Семь портретов Александра Флид
        Начало XX века. Артур — молодой человек, который занимается фотографией, но скрывает это увлечение от знакомых. Однажды он видит на улице грустную женщину, образ которой остается в его памяти. Встретившись с ней еще раз, он просит ее попозировать ему для снимков, несмотря на то, что она не молода, не стройна и не похожа на остальных моделей. Рита — так зовут незнакомку — переживает не лучший период в жизни. Ей пришлось развестись с мужем, что повлекло за собой полную изоляцию и отторжение в обществе. Она винит во всем свою некрасивую внешность и слабый характер, а потому просьба Артура кажется ей весьма необычной. Артуру и Рите предстоит сделать серию из семи портретов чуть более чем за один год. За это время они многое поймут и переосмыслят в своей жизни. В конце этого необычного путешествия они станут совершенно иными людьми и обретут то, чего им не хватало. 
        ГЛАВА 1 РИТА. НОВЫЙ ДОМ
        Окна в обрамлении бордовых бархатных занавесок казались слишком тяжелыми и мрачными. Да и вообще, вся комната навевала какое-то странное унылое настроение. Рита огляделась вокруг, а потом опустила сумку на пол и прошла дальше.
        Это только начало — дальше есть еще две комнаты, а за ними кухня и выход во внутренний двор. И все же, отсутствие прихожей делало гостиную какой-то слишком открытой и нелепой одновременно.
        Жаловаться не на что — она сама этого хотела. В конце концов, не у всех в этом мире вот так сразу после развода могут найтись деньги для собственного дома. Для женщины с ее внешностью и опытом самостоятельной жизни подобный дом был вообще роскошью. Нужно лишь дождаться Робби. Скорее всего, он придет после школы — это в четыре часа пополудни. До этого времени она уже успеет приготовить обед и застелить кровать в его комнате.
        Кстати, которая из двух будет принадлежать ему?
        Рита вздохнула и прошла через гостиную, направляясь в дверь, расположенную прямо напротив входной. Проходная гостиная, как мило.
        За дверью сразу открылся короткий коридор, по обеим сторонам которого были двери, а на другом конце, напротив этого порога, открывался вид на выход к заднему двору. Три параллельные двери. Некая закономерность или даже упорядоченность присутствовала во всем, и это тоже ее успокаивало. По крайней мере, в этой части дома не было темных обоев коричневого оттенка и тяжелых резных рам. Она толкнула дверь влево, входя в первую комнату.
        Здесь тоже было темно, поскольку единственное окно никак не получалось назвать большим. Впрочем, возможно, все дело было в том, что на улице стояла пасмурная погода, и уже который день собирался дождь. Рита оглядела небольшое помещение — вдвое меньше гостиной — и одобрительно кивнула. Эту комнату легко исправить. Кровать стояла прямо под окном, а стол находился у противоположной стены. И кому пришло в голову ставить стол в темной части и без того не слишком светлой комнаты?
        С этим можно было разобраться позже, когда придет Робби. Сейчас ее волновала вторая комната.
        Деревянные полы почти не скрипели — хороший знак. Не придется делать ремонт и перестилать половицы.
        Как и следовало ожидать, вторая комната была точным отражением первой. Не дом, а какой-то праздник симметрии и параллельности. Двери комнат располагались друг напротив друга, и сами помещения представляли собой зеркальных близнецов. Даже окно находилось там же, и было точно такого же размера, как и в «левой» комнате.
        Ничего интересного или необычного. Дом пустой, простой и скучный. Как раз то, что надо. Очень похоже на то, что творится в душе.
        *
        Цветы привезли уже в десять часов — завидная пунктуальность, которая поразила ее до глубины души. Стук в дверь застал ее врасплох — она как раз заканчивала мыть полы в коридоре, не надеясь, что нанятая команда грузчиков приедет раньше двенадцати. Опоздание на два часа казалось вполне приемлемым, в то время как ответственное выполнение работы как раз наоборот — почти ненормальным. В итоге, встречать людей она вышла в длинном сером платье, подол которого был мокрым и измятым — пришлось подоткнуть его, пока она приводила в порядок две маленькие комнаты.
        Куда поставить цветы? Она и сама толком не знала, поскольку еще не успела освоиться в этом доме. Поэтому все громадные горшки были переставлены на задний двор, где сгрудились в непонятную кучу зелени и керамики. Выглядело не очень красиво, но зато все ее любимцы остались при ней. Антон — муж, который еще не вполне стал бывшим — все равно не заботился бы о них должным образом. Да и вообще, ему, скорее всего, не были нужны цветы супруги, с которой он только неделю назад расторг брачное соглашение.
        Всю работу грузчики выполнили всего за пятнадцать минут. Рита полагала, что на своем веку они повидали еще и не такой рабочий материал, а потому она спокойно расплатилась и поблагодарила их за то, что приехали вовремя.
        Оставалось одно — завершить уборку и приготовить ужин. Все остальное на потом.
        Было решено заселить Робби в «правую» комнату, потому что в ней были однотонные светлые обои, отчего она казалась несколько просторнее. Ребенку нужно свободное место, пусть даже оно и будет лишь визуальной иллюзией.
        Кровать застелена привезенным бельем, полы сияют чистотой, и перенесенный из «левой» комнаты стол придвинут к окну. Завтра Робби привезет свои вещи, и сам все разложит, как ему нужно, так что ей здесь больше делать нечего. Единственное, о чем она жалела — отсутствие шкафа. Куда же мальчик будет складывать свои вещи и школьные принадлежности?
        Об этом нужно было подумать позже. О многом следовало подумать.
        Кухня оказалась пристройкой, но она действительно располагалась за двумя жилыми комнатами.
        Рита сменила платье и прошла на улицу. Внутренний двор, обнесенный деревянным забором, больше походил на тюремное подобие прогулочного пространства. Хотя, ей было сложно судить, поскольку она никогда не видела тюремных дворов в реальной жизни.
        Цветы, которые сгрудились в дальнем углу возле полуразрушенной беседки, выглядели еще более жалко, но она уже знала, что потом они оживят это место и сделают его более ярким. Позже, когда она сумеет восстановить беседку и превратить ее в оранжерею, каждый из них найдет свое законное место. Иначе говоря, она намеревалась сделать парник для своих цветов.
        Она не хотела знать, чем занимались прошлые хозяева, и почему дом в таком ужасном состоянии. Все, что ей было нужно — это свободное место и время. И того и другого теперь было достаточно.
        *
        Боже, что же это, все-таки был за день! Она пришла домой от доктора, с которым обсуждала эффективность новой диеты, когда узнала, что ее жизнь походит на сюжет из сотни плохих бульварных романов, которые можно было легко купить в любом киоске. Экипаж остановился прямо возле двери, и она, заплатив кучеру, без стука вошла в дом, где провела последние пятнадцать лет.
        Рита предпочитала брать конные экипажи — обходилось это удовольствие несколько дороже, но тогда она могла себе его позволить. Было в этом что-то красивое и неторопливое — ехать по городским улицам, разглядывая прохожих и витрины уже давно знакомых и изученных магазинов. Вымощенные камнем тротуары, автомобили, цветочные и овощные лавки — все это было таким знакомым и милым. Она с удовольствием любовалась городским пейзажем каждый раз, проезжая по знакомой дороге.
        Больше в ту часть города она не вернется.
        Антон был не один. Это было странно и не очень приятно, но Рита обнаружила, что не испытывает удивления. Скорее, она ожидала чего-то подобного, и от этого становилось еще более мерзко. Девица выбежала из дома, и муж уставился на нее глазами подростка, которого забрали с вечеринки в шесть вечера.
        — Что же ты нас не представил? — холодно спросила она, когда молодая женщина выпорхнула за порог.
        Его взгляд был все таким же разочарованным и обиженным, а спущенные с плеч подтяжки довершали картину — он походил на ребенка, и она даже не могла разозлиться. Следовало ли сердиться на него за измену?
        Боже, когда твоя жена весит девяносто килограммов и уже два года предпринимает безуспешные попытки избавиться от всего, что мешает свободно передвигаться, у тебя есть все основания для измены. Или нет? Рита не хотела об этом думать, да и, во всяком случае, сейчас обсуждать подобные детали было поздно.
        — Ты же понимаешь, что мне противно даже находиться рядом с тобой в одной комнате?
        Оказалось, Антон уже что-то оживленно говорил, видимо, оправдываясь или осуждая. И эти слова принадлежали ему, а не ей, хотя в данной ситуации было бы логичнее, если бы с такими разговорами выступала она.
        — Понимаю, — кивнула Рита, глядя на раскрасневшееся лицо своего мужа. — Я все понимаю, милый, не спеши. Что еще ты хотел бы мне сказать?
        Сложенный зонтик опустился на пол, присоединяясь к сумочке, которую она уже успела бросить. Накатила такая усталость, что даже препираться не хотелось. В конце концов, изменить ничего было нельзя.
        — Издеваешься? — шепотом, видимо, потеряв голос от ее наглости, спросил он.
        — Нет. Продолжай, если тебе хочется. Я выслушаю все, что ты скажешь, а потом уйду. Кажется, именно этого мы оба сейчас хотим.
        — Ты, конечно, начнешь говорить, что пытаешься быть хорошей женой, и…
        — Не начну я ничего говорить.
        Рита потянулась к волосам и поправила шпильки. Неосознанное движение, которое выдавало ее в минуты, когда она чувствовала себя слабой и уязвимой. Волосы были единственным выигрышным моментом ее внешности, и она всегда следила за тем, чтобы они были в идеальном состоянии.
        — Я пропустила начало твоего монолога, ты не мог бы повторить? — ощущая какое-то садистское удовольствие от его замешательства, медленно попросила она. — До того момента, когда ты признался, что тебе даже рядом со мной находиться противно.
        Ей показалось, что он может ее ударить, чего, конечно же, не произошло. Он никогда не занимался рукоприкладством и очень редко повышал голос. Наверное, все дело в том, что ему просто было все равно, чем она занимается, и все ее слова обычно пропускались мимо ушей. Настал ее черед.
        — Ты была красивой и такой невинной, когда мы поженились. Что с тобой случилось? Где та женщина, куда она исчезла?
        Рита вздохнула, проходя дальше и отодвигая занавес в гостиную.
        — Не хочу говорить в коридоре, давай в комнате.
        До чего же дошло. У нее было свое кресло, у него — свое. Ничего общего. Что за дом, в котором у каждого человека свое место?
        Черные подтяжки вернулись на плечи, верхние пуговицы рубашки застегнулись. Антон снова выглядел нормальным человеком.
        — Куда делась прежняя Рита, — повторила она, словно раздумывая над этим вопросом. — Знать бы мне самой, милый, куда она запропастилась. Я вот тоже все ищу ее, и не могу найти. Я действительно, стараюсь, но она никак не хочет выходить из своего убежища. Если тебе нужна она, вряд ли ты найдешь ее, приводя домой разных девиц с улицы.
        — Карина работает…
        — Или сотрудниц своей компании — мне все равно. Если тебе нужна молодая и красивая женщина, то я все понимаю. Если тебе нужна именно прежняя Рита, то твои поступки весьма странно выглядят.
        Это было все, что она могла ему сказать. Искать свою молодую жену в любовницах было глупо, и они оба знали об этом. А значит, часть вины лежит все же, не на ней. Это было здорово — вот так разом поставить диагноз и переложить долю ответственности на него.
        Она растолстела, утратила свою красоту и перестала смеяться по утрам. Да, в этом заключалась ее вина.
        Он захотел изменить ей и сделал это. Просто захотел. Это его часть ответственности.
        Рита плохо помнила, о чем они говорили после этого, поскольку уже ничего не имело значения.
        Удивляло то, что ей было все равно.
        Боль пришла позже. Когда она, лежа в одной из комнат для гостей, замерзая и проклиная собственную слабость, начала плакать. Вот тогда и пришла настоящая боль.
        Быть преданной, быть брошенной и опозоренной… что это значит? Пустые слова, которые не могли облечь в доступную форму все то, что она ощущала той ночью. Жалость к себе смешалась с горечью утраты, и Рита плохо понимала, отчего плакала в тот момент.
        Не хотелось это признавать, но она все же любила мужа, и именно это злило больше всего. Собственные чувства заставляли смотреть на случившееся, как на нечто непоправимое, так что все казалось потерянным, утраченным и потемневшим.
        Это состояние никуда не уходило.
        Когда они договаривались о том, что она уедет в другой дом, когда делили вещи — она постаралась оставить в том доме как можно больше вещей — и даже когда приглашали юриста для того чтобы уладить все формальности, ощущение пустоты оставалось.
        Она привыкла хорошо одеваться, держать спину прямо и говорить внятно, не используя лишних слов. Теперь строгие рамки, в которые она заключала себя все это время, казались ненужными.
        «Почему ты так торопишься?» — спрашивал Антон, вертя в руках перо и не решаясь поставить подпись. «Хочу поскорее съехать», — отвечала она. Больше сказать было нечего.
        Рита не любила много говорить, и даже будучи совсем молодой всегда держалась  вежливо, но никогда не подпускала людей слишком близко. Муж был единственным человеком, которому она смогла довериться, и вот, теперь выходило, что этого тоже делать не стоило.
        *
        Робби пришел немного раньше, чему она также удивилась.
        — Сегодня необычный день, — улыбаясь, сказала она.
        — Почему? — без особого интереса спросил сын.
        — Сегодня все приходят вовремя, — пояснила она, не надеясь, что он услышит эти слова.
        Несмотря на всю свою холодность и невнимательность к матери, Робби предпочел жить с ней. Было неудобно вспоминать тот вечер, когда они сообщили ему о том, что собираются развестись. В семьях такого круга разводы были неслыханным делом, но она сама не оставила Антону выбора. С ее стороны это было жестоко и эгоистично, поскольку теперь он должен был принимать на себя все последствия расторжения брака, в то время как она просто выпала за пределы того самого круга и ушла в другую жизнь. Затаилась на дне, так сказать.
        Наверное, Антона все же задело то, что Робби тоже не выказал удивления. Он просто вздохнул и, немного подумав, сообщил, что уйдет из дома вместе с матерью.
        «Все в порядке, отец, просто я не буду жить в этом доме. Буду жить там же, где и мама».
        Ей казалось, что он хотел добавить еще что-то, но удержался. Было бы интересно узнать, о чем он думал в тот момент. Робби рос похожим на нее — скупым на слова и очень осторожным.
        — Что на обед? — немного позже, выходя из своей комнаты, спросил он.
        — Жаркое.
        — Ты очень давно не готовила жаркое, — пытаясь улыбнуться, сказал он.
        Рита знала, что сын любит ее. Для этого ей не были нужны слова и заверения, она просто видела в нем это. Скорее всего, он и сам не осознавал, насколько привязан к матери. Однако его поступки и незаметные фразы согревали ей сердце, и она находила в них утешение даже сейчас, когда прошлая и такая знакомая жизнь скрылась за спиной.
        — Я вообще давно не стояла у плиты, у нас была кухарка. Теперь буду готовить каждый день, так что тебе даже надоест, — рассмеялась она.
        — В новом доме новые правила, — ответил он. — Я ко всему готов.
        Вся жизнь теперь будет по новым правилам. Прощайте экипажи, оранжереи и бесцельные прогулки по магазинам. Рита намеревалась ходить пешком, ограничиться теплицей и покупать только то, что действительно нужно.
        ГЛАВА 2 АРТУР. МОТОЦИКЛ И КАМЕРА
        Новенький мотоцикл на самом деле был стареньким, но хорошо отремонтированным. На другой просто не хватило денег, но по сравнению с тем, что у него было в прошлом году, Артур считал себя настоящим богачом. По крайней мере, ему больше не приходилось ходить пешком, и он мог ездить по улицам сколько душе угодно. Он всегда любил скорость, и не понимал, почему по их городу до сих пор разъезжают конные экипажи, когда автомобили уже успели узурпировать некоторую часть их привилегий. К примеру, новомодные «такси» решали все проблемы максимум за десять минут, и обходились вдвое дешевле.
        Артур работал в кондитерской, совмещенной  с магазином, так что, когда наступало затишье, он мог выйти на улицу, чтобы сесть возле витрины и поглазеть на прохожих. Разглядывать людей он любил всегда.
        Впрочем, с появлением мотоцикла все изменилось — теперь он мог использовать коротенькие перерывы для того чтобы выезжать в город и наслаждаться быстрой ездой. И, хотя неторопливость прежних будней уступила место новым ощущениям, его привычка смотреть на людей никуда не исчезла.
        *
        Наверное, такая женщина привлекала внимание каждого, кто видел ее хоть краем глаза. В ней было что-то странное. Пешеходов тучного сложения Артур повидал немало, и половина из них были женщинами, так что внушительной фигурой его было не испугать. Однако неспешность и какая-то отрешенность выделяли ее из толпы спешащих прохожих, а потому, если он видел ее на тротуаре, то обязательно задерживался на ней взглядом.
        Подобное происходило и прежде, и он никогда не думал, что это ненормально. Встречая на дороге людей вроде нее, он мысленно отмечал их, а затем просто забывал об их существовании до следующего раза. Они были для него кем-то вроде старых знакомых, с которыми он не имел никаких общих дел. К примеру, он наблюдал за тем, как взрослеет мальчик, который жил в одной из квартир дома, находившегося напротив магазина. Артур видел его каждое утро, когда тот направлялся в школу, и каждый раз отмечал настроение своего маленького «знакомого». Еще год назад мальчик казался ему совсем младенцем, но теперь в его движениях прослеживалась уверенность, присущая всем успешным школьникам. Исходя из этого, Артур делал вывод, что малыш завел друзей и нашел любимые предметы обучения. Он бы никогда не заговорил с чужим ребенком, так что проверить истинность своих предположений не мог. Впрочем, ему это было и не нужно — он предпочитал просто делать ничего не значащие пометки в своей памяти, а потом откладывать их до лучших времен.
        Эту женщину он видел уже в третий раз. Перерыв, как правило, намечался всегда в одно и то же время, и его поездки также проходили в строгом порядке. Значит, эта дамочка в сером пальто тоже выходила на улицу только в определенное время.
        Наверное, сказались эти проклятые мысли и рассеяность — на четвертый день он облил ее водой из новенькой лужи, образовавшейся как раз утром, после дождя. Это был первый раз, когда с ним такое случилось, поскольку с тех пор, как он стал ездить, дождь тоже шел впервые.
        Артур ожидал, что она примется оттряхиваться и ворчать, но незнакомка остановилась, и, вместо того, чтобы начать чистить полы своего драпового пальто, просто вынула из кармана платок и собрала капли с поверхности. А потом отвернулась и пошла прочь, даже не взглянув напоследок в его сторону.
        Ну, конечно, во всем был виноват мотоцикл. Артур ругал чертову машину все то время, пока ехал до магазина. Получилось неловко, хотя он и был рад тому, что женщина не стала устраивать сцену. Единственное, что его коробило — она не заметила его извинений. Словно он вообще был пустым местом, и эта грязная вода просто сама разлетелась в стороны, забрызгав ее пальто.
        Теперь Артур уже начал не просто останавливаться на ней взглядом — он внимательно следил за ней всякий раз, когда видел ее на улице. Нет, она не была безобразной или слишком уж толстой. Как казалось Артуру, в ней явно чего-то недоставало, и то, что он постоянно об этом думал, выводило из себя.
        *
        Несмотря на довольно бедную жизнь, временами Артур все же тратил деньги на вещи, которые другим могли бы показаться абсолютно ненужными. Так у него появилась фотокамера, которую он прятал от всех, с кем был знаком.
        Фотографировать приходилось только в выходные, когда было можно выехать за город. Никаких толковых снимков еще не получилось — обычные пейзажи, которые всегда бывали чем-то испорчены — нависающими проводами, дымом от костров из опавших листьев. Всегда находилось что-то выглядевшее нелепо, и Артур просто откладывал получившиеся снимки в нижний ящик комода. Людей он еще ни разу не фотографировал, поскольку тогда пришлось бы объяснять, откуда у него взялась камера.
        И вот теперь в его голове поселилась странная идея. Он решил, что должен обязательно сфотографировать эту женщину в сером пальто. Возможно, если бы у него появилась ее фотокарточка, он смог бы понять, почему она кажется ему такой странной. Невозможно разобраться в человеке, если видишь его только раз в день, да и то, всего несколько секунд.
        Идея, которая поначалу казалась полным абсурдом, со временем становилась все более реальной и привлекательной.
        Почему бы и нет? Он ее совсем не знает, она его — тоже. Можно просто остановиться и попросить ее…
        В этом была самая большая проблема. Что он ей скажет? «Извините, я хотел бы сфотографировать вас»? Она сочтет его ненормальным, и тогда уж точно ничего не получится.
        Разумеется, он пытался запрятать эти мысли подальше, насмехаясь над собой и временами даже начиная думать, что сходит с ума. Было совершенно непонятно, почему он нашел ее такой интересной. Незнакомка была, очевидно, намного старше него, замужем (кольцо на пальце он заметил, когда она вынимала платок), да и наверняка весила никак не меньше центнера. И все же, ее образ не давал ему покоя, и являлся ему даже во сне, пока он не решил, что этому нужно положить конец. Или начать ездить другой дорогой или просто подойти и попросить ее попозировать для снимка. После долгих колебаний было решено, что лучше сменить маршрут.
        *
        Наверное, она его преследовала. Он увидел ее уже на следующий день — она выходила из магазина, держа в руках небольшой бумажный пакет. Этого было достаточно, чтобы он остановился у обочины и, вздохнув, направился к ней.
        Он не знал, о чем с ней заговорит, и вообще, с чего начнет разговор. Просто он был уверен, что если не подойдет к ней сейчас, то потом у него просто не хватит смелости.
        — Добрый день, — поправляя кожаную куртку, осторожно поприветствовал ее он. — Может, вам нужна помощь?
        Женщина посмотрела на него и отрицательно покачала головой.
        У нее было довольно привлекательное лицо с бледной кожей и большими темными глазами. Возможно, она была даже красивой, но это жутковатое застывшее выражение во взгляде смутило Артура настолько, что все заготовленные для следующего предложения слова просто улетучились из головы, как будто их там и не было.
        — Спасибо, — спокойно проговорила она, давая понять, что оценила его намерения, но не собирается принимать его помощь.
        Глубокий низкий голос — приятный на слух и тоже без особых эмоций.
        — Я просто… не знаю, помните ли вы…
        Он снова потерялся, потому что женщина смотрела прямо на него, и он не мог понять, раздражает ли ее такое глупое поведение или она просто внимательно слушает.
        — Помню. Вы не виноваты, я не погибла, и никто другой тоже не пострадал. Просто забудьте.
        — Но я… я чувствую себя неловко.
        Он поправил кепи, держась за козырек и шмыгая. Ему было просто необходимо занять чем-нибудь свои руки, а поскольку незнакомка не отдавала ему свой пакет, пришлось обойтись головным убором.
        — Ничего страшного, все пройдет. Благодарю за предложенную помощь, но я должна идти.
        — Может, мне вас подвезти?
        Она повернулась и посмотрела на мотоцикл, отчего Артур почувствовал себя последним идиотом. Если бы она стала смеяться или отпустила какую-то колкость, то он, наверное, умер бы от стыда.
        — Нет, спасибо, — улыбнулась она.
        Фарфоровая улыбка. Именно так это и называлось — белая, холодная, гладкая улыбка. Не злобная и не язвительная, но и без доброжелательности.
        — Вы… вы пропустите меня? — все еще улыбаясь, спросила она.
        — Да, конечно. Простите за причиненные неудобства.
        Ему еще не приходилось чувствовать себя таким идиотом. Никогда.
        Незнакомка вежливо кивнула и сразу же воспользовалась тем, что он отошел в сторону, освобождая ей дорогу. Через несколько мгновений ее уже и след простыл, а сам Артур вернулся к своему мотоциклу и поехал обратно к магазину. Вышло еще более неловко, чем в прошлый раз с этой злосчастной лужей.
        Конечно, были и другие плюсы — он, по крайней мере, смог разглядеть ее лицо, которое прежде всегда было спрятано под небольшими полями серой шляпки. Тонкие брови, большие карие глаза, красивые губы — лицо женщины оказалось даже более привлекательным, чем он мог рассчитывать. И от этого желание сфотографировать ее лишь усилилось.
        *
        Возможность запечатлевать момент, запоминать лица и пейзажи — вот что привлекало Артура в работе камеры. Она позволяла мгновенно сохранять образы, которые в следующий момент становились иными. Снимки были не слишком красивыми, но иногда он вынимал их из нижнего ящика и рассматривал, подмечая разные детали. Ему нравилось отмечать то, чего он не успел заметить, когда находился на месте.
        Невозможно учесть все тонкости и запомнить каждую мелочь, даже если ты смотришь на местность безотрывно и пытаешься принять во внимание все, до чего могут дотянуться глаза. Зато после того, как все снимки отпечатались на бумаге, можно сложить их стопкой, а потом рассматривать, поднося к единственной лампе и отмечая незначительные моменты. Срубленное дерево, которое ускользнуло от глаз, когда он находился в роще, может привлечь внимание уже после того, как фото окажется в руках. На снимке можно разглядеть, что у старого моста через реку отсутствуют некоторые столбики перил или что в момент съемки над заброшенной беседкой пролетала большая птица. Создавалось ощущение, что он мог украсть один момент, дабы потом просто принести его домой и как следует изучить.
        Возможно, эта неизвестная дама была такой же — нужно было лишь украсть ее лицо, а потом, через какое-то время, достать из ящика и внимательно рассмотреть. Ведь нельзя же просто так таращиться на человека, тем более на незнакомую женщину, но можно сколько угодно глядеть на фото. Хоть каждый день по часу — никто не осудит. Никто вообще не узнает.
        С другой стороны, он не мог обратиться к ней с такой просьбой. Ему и самому казалось, что это желание не совсем здоровое, а уж дать ему объяснение Артур и вовсе не мог. Что если она спросит «Зачем вам мой снимок?». Фотография оставалась редким и довольно дорогим удовольствием, а значит, парень, который прячет от других фотокамеру, может показаться странным. А уж если он изъявляет желание запечатлеть совершенно постороннего человека, причем абсолютно бесплатно…
        ГЛАВА 3 РИТА. СТРАННЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
        С тех пор, как они переехали в этот дом, прошло уже две недели. Рита привыкла к некоторым вещам и занятиям. К примеру, она приучила себя вставать каждое утро в шесть часов, а затем идти на кухню, согревать печь и готовить завтрак для Робби. Прежде этим занимались слуги, и за годы замужества она отвыкла от работы по хозяйству. Теперь следовало возвращаться к прошлой жизни, когда она жила только с матерью и сама заботилась о доме. К тому же, в школе, где она училась, главным предметом обучения для девочек было домоводство, и она завершила свое образование с безупречными оценками.
        На кухне был установлен большой котел, в котором можно было кипятить воду на весь день, а затем просто поддерживать огонь на нужном уровне и использовать для своих нужд. Время от времени котел следовало заполнять водой — благо водопровод работал как надо.
        Она сама делала покупки, убиралась в доме, готовила еду и стирала. Оказалось, что одинокая жизнь вовсе не так скучна и уныла — на грусть просто не хватало времени. Когда высвобождалась свободная минутка, Рита занималась своими цветами, а точнее устройством парника. В скором времени должны были наступить холода, и она торопилась — нужно было купить хорошую пленку и закрепить ее, чтобы она держалась должным образом и защищала ее любимцев от сырости и мороза. Она радовалась тому, что у беседки имелась целая крыша, о которой не нужно было заботиться.
        На визиты к врачу не оставалось времени, а массаж для похудения стал непозволительной роскошью. Рита решила, что ей не нужна стройность, если все равно незачем выглядеть красиво.
        Званые ужины и деловые встречи Антона остались позади, теперь нет необходимости надевать вечерние платья и вести себя как полная идиотка, любезничая с чужими женами. Эта опротивевшая ей жизнь закончилась, так что она предпочла расслабиться. Правда, иногда она все же задумывалась о том, что Антону, наверняка, стало намного проще жить. Теперь его могли сопровождать красивые молодые девушки — дочери знакомых и сослуживцев. Период слухов и сплетен пройдет очень быстро, и к Рождеству он будет полностью свободен.
        *
        Молодой человек появился как-то неожиданно. В первый раз ей удалось разглядеть его, когда он просто предложил ей помощь, остановив свою нелепую машину у обочины тротуара и подбежав к ней. Рита не любила привлекать лишнее внимание, но именно это сейчас и происходило — на нее смотрели все прохожие.
        Очевидно, он просто хотел извиниться за то, что за несколько дней до этого обрызгал ее, проезжая мимо. Что ж, это был весьма благородный поступок, и она оценила всю его глубину, но помощь ей была не нужна. Она попыталась вежливо откланяться, оставив его на тротуаре и сбежав со своим пакетом. Лишь позже ей удалось понять, насколько необычным был этот молодой человек — он не только решил принести извинения, но еще и запомнил то, что в прошлый раз доставил ей неприятности. Таких людей Рита встречала все реже и реже, тем более что даже муж не считал нужным просить прощения за незначительные промахи.
        Неужели на свете еще остались люди, которые могут запомнить ее и посчитать, что она заслуживает такого отношения? Некрасивая женщина всегда вызывала пренебрежение, и почти все окружающие предпочитали ставить себя выше нее. К этому Рита привыкла с большим трудом, но, в конце концов, ей удалось осознать, что на самом деле, она сама во всем виновата. Не стоило запускать себя до такой степени, медленно наблюдая за тем, как к ее телу прибавляются лишние складки и выпуклости. Уважающая себя светская дама должна была сделать все возможное, чтобы не допустить подобного, а она позволила себе дождаться критической точки, когда она опротивела не только окружающим, но даже и самой себе.
        По этой причине случай с грязной лужей и брызгами не показался ей большим несчастьем — это была лишь мелочь, на которую она едва успела обратить внимание. Гораздо более неприятно было чистить пальто на следующий день, благодаря чему Рита и сумела запомнить эту досадную  случайность.
        Незнакомец с мотоциклом, казалось, искренне хотел ей помочь и загладить свою вину, а она оставила его в одиночестве, раскрасневшимся и сбитым с толку. Нужно было вести себя приветливее и дать ему понять, что она поняла его намерения и благодарна за внимание.
        Рита знала, что в определенный момент в людях нужно поддерживать добрые начинания. Если этого не сделать, человек может измениться на всю жизнь, и его характер сложится иначе. Поэтому она решила, что если встретит его в следующий раз, обязательно улыбнется или сделает что-то в этом роде. Это было нужно просто, чтобы показать ему, что она ценит его намерения. Разумеется, если он еще  не обиделся или попросту не позабыл о ней.
        К своему удивлению, она встретила его уже на следующий день, когда вновь отправилась в магазин. Возможно, это было просто удачное стечение обстоятельств, ведь он мог оказаться где угодно, и она могла никогда больше его не увидеть.
        Он будто только ее и дожидался — не будь она ужасного вида дамочкой средних лет, Рита бы непременно подумала, что он нарочно стоял на том же самом месте, где заговорил с ней в прошлый раз.
        Проходя мимо, она задержалась на нем взглядом, и, увидев, что он поднял голову, просто улыбнулась, как старому знакомому.
        «Я не сержусь, и вы ни в чем не виноваты», — хотела сказать она.
        — Прошу прощения, ради Бога, — вдруг оживился незнакомец, снимая с головы кепи и поправляя темно-русые волосы, разделенные на косой пробор. — У меня к вам одна большая просьба.
        Помня о том, что она решила держаться вежливо, Рита кивнула и остановилась.
        — Я вас слушаю.
        Парень явно растерялся.
        — У меня есть фотокамера…
        После этих слов, очевидно, должно было идти объяснение, но молодой человек снова замолчал, просто сжимая в руках кепку и хмурясь. Рита не понимала, к чему здесь фотокамера, и решила подождать, но пауза слишком затянулась, и он явно из-за этого нервничал.
        — Если вы хотите сделать снимок, то я могла бы договориться со своим сыном — он еще учится в школе, и наверняка его друзья будут рады встретиться с вами.
        — Нет, я хотел бы сфотографировать вас, — быстро возразил незнакомец. — Я Артур, — протягивая руку, наконец, представился он.
        — Рита, — ответила она осторожно, пожимая его большую ладонь.
        — Так вы согласны?
        Она вздохнула.
        — Артур, вы еще встретите людей, с которыми обязательно сможете поработать.
        — Мне нужен ваш портрет.
        Он смотрел ей прямо в глаза, и взгляд у него был такой же растерянный и несчастный, как и при прошлой встрече. Она вспомнила о том, что в тот раз обошлась с ним не очень приветливо, и, не раздумывая, согласилась.
        — Хорошо.
        Артур даже удивился — наверное, не ожидал, что она так быстро сдастся.
        — И вы не спросите, зачем?
        — Полагаю, вы сами расскажете, — предположила она.
        — А если нет? Вы откажетесь?
        — Не откажусь, — понимая, что начинает улыбаться, покачала головой она. — Где же вы хотите меня сфотографировать?
        — Я не знаю… Вы можете назначить любое место — я обязательно приду. Только, мне бы хотелось, чтобы вокруг было поменьше людей, вот и все.
        Что ж, с чего-то нужно начинать.
        — Вы можете прийти ко мне домой. У меня есть замечательная гостиная, в которой достаточно света, если снять со всех окон занавески, — совершенно серьезно сказала она, наблюдая за тем, как Артур смущается и краснеет, видимо, не понимая, шутит ли она или действительно приглашает в свой дом.
        — О, это очень любезно с вашей стороны…
        — Я объясню вам, как добраться до нужного места, — стараясь говорить доверительно и тепло, сказала она. — Вам придется доехать до северной окраины города, а затем пройти через Пятый переулок и добраться до конца — последний дом принадлежит мне. Там слишком безлюдно для прогулок, но, кажется, вам именно это и нужно. Приходите вечером — день недели не имеет значения. А теперь, я, наверное, должна уйти.
        — Вы согласны? — еще раз спросил он.
        — Могу и передумать, если вы боитесь, — пожала плечами она.
        Ей хотелось добавить: «Если вы боитесь, что я не помещусь в объектив», но она удержалась, понимая, что Артур и без того несколько сбит с толку.
        — Я обязательно приду, — заверил ее он, и его лицо осветилось робкой улыбкой.
        — Ну, тогда всего доброго и до вечера, — вздохнула она, уже начиная мечтать о завершении этой странной беседы.
        *
        Одной из причин, по которым она все же согласилась сфотографироваться, было то, что Рита не верила в серьезность его намерений. Она не ждала, что странный молодой человек действительно придет. Идея с фотографией вообще показалась ей чистым абсурдом — зачем тратить время и деньги на снимок незнакомой женщины? Если это был такой способ принести извинения, то он явно получался слишком дорогим.
        И все же, стоило предупредить Робби о том, что одним прекрасным вечером на пороге их дома может оказаться незнакомый парнишка. Поэтому, встретив сына из школы, Рита сразу же завела речь о том, что с ней произошло.
        — Знаешь, на днях со мной случилось нечто не очень приятное.
        Робби удивленно поднял глаза — она впервые рассказывала что-то о себе.
        — Что именно? — возвращаясь к тарелке, спросил он.
        — Один молодой человек обрызгал меня, когда проезжал на своей странной машине. Ну, ты видел, наверное — вроде велосипеда, только с колесами побольше… как у автомобиля. И шумит почти также или даже сильнее.
        — Мотоцикл, — подсказал ей Робби, который, разумеется, был лучше нее осведомлен о том, как называются последние изобретения.
        — Да.
        — Он хотя бы извинился? — ровным голосом поинтересовался сын.
        — Да, в том то и дело, что он решил извиниться. Мы немного поговорили, и вот, теперь он хочет меня сфотографировать.
        Робби опять оторвался от своей еды и внимательно посмотрел на нее.
        — Сфотографировать? Он фотограф?
        — Я не знаю. Скорее всего, нет.
        — А кто же он?
        — Сказал, что его зовут Артур. Больше мне ничего о нем не известно, — честно призналась она. — Думаю, он вполне мог купить камеру и просто так.
        Робби пожал плечами, старательно делая вид, будто ему все равно, однако Рита точно знала, что он хочет что-то сказать. Судя по его попыткам скрыть свои намерения, слова, вертевшиеся у него на языке, были не очень приятными.
        — Можешь говорить, ты меня не обидишь, — тихо сказала она. — Я ужасно выгляжу, я знаю. Просто не смогла ему отказать.
        — Мама, я не думаю, что ты некрасива… но что если он захочет посмеяться над тобой?
        Бедный Робби. Наверняка, за годы жизни вместе с Антоном, он прекрасно запомнил, как часто Рита становилась посмешищем.
        Она с улыбкой разглядывала своего сына. Белая отглаженная рубашка, форменный черный жилет, аккуратно зачесанные назад волосы, школьный галстук. Обычно он обедал и ужинал дома, но после этого сразу же отправлялся к другу — у них была небольшая лаборатория, в которой они занимались своими исследованиями, ставили эксперименты и готовились к занятиям. Ей нравилось, как Робби выглядел в форме — он казался таким собранным и строгим, что ей порой сложно было видеть в нем обычного школьника. Рита часто думала о том, какой путь выберет мальчик, когда повзрослеет.
        Антон хотел, чтобы сын начал изучать бизнес и со временем стал работать в его компании, но она всегда думала, что Робби более склонен к науке. Что ж, глядя на то, как стремительно начал меняться мир, наука все же играла большую роль и вполне могла прокормить человека. Автомобили, фотоаппараты, электрические лампы — все это было слишком странным и незнакомым. Рита до сих пор пользовалась простым масляным светильником в своей комнате и предпочитала отапливаться камином. Хотя, в новом доме камин был всего один — в гостиной, так что приходилось пользоваться небольшой печкой.
        — С чего ты взял? — спросила она. — Считаешь, я настолько уродлива, что мое фото можно выставлять на улице для развлечения?
        Наверное, ей следовало бы разозлиться — по крайней мере, другая на ее месте поступила бы именно так, но Рита знала, что страх Робби продиктован заботой. Он не хотел, чтобы кто-то насмехался над ней, и поэтому старался предупредить ее.
        — Нет, мама, — строго ответил он.
        Какой же он серьезный.
        — Хорошо, — все еще улыбаясь, кивнула она. — Но ведь что-то заставляет тебя думать, что он может использовать снимок для забавы?
        — Молодые люди… они очень жестоки. Ты просто не знаешь, о чем говорят мои одноклассники, и что они могут сделать.
        В классе, где он учился, было сорок мальчиков. Робби был средним по всем параметрам — по росту, по прилежанию и способностям. Однако она, как и любая другая мать, считала его особенным.
        — Он немного старше, чем твои друзья, — сказала она.
        — Если ты хочешь сфотографироваться, это твое дело, — устав спорить и оправдываться, вздохнул он. — Я просто хотел, чтобы ты знала.
        — Спасибо, Робби, я учту твои слова, — медленно и серьезно сказала она.
        Доля здравого смысла в них все же была.
        *
        Слова сына заставили ее задуматься. Может быть, этот Артур действительно не так хорош, как кажется? Она ведь его совсем не знает.
        За годы замужней жизни Рита разучилась общаться с людьми, и теперь либо боялась всех и каждого, либо была готова принять кого угодно. Почему-то она решила, что Артуру стоит доверять и даже рассказала ему, где живет, что теперь казалось глупым и легкомысленным поступком.
        Поэтому, когда он все же пришел к ней домой, она решила, что будет вести себя вежливо и постарается не обидеть его, но сфотографировать себя не позволит. Лучше держаться подальше от подозрительных вещей.
        От калитки доносился звон маленького колокольчика — к ним пожаловал гость. Поскольку кроме Артура приходить было некому, Рита вздохнула и поднялась с кресла. Пришлось выйти во двор, пройти по узкой вымощенной камнями дорожке и открыть замочек, впуская нового знакомого в свой дом.
        — Я не ожидала, что вы придете, — прямо сказала она, отворяя входную дверь и пропуская его внутрь.
        Однако Артур остановился и сделал странный жест — он словно хотел сам войти последним и закрыть за ней дверь. Простые приличия, которые по ее опыту ничего не стоили. Подобное поведение казалось странным, учитывая, что она находилась в своем доме, и гостем здесь был он.
        — Спасибо. — Раз уж гость решил соблюдать формальности, она ответила тем же.
        Камера у него была с собой — на плече у Артура висела сумка, в которой явно находился небольшой предмет.
        — Хотите чаю? — предложив ему устроиться в одном из кресел, спросила она. — Это не займет много времени.
        — Нет, спасибо, — довольно тихо отказался он. — Я просто надеялся сфотографировать вас, а потом… не хочу приносить вам неудобства и стеснять своим присутствием.
        Рита остановилась возле второй двери, а затем вернулась и опустилась в кресло напротив него.
        — Мне очень жаль, но сегодня, кажется, неподходящий свет, — стараясь сделать так, чтобы ее голос звучал искренне, сказала она.
        — У вас есть электрическая лампа? Иногда от искусственного света получаются очень хорошие снимки.
        — В этой комнате лампа есть, — призналась она — но я не люблю ее включать. Предпочитаю пользоваться свечами. — Рита указала на тяжелый канделябр с четырьмя гнездами. — Иногда зажигаю масляные светильники.
        — Удивительно, все уже давно используют электричество, — заметил Артур. — Это очень быстро и эффективно.
        — Слишком ярко, пропадает некоторое очарование, свойственное вечерам и темному времени дня, — пояснила она, устраиваясь удобнее.
        — Очарование?
        Очевидно, ему загадочность и мягкость вечерних красок были не знакомы.
        — Да. Мне нравится, что вечером некоторые места комнаты остаются во тьме — можно поставить лампу возле себя и вообразить, что ты один в целом мире. Если растопить камин, то и лампа не нужна — просто остается взять в руки любимую книгу.
        — Но разве можно читать при таком тусклом свете? — удивился Артур.
        — Конечно, можно. Еще каких-то двадцать лет назад люди даже писали при таком свете, и все было в порядке, — мягко ответила она.
        — Мне тогда было шесть лет, я все равно не помню.
        — А мне было пятнадцать, и я скучаю по тем временам.
        Артур впервые посмотрел ей прямо в глаза, и Рита даже смутилась от такого открытого взгляда.
        — Скучаете?
        — Да. Разве не то же самое чувствуют все остальные, вспоминая времена своего детства?
        Только сейчас она заметила, что усадила гостя спиной к главному окну. На фоне тяжелых бархатных портьер, старомодных рам и серого неба за стеклом, он казался слишком молодым и современным. Его бледная палевая рубашка, зернисто-серый пиджак и отсутствие галстука — все это не вписывалось в мрачную тайну просторной и темной гостиной.
        — Я о нем не вспоминаю, — только и сказал он.
        — Тогда прошу прощения, — просто извинилась она.
        — Не стоит, все в порядке.
        — Просто скажите, что мои извинения приняты.
        — Хорошо. Ваши извинения приняты. Хотя, я вовсе не обиделся. С чего бы мне чувствовать обиду?
        Рита поправила волосы, внутренне одернув себя за эту слабость. Сейчас мальчик не казался таким безобидным и простым, как днем или таким опасным и непонятным, как несколько минут назад. Он был сложным, и намеренно продолжал говорить, хотя она уже дала понять, что не задерживает его. Неужели ему так нужна эта фотография? Она решила поиграть еще немного — просто захотела выяснить, почему он не уходит.
        Что если надавить сильнее?
        — Вам виднее, ведь это именно вы предпочитаете не вспоминать о прошлом, — осторожно сказала она, внимательно следя за его лицом.
        Артур ничего не ответил, и через несколько секунд она сочла разговор оконченным. Оставалось дождаться, когда он поднимется и уйдет — за окном стремительно сгущались сумерки, а включать лампу она не собиралась.
        — Поговорите со мной еще немного, — вдруг попросил он. — Раз уж вы передумали фотографироваться, дайте хоть поглядеть.
        Рита вздрогнула и отвернулась.
        — Зачем вам глядеть?
        — У меня полно своих секретов, но здесь я, пожалуй, скажу правду.
        — Отлично, я жду.
        — Меня занимает ваше лицо. Или не только лицо? Весь ваш образ кажется мне странным, и я хочу понять, что именно так задевает меня, когда я вижу вас.
        Подобная прямота заслуживала похвалы, но она не нашлась, что ему ответить.
        ГЛАВА 4 АРТУР. ИСТОРИЯ ДЛЯ РИТЫ
        Отчего-то он не слишком сильно расстроился, когда Рита не позволила сфотографировать себя в первый вечер. Конечно, он рассчитывал на хороший снимок, и ее поведение поначалу даже показалось ему раздражающим. Она не говорила «нет», но при этом держалась предельно осторожно и всеми силами давала понять, что никаких экспериментов с камерами не будет. Однако возможность находиться рядом с ней и внимательно смотреть на нее быстро изгладила из его памяти обиду, так что через несколько минут разговора он уже и думать забыл о фотографии. Они говорили довольно долго — пришлось даже зажечь свечи, пока она уходила за чаем. Женщина была еще более странной, чем он думал — она казалась совсем молодой, хотя ее телосложение, голос и манера поведения говорили ярче всяких слов.
        Кроме того, она носила обручальное кольцо, но ни слова не сказала о супруге. Она не ждала никого к вечеру, и лишь в восьмом часу в дверь вошел ее сын, который, очевидно, знал, как открывать калитку снаружи. Мальчик не пожелал присоединиться к ним, но и не выказал неприязни к гостю. Кажется, его звали Робертом.
        Почему же она казалась такой молодой? Загадочность Риты никуда не уходила даже когда она была занята вполне обычными делами — разливала чай или растапливала камин. Ему казалось, что женщина ее положения не должна заниматься такой работой, но он не решился спросить, почему она не держит горничную. Глядя на нее, нельзя было дать ей точной характеристики. Она не была бедной или богатой, красивой или уродливой, слишком умной или безнадежно глупой. В то же время, при разговоре она могла поддержать практически любую тему и с удовольствием выслушивала его слова. Никогда прежде он не ощущал себя так свободно и скованно одновременно.
        Странным для него было еще и ощущение уверенности в своих словах, осознание того, что он может рассказать о чем угодно. При этом Артур не мог задать ей ни одного вопроса. Рита не была холодной или чопорной, но невидимая грань не позволяла ему переступить порог и проявить интерес к ее жизни. Почему она ничего не рассказывала о себе? Незначительные детали вроде возраста (о, да он запомнил, что ей тридцать пять лет) или предпочтений (не сторонница прогресса? любительница книг?) не прибавляли осведомленности.
        Сам он успел довольно много рассказать о себе. К примеру, ему пришлось объяснять, что его всегда интересовали незнакомые люди, и он с детства запоминал некоторых прохожих, с которыми приходилось встречаться несколько раз. Он поделился своими детскими фантазиями, признавшись, что мысленно придумывал историю для каждого из своих «особых» пешеходов. Она попросила рассказать хотя бы одну из таких искусственных биографий, и он, на свой страх и риск, припомнил пару примеров. Рита не смеялась, она лишь спрашивала, отчего он делал тот или иной вывод.
        *
        — А можете рассказать хотя бы одну историю?
        — О, это будет сложно. Я еще ни с кем этим не делился.
        — Мне очень интересно, но если вы не хотите говорить, то не стоит. Я просто спросила.
        — Нет, постойте… кажется, есть один занимательный момент, о котором я могу говорить, не краснея. Когда мне было лет десять, я перешел в новую школу и стал ходить по другой дороге. По ней также часто ходил один старик. В его руках всегда была холщовая сумка, наполненная чем-то вроде небольших коробочек, довольно тяжелая на вид. Он всегда был совсем один, и я удивлялся, что рядом не было никого, кто помог бы ему принести сумку. Я наблюдал за ним примерно неделю, когда у меня в голове вдруг возникло предположение…
        — Продолжайте, прошу. Очень интересно.
        — Я подумал, что, наверное, у него больные внуки, и он каждое утро носит им лекарства в этих самых коробочках. А дети — почему-то я был уверен, что у него взрослая дочь — не могут выйти встретить его, потому что малыши не встают с постели. Я все думал, и дошло до того, что мне казалось, будто в коробочках какие-то микстурки, которые нужно принимать по три раза в дверь большими ложками, и оттого он каждое утро вынужден носить новые лекарства. Мне было всего десять, это просто глупые мысли маленького ребенка.
        Рита покачала головой, загадочно улыбаясь — без звенящего фарфора, как в первый раз — и вздыхая. Она ничего не сказала, но Артур не чувствовал себя глупо. Ему казалось, что она оценила эту историю, и вовсе не находит ее бессмысленной.
        *
        Артур никогда не считал себя любопытным, но теперь он страстно хотел узнать о ней как можно больше.
        Поэтому, несмотря на то, что она не приглашала его и не говорила о повторной встрече, а также ясно дала понять, что не будет фотографироваться, он все же решил зайти к ней вновь. Выждав еще два дня, он вооружился сумкой и камерой, а затем направился по уже знакомой дороге, надеясь, что дом не окажется пустым.
        По дороге он раздумывал о том, почему ему кажется, будто Рита не встречается с подругами и не приглашает в дом гостей, как остальные женщины ее возраста. Его также интересовал муж этой женщины, но он не мог набраться смелости и спросить напрямую, вдовствует ли она или просто ждет возвращения супруга после длительной поездки. Что за причины заставляли его думать, что Рита все же не замужем, невзирая на взрослого сына и кольцо?
        Пятый переулок, находившийся у самой границы Северной окраины, начинался довольно широкой дорогой, по которой, вполне возможно, мог проехать автомобиль. В начале переулка дома были большими и представительными. Хотя деревья уже сбросили листву, в этих дворах чувствовалось присутствие жизни и веселья. Окна некоторых из них были обвиты поредевшим от глубокой осени плющом, а самый первый особняк и вовсе щеголял небольшой террасой с колонной галереей. Артур, со свойственной ему фантазией, решил, что здесь живут большие семьи, в каждой из которых воспитывается не меньше чем по три малыша. Низкие заборы, круглые столики с креслами-качалками и качели — все эти непременные атрибуты успешной жизни наводили на мысли о том, что соседи Риты были вполне довольны своей судьбой. Однако дальше дома были уже не такими большими. Заборы становились все более частыми, краски темнели, а дворы выглядели пустыми и безлюдными, хотя в каждом окне по-прежнему ясно угадывались занавески — признак того, что в домах все же кто-то жил.
        Дом Риты был последним. Самый маленький со всей улицы, неприметный и невзрачный, но довольно уютный при более близком знакомстве. Заборик был низким, но частым, а от калитки к дому вела узкая дорожка, по обеим сторонам которой росли кусты живой изгороди. Они явно требовали садовых ножниц. Одноэтажное строение с небольшим крыльцом в две ступеньки и темной черепичной крышей словно сошло со страниц детских книжек, но при этом выглядело вполне реально.
        У калитки висел колокольчик — отличное решение для тех, кто решил зайти в гости.
        Проходя мимо всех домов, Артур продолжал сомневаться в правильности своего решения прийти еще раз. Не будет ли он выглядеть слишком уверенным и надоедливым? Разумеется, будет!
        Пытаясь унять волнение и отвлечься, Артур решил составить небольшую историю для самой Риты, хотя он уже давно не занимался ничем подобным, считая такие игры лишь детской глупостью.
        *
        Наверное, она выросла в хорошей семье и была единственной дочерью. Она достаточно спокойна, мила даже с незнакомыми людьми и общительна, но неразговорчива. Может быть, она обучалась в школе для девочек, — а как же иначе? — но не отличилась особыми способностями, а потому никогда не работала учителем или гувернанткой. Рите не были свойственны привычки, которые присущи преподавателям — она не поправляла, не указывала на ошибки или неточности и не хмурила брови всякий раз, когда слышала нечто нелепое.
        Скорее всего, она рано вышла замуж. Если ей всего тридцать пять, но у нее такой взрослый сын, то логично предположить, что к алтарю она отправилась лет в восемнадцать. Кем же работает ее муж? Может быть, он занимается каким-то ремеслом? Плотник? Нет, в доме такая тяжелая мебель, вряд ли плотник оставил бы в гостиной такие неудобные кресла. Сапожник? Маловероятно — Роберт носит школьную форму, и по отличительным знакам можно понять, что учится он явно не в церковном учреждении. Стало быть, денег достаточно для того чтобы отправить ребенка в хорошую школу. Так в чем же секрет? Нет, скорее всего, его работа связана с длительными поездками. В любом случае, его сейчас нет дома, иначе Рита выставила бы гостя уже в шестом часу вечера, но она не проявляла никакого желания выпроводить его даже в восемь часов.
        Работает ли она сама? Женщины могут зарабатывать деньги — взять хотя бы его начальницу и наставницу Юдифь. Эта дама выпекала по двадцать пять больших тортов в день и приносила в свой дом едва ли не больше денег, чем ее супруг, работавший в овощной лавке напротив.
        Но нет, Рита не из тех, что суетятся над швейной машиной или у плиты. Чем же она занимается?
        Артур поймал себя на мысли, что не может просто сочинить историю, как это было прежде. Наверное, все дело было в том, что он повзрослел.
        Теперь ему требовались основания для каждого предположения, но в образе Риты оставалось слишком много неясных моментов. Словно ее портрет был написан лишь наполовину.
        *
        Он застал ее уходящей — возле калитки, с небольшой сумочкой и в застегнутом на все пуговицы сером пальто, к которому он уже начал привыкать.
        Если она и удивилась, то очень хорошо скрыла это.
        — Как поживаете? — улыбаясь, спросила она.
        — Я, наверное, не вовремя зашел…
        — Если вы надеялись на фотоснимок, то я сразу скажу, что ничего не получится.
        Странно, как у нее получалось говорить такие вещи спокойным голосом и, не обижая при этом собеседника? Хотя, наверное, все дело было в другом. Скорее всего, Артур и сам знал, что позировать она не собирается.
        — Но если вы согласитесь зайти на чашку чая, то я с удовольствием отменю все свои планы, поскольку меня все равно никто не ждет.
        — Я даже не знаю. Просто пришел, чтобы еще немного поговорить, так что мне все равно, если честно…
        Она говорила прямо, и он решил отвечать ей тем же. Рита призналась в том, что никто не будет ожидать ее, он сказал, зачем пришел в этом дом еще раз. Ему было любопытно, как она продолжит беседу.
        — Тогда вы можете пойти со мной, если, разумеется, вам не стыдно.
        Отчего же он должен испытывать стыд? Артур решил, что настал подходящий момент выяснить, где сейчас находится ее муж.
        — Должно быть, вы опасаетесь, что нас увидят друзья вашего супруга, а потом поползут сплетни, — стараясь выглядеть нейтрально, предположил он.
        Рита замерла всего на мгновение, но ему этого было достаточно. Никакого супруга у нее нет, иначе она предпочла бы рассмеяться или просто согласилась бы с его словами.
        — Артур, нам нужно пройти в дом или отправиться на прогулку, потому что стоять здесь уже неудобно, — только и сказала она. — А когда мы отойдем от забора, я задам вам несколько вопросов, и вы сможете спросить у меня все, что захотите.
        — Хорошо, — с готовностью кивнул он, глядя на ее сумочку и сомневаясь, стоит ли предлагать ей свою помощь.
        Нет, насколько он помнил, такие ридикюльчики дамы предпочитали носить сами.
        Рита заперла калитку, и двинулась по узкой дорожке, направляясь за пределы города. За ее домом начиналась небольшая рощица, а дальше проходила речка, расширявшаяся и уходившая на север.
        — Вы не пойдете в город? — удивился он.
        — Нет, — не оглядываясь, ответила она.
        Ничего не оставалось — нужно было послушно шагать за ней следом.
        При всей своей полноте, Рита имела пропорциональное сложение, и ее силуэт не выглядел нелепым или непривлекательным. Она шла довольно медленно, но, очевидно, ходьба была для нее привычным занятием. Иными словами, даже в простой одежде и посреди заброшенной дороги она продолжала выглядеть как городская дама, полная собственного достоинства и сознания своей красоты.
        Когда дорожка исчезла окончательно — просто растворилась в высохшей траве и земле — Рита обернулась, снова начиная говорить.
        — Я направляюсь к реке. Хочу почаще приходить туда, говорят, это помогает отвлечься. Кроме того, мне нужны идеи для открыток, но все цветы уже давно завяли. Хочу поискать листья приличной формы, если они еще остались в роще. На худой конец, я просто проведу время в тишине и одиночестве.
        Тишины и одиночества, насколько он мог судить, было достаточно и в ее доме, но эти мысли Артур благоразумно предпочел оставить при себе.
        — Я буду делать открытки на продажу, — сообщила она, двигаясь дальше.
        Поскольку дорога пропала, идти строго позади уже не было смысла, и он поравнялся с ней, стараясь поддерживать зрительный контакт.
        — После развода мне нужно найти способ заработка, поскольку большая часть денег ушла на дом, и оставшиеся средства нужно чем-то пополнять.
        Так вот, оно что. Значит, она разведена. Он еще не знал ни одной супружеской пары, что предпочла бы жить раздельно. Его соседи спорили и кричали друг на друга каждый день, иные из них открыто изменяли своим спутникам жизни, но о разводе никто еще не заговаривал всерьез. Расторжение брака — это позорная процедура, о которой люди предпочитали не думать.
        — Что еще вы хотели узнать? — спросила она.
        — Я... стыдно признать, но все вопросы вылетели из головы.
        На самом деле, он не предполагал, что Рита может сама предоставить ему возможность задавать вопросы, а потому конкретных мыслей на этот счет у него даже не возникало.
        — Тогда я спрошу, — продолжила она. — Зачем вам мой снимок?
        — В прошлый раз я уже сказал.
        — Глупости, скажите настоящую причину.
        Артур остановился, и она последовала его примеру.
        — Вы мне не поверили, — заключил он.
        — И никто бы не поверил, — заверила его она.
        — А жаль, ведь это была правда. Я действительно нахожу вас необычной, и хочу понять, что в вас особенного.
        Рита улыбнулась:
        — Вы мне льстите. Нет во мне ничего особенного.
        — Вот и мне так кажется, но отчего-то я вспоминаю вас всякий раз, когда высвобождается свободная минутка. С чего бы? Это так странно. Я уже понял, что вы не хотите фотографироваться, несмотря на то, что прежде уже дали согласие.
        На ее лице появилось виноватое выражение, и она опустила глаза, напоминая ему маленького ребенка.
        — Вы опасаетесь, что ваши знакомые могут узнать о снимке? — спросил он, стараясь смягчить свой голос и ни в чем ее не обвинять. Он уже успел сказать достаточно резких слов. — Я могу поклясться, что не стану никому показывать вашу фотографию. Более того, как только мне удастся разгадать вашу загадку, я сразу же уничтожу карточку, уверяю.
        — У меня нет знакомых.
        Развод, должно быть, подобен проказе. Отчего же еще она может быть одинока?
        Между тем, Рита продолжила:
        — Я, должно быть, кажусь вам странной.
        — Со мной вам все равно будет сложно соперничать, — улыбнулся Артур. — Вы, по крайней мере, не пристаете к незнакомцам с подозрительными просьбами лишь потому, что их лица кажутся вам примечательными.
        Она подняла голову и глубоко вздохнула.
        — Вы первый, с кем я по-настоящему заговорила за прошедшие восемнадцать лет, и вы кажетесь мне вполне приличным молодым человеком. Кроме того, вы уж точно не возжелаете соблазнить меня, а потому, я думаю, мы можем продолжать видеться и говорить от случая к случаю. Однако, как вы и поняли, снимка не будет. Простите меня, но… слишком уж это…
        — И вы позволите приходить в ваш дом?
        — Если вы не станете стыдиться меня, то я могу приглашать вас на прогулки, — серьезным тоном ответила она, хотя Артуру показалось, что она шутит.
        — Я не стыжусь того, что общаюсь с разведенной женщиной, — покачал головой он.
        Рита повернулась к нему и впервые рассмеялась. Ему хотелось спросить, чем он вызвал этот смех, но она лишь покачала головой и прошла дальше, направляясь к реке.
        ГЛАВА 5 РИТА. ОТКРЫТКИ И ФОТОГРАФИИ
        Искать работу нужно было почти сразу же после развода, но тогда она была слишком занята другими делами. В конце концов, у нее было не так уж и много вариантов — после того, как она окончила школу, ее ожидало скорое замужество, а за ним спокойная жизнь без финансовых трудностей. Вполне возможно, если бы она смогла сохранить прежнюю красоту, ей вообще никогда не пришлось бы думать, как заработать денег. И все же, беспокоиться об этом было слишком поздно — сейчас ей нужна была работа, и сожалеть о потерянных возможностях казалось непозволительной роскошью.
        Тосковала ли она по мужу? Рита не могла дать точного определения тому, что чувствовала по отношению к Антону. Она искренне надеялась, что он пожалеет о том, что поступил с ней таким образом, но все эти надежды были заведомо напрасными — она сама настояла на разводе и первая ушла из дома. В конечном счете, все выглядело так, словно она сама виновата, и эта небольшая сцена, которая состоялась после того, как она обнаружила в доме одну из его любовниц, оставалась только в ее памяти. Скорее всего, Антон уже и сам позабыл, что они вообще когда-то говорили о причинах, подтолкнувших его к измене.
        Впрочем, Рита не желала терзаться совестью, если все равно ничего не могла изменить. В каком-то плане ей стало проще, поскольку теперь, просыпаясь по утрам, она не чувствовала неуверенности. Из разговоров окружающих следовало, что разведенная женщина, которая живет в позоре и изоляции, должна ощущать лишь одиночество и страх, но ничего подобного не было. Во всем, что с ней происходило, была какая-то новизна, и Рита старалась постоянно быть занятой всевозможными делами.
        Еще через некоторое время она обнаружила, что домашние дела больше не отнимают столько времени и сил — она попросту привыкла к ежедневной суете. Теперь на все хлопоты уходило почти в два раза меньше времени, и она могла уделять внимание своим цветам. Парник все еще  не был готов, хотя зимние холода стремительно приближались, и Рита начинала беспокоиться.
        И все же, более всего остального ее беспокоила необходимость зарабатывать деньги. Поиски работы были изнурительными, унизительными и, увы, безрезультатными.
        С ее слабыми навыками Рита могла бы заниматься только самой низкооплачиваемой и тяжелой работой, но теперь об этом не было и речи. К ее удивлению, никто не желал брать ее в число сотрудников, хотя она отправлялась на поиски подходящего места каждый день. Ей отказывали даже в работе посудомойки или уборщицы, хотя под конец она была готова и на это.
        Работодатели смотрели на нее через стекла своих круглых очков и молча качали головой, даже не потрудившись объяснить причины отказа. Уставшая и разбитая Рита приходила домой, готовила обед и ждала сына, а после рассказывала ему обо всем, поскольку больше делиться было не с кем.
        Желание рассказать о собственных мыслях и уж тем более, событиях своей жизни, стало появляться незаметно и тихо, но чем дальше шло время, тем острее Рита чувствовала потребность поговорить хоть с кем-нибудь. Она с удивлением поняла, что в прежние времена подобных побуждений не возникало. Вероятно, потому что ей просто было нечем поделиться.
        Робби выслушивал ее рассказы с терпеливостью взрослого человека, почти всегда сохраняя молчание и невозмутимость. Однако через неделю он все же решил высказаться.
        — Мама, я считаю, что подобная работа не для тебя.
        Рита удивилась подобным словам, но также спокойно спросила:
        — Почему?
        — Она будет отнимать слишком много времени и сил, но денег не принесет.
        — Очень много женщин занимается именно такой работой, поскольку другого выбора у них все равно нет.
        — Ты не из тех, кто должен работать таким образом.
        Рита нахмурилась:
        — Нет неблагородной работы, если ее выполняет ответственный человек.
        — Неужели ты не умеешь ничего, кроме того, как мыть посуду или убирать мусор?
        — Умею, но для того чтобы зарабатывать этим деньги, одного умения недостаточно. Я не настолько хорошая портниха, чтобы шить на продажу; я владею иностранными языками, но моих знаний не хватит для того чтобы работать переводчиком. Я не умею стенографировать, чтобы работать в конторе или готовить достаточно изысканную еду, чтобы искать место повара. Так что лучше делать то, для чего не нужно столько…
        — Ты могла бы усовершенствоваться или научиться чему-то новому.
        — На это нет времени.
        Это было правдой, так что даже Робби не нашелся с ответом. Время истекало, как, впрочем, подходили к концу ее сбережения и сумма, которую ей выплатил Антон после завершения процесса.
        Робби, как обычно вздохнул и сдался. Он почти никогда не спорил с ней и не пытался доказать свою правоту, хотя  она точно знала, что такое желание возникало у него постоянно.
        *
        Решение пришло несколько позже. Когда незнакомый парень предложил ей сфотографироваться, Рита поначалу не придала этому большого значения, но совсем скоро в разговоре с Робби появилась еще одна идея.
        — Тот Артур приходил к нам домой, — спокойно сказал Робби за обедом на следующий день после того, как «уличный фотограф» побывал у них в гостях. — Ты все же решила сфотографироваться?
        — Нет, — ответила она. — Нет, для этого не было нужды. Он пришел просто посмотреть на меня, так что не стал настаивать на фотографии.
        — Посмотреть? — Робби был удивлен.
        — Да. Он часто видит необычных людей и запоминает их лица.
        — И он подходит к каждому с такой просьбой?
        — Насколько я успела понять, нет.
        Рита опустила глаза на кружевную скатерть, разглядывая тонкий узор из белых нитей. Каждый разговор убеждал ее в том, что Робби намного взрослее, чем она думала. Она всегда интересовалась его делами, но в то время, когда они жили вместе с Антоном, между ними никогда не было откровенных или оживленных бесед. Сейчас она словно заново узнавала своего сына, и от этого иногда становилось жутко. Когда он успел стать таким самостоятельным и по-своему циничным?
        — А для чего же ему камера? Разве он делает открытки?
        — Открытки?
        — Да. — Робби поднял на нее глаза и отложил вилку в сторону. — В последнее время появились фотооткрытки, напечатанные с настоящих снимков.
        — Наверное, дорого стоят?
        — Нет. Это не ручная работа, и, к тому же, они не рельефные. Абсолютно плоские и бледные. Я покажу тебе.
        Он встал из-за стола и вышел за дверь, только для того чтобы вернуться через минуту. В его руках была небольшая карточка, которую он сразу же протянул ей.
        В доме стало свободнее. В другое время он ни за что не позволил бы себе подняться из-за стола, не завершив трапезу, тем более, если поводом была какая-то жалкая открытка. Однако теперь он был уверен, что мать не станет осуждать его или отчитывать за подобное поведение. А еще он знал, что Рите очень хотелось взглянуть на эту карточку.
        — Очень красиво, — заметила она, разглядывая желтовато-коричневую картинку, изображавшую цветущий розовый сад. В сепии пейзаж выглядел тускло, но в нем была та самая детальность, которой недоставало обычным открыткам, изготовленным на станках и под прессами. — И почему же они не так дороги?
        — Потому что у всех моих одноклассников есть точно такие же. Совершенно одинаковые открытки, только имена на оборотной стороне разные. Их легко перепутать, потерять или вовсе забыть. Мне они не нравятся, хотя, по большому счету к открыткам я равнодушен.
        — Это приглашение или поздравление? — спросила она, не решаясь перевернуть карточку на другую сторону и прочесть написанный текст. Все же, открытка была адресована не ей.
        — Поздравление с победой. Наша команда выиграла последний крикетный турнир. Дальше станет слишком холодно, и новые игры начнутся лишь весной.
        — Поздравляю, — улыбнулась она.
        — Не с чем, я все равно не участвовал. Поэтому и тебе ничего не сказал. Теперь понимаешь, почему такие открытки ценятся не очень высоко? Их купили сорок штук, на каждого, не заботясь о том, что некоторые, вроде меня, не играли вовсе. Отчего бы не купить, если они все равно одинаковые? В те времена, когда каждую открытку заказывали отдельно, такого быть не могло.
        — Но ведь и на станке можно отпечатать серию совершенно идентичных копий.
        — Ты права. Ведь это ты когда-то делала лучшие открытки для моего класса.
        Больше об этом в тот день они не говорили. Очевидно, Робби понял, что достиг своей цели, а Рита предпочла больше не донимать его своими расспросами.
        Разговор о крикете, который некогда был им так любим, было решено отложить до следующего игрового сезона.
        ГЛАВА 6 АРТУР. СНИМКИ И ОТКРЫТКИ
        — Возможно, я зря сегодня пришла сюда, — вздохнула Рита, отходя от берега и оглядываясь на него. — Здесь нет ничего, что могло бы вдохновить меня.
        — Разве? Я нахожу этот пейзаж довольно занимательным, — вежливо сказал он, хотя и отлично понимал, что в унылых голых ветках и пожухлой листве, которой был устлан берег, невозможно найти что-либо привлекательное.
        — Ради Бога, — нахмурилась она — не нужно быть таким вежливым. В конце концов, вы уже однажды нарушили правила, обратившись ко мне с такой необычной просьбой и при этом, даже не поинтересовавшись замужем ли я.
        Артур опустил взгляд. Она была права, и ее слова были довольно резкими, но он вновь удивился тому, что не испытывает обиды или неудобства. Казалось, будто она просто отметила очевидное, и нисколько его не осуждает.
        — Я предлагаю вам говорить свободно, — продолжала она. — Так что можете прямо назвать этот вид серым, тоскливым и некрасивым. Самое яркое время уже прошло, осталось лишь простое, холодное или вовсе бесцветное.
        — На фотографии вид был бы зловещим, — сам не зная, зачем, сказал Артур. — На снимках нет никаких красок — все такое ровное и однородное. Если бы я был художником, возможно, мне бы удалось увидеть здесь что-то привлекательное, но я не умею рисовать
        Похоже, он не снимал в солнечную погоду.
        — Даже владея основами изобразительного искусства, я все равно не смогу превратить это место в нечто занимательное. Однако если вы считаете, что смогли бы запечатлеть эту мрачность в фотографии, может быть, это стоящая идея?
        Артур удивленно поднял голову, глядя ей в лицо и пытаясь понять, что она имеет в виду. Неужели, она советует ему вернуться с камерой и сделать снимок местности?
        — Вы вполне можете прийти в ближайшие дни и постараться сделать несколько фотографий, — очевидно, правильно поняв его замешательство, сказала она. — Разумеется, если у вас есть желание. Если бы я могла достаточно хорошо рисовать, то занималась бы этим постоянно. Через несколько дней эта неповторимая мрачность исчезнет, и на смену ей придет ледяная строгость — совершенно иное ощущение.  Тоже хорошее, но уже не то, что сейчас.
        — Но разве вы не говорили, что не видите здесь ничего вдохновляющего?
        — Для открыток. Что за поздравительная карточка выйдет из пейзажа с такой атмосферой? Людям нужен праздник, а не тоска. Но в целом, здесь довольно приятно находиться. Я люблю это время — когда небо затянуто тучами и кругом такой серый полумрак.
        Нет, ему не нравилась эта мрачность, но он был готов вернуться, только чтобы еще раз встретиться с ней, или, по крайней мере, получить возможность увидеть ее. Поэтому, сделав вид, что он раздумывает над ее словами, Артур кивнул:
        — Думаю, вы правы. Я вернусь завтра же, пока не сменилась погода. Возьму с собой камеру, а потом покажу вам снимки.
        Она не улыбнулась, но в ее глазах зажегся радостный огонек, который убедил его в том, что он поступил правильно.
        — Я бы с радостью взглянула или, может, даже купила бы одну из фотографий.
        — Я отдам вам ее бесплатно, нет нужды платить деньги.
        Теперь она улыбалась.
        — Хорошо, — согласилась Рита, глядя на него так, что Артур почти ощутил физическое тепло. — Вы очень добры.
        — Не стоит. Если бы вы позволили мне сфотографировать себя, я бы отдал вторую копию вам на тех же условиях.
        Все-таки, ему очень хотелось получить ее портрет. Даже сейчас, смотря на нее, он мог поклясться, что упускает из виду нечто важное, и это заставляло вглядываться в ее лицо еще пристальнее, нарушая правила приличия и заставляя ее смущаться.
        — Возможно, позже, — уклончиво сказала она.
        — Как угодно.
        Она еще раз улыбнулась, но ничего не сказала. Едва появившаяся между ними теплота растворилась, как будто ее и не было вовсе.
        — Вы давно делаете открытки? — спросил Артур только ради того чтобы не молчать.
        — Нет, — немного оживившись, ответила она. — В прошлом я помогала учителям в школе, где учится мой сын. Открытки ручной работы всегда в чести, если речь идет об учебном заведении, в стенах которого постоянно проходят дни рождения, праздники и прочие события. Потом необходимость в моей помощи пропала, и я перестала этим заниматься. Впрочем, тогда я работала бесплатно. — Она сделала паузу, видимо, решая, как продолжить. — Совсем недавно у меня просто не осталось выбора. Мне нужно научиться зарабатывать деньги. Понимаю, я для этого уже слишком стара, но мне не нужна хорошая и чистая работа, я готова взяться за что угодно, в то время как моему сыну это не по душе. Он намекнул, что я могла бы изготавливать открытки на продажу, и я решила последовать его совету. По чести признать, я не думаю, что из этого выйдет толк, но нужно хотя бы попытаться. Кроме того, изготовление открыток можно совмещать с другими делами, так что я все равно продолжу поиски.
        — Кем же вы хотели работать? — не удержавшись, спросил Артур.
        Рита немного помолчала, а потом пожала плечами:
        — Хотела? Не стану говорить, что я сгорала от желания стать уборщицей или посудомойкой, но иных вариантов просто нет.
        Строгое длинное неизменно серое пальто, начищенные сапожки, простая, но изящная шляпа. Жемчужные серьги и золотое обручальное кольцо. Представить ее посудомойкой было сложно. Однако вещи были лишь фоном — сама женщина, облаченная в эту одежду и украшения, была совершенно иной.
        У нее были красивые руки и белая гладкая кожа — все это говорило о том, что она не привыкла к тяжелой и грязной работе. Спокойный взгляд, изящная линия полных губ, красиво уложенные и слегка завитые волосы, которые были собраны в небольшой узел — он и представить не мог, что Рита станет посудомойкой.
        — Такая работа не для вас, — прямо сказал он, не успев одуматься.
        — Вот и сын так сказал, хотя мне кажется иначе. Все же я думаю, что мне подойдет любая работа, если я буду очень нуждаться. Я понимаю, эта дорогая одежда и украшения — все это убеждает вас в том, что я не стану работать уборщицей или кем-то еще. Однако все это скоро исчезнет, поскольку денег не останется. Лучше уж сразу заняться тем, что доступно, чем гоняться за несбыточным.
        Эти рассуждения казались ему пустыми и не слишком убедительными, поскольку у него на этот счет имелось собственное мнение.
        — Вы красивы, — неожиданно даже для самого себя выпалил Артур. — Даже нищета не отнимет этого.
        Рита задержала дыхание, и ее ресницы дрогнули. Он хотел бы понять, о чем она думает, но сейчас это было невозможно — ее глаза сразу же застыли, закрывая душу от чужого любопытства.
        — Я видела, как очень красивые женщины занимаются и менее благородной работой. С этим не поспоришь — не каждый из нас может работать тем, кем хотел бы. Как насчет вас? Чем вы зарабатываете на жизнь?
        — Я работаю в кондитерской.
        — Но в душе вы хотели бы стать фотографом?
        — Нет, — честно ответил он. — Я не знаю, кем хотел бы стать. Вы ведь тоже этого не знаете?
        — Я женщина, и это о многом говорит. У нас выбор не так велик.
        — Вы можете начать с открыток, и это станет для вас дорогой, ведущей к чему-то еще.
        — А вы можете просто прийти и сделать несколько фотографий этого места. Это тоже может привести вас к другой цели.
        Он ничего не ответил, стараясь не думать о том, что она говорит правду. На самом деле, у него никогда не было выбора или большой перспективы. Артуру еще повезло, что он смог получить работу в кондитерской, а потому он старался не думать о большем. Все остальное, включая мотоцикл и камеру, было лишь вторичным. Для него настоящая жизнь проходила в небольшой меблированной комнате, душной пекарне и за высоким прилавком магазина.
        Эти мысли отвлекли его, так что когда Рита взяла его за руку и слегка сжала его запястье, он даже вздрогнул от неожиданности.
        — Вы ведь мужчина, и вы молоды. Почему же вы не можете дать волю себе, если говорите мне, разведенной женщине, что я могу достичь большего?
        — Я даю себе волю, — отчего-то лишившись голоса, шепотом возразил он. — У меня есть камера, и я делаю снимки.
        — Так приходите завтра, и мы с вами поделимся. Я покажу вам старые открытки, которые еще остались с прошлых лет, а вы принесете свои фотографии. Как вам идея?
        — В моих снимках нет ничего особенного, — неуверенно ответил Артур. — Они заурядны и несовершенны. У меня ведь абсолютно нет опыта.
        — Вы уже показывали их кому-то?
        — Нет, я просто знаю.
        — Позволите мне оценить их и высказать свое мнение? У моего супруга тоже есть камера, но он ею никогда не пользовался. Мы держали ее для фотографа, которого приглашали на праздники и дни рождения. В доме осталась небольшая коллекция таких фотографий, так что я знаю, о чем говорю. Некоторые из них действительно выглядят удачно, но другие… не настолько красивы, как хотелось бы.
        — Это портреты?
        — В основном.
        — У меня только пейзажи, да и то убогие.
        Рита перевела взгляд на него и подняла брови.
        — Не бывает убогих пейзажей, даже если мы говорим о городских видах.
        Ничего не оставалось — пришлось согласиться.
        — Я принесу их завтра же.
        Она проявила неожиданное упорство, которое невозможно было угадать, глядя на ее спокойное лицо. Так значит, она не настолько индифферентна?
        Артур улыбнулся, комкая в руках кепи:
        — Я не знал, что вы так… настойчивы.
        Она ответила ему доброй улыбкой, но ее слова вновь сбили его с толку:
        — Вы совсем меня не знаете. Но если вы действительно хотите познакомиться, то мои портреты вам не помогут.
        ГЛАВА 7 РИТА. ПЕРВЫЙ ПОРТРЕТ
        Беседка никак не хотела превращаться в парник — пленка постоянно отставала от хрупких колонн, и даже порыв ветра средней силы мог запросто сорвать тонкую защиту. После такого на деревянных столбиках оставались вбитые по самые шляпки гвозди, на которых красовались кусочки оторванного полиэтилена. Рита решила отложить работу с беседкой до весны, и теперь все цветы были расставлены на полу в столовой. Эта небольшая комнатка, примыкавшая к кухне, была практически пустой — здесь находился лишь обеденный стол и пара стульев. Поэтому выстроившиеся вдоль стен горшки с цветами не создавали больших неудобств. Единственное, что беспокоило Риту — недостаток солнечного света. Впрочем, в зимний период морозы и сырость были страшнее хмурой погоды и маленьких окон.
        Для того чтобы изготовить хорошую открытку, требовалась определенная техника, но у нее не было пресса, станка или даже обыкновенной фанеры для того чтобы создать рабочую основу. Пришлось довольствоваться кусочками картона, оставшегося от коробок, которые она использовала для перевозки вещей.
        Полы многострадальной беседки жалобно скрипнули, когда Рита вынесла из дома стул и установила его под крышей этого летнего убежища. Возможно, когда-то беседка была действительно красивой — деревянные колонны были покрыты замысловатой резьбой, а легкие перила выглядели изящно и тонко. Внутри не осталось скамеек, да и стол, очевидно, был вынесен еще задолго до того, как дом выставили на продажу. Но теперь, сидя здесь и кутаясь в свое любимое драповое пальто, Рита впервые ощутила, что это ее дом. И пусть вид изнутри был бедным, а также явно требовал хорошей краски и лака — это была ее беседка. Она могла свободно провести под этой на удивление хорошо сохранившейся крышей ближайший час.
        Она вынула из небольшой коробочки стопку оставшихся открыток. Первые она сделала, еще учась в школе — это были образчики, которые так и не нашли своих адресатов, поскольку хозяйка оказалась настоящей трусихой. Она постоянно делала подарки, но не решалась отдать их, боясь, что ее оттолкнут или поднимут на смех.
        На некоторых из них были закреплены гипюровые бантики и бумажные ленточки. Иные были украшены сухими цветами и аппликацией. Однако чем новее становились открытки, тем сдержаннее казался декор — взрослеющая создательница использовала только акварель, графику и каллиграфическую роспись. Зато качество материалов улучшалось  — последние карточки были изготовлены из белого рисового картона и даже хранили аромат дорогих чернил.
        Теперь для того чтобы делать открытки от руки, не оставалось времени. Нужно было подумать о том, как можно тиражировать оригинальный рисунок.
        *
        Мальчик зашел уже после того как она покинула задний двор, и Рита даже обрадовалась этому — если бы он оказался у калитки немного раньше, то она наверняка не смогла бы услышать колокольчик.
        — В магазине двухчасовой перерыв — важные клиенты объясняют работодателю все тонкости будущего заказа, — торопливо объяснил он, как обычно, пропуская ее вперед и придерживая дверь. — Я решил, что настало время прийти к вам, оставить фотографии. Вечером, возможно, заберу, когда буду идти к реке. Или после того, как сделаю снимки.
        Рита кивала, показывая ему, что все понимает и не сердится за неожиданное вторжение.
        — У меня сейчас нет никаких важных дел, вы можете приходить, когда вам удобно, — дабы успокоить его, сказала она.
        — Я не отниму у вас лишнего времени, просто хотел отдать вам это.
        Он спустил с плеча кожаную сумку, вынул перевязанные шнурком фотографии и вручил ей.
        — Вот и все.
        — И вы даже не останетесь на чай? — удивилась она.
        Живя среди людей совершенно иного круга, она не привыкла, чтобы люди уходили прямо с порога, но Артур, по всей видимости, был еще и очень смущен.
        — Я должен вернуться как можно скорее.
        — Вы на вашей машине?
        Его щеки явственно порозовели, и он выглядел даже забавно. Рита не могла удержаться от улыбки. Хотя Артур был явно старше Робби, она чувствовала знакомое умиление, глядя на то, как он говорит и пытается выразить свои мысли. Своей неопытностью в общении с людьми он напоминал ей сына, хотя этот момент у Робби прошел уже несколько лет назад. Теперь он держался довольно уверенно и научился говорить, глядя собеседнику прямо в глаза — Антон воспитывал его, приучая вести себя достойным образом, в каком бы обществе он ни находился.
        — Да, я оставил ее у входа в переулок.
        — Хорошо. Тогда возвращайтесь к ней и спешите на работу, думаю, опоздание не пойдет вам на пользу.
        — Спасибо, — непонятно за что поблагодарил ее он, поспешно выходя за дверь.
        Почему он приходил вновь и вновь, если ему было так сложно находиться в этом доме? Рита вздохнула, выходя следом, чтобы проводить гостя.
        В этот самый момент колокольчик зазвонил вновь, и она подняла глаза, стараясь разглядеть еще одного посетителя. К ее удивлению, это был Антон, о котором она совсем недавно вспоминала.
        Призвав на помощь все свои силы для того чтобы удержать бесстрастное выражение лица, она прошла вместе с Артуром до конца дорожки и осторожно отворила дверцу, выпуская его.
        — Добрый день, — сдержанно поприветствовал их Антон.
        — Добрый день, — повторила она.
        — Представишь меня своему другу? — спросил он.
        Стандартный обмен любезностями, ничего не значащими фразами — в мире, где жил Антон, такое происходило постоянно. Рита знала, что он каждый день знакомился с новыми сотрудниками финансовых предприятий партнеров, но забывал их имена уже через пять минут, поскольку секретари, клерки и кассиры менялись почти каждую неделю.
        Запомнит ли он Артура? Скорее всего, нет — бедный мальчик так быстро скрылся из виду, что вряд ли Антону удалось даже разглядеть его лицо.
        — Чем обязана? — нейтрально спросила она, пропуская уже второго гостя в дом.
        — Решил посмотреть, как вы живете. В этом доме проводит будни мой сын?
        — Да, именно в этом.
        Он придирчиво разглядывал кусты, которые нужно было подстричь гораздо раньше. Теперь, когда наступали холода, было уже поздно.
        Пусть думает что хочет.
        — Я пришлю вам нашего… своего садовника.
        — Не стоит, мне нравится такой вид.
        Она открыла перед ним дверь, гадая, что он скажет, увидев тяжелые портьеры и старомодную мебель. Антон прошел в гостиную, двигаясь медленно и осторожно.
        — Я не привык думать о том, что теперь мы живем в разных домах, но должен заметить, что гостиная выглядит вполне достойно. Однако если ты хочешь сменить портьеры, то…
        Рита тихонько рассмеялась, и он оглянулся.
        — Что смешного?
        — Ничего. Я ждала, когда ты скажешь что-то подобное. Нет, меня все устраивает.
        — Ты ведь никогда не любила темные цвета. Или ты так умело притворялась?
        Разговор явно направлялся не в то русло, и Рита поспешила заглушить драматические нотки беседы.
        — Робби вернется только через два часа. Может, выпьешь чаю?
        — Ты приготовишь сама?
        — Сама.
        — Пожалуй, не откажусь.
        Он, наконец, снял свою шляпу и опустился в одно из кресел.
        — Я вернусь через минуту, — предупредила его она, выходя за дверь.
        Им еще не приходилось говорить так спокойно и неторопливо. С тех пор, как были проставлены все подписи, и формальности остались позади, прошло достаточно времени.  Теперь они оба сумели остыть и о многом подумать.
        Разливая чай, она впервые заметила, что в этом доме была совершенно иная посуда. Возможно, Антон не привык пить чай из чашек без позолоты и ручной росписи, но ничего другого она предложить ему не могла.
        — Тебе нравится такая жизнь? — спросил он, когда она опустилась в кресло напротив него.
        — Отчего же нет? Я всем довольна.
        Антон осторожно держал в руках блюдце и чашку, стараясь глядеть куда угодно, только не на нее.
        — Я ни разу не пил твоего чаю. Подумать только, с тех самых пор, как мы поженились.
        — Это поправимо. Приходи каждую неделю, и я буду угощать тебя не только чаем, — стараясь не выдавать своего напряжения, полушутливо предложила она.
        — Ты готовила для меня хоть раз за все наши годы?
        Рита смотрела на его безупречно отглаженную сорочку, застегнутый на все пуговицы серый жилет, шелковый галстук и черный пиджак, и ей казалось, что в нем совершенно ничего не изменилось. Разлука с ней не подействовала на него, и сейчас развод показался правильным решением — возможно, ее присутствие ничего для него не решало.
        — Тебе не довелось пробовать то, что у меня получалось, — уклончиво ответила она.
        — Было бы любопытно.
        — Ты волен прийти к нам на обед когда захочешь, — зная, что он все равно не сможет найти на это время, великодушно сказала она.
        — Я приду. В котором часу вы обедаете?
        — По воскресеньям я стараюсь успеть к часу пополудни.
        — Жди меня на этой неделе. Чем порадуешь?
        — Я еще не думала об этом. Теперь, когда я больше не твоя супруга, мне не придется беспокоиться о том, чтобы угощение пришлось тебе по душе, не правда ли? — Антон даже отпрянул от нее, и она еще раз засмеялась. — Боже, не принимай эти слова близко к сердцу, я просто шучу.
        — Шутишь?
        Рита остановилась на мгновение, вспомнив, что слово «шутить» не использовалось в их семье.
        — Да. Это было глупо, прости меня.
        — Все в порядке, я понял. Откуда ты берешь деньги? Я могу давать больше для Робби, если ты не справляешься.
        — Я дам тебе знать, когда у меня совсем ничего не останется, — все еще улыбаясь, ответила она.
        — Сделай одолжение. — Он был абсолютно серьезен. — Я не желаю, чтобы мой сын и его мать побирались.
        — До этого не дойдет.
        Ей было любопытно, что бы он сказал, если бы она поделилась с ним своими планами касательно работы. Впрочем, она не считала нужным рассказывать ему о том, что, чуть было, не стала уборщицей.
        — Так когда придет Роберт? — переспросил он, нарушив ход ее мыслей.
        — Через пару часов, не раньше.
        — Пожалуй, я зайду в другой раз.
        Как обычно. Рита согласно кивнула и стала ждать, когда он уйдет.
        Наверняка он уже забыл о том, что несколько минут назад обещал прийти в грядущее воскресенье.
        *
        Снимки были чудесными. Очевидно, Артур выбирал для съемки незатейливые пейзажи без сюжета, но в них явно чувствовалась некоторая общность. Было заметно, что он старался не брать в объектив людей или животных. Даже случайно попавшие на фото прохожие или отдыхающие находились на самом краю общей картины — все основное пространство было заполнено только природой и незаметными на первый взгляд сооружениями вроде мостов или полуразрушенных арок.
        Ни на одной из фотографий Рита не нашла резких теней или выразительных линий — каждый снимок был ровным и мягким. Она вспомнила его слова о том, что вид на берег реки, мог бы выглядеть мрачнее на фото, и теперь ей было ясно, что Артур знал, о чем говорил.
        — На ваших снимках все такое необычное. Такое умиротворенное, но вместе с тем застывшее и несчастное.
        Они вновь стояли на берегу — она решила выйти и посмотреть, как он будет работать. Удивительным было еще и то, что Артур легко согласился взять ее с собой, хотя, как оказалось, он был до крайности стеснительным и не мог сосредоточиться, когда кто-то пристально смотрел на него.
        — Всякий снимок выглядит застывшим.
        Наверное, его задело это замечание, но Рита не могла лгать и льстить, если речь шла о красивых вещах.
        — Нет, на других вид такой, будто в следующую секунду деревья закачаются, а люди тронутся с места. На ваших фотографиях нет движения, но эта безмятежность прекрасна. Вы напрасно ругали свою работу — мне она нравится.
        — Вы снисходительны ко мне.
        — Снисходительна?
        Странное слово — обычно она его применяла иначе. Кто-то был снисходителен к ней — жалея из-за ее полноты, несчастливого замужества, «недалекости» и прочих бед, которые казались смертельными женщинам ее бывшего круга.
        — Нет, вовсе нет.
        Обидное слово. Нет, она вовсе не хотела, чтобы он считал ее снисходительной к нему.
        — Так почему не скажете честно? Я еще никому не показывал эти снимки, и мне хотелось бы слышать лишь правду.
        — Я думала, что вас обидели мои слова о том, что пейзажи выглядят застывшими, но вы хотите, чтобы я выразилась еще грубее?
        — Да.
        Рита взяла из его рук фотографии, осторожно перебирая и разглядывая каждый образчик в отдельности.
        — Не нахожу изъянов, простите меня, — покачала головой она, возвращая ему аккуратную стопку.
        — Но сказали бы, если бы увидели?
        — Конечно. Поверьте, я не столь тактична, чтобы скрывать свое мнение.
        На самом деле, здесь она солгала. Она постоянно утаивала свои мысли, но для этого были совершенно иные причины, среди которых не было страха сказать собеседнику неприятное.
        Стоило отдать ему коробочку с открытками, когда он принес свои фотографии. Теперь она держала в руках небольшую сумочку, где лежал конверт с карточками, и думала, когда лучше отдать их ему.
        Между тем Артур просто бесцельно ходил по берегу, не зная, где лучше приступить к съемке. Он пробовал спускаться к самой воде, затем поднимался к ней, а после отходил подальше, и лишь тогда решался поднести камеру к глазам. Однако насколько она сумела понять, он еще ни разу не нажал на кнопку.
        — Наверное, мне стоит уйти, — позабыв о том, что открытки все еще лежали в сумочке, торопливо сказала она.
        — Почему? — Его голос звучал даже расстроенно.
        — Мы едва знакомы, и вы не можете работать при мне. Я должна была догадаться раньше. Простите, что увязалась за вами.
        — Не уходите. — Артур подошел ближе. — Вы ведь можете помочь мне.
        — Чем? — удивилась она.
        Он опустил глаза, как будто собирался сказать нечто возмутительное или преступное. Он держал камеру в правой руке, а пальцами левой то обводил ободок объектива, то теребил ремешок.
        — Здесь прекрасный вид, и нет этих проклятых костров или проводов или еще чего-нибудь. Сегодня подходящая погода. И…
        Слова давались ему с трудом, но Рита уже поняла, что он на самом деле имел в виду.
        Почему бы и нет? Все же он доверился ей, показав свои первые снимки. Даже если он солгал, и до нее эти карточки демонстрировались другим людям, она все равно чувствовала признательность.
        — Где мне встать?
        Артур, кажется, даже перестал дышать.
        — Спасибо, — шепотом поблагодарил ее он. — Стойте прямо здесь, ничего не нужно.
        Словно боясь, что она передумает, Артур сразу же отошел на несколько шагов, а после осторожно осведомился:
        — Всего раз?
        — Да.
        Один щелчок. Вот и все.
        Он медленно опустил камеру, и Рита могла поклясться, что он хочет сделать еще один снимок, но никаких дальнейших просьб не последовало. Артур просто убрал камеру в сумку и улыбнулся — в первый раз с тех пор, как она его увидела.
        — Я обязательно принесу вам копию, — заверил ее он, и вид у него был почти счастливый. — И, возможно, даже сделаю еще один простой снимок.
        После этого он действительно еще раз щелкнул камерой, направив объектив в сторону реки. Рите показалось, что его не особо заботил вид, который ему удалось запечатлеть.
        ГЛАВА 8 АРТУР. ЧТО СКАЗАЛА ЮДИФЬ
        Работать в кондитерской Артур начал уже в шестнадцать лет. До этого момента в его жизни бывали разные времена, когда он не знал, чем займется и откуда возьмет деньги на проживание. С тех пор многое изменилось, ему повезло встретить Юдифь, и он постарался забыть о том, что когда-то не умел варить сладкий крем и раскатывать тесто тонкими слоями. О многом еще предстояло забыть, и он усердно над этим работал.
        На одной улице с кондитерской находились и другие магазины. Бакалея, лавка мясника располагались по обе стороны от «Сладкого мира», напротив продавали овощи, а в самом конце находилось небольшое кафе, в котором по воскресеньям можно было посидеть с часок и понаблюдать за другими, представляя, что он проводит так каждый вечер. Беда была в том, что вся улица знала Артура-из-кондитерской, и большинству прохожих было известно, что этот парнишка может посидеть в кафе только раз в неделю. Целесообразнее было бы заказывать столик в другой части города, но для этого пришлось бы покинуть родной район, отправиться в незнакомое место, расспрашивать людей или — еще хуже — наводить справки о ценах. Поскольку зарабатывал он не так много, как хотелось бы, Артур решил, что лучше ограничиваться редкими визитами в знакомое кафе. По крайней мере, здесь уж точно нельзя было попасть впросак с оплатой счета.
        Еще Артур откладывал деньги. На сей раз он не знал, что хотел бы купить, но когда в небольшой коробочке под кроватью постепенно увеличивалась стопка купюр, ему становилось теплее. Он доставал ее каждую неделю, чтобы присоединить к ней еще несколько бумажек, отделенных от суммы своей заработной платы. Поскольку величина заработка зависела от количества выполненных заказов, сумма часто варьировалась, но в целом он ощущал уверенность уже от того, что дно коробки закрыто деньгами.
        Это также было его небольшим секретом, тщательно скрытым от посторонних. Единственным человеком, которому он мог бы довериться, была Юдифь, обучившая его замешивать тесто и работать на кухне.
        У Юдифи был открытый характер, она любила шутить и обо всем говорила прямо, без намеков и окольных путей. В этом состояла простота общения с ней, хотя иногда по этой же причине говорить с ней становилось невозможно. Впрочем, Артур всегда воспринимал ее лишь как учителя и человека, с которым проводил рабочие будни. Он уважал ее как первоклассного специалиста, и отлично понимал, почему владелец кондитерской только с ней обсуждает важные дела и заказы. Юдифь была душой кухни и магазина, она умела руководить и мотивировать подчиненных, но в некоторые моменты от нее хотелось просто убежать куда подальше.
        — Привет, родной, — как обычно поприветствовала его она.
        Артур приходил на работу вторым, первой всегда была Юдифь.
        В огромной кастрюле на самой маленькой плите уже кипятилась вода, а она суетилась у деревянных шкафов, выкладывая на большой дубовый стол все чашки и доски, которые были нужны для работы во время дня.
        — Как себя чувствуешь? — не поворачивая головы, спросила она.
        — Как обычно. Как ты?
        — Я чувствую себя блестяще.
        Артур не был уверен, что так можно говорить, но вне зависимости от своего настроения Юдифь всегда говорила, что «чувствует себя блестяще». Все зависело от того, с какой интонацией она произносила эту фразу. Во всяком случае, смысл этих слов был понятен всем и каждому.
        — Сегодня у нас много работы, родной.
        Работы всегда было много.
        — Это хорошо.
        — И то правда, — согласилась Юдифь, раскладывая скалки и маленькие кастрюльки. — Много заказов — много денег. Хотя, денег много не бывает, правда, родной?
        — Наверное.
        Она ухмыльнулась и поправила фартук, который немного сбился набок, пока она возилась у шкафов.
        — Тебе придется варить тесто для пирожных. Нужно сорок пять штук, причем не самых маленьких.
        — Номер пять или семь?
        Пирожные, торты, вафли и пироги — все это было промаркировано номерами и не имело названий. Наверняка, в городе больше не было другой такой кухни, в которой бы за целый день работы нельзя было услышать ни одного названия приготовленного блюда. Самыми популярными пирожными на заварном тесте были номера пять и семь, но на сей раз Юдифь грустно покачала головой (если только она могла выглядеть грустно):
        — Нет, номер один. Прости, родной, придется помучиться.
        Артур улыбнулся — с тех пор, как он боялся стоять у плиты и варить одновременно карамель, крем и жидкое тесто, прошло уже достаточно времени, но Юдифь продолжала его опекать. Глядя на ее высокую стройную фигуру, было сложно предположить, что она ежедневно выпекает десятки отличных тортов и пробует  заготовки для каждого из них. Однако ее крупные ладони, довольно широкие плечи и крепкая спина могли рассказать внимательному человеку  о том, что эта женщина привыкла много и тяжело работать. Каштановые волосы всегда были стянуты узлом на затылке, и ни один волосок не выбивался из прически — колпаков и косынок она не носила. Рубашка без рюшек, кружев и бантиков; не слишком широкая и длинная юбка, которая не задевала пол, когда она ходила от стола к столу или работала у плиты; непременно засученные рукава; прочный фартук на толстых лямках — все в ней говорило о практичности и боевом настрое.
        — Когда привезут яйца и молоко? — снимая куртку и надевая свой фартук, поинтересовался он.
        — Через полчаса все будет здесь. Успеешь?
        — Да, конечно. Я пока просею муку. Сколько нужно для первого заказа?
        — Оставь, это не твоя забота. У тебя появилась женщина?
        Артур остановился. После стандартного разговора этот вопрос не сразу показался ему необычным, но лишь осознав, что ему нечего ответить, он понял, что Юдифь впервые заговорила не о работе.
        — Нет, — честно ответил он.
        — Хорошо. Ты мне нравишься, но если у тебя будет жена, ты уйдешь из пекарни, и мне придется искать замену.
        — Не придется.
        — Пока что не придется, — поправила его она. — Рано или поздно это произойдет. А если она не вытащит тебя отсюда, я ей шею сверну своими руками.
        — Кому?
        — Твоей женщине.
        — У меня никого нет, — упрямо повторил Артур.
        — Хорошо-хорошо, я поняла. Но она все равно должна найти тебе другую работу, иначе ты останешься здесь навечно, а это вредно для тебя. Ты уже совсем взрослый, а до сих пор играешь со своей смешной машиной, ездишь один по улицам и ходишь как в воду опущенный. Она должна тебя исправить. Так ей и передай.
        — Хорошо, — вздохнул он, устав спорить с ней.
        — Ну, что я говорила? — обрадовалась она. — У тебя кто-то есть.
        — Нет у меня никого, но если появится, я перескажу ей твои слова, будь уверенна.
        Юдифь рассмеялась, запрокинув голову и прикрыв рот рукой. Вошедший в этот момент второй кондитер удивленно остановился на пороге.
        Раз уж день начался со смеха, все остальное должно было получиться хорошо. И даже сорок пять больших пирожных первого номера уже не казались такими страшными.
        *
        Ночной город всегда манил Артура, но даже несмотря на независимость и одиночество, он редко выходил на улицу в темное время. Этим вечером для поздней прогулки были причины — в прошлый раз Рита отдала ему конверт с открытками и оставила у себя его старые снимки. Настало время вернуть свои фотографии и вручить хозяйке ее открытки, которые, насколько он сумел понять, были для нее не только разноцветными картонками, но настоящей историей и памятью.
        На многих из них сохранились имена адресатов, хотя по непонятным причинам открытки остались у нее. Конечно, ему хотелось бы узнать, почему так произошло, но такие вопросы стоило оставить при себе.
        Артур жил на третьем этаже дома, в котором сдавались меблированные комнаты, но, даже едва выйдя за дверь своего жилища, он понял, что на улице идет снег. Воздух в коридоре был холодным и имел совершенно иной аромат. Из него исчезла пыль, и он был достаточно влажным, но запаха мокрой земли не было — это значило, что через большие окна подъезда проходит свободный воздух, очищенный первым снегом.
        Наверное, стоило сменить обувь — дороги были мокрыми и холодными, и даже быстрая ходьба не сразу согрела его. Впрочем, дело было не только в обуви — куртку тоже следовало надеть потеплее. Однако он не любил возвращаться, а потому решил, что сможет дойти до остановки омнибуса, после чего останется только преодолеть Пятый переулок и добраться до дома, в котором живет эта все еще незнакомая женщина.
        Вообще, они договорились, что в следующий раз он принесет ей снимок, но сегодня не было времени ехать в город и заниматься печатью, так что Артур подумал, что может зайти и без портрета. В конце концов, она ведь вовсе не хотела фотографироваться, а значит, не должна сильно расстроиться, если он скажет, что нужно еще немного подождать.
        Ездить в омнибусе он не любил. Это был тот же самый экипаж, только для людей попроще, к которым он себя и относил. Однако это было еще и медлительное, шумное приспособление. Приходилось сидеть рядом с незнакомыми людьми, предупреждать кучера о том, чтобы он остановил в нужном месте (да и то, подходили только специально назначенные точки, никакой свободы), а потом еще спускаться по неудобным ступенькам.
        И все же, озаренные желтоватым светом фонарей городские улицы, были прекрасны. Резные перила перед входными дверями, присыпанные белым вымощенные тротуары, яркие витрины оставшихся работать магазинов, побелевшие скамейки и решетки с коваными узорами — все выглядело иначе в вечернем свете. Глядеть на них через окно едущего омнибуса было приятно, и Артур даже на время позабыл о своем недовольстве.
        Интересно, как долго будут гореть фонари? Неужели всю ночь напролет? Если да, то он должен постараться вернуться домой пешком — по некоторым улицам стоило пройти медленнее, чтобы разглядеть, как меняются дома в мягком свете, отраженном белым покровом только начинающего собираться снега.
        Пятый переулок выглядел также необычно, но немного мрачнее. Здесь горело лишь два фонаря, да и то только напротив самых больших и богатых домов, находившихся ближе к дороге. Дальше пришлось идти, ориентируясь по светящимся окнам.
        В доме Риты было темнее, но он уже не удивлялся — Артур прекрасно помнил, что она не любит зажигать лампу и пользуется более слабыми свечами. За толстыми занавесками свет едва мерцал, и издалека казалось, что либо в доме никого нет, либо его обитатели уже легли спать.
        Звук колокольчика показался более громким и резким. Наверное, так было из-за опустившейся тишины — снег поглощал звуки, не позволяя им отражаться и резонировать. Ночь была глухой и умиротворенной, и звонок разрезал эту тишину с пугающей остротой.
        Через некоторое время он услышал скрип открывающейся двери, а затем на осветленной дорожке показался знакомый силуэт. Рита вышла к нему с непокрытой головой, кутаясь в толстый платок и держа в руках небольшой застекленный светильник. Она выглядела как человек из далекого прошлого, но ей это придавало даже какое-то очарование.
        — Артур? — Она явно была удивлена.
        — Да, я зашел вернуть открытки.
        — Скорее входите.
        Она открыла калитку и пропустила его во двор. Странно, но за этим низким забором уже казалось теплее, хотя такое, конечно, было невозможно.
        В гостиной горел камин, а чуть дальше, на столе сияли все четыре свечи тяжелого металлического канделябра. В одном из кресел лежала книга. Артур опустился в другое кресло.
        — Мне очень понравились последние из тех, что вы сохранили, — вынимая конверт из внутреннего кармана пиджака, сказал он. — Первые слишком уж нарядные. Хотя, такое говорить может кто угодно, кроме меня — я вообще расписываю торты, когда Юдифи нет на месте.
        — Юдифь ваш главный кондитер? — спросила она, поднимая книгу и усаживаясь.
        — Да.
        Рита приняла из его рук конверт, а потом, немного подумав, сказала:
        — Я с вами согласна — очень уж детскими выглядят те первые поздравительные карточки. Впрочем, я и была ребенком, когда сделала их.
        — Они прекрасны, но старомодны. Я не хотел сказать…
        — Я поняла, что вы имели в виду, и не обижаюсь.
        Она могла заставить его нервничать, сказав всего одно слово. Странным было еще и то, что успокоить его также могло всего одно слово, сказанное ею же.
        — Нынче делают или совсем грубые открытки или просто… просто копируют фотографии, — пожала плечами она. — Не знаю, что бы выбрать для своей первой работы.
        Артур оживился:
        — Вы получили заказ?
        — Нет… хотя, да. Сложно назвать это настоящим заказом, — Рита покосилась на дверь, находившуюся напротив входной — но другого сейчас ничего нет. Роберт сказал, что у одного из его одноклассников приближается день рождения, и попросил, чтобы я изготовила сорок пригласительных.
        — И сколько у вас времени?
        Очевидно, что сделать четыре десятка красивых пригласительных или поздравительных карточек было намного сложнее, чем испечь столько же пирожных.
        — Неделя, — вздохнула она. — Если честно, маловато, но других дел все равно нет. Сегодня или завтра я придумаю сюжет, а после распишу от руки шаблоны и нанесу текст на обратную сторону.
        Артур не имел представления о том, что значит учиться в престижной школе, но он мог предположить, что для такого подвига Роберту пришлось потратить немало сил. Предложить работу собственной матери — за такое могли дразнить малышом или сыночком еще очень долго.
        — Я должна вернуть вам фотографии. Не могла наглядеться все это время. Если честно, у меня есть идея, и ею я обязана вашим снимкам. Что если расписать открытки снежным пейзажем? Это было бы красиво и празднично.
        На этот счет у него имелось другое мнение.
        — О, на моих снимках вы не найдете интересных моментов, но если выйдете прогуляться прямо сейчас, уверен, вас поразит то, что вы увидите на улицах.
        — Так ведь темно, — удивилась Рита.
        — Зажглись фонари, — объяснил он.
        Она одарила его долгим непонятным взглядом, а затем медленно покачала головой.
        — Нет, Артур, сейчас не могу. Но, не исключено, что пройдусь в другой вечер.
        — Простите, — не зная, как правильнее ответить, он предпочел извиниться.
        — Ну что вы, — улыбнулась она. — Я просто хочу напоить вас чаем. Можно?
        — Я…
        Ему нужно было уходить. С каждой минутой на улице становилось все холоднее, да и сугробы, наверное, росли очень быстро, а легкие ботинки вряд ли могли его защитить. И все же, вместо того чтобы отказаться, он согласился.
        — Да, я был бы рад. Если это, конечно, не сложно.
        — Я бы не предложила, будь это невыносимо тяжело. А потом вы можете остаться у нас в доме. На этом диване вам хватит места, тем более, на нем еще никто не лежал с тех пор, как мы заселились.
        Она указала на диван, стоявший вдоль единственной глухой стены комнаты.
        — Я вполне могу дойти до дома, — начал было он, но в этот момент Рита скрылась за дверью.
        Когда она вернулась с подносом, Артур уже принял решение.
        — Так вы остаетесь? Если хотите непременно уйти, держать вас я не стану, но мне бы не хотелось отпускать вас в такой холод. Думаю, утром, когда расчистят дороги, вы вполне сможете добраться до рабочего места на конке. А может быть, ваша машина осталась на улице? Вы можете завезти ее во двор.
        — Нет, я приехал на омнибусе. Спасибо за ваше предложение, я, пожалуй, останусь.
        Она обрадовалась. Он мог видеть это по ее лицу, по радостно вспыхнувшим глазам, по полуулыбке и на мгновение прикушенной губе.
        — Я принесу вам одеяло и подушку. Но для начала, разумеется, выпейте чаю.
        *
        Ему еще не приходилось спать в такой постели. Большая прохладная подушка, пушистое одеяло, чистая и приятно пахнущая простыня. Рита погасила свечи, но камин все еще горел, и за окном было достаточно света. Оконные рамы больше не выглядели неуместными и слишком уж громоздкими — казалось, что они обрамляли живые картины, на которых был изображен заснеженный пейзаж. В доме было тихо и мирно, и где-то в другой комнате спала женщина, с которой он познакомился совсем недавно.
        Тепло дома, который он, по каким-то странным и неизвестным ему причинам, не мог назвать чужим, действовало на него успокаивающе. Артур позволил себе закрыть глаза, чтобы уснуть до утра.
        ГЛАВА 9 РИТА. ПЕРВЫЙ СЮЖЕТ
        Она привыкла просыпаться пораньше — так можно было полежать в постели, предаваясь своим мыслям и эмоциям. Разум, еще не отягощенный дневными заботами и неурядицами, воспринимал окружающий мир легче и проще, и все планы казались вполне реальными. Однако на сей раз пробуждение сразу же принесло тревогу.
        В доме спит незнакомец. Конечно, она предупредила Робби, но что делать, если мальчик испугается или не захочет видеть Артура за завтраком? Отпустить гостя просто так она не могла, но и расстраивать сына ей не хотелось. Закрадывались мысли о том, что ей стоило поступить иначе и позволить ему уйти домой еще вчера, но Рита быстро отмела их подальше. Как можно выпустить на улицу человека, обутого в ботинки на таких тонких подметках?
        За окном было еще совсем темно, но полежав немного во мраке и привыкнув к нему, Рита смогла различить едва заметный синеватый свет, струившийся из окна. Она всегда ориентировалась по утреннему небу, не пользуясь часами, но теперь из-за выпавшего снега белое сияние выглядело холодным и незнакомым. Пришлось приподняться и посмотреть, который час.
        Половина шестого. Наверняка этот Артур работает где-то далеко, так что нужно поторопиться. К тому же, Робби тоже следовало подняться пораньше.
        Она оделась в теплое платье, собрала в сетку волосы на затылке и тихо вышла за дверь своей комнаты, а затем осторожно постучалась к сыну.
        — Да? — ответил слегка хриплый спросонья голос Робби.
        — Милый, нужно вставать. Иди на кухню и умойся, а я разбужу Артура.
        Дверь открылась, и перед ней предстал Робби, все еще облаченный в пижаму.
        — Он что, и завтракать с нами будет? — даже с некоторым возмущением спросил он.
        Она лишь пожала плечами. Объяснять было нечего — она собиралась оставить Артура на завтрак.
        — Я сейчас оденусь, — вздохнул Робби. — Дай мне минуту.
        — Конечно.
        Оставив его в покое, она прошла на кухню, разожгла сильнее огонь под нагретым котлом и зачерпнула оставшейся с ночи горячей воды в керамический кувшин. Вооружившись им и небольшой фарфоровой чашей, она набросила на плечо полотенце и прошла через коридор в гостиную, где должен был спать Артур. Перед самой дверью она остановилась, на мгновение, представив, что он уже ушел, и сейчас в этой большой темной комнате совсем пусто.
        В свете оставленной на полу подвесной керосиновой лампы дверь была расписана смешными тенями. Странное зрелище.
        Она толкнула дверь, стараясь не создавать шума.
        Артур был в гостиной, но уже проснулся.
        Она внесла чашу с кувшином, опустила все это на стол и положила рядом полотенце.
        — Доброе утро, — отчего-то говоря шепотом, поприветствовал ее он. — Спасибо.
        — Доброе. Не за что, умывайся. Я зайду через пятнадцать минут, и мы пойдем завтракать.
        — Я… наверное, я лучше уйду. Вы и так многое для меня сделали.
        — Оставайся, — попросила она. — Оставайся хотя бы на час, конки и омнибусы все равно еще не работают. На улице темно и холодно, а я приготовлю чай и обжарю хлеб, если ты, конечно, не против такой еды.
        Он явно смутился.
        — Я буду очень рад. Вы невероятно добры ко мне.
        — Ну, что ты, не стесняйся.
        Она вышла, не дожидаясь его ответа, поскольку и так было ясно, что он с трудом подбирал слова, боясь сказать что-нибудь неправильное.
        Мальчики. Такие разные — ее Робби и этот странный Артур. Однако спросонья они довольно сильно походили друг на друга — растрепанные, потерянные и заторможенные. Обоим нужно было только одно — остаться в одиночестве и уделить немного времени себе, чтобы собраться с мыслями. Лишь потом, после всех этих дел, они начинали нуждаться в помощи — в приготовленном горячем завтраке, собеседнике и заботе.
        Рита стояла у стола, выбирая лечебные травы и дожидаясь пока закипит вода. Нужно заварить особенный чай, на улице уже слишком холодно. Робби не слишком любил пить такой чай, но по утрам молча терпел и ничего не говорил. Интересно, как относится к такому Артур?
        Надо же, он приглашал ее пройтись по улицам. Или это было не приглашение? Может быть, ей стоит как-нибудь выбраться одной? Почему бы и нет, в конце концов? Она свободна, у нее нет никаких обязательств перед другими людьми. Друзей тоже нет. Ждать некого, так что можно выйти в любой день.
        Робби все же собрался первым — он вышел из дома и прошел в столовую, по дороге тихонько постучав в дверь. Так он обычно давал знать о том, что уже полностью готов и может помочь ей на кухне.
        Рита выглянула, чтобы посмотреть на него и вежливо отказаться — она тоже поступала так каждый раз.
        — Что мне сделать? — проводя рукой по волосам, спросил он.
        — Ничего, иди в столовую и дожидайся Артура. Постарайся быть обходительным.
        Робби ничего не сказал, но едва заметно ухмыльнулся. Рита нахмурилась:
        — Он хороший человек, вот увидишь.
        Он все так же молча кивнул, но с места не сдвинулся.
        — Что? — спросила она, косясь на плиту.
        — Ничего. Не скажешь, что он мне еще понравится?
        Она вышла за дверь, подходя к сыну почти вплотную и поправляя ему галстук.
        Надо же, какой он теперь высокий.
        — Я не знаю, понравится ли он тебе, это ведь не твой друг, а мой.
        — Друг?
        — Да, — улыбаясь, согласилась она.
        — Если он твой друг, то я, пожалуй, буду обходительным.
        Открывшаяся за его спиной дверь дома не дала ей сказать, как она гордится им, и она отпустила плечи сына, скрываясь на кухне.
        Уже возвращаясь к плите, она услышала, приглушенный расстоянием и запертой дверью голос Робби.
        «Я провожу вас в столовую».
        Куда делось пожелание доброго утра или хотя бы простое приветствие, было непонятно. Если сейчас это значило быть обходительным, то Рита явно ничего не понимала в новых манерах.
        Когда она вошла с подносом в столовую, мальчики уже вели довольно оживленную беседу.
        Наверное, стоило раньше познакомить сына с Артуром. Теперь он казался на удивление раскрепощенным, достаточно дружелюбным и оживленным. Она никогда прежде не видела Робби таким естественным и активным в разговоре. Артур тоже казался менее смущенным — он охотно отвечал на все вопросы и даже смеялся.
        Она тихо присела за свободный край стола, наливая чай и одновременно наблюдая за ними. Для нее было важно то, как именно они говорили, и она не старалась вникнуть в смысл беседы. В конце концов, это был их разговор, а ей оставались лишь выражения лиц, жесты и эмоции.
        — Мама, Артур приглашает нас пройтись по ночному городу сегодня вечером. Он утверждает, что там можно увидеть много интересного, — повернувшись к ней, неожиданно сказал Робби.
        — Что ж, если он так говорит…
        — Так вы согласны? — с такой неприкрытой надеждой в голосе спросил Артур, что сидевший рядом с ним Робби даже хмыкнул.
        — Почему бы и нет, — неопределенно кивнула она. — Если Робби захочет остаться дома, я отправлюсь сама.
        — Что ж, если ты ему веришь, то отчего я должен отсиживаться в доме.
        Артур настороженно замер — всего на долю секунды. Наверное, подумал, что Робби передразнивает свою мать, копируя одну из ее последних фраз.
        Если он и дальше будет общаться с ними, то поймет, что их отношения невозможно понять стандартным образом, наблюдая и подмечая детали.
        За время отдельной жизни между Ритой и ее сыном создались странные отношения, которые состояли не в том, о чем они говорили, а в том, о чем предпочитали молчать. В недосказанности было больше смысла и тепла, чем в нескончаемых словах.
        *
        Снег все шел, и к вечеру на обочинах дороги выросли внушительные сугробы. Переулок расчищали всего раз, а потому сейчас, когда они шли втроем, ее ноги едва не увязали в пушистом снегу.
        — Я провожу вас до дома, не беспокойтесь, — сразу же сказал Артур, когда зашел за ними в пять часов. — Скоро стемнеет, но омнибусы ходят до восьми, так что мы вполне успеем пройтись, а затем я вернусь домой.
        — Разумеется, — согласился Робби. — На таком холоде вряд ли мы сможем уйти слишком далеко.
        Теперь Артур был одет в хорошие сапоги на толстой подошве, а на плечах у него красовалось настоящее черное пальто из толстого драпа. Беспокоиться о нем не было смысла — он даже не забыл повязать широкий шерстяной шарф, на котором таяли редкие снежинки.
        Шли молча, словно боясь разрушить чарующую, пьянящую тишину, в которую был погружен переулок. Улицы были немного оживленнее, но все же не такими шумными, как днем.
        Так вот что его так очаровало…
        Темно-желтый, почти оранжевый свет фонарей струился сверху, очерчивая контуры будок, киосков, скамеек и лестниц. Все то, что выглядело серым и мрачным во время дня, теперь приобретало загадочный оттенок. Линии становились мягче, снежные шапки на козырьках и парапетах уже не казались слепящими или холодными — они были окрашены в теплые тона, словно являясь праздничными украшениями. До Рождества оставалось чуть больше месяца, и традиционную иллюминацию еще не развесили, но улицы выглядели такими чистыми и уютными, что гирлянды были и не нужны.
        Смена освещения играла такую роль? Неужели все можно изменить всего одним движением? Рита удивлялась тому, что не видела этого раньше.
        — Фонари просто прекрасны, — заметила она, пропустив Робби немного вперед и поравнявшись с Артуром.
        — Подождите, будут еще витрины. В следующем квартале работает магазин, если вы согласитесь дойти до него, то увидите, как необычно выглядит витрина в темное время.
        — Словно Рождество уже наступило, не находишь? Не думала, что фонари и эти… кружевные решетки могут выглядеть так красиво.
        — И я не предполагал.
        Они прошли еще немного, когда Артур осторожно и очень тихо сказал:
        — Это не кружевные, а кованые решетки. Так правильнее. Простите, что поправляю…
        Его вежливость была почти невероятной — он говорил так аккуратно, тщательно выбирая нужные слова, что Рите казалось, будто он все время боится ее чем-то обидеть.
        — Что ты, я ведь и вправду не знала. В следующий раз уже не ошибусь.
        Вечером о тротуарах никто не заботился, и теперь под ногами слегка хрустел тонкий слой успевшего опуститься снега. Робби шел впереди, и Рита наблюдала за его походкой, движениями, и тем, как он оглядывается по сторонам.
        Не видит ничего красивого, хочет скорее вернуться домой. Ничего страшного, сам вызвался, пусть терпит.
        Что если бы он шел не один, а с другом? Наверняка, они нашли бы, о чем поговорить.
        Она даже улыбнулась своим мыслям.
        — И часто ты так ходишь? — поинтересовалась она, когда они приближались к следующему кварталу.
        — Нет. Сегодня в первый раз вышел под снег.
        — Правда? Не похоже.
        — Просто в прошлый раз я ехал в омнибусе и смотрел в окно. Открыл для себя много нового, подумал, что, возможно, и вам понравится.
        Она повернулась к нему и осторожно взяла за запястье, сжав руку через толстую ткань пальто.
        — Спасибо тебе, Артур. Это волшебно.
        На всех виденных ею открытках художники пытались ухватить ощущение праздника. Блестящие ленты, лаковое покрытие, ангелочки и игрушки, подарки — все эти атрибуты праздничной жизни непременно изображались на открытках, края которых обязательно были украшены каймой орнаментов и замысловатых завитков. Но настоящее ощущение легкости и волшебства возможно и без всего этого. Заснеженная ночная улица не нуждалась в украшениях — нужны были лишь невысокие фонари.
        — Вокруг так красиво. Это вдохновляет, — сказала она, отпуская его руку. — Кажется, я начинаю понимать, что нужно для открыток, чтобы они получились необычными и светлыми.
        *
        Широкая дорога, уходящая в перспективу и озаренная светом редко расставленных фонарей, на бумаге выглядела не так красиво, как в жизни. Рита долго не могла понять, что же ей нужно на самом деле, и добавляла то одни, то другие детали, стараясь уловить то самое чувство, возникшее при прогулке.
        По обоим краям от дороги выросли здания — учебные центры, фабрики и парки. Разумеется, на то, чтобы выписывать все в деталях, просто не было времени — пришлось ограничиться небольшими отличительными чертами. В окнах предполагаемого института красовались не занавески, а микроскопы и глобусы; фабрику нужно было выделить трубами и эстакадами.
        В конечном счете, ночное небо было решено сделать светлым, и загадка исчезла. Зато появилась дорога, на которой не было препятствий. Не было машин, карет и экипажей. Не было прохожих. Была лишь чистая перспектива. Мечта о том,  что каждый из этих мальчиков, одноклассников Робби, сможет пройти по этой дороге и остановиться у нужной точки. Кто-то станет финансовым предпринимателем, кто-то юристом. Робби тоже будет волен выбрать свою остановку. Когда пожелает.
        Она сомневалась, стоило ли убирать фонари — зачем же нужен искусственный свет, если на открытке уже нет никакой ночи? И все же, они придавали картинке какую-то целостность и изящество. А еще, как ни странно — надежду. Уменьшавшиеся по мере того как дорога уходила вдаль, фонари делали открытку объемной и живой.
        Картонный трафарет, акварель и пять дней неустанной работы.
        Она забросила стирку и уборку на все это время, с головой погрузившись в рисование. Робби сам готовил себе завтрак и обед, не тревожа ее и не задавая вопросов.
        Когда все было готово, она, наконец, вышла из комнаты и отправилась на кухню, чтобы набрать себе горячей воды и принять, наконец, ванну. Наполнить стальную емкость было нелегко, кипяток приходилось носить несколько раз, а потом еще разбавлять его холодной водой, но лежа в тепле и тишине, за плотной занавесью, отделявшей кухню от ванны, Рита, наконец, ощутила себя живым и полноценным человеком. Она завершила работу и при этом осталась довольна.
        После этого она вытерлась простыней, надела чистое платье и вернулась в свою комнату, чтобы сделать еще одну копию, пока не стемнело.
        ГЛАВА 10 АРТУР. ПОРТРЕТ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ
        Фотопластинки были дорогим материалом, и Артур покупал их раз в два месяца. В упаковке было всего двадцать штук, но даже это он не всегда успевал израсходовать. Поиски подходящего сюжета, выбор времени и погодных условий, а также собственное переменчивое настроение не позволяли ему заниматься фотосъемкой регулярно. В результате у него скопилось несколько коробочек еще не использованных пластинок, на которых можно было оставить любое изображение. Он предпочитал покупать их время от времени, поскольку боялся, что наступят времена, когда он больше не сможет позволять себе подобную трату денег.
        Бережливость влияла и на творчество (Рита утверждала, что фотография — это тоже творчество). Истратив одну пластину и увидев, что результат не так хорош, как ему хотелось, Артур обычно очень расстраивался. Однако эти выходные были другими — никакого сожаления или страха он не испытывал.
        Конрад жил ближе к центру города, но в его мастерской обычно не было народу. Отпечатывать негативы приходили только профессиональные фотографы, которые не желали тратить время на самостоятельную работу. Им приходилось делать столько снимков за один день, что на получение настоящей картинки уходили бы долгие часы, а этого они себе позволить не могли. Таких людей было не очень много, но они соглашались платить хорошие деньги, и потому дело Конрада процветало. Клиенты приходили, оставляли свои коробки с фотопластинками, он отмечал их в журнале, а потом отпускал на целый день. Если работы было слишком много, он покупал себе обед, закрывал мастерскую и полностью уходил в процесс получения позитивного изображения.
        Артур нашел его совершенно случайно — использовав парочку пластин, он отправился в город, надеясь найти мастерскую, где можно было бы получить результат за сходную цену. Кабинка Конрада встретилась первой на его пути. Над дверью не было вывески, о роде деятельности хозяина можно было догадаться только благодаря большой фотографии под стеклом, выставленной за дверь и стоявшей прямо на земле.
        «Если у тебя всего пара снимков, приходи в любое время, прогуляйся с часок и возвращайся назад. Я отдам их тебе недорого и без очереди, только старайся не светиться и не стучись слишком громко, если дверь будет закрыта».
        Большего Артуру было и не нужно.
        Теперь он взял с собой всего две пластины и направлялся к Конраду, преисполненный уверенности в том, что сможет, наконец, получить портрет Риты.
        Впрочем, эти ожидания немного омрачались вероятностью неудачного снимка. Все же, он никогда не фотографировал людей до этих пор, да еще и волновался.
        — Давненько тебя не было, — пожимая ему руку, сказал Конрад. — С чем на этот раз? Еще пара пейзажей?
        Артур покачал головой:
        — Две пластинки, один портретный снимок.
        — Да что ты? Людей начал фотографировать? — Кажется, Конрад был действительно удивлен.
        — Я бы так не сказал.
        — Так что же это — портрет собаки или лошади?
        Артур даже отшатнулся. Шутка показалась весьма неудачной, и он уже хотел возразить, но в этот момент Конрад опять заговорил, объясняя свое предположение:
        — Есть и такие чудаки. Ты бы видел, сколько богатеньких мальчиков и девочек стремится запечатлеть свой образ в обнимку с пушистым щенком или котенком. Однажды даже горностай был.
        О, это многое объясняло.
        — Нет, я не снимал животных. Это портрет… да ты и сам увидишь.
        Конрад спрятал руки под фартук — он часто так делал, и Артур не знал, с чем связана такая привычка. Вообще, мастер всегда был в приподнятом настроении, но говорил мало и предпочитал просто уточнять, что за работа предстоит на этот раз. Он был одет в неизменную клетчатую рубашку и черные, заправленные в сапоги брюки. Фартук из грубой ткани не имел ни одного отличительного знака грязной работы, на нем никогда не бывало пятен или брызг, но Конрад всегда носил его.
        — Ну, хорошо. Погуляй пока, через час возвращайся.
        — На этот раз мне нужно две копии портрета.
        — Да хоть десять. Все будет нормально, на времени это не отразится. Заплатишь чуть больше, вот и все.
        Почему-то Конрад никогда не отмечал Артура в своем журнале. Видимо, считал, что такие мелкие заказы не заслуживают пристального внимания. Впрочем, Артуру было все равно, главное, что фотоснимки получались почти сразу же и были отличного качества.
        За прошедшие дни он почти не виделся с Ритой.
        Прежде всего, не было времени — заказы в кондитерской шли нескончаемой чередой, и Юдифь стала оставлять его на вечер, чтобы сделать заготовки для следующего дня. При таком ритме работы он зарабатывал весьма прилично, но под конец, когда ему все же удавалось добраться до постели, Артур был полностью истощен. Сил не оставалось ни на что, и он, едва заставлял себя умываться и менять одежду.
        Второй причиной было отсутствие повода. Даже когда у него выдался выходной, он не смог найти предлога для того чтобы вернуться в Пятый переулок и позвонить в колокольчик у калитки. После того как он познакомился с Робертом, прошло уже больше двух недель, но он все еще был под впечатлением.
        Этот мальчик определенно знал, чего хотел от жизни. Он ясно и четко выражал свои мысли, держался уверенно и не рассуждал о незнакомых вещах. Возможно, Роберт был обеспокоен его частыми визитами, так что сразу же начал расспрашивать Артура о том, почему он так настойчиво приходит в их дом.
        *
        — Вы намеренны и дальше наведываться сюда?
        — Полагаю, что еще как минимум один раз.
        — По какому поводу?
        — Ваша мать позволила мне сделать портретный снимок, я должен принести ей копию.
        — Вот как? И что же вы собираетесь делать со своим экземпляром?
        — Оставлю для себя.
        — Зачем?
        — Я нахожу весьма занятным лицо вашей матери.
        — Занятным? С какими же людьми вы привыкли проводить время?
        — Вы хотите узнать, где я работаю?
        — Где и кем, если вам не сложно. А также, сколько вам лет и нет ли у вас невесты, что придет одним прекрасным утром и набросится на мою мать с кулаками.
        — Нет, я не обручен и даже не… у меня нет… никого на примете. Я ни с кем не вижусь.
        — И каким ремеслом вы зарабатываете на жизнь?
        — Послушайте, у меня создается впечатление, будто вы принимаете меня за угрозу.
        — Верное впечатление, именно так я вас и воспринимаю.
        — Я работаю в кондитерской, мое дело замешивать тесто. Иногда продаю и работаю с клиентами. Что еще? Вы сами ничего о себе рассказать не хотите?
        — Я ведь не хожу к вам домой и не пытаюсь соблазнить вашу родственницу.
        — Это уже смешно.
        — А мне кажется, что это, скорее, грустно.
        — И все же, мне было бы интересно узнать немного о человеке, только что подвергшем меня такому суровому допросу.
        — Мне шестнадцать, и я учусь в школе. Достаточно для вас?
        — Вполне.
        — У вас много друзей?
        — У меня нет друзей.
        — Отчего?
        — У меня есть знакомые, но я обхожусь без друзей. В моей профессии не нужно разговаривать, и я вижу достаточно праздничных тортов, чтобы не испытывать желания устраивать вечеринки для близких.
        — И все же, у вас есть камера.
        — Есть, верно.
        — Разве вы не снимаете своих приятелей?
        — Нет. Я изредка фотографирую то, что мне нравится, поскольку не умею рисовать.
        — Что же вам нравится?
        — Природа. Вчера вечером решил заснять городской пейзаж.
        — Случайно не Пятый переулок?
        — Нет, но это тоже отличная идея. На любой улице можно найти что-нибудь примечательное. Вы и сами можете это увидеть, если пройдетесь со мной сегодня.
        — Вы приглашаете нас?
        — Если это можно назвать приглашением.
        — Что же интересного можно увидеть на городской улице?
        — Я не могу этого объяснить, но мне кажется, что ваша мама это оценит.
        — Отлично. Узнаем, что она сама думает по этому поводу?
        *
        Артур не знал, был ли серьезен Роберт, когда говорил о том, что его маму пытаются соблазнить. Почему люди судят так мелко? Он надеялся, что Роберт не сказал матери ничего подобного.
        Впрочем, он действительно очень много думал о ней. Даже сейчас, проходя по городским улицам и разглядывая дома, он помимо желания отмечал места, которые было бы хорошо посетить в ее компании. Рита могла бы стать для него хорошим другом — с ней можно было говорить о чем угодно, и она понимала его. Она еще ни разу не осудила его, лишь принимая все его слова и не задавая лишних вопросов. Такой друг мог бы стать бесценным сокровищем, если бы это был мужчина, но Рита была женщиной, да еще и незамужней. Что если он испортит ее репутацию?
        Он даже ухмыльнулся, и проходившая мимо незнакомка с удивлением посмотрела на него.
        Испортить репутацию? Что за глупости, у нее и так нет никакой репутации после развода. Впрочем, возможно, она надеется восстановить доброе имя и выйти замуж вновь? Нужно было выяснить это, поскольку на его взгляд этот вопрос имел большое значение.
        Артур прекрасно осознавал, что им движет эгоизм и собственный интерес, но ничего не мог с этим поделать. Конечно, разумный человек поступил бы иначе — для порядочного мужчины не существовало других вариантов кроме как оставить свободную женщину, если он не собирался на ней жениться. Однако здесь Артур не мог похвастать таким благородством. Хотя он явно испытывал некоторые сомнения, ему все же хотелось продолжать видеться с Ритой.
        За этими размышлениями он не заметил, как отведенный Конрадом час подошел к концу. Часы на небольшой площади вернули его к реальности, и Артур повернул обратно. Нужно было возвращаться в мастерскую.
        Конрад встретил его с фотографиями в руках.
        — Держи свою прекрасную даму, — хохотнув, сказал он.
        Артур предпочел воздержаться от ответа, просто заплатив положенную сумму и забрав свои отпечатанные снимки. Они были еще слегка липкими, и он завернул их в предварительно принесенный конверт, который склеил еще в перерыве на работе.
        Была ли она прекрасной или нет, Артур не знал. Фото получилось не таким, как он ожидал — лицо было слишком маленьким, поскольку сама Рита оказалась запечатленной в полный рост. На снимке ее полнота бросалась в глаза немного сильнее, и теперь ему было ясно, почему Конрад так странно отреагировал на эту фотографию.
        Впрочем, неважно. Теперь он получил то, чего так хотел, и может провести несколько часов за исследованиями.
        *
        Добраться до дому ему удалось только к вечеру — он бродил по городу, выслеживая интересные лица и замечая необычные места. К концу дня у него уже гудели ноги, и он с облегчением опустился на свою кровать — единственный предмет мебели, на котором можно было отдохнуть. В его доме была лишь эта кровать, тумбочка и подвесная лампа. Больше в эту тесную комнатушку все равно бы не поместилось, и у него не было желания переезжать в другое место. Цена его устраивала, он привык к соседям и хозяевам, и уже поменял замок на двери, опасаясь того, что его немногочисленные богатства попадут в другие руки.
        Видимо, от того, что решение сфотографироваться пришло к ней неожиданно, и Рита была явно неподготовленной, на ее лице застыла отстраненная улыбка. Она не казалась напряженной или наигранно веселой — она просто стояла на одном месте, сняв шляпу и помогая ему запечатлеть пейзаж.
        Все же, у нее было красивое лицо. Сейчас можно было смотреть на нее сколько угодно, и Артур позволил себе заметить, как красива линия ее губ, и как безупречны слегка приподнятые брови.
        Где-то между этими мягкими чертами пряталась загадка, которая осталась заключенной за стеной ее контроля и умения хранить свои секреты.
        ГЛАВА 11 РИТА. ИДЕЯ
        Конечно, Антон не пришел к обещанному сроку, но Рита уже ничему не удивлялась. В те выходные у нее было слишком мало времени для того чтобы задумываться о причинах, по которым бывший муж не нашел свободной минутки для того чтобы навестить сына. К тому же, если такое постоянно происходило во время законного супружества, то почему он не мог пропустить воскресный обед, когда между ними уже не осталось никаких обязательств?
        Удивление пришло позже, когда через несколько недель он все же решил заглянуть к ним в выходной. Для нее это стало полной неожиданностью, впрочем, как и для Робби.
        *
        — Мама, кажется, у нас гость, — постучав в дверь ее комнаты, сообщил Робби.
        Рита подумала, что это может быть Артур — в гости обычно приходил только он.
        — Скажи ему, что я скоро выйду.
        — Мама, это отец.
        Она отложила расписанные картонные карточки в сторону, на мгновение просто остановившись и глядя прямо перед собой. Это странное ощущение возникало уже во второй раз, и было связано с неожиданными визитами Антона. Нечто среднее между волнением, страхом и разочарованием. Уютный мирок, в котором она проводила свои однообразные будни, рушился, и ей это не нравилось, поскольку она знала, что через часок-другой Антон просто уйдет из этого дома, и уж точно не будет вспоминать о ней.
        Она поднялась из-за стола и открыла дверь, обнаружив, что Робби все еще стоит за порогом, ожидая ее ответа.
        — Дай мне несколько минут, я должна сменить платье.
        Робби украдкой покосился на ее одежду и поджал губы, очевидно, не понимая, почему она не может выйти прямо сейчас. Однако он, как и в большинстве других случаев, оставил свое мнение при себе и просто кивнул, уходя в гостиную.
        До обеда оставался еще час, и Рита решила просто выйти, чтобы узнать, зачем он пришел.
        Прекрасно осознавая, насколько трусливы эти мысли, она все равно надеялась на то, что Робби будет в гостиной в тот момент, когда она встретится с бывшим мужем. К сожалению, ее чаяния не оправдались — Антон ожидал ее в одиночестве, стоя у окна и внимательно глядя за стекло. На один короткий миг у нее возникло желание просто сбежать — сделать вид, что она не открывала дверь. Однако ей было известно: несмотря на свой отсутствующий вид, Антон прекрасно знает, что она уже появилась в комнате.
        — Здравствуй, — слишком уж тихо поприветствовала его она.
        Он повернулся к ней, закладывая руки в карманы и выдавая тем самым свое волнение. Хотя, может быть, ей просто показалось? С чего бы ему переживать.
        — Добрый день, Рита. — Его взгляд скользнул по ней, и Антон выпрямил спину. Ей не удалось истолковать это движение, хотя она довольно хорошо знала значение всех его жестов. — Я, наконец, решил зайти.
        — Я рада тебя видеть.
        Он ухмыльнулся, опуская глаза и переступая с ноги на ногу.
        — Пожалуйста, не нужно формальностей. Ты ведь знаешь, что между нами уже давно все сказано.
        Тем удивительнее становились причины его прихода.
        — В таком случае, я лучше позову Робби, а сама пойду на кухню. Я обещала тебе воскресный обед и собираюсь выполнить свое слово.
        — Хорошо.
        Даже сейчас, безумно волнуясь и испытывая страх, Рита понимала, насколько глупыми были все эти церемонии. В самом начале Робби пришел к ней, чтобы она поздоровалась с отцом, а теперь ей самой нужно было идти к сыну, чтобы он составил Антону компанию? Не слишком ли много лишних движений?
        Все же, она решила оставить их наедине, дабы не мучиться от неловкости. Да и зачем все эти метания? Она теперь ничем не обязана Антону, так что может свободно игнорировать его.
        Время за приготовлением обеда прошло незаметно. Ей нравилось суетиться по хозяйству — в самые сложные дни это отвлекало ее от грустных мыслей. Если бы в первое время после развода она не проводила долгие часы за уборкой, стиркой и обустройством дома, то наверняка утонула бы в беспросветном унынии, наполнявшем ее жизнь после расторжения брака. Сейчас уже казалось невозможным то, что она так долго не занималась домашними делами, доверяла приготовление еды нанятым работницам, а сама тем временем проводила свои дни в праздности и тоске. Ежедневная суета вытеснила из сознания воспоминания о прошлой жизни, и времени на то чтобы раздумывать, анализировать и терзаться сомнениями уже не оставалось.
        Впустить ли Антона в столовую? Рита немного подумала, но после решила, что и так идет на достаточно большой компромисс, разрешая ему находиться в этом доме. Целесообразнее было бы отпускать Робби на выходные, чтобы он мог провести с отцом хоть немного времени. Впрочем, она никогда его не держала, прекрасно осознавая, что мальчик и сам не горит желанием идти в дом, где Антона вполне может и не оказаться. Выслушивать вежливую ложь («Он вернется через четверть часа») было унизительно даже для ребенка, а ведь Робби уже давно перестал быть малышом. Он вырос и приобрел черты, которых прежде она в нем не замечала. Эти новые свойства характера делали его непохожим ни на одного из родителей. Все же Робби поразительно отличался от них обоих, и Рита даже гордилась этим.
        Значит, Антон вполне может обойтись обедом в гостиной. В конце концов, бывали и такие времена — еще в первые годы ее замужества, когда они жили в доме поменьше. Тогда они принимали гостей, чаще всего деловых партнеров и будущих инвесторов, с которыми Антон тщательно налаживал отношения. Многие из этих встреч ни к чему не привели, но он не сдавался до тех пор, пока не добился успеха. На это ушли годы, зато теперь он сам превратился в такого человека — к нему обращались за помощью и жаждали его одобрения. Оставалось надеяться на то, что он не забыл о тех днях, когда они угощали посетителей прямо в гостиной.
        Поднос был довольно тяжелым, но Рита решила вынести сразу все. Кроме того, в этом доме еще ни разу не подавался обед из трех блюд, так что беспокоиться было не о чем.
        Когда она вошла в комнату, Робби сразу же соскочил со своего места, направляясь к ней с явным желанием помочь.
        — Сиди, дорогой, все хорошо.
        Она опустила поднос на стол, который, к счастью, оказался пустым, а затем принялась раскладывать тарелки.
        Ей было интересно, как все это воспринимает Антон, но она решила не поднимать глаза, дабы не сбиться окончательно. Сам же он хранил загадочное молчание, тихо наблюдая за ней и даже не разговаривая с Робби.
        В этом обеде было что-то до ужаса непривычное и даже противоестественное. Возможно, она действительно должна была отправить сына к бывшему мужу — по крайней мере, на выходные. Эти мысли подпитывались ощущением, подсказывавшим ей, что она была здесь явно лишней. Наверное, именно так Робби чувствовал себя во время той ночной прогулки под снегом, когда она и Артур обсуждали тени, формы и свет, а он шел впереди и просто смотрел перед собой, держа руки в карманах.
        — Так значит, ты решил, что тебе не по душе крикет? — спросил Антон, когда она разложила все по местам и заняла свое место за столом.
        — Да.
        — И ты уверен в том, что не собираешься принимать участие в следующем турнире?
        — Совершенно уверен, хотя у меня имеются сомнения касательно решения нашего тренера. Скорее всего, большее чего мне удастся добиться — это перевода в запасной сектор.
        С этими открытками и фотографиями Рита стала меньше общаться с сыном, и теперь ей казалось, что всего за час он успел рассказать отцу намного больше, чем ей за весь прошедший месяц.
        — Спорт делает мужчину целеустремленным и дисциплинированным, — заметил Антон. — Эти качества пригодятся тебе в будущем, так что ты должен еще раз тщательно все взвесить, прежде чем принять решение.
        — Я уже дважды все проверил и пришел к выводу, что крикет мне не нужен.
        — Возможно, эти перемены и наш с матерью развод повлияли на тебя таким образом, но могу заверить тебя, что ты не пожалеешь, если обдумаешь свое решение еще раз.
        В этом была вся его натура — Антон мог давить до последнего, пока не добьется желаемого ответа. Рита насторожилась, внимательно следя за течением беседы и ожидая момента, когда можно будет перетянуть все его внимание на себя, облегчив участь сына. Все же, выдержать напор Антона мог далеко не каждый взрослый и опытный бизнесмен, а что касалось Робби, то он был еще школьником.
        — Эта идея появилась у меня еще задолго до того, как вы с мамой решили жить в разных домах.
        — Крикет не мешает школьным дисциплинам, ты можешь совмещать спорт и науку. Все так поступают. Кроме того, даже я нахожу время для тенниса.
        Да, если все осталось как прежде, то он играет в теннис два раза в неделю. Это помогает ему поддерживать свое тело и дух в боевом настрое. Рита даже усмехнулась — на это он выделял куда больше времени, чем на разговоры с ребенком. Неудивительно, что любой диалог, завязывавшийся между ним и Робби, неминуемо приводил к конфликту. Исключение составляли пустые обсуждения и замечания, когда сын старался держаться отвлеченно и не вникать в предмет разговора.
        — Крикет отнимает у меня много лишнего времени.
        — Научись воспринимать это время не как лишнее, и ты поймешь, что крикет приносит еще и пользу.
        — Да, конечно.
        Робби так резко пошел на попятную, что Рита поначалу даже растерялась. Антон, судя по поднятым бровям и недоверчивому взгляду, тоже пришел в смятение. С другой стороны, чего еще можно было ожидать? Очевидно, что Робби просто положил конец дискуссии, не дожидаясь, пока это сделает она. Посчитав, что его долг выполнен, он поблагодарил ее за обед, вежливо попрощался с отцом и вышел из гостиной, вновь оставив их наедине.
        Интересно, каково это — сидеть в доме, где каждый человек избегает тебя?
        — И ты одобряешь это? — Антон повернулся к ней.
        — Я вообще ничего об этом не знала, — пожала плечами она.
        — Речь не об этом. Сейчас ты одобряешь его?
        — Мое мнение ничего не решает, так какая разница, что я об этом думаю.
        — С чего ты взяла, что твое мнение ничего не решает? Роберт и ты…
        — Он здесь не при чем. — Она впервые перебила его. — Я сама не хочу, чтобы мое мнение сейчас влияло на него, вот и все. Ты прекрасно справляешься и без меня.
        — Если я оставлю его воспитание на тебя, он вырастет проходимцем или авантюристом.
        Рита даже завела глаза к потолку:
        — Боже, Антон ты говоришь так, словно твоя работа не связана с авантюризмом.
        Он даже подался вперед, внимательно глядя на нее.
        — Как жаль, что ты больше не моя жена.
        Да, в те времена, когда она считалась его супругой, Рита не позволяла себе подобных высказываний. Теперь она была свободна и могла говорить все, что взбредет в голову. Впрочем, он мог вложить в эти слова и иной смысл, но об этом Рита предпочла не думать. Нет, он не желает воссоединения и не тоскует, это было очевидно. Тешить собственное самолюбие, черпая вдохновение из мельком оброненных фраз, было слишком унизительно, так что она просто пропустила эти слова мимо ушей.
        — Ты придешь еще?
        — Разумеется.
        — Я думала о том, что, возможно, Робби стоит приходить к тебе.
        — Не хочешь видеть меня в своем доме?
        — Не могу сказать, что хочу или не хочу, просто так будет удобнее. Ты ведь приходишь к нему, я вам только мешаю.
        — Конечно, я прихожу только к нему. Если ты не против, то буду приходить и впредь, пока он не съедет.
        — Значит, к тебе нельзя?
        Антон опустил ресницы, те самые красивые пушистые ресницы, которые так нравились ей в прежние годы. Это движение было быстрым и незаметным, оно могло легко пройти мимо, растворившись между словами, но Рита успела поймать этот момент.
        В доме есть женщина. Так сказали дрогнувшие ресницы.
        — Не беспокойся, — тщательно следя за голосом, произнесла она. — Я могу готовить еду для вас, а после уходить на прогулку, либо ты можешь забирать его в ресторан. Однако если ты все же считаешь, что лучше устраивать подобные встречи, то я готова принять тебя в этом доме в любое следующее воскресенье.
        Ей было любопытно, научился ли он читать ее так же хорошо, как и она теперь понимала его? Вопрос, разумеется, остался без ответа. Антон очень быстро спрятался в скорлупу деловых отношений, где каменное лицо за переговорами могло спасти многолетний труд и внушительный капитал.
        *
        Едва она успокоилась и вновь взялась за кисть, как Робби постучался в ее дверь. Не дожидаясь ответа, он просто сообщил:
        — Артур снова пришел.
        Все же ему еще не нравился этот ее новый знакомый. На самом деле Артур не заходил уже довольно давно. В первые дни, когда она еще надеялась получить свой фотопортрет, Рита испытывала беспокойство, но теперь ей казалось, что все это лишнее. Если он оставил снимок себе, то в этом нет ничего страшного. Если решил посмеяться над ней, жалеть все равно поздно.
        И вот теперь он явился.
        — Да, дорогой, я сейчас выйду.
        Как все же здорово, что она не успела сбросить платье.
        Рита мельком посмотрела в небольшое зеркало, а потом вышла в коридор, направляясь в гостиную.
        Он ждал ее, стоя возле камина. И почему мужчины не занимают кресла, пока не встретятся с хозяйкой?
        — Добрый день, — предварительно прочистив горло, поприветствовал ее он.
        — Добрый. Чем обязана?
        Он потупился, словно чувствуя себя виноватым.
        — Сегодня я, наконец, заказал печать фото. Ваш портрет у меня с собой. Хотите взглянуть?
        — Хочу, — улыбнулась она. — Однако для начала я принесу тебе чаю, а ты пока присядь. Стол в твоем распоряжении, если угодно выложить снимки.
        — Я принес только ваше фото.
        Она уже собиралась выйти за дверь, но остановилась.
        — Почему? — с искренним разочарованием спросила она.
        — Был всего только еще один снимок, и он не очень красивый. Я подумал, что вам не понравится.
        — Я даже сама еще не знаю, что мне может понравиться. Мне было бы интересно взглянуть на любой снимок, если его сделал ты.
        Ее привычка угощать Артура чаем, на самом деле была рождена из неуверенности и смущения. Она просто не знала, что делать с молодым человеком, сидевшим в ее гостиной. Вероятно, он и сам не до конца понимал цель своих визитов. От этого постоянство, с которым он возвращался в этот дом, было еще более непонятным.
        — Итак, где же мой портрет?
        Он вынул из сумки белый конверт и передал ей. В прошлый раз его снимки были перевязаны бечевкой.
        Со снимка на нее смотрела странная женщина. Высокая и полная, она была почти грузной, но слишком уж молодой для того чтобы считаться безнадежной. Странное выражение лица — не улыбка, не равнодушие, что-то между. Словно, она сама не знает, чего хочет — помахать в камеру или скрыться из поля зрения. Качество печати не позволяло разглядеть ее во всех подробностях, но было ясно, что выглядит она нелепо.
        Почему она разглядывала себя как совершенно чужого человека? Словно эта женщина на фотоснимке была незнакомкой, а не той, кого она видела каждое утро в зеркале.
        — Вы уже изменились, а я так вас и не разгадал.
        Его слова вернули ее к реальности, и Рита подняла глаза.
        — Прошу прощения?
        — Вы уже не та, что на карточке. Сейчас вы другая, отчего стали еще более таинственной для меня.
        — Я все та же, уверяю.
        Артур покачал головой, но ничего не сказал.
        Она знала, что спорить с ним не стоило. Он был прав — молодая женщина на фото была другой, совсем не такой, как она. И когда же она успела измениться? Фон снимка явственно говорил о поздней осени, а сейчас на дворе стояла самая лютая зима. Всего за пару месяцев?
        — Мне нравится твоя работа, — честно сказала она. — Я заплачу тебе за снимок.
        — Я же говорил вам, что не хочу этого.
        Настал ее черед качать головой.
        — Нет, я хочу заплатить, потому что твоя помощь мне понадобится снова. Возможно, еще не раз.
        Он поднял голову, глядя прямо ей в глаза, что позволило ей попытаться прочесть выражение его взгляда. Кажется, он был удивлен и обрадован.
        — Вы говорите серьезно?
        — Да, абсолютно. Приходи когда сможешь, приноси камеру, я буду рада заказать тебе еще один портрет.
        Было бы логично, если бы он спросил, зачем ей это, но его, очевидно, совершенно не интересовали причины. Неожиданность ее предложения застала его врасплох, и теперь он просто кивнул.
        — Я приду завтра же вечером.
        — Вечером будет темно… хотя, постой. Я зажгу лампу, на прошлой неделе Робби принес стеклянный абажур, теперь она стала светить не так ярко, да и выглядит гораздо лучше, чем в бумажном.
        — Завтра же, — повторил он, как будто боясь, что она откажется от своих слов.
        После этого он довольно быстро собрался уходить, и Рита не стала его удерживать. Однако уже на пороге он остановился и даже задержал дыхание, видимо, собираясь задать вопрос.
        — Я хотел спросить… какими получились те открытки? Те, что вы изготовили для класса Роберта?
        Робби упорно держал свое мнение при себе. Она получила заработанные деньги, которых все равно было слишком мало, и после этого сын погрузился в молчание. Он не стал грустнее или раздражительнее и по-прежнему радовался, когда она садилась за работу над новыми образчиками, но еще ни слова не сказал о том, понравились эти пригласительные ему или нет.
        — Я не знаю. Их не вернули, и то хорошо.
        — Мне хотелось бы взглянуть на них.
        Странным образом ее обрадовали эти слова. Ей явно недоставало внимания, и теперь это простое желание оценить ее первую работу казалось прекрасным.
        — У меня остался один экземпляр. Я могу показать тебе его прямо сейчас.
        Артур посмотрел на нее долгим взглядом, а потом улыбнулся.
        — Я обязательно приду завтра, и буду благодарен, если вы покажете мне его именно тогда.
        Странное условие, но Рита согласилась без раздумий. По крайней мере, он еще ни разу ее не подвел.
        ГЛАВА 12 АРТУР. ВТОРОЙ ПОРТРЕТ
        После рождественских праздников работы убавилось   — люди перестали заказывать выпечку, отдыхая в своих домах от утомительных вечеринок и развлечений. Отдыхала и кондитерская, в которой теперь нужно было работать только полдня — с утра до обеда. После этого весь товар сбывался в руки заказчиков, и Юдифь отпускала всех по домам. Это было как раз кстати, поскольку Артур считал, что должен непременно зайти к Рите и сделать еще один потрет.
        Конечно, он, как и обещал, зашел на следующий же день после того, как она попросила его о повторном снимке, но в тот раз ничего не получилось — Роберт постоянно вертелся где-то рядом, и она предпочла ограничиться лишь уже превратившимся в традицию чаепитием.
        Сын Риты вел себя очень осторожно — ничего не говорил, не вмешивался в разговоры и никого не отвлекал, но всегда находился поблизости, не выпуская их из виду. В другое время Артура это начало бы раздражать, но сейчас он не был уверен в том, что поведение Роберта вызывает у него гнев или обиду. В конце концов, при первой же беседе мальчик высказал ему свое мнение, заявив, что Артур соблазняет его мать. Это по-прежнему казалось смешным, но подобные предположения, по сути, не были лишены смысла — все-таки она оставалась незамужней и еще совсем не старой женщиной, в то время как сам Артур также не мог похвастаться семьей и детьми. Визиты к одинокой даме расценивались весьма специфично, особенно если речь шла об особе, с которой молодой человек не связан кровным или законным родством.
        Снег держался до самого Рождества, но после этого погода изменилась, и теперь на улице чаще всего было слякотно и уныло. Артур терпеливо выносил поездки на омнибусах, поскольку не мог позволить себе пеших прогулок — даже самые прочные ботинки успевали промокнуть насквозь уже через полчаса такой ходьбы.
        В следующее воскресенье он смело направился к Рите, взяв с собой камеру, и твердо решив сегодня же сделать еще один снимок.
        Теперь он чувствовал себя гораздо лучше, ведь она сама проявила инициативу, и ощущение того, что он навязывает ей свое общество, пропало. Артур позвонил в знакомый колокольчик, ожидая, когда она откроет дверь.
        Рита была одета в легкую кофточку и длинную юбку, и только теперь ему бросилось в глаза то, как сильно она похудела. На ее плечах лежал теплый платок, а на губах играла улыбка, когда она подходила к калитке.
        — Скорее проходи в дом, — пожимая ему руку, сказала она. — Сегодня необычно холодно.
        Он послушно проследовал за ней, размышляя о том, почему она никогда не одевалась подобным образом до этого момента. Темно-синяя блузка удивительно хорошо сочеталась с красивой черной юбкой, и теперь Рита больше не казалась нелепой или слишком уж полной.
        — Вы прекрасно выглядите, — отчаянно краснея, сказал он.
        Артур не привык делать комплименты, и соблюдение правил приличия не входило в список его талантов, поскольку воспитывался он в совершенно иной атмосфере. Однако сейчас, глядя на нее, невозможно было удержаться, а потому он усилием воли подавил смущение и все же выдавил из себя эти слова.
        Рита обернулась, все еще улыбаясь и глядя прямо ему в глаза.
        — Спасибо. Я не каждый день наряжаюсь в новые кофточки, но сегодня был особый случай.
        — Можно узнать, почему? — чувствуя, что молчание будет невежливым, спросил он. Впрочем, ему и вправду хотелось это узнать.
        — Потому что я ходила в местное почтовое отделение, продавала свои открытки. Точнее, я еще их не продала, это только предстоит сделать. Однако мне удалось договориться.
        — Почтовое отделение?
        — Да. Я долго думала о том, где же мне стоит продавать свои открытки, и решила, что имеет смысл попытаться договориться напрямую с теми, кто эти самые открытки отправляет. Я уже выслушала достаточно отказов в те дни, когда пыталась найти работу, так что еще одно «нет» для меня ничего бы не изменило.
        Она опустилась в кресло возле горевшего камина, а он занял место напротив — как обычно. В этом порядке было что-то успокаивающее; по крайней мере, не приходилось гадать и сомневаться, где лучше устроиться.
        — И как прошло собеседование?
        Она вздохнула.
        — Не могу сказать, что хорошо, но и не так ужасно, как казалось поначалу. Встречу мне назначили еще два дня назад, так что у меня было время подготовиться. Я выбрала лучшие, на мой взгляд, открытки, а также потратила неразумную сумму денег на новую одежду, дабы выглядеть хорошо.
        Вот откуда у нее эти вещи. Что ж, хотя бы из-за этого поход уже можно было считать успешным — такой преобразившейся Артур ее еще не видел, и теперь испытывал даже какой-то восторг.
        Между тем она продолжала:
        — Сегодня почти у всех выходной, но на почте согласились принять меня. К тому же, наше отделение почему-то устраивает отдых в понедельник, и у меня появилась надежда. В общем, они уже и забыли о том, что мне назначена встреча — секретарь потерял заметку, и меня приняли как… сумасшедшую или чересчур наглую барышню. После длительного вступления и разбирательств — ты не представляешь, сколько мне пришлось доказывать, что я действительно записывалась к начальнику; в следующий раз обязательно возьму справку или хотя бы подпись секретаря — я все же попала в кабинет.
        Такие мытарства Артуру были знакомы — он не раз проходил через эти утомительные процедуры, будучи еще подростком. Теперь он отлично понимал ее желание поделиться своими злоключениями, поскольку Рита просто фонтанировала словами, чего прежде с ней никогда не случалось.
        — Ну, так вот, начальником оказался мужчина лет сорока. Он был достаточно вежлив, но очень уж… очень уж холоден. Впрочем, это неважно. Просмотрев все принесенные мною открытки, он сказал, что может взять только три из десяти представленных образцов, да и то, если я изменю размер и добавлю ярких красок. Так что теперь до среды мне нужно выполнить тридцать открыток — по десять каждого вида, и при этом соблюдать установленные стандарты. Ты знал, что у открыток есть свои стандарты?
        — Нет, не знал.
        — Оказывается, у них должны быть свободные места для наклеивания марок, а также одинаковые размеры, поскольку так их легче упаковывать и перевозить.
        Она говорила так оживленно и самозабвенно, что Артур с трудом узнавал обычно спокойную и степенную Риту.
        — Надеюсь, для вас это не создает особых трудностей? — осторожно спросил он.
        — Нет, но я все же очень волнуюсь. К тому же, он сказал, что не может купить мои открытки, но выступит в качестве посредника. То есть, если они понравятся клиентам, и их будут покупать, то я буду получать деньги с проданного товара, а если будут лежать без дела, то мне их вернут уже через неделю. Но это хотя бы какая-то надежда, ведь у меня совершенно нет перспектив и особых талантов, а деньги скоро совсем закончатся.
        — У вас все будет прекрасно.
        Она кивнула, но ничего не ответила.
        — Вы не верите мне? — спросил он, пытаясь заглянуть ей в глаза.
        Рита пожала плечами.
        — Если бы мне удалось взглянуть на открытку, которую вы изготовили для вашего сына… я имею в виду, на ту, что осталась у вас после предыдущей работы, то я бы говорил сейчас с полным основанием, и вы бы мне верили безоговорочно.
        На ее лице отразилось множество эмоций — растерянность, искренняя радость, а потом и сожаление.
        — Артур прости меня, просто я не хотела докучать тебе. Решила, что ты спросил просто из вежливости, и подумала, если ты вспомнишь, значит, тебе действительно интересно. Это так некрасиво с моей стороны.
        Глядя на нее, невозможно было удержаться от улыбки.
        — Мне интересно, — только и сказал он.
        Она почти сразу же поднялась и вышла за обещанной открыткой.
        Когда она вернулась и вручила ему ее, Артур был немного удивлен тем, что увидел. Никакого праздничного лоска, однако, смотреть на открытку было приятно. В ней было нечто неуловимо знакомое, и он не мог понять, отчего у него возникает такое чувство. Впрочем, если дело касалось Риты или того, что с ней связано, странностей всегда хватало. Открытка была такой же загадочной и необычной, как и сама художница, что ее изготовила. Артур задался вопросом, поймут ли школьники всю красоту и оригинальность такого пригласительного, но, немного подумав, решил, что в шестнадцать лет человек уже способен отличить откровенную дешевку от настоящей работы.
        — Красиво, — вспомнив о том, что Рита ждет его комментариев, только и сумел сказать он. Другие слова на ум не приходили.
        — Спасибо, — со сдержанной радостью ответила она, словно понимая, что на самом деле он хотел сказать гораздо больше.
        Фотографироваться она решила прямо в комнате. Для этого ему пришлось задернуть шторы, пока она зажигала лампу и убирала со стола лишние предметы.
        На его вкус, в комнате все было безупречно. Старинный камин, который, очевидно, в прежние времена выглядел гораздо ярче, теперь  также смотрелся весьма внушительно. Тяжелое кресло с жесткой обивкой и широкими ручками, столик на резных ножках, канделябр — вся обстановка дышала духом прошлого.
        — Где мне лучше встать? — спросила она, разглаживая складки на юбке.
        — Вы можете сидеть в кресле. В прошлый раз я сфотографировал вас на берегу, теперь можно попробовать другое положение, если вы не против.
        — Да, скорее всего, лучше мне остаться в кресле.
        Она опустилась, напряженно выпрямив спину и глядя прямо перед собой.
        — Как мои волосы? — касаясь аккуратно уложенных локонов, спросила она.
        — Все хорошо, — заверил он ее, искренне считая, что лучше уже быть не может.
        — Может, мне стоит…
        — Мне все нравится, но если вам хочется что-то изменить, то я не вправе запрещать вам.
        Ему хотелось, чтобы она осталась такой же, как и была, ничего не добавляя и не убирая от этого образа.
        — Представляешь, у меня еще не было таких портретов, — смущенно улыбаясь, призналась она. — Я всегда фотографировалась только вместе с другими людьми, в компании или рядом с супругом. Однажды с Робби, когда он был еще младенцем. Исключение лишь ваш первый снимок.
        — Я могу фотографировать вас хоть каждый месяц, — зачем-то сказал Артур, сразу же осознав, как глупо звучат эти слова.
        Однако она, вопреки его ожиданиям, серьезно задумалась, а не рассмеялась.
        — Это очень дорого, а тебе нужно заниматься пейзажами.
        — Пейзажей сейчас нет.
        — Почему? Тебя не привлекают заснеженные холмы и леса?
        — Не нахожу их привлекательными. К тому же, на моих фото они потеряются, моим работам недостает четкости, а обилие белого стирает контуры.
        — Но ведь ты можешь снимать улицы. Ты сам показал, как удивительно красив город в такое время.
        — Ночью не хватает света.
        — Так ты уже пробовал?
        — Нет, я просто знаю.
        Рита прикрыла глаза рукой и тихо засмеялась.
        — Ты безнадежный пессимист, Артур, тебе об этом говорили?
        — Нет.
        — Прости, но я говорю правду. Отчего ты не хочешь попробовать? Ты ведь тратишь на меня пластинки, значит, можешь рискнуть хоть один раз.
        Он кивнул, соглашаясь с ней. Разве оставалось что-то другое? Ему еще не приходилось общаться с кем-либо так открыто, как это было с ней, а потому он полагал, что она имеет право говорить такие вещи.
        К тому же, он очень хотел попросить ее расслабить спину, но просто не решался сделать такое замечание. Поэтому он лишь ограничился тем, что попробовал найти подходящее положение для себя, опускаясь на одно колено и держа камеру прямо перед ней.
        — Так близко, — после того, как рассеялся дымок от вспышки, сказала она. — Не боишься, что мое лицо получится слишком уж крупным?
        — Главное то, чего боитесь вы, — просто ответил он. — Меня порадует любой снимок.
        Она явно смутилась, но постаралась скрыть это, отводя глаза в сторону.
        — Я несколько раз отправлялась на прогулки вместе с сыном. Было не так красиво, как с тобой.
        — Возможно, потому что вы уже знали, чего ожидать, — как можно нейтральнее сказал он, испытывая не слишком приятное чувство от осознания, что она выходила смотреть на ночной город без него.
        — Если бы я могла связаться с тобой, то непременно пригласила бы, будь уверен, — словно читая его мысли, сказала она.
        — В доме, где я живу, нет телефона.
        — У меня, как ты заметил, его тоже нет. А жаль, мне хотелось бы время от времени совершать небольшие вылазки вместе с тобой, пока еще лежит снег. Это будет длиться до конца февраля, так что времени у нас не очень много, учитывая, что мы оба теперь работаем.
        Идея родилась неожиданно, и потому Артур даже не успел как следует все обдумать, прежде чем слова сами вырвались наружу.
        — Я помню, что вы довольно часто ходили в магазин недалеко от Старого квартала. — Она удивленно подняла на него глаза и медленно кивнула. — Дело в том, что я работаю в этом самом квартале. Серединная улица, там всего одна кондитерская. Если… — запас слов снова иссяк, и он уже не знал, как закончить мысль, чтобы не казаться слишком наглым.
        — Иногда я прихожу в тот магазин — там продается замечательный и недорогой хлеб, — со свойственным ей спокойствием заговорила она. — Видишь ли, я теперь делаю покупки только в Старом квартале — там цены ниже, а мой кошелек далеко не всегда может осилить другие варианты. Но вот что меня интересует: не будет ли возражать твоя начальница, если я появлюсь на пороге кондитерской и отвлеку тебя от работы?
        На него нахлынуло такое облегчение, что он даже почувствовал, как по спине прокатывается прохладная волна, и расслабляются мышцы.
        — Приходите в любое время, — сказал он. — Я смогу выйти на несколько минут, даже если буду очень занят.
        Она снова улыбнулась — теперь тепло и обнадеживающе — и пообещала:
        — Тогда на днях я нанесу тебе визит.
        ГЛАВА 13 РИТА. КОНДИТЕРСКАЯ
        Снег украшал город и в дневное время, но под робким солнечным светом все вокруг выглядело каким-то сонным и подозрительно тихим. Рита без спешки шла по тротуару, направляясь в кондитерскую Серединной улицы, Старого квартала. В магазин было решено зайти позже, поскольку толкаться у прилавка, держа при этом на руках полный пакет продуктов ей вовсе не хотелось. На ней было теплое суконное пальто, не слишком длинное и тяжелое, как раз подходящее для похода в магазин.
        Итак, кондитерская носила оригинальное название «Сладкий мир». Рита даже усмехнулась, глядя на тусклую вывеску, которую, вероятно, уже давно не обновляли. Из этого можно было сделать вывод, что клиенты здесь не переводились и завлекать новых покупателей уже не приходилось. Значит, выпечка здесь продается хорошая. Она задумалась, стоит ли ей купить пару пирожных к обеду, но потом решила, что Робби к сладостям равнодушен (разве что иногда может выпить горячего шоколаду), а ей подобные лакомства будут вредны.
        Все же она довольно сильно похудела, что особенно бросалось в глаза, когда она стояла перед зеркалом, держа в руках ту самую фотографию, которую Артур сделал поздней осенью. Именно поэтому ей нужен был еще один снимок — она полагала, что так сравнивать будет проще, но мальчик зачем-то попросил ее остаться в кресле, и теперь она не была уверена в том, что второй портрет будет походить на первый.
        Когда она вошла в дверь, над ее головой тихонько звякнул колокольчик, оповещая продавца о том, что в кондитерскую пожаловал покупатель, которым Рита, в сущности, не являлась. Девушка, которая сидела за прилавком, оторвалась от газеты и прошла вперед, приветствуя ее.
        — Добрый день.
        Через большие стеклянные витрины проходили косые, приглушенные солнечные лучи, разбавленные снежным отражением, и все помещение было наполнено мягким светом.
        — Добрый день, — вежливо ответила Рита. — Я хотела бы увидеть Артура, если можно.
        Девушка явно удивилась — одна ее бровь поползла наверх, и она поджала губы.
        — Отвлекать кондитеров во время работы запрещено, — равнодушно ответила она после непродолжительной паузы.
        — Мне очень жаль, что я помешала, — извинилась Рита, уже собираясь уходить.
        — Однако если вы немного подождете, — собеседница указала на один из стульев, расставленных вдоль стены — то, возможно, сумеете увидеть его в перерыве. Это будет через десять минут.
        «Какое везение», — подумала Рита, принимая предложение девушки, и усаживаясь на стул.
        Странное помещение — никаких выставленных на обозрение товаров. Очевидно, здесь не торговали в свободном порядке — еще до перерыва девушка уже приняла и отпустила двух клиентов, забиравших готовые заказы в больших картонных коробках. Здесь царил удивительный порядок и минимализм. Сплошное дерево — прилавок, панели, стулья, картинные рамы (на холстах вполне ожидаемо были изображены торты и пирожные — хоть какое-то напоминание о том, что она находилась в кондитерской), перегородки и двери. Все из дерева, почти однотонное, отполированное и чистое.
        Артур показался немного раньше — уже одетый в кожаную куртку и держащий в руках кепи. Он сразу же увидел ее и остановился, очевидно, не зная, как поступить. Ничего, она привыкла к тому, что люди ее стыдятся — Рита просто поднялась со стула, незаметно кивнув ему и направляясь к выходу. Так он сможет солгать, что не знает ее, а она при случае скажет, что искала кого-то другого. Правда, это будет сложно, поскольку она уже назвала его по имени, но зато ему не придется объясняться с девицей у прилавка, и проблем для мальчика не будет.
        — Рита, вы ведь ко мне? — вдруг раздалось позади.
        Она повернулась к нему, почти слыша удары своего сердца. Непонятно, что именно так сильно взволновало ее, но она едва смогла удержать спокойное выражение лица.
        — Да.
        — Так почему же вы уходите? Или… может, вы хотите пройтись?
        — Я на минутку, скоро уйду, — словно оправдываясь, пробормотала она.
        — Я сейчас же сменю куртку, и мы сможем уйти. Подождете?
        Девушка за прилавком ухмыльнулась:
        — Она и так прождала тебя полчаса.
        Внимание Артура переключилось на нее.
        — И ты не позвала меня? Почему ты мне ничего не сказала?
        — Не положено, — очевидно, не испытывая сожаления пожала плечами она.
        — Положено или нет… а впрочем, Роза, все понятно. В следующий раз зови меня сразу же, вот и все.
        — Я продавщица, а не консьержка, — беззлобно ответила Роза.
        Рита почувствовала себя неудобно. Уж лучше бы он притворился, что не знает ее, так было бы приличнее.
        Между тем он уже вышел из внутренней двери, держа в руках серое опойковое пальто.
        — Пойдемте, — открывая перед ней дверь и пропуская вперед, сказал он.
        — Я не думала, что это вызовет такие сложности, — очутившись на улице, начала извиняться она. — Если бы…
        — Это не проблемы, просто Роза вредничает со всяким, кто не платит денег, вот и все. Винить ее в этом грешно, поскольку хозяин часто проверяет нашу работу, а он также не любит, когда в магазине находятся посторонние.
        — У вас нет витрины. Точнее есть, но она пустует, — заметила Рита. — И ты оделся в куртку. Все такое странное у вас в вашем магазине.
        — В пекарне еще более странно, но вам лучше туда не заглядывать, — улыбнулся Артур. — Обычно я предпочитаю ездить на мотоцикле во время перерыва, а пальто мешает, поэтому я надеваю куртку.
        — Холодно, простудишься.
        — Уже простудился бы, если бы мог.
        — Неужели?
        Он остановился, вынуждая ее сделать то же самое.
        — Вы хотели мне что-то сказать, — глядя на нее с какой-то непонятной болью, сказал он. Его голос был немного хриплым.
        — Да, — ощутив эти перемены в нем, Рита немного растерялась, но продолжила говорить, как ни в чем не бывало. — Я зашла сказать, что сегодня хотела бы пройтись с тобой. Вечером, если можно.
        — А как же ваши открытки?
        — Мои открытки…
        То, как хорошо он помнил все, что она ему говорила, почти пугало.
        — С ними все прекрасно. Я вчера сдала их в почтовое отделение, их измерили и одобрили. Остается ждать.
        — Значит, вы свободны?
        — Абсолютно.
        — Я буду рад прийти к вам сегодня вечером. Если вы не возражаете, я хотел бы показать вам другую часть города — там тоже много интересного. Больше кованых решеток, витрин и даже есть мерцающие вывески. Я еще не бывал на тех улицах вечером, но полагаю, что вид там прекрасный.
        — Хорошо, — кивнула она. — Так даже лучше, будем гулять в другом месте, где нас никто не знает.
        — Придется проехаться на конке.
        — Это не беда, я люблю ездить в общественном транспорте.
        — Никогда этого не любил, — вяло заметил он. — Однако мне еще не приходилось ездить в компании.
        — Значит, это будет первый раз, — стараясь улыбаться и выглядеть при этом не слишком напряженной, сказала она.
        Раз уж он все равно надел куртку, Рита подумала, что может провести с ним весь перерыв. В конце концов, он был не против — судя по тому, что он медленно шел рядом с ней, не останавливаясь и не выказывая желания уйти обратно.
        Ходить рядом с молодыми людьми ей еще не приходилось — перед тем как выйти замуж за Антона, она видела его всего несколько раз, да и то во время семейных обедов, когда ее мама делала все возможное, чтобы произвести хорошее впечатление. Тогда Рита была юной, стройной и красивой девушкой, перед которой открывались все двери. В те времена она не понимала, сколько преимуществ может дать приятная внешность, но теперь, растеряв все то, что люди называют красотой, Рита стала ярче ощущать, как нелегко быть непривлекательной.
        В почтовом отделении все говорили с ней сквозь зубы, а служащий, который проверял открытки на соответствие, окинул ее таким презрительным взглядом, что она была готова провалиться сквозь землю.
        — Никогда не стыдитесь себя, — вдруг сказал Артур, вновь делая остановку.
        На этот раз они встали прямо на углу, где заканчивался Старый квартал.
        — Я и не стыжусь, — солгала она.
        — Мне приходилось носить такие вещи, что… в общем, это были лохмотья. Обувь, которая просила каши, брюки, которые болтались над ботинками, свитера, рукава которых были испещрены дырами и уже расплетались… Я тоже стыдился себя, полагал, что заслужил тот смех, которым меня одаривали остальные дети. Но вот, теперь у меня есть приличная одежда, и надо мной уже никто не смеется, хотя я остался прежним. Значит, и того смеха я тоже не заслуживал.
        Непреодолимое желание коснуться его, накатило на нее тяжелой волной, но Рита удержалась. Трогать нельзя, она не имеет права портить этот момент.
        — Я заслужила, — едва слышно сказала она, признаваясь тем самым, в том, что действительно стыдится себя. — Быть толстым совсем не то же самое, что быть бедным.
        — Никакой разницы. Для меня никакой.
        — Ты просто святой.
        Он улыбнулся с такой горечью, что она потупилась и даже съежилась от этого взгляда.
        — О, я далеко не святой. — Последовавшее за этим молчание затянулось, и они явно мешали прохожим, так что через некоторое время он вздохнул и расправил плечи. — Мне пора возвращаться, Юдифь, наверняка ищет меня.
        Ей хотелось бы проводить его или, по крайней мере, побыть рядом еще немного, но она не решилась предложить ему это.
        — Мы ведь встретимся вечером? — вместо этого спросила она. — Ты ведь зайдешь?
        Артур немного подумал, а потом сказал:
        — Это будет очень нагло с моей стороны, если я попрошу вас вернуться со мной? Не спрашивайте, зачем, просто скажите, согласны или нет.
        Они виделись редко, да и были знакомы всего чуть больше трех месяцев, но Рита поняла, что сейчас с ним происходит нечто странное.
        — Конечно, мне совсем не сложно, — согласилась она.
        — Я познакомлю вас с Юдифью, если она окажется на месте, — пообещал он. — Она будет рада видеть вас.
        Рита предпочла не спрашивать, откуда Юдифи известно о ее существовании. Она просто двинулась обратно по улице, держась рядом с ним.
        Обратная дорогая была короче — шли они быстрее, молча и думая о своем. Поэтому, когда показалась уже знакомая вывеска «Сладкий мир», Рита немного напряглась. Бог знает, что за женщина эта Юдифь.
        Снова звякнул колокольчик. Розы на месте не было — очевидно, перерыв еще не закончился. Внутренняя дверь была открыта, и помещение оказалось заполненным сладким запахом ванильного сахара, топленого молока и сливочного масла.
        — Кто вернулся? — донеслось из пекарни.
        — Артур, — отозвался он, снимая пальто.
        — Мог бы еще поездить на своей дешевой машине.
        — Я не один.
        Послышались уверенные шаги, а затем в дверном проеме появилась высокая темноволосая женщина. Статная, строгая, крепкая — Рита поразилась своеобразной красоте и идеальной осанке Юдифи.
        — Познакомься, это Рита, — только и сказал он.
        Юдифь прошла в «магазин», откинула доску прилавка и приблизилась к ним, не снимая фартука. От нее пахло выпечкой, на ее лице играла загадочная улыбка, и Рита сразу же почувствовала к ней симпатию. Все говорило о том, что эта женщина не представляет опасности.
        — Я Юдифь, — коротко сказала она, протянув ей руку.
        Рита осторожно ответила на крепкое рукопожатие, подумав, что обычно этот ритуал выполняется мужчинами.
        — Так вот какая вы… Родной, иди, погуляй.
        — Перерыв скоро закончится, — возразил он.
        — Я ее не съем, иди, — прямо сказала Юдифь, коснувшись его локтя.
        Он покачал головой.
        — Просто хотел, чтобы вы познакомились.
        Рита чувствовала себя еще более неловко, чем во время сцены с Розой, и теперь страстно желала уйти из кондитерской, чтобы больше никогда не возвращаться.
        — Закажите что-нибудь, и тогда я увижусь с вами вновь, когда Артур не будет охранять вас, — между тем посоветовала Юдифь.
        — У меня сейчас нет денег. Я поняла, что в вашем заведении выполняют только большие заказы, а я могу себе позволить только пару пирожных, да и то, наверное, не самых дорогих.
        — Я вычту из его зарплаты, не стесняйтесь, — открыто улыбаясь, успокоила ее Юдифь.
        — Нет, зачем же… я лучше приду еще раз просто так. Подожду вас, вот и все.
        Новая знакомая смотрела на нее, не отводя взгляда красивых темных глаз. Ее четко очерченные брови, прямая линия носа, высокие скулы — все говорило о сильном характере, и Рита почти восхищалась ее красотой.
        — Хорошая идея, — одобрительно кивнула она. — Стоит предупредить Розу, чтобы она не выпускала Артура, если вы придете именно ко мне.
        Рита не смотрела на своего спутника, но была уверенна, что его лицо залито краской — не то гнева, не то смущения. Неважно.
        Значит, ей предстояло нанести, по меньшей мере, еще один визит в этот странный магазин-пекарню, который назывался «Сладким миром», но не имел украшенной витрины и полностью состоял из деревянных покрытий. Здесь работали стеснительные мальчики с фотоаппаратами и мотоциклами; молодые девушки, читавшие газеты; и женщины, говорившие прямо, но в то же время загадками. Рита не могла сказать, что она от этого в восторге, но общество новых знакомых было ей приятно.
        Артур взглянул на ее, и в его глазах было столько надежды, что она еще раз протянула руку Юдифи, словно скрепляя договор:
        — Я зайду завтра. Может быть, даже куплю что-нибудь, если у вас найдутся излишки.
        — О, я уверена, что пирожные номер один придутся вам по душе.
        Артур переступил с ноги на ногу, и в это мгновение в магазин зашла Роза. Настал подходящий момент, чтобы улизнуть, и Рита вежливо попрощалась с Юдифью, заметив, что задорные искорки в ее глазах сменились задумчивостью и даже грустью.
        ГЛАВА 14 АРТУР. ДЛЯ КОГО ЭТА КАМЕРА?
        Рита стеснялась сама себя. Это было ясно по тому, как она шла, как смотрела вокруг и держала руки. Все в ней говорило о том, как сильно она стыдится своей внешности — застывший взгляд, прикушенная нижняя губа, неестественно прямая спина, напряженные плечи, даже прерывистое дыхание. И почему он не заметил этого раньше?
        Артур знал ответ на этот вопрос — прежде они никогда не ходили по людным местам. В тот раз, когда они отправились к реке, она казалась другой — уверенной, элегантной, красивой. Прогуливаясь по безлюдным ночным улицам, она была свободной и увлеченной. Теперь все эти достоинства обращались в недостатки, и она теряла всю свою привлекательность, закрываясь и становясь уязвимой.
        С другой стороны, это говорило о том, что рядом с ним она чувствует себя в безопасности. Она не ожидала, что он станет смеяться над ней, осуждать или задавать лишние вопросы. Этим можно было бы гордиться, но Артура слишком сильно злила ее неуверенность. По каким причинам она так сильно боится людей? Как она могла так безрассудно обращаться с тем, что имела?
        Прогулки по ночным дорогам стали выходом для них обоих — каждый раз выбирая другой район, он показывал ей дорогу и водил по улицам, которые казались ему особенно занятными. В такое время вся неловкость пропадала, поскольку по ночам гулять выходили лишь немногие. В тусклом свете фонарей Рита переставала обращать внимание на редких прохожих, ее тело расслаблялось, взгляд теплел, и она говорила с ним, не замечая других.
        И о чем же с ней беседовала Юдифь? Эта женщина, с которой он был знаком уже почти десять лет, до сих пор оставалась для него неизвестной, хотя сама, очевидно, полагала, что является для него кем-то вроде доброй мачехи. Да и что интересного она могла сказать Рите?
        Работа в кондитерской наладилась — отголоски праздников стихли, и заказы посыпались в привычном ритме. Варить тесто стало проще, особых пожеланий не было, и Артур довел свое дело почти до автоматизма, не растрачивая силы на лишние движения и совершенно не беспокоясь о том, каким выйдет результат. Пирожные и торты всегда получались одинаковыми, и хозяин слегка повысил ему заработную плату, поскольку клиентам пришлось по душе такое постоянство. В самую пору было бы радоваться, но Юдифи это явно не понравилось.
        — Не хочу, чтобы ты обосновывался здесь, — как-то раз, отпуская его на перерыв, сказала она. — Ты становишься все более умелым и опытным в нашей профессии, но такая работа не для тебя.
        Он остановился, даже не сняв куртку с вешалки.
        — Почему? Меня все устраивает.
        Она подняла на него темные глаза — почти такого же оттенка, как и у Риты, но в то же время совершенно другие.
        — Ты разве не хочешь заслужить эту женщину? Она не так проста, как кажется на первый взгляд, ты не можешь оставаться здесь и при этом рассчитывать на светлое будущее.
        — Заслужить? Боже, вы все просто неправильно меня понимаете. Я не собираюсь на ней жениться, она намного старше меня и, кроме того, ее сын меня ненавидит.
        — Все меняется, а возраст не имеет такого значения, как тебе кажется. Будь она девчонкой, ты бы на нее и не взглянул.
        — Я смотрю на всех подряд, просто не каждый может заставить меня задуматься.
        Юдифь улыбнулась:
        — Я об этом и говорю, дурень ты этакий. Ради нее ты готов отказаться от поездки на своей шумной скотине, я уж не говорю о том, как ты набросился на Розу, узнав, что она заставила ее ждать в магазине.
        Артур пожал плечами. Юдифь не любила мотоцикл, каждый раз называя его разными именами и всегда относясь к нему с крайним презрением.
        — Ты посмотри на себя, родной, ты же прожженный эгоист, каких еще никто не встречал, даже я, хотя я перевидала немало народу.
        Он молчал, хотя и был с ней не согласен. Эгоисты — это те, кто думает лишь о себе, а он… а что он?
        — Накопив денег, ты не додумался купить нормальную машину, которая стоит почти так же как твоя двухколесная турбина, ты купил то, на чем сможешь ездить один. Тебе не нужна компания, у тебя нет друзей, и ты ни с кем ничем не делишься. Но на следующий день ты был готов даже на то, чтобы я вычла из твоей зарплаты на ее пирожные. Она оказалась благородной взрослой дамой и ответила отказом, но у тебя от этого в глазах прямо слезы застыли.
        Вспоминать об этом было непросто, и он даже поморщился, борясь с желанием сказать что-нибудь резкое. Все же, Юдифь взрастила его, спасла от нищеты и ничего не просила взамен. Она была редким человеком, и к ее словам стоило прислушиваться даже сейчас, когда он не находил в них ничего приятного.
        — Она сделает то, что ты не позволил сделать мне, но ты и сам должен стремиться наверх. Заслужи ее, Артур, она прекрасная, честная и скромная женщина. Уж не знаю, где ты ее нашел, но мне она нравится.
        — Я фотографирую ее время от времени, — вдруг выпалил он, даже сам ругая себя за это.
        — Что? — Она даже подняла голову, глядя на него с неподдельным удивлением.
        — На накопленные деньги я купил камеру.
        — И давно?
        Он ожидал, что Юдифь обидится на него за то, что он так долго ничего ей об этом не говорил, но она была лишь заинтересована и даже любопытствовала.
        — Нет, не очень… хотя, это было еще до мотоцикла.
        — Ты скопил приличную сумму… хватило и на камеру, удивительно.
        — Мотоцикл стоил недорого. Эти машины перестали выпускать, потому что их сочли слишком непрактичными, и у хозяина он долго стоял в гараже рядом с автомобилем. Он продал мне его за полцены, когда решил высвободить место.
        — Расскажи про камеру, про твой ревущий велосипед я ничего знать не хочу.
        Он растеряно поднял брови, не зная, что именно она хочет от него услышать.
        — Что я могу сказать… купил, потому что хотел фотографировать пейзажи. Она тоже не новая, но работает достаточно хорошо.
        — И много у тебя фотографий?
        — Нет еще. Нет времени.
        — Я спрашиваю о Рите. Ты часто ее фотографируешь?
        — Нет. По-моему, ей это не нравится, и я не настаиваю. Есть всего только два снимка.
        Юдифь заулыбалась, глядя на него почти со снисхождением.
        — Родной, ты должен отсюда выбраться. Незачем тебе совершенствоваться на кухне, это хорошая работа, но она не сделает тебя счастливым. Впервые за все время я чувствую гордость за тебя, и теперь даже надеюсь, что ты сможешь прожить самостоятельно.
        *
        Рита выглядела уставшей и даже немного расстроенной. Она пришла в назначенный час к нужному месту, где они и договорились встретиться, но при этом у нее был какой-то опустевший взгляд, а ее лицо выглядело слишком бледным. Глядя на нее, Артур сомневался, что она сможет получить от прогулки какие-то приятные впечатления.
        — Куда идем сегодня? — спросила она, и он удивился тому, как обыденно и даже бодро звучит ее голос.
        Такой контраст был чем-то неестественным, и он подумал, что достичь такого эффекта можно только годами изнурительной работы.
        — Сегодня просто пройдемся, никаких омнибусов и конок, — мгновенно меняя планы, сообщил он. — Эта улица вполне подходит для прогулки.
        Она просто кивнула и зашагала рядом с ним в полном молчании. Конечно, ему хотелось узнать, что с ней случилось, но спрашивать было слишком неудобно. Пришлось также идти в тишине, ожидая, что она сама начнет говорить.
        Пустые надежды — Рита думала о своем, разглядывая дома и фонари, словно потерявшись в однообразии и уникальном ритме форм. Дома пестрели похожими балконами, отбрасывавшими странные тени на фасады зданий. Желтоватые блики лежали на стеклах и отражались от витрин, и они вновь потерялись в потоке спокойного течения ночной жизни. Казалось, Рита даже забыла о том, что у нее есть попутчик — она просто шла, выдыхая облачка белесого пара и изредка поджимая губы.
        Да и кем он, в сущности, был, чтобы она делилась с ним своими переживаниями?
        К его удивлению, уже через полчаса, ее лицо изменилось. Исчезла небольшая складка между бровями, посветлел взгляд, и она уже не походила на строгую и печальную женщину, ожидавшую его у магазина в начале вечера.
        — Перестань на меня смотреть, — улыбнулась она еще через несколько минут. — Я просто немного устала, и к тому же, была немного зла на… на тех, кого теперь можно назвать работодателями.
        — Вы устроились на работу?
        Артур так и слышал, что она говорит о том, как устроилась на место уборщицы в каком-нибудь убогом заведении. От этого становилось не по себе, и он закрыл на мгновение глаза, пытаясь отогнать от себя плохие мысли.
        — Нет, я о почтовом отделении.
        Это было уже лучше, хотя он все еще не понимал, что могло ее так сильно расстроить.
        — Как же с ними сложно. Сегодня я пришла еще раз — меня предупредили, чтобы я сама наведывалась примерно раз в неделю, — но меня, оказывается, совсем не ждали. Выплатили какую-то сумму, которую я даже не могу разделить на количество проданных открыток, чтобы выяснить, по какой цене они их отдавали покупателям. Нет, не в деньгах причина, тем более, что сумма все равно довольно приличная, но… я не хочу, чтобы они меня обманывали.
        — Ваше право, ведь это именно вы изготавливаете открытки.
        Рита кивнула, и в ее глазах даже вспыхнула улыбка:
        — Именно. Однако когда я начала спрашивать более настойчиво, эта девица сказала, чтобы я зашла еще через два дня, поскольку из-за моего слишком раннего визита она не успела подготовить отчет. Всего тридцать открыток, они сказали, что продано было только двенадцать, но даже отказались показать мне оставшиеся. И еще этот странный и хамоватый мужчина сообщил мне, что мои открытки не совсем вписываются в стандарт — нужно подправить кое-что. Отступы для марки должны быть более узкими. Не использовать столько синего цвета, лучше побольше красного. Купить другой, не такой тяжелый картон. Делать скругленные края, а не оставлять их острыми. Столько требований, что голова кругом. Однако ту партию, что я принесла сегодня, они приняли, хотя и пришлось выслушать немало замечаний.
        — Использовать меньше синего? — через некоторое время переспросил Артур.
        — Да, заменить его на более яркий и привлекательный красный.
        — Так и до амуров дойдет, — почти ворчливо заметил он. — Это только ваше дело, как именно оформлять рисунки, разве нет? Почему они вмешиваются и в эту часть вашей работы?
        — Видишь ли, они сказали, что… что это не галерея, а почтовое отделение, и открытки это не шедевры Рубенса, а просто товар, который нужно менять в зависимости от вкусов покупателя. И если уж я хочу продавать открытки и дальше, то нужно мне менять свой подход. Такие дела.
        Слышать это было неприятно. Даже не хотелось думать о том, что кто-то говорил с ней в таком тоне. Тем более он, как человек, проработавший не один год и знавший все правила общения с клиентами, был уверен в том, что эти требования просто нелепы. Нельзя во всем идти на поводу у покупателя, тем более, если речь идет о серийном выпуске изделий — всем все равно не угодишь.
        — Шедевры Рубенса… точно, скоро они попросят вставить амурчиков или зефирчиков. Боже, что за люди, — вздохнул он.
        — Ты видел полотна Рубенса? — даже немного удивившись, спросила она.
        — Только репродукции. У Конрада их много осталось — он сохраняет самые интересные себе и развешивает по стенам. Не так давно один из его фотографов побывал в Эрмитаже, привез оттуда кучу снимков разных картин. Рубенса уж очень много на мой взгляд.
        — И тебе понравилось?
        — Не могу сказать, что я восхищен, но… все же они красивы. Есть в них что-то таинственное, хотя иногда кажется что они не так уж и хороши. Просто слишком много крылатых детей.
        Рита улыбнулась.
        — Ангелочки были очень важны для него. Они немного смягчали языческие мотивы и делали картины приемлемыми для христиан. Конрад отпечатывает твои фотографии?
        — Да. Он славный малый, никогда не отказывает и не задает вопросов.
        Некстати вспомнились слова Конрада о «прекрасной даме», и Артур еле удержался, чтобы не испортить момент и не добавить чего-нибудь плохого.
        — Поэтому ты и не показываешь другим свою камеру, — понимающе сказала она. — Не хочешь иметь дело с теми, кто задает вопросы.
        Он кивнул:
        — Не хочу. Очень скоро у нашей кондитерской юбилей, мы пригласим фотографа. Не представляю, сколько ему придется промучиться.
        — Скоро?
        — Да, уже в марте.
        Рита вздохнула:
        — Юбилей — это прекрасно. Сколько лет?
        — Двадцать. Большую часть этого времени проработала Юдифь, половину этого срока на нашей кухне был я. Остальные только по два или три года.
        — И тебе не хотелось бы самому сфотографировать кондитерскую? Ты отдал ей немалую часть жизни, да и Юдифь, кажется, прекрасная женщина.
        Артур нахмурился:
        — Я не хочу показывать там свою камеру, и вы знаете, почему.
        Наверное, стоило быть повежливее, но на этот счет у него имелось свое мнение, которое он не собирался менять.
        — Хорошо, я просто спросила. Твое право, поскольку камера тоже только твоя.
        — Понимаете, я ведь до этого момента и хранил ее в секрете лишь потому, что так она могла оставаться только моей. А если ею начнут распоряжаться другие люди, камера уже не будет доставлять мне радости, она превратится в нечто вроде плиты — я буду к ней относиться примерно так же.
        — Артур, — она остановилась и взяла его за запястье, слегка сжав пальцы в тонких перчатках — ты не должен оправдываться. Я не твоя мать, тебе не нужно объяснять мне причины своих решений.
        О, нет, он не считал ее матерью или кем-то наподобие. Скорее, нечто вроде этого он испытывал с Юдифи, но если речь шла о Рите, то он ощущал почтение совершенно иного характера.
        — Я просто хочу, чтобы вы правильно меня поняли, — тихо ответил он.
        — Что ж, я стараюсь понять тебя, но осуждать или критиковать просто не имею права. Ты ведь взрослый человек, верно?
        Она отпустила его руку, и до конца вечера они ходили в полном молчании.
        ГЛАВА 15 РИТА. АМУРЧИКИ И СЕКРЕТАРИ
        Вести переговоры — это была прерогатива Антона, и сама Рита никогда не понимала, как можно простыми словами вынудить человека сделать то, чего он не хочет. До некоторого времени она полагала, что ей не придется сталкиваться с подобными трудностями, поскольку даже после развода не собиралась заниматься бизнесом или финансами. Однако, как выяснилось, без подобных талантов прожить было невозможно.
        Навещать почтовое отделение было неприятно, и Рита старалась делать все, чтобы такие визиты проходили как можно быстрее. Она заранее готовила речь, список возможных вопросов, а также приносила с собой несколько новых вариантов открыток. Одеваться приходилось каждый раз во что-то новое, поскольку ей не хотелось, чтобы ее запомнили как «ту толстую женщину в юбке с кофтой».
        В первое воскресенье февраля Рита вновь направилась в знакомое здание, чтобы забрать заработанные деньги и оставить новые открытки, над которыми трудилась всю неделю. Свою так называемую зарплату она почти сразу же тратила по дороге домой, закупая продукты на ближайшие дни. По воскресеньям можно было выбираться на рынок, поскольку некоторые магазины не работали, но Рита предпочитала небольшую овощную лавку, открывшуюся недалеко от почты.
        Несмотря на то, что она уже несколько недель подряд возвращалась в это место, Рита все еще не могла привыкнуть к странному поведению служащих отделения.
        — Добрый день, — вежливо поприветствовала она секретаря.
        Девушка равнодушно окинула ее взглядом и отложила в сторону журнал.
        — Добрый. Его нет на месте, так что сегодня говорить с вами буду я.
        Это было даже хуже, поскольку с женщинами у Риты беседы почти никогда не складывались.
        Между тем блондинистая девица открыла верхний ящик секретера, стоявшего за ее спиной, и извлекла конверт, который потом вручила Рите.
        — Это ваши деньги. На этой неделе продажа идет очень хорошо, так что мне сказали забрать все, что вы принесете.
        — Прекрасно, я как раз приготовила новые открытки.
        Она выложила из сумочки несколько собственноручно склеенных конвертов и вынула по одной открытке из каждого.
        Девица все также безразлично приняла образцы в свои холеные руки с отполированными ногтями, просмотрела каждую открытку, а потом подняла необычно черные ресницы и одарила Риту почти презрительным взглядом.
        — Уже совсем скоро День Святого Валентина, разве вы не знали?
        Рита знала, что это за праздник и когда он отмечается другими людьми, но поскольку ей самой еще не приходилось дарить и получать валентинки, она просто пожала плечами.
        — У моих открыток нет определенной темы, они подойдут для любого случая.
        — Почта работает не так быстро, как хотелось бы, — перебила ее девушка. — Это значит, что клиенты будут отправлять письма всю следующую неделю, чтобы успеть поздравить своих любимых. А у нас ничего нет, и что теперь делать?
        Рита сняла шляпу и поправила волосы — опять эта слабость! — она не могла оставаться спокойной.
        — Не понимаю, почему в этот праздник нельзя обойтись открытками с цветами и…
        — Это же День Святого Валентина! Боже, вы что — совсем ничего не знаете? Нужны ангелочки…
        Она едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеху. Как говорил Артур? «Так и до амуров дойдет». Нужно будет обрадовать его, рассказать об этом случае.
        — Что смешного? — ощетинилась девица, глядя на улыбающееся лицо Риты. — Вы работаете не в магазине, а имеете дело с настоящим почтовым отделением, так что если вы хотите и дальше продавать свои открытки, то придется добавить ангелочков и ленточки. Возможно, даже сердечки.
        Теперь ей хотелось завести глаза к потолку, чего она также не сделала.
        Вместо этого она вздохнула и вынула из только что полученного конверта деньги, дабы пересчитать купюры, хотя обычно она занималась этим уже в доме — подводила итоги, вытряхивая последние монетки и бумажки.
        — Сколько открыток было продано за прошлую неделю? — спросила она, закончив считать.
        — Я же сказала — все.
        — Все — это те, которые я принесла в прошлое воскресенье и те, что оставались с прошедшей партии?
        Девушка опять подняла глаза и уставилась на нее так, словно готовилась в следующую минуту броситься на нее с кулаками.
        — Да.
        — И сколько же это в цифрах? — не унималась Рита. — Если вам так проще, то на прошлой неделе я оставила тридцать штук — по пять из шести видов.
        — Я помню.
        — Отлично, тогда вы без труда вспомните, сколько оставалось до этого, а затем прибавите это число к тридцати.
        — Зачем эти подсчеты?
        — Затем, что я изготавливаю открытки и имею право знать.
        — На ваших открытках здесь никто не наживается. Вы приносите их без договора, вас просто…
        — Пожалели? И кто же меня пожалел? Вы или ваш начальник?
        Гнев прорывался изнутри, и она ничего не могла с этим поделать. Сколько можно терпеть подобное обращение? Она послушно следовала всем указаниям, добавляла и убавляла отступы для марок каждую неделю, использовала указанные цвета, наносила блестки и даже проделывала отверстия для ленточек. И всю эту работу она выполняла вручную! Неужели за это нельзя отчитаться как положено?
        Девица поджала губы и снова прошлась по ней взглядом, без слов давая понять, что перед такой уродливой и старой развалиной отчитываться она не собирается.
        — Боже, прошу прощения, — прикладывая ладонь ко лбу, притворно раскаялась Рита. — Я зайду во вторник, принесу десять открыток с ангелочками, и тогда, возможно, ваш начальник окажется на месте. Если для более подробной работы нужен договор, то я готова обсудить этот вопрос с ним.
        *
        Денег было более чем достаточно — даже купив продукты, которых хватило бы на неделю, она принесла домой солидную сумму. Впервые доход от открыток покрыл расходы на семь дней, а это значило, что работа начинала приносить нормальные деньги. Рита была рада этому, но опасалась того, что сегодняшняя выходка дорого обойдется ей. С другой стороны, она полагала, что может отправиться искать и другое отделение — в городе их было много. Если даже здесь ее открытки оказались подходящими, то почему бы не попробовать с остальными?
        Конечно, тогда придется начинать все сначала — подбирать сюжеты, договариваться о цене. С другой стороны, она ведь уже знает все стандарты — размеры марочных окошек, величину самих открыток.
        За этими размышлениями она отправилась на кухню, чтобы приготовить обед для Робби.
        В последнее время он стал все больше времени проводить со своим другом, и иногда даже забывал об обеде, но по воскресеньям ее мальчик неизменно был дома. Через несколько минут он присоединился к ней на кухне. Ему, как обычно, ничего не пришлось делать, поскольку она не подпускала его к домашней работе.
        — Как прошла встреча? — спросил он, усаживаясь за стол и наблюдая за тем, как она очищает картофель.
        — Хорошо. Я повздорила с этой девицей, так что, возможно, в следующий раз мне не придется туда идти.
        — Но ведь есть же и другие варианты, — осторожно заметил он, видимо, боясь, что она опять заговорит о посудомойстве и прочих «неблагородных» занятиях.
        — Да, есть, — решив подразнить его, для начала согласилась она. — Я могу вновь начать поиски.
        — Мы уже об этом говорили, — нахмурился он.
        — Разумеется, но ведь нам нужно на что-то жить, дорогой.
        — Я могу откладывать деньги…
        — … которые папа дает тебе на учебу. Робби, не стоит этого делать. К тому же, их все равно не хватит — основную сумму он выплачивает сразу в школу, а тебе на карманные расходы отдает то, что остается.
        — Но я не хочу, чтобы ты убирала мусор и мыла полы!
        — Почему же? Дома я делаю то же самое, причем совершенно бесплатно, а там мне хотя бы денег за это заплатят.
        Робби опустил глаза.
        — Я имел  в виду, что есть и другие почтовые отделения, где, возможно, работают не такие бестолковые секретари.
        Рита рассмеялась:
        — Робби, ты такой серьезный, просто жуть. Я же шутила, я не собираюсь сейчас же идти и искать другую работу. Поступлю так, как ты и сказал — буду искать другое отделение. Я так решила уже по дороге домой.
        Его плечи расслабились, и он даже улыбнулся, что вообще случалось с ним очень редко.
        — Ты так часто смеешься в последнее время, — меняя тему, сказал он. — Это необычно.
        — Да, — кивнула она. — Я и сама этому удивляюсь. Еще на почте хотелось расхохотаться прямо в лицо этой барышне.
        — С чего это вдруг? Ты так сильно разозлилась?
        — Нет, что ты, мне действительно было смешно. Когда я рассказывала Артуру о том, что меня постоянно заставляют переделывать открытки, он как-то вскользь предположил, что скоро и ангелочков попросят. И знаешь, что?
        — Что? Попросили?
        Рита снова рассмеялась — на сей раз заливисто и громко, наверное, даже немного испугав Робби.
        — Да, попросили. Скоро день Всех влюбленных, им, видите ли, нужны амурчики.
        — И ты согласилась?
        — Разве был выбор?
        Робби снова нахмурился, что, впрочем, не убавило для нее веселья — она продолжала посмеиваться, возвращаясь к своему картофелю.
        — Ты не должна во всем им подчиняться. Какое они имеют право вмешиваться в твое творчество?
        Она остановилась.
        — Я согласна с тобой, дорогой, мое творчество касается только меня, но ведь открытки делаются на продажу. А если я хочу, чтобы мою работу ценили и покупали, я должна кое-что менять. Это просто работа, я ведь не пишу картины.
        Он тяжело вздохнул и медленно кивнул, поджимая губы. Так он был особенно похож на нее.
        — Ты права. Даже Микеланджело не избежал поправок, в то время, когда расписывал Сикстинскую Капеллу.
        — Вот видишь, в каждой работе есть свои издержки. По крайней мере, мне не приходится сгребать остатки с чужих тарелок и выбрасывать мусор. Хотя, если честно, такая работа даже благороднее — ты приносишь пользу и знаешь, за что тебе платят.
        Робби ничего не сказал, но вся его фигура выражала протест — от самой макушки и гладко зачесанных волос до кончиков напряженно сжатых пальцев.
        — Я пойду, посмотрю, не пришел ли отец, — после недолгого молчания сказал он.
        — Сегодня вы должны были куда-то идти, — возразила она. — Еще слишком рано.
        — Я видел его на днях, возвращаясь из школы, он сказал, что придет к обеду.
        Рита прикрыла глаза. До чего же упрямым был Антон. Она едва смогла уговорить его взять Робби с собой в кино или театр, а он уже изменил планы.
        Через несколько минут Робби вернулся к ней с новостями:
        — Отец уже в гостиной.
        — Скажи ему, пусть подождет, обед будет готов только через час, да и то, в лучшем случае.
        — Он хочет видеть тебя.
        Она наскоро вытерла руки хлопчатым полотенцем, разгладила фартук и направилась в дом. Когда она прошла мимо двери в свою комнату, Робби удивленно остановился.
        — Ты не сменишь платье?
        Рита покачала головой:
        — Мне все равно придется возвращаться на кухню, на переодевание нет времени.
        За дверью ее ждал Антон, который, как обычно, стоял возле окна. На нем был красивый серый костюм, черный галстук, парчовый жилет и до блеска начищенные ботинки. Сравнивая его с Артуром, Рита могла точно сказать, что Антон нечасто ходит пешком, в основном передвигаясь на машине. Однако для того чтобы попасть в этот дом, нужно было проехать весь переулок, что сейчас казалось почти невозможным — из-за снежного покрова дорога сузилась, да и вряд ли колеса смогли бы проехать по вязкой массе, которую никто не утрамбовывал и не расчищал уже неделю. Стало быть, ему все же пришлось идти, хоть и недолго.
        — Ты хотел поговорить? — мрачно спросила она.
        Он повернулся к ней, и даже немного опешил — до того необычным был ее внешний вид. Простое серое платье с закатанными рукавами, немного помятый фартук, стянутые на затылке волосы — такой он ее еще ни разу не видел.
        — Да, хотел извиниться. Ты просила, чтобы я взял Робби с собой, но сегодня не вышло.
        — Все в порядке, но тебе придется немного подождать — обед еще не готов.
        — Дело в том, что я просто не нашел времени подыскать хороший спектакль, а кино я не люблю. Подумал, что мог бы отвезти сына в ресторан, но потом решил, что поесть он может и дома.
        — В ресторане подают совершенно другую еду, и тебе это известно, — довольно резко сказала она. — Робби задыхается от своей учебы, ему нужно немного расслабиться. Сама я не могу позволить себе билеты в театр, и потому рассчитывала на тебя, так что если ты сможешь в дальнейшем найти время, это было бы прекрасно.
        — Робби не хочет развлекаться, он даже от крикета отказался.
        — Еще не отказался, потому что ты не разрешаешь.
        — А что я должен сделать? Как он сможет вырасти мужчиной, не занимаясь спортом?
        — Можно подумать, что спортсмены всегда говорят правду, держат слово и не болтают лишнего.
        Он даже выпрямился, хотя его руки по-прежнему были в карманах.
        — Так вот что, по-твоему, должны делать мужчины? А как же заработок денег и все остальное? А супружеский долг?
        Разговор вновь выруливал на запретную плоскость, и Рита просто покачала головой.
        — Я всего лишь хотела сказать, что Робби отказался от спорта, но развлечения ему все равно нужны. А теперь, если ты не возражаешь, мне нужно идти.
        — Конечно. Что сегодня на обед? — спросил он, когда она уже взялась за ручку двери.
        Этот обычный вопрос прозвучал слишком странно из его уст, и она даже задержала дыхание.
        — Гуляш и пюре. Я не ждала гостей, так что…
        — Я буду ждать. Если Робби составит мне компанию, час пролетит незаметно.
        Она повернулась к нему и улыбнулась.
        — Разумеется, он придет. Ты ведь его гость, а его воспитывал очень строгий отец, знаешь ли, так что Роберт отлично осведомлен о правилах приличия. — Его лицо приобрело растерянное выражение, и Рита усмехнулась: — Я просто дразнюсь, разве не понятно?
        ГЛАВА 16 АРТУР. ДЕНЬ ВЛЮБЛЕННЫХ И ТРЕТИЙ ПОРТРЕТ
        Отмечать День Святого Валентина ему еще не приходилось, а потому Артур не знал, что именно нужно делать. Вообще, традиция дарить небольшие открытки и пирожные казалась ему глупой и непонятной, а потому он чаще всего не обращал внимания на суматоху, царившую в этот день. В большинстве случаев праздник влюбленных проходил для него за дверями кухни, и отличался от других лишь тем, что приходилось выпекать пирожные и тарталетки вместо больших тортов — все-таки праздник не был семейным, и заказы делались в основном для влюбленных пар. Артур не любил возиться с маленькими формами, кондитерскими ножами и украшать по сотне небольших кусочков вместо того чтобы расписывать кремом большие коржи. Работа в этот день была утомительной, скучной и сложной, а потому он быстро уставал и даже начинал сердиться на тех, кто придумал такое глупое мероприятие.
        Дотерпев до вечера, он быстро попрощался с Юдифью и остальными, а затем поспешил домой, чтобы переодеться и отправиться домой к Рите. Они не договаривались о встрече, но теперь у него были причины, чтобы наведаться в ее дом.
        Интересно, были ли у нее свои трудности? Еще утром Роза похвасталась Юдифи небольшой «валентинкой», которой ее наградил жених. Пришлось ли Рите изготавливать такие же глупые и мелкие карточки в форме сердечек?
        Они не виделись чуть больше недели, и Артур даже немного волновался — каждый раз, встречаясь с ней после небольшого перерыва, он обнаруживал перемены, причем как в ее внешности, так и в поведении. Рита становилась более раскрепощенной, приветливой, чаще улыбалась и даже шутила. Вероятно, еще до замужества она была веселой девушкой. Кроме того, она постоянно теряла вес, и он даже полагал, что для этого должны быть не слишком приятные причины. Может быть, она не спит по ночам, рисуя свои открытки?
        Теперь она встретила его у калитки, однако это вовсе не значило, что она ждала его во дворе — очевидно, ее интересовали кусты живой изгороди, которые все еще выглядели унылыми и даже убогими.
        — Добрый вечер, — с улыбкой поприветствовала его она, не выказав ни малейшего удивления.
        На ней было черное платье с поясом, и он вновь отметил, что она стала выглядеть иначе. Неужели такие перемены возможны всего за неделю с небольшим?
        — Добрый вечер, — кивнул он.
        — Как поживаешь? — возвращаясь к своим голым веткам, спросила она.
        — Не сказал бы, что отлично, но сейчас уже лучше, чем днем.
        — Тебя достают поклонницы? — совершенно серьезно поинтересовалась она, все еще глядя на изгородь.
        — Что?
        С ней становилось сложно и опасно — она всегда норовила подшутить или сказать что-нибудь с подвохом, так что приходилось держать ухо востро. И все же, ему нравилось говорить с ней, поскольку ее слова никогда не обижали его по-настоящему.
        — Днем, я имею в виду. Сегодня все дарят друг другу какие-нибудь подарки, а ты ведь этого не любишь. Вот я и предположила, что тебя просто утомило лишнее внимание.
        — Нет, я еще никогда не получал подарков.
        Рита повернулась, глядя прямо ему в глаза, но он не смог прочесть выражения, спрятанного в глубине ее взгляда.
        Опять сболтнул лишнего. Такое происходило постоянно, когда он говорил с ней.
        — Тогда позволь узнать, почему ты так устал, — подняв брови, сказала она.
        — Пирожные и тарталетки. Слишком кропотливая работа, особенно когда только ею и приходится заниматься. Я всегда стараюсь делать все одинаково, но под конец дня уже в глазах рябило, едва смог справиться.
        Она понимающе кивнула:
        — У меня было то же самое с этими валентинками. Такие маленькие, столько деталей, и все должно быть идеально, ведь их дарят возлюбленным.
        Артуру было все равно, кто будет есть эти пирожные — еще несколько часов назад он относился ко всем заказчикам с одинаковой неприязнью. Единственное, что сейчас занимало его мысли — поразительное сходство их профессий. Об этом можно было задуматься и раньше, но лишь теперь общие черты показались ему особенно примечательными. Открытки и торты на первый взгляд не имели ничего похожего, но на самом деле и то и другое люди заказывают и покупают в большинстве случаев на праздники и дни рождения. Они одинаково зависят от сезонов, настроений и моды, а также целиком подчиняются желаниям клиентов.
        — Идем в дом, — легко дотронувшись до его плеча, сказала Рита. — Я уже замерзаю.
        Он взял с собой камеру — решил попробовать сфотографировать ночную улицу по дороге домой. Об этом они говорили еще в прошлый раз, но тогда он наотрез отказался делать это, сказав, что уже пробовал однажды и понял, что фонари не дают настоящего света, а потому снимки получаются темными, и пластины расходуются напрасно. Он был даже немного резок, так что теперь ему было стыдно, и он решил все же последовать ее совету, попробовав свои силы еще раз. Чувство вины усиливалось еще и тем, что Рита не настаивала на своих словах, просто выслушав его и заверив, что он не должен делать того, чего не хочет. Так было всегда — она уступала, отходя назад и давая ему свободу выбора. Странным образом именно это и заставляло его совершать те или иные поступки.
        — Я принес камеру, — признался он, входя в дом следом за ней.
        — Я вижу, — еще раз улыбнулась она, поправляя волосы.
        — Решил, что вы правы — стоит попробовать сохранить снимок ночной улицы. Тем более, снег скоро начнет таять, и я могу не успеть. Как тогда с берегом реки, помните?
        — Помню, отчего же нет. Мудрое решение, Артур, всегда нужно ловить момент, иначе потом будешь жалеть. Так значит, ты ненадолго? Чаю выпить успеешь?
        — Да, конечно.
        Рита спасалась чаем даже тогда, когда в этом не было нужды.
        — Я зашел, потому что недавно виделся с Робби.
        — Правда? Как интересно…
        Она даже остановилась, а потом вернулась к нему и жестом предложила занять одно из кресел.
        — Да, совершенно случайно.
        — Робби то и дело встречается с разными людьми, причем совершенно случайно, — задумчиво сказала она.
        — Это действительно чистое совпадение, — словно оправдываясь, проговорил он. — Он покупал бумагу в магазине при начале улицы, а я возвращался с перерыва.
        — Артур, незачем тебе оправдываться, Робби взрослый человек, и ты тоже. Я не контролирую его поступки, между нами достаточно доверия.
        — Понятно, — он немного помолчал. — Ну, так вот, о чем же это я. Он сказал, что по ночам слышит подозрительный шум за окном. Упомянул, что хотел бы провести электричество на задний двор, чтобы свет горел всю ночь напролет.
        — Если будет светло, в дом будет проще забраться.
        — Нет, я думаю, он прав. Если будет светло, вам будет проще увидеть лицо того, кто разгуливает у вашего дома.
        — Артур, здесь совершенно нечего красть кроме нас с Робби, но я не знаю человека, который счел бы нас драгоценностями. У нас даже посуда дешевая, не говоря уже обо всем другом. Пусть заходят, все равно ничего не найдут.
        Как же она не понимает?
        — Они могут нанести вам вред.
        — Я взрослая женщина, могу за себя постоять.
        Сейчас он был готов поспорить с ней — на взрослую она не походила. Ее наивная вера в то, что этот дом не привлекателен для воров, даже сбивала с толку.
        — Все-таки, свет электрической лампы на заднем дворе будет защитой, поверьте. Ваш дом стоит в самом конце, и если что-то случится, соседи вряд ли успеют прийти на помощь. За вами лишь подлесок и река, оттуда может прийти кто угодно.
        — Это опасная работа, если ты не знаешь, как обращаться с электричеством.
        — Обо мне не беспокойтесь, я сам проводил электричество в свою комнату, а также иногда исправляю неполадки в магазине.
        Она подумала еще немного, а потом согласилась:
        — Хорошо. Что для этого нужно купить?
        — Ничего особенного, у меня все есть.
        — Нет, это будет неправильно. Если свет нужен нам, то мы должны платить и тратить деньги.
        Ему так и хотелось сказать: «которых сейчас не так уж и много», но он не решился на подобную дерзость.
        — Тогда, если не откажете, я хотел бы сфотографировать вас в этом платье. Оно очень красивое.
        Он еще ни разу не видел, чтобы кто-то заливался краской так быстро, как это происходило с ней сейчас.
        — Я говорю совершенно серьезно, — наконец, возразила она. — Говорю о деньгах, а не о снимках.
        — Я тоже не шучу.
        — И это все, чего ты хочешь?
        — Это все, что я могу принять в качестве оплаты, а денег мне не нужно.
        Она отвернулась, и он заметил, что она морщит нос, словно чувствуя что-то неприятное.
        — Почему с тобой так сложно? — вздохнула она.
        — Я отдам вам копию, обещаю.
        — Конечно, отдашь, я настаиваю, — поднимаясь с кресла, сказала она. — Я должна ненадолго отлучиться, а ты можешь готовить камеру.
        *
        — Это последние деньки, через неделю-другую снег утратит свою белизну, а в начале марта станет совершенно грязным и непривлекательным. Где же мы тогда будем находить красоту?
        Они шли по улице, хотя еще час назад, подходя к ее дому, Артур и не думал о том, что сможет вновь пригласить ее на прогулку. Однако после того как они оба пережили неловкий, но волнующий момент, когда он просил ее позировать для третьего портрета, Рита сама сказала, что хотела бы пройтись хотя бы до ближайшего омнибуса.
        — Да, зима заканчивается, — выдохнув сизое облачко, согласился он. — Но мы сможем найти красивые места в любое время года. Как по мне, весной не так замечательно, как утверждают поэты и романтики, но все же что-то в этом есть.
        — И весной ты также будешь фотографировать?
        — Разумеется.
        Он ни за что бы в этом не признался, но в глубине души, Артур был уверен в том, что если бы не познакомился с Ритой, то не стал бы даже доставать камеру из чехла в зимнее время. Световой день был слишком коротким, и к тому же, в это время года проходило слишком много праздников, так что на небольшие радости не оставалось времени.
        Однако было и еще кое-что — Артур почувствовал, что фотографировать было гораздо приятнее, если кто-то интересовался результатом и вместе с ним ждал, когда можно будет взглянуть на готовые снимки. Ему еще не приходилось делить с кем-то свои маленькие победы, но теперь рядом была удивительная женщина, которая смогла показать ему, что радость многократно умножается, если о ней можно кому-то рассказать.
        Тем временем Рита остановилась возле узкой аллеи, уходившей вдаль двумя рядами высоких фонарей. Чугунные подставки, стеклянные абажуры, слегка занесенная снегом вымощенная дорожка — Артур понимал, почему она обратила внимание именно на это место.
        — Достаточно света? — спросила она.
        — Не знаю, но попробую.
        Они ходили по аллее, стараясь найти более выгодный ракурс. В то время, пока он глядел в объектив, стоя в самом начале аллеи, Рита прохаживалась по дорожке, разглядывая редко расставленные скамьи и деревья, выступавшие из полумрака. Когда он сделал первый снимок, она уже вернулась к нему, даже не заметив, что и сама попала в кадр — уже во второй раз за вечер. Впрочем, Артур полагал, что при таком освещении лица все равно будет не видно, так что беспокоиться было не о чем.
        — Там, дальше, очень красиво. Идем, ты сразу увидишь, — положив руку на его локоть, взволнованно прошептала она.
        После этого Рита отпустила его и прошла вперед, а он послушно зашагал следом, держа камеру наготове. Даже не глядя на нее, он понял, что она имела в виду — примерно на середине пути действительно был чудесный вид. Ярко светившийся фонарь соседствовал с большой скамьей, стоявшей на резных изогнутых ножках. Над спинкой нависали отяжелевшие от снега ветки деревьев.
        — Волшебно, — прошептал он, без сомнений поднимая камеру к лицу.
        Она встала рядом с ним, так что он мог слышать ее неровное дыхание, а также поскрипывание снега под ее сапогами, когда она переступала с ноги на ногу.
        — Вы замерзли? — закончив со снимком, спросил он. — Я провожу вас до дому.
        На ее лице было почти счастливое выражение, и сейчас ее глаза сияли неподдельным восторгом.
        — Да, это было бы очень кстати, но как же ты вернешься?
        — Еще не слишком поздно, я успею, — небрежно махнул рукой он. — Сегодня был отличный вечер.
        Артур полагал, что ни одна пара в городе не чувствовала такого же восторга, как они сейчас. И при этом ни один из них не был влюблен в другого, между ними не передавались глупые открытки и проклятые пирожные. Они просто нашли нечто особенное, и им были не нужны слова.
        ГЛАВА 17 РИТА. ЮБИЛЕЙ КОНДИТЕРСКОЙ
        Март подкрался незаметно. Воздух как будто стал легче, дни удлинились, и дороги вернулись к естественному темному оттенку. Небо посветлело, солнце все чаще пригревало землю, и Рита решила, что пора вынести некоторые цветы в беседку, где они могли бы находиться под крышей, но получать солнце и тепло. Все-таки идея с парником не оставляла ее, и она надеялась, что когда станет теплее, ей все же удастся привести беседку в порядок.
        Артур ничего не говорил о цветах, хотя несколько раз выходил на задний двор — проводил электричество по просьбе Робби. Между ними установилось странное перемирие, когда Робби не задавал вопросов, а Артур не пытался с ним заговорить. И все же, то, что Робби попросил его о помощи, уже само по себе являлось большим шагом вперед. Когда работы были закончены, она оставила Артура на ужин, зная заранее, что другой благодарности он не примет. Все же идея с фотографией в качестве оплаты казалась ей довольно странной, впрочем, как и почти все, что было связано с этим особенным молодым человеком.
        Зато теперь они каждую ночь включали лампу и оставляли ее гореть до утра. Это было неожиданно, но зажженный свет давал какое-то чувство уверенности, и Рита нехотя признавалась, что Артур был прав. Больше под окнами никто не ходил, и она спала спокойно, не думая о том, что кто-то может забраться в дом и причинить вред ее сыну.
        Рита совсем не ожидала, что ее пригласят отмечать юбилей кондитерской, но в один воскресный день Артур именно так и поступил.
        Он все чаще удивлял ее своими решениями, но на сей раз, как оказалось, инициатива исходила не от него.
        На его плечах вновь покоилась кожаная куртка, заменившая тяжелое драповое пальто, и он приезжал на своем мотоцикле. Она не беспокоилась о нем, отпуская поздно вечером, поскольку теперь он мог ездить самостоятельно и не зависеть от расписания городского транспорта.
        Так как это был выходной, она думала о том, что Антон, который не появлялся две недели, теперь мог вновь нанести визит. Робби это не особенно волновало — он по обыкновению заперся в своей комнате, занимаясь уроками и прорабатывая собственные теории. Он всегда знал, чего хотел, и как этого можно было добиться, а потому Рита не мешала ему. В свою очередь он также не беспокоил ее, когда она оставалась всю ночь напролет в гостиной, зажигая лампу и проводя бесконечные часы над картонным трафаретом и шаблонами.
        По воскресеньям она предпочитала не работать — в этот день она наведывалась в почтовое отделение, отдавала то, что успела сделать за неделю, получала деньги, выслушивала замечания, а потом отправлялась за покупками. Заработок заметно вырос, и теперь она всегда возвращалась домой, зная, что в карманах у нее еще шелестят разноцветные бумажки, без которых на этом свете просто невозможно прожить. Накопления подходили к концу, но благодаря продаже открыток Рита могла позволить себе надеяться на то, что ей удастся сберечь некоторую сумму и обойтись скромным еженедельным доходом.
        Она припомнила старые уроки кройки и шитья, и однажды даже купила новую ткань для платья. Старые наряды стали ей слишком велики, и она решила, что весной нужно выходить на улицу в чем-то более приличном. Кое-что удалось перешить, сэкономив деньги для новой шляпки — потеплевшие дни диктовали собственные условия.
        Звон колокольчика поднял ее с кресла, и Рита оставила швейные принадлежности, чтобы посмотреть, кто пожаловал. Она была почти уверенна в том, что это ее бывший супруг, но за забором стоял Артур.
        — Добрый день, — улыбнулась она.
        — Здравствуйте, — как всегда, вежливо ответил ее гость.
        — Зайдешь? — Она отошла в сторону, пропуская его во двор.
        — Я… не знаю, пришел только чтобы пригласить вас на юбилей нашей кондитерской. Помните, я говорил вам?
        — Конечно, помню.
        Она помнила почти все, о чем он упоминал. Наверное, все дело было в том, что временами она воспринимала его как Робби, к которому всегда относилась с крайним вниманием.
        — Юдифь сказала, что будет рада, если вы придете.
        С Юдифью Рита виделась всего пару раз с тех пор, как они познакомились. Их встречи всегда происходили в магазине, и Юдифь неизменно держалась очень приветливо и тепло, хотя Рита все еще побаивалась говорить с ней открыто.
        — Я даже не знаю… прилично ли отказываться, но ведь я совсем не имею отношения к вашему заведению. Я там ни с кем не знакома, что мне делать в такой праздник среди людей, работающих вместе каждый день?
        — Решайте сами, я не вправе вас заставлять или убеждать, но я также был бы рад видеть вас там.
        Ну, если только так…
        — Правда? — Она внимательно посмотрела на него, отметив, что его уши явственно порозовели.
        И почему он всегда так напряжен? С одной стороны, Артур стал говорить гораздо свободнее, и, припоминая их первую беседу прямо посреди улицы, в тот день, когда он сказал, что хотел бы ее сфотографировать, Рита даже удивлялась тому, как сильно все изменилось. Однако с другой стороны она все еще не могла назвать его другом, поскольку его скованность никуда не уходила.
        — Да, правда.
        — Тогда я, возможно, приду. Когда запланировано празднование?
        Артур поморщился.
        — Празднованием это назвать сложно — просто останемся на кухне после работы. Если честно, я даже не знаю, что мы будем делать.
        — А фотографа пригласили?
        — Да.
        — Значит, хотя бы одно можно знать наверняка — будете позировать.
        — Нет, это вряд ли. Хозяин хочет, чтобы снимки кондитерской были в следующем выпуске местной газеты, так что фотографа вряд ли заинтересуют наши лица.
        — Тебе виднее. Ну, так когда же мне приходить?
        — Я зайду за вами послезавтра. Вечером, если вы не против. Потом провожу до дома, не беспокойтесь.
        — А как же твой мотоцикл?
        — Обойдусь один день, прожил же без него всю зиму.
        — Хорошо, как скажешь.
        После этого Артур быстро скрылся из виду, не пожелав даже зайти в дом и поздороваться с Робби. Очевидно, он вообще опасался ее сына, что иногда даже веселило Риту.
        *
        Новое платье из темно-синего муслина было готово как раз к сроку — она постаралась сшить его как можно быстрее, даже отложив работу с открытками на один вечер. Все-таки, в ее жизни было не так много развлечений, и Рита решила, что успеет поработать в оставшиеся дни, если не будет отлынивать. Самодисциплина давалась непросто, но без нее представить дальнейшую жизнь было очень сложно — для того чтобы регулярно сдавать на почту не меньше сорока пяти открыток, нужно было работать, не покладая рук.
        И все же, когда Артур зашел к ней в четвертом часу пополудни, она уже была почти готова. Поскольку обстоятельства не позволяли ей расхаживать по дому в синем платье, Рита осталась в обычной одежде, но при этом заранее уложила волосы и даже подкрасила губы, чего ей не приходилось делать уже довольно давно.
        — Подождешь немного? — спросила она, впуская его в гостиную. — Я должна еще кое-что сделать.
        — Нужно что-то еще? — глядя на нее широко раскрытыми глазами, явно удивился он.
        — Да, у меня новое платье.
        Он пожал плечами, и только тогда ее взгляд упал на сумку, которую он принес с собой. Эту форму она узнала бы когда угодно — Артур все-таки решил принести свою камеру. Дабы не смущать его, Рита сделала вид, что ничего не заметила.
        Когда она вышла в гостиную уже в новом платье, он явно ждал ее — его взгляд был обращен к двери, и он стоял на прежнем месте.
        — Сама сшила, — чувствуя себя неловко под его внимательным взглядом, объяснила она, понимая, что говорит лишнее.
        — Красивое, — одобрительно кивнул он. — Хороший цвет, вам к лицу.
        — Спасибо. Давно не бралась за такую работу, но вот кое-что удалось вспомнить.
        Поскольку Артур боялся опоздать, им пришлось ехать на омнибусе, но ей это даже нравилось — пользуясь общественным транспортом, она чувствовала себя частью города, а не изолированным человеком. Артур, казалось, напротив, был недоволен этим обстоятельством.
        — Стоило нанять такси, — вполголоса, и ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он.
        — Зачем? Мне все нравится.
        — Люди испортят ваше платье, их слишком много.
        Рита улыбнулась. Все-таки, какой же он славный!
        — Нет, с моим платьем все в порядке. Правда, если честно, в будущем, когда у меня будет много денег, я, пожалуй, прокачусь в экипаже.
        Он повернулся к ней, с недоверием глядя ей в лицо.
        — В экипаже? Но это же медленно, да и почти не отличается от конки или омнибуса.
        — В этом вся и суть — в медленной поездке. Можно как следует все рассмотреть. Почти так же, как и здесь, только людей поменьше. В прошлом, когда я еще была замужем, я любила ездить в экипаже.
        — Правда?
        — Да, правда. Сейчас это слишком дорого, но когда-нибудь я хотела бы сделать это снова.
        Он опять кивнул, делая собственные выводы, и Рита в который уже раз ощутила желание прочесть его мысли.
        — Сегодня был короткий день? — меняя тему, спросила она.
        — Нет, обычный. Просто я специально закончил пораньше, а потом Юдифь согласилась отпустить меня, чтобы я сделал все, что мне нужно.
        Они по-прежнему делали вид, что никакой камеры у него с собой нет, и Риту это уже начинало забавлять. Ей не хотелось отмечать, что он все же последовал ее совету, а Артур хранил молчание из собственных соображений, но они оба старательно не замечали его увесистую и довольно большую сумку.
        Наверное, это было правильно, поскольку, едва появившись в магазине, Артур сразу же подвергся настоящей атаке со стороны своих сослуживцев.
        — Что это у тебя в сумке?
        — Боже, это же камера! Откуда она у тебя?
        — И ты умеешь фотографировать? А давно научился?
        — А почему ты раньше ее не показывал?
        — И хорошо ли получается?
        — Мы ведь могли бы и не нанимать другого!
        — Зачем нам еще одна камера, если скоро придет приглашенный фотограф?
        После этого вопроса наступила пугающая тишина, и Рита даже не глядя на Артура, ощутила, как внутри его тела закипает гнев.
        — Я хочу сделать свои снимки.
        Его голос был прежним, но сдерживаемые эмоции прорывались интонациями, и Рита даже ощутила укол вины. Это была ее идея, сам бы он никогда не взял свою камеру в кондитерскую и не показал бы другим людям. Неужели она совершила ужасную ошибку? Из-за нее Артуру пришлось делать то, чего он так не любил — отвечать на глупые вопросы.
        — Отстаньте от него, — раздался голос Юдифи, и Рита даже вздохнула с облегчением. — Артур, иди сюда. До прихода нанятого человека еще есть время, ты можешь фотографировать сколько угодно.
        — У меня все равно только пять пластин, — мрачно ответил он.
        Нервозность сквозила в его движениях, шагах, словах и даже взгляде. Рита была уверенна, что испортила ему праздник, сказав, что он мог бы взять камеру.
        Сама не зная, зачем, она прошла следом за ним, лавируя между работниками кондитерской и стараясь держаться рядом. Разумнее было бы оставить его в покое и вообще не показываться ему на глаза, но Рита не могла заставить себя остановиться.
        Артур прошел на кухню, зажег лампы — их было четыре, и все они висели под потолком, — а потом приступил к поиску ракурса. Она стояла за его спиной, стараясь даже дышать не слишком часто — ей было страшно, что он обвинит ее или просто прогонит от себя.
        — Как вы считаете, стоит ли снять сковороду со стены? Как по мне, она портит весь вид своей чернотой.
        Она даже не сразу поняла, что он просит ее совета. Пока она молчала, стараясь осмыслить его слова, за нее ответила Роза:
        — Здесь полно черных предметов, Артур, все равно не получится убрать их все разом.
        — Я спрашиваю у Риты, — не поворачивая головы, сказал он.
        — Если сковорода всегда висит на этом месте, то пусть остается, — почти прошептала она. — Все равно через много лет, разглядывая этот снимок, ты будешь продолжать видеть ее, даже если сейчас снимешь со стены.
        — Вы правы, пусть будет в кадре.
        Первый щелчок.
        — Идемте дальше, у нас есть задний двор и склад, может, найдем что-то интересное.
        Она покорно шла следом, останавливаясь, когда он решал оглядеться, и продолжая идти, если он возобновлял движение.
        — Двери в склад лучше закрыть, как считаете?
        — Да, наверное.
        Второй щелчок.
        — Эти окна выглядят не очень красиво.
        — Если открыть занавески и зажечь внутри свет, вид будет намного лучше.
        — Так и поступим.
        Третий щелчок.
        — Пройдем в магазин? Он скучный и унылый, но это лицо нашей кондитерской.
        — Конечно.
        — Со стороны прилавка или лицом к нему?
        — От прилавка через витрину будет видна улица, решай сам.
        — Нам нужен магазин, а не улица, согласен.
        Четвертый щелчок.
        Он остановился.
        — Я не знаю, на что израсходовать пятую пластину. Может, оставить ее для чего-нибудь получше? — очень тихо спросил он.
        Рита подошла ближе, почти касаясь его руки.
        — Думаю, если ты сфотографируешь людей на фоне витрины и вывески, это будет прекрасно. Однако ты, разумеется, должен решить сам.
        Он явно сомневался — его глаза искали поддержки и одобрения, и Рита взяла его под локоть, шепча:
        — Ты и так достаточно сделал, можешь не…
        — Нет, я сделаю это. Нужно попросить Юдифь, чтобы построила всех.
        Обернувшись и отрывая взгляд от него впервые за все это время, Рита встретилась глазами с Юдифью. Что это были за глаза! В них было все — уже знакомая грусть, новая для нее радость и даже удивление. А еще в них были слезы, от которых Рита смутилась даже больше, чем от всех направленных на нее взглядов.
        — Все вышли на улицу, — не дрогнувшим голосом скомандовала Юдифь тем временем. — Желательно молча и без толкотни.
        — А почему же Рита не встанет рядом с нами? — спросила Роза, когда каждый нашел свое место.
        Они явно привлекали внимание всей улицы, но Рита осталась стоять за плечом Артура.
        — Рита присутствует на каждом из пяти снимков, не переживай, — снисходительно сказала Юдифь, с улыбкой глядя на девушку.
        Эта фотография должна была получиться лучшей.
        ГЛАВА 18 АРТУР. РОДОДЕНДРОН
        Оказалось, что его сомнения касательно юбилея были напрасны — вся компания прекрасно провела время. Получив разрешение хозяина закрыть кондитерскую снаружи и веселиться в свое удовольствие, Юдифь сразу же распорядилась, чтобы все двери были надежно заперты. Вечер был достаточно прохладным, и темнело еще довольно рано, так что, едва проводив фотографа, вся компания разместилась на кухне.
        Для Риты все это явно было в новинку, и она с интересом наблюдала за тем, как мальчики быстро сдвигают столы, а женщины суетятся у плиты.
        — Что вы будете готовить? — тихонько спросила она у Юдифи, когда та проходила рядом.
        — Ну, уж точно тортов печь не станем, — рассмеялась начальница Артура. — Ничего особенного, ни у кого здесь нет лишних денег, так что мы, скорее всего, обойдемся чем-нибудь попроще. Главное, что сегодня можно выпить вина, а такое случается далеко не каждый день. Может, вы чего-нибудь хотите?
        — Нет, что вы, — смутилась Рита. — Я вообще ем только одни вареные овощи, так что, наверное, просто посижу с вами.
        В результате его спутница все же выпила немного вина, но почти ничего не ела. В конце концов, еда была не главным — у каждого в запасе была интересная история или забавный случай, которых за эти долгие двадцать лет произошло немало. Рита слушала рассказы каждого из работников, искренне смеялась над анекдотами, но не задавала вопросов и не вмешивалась в беседу. Артур ничего не добавлял ко всем этим разговорам.
        Конечно, он помнил почти все, что было рассказано за вечер — большая часть работников пришла на кухню уже после того, как он начал варить тесто. Однако он никогда не сближался ни с кем из них, и мало общался с посторонними. Его ценили как хорошего сотрудника, но никто не смог разглядеть в нем друга — скорее всего потому, что он сам этого не хотел. Теперь он с удивлением обнаружил, что в каждой истории фигурировали почти все они — все кроме него. Несмотря на то, что он отдал этому месту десять лет, ему так и не удалось стать полноценной частью коллектива и влиться в жизнь этой большой и теплой кухни.
        Наверняка она тоже это заметила. Рита определенно делала свои выводы и имела собственное мнение о каждом новом знакомом, но продолжала молчать.
        Под конец, когда он заметил, что шум, смех и простоватые шутки уже начали утомлять ее, Артур поднялся со своего стула и быстро откланялся, забирая ее с собой.
        — Спасибо Юдифи за этот прекрасный вечер, — с трудом улыбнувшись, сказал он, — но нам нужно идти.
        Юдифь повернулась к нему:
        — Иди, родной.
        Она поблагодарила Риту за то, что она приняла приглашение, а потом проводила их до дороги. Когда они обошли здание и оказались на главной улице, он даже удивился тому, что все остальные лавочки давно закрылись. Было темно, безлюдно и удивительно тихо.
        — Не забыл свою камеру? — спросила Юдифь, кутаясь в теплый платок.
        — Нет, вот она. — Он показал ей сумку.
        — Ты разрешишь мне увидеть то, что получилось?
        — Конечно.
        Уже отпуская их, она вдруг взяла Риту за руку и добавила:
        — Вы, конечно, помните, о чем я вам говорила. Тогда я еще не была уверенна, но сейчас знаю точно. Простите меня, пожалуйста.
        Юдифь никогда и ни перед кем не извинялась — по крайней мере, за те десять лет, что они были знакомы, Артур такого не помнил. Поэтому сейчас, услышав эти последние слова из ее уст, он вновь ощутил горячее желание узнать, о чем говорили Рита и Юдифь в свою вторую встречу.
        Между тем Рита ответила:
        — Вы не должны извиняться. Вы были правы, я ведь и сама еще ничего не знала. Только сегодня убедилась.
        Он жалел, что не видел ее лица, но, тем не менее, мог с уверенностью сказать, что Рита улыбалась. Улыбка была в ее голосе и даже в дыхании.
        Когда они, наконец, покинули Серединную улицу, она тихо спросила:
        — Интересно, ходят ли омнибусы?
        — Нет, сейчас нам придется идти пешком или нанимать такси.
        — Пожалуй, лучше пройдемся, здесь не очень далеко.
        Ему нравилось, что она приняла решение сама, как и полагается женщине. Если бы она спросила, не устал ли он и не желает ли проехаться, то Артур непременно почувствовал бы себя неловко — словно она считала его вторым сыном и опекала его. Теперь он мог быть просто молодым человеком, сопровождающим домой свою… кого? Подругу? Впрочем, не все ли равно? Рита была его спутницей, и этого было довольно. В конце концов, он никогда не умел правильно отвечать на вопросы.
        Эта ночная прогулка отличалась от того, к чему они привыкли за зимнее время. Отчего-то были зажжены не все фонари, и большую часть пути они прошли в темноте, не разговаривая и не останавливаясь. Кажется, что снежное волшебство просто растаяло и испарилось, а на смену ему пришел простой прохладный, тяжелый, но свежий воздух. Это было единственное, что делало прогулку приятной, и Артур никуда не спешил, по привычке подлаживаясь под размеренный шаг Риты.
        Когда они подходили к Пятому переулку, она сняла с головы шляпку и тихонько рассмеялась.
        — Проводишь до дома или лучше пойдешь отсюда домой? Мы у дороги, ты сможешь найти такси, если пройдешь немного дальше.
        — Я хочу проводить вас до дома.
        — Если дойдешь до моей двери, то лучше оставайся на ночь. Ты ведь знаешь, что это не страшно, верно?
        Артур запомнил ту ночь, которую провел в этом старом теплом доме. Она показалась ему фрагментом чужой жизни — слишком уж хороша она была для того чтобы являться реальностью. Он не позволял себе часто вспоминать и думать о тех часах, которые провел под одной крышей с Ритой, поскольку такие воспоминания отвлекали от будней и работы. И все же, сейчас, когда она пригласила его во второй раз, он был уверен в том, что должен ответить согласием. Отказываться было неразумно.
        — Буду очень благодарен.
        Хотелось спросить, не опасается ли он того, что скажет Робби, но Артур решил не портить момент. Кроме того, именно присутствие Робби и делало возможным подобное предложение — если бы она жила одна, то даже самый молодой мужчина не имел бы права ночевать в ее доме. Роберт был третьим человеком, достаточно взрослым для того чтобы его слово имело значение, и в случае неприятностей, он мог бы легко подтвердить, что между Артуром и Ритой не было никаких недозволенных отношений.
        Недозволенные отношения. Что считать приемлемым и законным, а что — нет? Неужели взрослые люди не могут натворить глупостей в дневное время? Почему нужно бояться именно ночи? Артур даже улыбнулся. Мысль о том, что он мог бы коснуться ее непочтительным образом или с дурными намерениями, казалась смехотворной. Похоже, он возвел ее в лик святых или просто относится к ней с большим уважением. В любом случае, он полагал, что опасения Робби были, по меньшей мере, беспочвенными.
        Робби уже спал, и они старались не создавать лишнего шума. Она принесла ему одеяло и подушку, а также оставила свечи и спички на случай, если ему станет скучно. Старая привычка — в гостиной работала лампа, но она продолжала покупать свечи и чистить канделябр. Поначалу его это немного озадачивало, но теперь Артур находил эти привычки даже милыми.
        Впрочем, он слишком сильно устал для того чтобы думать о преимуществах электричества и недостатках старых методов освещения — едва его голова коснулась подушки, как он сразу же уснул.
        Его разбудили странные звуки — из-за двери донеслись торопливые шаги, а затем раздался приглушенный шум, похожий на бьющееся стекло или что-то в этом роде. Артур немедленно соскочил с дивана и, не раздумывая, бросился к двери. Однако опасаясь ворваться в другую часть дома без предупреждения, он на мгновение замер на пороге, ожидая, повторятся ли звуки или ему просто показалось.
        Неожиданно дверь открылась сама, и перед ним появилась взволнованная Рита, державшая в руках старый большой подвесной фонарь.
        — Артур, кажется, кто-то разбил лампу на заднем дворе. Кто-то перебрался внутрь, а Робби выбежал за дверь, и мне ужасно страшно. Нужно вмешаться, понимаешь?
        Он не ответил ей — на это просто не было времени. Артур молча забрал из ее рук фонарь и направился к двери, по пути сказав:
        — Зажгите свет в своей комнате и заприте дверь.
        Конечно, она не стала его слушать — он слышал, что Рита идет позади него, ее торопливые и на удивление легкие шаги, а также едва заметный шорох наскоро запахнутого капота говорили лучше всяких слов.
        Во дворе действительно находился кто-то чужой. Было сложно разобрать, что происходило, но голос Робби послужил разъяснением и предупреждением одновременно.
        — Берегитесь, их двое!
        Фонарь оказался на полу, и Артур бросился во двор, стараясь на ходу разобраться, где находится Роберт, а где незнакомцы.
        Кто-то невысокий, но крепкий попался под руку — это был явно один из воришек, и Артур крепко схватил человека, стараясь толкнуть его на землю. Нарушитель спокойствия оказался тяжелым и довольно сильным, так что борьба затянулась. Он чувствовал болезненные удары по ребрам, но не отпускал своего противника, крепко держа одной рукой, и выжидая удобный момент для маневра. Выгадав долю секунды, когда незнакомец заносил кулак для очередного удара, Артур поймал его за запястье и быстро повернул руку, разворачивая противника спиной к себе и отталкивая вперед. Сбив воришку с ног, ему пришлось налечь на него всем весом, ощущая, как напрягаются суставы и дрожит от боли тело человека, которому только что выбили плечо. Дикий, душераздирающий крик разрезал тишину, и Артур отпустил его.
        — Где второй? — слишком уж громко спросил он, поворачиваясь к дому и точно зная, что Рита находится где-то там.
        — Кажется, убежал, — ответил Робби, который подошел к нему в этот момент.
        — Значит, ему повезло больше, — оттряхивая липкую грязь с испачканной рубашки, заключил Артур. — Потому что ты, — он повернулся к лежавшему на земле и до сих пор стонавшему человеку — будешь отвечать за двоих.
        — Что же нам делать? — спросил Робби.
        — Связать его и дождаться утра, а потом видно будет.
        — Мы живем в такой глуши, вряд ли полиция приедет утром. И до этих пор мерзавец будет лежать здесь?
        — Этот мерзавец должен быть предан суду, так что полежит, ничего.
        Только сейчас он понял, что Рита стоит рядом с ним, и более того — держит его за руку. Ее темные волосы были распущены и рассыпались по плечам тяжелыми прядями. Она казалась моложе, красивее и, как ни странно, ближе.
        — Мы должны отпустить его, — вдруг сказала она. — Это ребенок.
        — Ребенок? — Артур повернулся к лежавшему и попытался разглядеть его. — Кажется, это вполне взрослый человек.
        Рита хотела подойти ближе, чтобы посветить фонарем ему в лицо, но Артур взял ее за плечи, останавливая и преграждая ей путь.
        — Не подходите к нему.
        — Я покажу вам, что это всего лишь мальчик. Скорее всего, он забрался сюда по глупости, не хочу, чтобы он в тюрьме сидел из-за этого.
        Он забрал из ее рук фонарь и отпустил ее.
        — Посмотри на него, Артур.
        Это и вправду был всего лишь мальчик — лет шестнадцати, как и Робби, но значительно ниже и шире в плечах. Грязная одежда, которая стала совершенно непригодной из-за того что он лежал на сырой земле, испачканное перепуганное и облитое слезами лицо — несмотря на внушительное тело, вид у ребенка был жалкий.
        Артур присел на корточки, поставив фонарь рядом.
        — Кто ты?
        Молчание. Мальчик лишь громко сопел, видимо, пытаясь не закричать.
        — Откуда ты?
        Ни слова в ответ. Мальчик перевел взгляд, поднимая голову, но Артур сразу же пресек его действия:
        — Не пытайся ее разжалобить, ясно? Даже смотреть на нее не смей, не то я выбью тебе и другое плечо, вот увидишь.
        Это было удивительно, но паренек послушно опустил голову.
        — Хорошо, значит, ты понимаешь меня. Если скажешь, кто ты и зачем пришел, то я вправлю тебе плечо и отпущу.
        — А если не скажу? — хрипло спросил парень.
        — Полиция, суд и тюрьма.
        — Я Филипп. Я думал, здесь никто не живет.
        — Вранье.
        — Это правда!
        — Это вы ходили здесь под окнами в прошлом месяце? Кто додумался разбить лампу?
        — Не я.
        — И как зовут того, кто «не ты»?
        Опять тишина.
        Артур вздохнул:
        — Эта женщина не одинока, так что не смейте даже думать о том, чтобы пробраться сюда еще раз. Если нанесете ей и этому юноше хоть какой-то вред, я вас найду, и тогда никого не будет рядом, чтобы пожалеть вас, ясно?
        Ну, конечно, парня звали не Филипп, и Артур прекрасно это понимал. Ни одному произнесенному им слову верить было нельзя, но зато сам Артур старался говорить максимально доходчиво, чтобы этот незадачливый воришка осознал, что ему говорят правду. Гораздо важнее было то, насколько убедительными были его слова, поскольку именно от этого зависело дальнейшее поведение «пострадавшего».
        За его спиной хлопнула дверь: Рита зашла в дом, оставив их наедине. Ей было слишком неприятно смотреть на то, как он говорит со страдающим от боли парнем, но Артур понимал, что сейчас нельзя проявлять слабость и жалость, иначе набег повторится, и тогда все может закончиться по-другому. Этого допускать было нельзя.
        Когда плечо было вправлено, — еще один нечеловеческий крик — он, как и обещал, отпустил «Филиппа».
        — Ты забрался сюда через забор? Так и уходи, понял? Парадные двери никто для тебя открывать не станет.
        Кроме того, выйти в переулок можно было, только если пройти через дом — дороги в обход просто не существовало. Поэтому пришлось подвести мальчика к забору и даже подтолкнуть снизу, помогая перебраться на другую сторону.
        Робби все это время стоял рядом с ним, наблюдая за всем, что он делает, но почему-то сейчас Артур не чувствовал неловкости. Если бы рядом находилась Рита, то он, наверняка, ощущал бы себя неудобно.
        — Мамин рододендрон разбили, — задумчиво сказал Робби, поднимая фонарь, чтобы осветить побольше места.
        Он прошел к ветхой беседке, и Артур двинулся следом за ним. Большой глиняный горшок и впрямь лежал на земле, очевидно, сброшенный в результате борьбы.
        — Это твой постарался? — спросил он, глядя на присыпанные землей осколки.
        — Да, я его упустил, — вздохнул Роберт. — У меня не так много сил, я редко дерусь.
        Артур кивнул. Робби явно был не из тех школьников, что лезут в драку — он был спокоен, расчетлив и уверен в себе. Ему наверняка не требовалось ставить кому-то фонари под глазами для собственного самоутверждения. Артур не общался с такими людьми — в его классе были лишь дикие и абсолютно невоспитанные парни, с которыми время от времени приходилось вступать в немой диалог, состоявший из ударов и пинков. Те времена остались позади, но, как оказалось, хватку он не потерял.
        — Это не имеет значения, — попытался он утешить Робби. — Все равно твоя мама сказала бы отпустить их.
        — Нет, нужно было хорошенько припугнуть их, чтобы потом неповадно было. Хотя, твои усилия, наверняка не пройдут даром. Спасибо тебе, не представляю, как бы я справился в одиночку. Скорее всего, не справился бы вовсе.
        Артур промолчал, поскольку не мог выбрать правильных слов.
        — Мама расстроится, она столько лет растила этот проклятый рододендрон, — между тем продолжил Робби.
        — Она так сильно любит цветы?
        — Да, это помогает ей отвлекаться. Она всегда любила их, сколько себя помню, и сейчас ничего не изменилось. Как бы много не было у нее работы, она каждый день приходит сюда и осматривает их. Кажется, ей нравится находиться среди этих горшков.
        — Ей нравится находиться среди живых цветов, — поправил его Артур. — Горшки не при чем.
        — Да знаю я, — беззлобно огрызнулся Робби. — Нужно пройти в дом, она наверняка беспокоится.
        Рита действительно ждала их в гостиной — она уже зажгла лампу и приготовила чашу с чистой водой и белыми полотенцами.
        — Роберт, ты первый.
        Парень без слов подошел к ней, и Рита усадила его перед собой, осматривая его лицо, на котором красовалось несколько ссадин. Затем она вынула из воды полотенце, слегка скрутила его, отжав лишнюю воду, и осторожно протерла лицо своего сына. Артур наблюдал за ней, не замечая, что почти перестал дышать. В ее взгляде было столько теплоты и нежности, что у него помимо желания защемило сердце. Разве можно смотреть на человека с такой любовью? Рита медленно смыла с лица своего сына грязь и следы побоев, а затем взяла в руки флакончик с темной жидкостью.
        — Будет немного щипать, — предупредила она, прежде чем приложить небольшой тампон к самой яркой ссадине на его щеке. Когда со всеми царапинами было покончено, она легко коснулась его плеча и улыбнулась: — Теперь можешь идти спать.
        Необычным было и то, что такой самостоятельный Роберт позволил ей проделать все это в присутствии постороннего человека. В шестнадцать Артур сам прекрасно справлялся и с более серьезными ранами, так что теперь чувствовал себя даже немного неловко. Однако в чаше оставалось еще одно полотенце, и он знал, для кого оно предназначено.
        Его смущало то, что она по-прежнему была в бледно-желтом капоте, перетянутом на талии шелковым пояском. Наверное, слишком торопилась, чтобы приготовить все это до их прихода.
        — Присаживайся, — она подозвала его к себе. — Теперь посмотрим, что с тобой.
        — Я могу и сам.
        — Как знаешь, — улыбнулась она.
        Ее вежливое согласие и полное отсутствие давления вновь сделали свое дело — Артур подошел к ней, усаживаясь совсем близко.
        — Тебе досталось даже больше, — пробормотала она, прикладывая полотенце к его лицу.
        — Все в порядке.
        — Нет, не в порядке. Я сожалею, что тебе пришлось пострадать.
        — Я не пострадал, это вообще сложно назвать страданиями. Обычные ссадины, что тут такого.
        — Твое лицо теперь выглядит ужасно.
        — Мне все равно, как я выгляжу. Этот воришка, хоть и совсем ребенок, сил у него достаточно. Думаю, не стоило его отпускать.
        Она вздохнула:
        — А я думаю, что тебе не стоило выбивать ему плечо. Теперь это травма на всю жизнь, и он не сможет работать или передвигать тяжелые предметы.
        — Все не так страшно, он будет в состоянии работать даже грузчиком, если пожелает зарабатывать деньги честным трудом. Плечо не выскакивает каждый раз, когда человек поднимает чемодан, тут нужно что-то более серьезное.
        — И все же, ты не должен был так жестко с ним обращаться.
        — Этот мальчик проник в ваш дом.
        — Неважно, он ведь никого не убил.
        — А мог бы, если бы его не остановили.
        — Артур, как ты можешь быть таким…
        — Жестоким? Мир жесток, жизнь жестока, чего же вы от меня ждете. Вы должны уметь стоять за себя и не жалеть проходимцев.
        — Так нельзя, нужно учиться принимать людей.
        — Люди не умеют вести себя прилично с теми, кто их принимает.
        — Ты еще очень молод, вот и все.
        — Я старше вас лет на двадцать, если судить по нашему разговору.
        Она взяла его лицо в ладони и приблизилась к нему настолько, что он ощутил ее дыхание на своей коже. Рита повернула его лицо влево, тщательно рассмотрев пострадавшую щеку, а затем осмотрела его с другой стороны.
        — Да уж, он основательно над тобой потрудился.
        — Если честно, я даже не заметил. Мои ребра болят куда сильнее.
        — Может, тогда тебе стоит снять рубашку? Вдруг он сломал тебе что-нибудь?
        Это было бы слишком.
        — Нет, это я нанес ему непоправимый вред, — сам не зная, откуда взялись эти слова, возразил он.
        В ее темных теплых глазах сразу что-то погасло, и она отпустила его лицо.
        Не зная, как исправить положение и объяснить ей, что он вовсе не хотел иронизировать или обижать ее, Артур тихо произнес:
        — Вам нужно завести собаку. На случай, если кто-то еще захочет забраться в ваш дом.
        ГЛАВА 19 РИТА. ГАЗЕТА
        Когда она проснулась на следующее утро, Артура уже не было в комнате. Наверное, он ушел очень рано, предварительно захлопнув дверь и закрыв за собой калитку. От этого становилось грустно, и она даже чувствовала угрызения совести.
        Она не должна была стыдить его за то, что он повредил плечо вчерашнему воришке. Конечно, это был ужасный поступок, которым не стоило гордиться, но он сделал это ради них. Ради совершенно чужих ему людей, от которых нет никакой пользы. Он всегда был добр к ней, проявлял внимание и впустил в свою жизнь, а она оказалась неблагодарной и черствой женщиной, не сумевшей оценить его поступок.
        Прошла целая неделя, а от Артура не было никаких вестей. Нет, они и прежде могли подолгу не видеться, но в те времена она не чувствовала такой вины, как сейчас. Каждый следующий день становился все более тревожным, ее беспокойство росло, и Рита решила, что должна навестить его сама. Конечно, можно было зайти в кондитерскую, но теперь ей казалось, что в окружении людей он вряд ли сможет достаточно раскрыться для честной и открытой беседы.
        Идея раздобыть его адрес была еще более бредовой и рискованной, но после очередного дня раздумий и сомнений Рита решила, что именно так и нужно поступить. Тем более, он уже давно знал, где она живет и как выглядит ее дом, в то время как ей ничего о нем не было известно.
        Узнать адрес проще всего было у Юдифи, но для встречи с ней следовало пройти в кондитерскую, так что именно туда она и направилась.
        — Пожалуйста, не могли бы вы вызвать Юдифь? — не зная, стоит ли просить Розу, чтобы она не тревожила Артура, осторожно осведомилась она, оказавшись возле прилавка.
        — Если только она свободна, — ответила Роза.
        — Я подожду.
        Юдифь показалась через несколько секунд. Очевидно, теперь в пекарне было слишком жарко, поскольку на улице становилось теплее. Она была одета в тонкую белую рубашку и длинную юбку, поверх которой, как всегда, был повязан передник.
        Она указала ей за дверь, и Рита быстро вышла из магазина, не зная, выгнали ли ее ко всем чертям или просто хотят поговорить вне кондитерской.
        Оказалось, что верным было второе предположение — Юдифь вышла следом за ней и плотно закрыла за собой дверь.
        — Что вам нужно? — спросила она, не растрачивая время на приветствие.
        Рита отошла от стеклянной витрины, почти прислонившись к вывеске соседнего магазина.
        — Простите меня за такую просьбу, но я хотела бы узнать адрес Артура. Где он живет?
        — Седьмой квартал, пятая улица, третий дом. Комнату спросите на входе, ее номера я не знаю. Никогда не бывала у него в доме. Можно узнать, зачем вам это?
        — Я хочу попросить у него прощения. Мы… повздорили, если это можно так назвать, и теперь мне стыдно.
        — Когда хотите прийти? Сегодня или в выходной?
        — До выходного я не смогу дотерпеть, наверное, сегодня.
        — Сегодня мы заканчиваем работу в шестом часу.
        — Спасибо, — чувствуя безграничную благодарность, прошептала Рита. — Вы меня, можно сказать, спасли.
        — Всегда рада, — коротко ответила Юдифь, сразу же скрываясь за дверью.
        *
        Дом, где жил Артур, был высоким, серым и тяжелым — таким же, как и ряды других, соседствовавших с ним зданий. В нем не было ничего примечательного, и Рита поначалу даже удивилась тому, как скучно и уныло выглядит это строение. Никаких гипсовых украшений, изящных ручек и крепких дверей. Простые окна смотрели на нее безразличными стеклами, за которыми скрывались грязно-серые или пестрые занавески. Эти правильные прямоугольные проемы выстроились ровными рядами в четыре этажа, и угадать, которое из них принадлежит Артуру, было невозможно.
        Рита вошла в первую дверь, сразу же увидев скучавшего сторожа, дремавшего на стуле с кривыми ножками.
        — Прошу прощения, — тихо сказала она, пытаясь разбудить его и привлечь к себе внимание.
        Старик вздрогнул и проснулся.
        — Чего хотите? — недовольно спросил он, скользя по ней бледно-голубыми выцветшими глазами.
        — Я ищу Артура.
        — Какого Артура? Здесь нет никаких Артуров.
        — Парень с мотоциклом, — пояснила она, подозревая, что здесь никто не знал Артура по имени.
        — Вам в другую дверь, следующую за этой. Поднимайтесь наверх, третий этаж, дальше сами разберетесь.
        Она поблагодарила его и вышла на улицу, стараясь поскорее оказаться возле нужной двери.
        Неужели люди могут так жить? Грязные лестницы, разбитые стекла, затхлый воздух… Рита поднималась по ступенькам, отсчитывая этажи и уже начиная задыхаться — все-таки с непривычки взобраться сразу же на третий этаж, да еще по таким крутым ступенькам было непросто.
        Искать дверь не пришлось — на площадке помещалось всего три двери, и лишь одна выглядела более или менее прилично. Две другие комнаты, явно не были жилыми.
        Она вздохнула и тихонько постучалась, стараясь не создавать слишком много шума.
        — Альберт живет этажом выше, — раздался знакомый голос, от которого у нее чаще забилось сердце.
        — Мне нужен Артур, — робко сказала она, глядя на дверь.
        Послышались неторопливые осторожные шаги, а затем щелкнул замок, и дверь повернулась в петлях.
        Он явно был поражен. Если бы ей еще месяц назад сказали, что она сама придет в его дом, Рита просто не поверила бы такому.
        Если он решит выгнать ее, то будет прав — кто же заявляется без приглашения?
        Однако Артур посторонился, пропуская ее в комнату.
        — Ты, конечно же, не думал, что я буду настолько наглой и приду сюда, — неуверенно улыбаясь, заговорила она, опустившись на единственный стул.
        Артур занял место на кровати, разместившись напротив нее.
        — Я рад вас видеть, Рита.
        Она подняла на него взгляд, стараясь понять выражение его лица. Как обычно, ничего путного выяснить не удалось.
        — Я должна извиниться, — вновь начала говорить она. — Я была неправа, ты поступил так, как и было нужно.
        — У вас доброе сердце, — покачал головой он. — Я и подумать не мог, что такие люди все еще существуют.
        Рита смутилась, но попыталась не выдать этого, внимательно следя за своим лицом и движениями. И все же, рука предательски потянулась к волосам, так что она даже не успела себя одернуть.
        — Нет, глупое сердце, — вздохнула она. — Нужно мне у тебя поучиться.
        — Не стоит, я не лучший пример для подражания.
        — Артур, — она на секунду закусила губу, не зная, как продолжить. — Артур, ты замечательный. Ты защитил меня и моего сына, ты был рядом, когда мы нуждались в помощи. Я о многом жалею, и корю себя за прошлые поступки, но единственное, что кажется мне действительно хорошим — это то, что я согласилась тогда сфотографироваться.
        — Вы ведь не согласились — вы просто не отказали. Согласились вы гораздо позже, — едва заметно улыбаясь, сказал он.
        Его глаза потеплели, и Рита почувствовала себя увереннее.
        — Пусть так, но я все равно ни о чем не жалею, что крайне на меня не похоже. Благодаря тебе и Робби сейчас я работаю с открытками и весьма этим довольна. Ты познакомил меня с новыми людьми, а я повела себя…
        — Рита, я прошу вас перестать просить прощения, мне от этого нехорошо, — серьезно сказал он, прерывая ее речь. — Я был груб и навязчив, и мне стоило самому прийти к вам домой первым.
        — Ты ведь не виноват, так что незачем тебе было прилагать усилия.
        — Мои фотографии напечатали в газете, — вдруг выпалил он, словно боясь передумать.
        Поначалу она подумала о том, что он решился отправить в редакцию свои первые снимки пейзажей, но потом быстро поняла, насколько глупыми были эти мысли.
        — Те, что ты сделал на юбилей кондитерской?
        — Да. Хозяину не понравились снимки приглашенного фотографа, и он решил отказаться от статьи, но Роза сказала, что можно попробовать мои. Меня отпустили на целый день, чтобы я отпечатал фотографии, и вечером я принес хозяину то, что получилось.
        — И это понравилось ему?
        — Наверное. Он счел, что их можно опубликовать в газете, так что их напечатали уже на прошлой неделе.
        — У тебя есть эта газета? — спросила она, страстно желая увидеть его фотографии.
        Он сразу сник, и весь его вид выражал крайнее раскаяние.
        — Я не купил ее. Простите, я должен был сказать вам об этом — ведь именно вы уговорили меня взять камеру с собой.
        Она не уговаривала его — всего лишь один раз намекнула. Он сам принял решение.
        — Ничего страшного.
        — Но у меня есть оригиналы — я отпечатал по два экземпляра.
        Артур поднялся с кровати подошел к комоду, затем выдвинул нижний ящик, из которого и извлек небольшую картонную коробку.
        — Здесь еще ваш третий портрет. В черном платье, помните?
        Он вручил ей коробку и вернулся на свое место, предоставив ей полную свободу. Среди фотографий были и те, с которыми она уже была знакома, но Рита внимательно разглядывала каждый снимок.
        Это была живая галерея, странным образом объединявшая его жизнь и ее историю.
        Первые пейзажи теперь и впрямь казались не слишком впечатляющими — они были несколько ограниченными, и на них постоянно попадались лишние детали. Однако эти фотографии все так же нравились ей. К их числу она отнесла и свой первый портрет — на нем красовалась полная, высокая и нелепая тетушка, которая до сих пор не могла определиться со своими намерениями — улыбнуться или сбежать из кадра. Дальше шли снимки пекарни — они выглядели уже естественнее и гармоничнее, хотя на них было запечатлено лишь мертвое здание. И все же теперь в его работе чувствовалась большая уверенность — ракурсы подбирались им смелее и точнее, а тени падали правильнее. Ее второй портрет лежал поверх этих фотографий. Дальше шли снимки ночной улицы, включая и тот, на котором были запечатлены заснеженные ветки, фонарь и скамейка. Эта фотография была особенно красивой. Ее третий портрет был последним.
        — Они прекрасны, — честно сказала она. — У тебя действительно талант.
        — Нет, просто вы были рядом и все мне показали.
        — Это ты показывал мне кондитерскую, я ведь впервые видела кухню и задний двор.
        — Я знаю, о чем говорю. Вы все мне показали.
        Рита отвела глаза, не зная, как отреагировать на эти слова. Без сомнений, ей было приятно их слышать, но она также сомневалась в том, что он говорит правду.
        Взгляд случайно упал на единственное окно, и она удивленно подняла брови — на подоконнике стоял крохотный горшок с таким же миниатюрным рододендроном.
        — Боже, Артур, какая прелесть, — сразу же переключая внимание на цветок, восхитилась она. — Я и не думала, что ты тоже…
        — Это не мой цветок.
        Тогда чей же? Наверное, кто-то из соседей попросил приглядеть или он купил его кому-то в подарок. Чем еще можно объяснить наличие столь необычного растения?
        Нет, среди его соседей вряд ли могли найтись люди, которые увлекаются комнатными цветами. Значит, он купил подарок. Может, у него появилась невеста?
        — Я купил его для вас. — Он в свойственной ему спокойной манере, положил конец всем ее размышлениям и догадкам.
        — Для меня? — еще больше удивилась она.
        — Да. В ту ночь был разбит ваш цветок, и Робби сказал, что вы расстроитесь. Я решил купить такой же, но не смог найти ничего более приличного. Хотел отнести вам его еще на прошлой неделе, по дороге купить ту самую газету… но не решился.
        Рита встала и направилась к окну, как завороженная глядя на рододендрон. Он был маленьким и слабым, но ничего прекраснее ей видеть не доводилось.
        — Артур, не знаю, как и благодарить тебя. Он такой красивый.
        — Он ваш, — оказываясь за ее спиной, прошептал Артур.
        ГЛАВА 20 АРТУР. ПРЕДЛОЖЕНИЕ ФЕЛИКСА
        Визит Риты стал для него полной неожиданностью — Артур не мог и надеяться на то, что она сама придет к нему домой. И даже то, что она застала его врасплох, а в комнате был жуткий беспорядок, не испортило впечатления. После того как она покинула его дом, он еще очень долго не мог успокоиться и даже был вынужден выйти немного прогуляться, несмотря на то, что было уже довольно поздно.
        Это стало чем-то вроде переломного момента — с того времени он почувствовал, что может открыться ей еще больше. Рита была первым человеком, которому он рассказал о своей камере, детских фантазиях и слабостях. Он бывал у нее в гостях, был знаком с ее сыном и бывшим мужем. Он даже приложил немало усилий для того чтобы ее дом был в безопасности. И это нравилось ему — Артур чувствовал себя живым и свободным, он с нетерпением ожидал следующей встречи и искал повод для того чтобы прийти к ней.
        Она так искренне радовалась купленному им цветку, что он впервые начал осознавать ту простую истину, гласившую, что даритель получает больше радости, чем тот, кто получает подарок.
        Апрель диктовал свои условия, и теперь ездить на мотоцикле было намного приятнее — потеплевший воздух мягко скользил по коже, и солнце пригревало побледневшее за зиму лицо. Артур старался не пропускать ни дня, используя каждый перерыв для того чтобы проехаться по улицам и почувствовать эту странную легкость. Однако в один из дней его планы были испорчены неожиданным вторжением Феликса — владельца того самого магазина, в котором он встретился с Робби еще в феврале.
        — Здравствуй, Артур, — с вежливой улыбкой поздоровался Феликс. Затем он подошел ближе, держа руки в карманах неизменного драпового жилета.
        Феликс всегда одевался одинаково, и Артур часто думал о том, что этот человек, наверное, никогда не замерзает и не изнывает от жары — он носил фланелевую рубашку в крупную клетку, брюки из тонкой шерсти и драповый жилет.  Менялась только обувь — в зависимости от погодных условий. Он был невысокого роста, однако его внушительный живот уже давно стал основой для множества забавных прозвищ, которыми его наградили те, кто работал на этой улице. Казалось, что Феликсу обо всем прекрасно известно, но он предпочитал просто не обращать внимания на насмешки — он и сам был довольно веселым человеком. Вся сложность общения с ним заключалась в том, что Феликс никогда и ничего не говорил просто так — каждое слово имело значение, даже если разговор сопровождался шутками и раскатистым смехом.
        Поэтому, несмотря на доброжелательный вид собеседника, Артур держался очень осторожно.
        — Добрый день, — ответил он.
        — Я слышал, что ты делаешь приличные снимки. Это правда? Те фото в газете действительно твои?
        — Да, это правда, — неохотно признался Артур.
        — И давно ты этим занимаешься?
        Зачем ему это знать? Он вздохнул, пытаясь скрыть недовольство.
        — Не очень.
        — Когда купил камеру?
        — Не помню, когда-то в прошлом году.
        — Ты неразговорчив, я знаю, но мне это для дела нужно.
        Какое у Феликса могло быть дело с чужой камерой, Артур понять не мог, а потому решил терпеливо дослушать до конца, прежде чем делать выводы. Рита говорила, что нужно учиться принимать людей? Стоит проверить, насколько она была права.
        — Что за дело? — не дождавшись продолжения, Артур был вынужден подбодрить собеседника вопросом.
        Обычно с Феликсом такого не случалось — он всегда был рад поговорить.
        — Разумеется, для своей кондитерской ты сделал эти фотографии бесплатно, но я хотел бы знать, сколько будет стоить та же работа, если я попрошу тебя сфотографировать мой магазин.
        Артур даже растерялся — до того неожиданным было это предложение.
        — Я не знаю… никогда не фотографировал для других.
        — Но ведь фотографии стоят денег, не так ли?
        — Да, наверное.
        — Что для них нужно? Порох?
        — Нет, порох не нужен.
        — А с чего же тогда дым идет, когда щелкает камера?
        — Магниевые… в общем, там дело в других вещах, камеры не взрывоопасны. Для снимков нужны пластины и время.
        — Сколько пластин на десять снимков?
        — Десять.
        — А времени?
        — Один день для того чтобы отнести пластины в печать.
        — За печать тоже платят?
        — Да.
        — Хорошо, я дам тебе денег, и ты купишь все что нужно. Если ты согласен, конечно. Просто понимаешь, я хочу продать магазин, и мне нужно напечатать хорошее объявление. Поэтому снимать нужно и внутри и снаружи. Мне сказали, что ты прекрасно работал как в помещении, так и со двора, и я подумал, что уж лучше заплачу тебе, чем какому-нибудь шарлатану с коробкой вместо настоящей камеры.
        — Я готов поработать, но денег вперед платить не нужно. Что если фотографии вам не понравятся?
        — Да брось, Артур, я же тебя знаю — ты всегда все делаешь на совесть.
        *
        Этими новостями нужно было срочно поделиться с Ритой. Артур справедливо полагал, что должен посоветоваться с ней, а также порадовать ее — он был уверен, что она придет в восторг. К тому же, у него появился повод для того чтобы прийти к ней в гости. Поэтому, едва дождавшись вечера, он собрал все свои вещи и сразу же помчался к Пятому переулку.
        У калитки его встретила небольшая, но очень шумная собака — она носилась по двору без ошейника и явно не сидела на привязи.
        Кажется, он говорил, чтобы она поселила собаку на задний двор? Что ж, у парадной двери охрана тоже была не лишней.
        Теперь даже не нужно было звонить в колокольчик — Рита вышла из дому сразу же, как только собака залилась звонким лаем.
        — Добрый вечер, Артур, — ласково улыбнулась она.
        — Добрый вечер.
        — Заходи в дом скорее, пока я его придержу. — Она наклонилась и взяла на руки своего нового питомца. — Ничего, Флинт, ты скоро привыкнешь к нему. Это Артур, он частый гость в нашем доме, — обратилась она к все еще очень недовольному песику.
        Обычно он пропускал ее вперед, но теперь пришлось скрыться за дверью, пока Флинт не сорвал голос от возмущения.
        Рита зашла следом, оттряхивая подол и вытирая руки полотенцем. На ней было обычное будничное платье, поверх которого она повязала передник. Очевидно, она готовила ужин.
        — Ты не возражаешь, если мы пройдем на кухню?
        — Да, конечно.
        — Завтра должен прийти Антон, так что мне нужно подготовиться.
        Почему она продолжает готовиться к встрече с этим человеком даже сейчас, когда она ничего ему не должна? Это казалось нелогичным и даже несправедливым.
        — Обычно они обедают у нас, а потом отправляются куда-нибудь. Слава Богу, он хотя бы перестал опаздывать. Робби ужасно не любит ждать, а потому я стараюсь приготовить все самое необходимое заранее.
        Она провела его на кухню, и Артур увидел, что на заднем дворе к одному из столбиков беседки привязана другая собака — побольше и пострашнее. Значит, Рита решила поселить собак сразу с двух сторон.
        — Это Дора, — улыбаясь, сказала Рита.  — Она тоже скоро к тебе привыкнет. Они с Флинтом очень умные, я даже удивляюсь, как Робби и Антону удалось их раздобыть.
        Интересно, кто же подарил этому дому Дору? Наверняка, Антон.
        — Теперь вам приходится кормить еще два рта, — заметил он, проходя на кухню и устраиваясь возле окна.
        Здесь ему бывать еще не приходилось. Кухня была довольно тесной — в одном углу стояла печь, чуть дальше размещался большой чугунный котел, а у самой дальней стены была тканевая шторка, из-под которой выглядывали ножки ванны. Все необходимое находилось в одной крохотной комнатенке, но, тем не менее, здесь было достаточно уютно. На небольшом столе были разложены чашки с овощами, и сама Рита суетилась у разделочной доски.
        — Ничего страшного, я только рада. Теперь мне не бывает одиноко и тревожно, а это уже большое преимущество. Более того, я жалею, что не догадалась завести собаку раньше. Теперь мы спим спокойно, и Робби даже иногда играет с ними. Флинт считает его настоящим хозяином, и совсем меня не слушается. Наверное, потому что его принес именно Робби. Дора ко мне относится с большим уважением, но тоже иногда любит пошалить. Не представляю, у кого Антону удалось купить почти взрослую собаку с таким хорошим нравом.
        Артур понимающе кивнул — его догадки подтвердились. Однако ему не хотелось говорить о собаках и бывшем муже Риты, а потому он довольно быстро выложил то, зачем пришел.
        — Рита, вы не возражаете, если я еще раз попрошу вашей помощи? Дело в том, что я… я должен сфотографировать еще один магазин.
        Она сразу же отложила нож и подняла голову.
        — Артур, это же замечательно, — тепло улыбаясь, сказала она. — Что за магазин?
        — «Чернильница» Феликса. Она там, в самом начале улицы расположена.
        — О, припоминаю. Такая красивая вывеска с кисточками?
        — Да.
        — Я очень рада за тебя. Должно быть, он увидел в газете снимки вашего «Сладкого мира»?
        — Да, они его очень заинтересовали, и он решил, что я могу один раз на него поработать. Феликс собирается продать магазин, и ему нужно представить его в лучшем свете.
        — Ответственное поручение, — заметила Рита, возвращаясь к работе и опуская глаза. — Чем же я могу тебе помочь?
        Он тоже отвел взгляд, не зная, как сказать, что без нее он боится выполнять такую работу. Артур свято верил в то, что фотографии «Сладкого мира» получились такими удачными только благодаря присутствию Риты. Она была рядом с ним и говорила, что делать.
        — Я хотел бы, чтобы вы пошли со мной. Я понимаю, у вас много работы, так что если вы просто не можете, то…
        Рита вновь посмотрела на него, и теперь она улыбалась.
        — Когда нужно пойти? Я абсолютно свободна, какие же у меня могут быть дела.
        — Но, возможно…  Просто я не знаю, успеваете ли вы отдыхать.
        — Успеваю, все в порядке. Работы сейчас не очень много, и я подумываю о том, чтобы постараться найти еще одно почтовое отделение, куда можно было бы сдавать свои открытки.
        Он знал, что когда-нибудь она к этому придет. Ему не хотелось, чтобы она так много работала, но сейчас без этого было нельзя — Рита приходилось содержать дом и вести хозяйство без помощи мужа, и Артур понимал, что для этого нужны деньги.
        — Но пока у меня нет других вариантов, и я могу позволить себе время от времени прогуляться.
        Артур скучал по их прогулкам, но после того как растаял снег они почти никуда не выходили. В результате, они все реже виделись.
        — Так значит, я могу зайти за вами… простите, я не подумал. Мы договорились с Феликсом на завтра, поскольку магазин по воскресеньям не работает, и клиенты не будут мешать, но ведь завтра вы ждете своего…
        Она покачала головой:
        — В котором часу зайдешь?
        — Но разве у вас останется время? Тем более, я должен буду сделать всю работу сразу после обеда.
        — Я никого не жду, Антон придет в гости к нашему сыну, мне здесь находиться не обязательно. Ты можешь зайти когда угодно.
        — Это точно не вызовет никаких проблем? — Артур все еще не мог поверить, что она собирается оставить все дела и пойти вместе с ним.
        — Нет, говорю же тебе — они прекрасно справятся и без меня. Я могу оставить для них все что нужно, а дальше Робби сам все найдет и разложит по тарелкам.
        — Хорошо, если вы уверенны, то я зайду к двенадцати. Магазин небольшой, но он заказал десять фотографий, чтобы можно было выбрать самые лучшие. Думаю, мы справимся быстро.
        — Я буду ждать тебя, — скрепляя их договор, сказала она.
        Ему было интересно, что она собирается надеть — как бы то ни было, Рита всегда очень хорошо одевалась, если нужно было выйти на люди. Наверное, эта привычка осталась у нее еще с того времени, когда она жила с мужем. Каждый раз, ожидая встречи, он гадал, в чем увидит ее, а после решал, нравится ли ему то, как она выглядит или нет. Удивительным было и то, что даже сейчас, когда она была в домашнем платье, а ее волосы были просто стянуты на затылке, Рита казалась ему красивой.
        Конечно, она сильно отличалась от той степенной дамы, с которой он ходил по ночным заснеженным улицам этой зимой. Однако даже в этой будничности была своя прелесть, и Артур думал, что должен попробовать уговорить ее сфотографироваться за работой.
        Интересно, а как же она выглядит во время рисования? Он мог бы отдать все накопленные деньги, чтобы увидеть ее в этот момент. Наблюдая за людьми постоянно, Артур понял, что большинство из них раскрываются в то время, когда с головой уходят в свое занятие. К примеру, обычно активная и боевая Юдифь становилась задумчивой и даже немного грустной, когда погружалась в монотонный процесс кухонной работы.
        Возможно, если бы он увидел Риту за рисованием, то ему удалось бы заглянуть достаточно глубоко в ее душу, чтобы понять, отчего она так сильно влияет на него. Почему все ее слова кажутся ему значимыми и важными? Почему он не может представить ее несчастной и нелюбимой? То, что она была не замужем, казалось ему неестественным — он считал, что такая женщина должна быть любима и счастлива в браке с хорошим мужем.
        К своему стыду, Артур плохо помнил Антона, хотя Рита знакомила их. И, как бы ужасно это ни было, ему хотелось увидеть его еще раз, а завтра для этого был самый подходящий случай.
        ГЛАВА 21 РИТА. ГОРЯЧИЙ КОФЕ
        Воскресенье сулило много дел и хлопот. Для начала нужно было зайти на почту и провести еженедельный ритуал обмена любезностями с разукрашенной девицей, забрать свои деньги и оставить три или четыре десятка новых открыток. После этого она обычно заходила в овощную лавку, но теперь на это не оставалось времени — нужно было спешить домой и заканчивать приготовление обеда. Затем оставалось лишь показать Робби что к чему, а потом дождаться Артура и отправиться в магазин со странным названием «Чернильница». Она улыбнулась, думая о том, что только очень смелый человек мог дать своему предприятию такое название.
        Жизнь стремительно менялась, и Рита не знала, как приспособиться к этому новому для нее ритму. События следовали одно за другим, и она даже не успевала привыкнуть к тому, что с ней происходит. Одно оставалось неизменным — почти во всех ее делах участвовал Артур, либо события были связаны именно с ним. Ей казалось, что новую главу ее жизни писал именно этот угрюмый и в то же время стеснительный молодой человек, который, сам того не понимая, становился первооткрывателем и новатором в ее глазах.
        Получив деньги и вернувшись домой, она сразу же постучалась к Робби, предупредив, что должна все ему показать.
        — Знаю, знаю, ты идешь с Артуром, а меня оставляешь с отцом, — уныло кивая, напомнил сам себе Робби. — И почему нельзя сделать эти фотографии в другой день? Вся твоя жизнь вертится вокруг его снимков и твоих открыток.
        — Ты прав, родной, но мне это нравится.
        — Если так будет продолжать и дальше, тебе придется выйти за него замуж. Я бы хотел взглянуть на отца, когда он об этом узнает.
        — Не узнает, потому что замуж я больше не выйду.
        — Это вряд ли. Ты становишься только красивее, и я не знаю, с чем это связано. Это правда, мама, ты меняешься каждый день. Уверен, отец тоже это видит.
        Ее все еще волновало, что думает Антон, и Рита злилась сама на себя. Нужно было постараться оставить брак за спиной, забыть о том, что когда-то она считалась чьей-то женой, и двигаться дальше. И, видит Бог, она бы справилась очень быстро, если бы Антон не наведывался в этот дом раз в две или три недели. Отчасти ее готовность пойти с Артуром объяснялась тем, что ей не хотелось смотреть на бывшего мужа битых два часа, ожидая, когда он уйдет.
        — Не думаю, что в этом городе есть еще какой-то сын, который может сказать подобное своей матери, — рассмеялась она.
        — Я точно знаю, что таких больше нет. Хотя, я не такой как все, да и ты тоже. Поэтому, я считаю, мы можем себе такое позволить.
        — Согласна. Я горжусь тобой, Робби.
        Он удивленно посмотрел на нее.
        — За что? Я еще не сделал ничего примечательного.
        — Тебе не обязательно что-то делать, я и так знаю, что ты особенный.
        Она не могла выразить словами всю благодарность, которую испытывала по отношению к Робби за то, что он общался с ней так открыто и без обиняков. Он говорил все, что было у него на уме, высказывал предположения и не испытывал ни малейшего страха — он знал, что она не станет смеяться над ним или затаивать обиду.
        — Кажется, скоро придет отец, — явно не зная, что ответить, Робби поднялся из-за стола. — Не могла бы ты повторить, что куда все это раскладывать?
        — Конечно.
        Едва она закончила, как до них донесся сердитый и задиристый лай Флинта, которого явно растревожило чье-то вторжение.
        — Вот и он, — вздохнула она. — Иди и встречай его, а мне нужно переодеться.
        Робби скрылся за дверью дома, а она остановилась, переводя дух. Каждый раз, когда нужно было видеться с Антоном, она должна была настраивать себя сохранять спокойствие и собственное достоинство. Его лощеный вид, изящные манеры, спокойный голос — все это иногда выводило из себя.
        Затем она прошла в свою комнату и сняла с вешалки синее муслиновое платье — теперь его можно было надевать с легким плащом или даже с жакетом, поскольку апрель теплел с каждым днем. В таком виде было не стыдно встретить бывшего супруга, а после отправиться с Артуром к магазину со смешным названием.
        Не дожидаясь, когда Робби придет за ней, она сама прошла к двери в гостиную, и, стараясь не тратить время на раздумья, повернула ручку.
        — Добрый день. У тебя появилась электрическая лампа?
        Он, как и прежде одет с иголочки, вежлив и уверен в себе.
        — Добрый день. Да, и уже давно.
        — Подумать только, раньше я этого не замечал. Я полагал, что ты не любишь электрический свет.
        — Робби приходится много учиться, и без яркого освещения в доме не обойтись.
        Ей хотелось добавить, что ее собственная работа также требует некоторых средств, но Рита заставила себя промолчать. Он не спрашивал ее о том, где она достает деньги, она со своей стороны также молчала и не проявляла инициативы. Он не интересовался, зачем ей понадобилась собака, и она не рассказала о том, что в их доме побывали незваные гости.
        — А где моя собака?
        — На заднем дворе.
        — Откуда та маленькая у парадного входа?
        — Робби принес от своего друга.
        — Он по-прежнему занимается своей химией?
        — Да, кажется, ему это по душе.
        — И он все так же уверен в том, что ему не нужен спорт?
        — Более чем уверен.
        — У тебя новое платье?
        Она уже хотела ответить: «Не такое уж и новое», но вовремя осознала, насколько необычным был этот вопрос.
        — Да, кажется, ты его еще не видел, — сухо ответила она.
        — Ты сшила сама?
        — Откуда столько вопросов?
        — Любопытно.
        — Скоро я ухожу, и ты сможешь любопытствовать с Робби.
        — Куда ты идешь? Ах, да, прости, это ведь теперь не мое дело.
        — Верно.
        Повисло молчание, и Рита уже собралась покинуть комнату, чтобы проверить, справляется ли Робби, но в этот момент он заговорил.
        — И все же, куда ты идешь?
        — В магазин.
        Она не солгала, нет — это было правдой. Хотя, в то же время, ее слова можно было назвать ложью.
        — В этом платье?
        — Это же не твое платье, так что я не понимаю, почему ты так возмущен.
        Он внимательно разглядывал ее, и Рита чувствовала себя неудобно.
        — Хватит, пожалуйста. — Она даже наморщила нос. — Не смотри на меня так.
        — Хорошее платье.
        Флинт вновь закатился звонким лаем, и она даже обрадовалась тому, что этот неловкий разговор можно, наконец, закончить.
        — Прости, кажется, ко мне пришли.
        Кивнув Антону, она направилась к двери, по пути сняв со спинки одного из кресел заранее оставленный плащ.
        — Ты больше не придешь?
        Вопрос вновь застал ее врасплох, но она слишком торопилась, чтобы раздумывать над ответом.
        — Разумеется, я приду. Это ведь мой дом, я здесь живу.
        — Опять ты шутишь.
        — Шучу, ты прав. Если серьезно, то вы вряд ли меня увидите сегодня, дорогой Антон. Я, скорее всего, приду, когда вы уже покинете этот дом.
        — Отлично, тогда прощайте, Рита.
        — Прощайте, — она даже отвесила ему легкий поклон, хотя обычно это делали мужчины.
        Оказавшись, наконец, за дверью, она сразу же помахала Артуру, стоявшему за забором. Выглядел он замечательно, и ее это радовало. Она видела, как ему идут костюмы, но почти никогда не говорила ему об этом, справедливо полагая, что не имеет права давать ему советы касательно одежды. Однако сегодня на нем был красивый серый костюм, под которым пряталась белая сорочка.
        — Ты замечательно выглядишь, — сказала она, подходя ближе. — Мне очень нравится.
        — Спасибо, — как всегда несколько смущенно ответил Артур. — Вы уже готовы? Можем идти?
        — Конечно.
        У него был такой вид, будто в его голове вертелась еще куча незаданных вопросов, но он молча подал ей руку и закрыл за ней дверцу.
        — В чем дело? — с интересом разглядывая его, спросила она.
        — Все хорошо, ничего особенного. Немного волнуюсь, боюсь что-нибудь испортить.
        — Ну, что ты, Артур, я еще не видела у тебя ни одного неудачного снимка.
        — Это окрыляет, — как-то вяло заметил Артур.
        Рита улыбнулась и взяла его под локоть — пока они шли по переулку, такое еще можно было себе позволить. Когда они выходили на люди, она обычно держалась на почтительном расстоянии, не желая провоцировать слухи. Разумеется, она не боялась испортить собственную репутацию, но ей казалось, что Артур должен вести себя правильно для того чтобы в дальнейшем он мог беспрепятственно жениться и завести детей.
        — Что ж, надеюсь, что удачные снимки и похвала Феликса ободрят тебя, и ты перестанешь считать себя полной бездарностью, — вздохнула она, отпуская его руку, когда они приблизились к дороге.
        — Думаете, от него можно дождаться похвалы? Вы просто никогда не видели Феликса.
        — Зато я знаю тебя, и мне этого достаточно. Ты хорошо работаешь, и если он не станет хвалить твою работу, то за него это сделаю я.
        Он повернулся к ней, и у нее вновь возникло ощущение, что он хочет задать ей вопрос, но, как и прежде, за этим загадочным взглядом ничего не последовало — Артур спрятал все свое любопытство подальше и молча шел рядом.
        — Поедем омнибусом или вы предпочитаете пройтись?
        — Сегодня прекрасная погода, было бы неплохо пройтись пешком.
        — Хорошо.
        С тех пор, как он поймал ее на том, что она стыдится себя, прошло немало времени. Тогда Артур был довольно резок, но Рита с трудом признала, что он говорил правду. Если она сама стыдится себя, то чего же ей ожидать от других? Поэтому теперь, несмотря на то, что она чувствовала себя очень неудобно, ей пришлось выбрать прогулку.
        Конечно, ходить рядом с ним по ночным улицам, было гораздо удобнее. В такое время почти не встречалось прохожих, бояться было нечего, и она не ощущала неловкости. Однако решиться на то же самое днем — совершенно иное дело. Ей по-прежнему казалось, что все прохожие с неодобрением косятся на нее, а со стороны молодых и стройных женщин ей мерещились пренебрежительные ухмылки и снисходительные взгляды. Поскольку она старательно не глядела на других людей, Рита не могла понять, кажется ей все это или происходит на самом деле. Еще хуже становилось от того, что Артур знал, почти все ее мысли — она была уверенна в этом.
        Поэтому, когда они дошли до Серединной улицы, она, наконец, вздохнула с облегчением — «Чернильница», как он и обещал, находилась в самом начале.
        — Пришли, — сказал он, подходя к застекленной двери. — Феликс уже ждет нас.
        Теперь ей стало страшно еще и от того, что может подумать Феликс. Как объяснить, зачем она пришла? А что если он не захочет, чтобы посторонняя женщина присутствовала здесь?
        — Бросьте стесняться, в этот магазин каждый день приходят люди, и от всех его все равно не спрячешь. Какая разница, кто еще увидит его изнутри, если он предназначен для публики? — почти прошептал Артур.
        — Неприлично читать чужие мысли, — улыбаясь, ответила она.
        Артур только рассмеялся.
        Сухой, негромкий смех почти сразу же прервался, но она успела его заметить. Все ее страхи развеялись, и она даже ощутила себя увереннее.
        — С выходным, — выходя из-за прилавка и протягивая Артуру руку, поприветствовал их хозяин магазина.
        У него был немного хриплый голос, внушительный живот и круглое довольное лицо.
        — Кто это с тобой?
        — Это Рита.
        — Та самая, совершившая чудо?
        — Не уверен, о каком чуде идет речь, но Рита действительно многое умеет, — с несвойственным ему красноречием ответил Артур.
        — Рад познакомиться, я Феликс, — протягивая ей руку, улыбнулся хозяин магазина.
        Артур с подозрением наблюдал за тем, как она отвечает на его мягкое рукопожатие.
        — Очень приятно, — стараясь быть учтивой, ответила она.
        — Что еще можно сказать? Вы прекрасны, — продолжил рассыпаться в любезностях хозяин.
        — Спасибо, — поблагодарила она, зная точно, что ее лицо заливается краской.
        В те годы, когда она была молода и наивна, ее краснеющие щеки лишь заставляли людей еще больше смущать ее. Антон не был из их числа, чем изначально и понравился ей.
        От воспоминаний ее отвлек голос Артура.
        — Откуда нужно начать?
        — Решай сам, почем мне знать, — пожал плечами Феликс. — Если хочешь, можешь сразу сфотографировать все снаружи, чтобы потом не отвлекаться.
        Артур посмотрел на нее:
        — Как считаете?
        — Смотри сам, как тебе удобнее.
        — Я знаю, как мне удобнее, мне интересно, что скажете вы.
        Она огляделась по сторонам, не зная, что ответить.
        — Здесь довольно светло, съемка в помещении, наверное, будет несложной.
        — Конечно, здесь светло, я заранее убрал все, что заслоняло витрины, — вставил Феликс, который был явно доволен собой.
        — Тогда начнем прямо отсюда. Вид снаружи, я думаю, снимем в последнюю очередь, — решил Артур.
        Она всюду ходила за ним следом, но на сей раз ей даже не нужно было ничего говорить. Артур лишь изредка просил ее совета, а в основном все делал сам.
        Его движения были более уверенными, и иногда он оставлял камеру ей, поправляя предметы или работая со светом — он открывал и закрывал шторы, переставлял зеркала и даже пробовал включить лампу. Наблюдая за ним, Рита испытывала приятную гордость, еще не до конца осознавая, что теперь ее чувства несколько отличаются от того, что обычно она ощущала, глядя на Робби.
        — Кажется, нужно выйти на улицу — осталась пара последних пластин, — сказал Артур, отходя от прилавка и опуская камеру.
        — Как скажешь, — согласилась она.
        Феликс все это время молчал, внимательно наблюдая за тем, как проходит работа. Удивительным было и то, что он не задавал вопросов, и воздерживался от указаний — очевидно, его все устраивало.
        — Сколько я тебе должен? — Он решился заговорить только после того как Артур убрал камеру в чехол.
        — За пластины и печать.
        Сумма получалась не слишком большая, и Рита в очередной раз поразилась тому, насколько необычным был Артур — он не пожелал взять денег за свое время и работу.
        Когда они покидали Серединную улицу, на его лице играла рассеянная улыбка, и ей было интересно, что он чувствует и чем вызваны такие эмоции. Однако все эти вопросы она, как обычно, оставила при себе, не тревожа его понапрасну.
        — Вам понравилось? — спросил он, когда они вышли на прямую дорогу. — Может, нам стоит пойти в кафе и отметить мою первую работу в качестве фотографа?
        Отказывать было невежливо, да и ей не хотелось так рано возвращаться домой. Поэтому она, не задумываясь, согласилась.
        — Да, пожалуй, я бы с удовольствием выпила хорошего кофе.
        — Я знаю одно кафе, но до него нужно ехать. Конка подойдет?
        Она кивнула:
        — Конечно.
        Ездить с ним на общественном транспорте поначалу было не очень удобно, но теперь она уже к этому привыкла. Заинтересованные взгляды других пассажиров больше не смущали её, и ей удавалось наслаждаться дорогой, воображая, что они сидят в экипаже. Конка двигалась даже медленнее, чем отдельная карета, и ей нравилось наблюдать за тем, как мимо лениво проходят дома и улицы.
        Теперь, зная насколько странным и непонятным бывал Артур, она не находила ничего ужасного в том, что они ехали на другой конец города вместо того чтобы выбрать небольшое кафе где-нибудь поблизости. Таких заведений было много, и все они остались без внимания — Артур терпеливо дождался нужной остановки, а потом, как обычно, помог ей сойти со ступенек и показал, куда нужно идти.
        В этой части города они бывали только зимой — она узнавала широкие улицы, круглый фонтан, в котором все еще не было воды, стеклянные витрины больших магазинов и нависавшие сверху тяжелые балконы с мраморными колоннами.
        — Мне нравилось ходить здесь зимой, — сказала она, когда они проходили мимо книжного магазина.
        — Тогда здесь было красивее, но вид из кафе тоже неплох.
        Кафе было расположено за углом одного из высоких кирпичных домов. На первый взгляд оно ничем не отличалось от других, оставшихся позади. Однако чуть позже Рита поняла, почему Артур выбрал именно его — несмотря на то, что апрель только начинался, столики в этом кафе уже были расставлены на улице.
        И они не боятся дождя? Тучи могут набежать в любой момент.
        — А внутри есть столики? — осторожно спросила она, глядя на то, как он выбирает подходящее место.
        — Наверняка есть, но мы не пойдем внутрь.
        — Жаль.
        — Я понимаю, что вам хочется спрятаться, но сегодня слишком хорошая погода. К тому же, глядеть на прохожих гораздо интереснее отсюда, чем через пыльное стекло.
        Она вздохнула — конечно, она просто забыла о его страсти разглядывать незнакомых людей. Если ему это действительно так нравится, то незачем портить человеку выходной. К тому же, он на славу потрудился, так что заслужил полноценный отдых.
        Тем временем он остановился возле столика, стоявшего у стены.
        — Отличный выбор, — радуясь тому, что они будут закрыты хотя бы с одной стороны, похвалила его Рита.
        — Я рад, что вам нравится. — Он отодвинул для нее стул, а затем занял место напротив. — Что еще кроме кофе вы хотели бы заказать?
        — Только кофе.
        — Платить буду я, а у меня есть деньги, так что, пожалуйста, ни в чем себе не отказывайте.
        Если у него есть деньги, то почему он продолжает жить в такой ужасной комнате, где нет мебели и никаких удобств? Она до сих пор с содроганием вспоминала эту жуткую обстановку, холодные голые стены, грязные лестницы и мутные окна.
        — Тогда, может, я бы еще съела булочку.
        Он снова улыбнулся:
        — Хорошо, я вас понял.
        За соседним столиком разместилась влюбленная парочка, и Рита, помимо желания глядя на них, стала замечать незаметные жесты и украдкой пропущенные улыбки, которые предназначались только для двоих. Подумать только, как сильно все изменилось. В те времена, когда она готовилась выйти замуж за Антона, такие встречи были чем-то немыслимым. Они почти не виделись наедине, и потому супружество стало для нее чем-то тяжелым и сложным в своей неизвестности. Она совсем не знала своего мужа, не говорила с ним и ей были неизвестны его предпочтения. Ее привычки стали раздражать Антона, а она, в свою очередь начала опасаться его замечаний. Разве можно было ожидать, что такой союз будет наполнен любовью и верностью? Являясь супругами, они не понимали друг друга, и даже не стремились сблизиться.
        — Здесь подают хороший кофе? — спросила она, когда им принесли их заказ
        — Не знаю, я здесь впервые. — Он поднес чашку к лицу и покачал ее в руках, а потом вдохнул аромат, поднимавшийся от горячего напитка. — Кажется, что вполне достойный. Не знаю, понравится ли вам.
        Рита сделала маленький глоток, а потом прикрыла глаза и сладко вздохнула.
        — Я люблю кофе, — сказала она, открывая глаза и улыбаясь.
        Он сидел неподвижно и смотрел на нее с выражением, которого она не могла понять. Ей казалось, что она выглядит глупо, и она припомнила его слова о прохожих. Люди шли по тротуару мимо них, но Артур не обращал внимания на незнакомцев.
        И все же, она не жалела, что они выбрали столик на улице — погода действительно была прекрасной.
        ГЛАВА 22 АРТУР. ВСТРЕЧА У КОНРАДА
        Весь апрель и начало мая Артур заходил за Ритой, а после они шли гулять. В этом было что-то странное, но в то же время успокаивающее — даже если она не могла выйти из дома, то с удовольствием приглашала его внутрь, угощала чаем, и даже работала в его присутствии. Иногда Рита выносила в гостиную свои картонные заготовки, и он подолгу наблюдал за тем, как она разрезает листы на небольшие карточки, размечает места для марок и пользуется трафаретом. За работой она становилась более разговорчивой, и он чувствовал себя свободнее. Наверное, это было связано с тем, что ее глаза были постоянно заняты рисунками и шаблонами, и она не глядела на него. Так было проще, и Артур начал больше разговаривать с ней.
        В один из дней она спросила его, есть ли у него любимая книга, и Артур даже растерялся.
        — Да, но я не знаю, приходилось ли вам ее читать…
        — А ты расскажи мне.
        — Это Виктор Гюго, я эту книгу сто лет в руки не брал.
        — Но ведь ты помнишь ее?
        — Наверное, что-то осталось в памяти.
        Она подняла взгляд, на миг оторвавшись от работы.
        — Ну, так расскажи, о чем она.
        И Артур начал рассказывать страшную историю о человеке, который был вынужден носить маску смеха. Книга так и называлась — «Человек, который смеется». Он и сам удивился тому, как хорошо ее помнил. Поначалу рассказывать было непросто, и он запинался, а также останавливался, чтобы перевести дыхание.
        — Ты не обязан рассказывать все сразу, — заметив, что ему тяжело, сказала она. — Продолжишь в следующий раз.
        С тех пор у них появилась новая традиция — он рассказывал ей все, что успел прочитать за время своего непродолжительного отрочества, а она работала и иногда задавала ему вопросы. В этом постоянстве присутствовала собственная неуловимая прелесть, но этого было недостаточно.
        Он полагал, что у нее стало больше работы, поскольку Рита все чаще оставалась в доме и отказывалась выходить на прогулку. Однако дни становились длиннее, и вечером ему хотелось ходить по улицам, а не сидеть в полутемной комнате с тяжелыми портьерами. Поэтому, набравшись смелости, в очередной раз он прямо спросил у нее, нужна ли ей помощь.
        Рита вздохнула.
        — Я не хочу выходить на улицу без плаща.
        Честность заслуживала уважения, но Артур не испытывал никакого желания хвалить ее за такие мысли.
        — Почему?
        — Ты прекрасно знаешь, почему.
        — Хотел убедиться в том, что я не ошибаюсь. Как же вы ходите на почту и за покупками?
        — Пару раз в неделю это можно пережить.
        Она склонилась над трафаретом, прижимая очередную карточку к поверхности резного изображения, и ее опущенные ресницы почти светились, наполняясь лучами заходящего солнца. Можно ли считать её некрасивой? Он в тысячный раз разглядывал очертания ее профиля и губ, различал оттенки каштановых волос, наблюдал за тем, как двигаются ее плечи, когда она переставляет детали и меняет положение. Кто мог бы назвать некрасивой такую женщину? Артур был готов спорить на все деньги в мире, что Рита была прекрасна.
        Но, вопреки всему, он знал, что ее не занимает лицо или обаяние — Артур был уверен в том, что Рита ненавидит свое тело. И он был абсолютно прав.
        — Я хотел показать вам место, где я отпечатываю фотографии.
        Решив обойти острый угол и не задевать больную тему, Артур пошел окольным путем.
        Эти слова сразу же привлекли ее внимание, и она отложила карандаш, выпрямляя спину. Ей не обязательно было говорить — он видел, что Рита терзается сомнениями.
        — Когда?
        — В воскресенье.
        Победа. Небольшая, незначительная, но прекрасная победа, которую удалось одержать, не пролив ни капли крови.
        — В котором часу?
        — Я мог бы зайти в десять.
        Она все еще сомневалась, хотя Артур уже точно знал, что она согласится. Это было даже жутко — решение, которого еще не знала она сама, было известно ему. Он лишь ждал словесного подтверждения.
        — Хорошо, я согласна. Мне очень любопытно. А Конрад не позволит посмотреть, как именно проходит печать фотографий?
        — Нет. По крайней мере, мне он этого никогда не показывал, — вздохнул Артур.
        В том и было все дело — Конрад всегда выпроваживал его на час или даже два, а потому Артуру приходилось слоняться по улицам. Он поступал не очень честно, но пригласить ее к Конраду означало еще и отправиться в город на прогулку, хотя Рита ничего об этом не знала.
        — Очень жаль, а было бы интересно посмотреть. А что за фото ты будешь печатать на этот раз?
        — Я фотографировал ваш дом.
        Она удивленно подняла брови.
        — Зачем?
        Точного ответа он дать не мог, но только теперь начал понимать, что поступил не очень красиво — стоило попросить у нее разрешения, прежде чем браться за камеру.
        — Не знаю. Мне показалось, что он выглядит очень привлекательно, когда живая изгородь в порядке. Весна изменила его, и я подумал, что стоит сфотографировать вид на парадный вход и в остальные времена года. Просто хотел проследить за тем, как все меняется. Я прошу прощения, что говорю так поздно.
        Рита засмеялась:
        — Артур, все дома выглядят иначе, когда меняется время года. Абсолютно все, так что можешь фотографировать все, что душе угодно. К тому же, зданию все равно, запечатлевают его на снимках или нет. Просто я удивляюсь тому, что ты не нашел ничего более интересного. В конце концов, мой дом ты видел уже много раз, и мог бы выбрать что-то покрасивее.
        — Так вы не сердитесь?
        — Нет, с чего бы. Если бы я тебя не знала, то наверняка почувствовала бы нечто вроде гнева, но теперь ты мой друг, так что можешь фотографировать все принадлежащие мне неодушевленные предметы, не спрашивая разрешения. Правда, потом, я надеюсь, что ты не станешь жаловаться на то, что потратил пластины впустую.
        — Не стану, это уж точно.
        — А ты всегда печатаешь фото в воскресенье? Просто в этот день я хожу на почту, отдаю новые открытки и забираю деньги.
        — Это не беда, мы можем заглянуть туда вместе.
        Она поджала губы, что означало только одно — ей эта идея не по душе. И именно поэтому Артур решил, что так и стоит поступить.
        — Не беспокойся, в этом нет нужды, — явно стараясь казаться безразличной, ответила она. — Я могу уладить все дела еще до твоего прихода.
        — Хорошо, как скажете. — Пришлось пойти на временный компромисс.
        Ему очень хотелось однажды пройти на почту вместе с ней и посмотреть, как проходят эти визиты, но Артур знал, что и так собирается обманом заманить ее на прогулку. Для одного дня выходило слишком уж много событий, и он решил, что не будет настаивать. На почту пусть идет одна. На этот раз.
        *
        Артура удивляло то, что Рита успевала практически все — когда он зашел к ней в воскресенье, она уже возвратилась из почтового отделения и ждала его. Очевидно, она осталась в той же одежде, в которой была на встрече со своими «работодателями».  Темно-зеленая кофта и черная юбка — в такой одежде он ее еще не видел.
        — Нравится? — поймав его взгляд, спросила она.
        — Да.
        — Я рада.
        Казалось, будто сейчас она опять начнет шутить и скажет, что рассчитывала на такой эффект. Артур задумался, одевалась ли она хоть раз с этим умыслом — хотела ли она нравиться ему или нет. Ответа на этот вопрос найти не удалось, и он подумал, что когда-нибудь, лет через десять, если не забудет, обязательно сам спросит ее об этом.
        — Ваш бывший муж не пришел сегодня?
        — Нет, сегодня Робби свободен, впрочем, как и я.
        Они почти никогда не говорили о ее бывшем супруге, и Артур подозревал, что Рита вообще не хочет о нем ничего рассказывать. И все же, ему было очень интересно, с каким человеком она прожила так много времени, как она к нему относилась, и, самое главное — по какой причине ушла от него. Почему их семья прекратила существование? Неужели измена? Другой причины для расторжения брака, в сущности, быть и не могло, но Артур все же надеялся, что основание развода было другим.
        — Не люблю весну, — вдруг сказала она.
        — Почему? — почти автоматически поинтересовался он.
        — Не знаю. А тебе нравится это время?
        — Не могу дать точного ответа. Скорее нет, чем да.
        — Тогда ты должен понимать, почему я тоже не питаю к нему особой теплоты.
        — Я уверен, у нас разные причины для такого отношения.
        Они шли к дороге, и пока вокруг не было людей, Рита держалась вполне уверенно, но Артур знал, что как только они выйдут на оживленную улицу, она сразу сникнет и замкнется в себе.
        — Вы по-прежнему шьёте одежду сами? — стараясь не допускать слишком долгих пауз, спросил он.
        — Иногда.
        — Вам нравится такая работа?
        Если она замолчит, то потом разговорить ее будет слишком сложно — находясь на улице, она начинала вести себя иначе, чем в доме.
        Сидя в своей гостиной, Рита могла говорить практически о чем угодно — она смеялась, задавала вопросы и иногда даже поддразнивала его. То же самое было во время поздних прогулок в зимнее время. Однако когда они начали ходить вместе в апреле, вечера стали светлее и людей на улицах прибавилось. Тогда она стала явно сдерживать себя.
        Поэтому, он старался говорить с ней все время, пока они добирались до Конрада. Тот, в свою очередь, оказался в прекрасном настроении, так что с его стороны сразу же посыпались вопросы.
        — Артур! Так ты не один?
        — Да, Конрад, я хотел познакомить тебя с Ритой.
        Конрад даже поцеловал ей руку, отчего Артуру почему-то стало смешно — так вот, что делают мужчины, когда видят приличную даму? Для Риты этот жест, казалось, ничего не значил — она просто вежливо улыбнулась Конраду, а затем незаметно высвободила ладонь из его рук. Глядя на нее, Артур подумал, что ей, наверное, в прежней жизни не раз целовали руки.
        — Так вот как вы выглядите на самом деле, — продолжал Конрад. — Я уж думал, придется мне смотреть на вас, только когда Артур отпечатывает свои фотографии. Кстати, что у тебя на этот раз? Ещё здания или вернулся к пейзажам?
        — Дом, — коротко ответил Артур. — Две пластины.
        — Ну, за час, я думаю, управлюсь.
        Рита медленно перевела на него взгляд, и Артур пожал плечами: «Ничего не поделаешь».
        — Так всегда? — выходя из каморки Конрада, тихо спросила она. — Всегда нужно ждать по часу?
        — Иногда чуть меньше, иногда больше. Зависит от того, сколько у него вообще работы. К нему приходят многие известные фотографы, и он печатает для них снимки, так что иногда времени не хватает.
        — И где ты обычно проводишь этот час?
        — Хожу по городу.
        Она старательно не выдавала своего возмущения, но Артур все равно заметил покрасневшие щеки и слегка сдвинутые брови.
        — Значит, и мне придется, — почти шепотом сказала она.
        Он провел ее своим привычным маршрутом, показывая места, где он обычно останавливался. Они отдыхали, сидя на скамье перед высохшим фонтаном, глядя на то, как важно расхаживают по мощенной плитками площади голуби. Тени небольшого дуба вполне хватало для того чтобы они не чувствовали солнца, и Рита запрокинула голову, закрыв глаза.
        В такую погоду грешно было отсиживаться в доме — нужно было наслаждаться теплыми, но не жаркими деньками, когда воздух был необыкновенно чист и приятен. Наблюдая за ней, Артур нисколько не жалел о том, что пошёл на хитрость и заманил ее в город.
        — Как себя чувствуете? — улыбаясь, спросил он, когда Рита опустила голову и открыла глаза.
        — Отвыкла ходить пешком, засиделась дома. Все-таки, прогуляться было полезно.
        — И вы больше не сердитесь на меня?
        Она улыбнулась в ответ:
        — А разве я сердилась?
        — Я в этом уверен.
        — Ну, что ж, я действительно не ожидала, что ты такой изобретательный, — вздохнула она. — Но сейчас я даже благодарна тебе.
        Он хотел бы понять, как она воспринимала взгляды окружающих. Почувствовала ли она себя увереннее? Решиться на такие вопросы было нелегко. Вместо этого он нейтрально заметил.
        — Конрад поцеловал вашу руку.
        Рита тихо рассмеялась.
        — Иногда мужчины так поступают.
        — Я такого никогда не делал.
        — Ты ничего от этого не потерял, поверь.
        — А было бы любопытно.
        — Если встретишь девушку, которая покажется тебе богиней, то поцелуешь ей руку и всё узнаешь, — обнадеживающе сказала она.
        — Значит, Конраду вы показались богиней.
        Она с укоризной посмотрела на него.
        — Маловероятно, но не исключено, — без особого энтузиазма сказала она. — Который час? Не пора ли нам возвращаться?
        Пришлось согласиться — им действительно нужно было отправляться в обратный путь. Он поднялся со скамейки, и подал ей руку, помогая встать на ноги.
        Что если оставить поцелуй на тыльной стороне ее ладони? Не сочтет ли она этот жест ироничным или издевательским? Ему хотелось сделать это, но, как обычно, не хватило решимости.
        Конрад был не один — в его тесной приемной находился и другой человек. Высокий, тонкий, с черными усами и с дорогим цилиндром в руках, незнакомец выглядел загадочно и, как это ни странно, немного комично.
        Если незнакомые клиенты сталкивались в магазине кондитерской, никто из них не считал нужным представляться другим или знакомиться. Однако этот господин решил, что стоит поступить именно так — он одарил их обоих тяжелым взглядом, а затем легко поклонился.
        — Мое имя Готлиб. Это ваши фотографии?
        Он показал им карточки, которые рассматривал в тот момент, когда они только вошли. К своему удивлению, Артур обнаружил, что на них запечатлена Рита — ее последний портрет в чёрном платье.
        — А это ваша неизменная модель? — продолжал любопытствовать фотограф.
        — Да, это мои снимки, — отвечая на первый вопрос, кивнул Артур.
        — Что ж, прекрасно.
        К этому времени Конрад вышел из внутреннего помещения, предварительно отодвинув тяжелые бархатные занавески.
        — Вот еще твои снимки, Артур.
        — Так значит, ваше имя Артур? А как зовут вашу даму?
        Сам не зная, зачем, Артур взял ее под руку и коротко ответил:
        — Это Рита.
        Готлиб одобрительно улыбнулся:
        — Я должен признаться, что увидев ее первый портрет, был несколько обескуражен. Довольно неумелая работа и очень странная модель — такого мне видеть не доводилось. Жаль, я не попросил отпечатать для меня дополнительную копию — просто не думал, что из этого выйдет толк. Сейчас жалею об этом, потому что позднее здесь же появился еще один снимок — с ней же, но уже гораздо лучше. А вот это — он еще раз поднял фотографию, показывая ее им — уже можно даже назвать приличной работой. И вы так загадочны, — обращаясь к Рите, сообщил он. — Я поражен и впечатлён.
        Что именно произвело такой эффект, было не совсем ясно. Говорил ли он сейчас о качестве снимков или о том, что находит Риту таинственно-привлекательной, Артур понять не мог.
        — Вы купили копии моих фотографий? — стараясь уточнить хотя бы некоторые из интересовавших его моментов, спросил Артур.
        — Да, взял на себя такую смелость. Не вините Конрада — я был весьма настойчив и даже угрожал ему тем, что перестану заказывать здесь печать. Я прихожу каждый день, у меня много работы, так что не осуждайте его за то, что он не захотел терять такого выгодного клиента.
        — Все в порядке, — очевидно, желая сгладить неловкий момент, заверила его Рита.
        — О, благодарю, — сладко улыбаясь, еще раз поклонился Готлиб. — Вы позволите сфотографировать вас прямо здесь и сейчас? У меня новая камера — она помещается в небольшой футляр, и я ношу ее с собой.
        — Зачем это вам? — не слишком вежливо поинтересовался Артур, которого уже начало злить подобное поведение.
        — В следующий раз, когда вы зайдете и оставите свои пластины, Конрад отдаст вам портрет, и вы увидите, что можно сделать, имея достаточно знаний и навыков.
        — Спасибо, но мне это ни к чему.
        — Не жадничайте, Артур, я ведь не прядь волос прошу у вашей дамы. Это всего лишь снимок. Позвольте ей решить самой.
        Артур помнил, как неохотно Рита соглашалась фотографироваться, как опасалась насмешек и обмана. Сейчас она явно сомневалась, и ее растерянный взгляд говорил ярче всяких слов. Она нервно улыбнулась, не зная, как скрасить затянувшееся ожидание, а после вздохнула:
        — Хорошо, если это нужно.
        — Это просто необходимо, — заверил ее Готлиб, которого Артур уже начинал ненавидеть.
        — Где мне встать? — с едва заметной дрожью в голосе спросила она.
        — О, не задавайте вопросов — вам беспокоиться не нужно. Фотограф сам должен позаботиться о вас. Нет, не прикасайтесь к шляпе, лучше просто слегка  поднимите подбородок. Конрад, зажги верхнюю лампу. Ваши плечи прекрасны, но напряжены. Идеально, спасибо.
        Он работал быстро и без лишних движений — раздавал указания и двигался, глядя в объектив своей камеры. Готлиб семенил мелкими шагами, обходя вокруг Риты и не уставая восхищаться ее лицом.
        Наконец, раздался щелчок, и к потолку взвился сероватый дым.
        — Благодарю, — протягивая ей руку, медленно и с чувством сказал Готлиб. — Вы оказали Артуру бесценную услугу, надеюсь, вы понимаете это?
        — Понимаю, — все еще очень тихо и неуверенно ответила она. — Это только для него.
        ГЛАВА 23  РИТА. ФОТОГРАФИЯ ГОТЛИБА
        Майские дни медленно перетекали в летнюю безмятежность, и Рита вынесла все свои цветы в беседку. Еще осенью ей казалось, что они могут занять всю площадь деревянного пола, но теперь было ясно, что даже если расставить все горшки по местам, здесь останется достаточно места. Решив не беспокоиться об устройстве парника еще хотя бы месяц, Рита попросила Робби перенести в беседку стол и стул. Теперь она работала не в доме, а у себя на заднем дворе. Приходилось брать с собой книги и ставить их поверх легких картонных шаблонов, для того чтобы ветер не разнес всю ее работу по двору, но теплый воздух, хороший свет и приятное ощущение свободы того стоили.
        С того момента, как они с Артуром побывали в печатной мастерской прошла целая неделя. Для нее каждый день был занят разными делами, которых со временем становилось все больше.
        Она полагала, что когда наступит летний сезон, спрос на открытки снизится, но в последнее время на почте стали заказывать уже по пятьдесят открыток, и ее это стало утомлять.
        Беспокоиться и искать второе почтовое отделение, уже не было нужды. На поиски подходящих сюжетов не оставалось времени, но это было и не нужно — за те месяцы, что она проработала, продавая свои открытки, в отделении осталось достаточно образцов. Теперь, каждый раз, когда она забирала свои деньги, девица с отполированными ногтями вынимала из ящика секретера несколько открыток и показывала ей, давая понять, какие именно нужно сделать к следующему разу. Рита не интересовалась причинами, по которым те или иные открытки пользовались спросом, но сумела заметить, что с наступлением лета все варианты с цветами утратили свою популярность. Люди начали дарить настоящие, живые цветы, которые приятно и тонко пахли пыльцой, дарили солнечное тепло и так красиво умирали, зажатые и спрессованные сотнями страниц тяжелых книг.
        Настало время романтики — покупатели хотели видеть пруды и лебедей, зеленые дали, лазурное небо и сверкающую водную гладь. Люди уезжали на курорты и приглашали с собой друзей. Рита рисовала все, что было нужно, хранила шаблоны и переделывала эскизы. К лету у нее скопилась своя собственная коллекция, из которой она постепенно выбирала лучшие образцы и переводила рисунки на карточки.
        Эти деньги кормили ее и Робби, и она очень этим гордилась. Еще никогда ей не была знакома эта радость — купить что-то только на свои деньги, подарить сыну галстук к ближайшим выходным и оплатить покупку своими средствами. Она не шила для него одежду, предпочитая покупать рубашки на сэкономленные деньги. Урезать расходы можно было по-разному — к примеру, она больше не покупала свечи, сама пекла хлеб и даже научилась чистить обувь, не обращаясь к мастерам. Они обходились без сладостей уже достаточно давно, и лишь Артур иногда приносил что-нибудь к чаю. Впрочем, он не появлялся уже неделю, и Рита решила, что поступила неправильно, позволив Готлибу сделать тот снимок.
        Да, возможно, она совершила ошибку, но отчего-то в ее душе не было сожалений. Артур был способен на большее, и ей хотелось, чтобы он тоже это понял. Она видела в нем большой потенциал, а он отказывался расходовать силы на что-то другое, кроме бесполезных портретов разведенной женщины. Готлиб не только заметил в нем талант — он предложил помощь. И если для этого требовалась ее поддержка, то Рита сделала все, что от нее зависело. Не Бог весть, какой труд, но зато появилась возможность увидеть нечто лучшее и побудить Артура двигаться дальше.
        В это воскресенье она не была занята обычными заботами — ей хотелось выпить чаю в тени своей беседки, но она не решалась сделать это. Казалось, что удовольствие от теплого вечера и горячего напитка будет неполным, если ей не удастся разделить его с Робби или кем-то еще.
        Флинт лениво подал голос и почти сразу же успокоился — к ним пожаловали знакомые. Кроме Антона или Артура приходить было некому, и Рита покинула гостиную, чтобы узнать, кто почтил дом своим визитом.
        За калиткой стоял Артур. До чего же он вежлив — она уже давно показала ему, как открывать воротца снаружи, но он до сих пор предпочитал ждать, когда она сама даст ему разрешение. Не утруждая себя лишними шагами, Рита помахала ему с порога:
        — Проходи в дом, я ждала тебя.
        Он робко кивнул и последовал ее словам.
        — Я не решался зайти к вам, потому что не был уверен. Но я хотел, правда.
        — В чем не был уверен?
        — Сейчас объясню.
        — Тебе не будет сложно пройти на задний двор? Я хочу выпить чаю, сидя в беседке, кажется, это будет прекрасно.
        — Да, конечно.
        Задний двор являлся территорией, где бывали только три человека — двое хозяев и один гость. В этом было что-то приятное и необычное — по дорожке к парадной двери проходили коммивояжеры, случайные знакомые, одноклассники Робби и даже ее бывший муж. Однако другая сторона дома была закрытой для посторонних — здесь можно было устраивать все только по своему вкусу и не стесняться своих вещей. Она доверяла Артуру настолько, что впускала его на задний двор, без страха открывая перед ним самую закрытую часть дома, если не считать своей спальни или комнаты Робби.
        Она усадила его в беседке, пообещав вернуться через некоторое время с чаем и вторым стулом. Когда все было готово, Артур сам появился на пороге столовой, откуда она хотела взять стул, и она в очередной раз удивилась его проницательности. Оставалось только принести поднос и устроиться за столом.
        — Рассказывай, — улыбаясь, попросила она, когда с приготовлениями было покончено.
        Артур сглотнул и облизнул губы.
        — Не знаю, как приступить. Наверное, для начала покажу вам ваш портрет.
        Он вынул из внутреннего кармана пиджака карточку и протянул ей.
        Рита оказалась совершенно не подготовленной к тому, что увидит. Это был настоящий портрет, не в полный рост, а как полагается - крупным планом, вполоборота, до линии груди. Все лишнее осталось за кадром, а с фотографии на нее глядела красивая и немного смущенная женщина. Мягкие тени лежали под подбородком и полями шляпки, но оттенки красиво обрисовывали линию губ и бровей, так что это лицо казалось почти незнакомым. Впервые за долгие годы Рита поняла, что ей нравится собственное лицо.
        — Что скажете? — спросил Артур, отвлекая ее от снимка.
        — Мне нравится.
        Лгать и скромничать смысла не было — наверняка он уже понял, как сильно она была поражена.
        — Это совершенство, — вздохнул он. — Я забрал снимок уже на следующий день. Не мог ждать, помчался во время перерыва, опоздал в кондитерскую и  получил выговор от Юдифи, но уже с фотографией в кармане. Оно того стоило, можете мне поверить. Оставляя снимок, Готлиб попросил Конрада, чтобы он передал мне вопрос. Хотел узнать, не смогу ли я прийти еще раз. Я ничего не ответил, но пришел еще через день, и Конрад сказал, что я встречусь с Готлибом, если зайду поздно вечером. Сразу после работы отправился к нему, стал ждать.
        Бедный мальчик — он так много волновался. Должно быть, он чувствовал себя полным ничтожеством после того, как увидел работу Готлиба. Даже зная, что Артур делает отличные снимки, Рита могла с уверенностью сказать, что образец Готлиба был намного красивее.
        — Он пришел в восьмом часу. Сказал, что может учить меня. Обещал показать все приемы и секреты, если я буду ходить всюду за ним, наблюдать и слушать. И еще я буду должен платить ему за уроки.
        Ну, разумеется, ничего не делается просто так — у всего есть причина. Чаще всего она оценивается в деньгах и легко исчисляется в купюрах, а затем помещается в кошелек. Рита понимающе кивнула, стараясь поддержать его и побудить продолжить рассказ, но Артур замолчал.
        — Что ты ответил?
        — Я сказал, что не могу.
        — Почему?
        — Это слишком большая роскошь. У меня работа, каждый день занят делами, и я не могу тратить деньги, которых и так почти ни на что не хватает.
        — На что же ты их тратишь? — полюбопытствовала она, делая небольшой глоток из своей чашки.
        — Я коплю.
        — Что хочешь купить?
        — Еще не знаю.
        Она помолчала, кусая губу и глядя на него.
        — А ты не хотел бы купить эти знания, возможность стать лучшим фотографом и чего-то добиться? Как ни странно, сейчас ты можешь сделать это. Такой шанс выпадает редко.
        — Готлиб обучает еще двух молодых людей с камерами, и это длится уже полгода.
        — Сколько месяцев он собирается учить тебя?
        — Сказал, что два или три месяца, если соглашусь.
        Ей хотелось настоять на том, чтобы он подумал и принял другое решение, но Рита прекрасно знала, что заставлять нельзя. Она не позволяла себе подобного даже с родным сыном, а Артур был для нее совершенно чужим человеком. И все же, ей хотелось хотя бы попросить его подумать еще немного.
        Наверное, это было вызвано родившейся уверенностью в том, что предложение профессионального фотографа — шанс, который ни в коем случае нельзя упускать. Робби всегда знал, что для него лучше, и она не вмешивалась, просто поддерживая и выслушивая его, если он делился с ней мыслями. Артур был другим, он еще не знал, что для него лучше, и она страстно хотела ему помочь.
        — Два месяца не такой уж и большой срок, — заметила она.
        — Мне бы хотелось согласиться, — поднимая на нее глаза, серьезно сказал он. — Мне бы хотелось фотографировать так же красиво или даже еще лучше, но я не могу себе этого позволить. Разве можно бросить кондитерскую, прогулять два месяца, израсходовать все деньги, а потом вернуться обратно, если ничего не получится?
        — Совсем не обязательно думать о том, чего может и не быть.
        — Я о том же говорю.
        — Нет, я говорю о том, что твое обучение может стать началом новой жизни, а не концом всех надежд.
        — А если не получится? Что я буду делать, когда он закончит меня учить? Какая польза от этих знаний?
        — Это ты уже сам решишь. Впрочем, ты и сейчас абсолютно свободен в выборе.
        — Ну а если я хочу учиться, если хочу в один прекрасный день прийти и сделать ваш портрет, а потом с гордостью показать его вам? Что если я хочу, но не могу на это пойти?
        Он впервые показывал ей свои эмоции и сомнения. Артур хотел чего-то большего, и его привлекала перспектива обучения, но он боялся того, что совершит непоправимую ошибку. Такие решения не принимаются за несколько дней — для них нужно больше времени.
        — Артур, — она положила руку на стол, повернув ее ладонью вверх. Он принял ее жест, накрыв ее пальцы своими и легко сжимая их. — Артур, ты не должен привязываться к чему-то одному. Если тебе тесно в этой кондитерской, то хотя бы попробуй.
        Он опустил глаза, сильнее сжимая пальцы.
        — Я боюсь нищеты, Рита. Я так ее боюсь, просто не могу объяснить этого. Не хочу оказаться на улице, потерять все, что имею и перебиваться с хлеба на воду.
        Рита улыбнулась, крепче смыкая пальцы и поддерживая его движение.
        — Видишь рододендрон? — спросила она.
        Он поднял лицо, и в его глазах явственно читалось удивление.
        — Я поставила его здесь, среди своих любимых цветов. Смотри, какой он красивый.
        — Он все еще маленький, но выглядит гораздо лучше, чем в то время, когда я его только купил, — по-своему согласился он.
        — А почему ты его купил?
        — Потому что хотел подарить его вам.
        — У меня был свой рододендрон.
        — Его разбили воришки.
        — Помнишь ту ночь, когда это произошло?
        — Да, конечно.
        — Что ты сказал в ту ночь Филиппу?
        — Я не помню.
        Было ясно, что он помнит все до последнего звука, но ожидает, что она сама скажет правильные слова.
        — Ты сказал, что я не одинока, и в этот дом нельзя забраться безнаказанно. Я не совсем поняла, что ты имел в виду, поскольку в действительности я живу одна, но сейчас я все вижу довольно отчетливо. Ты был прав, Артур, я не одинока, потому что ты всегда рядом. Не знаю, как так получилось, но ты всегда рядом со мной, и ты знаешь почти все обо мне.
        — Не все. Я хотел бы знать намного больше.
        — Все еще впереди. Знаешь, к чему я это говорю? Я всегда поддержу тебя, так же, как и ты всегда будешь готов помочь мне. Ты не останешься на улице, даю слово.
        Его ресницы дрогнули, но он ничего не сказал.
        — Я не могу заставить тебя принять решение, но прошу тебя — поверь мне.
        — Я должен подумать, — прошептал он. — Я верю вам, но мне нужно еще поразмышлять.
        — Не торопись, — сказала она. — Не нужно спешить, у тебя еще очень много времени, и я ни на чем не настаиваю.
        Он огляделся, пытаясь отвлечься и сберечь свои слезы для более подходящего случая.
        — Здесь красиво, — все еще шепотом сказал он. — Самое подходящее место для того чтобы пить чай. Лучше просто найти невозможно.
        — Я впервые это делаю, и рада, что могу разделить этот момент  с тобой, — просто сказала она.
        ГЛАВА 24 АРТУР. РЕШЕНИЕ
        Что имела в виду Рита, обещая, что он не останется на улице? Говорила ли она о том, что позволит ему жить в своем доме, если у него не будет денег на оплату собственного жилья? Впервые Артур жалел, что так безрассудно потратил деньги на мотоцикл — теперь они могли бы пригодиться для того чтобы заплатить за комнату на полгода вперед и не беспокоиться хотя бы об этом.
        Он хотел заниматься фотографией, сменить профессию и попробовать жить иначе, но страх перед неудачей останавливал его. Артур слишком долго прожил в нищете, страдая от голода и унижений, и теперь ему не хотелось лишаться единственного заработка и стабильности. Работа в кондитерской приносила настоящие деньги и уверенность в том, что завтра все будет так же хорошо, как и сегодня. С другой стороны, он не мог сказать, что любил эту профессию — он просто выполнял свои обязанности, но не стремился к большему. Он не смог найти друзей в кондитерской, не видел ничего приятного в ежедневной суете большой пекарни и даже не знал, сможет ли работать там всю жизнь. Никто из окружавших его людей не загадывал наперед, но при этом их судьбы отличались поразительным постоянством. Они не искали большего, стараясь держаться за старое, но проверенное добро, которое отпустила им жизнь. Они рождались, ходили в школу (или не ходили вовсе), получали места на фабрике, в магазинах, лавочках и кафе, а после женились или выходили замуж. На этом все перемены заканчивались — оставалось лишь рождение детей. Женщины рожали
столько, сколько могли, а мужчины работали до поздней ночи. Они становились почти одинаковыми, но при этом каждый из них по праву гордился собой. Эти люди вели жизнь, в которой им нравилось почти все.
        Рита, очевидно, хотела, чтобы он использовал свой шанс и доверился Готлибу. Ей было просто судить — там, откуда она пришла, не принято сидеть в углу, ожидая, когда наступит твое время. Богатые люди совершают подчас непонятные поступки, идут на авантюры, и им все сходит с рук. Взять хотя бы ее бывшего супруга, Антона. Чем он зарабатывает на жизнь? При таком достатке он наверняка может позволить себе подобную роскошь — отлучиться от бизнеса на пару месяцев и попробовать себя в новой профессии. Если ничего не получится, он просто снова начнет вести дела. Артур не мог так поступить — ему было необходимо знать, что он не совершит промах, и ему не придется за это расплачиваться.
        Размышления и сомнения жгли его голову еще три дня, прежде чем он решился рассказать об этом Юдифи. Дождавшись, когда все уйдут на перерыв, он вернулся на кухню, зная, что найдет ее за столом — обычно она отдыхала, читая книгу или просто глядя в окно, выходившее на задний двор.
        — Ты вернулся? Что-то забыл? — поднимая глаза от книги, спросила она.
        — Я хотел посоветоваться.
        — Со мной? — Казалось, она была удивлена. — Что ж, я польщена.
        Он сел напротив нее и положил руки на стол.
        — Один фотограф предлагает мне учиться у него.
        — Хорошо.
        — Если соглашусь, то мне придется проводить рядом с ним все дни — с утра до вечера.
        — Ты уходишь? — она подняла брови.
        — Я еще не знаю.
        — А что говорит Рита?
        — Сказала, что поддержит меня.
        — Так значит, ты сомневаешься, раз тебе нужна поддержка.
        — Конечно, сомневаюсь. Это очень рискованное дело, поскольку я не знаю, сумею ли стать фотографом, а после двух месяцев никто меня не примет обратно в пекарню.
        — Разумеется, на твое место найдут кого-то другого, и увольнять его уже не станут.
        — Ну, вот, ты и сама все понимаешь.
        — Но Артур, послушай, что я тебе скажу: ты должен уйти отсюда. Тебе все равно рано или поздно придется это сделать или ты всю жизнь будешь несчастлив.
        — Многие люди живут так же, как и я сейчас, и они счастливы.
        — Тогда найди себе молодую жену, накопи денег на дом и наплоди кучу детей, раз ты хочешь жить так же, как и они. Но разве ты будешь доволен такой жизнью? Они-то счастливы этим, разве ты не понимаешь? Поэтому они так и живут — потому что им нравится такая жизнь. А тебе она будет нравиться?
        Нет, такая жизнь не могла сделать его счастливым, и Артур знал это совершенно точно.
        — Но бедность и голод нравятся мне еще меньше, — сказал он.
        — Разве она не пообещала, что поддержит тебя?
        — Рита — слабая женщина, ей и самой нужна помощь. Она работает, расписывая открытки, и зарабатывает не так много. К тому же, она разведена.
        — Я знаю. А теперь подумай вот о чем, родной. Рита, как ты и сказал, слабая женщина. Но она ушла от мужа, забрала с собой сына и стала работать. Думаешь, женщине легко сделать это? Думаешь, она не боялась, когда поступала так со своей жизнью? Она тоже легко могла остаться на улице или обнищать, а ведь она привыкла жить в роскоши, и ей бедность незнакома. И все равно она сделала это, взяла на себя ответственность и избавилась от того, что мешало ей жить. Я думаю, Рита знает, о чем говорит, и тебе стоит ей довериться.
        Юдифь не была поклонницей длинных споров, и это чувствовалось во всем. Там, где Рита шла деликатно, но твердо, Юдифь предпочитала выставлять стенобитные орудия упрямых фактов. Сомнения разбивались прямыми ударами, и у Артура не осталось другого выхода — пришлось согласиться.
        Несмотря на это, он все же думал о том, что Рита просто не знала, как тяжело жить в крайней бедности. Вероятно, вещи, с которыми мы не знакомы, не вызывают у нас сильного страха.
        — Она поддержит меня? — спросил он, с надеждой глядя Юдифи в глаза.
        — Она сделает для тебя все, что будет нужно, только ничего от нее не требуй. Боже, да посмотри хотя бы на это — ты выбрал особенную женщину, вместо того чтобы обратить внимание на какую-нибудь девушку из кондитерской. Чем тебе не нравилась Роза? Почему ты не выбрал себе невесту нашего круга?
        — Роза? Пфф…
        Идея о том, что он мог бы завести дружбу с Розой, была просто смешной и нелепой, и Артур не видел в этом ничего хорошего.
        — Правильно, она не по тебе. Ты хотел встретить кого-то необычного, и твой выбор пал на Риту — на ту, что старше тебя. У нее такая странная жизнь, такой сложный характер, такая изящная внешность, и ты не отходишь от нее уже около года.
        — Восемь месяцев.
        — Считаешь дни?
        — Просто это намного меньше года.
        Юдифь рассмеялась:
        — Ты просто должен признать то, что я тебе говорю. Тебе не достаточно того, чем довольствуются все, ты хочешь большего. Я видела это в тебе, но ничем не могла помочь, потому что я одна из тех, кто счастлив в своей жизни.
        — Я еще не знаю, чего я хочу.
        — Все ты прекрасно знаешь, просто ты боишься себе в этом признаться.
        — Зачем же мне бояться собственных желаний?
        — Потому что если быть смелым, то придется двигаться навстречу своим желаниям. Ты этого не делаешь. Тебе дали спутницу и билет до нужного города, а ты боишься бросить свои пожитки на станции, потому как думаешь, что изменишь решение по пути.
        Хотелось возразить, но сказать было нечего. Единственное, что требовало уточнения, это утверждение касательно спутницы.
        — Мне не давали Риту. Я сам добивался ее дружбы и потратил немало времени, чтобы она говорила со мной, но при этом я до сих пор не могу сказать, что покорил ее.
        — Тебе ни за что ее не покорить, если и дальше будешь трусить.
        — Не знаю, в этом ли дело.
        — Ты себе все запрещаешь, Артур. Тебе уже двадцать шесть, вредно ограничивать себя во всем, сделай хоть что-то.
        — Не хочу возвращаться к тому, откуда начал. Туда, где ты меня нашла.
        — Тогда оставайся здесь на всю жизнь и перестань морочить этой женщине голову. Если ты не можешь на ней жениться, то оставь ее в покое.
        — Она не собирается замуж.
        — Откуда ты знаешь?
        — У нее был не очень счастливый брак, раз уж он закончился разводом.
        — Ну, ты и мерзавец. Ты ее хоть раз спросил о том, почему она решила уйти от мужа и разрушить семью?
        — Это невежливо.
        — А сидеть здесь и говорить о ее жизни без ее присутствия — это вежливо?
        Артур опять зашел в тупик, и на мгновение прикрыл глаза, стараясь припомнить, с чего все началось.
        — Ты говорила, что я не могу на ней жениться. Ты права — не могу, потому что я ничего собой не представляю, и не хочу, чтобы стало еще хуже.
        — Постарайся стать кем-то и что-то представлять собой, и тогда ты почувствуешь себя смелее.
        — А если я не хочу жениться на ней?
        Юдифь прыснула со смеху, прикрываясь ладонями.
        — Трус и обманщик. Ты понял, кто ты? Ты просто лгун и трусишка.
        *
        Значит, нужно поговорить с Ритой. До этого момента Артуру казалось, что он все еще недостаточно хорошо знает ее, а потому не имеет права задавать вопросы, но теперь, после слов Юдифи, в нем зажегся интерес, который он должен был утолить. Иначе было просто нельзя.
        Не желая откладывать важное дело до следующего воскресенья, он отправился в Пятый переулок тем же вечером, сразу после работы. У калитки его встретил Робби, который собирался уходить. Через плечо у него была перекинута увесистая сумка — как обычно, набитая книгами. Из-за спины выглядывали какие-то свертки, наверное, планы или чертежи. Но откуда велосипед?
        — Я могу войти?
        — Конечно, я сейчас предупрежу маму. — Робби прислонил велосипед к забору и помчался в дом.
        Это были чистые формальности. Артур знал, что Рита примет его, даже если будет очень занята, и через несколько минут она уже показалась на пороге.
        — Добрый вечер, — улыбнулась она.
        Почему ее улыбка каждый раз выглядит по-разному?
        — Я хотел бы поговорить.
        Она с любопытством посмотрела на него.
        — Конечно. Робби, ты идешь или остаешься?
        — Уже ухожу, — с готовностью ответил Робби.
        — Возвращайся пораньше.
        — Постараюсь.
        Мальчик скрылся из виду, Артур закрыл за ним калитку, а потом прошел в дом, придержав для нее дверь.
        — Мы идем на задний двор, — объявила Рита, подходя ко второй двери.
        — Хорошо.
        — Тебе ведь понравилась беседка? — спросила она, отворяя уже третью дверь, за которой открывался двор.
        — Очень.
        — Вот и славно. Я сейчас работаю, но буду рада, если ты посидишь рядом.
        Так вот, где она проводит свои трудовые будни. В окружении своих любимых обитателей глиняных горшков, за высоким столом и под тенью обветшалой крыши старой беседки? Без нее вид был бы уже не таким удивительным — именно она наполняла это место собой, делая этот своеобразный сад прекраснее.
        — Что за разговор? — усаживаясь за стол, спросила она.
        Артур заметил, что его стул все еще стоял здесь же, хотя с момента их последней встречи прошло достаточно времени.
        — У меня много вопросов, и я не знаю, с чего начать. Составил план, но забыл его.
        — План?
        — Да, просто распределил вопросы.
        — Ну и отлично, — Рита весело улыбалась, разрезая ножом толстый кусок картона.
        — Я могу помочь вам, — предложил он.
        — Нет уж, лучше спрашивай то, что тебе интересно.
        — Вы сказали, что поддержите меня. Что это значило?
        — Это значило, что ты не будешь один, даже если из обучения не выйдет толку. Ты боишься обеднеть, но я могу сказать точно, что не оставлю тебя.
        — Вам и самой приходится тяжело работать.
        — И ты можешь помогать мне. Я могу найти еще одно почтовое отделение, и если у меня появится ассистент, то дело пойдет быстрее. Эти деньги, хоть и не самые большие в мире, но кормят меня и отчасти приносят пользу Робби, так что, думаю, хватит и тебе. Видел его велосипед? Это, конечно, не мотоцикл, но он куплен на мою зарплату. Я копила с самой зимы, и вот, теперь даже смогла себе это позволить.
        Артур ожидал чего угодно, но только не делового предложения. Рита оказалась более реалистичной, конкретной, уверенной и спокойной, чем он думал. С одной стороны это успокаивало, а с другой немного разочаровывало.
        — Я не умею рисовать.
        — Это и не нужно — ты можешь размечать и резать картон, выделять места для марок, пользоваться вторым трафаретом. Работа акварелью — самое простое и приятное, а в основном приходится заниматься скучным делом, которое вполне тебе подойдет.
        — Вы уже все здесь знаете, — грустно заметил он. — Поначалу наверняка было гораздо сложнее.
        — Не хочу об этом вспоминать.
        — Жаль, я как раз хотел задать не вполне корректный вопрос.
        Она оставила работу и внимательно посмотрела ему в глаза. Ее взгляд был тяжелым, серьезным и неудобным, Артур почувствовал что краснеет.
        — Что за вопрос?
        — Как вы решились начать новую жизнь?
        Казалось, будто она не слышала его, но он не осмелился повторять свои слова, которые и без того обожгли ему язык.
        — Я не начинала новую жизнь. Во всяком случае, это не то, чего я хотела, поверь, — через некоторое время ответила она. — Я просто хотела избавиться от старого и ненужного.
        — Что же было ненужным?
        Неужели она говорит о своем муже? О живом человеке?
        Она вновь замолчала, но Артур знал, что Рита просто выбирает правильные слова. Или она сама ищет ответ? Может быть, она не задумывалась об этом? О, нет, такая женщина как Рита не могла совершить подобный шаг без раздумий.
        — Ты знаешь, как чувствует себя человек, которым пренебрегают все подряд. — Не вопрос, а утверждение. Артур даже поежился от этой холодной уверенности. — И я была такой. Думала, что просто не заслуживала лучшего, а потом, когда стало хуже, поняла, что такая участь тоже не для меня. Я развелась, потому что не могла иначе.
        — Простите меня.
        — Не извиняйся, Артур. Я думала, что тебе все равно, и это было больно. Поначалу меня радовало то, что ты не задаёшь вопросов — так было удобно и просто. Удавалось забывать о том, что у меня есть прошлое, которое имеет значение, и я поступала глупо. Прошлое есть, и оно часть нас, оно сложило наши жизни в определенную картину. И если мы не интересуемся прошлым, значит, нам безразлично, что за люди окружают нас. Ты не спешил делиться своими впечатлениями, и я молчала о своих.
        — Есть вещи, которых я не расскажу даже вам.
        — Я с тобой тоже не всем готова поделиться.
        — Но ведь это не значит, что мне все равно! Я хочу узнать вас, хочу этого так сильно, как ничего никогда не желал.
        Рита не ответила, и лишь слегка порозовевшие щеки говорили о том, что его слова достигли цели. Она вновь принялась аккуратно работать ножом, глядя исключительно на картон. Короткие рукава легкого цветастого платья просвечивали в лучах вечернего солнца, и Артур сам не понял, как у него вырвалось:
        — Если я и пойду учиться, то только лишь потому, что хочу сохранить вашу красоту. Пройдут года, и мы с вами постареем, но я хочу, чтобы остались фотографии, на которых вы будете такой же, как и сейчас.
        — Твои снимки передают достаточно сходства, для этого не обязательно учиться и платить деньги.
        — Мне нужно не только сходство. Я приму предложение Готлиба, но для этого нужно обдумать еще много деталей. Придется поговорить с хозяином кондитерской, а также прийти вместе с вами в почтовое отделение. Возможно, понадобится еще что-то, просто сейчас я не могу учесть всего. Стыдно, что я не в состоянии сделать этого в одиночку, и без вас мне не обойтись.
        Рита подняла глаза.
        — Артур, ты… ты стал первым мужчиной в моей жизни, который попросил у меня помощи, даже мой сын всегда обходился без меня.
        — Мне действительно стыдно.
        — Нет, не нужно стыдиться. Ты признал, что тебе нужна помощь, и это кажется мне по-настоящему мужественным поступком. Ничего соблазнительнее никогда не слышала.
        — Вы… опять шутите?
        Она вернулась к своим шаблонам, почти безразлично пожав плечами:
        — Нет, не шучу.
        ГЛАВА 25 РИТА. ВТОРОЕ ЗНАКОМСТВО С АНТОНОМ
        Воскресенье стало для нее особым днем. Нет, не потому что в этот день большинство людей отдыхало от работы и спешило в церковь. Рита вообще не ходила на богослужения, даже в те времена, когда еще не была замужем. По воскресеньям всегда происходило что-то необычное,  поэтому она боялась и ждала этих дней с нетерпением.
        На сей раз, она должна была впервые отправиться на почту в компании другого человека. Ее уже не удивляло, что все новые шаги в ее странной жизни открывались с Артуром. Если в начале весны это еще приводило ее в замешательство, то теперь все казалось естественным.
        Она думала оставить Робби в доме, приготовить обед и уйти на почту в компании своего молодого друга, и даже то, что Антон пришел к девяти часам и все это время просидел в гостиной, не меняло ее планов.
        — Ты опять уходишь? — не скрывая своего раздражения, спросил Антон, когда она вышла в гостиную.
        Рита надела красивое темно-зеленое платье длиной чуть ниже колен — ей удалось сшить его из остатков старой залежавшейся ткани, которую она привезла еще из прежнего дома. Она стала стройнее, и теперь могла позволить себе носить широкий пояс, затягивая его на талии. Такие мелочи придавали ей решимости, в которой она так нуждалась всякий раз, встречаясь с той заносчивой девицей. Впрочем, когда она стояла перед зеркалом, ей казалось, что выглядит она вполне прилично, но стоило выйти за ворота, как вся уверенность пропадала
        — Ухожу, — согласилась она.
        — В новом платье. И почему ты не наряжалась в те дни, когда была моей женой?
        — Я наряжалась, когда мы с тобой выходили в свет.
        — Мне нравились те платья?
        — Если ты не помнишь, значит, не так уж и нравились.
        — Ты идешь одна?
        — С другом.
        Она остановилась напротив Антона, стараясь держать спину прямо и не сжиматься под этим изучающим взглядом. Теперь платье казалось слишком коротким, пояс был уж очень вызывающим, а туфли вдруг стали неудобными.
        Может, стоит вернуться в комнату и выбрать что-то другое, пока есть время?
        — Я с ним, разумеется, не знаком.
        — Ты с ним знаком, но больше не задавай мне вопросов, — вдруг сказала она. — Я тебя ни о чем не спрашиваю, постарайся и ты не любопытствовать сверх всякой меры.
        — Мать моего сына собирается выйти замуж вторично?
        — Отец нашего сына не планирует связывать свою жизнь с кем-нибудь из своих прежних любовниц?
        Он отступил на шаг, и его взгляд из изучающего превратился в удивленный и настороженный.
        — Кто же твой друг?
        — Его зовут Артур, я тебя с ним знакомила.
        — Тот сутулый русоволосый парнишка?
        — Рада, что ты помнишь цвет его волос.
        — Он зайдет за тобой?
        — Да.
        — Я бы с радостью с ним поговорил.
        — У нас не будет времени, мы идем на работу.
        — Сегодня воскресенье, и ты так нарядно одета… разве так ходят на работу?
        — На мою — да.
        — Кем же ты работаешь?
        С тех пор, как она стала продавать открытки, прошло уже больше полугода, и за это время он не раз приходил в этот дом, просиживая в гостиной долгие часы за ненужными разговорами, и вот, теперь, они, наконец, добрались до чего-то действительно важного.
        — Я продаю открытки.
        Он кивнул, но было ясно, что ему не особо понятен смысл такой работы.
        — Чьи открытки и кому ты продаешь? Ты работаешь в магазине?
        — Нет, я сама их рисую и сдаю в почтовое отделение.
        — Они пользуются спросом?
        — Как ни странно, да.
        — И на эти деньги можно покупать платья?
        — А еще продукты на целую неделю и даже велосипеды.
        — Так у тебя все в порядке?
        — Разумеется.
        Он еще раз кивнул, но Рита могла отчетливо видеть, как напряглись его желваки.
        — Ты ведь сам говорил о том, что твой сын не должен побираться. Я делаю для этого все возможное.
        — Я мог купить ему велосипед уже несколько лет назад, если бы он попросил меня об этом.
        — Ты же знаешь, Робби никогда ничего не просит.
        Разговор остановился, и Рита уже собиралась уйти в свою комнату, чтобы подыскать другое платье, но в этот момент Флинт радостно поприветствовал Артура, и она разочарованно вздохнула.
        — Мне пора.
        — Могу я выйти с тобой?
        — А как же Робби?
        — Разумеется, я вернусь к нему.
        Она встала возле двери, не решаясь открыть ее.
        — Чего тебе нужно? — прямо спросила она. — Ты ведешь себя так, словно у тебя есть какие-то права или планы, но на самом деле такие разговоры ни к чему не ведут. Я твое прошлое, а ты мое, и на этом все разговоры закончены.
        — Ты жестока, но права.
        — Не припомню, чтобы я была действительно жестокой.
        — Я выйду с тобой и поздороваюсь с этим человеком. Неужели тебе жаль позволить мне такую мелочь?
        Ей не хотелось заставлять Артура ждать, и она согласилась:
        — Хорошо.
        Конечно, Артур не ожидал увидеть рядом с ней другого мужчину, однако, стоило отдать ему должное — его лицо осталось безупречно холодным, без малейших признаков удивления.
        — Здравствуй, — подавая ему руку, улыбнулась она. — Артур, мой бывший муж, изъявил желание поздороваться с тобой.
        — Рад встрече, — вежливо сказал Артур, обращаясь к Антону.
        — Взаимно. — В голосе Антона было столько профессионального презрения, что Рите показалось, будто в воздухе пахнет свежеотпечатанными финансовыми сводками и отчетами.
        — Мы должны идти, уж простите. — Артур, в свою очередь, удивил ее своей естественной улыбкой.
        — Конечно,  конечно, я просто избавил вас от пересудов, вот и все.
        — Весьма признателен, — не снимая своей улыбки, поблагодарил его Артур.
        Если бы она знала его чуть хуже, то, наверное, поверила бы ему.
        — Вы работаете с Ритой? — словно вспомнив старый вопрос, продолжил Антон.
        — Сейчас да.
        — Необычное ремесло для мужчины.
        — Лучше уж сразу заняться тем, что доступно, чем гоняться за несбыточным.
        — Мудрые слова.
        — Так говорит Рита, я просто процитировал ее, поскольку согласен с этим утверждением.
        Ей едва удалось увести Артура от калитки и отправить Антона домой, а потому, когда они отошли от дома, она вздохнула с облегчением.
        — Он приходит каждое воскресенье? — через некоторое время спросил Артур.
        — Нет, не каждое.
        — В прежней вашей жизни он был также ревнив?
        — Он никогда не был ревнив, и сейчас также не ревнует. Я не знаю, чего ему нужно.
        — Вы готовы к разговору или лучше помолчать?
        Она рассмеялась:
        — Лучше просто поговорить о другом. Ты уже беседовал с Готлибом?
        — Да, я с ним виделся. С будущей среды мы станем встречаться каждое утро, а затем отправляться на работу. Все обучение состоит в наблюдении, по крайней мере, он так говорит.
        Наверное, он все еще был не совсем уверен в том, что поступает правильно.
        — В котором часу он будет тебя отпускать?
        — Сказал, что каждый день по-разному. Иногда работа заканчивается к полудню, а в других случаях поздно вечером, учитывая, что день сейчас очень длинный.
        — Что ж, я буду ждать тебя целый день, это тоже неплохо.
        — О, меня не нужно ждать — достаточно только открыть дверь, и я буду рад.
        — Теперь, когда у нас есть громкоголосый Флинт и весьма чуткая Дора, которая слышит его лай даже через такое расстояние, я могу сидеть в беседке сколько душа пожелает, и все равно услышу твой звонок. Все-таки мне нужно было раньше завести собак.
        — Самое главное, что они появились.
        — Ты прав. Те воришки оказали мне услугу, наверное.
        — Может, мне стоит устроиться у вас сторожем или охранником?
        Это было невероятно — впервые за все время их знакомства Артур пошутил.
        — Я подумаю об этом, — поддерживая веселое настроение, сказала она.
        — Или лучше я буду готовить еду и убирать в доме? Вам останется только заниматься своей работой, а я начну помогать вам по хозяйству и ждать вас с ужином.
        — Это предложение еще более заманчивое, но я вынуждена отказаться. Мой сын едва привык к моей стряпне, я не могу предать его.
        — Научите меня, и я буду готовить не хуже. Все, что хотите.
        — Я хочу только чтобы ты стал счастливее.
        Он повернулся к ней и открыто улыбнулся:
        — Я счастлив, поверьте.
        — И ты больше не боишься?
        — Вы ведь станете моим работодателем в случае, если обучение не принесет результатов, так чего же мне бояться. Так будет даже лучше. Возможно, я смогу проводить рядом с вами больше времени и тогда разгадаю вас. Хотя, по правде говоря, я уже утратил надежду на то, что ваша загадка может быть разрешена. Вы вечная тайна, и даже ваш бывший муж признает это.
        — Артур, ты мне льстишь.
        — Ни в коем случае, я говорю чистую правду.
        Дверь почтового отделения появилась в поле зрения слишком быстро — вероятно, потому что они были увлечены разговором.
        Девушка все так же сидела за своим столом, и подняла скучающий взгляд, когда Артур открыл дверь, пропуская Риту вперед.
        — Спасибо, — отчего-то шепотом поблагодарила его она, проходя внутрь.
        — Добрый день, — поприветствовала ее девушка.
        За те месяцы, что она приходила на почту, это был первый раз, когда девушка поздоровалась с ней. Очевидно, так на нее повлияло присутствие Артура.
        — Добрый день, — ответила Рита.
        — Здравствуйте, — сдержанно кивнул Артур, который держался рядом с ней.
        Девушка выдвинула ящик своего стола и извлекла конверт с деньгами.
        — Ваша выручка.
        Такое тоже было в первый раз — обычно она отдавала деньги молча.
        — Спасибо.
        — Пожалуйста. Вы пересчитаете?
        — Разумеется. — Рита не собиралась изменять своим привычкам, а потому сразу же открыла конверт и осторожно перебрала купюры, не вынимая их наружу. — Сорок шесть на этой неделе?
        — Да, были хорошие дни. Мы подготовили заказ на будущую неделю.
        — Я внимаю, — улыбнулась Рита.
        В этой рутинной работе было мало интересного. Наверное, она не находила в этом процессе ничего привлекательного, потому что проходила его десятки раз, но Артур следил за всеми ее движениями с видимым любопытством, подмечая каждую мелочь. Рита была уверена в том, что когда они выйдут отсюда, у него будет подготовлено множество вопросов.
        Она просмотрела выбранные варианты, отметила их в своей записной книжке и сразу же распрощалась с сотрудницей отделения.
        Артур, который не проронил за это время ни слова, также пожелал ей хорошего дня и поспешил к двери, чтобы выполнить свой вечный ритуал.
        — Ты ей понравился, — сказала она, когда они оказались на улице.
        — А она мне нет.
        — Как ты смог это понять? Мы были там всего пятнадцать минут или даже меньше.
        — Мне не нужно много времени, чтобы узнать свое собственное мнение. К тому же, ей этих минут хватило, чтобы оценить меня, не правда ли?
        — Не будь таким категоричным, ты еще встретишься с ней, и у тебя будет возможность переменить точку зрения.
        — К сожалению, это невозможно. Могу я задать вопрос?
        — Разумеется.
        — Что за пометки вы делали в своей книжке?
        — Я пронумеровала все имеющиеся шаблоны, и теперь просто отмечаю каждую неделю те, которые нужно изготовить на следующей неделе. Иногда, когда появляются новые сюжеты, я делаю по пять открыток и приношу сюда. Если они раскупаются и получают одобрение, то я присваиваю им номера.
        — И сколько всего номеров?
        — Пока что двадцать семь.
        Он присвистнул.
        — Вы потрудились на славу.
        — Приятно слышать, спасибо. Куда ты теперь?
        — Сегодня хороший день. Может, нам стоит заглянуть в то кафе? Хочу угостить вас еще раз, пока у меня есть свои деньги.
        Ей не хотелось идти в кафе в этом платье, тем более что добираться до этого места нужно было на городском транспорте, но день и вправду был замечательным. Она не могла отказать Артуру, а потому согласилась:
        — Думаю, это вполне разумная идея. Только могу я попросить тебя?
        — Все, что угодно.
        — Давай пройдемся? Не вдоль дороги, а по узким и не слишком оживленным улицам, и, возможно, не до самого кафе. Раз уж сегодня такая хорошая погода, не хочется задыхаться в омнибусе, когда можно подышать воздухом.
        — Конечно, если вы хотите пройтись, я всегда готов. Тем более, что я почти согласен с вашим мнением, только с небольшим отступлением.
        — Что за отступление?
        — Грешно прятать ваше платье. Мне хочется, чтобы вы показались в нем на людях. Кажется, это может доставить радость нам обоим.
        Она все еще чувствовала себя неловко, но платье уже не казалось безнадежным.
        Весна еще не сошла с календаря, но улицы были заполнены летом. Воздух стал легче, тень от деревьев казалась более прохладной, поскольку солнце припекало гораздо сильнее. На улицах было пыльно, но красиво, и Рита не жалела о том, что согласилась пойти в кафе.
        ГЛАВА 26 АРТУР. ПЕРВЫЙ УРОК
        То, что в эту среду ему не нужно было идти привычным маршрутом и открывать двери кондитерской, казалось чем-то ненормальным. Артур и сам не предполагал, насколько сильно привык к прежней жизни. Вставать в определенное время, проходить по одной и той же дороге, занимать свое собственное место на кухне — во всем этом было нечто прекрасное и умиротворяющее. За десять лет он еще ни разу не думал о том, что может скучать по своей работе, но тоска проснулась уже в первое же утро. И все же, он ушел из «Сладкого мира», так что возвращаться в это теплое и знакомое место смысла не было — нужно было идти к Конраду и встречаться с Готлибом. Прежняя жизнь представлялась уютной колыбелью, из которой он уже успел вырасти, и теперь появлялась необходимость двигаться дальше, покидая насиженное место. Перемены казались страшными и необратимыми, но Артур старался думать о том, что вечером его ожидает нечто приятное.
        С этого дня он начинал работать вместе с Ритой — они решили так еще на прошлой неделе, и это значило, что теперь он мог видеть ее каждый вечер, за исключением воскресенья. Она обещала найти еще одно почтовое отделение, но он убедил ее, что в этом нет нужды — у него еще были деньги, и он хотел просто познакомиться с новыми задачами, прежде чем у них появится больше работы.
        — Рад видеть тебя, Артур, — лучезарно улыбнулся Готлиб. — Пунктуальность заслуживает уважения, надеюсь, ты и дальше не будешь опаздывать.
        — Я постараюсь, — скромно ответил Артур.
        — Мы отправимся в мою студию, и для начала познакомимся с двумя другими учениками. Ты их полюбишь, они славные ребята, но не вздумай дружить с ними или брать с них пример.
        Слова показались не совсем логичными, но Артур решил просто кивнуть — так было меньше вероятности совершить ошибку. Он всегда старался говорить не слишком много, если находился в обществе красноречивого человека. Готлиб был самым разговорчивым из всех, с кем ему приходилось иметь дело.
        Всю дорогу до студии фотограф продолжал говорить, и Артур внимательно слушал рассказы о том, как тяжело работать с разными людьми, и где ему придется побывать за сегодняшний день. Ему нравилось то, что несмотря на множество слов, Готлиб не говорил ничего лишнего, а также не задавал вопросов.
        Они заранее договорились, что Артур не будет брать свою камеру с собой, и теперь оба шли налегке, поскольку все оборудование Готлиб хранил у себя в студии. Салоном оказалась просторная комната, три стены которой были занавешены портьерами разных цветов. Стена, располагавшаяся напротив двери, была закрыта темно-синим бархатом, в то время как та, что находилась слева, скрывалась за красным материалом, а последняя находилась под толстыми складками желтого шелка. Помещение не имело окон, но они были и не нужны — под потолком сияли лампы, расставленные в два ряда. Небывалая роскошь — Артур боялся даже думать о том, сколько Готлиб платит за электричество.
        — Реквизит мы храним на складе, ты его еще увидишь. Однако здесь выполняется только половина снимков. Другую половину я делаю, выезжая в дома или на мероприятия.
        В углу располагались камеры, штативы, заслонки, отражатели и дополнительные лампы без абажуров. Там и стояли два молодых человека, с любопытством разглядывавшие Артура.
        — А это Юлий и Тео.
        Юлием оказался высокий белокурый парень с холодными голубыми глазами, одетый в светло-серый костюм. Другой студент с черными волосами и смуглой кожей представился как Теодор и сразу же разрешил называть себя Тео. Артур по очереди пожал им руки и отошел на безопасное расстояние. Было очевидно, что эти двое уже сдружились между собой, и поэтому он чувствовал себя лишним.
        — Теперь мы должны подготовиться.
        В подготовку входили вполне стандартные занятия — нужно было вымести пол, расставить стулья, лампы и поправить складки на занавесках. Показалось странным, что он заплатил солидную сумму за то, чтобы заниматься уборкой, но Тео и Юлий выполняли все указания в полном молчании. Артура также удивляло то, что все они, включая его, были одеты в почти парадную одежду, и никто даже не позаботился о фартуке.
        — Отлично, — одобрительно закивал Готлиб, потирая ладони и глядя на то, как преобразилась комната. — Сегодня мы начинаем со студии — до двенадцати часов должны прийти три семьи, и каждой потребуются как отдельные портреты, так и групповые снимки. Одна семья состоит из двенадцати человек, и семеро из них женщины, так что подготовьтесь работать с прожекторами и зеркалами. Тео, мне понадобится треножник.
        Тео кивнул и выбрал из имевшихся в распоряжении камер довольно громоздкий образец, а затем взял в другую руку треножник и вынес все это вперед, устанавливая в стороне от двери.
        — Далее, мы отправимся с вами в сторону Садов, где нас ожидает свадьба. Нужно сделать снимок молодоженов — отдельно и в окружении родственников. Возможно, нас попросят запечатлеть танец или сам момент бракосочетания. Там же нужно быть готовыми к тому, что случайные гости пожелают сделать фото на память. Нужно записывать имена и очередность. Юлий, это твоя обязанность.
        — Ясно, — коротко отозвался Юлий.
        Очевидно, что работа с этими двумя была отлажена и организована на самом высоком уровне. У обоих учеников имелись собственные обязанности, и Артур думал о том, что за задание будет отведено ему.
        — После этого мы возвращаемся сюда и ждем, когда явится редактор газеты «Момент». Он приведет моделей, для которых понадобится реквизит — письменные столы и этажерки, которые мы должны принести со склада и расставить вдоль желтой стены.
        — Кого снимаем сегодня? — впервые задал вопрос Тео.
        — Студенток, работающих секретарями в конторах. Предполагается, что они занимаются стенографией.
        — Такое уже было.
        — Не для этой газеты и не в этом месяце. К тому же, заказчик заплатит гораздо больше.
        Через несколько минут появилась первая семья — молодые супруги, их родители и малышка-дочь. Артур стоял в самом дальнем углу и наблюдал за тем, как Готлиб приглашает каждого по очереди, расставляет лампы, раздает указания ученикам и использует разные камеры. В основном он работал той, что была установлена на треножнике, но иногда брался и за самую маленькую, висевшую у него на шее.
        Тео был более подвижным и активным — он часто брал на себя труд переносить реквизит, помогал дамам устраиваться, а также подбирал лампы для правильного освещения. Юлий в основном наблюдал, беседовал с клиентами и изредка подходил к камере, чтобы поглядеть в объектив. Готлиб ни в чем их не ограничивал, позволяя им общаться с семьей, задавать вопросы и экспериментировать со светом.
        Согласно каким законам гасятся и зажигаются лампы? Почему для одних прожектора нужны, а для других — нет? Почему невысоких людей иногда ставят назад, даже если речь идет о групповых снимках? Почему отцу не позволили взять ребенка на руки, и девочка фотографировалась, сидя на коленях своей матери? Нужно ли заранее обговаривать одежду, в которой они приходят в студию?
        После того, как они отправились на свадьбу в Сады, вопросов стало еще больше, но Артур ничего не записывал и ни о чем не спрашивал. Юлий и Тео изредка перебрасывались между собой какими-то фразами, смысла которых ему не удалось запомнить. Готлиб почти не говорил с ним, и Артура это устраивало. Если бы кто-то вздумал спросить его, понравилось ли ему начало обучения, то он, наверняка, не нашелся бы с ответом.
        На природе не было средств освещения, и Готлиб внимательно осматривал разные места, в поисках подходящего варианта. Насколько Артур успел запомнить из утреннего инструктажа, времени у них было не очень много, но фотограф, очевидно, не особо торопился.
        Мать жениха, вероятно, также возмущенная такой неспешностью, заметила:
        — Мы построили прекрасную арку как раз для фотографии.
        Артур посмотрел на упомянутое сооружение, увитое искусственными и живыми цветами, а также лентами и звездочками. Свет проходил под нижним краем арочного проема, и даже он со своим небольшим опытом понимал, что идея снимать в этом месте просто обречена на провал.
        — Солнечные лучи попадут в кадр, — прошептал Тео, обратившись к нему впервые за это время. — Готлиб умеет разрешать такие ситуации, вот увидишь.
        Подтверждая его слова, Готлиб заговорил самым сладким и приятным голосом, на который, очевидно, был способен.
        — О, арка прекрасна, но, мне кажется, что ее белизна помешает вам разглядеть красоту платья невесты. Мы обязательно заснимем ее, когда будем фотографировать всех членов семьи и друзей новобрачных — тогда позади девушки будет стоять много молодых людей в черных фраках, и платье не потеряется.
        — Ну, как знаете, — смягчившись, согласилась хозяйка.
        — Благодарю.
        Проблем с аркой возникло куда больше, чем можно было себе представить, и к концу Готлиб вымотался окончательно — ему пришлось выстраивать друзей жениха так, чтобы они заслоняли свет. При этом приходилось также  заботиться о том, чтобы кадр не получился слишком темным и неразборчивым.
        — Вы ручаетесь за результат? — спросил жених, когда все было закончено.
        — Разумеется, — улыбнулся Готлиб.
        Дальше были случайные портреты — Юлий насчитал двенадцать. В ход пошли почти все пластины, которые они принесли с собой, и лишь усаживаясь в машину Готлиба, они смогли вздохнуть с облегчением.
        — Вы правда ручаетесь за результат? — спросил Артур, нарушив молчание.
        — Ну, конечно, Артур.
        — Даже при таком свете?
        — А разве можно иначе? Они будут ожидать совершенства, и я не могу их подвести. В жизни невесты это будет самый счастливый день, это ведь должно что-то значить.
        Ему не удалось понять, насколько серьезно говорил Готлиб, а потому Артур предпочел просто промолчать. Как обычно.
        Никто не говорил ему об этом, но Артур и без того понял, что после свадьбы работа с нанятыми моделями и газетным редактором казалась настоящим подарком. Юлий и Тео бодро расставляли столы и стулья, хотя всего несколько минут назад, когда они ехали в машине, Артуру казалось, будто они оба измождены до крайности.
        Причина подобного оживления стала ясна позже, когда последние клиенты явились в студию. Моделями были хорошенькие молодые девушки, которые постоянно хихикали и перешептывались между собой, поглядывая на молодых людей, и даже на самого Артура.
        Готлиб сохранял спокойствие, и лишь усталый взгляд выдавал, что день у него был не из простых. Он быстро сделал серию снимков, давая указания девушкам и советуясь время от времени с редактором, которым оказался мужчина лет пятидесяти с пивным животом и бифокальными очками.
        После того, как все было закончено, и все посторонние удалились из студии, Готлиб, Тео и Юлий стали аплодировать.
        — Давай, Артур! — побуждая его последовать их примеру, обратился к нему Готлиб. — Разве мы не заслужили этого? Сегодня был хороший день!
        Артур неохотно похлопал в ладоши, чувствуя себя при этом глупо и неудобно. После этого фотограф отпустил их, не спрашивая, узнали ли они что-то новое.
        Когда они вышли за дверь, оставив Готлиба внутри, Тео с улыбкой похлопал Артура по плечу.
        — Ты держался отлично, приятель. В конце недели он прикажет тебе сделать снимок, и тогда либо полюбит тебя, либо возненавидит на веки вечные.
        За углом их поджидали девушки, которые совсем недавно позировали в студии, изображая секретарей и стенографисток. И когда же они успели договориться с ними о встрече? Артур поспешно свернул в первый попавшийся переулок, на прощание помахав новым знакомым и пожелав им удачи.
        Идти после такого дня к Рите было все равно, что возвращаться домой после долгой разлуки. Колыбель осталась позади, и тепло привычной обстановки испарилось окончательно — он целый день видел незнакомых людей, мотался по городу и наблюдал за тем, как улаживаются конфликты. Пекарня, где справа и слева от него всегда работали одни и те же люди, теперь казалась настоящими райскими кущами.
        Не отдавая себе в этом отчета, Артур открыл калитку знакомого дома, не заботясь о том, чтобы подождать.
        Флинт лениво посмотрел на него, а затем для приличия один раз подал голос, после чего раздался приглушенный расстоянием ответ Доры. Через минуту дверь дома отворилась, и на пороге появилась она.
        — Артур, — она улыбнулась и даже протянула к нему руки. — Идем скорее, я угощу тебя печеньем и чаем.
        Конечно, ему довелось пообедать еще до свадьбы, но Артур чувствовал себя так, словно не ел, по меньшей мере, целую неделю.
        — Печенье — это замечательно, — улыбнулся в ответ он.
        Она провела его к беседке, а затем скрылась на кухне. Артур опустился на уже «свой» стул и, ожидая ее возвращения, взял в руки один трафарет.
        Подумать только, и он еще ничего не делал — всю работу взяли на себя Юлий и Тео, а про Готлиба и говорить не приходилось. Неужели к этому можно привыкнуть? Как можно работать в таком ритме, ежечасно иметь дело с разными и подчас весьма капризными людьми, и при этом еще находить в себе силы на развлечения и свидания? Артур уже не был уверен в том, что хочет обучаться фотографии или тем более работать самостоятельно. Сейчас ему хотелось вернуть все на прежние места и позабыть о том, что он решил добиться большего.
        — Я приготовила сэндвичи, — подходя к столу с подносом, сообщила Рита. — Ты выглядишь уставшим, и, возможно, тебе нужно нечто более интересное, чем просто печенье.
        — Вы не можете себе представить, как я вам благодарен. Умираю от голода.
        — Правда? — Она села напротив, складывая еще чистые карточки и откладывая их в сторону. — Всё так серьезно?
        Он рассказал ей о том, как прошел первый день. Рассказал все во всех подробностях, описывая детали и расставляя замечания. Артур и подумать не мог о том, что за один день можно набрать столько впечатлений — в прошлом такого с ним никогда не случалось. У него была огромная потребность поделиться наблюдениями, изложить все события и высказать свое мнение. Рита слушала, не перебивая и даже ни о чем не спрашивая — он говорил увлеченно, живо и без посторонней помощи подбирал слова. Занятый долгим монологом, он даже не понял, когда успел съесть свой сэндвич и приняться за печенье.
        Она улыбалась и подливала ему чай, заботясь о том, чтобы у него было все необходимое.
        — Кажется, что тебе понравилось.
        — Нет, я бы так не сказал, — честно признался он.
        — А выглядит наоборот, — весело возразила она.
        — Наверное.
        — Ты был так увлечен, никогда тебя таким не видела, но мне это нравится. К тому же, дальше будет лучше.
        — Скорее всего, станет проще, — со вздохом согласился он. — Юлий и Тео, по крайней мере, чувствуют себя хорошо. Они отправились гулять с моделями, которых привел редактор.
        — Красивые девушки?
        — На мой взгляд, не очень.
        Она засмеялась, и в глазах у нее запрыгали искорки.
        — Теперь тебе часто придется встречаться с привлекательными девушками, и я считаю, что это будет полезно.
        — Вы считаете? — удивился он.
        — Да, я убеждена, что тебе нужно чаще видеться с женщинами.
        — Я думаю, что мне вполне достаточно вашего общества.
        — Ты не можешь жениться на мне.
        — Почему?
        Вопрос вырвался сам собой, и он даже испугался. Впрочем, напрасно — Рита и бровью не повела, будто так и было нужно.
        — Потому что ты молод и красив, а вокруг много юных и привлекательных особ, — невозмутимо ответила она.
        — Разве я смог бы рассказать им все, чем только что поделился с вами?
        — Почему бы и нет?
        — Я хочу возвращаться в ваш дом после каждого дня обучения, потому что только с вами я могу разделить все свои мысли.
        — Двери всегда открыты для тебя, ты же знаешь.
        — Тогда зачем же мне искать вам замену?
        Рита ничего не ответила, снова принимаясь за работу.
        ГЛАВА 27 РИТА. ПЛАТЬЕ
        У Робби появилось свободное время, но это не означало, что он стал чаще и дольше бывать дома — у него с другом всегда было много общих дел и проектов, а потому Рита все равно провожала его по утрам и ждала только к обеду. Нередко он уходил из дома и по вечерам, отправляясь к реке или еще куда-нибудь. Они стали меньше говорить, но ее это не тревожило. Она знала, что Робби все равно расскажет ей, если с ним будет происходить нечто серьезное. К тому же, ей не хотелось надоедать ему расспросами, и Рита терпеливо ждала.
        Артур учился уже две недели, и только сейчас начал привыкать к новому ритму жизни. Он приходил к ней каждый будний вечер, рассказывал обо всем, что происходило за день, и постоянно делился впечатлениями.
        Начиналось жаркое лето, и Рита все чаще радовалась тому, что у нее есть беседка. Теперь она проводила здесь почти все свободное время. Домашние дела незаметно отошли на задний план, деньги на еду расходовались медленнее, чем зимой, и она стала понимать, почему так много людей из ее прошлой жизни ждали лета с большим нетерпением. Медлительность самого теплого сезона, приобщавшая ее к собственному неторопливому ритму, казалась ей более привлекательной, нежели суетливость весенних дней. Она перестала беспокоиться о мелочах, и уделяла меньше времени себе самой, довольствуясь лишь старыми собственноручно ушитыми в талии платьями. Шляпок она почти не носила, делая исключение лишь для походов на почту или в магазин. Происходило это не слишком часто, а потому она предпочитала довольствоваться прошлогодними вариантами, не подбирая других вещей.
        Рита не замечала, как сближалась с Артуром все сильнее и сильнее с каждым днем. Она привыкла к его голосу, манере речи, к самому его присутствию. По воскресеньям они вместе ходили на почту, а вечера он проводил один, отдыхая от тяжелой учебы. Такие часы Рита просиживала в беседке, читая книги или просто наслаждаясь тишиной. Жизнь казалась прекрасной и безмятежной, и она все чаще думала о том, что ей не хочется ничего менять. Если бы ее прелестные мальчики остались навсегда в этом возрасте — Робби со своей забавной заумностью и Артур со своими сомнениями  — она была бы счастлива. Загадывать наперед не хотелось, но все же иногда мрачные мысли посещали ее. Чаще это случалось посреди ночи, когда она выходила во двор и подолгу стояла на прохладном ветру, распустив волосы по плечам и набросив шелковый платок.
        Робби станет взрослым, окончит школу и поступит в университет. Антон позаботится о нем, и у ее сына все будет прекрасно. Возможно, им придется пережить тяжелые дни, когда бывший муж, наконец, поймет, что его сын не собирается заниматься финансами или юриспруденцией. Это было не так страшно — они выстояли и в более сложные времена. Однако Рита ощущала, как внутри растет предчувствие скорых перемен.
        *
        В один из вечеров Артур, как обычно, постучался в дверь — теперь он открывал калитку, не тревожа ее покой.  Вид у него сейчас был не такой изможденный, но все же уставший. У нее, как обычно, уже был готов ужин, поэтому она быстро провела его через дом и оставила в беседке, едва заметив, что в руках у него была большая сумка.
        — Вы всегда будете кормить меня? — с благодарностью принимая из ее рук чашку с молоком, спросил он.
        — Конечно. Но если ты хочешь ужинать один, то только скажи, и я перестану.
        — Нет, я не хочу ничего менять. Мне нравится то, как вы готовите.
        На этот раз у них была жареная курица с картофелем, поскольку она заметила, что ему нравится такая еда.
        — Однако я думаю о том, что должен помогать вам с деньгами.
        — Ты работаешь достаточно. Благодаря тебе я продаю по шестьдесят открыток еженедельно, и я считаю своим долгом кормить тебя ужином, поскольку денег ты все равно не берешь. Кстати, ты ведь оплатил жилье?
        Артур кивнул:
        — Об этом можно не переживать до осени. Хотелось бы еще дольше, но…
        Рита всем сердцем надеялась, что до сентября что-нибудь изменится, и Артур перестанет жить в той ужасной комнате без мебели.
        — Ничего страшного, ты еще сможешь найти достойный вариант заработка, и тогда проблем не будет вовсе.
        Обедал он вместе со своими новыми знакомыми и Готлибом, и обычно на это уходила довольно скромная сумма денег. Она не решалась спросить, насколько ему хватит накоплений и когда они закончатся, но была уверена в том, что рано или поздно этот момент настанет. Тогда нужно будет убедить его брать хоть какую-то часть прибыли от открыток.
        В первые дни он так сильно уставал, что она не разрешала ему браться за работу, но позже его взгляд стал яснее, голос увереннее, и он уже не выглядел как совершенно истощенный человек. Тогда она позволила ему начать работать с картоном, и постепенно его обязанности несколько расширились. Теперь он не только обращался с ножом для бумаги, но также размечал окошки для марок, хотя все еще боялся брать в руки трафарет. Даже этой помощи было достаточно для того чтобы Рита почувствовала значительное облегчение. Работа пошла быстрее, денег прибавилось, и она была рада, что может кормить его ужином.
        — Как прошел твой день? — дождавшись, когда он закончит с едой, спросила она.
        Артур аккуратно отложил тарелку и посмотрел на нее.
        Как все-таки изменился его взгляд! Теперь он не был безразличным и мрачным, как в те дни, когда он работал в кондитерской — в его серых глазах появились живые эмоции, интерес к жизни и новым знаниям. Он тщательно скрывал свою гордость, но Рита видела и чувствовала, что он делает большие успехи, и это приносит ему настоящую радость. Новое дело было ему по душе, и даже несмотря на усталость, он чувствовал себя намного лучше, чем во времена своей работы в пекарне.
        — Первую половину дня провели на дне рождения одного человека, владельца резиновой фабрики. Фотографировали его семью, гостей, а потом еще сделали несколько отдельных портретов — с детьми. Их мать заранее сшила для них несколько костюмов, так что работать пришлось долго — несколько раз их переодевали в разные платья и камзолы, и бедняги даже начали плакать ближе к концу.
        — Мальчик и девочка?
        — Две девочки и крохотный мальчуган. Старшей дочери около семи лет, а сыну примерно два или три. Скорее всего, два.
        — Чудный возраст.
        — Здесь я с вами не согласен. Это были капризные, шумные и непоседливые дети. Если бы не Юлий, они бы из Готлиба всю душу вытрясли.
        Он говорил отрывисто, явно что-то скрывая, и Рите было ужасно интересно, о чем он умалчивает, но она не решалась спросить сама. Ей больше нравилось ждать, зная наверняка, что он все равно расскажет самое важное.
        — А после дня рождения?
        — В студии. До самого вечера — хороший был день. Завтра привезут двойные гардины для главной стены, теперь там будет два занавеса — один синий, а другой белый. По необходимости будем отодвигать верхний и делать снимки на белом фоне, а если людям захочется темного и строгого, то оставим синий.
        — Какая разница? Фотографии все равно выходят черно-белыми или в сепии.
        — Разница есть, поверьте. Свет ложится иначе на ткани разных цветов, и кроме того, у этих занавесов разная фактура — один легкий, кажется, из муслина, а другой тяжелый бархатный. Складки выглядят по-другому, и, кроме того, бледным людям лучше не вставать на темно-синем фоне, иначе они выглядят как мертвецы.
        Она улыбалась, наблюдая за тем, как воодушевленно он открывает тонкости нового искусства, стараясь объяснить ей все как можно понятнее.
        — И до конца дня вы занимались лишь приходящими клиентами?
        — Да. Сегодня было несколько человек вне расписания — они не отметились у Готлиба заранее, просто зашли, увидев красивую вывеску. Поскольку у нас было время, мы их также сфотографировали. Потом я отправился к Конраду, отпечатал снимки, и сегодня же…
        Вот он себя и выдал.
        — Продолжай, — она улыбнулась еще шире, с интересом глядя, как он раздумывает, стоит ли говорить дальше.
        — В общем, их фотографировали мы. Я и Тео. Так что сегодня я получил первые деньги. Не слишком большие, но все же их достаточно.
        Она не спросила его, почему в работе не был задействован Юлий, который начал обучение даже раньше самого Артура. Ей было интересно все, но гораздо важнее казалось то, что Готлиб подпустил его к камере так рано. Значит, Артур действительно быстро учится и обладает настоящим талантом.
        — Артур, это же замечательно! — Такого искреннего восторга она не испытывала уже очень давно. — Им понравилось?
        Он только кивнул, не поднимая глаз, но Рита поняла: он доволен своим первым успехом.
        — Боже, меня просто распирает от гордости, — продолжила она. — И это всего через две недели?
        — Это был простой случай — люди были красивыми и молодыми, и, кроме того, без особых запросов. Они согласились прийти немного позже и забрать свои фотографии, а такое встречается очень редко, обычно клиенты приходят на следующий день.
        — Все равно это большое достижение. Так значит, ты теперь богач?
        — Уже нет, — загадочно улыбнулся он. — Я кое-что купил, и хочу, чтобы вы оценили это.
        Ей стало еще интереснее.
        — Я уже умираю от любопытства. Это можно посмотреть здесь или лучше зайти в дом?
        — Можно и здесь.
        Он поднял с пола свою сумку, и только теперь она обратила на нее внимание. Затем он извлек наружу бумажный пакет, а уже оттуда аккуратно вытянул край светло-голубого шелка.
        — Это для вас.
        Ей показалось, что сердце пропустило удар.
        — Для меня?
        — Да. Я хотел бы, чтобы у вас было такое платье.
        — Это очень дорогой материал.
        — Мне хорошо заплатили.
        — Нет, просто…
        — Неужели вы мне не верите? Что плохого в простой ткани?
        — Это же настоящий шелк, очень тонкий и действительно дорогой. Красиво, но мне будет некуда надеть такое платье.
        Она хотела сказать, что он не должен был тратить свои первые деньги на подарки для нее, но не смогла найти подходящих слов.
        — Предоставьте это мне, — еще раз улыбнулся он. — Если вы примете шелк и согласитесь заказать платье в ателье, то я найду повод для того чтобы вы смогли его надеть.
        — Мне нельзя носить шелк, я… слишком полная для этого.
        — А, бросьте, — небрежно покачал головой он. — Мне кажется, это просто отговорки.
        Да, он был прав — это были всего лишь отговорки. На самом деле, в ее душе уже проснулась та самая женщина, которая когда-то, много лет назад, носила красивые платья и с радостью показывалась на людях в дорогих нарядах.
        — К тому же, вы вольны выбрать любой покрой или… фасон. Правильно я говорю?
        — Да, правильно.
        — Как я понял, женщины и более внушительного сложения носят красивые платья.
        Всего за две недели кругозор Артура расширился настолько, что теперь, прямо в этот момент, она уже с трудом узнавала его. Он бывал на праздниках, мероприятиях, встречался с людьми и разглядывал моделей — у него уже сложились определенные представления о том, как выглядят женщины из другого мира. Прежде у Риты создавалось впечатление, что он абсолютно равнодушен к женской красоте, но теперь оказывалось, что Артур замечал абсолютно все.
        — Рита, сделайте мне одолжение, — закрывая пакет, вздохнул он. — Я действительно хочу, чтобы у вас было такое платье.
        Этот жест был поистине царским, и Рита знала, что не имеет права отказываться, иначе она могла бы нанести ему серьезную обиду.
        — Спасибо, — чувствуя, как внутри становится теплее, поблагодарила она. — На выходных пойду искать ателье.
        — Я рад, что вы решили принять мой подарок, — только и сказал он.
        ГЛАВА 28 АРТУР. ТЕАТР
        За последние дни Артур перевидал немало женщин — красивых и не очень. Он понял, как принято одеваться в другом обществе, как надменно держатся те, что считают себя привлекательными, и как мужья обращаются со своими молодыми супругами. Ему казалось, будто во всем этом существует нечто привлекательное, и он часто жалел, что Рита предпочла похоронить себя в своем доме и позабыть о том, какой интересной может быть жизнь.
        В определенной мере на него влияли вкусы и разговоры Тео и Юлия — эти двое были теми еще дамскими угодниками. Они были молоды, богаты и беспечны. Обучение делу фотографии служило для них лишь экзотическим хобби, тогда как для Артура это определенно было чем-то большим. Однако во многом именно они, сами того не осознавая, обучали его полезным вещам. Поэтому, зная, что Рита уже выбрала для себя хорошее ателье, он решил, что может попросить помощи у одного из своих «сокурсников», поскольку ему было просто необходимо узнать, куда можно отправиться с красивой женщиной.
        Тео общался с молодыми дамами гораздо активнее, иногда позволяя себе комплименты, намёки и шутки. Юлий был более обходительным, но при этом его знакомства почти всегда вели к свиданиям. Артур полагал, что оба молодых человека ведут себя не очень прилично, поскольку они никогда не пытались завязать разговор с девушкой из хорошей семьи — объектами их «охоты» чаще становились девушки, которых нанимали для газетных снимков. Реже их интересовали молодые сотрудницы компаний, куда их приглашали делать фотографии для владельцев или в случае проведения больших мероприятий.
        И все же, обратиться ему было больше не к кому, а потому, когда они остановились на обед в одном захудалом ресторанчике, Артур осторожно спросил у Юлия, куда можно отвести даму поздним вечером, и не показаться при этом слишком наглым.
        — У тебя появилась девушка? — удивленно переспросил Юлий.
        — У Артура есть девушка? — присоединился Тео.
        В ответ Артур пожал плечами:
        — Я еще сам не знаю. Просто хочу спросить, куда кроме ресторанов водят красивых женщин.
        — Ты завел роман с замужней дамой? — не отступался Тео.
        — Нет, я просто хочу пригласить одну женщину куда-нибудь.
        — А почему с ней нельзя просто поесть где-нибудь? — полюбопытствовал Юлий.
        — Потому что мы и так ужинаем с ней каждый вечер.
        Тео рассмеялся:
        — Так тебе придется жениться на ней, если ты будешь и дальше ее видеть каждый вечер.
        — Я просто спросил, куда ее можно пригласить.
        Юлий задумался. Тео также перестал посмеиваться, и даже извинился:
        — Конечно, прости, приятель, просто мы очень удивились тому, что ты вообще интересуешься женщинами. Ты казался таким отстраненным и презрительным, будто тебе кажется глупой вся эта наша возня вокруг хорошеньких секретарей и моделей. Ты никого себе не искал, и это было странно.
        — Зачем мне искать, если у меня уже есть женщина, с которой мне интересно? — удивился Артур.
        — Ты об этом ничего не говорил, — напомнил ему Тео.
        В этот момент Юлий, который очевидно, пришел к определенному решению, прервал их:
        — Есть один хороший кинотеатр, открылся только весной. Можешь пригласить ее туда.
        — Как он называется? — оживившись, спросил Артур.
        — «Невероятные картинки».
        Он чуть было не рассмеялся. Кинотеатры были нововведением, которое приживалось быстро и легко. Они набирали популярность с каждым днем, а в летние вечера и вовсе бывали забиты почти до отказа. Артур никогда не ходил в кино, но знал обо всем из разговоров, которых теперь стало намного больше, чем в те дни, когда он работал на кухне.
        — Отличное название, — заметил он.
        — Там вполне приличная мебель, да и зал выглядит красиво. Впрочем, для сеанса гасят все лампы, так что красота помещения не особо важна — главное, чтобы фильм вам понравился. Твоя дама любит кино?
        — Я не знаю.
        — Так спроси.
        Артур не был уверен, что Рита вообще ходит в кино — она ни разу об этом не упоминала. Скорее всего, ей не доводилось бывать в кинотеатре, поскольку Антон не был похож на романтика и любителя последних изобретений. Глядя на бывшего мужа Риты Артур думал, что ей наверняка было очень скучно и неуютно рядом с таким сухим и самоуверенным человеком.
        — А далеко он находится?
        Юлий рассмеялся:
        — Да ты, я смотрю, ничего не замечаешь. Он находится на соседней улице, так что ты не заблудишься. У них большая афиша, издалека не проглядишь.
        — Спасибо, — поблагодарил его Артур.
        — А почему ты не хочешь отвести ее в ресторан? — спросил Тео, который подошел ближе, чем Артур считал допустимым.
        — Не уверен, что ей понравится такая идея, — отступая на шаг, поморщился Артур.
        — Красивым женщинам нравится показываться на публике, и если ты намерен в дальнейшем продолжать встречаться с ней, то можешь вывести в свет как свою спутницу. Кстати, кем работает твой отец? — не слишком любезно поинтересовался Тео.
        — У меня нет отца, и я живу в Седьмом квартале, — отрезал Артур, желая раз и навсегда пресечь все дальнейшие попытки сближения.
        «Я живу в Седьмом квартале» означало «У меня нет денег, я бедный и одинокий человек».
        Однако Тео это совсем не смутило, и он продолжил свои расспросы.
        — А где живет она?
        — Тебе это знать незачем.
        — Да не обижайся ты на меня, я же как лучше хочу. Просто, думаю, что нужно выбрать место, где вы оба будете чувствовать себя удобно, понимаешь? Если вы оба скромного достатка, и у нее строгие родители, то лучше вам ограничиться чем-то…
        — Замолчи, — перебил его Юлий. — Не слушай его, если ты хочешь поразить и покорить ее, то сходи в кино.
        Артур со вздохом кивнул, страстно желая выйти куда-нибудь — все равно, куда. Однако в этот момент Готлиб щелкнул крышкой брегета, а затем хлопнул по колену и возвестил о том, что пора приниматься за мебель — через полчаса в студию должны были прийти новые клиенты.
        Работа стала нравиться Артуру только в последние дни. До этого, как и говорил Тео, Готлиб проверял его навыки, заставляя делать по одному снимку в конце недели, и Артур даже не понимал, по каким критериям судит учитель. Вместе с ним этот своеобразный экзамен проходили и Тео с Юлием, но Артур все равно чувствовал себя неуютно, зная, что по сравнению с ними у него меньше опыта. Тем не менее, когда появилась возможность поработать с новыми и непритязательными клиентами, Готлиб доверил эту работу ему, и это уже что-то значило. В результате, за тот день Артур заработал (причем совершенно случайно) больше, чем за неделю работы в кондитерской. Из пяти снимков три были доверены ему, и Готлиб даже отказался взять проценты за использование оборудования, а также самой студии. Он был доволен, и похвалил их за хорошую работу.
        Когда день подошел к концу, он остановил Артура и со свойственной только ему невозмутимостью признался:
        — Я подслушал ваш разговор. Артур, если ты хочешь пригласить куда-нибудь женщину с тех твоих фотографий, то послушай моего совета — купи билеты в театр. Все равно в какой, можешь даже выбрать летний театр без крыши. Она будет рада. Тео и Юлий по-своему правы, но они не видели ее, и не знают, что твоя дама не так проста, как те юные девчонки, которых они соблазняют через каждые три дня. Если хочешь, чтобы она показалась вместе с тобой, хочешь похвастаться всему миру и сделать ее счастливой, то смотри на публику. В кино ходят молодые, неопытные и подчас невоспитанные любители новизны, в то время как в театре можно встретить интересных  и вполне состоятельных собеседников.
        Артур не знал, был ли женат Готлиб, но эти слова показались ему разумными и заслуживающими внимания.
        Оставалось лишь присмотреться к театрам и подготовиться. Готлиб больше не заговаривал с ним об этом, и Артур сознательно избегал дальнейших обсуждений.
        Размышляя над полученным советом, он все больше убеждался в том, что идея посетить театр является самым лучшим выходом. Рита не любила всего нового — она неохотно ездила на такси, да и то, лишь в случаях, когда действительно торопилась. Она была последней, кто провел электричество в свой дом. У нее не было радиоприемника, и она совершенно не думала о том, чтобы менять стиль своей одежды. Наверняка театр пришелся бы ей по душе.
        Другой проблемой было то, что времени на выбор подходящего заведения не оставалось — они всегда разъезжали по городу, но не могли даже остановиться, если видели приличный театр. В результате Артур промучился три дня, прежде чем в его голову пришла простая, но весьма удобная идея. Воспользовавшись коротким перерывом, он купил газету и сразу же открыл страницы с рекламой. Театры давали объявления, и можно было найти их адреса, а также репертуар, но сведений о ценах не было. Зато здесь же были напечатаны телефоны, и, едва дождавшись следующего перерыва, он помчался в соседнюю конторку, чтобы заплатить пару монеток и обзвонить три первых театра.
        В результате, после всех этих метаний и сомнений, а также после завершения всех работ он отправился в театр «Илиада», где давали интерпретированную на современный лад версию какой-то древнегреческой трагедии, название которой ни о чем ему не говорило.
        К Рите он явился измученным и уставшим настолько, что едва мог говорить, пока она кормила его ужином и, не торопясь, рассказывала о том, как прошел ее день.
        — Робби с утра ушел к своему приятелю, и я весь день одна. Впрочем, скучать не приходилось — я выбралась в город, забрала платье из ателье. Мне предложили обтянуть старую шляпку остатками шелка, и я решила, что это будет разумно.
        — Которую шляпку вы собираетесь отдать? — спросил он, чем явно удивил ее. — С черной лентой или с цветочным украшением?
        — Артур, ты помнишь мои шляпки? — она пораженно улыбалась, не зная, что сказать.
        — Конечно, я вижу их каждые выходные, когда мы ходим на почту.
        Наверное, она решила сыграть с ним — в ее глазах появилось озорное выражение, и она даже положила на стол один локоть, приближая к нему свое лицо.
        — А какая из них нравилась тебе больше? — вкрадчиво спросила она.
        — Та, что с черной лентой, — не задумываясь, ответил он. — Но правде говоря, именно поэтому мне бы и не хотелось, чтобы вы ее переделывали.
        Ее лицо осветилось улыбкой.
        — Именно так я и думала. Нет, я не думала о том, что тебе она нравится, я этого вообще не знала. Просто мне показалось, что я не могу превратить ее в шляпку на один вечер — она слишком дорога для этого. Поэтому отдала ту, что с цветами. Кстати, теперь они исчезнут.
        — Мне уже не терпится увидеть вас в этом наряде, — честно сказал он. — Уверен, что платье вам к лицу.
        Она посмотрела по сторонам, словно боясь, что его слова могут быть услышаны посторонними.
        — Артур, такое не принято говорить женщине, с которой тебя не связывает брак или помолвка, — тихо сказала она.
        — Не понимаю, почему.
        — Это слишком откровенно.
        — Я уже достаточно насмотрелся на приличных людей, и поверьте, они могут сказать не менее откровенные вещи, причем в присутствии посторонних. К тому же, я действительно очень хочу увидеть вас в новом платье.
        — Перестань, ты меня смущаешь.
        — Мне нравится, когда вы краснеете. Может, стоит еще раз сказать о том, как я не могу дождаться…
        — Ну, хватит, — она протянула руку, положив пальцы на его губы. — Иначе я подумаю, что ты собираешься пригласить меня на свидание.
        Ему хотелось поцеловать кончики ее пальцев, но он решил, что это было бы слишком. А еще ему хотелось сказать, что прикасаться к чужим губам тоже не принято, но и этого он не смог себе позволить.
        — А куда же я вас приглашаю? — вместо этого спросил он, осторожно смыкая пальцы вокруг ее запястья и убирая ее руку от своего лица.
        Она опять смутилась.
        — Мы ведь много раз гуляли с тобой, и я думала, что это будет еще один такой вечер.
        — А я надеюсь, что он не будет таким.
        — Артур, давай сейчас же расставим все по местам, — отстраняясь и забирая у него руку, серьезно сказала она.
        — Я ничего не требую, — боясь, что она скажет нечто страшное или неприятное, впервые перебил ее он. — Я просто хочу, чтобы мы провели вместе время. Это не опасно, так поступают и другие люди. Вы изменили мою жизнь, заставили желать большего и превратили в другого человека, и сейчас вы не можете оставить меня.
        — Если я не сделаю этого сейчас, потом будет только больнее.
        — Мы можем взять с собой Робби, — цепляясь за последний просвет, сказал он. — Это будет прилично?
        — Артур, я не могу позволить этому зайти так далеко.
        — Вы любите Антона?
        — Нет.
        — Я вам неприятен?
        — Что за глупости, нет, конечно.
        — Тогда почему?
        — Потому что я старше тебя, а тебе нужна хорошая девушка, которая станет твоей женой и матерью твоим детям.
        — Не понимаю, почему этого не может быть с вами.
        Он не думал заходить так далеко, но слова просились наружу, и он не мог их удержать. Для того чтобы понять собственные мысли и поступки ему потребовалось немало мужества, и теперь он признавал очевидное — ему хотелось проводить с ней все свое время, знать о ней все, что возможно, защищать ее от других мужчин и заботиться о ней.
        Между тем Рита приложила ладонь к своим губам, и Артур подумал о том, что теми же пальцами она касалась его лица. В этом было что-то красивое и волнительное.
        — Все уже зашло слишком далеко, — вздохнула она. — Я виновата, я должна была догадаться раньше.
        — Не превращайте меня в глупого мальчишку. Я действительно многого не знаю, но очень хочу это исправить. Хочу узнать, почему вы не стали жить с Антоном, что он сделал вам и почему вы так замкнуты. Я готов рассказать вам все о себе. И я уверен, что если вы примете мое приглашение, то мы уже не остановимся.
        — И я знаю это, Артур, так что теперь ты понимаешь, почему мне так страшно.
        — Все равно, что скажут люди, лучше ничего не бойтесь.
        — И мне безразлично, что они скажут, но я боюсь будущего. У меня оно не такое длинное, как у тебя.
        — Еще один повод для того чтобы не тратить время напрасно.
        — Ну, как ты можешь так говорить, — без всякой злости сказала она.
        — Соглашайтесь, Рита.
        Она опустила глаза, улыбаясь и отчаянно краснея — теперь краска заливала даже ее шею и уши. Ее молчание давило на него грузом ожидания, но Артур терпеливо ждал, когда она ответит.
        — Разве я могу тебе отказать? — поднимая глаза, наконец, сказала она. — Я согласилась, когда приняла этот голубой шелк, а потому тебе не следовало так сильно волноваться. Однако я хочу, чтобы ты помнил — ты волен уйти, когда захочешь, если встретишь другую девушку. Я не выйду замуж и не собираюсь делать глупостей. Ты хочешь узнать все обо мне — прекрасно, с этого и начнем. Я расскажу тебе все, но сомневаюсь, что история будет интересной.
        — Моя история тоже вряд ли подойдет для написания книги, — чувствуя, как согреваются его руки, сказал он. — Но я поделюсь ею с вами.
        ГЛАВА 29 РИТА. БУКЕТ
        Она сама была во всем виновата. Ей следовало раньше понять, к чему ведет столь близкое общение с молодым человеком. В том, что Артур решил, будто у них могут быть и более интимные отношения, нет ничего удивительного…
        Нет, Рита прекрасно знала, что на самом деле ее вины здесь было не так уж и много. Просто она уже давно перестала чувствовать себя привлекательной и не считала, что способна пробудить чувства в мужчине. За годы жизни в браке она сотни раз слышала, что ее холодность, физическая непривлекательность и полное отсутствие интереса к жизни способны усыпить даже уже разгоревшееся желание. Антон не говорил ей комплиментов, не запоминал ее нарядов и постоянно делал ей замечания. Винить его в этом было неправильно — она действительно запустила себя в определенный момент, позабыв о том, что должна выглядеть презентабельно и создавать хороший фон для своего преуспевающего супруга. Его любовница Карина — она до сих пор помнила ее имя — была ярким доказательством того, что он видел рядом с собой совершенно другую женщину. Стройная, молодая, хрупкая — такая, какой должна быть настоящая светская дама. Рита не вписывалась в это определение, и вместо того чтобы бороться и стараться соответствовать своему статусу, она просто решила сбежать.
        Сколько лет Артуру? Скоро будет двадцать семь. Он еще молод, и может найти себе другую девушку. Рита не сомневалась в том, что у него впереди большое будущее фотографа. Если всего за пару снимков он выручил приличные деньги, так что смог купить ей такой дорогой подарок, она могла представить, сколько прибыли он будет получать, когда станет настоящим мастером. Возможно, тогда он перестанет в ней нуждаться, и она сможет уйти, отпустив его так же, как и мужа. Так же, как и отпустит Робби, когда придет время.
        Однако сейчас Артур хотел верить в то, что она может стать для него… кем? Женой или любовницей? Рита не собиралась опускаться до мелкой связи и портить дружеские отношения. Она хотела быть честной, но не могла оттолкнуть его, не зная, как это отразится на его душевном равновесии. Ей казалось, что Артур  настолько же хрупок внутренне, насколько силен снаружи. Он не говорил о том, были ли у него отношения с женщинами и не был ли он влюблен, но Рита полагала, что в делах сердечных у него имелось совсем мало опыта. Она не хотела становиться той, кто отобьет у него охоту верить женщинам.
        И все же, почему он позволил себе думать о том, что может сблизиться с ней, покинув рамки дружеских отношений? Она не отказала ему, зная, что он достаточно умен и не зайдет слишком далеко.
        План был прост — рассказать ему о своем прошлом и навсегда раскрыть ему глаза. Рита не была той романтической героиней, которую он в ней видел, она не могла вписаться в образ музы художника или волшебного вдохновения для фотографа. Он должен был искать другую женщину, пока его не настигло жестокое разочарование.
        Были и другие причины — Рита берегла свое душевное равновесие, и это было самым ужасным. Она твердо верила в то, что Артур не сможет любить ее вечно, а значит, рано или поздно она вновь будет брошенной, отвергнутой или еще хуже — обманутой. Проходить через это вновь она не собиралась, а потому заранее решила, что не позволит ему подойти слишком близко.
        Нужно быть сильной и не позволить ему почувствовать свою настоящую слабость. Рита знала, что однажды привыкнув к теплу, она не сможет разом вернуться в холодную реальность. Дожив до тридцати шести лет, она не смогла избавиться от сентиментальности, о которой давно уже следовало позабыть. Если она должна взрастить Артура, как ей говорила Юдифь, она это сделает, но она не станет рисковать собственной душой.
        Приходилось признать, что она подпустила его ближе, чем в свое время Антона. Все страхи происходили от этой опасной близости, и она винила себя за это. Она позволила себе привыкнуть к нему, и теперь настало время платить по счетам.
        Это платье будет последним подарком. Больше не будет фотографий и портретов.
        Но как быть с тем, что он приходит каждый вечер? Как выстроить стену, пока он находится в столь шатком и ненадежном отношении? Зная о том, что у него мало денег, она не могла запретить ему приходить к ней в дом.
        Все эти сомнения и размышления привели ее к разговору с Робби, и она в очередной раз удивилась тому, как мудр её собственный сын.
        — Откуда это платье? — Он сам дал повод для беседы, когда застал ее в гостиной.
        Рита гляделась в зеркало и на минуту отвлеклась, повернувшись к нему:
        — Заказала в ателье.
        — Красивая ткань. Этот цвет тебе к лицу.
        Робби в совершенстве совмещал в себе черты обоих родителей — он был скуп на слова, как и она, но при этом точен в формулировках подобно своему отцу.
        — Спасибо.
        — Ты так сильно похудела. Может, тебе нужно обратиться к врачу?
        — Робби, милый, я ходила к врачу, чтобы похудеть.
        — Это было давно, еще до вашего с отцом развода.
        — Верно, но сейчас ничего не изменилось. Ты куда-то идешь? — Она отметила про себя, что одет он был явно для прогулки.
        Он опустился на диван, устраиваясь поудобнее, и Рита поняла, что уходить он не собирается.
        — Идешь с Артуром куда-то? — спросил он, закидывая ногу на ногу.
        — Да. Это он купил ткань для платья.
        — Скоро он сделает тебе предложение, и вы будете помолвлены.
        — Ну, что за глупости.
        — Не глупости вовсе, мама, и ты знаешь это.
        Она повернулась к нему и, вздохнув, села в кресло.
        — Он хочет большего, — осторожно сказала она.
        Наверняка ни одна мать не может позволить себе подобную откровенность с сыном, но Рита хотела быть честной и старалась держать его в курсе всего, что происходило в ее жизни.
        — Было бы удивительно, если бы он этого не хотел. Впрочем, мне не совсем понятно, чего именно он желает. Кажется, он не похож на того, кто предложит незаконную связь.
        — Нет, что ты. Сейчас мы просто идем на свидание.
        Робби улыбнулся.
        — А что потом?
        — А потом я собираюсь положить этому конец.
        — Каким образом? Я не думаю, что он сдастся.
        — С чего ты взял?
        Он помолчал, очевидно, раздумывая над верным ответом.
        — А почему ты хочешь положить этому конец? — вдруг спросил он. — Вы видитесь так часто, и так много времени проводите вместе, я уверен, что ты к нему привыкла.
        — Нельзя давать надежду человеку, если ты думаешь, что потом он тебя предаст.
        — Ты решила, что он тебя предаст? Мама, ты к нему несправедлива.
        — Это почему же? — Ей, в свою очередь, казалось несправедливым, что Робби не понимает ход ее мыслей. Обычно он вникал довольно быстро.
        Робби опустил глаза.
        — Кажется немного непонятным, что ты позволила ему то, чего не позволяла отцу. С другой стороны, ты стала для отца той, кем не хочешь быть для Артура. Я, наверное, еще слишком молод чтобы понять, почему ты так поступаешь.
        — Я не собираюсь говорить с тобой о причинах развода.
        Всему есть предел, и кажется, Робби подошел слишком близко к запретной границе.
        — И не нужно, я о них знаю. Я всегда с тобой, мама, но позволь сказать кое-что.
        — Говори, конечно.
        — Почему ты не была с отцом такой же, какой сейчас бываешь с Артуром? Он не видел тебя улыбающейся, веселящейся, ты никогда не была такой живой рядом с ним.
        «Я и не была живой. Артур оживил меня».
        И почему эта мысль не пришла к ней раньше?
        — Отец совсем один, — медленно и тихо добавил Робби. — В нашем старом доме пусто и тихо, и он почти там не живет.
        — Он и прежде проводил там совсем мало времени.
        — Мама, — Робби поднял глаза, грустно глядя на нее.
        — Да?
        — Люби меня, мама. Люби меня, если ты не хочешь любить никого другого. Я никогда тебя не предам. Может быть, я оставлю тебя и женюсь, но я хотел бы, чтобы ты знала, как сильно я хочу для тебя счастья и настоящей жизни.
        Ей стало больно от этих слов. Стыд, смешанный со страхом наполнил ее разум, и из ее глаз потекли горячие слезы, которые она не могла удержать. Рита так давно не плакала, что уже и забыла, как это бывает.
        Робби прочел ее душу, увидел внутреннее уродство своей матери и не оттолкнул ее. Он не осудил ее и не отрекся от женщины, не способной испытывать любовь и привязываться к кому-либо.
        — Я люблю тебя, верь мне, — переждав, когда пройдут первые слезы, прошептала она.
        — Я верю, — ответил он, облегчив тем самым ее боль. — Поэтому, я поддержку тебя, если ты захочешь оттолкнуть Артура.
        Артур оживил ее, но не убьет ли его она?
        Робби неторопливо расставил все по местам, и теперь жизнь казалась другой. Вряд ли еще какая-то мать могла принимать советы сына в таких серьезных вопросах, но Рита не стыдилась того, что не сумела обойтись без своего ребенка.
        Она все еще всхлипывала, когда Флинт возвестил о том, что к ним пожаловали гости.
        — Я не одета, лучше выйти тебе, — быстро поднимаясь на ноги, сказала она.
        — Кажется, ты одета даже лучше меня, — весело заметил Робби, глядя на то, как она стирает мокрые дорожки со своего лица.
        В следующий момент раздался стук в дверь, что означало только одно: гостем оказался Артур. Рита бросила взгляд на часы, стоявшие на камине. Было еще слишком рано.
        — Придется открыть, — без видимого сожаления сказал Робби, подходя к двери.
        Он подождал, пока она скрылась в другой части дома, и только после этого впустил Артура.
        Стоя за дверью, она впервые начала прислушиваться к голосам, звучавшим в другой комнате.
        — Здравствуй.
        — Добрый день, Артур. Это маме?
        — Да.
        — Я передам. Что не так?
        — Я хотел бы отдать это ей в руки.
        — Ее сейчас все равно нет. Может ей еще что-то передать на словах?
        — Нет, спасибо, я все равно зайду вечером.
        Послышалось шуршание, и Рита преисполнилась любопытства — что же он мог принести?
        — Ты влюблен в мою маму?
        — Я не намерен ее соблазнять, так что не бойся.
        — Отвечай честно, Артур, у меня мало времени.
        Воцарилась тишина, и Рита горько улыбнулась — вот и ответ.
        — Я не уверен, что «влюблен» подходящее слово. Я хотел бы жить с ней в одном доме.
        Что это еще за слова? Она нахмурилась.
        — Можешь поселиться в гостиной и платить нам за простой.
        У Робби было странное чувство юмора, но Рита оценила его. Она не могла бы придумать лучший ответ.
        — Сколько тебе лет?
        — Семнадцать.
        — Не сочти меня непочтительным, но я бы хотел делить с ней не только крышу. Большего я тебе все равно не скажу, поскольку ты ее сын.
        — У нее нет родителей и других защитников кроме меня.
        Рита прикрыла губы рукой, стараясь не засмеяться.
        — Так ты выбросишь цветы?
        О, так вот что он принес…
        — Зависит от того, что ты сейчас мне скажешь.
        — Я все равно куплю другой букет, у меня есть деньги.
        — Это не совсем то, что я хотел бы услышать.
        — Робби, ты славный парень, но другие слова я готов сказать только ей, да и то, если она захочет их выслушать. Кажется, я и так наговорил лишнего.
        — Ты не можешь просить ее руки без моего ведома.
        — Ты не ее отец, Робби, ты ее сын.
        — Я единственный, кто у нее есть.
        — Еще у нее есть я, и я хочу, чтобы она знала об этом.
        — Твои слова не производят нужного эффекта, так что я, пожалуй, оставлю букет здесь. Он окажется в ее руках, но я не скажу, от кого он.
        Как холодно Робби держится с Артуром! И это после всего, что он для них сделал?
        — Этого достаточно, я просто хочу, чтобы у нее были цветы.
        — У нее есть цветы.
        — Те, что она вырастила сама? Говорить так, все равно, что пытаться угостить ее едой, которую она сама же приготовила на вашей кухне.
        — Так тебе все равно, что она может не узнать, от кого эти цветы?
        — Я думаю о том, что стоит передавать все подарки через тебя. Если бы ты не был настолько избирательным и не требовал от меня лишних слов, то я бы так и делал, поскольку анонимность мне не помешает. Я смущаю ее своими желаниями, просьбами и жестами, а мне так хочется баловать ее.
        — Я скажу ей, что цветы от тебя.
        Рита отстранилась от двери и неслышно прошла в свою комнату. Ее должна была мучить совесть, но она не терзалась никакими сомнениями. По крайней мере, Робби точно было известно о том, что она может их услышать. А насчет Артура… кажется, он не сказал ничего лишнего.
        ГЛАВА 30 АРТУР. ВСТРЕЧА
        Элиза сидела в дальнем ряду, почти у самой сцены. Артуру не хотелось смотреть на нее, но глаза сами постоянно возвращались к светлым волосам, уложенным на затылке в замысловатый узел. Он заметил, что она до сих пор предпочитает приспускать тщательно завитые и уложенные локоны возле лица, даже если собирает все остальные волосы. Конечно, она была не одна — рядом с ней сидел ее супруг, Марк. Артур косился в их сторону несколько раз, чувствуя себя крайне неудобно, и Рита, очевидно, это заметила. Она ничем не выдавала своего недовольства, но он знал, что его спутница нервничает. Напряженно сжатые пальцы, сцепленные в крепкий замок и покоившиеся на ее коленях, говорили лучшие всяких слов, но Артур не мог понять, что именно вызывало у нее такие эмоции. О чем она думала?
        Ему следовало отдать весь этот вечер только ей, но реальность оказалась куда суровее его планов. Артур так тщательно планировал каждый шаг, что оказался совершенно неготовым к тому, что его безупречный расчет сломается под натиском прошлого. Как забавно — именно о прошлом он и собирался начать говорить. Он хотел поделиться с ней всем, что с ним происходило, впустить ее в свой мир и попросить, чтобы она сделала то же самое для него. Однако ему вовсе не хотелось, чтобы эта смазливая парочка портила все впечатление и заставляла его говорить раньше срока.
        Рита вздохнула и опустила глаза на свои накрепко сжатые пальцы. На ее руках не было перчаток. В другое время Артур бы этого не заметил, но теперь он видел все. Стыдно было признаваться в этом, но причиной тому был неосознанный жест Элизы, когда она подняла руку, поправляя прическу — ее ладони были облачены в белую блестящую ткань. Выглядело красиво, но смотреть на руки Риты было приятнее.
        Он повернулся к ней, стараясь разглядеть в полумраке скудного освещения ее чудесный профиль и полные губы. Рита отстранилась, с укоризной глядя на него.
        — Смотри на сцену, — тихо сказала она.
        Так близко. Невозможно близко.
        — Я в этом ничего не понимаю, — прошептал он, борясь с желанием коснуться ее лица или хотя бы волос.
        — Нас попросят из зала, — едва слышно предупредила его она.
        Артур вынул из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот, который теперь всегда носил с собой. Бумага и карандаш были нужны для того чтобы записывать количество случайных снимков, нумеровать клиентов и оставлять заметки, если Юлия не было на месте. Он перевернул его на заднюю сторону и открыл с чистого листа, одновременно извлекая из того же кармана карандаш.
        «Я не хочу смотреть на сцену», — написал он, а затем передал блокнот ей.
        Рита почти незаметно поджала губы. Он понятия не имел, нравилось ли ей действие, которое разворачивалось на сцене, или она просто чувствовала себя неловко.
        Она протянула руку, желая получить карандаш, и он с трудом удержался от широкой счастливой улыбки — Рита приняла его игру и теперь собиралась написать ответ.
        «Кто эта девушка с жемчужинами в волосах?»
        Он немного подумал, прежде чем ответить:
        «Старое воспоминание».
        «Я имею право знать?»
        «Да. Я все расскажу позже».
        «Если не хочешь, я тебя не заставляю. А пока что смотри на сцену».
        «Театр для вас, а вы для меня. Я пришел любоваться вами».
        Она прикусила губу, взволнованно выдохнув.
        «Я все та же, что и в доме. Платье и все эти туалеты вовсе не нужны для того чтобы смотреть на меня».
        «Согласен, но мне хотелось, чтобы вы были такой. Получилось даже лучше, чем я мог думать».
        Она прочла последнюю запись, а после кивнула и оставила блокнот у себя на коленях. Рита не писала ответа и не отдавала блокнот, так что он вновь оказался ограниченным в своих возможностях.
        — Гляди на сцену, — все так же едва различимым шепотом, повторила она.
        — Отдайте блокнот.
        Она вздохнула и вернула ему книжицу.
        «Мое прошлое сидит возле сцены, и я не хочу смотреть вперед. Позвольте мне глядеть на вас».
        «Собери все свое мужество, Артур».
        Пришлось кивнуть и обратить свой взгляд вперед, туда, где маячили затылки Элизы и Марка.
        Дождавшись завершения спектакля, Артур взял Риту за руку и, поднявшись с кресла, направился к выходу из зала.
        — Артур, отпусти меня, — стараясь говорить, не привлекая внимания, попросила она. — Артур, не тяни, я надела неудобные туфли.
        Он остановился прямо посреди людского потока, глядя на ее раскрасневшиеся щеки и растерянный взгляд.
        — Простите меня, я не знал.
        — Если ты хочешь поскорее выйти отсюда, то отпусти меня и иди один, а я присоединюсь к тебе уже на улице.
        — Нет, я так не хочу.
        — Что ж, тогда придется пойти медленнее.
        Возможно, она была обижена на него или просто недовольна — Артур не знал, какие именно эмоции вызвало у нее его странное поведение. Он не хотел, чтобы Элиза видела его, но Рита могла подумать, что он просто не желает быть замеченным в обществе столь полной дамы. Она стала значительно миниатюрнее, но все равно продолжала считать себя слишком толстой, и теперь он знал, что допустил непростительную ошибку.
        К черту Элизу и Марка. Он должен уделять все внимание Рите, даже если это грозит неприятным столкновением. Артур замедлил шаг, но ее рука осталась крепко зажатой в его ладони. Как ни странно, теперь она не возражала — Рита просто шла рядом с ним, равнодушно глядя перед собой.
        Разве такое лицо должно быть у красивой женщины, находящейся на первом свидании? Артур корил себя за то, что позволил себе забыться и тем самым все испортил.
        — Я рад, что сейчас вы без перчаток. Я могу чувствовать ваше тепло, — осторожно сжимая ее пальцы, сказал он.
        Она не расслышала его слов — ее взгляд был устремлен в сторону, и Артур немедленно проследил это направление своими глазами.
        Красивая и хрупкая Элиза под руку с Марком выходила из зала, и Рита смотрела на нее.
        — Не грустите, Рита, — взяв и ее вторую руку тоже, сказал он. — Я виноват в том, что сегодняшний вечер испорчен, но еще не поздно все исправить.
        Рита перевела на него взгляд, и он поразился тому, сколько боли было в ее глазах.
        — Вечер получился чудесным, — вежливо сказала она. — Я давно не была в театре.
        После этого она развернулась и поспешно скрылась в толпе людей, выходивших из здания театра. Артур остался стоять на месте. Опустошенный, разочарованный и раздосадованный, он просто не знал, что делать дальше.
        *
        Новый день не сулил никаких перемен — для начала он отправился в студию Готлиба, где несколько часов вежливо выслушивал замечания, выполнял поручения и записывал все то, что казалось важным. Поездки по городу сменялись короткими остановками по разным адресам, и под конец дня он чувствовал, что просто валится с ног от усталости. Такие дни бывали особенно тяжелыми, поскольку приходилось часто переезжать с места на место, каждый раз заново готовить площадку, расставлять лампы и упрашивать членов каждой семьи, чтобы они вели себя прилично.
        Еще прошлым вечером он твердо решил, что все равно пойдет в дом Риты, согласно своему обычному расписанию. Он чувствовал необъяснимую потребность видеться с ней каждый день, и кроме того, теперь для этого имелась причина. Артур был обязан все ей объяснить, пока их еще не начавшие формироваться отношения не испортились окончательно.
        С Ритой почти ничего нельзя было знать наверняка, но в одном он не сомневался — она его выслушает. За все время их общения она ни разу его не перебила и не отказалась принять его слова. Он любил в ней ее отзывчивость, прямоту и умение сохранять спокойствие, но эта ее черта вызывала в нем настоящее восхищение. Рита не отталкивала людей. Возможно, когда-то она оттолкнула Антона, но Артур был почти уверен, что когда-нибудь узнает об этом.
        Она сама открыла ему дверь, не снимая с лица дежурной улыбки. В ней изменилось практически все, он чувствовал, что непринужденность и естественность уступили место настороженности и напряженности. И все же, она провела его на задний двор и, как обычно, скрылась на кухне.
        Когда она показалась с подносом в руках, Артур сразу же предупредил ее:
        — Я не стану есть, пока мы не поговорим.
        — Мы обязательно поговорим, но для начала тебе нужно поужинать. Ты устал, и очевидно, тебя заставляли разговаривать, чего ты делать не любишь. Еда — отличный повод для того чтобы провести несколько минут в молчании.
        Когда она успела так хорошо его изучить? Догадаться о его неприязни к разговорам было несложно, но как Рите удалось понять, что он целый день был вынужден провести за объяснениями, общением и работой с клиентами, которых приходилось успокаивать?
        — Поужинайте вместе со мной, — тихо сказал он.
        Рита покачала головой:
        — Я не хочу.
        — И я без вас не хочу.
        — Ну, хорошо, если ты настаиваешь. Хотя, замечу, что это очень старая игра, и она явно не для тех, кто тяжело работает.
        Он уступил один раз — согласившись поесть, и лишь потом поговорить. Рита ответила тем же — положила в свое блюдце небольшой кусочек и неторопливо принялась за еду.
        — А теперь, Артур, позволь мне начать, — спокойно и четко сказала она, когда этот неловкий ужин завершился. — Я не стану оскорблять тебя и возвращать деньги за тот материал. — У него перехватило дыхание. Все оказалось куда хуже, чем он мог предположить. Между тем она продолжала: — Однако я должна кое-что тебе объяснить и чем скорее, тем лучше. Антон изменял мне. Очень долго. С разными женщинами. Прямо в нашем доме, на нашей постели. Я знаю, что ты не разнесешь это по округе, и поэтому рассказываю тебе все без остатка. Так вышло, что я не могу никому доверять уже очень давно, и потому чаще всего не испытываю желания делиться своими тайнами, но сейчас настало время, когда я должна обнажить часть своей жизни перед тобой. Артур, моя душа наполовину мертва, понимаешь? Я чудовище, которое неспособно верить и любить. Я уничтожила в себе все надежды еще тогда, когда решилась разорвать брак с мужчиной, которого любила. Знаешь, что он мне сказал? Он говорил, что рядом со мной противно находиться в одной комнате. Ты видел меня той осенью, когда я от него ушла, так что тебе не нужно объяснять, почему он
произнес эти слова. Антон был прав, но я не могу ему простить этих обвинений. Я прошла через дикую боль, отрывая себя от него, заставляя не думать о том, где и с кем он проводит ночи, скучает ли по мне, вспоминает ли меня. Я вынудила себя стать жестокой ради того чтобы никогда не страдать вновь.
        Так вот, что произошло между ней и этим мужчиной. Артур опустил глаза, не зная, как спрятать всколыхнувшуюся внутри него ненависть к человеку, которого она почти не знал.
        — Я поверила тебе, поскольку считала, что ты не найдешь меня привлекательной, как женщину. Ты относился ко мне, как к матери, и я была этим довольна. Робби скрытный мальчик, а мне так нужна была компания. Я поступила плохо, позволив тебе приходить вновь и вновь, но я действительно не думала, что все так обернется.
        — Юдифь заменяла мне мать.
        Она остановилась, непонимающе глядя на него. Артур пояснил:
        — Я не мог видеть в вас мать, потому что у меня уже была такая женщина. Юдифь защищала и направляла меня, она заботилась обо мне, и я многим ей обязан. Я изначально не мог видеть в вас родителя. Это вы воспринимали меня как сына, и с этим я ничего не могу поделать.
        Ее губы дрогнули, но Рита быстро взяла себя в руки:
        — Прости меня, Артур. Прости меня, прошу, я не хотела, чтобы все так получилось. Лучше бы я осталась в одиночестве и обидела тебя еще тогда, когда мы не были знакомы так близко. Я не захотела быть одна, я не нашла в себе силы оттолкнуть твою искренность и доброту, и теперь расплачиваюсь за это.
        Неужели она до сих пор относится к нему, как к своему ребенку?
        — Рита, посмотрите на меня, — потребовал он, впервые говоря с ней почти приказным тоном.
        Она подняла глаза, в которых застыли непролитые слезы.
        В ее взгляде не было того, что он видел, наблюдая за ней, когда она смотрела на Робби. Хотя, быть может, виной всему та боль, которой были наполнены ее глаза?
        — Я не позволю себе вновь пройти через это, и даже ты не сможешь меня заставить, — твердо сказала она.
        — Как обидно, вы все решили за меня. И почему же вы уверены в том, что я стану таким же, как и Антон?
        — Я не взращивала его, но была рядом с ним, когда он только начинал свою карьеру. Робби, возможно, этого и не помнит, но первые годы жизни он провел в небольшом доме без особых удобств. Мы не всегда были богаты, но я прошла рядом с ним весь тот путь, который в итоге привел его к успеху и состоятельности. Не уверенна, что он любил меня в ответ, но мы часто говорили и он обсуждал со мной свои планы. Я знала все, что касалось его работы, ждала его по вечерам и залечивала его раны после неудач. И я позволила себе полюбить его, поскольку нас связывало так много. Артур, я сделаю то же самое для тебя — буду всегда с тобой, что бы ты ни делал, но я не буду любить тебя, понимаешь? Я не позволю себе полюбить тебя, потому что это неправильно. Потому что потом ты встретишь красивую и молодую девушку и все равно уйдешь, а я останусь. Прости меня, но я не хочу страдать и чувствовать себя отверженной.
        — Кого я встречу? Такую же, как Элиза? Это ведь она вас натолкнула на такие глупые мысли?
        — Я и раньше так думала.
        — Вы согласились пойти со мной, вы сшили это платье, дали мне надежду, и все было хорошо. А потом появилась она со своим Марком, и вы закрылись от меня. Мы даже не говорили с ними, не обмолвились ни словом, и я держался, как мог, но вы все равно вините меня в том, чего я не делал и не чувствовал. Вы думаете, что я устыдился вас?
        — Да.
        — Но как доказать, что вы неправы?
        — Не нужно ничего доказывать.
        Она все решила, и он не мог заставить ее передумать. Это было больно и обидно, но ничего изменить было нельзя. Артур видел единственный выход, и он решил, что нужно им воспользоваться.
        — Хорошо, — чувствуя себя побежденным, согласился он. — Давайте оставим все как есть.
        — Этого недостаточно. Мы больше не будем гулять вместе, и ты не должен меня фотографировать.
        Это было унизительно, но пришлось кивнуть — на большее он был просто не способен.
        — С завтрашнего вечера мы всегда будем втроем — Робби будет проводить с нами час или два.
        Он прекрасно понимал, что если бы она не считала его уязвимым и беспомощным, то ни за что не пошла бы на этот компромисс. Значит, он не должен был говорить ей о том, что именно сейчас впервые чувствовал уверенность в своем финансовом будущем. В тот день, когда Готлиб выплатил ему первый гонорар за фотографии, Артур понял, что может зарабатывать невероятные деньги и ни в чем не нуждаться. За один день работы он получил столько, что хватило бы на две недели обычной жизни, даже если бы он ужинал своими средствами и продолжал платить за жилье. Тогда он впервые осознал нечто важное — он может позволить себе надежду на то, что когда-нибудь станет тем мужчиной, с которым Рита сможет вернуться к хорошей жизни. Артур хотел, чтобы она перестала работать и терпеть эти бессмысленные замечания, чтобы у нее появился хороший дом в безопасном районе, и было все, чего она только ни пожелает. Он твердо решил успешно закончить обучение у Готлиба и начать работать самостоятельно. Эта уверенность позволила ему сделать довольно дорогой подарок в знак того, что их отношения могут измениться, но теперь все становилось
значительно сложнее. И если для того чтобы смягчить ее сердце нужно было много времени, Артур был готов ждать и играть роль беспомощного мальчика.
        ГЛАВА 31 РИТА. ОТКРОВЕНИЯ «СЛАДКОГО МИРА»
        Она постоянно напоминала Артуру о том, что он должен зайти в гости к Юдифи, поскольку считала, что он действительно многим обязан этой женщине. В свою очередь сам Артур говорил, что кондитерская работает только по будням, а в это время у него нет свободной минутки, чтобы забежать в пекарню. По выходным Юдифь отдыхала со своей семьей, и нарушать их покой он вовсе не хотел. Поэтому он всегда соглашался с ней, но обещал зайти к Юдифи уже после того, как закончится обучение.
        Однако теперь, когда он, наконец, признался в том, что у него была женщина, заменившая ему мать, Рита решила, что должна сама проведать Юдифь — без лишних свидетелей. Она не знала, какие слова скажет ей, о чем спросит и как вообще объяснит цель своего визита, но была уверена, что не может усидеть на месте.
        С тех пор, как она открыто сказала ему, что не собирается никого любить, прошло три недели. Артур держался молодцом, и не вспоминал о том, что когда-то решился пригласить ее в театр и назвать это свиданием. Проходило время, и Рита понимала, что поступила правильно, отстранившись от него.
        Теперь, в самый разгар июля она отправилась знакомой дорогой, надеясь встретиться с женщиной, которую она боялась и уважала одновременно.
        Солнце пригревало так, что даже поля белой шляпки не спасали ее от жары — лучи словно отражались от тротуаров и слепили глаза. Все вокруг сияло, горело и обжигало взгляд — наступило самое светлое и жаркое время года. Рита без лишней спешки шла по улице, стараясь не глядеть на прохожих.
        Когда она открыла дверь в «Сладкий мир», здесь царил настоящий переполох. Роза вела оживленную беседу с молодым человеком, который, как полагала Рита, был очередным заказчиком.
        — Поймите, мы уже заказали все продукты на неделю вперед, мы не можем так быстро переменить все планы. К тому же, для того чтобы достать столько лимонной цедры нам придется обратиться к человеку, услуги которого…
        — И вы поймите меня, я действительно не знал о том, что планы изменятся в самый последний момент.
        Роза демонстративно вздохнула, а затем выглянула из-за плеча посетителя и взглянула на Риту. Этого можно было ожидать меньше всего, но лицо девушки осветилось улыбкой, и она довольно быстро пообещала:
        — Юдифь скоро выйдет сюда, так что можете подождать немного, если вам не сложно.
        Молодой человек, видимо раздосадованный тем, что Роза отвлеклась, поспешил вернуть ее внимание себе.
        — Я не могу передвинуть сроки свадьбы, все уже почти готово и заказано. Я полагал, что с вашей кондитерской не возникнет проблем, потому что у вас такая безупречная репутация, и мне говорили, будто вы можете абсолютно все, но оказывается, что это не так. В моей просьбе нет ничего необычного.
        Роза даже округлила глаза.
        — Вы хоть слышите себя?! Вы меняете рецепт всего за неделю до того, как забрать заказ, вы требуете экзотики, и еще при этом обвиняете нас?
        Дверь пекарни отворилась, и показалась Юдифь. Она была в приподнятом настроении, и Роза сразу же воспользовалась этой возможностью, быстро отходя от прилавка и на ходу объясняя положение вещей.
        — Этот господин меняет весь заказ! Ему нужен лимонный торт номер семь.
        Юдифь покачала головой, обнимая Розу за плечи и одновременно подталкивая в сторону.
        — Спасибо, родная, я сама сейчас разберусь. — Затем она обратилась к заказчику, все также улыбаясь. — Что именно вы хотите изменить?
        Он вздохнул и даже вытер лоб платком. Очевидно, разговор не нравился ему настолько же, насколько и Розе.
        — Мать моей невесты интересуется деталями, и ей все, просто абсолютно все не по вкусу. Господи, вы бы видели эту даму — она просто скопище замечаний! И так по каждому поводу, поверьте. Ей не нравится выпечка, не нравятся пригласительные и даже заготовленные скатерти. Она хотела отправить пригласительные почтой, как отдельные открытки, но забыла сказать об этом, и я заказал обычные, те, что вкладываются в конверты и отдаются собственноручно. Вы бы видели, какую сцену она устроила по этому поводу! Однако пригласительные уже готовы, и с этим я ничего не могу поделать, но если я не исправлю торт, то она живьем съест меня, можете не сомневаться.
        — Никто вас не съест, — добродушно заверила его Юдифь. — Дело в том, что торт номер семь требует большого количества пряностей, а они довольно дорогие.
        — У меня есть деньги, я могу доплатить или даже…
        — Нет, нет, деньги не так важны, хотя я все же подумаю о вашем предложении. Главное, что пряности потому и дороги, что купить их можно только у пары человек, и заказы оформлять нужно заблаговременно. Так что, если вы не имеете собственного поставщика, я даже не знаю, куда это нас приведет.
        — Боже, как же я от этого устал…
        — Не спешите расстраиваться. Мы можем испечь другой лимонный торт — для него потребуются настоящие фрукты, а не только их цедра. Это проще и доступнее, и, кроме того, нужное количество продуктов у нас есть. Как вы на это смотрите?
        — Но разве вкус не пострадает от этого?
        — Ну что вы, вкус не пострадает — он лишь немного изменится.
        Молодой человек погрузился в раздумья, и Юдифь нахмурилась.
        — Наверняка такой компромисс возможен, но мне нужно поговорить с этой женщиной. — Он вынул из внутреннего кармана довольно крупную карточку и положил ее на прилавок. — Но, если честно, даже эти несчастные пригласительные стоили мне целого года жизни. Я сказал ей, что могу заказать конверты подходящего размера и разослать их почтой, но она и слышать ничего не хочет. Теперь делает вид, что я совершил нечто непоправимое и буду вынужден расплачиваться всю оставшуюся жизнь за свою ошибку.
        Рита осторожно поднялась со стула и подошла к прилавку. Наверное, бедняге просто некому пожаловаться — он повторял свои жалобы вновь и вновь, с каждым разом добавляя новые детали.
        — Вы позволите? — Она осторожно накрыла кончиками пальцев край пригласительного и подвинула к себе.
        — Сделайте одолжение, я уже на них смотреть не могу, — сохраняя несчастное выражение лица, разрешил проблемный заказчик.
        Она повертела в руках карточку, внимательно разглядывая поля, размеры рисунка и шрифт текста.
        — Это легко исправить, — улыбнулась она. — Карточки можно подрезать до стандартного размера — благо уйдут только поля. К тому же, вам придется наклеить небольшие белые прямоугольники в каждом правом верхнем углу — это места для марок. Если поработать с поверхностью прессом, то на почте даже не догадаются о том, что изначально открытки выглядели иначе.
        Его лицо мигом изменилось.
        — Вы уверены?
        — Конечно, я работаю с открытками уже достаточно давно. Нет ничего непоправимого, так что не волнуйтесь. Сколько всего экземпляров нужно?
        — Сто двадцать.
        — Ну, учитывая, что карточки уже готовы, на это уйдет пара бессонных ночей. Вы вполне успеете к сроку. Когда нужно разослать пригласительные?
        — Свадьба через восемь дней, так что сами видите — я серьезно опаздываю.
        — Если разошлете все пригласительные за шесть дней до события, это будет вполне прилично, не беспокойтесь. Это лишь формальности, не стоит так сильно нервничать.
        Она вернула ему карточку и уже собралась вновь отойти в сторону, но молодой человек положил ладонь ей на локоть.
        — Вы можете помочь мне? Я хорошо заплачу, если вы исправите весь тираж, и более того — вы спасете мою голову. Сколько времени вам понадобится?
        Рита пришла в кондитерскую не для того чтобы заключать сделки, а потому в первое мгновение она даже растерялась.
        — Это очень простая работа, пара ваших друзей или подруг легко с этим справятся, — сказала она, борясь с желанием стряхнуть с себя его руку.
        — Все слишком заняты своими нарядами, и мне никто не хочет помогать. Я все вынужден делать сам, и если мне не удастся сегодня выспаться, то завтра я сойду с ума.
        До чего же он драматизировал свои обстоятельства! Рита улыбнулась и взяла его за запястье, как бы между делом снимая его руку со своего локтя.
        — Я справлюсь за сутки, — сказала она.
        — Вам нужно что-нибудь? Бумага, картон, чернила или краски? Я все куплю или дам вам денег сейчас же.
        — Нет, для начала оставьте мне этот образец, а потом…  на случай, если вам не понравится, я принесу завтра сюда то, что у меня получится, и лишь после этого мы сможем поговорить о деньгах.
        — О, боже, вы спасете мне жизнь!
        Эта эмоциональность уже начала раздражать ее, и Рита просто вежливо улыбнулась.
        — Если она исправит пригласительные, ваша будущая теща сможет съесть кусочек торта без цедры? — поинтересовалась Юдифь, глядя на сияющее лицо заказчика.
        — Это будет проще. Да, вполне возможно, так и будет, — не скрывая своего облегчения, сказал он, прежде чем прихватить шляпу с прилавка и выскочить за дверь.
        Рита повернулась к Юдифи.
        — Как поживаете?
        — Блестяще, — усмехнувшись, ответила та. — После того, как вы спасли нас, я просто обязана сделать все, о чем бы вы ни попросили.
        — Я пришла не с просьбой, просто хотела немного поговорить.
        Юдифь посмотрела на круглые настенные часы, висевшие над дверью в пекарню.
        — А вы изучили наш распорядок, — довольно заключила она. — Через пять минут перерыв, так что мы сможем пообщаться прямо здесь.
        — Спасибо, — с облегчением выдохнула Рита. — Я подожду, сколько будет нужно.
        Всего через несколько минут раздался звонок, а после этого из внутренней двери стали показываться уже знакомые лица. Риту удивляло то, что почти все они помнили ее и даже коротко приветствовали перед тем, как удалиться по своим делам. После того как все разошлись, Юдифь пригласила ее в пекарню, предварительно закрыв входную дверь.
        — Что у вас за дело? — поправив фартук и усевшись за стол, спросила она.
        Рита заняла место возле нее, не зная, что сказать.
        Ей хотелось узнать о том, что за девушка была эта Элиза. Наверняка Юдифь знала ее, поскольку у Артура было мало знакомых, и все они были связаны с кондитерской. Однако теперь она сама закрыла себе дорогу к любым разговорам — еще в прошлый раз она ясно дала ему понять, что между ними не будет близких отношений, а потому задушевные беседы и воспоминания отменялись. Выведывать все, что ей было интересно, у Юдифи Рита не хотела, так как считала такое поведение низким и недостойным.
        — У меня нет особых дел, я просто зашла немного поговорить.
        — О чем? — Юдифь говорила прямо и без лишних церемоний. — У такой женщины как вы на все свои причины. Не понимаю, как Артур сможет с вами сладить — он явно себя переоценивает. Однако если ему что-то взбредет в голову, даже я не могу его отговорить. Он крепко решил, что вы должны быть с ним, и теперь идет к этому всеми возможными средствами.
        — Ничего не будет, — горько улыбнулась Рита. — Я отказалась сближаться с ним.
        Юдифь отвела взгляд.
        — Зачем вы ему отказали? — через несколько мгновений спросила она. — Что он вам сделал?
        — Я… — впервые со времени их, так называемого, свидания, Рита ощутила жгучий стыд за свое поведение. — Я ему не верю. Точнее, не конкретно ему, а людям вообще. Я больше никогда не выйду замуж.
        — И умрете в одиночестве, глядя на отслоившиеся обои и растрескавшийся потолок?
        — Не обязательно. Хотя, может быть, вы и правы. Может быть, я действительно умру так, как вы и сказали, но, по крайней мере, я буду помнить о том, что Артур был моим хорошим другом, а не тем, кто меня бросил.
        — А вы обманщица, — качая головой, улыбнулась Юдифь. — Артур говорил, что вы обещали ему поддержку.
        — Я и не отказываюсь от своих слов. Я буду с ним столько, сколько он будет в этом нуждаться.
        — И продолжите мучить его?
        — Вовсе нет. Со временем, когда он найдет настоящую красивую девушку и женится на ней, он будет мне благодарен.
        Юдифь ухмыльнулась:
        — Он уже пытался однажды. Ничего хорошего из этого не вышло, так что ему пришлось еще очень долго залечивать свои раны после этой девицы. Однако он все же оправился и решил впустить вас в свою жизнь, решил сблизиться с вами.
        Она говорила так, словно ей было известно наверняка обо всем, что происходило в душе Артура, и Рита даже поразилась этой уверенности.
        Юдифь говорила дальше:
        — У вас тоже неудачная жизнь, вы оставили в прошлом законного мужа. Я думала, что вами стоит восхищаться, мне казалось, что вы так смелы и решительны… А на самом деле вы просто испуганная девчонка, которая не может дать себе волю.
        Дать волю… когда-то она предлагала Артуру сделать то же самое.
        — Вы любите его? Он мне как сын, хотя и явно слишком стар для этого, но я все же считаю, что несу за него ответственность, так что прошу быть честной.
        Рита опустила глаза.
        — Я не знаю.
        — А я уж думала, что скажете «нет». Это было бы правильнее.
        — Почему мы говорим только о нем?
        — Потому что для этого вы и пришли. Вы хотели поговорить о нем, и я этому рада. Он вам не безразличен, так что хоть какая-то надежда у меня еще есть. Я собрала его по кусочкам, и мне бы не хотелось, чтобы вы разбили его заново.
        — Я не собираюсь наносить ему вред. Мой дом всегда открыт для него, и он приходит каждый день.
        — О, вы уже это сделали. Вы разбили ему сердце, но он продолжает видеться с вами и делает вид, что ничего не случилось, потому что вы его об этом попросили.
        Откуда ей столько известно? Рита задумчиво следила за тем, как Юдифь вынимает из кармана фартука коробку с сигаретами.
        — Я курю очень редко, — призналась она, видимо, заметив пристальное наблюдение. — Просто сейчас не могу без этого обойтись. Вы не представляете, насколько горд наш милый Артур. Он лелеет свою гордость, не позволяя никому сбивать эту спесь. Он не терпит лишних замечаний, никому ни в чем не признается и совсем не умеет просить прощения. Я его не виню, жизнь заставила его покрыться этой толстой и грубой коркой, но вам об этом, конечно, ничего не известно. И знаете, что здесь самое грустное? — Она коротко затянулась и довольно быстро выпустила струйку серого дыма. — Вы не знаете о его гордости, потому что он вам ее не показывал. Он позволил вам вытереть об него ноги, и даже после этого вы имеете возможность встречаться с ним. Если бы это сделал кто-то другой, то Артур бы уже давно забыл дорогу к дому такого человека. Он переступает через себя, только бы видеть вас. Разве ваш бывший муж делал что-то подобное?
        — Никогда…
        — Так почему же вы равняете Артура с ним? Как вы несправедливы и жестоки, кто бы мог подумать…
        Рита не знала, что было бы правильнее ответить. Несмотря на то, что слова Юдифи вряд ли можно было назвать приятными, она почувствовала огромное облегчение.
        В ее безупречно выстроенной логической цепочке, призванной оправдать отказ от отношений с Артуром, была брешь, и она не могла ее найти. Юдифь сделала это всего за пару минут.
        Колокольчик над входной дверью коротко звякнул, и Рита вздохнула. Похоже, настало время уходить.
        — Мне кажется, что вся мудрость мира собралась в вас и в моем сыне, — сказала она, поднимаясь со стула.
        — Не такая я уж и мудрая. У меня полно своих проблем, и я не могу с ними разобраться.
        ГЛАВА 32 АРТУР. КРИКЕТ
        Ходить к Рите стало сложнее — теперь, когда она точно знала о его намерениях, Артур уже не мог делать вид, что ничего не было. Поначалу он полагал, что присутствие Робби лишь усложнит положение, но после начал понимать, что на самом деле оно даже помогало. Когда сын был рядом с ней, Рита чувствовала себя увереннее, и скованность, появившаяся после неудачного свидания, уже не казалась такой удручающей.
        Робби в большинстве случаев ничего не говорил и вел себя так же, как и прежде, а потому Артур не мог понять, известно ли ему о том, что произошло между ним и Ритой. Конечно, был тот самый разговор, когда он принес цветы и встретился с Робби, но теперь все казалось слишком уж далеким. Рита ничего не говорила и не выказывала желания остаться с ним наедине, а Робби честно скучал в их компании и даже иногда принимал участие в изготовлении открыток.
        Наверное, поэтому Артур так сильно удивился, когда Робби пригласил его на воскресный крикет.
        — Мама наверняка не станет возражать — у нее огромный заказ, и если в доме будет тихо, ей это только понравится.
        — Не знал, что ты интересуешься спортом, — нейтрально улыбнулся Артур.
        — Я не интересуюсь, это идея отца. Вообще, мы должны были пойти с ним, но в это воскресенье у него какие-то дела, так что мне нужен напарник. Это просто один матч, который ничего не значит — вряд ли там вообще будут следить за счетом. Старые друзья отца, их сыновья и разные студенты, которые ходят в парк. Как ты понял, ничего интересного.
        — Хорошо, я пойду. Это будет забавно.
        — Может быть, будет неловко или длинно, но уж никак не забавно, поверь мне.
        — Ты не любишь крикет?
        — Разве ты любил его в школе? — удивился Робби.
        — Я находил его весьма полезным. По крайней мере, можно было побегать и покричать прямо на уроке, причем без риска выслушать замечание.
        — Значит, тебе повезло.
        Они договорились встретиться на омнибусной остановке, а затем проехать в ближайший парк, где и была назначена встреча. Робби при этом довольно забавно ворчал, приговаривая, что с удовольствием остался бы дома, но отец все равно узнает об этом от партнеров и друзей.
        Теперь, когда они просто сидели на траве, наблюдая за тем, как мужчины среднего возраста перебегают с места на место и размахивают битами, Артур понимал, почему Робби с такой неприязнью относился к этим встречам.
        Здесь заключались сделки и налаживались связи, а потому к спорту такие «матчи» имели самое косвенное отношение. Наверняка, Робби чувствовал себя здесь одиноким и ненужным, поскольку совсем не интересовался финансами и юриспруденцией.
        — И так каждую неделю? — прождав примерно час и не увидев никаких изменений, спросил Артур.
        — Да, — недовольно хмуря брови, кивнул Робби. — Чистый маразм, иначе не сказать.
        — Значит, вы с отцом уже не проводите выходные в доме? — продолжал расспрашивать его Артур, делая собственные выводы.
        — Ты хочешь знать, не вертится ли отец возле мамы, — утвердительно сказал Робби, и при этом его лицо заметно смягчилось. — Я терплю эти вылазки в парк только ради того чтобы он проводил наше время вдали от нее.
        — Кажется, он относится к ней весьма… благосклонно.
        — Они прожили вместе много лет, конечно, он уважает ее, — ухмыльнулся Робби. — Мама также всегда вежлива и даже приветлива с ним.
        — Они сохранили дружбу?
        — Да, но не более. Впрочем, иногда мне кажется, что и дружбы теперь нет. Они держатся вполне тепло, но меня не обманешь, я знаю, что… на самом деле все не так гладко.
        Артур испытывал сильное желание расспросить Робби о том, как он пережил дни развода родителей, но ему казалось, что это было бы неправильно.
        — Моя мама заслуживает уважения, — спустя какое-то время сказал Робби. — Она очень смелая и сильная. Признать по чести, я даже не догадывался об этом до тех пор, пока она не сказала мне о разводе. Понимаешь, я знал о том, что… Артур, я знал об изменах отца. Даже ловил его несколько раз.
        — Ты ничего ей не говорил об этом?
        — Нет. Я не знал, как нужно поступить, понимаешь? Не был уверен в том, что имею право вмешиваться в их дела, считал, что предам отца.
        — Ничего стыдного в этом нет, ты правильно поступил.
        Наверное, Робби оказал ему большую честь, начав говорить о том, что скрывал долгое время. Артур решил, что настало время поддержать мальчика, поскольку каждое слово давалось Робби с ощутимыми усилиями.
        — Видишь ли, мои родители умерли, когда мне было десять, но до этого времени они успели привить мне несколько полезных привычек, в том числе и умение не вмешиваться в чужие дела, — со вздохом сказал он.
        — Это были не чужие дела, потому что родители — это моя семья — Робби покачал головой. — Я полагал, что отец одумается и перестанет, и возможно, такой момент всё равно когда-нибудь бы наступил, но мама обнаружила правду гораздо раньше. Теперь они больше не супруги, и моя семья разделилась на два дома.
        — Если бы твои слова стали причиной скандала или даже развода, то сейчас ты бы чувствовал себя еще отвратительнее, — заверил его Артур.
        — Ты правда так считаешь? — Робби повернулся к нему, глядя на него с таким доверием, что Артур невольно ощутил себя польщенным.
        — Я знаю точно, что это правда.
        — Ты отличный парень, Артур, — заключил Робби. — Но я хотел бы, чтобы мои родители сблизились вновь. Для этого нужно время, и я не тороплю события. Объяснить, почему я на это надеюсь?
        — Если тебе не сложно.
        — Во-первых, я не буду жить с мамой вечно. Через год я поступлю в университет, и после этого перееду в другое место. Мама останется одна в этом жутком доме, расположенном черт знает где. Во-вторых, отец действительно сильно тоскует по ней, и даже зная о том, что он виноват, я продолжаю уважать его. Поэтому я думаю, что сойтись вновь будет правильным решением для них обоих.
        — Робби, ты противоречишь сам себе, — возразил Артур, которому такие соображения совершенно не понравились. — Почему же ты так гордишься поступком своей матери, оставившей мужа, если ты тайно желаешь их воссоединения?
        — Потому что теперь отец знает, насколько сильно любит ее. Он забыл об этом, когда она была рядом с ним, а теперь, попробовав жить в одиночестве, он наверняка изменился.
        — Люди не меняются
        — Ты говоришь о моем отце, — предостерегающе заметил Робби. — К тому же, ты также хочешь… а хочешь ли ты жениться на моей матери? Или ты решил, что можешь стать для нее просто любовником? Она не из тех женщин…
        — Я знаю это, и я хотел бы стать для нее мужем, если только она позволит.
        — Она этого не хочет. Тебе, наверное, лучше вообще перестать к нам приходить.
        Так вот зачем Робби пригласил его в парк. Следовало раньше подумать о таком исходе выходного, но Артур оказался слишком уж доверчивым, что, в сущности, было на него не похоже. Наверное, молчание и полная видимая пассивность Робби усыпили его бдительность.
        — Я уйду, если она не захочет больше меня видеть.
        — Ей тяжело проводить с тобой время. Вряд ли она ответит на твои чувства, Артур.
        — Позволь мне хотя бы попытаться.
        — Конечно, но только до тех пор, пока ты не начнешь слишком сильно ее донимать. Ты можешь сказать, что любишь ее?
        Артур сжал губы, пристально глядя Робби в глаза. Стоит ли выкладывать ему все свои тайны, если он все равно не оценит их? Что если признание обернется ошибкой?
        Лгать или отмалчиваться Артур не хотел, но сомнения терзали его не меньше.
        — Я хочу, чтобы она чувствовала себя счастливой.
        — А если ей будет лучше с отцом?
        Он едва сдержался и не рассмеялся. Лучше с тем, кто унизил, предал и обманул ее? Артур покачал головой:
        — Если это будет ее решение, то кто я такой, чтобы вмешиваться и давать советы?
        — Она не примет это решение, пока ты ходишь к нам каждый вечер.
        От этих слов Артуру захотелось кричать — было обидно слышать, что он мешает Рите налаживать свою жизнь.
        — Ты любил кого-нибудь, Робби?
        Кажется, вопрос застал его врасплох — Робби молчал еще несколько секунд, прежде чем хоть как-то отреагировать.
        — Едва ли, — осторожно ответил он.
        — Отвечай честно, потому что мне надоело осторожничать. Ты ведь тоже меня не щадишь? Я стараюсь не мешать твоей маме, но не могу оставить ее совсем. За это время может произойти что угодно, и я не хочу потом всю жизнь раскаиваться в том, что просто смотрел, как она уходит. Черт возьми, я ведь ничего не требую, я просто хочу знать, что с ней происходит. И знаешь, Робби, тебе следует поговорить с ней о том, чего ты хочешь. Просто тебе нужно подготовиться к тому, что она, возможно, не пожелает возвращаться к Антону, так что лучше уж сразу избавиться от напрасных надежд.
        — Он все еще любит ее, — упрямо сказал Робби. — Я это точно знаю.
        — А любит ли его она?
        — Можно подумать, что она любит тебя.
        — Так спроси ее.
        — Я не привык говорить с ней на такие темы.
        Артуру показалось, что здесь Робби слукавил — он и прежде замечал, что между Ритой и ее сыном были необычно доверительные и теплые отношения. Поэтому он полагал, что время от времени они все же обменивались мыслями и рассказывали друг другу о своих страхах.
        — Значит, пора начать, потому что твои мечты делают тебя слепым и несчастным.
        — Артур, это ты ослеплен своим желанием быть с ней. Я видел это в тебе еще тогда, когда ты сам ничего об этом не знал. Хорошо тебе сидеть здесь и говорить о своей любви, когда она стала стройнее, красивее и состоятельнее. Ты не видел ее, когда она была замужем…
        — Я видел ее, еще до того, как она начала худеть. И если она вновь станет такой же, как и в нашу первую встречу, любить ее я не перестану.
        — Любить или желать? Знаю, это вещи разные, но как я понял, даже если любовь остается неизменной, то непостоянные желания толкают людей на неверность.
        — Ты еще слишком молод, чтобы рассуждать об этом.
        — Теперь ты пытаешься меня оскорбить.
        — Нет, я просто говорю тебе правду.
        Робби засмеялся:
        — Я единственный ребенок в этом городе, чьи родители развелись по причине неверности. Моя мама взяла на себя вину, сознавшись публично в том, чего не совершала. Позор и унижения пали именно на нее, и я был рядом с ней после суда, после развода и до сих пор не оставляю ее. Я единственный, кто поддержал ее в тот момент, оставшись на ее стороне. Она сделала это, потому что не хотела оставаться с отцом, и я принял ее решение, так что да — я достаточно взрослый.
        — Она взяла вину на себя?
        Все остальное утратило смысл. То, что сказал Робби, перевернуло весь его мир, и Артур был поражен и одновременно раздавлен тем, что услышал.
        — Как она могла взять вину на себя, это же неправда!
        — Можно подумать, что все свидетельства, которые даются на судах — чистая истина. Отец медлил с разводом, говорил, что его карьере будет нанесен непоправимый вред, а она так хотела скорее расторгнуть брак, что решила признаться в измене.
        — И твой отец знает, что она дала ложное показание на суде?
        — Хочешь посадить ее тюрьму? — иронично поинтересовался Робби, поднимая брови и даже улыбаясь.
        — К черту твой сарказм, Робби, твоя мама намеренно опозорила себя, ты хоть…
        — Конечно, я все понимаю.
        Нет, на самом деле Робби ничего не понимал.
        Что за мужчина этот Антон? Совершив преступление против своей супруги, он отказался признаться в этом и просто наблюдал за тем, как она покрывает себя унижением? Как можно пойти на такое? Артур и до этого видел в Антоне только плохое, но теперь он убедился в том, что был абсолютно прав — Рита никогда не должна вернуться к этому человеку.
        Было еще и нечто другое. Если она оказалась способной пойти на такой рискованный шаг, то это значило лишь одно: испытывая желание избавиться от отношений с человеком, Рита могла сделать что угодно.
        Это значило, что в действительности она не хотела прекращать видеться с ним. Артур понял, что если бы Рита по-настоящему стремилась отдалиться от него, она бы давно нашла способ отвадить его от своего дома. Вывод был один — пока она позволяла ему приходить, он все еще мог надеяться на то, что его чувство когда-нибудь перестанет быть безответным.
        ГЛАВА 33 РИТА. ЗАПРЕТЫ И ПРИЗНАНИЯ
        Однообразная работа давила на плечи и от нее уставала спина. Рита оставила все свои заготовки и пригласительные, чтобы сделать получасовой перерыв. К тому же, его можно было провести с пользой — совсем недавно она купила хорошие садовые ножницы и пару грубых рукавиц. Сейчас она планировала выйти во двор, чтобы немного подравнять живую изгородь. Робби и Артур были заняты на крикете, и она не ждала гостей, поскольку знала, что это «развлечение» продлится, по меньшей мере, до обеда.
        Изгородь подстригалась садовником, которого время от времени присылал Антон, так что теперь ей оставалось лишь немного подправить редкие отросшие стебли и отсечь лишнее. Однако даже эти примитивные задачи оказались слишком сложными для ее отвыкших от садовой работы рук. Еще до замужества она приводила в порядок сад и двор родительского дома, но после этого ей еще не приходилось заниматься таким трудом.
        — Что ты делаешь? — раздался голос из-за калитки.
        Рита вздохнула и повернулась к Антону, которому и принадлежал голос.
        — Робби не дождался тебя. Ты сказал, что будешь занят весь день, и он пошел в парк вместе Артуром.
        — С тем самым?
        — Да, с тем самым Артуром.
        — Так он уже и с моим сыном дружит?
        — Можешь пойти в парк и проверить, не подрались ли они на глазах у твоих партнеров.
        Он улыбнулся, закладывая руки в карманы. Антон поступал так всякий раз, когда чувствовал себя неловко, и Рита уже привыкла к этому жесту.
        — Ты не впустишь меня?
        — Это лишнее, если Роберта нет в доме.
        — Может, я помогу тебе разобраться с изгородью и ножницами?
        — Нет, спасибо.
        Он опустил глаза.
        — Тогда, я думаю, мне стоит уйти.
        — Уходи. И сделай одолжение, — она дождалась, когда он вновь перевел на нее взгляд — не приходи, когда Роберта нет дома.
        — В первый раз ты меня впустила.
        — В первый раз ты застал меня врасплох.
        — Можно подумать, что ты боишься, будто я тебя соблазню.
        — Этого я уж точно не боюсь, но все равно не хочу, чтобы ты приходил в такое время.
        — Сегодня я не знал о том, что ты одна.
        — Хорошо, в таком случае, твоей вины сейчас нет, а мои слова — просто напоминание на будущее.
        — Непривычно видеть тебя такой жесткой.
        — Я всегда была такой.
        — Ты хорошо это скрывала.
        — Ты тоже преуспел по части тайн и секретов.
        — Почему же я ничего не замечал?
        Рита подняла голову, глядя в безмятежно голубое и совершенно чистое небо. Их разделяли двадцать шагов и деревянный забор, но ей все равно было сложно смотреть в глаза бывшему супругу.
        — Ты вообще ничего кроме себя не видел. Вся наша жизнь была только для тебя. Твои цели, твоя работа, твои друзья. Я поддерживала тебя и жила так, как тебе хотелось, но частью той жизни мне стать не удалось.
        — И поэтому ты ушла?
        Она опустила глаза, глядя прямо на него.
        — Я ушла, потому что ты предал меня. И на этом все разбирательства закончены, ясно? Не хочу обсуждать это, стоя у забора.
        — А где же ты хочешь об этом поговорить?
        — Я вообще не хочу об этом говорить.
        — А что если я хочу?
        — Смысла нет, Антон, мы ведь больше не семья.
        — И почему ты постоянно мне об этом напоминаешь?
        — Потому что ты забываешь о нашем разводе. Тебе кажется, будто ты можешь приходить сюда, говорить со мной и отнимать мое время, словно ничего не случилось.
        — Ты больше не живешь в моем доме, так что изменилось очень многое. Ты теперь чужая и холодная, и я не могу к этому привыкнуть. Я все жду, что ты скажешь, почему ушла, но ты хранишь молчание.
        — Я уже сказала, почему я ушла.
        — Мне кажется, что ты открыла лишь часть правды. Прошел почти год, а ты все прячешь ответы. Может быть, стоит поговорить хотя бы сейчас?
        Рита подошла к забору, не снимая рукавиц и не выпуская ножниц.
        — Ты меня не любил, Антон. Я была готова терпеть такую жизнь и дальше, но ты отказался от меня, бросил мне в лицо обвинения и оскорбил так, что у меня до сих пор все внутри горит от боли. И тогда я решила, что нет смысла скрываться и играть роль твоей матери. Рядом с тобой меня не существовало, я вообще была никем. Ни интересов, ни увлечений или талантов. К черту жеманство, Антон, давай будем честными.
        Он покачал головой и шумно вздохнул:
        — Я не хотел развода, и ты знаешь об этом.
        — Конечно, знаю, я ведь заставила тебя сделать это. Я помню, как пообещала сама сознаться в измене и подать иск от твоего имени. По чести признать, почти так и вышло, поскольку я действительно торопилась разрушить наш брак. Но меня не останавливало твое желание сохранить семью, потому что я чувствовала, что больше не смогу жить с тобой под одной крышей. Ты, по сути, еще ребенок, и видел во мне мать, а не жену. Тебе нужно было и дальше плакаться, требовать, ставить условия и обвинять. Тебе нужно было выплескивать на кого-то свою злость, за неудачные сделки и сорвавшиеся переговоры. За то, что я выносила все твои капризы, ты мог бы хоть иногда делать мне что-то хорошее, разве нет? Но ты только брал и брал, забывая о том, что я твоя жена. Ты раздавал свои ласки другим женщинам, которые были моложе и красивее, а мне оставались лишь упреки и замечания. У меня уже есть сын, Антон, зачем мне кто-то еще? Всему есть предел, и он настал в тот самый день, когда я увидела тебя с Кариной.
        — У тебя есть еще и Артур. Если ты так ценишь Роберта, то зачем тебе он?
        Она должна была подготовиться к такому вопросу, но отчего-то эти слова все равно показались ей неожиданными.
        — Разве он не берет у тебя так же, как в свое время брал я? Я вижу, как он меняется. Ты удивишься, но я помню первую встречу с ним, у этого самого забора, и думаю, только слепой бы не заметил, как сильно он изменился с тех пор. Так разве ты не воспитываешь его, как когда-то меня?
        — Артур не только забирает. Ты, наверное, не заметил, но он тоже изменил меня.
        — Так это он изменил тебя… — Антон отвернулся, хмуря брови и глядя на дорогу невидящими глазами. — И что же нужно было делать, чтобы ты стала такой, как сейчас? Говорить комплименты? Дарить платья? Или вы позволяете себе большее?
        — Как ты смеешь, — сквозь зубы, стараясь не закричать, процедила Рита.
        — Я покупал тебе все, что ты хотела.
        — Ты давал мне деньги, это разные вещи.
        — Никакой разницы.
        — Нет, Антон, как раз в этом и вся разница между тобой и Артуром.
        — Ну и черт с ним! Ты говоришь так, будто я не заботился о тебе, будто я не делился с тобой тем, чем владел сам. Мой дом был твоим домом, и ты никогда ни в чем не нуждалась, поскольку я брал все на себя. Ты не работала и не знала безденежья, потому что я беспокоился об этом.
        — Спасибо.
        Прошло несколько секунд, прежде чем он вновь обратил к ней свое лицо.
        — И это все, что ты скажешь? — спросил он.
        — А что еще нужно? Скажи, чего ты хочешь. Ты надеешься, что я вернусь?
        — Я думал, что ты не сможешь жить одна и снова придешь ко мне. И, видит Бог, так бы все и сложилось, если бы не появился Артур.
        — Если Бог действительно что-то видит, то он, скорее всего, и послал мне Артура. У тебя есть дом, работа, ты еще достаточно молод, найдешь себе кого-нибудь и женишься вновь. Может быть, у тебя будут дети.
        — У меня уже есть сын, других детей мне не надо.
        — Я не вернусь к тебе. Этого не будет, понимаешь? Никогда.
        — Ты свяжешь свою жизнь с Артуром? С мальчиком, который тебе в сыновья годится?
        — Ну, вот, ты опять меня оскорбляешь, — почти равнодушно сказала она. — Пора тебе жить дальше, забыть обо мне и радоваться свободе.
        — Ты настолько полна ненависти и яда, что мне кажется, ты просто хочешь отравить меня насмерть.
        — Так уходи, пока не умер. Ведь даже если я вернусь, все равно со временем я располнею вновь, стану морщинистой и некрасивой. Ты перестанешь меня любить, опять начнешь изменять, станешь оскорблять меня, а уйти во второй раз я не смогу.
        — Будто Артур не станет изменять и искать других. Он моложе меня, и рассчитывать на его беспредельную верность не стоит.
        — Уходи сейчас же, — чувствуя, что теряет терпение, потребовала Рита.
        Правила были таковы, что даже зная об изменах мужа большинство женщин предпочитали отмалчиваться. Рита всегда была терпеливой и спокойной, а потому Антон ошибочно предположил, что она также не будет поднимать шум, даже если узнает о его похождениях. То, что она поступила иначе, не давало ему покоя до сих пор.
        Наблюдая за тем, как он удаляется по дорожке, Рита думала о том, что в чем-то он был прав. Возможно, она никогда не сможет доверять Артуру. Однако она и не надеялась на верность с его стороны — он не был ей мужем или женихом, ей хватило ума остановить все это безумие еще до того, как события стали слишком опасными. Рита надеялась сохранить дружбу с Артуром как можно дольше, возможно, когда-нибудь познакомиться с его невестой и даже увидеть маленьких детей.
        Она могла бы сказать, что относилась к нему так же, как и к Робби, но разговор с Антоном привел ее к совершенно иному выводу. Артур не был ей сыном, и она не считала его обычным другом. Поэтому, стараясь быть честной с самой собой, она все же признала, что мысль о будущей жене Артура пробуждает в ней чувство, схожее с ревностью. Как бы то ни было, Рита считала, что сможет пережить любую боль, только если не позволит себе полюбить этого молодого человека слишком сильно.
        Все равно. Брак оставил в ее душе незаживающие раны, вынудил чувствовать себя никчемной и  использованной. Такое больше никогда не должно было повторяться, даже если платой за спокойствие было назначено одиночество до конца дней.
        ГЛАВА 34 АРТУР. АННА
        К середине августа Рита стала получать столько частных предложений, что теперь на разговоры вообще не оставалось времени. Артур не знал, поговорил ли ей  с ней Робби. И если беседа между матерью и сыном все же состоялась, то какими были ее результаты? Определить что-либо по их поведению было невозможно. К тому же, из-за постоянных заказов Рита становилась неразговорчивой, мрачной, и ее усталый вид начал всерьез беспокоить Артура. Она все меньше ела, и все больше времени проводила за столом в беседке, так что теперь ее бледность и потеря веса становились не милыми, а угрожающими. Всего за две недели она успела так сильно ослабнуть, что Артур почувствовал серьезное беспокойство.
        — Я могу оставаться до позднего вечера, пока ходят омнибусы, — как-то в один из августовских вечеров начал он. — Понимаю, помощи от меня не очень много, но я хотя бы могу брать на себя какую-то часть работы.
        — Ты и так достаточно делаешь, когда бываешь здесь, — коротко сказала Рита.
        — Мне страшно смотреть на то, как вы изводите себя. — Он был вынужден признаться. — Вы стали такой бледной и молчаливой, мне кажется, будто до конца лета вы и вовсе растаете в воздухе.
        — Какие глупости, со мной все хорошо.
        — Разве вам нужно столько денег? — продолжал настаивать он. — Прежде вы работали только для почты, и, кажется, не страдали.
        Она одарила его долгим и непонятным взглядом, а потом опять принялась за работу.
        — Деньги действительно нужны, но не срочно. Просто я коплю. Кто знает, долго ли я смогу работать с открытками? Нет ничего надежного или постоянного, так что пока есть возможность заработать, я буду делать все, что потребуется.
        Такие слова были логичными и разумными, но Артуру они все равно показались неприятными.
        — Может, вам нужен помощник? Как насчет ассистента?
        Рита отрицательно качнула головой:
        — Нет, ни о каком помощнике не может быть и речи. Я никого не знаю, а тебе нужно учиться. Робби тоже должен продолжать заниматься. Это моя работа, и я как-нибудь постараюсь разобраться с ней сама.
        — А что если я привел бы вам помощницу? Кого бы вы смогли впустить домой? Я могу найти замужнюю женщину с детьми или молодую девушку. Кого угодно, если скажете привести старушку, я сделаю и это.
        Она улыбнулась, не отводя взгляда от линейки и карандаша.
        — Если бы я могла выбирать, то, наверное, остановилась бы на незамужней девушке, которой нужна работа.
        — И сколько времени вы проводили бы вместе с ней?
        — Я не знаю, — со вздохом призналась Рита. — Если честно, я никогда об этом не думала.
        — Но какую работу вы могли бы ей доверить?
        — Боже, мы говорим так, словно обсуждаем настоящего человека.
        — Просто ответьте на мой вопрос, — уже начиная уставать от ее упрямства, сказал он.
        — Помощь мне бы потребовалась, чтобы… все просто, Артур, мой помощник делал бы то же самое, что и ты, только днем, а не вечером.
        — Сколько платили бы?
        — За такую работу, полагаю, двадцать процентов от продажи.
        Он кивнул и погрузился в молчание. Рита предлагала весьма щедрую оплату, учитывая, что самая сложная работа была на ней, впрочем, как и ответственность.
        С тех пор начались поиски, которые продлились всего три дня. Благодаря своей новой работе Артур ежедневно встречался с десятками разных женщин, и среди них можно было найти подходящую помощницу для Риты. Работая вместе с Готлибом и даже иногда заменяя его, Артур научился общаться и налаживать контакты, что потребовало от него огромных усилий. Сейчас он ни о чем не жалел, поскольку приобретенные навыки понадобились для самого настоящего полезного дела.
        Тео и Юлий подшучивали над ним, заметив его необычный интерес к женщинам, но Артур не обращал на это внимания.  Сам Готлиб ни о чем не спрашивал, и лишь изредка неодобрительно качал головой, замечая, что Артур заводит разговор с очередной моделью или служащей предприятия.
        Под конец третьего дня он встретил Анну. Момент был идеальным — ее уволили прямо у них на глазах. Артур не вникал в подробности дела, но работодатель и заодно их заказчик кричал что-то об испорченном письме, и он подумал, что Анна, возможно, была секретарем или просто занималась канцелярской работой. В любом случае, она была молода и только что лишилась рабочего места — такой вариант казался идеальным.
        Когда он направился к ней, Юлий взял его за локоть, останавливая и говоря:
        — Послушай моего совета, сынок — расстроенные девушки весьма непредсказуемы.
        — Чушь, — как всегда вмешался Тео. — Все зависит от того, что ты сейчас скажешь. С ней можешь рассчитывать на полный успех, так что ничего не бойся. Просто прими грустный и понимающий вид.
        Артур ухмыльнулся:
        — Я, кажется, уже говорил, что у меня есть женщина.
        — А зачем же ты цепляешься к каждой бедной девице, которая только попадается тебе на глаза? — хитро спросил Тео. — За последние дни ты ни одной юбки не пропустил.
        — Я ловил вовсе не юбки.
        — Черт возьми, Артур, ты такой таинственный, — отпуская его, засмеялся Юлий. — Ну, иди к своей новой «не юбке».
        Анна едва сдерживалась, стараясь не расплакаться. Она сидела в полутемном коридоре с деревянными панелями и тяжелыми стульями, расставленными в ряд вдоль стены. Очевидно, она должна была получить жалование.
        В момент, когда Артур опустился на стул рядом с ней, она почти ничего не заметила и даже не дрогнула.
        — Здравствуйте, — вежливо начал он.
        — Добрый день, — глухо ответила она.
        — Простите, что начинаю говорить в такой момент, но у меня есть для вас одно предложение.
        Она отпрянула и повернулась к нему. В ее глазах появилось настороженное выражение, и она тихо, но твердо сказала:
        — Разве я выгляжу как девушка, способная принять непристойное предложение?
        — Нет, что вы, я не это имел в виду. Близкий мне человек нуждается в помощи, и я почти уверен, что вы могли бы нас выручить.
        Говорить витиеватым слогом его учил сам Готлиб — это было нужно для того чтобы не обидеть человека, но постепенно подвести его к желаемому предмету разговора.
        — И что же именно вы имели в виду?
        — Эту женщину зовут Рита. Она делает открытки и пригласительные ручной работы на заказ. В последнее время клиентов прибавилось, и я хотел бы, чтобы у нее появилась ассистентка. Вам придется только расчерчивать картон, разрезать его на карточки, отмечать марочные места и работать с трафаретом. Разумеется, если согласитесь.
        — Я не умею работать с трафаретом.
        — Не беспокойтесь, Рита вам все покажет и объяснит. В мире нет лучшего учителя, чем она.
        Анна отвернулась и поджала губы.
        — Мне нужно подумать, — вполне ожидаемо сказала она. — Я только что уволилась, и еще не готова сразу же принять решение.
        — Я вас не тороплю. В случае если надумаете, вы всегда сможете найти меня в студии. Адрес вам известен?
        — Да, я сама все записывала, кажется, у меня сохранился адрес в рабочей книжке.
        — Вам не придется отдавать книжку работодателю?
        — Пожалуй, нужно вырвать листок. Вряд ли этот упырь заметит пропажу, — мрачно сказала Анна, вынимая из небольшой сумочки блокнот. — Я уж думала, вы предложите мне работать уборщицей или горничной, — морща носик, сказала она.
        Артур улыбнулся, вспоминая о том, что в прежнее время Рита также собиралась работать уборщицей, но при этом без презрительных гримас и надутых губ.
        — Нет, работа чистая, — заверил он Анну, поднимаясь со стула.
        Она смотрела на него снизу вверх, и теперь казалась совсем ребенком.
        — У вас много вариантов на примете? — вдруг спросила она.
        — Если честно, пока только вы. Но я в постоянном поиске.
        — Тогда… тогда я хотела бы попробовать. То есть, вам не нужно никого искать. Конечно, если я вам подхожу.
        — Главное, чтобы вы подошли Рите, — едва не вздохнув с облегчением, пожал плечами он.
        Он покинул коридор, оставив Анну наедине с заманчивой идеей и надеждой на новую хорошую работу. В дверях его остановил Готлиб.
        — В мире нет лучшего учителя, чем Рита? — улыбаясь, повторил он. — Ты уверен?
        — Для меня она всегда лучшая, но всему что я знаю в деле фотографии, разумеется, меня научили вы, — стараясь говорить только правду, ответил Артур.
        — Я рад, что ты не изменяешь своей вечной модели, — весело сказал Готлиб. — Все это время мне казалось, что я ошибся в тебе, но сегодня ты легко убедил меня в обратном.
        *
        Уже на следующий день вечером Анна ждала его возле дверей студии. Весь ее вид выражал готовность приступить к работе немедленно — она надела строгое коричневое платье и взяла с собой сумку, из которой выглядывал конец линейки и еще несколько непонятных предметов.
        — Мы уже можем идти? — спросила она, доверчиво глядя на него.
        Словно вчерашней подозрительности и вовсе не было. Артур улыбнулся.
        — Да, конечно.
        Он совершенно не подумал о том, как воспримет такие новости Рита, и лишь на подходе к Пятому переулку в его душу закрались страшные сомнения. А что если Рита не хочет никакого помощника? Что если он все испортил и вмешался не в свое дело? Зная ее достаточно хорошо, он мог предположить, что она не станет прогонять Анну или напрямую выражать свое недовольство, но от этого опасения не становились слабее. Артур проклинал себя за то, что не предупредил Риту еще прошлым вечером, но теперь сожалеть все равно было поздно.
        Флинт залаял необычно громко — за летние дни Артур уже успел отвыкнуть от такого заливистого приветствия. Теперь рядом с ним была незнакомая девушка, и пес усердно выполнял свой долг.
        Рита показалась на дорожке через минуту. Она была одета в светло-серое платье до колен, а ее волосы были собраны в непривычную косу.
        — Добрый вечер, — стараясь ничем не выдавать своего волнения, поприветствовал ее он.
        — Добрый, — кивнула она, подходя к калитке.
        Ей давно не приходилось отпирать для него воротца, поскольку в последние месяцы Артур справлялся с этим сам, но теперь ему показалось, что в присутствии Анны это будет неуместно. Он хотел, чтобы Анна не чувствовала себя слишком свободно в этом доме, а потому не позволял вольностей и себе.
        У Риты был растерянный и даже немного расстроенный взгляд, но она держала себя в руках, отчего-то избегая смотреть на Анну, хотя ей, очевидно, было очень интересно, кого он привел с собой. Глядя на ее замешательство, Артур почувствовал сострадание. Как же глупо и самонадеянно выглядит его поступок! Очевидно, что ей было также неловко, как и ему.
        — Это Анна, — ощущая, как холодеют его руки, сказал он. — Я подумал о том, что вам понадобится ее помощь.
        Теперь стало ясно, что если кого-то и нужно было жалеть в данной ситуации, то это Анну. Ее щеки покраснели, но она вежливо протянула руку Рите, на что та ответила таким же учтивым рукопожатием.
        — Тогда я попрошу вас зайти в дом, — спокойно сказал Рита.
        Она провела их в гостиную, усадила в кресла почти рядом друг с другом, а сама выбрала для себя диван — место в самой темной части комнаты. Наблюдая за ней, Артур вдруг понял, что Рита сочла его и Анну парой — именно так она себя сейчас и вела.
        — Артур сказал, что у вас есть для меня работа, — несмело, но прямо начала Анна.
        — Да, у меня есть кое-какие задания, для которых нужен исполнитель, — все так же нейтрально ответила Рита.
        Звенящий фарфор вновь появился в ее голосе и взгляде, и Артур был неприятно этим удивлен. Между тем она продолжила:
        — Работа не очень сложная, и оплата, возможно, не будет отвечать вашим ожиданиям, но это все, что я могу предложить. Он рассказал вам, в чем заключается суть?
        — Да. Я умею аккуратно работать ножницами и ножом для бумаги, а также изучала живопись в школе. Правда, особых успехов я так и не достигла.
        — Это не самое главное. Если вы готовы работать, то вы мне подходите.
        Анна вздохнула с облегчением, и Рита впервые улыбнулась.
        — По правде говоря, мне поначалу показалось, будто Артур ничего вам не сказал обо мне, — не скрывая своей радости, призналась Анна.
        Рита ничего не ответила, но ее улыбка стала немного шире.
        — Когда вам удобнее приходить? — спросила она.
        Артуру показалось, что она просто пытается сменить тему разговора.
        — Боже, да когда угодно!
        Теперь, когда Рита приняла ее, Анна заметно расслабилась и даже начала жестикулировать.
        — Я почти всегда нахожусь здесь, так что выбирайте сами.
        — Я могла бы приходить после обеда.
        О, нет, такой график Артуру не нравился. К вечеру он и сам приходил в этот дом, а присутствия Робби было более чем достаточно для того чтобы отнимать у него радость от общения с Ритой.
        — Кто же будет провожать вас домой по вечерам? — пытаясь исправить положение, спросил он.
        — Вы и сами приходите в этот дом по вечерам, так что можете провожать ее, — отчего-то перейдя на официальный тон, предположила Рита.
        — Не думаю, что это возможно, — упорствовал Артур, теперь уже совершенно уверенный в том, что Рита неправильно поняла его действия.
        Нужно было доказать ей, что между ним и Анной нет никаких отношений или привязанности. Они были едва знакомы, и он не видел никаких причин сближаться с этой девушкой.
        — Я могу приходить и утром, — пожала плечами Анна. — Добраться до вашего дома несложно, да и потом, когда я работала в конторе, мне приходилось вставать очень рано. Для вас ведь это не будет слишком неудобно?
        — Нет, все в порядке, вы можете приходить утром, — согласилась Рита. — Ваша работа займет примерно два часа, а после вы будете свободны.
        — Идеально, просто идеально, — обрадовалась Анна. — Так я могу идти?
        — Разве вы не останетесь на чай? — спросила Рита.
        — Нет, уже наступает вечер, а у меня полно своих планов.
        Рита перевела взгляд на него:
        — Артур, вам, наверное, следует также...
        — Нет, я остаюсь, — твердо сказал он.
        На ее лице отразилось удивление, но она ничего не сказала, поднимаясь, чтобы проводить Анну.
        Когда она закрыла за ней калитку и вернулась в комнату, ее взгляд уже изменился. Неужели она ревновала? Артур даже улыбнулся от этой мысли.
        — Так кто эта девушка? — стараясь казаться безразличной, спросила она.
        Возможно, ее поведение и могло бы обмануть кого-либо, но Артур изучил ее достаточно хорошо для того чтобы попасться на эту мнимую холодность. Сомнений не было — ее взволновало появление Анны, и причиной тому могла быть только ревность.
        — Я встретил ее вчера, когда мы делали фотоснимки для владельца бумажной фабрики. Он уволил ее на наших глазах, и я предположил, что она не откажется от работы. Мы с ней едва знакомы, и я нисколько в ней не заинтересован.
        Нужно было сразу же расставить все точки по местам. Конечно, ему даже нравилось, что Рита проявляет признаки ревности и вообще хоть каких-то чувств по отношению к нему, но Артур не хотел манипулировать этим. Ему было достаточно того, что он видел несколько минут назад — напряженные руки, осторожный взгляд, застывшее лицо. Рита явно чувствовала себя неудобно, и ему не хотелось, чтобы это продолжалось очень долго.
        — Понятно, — вздохнула она. — Значит, пойдем пить чай. Если уж и ты откажешься, я, наверное, заплачу.
        — Как прекрасно, что вы перестали говорить со мной таким официальным тоном. Мне от этого было не по себе. Прошу вас, не обращайтесь ко мне так, словно мы друг друга совсем не знаем.
        — Я подумала, что эта девушка… что вы с ней видитесь чаще, и ты, возможно… симпатичен ей. Не хотелось все портить.
        — Главное, что она мне не интересна.
        Она улыбнулась:
        — Да что же ты стоишь? Иди на задний двор, я сейчас подойду.
        Возражать смысла не было, и Артур, хотя ему и хотелось остаться с ней, без слов удалился за дверь, направляясь к беседке.
        Ему нравилось, что она не скрывала своих эмоций. Она не стала говорить ему, будто ей все равно, какие отношения связывают его и Анну. Рита по-прежнему оставалась закрытой и не говорила ничего конкретного, но при этом она и не обманывала его. Единственное, что она себе позволяла ради собственной защиты — безразличие и скрытность. Отсутствие жеманства и фальши делало ее необыкновенной и еще более привлекательной.
        ГЛАВА 35 РИТА. ЧЕТВЕРТЫЙ ПОРТРЕТ
        Лето подходило к концу, и Рита уже начинала ощущать осеннюю тоску, хотя никаких признаков угасания в природе еще не было. Однако изменившийся воздух, задерживающиеся рассветы, сырая поверхность стола по утрам, а также все чаще поднимавшийся ветер — все говорило о том, что жаркие дни скоро закончатся.
        Примерно год назад она застала Антона и ту девицу в доме, который тогда называла своим. Прошел всего лишь один год, и все так сильно изменилось. Самые яркие перемены были связаны с последним поступком Артура — не менее странным, чем все, что он делал до сих пор. Он нашел для нее помощницу — молодую, красивую и смешливую Анну, охотно работавшую по утрам и остававшуюся на обед. Удивительным было то, что с того времени, как он познакомил их,  он сам еще ни разу не встретился с Анной. По крайней мере, в этом доме и в присутствии Риты их дороги ни разу не пересеклись, хотя Анна работала уже примерно две недели.
        К слову, Анна оказалась исполнительной, добросовестной и аккуратной девушкой. Рита была рада тому, что Артур привел ее, поскольку сама она никогда не смогла бы найти помощницу. Заказы приходили почти каждую неделю, порой их бывало несколько, и доходы существенно возросли. Теперь Рита могла себе многое позволить, и все было бы прекрасно, если бы у нее оставалось время для покупок — она почти целыми днями сидела в доме, занимаясь пригласительными и позабыв о том, когда в последний раз выбиралась в город. Впрочем, Анна быстро привыкала к своей работе, и потому через несколько дней на выполнение всех заказов стало уходить уже не так много времени. Рита подумала о том, что могла бы позволить себе половину выходного — всего пару часов для того чтобы выехать в город, покататься на омнибусе и посидеть на площади, где они с Артуром дожидались, пока Конрад проявит фотографии.
        Прежде всего, в том, что у нее появилось свободное время, была заслуга Артура, и она решила поблагодарить его за это. Так что, в один из последних вечеров лета, когда он вновь постучался в дверь ее дома, Рита уже приготовила речь.
        — Ты ни разу не спросил о том, как справляется Анна, — заметила она, наливая ему чай и убирая за ухо прядь темных волос.
        — Не хотел вас смущать.
        — Что ж, теперь я могу сказать, что справляется она отлично. Спасибо тебе за то, что привел ее, Артур. Если бы не ты, я бы так и работала без передышек. Теперь у меня есть помощница, и я могу позволить себе потратить хоть часть тех денег, что успела скопить за это время.
        — Правда?
        Он улыбался, и она на время позабыла о той скованности, что появилась между ними. В конце концов, они оба успокоились, и теперь она чаще думала о том, что все может вернуться в прежнее русло.
        — Да. В будущее воскресенье, может быть, выйду на прогулку. Все-таки лето заканчивается, и мне бы не хотелось вот так просидеть в доме последние дни.
        — Я бы спросил, какое платье вы собираетесь надеть, но вы не ответите, — уверенно сказал он.
        Рита вздохнула. Робби еще не вернулся от своего друга, и мир, который она выстраивала несколько недель, снова начал разрушаться.
        — Не отвечу, — согласилась она.
        — А было бы интересно.
        — Не настаивай, — как можно мягче сказала Рита.
        — Но почему? У меня есть свои причины. В воскресенье у меня выпускной день.
        Он уже заканчивает учебу?
        — Так скоро? — удивилась она.
        — Да, не спорю, довольно скоро, но что делать. Меня ведь предупреждали, что учиться я буду примерно три месяца, так что удивляться нечему. И потом, Готлиб сказал, что если я за это время не успел ничему научиться, то это признак плохих способностей, а не короткого курса.
        — Так и сказал?
        — Он не выражает свои мысли окольными путями.
        — А как же чувствуешь себя ты?
        Только теперь, когда она немного отвлеклась от бесконечных красок, линий и оттенков, Рита поняла, как долго она не видела его фотографий. Он многое ей рассказывал, и она запоминала все, но Артур не показал ей еще ни одного своего снимка. Возможно, это и создавало ту необычную эмоциональную пустоту между ними.
        — Я чувствую себя… по правде сказать, я еще не знаю, как я себя ощущаю в связи с завершением учебы. Кажется, что жизнь только начала наполняться чем-то интересным, а теперь снова нужно идти в пустоту и что-то придумывать. Ума не приложу, что делать с этой свободой.
        — Ну, а что с деньгами?
        — Деньги у меня есть — я немного скопил за то время, что… что практиковался у Готлиба.
        У него были деньги, и он даже позволял себе откладывать, но ничего ей об этом не говорил. Это было справедливо, но обидно, ведь она все время продолжала считать, что его финансовое положение оставляет желать лучшего. Кроме того, это было одной из причин, по которым она не смогла порвать с ним отношения окончательно — ей казалось, что она просто оставит его без помощи, в то время как сама же убедила покинуть постоянную работу в кондитерской.
        — Так ты зарабатывал? — опуская ресницы, спросила она.
        — Да, признаю, я должен был вам сказать. Но как бы я продолжал приходить сюда и ужинать в вашем обществе, если бы вы знали о том, что я могу справиться и сам?
        — Артур, ты невыносим. Мы обо всем договорились, разве нет?
        — Мы? О чем мы договорились? Помнится мне, было что-то о том, что вы продолжите поддерживать меня, но любить не станете. До этого момента речь шла только о вас, но ведь я же не обещал, что прекращу…
        — Стой, стой, стой, — она коснулась его руки, ощущая, как часто бьется ее сердце.
        — Вы ревновали меня, когда увидели Анну, — твердо сказал он. — Вы ощутили боль от мысли, что я могу завести отношения с другой женщиной. Зачем же вы продолжаете страдать и скрываться?
        — Я ревновала, и сама себя презираю за это, — призналась она.
        Да, действительно, в тот момент, когда она увидела рядом с ним Анну, ей показалось, что она теряет способность мыслить трезво. Она подумала, что все его слова о чувствах и возможности быть вместе оказались лишь ложью, если он так быстро нашел себе подходящую девушку.
        — Для чего вы так меня оскорбляете? — перехватывая ее руку, спросил он. — Почему вы должны презирать себя за ревность? Я настолько недостойный человек, что меня и ревновать нельзя?
        — Ты младше меня на девять лет.
        — И что с того?
        — Господи, ты еще спрашиваешь. Это неприемлемо, и не потому что это против светского закона, а потому что я буду стареть очень быстро и, следовательно, так же быстро тебе надоем. Будет ли тебе нравиться мое тело? Посмотри на меня, Артур, разве ты не видишь, что я уже угасаю?
        — Как по мне, вы просто бредите.
        Он редко говорил с ней так прямо и даже грубовато, но сейчас она не почувствовала возмущения.
        — Вы запретили фотографировать вас. Запретили делать то, ради чего я к вам подошел! Откуда столько жестокости, Рита?
        — Кажется, именно ты говорил о том, что я слишком мягко отношусь к другим людям.
        — Я говорил о других людях, вы не ошиблись. О других, не о себе. И, если говорить правду, то вот что я вам скажу — вы мучали меня столько времени, и ни разу не сжалились, вы даже не задумались о том, что мне было тяжело приходить сюда каждый день и глядеть на то, как Робби оберегает ваш покой, будто я могу причинить вам зло. Я старался вести себя как честный человек, но даже так выходит, что меня обвиняют в обмане. Да, я откладывал деньги и ничего вам не говорил, потому что не хотел слышать ваши рассуждения о том, каким самостоятельным я стал и как я могу жить сам по себе без вашей помощи.
        — Ты прав. Наверное, я так бы и поступила, если бы узнала о том, что у тебя появился собственный доход, — пересиливая желание возразить, согласилась она. Затем она попыталась отвлечь его новым вопросом: — Так что насчет выпускного дня?
        Маневр не удался — Артур усмехнулся, подаваясь вперед и приближаясь к ней:
        — Нет, нет, не уходите от неприятного вам разговора. Впрочем, мне кажется, что наша беседа лишь неудобна, но довольно приятна нам обоим.
        Она попыталась отнять свою руку, и когда он не позволил ей этого, Рита разозлилась по-настоящему — в первый раз за весь прошедший год.
        — Чего же ты хочешь от меня? Хочешь, чтобы я стала твоей женой и родила тебе детей? Какая чушь, Артур, я думала, ты не веришь в подобное! Мужчины не умеют хранить верность, а я не собираюсь оставаться в доме и служить мебелью, на которую опираются, когда начинают болеть ноги.
        — Чего я хочу? Приходите в воскресенье к студии Готлиба. Робби наверняка отправится в парк вместе со своим отцом, и у нас будет время. Снимите запрет на фотографии, вот что мне сейчас нужно. У меня будет один снимок, и я хочу видеть в объективе именно ваше лицо. Это будет достаточно пристойно и безопасно для вас?
        — И все?
        — Пока что все, — кивнул он, размыкая пальцы.
        Она сразу же спрятала руку под столом, выпрямляясь и отдаляясь от него.
        — Мог бы и так сказать, — ворчливо заметила она.
        — Вы бы не согласились, припомнив мне один из ваших глупых запретов.
        Так теперь ее запреты еще и глупые.
        — И что же еще ты хочешь мне сказать, кроме того, что мои запреты кажутся тебе бессмысленными?
        — Поделюсь этим с вами в другой раз.
        Столько загадочности из-за каких-то пустяков. Рита даже усмехнулась, поднимая подбородок и глядя на него почти свысока.
        — Когда будет этот другой раз?
        — Все зависит от вашего решения — когда еще вы соизволите поговорить со мной не в присутствии вашего сына.
        — Пока остановимся на том, что я приду в воскресенье и мы сделаем еще один портрет.
        — Я буду очень признателен, это ведь останется на память. Не отказывайтесь, вы и так слишком многого меня лишаете.
        Рита не любила, когда ее заставляли чувствовать себя виноватой, а потому насмешливо приподняла брови:
        — В воскресенье, пожалуй, я попрошу тебя рассказать, чего я тебя лишаю. Поскольку мне кажется, что я делаю для тебя все возможное, такие слова звучат, по меньшей мере, несправедливо.
        — Тогда до воскресенья.
        — Разве ты уходишь прямо сейчас?
        — Нет, я просто слышу, что пришел Робби, а это значит, что наша беседа закончилась.
        — Хорошо, до воскресенья.
        *
        Значит, ее первый выходной должен был пройти в городе — вместе с Артуром и его новыми знакомыми. Рита не знала, собираются ли они куда-нибудь пойти, чтобы праздновать завершение учебы, и поэтому выбор платья оказался довольно сложной задачей. В итоге, после долгих часов сомнений и беспокойства она все же решила надеть темно-серое платье до колен — из старого гардероба. Покрой и в прежние времена был довольно свободным, так что с широким поясом платье смотрелось вполне прилично.
        Недели непрерывного пребывания в доме сделали свое дело — глядя на себя в зеркало она видела бледную и малопривлекательную женщину с потускневшими волосами, которые давно не видели щипцов для завивки или хотя бы ленточек для накручивания. Времени на долгие процедуры не оставалось, и Рита ограничилась лишь тем, что слегка завила передние пряди, чтобы уложить волосы в обычный узел.
        К десяти часам Артур зашел за ней, и она поневоле вспомнила старые времена, когда они почти каждый вечер выходили на прогулки.
        — Как я выгляжу? — надевая шляпку, поинтересовалась она. — Ты теперь профессионал, так что я жду от тебя объективного мнения.
        — Скажу вам в студии, — загадочно улыбнулся он, закрывая за ней воротца и отходя к дороге.
        Путь до студии оказался неблизким — пришлось менять омнибус на конку, а после этого еще идти примерно десять минут. Эту часть города она посещала крайне редко даже в годы семейной жизни.
        — Здесь красиво, — тихо сказала она, когда они проходили мимо большого фонтана.
        — Да, здесь живут и работают творческие люди, — согласился Артур. — Однако до сего момента я не замечал здесь ничего привлекательного.
        — Был очень занят?
        — Очень одинок.
        Его новая способность говорить свободно, и при этом оставлять все при себе, казалась удивительной. Рита не могла обвинить его в том, что он переходил границы, но вместе с тем, ей было ясен его мягкий укор. В последних словах Артура сквозило желание походить по этим улицам вместе с ней, и она чувствовала, что хочет того же самого.
        — Ты тешишь мое женское самолюбие, а это плохо, — прошептала она, сокращая расстояние между ними. — Я ведь могу к этому привыкнуть.
        — Я бы хотел, чтобы вы привыкли к этому.
        Она ничего не ответила, вновь отходя на полшага и восстанавливая приемлемую дистанцию.
        Готлиб и еще один молодой человек были уже в студии. Оба поднялись, когда Артур пропустил ее в комнату.
        — О Боже, я и не надеялся вас увидеть! — в знакомой эмоциональной манере всплеснул руками Готлиб. — Прекрасная Рита все-таки решила почтить своим присутствием наш невзрачный уголок?
        — Ну, что вы, я бы уже давно пришла сюда, просто не хотела отвлекать вас от работы, — ответила она, подавая ему руку.
        Готлиб оставил на тыльной стороне ее ладони легкий поцелуй.
        — Вероятно, я один с вами не знаком, — подходя ближе, сказал темноволосый молодой человек. — Так вы и есть та самая незаменимая женщина, о которой не устает говорить Артур?
        По взгляду Артура можно было предположить, что он уже приготовил для незнакомца самые страшные пытки, если он только их знал.
        — Меня зовут Рита, — улыбаясь, сказала она и подала руку первой.
        — Я Теодор. Для вас просто Тео.
        Она не поняла, повторил ли он движение своего наставника или сделал это по собственной инициативе, но Теодор также поцеловал костяшки ее пальцев, задержавшись на мгновение дольше, чем ей хотелось бы.
        — Ты для всех просто Тео, — довольно резко сказал Артур, появляясь прямо за ее спиной.
        — Ты прав, — на удивление без обиды согласился тот. — Так ты хочешь сфотографировать эту прекрасную женщину прямо здесь?
        Рита не стала улыбаться или благодарить за комплимент. Она знала: будь она такой же, как год назад, никто из здесь присутствующих и не счел бы ее красивой. Впрочем, насчет Артура у нее имелись некоторые сомнения: все же он называл ее прекрасной еще прошлой осенью, когда она была грузной и неповоротливой.
        — Да, я хотел бы сделать ее снимок, — между тем ответил Артур.
        — Хочешь превзойти своего учителя? — шутливо спросил Готлиб. — Учти, для такого портрета, как у меня, тебе нужно больше опыта.
        — И в мыслях не было, — возразил Артур. — Я просто не думаю, что мог бы найти кого-то более достойного для своей выпускной работы.
        Дверь позади него скрипнула, и в комнату вошел третий молодой человек. Очевидно, это был Юлий.
        Знакомство с ним не показалось ей неудобным, как это было с Теодором — Юлий держался вежливо, но отстраненно, чему Рита даже обрадовалась. Чужие восторги и прикосновения пробуждали в Артуре странные всплески, которые она могла бы даже назвать ревностью, если бы позволяла себе чуть более положенного.
        — Выбирай позицию, раз уж твоя модель пришла первой, — сделав приглашающий жест рукой, сказал Готлиб.
        — Пусть выбирает Рита, — все еще стоя прямо за ней, предложил Артур.
        — Конечно, если она не возражает, то пусть решение будет за ней.
        Артур подошел чуть ближе, и она даже почувствовала тепло его тела.
        — Вы вольны выбрать любой реквизит и мебель.  Смелее, подойдите к площадке, посмотрите, что там есть.
        Она повернулась к нему, чувствуя неуверенность и даже страх.
        — Артур, я впервые в студии, я ничего не знаю.
        — О студии ничего знать не нужно, главное — прислушайтесь к себе. Самое главное — чтобы вам было удобно.
        — Помоги мне, я сама не справлюсь.
        Он улыбнулся, и в его глазах промелькнуло даже какое-то удовлетворение.
        — Вы хотите стоять или предпочтете другое положение?
        — Стула, я думаю, будет достаточно.
        — Есть красивое кресло, как раз такое, как вы любите. — Он взял ее под руку и повел в дальнюю часть комнаты, где стояла мебель. — Вот оно, видите? Вам нравится? — Она кивнула. — Не спешите делать выбор, здесь есть еще много интересного. К примеру, простой стул, как вы и хотели. Хотя, оставим эту идею, мне она и самому не нравится. Как насчет директорского кресла? Минимализм и кожа. Неплохое сочетание? О, нет, только не для вашего платья. Может, нам выбрать кушетку? Она новая, и к ней полагаются подушки.
        — Ты предлагаешь мне лежать? — удивилась Рита.
        — Полулежать, опираясь на подушки, — уточняя, поправил ее он.
        — Нет, что ты…
        — Вот и хорошо, я уж и сам пожалел о своем предложении. Тео не сводит с вас глаз.
        — Перестань. — Она с трудом проглотила смешок.
        — Есть еще плетеное кресло. Нравится?
        — Да. Летнее и скромное.
        — И тоже новое, что очень важно.
        Рита широко улыбнулась, поворачиваясь к нему.
        — Тогда решено? Плетеное кресло.
        — Как скажете, — кивнул он.
        Ему доверили три пластины, и Артур действовал вдумчиво и без спешки. Он несколько раз советовал ей сменить положение и все это время не отрывался от камеры. Рита и предположить не могла, что для одного кресла может быть столько разных вариантов. В конце концов, Артур израсходовал все три пластины, и отошел от камеры. Его лицо было раскрасневшимся и счастливым, и она сама улыбнулась, чувствуя себя почти так же прекрасно.
        — Печать доверьте мне, — прозвучал голос Готлиба. — Если ты испортил такой кадр, то я, наверное, убью тебя.
        — Я надеюсь, что ничего не упустил, — скромно сказал Артур.
        — Он никогда ничего не портит, — сама не зная, зачем, сказала она.
        ГЛАВА 36 АРТУР. ВИНО
        Рита с интересом наблюдала за тем, как фотографируют Юлий и Тео, и Артуру казалось, что ей даже весело. Он осторожно наблюдал за ней, отмечая залитые румянцем щеки и теплую улыбку — в последнее время ему редко удавалось увидеть ее такой довольной. И все же, когда основные работы закончились, и Готлиб попросил ее остаться, чтобы отметить вместе с ними такой замечательный день, Рита просто отказалась.
        — Не думаю, что мое присутствие необходимо, — сказала она, подхватывая сумочку и уже направляясь к двери.
        — Ну, что вы! Артур будет только рад, правда? — настаивал Готлиб, очевидно, действительно желая, чтобы она разделила с ними этот вечер.
        Артур и вправду был бы счастлив видеть ее рядом с собой, но заранее знал, что она не останется — другие девушки уже ушли, и Рита не собиралась быть единственной женщиной в мужской компании. Он не знал, связано ли это с правилами хорошего тона, но ему было известно точно, что Рита никогда не позволит себе ничего подобного, тем более что с Тео и Юлием она познакомилась только пару часов назад.
        — Я провожу вас, — поднимаясь со стула вслед за ней, сказал он.
        — Не нужно, зачем тебе терять столько времени. Впрочем, если хочешь, можешь проводить меня до дороги, дальше я справлюсь сама.
        Он кивнул, зная, что на большее лучше не рассчитывать.
        — Готлиб очень хорошо к тебе относится, — заметила она, когда они шли рядом по улице.
        — Я бы сказал то же самое о вас, — ухмыльнулся он. — Все эти комплименты…
        — Ну, что ты, — она даже рассмеялась. — Это просто слова, которые говорят большинству женщин.
        — Просто я видел, как он работает. Он редко бывает так любезен с женщинами, уж поверьте.
        — В любом случае, скоро мы перестанем с ним видеться, и тогда все твои сомнения улетучатся.
        С ней можно было только согласиться — Рита в большинстве случаев оказывалась права.
        — Вам понравилось? — спросил он, когда они приближались к дороге.
        — Да. Ты отлично работаешь в студии, да и держишься очень уверенно. Он часто отдавал тебе клиентов?
        — Не слишком часто, но каждый день.
        — Этого было достаточно. Ты стал таким… профессиональным.
        — Спасибо.
        Большего было и не нужно — ее похвала делала его почти счастливым.
        — Я хотел бы проводить вас до дома, — сказал он, останавливаясь возле отмеченного столбца, где люди обычно дожидались прибытия конки.
        — Ничего страшного, мы ведь еще встретимся. Тем более, ты мне кое-что обещал.
        — Что именно? — Он примерно знал, о чем идет речь, но все же решил удостовериться в том, что не ошибся.
        — Ты говорил о моих глупых запретах и лишениях, которые вынужден терпеть по моей вине.
        Она могла бы и сама догадаться об этом, но если Рита хотела поговорить более обстоятельно, Артур был только рад.
        — Прекрасно, тогда мы поговорим завтра, если сегодня я не успею заглянуть к вам вечером.
        — Не торопись, лучше тебе повеселиться с ними — возможно, ты больше ни с кем из них не встретишься. У тебя уже есть планы на будущее?
        Это был больной вопрос, который тревожил Артура больше всего. Он не знал, как на него ответить, и потому честно сказал:
        — Пока ничего определенного.
        — Это не беда, у тебя еще есть время.
        — Так вы не откажетесь от меня?
        — Нет, конечно. Приходи по вечерам, когда не будет Анны. Скоро Робби начнет учиться, и будет все время пропадать на занятиях, а затем ходить к своему другу, так что мы сможем о многом поговорить.
        Артур страстно хотел узнать, рассказал ли ей Робби о своих мечтах, но сейчас весь его ум занимало лишь одно — Рита позволяла себе оставаться с ним наедине, зная о том, что он не намерен скрывать свои чувства.
        — Так вы поняли, что я не хочу встречаться с Анной?
        — Я тоже не хочу, чтобы ты с ней встречался, — вздохнула она. — Конка подъезжает.
        — Как жаль, мы ведь только начали говорить о настоящем.
        Пришлось отпустить ее и вернуться к дожидавшимся его Юлию и Тео. Когда он пришел в студию, Готлиба там уже не было — он уехал печатать снимки, поскольку ему хотелось поскорее оценить работу своих учеников. Было решено закрыть студию и отправиться в ближайшее увеселительное заведение без него, поскольку он вполне мог присоединиться к ним и позже.
        Когда они расселись за небольшим столом, отделенным ширмой от остального зала, Артур вновь почувствовал себя неловко — словно он никогда не знал этих людей, и ему не приходилось работать рядом с ними три месяца изо дня в день. Поначалу разговор шел только между Юлием и Тео — преимущественно о пустяках. Они спорили из-за ерунды, горячились и постоянно пили вино, закончив уже две бутылки. Артур не был любителем алкоголя, но теперь также понемногу пил, пытаясь хоть как-то отвлечься.
        Едва он подумал, что может незаметно улизнуть и добраться до дома Риты, как его мысли были прерваны.
        — Так вот значит, как выглядит твоя любовь, — без вступлений начал Тео. — Красивая, но не для тебя. Ты уж прости, Артур, но если ты живешь в Седьмом квартале, то до такой женщины тебе еще нужно дорасти. Кстати, она случайно не вдова?
        — Не твое дело, — не слишком вежливо ответил Артур.
        — Незачем обижаться, я говорю правду. Кажется, что она привыкла к хорошей жизни, да и выглядит вполне прилично.
        — Тео, ты неисправим, — вмешался Юлий. — Оставь его в покое, пусть делает, что хочет.
        — Нет, Юлий, понимаешь, эта дорогая и ухоженная дама может напрочь разбить ему сердце и вообще лишить охоты когда-либо встречаться с женщинами вновь. Не знаю, почему она до сих пор с тобой общается, но Рита явно женщина другого круга. Если она вдова, то очень быстро найдет себе другого мужа, и тогда ты вспомнишь мои слова, вот увидишь.
        — Черт, Тео, отстань уже от него! — Юлий начал нервничать.
        Вероятно, сказалось количество выпитого вина, поскольку в остальное время он всегда тщательно следил за своими эмоциями.
        — Да посмотри на него, разве я не прав? Она уже проникла в твою душу, Артур, так что остановись, пока не стало поздно.
        Артур выпил второй стакан, сомневаясь, стоит ли сейчас отвечать.
        — И ради чего я должен остановиться? — спросил он после непродолжительного молчания.
        — Ради самого себя, — воодушевившись тем, что его слова возымели эффект, продолжил свои увещевания Тео. — Я видел, как ты смотришь на нее, и как она смотрит на тебя. Не трать время своей жизни впустую, тем более что она, очевидно, старше тебя.
        — Это тоже не твое дело, — вполне спокойно заметил Артур.
        — Я все понимаю, ты влюблен и все такое… но послушай, Артур, она ведь даже прикоснуться к себе не позволит, так в чем смысл такой любви? Ты не можешь поклоняться ей вечно, и даже если ты убьешь на это всю свою жизнь, она не скажет тебе за это спасибо.
        — Тебе не кажется, что я сам должен решить, на что мне тратить свое время?
        — Безусловно, но я также считаю, что кто-то должен тебе открыть глаза. Рита красива, богата и образована. Она не будет твоей женой, и вы с ней никогда не сможете ужиться в одном доме.
        Вино начало брать верх над рассудком, и Артуру показалось, что доля здравого смысла в этих словах все-таки есть. Что если она не была откровенной, когда говорила о том, что не хочет заводить с ним отношений? Что если она просто умолчала о том, что не считает его серьезным молодым человеком и не собирается связывать свою жизнь с голодранцем вроде него? Ее неизменное желание оберегать его и помогать ему в финансовом плане, ее сдержанность и постоянные напоминания о разнице в возрасте — разве это не доказательство того, что Тео говорит правду? Почему, несмотря на то, что он уже много раз давал ей понять, как сильно хотел бы проводить с ней больше времени, Рита продолжает делать вид, будто ничего не замечает? Она встречается со своим бывшим мужем — видит его каждое воскресенье, когда он приходит якобы к Робби. Вполне возможно, что слова Робби не лишены оснований, и когда-нибудь его родители сойдутся вновь. Это спасет ее репутацию, даст ей возможность воскреснуть в собственных глазах. У нее будет мужчина ее возраста и положения, у которого блестящая карьера и полный достаток. Отец ее ребенка к тому        Артур незаметно для себя выпил третий стакан, чувствуя, что в нем растет недовольство и даже обида. Рита явно что-то скрывала, и раз уж ему было позволено даже ночевать в ее доме, он должен был пойти к ней прямо сейчас и все выспросить.
        С момента их знакомства прошел почти год, но она продолжает держать его на расстоянии — не отталкивает и не подпускает к себе. Она дурачит его! Женщина, которую он позволил себе полюбить всей душой, просто держит его за идиота! Как же можно быть таким глупцом?
        После четвертого стакана Артур откланялся, и даже только что явившийся Готлиб не смог его задержать. Ему нужно было встретиться с ней и обо всем поговорить.
        Он не вполне осознавал, как ему удалось добраться до знакомой двери, и ему не удалось запомнить, как он открыл калитку и прошел по дорожке. Единственное, что сохранилось в памяти — глухие шаги за дверью и слабый свет масляного светильника, пробивавшийся из-за опущенных штор ближайшего окна.
        — Робби, что случилось? — спросила она, щелкая замком.
        — Это не Робби, — глядя в ее растерянные глаза, ответил он.
        Наверное, она не открыла бы дверь, если бы знала, что это он стоял на пороге. Он, а не ее сын, которого она так ждала. Но Рита была настолько уверена в том, что в дом постучался Робби, что даже не стала дожидаться ответа, открыв прежде, чем он смог предупредить ее.
        — Артур? Уже очень поздно, что ты здесь делаешь?
        — Вы мне не рады, — сказал он, опуская ладони ей на плечи и отталкивая назад, чтобы войти в гостиную. — Где Роберт?
        — Он ночует у друга.
        — Оставил вас в одиночестве, — сжимая пальцы сильнее, заключил он. — И почему вы не предупредили меня?
        — Убери от меня руки, — пытаясь стряхнуть его ладони, сердито сказала она.
        Только сейчас Артур понял, что на ней была только одна ночная сорочка. Очевидно, она очень спешила открыть дверь.
        — Вы показываетесь сыну в таком виде? — удивился он.
        — Я… Артур, что с тобой? Ты что — пьян?
        — Да, наверное. Совсем немного.
        — Зачем ты пришел?
        — Я хотел спросить у вас кое-что, но теперь вопросы задаете вы. И почему всегда так, как хотите вы?
        — А чего хочешь ты? — уже явно злясь, спросила она.
        — Если я сделаю то, что хочу, вы перестанете пускать меня на порог.
        — Ты говоришь глупости, и потом тебе будет стыдно. Лучше иди домой, — посоветовала она.
        — Нет.
        — Нет? — Она была явно удивлена. — Артур, почему ты пришел именно сюда? Тебе нужно отоспаться, так что лучше уходи.
        — Спать на улице?
        — В своей комнате, а не на улице.
        — Я никуда не пойду.
        — Отлично, тогда не обижайся. В таком случае я вынуждена просто вытолкать тебя.
        Артур засмеялся, прикрыв глаза рукой.
        — Вы осмелитесь тронуть меня? Коснуться меня прямо сейчас?
        Рита остановилась напротив, глядя на него так, словно он был диким зверем, с которым ей предстояло справиться голыми руками.
        — Может, и осмелюсь.
        — Может? Чушь, вы только говорите.
        — Артур! Боже, да возьми ты себя в руки, ты завтра умрешь от стыда!
        — Важно не завтра, важно сегодня. Ну, так вы собираетесь выталкивать меня? Я буду очень признателен, потому что мне до вас дотрагиваться нельзя.
        — Ты просто отвратительно пьян, так что лучше оставайся здесь, а я уйду и запру за собой дверь.
        — Нет, нет, не уходите. Зачем вы бежите?
        — Ты угрожаешь мне, Артур, так что же прикажешь сейчас делать? Сидеть и ждать, когда ты меня ударишь, а назавтра будешь клясться, что ничего не помнишь?
        — Ударить вас?
        Артур опустился на диван, почувствовав, что ноги его больше не держат. Ударить? Кажется, она тоже пьяна. Разве он когда-то давал повод думать о том, что может нанести ей такой вред?
        Между тем она кивнула, оставила светильник на столе и направилась к двери.
        — Не уходите, я вас прошу. Я не трону вас, обещаю, просто мне хочется поговорить.
        — Мы целый год только и делаем, что говорим.
        Хлопнула внутренняя дверь, и раздался щелчок. Артур и понятия не имел, что дверь во внутреннюю часть дома запирается на задвижку.
        Конец. Он ничего не добился, зато перепугал ее и испортил все то, что так старательно строил все эти месяцы. Оставалось только одно — лечь спать. Вероятно, здравомыслящий человек поступил бы именно так, но Артур решил, что лучше уйти.
        Он подошел к внутренней двери гостиной и постучал — чуть более громко, чем хотел.
        — Рита, простите меня. Я ухожу, так что лучше вам будет выйти через несколько минут и закрыть входную дверь.
        Ответа не последовало, и он уже собрался уходить, когда раздался скрип, и комната озарилась желтоватым светом подвесного фонаря.
        — Нет, Артур, это ты прости меня. Не уходи, останься на ночь, — вновь зазвучал ее взволнованный голос.
        Она точно издевается над ним.
        — Что?
        Он повернулся к ней, стараясь разглядеть в неверном освещении ее лицо.
        — Транспорта нет, и тебе придется идти пешком. На дорогах слишком много автомобилей, и некоторые ездят ночью, тебя могут сбить, а я этого не хочу. Оставайся, только веди себя хорошо.
        — Вы опять снимаете с себя ответственность. Вы не хотите слушать, не хотите говорить, вам лучше уложить меня спать. Но я не ваш сын, и мне спать не хочется.
        — Ты хочешь говорить? Сейчас ты пьян и можешь сказать много лишнего, так что от разговоров лучше воздержаться.
        — А когда же еще говорить? Или вы просто боитесь меня? Я не ударю вас, но… Вы распускаете волосы на ночь, и этого никто не видит. Так красиво, но некому насладиться этим. Вам самой не больно от этого? Наверное, нет. Вы говорите, что ваше тело угасает, и ничего не хотите с этим сделать. Неужели вы позволите себе уйти, не попробовав жить иначе, чем затворницей? Или я просто недостаточно хорош для вас? Мои руки оскорбили бы ваше тело, вы так считаете?
        Она покачала головой и опустилась в кресло.
        — Нет, я этого не говорила. Я была честной, когда сказала тебе, что больше никогда не выйду замуж.
        — Ложь. Ложь, Рита, невинный обман, в который вы, может быть, даже верите сами. Весьма благородно, но чем слушать такие слова, я лучше пойду домой и отосплюсь, как вы и говорили.
        — Артур, не уходи, — уже спокойнее попросила она. — Хочешь, я уложу тебя в комнате Робби?
        — А в вашей нельзя? — горько улыбаясь, спросил он.
        Она отвернулась. Все было ясно, и Артур тяжело вздохнул, отходя к входной двери.
        — Ну, раз нет, то я должен…
        — Ты просто бессовестный шантажист, понимаешь? — тихо проговорила она. — Ты же знаешь, почему я не хочу, чтобы ты уходил. Ты можешь умереть по дороге. Совсем недавно один наш сосед погиб под колесами ночного такси, и я не вынесу, если то же самое случится с тобой. Ты дорог мне, Артур, но если ты этому не веришь, то сделать я ничего все равно не могу.
        — Можете, — возвращаясь к ней и усаживаясь напротив, сказал он. — Ответьте на мои вопросы, и я поверю.
        — Ну, задавай свои вопросы, — вздохнула она.
        — Вы любите меня? Говорите честно, я переживу.
        Она внимательно смотрела на  него, и в свете старой лампы ее глаза казались почти черными.
        — Да, — уверенно сказала она. — Люблю.
        Время остановилось. Артур смотрел на ее едва заметно дрожащие ресницы, напряженно сжатые губы и волнистые каштановые волосы, пытаясь понять, не сыграло ли вино с ним очередную злую шутку.
        — Возможно, этого я пережить не смогу, — задумчиво сказал он.
        — Продолжай, — явно не желая задерживаться на этом, попросила Рита.
        — Хмм… я забыл… забыл, о чем еще хотел спросить.
        — Вспомнишь завтра, — пожала плечами она. — Сейчас нужно спать, если ты не возражаешь.
        — Завтра вы будете помнить о том, как я… домогался вас. Как говорил непристойности и…
        — И хватал меня за плечи?
        — Да, и об этом. Завтра разговора не выйдет.
        — Обещаю, завтра все останется так же, как и сейчас, — улыбнулась она. — Ты своего добился, а мне уже нечего терять. И еще я думаю, что тебе лучше лечь в спальне Робби, мне так будет спокойнее, иначе я всю ночь буду просыпаться и проверять, не ушел ли ты.
        — И вы не боитесь лежать в соседней комнате, зная, что нас разделяет лишь дверь?
        — Две двери, — тихо рассмеялась она. — Две хорошие крепкие двери и твоя порядочность, которая прочнее дубовых досок.
        ГЛАВА 37 РИТА. ИСТОРИЯ АРТУРА
        Утром она проснулась намного раньше обычного. Беспокойство не давало ей уснуть вновь, и она поднялась с постели, набросила на плечи капот и тихо отворила дверь, а затем встала в коридоре, прислушиваясь к звукам в соседней комнате. Артур негромко похрапывал, и Рита улыбнулась: он был в порядке. Затем она вышла в гостиную, унесла светильник и фонарь в свою комнату, а после этого отправилась на кухню, заваривать себе чай. Ей казалось, что так она сможет успокоиться и скоротать время, прежде чем проснется Артур. До этого момента ей также было нужно надеть приличное платье, и потому, поставив чайник на плиту, она направилась к дому, намереваясь подыскать что-нибудь приличное.
        На улице царил синеватый полумрак, который помешал ей заметить, что Артур уже проснулся и тоже вышел из дома. Они столкнулись у самой двери.
        — Простите, я не хотел пугать вас, — поймав ее за локоть, когда она отпрянула от него, сказал он. — Я услышал ваши шаги и проснулся.
        — Все в порядке, — улыбнулась она. — Не беспокойся, со мной все хорошо. Я пойду в комнату, найду что-нибудь поприличнее.
        — Зачем? Впрочем, конечно, это ваше дело.
        Какая разница? Разве он не видел ее в одной рубашке и не держал за плечи прошлой ночью? Рита вздохнула и повернулась к кухне.
        — Будем пить чай, — сказала она, меняя решение. — Если тебя не смущает мой внешний вид, то, пожалуй, я останусь в таком домашнем наряде.
        Она провела его на кухню, усадила за небольшой стол, которым обычно пользовалась для приготовления еды, а затем вернулась к плите.
        — Вы сказали, что любите меня, — неожиданно напомнил он, когда она подошла к шкафу чтобы найти коробочку с заваркой. — Вы ведь не шутили, верно? Я был пьян и заслужил наказание, но ведь это было бы слишком жестоко даже для вас.
        Рита залила сухие листочки кипятком и вернулась к столу с чайником в руках.
        — Нет, я не шутила. И я не жестока, что бы ты ни думал обо мне. И почему вы в один голос твердите мне о моей жестокости, хотя сами поступаете ничем не лучше?
        — Что же я вам сделал?
        — Ты заставил меня почувствовать надежду и радость от осознания того, что я любима. Заставил меня забыть о том, что все эти красивые слова и приятные вечера — просто обман и не более.
        Артур улыбнулся и налил ей чаю, а затем подвинул другую чашку к себе.
        — Вы всегда пьете чай, — сказал он, осторожно касаясь горячих краев тонкой чашки. — Я знаю, что это неизменно. А еще я знаю, что вы выслушиваете людей, если относитесь к ним хорошо. Вы никогда не перебиваете и всегда слушаете до конца, если считаете, что человек пришел с миром. Однако как только вам начинает казаться, что он представляет опасность, вы сразу же принимаетесь за другое — делаете вид, будто ничего не слышите, и говорите так, что просто слова нельзя вставить. Я испытал все это на себе, но до сих пор не понял, в какой момент вы сочли меня угрозой. Сейчас я не опасен, можете не сомневаться.
        — Хорошо, я верю.
        — Так значит, я могу говорить?
        — Говори, конечно. Ты достаточно трезв для того чтобы выбирать правильные слова.
        — Дело в том, прекрасная Рита, что я не собираюсь выбирать слова. Мы уже достаточно долго общаемся так, словно играем в мяч в музее стеклянной посуды. Надоело мне это, понимаете? Хочется прямоты и правды.
        Она улыбнулась и сделала небольшой глоток горячего чаю, а затем вновь подняла на него глаза. Артур все ждал ответа.
        — Я готова выслушать все, что ты скажешь.
        — Правда? Вы уверены?
        — Да, вполне. Я взрослая женщина, у меня есть сын и я была замужем, так что не представляю, чем бы ты мог меня шокировать.
        Он кивнул:
        — Спасибо. С чего мне начать?
        — Зависит от того, что именно ты хочешь рассказать.
        — Я могу выложить вам все, но не знаю, что именно вы хотите услышать в первую очередь. Может быть, стоит развеять этот туман, который висит над Элизой?
        — Пожалуй, это было бы прекрасно.
        Да, она хотела узнать, кем ему приходилась та красивая девушка. Она помнила Элизу так ясно, что могла бы прямо сейчас нарисовать ее портрет. Наверное, эта хрупкая изящная внешность так сильно бросилась ей в глаза, потому что Элиза была ее полной противоположностью.
        — Когда мне было двадцать два года, я уже работал на том самом месте, где вы меня и нашли. То есть, я зарабатывал столько же денег и находился в том же статусе, что и в момент нашей встречи. Тогда я не думал о большем, и вообще не загадывал наперед. Первым появился Марк — он привозил нам продукты. Помню, что в его обязанности входила ежедневная доставка муки и молока, и все мы очень ждали его появления. Я стал уважать его за то, что он никогда не опаздывал и всегда точно выполнял все задания. Через некоторое время мы стали общаться, а после и вовсе подружились. Марк был одним из таких ребят… я таких повидал немало, пока учился в школе, а затем мотался по улицам. В то время у меня не было работы, я был оборванцем, и мне здорово от них доставалось. Я ни разу не видел, чтобы Марк задирал мальчишек помладше или победнее, но был почти уверен в том, что он из числа тех самых здоровых и холеных детей среднего класса. Впрочем, у меня уже была работа, я прилично одевался и жил один на собственные деньги. Бедность оказалась позади, и я даже не задумывался над тем, как бы он отнесся ко мне, если бы я был все
тем же голодранцем.
        Артура так заботило денежное состояние, что Рита даже сейчас внутренне ужасалась этому. На фоне таких переживаний его решение уйти из теплой кондитерской и отправиться в неизвестность с подержанной камерой в руках казалось почти героизмом.
        — А через некоторое время появилась Элиза. Она работала на месте Розы. Вы ведь помните Розу? Ничего сложного в такой работе нет, можете мне поверить.
        Рита могла бы с ним поспорить, особенно после той сцены с несчастным женихом и его лимонным заказом. Однако сейчас она твердо знала, что перебивать Артура нельзя, а потому продолжала слушать, не говоря ни слова.
        — Она сразу мне понравилась. Вы и сами сочли ее достаточно привлекательной.
        — Не то слово, — стараясь говорить спокойно, улыбнулась она. — Она просто прекрасна.
        — С этим я сейчас готов не согласиться, но об этом позже. Я был просто глупым ребенком, и не более. Конечно, я встречался с женщинами разного… ремесла или…
        Артур закрыл глаза, подбирая слова.
        — Ты же сам говорил, что тебе надоело осторожничать, — пытаясь подбодрить его, сказала она. — Я не маленькая девочка, все понимаю, и уж ни в коем случае не осуждаю тебя.
        — Да, конечно, — ему явно полегчало, и его плечи опустились. — Так вот, знакомство с ней произвело на меня такое впечатление, что я перестал искать встреч с такими женщинами. Повторяю: я был ребенком, просто безрассудным мальчиком, и я позволил себе влюбиться.
        — Это вполне естественно, тебе ведь было уже двадцать два.
        — Наверное. Так или иначе, мы стали дружить втроем. Оставались после работы или вместе отправлялись на перерыв, ходили по улицам и покупали леденцы. Элиза была из семьи другого уровня, для нее работа в кондитерской была чем-то вроде наказания за плохое поведение. Она не раз говорила, что отец заберет ее оттуда, а затем она просто выйдет замуж. Я бы не сказал, что она была из очень богатой семьи, но ее родители жили в настоящем доме, а не в меблированных комнатах, как большинство из наших знакомых. В материальном отношении она была вроде Робби, только девочкой.
        — Ясно.
        — Да и то, она была такой, каким Робби выглядит в этом доме, а не в обществе компаньонов своего отца.
        — Теперь уж точно ясно, — кивнула она.
        — Юдифь сказала мне оставить ее в покое. Она говорила: «Элиза не для тебя. Она девушка совсем другого круга, и тебе ни за что не стать ее мужем». Я, как полный идиот, не слушал ее и продолжал общаться с Элизой. По правде говоря, я полагал, что тоже нравился ей. Словом, в моей голове не было ни одной умной мысли, можете мне поверить. Я, Марк и Элиза даже встречались по выходным, и она утверждала, что родители отпускают ее, думая, будто она проводит время с подругами. Она казалась милой и обходительной, а потому я рискнул показать ей, где живу. Вместе с ней об этом узнал и Марк. Думаю, тогда-то и произошел надлом в нашей дружбе. Они жили в нормальных домах, а я… вы видели, где я живу. Однако я был слеп и глух, и на все советы Юдифи лишь качал головой, полагая, что она ошибается. А потом Элиза уволилась, не сказав ни слова. Я был в замешательстве, пробовал даже следить за ее домом после работы, поскольку мне казалось, что она попала в беду. — Артур усмехнулся и отпил немного из своей чашки. — В общем, в первый раз я оказался прав — она действительно попала в беду. Кажется, так это принято называть?
        Рита почувствовала, что у нее замирает сердце. Даже одна мысль о незаконнорожденном ребенке или добрачной беременности холодила душу. Она позабыла о том, что так сильно ревновала Артура к Элизе в тот вечер, когда они были в театре — все ее сердце заполнила жалость по отношению к девочке.
        — Как это страшно, Артур, — прошептала она. — Какой позор для такой молодой девушки.
        — Позор? Да, скорее всего, ее ожидал позор. Меня, в общем-то, тоже.
        — Тебя?
        — Да, она сказала родителям, что этот ребенок мой, и что я якобы сделал это с ней насильно.
        Вот теперь ей стало действительно плохо.
        — Артур… я даже не знаю…
        — Я тоже не знал, что сказать, когда они нагрянули в кондитерскую, воздевая руки к небу и сотрясая воздух своими ругательствами. Меня выволокли на дорогу и почти избили, поскольку у нее был довольно крепкий старший брат. Наверняка он до сих пор еще есть, что с ним сделается. Они кричали на меня и говорили, что никогда не отдадут ее такому проходимцу как я, и что… в общем, много чего. Элиза стояла возле машины и наблюдала за этим, не говоря ни слова, хотя кому как не ей было знать, что я тут вообще не при чем. Она ничего не предприняла, чтобы остановить их, и на меня завели дело. В полиции мне предъявили обвинения за совращение девицы и за ее испорченную жизнь. Я три дня провел в тюрьме, прежде чем Юдифь положила этому конец — она пришла к прокурору и поклялась, что я все это время жил в ее доме, и она видела меня каждую минуту этого времени. Три дня, я полагаю, ушло на то, чтобы уговорить ее мужа и детей дать ложное свидетельство, если их вызовут в суд. Прокурор тряс ее на все лады, пытаясь найти слабое место, но у Юдифи просто не оказалось слабых мест. Она намертво стояла за меня, говорила, что
днем я работаю на ее глазах, а по вечерам делаю домашние задания с ее сыном и сплю в гостиной их дома. Она придумала для меня занятия на каждый прошедший выходной и даже написала график. До сих пор не понимаю, чем я заслужил такое. Это еще полбеды — когда унялся прокурор, на Юдифь напустились родители Элизы. Они пришли в ее дом, где я жил после освобождения из тюрьмы — ведь нужно же было поддерживать легенду — и стали кричать на нее. Благо, в доме оказался ее муж, а он так сильно любит ее, что просто горы готов ради своей жены сдвинуть. Он быстро вышвырнул их вон.
        Она опустила голову, чувствуя, что сейчас расплачется. Какой несправедливой бывает жизнь! И она еще жаловалась на то, что ее судьба оказалась плохой? На свете случаются вещи гораздо хуже. Конечно, в прошлом она слышала об опозоренных девушках, о повешенных и осужденных убийцах и растлителях, но никогда прежде такие ужасы не задевали тех, с кем она была близка. И хотя она точно знала, что все уже позади, даже сама мысль о том, что Артур прошел через все это, а вместе с ним и Юдифь, заставляла ее сердце болеть и кровоточить.
        — Прошло некоторое время, и я узнал, что Элиза вышла замуж за Марка. Вы не поверите, но я все еще был влюблен в нее, и в глубине души даже ревновал. Только тогда я почувствовал, что меня предали по-настоящему. Еще через год я увидел их ребенка, и знаете… сложно поверить, но мальчик так сильно походит на Марка, что даже мне ясно, кто его отец. Все разрешилось, но ее родители, конечно, не стали приносить извинения ни мне, ни Юдифи. При встрече они делают вид, что просто не знают меня.
        — Я бы убила их всех, — прошептала она. — Всех тех, кто был так жесток с тобой.
        — Убивать не нужно, но то, что вы испытываете такое желание, уже наполняет меня радостью. Нет ничего лучше, чем знать, что любимому человеку не безразлична твоя судьба.
        — Продолжай, я хочу узнать, что было дальше.
        — А дальше… дальше появились вы. Ваш неподвижный безразличный взгляд, серое пальто и белый платок, которым вы смахнули капли из той проклятой лужи, когда я забрызгал вас, проезжая мимо. Я остановился, надеясь извиниться, но вы даже не взглянули на меня. Такая чужая, но вместе с тем… мне показалось, будто я заглянул в вашу душу. Правда, только на мгновение — именно в тот момент, когда вы проходили мимо, оставив меня позади. А потом я увидел вас еще раз почти на том же самом месте, но вы выглядели иначе, и то ощущение исчезло. Вы превратились в загадку, которую я смог разгадать всего на секунду, но не сумел ухватить этот момент и понять вас. И я не надеялся найти в вас ту женщину, которую захочу обнять и назвать своей женой, но мне так хотелось снова поймать тот момент, и я подумал, что мог бы… мог бы сфотографировать вас. Потом вы согласились, и было поздно что-либо менять. Мне хотелось постоянно быть рядом с вами, потому что в те моменты я чувствовал ваше тепло, и все остальное мне было уже не нужно. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать всю силу своей привязанности, и когда я все же
решился открыться вам, вы оттолкнули меня. И как видите, у меня совершенно нет гордости, поскольку я продолжил приходить к вам, лелея надежду на то, что вы перемените свое решение.
        — Артур, прости меня, пожалуйста, — искренне раскаиваясь, попросила она. — Но посмотри на меня. Разве я что-то могу сделать для тебя?
        — Вы? Я вижу в вас все, чего так желаю, но вряд ли вы поделитесь со мной. Вчера я примчался сюда, потому что Тео повторил слова Юдифи. Он сказал, что вы никогда не станете моей женой, потому что я всего лишь голодранец.
        — Да как он…
        — Он не говорил таких слов, но имел это в виду. Я уже был достаточно пьян для того чтобы поверить этому, некстати припомнив, что такие же слова когда-то могли бы спасти два года моей жизни, если бы я только к ним прислушался. Хотелось услышать правду от вас, и я пришел, не думая о том, что будет так тяжело держать себя в руках, если вы появитесь передо мной в одной рубашке.
        — Ты просто давно не… тебе нужно встречаться с женщинами хотя бы иногда.
        Он поднял брови и засмеялся, чем немало смутил ее.
        — Что? Вы полагаете, что все мои желания просыпаются от того, что у меня давно не было женщины?
        Ей было неудобно говорить об этом, но именно так она и считала.
        — Да, я так думаю. Артур, я настолько быстро надоела своему собственному супругу, что он начал искать общества других девушек, едва появилась такая возможность. Я стала для него бременем, и не хочу быть тем же самым для тебя.
        — Он когда-то хотел вас сфотографировать?
        — Я знаю, куда ты клонишь, — покачала головой она. — У него вообще нет творческих талантов.
        — Он когда-нибудь гордился вашими нарядами? Покупал вам вещи?
        — Нет.
        — Может быть, он говорил вам, как вы красивы каждый день, когда видел вас?
        — Перестань задавать вопросы, ответы на которые ты знаешь заранее.
        — Меня удивляет то, что даже я знаю эти ответы, но для вас они не имеют значения.
        — Как только ты получишь то, чего тебе так хочется, ты потеряешь ко мне всякий интерес. Так уж устроена человеческая натура, Артур.
        — И ваша тоже?
        — Мужская натура, — уточнила она.
        — Так что же теперь делать? Есть ли какой-то выход? Не можем же мы постоянно видеться, если вы знаете все мои намерения и чувства.
        — Если ты говоришь о том, что мы можем… а знаешь, наверное, мы можем поступить таким образом.
        Она не раз думала об этом. Порядочным женщинам не полагалось даже вскользь допускать мысль о том, что они могут вступить в незаконную связь с мужчиной, но Рита и так уничтожила свою репутацию. Что же она могла потерять? Рано или поздно Артур найдет себе женщину, и уж если она все равно лишится его, то лучше приблизить этот момент. Эта ненормальная дружба закончится, и он будет освобожден.
        — Вы… предлагаете мне поступить с вами так, словно… Рита, я поверить не могу, что вы на такое способны.
        — Я не святая. — Она развела руки и вздохнула. — Зато я снимаю все свои глупые запреты. Правда, всего на один день.
        — И в чем смысл?
        — Ты поймешь, что я не так хороша и отправишься своей дорогой.
        Он отодвинул от себя чашку и внимательно посмотрел на нее.
        — А если не сработает? Что если я захочу еще?
        — Это невозможно.
        — Нет ничего невозможного, поэтому подумайте о том, что вы будете делать, если я еще больше привяжусь к вам и стану приходить в этот дом по ночам.
        — Ты не посмеешь.
        — Если мне очень понравится, я посмею сделать все, что покажется мне разумным. Так, когда вы сможете выполнить свое обещание?
        Его неожиданный интерес даже немного испугал ее, и Рита отодвинулась назад, опираясь о спинку стула.
        — Я еще ничего не обещала, — торопливо припомнила она.
        Артур снова рассмеялся, прикрывая глаза и запрокидывая голову. Мерзавец, он еще и смеется над ней.
        — Не обманывайте себя, Рита. Вы любите меня, и если мы с вами разделим постель хоть на одну ночь, то это свяжет нас еще крепче. И даже если просто предположить, что я действительно потеряю к вам все чувства и уйду, то ваше сердце будет разбито. То самое сердце, которое вы так бережете, будет растоптано.
        — Зато ты излечишься.
        — Я заболею хуже прежнего.
        — Так значит, ты не согласен? — почти с надеждой спросила она.
        — Не согласен, — кивнул он. — Но я благодарен за то, что вы набрались смелости и сказали это вслух. Не представляю, сколько сил вам для этого понадобилось.
        — Лучше не думай об этом. Скажи мне, чего я тебя лишаю? Ты ведь обещал просветить меня, помнишь?
        Она уже несколько раз пожалела о своих словах. До этого момента ей казалось, что она все хорошо продумала, но сейчас такие мысли выглядели просто глупыми и наивными. Рита чувствовала, что ее лицо пылает от стыда, а руки стали холодны как лед. Она подумала, что окончательно упала в его глазах и уничтожила остатки своего достоинства. Как теперь она сможет смотреть на него? Ей хотелось поскорее переменить тему разговора, и она задала первый вопрос, который смогла припомнить.
        — Вы отнимаете годы моей жизни, и это самое главное из ваших преступлений. Вы вынуждаете меня испортить свою жизнь, потратить ее на нелюбимую женщину и страдать от сожалений. Я хочу провести с вами столько времени, сколько это будет возможно, но вы не позволяете мне этого, поскольку уже все решили сами. Вы расписали мою жизнь по аккуратным столбцам. Тут я должен жениться, там родить детей… и все это без вас. И при этом вы не задумываетесь о том, что семья и дети, все эти деньги, фотографии и черт знает, что еще — все это не принесет мне радости, если рядом не будет вас. Нет, вы уверенны, что все мои чувства — фальшивка, а значит, я обязан отказаться от своих намерений и желаний, найти кого-то еще и всю жизнь жить так, как правильно.
        Как странно — для него ничего не переменилось. Он продолжал говорить с ней так, словно ее непристойных слов и вовсе не было, и Рита решила ответить на это со всей честностью.
        — Я больше этого не хочу. По правде говоря, я совсем запуталась, и уже ни в чем не уверена, — призналась она. — До того, как ты пригласил меня в студию, я думала, что во всем права, и иногда мне действительно кажется, что это так, но вместе с тем иногда я ловлю себя на мысли, что… что ревную, скучаю и хочу видеть тебя почти всегда. Соблазн поддаться тебе и позволить себе побыть счастливой хоть несколько месяцев, так велик, что я почти сдалась.
        — Так сдайтесь, — накрывая ее руку своей, сказал он. — Сдайтесь и забудьте о своих страхах. Эти месяцы могут продлиться куда дольше, чем вы думаете.
        Она смотрела в его темно-серые глаза, и ей казалось, что он действительно честен с ней. Он просто ждал — не требовал и не умолял.
        — Хорошо, я поднимаю белый флаг, — наконец, сказала она. — Докажи мне, что ты не лжец.
        Артур перевернул ее руку и прижался губами к запястью, обжигая кожу своим дыханием. Ему не нужны были слова — она и так почувствовала, как велика его радость. Он застыл, целуя ее руку и не поднимая головы, а Рита осторожно положила вторую ладонь на его затылок и запустила пальцы в жесткие русые волосы.
        ГЛАВА 38 АРТУР. КОМНАТЫ И ПОЦЕЛУИ
        Наступил сентябрь, и Артур привыкал к свободной жизни. Ему не нужно было вскакивать по утрам, чтобы отправиться в студию Готлиба или в кондитерскую — он спокойно дожидался обеда, а затем ехал в дом, где жила его любимая женщина. Рита относилась ко всему гораздо проще, чем он предполагал. Поначалу ему казалось, что она станет сторониться его и ставить рамки до тех пор, пока он не сделает ей предложение, но решив однажды позволить ему перейти границы дружеских отношений, она больше не обращала внимания на формальности. Он мог обнимать ее без риска, что она оттолкнет его, и теперь единственным, чего стоило опасаться, становилось присутствие Робби. Артур до сих пор не знал, известно ли Робби о том, что за отношения связывают его и Риту, и этот вопрос очень его занимал. Он полагал, что должен постараться поговорить об этом сам, но подозревал, что Рита все сделала до него.
        Было и другое обстоятельство — теперь, когда он оказался без работы и еще не имел четкого представления о том, что будет делать дальше, Артур все больше помогал ей с открытками и даже получал жалование. Правда, все эти жесты почти всегда носили комичный характер, и они устраивали целый спектакль, когда Рита отдавала ему деньги за работу. Возможно именно поэтому он не чувствовал себя неловко.
        После обеда Анна обычно уходила по своим делам, и они оставались одни. Теперь, когда рабочих рук стало больше, он мог время от времени сбегать вместе с ней из тесного дома, в котором они просидели почти все лето. Теперь, когда на улице стояли последние теплые дни, он хотел проводить больше времени у реки, где она впервые  разрешила себя сфотографировать. В другие дни он прихватывал из дома одеяло и корзину, чтобы потом подговорить ее уехать за город и провести там несколько часов в полной тишине, вдали от всех, кого они знали.
        Сейчас был один из таких счастливых моментов, и они лежали рядом на расстеленном одеяле, надежно укрытые от чужих глаз полосой деревьев и кустарником.
        Рита отдыхала, закрыв глаза и загадочно улыбаясь.
        — Мне нравится, когда ты такая, как сейчас, — склоняясь к ней и целуя ее в лоб, сказал он.
        — Я не жду неприятностей, и могу немного расслабиться, — пояснила она, открывая глаза.
        — А ведь ты не хотела ехать, — напомнил он. — Говорила, что лучше остаться дома.
        — Значит, я была неправа, — легко признала она, улыбаясь еще шире и ласково глядя на него.
        Он кивнул, опускаясь ниже и осторожно касаясь губами ее открытых ключиц. Рита вздрогнула и положила руки ему на плечи.
        — Артур, нам нужно быть осторожными.
        — Почему? Здесь все равно никого нет.
        Он оставил на ее коже второй поцелуй, и она поднялась, отводя его голову от себя.
        — Ну, что ты, — с мягким укором вздохнула она. — А вдруг кто-то увидит?
        — Не расстраивайся, любовь моя, сюда все равно никто не заходит. По крайней мере, я еще ни разу не видел здесь никого из тех, с кем мы знакомы.
        Ему нравилось дразнить ее, и теперь он понимал, почему она сама часто подтрунивала над ним, а потом веселилась и смеялась.
        — Как тебе не стыдно, — не то серьезно, не то в шутку сказала она.
        — Рита, так несправедливо. Мы нигде и ничего не можем себе позволить. В твоем доме нас может поймать Робби, а в моей комнате…
        — Да, я попрошу тебя вспомнить, что в твоей комнате от этой идеи отказалась не я, так что не смей называть меня трусихой.
        — Я бы никогда тебя так не оскорбил.
        — Но ты так бы подумал, а мне не хочется, чтобы у тебя были такие мысли.
        — Ты хочешь проникнуть в мой разум? Не тревожься, ты и без этого совсем его не покидаешь.
        Рита поправила волосы, и теперь он знал, что так она пытается замаскировать свое смущение. В ней было много знакомого и родного, но по-прежнему оставалось столько же или может даже больше неизвестного. Артур не думал, что она будет готова отдаться ему в той грязной и уродливой комнате, где он проводил ночи, но ей, кажется, было все равно. Однако серые простыни, сырость и ободранные обои создавали неприятное впечатление, и он не мог допустить, чтобы их первая близость состоялась в той промозглой комнатушке. Ему хотелось дать себе волю без оглядки и плохих воспоминаний, а бедность его дома наводила на мысли о тех днях, когда он приходил к женщинам и спал с ними за деньги.
        — Ты ведь знаешь, почему я не захотел, правда? Ты не считаешь, что я не нахожу тебя привлекательной? Поверь мне, нет ничего такого, чего я ожидал бы больше, чем остаться с тобой наедине и отпустить на свободу все свои желания, но та комната убивает все чистое.
        — Я понимаю, — ответила она. — Но если так и будет продолжаться, то мы с тобой не сблизимся никогда. В моей комнате этого сделать также нельзя, поскольку Робби может прийти в любой момент. Хуже того, иногда с ним бывает его друг, так что об этом и речи быть не может.
        — Но в моем доме этого уж точно делать не стоит, — тяжело вздохнул он. — Эта комната напоминает о других женщинах, которым я платил.
        — Если ты знаешь, что я не одна из них, этого достаточно. Впрочем, я вполне взрослая и могу сдержать свои желания, так что не думай, будто я тебя тороплю.
        — Как бы мне хотелось привести тебя в хороший дом, надеть на твою руку кольцо и… а куда делось старое кольцо? Я заметил, что ты его больше не носишь…
        На самом деле ему уже давно хотелось узнать, почему она не снимала обручальное кольцо еще несколько месяцев после развода, но он не мог спросить ее об этом.
        — Я убрала его в шкатулку полгода назад. Носила его, сама не знаю, зачем.
        — Ты могла бы надеть мое кольцо, если бы только у меня были деньги его купить?
        — Да, — ответила она.
        — Ты понимаешь, что сейчас ты не просто согласилась принять подарок, а вообще дала согласие выйти замуж за голодранца?
        — Перестань себя так называть, Артур, не то я действительно рассержусь и прекращу с тобой разговаривать.
        — Возможно, Антон и был бедным, но все же вы с ним родились, будучи представителями одного круга, и ты могла свободно выйти за него замуж, но сможешь ли ты совершить мезальянс?
        — Ты никогда не был женат, и хочешь стать супругом разведенной женщины, которая намного старше тебя, так что я не понимаю, кто тут совершает мезальянс.
        Ее способность так просто говорить о сложных вещах появилась не так давно, и он не знал, когда именно она стала такой открытой. В любом случае, говорить с ней было интересно и в прежние времена, но сейчас он получал от бесед еще больше удовольствия.
        — Ты не знала другого мужчины кроме своего мужа, а у меня были женщины, имен которых я не помню. Что насчет этого?
        — Если бы ты заразился от них, то наверняка сейчас тебя бы уже не было в живых, — пожала плечами она.
        — Я говорю о другом. Я хочу знать, не чувствуешь ли ты отвращения ко мне.
        Она запрокинула голову и поджала губы. Ему хотелось поцеловать открывшуюся белую шею, но момент был слишком серьезным, чтобы разрушать его неосторожными движениями.
        — Ты заметил во мне брезгливость, когда мы чуть было, не согрешили на твоей кровати? — через несколько секунд, опуская голову, спросила она.
        — Нет, — прошептал он.
        — А с чего тогда у тебя появились такие мысли?
        Он помедлил с ответом, сомневаясь, с чего стоит начать.
        — Я думаю, ты должна знать все обо мне, прежде чем мы станем супругами. Кто знает, что ждет нас впереди, и я не хочу, чтобы ты чувствовала, будто я нарочно утаил от тебя нечто важное или обманом заманил к себе.
        — Артур, я же не наивная девочка, я сама прекрасно знаю, на что соглашаюсь.
        — У меня сейчас ничего нет, и ты это знаешь. Те деньги, что я скопил за время учебы, мы решили не тратить, но никаких планов у меня до сих пор не появилось. Я не знаю, сколько еще проживу в той конуре, и когда смогу найти хорошую комнату или даже снять дом. Поэтому наши желания не утолятся еще очень долго, а я говорю тебе о кольце, что выглядит весьма самонадеянно.
        — Если бы вся жизнь человека состояла в супружеском ложе, то я, наверное, умерла бы десять лет назад, — засмеялась она.
        Он кивнул, вновь целуя ее, на сей раз уже в губы.
        — Я хотел бы все исправить, — прошептал он, едва оторвавшись от нее.
        — Что именно? Скажи, я хочу это слышать. — В ее глазах прыгали искорки.
        — Нашу жизнь. То, что ты чувствовала себя нежеланной и нелюбимой, твои унижения и твою боль — я хотел бы, чтобы этого никогда не было.
        — Тогда мы вряд ли смогли бы с тобой встретиться.
        — Ты права, но… я думаю о том, что будет, если я не смогу стать фотографом. Мне кажется, что лучше начать работать в студии помощником, тогда будет хоть какая-то надежда.
        — Нет, ты не должен торопиться. Сейчас тебе нужно немного отойти от обучения, и время у нас есть. Как только ты найдешь хорошую идею, я помогу тебе составить план, и ты откроешь свое дело. Только прошу тебя, не расходуй свою жизнь и свой талант на других.
        Откуда ей было известно, что у него есть талант, если даже он сам не мог сказать этого наверняка? Артур покачал головой.
        — Я могу потратить все деньги, но так никогда ничего и не добиться.
        — Милый, нельзя отправляться в плавание, заранее представляя крушение собственного корабля.
        — Нет, сейчас впервые в жизни меня не волнуют потерянные деньги, меня беспокоит то, что ты будешь находиться рядом с бедным мужчиной. И кто знает, когда мы поженимся?
        — Поженимся, когда перестанем бояться самих себя, от денег тут зависит совсем немного. Я уже была женой богатого мужчины, и, судя по моим воспоминаниям, ничего приятного в этом мне найти не удалось. Если ничего не получится со студией, мы откроем булочную, я выйду за тебя замуж, и ты переедешь в уже знакомый тебе дом.
        — А за соседней дверью будет спать Робби…
        — Тем больше причин для того чтобы постараться сделать карьеру фотографа удачной.
        — Так ты выйдешь замуж за меня, даже если я буду бедным?
        Она обняла его за плечи и сама прижалась губами к его губам. Рита редко целовала его, и Артур был уверен в том, что она просто не успевала сделать это первой, поскольку когда у них бывало свободное время, он предпочитал брать инициативу в свои руки.
        — Мы с тобой почти ни в чем не ограничиваем себя уже три недели, — прошептала она. — Подумать только. И если ты после всего этого бросишь или обманешь меня, я не знаю, что с тобой сделаю.
        — Ты не представляешь, как мне хочется рассказать о нас с тобой Юдифи, — признался он. — Я хочу, чтобы она гордилась нами.
        — Так давай сходим к ней и сообщим о нашем решении, — предложила Рита.
        — И еще я прошу разрешения поговорить с Робертом.
        Она опустила ресницы, спрятав взгляд.
        — Он знает, можешь не сомневаться. Я сказала ему в тот же день, после нашего разговора на кухне. Робби признался, что до последнего надеялся на мое воссоединение с Антоном. Было тяжело слышать такое, но я сразу сказала, что этого никогда не будет.
        — Робби еще совсем ребенок, он просто не понимает, какую боль тебе пришлось пережить, — касаясь ее плеча самыми кончиками пальцев сказал он.
        — Дело вовсе не в боли, Артур. Я очень любила его, и возможно, если бы не встретила тебя, то так бы и осталась до конца своих дней несчастной и сожалеющей о прошлом. Не знаю, смогла бы я вернуться к нему или нет. Если бы он пришел ко мне, вот также стоял за забором и говорил те же слова, что и в прошлый раз, то может, я бы решила вновь попробовать…
        Артур ничего не знал о том разговоре, и теперь был неприятно удивлен.
        — Когда был этот прошлый раз? — не скрывая своего недовольства, спросил он.
        — Вы с Робби были на крикете.
        — Он отослал сына, чтобы застать тебя в одиночестве? Черт, не думал, что он на такое способен.
        Рита поморщилась, а потом опять улеглась на одеяло, поправляя сбившееся покрывало, под которым она прятала свои ноги. Ее лицо было грустным, и она смотрела в небо, проглядывавшее между только начавшими желтеть листьями.
        — Кажется, так получилось случайно. Тебе незачем беспокоиться, я даже не пустила его на порог. Мы говорили во дворе.
        — И он тоже признался о том, что хотел бы снова жениться на тебе?
        — Напрямую он этого не сказал, но дал понять, что надеялся на это. Я и ему сказала, что этого не произойдет. В моей жизни появился ты, и я впервые узнала, что такое чувствовать себя полноценным человеком. Год назад я застала его с другой девушкой и после этого проходила через все круги ада в том проклятом доме. Я ведь и думать не смела, что встречу тебя. Ты так много изменил в моей жизни, Артур, ты сделал меня абсолютно другой женщиной.
        Он лег рядом с ней и взял ее ладонь в свои руки.
        — Год назад у меня была камера, но я не знал, что с ней делать. Ходил и фотографировал места вроде этого, а о большем и не помышлял. А теперь я еще жалуюсь, что мне страшно открывать собственную фотостудию. Подумать только, прошло так мало времени, и я тоже полностью переменился. И ты, конечно, знаешь, кто создал меня заново, не правда ли, милая?
        Она закрыла глаза и на ее лице вновь появилась та же загадочная улыбка.
        ГЛАВА 39 РИТА. МАРТА
        Почти весь сентябрь Артур провёл в ее доме. Он обедал вместе с ней и Анной, а после этого оставался до самого вечера. Когда Робби не было в доме, они выбирались к реке, и он часами лежал на заранее подготовленном одеяле, положив голову ей на колени. Они много говорили и обсуждали его будущее, стараясь найти верное решение. Ей хотелось, чтобы он нашел нечто интересное и сразу же начал работать независимо, но Артур был сторонником медленного начала. Он хотел наняться на работу в какой-нибудь салон и даже несколько раз выезжал в город, просматривая предложения в газетах. Однако во всех случаях условия работы оказывались невыгодными, и он возвращался к ней, честно рассказывая о своих попытках.
        Теперь, когда на дворе стояли темные, пожелтевшие и пропахшие мокрыми листьями последние дни сентября, они все чаще проводили свое время в гостиной. Иногда, когда Робби задерживался у друга, они лежали на диване, каким-то чудом умещаясь на нем вдвоем, и Артур мечтал о том, что когда-нибудь они купят дом побольше и перевезут этот диван как память о своем первом супружеском ложе.
        Об их отношениях было известно Робби и Анне, и этого было достаточно — Рита с некоторым удивлением поняла, что ее не беспокоило, известно ли об этом Антону. Еще в теплые дни Артур говорил, что они должны все рассказать Юдифи. Затем они решили, что лучше сделать это, когда появится больше определенности. В том, что этот маленький и хрупкий мир принадлежал только им, было нечто прекрасное, и им обоим не хотелось терять это ощущение.
        Ей нравилось, что Артур не говорил о любви, но почти всегда касался ее, если была такая возможность. Ему нравилось молча лежать рядом с ней, расплетая пальцами пряди ее волос, которые потом приходилось собирать заново. До этого момента Рита не знала, как чувствует себя женщина, перед которой преклоняются, и теперь все эти пробелы восполнялись с лихвой. Не говоря ни слова, Артур умудрялся дарить ей столько эмоций, что она и впрямь начинала верить в собственную красоту.
        В один из таких темных пасмурных дней они вновь сидели рядом на диване, и ее голова покоилась на его плече. Близость, которой она никогда не знала с Антоном, заполняла ее сознание, и она чувствовала, что весь мир действительно оказался позади, далеко за пределами их уединенного дома, где существовали лишь их тихие разговоры и мягкие прикосновения.
        — Распускай волосы чаще, — перебирая пальцами собранные в ладони шпильки, которые он вынул несколько минут назад, сказал он. — Мне так очень нравится.
        — Со временем тебе надоест, вот увидишь, — улыбнулась она.
        — Почему ты всегда ждешь худшего? — касаясь ее руки, спросил он.
        — Потому что… это правда, так всегда и бывает, понимаешь? У меня была… не горничная и не служанка, а помощница, скорее всего. Ее звали Марта, и она появилась уже после того, как Антон начал много зарабатывать. Она не занималась другой работой, только была рядом со мной.
        — И что же она делала?
        — Помогала мне одеваться, укладывала волосы в красивую прическу. Иногда помогала мне мыть волосы. Готовила мое пальто и все такое.
        — У тебя была такая служанка?
        — Артур, я же сказала, что она не была служанкой. Я прекрасно справлялась и сама, но по правде говоря, когда дело доходило до сложных укладок и локонов, ей просто не было равных. Для Антона это было необходимостью — чтобы на всех светских приемах я выглядела не хуже, чем жены и спутницы его партнеров, а потому он исправно оплачивал ее работу, хотя она не жила в нашем доме и приходила только два раза в неделю. Когда я вынудила его подать на развод и затеять судебное дело, от ее услуг пришлось отказаться, но если говорить начистоту, то я даже не заметила этого.
        — А сколько ей было лет?
        — Сейчас ей двадцать восемь, она замужем и у нее маленький сын. Хорошая девушка, я с ней часто беседовала. Кажется, она тоже знала об изменах моего мужа, но ничего не говорила мне, жалея мои нервы.
        — Рита, он больше не твой муж.
        Артур всегда очень внимательно относился к подобным мелочам, и теперь она стала к этому привыкать.
        — Да, милый, я помню об этом. Просто в то время мы еще были с ним женаты.
        — Хорошо, я успокоился, — обнимая ее за плечи и прижимая к себе, примирительно сказал он.
        — Когда мы с тобой станем жить вместе, твоя ревность немного уляжется. Ты привыкнешь ко мне, и уже не будешь обращать такого внимания на слова.
        — Не уверен, но если ты так считаешь, то… ладно, пусть будет так. Кстати, а что о служанке? Она тоже стала тебе надоедать?
        Рита засмеялась и прижалась носом к его плечу.
        — Нет, она просто не успела надоесть мне. Зато поначалу она очень восхищалась моими волосами, говоря, что они красивые, густые и тяжелые.
        — Я ее понимаю, — вновь запуская пальцы в ее распущенные по плечам волосы и проводя раскрытой ладонью до самых кончиков, сказал он.
        — А дальше она просто привыкла и даже стала иногда ворчать, когда приходилось делать особо сложные прически. Она старалась не выказывать раздражения всерьез, но я все видела. Это было забавно. Видишь, все приедается — дай только время. Хотя, наверное, все дело было в том, что она постоянно работала с волосами — потом я узнала, что Марта жила в большом доме на улице, расположенной недалеко от фабрики. Каждые выходные у ее дверей собиралась целая очередь желающих получить красивую прическу. Она завивала им волосы, наносила помаду и даже выбирала платья. У нее неплохо получалось — однажды я тайком от Антона пришла к ней в гости, чтобы посмотреть на ее новорожденного сына Габриэля. Пока она возилась с девушками, я приглядывала за младенцем. Ты не поверишь, всего лишь за один час она приняла трех клиенток и со всеми прекрасно справилась.
        — Почему же не поверю? В моем доме тоже жила такая женщина, правда теперь она не работает. Я не знаю, нанималась ли она в дом к кому-нибудь, но зато возле ее дверей всегда топтались девочки, которые собирались в кино или на свидание.
        — В кино? — переспросила она.
        — Да, собирались вместе со своими ухажерами залезть на стену летнего кинотеатра, если быть точнее.
        Она рассмеялась:
        — Это, наверное, было интересно. И зачем в таком случае были нужны прически?
        — Не знаю. До сих пор не могу понять. Все эти женские причуды очень странные. Насколько я могу судить, далеко не все дамы из высшего общества заботятся о прическах каждый день. Кажется, за время моего обучения я перевидал столько женщин, что теперь мог бы составить книгу. Разумеется, каждую из них я сравнивал с тобой, пытаясь понять, есть ли еще кто-то, обладающий таким же сочетанием простоты и загадочности одновременно. Никого не нашел.
        — Ты мне льстишь.
        — Вовсе нет, я говорю чистую правду. И знаешь, некоторые из них были вынуждены фотографироваться без особой подготовки. То есть, ни кудрей, ни нарядов — просто, как есть. Такое случалось часто, когда мы приходили фотографировать маленьких детей и заставали матерей врасплох.
        — Вот если бы у каждого фотографа была при себе работница вроде Марты, то таких проблем бы не было, — в шутку сказала Рита, поднимая голову и глядя на него.
        Артур улыбнулся.
        — Было бы замечательно. Тогда, бьюсь об заклад, клиентов у Готлиба могло быть куда больше, чем он когда-либо видел.
        В тот момент они не задумывались о том, что идея о парикмахере была такой удачной, и лишь после того как Артур ушел, совсем поздно вечером, сидя перед новым зеркалом и расчесывая свои уже прилично отросшие волосы, Рита почувствовала, что они, возможно, открыли нечто важное.
        Почему бы и нет? В конце концов, не у каждой простой женщины есть возможность сделать хорошую прическу и сфотографироваться. Рита много думала об этом, и ей казалось, что стоит обсудить эту идею с Артуром. Прежде они искали возможность сразу же начать нечто неординарное в хорошем районе, но теперь она впервые задумалась о том, что Артур может начать и с собственного квартала. Наверняка там нет фотостудии, так почему бы ему не стать первым?
        Она знала заранее, что насчет этого с ним придется немало повоевать, но к этому можно было подготовиться. Артур оставался чрезмерно осторожным во всем, что касалось денежных вопросов, и все слишком рискованные идеи отметались сразу же, без возможности повторного рассмотрения.
        Дальше ее мысли перетекли в другое русло. Рита разглядывала свое отражение в гладкой поверхности, заключенной в деревянную раму, и пыталась дать себе объективную оценку. Действительно ли она заслуживает того, чтобы Артур так к ней относился? С тех пор, как она «подняла белый флаг» она не позволяла себе слишком много думать о том, что крадет его время и поступает эгоистично. Артур сам заверил ее в обратном. Он утверждал, что на самом деле, потеряет больше возможностей и драгоценного времени, если она откажется от него. И все же, временами в ее сердце закрадывались сомнения. Не обманывает ли она сама себя?
        Они с Артуром еще ни разу не были близки, он не видел ее тела, и не знал, как она на самом деле выглядит. Думая об этом, Рита впервые за долгие месяцы сбросила с плеч рубашку и встала перед зеркалом, пытаясь глядеть на себя прямо и внимательно.
        Конечно, со времен развода ее тело очень сильно изменилось. Она похудела, и хотя ей пришлось хранить это в секрете от Артура, Рита еще летом она выкроила время и сходила к доктору, у которого можно было взвеситься. Если с тех пор все осталось как есть, то она весила семьдесят пять килограммов. Нет, такое тело нельзя считать привлекательным.
        Вспомнился момент в его комнате, когда они зашли к нему за камерой. Артур хотел сделать снимок загородной местности, куда они направлялись вдвоем. Тогда обычные объятия перешли в поцелуи, а затем они оказались на его кровати, и она почувствовала, что может поступить безрассудно, но Артур остановился. Он просил прощения, словно был в чем-то виноват, и в первый момент она подумала о том, что он действительно не хочет близости с ней, что его оттолкнула ее слишком старая внешность. От этого становилось больно и неприятно, но она старательно скрывала свой страх.
        В том обществе, откуда она пришла, женщины не имели своих желаний — по крайней мере, они усердно создавали такую видимость. На самом же деле все они оставались обычными людьми, и если уж их щеки могли заливаться краской и гореть от комплиментов, значит, определенные эмоции и чувства не были чужды даже самым холодным барышням.
        Рита подошла ближе, рассматривая свою кожу в отражении. Сколько у нее еще времени? Как долго ее тело будет выглядеть более или менее прилично? Она вспомнила тот день, когда Артур целовал ее ключицы и влажно дышал на шею, словно без слов прося позволить ему большее. Тогда они вновь отдыхали за городом, вокруг было совершенно пусто и безлюдно, но она не смогла пересилить свой страх. Чего она боялась? Того, что их увидят или ей просто было страшно еще раз ощутить его нерешительность? Рита хотела знать точный ответ, но не могла найти его даже сейчас, разглядывая свое обнаженное тело и находясь в полном одиночестве. Можно снять одежду и увидеть все то, что скрывается под слоем ткани, но нельзя раскрыть душу. По крайней мере, не так скоро.
        ГЛАВА 40 АРТУР. ЗЕРКАЛО И ПОЛОТЕНЦЕ
        В один из счастливых осенних дней Артур решил зайти к Рите поздним вечером и остаться до утра. Он и прежде мог рассчитывать на ее гостеприимство, но теперь, когда ему было известно, что Робби вновь остается у своего приятеля, чтобы всю ночь напролет ставить химические эксперименты, Артур подумал, что мог бы воспользоваться этим временем. Он взял с собой камеру и отправился знакомой дорогой. В конце концов, почему они не могут провести вместе еще несколько часов? Возможно, они даже решат заночевать рядом на диване в гостиной — как оказалось, им вполне хватало места.
        Рита открыла ему дверь, и, кажется, совершенно ничему не удивилась. Она пропустила его, а затем отворила и вторую дверь — ту, что вела во внутреннюю часть дома. Оставив сумку у входа, Артур осторожно двинулся за ней.
        И все это, не говоря ни слова.
        — Я набрался наглости и пришел к тебе, зная точно, что Робби сегодня нам не помешает.
        — Я рада, что ты пришел, — сказала она, приглашая его в свою комнату.
        Он помедлил перед тем, как войти. Это был первый раз, когда она впускала его в свою спальню, и Артур чувствовал некоторое волнение. Еще месяц назад он и мечтать об этом не смел, хотя его всегда интересовало, как выглядела постель, на которой она спала почти целый год.
        Комната оказалась крохотной. У окна стояла не слишком большая кровать, застеленная белыми простынями с кружевной кромкой. В изголовье лежала всего одна подушка, а покрывало было уже сдвинуто и собрано складками в изножье. На стене висело зеркало портретных размеров, а под ним стояла небольшая тумбочка, служившая, по всей видимости, ночным столиком. У внутренней стены находился небольшой сундук, а рядом на двух крючках умещались вешалки с платьями. Одно из них он видел на ней еще днем. Очевидно, она собиралась спать — на тумбочке у зеркала стояла знакомая чаша с водой, а рядом лежали шпильки.
        — Присядь, — попросила она, показывая на стул перед зеркалом.
        — Зачем?
        — Пожалуйста, Артур, — вздохнула она. — Не спрашивай, просто сделай, что я говорю.
        — Хорошо.
        Он опустился на стул лицом к зеркалу, видя в отражении, что она подходит к нему со спины. Мягкие руки пробежались по его шее, отодвигая жесткий воротник рубашки назад. Затем мягкие пальцы добрались до первых пуговиц и принялись расплетать петли. Совсем скоро ткань соскользнула с его плеч, и он напряженно выпрямил спину, не зная, чего ожидать. Рита медленно опустила руку в чашу, вынула смоченное полотенце, а затем слегка отжала его и приложила к его плечам. Вода была теплой, влажная ткань легко прошлась по коже, и от волны приятных ощущений у него вырвался вздох. Он мог бы следить за ее отражением, но глаза закрылись сами собой, и он лишь чувствовал, как она обтирает его шею и верхнюю часть спины, время от времени возвращая полотенце в воду, чтобы ополоснуть его. В такие моменты ему становилось холодно, и он едва сдерживался — его тело требовало прикосновений и тепла.
        После того как его плечи, шея и спина были подготовлены, Рита принялась за его лицо. Самыми кончиками ласковых пальцев она осторожно массировала его кожу, очерчивала линии губ, бровей, поглаживала щеки и лоб.
        Ему казалось, что он засыпает, но ее голос вернул его к реальности.
        — Открой верхний ящик и достань расческу, — сказала она, убирая руки от его лица.
        Он все еще держал деревянный гребень в руках, когда ласковые ладони прошлись по его волосам, касаясь самой кожи. Рита совершала невозможное, и он чувствовал, будто она расплетает тугие узлы его мыслей и переживаний. Теплые руки двигались медленно и неторопливо, а шелковые нежные прикосновения дразнили кожу, и Артур уже шумно дышал, не понимая, чего хочет больше — чтобы она остановилась или чтобы ласкала его еще очень долго.
        — Дай гребень, — тихо сказала она, обдавая дыханием его шею.
        После ее рук немного острые зубцы гребня показались ему даже холодными, но и это было приятно. Ему никогда прежде не расчесывали волосы, и он не знал, насколько захватывающими могут быть эти простые ощущения. Только через несколько мгновений он смог осознать, что она не просто приводила его в порядок — она меняла пробор, тщательно разделяя волосы и приглаживая их. Нужно было открыть глаза и посмотреть, что она с ним делает, но сил на это не оставалось.
        Руки исчезли, и он протестующе наморщился, но она склонилась к его уху и прошептала:
        — Теперь открой глаза.
        Первой мыслью, зародившейся в его разуме, было сожаление о том, что он не может украсть этот момент у зеркала. Собственное лицо показалось ему незнакомым, хотя, в сущности, почти ничего не изменилось. Она была совсем рядом, и ее волосы падали ему на плечи, а ее щека была почти прижата к его щеке.
        — Ты такой красивый, — сказала она, целуя его лицо. — Такой молодой.
        — Ты сделала меня таким, — безотрывно глядя в отражение, возразил он. — Как тебе это удалось?
        Она улыбнулась.
        — У меня выходит не так хорошо, как у Марты, но примерно то же самое она делала мне. Теперь понимаешь, почему женщины так любят посещать салоны парикмахеров?
        — Когда я стану твоим мужем, буду просить тебя об этом каждый вечер.
        — Если тебе не надоест, я сама буду делать это.
        Он взял ее руку, лежавшую на его плече, перевернул ладонью вверх и поцеловал.
        — Какие ласковые руки, — улыбаясь, сказал он.
        — Спасибо, — она также еще раз поцеловала его, но теперь уже в макушку, а затем отошла и опустилась на кровать. — А сейчас нужно поговорить.
        — Я не уверен, что смогу давать связные ответы на твои вопросы, — сказал он.
        — Тебе и не нужно, просто выслушай. Готов?
        — Да.
        Сейчас он сказал бы все что угодно.
        — Ты провел перед зеркалом всего десять минут. Тебе ведь понравилось, верно? К тому же, ты несколько изменился. Как ты, наверное, успел заметить, женщины проводят у зеркала чуть больше времени. Я подумала о том, что в твоей студии должно быть что-то особенное, что отличало бы ее от других. Что если бы у тебя работал парикмахер? Женщина вроде Марты, которая могла бы делать прически клиенткам прямо на месте? Для этого нужно совсем немного — ширма и зеркало. При необходимости, я могу отдать это зеркало, поскольку почти год прекрасно обходилась и без него.
        — А еще нужна теплая вода, — добавил Артур, который не разделял такого оптимизма.
        — С этим можно что-то придумать. К примеру, провести воду и поставить маленький котел.
        — Это не так просто, как кажется.
        — Зато это может помочь тебе найти клиентов.
        — А что если не будет никаких клиентов? Разве станет парикмахер сидеть целыми днями в студии, ожидая, пока кто-то войдет в дверь?
        — Если ты пообещаешь оплату по графику, вне зависимости от выполненной работы, то, я думаю, найдется кто-нибудь.
        Он отвернулся, снова глядя в зеркало. Теперь здесь стало пусто — за его спиной больше не было красивой темноволосой женщины, и пространство глушило все формы. Артур сам себе показался маленьким и жалким.
        — Какую сорочку наденешь сегодня? — не желая больше смотреть на себя, спросил он.
        — Какие непристойные вопросы, — усмехнулась Рита, явно поддразнивая его. — Надену ту, что висит возле сундука. Видишь вешалку?
        — Светло-зеленая? — уточнил он, разглядывая слишком уж широкую рубашку, подол которой свисал чуть ли не до самого пола.
        — Да.
        — Можно мне посмотреть? — спросил он, переводя взгляд на Риту и зная заранее, что сейчас она откажет ему.
        — Подойди, посмотри. Хотя, вряд ли ты захочешь ее надеть, — беззаботно пожала плечами она.
        — Ты знаешь, о чем я говорю. — Ему не хотелось сейчас играть и шутить.
        — Артур, смотреть не на что, и кроме того, тебе лучше спать в зале.
        — Без тебя на том диване будет холодно.
        — Можешь дождаться меня там, я справлюсь очень быстро.
        Он покачал головой. И почему она так упряма? Иногда ее неуверенность выводила его из себя. Порой Артур даже уставал повторять ей, что считает ее красивой и гордится ее внешностью, ведь сколько бы он ни старался, она неизменно возвращалась к тихой ненависти к своему телу. Наверное, она заметила, что ему не нравится, когда она отзывается о себе не слишком лестно, и Рита перестала говорить открыто, но в ее поведении и небольших поступках явственно прослеживалась неприязнь к собственному внешнему виду.
        — Я буду подсматривать в замочную скважину, — поднимаясь со стула, предупредил он.
        — Я погашу свет перед тем, как раздеться, — в тон ему ответила она.
        — Лучше просто не выгоняй меня. Кроме того, твоя идея кажется не столь удачной… я говорю о студии и парикмахере… потому что на меня твои руки произвели совершенно определённый эффект, но клиентки вряд ли станут получать такое же удовольствие когда с ними будет работать другая женщина. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы они приходили не за прическами, а за снимками.
        Рита подняла подбородок и посмотрела на него свысока, словно он был маленьким мальчиком и говорил глупости. Она редко так делала, но каждый раз от такого взгляда он чувствовал досаду и даже злость.
        — Мне тоже нравилось, когда Марта возилась с моими волосами, — сказала она. — В любом случае, когда тебе уделяют внимание, это всегда приятно. Кроме того, все прически будут делаться именно для снимков, понимаешь? Великосветские дамы и без того нанимают парикмахеров перед тем, как их супруг пригласит фотографа в дом. Твоя студия могла бы стать особенной, если бы клиентам не нужно было ни о чем беспокоиться, когда они приходили бы к тебе. Только представь — обычные люди могли бы зайти в твою студию с прогулки, а на снимках выглядели бы так, словно долго готовились к съемкам.
        — Я сейчас не могу об этом думать, — устав слушать ее рабочие идеи, прямо сказал он. — Мне хочется прикоснуться к тебе, а еще лучше снова ощутить твои руки, потому что с тех пор как ты меня оставила, я начал мерзнуть.
        — Главное не простудись, — отшутилась Рита, поднимаясь с кровати и подходя к нему. Она положила руки на его плечи и слегка сжала пальцы. — Просто подумай об этом, Артур, я ведь ни к чему тебя не принуждаю.
        — Ты никогда не заставляешь меня, но я отчего-то всегда поступаю именно так, как ты хочешь. А что, если на этот раз я откажусь? Ты не позволишь спать рядом с тобой сегодня ночью?
        Она покачала головой, и в ее глазах снова прятались смешинки.
        — Это твоя работа и твой выбор, как я могу давить на тебя и уж тем более, наказывать за то, что у тебя есть собственное мнение? Я обязательно приду к тебе, обещаю.
        — Сегодня… ты должна знать, я пришел, надеясь, что мы сможем разрушить еще одну границу. Ты ведь понимаешь, о чем я?
        — Да. Артур, ты ведь тоже должен был давно понять, что меня это не пугает. Кроме того, ты уже несколько раз называл тот диван супружеским ложем, хотя, по сути, мы всего лишь лежали рядом. Соседи и без того начали судачить о нас, так что терять нам нечего.
        Ни капли жеманства или притворства. Ее прямота радовала и опьяняла, и Артур был готов поклясться, что каждый раз, видя в ней эту честность, чувствовал непреодолимое желание возвращаться к ней вновь и вновь.
        — Судачат? Как это прекрасно, Рита. Значит, скоро разговоры дойдут до твоего прекрасного бывшего супруга, и он перестанет искать встреч с тобой.
        Он прекрасно знал, что ей не нравится такая ревность. Опять же, она никогда не говорила этого напрямую, но Артур был уверен в том, что ее расстраивают его разговоры об Антоне. Просто эмоции и опасения рвались наружу, и он ничего не мог с собой поделать. Присутствие бывшего супруга Риты все еще ощущалось время от времени, и такие моменты были весьма неприятными.
        — Он больше не ищет со мной встреч, но у нас есть Робби, и он не может отказаться от собственного сына.
        — Я должен это понимать, но почему-то мой разум отказывается вмещать все эти простые доводы. После всего, что я узнал, мне кажется, что я мог бы даже убить его.
        — Нет, милый, ты должен благодарить его. Ведь если бы он не обошелся со мной таким образом, мы бы никогда не встретились. Подумай, что было бы с нами?
        Он взял ее ладони в свои руки.
        — Сегодня я не хочу тратить на это время. Где находится застежка твоего платья?
        Вопрос был неожиданным — ее глаза расширились, а губы приоткрылись от удивления.
        — Я сама сниму его.
        — Застежка ведь на спине? — упорствовал он. — Платья застегиваются сзади, я знаю. Ты носишь корсет?
        — Нет, не ношу. В этом нет нужды, все равно теперь я не надеваю дорогие платья.
        — У тебя обязательно будут дорогие наряды, но я бы не хотел, чтобы ты носила корсет.
        Крохотный крючок прятался между швами платья точно посередине спинки, и Артур расстегнул его, распуская тесную форму.
        — Я же сказала, что сама, — нахмурилась Рита.
        — Тебе не хватит духу, я точно знаю, — приближаясь к ее лицу и почти касаясь ее губ, выдохнул он.
        ГЛАВА 41 РИТА. ПЯТЫЙ ПОРТРЕТ
        Ее разбудил щелчок. Открывать глаза не хотелось, но ошибки быть не могло — такой звук всегда раздавался только от фотоаппарата.
        Рита прижала простыню к груди и приподнялась, нехотя открывая глаза.
        — Откуда у тебя камера? — протирая глаза свободной рукой, спросила она.
        Сероватый дым поднимался к потолку ее спальни, а перед ней стоял Артур — уже почти одетый и совершенно проснувшийся.
        — Я принес ее вчера с собой, — сказал он.
        — Вчера? Почему я ее не увидела?
        — Потому что ты была очень сильно увлечена своей идеей о студии.
        Она кивнула, одновременно пытаясь найти удобное для себя положение и при этом не открыть больше положенного.
        — Зачем ты фотографируешь? Я же не одета, — посетовала она, глядя на его довольное лицо. — Лучше бы чаю заварил.
        Артур только рассмеялся, опускаясь рядом с ней на кровать.
        — Я ненавижу портрет, который сделал Готлиб, — сказал он после того как веселье прошло. — И знаешь, отчего?
        — Не знаю, но догадываюсь.
        — Потому что он сделал это намного лучше, чем я. Иногда смотрю на эту фотографию и начинаю даже себя ненавидеть. Почему я не могу так же? Он увидел тебя впервые, там был такой убогий свет, а он просто взял и сделал твой портрет, причем так красиво, как у меня никогда не выйдет.
        — Может, дело в том, что у него была другая камера?
        — Нет, я ведь учился у Готлиба, и за три месяца понял, что от камеры зависит не так много, как мне казалось до этого. Конечно, качество прибора имеет большое значение, но гораздо важнее подход, опыт и восприятие. Что-то ускользнуло, и я не могу понять точно, что именно потерял. Поэтому я буду фотографировать тебя снова и снова, пока не добьюсь совершенства.
        — Хорошо, Артур, сколько угодно, но только не когда я раздета и сплю, — почти обиженно сказала она. — А вдруг кто-то увидит это фото?
        — Если кто-то увидит, то я выколю ему глаза. Хотя, это вряд ли.
        — А как же Конрад?
        — Я доплачу ему, он впустит меня в мастерскую ненадолго, и я смогу сам все сделать.
        — Ты умеешь?
        — Научился.
        И когда же он успел? Рита опустила голову и рассмеялась. Все же быть любимой оказалось куда приятнее, чем она ожидала. Ей казалось, что после прошедшей ночи он должен был непременно остыть к ней или хотя бы утратить эту свою юношескую влюбленность, но очевидно, что этого не произошло.
        — Тебе удалось выспаться? — спросила она, снова возвращаясь к разговору.
        — Да, я немного поспал. Чувствую себя очень хорошо, и у меня полно сил, так что обо мне не беспокойся. А что насчет тебя?
        — Я еще хочу спать, но уже нельзя. Через час придет Анна, нам нужно успеть позавтракать до этого момента.
        — Анна? О, да, я совсем забыл о ней. Если бы в этом доме был телефон, ты могла бы позвонить и сказать, что даешь ей выходной. Я сделал бы всю ее работу, и нам не пришлось бы торопиться.
        Рита покачала головой:
        — Нет, ей нужны деньги, так что лишать ее работы сейчас нельзя.
        —  Ты так добра к ней, — улыбнулся он, склоняясь ниже и целуя ее плечо. — А теперь поднимайся и выбери себе платье, я буду ждать на кухне. Правда, приготовить завтрак не смогу, поскольку ничего там не знаю.
        — Можешь просто поставить чайник, остальное я сделаю сама.
        — Хорошо, с чайником я справлюсь. По правде говоря, я теперь вообще все плиты ненавижу. Только сейчас понял, как сильно мне не нравилось работать на кухне. И почему я не чувствовал ничего подобного раньше?
        — Потому что у тебя не было выбора, — сказала она, по-прежнему боясь пошевелиться. — Иди же скорее.
        — Не знаю, что ты хочешь скрыть от меня, но ладно, так уж и быть, уйду, — засмеялся он.
        Дверь за ним закрылась, и Рита облегченно вздохнула. Затем она выбралась из постели и направилась к чаше с водой, стоявшей возле зеркала. Она отвыкла от ощущения усталости и даже некоторой боли, и теперь ей казалось, что она чувствует все это впервые. Почему-то захотелось смыть все следы прошлой ночи, растворив в остывшей воде запахи и прикосновения.
        Думать о том, что между ними произойдет нечто большее, было не так страшно, как сделать все по-настоящему. Рита посмотрела в отражение, пытаясь найти в себе перемены, но она выглядела так же, как и накануне. Ощущение тревоги не было угрызениями совести или религиозным страхом, просто Рита старалась вместить ту мысль, что все же позволила Артуру зайти так далеко. Стараясь быть честной, она признавала, что позволила это и самой себе, ведь она хотела этого почти так же сильно, как и он. Неужели теперь она должна считать себя грязной? Ей вдруг стало интересно, как пережил Антон свою первую измену. Ведь должен же был он как-то почувствовать, что пересек незримую границу и уничтожил рамки, которые были основанием их  брака.
        Послышались шаги Артура, а затем он негромко постучал в дверь.
        — Ты уже одета? — спросил он, оставаясь снаружи.
        — Я совсем скоро выйду, — сказала она, чувствуя, как все сомнения уходят.
        Он не вошел в комнату, предоставив ей возможность одеться без неудобств, вдали от внимательного взгляда чужого человека. Артур не утратил своего уважения, он проявил знакомую ей деликатность, и этот небольшой поступок почему-то восстановил равновесие в ее душе. Рита довольно быстро выбрала платье и надела его, не заботясь о том, как она выглядит.
        На кухне было тепло и уютно, поскольку, несмотря на все свои слова о неприязни к готовке, Артур уже растопил плиту.
        — Спасибо, — поднимая горячий чайник, поблагодарила она. — Ты любишь земляничный джем?
        — Да, — кивнул он.
        — Тогда будем завтракать прямо сейчас, и я не стану ничего готовить.
        — Проголодалась? — спросил он, усаживаясь за маленький стол и глядя на нее снизу вверх.
        В обычном вопросе таились подводные камни, и Рита уже знала, что краснеет.
        — Как и ты, — пытаясь сохранить остатки невозмутимости, ответила она.
        — Могу поспорить, что я голоден гораздо больше твоего, — словно в шутку возразил он.
        Рита предпочла не комментировать его слова, и просто заняла место напротив, раскладывая на столе вазочки и ложки.
        — А теперь я хотел бы поговорить о делах, — осторожно сказал Артур, когда чай был разлит по чашкам.
        — Конечно, я тебя с радостью выслушаю.
        Она очень хотела услышать его мысли по поводу своей вчерашней идеи. Прошлым вечером он отказался говорить о делах, поскольку его голова была занята другим, но теперь Артур, видимо, успел многое обдумать и сделать выводы.
        — Мне нравится то, что ты предложила. Это действительно стоящая идея, и я полностью с тобой согласен, — начал он. Пока что в его словах не было ничего тревожного, но Рита уже знала, что сейчас он перейдет к другой, скорее всего, не слишком приятной части речи. Поэтому она терпеливо кивала и ждала, когда он заговорит о главном. — Однако сейчас люди будут больше работать и все меньше времени станут проводить на прогулках. Создать себе имя фотографа в зимнее время мне не удастся. Женщины носят шляпы и платки, да и мочить волосы, когда на улице такой холод, никто не захочет. Кроме того, вряд ли студия станет сразу приносить доход. Я подсчитал основные расходы, и понял, что если нанять даже самое простое помещение и парикмахера, которому мы пообещаем плату, не зависящую от количества клиентов, то денег у меня сейчас хватит только на месяц. Сомневаюсь, что всего за месяц у меня появится хороший доход, а рассчитывать на переменчивую удачу мне бы не хотелось. Кроме того… после вчерашней ночи я проснулся и понял, что… я хочу чтобы так было чаще. Хочу, чтобы мы проводили вместе больше времени, но я не могу
пробираться сюда как преступник, выгадывая время, когда Роберт уходит к своему другу. Я должен начать зарабатывать уже в ближайшем будущем, чтобы нанять комнаты получше. Чтобы я мог приводить тебя в нормальный дом, понимаешь?
        Об этом Рита не задумывалась, и теперь эта новая мысль даже немного удивила ее.
        — Мне все равно, в какой комнате находиться, лишь бы быть рядом с тобой, — уверенно сказала она.
        Даже в прежней жизни, когда она была замужем за Антоном, Рита никогда не говорила своему супругу таких слов. Наверное, потому что она знала, что он не был заинтересован в пылких признаниях, ему больше нравились разумные доводы или поддержка, но о чувствах они не упоминали никогда.
        — Но не в той грязной конуре, не на сырых простынях и за тонкой стеной, — твердо возразил Артур.
        — Я действительно хочу, чтобы ты сменил жилье, но не для меня, а для себя самого. В той комнате тебе жить больше не нужно — там слишком холодно и неуютно. Так что если ты хочешь снять лучший вариант, я тебя поддерживаю всем сердцем.
        — Хорошо, значит, в этом мы сошлись. Но я настаиваю на том, что должен найти работу на зиму. Если я буду хотя бы помощником фотографа, то смогу заработать достаточно для того чтобы найти квартирку в нормальном доме, и еще успею скопить некоторую сумму. Пройдет зима, станет тепло, и мы попробуем открыть свое дело. А до этого момента, я прошу дать мне немного времени.
        — Я тебя не тороплю, — накрывая его ладонь своей рукой, заверила его она. — Ты волен поступать, как тебе кажется правильным, я лишь озвучиваю свои мысли, если они у меня появляются.
        — В будущем году мы поженимся, — с неожиданной уверенностью сказал он. — Уже через год, иначе просто нельзя. Нам нужно пережить эту зиму, и, черт возьми, это очень долго, но короче никак не получается.
        — Артур, зачем торопиться? У тебя еще есть время.
        — Может, лет тридцать, но не вечность, а я хочу как можно дольше. Было бы прекрасно проводить каждую ночь так же, как и вчерашнюю.
        Не отводить глаза было трудно, поскольку его честный и открытый взгляд взволновал ее так сильно, словно она была еще совсем молодой и неопытной девушкой.
        Однако для того чтобы сказать следующие слова, она должна была прямо ответить на этот бесхитростный взгляд, а потому, невзирая на стыд и даже какое-то чувство вины, Рита удержалась от соблазна опустить ресницы.
        — И я хочу спать рядом с тобой каждую ночь, Артур, — прошептала она. — Мне было так тепло прошлой ночью, и я ничего не боялась. Ты оставил все мои страхи за пределами спальни, и я не знаю, как впредь буду засыпать без тебя. К хорошему так легко привыкнуть…
        Ей хотелось сказать еще многое, но она не могла найти правильных слов. Чувство безопасности было незнакомым для нее, и она даже не предполагала, что найдет его вместе с Артуром. Рита считала его слишком молодым для того чтобы быть надежным и крепким, но вчера, засыпая в его объятиях, она поняла, что ей нечего бояться, когда рядом находится он. Утром, как только он исчез, она вновь испытала страх, и ей больше не хотелось возвращаться к этому жуткому состоянию, когда будущее кажется большим черным пятном, не имеющим определенных очертаний. Артур прогонял все сомнения одним своим присутствием, и Рита была ему за это безгранично благодарна.
        ГЛАВА 42 АРТУР. ПУТИ
        Уже в начале октября Артур нашел новую работу, устроившись вторым фотографом в большую студию. Главным здесь был Гектор — светловолосый и кареглазый мужчина сорока лет, ничем не напоминавший Готлиба и имевший совершенно иное отношение к работе. Главным для Гектора была дисциплина, и он тщательно соблюдал все установленные правила.
        В новой студии была приемная, где работала пожилая женщина по имени Мария. Она записывала клиентов, вела отчетность и собирала все деньги. Мария была немногословной, суровой, но точной исполнительницей. Ее седые волосы всегда были туго стянуты на затылке, а совершенно прямая спина, казалось, не знала отдыха. Худощавая, высокая, угловатая и сухая, она походила на школьную учительницу и одним своим присутствием уже наводила трепет на маленьких детей.
        За небольшой приемной находился зал, где и проводились работы. Здесь все также было иначе, чем у Готлиба. Гектор часто работал с ширмами и декорациями, предпочитая пользоваться занавесом только в самом крайнем случае. Если уж клиенты не желали фотографироваться на фоне нарисованного моря или лесного пейзажа, то он выдвигал серые шелковые портьеры, которые и служили скупым антуражем для привередливых моделей.
        Артур должен был оставаться в студии и безвылазно сидеть, ожидая клиентов. Если заходили прохожие или являлись те, кто записывался у Марии на определенный час, он должен был работать с ними, в то время как сам Гектор выезжал на заказы вне студии. К слову сказать, здесь проводились только частные художественные съемки — никаких газетных снимков или фотокопий.
        При таком положении вещей заработок Артура поднялся до небывалых высот, хотя в его карман ложилась только пятая часть всей прибыли за работу. Его все устраивало, и особенно радовало то, что Гектор всегда отпускал его в шесть часов пополудни и ни минутой позже. Новый работодатель также не терпел опозданий, и потому Артур вставал в семь часов утра, чтобы к девяти уже быть на месте.
        После шести он оставлял работу, забирал свои деньги и мчался на другой конец города к Рите, надеясь на то, что Робби уйдет к другу на всю ночь. Иногда его надежды оправдывались, но чаще всего Роберт был в доме, и Рита не могла себе позволить больше, чем крепкие объятия и несколько поцелуев. Он понимал ее страх и неуверенность, а потому старался держаться на расстоянии, но теперь это было слишком сложно, и Артур был весьма доволен тем, что у него появились хорошие комнаты в благоустроенном доме.
        Аренда обходилась в три раза дороже, но теперь он мог себе это позволить — денег, которых он зарабатывал у Гектора, хватало на все нужды, включая подарки для Риты, и даже оставалась возможность откладывать на будущую студию. У него было две комнаты, в одной из которых он мог бы принимать гостей, а в другой размещалась его спальня. Обычно Рита приходила к нему в выходные, и они целый день проводили вместе, то сидя в гостиной и обсуждая свою работу и планы, то перемещаясь в спальню и закрывая занавески. За это время они многое обговорили и даже составили примерный план действий, но пока что он наслаждался затишьем и спокойствием. Ему не хотелось беспокоиться о том, что будет дальше, но она предпочитала думать о будущем, и каждый раз приносила с собой предметы, которые касались работы. Иногда он забирал у Риты все снимки и макеты открыток, откладывал их на стол и без предупреждения принимался расстегивать ее сапожки. В такие минуты она лишь смеялась и гладила его по волосам, уступая его желаниям.
        Несмотря на то, что она отдалась ему без раздумий и сожалений, не набивая себе цену и не изображая добропорядочную христианку, Артур не мог назвать ее доступной. Каждый раз, дотрагиваясь до ее тела, он внутренне боялся, что причинит ей боль. Иногда в нем пробуждался страх, и он опасался, что в один прекрасный день она изменит свое решение и оттолкнет его. Так или иначе, он все же оставался не слишком богатым молодым человеком с весьма туманными перспективами, а Рита была красивой и состоятельной женщиной с хорошей работой и собственным домом.
        Поэтому Артур продолжал работать и копить деньги, досадуя на то, что этот процесс нельзя ускорить. Оставаясь в одиночестве по ночам, он сосредоточивался на работе, рассматривал неудачные фотографии и экспериментировал с камерой. Ему удалось купить небольшую лампу с тремя патронами, и в мучительные часы, когда сон бежал от него, Артур выносил ее в гостиную и ставил рядом с высоким стулом, на котором всегда сидела огромная кукла из ближайшего магазина. Он пользовался своей камерой, изводя старые залежавшиеся пластины. Приходилось вкручивать разное количество ламп, пользуясь то одной, то двумя, а иногда и всеми тремя гнездами. Артур переносил осветитель с места на место, менял углы обзора и наблюдал за тем, как ложатся тени.
        Заниматься таким образом было сложно, поскольку у куклы не было рельефного лица, эмоций и живой плоти, но лучшего выхода найти не удалось. Зато он открыл несколько верных вариантов расположения света, усиливая оттенки и придавая своим снимкам объем, драматичность и контрастность.
        Ему хотелось стать кем-то значимым, достичь успехов и сделать так, чтобы Рита гордилась им еще больше. Приходя к нему на выходные, она всегда с интересом рассматривала фотографии куклы, комментировала изменения и хвалила его. Иногда у Артура возникал соблазн скрыть свои достижения на некоторое время, дождаться, когда результаты станут намного лучше, и уж потом показать ей все залпом — хотелось удивить ее.
        Однажды лежа в своей теперь уже большой и теплой кровати рядом с ней, он признался в этом, и Рита повернулась к нему, глядя на него с нежностью и пониманием.
        — Не нужно ничего прятать, — сказала она немного глухим голосом, одновременно касаясь ладонью его щеки. — Ты никогда не будешь доволен тем, что у тебя получается. Так уж устроены художники, Артур — чего бы они ни добились, всегда что-то находится впереди, заглушая уже достигнутые успехи. Как только они доходят до новой цели, за ней открывается следующая, и они не успевают насладиться своим триумфом, потому что больше не считают его подвигом.
        — Значит, я обречён жить в постоянной гонке за совершенством?
        — Я буду гнаться за ним вместе с тобой, — улыбнулась она, переворачиваясь на спину. — Поверь, когда кто-то делит с тобой путь, то любое путешествие становится намного приятнее и осмысленнее. К тому же, ты потратишь свою жизнь не напрасно, поскольку у тебя всегда будет цель.
        — Ты делила свой путь с Антоном? — перекатываясь на живот и поднимаясь на локтях, спросил он.
        — Нет, — на удивление спокойно ответила она. — Скорее, наоборот — он делил свой путь со мной. Я вообще не знала ничего о том, что можно получать радость от присутствия любимого человека в своей жизни. Если уж начистоту, то я была тенью рядом с ним, и у меня не было собственного пути.
        — А теперь? Разве ты не делаешь то же самое со мной?
        «Артур, я сделаю то же самое для тебя — буду всегда с тобой, что бы ты ни делал, но я не буду любить тебя, понимаешь?» — эти слова всплыли в памяти сами собой, и он даже закрыл глаза, пытаясь отогнать неприятные воспоминания.
        Рита помолчала, кусая губы и задумчиво глядя ему в глаза.
        — С тобой все по-другому, — наконец, ответила она. — Я иду рядом, но это не только твоя дорога.
        — Она наша общая, верно, — испытывая невероятное облегчение, сказал он.
        Ему не хотелось покидать постель, и он вновь опустился на подушки, прижимая ее к себе свободной рукой.
        — Добропорядочные женщины ведь не делят ложе с теми, за кого не собираются замуж? — шепотом спросил он, стараясь еще раз удостовериться в том, что она осознает всю силу связывавших их отношений.
        — Конечно, они так не поступают, — согласилась она. — Только вот я больше не одна из них, поскольку позволяю себе слишком многое. Хотя, тебе не о чем переживать — я не собираюсь отказываться от тебя. Иногда я думаю о том, что будет, если я забеременею, но потом отметаю эти мысли подальше.
        — Я очень осторожен, — нахмурился он. — Ты не должна об этом думать, я ведь прекрасно понимаю, как опасно сейчас твое положение.
        — Знаю, и я очень благодарна тебе за это, — опуская руку ему на грудь, вздохнула она. — Но ничего нельзя исключать до конца, а потому иногда я начинаю беспокоиться и гадать, что же произойдет с нашей жизнью, если появится маленький.
        — Мы поженимся раньше, чем предполагали.
        — И где же ты будешь жить? Вместе с Робби в одном доме?
        Даже сейчас, когда они были далеко от всех людей, она продолжала думать о своем сыне. Артур знал, что Робби не нравятся их отношения. Иногда Рита говорила о том, что теперь Робби сторонится ее и скрывается больше прежнего. Он и в другие дни был не слишком разговорчивым, а теперь совсем отдалился от своей матери. С Артуром он держался вежливо, но отстраненно.
        — Мы нашли бы выход из этой ситуации, — пообещал он. — Так или иначе, даже если у нас не будет ребенка в ближайшем будущем, я все равно постараюсь избавиться от барьера, разделяющего меня и Робби.
        — Мне кажется, что его лучше оставить в покое. Он сближается с Антоном, и я не вижу в этом ничего плохого, поскольку Робби мальчик и ему нужно внимание отца. Боюсь лишь одного: как бы Антон не стал давить на него. Скоро Робби должен будет выбрать профессию, и я уверенна, что он не собирается слушаться в этом кого бы то ни было.
        — Значит, рано или поздно он вернется к тебе, потому что только ты можешь воздействовать, но не заставлять.
        — Вот как? Теперь я знаю, за что ты меня любишь. — На ее губах была лукавая полуулыбка.
        Артур сжал ее крепче, смеясь и качая головой.
        — Нет, Рита, я просто люблю и сам не знаю, почему. И вообще, насчет моей любви нет никакой определенности. Я не знаю, когда она началась, что было тому причиной, и почему выбрал именно тебя. Уверен, что ты тоже не знаешь ничего подобного.
        Она ничего не сказала, просто тихонько вздыхая и думая о чем-то своем. В такие минуты Артур испытывал горячее желание прочесть все ее мысли, но он знал, что Рита никогда этого ему не позволит. Как бы сильно она ни раскрывалась ему, всегда оставалось что-то спрятанное гораздо глубже, чем он мог заглянуть.
        ГЛАВА 43 РИТА. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РОББИ
        Октябрь тянулся длинными и унылыми днями, когда за окном вновь повисли свинцовые тучи, которые никак не могли пролить все накопленные в своих недрах слезы. Рита работала в доме, и теперь они с Анной особенно сблизились — почему-то в теплой гостиной под вечно зажженной электрической лампой беседовать было гораздо проще, чем в летней беседке и на чистом воздухе. Лишь сейчас она узнала о том, что у Анны есть молодой человек, за которого будущей весной она собиралась выйти замуж.
        — Я обязательно хочу видеть вас на своей свадьбе, — открыто улыбаясь, говорила Анна, сидя за столом и уже привычными жестами разрезая бумагу. — Вы так добры ко мне, постоянно увеличиваете жалование и никогда не браните за опоздания. Прежде я не встречала таких добрых и терпеливых работодателей.
        — Твое жалование растет, потому что ты и работать стала больше, — чувствуя приятное тепло от таких искренних слов, сказала Рита. Она считала своим долгом объяснить Анне причины, по которым она стала платить ей больше денег. — Тебе приходится проводить здесь по четыре часа ежедневно, и ты всегда беспрекословно делаешь все, что я тебе говорю. Мне бы хотелось и дальше с тобой работать, так что я не могу в чем-то тебя ограничивать.
        — А еще мы всегда обедаем вместе, и вы относитесь ко мне так же, как и к Робби. Он чудесный мальчик, и очень вас любит. У вас поразительная семья, а потому я считаю большой честью, что вы приняли меня в свой круг. Удивляюсь, как Артур смог к вам пробраться.
        Анна всегда говорила прямо и без скрытых намеков.
        — Артур совершил настоящий прорыв. — Теперь настала ее очередь улыбаться.
        — И он также от вас без ума. Наверное, поэтому Робби не слишком его жалует. Впрочем, это ведь только ваше дело, так что простите, если я говорю лишнее.
        — Нет, я думаю, в чем-то ты права. Ты ведь знаешь, что я разведена? — спросила Рита, желая удостовериться в том, что Анна достаточно догадлива и внимательна.
        — Да. Поначалу я полагала, что вы вдова, но затем Робби упомянул отца, и я поняла, что вы просто не живете вместе с ним. Можно было подумать, что вы покинули его на время или просто дожидаетесь его возвращения, но Артур… простите меня, но ведь и слепому ясно, что он приходит только к вам. Зная вас как порядочную женщину, я предположила, что вы слишком благородны для незаконной связи. Боже, моя привычка говорить все так прямо скоро сведет меня же саму в могилу, — уже краснея, добавила она. — Я не хотела, правда, просто слова сами рвутся. Вы ведь не обижаетесь на меня?
        Рита покачала головой:
        — Не обижаюсь, все хорошо. Я всегда предпочитаю, чтобы люди говорили то, что думают, а не то, что правильно
        Вопрос незаконной связи все еще волновал ее. Иногда, просыпаясь по ночам, она начинала мучиться совестью и сомневаться в себе. Неужели она стала падшей женщиной? Все терзания заканчивались только в присутствии Артура, а в остальное время Рита лишь задавала себе вопросы, ответы на которые находила слишком страшными.
        Только совершенно опустившаяся женщина сможет вначале развестись с мужем, солгав под присягой, а затем начать отношения с человеком намного младше себя и при этом позволить всему скатиться к постели прежде, чем дело дойдет до брачных клятв. И в это же самое время она продолжала вести себя так, словно и впрямь заслуживала уважения. Может быть, поэтому Робби так холодно говорил с ней в последнее время? Что если она действительно достойна презрения даже в глазах собственного сына?
        Анна пробыла до двух часов, а после Рита отпустила ее. Осенние сумерки начали заливать улицы уже к четвертому часу, а Робби все не появлялся. Теперь он все чаще уходил к своему другу на ночь, а на следующее утро отправлялся в школу, не заходя домой. Они перестали разговаривать, потому что теперь она была постоянно занята то с Анной, то с Артуром, а когда высвобождались редкие минуты, был занят сам Робби. И сейчас, сидя в одиночестве и тишине своей гостиной, Рита поняла, насколько истосковалась по собственному сыну, с которым, как ни странно, жила под одной крышей.
        Взгляд Анны был легким, ненапряженным и вместе с тем точным. Да, Робби неприязненно относится к Артуру. Да Рита не похожа на женщину, позволяющую себе свободные отношения вне брака. Однако она уже сделала все, о чем другие боятся даже думать, и при этом продолжает лицемерно хранить внешнее достоинство. К чему все это?
        До прихода Артура оставалось еще два часа, а Робби все не появлялся. Обычно, прежде чем уйти к другу, он находил время для того чтобы забежать домой и хотя бы предупредить ее об этом. Сейчас же ничего подобного не происходило, и тяжелая тишина давила на ее разум, заставляя по временам отрываться от книги, чтобы посмотреть то на часы, то на дверь. Иногда ее взгляд падал за окно, и она со страхом отмечала темно-синее небо, расчерченное кривыми линиями обнаженных веток. Толку от таких переживаний было немного, и в половине шестого, невзирая на то, что Артур должен был прийти в самое ближайшее время, Рита поднялась с кресла, надела новое черное пальто из тонкого драпа, и вышла на улицу.
        Какой смысл сидеть и страдать, когда можно дойти до дома этого самого Эрнеста, с которым так крепко дружит Робби?
        Рита знала, где жил школьный друг ее сына, но почти никогда не приходила в этот дом, не желая смущать Робби или создавать ему репутацию маменькиного сынка. Теперь был совершенно иной случай, и она знала, что если не предпримет решительных шагов, то, вероятно, просто не выдержит и расплачется. Сидеть и ронять слезы от страха и жалости к себе она не собиралась, так что оставалось шагать по слегка влажной после короткого дождя дорожке, ожидая, когда из сгустившегося сумрака проступят очертания двухэтажного кирпичного дома.
        Дверь открыла пожилая женщина в черном платье и белом фартуке. Рита не знала, как ее зовут, но постаралась вежливо спросить, не заходил ли сегодня к ним в гости одноклассник Эрнеста.
        — Нет, Робби сегодня не собирался ко мне, — выходя из-за спины горничной, ответил сам Эрнест. — Простите, но я не знаю, где он может быть.
        — Спасибо, — отступая и уже спускаясь по лестнице, торопливо поблагодарила она.
        — Может, мне стоит позвонить кому-то? — выходя на улицу следом за ней, спросил он.
        — Нет, благодарю, я справлюсь, — едва обернувшись, вежливо отказалась она. — Все в порядке, Эрнест, возвращайся домой.
        Обратиться ли в полицию? Нет, еще слишком рано. Вряд ли они выслушают ее, если узнают, что Робби просто запоздал к ужину. Идти туда можно только завтра утром, если она не найдет его сегодня.
        Следующим на ее пути был дом Антона, поскольку она не знала, куда еще можно обратиться. Конечно, она рисковала быть осмеянной, ведь на самом деле, в том, что мальчик задержался дольше положенного, не было ничего плохого с точки зрения других людей. Однако сейчас она не терзалась никакими сомнениями — Рита точно знала, что должна найти сына. Его исчезновение было связано со всеми событиями ее жизни, и даже если сам он был в безопасности, такое поведение уже являлось признаком серьезных проблем. Робби не пожелал предупредить ее, и это было самым тревожным.
        Уже стоя перед знакомой тяжелой дверью из дерева, она поняла, что не приходила сюда больше года.
        На лице Генриетты — их прежней горничной — отразилось ничем не прикрытое изумление, когда она открыла дверь и увидела, кто оказался по другую сторону.
        — Здравствуй, Генриетта. Я только на минутку, просто хотела спросить, не видела ли ты сегодня Робби, — даже не входя внутрь, спросила Рита.
        Женщина уже собиралась ответить, когда в прихожей показался Антон. Насколько она помнила, в такое время он чаще всего еще не бывал в доме, но теперь отчего-то оказался рядом.
        — Ты потеряла нашего единственного ребенка? Неудивительно, ведь на самом деле это случилось уже очень давно, милая, — отодвигая Генриетту в сторону и хватаясь за ее руку чуть выше запястья, сказал он.
        — Не трогай меня, просто скажи, не встречал ли ты нашего сына, — пытаясь вырваться, сердито прошипела она.
        Горничная, повинуясь правилам своей работы, быстро скрылась из виду, и Антон уже сам закрыл дверь, втаскивая Риту внутрь.
        — Робби скоро придет, я отпустил его в магазин за бумагой.
        — Он хочет остаться у тебя? — спросила она, все еще пытаясь освободиться.
        — Да, сегодня он побудет у меня. Я хотел сказать тебе чуть позже, поскольку у тебя нет в доме телефона, а добраться до вашей хибары не так просто, как кажется. Робби думал предупредить раньше, но на это ушло бы слишком много времени. К тому же, — он так же грубо втянул ее в гостиную — я хотел встретиться с Артуром. Робби говорит, что он приходит каждый день к семи часам, и ты проводишь с ним почти все время.
        — Отпусти меня, — ударив его в грудь, потребовала она.
        Антон лишь засмеялся, но все-таки ослабил хватку.
        — Ты все та же, — сказал он, тяжело усаживаясь в кресло.
        — Кажется, ты пьян, так что я лучше уйду. Только об одном прошу: не говори Робби, что я приходила. Ни к чему все это, лучше пусть будет спокоен.
        Она поправила задравшийся от этой возни рукав и уже направилась к выходу, когда Антон задал ей вопрос, остановивший ее:
        — Ты спишь с ним?
        О ком он говорил было ясно и без пояснений.
        — Не твое дело.
        — Я не пьян, но очень зол, а это почти одно и то же, поэтому шутить со мной сейчас просто неразумно.
        — Мне теперь все равно, можешь злиться сколько угодно.
        До бархатной занавеси оставался всего шаг, когда он неожиданно быстро поднялся с кресла и снова схватил ее, на сей раз, уже за плечи.
        — Черта с два ты уйдешь, сейчас, дорогая. Ты легла в постель с мальчишкой, опустилась и опозорила себя, так что теперь мы с тобой равны. Ты такая же грязная, как и я, так что нечего делать вид, будто ты лучше меня.
        — Я никому не изменяю, — сквозь зубы, подчеркнуто тихо, но четко сказала она.
        — Ты такая правильная, черт тебя подери, всегда найдешь, чем себя оправдать. Как и в прошлый раз, когда ты разрушила мою жизнь этим проклятым разводом, помнишь? Я спросил тебя, почему ты хочешь уйти, почему не желаешь прощать и мириться со мной, но ты презрительно молчала и кривила свои красивые губы. Те самые губы, которыми отвечала на мои поцелуи, помнишь?
        — Будто ты был ни в чем не виноват, — ощущая, как внутри растет и увеличивается острая злоба, все так же тихо ответила ему она. — Говоришь так, словно у меня не было оснований. Я ведь не шутила, когда сказала, что приведу на суд свидетелей, Антон. У меня были свидетели, и если тебе это понадобится, я найду их еще раз.
        — Плевать на суды и прочую юридическую возню, — отмахнулся он. — Наш сын свидетель твоему разврату, Рита, а ты говоришь тут о совершенно посторонних вещах. Ты забеременеешь и родишь ублюдка, потому что Артур никогда не женится на тебе. Ты подержанный товар, который никому не нужен, так что лучше вернись ко мне и спаси хотя бы то, что осталось.
        — Ничего не осталось, Антон, как ты не поймешь! Ничего не осталось уже в тот день, когда…
        — Не вспоминай тот день. Возвращайся в этот дом, Робби ведь тоже этого хочет. Мы поженимся еще раз, мы восстановим жизни друг друга, и все будет как прежде.
        — И ты не будешь мне изменять, будешь любить меня и во всем ко мне прислушиваться? — спросила она, заранее зная, что он не сможет ответить честно.
        — Я даю слово, что ты не будешь плакать со мной, — вместо этого пообещал он. — Если тебе нужны еще дети, они у нас родятся. Все что угодно, только перестань позорить нашу семью.
        — Нет, такого обещания недостаточно, — сбрасывая с себя его руки, сказала она.
        Антон отошел от нее на два шага, и даже отвернулся, но едва она решила, что свободна, он вновь обратил к ней свое лицо. Судя по потемневшему взгляду, теперь он точно был в бешенстве.
        — Черт бы тебя побрал, Рита! Почему я женился именно на тебе? Меня точно кто-то проклял в тот день, когда я пришел в твой дом. Ты обманывала меня двадцать лет, притворяясь слабой и покорной, а потом просто нанесла удар в спину.
        — Ничего подобного я не делала! — также переходя на крик, впервые дала волю своему гневу она. — Я была готова ждать тебя с работы и исполнять твои капризы, но ты не желал видеть свою жену такой. Ты сам не понимаешь, чего тебе нужно. А теперь, наверняка твои дела страдают от того, что ты не женат и у тебя нет семьи. Я почти уверенна, что ты теряешь тех самых партнеров, для которых когда-то наряжал меня и выводил в этот проклятый свет, где все таращились на меня лишь потому, что тебе нужно было доказать, что у тебя есть супруга. И ты хочешь вернуться победителем, жениться на той, что изменяла тебе, если верить суду. Ты был бы великодушным, всепрощающим и безумно влюбленным семьянином, тем, кто сумел спасти свое уютное гнездышко и возродился на пепелище супружеской измены. О, да, я представляю — это было бы триумфом, если бы мы вновь поженились. Еще эффектнее выглядело бы появление второго ребенка, которое бы означало, что ты вновь вернул утраченное. Я знаю, что ты умеешь добиваться своего, иначе тебе ни за что не удалось бы сделать карьеру, но теперь по-твоему не будет. За те годы, что мы вместе, ты
привык только покорять и брать, а сейчас, когда я не хочу делать то, что ты говоришь, ты готов просто шею мне свернуть!
        — Ты допускаешь чужого мужчину до своего тела, так что не смей мне указывать! — уже не на шутку разозлившись, закричал он. — Ты ведешь себя как шлюха, и по правде говоря, ты ею и являешься! Не тебе сейчас говорить пространные речи о перспективах и планах, потому что у тебя вообще нет никакого будущего. Я предлагаю тебе восстановить то, что мы потеряли, я бегаю в твой чертов домишко, стараясь донести до тебя свои намерения, но ты остаешься глухой и слепой. Прежде, когда я считал тебя добропорядочной женщиной, я вел себя как идиот, но с этого момента все будет иначе. Ты потеряла свою ценность в моих глазах, так что теперь я буду делать что хочу.
        — Кричать, оскорблять, унижать и называть меня шлюхой? Я ухожу, можешь кричать дальше.
        — Нет, черт возьми, ты никуда не уйдешь!
        Она развернулась к нему, поскольку ей показалось, что он может ее ударить или сделать что-то по-настоящему страшное. Никогда в их прежней жизни она не видела его в таком состоянии. Вероятно, потому что почти всегда делала то, о чем он просил, не заставляя его прибегать к более жестким мерам.
        — И что же мы будем делать? — спросила она, невольно отшатнувшись от него, когда он приблизился к ней вновь.
        — Я не признаю нашего развода. Пустые разговоры на людях, парочка бумажек с подписями — все эти пустяки просто не могут разорвать и уничтожить те годы, что мы провели рядом.
        — Они не могут, ты прав. Ты сам их уничтожил.
        — Ты тоже в этом виновата. Посмотри на себя сейчас, Рита. Черное пальто, шляпа, кремовое платье. Для кого это? Для него? А разве ты была когда-то такой же для меня? Почему ты не была такой привлекательной в годы, когда мы с тобой жили в законном браке?
        — Бывали времена и получше, — все еще дрожа от смеси злости и страха, сказала она. — Ради тебя я делала и большее, но тебе все не нравилось. Ты меня не любил и сейчас не любишь, а я не собираюсь попадаться на твое обаяние вновь.
        — Я тебе ничего тогда не обещал.
        — Да, в условия контракта любовь не включалась, так что теперь я тебе тоже ничего не должна. Развод, Антон, какое чудесное слово — развод. Это означает конец и свободу. Если тебе так важен твой бизнес, женись на ком-нибудь другом.
        — Предлагаешь мне искать невесту, пока ты предаешься страсти с этим Артуром?
        — Это не твое дело.
        — Замолчи, Рита, ради Бога, просто замолчи.
        Он поднял руку пытаясь дотянуться до нее, но она отстранилась. Теперь, глядя на него, она точно знала, что к нему по каким-то причинам вернулось то самое животное желание, с которым она познакомилась в первые годы их брака.
        — Иди к чертовой матери, — хватаясь за занавес и отодвигая его в сторону, сказала она. — Не прикасайся ко мне.
        Ей удалось выйти за порог гостиной, пятясь при этом спиной и наблюдая за ним. Оказавшись в коридоре, Рита повернулась и быстро направилась к входной двери, никак не ожидая увидеть в полутемном пространстве застывшего Робби. Мальчик стоял прямо перед ней, невольно преграждая ей путь.
        — Мама, — взволнованно обратился к ней он. — Мама, прости, я должен был предупредить тебя.
        — Нет, Робби, не волнуйся. Оставайся здесь сколько хочешь, это же дом твоего детства. Это дом, где живет твой отец, ты не должен спрашивать у меня разрешения.
        Она выбежала за дверь, не дожидаясь, когда Генриетта покажется в прихожей. Ей было трудно дышать, и она до сих пор ощущала дрожь во всем теле. Улица встретила ее темнотой и желтыми участками тротуара, освещенного высокими фонарями. Она проверила свои карманы и нашла несколько бумажек, достоинства которых должно было хватить на такси до самого дома.
        Молчаливый водитель довез ее до нужного места, не задавая лишних вопросов. Рита даже не оглянулась, закрывая за собой дверь машины и направляясь к калитке. Единственное, чего ей хотелось — лечь в постель и пролежать там до самого утра. Неважно, удастся ли ей уснуть или нет — главное, спрятаться под одеялом.
        На ступеньках сидел Артур. Она позабыла о нем, и вспомнила лишь тогда, когда он встал ей навстречу.
        — Прости меня, — чувствуя, как в голосе прорываются слезы, извинилась она. — Ты, наверное, совсем замерз. Я дам тебе запасной ключ на всякий случай, если вдруг…
        Он обнял ее прямо на улице, не говоря ни слова. Его крепкие руки сомкнулись за ее спиной, и Рита расплакалась как маленькая девочка.
        — Спасибо, что дождался, меня, Артур, — всхлипнула она.
        — Я не знал, куда идти, — признался он.
        — Мог бы не мерзнуть и пойти домой.
        — Я хотел тебя увидеть. Что с тобой?
        Она не хотела ничего рассказывать, и заходить в дом тоже больше не желала. Вместо этого она подняла голову и попросила его:
        — Давай поедем в твою квартиру. Робби сегодня не придет, так что мы можем уехать отсюда хотя бы на одну ночь.
        — Конечно, — все еще сжимая ее в своих руках, согласился он. — Я буду рад, если мы проведем эту ночь в моем доме.
        ГЛАВА 44 АРТУР. ПОРТРЕТ АНТОНА
        Утром Артур проснулся уже в одиночестве. Поначалу он подумал, что Рита просто ушла, не дождавшись, когда он проснется, но уже через секунду почувствовал аромат жареных яиц и кофе. Рита готовила завтрак на его крохотной кухоньке, где он сам едва мог готовить что-либо годное для пищи.
        Он включил торшер и оглянулся. Ее платье висело на спинке стула, и это было еще одним подтверждением того, что она не ушла.
        Не заботясь о том, чтобы переодеться, Артур поднялся с постели и направился к кухне.
        Рита стояла возле стола, раскладывая приготовленную еду по тарелкам. Она была одета лишь в нижнюю рубашку и его халат.
        — Переезжай ко мне, — прислоняясь к дверному косяку, сказал он.
        — Доброе утро, — поднимая на него глаза, улыбнулась она.
        Рита так и не рассказала, что с ней случилось вчера вечером. Он просидел на крыльце ее дома примерно два часа, но не получил никаких объяснений, и сейчас нервничал, думая, что она скрывает нечто страшное. Ее глаза до сих пор были грустными, и ночью она вставала, чтобы немного поплакать в гостиной — Артур слышал это, но не решился пойти следом. Очевидно, она хотела побыть одна, ведь если бы ей были нужны объятия и утешения, то она осталась бы рядом с ним.
        И все же, сейчас он не мог отказать себе в вопросах. С него было достаточно и вчерашнего молчания.
        — Где ты была вчера? — спросил он, подходя ближе и опускаясь на стул.
        — Робби пропал, — ответила она. Артур терпеливо ждал, зная, что это всего лишь начало. — Я искала его, и нашла у Антона. Мы поговорили.
        Это было все, что она могла сказать, и он понял, что не имеет права требовать большего.
        — Я не хочу идти на работу, — сказал он, касаясь ее спины. — Не сегодня.
        — И я не хочу уходить, но придется.
        За окном стояло сероватое утро, и на кухне под самым потолком горела электрическая лампочка. Создавалось впечатление, будто весь мир еще спал, и лишь они вдвоем тихо возились в этой тесной комнате, задевая друг друга плечами и локтями, осторожно размешивая сахар в кофе и наслаждаясь тишиной.
        Рита в его домашнем халате из дешевой фланели, Артур, в своей темно-синей пижаме, маленькие чашечки, посеребренные ложки, цветастая скатерть — в этом неожиданно родившемся замкнутом мирке было уютно и тепло. Артур смотрел на нее, и думал о том, как было бы прекрасно проводить с ней каждое утро в тихих разговорах, обмениваясь взглядами и прикосновениями.
        Завтрак закончился слишком быстро, и волшебство испарилось вместе с растаявшей темнотой раннего утра. Рита надела свое вчерашнее платье, а он выбрал костюм и рубашку. Они вместе вышли из дома, после чего Артур отправил ее домой на такси и поехал в студию.
        Ему удалось позабыть о личных мыслях и тревогах во время работы. Клиенты сменялись друг другом, и Артур сам переставлял свет, двигал декорации и переносил мебель. У Гектора все было словно игрушечным — даже стулья на деле были вдвое легче обычных. Это создавало ощущение некой театральности, чего у Готлиба никогда не было. Легкие ширмы из тонкой бумаги в деревянных рамках и на раздвижной основе лишь подкрепляли это чувство. Здесь их было около двадцати, и на каждой отдельной бумажной поверхности изображался уникальный пейзаж. Впрочем, Гектор вообще не скупился на детали — за неимением подходящей мебели, здесь также хранились красивые покрывала, которыми можно было маскировать потертые кресла или примелькавшиеся диваны.
        Поначалу Артур терялся в этом разнообразии пестрых поверхностей, но теперь он уже ко всему привык, и работал почти механически. Вся привычность пропадала лишь в тот момент, когда он стоял за камерой — тогда все лица становились для него неповторимыми, красивыми и загадочными. Фон оставался лишь фоном, и Артур предпочитал не думать о том, что клиенты подчас были вынуждены соглашаться на откровенную подделку.
        К середине дня наступило некоторое затишье, и он решил выйти на несколько минут. Такие вольности были позволительными, но если в это время приходил клиент, то обычно Мария смотрела на Артура с открытым осуждением или еще хуже, доносила Гектору.
        На сей раз ему не повезло вдвойне — вернувшись, он обнаружил, что в приемной стоит Антон. Тот самый мужчина, заставивший Риту плакать. Артур от неожиданности даже замер на долю секунды. Он не сомневался в том, что слезы Риты были на совести бывшего супруга, и теперь приготовился к наигранной сцене или еще чему-то в этом роде. Однако поначалу все было вполне прилично — Антон записался у Марии, а затем прошел в студию.
        — Мне нужно три хороших снимка в разных положениях.
        «Стоя, сидя и лежа», — едва подавив ухмылку, подумал Артур.
        — Дверь лучше закрыть, не хочу, чтобы нам мешали. Я уже сказал вашему секретарю, что заплачу отдельную сумму за приватность.
        — Как вы нашли меня? — спросил Артур, выбирая камеру со штативом.
        — Очень просто. Наш город, конечно, достаточно большой, но здесь всего десять фотостудий.
        — И кто же сказал вам, что я работаю в фотостудии?
        — Мой сын никогда не лжет, если я прямо задаю вопросы.
        — Вам ведь нужны вовсе не снимки, верно?
        Антон опустился в одно из кресел, откинувшись на спинку и глядя на него почти с довольным выражением.
        — Вы наконец-то перестали прятаться за юбкой своей любовницы, — бархатным голосом заключил он. — Похвально, особенно сейчас, когда вы сделали ее такой низкой и недостойной.
        — Выпрямите спину, — посоветовал Артур, наблюдая за ним в объектив. Перевернутое изображение казалось привычным, и он помимо сознания видел в Антоне обычного клиента, а не соперника.
        — Так теперь вы еще и профессионал, — насмешливо протянул Антон. — Уж мне-то известно, как сильно Рита может изменить мужчину. Однако скоро это закончится.
        — Я рад, что вы пришли сюда, иначе мне пришлось бы искать вас самостоятельно, — решив, что лучше ответить на все эти нападки, сказал Артур. — Если бы я заявился к вам домой, вы могли бы вызвать полицию, и тогда никто не стал бы разбираться.
        — Уберите от лица камеру, я хочу разговаривать с живым человеком, — с ощутимым раздражением скомандовал Антон.
        — Обязательно уберу, только для начала сделаю три снимка, за которые вы заплатили деньги.
        — Мне плевать на фотографии.
        — А мне, к сожалению, все равно, что вам плевать, — холодно ответил Артур. — Я здесь работаю, так что несколько ограничен в своих возможностях. Кроме того, Мария ведет строгий учет всех посетителей и выполненных снимков.
        — Так вам и здесь нужна нянька. Я так и думал — вы просто не способны идти вперед, если сзади вас никто не подталкивает. Нищий, который замахнулся не по чину, и не более.
        — Теперь вставайте, если вам нужно три разных положения.
        Антон остался в кресле, глядя на него с такой злостью, что Артур почувствовал это даже через толстую линзу объектива.
        — Моя жена вам не достанется. Вы опорочили ее тело, но жизнь этой женщины не будет отдана вам на растерзание. Вы ведь бросите ее, как только появится возможность, верно? Вы не можете любить ее, поскольку она намного старше вас и слишком скучна для того чтобы считаться привлекательной. Ко всему прочему, я довольно богат, и Рита привыкла жить в роскоши. Она никогда не работала, так что скоро ей надоест эта позорная должность наемной художницы. Она наиграется вдоволь и вернется ко мне, а вы останетесь здесь. Остановитесь, Артур, ведь вы уже и так многого достигли. Вы стали прилично одеваться, наверняка зарабатываете немало денег, успокойтесь уже на этом. Я знаю людей вашего круга, и уверен, что большего вам и не нужно. Теперь вы сможете найти себе другую женщину и позорить ее сколько душе угодно.
        — Вставайте с кресла, — уже теряя терпение, скомандовал Артур.
        — Вы и с ней говорите в таком тоне?
        — Хорошо, я сделаю три одинаковых снимка.
        — Перестаньте валять дурака. Я отложил несколько важных встреч ради того чтобы прийти в этот балаган и поговорить с вами. Оставьте ее в покое, она должна вернуться ко мне.
        — Это просто смешно. Походит на сюжет из дешевой книги, которыми зачитываются незамужние девушки. Супруг, который прежде пренебрегал своей благоверной, воспылал к ней страстью, причем почти сразу после того, как она покинула его. Я выслушал немало такой ерунды, когда работал в кондитерской и выезжал к клиентам.
        — О страсти никто не говорит, но есть семья, которой вы не позволяете воссоединиться.
        — И любви тоже нет?
        — Что вы себе позволяете? — возмутился проблемный клиент.
        — По сравнению с вами, я еще ничего себе не позволил. Теперь я скажу вот что: если нет любви и страсти, то и семьи у вас тоже нет.
        — Вам ведь тоже многого недостает, признайтесь, Артур. Нет денег, влияния, веса в обществе, жизненного опыта и даже собственного дома. Думаете, она выйдет за вас замуж? О, нет, если бы она хотела, то уже давно надела бы ваше кольцо. Черт, да вы даже беднее самой Риты! Она тоже сейчас не в лучшем положении, но у нее хотя бы есть дом. Вы нужны ей не больше, чем игрушка. Она тешит свою гордость, играя с вами в большую любовь, но позовите ее замуж и купите кольцо — вы сразу все поймете. Рита не свяжет свою жизнь с безграмотным оборванцем.
        Антон умел находить самые слабые места, и сейчас все его удары приходились точно по цели. Сохранить внешнее спокойствие Артуру удалось лишь ценой неимоверных усилий.
        — Стану ли я ее мужем или нет, это уже не ваша забота. Даже я не могу сделать этот выбор за нее, — делая второй снимок, сказал он.
        — Разумеется, не можете. Рита очень своенравна. Подумайте хотя бы о том, что ее не остановили даже брачные обеты — она осознанно пошла на развод с законным мужем. Что ей стоит нарушить слово, которое не скреплено никакими обязательствами и свидетельствами? Она продолжала носить мое кольцо еще очень долгое время после нашего расставания. Нет, я не говорю о любви, это слишком тривиально, но лишь воспоминания обо мне давали ей чувство защищенности. Пока она не стала сама зарабатывать деньги, обручальное кольцо не сходило с ее пальца, и даже ваше присутствие ничего не решало.
        Артур сделал последний снимок, даже не глядя на клиента.
        — А теперь уходите, — медленно сказал он, накрывая камеру тканью. — Вы получили то, что хотели.
        — Сомневаюсь, но надеюсь на это, — поднимаясь с кресла и разглаживая брюки, сказал Антон.
        Когда он уходил, в дверях показался сам Гектор. Скорее всего, он стоял в приемной все время, пока длился этот странный сеанс. Артур еще не успел понять, можно ли что-то расслышать за запертой дверью, но полагал, что тонкая фанера вряд ли защищала разговоры от посторонних ушей.
        Так и было — едва Антон скрылся из виду, Гектор тут же вошел в студию, и его лицо не предвещало ничего хорошего.
        — Впредь я бы не хотел никогда видеть разъяренных мужей ваших любовниц, — начал он. — Кроме того, я надеюсь, что вы никогда не позволяли себе подобных вольностей с другими клиентами. Меня не интересуют ваши личные дела, но не позволяйте им смешиваться с работой, или я вышвырну вас вон.
        Артур молча выслушал эту сдержанную, но в то же время гневную речь. Оправдываться не имело смысла — в любом случае он оказался бы виноватым. Гектор был работодателем, а он всего лишь подчиненным. Оставалось утешаться тем, что вечером он оставит все это за спиной и отправится к Рите. Теперь он понимал, почему она так скупо излагала свои мысли и чувства после вчерашнего вечера. Вероятно, ей пришлось выслушать столько же отвратительных слов от Антона, и она просто не хотела делиться своей болью с ним.
        ГЛАВА 45 РИТА. ВОЗВРАЩЕНИЕ РОББИ
        Вернувшись в дом, Рита успела проветрить комнаты, приготовить чай для Анны и даже разложила все макеты и шаблоны на столе в гостиной. Когда она только вошла, комнаты выглядели безжизненными и темными, ведь впервые с момента переезда, здесь не ночевал ни один из хозяев. Однако уже через полчаса она все исправила, впустив свет и наполнив дом звуками и движением. Все выглядело так, словно она не покидала этих стен и не ночевала в квартире Артура. Это казалось нормальным, безопасным, и что еще более важно, правильным.
        Анна постучалась в дверь точно по часам — стрелка замерла на девяти, когда она появилась на пороге. Рита угостила ее печеньем, а затем они приступили к работе. Ей не хотелось говорить, и Анна заполняла пустую тишину собственными разговорами. Иногда Рите казалось, будто этой девушке вовсе и не нужен собеседник — она могла щебетать часами, не останавливаясь и не требуя ответа. Поступать так было некрасиво, но сейчас Рита не могла удержаться — она ушла в собственные мысли, и весёлые рассказы помощницы оставались за границей ее сознания. Так продолжалось до десяти — именно тогда вновь раздался стук в дверь.
        Робби или Артур? Рита поднялась со стула и прошла к двери, чувствуя любопытный взгляд Анны, следующий за ней по пятам. За дверью оказался Робби, который по ее расчетам уже должен был находиться в школе.
        — Ты что-то забыл? — спросила она, давая ему дорогу внутрь.
        — Я сегодня решил пропустить занятия.
        Даже в дни жуткой простуды, с жаром, кашлем и насморком Робби предпочитал посещать школьные уроки, поскольку боялся отстать от программы. Поэтому его решение выглядело необычным и даже удивительным.
        — Как знаешь, — кивнула она. — На кухне есть горячий чай и печенье, если ты хочешь позавтракать.
        — Нет, спасибо. Я хотел бы остаться с вами, может, из меня получился бы такой же помощник, как из Артура.
        — Артур не сразу стал так хорош, — беззаботно заметила Анна. — Поначалу у него тоже не слишком получалось.
        Рита улыбнулась. Анна не знала о том, что все обязанности, которые сейчас были доверены ей, до ее появления выполнял Артур. Она знала лишь о сентябрьских днях, когда Артур приходил по утрам и проводил с ними по несколько часов, дожидаясь, ее ухода.
        — Я все же попытаюсь, — со вздохом сказал Робби. — Пожалуйста, покажите мне, что нужно делать.
        Он занял свое место за столом и принялся медленно и чересчур осторожно разрезать толстые куски картона, с которыми Анна не любила иметь дело — на ее тонких пальцах оставались следы от ножниц, а работая ножом, однажды она порезала руку. Теперь девушка была рада сложить эту обязанность на мужские плечи, пусть даже и всего на одно утро.
        Робби молчал, лишь изредка задавая вопросы исключительно по делу. Он никогда не проявлял особого интереса к ее работе, и Рита исподволь наблюдала за сыном, стараясь понять причину таких перемен. Когда время Анны подошло к концу, и они остались вдвоем, Рита решила не тратить время понапрасну и сразу же постаралась узнать, что с ним произошло.
        — Робби, у тебя все в порядке? — возвращаясь в гостиную, спросила она.
        Он переместился в кресло, где обычно сидел Артур. Теперь он опирался локтями о колени, и его голова была опущена.
        — Поговорим? — спросил он, все так же глядя в пол.
        — Конечно, если ты хочешь, — подходя к своему креслу у камина, согласилась она.
        — Я подслушал ваш разговор с отцом, — признался он.
        Его голос звучал глухо и подавленно. Рита впервые видела его таким, и теперь она почувствовала необъяснимый страх. В то же время она ощутила боль от того, что сын слышал, как Антон оскорблял ее, называя шлюхой и падшей женщиной. Даже если он был прав, Робби об этом знать было совсем не обязательно.
        — Ты не виноват, — едва выдавливая из себя слова, сказала она.
        — Нет, я должен был уйти, но не смог себя заставить, — покачал головой он. — Конечно, я поступил не слишком красиво, но это было необходимо.
        — Если ты презираешь меня так же, как и он, то я тебя не осуждаю, — прошептала она. — Однако я хочу, чтобы ты знал: это не заставит меня отказаться от Артура. Ты счастлив в своей науке, а твой отец находит радость в работе. Почему же я не могу быть счастлива? Потому что я всего лишь женщина?
        Робби еще раз покачал головой, наконец, поднимая глаза.
        — Я сожалею о том, что вел себя как последний идиот. Вчера я понял, что больше не хочу твоего воссоединения с отцом. Возможно, он изменился, но ты больше не будешь с ним счастлива. Мне по-прежнему не нравится то, что ты проводишь все свое время с Артуром, но я, по крайней мере, уверен в том, что он тебя не обидит.
        Антон не изменился, и после вчерашнего разговора Рита была в этом абсолютно уверена. Она знала, что за его сдержанностью прячется нечто большее. Это было видно в его движениях и вопросах, которые он задавал, приходя в этот дом по выходным. Рита точно знала, что все его планы касаются ее, и в этих номинальных проектах уж точно не фигурирует раскаяние или любовь. Здесь был чистый расчет, подкрепленный осознанием того, что единственная женщина, которая принадлежала только ему, теперь проводит ночи с другим мужчиной. Вероятно это темное желание, которое разгорелось вчера в его глазах, свидетельствовало лишь о том, как сильно он хочет вернуть утерянное.
        А еще Рита полагала, что лишь любовь Артура делает ее привлекательной в чужих глазах. Прежде, когда она была нежеланной и отвергнутой, никто и не думал видеть в ней красоту. Антон не любил ее, он забывал о ней, используя лишь как портфель для своих документов, или зонтик-трость, с которым не расставался в долгий дождливый сезон. Все остальные люди, глядя на него, относились к ней также.
        Артур преклонялся перед ней. Она не знала, по каким причинам, но он боготворил ее, восхищаясь ее лицом, кожей, волосами и руками. Когда она появлялась в его обществе, другие люди невольно видели в ней то же самое. Даже в его ранних совершенно неумелых и зернистых фотографиях чувствовалось это странное и трепетное отношение. Через отпечатанные холодные снимки оно передалось Готлибу, и он с самого начала воспринимал ее как особенную женщину. То же самое касалось и всех остальных.
        Лишь теперь она начинала постигать всю глубину тех простых слов, сказанных им однажды.
        «Я тоже стыдился себя, полагал, что заслужил тот смех, которым меня одаривали остальные дети. Но вот, теперь у меня есть приличная одежда, и надо мной уже никто не смеется, хотя я остался прежним. Значит, и того смеха я тоже не заслуживал».
        И она также не заслуживала презрения, насмешек и высокомерных взглядов. Кем были эти люди, чтобы судить ее? По какому праву они считали себя лучше и выше? Только сейчас она осознала, что осталась такой же, как и прежде, но при этом люди видели ее другой. Благодарить за это можно было только Артура.
        — Дело вовсе не в том, что твой отец может меня обидеть или вновь начнет изменять. Я не вернусь к нему, потому что люблю другого мужчину.
        — Разве Артур подходит тебе?
        Робби смотрел на нее, и в его взгляде явно читалось нежелание признавать очевидное.
        — А разве нет? — улыбнулась она.
        — Я знал, что он полюбит тебя, но не думал, что ты ответишь ему. Мне казалось, что ты не станешь так серьезно относиться к человеку, который значительно младше тебя.
        — Если ты хочешь меня обидеть, тебе это удается, — на мгновение прикрывая глаза, сказала она.
        — Я вовсе не хочу причинять тебе боль.
        — Верится с трудом. Однако ты уже начал говорить, и я этому очень рада, а потому не стану тебя останавливать. Что еще ты хотел бы сказать? Выкладывай за один раз, потому что ты и сам знаешь, как сильно мне вчера досталось.
        Робби нахмурился, сжимая зубы и решаясь приступить к основной части.
        — Артур не настолько серьезен. Мне кажется, что он не будет любить тебя вечно, и рано или поздно ты все равно останешься одна. Разве можно это допустить? Как мне строить свою жизнь, если я знаю, что над тобой нависла опасность?
        — Я тебе никогда не жаловалась, Робби. Просила ли я у тебя помощи? Такого никогда не было, признай. Если и в этот раз что-то случится, я также тебя не потревожу.
        — Но я не смогу жить, зная, что ты осталась в одиночестве, брошенная и слабая.
        — Так что же ты предлагаешь?
        — Мама, может, встретится другой человек. Не такой, как отец или Артур. Может, будет еще кто-то? Вдруг он появится на твоем пути, а ты будешь слишком увлечена Артуром и не заметишь его?
        — Это не исключено, но вряд ли возможно. Понимаешь ли, Робби, если я останусь одна, вряд ли я буду так же привлекательна в глазах других людей. Одинокие женщины в наши дни не кажутся красивыми или загадочными, они просто жалки. Конечно, это просто варварство, но именно так люди нас и воспринимают.
        — Но ведь Артур заметил тебя, — поднимаясь и выпрямляя спину, возразил он.
        — В этом и состоит его загадка. Я до сих пор не знаю, что он во мне нашел. Послушай, что я тебе скажу. Ты помнишь, кем я была без Артура? Пустым местом, если говорить начистоту. Согласен? Ни друзей, ни знакомых, ни работы у меня не было. Все самое дорогое заключалось в том, что рядом со мной остался ты. Это бесценно, и я очень дорожу твоим решением, но понимаешь, живому человеку нужно больше. Единственным, что выделяло мою жизнь, был развод — наверное, самый первый в кругу всех наших знакомых. Вот и все. Никто не пришел, проведать нас, когда мы устраивались в этом доме. Никто не интересовался тем, как мы будем жить, и смогу ли я управляться без горничной. Даже если бы я заболела, все равно никто об этом не смог бы узнать. Ты этого не замечал, потому что был занят учебой — полдня вокруг тебя ходили люди, друзья просили помочь с химией, а по вечерам ты отправлялся к Эрнесту, и все было как раньше. А знаешь, как жила я? Просыпалась одна, готовила одна, прибирала в доме одна и выметала задний двор тоже в полном одиночестве. Так же ходила в магазин, так же слонялась по улицам и искала, чем бы занять
свой разум. Я начала мыть полы руками, стирать постельное белье по три раза в неделю и вытирать каждый листочек своих домашних цветов. У меня не было денег на покупку новых книг, и я подолгу сидела за старыми, перечитывая уже давно заученные страницы. Я не буду спрашивать, знаешь ли ты, когда все изменилось.
        Робби слушал, не перебивая и не стараясь возразить. Казалось, что ему было интересно, и возможно, это действительно было правдой.
        — Сейчас у меня есть другие знакомые, хотя по-прежнему нет друзей. Однако я не чувствую тоски или боли — мне хватает Артура. Он стал всем, заполнив собой то, что оставалось пустым до его появления.
        — Ты ведь образована и начитана, тебе не о чем даже с ним поговорить, — горько заметил Робби.
        — Откуда ты знаешь? Артур читал много книг, но даже без этого он все равно отличный собеседник. Поверь, я провела в его обществе столько часов, мы говорили обо всем на свете.
        — Когда-то я шутил, что тебе нужно выйти за него замуж, но я и не думал, что это станет правдой. Я надеялся, что он станет для тебя другом и помощником, но не более.
        — Я тоже никак не ожидала, что найду любимого человека после всего, что со мной произошло.
        Робби еще немного подумал, глядя в сторону и задумчиво постукивая кончиком указательного пальца по нижней губе.
        — Вчера… если честно, я сразу подумал, что сегодня же вернусь для того чтобы поговорить с тобой, — заговорил он. — Хочу попросить прощения за то, что так много рассказал отцу о тебе и Артуре. Он спрашивал напрямую, и я отвечал без всякого злого умысла. Я знал, что он все поймет, но не думал, что он бросит это тебе в лицо. Мне хотелось, чтобы он сказал тебе, как сильно хочет вернуть тебя, но он этого не сделал.
        — Он говорил об этом, но если честно, я не поверила. Робби, нам нужно поговорить об этом один раз, но при этом затронуть все важные стороны. Я уже говорила тебе, что никогда не вернусь к твоему отцу, верно?
        — Я надеялся, что со временем ты поймешь, как ему одиноко без тебя и сжалишься над ним.
        — Жалость — плохой фундамент для брака. Я не могу принести себя ему в жертву, чтобы потом в старости сидеть у камина и говорить: «Господи, на что же я потратила свои молодые годы? Я ведь могла сделать так много интересного, а вместо этого просидела двадцать пять лет за спиной ненавидящего меня мужа, вернувшись сразу же после того, как вырвалась на свободу». Знаешь, что он бы ответил? Он бы сказал: «Я не умолял тебя возвращаться, просто ты сама этого хотела. А теперь немедленно прекращай скулить и жаловаться». Никогда не приноси себя в жертву, Робби, никогда не делай этого, потому что рано или поздно ты сам обо всем пожалеешь, но будет уже поздно. Я могу позволить себе подобные высказывания, поскольку не так давно и сама чувствовала, словно потратила свою жизнь впустую. Только недавно мне удалось понять, что на самом деле жизнь моя еще не закончена, а потому есть шанс сделать ее другой — более полной и светлой. А если я вернусь к твоему отцу, то просто сама отберу у себя эту надежду.
        — Хорошо, мама, — медленно кивнул Робби. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Всю вчерашнюю ночь я провел в сплошных мучениях, и лишь под утро решил, что постараюсь принять твое решение, даже если оно не изменится после нашей беседы.
        — И ты не стыдишься меня? Того, как я сейчас живу?
        — Конечно, нет! Я ведь не какой-то ржавый старикашка, который до сих пор верит в священную силу брачных уз и проповедует воздержание во всех сферах жизни. В конце концов, если бы ты выбрала временные отношения с Артуром, а затем просто прервала бы все связи с ним, мне было бы гораздо проще принять такой вариант. Меня пугает только то, что ты хочешь остаться с ним на долгие годы.
        — Мне и самой страшно, но если постоянно бояться будущего, то лучше сразу умереть, а этого делать я не собираюсь. Ты ведь и сам знаешь, что еще летом я вообще боялась любить, кого бы то ни было кроме тебя. И все же, всего через пару месяцев я переменила свое решение, испугавшись того, что могу потерять Артура окончательно. Ведь чего стоит пустая жизнь, в которой нет никаких эмоций и впечатлений? Я надеюсь, что наши судьбы не будут тусклыми, а одиночество неизбежно влечет пустоту.
        Робби кивнул, давая понять, что ему ясен смысл ее слов. Она могла бы подумать, что разговор завершен, но он остался сидеть в кресле, видимо, размышляя над чем-то еще. Его напряженные желваки, сцепленные в замок пальцы обеих рук, прямая спина и сосредоточенный взгляд — все говорило о том, что сейчас он решается на следующий шаг.
        — Ты ненавидишь отца? — спросил он через некоторое время.
        — Нет, что ты.
        — Даже после вчерашнего?
        — Даже после этого. Нужно признать, что он не был безнадежно плохим мужем. Просто я оказалась не той женщиной, что нужна ему. Другая на моем месте радовалась бы такому супругу, но мне хотелось большего, и в итоге все вылилось в развод. У нас такая редкая ситуация, когда никто не виноват.
        Он еще раз неуверенно качнул головой.
        — Прости, мама, я, наверное, сейчас скажу лишнее… но ведь вчера вы обвиняли друг друга, и ты говорила, что могла бы жить с ним, если бы не его…
        Рита улыбнулась, подаваясь вперед и вздыхая с облегчением.
        — Робби, милый, как я рада, что ты вернулся. Я задыхалась без наших откровенных разговоров, правда. А насчет вчерашнего… просто, понимаешь, когда двое людей начинают говорить на повышенных тонах, каждый либо обороняется, либо нападает. Я решила напасть, поскольку чувствовала себя обиженной. Возможно, я наговорила лишнего, но в ближайшее время я вряд ли смогу перед ним извиниться, поскольку боюсь еще одной сцены. Лучше я буду держаться от него подальше, и постараюсь не провоцировать на новый скандал.
        — Мама, — он посмотрел прямо ей в глаза, и Рита поняла, что все мосты, которые он хотел разрушить,  вновь восстановлены. — А ты уверенна в том, что Артур сможет дать тебе то, чего ты не нашла в браке с отцом?
        — Да, — ответила она. — Я уже ощущаю все то, чего мне так недоставало в прежние годы.
        — Что же это? — почти шепотом спросил он.
        — Я хотела любить и быть любимой в ответ. Многие скажут, что это греховная жадность, и уж если муж обеспечивает тебя всем необходимым, лучше помалкивать и благодарить Господа за это, но я не хотела так жить. Мне нужно было чувствовать себя нормальным человеком, равным всем остальным и достойным тех же самых благ. Артур дает мне все это, но ничего не ждет взамен, и именно поэтому я так хочу отдать ему все, чем владею сама. Этого немного, но большего у меня нет.
        — Он будет богат, — несмело улыбаясь, сказал Робби. — Он будет невероятно богат.
        ГЛАВА 46 АРТУР. КОЛЬЦО
        После визита Антона прошло две недели, и сырость октября стала уступать место первым признакам зимы, а Артур продолжал работать и думать о том, как лучше поступить. Он по-прежнему не знал, о чем беседовали Рита и Антон, но судя по тому, что пришлось выслушать ему самому, бывший супруг, скорее всего, не преминул назвать ее опозоренной или недостойной. Может быть, он оскорбил ее даже хуже, и самым ужасным было то, что Рите в этот момент было просто нечем оправдаться. Они действительно жили во грехе уже почти два месяца, и эта связь между ними стала крепнуть с каждым днем все больше и больше.
        В последние дни он стал замечать, что Рита чаще всего бывала грустной и задумчивой, и даже ночные прогулки с жаркими поцелуями в темных переулках не приносили ей прежней радости. Ее угасание началось с того самого вечера, когда она была вынуждена искать своего сына. Артур даже злился на Робби, хотя старался ничем этого не показывать. Впрочем, наверное, получалось плохо, поскольку Рита несколько раз заводила речь о том, что Робби больше не отдаляется от нее и даже делится с ней своими планами. В связи с этим Артур не мог понять, почему она становится такой печальной, если все идет хорошо.
        Терпеть неизвестность стало практически невозможно, и, не имея желания мучать ее вопросами, одним субботним вечером Артур достал из прикроватной тумбочки все свои деньги, а затем направился в ювелирный магазин.
        В воскресенье он, как обычно, зашел к ней домой. Затем они отправились в уже знакомое им обоим кафе, столики которого теперь располагались во внутреннем помещении. Все это время он внимательно наблюдал за ней, пытаясь понять, подходящий ли выбрал момент для своей речи. В итоге пришлось дождаться, когда они придут к нему в квартиру, и лишь после этого опустить руку в карман, захватывая пальцами крохотную коробочку, обтянутую тонким бархатом.
        Рита сидела на диване в гостиной. Она уже сняла шляпу и расстегнула верхнюю пуговицу теплого платья.
        — Ты покажешь мне свои снимки за эту неделю? — глядя на него почти с надеждой, спросила она.
        — Позже, — усаживаясь совсем близко к ней, сказал он. — Сейчас я хотел бы поговорить о другом.
        — О чем же? — с интересом глядя на него, поинтересовалась она. Наверняка, его волнение бросилось ей в глаза.
        — Давай поженимся, — не давая себе времени струсить и отступить, быстро сказал он. — Завтра же или на следующей неделе. В общем, в ближайшем будущем.
        Она даже отодвинулась от него, отводя глаза.
        — Ты это серьезно говоришь?
        — Да. Я купил кольцо и все обдумал.
        — Это просто безумие, Артур. У нас еще ничего нет, и нам будет негде жить, по крайней мере, сейчас, пока Робби еще учится в школе. К чему эта спешка?
        Он ждал таких возражений, и сейчас был абсолютно к ним готов.
        — Я не прошу тебя сразу же переезжать ко мне или поселить меня в своем доме. Я просто хочу, чтобы мы стали мужем и женой. Рита, мне очень стыдно, что нищета не позволяет мне решить вопросы так, как это делают достойные мужчины, но лучшего я пока не могу тебе предложить.
        — Артур, я ведь не жалуюсь тебе и не тороплю. Зачем тебе так быстро принимать решения?
        Он опустил глаза, набираясь решимости.
        — Хорошо, любовь моя, раз ты настаиваешь, то я скажу иначе. Я хочу, чтобы ты перестала бояться и почувствовала себя в безопасности. Фактически все останется как есть, мы будем жить в разных домах и видеться лишь по вечерам, но в такие дни, как сегодня, ты будешь получать от наших отношений больше радости. Я стану твоим мужем, и ты прекратишь  корить себя за то, что отдаешься мне. Ведь, в конце концов, что такое эти формальности? Кто сказал, что мы не можем пожениться прямо сейчас? Если ты уверенна в том, что мы сможем сделать это в будущем, то для нас все равно ничего не изменится.
        Рита молчала, и он подумал, что его предложение показалось ей слишком оскорбительным. Неужели, он неправильно все понял? Может быть, она действительно не хочет быть женой такого человека? Поневоле закрадывались мысли о том, что в чем-то Антон мог быть и прав. Что за ничтожеством нужно быть, чтобы сделать любимой женщине такое убогое предложение?
        Он решил, что должен объяснить все как следует, и продолжил:
        — Есть еще нечто очень важное. Я уверен, что если мы будем связаны законным браком, Антон больше никогда не посмеет на тебя посягнуть.
        — Он на меня не посягал, — нахмурилась она, поправляя волосы самыми кончиками пальцев.
        Это мимолетное движение сказало больше любых слов, и Артур знал, что ее отрицания ничего не значат.
        — Ты не рассказываешь, о чем вы говорили, но мне кажется, что он все еще хочет вернуть тебя.
        — Мне все равно, чего он хочет. От одного желания ничего не изменится.
        — Но он будет приходить в твой дом, изводить тебя постоянными жалобами, просьбами и требованиями. Я не думаю, что ты уступишь ему, но это существенно усложнит твою жизнь. Кроме того, я боюсь, что однажды он причинит тебе боль, а меня в этот момент не будет рядом. Если бы мы были женаты по закону, всем его надеждам пришел бы конец, и он перестал бы мечтать о воссоединении.
        Она повернулась к нему, посмотрела ему в лицо, а затем откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза.
        — Антон действительно хотел, чтобы я снова вышла за него замуж, — сказала она, и ее ресницы мелко дрожали, словно она пыталась сдержать слезы. — Говорил о том, что выполнит любые мои желания.
        — Вы были одни? — взволнованно спросил он. — Он что-то тебе сделал?
        — Нет, ничего, — почти незаметно шмыгнув носом, ответила она. — Но его так легко вывести из себя… и как я раньше этого не замечала? Почему мне всегда казалось, что он такой хороший и милый? Я была слепой идиоткой, и не предполагала, что на самом деле существуют и лучшие отношения. Ты раскрыл мне на это глаза, показал, что в жизни могут быть и другие дни. Столько ласковых слов, столько тепла и любви — я и представить такое не могла. Не думаю, что другие женщины знают подобное.
        — Так выходи за меня замуж, — склоняясь к ней, прошептал он. — Пусть наш союз не сразу станет таким, как мы хотели, пусть мы будем жить раздельно, но когда я поведу тебя в театр в следующий раз, ты будешь гордо смотреть людям в глаза, а не прятаться, как ты это делаешь сейчас во время наших прогулок.
        — Я не прячусь, — сдвинув темные брови, сказала она.
        — Как скажешь, милая, — лишь для видимости сдался он. —  Хотя, мне все-таки кажется, будто ты стыдишься того, что мы делим постель без брачной клятвы. Я не называю тебя легкомысленной, но иногда я чувствую в тебе сомнения.
        — У меня нет сомнений.
        — Не обманывай меня.
        — Я говорю правду.
        — Тогда скажи это глядя прямо мне в глаза.
        — Зачем?
        — Хочу убедиться.
        Она вздохнула, и теплый воздух коснулся его щек.
        — Уже поздно о чем-то жалеть, Артур. К тому, же лгать нет смысла, да ты и сам, наверное, понял, что я тоже этого хотела. Так что жаловаться и притворяться невинной я не собираюсь, но если ты хочешь правды… то ладно, я признаюсь. Иногда я спрашиваю сама себя, не совершила ли ошибку. Кажется, что у нас с тобой все очень быстро произошло. Тем более, я думала о том, что это будет продолжаться до следующего лета, а может и дольше, и мне начинало казаться, что я повела себя легкомысленно.
        Ее веки по-прежнему подрагивали, и Артур ощутил желание прикоснуться к ним губами, но удержался.
        — Мы можем положить этому конец совсем скоро, — сказал он, немного отдаляясь от нее.
        — Нельзя все постоянно делать только для меня. Я не хочу, чтобы наш брак был результатом твоего желания угодить мне или облегчить мою жизнь. Уверенна, я смогу привыкнуть к тому, что мы с тобой предаемся страсти, не будучи при этом женатыми. К тому же, что это изменит? Если мы любим друг друга, то все останется как есть. А насчет Антона… вряд ли ему еще когда-нибудь захочется поговорить со мной. В последний раз я его сильно обидела.
        — Это и для меня тоже, — вновь приближаясь к ней, шепотом возразил он. — Ты будешь моей женой. Представляя тебя всем своим знакомым, я буду называть тебя супругой. Думаешь, этого мало?
        — Не так уж и мало, но при этом, кажется, что все равно недостаточно.
        — На выходные ты будешь приходить в дом своего мужа, и все, что будет происходить в нашей спальне, уже не заставит тебя испытывать угрызения совести. Вместе с тобой перестану страдать и я. А еще я начну вмешиваться в твои дела, указывать тебе, что можно, а что нельзя, я буду надоедать тебе своими вопросами и… я смогу ответить Антону, когда он в следующий раз скажет, что ты не свяжешь свою жизнь с оборванцем.
        Она подняла голову, чуть было, не столкнувшись с ним лбом.
        — Что? Когда это было?
        — Он приходил ко мне в студию, я делал его снимки.
        В ее глазах отразилось сострадание и сожаление, но Артур отчего-то не почувствовал себя оскорбленным.
        — Я представляю, как он вел себя с тобой.
        — Жаль я не могу представить, как он вел себя с тобой, — целуя ее в нос, сказал он.
        — Ничего особенного он не делал.
        Она снова закрыла глаза и опустила голову на спинку дивана. Артур знал, что она бережет его чувства и не открывает всех деталей, но он был уверен, что однажды все же сумеет узнать правду о том вечере. Пока что он наблюдал за ней, пытаясь понять, к чему склоняются ее мысли.
        Наконец, она снова подняла голову и выпрямилась.
        — У нас не будет свадьбы, — сказала она, глядя прямо перед собой.
        Да, о свадьбе с таких условиях говорить не приходилось, но до сего момента Артуру это казалось не слишком важным. Лишь после того, как она сказала эти слова вслух, он понял, что сам лишает ее возможности насладиться праздником бракосочетания.
        — Ты не обязана соглашаться, если тебе этого не хочется, — уже начиная раскаиваться в собственных словах, сказал он.
        Рита повернулась к нему, и он со страхом заглянул в ее глаза. Нет, его предложение не должно было быть таким странным и скомканным, он совсем не так представлял себе этот момент. Наверняка она в нем разочаровалась. Однако вопреки этому, он увидел, что ее взгляд сияет искренней радостью.
        — Если это возможно, то почему бы и нет, — ответила она. — Это было бы прекрасно. Где мое кольцо?
        Теперь она широко улыбалась. Весь мерзкий холод, расползшийся в его груди, мигом испарился, и ему стало даже жарко.
        Для того чтобы достать коробочку из кармана, ему пришлось подняться. Рита с любопытством наблюдала за ним, пока он осторожно разглаживал короткий ворс ткани, стирая невидимую пыль и переминаясь при этом с ноги на ногу. Он не смотрел на нее, но знал, что она улыбается.
        — Только не нужно вставать на колено, — сказала она, словно прочитав его мысли.
        — Я вот сомневался, стоит ли…
        — Не стоит, лучше просто сядь рядом.
        Он вновь опустился на диван, на сей раз очень близко к ней, почти соприкасаясь с ее бедром.
        — Это делается не так, но по-другому не получилось. Прости, я хотел, чтобы все было красиво.
        Рита по-прежнему внимательно смотрела на него, и Артуру даже казалось, что в ее глазах прыгают искорки-смешинки.
        Пальцы вдруг оказались влажными и холодными, а еще до ужаса непослушными. Артур едва сумел раскрыть коробочку, не выронив ее из рук.
        — Не верится, что я все-таки решился на это, — пробормотал он.
        — Какое красивое, — очень тихо сказала она, разглядывая кольцо.
        — Тебе нравится? — поворачиваясь к ней и словно желая удостовериться в очевидном, спросил он. — Без камня, только с гравировкой.
        Рита подняла на него взгляд.
        — Оно просто безупречное, — улыбнулась она, и он с ужасом отметил, что на ее ресницах дрожат слезы.
        — Я рад, что тебе нравится, — вынимая кольцо из формы, прошептал он. — Можно твою руку?
        Больше всего он боялся, что кольцо не подойдет по размеру. Что если оно окажется слишком уж большим? У Риты были тонкие красивые пальцы, и в последнюю неделю он постоянно держал их в руках, пытаясь запомнить необходимые ощущения и впитать в себя все, что нужно. Без специальной мерки подбирать кольцо было страшно, но, как оказалось, чувства его не подвели.
        Золотой ободок скользнул по белой коже и оказался на законном месте. Они обручились.
        — Я стану твоим мужем, — обнимая ее за плечи и целуя в висок, сказал он, словно скрепляя ритуал. — Мы обязательно будем вместе.
        — Сложно поверить, что еще совсем недавно мы и не думали об этом, — поворачиваясь к нему и принимая его поцелуи, также едва слышно сказала она. — А теперь мы должны сообщить Юдифи.
        — Конечно, — легко касаясь губами ее губ, согласился он. — На следующей неделе в воскресенье обязательно пойдем к ней.
        — Нет, наверное, нужно сделать это сегодня. В следующее воскресенье будет слишком поздно, боюсь, что такая отсрочка обидит ее.
        Ему не хотелось отрываться от нее и выходить из квартиры, но в словах Риты, как обычно, был чистый здравый смысл.
        — Да, ты права, — с трудом признал он. — Правда, ты должна пообещать мне, что после этого мы вернемся сюда.
        Ее ресницы дрогнули и опустились, а на губах заиграла улыбка.
        — Не успела я надеть кольцо, как уже что-то должна.
        — Мне действительно стыдно, но я не могу иначе.
        — Конечно, мы вернемся сюда. Может быть, я позвоню Робби и скажу ему, что сегодня он может остаться у Антона на ночь.
        В таком коротком предложении уместилось сразу две новости. Первая — она могла бы провести вторую ночь в этом доме. В первый раз, когда они спали в его постели всю ночь напролет, между ними не было никаких отношений. Она была грустной и подавленной, и он не решался прикоснуться к ней, ограничиваясь объятиями и целомудренными поцелуями в лоб.
        Второй новостью оказался телефон.
        — Куда ты решила позвонить? — осторожно спросил он.
        — Домой, — открыто улыбаясь, ответила она. — Вчера днем мы провели телефон в нашу хижину. Так будет проще связываться с заказчиками, которых становится все больше и больше. Кроме того, я взяла вторую помощницу — сходила в дом Марты и поговорила с ее младшей сестрой. Она отлично рисует, так что может брать на себя не только трафарет, но еще и работать кистью по основе.
        Как много она успела сделать без него! В первые мгновения Артуру это даже показалось обидным, но немного позже он понял, что на самом деле это было прекрасно.
        — Как зовут твою новую помощницу? — спросил он, прикасаясь к ее ладони.
        — Сара. Ей двадцать три года. У нее есть маленький ребенок, и я думаю, что ей телефон также будет полезен.
        — Так значит, теперь я тоже смогу звонить тебе днем?
        — Да, конечно, — накрывая его руку второй ладонью, сказала она. — Я буду рада слышать твой голос.
        — Если бы у Юдифи был телефон, мы тоже смогли ей позвонить, — заранее зная, что это ее возмутит, сказал он.
        Как он и ожидал, Рита отодвинулась от него и даже фыркнула.
        — Ну, как ты можешь такое говорить, — укоризненно покачала головой она.
        — Я бы не смог, если бы не знал, что ты будешь так реагировать, — со смехом ответил Артур. — Правда, если бы я не любил дразнить тебя, мне бы и в голову не пришло шутить таким образом.
        ГЛАВА 47 РИТА. КОРОЛЕВСКАЯ РЕЧЬ
        Артур впервые показывал ей, где живет Юдифь. Рита всегда хотела узнать, как выглядит дом, в который возвращается эта загадочная и смелая женщина после каждого рабочего дня, и теперь ее любопытство, наконец, было удовлетворено.
        Дом, принадлежавший Юдифи, находился на улице, схожей с самим Пятым переулком, правда, дома здесь были немного проще. Все они выглядели почти одинаково — одноэтажные, приземистые и без особых изысков. Однако здесь было гораздо уютнее и спокойнее, да и сам дом находился практически в середине. Невысокий прочный частокол, красиво подстриженные кусты, и безупречно белые стены наводили на мысль о том, что хозяева очень заботятся о своем гнездышке.
        — Здесь нет собаки или колокольчика, но долго стучать нам не придется, — тихонько посмеиваясь, сказал Артур.
        Только после этого Рита заметила, что к самой калитке прибита металлическая пластина, а рядом на веревочке болтается старый ключ, который, очевидно, не подходил ни к одному из замков. Этим ключом Артур несколько раз ударил по пластине, и по двору разнесся ровный, но не слишком приятный стук. Даже через такое расстояние было слышно, как в доме затопал ребенок, а через несколько секунд на пороге появилась сама Юдифь.
        Она была одета в темно-зеленое платье до колен, и производила впечатление доброй домохозяйки. За ее спиной пряталась маленькая девочка, которая робко выглядывала, пытаясь рассмотреть гостей одним глазом.
        — Артур? Боже, какой сюрприз!
        Она сразу же вышла во двор и направилась к калитке. Девочка двинулась за ней, не отставая и все так же держась позади.
        — Милли, выйди и поздоровайся, — улыбаясь, сказала Юдифь.
        Милли потрясла головой и совсем исчезла за юбкой матери.
        — Милли, мы принесли тебе картинки с цветами, — мягко сказал Артур, повернувшись при этом к Рите.
        Она поняла, что настало время вынуть из сумочки десять оставшихся с прошлой недели пригласительных. Это были образцы, которые не пригодились для продажи. Она показала их Артуру, желая узнать, стоит ли сделать из них закладки для книг, и перед выходом он предусмотрительно посоветовал захватить их с собой. Когда они собирались в дорогу, он предупредил ее, что младшая дочь Юдифи, семилетняя Милли, любит картинки, и Рита заранее уложила в сумочку все пустые пригласительные. Теперь настало время воспользоваться припасенными подарками.
        Милли осторожно выглянула, все еще держась позади и смешно переступая ножками. Рита вынула из сумочки конверт и передала Юдифи, а Милли все это время внимательно следила за белой бумажной оберткой, словно боясь, что она испарится по пути к ее рукам.
        — Вот, держи свои картинки, — по-доброму посмеиваясь, сказала Юдифь.
        Малышка медленно и очень осторожно отодвинула один край, с любопытством заглядывая внутрь. Лишь после этого, убедившись, что внутри действительно лежат картинки, она подняла глаза и одними губами произнесла:
        — Спасибо.
        Она смотрела на Риту, видимо, понимая, что подарок исходит от незнакомой тети.
        — Не за что, — тепло ответила Рита.
        Милли еще раз заглянула в конверт, а потом улыбнулась.
        — Красивые, — все так же неслышно сказала она, и ее щеки даже покраснели. — Они все мои?
        — Все только для тебя, — кивнула Рита.
        — А что для меня? — весело вмешалась Юдифь, у которой, видимо, было хорошее настроение.
        Она впустила их в дом, провела по короткой прихожей и усадила в гостиной на один широкий диван. Комната оказалась просторной и светлой — все занавески были раздвинуты и сжаты в тоненькие полоски, так что окна заливали гостиную приглушенными лучами осеннего солнца. Ноябрь дарил последние теплые дни, за которыми должен был начаться снежный сезон.
        — Мы решили пожениться, — коротко и емко сказал Артур после того, как Юдифь села за стол в другом конце комнаты.
        — Уже? Совсем недавно вы приходили ко мне и каялись в том, что оттолкнули Артура, а теперь вы уже выходите за него замуж? — обращаясь к Рите, удивилась она. — Что-то быстро…
        Артур ничего не сказал и даже не дрогнул, но Рита знала, что внутри у него поднялась целая буря. Она не рассказывала ему о том дне, когда пришла в кондитерскую и поделилась своими сомнениями с Юдифью. Даже не глядя на него, она ощутила, что Артуру уже есть что сказать. Решение отложить звонок домой показалось верным — может быть, ей не придется ночевать у Артура и отправлять Робби к отцу.
        — Да, так быстро все случилось, — сохраняя внешнее спокойствие, сказал он. — Ты не хуже меня знаешь, как сильно я этого хотел.
        — Знаю, — со вздохом признала Юдифь. — Так вы назначили дату свадьбы?
        — Нет еще, мы только сегодня утром решили…
        — И я первая, кому вы об этом говорите?
        — Да.
        Юдифь впервые смутилась. Она отвела глаза, и на ее губах заиграла слабая улыбка. Она вздохнула, словно собираясь что-то сказать, но у нее не нашлось слов, и она лишь растеряно засмеялась, пытаясь скрасить неловкость.
        — Вы, ребята, просто удивительные, — все еще глядя в сторону, сказала она.
        — Ближе тебя у меня нет человека, с кем же еще делиться этой радостью? — улыбнулся в ответ Артур.
        Рита почувствовала, что он берет ее за руку и сжимает ладонь. Его пальцы были просто ледяными, и от прикосновения она почувствовала, что дрожь волнения передается и ей.
        Между тем Юдифь шмыгнула, выдавая свои слезы.
        — Артур с самого начала был принцем. Перепачканным, несчастным и потерявшимся принцем, которого я нашла на дороге. Ты ведь не против, если я расскажу?
        — Конечно, — теряя голос, хрипло ответил он, крепче сжимая руку своей теперь уже невесты.
        — Рита, вы не представляете, каким он был. Грязный, угрюмый и недоверчивый. Ты работал у сапожника и жил там же, прямо в мастерской. Я принесла обувь и увидела тебя, Артур. По-детски хрупкий, но неразговорчивый и отрешенный. Я не могла дать тебе большего, и поэтому привела в кондитерскую. Вначале ты работал уборщиком. Мыть полы у тебя выходило неважно, но ты справлялся, как мог. Потом тебя повысили до грузчика — ты носил на своей тонкой спине мешки с мукой, привозил продукты вместе с поставщиком… насколько помню, за те несколько месяцев ты не разбил ни одного яйца. В тебе было что-то… что-то особенное. Постепенно я перевела тебя на простую работу. Просеивать муку, разводить огонь, кипятить воду и чистить формы тебе удавалось чуть лучше, чем управляться со шваброй. Еще через год тебя удалось сделать помощником, а потом, как-то незаметно даже для меня ты начал варить тесто. Ты был самым удивительным молодым человеком из тех, кого я видела, и я хотела сберечь тебя, но постоянно задавалась вопросом: что за женщина сможет стать твоей спутницей? Ты был принцем, потому что жил не как все остальные. В
тебе была жажда большего, и ты разделил свою жизнь на две части — одну вел среди нас, а вторую оставлял для себя. В той, второй части было нечто, куда не впускались чужие, и даже я.
        Она замолчала, поскольку ей снова захотелось плакать — Рита видела, как задрожали ее губы, но Юдифь перестала говорить прежде, чем ее голос выдал волнение.
        Когда она передохнула и вернулась к речи, ее чувства уже пришли в равновесие.
        — Так вот, родной, я все гадала над тем, что за женщину ты выберешь для себя. Принцесса тебе бы не подошла. Прости, но я все-таки это скажу, а дальше сами разберетесь, ладно? Ты ведь уже пробовал связаться с принцессой, и ничего хорошего из этого не вышло. Тебе бы не могла подойти неженка с царскими манерами и душой обычной фифочки. Капризная и чрезмерно хрупкая девица не сумела бы сделать тебя счастливым — она могла бы лишь поработить тебя и съесть твою жизнь. Когда мы с тобой смогли отойти от того, что сделала та принцесса, я с удивлением поняла, что благодарна ей. Ее подлость отбила у тебя желание сближаться с легкомысленными девчонками, и ты надолго ушел в тень. Замкнулся, перестал смеяться и все больше времени проводил в одиночестве. Я была рада тому, что ты не смешиваешься с нами, поскольку наша жизнь была не для тебя. На какое-то время в моей душе поселилась уверенность в том, что тебе лучше так и остаться одному. Я продолжала считать так до тех пор, пока однажды не заметила в тебе нечто новое. Ты ожил, твой взгляд прояснился, твои движения стали осмысленными. Каждый вечер, заканчивая
работу, ты куда-то собирался, и у тебя был до неприличия счастливый вид. Я боялась спросить об этом напрямую, но подозревала, что ты больше не был одинок. Когда я все же набралась наглости и завела тот разговор, ты ответил честно, но все же твои слова не соответствовали истине.
        — Да, я помню. Я сказал, что у меня никого нет, хотя к тому моменту уже успел привязаться к Рите всей душой, — улыбаясь, кивнул он.
        — Именно, — подтвердила Юдифь. — Когда же я, наконец, удостоилась чести встретиться с вами лицом к лицу, — вновь обращая лицо к Рите, продолжила она — то была удивлена. Мы с вами немного поговорили, помните?
        — Конечно.
        — Я всегда хотел узнать, о чем была та ваша беседа, — признался Артур.
        — Ни о чем особенном, всего лишь о тебе, — глухо засмеялась Юдифь. — Я выразила сомнения в том, что Рита сможет воспитать из тебя того, кем ты хочешь быть. А потом я увидела вас на юбилее кондитерской. Как вы общались поверх всех остальных, накладывая слова невидимыми нитями и связываясь на одном только вам и понятном языке. Как ты делал снимки, не отрываясь от нее, как прислушивался к ее словам. Как вы ходили следом за ним, не оставляя ни на секунду, давали советы и придавали ему уверенности. Тогда-то я и поняла, что вы сделаете его королем. Ну, это я так — условно. С вами Артур перестал быть тем скрытным ребенком, не знавшим всех пределов своего разума и способностей. Вы раскрыли его душу, показали ему другие пути. Не понимаю, как ты нашел ее, Артур, но ты сделал тот единственный выбор, который мог спасти тебя самого. Нашел женщину, скажем так, монаршей крови. Ту, что сможет поднять тебя до нужного уровня и не разрушить при этом твою жизнь. Поэтому, когда вы пришли ко мне и начали говорить о том, что отказались от его любви, я почувствовала злость и боль. Мне казалось, что вы все испортили, но
теперь я не знаю, как выразить свою радость. Должно быть, Артур был весьма настойчив, раз уж вы сдались за такое короткое время.
        — У меня не оставалось выбора, — пожал плечами Артур. — Пришлось стать таким.
        — Зато теперь я вижу, что ты счастлив.
        — Я счастлив, — подтвердил ее слова он, и Рита не сомневалась в том, что он говорит правду. — И, надеюсь, что не только я один.
        Они рассказали ей о том, что им придется жить в разных домах, и к их удивлению, Юдифь восприняла это вполне спокойно.
        — Раз уж вам хочется быть вместе, то почему бы и не сейчас? Зачем откладывать жизнь?
        «Зачем откладывать жизнь?» — этот вопрос Рита никогда не задавала самой себе, хотя иногда он возникал на краю ее сознания. Теперь, когда он прозвучал прямо и без прикрас, ей вдруг показалось ужасно глупым то, что она так боялась искать ответ.
        Они проговорили еще некоторое время, когда в комнату вошла Милли. Она осторожно присела на краешек дивана со стороны Риты. В руках девочка держала открытки, крепко сжимая их, будто они были настоящим сокровищем.
        — Ты хотела что-то спросить? — тихо заговорила Рита, склоняясь к ней.
        — Да, — почти неслышно ответила Милли. — Вы все это нарисовали?
        — Это моя работа, — кивнула Рита.
        — Спасибо, что подарили мне их.
        — Если хочешь, я буду приносить тебе их чаще, — предложила Рита.
        — А он будет приходить с вами? — едва заметно кивнув в сторону Артура, спросила Милли.
        Артур повернулся к ним. На его лице сияла улыбка.
        — Да, Милли, если тебе нравится Рита, то придется терпеть и меня.
        Милли опустила глаза и тоже улыбнулась.
        — Если мама разрешит…
        — Мама будет только рада, — бодрым голосом отозвалась Юдифь.
        *
        Они отправились домой только в пятом часу. На улице начали сгущаться сумерки, и Рита решила сразу же поехать домой, поскольку еще помнила о том, что Артуру явно не понравились новости об ее тайном визите в кондитерскую.
        — Наверное, нет необходимости беспокоить Робби, — начала она, когда они уже поймали такси.
        — На Северную набережную, пожалуйста, — обращаясь к водителю, сказал Артур. Затем он повернулся к ней: — Ты не хочешь звонить ему?
        — Я думаю, что мне лучше поехать домой, — сказала она.
        — Почему? — Он удивленно поднял брови. — Ты не хочешь оставаться со мной?
        — Просто тебе нужно немного остыть.
        — Глупости. Конечно, я немного растерялся от таких разговоров, и был удивлен, что ты не предупредила меня раньше о том, как ходила к Юдифи и все ей рассказала, но в целом ничего страшного в этом нет. Эта мелочь не стоит того, чтобы менять решение.
        Ей не хотелось говорить большее при водителе, и она промолчала, надеясь, что сможет объяснить все более детально, когда они покинут машину.
        — В магазине напротив есть телефон, — оказавшись на тротуаре возле своего дома, сказал Артур. — Если позвоним сейчас, Робби еще успеет отправиться к Антону затемно. Или ты не хочешь оставлять его в одиночестве? Считаешь, что мы поступаем с ним плохо?
        — Нет, Робби самостоятельный мальчик, он справится. Я думаю о тебе.
        — А что я? Я считаю, что глупо терять целую ночь из-за одного небольшого упоминания о прошлом.
        — И у тебя нет никаких вопросов?
        — Есть, конечно, но я задам их тебе уже в квартире. Впрочем, можно и сейчас. Ты действительно сожалела о том, что отказала мне после похода в театр?
        — Поначалу нет, — послушно шагая за ним через дорогу, сказала она. — Потом, после того как Юдифь сказала мне все, что об этом думает, я поняла всю жестокость своего поступка.
        — В таком случае я просто идиот. Я действительно немного разозлился на тебя за то, что ты рассказала ей о моем позоре.
        — Это вовсе не было позором, — сжимая его локоть, возразила она.
        Артур посмотрел на нее, и ей показалось, что он весьма доволен.
        — Ну, вот, на выяснение всех деталей ушло всего две минуты, а ты предлагала мне отказаться от целой ночи, — заметил он, подходя к двери магазина. — А теперь скорее звони Робби, потому что я очень хочу вернуться в квартиру вместе с тобой.
        ГЛАВА 48 АРТУР. СВАДЬБА
        Конечно, как и следовало ожидать, Рита отказалась покупать или шить свадебное платье. Артур не мог понять этой ее неприязни к дорогой и красивой одежде, а потому пытался найти путь в обход, обсуждая с ней другие варианты. Соблюдение традиций — маргаритки, белый шелк и атласные перчатки — всё это было лишь фоном, и он прекрасно это понимал. Однако более важным ему казалось то, что день свадьбы, назначенный на самое начало декабря, и без того должен был пройти слишком уж скромно. Ему не хотелось торжественных приемов или публичных объявлений, но в то же время Артур считал несправедливым то, что Рита встретит этот день в простом шерстяном платье, словно просто заключит еще одну сделку.
        Ноябрь подходил к концу, когда он, пользуясь временным отсутствием Робби, вновь заговорил об этом.
        — Я уже сказала, что не буду покупать белое платье, — с каменным лицом, смешно пытаясь сохранить спартанское спокойствие, припечатала Рита. — Ты, кажется, согласился.
        — Никто не говорит о белом платье, но давай хотя бы вместе выберем что-то достаточно красивое для этого случая. Как тот голубой шелк, помнишь?
        В ее лице ничего не изменилось, но Артур понял, что подошел очень близко к какому-то секрету. Оставалось сделать последний шаг и спросить:
        — Ты что — решила надеть то голубое платье?
        Она вздохнула и покачала головой:
        — Как тяжело говорить с тем, кто уже все знает.
        — Я этого не знал. Конечно, мне нравится тот наряд, но для свадьбы нужно что-то другое. По-моему, не я должен тебе рассказывать о том, какие туалеты выбирают для новобрачных.
        Она повернулась к нему, улыбаясь и явно желая поиграть.
        — Нет, почему же? Расскажи мне последние новости, Артур. Ты видишь женихов и невест гораздо чаще, чем я.
        — На самом деле, в основном с ними встречается Гектор. Я, если честно, знакомлюсь с молодоженами в основном уже через несколько дней после торжества, когда они доезжают до студии.
        — Неужели все так серьезно?
        — Иногда, конечно, бывают случаи, когда новобрачные приезжают в салон. Это происходит примерно раз в две недели или даже реже.
        — Значит, хоть что-то ты должен был заметить, — все не отступалась она.
        — Все невесты одинаковые, как голуби на нашей площади, — быстро и без особых раздумий выпалил он. — Белые пышные платья, бесконечные слои вуали и тюля, бантики и цветочки… белые бусы…
        — Жемчуг?
        — Да, наверное. Не все ли равно? Главное, что все эти туалеты здорово портят нервы — цепляются за ширмы, а женихи то и дело наступают на шлейфы.
        — И ты хочешь, чтобы я надела что-то подобное?
        — Нет, но я хочу, чтобы ты отнеслась к нашей свадьбе с таким же вниманием.
        Артур никогда не спрашивал, какой была ее свадьба с Антоном, хотя ему всегда хотелось это знать. Сейчас этот вопрос вновь обжигал ему язык, но он не решался произнести свои мысли вслух, опасаясь, что ее это расстроит.
        Между тем, Рита внимательно поглядела на него, а потом ее губы вновь тронула легкая улыбка.
        — Вуали, блестки и расшитые бисером перчатки — все это у меня уже было. Ничего хорошего в такой грузности и помпезности нет, так что на сей раз я этого надевать не стану. Однако если ты действительно так хочешь, чтобы этот день навсегда остался в нашей памяти, равно как в моем и в платяном шкафу, то я, пожалуй, действительно куплю что-нибудь.
        Ему показалось, что она говорит об этом так, словно обещает купить пирожных к чаю. С другой стороны, ему удалось хоть что-то узнать о том, каким было ее первое бракосочетание.
        — Если тебя беспокоит мое отношение, ты вполне можешь пойти в магазин вместе со мной, — вновь читая его мысли, продолжила она. — На нашей с Антоном свадьбе было пятьдесят гостей, и по меркам моей матери этого было слишком мало. Однако даже с таким количеством приглашенных я успела так утомиться, что когда все церемонии подошли к концу, мне хотелось только одного: остаться в полном одиночестве и проспать хотя бы пару часов. Мы с тобой приглашаем только семейство Юдифи и моего сына, а это уже немалое преимущество. Пообедаем все вместе в этой гостиной, а все, что нужно приготовим вместе с Юдифью на нашей кухне. Будет тепло и весело. Что еще нужно? Мне для полного счастья больше ничего не надо.
        — А я вообще хочу только чтобы нашу запись внесли в эту книгу, вот и все. Но коль скоро мы не можем оставить все как есть, и вынуждены потратить несколько часов на праздник с родственниками, пусть все будет, как положено.
        — Хорошо, пусть будет. Если тебя это так сильно беспокоит, купи мне ткань для платья, как ты сделал это в прошлый раз. Мне понравилось то, что ты берешь на себя некоторые решения.
        Такой компромисс вполне подходил ему, и оставался лишь последний вопрос:
        — Предпочитаешь темный или светлый?
        *
        Артуру было очень интересно, как Рита собирается использовать изумрудный бархат, который он купил ей для платья. Она ничего ему не говорила, но назначенный день стремительно приближался, и любопытство разгоралось все сильнее. С другой стороны, он расщедрился для самого себя на покупку нового фрака, шелковой рубашки с манишкой и даже подобрал подходящий галстук. Ему еще не приходилось покупать так много одежды за один раз, и стоя в магазине перед зеркалом, он чувствовал себя не вполне уверенно, словно зашел на запретную территорию.
        Когда условленный день наступил, он проснулся слишком рано. Лежа в своей большой постели, в полной тишине, Артур думал о том, чем занята его будущая жена. Он понимал, что должен хорошо отдохнуть, но слишком сильно боялся опоздать или вовсе проспать назначенное время. Промучившись около получаса, он поднялся с постели, оделся, собрал свой свадебный костюм, уложил его в картонную коробку и вышел из квартиры.
        Ему с трудом удалось выбить выходной у Гектора, поскольку по воскресеньям в дверях городской администрации делать было нечего, а значит, было необходимо найти время в будний день. К обеду они должны были уладить все формальности, вернуться домой, встретить гостей и провести с ними несколько часов. Лишь вечером должно было наступить их время. Они заранее договорились, что он купит билеты в кино (тот самый кинотеатр «Невероятные картинки», о котором говорил Юлий), и после сеанса приедут в его квартиру. Это будет третья ночь, что они проведут вместе в его доме.
        Да, они договорились, что он заберет ее из дома в десять часов. Но ведь ничего не случится, если он приедет немного раньше? Артур вынул из кармана часы. Стрелки показывали без десяти шесть, и на улице было слишком темно. Никакого транспорта на дорогах не оказалось, так что пришлось идти до конца улицы, туда, где останавливались такси.
        К дому Риты он приехал в седьмом часу, но в окнах гостиной уже горел свет. Значит, она также не спала.
        — Ты немного раньше, чем я думала, — удивилась она. — Робби еще спит.
        На ней была надета ночная рубашка, поверх которой она набросила теплую шаль. Ее волосы были собраны в косу — очевидно, когда его не было рядом, она не распускала их по плечам.
        — Счастливый Робби, — вздохнул он. — Я вот, совсем спать не могу.
        — И я все никак не усну.
        — Чем же ты занимаешься здесь? Неужели работаешь?
        Она покачала головой, опускаясь рядом с ним на диван.
        — Нет, сегодня я не думаю о работе. Подумать только, Артур. Сколько новобрачных прошло через наши руки? Ты делал их фотографии, а я выводила их имена на пригласительных открытках. И вот, настал день, когда мы сами должны заключить брак.
        — А у нас нет ни фотографа, ни пригласительных, — тихо рассмеялся он, пытаясь отыскать ленту, которой были стянуты сплетенные пряди ее тяжелых волос.
        — Не распускай, — наблюдая за тем, как он перебирает пальцами, предупредила она.
        — Почему? Ты все равно будешь делать другую прическу.
        — Я должна набрать воды и помыть волосы, а потом…
        Он хотел бы послушаться ее, но руки сами расплели косу, и Артур прижался лицом к ее волосам.
        — Зачем тебе их мыть? Они приятно пахнут.
        Рита рассмеялась:
        — Завивать можно только чистые волосы, а вчера вечером я просто не успела сделать все сама. Юдифь пришла после работы, и мы до самого вечера возились на кухне. У нас почти все готово, осталось совсем немного. Я предупредила Робби, чтобы он впустил ее, если мы не успеем до этого времени — сегодня она хочет прийти немного раньше.
        — У тебя будет время для того чтобы высушить волосы? — спросил он, осторожно целуя самые кончики темных прядей.
        — Конечно. Двух часов достаточно, тем более, я надену шляпку.
        Артур снова взглянул на часы, на сей раз на те, что висели над камином. Половина седьмого.
        — Раньше за твоими волосами ухаживала Марта? — спросил он, ощущая необычный прилив энергии и интереса.
        Она не смотрела на него, но сумела понять, куда ведут эти мысли.
        — Ты хочешь сделать это вместо нее? Хочешь помочь мне привести себя в порядок?
        — Да, было бы интересно.
        — Тогда нам нужно пройти на кухню, набрать горячей воды и вернуться в мою комнату. Там есть все, что нужно.
        В котле постоянно была горячая вода. После того как они наполнили металлический кувшин, Рита сказала ему, что нужно долить еще воды в котел, поскольку Робби тоже нужна была вода для того чтобы умыться. И, конечно же, не стоило забывать про чай.
        В комнате она открыла тумбочку под зеркалом и вынула оттуда небольшой таз. Затем она попросила его поставить кувшин возле чаши, стоявшей наверху перед зеркалом.
        — А что еще есть в твоей тумбочке? — выполнив ее указания, спросил он.
        — В ящике лежит баночка со смесью.
        — Это от нее твои волосы так приятно пахнут?
        — Нет, они просто сами по себе такие удивительные, — рассмеялась она.
        — Ты издеваешься? Мне вообще не знакомы эти ваши женские секреты, откуда я могу знать, чем вы пользуетесь? — обиделся он.
        — Артур, любимый мой, не сердись. Просто ты действительно еще невинен и честен как никто другой. Это меня так умиляет.
        Слова действовали не так эффективно, как хотелось бы, и он все еще дулся на нее за эту неосторожную шутку. Даже смешивая воду в чаше и пробуя ее рукой, он продолжал следить за ней, стараясь понять, когда ей вздумается еще раз подразнить его. Если у Риты было хорошее настроение, она становилась еще более опасной, и за ней нужно было наблюдать с удвоенным вниманием.
        — Так не пойдет, ты все еще обижен на меня, — подходя к нему и отнимая у него кувшин, сказала она. В ее голосе не было никакого раскаяния, и ей вовсе не было стыдно. — Что сделать, чтобы загладить вину?
        — Ничего не нужно делать, я вовсе не обижаюсь.
        — Не отрицай, мне от этого становится еще смешнее, — призналась она, касаясь пальцами его губ.
        Разве можно было так долго злиться на нее?
        — Я не знаю, правда. Сегодня мы поженимся, так что все остальное ерунда.
        — Хватит отпираться, мы просто теряем время, а мне еще, как ты мудро заметил, нужно успеть высушить волосы.
        Он покосился на кровать, но даже не успел ничего произнести вслух, поскольку она его опередила, мотая головой и снова смеясь:
        — Нет, это слишком долго, и, кроме того, Робби спит за соседней дверью.
        — Если я скажу, что вовсе не это имел в виду, ты, конечно же, мне не поверишь. И будешь права. Так что, остается, ограничиться небольшой просьбой касательно того зеленого бархата. Ты сочтешь меня очень жадным, если я скажу, как мне была неприятна мысль о том, что Робби увидит твое платье прежде меня?
        В ее глазах поблескивали огоньки, когда она отошла от него и направилась к сундуку, за которым располагались вешалки, накрытые белой тканью. Она молча отодвинула покров и сняла с деревянной опоры платье из знакомого материала.
        — Я не смогу понять, как оно выглядит, пока не увижу его на тебе. Тебе не будет сложно примерить его для меня?
        — Уж точно проще, чем то, что ты собирался делать до этого, — все еще сохраняя свое игривое настроение, ответила она. — Отвернись, только не к зеркалу, а к двери, и стой неподвижно. Когда будет нужна твоя помощь, я тебя позову.
        — Я не стану смотреть в дверь, пока ты будешь переодеваться, — уверенно сказал он. — Доверься мне хотя бы сейчас.
        — Тогда начинай помогать, — согласилась Рита, сбрасывая шаль с плеч.
        Платье с неглубоким круглым вырезом и без воротника было достаточно темным и элегантным для того чтобы оттенять ее белую кожу, не открывая при этом больше положенного. Длинные узкие рукава до самых запястий были идеально скроены по ее рукам и плечам, а продольные складки от пояса придавали образу строгость и торжественность. Вдоль всей спинки тянулась вереница маленьких крючков, и Артур аккуратно застегивал их, стараясь ничего не перепутать и не пропустить.
        — Ты не должна больше худеть, — заметил он, приближаясь к самому верху. — В этом платье слишком сильно заметно то, как ты переменилась.
        — Тебе не нравится? — разворачиваясь к нему, взволнованно спросила она.
        — В том-то и дело, что мне нравится все. Поэтому тебе нет нужды терять вес и жертвовать своим здоровьем.
        — Это все переживания, — легко поглаживая его плечи, прошептала она. — Когда все закончится, я снова растолстею, и буду такой, какой ты меня и увидел впервые.
        — Заметь, что ты понравилась мне уже тогда.
        — Я тебе не нравилась, ты просто хотел меня разгадать.
        — Стал бы я интересоваться женщиной, которая меня совершенно не привлекает?
        — Ты же сам рассказывал, что с детства наблюдал за разными людьми, мужчинами и женщинами.
        — Но ни с кем из них я так и не отважился познакомиться. На самом деле, ты выходишь замуж за труса, потому что я многого не делаю лишь из-за страха оказаться в глупом положении. Однако ты крепко обосновалась в моих мыслях, и я даже решился заговорить с тобой, хотя меня и пробирал дикий ужас от одной мысли, что ты можешь посмеяться надо мной. Так что теперь не смей обвинять меня в неискренности.
        — Вот и прекрасно, и хватит об этом, — примирительно сказала она. — Ты уже близок к тому, чтобы обидеться на меня еще раз, а это уже слишком много для одного утра.
        Она отошла на несколько шагов и медленно повернулась, приподняв волосы руками. Вырез горловины шел плавной линией назад, открывая шею и плечи. Бархат тускло мерцал в скупом освещении лампы, оттенки зеленого терялись между складками, и несколько каштановых прядей упали на мягкую ткань. Платье туго обтягивало грудь, плавно стелилось по животу и талии, а затем падало вертикальными линиями к самому полу.
        — Пожалуйста, опусти руки, — попросил он, желая увидеть плечи и локти.
        Она все так же, без слов, выполнила его просьбу.
        — Так красиво, — глядя на нее сияющими глазами, сказал он. — Жаль, не взял с собой камеру.
        — Сегодня о работе не вспоминаем, — напомнила ему она, не скрывая при этом своего счастливого взгляда.
        — Когда я фотографирую тебя, ни о какой работе нет и речи, — возразил он. — Все твои снимки делаются только для меня одного.
        — Ну, хорошо, теперь помоги мне снять его, а не то мы точно опоздаем с моими волосами, — оставив его замечание без ответа, сказала она.
        Только теперь, когда он распускал крючки и петли, в его голову пришел этот вопрос:
        — А кто помог бы тебе надеть его, если бы я не пришел так рано?
        — Я бы сделала все сама, а потом просто попросила бы Робби застегнуть крючки.
        — Хорошо, что я здесь. Теперь ему не придется это делать. И часто ты просила его о подобной помощи?
        — Артур, Робби мой сын, ничего плохого в этом нет. К тому же, я его до сегодняшнего дня вообще ни о чем таком не просила.
        — Я не имел в виду, что в этом есть нечто неприличное, просто хотел узнать, как часто ты испытываешь подобные неудобства.
        Зашуршал бархат, из-под длинного подола показалась белая шелковая сорочка, а затем он помог ей стянуть платье через голову.
        — А теперь добавь в чашу горячей воды, — поправляя нижнюю рубашку, сказала она. — Нам с тобой предстоит самое сложное.
        Она расстелила на полу большое белое полотенце, передвинула таз ближе к самому краю и встала на колени, опустившись на приготовленное место.
        — Я уберу волосы вперед, а ты должен помочь мне намочить их. Только медленно, хорошо?
        Помогать ей мыть волосы было даже интересно, хотя Артур несколько раз успел плеснуть водой на себя, и теперь на его брюках расползались теплые мокрые пятна. Рита смеялась каждый раз, выглядывая из-за слоя мокрых волос и весело наблюдая за ним.
        Смесь, больше похожая на жидковатый крем для заварных пирожных, действительно имела приятный запах. Он наблюдал за тем, как Рита осторожно втирает ее в волосы, следя, чтобы лишние капли на падали мимо таза.
        — А могу это сделать я? — спросил он, проверяя, хорошо ли закатаны рукава.
        — Как бы нам не прокапать на пол, — обеспокоенно сказала она.
        — Напрасные заботы, любовь моя, благодаря мне здесь уже появились лужи, — предупредил ее он, прежде чем осторожно запустить пальцы в ее мокрые волосы.
        Наверное, все дело было в этом самом жидком веществе, извлеченном из баночки — его руки скользили по ее волосам и коже, и Артур старался не слишком торопиться. Здесь и сейчас, в этом самом моменте было столько тепла и близости, что он уже позабыл о своих непристойных планах и желаниях. В том, что Рита доверилась ему, позволив проникнуть в этот странный и таинственный процесс, было нечто волнующее и в то же время будничное.
        — Надеюсь, у нас еще осталась вода? — осторожно касаясь его запястья, спросила она.
        Смывать смесь с волос было даже сложнее, чем просто поливать их водой. Рита терпеливо направляла его, говоря, когда и что нужно делать, но Артур все равно несколько раз пролил воду, теперь уже понимая, почему она постелила на пол полотенце.
        Ему понадобилось второе полотенце для того чтобы обернуть ее голову и волосы. Лямки ее сорочки уже были мокрыми от его неосторожной работы, и он думал о том, что ей нужно сменить одежду на что-то сухое. Когда же она, наконец, подняла раскрасневшееся лицо, все терзания испарились без следа — Рита безмятежно улыбалась, и была весьма довольна.
        — Со временем у тебя будет получаться лучше, — сказала она, тем самым давая ему разрешение на будущее.
        Теперь Артур не сомневался в том, что сможет пользоваться своими привилегиями и после свадьбы — как оказалось, между супругами всегда намного больше внушительных тайн и маленьких секретов, чем может показаться.
        Они вместе убрали все лужи при помощи того же большого полотенца, а потом он вынес все, включая кувшин и таз с мутной водой на задний двор. Когда он вернулся в комнату, Рита уже сидела перед зеркалом, успев переодеться в домашнее платье.
        — Скоро проснется Робби, нужно принести ему воды, чтобы он умылся, — вздохнула она.
        — Я могу принести, но отдать придется тебе, — сказал он.
        Встречаться с Робби сейчас, с утра пораньше ему не хотелось, и он оставался в комнате все время, пока Рита возилась с сыном. При этом ее еще мокрые волосы были стянуты и спрятаны под косынкой, и он слышал, как Робби без конца задает ей вопросы.
        Когда она успела помыть волосы? Неужели Артур уже здесь? А во сколько он должен был прийти? Нет, ничего такого, это даже лучше. Оказывается, Робби боялся, что он опоздает.
        Артур удивился — неужели, мальчик тоже волнуется? Он не знал, как Робби воспринял новость о приближающейся свадьбе, но Рита уверяла его в том, что все прошло отлично, и сын не особо этому удивился. О том, знал ли о надвигающемся событии Антон, Артур старался не думать. Какая теперь разница? Одной из причин такого поспешного решения послужило именно это безосновательное и сильное желание Антона вернуть бывшую супругу. Эти намерения сильно испугали Артура, а страх толкал его на немедленные действия, и привел к тому, что происходило сейчас.
        Он с трудом дождался, пока Робби отправится в школу — Рита сказала, что он посидит только на первых уроках, а к обеду вернется домой, чтобы побыть вместе с ними. Перед тем, как проводить его, Рита сказала, что одеться ей поможет Артур, так что теперь Робби мог быть абсолютно спокойным.
        После девяти настало время сборов, и они опять обосновались в ее спальне, помогая друг другу одеться и приготовиться. Рита вновь усадила его перед зеркалом и сделала все то же самое, что и в тот вечер, когда он пришел к ней совсем поздно и впервые услышал ее мысли насчет будущей студии. Даже сейчас, зная, что его ожидает, Артур получал невероятное удовольствие от ласковых прикосновений и заботливых рук.
        Когда его время подошло к концу, он просто сидел на кровати и смотрел, как Рита завивает волосы, укладывает их волнистыми прядями и собирает на затылке. Она красила губы, подводила брови и пудрила носик, не стесняясь его присутствия, что нравилось ему больше всего.
        — Неужели ты бы надела платье, когда Робби был еще дома, а затем просидела бы в нем еще целый час? — вновь соединяя половинки ткани на ее спине, спросил он.
        — Да.
        — Мне кажется, это было бы мучительно.
        — Или я могла бы дождаться тебя и попросить, чтобы ты застегнул все это безобразие, — пожала плечами она. — Я еще не думала об этом всерьез. Платье — это такие мелочи.
        Потом она помогала ему облачиться в рубашку, разглаживала появившиеся складки, поправляла манишку и застегивала пуговицы жилета. Она была достаточно высокой, и Артур радовался этому — можно было наблюдать за ее сосредоточенным взглядом, за серьезно поджатыми губами и слегка нахмуренными бровями, пока она справлялась с его одеждой.
        — Ты так красиво выглядишь в этом фраке, — глядя на него сияющими глазами, сказала она. — Не то чтобы ты был недостаточно эффектным без него, но хорошая одежда смотрится на тебе просто прекрасно.
        — Я люблю, когда ты говоришь мне, какой я красивый, — улыбнувшись, честно сказал он.
        — Значит, мне стоит делать это не так часто, — приподняв одну бровь, лукаво улыбнулась она. — Говорят, чем реже удовольствие, тем оно приятнее.
        — Люди очень часто ошибаются, ты же знаешь.
        — Конечно.
        — До встречи с тобой я хотел быть крупнее и шире в плечах. Хотел, чтобы у меня были большие ладони, сильные пальцы.
        — Я всегда хотела быть ниже ростом и намного худее. Даже в ранней молодости мой высокий рост выделял меня из толпы девушек, и я чувствовала себя неуютно. Мне хотелось быть хрупкой и нежной, похожей на героинь моих любимых романов.
        — Уж не знаю, какими были те героини, но, на мой взгляд, ты достаточно хрупкая. По крайней мере, рядом с тобой я ощущаю себя сильным и внушительным человеком. Отчего бы это? Ты не намного меньше меня ростом, так что нельзя сказать, будто от телосложения зависит, будет ли человек грубым или хрупким.
        — А мне кажется, что ты достаточно силен и крепок. По крайней мере, ты позволяешь мне чувствовать себя той женщиной, какой я всегда хотела быть.
        — Сейчас мы выйдем из дома, и нас не будет здесь примерно два или даже три часа, а когда вернемся, то станем уже законными супругами. Тогда мы сможем рассчитывать на то, что всю оставшуюся жизнь будем чувствовать себя теми, кем всегда хотели являться.
        — Значит, нам стоит поспешить, — улыбнулась она.
        ГЛАВА 49 РИТА. КИНО
        Вопросы, подписи, церемонии и клятвы — все слилось в непонятное пятно не слишком ясных воспоминаний. Рита почти бессознательно выполняла все, что от нее требовалось, стараясь не думать и не задавать себе вопросов. Правильно ли она поступает? Она спрашивала себя об этом много раз, и все равно не смогла добраться до истины. Однако когда они вышли за дверь и оставили все сомнения за спиной, у Артура было такое безупречно счастливое лицо, что Рита предпочла отложить беспокойства и забыть хотя бы на время о своих тревогах.
        — Нам нужно пойти и сфотографироваться, — остановившись на миг прямо посреди тротуара, сказала она.
        — Зачем? Я могу отвезти тебя в квартиру, и сфотографирую сам, — не понимая ее желания, спокойно ответил он.
        — Нет, нужен снимок, на котором мы будем вдвоем, понимаешь? Вдвоем.
        — Что, прямо сразу? — уже начиная вникать в ее идею, но по-прежнему донимая ее расспросами, шутливо отозвался Артур. — Я так счастлив, что вряд ли смогу тебе отказать. Так уж и быть, давай поедем к Готлибу, он наверняка сейчас в студии. Обычно выезжает он после обеда. Может быть, у него уже новые ученики, кто знает. Впрочем, по выходным он всегда работает один.
        Рита с готовностью согласилась. Ей хотелось запечатлеть этот момент на фотографии, потому что, несмотря на свою видимую небрежность, она отлично понимала всю важность и уникальность именно этого дня.
        — Мы скажем ему, что поженились, и он перестанет сыпать комплименты к твоим ногам, — прошептал Артур уже у самой двери в знакомый салон. — Он будет удивлен.
        — А мне приятно получать комплименты, — прямо сказала она, дожидаясь, пока он откроет перед ней дверь.
        — Ты просто дразнишься, на самом деле тебе это не нравится, — с преступной уверенностью развенчал эту маленькую легенду он.
        — И как ты догадался? — накрывая его руку за мгновение до того, как он нажал на ручку двери, спросила Рита.
        — По твоим глазам.
        — Так значит, ты меня разгадал?
        — Нет, только крошечную часть тебя. Это была большая победа, и я по-своему праздновал это.
        Готлиб встретил их сразу же — в студии находилась большая семья, в которой два месяца назад родились близнецы. Теперь молодые родители с гордостью держали своих сыновей на руках и позировали для серии трогательных снимков, которые потом должны были отправиться в семейный альбом.
        — Артур! Артур и прекрасная Рита, — всплеснув руками, воскликнул Готлиб.
        Его усы были все такими же черными, а ноги в узких брюках казались все такими же тонкими, как и прежде.
        — Я рад встрече, друзья мои, но вам придется подождать, пока я закончу работать с этой прекрасной семьей.
        Им пришлось присесть на стулья у передней стены, сразу за спиной фотографа.
        Артур склонился к ее уху и почти неслышно прошептал:
        — А теперь слушай, сколько раз он сделает комплимент хоть кому-нибудь из них или даже всем вместе взятым.
        — Один раз он уже назвал их «прекрасными», — так же тихо ответила она.
        — Это будет все, что мы услышим, вот увидишь.
        Она терпеливо ждала, надеясь, что слова Артура окажутся ошибочными, но Готлиб действительно не делал комплиментов даже младенцам. Очевидно, в работе он держался крайне строго и сдержанно.
        Зато, когда семья удалилась, он повернулся к ним, сразу же возвращаясь к своей оживленной манере.
        — Чем обязан? — Не дожидаясь ответа, он сразу же обратился к Артуру: — Дружище, ты так прекрасно выглядишь! Фрак красит тебя, Артур, кто бы мог подумать… а что это за ткань? Рита, да вы облачены в бархат? Скорее снимайте пальто, я хочу полюбоваться.
        Она была просто вынуждена сделать этот жест — Рита подняла руку с обручальным кольцом и поправила воротник пальто. Готлиб немедленно заметил золотой обруч и потребовал, чтобы Артур показал и свою руку. Удостоверившись в очевидном, он даже схватился за голову.
        — Рита вы стали женой нашего Артура? Да вы просто… вы поражаете меня все больше и больше!
        Она улыбнулась:
        — Мы пришли попросить вас о помощи. Нам известно, что никто не может сделать свадебное фото лучше, чем это удается вам.
        Готлиб уже немного пришел в себя, и теперь степенно и даже немного комично кивнул:
        — Хорошо.
        Артур помог ей снять пальто, а затем приготовился и сам.
        Позировать нужно было на фоне светлого занавеса, и никакого реквизита им не предложили.
        — Ничего не должно засорять кадр, нужно чтобы здесь находились только вы, — пояснил Готлиб. — Ей-богу, вы единственная невеста, которая пришла на собственную свадьбу в таком темном платье.
        Они стояли, прижавшись друг к другу, и одна рука Артура покоилась на ее спине, а в другой он держал ее ладонь.
        — Смотри на меня, — попросил ее он. — Ты теперь моя жена, а я твой муж, и именно это должно быть на фотографии.
        — Тогда и ты не отводи от меня взгляда, — шепотом ответила она.
        Они не видели, как готовится фотограф, и едва смогли заметить, когда он щелкнул камерой.
        — Завтра или сегодня вечером жду вас за результатом, — сказал Готлиб, провожая их до двери.
        В доме их уже ждала Юдифь, которой удалось усадить за работу своих старших детей и даже Робби. Благодаря этим коллективным усилиям почти все было готово.
        Рита заглянула в кухню, поблагодарила всех, а потом поспешила в свою комнату, чтобы сменить платье и присоединиться к ним. Артур поймал ее уже в дверях.
        — Я не хочу идти туда, — обнимая ее, сказал он. — Сколько нам придется с ними сидеть?
        — Пару часов, не меньше.
        — Слишком уж долго получается.
        — Артур, это необходимо. Юдифь столько старалась, и кроме того, я сама хотела бы провести это время в кругу тех, кого люблю и уважаю. Мы ведь можем разделить с ними этот момент?
        — Мы ни с кем ничего не должны делить, но если ты хочешь, я уж как-нибудь переживу это время, — словно старичок, проворчал он.
        Она благодарно обняла его в ответ, а затем осторожно подтолкнула к выходу из комнаты.
        — Иди, я должна переодеться.
        — Не забывай, нам еще в кино, — напомнил ей он.
        — У меня есть платье для вечера, все в порядке.
        Они накрыли в гостиной, расставив приборы по местам и разместившись в этой не слишком большой комнате. Стол пришлось перенести из столовой, а стулья они собирали по всему дому. В определенный момент Юдифь даже предложила послать старшего сына домой за дополнительными стульями, но, к счастью, им удалось обойтись без этого. Всем трем детям Юдифи и ее супругу хватило места, и Рита была этим очень довольна — она до последнего беспокоилась о том, что гостиная окажется слишком маленькой.
        Другой проблемой был замкнутый характер Робби, но теперь Рита с удивлением обнаружила, что он легко нашел общий язык с сыном Юдифи.
        Артур сидел рядом с ней, и все остальные смотрели на них. Когда наступило время поздравлений, первым заговорил муж Юдифи. Его звали Виктор, и он был внушительным мужчиной — под стать своей супруге.
        — Когда я впервые увидел Артура, мне показалось, что Юдифь просто сошла с ума. Я не думал, что из тебя выйдет толк, ты уж прости меня за прямоту, но это чистая правда. Однако чем дальше я узнавал тебя, — на это ушло много времени, ты же ни с кем толком не говоришь — тем больше понимал, что ты хороший парень. А теперь ты женишься. Хотелось бы, чтобы ты был счастлив. Скорее всего, так и будет, ибо жизнь научила тебя думать перед каждым поступком, и ты вряд ли мог ошибиться. — Затем он обратился к ней. — Рита, вы мне нравитесь. В первую очередь потому, что вы пришлись по душе моей жене, а она в людях разбирается. Она говорила мне: «Виктор, вот увидишь, теперь Артур в хороших руках», а я все не мог понять, с чего это она так уверенна в вас. Теперь я вижу, что она права. Так что желать вам счастья уже нет смысла, вы, по-моему, и так знаете, что делать.
        Робби едва не хмыкнул, и Рита бросила на него предупреждающий взгляд.
        — Спасибо, — поблагодарил Виктора Артур, находя ее руку под столом и крепко сжимая пальцы.
        Юдифь отказалась говорить, коротко объяснив:
        — Я уже все вам сказала в прошлый раз.
        — Ну, что ж, тогда, наверное, настала моя очередь, — поправив манжеты своей рубашки, сказал Робби. — Для начала пару слов тебе, Артур. — Он опустил глаза, и едва заметно улыбнулся, а потом вновь поднял взгляд и посмотрел прямо на Артура. — Я, по правде говоря, никак не думал, что ты добьешься согласия моей матери. Ты оказался крепче, чем я полагал. Такой настойчивый, упорный и добросовестный, просто удивительно. Полагаю, что в тебе столько же верности, сколько и целеустремленности, а это самое важное. Признаюсь честно: мне безразлично, станешь ли ты богатым человеком или известным фотографом. Деньги вы всегда сможете заработать и вместе, моя мать не из тех, кому нужны миллионы для полного счастья. Однако мне не все равно, как будет проходить ваша жизнь. Не обижай ее, Артур. Относись к ней с уважением и цени все, что она делает для тебя. Теперь немного нужно сказать и о невесте, — вздохнул он. — Мне тяжело говорить о твоей свадьбе, мама. И все же, я должен признаться — я рад тому, что ты не останешься в одиночестве. Артур должен научить тебя многому, и в первую очередь — показать тебе, чего ты
достойна. Я, как сын, с этим не справился.
        — Что ты говоришь, — с трудом сдерживая слезы, прошептала Рита. — Ты просто идеальный сын.
        — Нет, я знаю, о чем говорю. Будь счастлива, мама. Я хочу, чтобы ты была счастлива с тем, кто любит тебя и умеет ценить твою любовь. Живите долго, радуйте друг друга и говорите столько же, сколько можете разговаривать сейчас. — Робби натянуто улыбнулся. — Если оставить вас на целый день, вы можете проговорить целые сутки напролет, и даже не вспоминать о других. Пусть так будет всегда.
        Ей так хотелось, чтобы Робби одобрил ее решение, но он сказал об этом только сейчас. Рита опустила голову, боясь расплакаться. Какое облегчение слышать эти слова!
        — Спасибо, Робби, — поднимая голову и благодарно глядя на него, сказала она.
        *
        После весьма насыщенного дня уходить из дома уже не хотелось, но она обещала Артуру, что они обязательно пойдут в кино. Робби тоже собрался пойти к своему отцу — он стоял у телефона и говорил с Антоном, уточняя детали. Рита ушла в свою комнату, чтобы в который раз за день сменить платье. Ей не хотелось слышать, о чем говорят ее сын и бывший муж, и она занялась одеждой. Артур вошел в комнату следом за ней, закрыв за собой дверь.
        — Какое платье? — спросил он.
        — Бордовое шерстяное, на улице холодно.
        — То длинное с широкими рукавами?
        — Да.
        Он опустился на ее кровать и стал наблюдать за тем, как она одевается.
        — Трогать нельзя, но глядеть можно, — пояснил он, когда она повернулась к нему, желая спросить, почему он не уходит. — В зале будет темно, и ты не станешь бранить меня за то, что я смотрю на тебя.
        — Откуда ты знаешь, что там темно? — поинтересовалась она, застегивая пуговицы на груди.
        — Я заходил туда — пришлось вызывать прямо из зала одного человека. Это было еще в ту пору, когда я учился у Готлиба.
        Само здание не представляло собой ничего особенного. Узкий коридор, маленькое фойе, странные окошки и будки — все казалось слишком уж сжатым и темным. Публика здесь была самая разная, рядом с ними шагали все — от богато одетых людей, до обычных рабочих. Рита старалась держаться рядом с ним, и когда они вступили в главный коридор, который вел к залу, Артур приблизился к ней и сказал:
        — Я возьму тебя за руку, не то мы потеряемся.
        — Не понимаю, что они будут гасить, если здесь и так почти нет ламп, — пробормотала она.
        — Темнота станет еще более густой, поверь мне.
        Он оказался прав — в зале действительно потушили свет, и зрительные ряды погрузились в полумрак. Было даже темнее, чем в театре. Рита неуверенно оглянулась, пытаясь разглядеть лицо Артура. Он улыбался.
        — А где большая сцена? — спросила она, наклоняясь к нему.
        — Не будет никакой сцены.
        — Почему?
        — Потому что ее не должно быть.
        — А куда же нам смотреть?
        — Тебе нужно смотреть на стену.
        — Что — прямо на стену? Туда, где этот светлый квадрат?
        — Скоро там появится изображение.
        — Да, те самые «Невероятные картинки», которые нам обещала вывеска, — скептично заметила она. — А тебе разве не нужно смотреть туда же?
        — Сколько вопросов, любовь моя, — тихо засмеялся он. — Нет, Рита, мне нужно смотреть на тебя. Я знаю сюжет этого фильма, поскольку слышал о нем от клиентов. Ничего интересного для меня в нем нет, но я хотел бы видеть твое лицо, когда ты будешь наблюдать за сценами. Тебе нравился театр, может быть, здесь будет не хуже.
        Скоро на стене действительно замелькали картинки, и Рита с восторгом смотрела, как на плоской поверхности сменяются образы, пейзажи и действия. Перед ней появлялись настоящие живые люди, которых в то же время, не было в этой комнате. Изображение было крупным и четким, совсем не то, что в театре. Звук шел откуда-то из глубины зала, и она несколько раз приподнималась и даже оглядывалась, пытаясь выяснить его направление. Возможно, оркестр располагался, как и в театральных залах — где-то внизу. Каждый раз она ловила на себе взгляд своего теперь уже мужа, и мягко укоряла его, говоря: «Ты же пропустишь все самое интересное». Впрочем, все это довольно быстро забывалось. Она не обратила внимания на сюжет фильма — ее интересовал сам процесс. Казалось, будто люди двигаются слишком быстро, а в иных случаях предметы появлялись или исчезали из кадра почти молниеносно — за ними невозможно было уследить. Как на обыкновенной стене можно уместить целый пейзаж, не потеряв объема и перспективы? Почему люди в каждом кадре перемещаются так свободно? В ее голове возникали вопросы, которые забывались почти сразу же —
она не успевала следить за своими мыслями и за фильмом одновременно.
        Сеанс закончился очень быстро, и скоро Артур, взяв ее под руку, повел к выходу. Она шла, тесно прижавшись к нему и не обращая внимания на взгляды окружающих.
        — Боже, Артур, это так удивительно! — стараясь говорить тихо, восхитилась она. — Спасибо тебе за то, что показал мне кино. Ты видел, как все было? Интересно, а что за машина нужна для того чтобы делать такое?
        — Кое-что я видел, — кивнул он. — Такие фильмы снимают на камеру.
        — На камеру? — удивилась она.
        — Да, только она куда дороже, чем те, которыми делаются фотографии. Вместо пластинок используется пленка.
        — Ты видел такую камеру?
        Он повернулся к ней и улыбнулся:
        — Нет, только в газете. Но зато я видел твое лицо, когда ты удивлялась, смеялась и даже вздрагивала от страха.
        — Я смеялась?
        — Да. А еще несколько раз ты была откровенно испугана и хваталась за меня.
        — Правда?
        — Правда. Я предпочел бы ходить в кино каждую неделю, но тогда весь смысл пропадет. Будем ходить как можно реже.
        — Почему? — Она даже расстроилась.
        — Чем реже удовольствие, тем оно приятнее, — уже не сдерживая смех, ответил он.
        — Ну, какой же ты хитрец, — вслед за ним, засмеялась она. — Надо бы мне тоже как-то тебе отомстить.
        — Можешь воздать мне по заслугам, когда мы окажемся в моей квартире. — Он вдруг остановился. — Мы останемся вдвоем, совсем одни, и ты уже не будешь мучиться совестью. Кажется, я только сейчас осознаю, что мы действительно стали мужем и женой.
        — Я еще не начала это осознавать, но такой момент обязательно придет, — взяв его под локоть, призналась она.
        ГЛАВА 50 АРТУР. КТО ТАКОЙ ГЕКТОР
        Месяц после свадьбы прошел в постоянной работе и волнениях. Рита принимала много заказов, а сам он без передышки трудился в салоне Гектора. Признать по чести, ему не нравилось работать на этого человека, но Артур твердо знал, что им с Ритой нужны деньги, а потому продолжал каждое утро приходить ровно в девять и покидать студию уже в половине седьмого — на полчаса позже обычного. Клиентов прибавилось, денег стало больше, и Артур все реже получал замечания.
        Возможно, его прогресс объяснялся экспериментами со светом, стулом и куклой. Может быть, он просто привыкал работать с разными людьми и стал различать типажи и категории. Артур до сих пор не был уверен в собственных силах и не мог точно сказать, чему обязан своими успехами. В самом начале он замечал, что плохое настроение и усталость сказываются на качестве снимков — обычно под конец дня у него получались не такие хорошие фотографии, и с клиентами приходилось работать по несколько раз. Теперь же разница между утренними и вечерними снимками почти исчезла, чему Артур был очень рад.
        Во многом благодаря его работе студия начала набирать популярность, и к дверям Гектора потянулись люди. Ни Марии, ни самому Артуру уже не приходилось сидеть без дела, и весь день обычно был занят сплошными вспышками и перестановками. Иногда в приемной скапливались желающие сфотографироваться — они терпеливо дожилась своей очереди. Когда Гектор бывал в салоне, он начинал поторапливать Артура, говоря, что заставлять клиентов томиться в ожидании — признак плохого тона.
        Между тем тон самого хозяина салона стал нравиться Артуру все меньше и меньше. Он все чаще замечал, что Гектор просто придирается к нему по мелочам, стараясь сказать что-нибудь неприятное, и при этом его не останавливало присутствие других людей. Артур не был наивным или чрезмерно скромным, он отлично понимал, что все это связано с примитивной ревностью: несколько раз клиенты отказывались от услуг Гектора, прося, чтобы их сфотографировал его помощник. В последние дни декабря это стало ощущаться острее, поскольку поток желающих сфотографироваться людей увеличился — все стремились сделать рождественские снимки на память. С другой стороны, праздничный период обеспечивал Гектору постоянные выезды на банкеты и детские праздники, так что ежедневно у Артура было примерно шесть часов полной свободы.
        После таких напряженных будней он с удовольствием возвращался к Рите, зная точно, что в этом доме его ждет жена, которая приготовит ему горячий чай и накормит хорошим ужином. Иногда он оставался у нее на ночь, поскольку она наполняла для него ванну, а после отказывалась выпускать на улицу. В такие ночи он спал на диване, и ему казалось, что с прошлого года почти ничего не изменилось. Они уважали присутствие Робби и не спали рядом, когда он бывал в соседней комнате. Это казалось Артуру глупым, но Рита говорила о тонких стенах и скрипящих досках кровати, объясняя свой страх.
        Зато по выходным они непременно приходили в его квартиру и проводили целый день наедине друг с другом. Иногда он сам просил ее остаться на ночь — тогда они говорили до полуночи, пили крепкий кофе, и Рита сидела в уголке гостиной, наблюдая за тем, как Артур тренируется с куклой и лампой. Он научился впускать ее в свой творческий мир, но не ощущал того же самого от нее. Рита редко рисовала при нем, и если он видел ее за работой, то это всегда был однообразный и малоинтересный процесс. Артуру хотелось понаблюдать за ней, когда она создает что-то новое, но такие моменты Рита проживала без него.
        В те редкие утренние часы, которые они проводили вместе, Артур просыпался задолго до того, как небо за окном начинало синеть и проясняться. Рита обычно в это время еще спала, и он склонялся к ней, слушая ее дыхание и ощущая, как оно скользит по его лицу. Он старался не тревожить ее неосторожными движениями, но иногда удержаться было невозможно — легкие поцелуи будили ее, и она открывала глаза. Даже в темноте спальни, не позволявшей разглядеть ее лицо, Артур мог сказать наверняка, что день его жены начинался с улыбки. Ради таких минут стоило терпеть целую неделю, страдая на уже нелюбимой работе.
        Рождественские и новогодние праздники прошли в бесконечной суете, и Гектор даже отменил два выходных, поскольку спрос на фотографии был весьма высок. То же самое происходило с открытками и пригласительными — три дня подряд Рита была вынуждена оставлять Сару и Анну в своем доме на ночь, поскольку им было сложно справляться в течение дня.
        Наступал тот самый момент, когда слишком тяжелая и активная работа стала надоедать Артуру, и он начинал ненавидеть все эти пестрые наряды, настороженные взгляды и пустые замечания. Он уже питал некоторую неприязнь к Гектору, но тщательно скрывал это даже от самого себя, лишь изредка говоря Рите правду. Она пыталась убедить его уволиться, но Артур твердо решил терпеть и зарабатывать деньги, пока это возможно. Оказалось, что это было верным решением.
        Почти сразу после праздников и недолгого затишья, в первую же неделю января, Гектор пришел на работу с сильным кашлем и жаром. Мария, которая редко говорила что-либо, не связанное с работой, настояла на том, чтобы он ушел домой, и в этот день Артур взял на себя всех без исключения клиентов, игнорируя лишь приглашения на работу с выездом. Гектор не пришел и на следующий день, предупредив через посыльного, что ему не стало легче.
        Артуру пришлось работать целую неделю, и за эти дни он успел заметить, что некоторые из его клиентов также плохо себя чувствуют. Дети почти всегда начинали плакать и капризничать, а взрослые часто едва стояли перед камерой. Мария буквально приказывала ему проветривать помещение, но для того чтобы держать окно открытым было слишком холодно. Артур ограничивался получасовыми сеансами, а после этого закрывал створки, поскольку молодые девушки и их мамаши начинали демонстративно кашлять и жаловаться.
        Результат проявился только к выходным — в воскресенье Артур проснулся с дикой головной болью и жаром. При обычной простуде такие симптомы начинались к вечеру, но это утро он встретил уже больным. Едва найдя в себе силы добраться до ближайшего магазина, он позвонил Рите.
        — Я сегодня не приду, — прикрывая рот платком, глухо сообщил он. — Кажется, я заболел.
        Сквозь шуршание и помехи донесся ее встревоженный голос:
        — Ты заразился или простыл? Что именно ты чувствуешь?
        — Это какая-то зараза, на простуду не очень похоже. Сегодня целый день придется лежать. Не приходи ко мне, я боюсь, что и ты заболеешь.
        — Как же я смогу сидеть в доме, когда ты так плохо себя чувствуешь? Отправляйся скорее в квартиру, я скоро приеду.
        — Нет, я же сказал тебе, что ты можешь подхватить у меня эту чертову болезнь.
        — Хорошо, — только и сказала она, а затем повесила трубку.
        Артур устало подумал, что, наверное, обидел ее. Он никогда не говорил с ней так грубо и требовательно, но теперь у него просто не оставалось сил для вежливой беседы. Пришлось побороть желание сделать второй звонок — вместо этого он вернулся домой, преодолев бесконечные ряды ступенек и пролетов. Холодный воздух казался почти влажным, и он с облегчением закрыл за собой дверь квартиры.
        Так плохо ему не было еще никогда. Конечно, ему случалось болеть ангиной, а в детстве он довольно быстро справился с корью, но такие времена прошли уже очень давно.
        Он лег в постель и накрылся одеялом, погрузившись в глубокий сон. Запутанные сновидения, в которых мелькали лица клиентов, бессмысленные реплики и пестрые пятна, вымотали его окончательно, и когда настойчивый стук в дверь разбудил его, Артур был совершенно измотанным. Сон не принес облегчения, и ему казалось, что его шатает из стороны в сторону.
        Артур не сомневался в том, что это могла быть только Рита. Перед тем как отворить дверь, он опять прикрыл нижнюю часть лица большим платком.
        — Эта болезнь распространяется уже несколько месяцев, а мы ничего о ней не слышали, — вместо приветствия, сказала она. — Называется она гриппом, и от нее нет лекарства.
        — Значит, я умру, — равнодушно сказал он, все еще стоя в дверях и не собираясь пропускать ее внутрь. — Уходи сейчас же.
        — Кто-то должен о тебе позаботиться, — толкая дверь и пытаясь отодвинуть его, возразила она.
        — Нет, дай мне поспать.
        — Судя по твоему лицу, ты уже спал, — нахмурилась Рита. — Отойди от двери, впусти меня.
        — Возьми хотя бы свой платок и завяжи им лицо, — вздохнул он. — Не хочу заразить тебя. Как я могу убить свою молодую жену, не успев прожить с ней и года?
        Рита улыбнулась, вынимая из кармана белый хлопковый платок, складывая его по диагонали и связывая концы на затылке так, чтобы верхняя линия платка прошла над носом, а угол свесился до самой груди. Теперь ее лицо было закрыто.
        — А сейчас ты пропустишь меня или мне еще немного постоять на сквозняке?
        — А я уж думал «Какое счастье, что моя жена провела к себе телефон. Можно будет говорить с ней, не подвергая ее жизнь риску». Какой я дурак, — проворчал он, отходя в сторону.
        Она заварила ему чай и заставила выпить чашку горячего бульона. Было странно наблюдать за ней, когда она носила эту самодельную маску.
        Пока он страдал на кухне, отпивая горячую жидкость маленькими глотками и вытирая со лба холодный пот, Рита ходила по квартире, собирая его вещи. Она выстирала все его майки и платки, прокипятила их в небольшой кастрюле и повесила возле окна.
        — А теперь поднимайся и иди в спальню, — увидев, что его чашка опустела, ласково сказала она.
        Ему показалось, что он разгрузил десять телег, нагруженных мукой и маслом, хотя он всего лишь немного поел и выпил чаю. Простыни показались холодными и жесткими, но выбора не было — пришлось лечь и завернуться в одеяло.
        Рита принесла чистый платок и завязала его лицо так же, как и свое. После этого она опустилась на край кровати и положила руку ему на живот.
        — Милая, — глядя на нее из-под опущенных ресниц, прошептал он. — Это же твой выходной.
        — Ты обязательно выздоровеешь, от этого гриппа не умирают, — сказала она.
        — А я слышал совсем другое, — улыбнулся он. — Несколько моих клиентов умерли на прошлой неделе.
        Ее лицо побледнело, и взгляд изменился.
        — Артур, неужели это правда?
        — Да.
        — Почему же ты раньше ничего не сказал?
        — Потому что ты запретила бы мне работать.
        — Сара говорит, что в их доме болеет почти половина жильцов, но никто еще не умер.
        — Болеют почти все, а умирают только единицы. Откуда ты узнала, как называется эта хворь?
        — Тоже от Сары. Она боится за своего малыша и за племянников, детей Марты.
        — Неудивительно. Хотя, кажется, Гектор уже выздоровел, вчера вечером он звонил Марии и обещал прийти завтра в салон.
        — Чудесно, значит, завтра ты сможешь отдохнуть. Сколько времени потребовалось Гектору? Чуть больше недели?
        — Да. Дней десять даже я бы сказал.
        — Значит, тебе понадобится столько же или даже больше. Наверняка этот ваш Гектор, который так сильно себя любит, ходил к доктору или вызывал его к себе домой. А ты, Артур, готов просто заживо себя похоронить под слоем этих тяжелых одеял. Разве можно так поступать со своей жизнью?
        — Я обязательно поправлюсь, — улыбнулся он. — Теперь, когда ты пришла и навела здесь шороху, мне стало гораздо легче.
        — Тогда я останусь на ночь?
        — Нет. Нет, любовь моя, тебе нужно уйти домой. Лучше побереги себя, болеть действительно очень тяжело.
        — Завтра я приведу врача.
        — Где же ты его найдешь?
        — Существуют больницы, Артур, — поглаживая его живот, рассмеялась она. — Там всегда есть кто-нибудь.
        Привести доктора ей не удалось — врачи перестали ходить по домам, ограничиваясь приемами в пределах больниц. Наверное, все действительно было очень серьезно, раз уж визиты к больным прекратились по всему городу. Артур и сам с трудом нашел в себе силы выйти из дома и вновь дойти до магазина, чтобы позвонить в студию. Если бы он работал у Готлиба, то пришлось бы ехать на другой конец города, поскольку у него телефона не было. Так что какие-то плюсы в работе на новом месте все же были.
        Разговор с Гектором получился неудачным.
        — Ты уверен, что заболел? — холодно спросил его работодатель.
        — Да. Я весь день не встаю с постели.
        — Откуда же ты мог заразиться?
        «Да хотя бы от вас», — подумал Артур, сдерживая себя и стараясь не забывать о том, что после выздоровления ему будет нужен заработок.
        — Наверное, от кого-то из клиентов.
        — Твоя помощь мне бы не помешала, а теперь ты будешь отлеживаться в доме. Черт, я к такому не был готов. Даю тебе три дня, а в четверг жду в студии.
        — Надеюсь, трех дней мне хватит, — опираясь о стену, чтобы не упасть, сказал Артур.
        Ответа не было — Гектор дал отбой.
        Рита приходила к нему каждый вечер, но Артур ни разу не позволил ей остаться до утра. Она кипятила белье, заботилась о том, чтобы у него были чистые простыни, и готовила ему еду. Ванной в квартире не было, и во вторник она вскипятила воду в чайнике и кастрюле одновременно, чтобы отвести его на кухню, где заранее было наглухо закрыто окно. Здесь она усадила его на стул, сняла с него пропахшую потом рубашку и обтерла его мокрым полотенцем. У нее были грустные глаза, ее руки дрожали, и Артур подозревал, что под платком скрываются припухшие от слез губы и покрасневший носик.
        Она очень сильно уставала — ей приходилось работать днем, а по вечерам приходить к нему, но Артур не смел просить ее оставить все заботы и беспокойства. Он прекрасно понимал, что теперь, когда они были мужем и женой, Рита ни за что не осталась бы в стороне.
        — Вместо свадебного путешествия мы получили болезнь, — лежа в постели после того, как она помогла ему помыться, сказал он.
        Все-таки, несмотря на постоянный жар и блуждающее сознание, Артур чувствовал, как приятно надевать чистую теплую рубашку и ощущать прикосновения любимых женских рук.
        Когда Рита находилась так близко, он тоже завязывал свое лицо. Теперь они лежали на кровати, и мог видеть только ее глаза. Впрочем, на его лице тоже оставались открытыми только глаза. Удивительно, но этого было достаточно.
        — У нас еще все будет, — шепотом обнадежила его она.
        — Скажи что-нибудь, я хочу слышать твой голос, — попросил он.
        — Не могу.
        — Ты заболела?
        Артур даже приподнял голову, пытаясь разглядеть оттенок ее кожи и хотя бы так проверить, нет ли у нее жара.
        — Нет, я просто постоянно плачу, — призналась она.
        — Не плачь, я обязательно поправлюсь. Сколько дней уже прошло?
        — Это всего лишь третий день. Врач в больнице сказал, что опасность минует только после пятых суток.
        — На пятый день я уже должен быть в студии.
        — Это невозможно, и ты знаешь об этом. Я никуда тебя не отпущу. Останусь здесь завтра вечером, а утром в четверг запру дверь и сяду в прихожей.
        — Милая, я должен зарабатывать деньги.
        — К черту такие деньги, Артур.
        — Если я не приду, Гектор наверняка меня уволит.
        — И пусть увольняет. Пусть катится прямиком в ад или куда ему будет угодно.
        Артур рассмеялся и перевернулся на спину. Его жена себе не изменяла — если дело касалось ее, она была готова изводить себя работой, но других ей хотелось оберегать и защищать.
        — Я хотел бы поцеловать тебя, — вздохнул он.
        — Значит, тебе становится легче. Потому что еще вчера ты вообще ничего не хотел, — заметила она.
        Случилось именно так, как он и ожидал. К четвергу Артур не смог подняться на ноги, и ему пришлось позвонить Гектору вновь. Рита пришла с самого утра, сказав, что оставила Сару и Анну одних. Она помогла ему спуститься вниз по лестнице и дойти до магазина. Поначалу она предлагала ему свою помощь иначе — ей хотелось пойти и самой поговорить с Гектором, но ничего подобного и представить было нельзя. Зная о том, что его руководитель бывает довольно груб с теми, кто не платит ему денег, Артур решил, что должен сам выслушать все упреки и замечания.
        Запомнить детали беседы не удалось. Он понял только самое главное.
        «В таком случае тебе лучше больше вообще не приходить. Я найду кого-нибудь другого», — сказал Гектор.
        Артур повесил трубку, не заботясь о вежливом прощании. Рита взяла его под локоть и отвела домой, не спрашивая, чем закончился разговор, и он был ей за это благодарен.
        В гостиной он взглянул на настольный календарь. Было двадцать первое января. До весны оставалось больше месяца, а он потерял работу. Рита села на диван рядом с ним. Она обняла его своими нежными руками и прижалась к нему, забирая часть боли и разочарования к себе.
        — Думай о том, что мы проведем это время вместе, — сказала она. — Эта работа вымотала тебя всего за три месяца. Ни к чему такие мучения, лучше отдохни.
        ГЛАВА 51 РИТА. ГРИПП
        Удивляться было нечему — грипп отнял у Артура работу и хорошее настроение. Теперь он все чаще бывал мрачным, и даже выздоравливать начал медленнее. Рита по-прежнему ходила к нему каждый день, но началась уже вторая неделя, а сил у него так и не прибавилось. К тому же, он беспокоился о том, что скоро наступит срок выплачивать деньги за квартиру, тогда как его доходы исчезли.
        Решать вопрос пришлось самой, поскольку она знала, что Артур не настроен размышлять над предложенными вариантами. К концу второй недели его затянувшейся болезни она вновь оставила Анну и Сару одних, а сама отправилась в город, чтобы найти хорошее помещение. Ее интересовала одна закрытая и теплая комната, в которой можно было бы поставить хороший стол и пару стульев. Требования у нее были не слишком высокими, и вскоре помещение действительно было найдено. К слову сказать, без помощи Юдифи здесь не обошлось. В том самом магазине под названием «Чернильница», расположенном на улице, где Артур проработал больше десяти лет, теперь был новый хозяин — очевидно, Феликс действительно продал его без особых трудностей. Внутри, за приемным помещением и рядом со складом находилась маленькая комнатка с большим окном. Там было достаточно тепло, поскольку пара соседних комнат хорошо отапливалась, и кроме того, при желании можно было растопить небольшую печку в углу. Места оказалось мало, но больше было и не нужно. После короткого разговора она получила ключи от комнаты, заплатила владельцу на месяц вперед, а затем
поспешила домой.
        Целый выходной был потрачен на перевозку вещей, и она не могла пойти к Артуру, что ее очень беспокоило. Однако для того чтобы оплатить и перевезти подержанную мебель, обязательно нужно было ее присутствие.  Они приобрели большой письменный стол и три тяжелых стула с мягкими сидениями и цельными спинками. Рита помогла девушкам собрать все рабочие и письменные принадлежности, а потом они втроем еще целый час мучились с мебелью.
        Впрочем, когда все закончилось, стало ясно, что все усилия были не напрасными. В комнате повесили легкие занавески, которые в прошлом году использовались для столовой ее собственного дома. Стол придвинули к окну, стулья поставили напротив, а в выдвижных ящиках под столешницей умещались все линейки, ножи и чернила. Для стопок картона и бумаги приспособили старенькую этажерку. Теперь здесь можно было работать, и девушки сразу же нарекли это место «конторой».
        Еще лучше было то, что в магазине имелся телефон — единственный на всей улице. Значит, при необходимости она могла звонить из дома или наоборот — домой.
        Вечером, когда она добралась до квартиры Артура, Рита была совершенно обессиленной и голодной.
        — Где ты была? — с порога спросил он. — Я звонил к тебе домой, но никто мне не ответил. Тебе стало плохо? Если ты заболела, то тебе лучше…
        — Я не заболела, — качая головой, сказала она. — У меня новости.
        Они обосновались на кухне, и Артур внимательно слушал все, что она говорила. Изменения в его состоянии были незаметными, но верными — теперь он сам заварил ей чай, хотя и двигался для этого слишком медленно. Ему хотелось сделать для нее хоть что-то, и Рита спокойно сидела за столом, не суетясь и не отнимая у него посуду.
        — Послезавтра заканчивается срок аренды, — начала она, когда горячая жидкость была разлита по чашкам.
        — Я знаю. Мне еще не удалось поговорить с домоправителем, но я обязательно это сделаю.
        — Не нужно ничего делать, — грея ладони и сжимая чашку, улыбнулась она. — Сегодня мы с девочками переехали в специальное помещение. Ключ хранится у Сары, поскольку она живет ближе к этому району. Теперь они работают в одном из внутренних помещений магазина Феликса.
        — В «Чернильнице»?
        — Да. Мы заплатили аренду на месяц, вышла вполне допустимая сумма. К тому же, теперь, когда у нас столько клиентов, мы можем себе такое позволить. Анна и Сара очень рады этому, ведь им больше не придется ходить ко мне домой. Они будут чувствовать себя как полноценные работницы, ходить в контору в назначенные часы и уходить сразу после обеда. В нашем доме больше не будет посторонних.
        Артуру явно понравились такие новости. Он не говорил о том, что ему не нравится сталкиваться с ее помощницами, но Рита знала, какие неудобства доставляет ему и Робби эта ежедневная работа в гостиной.
        — Знаешь, что это означает? — спросила она, приподнимая платок, чтобы отпить чаю.
        — Что я могу переехать в тот дом, — сказал он.
        — Как приятно говорить с тем, кто все понимает, — не скрывая своей радости, сказала она. — Хотя, все это, разумеется, если ты захочешь. Я, как обычно, ни на чем не настаиваю, просто хочу сообщить, что в доме все готово, и ты можешь не переживать.
        — Я был бы очень рад жить со своей супругой, но как же Робби? Что если он заразится от меня?
        — Перестань, Артур, врач сказал, что больной теряет способность распространять инфекцию уже после первой недели. Тем более, это временная мера, которая еще ничего не решает. Если тебе будет невыносимо находиться с моим сыном под одной крышей, то со временем ты сможешь уйти.
        Между Артуром и Робби установились странные отношения, которые не были ни враждой, ни дружбой, ни равнодушием. Они были приветливы друг с другом, свободно общались на разные темы, но никогда ничем не делились. Рита надеялась, что со временем эта стена разрушится. Глупо было полагать, что Робби начнет воспринимать Артура как отчима, но ей хотелось, чтобы он осознал и принял новую родственную связь.
        — Ты так много сделала, даже не сказав ничего мне, — вдруг произнес он, задумчиво глядя на нее. — Не хотела меня беспокоить?
        — Не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым. К тому же, помещение девочкам все равно было нужно — так проще работать. У них там все закрыто, так что от посетителей они вряд ли смогут подхватить грипп. Приходить и уходить можно через черный ход. Робби сможет приходить со своими друзьями к нам на чай и не бояться, что застанет в доме незнакомую девушку. Из гостиной исчезли постоянные кусочки бумаги, ножницы и прочее. Свитки, свертки, стопки — все теперь хранится в конторке. Для связи есть телефон — он стоит прямо в магазине. Это было нужно уже давно, но видно, я не могу начать действовать, пока не настанет критический момент. Я думала о том, что объем заказов может вырасти, и если мне придется взять еще и третью помощницу, то я уже не смогу принимать их всех в своем доме. Словом, перемены всегда к лучшему, а уж такие… Я к тому говорю, Артур, что ты вполне можешь остаться и здесь, если тебе не хочется жить в Пятом переулке.
        Он медленно кивал все время, пока она говорила, давая понять, что ему ясен смысл ее слов. Потом он допил свой чай, очевидно, раздумывая над ее речью и лишь после этого заговорил.
        — Какая разница, где жить? Я хотел бы быть с тобой, вот и все. Присутствие Робби меня не смущает, поверь. Единственное, чего я боюсь, я уже объяснил — не хочу, чтобы он тоже заболел. В остальном, я думаю, что ты поступила правильно. Тем более, сейчас, когда я потерял работу, эта квартира уже мне не по карману. Мы ведь копим на студию, так что любые средства для сбережения денег просто не имеют цены. До весны осталось совсем немного, нужно продержаться и сохранить все, что удалось накопить.
        На сборы ушел еще день. Когда Артур переезжал в эту квартиру, у него было совсем немного вещей. Примерно тогда же он перегнал мотоцикл к ее дому, и эта странная машина до сих пор стояла на заднем дворе, прямо посреди беседки, прикрытая тканью и пленкой. Одежда и прочие пожитки уместились в две средние сумки, и они даже обошлись без чемодана. Сейчас же его гардероб существенно изменился и пополнился новыми вещами. Им пришлось нанять человека, который помог им спустить сумки вниз, а затем погрузить все это в такси.
        Было ли это простым совпадением или Рита действительно слишком сильно устала, понять так и не удалось. На следующий день после переезда Артура она сама слегла с жаром и болью в груди. Робби было решено немедленно отправить к Антону, чтобы он переждал там самое опасное время. Она хотела, чтобы Артур ушел к Юдифи, но этого, разумеется, не произошло.
        — Ты сумасшедшая, раз считаешь, что я могу тебя оставить одну в этом доме. Даже если бы ты была здорова, я никогда не решился бы покинуть тебя в самом конце этой улицы, особенно после того как в дом залезли воришки.
        — Можно подумать, что сейчас ты будешь способен их остановить, — лежа в постели и выглядывая из-за пушистого одеяла, сказала она.
        — У меня, во всяком случае, нет жара и кашля.
        Он отказался носить платок и покидать дом. Рита понимала, что ее муж и сам еще слишком слаб для того чтобы выполнять хоть какую-то работу по дому, но сил подняться с постели не было. Артур ходил по комнатам, похожий на тень или привидение — он был бледен и иногда останавливался, прислоняясь к стенам. Такие передышки говорили  о том, что он до сих пор страдает головокружениями и учащенным сердцебиением. Рита наблюдала за ним из своей комнаты, и ее сердце разрывалось от боли. Он должен был лежать в постели и приходить в себя, а не курсировать на кухню и варить бульон. Ему нужен был покой, ради которого она и переместила своих помощниц в контору, а вместо этого он кормил собак и по три раза в день заваривал ей чай.
        С такими делами Артур еще не скоро смог бы выздороветь окончательно, и то, что она лежала дни напролет в своей спальне, не прибавляло в доме уюта. Ей не нравилось, когда он заходил к ней, поскольку она слишком сильно боялась заразить его вновь. Безопасность мужа и сына стала для нее задачей первостепенной важности, и, едва проводив Робби, она сразу же закрыла дверь его комнаты на ключ, не прикасаясь к его вещам и даже не входя внутрь.
        Сильный жар истязал ее постоянной головной болью, неясным созданием, жаждой и желанием вырваться на холод. Изредка, когда боль отступала, она смотрела в окно и видела заснеженные ветки деревьев — очевидно, запоздалая зима наверстывала упущенное как раз во второй половине января.
        Однако чаще всего она спала, стараясь не растрачивать силы понапрасну. День и ночь спутались в беспорядочную вереницу, и Рита с трудом различала времена суток. Она потеряла счет дням, и ей казалось, что она лежит уже целую вечность.
        Проснувшись в одну из тревожных ночей, она почувствовала, что в постели рядом с ней лежит муж.
        — Артур, — с трудом переворачиваясь набок, позвала его она. — Артур, тебе нельзя здесь быть. Где мой платок?
        — Я убрал все платки, — четко ответил он. Он явно не спал, наверное, дожидаясь, пока она пробудится. — Надоело все это, не хочу, чтобы эта дрянь разделяла наши лица.
        — Что с тобой? Тебе стало хуже? — хрипло спросила она.
        — Мне очень плохо, любовь моя, — прижимаясь к ней, согласился он. — Я больше не могу смотреть на твои мучения, но не знаю, чем помочь. Что мне сделать? О, нет, вообще-то, мне известно, что нужно сейчас делать, но я не могу… у меня не хватило сил дойти до магазина, а у нас закончились продукты. Кое-что даже пропало… тебе нужен бульон или хотя бы какая-то еда, ты ведь совсем ослабла… а я не могу подняться на ноги. Вышел за дверь, и не смог дойти до конца переулка, пришлось вернуться. Соседи думали, что я пьян. Дрова заканчиваются, скоро печь будет нечем растопить…
        Его спутанный и прерывающийся рассказ был наполнен болью и отчаянием. Рита обняла его в ответ, уже не заботясь о безопасности. Раз уж он убрал все платки, все равно они теперь дышат одним воздухом.
        — Когда я был сильно болен, ты заботилась обо мне, а я просто ненужная вещь, чертова безделушка, — продолжил он. — Никакой пользы от меня нет, один вред.
        — Ну, что ты говоришь, — мягко возразила она. — Если бы не ты, я бы уже умерла.
        — Если бы не я, ты бы вообще не заразилась.
        — Это не от тебя, милый. Я ведь была у тебя в квартире много раз, и со мной ничего плохого не происходило. Это я, скорее всего, где-то на улице или магазине подхватила. Или в омнибусе. Кто знает? Сейчас все кругом кашляют.
        — Зачем тебе омнибус? Там люди слишком тесно стоят друг к другу.
        — Я люблю ездить медленно, а такси везет всего десять минут.
        — Понятно…  ты хочешь чаю? Хотя бы это я могу тебе принести.
        — Да, чаю я бы выпила.
        Теперь Артур и сам, как и она когда-то, спасался чаем, чтобы не страдать от вынужденного бездействия. Они находились в этом доме, запертые и похороненные заживо, отрезанные от всего остального мира. Рита провожала его взглядом до двери, думая о том, что наверняка совсем скоро закончится чай, а потом и дрова. Что они будут делать тогда?
        ГЛАВА 52 АРТУР. ДРОВА И ЦЫПЛЯТА
        Кошмарный январь не желал подходить к концу. Холодные и мертвые цифры, казалось, просто лгали. Артур убрал календарь с каминной полки, справедливо полагая, что от пустого созерцания расчерченной бумаги ничего не изменится. Рита болела уже четыре дня, а ему казалось, что прошло не меньше двух недель. Снег за окном валил белой упрямой стеной, и Артуру казалось, что суровая зима похоронит их в этом доме. Маленькое строение, в котором осталось всего две комнаты (спальня Робби была наглухо закрыта), теперь вдруг начало казаться слишком большим и пустым. Рита тихо лежала в своей комнате, и почти все время спала. Она редко выходила оттуда и всегда лишь по крайней необходимости. Каждый раз, когда она покидала пределы своей спальни, Артур был рядом с ней — он поддерживал ее, не давая упасть по дороге. Собственное бессилие жгло его изнутри, и он презирал себя за слабость.
        День, когда он взял деньги и отправился в магазин, но так и не смог добраться до цели, стал для него настоящим крахом. Что теперь будет с его женой? Неужели она умрет от истощения, потому что ее бестолковый супруг не смог купить ей небольшого цыпленка и сварить суп, который так ей нужен? От денег не было никакого толку — пока магазины и лавки оставались далекими как Луна или звезды, Артур не мог превратить бумажки в еду или дрова.
        Иногда, когда Рита спала особенно крепко, он заходил в ее комнату и сидел рядом, склоняясь к самому ее лицу. В тишине омертвевшего дома ее дыхание словно отдавалось эхом, и он старался быть как можно ближе к ней, чтобы почувствовать, что она еще жива.
        На пятый день он вышел на задний двор, чтобы проверить, сколько дров осталось на кухне. По его расчетам, этого хватило бы на то чтобы продержаться еще один день. Котел больше не томился на медленном огне, поскольку это было пустой тратой тепла — они вполне обходились одним чайником. В шкафу он нашел остатки муки и соли. Едва соображая, что он делает, Артур замесил тесто на небольшую лепешку, а затем все же направился в гостиную, решив, что лучше умереть, лежа на дороге, чем оставить Риту без еды. На стуле лежала его куртка, в кармане которой еще были те деньги, что он собрал в прошлый раз, отправляясь в свой неудачный поход. Не пересчитывая купюры, он переложил их в пальто, а затем вышел за дверь, с трудом повернув ключ в замочной скважине.
        Земля, казалось, сама плясала под ногами, и Артур поминутно оглядывался, стараясь удостовериться, что идет в правильном направлении. На сей раз дойти до конца переулка ему удалось — большая победа! — но дальше идти стало слишком сложно. Он едва добрался до поворота, где обычно останавливались такси.
        — Пожалуйста, на Серединную улицу, — подходя к первой же машине, попросил он.
        Таксист покосился на него и кивком показал на заднюю дверцу машины.
        — И не вздумайте наклоняться ко мне, — строго сказал водитель, закрывая за собой дверь. — А деньги положите на сидение.
        Артур с трудом распутал свернутые бумажки, вытащил пару банкнот и опустил рядом с собой.
        — Где именно остановить? — видимо, сжалившись над ним, спросил таксист. — У какого-то конкретного магазина?
        — Да, у овощной лавки, — стараясь не говорить лишних слов, благодарно ответил Артур.
        Когда он вышел из машины, таксист открыл свою дверцу и наполовину высунулся на улицу, спустив одну ногу на нерасчищенный асфальт.
        — Я могу дождаться, пока вы вернетесь, — хмуро сказал он. — Вы очень хорошо заплатили, пожалуй, даже слишком хорошо. Хотелось бы отработать все эти деньги.
        — Спасибо, — пошатываясь, кивнул Артур. — Я вернусь скоро.
        За лавкой находился небольшой магазин, где он с трудом устоял на ногах, пока суетливая женщина что-то без конца просила у продавца, прибавляя товары к и без того увесистым пакетам. Когда же, наконец, подошла его очередь, Артур попросил двух цыплят и немного риса. С трудом различая деньги, он аккуратно заплатил и вышел, надеясь всей душой, что за картофелем и морковью в лавке стоять придется не так долго.
        Виктор, супруг Юдифи, встретил его сразу же.
        — Артур, что это с тобой?
        — Не подходите ко мне близко, возможно, я заразен, — предупредил он сразу же.
        Виктор уложил все овощи в сумку, а затем сам отсчитал деньги из кучки купюр, протянутых Артуром.
        — Я могу отправить тебя домой на такси, — обеспокоенно наблюдая за своим покупателем, сказал он. — Ты весь трясешься, ей-богу.
        — Меня ждет машина, — едва слышно ответил Артур. — Спасибо вам. Не говорите Юдифи, она примчится, а у вас дети…
        Таксист честно дождался его, а затем начался слишком долгий растянутый и болезненный путь домой. На каждом повороте Артура начинало подташнивать, кружилась голова, и движущаяся дорога за стеклом путала мысли. Он не смотрел в окно, стараясь сосредоточиться на своих покупках, сложенных в полотняную сумку.
        — Я могу завезти в переулок, если вам очень надо, — чуть мягче предложил водитель, оборачиваясь к нему. — К вашему дому, в самый конец я не довезу, но до половины проехать, пожалуй, можно. Снег расчистили только утром, так что если хотите…
        — Да, пожалуйста, — уже почти теряя сознание и не осознавая, что таксисту известен его дом, прошептал Артур.
        Он с большим усилием заставил себя вновь запустить руку в карман, а затем выложил на сидение еще одну купюру — щедрость водителя нужно было вознаградить.
        Парадная дверь показалась тяжелой и неповоротливой, ключ не хотел слушаться, и Артур, собрав последние силы, едва сумел запереть дом. К счастью, Рита еще спала. Возможно, она и просыпалась, но поскольку ей было сложно подниматься с постели, скорее всего, она не заметила того, что Артур покидал дом. Он бросил сумку на пороге спальни, а затем без сил упал на кровать рядом с ней.
        — Где ты был? — спросила она. Его вторжение растревожило ее сон.
        — Ты просыпалась?
        — Нет, на тебе пальто и снежинки еще не растаяли в твоих волосах.
        — Я ходил за покупками. Сейчас сварю суп и испеку лепешку. У нас будет горячий ужин, понимаешь?
        Рита поджала губы, и в ее глазах блеснули слезы.
        — Ну, зачем ты выходил? Совсем ослабнешь…
        — Не плачь, — осторожно касаясь губами ее лица, прошептал он. — Плакала, когда болел я, теперь плачешь, когда сама слегла. Не нужно, лучше поспи еще.
        — И ты полежи немного со мной, — смешно морща нос и шмыгая, попросила она. — Погрей меня немного, ладно?
        Он забрался под одеяло, нашел ее тело и прижался к ней, стараясь приложить все оставшиеся силы. Она была податливой и холодной — очевидно, совсем ослабла.
        — О дровах я сама забыла, — вдруг сказала она. — Это я все виновата. С этой конторой совсем забросила дом. И припасов никаких нет.
        Рита не успела пополнить запасы еды и дров не потому, что искала помещение для своих помощниц, а потому что была занята его болезнью. Обычно она занималась домашними делами во второй половине дня, а последние недели все ее время было посвящено ему одному. Артур поцеловал ее плечо.
        — Ты не виновата, — прошептал он. — Никто не должен себя винить.
        Дождавшись, пока ее веки снова закрылись, и дыхание стало размеренным, Артур осторожно выбрался из постели и встал на ноги. После передышки сил прибавилось, и он, подобрав сумку с продуктами, двинулся к кухне.
        Если уж у них есть последние дрова, нужно использовать их с максимальной пользой. Останется еще назавтра, чтобы вскипятить Рите чаю на завтрак, а потом он, наверное, опять постарается выйти из дома и добраться до нужного места, чтобы привезти дров.
        Он сварил сразу двух цыплят в одной небольшой кастрюле, добавив к этому целую картофелину и морковь. Лепешка была готова почти одновременно с супом, и до этого времени он успел даже немного вздремнуть, сидя за столом и опираясь на него локтями.
        Найти поднос не удалось, так что пришлось набрать суп в чашку, а сверху положить половину этого слабого подобия настоящего хлеба.
        — Рита, просыпайся, — поставив чашку прямо на пол, он осторожно взял ее плечо обеими руками и несильно сжал его.
        — Что такое? — Она медленно открыла глаза.
        Он наклонился, чтобы поднять чашку и кусочек хлеба.
        — Ты должна поесть.
        — Откуда это?
        — Я купил сегодня.
        Наверное, она стала путать сны и явь или просто забыла об их разговоре.
        — Не нужно было тебе выходить, — печально сказала она. — Там, наверное, очень холодно.
        — Ради этого момента стоило выйти, — улыбнулся он, глядя как она осторожно отпивает бульон прямо из чашки.
        — Ты сам ел? — неожиданно спросила она.
        Артур пробормотал что-то неопределенное, зная, что сейчас она разозлится — если у нее, разумеется, хватит на это сил.
        — Почему? — подняв брови, почти жалостливо спросила она.
        Ее темные волосы были спутанными и распущенными, а кожа стала мертвенно-бледной, но в глазах уже появилось понятное ясное выражение. Как бы то ни было, Артур и сейчас смотрел на нее, отмечая, как она красива.
        Она протянула ему чашку.
        — Сделай глоток.
        — Нет.
        — Тогда я тоже не буду.
        Он улыбнулся:
        — Это очень старая игра, и она не для тех, кто болеет.
        — Я не смогу есть, если ты будешь голодным.
        — Я приготовил это для тебя, — осторожно поддерживая ее дрожащую руку, сказал он. — Это только тебе.
        — Давай так — один глоток ты, а другой я. По-другому не могу.
        Это было очень необычный ужин — когда она делала свой глоток супа, он откусывал от хлеба, а когда она передавала ему чашку, то половинка лепешки переходила в ее руки и она тоже отламывала от нее небольшой кусочек. Иногда нужно было подождать, поскольку ей было тяжело жевать, и она ела очень медленно.
        Потом чашка вернулась на пол, а они вновь лежали под одним одеялом, и Артур почувствовал, что тело его жены потеплело. Нужно было давно выбраться из дома.
        На следующий день утром он истратил остатки дров для того чтобы подогреть суп и заварить чай. Теперь они ели так же, как и прошлым вечером. Сейчас она не думала о том, что может заразить его, и Артур пытался вести себя так, чтобы не напомнить ей об этом неосторожным движением.
        Слишком устав после завтрака, Рита уснула почти сразу же. Артур накрыл ее одеялом, забрал посуду и пошел в гостиную, чтобы собраться в еще один поход. Он уже был почти одет, когда зазвонил телефон.
        Чертыхнувшись сквозь зубы, он подошел к аппарату, полагая, что это звонят Сара или Анна, а то и вовсе какой-нибудь заказчик. В первые два дня Рита продолжала вести дела по телефону, принимая заказы от каких-то незнакомых ему людей, а дальше отдавая указания девушкам. Насколько он понял, к концу недели кто-то должен был принести почти готовые пригласительные, которые Рите предстояло завершить своими умелыми руками. Он понятия не имел о том, что им придется делать с этим заказом, а потому новые рабочие новости были сейчас для него настоящей катастрофой.
        Однако вместо этого в трубке раздался голос Робби.
        — Артур, что с мамой? Почему никто не отвечает на звонки? Почему заперт дом? Мне не дали ключей, и я даже не смог зайти. Отвечай сейчас же!
        От такого количества громких слов Артур даже поморщился.
        — Она болеет, ей совсем тяжело. У нас закончились дрова, я должен идти. — Вот и все, что он смог ответить.
        — Куда ты пойдешь? Оставайся в доме, не хватало тебе еще раз заболеть.
        — Ты не в школе? — вяло спросил Артур. — Без дров нам никак нельзя, околеем на таком холоде.
        — Сиди дома, я привезу дрова.
        Робби дал отбой, и Артур в замешательстве опустился на диван. Неужели мальчик действительно привезет дрова? Это было бы прекрасно.
        Решив, что печка в комнате Риты достаточно горяча, Артур подумал, что может подождать пару часов, и если Робби не приедет, то он успеет выехать и купить хотя бы что-то. Он так и уснул, сидя на диване и откинувшись на спинку, не снимая пальто и ботинок.
        Его разбудил стук в дверь.
        Он нехотя открыл глаза и тяжело поднялся, подходя к переднему окну и выглядывая через занавески.
        За калиткой была телега, нагруженная настоящими дровами, и Артур даже сморгнул, пытаясь понять, не начались ли у него галлюцинации.
        — Артур, открывай быстрее! — нетерпеливо забарабанил в дверь Робби, развеивая все его сомнения и страхи. — Ты там не умер?
        Артур тихо постучал по оконному стеклу, привлекая к себе внимание мальчика.
        — Робби, слушай внимательно, ладно? — он дождался, пока Робби кивнул, а затем продолжил: — Тебе нельзя заходить в дом. Оставь дрова за калиткой, я сам их заберу, когда ты уедешь. Спасибо тебе, друг, без тебя моя жена точно бы умерла.
        — Твоя жена это моя мама, — отрезал Робби, отходя от окна и направляясь к телеге.
        Вдвоем с хозяином телеги они довольно быстро сгрузили все дрова, а затем Робби скрылся из виду. Только сложенные поленья напоминали о том, что его визит не был сном или фантазией.
        Артур вернулся к кухне, вытащил старую скатерть, которую Рита прятала в нижнем ящике шкафа, а затем вышел к калитке.
        Как же перетащить столько дров? Оставлять их на сырости тоже не было смысла, тем более что к вечеру опять мог пойти снег. Артур вздохнул и расстелил на земле небольшую скатерть, а затем сложил в нее несколько поленьев и связал два конца материала. В первую очередь было нужно позаботиться о спальне Риты. После того, как комнатная печка была приведена в порядок и начала распространять больше тепла, он вернулся к переднему двору все с той же скатертью.
        Брать слишком много дров опасно — можно упасть по дороге и не донести. Брать поменьше — слишком уж много ходок придется делать. Как же поступить?
        Артур решил, что нужно попробовать протащить дрова по полу — расстелить их на скатерти, а затем втянуть в дом. Неважно, где они будут лежать, главное, чтобы были под крышей и не отсырели. Задумка, к сожалению, не удалась, и он остановился на втором варианте — стал потихоньку заносить дрова в гостиную, складывая сразу у передней стены, под окном.
        «Это наша жизнь, надо бережно обращаться с жизнью», — твердил он себе, постепенно перетаскивая поленья и стараясь не обращать внимания на сбившееся дыхание и ноющую спину.
        Самовнушение помогало только на первых порах, а к концу он уже еле держался на ногах. Свалив последние дрова как попало, он дополз до дивана и заснул тяжелым и неприятным сном.
        Через несколько часов его разбудили слабые руки жены — Рита сидела рядом с ним, на самом краешке и поглаживала его плечо. На столе перед диваном стояла чашка с жидкостью непонятного оттенка — то ли это был крепкий бульон, то ли слабый чай, понять было невозможно.
        — Зачем ты встала? — приподнимаясь на локтях, спросил он. — Полежала бы еще.
        — Ты так сильно устал, — грустно покачала головой она. — Это просто ужас, столько дров перенес.
        — Робби сделал все самое главное — он привез их ко двору. Не бойся, я не впустил его в дом и не приближался к нему.
        — Ты носил все это один? — помогая ему сесть прямо и подавая ему чашку, удивилась она. — Откуда силы взялись?
        — Ниоткуда, просто очень нужно было. А откуда у тебя силы чтобы греть бульон?
        — Я еще тебе мясо принесла.
        — А сама ела картофель?
        Она улыбнулась, и только сейчас внимание Артура привлекли чудовищные темные круги под ее глазами. Пересохшие губы, впалые щеки — не прошло и недели, а она исхудала и истощилась до предела.
        — Ты вчера и сегодня кормил меня, настала моя очередь, — пошутила она. — Тебе нельзя так сильно уставать, милый. Дров теперь много, беспокоиться не о чем.
        Опять зазвонил телефон, и Артур чуть не выронил горячую чашку из рук от неожиданности. Рита очень медленно поднялась с дивана и двинулась к аппарату. Он не прислушивался к разговору, и поэтому когда она вернулась, он никак не ожидал увидеть ее расстроенной и печальной.
        — Текущий заказ отменяется. Невеста умерла прошлой ночью, — сказала она, хмуря красивые брови. — Надо будет позже сказать девочкам, чтобы не суетились. Надо же, такая богатая семья, влиятельный жених, а все равно не спасли девушку…
        Глядя на притихшую и грустную Риту, Артур испытал доселе неведомое ему чувство всеобъемлющей благодарности за то, что эта страшная хворь не отняла ее у него. Шестой день ее болезни подходил к концу, а это значило, что опасность миновала. Оставалось лишь беречь ее и ждать, когда она поправится.
        ГЛАВА 53 РИТА. ШЕСТОЙ ПОРТРЕТ
        Силы возвращались к ней очень медленно. После мучительной недели болезни Рита стала потихоньку выбираться из своей спальни, ходить по дому и подбирать разбросанные Артуром вещи. Комнаты пришли в настоящий хаос, везде лежали бумажки, платки и книги. Наверное, он и сам не помнил, зачем притрагивался к тем или иным предметам. Насколько Рита успела понять, Артур, как и она, был не в самом ясном сознании, когда ему приходилось ухаживать за ней.
        Теперь они ходили по дому как две тусклые тени, медленно и осторожно приводя его в порядок. Она с облегчением обнаружила, что комнату Робби никто не открывал — ни сама она в минуты сильного помутнения и жара, ни Артур, который тоже иногда забывался и совершал непонятные поступки. Ручка двери в спальню Робби была покрыта слоем пыли, а ключ лежал на прежнем месте. Значит, когда ее сын вернется домой, его вещи будут чистыми и безопасными, а в его спальне сохранится до этого времени идеальный порядок.
        Дрова, которые Артур с таким трудом перетащил в дом, так и лежали в гостиной, отчего в комнате стоял легкий запах древесины, и этот свежий аромат даже нравился ей. У них не было сил перенести все это на задний двор и закрыть слоем пленки, поскольку для этого пришлось бы ходить через весь дом несколько раз. Они договорились, что будут пока носить по несколько поленьев на кухню, и уберут все это только когда появятся силы.
        Работы не было, Анна и Сара временно отдыхали. Ни одна из них не заразилась, и Рита была этому очень рада. У них с Артуром были деньги для того чтобы дожить до конца зимы, а Робби находился  в доме своего отца, и это значило, что он ни в чем не нуждался.
        Жили они теперь преимущественно в ее спальне и на кухне — все остальные комнаты оставались пустыми и холодными. Тратить дрова на камин Артур отказался, так что ночевали они вместе и все дни напролет просиживали в одной постели. Печку в спальне он всегда поддерживал в нужном состоянии, а когда она говорила о том, что они должны помыться, он топил еще сильнее. В такие дни они приносили в спальню горячей воды прямо в кастрюле и пользовались одним тазом на двоих. Выносить его приходилось тоже вдвоем — у одного Артура на это не хватало сил. Лишь вместе они кое-как могли донести тяжелую посуду до заднего двора.
        Мыться на кухне, где стояла полноценная ванна, было слишком опасно, поскольку возвращаться домой пришлось бы через двор, а Рита действительно сильно боялась, что кто-то из них простынет по дороге. Поэтому они ограничивались слабым подобием купания, помогая друг другу вытираться смоченными в воде кусками ткани — для этого пришлось разрезать целую простыню. В жарко натопленной маленькой комнате с закрытым окном и наглухо запертой дверью, они стелили на пол старое серое полотенце и принимались раздеваться. Только в такие моменты она могла смотреть на своего мужа, отмечая резко обозначившиеся ребра, бледную кожу и впалый живот.
        За следующие две недели Артур несколько раз выбирался за покупками, хотя ели они очень мало. Иногда после обеда ее начинало тошнить, и Рита подолгу лежала, не зная как справиться с этой слабостью. Лишь на второй неделе февраля она почувствовала, что может позволить себе нормальную уборку.
        Когда Артур ушел в магазин, она набрала теплой воды и принялась мыть изрядно запыленные и грязные полы, на которых красовались пятна от пролитой воды или бульона. Жить в такой грязи ей не хотелось, и теперь она с удовольствием работала, без лишней спешки передвигаясь на коленках и стирая следы болезни с самого дома.
        Ей казалось, что она двигается достаточно быстро, но когда защелкал ключ входной двери и в дом вошел Артур, она едва заканчивала с гостиной.
        — Что ты делаешь? — опуская на уже высохший пол холщовую сумку, довольно резко спросил он. — Разве полы не могут подождать, пока ты поправишься?
        — Я не поправлюсь, если мы будем жить как поросята, — поднимая голову и справляясь с участившимся дыханием, сказала она.
        — Хорошо, тогда я сейчас присоединюсь к тебе.
        Запрещать ему что-либо не имело смысла. Скоро он принес еще чистой воды, сменил ведро, а затем опустился рядом с ней, держа в руках другую тряпку.
        — Мой муж будет мыть пол, — улыбнулась она, наблюдая за тем, как он смачивает ткань в воде и осторожно отжимает ее своими еще не вполне окрепшими руками.
        — Твой муж будет делать все, что посчитает нужным, — серьезно глядя перед собой, сказал Артур.
        — У тебя стало больше сил? Ты ведь только недавно вернулся.
        — Да, я чувствую себя намного лучше. По крайней мере, могу ходить пешком и носить покупки без страха, что упаду и умру в ближайшей канаве. Воздух стал теплее, любовь моя, нам нужно как-то посидеть на заднем дворе, это будет полезно для тебя.
        — Вот, когда закончим с полом, тогда и пойдем в беседку. Надо будет вынести туда два стула из столовой.
        Столовую они также не открывали — в этом не было нужды. Они ели, спали, мылись и отдыхали только в ее комнате, и этого казалось достаточно.
        — Завтра будем прибирать на кухне, — сказала она.
        Работать рядом с ним было интересно. Получалось быстрее, лучше и чище, чем когда она пыталась справиться сама. Артур сам полоскал и отжимал ее тряпку, и если это было нужно менял ведра с водой. Ей оставалось только ждать и осторожно стирать грязь с деревянных половиц.
        В этой странной безмолвности, когда они не обменивались словами, а лишь выполняли нужные действия и изредка смотрели друг на друга, вдруг проступила вся ценность их союза. Она впервые ощутила, как сильно любит этого человека, способного презреть всю свою боль и выйти из дома только ради того чтобы приготовить ей ужин. Мужчина, который отмывал грязный пол, чтобы ей осталось меньше работы, который носил дрова, несмотря на слабость и головокружение, был для нее самым дорогим и лучшим человеком, если не считать сына. Ей хотелось выразить эту любовь, сказать ему о том, что она чувствовала, но подходящих слов для этого, очевидно, просто не существовало.
        Когда с полом было покончено, они открыли все окна, чтобы сменить воздух в комнатах, а сами тепло оделись и пошли в столовую за табуретами. В беседке было спокойно и уютно, и даже прикрытый мотоцикл не нарушал эту странную гармонию. Робкое солнце пригревало промерзшую землю, которую в эту зиму никто не очищал от снега и льда.
        Рита сидела, закутанная в пальто и замотанная шарфом. Она уже и не понимала, чей это был шарф — ее или его. Артур был совсем рядом, и она опиралась на его плечо, закрыв глаза и опустив голову. Воздух и впрямь был замечательным.
        — Ты очень устала, — осторожно поправляя ей шарф, прошептал он. — Не нужно было затевать уборку.
        — Зато я согрела котел. Теперь он будет гореть всегда, правда?
        — Да. Мы скоро будем совсем здоровы, так что дрова жалеть уже не нужно. Если честно, еще несколько дней назад мне казалось, что мы никогда не поправимся, а дрова заканчиваются слишком уж быстро. Такой ужас…
        — Ну, что ты, — улыбнулась она. — Сейчас придем домой, снимем грязные простыни и попробуем застелить чистым нашу постель. У меня в сундуке еще лежат хорошие рубашки, нужно будет помыться самим и переодеться в новое.
        — Я помою твои волосы? — спросил он, находя ее ладонь и переплетая их пальцы.
        — Да, конечно. Только для начала нужно справиться с постелью.
        — Нет, для начала нужно поставить что-нибудь на плиту. То, что мы съедим на обед. Тебе еще не надоело пить один бульон и перекладывать на меня все мясо? Ты так никогда не выздоровеешь, тебе ведь силы нужны.
        — Меня даже от хлеба тошнит, какая тут еда. Кстати, что ты принес сегодня?
        — Купил в магазине банку малинового джема. Кажется, тебе он нравился. Или это был земляничный?
        Решив не огорчать его, она просто сказала:
        — Я люблю все ягодные джемы. Спасибо тебе, милый, я бы с удовольствием попила чаю с чем-нибудь сладким.
        — А еще у нас теперь есть лук и турнепс. Это к тому, что еще осталось с прошлого раза, кажется, там была морковь… и еще капуста.
        — Здорово, можно сварить много супа. На два дня хватит, если постараться.
        Посидев еще немного, они отправились на кухню, где вместе приготовили обед и оставили его на плите. Они все делали вместе, и эта болезнь сроднила их так сильно, что теперь они стали просто неразлучными.
        Смена постельного белья отняла последние ее силы, и она почти сразу же легла на тяжелое покрывало, которое Артур успел заправить поверх простыней.
        — Отдохни немного, скоро я принесу обед, — сидя рядом с ней и поглаживая ее живот, сказал он.
        Ели они все так же, и кажется, ему это нравилось. Теперь чашка стала побольше, но ложка по-прежнему была одна на двоих.
        — Мы можем поесть на кухне, — улыбнулась она. — Пока тебя не было, я успела навести порядок на столе.
        — И чего же тебе не лежится?
        — Потому что ты тоже на ногах. Лежать будем вместе.
        Артур кивнул и опустился на подушку рядом с ней.
        — Раз уж ты говоришь, что нужно лежать вместе, то я, пожалуй, тоже немного отдохну вместе с тобой. Правда, спать нельзя, а то дрова выгорят, и суп наш остынет. Потом ждать придется, а нам такого не надо.
        — Ты голодный, — уверенно сказала она. — Так что полежим минут десять, а потом на кухню.
        Телефон потревожил их и на этот раз. Артур недовольно пробубнил что-то и поднялся с постели. Следом за ним встала и она, зная, что звонить сейчас могут только ей.
        В трубке раздался голос знакомого заказчика — того самого, с которого все и началось. Эмоциональный и пафосный молодой человек с невыносимой свекровью и лимонным тортом — она до сих пор помнила его.
        — Рита, вы ведь не забыли меня? — спросил он. — Кажется, в самом начале зимы я заказывал вам пригласительные на день рождения моей супруги.
        — Я вас помню, — стараясь быть доброжелательной, ответила она.
        — О, какое счастье, — обрадовался он. — Дело в том, что мы теперь ожидаем пополнения, и хотели бы устроить по этому поводу небольшой праздник.
        Как странно — грипп подкосил кучу народа, а жизнь все равно продолжалась. Рита улыбнулась:
        — Поздравляю вас от всего сердца.
        — Спасибо, вы всегда так добры к нам, — искренне поблагодарил ее он. — Так вот, сами понимаете — для вас теперь есть работа. Не могли бы вы изготовить тридцать пригласительных? Близится день Всех Влюбленных, и было бы прекрасно, если бы вы оформили их в этом духе.
        — Больше красного и синего? Ангелочки и ленточки?
        — Да, да, да, — воодушевился он. — И еще неплохо бы все сделать в вашем стиле. Ну, чтобы загадка какая-то была, понимаете? Я потому у вас всегда и заказываю — вы не рисуете пустышек. Красиво и со смыслом, а это самое главное. Ну, как, постараетесь?
        — Конечно. Тридцать штук в валентиновом духе?
        — Да, за ценой я стоять не буду.
        — Когда нужно закончить работу?
        — Да вот к самому четырнадцатому было бы неплохо.
        Рита покосилась на каминную полку, но календаря не нашла. Наверное, Артур убрал его, пока она лежала с жаром.
        — Сколько дней получается? — спросила она.
        — Пять, если без сегодняшнего считать.
        — Значит, мне нужно успеть за три дня, вам же еще разослать нужно. Хорошо, я берусь за эту работу.
        — Да, я немного опоздал, но ведь мы и сами только вчера узнали! — с досадой признал счастливый будущий отец.
        Повесив трубку, она подошла к Артуру и села на диван, немедленно пересказав ему все детали последней сделки. Он слушал внимательно, а потом задумчиво сказал, обнимая ее за плечи.
        — Если бы ты была беременна, я бы ни за что не рискнул собирать в доме столько народу, особенно сейчас.
        — Наверное, грипп отходит. С весной все болезни уменьшаются и слабеют, — с надеждой сказала она. — По крайней мере, Робби вчера сообщил, что его школу откроют уже на будущей неделе.
        — И все это время бедняга просидел в доме, запертый со своим отцом, — честно жалея ее сына, сказал Артур. — Как он еще в своем уме остался.
        — Да нет, он не сидел с ним. Больше у Эрнеста пропадал, им двоим, кажется, не нужна никакая школа. Им нравится ставить свои эксперименты, проводить исследования и делать какие-то маленькие открытия. У Эрнеста болели мать и младшая сестра, но, кажется, все обошлось. По крайней мере, мальчики не заразились. Вероятно, оттого что почти все время сидели взаперти, никого к себе не впуская. Робби как-то проговорился, что они и чай себе сами заваривают, потому что не хотят, чтобы прислуга входила в их лабораторию. Только иногда старшая сестра Эрнеста сидит с ними, она что-то во всем этом понимает. Они ей хвастаются, конечно. — Рита рассмеялась. — Им ведь нужно внимание, куда же без этого.
        Артур поцеловал ее в макушку и тоже засмеялся.
        — Ты не представляешь, как необходимо мальчикам хотя бы иногда хвастаться своими достижениями, — сказал он.
        Обедали они на кухне — впервые за последние недели. Так было гораздо удобнее и лучше, но чашка по-прежнему была всего одна на двоих. А после они почти опустошили котел, набрав горячей воды и забрав ее в спальню.
        Они мылись, уже не испытывая стеснения или стыда. Рита привыкла к собственной наготе, и теперь сбрасывала свою одежду без лишних сомнений и терзаний. Артур раздевался даже быстрее и сразу же принимался разбавлять воду.
        Чистые и широкие рубашки были извлечены из ее сундука заблаговременно, и теперь дожидались их на кровати. В жаркой комнате воздух казался странно легким, исчезла тяжелая влажность, которая раньше так не нравилась ей. Проветрив спальню перед купанием, они поступили правильно. Благодаря свежему воздуху даже в тепле дышать было намного легче, чем прежде.
        Набросив рубашку, Артур подошел к ней и набрал в кувшин еще воды.
        — Где твоя баночка с тем чудесным кремом? — даже чуть насмешливо спросил он.
        — Будто ты не знаешь, — открывая ящик и вынимая смесь для волос, сказала она.
        Оставалось лишь стоять на коленях, подчиняясь его рукам и принимая прикосновения. Ей нравилось, когда Артур мыл ее волосы, в этом было что-то интимное и необычное. Почти полностью обесточенные долгой болезнью, они не занимались любовью весь прошедший месяц, утоляя жажду близости в таких странных занятиях. Она знала, что ему нравится подставлять ей спину для того чтобы она вытерла ее не кусочком ткани, а собственными ладонями. В свою очередь Рита получала свою непонятную радость в этом процессе, когда Артур смывал с ее волос остатки мыльного раствора и каких-то целебных масел.
        — Больше никто и никогда не будет так близок мне, как ты, — уже лежа в постели после купания, прошептала она. — Разве с кем-то еще можно разделить подобное?
        — Я мечтал о том, что мы с тобой станем одной плотью и кровью, но даже не думал, что в этом нам поможет проклятый грипп.
        Это было грустно и смешно одновременно. Рита потерлась носом о его плечо и вздохнула.
        — Вот уж не надеялась, что от этой заразы будет хоть какая-то польза. Мне, кстати, некогда долго лежать. Нужно немного поработать — сделать пару эскизов, а вечером уже позвонить в дом, где живет Сара. Потом и соседям Анны позвонить надо. Как хорошо, что хоть выходить не придется. Завтра кто-то из них должен будет зайти к нам, забрать образцы и уже начать работать над тиражом. Сегодня до ночи сделаю трафарет, и все будет прекрасно.
        — Откуда же ты идею возьмешь? — удивился Артур. — Ты же болела все это время.
        — У тебя ведь еще есть твои фотографии? Помнишь, одна семья заказывала тебе художественные портреты своих детей?
        — Тех девочек пяти и семи лет?
        — Да.
        — У меня они лежат в коробке, я же откладывал некоторые хорошие снимки.
        — Вот если бы ты дал мне их на сегодня, я бы что-то придумала.
        Артур повернулся к ней лицом, переворачиваясь набок и обнимая за талию.
        — Хорошо, дам, конечно. Только к вечеру, ладно? Сейчас тебе надо поспать хоть с часок.
        — И ты спи со мной, — зевнув, сказала она.
        — Разумеется, чем же еще мне заниматься. Только обещай мне вот что…
        — Что?
        — Ты сможешь рисовать в моем присутствии?
        Она сладко потянулась, закрывая глаза и улыбаясь, а затем вернулась к нему.
        — Если я даже купаюсь при тебе, то почему бы мне и не поработать, пока ты будешь рядом?
        Проснулись они только очень поздно вечером, когда за окном стало темно. Февральские дни были чуть длиннее январских, но ощущать их было сложнее — они с Артуром только начинали оживать, и солнечного света им явно недоставало.
        Она зажгла лампу, попросила его отодвинуть от окна стул, а затем принялась раскладывать на поверхности чистые плотные листы бумаги. Карандаш, кисточка, кусочек зачерствевшего хлеба — вот и все что потребовалось.
        Артур принес стул из гостиной и сел рядом, наблюдая за ней. Его лампа для фотографирования куклы тоже пригодилась — Артур сам предложил зажечь ее, чтобы было побольше света для работы. Рита поблагодарила его, а потом достала из коробочки нужные снимки.
        Две очаровательные девочки, одетые в греческие столы и тоги, смотрели на нее с этих трогательных снимков. Артур научился делать фотографии, которые были похожи на настоящие произведения искусства, и она невольно вспомнила о том, что на его выпускной работе был запечатлен ее образ. Странно, но он еще ни разу не показывал ей этой фотографии.
        У малышек были цветы. В руках они держали букеты, в их волосы были вплетены гибкие стебли, да и на запястьях красовались цветочные браслеты. Где же их родители нашли столько цветов в холодное время?
        Пользуясь их образами, Рита составляла разные композиции, стараясь соединить традиционных амурчиков и самых настоящих маленьких детей. Новость о беременности нужно было подать, завернутой в упаковку Валентинова дня, и она упорно работала с фоном, деталями и рамкой. Поглощенная своим занятием, она не заметила, как Артур тихо поднялся и вышел из комнаты. Когда он вернулся, она также не обратила внимания, поскольку рисование захватило ее с головой, и она старалась не терять это ощущение. Ей было хорошо известно, как сильно может затормозить работу испорченный настрой.
        Артур потянулся к ней рукой и поправил ее косу, перекладывая волосы вперед, на самую грудь. Свет немного сместился, но пока его было достаточно, Рита не обращала внимания на двигающийся электрический прибор. Однако в голове промелькнула мысль, что муж тоже решил поработать и теперь подлаживает свет так, чтобы хватало и ей и ему самому.
        Наверное, на свой стул он усадил ту самую куклу. Нужно бы посмотреть…
        Щелчок раздался слишком уж близко, и ее на мгновение ослепило вспышкой. Серый дым разошелся легкими клубами, и Артур счастливо рассмеялся.
        — Ты такая красивая, — касаясь ее удивленного лица самыми кончиками пальцев, сказал он. — А когда работаешь, еще и очень серьезная. Хотелось сохранить твой образ на века.
        Рита вновь откинула косу за спину.
        — Так вот к чему все эти приготовления? — поднимая голову, спросила она.
        — Да, именно к этому. Ты ведь не обижаешься? Я не предупредил, чтобы не спугнуть твое настроение.
        — Нет, я не обижаюсь.
        — Обещаю, что больше не буду ловить тебя за работой, а то ты еще станешь бояться каждый раз, рисуя в моем присутствии.
        — Нет, бояться я не буду, — покачала головой она. — Ты теперь моя вторая жизнь, так что скрывать от тебя мне просто нечего.
        Он убрал камеру на тумбочку возле зеркала, а потом вернулся к ней.
        — Как хорошо жить с тобой в одном доме, — прошептал он. — Вот так бы и всегда, до самой смерти.
        — А мы и будем жить в одном доме, — глядя на свой рисунок, сказала она. — Обязательно будем, не сомневайся.
        — Да, теперь я никуда не съеду отсюда, это точно. Даже когда вернется Робби, я все равно останусь здесь.
        ГЛАВА 54 АРТУР. О ЛЮБВИ
        Февраль близился к завершению, и только в последние зимние дни они смогли выходить из дома вдвоем. До этого им случалось выезжать в город по одному — когда он делал покупки или когда Рита ездила в свою контору. В такое время он подолгу просиживал один, постепенно привыкая к жизни в этом доме, осваивая разные тонкости и приводя в порядок все то, что казалось неправильным. Он смазывал скрипящие двери, чистил печь, менял половицы, а в дни, когда небо было ясным и светлым, Артур принимался за беседку.
        Отсутствие работы теперь воспринималось спокойнее, и он с удовольствием погружался в неспешный ритм домашних будней, зная наверняка, что с началом настоящей весны у него уже не останется на это времени. Рита возвращалась домой, они обедали, а потом сидели в ее спальне, читали книги из библиотеки (обязательно вслух и по очереди), обсуждали разные художественные композиции или просто лежали рядом.
        Все границы между ними были сломаны тяжелой и безрадостной зимой. Рита ходила по дому в нижней рубашке и босиком, а по вечерам специально для него распускала волосы. Он тосковал по ее телу и мягким прикосновениям, а она, словно чувствуя это, позволяла ему очень многое.
        — Ты теперь мой муж, — улыбалась она, послушно подчиняясь его рукам и даже помогая ему снимать одежду. — И, в конце концов, должны же быть в жизни хоть какие-то радости, правда?
        После таких всплесков эмоций они подолгу лежали рядом, размышляя вслух и строя планы. Благодаря таким разговорам образ будущей студии стал проступать все явственнее и реальнее, и Артур перестал страдать от сомнений.
        — Было бы прекрасно, если бы мои фотографии выглядели так же празднично и ярко, как и твои открытки, — вздохнул однажды он, осторожно касаясь ее обнаженного плеча.
        — Я скажу, что для этого нужно. Ты же делишься со мной своими секретами, — закрывая глаза, пообещала она.
        — Нужно выделить сумму на покупку реквизита, — сказал он.
        — У нас есть эти деньги. Я скопила кое-что, пока ты работал на этого Гектора, — презрительно морща нос при упоминании одного только имени его бывшего работодателя, сообщила она.
        — А не лучше ли отдать их Робби? — спросил он.
        — Для Робби тоже останется. К тому же, у него есть отец, который не отказывается от своих обязанностей. Антон, конечно, не слишком преуспел как супруг, но родительский долг выполняет безукоризненно.
        — А у нас будут дети? — тихонько перебираясь ладонью к самой ее шее, задал давно интересовавший его вопрос он.
        — Если так получится, то будут.
        — Что значит «если так получится»? — почти обиделся Артур.
        — Если я забеременею.
        — Все зависит от того, чего ты хочешь. Может быть, дети будут тебе в тягость?
        — Матери дети редко бывают в тягость. — Все еще не открывая глаз, она повернулась к нему и убрала волосы назад, подставляя ему ключицы и открывая шею. — Кроме того, я считаю, что малыши все равно родятся. Если я смогла забеременеть от Антона…
        Артур засмеялся, приближаясь губами к самой ее коже.
        — А я даже рад тому, что вы проводили вместе так мало времени. Ты не дарила ему то, что сейчас отдаешь мне, и это замечательно.
        Рита загадочно улыбалась и гладила его спину, легонько перебирая пальцами.
        — Помнишь,  прошлой зимой мы много гуляли? Куда все это подевалось? — отвлекая его, спросила она.
        — Этой зимой мы гуляли только по дому.
        — Но сейчас-то мы уже здоровы, так что нужно как-то навестить знакомые улицы, пока еще лежит снег, — предложила она.
        — Если хочешь, прямо сегодня и пойдем, — с готовностью согласился он. Затем настала его очередь менять тему. — Ты знаешь, что соседи думают, будто мы сожительствуем во грехе? Я постоянно пользуюсь услугами одного таксиста, он живет с нами на одной улице.
        — Да, добрый такой мужчина средних лет. У него очень шумная жена. Живут через два дома от нас, — почти равнодушно пояснила она. — Он работает так уже около года, и, кажется, весьма доволен.
        — Он спросил меня, возьму ли я на себя ответственность за тебя и твоих детей. Мне стоило больших усилий не рассмеяться. Мы так тихо поженились, что никто до сих пор об этом не знает.
        — А никому и не обязательно об этом знать. Нам известно, что мы законные супруги, и этого достаточно.
        — Что же насчет Антона? — спросил он, запуская пальцы в ее волосы.
        — Он знает, но мы с ним об этом не говорили. Робби передал эту новость сам, и мне неизвестно, какой была реакция. Я не хочу больше его видеть, но остается кое-что еще, и мне нужно это решить вместе с ним.
        — Что именно? — с легкой тревогой спросил он.
        Теперь, когда он находился рядом с ней на законном основании, Артур уже не боялся, что бывший муж нанесет ей вред или обидит ее. По крайней мере, сейчас у него было право воздать по заслугам любому человеку, если его супруге будет нанесено оскорбление.
        — Робби должен выбрать университет, и я уверена в том, что он поступит не так, как ожидает Антон. Боюсь, без вмешательства третьего человека беседа между ними не обойдется.
        Сказать на это Артуру было нечего, и он просто взял ее ладонь, целуя ободок обручального кольца. Сумбурный разговор вновь выходил на другую дорогу, и он, почти не отдавая себе в этом отчета, спросил:
        — Почему ты не снимала его кольцо так долго? Ты носила его еще несколько месяцев после развода.
        Рита тяжело вздохнула:
        — Когда я уехала из того дома, где прожила столько лет, мне казалось, что я исчезаю. Противоречивые поступки, нелогичности, неожиданные решения  — это все и есть я. Так что тебе досталось нечто непонятное и неопределенное, хотя сейчас дела обстоят намного лучше, чем той осенью. Тогда я не помнила о том, кем была и как провела свою жизнь. Казалось, что я три с лишним десятка лет потратила впустую, ничем не занимаясь и не принося никакой пользы. Мне с трудом удалось припомнить, что я была женой человека, который был бедным и неизвестным, а потом стал богатым и популярным. Я убедила себя в том, что сыграла в этом не последнюю роль, и тогда мне стало легче. Кольцо на руке служило напоминанием о том, что мое прошлое не было пустым и бессмысленным. Я не жалею, что помогла Антону стать успешным и состоятельным. Мне действительно хочется, чтобы он женился вновь, поскольку для его работы брак и семья играют важную роль. Однако кольцо я носила вовсе не потому, что надеялась вернуться к нему или не могла с ним расстаться, поверь. Как только мне удалось ощутить себя полноценным человеком, я избавилась от
него. Теперь мне не нужно это проклятое свидетельство моего умершего брака.
        — Я немного ревновал, — признался он. — Всегда думал о том, что ты носишь напоминание о нем с собой и надеешься на воссоединение.
        — Ничего подобного не было, — успокоила его она.
         Артур еще немного подумал, а затем приподнялся на локтях, заглядывая ей в лицо.
        — Ты меня любишь? — спросил он.
        — Кажется, уже слишком поздно об этом беспокоиться, — улыбнулась его жена.
        — Так да или нет? — продолжал допытываться он.
        — Скорее да, чем нет, — уклончиво ответила она. — И вообще, зачем такие вопросы? Я же тебя об этом не спрашиваю.
        — А могла бы и спросить.
        — Значит, можно? Просто, я никогда не задавала таких вопросов. Казалось, будто это слишком… эгоистично.
        — Ну, ты будешь спрашивать или нет? — улыбаясь, полюбопытствовал он.
        — Буду. Артур, ты любишь меня?
        Ответить на этот вопрос можно было и сразу, без раздумий, но Артур немного задержался, пытаясь осмыслить, что сейчас впервые скажет об этом вслух.
        — Я люблю тебя, — после секундной заминки сказал он.
        — А я и так знала это.
        — И откуда же?
        — Потому что ты поливал мои цветы, когда я болела.
        — Я действительно ухаживал за твоими цветами? — удивился он. Ничего подобного Артур не помнил.
        — Да. Я и сама не ожидала, что найду их в таком хорошем состоянии. В доме никого не было, я лежала я очень долго. Однако за это время с ними ничего не произошло, и они до сих пор в порядке. Я уж думала, что обнаружу их погибающими и увядшими, но кто-то заботился о них, хотя и пролил при этом на пол много воды. Возле каждого цветка даже сейчас можно увидеть большие мутные разводы, а значит, у того, кто занимался поливом, дрожали руки, и кружилась голова. Ну, и кому кроме тебя это пришло бы в голову?
        — Ты могла бы и сама.
        — Нет, я совсем не вставала без твоей помощи, — покачала головой она. — Просто у тебя снова был жар, и ты был слишком уж слаб. Почти бредил, можно сказать. И все же, ты ходил и поливал их, потому что знал, как мне они дороги. Ну, разве ты стал бы делать это, если бы не любил меня? Хотя, признаться честно, иногда мне хотелось спросить тебя напрямую, любишь ли ты меня, но потом я вспоминала все, что ты сделал до этого, и думала, что своим вопросом потребую слишком уж многого.
        — А вот мне все равно хотелось слышать подтверждение именно от тебя.
        — Прости, что я никогда тебе об этом не говорила.
        — Ничего, раз уж мы пережили эту зиму, значит, ты еще успеешь утешить меня.
        — Да, Артур. Я люблю тебя. Сказать еще раз?
        Он улегся и положил голову на ее живот.
        — Скажи.
        — Я люблю тебя, — повторила она. — Люблю очень сильно.
        — Наверное, глупо спорить, чьи чувства сильнее, но я люблю тебя уж точно не меньше.
        Она засмеялась, накрывая его свободное ухо ладонью и что-то шепча.
        — Что? — поднимая лицо, переспросил он.
        — Если бы я хотела, чтобы ты услышал, я бы сказала это громче.
        — Ты очень скрытная, и иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю.
        — Я тебя тоже иногда даже побаиваюсь, — призналась она, а затем шутливо спросила: — И что же мы будем делать вдвоем всю оставшуюся жизнь?
        — Будем любить друг друга и раздражать весь белый свет своим счастьем, — в тон ей ответил он. — Начнем с сегодняшнего вечера, когда отправимся гулять по городу.
        ГЛАВА 55 РИТА. ВЕСНА
        После долгой и мучительной зимы вернулся Робби. Рита боялась впускать его в дом, пока все вещи не были продезинфицированы. Все покрывала и даже занавески пришлось дважды выстирать, а вещь поменьше она еще и прокипятила в главном котле. Наконец, когда дом был приведен в идеальный порядок, она дождалась вечернего звонка от сына и с радостью сообщила, что они ждут его в доме.
        Она с трудом признавалась в этом даже самой себе, но в глубине ее души жил необъяснимый страх, что Робби не захочет возвращаться из дома своего детства. Однако его голос был бодрым, а решение незамедлительным — он пообещал собрать все вещи, а наутро заехать домой и оставить весь свой временный багаж в своей комнате.
        Рита не смогла встретиться с ним — нужно было спешить в контору, заниматься работой и говорить с клиентами. После тяжелых холодных месяцев люди стали оживать, и оправляться от потерь — пригласительные заказывали чаще, хотя и в меньших количествах. Это требовало более серьезного подхода и внимательности. Иллюстрация с маленькой девочкой в стиле античных снимков Артура стала популярным мотивом, и Риту все чаще спрашивали, не может ли она сделать нечто в том же духе.
        Март был тусклым, дождливым и безрадостным, капризное серое небо низко нависало над улицами, и Рита брала с собой часы мужа, чтобы следить за временем, поскольку по дневному свету ориентироваться было невозможно. Артур все чаще занимался в одиночестве, когда она уходила на работу — он составлял композиции из разных предметов и жаловался на то, что у него нет натурщицы. Самые красивые снимки он дарил ей, говоря, что они могут пригодиться в работе. На них были запечатлены ленты, коробки в нарядной упаковке, еловые ветки и прочие праздничные атрибуты — Артур старался освоить атмосферу легкости и веселья. По вечерам Рита шила для антуража небольшие легкие занавески из старых вуалей и бархатных юбок — на снимках они выглядели тонко, дорого и колоритно. Артур хранил все это в своем чемодане, постоянно меняя задний фон и подбирая лучшие варианты. Это длилось уже две недели, и Рита радовалась тому, что Артур не сидит без дела.
        И все же, когда она, наконец, смогла встретиться с сыном, Робби первым делом спросил ее:
        — И что теперь вы собираетесь делать?
        — Что именно тебя интересует? — уточнила она.
        Они стояли на заднем дворе, глядя на подсыхающие лужи, оставшиеся после короткого дневного дождя.
        — Как будете работать?
        — Не знаю. Художественные открытки становятся слишком дорогими, люди уже не заинтересованы в них так, как это было в прошлом году. Все так быстро меняется, я не успеваю приспособиться к этому.
        — Красивые вещи всегда будут в цене, — заверил он ее. — Впрочем, меня интересовало совсем не это. Что будет делать Артур?
        — Мы найдем для него помещение и откроем свою студию.
        — А что если у него не получится?
        Рита нахмурилась.
        — И почему вы заранее предрекаете этой затее провал? Артур тоже сомневается, правда, старается молчать.
        — Я просто хочу знать, что вы будете делать, если студия окажется убыточным предприятием.
        — Попробуем что-то другое.
        — Хорошо, понятно.
        Она повернулась к нему, плотнее запахивая пальто и ежась от ветра.
        — Меня тоже интересует, что собираешься делать ты. Уже через пару месяцев школа останется позади, чем же ты будешь заниматься после этого?
        — Поступлю в университет.
        — Кем хочешь стать? Химиком?
        — Да, хочу связать свою жизнь с наукой.
        — Отец знает?
        Робби поморщился, словно вспоминая о чем-то неприятном.
        — Он до сих пор надеется на то, что я буду играть в крикет с его партнерами. Мне казалось, что я весьма доходчиво говорю о своих интересах, но, похоже, он считает все это лишь блажью.
        — Мы решим этот  вопрос, обещаю, — улыбнулась она.
        Редкий день без дождя дарил свои маленькие радости. Все еще холодный воздух теперь имел совершенно иной аромат, и дыхание весны чувствовалось во всем. Рита запрокинула голову и вздохнула.
        — Ты счастлива с ним? — спросил Робби еще через некоторое время.
        — Счастлива, — кивнула она.
        — Отец не верит в это. Говорит, что ты вышла замуж ему назло. А еще теперь в его кругу ходят слухи, будто ты и впрямь изменила первая. Не представляю, что за идиотами нужно быть, чтобы говорить такие глупости. И среди этих людей мне предлагают жить до старости? Вести с ними дела, заключать сделки, наживать капитал в их обществе? Я скорее повешусь.
        Она шлепнула его по руке:
        — Никогда не говори «повешусь», — недовольно сказала ему она.
        — Все одно, — упрямо качнул головой Робби. — Что самому на себя руки наложить, что тихо умирать среди тех, кого не понимаешь и не принимаешь. Пожалуй, самоубийство даже лучше — хоть страдать не придется.
        — Хорошо, если ты хочешь говорить о самоубийстве, то говори, но умоляю, никогда не думай об этом всерьез. Я сделаю все, что потребуется для того чтобы тебе не пришлось умирать среди тех, кого ты ненавидишь. В конце концов, я ведь и сама сбежала из того мира, потому что не могла жить среди них.
        — И поэтому ты развелась с отцом?
        — Да, наверное. Мы ведь не в первый раз говорим об этом, верно?
        — Но каждый раз я открываю для себя что-то новое, так что мне такие беседы даже необходимы. А ты разве не любишь говорить со мной?
        Рита взяла его за локоть и прижалась к нему.
        — Люблю. Робби, ты и сам не представляешь, сколько радости я от этого получаю.
        Он тихо засмеялся:
        — Ты ведь поможешь и мне сбежать из этого ада?
        — Я помогу тебе не попадать в этот ад, — пообещала она.
        — А если придется говорить с отцом с глазу на глаз? Он очень этого хочет — все порывался встретиться с тобой или прийти сюда. Еле отговорил его, честное слово.
        — Даже если придется встретиться с ним, я не отступлю. Ты мой единственный сын, как же я могу допустить, чтобы ты был несчастлив?
        Робби немного помолчал, а потом довольно тихо и словно нехотя заметил:
        — Может быть, скоро появится и другой ребенок.
        — Никто не заменит тебя, — честно сказала она. — Ты мой сын, друг и помощник. То, что мы пережили вдвоем с тобой, не дано узнать никому. Разве я могу променять тебя на другого человека? Не отрицаю, у меня и Артура могут родиться и младшие дети, и я буду любить их всем сердцем, но та часть моей души, что принадлежит тебе, никогда не изменится. Она всегда будет твоей.
        — Надеюсь, это очень большая часть.
        — Я, по правде говоря, даже сама еще не знаю, насколько она велика.
        — А когда появился Артур, он не отщипнул кусочек от того, что полагалось только мне? — непонятно, то ли в шутку, то ли серьезно спросил он.
        Ответить в любом случае нужно было честно и прямо, что Рита и сделала:
        — Нет, Робби. Я люблю тебя так же сильно, как и прежде, и я не чувствую противоречий. Когда я полюбила Артура, он не забрал то, что принадлежало тебе — он просто расширил мое сердце, открыв все, что до этого спало мертвым сном.
        — Есть еще вопрос. Ничего?
        — Конечно.
        — Что стало с той частью, что когда-то принадлежала отцу? Ему ведь тоже что-то полагалось в твоем сердце?
        Рита опустила голову.
        — Та часть, наверное, исчезла. Я не могу намеренно вытолкнуть одного человека, чтобы посадить на его место другого. То, что было отдано твоему отцу, умерло в день, когда я приняла решение уйти. Мне казалось, что я лишилась половины самой себя, словно меня разрубили пополам. Словно я стала калекой, лишенной прежних возможностей. Это было больно, и я думала, что так и проживу всю жизнь с этой пустотой. Только все дело в том, что любовь не бывает одинаковой. С Артуром совершенно иная жизнь и новые чувства. Он не вернул мне утраченную половину — он создал новую и заполнил это место собой. Новые люди, которые приходят в нашу жизнь, навсегда меняют нас.
        — Но разве нет возможности вернуть потерянную любовь? — спросил Робби, накрывая ее руку своей.
        — Есть возможность сделать что угодно, но нужно желание. И потом, как я успела понять, даже заново влюбляясь в человека, все равно ощущаешь себя иначе. Чувствам не свойственно повторяться.
        Он кивнул.
        — Ты так быстро разлюбила отца?
        — Нет, не очень быстро. По правде говоря, я продолжала очень хорошо относиться к твоему отцу даже после того, как познакомилась с Артуром. Сейчас уже сложно вспомнить, когда все стало другим, но я точно знаю, что не смогла бы вернуться, даже если бы до сих пор любила его. Какой смысл метаться и менять решения? От этого будет только хуже.
        — Как жаль, что я раньше не прислушался к тебе. Я тебя совсем не знаю, мама. А теперь все твое время принадлежит Артуру, так что я уже и не смогу познакомиться с тобой ближе.
        Она засмеялась, поворачиваясь к нему. За это время он стал ее выше и даже немного расширился в плечах. Его взгляд стал серьезнее, исчезла мальчишеская угловатость и неуверенность. Робби взрослел очень быстро, и она гордилась этим, но ей также было приятно знать, что он до сих пор нуждается в ней.
        — Я всегда буду твоей матерью, и даже Артур на это никак не повлияет.
        Он опустил голову, а затем осторожно сказал:
        — Я должен признаться кое в чем. Я считал, что ты предаешь меня и отца тем, что выходишь замуж за Артура. Думал, что теперь ты будешь принадлежать только ему, и наша семья уже ничего для тебя не значит. Я рад, что это не так, но мне стыдно за свои мысли.
        Рита не сразу нашлась с ответом. Что можно было сказать?
        — Нельзя быть идеальным и всегда думать только то, что правильно. Это твои мысли, и они принадлежат тебе, так что ты не должен стыдиться их. Я люблю тебя несмотря ни на что, и это неизменно. Ты главная гордость моей жизни. Конечно, твои успехи, важны, но я могу восхищаться тобой и без них.
        Робби затаил дыхание, словно решаясь сказать что-то очень важное, а потом медленно проговорил:
        — У Эрнеста совсем другая мать. В их семье тоже не все в порядке, но она слишком слаба для того чтобы положить этому конец. Ты совершила настоящую революцию, и я просто обязан соответствовать статусу твоего сына. Я уверен, что все те женщины, что слали тебе гневные письма и унижали на улицах во время судебной тяжбы, на самом деле завидуют тебе. Ты ведь отвоевала свое право быть счастливой, хоть тебе и пришлось дорого заплатить.
        — О, Робби, я ничем не жертвовала. Сейчас я понимаю, что ничего не потеряла. В какой-то момент я осознала, что вообще ничем не дорожила в той жизни, да и ценить мне там было нечего. Признать по чести, произошло это гораздо позже, но зато теперь я чувствую себя очень хорошо. Тебе также не нужно соответствовать никакому статусу. Что это за мысли, родной? Я не сомневаюсь в том, что ты смел и силен, и мне все равно, что думают другие.
        — Вот если бы мне позаимствовать твою уверенность, это было бы прекрасно. Однако, как ты и заметила, приближается время выпуска, и с каждым днем страха во мне все больше и больше. Отец, учителя, одноклассники — все ожидают, что я стану предпринимателем или финансистом.
        — Я не буду говорить тебе «Не бойся», потому что от этих слов твой страх не исчезнет. Просто скажу, что буду рядом с тобой в любые времена, даже если все вокруг ополчатся против нас.
        — Это будет сложно. Не сомневаюсь, что тебе достанется и от учителей и от отца.
        — Ты знаешь, о чем говоришь, поскольку во время развода сделал для меня то же самое — оставался на моей стороне, когда другие бросали в меня камни. Но ведь ты пережил то время? Значит, и я смогу.
        — Мы сможем. Ты и я… и Артур тоже, наверное. Если он вникнет во все эти дела.
        ГЛАВА 56 АРТУР. ФАРФОР
        Возвратившись к жизни после перерыва, Артур принялся наводить справки и рассчитывать свои силы. Нужно было многое уточнить и проверить, поскольку открывать студию следовало лишь при полной уверенности в своих возможностях.
        За время зимы, когда весь город страдал от эпидемии, многое изменилось. Теперь некоторые предприятия закрылись, и цены значительно выросли. Подсчитав все свои сбережения, Артур пришел к не слишком приятному выводу — денег на новую студию у него не хватало. Точнее, того, что удалось сберечь после гриппа и увольнения хватило бы только на месяц работы, да и то пришлось бы отказаться от новой камеры или услуг парикмахера.
        Вся беда заключалась в том, что ему, как начинающему фотографу, не хватало слишком многого. Еще летом, наблюдая за Готлибом и сравнивая качество своих и его снимков, Артур решил, что можно делать отличные фотографии, даже не имея дорогого оборудования. Однако проработав несколько месяцев в салоне и ежедневно принимая разных людей, он понял, что старая камера больше не может удовлетворять запросы клиентов или радовать самого фотографа. Впрочем, денег на новую все равно не хватало, а потому приходилось пользоваться тем, что было. Этого было достаточно для домашних тренировок, но если речь шла о профессиональной деятельности, то ограниченных возможностей первой камеры было определенно мало.
        Рассказать об этом Рите удалось только во время одной из их традиционных прогулок. Теперь она работала днем, а по вечерам Робби постоянно был в доме, поскольку готовился к выпускным экзаменам. Остаться наедине, как ни странно, можно было, только покинув дом и оказавшись среди незнакомых людей.
        Сезон зимних прогулок не удался, приходилось наверстывать упущенное весной, и они каждый вечер покидали дом, научившись не обращать внимания на прохожих, грязные тротуары, моросящий дождь и постоянные лужи. Им нравилось ходить по улицам — это позволяло почувствовать жизнь полнее. Незнакомые люди проходили мимо, появляясь и исчезая бесследно, но глядя на них Артур понимал, что самые тяжелые времена остались позади.
        — Я должен сделать выбор, — медленно шагая рядом с ней, сказал он в один из таких вечеров.
        — Что за выбор? — мягко спросила она, и ее рука легла на его локоть.
        — Нужно решить, купить ли новую камеру или рискнуть и арендовать помещение. Если выберу второе, то придется думать о покупке реквизита, а также нанимать парикмахера. Денег на все не хватит, это уж точно, но ведь с чего-то нужно начинать.
        — Тут и думать не о чем, — сказала она с тяжелым вздохом. — Ты и сам прекрасно знаешь, как следует поступить.
        Болезнь разрушила все его планы, и Артур чувствовал горькую досаду. Если бы он не заболел, то сумел бы заработать достаточно денег, и ему хватило бы на все, что они задумали, а теперь приходилось в чем-то ограничиваться.
        — Да, знаю, но хотел удостовериться в том, что ты думаешь так же.
        — Я с тобой согласна.
        Почему-то он был уверен, что они говорят об одном и том же. Откуда-то появилась уверенность в том, что Рита прекрасно понимала, к чему он склонялся.
        — Значит, я покупаю новую камеру.
        — Это будет самым правильным решением. Кроме того, я согласилась с тобой не без личной выгоды, — продолжила она. — Дело в том, что Анна выходит замуж, и после свадьбы уже не сможет работать. Останется только Сара, но мы с ней просто не сможем успевать делать столько работы, сколько это нужно сейчас.
        Артур продолжал слушать, хотя в первое мгновение ему показалось, что она предлагает ему занять место Анны.
        — Поэтому я хочу попробовать… нет, я говорю не то. Я должна спросить у тебя, не хочешь ли ты помочь нам делать фотооткрытки.
        — Что? — Он даже не сразу понял, о чем идет речь.
        Рита терпеливо объяснила:
        — Понимаешь, в последний раз мне пришлось почти один в один срисовать твой снимок для очередного заказа. Ну, зачем тратить столько сил, если можно отпечатать и размножить фотографию?
        — Ты же сама говорила о том, что нарисованные открытки выглядят лучше, — напомнил он. — И Робби, кажется, придерживается того же мнения.
        — Я говорила это в те времена, когда ты еще не делал таких красивых снимков. Артур, я никогда не видела, чтобы кто-то мог так умело и тонко составлять композицию, как это делаешь ты. Даже у Готлиба я не замечала ничего подобного. Помнишь тех девочек в тогах?
        Он кивнул, начиная понимать, о чем она говорит. Тем временем Рита задумчиво продолжала:
        — Если бы кто-то догадался добавить в кадр другие украшения кроме цветов — хотя бы обычные ленточки — то фотографии были бы совершенно другими. К чему все эти пухлые младенцы с крыльями, когда можно сфотографировать маленькую девочку с корзинкой цветов? Ты открыл мне, что фотоснимки могут быть такими же прекрасными, как и картины. В них может быть все — загадочность, красота, утонченность. Все то, что хотят видеть мои заказчики.
        Эта идея с самого начала показалась Артуру не совсем удачной. Он не знал, что именно не понравилось ему, и разобраться смог в этом только гораздо позже. Пока же пришлось ограничиться осторожным вопросом:
        — А что если я не захочу делать такие снимки?
        Рита вздохнула и поджала губы, но не возмущенно, а скорее, озадаченно.
        — Твое решение я в любом случае буду уважать, — также деликатно ответила она.
        — Не надо обращаться со мной так, словно я Робби. Не сомневаюсь, что ты и ему говорила нечто подобное.
        — Говорила, — признала она. — Но в чем разница? Я люблю вас обоих.
        — Разница в том, что я твой муж, а не сын и относиться ты к нам должна по-разному.
        Она остановилась, вынуждая и его прекратить ходьбу. Артур встал рядом с ней, сам не зная, с чем связана эта вспышка.
        — Хорошо, милый, — холодно глядя на него, сказала Рита.
        Дверь закрылась на замок — Артур даже увидел на мгновение перед собой этот образ. Рита заперла свои мысли в сундук и повернула ключ. Опустила занавес и отрезала шнур. Похоронила шкатулку со своими эмоциями под толстым слоем земли.
        — Что значит, «хорошо»? — спросил он, уже начиная злиться.
        — Это значит, что я постараюсь соответствовать, — уже добавив к голосу этот проклятый фарфоровый звон, ответила она.
        — Что я сделал не так? — продолжал допытываться он. — Тебя так расстроила всего одна фраза?
        Несмотря на то, что на улице было все еще довольно холодно, Артур почувствовал, что его тело покрывается испариной. Почему она такая скрытная? Он полагал, что после болезни между ними не осталось преград, но Рита продолжала хранить собственные тайны при себе, не допуская никого к своим настоящим мыслям.
        — Я не расстроилась, не пугайся, Артур. Все в порядке. Если ты не хочешь работать с открытками, я ничего против твоего решения не имею. Это было просто предложение, только и всего.
        Ему захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Возвращаться к прошлым дням, когда они говорили только одними намеками, он не желал, но именно это сейчас и происходило.
        — Так нельзя, — приближаясь к ней, прошептал он. — Так просто невозможно. Я же не хотел тебя обижать, просто сказал, что думаю.
        — Я не обижаюсь, — улыбнулась она.
        Улыбка вышла свободной — без натяжки и напряжения. Однако именно это и показалось страшным — как легко она может надеть эту дружелюбную маску, отгораживая истинные чувства.
        — Не улыбайся, если тебе этого не хочется, — с почти ощутимым раздражением сказал он. — Тебе не нужно играть для меня.
        — Вот и хорошо, — все так же безразлично произнесла она. — Если ты уже нагулялся, тогда пойдем домой.
        Обратная дорога, ужин, пожелания спокойной ночи — все слилось в одно большое разочарование. Артур уже и не знал, правильно ли поступил, говоря с ней честно и открыто. Но разве не для этого созданы близкие отношения? Почему он не может сказать своей жене то, что думает на самом деле? При всей своей теплоте Рита оставалась очень сложной женщиной. Неужели он переоценил себя, полагая, что сможет стать ей хорошим мужем?
        Как и следовало ожидать, она уложила его в гостиной — словно это было вполне нормально. Стесняться Робби они перестали уже давно, но этим вечером Рита сама застелила диван, ничего не объясняя и не спрашивая. Артур не возражал — просто принял все как есть, пытаясь справиться с внутренним недовольством.
        Нет, так не должно быть! Почему он должен лежать один в полной тишине и смотреть на то, как гаснут угли в камине? Артур ворочался с боку на бок, скрипя пружинами и перекручивая простыню.
        Что его злило больше всего — ее отрешенность и апатия. Словно она вообще не утруждала себя усилиями, сохраняя энергию для чего-то более важного. Этот ее ледяной тон выводил из себя все больше и больше — Артур старался не вспоминать об этом, но в ушах постоянно звучали ее до тошноты корректные слова, и он едва сдерживался, чтобы не закричать от досады. И почему он надеялся на то, что теперь они будут понимать друг друга без проблем?
        Физическая близость ничего не стоила — даже зная совершенно все о ее теле, он оставался в полном неведении касательно души. Что за идеи посещают ее голову? О чем она думает, когда так пристально и грустно смотрит на него? Горячее желание встать и пойти в ее спальню стало почти нестерпимым, и Артур боролся с ним как мог.
        ГЛАВА 57 РИТА. НОЧНОЙ РАЗГОВОР
        По сути слова Артура не были обидными, но она ничего не могла с собой поделать. Опасаясь того, что все зайдет еще дальше, Рита отгородилась от него, считая, что лучше дождаться, когда остынут эмоции.
        Уснуть ей удалось только к полуночи, хотя распрощались они еще в десятом часу. Впрочем, отдохнуть она не смогла — как только ее сознание стало тяжелеть, дверь в спальню отворилась. Это мог быть только Артур.
        Он опустился рядом, отодвигая одеяло вниз и касаясь ее холодными руками.
        — Артур, нам нужно спать, — открывая глаза, сказала она.
        — Нет, нам нужно поговорить. — Его рука по-хозяйски двинулась вниз, и Рита уселась на кровати, хватаясь за его запястье, но он лишь крепче прижал ладонь к ее животу. — Я не смогу дотерпеть до завтрашнего дня. Утром между нами будет ходить Робби, потом тебе нужно в контору, а на обед он опять придет домой и мне придется ждать до самого вечера, когда мы пойдем гулять. Нет, так не пойдет.
        — Все, я проснулась, убери руку, — все еще пытаясь освободиться, прошептала она. — О чем ты хотел поговорить?
        Ответа не последовало, и она даже усмехнулась. Он разбудил ее только для того чтобы помолчать?
        — Ты можешь разозлиться как нормальный человек из плоти и крови? — спросил он, когда она уже перестала ждать объяснений.
        — Нет, — покачала головой она.
        — А я могу. И сейчас я очень зол на тебя. Почему ты…
        — Тише, пожалуйста, Робби спит очень чутко, — попросила она, накрывая его губы своей ладонью.
        — Ну и пусть, его наши разговоры не касаются, — все же сбавляя голос, возразил он. — О чем ты подумала, когда мы гуляли с тобой сегодня вечером?
        — Ни о чем, все нормально.
        Лишь касаясь его руки, она все равно почувствовала, как напряглось его тело.
        — О чем ты подумала? Отвечай сама, я ведь все равно добьюсь правды.
        — И что же ты мне сделаешь?
        Ей было действительно интересно, как он собирался поступить в случае ее упрямого молчания.
        — Еще не знаю, но точно заставлю тебя во всем признаться. Или дай угадаю…
        — Лучше начни первым. Будь откровенным со мной, и я отвечу тебе тем же.
        — Что я должен сказать тебе? Кажется, я уже все объяснил. Мне не нравится, что ты относишься ко мне, как к своему сыну. Так нельзя, это неправильно и вообще просто унизительно. Ты так снисходительна ко мне, так заботлива, все время пытаешься опекать меня. Неужели ты не видишь во мне взрослого мужчину? Ну, конечно… — Артур опустил голову. — Понимаю. Что за мужчина будет жить в доме своей жены? Жить на ее деньги и еще работать под ее началом. Что еще ты можешь подумать обо мне? Я обещал, что к весне открою свою студию, но теперь этим планам конец. Остается лишь надеяться на то, что фотооткрытки помогут зарабатывать хоть какие-то деньги…
        Так вот в чем дело…
        — Этого ты мне не говорил, — мягко сжимая его руку, сказала она. — Ты лишь бросил пару фраз о том, что я не вижу разницы между тобой и сыном.
        — Я просто не мог сказать.
        — А что изменилось сейчас?
        — Ты же не хочешь признаваться первой, так что выбора не осталось. Рита, поверь, мне и самому стыдно, что я не могу обеспечивать тебя и живу на твои деньги. Ты работаешь каждый день, а я просто сижу дома и упражняюсь с камерой, не принося никакой пользы.
        — За такие слова тебя нужно отколотить, — серьезно заметила она. — Нужно выбить эти странные и ошибочные идеи из твоей головы. Артур, у меня и в мыслях не было, что ты не выполняешь своих обязанностей. Ты сам думаешь об этом, и тебе кажется, что все вокруг считают так же.
        — Что еще я должен думать, если ты находишь способ для того чтобы пристроить меня к какому-нибудь полезному делу? Эти открытки на самом деле, ведь просто выход чтобы хоть чем-то меня занять? Глупые отговорки, какие-то странные доводы… я прекрасно помню, что ручная работа ценится гораздо дороже, так что тебе не нужно…
        Слушать его стало невозможно, и Рита прервала этот монолог:
        — Здесь ты ошибся. Фотооткрытки действительно нужны, и, причем не тебе, а мне. Неужели ты думаешь, что я все выдумала, лишь бы ты чувствовал себя полезным?
        Он не ответил, но все и так было ясно.
        — Это просто глупо, — прямо сказала она. — Глупо и даже смешно, если уж говорить начистоту.
        — Я хочу быть тем, кто станет надежной защитой для своей жены, а не еще одним ребенком, за которым нужно ухаживать. В прежние времена ты действительно заботилась обо мне, но тогда я надеялся, что после того, как мы поженимся, все это изменится.
        — Так ты не хочешь, чтобы я заботилась о тебе? — удивилась она. — Мне перестать готовить для тебя ванну и стирать твою одежду?
        — Ну, зачем ты меняешь смысл моих слов? — окончательно расстроился он.
        — Я просто хочу знать.
        — Нет, мне нравится, что ты заботишься обо мне как женщина и жена, но я хочу, чтобы… Рита, ты только подумай — я еще ничего не сделал без тебя. Ты сама начала работать, сама нашла клиентов, зарекомендовала себя как хороший исполнитель. Все, чего ты добилась, никак не связано со мной. А что я без тебя? Фотографии, обучение, работа — всего этого не было бы, если бы ты не толкала меня вперед. Получается, что без тебя я вообще ничего не стою. Боже, это, наверное, ужасно, что я хочу быть… другим. Пожалуйста, не думай, будто я стыжусь тебя, но мне важно знать, что я… что я не беспомощен.
        С самого юного возраста Артур сам обеспечивал себя, и сейчас его уязвляла зависимость от собственной жены. Это проступило очень ясно и четко, и Рита даже удивилась тому, что не поняла этого раньше.
        — Это не плохо, милый, — пытаясь придвинуться ближе к нему, заверила его она. — Я тебя не осуждаю. Напротив, я даже думаю, что это хорошо. Желать того, чтобы твой любимый не представлял без тебя своей жизни — это просто эгоизм. Я хочу, чтобы ты мог жить без меня, и при этом оставался полноценным и счастливым. Чтобы ты уважал себя даже тогда, когда меня нет рядом. Я вовсе не хочу, чтобы ты зависел от наших отношений, Артур. Но послушай, разве я добилась всего этого сама? Ты ведь всегда был со мной.
        — Этого явно мало, — убирая, наконец, свою руку и проводя ею по волосам, вздохнул он.
        — А что еще нужно? Ты дал мне первую идею, был моим критиком — разве этого мало? Ты нашел мне помощницу, поскольку сама я никогда бы не справилась с этим. И еще, ты знаешь все о том, как проходит моя работа, в то время как для меня твои фотографии до сих пор остаются загадками. Да и сейчас происходит то же самое. Если ты откажешься, я все пойму, но на самом деле мне придется очень тяжело. Нужно как-то бороться с новыми веяниями и идеями. Ты не представляешь, скольких клиентов я потеряла из-за появившихся в последнее время постановочных фотооткрыток. Это дешевле и быстрее, а моя работа слишком хлопотная. А уж если уйдет Анна… Конечно, я ни к чему тебя не принуждаю, но мне действительно нужна твоя помощь.
        Он обнял ее за плечи, и Рита пожалела о том, что не может разглядеть его лицо как следует — в комнате было очень темно.
        — Так это нужно тебе? — спросил он, почти прижимаясь губами к ее уху.
        Поежившись от теплого дыхания, она кивнула:
        — Ну, конечно. Думаешь, я обманывала, когда говорила о том, как прекрасно было бы попробовать работать вместе?
        — В таком случае… в таком случае я с удовольствием приму твое предложение, — коротко рассмеялся он. — Любовь моя, это такое облегчение.
        — Облегчение? Это слишком слабое слово, которое неспособно выразить все, что я чувствую. Я подумала, будто ты решил, что я хочу воспользоваться тобой, а потому и отказался. Как будто я попросила слишком многого и перешла черту.
        — Какую еще черту? — не понял он.
        — Не знаю, — честно призналась она.
        Собственные противоречивые мысли показались ей жалкими.
        — А что еще ты думала? — поглаживая ее спину и прижимаясь крепче, спросил он.
        — Думала, что я тебе наскучила. Твое раздражение… знаешь, когда Антон только начал меня ненавидеть, это было заметно по тому, как он искал во мне недостатки. Пустые замечания, упреки, постоянные поправки… ему не нравилось почти все, что я делала. И я подумала, что такой момент настал и с тобой. Ведь ты же и сам понимаешь, что Робби здесь не при чем? Твои слова о том, что я равняю тебя с ним — просто бесполезная и неубедительная попытка замаскировать разочарование и досаду. Я была уверенна в том, что ты считаешь, будто прогадал, женившись на мне. А ведь я знала, что лишь получив желаемое, ты охладеешь ко мне.
        Она редко плакала, но сейчас слезы сами покатились по щекам, обжигая лицо и заставляя ее пылать от стыда.
        — Перестань сравнивать меня с этим человеком, и не думай, что я тебя предам, — сказал он через некоторое время. — Ты все ждешь, что я потеряю к тебе интерес, и от этого у тебя появляются сомнения. Хватит мучать себя, Рита.
        — Поэтому я и уложила тебя в гостиной. Если уж я тебе опротивела, то зачем…
        — Все, довольно. — Артур потер лоб ладонью. — Опротивела, подумать только, что за слово.
        — Самое подходящее. — Она все еще всхлипывала.
        — И ты не позволила мне объясниться, просто отстранилась и выгнала из своей спальни. Из нашей спальни.
        — А о чем еще говорить? Я больше не хочу слышать такие слова. Никогда.
        — Что еще за слова?
        — Как-то мне довелось услышать, что со мной противно находиться в одной комнате. Я заставила себя не думать и не вспоминать об этом, но сегодня во время нашей прогулки это само вспыхнуло в памяти.
        — Любовь моя, я тоже помню эти слова, ты ведь рассказывала о них еще прошлым летом, но мне и в голову не могло прийти, что ты однажды припишешь их еще и мне. А что же сейчас? Ты больше не думаешь о том, что я пресытился тобой?
        — Нет. Ты ведь пришел сюда сам, я тебя не звала.
        Он немного отстранился, словно пытаясь заглянуть ей в лицо.
        — Говори мне, если тебе начинает казаться, будто я слишком холоден с тобой. И вообще, разговаривай со мной чаще.
        — Мы ведь и так постоянно беседуем. — Она вытерла слезы и шмыгнула.
        — О всяких пустяках? Или о работе? Почему ты не хочешь подпускать меня ближе? Ты готова делать что угодно, но говорить откровенно тебя просто не заставишь.
        — Когда-то я сказала тебе, что считаю соблазнительной твою способность просить помощи. Кажется, ты об этом забыл.
        — Я не думал, что ты это серьезно. Кроме того, тогда мы еще не были мужем и женой.
        Она улеглась обратно на подушку, натягивая одеяло и пожимая плечами:
        — Тебе не нужно ни о чем переживать, Артур. Я еще не нашла такого клиента, с которым можно было бы обсудить возможность перехода на фотооткрытки. Сегодня я просто предупредила тебя о том, что могу обратиться к тебе за помощью, вот и все.
        Похоже, его волновало совсем другое — он забрался под одеяло и обнял ее, явно собираясь остаться до утра.
        — Больше никогда не выгоняй меня из спальни, — целуя ее в висок, прошептал он. — Завтра поговорим о работе обстоятельнее, а сегодня нужно спать.
        Она закрыла глаза и прижалась к его плечу, засыпая со спокойной душой.
        ГЛАВА 58 АРТУР. КАМЕРЫ И СТУДИЯ
        Новая камера обошлась дешевле, чем он предполагал. Почти два года назад камеры стоили гораздо дороже, и теперь он был приятно удивлен изменившимися ценами. Наверное, сказалось всеобщее распространение фотографии и появление любителей, желавших делать семейные снимки самостоятельно. Во всяком случае, теперь, когда он точно знал, что открывать студию в ближайшее время не входит в их планы, Артур смог приобрести сразу две камеры. Оставшиеся деньги он отложил для покупки реквизита.
        Рита с интересом наблюдала за тем, как он осваивал новые приборы, долгими часами упражняясь то на заднем дворе, то в гостиной, то в спальне. Камера со штативом давала объемное и четкое изображение, фотопластины для нее требовались большие и дорогие. Для переносной маленькой камеры, которую он легко мог уместить в футляре и носить, повесив на шею, нужны были пластины знакомого размера. С ней можно было работать в любом ритме, захватывая даже движущиеся предметы. Артур подолгу настраивал каждую камеру, изучал механизм действия, пробовал менять освещение и углы обзора. На это уходило почти все свободное время, и он не замечал, когда Рита возвращалась домой, а когда уходила в магазин. Иногда она просила его составить ей компанию (чаще всего, чтобы он принес увесистые пакеты), и только тогда Артур отвлекался от своих новых игрушек.
        В одну из таких вылазок она сообщила, что, вполне возможно, скоро у него будет работа.
        — Вчера поступил заказ от одной молодой вдовы. Ужасная история, Артур, ты себе и представить не можешь. Ее муж погиб полгода назад, а через месяц ее единственной дочери исполнится годик. Ты только подумай — она еще совсем малышка, и уже никогда не увидит своего отца. Мне так ее жаль, но я не могу показать этого, потому как эта женщина очень гордая.
        Они шли по вечерней улице, и Рита держала его под локоть, не стесняясь и полностью погрузившись в свой рассказ. Март только сейчас начал пригревать тротуары, и она впервые обходилась без теплого шарфа, а сам он довольствовался легкой курткой.
        Артур любил такие дни — во всем чувствовались перемены, и хотелось двигаться без остановки. Казалось, что совсем скоро в жизни настанет особое время, которое изменит все вокруг.
        — Так вот, она спросила, не могу ли я нарисовать ее дочь на пригласительном. Думаю, может, стоит показать ей те снимки? С теми девочками в греческих тогах?
        Ей так понравились те фотографии, что Артур и сам начал находить их необыкновенными. Поначалу он решился оставить их лишь как образец удачной композиции, но Рита так восхищалась ими, что он тоже стал внимательнее разглядывать собственную работу, отмечая новые детали.
        — Если ты считаешь, что это пригодится, то почему бы и нет, — медленно шагая рядом с ней, ответил он.
        — Да, я думаю, что ей понравится такая идея. Однако делать что-либо, не посоветовавшись при этом с тобой, мне не хочется. Видишь ли, остается очень много вопросов. Что если она не захочет приглашать фотографа к себе домой? После гриппа люди очень осторожны, а она совсем недавно потеряла мужа, и у нее маленькая дочь. К тому же, единственный ребенок. Так что, проблем еще достаточно.
        — Для того чтобы сфотографировать ребенка не нужно много места, — сказал он. — Дети не требуют особого реквизита — они просто постоянно говорят с родителями и слушают их указания. Большего и не надо. Так что, если ты не возражаешь, поработать можно было бы и в конторе.
        Рита засмеялась:
        — Артур, ты ведь ни разу не был в этой конторе. Там очень мало места.
        — Место не главное, нужен лишь хороший свет.
        Она вздохнула:
        — Свет там бывает только во второй половине дня — окна выходят на запад.
        — Послеобеденный свет мягче, чем утренний. Вполне возможно, что так даже лучше. Ты очень устала? Мы могли бы пройти туда прямо сейчас и все проверить сами.
        Гадать и предполагать не хотелось.  Теплый воздух, желтоватый свет, запах весенней пыли и просыпающихся деревьев — все это воодушевляло на свершения и действия.
        — Ты действительно, хочешь пойти туда прямо сейчас? — Казалось, она была очень удивлена.
        — Да, хочу.
        — Ну, тогда давай пойдем.
        На знакомой Серединной улице он бывал редко — ему просто не хватало времени на ностальгические походы. В пятом часу пополудни многие магазины уже готовились к закрытию, и улица теряла оживленность, что, несомненно, было большим преимуществом — тратить драгоценные минуты на разговоры со старыми знакомыми ему не хотелось.
        Рита провела его внутренними дворами и остановилась перед запасной дверью магазина, находившейся с задней стороны дома.
        — Мы всегда заходим отсюда, — открывая дверь, объяснила она. — Так можно избежать встречи с клиентами и покупателями. Ненужные вопросы, любопытные взгляды — все это нужно нам меньше всего.
        — Одобряю, — улыбнулся он. — А скоро Анна выйдет замуж?
        — Уже в апреле. Обещала пригласить на свадьбу, и, видимо, нам придется пойти.
        — Ничего страшного, пробудем там пару часов и уйдем. А она не хочет сама сделать для себя пригласительные?
        — Нет, она уверенна, что этим должен заниматься ее будущий муж.
        — Мудрое решение, — согласился Артур.
        За разговорами они дошли до конторки, преодолев при этом несколько темных и тесных коридоров, в которых стоял запах дерева и лака — вероятно, совсем недавно здесь делали ремонт.
        Она открыла замок ключом и вошла в комнату, оставив дверь открытой. Артур прошел следом.
        Помещение и вправду было очень тесным — находившийся у окна стол занимал значительную часть места. Зато окно ему понравилось — большое, высокое и чистое. К тому же, со знакомыми раздвижными занавесками.
        Стулья были аккуратно задвинуты, ящики закрыты, а столешница сияла идеальной чистотой. Присутствие трех женщин чувствовалось во всем — здесь ежедневно вытирали пыль и мыли пол, а все вещи держали строго на своих местах.
        — Видишь? Места нет совершенно.
        Артур покачал головой.
        — Почему же? Здесь — он обвел глазами свободное пространство — можно сделать что угодно.
        — Ты считаешь? — недоверчиво спросила она. — А где же ты поставишь штатив?
        — В этой комнате он не понадобится, если я и буду работать здесь, то только с маленькой камерой. При желании можно покрыть занавесом одну из боковых стен — ткань будет поглощать ненужные блики, и силуэты приобретут естественность.
        Рита смотрела на него так, словно увидела нечто поразительное и необычное.
        — Что? — спросил он, поймав ее взгляд в очередной раз.
        — Видел бы ты себя со стороны. Столько энтузиазма и вдохновения, просто слов нет. Пожалуй, мы сделаем все, что ты скажешь. Я готова абсолютно на все, лишь бы ты всегда был таким счастливым и энергичным.
        Он обнял ее за талию, глядя в ее светящиеся глаза.
        — Я могу доказать, что мои слова соответствуют истине. Поверь, здесь можно делать хорошие фотографии.
        — Не нужно ничего доказывать, я и так тебе верю. Впрочем, если тебе хочется, мы можем вернуться сюда завтра, и ты попробуешь сфотографировать свою куклу. Ну, как нравится тебе такой план?
        — Конечно, — улыбнулся он, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло. — Ты ведь работаешь здесь только до обеда?
        — Да. Было бы лучше после обеда, когда больше солнца, но девочкам это неудобно. Приходится пользоваться лампой, если совсем темно. Хотя, в последнее время стало значительно проще — день начинается раньше.
        — Что ж, это хорошо. Тогда после обеда мы сможем вернуться сюда?
        — Думаю, да, — согласилась она. — Что нужно будет взять с собой? Может, стоит что-то купить?
        — Об этом я позабочусь сам, — заверил ее он.
        *
        Дождаться нужного времени было слишком сложно. Чтобы не мучиться понапрасну, Артур собирал вещи почти весь день. Еще утром Рита оставила ему на выбор несколько разных тканей, чтобы он смог выбрать себе занавес. Все это принадлежало ей еще до первого замужества, и теперь она не собиралась шить себе одежду из такого материала. Артур выбрал светло-зеленый бархат, а затем подобрал к нему подходящий шнур и крупные гвозди для того чтобы натянуть занавес вдоль стены. Переносной прибор для освещения пришлось разобрать, отделив гнезда от ножки и выкрутив все лампы. Еще вчера ему удалось заметить, что стулья в конторе были хорошие, так что другой реквизит не требовался.
        Расстояние от одной стены до другой, насколько он помнил, составляло примерно три с половиной метра. Этого было вполне достаточно для того чтобы сделать снимок в полный рост. Большего он и не желал.
        Рита вернулась в двенадцать, после чего они отправились обедать.
        — Ты еще не передумал? — спросила она, устраиваясь на кухне.
        Когда они обедали без Робби, Артур предпочитал не уходить в столовую. Так они оставались вдвоем за маленьким столом и могли продолжать есть из одной тарелки.
        — Нет. Я уже собрал все, что нужно для одного снимка.
        — Хорошо, значит, сейчас поедем превращать половину конторы в студию, — довольно заключила она. — У тебя, кажется, очень хорошее настроение.
        — Я и сам удивляюсь, — рассмеялся он. — Просто не верится, что скоро сделаю снимок на фоне занавеса.
        — А куклу ты возьмешь?
        — Нет. Вряд ли сегодня получится закончить все дела, да и к тому же, хотелось бы все выполнить без лишней спешки. Надеюсь, девушки не сильно удивятся завтра, когда увидят занавес.
        — Я их предупредила. Кстати, сегодня заказчица уже ознакомилась с теми фотографиями. Она обещала подумать. Хотя, я уверена, что вне зависимости от ее решения, мы все равно должны обустроить свободное место. Мне твои снимки пригодятся во всяком случае. Скоро в лавочках появятся живые цветы, так что композиции можно будет составлять хоть каждый день.
        Ее уверенность поддерживала и вдохновляла Артура. Рита была убеждена в том, что будущее принадлежит фотооткрыткам с художественным уклоном. Она говорила, что при должном оформлении, проявив немного воображения, можно сделать потрясающие снимки, которые будут выглядеть ничуть не хуже того, что рисовала она. Артур пытался убедить ее в том, что работа настоящего художника всегда будет оставаться в цене, но она и слушать ничего не хотела.
        — И еще мне понадобится твой совет, — уже заканчивая есть, напомнил ей Артур. — Я плохо соображаю насчет всех этих ленточек и бантиков, а без них праздничные снимки представить невозможно. Так что без тебя никак не обойтись.
        — Я думала об этом. Можно сшить кружевные и нарядные занавески для создания многослойного фона. Да много чего можно сделать, главное, чтобы получалось хорошо.
        Пообедав, они сразу же стали собираться. Артур взял чемодан со всеми вещами в одну руку, а во второй он держал ножку от лампы, пока Рита закрывала дверь. Знакомый таксист показался на дороге — он выходил из своего дома.
        — Вам не нужен водитель? — посмеиваясь, спросил он.
        — Очень нужен, — улыбнулся Артур.
        С этим мужчиной он был знаком еще с тех пор, когда ходил за продуктами во время болезни. За месяц странного знакомства они успели сказать друг другу много слов, но при этом так и не представились по именам.
        Когда они разместились в салоне, водитель завел мотор и тронулся с места.
        — А ведь вы никому не сказали о том, что собираетесь замуж, — обратился он к Рите.
        — Я ни с кем не дружу, — виновато глядя ему в затылок, сказала она.
        — Да и не об этом речь, — добродушно заметил водитель. — Вы ведь могли бы просто защитить себя. А то кругом развели сплетен на целое болото. Поговаривали о том, что вы развелись с прежним мужем, хотя я в такие россказни не верю. Не может женщина во второй раз выйти замуж после такого.
        Рита вжалась в сидение, явно не зная, что ответить. Артур взял ее ладонь обеими руками, подмигнул ей, а потом сказал:
        — Я очень рад тому, что она больше не является женой того человека.
        Таксист даже сбавил ход.
        — Неужели? — искренне удивился он. — А вы даром что тихая…
        — Да уж, — тихонько согласилась она. — Но я обещаю не заражать вашу жену такими идеями.
        — Я вот думаю… — продолжил водитель. — Этот молодой человек ведь почти сразу стал к вам в гости наведываться? Как же так получилось?
        — Сам не знаю, — еще раз ответил за нее Артур. — Просто я не мог перестать приходить к ней.
        Он почувствовал слабый толчок — Рита пыталась остановить или хотя бы сдержать его.
        — Вот как, значит, — кивая и делая собственные выводы, протянул таксист. — Значит, все это вашими стараниями, молодой человек. Вы уж простите меня за любопытство, но ведь вся улица судачила… всем так и хотелось заглянуть в ваше окно, но дом-то ваш закрыт со всех сторон.
        — Мы ни от кого не скрывались, — возразила Рита.
        — Да ясное дело, что не скрывались. Вот он к вам по главной улице ходил, а мог бы подлеском от реки подбираться, так уж точно безопаснее было бы. Да еще и всю зиму под ручку проходили.
        — Не держались мы за руки, — упрямствовала она.
         Артура эта беседа уже начала веселить.
        — Ну, не под ручку, зато рядом. Какая разница? — легко обобщил водитель. — Все равно странно это было. Жена моя очень вами интересовалась, обоими, причем сразу. Только вот завести разговор с вами непросто, что тут поделать. И сынок ваш тоже человек… кхм… не из простых смертных, скажем так. А вы, — он даже обернулся к Артуру, отчего Рита встревоженно напряглась — и вовсе ходили так, что только в окно увидеть можно было — не уследишь. Туда мигом, обратно мигом. Так что целый год весь переулок голову ломал — что ж вы делаете, что до сих пор не понесли от… ну, простите, что так говорю, просто…
        Рита вспыхнула алым цветом, и Артур отметил, что она до сих пор не утратила способности смущаться.
        — Теперь мы муж и жена, и это главное, — желая положить конец ее страданиям, подвел итог он.
        — Ну, и слава Богу, — согласился таксист. — Интересные вы соседи, с такими не скучно жить на одной улице.
        — Спасибо, — поблагодарила его за этот сомнительный комплимент Рита.
        — Вы не обижайтесь на меня, — останавливаясь у обочины дороги, извинился тот. — Просто очень уж любопытно было, правда. Я вот думаю, что лучше прямо спросить, а не собирать слухи.
        Замечание показалось логичным, но забавным — судя по тому, что он успел рассказать, слухов он уже собрал немало.
        — Конечно, — вежливо улыбнулась Рита.
        — Если будут еще вопросы, то задавайте их, — уже стоя на асфальте и подавая руку своей жене, попросил Артур. — Мы ничего не скрываем.
        ГЛАВА 59 СЕДЬМОЙ ПОРТРЕТ
        Рита глядела в окно, наблюдая за тем, как золотистые лучи солнца оставляют на тротуаре причудливые тени, меняя узор набухших качающихся веток. Работа в конторе была закончена — занавес открыли вдоль правой боковой стены, а пол застлали однотонным мягким ковриком. По углам расставили несколько ее домашних цветов, не требовавших яркого солнечного света. На то чтобы привести комнату в порядок ушло немного больше времени, чем они думали с самого начала. Один день был потрачен на занавес и пол, второй — на выбор и перевозку всех цветов и декораций. Впрочем, декорациями это назвать было сложно — просто кружевные и оборочные украшения, которые дополняли строгий вид шелка.
        День клонился к завершению — примерно через полчаса небо должно было окраситься розовыми и красными оттенками, и Рита ждала этого времени, сидя прямо на своем рабочем столе. Магазин опустел, на заднем дворе не было посторонних людей, и она могла себе это позволить — всё равно увидеть ее было некому. Разумеется, рядом находился ее муж, но он был слишком занят своей лампой, которую только сейчас начал собирать прямо на полу конторы. Рита повернулась к нему, глядя на то, как он сосредоточенно хмурит брови и поджимает губы.
        Словно почувствовав ее взгляд, Артур поднял голову и улыбнулся.
        — Я похож на Дору, — сказал он, возвращаясь к своим винтикам и гаечкам.
        — Нет, скорее, на маленького мальчика. Дора, конечно, тоже любит повозиться на земле, но она все равно не человек.
        — Кажется, что собаки бывают человечнее людей, — прилаживая к ножке очередное гнездо, прокряхтел Артур.
        — Здесь ты прав, — согласилась она. — Тебе не холодно? Может, все-таки пересядешь на стул? К тому же, скоро станет темновато.
        — Поэтому и я хочу все закончить до того, как сядет солнце, а для этого мне нужно как можно больше комфорта. На полу лучше всего.
        — Ну, как знаешь, — отворачиваясь к окну и поправляя собравшуюся складками юбку, сказала она.
        Туфли остались на полу, жакет она повесила на спинку своего стула, а несколько первых пуговиц платья просто расстегнула. Сидеть на столе было, по меньшей мере, неприлично, но сейчас ее это не волновало. Погода была чудесной, они открыли одну створку окна, которое было заколочено всю зиму напролет, и комната наполнилась дыханием приближающегося теплого сезона.
        — Та заказчица сказала, что хотела бы сделать несколько пригласительных в фотографии. Только для самых близких. А еще она спросила, не мог бы ты сделать серию отдельных снимков с ней и ее дочерью. Художественное фото в том же стиле.
        Артур отвлекся от работы и снова поднял взгляд на свою жену. Рита сидела прямо на столешнице, опираясь на одну руку и поджав ноги. Заходящее солнце наполняло все очертания слабым, но объемным светом, и ее волосы почти золотились. Платье из самого тонкого сукна синего цвета красиво лежало складками, а шляпка покоилась рядом, прямо возле ее коленей.
        — Ей понадобятся костюмы, — сказал он. — Если она хочет в том же стиле, то должна заказать столы, тоги или туники в ателье.
        — Она сошьет сама. Я не говорила? До замужества она работала портнихой.
        — Хорошо.
        — Так значит, ты сможешь сделать то, о чем она просит? Здесь хватит для этого места?
        — Думаю, да.
        Рита повернулась к нему, изменив положение тела и показав расстегнутые пуговицы сразу под воротником платья. Полная грудь, едва проглядывающие ключицы, молочно-белая кожа, плавная линия шеи — все в ней сейчас казалось безупречным. Даже выбившиеся из хватки шпилек пряди волос лежали в идеальном порядке, словно подчеркивая ее красоту и необъяснимую мягкость — незримую, но ощутимую точно как физическое тепло.
        — Нужно нечто более конкретное, чем «думаю», — улыбнулась она.
        — Если она сошьет костюмы, то я сфотографирую их прямо здесь. Сейчас, когда мы так хорошо поработали и обустроили помещения, я даже полагаю, что не смог бы работать на дому. Мне кажется, словно делать хорошие снимки можно только здесь.
        — Несмотря на отсутствие места?
        — В студии Готлиба, да и у Гектора тоже было слишком много лишнего места. Там громоздились ширмы, мебель и прочий хлам. Здесь мы используем все — от начала до конца. Так даже лучше.
        — Хорошо, — расправляя собранные у локтей рукава, вздохнула она.
        — А можно оставить рукава так? — поднимаясь с пола и стряхивая пыль с шерстяных брюк, спросил он.
        Она без возражений вновь приподняла ткань, открывая округлые запястья и изящные предплечья. Это доверие делало их отношения особенно близкими и живыми. Артур улыбался, направляясь к другому стулу, на котором лежала его сумка.
        — Зачем? — заметив, что он идет к своей сумке, все же полюбопытствовала она.
        — Хочу сфотографировать тебя, — ответил он, открывая клапан и вынимая одну из новых камер.
        — Чтобы запечатлеть свою первую студию?
        — Нет, просто хочу сделать твой портрет. Помнишь, что я сказал, прежде чем отправиться на обучение к Готлибу? — Она промолчала, и Артур сам ответил на свой вопрос. — Я сказал, что фотографии мне нужны лишь для того чтобы сохранить твою красоту. Теперь я вижу нечто необычное и прекрасное, и у меня, к счастью, есть камера. Можешь посидеть, не двигаясь?
        Она кивнула. Все же, в Артуре оставалось много непонятного. Он мыслил лишь одними ему известными образами, и Рита старалась не задавать лишних вопросов. К тому же, он уже довольно давно не фотографировал ее, так что отказывать и портить ему настроение замечаниями не хотелось.
        Он обошел ее и встал в узком пространстве между столом и боковой стеной комнаты. Камера была в его руках, и он уже держал ее у лица.
        — Как же мне повезло встретить тебя, — глядя в окно и стараясь не шевелиться, сказала она.
        — Везением это назвать сложно, — засмеялся он. — Помнишь, с чего все началось?
        — Да, с лужи и твоего мотоцикла, — быстро ответила она. Такое знакомство забыть было невозможно.
        — Этот случай стоил мне пары бессонных ночей, но зато я набрался смелости и подошел к тебе. Познакомиться с тобой было самым лучшим решением моей жизни.
        — Ответить на твою просьбу согласием было самым правильным решением моей, — вторя ему, призналась она.
        — А как же развод?
        — Я бы развелась в любом случае, а вот впустить тебя в свой дом… до сих пор не знаю, как решилась.
        — И я о том же. Подумать только, я мог проехать мимо своей жены и не заметить ее в толпе незнакомцев. Все было таким серым, таким безрадостным и однородным… я мог запросто потерять тебя в этом водовороте одинаковых шляпок, безликих драповых пальто и стеклянных витрин.
        — Но ведь этого не случилось, — склоняя голову набок, прошептала она. — Все вышло именно так, как и должно было быть.
        Артур отодвинулся к самой стене, прижимаясь спиной к холодной поверхности и все еще держа камеру на уровне глаз.
        — Так и должно быть, — согласился он.
        Желая получить снимок наверняка, Артур сменил четыре пластины, и Рита терпеливо сидела у окна. За все время их знакомства и отношений она научилась позировать без стеснения. Она стала увереннее, ее движения приобрели твердость. Нервозность, напряженность и суетливость напротив исчезли, уступая место естественному волнению и затаенной радости. Рите нравилось, что Артур продолжал делать ее фотографии даже после свадьбы. Так он показывал, что его чувства оставались прежними, и  это ощущалось во всем.
        — Нет никого красивее тебя, — опуская камеру и застегивая чехол, сказал он. — И я рад, что ты тоже понимаешь это.
        — Я красива лишь рядом с тобой, потому что ты видишь меня такой, — пряча под ресницами улыбку, возразила она. — Но в одном ты прав — когда ты фотографируешь меня, я чувствую себя самой красивой на свете.
        — Как много времени понадобилось для того, чтобы убедить тебя в этом. Подумать только, с момента нашей встречи я не уставал твердить тебе о том, как ты красива, но ничто не могло тебя убедить в правдивости моих слов. Что же, в конце концов, заставило тебя поверить мне?
        Она повернулась к нему, а затем протянула руку, словно желая дотронуться до его рубашки. Артур сделал шаг навстречу, подходя вплотную к столу и протягивая руку в ответ. Их пальцы соединились, и она легко сжала его ладонь.
        — Ты купил мне ткань для платья, помнишь? Ты смотрел на меня в театре и писал мне короткие послания в той книжке, пока шел спектакль.
        В тот вечер она увидела Элизу, и, насколько он помнил, это привело к полному провалу. Неужели было и что-то хорошее?
        Тем временем она отпустила его руку и вновь обратила лицо к окну.
        — Тогда, как ты помнишь, все закончилось не очень хорошо. Но в то же время я почувствовала себя желанной. Странное ощущение — мужчина находит меня привлекательной. Я способна волновать, пробуждать чувства, вызывать восхищение. Разум кричал мне, что все это эфемерно, что на самом деле это просто обман, и я поступила так, как велел рассудок. Однако я все же запомнила то приятное чувство, возникшее в тот момент, когда в темноте зрительного зала я поймала твой взгляд на себе.
        Все то время, пока Артур обходил стол, чтобы встать за ее спиной, пока обхватывал ее талию и притягивал к себе, на его лице играла счастливая улыбка. Их тела соприкоснулись, и Рита прижалась к его груди, поворачивая голову и касаясь его щеки своей щекой.
        — Пусть так будет всегда, — целуя мочку ее уха, сказал он.
        — Так и будет, пока рядом со мной находится мой король, — пообещала она, тихонько рассмеявшись и касаясь его лица кончиками пальцев.
        — Никакой я не король, — смутился Артур.
        Она засмеялась чуть громче, и он опустил лицо к ее шее, скользя кожей по мягким каштановым волосам и тоже начиная посмеиваться.
        — Ну, хорошо, я согласен стать королем, только если ты будешь рядом, — соглашаясь на компромисс, выдохнул он.
        ЭПИЛОГ. РОББИ
        В пятьдесят девять все ощущается не так, как в девятнадцать.
        Роберт медленно подходил к дому, в котором провел четыре года своей жизни. Иногда он думал, что это время и было самым счастливым в его судьбе.
        Дорога была разбитой и заброшенной, хотя в некоторых домах Пятого переулка все еще жили люди. Теплый и влажный июнь вступил в свои права, и Роберт наслаждался неспешной прогулкой по местам последних лет своего детства. Как странно — в те времена он твердо верил в то, что повзрослел и открыл все тайны жизни. Последовавшие за этим годы доказали обратное — он был всего лишь самоуверенным глупцом, пропустившим в жизни так много важного и даже необходимого. Роберт никогда не был женат и не имел детей. Иногда он начинал жалеть об этом, но чаще всего в его душе царило странное спокойствие, уже давно пришедшее на смену жажде новых ощущений.
        Впрочем, со стороны всегда казалось иначе — по части иллюзий он преуспел. Прожив всю жизнь в бесплодных попытках отказаться от своего сходства с отцом, Роберт был вынужден признать, что искусство маскировать действительность он унаследовал от Антона в полной мере.
        Калитка с облупившейся краской поддалась очень быстро — проржавевший замок явно не нуждался в ключе. Дорожка к дому сохранилась на удивление хорошо, да и крыльцо выглядело почти так же, как и в те времена, когда Рита выметала его по утрам.
        — Ну, здравствуй, старый друг, — вздохнул Роберт.
        В руке у него была сумка, которую пришлось опустить на деревянный пол перед дверью, чтобы вынуть из кармана ключ и открыть дом.
        Гостиная все с той же мебелью. Камин, лампа, телефон. Занавески — те же самые, которые так не понравились его матери в день переезда. Диван, на котором спал Артур, ее второй муж. Вспомнилось, как уже после покупки нового дома Артур хотел перевезти этот диван в большую гостиную двухэтажного особняка.
        Роберт остановился в дверях, сжимая зубы и боясь заплакать. Даже сейчас, когда никто не видел его, он пытался контролировать все свои эмоции.
        Слой пыли говорил яснее всяких слов — в этой комнате никто не находился лет двадцать. Шестнадцать, если быть точнее. Ровно столько лет прошло с тех пор, как не стало Артура.
        Роберт прошел дальше, открыв вторую дверь и оказываясь в узком коридоре между двумя комнатами. Ничего не изменилось. В его старой комнате все было по-прежнему. Небольшой шкаф, еще более жалкий гардероб с приоткрытыми дверцами, письменный стол, застеленная нелепым покрывалом кровать. Он застыл посреди комнаты, ощущая, как прошлое наваливается на него тяжелым грузом, под которым ему хотелось забыться и уснуть навсегда.
        В спальню матери он входил впервые. Здесь все было незнакомым, но ему казалось, что в воздухе еще хранился аромат ее масляных духов. Напрасные иллюзии — в комнате было пусто и тоскливо. Заправленная постель, покрытый слоем пыли сундук, помутневшее зеркало — все выглядело заброшенным и забытым.
        Оставался задний двор с полуразрушенной беседкой. Кухня с котлом и ванной, столовая, в которой еще стоял обеденный стол и пара стульев — ничего не изменилось. После того, как он уехал в другой город, чтобы работать вместе с Эрнестом, в этом доме жили только два человека, и все было рассчитано лишь на них. Насколько он помнил, в те редкие дни, когда он мог приехать к ним в гости, Рита и Артур не изменяли своим привычкам. Они могли есть из одной тарелки и пить чай из одной чашки. Правда, чтобы увидеть это, следовало постараться застать их врасплох. Роберт улыбнулся, вспоминая неловкое «Мы пьем чай», за которым можно было увидеть всего одну кружку на столе. И одну ложку. За простым «Мы обедаем» открывался натюрморт с одной чашкой или тарелкой. Близость, которую ему не удалось постичь даже через много лет, связывала их крепче признаний и клятв.
        Роберт прошел к беседке, а потом опустился прямо на деревянный настил.
        Настало время открыть то, к чему он не притрагивался столько лет.
        И почему Морис не показал ему это раньше? Старший сын Артура и Риты всегда страшно ревновал свою мать к Роберту. Он не понимал, что для нее Робби навсегда остался самым первым ребенком, которому она дарила свою нежность еще очень долго, вплоть до самой смерти.
        Рита ушла в пятьдесят пять. Вместе с ней погиб их личный водитель, которому также не довелось пережить столкновение на дороге. Он все еще не понимал, почему эти молодые гонщики не ездят по безлюдным трассам. Роберт вспомнил тот день, когда получил телеграмму от Артура.
        «Моей жены и твоей матери больше нет с нами. Приезжай».
        Морису было восемнадцать, Фелиции — их второй дочери — шестнадцать. Они тяжело переживали потерю матери. Насколько он помнил, они постоянно плакали, почти ничего не ели и забросили школу на целый месяц. Хотя он никогда этого не показывал, Роберт и сам едва сумел справиться со своей болью. Представлять, как смерть своей любимой жены пережил Артур, он даже не хотел.
        Фелиция часто обращалась Роберту. Сестра всегда первая писала письма, звонила каждый месяц и приезжала со своей семьей несколько раз в год. Она удачно вышла замуж и родила двух сыновей. Морис также женился, но детей у него не было. Роберт закрыл глаза и прислонился к деревянной колонне беседки. Хорошо, что Артур успел увидеть все это перед тем, как его накрыл удар шестнадцать лет назад. Ему было пятьдесят два, когда он умер.
        Все-таки его мать и ее второй муж были удивительными людьми. Они были разными, и в то же время одинаковыми. Самостоятельными и неразделимыми одновременно.
        Когда Артура не стало,  пришло время делить имущество, и Робби с удивлением узнал, что его «отчим» включил своего «пасынка» в завещание на равных правах с родными детьми. Морис  и Фелиция, кажется, этого ожидали. Тогда-то и выяснилось, насколько странной была жизнь Риты и Артура.
        Рита сумела открыть собственную компанию по производству открыток и пригласительных. Артур был владельцем одного из самых больших и известных в городе фотосалонов. Однако работать порознь эти предприятия не могли — между ними было слишком много общих дел. Фелиция, которой были переданы финансовые дела компании матери, постоянно наведывалась в фотосалон за снимками, а Морис часто отправлял своих фотографов (в большинстве своем учеников Артура) на мероприятия, для которых и изготавливались пригласительные.
        Навещая своих младших родственников, Роберт часто слышал, как они обсуждают планы и сверяют расходы. В этом было нечто поразительное и трогательное одновременно. Фелиция знала все о парикмахерах, работавших  в салоне Артура. Морис нередко общался с Милли, дочерью Юдифи, стоявшей во главе художественного отдела компании Риты.
        Сама постаревшая Юдифь, которая также иногда приходила в дом Мориса, всегда смеялась, замечая в нем черты Артура. Она видела сходство со своим воспитанником и в Фелиции, отчего ее все еще живые и озорные глаза нередко освещались искренней радостью. Эта женщина до сих пор удивляла Робби своим жизнелюбием и оптимизмом.
        Завещание Артура странным образом объединило всех детей Риты. Роберт получил третью часть всех денежных накоплений отчима, а также загородный дом, который был выстроен всего за пять лет до смерти этой удивительной женщины. Морис и Фелиция продолжали вести семейный бизнес, но всегда находили время для того чтобы каждый год приезжать к нему в тот дом и проводить с ним по несколько дней. Когда их родителей не стало, они сблизились со старшим братом, с которым были так холодны при жизни своей доброй и ласковой матери.
        С другой частью семьи все было иначе. Отец Роберта, Антон, также пробовал жениться во второй раз, но ничего хорошего из этого не получилось. Супруга, которая была младше него почти на двадцать лет, умерла при родах. Ребенок последовал вслед за несчастной матерью, но Антон, кажется, этого почти не заметил. Его странное отношение ко второй жене порой даже злило Роберта, хотя он предпочитал молчать и не вмешиваться. За долгие десятилетия ничего не изменилось. Хотя Антону было уже восемьдесят, а ему самому почти шестьдесят, Роберт по-прежнему держался несколько отстраненно и сдержанно. Окончательное разделение между отцом и сыном произошло больше сорока лет назад, когда еще совсем молодой Робби отстоял свое право заниматься наукой, а не бизнесом. Это была последняя встреча Риты и Антона, и он очень хорошо помнил, как смело и твердо держалась его мать.
        Он закрыл глаза, чувствуя, как едкие горячие слезы обжигают щеки.
        Рита обещала, что не позволит ему попасть в это гнилое общество людей, среди которых жил Антон, и она сдержала слово. Это было нелегко. Тот разговор начался утром, а закончился только глубокой ночью, и после него они оба были напрочь лишены сил.
        Робби вынул из сумки небольшую коробку. Артур завещал это ему, и теперь настало время узнать, что скрывается под крышкой. Он улыбнулся, хотя слезы на его лице еще не высохли. Морис нашел в себе силы показать ему эту коробку только спустя шестнадцать лет после смерти Артура. Какое упрямство! В чем-то Морис оставался ребенком даже сейчас. Должно быть, его обижало то, что Артур, который не приходился родным отцом Роберту, предпочел отдать некую тайну в руки своего великовозрастного пасынка, не поделившись с собственным сыном.
        Однако, несмотря на прошедшие годы и ревность Мориса, коробка была запечатанной — ее еще ни разу не вскрывали. Сургуч сохранился целым, без трещин и сколов. Роберт покачал головой, взламывая печать и открывая картонную крышку.
        Внутри лежал небольшой альбом с бархатной обложкой.
        «Гляди, как принц становится королем».
        Странная гравировка, хотя удивляться было нечему — очевидно, ее заказывал Артур, который всегда отличался оригинальным мышлением.
        Внутрь были вклеены старые фотографии. Сейчас их назвали бы раритетными.
        На первой была Рита. Это место Робби узнал почти сразу — оно и сейчас находилось у реки, недалеко от дома. Полная, высокая, зажатая и неуверенная. Зернистое желтоватое изображение не позволяло оценить все тонкости, но весь ее вид говорил о сомнениях, страхе и осторожности. Центровка кадра была не слишком удачной — фигура Риты находилась ближе к левому краю. Наверное, у Артура дрожали руки. Робби откинул голову, глядя в слепящее синее небо и пытаясь понять, когда был сделан снимок. Скорее всего, где-то через месяц после развода. Неужели они познакомились уже тогда? Так скоро?
        На втором листе был уже совершенно другой кадр — его мать сидела в кресле, в той самой гостиной, через которую он прошел несколько минут назад. Тот же камин красовался на заднем фоне, а под ее ногами был знакомый ковер. Легкая кофточка с летящими рукавами, длинная темная юбка, красивые завитые волосы — образ из прошлого, из далекого и уже овеянного романтизмом прошлого. Сейчас так уже никто не одевался, но Робби понял, что снимок делался зимой — на ручке кресла висел теплый платок, которым она обычно накрывала плечи в холодные вечера. Ее взгляд был другим, более мягким и расслабленным. Плечи были уже не такими напряженными. Кажется, в следующий момент она должна была улыбнуться. Робби приблизил альбом к самому лицу, вглядываясь в фотографию. Артур стоял предельно близко, но ему хватило ума не захватывать изображение сверху — пропорции тела Риты были естественными и знакомыми.
        Третья страница открыла ему портрет Риты в черном платье. Она стояла все в той же гостиной, но теперь у окна. Свет электрической лампы падал на ее лицо, и легкие тени лежали под носом и подбородком. Глаза его матери стали другими — в них было смущение, и даже какая-то взволнованность. Очевидно, Артур сделал ей комплимент или сказал что-то в этом роде. Этот портрет раскрывал еще больше — он позволял разглядеть, как красивы были ее губы, как плавно ложилась линия бровей, а ее полуоткрытые плечи, казалось, все еще дышали теплом и жизнью. Удивительно, как Артуру удалось сделать такой снимок.
        Четвертый лист знакомил его с иным сюжетом — Рита сидела в плетеном кресле, а на ней было какое-то светлое платье до колен. Она очень сильно похудела, но выглядела скорее гармонично, чем болезненно. Свет падал с правой стороны, подчеркивая ключицы, красивые локти и линию подбородка. Судя по всему, фото было сделано в салоне — ему не удалось узнать задний фон. Она была такой свободной, такой радостной и настоящей, что Робби почувствовал, как замирает сердце. Взгляд больших карих глаз словно преодолевал толщу прошедших лет и проникал в его душу. Приоткрытые губы, полуулыбка, расправленные плечи. Кажется, что идеальнее ничего и придумать было нельзя. Изображение также было другим — наверное, Артур пользовался чужой камерой. Этот портрет уже можно было назвать профессиональным, но в то же время в нем чувствовалось нечто более глубокое. Восхищение самого Артура наполняло снимок, и Роберт видел свою маму такой, какой ее воспринимал сам фотограф.
        Больше половины альбома осталось позади, открылся пятый лист. Робби задержал дыхание. Его мать спала, ее волосы лежали на подушке темными волнами, а плечи и верхняя часть груди были открыты. Утренний свет наполнял белую простыню и подушки сиянием, из-за чего спящая женщина казалась нереальным созданием. Нет никаких сомнений в том, что к тому времени Артур уже сумел добиться ее благосклонности — иначе он никогда не решился бы войти в спальню Риты. Какой странный снимок — обыденный и фантастический, целомудренный и откровенный, близкий и бесконечно далекий. Так вот какой могла быть эта женщина… вот, каким мог быть тот мужчина, стоявший по другую сторону камеры.
        Предпоследняя страница открыла ему еще одну сторону их жизни. Рита сидела за столом, ее голова была опущена, и в свете своего странного электрического прибора (Робби помнил эту уродливую лампу) изумительный профиль выделялся особенно ясно. Ее волосы были распущенны по плечам, в правой руке она держала карандаш, а левой опиралась о стол. На ней была грубая белая рубашка. Усталый, но в то же время счастливый взгляд был обращен к листу бумаги, но разобрать рисунок не представлялось возможным. Артур научился захватывать момент, сохраняя при этом душу своей любимой женщины на бумаге. Он подошел почти вплотную, — на фото был крупный план — но она не обратила внимания. Скорее всего, они были уже мужем и женой.
        Робби отвел взгляд от альбома, делая передышку перед последним портретом. Принц, который становился королем, не был запечатлен ни на одной из фотографий, но его взросление и совершенствование было заметно на каждом снимке.
        Вот и последняя страница. Рита сидела на столе в незнакомой комнате. На стене за ней находился занавес, но ее взгляд был направлен в окно. Из-под складок платья выглядывали ступни ее ног. Воротник был расслаблен и распущен. Красивая. Необъяснимая. Совершенная. Царственная. Счастливая.
        Сколько эмоций и чувств смог сохранить Артур? Как сильно нужно было любить женщину, чтобы суметь запечатлеть ее такой величественной и простой одновременно? Робби не сомневался, что Артур чувствовал все то же, что и Рита, образ которой навеки был сохранен старой камерой.
        История из фотографий подошла к концу. Король и королева слились в единое целое. Одни чувства, одни мечты и одни планы на двоих. Она менялась и шла к своему счастью, и ее путь прошел перед объективом. Он менялся и шел к своему счастью, оставаясь за камерой, в невидимой части. Они оба продолжали жить в этом альбоме.
        Понять и оценить это мог только Робби, который вновь почувствовал себя шестнадцатилетним мальчиком. Конечно, было множество и других фотографий Риты — Артур продолжал охотиться за ее лицом до последнего. И все же, эта серия портретов была особенной. Ни один из этих снимков не был сделан в том большом доме, где выросли Морис и Фелиция. Этот альбом должен был перейти к Робби, чтобы остаться у него навсегда.