессой Уэльской. Принц Уэльский намеревался воспользоваться этим обвинением, дабы устроить шумный бракоразводный судебный процесс. Это погубило бы Джека, ибо всем было известно, что адюльтер с любой женщиной морально предосудителен, но адюльтер с принцессой Уэльской приравнивался к обвинению в оскорблении монарха и измене.
        Как написал Джек в своем торопливо нацарапанном письме, присланном Фионе из Истчерч-Эбби, он предпочтет быть повешенным, чем просидеть всю жизнь в Ньюгейте, и что пробудет в Шотландии, пока «это проклятое дело не решится». Фиона опустила эти подробности, когда говорила прибывшим джентльменам, Вудборну и Холлаби:
        - Не могу сказать, когда он вернется, но с удовольствием передам ему вашу визитную карточку сразу по его прибытии.
        Джентльмены, действительно имевшие официальный вид, переглянулись.
        - Простите нас, мадам, но лорд Лэмборн в опасном положении.
        У Фионы дрогнуло сердце.
        - О?
        - Не позволите ли мне говорить менее деликатно? - спросил Вудборн.
        Фиона сглотнула и кивнула.
        - Принц Уэльский был в высшей степени оскорблен слухами о том, что принцесса Уэльская, возможно, изменяла ему с вашим братом, который являлся его другом. Он полон решимости, не теряя времени, жестоко наказать любого, кто мог бы помешать законному наследованию трона его дочерью.
        Должно быть, Фиона не выглядела достаточно испуганной, как следовало бы в данной ситуации, потому что сэр Вудборн выступил вперед.
        - Это очень серьезное преступление, миледи. Если графа признают виновным, то приговорят к повешению.
        Это испугало Фиону, но ей удалось остаться внешне непоколебимо спокойной.
        - Это очень печальная новость, сэр, хотя я уверена, что моего брата признают невиновным. И я не представляю, чего вы хотите от меня. Моего добродетельного брата сейчас здесь нет. - Фиона надеялась, что ее улыбка была самой искренней.
        - Все же кое-что вы могли бы предпринять, леди, - властно перебил лорд Холлаби. - Король верит не всем гнусным слухам, распространяемым в Лондоне. Он тоже считает Лэмборна своим другом и с большим удовольствием вспоминает, как они несколько лет назад охотились в Балморале.
        - Как это мило со стороны его величества.
        - Королю было бы неприятно, если бы граф оказался замешан в таком громком и мерзком скандале, - продолжал Холлаби. - Королю хотелось бы думать, что его друг скроется в надежном месте, пока это грязное дело не закончится.
        Если она правильно поняла их, то принц хотел бы заманить Джека в Лондон и судить за прелюбодеяние, в то время как его отец, король, надеялся, что Джек избежит этого, отсидевшись где-то подальше от Лондона.
        - Король очень надеется, - тихим голосом говорил Холлаби, - что вы объясните вашему брату, насколько серьезны те преступления, в которых его обвиняют, и уговорите его уехать в глубь Шотландии. Вы знаете - туда, где холмы.
        - В Северное нагорье, - сказала Фиона и пожалела, что сейчас не может сесть и немножко подумать. На что они рассчитывают? Как это она предупредит брата? - Я признательна его величеству за заботу, - неуверенно продолжила она, - но ничего не могу передать брату сейчас, когда неизвестно, где он.
        Вудборн посмотрел на Холлаби, затем на Фиону.
        - Скоро Рождество, не так ли? Король надеется, что когда вы поедете со всей вашей семьей в Шотландию на праздники, то по дороге найдете вашего брата и передадите ему это послание, прежде чем его найдут люди принца.
        В Эдинбург? Они хотели, чтобы Фиона поехала в такую даль, в Эдинбург?
        - Я не хочу пугать вас, мадам, но пока мы разговариваем, люди принца ищут вашего брата, - мягко напомнил Вудборн. - И король очень надеется, что вы первая найдете его и предупредите. Его величество очень бы хотел, чтобы расследование этого деликатного дела закончилось как можно скорее. А вы не хотели бы отправиться на рассвете?
        - На рассвете? - слабым голосом повторила она; голова у нее кружилась.
        - Вам и вашей горничной предоставят дорожную карету, - попытался улыбнуться Вудборн.
        - Счастливого пути, леди Фиона. - Он наклонил голову и повернулся на каблуках. Тоже улыбнувшись ей, следом за ним исчез и Холлаби, оставив растерянную Фиону одну.
        Как причудливо, иногда всего за несколько минут, может измениться жизнь человека!
        Глава 1
        Эдинбург
        Дворецкий эдинбургского дома Бьюкененов подал Дункану Бьюкенену лежавшее на серебряном подносе сложенное письмо. Дункан схватил письмо здоровой рукой и быстро отвернулся - ему не понравилось, что дворецкий смотрел на него как на ужасного призрака. Он отошел в дальний угол гостиной и остановился у камина.
        Письмо заинтересовало Дункана. После произошедшего с ним несчастного случая он редко бывал в Эдинбурге и еще реже получал приглашения или принимал визитеров. Он был своего рода парией в благородном обществе.
        Дункан посмотрел на письмо. Оно было от некоего мистера Теодора Сивера, чье имя с трудом всплыло в его памяти. Дункан сунул письмо под левую бездействующую руку и здоровой рукой сломал печать, затем быстро пробежал глазами его содержание. Мистер Теодор Сивер выражал надежду, что лэрд Блэквуда Дункан может принять у себя его и дочь его покойной сестры, леди Фиону Хейнс, в пять часов. У него дело чрезвычайной важности, писал мистер Сивер.
        Фиона Хейнс. Дункан плохо помнил эту довольно невзрачную девушку с большими янтарными кошачьими глазами. Однако ее брата Джека, теперь графа Лэмборна, Дункан запомнил хорошо: черноволосый сероглазый повеса, питавший слабость к рыжим женщинам. Много лет назад, когда они еще не были настоящими мужчинами, Джек Хейнс и Дункан соперничали из-за одной и той же женщины из Аберфелди, и Дункан проиграл.
        Дункан не мог даже представить, чего каждому из них теперь от него понадобилось, но поскольку сейчас он был совсем одинок, в нем пробудилось любопытство.
        Он чуть повернулся в сторону дворецкого и взглянул на него краем здорового глаза.
        - Пошлите за мистером Камероном, пожалуйста. Мы ожидаем гостей к пяти часам.
        Когда дворецкий ушел за секретарем, Дункан смотрел на огонь и с удивлением думал, что могло через столько лет привести Хейнса к его порогу.
        - Поверить не могу, что я должна сделать, - проворчала себе под нос Фиона под стук колес кареты ее дяди, направлявшейся по Шарлотт-стрит к зданию, известному как
«Гейблс», или, как называл его дядя, «Бьюкенен-Пэлас».
        - А? Что ты сказала, девочка? - спросил Теодор Сивер, глядя на нее поверх очков, неизменно сидевших на кончике носа.
        - Ничего, что стоило бы повторить, дядя, - ответила Фиона и вздохнула при виде мрачных фасадов зданий, мимо которых они проезжали. После ее приезда в Эдинбург непрестанно лил дождь, падая на землю ледяными каплями. До Рождества оставалось еще несколько дней, но уже казалось, будто наступила настоящая суровая зима.
        - Ты не должна беспокоиться, дорогая, - сказал дядя. - Я выскажусь за тебя. Не надо говорить то, чего тебе не хочется говорить.
        Фиона не смогла скрыть улыбки. Ее старенький дядя Теодор и тетя Люси всегда заботились о ней.
        - Спасибо, дядя, - поблагодарила она. - Я не боюсь высказаться сама, вам не следует так думать. Но честно говоря, меня не интересует Дункан Бьюкенен, и никогда не интересовал. И чем меньше я должна сказать ему, тем лучше.
        - Э? Что такое? - переспросил дядя, прикладывая ладонь к уху.
        Фиона улыбнулась и громко сказала:
        - Я сказала, что благодарю вас!
        Он улыбнулся в ответ, явно довольный своей ролью защитника, и, перегнувшись, потрепал ее по колену.
        Когда карета остановилась перед огромным мрачным зданием, уже стемнело. Только в двух окнах горел свет, и у входа из-за чего-то дралась пара ворон. При одном взгляде на холодный серый монолит у Фионы пробежала по спине дрожь, и она натянула на голову капюшон.
        Гейблс был очень похож на Блэквуд, огромное имение Бьюкененов в Северном нагорье. Блэквуд всегда производил на нее тягостное впечатление, даже в те времена, когда там устраивали праздники. Когда Фиона была еще девочкой, ее кузина венчалась там в часовне. И Фиона помнила, какими странными ей казались и все эти цветы, и веселая музыка, и улыбающиеся лица на фоне толстых каменных стен и угрожающе мрачных парапетов.
        Джек, черт его возьми! Этот пройдоха явился сюда поразвлечься, пережидая, когда утихнет лондонский скандал, и Фиона помчалась за ним! Тетя Люси сказала, будто он поехал повидать Ангуса Бьюкенена, дальнего родственника ужасного лорда, живущего там, но которому нравилась утиная охота в это время года. Теперь ей пришлось взойти на порог единственного дома во всей Шотландии, который она поклялась никогда больше не переступать.
        Неожиданно дверь распахнулась и сноп света упал на подъездную дорогу. Вышел дворецкий и высоко поднял фонарь.
        - Мистер Сивер, как я понимаю?
        - Что такое? - сказал дядя.
        - Да, сэр, - подтвердила Фиона.
        - Сивер! - выкрикнул ее дядя, разобравшись в заданном вопросе. - Теодор Сивер к вашим услугам, сэр!
        - Сюда, пожалуйста, - сказал дворецкий и отступил в сторону, пропуская их в узкий коридор, ведущий в глубь дома.
        Дядя Теодор плохо слышал, но понял жест дворецкого и, крепко взяв Фиону под локоть, повел ее вперед. Оказалось, что внутри дом не был таким уж внушительным, как снаружи. В главном холле на каменном полу для тепла был положен шерстяной ковер. И кроме обычного вооружения и мечей на стенах, которые такие семьи, как Бьюкенен, считали должным выставлять для всеобщего обозрения, там стояла ваза со свежесрезанными оранжерейными цветами, а одну из стен украшал портрет красивой женщины.
        Значит, тут бывали не только оргии.
        - Позвольте взять ваши плащи? - спросил дворецкий, протягивая руки.
        Дядя Теодор ловко снял с нее накидку и начал методично снимать шляпу и перчатки, теплое пальто, шарф и еще один шарф, а затем все это отдал дворецкому. Фиона расправила свои юбки.
        На ней было одно из ее лучших платьев - из парчи цвета красного вина, с искусной вышивкой. Его сшила лучшая модистка Лондона. И ее подруга леди Гилберт сказала, что оно прекрасно подчеркивает все прелести ее фигуры. Но Фиону нисколько не заботило, что подумает о ее фигуре Дункан Бьюкенен. Ее уже много лет назад перестало интересовать все как-то связанное с этим дураком. Освободившись от целой кучи одежды, дядя Теодор одернул жилет и выжидательно посмотрел на дворецкого.
        Тот передал одежду лакею и поклонился:
        - Добро пожаловать в Гейблс, - сказал он и отступил в темный коридор, давая понять, что им надо следовать за ним.
        Фиона взглянула на дядю. Он подмигнул и протянул руку. Фиона снова вздохнула и вздернула подбородок. Еще несколько минут, и Бьюкенен поймет, что она уже не та застенчивая, неуверенная в себе молодая девушка, какой была, когда последний раз видела его, если он вообще ее помнил. Она нисколько не сомневалась, что он до сих пор самый высокомерный человек в Шотландии. Их ввели в довольно большую гостиную, разделенную на две части парой тяжелых драпировок. Мужчина, который определенно не мог быть Бьюкененом, встал, когда они вошли, и почтительно поклонился.
        Фиона сделала реверанс, окидывая быстрым взглядом комнату в поисках волшебной двери, из которой появится Бьюкенен, пройдет по комнате и остановится, чтобы с презрением посмотреть на нее. Двери не было. Был только один джентльмен - мистер Камерон, как он представился, - объяснивший им, что он секретарь лорда и уполномочен выслушать их просьбу.

«Просьбу!» Как будто они крестьяне, приехавшие на расшатанной телеге с запряженным в нее старым мулом, попросить у лорда немножко снисхождения! Фиона почти не замечала, что ее дядя что-то говорил. Она едва что-то видела или слышала, ее мысли путались от гнева.
        За драпировкой стоял Дункан, опустив голову и заложив одну руку за спину, в то время как другая безжизненно висела вдоль тела. Он не ожидал увидеть ту женщину, которая с раздраженным видом вошла в комнату. И честно говоря, был потрясен. Если бы он не знал заранее, что приедет Фиона Хейнс, то не узнал бы ее. К тому же он вообще плохо ее помнил. А женщина в великолепном платье цвета кларета казалась более светской и искушенной, чем та девушка, которую он помнил. Если бы она так выглядела в те годы, он бы запомнил ее… и переспал с ней.
        - Пожалуйста, садитесь, - сказал мистер Камерон, указывая им обоим на диван.
        Было совершенно очевидно, что леди Фиона Хейнс, судя по тому, как она не двинулась с места, не желала садиться, но Теодор Сивер сурово посмотрел и подтолкнул ее к дивану.
        - Ну а теперь, - сказал мистер Камерон, усевшись напротив них, - что лорд мог бы сделать для вас?
        Леди издала какой-то странный звук, словно задохнулась, и, вежливо прикрыв рот рукой, прокашлялась, а мистер Сивер громко произнес:
        - Простите?
        Камерон придвинулся на дюйм ближе к нему и громко спросил:
        - Что мог бы лорд сделать для вас?
        - О, ничего особенного, просто небольшое одолжение. - сказал Сивер. - У моей племянницы есть срочное дело, которое она должна обсудить со своим братом, графом Лэмборном. Вы его знаете, сэр?
        - Мне знакомо это имя, но я не имел удовольствия, нет, - сказал Камерон.
        - Э, что?
        - Я о нем слышал! - громко сказал Камерон.
        - Правильно, правильно. Ну, граф уехал поохотиться, так как не знал, что в Эдинбурге к нам присоединится Фиона, и никто из нас не знал, иначе я послал бы человека привезти ее. Но она приехала, да еще в королевской карете. Я сказал моей жене Люси: это большой шаг вверх для нашей девочки, это был…
        - Дядя, - смущенно перебила Фиона.
        - Простите? - обратился Сивер к ней, но, встретив суровый взгляд, лишь кивнул и снова взглянул на Камерона. - Вот она, наша девочка, Фиона, вернулась к нам, и ей так необходимо поговорить с братом, графом, а он там, в Блэквуде. Она решила поехать к нему, и ни моя жена, ни я не можем остановить ее. Ибо Фиона может быть немного упрямой, когда не в духе, - увлеченно продолжал он, а Фиона, подняв глаза к небу, вздохнула.
        - Но мы с женой подумали, что лорд и несколько человек из людей Бьюкенена будут возвращаться в Блэквуд в канун Нового года, а? И было бы чудесно, если Фиона всего лишь… - он сделал пальцем жест, изображая бег, - поедет с ними. Миссис Сивер и я могли бы не беспокоиться, зная, что она едет не одна, а с людьми Бьюкенена, которые могут защитить ее, а не с этой хилой девчонкой, которую она называет камеристкой.
        - Прошу прощения, сэр, леди желает отправиться в Блэквуд в это время года? - осторожно переспросил Камерон.
        - Что вы сказали? - не расслышал Сивер.
        - Да, сэр, в Блэквуд, - вежливо сказала Фиона.
        Камерон нервно подергал манжет рубашки.
        - Миледи, а вам известно, что по этим дорогам тяжело ездить в это время года?
        - Я очень хорошо это знаю, но по ним ездят, сэр.
        - Да, ездят, - сказал Камерон. - А вы поедете одна?
        - С камеристкой, как сказал дядя. Если, конечно, ей найдется место.
        - Что он сказал? - спросил Сивер, наклонившись к Фионе.
        - Он интересуется, будет ли у меня надежный сопровождающий.
        - О да, конечно, - закивал Сивер. - Вы ведь не думаете, что мы отправляем ее кое-как, сэр? Да, конечно, она поедет со своей горничной. Хорошая крепкая девушка. Шеридан ее зовут, но мы называем ее Шерри. Она служит в нашей семье уже десять лет. И она без всяких глупостей.
        - Дядя. - Фиона положила свою изящную руку на его плечо. - Я уверена, у мистера Камерона не хватит времени выслушать всю историю нашей семьи.
        Сивер посмотрел на секретаря.
        - Все, что я хотел сказать, это то, что Шерри хорошо служила моей племяннице, и она надежная ее защита.
        - Очень… удачно, - неуверенно произнес Камерон. - Леди Фиона, должен предупредить вас, что дороги в Блэквуд ненадежны. И существует постоянная угроза нападения разбойников, когда вы доберетесь до Северного нагорья.
        Со своего места Дункан видел, как Фиона скромно сложила руки на коленях.
        - Очень вам признательна за беспокойство, но я должна как можно скорее поговорить с братом. Это очень срочное дело.
        - А нельзя ли отправить письмо? - решился предложить Камерон.
        Фиона покачала головой.
        - Я бы не рискнула довериться бумаге.
        Это возбуждало любопытство. Дункан знал, что Лэмборн любит рисковать и склонен попадать в беду. Точно таким же когда-то был и Дункан. Он догадывался, что возникло дело настолько большой важности, что потребовалась такая глупость, как участие в этом его сестры.
        - А если лорд вам откажет? - спросил Камерон.
        - Тогда я поеду дилижансом, - сказала леди.
        - Дилижанс ходит только до Аберфелди, - напомнил ей Камерон.
        Фиона выпрямилась и упрямо вздернула подбородок.
        - Оттуда я пойду пешком.
        Оттуда пешком? Она с ума сошла! Дункан не помнил, чтобы Фиона Хейнс страдала безумием, как какая-нибудь старая курица.
        - Хорошо, - вздохнул Камерон. - Я передам вашу просьбу лорду. К концу недели вы получите ответ.
        - К концу недели? - воскликнула она.
        - Что произойдет в конце недели? - спросил Сивер, прикладывая ладонь к уху.
        - Ответ, дядя, - сказала она и посмотрела на Камерона. - Так долго, сэр? Неужели никто не поедет туда раньше конца недели?
        - Я сделаю все, что смогу, - заверил ее тот.
        - Что все? - спросил Сивер.
        Фиона взяла дядю под руку.
        - Все, что сможет, дядя! - громко сказала она. - Он сообщит к концу недели.
        - А, - улыбнулся Сивер Камерону. - Лучшего мы не могли бы и просить, э? Благодарю вас от всей души добрый вы человек. Тогда - наш поклон лорду. Пойдем, Фиона, мы и так отняли много времени у этого человека.
        Дункан подождал за драпировкой, пока Камерон проводит Фиону Хейнс и ее дядю до дверей, и не спеша вышел. Секретарь был одним из немногих, кому позволялось видеть его без повязки на глазу. От огня больше всего пострадали его шея и левая рука, которая теперь висела как плеть. Но был еще участок обожженной и сморщенной кожи, тянувшийся от глаза к скуле и слегка оттягивающий вниз его левый глаз, что казалось Дункану безобразным.
        Если когда-нибудь Камерон и испытывал отвращение к его страшному виду, то Дункан никогда не замечал этого.
        - Вы все слышали, милорд? - только и спросил Камерон.
        - Все до последней глупости, - мрачно сказал Дункан и провел рукой по голове. Это была действительно глупость: не женское это дело путешествовать одной, если не считать горничную, в горах Шотландии. Но Фиона Хейнс, казалось, обладала необыкновенной решимостью, и Сивер нисколько не ошибался в том, что Дункан вернется в Блэквуд на праздники: на Рождество и канун Нового года, - соблюдая главную шотландскую традицию встречи Нового года. Как лэрд Блэквуда, Дункан должен был отслужить ежегодное благословение жилищ и скота в имении. По лицу Камерона Дункан видел, что он думает о том же - что хозяин отправится в это путешествие и не допустит, чтобы молодая женщина путешествовала одна. Дункан вздохнул.
        - Какую несусветную глупость она совершает. Но полагаю, я должен, а?
        Камерон только кивнул.
        Глава 2
        Все еще обиженная тем, что ее так бесцеремонно вырвали из Лондона и привезли в Эдинбург, Шерри, камеристка Фионы, находилась на высшей стадии возмущения, когда Фиона сообщила ей, что они поедут в Блэквуд.
        - В Блэквуд? - повторила Шерри, причем в ее голосе отчетливо звучало недовольство. - Где это? Нет. Только не шотландские горы, миледи! Скажите, что это не в горах!
        - А что может тебе не понравиться в Северном нагорье? - с раздражением спросила Фиона. - Ты никогда не была севернее Эдинбурга.
        - И очень хорошо, что не была. Там, в горах, нет никого, кроме язычников, - это я слышу всю свою жизнь.
        - Язычники! - насмешливо сказала Фиона. - Какой абсурд! Я родом из Северного нагорья, Шеридан, так ты думаешь, я - язычница?
        - Нет, мэм. Но вы уехали оттуда, от убийц и воров, которые живут в трущобах этого захолустья.
        - О, ради Бога, Шерри. - Фиона тяжело вздохнула: спорить было бесполезно. Ей не убедить Шерри, суеверную до безумия. Та поверила бы, что хорошие и приличные люди живут по всей Шотландии, только увидев все своими глазами. - Подумать только, убийцы и воры! Укладывай наши вещи, - холодно сказала Фиона. - Мы получили извещение от Бьюкенена, что в дорогу отправляемся в субботу утром.
        - Значит, лорд берет нас с собой? - спросила Шерри, укладывая халат.
        - Ха, - усмехнулась Фиона. Для этого потребовался бы паланкин, украшенный драгоценными камнями и большой эскорт. Не говоря уже о геральде.
        - Простите? - не поняла Шерри.
        Фиона махнула на нее рукой.
        - Боюсь, для нас ничего такого величественного, как для лорда, не будет. Как я поняла, мы поедем в повозке с запасами продовольствия, а не в карете лорда.
        Шерри продолжала ворчать, укладывая платья.
        - Так вы, значит, знаете лорда, - сказала она. - Какой он? Могу поспорить, он ходит небритый и руки у него больше курицы.
        Фиона фыркнула.
        - Насколько я помню, он чисто выбрит, а какие у него руки - не знаю. Я только хорошо помню, что он высокомерный и вульгарный.
        Она не хотела говорить Шерри, что Дункан Бьюкенен считается самым завидным холостяком во всей Шотландии, или то, что он богат, красив и обладает прекрасными физическими данными. Или о его репутации охотника за красивыми женщинами, которых он соблазнял. В этом он мог соперничать только с дорогим братцем Фионы, Джеком. Дункан Бьюкенен жил в свое удовольствие, пользуясь привилегиями и красивой внешностью, данной ему природой. Он был тщеславным, гордым, высокомерным… и мужчиной. Настоящим непревзойденным мужчиной.
        За всю свою жизнь она не встречала подобного ему.
        И как все женщины Шотландии, Фиона, повзрослев, увлеклась им. Ей исполнилось семнадцать, и она влюбилась в молодого красавца лорда. И даже предложила Молли Элджин, на которую из всех своих подруг, как она думала, можно положиться, намекнуть Бьюкенену, что подойдет ему в качестве жены.
        Молли, казалось, удивилась, однако Фиона верила в свой замысел: а почему бы и нет? Она уже стала взрослой, довольно привлекательной, и была дочерью графа и, как и он, родом из Северного нагорья. Что еще мог мужчина желать для удачного брака?
        Но в тот же вечер, вечер первого выезда Фионы в свет, Молли Элджин, которая к этому времени уже сообразила, что у нее самой такой же неплохой шанс на этот брак, как и у Фионы, намеренно остановила Бьюкенена там, где Фиона могла бы услышать их разговор, и заявила, что леди Хейнс могла бы быть ему подходящей парой. Она произнесла это с таким жеманным видом, как будто собиралась сообщить ему некую удивительную новость, которая ему бы обязательно понравилась.
        В эту минуту Фиона поняла, что задумала Молли, и ее сердце забилось так сильно, что она с трудом расслышала его первое слово… зато остальные услышала.
        - Фиона Хейнс, - повторил лорд, наморщив лоб, как будто пытался отыскать ее среди десятков женщин, сохранившихся в его памяти.
        Фиона чувствовала, как ее жизнь отсчитывает последние долгие бесконечные секунды. Она украдкой взглянула на него и как раз успела заметить, как загорелись его зеленые глаза… или они были карие? На одну-единственную блистательную минуту наивная Фиона замерла на грани величайшего счастья. Она представила, как он смотрит на Молли с выражением глубокой благодарности за то, что та поведала ему об их возможном союзе. И вот сегодня он посмотрит мимо четырех других дебютанток и впервые увидит се. По-настоящему увидит.
        - Младшая сестра Лэмборна? - уточнил Бьюкенен, и Фиона инстинктивно по удивленному тону его голоса поняла, что все ее надежды рухнули. - Каштановые волосы? Приблизительно такого роста? Немножко похожа на сурка?
        Его друзья захохотали. Фиона умерла в тысячный раз.
        - Благодарю вас, мисс Элджин, - сказал он онемевшей Молли, - но я скорее женюсь на сурке. - С этими словами он повернулся, получив одобрительное похлопывание по спине от своих друзей, которые, видимо, считали сравнение девушки с сурком верхом остроумия.
        Фиона смешалась с толпой прежде, чем Молли могла бы оценить ее реакцию. Она притворялась, что ничего не слышала, и еще несколько недель, когда его слова стали известны всем в долине, смеялась и притворялась, будто ее это нисколько не трогает.
        Но на самом деле его слова оставили страшный след в ее душе. И на следующий год, когда Джек поехал в Лондон, Фиона не поехала с ним.
        И до настоящего времени больше не приезжала в Шотландию. И хотя ей не очень везло на ярмарке невест все следующие годы - леди Гилберт сказала, что ее приданое недостаточно велико и, кроме того, Фиона была шотландкой, - никто в Лондоне не сравнивал ее с сурком. По крайней мере она о таком не слышала.
        Следовательно, она только зайдет в Блэквуд и попросит позвать ее брата, передаст срочное послание. И затем попросит - нет, потребует, чтобы Джек сразу же увез ее из Блэквуда. Все было очень просто.
        - Не забудь положить накидки на меху и муфты, Шерри, - сказала Фиона. - В горах может быть очень холодно.
        - Очень мило, - раздраженно проворчала та, направляясь в гардеробную.
        Дом Сивера находился на Шарлотт-сквер, в знаменитом фешенебельном квартале, под сенью Эдинбургского замка. Среди его соседей были самые выдающиеся шотландские граждане.
        Именно по этой причине Дункан предпочитал Гейблс, расположенный на окраине города. Здесь не было пытливых глаз, любопытных детей и никого, кто знал бы его в прошедшие времена. Как бы то ни было, в субботу утром он приехал точно в одиннадцать часов, как и обещал. Дункан приехал верхом, в сопровождении Ридли, много лет служившего ему. Он правил четверкой лошадей, запряженных в крытую повозку. Проволочный каркас, обтянутый парусиной, был установлен для удобства дам, создавая укрытие с отверстием в задней стенке. Дункан позаботился устроить внутри что-то вроде скамьи, на которой можно было сидеть, но большая часть шатра была заполнена разными видами продовольствия.
        Сначала решили, что двое из людей Бьюкенена поедут в Блэквуд в повозке, а Дункан поведет пару жеребцов, купленных в Стерлинге. Однако необычная просьба Сивера потребовала от Дункана незначительных изменений - теперь повозку сопровождал он, а с лошадьми ехал один человек.
        День выдался холодным, но ясным. Дункан оделся в теплое пальто, шляпу и перчатки, а на шею намотал два шарфа, скрывавших его шею и лицо так, что видны были только глаза. И повязка на одном из них.
        Он послал Ридли, кучера, за дамами. Слуги привыкли к его своеобразному поведению в отношении его ожогов, особенно Ридли.
        Узнав, что все готово, Сивер и его подопечные, высыпавшие на дорожку, нерешительно остановились при виде повозки. Ни кто из них не удостоил Дункана и взглядом. Все с недоумением разглядывали повозку, затем Фиона Хейнс посмотрела на дядю, а потом еще и на Ридли: от ее взгляда растаяли бы даже сугробы.
        - Прошу прощения, сэр, но вы же не хотите сказать, что нам придется ехать вот в этом.
        Ридли, маленький нервный человечек, озабоченно взглянул на повозку.
        - Там есть скамья, мэм, - сказал он, - ее установили специально для вас и девушки, - кивнул он в сторону миниатюрной женщины, стоявшей позади семейства.
        Ока наклонилась и, прищурившись, заглянула внутрь.
        - И есть жаровня, мэм, - поспешно добавил Ридли. - Чтобы у вас не замерзли ноги.
        Сивер быстро, насколько ему позволяли его толстые ноги, приблизился к Фионе и тоже заглянул внутрь повозки.
        - Вот и хорошо! - сказал он, раздувая щеки. - Так тут уютно! Посмотри, Фиона, они поставили скамейку!
        На дорожке молодая женщина откинула назад голову и довольно громко вздохнула.
        - Господи, - сказала Фиона и похлопала руками в перчатках так, как будто это она поставила скамью и теперь стряхивала опилки. Она сжала прелестные пухлые губы и коротко кивнула Ридли: - Годится.
        - Ты уверена, дорогая? - спросила миссис Сивер, заглядывая в кибитку. - Я не понимаю, почему ты не можешь подождать, когда Джек вернется в Эдинбург.
        - Путешествие займет не больше двух дней, тетя Люси. Я должна ехать. Мне не следовало так долго ждать.
        - Не могу представить, что за срочное известие. Если бы ты нам доверилась, дорогая, может быть, мы смогли бы помочь тебе, - с сожалением сказала тетя Люси.
        На мгновение показалось, что Фиона хотела так и сделать. Она с тоской посмотрела на тетю и на дом на Шарлотт-сквер. Но затем прикусила нижнюю губу и покачала головой.
        - Я не осмелюсь, - сказала она и, взглянув на Ридли, улыбнулась ему.
        - У нас собой несколько саквояжей, мистер…
        - Ридли, мэм, Ридли.
        - Мистер Ридли. Как я уже сказала, саквояжей несколько, - сказала она и указала на лакея с вещами.
        - Да, мэм.
        Дункан спешился и хотел помочь с этими саквояжами, которых, как ему казалось, было слишком много для короткой поездки в Шотландию. Направляясь к повозке, он прошел мимо Фионы. Она взглянула на него, но он не заметил никаких признаков узнавания. Дункан увидел только, как она нахмурилась, оглядывая повозку.
        Фиона слишком долго отсутствовала в Шотландии, если боялась повозки. Но он полагал, что если ее доставили в Шотландию в королевской карете, то этот факт мог придать другой оттенок происходящему.
        Вскоре багаж погрузили, женщин усадили в повозку, Ридли попрощался с мистером и миссис Сивер. Никто даже не взглянул на Дункана, очевидно, принимая его за слугу. Это его вполне устраивало - не было необходимости разговаривать с ними. Еще пара дней, и он больше никогда не увидит никого из них. Поэтому, когда Ридли взглянул на него, Дункан кивнул, и тот погнал лошадей по улицам Эдинбурга.
        Они были в дороге чуть больше часа, а Фиона боялась, что задушит Шерри, если сможет согнуть пальцы. Шерри не переставала жаловаться: холодно как в Скандинавии, все косточки болят оттого, что повозку трясет. Несмотря на крышку, прикрывавшую жаровню, на них летела сажа и искры, и Шерри хотелось затаптывать искорки из-за того, что Фиона боялась, что прикрывавшие их колени толстые шерстяные пледы загорятся.
        Нельзя сказать, что Шерри напрасно жаловалась. Было страшно холодно, и маленькая жаровня почти не грела им ноги. А при отсутствии рессор, которыми оснащены настоящие кареты, каждый ухаб на дороге ударял по костям. Но сейчас они ничего не могли сделать с более чем некомфортными условиями, а Фиона не могла больше выносить бесконечные часы брюзжания. Ее обычно жизнерадостный настрой был под угрозой.
        - Ради всего святого, Шерри, пожалуйста, перестань жаловаться! - попросила горничную Фиона. - Еще минута, и я не выдержу!
        - А я не выдержу более минуты в этой чертовой повозке! - огрызнулась Шерри.
        Фиона с удивлением посмотрела на нее, но Шерри ответила вызывающим взглядом.
        - Всего две недели назад мы ехали в королевской карете, а посмотрите на нас сейчас, посмотрите: в телеге, как пара свиней.
        Фиона ахнула.
        - Я не хотела уезжать из Лондона, - сердито продолжала Шерри. - И я не хочу ехать в горы, где разбойники и убийцы только и ждут, как бы перерезать нам горло.
        - О Боже, - с раздражением сказала Фиона. - Воображение затемняет тебе рассудок!
        - Мне не следовало ехать, - ответила Шерри.
        - И куда бы ты тогда поехала? - спросила Фиона.
        - Вы не единственная леди в Эдинбурге, - хмыкнула Шерри. - Или в Лондоне, если хотите знать. Леди Гилберт не раз говорила, что если когда-нибудь мне будет нужна работа, следует обратиться к ней.
        - Что? - воскликнула Фиона. - Леди Гилберт так и сказала?
        Шерри пожала плечами и, повернувшись к задней стенке повозки, молча стала смотреть на дорогу. Фиона не успела ничего сказать, как повозку тряхнуло, и она резко остановилась.
        Обе женщины наклонились, стараясь выглянуть наружу. Они ничего не увидели, кроме множества пасущихся лошадей. Спустя минуту в отверстие просунулась голова Ридли.
        - Прошу прощения, мэм, - сказал он. - Мы выехали за пределы Эдинбурга. Перед дорогой мы запасемся зерном. Тут есть трактир, если вам что-то нужно.
        Он снова исчез.
        - Прошу прощения, - сказала Шерри и слезла со скамьи. Фиона смотрела, как она пробирается между мешками и прочим грузом и затем вылезает из повозки.
        - У меня все в порядке! - крикнула она вслед Шерри. - Больше не нуждаюсь в твоей помощи!
        Но Шерри уже исчезла из вида и Фиона с раздражением вздохнула и сбросила с колен плед.
        Ноги у нее онемели, и было нелегко выбраться из повозки. Добравшись до задней стенки, она приподняла подол накидки и попыталась грациозно вылезти наружу.
        Она вскрикнула от неожиданности и была в буквальном смысле схвачена сильными руками человека, ехавшего с ними.
        Фиона взглянула на него, но его лицо было спрятано под шарфом, а один глаз закрывала черная повязка. Она увидела только один прекрасный карий глаз. Он был замечательно ясным и, как она заметила, с некоторым смущением, пристально смотрел на нее.
        Фиона слабо улыбнулась.
        - Простите… благодарю вас.
        Он опустил руки и, поклонившись, отступил назад, уступая ей дорогу. Фиона снова посмотрела на него.
        - Как вас зовут? - спросила она.
        Он на мгновение заколебался.
        - Дункан.
        - Дункан, - повторила она. В этой части Шотландии насчитывались десятки Дунканов, но этот человек, на ее взгляд, не был похож на Дункана, по крайней мере, того типа, с которыми она была знакома. - Дункан, - повторила она. Сузив глаза, посмотрела на его руки. Они были величиной с курицу. - Благодарю вас, мистер Дункан. - Она пошла быстрым шагом к трактиру, стараясь не обращать внимания на ощущение прикосновения его руки к ее талии, длившееся немного дольше, чем следовало.
        В трактире собрались клиенты, большей частью мужчины. Было еще несколько женщин и горстка детей, которые играли в какую-то игру, бегая среди толпы. Гостиница являлась еще и станцией, сообразила Фиона, пробираясь в отдаленные комнаты. Удобства для леди, можно сказать, отсутствовали, но Фиона кое-как вышла из положения.
        Она стала проталкиваться сквозь толпу, остановившись лишь когда налетела на какого-то молодого парня, который убегал от пары девиц, преследовавших его. Обогнув двух мужчин, кричавших что-то о собаке, Фиона вышла из трактира, расправила накидку и глубоко глотнула свежего воздуха.
        Она огляделась. Шерри нигде не было видно.
        - Если вы не возражаете, мэм, нам пора ехать.
        Она вздрогнула, услышав голос Ридли, и повернулась. Он был на целую голову ниже мистера Дункана, перед которым стоял сейчас. Фиона посмотрела на замечательный карий глаз и поспешно отвела взгляд. Оттого, как он смотрел на нее, по ее спине пробежала легкая дрожь.
        - Конечно, - согласилась она и направилась к повозке. Дункан пошел за ней. Фиона вдруг сообразила, что в повозке нет Шерри, и шагнула назад:
        - Шерри… моя горничная. Ее здесь нет, а она должна быть.
        - В чем дело, мэм? - спросил Ридли, выглядывая из-за повозки и натягивая перчатки.
        - Моя горничная, Шеридан Бартон, ее здесь нет.
        Ридли взглянул на Дункана, затем на трактир.
        - Может, она там?
        - Нет… я только что оттуда, но ее там не было. А, она должна быть где-то здесь. Я загляну туда еще раз на минутку, - сказала она и поспешила обратно к трактиру.
        Но Шерри нигде не было. Она не стояла на холоде, ее не нашлось в трактире, а внимательный осмотр повозки показал, что саквояж Шерри тоже исчез. Когда Фиона узнала, что саквояж Шерри тоже исчез, она прислонилась к повозке и, подняв глаза к вызывающе яркому синему небу, вздохнула. Девчонка решила вернуться в Эдинбург, другого объяснения нет.
        - Мэм? - с беспокойством спросил Ридли.
        Фиона искоса взглянула на него.
        - Я думаю, мистер Ридли, что Шерри решила вернуться в Эдинбург.
        Вид у него был несколько смущенный.
        - Она боялась ехать в горы, потому что все убийцы и грабители только и ждут, как бы схватить ее, - сказала Фиона, делая большие глаза. - И еще она говорила что-то о смене места службы - но я не думала, что она сделает это немедленно. - Глаза мистера Ридли тоже расширились. Он взглянул на трактир, затем на Фиону.
        - Вы…
        - Уверена? Совершенно, - сказала она, сжимая руки. - Глупая, глупая девушка!
        Ридли выглядел таким растерянным, что Фиона боялась, что он выпрыгнет из своей кожи.
        - Тогда… тогда что вы от нас хотите, мэм? - спросил он с волнением, не отводя от нее взгляда.
        - Отличный вопрос, - раздраженно заметила Фиона. Черт бы побрал эту Шерри! А теперь что ей делать? Как она может уехать и предоставить Шерри идти обратно в Эдинбург пешком?
        Фиона приложила руку колбу и прикрылась рукой, чтобы Ридли не видел ее глаза. Ей надо было немножко подумать.
        Глава 3
        Доброта и благородство, заставившие Дункана согласиться отвезти эту безрассудно отчаянную женщину в Блэквуд, полностью исчезли, когда Ридли объяснил ему, что еще более безрассудно отчаянная горничная этой безрассудно отчаянной женщины решила вернуться в Эдинбург.
        - Как? - проворчал он.
        - Пешком, - догадался Ридли.
        О, просто великолепно. Женщина с мозгами коровы, вставшей поперек дороги, пыталась дойти пешком до Эдинбурга? Короткий объезд окрестностей верхом не принес результата. Когда же Дункан услышал, что дилижанс, направлявшийся в Стерлинг, проезжал мимо придорожного трактира, то мог предположил, что у нее хватило ума сесть в этот дилижанс.
        Ридли разволновался, когда Дункан сказал ему, что остался один выход: Ридли возьмет лошадь и поедет в Стерлинг в надежде перехватить дилижанс и девицу, пока та еще не успела попасть в беду. Если же не найдет ее, то должен будет вернуться в Эдинбург и сообщить эту новость Сиверу.
        А Дункан тем временем сядет в повозку и вместе с другой неисправимой женщиной поедет дальше в Блэквуд. Он убедил Ридли, что выбора у него почти нет. Солнце уже начинало склоняться к западу, и у них оставалось добрых три - возможно, четыре - часа светлого времени. Если Дункан предполагал за два дня добраться до Блэквуда к Рождеству и начать готовиться к встрече Нового года, то не мог вернуться и потерять день.
        Ридли взволнованно объяснил все это леди Фионе, которая восприняла эту новость, лишь сжав руки. Единственным свидетельством того, что она поняла эти проклятые слова, сказанные Ридли, были движения изящно изогнутых бровей, взлетавших все выше, до полного исчезновения под полями шляпки.
        - Вы хотите сказать, что я должна ехать до Блэквуда с… ним? - сказала она, кивнув на Дункана. Она явно не узнавала его.
        - Вы нисколько не пострадаете, - поторопился сказать Ридли. - Но мы не можем допустить, чтобы девушка бродила сама по себе, не так ли? Мы не в состоянии предвидеть, надолго ли задержимся, а продовольствие должно быть доставлено в Блэквуд.
        Леди, казалось, на минуту задумалась. Она взглянула на повозку, затем на Дункана, который отвернулся, избегая ее пристального любопытного взгляда.
        - Вы понимаете, мистер Ридли, что моя репутация пострадает, если следовать вашему предложению?
        Ридли густо покраснел.
        - Я… я…
        - Поехали, - бесцеремонно сказал Дункан. Они понапрасну тратили время.
        Его вмешательство удивило Фиону Хейнс.
        - Мы же не бросим мисс Бартон одну на опасной дороге, - предположил Ридли.
        Она взглянула на него и покачала головой: нет, они не могли бросить Шерри.
        - Если желаете, миледи, мы закажем место в дилижансе до Эдинбурга. Он прибывает около четырех часов, - предложил Ридли.
        - Что? Нет! Я не могу вернуться в Эдинбург. Нет, не сейчас, мистер Ридли, - я и так слишком надолго задержалась. Я должна найти брата, пока не поздно.
        - Да, - сказал Ридли, глядя на повозку. - Тогда…
        - О, Бога ради, - отрезала леди Фиона и, развернувшись, пошла к повозке.
        Когда Ридли закрыл за ней вход в повозку и закрепил его, он со страдальческим выражением лица взглянул на Дункана, и тот вздохнул:
        - Мы еще увидим, кто из нас вытащил несчастливую карту, Ридли.
        - Да, милорд, - тихо сказал кучер и взял под уздцы лошадь Дункана.
        Подождав, пока Ридли сядет в седло и отправится в путь, он сам забрался на скамейку на наружной стороне повозки, намотал на бездействующую руку вожжи, взял кнут и тронул им шею передней лошади.
        К счастью, его пассажирка большую часть времени сидела тихо, если не считать, что вскрикивала каждый раз, когда повозка попадала в яму. Дункан настолько погрузился в свои мысли, что едва разобрал жалобный голос леди Фионы, в этот момент кричавшей
«извините!». Дункан не остановил лошадей, а наклонился в ее сторону и спросил:
        - Что?
        - Пожалуйста, остановитесь! - крикнула она. - Вы должны остановиться!
        Дункан неохотно выполнил ее просьбу.
        - Что? - снова спросил он, когда лошади встали.
        - Мне надо… я бы… хотела… - пролепетала Фиона, и повозка немного покачнулась. Она вылезала из нее.
        Дункан быстро размотал вожжи на руке и, соскочив с козел, направился к задней стенке повозки. Он протянул ладонь, Фиона оступилась и ударилась о стенку в отчаянной попытке устоять на ногах. Убедившись, что стоит на земле, она поправила шляпку, повернулась и посмотрела на Дункана своими золотистыми глазами с медным отливом.
        Как он мог все эти годы не замечать этих изумительных глаз? - подумал он.
        - Я не хотела бы беспокоить вас, сэр, но дело в том, что вся эта тряска и толчки… и я должна… мне надо…
        Фиона была слишком леди, чтобы признаться, и Дункан, поклонившись, широким жестом указал на деревья, стоявшие по обе стороны дороги. Она, прищурившись, посмотрела в указанном им направлении, затем прикусила губу и покосилась на него.
        - Я полагаю, другого выхода нет, не так ли? - Прикрытый шарфом, Дункан позволил себе улыбнуться.
        - А если там звери? Или, хуже того, разбойники?
        Он пошевелился и приоткрыл ворот своего пальто, показывая ей, что носит с собой пистолет.
        - А, - произнесла она, кивнув. - Он очень может пригодиться… вам. Видимо, я умру, или от стыда, или от шока, пока вы доберетесь до меня, если вы намеревались до меня добраться. - Фиона снова посмотрела на него: - Вы извините меня? - И с этими словами удалилась от дороги и, осторожно ступая, вошла в лес. Затем остановилась и посмотрела на него. - А вы могли бы подождать позади повозки? Пожалуйста!
        Дункан поднес руку к шляпе и перешел на другую сторону от повозки.
        Фиона Хейнс, как обнаружил Дункан, была удивительно очаровательной молодой женщиной.
        Когда Фиона вышла из леса, человек Бьюкенена стоял позади повозки. Положив одну руку на грудь, поддерживая ее другой рукой, которая была повернута к телу под каким-то неестественным углом, он стоял, небрежно скрестив ноги и наклонив голову, со сдвинутой на лицо шляпой. Он был высокого роста, выше шести футов. Большой мужчина с очень широкими плечами.
        Его вид заинтриговал ее - огромный молчаливый мужчина с покалеченной рукой и черной повязкой на глазу. Если бы по дороге он не произнес двух-трех слов, Фиона сочла бы его немым.
        Завидев ее, он открыл дверцу повозки и протянул руку.
        - Давайте же, - сказал он тихо, но с раздражением. О, его голос! Спокойный и тихий, как таинственный шепот. Он пробуждал в ней кипение крови и далекие воспоминания или мечты, такие неуловимые, что она не могла поймать даже их нить.
        - Я иду, - сказала она. - Не надо волноваться.
        Фиона поставила обутую в сапожок ножку ему на руку, чувствуя, как его пальцы крепко обхватили ступню, затем он подкинул ее вверх словно перышко. Она опустилась на одно колено и чуть не задохнулась, когда он положил руку ей на бедро, не давая упасть на спину.
        Фиона залезла в повозку и оглянулась посмотреть на него. Он закрывал здоровой рукой дверцу, и тоже взглянул на нее. Они смотрели друг на друга бесконечно долгую минуту, потрясающую минуту.
        - Готовы? - спросил он.
        - Да. Спасибо, - сказала она и неохотно отвела от него глаза.
        Через мгновение Дункан снова пустил лошадей рысью.
        Фиона ничего не могла с собой сделать: она все время думала о его широкой спине, находившейся всего в нескольких дюймах от нее, и чувствовала приятное прикосновение руки Дункана к ее бедру.
        Эти мысли навевали на нее легкую дремоту, и она легла на скамью, подложив под голову руки.
        Фиона думала, что проспала лишь несколько минут, но когда повозка резко остановилась и она чуть не свалилась на пол, увидела, что стемнело.
        Она села и поморщилась от боли в шее, сказывалось то, что она спала на скамье. До нее доносились какие-то звуки. «Деревня», - предположила она и стала пробираться к задней стенке повозки. Она вылезла, изображая на лице беззаботную улыбку при виде двух мужчин в грязных штанах из оленьей кожи, которые, на ее везение, оказались рядом.
        - Добрый вечер, - сказала Фиона и, повернувшись, почти столкнулась с мистером Дунканом. - О, прошу прощения, - пролепетала она. В угасающем свете дня он выглядел еще более мрачным и таинственным. - Пожалуйста, скажите, что мы остановились пообедать. Я умираю с голоду.
        - Мы остановились на ночлег.
        - На ночлег, - повторила Фиона, оглядываясь по сторонам. Деревня была небольшой - несколько домов на главной улице и один трактир. - Где мы?
        - В Эйрте. - Дункан вытащил седельную сумку из кучи груза и перекинул через плечо.
        Фиона не знала ничего об Эйрте и хотела расспросить его, но он уже отошел. Она последовала за ним.
        Мистер Дункан остановился и, кивнув в сторону повозки, сказал, как будто Фиона была ребенком:
        - Вы остаетесь.
        - Простите, но я не думаю, что вам позволено распоряжаться мной.
        Однако по всему было видно, что ему позволено, и, как бы подтверждая это, он неожиданно схватил ее, сделал три шага и поставил около повозки.
        - Стойте здесь, - приказал он и ушел.
        - Что? Да кто вы такой? - воскликнула Фиона. - Мой брат узнает об этом!
        Но мистер Дункан шагал дальше, не обращая на нее внимания.
        - Узнайте насчет ужина! - поторопилась добавить она.
        Фиона подумала, не пойти ли следом за ним, но решила этого не делать, и стояла около повозки, морщась от болезненного ощущения голода. Она страдала. Темнота сгущалась, превращаясь в ясную ночь, сулившую мороз. Хорошо, если трактир отапливается.
        Спустя несколько минут появился мистер Дункан.
        - А вот и вы! Заказали ужин?
        - У них не сдаются комнаты.
        Фионе стало дурно. Она с ужасом посмотрела на повозку.
        - О нет. О нет. Вы не заставите меня сидеть здесь всю ночь, сэр! Я умру, умру! Я просто погибну в этой телеге!
        Дункан обошел ее, снял со спины сумку и швырнул в темный угол повозки.
        - Вы, может быть, привыкли спать на природе, но я нет. Мне нужна кровать! И немного еды! - воскликнула Фиона, прижимая ладони к животу. - По-моему, ваш лорд какое-то животное, да просто ничтожество, я в этом совершенно уверена!
        Казалось, это проняло его. Он постоял, глядя на нее с такой яростью, что Фиона отшатнулась.
        - Что?
        - Ждите здесь, - сказал он и повернулся.
        - Ждать здесь? - воскликнула Фиона, кутаясь в накидку. Дункан вышел на дорогу. - Куда вы идете?
        Естественно, он не ответил и оставил ее стоять у повозки. Мимо прошла пара, глядя с любопытством и подозрением посмотрела на Фиону.
        - Ради любви к Шотландии, - прошептала она и посмотрела на дорогу.
        Человек Бьюкенена исчез из виду.
        Глава 4
        Трактирщик направил Дункана к миссис Диллингем, вдове, которая жила дальше по улице в домике с побеленными стенами. Трактирщик сказал, что иногда она пускает семью или молодую пару, нуждавшуюся в крове, когда в трактире заняты все кровати.
        Миссис Диллингем сначала перепугалась, увидев на пороге Дункана, но он поспешил извинить его за вторжение и объяснил, что он один из людей Бьюкенена, сопровождающий леди Фиону Хейнс, сестру графа Лэмборна, в Блэквуд. Как только слово «леди» слетело с его губ, пухлое лицо миссис Диллингем просияло от удовольствия.
        - Леди! - радостно воскликнула она с сильным шотландским акцентом. - Я еще никогда не имела удовольствия принимать леди! - Ее глаза сияли.
        - Если вы будете так добры, я хорошо заплачу вам.
        - Это будет восхитительно! О, но мое жилище слишком скромное для таких леди, или ничего?
        - Она сочтет за честь. - Дункан надеялся, что Фиона обрадуется.
        - Вы не могли бы подать ей какой-нибудь ужин? - спросил он, доставая кошелек.
        - Ужин! О, сэр, я уверена, леди привыкла к более тонкой пище…
        - Она будет благодарна за все, что вы ей дадите, ибо не ела весь день.
        - Не ела! Бедняжка! У меня в котелке есть тушеное мясо, если это ее устроит.
        - Вне сомнения, - подтвердил он и, держа кошелек в пальцах левой руки, извлек три монеты и протянул их миссис Диллингем.
        - Три фунта? - воскликнула она, глядя на деньги широко раскрытыми глазами. - О, она, должно быть, настоящая леди!
        - И вы должны как можно лучше позаботиться о ней. Смотрите за ней как следует, сегодня у нее был тяжелый день. Я сейчас приведу ее.
        Он оставил миссис Диллингем торопливо наводить порядок в доме.
        Леди Фиона была на том самом месте, где он оставил ее. Она стояла позади повозки и, чтобы согреться, притоптывала ногами. Увидев его, она развела руками, посмотрела на стремительно темнеющее небо и облегчено вздохнула.
        - Вы до смерти напугали меня, так напугали! - возмутилась она, когда он приблизился. - Я уж подумала, что вы тоже ушли пешком в Эдинбург.
        Дункан под своим шарфом улыбнулся.
        - Какое же у вас воображение, девушка.
        - И где же вы были? - спросила Фиона, когда он достал из повозки ее дорожные сумки. - Это место и не назовешь деревней. Не представляю, куда вы ходили, но надеюсь, что искали еду. Клянусь, никогда еще я не была так голодна. Вы принесли что-нибудь поесть?
        Дункан посмотрел на нее и зацепил ручки ее дорожных сумок искалеченной рукой.
        - Нет.
        - А-ах, - вздохнула она и наклонилась, закрыв глаза. - Я бы съела вашу перчатку, если бы ее подали на хорошем блюде. Честно, я бы съела ее и на палочке.
        Дункан невольно улыбнулся.
        - Вот здесь есть то, что вам нужно, - сказал он, поднимая сумку.
        - Что мне нужно? Что мне нужно для чего? Прошу вас, скажите!
        - Пойдемте, - сказал Дункан и зашагал вперед.
        - Куда? - спросила Фиона и оглянулась на повозку. - Если со мной что-то случится, сэр, то могу вас заверить, что мой брат, граф, найдет вас и жестоко отомстит! Если задевают его честь, он становится страшно свирепым.
        Дункан бросил на нее испепеляющий взгляд.
        - У меня довольно много причин для беспокойства, если посмотреть с моей стороны, - пояснила Фиона. - Моя горничная сбежала, я осталась на попечении человека, которого совсем не знаю, и вы действительно не говорите, куда мы идем. В лес? Похоже, эта дорога ведет в лес. Вполне возможно, за поворотом есть другая деревня, о… О, вы чувствуете запах, мистер Дункан? - спросила Фиона, накрыв ладонью его покалеченную руку и останавливая его. - Чувствуете? - спросила она, улыбаясь. - Этот божественный запах! - воскликнула она, хлопая руками по его груди. - Это запах жареной оленины.
        Дункан продолжил путь и вскоре свернул в небольшие ворота дома миссис Диллингем.
        - Такую оленину можно найти только в Шотландии, - продолжала лепетать Фиона, не отставая от него ни на шаг. - В Лондоне оленина довольно жилистая, даже на столе королевы, можете себе представить. А она, королева, очень экономна и довольна даже жилистой олениной.
        Дункан постучал в дверь согнутыми пальцами.
        - Будь я королевой, никогда бы так не поступала. Когда я была девочкой, кухарка изумительно готовила тушеную оленину. Она брала картофель и…
        Дверь распахнулась, и запах тушеной оленины вырвался во дворик.
        - О! - произнесла миссис Диллингем, взволнованно поправляя волосы. Неожиданно она опомнилась и присела в немного неуклюжем реверансе.
        - Как поживаете, миледи?
        - Очень хорошо, - ответила Фиона, помогая ей встать. - Прошу прощения, миссис…
        - Диллингем, ваша милость. Миссис Диллингем к вашим услугам.
        Фиона заглянула ей за плечо внутрь домика.
        - Здесь восхитительно пахнет, миссис Диллингем.
        - О, это у меня разогревается немного тушеного мяса, - сказала она и отступила, пропуская в комнату Фиону. - Входите, входите! Мой домик очень скромный, но, думаю, довольно уютный.
        Фиона нерешительно посмотрела на Дункана.
        - Ваш ночлег, - сказал он. - Утром я зайду за вами.
        - Мой ночлег? - сказала она, когда Дункан положил на ступеньки крыльца ее дорожную сумку. - А как же вы?
        Он приподнял шляпу, прощаясь с миссис Диллингем, повернулся и, пройдя дворик, вышел через маленькие ворота. Тут он остановился, запер их и оглянулся: миссис Диллингем крепко держала Фиону за локоть, но она смотрела на Дункана. Смотрела, очевидно, с некоторым беспокойством за него. Ему это было странно видеть, никто не беспокоился о нем. Совсем наоборот.
        Дункан поднимался по холму, сдерживая желание оглянуться. Ему надо было еще напоить и устроить на отдых лошадей, и найти то место в конюшне, где он будет спать, заплатив за него немалые деньги. Он был вполне согласен с Фионой: запах тушеного мяса был божественным. Этот запах делал его холодные лепешки не слишком привлекательными, но завтра вечером, Бог даст, они доедут до Блэквуда, и тогда он устроит пир.
        Дункан распряг лошадей, насыпал им мешок овса и затем улегся на соломе рядом с маленьким костром, разведенным другим кучером. В теплом пальто и с парой меховых пледов, взятых из повозки, ему было тепло. Дункан растянулся на длинной импровизированной постели, подложив под голову седельную сумку, жевал холодные лепешки и думал о прекрасных золотистых глазах.
        Прошло много времени с тех пор, как он видел женские глаза, в которых блестели бы искорки счастья. После пожара его отношения с женщинами ограничивались трактирами, подобными здешнему, и женщинами, которых он не знал и никогда не узнал бы, ибо общался с ними в темноте, чтобы они не видели следов ожогов и безобразного шрама на левых плече и руке.
        А ведь было время, когда женщины, подобные Фионе Хейнс, так и вились вокруг него, а их родители жаждали заполучить его в мужья своим дочерям. Когда-то он слыл самым завидным женихом во всей Шотландии, тщеславным, гордым и высокомерным. Дункан мог бы выбрать любую из них, но ему больше нравилось познавать их достоинства, не будучи связанным браком.
        А затем, три года назад, накануне его двадцать седьмого дня рождения, в Блэквуде начался пожар. Дункан редко думал об этой ужасающей ночи. Воспоминания о ней вызывали непереносимую боль, он так много потерял в своей жизни. Тогда с ним в Блэквуде находились его постоянные близкие друзья: Девон Макколи, Брайан Грант и Ричард Макафи. С ними была пара женщин из деревни и еще два его кузена. Его мать была в Париже, где подолгу жила, а кузены рано ушли спать в другое крыло дома. Им надоели выходки четырех пьяных мужчин и двух распутных женщин.
        Да, четверо из них были известны как любители выпить, да и женщины быстро опьянели той ночью, прикладываясь к казавшейся бездонной бочке шотландского виски.
        К счастью или несчастью, Дункан так и не добрался до своих апартаментов в восточном крыле. Этим он был обязан количеству выпитого виски. Он укрылся на диване в кабинете, чуть дальше по коридору от комнаты, где играли в игры для взрослых. Он проснулся лишь благодаря ужасному грохоту и запаху дыма. Спустя минуту он пришел в себя и бросился в коридор, где ему преградила дорогу стена дыма. Из гостиной, где он оставил молодых людей, доносились крики.
        Брайан и одна из девиц, пошатываясь и кашляя, выбежали из комнаты. Дункан бросился к ним на помощь, но Брайан махнул рукой, показывая, чтобы он спасался сам, а все, кто мог, уже вышли.
        Но когда слуги пробежали мимо них к месту пожара и гости собрались на лужайке перед домом, Дункан увидел, что не хватает Девона. Брайан и Ричард не знали, где он. Дункан почувствовал приступ тошнотворного ужаса, какого не испытывал никогда в жизни, и кинулся обратно, в охваченное пламенем крыло дома.
        От холодящего кровь страха он протрезвел, а потому ясно помнил, как подолом рубашки и зажимал рот и нос. Помнил жар горящей гостиной: мебель, шторы, ковер - все было охвачено пламенем. Дункан протолкнулся мимо смельчаков, отчаянно пытавшихся сбить огонь, и, не обращая внимания на просьбы вернуться, бросился в комнату.
        Скопившийся дым оказался таким густым, что Дункан упал на колени и пополз в поисках друга, который наверняка уже был без сознания.
        Он так и не нашел Девона. В ту же минуту, как он ступил в комнату, шторы и карниз рухнули в пламя. Плечо, рука и часть его лица сильно обгорели. Слуги вытащили его из огня и, чтобы затушить огонь на его теле, завернули в ковер. Дункан помнил только это. Остальное, включая быстроту распространения пламени, разрушившего все западное крыло величественного здания, он не помнил.
        Обгорелые остатки здания все еще стояли. Дункан так и не решился его восстановить. Остов здания служил безмолвным, но непрестанным напоминанием обо всем, что он потерял.
        Останки Девона обнаружили спустя несколько дней, или, точнее сказать, подошвы его сапог и золотое кольцо нашли в сгоревшей гостиной.
        Причина пожара так и осталась нераскрытой, но никто не сомневался, что виной всему стало пьянство. Большинство местных жителей обвиняло в этом Дункана и его распущенность. Как и он сам.
        Долгое время он находился в болезненном тумане, и только спустя месяцы преодолел физическую боль. Он подозревал, что пройдут годы, прежде чем он победит боль душевную. Положение ухудшали еще и прежние знакомые, у которых теперь его ожоги вызвали отвращение и неприязнь. Из короля шотландского общества Дункан превратился в парию.
        Но едва ли он мог жаловаться - его жизнь была пуста до пожара; он жил, не думая ни о ком, кроме себя самого.
        И несмотря на то что Дункан все еще думал о себе как о здоровом человеке, у которого действовала рука и не было обезображено лицо, он все равно чувствовал себя изменившимся. Теперь он держался в стороне от людей, пользуясь услугами Камерона при ведении каких-либо дел, дабы не отталкивать людей своим неприятным видом. Он не получал удовольствия от общества светских женщин, как когда-то, и сожалел о том времени, когда ухаживал за ними, и обо всем, что составляло тогда его жизнь.
        Дункан повернулся под своими пледами и ковриками и закрыл глаза, методично разгибая пальцы на искалеченной руке, насколько это ему удавалось, затем снова сгибая. Он делал это каждую ночь, надеясь оживить искривленные пальцы.
        Глава 5
        Фиону разбудил запах ветчины. Когда она спустилась из своей спальни на чердаке, то застала миссис Диллингем в кухне у длинного стола, на котором она резала большие ломти хлеба. На руке у нее висело ведерко.
        - Доброе утро, миледи! - весело поздоровалась миссис Диллингем. - Надеюсь, вы сладко спали.
        - Да. Спасибо.
        - Я рада. Ешьте, ешьте! - указала она на щедро накрытый стол. - Я приготовила вам завтрак.
        Фиона грациозно опустилась на стул. Пока она ела, миссис Диллингем стояла у стола и складывала ломти хлеба, ветчину и другие завернутые в бумагу продукты в ведерко.
        - Вам следует поторопиться. Ваш мужчина спешит выехать, - сказала миссис Диллингем. - Он говорит, что чувствует приближение снегопада, а вы все еще далеко от Блэквуда. - Миссис Диллингем улыбнулась Фионе, накрывая продукты сеном. - Он бы не съел ни кусочка, представляете? Но я знаю упрямых мужчин, хорошо знаю. И я настояла, чтобы он взял еду с собой.
        - Как вы добры!
        - Большой мужчина, такой как он, не может работать и заботиться о вас на пустой желудок, не правда ли?
        Очевидно, что она бы тоже не стала путешествовать на пустой желудок. Еда была вкуснейшей, и Фиона съела столько, сколько смогла.
        Миссис Диллингем взвесила на руке ведро.
        - Вот так, - сказала она с удовлетворением и, когда Фиона встала, протянула ведерко ей. - Это вам, миледи, немного еды в дорогу.
        - Это для меня? - удивилась Фиона. - Как же вы добры, миссис Диллингем. Спасибо вам. У меня в сумке есть несколько монет…
        - Нет-нет. Ваш мужчина уже заплатил.
        - Заплатил? - Она была поражена.
        - Да, он был очень щедр, когда попросил комнату для вашего ночлега, миледи. Сказал, чтобы я хорошенько позаботилась о вас. - Она улыбнулась: - Возьмите, и счастливого пути.
        Фиона взяла ведерко. Когда она вышла из домика на улицу, погода хмурилась, а у забора стоял «ее мужчина», как назвала его миссис Диллингем, и ждал ее.
        - Доброе утро, сэр! - крикнула ему миссис Диллингем, и Дункан кивнул ей в ответ.
        Фиона с сумкой в одной руке и ведерком - в другой, подошла к нему.
        - Доброе утро, - сказала она.
        Он едва удостоил ее взглядом, взял у нее сумку, и осторожно поставил на свою согнутую руку.
        - Доброе, - буркнул он, забирая ведерко. - Пойдем.
        - Да. - Фиона обернулась, помахала миссис Диллингем и пошла следом за Дунканом.
        Тот не отрываясь смотрел на дорогу, а Фиона с любопытством поглядывала на него.
        - Миссис Диллингем сказала, что вы заплатили за мой ночлег.
        - Да.
        - Почему? Я в состоянии заплатить сама, - с подозрением прищурилась Фиона.
        - Мы разберемся в конце путешествия.
        - Разберемся? У вас есть на это власть, мистер Дункан? Забавно, но когда мы впервые встретились, я подумала, что вы не один из Дунканов, но теперь начинаю находить сходство.
        Он с интересом посмотрел на нее.
        - Простите?
        - Я не думала, что у Дунканов такой рост, - глядя на него, сказала Фиона, - или они такие широкоплечие. И такие молчуны. Я представляла, что любой Дункан - ужасно болтлив и похож на петуха.
        - На петуха?
        - Гм… - Она изучающе смотрела на него. - В вас есть что-то от петуха.
        Дункан смерил ее взглядом, начиная с капюшона и кончая подолом юбки, затем раскрыл вход в повозку. Впервые за всю дорогу, а казалось, что их поездка началась не один, а много дней назад, он открыто посмотрел на нее. Его взгляд надолго задержался на ее фигуре, а затем медленно поднялся к глазам. Этот взгляд пугал и возбуждал ее. Ее сердце забилось быстрее, когда он наклонился к ней. На какую-то безумную секунду Фиона подумала, что он собирается поцеловать ее.
        Но Дункан протянул ей ведерко.
        - Теперь вы не погибнете от голода, - добавил он без всякой необходимости.
        Удивленная и разочарованная, Фиона скромно улыбнулась и, взяв ведерко, толкнула его в глубь повозки. Мистер Дункан наклонился и подставил здоровую руку, и она, наступив на нее ножкой, позволила ему подбросить ее вверх, как будто она была не тяжелее ведерка с едой. Дункан смотрел, как Фиона пробирается в заднюю часть повозки. Жаровня, как он заметил, уже горела. Дункан положил ее дорожную сумку в повозку и снова посмотрел на Фиону. Она решила, что он сейчас заговорит, но он, не сказав ни слова, исчез. Спустя минуту повозка качнулась - это он сел на скамью.
        Фиона старалась не думать о таинственном мистере Дункане, но это было бесполезно, принимая во внимание разницу их положения в обществе. Поэтому Фиона развлекалась тем, что считала все эти свертки, корзины и мешки, окружавшие ее. Когда она занялась этим, то подумала о Шерри. Фиона надеялась, что та прошла многие мили и успела образумиться, пока ее не нашел Ридли. Однако затем она начала беспокоиться, что Ридли не нашел ее и Шерри бродит по окрестностям как легкая жертва хищников.
        Спустя некоторое время ей стало неудобно лежать на скамье. Каждый ухаб на дороге заставлял ее вздрагивать из опасения свалиться на пол.
        Наконец Фиона села. Это невозможно вынести. Их было только двое, и их разделял лишь кусок парусины. Почему же они притворяются, что они не вместе? Потому что она леди, а он… Честно говоря, она не знала, кто он. Знала только, что он очень мужественный человек. Очевидно, правила светского общества не соблюдались на этой дороге или вообще за границами Эдинбурга. Сейчас они два путника на дикой безлюдной земле, а казалось, будто они единственные люди в этом мире…
        Фиона повернулась на своем сиденье и посмотрела на туго натянутую парусину.
        - Стойте! - крикнула она и ударила ладонью по парусине. - Стойте, стойте, стойте!
        Повозку тряхнуло, когда та резко остановилась, и Фиона ударилась лицом о парусину, затем наклонилась в сторону. Дункан заглянул в проделанное в задней стенке отверстие с таким видом, будто ожидал увидеть ее истекающей кровью. Когда он увидел, что она не пострадала, выражение его лица сменилось на раздражение.
        - Я не могу целый день ехать, лежа в повозке, - сказала она в ответ на вопрос, который он мог бы задать ей. - Мне нужен свежий воздух.
        - Свежий воздух? - с недоумением повторил он.
        - Да, свежий воздух! Неужели я прошу слишком много? - спросила она, пробираясь в переднюю часть повозки. Фиона зацепилась за мешок с зерном и быстро выпрямилась. - А здесь опасно!
        - Mi Diah, - тихо выругался он.
        Уже несколько лет Фиона не слышала гэльского языка, и у нее забилось сердце - ничто не могло вернуть ее домой, в Шотландию, быстрее, чем язык шотландских горцев. Она выросла в окружении людей, говоривших на этом языке. Отец настаивал, чтобы они с Джеком изучали гэльский наряду с языками, на которых говорили в обществе и при дворе.
        То, что Дункан немного говорил по-гэльски, влекло ее к нему как магнит. Фиона замолчала и посмотрела на него.
        - Нас здесь только двое, мистер Дункан, и кажется бессмысленным продолжать это молчание, не правда ли? Что касается меня, я предпочитаю какое-нибудь общество. - Даже если ее единственный собеседник - самый молчаливый человек из всех, кого она когда-либо встречала.
        Дункан вздохнул так, как будто она невыносимо раздражала его, но протянул ей руку и помог сесть.
        Фиона торжествующе улыбнулась, вложила руку в его ладонь и почувствовала, как он сжал ее пальцы. Она спустила ногу, нащупывая ось колеса, но оступилась. Дункан выпустил ее руку и удержал за талию. Он держал ее, пронзая своим взглядом. Затем медленно опустил.
        Прикосновение получилось коротким, но совершенно опьяняющим. Этот человек обладал крепким телом, огромным, словно дерево, а его руки были очень сильными и в то же время удивительно нежными.
        По телу Фионы пробежала дрожь. Она отступила на шаг, немного отдышалась и оглянулась на него. Во взгляде Дункана она увидела желание изголодавшегося мужчины, жажду страсти - Фиона это знала, ибо, к сожалению, тоже ее почувствовала. Ее щеки разгорелись, но она плотнее завернулась в накидку и поправила капюшон.
        - Воздух будет мне полезен, - почему-то сказала она, но неожиданно ей захотелось нарушить тишину, окружавшую их. Не давая ему времени для возражений, она направилась к передней части повозки.
        К счастью, там нашлась деревянная ступенька для кучера, которой и воспользовалась Фиона. Она устроилась на козлах и, упрямо глядя вперед, ждала Дункана - вот он подойдет и попросит ее слезть и вернуться в тесную кибитку.
        Но так ничего не услышала. Фиона взглянула на возвышавшиеся над ними деревья, серое хмурое небо и вдохнула острый запах сосны. Когда она наконец решилась посмотреть на него, рядом его даже не оказалось. Но вот Дункан появился с парой меховых пледов, зажатых под мышкой покалеченной руки. Он развернул их и бросил на скамью. Фиона быстро накрыла ими свои колени, а Дункан уселся на козлы.
        Он так и не посмотрел на нее; поднял вожжи и накрутил их на искалеченную руку, затем освободил тормоз. Свистнув и натянув вожжи, снова пустил лошадей рысью. Фиона не могла незаметно не улыбнуться. Она поставила себя в ужасное положение. Вы только посмотрите: леди, обедавшая за королевским столом, едет, сидя на скамье вместе со слугой или с каким-то арендатором! Она представила, как рассказывает эту историю принцессам королевской крови и они все стараются вообразить, как едут в повозке с незнакомцем.
        Особенно таким загадочным, как Дункан. Фиона украдкой взглянула на него: его взгляд был устремлен на дорогу. Глаз прищурен, скулы красивые и сильные, из-под шарфа выглядывает борода. Сейчас он выглядел еще более угрожающе, чем раньше. В Лондоне не нашлось бы ни одного джентльмена, имевшего подобный вид. И ни один из их не умел править четверкой лошадей одной рукой и не смог бы без малейшего усилия удержать ее в воздухе… Остановись. Это безумие.
        - Как вы думаете, мы доберемся до Блэквуда сегодня? - постаралась она завести легкий разговор, чтобы отвлечься от мыслей о нем.
        - Да.
        Фиона положила руки на колени и посмотрела на подбитые мехом перчатки, подарок ее тети.
        - Кажется, здесь холоднее, чем в Лондоне, - заметила она. - Не помню, чтобы там было так же холодно, как здесь.
        Он промолчал.
        - А вам не холодно, сэр?
        - Нет.
        - Значит, у вас по-настоящему теплая одежда. Вот у меня отделанная мехом, и я все равно мерзну. Когда я была девочкой, то никогда не мерзла. Опять же я была очень подвижной, постоянно на воздухе, всегда играла с братом. Мой отец считал, что физические упражнения полезны для хорошего настроения. - Фиона взглянула на него, ожидая, что он скажет.
        Дункан по-прежнему смотрел на дорогу.
        - А как вы? Вы были подвижным мальчишкой?
        Он взглянул на нее, по его взгляду было ясно, как ему надоела ее болтовня.
        Откровенно говоря, ей тоже. Но она должна говорить. Если она не будет говорить, то так и будет непрерывно думать о Дункане.
        - Может быть, вы начали работать в раннем возрасте, - высказала Фиона предположение. - У нашей экономки было три сына, и все они работали вместе с ней. Никогда не забуду этой картины: Йен стоит на плечах брата и зажигает свечи на люстре, и держится так уверенно.
        Дункан, казалось, смотрел в сторону, на деревья, мимо которых они проезжали.
        - Признаюсь, мне всегда нравился Йен. Он был привлекательным юношей. Но сейчас я понятия не имею, что с ним стало. Я давно не была дома. - Она помолчала. - Уже восемь лет.
        Дункан мельком взглянул на нее и снова уставился на дорогу.
        Дрожь пробежала по спине Фионы.
        - Наверное, вы удивляетесь, почему я так много времени пробыла в Лондоне, но все очень сложно. Порой меня тянуло в Шотландию, но и здесь меня ничто не удерживает. - Фиона рассмеялась. - Ведь в таком случае я жила бы в доме моего брата, замке Лэмборн, что стало бы для меня тяжким испытанием. Ведь никому не хочется быть кому-то обязанным? - Она взглянула на Дункана. - И кроме того, должна признать, что хотя Джек мне брат по крови, он в некоторой степени повеса, есть и всегда был. - Фиона улыбнулась. Он был повесой, но она очень его любила. - Я поехала следом за ним в Лондон. Наши родители умерли, и моей семьей стал он, если не считать моих дяди и тети, но они ведь стареют. Я хотела быть поближе к Джеку.
        Почему-то, когда она сказала это, Дункан посмотрел на нее.
        - А теперь он сам стал причиной моего возвращения в Шотландию, - призналась она, как будто Дункан спрашивал, почему она приехала. - Боюсь, что в Лондоне он попал в ужасную беду, - добавила она, слегка покачав головой. - Рассказать вам, что он наделал? Нет-нет… я не должна. Чем меньше вы знаете, тем лучше, как мне кажется. Но если его нет в Блэквуде, я не знаю, что буду делать.
        Она заметила, что Дункан смотрит на нее с любопытством, и улыбнулась.
        - Может быть, он и повеса, но он всегда был добр ко мне. Поэтому я и поехала с ним в Лондон. О да, полагаю, я бы осталась здесь, если бы у меня было бы какое-то будущее, - продолжила она, как если бы Дункан спрашивал ее. - В Шотландии общество невелико, правда? - спросила она, вспоминая свой первый выезд в свет. Сколько там было людей? Возможно, сотня. Это было так мало по сравнению с лондонским обществом, особенно когда балы и вечера давал принц Уэльский. Их посещали сотни приглашенных.
        - Нельзя сказать, что у меня не было никаких перспектив, - с дрожью поспешила добавить она. - Было несколько.
        Если можно считать мистера Кармага Колдера перспективой. Это был ученый молодой человек, которого интересовали греческие классики. И он мог назвать имена всех греческих богов, что не раз делал для Фионы. Она восхищалась его занятиями наукой, но разговоры с ним казались ей скучными, чем, по какой-то необъяснимой причине, она решила поделиться с кучером. А может, рассказать о том, как она упала из окна замка Лэмборн и сломала руку? Или о вечере, когда ее впервые представили принцу Уэльскому и она не могла отвести взгляда от его шейного платка, умело завязанного в безупречно красивый и сложный узел. Это было непостижимо для человеческой натуры, и она представляла целый взвод лакеев, создававших это совершенство, пока Джек не ткнул ее локтем, чтобы она перестала таращиться на принца.
        Повозку тряхнуло на глубокой рытвине, и Фиона опомнилась, поняв, что разболталась, и неожиданно почувствовала себя глупо - она сидела рядом с незнакомым человеком и откровенно рассказывала о своей жизни.
        Она стала смотреть на голые ветви, нависавшие над дорогой, а затем спросила:
        - Вы бывали в Лондоне?
        - Пару раз.
        Фиона подождала, не скажет ли Дункан что-нибудь еще. Вроде «мне там очень нравится» или «в Лондоне слишком многолюдно», но он по-прежнему молчал.
        - Послушайте, мистер Дункан, прошу вас: перестаньте болтать! - взмолилась она. - Ваша бесконечная болтовня начинает действовать на мои бедные нервы.
        И тогда она увидела, что у его глаза появились морщинки. Дункан улыбался.
        - Я был в Лондоне, несколько лет назад, - признался он.
        - Ага! - оживилась она. - Вы умеете разговаривать. - Он говорил как дворянин. Дункан арендатор, догадалась Фиона, а не слуга.
        Она поежилась.
        - Сядьте ближе.
        - Что, простите?
        - Подвиньтесь ближе, - повторил он. - Вам холодно. Подвиньтесь ко мне, вы так согреетесь.
        Когда Фиона не пошевелилась, а только изумленно посмотрела на него, он обнял ее за талию и притянул к себе.
        Фиона удивленно вскрикнула; Дункан убрал руку, но осталось ощущение его близости. Их тела соприкасались - ее плечо под его рукой, ее бедро рядом с его большим бедром, ее нога касалась гладкой кожи его сапога. Фиона ощущала каждое соприкосновение их тел. Ей действительно стало теплее; она чувствовала, как тепло из самой глубины ее тела начало распространяться до кончиков пальцев на руках и ногах и достигало головы.
        Дункан взглянул на нее, и Фиона могла бы поклясться, что он прекрасно знает, какое приятное возбуждение испытывает она, ибо это чувство светилось в его глазах.
        - Так продолжайте же, - попросил он.
        - Простите?
        - Вы рассказывали мне о своей жизни. Будьте добры, продолжайте.
        - О! - Фиона почувствовала, что краснеет. Должно быть, то, что она говорила, было для него абсолютной чепухой. - Да нечего особенно и рассказывать. Моя жизнь была страшно скучной. - Фиона взглянула на него. - А ваша, сэр? Сколько времени вы прожили в Блэквуде, позвольте вас спросить?
        Она почувствовала почти необъяснимое напряжение его мышц и подумала, будто это оттого, что условия жизни в Блэквуде довольно унылые, какие только и могут быть под властью сурового лорда. Вероятно, Бьюкенен обращался со своими арендаторами с таким пренебрежением, как будто это не люди, а бездушные предметы, и требовал непомерную ренту, в то время как она всегда старалась хорошо обращаться со слугами. Фиона была уверена, что если бы Шерри, эта глупая девчонка, оказалась здесь, то бы подтвердила это.
        Фиона посмотрела на Дункана.
        - Знаете, очень хорошо, что вы можете свободно говорить, - сказала она. - Я прекрасно знакома с характером вашего лэрда. - Она сделала большие глаза.
        Дункан как будто собирался что-то спросить, но будучи человеком Бьюкенена, только сжал зубы и уставился на дорогу. Шотландские горцы славились своей преданностью.
        - Скажите, Дункан, а миссис Нэнс все еще служит у лорда? Я…
        Ее вопрос остался без ответа, когда повозка ударилась обо что-то твердое и, подпрыгивая, покатилась позади лошадей.
        - Хо! Пошли, хо, хо! - закричал Дункан на лошадей, натягивая вожжи.
        Остановив лошадей, он быстро размотал вожжи с левой руки и одним ловким движением соскочил с козел. Обойдя повозку сзади и со стороны Фионы, он посмотрел вниз на колесо и тихо выругался на гэльском.
        - Колесо сломалось, - сказал он, ударив ногой по колесу, которое подвело его.
        Фиона ахнула и, нагнувшись, ухватилась за край повозки и посмотрела на колесо. Она увидела, что одна из спиц торчит перпендикулярно колесу.
        - О нет.
        Мистер Дункан присел на корточки, чтобы рассмотреть поломку. Фиона видела лишь тулью и широкие поля его шляпы, а когда подняла голову, обнаружила, что пошел снег.
        - О, посмотрите, - воскликнула она радостно. - Снег пошел!
        Дункан поднял голову и сказал по-гэльски:
        - Будь он проклят, черт его возьми!
        Глава 6
        Вид сломанной спицы расстроил Дункана, но начавшийся снегопад вызывал тяжелое предчувствие. Похоже, что теперь они не доедут до Блэквуда до наступления темноты. Честно говоря, он боялся, что до ночи они вообще никуда не доедут.
        Он отправил Фиону в лес собирать хворост, пока он не намок от снега, на тот случай если потребуется развести костер. Дункан велел сложить его в углу повозки под парусиновым тентом. Его удивило и обрадовало то, что Фиона не спорила. Только высказала свое мнение относительно глупого поручения, которое ей дали лишь для того, чтобы не путалась под ногами, пока он чинит колесо. А затем охотно отправилась исполнять это поручение.
        Фиона не ошибалась. Насадить зубья на колесо трудно, особенно если одна рука не слушается. И у него на это ушло больше времени, чем бы потребовалось здоровому человеку. В результате леди забила повозку всем хворостом, какой только нашла, не заходя слишком далеко в лес, а теперь сидела на камне под ветвями огромной шотландской сосны.
        Из своего положения - а Дункан лежал на спине под повозкой, вставляя в колесо запасную спицу, - ему была видна только пара невысоких сапожек, обхватывавших очень красивые ножки в толстых шерстяных чулках. А выше ножки прятались под грязным подолом платья и накидки.
        Фиона сидела, обхватив руками притянутые к груди колени и положив на них подбородок. Наблюдая за его работой, она щебетала о чем-то связанным с балом в Лондоне. Дункан не мог следить за ее рассказом, поскольку его внимание распределялось между работой и парой очаровательных ножек, выглядывавших из-под юбок.
        Он мог бы провести так весь день, поглядывая на эти ножки, но Фиона неожиданно кивнула, привлекая его внимание:
        - Как я сказала, я никогда не была на настоящем балу до бала в Глостере.
        Дункан не имел представления, что ему следовало ответить на это, и только что-то пробормотал. Он лег так, что колесо оказалось зажатым между его телом и покалеченной рукой и не двигалось. А здоровой рукой он вставлял запасную спицу в пазы в колесе.
        Фиона встала и снова начала расхаживать вокруг повозки, отгребая ногой снег, которого, к счастью, пока скопилось немного.
        - А я-то думала, что в Лондоне все будет по-другому, - говорила Фиона. - Я думала, все общество будет другим, но оно оказалось удивительно похожим на общество в Шотландии, то есть таким, как здесь.
        Дункан не мог понять, чем Северное нагорье похоже на Лондон. Ее сапожки прошагали мимо его лица, резко развернулись и пошли обратно.
        - Я искренне верила, что найду в Лондоне просвещенное общество, - продолжала она, размахивая рукой. - Но обнаружила, что там можно найти как добрые души, так и бездушные и грубые, как у лорда Блэквуда.
        И вот опять ее презрение к тому человеку, которым он раньше был.
        Ножки остановились. Фиона неожиданно присела рядом.
        - Я не хочу умалять достоинства вашего лорда, если он все еще остается вашим лэрдом. И его не застрелили на дуэли или не унизили как-то иначе.
        - Вы презираете его? - резко спросил Дункан.
        Фиона высоко подняла изящную бровь.
        - Я не это хотела сказать. Я только предположила, что у него возникли неприятности.
        Дункан бросил на нее такой взгляд, который, как он надеялся, положит конец этому разговору, но девица была храброй. Или забывчивой. Вместо того чтобы вежливо смутиться, что ей следовало сделать, она улыбнулась, как бы жалея его лэрда.
        - Простите меня, если я оскорбила вас, - сладким голоском сказала она. - Но, возможно, вы не знаете вашего лэрда так хорошо, как знаю его я.
        - Вы его знали раньше? - спросил Дункан, ударяя по спице ладонью. Удар, похоже, оказался слишком сильный, и спица не вошла в паз. Дункан пробормотал что-то неразборчивое и начал всю работу заново.
        - Знала, - сказала Фиона.
        - Если позволите спросить, что он вам сделал? Почему его характер произвел на вас… такое неприятное впечатление? - спросил Дункан.
        - Он сравнил меня с сурком.
        Дункан замер и посмотрел на Фиону сквозь спицы. Фиона слегка покраснела и передернула плечами.
        - Нет, для меня это не имеет никакого значения, ибо я нисколько на него не похожа.
        - На сурка? - изумился Дункан, теперь он полностью был уверен, что она лжет. Он никогда не мог бы отозваться так о леди.
        Но Фиона убежденно закивала:
        - Это была такая глупость. Все случилась на моем дебюте, в Ганстон-Холле. Мы с подругой решили немного пошутить, и она предложила вашему великому и могучему лорду задуматься о том, какой бы я была ему подходящей парой, а он сказал: «Фиона Хейнс?» - Она забавно передразнила его, говоря густым голосом. И с задумчивым видом потерла подбородок. - «Младшая сестра Лэмборна? Каштановые волосы? Примерно такого роста? Слегка напоминает сурка?» Ага! - торжествующе воскликнула Фиона. - Вы даже не удивились! Вы прекрасно знаете, какой он негодяй!
        О, она ошибалась. Ужасно ошибалась - Дункан удивился и ужаснулся.
        - Его друзья хорошенько посмеялись над этим, и, очевидно, их одобрение подтолкнуло его на следующий поступок. Он повернулся к моей подруге Молли и сказал: «Спасибо, мисс Элджин, но уж лучше я женюсь на сурке». - Фиона рассмеялась, но смех был каким-то неестественным.
        - Может, мисс Элджин придумала весь этот разговор? - предположил он, надеясь, что так все и случилось.
        - А зачем ей это понадобилось?
        - Есть множество причин. - Дункан помнил Молли Элджин: она всеми силами старалась держаться поближе к нему.
        - О, я не сомневаюсь, что Молли Элджин не имела в виду ничего хорошего, когда заговорила с ним обо мне, - сказала Фиона, небрежно махнув рукой. - Но все же я знаю, что это сказал он. Ибо я слышала весь разговор, так как стояла всего в двух футах от него. Я слышала его совершенно четко. - Она презрительно рассмеялась. Затем замолчала и снова принялась ходить. - Знаете, мне это было безразлично. Меня интересовал Лондон.
        Дункан заметил явное противоречие тому, что она говорила ему утром. Он не допускал даже мысли, что ему напомнят, каким человеком он раньше был. Самовлюбленным и, очевидно, жестоким. Дункан ударил ладонью по спице, и та вошла в пазы колеса. Ухватившись за спицу, он с силой дернул ее, чтобы убедиться, что все на месте. Довольный, Дункан вылез из-под колеса и встал на ноги. Надевая перчатки, он сказал:
        - Зная лорда, я представляю, как вы были правы - безусловно, он сказал это, чтобы позабавить своих друзей. И все же я уверен, что ему стало бы стыдно и он сожалел бы о своих грубых словах, если бы понял, как они расстроили вас. - Дункан краем глаза покосился на нее. - Я в этом уверен.
        Фиона рассмеялась.
        - Если и есть мужчина, способный с радостью растоптать чувства другого человека, - то это ваш лорд, сэр. Я слышала и другие истории о нем, но пока оставлю их при себе. Честно признаюсь, что я не заговорила бы об этом, если бы вы не спросили. Я уже совсем забыла об этой истории! Правда, удивляюсь, как много я запомнила. Посмотрите, снова идет снег. - Фиона откинула голову и, закрыв глаза, высунула кончик языка, стараясь поймать снежинку. Внутри Дункана что-то дрогнуло.
        Ему не хотелось проявлять интерес или переживать какие-то чувства - это привело бы лишь к разочарованию и боли, а ему еще долго с этим жить, - но он не мог не думать, какова была бы его жизнь, если бы он тогда, давным-давно, так небрежно не отверг Фиону. Если бы он по-настоящему узнал ее… Черт побери, он даже не мог сказать ей, кто он, ибо тогда все, что она говорила, было бы правдой.
        Тем не менее Дункан покопался в своей памяти и отыскал смутные воспоминания о том самом вечере. В то время он был ужасно бесцеремонен по отношению к чувствам других людей. Особенно женщин. Но если Дункан когда-то обращался с хорошенькими девушками как с домашними животными, то сейчас он с благодарностью бы стоял на коленях, если хотя бы одна из них не придала значения его обгоревшей коже и позорной смерти его близкого друга. Чувство глубокого сожаления и утраты овладело им снова, когда он проверял колесо. То, что он был столь жесток с таким очаровательным созданием, как Фиона Хейнс, заставляло его чувствовать себя намного более скверным, чем обычно.
        Дункан отряхнул кожаные штаны, подошел к козлам повозки и швырнул поломанную спицу под скамью. Одна из лошадей встревоженно заржала, и он подумал, что лошадям нужна теплая конюшня. Но другая лошадь фыркала и рвалась из упряжи, и Дункан, обернувшись, посмотрел на Фиону.
        От того, что он увидел, у него остановилось сердце.
        Теперь уже все лошади беспокойно переступали копытами и трясли головами. Фиона ничего не замечала - она выставила вперед руку и смотрела, как снежинки опускаются на ее ладонь. А позади, не более чем в десяти футах от нее, припал к земле страшно худой волк, подкрадывавшийся к лошадям.
        Количество волков в горных районах было жестоко снижено для спасения овец, но Дункан слышал рассказы о случайно уцелевших исхудавших голодных волках-одиночках. Волк выглядел истощенным, а Фиона стояла между ним и едой. Лошади фыркали, били копытами и ржали, глядя на Дункана.
        Фиона посмотрела на лошадей, затем на Дункана.
        - Они, должно быть, голодны, - сказала она. - Посмотрите же на этот снег. Какая красота, правда?
        Дункан кивнул и осторожно достал из-под скамьи пистолет.
        - А у вас найдутся одеяла для бедняжек? - спросила Фиона. - Может быть, им холодно. - Теперь волк находился всего лишь в пяти футах от нее. Если она закричит, сделает неосторожное движение, то страшно подумать, что сделает голодный волк. У Дункана осталось в пистолете два заряда, а из-за повязки на глазу ему было трудно разглядеть волка.
        - Девочка… теперь слушайте меня, - осторожно сказал Дункан, сбрасывая шляпу. - Стойте на месте и не шевелитесь. Вы поняли меня?..
        - А почему бы и нет? - рассмеялась она. - Вы говорите так пугающе, сэр. Почему это мне не шевелиться? Позвольте мне хотя бы попрыгать, уж очень холодно.
        Дункан сорвал повязку с глаза и, обхватив пистолет, положил палец на курок. До выстрела оставались секунды. Улыбка исчезла с лица Фионы.
        - Вы пугаете меня, - повторила она, - и веселья уже не слышалось в ее голосе.
        - Не двигайтесь, - снова приказал Дункан, переводя взгляд на волка, который начал подползать ближе. Лошади почуяли его, одна из них попыталась вырваться вперед, но повозка была слишком тяжела, а колеса сдерживал ручной тормоз. Лошадь снова заржала высоким пронзительным голосом, побуждая других делать то же, что и она. Звуки, издаваемые встревоженными лошадями, испугали Фиону - она пошевелилась.
        Дункан бросился к волку, чтобы отвлечь его внимание от Фионы, и выстрелил. Фиона вскрикнула, зажимая уши. Одна из лошадей попыталась подняться на дыбы, сотрясая повозку. Волк, взвыв от боли, рухнул на землю и попытался уползти. Дункан загородил Фиону своей спиной, снова прицелился и застрелил волка.
        Лошади, обезумев, бились одна о другую и волочили за собой повозку.
        - Fuirich, fuirich! - прикрикнул на лошадей Дункан и, повернувшись, схватил Фиону прежде, чем она успела увидеть пятно волчьей крови, темневшей на тонком слое снега и струйкой подбиравшейся к ней. Он повернул Фиону спиной к убитому волку, сжал ее руку и прижал лицом к своему плечу. - Спокойно, девочка, - сказал он. - Спокойно.
        - Господи, я даже не видела его! - дрожащим голосом воскликнула она. - Меня чуть не съели живьем!
        Дункан, глядя поверх ее головы, криво усмехнулся:
        - Уверяю вас, он бы предпочел конину. Волк мертв, вам больше нечего бояться. А теперь пойдемте. Нам надо ехать, колесо в порядке.
        Фиона отступила на шаг и посмотрела на него.
        - Мистер Дункан! Вы спасли мне жизнь! - горячо заговорила она. - Не думая о своей безопасности, вы спасли мне жизнь!
        - У меня был пистолет, - напомнил он, но Фиону это не удовлетворило и она покачала головой, не сводя с него пристального взгляда. Дункану было тяжело сознавать, что она видит его поврежденный глаз, и он по привычке отвернулся.
        - Я обязана вам жизнью! Чем я могу отблагодарить вас?
        - Тем, что сядете в повозку, - сказал он, подталкивая ее внутрь.
        - Что? Нет-нет, - твердо заявила она. - После этого я не сяду туда, - сказала она, ухватив его за запястье. - Я буду рядом, если не возражаете. Мы можем в любую минуту натолкнуться на стаи волков. Нам надо спешить, пока они не появились!
        - Это был волк-одиночка, - попытался Дункан успокоить ее, но Фиона уже прошла мимо него и самостоятельно взобралась на козлы.
        Было очевидно, что он проиграет это сражение. Дункан со вздохом осмотрел норовистую четверку, затем подобрал свою шляпу и надвинул на глаз повязку. Если она разглядела его глаз во время этого происшествия, то ничем не выдала себя, но Дункан все равно натянул повязку. Он до носа обернулся шарфом, надвинул на глаза шляпу, затем взобрался на козлы и пустил лошадей рысью.
        Снег все усиливался, мокрый и густой. Дункан подсчитал, что у них в запасе еще часа три светлого времени, и его беспокоило, как далеко они смогут отъехать. Четверка бежала, откинув назад головы и принюхиваясь. Леди Фиона почувствовала необходимость рассказать все жуткие сказки про волков, которые слышала в детстве. А когда снегопад усилился, она пришла в восторг и вспомнила эпизод, произошедший во время катания на санках в загородном имении, которое закончил ось тем, что принц Уэльский кувырком скатился с горки как пьяный снеговик.
        С Фионой невозможно было соскучиться. Она обладала даром рассказывать истории так, что даже он посмеивался. Человек, который так давно не смеялся, что не помнил, когда это было в последний раз.
        Но сильный снегопад затруднял путешествие и Дункан чувствовал, как дрожит Фиона. Поэтому он остановил лошадей и слез с козел.
        Фиона с улыбкой посмотрела на него. Кончик носа у нее покраснел, а поля шляпки опустились под тяжестью снега.
        - Слезайте, - скомандовал он.
        Фиона мгновенно обернулась и посмотрела на дорогу, по которой они ехали.
        - Зачем? Опять волки?
        - Нет, - сказал он, - но вам надо укрыться парусиной.
        - Но со мной все в порядке.
        - Слезайте.
        Фиона сделала большие глаза и неохотно слезла со скамьи. Дункан взял ее за руку и повел к задней стенке повозки.
        - В этом нет никакой необходимости, - сказала она, с трудом стараясь раскрыть отверстие. - Если посмотреть вокруг, то настолько двое на всю Шотландию. Что плохого в том, если у нас завяжутся человеческие взаимоотношения? Сомневаюсь, что нации погибнут, если мы посидим рядом.
        - Я не буду виноват, если вас одолеет лихорадка.
        - Я сделана из самого несокрушимого камня Северного нагорья, сэр, а вы? - спросила она, когда он накрыл ладонью ее руку и легко открыл замок. - А вы подвержены лихорадке?
        - Я совершено здоров, как и вы, очевидно. Нам не следует задерживаться.
        - По крайней мере захватите с собой еще один коврик, - предложила Фиона, ничем не показывая, что ей хочется поскорее отсюда уехать.
        Дункан, теряя терпение, обхватил ее за талию, не обращая внимания на то, что она от неожиданности вскрикнула и ухватилась за его плечи. Он поднял ее и посадил на край повозки, а не отпустил, как предполагалось. С ним что-то произошло - он был околдован ее янтарными глазами. И не мог оторвать от нее взгляда.
        Каки она от него. Ее руки по-прежнему лежали на его плечах. Между ними возникла какая-то притягательная сила.
        Первым шевельнулся Дункан, медленно проведя руками по ее талии. Это притяжение, которое им владело, было бессмысленным, бесполезным. Фиона презирала его. И даже если оказалось бы возможным убедить ее, будто он стал совсем другим человеком, она еще не видела его лицо. Когда увидит…
        - Думаю, вы сами сможете забраться под парусину, - резко сказал он и вернулся на место кучера. Но, забравшись на козлы, стряхнув со скамейки снег и накинув пару меховых пледов на колени, Дункан услышал ее ворчание за своей спиной.
        Что-то о приказаниях шотландца.
        Она замолчала, когда он пустил лошадей рысью, и пар от их дыхания колыхался над ними подобно пышным плюмажам.
        Поднялся встречный ветер, сгонявший снег в аккуратные кучки вдоль дороги. Огромные ветви сосен, под которыми они проезжали, низко сгибались под тяжестью снега. Прошел еще час езды в таких ужасных условиях, и Дункан понял, что они находятся далеко от какой-либо деревни и еще дальше от Блэквуда. Лошади стали уставать, и если метель не прекратится, то недолго ждать момента, когда слой снега станет таким глубоким, что повозка не сдвинется с места. И тогда им придется ночевать, в буквальном смысле, на дороге.
        И все же им повезло. Когда лошади начали взбираться на холм, где деревья росли намного реже, Дункан случайно приметил загон для скота, расположенный с подветренной стороны большого холма. Если бы в загоне еще и нашлось три вязанки сена, то он признал бы, что свершилось чудо.
        - Тпру, тпру. - Он снова натянул вожжи, останавливая лошадей. Когда он помог Фионе выбраться из повозки, она только скривила губы, слушая его объяснения о положении, в котором они оказались. Дункан указал на загородку.
        - Мы замерзнем насмерть.
        - Не замерзнем, - возразил он.
        - А волки съедят нас в замороженном виде.
        - Волк убит, - терпеливо напомнил он. - А если и жив, то не подойдет к огню.
        Фиона поджала губы, пристально глядя на него, и кивнула.
        - Тогда ладно. Что надо сделать?
        - Помогите мне снять парусину.
        Они вдвоем стащили с каркаса парусину и поволокли ее вверх по холму в загон. Она помогла ему соорудить шалаш. Он набросал на землю сено и накрыл его одним из меховых ковриков, а оставшееся сено разложил вокруг меха. На краю загона он очертил круг и раскидал снег и сено, оставляя внутри голую землю.
        - Оставайтесь здесь, - сказал он Фионе.
        Он снова спустился к повозке, привязал ветки к покалеченной рукой и вернулся на приготовленное место. И так спускался к повозке еще три раза.
        Фиона наблюдала, как Дункан разводил костер, прикрывая рукой пламя. А когда он убедился, что оно не погаснет, приложил руку к полям своей шляпы.
        - Вот вам дрова, - указал он на небольшую кучку хвороста. - Поддерживайте огонь, пока я занимаюсь лошадьми.
        Снег становился слабее, но поднялся пронизывающий ветер. Он распряг лошадей одну задругой и отвел к шотландским соснам. На каждую он повесил мешок с овсом - немалое достижение, принимая во внимание их рост и его бесполезную руку. Когда четверка дружно зажевала, он накрыл каждую попоной.
        Надеясь, что лошади смогут вместе пережить эту ночь, Дункан вернулся к повозке и достал из нее ведерко с едой, которую приготовила для них миссис Диллингем. А из-под мешка с зерном вытащил флягу с виски и, наклонившись, спрятал ее в сапог. У него появилось предчувствие, что пребывание в тесном шалаше с очаровательной женщиной сделает эту ночь самым трудным и долгим испытанием в его жизни, и ему потребуется любая помощь, какую только он сможет получить.
        Глава 7
        Фиона обрадовалась, увидев Дункана, появившегося из серого тумана, опустившегося на землю. Он накинул на плечи меховой коврик, а в руке держал ведерко с едой. Он отсутствовал довольно долго, и она боялась, не случилось ли что-нибудь с ним.
        Сегодня она заметила, как трудно ему что-либо делать больной рукой.
        Она вылезла из-под парусины, чтобы взять у него ведерко. Он залез следом за ней, задев коврик, оказавшийся между ними.
        Фиона взглянула на коврик, когда, опустившись на колени, начала вынимать солому, которую миссис Диллингем положила в ведерко.
        - Только один?
        - А на другом сидите вы, - ответил он, присел на корточки и добавил в костер хвороста.
        Смысл этого заявления медленно доходил до нее. У них оставался один коврик, которым прикрывали колени, один на двоих. И еще оставался леденящий холод.
        Мысль, что они вынуждены пользоваться одним ковриком, приятно волновала и в то же время пугала ее. В какой-то момент в повозке Фиона испугалась, что может поцеловать этого шотландца. Ей помешало то, что его лицо было замотано шерстяными шарфами.
        Фиона просто напрашивалась на катастрофу, ведь она была наедине с этим горцем, а вокруг ни души.
        - Что это? - спросил Дункан.
        Фиона, вздрогнув, посмотрела на него, а затем на свои руки. Она держала в руках две твердые как камень лепешки.
        - Положите их поближе к огню, - сказал он, как будто она сама не знала, что с ними делать.
        Фиона поспешила положить их на камень около огня и снова заглянула в ведерко. То, что у них один коврик, не так уж важно. Места в шалаше было так мало, что она не могла лежать или сидеть, не касаясь его. Господи, как она попала в такое затруднительное положение? Это напомнило ей то время, когда она с леди Гилберт решила взобраться на древние руины, находившиеся в имении Гилбертов. Однако руины оказались совсем не там, где должны были бы находиться, по мнению леди Гилберт, и они заплутали в осиновой роще. Начался дождь, а у них не оказалось с собой зонтов, и обе они вынуждены были укрыться в крохотной пещерке. Там было так тесно, что они сердились друг на друга. Прошло две недели, прежде чем они помирились.
        В тот день Фиона получила ценный урок - в трудную минуту люди или сближаются, или отдаляются.
        - Что-то случилось? - спросил Дункан тихим хрипловатым голосом.
        - Случилось? Нет-нет - я только посмотрела, что в ведерке. - Фиона вынула из него головку сыра, завернутую в салфетку. Еще там были яблоки и орехи, хлеб и ветчина. Она протянула ветчину Дункану, и тот, насадив кусок ветчины на палочку, поставил ее вблизи огня, чтобы разогреть.
        Они ели молча, глядя на белое пространство, окружавшее их, и кутались в свои пледы. Но холод проникал сквозь сено и меховой коврик, на котором они сидели, и от холода у Фионы ломило кости.
        Сидевший слева от нее Дункан смотрел, как она протягивает руки в перчатках к огню.
        - Вам холодно.
        - Нет.
        Он бросил на нее взгляд, говоривший, что ему лучше знать.
        - Я вижу, как вы дрожите, девочка.
        - Дрожу? - Она попыталась рассмеяться. - Я не дрожу. Я… - Она не могла придумать объяснение. Она дрожала.
        Дункан снял шляпу. Его светло-каштановые волосы выцвели на солнце и приобрели золотистый оттенок. Не отрывая глаз от костра, он развернул шарф, скрывавший его лицо, но оставил второй, намотанный на нижнюю часть лица и шеи. Он снова надел шляпу и низко надвинул на лицо.
        - Возьмите, - сказал он, протягивая ей шарф. Он оставался сухим, прикрытый воротником и полями шляпы так, что снег не попадал на него. - Оберните его вокруг шеи и надвиньте на уши.
        - Но я не могу, - запротестовала она.
        - Берите, - приказал он. - Иначе замерзнете и умрете.
        Фиона не хотела брать шарф, но она замерзала. Быстро сняв мокрую шляпку, она отбросила ее в сторону и обмотала шарфом голову и шею. От шарф исходил его запах - острый пряный мускусный, волновавший кровь. Неожиданно сильная дрожь пробежала по ее телу, дрожь, не имевшая никакого отношения к холоду.
        - Лучше? - спросил он.
        Она кивнула.
        - Спасибо.
        Он наклонился и извлек из сапога фляжку. Фиона смотрела, как он открыл ее и сделал большой глоток. Затем протянул фляжку ей.
        - Выпейте.
        - Что это?
        - Шотландское виски.
        - О нет, мне не следует…
        Он повернулся и посмотрел на нее.
        - Выпейте, миледи. Это согреет ваши косточки.
        Его слова убедили Фиону окончательно; она осторожно отпила из фляжки. Напиток обжигал так сильно, что слезы выступили на ее глазах. Фиона смахнула их, чтобы яснее видеть. У нее возникло какое-то странное ощущение в животе, но ей на самом деле стало теплее.
        Дункан улыбнулся, когда она сделала еще один большой глоток и вернула ему фляжку. Он чуть отхлебнул и снова протянул ей фляжку. Они были словно пара моряков, вместе распивающих джин на залитой лунным светом палубе.
        - Можно мне задать вам личный вопрос? - спросила она после очередного глотка и обратной стороной ладони вытерла губы.
        Дункан ничего не ответил, и она приняла это за молчаливое согласие.
        - Что случилось с вашей рукой?
        Дункан слегка пошевелился, как будто вопрос смутил его.
        - Несчастный случай.
        Разумеется, произошел несчастный случай. Фиона постучала фляжкой по его руке и протянула ему.
        - Бывают разные несчастные случаи… несчастный случай с каретой на дороге, несчастный случай на охоте…
        - Это был пожар, - неохотно признался Дункан. - А теперь можно мне задать вам личный вопрос?
        Фиона улыбнулась. Она чувствовала, что ей становится очень тепло и легко на сердце, и она была готова к любым вопросам.
        - Пожалуйста, спрашивайте, но, уверяю вас, сегодня я не опустила ни одной детали моей жизни.
        - Вы так и не выбрали в Лондоне себе мужа?
        Эта деталь являлась исключением. И среди ожидаемых вопросов этого вопроса не было. К счастью, виски помогло бы пригладить взъерошенные перышки, если бы они появились, но сейчас Фиона рассмеялась над его наглостью и, отобрав у него фляжку, приложилась к ней.
        - Нет. - Она склонила голову набок и улыбнулась ему. - По-моему, в этом отношении у меня нет никаких проблем.
        Дункан вопросительно поднял бровь.
        - Каким образом?
        - Ну… - небрежно сказала она, - у меня есть приданое, но весьма небольшое по лондонским меркам. И меня, как говорится, не назовешь красивой.
        Дункан возмутился:
        - Вы очень красивая женщина.
        Комплимент, такой немногословный, но так убежденно сказанный, взволновал ее.
        - Вы очень добры, но я хорошо знаю свои недостатки.
        - Нет у вас недостатков, - сурово произнес он. - Если кто-то позволит вам в это поверить, то он круглый дурак.
        Фиона усмехнулась.
        - Боже, не смею верить своим ушам. Человек Бьюкенена льстит мне!
        - Это не лесть. Я мужчина, мадам. И узнаю красивую женщину, как только посмотрю на нее. - Дункан выхватил из ее рук фляжку и, закинув голову, сделал большой глоток.
        Улыбка Фионы стала еще шире.
        - Вероятно, мой жизнерадостный вид оказывает мне плохую услугу, - весело предположила она. - Леди Гилберт уверяет, будто я неосмотрительно веду себя в обществе, совсем не так, как бы мне следовало, и все это из-за маленькой ошибки, которую я сделала. Маленькой, совсем крошечной ошибки. - Фиона показала пальцами, какой крохотной была ошибка.
        - Да ну? - Казалось, Дункан заинтересовался и протянул ей фляжку. - И какой же?
        Фиона фыркнула:
        - Даю вам слово, когда сеньор Кастеллано прямо спросил меня, не думаю ли я, что мисс Фицджеральд хорошая для него пара, я честно сказала ему правду! Я сказала, что мне кажется, будто мисс Фицджеральд очень интересуется лордом Рэндольфом, и весьма сомнительно, что она всерьез воспринимает ухаживание испанца. Я это сказала лишь потому, чтобы избавить его от напрасной надежды сейчас, дабы он не страдал в будущем. Разве я не права? - спросила Фиона и, не ожидая ответа, снова приложилась к фляжке. - К сожалению, мне не было известно, что лорд Рэндольф положил глаз на леди Пенелопу Уошберн, которая была очень близкой подругой мисс Фицджеральд. И когда сеньор Кастеллано рассказал об этом мисс Фицджеральд - и вместе с ней всей старой доброй Англии, - мисс Фицджеральд впервые обнаружила, что ее дорогая подруга леди Уошберн не отвергла, как обещала, ухаживания лорда Рэндольфа, и… и это наделало шума. - Фиона махнула рукой, заканчивая историю.
        Она взглянула на Дункана. Он снова улыбался.
        - О нет, нет, нет, - предупредила она, усаживаясь на сено; впервые за этот день ей стало тепло. - Вы не имеете права смеяться. Вас там не было, вы не видели, в какое положение я попала.
        - А были другие ошибки? - спросил он, явно забавляясь.
        - Не-е, - протянула она. - Не так уж я безнадежна. Всего лишь одна или две. - Одна большая. На скачках и… нет, это все. Откуда я могла знать, что порядочные английские леди не играют на скачках? - Фиона поднесла фляжку к губам и сделала щедрый глоток. Но когда она опустила ее, Дункан отобрал у нее фляжку.
        Фиона удивленно посмотрела на него, и он сказал:
        - Еще глоток, и вы уплывете куда-нибудь в этом снегу. - Дункан тоже глотнул виски и сунул фляжку в сапог. - Я проверю лошадей. А вы попробуйте немого поспать - завтра у нас будет длинный день.
        - Мне слишком холодно, чтобы заснуть, - пожаловалась она и туже завязала на голове его шарф.
        Усмехнувшись, Дункан встал и, накрыв ее меховым ковриком, остановился у входа в шалаш. Он оглянулся и посмотрел на нее, охватывая взглядом всю ее, с головы до ног.
        Надо признаться, от этого похотливого взгляда ее бросило в жар самым волнующим образом. Фиона решила подождать его возвращения, но он все не возвращался, а огонь был таким приятным, толстый меховой коврик еще приятнее… и тогда она легла на бок и подложила под лицо ладони, только бы оставаться поближе к костру.
        Она и не заметила, как, опьянев от виски, погрузилась в сон.
        Не только Фиона чувствовала влияние виски и желание сексуальной близости. Дункан был вынужден ходить вокруг их шалаша под густо падавшим снегом, для того чтобы изгнать ее образ. Когда он вернулся с охапкой хвороста, Фиона лежала на боку рядом с костром, тихонько посапывая.
        Дункан не сдержал улыбки. Когда в этот вечер она, раскрасневшись от воспоминаний, говорила с ним, ее глаза сияли. Дункан представлял ее в самых изысканных гостиных Лондона - молодую и элегантную женщину из Северного нагорья, которая знала больше об игре на скачках, чем о тонкостях поведения в обществе, но у которой эти тонкости были в крови. Он догадывался, что в Лондоне она вызывала восхищение.
        Этим он тоже восхищался. Когда он сам бывал в узком кругу даже небольшого общества, это давалось ему нелегко. Он никогда ясно не представлял себе, чего от него ожидали. Казалось, мужчины хотели, чтобы он был смелым, безучастным, а женщинам нравилось, когда он был добрым и внимательным. И всем им что-то требовалось от него.
        Какая смелость понадобилась Фионе, чтобы уехать в Лондон, не зная, что ее ожидает там. И еще больше смелости, чтобы все эти годы оставаться в высшем обществе. Дункану нравилась ее честность, а способность находить в этом мире свое место и вовсе вызывала зависть. Она, казалось, не питала никаких иллюзий относительно того, кем или чем была. И принимала любого человека, с которым ей приходилось встречаться, таким, каким он был, а не тем, какое место в обществе занимал.
        То, что она пыталась подружиться с ним, принимая за кучера, еще больше очаровывало. Дункан присел на корточки и при свете костра смотрел на спящую. Фиона не была красавицей, но определенно не дурнушка. Она выглядела как хорошенькая шотландка - такую свежесть в женщинах он встречал только в горах. И что было еще важнее, Фиона была естественной - в ней он не заметил и малейшего притворства. Своей свежестью она отличалась от дебютанток, которых он знал. Всех их с колыбели приучали изображать спокойствие, деликатность и скромность. Фиона была сдержанной по характеру, однако не особенно деликатной или скромной. Это ее качество вызывало у него тихую усмешку.
        Дункан подкинул хворосту в огонь, снял шляпу и повязку с глаза, затем опустился рядом. Осторожно приподняв коврик, скользнул под него и лег рядом с ней. Другого выхода не было: если они хотели выжить в эту ночь, они должны прижаться друг к другу, сохраняя тепло, совсем так, как это делали лошади.
        Дункан, подложив под голову здоровую руку, смотрел на огонь. Снегопад прекратился. Воздух был неподвижен, и все предвещало морозную ночь. Но завтра Рождество и им придется ехать дальше. У него оставалось корма для лошадей всего на день, как и для них двоих из еды оставалась только пара лепешек.
        День предстоит длинный, тяжелый, и Дункан закрыл глаза, желая заснуть и увидеть сны. Увидеть себя с прежним лицом и здоровыми руками.
        Спал он плохо, слишком быстро холод добирался до его костей и застревал в них. Среди ночи он проснулся оттого, что Фиона дрожала от холода. Дункан услышал какой-то странный звук и понял, что это стучат ее зубы. Он, уже не раздумывая, сел, помешал угли и добавил в костер хворосту, затем придвинулся к Фионе и накинул на нее меховой коврик, закутав ее до подбородка. Затем обнял ее и прижал животом к своей груди. Несколько минут они лежали тихо, и тепло их тел добиралось до его суставов. Но затем Фиона зашевелилась.
        Дункан не шевельнулся и не сказал ни слова. Ему не хотелось, чтобы его оттолкнули, на кусок холодной земли, разделявший их. Но Фиона ухватилась за его руку и осторожно убрала ее со своего живота. Дункан хотел отодвинуться. Фиона неожиданно перевернулась на спину и, не выпуская его руку, сняла с нее перчатку. Он не решался поверить, что она не спала.
        - Когда-нибудь вам гадали по руке? - тихо спросила она.
        Дункан покачал головой.
        На ее лице медленно появилась улыбка, и она провела пальцем по его ладони.
        - А мне гадали. Принц Уэльский, увлекшийся этим искусством, пригласил пророчицу в Карлтон-Хаус, чтобы она сделала предсказания, гадая по ладоням всем его друзьям.
        - А вы дружите с принцем Уэльским?
        - О нет. Но леди Гилберт дружит. Вернее, муж леди Гилберт. Вот эта линия, - сказала она медленно проводя по его ладони указательным пальцем, - это линия жизни. Я не эксперт, сэр, но, по-видимому, вы будете жить долго.
        - В самом деле?
        - Вы, кажется, настроены скептически.
        Дункан улыбнулся.
        - Может быть, немножко.
        - Мистер Дункан, вы должны верить собственной руке. - Фиона постучала пальцем по его ладони. - Эта линия говорит о вашей интеллектуальности, - сказала она, пересекая пальцем его ладонь, - а эта указывает на ваше сердце. - Фиона присмотрелась. - А вот здесь линия ломается, видите? Разбитое сердце, без сомнения. Но посмотрите! Линия продолжается, и она довольно длинная! Это означает, что вы уже пережили сердечную боль и силы вернутся к вам.
        - И вы в этом уверены? - усмехнулся Дункан.
        - Нет-нет, не во всем, - сказала Фиона. Повернувшись к нему, она посмотрела на него, прямо на его поврежденный глаз. - Но я надеюсь на это ради вас.
        Этот незначительный намек на надежду погубил его. Дункан не мог устоять перед нею - она была единственным человеком, смотревшим на него без ужаса или отвращения. Ее надежда была такой вдохновляющей, тело таким женственным, мягким как масло и пахло розовой водой. Этого было слишком много для такого мужчины, как он. Он не мог вынести еще минуту рядом с ней и не дотронуться до нее.
        Дункан взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Ее глаза сияли, и он почувствовал, как в нем пробуждается что-то человечное, приятное и желанное. Ее кожа, улыбка, глаза манили его, и Дункан осторожно, но решительно прикоснулся к ее губам, не думая о последствиях, ни о чем не заботясь. Он просто чувствовал женщину в своих объятиях.
        Она ответила на его поцелуй.
        Ее губы обожгли его, согревая кровь во внутреннем очаге его тела, который слишком долго оставался холодным. Он просунул язык между ее губами, Фиона прижималась к нему всем телом, с мучительной и приятной медлительностью.
        Ощущение потрясающее для изголодавшегося по ласке мужчины. Дункан грубо схватил ее и сжал в объятиях, насколько это было возможно сделать одной рукой. За свою жизнь он целовал многих женщин, но никогда таким образом, с таким ужасным вожделением, и никогда не достигал грани безумия. Он повернул ее на спину. И опустился на нее, добрался до ее мягких полных грудей.
        Опустив голову, Дункан зубами расстегнул пряжку накидки и прижался губами к теплой шее. Фиона блаженно вздохнула, и он ощутил губами, как сократились ее мышцы.
        Это просто свело его с ума. Он просунул руку под ее накидку, одну за другой расстегнул пуговицы ее дорожного платья и коснулся гладкой как шелк кожи.
        Волна непреодолимого желания нахлынула на него, и Дункан бессильно уткнулся в ямочку на ее шее там, где соскользнул шарф. Под одеждой он нащупал ее обнажившуюся грудь, и Фиона тихо ахнула и выгнулась под его рукой. Дункан чувствовал, как бьется его сердце. Его разбитое сердце!
        - Фиона, - прошептал Дункан и провел губами по ее шее.
        Она не останавливала его. Ее руки лежали у него на плечах, и пальцы царапали его спину. Она почти задыхалась. Затем Фиона начала делать те движения, которые может делать только женщина, - медленные и сладострастные. И Дункан наслаждался ее губами, языком, сдерживая свою страсть, кипевшую в каждой жилке, каждом мускуле и переполнявшую его чувствами, которых он не испытывал очень, очень давно. Он хотел ее до удушающего отчаяния, желал владеть ею, войти в ее горячее и влажное тело.
        Как бы в ответ на его молчаливое желание, когда он ласкал ее отвердевший сосок, Фиона приподняла ногу. Дункан схватил ее за лодыжку, провел рукой по ноге под накидкой и юбкой и, сдвинув толстый шерстяной чулок, погладил ее бедро, добравшись до теплого влажного уголка…
        Неожиданно Фиона приподнялась, обхватила ладонями его голову и стала стаскивать шарф. Должно быть, она почувствовала обгорелую кожу на его щеке и шее, потому что внезапно отшатнулась и посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.
        Дункана охватила паника при мысли о том, что она увидела, и в эту минуту его мир рухнул. Он чувствовал, как у него сжимается сердце.
        - Боже мой, - шептала Фиона, глядя на его лицо.
        Он знал, что она видела: левый глаз, оттянутый вниз обожженной щекой, бесформенное ухо. Еще оставались шрамы на шее и плече, она их не видела, но от этого было не легче. Он ожидал ее безжалостного отвращения и попытался отодвинуться, но Фиона держала его за голову и, что удивительно, трогала пальцами изуродованную кожу.
        Дункан так неожиданно отшатнулся, что она упала на бок. Он быстро вернул шарф на положенное место, а неожиданно снова ставшее безжизненным сердце - в дальний ящик. Он чувствовал себя неловко, как бы выставленным на всеобщее обозрение, и не знал, что сказать, что сделать. Он привык к тому, что пугал людей, но на сей раз оказался не готов к этому. В эту минуту он был беззащитен и растерян. Его руки и глаза были заняты костром.
        - Дункан… я прошу прощения.
        Он покачал головой. Это он должен просить прощения у нее.
        - Я очень удивилась.

«Стало противно», - хотела она сказать.
        - Наверное, вам было страшно больно.
        Дункан воткнул палочку ближе к огню, помешал угли, делая страшные усилия, чтобы заговорить. Наконец к нему вернулся голос, но он не мог смотреть на нее.
        - Пожалуйста, простите меня. Я преступил границу. Простите. Мне надо взглянуть на лошадей.
        Дункан бросил палку в костер и вышел из шалаша. Он не вынес бы, если бы увидел отвращение в ее глазах или, хуже, жалость. Более того, он понял, что она видела все его лицо, но не узнала его. Неужели он так изменился? Неужели огонь уничтожил все черты, по которым его можно узнать? «А что, если сейчас признаться, кто я, - с горечью подумал он, - и объяснить, что ее желание унизить меня осуществилось?» Он не возвращался в шалаш, пока обжигающий холод не притупил все его чувства и мысли.
        К счастью, Фиона уже спала. Дункан снова помешал костер, затем сел рядом с ней и, подстелив себе сена, сидел и смотрел на огонь, не в силах уснуть.
        Глава 8
        Проснувшись на следующее утро, Фиона увидела разгоревшийся костер и две последние лепешки, подогревавшиеся на горячем камне.
        Но Дункана нигде не было видно.
        Фиона съела одну лепешку и вылезла из шалаша. У нее затекли ноги и болели суставы, но над головой голубизной сияло небо. Она привыкла умываться снегом, как бы холодно ни было. Умывшись, Фиона выпрямилась и огляделась.
        Она увидела Дункана, занимавшегося лошадьми. Ее поразила мягкость и плавность его движений, движений человека, владеющего только одной рукой. Он научился ловко пользоваться ею, и складывалось впечатление, что не было ничего, чего бы он не мог сделать.
        Его обезображенное лицо мешало ей уснуть, и она мало спала в эту ночь. Она притворилась спящей, когда он вернулся, потому что чувствовала его смятение и потому, что не могла избавиться от мыслей об ожогах и страдании, которое видела в его глазах. Бог мой, его глаза. В них было столько боли, что она передавалась и ей. Она даже не могла представить, как он страдал, как физически, так и душевно. Ее сердце переполняло сочувствие. Как ей хотелось внушить ему, что не шрамы заметила она, а увидела, какой он человек. Увидела его глаза. Они были так выразительны, так глубоки и полны страсти, взволновавшей ее. Дункан был немногословен, но с такими глазами, руками и губами слова ему не требовались.
        Фиона понимала, что, вопреки всему, увлеклась этим мужественным человеком. Ее не смущало, что он арендатор, а она леди. Она говорила себе, что в Шотландии это имеет меньшее значение, чем в Лондоне.
        Существовало что-то еще. Что-то не выходившее из ее головы, что-то как будто знакомое в этом человеке, которого она встретила всего лишь пару дней назад. Очень странно, но она чувствовала, как будто знает его давно.
        Фиона смотрела, как Дункан устало поднимается по холму к построенному им шалашу. Он остановился, наклонился и, набрав большие горсти снега, бросил их в огонь. Фиона пробралась по снегу, чтобы помочь ему.
        - Веселого Рождества! - с улыбкой сказала она.
        Дункан лишь мельком взглянул на нее.
        - Веселого Рождества. - Повязка скрывала его глаз, голова замотана шарфом, шляпа надвинута на глаза.
        - Так мы доберемся сегодня до Блэквуда? - спросила она, чтобы завязать разговор.
        - С Божьей помощью - да.
        - О, какая великолепная новость! Я все замерзаю и замерзаю. А как вы чувствуете себя этим утром, мистер Дункан?
        Дункан поднялся и взял под мышку меховой коврик, под которым они спали.
        - Хорошо. - Он начал снимать парусину с каркаса. Фиона бросилась помогать ему.
        - В этом нет необходимости, - сказал он.
        - Простите, сэр, но чем скорее мы все здесь уберем, тем скорее тронемся в путь.
        Дункан настороженно посмотрел на нее.
        - Да, - согласился он.
        Фиона улыбнулась и продолжила стаскивать парусину.
        - Но мы аккуратно сложим ее и положим в повозку, ибо я отказываюсь прятаться под ней, - весело сообщила она. - Во-первых, я хочу погреться на солнышке.
        Дункан стиснул зубы и отвернулся.
        Но Фиону это ничуть не смутило.
        Когда же они наконец выехали на дорогу, Фиона уселась рядом с Дунканом и принялась болтать как сорока, пытаясь развлечь его рассказами о Лондоне. Раз или два ей показалось, что ее истории забавляли его, но, кроме редких насмешливых замечаний, Дункан ничего не произнес.
        У Фионы начало разыгрываться воображение, как это часто с ней случалось. Сожалел ли он о тех страстных поцелуях, которым они обменялись? Сожалел ли о том, что она увидела его лицо? Может быть, в его жизни с ним обращались очень плохо, и это сделало его таким скрытным. Сердце разрывалось при одной такой мысли, но она не могла не думать об этом. Возможно, она совсем не интересовала его. Не могла же она так ошибиться, неправильно истолковав его страсть?
        Расстроенная, Фиона поступила так, как поступала всегда, - начала говорить. Она говорила и говорила, заполняя своими словами все пространство вокруг них и яркое синее небо.
        Но непрерывный монолог утомил ее. Между тем день уже клонился к вечеру, а признаков Блэквуда все еще не появлялось.
        - Мне представляется, что Блэквуд может показаться за каждым поворотом, - пробормотала Фиона, несколько упав духом.
        - Проехать придется еще порядочно, - сказал Дункан. - Снег задержал нас.
        При мысли о еще одной ночи с ним под звездным небом Фиону бросило в жар. И холод не пугал ее - скорее наоборот. Она почти надеялась, что это маленькое приключение никогда не кончится. В мистере Дункане было что-то впитавшееся в ее кровь. Еще одна ночь. От одной этой мысли Фиона испытывала приятное волнение, вдохновившее ее рассказать еще одну историю из лондонской жизни.
        Как однажды она и леди Гилберт взяли фаэтон лорда Гилберта и поехали кататься в Гайд-парк.
        - Его милость был просто вне себя, - говорила она, после того как объяснила, что обычно послушные лошади перестали слушаться ее твердой руки и случайно перепугали гулявших там пожилых женщин. - Его милость очень ясно высказал свое мнение, что леди не следует править лошадьми, и особенно гнать их с такой быстротой. На что леди Гилберт возразила, будто леди вообще должны это делать, ибо они внимательны, замечают все мелкие подробности и лучше всех умеют править лошадьми. Однако лорд Гилберт очень рассердился на нас обеих и пробурчал: «Видимо, все так и происходит в этой чертовой Шотландии, - сказала она, подражая голосу лорда Гилберта. - но это касается Лондона». И в самом деле, сэр, я чувствовала себя оскорбленной. Потому что действительно правила я, но разве это была моя идея? Мне бы и в голову не пришло пользоваться его собственностью…
        Неожиданно Дункан положил свою большую руку на руку Фионы, и она на минуту лишилась дара речи. Она посмотрела на его руку. Дункан молча, по-своему, показывал ей, что в ее болтовне не было никакой необходимости. Фиона прекрасно понимала его.
        Она перевернула ладонь и, сжав его руку, посмотрела на него. В его глазу мелькнула улыбка, и она снова увидела в нем что-то знакомое.
        - Значит, сегодня мы не увидим Блэквуд, да? - сказала она, возможно, со слишком заметной надеждой. - Я знаю, прошлой ночью было очень холодно, но я… я была… прошлая ночь была…
        - Фиона, - перебил Дункан, резко отводя свою руку, и теплота исчезла из его взгляда. - Есть вещи, которых вы не знаете.
        Он говорил о своих ранах, и Фиона с жаром закивала, показывая, что понимает, о чем он говорит.
        - Мне безразлично, Дункан. Для меня это не имеет никакого значения.
        Казалось, он удивился и смутился.
        - Я хочу сказать… я понимаю… понимаю, что ваше лицо…
        Дункан мгновенно отшатнулся и отвернулся, скрывая лицо.
        - Простите меня! - воскликнула она, увидев, какую боль причинила ему. - Но это, очевидно, тяжело для вас. А я хотела сказать, что мне это безразлично. Я…
        - Фиона, - начал Дункан, останавливая лошадей. - Послушайте меня. Я должен сказать то, что вы должны знать…
        - Веселого Рождества! Веселого Рождества вам!
        Они оба вздрогнули, оглянувшись на голос, и увидели, как из леса вышли пять человек - двое взрослых и трое детей. У всех в руках были корзины.
        Неожиданно Фиона поняла - они несли согласно обычаю на Рождество пшеницу и пироги для бедных.
        Мужчина в заплатанном коричневом плаще вышел вперед. Когда он подошел ближе, его лицо озарила улыбка.
        - Милорд! А я издалека и не узнал вас. Старческие глаза, - засмеялся он. - Милорд, как хорошо, что вы приехали на Рождество!
        Этот человек принимает Дункана за кого-то другого, подумала Фиона и вопросительно посмотрела на него, ожидая, что тот исправит ошибку и представится. Но на лице Дункана, когда к нему подошел этот человек, она увидела только страдание.
        - Мы посещали ваших арендаторов! - продолжал человек. - Снег слишком глубокий, и наша старая телега не проедет. Вы приехали в гости, милорд?
        Неожиданно его глаза блеснули, он что-то понял и оглянулся.
        - Карен! Карен, лорд приехал к нам в госту! - Его лицо сияло. - Мы не ожидали вас, лорд, а вы взяли и приехали.

«Лорд». Это слово медленно доходило до сознания Фионы, сначала как шепот, становившийся все громче и громче, и наконец истина открылась ей. Фиона вдруг поняла, почему Дункан казался ей таким знакомым. Лорд Дункан Бьюкенен! Он даже не скрывал своего имени, а она все равно не узнала его! Он все время стоял перед ней, слушая ее болтовню. А она была так поглощена этим приключением, что даже не узнала его!
        Теперь Фиона смотрела на него, сосредоточив внимание на чертах его лица. Она так спешила увидеть и привыкнуть к шрамам, что не разглядела его лица. И Фиона действительно увидела багровую изуродованную кожу, свидетельство трагедии, сделавшей его еще более таинственным, чем она думала сначала. Она не смотрела на него по-настоящему вот до этой самой минуты.
        Фиона чувствовала себя колоссальной дурой. Безмозглой, болтливой дурой. Как она могла питать какие-то чувства к мужчине, который однажды так грубо сравнил ее с сурком?
        - Mi Diah, - тихо сказала она.
        Дункан взглянул на нее. Она смотрела на свои колени, униженная своей безграничной глупостью.
        - Фиона…
        - Это для нас честь, лорд, - говорил встретивший их человек.

«Честь!» Честь принимать человека, который однажды оскорбил ее, а теперь еще и обманул!
        - Уверяю вас, мистер Невин, это честь для меня, - сказал Дункан. Он дотронулся до руки Фионы. - Леди Фиона Хейнс, позвольте представить мистера Невина. Это мой арендатор.
        Фиона с трудом заставила себя разогнуться, но все же выпрямилась. Она смотрела на мистера Невина, а в ее сердце и голове проносился ураган горьких отвратительных мыслей, от которого ее тошнило.
        - Рад познакомиться с вами, мэм, - озабоченно сказал мистер Невин. - Дом у нас очень скромный, он вон там, за поворотом, но мы очень рады принять вас. Ceud mile finite, - добавил он по-гэльски, приглашая ее.
        - Tapadh leat, - поблагодарила она.
        - Позвольте также представить миссис Невин, младшего Тейвина, его брата, Колина и милую мисс Робину, - мужественно продолжал Дункан, когда вся семья двинулись к их повозке.
        Подростки поклонились, мисс Робина, не сводившая глаз с Фионы, сделала реверанс.
        Фиона кивнула. Говорить она не могла. Если бы она издала какой-нибудь звук, это был бы или вопль, или ругательство.
        - Залезайте, - сказал Дункан. - Мы довезем вас до дома.
        Миссис Невин усадила семейство в повозку, и мистер Невин предложил Дункану:
        - Я мог бы сесть рядом с вами, милорд, и править лошадьми.
        - Нет, этого не нужно.
        - Пожалуйста, милорд, окажите мне честь, - настаивал мистер Невин.
        Дункан кивнул, и Фиона молча наблюдала, как он размотал вожжи на покалеченной руке и передал их мистеру Невину. Тот сел рядом, и повозка наклонилась вперед.
        Фиона чувствовала рядом с собой Дункана, чувствовала его присутствие, но не могла посмотреть на него. Она была оскорблена до глубины души.
        Всего лишь спустя несколько минут они подъехали к крытому соломой домику, из трубы которого шел дым. Вместе с сопровождавшей ее миссис Невин Фиону ввели в дом. Она произносила положенные обычаем фразы, но почти ничего не видела. Стол был накрыт с обеденной посудой и вином. Запах жареного гуся и ячменных лепешек наполнял воздух, и желудок Фионы ответил на него голодным урчанием. Ветки вечнозеленых деревьев были разбросаны по полу перед очагом. Зажженные свечи стояли на окнах, озаряя светлую дорогу Святому семейству.
        - Тейвин, устрой еще два места за столом. Робина, прибери эти ветки! - распорядилась миссис Невин, затем улыбнулась Фионе. - С нами еще никогда не обедала леди, - обеспокоенно сказала она. - Да еще из самой Англии!
        - Англии? - Фиона удивилась. - Простите, но я не англичанка.
        - Нет? - Миссис Невин уставилась на нее ясными голубыми глазами. - Простите меня - я подумала, с вашим акцентом…
        - Шотландским, - решительно сказала Фиона и сняла шляпку. Она смущенно пригладила волосы, уверенная, что выглядит ужасно. - Я такая же шотландка, как и вы, миссис Невин, и выросла совсем не далеко отсюда. - Она улыбнулась Робине, которая глядела на шляпку как на произведение искусства. Фиона протянула шляпку девушке, которая осторожно взяла ее и, отведя руку в сторону, с благоговением смотрела на головной убор. - Шотландия - это мой дом, - добавила Фиона, впервые после возвращения сюда почувствовав, как глубоко Шотландия впиталась в ее кровь.
        Глава 9
        Дункан объяснил мистеру Невину, в каком тяжелом положении они оказались, застигнутые снегопадом. Но в лице арендатора не было и намека на неудовольствие. Мистер Невин очень обрадовался возможности предоставить им ночлег. Так бывало всегда в отношениях Дункана с семейством Невин. Это были добрые люди, истинные христиане, готовые помочь каждому. Те самые арендаторы, над которыми он смеялся вместе со своими друзьями, считая их неотесанной деревенщиной.
        Сейчас он отдал бы все на свете за каплю душевной чистоты мистера Невина. Если бы он обладал ею, то, возможно, во всем признался бы Фионе еще в Эдинбурге, а не прятался от нее из-за своего проклятого тщеславия.
        Когда Дункан вслед за хозяином вошел в дом, он увидел Фиону, стоявшую у очага и гревшую руки над огнем. Она казалась усталой, а ее одежда была в ужасном беспорядке, в снегу, саже и смоле. Ее волосы, так красиво уложенные в начале их путешествия, растрепались, и густые каштановые пряди падали на спину и плечи.
        Дункан никогда не видел ничего подобного. Она казалась ему прекрасной.
        Дункан исполнился решимости рассказать ей, кто он, когда остановил лошадей. Едва ли он перенес бы ее осуждение, когда она поняла, что он и есть тот самый человек, так глупо и грубо отказавшийся от нее несколько лет назад. Поэтому он весь день раздумывал, как признаться, и никак не ожидал, что на лесной дороге встретит семейство Невин.
        - Позвольте вашу шляпу, лэрд? - спросил мистер Невин, в то время как миссис Невин хлопотала у стола, помогая Тейвину приставить еще два стула.
        - Как мы рады вашему приезду, лорд! - обратилась миссис Невин к нему. - Пожалуйста, снимите плащ и погрейтесь у огня.
        У Дункана не было причины отказываться, - все Невины видели его обезображенное лицо, как и большинство арендаторов. Он снова взглянул на Фиону, которая пристально смотрела на него.
        Сначала Дункан сбросил плащ, спустив его с искалеченной руки, и теперь она безжизненно повисла. Затем снял с головы шарф и тоже протянул его мистеру Невину и, выпрямившись, встал во всем своем гордом гротескном великолепии.
        - Поближе к огню, милорд. Не желаете ли виски?
        - Да, пожалуйста, - сказал он, не сводя глаз с Фионы. Она имела полное право ненавидеть его. Дункан ожидал увидеть это в выражении ее лица. Но то, что думала, она старательно скрывала под непревзойденным выражением вежливости.
        - Дети плетут венки из веток, чтобы повесить над очагом, - с гордостью сказала миссис Невин. - Мы всегда делаем это на Рождество.
        - Какая славная традиция, - сказала Фиона. - Можно я помогу им?
        Дочь Невина смотрела на Фиону, как будто та могла исчезнуть, и в ее взгляде, брошенном на мать, была настойчивая, но беззвучная мольба.
        - Это честь для них, - сказала миссис Невин.
        Дункан смотрел, как Фиона опустилась на колени рядом с девушкой и начала сплетать ветки, связывая их лентой. Колин, самый младший из них, который, насколько было известно Дункану, стремился вести себя как взрослый, когда дело касалось охоты на гусей, перепрыгнул через табурет и присоединился к ним. Дункан стоял у огня и смотрел, как они втроем сплетают ветки. Фиона снова весело улыбалась и рассказывала им новогоднюю сказку, слышанную ею в детстве, в которой умели место такие восхитительные вещи как копья, забрала, костры и всякие драки.
        Когда они наконец связали все ветки, старший мальчик, Тейвин, подтащил отцовский табурет к очагу, встал на него и попытался дотянуться до верхней каминной полки. И к сожалению, чуть-чуть не достал до нее. Мистер Невин хотел помочь ему, но Дункан жестом остановил его. Он взял ветку у мальчика и сказал:
        - Позволь мне.
        - Я принесу и другие, милорд! - Воскликнул Тейвин и соскочил с табурета, чтобы собрать остальное.
        Дункан в окружении детей продолжал вешать венки на стену и над полкой. Он методично прижимал ветки под мышкой искалеченной руки, затем, удерживая их плечом, прикреплял их. Как она должна презирать его! Боже. Он не заслуживал чувствовать ее, такую мягкую и маленькую по сравнению с ним, так уютно лежавшую в его объятиях. Ради всего святого, ему следовало смириться с этим.
        Дункана безжалостно вернул в реальность вопрос Колина: что случилось с его лицом.
        Казалось, время на мгновение остановилось - никто не шевельнулся, все затаили дыхание, пока его мать не воскликнула:
        - Колин!
        Дункан поспешил поднять руку.
        - Все в порядке, - заверил он. - Мои шрамы вызывают любопытство, это естественно. - Он улыбнулся Колину. - Был пожар. Я не сумел спастись, вот и пострадал.
        - Это был очень большой пожар? Такой, что сгорели потолок и пол, и стены, и вся мебель? - спросил Колин, размахивая руками и изображая разбушевавшееся пламя.
        - Огромный, - заверил его Дункан, - сгорела половина моего дома.
        Колин ахнул и посмотрел на старшего брата.
        - Вам пришлось прыгать из окна с самого верха дома? - с надеждой спросил Тейвин.
        - Нет, меня вытащили из огня мои слуги.
        - Лорд не сказал вам, что он пытался спасти своего друга, - добавил мистер Невин, отмахиваясь от мальчиков. - Он очень смелый человек.
        - Не такой уж и смелый, мистер Невин, - с горькой усмешкой сказал Дункан. - Я почти не сознавал, что делаю.
        - Значит, вы спасли его, сэр? - спросил Тейвин. Дункан покачал головой.
        - Девон Макколи погиб в огне.
        Фиона ахнула. Дункан взглянул на нее. Она зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, но смотрела на него с ужасом. Конечно, она ничего не знала о пожаре.
        - Господь оберегал нашего лорда. Слава Богу, он выжил на пожаре, - убежденно добавила миссис Невин.
        - А что же с его другом? - спросил Колин. - Разве Господь не оберегал его?
        Миссис Невин задумалась.
        - Пути Господни неисповедимы, молодой человек. И сейчас лучше думать о настоящем. Господь благословил нас разделить рождественскую трапезу с нашим лордом. Если вам угодно, милорд, - ужин подан.
        Колин взял Дункана за руку и повел к столу.
        Они с Колином сели напротив Фионы и Робины. Дункан старался не смотреть на Фиону, но ее гладкую кожу, видную в декольте, и изящную шею было невозможно игнорировать. Он был околдован ею, просто потрясен, что только усиливало его страдания.
        Фиона, со своей стороны, преуспела в своих стараниях не замечать его. Ненавидела ли она его, осуждала ли, определить было невозможно. Фиона стала душой праздника. Она веселилась вместе с детьми, когда они делились с нею своими планами встречи Нового года. Она сияла улыбкой, когда миссис Невин смущенно рассказывала, как они с мистером Невином познакомились на встрече Нового года. Затем Фиона рассказала немного приукрашенную историю о своем торжественном приезде в Шотландию в королевской карете. После ужина, состоявшего из жареного гуся, картофеля и традиционных ячменных лепешек - вероятно, это был самый вкусный ужин за всю его проклятую жизнь, - миссис Невин достала скрипку и начала наигрывать старинные шотландские мелодии. Фиона сразу же вскочила на ноги, подзывая к себе миссис Невин. Застенчивость миссис Невин мгновенно улетучилась, и обе женщины вскоре танцевали и смеялись вместе с детьми, кружась в шотландском риле, подскакивая, притоптывая и переступая с носков на пятки в жиге и стратспее.
        Когда миссис Невин схватила Дункана за руку и потянула в круг танцующих, он было воспротивился, но Фиона ухватилась за его искалеченную руку и улыбнулась ему. Он не смог отказаться.
        Они танцевали, пока хватило сил. Миссис Невин свалилась на стул, схватившись за поясницу.
        - А вы отлично танцуете, миледи, - одобрила она.
        - Это как хобби, - ответила Фиона, чуть задыхаясь, и махнула рукой. - Мы с братом однажды соперничали друг с другом. Мне так хотелось превзойти его, что я много практиковалась. - Она засмеялась.
        - Танец с мечами! - крикнул мистер Невин.
        - О нет. - Фиона вздрогнула, но мистер Невин уже направлялся в другую комнату.
        - Достаньте мне трости! - весело крикнул он сыновьям. Мальчики убежали, а миссис Невин суетилась, расставляя стулья.
        Дункан отошел в сторону, наблюдая за всеми. Подходящие «мечи» принесли и разложили на полу перед Фионой. Какое странное удовлетворение и спокойствие ощущал Дункан. Он всегда думал, что женится, только когда возникнет суровая необходимость. И даже тогда, по его предположениям, он продолжал бы пользоваться благосклонностью других женщин. Он видел бы в своей жене всего лишь сосуд для вынашивания его наследников и хозяйку Блэквуда.
        Сейчас все было совсем по-другому. Он стал другим человеком, который был бы рад общению и близости с женой. Ему даже перестал нравиться Блэквуд из-за его холодной пустоты, а раньше он наслаждался здесь своей независимостью.
        Он тоже хотел бы иметь детей, подумал Дункан, и усмехнулся про себя, когда Колин впопыхах поскользнулся и упал на толстый шерстяной ковер. Он вообще никогда не думал о детях. Но после несчастного случая понял, что маленькие дети - самая лучшая часть человеческой расы. Они принимали его лицо таким, каким оно было, и дальше занимались своими делами, совсем как дети Невинов.
        Ирония заключалась в том, что Дункан наконец понял, что хочет жениться и завести детей только теперь, когда его будущее сгорело в пожаре. Большинству привилегированных женщин, которых он когда-то знал, не годился мужчина с увечьями, как физическими, так и моральными.
        Глядя, как Фиона исполняет танец мечей, с сияющим лицом, делая быстрые, точные и грациозные движения, Дункан мечтал, как женится на ней. Он воображал их в восстановленном Блэквуде на Рождество, с их собственными детьми.
        Но в этих мечтах у него было прежнее лицо и Фиона простила его.
        Глава 10
        Что касается Фионы, то для нее рассвет наступил слишком быстро. Ей так не хотелось покидать этот идиллический домик в лесу. Она получила огромное удовольствие от самого лучшего в ее жизни Рождества, проведенного с семьей, которая еще вчера была ей чужой. А теперь они стали ее дорогими друзьями. И Дункан Бьюкенен тоже.
        Должно быть, она сошла с ума. Конечно, Фиона испытала шок, узнав, кто он. Она была возмущена, разгневана, оскорблена и унижена. Но в течение вечера что-то произошло. Фиона собственными глазами увидела, как он не похож на человека, которого она когда-то знала. Увечье сбило с него спесь, сделало скромнее. Человек, которого она помнила, никогда бы не снизошел до разговора с этими людьми. Тем более не стал бы делить с ними рождественский ужин, уж не говоря о том, что просто не заметил бы детей. И не стал бы танцевать!
        И Фиона поняла, как переродился этот красивый и высокомерный лорд. Превращение было невероятным.
        Но Фиона все еще очень сердилась на него. Дункан прекрасно понимал, что она не узнала его, и тем не менее слушал ее, позволяя ей говорить страшные вещи о себе… а если подумать, о ее распутном поведении! Фиона страшно сердилась на себя за то, что оказалась такой идиоткой, что даже не узнала его. И ведь он назвал свое имя, Дункан, а она все равно не узнала его!
        В эту холодную рождественскую ночь, когда сияла полная луна и весь мир погружался в белизну свежевыпавшего снега, Фионе не хватало семьи. О да, она рассказывала сказку за сказкой о своей семье, но истина заключалась в том, что теперь их было только двое, она и Джек. Здесь же было тепло: теплый очаг, теплый дом, любящая семья - все это, казалось, находилось совсем в другом мире, бесконечно далеком от Лондона.
        Рассвет, проникавший в окно комнаты, в которой они с Робиной, спали, вернул Фиону в реальность. Она встала рано и оделась: хотелось поскорее добраться до Блэквуда и передать послание Джеку, а затем как можно скорее уехать, сохраняя последние капли достоинства. Однако в большой комнате она застала только мистера и миссис Невин и их детей. Лорда нигде не было видно.
        - Доброе утро, леди Фиона! - сказал мистер Невин бодрым голосом. На нем был плотный плащ, и в руке он держал шляпу.
        - Доброе утро, сэр.
        - Пожалуйста, завтракайте побыстрее. Когда поедите, я отвезу вас в Блэквуд.
        - Простите, что?
        - Лорд уехал еще до рассвета, мэм. Он попросил меня привезти вас, как только вы будете готовы.
        Дункан уехал? После всего, что они пережили вместе, и помня проклятое извинение, которое был ей должен, он оставил ее здесь и уехал?
        Ярость овладела ею. Фиона заставила себя широко улыбнуться и схватила свою шляпку, лежавшую на столе.
        - Очень вам благодарна, сэр, сегодня утром у меня нет аппетита. Боюсь, вы слишком хорошо накормили меня вчера.
        - Ни кусочка? - спросила миссис Невин.
        - Невозможно, просто не могу, - сказала Фиона, похлопывая себя по животу. Она бы задохнулась, если бы что-нибудь съела, такая злость душила ее.
        Фиона попрощалась со всеми Невинами, ей искренне не хотелось покидать этот счастливый домик, и она искренне боялась Блэквуда.
        К сожалению, до Блэквуда они добрались быстро и благополучно. Снег быстро таял, но дорога еще не размякла и лошадям было легко бежать. Невин оказался приятным попутчиком, знавшим много интересного об этих местах и имении. Однако это не подготовило ее к тому, что она увидела в Блэквуде.
        Они свернули на длинную дорогу, ведущую в Блэквуд, которую Фиона хорошо помнила. Еще миля или около этого, и она увидит массивное здание на холме, позади которого простиралось Северное нагорье, а перед ним - большая долина. Но когда они подъехали ближе, то вместо внушительных башен Фиона увидела почерневшие развалины.
        - Отец небесный! - воскликнула Фиона. - Значит, ничего не осталось?
        - Восточное крыло еще стоит.
        - Но… но почему лорд не восстановил его?
        - Я сам удивляюсь, - признался мистер Невин. - Может быть, он все еще не может себя заставить это сделать.
        Это показалось Фионе бессмысленным. Человек, которого она знала, был слишком тщеславным, чтобы оставлять свой дом в таком состоянии. И в то же время это был памятник разрушительному пожару, напоминание о той ужасной ночи, когда он стал калекой, а его друг умер.
        Они подъехали к узорчатым чугунным воротам, по обе стороны от которых лежали два массивных каменных льва, охранявших пустоту, - огонь поглотил половину прекрасного здания. Повсюду валялись покрытые снегом обломки колонн, каминов и лестниц.
        Дворецкий - другой, не тот, которого знала Фиона, - вышел на чудом уцелевший при пожаре каменный портик.
        - Failte! - сказал он кланяясь. - Гейнз к вашим услугам, миледи.
        - Спасибо, - сказала Фиона, позволив мистеру Невину помочь ей выбраться из повозки. - А лэрд здесь?
        - К сожалению, он занят со своим поверенным, но он просит вас устроиться поудобнее и присоединиться к нему за ужином.
        - Я не собиралась оставаться здесь так долго, сэр, - холодно сказала она. Но она не могла уехать, не оставив Дункану повода призадуматься. - Могу я узнать - мой брат, граф Лэмборн, в доме?
        - Нет, миледи, в доме нет других гостей. Граф вместе с кузеном лэрда, мистером Ангусом Бьюкененом, уехали на охоту в Боннетхилл.
        - Боннетхилл! Боже мой, остается ли Джек когда-нибудь на одном месте? А не могли бы вы сказать, когда он вернется?
        - Не могу сказать, миледи, но мистера Ангуса Бьюкенена ожидают к Новому году.
        - Новому году! Я не могу так долго ждать! Нельзя ли передать ему сообщение? Мне надо поговорить с ним, и очень срочно.
        Гейнз поклонился и кивнул в сторону двери.
        - Я сейчас же справлюсь у лэрда. Вас проводить в дом?
        - Вы могли бы проводить меня к горячей ванне, сэр, если вы так добры, - сказала она и повернулась, чтобы попрощаться с мистером Невином.
        Однако Фиона ничего не успела сказать, как к повозке подошел лакей с большим свертком, который он передал мистеру Невину.
        - Что это? - удивился тот.
        - Лорд передает вам благодарность за ваше гостеприимство, мистер Невин, - объяснил Гейнз. - Он посылает эти подарки вам и вашей семье и надеется, что они доставят вам радость.
        Мистер Невин посмотрел на сверток.
        - А… что же это?
        - Игрушки для детей, прекрасный шелк для миссис Невин и один из призовых охотничьих ножей лорда для вас, сэр.
        Мистер Невин с изумлением смотрел на дворецкого.
        - Нет, сэр, я не могу принять это…
        - Лорд настаивает, мистер Невин. Вы оказали ему большую услугу, и ему бы очень хотелось, чтобы вы приняли эти подарки в знак его признательности.
        - Вы должны взять его, мистер Невин, - присоединилась к дворецкому Фиона.
        - Это уж чересчур, - возразил мистер Невин и посмотрел на Гейнза. - Мы сделали лишь то, что сделал бы он на нашем месте, разве не так?
        - Возьмите, мистер Невин. Вы были так добры к нам, - снова попросила Фиона.
        Мистер Невин покачал головой, глядя на сверток, но не сдержал улыбки.
        - Дети будут так довольны, правда? - взволнованно сказал он и положил сверток на скамью. Затем сел, взял вожжи и помахал рукой Фионе.
        - До свидания, миледи. Счастливого вам Нового года!
        - До свидания, сэр! - крикнула она ему вслед. Фиона не знала, насколько счастливым получится ее Новый год, но если сияющая улыбка мистера Невина о чем-то говорила, Новый год в его семье будет очень счастливым благодаря щедрости Дункана.
        После того как Дункан принял ванну, побрился и немного отдохнул после ночи без сна, проведенной в доме Невинов, настроение у него улучшилось. Он занялся своими делами, пересматривая счета и планы празднования Нового года. По просьбе Фионы он отправил посыльного в Боннетхилл с сообщением, что Ангусу и его гостям необходимо сейчас же вернуться, ибо возникли неожиданные обстоятельства.
        Младший дворецкий Огден помог Дункану одеться к ужину. Закончив завязывать шейный платок, Дункан сделал то, что делал очень редко - посмотрел в зеркало на свое лицо. В этот вечер он чувствовал необходимость быть честным до конца и признаться, кто он и какой он.
        Дункан шел, сапогами отбивая ритм по сосновым половицам коридоров. И пытался посмотреть на Блэквуд глазами Фионы. Эта часть дома сохранила свое величие - портреты, фарфоровые статуэтки, настоящие произведения искусства и привезенные из Бельгии ковры украшали каждую комнату.
        В красной гостиной он позволил Гейнзу налить ему виски, быстро проглотил напиток и снова протянул бокал дворецкому. Глядя на свою руку, он заметил почти неразличимую дрожь. Черт возьми, его беспокоила, как гуся под Рождество, предстоящая встреча с Фионой Хейнс. Это удивило его, поскольку он не мог вспомнить время, когда его интересовало мнение о нем женщины. Однако эта конкретная женщина забралась под самую его кожу и укоренилась там. Его очень волновало, что она о нем подумает.
        Наконец двери в гостиную распахнулись и на пороге показалась Фиона. Она стояла, широко разведя руки, придерживавшие двери, и смотрела на него блестящими золотистыми глазами, полными гнева. На ней было бархатное платье изумрудного цвета, такого же, как и искорки в ее глазах. Оно великолепно сидело на ней. Над низким декольте соблазнительно белела грудь. Фиона выглядела так, как будто вся она, до последней мелочи, принадлежала к королевскому двору.
        Черт бы побрал, она выглядела так, как будто принадлежала ему, была в его объятиях. Сейчас. Он чувствовал реакцию своего тела, чувствовал непреодолимое желание, пробуждавшееся в нем. Но было безумием надеяться на это - Фиона Хейнс заслуживала более достойного мужчины. И, кроме того, она смотрела на него совсем не так, как в ту холодную снежную ночь, которую они вместе провели под звездами. Она смотрела так, будто собиралась задушить его голыми руками прямо здесь и сейчас.
        Дункан ожидал этого, и спрятал за спину покалеченную руку.
        Фиона сложила руки, гордо подняла голову и решительно вошла в гостиную. Приближаясь к нему, она прищурилась.
        Дункан сглотнул. Что бы она ни сказала, пусть скажет - просто скажет. Ему хотелось, чтобы это произошло и с этим было покончено, и тогда он вернется к своему одинокому существованию и забудет ее.
        Фиона склонила голову набок.
        - Вы бросили меня.
        - Добрый вечер, - попытался заговорить он.
        - Вы заставили бедного мистера Невина отвезти меня в ваш дом, как будто я заблудшая сирота.
        - Уверяю вас, я этого не хотел. И думал, что это избавит вас от сомнений в отношении приличий.
        Фиона фыркнула и медленно обошла вокруг него.
        - А может быть, вы старались избавить себя от расспросов ваших друзей о вашей спутнице.
        Его «друзья»? У него не было друзей, больше не было.
        - Вовсе нет, - заверил он. - Я думал только о вас.
        Она остановилась перед ним и пристально посмотрела на него. Ее глаза сверкали от гнева, а пухлые алые губы сложились в насмешливую улыбку.
        - Если вы думали только обо мне, лорд, тогда почему не сказали?
        - Вы спали.
        - Я не об этом! - воскликнула она, ударив его по плечу. - Вы прекрасно знаете, что я хотела сказать!
        Дункан полагал, что должен был знать, и тысяча ответов мелькала у него в голове.
        - Я не хотел испугать вас.
        Фиона подняла бровь.
        - Не хотели, даже когда я говорила вам, какой вы никчемный человек?
        Дункан не мог скрыть улыбку, появившуюся в уголке его рта.
        - Особенно тогда. К этому моменту я был слишком унижен, чтобы признать, что это ко мне вы относитесь с таким презрением.
        - Вы не были единственным униженным, могу вас заверить, - тихо сказала она и отвернулась от него.
        - Приношу искренние извинения. Мне следовало сказать вам.
        Фиона оглянулась.
        - Да, следовало бы. - Она сдержанно улыбнулась. - Но, я полагаю, дело кончено. Нам не надо углубляться в это, не так ли? Давайте просто… - Она сделала широкий жест: - Пойдемте отсюда, ладно?
        Дункан чувствовал приближение первой разрушительной волны разочарования.
        - Конечно. - Он указал на дверь - Давайте пообедаем.
        - А я думала, вы никогда не предложите, - сказала Фиона, одаряя его сияющей улыбкой, от которой у него подгибались колени.
        В столовой Дункан говорил очень мало, чувствуя, что не способен поддержать разговор. Зато Фиона выглядела веселой и оживленной.
        Дункан мог бы просидеть так всю ночь, слушая ее рассказы, глядя на выразительные движения ее рук, лицо, озаренное улыбкой. Фиона не один раз отводила взгляд от его лица. И казалось, будто она не видела на нем следов пожара. Когда она говорила, то смотрела ему в глаза. Временами, рассказывая что-то, дотрагивалась до его поврежденной руки и, казалось, совсем не замечала этого. Постепенно Дункан начал понимать и удивляться, как спокойно она воспринимала его ужасный вид. Затем Фиона без всякого смущения упомянула, как была поражена, увидев разрушенное крыло дома.
        - Вы могли бы восстановить его, - предположила она.
        Для Дункана это был трудный вопрос. С одной стороны, ему хотелось оставить сгоревшую часть дома как памятник своему безрассудству и тени того человека, которым он когда-то был. С другой стороны, он боялся, что не способен что-то исправить. И то и другое оставляло его в нерешительности.
        - Недавно я имела удовольствие посетить дом неподалеку от Бата, - как бы между прочим сказала Фиона. - Он построен во французском стиле, с множеством окон и башенок. Французский стиль хорошо бы смотрелся здесь, на фоне холмов, как вы думаете?
        Башни. Почему она считала их французскими, он не мог догадаться. Кашлянув, он взглянул на Гейнза и кивнул ему, показывая, что можно убирать посуду.
        - Я еще не решил.
        - Но пожар случился довольно давно, не так ли? - уточнила Фиона. - Девушка, которая приготовила мне ванну, сказала, что очень давно.
        - Да, но…
        - Но?
        - Леди Фиона, это довольно сложное дело, - сказал он, снова взглянув на нее.
        Ужин закончился, а Дункан не мог найти повода задержать ее. Он опасался, что любая из игр, в которые играют в гостиных, предполагает близкое соседство, и ему захочется дотронуться до нее. Вспыхнет ложная надежда, он потеряет власть над собой, и все начнется сначала.
        - Уже поздно, - сказал он, поднимаясь со стула. - Вы проделали длинный путь. Я оставляю вас отдыхать, - добавил он, когда лакей помог Фионе отодвинуть стул. - Гейнз проводит вас в ваши апартаменты.
        Дункан наклонил голову и заставил себя повернуться не оглядываясь. Он вышел из комнаты, оставив Фионе свое бьющееся сердце,
        Глава 11
        Фионе казалось, что ужин длился бесконечно. Дункан почти ничего не говорил, а лишь смотрел на нее так, как будто не понимал, что она делает за этим инкрустированном золотом обеденным столом.
        А глядя, как он выходил из столовой, она подумала, что ему не терпится избавиться от нее и что глупо ждать Джека в Блэквуде. Она спокойно может уехать в Лэмборн.
        - Если желаете, мэм, я мог бы отослать немного виски в ваши комнаты, - предложил Гейнз.
        - А куда направился лорд? - спросила она дворецкого, не ответив на его предложение.
        - Не могу с уверенностью сказать, но у него привычка после ужина удаляться в утреннюю гостиную.
        - Утреннюю гостиную?
        - Это там, где расположена библиотека, - объяснил Гейнз. - До пожара библиотека находилась в западном крыле. Так как насчет глоточка виски? - спросил он, взяв графин.
        - Спасибо, мистер Гейнз, я выпью сейчас, - сказала Фиона и протянула одну руку за рюмкой, а другую - за графином. - Все, что тут есть.
        Гейнз заметно удивился, но подал ей все, что она просила, и, подняв брови почти до линии волос, смотрел, как Фиона наполнила рюмку и залпом выпила ее.
        - Спасибо, - хрипловато произнесла она и отдала ему пустую рюмку. Она расправила юбки и вышла из столовой, прихватив графин. Но вместо того чтобы пойти влево, к своим апартаментам, свернула вправо, к утренней гостиной.
        Подойдя к двери в конце коридора, Фиона тихонько постучала и прислушалась.
        - Никакого виски, Гейнз, спасибо, - послышался в комнате его голос. - Никакого ви… - Дункан замолчал, когда, повернув голову, увидел ее.
        Он сразу же встал, и газета, лежавшая на его коленях, упала на пол.
        - Прошу прощения, - пробормотал Дункан и, спрятав за спину здоровую руку, напряженно выпрямился.
        - Нет, лорд, это я прошу у вас прощения, - решительно сказала Фиона, значительно приободрившись после рюмки виски. - Я должна поблагодарить вас за то, что привезли меня в Блэквуд, но поскольку моего брата здесь нет, я приняла решение.
        - О?
        - Я не вижу основания и дальше обременять вас своим присутствием. Не вижу повода продолжать эту… фамильярность. До замка Лэмборн всего лишь полдня езды, и я прекрасно проведу там время, пока граф не вернется со своей охоты или… или чем он там занимается в Боннетхилле, - сказала Фиона, обреченно махнув рукой. - Не будете ли вы так добры помочь мне добраться до дома?
        - Дома, - повторил Дункан. Что он, не понимает?
        - Да, я хотела побыть дома. В доме, где выросла. В замке Лэмборн.
        Дункан сглотнул и, взглянув на свою искалеченную руку, снова посмотрел на Фиону.
        - Вы хотите сказать… вы хотите сказать, что намерены остаться в Шотландии?
        Какое ему дело, остается она или нет? Фиона пожала плечами и со стуком поставила графин на стол. Она раньше как-то не думала об этом серьезно, но неожиданно почувствовала, что именно здесь ее место. Она могла бы жить в замке Лэмборн, будучи старой девой, ухаживать за садом и рассказывать о светском обществе. И люди будут толпиться возле нее, чтобы послушать ее истории о нескольких годах, проведенных в самых высоких сферах лондонского общества. Возможно, леди Гилберт станет навещать ее здесь, и они будут устраивать большие суаре.
        Однако едва ли мужу леди Гилберт понравится путешествие.
        - Может быть, и останусь! - твердо заявила она. - Конечно, многое зависит от моего брата. Может быть, я понадоблюсь ему в Лондоне, однако замок Лэмборн очень приятное место для тех, кому нравятся рвы и парапеты.
        Дункан поджал губы и кивнул:
        - Вот именно.
        Казалось, ему чертовски больно слушать ее. Фиона уже не была той застенчивой молодой дебютанткой, легко поддающейся влиянию его замечаний. Она не убежит в Лондон!
        - Сожалею, что вызываю ваше недовольство, но, уверяю вас, у меня множество дел в Лэмборне.
        - Леди Фиона…
        - Здесь, кстати, тоже надо многое сделать. Как вы можете оставлять этот великолепный дом в таком состоянии? - воскликнула она, обводя рукой комнату. - Это жемчужина шотландских гор, а вы позволяете ей гнить! Знаете, если бы я намеревалась пожить в Шотландии некоторое время, то помогла бы вам.
        Эти слова сами собой сорвались с языка, но было уже поздно.
        Дункан застыл.
        - Возможно, я принял бы ваше предложение, - наконец тихо сказал он.
        - Хорошо.
        Дункан словно раздевал ее взглядом, и Фиона покраснела. Он всегда так действовал на нее - от одного его взгляда ее бросало в жар и слабели колени.
        - Если хотите знать, вам нужен кто-то вроде меня, - нагло добавила она. - Кто-то, кто не боялся бы сказать вам то, что надо сказать.
        Улыбка тронула его губы.
        - Никто не может обвинить леди Фиону в том, что она боится сказать то, что думает. Это истинная правда.
        О Боже. Фиона почувствовала, как у нее все сильнее кружится голова, и прижала руку к затылку, потупившись.
        - Однако я думаю, больше нам не о чем говорить, - заключила она. - Кроме того, что я хотела бы искренне поблагодарить вас за то, что привезли меня домой. Одна бы я не доехала. Похоже, мой дядя опять оказался прав.
        - Похоже, так и есть.
        - Да.
        Фиона с удивлением почувствовала, как ее охватывает грусть. Она подняла голову и смущенно улыбнулась.
        - Все хорошо. Спасибо вам, лэрд. Я не стану вас больше беспокоить.
        Вот и все. Несмотря на ночь, проведенную вдвоем, все, о чем они могли бы поговорить между собой, было сказано. И ничем не выдавая своего глубокого огорчения, Фиона повернулась, чтобы уйти.
        Но Дункан неожиданно шагнул к двери и запер ее. Оглянувшись, он снова посмотрел на Фиону, их взгляды встретились. На этот раз он не отвел глаза, и в его взгляде она увидела целый мир чувств.
        - Фиона…
        Дункан произнес ее имя так, будто ласкал. Тихо и нежно эта теплота проникала в ее сознание, как капли виски, выпитого ею.
        - Я… - Дункан умолк и беспомощно посмотрел на нее. Могучий лэрд Блэквуда, казалось, был растерян и не уверен в себе.
        Он кашлянул, посмотрел вниз, провел рукой по волосам, затем снова посмотрел ей в глаза, и больше не отрывал от нее взгляда. Фиона снова почувствовала притягательную силу, возникшую между ними.
        - Я… я не могу выразить, показать вам, как сожалею о тех словах, которые сказал тогда, много лет назад. Скажу честно - я не помню этого, но не сомневаюсь, что сказал. Что мне сложно понять, так это как я мог не заметить кого-то такого…
        Дункан замолчал, и под его взглядом Фиона чувствовала себя на грани какой-то опасности.
        - …прекрасного, - сказал он дрогнувшим голосом, - и такого полного жизни и энергии, как вы. Фиона, за такое короткое время я просто… очарован вами.
        У Фионы раскрылся рот. Казалось, время вернулось вспять, и он говорил то, что она хотела услышать от него восемь лет назад.
        - Каким же я был дураком, - сказал он, немного помрачнев.
        - Что?
        - Проклятым невежественным ослом, - повторил он еще ожесточеннее.
        И сердце Фионы рвалось из груди, и у нее перехватывало дыхание.
        - А теперь? - сказал он, сжимая кулак. - Теперь я отдал бы все, что осталось от Блэквуда, за то, чтобы возместить вам содеянное мною. Но я не питаю иллюзий, девушка, я знаю, что ничего не могу исправить.
        - Что, почему?
        Дункан нахмурился и отвернулся.
        - Должен ли я говорить об этом? О скандальных слухах, связанных со смертью Девона. О моей изувеченной руке, конечно, моих… - Он с раздражением указал на свое лицо. - О моих шрамах.
        Фиона шагнула к нему.
        - Каких шрамах?
        Дункан удивленно посмотрел на нее.
        - Фиона! Я пренебрежительно относился к вам - к вам и к другим. Я был тщеславным и спесивым и… - Он с отвращением махнул рукой. - Я стал другим. Все переменилось во мне. Я стыжусь себя прежнего и стремлюсь уехать из сгоревших стен моего дома, который каждый день напоминает мне о прошлом.
        Ее сердце рвалось к нему. О как же он должен был страдать! Фиона приблизилась к нему еще на шаг, потом еще…
        - Не достаточно ли уже вы наказали себя, Дункан? - тихо спросила она. - Неужели вы не видите, что пора построить дом, как доказательство того, какой вы теперь?
        В его глазах отражалась беспомощность.
        - Я только тень того человека, каким был.
        - О, но вот в этом вы ошибаетесь, - сказала она, подходя к ему еще ближе. - Вы спасли мне жизнь, рискуя собой! И… ваша щедрость в отношении семейства Невин удивительна.
        Он скептически взглянул на нее; Фиона убежденно закивала.
        - Я была там, когда принесли ваши подарки мистеру Невину. Вы не представляете, как он был счастлив. Вот видите? Вы намного лучше того человека, которым были. Вы сильный, добрый, красивый и… потрясающе искренний.
        - Ах, Фиона, - с грустью сказал Дункан. - Вы действительно видите не только это уродство? Разве вы не чувствуете жалости?
        В ответ Фиона молча преодолела расстояние, разделявшее их, и потянулась к нему. Дункан отшатнулся, пряча лицо, но она взяла его за подбородок и заглянула в его глаза. Она положила ладонь на его зажившие раны.
        - Я не вижу никакого уродства. Я вижу только доброго, заботливого и искреннего мужчину. Я вижу только вас.
        Со стоном Дункан резким движением схватил ее в объятия.
        - Я не могу устоять перед вами. Вы вливаете в меня жизнь. Я очень давно не чувствовал себя по-настоящему живым.
        Его поцелуи были жадными, объятия - властными. Так хотело и сердце Фионы - она стремилась принадлежать ему, душой и телом. Забыв обо всем, она отбросила остатки своей гордости и добродетели и, запустив пальцы в его волосы, с такой же страстью отвечала на его поцелуи. Никогда еще она не была так возбуждена, как в тот момент, когда Дункан поднял ее и прижал к себе.
        Фиона обхватила ладонями его лицо, а он покрывал поцелуями ее шею и грудь, прикусывая мягкую кожу.
        Фиона закрыла глаза, прижалась головой к стене, упиваясь его страстью. Ее лихорадило, бросало в жар, как будто они сдерживали себя всю жизнь, а не день или два. Дункан губами и руками ласкал каждый кусочек обнаженной кожи, горевшей от его прикосновений. Фиона дрожала от предвкушения.
        Она ощупала его крепкую широкую грудь, плоский живот, снова добралась до шейного платка и быстро развязала, так чтобы просунуть под него руку и почувствовать обнаженное тело.
        Но Дункан снова взял ее на руки и, прижимая к себе одной рукой, отнес к дивану. Он положил ее на диван, затем отступил и торопливо снял шейный платок, сбросил сюртук и жилет. Опустившись на одно колено, он с нежностью погладил ее волосы.
        - Каким же дураком был я все это время. Ты красавица, Фиона. Твоя красота - жемчужина шотландских гор.
        Он бы не нашел лучшего способа соблазнить ее. Фиона села, положила руки ему на талию и вытащила рубашку из его штанов, а затем стянула ее через голову. Первым порывом Дункана была попытка помешать ей, но Фиона схватила и оттолкнула его руку. Она, не спуская с него глаз, погладила его грудь и почти сразу же почувствовала поврежденную кожу на его плече.
        Дункан поморщился, и Фиона убрала руку.
        - Мое… мое тело ужасно, - тихо произнес он.
        - Оно прекрасно, - сказала она, и это было правдой. Его кожу бороздили страшные шрамы, но он был сильным и мужественным. И никакие шрамы не могли изменить это.
        Фиона привстала на колени и, отбросив в сторону рубашку и не дрогнув, посмотрела на его руку и плечо и провела пальцем по самым сильно поврежденным местам. Все было обезображено; кожа зажила так, что стянула и изогнула руку под неестественным углом. Фиона наклонилась и поцеловала его грудь. Его плечо. Его руку.
        - Boidheach, - прошептала она, пробегая пальцами по его плечам, шее вниз, к крепкой широкой груди. - Красивый…
        Дункан судорожно вздохнул, когда она, изучая, ласкала его тело.
        - Мне было невыносимо сидеть рядом с тобой и не касаться тебя. Ты права, Фиона. Ты мне нужна. Ты мне очень, очень нужна.
        - Если я вам нужна, сделайте меня своей, - попросила она, набравшись смелости.
        Дункан прижался лбом к ее лбу, затем поднял голову и посмотрел на нее. Дункан смотрел ей в глаза, а сам, скользнув по ее спине, нащупал застежку на платье и расстегнул ряд пуговиц. Затем спустил с плеч платье вместе с сорочкой, обнажив груди. Тяжело дыша, Дункан ласкал их, потом снова обхватил ее за талию и осторожно опустил Фиону на диван.
        Дункан яростно целовал ее. Добравшись до груди, он взял один из сосков в рот, на язык.
        Ощущение было завораживающим. Фиона закрыла глаза - всепобеждающее желание начинало охватывать ее. Она чувствовала, как оно нарастает с каждым движением его языка, его руки, пока не почувствовала, что близка к безумию. Она целовала его в голову, сжимала его плечи. Гладила пальцами его спину, а он ласкал ее груди. Дункан поднял голову, потянулся, чтобы поцеловать ее, а она обхватила его голову, целовала его глаза, губы, подбородок.
        Но Дункан снова уклонился и прижался губами к ее животу, раздвигая ей ноги. Спустив ее платье на бедра, он обнажил все тело. И его дыхание касалось ее тайного места, а руки лежали на бедрах.
        У Фионы было ощущение, что кровь кипела в ее жилах. Желание пронзало до мозга костей и наполняло адский котел, кипевший внутри. Дункан поднялся, чтобы поцеловать ее, и одновременно просунул руку ей между ног, в горячую скользкую плоть. Фиона застонала, потеряв всякую власть над собой. Но когда его пальцы скользнули в нее и он принялся дразнить ее, шевеля пальцами, она совершенно обезумела. Она прижималась к нему всем телом, соблазняюще терлась об него. Ее тело требовало большего.
        - Я больше не вынесу этого, - признался Дункан, раздеваясь, сбрасывая одежду с ее великолепных бедер и поспешно укладываясь рядом. Нежно поцеловав Фиону, он приподнялся на одной руке. - Хочу, чтобы ты была моей, Фиона. Полностью. Навсегда.
        Фиона приподнялась на локте и горячо поцеловала его.
        - Навсегда.
        Дункан застонал, а она смотрела на него, возбужденного и разгоряченного. Затем он лег на нее и, ладонью раздвинув ей ноги, вошел в нее.
        Это было особенное ощущение - ее тело раскрылось перед ним, чуть расслабившись, чтобы принять его. В какой-то момент Фиона почувствовала боль и закрыла глаза. Боль прошла, и она, открыв глаза, посмотрела на него.
        Дункан пристально наблюдал за ней жадным взглядом.
        Фиона провела пальцами по его волосам.
        - Навсегда, - прошептала она.
        Сдерживая себя, Дункан начал двигаться - медленно и осторожно. Но Фиона хотела вместе с ним испытать безумие страсти и целовала его, пока он не дал себе волю и его движения стали быстрыми и глубокими. Ей было больно, но она хотела большего. Фиона поддавалась ритму его движений, спрятав лицо у него на плече. Она рыдала от совершенства наслаждения, которое получала от близости их тел. Ее тело откликалось на его тело, и она закричала, уступая желанию, и еще теснее прижалась к нему. И он тоже приглушенно вскрикнул и содрогнулся. Там, внутри ее. В этот невероятно поразительный момент Фиона поняла, что находится там, где и должна быть. Дункан обхватил ее одной рукой, лег и повернулся на бок. Она уткнулась ему в плечо.
        - Ты мне нужна, Фиона, - снова сказал он. - Господи Боже. Как ты нужна мне.
        Фиона улыбнулась, не отрываясь от его плеча.
        Она была дома.
        Глава 12
        Любовь Фионы не только вернула Дункану Бьюкенену жажду жизни. Спустя несколько дней он начал строить планы восстановления Блэквуда и даже готовил торжественную встречу Нового года. Поскольку Дункан стал своего рода парией в шотландском обществе, в гости он ждал арендаторов и слуг с их семьями. И все равно это было бы самым веселым новогодним праздником из всех, которых видел когда-нибудь Блэквуд.
        Наконец-то появился повод для праздника, и, казалось, это чувствовали все арендаторы и люди, жившие в имении, - кончилось их безрадостное пребывание под мрачной тенью сгоревшего дома, и впереди их ждала жизнь, озаренная лучами надежды. Всем казалось, что для них наступает новое время.
        Погода тоже благоприятствовала им, и они смогли приготовить огромные костры на южной лужайке, которые разожгут в новогоднюю ночь. Единственной тучкой на ясном голубом небе оказалось известие, полученное от дяди Фионы, что принц со своей свитой направляется в Лэмборн. Посыльный Дункана не смог найти Джека и Ангуса, и Фиона беспокоилась, что брат отправится в замок Лэмборн, не заезжая в Блэквуд.
        Но вечером накануне Нового года Джек Хейнс, как и предполагалось, явился вместе с Ангусом в Блэквуд. У ворот их встретил улыбавшийся Ридли, который разыскал сбежавшую горничную Шерри, вернул ее мистеру Сиверу, а в Эдинбурге ждал, пока улучшится погода. Он приехал всего два дня назад, но мгновенно уловил изменившуюся атмосферу Блэквуда.
        - Что это? - спросил Ангус, когда Ридли на своей лошади поравнялся с ними. - Ридли, старый ты пес, значит, лорд вернулся?
        - Вернулся, вернулся, - сказал Ридли. - Он устраивает сегодня встречу Нового года. Будут костры и фейерверки, а потом речь с благословением.
        - Не может быть! - Ангус удивился не меньше Джека. Тот понимал, что после пожара Дункан Бьюкенен стал отшельником. Нельзя было и представить, как низко пал король шотландского высшего общества.
        - А что нового слышно о Бьюкенене? - спросил как бы между прочим Ангус.
        - Очень много, сэр, - сказал Ридли. - Но это тоже сюрприз.
        Ангус рассмеялся.
        - Весьма сомневаюсь, что меня это хотя бы немного удивит, - уверенно сказал он. - Я слишком хорошо знаю лорда.
        Они подъехали к заросшей травой лужайке, как раз когда наступило время молитвы и благословения людей и скота. Стоя позади толпы слуг и арендаторов, Джек разглядел Дункана, когда тот поднялся на импровизированный помост. Джек слышал об увечьях лэрда, но был потрясен, увидев его шрамы.
        Дункан наклонился и передал кому-то в толпе ветки можжевельника. Затем поднял их уже зажженными. Дункан затушил огонь и воспользовался дымящимися ветвями для проведения древнего обряда благословения и молитвы за благоденствие в новом году.
        Когда обряд закончился, раздались громкие одобрительные крики. В толпе появились лакеи с небольшими бочонками виски, которое стали разливать половником по рюмкам. Джек, как и Ангус, уже взял предложенную рюмку и собирался выпить, когда еще один человек вскочил на помост и крикнул, требуя внимания. Когда толпа успокоилась, он громко спросил:
        - У вас у всех есть рюмки?
        Раздалось дружное «да».
        - Кто это? - спросил Джек.
        - Камерон, - ответил Ангус. - Секретарь Дункана.
        - Так поднимем тост за вашего лорда, парни, это его счастливый день: он объявляет о своей помолвке!
        Джек и Ангус переглянулись, и Ангус, как заметил Джек, был потрясен, несмотря на свое хвастовство.
        - Сердечное «добро пожаловать» будущей хозяйке Блэквуда! - выкрикнул этот человек. - Леди Фионе Хейнс!
        Джек выронил рюмку. Ангус похлопал его по спине.
        - Черт тебя возьми, - засмеялся он. - Ты как будто кол проглотил!
        Все вокруг кричали: «Slainte, slainte», - приветствуя пару, поднявшуюся на помост. Джек ахнул, не веря своим глазам. Но это была Фиона, точно она. Его сестра улыбалась и махала рукой. На мгновение ему показалось, будто это сон. Он не мог понять, как Фиона очутилась здесь. И как оказалась помолвленной с Бьюкененом. Однако он собирался выяснить это, и, выходя из состояния шока, начал протискиваться сквозь толпу. Когда он подошел к помосту, ему пришлось дернуть Фиону за подол накидки, прежде чем она заметила его и взглянула вниз, широко улыбаясь. И в ту минуту, пока она еще не узнала его, Джек подумал, что никогда не видел ее такой счастливой.
        - Джек! - воскликнула она и бросилась к нему.
        Он подхватил ее обеими руками и поставил на ноги, а Фиона тут же обернулась.
        - Дункан! - крикнула она. - Он приехал! Он приехал!
        Дункан посмотрел вниз, увидел Джека и улыбнулся.

«Улыбнулся». Джеку хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз за свою жизнь он видел, как Дункан Бьюкенен искренне улыбается.
        - Лэмборн! - сказал он. - Клянусь, я собирался поговорить с вами. Я…
        Он так и не закончил фразу - его кто-то отвлек. Джек воспользовался моментом и сердито посмотрел на сестру.
        - Фиона Хейнс, что, черт возьми, ты натворила?
        - Он поговорил бы с тобой, но тебя же не было! - заявила Фиона, шутливо ударив его в грудь. - И ни слова о том, куда ты уехал!
        - Фиона! - Он схватил ее и обнял. - Почему ты здесь? Ради Бога, что ты задумала? Что это за шутка, неужели ты помолвлена и выходишь замуж за Дункана Бьюкенена?
        Фиона весело рассмеялась.
        - Я думаю, это все из-за снегопада! Если бы нам не пришлось спать под звездами, не думаю… - Она неожиданно смутилась и толкнула его в грудь. - Джек! И о чем только я думаю? Ты не можешь здесь оставаться, - воскликнула она и, схватив его за руку, потащила из толпы. - Ты должен сейчас же уехать. Люди принца едут за тобой, и мы ожидаем их появления здесь в любую минуту.
        - Люди принца? О чем это ты щебечешь?
        - Я не щебечу! - настаивала Фиона, с силой волоча его за собой. - Вудборн и Холлаби приходили ко мне и сказали, будто король хочет, чтобы ты знал, что принц Уэльский послал людей найти тебя и привезти обратно в Лондон для допроса относительно… ты прекрасно знаешь, относительно чего, - сказала она, толкая его в плечо. - Как ты мог быть таким беспечным, Джек?
        - Это все неправда, Фиона!
        - Едва ли это имеет значение - король велел тебе скрываться в горах, пока все не утихнет.
        Ее слова вызвали у него недоумение. Джек покачал головой.
        - Совершенно не понимаю тебя, девочка, но потом во всем разберусь. Сейчас же хочу знать, как ты оказалась в Блэквуде!
        - Я же сказала тебе. Меня прислал король. - Она с беспокойством огляделась. - Насколько нам известно, они уже могут быть здесь сейчас, выдавая себя за арендаторов…
        - Тебя прислал король?
        - Да, да, король! - раздраженно повторила она.
        На мгновение Джек остолбенел. Он так давно не слышал, чтобы Фиона сказала «да».
        - Послушай меня, Джек! Они преследуют мужчин, которые знали принцессу, - рассердилась она, - и дядя сообщил, что они уже побывали в Эдинбурге. Пока мы тут говорим, они уже на пути к замку Лэмборн, если еще не добрались до него! Нельзя терять время! Ты должен бежать!
        - Бог мой, - проворчал он, проклиная своего старого друга Джорджа, назвавшего его имя как участника адюльтера. - Ладно, ладно. Но я не уеду, не узнав, как ты оказалась помолвленной с Дунканом Бьюкененом!
        - Сейчас не время рассказывать тебе об этом! Ты думаешь, будто все так просто? Без малейшего скандала? Конечно, нет! Тебе придется потерпеть, Джек. Ты только должен знать, что я люблю его! Люблю!
        - Фиона, - сказал он, обнимая ее. - Ты не совершила никакой непоправимой глупости, как…
        - Уже поздно, если ты спрашиваешь об этом, - с вызовом ответила она. - Что бы ты ни говорил, ничего уже не изменишь.
        - Mi Diah! - воскликнул Джек.
        - Если это относится ко мне, - раздался звучный голос позади них, - могу вас заверить, я стал другим, Лэмборн.
        Джек обернулся и гневно взглянул на Дункана Бьюкенена.
        - Вы думаете, что можете соблазнить мою сестру, и жить дальше, хвастаясь этим? - спросил он. - Я вызываю вас на дуэль, сэр. Буду счастлив всадить пулю вам в грудь.
        На Бьюкенена это не произвело ожидаемого впечатления.
        Дункан рассмеялся.
        - Послушайте, Лэмборн, неужели вам и так не хватает бед? - сочувственно спросил он. - Я обожаю Фиону и не собираюсь расставаться с ней. Вы не должны опасаться за нее, ибо я буду почитать и охранять ее - даже от вас.
        - От меня?
        - Да, и от вас. Когда принц Уэльский пришлет за вами своих приспешников, я не позволю бросить даже тень бесчестия на Фиону. Уезжайте, Лэмборн. Спасайте свою шкуру.
        У Джека голова шла кругом. Его размышления прервал сильный толчок, полученный от Фионы.
        - Уезжай, дурак ты эдакий! Подальше в горы, как можно дальше! Вот когда минует опасность, допрашивай меня сколько твоя душа пожелает!
        Джек тяжело вздохнул, поцеловал Фиону в щеку и затем погрозил пальцем.
        - Тебе еще многое предстоит объяснить.
        - Буду очень рада при первой же возможности рассказать тебе все. - Она снова оттолкнула его.
        Джек взглянул на Дункана.
        - Если вы так уж…
        - Вам не надо и говорить об этом. У меня нет никого дороже Фионы. Я буду беречь ее и заботиться о ней.
        - Ладно, - сердито сказал Джек, глядя на них обоих. Казалось, он попал совсем в другой мир. - Я вернусь.
        - Я в этом не сомневаюсь, - сказала Фиона. - А теперь уезжай, - нетерпеливо повторила она. - И берегись волков!
        И Джек уехал, сам не зная куда - «в горы», как сказала Фиона, просто в какое-то место, далекое от людей и волков.
        Он остановился в воротах Блэквуда, когда раздался праздничный салют и новогодние фейерверки посыпались с неба.
        Какое странное начало нового года, подумал Джек и, тряхнув головой, погнал коня вперед. В темноту.